Канон по его церковно-юридическому смыслу и по фактическому составу

Канон по его церковно-юридическому смыслу и по фактическому составу (канон св. Апостолов, вселенских и поместных соборов и св. отец). Синопсис церковных канонов; их издания; каноны в западной церкви; практическое значение канонов вселенской Церкви. Канон (κανών). – В житейском быту древних греков слово канон означало орудие для проведения прямой линии, нормальную меру, образец для чего-нибудь, список лиц, принадлежащих к известному званию, сословию, занятию, податное обложение, сбор с землевладельцев. В аналогичном значении употреблялось слово канон и у священных и церковных писателей и в церковном праве. В Свящ. Писании Нового Завета это слово употреблялось в значении правила веры и жизни христианской (Гал. 6, 16 и ср. Филип. 3, 16). Под „правилом“ здесь разумеется не единичный какой-нибудь пункт вероучения или образа жизни христианской, а вся совокупность христианской веры и жизни вообще. В таком значении употреблялось слово канон в течение первых трех. веков христианства. Напр., Ириней, епископ лионский, в сочинении против ересей (1, 9), называет κανὼν τῆς ἀληθείας, символ веры, произносимый каждым членом церкви при его крещении, учение Спасителя, содержащееся в Евангелии (3, 2. 4, 35); Фирмилиан карфагенский (Сур. Ер. 75 ad. Раm.) разумеет под словом канон учение апостольское. Поликрат ефесский, один из малоазийских епископов, называет свою практику относительно празднования Пасхи согласною с правилом веры (ὁ κανὼν τῆς πίστεως у Евсев. Ц. Ист. 5, 24). Ориген признавал четыре Евангелия согласно церковному канону (ibid. 6, 25). Климент александрийский считал обязательным для христиан изъяснять Ветхий Завет согласно церковному канону, т. е. учению Христову (Storm. 6). Равным образом очень часто κανὼν ἐκκλησιαστικός, ἀποξολικὸς употреблялся в первые три века и в начале четвертого века в смысле совокупности церковных правил, принятых в практике церковной; напр., в послании Константина великого к епископу Евсевию кесарийскому и в послании его же к собору (Евсев. Жизнь Константина вел. 3, 61. 62), в правилах Никейского первого вселенского собора (1–3. 6. 9. 10), в правилах Василия в. (3. 4. 12 и др.), в правилах собора Арелатского (пр. 13), у Киприана в посланиях (75), у Евсевия в его „Истории“ (6, 24) и пр.

Канон церковный называется евангельским и апостольским, потому что основывался на евангельском учении и апостольском предании. (Подробнее см. у Вrickell, Geschichte des Кirchenrechts, Giessen 1843, 8. 2–8).

Наряду с указанный значением общего характера употреблялось слово канон и в первые три века христианства в значении точном – определенной нормы церковной жизни и практики, установленной по определенному вопросу. Издание таких норм принадлежало соборам епископов и началось со времени возникновения собраний епископов для соборного обсуждения и решения важнейших вопросов церковной жизни. Первым примером издания таких норм можно считать постановление т. наз. „Апостольского собора“ в Иерусалиме 51–52 года о необходимости для верующих из язычников Моисеева обрядового закона (Деян. 15, 19. 20. 28. 29). Затем в „Истории» Евсевия мы находим свидетельство, что спорный вопрос о времени празднования Пасхи был разрешен на соборных совещаниях епископов, постановивших „общим правилом праздновать таинство воскресения Господня из мертвых не иначе, как в день воскресный“ (5, 23), также по поводу спора, возбужденного римским пресвитером Новатом, об уместности принятия в общение церковное падших во время гонения состоялись рассуждения на соборах в Риме и в других провинциях западной римской империи, кончившиеся установлением правила благоприятного для падших, искавших общения с церковию (6, 43). В посланиях Киприана карфагенского (70 и 73 еd. Раmel.) содержатся сведения о Карфагенских соборах 255 и 256 годов, на которых постановлено не признавать церковно-юридического значения за крещением, совершаемым еретиками вне церкви православной. С IV века некоторые из соборов оставили нам целые серии постановлений по отдельным вопросам церковной дисциплины, называемых канонами. С этого времени канон церковный получил определительное значение нормы, установленной собором епископов (Вас. вел. пр. 47. Григ. нисского пр. 6. Григ. неок. пр. 8. Номок. Фот. I, 4). Равным образом и по содержанию канон получил специфическое значение правила, относящегося к управлению, дисциплине и жизни церковной, а определения соборные относительно вероучения выделялись в особую группу соборных определений под именем догматов веры. Последние заповедано сохранять без всякого изменения, как обязательное учение, первые же повелено соблюдать, пока они не будут изменены компетентною церковною властию (6-го всел. соб. пр. 1 и 2).

Каноны соборные сопоставлялись древними церковными учителями с государственным законом; пм придавалось такое же значение в области права церковного, какое принадлежало закону в области права государственного. Говоря иначе, соборные каноны стали главнейшим источником положительного церковного права, между тем прежде преобладал обычай, как источник церковного права. Обычаем церковным называется норма церковного права, имеющая на практике обязательную силу, свойственную канонам церковным, но не основывающаяся на прямом постановлении соборной церковной власти (Вас. пр. 4. 87), а только допускаемая ею к употреблению. Тертуллиан (Dе соr. milit., сар. 3) сопоставляет обычай, как источник церковного права, с Свящ. Писанием. „Если какое-либо правило, – говорит он, – не определено Писанием, однако же повсюду соблюдается, значит, оно утверждено обычаем, основанным на предании“. Августин в сочинении „О крещении против Донатистов (De bapt. contra Dоnаt., сар. 2) замечает, что во время споров между Киприаном, епископом карфагенским, и папою Стефаном о крещении еретиков обычай имел руководящее значение в вопросах церковных. По поводу этого же вопроса Фирмилиан, епископ Кесарии каппадокийской, писал Киприану карфагенскому: „Римляне не во всем сохраняют начальные предания; у них не все соблюдается так, как в Иерусалиме. Да и в других весьма многих областях многое изменяется по различию места. Предание, которое заступается за еретиков и признает у них крещение, принадлежит одной только римской церкви и есть предание человеческое. Это есть обычай ложный, не согласной с истиною“ (Киприана сочинения в рус. пер. И, стр. 327. 334). По случаю спора между поместными церквами о посте в св. четыредесятницу и о времени празднования Пасхи св. Ириней лионский писал Виктору, епископу римскому, желавшему навязать обычай своей церкви другим церквам, следующее: „Разногласят не только об этом деле (о праздновании Пасхи), но и о самом образе поста; ибо одни думают, что должно поститься один день, другие два, иные – больше, а иные – сорок. Такое различие в соблюдении поста произошло не в наше время, а гораздо прежде, у наших предков, которые, вероятно, не соблюдали в этом большой точности и простой, частный свой обычай передавали потомству. Тем не менее однако же все они сохраняли мир, и мы живем между собою в мире, и разногласием касательно поста утверждается согласие в вере“ (Евсевий, Цер. Ист. 5, 24). С развитием положительного церковного законодательства, т. е. с появлением соборных постановлений, обязательных для всей православной церкви, местные обычаи церкви постепенно стали объединяться путем канонов в однообразной практике. Так, напр., разногласия в практике поместных церквей относительно времени празднования Пасхи были уничтожены соглашением епископов на Никейском первом вселенском соборе. Разногласия относительно способа принятия в церковь еретиков и раскольников были устраняемы постановлениями разных соборов (1 всел. соб. 19. 2 всел. соб. 7. 6-го всел. соб. 95. Лаод. 7. 8).

Развитие законодательной деятельности на соборах в издании канонов однако же не прекратило действие обычая в тех случаях, на которые не было издано канона. Первый вселенский собор прямо признает действие церковного обычая, как источника церковного права, наряду с канонами соборными (пр. 18). О том же свидетельствовала и церковная практика (Вас. в. пр. 1. 4. 47. 87). Сами правила соборные и отеческие часто вспоминают о существующих обычаях по тому или другому предмету и утверждают их силу. Так, напр., отцы второго вселенского собора узаконяют, чтобы церкви у иноплеменных народов управлялись по обычаю, который должно соблюдать (пр. 2). Отцы третьего вселенского собора предоставили епископам кипрской церкви самим поставлять епископов своей страны, согласно древнему обыкновению, и для предотвращения притязаний со стороны посторонних епископов на епархии, им не принадлежащие, в роде притязания антиохийского епископа посвящать епископов кипрской страны, постановил на будущее время, общим правилом, чтобы всякая церковная митрополия сохраняла неприкосновенно свои права, какие ей принадлежали по обычаю издревле водворившемуся, и в тех пределах, какие утверждены за ней тем же обычаем (пр. 8). Халкидонский собор (пр. 28. 30) упоминает, что порядок производства выборов был определен обычаем, а также, что в египетской стране существовал обычай, по которому местные епископы ничего важного не делали без соизволения своего архиепископа. Трулльский собор (пр. 69) свидетельствует о некоем древнейшем предании, по которому царской власти и достоинству не возбранялось, в отличие от всех прочих мирян, входить в алтарь, когда он восхочет принести дары Творцу; он же прилагает чиноположение и обычай принятия в церковь разного рода неправомыслящих (пр. 95; ср. 2-го всел. соб. пр. 7). Седьмой вселенский собор упоминает об обычае почитания икон и других обычаях, нарушенных иконоборцами, и об обычае поручения хорепископам поставлять чтецов (пр. 7. 14). Василий великий свидетельствует об обычае, какой наблюдался при испытании и производстве служителей церкви на церковные должности (пр. 89). Феофил, архиепископ александрийский, упоминает об обычае чтить день воскресный и об обычае, какой соблюдался в Фиваиде относительно епископов, бывших в общении с арианами (пр. 1. 2). В правилах неоднократно встречается замечание, что должны быть соблюдаемы обычаи страны или поместной церкви (6-го всел. соб. пр. 39. 102. Карф. 81. Васил. в. 1). Иногда церковные правила, издавая свои постановления, приводят в основание их уже существующий обычай. Так, первый вселенский собор, определяя иерархическое положение трех главных областных епископов – римского, александрийского, антиохийского, – опирается на древних обычаях (пр. 6). Относительно епископа иерусалимского тот же собор постановил: „Понеже утвердися обыкновение и древнее предание, чтобы чтить епископа, пребывающего в Иерусалиме, то да имеет он последование чести“ (пр. 7). Правило о том, что епископы не могут вести брачной жизни, а низшим клирикам это дозволительно, образовалось на практике гораздо ранее Трулльского собора; здесь уже этот обычай подтверждается в виду соблазнительных уклонений от него в некоторых местах и ригористической практики римской церкви (6-го всел. соб. пр. 12. 13). Вообще нужно сказать, что церковный обычай очень часто предшествовал изданию правил и дал очень много готовых норм для положительного церковного законодательства. Обширное влияние имеет церковный обычай, в связи с апостольским преданием, в деле устроения чина и развития частностей церковного богослужения, в истории развития монастырской дисциплины и устава о соблюдении постов.

Но, как ни благоприятно относился канон к действию обычая, все же развитие положительного законодательства постепенно сокращало область действия последнего. Теперь на долю обычая осталось регулирование таких частностей церковно-правовых отношений, которые ускользают от внимания законодателя. Этого мало. Теперь обычай теряет значение самостоятельного источника права и подчиняется контролю со стороны канона. В частности, отношение обычая к канону может быть троякое: а) Обычай может восполнять пробелы, допущенные в положительном законодательстве относительно частностей; такой обычай называется обычай рraeter leges. б) Обычай может распространить смысл существующего канона на практике. Разительный пример (возможности и спорности) такого применения представляет то, что 12 правило Трулльского собора, запрещающее епископам вести брачную жизнь, было истолковано церковным обычаем в том смысле, что для епископов обязательно принимать на себя прежде посвящения монашеский образ. В этом случае обычай называется по своему отношению к канону обычаем secundum leges. в) Но обычай не может идти по своему содержанию и направлению против канонов – contra leges. Наоборот канон, как положительное законодательство, должен давать направление обычаю и контролировать его по его содержанию. И мы, действительно, видим, что правила церковные не редко запрещают и исправляют обычаи местных церквей, идущие вразрез с установившимся порядком совершения богослужения, с основными началами и церковной дисциплины (Перв. всел. соб. 15. 18. Трул. пр. 7. 12. 13. 28. 29. 33. 45. 55. 56. 81. 82. Сед. всел. соб. 5. 7. Киприана, письмо 63 к Цецилию по рус, перев., стр. 344. 347). Само собою понятно, что церковный обычай не должен противоречить духу христианского учения, существенным задачам церкви и основным нормам церковного устройства и порядка. Обычай без рассуждения, без разума, без истины, – говорит Киприан, – есть старое заблуждение – не более (Письмо58 к Квинту, 60 к Юбаяну, 61 к Помпею по рус. пер., стр. 279. 291. 304). Правда, бывают обычаи в церковной практике, которые трудно оправдать с точки зрения церковного учения и церковной дисциплины, каков, напр., долго господствовавший в нашей русской церкви обычай наследственной передачи мест церковной службы от отцов к детям или обычай зачисления этих мест за невестами, или настоящий деспотический обычай исключительного предпочтения монахов при замещении начальственных должностей в духовно-учебных заведениях. Эти обычаи терпятся по снисхождению или по вниманию к каким-нибудь обстоятельствам места и времени, делающим их до известной степени извинительными. Но такие обычаи все-таки не имеют права на существование и прекращаются по распоряжению церковной власти, коль скоро она найдет их дальнейшее существование неизвинительным.

Есть еще обычай особого рода, состоящий в неисполнении существующих канонов – desuetudo, ἄχρησις. Возникновение его условливается тем обстоятельством, что церковные каноны не редко делаются неисполнимыми на практике в полной их силе по разным обстоятельствам места и времени. Не мало примеров такого неполного применения церковных канонов указывается в самих церковных канонах (напр., Васил. в. пр. 3. 9. 21. Григ. нисск. пр. 7. 8. Трул. пр. 102), и они считаются терпимыми. Легко найти такие примеры и в действующей практике нашей русской церкви; напр., такой пример представляет практика наложения епитимии на кающихся, Нужно заметить, что терпимое desuetudo возникает только тогда, когда неисполнение или неполное исполнение закона совершается с ведома и дозволения церковной власти, а не по произволу частного лица или низшего органа церковного управления; в последнем случае неисполнение закона будет нарушением его, подлежащим наказанию. О значении desuetudo, как источника права церковного, нужно сказать, что оно не создает новых норм его, строго говоря, а служит, скорее, показателем того, в какой мере прилагается правило на практике. Desuetudo может существовать на практике только до тех пор, пока это допускается церковною властию. Само собою понятно, что это допущение позволительно только в виду уважительных причин – крайней необходимости и общественной пользы.

В вопросе об отношении обычая к церковному канону полезно принять во внимание толкования Вальсамона на Номоканон Фотия т. 1, гл. 3.

Состав канонов вселенской церкви формировался постепенно по мере развития положительного церковного законодательства. Это дело началось еще до первого вселенского собора и производилось поместными церквами – каждого для своей надобности. Доказательство на это мы имеем в примере понтийской церкви, имевшей свое собрание канонов, в котором помещались каноны Анкирского и Неокесарийского поместных соборов, а потом к ним были присоединены правила первого вселенского собора. С появлением вселенских, соборов, они стали контролировать практику поместных церквей и самый состав употреблявшихся в них правил. Важнейшим объединяющим элементом для сборников поместных церквей послужили каноны, издававшиеся самими вселенскими соборами, так как епископы, присутствовавшие на вселенских соборах, обыкновенно уносили с собою копии соборных постановлений и приобщали их к составу местных сборников канонов, а также и сами соборы заботились о том, чтобы поставить в известность поместные церкви относительно состоявшихся на них постановлений (Трулльск. всел. соб. пр. 1). Четвертый вселенский собор уже прямо утверждает к руководству во всех поместных церквах один сборник канонов с определенным составом. Правда, он выражается (пр. 1) обще, не перечисляя подробно правил, обязательных для употребления („от святых отец на каждом соборе доныне изложенные правила соблюдати признали мы справедливым“). Но деяния соборные свидетельствуют, что у отцов четвертого вселенского собора был под руками Βίβλος τῶν καvόvωv – сборник правил с определенным составом. И ссылки на эту „книгу правил“, находящиеся в соборных деяниях, показывают, что эта „книга правил“ по своему составу и по характеру изложения правил была сходна с сборником правил, который в конце пятого века был переведен на латинский язык римским аббатом Дионисием малым. Значит, эта книга правил заключала в себе правила трех вселенских соборов – Никейского, Константинопольского и Ефесского – и пяти поместных: Анкирского, Неокесарийского, Гангрского, Антиохийского и Лаодикийского, с подведением их под одну общую нумерацию. К этому составу „книги правил“ были присоединены правила собора Халкидонского тотчас по его окончани. В этом составе „книга правил“ была утверждена к руководству в области государственных отношений законами императора Юстиниана: Sancimus vicem legum obtnere sanctas ecclesiasticas regulas, quae a sanctis quator conciliis expositae sunt aut confirmatae, hoc est in Nicaena et in Constantionopolitana et in Ephesina prima et Chalcedonia. Praedictorum quatour synodorum dogmata sicut sanctas scripturas accipimus et regulas sicut leges obseriamus (Nоv. 131, с. 1. Nov. 6, с. 1, § 8. Соd. de episcop. I. 45). Трулльский собор 692 года во втором своем правиле уже поименно перечислил правила, какими следует руководствоваться всем поместным церквам, причислив к правилам вселенских соборов правила собора Халкидонского, а к правилам поместных соборов правила соборов Сардикийского, Карсагенского и Константинопольского 394 г. при патриархе Нектарие. Кроме того, Трулльский собор поставил во главе соборных правил сборник правил, преданных именем святых и славных Апостолов, а в конце причислил к составу правил также правила, изданные единолично древними уважаемыми отцами церкви. Также поступил и седьмой вселенский собор (пр. 1), присовокупивши к составу обязательных правил постановления Трулльского собора с значением правил шестого вселенского собора. Последнее приращение к составу правил вселенской церкви составляют правила двух поместных Константинопольских соборов IX веки, бывших при патриархе Фотии, именно: – двукратного 861 года и в храме св. Софии 879 года. В этом окончательном виде состав правил вселенской православной церкви был принят в Номоканон XIV титулов (второе предисловие) и утвержден в Базиликах, византийском своде законов X века (Ваsil. V, 3: 2).