Глава 38. Болезнь и чудодейственное исцеление Езекии. Благодарственная молитва его
1. В те дни Езекия заболел смертельно. И пришел к нему пророк Исаия, сын Амосов, и сказал ему: так говорит Господь: сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрешь, не выздоровеешь. (Бысть же в то время, разболеся Езекиа до смерти и прииде к нему Исаиа пророк сын Амосов, и рече к нему: сия глаголет Господь: устрой о дому твоем, умираеши бо ты, и не будеши жив).
В то время, по всей вероятности, когда уже царь Ассирийский со своими войсками совершенно удалился от Иерусалима, царя Езекию постигло новое испытание – смертельная болезнь. Сам он, по-видимому, не сознавал всей опасности своего положения и не готовился к смерти и не делал никаких распоряжений о преемстве своей царской власти и о наследовании имущества. Тогда Господь посылает вестника Своей верховной воли – пророка Исаию и через него повелевает, чтобы царь благоразумно устроил дела «своего дома» или рода, главным образом, в отношении наследования своего престола, так как Езекия умрет от этой болезни, а не выздоровеет.
2–3. Тогда Езекия отворотился лицем к стене и молился Господу, говоря: «о, Господи! вспомни, что я ходил пред лицем Твоим верно и с преданным Тебе сердцем и делал угодное в очах Твоих». И заплакал Езекия сильно. (И обрати Езекиа лице свое к стене, и помолися к Господеви, глаголя: помяни, Господи, како ходих пред Тобою со истиною, и сердцем истинным, и угодная пред Тобою сотворих. И плакася Езекиа плачем великим).
Огорченный известием о приближающейся смерти. Езекия не предался, однако, отчаянию; но, признавая, что болезнь и преждевременная смерть являются наказанием Божиим за его грехи, он обращается к Богу с молитвой, в надежде, что Господь увидит его сокрушенное сердце и пощадит его, как пощадил некогда его праотца – Давида, которому возвестил грозный суд Божий Нафан пророк, и как некогда пощадил Он пророка Иону. В молитве своей Езекия особенно указывает на свои богоугодные дела, дабы тем выразить свою преданность Богу при всех неблагоприятных обстоятельствах своего царствования.
4–6. И было слово Господне к Исаии, и сказано: пойди и скажи Езекии: так говорит Господь, Бог Давида, отца твоего: Я услышал молитву твою, увидел слезы твои, и вот, Я прибавлю к дням твоим пятнадцать лет, и от руки царя Ассирийского спасу тебя и город сей и защищу город сей. (И бысть слово Господне ко Исаии, глаголя: иди, и рцы Езекии: тако глаголет Господь Бог Давида отца твоего: услышах молитву твою, и видех слезы твоя: се прилагаю к летам твоим, лет пятьнадесять. И от руки царя Ассирийска избавлю тя, и град сей, и защищу о граде сем).
Так как Езекия подражал в своей молитве кроткому Давиду, то и Господь оказывает ему милость также через пророка, как достойному потомку, как истинному сыну и наследнику Давида, и прилагает или прибавляет к его жизни еще пятнадцать лет. И к этому прибавляет еще то утешительное обетование, что эти пятнадцать лет не будут бедственны, а будут годами мирного царствования, потому что Иерусалим будет избавлен от нашествия царя Ассирийского, столь страшного врага Езекии. – Так, сердечное покаяние, сопровождаемое слезами, не только утоляет праведный гнев Божий и низводит милосердие, но и снискивает благословение Господне.
7–8. И вот тебе знамение от Господа, что Господь исполнит слово, которое Он изрек. Вот, я возвращу назад на десять ступеней солнечную тень, которая прошла по ступеням Ахазовым. И возвратилось солнце на десять ступеней по ступеням, по которым оно сходило. (Сие же тебе знамение от Господа. Яко Бог сотворит глагол сей, якоже глагола. Се аз возвращу сень степеней, имиже сниде солнце десять степеней дому отца твоего, возвращу солнце десять степеней, имиже сниде сень. И взыде солнце десять степеней, имиже сниде сень).
В удостоверение того, что «глагол Божий», т.е., откровение о продлении благополучной жизни Езекии на пятнадцать лет непременно исполнится, Исаия дает ему «знамение» – чудо в такой области мира, которая совершенно недосягаема для человека, – на небе, а именно возвращение солнца в своем течении на десять степеней, определяемое движением тени по ступеням дома Ахаза.62 И, по слову пророка, солнечная тень действительно взошла обратно на десять степеней. Так совершилось чудо – знамение, подобное тому, которое совершилось при Иисусе Навине.
Так как это чудо-знамение, одно из величайших чудес, совершилось в области явлений, подлежащих наблюдению и пониманию – со стороны законов и условий понимания природы вообще; то многие любознательные исследователи событий из истории Откровения стремятся приблизить чудо-знамение Исаии до некоторой степени к пониманию его естественных условий. В ответ на вопрос о том, каким образом совершилось возвращение солнца и тени по степеням лестницы во дворце Ахаза или на гномоне, существует несколько предположений – Дедерлен замечает, что весьма ошибаются те, которые принимают, что само солнце подвинулось со своего места так, что подвинулась и тень, отраженная на гномоне или горологии. Было бы странно думать, что по требованию божественной Премудрости, ради подтверждения одного обетования, данного одному человеку, не только изменился прежний порядок в мире, но и произошел беспорядок в нем... Отсюда некоторые пытались предложить более здравое мнение для объяснения этого события. – Спиноза в «Богословско-политическом трактате» (гл.2) признавал, что все это необыкновенное движение тени произошло от преломления лучей солнца в облаках. Подобно тому Вельтгузий думал, что вся та перемена в движении тени зависела от облака, которое захватывало лучи солнца в известном количестве и преломляло их в равной мере, причем на ступенях лестницы или на делениях гномона давало свет или тень. Вельтгузий ссылается на опыт, по которому подобное движение тени вперед и назад можно произвести отражением солнечных лучей в стеклянной вазе, наполненной водой, или в зеркале. Милий, в рассуждении «О величии Божием» (1743 г. стр.473–479), рассказывает, что в начале восемнадцатого века, в Меце (в Лотарингии) было замечено, что при неожиданном появлении облачка, которым были отражены солнечные лучи, тень гномона отошла назад даже на полтора часа. И в настоящее время полагают, что именно подобное же отклонение тени от преломления лучей в облаках или вообще в атмосфере произошло в то время, когда пророк Исаия давал знамение царю Езекии. Так, проф. Е.Ловягин рассуждает: «Солнечные лучи, переходя через воздух, могут отклоняться во все стороны, более или менее значительным образом, смотря по изменению в плотности слоев атмосферы. Таким образом, преломление лучей света в воздухе обыкновенно немного увеличивает продолжение дня. Творец и Владыка природы, вместо обыкновенного изменения плотности в слоях воздуха, мог сообщить изменение необыкновенное и тем сосредоточить солнечные лучи в требуемом месте на продолжительнейшее время, т.е., увеличить день или отклонить свет в противоположную сторону, а вместе с тем, разумеется, отклонить и тень.63
9. Молитва Езекии, царя Иудейского, когда он болен был и выздоровел от болезни. (Молитва Езекии царя Иудейска, егда боле, и воста от недуга своего).
Эта молитва Езекии составлена и написана им самим в виде записи на особом свитке, и внесена в книгу пр. Исаии, как дополняющая его сказание о величайшем событии из жизни этого благочестивого царя. Она выражает его чувства, и те, которые он испытывал во время болезни, и те, которые переживал по исцелении.
10–11. «Я сказал в себе: в преполовение дней моих должен я идти во врата преисподней; я лишен остатка лет моих. Я говорил: не увижу я Господа, Господа на земле живых; не увижу больше человека между живущими в мире. (Аз рекох в высоте дней моих, пойду во врата адова, оставлю лета прочая. Рекох, ктому не узрю спасения Божия на земле живых, ктому не узрю спасения Израилева на земле, ктому не узрю человека со живущими).
Благочестивый Езекия, достигнув «высоты» или преполовения своих дней, утешенный и возвеличенный величайшим делом милости Божией – чудесной победой над сильнейшим врагом – Сеннахиримом, надеялся мирно и богоугодно жить; но вдруг поражается смертельной болезнью; он даже не надеется теперь выходить к воротам Иерусалима и решать дела в торжественных собраниях народа, нет, он должен неминуемо идти во врата ада... и оставить «лета прочия», т.е. года остальной половины жизни, ибо из ворот ада нет возврата к прежней жизни. Сознавая, что Бог его наказал и отверг, – он уже не надеется видеть спасение свое от Господа, не смеет ожидать его на земле живых, где только оно возможно в среде благословенного и Богом хранимого Израиля, где преимущественно обитает Господь, не надеется «видеть и человека со живущими», ибо в аду нет живых, там – только тени. Так думал царь Израиля, ибо пророк Исаия решительно объявил ему волю Божию – «ты умрешь и не будешь жив»... (ст.1). Мрачная настроенность Езекии была совершенно в духе своего времени; представляя себя рабом грозного Бога и жертвой смерти, сила и значение которой еще не были упразднены Искупителем, и царь-праведник естественно смотрел безотрадно на переход в иное бытие. Пророки освещали этот мрачный путь, но – только откровением будущего, а настоящее состояние отдельного лица, при его смерти, в особенности при слышании грозной вести от лица Божия, было безотрадно.
12. Жилище мое снимается с места и уносится от меня, как шалаш пастушеский; я должен отрезать подобно ткачу жизнь мою; Он отрежет меня от основы; день и ночь я ждал, что Ты пошлешь мне кончину. (Остах от сродства моего, оставих прочее живота моего, изыде и отъиде от Мене аки разрущаяй кущу поткнувый: аки платно дух мой во мне бысть, ткателнице, приближающейся отрезати).
Скорбь о себе при разлуке с жизнью Езекия переносит и на свое родство: он должен теперь расстаться и со своим домом, и со своим семейством; он должен был сделать это, ибо должен был оставить прочее время своей жизни; ибо пророк Исаия решительно объявил ему – «сделай распоряжение о доме твоем, ибо ты умрешь»... Живо представляя близость своей кончины, Езекия говорит: «выходит и отходит мой дух из моего тела, как путник, ненадолго приютившийся в шатре, наскоро построенном, выходя из которого он уже не возвращается в него опять, так что его непрочное жилище скоро разрушается; или: мое дыхание – основа моей жизни – уже готово скоро прекратиться, подобно тому, как обрываются нити основы ткачихой на ткацком станке, когда приближается время отрезать полотно надлежащей меры по встретившейся надобности».
13. Я ждал до утра; подобно льву, Он сокрушал все кости мои; день и ночь я ждал, что Ты пошлешь мне кончину. (В той день предан бых до заутра аки льву, тако сокруши кости моя: от дне бо до нощи предан бых).
Изображая постоянную и сильную болезнь, которой Бог предал Езекию, он сравнивает ее со львом: болезнь, сильная и страшная, как лев, постоянно терзала его тело – с вечера до утра и с наступлением дня опять до вечера, причем в костях его чувствовалась такая сильная ломота, как будто они находились в пасти льва.
14–15. Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь; уныло смотрели глаза мои к небу: Господи! тесно мне; спаси меня. Что скажу я? Он сказал мне, Он и сделал. Тихо буду проводить все годы жизни моей, помня горесть души моей. (Яко ластовица, тако возопию, и яко голубь, тако поучуся: исчезость бо очи мои, еже взирати на высоту небесную ко Господу, иже избави мя и отъя болезнь души моея: и той сотвори путеводство во вся лета моя).
Как ласточка и голубь нежно и кротко воркуют и тем трогательнее выражают свою тоску; так в тихих рыданиях выражал свою скорбь и царь Езекия. Он обращал свои очи со слезами на высоту неба и при этом молитвенно всей душей обращался к Богу, – с надеждой, что Он избавит его от болезни. И Господь действительно избавил его от лютой болезни, как бы из уст льва: и через это Господь, даровав ему годы жизни, в то же время явился и руководителем его в жизни.
16–17. Господи! так живут, и во всем этом жизнь моего духа; Ты исцелишь меня, даруешь мне жизнь. Вот, во благо мне была сильная горесть, и Ты избавил душу мою от рва погибели, бросил все грехи мои за хребет Свой. (Господи, о той бо возвестися тебе, и воздвигл ecu дыхание мое, и утешився ожих. Избавил бо ecu душу мою, да не погибнет, и завергл ecu за мя вся грехи моя).
Получив остаток лет, как дар от Бога, Езекия сердечно исповедует перед Ним эту милость и свою радость: Господь «воздвиг его дыхание», т.е. восстановил его, когда оно совершенно ослабело, как бы упало в его устах и безвозвратно прекратилось. Вместе с дыханием возвратилась и радость жизни, ибо сама жизнь дарована за слезное покаяние, которым омыты грехи. Как тяжелое и изнурительное бремя с радостью сбрасывается рабом на месте отдыха, и он, не видя уже своей ноши перед собой, покоится с полным довольством; так освобождается и грешник от тягостного сознания своей виновности перед Богом и блаженствует, избавившись от несенного им наказания.
18–20. Ибо не преисподняя славит Тебя, не смерть восхваляет Тебя, не нисшедшие в могилу уповают на истину Твою. Живой, только живой прославит Тебя, как я ныне: отец возвестит детям истину Твою. Господь спасет меня; и мы во все дни жизни нашей со звуками струн моих будем воспевать песни в доме Господнем». (Не похвалять бо тебе, иже во аде, ни умершии возблагословят тя, и не надеются, иже во аде, милости твоея: живии же возблагословят тя, якоже и аз: от днесь бо дети сотворю, яже возвестят правду твою, Господи спасения моего, и не престану благословя тя с песнию вся дни живота моего, прямо дому Божию).
Езекия верен был завету с Богом, хранил обетования, данные его благословенным праотцам, веровал в будущую жизнь и в обетованного Искупителя; но, как человек ветхого завета, находившийся под тяжестью проклятия за первородный грех, он исповедовал, что мертвые еще не благословляют Бога и находящиеся в аду, как лишенные лицезрения Божия, не дерзают ожидать милости от Бога. Так убежден был и Давид при всей его непоколебимой вере, твердой верности обетованиям и при постоянных милостях от Бога. Но, как Давид при жизни постоянно славословил Господа, так и Езекия, получив продление своих лет, как дар от Бога, решил посвятить их во славу Божию: и сам он, и дети его постоянно будут прославлять Господа в псалмах в храме Его.
21–22. И сказал Исаия: пусть принесут пласт смокв и обложат им нарыв; и он выздоровеет. А Езекия сказал: какое знамение, что я буду ходить в дом Господень? (И рече Исаиа ко Езекии: возьми от смоквий, и сотри, и приложи пластырь на язву, и здрав будеши. И рече Езекиа: сие знамение, яко взыду в дом Божий).
Страшная болезнь царя требовала немедленно помощи: и если бы возможна была эта помощь, то она была бы подана царю; если бы пластырь из смокв был естественным известным средством от настоящей болезни, то или сам царь воспользовался бы им, или пророк Исаия предложил бы ему то же еще ранее. Между тем и пророк предрекал ему верную смерть, и царь вполне верил этому (ст.1–3). Поэтому только теперь, после наказания, Езекия принимает предлагаемое средство исцеления, как знамение, – верует не в силу смокв, а в силу знамения: смоквы служат только видимым знаком милости Божией, и само наложение пластыря на рану имело целью то, чтобы болящий ощущал само мгновение, с которого наступило благодатное исцеление. Теперь он решительно уверен, что встанет со смертного одра и пойдет в храм Божий, как обещался, и «будет непрестанно благословлять Бога в песнях во все дни жизни своей» (ст.20).
* * *
На вопрос о том, как определялось это движение тени по ступеням, отвечают по-разному. Еврейское слово маалот (от ала – восходил) соответствует понятию ступени или степени (градус); но какие степени или ступени? Одни полагают, что это ступени лестницы дома, по которым можно было замечать определенное склонение тени; по мнению других, так как здесь идет речь о солнце и тени, то надо понимать степени (или градусы) солнечных часов. Это предположение высказал халдейский толкователь (парафраст) и заменил слово маалот словами эвен-шаага, т.е. камень часовой; ему следуют Симмах и Иероним, называя этот камень горологгон, т.е. указатель часов, иначе – гномон. Еврейские толкователи сообщают, что этот указатель состоял из полукруга, в пустой выпуклости которого бил шар (глобус); и тень, отбрасываемая им, падала на сечения, сделанные на поверхности полукруга, которых было 28. Они то и назывались маалот (градусы). Но ни еврейский текст, ни Александрийский перевод, ни И.Флавий не дают указаний на то, чтобы здесь следовало понимать прибор в виде солнечных часов, которые, говорят, появились гораздо позднее Ахаза. Поэтому некоторые думают, что под маалот надо понимать, ступени лестницы царского дворца, выстроенного Ахазом; его держится Мартини (Комментарий о солнечных часах у древних. Лейпциг. 1775 г. стр.35). По его мнению, здесь имеется в виду лестница, которая вела в царский дворец; на вершине её была колонна (обелиск), уставленная так искусно, что бросала от себя тень на нижние ступени и таким образом показывала течение времени, не столько, впрочем, часы, сколько части дня. Не оспаривая мнения Мартини, можно, однако, под словом маалот понимать и солнечные часы, ибо деление дня на 12-ть часов, а также и употребление солнечных часов, известных у древних под названием скиатерикот, было довольно древним у Вавилонян, от которых греки научились тому и другому (Геродот. История. кн. II. гл. 109). От тех же Ассиро-Вавилонян могли заимствовать употребление солнечных часов и евреи в век царя Езекии.
Проф. Евграф Ловягин. Чудесные солнечные явления при Иисусе Навине и пророке Исаии. «Странник. Духовный уч.-литер. журнал». 1861 г. Спб. Сентябрь. Стр.128–142. – Мнение проф. Ловягвна нашло прием в учебных и народных книгах. См. Прот. Мих. Херасков. Обозрение исторических книг Ветхого Завета. Владимир на Кл. 1878 года, стр. 27 и сл. и стр.291–292. – Е.Тихомиров. Два чудесных солнечных явления. По поводу естественного солнечного явления. Затмение солнца 7-го Августа 1887 года. Москва. 1887 г.