Мистическое оправдание аскетизма в творениях преподобного Макария Египетского ¹⁸²

В тесной связи с только что рассмотренной статьёй («Религиозный идеал святого Афанасия Александрийского»), своего рода продолжением и восполнением её служит очерк профессора И.В. Попова «Мистическое оправдание аскетизма в творениях преподобного Макария Египетского».

Очерк имеет введение (без заглавия) и три главы:

I. Виды обоснования аскетизма.

II. Цель подвижничества по учению преподобного Макария.

Ш. Подвижничество как условие обожения.

Во введении отмечается, что в позднейшей литературе, посвящённой истории первохристианского аскетизма и начального монашества, имеется важный пробел – почти полное игнорирование внутренней стороны христианского аскетизма, оправдания его со стороны цели и значения в духовной жизни человека.

В I главе усматривается несколько видов обоснования аскетизма, которые встречаются в Патрологии. В аскетизме харизматических проповедников отличительной чертой было отречение от собственности (Дидахи). Ценилось оно не само по себе, а лишь как средство для беспрепятственного служения Слову. Немного позднее аскетизм, как воздержание, рекомендуется в качестве средства для стяжания даров Святого Духа. «Если осквернишь плоть свою, то осквернишь и Духа Святого, если же осквернишь Духа Святого, не будешь жить» (Ерм). Время гонений потребовало стойкости веры вплоть до мученичества. Средством, закаляющим волю, признаются аскетические упражнения, особенно пост, поставляемый в тесную связь с милосердием и благотворением (Тертуллиан, Ориген).

Важной формой обоснования аскетизма служит психологический дуализм, сущность которого сводилась к признанию противоположности духа и тела (святой Василий Великий). На Западе представлялось юридическое обоснование аскетизма, согласно которому аскетизм необходим для умилостивления разгневанного Бога. Тяжесть искупительного подвига человека соразмерялась с глубиной грехов.

Величием «благоприятной жертвы», приносимой человеком, определяются и ступени небесного блаженства (Тертуллиан, святой Киприан). Возможно ещё и мистическое обоснование аскетизма, когда подвиг признаётся средством для достижения мистического состояния духа. Именно эта форма и присуща преподобному Макарию. Мистик путём упорной внутренней борьбы уподобляется объекту своих стремлений, достигает общения, единения с ним, соприкасается с ним, от чего испытывает высочайшее внутреннее удовлетворение, радостное чувство любви и блаженства, вступает в состояние мистического экстаза. В момент восхищения души в область небесного в ней умолкают все земные движения – наступает ненарушимый покой. Пример мистического обоснования аскетизма дан ещё Плотином, рекомендовавшим для достижения блаженного состояния – мистического единения с Богом – отрешение от всего чувственного и концентрацию сознания на идее Бога.

Сродство учения преподобного Макария с элементами философии Плотина обусловлено не зависимостью первого от второго, а стереотипностью идей, бывших в то время у многих на устах.

«Цель религии, нравственности, – говорится во II главе, – поставляется в изменении природы человека, в достижении богоподобия. Средством сему служит теснейшее общение с Богом». «Душам нашим должно из настоящего состояния перейти в другое состояние и измениться в Божественное естество» (прп. Макарий). Достигшие этого совершенства есть «сыны, господа и боги», становятся выше первого человека, «потому что делаются обоженными». Вследствие проникновения Святого Духа в человеческую природу происходит некое слияние души с Духом, отожествление, смешение. Мистическое единение представляется столь тесным, что прямо называется воплощением, существенно не отличающимся от соединения Божества и человечества в лице Спасителя. Соединившись с душой, Бог «всё подаёт ей от Божества Своего», пока не соделает её непорочной и достойной Его невестой. Человек ещё здесь, на земле, начинает жить вечной, божественной жизнью. Обнаружением мистического единения души с Богом служат харизмы: дары откровений, пророчества, слова, рассудительности, изгнания бесов и исцеления болезней, освобождение от власти демонов. Больше всех дарований – любовь. «Кто достиг любви, связан и упоен ею, тот погружён и отведён пленником в иной мир, как бы не чувствуя своей природы» (прп. Макарий).

Чтобы яснее представить учение преподобного Макария об изменениях в человеке от тесного единения с Богом, профессор И.В. Попов прибегает к сложившейся схеме – говорит о действиях Святого Духа на ум, волю, чувство и тело. Ум становится прозорливым – не только видящим нравственное состояние людей, но и способным созерцать мир горний, Самого Бога, открывающегося как свет.

Следует помнить, что ни один мистик в своих созерцаниях не получал каких-либо новых откровений, новых истин, догматов. Он лишь убеждался в несомненном бытии Божием. Его идеалом было пользование благами религии без рассуждения о метафизических свойствах их Источника. «Иди к реке, пей сколько нужно и иди прочь, не доискиваясь, откуда течёт река и как» (прп. Макарий). Это вовсе не значит, что мистики отрицательно относились к догматике. Церковная вера для них была святыней, которую нужно бережно хранить, защищать, а не ронять её употреблением в обыденной жизни... Действия Святого Духа на волю приводят к угасанию дурных и эгоистических мотивов. Истинным деятелем выступает Сам Дух Божий или Господь Христос. «Благодать иссушает как возбуждаемые лукавым, так и естественные пожелания», и «человек Божий» становится «выше первого Адама» (прп. Макарий).

Характер чувств начинает отличаться приятным тоном. «Будучи восхищен молитвой, человек объемлется бесконечной глубиной того века и ощущает неизреченное удовольствие», восторг, «паря в высь и упоеваясь» (прп. Макарий). Содержание чувств во время экстаза многообразно: исчезает внутреннее раздвоение, возгорается пламень любви и жалости до готовности вместить в своём сердце всех людей, не отличая злого от доброго, приходит уверенность в облагодатствовании, спасении.

Но главный интерес подвижника сосредоточивается на глубочайшей, «всепоглощающей» (Попов) любви к Богу... Бог принимает в единство Своего естества не только душу, но и тело. В теле постепенно уничтожается смертность и тление. Оно зреет для воскресения, когда станет огневидным и светящимся. Сам Святой Дух будет для него крыльями, Своей силой питать его, а ипостасным светом Божества покрывать его как ризой.

Таким образом, под обожением понимается всецелое проникновение природы человека Божеством. Но, получая Божественную славу, воскресшее тело не превратится в Божество. «Игла, брошенная в огонь, не переменяет цвет и превращается в огонь, между тем как естество железа не уничтожается, но остаётся тем же. Так и в воскресение все члены будут воскрешены, и всё соделается световидным, всё погрузится и преложится в свет и огонь, но не разрешится и не сделается огнём» (прп. Макарий). «Учение о последней цели подвижничества, – делает вывод профессор И . В . Попов, – стоит в связи с христологией и сотериологией, согласно которым Сын Божий воплотился для того, чтобы изменить природу верующих в Него...

И если сотериология в воплощении Сына Божия указывала объективное условие обожения, то монашество рекомендовало средство субъективного усвоения благ воплощения и имело целью руководить к достижению обожения».

Последняя, III глава, рассматривает условия, при которых обожение человека возможно и достижимо. Обожение есть действие Святого Духа, дар благодати. «Как невозможно видеть глазу без света, или говорить без языка, или слышать без ушей, или ходить без ног, или работать без рук, так без Иисуса невозможно спастись, или войти в Небесное Царство» (прп. Макарий). В подобных утверждениях преподобного Макария находят нечто от блаженного Августина, в позднейших сочинениях которого делается акцент на безусловном предопределениии. Но преподобный Макарий не допускает крайностей. «Творцом, – говорит он, – дано нам самовластие свободы, чтобы от нас зависело и устремляться к лучшему, и удерживаться от худшего». Значит, условием обожения (не причиной) признаётся свобода и самодеятельность человека. «Господь требует от тебя, чтобы сам на себя был ты гневлив, вёл брань с умом своим, не соглашался на порочные помыслы и не услаждался ими.

Но чтобы искоренить уже грех и живущее в нас зло, то это может быть совершено только Божией силой. Ибо не дано и невозможно человеку искоренить грех собственной силой. Бороться с ним, противиться, наносить и принимать язвы – в твоих это силах, а искоренить – Божие дело» (прп. Макарий). Видя свободные усилия в добре и подвиги человека, Бог изливает на него Своего Духа, соединяется с ним, делает его Своей обителью. Всё подвижничество человека имеет одно следствие – срастворение души со Святым Духом, или, по терминологии преподобного Макария, «плототворение» Бога в душе любящих Его. Само подвижничество как условие обожения – понятие сложное, имеющее положительную и отрицательную стороны.

Прежде всего и во-первых, для сподобления наития Святого Духа подвижник должен отдать всю свою любовь, понимаемую как постоянную, безраздельную сосредоточенность мысли и чувства на Боге, как посвящение Ему всех мгновений жизни и как удаление от всего земного, от мира, как «собранность ума», или «собирание помыслов», исключающее мечтательность и предполагающее строгую дисциплину мысли. В плане рассуждений о любви выясняются два вида религиозной жизни – созерцательной и деятельной.

Если поборник созерцательной жизни находит самым возвышенным и соответствующим Евангелию любить Бога непосредственно, в Его лице, совершенствах, созерцать Его, благоговеть перед Ним и благодарить Его, то сторонник деятельного идеала ставит перед собой задачу служить Богу через ближних¹⁸³.

Дальше и во-вторых, условием привлечения Святого Духа и единения с Ним служит нравственное очищение от всех пороков и плохих привычек мысли и чувства – от всякого греха во всех его степенях. Это перенесение центра тяжести в вопросах поведения из области внешней в сферу мыслей и чувств – характерная черта древнего христианского монашества. «Есть в душе какая-то глубина». «Сердце – малый сосуд, но там есть змеи, есть львы, там есть ядовитые гады, там есть сокровища порока, там пути негладкие и стропотные, там пропасти, но там также и Бог, там ангелы, там жизнь и царство, там свет и апостолы, там сокровища благодати, там есть всё» (прп. Макарий).

Итак, подвижничество состоит во вхождении в существенное единение с Богом. На этом пути требуются нелёгкие труды, много терпения, всевозможные лишения. Подвижник отказывается от земных утех, чтобы взамен их ещё во времени получить высшие, небесные, вечные дары. «Бог, – заключает профессор И .В. Попов, – обетовал ниспослать Духа за труды и лишения, и нужно с непоколебимой верой ожидать исполнения этого обетования, не ослабевая в подвиге. Рано или поздно, а Он исполнит Своё обетование».

Характеризуя обе рассмотренные статьи («Религиозный идеал...» и «Мистическое оправдание...»), С. Зарин видит в них одну основную мысль, а именно ту, «что Антоний Великий и Макарий Египетский путём аскетизма стремились достигнуть – и действительно достигли, по изображению анализируемых памятников (Vita Antonii и творений с именем Макария Египетского) собственно религиозного совершенства, – одухотворения, харизматических чрезвычайных дарований, непосредственного созерцания Бога, в форме преимущественно света; короче, – обожествления»¹⁸⁴.