Глава XI. Учение преп. Феодора Студита о почитании и поклонении честным иконам

После краткого обзора сочинений преп. Феодора мы решились изложить учение его о почитании и поклонении честным иконам. Это явилось совершенною необходимостью и в виду того упрека в неправомыслии, который сделан преп. Феодору историками: греческим Папарригопуло и нашим русским, профессором Киевской Духовной Академии, покойным теперь, Ф. А. Терновским. Оба они утверждали, что преп. Феодор переступил границы вероопределения отцов седьмого вселенского собора и впал в неправомыслие. Нам нужно сравнить учение преп. Феодора о поклонении честным иконам с учением о том же отцов Собора, чтобы убедиться в неправоте приговора названных историков. С другой же стороны требуется указать, что же нового привнес преп. Феодор в решение вопроса, волновавшего так долго Церковь?

На каких основаниях узаконил почитание икон Седьмой вселенский Собор?²⁶² а) На основе Священного Писания. Отцы в начале четвертого заседания читали Исх. 25:1, 17 – 22, Чис. 7– 89; пророка Иезекиля Иез. 44:1, 16 – 20; Посл. св. Ап. Павла к Евреям, Евр. 9– 5. Вот и все те свидетельства от Свящ. Писаний, которыми, по-видимому, удовольствовались отцы Собора. Но к этим свидетельствам нужно присоединить и те немалочисленные, которые приводились в выдержках из творений святых отцов. б) Свидетельства из Священного Предания, что представляет вторую основу, приводятся отцами в очень большом числе. Из них выяснилась древность почитания икон в Церкви христианской. Иконоборцами были с давних пор еретики. Чтение многочисленных свидетельств из творений святых отцов дало возможность отцам седьмого вселенского собора сказать, что иконопочитание «распространено со времен апостольской проповеди» и «предано не письменно». «Кафолическая Церковь совершенно последовательно поступила, приняв святые и честные иконы; она в этом случае согласна с учением святых отцов наших»²⁶³. в) Третью основу для утверждения иконопочитания отцам седьмого вселенского Собора дает учение Церкви о Лице Господа нашего Иисуса Христа и совершенном Им искуплении рода человеческого. «Отрицающие честные иконы, рассуждали отцы, отрицают домостроительство воплощения Христа Бога нашего». «Иконопочитанием свидетельствуется и открыто исповедуется истина воплощения и вочеловечения Господа Иисуса Христа». Так как Единородный Сын, сущий в лоне Отца, воззвавший свое создание от осуждения на смерть к жизни, по благоволению Отца и Святого Духа, соизволил соделаться человеком, преискренне приобщившись нашей плоти и крови, как сказал великий Апостол, и во всем сделался подобным нам, исключая греха; то мы, изображая икону человеческого Его образа и человеческого вида Его по плоти, а не божества Его, которое непостижимо, стараемся наглядно представить предметы веры и показать, что Он не фантастично и непризрачно соединился с нашим естеством, как ошибочно учили некоторые древние еретики, но что на самом деле и по истине соделался совершенным человеком, исключая одного, посеянного в нас диаволом, греха. При таком понимании непорочной веры в Него, мы представляем на иконах образ святой плоти Его, и целуем его, и удостаиваем его всяких почестей и приличествующего ему почитания, и таким образом приходим к воспоминанию о божественном животворном и неизреченном вочеловечении Его»²⁶⁴. г) Четвертую основу для иконопочитания отцы седьмого вселенского Собора усмотрели в полезности икон для религиозно-воспитательных целей. Они содействуют усвоению религиозных истин, они нужны и при дальнейшем религиозном образовании для закрепления в памяти того, что узнано чрез слушание. Иконы, наконец, весьма полезны для нравственного воспитания христиан²⁶⁵. Последним, пятым, основанием, упоминаемым в «Деяниях Собора VII» является заимствованное из философии. Один из защитников иконопочитания на соборе заметил об иконоборцах, что они не знали «сказанного богоносным Дионисием в его книге о небесной иерархии». А в ней сказано следующее: «Нет точного сходства между следствиями и причинами, но следствия носят в себе образы причин, а самые причины в силу своего первенства владычествуют над следствиями»²⁶⁶. Под причинами разумеется мир идей. Это суть первообразы видимого мира. Последний мыслится, как следствие своих причин – идей. В отдельности каждый предмет видимого мира есть образ невидимого идейного первообраза. По сравнению с последним первый с ним сходен только в одном имени, а сущности того и другого совершенно различны. Если от общих рассуждений

перейти к частному вопросу об иконах, то дело должно представляться так: существуют причины, т. е. первообразы. Это суть: Господь наш Иисус Христос, Пречистая Богородица, бесплотные духи и святые. Должны существовать и следствия их, т. е. образы. Последние с своими первообразами имеют одинаковое имя, но совсем различные сущности. «Мы с любовью принимаем иконы, писал святитель Тарасий, так как они суть отображение первообразов, а не что нибудь другое». «Икона подобна первообразу не по существу, а только по напоминанию». «Видимая икона только по имени имеет общение с первообразом, а не по сущности», рассуждал один из присутствовавших на соборе²⁶⁷. Иконы носят только имя первообразов, не имея ничего общего с ними по существу. Вот, например, пред вами икона Господа Иисуса Христа, или икона святителя Николая. Имя первообраза и образа одно. По мыслям отцов собора, значит, икону первую можно именовать «Иисус Христос», а вторую «Святитель Николай». Но всякому ведь понятно, что при единстве имени существо первообраза отлично от сущности образа. Первообраз, Господь наш Иисус Христос, есть Единородный и Единосущный Отцу Сын, воспринявши в единство ипостаси человеческое естество. Образ представляет соединение красок на дереве, или на металле, или на полотне. К сущности его относятся вещества и более ничего. Первообраз иконы святителя Николая есть святой епископ Мирликийской церкви, а образ его, по своей сущности, ничем не отличается от образа Господа Иисуса Христа.

Но, доказав с очевидною ясностью необходимость изображений на иконах Спасителя и всех святых, отцы седьмого вселенского Собора определили, что честные иконы должно и почитать. Трудным представлялся вопрос о том, в каком отношении находятся почитание первообразов и их образов. Для выяснения его отцы пользовались аналогиями и подобиями. Излюбленный ими пример, заимствованный у великих отцов Церкви: Василия Великого, Афанасия Великого и др., это почтение, оказываемое портретам императоров²⁶⁸. Из примеров отцы собора сделали вывод, что надобно почитать образ Спасителя, что «честь изображения относится к первообразу, равным образом и бесчестие». Слова св. Василия Великого, что «честь изображения переходит к первообразу» приняты были отцами собора за неоспоримую истину. Это, конечно, относится как к иконам Господа Иисуса Христа, так и всех святых. Почитающий икону какого либо святого оказывает честь самому святому. Отцы установили воздавать иконам поклонение, как обнаружение почтения. По отношению образа и первообраза поклонение одно. Единство его очевидно выводится из отношения образа к своему первообразу. Если же почитание образа относится к первообразу, то и поклонение, как форма и обнаружение почитания, оказываемого образу, переходит на первообраз. С поклонением тесно связано и целование икон. Отцы собора не хотели даже допустить различия между этими двумя формами почитания икон. Вероопределяя догмат о почитании икон, отцы собора изрекли: «взирающие на иконы возбуждаются к воспоминанию о самых первообразах, приобретают более любви к ним и получают более побуждений воздавать им лобзание, почитание и поклонение, но никак не то истинное служение, которое, по вере нашей, приличествует одному только божественному естеству»²⁶⁹. Поклонение иконам в отличие от служения должно назвать относительным, потому что «честь, воздаваемая иконе, относится к ее первообразу, и поклоняющийся иконе покланяется ипостаси изображенного на ней». Поклонение истинное, служебное, в отличие от относительного, принадлежит только единому Богу, а относительное воздается и тварным существам. Иконам, хотя они имеют сущность тварную и саму по себе недостойную поклонения, должно воздавать и почитание и поклонение ради первообразов, изображенных на них. Посему и поклонение, подобающее Богу, воздается Ему чрез поклонение иконам. По сей, конечно, причине оно и приятно Богу, и принимается Им. Вместе с поклонением и целованием отцы седьмого вселенского Собора освятили обычай «приносить иконам фимиам в честь их и освещать их»²⁷⁰.

Для нашей цели достаточно и сего краткого ознакомления с учением отцов седьмого вселенского Собора о почитании честных икон. Сравните с ним взгляды преп. Феодора. Найдется ли хотя в одной частной стороне у него отступление от того, что узаконили отцы седьмого вселенского Собора? Он с великим уважением относится к вероопределению их, хотя не особенно часто ссылается на него. Но ведь он имел дело с противниками почитания икон, которые не придавали никакого значения вероопределению отцов Собора. Основы же, на которых твердо стоит преп. Феодор в своих рассуждениях о почитании честных икон, те же самые, как и у отцов Собора. Нужно ли доказывать это после сделанного уже нами обзора творений преп. Феодора? Ведь никто не скажет, что он не знал Свящ. Писания, или не пользовался им в надлежащей мере. Но, с другой стороны, и мы не имеем возможности утверждать, что пред. Феодор отыскал в книгах Свящ. Писания более (количественно и качественно) основ для православного решения вопроса о почитании честных икон, чем предшественники его на апологетическом поприще, как: преп. Иоанн Дамаскин и отцы седьмого вселенского Собора. Отдавая должное почтение деятельности своих предшественников²⁷¹, преп. Феодор избрал себе по преимуществу догматическую сторону вопроса о почитании икон и на ней сосредоточил все свое внимание²⁷². Он далеко опередил в этой области своих предшественников на апологетическом поприще. Можно смело утверждать, что преп. Феодор сказал последнее слово по вопросу о почитании честных икон, как догмате Православной Церкви. В одном из своих поучений инокам преп. Феодор кратко обозначил, что составляло главный предмет его богословствования: «Предмет предлежащего исповедания есть догмат о воплощении Господа нашего Иисуса Христа. Кто не исповедует, что Господа нашего Иисуса Христа можно изображать живописью, тот не исповедует, что Он был видим во плоти: ибо быть видимым во плоти и быть предметом доступным для иконного изображения есть одно и то же. Далее, – кто не покланяется святой иконе Господа, тот не покланяется и Самому Господу. Ибо для того, что изображено на иконе, есть первообраз, и смотрящий на икону видит пред собою первообраз. Посему, почитание или непочитание иконного изображения, поклонение или непоклонение образу падает и на первообраз и, если иконою изображен Господь, на Господа. Таким образом, кто чтит икону Господа и поклоняется образу Его, тот Господа чтит и Ему поклоняется, а кто не чтит сей иконы и не кланяется образу, тот Господа не чтит и не поклоняется Ему. Иконоборцы хотя и говорят, что поклоняются Господу, но лгут... Мы же поклоняемся Христу и иконе Его, – поклоняемся Богородице и иконе Ее, – святым и иконам их. И это есть апостольское учение, которое прияли мы от святых отцов наших»²⁷³. На основании этого краткого исповедания и других сочинений преп. Феодора мы можем представить в таком порядке главнейшие тезисы, которые он защищал:

1) Господь наш Иисус Христос есть Богочеловек. 2) По человеческому естеству Он описуем, след. и может быть и должен изображаться на иконах. 3) Для Своего образа Богочеловек Иисус Христос служит первообразом. 4) Образ от своего первообраза отличен только по сущности. 5) Так как образ подражательно представляет свой первообраз, то почитающий образ почитает тем первообраз. 6) Поклонение, как выражение почитания, образу с его первообразом одно. 7) Образу приличествует поклонение не существенное, но относительное.

Каким же путем доходит преп. Феодор до таковых выводов? Что Бог Слово, Второе Лице Пресвятой Троицы, благоволил воспринять, ради нашего спасения, в единство ипостаси человеческое естество, это и не требовались доказывать. Современные преп. Феодору иконоборцы исповедовали догмат о воплощении Сына Божия. Но они оспаривали возможность изображения Сына Божия во плоти. Против этого-то недомыслия иконоборцев и вооружился преп. Феодор всеми силами своего великого ума. Исповедовать воплощение Сына Божия и не изображать Его по воплощении на иконах, это два положения, взаимно исключающие себя. Господь Иисус Христос есть Богочеловек. В Нем при единстве ипостаси два естества. Каждое из них сохраняет сполна все свои свойства. Божество неописуемо и не изображается на иконах. Одно же из коренных свойств человеческой природы есть ее описуемость (ἀνθρώπου τό ἐικονίζεσθαι πρῶτον ἰδίωμα). В лице Господа Иисуса Христа человечество сохранило все свои свойства, след. и описуемость. Посему справедливо поступают православные христиане, когда изображают на иконах Господа Иисуса Христа по человечеству. Поучая поклоняться Отцу и Сыну и Святому Духу, преславной и блаженной Троице, преп. Феодор исповедует, что «одно из лиц Троицы, Сын и Слово Божие, Господь наш Иисус Христос, себе истощил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, в образе нашем обретеся (Флп. 2:7), принял телесные свойства, так как Он есть совершенный Бог и вместе человек, столько же подлежащий описанию подобно нам, которых и естество Он принял, сколько чуждый этого по неописуемому естеству Божескому. Ибо не от ангел, говорит Писание, приемлет, хотя и им свойственно принимать образ, как открыто было видевшим их Духом, но от семени Авраамова приемлет, отнюду же должен бе по всему подобитися братии (Евр. 2:16, 17). Пусть же скажут христоборцы, как возможно семени Авраамову не изображаться на иконе? Как Он будет во всем подобным нам, которых Он назвался братом, если допустить, что Он не получил свойства описуемости подобно нам, братьям Его? Тогда Он не будет ни братом, ни подобным нам, следовательно, Он и не человек». Такое заключение повело бы прямо к восстановлению древних ересей, отрицавших действительность воплощения Сына Божия. А между тем Господь наш Иисус Христос «имеющим образ произошел из чрева Матери Своей Богородицы; а если бы нет, то был бы каким нибудь выродком и не получившим образа человеком. Если же Он произошел имеющим образ младенцем, что и истинно,... то совершенно необходимо следует, что Он может быть и изображаем на иконе». Преп. Феодор только одну особенность отмечает в человеческом естестве Господа Иисуса по сравнению с нашим, а именно, что «Он был зачат во утробе Девы без семени и родился без тления, ибо греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его (1Петр. 2:22). Прочее же все, как у нас; Он ел, пил, дышал, возрастал, ходил, потел, утруждался, был распят, умер, хотя, как Бог, в третий день воскрес, имея и после воскресения наш описуемый образ, который обоготворен и обессмертен в Нем, в котором Он и являлся апостолам, с Ними ел и пил по воскресении и был осязаем Фомою, сказав всем, принимавшим Его за духа: осяжите мя и видите, яко дух плоти и кости не имать, яко же мене видите имуща (Лк. 24:39). Так Он и вознесся во славе; так и опять придет в том же виде нашего образа, и увидит Его всякая плоть грядущим с небесе, со ангелы силы Своея, во огни пламенне, дающаго отмщение неведущим Бога и не послушающим благовествования Его, как написано (2Сол. 1:7, 8), с которыми будут мучиться распявшие Его иудеи и не принимающие изображений Его иконоборцы»²⁷⁴. Иконоборцы, по мыслям преп. Феодора, если «не словом, то делом учат, что Христос не человек. Ибо, если Он человек, то очевидно, что Он может изображаться на иконе; первое свойство человека – быть изображаемым; если же Он не изображается, то Он не человек, а бесплотный»²⁷⁵. Св. Евангелист Иоанн Богослов говорит: Слово плоть бысть, и вселися в ны (Ин. 1:14). «Если же Слово стало плотью, то очевидно, что Оно, как Слово, неописуемо, а как плоть, описуемо. И вселися в ны; иное – обитающий, а иное – обиталище; по одному Он может быть описуем, а по другому выше описания. Ибо по каким признакам видно будет, что Он стал человеком, если Он естественно не получил свойства изображаемости, которое есть первое в действительном человеке и по уничтожении которого не будет человека? Но Он есть истинный человек; следовательно, как человек, Он описуем, оставаясь неописуемым, как Бог. Таким же образом Он стал посредником между Богом и людьми, как соединяющий в Себе обе крайности и имеющий свойства обоих естеств, из которых состоит, в одном лице без недостатка, получив от Отца вместе со всем и неописуемость,... а от матери вместе со всем и описуемость... Если уничтожить одно свойство в котором нибудь естестве, то вместе, по необходимости, уничтожаются и все однородные свойства; а по уничтожении свойств очевидно уничтожаются и самые естества, которым они принадлежат. И следовательно по этому новому предположению было бы тщетно учение нашей веры. Согласно с Евангелистом и Апостол Павел говорит следующее: иже во образе Божий сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но себе истощил зрак раба приим (Флп. 2:6, 7). Если же Он, будучи образом Божиим, принял образ раба, то, без сомнения, как во образе Божий сый, Он не изображается, потому что Божество непостижимо; а как принявший образ раба, Он изображается, потому что образ раба подлежит постижению и чрез прикосновение и по цвету. Как же веровать, что Он стал в подобии человечестем, если Он не может изображаться подобно людям? Как сказать, что Он образом обретеся, якоже человек, если Он не будет усматриваться написанным в образе человеческом?.. Между тем Бог и Слово в одном месте говорит: что мене ищете убити, человека, иже истину вам глаголах, юже слышах от Бога (Ин. 7:19; 8:40)? Неизображаемый никогда не назвал бы себя человеком; и тот, кто может быть убитым, не может быть неизображаемым; ибо одно следует из другого и подтверждается другим»²⁷⁶. К одному духовному лицу, зараженному ересью иконоборцев, преп. Феодор писал: «Как ты, говоря, что Христос из двух естеств, называешь Его только неописуемым? Это указывает на одно естество Его. Если же Он из двух, то следует назвать Его описуемым и неописуемым... Если тебе Он кажется только неописуемым, то это свойственно только и манихею, лишающему Слово человечества; ибо не имеющий его неописуем и неизобразим; то и другое одинаково. Или опять, как ты причащаешься Тела и Крови Христовой, тогда как Он, по твоему мнению, не описуем, а то, чего ты причащаешься, описуемо? Или не причащайся, почтеннейший, или причащаясь исповедуй, что причащаешься описуемого Тела и Крови описуемого Христа, дабы тебе не оказаться павлианином, (т. е. единомышленником Павла Самосатского), как будто причащаясь простого человека, а не воплотившегося Бога²⁷⁷. Итак по истине несомненно следует, что изображающий Христа не есть боготворитель человека по Несторию²⁷⁸, или боготворитель твари по Арию²⁷⁹, как ты невежественно пустословишь, но вполне истинный православный христианин»²⁸⁰. Если признать неописуемость человеческого естества в лице Господа нашего Иисуса Христа, то нужно признать Его только в одном естестве божественном. Но это уже будет нечестивое исповедание монофизитов²⁸¹. Если Христос неописуем, то и тщетна вера наша, тщетна и надежда на спасение. Мы еще живем в ветхом Завете, под законом и клятвою, и обязаны исполнять все предписания Закона Моисея и пророков. Неописуемый Христос не мог быть посредником между Богом и людьми²⁸². Неописуемый Христос не есть Христос²⁸³, и Пресвятая Дева Мария не есть Богородица²⁸⁴. Посему справедливо иконоборцев можно называть антихристами²⁸⁵.

Если Господь наш Иисус Христос по Своему человеческому естеству описуем, то, конечно, описуемы и все святые, от века угодившие Богу. «О Богородице, писал преп. Феодор, и каждом из святых излишне было бы мне и писать вам, что они изображаются на иконах. Ибо глупо было бы говорить, что какой нибудь человек не может быть изображаем»²⁸⁶. Святая Церковь «содержит и почитает святую икону Христа, Богородицы и ангелов, ибо и они по повелению Божию изображаются в телесном виде, хотя бестелесны²⁸⁷. Наконец, если Господь Иисус Христос неописуем по человечеству, то Он и не изреченен. Значит, конец и богословию всякому²⁸⁸. К таким безотрадным следствиям ведет иконоборческое воззрение на лице Господа Иисуса Христа, якобы не подлежащее описанию и изображению на иконах.

Но если неоспоримо доказана описуемость человеческого естества в лице Господа Иисуса Христа, то по порядку должно было представить и доводы в пользу того, что иконам подобает поклонение и почитание. Преп. Феодор кратко и ясно говорил, что «кто не поклоняется святой иконе Господа, тот не поклоняется и Самому Господу». Откуда же это следует? Для препод. Феодора в этом случае путь к умозаключениям указали его предшественники на апологетическом поприще. И преп. Иоанн Дамаскин и отцы седьмого вселенского Собора имели унаследованное философское миросозерцание об отношениях видимого, материального, к невидимому, к миру идей. В эпоху жизни и деятельности преп. Феодора, несмотря на относительный упадок образования, греки любили философию. Последняя преимущественно изучалась у них по Платону и Аристотелю. Трудно сказать, кого из них влияние было более сильно в качественном отношении. Аристотель получил права гражданства в школах. Платон не имел такого широкого применения в последних, но за то к нему обращалось избранное число мыслителей всякий раз, когда чувствовалось возбуждение мысли в область бесконечного²⁸⁹. Преп. Иоанн сам перерабатывал для школ учебники философии по Аристотелю. Но по вопросу об отношении мира вещественного к миру идей держался воззрений Платона. Для него истинные реальности суть идеи. Предметы видимого мира представляют из себя только образы сверхчувственного бытия, а потому и необходимы для познания его²⁹⁰. И отцы седьмого вселенская Собора держались подобного же воззрения, как это мы указали выше²⁹¹. Преп. Феодор в письме к ученику своему Навкратию по поводу некоторых недоумений его писал между прочим и следующее: «Если свойство иконы быть подражанием первообраза, как говорит Григорий Богослов, и в образе усматривается первообраз, как говорит премудрый Дионисий (Ареопагит), то очевидно, что от подражания, т. е. от иконы, происходит великая польза, и чрез это подражание возбуждается обильное духовное созерцание первообраза. Свидетель – сам Божественный Василий, который в одном месте говорит: «чествование образа восходить к первообразу», если же восходит, то без сомнения и нисходит от первообраза к образу. Никто не будет столь безрассуден, чтобы назвать честь бесполезною или не признать подражания отображением подражаемого, так что «одно находится в другом», по словам божественного Дионисия; а этого что может быть полезнее и способнее возводить горе? Подлинно икона есть замена личного созерцания и, употреблю ближайшее сравнение, как бы лунный свет в отношении к солнечному свету. Иначе какую пользу приносила древним скиния свидения, бывшая отображением предметов небесных? И там, между прочим, были Херувимы славы, осенявшие очистилище (Исх. 25:20), т. е. изображения, подобные виду человеческому; все возводило горе и способствовало созерцанию служения в духе. При таком предположении напрасно было бы у нас и изображение креста, напрасно и изображение копья, напрасно и изображение губки; ибо и это подражания, хотя и не человекообразные; напрасно и все то, что предано нам, скажу словами Дионисия, в чувственных образах, посредством которых, говорит он, мы по возможности восходим к духовным созерцаниям»²⁹². Итак вещественный, чувственный мир есть образ мира сверхчувственного. Первый служит средством к уразумению последнего, ибо предметы видимого мира отображают свойства невидимого. Ясно, что мир невидимый, идейный, есть первообраз видимого. И каждый в отдельности взятый предмет есть отображение своего первообраза. Отображения бывают естественные и искусственные или художественные. К последнему разряду принадлежат иконы. Они суть отображения своих первообразов. Конечно, никто не станет спорить, что всякий человек может изображаться. Изображение его и будет отражением своего первообраза. Ниже мы увидим различие образов от первообразов.

Если относительно людей не может быть спора, что все они в отдельности могут быть первообразами для своих изображений, то не так легко доказать это относительно Господа Иисуса Христа. Иконоборцы отвергали описуемость Его лица. Если же Христос не описуем, то Он и не может быть первообразом своего образа. Иконоборца смущало и то, что в Свящ. Писании нет речи о первообразах²⁹³.

Что Бог по своему существу не подлежит описанию и не может быть первообразом, этого никто не отрицает. Так учит и Православная Церковь. Преп. Феодор всегда исповедовал эту

истину. Но в борьбе с еретиками иконоборцами он имел в виду вопрос о домостроительстве нашего спасения. Един из лиц Святой Троицы нас ради воплотился и стал описуемым по человеческому естеству. После того, говорит преподобный, как Слово стало плотью, почитается Он вместе со Отцом и Духом Святым, почитается и иначе в собственном образе, для которого Он есть прототип, поскольку по всему, кроме греха, стал человеком. А что в Свящ. Писании не говорится о том, что Господь Иисус Христос есть первообраз, то, заявляет преп. Феодор, в Писании о многом другом, во что мы веруем также не написано. Появление ересей побудило отцов святых внести догматы веры в символ. Развитие иконоборчества заставляет говорить открыто, что Христос есть первообраз Своей иконы. Если же нет, то Он не воплотился, не описуем. Что Господь Иисус Христос не человек только, а Богочеловек, это не делает Его не подлежащим описанию. Описуемый по человечеству Христос есть Первообраз Своей иконы²⁹⁴. Конечно, Пресвятая Богородица и каждый из святых служит первообразом для своего образа.

Но какое же существует отношение между первообразами и их образами? Первообраз в себе носит свой образ. Отсюда и между ними самое близкое отношение. Первообразы дают имя образам. Последние справедливо называются часто именем первых. Это видно и из Свящ. Писания. Преп. Феодор прекрасно обосновывает эту мысль на свидетельствах Свящ. Писания и Предания. «Послушай, пишет он, что говорит Моисею Бог всех: сотвориши херувимы (Исх. 25:18). Между тем, Он повелевал сделать изображения херувимов; ибо никто здравомыслящий не может сказать, что Он указывал на естество херувимское. И еще сотвори змею медяну (Чис. 21:8), хотя и здесь Он повелевает сделать изображение змея. Но таково свойство первообраза и его образа, что образ или икона называется именем первообраза, и при отвержении одного отвергается и другой, так как они существуют вместе. Был ангел, потому и изображение ангела; был змей, потому и изображение змея; так и касательно других существ. Иногда они называются иконами тех, которых они действительно иконы; а иногда по виду своему называются так, как самые первообразы, а не иконами их. Так и святой Апостол говорит: превыше же его херувимы славы, осеняющии очистилище (Евр. 9:5), употребляя название первообразов в отношении к изображениям. Послушай и великого Василия: «да будет изображен на картине и подвигоположник в борьбах Христос»²⁹⁵. Не сказал: «да будет написана икона подвигоположника в борьбах Христа», но: «Христос». Послушай и Григория Нисского: «предлежит Исаак» и назвал Исааком изображение Исаака²⁹⁶. Послушай и Златоуста: «я видел ангела на иконе»²⁹⁷. Не сказал: «я видел изображение ангела на иконе», но: «ангела». Ибо в иконе является первообраз, равно как и в изображении креста – животворящий крест... Образ креста называется крестом. Так и о царе, и о всяком человеке, и о всяком предмете, нам справедливо можно сказать, что царем называется и изображение царя, как говорит божественный Василий, и Петром – икона Петра, и Павлом – икона Павла. Скажу еще нечто более высокое: и человек называется Богом, как образ Божий»²⁹⁸. И во многих местах своих произведений преп. Феодор настойчиво требует признать за истину, что «образ получает название своего первообраза»²⁹⁹. Не только по имени образ тожественен с первообразом, но у него с ним и одинаковая честь и слава. Не раз один преп. Феодор высказывается, что «образ тождествен с первообразом по чести»³⁰⁰. «Христом называется и икона Христа и не два Христа, поскольку Он не разделяется ни по власти, ни по славе, и честь образа переходит на первообраз»³⁰¹. Что приписывается первообразу относительно чести и славы, то принадлежит и образу³⁰². Преп. Феодор уясняет это на примере креста. Всякий образ его, из чего бы он ни был сделан, имеет все общее, кроме сущности, с Животворящим Крестом³⁰³. «Отношение (σκέσις) бывает между относительными предметами, например, Христос и икона Его; ибо одно содержится в другом, и не разделены они ни по державе, ни по славе»³⁰⁴. «Содержание образа и первообраза по личности не разделяется»³⁰⁵. Эти положения преп. Феодор, кроме указания на крест, подкрепляет еще свидетельствами из Свящ. Предания. Он приводит слова святителя Афанасия Великого³⁰⁶ об отношении образа к первообразу: «На изображении царя есть вид и форма его; и в царе есть тот вид, какой находится на изображении. Подобие царя в изображении во всем с ним сходно, так что тот, кто видит изображение, видит на нем царя, и, в свою очередь, видящий царя признает, что это – тот, кто находится на изображении. Вследствие же того, что подобие не отличается (от первообраза), желающему увидеть царя после того, как он видел изображение, изображение могло бы сказать: я и царь некоторым образом одно. Ибо я есмь в нем и он – во мне: и что ты видишь во мне, это видишь в нем, и что ты увидел в нем, это видишь во мне; ибо тот, кто поклоняется изображению, в лице его поклоняется царю»³⁰⁷. Но чаще всего преп. Феодор приводит заключительные слова выдержки, взятой из 17-й гл. сочинения Василия Великого «О святом Духе»³⁰⁸: «Царем называется и изображение царя, хотя это и не два царя, ибо и власть не рассекается, и слава не разделяется. Ибо как правящее нами начальство и власть одна, так и идущее с нашей стороны славословие одно, а не многие, потому что честь, воздаваемая изображению, переходит на первообраз». На последнее изречение преп. Феодор представляет толкование³⁰⁹. Но хотя образ с первообразом по личности и не разделяются, но и не во всем они тожественны между собою. Между ними существует весьма важное различие, а именно по сущности (κατά οὑσίαν). «Образ и первообраз, говорит преп. Феодор, не одно и то же по естеству, но одно и то же по подобию. Оба они принимаются за одно и то же, но по существу совершенно различны; говорю о художественных иконах»³¹⁰. Последнее изречение означает то, что естественный образ не отличается от первообраза по сущности. «Естественный образ Бога и Отца есть Сын, а художественный образ Сына, равно как и Отца, мы, т. е. творческий; ибо Творцом и художником всего называется Бог». За художественный образ принимается и всякое изображение, начертанное на картине³¹¹. «В образе является первообраз и один в другом, с различием по сущности... Посему и называется изображение креста крестом и икона Христова называется Христом, не в собственном, но в переносном смысле³¹². Если бы образ и по сущности не отличался от первообраза, то он сам был бы первообразом, что нелепо.

На этом различии первообраза от образа основывается и все учение преп. Феодора о поклонении иконам. «У нас христиан, говорит он, одно богопочитание одной святой и единосущной Троицы приносится всею тварью видимою и невидимою»³¹³. «Богопочитание единственно принадлежит Троице»³¹⁴. Оно выражается поклонением. Если же богопочитание принадлежит единственно Пресвятой Троице, то и богопочитательное, служебное поклонение (προσκύνησίς λατρευτική) свойственно только Ей. Его преп. Феодор называет естественным, тройческим³¹⁵. Однако, мы почитаем Богородицу, святых, почитаем царей и начальников. И в этом случае выражаем свое почтение поклонением³¹⁶. Далее, православные христиане поклоняются честным иконам. Правильно ли это, когда поклонение одно и принадлежит только Пресвятой Троице?

В письме к Феоктисту пустыннику преп. Феодор счел нужным изложить последовательно исповедание православной веры. В ряду с другими догматами он требует, чтобы всякий православный исповедовал «святые иконы, как Самого Господа нашего Иисуса Христа, так и Матери Его, ангелов и всех святых, поклонялся бы им и принимал их по учению второго Никейского Собора»³¹⁷. Какое же будет поклонение иконам Христа, Богородицы и святых, если оно всецело принадлежит Святой Троице? В отличие от богопочитательного, тройческого, естественного и единственного, принадлежащего Единому Богу, преп. Феодор различает в нем другую сторону или вид, по которому его можно и должно воздавать и иконам. Это последнее поклонение он называет относительным, сходственным и ипостасным. Поклонение одно, но одною стороною оно обращено к Божественному существу и есть богопочтительное, а другою к ипостаси воплотившегося Сына Божия. Прекрасно преп. Феодор объясняет это различие поклонения в письме «к Афанасию сыну». «Почему, говоришь ты, не воздается богопочитания иконе Христовой, а поклоняемому на ней Христу, тогда как одно поклонение воздается обоим? Именно потому, что богопочитательное поклонение относится к самому Христу; ибо поклоняющийся Ему поклоняется вместе Отцу и Святому Духу, в чем и состоит наше троическое поклонение и богопочитание (γατρεία); а в отношении к иконе оно также поклонение – ибо может ли быть иначе, когда тем, у кого одна держава и одна слава, принадлежит одно почитание и одно поклонение, – однако относительное т. е. сходственное. Ибо, поклоняясь ей, я не поклоняюсь Ему, как не разделяемому по ипостаси, но различаемому по существу; а это есть относительное (поклонение), но не богопочитательное, и, хотя оно также поклонение, но там оно понимается и называется так в смысле тройческого, т. е. естественного, а здесь, наоборот, в смысле относительного т. е. ипостасного. Ибо, если назовешь и это богопочитательным, то выразишь, что воплотился как Сын, так и Отец и Дух; а это нелепо. Посему, поклоняясь иконе Христовой, я покланяюсь не Божеству, как говорят некоторые, – ибо это указывает на Троицу, а Троица не воплотилась, нет, – но чему? Христу относительно. Ибо Он один есть воплотившийся Бог – Слово. Поклоняясь же самому Христу, я, очевидно, покланяюсь вместе и Отцу и Духу. Таким образом в отношении к иконе надобно разуметь и называть относительное поклонение, а в отношении к самому Христу – богопочитательное, так как вместе с тем подразумевается и почитается поклонением Отец и Дух»³¹⁸. Смешение этих двух видов поклонения повело бы к нелепым, погрешительным выводам. Если богопочитание воздается только святой и единосущной Троице, то нельзя говорить, что «досточтимая икона Христова богопочитается. Одно из двух: или богопочитательность ее включается в тройческое богопочитание, что невозможно, так как нельзя делать какого либо прибавления к Троице, иначе она окажется четверицею; или, если не включается туда, но сама

по себе есть действительно богопочитательность, то мы допускаем два богопочитания; и в таком случае что иное могут думать о нас язычествующие иконоборцы, как не заключить отсюда, что мы сугубым богопочитанием почитаем тварь кроме Творца и нисколько не уступаем арианам в нечестии? Итак должно поклоняться иконе Христовой, но не богопочитать ее»³¹⁹. Конечно, Спасителю нашему, Господу Иисусу Христу, должно воздавать и богопочитательное поклонение. Оно подобало Ему и прежде воплощения, подобает и после, как без иконы, так и чрез икону. Но это не делает последней не нужною. Преп. Феодор объясняет это на примере. «Не несообразно, говорит он, принять и применять и примеры солнца (в отношении к изображению его) в воде и невещественнаго треугольника, т. е. математического в отношении к вещественному. Ибо, если предположим, что солнце или треугольное изображение достойны почитания прежде, нежели первое отразилось в воде, а второе явилось в веществе, то очевидно, что и после проявления там или слияния (с веществом), то и другое достойно почитания»³²⁰. Так нужно поступать и в деле почитания Господа нашего Иисуса Христа. «На иконе Христос почитается поклонением по подобию, или относительно, или по сходству, а не самолично. И без иконы Он почитается поклонением умственно; ибо, конечно, не всегда Он может быть созерцаем в чувственной иконе. Если же кто нибудь скажет: следовательно, если мне можно покланяться умственно; излишне поклоняться на иконе, – такой пусть знает, что он отрекается и умственно покланяться Христу. Ибо, если ум не будет созерцать Его в образе человеческом сидящим одесную Бога и Отца, то он не будет и поклоняться, если только допускает, что Слово стало плотью. Верный свидетель того, что Он уподобился человеку, есть икона Его, и с принятием ее и поклонением ей принимается и почитается поклонением Христос; и напротив в случае отвержения»³²¹. «Христос и не есть Христос, если Он не может быть изображаем, и не поклоняются Ему, если не веруют, что следует поклоняться Ему в иконе»³²². «С отвержением иконы отвергается Сам Христос, а с отвержением самого Христа отвергается Отец, пославший Его; и оказываются иконоборцы не только отступниками от Христа, но и втройне отступниками»³²³. А страдание за икону Христа равно страданию за Христа самого. «Иконоборцы, говорит преп. Феодор, по истине иудействуют; и кто страдает от них, тот страдает ради Христа и за Христа, ради Богородицы и за Богородицу, ради всякого святого и за всех святых, а подвизающийся и сопротивляющийся им есть беспрекословно мученик и исповедник Христов»³²⁴.

Уже из этих слов преподобного Феодора видно, что он учил о почитании честных икон Пресвятой Богородицы, ангелов и святых мужей и жен. Да иначе и нельзя мыслить православному богослову. Он ведь открыто исповедует, что «Дева есть Богородица, высшая и честнейшая всех, и может ходатайствовать, как Матерь, пред своим Сыном и Господом за весь мир». Он также учит исповедовать ангелов, что они также молятся за всех людей, а бесы отлучены от них на бесконечные веки, удалены за отступничество в собственное свое жилище и осуждены от Бога на справедливые наказания; еще исповедовать, что и все святые, как служители Божии, могут ходатайствовать пред Богом о нашем спасении; и еще исповедовать святые иконы как самого Господа нашего Иисуса Христа, так и Матери Его, ангелов и всех святых, поклоняться им и принимать их по учению второго Никейского Собора³²⁵. Итак должно принимать, почитать и поклоняться иконам Пресвятой Богородицы и всех святых. Это учение православной Церкви. Оно узаконено седьмым вселенским Собором. На это узаконение ссылается и преп. Феодор и защищает его. Слов нет, подробностей о почитании икон святых у него мало. Да в этом и не было особенной нужды после обстоятельного обоснования и изложения учения о поклонении иконе Спасителя. Христос есть первообраз своей иконы. Пресвятая Богородица и каждый из святых суть первообразы своих икон. Если почитаются первообразы, то неминуемо почитать и их иконы, ибо держава, власть, честь и поклонение образу и первообразу нераздельны. Честь, оказываемая образу, переходит на первообраз. Конечно, все святые ангелы и люди суть сами образы и подобия Божии, но имеют и свои образы. Почитающий последние, почитает первообразы. Так как первообраз т. е. святой есть сам образ Божий, то честь, выражаемая относительным поклонением его иконе, будет относительным или ипостасным поклонением святому. Это уже последнее поклонение святому, как образу Божию, переходит к Самому Первообразу и есть уже богопочитательное поклонение (προσκύνησις λατρευτικὴ). Таким образом всякое относительное поклонение всему, что достойно чести и поклонения, но имеет природу тварную, в последней стадии относительно Творца всего Бога является тройческим богопочтительным поклонением и служением. Православные христиане служат и поклоняются только единому Богу чрез относительное поклонение Пресвятой Богородице, ангелам, святым и иконам Господа Иисуса Христа и всех святых. «Икона Христова собственно называется иконою Его; а не собственно называется Христом, это в переносном смысле. Такое же соображение следует иметь и по

отношению к животворящему Кресту и его изображению. Равным образом и при поклонении, поклонение ей подобно тому, как в отношении к изображению креста. Оно относительное, так как первообраз и образ суть предметы относительные, по выражению великого Василия; ибо чествование образа восходит к первообразу. Поклонение одно в отношении к обоим, не рассекаемое и не разделяемое, но к первообразу оно обращается существенно, а к изображению относительно, равно как и самое проявление существа там бывает существенно, а здесь по подобию. Итак поклоняющийся чьему нибудь образу, или Христа, или Богородицы, или святого, или просто царя, или начальника, или низшего человека, покланяется тому, чей он есть образ, и таким образом поклоняясь не заблуждается, но, православно утверждаясь, верно опровергает погрешающих против истины с той и другой стороны. Кого же именно? Тех, которые отвергают поклонение досточтимым иконам, и тех, которые при поклонении говорят, что они естественно поклоняются самим первообразам; те и другие из них равно богохульствуют: первые, как отвергающие таинство домостроительства, а вторые, как обоготворяющие или придающие существенность тому, что по существу далеко отстоит от первообразов. Итак надобно поклоняться иконе Христовой относительно, но не надобно богопочитать ее; ибо это естественно относится к самому Христу, так как богопочитание единственно принадлежит Троице. И Богородицу не надобно богопочитать, равно как и животворящий крест. Так и икону Христову не должно богопочитать, а должно покланяться ей, так что все поклонения, чрез посредство первообразов их, возносятся к одному и единственному богопочитательному поклонению Святой Троице; ибо прочие все суть не богопочитательные, а почитательные поклонения, по различию лиц, низшего или высшего»³²⁶.

Этим мы и хотим закончить изложение учения преподобного отца нашего Феодора Студита о почитании и поклонении честным иконам. Сравните учение его с вероопределением отцов седьмого вселенского Собора. Найдете ли вы хотя одну мысль, которая бы представляла новшество в устах преп. Феодора? Он твердо стоит на тех же основах, на которых утверждались отцы Собора. Он требует, чтобы все христиане исповедовали догмат о почитании икон согласно с вероопределением отцов второго Никейского Собора. Он и не отваживается выступить за ту черту, которую отметили отцы. Решительно утверждаем, что в учении о поклонении иконам преп. Феодор не внес по существу ничего нового. Но, защищая преп. Феодора от напрасной и несправедливой укоризны некоторых историков, делаем ли мы ему честь, когда утверждаем, что он ничего нового не привнес в решение вопроса о поклонении иконам. Да, делаем честь. Всякое новшество, не согласное с определением всей вселенской Церкви, нами отвергается. Теории развития догматов мы не придерживаемся и осуждаем за нее латинников папистов. Мы храним, как зеницу ока, богопреданные догматы, ничего не прибавляя, ничего не убавляя и не изменяя. Преп. Феодор был православными богословом. Он не мог, след., по существу внести прибавок, не согласных с вероопределением отцов Никейского Собора, в учение о почитании честных икон. Но иное дело вносить прибавки и новшества, а иное уяснять вопрос в духе церковного учения, глубже проникать в его сущность и освещать доводами из Свящ. Писания, Предания и соображений разума. Первое мы порицаем, а второе хвалим. Достоин чести и хвалы и преподобный отец наш Феодор Студит. Он глубоко проник в догматическую сущность вопроса о почитании честных икон. Что началось у преп. Иоанна Дамаскина, указывалось отцами второго Никейского седьмого вселенского Собора, то развито и точно формулировано у преп. Феодора. Его предшественники на поприще защиты иконопочитания не прошли всего пути, но только издали указали его. Смело выступил на свой путь Студийский игумен и благополучно, победоносно прошел его, достигнув цели. Путь был предусмотрен, но никем еще не пройден. Он прям, не уклоняется от истинного учения в стороны, но нов в том смысле, что до конца его никто не проходил прежде преп. Феодора. А он течение скончал, веру правую в чистоте и неповрежденности соблюл, прочее же – уготован ему от Бога венец правды, от Церкви святой честь и прославление со святыми во веки.