Глава I

Развитие церковно-гражданского законодательства в России началось, между прочим, на основании законов и юридических начал, уже определенно выработанных и установившихся в Греческой Империи и принесенных оттуда к нам вместе с верой и Церковью¹¹. В числе греческих законов русское государство и церковь русская приняли закон или, точнее, юридическое начало о безусловной подсудности суду церкви духовных лиц по делам гражданским. Порядок гражданской подсудности русского духовенства в древней России, на основании указанная начала определенный по образу греческой империи¹² и по каноническим правилам¹³, состоял в следующем: монашествующие, духовные лица и состоящие в клире судились не только в церковных, но и в гражданских делах между собой, пред епископами: епископы подлежали суду митрополита¹⁴ высшей же суд для всех их был на соборах¹⁵и пред князьями ¹⁶.

Но молодое русское государство, принявшее христианскую веру из страны, в которой самостоятельная гражданская жизнь стояла уже на значительной степени развития, не ограничилось в указании пространства гражданского суда церкви одними греческими законами. Первые христианские русские князья, по всей справедливости, видели в новой вере начало, назначенное, между прочим, и к устроению гражданской жизни юного государства¹⁷. Из благоговения к вере и Церкви¹⁸ они расширили судебно-гражданскую власть церкви особыми уставами, по которым эта власть получила с течением времени прогрессивное развитие до значительный. размеров¹⁹. Устав первого христианского князя св. Владимира предоставил гражданскому суду церкви, между прочим, класс людей богоделенных, т. е., лиц состоящих по особенным качествам их под покровительством церкви ²⁰. Св. Владимир установил гражданский суд церкви. «Сей ряд и суд церковный» «установляли» и подтверждали впоследствии и другие, великие и удельные князья²¹. Самостоятельность «ряда» или «устава» предоставлявшегося церкви всегда ограждалась установителями от всякого вмешательства и от всякой «обиды» светской власти²². Ряды и суды церковные, установленные первыми князьями, были неоспоримым основанием церковно-гражданского суда до Соборного уложения 1649 г.²³ и даже подтверждались после²⁴.

Кроме лиц, подлежащих по указанно уставов первых русских князей гражданскому суду церкви, особые юридические понятия и гражданские правовые отношения древней России отделили на долю судебно-гражданского ведомства Церкви особый класс людей, который с течением времени увеличивался в быстрой прогрессии и достиг громадного количества. – В древней Руси установилось юридическое положение: «судом и данью тянути по земле и по воде»²⁵, то есть, кто владеет землей населенной, тот и судит и исправляет государственные повинности и подати. Владелец населенных земель считался естественным господином и судьей для своих слуг и лиц, живших на его владениях²⁶. Это правовое положение получило всю свою силу в древней Руси для властей и учреждений церковных по отношению к их владениям. Оно-то и внесло в гражданско-правовую жизнь русского народа, государства и церкви характеристические особенности в истории русского права.

Духовные власти и церковные учреждения (монастыри) в России, с самых первых времен христианской веры в ее пределах, приобрели в свою собственность или, по крайней мере, во владение населенные земли, «погосты» и целые «города», под именем «десятинных»²⁷. На основании вышесказанного правового положения гражданско-судебная власть в десятинных селах, погостах и городах, находившихся во владении церковных властей и учреждений, предоставлена была им по самым юридическим понятиям времени. В уставной грамоте Ростислава Смоленского прямо говорится: «ажь будет или тяжа, или продажа епископля, да не надобе ни князю, ни посаднику, ни тивуну, ни иному никомуже от мала и до велика, и по всей волости смоленской»²⁸.

Как дальнейшее развитие десятин, – десятой части доходов с известных имений или, вместо того, известных имений, отдаваемых во владение и полную собственность церковным властям и учреждениям, – очень рано²⁹. в древней Руси является пожалование князьями епископиям, монастырям и церквам поземельных владений, населенных и ненаселенных. Пожалование юридически переносило судебно-гражданские права жалующих собственников в их владениях на те власти и учреждения, которым владения жаловались. Князья, так сказать, формально переводили на церковные власти и учреждения свои права в вечное владение³⁰. Вследствие такого пожалования церковные учреждения и власти становились в пожалованных имениях отчинниками или, впоследствии, помещиками со всеми правами, какие принадлежали прежним владельцам, или даже с особенными разнообразными привилегиями против общих прав владельцев, – привилегиями, которые предоставлялись представителям державной государственной власти. Пожалование населенных ненаселенных имений церковным учреждениям и властям закреплялось особыми жалованными или тарханными, данными (вкладными) и духовными грамотами, как юридическими официальными актами. Грамоты скреплялись подписью жалующих и лиц, приближенных служилых к князю, иногда и подписью тех, которым жаловались они, а иногда «ради крепости в будущие времена заносились в «головные книги«» Константинопольской патриархии «на вечное и непорушимое воспоминание»³¹. Нет сомнения, что с конца XI века церковные учреждения получали уже в пожалование населенные имения – «села³² и волости»³³. Об этом говорят летописи. От XII века сохранилось несколько и жалованных грамот, в которых ясно предоставлены судебно-гражданские права церковным учреждениям³⁴. В XIII и XIV веках в период монгольского ига, вследствие несчастного политического состояния нашего отечества жалованные и вкладные грамоты на населенный земли раздавались духовным властям и учреждениям с особенной щедростью не только князьями, но и частными владельцами – отчинниками³⁵. Судебно-гражданские права церкви в ее владениях подтверждались ханскими ярлыками³⁶, взаимными договорами князей между собой³⁷ и духовенством³⁸. В XV, XVI и XVII вв. продолжалось увеличение населенной и ненаселенной поземельной собственности церковных властей и учреждений разными средствами, но всегда имеющими юридические основания своего времени. В XVII в., по свидетельству иностранца Коллинса, посетившего Россию при Алексее Михайловиче, почти две трети государства принадлежали церкви ³⁹; по свидетельству Котошихина в его время за патриархом числилось больше 7000 дворов, за архиереями до 28,000 и за монастырями до 83,000, – всего за церковными властями и учреждениями до 118,000 дворов⁴⁰. По «Росписи 170 года» (1662 г.) за 476 монастырями крестьянских и бобыльских дворов было 87,907 дворов⁴¹. – Так установились судебно-гражданские права церковных учреждений на владельческих основаниях и сложился особый гражданский юридический быт в церковных владениях, отличный от быта в других владениях и землях, принадлежавших иным собственникам.

Итак, в древней России были два основные начала судебно-гражданских прав церковных властей и учреждений: церковно-служебное и владельческое. Владельческое начало очерчивало круг судебно-гражданской власти их пределами владеемых ими земель. Круг же этой власти церкви по началу церковно-служебному обозначен был указанием лиц, подведомственных ей по особым званиям (лица духовные, монашествующие и пр.) и по особым отношениям пользующихся ее покровительством (богаделенныя лица).

Но ни начало церковно-служебное, ни начало владельческое, по духу самого законодательства и в практике, не разобщали церковно-гражданского суда от общего государственная суда в гражданских делах. Между тем и другим были точки соприкосновения. В соприкосновениях лиц, подведомственных суду церкви в гражданских делах, с лицами, подлежащими общим судам государства, установился со времени первых уставов церковно-гражданского русского законодательства «суд вопчий» или «суд сместный»⁴². Общий суд составлялся из лиц светских, как представителей государства, и церковных, представителей от церкви. Кроме того, владельческий суд церковных властей и учреждений в делах гражданских, как суд, стоявший в параллель с судом государственным, в отчинах и поместьях других владетелей, всегда признавал над собой высший суд князей, верховных судей государства. Апелляция к верховному суду удельного или великого князя всегда считалась правом в делах гражданских, решенных гражданской судебной властью Церкви. Мало того, владельческий суд церковных учреждений не исключал безусловно общего государственного суда чрез наместников или впоследствии чрез воевод⁴³. Нужны были для учреждений особые грамоты, которые бы ограждали их от областного государственного суда. За то церковные учреждения должны были еще стоять под судом епархиальной власти, которая признавала себя вправе иметь судебную власть в церковных учреждениях. Епархиальная власть таким образом являлась посредствующей, второй инстанциею между низшим судом учреждений и верховным судом князя⁴⁴. Но как епархиальные власти, так и церковные учреждения стремились удержать в своих владениях судебно-гражданскую власть, равную с областным государственным судом, под верховным судилищем князей своего удела. – В таком виде сложились отношения и положение судебно-гражданской власти епархиальных властей и церковных учреждений в период удельный, когда каждый удельный князь в своем уделе был верховным судьей для всех своих подданных. В период собирания Руси около своего центра, Москвы, явились особого рода отношения судебно-гражданских прав церкви к государству, вследствие особой формации русского государства.

Москва с XIV века начала заметно возвышаться между всеми удельными княжествами на Руси. Мало-помалу уделы стали сливаться с московским княжеством, уменьшаться в количестве и исчезать. Число удельных князей становилось меньше и меньше. Русь собиралась. Московский князь стал царем и самодержцем всея России. Он не опускал ни одного средства стягивать Русь к общему центру. Сознательна или несознательна была его политика в этом отношении, – это, пожалуй, еще вопрос, но что такова была политика Москвы, это – факт. Православная вера, Церковь, митрополит всея России были могущественными союзниками в деле собирания Руси. Известно, что в XIV и XV веках вся северо-восточная Русь была усеяна монастырями. Все монастыри крепко держались православия, единой Церкви; все признавали одного митрополита. Политика московских князей надеялась воспользоваться, между прочим, монастырями для собирания Руси и для скрепления собираемой⁴⁵. Эта политика имела целью сосредоточить около общего центра государственной власти и жизни России владения монастырей. Но самодержец всея России был государь благоверный, благочестивый и православный. Из благоговения к вере и Церкви он не мог употребить каких-либо насильственных мер для собирания церковных учреждений к Москве. Таким образом под влиянием политики московских государей и благоговейных отношений их к церкви в XIV веке начался и в следующие XV, XVI и ХVII века продолжался процесс перехождения гражданско-судебных прав в землях, принадлежащих церковным учреждениям, во власть и непосредственное ведение великих московских князей и царей-самодержцев.

Судебно-гражданские права церковных властей и учреждений встретились здесь лицом к лицу с верховными, самодержавными правами государства в области суда. Здесь открывается исходный пункт развития в истории русского права особых отношений судебно-гражданской власти церкви и государства, в которых проявились характеристические особенности развития в России вопроса о подсудности духовенства и лиц, ему подвластных по владельческим отношениям. Здесь и возник в московском государстве этот вопрос, разрешавшийся в течение всей истории России до 1764 года. Завязка его в самых основных, началах, историей положенных в жизнь русского государства, права и Церкви. Церковные власти и учреждения получили судебно-гражданские права по началам – церковно-служебному и владельческому, усиленные с течением времени разными привилегиями, который в иных местах принимали широкий размер. Между тем государство, с развитием сил и жизни, – государство самодержавное, по мере сознания своих сил, устремилось к собиранию своих прав и своей власти. Оно, еще не организовавшееся по системе встретилось с укоренившимися в жизни правами Церкви, которые и в теории и практике получили крепость и силу. К тому же государство олицетворяло свои права в государях, благочестивейших сынах церкви, благоверных и православных. Это могло ослаблять стремления государства в собирании своих прав, как действительно и было46. – Вы видите здесь разные элементы, из которых должно составиться историческое развитие вопроса о судебно-гражданских правах церковных властей и учреждений, – элементы, частью выросшие из почвы народной, частью завещанные России историей предшествующего мира и получившие своеобразное развитие в нашей стране. В течение XVI и ХVII веков элементы эти, развиваясь, так тесно сливаются и переплетаются между собой, что трудно было их разделить – трудно было коснуться одного не затронувши другого, хотя они были совершенно противоположны. Истории предстояла задача дать перевес тому или другому элементу. Она присудила на долю верховной власти государя, как и следовало ожидать по существу самого дела, больше успеха, чем другим элементам. Проследим же, каким образом московское государство XIV и ХVII вв. стремилось к собиранию судебно-гражданских прав от церковных властей и учреждений в свое ведение.

Иоанн III, тип московских князей, собиратель Руси (1462–1505), с особенною ясностью выразил указанную нами политику Московского княжества по отношению к церковным владениям. Он надеялся закрепить собираемую около Москвы Русь отчуждением монастырских земель из-под власти Церкви и присоединением их к княжеским владениям. В обществе явились тогда два мнения относительно отнятия монастырских земель. Преподобный Иосиф Волоцкой отстаивал право монастырей – владеть землями. Нил Сорский был представителем противоположного мнения, – против владений монастырей. Тот и другой имели сторонников своих мнений⁴⁷. Иоанн III предложил, митрополиту всей России Симону составить Собор в 1500 г.⁴⁸. Собору поручено было рассудить о возможности передачи монастырских земель русскому самодержцу. Но отцы Собора нашли невозможным передать церковные земли, святительские и монастырские, во власть князя на следующих основаниях: святители и монастыри имеют право владеть недвижимыми имениями; право это им предоставлено издавна от благочестивых царей и греческих и русских; право это ограждено против обидчиков «страшными клятвами»; монастырям и епископиям запрещено отчуждать свои земли, – и они «не смеют отдавать или продавать стяжания Божии, нареченные и данные Богу»; этих прав Церкви не затрагивали даже неверные князья. – Иоанн оставил свое намерение зараз отобрать церковные земли, вследствие представления Собора, который выразил в своем докладе царю желание, чтобы они «по старине» оставались невредимыми «во святейшей митрополии российстей».

Встретив противодействие своему намерению одним разом отобрать все церковные земли в пользу московского государства, Иоанн не оставил намерения – сосредоточить их в непосредственном ведении московского государя. Он решился преследовать особенный план сосредоточения, подготовленный некоторыми явлениями в предшествующее ему время. Средства к осуществлению этого плана были многоразличны. Одни из них нашел он в предшествующих его царствованию явлениях, которые обратил в свою пользу; другие он сам ввел в жизнь. Но в тех и других проглядывала одна мысль и одна цель; те и другие были вполне согласны с современными понятиями и современным положением дел. В употреблении этих средств, которые постепенно и прочно вели дело к предположенной цели, Иоанн является покровителем церквей и монастырей. Политика Иоанна продолжалась в том же направлении по отношению к монастырям и при его преемниках с необыкновенным постоянством более столетия. Она состояла в том, что московские цари, оставляя за церковными учреждениями и властями их владения, даже дозволяя им увеличивать свои владения, сами жалуя их, при раздаче разных льгот и благодеяний отдельным монастырям, церквам и епископиям, приобретали в них верховный непосредственный судебно-гражданские права с изъятием их от зависимости областным или епархиальным судам, – вообще устраняли всякую посредствующую инстанцию между непосредственным судом владетелей и верховным судом Государя. Укажем средства, употребленные царями для осуществления их политики.

Московские князья начали сосредоточение судебно-гражданских прав церковных учреждений в своей непосредственной власти с того, что они все монастыри в уделах, ими уничтожаемых и присоединяемых к московскому государству, поставляли в непосредственную от себя зависимость в отношении судебно-гражданских прав. Еще Василий Темный принял под свое покровительство от удельных князей монастыри Троицко-Сергиев, Каменский и Толгский⁴⁹. Весьма замечательно и объясняется только нашей мыслью то, что Иоанн III, по взятии Новгорода в 1477 году, требовал от Новгорода земель, отказался от предложенных ему новгородцами целых городов (Великие Луки и Ржева Пустая) и взял за себя «церковные земли владычни (архиепископские) и монастырские по благословенно митрополита Симона⁵⁰. Конечно Иоанн с митрополитом надеялся скорее соединить новгородскую область с московским княжеством чрез прием в свое непосредственное ведение церковных земель, чем других новгородских областей. Поставляя церковные земли, приобретаемые от удельных областей, в непосредственную судебную зависимость от себя, московские государи пользовались при этом уже установившимся в уделах обычаем князей – подчинять церковные вотчины своему непосредственному суду помимо наместников, волостелей и доводчиков⁵¹.

Столкновения тяготевших к Москве монастырей с их удельными князьями подавали московским государям повод являться патронами притесняемых и принимать их под свое покровительство.52 И это было не противно «земским обычаям» времени. Так, между прочим, монастырь Иосифа Волоколамского, притесняемый своим удельным князем, «бил челом царю православному, самодержцу, великому князю всея Руси», чтобы он пожаловал его и избавил от насилий его удельного князя Феодора Борисовича Волоколамского⁵³. И монастырь был принят под покровительство великого князя.

В пределах своего княжества московские государи предоставили митрополиту и монастырям особенные преимущества независимой от областных государственных судов судебной власти в таких вотчинах, в которые они перезывали поселенцев «из иных княжений»; но и высшую судебную власть при этих случаях они оставляли за собой. Ясно, кажется, что московские государи этим средством стягивали Русь к Москве. Они жаловали то, что «к тем» вотчинам «потягло»⁵⁴ ).

В договорных грамотах московских государей с удельными князьями выговариваются такие условия, которые выражают прямо мысль, что государи пользовались непосредственною судебной властью, как средством для подчинения уделов московскому княжеству⁵⁵. Те же отношения и те же цели имели в виду московские князья, когда они подчиняли своему непосредственному суду и церковные вотчины, находящиеся в других уделах или и в их княжестве.

Если удельные князья или их родственники и вотчинники жаловали вотчины в церковные учреждения, находившиеся в пределах московского княжества; то московские государи предоставляли пожалованным вотчинам, между прочими льготами, и привилегию высшего непосредственного своего суда, после суда владельческого, – и притом с прямою целью привлечения в них народонаселения из других княжеств назначали для суда только определенные сроки, в которые могли являться в вотчины назначенные прямо от царя особые приставы⁵⁶.

Московские Государи приписывали одни монастыри к другим таким монастырям, которые уже находились под непосредственной их подсудностью. Иоанн IV приписал 11 монастырей к Сергиеву Троицкому и 4 к Кирилло-Белозерскому. Михаил Феодорович и Алексей Михаилович 18 монастырей к Саввину Сторожевскому. Приписанные монастыри также поставлялись в непосредственную подсудность московских государей⁵⁷, в какой находились и те, к которым приписывались.

В спорных делах между крестьянами церковных учреждений и дворцовыми грамотами предоставлялся непосредственный суд самому государю⁵⁸. И это служило дорогой к цели.

Удельные князья, в ожидании смерти своей, завещавали свои уделы великому московскому князю. Но умирающие всегда желали «пристроить свою душу». Пристроение души состояло в завещании определенного количества деревень в пользу монастырей или церквей. По этому умирающие, предоставляя свои уделы великому князю, просили его распорядиться относительно «поминка их рода и души» по своей воле⁵⁹, или отдать на помин души те деревни, который, по своему положению, приходились к монастырским землям⁶⁰, или, если самому великому князю понадобятся эти земли, то он пожаловал бы внести в монастыри определенное количество денег⁶¹, или представляли одному великому князю право выкупа вотчин, завещанных в монастыри⁶² с). С течением времени законом на соборе 1551 г. запрещено было монастырям принимать, а удельным князьям давать в монастыри вотчины по душам без докладу государю московскому. Закон указывает, что московские государи «исстари» стремились к такому ограничению монастырей и князей удельных. «А что из старины, – говорится в соборном приговоре, – по уложению Великого Князя Василья Ивановича всея Русии (а по другим спискам: по уложению Великого Князя Ивана Васильевича всея Русии и по уложению Великого Князя Василья Ивановича всея Русии) во Твери, в Микулине, в Торжку, в Оболенску, на Белеозере, на Рязани, мимо тех городов, людей, иных городов людям вотчин не продавали и по душам в монастыри без докладу не давали; а суздальские князья да ярославские, да стародубские без великого князя ведома вотчин своих... в монастыри по душам не давали»⁶³. Московский государь, дозволяя монастырям принимать завещанные вотчины, оставлял за собой судебно-гражданские права над ними⁶⁴.

Областные суды московского государства, – и вообще все функции областного управления подавали бесчисленные поводы монастырям и церковным властям даже желать непосредственной подсудности государю, как особенной льготы, для избежания зависимости от областных властей. Московские государи отправляли в присоединенные к их княжеству уделы и города своих наместников, потом воевод, которые были областными управителями и судьями своих округов. В обыкновенном ходе государственного устройства и все церковные вотчины должны были подлежать их суду, который был, разумеется, выше владельческого суда. Но, как известно, ведение наместников, волостелей и воевод в известной стране было слишком тяжело для обывателей, вследствие системы кормления. Потому церковные власти и учреждения и желали льготы – независимости их владельческого суда в своих вотчинах и самых вотчин от ведомства разных областных чиновников. Они обращались к московским государям с челобитьями о принятии их вотчин в свой непосредственный суд. Так было в удельных княжествах. Так стало и в московском государстве. Московские государи были весьма щедры и благосклонны на челобитья церковных учреждений. Они являлись при таких челобитьях покровителями церковных властей и учреждений, как по благоговейным чувствам к вере и Церкви, так и в видах сосредоточения церковно-гражданской судебной власти в своем непосредственном ведении. Несудимые жалованный грамоты раздавались щедрой рукой. Ими предоставлялся владельческий суд церковным властям и учреждениям, независимый от областных судов, равносильный суду государственному, но суд, состоящий в непосредственном ведении самого государя. «А сужу аз сам князь», или «Великий Государь и Великий Князь» или «боярин мой введенный», – это была обыкновенная формула, выражающая привилегию в судебно-гражданских делах монастырей и церквей и заключающая грамоты, которыми ограждалась самостоятельность и независимость суда жалуемых церковных властей и учреждений от наместников, воевод, волостелей и пр. Грамот, жалующих такие льготы церковным вотчинам, чрезвычайное множество, как отпечатанных доселе, так и непечатных, сохраняющихся в архивах⁶⁵. Несудимые грамоты давались всеми московскими государями. Весьма часто и, кажется, всегда данная одним царем грамота подтверждалась последующими без изменения или с ограничениями по законам, установленным после пожалования. Бесчисленное множество несудимых грамот и щедрая раздача их государями главным образом и оправдываются объясняемой нами политикой московских государей по отношению к церковным владениям и благоговейными чувствами их к церковным учреждениям. Невыгоды от привилегий, раздаваемых несудимыми грамотами, окупались вполне достижением государственной цели, для которой они выдавались, и финансовыми доходами в пользу учреждений и государства, помимо областных чиновников.

Московские Государи жаловали иногда монастырям и церквам дворцовые села, деревни и земли, в виде руги, или и на поминок по своему роду. Характеристически изображаются отношения таких пожалованных вотчин в судебной зависимости от государей в следующей грамоте от 1453 г.: «По приказу своее госпожи, своее матери, великие княгини Софии, се яз князь велики Василей Васильевич дал есмь в дом Живоначальной Троице в Сергеев монастырь села ее Кинелские, Чечевкино да Слотино, и с деревнями, и что к тем селом и к деревням потягло из старины, опроче тех земель волостных, которые подавал яз, князь велики, своей матери Великой Княгине к тем ее селом и к деревням волостные земли; а дал есмь им те села и деревни и с хлебом и с животиною, да половину серебра летнего на людях, и со всем с тем, что в тех селах и в деревнях есть, опричь людей страдных, да опрочь суда, судя мои Великого Князя. А дал есмь Живоначальной Троице неподвижно в дом те села и деревни, по своем отце великом князе Василье Дмитриевиче и по своей матери великой княгине Софье, и всему своему роду на поминок»⁶⁶.

По прекращении уделов прекратилась и передача в церкви и по монастырям земель из удельных княжеств. Явились в Московском государстве поместья служилых людей государевых. Владетели этих поместьев, для поминовения своей души и своего рода, передавали и поместья в монастыри, как свою частную собственность. В поместьях служилых людей государь был волен в суде и управлении. Монастыри, получившие поместья, устраивали так, чтобы получить несудимую грамоту относительно приобретенных имений и таким образом поставить себя в зависимость от непосредственного суда государя.

Навстречу политике московских государей – сосредоточить в непосредственном ведении судебно-гражданские права в церковных вотчинах дарованием особых льгот суда и особых привилегий церковным властям и учреждениям в их владельческих имениях шли многие явления в истории русской церкви с очень раннего времени.

Известна история основания наших монастырей. В основании монастырей в древней России с ревностью участвовали все сословия, все классы народа. Весьма часто подвижники благочестия уходили в непроходимые леса за пределы существовавших епархий, границы которых в древнее время не везде точно были определены, поселялись там и основывали монастыри. Такие монастыри сначала волне зависели от своих основателей и в гражданских делах. С получением известности в государстве они, не зная епархиальной зависимости, в отношении гражданской подсудности. по естественному ходу вещей становились в подсудность тем князьям, в уделах которых находились. С переходом удела во власть московского государя и они переходили в его судебное ведомство по отношениям гражданским, помимо епархиальной власти.

Основатели монастырей русских до самого XVIII столетия считали основанные ими монастыри своими. Они имели взгляд, что они имеют право в своих монастырях на судебно-гражданскую власть. Даже вкладчики, – люди, своими вкладами поддерживавшие монастырь, смотрели на монастырские имения, как на область, им принадлежавшую, в которой судебно-гражданская власть только им и принадлежит. Они признавали один высший суд над собой, – суд государя; но ни областных государственных судов, ни епархиальных они не знали⁶⁷. Даже прихожане таких церквей, которые содержались на особые суммы прихожан, уже в XVIII в. считали себя независимыми в судебно-гражданских делах, соприкасающихся с церковными принадлежностями, от епархиального суда⁶⁸. Если частные люди, – основатели монастырей и церквей считали себя в праве иметь судебно-гражданскую власть в кругу имений, принадлежащих их монастырям; то само собою разумеется, что сами государи имели непосредственный гражданский суд в монастырях, ими построенных или одаренных дворцовыми селами и деревнями⁶⁹.

Многие монастыри, после монгольского ига, вследствие общих неустройств в государстве, подвергались разграблениям от окрестных жителей, удельных князей и разбойников. Некоторые из таких монастырей искали приписки к другим, имеющим возможность оберегать себя, свои вотчины и другие приписные монастыри с их вотчинами, и в тоже время пользующимися привилегией непосредственной подсудности в делах гражданских московскому государю. Другие же прямо искали защиты от разных притеснений и грабежей у московского князя, потому что духовные власти не могли оказать им защиты⁷⁰.

В царствование Василия Иоанновича игуменья, старицы, пять священников и два диакона Успенского во Владимире монастыря били челом государю, чтобы он продали, вотчины, принадлежащие этому монастырю, и давал ему проценты с полученного от продажи капитала на содержание живущим в нем. В этом факте выражается мысль сосредоточения монастырских вотчин около московского государя. Вероятно, этот факт был не единственный⁷¹.

Систематическое же тяготение церковных владений к непосредственному суду московского государя, самодержца всея России, создалось вследствие внутренних административных, судебных и финансовых отношений между епархиальными властями и подчиненными им ведомствами. Владельческие права епархиальных архиереев сильно сказывались в управлении церковном в течение XV-XVII веков. Подчиненные епархиальному архиерею во владельческом отношении монастыри и церкви обязаны были «тянуть» ему тягло точно также как обыватели деревень и городов – князю владетелю. Епархиальные архиереи переняли в значительной степени от князей и вотчинников формы, в которых выражались владельческие права. У них были дворы из бояр, боярских детей, окольничих и т. п. Они имели из них десятинников, недельщиков, подводчиков и пр. и пр. Эти-то лица заведовали управлением, судом, расправой, сбором владычных податей в епархии. Подати были чрезвычайно разнообразные. Гражданско-судебная власть этих лиц стесняла и ограничивала владельческий суд церковных учреждений в их собственных землях. Суд десятинников был обременителен и не всегда справедлив. Особенно «тяглым попом» приходилось «невмоготу». В каком отношении находились епархиальные монастыри и церкви к епархиальным архиереям в судебной и финансовой области, в таком же отношении находились сами епархиальные архиереи к митрополиту и потом патриарху всея России.

Вследствие невыгодных в судебном и финансовом отношении прав высших церковных властей для низших, – подчиненных, еще в XIV в. явилось стремление этих последних к независимости от ведомства высших в делах гражданских, а иногда и в духовных. Пример такому стремлению подали епархиальные архиереи. Новгородская епархия первая и весьма рано хотела освободиться от митрополичьих заездов, пошлин и суда⁷². Новгородскому владыке стали подражать и другие⁷³. Монастыри стремились освободиться то от наместников и бояр архиерейских⁷⁴, то и от самых епархиальных архиереев⁷⁵, в делах вотчинных в особенности⁷⁶. Это стремление возбуждалось и поддерживалось еще и тем, что государевы наместники, воеводы, волостели и тиуны имели право въезда в земли, не подчиненные непосредственному суду государя. Полная же независимость от суда и пошлин епархиальных властей и государевых наместников, воевод и волостелей приобреталась исключительно несудимыми грамотами от государя. Этими несудимыми грамотами стягивались монастырские, святительские и церковные вотчины под непосредственный суд государя в гражданских делах, помимо суда областного государственного и церковных – высших инстанций⁷⁷.

Были еще и другие отдельные явления, в которых открывались частные случаи непосредственного суда государей в церковных вотчинах по делам гражданским, – так, например, апелляция к государю в спорах, решенных епархиальной и патриаршей властью к неудовольствию одной стороны и т. п. Но для нашей цели довольно и сказанного в доказательство того, что московский государь сосредотачивал в своем непосредственном ведении судебно-гражданские права в вотчинах церковных властей и учреждений. В первой половине XVII в. сосредоточение достигло широких размеров, но не простиралось на все церковные вотчины и не приведено было к концу. Это сосредоточение, однако, не имело еще единства основания для общей судебно-гражданской государственной власти, а представлялось в бесчисленном множестве судебных привилегий, предоставленных отдельным властям, монастырям, церквам, вотчинам, деревням. – Обратим внимание на то, в каком виде и чрез какие органы производился непосредственный суд государя и в каком виде явилось судебное устройство в церковных владениях вследствие такого сосредоточения.

Все дела, относящиеся до церковных учреждений и их вотчин и подлежащие непосредственным государевым указам, докладывались государю с половины XVI до половины XVII века (до Соборного Уложения 1649 г.) чрез Приказ Большого Дворца. В нем и ведались они; чрез него исходили царские грамоты к церковным властям, учреждениям и подлежащим лицам.

Сосредоточение таких дел в Приказе Большого Дворца произошло с исторической постепенностью. У удельных князей хозяйственной частью заведовали дворецкие. Каждый удельный князь имел своего дворецкого. Московские князья, по мере возрастания их княжества, увеличения хозяйства и богатства их и по мере увеличения их доходов, увеличивали у себя число дворецких.

Дворецкие поставлялись для управления дворцовых городов, сел, деревень и черных волостей, присоединяемых к Московскому княжеству от бывших уделов. Самый же . личный состав дворецких и дел ведомства их с течением времени получает название Приказа Большого Дворца. В первый раз в актах он является в 1547 г.78, но, вероятно, он был и ранее, – еще при Иоанне III79. Во главе этого учреждения был «дворецкий, у которого был Большой Дворец в приказе'80. С течением времени Приказ разделился, по различию отдельных частей, в нем заведоваемых особыми дворецкими, на отдельные дворы, с особенными названиями от частей, вверяемых отделениям (Сытный Двор, Хлебный и т. п.). «Во Дворце же в Приказе были и монастыри всех городов (1610–1618)81. Заведование делами относительно церковных учреждений имело свое особое отделение в Приказе. Отделение это во времена Михаила Феодоровича встречается с именем Монастырского Приказа и приказа монастырских и переносных дел82. В этом отделении был боярин и дворецкий и дьяки83 6). Предметы, подлежащие их ведению относительно церковных учреждений, были многочисленны и разнообразны.

а) В Приказе Большого Дворца сосредоточивались государственные финансовые отправления из всех церковных вотчин, как то: плата с оброчных статей (с рыбных ловель и т. п.⁸⁴), сбор денег, хлеба и даточных людей для военной службы⁸⁵. Если же другие Приказы требовали с церковных властей и учреждений сборов государственных; то они жаловались на это царю⁸⁶. Впрочем, нужно сказать, что привилегией – быть в зависимости от одного Приказа Большого Дворца по финансовым отправлением пользовались не все церковные учреждения и власти, имеющие вотчины. С вотчин непривилегированных монастырей сборы происходили чрез воевод, которые и отправляли собранное по назначению правительства⁸⁷.

б) В Приказе Большого Дворца производились распоряжения относительно описей владений и имуществ церковных учреждений, принималась отчетность в употреблении монастырских расходов, имелся высший контроль над церковными имуществами, не подведенный впрочем под общие и постоянный формы⁸⁸. Вследствие прав высшего надзора за финансовым состоянием монастырей, Приказ назначал производство следствий по злоупотреблениям в растрате монастырской казны и в монастырском управлении и принимал меры к устранению беспорядков в этом отношении⁸⁹.

в) Приказ заведовал производством дел по выдаче новых и подтвердительных жалованных царских грамот, и также по жалобам за нарушение данных церковным властям и учреждениям грамот и привилегий⁹⁰.

г) Выдача руги и милостынных денег монастырям и церквам из государевой казны и все соединенные с тем дела были в распоряжении того же Приказа.

д) Все вообще правительственные действия со стороны государства относительно церковных дел шли к церковным учреждениям чрез посредство Приказа⁹¹.

е) В Приказе же сосредоточивалась и судебно-гражданская власть в делах, подлежащих непосредственному суду государя относительно привилегированных церковных властей и учреждений. Ему подлежали митрополиты, архиепископы, епископы⁹², привилегированные монастырские власти: настоятели, игуменьи и приказчики, все вообще обитатели привилегированных монастырей, монастырские слуги и крестьяне⁹³, лица белого духовенства, владевшие вотчинами: соборные протопопы с братией⁹⁴ и духовенство монастырских сел, принадлежавших привилегированным монастырям⁹⁵. Все эти лица судились чрез Приказ Большого Дворца в исках на них со стороны лиц других ведомств, светских. «А кому будет чего искати на них⁹⁶», то иск вчинять в Приказе, – так обыкновенно говорится в несудимых грамотах. Но некоторые монастыри находили для себя стеснительным и то, что они, подлежа ответственности в исках на них в Приказе Большого Дворца, сами должны вчинять иски на посторонних в различных приказах, которым ответчики были подсудны. Поэтому они просили государей пожаловать их правом вчинять иски на светских в Приказе же Большего Дворца, где и сами отвечали, и действительно получали это право. Так Суздальского Покровского монастыря игуменье с сестрами при Михаиле Феодоровиче пожаловано «кому будет чего искать на них игуменье с сестрами, и их монастырских попах, и на слугах, и на крестьянах, или им будет игуменье с сестрами, и их монастырским попом, и служкам и крестьянам, и всяким монастырским людям, на ком всяких чинов на всяких людях искать какого управного дела, и они ищут тех управных дел на всяких людях в том же Приказе Большого Дворца, а в иных приказах во всяких управных делах игуменью с. сестрами, и их попов, и слуг и крестьян, кому до них сторонним людям дойдет исковое дело, или будет им игуменье с сестрами дойдет до кого до сторонних дел исковое дело, и их опричь Приказу Большого Дворца не судить»⁹⁷. Такие же права даны были Новгородскому Юрьеву, Троицко-Сергиеву, Белоезерскому и некоторым другим монастырям⁹⁸. Подобная жалованная дана была в 1634 г. мая 29 дня архиепископу Вологодскому Варлааму, чтобы архиепископским стряпчим, которые живут на Москве и домовым людям и вотчинным крестьянам во всяких исковых делах искать и отвечать в одном Приказе Большого Дворца»⁹⁹. Прежде чем сформировался при московских государях, Приказ Большого дворца, суд давался подлежащим лицам или самим государем или дворецким Большого дворца, – «сужу их... яз царь и великий князь или наш дворецкий Большого дворца»¹⁰⁰, говорилось в несудимых грамотах. Этот дворецкий иногда носил совместный титул боярина: «судит наш боярин и дворецкий Большого Дворца»¹⁰¹. Около 1615 года Приказ Большого Дворца является судебно-гражданским местом по отношению к духовному ведомству или без указания на состав его¹⁰², или с указанием на боярина и дьяков, которые заведовали судом. «А кому будет чего искати, – говорится в грамотах, – на игумене и на братии и на их монастырских людях и на крестьянах, и по нашему государеву указу игумена и братью судят, опричь духовного дела, в Москве, в Приказе Большого дворца боярин наш и диаки»¹⁰³. Этот боярин был постоянным судьей в Приказе, но вместо него назначался и особый судья для известных дел или местностей, – «боярин введенный»¹⁰⁴. Но Приказ не всегда давал непосредственный суд. Для судебных дел в церковных привилегированных владениях, равно и для других занятий в них, например: для описания монастырских имений, для составления переписных книг, для производства следствий, Приказ иногда отправлял в известные монастырские имения бояр, дворецких, чаще всего особых приставов и т. п.¹⁰⁵ ), но поручал в XVII столетии все эти дела нередко и воеводам¹⁰⁶. Для суда и вчинания исков назначаемы были сначала известные определенные сроки¹⁰⁷, для разных местностей различные¹⁰⁸, притом для одних местностей – один срок, для других два и три¹⁰⁹. Кроме этих сроков не велено было производить суда в привилегированных местностях; и если бы назначен он был, то решения его считались в них недействительными¹¹⁰. Назначались сроки для исков на духовных лицах и крестьянах церковных вотчин и пред боярами введенными, приставами и тиунами, которые назначались, по несудимым грамотам и посылались из Приказа. «Данный пристав» или «боярин введенный» определялся для известной местности или постоянным судьей¹¹¹, или только на определенные сроки¹¹², а «нелюбые» приставы, по просьбам монастырей, иногда сменялись¹¹³. Приставы притом назначались или для всех вообще дел по монастырским владениям, или только для известного и определенного круга¹¹⁴. Кроме определенных на известные сроки приставов никто не мог ни въезжать в привилегированные местности, ни производить в них суда. Но привилегированных местностей в первой половине оказывалось чрезвычайное множество. Едва ли была физическая возможность для Приказа – иметь или посылать особого пристава или боярина для каждой из них. По этому Приказ стал поручать, вместо особых своих бояр и приставов, воеводам не только судить в привилегированных местностях, но именем царя наблюдать над делами чисто церковными и делать распоряжения, относящаяся к кругу обязанностей церковных властей¹¹⁵. На основании таких наказов воеводы и вообще областные чиновники вмешивались не только в гражданские дела во владениях церковных учреждений, но и в дела церковного управления и суда над духовными лицами¹¹⁶. Еще чаще сами воеводы, без особых дозволений, вступались в дела, огражденные от них привилегиями и церковными законами¹¹⁷. Если они дозволяли себе такое вмешательство и в привилегированных местностях, пользующихся несудимыми грамотами, то они считали уже себя в праве судить и рядить духовных лиц и крестьян церковных вотчин в непривилегированных местностях, помимо епархиального суда и власти. Если несудимые царские грамоты не удерживали их от вмешательства в дела, изъятые из под его ведомства, то требования церковных властей не могли иметь силы против них. Вообще в XVI и особенно в первой половине XVII века со стороны светских чинов были весьма часты вторжения в судебные дела, которые церковными властями и учреждениями признавались изъятыми из-под их подсудности. Оказалось, что напрасно монастыри и церковные власти добивались неподсудности областным и вообще светским судам, прибегая под непосредственный суд московских государей. Стремления их, продолжавшиеся два столетия, стремления к самостоятельности во владельческом суде под защитой непосредственного суда государя, помимо областных государственных и церковных – епархиальных и патриаршего судов, – эти самые стремления привели их, в конце концов, к зависимости от разнообразных судей светских не только в судебно-гражданском отношении, но и в церковно-служебном.

Между тем в духовенстве и особенно в представителях церковной власти крепко было убеждение о неподсудности церковнослужилого сословия или, вернее, звания мирским судьям. Уставы первых русских князей, установившие в России самостоятельность церковного суда между лицами, служащими Церкви и состоящими под ее особенным покровительством, оставались основным законом судебно-гражданских прав Церкви. Они юридически не были отменены. Обязательности их никто не оспаривал. Церковные власти и учреждения признавали себя вправе удерживать за собой и тот гражданский суд, который создался в области церкви на основании владельческих прав, грамот и законов о церковных десятинах, на основании жалованных и несудимых грамот, которыми владетели ограждались навеки от всякой обиды. Поэтому церковные власти, XVI и XVII веков, желая устранить и предотвратить нарушения судебногражданских прав Церкви, узаконенные, издревле и созданных историей, предпринимали защитительные меры к охранению этих прав. Они запрещали духовным лицам судиться у светских лиц, подтверждали, разъясняли и разглашали древние права Церкви обнародованием «Правил об обидящих церкви Божия», посланий и челобитен «о вольностях церковных и о неотнятии движимых и недвижимых церковных имений и о прочем», изданием разнообразных списков «ряда и суда церковного», установленного первыми князьями и т. п.¹¹⁸. Многие монастыри¹¹⁹ и епархиальные власти¹²⁰ заручались новыми несудимыми грамотами или подтверждением старых, по которым они подлежали суду одного Приказа Большого Дворца.

Епархиальные власти находили противным правам Церкви, если подчиненные им духовные лица подвергались суду мирских. Между тем сами, как было замечено выше, в областях своих епархий назначали для управления и суда в церковных делах лиц мирских – бояр и детей боярских в десятильники, недельщики, приказчики и подводчики. Управление и суд этих лиц был весьма тяжелым игом для белого духовенства. Мы знаем, что некоторые церковные учреждения – в особенности монастыри, монастырские села и соборное духовенство в разных епархиях успели оградить себя от въезда епархиальных чиновников в пределы их местностей и от суда по делам гражданским непосредственной подсудностью государям. Но приходское белое духовенство оставалось в полной и исключительной власти епархиальных светских чиновников. Оно сознавало и чувствовало гнет их над собой. Сильным и искренним выражением чувств его под этим гнетом был голос одного ростовского священника на Соборе в начале XVI в. (1503 г.). Свящ. Георгий держал такого рода речь пред отцами Собора: «Господа священноначальницы! Не благословно насматриваете за верными людьми..., назираете Церковь по царскому сану земного царя – боярами, дворецкими, недельщиками, подводчиками, для своих прибытков, а не по достоинству святительскому. Апостол пишет: служащие алтарю с алтарем соделяются. И вам достоит пасти Церковь священниками благоразумными, а не мирским воинством»¹²¹. Справедливые жалобы и объяснения белого священника не уничтожили, конечно, общих беспорядков, сложившихся исторически. Но в них выражалась мысль, которая заключала в себе задатки исторического развития. – Чрез полвека был другой Собор, в 1551 году. На нем выработались определения, которые должны были дать новую организацию и новое распределение суда и судных дел между Церковью и государством. По определениям этого Собора, все вообще духовенство должно было подлежать суду церковных своих начальников во взаимных делах гражданских и в делах церковных. Мирские судьи не должны судить духовных лиц. Несудимые жалованные царские грамоты, по которым архимандриты, игумены и вообще лица духовные изъяты от суда епархиальных архиереев, признаны против священных правил данными и потому должны быть отменены. Начало церковно-служебное, установленное первым церковно-гражданским законодательством на Руси, подтверждается в определениях Собора с особою ясностью. Собором требуется восстановление епархиального и церковного суда для духовных лиц во всей силе. Отношения между духовенством и гражданским государственным судом Собор определял в следующих положениях: лица духовные в гражданских исках на светских лицах обращаются к мирским судьям по месту ответчиков, но при депутатах со стороны церковной власти; монастырских слуг и крестьян между собою судят монастырские власти; в исках на них сторонних лиц суд предлагается пред боярами и дворецкими царя и великого князя по жалованным царским грамотам, – равно и в исках слуг и крестьян одного монастыря с крестьянами других монастырей и епархиальных властей; но областным государственным судьям, «князем и боярам», дворецким и наместникам по городам и волостям Собор не дозволяет судить духовных лиц; опись и поверка монастырских имуществ отнесены в ведение царских бояр¹²². Из этих соборных положений видно, что подсудность распределена между государственным и церковным судом не по предметам дел, – это начало еще не вызрело и не было сознано, – что начало церковно-служебное, – по лицам, – установляется здесь как единственно правильное для распределения между государственным и церковным ведомствами, и что областные государственные суды вовсе устраняются от ведения церковными владениями. Несмотря на ясность и видимую определенность определений Собора 1551 г., они весьма мало имели значения в истории русского права и, по видимому, вовсе не действовали в жизни последующего времени. Мы знаем уже, что царские несудимые грамоты, данные церковным учреждениям, продолжали свою силу; и новые выдавались, и старые подтверждались; бояре и дворецкие, воеводы, волостели и тиуны государевы, областные и присылаемые из Приказа Большого Дворца, вторгались в дела Церкви не только гражданские, но и духовные. Жалобы на вторжения их продолжались. Архиереи не переставали напоминать о ведомстве святительского суда по уставам первых князей. Напоминания их не отстраняли вмешательств. И сами они продолжали назначать в десятильники и судьи своих бояр и дворецких, и в их области вмешивались царские воеводы, волостели и прочие бояре. Для устранения вторжений мирских властей и судей в церковную область высшие церковные власти продолжали приобретать несудимые грамоты, как единственный оплот против них. Сам патриарх Филарет нашел нужным испросить у своего сына несудимую грамоту для патриаршей области¹²³ для ограждения ее от зависимости не только наместников, воевод и других областных чинов, но и Приказа Большого Дворца. Ему последовали и некоторые епархиальные архиереи¹²⁴. По этим грамотам они получали полное право суда над духовенством и подвластными ему лицами по служебным и владельческим отношениям, с тем ограничением, чтобы иски духовных лиц против светских вчинялись по местам ответчиков.

Неудовлетворительность судебно-гражданских отношений в владельческих областях Церкви была сознаваема не одним духовенством. Она ясно открывается при самом беглом обозрении этих отношений в первой половине XVII в. Вот это состояние, которое мы представим в общих чертах.

С первого же взгляда, при обозрении судебно-гражданских отношений в подсудности духовенства и владений церковных властей и учреждений, открывается бесконечное разнообразие в отношениях подсудности, без единства основания для них. Закон, установленный первыми князьями на основании греческих законов и канонических правил и много раз подтверждаемый впоследствии, – закон о безусловной подсудности духовенства в делах церковных и гражданских церковным судам, несколько веков ограничивался особыми привилегиями, жалованными от московских государей и царей отдельным властям и учреждениям, и в первой половине XVII в. не имел общего значения для всей России. Привилегированные в гражданско-судебном отношении церковные власти и учреждения были чрезвычайно многочисленны. Патриаршая область пользовалась в этом отношении особою привилегией. С 1625 года она получила для себя единство в судебном устройстве. В ней вся судебно-гражданская власть по отношению к духовенству и церковным вотчинам, по основаниям церковно-служебным и владельческим, сосредоточена в лице патриарха. Но это стало только с 1625 года. До этого же времени многие монастыри патриаршей области (Троицы-Сергиев, Вознесенской девичий, Новодевичий и др.) находились вне зависимости от патриарха по гражданским делам, а стояли под зависимостью Приказа Большого Дворца. Но и с 1625 года, когда патриарх сосредоточил в своем лице судебно-гражданскую власть во всей своей области, она представляла довольно разнообразия в отдельных частях судебного устройства. Судебно-гражданской властью патриарх располагал или сам непосредственно иногда только в высшей инстанции, а иногда в первой и второй, – без низших, – или предоставлял ее своим наместникам, боярам, десятинникам, – духовным лицам или светским, посылая их от своего двора или приказов, – или давал отдельным монастырям свой гражданский самосуд, независимый от посылаемых или назначаемых им десятинников, но под апелляцией к патриаршему престолу. – Патриаршая область не была сплошной территорией, собранною в одном месте¹²⁵. К ней причислялись города Пенега и Еурск, Мезень и Белгород, Вятка и Белоозеро. Духовные лица и церковные вотчины во всех этих городах и уездах их имели над собой патриарший гражданский суд, хотя пределы их уездов иногда окружены были непатриаршей епархией. Притом не во всех исках подчинены были патриарху подлежащие его суду лица. Во встречных исках на них сторонних лиц они подлежали ответственности тем судам, в которых они вчиняли иск свой на этих лиц; за то и сторонние лица, против которых нужно было вчинять иски по местам их подсудности, при встречных исках против них отвечали в судах патриарших¹²⁶. – В епархиях было более разнообразия в судебно-гражданском устройстве. Некоторые епархиальные архиереи в своих областях также пользовались относительно судебно-гражданской власти привилегиями, подобными патриаршим, по крайней мере, относительно духовенства и вотчин, принадлежащих собственно архиерейским домам. Сами они отвечали в Приказе Большого Дворца по гражданским делам исключительно. Их судебно-гражданская власть почти во всех епархиях была чрезполосна: в каждой епархии были монастыри, которые не зависели от архиереев в гражданских делах, но подчинялись в этом отношении Приказу Большого Дворца; были отдельные вотчины и монастырские села, принадлежащая привилегированным монастырям других епархий, – в них не было места архиерейскому суду не только в гражданских делах, но иногда и в духовных; были монастыри, села и вотчины, принадлежавшие другим епархиальным архиереям, которые и осуществляли в них свою церковную и владельческую власть; были такие церковные вотчины, в которых действовал общий государственный областной суд, – были ружные .церкви и села, ведомые в Приказе Большого Дворца, и привилегированные соборные и приходские церкви, подчиненные тому же Приказу. Сами епархиальные архиереи разнообразили в своих епархиях судебное устройство. Обыкновенно десятильники были судьями низших инстанций в епархиях. Епископы освобождали некоторые монастыри и села от подчиненности им и предоставляли себе непосредственный суд над освобожденными, оставляя низший самосуд за ними. В некоторые монастыри и церкви с их владениями архиереи назначали особых приставов с различными правами, также недельщиков. Для некоторых местностей назначались определенные судебные сроки и т. п.¹²⁷ ). – Монастыри и монастырские вотчины, рассеянные по всем концам России, представляли еще более разнообразия и, так сказать, смешанности в судно-гражданской подчиненности, чем патриаршая и епархиальные области. Иные монастыри со своими вотчинами состояли под непосредственной гражданской подсудностью самого государя или Приказа Большого Дворца; другие зависели от патриарха; третьи –от епархиальных архиереев; четвертые – от других монастырей; пятые подлежали общим областным государственным судам. Иногда высшему суду Приказа Большого Дворца или епархиального архиерея подлежал только настоятель монастыря, а прочих лиц, принадлежащих к монастырю, судил настоятель; а иногда и настоятель и братия подсудны были прямо Приказу или архиерею, или боярам и приставам, посылаемым от них. Для суда над ними назначались сроки разнообразные, но были и бессрочные суды для некоторых. Далее, – весьма часто представляли удивительную рознь судебно-гражданские отношения одного и того же монастыря в различных вотчинных и поземельных его владениях. Возьмем для примера судебно-гражданские отношения Обнорского Павлова монастыря (в пределах нынешней Вологодской губернии, Грязовецкого уезда), – во все не особенно знаменитого в ХVII стол. сравнительно с другими монастырями. Деревни, вотчины и пустоши, принадлежавшие ему, были раскинуты по всей северной России от востока до запада: они были в нынешних уездах Вологодском, Ярославском, Пошехонском и Костромском и Белозерских пределах¹²⁸. Все эти владения шли чрезполосно. – Более знаменитые в то время монастыри имели несравненно более вотчин и во всех концах России. На всем пространстве своих владений монастыри пользовались неодинаковыми судебно-гражданскими правами. Некоторые из их вотчин состояли под непосредственною зависимостью Приказа Большого Дворца, или посредственно – чрез бояр и приставов, срочных или постоянных; по другим вотчинам, в которых были монастырские села и церкви и которые находились не в той епархии, где был монастырь – владелец, он подчинялся в судебно-гражданском и даже церковном отношении местным епархиальным властям, в пределах которых находились его села и вотчины; в некоторых же владениях он был подсуден областным государственным судам. Конечно, и монастыри, подобно епархиальным архиереям и патриарху, стремились ввести единообразие своих прав во всех владениях, им принадлежащих. Но эти стремления не всегда удавались и не вдруг. Если же и удавалось некоторым монастырям поставить себя во всех своих владениях под зависимость одной судебно-гражданской власти, напр. Приказа Большого Дворца, то и это сосредоточение всех владений одного монастыря около одного общего центра судебно-гражданской власти, быть может, выгодное этому монастырю, производило страшную запутанность в судебно-гражданских отношениях с точки зрения государственной и невыгодные последствия для сторонних лиц. – Сами монастыри также вносили разнообразие относительно суда в свои владения. Монастыри, например, или непосредственно производили суд и расправу в своих владениях чрез настоятеля, келаря, старцев, – или посылали в некоторые вотчины особых старцев, посельских, монастырских приказчиков и т. п. Посланные для управления и суда посельские старцы и монастырские приказчики действовали по наказам. Права и обязанности, предоставляемые им наказами, были различны в разных монастырях, для разных вотчин, в разные времена и по различию, быть может, лиц, отправляемых монастырями. Иные приказчики могли решать все дела судебно-гражданские в пределах своих участков, не ограничиваясь ценностью исков; другим было предоставлено решение дел по искам только до известной степени, (до 5 рубл. напр. ¹²⁹). Иные имели право представительства монастырской власти в суде сместном; другие заменялись стряпчими, тиунами и пр. Некоторые приказчики могли производить суд не иначе, как со священником монастырского села и пятью или шестью выборными крестьянами¹³⁰ или со старостой и выборными крестьянами вотчины¹³¹; а другие имели право одноличного суда. При некоторых приказчиках состояли тиуны, доводчики и т. п.¹³², – а при иных вовсе не было особых помощников и т. д. – Судебно-гражданская подсудность в церковных учреждениях различалась еще по различию лиц, смотря по их званию; иная подсудность была для духовных различных степеней, иная – для светских. Духовные лица, по различию степеней своего сана, подсудны были различным властям. Патриарх, епархиальные архиереи и настоятели некоторых привилегированных монастырей подлежали во всех исках на них суду Приказа Большего Дворца; некоторые настоятели судились и у Патриарха; настоятели непривилегированных монастырей зависели от суда епископского и пр.

При чрезвычайном разнообразии подсудности духовных и лиц светских, подлежащих их ведению по служебным и владельческим отношениям, весьма затруднительно было для сторонних лиц отыскание правосудия на них. Отдаленность Приказа Большого Дворца от некоторых монастырей, епархий и вотчин, подведомых церковным властям и учреждениям, затрудняли отправление правосудия. С исками и гражданскими тяжбами всегда неразлучны проторы и издержки. Но эти издержки увеличивались в спорах с духовенством, когда нужно было для ведения и решения спора ехать в Москву, там проживаться, сноситься с Приказом Большого Дворца, единственным судебным местом, в котором, нужно было вчинять иски на значительное число духовных и им подвластных лиц. Конечно, в исках значительной ценности еще можно было предпринимать дальние поездки, проторы, издержки для спора в Приказе Большого Дворца. В исках же малоценных до Приказа было далеко, ненадежно, высоко и безвыгодно. След., правосудие в них было недостижимо. Притом, вчинание исков в Приказе на духовенство было ограничено сроками, тогда как само привилегированное духовенство могло во всякое время начинать и вести иски. Правда, Приказ высылал в некоторые монастыри «данных приставов» или «введенных бояр». Но и они большею частью открывали суд в определенные сроки; не все из них могли производить суд над всеми лицами привилегированных монастырей и вотчин; «не любых» для монастырей приставов иногда, по просьбе властей монастырских, сменяли. – Трудно было иногда отыскать места подсудности некоторых местностей, властей и учреждений, вследствие необычайного разнообразия привилегий и порядка судопроизводства. Жалованные несудимые грамоты не могли быть известны всем; они не имели известности общих государственных законов. Их знали весьма хорошо только обладатели их. Незнакомые с привилегиями обладающих несудимыми грамотами обращаются к высшему лицу или учреждению, в подсудности которого истец предполагает ответчика. Истцу отказывается на том основании, что иск его вчинен не по месту подсудности ответчика. Воеводы отказывались принимать челобитья на епископов¹³³. Не только частным лицам малоизвестны были бесчисленные несудимые грамоты, но и правительственным. Сколько в исторических документах указывается примеров, что воеводы, волостели и тиуны царские принимали к себе жалобы на изъятых по привилегии от подсудности им монастырских и святительских людей и крестьян, также духовных лиц. Воеводы, принимая приносимые им от разных людей жалобы, не могли знать всех несудимых грамот, какими обладали привилегированные местности, решали по принесенным челобитьям дела и приводили их в исполнение. Вот чем, между прочим, объясняется, почему так часто встречаются в ХVI и ХVII веках вмешательства воевод и волостелей в судные дела церковных учреждений, и почему так часто слышались жалобы со стороны духовенства на эти вмешательства в область их суда. Нужно было показывать государевым судьям жалованные несудимые грамоты, чтобы они не могли вмешиваться в чужой суд. Иногда предъявление несудимой грамоты волостелю или воеводе было невозможно по отдаленности монастыря от той привилегированной вотчины, где воеводе представлена жалоба. В таких случаях опять затруднения для государевых судей, опять возможны столкновения между светской и духовной властью.

В судах сместных, для разбора столкновений между лицами, подсудными церковным властям, и лицами, подлежащими ведению обыкновенных областных судов, было также очень много разнообразных затруднений к отправлению правосудия. Для составления сместного суда нужен был представитель со стороны привилегированного учреждения или власти. Но эти представители не всегда были готовы на участие в суде сместном. Иные монастырские и архиерейские вотчинные приказчики не имели постоянного уполномочия на представительство в сместном суде. В некоторых местностях, поэтому, нужно было для составления сместного суда обращаться к высшему монастырскому или архиерейскому управлению с предложением о назначении представителя с своей стороны. Когда-то монастырское или архиерейское управление узнает о надобности – назначить своего представителя в сместный суд, когда-то еще оно распорядится назначением, когда то назначенный явится к месту назначения, – времени требуется много, между тем дела, быть может, требуют скорости и не терпят затяжки... Ясно, что не могло быть строгой определенности, законности, отчетливости, быстроты в ходе дел и суда. – Вообще не будет преувеличением и ошибкой назвать состояние судебно-гражданских отношений в монастырских и церковных вотчинах в первой половине ХVII века неурядицей, которая скопилась на это время веками вследствие бесчисленных и разнообразных исторических явлений. Не было единства ни в устройстве суда, ни в отправлении правосудия, ни в самых основаниях судебной власти. – Таким состоянием суда не могло быть довольно общество. Его невыгоды чувствовали те, которые приходили по своим нуждам в связь и столкновения с судебно-гражданскими властями по делам духовных и подвластных им в гражданских отношениях лиц.

Жалобы на судебные привилегии церковных учреждений и невыгоды от них выразили дворяне и дети боярские разных городов в 1641 году. Они били челом в Царский Разрядный Приказ Царю Михаилу Феодоровичу на митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов Троицы-Сергиева и других монастырей, игуменов и на прочие привилегированные сословия, чтобы государь пожаловал просителей – велел учинить для них свой государев указ о беглых и вывозных людях и крестьянах и во всяких обидах и притеснениях со стороны означенных лиц. В челобитье между прочим написано: «указано на патриарших и на митрополичьих и на владычных приказных людей и на крестьян, и на монастыри, в обидах и во всяких исковых делах суд давати на три срока, на Семен день, на Рождество Христово, на Троицын день, и им де на те сроки к Москве приезжати не мочно, что в то время живут по службам; да и в городах на их слуг и на крестьян также суда не давать; а они из-за них людей и крестьян вывозят и землею их владеют насильством, и людям их и крестьянам всякие обиды делают; а от суда отнимаются теми указными сроки, и против того поклепав на них ищут большими монастырскими иски; и Государь бы их пожаловал, на патриарших и на митрополичьих и на владычных приказных людей и на крестьян, и на Троицкой и на иные монастыри, в их обидах и насильствах, велел суд давати бессрочно, с верой с крестным целованием, а не с жеребья, и в насильствах крестьянских, которых вывезли, велел свой Государев указ учинить». И государь царь и великий князь указал и бояре приговорили быть суду бессрочному во всяких делах. Но места подсудности для различных лиц обозначены различные, как было и доселе. Определено было: 1) и на патриарших приказных и дворовых людей, и на детей боярских, и на крестьян и на всяких чинов людей, которые живут в патриарших в домовых вотчинах, во всяких делах суд давать бессрочно на Патриарше дворе, потому что при прежних государях и при Государе Царе и Великом Князе Михаиле Феодоровиче всея Русии ни в которых Приказах на них суда не давывали; а судили их на Патриарше дворе, что судные дела слушает и указывает Патриарх; и ныне по Государеву указу и по боярскому приговору быти потомуж.

2) А которые патриарши приказные и дворовые люди, и дети боярские, и патриарши крестьяне, опричь патриарша двора учнут в которых приказах на каких людей всяких дел искати, а ответчики на них в тех же приказах не сходя с суда встрешно учнут искати: и на них суд давати в тех же приказах.

3) А на митрополитов и на архиепископов и на их приказных и дворовых людей и на детей боярских и на крестьян, и на монастыри, и на архимандритов и игуменов, и на монастырских слуг и на крестьян, и на попов и на весь церковный причет, во всяких делах суд давати в Приказах, где судимы, бессрочно.

4) А которые митрополичьи и архиепискупли приказные и дворовые люди и дети боярские и крестьяне, также из разных монастырей архимандриты и игумены, и монастырские слуги и крестьяне, учнут в котором Приказе искать всяких чинов на людях, а ответчики, после своего ответу, учнут по челобитным искати на тех исцех, и тем ответчиком на митрополитов, и на архиепископов, и на епископов, и на архимандритов, и на игуменов, и на митрополичьих и на архиепискуплих и на епискуплих приказных и дворовых людей и на детей боярских, и на монастырских слуг и на крестьян, по их исковым челобитным, суд давати в тех же Приказах, против их ответчиковых челобитен'134.

Выписанными нами узаконениями устранены некоторые препятствия к отысканию правосудия в исках и тяжбах с духовными лицами и подвластными им людьми по служебным и владельческим отношениям. Но нельзя сказать, чтобы все препятствия к тому удалены. Бояре и дети боярские желали большего и ждали случая выразить свое неудовольствие на оставшиеся за церковными учреждениями и властями привилегии. Посадские люди и другие лица, не принадлежавшие к привилегированным учреждениям или классам, также не менее дворян боярских детей имели причины жаловаться на судебные привилегии духовенства¹³⁵.

Между тем и государство русское развивалось и слагаюсь в определенные и твердые формы истинно государственного устройства. Самодержавная верховная власть его, в лице самодержавного государя, по выходе с блестящими успехами из борьбы с татарами и удельной раздробленностью России, более и более приобретала сознание своего величия, силы, могущества и верховных прав во всех сторонах государственной жизни¹³⁶. Смутное время усилило это сознание во всем русском народе. Земские соборы XVI и ХVII веков, как носители общенародного сознания, признавали и утверждали за самодержавной властью государства все атрибуты ее верховных прав, или, по выражению бывших на соборах лиц, «государскую волю Царя»¹³⁷. В сознании своих верховных прав государство русское в XVI в. стремилось везде усилить свою власть, создать особый прочный склад своего общегосударственного управления, дать от себя органов отдельным областям, для водворения общественного порядка во всей России, в интересах общегосударственных, а не частных¹³⁸. В XVI в. в повсеместном учреждении воевод, как представителей государственной силы в областях, а не лично княжеской власти, твердо обозначалось государственное стремление России – ввести однообразие в управление и повсюдное подчинение общей государственной силе, с чем не могли ужиться рядом разные привилегии. По отношению к судебной части, Московское государство XVI в. объединяло Русь Судебниками Иоанна III и Иоанна IV, вводя мало-помалу одно право, одни законы для всех отдельных частей по всей России. В XVII в. законодательство России из местного, московского, допускавшего существование других удельных законодательств, переходило в общегосударственное; вместо судных, жалованных, губных и др. грамот, составлявших закон для известной области, иногда для одной волости, для одной вотчины какого-нибудь монастыря, подготовлялось общее Уложение¹³⁹. Около половины XVII в. созрела в государстве мысль, «чтобы Московского государства всяких чинов людем от большого и до меньшего чину суд и расправа во всяких делах всем были ровно». С этою мыслью не могли ладить судебные привилегии церковных учреждений.

Итак, необходимо было преобразование в положении привилегированных судебно-гражданских отношений духовенства и лиц, ему подвластных по служебным и владельческим отношениям. Нужда в преобразовании чувствовалась всеми – и самим духовенством, и народом, и боярами, и государством. Вот почему при составлении и обнародовании Уложения 1649 г. «Государь царь и Великий Князь Алексей Михаилович всея России, по челобитью стольников и стряпчих и дворян московских и городовых дворян и детей боярских и гостей и гостиные и суконные и иных разных сотен и слобод и городовых торговых и посадских людей, указал Монастырскому Приказу быти особно»¹⁴⁰, как общему судебно-гражданскому государственному учреждению для лиц духовных и подвластных им, по служебным и владельческим отношениям, людей. Замечательно, что XIII глава Уложения о Монастырском Приказе облечена в особую торжественную форму: в ней указывается на челобитье всяких людей, в начале ее поставлено с особенной обстановкой имя Государя с титулом; притом с особенною ясностью указывается, что происходит, по указу Государя, реформа в положении подсудности духовенства в гражданских делах. Все показывает, что реформа была очень важная, хотя все дело, по-видимому, состояло только в том, что Монастырский Приказ, уже существовавший в виде особого отделения при Приказе Большого дворца, но неразлучно с ним, учреждается особым, самостоятельным судебным местом для дел гражданских. Мы теперь и приступим к рассмотрению Приказа Монастырского по Уложению и за первое почти тридцатилетнее его существования.