Глава Вторая. Союз Вселенской Церкви с Римской Империей

(От Миланского эдикта (313) до падения Константинополя (1453)

Константин Великий родился в 288 году. Его отец Констанций Хлор († 306) был верховным правителем Галлии, Британии и Испании, и носил титул Цезаря. Его мать Елена происходила из простой среды и от нее Константин наследовал свою физическую силу, простоту своего обращения с людьми и глубокую набожность.

Свою молодость Константин провел при императорском дворе. Там он изучил военное искусство :и ознакомился с системой государственного управления, но там же он присутствовал при пытках и казнях христиан и испытал на себе интриги и вражду вождей Империи. Среди ненависти, страха и жестокости, господствовавших среди правителей государства, он выделялся чистотой своей жизни и непричастностью к тем заговорам, которые постоянно возникали вокруг престола. Только чудом он спасся от смерти, бежав от своих убийц к отцу в Галлию, и там в 306-ом году был провозглашен верными солдатами Констанция Хлора «Августом», т. е. одним из младших соправителей Империи. Так началась блестящая карьера молодого Константина, одного из гениальнейших монархов мировой истории. Он умел совмещать в себе качества первоклассного полководца, не потерпевшего ни одного военного поражения за все свое долгое и бурное царствование, со способностью быть справедливым и мудрым правителем величайшей империи. Кроме того он был человеком высокой духовной одаренности, сохранившим до конца жизни чуткую совесть и непогасившим в себе милосердие и сострадание к ближнему. Но не эти выдающиеся черты сделали Константина Великого Святым и Равноапостольным мужем, а его дерзновенная вера во всепобеждающую силу Креста Спасителя. Он был истинный служитель Всевышнего Бога, Которому он отдал власть над собой и вверенной ему Державой. Константин, всесильный Император Рима, с радостью и смирением последовал за Христом и стал одним из Его учеников.

Есть что-то дерзновенно прекрасное во всей личности Константина; он обладал даром проникать в тайны будущего, видеть вещи, сокрытые от взора его современников. Ему принадлежала гениальная мысль построить новую столицу Империи на берегах Босфора, и город, названный его именем, стал на долгие столетия владыкой всего ближнего Востока.

Еще более смелым было его решение не только прекратить гонения на Церковь, но и призвать христиан на помощь морально разлагавшейся Империи. Константин верно почувствовал, что будущее человечества принадлежит ненавидимой язычеством маленькой общине христиан. Константин всю свою жизнь находился под обаянием суровой и величественной личности Диоклетиана. Он разделял идеал своего державного учителя и его целью было тоже построение гигантского бюрократического государства. Но его коренное отличие от Диоклетиана заключалось в том, что он ясно сознавал, что единство Империи достижимо не на культе Царя-Бога и на связанном с ним насилии и страхе, а на добровольном принятии населяющими ее народами власти Пресвятой и Единосущной Троицы. Константин Великий хорошо знал свою Империю, и он пришел к убеждению, что только одни христиане обладают подлинным знанием о Боге и только они могут влить новую жизнь в его мировое государство. Вот почему он не побоялся порвать со всеми традициями своих предшественников, и вместо гонителя христиан стал их покровителем и другом, а под конец своей жизни даже их собратом по Церкви.

Признание Императором Константином равноправия между христианством и язычеством, обнародованное им в 313 г. эдиктом в Милане, открыло новый период в Истории Церкви. Как бы по мановению волшебства гонимые и презираемые христиане получили место почета и всеобщего признания. Императоры, которые только что предавали их на жестокие мучения и смерть, окружили себя епископами и пресвитерами и начали лично возглавлять Соборы и принимать самое деятельное участие в обсуждении вопросов учения и управления христианской общины.

Члены Церкви, которые прежде безбоязненно исповедывали свою веру перед лицом гонителей, стали искать дружбы и покровительства светских властей и в особенности самого всесильного Императора. Двери Церкви, которые I до тех пор с трудом открывались перед вновь приходящими, оказались ныне распахнутыми настежь и в них устремились толпы язычников. Эти вновь обращенные христиане часто с искренней верой приходили к Церкви, но не редко случалось, что они присоединялись к ней и ради тех выгод, которые доставляла принадлежность к Христианской общине. Подобные изменения в приеме новых членов не могли не оставить значительных следов во внутренней жизни местных Церквей. Прежнее единодушие среди верующих и их бескорыстная помощь друг другу стали скорее исключением, чем правилом. Вечери любви, где все христиане вместе обсуждали вопросы церковной жизни, исчезли из обихода. Новые богатые храмы положили начало торжественным и пышным богослужениям, но прежняя горячность молитв и внутренняя спайка среди членов были утеряны. Еженедельное Причастие было забыто, строгая покаянная дисциплина была оставлена. Число христиан возросло, но их нравственная жизнь упала почти до уровня язычников. Империя стала христианской, но ценой омирщения и ослабления духовной жизни Церкви.

Благожелательное отношение Государства к Церкви открыло перед ее членами такие возможности влияния на жизнь широких масс, о которых они не могли и мечтать в годы гонения, но вместе с тем покровительство светской власти принесло целый ряд соблазнов для христиан и лишило их того единства и чистоты нравов, благодаря которим они так ярко светились в окружающей их тьме язычества.

Прекращение гонений и широкий прилив новых членов ослабили Евхаристическое общение среди христиан. Вновь обращаемые язычники часто не понимали целительной силы, заключающейся в частом Приобщении и, таким образом, лишали себя и всю Церковь ее главного оружия против зависти и раздоров, постоянно возникающих в любом сообществе людей. Первый взрыв этих разрушительных страстей, с которыми не смогла справиться молодая Церковь, произошел в Карфагене, цветущей столице Северной Африки.

Поводом для возникновения этого раскола было недовольство части карфагенских христиан личностью вновь избранного епископа Цецилиана. Вся ссора сначала могла казаться местной и случайной и так отнесся к ней Император Константин, новый владыка Карфагена, который распространил свою власть на Африку и Италию, после своей победы в 312 году над своим соперником Императором Максенцием, врагом Церкви.

Как сторонники, так и противники Цецилиана обрадовались торжеству покровителя верующих и тотчас же обратились к Константину с просьбой вмешаться в их разногласия и поручить епископам из Галлии расследовать их взаимные обвинения. Константин, желая прекратить споры среди тех, чье единство произвело на него столь неизгладимое впечатление, немедленно распорядился доставить представителей карфагенских Церквей в Галлию, рассчитывая, что беспристрастное решение Епископов соседней области быстро восстановит желаемый мир. Но, к сожалению, эти надежды не оправдались. Ни галльские епископы, ни многочисленные Соборы, собиравшиеся по этому поводу, ни угрозы и гонения, не смогли прекратить раз возникшего раскола и восстановить пошатнувшееся единство среди членов Африканской Церкви.

Споры и расхождения среди христиан случались и в предыдущую эпоху. Иногда они вызывались странными и произвольными учениями, как, например, гностицизмом, очень напоминавшим современную теософию, но чаще они возникали на почве личного соперничества между руководителями Церкви. Эти разногласия всегда считались христианами тяжким прегрешением против заповеди Спасителя о любви друг к другу, и как только известие о спорах в какой либо местной Церкви достигало до слуха соседних Церквей, последние немедленно старались примирить противников и обычно добивались желаемых результатов.

На этой почве личного соперничества начался и Донатистский раскол, но он скоро обратился в широкое народное движение, захватившее всю Северную Африку. До нас дошло множество описаний этого раскола, но долгое время историки Церкви не могли найти причины для такой ожесточенности среди христиан, которая позволяла впоследствии Донатистам избивать своих противников и сжигать Церкви православных.

Эта ненависть друг к другу казалась тем менее понятной, что и сторонники Еп. Цецилиана и их противники Донатисты исповедывали одну и ту же Православную веру, совершали те же таинства и до самого исчезновения Церкви в Африке⁴ ничем существенно не отличались друг от друга. Само наименование Донатистов произошло от Доната, одного из фанатичных вождей этой партии. Только недавно удалюсь, наконец, понять причину этого раскола, и она оказалась связанной с тем соперничеством, которое существовало среди различных народов, населявших Северную Африку. Основное население ее состояло из Берберов, которые и сейчас продолжают быть ядром ее жителей. К ним впоследствии прибавились Пунийцы, семиты по происхождению. Еще позже, после падения Карфагена (146 до Р. X.), большое число Римлян поселилось в Северной Африке. Хотя в 4-м веке все эти народы уже в течение нескольких столетий жили вместе, но они не слились окончательно друг с другом. Глухая, но упорная борьба продолжалась между ними. Особенно непримиримыми были Пунийцы и Римляне. Они воплощали в себе наиболее противоположные черты человеческого характера. Пунийцы были страстны, жестоки и необузданны. Те из них, кто был обращен в христианство, с пламенной ревностью готовы были идти на мученичество и даже добровольно отдавали себя на страдания. Но вместе с тем они были беспощадны к отступникам от веры и готовы на их преследование. Римляне были сдержаны, осторожны, склонны к компромиссу ;и относились подозрительно ко всем крайностям. Христианская Церковь сумела преодолеть природный антагонизм этих народов и создала из них единую общину верующих. Но этот союз держался лишь той благодатной силой Евхаристии, которая дана была Церкви, и зависел от суровой дисциплины послушания друг другу, которую она налагала на всех своих членов. Единство поэтому находилось под постоянной угрозой темных страстей, обуревавших насельников Африки. Ни Константин, ни те Епископы Италии и Галлии, к которым обратились сначала за помощью спорящие партии, не разобрались в серьезности положения. Национализм был еще новой и мало понятой силой в 4-м веке. Его значение возросло, благодаря влиянию Церкви, т. к. Христианство, которое углубляет самосознание отдельного человека, способствует также пробуждению глубоких, нередко дремлющих национальных сил в народах.

Бесплодность всех попыток примирить Донатистов и сторонников Цецилиана и получилась от непонимания причин раскола. Его происхождение приписывали личной вражде, зависти, моральной испорченности, искали его тщетно в догматических расхождениях, но никто не видел, что вражда питалась наличием в Церкви различных национальностей, противоположных друг другу по своим взглядам и темпераменту. То, что для Пунийцев было героизмом – для их противников было безумием, а то, что для Латинян было благоразумие, представлялось Семитам трусостью. Эти психологические расхождения все же могли и не привести к непоправимому расколу, если бы не вмешательство светской власти. Константин вначале решительно уклонялся от участия в спорах Африканских христиан, но когда он убедился, что посредничество Галльских и Итальянских Епископов было отвергнуто Пунийцами (естественно, что Епископы из Италии и Галлии пришли к тем же решениям, которые казались разумными и справедливыми их Латинским собратьям, живущим в Северной Африке, и потому самому оставались неприемлемыми для Пунийцев), то он изменил свою политику и приказал передать все церковное имущество в руки сторонников Цецилиана. Таким образом он попытался силой прекратить раскол среди христиан. Пять лет преследования Донатистов (316–321) не привели, однако, к желаемым результатам. Наоборот, они были подобны ветру, раздувающему тлеющие угли. Местная ссора в Карфагене вспыхнула теперь в широкий всенародный пожар, охвативший все провинции Северной Африки. Константин увидал свою ошибку и круто повернул назад, прекратив все судебные процессы против Донатистов. Но уже было поздно. Озлобленные Донатисты с их фанатической жаждой мученичества окружили ореолом святости память тех, кто пострадал за их дело, и окончательно порвали свою связь с остальными христианами. Так трагично окончилась первая попытка Империи вмешаться в дела Церкви и своею властью восстановить пошатнувшееся единство среди ее членов. Последствия этого раскола были губительны. Донатизм не только привел к полнейшему исчезновению христианства в Северной Африке, но и сделал эту часть света столь враждебной Церкви, что до сих пор эта земля, когда-то бывшая оплотом христианства и давшая таких выдающихся учителей Церкви, как Тертулиана) (160–240?), св. Киприана († 258) и Блаженного Августина (354–430), остается почти единственным местом на всем земном шаре, где проповедь о Христе не встречает отклика в сердцах слушателей.

В 323 году Константин одержал при Хризополисе окончательную победу над своими политическими соперниками. Армия Лициния (311–324), Императора, управлявшего Восточной половиной Империи, была разбита, и Константин стал единодержавным владыкой всех восточных и западных провинций. Предыдущая его победа над Императором Максенцием в 312 г. принудила его заняться решением споров среди христиан Северной Африки. Победа над Лицинием привела его к необходимости принять участие в разрешении нового конфликта, возникшего между епископом Александром Александрийским (312–326) и его ученым пресвитером Арием († 336).

Церковь в Александрии была одной из наиболее просвещенных и влиятельных во всей Империи. Лучшие богословы 2 и 3 веков, как, например, Пантен († 203), Климент Александрийский († 220) и Ориген (185–254), принадлежали к ней. Александрия была знаменита своей Богословской школой, библиотеками и учеными диспутами, в которых принимали живое участие ее многочисленные и высокообразованные члены. Знаменитый церковный историк Сократ так описывает начало Арианских споров. «Однажды епископ Александр в присутствии своих пресвитеров начал объяснять с большими чем нужно философскими подробностями тайну единства Св. Троицы. Арий по любви к препирательству начал защищать противоположную точку зрения».

Спор, возникший между Александром и Арием, касался важнейшего вопроса всей христианской догматики: взаимоотношения между превечным Отцом и воплощенным Сыном. Церковь с самого начала своей истории твердо исповедывала свою веру, что Иисус Христос есть Второе лицо Св. Троицы, равный Своему Отцу; христиане долгое время не чувствовали нужды в более подробном определении этой истины. Спор, возникший между Александром и Арием, однако, как раз касался более точного объяснения христианской веры в равенство Отца и Сына. Арий и его сторонники готовы были употреблять традиционный язык Церкви и называли Иисуса Сыном Божиим. Они однако внутренне отреклись от веры в Боговоплощение, и, признавая Христа лишь за вершину творения, они восстановляли, таким образом, пропасть между людьми и Богом, Творцом вселенной. Противники Арианства, в своей борьбе с этим искажением христианства, выковали новое выражение «Единосущный Отцу», т. е. единый по существу с Отцом, и начали требовать включения его в исповедание веры в Сына Божьего, но именно оно оказалось неприемлемым для Ария и его сторонников. Это выражение вошло впоследствии в Символ Веры всей Христианской Церкви, но в начале оно возбудило горячие споры, так как само слово единосущный не находится в Священном Писании и не было известно раньше среди христиан. Оно казалось поэтому многим опасным новшеством. Большинство критиков единосущия были сами правоверными христианами, но они не понимали опасности двусмысленных выражений, искусно употреблявшихся Арием. На этой почве принятия и отвержения слова «единосущный» и разгорелась борьба среди богословов 4-го века. Император Константин был сильно встревожен появлением этого нового разделения среди Христиан. Как только он ознакомился с обстоятельствами его возникновения, он тотчас же послал своего ближайшего советника и помощника по церковным делам Епископа Кордобского Оссию (265–358) в Александрию с своими личными письмами к Александру и Арию, призывая их немедленно прекратить их распри. Но даже личное послание всемогущего Императора не произвело должного воздействия на ожесточившихся противников, и, по совету Оссия, Константин решил собрать Собор Епископов своей империи для восстановления единства и мира среди верующих.

1-й Вселенский Собор в Никеи является со многих точек зрения поворотным пунктом в Истории Церкви: его .созыв был первой попыткой Константина включить Церковь в орбиту Империи, сделать возможным для светской власти руководство ее жизнью и направление ее в желаемом государству направлении.

Только человек, подобный Константину, мог решиться на столь дерзновенное начинание, только гений, подобный ему, мог добиться ее счастливого осуществления. Ибо, что могло казаться более несовместимым по самой своей природе, чем Империя, построенная на силе меча и принуждения, и Церковь, состоявшая из самоуправляющихся общин, каждый член которых мог по своему желанию в любой момент покинуть ее.

Церковь с самого начала своего возникновения решала вопросы вероучения и управления на собрании членов местной общины. Эти собрания обычно происходили в храмах после совершения Евхаристии. Христиане верили, что голос Божий звучит там, где царят мир и единодушие среди верующих, и поэтому только те постановления считались Богом одобренными, которые принимались единодушно. Решения таких собраний сообщались соседним Церквам, которые могли принять или не принять их. В случае, если какое-либо решение одобрялось многочисленными Церквами, в особенности же теми, которые были основаны самими Апостолами, как, например, Римской, Антиохийской или Александрийской, то они обычно признавались впоследствии выражающими голос всей Церкви.

Константин взял у Церкви идею Собора, но придал ей иное содержание. Он облек ее в форму заседания Сената, старейшего органа правления Римской империи. Император, созвав своим эдиктом Первый Вселенский Собор, создал, таким образом, новый государственный институт, параллельный Римскому сенату. Согласно его плану, Церковь и Империя оставалась независимыми друг от друга, но они должны были обе подчиняться верховной власти Императора, самим Богом назначенным поддерживать мир и согласие среди человечества. Если Император желал даровать новый закон Империи, он обнародывал его через Сенат, если возникала необходимость вмешаться в дела Церкви, то он осуществлял свое право через созыв Вселенского Собора.

Оригинальность плана Константина заключалась не только в том, что он сумел сочетать в едином органе Церковное Собрание и Римский Сенат, но также, что он верно понял, какие их особенности должны быть сохранены в конституции Вселенского Собора для того, чтобы сделать его приемлемым, как для Церкви, так и для Империи. В этой части его проекта и сказалась в особенности религиозная одаренность Императора. Деловая сторона работы Вселенского Собора происходила в строгом соответствии с практикой, принятой Римским Сенатом. В центре собрания, как на Соборе, так и в Сенате, находился трон Императора, Епископы же, подобно сенаторам, занимали свои места по обеим сторонам трона. Они располагались полукругом по старшинству, так что с правой и с левой стороны от трона сидели наиболее влиятельные члены собрания. Император предлагал на их обсуждение вопросы, которые свободно разбирались собравшимися. Решения принимали силу государственного закона с момента утверждения их главою Империи. Таким образом, с внешней стороны Епископский Собор и Римский Сенат ничем не отличались друг от друга, но внутренне между ними существовало глубокое различие. Сенат решал свои вопросы большинством голосов. Собор мог выносить лишь единогласные постановления. Он был органом, созданным волей Императора, но говорить он должен был от лица Святого Духа. Это единодушное решение Собора и связывало его органически с телом Церкви, делало возможным включение в ее жизнь этого нового творения Императора.

К этому Епископскому Сенату и обратился за помощью Император Константин для разрешения Арианского спора. Заседание Собора с большим торжеством открылось в городе Никее в 325 г. в присутствии самого Константина и высших чиновников Империи. Около 318 епископов, представителей, главным образом, Восточных Епархий, приняли участие в его работе.

Для последующих поколений христиан 1-й Вселенский Собор стал олицетворением победы Церкви над заблуждением, органом мужественной защиты истинной веры от злоучения Ария. Наш современный Символ Веры обычно приписывается отцам этого Собора и называется Никейским. Но в действительности этот Собор был не только торжеством Православия над ересью, но и началом такого союза Церкви с Империей, который сделал возможным для светской власти принимать участие в обсуждении догматов и налагать наказания на членов Церкви за их Богословские мнения. Исторически также не точно утверждение, что наш Символ Веры был принят на Никейском Соборе. Он был составлен в своих основных частях, вероятно, до Первого Вселенского Собора и свою современную форму получил уже после Никеи, будучи одобрен на 2-м Вселенском Соборе в Константинополе.

Сам же создатель и вдохновитель Никейского Собора, Император Константин, наметил для него следующую задачу: он желал, при помощи собрания Епископов, установить единообразие в богослужении и обычаях христиан и найти пути для примирения между Арием и Александром. В особенности же Константин хотел установить один и тот же день для празднования Пасхи, которая справлялась в разные дни отдельными поместными Церквами.

Цель созыва Собора и свое место в жизни Церкви Император определил в своей речи, обращенной к собравшимся Епископам: Я считаю, – сказал он, – что внутренняя борьба в Церкви Божией гораздо опаснее, чем какая-либо война или внешнее потрясение. Поэтому, когда по воле Божией и с Его помощью я достиг победы над всеми моими противниками, и в то же время я узнал о вашем расколе, я не счел его имеющим лишь второстепенное значение, но, наоборот, я немедленно пригласил вас явиться ко мне, чтобы найти средства при моем посредстве для уничтожения этого зла (Евсевий. Жизнь Константина, кн. III, 12). Из этих слов явствует, какое большое значение придавал Константин согласию среди христиан и как глубоко он верил в свое призвание миротворца.

Долгое время члены Собора не могли достичь удовлетворительного решения по делу Ария. Хотя на Соборе почти не оказалось сторонников его мнения, все же многие Епископы не одобряли и выражения «Единосущный Отцу», предлагавшегося Епископом Оссием Кордубским. Еще большее число членов возражало против поспешного отлучения Ария от Церкви. Стало очевидным, что без вмешательства Императора Собор не найдет согласия, и Константин, со свойственной ему энергией, приступил к созданию единодушного решения. Под его непосредственным давлением, только два Епископа отказались признать новый Символ Веры. Они были немедленно арестованы и отправлены Константином в ссылку. Таким образом, единогласие было, наконец, достигнуто, Арий был осужден и изгнан, а остальные Епископы, после того, как они подписались под новым Символом Веры, были отпущены домой с богатыми дарами.

Первый опыт примирения церковных разногласий Императором при посредстве Вселенского Собора, казалось, привел к желательным результатам. Константин повсюду разослал послания, восхваляющие деяния Никеи. Он объявил, что его постановления теперь имеют силу закона для всех членов Церкви, так как они, будучи приняты единогласно, выражают волю Св. Духа. Единодушное решение Епископата, подтвержденное подписью самого Императора, должно было, по мысли Константина, навсегда прекратить все дальнейшие споры среди христиан.

Велики были достижения Никейского Собора. Вера Церкви в Единосущность Иисуса Христа с Богом Отцом была уточнена, единообразный способ вычисления дня Пасхи был установлен, форма для мирного сотрудничества между Церковью и Империей была найдена. Но все эти достижения были омрачены актом насилия, совершенным над меньшинством. Арест и изгнание Ария и его сторонников, не опротестованные членами Собора, открыли дверь для вмешательства светской власти в дела Церкви. Со времени 1-го Никейского Собора вопрос о принадлежности к ней перестал быть областью, где христианская община одна имела право решения. Властный голос Императора стал громко звучать при обсуждении догматических вопросов, и до конца существования Византийской Империи ее венчанный глава не уступал добытого им полномочия⁵. Больше того, отпадение от Церкви стало считаться государственным преступлением, карающимся законом, а принадлежность к Церкви – делом, заслуживающим награды со стороны светской власти.

Подобная перемена в условиях членства в Церкви была настолько решительна, настолько противоречила существовавшей раньше практике, что она вызвала неизбежно глубокие потрясения во всем церковном организме. До Никейского Собора верующие допускались лишь после долгого искуса внутрь церковной ограды, они считали величайшим благом быть членами Церкви. После Никеи, граждан Империи начали принуждать вступать в Церковь, и те, кто пытался выйти из нее, стали подвергаться суровым наказаниям. Этот принцип насилия, введенный в жизнь прежде свободных церковных общин, оказался источником новых разногласий и поводом для нескончаемых распрь и потому Собор, призванный установить мир и единодушие среди христиан, открыл период небывалой раньше борьбы и разделения, который окончился расколом Церкви на 4 основных ядра: Римского Католичества, Византийского Православия, Протестантизма и Восточного не греческого христианства.

Возникает вопрос, как же могли произойти столь значительные перемены в столь короткий срок, как могли те Епископы, которые только что столь мужественно противостояли гонению, отдать, без всякого сопротивления, власть над Церковью Императору, который к тому же даже еще не был крещен?

На этот вопрос теперь не трудно ответить. В исторической перспективе часто становится яснее, чем для самих участников событий, последствия тех или иных их решений. Главная причина, почему Епископы столь легко уступили Императору Власть над Церковью, заключалась в том, что они за немногими исключениями не предвидели всех следствий своих действий. Партия Епископа Александра была вдохновлена своей победой и не думала об ее цене, их богословские противники были напуганы наказаниями, наложенными на непокорившихся, и предпочитали молчать, а подавляющее большинство Епископов, которые не принадлежали ни к одной, ни к другой партии, были восхищены и умилены благочестием Императора, его любовью к Церкви, его искренним желанием видеть мир и согласие восстановленными среди ее членов, и потому не протестовали против действий Константина. Только одинокие голоса, предупреждавшие об опасности, раздались на Соборе, но они потонули в хоре похвал благодетелю Монарху, столь щедро одарившему тех Епископов, которые приняли участие в его работе.

Таким образом, Никейский Собор коренным образом переменил отношения между Церковью и Империей. Он также изменил значение Символа Веры. До Никейского Собора каждая поместная Церковь своими словами излагала веру в Св. Троицу и в Боговоплощение. Символ Веры был священной тайной, которую верующие учили наизусть и которая была скрыта от всех непосвященных. Так, напр., Св. Кирилл Иерусалимский († 386 г.) в своих беседах с верующими все еще осуждает записывание Символа Веры, прося своих слушателей заучить его наизусть и ни в коем случае не разглашать его непосвященным. Константин Великий вступил в борьбу против этой традиции. Он объявил, что Символ, подписанный членами Собора, является отныне государственным документом, так как он скреплен подписью самого Императора. Только те, кто признают его, могут считаться членами Церкви, все же отвергающие его, должны отлучаться от нее. Это широкое обнародование Символа Веры, сопровождавшееся наложением наказания на всех сомневавшихся в преимуществах нового текста, особенно болезненно было воспринято Церковью. Долго и упорно пытались ее отдельные общины сохранить свое прежнее отношение к Символу Веры, как к священной тайне. Долго не хотели христиане отказываться от своих привычных Символов Веры⁶, освященных преданием и кровью мучеников, но это сопротивление было постепенно сломлено. Империя победила, и в конце IV века большинство Церквей стали употреблять один и тот же Символ, который заменил как исповедание Веры, принятое на Никейском Соборе, так и те символы, которые раньше употреблялись отдельными церковными общинами. Этот Символ, называемый теперь Никео-Цареградским, поется на каждой литургии и читается при совершении Крещения и других таинств.

Радостные надежды, возбужденные согласием, достигнутым на Никейском Соборе, не оказались долговечными. Большинство Епископов, которые согласились дать свою подпись под уговоры Императора, сделали это в надежде, что они смогут, наконец, заняться своими церковными делами и что богословский спор, поднятый в Александрии, больше не будет тревожить их. Но не такова была точка зрения победившей партии на Соборе, которая нашла своего нового предводителя в лице св. Афанасия (328–373), выбранного после смерти Александра на Александрийскую кафедру. Он и его друзья повели борьбу против всех тех, кто хотя и дали свою подпись под новым Символом Веры, но предпочитали пользоваться своими прежними исповеданиями. Св. Афанасий и его сторонники защищали Истину. Никейский Символ выражал яснее и лучше то, о чем всегда учила Церковь, но что раньше не было формулировано с исчерпывающей полнотой. Но они не имели терпения в своей борьбе за новый Символ Веры. Поэтому они стали не только всенародно объявлять еретиками всех тех, кто не являлся поклонниками Никеи, но больше того, они и не чуждались помощи светской власти для подавления недовольных.

Вначале Константин всецело поддерживал Афанасия, думая, что лишь незначительное меньшинство тяготится решением Собора. Но когда он убедился, что Александрийский первоиерарх возбудил против себя недовольство среди широких кругов клира и мирян и что начатое гонение лишь сильнее разжигает страсти, он решил вернуть из изгнания тех епископов, которые были лишены своих кафедр после Никеи. Константин прибег к своей обычной политике примирения между враждующими партиями. Но ошибка уже была сделана и поправить ее было трудно. Противники Афанасия воспользовались его собственным оружием и начали обвинять его и его сторонников в ересях и требовать помощи светской власти для наказания тех, кого :им удалось отлучить от Церкви.

На Соборе Епископов в Тире в 335 г. св. Афанасий был лишен своего Александрийского престола за насилия, совершенные им против сторонников Ария. Его многочисленные враги собрали обильный материал против него. Многое было преувеличено, но далеко не все могло быть опровергнуто, и Собор торжественно низложил Патриарха. В пылу борьбы, чувствуя себя несправедливо наказанным, Афанасий бросился в Константинополь и обратился с мольбой к Императору, прося его зачеркнуть решение Собора и вернуть ему его кафедру. Это было новое трагическое отступление от преданий Церкви. Афанасий своим поступком дал возможность Императорам единолично отменять постановления Соборов, низвергать Епископов и восстановлять их в их правах. Правда, Константин отказался исполнить просьбу Афанасия, Великий Император до конца своей жизни уважал решения Соборов, но его преемники уже не считали нужным следовать его примеру. Они почувствовали себя хозяевами в Церкви и стали по своему личному усмотрению назначать и смещать Епископов и направлять по своей воле жизнь христианских общин.

В день Пятидесятницы (337 г.) Константин, приняв Св. Крещение, скончался. В его лице сошел со сцены мировой истории один из величайших монархов, человек глубокой веры, правитель исключительного дарования и дерзновенных прозрений. Как все люди, он грешил, падал и ошибался, но его жизнь была отдана служению Богу и потому его личность навсегда осталась окруженной истинным величием. Он сумел примирить Церковь и Империю и тем самым начал новый период в истории христианского человечества, который должен быть назван его именем. Этот период длился 16 столетий, много достижений, но и много ошибок было совершено в течение него с обеих сторон. Церковь дорого заплатила за потерю своей свободы, но тот дух насилия, который замутнил ее жизнь, не был сознательно введен в нее Константином. Он более, чем кто либо другой, любил и уважал дух милосердия, любви и свободы, и вот почему он по справедливости носит имя Святого и Равноапостольного Императора Рима.

После смерти Константина, Империя была разделена на 3 части между его сыновьями: Константином II (316–340), Констанцием (317–361 и Константой (323–350). При них борьба внутри Церкви достигла еще большего напряжения. Новые правители Империи не обладали дарами своего отца. Они начали произвольно вмешиваться в дела Церкви и создали еще больший хаос своими мало продуманными поступками. Один Собор созывался за другим и принимал решения, противоречащие предыдущим. Епископы свергались и возводились на свои кафедры в зависимости от победы той или иной партии. Все искали мира и преследовали друг друга с целью обрести этот мир, но никто не знал, как найти его. Все утверждали, что они защищают истину, но никто не имел сил убедить в этом своих противников. Но несмотря на эти нестроения, Церковь продолжала приобретать все новых и новых членов. Ее жизнь была светлее и чище жизни язычников, и когда Император Юлиан Отступник (361–363) попытался возродить культ богов Греции и Рима, его попытка кончилась его гибелью. Люди, однажды увидевшие Свет, уже не могли удовлетвориться той тьмой, в которой они жили раньше. После его короткого царствования, Империя вновь вернулась на путь сотрудничества с Церковью, но вместе с тем возобновились споры и борьба среди ее Епископов.

Эти же годы IV столетия были и временем знаменитых отцов Церкви, писания которых до сих пор служат для христиан лучшими изъяснениями нашей веры. Василий Великий († 379 г.), Григорий Богослов († 389 г.), Григорий Нисский († 394 г.), Иоанн Златоуст († 407 г.), оставили после себя многочисленные духовные сокровища в виде молитв, песнопений, проповедей и догматических писаний. Этот же век был также началом монашества, когда множество мужчин и женщин стали оставлять жизнь в миру и уходить в пустыню, отдавая себя на подвиг очищения своей личности: Патерик, Добротолюбие, Лествица Иоанна Лествиника и ряд других подобных книг описывают ту высокую и светлую жизнь, которую вели великие подвижники 4 и 5 веков и которая не перестает вызывать восхищение и преклонение в душах тех, кто вдохновлен трудным, но радостным путем сурового аскетического подвижничества.

Однако, духовные достижения отдельных выдающихся личностей не могли заменить отсутствие мира и согласия среди широких масс верующих, и к концу 4 века Империя оказалась на краю гибели. Ее жизненная энергия была серьезно подорвана распрями среди христиан, составлявших уже большинство ее населения. 9 Августа 378 года цвет имперской армии во главе с самим Императором Валентом (364–378) был уничтожен Готами в битве при Адрианополе. Полчища варваров были готовы обрушиться на Константинополь. Но Империи еще предстояла длинная и славная история. Ее спасителем оказался блестящий полководец Феодосий Великий, испанец по происхождению, который изгнал Готов и, будучи провозглашен Императором, восстановил мир и порядок в жизни государства и Церкви.

Феодосий был выдающимся человеком и даровитым правителем. Вспыльчивый, но справедливый, он был способен на поступки 'редкого благородства и на чувство глубокого раскаяния. Ему удалось поднять Империю на ту высоту, на которой она стояла в эпоху Константина. Что касается Церкви, то здесь Феодосий отступил от политики своего великого предшественника. Он не пытался при помощи Соборов установить мир в Церкви, но своим единоличным указом объявил, что только те христиане, которые находятся в общении с Дамасом, Епископом Рима, и Петром, Епископом Александрийским, могут считать себя членами Вселенской Церкви. Все же остальные были императорской властью причислены к еретикам и отступникам. Так. обр., Император стал проводить политику поддержки лишь тех Епископов, которые были сторонниками учения об Едино-сущий, и до конца своего царствования он не отступил от этого положения. Его задача умирения Церкви оказалась легче, чем это было для его предшественников. Христиане успели лучше оценить Богословие, восторжествовавшее на первом Вселенском Соборе, и благодаря писаниям Василия Великого и других Отцов Церкви, большинство из них увидело, что не было противоречия между верою мучеников и верою, изложенной в Никейском Символе. Церковь всегда находить путь к истине. Годы борьбы и споров, которые длились, с 325 по 381 г., были вызваны, главным образом, применением насилия. Различные партии среди Епископов нетерпеливо хотели достичь своей скорейшей победы и, вместо убеждений, пытались силой заставить своих противников принять их постановления. В 381 году Император решил, наконец, созвать Собор в Константинополе, названный впоследствии Вторым Вселенским. На нем восточные Епископы подтвердили решения, принятые на Соборе в Никеи, и на этой основе закрепили мир в Церкви. Взбаламученное море церковной жизни не могло, конечно, сразу успокоиться, но постепенно согласие было восстановлено, и Церковь приступила к выполнению своей новой и труднейшей задачи духовного руководства над всеми теми ново-крещенными христианами, которые широким потоком влились в ее ранее немногочисленные ряды. Это умиротворение Церкви сопутствовалось рядом больших изменений как в ее жизни, так и в жизни Римской Империи.

Император Феодосий твердо занял место верховного арбитра над спорящими партиями христиан. Так, например, он приказал в 383 году всем главным Епископам Востока доставить ему их исповедание веры. Получив их, Император удалился в свои покои, как пишет историк Церкви Сократ, и в горячей молитве просил у Бога открыть ему, какой Символ Веры угоден Ему. Так, полагаясь на свою совесть, он пытался разрешить вопрос об истинной вере.

Установление верховного надзора Императоров над церковными общинами не могло не отразиться на их взаимных отношениях. Императоры для того, чтобы легче руководить жизнью Церкви, со действовали ее организации по образцу Империи. Как государство подразделялось на области и провинции, так и церковные общины оказались объединенными в Митрополичьи и Патриаршии округа. Епископы больших городов Империи были приравнены к светским правителям, а пять из них получили звания Патриархов. Таковыми были Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Все ж Епископы внутри каждого Патриаршего округа были подчинены верховной власти своего Патриарха и не могли ничего делать без его разрешения.

Это новое устройство облегчило светской власти надзор над жизнью Церкви и создало возможность влиять на все множество Епископов через посредство воздействия на Патриархов и Митрополитов. Процесс возвеличивания одних Епископов над другими сопровождался все более растущей властью Епископов над пресвитерами и мирянами. Последние вскоре потеряли свое право на управление Церковью и были отстранены от непосредственного участия, как в выборах духовенства, так и в решениях вопросов веры и благочестия.

Таковы были дальнейшие изменения в жизни Церкви. Не менее серьезные перемены произошли и в Империи. Феодосии начал перестройку всего законодательства Империи. Он отказался от ее многовекового нейтралитета в делах веры⁷ и обнародовал ряд законов, которые налагали наказания за религиозные убеждения. Так, например, отречение от христианства стало рассматриваться, как преступление; лица, присоединявшиеся к христианским сектам, лишены были права оставлять наследства. Их имущество доставалось после смерти государству. Еретикам не позволялось собираться на богослужение в пределах городов. Империя стала называть себя христианской, и многие особенно жестокие наказания были отменены властью Императора.

Но государство, хотя и менялось, все же оставалось далеким от христианского идеала. Оно продолжало насиловать совесть своих подданных. До Константина Империя уничтожала своих жителей за то, что они обращались в христианство. После Феодосия Императоры заключали их в тюрьмы за то, что они не делались христианами. Церковь не могла быть уничтожена гонением, но она и не могла быть защищена от внутренних нестроений карающим мечом государственной власти.

Не успели затихнуть споры, вызванные Арием, как жизнь Церкви попала в круговорот новых бурных событий, оказавшихся гораздо более трагическими по своим последствиям, чем Арианство. На этот раз борьба завязалась вокруг вопроса о том, как объяснить тайну Боговоплощения, соединившую в Иисусе Христе Бога и человека.

Этот догматический вопрос приобрел свою особую остроту из-за начавшегося соревнования между Патриархами, в особенности же между Константинопольским и Александрийским. Иерархи V и VI веков весьма отличались от смиренных Епископов христианских общин до константиновского периода. Они вошли в высший слой чиновников Империи. Их дворцы соперничали по роскоши с императорскими, они были окружены сотнями придворных монахов и послушных слуг. Многие из них поэтому стали желать еще большей власти, пытались занять первенствующее место во всей Церкви и стать верховным владыкою над остальными Епископами.

На Западе Римскому Патриарху удалось занять господствующее положение. Императорская власть там постепенно клонилась к упадку, и Папа все более и более стал сосредотачивать в своих руках все церковное и даже государственное управление. Соперников у него на Западе не было, так как не было там и городов, могущих равняться по значению и по славе с Римом.

Не таково было положение на Востоке. Константинополь был лишь недавно основанной столицей Империи, и такие города, как Александрия в Египте и Антиохия в Сирии, с завистью смотрели на вновь возникшую столицу. Поэтому и Епископы Александрии не хотели признать старшинства Епископа Константинопольского. Сперва им удалось одержать ряд значительных побед над своими противниками. Благодаря интригам двора и проискам Патриарха Александрии Феофила († 412 г), великий Святитель Иоанн Златоуст, Патриарх Константинополя, был свергнут со своего престола и погиб в изгнании († 407 г.). Такой же участи подвергся другой Константинопольский Патриарх, Несторий († 451 г.), торжественно отлученный от Церкви на III Вселенском Соборе в Ефесе. На этом Соборе, как и на том, который сверг Иоанна Златоуста, председательствовал Александрийский Патриарх. Один из них, св. Кирилл († 444 г.), непримиримый враг Нестория, был лучший богослов своего времени. Спор, возникший между ним и Несторием, касался одного из самых трудных вопросов христианской догматики. Несторий, желая подчеркнуть, что Иисус Христос был истинный человек, допускал выражения, умалявшие Божественность Спасителя. Св. Кирилл и его последователи, защищая полноту Божественной и человеческой природы, были в опасности затемнить всю реальность Его человечности. Здесь, как и в Арианских спорах, богословская мысль приближалась к пределам, доступным человеческому разуму, но богословы, вместо того, чтобы общими и дружными усилиями найти наилучшие выражения веры, вступили в ожесточенную борьбу друг с другом, подхватывая и перетолковывая каждое недостаточно продуманное выражение своих противников и стараясь добиться их низвержения и заключения в темницу. В споре с Несторием победил св. Кирилл. Но его преемник, ученик и племянник Диоскор († 454 г.), потерпел тяжелое поражение. Хотя ему вначале и удалось на II Ефесском Соборе, так называемом разбойничьем, в 449 г. низвергнуть вновь избранного Патриарха Константинопольского Флавиана, обвинив его в неправоверии, но на этом и окончились его успехи. Отлученный Флавиан умер от ран, полученных им от разъяренной толпы монахов, которую привел с собою из Египта могущественный и властный Диоскор. Это насилие вызвало повсеместное негодование, на защиту Флавиана встали другие Епископы во главе с римским папой Львом I (440–461).

Диоскор зашел слишком далеко в своих догматических определениях, отождествив Божественную и человеческую природу в Иисусе Христе (Монофизитство). Новый Собор, созванный в Халкидоне, около Константинополя, в 451 т., окончился его поражением и изгнанием. На нем была торжественно утверждена формула, предложенная папой Львом Великим, которая утверждала, что две природы, Божественная и человеческая, в Иисусе Христе остаются неслитными, неизменными, нераздельными, неразлучными, и на ней до сих пор строится православная догматика.

Диоскор был низложен и изгнан. Власть Александрии была сокрушена. Все те, кто отказывался признать правоту Халкидонского определения веры, были объявлены Императором Маркианом (450–457) еретиками и отступниками от веры. Собор отлучил Диоскора, но напрасно его участники думали, что изгнанием Патриарха они смогут умиротворить страсти и восстановить мир. В действительности дух вражды, не преодоленный на Соборах пятого века, способствовал дальнейшему раздроблению Восточных христиан. Они окончательно раскололись на три части. Греки остались Православными, копты, сирийцы, абиссинцы, армяне пошли по следам Диоскора и сделались монофизитами. Персы и халдеи взяли сторону Нестория.

Корни этих разделений уходили в богословские вопросы первостепенной важности. Защитники Православия утверждали, что как монофизиты, так и несториане, отказываясь признать богословский язык Ефесского и Халкидонского Соборов, подрывают основу христианского вероучения, то есть твердое и не допускающее никаких двусмысленностей исповедание, что Иисус Христос был и Истинный Бог, и подлинный человек. Подавляющее большинство как несториан, так и монофизитов не отрицали этой веры, но вместе с тем они не соглашались идти по стопам византийских и римских богословов. Их сопротивление обуславливалось в значительной степени языковыми препятствиями, так как некоторые греческие и латинские выражения были непереводимы на восточные языки, а в ослеплении споров обе стороны не замечали этого. Но эти поводы для пререкания смогли стать причиной глубокого раскола только благодаря национальному соревнованию, начавшемуся в Азии и в Египте. То пламя племенных страстей, которое погубило Церковь в Северной Африка, нашло на Востоке новую благоприятную почву для своего широкого распространения. Национализм увлек Монофизитов и Несториан на путь Богословского провинциализма и односторонности и лишил их общения с Вселенским Православием.

Многие азиатские народы, приняв христианство, проснулись к новой жизни. Большинство из них под влиянием Церкви создало свою литературу, изобрело свой собственный алфавит, обогатило и уточнило свой язык. Но эти достижения обратились в камень преткновения для христиан 5-го века, и они вместо любви и уважения к национальным особенностям своих собратьев по вере, вступили в соперничество друг с другом, стремясь всячески опорочить и повредить своим противникам. В пылу борьбы обе стороны стали применять жестокости и насилие по отношению друг друга. Голоса, призывавшие к примирению и к восстановлению братской любви, даже, когда они исходили от первоиерархов Церкви и самих Императоров, отвергались с негодованием спорящими сторонами, обвинявшими миротворцев в отсутствии ревности об истине, в малодушии и отступничестве.

Вначале, несмотря на свою вражду, как Православные, так и христиане, порвавшие с Византийской Церковью, продолжали 'проявлять большую жизнедеятельность. В особенности несторияне распространили веру по всей Азии, и в VII и VIII в.в. не только области Центральной Азии, но даже Индия и Китай, были просвещены ими Христовой Истиной. Магометанство в VII столетии, а потом нашествие татар в XIII веке, нанесли, однако, непоправимый удар этим восточным неправославным христианам. Во многих странах, как например в Китае, Церковь была окончательно уничтожена⁸, а в других местах христиане потеряли руководящее место в жизни народов и стали гонимым и презираемым меньшинством среди торжествующего магометанства или язычества (Индия, Персия, Египет и Сирия). Это унижение Церкви было той ценой, которую заплатили Восточные христиане за нарушение заповеди о любви и единстве.

Разногласия среди восточных христиан, обостренные на Соборах в Ефесе и Халкидоне, были величайшим несчастием для Империи. Многочисленные народы, населявшие ее области, оказались разделенными на враждующие лагеря. Единство государства подверглось серьезной опасности. Поэтому история Византийской Империи в течение V, VI и VII веков наполнена разнообразными попытками императоров найти пути для примирения между расколовшимися христианами. Императоры все еще надеялись в течение этого периода восстановить единство Церкви и таким образом сохранить в одном государстве как греков, так и арабов, как коптов, так и насельников Италии и Северной Африки. Но эта задача оказалась неосуществимой. Империя распалась на три части: Латинский Запад, Православную Византию и Монофмзитский Восток⁹.

Последним Императором, все еще владевшим всей Империей, был Великий Юстиниан (527–565). При нем Италия, Северная Африка и часть Испании в последний раз в своей истории оказались под властью Византийского Орла, но после смерти этого Императора они были невозвратимо потеряны. Причиной этого была неудача Юстиниана добиться соглашения между монофизитами и православными. Для этого был им созван V-й Вселенский Собор в 553 г., который, однако, не сумел примирить враждующие партии¹⁰. Но, несмотря на это поражение, царствование Юстиниана было ознаменовано многими достижениями в области христианской культуры. При нем была закончена Св. София в Константинополе, это чудо христианского зодчества. При нем было обогащено богослужение православной Церкви новыми песнопениями и им были обнародованы законы, регулирующие жизнь Церкви¹¹. Ему принадлежит определение взаимоотношений между Церковью и государством, которое легло в основу всех дальнейших попыток сотрудничества между ними.

Согласно мысли Юстиниана, Бог по своему милосердию для спасения людей установил на земле две власти: Священство и Царство. Каждая из них имеет свою, ясно очерченную область. Священство несет ответственность за охранение Правоверия и истинного Богопочитания. Царь же блюдет порядок в делах управления и наблюдает за социальной справедливостью. Священство и Царство должны сотрудничать друг с другом, но не должны вмешиваться в непринадлежащую им сферу жизни, единого организма Христианского человечества.

Этот идеал оставался непоколебимым до самого конца Византийской Империи и им вдохновлялось и Московское Царство. Подобное взаимоотношение между церковной и светской властью как в истории Византии, так и в России, повлекло за собою тесный союз между Церковью и Государством. Он принес, ряд положительных достижений, но его отрицательной чертой было преследование всех тех, кто не желал подчиняться Церковной иерархии, признаваемой законной светской властью.

В начале VII века произошло событие, никем не предвиденное, но оказавшее вместе с тем глубочайшее влияние на всю последующую историю человечества. Таковым событием было появление магометанства.

Магомет (572–632) родился среди диких и всеми пренебрегаемых кочевых племен, населявших Аравийскую пустыню. Ни по своему образованию, ни по социальному положению, ни по обстоятельствам жизни, он не был подготовлен к роли одного из вершителей судеб человечества. Но когда в 610 году он почувствовал призвание Пророка, он открыл новую страницу мировой истории. Объединив под своей властью своих соотечественников, он начал священный поход против всех тех, кто не соглашался признать истинность его учения. Успех новой религии превзошел все самые смелые ожидания. В 634 году была покорена Сирия, со всеми ее несметными богатствами, в 637 г. Иерусалим и вся Палестина достались в руки магометан, в 640 г. был завоеван Египет, эта богатейшая житница мира, в 647 году Северная Африка стала достоянием арабов. Казалось, что нет силы в мире, способной противостоять магометанским полчищам. Но в 678 году Император Византийский Константин IV (668–685) нанес арабам поражение в морском бою и таким образом спас остатки Восточной Империи от рабства магометанам. Византии удалось, однако, удержать только незначительную часть своих владений, все ее самые богатые и культурные провинции оказались невозвратно утерянными, и они постепенно пришли в то состояние упадка и одичания, которое неизбежно сопутствует длительному господству магометан. Ислам, таким образом, не только отнял от Церкви те области, которые считались ее твердыней и оплотом, но юн также надолго остановил дальнейшее распространение христианства в Азии, которое возобновилось лишь в XIX веке.

Потеря Византией всех тех стран, где велась борьба между Православными, монофизитами и несторианами (т. е. Мессопотамии, Сирии, Палестины и Египета), сильно сузив пределы, как Восточной Церкви, так и Империи, поставила перед ними новые богословские задачи. Одной из них стало оправдание церковного обычая живописать лики Спасителя, Его Матери и Святых и украшать ими церкви и дома верующих. Борьбу против иконопочитания начали сами императоры, которые пытались найти точки соприкосновения с могучими магометанскими соседями. Для магометан же всякое изображение человеческого лица казалось неприемлемым и рассматривалось, как идолопоклонство. Члены Церкви, однако, мужественно встали на защиту иконопочитания, т. к. отказ от него подвергал сомнению веру в Боговоплощение, ибо если Иисус Христос был, действительно, не только Бог, но и человек, то Он мог быть и изображен, как и другие люди. После длительной борьбы Церковь победила императоров иконоборцев и в 787 г. был созван Императрицей Ириной (780–795; 797–802) VII Вселенский Собор, который торжественно подтвердил дозволительность христианам украшать свои храмы и дома священными изображениями. Этот Собор был последним, созванным Византийскими Императорами и признанным, как Восточной, так и Западной Церквами.

Тяжелые потрясения, выпавшие на долю Восточных Христиан, в особенности борьба, вызванная иконоборчеством, послужила причиной все большего отчуждения между Восточными и Западными христианами.

Положение христиан на Западе было во многом иным по сравнению с Востоком. Западная часть Империи оказалась менее жизненной, чем ее Восточная сестра. С 476 года, со смертью Ромула Августа (475–476), Императоры прекращаются на Западе и на место Империи возникают быстро сменяющиеся королевства варваров, наводнивших Италию, Галлию и Испанию, а также и Северную Африку. Среди этого политического хаоса и культурного упадка, объединяющей силой оставалась одна Церковь, возглавляемая Епископами Рима. Они все больше становились независимыми от светской власти, единственными представителями христианской) истины и римского права среди варваров язычников.

Братские сношения между Западом и Восточной Церковью стали подвергаться испытанию уже со времени 1-го Вселенского Собора. Политические условия, разница психологии, наконец, различие языка, все способствовало трениям между Востоком и Западом. Западные христиане не могли принимать живого участия в догматических спорах, ведшихся на непонятном для них греческом языке. Им чужда была вражда, разделявшая греков и коптов в Египте, или разногласия, возникшие среди различных национальностей в Сирии. Вместе с тем они вели себя с гораздо большим достоинством перед светской властью и не спешили передавать на ее суд свои споры и недоразумения. Поэтому, в течение всего бурного периода Вселенских Соборов, они держали себя в стороне от восточных споров, хотя всегда оказывали моральную поддержку тем, кого они считали правыми. Когда же на Востоке побеждала партия, враждебная точке зрения, принятой на Западе, то они обычно прерывали свое общение с Востоком, пока там вновь не укреплялись их союзники.

Такое положение длилось до начала IX века, когда на Западе появился человек, оказавшийся способным восстановить исчезнувшую Империю. Им был Карл Великий (742–812), который был торжественно коронован в Риме в 800 году папой Львом III (725–816). Это событие в корне изменило положение христианского мира. Идея единой Церкви и единой Империи была общепризнанной истиной, не возбуждавшей ни в ком сомнений. Восточные и Западные Императоры считались носителями единой власти, и все законы издавались ими совместно. Но в X веке положение стало иным. Карл Великий не имел ничего общего со своими предшественниками. Он был варвар, который дерзнул принять на себя священный сан Императора Рима. Поэтому Восточные Императоры смотрели на него, как на дерзкого выскочку, но они все же были принуждены по политическим соображениям называть его возлюбленным собратом.

Карл Великий тоже не питал дружеских чувств к Восточным Императорам. Он желал стать единым и ни от кого не зависимым владыкой. Однако, Церковь все еще соединяла его с Восточной Империей, и Карл Великий стал систематически углублять те различия, которые уже существовали Между Восточными и Западными христианами. Под его прямым влиянием Епископы подчиненных ему областей на Соборе в Ахене в 809 г. признали правильным дополнение к Символу Веры в его 10 члене слов «И от Сына» там, где говорится об исхождении Св. Духа от Отца. Еще IV Вселенский Собор торжественно объявил, что никаких изменений и дополнений не должно быть допущено в Символе Веры, и все Восточные и Западные христиане свято обязались хранить это решение. Тем не менее Карл Великий добился, что Западная Церковь отступила от этого обещания. Дополнение «и от Сына» явилось открытым нарушением братского соглашения всех христиан и потому вскоре вызвало очень тяжелые последствия. Девятый век оказался временем все углублявшегося расхождения между двумя половинами Церкви, которые находили благоприятную почву для своих споров в политическом соперничестве между Восточной Византийской и Западной Франкской Империями. Новое серьезное столкновение между Церквами произошло в середине IX века, во время Патриаршества Фотия (858–867; 877–886) и папства Николая I (858–867). Ссора, возникшая между ними, касалась преимущественно вопроса о том, кому должна быть подчинена только что основанная Церковь в Болгарии. Верховные пастыри, как Западной, так и Восточной Церкви, желали утвердить свою власть над этим, обращенным в христианство, народом и повели борьбу друг с другом по этому поводу. Были и другие менее значительные причины, которые давали предлог к взаимным обвинениям. Церковное общение между Константинополем и Римом было прервано, и с обеих сторон начали раздаваться голоса, обвинявшие противников в отступлении от предания. Западные и Восточные богословы стали составлять списки нововведений, замеченных в обычаях своих противников. Конечно, прибавка «и от Сына» к Символу Веры заняла среди них первое и самое видное место. Западные христиане всячески старались защищать это нововведение. Восточные стали еще более нападать на него и так возник многовековый ожесточенный богословский спор, давший повод для обвинения друг друга в опасных ересях.

После долгих усилий, мир между Западом и Востоком на этот раз все же был восстановлен. Здоровая ткань церковного тела не хотела разрываться. Сила единства упорно преодолевала начавшееся разложение. Но этот дух миролюбия оказался, в конце концов, бессильным преодолеть все более обострявшееся соперничество между Римом и Константинополем, вызванное желанием Пап быть верховными главами всего христианского мира. В 1054 году папский легат (посланник) Хумберт торжественно отлучил от Церкви Константинопольского Патриарха Михаила Целулария (1043–1058) во время службы в соборе Св. Софии в Цареграде, обвинив последнего в неуважении к папскому престолу. Разгневанный Патриарх со своей стороны наложил подобное же наказание на Римского посланника.

Эта ссора казалась в начале личной. Рим и Константинополь соперничали постоянно друг с другом с тех пор, как Империя взяла на себя охрану единства Церкви. Между первым Вселенским Собором (325) и последним седьмым (787) прошло 500 лет и из них только в течение 250 лет эти два Патриарха находились во взаимном общении. Т. к. отлучения от Церкви, которыми обменялись Хумберт и Целуларий, произошли после смерти папы Льва IX (1048–1054), то Император Константин Мономах (1042–1054), желая потушить начавшийся пожар, отослал Хумберта и Италию, щедро одарив его, в надежде, что новоизбранный папа пойдет на примирение с Империей и с Восточной Церковью. Этим ожиданиям, однако, не удалось осуществиться. С одной стороны, этому помешали политические события в Италии. Ее юг оказался в руках северных пришельцев, Норманов, врагов Византии, которые всячески препятствовали восстановлению братских отношений между Римом и Константинополем. С другой стороны, и в самом Папстве произошли как раз в одиннадцатом столетии глубокие перемены. В первый раз в его истории на престоле преемников Апостола Петра появились Германцы, которые принесли с собой новый дух, неизвестный дотоле в Риме. Они. начали учить о неограниченности Папской власти, и, в своей борьбе за независимость Епископата от светских правителей, они провозгласили верховенство Церкви над государством. Для того, чтобы поднять моральный уровень священства, они стали вводить обязательное для него безбрачие и, таким образом, радикально изменили взаимоотношения между духовенством и мирянами. Восточная Церковь с ее женатыми пастырями, с ее почитанием авторитета Императоров, казалась северным реформаторам низшим и испорченным выражением Христианства, требующим исправления по германскому образцу. Особенно решительно настаивал на этом самый выдающийся папа этого периода, Григорий Великий (Гильдебранд) (1073–1085), который поднял папство на вершину могущества и вместе с тем закрепил раскол между Западом и Востоком.

Плодом высокомерного отношения Запада к Православной Церкви явилось открытое соперничество между Восточными и Римскими христианами во время начавшихся в XI в. Крестовых Походов. Эта попытка латинского мира силою меча отнять от магометан Палестину вначале увенчалась успехом. Первый Крестовый Поход отдал в руки Западных христиан Иерусалим (1099) и значительную часть Сирии. Как только пришельцы с Запада утвердились на Востоке, они стали преследовать Православных и вводить повсюду свои обычаи. Власть Крестоносцев длилась, однако, недолго. Саладин (1171–1193), объединивши вокруг своей яркой личности магометан, изгнал Крестоносцев из Сирии с ее столицей Дамаском (1174), а в 1189 г. завоевал и Иерусалим-Вражда среди христиан, возбужденная появлением западных рыцарей на Востоке, вспыхнула в зловещее пламя во время 4-го Крестового Похода (1202–1204). Его участники, вместо того, чтобы продолжать борьбу с магометанами, напали на Константинополь и в Страстную Среду, 13-го апреля 1204 г., они ворвались в город, который со дня своего основания Императором Константином (11-то мая 330 г.) ни разу не был захвачен неприятелями. Озверевшие Крестоносцы предали столицу Восточной Империи неслыханному поруганию, ее несметные сокровища были разграблены, святыни осквернены, жители избиты, женщины изнасилованы. Византийской Империи был нанесен смертельный удар. Крестоносцы попытались основать на ее развалинах свое латинское царство, которое продержалось, однако, лишь полстолетия. Этот страшный день братоубийства 13-го апреля 1204 г. наложил свою кровавую печать на все дальнейшие отношения между Восточными и Западными христианами.

До разграбления Константинополя ссоры между ними ограничивались узким кругом иерархов. После разорения Цареграда, жестокая неприязнь друг к другу захватила широкие массы членов Церкви. Папа Иннокентий III (1198–1216) вначале пришел в ужас от содеянного злодеяния, но потом примирился со совершившимся, надеясь, что греки, потеряв свою политическую независимость, будут принуждены признать его главой всей Церкви. Этого, однако, не случилось. Византийская Империя была вскоре восстановлена в Азии, а в 1261 г. грекам удалось даже изгнать Крестоносцев из Константинополя и сделать его вновь своей столицей. Но они не смогли оправиться от удара, нанесенного им в 1204 году. Империя потеряла свою силу и последние два столетия ее существования были агонией когда-то великого государства. Под угрозой надвигавшихся с Востока турок, императоры несколько раз пытались купить военную помощь Запада своим подчинением Риму. Так, Император Михаил VIII Палеолог (1261–1282) в 1274 г. на соборе в Лионе признал верховенство Пап. То же сделал в 1439 году на Соборе во Флоренции Император Иоанн VIII Палеолог (1425–1448), но эти попытки к примирению, вынужденные безвыходным политическим положением, не принесли спасения Империи. Запад не прислал армий для защиты остатков Восточного Царства. Православные христиане согласились отказаться от своей церковной традиции. 29-го мая 1453 года Цареград пал под ударами несметных полчищ магометан. Последний Византийский Император Константин XIII (1448–1453) погиб, сражаясь во главе своей армии. Великий город, светоч и столица христианского мира, был попран исламом. Храм Святой Софии, непревзойденное чудо христианского зодчества, был обращен Султаном Магометом II (1451–1481) в мечеть, где вместо Православной Литургии стало прославляться имя Пророка его поклонниками. Падением Константинополя закончился Византийский период истории Православия. Руководство его жизнью, принадлежавшее до тех пор Греческой Церкви, перешло к Русской, которая в XV-ом веке, освобожденная от татарского ига (1480), нашла свой новый оплот в Москве, преемнице Цареграда.

Таковы были события в истории Церкви, которые вызвали потерю единства среди ее членов. Сначала в течение 5 и 6 века раскололись Восточные христиане, а затем в XI-ом веке ссора между папским представителем и Константинопольским Патриархом привела к прекращению братского общения между двумя половинами Вселенской Церкви. Эти пререкания вызвали братоубийственную войну в ХШ-ом веке, которая окончательно разделила Православный Восток и Католический Запад. Но эти тяжелые явления в жизни Церкви, свидетельствовавшие о проникновении в ее среду национальных и политических страстей, были все же бессильны закрыть источник воды живой. Он не прекращал пробиваться через груды мусора и грязи, набрасываемых на него недостойными членами христианской общины, и продолжал утолять духовную жажду людей, искавших истину.

Восточное Православие, несмотря на борьбу внешнюю и внутреннюю в описываемый период своей истории, как и раньше светило миру, возвещая ему радостную весть о Боговоплощении, укрепляя и возрождая жизнь человечества Святыми Таинствами. Оно учило его милосердию, помощи обездоленным и беззащитным, развивало его духовно и умственно. Приходы, монастыри и отдельные христиане отдавали свои силы и средства на дела благотворительности. При церквах строились госпиталя, убежища для престарелых и сирот. Многие иерархи, как, например Патриарх Александрийский Иоанн Милостивый (609–620), никогда не отказывали в помощи никому из просящих. Их примеру следовали и многие миряне. Особенно прославились подвигами своего милосердия женщины христианки. Имена матерей и жен великих святых, как, например, Диакониссы св. Нонны († 374), матери св. Григория Богослова и жены Еп. Григория Назианского († 374), св. Макрины († 379), сестры Василия Великого и св. Григория Нисского, св. Олимпиады (t 410), верной помощницы Иоанна Златоуста, а также св. Ксении († 457), св. Нины, просветительницы Грузии († 335), св. Публии Сирской († 369) и св. Мелании († 439), сияют яркими светочами в истории человечества. Эти богатые и знатные женщины добровольно сложили с себя все свои земные преимущества и отдали себя всецело на служение ближнему.

Церковь высоко подняла достоинство женщины, считавшейся другими религиями низшим неодухотворенным существом. Она открыла ей путь к служению Богу и обществу, и вплоть до XII века женщины диакониссы принимали деятельное участие в богослужении и тайнодействиях христианской общины¹².

Не менее значительные вклады внесла Церковь в умственную и в артистическую жизнь человечества. Великие мыслители и богословы Церкви: св. Василий Великий († 379), св. Григорий Богослов († 389), св. Григорий Нисский († 394), блаж. Августин (354–430) расширили горизонты человечества, дали ему новое познание тайны жизни Божества. Великие аскеты и наставники духовной жизни, как, например, Антоний Великий (251–356), Макарий Египетский († 390), Ефрем († 378) и Исаак (VII век) Сирианин, Иоанн Лествичник († 606), Максим Исповедник (582–662), Симеон Новый Богослов († l033), Григорий Палама (t (1360), глубоко проникли в сущность духовной жизни человека и оказались непревзойденными никем учителями духовного совершенства. Другие святые, как Иоанн Златоуст († 407) или Амвросий Медиоланский (340–397), показали примеры пастырской ревности, безбоязненной защиты человеческой личности перед всесильной властью Императора.

Велик был и вклад Церкви в поэзию. Христианские гимны и песнопения достигают редкой изобразительной силы и красоты. Роман Сладкопевец (VI век). Св. Андрей Критский (650–725), Иоанн Дамаскин († 749) и инокиня Кассия (IX столетия) могут быть по праву внесены в число первоклассных мировых поэтов. Архитектура и живопись также получили широкое развитие под влиянием христианской веры.

Достижения Церкви не были ограничены лишь вершинами человеческого духа. Она распространяла свет среди широких масс народа. Всюду создавались школы, возникали центры обучения. Племена, которые не имели своей письменности, создавали ее под влиянием христианства. Грузинский, армянский, коптский и различные малоазиатские и все славянские языки начали свою литературу с перевода на них Священного Писания. Неустанная миссионерская деятельность Церкви несла высшие нравственные понятия отдаленным и малодоступным странам. Христианство в течение первых десяти веков проникло в Абиссинию, в Индию,"в Среднюю Азию и Китай, и было проповедуемо во всей Европе. Эта проповедь Евангелия стоила жизни многим отважным миссионерам, мужчинам и женщинам, готовым на все жертвы, ради распространения истины, несшим веру и надежду людям, находившимся во тьме неведения и суеверий. Ни преследования, ни угрозы не могли остановить этой работы.

Наконец, христианское влияние сказалось на всем мировоззрении передового человечества. Исчезли игры гладиаторов, смягчались нравы, были отменены самые жестокие виды пыток и наказаний. Начало пробуждаться сознание греховности и несправедливости рабства. Но Христианство вошло в мир не как революционная сила. Церковь не пыталась установить свои законы вместо законов государства. Медленно, но неуклонно она очищала сознание людей, открывала им глаза на истину и учила их бороться с грехом. Так, например, она не пыталась сломить рабство, на котором был построен весь социальный и политический строй дохристианского человечества, но она не переставала твердить о равенстве всех людей, об ,их братстве во Христе. Она призывала всех на трапезу Святой Евхаристии, где богатый и бедный, раб и господин, знатный и нищий, – образовывали одну семью, принимая из одной чаши животворящую Плоть и Кровь Спасителя.

Таковы были дары новой светлой жизни, которые щедро раздавались Восточной Церковью всем, просившим ее благодатной помощи. То же благотворное влияние оказывала Церковь и на Западе, просвещая и возрождая новые народы, затопившие бывшую Римскую Империю, докатившиеся до южных границ Италии и Испании и даже частично переправившиеся в Северную Африку.

Но, к несчастью, начиная с одиннадцатого века, пути восточных и западных христиан решительно расходятся друг с другом и каждая сторона замыкается в своих пределах.

После разрыва своих отношений с Православной Церковью, Христианский Запад стал строить свою жизнь на признании Епископа Рима за единого непогрешимого главу Вселенской Церкви. Широкое распространение этой веры на Западе было одним из главных последствий раскола с Востоком. Отрезав себя от Православия, западные христиане стали приписывать папе все большее значение.

Это сосредоточие всей церковной власти в руках одного епископа придало стройность и единство управлению Римской Церкви и создало в ней тот дух дисциплины и послушания, которые никогда не были уделом Востока. Но эта же вера в главенство папы принесла не только благоприятные, но и разрушительные плоды. Папа Римский начал совмещать в себе власть первоиерарха Церкви и могущественного светского владыки, который требовал подчинения себе со стороны императоров и королей. Сама Церковь обратилась в некое подобие всемирной империи, и ее деятельность стала отступать от духа братолюбия. Средневековая Европа с ее глубоко-религиозной культурой, с ее величественными готическими храмами, учеными монахами и властным духовенством, является большим духовным достижением в истории человечества. Ее религиозно-философские и художественные произведения вызывают всеобщее преклонение и восхищение. Она умела создавать целостных и сильных людей, святых, подобных Бернарду Клервоскому (1091–1153), Франциску Ассизскому (1182–1226), Екатерине Сиенской (1347–1380) и Терезе Испанской (1515–1582). Она родила богослова подобного Фоме Аквинату (1225–1274), произведения которого являются неисчерпаемым источником для умозрения. Но вместе с тем ее культура была лишена того смиреномудрия и духа свободы, которые являются неотъемлемыми спутниками зрелого христианства. Латинское Средневековье было односторонне, оно пошло по пути, который привел его к неизбежной церковной революции, повлекшей за собою разрушение всего его величественного и стройного здания.

Первые голоса недовольства раздались в тех странах, которые в начале своей христианской истории были приобщены к восточной православной традиции. Иоанн Гус (1369–1415) в Чехии¹³ и священник Уиклиф (1320–1384) в Англии¹⁴ подняли протест против Рима и его владычества над Западной Европой.

Папство, хотя и ослабленное своими внутренними неурядицами¹⁵, все еще было достаточно сильно для беспощадного подавления этого опасного движения. Иоанн Гус погиб на костре в 1415 году. Уиклиф был посмертно отлучен от Церкви. Его кости были вырыты из могилы, сожжены и их пепел был рассеян по ветру. Но если папской власти удалось заглушить первые признаки недовольства, то она оказалась бессильной перед новым, и на этот раз гораздо более серьезным, восстанием против ее авторитета, случившимся в XVI веке и известным под именем Церковной Реформации.

Борьба против Рима началась одновременно в разных странах Европы, и во главе ее встали столь отличные лица, как немецкий монах Мартин Лютер (1490–1546), французский адвокат Иоанн Кальвин (1509–1564), швейцарский священник Цвингли (1484–1531) и английский король Генрих VIII (1509–1547). Раз вспыхнув, пожар духовной революции охватил своим пламенем всю Западную Европу и казалось, что он повлечет за собой окончательное уничтожение папской власти.

После упорной столетней борьбы, которая носила то богословский характер, то принимала форму военных столкновений, перемирие между враждующими партиями было достигнуто. Ни одна из них не добилась победы, и оно оставило Западную Европу разделенной на два лагеря – римской и реформированной Церквей. Большая часть романских народов – итальянцы, испанцы, французы, остались на стороне Рима, но большинство немцев, скандинавцев и англо-саксонцев заняли враждебную Риму позицию.

Таким образом, Запад дорогою ценою заплатил за свое обособление от Православного Востока, но и Восток многое потерял, благодаря прекращению общения с Западом. Он не только оказался бессильным сохранить свою политическую независимость перед лицом торжествующего магометанства, но и его умственная и социальная жизнь лишилась того богатства и той энергии, которые были ее украшением в эпоху неповрежденного единства Церкви. История показывает, что посколько христиане следовали заповеди о любви, они изобиловали дарами благодати и с ревностью проповедовали истину Боговоплощения неверующему и языческому миру. Но там, где они отрекались от братолюбия, они обрекали себя на внутреннее и внешнее поражение. Христианство есть религия свободы, а не принуждения. Члены Церкви могли избирать как путь согласия, так и путь соперничества. Однако, встав на него, они оказывались захваченными круговоротом страстей, становились жертвой национальной исключительности, личных интересов и желаний властвовать друг над другом.

В особенности два убеждения, получившие широкое распространение среди христиан, повлекли за собой губительные последствия. Первым из них было мнение, что государство, с присущим ему насилием, имеет возможность и даже несет долг охранения единства Церкви и чистоты ее учения. Второе, еще более трагическое недоразумение, было связано с идеей, что христиане в защите правоверия могут и даже должны употреблять принуждение против отступников от истины. На этом основании некоторые христиане стали учить, что Бог не только не накажет гонителей еретиков, но, наоборот, воздаст им сторицей в Своем Царстве за эту ревность о вере.

Эти два убеждения не находят своего подтверждения, ни тем более оправдания, в Новозаветном Благовестии и потому, как противоречащие воле Божией, они принесли неисчислимый вред Церкви и человечеству. С того времени, как христиане стали пытаться путем насилия прекращать разногласия, возникавшие в их среде, Церковь стала все более раздираться на части. Такие же разрушительные последствия имели и попытки государства заставить христиан подчиняться правилам веры и благочестия, которые были одобрены светской властью.

Расхождение и споры должны быть в Церкви. Апостол Павел говорит: должно быть разномыслию среди вас, чтобы открылись искуснейшие¹⁶. Человек углубляет свое знание через обсуждение спорных вопросов с другими. Поэтому разрушительны не расхождение, а вражда, не споры, а ненависть и поспешные отлучения друг друга от Церкви. Истина обладает всепокоряющей силой, однако, История Церкви содержит ряд разительных примеров, что те из ее защитников, которые стремились навязать ее насилием, оказывались главным препятствием для ее победоносного распространения.

Расколовшееся христианское человечество, однако, не было отвергнуто Богом. Его благодатные дары не были отняты от разделившихся между собою членов Церкви, но они все принуждены были нести ярмо унижения, страданий и умаления веры за свое непослушание заповеди Спасителя о пребывании в единстве друг с другом. Иисус Христос сказал Своим ученикам: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга... По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Еванг. от Иоанн, гл. 13, ст. 34–35). Нет более трудной и более радостной заповеди, чем заповедь о любви, и об этом свидетельствует история всей Церкви, со всеми ее победами и поражениями.