Период первый. От первого распространения христианской Церкви во время апостолов до торжества ее над язычеством при Константине Великом (34–313 гг.)

Появление в мире Христовой Церкви встречено было крайне враждебно со стороны религиозных и политических обществ того времени. Иудейский и языческий мир, не признавая за христианством значения единственно истинной религии, вступает в борьбу с Церковью и стремится уничтожить ее. Против Церкви издаются строгие законы, члены ее подвергаются кровавым преследованиям и тому подобное. Но Церковь не погибает. Сильная присущею ей божественною силою, она с необыкновенною быстротою распространяется в самом центре тогдашней исторической жизни, в Греко-Римской империи, и отчасти выступает даже за ее пределы; устраивает свой внутренний быт, насколько это было возможно при постоянных почти гонениях; наконец, выдержав трехвековую борьбу с миром иудейским и языческим, побеждает все препятствия к своему распространению и утверждается навсегда в Греко-Римской империи. Борьба Церкви с миром иудейским и языческим за право существования составляет характеристическую особенность первого периода ее исторической жизни.

Глава I Распространение церкви

Христианская Церковь, как сказано выше, при своем появлении встретила ожесточенное сопротивление к своему распространению со стороны человеческих обществ того времени, но в самой жизни этих обществ, как политической, так и религиозно-нравственной, были условия, благоприятствовавшие ее успешному распространению.

Политическое состояние вообще. Ко времени пришествия Христа Спасителя в мир и основания Им Своей Церкви почти все народы тогдашнего политического мира соединены были в одно государство, под одной политической властью римского народа. Рим назывался столицею всей вселенной. По праву победителей римляне относились к побежденным народам очень жестоко – забирали и отвозили награбленные в завоеванных странах богатства, отводили в плен толпы побежденных и делали их своими рабами. Рим, перешедший из республики в империю за немного лет до явления Христа Спасителя, сделался еще более деспотическим. Императоры были деспотами не только по отношению к покоренным царям и народам, но и к самому народу римскому, который, завоевавши целый свет, теперь сам впал в рабство своим правителям. Раболепство было всеобщее – пред императорами раболепствовали сенаторы и вообще высшие классы общества, пред последними раболепствовал народ. По примеру императоров и правители областей были такими же деспотами. Давно подготовлявшееся разделение между высшими и низшими классами окончательно совершилось при переходе Рима из республики в империю. На стороне высших классов было богатство, на стороне низших – нищета и угнетение; и то и другое особенно поразительно было в самом Риме, где, наряду с великолепной и роскошной обстановкой жизни императоров и высших классов, толпы обнищавших и забитых римских граждан не имели куска насущного хлеба. Положение рабов в римском государстве было еще бедственнее. Это были люди без всяких человеческих прав. В руках своего господина раб был не более как одушевленною вещью, которою он мог безнаказанно распоряжаться по своему произволу.

Политическое состояние Иудеи. Иудея, из которой надлежало явиться Искупителю мира, во всеобщем потоке завоеваний римлян не избежала участи других народов. Под управлением князей из фамилии Маккавеев, она составляла еще отчасти самостоятельное государство (167–63 гг. до Р. X.), находилась даже в дружественных сношениях с Римской республикой. Но за 64 года до Рождества Христова произошел раздор в фамилии Маккавеев между двумя братьями Гирканом II и Аристовулом II. Они обратились с жалобами друг на друга к римскому полководцу Помпею, бывшему тогда на Востоке. Помпей (63 г. до Р. X.), после трехмесячной кровопролитной борьбы с иудеями, занял своими войсками Иудею, взял Иерусалим и храм и уничтожил навсегда самостоятельность иудейского народа, обязавши его платить дань римлянам. Впрочем, Помпей предоставил Гиркану первосвященническое достоинство и титул народоначальника. Аристовул же был отведен в Рим как пленник. После этого фамилия Маккавеев падает. Гиркан II, любивший более всего спокойную жизнь, не мог возвратить прежнего блеска этой фамилии; всеми делами заведовал преданный римлянам идумеянин, принявший иудейскую веру, Антипатр, со своими сыновьями Фасаилом и Иродом, из которых первый управлял Иерусалимом, а второй Галилеей. В 37 году до Рождества Христова Ирод при содействии одного из римских триумвиров, Антония, достиг даже того, что был провозглашен царем иудейским. При помощи римских легионов он занял иудейский престол, а последний представитель фамилии Маккавеев, сын Аристовула Антигон, успевший было утвердиться в Иудее после борьбы со своим дядей Гирканом, отправлен был в Рим и подвергнут там бичеванию у позорного столба как преступник. Со вступлением Ирода на престол царская власть в Иудее от колена Иудина отошла.

Ирод, прозванный Великим, расширил пределы Иудеи, восстановил разрушенные города, перестроил и украсил самый храм Иерусалимский; но он был не любим своими подданными за жестокости и введение в Иудее языческих обычаев и римских зрелищ. По смерти Ирода, последовавшей в первые годы по Рождестве Христовом, опять начались волнения в Иудее. Иудеи вооружились против римских войск, находившихся в ней; в Иерихоне появились разбойничьи шайки, предводители которых присваивали себе царский титул. Между тем дети Ирода хлопотали в Риме о своих правах на иудейскую корону, и император Август, по расположению к умершему Ироду, отдал в их управление Иудею: Архелаю поручил одну половину Палестины, с титулом народного князя и с обещанием дать корону, если будет достоин того, другую половину – прочим сыновьям Ирода, Антипе и Филиппу. Архелай чрез девять лет был вызван в Рим по обвинению в жестокости и сослан в Галлию в заточение, а его владения сделались римской провинцией, с присоединением их к Сирии. Антипа и Филипп считались владетелями остальной половины Палестины, но не имели никакой власти. Всеми делами заведовали римские прокураторы, а иудейские цари пользовались только одним титулом, проживая на почетном пенсионе от римского правительства. Римский прокуратор Сирии и Палестины Квириний, наконец, обложил Иудею поголовной данью в пользу Рима. Иудея окончательно была покорена римлянами. Явился было протест со стороны ревнителей национальной свободы, выразившийся возмущением иудеев под предводительством Иуды Галилеянина, но скоро был подавлен римскими войсками.

Ко времени пришествия Христа Спасителя иудеи жили и вне Палестины. Во время постоянных нападений на Иудею и опустошений жители ее были отводимы в плен и поселяемы между победителями, так что не было страны, входившей в состав римского государства, в которой не было бы евреев. Здесь положение их было спокойнее, чем в Палестине. По своему предприимчивому характеру евреи занимались торговлей и промышленностью, приобретали богатства, а чрез последние иногда независимость и даже привилегии. Особенно много евреев было в Александрии; были они даже в Риме, куда попали в первый раз как пленники, при Помпее.

Религиозно-нравственное состояние языческого мира. Еще безотраднее было положение человечества в религиозно-нравственном отношении. Истинного богопознания не было ни у одного народа, за исключением народа еврейского. Понятия о Едином истинном Боге и об отношении к Нему людей, сообщенные человечеству первобытной религией, в течение многих веков, прошедших от падения прародителей, затмились окончательно. Человечество успело создать свои религиозные системы, в которых сначала заметны были следы истинной первобытной религии, но чем дальше шло время, тем меньше оставалось в них истинных религиозных понятий; более и более погружались люди в жизнь окружающей их природы и совсем потеряли представление о высшем духовном мире. Явились так называемые языческие религиозные системы, с обоготворением всей природы или только некоторых частей ее, сил и явлений. На место Единого Бога первобытной религии явилось множество богов: небесные светила, стихии и произведения земли, звери, животные, люди, чем-нибудь знаменитые, добродетели, пороки, страсти и тому подобное – все было предметом обоготворения в языческих религиозных системах.

Подобные религиозные системы, сталкиваясь и перемешиваясь между собою, ко времени пришествия Христа Спасителя существовали у разных народов языческого мира. В греко-римском мире, в котором тогда сосредоточивалась историческая жизнь и с которым христианская Церковь прежде всего вошла в соприкосновение, господствующей религией была религия, допускавшая обоготворение людей. Но эта религия начала колебаться, когда в греческом обществе просвещение развилось настолько, что не могло допустить веры в создания человеческой фантазии. Явились философские системы, поставившие своей задачей объяснить и постигнуть бытие мира и вещей. Философия подвергла народную религию критике и отвергла ее. Взгляды философов на религию стали распространяться в народных массах, и в ней возбудилось тоже недоверие к бо­гам. Такое религиозное отрицание началось в Греции еще за три века до Рождества Христова, так что ко времени появления христианства было почти всеобщим. Народная религия падала; народ уже не верил своим богам, хотя и исполнял религиозные обряды по привычке к старине и по привязанности к блестящим религиозным церемониям, удовлетворявшим его эстетическому чувству.

То же случилось и с религией римлян. Народная римская религия, сходная с религией греков, держалась до тех пор, пока Рим в своих завоеваниях не выступил за пределы Италии, особенно пока не вошел в столкновение с Грецией. Греки, побежденные римлянами, в свою очередь, подчинили их своему нравственному влиянию. Они познакомили римлян со своим образованием, со своей философией и вместе с тем передали им свои взгляды на религию. Высшие классы прежде других усвоили греческое образование; поэтому среди них и возбудилось прежде всего неверие в отечественных богов. Но и народ скоро последовал за высшими образованными классами в религиозном отрицании: сценические представления, в которых осмеивались боги, подрывали в нем религиозные убеждения. Если и оставалось в нем нечто религиозное, так это привязанность к обрядам и церемониям, к которым и сводилась вся религия. Даже представители религии, жрецы, заражены были общим неверием. Само римское правительство, заботясь о всемирном господстве, подорвало уважение народа к отечественной религии, собравши в римском пантеоне изображения богов всех завоеванных народов и давши им право гражданства. От этого в римском народе появилась холодность к собственной религии и поселялось убеждение, что можно содержать какую угодно религию, так как каждая имеет право на уважение. Впрочем, римское правительство требовало сохранения древней народной религии в том убеждении, что с сохранением религии сохранится и самое государство, основанное на ней.

Философия, подорвавшая народные религии, вместо них сама не могла дать ничего положительного. Эпикурейская философия, отвергая все высшее этой настоящей жизни, проповедовала исключительно одно наслаждение жизнью и в умении наслаждаться полагала всю мудрость человеческую. Стоицизм, проповедуя строгость жизни, равнодушие и презрение ко всем ее случайностям, заставлял искать успокоения и блаженства в размышлении о неизбежности всего совершающегося в силу неизменных законов вселенной, в углублении человека внутрь себя и в сознании собственной внутренней жизни и силы; о божественном же, высшем этой жизни не было речи. Платонизм, выработавший понятие о Высочайшем Божественном Мироправителе, проповедовал зависимость человека от Него и общение с Ним признавал единственным источником освящения, но на этом и останавливался, не разрешая вопроса, каким образом людям искать этого общения. Так называемый неоплатонизм, отвергая все философские системы и религии, утверждал, что истины безусловной нет ни в одной из них, хотя проблески ее можно находить во многих. Люди, державшиеся взглядов этой крайне неопределенной системы, называемой также эклектизмом, составляли для себя особую религию, заимствуя, по своему усмотрению, содержание ее из всех религий.

Такого рода философемы, при своем разнообразии и отрицании одной другою, не могли заменить религии человеку, не могли удовлетворить оставшегося в нем религиозного чувства. Люди мыслящие, в которых еще сильна была идея религии, в сознании внутренней пустоты, переходили от одной системы к другой, не находя нигде удовлетворения. Масса народа не знала философии; при отсутствии определенных верований она бросалась в противоположную крайность – суеверия. Пред временем пришествия Христа Спасителя в греко-римском мире особенно распространились тайные восточные культы со своими гаданиями, волшебствами и тому подобным.

Вместе с падением религии в греко-римском мире, естественно, пала и нравственность. При отсутствии веры в Бога не было никаких основ для чистой нравственности. Деспотизм императоров, наплыв в Рим богатств со всего тогдашнего мира, происшедшая отсюда роскошь, философия, проповедовавшая наслаждение, – все это содействовало упадку древней строгости нравов. Распущенность нравов была во всей силе. Языческие писатели того времени единогласно отзываются об упадке нравственности в мире. Апостол Павел яркими чертами изображает нравственное состояние римского общества, замечая (Рим. 1, 29–31), что оно полно всякой неправды, лукавства, корыстолюбия, злобы, зависти, убийств, распрей, злонравия, гордости и тому подобных пороков.

Религиозно-нравственное состояние иудейского народа. Наряду с языческими религиозными системами, господствовавшими у народов дохристианского мира, стоит одиноко особая религиозная система, исповедуемая одним только народом еврейским. Иудеи обладали неоцененным благом, у них была религия богооткровенная, с истинными понятиями о Едином истинном Боге и об отношении к Нему человека. В иудейской только религии были божественные обетования о пришествии в мир Искупителя человечества. В течение многих веков, при всех политических переворотах в судьбе иудейского народа, богооткровенная религия сохранялась им неизменно. Бывали отступления евреев от служения истинному Богу, но непродолжительные. Данную чрез Моисея религию Господь Бог разъяснял чрез пророков. Последние своими возвышенными толкованиями закона подготовляли путь новой религии, имеющей явиться. Они указывали уже и на Спасителя, говорили, что день Господень наступит скоро, даже обозначали время Его пришествия.

Но пред пришествием Христа Спасителя и еврейский народ в религиозном отношении не избежал участи остального человечества. Веры в Единого Бога еврейский народ не потерял; но, с одной стороны, главный догмат своей религии, учение об Искупителе, стал понимать совершенно неверно, с другой – разделился на несколько партий в понимании религии вообще. Под влиянием тяжелых политических обстоятельств, порабощения от египтян, сириян и, наконец, римлян, народ еврейский видел в обещанном Искупителе только необыкновенного царя-завоевателя и освободителя от чужеземного ига, который устроит земное царство и даст славу и блеск еврейскому народу. Гордый своей истинной религией, бывшей только у него одного, еврейский народ ожидал и Мессию только для одного себя как народа избранного. В таком смысле евреи объясняли и понимали свои пророческие сказания о Мессии. Являлись даже ложные пророки, которые говорили о наступлении времени освобождения от чужеземного ига. Мессии в уничиженном виде евреи не хотели знать, а между тем охотно шли за народными бунтовщиками, объявлявшими себя мессиями, пришедшими будто бы освободить еврейский народ от ига; такого рода мессией был, например, Иуда Галилеянин, о котором упоминается в Деяниях апостольских, в речи Гамалиила синедриону. Конечно, были исключения в еврейском народе относительно понимания религии, о чем свидетельствует Евангелие, но большинство было слишком далеко от того обещанного Мессии, верою в Которого жили лучшие люди прежних времен. При всем этом, пред временем пришествия Христа Спасителя, в еврейском народе образовались еще религиозные партии фарисеев, саддукеев, ессеев и ферапевтов.

Появление первых двух партий относится ко времени распространения на Востоке греческой образованности (во II в. до Р. X.), когда некоторые иудеи из высшего класса стали увлекаться ею, а вместе с тем заимствовать и языческие обычаи. Ревнители отечественной религии и отечественных учреждений восстали против этого и образовали особую религиозную партию, с политическим оттенком, под именем фарисеев, что значит избранных, отделенных. Они были ревнителями не только закона Моисеева, но и всей вообще еврейской старины, всех устных преданий. Ревность их, вначале почтенная, получила скоро превратное направление; они не столько заботились о сохранении и поддержании существенного в религии, сколько второстепенного. Все внимание фарисеев, доходившее до мелочности, было обращено к внешней стороне религии – они добровольно налагали на себя посты, часто молились, часто совершали внешние омовения в том убеждении, что такое строгое исполнение предписаний закона, нередко ими самими выдуманного, особенно угодно Богу и составляет единственный путь ко спасению. Отсюда фарисейская гордость и презрение ко всякому, не принадлежащему к их партии. Внешняя святость жизни фарисеев привлекала к ним народ, который всецело подчинялся влиянию этих мнимых ревнителей веры. Противоположность фарисеям составляли саддукеи. Это были люди, усвоившие себе греческое образование, смотревшие на все с философской точки зрения, между прочим и на религию. Саддукеи стремились к рационалистическому пониманию закона Моисеева, поэтому отвергали устные предания, так много уважаемые фарисеями, не придавали большого значения обрядам, наконец, дошли до отрицания бессмертия души, воскресения мертвых, бытия мира духовного и божественного провидения. Сравнительно с фарисеями саддукеев было небольшое число: секта их состояла из богатых и знатных людей, которые занимали высшие должности; между ними немало было даже первосвященников.

При первоначальной борьбе партий фарисеев и садду­кеев, во II веке до Рождества Христова, образовалось новое религиозное направление ессеев и ферапевтов. Люди, державшиеся того и другого направления, образовали из себя род особого ордена, посвятившего себя на служение Богу вдали от настоящего еврейского общества. Ессеи сначала жили в городах, потом ушли за Мертвое море и там поселились отдельным обществом, которое простиралось до 4000 человек; ферапевты проживали в Египте. В свое общество ессеи принимали после особого тщательного испытания, с особыми обетами почитать Бога, хранить имена ангелов, любить истину, не открывать никому тайн общества. Жизнь в этих обществах была строго умеренная; все члены их занимались земледелием, имущество было у них общее, были общие собрания, особенно в субботу, на которых они читали Священное Писание, пели гимны. В молитвенных собраниях наблюдались строгий порядок и торжественная тишина. Все стремления ессеев и фера­певтов направлены были, в противоположность фарисеям, на внутреннюю сторону религии, на внутреннее самоусовершенствование человека. Внешним выражением этого у ессеев служили частые омовения. Толкование и понимание закона Моисеева, особенно у ферапевтов, было мистическим, таинственным.

Среди палестинских иудеев жили еще люди, которые также ожидали Мессию. Это самаряне, обитавшие между Иудеей и Галилеей. Происхождение самарян относится ко времени падения царства Израильского (722 г. до Р. X.), когда ассирияне, отведши в плен большую часть израильтян, переселили в завоеванную страну язычников. Последние, смешавшись с оставшимися израильтянами, произвели смесь иудейства с язычеством, пока, наконец, служение Богу истинному не взяло перевеса. Таким образом появились самаряне. Они принимали только Пятикнижие Моисея как единственную книгу закона, имели некоторое время свой храм, построенный на горе Гаризим бежавшим из Иудеи священником Манассией, и совершали богослужение по установлению Моисееву.

Евреи ненавидели самарян и считали их за еретиков, хотя последние, как видно из беседы Иисуса Христа с самарянкою, имели понятие о Мессии лучшие, чем они сами. У самарян не было, как у евреев, такой национальной гордости и уверенности в собственной святости вследствие одного только происхождения от Авраама; они видели в Мессии пророка, который должен им объяснить закон и научить их всему. Поэтому они стояли ближе к христианству, чем иудеи.

Что касается религиозного состояния иудеев, живших вне Палестины, то нужно заметить, что религиозные понятия их были отличны от понятий иудеев палестинских. Иудеи рассеяния, живя в городах, близких к Риму, и познакомившись с политическим могуществом империи в местах ее владычества, были чужды мечтаний палестинских иудеев о всемирном политическом господстве иудеиского народа. Поэтому представления их о Мессии сложились иначе; они не разделяли с палестинскими иудеями ожидания Мессии в качестве политического деятеля и были более тех подготовлены к принятию Его как Искупителя от грехов. Кроме того, иудеи рассеяния, входя в столкновение с язычниками, особенно по делам торговым, были по отношению к ним не так нетерпимы, как иудеи палестинские. Они знакомили язычников со своими религиозными убеждениями и передавали им даже свою веру, а с другой стороны, и сами перенимали греческое образование и греческую философию. Это особенно заметно было в Александрии, центре мировой торговли и науки. Здесь у евреев Священное Писание было уже давно переведено на греческий язык, бывший в то время во всеобщем употреблении. Благодаря этому любознательные язычники могли удобно знакомиться с возвышенным богословием иудейской религии; следствием же такого знакомства было то, что религиозные убеждения иудеев рассеяния стали прививаться к язычникам, недовольным собственными религиями и искавшим истинного богопознания. Ко времени пришествия Христа Спасителя мы уже встречаем довольное число язычников, принявших иудейство, которые известны были под именем пришельцев врат, если принимали религию евреев без обрезания, и пришельцев правды, если принимали вместе с тем и обрезание. С другой стороны, евреи, знакомясь с греческой философией, особенно с философией Платона, находили в ней нечто достойное уважения в религиозном отношении. В Александрии явилось даже стремление сблизить философию Платона с Моисеевым законом, именно здесь образовалось особое религиозное направление в виде иудействующего эллинизма, представителем которого был Филон, современник апостолов. Характеристическую черту этого направления составляет безусловная вера в откровение и уважение к истинам Платоновой философии, которые, по мнению Филона, заимствованы из Откровения. Основные положения миросозерцания Филона и его школы следующие: Божество, по Платону – сущее (ὄυ), непостижимо и недоступно; непосредственного отношения между Ним и миром быть не может. Поэтому есть нечто посредствующее между Божеством и миром – Божественное Слово, по Платону – ум (νοῦς), Которое образовало мир. Бог сокрыт от человека вследствие присутствия в последнем материи, но для него есть возможность постигнуть божественное чрез борьбу с материальным и отречение от него, так что он может находить истинную жизнь и на земле в блаженном созерцании Божества.

Ожидание Мессии. Лучшие люди языческого мира, наблюдая, с одной стороны, мрачные стороны политической и общественной жизни человечества, а с другой – всеобщий упадок религии и нравственности, сознавали ясно, что такое положение вещей ненормальное. Под влиянием такого сознания в языческой среде стало оживать предание, сохранявшееся от первобытной религии, о золотом веке, когда человек находился в блаженном невинном состоянии; явилась даже мысль о возможности возвращения человечества к этому счастливому времени. Но выйти из настоящего безотрадного состояния, по мнению лучших людей древности, человечество было бессильно; для этого, утверждали они, нужна была сверхъестественная божественная помощь. Подобные убеждения еще с большею силою утверждались в среде язычников, когда между ними стали распространяться верования иудеев в Мессию. Идея о Мессии как Избавителе от всяких зол и Установителе лучших порядков жизни была особенно привлекательна для страждущих и угнетенных, которых так много было в языческом мире. Словом, в последние годы пред Рождеством Христовым ожидание Мессии сделалось всеобщим. Поэтому, когда Божественный Спаситель рода человеческого явился и основал для спасения людей Свою Церковь, те из иудеев и язычников, которые ожидали Его и увидели в Нем истинного Мессию, первые и начали вступать в Его Церковь.

Таким образом, безотрадное состояние политической и религиозно-нравственной жизни народов дохристианского времени послужило на пользу Церкви – оно побуждало многих искать истинного религиозного знания и успокоения от всех бедствий в христианстве. Объединение народов под одной политической властью римлян, облегчавшее пути сообщения, также должно быть поставлено в числе условий, благоприятствовавших распространению Церкви.

Господь Иисус Христос основал Свою Церковь из немногих, только избранных лиц; впоследствии же, по Его божественному предначертанию, она должна была обнять все народы и распространиться во всем мире. Дело распространения и устройства Церкви Он возложил на своих ближайших учеников, апостолов, обещая для предстоявшего им служения облечь их силою свыше. «Не отлучайтесь из Иерусалима, – говорил Он им пред Своим вознесением на небо, – но ждите обещанного от Отца... вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии, и даже до края земли»¹. Обетованием Святого Духа Спаситель окончил Свои наставления апостолам относительно распространения и устройства Церкви и вознесся на небо.

По вознесении Господа Иисуса Христа апостолы, согласно Его повелению, основали свое местопребывание в Иерусалиме и ожидали здесь сошествия Святого Духа. Все они, вместе с Богоматерью и другими верующими, «единодушно пребывали в молитве и молении», для чего собирались в особом доме. В одно из собраний, на котором было около 120 верующих, апостол Петр предложил на место отпадшего Иуды Искариотского избрать для апостольского служения другое лицо из числа тех верующих, которые все время находились при Спасителе и были свидетелями Его воскресения. Собрание поставило пред апостолами Иосифа Варсаву и Матфия. После общей молитвы бросили о них жребий, жребий пал на Матфия, и он сопричислен был к одиннадцати апостолам.

Наконец, по прошествии десяти дней от вознесения Господня, в еврейский праздник Пятидесятницы, совершилось сошествие Святого Духа на апостолов. В этот день все они были вместе. «Внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились; и явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них; и исполнились все Духа Святаго»². Благодатная сила Святого Духа, излившаяся на апостолов во всей полноте, обнаружилась на первый раз тем, что они получили способность говорить на разных языках.

В то время на праздник Пятидесятницы в Иерусалим собрались во множестве иудеи рассеяния и пришельцы иудейской церкви, жившие в разных пределах Римской империи и других странах. Они говорили на языках тех стран, в которых жили. Когда послышался шум с неба, то многие из них собрались около дома, в котором находились апостолы. Апостолы обратились к ним с проповедью, причем говорили на тех же языках, на которых говорили собравшиеся. Все пришли в изумление и недоумевали, каким образом простые неученые люди, каковыми были апостолы, могут говорить на разных языках. Тогда выступил апостол Петр и произнес к собравшимся воодушевленную речь. Сначала он объяснил, что виденное ими чудо – дарование способности говорить на разных языках – есть исполнение пророчества Иоиля об излиянии благодатных даров Святого Духа во время пришествия Мессии на верующих в Него, затем показал, что ожидаемый Мессия явился в лице Иисуса Назорея, Которого они, иудеи, убили, но Который воскрес и воссел одесную Бога Отца; в заключение же убеждал весь народ израильский твердо знать, что распятый Иисус есть истинный Мессия (Христос) и истинный Господь. Слышавшие это умилились сердцем и спрашивали апостолов, что же им делать. Апостол Петр сказал на это: «Покайтесь и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа». Иудеи рассеяния, более других подготовленные к принятию Мессии, первыми и начали принимать христианство – из них, по слову апостола, в тот день крестилось около трех тысяч человек.

Со дня сошествия Святого Духа началась открытая проповедь апостолов об Иисусе Христе. Они проповедовали и в Иерусалимском храме, и в частных домах и имели необыкновенный успех. Иудейский народ при их проповеди вспомнил Божественного Учителя и, чувствуя страх от сознания, что Он невинно предан смерти, начал искать успокоения в вере в Него. Присоединение к Церкви обращавшихся ко Христу, по свидетельству святого Луки³, происходило ежедневно. Особенно же много обратилось ко Христу после исцеления апостолом Петром хромого от рождения⁴. Однажды апостолы Петр и Иоанн шли вместе в храм, по еврейскому обычаю, на молитву в девятый час (три часа пополудни). При так называемых Красных вратах храма попросил у них милостыни нищий, хромой от рождения. Петр с Иоанном, всмотревшись в него, сказал: «Взгляни на нас!» Нищий пристально смотрел на них, надеясь что-нибудь получить. Но Петр сказал: «Сребра и злата нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи!» И, взяв его за правую руку, поднял; и вдруг укрепились его ступни и колени. Нищий хромой встал на ноги и вошел вместе с апостолами в храм, ходя и скача, и славя Бога. Народ, бывший в храме, зная нищего как хромого от рождения и видя его ходящим подле апостолов, окружил последних, изумляясь необыкновенному чуду. Тогда апостол Петр обратился к народу с речью, в которой объяснил, что чудо это совершено им во имя Сына Божия, Иисуса Христа, Которого они, иудеи, убили, но Который воскрес; напомнил древние пророчества о Мессии, Которому надлежало пострадать, Который действительно в лице Иисуса Христа явился и пострадал; в заключение же приглашал евреев как сынов пророков и завета, к которым первым Бог послал Своего Сына, покаяться и обратиться к Нему, чтобы загладить грехи свои. При такой ясной и одушевленной проповеди уверовало во Христа около пяти тысяч человек. Но начальники храма взяли апостолов под стражу и на другой день, утром, представили в синедрион. Здесь произведен был им допрос, какою силою или каким именем они исцелили хромого. Апостол Петр и здесь безбоязненно проповедал о распятом и воскресшем Иисусе Христе, именем Которого они исцелили хромого и в Котором одном только заключается все спасение человека. Члены синедриона не могли ничего сказать против апостолов, так как всем жителям Иерусалима и им самим было известно сделанное ими чудо, и опровергнуть его не было возможности. Поэтому они ограничились только тем, что запретили апостолам говорить и учить об имени Иисуса. Но Петр и Иоанн сказали: «Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали».

Запрещение синедриона не устрашило апостолов, проповедь их о Христе продолжалась. Вместе с тем они творили множество чудес⁵; народ выносил больных на улицы и полагал их на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них; сходились также в Иерусалим многие из окрестных городов, принося больных и одержимых нечистыми духами, которые и исцелялись. Верующих все более и более присоединялось к Церкви, даже многие из священников обратились ко Христу⁶.

Представители иудейства, первосвященники, книжники и народные старейшины, достигши осуждения на смерть Господа Иисуса Христа, в своем ослеплении надеялись, что с Его смертью и Он Сам, и учение Его будут забыты. Поэтому после Его крестной смерти они не преследовали никого из апостолов и, тем более что последние до сошествия на них Святого Духа не выступали на проповедь. Не преследовали они апостолов некоторое время и после сошествия Святого Духа. С одной стороны, присоединение к Церкви целых тысяч новых членов совершилось так быстро и неожиданно, что они не успели обратить на это внимания, а с другой – существование среди евреев разных религиозных партий мешало им вникнуть в сущность апостольской проповеди о воскресении, покаянии и крещении. Все это такие предметы учения, которые не преследовались, – веру в воскресение разделяли фарисеи, а покаяние и крещение проповедовал Иоанн Предтеча и не встречал противодействия. Когда же первосвященники и другие представители иудейства увидели, что апостолы проповедуют о воскресении распятого ими Иисуса Назорея и при этом доказывают, что Он есть обетованный Мессия, то пришли в сильное раздражение и решили положить конец их проповеднической деятельности. Сначала, впрочем, они только запретили апостолам (Петру и Иоанну в синедрионе) учить об Иисусе Христе; когда же это запрещение не достигло цели, прибегли к насильственным ме­рам. По их приказанию все апостолы были схвачены и заключены в народную темницу⁷. Но Ангел Господень ночью вывел их из темницы и велел по-прежнему идти в храм и проповедовать. Между тем для суда над ними на другой день созван был синедрион. Члены синедриона пришли в большое недоумение, когда им донесли, что двери темницы оказались запертыми, а апостолов в ней не было. Но тут некто известил синедрион, что апостолы стоят в храме и учат народ. Тогда стража снова взяла их и привела в судилище. «Не запретили ли мы вам, – сказал апостолам первосвященник, – учить о имени сем? И вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь того человека». Апостолы отвечали: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам. Бог отцев наших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесив на древе. Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов. Свидетели в сем мы и Дух Святой, Которого Бог дал повинующимся Ему». Услышав такой ответ, члены синедриона «разрывались от гнева» и задумали умертвить апостолов. Только благоразумие знаменитого фарисейского законоучителя Гамалиила, присутствовавшего в синедрионе, остановило их замысел. Напомнив синедриону о прежде являвшихся и погибших мятежниках, Февде и Иуде Галилеянине, он предложил оставить апостолов в покое, так как, говорил он, если их дело человеческое, то оно само собою уничтожится, если же божественное, то никто не может его разрушить. Синедрион согласился с этим предложением, но все-таки приказал апостолов бить и снова запретил им учить об Иисусе. Они же, вышедши из синедриона, радовались, что удостоились принять бесчестие за имя Христово, и по-прежнему продолжали каждый день в храме и по домам проповедовать об Иисусе Христе.

Недолго, однако, представители иудейства, заседавшие в синедрионе, следовали благоразумному совету Гамалиила, вскоре они подняли настоящее гонение не только на апостолов, но и на всех вообще верующих⁸. Они начинали уже понимать, что из последователей Христовых образуется совершенно особое, самостоятельное религиозное общество, которое может поколебать все иудейство, а главное, подорвать их авторитет. Повод к гонению был следующий. Силе апостольской проповеди иудейские законоучители захотели противопоставить свою мудрость. И вот, некоторые из них вступили в спор со Стефаном, одним из семи диаконов, о христианском учении и законе Моисеевом, «но не могли противостоять мудрости и Духу, Которым он говорил». Вследствие этого они сильно озлобились на Стефана, схватили его и привели в синедрион. Здесь наученные ими ложные свидетели обвиняли его в том, что будто бы он говорил хульные слова на святое место сие и на закон, ибо он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал Моисей. В свою защиту Стефан сказал пред синедрионом речь, в заключение которой обличил самих иудеев в несохранении закона Моисеева и убиении Мессии, о Котором предсказал Моисей. Слушая его, члены синедриона «рвались сердцами и скрежетали зубами». Когда же Стефан, исполнившись Святого Духа, воззрев на небо, воскликнул: «Вот я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога!», они с яростью бросились на него и, выведши за город, побили его камнями. Стефан до самой своей смерти молился за своих убийц. Это событие относят к 36 году по Рождестве Христовом. Мученическою смертью Стефана началось открытое преследование верующих в Иерусалиме. Их отыскивали по домам, заставляли хулить имя Иисуса, заключали в темницу и после суда многих предавали смерти. Особенною ревностью при этом отличался один юноша, по имени Савл, родом из Тарса. Еще в убиении первомученика Стефана он принимал некоторое участие, охраняя платье бросавших камни убийц и ободряя их; когда же началось преследование верующих, он не только отыскивал их и заключал в темницу, но и подавал свой голос за убиение их⁹. Спасаясь от преследований, верующие бежали из Иерусалима и рассеялись по всей Иудее и соседним странам. Апостолы, однако, оставались в Иерусалиме.

Рассеяние верующих из Иерусалима послужило на пользу Церкви, так как они сделались распространителями Христова учения во всех тех местах, через которые проходили из Иерусалима или в которых поселялись на жительство. Одни из них проповедовали в Иудее и Самарии, другие же прошли с проповедью Евангелия даже до Финикии, Кипра и Антиохии; впрочем, все они распространяли учение Христово только между иудеями, самарянами и пришельцами правды¹⁰. Так, один из семи диаконов, Филипп, пришел в Самарию и проповедовал жителям ее о Христе. Свои слова он подтверждал чудесами, изгоняя нечистых духов из одержимых ими и исцеляя расслабленных и хромых. «Народ единодушно внимал тому, что говорил Филипп, слыша и видя, какие он творил чудеса». Следствием проповеди Филиппа было то, что многие из са­марян крестились; между прочими крестился некий Симон, который перед тем волхвовал и изумлял народ самарийский, выдавая себя за кого-то великого. Находившиеся в Иерусалиме апостолы, услышав, что самаряне уверовали во Христа, послали к ним Петра и Иоанна, чтобы низвести на них Святого Духа. Петр и Иоанн, пришедши в Самарию, возложили на новокрещенных руки, и они получили благодатные дары Святого Духа. Симон волхв, видя, что чрез возложение апостолами рук подается Дух Святой, предложил им деньги с просьбою дать и ему такую же власть низводить Святого Духа. Симон крестился не по убеждению, а с тайною целью получить возможность творить чудеса, чтобы еще более изумлять народ, почему и обратился к апостолам с такой просьбой; как маг он считал апостолов своими собратьями, только более его искусными. Апостол Петр ответил ему: «Серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги. Нет тебе в сем части и жребия». На возвратном пути в Иерусалим апостолы Петр и Иоанн прошли с проповедью Евангелия по многим Самарийским селениям, а диакон Филипп, по указанию ангела, отправился на дорогу из Иерусалима в Газу и, встретивши здесь одного вельможу эфиопской царицы, приезжавшего в Иерусалим на поклонение и возвращавшегося домой (очевидно, последний был пришельцем правды), обратил его ко Христу и крестил¹¹. В это же время один из 70-ти учеников Спасителя, Анания, пришел в Сирию и положил начало Церкви в Дамаске. Вообще, при посредстве рассеявшихся из Иерусалима верующих христианские общины появились на пространстве всей Палестины и отчасти в Сирии.

Когда гонители Церкви в Иерусалиме узнали, что Христово учение распространяется по окрестным местам, то решились преследовать верующих и здесь. Савл, заявивший уже себя ревностным поборником отечественной религии, выпросил у первосвященника позволение отправиться в Дамаск, перевязать там всех верующих во Христа и привести в Иерусалим на суд¹². Но недалеко от Дамаска сам Савл чудесным образом был обращен ко Христу и из жаркого противника христианского учения сделался ревностным его распространителем. Прибыв в Дамаск, он, вместо преследования учеников Христовых, крестился и стал проповедовать, что Иисус есть действительно Христос, чем и приводил в замешательство проживавших там иудеев. Обращение Савла относится к 37 году по Рождестве Христовом.

После того как партия первосвященников и книжников лишилась в Савле такого ревностного поборника отечественной религии, она сделалась несколько сдержаннее по отношению к Христовой Церкви, так что, по сказанию святого Луки, «церкви по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое, назидаясь и ходя в страхе Господнем; и при утешении от Святого Духа умножались»¹³.

Пользуясь таким спокойствием, апостол Петр решился посетить христианские общины, рассеянные в Палестине. Между прочим, он был в Лидде и Иоппии, в первой исцелил расслабленного Энея, а во второй воскресил умершую Тавифу, и как в том, так и в другом месте обратил многих ко Христу. Когда апостол находился в Иоппии, в доме Симона кожевника, и молился, ему было видение¹⁴. С неба сошел к нему некоторый сосуд, в виде скатерти, привязанный за четыре угла, в которой находились всякие четвероногие, пресмыкающиеся и птицы небесные, запрещенные, по закону Моисееву, для употребления в пищу. И был глас к нему: «Встань, Петр, заколи и ешь». Но Петр сказал: «Нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого». Тогда в другой раз был глас к нему: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым». Сие было трижды; и сосуд опять поднялся на небо. Петр недоумевал, что бы значило это видение. Но вот, вслед же за видением пришли к нему посланные из Кесарии Палестинской от римского сотника Корнилия, который, по наставлению ангела, призывал апостола в свой дом послушать его проповеди. Корнилий был язычник, или, вероятнее, пришелец врат, так как он совершал молитвы по иудейскому закону, но пришельцы врат, не принимавшие обрезания, считались наравне с язычниками.

Иудеи, уверовавшие в Иисуса Христа, с самого начала не отделялись резко от господствовавшей иудейской церкви – по-прежнему собирались на молитву в Иерусалимский храм, приносили там жертвы и вообще выполняли весь обрядовый закон Моисея. Будучи воспитаны в уважении к закону Моисея, они не могли так скоро усвоить себе мысль, что обрядовый закон, бывший только сенью грядущих благ, с пришествием Спасителя делается излишним, и многие из них утверждали, что он необходимо должен быть соблюдаем и в христианстве. Далее, под влиянием древней иудейской мысли, что обетования Божии о Мессии и Его царстве относятся к одному только народу еврейскому, многие из уверовавших иудеев утверждали, что в христианскую Церковь должны вступать одни только иудеи; язычники же, чтобы быть принятыми в Церковь, должны предварительно сделаться иудеями, то есть принять обрезание и выполнять весь обрядовый закон Мои­сеев. Апостолы, получившие от Господа Иисуса Христа наставление проповедовать Его Евангелие всем народам, чтобы не произвести разделения в только что устрояющейся Церкви, в уничтожении такого заблуждения действовали с особенной осторожностью. Распространяя на первых порах христианство между иудеями, к которым ближе всего им было и обратиться с проповедью, они ожидали того времени, когда уверовавшие из иудеев сами собою убедятся в том, что обрядовый закон Моисеев должен быть отменен и язычники должны быть принимаемы в христианскую Церковь без обязательства соблюдать оный. Время это наступило. Апостол Петр, когда его позвали к язычнику Корнилию, понял, что бывшее ему видение означало именно то, что язычники, нечистые в глазах евреев, чисты пред Богом настолько, что могут вступить в Христову Церковь. Петр, взявши с собою некоторых из уверовавших иудеев, пришел к Корнилию. Встреченный с почетом в доме язычника, он прежде всего заявил, главным образом, для сопровождавших его, что хотя иудею и запрещено сообщаться с иноплеменниками, но ему Сам Бог открыл не почитать ни одного человека скверным или нечистым, а затем спросил, для чего его призвали. Корнилий объяснил, что он призвал апостола по наставлению явившегося ему ангела. Тогда Петр, сказавши, что во всяком народе боящийся Бога и поступающий по правде приятен Ему, то есть что и язычник имеет право на вступление в Церковь, – начал проповедовать о Христе. Еще не окончил он проповеди, как Дух Святой сошел на всех язычников, слушавших его¹⁵. Верующие из обрезанных, пришедшие с апостолом, изумлялись. Петр же сказал: «Кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святого Духа?» И после того крестил их во имя Иисуса Христа. Когда Петр возвратился в Иерусалим, уверовавшие из обрезанных, узнав, что он проповедовал язычникам, упрекали его за это. Но Петр разъяснил им, что он в этом случае действовал по непосредственному указанию Божию, что язычники, которым он проповедовал, получили до крещения дары Святого Духа, и они успокоились, говоря: «Видно и язычникам дал Бог покаяние в жизнь».

Язычники начали обращаться ко Христу и в других местах. Так, некоторые верующие из иудеев рассеяния, родом кипряне и киринейцы, пришли в Антиохию, где уже было общество Христовых последователей, состоявшее из иудеев, и распространили здесь христианство между язычниками. В Антиохии, главном городе римских владений на востоке, было много язычников, и многие из них вступили в Христову Церковь. Об этом узнали в Иерусалиме и, чтобы лучше упрочить там христианство, послали туда Варнаву, по преданию, одного из семидесяти учеников Христовых. Варнава был иудей рассеяния, родом кипрянин, и потому без предубеждения мог смотреть на обращение язычников. Варнава нашел в Антиохии много уверовавших и со своей стороны убеждал всех держаться Господа искренним сердцем. Чтобы иметь более успеха среди язычников, он отправился в Тарс, где находился тогда чудесно обращенный Савл, и пригласил его вместе с собой проповедовать язычникам. Целый год они устраивали вместе Антиохийскую Церковь и имели большой успех, особенно среди язычников. Замечательно, что в Антиохии, где верующих из язычников было больше, чем из иудеев, последователи Христа усвоили себе название христиан и в первый раз здесь стали называться этим именем, тогда как уверовавшие из иудеев, по своей привязанности к иудейской религии, доселе не могли отрешиться от нее настолько, чтобы со вступлением в новое религиозное общество и принятием нового учения принять и новое имя. Начало христианской проповеди среди язычников относят к началу сороковых годов после Рождества Христова.

Распространение христианства между иудеями и язычниками продолжалось очень успешно. Савл, или Павел, и Варнава особенно много трудились в деле проповеди у язычников. Устроивши Антиохийскую Церковь, они, по внушению Святого Духа, отправились в другие страны – были на острове Кипре, прошли области Малой Азии: Памфилию, Писидию и Ликаонию. Везде сначала предлагали свое учение иудеям рассеяния, а потом и язычникам. Успех был необыкновенный, так что они во многих городах основали церкви. Исполнив дело, на которое призвал их Дух Святой, они возвратились в Антиохию, из которой вышли. Это первое большое путешествие апостола Павла было в 45 или 46 году.

Между тем вопрос об отношении иудейства к христианству, или, точнее, о том, должно ли обращающимся в христианство язычникам, а также и иудеям соблюдать Моисеев закон, занимал в Иерусалиме умы уверовавших иудеев, особенно фарисейского направления. Некоторые из иерусалимских христиан, пришедши в Антиохию, говорили уверовавшим язычникам: «Если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись». Павел и Варнава, не придававшие такого значения иудейству после пришествия Христа Спасителя, вступили в спор с ними. Чтобы окончательно разрешить сей вопрос, Антиохийская Церковь положила отправить Павла и Варнаву в Иерусалим к апостолам и пресвитерам. Принятые здесь церковью, апостолами и пресвитерами, Павел и Варнава прежде всего рассказали им «все, что Бог сотворил с ними, и как отверз Дверь веры язычникам». При этом уверовавшие из иудеев фарисейского направления высказали свое убеждение относительно важности Моисеева закона и после появления христианства; они говорили, что должно обрезывать обращающихся в христианство язычников и заповедовать им соблюдать закон Моисеев. Апостолы и пресвитеры для рассмотрения этого дела составили собор. По принятому счислению это было в 51 году¹⁶. По сказанию святого Луки¹⁷, на соборе присутствовали апостолы Иаков, Петр и Иоанн; тут же были апостолы Павел и Варнава и пресвитеры Иерусалимской Церкви. Были ли на соборе другие апостолы – неизвестно. После долгих рассуждений по возбужденному вопросу апостол Петр произнес пред собором речь, в которой сначала напомнил, как Сам Бог повелел ему проповедовать язычникам и как язычники (сотник Корнилий и его семейство), не будучи обрезаны по закону Моисееву, получили дары Святого Духа, подобно другим верующим; потом из этого вывел заключение, что Бог не положил различия между иудеями и язычниками при вступлении в Церковь Христову, и в заключение прибавил, что излишне возлагать на уверовавших язычников иго исполнения закона, так как принадлежащие к Христовой Церкви спасаются все единственно благодатью Господа Иисуса Христа. Речь апостола Петра произвела сильное впечатление на собравшихся. Апостолы Павел и Варнава со своей стороны в подтверждение мысли, высказанной Петром, что проповедь язычникам – дело угодное Богу, рассказали, какие знамения и чудеса сотворил Бог через них среди языч­ников. Когда они умолкли, начал говорить предстоятель Иерусалимской Церкви апостол Иаков. На основании пророчеств о благодатном царстве он доказал, что с пришествием Искупителя, Господа Иисуса Христа, основавшего Свою Церковь для всех народов вместо иудейской, обнимавшей только один еврейский народ, – последняя, как имевшая только временное назначение, должна уступить место первой. «Посему, – заключил святой Иаков, – я полагаю не затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе». Слово Иакова, получившего за ревностное исполнение закона Моисеева прозвание Праведного, было особенно убедительно. Предложение его было принято всем собором: согласно ему составлено было соборное определение о необязательности для обращающихся из язычников исполнения закона Мо­исеева и письменно сообщено было, при посредстве Павла и Варнавы и еще других, избранных для сего мужей Иерусалимской Церкви, христианским общинам в Антиохии, Сирии и Киликии, составившимся из язычников.

Собором апостолов, или, как сказано в определении его, Духом Святым, действовавшим чрез них, вопрос о христианской проповеди среди язычников был решен окончательно. Теперь без всяких сомнений и опасений Павел и Варнава, призванные к сей проповеди, начинают еще с большей ревностью распространять христианство между язычниками; Петр же, Иаков и Иоанн приняли на себя труд благовествовать иудеям.

Святой Павел, до начала проповеди язычникам в пределах Римской империи¹⁸ называвшийся Савлом, по особенному изволению Божию причислен был к лику двенадцати апостолов¹⁹. Он был родом из Тарса, главного города Киликии, славившегося греческой образованностью, и происходил из еврейского семейства, которое пользовалось правом римского гражданства. В отечественном городе он получил греческое образование, затем еще в молодых летах отправлен был в Иерусалим для изучения иудейского богословия, так как родители предназначали его в раввины. Учителем его в Иерусалиме был знаменитый Гамалиил. После своего чудесного обращения в 37 году на дороге в Дамаск и крещения, он из Дамаска удалился в Аравию, где около трех лет проповедовал, вероятно, иудеям рассеяния, после чего возвратился опять в Дамаск. Спасшись при помощи христиан от преследования дамасских иудеев, он в 40 году пришел в Иерусалим и представлен был Варнавой апостолам как ревностный поборник христианства, чудесно обращенный Господом. Во время молитвы в храме он получил призвание к проповеди среди язычников. Когда в Иерусалиме Павел вошел в состязание с иудеями-эллинистами и последние покушались убить его, он отправлен был братьями в отечественный его город Тарс. Вызванный отсюда Варнавой, он вместе с ним устраивал Антиохийскую Церковь и в 45 году совершил свое первое большое путешествие в малоазийские страны с проповедью о Христе. После Апостольского собора, на котором святой Павел с Варнавой был представителем Антиохийской Церкви, около 52 года²⁰, он предпринял из Антиохии второе большое путешествие. В это время спутниками его были: Сила, Лука и Тимофей; Варнава же с Иоанном-Марком отправился на остров Кипр. Павел, прошедши Сирию, Киликию, Ликаонию, Фригию, Галатию, в первый раз вступил в Европу. Начиная свою проповедь с Македонии, он совершил свое апостольское путешествие на юг по Греции, основывая в разных городах церкви. Так, например, были им основаны церкви в Филиппах, Солуни, Берии; обративши некоторых людей в Афинах, он пришел, наконец, в Коринф, город особенно знаменитый в то время богатством и образованностью жителей, и здесь оставался полтора года, устраивая церковь. Затем возвратился в Сирию. Со времени этого путешествия начинается письменная деятельность апостола, которой он оказал такие важные услуги Церкви. Из Коринфа он написал два послания к Солунянам, или Фессалоникийцам.

Побыв немного в Иерусалиме и Антиохии по возвращении своем из путешествия, неутомимый апостол Павел в 54 или 55 году²¹ предпринял третье большое путешествие. Опять по порядку обходил он прежде основанные им церкви во Фригии и Галатии, утверждая всех учеников в вере, пока не дошел до Ефеса (около 56 года), где пробыл целых два года. Ефес, торговый город Малой Азии и важный в политическом отношении, был таким удобным местом для проповеди апостола, что все жители Малой Азии здесь слышали проповедь о Господе Иисусе, как иудеи, так и эллины²². Отсюда апостол писал Послание к Галатам, среди которых, как услышал он, появились иудействующие христиане, желавшие удержать во всей силе закон Моисе­ев и восстанавлявшие галатийских христиан против Павла, а также Первое послание к Коринфянам по поводу возникших в тамошней церкви партий. Из Ефеса он отправился чрез Троаду в Македонию, откуда написал Второе послание к Коринфянам и Первое к Тимофею. Преподав в Македонии наставления верующим, он пошел в Элладу и пробыл там три месяца, по всей вероятности в Коринфе. В это время написано им Послание к Римлянам. Отсюда опять чрез Македонию, Троаду, Милет и так далее, мимо Ефеса, он возвратился в Иерусалим (в 58 году) к празднику Пятидесятницы.

В Иерусалиме иудеи рассеяния, пришедшие на праздник из Малой Азии, возмутили против Павла народ, обвиняя его в том, что он проповедует везде несоблюдение Мои­сеева закона и вводит даже в храм Иерусалимский язычников. Только при помощи начальника отряда римских войск в Иерусалиме ему удалось избежать смерти. Все же он заключен был под стражу и пробыл в таком положении два года в Кесарии Палестинской, при прокураторе Феликсе, впрочем, без особенного стеснения. При Феликсе и его преемнике Фесте иудеи употребляли все средства, чтобы погубить Павла, но он как римский гражданин потребовал суда кесаря, побуждаемый божественным внушением отправиться в Рим²³. В Риме, куда после долговременного плавания он прибыл в 61 году, апостолу дозволено было жить в частном помещении на собственные средства, пока чрез два года он не был совершенно освобожден. В Риме была основана еще раньше христианская община, вероятно, сотрудниками апостола Павла, и братия, когда он прибыл туда, встретили его с радостью. По своему обыкновению, и в Риме апостол прежде всего обращался с проповедью к иудеям, но когда они спорили между собою и не верили ему, он сказал, что обращается к язычникам. Во время пребывания в Риме апостол Павел, как полагают, написал Послания к Колоссянам, Ефессянам, Филиппийцам и к Филимону. Куда отправился апостол Павел из Рима после своего освобождения, в Испанию ли, как предполагал прежде²⁴, или на Восток, с точностью неизвестно. Вероятнее, что он отправился на восток, где посещал по-прежнему основанные им Церкви и вновь основал Церковь в Крите. К этому времени относят написание Послания к Титу. В 66 или 67 году апостол опять является в Риме. На этот раз он заключен был в темницу и, осужденный на смерть чрез усечение мечом, претерпел мученическую кончину. Из своего последнего заключения в Риме он написал, как полагают, два послания: Второе к Тимофею и к Евреям.

Одно перечисление путешествий этого великого апостола, которые он совершал почти постоянно после своего обращения в продолжение тридцати лет, говорит уже за то, что он был одним из ревностнейших и неутомимых проповедников христианства. Глубокое убеждение в истинности проповедуемого им учения, ясное понимание христианских истин, спокойное мужество среди всевозможных опасностей, необыкновенное знание человеческого сердца и от природы увлекательная сила красноречия, при благодатных дарах Святого Духа, содействовали его необыкновенным успехам. Множество христианских общин на пространстве почти всей Римской империи, от востока до запада, считают его своим основателем. Неутомимый проповедник своею апостольскою ревностью возбуждал к такой же проповеди и других. Он образовал сонм проповедников христианства, которые в Деяниях апостольских и Посланиях апостола Павла поименно упоминаются под названием сотрудников и спутников его.

После сошествия Святого Духа на апостолов, они, несмотря на все преследования со стороны иудеев, до 45 года по Рождестве Христовом постоянно находились в Иерусалиме, устраивая здесь Церковь и по временам распространяя христианство в окрестностях его, пока не наступило время отправиться им на проповедь в другие страны. Но о местах проповеди апостолов и их деятельности сохранилось мало точных и определенных сведений, кроме заключающихся в Священном Писании.

Святой апостол Андрей, родом из галилейского города Вифсаиды, что на берегу Геннисаретского озера, по занятиям рыбарь, был одним из первых учеников Спасителя; он последовал за Христом по указанию Иоанна Крестителя и привел к Нему еще своего брата Симона (Петра). О жизни и деятельности первозванного апостола есть только позднейшие сказания, по которым он представляется проповедующим в Каппадокии, Галатии, Вифинии, вообще по восточным и северным берегам Черного моря и в Скифии. В городе Патры, что в Ахаии, он претерпел мученическую смерть.

Святой апостол Петр, брат Андрея, по занятиям также рыбарь, был одним из ревностнейших учеников Спасителя. Он принял на себя труд распространять христианство между иудеями. После сошествия Святого Духа, действительно, апостол Петр проповедует учение Спасителя иудеям палестинским и только по особенному внушению Божию обращает ко Христу одно языческое семейство. В 44 году, когда ему в Иерусалиме угрожала смерть от Ирода Агриппы, Петр, освобожденный ангелом из темницы, оставил на долгое время Иерусалим. В это время апостол проповедовал в соседних с Иерусалимом провинциях, и особенно в Антиохии. В 51 году²⁵ святой Петр является опять в Иерусалиме на Апостольском соборе. После собора – когда христианские общины в Палестине были уже прочно устроены, особенно когда в Иерусалиме оставался один из апостолов (Иаков Праведный), – такой ревностный и мужественный ученик Господа, как апостол Петр, не мог оставаться в Палестине – он должен был искать других мест для своей проповеди. Но об его апостольских путешествиях сохранилось мало верных и определенных сведений. Более вероятным признается, что апостол Петр после Апостольского собора, посетивши Антиохию, проповедовал иудеям рассеяния в Понте, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии, к которым он писал свое первое послание; затем со своим спутником, евангелистом Марком, проповедовал в Вавилоне, что в Египте, где в Александрии Марк основал Церковь; был также апостол Петр в Коринфе, уже после того, как основал здесь Церковь апостол Павел, и, наконец, в царствование Нерона прибыл в Рим, где и претерпел мученическую кончину в 66 или в 67 году. Сказание Римской Церкви о том, что апостол Петр был епископом в Риме в продолжение двадцати пяти лет, от 42 до 67 года, расходясь с историей, изложенной в Деяниях апостольских, не выдерживает критики. Апостол Петр оставил два соборных послания, которые внесены в канон священных книг. Под его же именем известны еще и другие послания, но не внесенные в канон священных книг, например «Евангелие», «Послание к Клименту в Риме» и две литургии.

Святые апостолы Иаков и Иоанн Зеведеевы. Иаков старший, сын рыбаря Зеведея, вероятно вифсаидского, и брат евангелиста Иоанна, вместе с другими апостолами устраивал Иерусалимскую Церковь и, по всей вероятности, совсем не выходил из Иерусалима, где претерпел мученическую кончину в 44 году при Ироде Агриппе. Поэтому предание Испанской Церкви, что апостол Иаков проповедовал Евангелие в Испании, весьма сомнительно.

Брат его, Иоанн, возлюбленный ученик Спасителя, по сошествии Святого Духа на апостолов является действующим в Иерусалиме и его окрестностях вместе с Петром. Во исполнение заповеди Божественного Учителя он был охранителем Богоматери до самой Ее кончины, последовавшей, по преданию, в 48 году, почему и не оставлял Иерусалима, когда другие апостолы вышли уже из него на проповедь. Во время Апостольского собора в 51 году²⁶ святой Иоанн пребывал еще в Иерусалиме, а затем время его отшествия отсюда и водворения в Малой Азии неизвестно с достоверностью; во всяком случае, апостол Иоанн пришел в Малую Азию после того, как тамошние Церкви, по случаю заключения апостола Павла в узы, лишились в сем последнем своего руководителя, то есть в 60-х годах. Основав свое постоянное местопребывание в Ефесе, он заботился об устроении Церкви Божией и в других малоазийских городах, по всей вероятности, в тех, о которых упоминается в его Апокалипсисе. Малоазийские Церкви в его время особенно много страдали от разных лжеучителей, и святой Иоанн охранял их от ересей с отеческой заботливостью. Около 96 года, при императоре Домициане, Иоанн был исповедником за Христа и сослан был в ссылку на остров Патмос, откуда в правление Нервы (96–98 гг.) был возвращен и поселился опять в Ефесе. Здесь, дожив до глубокой старости, он умер в правление Траяна, в начале II века, и похоронен в Ефесе. В последние годы своей жизни, вследствие старческой немощи, он уже не мог много говорить, поэтому повторял только своим ученикам: «Дети, любите друг друга». От сего апостола Церковь имеет Евангелие, три Послания и Апокалипсис.

Святой апостол Филипп был родом из Вифсаиды, отечественного города Петра и Андрея. По позднейшим сказаниям, он проповедовал Евангелие в Скифии, но, вероятнее, он устроил Церковь во Фригии, где в городе Иераполе основал свое местопребывание и проживал до самой смерти.

Святой апостол Варфоломей был родом из Каны Галилейской. Какой был род его занятий – неизвестно. По достоверным свидетельствам, он проповедовал в Индии, или Счастливой Аравии. Время его кончины неизвестно.

Святой апостол Фома, называемый также Дидимом, неизвестно какого был происхождения. Воскресению Спасителя он тогда только поверил, когда собственными глазами и руками освидетельствовал язвы на Его Пречистом теле. Он предпринял на себя труд проповедовать Евангелие народам варварским, именно в Парфии, Индии и близлежащих островах; в Индии он претерпел мученическую кончину по проискам браминов. Писаний от этого апостола никаких не осталось, хотя ему приписывают Евангелие, Апокалипсис и другое. Спутник этого апостола Фаддей, по преданию, один из семидесяти учеников Спасителя, основал христианскую Церковь в Эдессе.

Святой апостол Матфей, которого считают за одно лицо с мытарем Левием, был сборщиком податей при Галилейском озере. По рассказу церковного историка Евсевия²⁷, сначала он проповедовал евреям; потом, когда решился идти на проповедь к другим народам, написал на отечественном языке то, чему учил их, то есть Евангелие. По позднейшим сказаниям, он представляется проповедующим то в Македонии, то в Сирии, Парфии, Эфиопии и в других странах. Несомненно то, что он проповедовал вне пределов Римской империи. Неизвестно также, умер ли апостол Матфей естественной смертью или был замучен.

Святой апостол Иаков младший был сын Алфея (Клеопы) и Марии, сестры Богоматери²⁸. Он пользовался особенным уважением христиан из иудеев и принимал деятельное участие в делах Церкви, например, на Апостольском соборе. Святой Иаков заботился по преимуществу об устройстве Церкви в Иерусалиме; поэтому, полагают, из Иерусалима он не выходил совсем. В 62 году он претерпел мученическую кончину при первосвященнике Анане, который в отсутствие римского проконсула осудил его на побиение камнями за то, что многие из евреев обращались в христианство часто по одному только уважению к Иакову. От него Церковь имеет одно соборное послание.

Брат его, святой апостол Иуда, называемый также Леввеем и Фаддеем²⁹, по одним сказаниям, проповедовал в Ливии, по другим – в Сирии и Армении. От него Церковь имеет одно соборное послание.

Святой апостол Симон, по прозванию Зилот, полагают, был брат Иакова и Иуды³⁰. Об его апостольских трудах известно только то, что он проповедовал на Востоке.

О святом апостоле Матфие, избранном на место Иуды Искариотского, неизвестно ничего, кроме того, что он вместе с другими апостолами во время земной жизни Господа постоянно находился при Нем, почему и был избран для апостольского служения. О месте его проповеди можно сказать только то, что он проповедовал вне пределов Римской империи.

Апостолы, по слову Спасителя, ходили с проповедью Евангелия ко всем известным тогда народам. Греко-римская империя была центром деятельности нескольких апостолов. А некоторые из них, как сказано было выше, посвятили себя на проповедь Евангелия среди народов варварских, вне пределов римского владычества. Все они исполняли дело своего служения с необыкновенною ревностью. Затруднений и препятствий для них как бы не существовало: голод и холод, преследования, темницы, смерть – ничто не останавливало их. Проходя с проповедью Евангелия, апостолы, за исключением немногих, не оставались навсегда на одном месте, но, устроив церковь в одном месте, переходили в другое и так далее. Результатом их деятельности было то, что во всех больших и важных почему-либо городах Римской империи, например, Иерусалиме, Антиохии, Ефесе, Филиппах, Солуни, Афинах, Коринфе, Александрии, Риме и других, устроены были христианские церкви. Даже во многих малых городах были христианские общины, как это видно из путешествий апостола Павла. Ученики апостолов – особенно Павла и Иоанна, воспитавших целое поколение ревностных учителей и проповедников Евангелия, бывшие по большей части предстоятелями основанных ими церквей, – были их ближайшими помощниками в распространении христианства. Как быстро шло распространение христианства во времена апостольские, это видно из того, что в самом начале II века, немного спустя после смерти Иоанна Богослова, правитель Вифинии Плиний Младший доносил императору Траяну, что в этой области христианство проникло, по его выражению, как зараза не только в города, но даже в села и деревни, так что опустели языческие храмы и прекратились языческие празднества. Конечно, такое множество христиан в Вифинии появилось не вдруг после смерти апостолов, а увеличивалось постепенно еще при их жизни. Вообще, в век апостольский на пространстве всей империи христиан следовало считать многими тысячами.

Что касается причин такого быстрого распространения Церкви Христовой в век апостольский, то, как замечали христианские писатели последующего времени, такое распространение есть само по себе чудо, трудно объяснимое естественными причинами. Действительно, трудно объяснить, как апостолы, вышедшие из среды иудеев, народа презираемого, люди бедные и незнатные, без всяких внешних средств и пособий распространили Евангелие на огромном пространстве и между многими тысячами людей. Естественными причинами только отчасти можно объяснить факт быстрого распространения христианства в век апостольский. С одной стороны, обилие чудес в век апостольский, высокая нравственная жизнь христиан, братская связь членов христианского общества, их благотворительность и вспомоществования как своим собратьям, так и язычникам и, наконец, божественное учение, содержимое ими, привлекали многих в Церковь Христову, с другой – сами иудеи и язычники чувствовали потребность и нужду вступать в Церковь.

После того, как апостолами были основаны во многих местностях Римской империи христианские общины, дальнейшее распространение христианства было делом ближайших их преемников и самих общин. Из таких преемников апостолов известны: Климент, третий епископ Римский († 101 г.) после Лина и Анаклета, Игнатий Богоносец, епископ Антиохийский († 107 г.), Поликарп, епископ Смирнский († 167 г.)³¹, Дионисий Ареопагит († в начале II века), Кодрат, епископ Афинский († в начале II века) и другие. В свою очередь, эти апостольские ученики приготовляли к проповеднической деятельности новых подвижников, как, например, святой Поликарп. Вообще же нельзя определенно указать, какие именно лица были распространителями христианства после времен апостольских и какой они имели успех; можно сказать, что все члены и по преимуществу предстоятели церквей были непременными распространителями христианства. Христианские общины, основанные и устроенные апостолами и их преемниками, были уже настолько организованы, что могли сами собою содействовать распространению христианства. Из больших торговых или правительственных городов, в которых христианство утвердилось еще при апостолах, как из центров, Церковь распространялась по меньшим городам и, наконец, селам. Жители многих городов и сел, приезжая в большие города по делам торговым или судебным, могли удобно знакомиться здесь с христианством. То, что привлекало многих в Церковь в век апостольский, привлекало и теперь. Особенно сильно действовала на расположение к христианству язычников высоконравственная жизнь христиан. Святой Иустин Философ, писатель II века, говорит о том, что он в своей первой апологии мог бы представить многих, которые обратились к вере потому, что или по соседству видели степенность христиан в обыкновенной жизни, или во время путешествия были свидетелями их терпения среди всякого рода неприятностей, встречавшихся на дороге, или узнавали их лучше, ведя с ними дела³². В III столетии христианская Церковь имела своих членов во всех классах общества и так распространилась в Римской империи, что возбуждался вопрос о том, что должно существовать – язычество или христианство? Преследования христиан, возбуждаемые отживающим язычеством, вели только к тому, что вместо замученных христиан заступали новые, во множестве из самих же гонителей.

Из внутренних областей Римской империи во II и III веках христианство распространялось по самым отдаленным ее провинциям и проникало в другие страны. Так, вероятно, посредством торговых сношений жителей Малой Азии с Южной Галлией занесено было в последнюю христианство малоазийскими проповедниками. Во второй половине II века в Галлии являются уже христианские церкви в городах Лионе и Вьене; святые Пофин и Ириней, ученики святого Поликарпа, епископа Смирнского, один за другим были епископами Лионской Церкви. Далее, в III веке, христианство распространялось в Галлии уже из ближайшей Церкви – Римской.

Из Галлии христианство чрез тех же малоазийских проповедников занесено было к германцам, обитавшим на восток от нее. В конце III века становятся уже известными церкви в зарейнской Германии, в городах Кельне, Трире и Меце. В конце же III века являются христианские церкви в отдаленной Британии. Сходство в церковном устройстве и обычаях древнебританских церквей с малоазийскими свидетельствует о том, что христианство принесено в Британию или из Галлии малоазийскими проповедниками, или непосредственно из Малой Азии, что при торговых сношениях Малой Азии с Британией было весьма возможно и удобно.

В начале II века христианство распространилось и в Африке, именно, в Карфагене, а отсюда – в Мавритании и Нумидии. При Тертуллиане, в конце II века, Карфагенская Церковь уже была в цветущем состоянии; в конце II века и в половине III здесь уже были большие соборы из местных епископов. Постоянные сношения этой Церкви с Римской говорят о том, что она получила свое начало от последней. Распространение христианства в Испании тоже было во II веке и шло тем же путем из Рима, как и в Кар­фаген. Испанская Церковь на самых первых порах находилась в постоянных сношениях с Римской Церковью.

Кроме стран, входивших в состав Римской империи, христианство распространялось и среди народов, не знавших римского господства. Так из пограничного города Эдессы, в котором основал Церковь Фаддей, спутник апостола Фомы, христианство проникло отчасти в Персию. Еретик Вардесан в половине II века говорит о распространении христианства в Мидии, Персии, Парфии, Бактрии; появление в III веке манихейства говорит за то, что в Персии было уже христианство. Кроме того, знаменитые учители Александрийского училища – Пантен, в конце II века, и Ориген, в первой половине III, – путешествовали для распространения христианства: Пантен в Индию, Ориген в Аравию. Последний приглашен был для проповеди одним аравийским князем, вероятно, находившимся в подчинении римлянам.

А. В Палестине. Часть иудеев, по преимуществу простой народ, верования которого в обетованного Мессию были только извращаемы книжниками и фарисеями, чрез проповедь апостолов присоединялась к христианской Церкви. Партия же ревнителей национальных интересов и отечественной религии, понявшая после проповеди архидиакона Стефана об отмене Моисеева закона, что новое христианское общество стремится вместо древней религии поставить новую, решилась отстаивать старые убеждения и старый порядок. Иерусалимская Церковь, во главе с апостолами бывшая центром, откуда распространялось христианство, и стоявшая близко к иудейским властям, по преимуществу подвергалась преследованиям со стороны последних. Римские правители, не вмешиваясь в религиозные дела иудеев, еще несколько сдерживали их религиозный фанатизм, а сами иудеи не имели права объявлять смертные приговоры. Но римские императоры, занимавшие престол по смерти Тиверия (37 г.), Кай Калигула и Клавдий, были настолько благосклонны к Ироду Агриппе, внуку Ирода Великого, что соединили под его управлением почти всю Палестину и усвоили ему титул царя. Теперь партия иудейских ревнителей могла настойчивее начать преследования. Действительно, в 43 или 44 году Ирод Агриппа, заботившийся о национальных интересах иудеев и желавший быть популярным, возбудил гонение на хрис­тиан. Святой апостол Иаков Зеведеев, брат Иоанна Богослова, был жертвою этого гонения. Видя, что смерть его приятна иудеям, Ирод вслед за тем взял апостола Петра и заключил его в темницу, намереваясь после праздника Пасхи осудить и его на смерть в угождение народу. Но ангел Господень ночью освободил Петра от оков и вывел его из темницы. Ирод Агриппа в скором времени умер.

После Ирода Агриппы Палестина снова была обращена в римскую провинцию и управлялась прокураторами. Иудейские власти потеряли свое значение в деле управления, и прокураторы по-прежнему начинают сдерживать их порывы к религиозным преследованиям. К тому же деспотизм почти всех правителей, голод, возмущения иудеев против римлян и тому подобные бедствия и волнения отвлекали внимание иудеев от христиан. При всем том, если представлялся случай, первосвященники всеми силами старались вредить христианам. Так, когда в 58 году явился в Иерусалим апостол Павел, иудейские власти восстали на него с такою яростью, что хотели его убить, так как он своей проповедью о Христе особенно выдавался из всех уверовавших иудеев. С 22-й главы и почти до конца книги Деяний апостольских описывается процесс апостола Павла; первосвященники требуют осуждения его на смерть пред римскими правителями Клавдием Феликсом и его преемником Фестом в продолжение двух лет, пока апостол не был отправлен в Рим на суд кесаря. В 62 году в Иудее не было римского правителя, так как Фест умер, а его преемник Альбин не прибыл еще из Александрии. Первосвященник Анан Младший, воспользовавшись этим обстоятельством, захватил в свои руки верховную власть и употребил ее против христиан. Святой апостол Иаков Праведный, пребывавший все время в Иерусалиме и управлявший тамошнею Церковью, по внушению первосвященнической партии был побит камнями после того, как открыто, по вызову книжников и фарисеев, исповедал Иисуса Христа Богом.

С 67 года началось восстание иудеев против римлян; римляне двинули свои войска в Палестину и осадили Иеру­салим. В 70 году, при императоре Веспасиане, Иерусалим, наконец, был взят и разрушен; разрушен был и Иерусалимский храм. Во время осады Иерусалима иудеев погибло более миллиона не столько от оружия римлян, сколько от голода и собственных междоусобий; тысячи отведены были в рабство и рассеяны по разным странам. Христиане, принадлежавшие к Иерусалимской Церкви, еще прежде осады Иерусалима ушли из него в сирийский город Пеллу и этим возбудили ненависть в неуверовавших иудеях как мнимые изменники отечеству. По разрушении Иерусалима иудеи уже не могли так вредить христианам, как прежде.

Б. Вне Палестины иудеи рассеяния сначала относились к проповедникам христианства благосклонно. Апостол Павел, проповедовавший в языческих странах, прежде всего обращался к проживавшим в них иудеям и многих из них обращал к христианству. Но где были иудеи, там были и синагоги, а при последних книжники и законники, которые, руководствуясь фарисейскими взглядами, старались противодействовать распространению христианства. Тот же апостол Павел много потерпел со стороны таких законников и возбуждаемых ими иудеев. Так, в первое свое путешествие, прибыв в Антиохию Писидийскую, он обратил ко Христу множество обрезанных и необрезанных; за это иудеи, конечно, по влиянию начальников синагоги, подстрекнув набожных и почетных женщин, а также знатных людей в городе, выгнали из своих пределов Павла и Варнаву³³. В Иконии, куда прибыли апостолы из Антиохи Писидийской, было то же; здесь иудеи со своими начальниками довели жителей города до того, что они разделились на партии, и партия, противная апостолам, во главе с иудеями, хотела побить их камнями. Апостолы принуждены были бежать в ликаонские города, Листру и Дервию. Но по стопам апостолов из Антиохии и Иконии иудеи пришли и в Листру и убедили народ отстать от них, говоря: «Они ничего не говорят истинного, а все лгут», и, возбудив народ, побили Павла камнями и вытащили за город, почитая его умершим³⁴.

Во второе путешествие апостол Павел встретил такое же противодействие со стороны неуверовавших иудеев в Солуни. Они возбудили против него весь город, выставляя пред городскими властями его и уверовавших во Христа всесветными возмутителями общественного спокойствия и противниками кесаря. Апостол со своими спутниками ушел в Берию, но и сюда пришли из Солуни иудеи, возмущая и возбуждая против него народ³⁵. В Коринфе, куда прибыл апостол чрез Афины, жившие там иудеи также не оставили его в покое. Они схватили Павла и привели его к проконсулу Галлиону, обвиняя в извращении закона Моисеева, но проконсул отказался разбирать дела веры³⁶. Почти везде, где проповедовал Павел, иудеи, предводимые начальниками синагог, оказывали противодействие христианству.

После разрушения Иерусалима, при Веспасиане, в римских областях иудеев появилось еще больше. Не имея возможности вредить христианам собственными средствами, они доносили на них римскому правительству как на людей вредных для общественного блага и содействовали ему отыскивать их.

В первое время после появления христианства языческое население Греко-Римской империи не отличало хрис­тиан от иудеев, вследствие чего христиане наравне с иудеями пользовались с его стороны полною терпимостью. Когда же с увеличением числа христиан, и притом из среды самих же язычников, выяснилось, что христиане и иудеи не одно и то же, то языческое общество отнеслось к ним крайне враждебно. Прежде всего обратили внимание на христиан как на людей особенных, отличных от иудеев, те из язычников, которые лично были заинтересованы в существовании языческой религии, каковы, например, жрецы, прорицатели, делатели идолов и тому подобные лица. Видя, что христиане не ходят в храмы, не поклоняются идолам, не приносят им жертв и вообще отвергают все языческое, они сделались их злейшими врагами и стали обвинять их в отступничестве от отечественной религии и безбожии. Вслед за жрецами и другими служителями язычества и все вообще языческое общество, особенно же простой народ, усвоило себе взгляд на христиан как на безбож­ников. Те из язычников, которые хотели или имели случай ознакомиться с христианством, делались сами христианами; вообще же язычники не были знакомы с вероучением христиан, но в то же время знали, что они отвергают все религии и всех богов, и потому думали, что они действительно безбожники. Притом же язычники понимали религию только в виде идолов, жертвоприношений, храмов и тому подобное, а у христиан они не видели ни изображений их Бога, ни храмов, ни алтарей и вообще никаких внешних принадлежностей религии. Хотя греко-римское общество само не особенно усердно содержало свою народную религию, но совершенное безбожие, каким представлялось ему христианство, было в его глазах величайшим нечестием. Далее, отчуждение христиан от языческого общества, от всех языческих увеселений и зрелищ и сосредоточенная жизнь в собственном кружке естественно располагали язычников смотреть на них подозрительно. Люди злонамеренные, в числе которых первое место занимали евреи, постарались дать этой подозрительности определенные формы и начали объяснять образ жизни христиан разного рода гнусными преступлениями, которые они будто бы совершают вдали от общества. Так, например, про христиан говорилось, что они в своих таинственных собраниях предаются разврату, умерщвляют младенцев и питаются их телом и кровью. Такого рода толки привели к тому, что в языческом обществе сложился еще взгляд на христиан как на людей самой позорной жизни и человеконенавист­ников. Общество таких людей в глазах язычников было очень опасным для общественного спокойствия, а более ревностные из язычников были даже убеждены, что за нечестие христиан гнев богов может постигнуть всех. Образованные язычники составили свой взгляд на христиан, но также не в их пользу. Отрицая возможность истины, они смотрели на них с презрением и насмешками за их уверенность в достижении истинного богопознания, называли их за веру в распятого Христа и будущую жизнь грубыми суеверами и самообольщенными мечтателями и также признавали их людьми вредными для общества. Таким образом, с точки зрения язычников, христиане являлись виновными в массе преступлений: в отступничестве от отечественной религии, безбожии, безнравственной жизни, человеконенавистничестве и прочем. Мнимая преступность христиан и послужила для языческого общества причиной к гонению и преследованию их.

Что касается правительства римского, то оно также на первых порах не отличало христиан от иудеев. По крайней мере не видно, чтобы императоры Тиверий (14–37 гг.), в последние годы царствования которого явилось христианство, Кай Калигула (37–41 гг.) и Клавдий (41–54 гг.) имели понятие о христианах как составляющих особое от иудеев религиозное общество. Правда, по повелению Клавдия христиане были изгнаны из Рима, но такое распоряжение направлено было собственно против иудеев, поднявших возмущение в Риме, и коснулось христиан только потому, что в римской христианской общине находились уверовавшие из иудеев. Когда же и для правительства выяснилось, что христиане составляют отдельное от иудеев религиозное общество, оно отнеслось к ним так же враждебно, как и все население империи. Разделяя взгляд народа на христиан как на людей нечестивых, ненавистников человеческого рода, оно, кроме того, в распространении ими нового религиозного учения видело нарушение законов империи. Римские законы различали два рода религий: дозволенные – к каковым, кроме национальной, принадлежали все древние религии покоренных народов, – и недозволенные; христианство, как религия новая и не принадлежавшая никакому отдельному народу, на этом основании являлось верою недозволенною. Ввиду этого правительство считало своей обязанностью преследовать как эту новую религию, так и последователей ее. Далее христианство, распространявшееся с такой необыкновенной быстротой, грозило совершенно вытеснить национальную римскую религию, а это, по мнению правительства, угрожало разрушением и всего государственного строя империи, тесно связанного с национальной религией. Отсюда для него вытекала другая причина к преследованию христиан. Наконец, вследствие того, что христиане не признавали императора богом, не поклонялись его изображению и не приносили в честь него жертв, правительство видело в них противников установленной власти и даже подозревало, что они составляют тайное общество заговорщиков, которые под покровом религиозных стремлений замышляют ниспровергнуть существующий поря­док. Такого рода подозрения еще более возбуждали в правительстве негодование и озлобление против христиан и служили для него новой причиной к преследованию их.

Таким образом, против христиан по тем или другим причинам вооружился весь языческий мир, и в течение двух с половиной веков Христова Церковь испытывала жестокие гонения от язычников.

Гонения на христиан со стороны язычников начинаются собственно при императоре Нероне (54–68 гг.). До того же времени, если и были преследования, то частные и случайные, вроде того, как народ и воеводы напали на апостола Павла в Филиппах, по поводу изгнания им нечистого Духа из одной служанки³⁷, или как в Ефесе поднял против него возмущение некто Дмитрий, среброковач, в среде ремесленников, благосостояние которых зависело от того, что они работали на языческие храмы, которым христианство угрожало падением³⁸. Гонение при Нероне началось по следующему поводу. Деспот-император, губивший для своего удовольствия жизнь и благосостояние своих подданных, сжег более половины Рима. Общественное мнение в этом пожаре обвиняло его. Чтобы отклонить от себя подозрения и успокоить волновавшийся народ, Нерон обвинил в поджоге христиан. А так как о христианах сложилось уже мнение как о людях самой позорной жизни и человеконенавистниках, то народ без труда поверил такой клевете, – и как правительство, так и народ начали преследовать христиан. В Риме правительство схватило множество христиан и обвиняло их, по отзыву Тацита, «не столько в зажигательстве, сколько в ненависти к человеческому роду». Многие из них претерпели ужасные мучения, пока не были замучены до смерти. Их одевали в шкуры зверей и травили собаками, распинали на крестах, обливали горючими веществами и сжигали по ночам вместо факелов для освещения садов Нерона. Гонение при Нероне, начавшееся с 65 года, продолжалось до 68 года, когда этот государь самоубийством положил конец кровопролитию. В это гонение пострадали в Риме апостолы Петр и Павел; Петр был распят на кресте вниз головою, а Павел усечен мечом. Хотя Нерон не издавал никакого общего для всей империи закона относительно христиан, тем не менее гонение едва ли ограничилось одним Римом; по крайней мере, правители провинций могли теперь безнаказанно дозволять черни выражать свою ненависть к христианам насильственными мерами. Гонение при Нероне, в первый раз так жестоко разразившееся над христианами, было причиною того, что между ними составилась легенда, будто Нерон не умер, а ушел за Евфрат, откуда явится впоследствии в качестве антихриста.

Императоры Веспасиан (69–79 гг.) и Тит (79–81 гг.) оставили христиан в покое; это были государи справедливые и вообще терпели в своей империи все как философские, так и религиозные системы и учения. Напротив, при Домициане (81–96 гг.) положение христиан изменилось к худшему. Этот государь отличался крайней подозрительностью и жестоко преследовал всех, кто казался ему опас­ным. Христиан он считал опасными для своей власти на том основании, что они ожидали наступления царства Христова. В этом случае он смотрел на них, как на единомышленников иудеев, которые все еще надеялись на явление Мессии-царя и постоянно, даже после разрушения Иерусалима, возмущались против римлян. Одних из хрис­тиан Домициан предавал смерти, других ссылал в заточение. Так, например, он предал смерти одного консула-христианина, Флавия Климента, а жену его, Домициллу, также христианку, отправил в ссылку. Не ограничиваясь преследованием христиан римских, Домициан вызывал к себе на суд последователей Христа и из отдаленных провинций. Так, около 96 года он вызвал из Ефеса в Рим святого Иоанна Богослова, приказал ввергнуть его в котел с кипящим маслом и, когда он остался невредим, сослал в заточение на остров Патмос. В гонение же Домициана святой Антипа, епископ Пергамский, сожжен был в медном быке. Чтобы отнять у иудеев всякую надежду на явление Мессии-царя, Домициан приказал разыскать в Палестине и привести к нему потомков Давида. Такими потомками оказались родственники Господа Иисуса Христа по плоти, внуки апостола Иуды, брата Господня, которые и были приведены в Рим. Но подозрительный царь скоро отпустил их, не сделав им никакого вреда, так как увидел перед собой людей бедных, с загрубелыми от земледельческих работ руками, а из ответов их узнал, что они ожидают Царства Христова – небесного, а не земного.

После Домициана императором был Нерва (96–98 гг.). Этот добрый государь возвратил из заточения всех сосланных его предшественником, между прочим, и христиан. Он не любил доносов, которые были в ходу при Домициа­не, и даже издал против них эдикт, особенно запрещавший доносы рабов на господ. Вследствие этого христиане в его правление не были тревожимы даже и доносчиками, но христианство все-таки и при нем оставалось религией недозволенной.

С наступлением II столетия положение христиан в Римской империи снова изменилось к худшему. После Нервы императором был Траян (98–117 гг.). Этот государь считается лучшим правителем империи; тем не менее он был гонителем христиан, так как смотрел на них со своей языческой точки зрения. Заботясь о спокойствии в империи, Траян в 99 году возобновил закон, запрещавший тайные общества. Этот закон прежде всего касался христиан, так как о них в языческом мире составилось уже мнение как о людях, принадлежащих к тайному обществу. Кроме того, богослужебные собрания христиан, происходившие по большей части в ночное время и в местах, ни для кого не доступных, по мнению римской администрации, составляли прямое нарушение упомянутого закона. Поэтому, наблюдая за точным выполнением закона, правители областей считали своей обязанностью преследовать христиан как нарушителей его. Кроме закона против тайных обществ, касавшегося христиан косвенным образом, Траян в 104 году³⁹ издал еще положительный закон относительно их. Повод к изданию его был следующий. Правитель Вифинии и Понта Плиний Младший на основании закона 99 года делал в своей области розыски о христианском обществе. Когда оказалось слишком много принадлежащих к этому обществу, особенно же когда язычники подали ему безыменный донос со списком христиан, Плиний недоумевал, как поступить в этом случае, и обратился за разъяснением к императору. В своем докладе он, между прочим, писал, что, по его расследованию, ничего особенно преступного в христианах не оказалось, кроме «суеверия грубого и безмерного», почему он слишком упорных в этом суеверии (т. е. христианстве) казнил, а отказывавшихся от него (т. е. от христианства) отпускал; в заключение же доклада спрашивал императора, нужно ли наказывать хрис­тиан за самое имя «христианин», или только тогда, когда они окажутся виновными в других определенных преступ­лениях. В ответ на этот доклад Траян послал Плинию эдикт, который затем сделался обязательным для всех областных правителей. «В судопроизводстве над теми, которые представлены тебе как христиане, – писал он, – ты поступал как должно. Вообще нельзя постановить одного правила, которое служило бы определенною нормою для всех случаев. Разыскиваемы они не должны быть; если же их представляют и обвиняют, они должны быть наказываемы; впрочем, так, что если кто не признает себя христианином и подтвердит это самым делом, то есть поклонением нашим богам, хотя бы прежде и был подозреваем в непочитании их, тот получает прощение за раскаяние. Безымянные же доносы не должны иметь места ни в каком судопроизводстве, так как это может произвести дурные последствия и должно быть чуждо нашего времени». Таким образом, Траян признал принадлежность к христианству государственным преступлением, подлежащим наказанию. Правда, по своим административным соображениям он смягчил несколько суровость своего решения, запретив разыскивать христиан и принимать на них безыменные доносы, но это мало облегчало их участь, так как теперь каждый из язычников на законном основании мог возбуждать против них судебное преследование. Так, действительно, и было: фанатики из язычников, особенно же жрецы, начали открыто и настойчиво привлекать христиан к судам, по решению которых их и предавали смертной казни. В гонение Траяна в числе многих других претерпели мученическую смерть Климент, епископ Римский, Игнатий Богоносец, епископ Антиохийский, и Симеон, епископ Иерусалимский, стодвадцатилетний старец, сын Клеопы и преемник Иакова Праведного по кафедре. Климент сначала был сослан в заточение в пустынный Херсонес и затем утоплен в Черном море (101 г.); Игнатий Богоносец по приказанию самого Траяна отправлен был из Антиохии в Рим и здесь брошен на растерзание львам в амфитеатре (107 г.); Симеон обвинен был пред проконсулом Аттиком как христианин и потомок Давида и после многих истязаний распят на кресте.

Закон Траяна относительно христиан действовал и при его преемнике Адриане (117–138 гг.). Поэтому гонение на христиан продолжалось и в правление этого императора, с той только разницей, что Адриан старался ограничить самоуправство черни по отношению к гонимым. Пользуясь тем, что Адриан своим посвящением в эллинские мистерии заявил себя ревностным почитателем языческой религии, чернь, подстрекаемая жрецами, перестала стесняться формальным судопроизводством над христианами и часто требовала, особенно во время больших праздников, немедленной казни их без суда. Подобное положение дел дало повод к изданию нового закона относительно христиан. Вследствие представления проконсула Малой Азии, Серенния Граниана, Адриан издал на имя преемника его, Минуция Фундана, эдикт, которым повелевалось принимать на христиан только формальные доносы, а на крики толпы не обращать внимания, и, если после судебного разбирательства обвинения подтвердятся, наказывать хрис­тиан, если же нет, то подвергать наказанию обвинителя как клеветника. Изданию такого, отчасти благодетельного для христиан, закона содействовали апологии Кодрата, христианского писателя, и Аристида, христианского философа, которые они представили императору. При Адриане в первый раз являются защитники христиан.

Преемник Адриана Антонин Пий (138–161 гг.) держался той же политики относительно христиан, какой и его предшественник. В его время Римскую империю постигли разные общественные бедствия: голод, наводнения Тибра в Италии, землетрясения в Греции и Малой Азии, пожары в разных городах и тому подобное. Народные массы, видя в этих бедствиях выражение гнева богов за нечестие и безбожие христиан, волновались и производили на них нападения. По этому поводу Антонин издал эдикт, которым запрещал предпринимать что-либо новое против христиан, оставляя, таким образом, в силе действовавшие до него законы. Во время народного возмущения против христиан в Греции в это царствование погиб мученически епископ Афинский Публий.

При преемнике Антонина Пия Марке Аврелии Антонине Философе (161–180 гг.) произошла существенная перемена в отношениях римского правительства к христианскому обществу. Доселе правительство не разыскивало христиан, производя над ними суд лишь тогда, когда их приводили пред судилища и обвиняли; теперь оно само начинает разыскивать и преследовать их. Марк Аврелий, замечая постоянное увеличение христианских обществ и опасаясь за государственную религию, а вместе с нею и за целость империи, старался всеми мерами поддержать в народе отечественное служение богам. Кроме того, как государь-философ и притом стоик, он смотрел на христиан, как на заблуждающихся, упрямых фанатиков, и ненавидел их за их, по его понятию, суеверное учение, особенно за их горячую веру в будущую жизнь и святое одушевление при встрече со смертью. Такой государь не мог безучастно смотреть на христиан; если они, думал он, суеверы и фанатики, не разумеющие лживости своих убеждений и еще вредные для государства, то надо их разубедить, сообщить им правильные убеждения, чтобы они были достойными членами государства, хотя бы для достижения этой цели пришлось употребить насилие. И вот Марк Аврелий не только не останавливает, подобно прежним императорам, обычных народных возмущений против христиан, но даже сам издает новый эдикт касательно их, отличный от эдиктов прежнего времени. Теперь повелевается разыскивать христиан, убеждать их отказаться от своих заблуждений и, если они останутся непреклонными, предавать пыткам, которые прекращать только тогда, когда они сознают свои заблуждения и поклонятся богам. Таким образом, преследование христиан началось и было очень жестоким. По-прежнему они обращались с просьбами о защите к самому императору в лице своих апологетов, Мелитона, епископа Сардийского, Афинагора, христианского философа, и других, которые, опровергая установившиеся на христиан взгляды, просили его, прежде чем гнать христиан, узнать их. Но государя-философа, твердо убежденного в истинности своих взглядов на христиан, ничто не могло отклонить от принятых мер. Христиан разыскивали, принуждали отказываться от христианства, предавали пыткам в надежде отречения, пока, наконец, не замучивали до смерти. В это жестокое гонение христиане заявили себя особенной ревностью в вере; никогда в предшествовавшие преследования не было столько мучеников, сколько теперь. Святой Иустин Философ, основавший в Риме христианскую школу, погиб там мученически в 166 году вместе со своими учениками. Особенно сильны были преследования в Смирне в 167 году и в галльских городах, Лионе и Вьене, в 177 году. Здесь народ и общественные власти соединились против христиан; в Смирне, кроме того, возбуждали народ еще евреи. Святой Поликарп, епископ Смирнский, ученик Иоанна Богослова, сожжен был на костре; также и многие из его паствы или были сожжены, или преданы на растерзание диким зверям. В Лионе девяностолетний епископ Пофин после бесчеловечных истязаний, полуживой, брошен был в тюрьму, в которой чрез два дня и умер. Вместе с ним пострадали и многие из его паствы. Особенно было поразительно, даже для язычни­ков, то, что и малолетние из христиан твердо переносили все мучения и не отпадали от веры; таковы, например, были в Лионе пятнадцатилетний Понтик и сестра его Бландина, которых прежде их собственного мучения заставляли смотреть на мучения других. Общей формой казни христиан в это гонение было: для римских граждан – усечение мечом, для не граждан – костер и растерзание дикими зверями. Бывало так, что тела замученных христиан лежали массами на улицах городов.

Преемником Марка Аврелия был сын его Коммод (180–192 гг.). Это был государь слабый, не занимавшийся делами правления; с его правления начинается ослабление Римской империи. Он не старался поддерживать планов и распоряжений своего отца относительно христиан, тем более что лично он был благосклонен к ним по влиянию на него одной женщины, вероятно, тайной христианки, Марции. Поэтому положение их при нем было довольно спокойным, хотя он и не издавал никаких законов в пользу христиан и не отменял прежних. Все-таки и при этом государе отдельные случаи преследования христиан были. Так, в Риме был казнен сенатор Аполлоний, защищавший христианство в сенате, обвиненный своим рабом в принадлежности к христианскому обществу, за каковой донос, впрочем, казнен был и раб, по закону Нервы.

После междоусобной войны за императорский престол (192–196 гг.) занял его Септимий Север (196–211 гг.)⁴⁰, который в начале правления благосклонно относился к христианам, потому что один раб, христианин Прокул, исцелил его от болезни. Но после иудейской войны он стал подозревать христиан в политических замыслах, поэтому, не отменяя прежних эдиктов против них, в 202 году издал еще новый, которым под страхом смерти запрещалось принятие вновь иудейства и христианства. Руководствуясь прежними законами относительно христиан и новым, запрещавшим распространение христианства, областные правители начали опять преследовать христиан. В это время в Александрии в числе других был обезглавлен ритор Леонид, отец знаменитого Оригена, а также брошена была в кипящую смолу девица Потамиена, поразившая своей красотой служителей казни и своим мужеством обратившая ко Христу одного из них – Василида, также принявшего мученический венец; в Лионе замучен святой Ириней, бывший епископом после Пофина, со многими из своей паствы. Особенно замечательны своим мужеством мученики Карфагенской области, где гонение было сильнее, чем в других местах. Здесь Фивия Перпетуя, молодая женщина благородного происхождения, несмотря на просьбы и слезы отца и материнскую любовь к своему ребенку, объявила себя христианкой, за что была брошена в цирке на растерзание зверям и добита мечом гладиатора. Та же участь вместе с нею постигла и другую христианку, рабыню Фелицитату, мучившуюся родами в темнице, и ее мужа, Ревоката. При сыне и преемнике Севера жестоком Каракалле (211–217 гг.), положение христиан не изменилось: частные и местные преследования продолжались по тем же причинам, на основании того или другого закона касательно христиан.

Со времени Гелиогабала (218–222 гг.) правительство римское на некоторое время оставило христиан в покое. Гелиогабал не преследовал христиан, потому что сам не был привязан к римской государственной религии. Следуя, по всей вероятности, эклектическому миросозерцанию, он особенно увлекся сирийским культом солнца, с которым стремился объединить и христианство. К тому же в это время народные возмущения против христиан начинают ослабевать. При ближайшем знакомстве с ними, особенно в лице христианских мучеников, народ начинает разубеждаться в своих подозрениях относительно их жизни и учения, чему лучшим доказательством служит преемник Гелиогабала, император Александр Север (222–235 гг.). Сын почтенной Юлии Маммеи, почитательницы Оригена, Север смотрел на христианство с более правильной точки зрения, чем его предшественники. Христиане не составляли в его глазах общества заговорщиков, заслуживающих общую ненависть своей позорной жизнью. Усвоив себе миросозерцание неоплатоников, по которому истинного богопознания надо искать не в одной какой-либо частной религии, а во всех, он познакомился и с христианством, и если не признал за ним значения безусловно истинной религии, то нашел в нем много достойного уважения и многое из него принял в свой культ. В его божнице, наряду с признаваемыми им божественными существами, Авраамом, Орфеем, Аполлонием Тианским, стояло изображение Иисуса Христа. Вообще, по своему благородству и особенным воззрениям на христианство такой государь, как Александр Север, не мог быть гонителем христиан. Известен даже случай его заступничества за них: в Риме произошел спор между христианами и язычниками за право владения одним городским местом, на котором была построена христианская церковь, и Александр Север решил этот спор в пользу христиан. Впрочем, правительство римское все еще не объявляло христианства религией дозволенной.

Преемник его Максимин Фракиянин (235–238 гг.) был врагом христиан из ненависти к своему предшественнику, которого он был убийцей. Чтобы утвердить себя на престоле, он решился поддерживать фанатическую партию в язычестве. Впрочем, царствование этого императора было непродолжительно, и он успел только по требованию префекта Каппадокийской провинции Серениана, ненавистника христиан, издать эдикт, которым на основании существующих законов повелевалось преследовать христиан и особенно пастырей Церкви. Разразившись в Понте и Каппадокии, гонение не было повсеместным, так что в других местах империи христиане пользовались спокойствием.

После Максимина Фракиянина один за другим были императорами Гордиан (238–244 гг.) и Филипп Аравитянин (244–249 гг.), оба настолько благосклонные к христианам, что впоследствии возникло о последнем из них мнение, что он был сам тайным христианином. Вероятно, эти государи, как и Александр Север, держались в религии эклектического образа мыслей. Преследования христиан при них не было. Таким образом, за исключением времени Максимина Фракиянина, христиане в течение тридцати лет по возможности пользовались покоем. В это время христианские общества успели распространиться в Римской империи настолько, что не было города, где бы не было большого количества христиан. Христианство принимали даже многие из богатых и знатных людей. Но если народные массы по отношению к христианам сделались сдержаннее, если некоторые из императоров были лично благосклонны к ним, вследствие чего христианство так быстро и распространялось, то, с другой стороны, фанатическая партия в язычестве ненавидела их еще более и дожидалась случая, когда императорская власть будет в руках человека, разделяющего ее взгляды, чтобы произвести решительное истребление христиан. Это и случилось при Декии Траяне.

Император Декий Траян (249–252 гг.)⁴¹, достигший престола после борьбы за него с Филиппом Аравитянином, был ненавистником христиан уже по тому одному, что его предшественник был к ним благосклонен. Кроме того, как человек грубый, он не размышлял много о верованиях, следуя древнему идолопоклонству и разделяя убеждение, что целость и благосостояние государства стоит в неразрывной связи с сохранением древней религии. Партии языческих фанатиков такой государь и был нужен. С христианами, отступившими от древней государственной религии и стремившимися заменить ее новой религией, Декий задумал поступить очень просто – истребить их совершенно. В 250 году он издал эдикт ко всем областным правителям, которым повелевалось всеми мерами, не исключая и насильственных, принуждать христиан следовать древней государственной религии. Преследование христи­ан, которое началось вследствие этого эдикта, превосходило все предшествующие, за исключением разве гонения Марка Аврелия, своей жестокостью. Правительство установило определенный порядок преследования. К определенному времени все христиане известной области должны были являться в назначенное место и приносить жертвы. Если же они не являлись добровольно, то полиция разыскивала их при пособии пяти избранных граждан. Некоторые из христиан при начале гонения спасались бегством; у таких конфисковывалось имущество, и они теряли все гражданские права; некоторые изменяли христианству и приносили жертвы идолам; иные, хотя не приносили жертв, но получали от суда «свидетельства» в принесении их; некоторые исповедовали себя христианами, но после жестоких мучений ослабевали и отрекались от христианства; наконец, некоторые претерпевали всевозможные мучения, иногда оставались в живых, а большей частью были замучиваемы до смерти. В это жестокое гонение было как много отпадших от христианства, вследствие того, что в предшествовавшее ему спокойное время многие принимали христианство не по истинному убеждению, так много и мучеников. Вся тяжесть гонения первоначально обрушилась на предстоятелей церквей, которые были опорою для христианских обществ. Многих из них Церковь ублажает как мучеников и исповедников. В Риме в начале гонения пострадал епископ Фабиан, равно как приняли мученическую кончину Карп, епископ Фиатирский (в Пергаме), Вавила, епископ Антиохийский, Александр, епископ Иерусалимский и другие; знаменитый же учитель Церкви Ориген претерпел множество истязаний. Некоторые из епископов, чтобы в такое тяжкое время не оставить паствы своей без пастырского руководства, удалялись на время из тех мест, где они жили, и издали управляли ими. Так поступили святой Киприан Карфагенский и Дионисий Александрийский. А святой Григорий Неокесарийский собрал всех своих пасомых и удалился с ними на время гонения в пустыни, вследствие чего у него совсем не было отпадших. К счастью христиан гонение продолжалось только около двух лет – Господь хранил Свою Церковь. В конце 251 года Декий Траян был убит во время войны с готами, и гонение на короткое время стихло.

При Галле, преемнике Декия (252–253 гг.)⁴², началось было снова гонение на христиан по поводу того, что они отказались от языческих жертвоприношений, назначенных императором для умилостивления богов по случаю общественных бедствий, но скоро прекратилось. В это гонение пострадали в Риме Корнилий и Луций, бывшие один за другим епископами.

Император Валериан (253–260 гг.) в начале своего правления был благосклонен к христианам, но по влиянию своего друга, Макриана, фанатика-язычника, в 257 году начал преследовать христиан. Чтобы ослабить христианские общества, Валериан первым эдиктом 257 года приказал ссылать в заточение епископов, пресвитеров и диаконов, с запрещением остальным христианам составлять собрания. Эдикт не достиг цели – сосланные епископы из мест заточения управляли своими паствами, например, святой Киприан Карфагенский и Дионисий Александрийский, и христиане по-прежнему составляли собрания. Поэтому в 258 году последовал второй эдикт, которым повелевалось: всех епископов, пресвитеров и диаконов казнить, сенаторов и всадников, если они по лишении всех прав и имущества остаются христианами, обезглавливать чрез усечение мечом; знатных женщин, если они остаются христианками, по лишении имущества ссылать в заточение; находящихся на службе при дворе лишать прав и имения и в оковах отправлять на работы в царские поместья. О низших классах общества в эдикте даже не упоминалось, так как с ними и всегда поступали жестоко. После такого распоряжения началось жестокое избиение христиан. В числе пострадавших были: епископ Римский Сикст II с четырьмя диаконами Римской Церкви, святой Киприан, епископ Карфагенский, принявший мученический венец на глазах своей паствы, как «враг римских богов и глава преследуемого общества», и множество других епископов, пресвитеров, диаконов и простых верующих.

В 259 году⁴³, во время войны с персами, Валериан был взят в плен и на престол вступил сын его Галлиен (260–268 гг.). Этот государь, не расположенный к крутым мерам по своему характеру, счел за лучшее изменить политику по отношению к христианам. Двумя эдиктами он объявил христиан свободными от преследования, возвратил им конфискованные в предшествовавшее царствование имущество, молитвенные дома, кладбища и тому подобное. Таким образом, римское правительство предоставляло христианскому обществу права религиозного общества, дозволенного в империи, признавая за ним право имущественного владения. Для христиан наступает теперь надолго спокойное время. Хотя один из последующих императоров Домиций Аврелиан (270–275 гг.) как грубый язычник был не расположен к христианам, но и он признавал за ними предоставленные им права. Так, в 272 году, будучи в Антиохии, он принял к своему рассмотрению просьбу тамошних христиан, касавшуюся имущественных интересов Церкви, и решил дело в их пользу. Случай был такой: антиохийский епископ Павел (Самосатский), низложенный за ересь, продолжая считать себя законным епископом, не хотел отдать епископского дома и церкви избранному на его место Домну; антиохийские христиане обратились за помощью к Аврелиану, который и решил отдать дом и церковь тому из них, с кем согласны в вероучении епископы италийские и римский; когда последние оказались согласными с Домном, Аврелиан приказал антиохийским властям Павла изгнать, а Домна ввести во владение спорным церковным имуществом. В 275 году Аврелиан решился было уничтожить данные христианскому обществу права дозволенного общества изданием эдикта о возобновлении преследования христиан, но в том же году был убит во Фракии, и эдикт остался без выполнения.

В наступившее, таким образом, с 260 года мирное время, продолжавшееся до конца третьего столетия, христианство начинает распространяться с необыкновенной быстротой. В общество христиан вступают лица, высокопоставленные в государстве. Пользуясь правами дозволенного религиозного общества, христианская Церковь открыто вступает в мир; появляются благоустроенные христианские храмы, в которых на глазах язычников совершается богослужение; члены Церкви более не скрываются от язычников; епископы разных церквей делаются известными язычникам и пользуются среди них уважением и по­четом. Но фанатическая партия в язычестве была еще очень сильна; более чем когда-либо, она понимала, что теперь, при быстром распространении христианства, возникает уже вопрос о том, что должно существовать – христианство или язычество? А за этим вопросом, по представлению язычников, следовал другой – о существовании самой Римской империи, которая тесно была связана с языческой религией. Поэтому она употребляла все усилия к тому, чтобы решить этот вопрос в пользу язычества совершенным истреблением христиан.

В 284 году вступил на императорский престол Диоклетиан (до 305 г.), именем которого обозначается последнее жестокое гонение на христиан, хотя лично он принимал в нем не особенно большое участие. Это был государь благоразумный, справедливый, поставивший задачею своего правления восстановить блеск Римской империи. Сознавая, как трудно одному управлять таким обширным государством, какова была тогдашняя империя, на окраины которой производили постоянные набеги варварские народы (германцы), он в 285 году выбрал себе соправителем одного из своих полководцев, храброго Максимиана Геркула, которому поручил западную половину империи, с титулом августа. В 292 году он избрал еще двух помощников в управлении, с титулом кесарей: Констанция Хлора для Британии, Галлии и Испании, и Галерия для Иллирии. С последним Диоклетиан вступил в родственную связь, отдавши ему в замужество свою дочь Валерию. При таких переменах в управлении империей спокойствие христиан зависело от личных взглядов на них правителей и отношения последних к языческой фанатической партии.

Что касается самого Диоклетиана, то в продолжение почти двадцати лет своего правления он не преследовал христиан, хотя лично был привержен к языческой религии. Как благоразумный политик, стремившийся успокоить свое государство, постоянно волнуемое внутренними смутами, и, может быть, еще по чувству человеколюбия, признаки которого были заметны в нем, он страшился начать кровопролитие христиан, тем более что их было слишком много и общество их в недавнее еще время правительством признано законно существующим. Максимиан Геркул, грубый солдат, не входивший в политические соображения Диоклетиана, готов был преследовать христи­ан, особенно находившихся в его войске и нарушавших воинскую дисциплину отказом в принесении языческих жертв. Напротив, помощник Геркула, кесарь Констанций Хлор, человек добросовестный, уважавший добродетель, где бы ее ни находил, смотрел на христиан без предубеждения, даже уважал их за твердость в вере, основательно предполагая, что они также твердо должны быть преданы государю. Но злейшим из всех правителей врагом хрис­тиан является зять Диоклетиана, жестокий кесарь Галерий. Происходя из низшего сословия и находясь под влиянием своей матери, Ромулы, грубой и суеверной язычницы, он суеверно предан был языческой религии и был страшным ненавистником христиан. В нем фанатическая партия язычников нашла сильную поддержку своей ненависти к христианам; он стал во главе ее и готов был истреблять христиан огнем и мечом, если бы вся власть была в его руках. Но как подчиненный кесарь он не мог произвести открытого и всеобщего гонения на христиан; поэтому на первых порах ограничился только частными преследованиями: удалением их от своего двора, изгнанием из военной службы и тому подобное. Вообще же Диоклетиан, пока был в силах и не состарился, сдерживал вредные для империи порывы Галерия к уничтожению христианства; кроме эдикта об удалении христиан из военной службы, он долгое время не соглашался издать какой-либо общий закон относительно их.

Наконец, в 303 году Галерий достиг своей цели. Он приехал в Никомидию, что в Вифинии, местопребывании Ди­оклетиана, и, поддерживаемый жрецами и другими фанатиками, настоятельно требовал издания общего закона против христиан. Старый, больной и тяготившийся делами правления Диоклетиан подчинился влиянию своего зятя и допустил преследование. Никомидийские христиане прежде других испытали нападение: их «великолепная церковь» была разрушена до основания, святые книги были отняты и сожжены. Вслед за этим последовал общий эдикт следующего содержания: все богослужебные собрания христиан запрещаются; христианские храмы должны быть разрушены; списки Священного Писания должны быть отбираемы и сожигаемы; все содержащие христианство лишаются своего достоинства и гражданских прав: У христиан-рабов отнимается навсегда надежда на освобождение; при суде над христианами дозволяется употреблять пытки, без принятий от них жалоб. Один христианин увлекся до того несправедливостью такого эдикта, что публично изорвал его, за что и был осужден на смерть.

После такого эдикта началось преследование христиан по всей империи; западные правители, к которым он препровожден был для исполнения, должны были поступать также сообразно ему. Благосклонный к христианам Кон­станций Хлор нашел, однако, возможность применять его без особенного отягощения для христиан, допустив только для формы разрушить несколько церквей, тогда как Максимиан Геркул начал дело разрушения храмов и сожжение священных книг со свойственной ему настойчивой жестокостью. После продолжительного спокойствия, которым христиане пользовались в последнее время, начавшееся гонение было особенно тяжело для них, но они показали себя достойными последователями Христа. Несмотря на все запрещения, они составляли богослужебные собрания, если не в храмах, которые разрушались, то в подземельях (катакомбах); книги Священного Писания скрывали в потайных местах, и если невозможно было скрыть, то отдавали вместе со своею жизнью. Некоторые, впрочем, из хрис­тиан из страха пред пытками выдавали книги Священного Писания, и таких Церковь отлучала как предателей.

Вскоре после издания эдикта преследование христиан усилилось еще более. В Никомидии во дворце Диоклетиа­на два раза открывался пожар; Галерий обвинил в поджоге христиан и успел убедить Диоклетиана, что в этом случае следует предполагать заговор. В Никомидии начались розыски и пытки христиан. Заставляли всех приносить жертвы идолам; между прочим, жена Диоклетиана, Приска, и жена Галерия, Валерия, по подозрению в принадлежности к обществу христиан, – а они действительно были христианками – принуждены были отказаться от него и принести жертвы идолам. При этом казнены были христиане, занимавшие при дворе важные должности: Петр, Дорофей и Горгоний. Епископ Никомидийский Анфим был обезглавлен, а также множество других христиан всякого возраста, пола и состояния было или сожжено на кострах, или утоплено в море. Происшедшее вскоре возмущение в Сирии и Армении дало Галерию новый повод обвинить в этом христиан, особенно лиц духовных, мнимых зачинщиков бунта, и еще более усилить преследование. По этому поводу был издан второй эдикт, которым повелевалось всех предстоятелей церквей и других духовных лиц, как политических преступников, заключить в темницы. Немедленно заключено было в темницы множество епископов, пресвитеров и диаконов. Скоро появился и третий эдикт: всех заключенных, принесших жертвы идолам, освобождать, остающихся же непреклонными мучить жестокими пытками. И вот много предстоятелей церквей и других духовных лиц замучено было до смерти. Наконец, в 304 году вышел четвертый эдикт, которым все христиане поголовно были осуждены на пытки и мучения с целью принудить их к отречению от христианства и принесению жертв идолам. Теперь жестокость мучителей не знала никаких границ. Почти во всех областях империи началось открытое избиение христиан. Мучители нарочно выдумывали разные формы мук и пыток, чтобы склонить хрис­тиан к отречению. Современник настоящего гонения Ев­севий, епископ Кесарийский, в своей Церковной истории рассказывает подробно о всех ужасах, сопровождавших преследование христиан в разных областях и городах империи. В Тире Финикийском⁴⁴, после ужасных бичеваний, на христиан выпускали пантер, медведей, диких кабанов, разъяренных огнем и железом быков. Как христиане переносили все это, примером служит один юноша, не имевший еще двадцати лет, который стоял без оков, молясь Богу, с крестообразно сложенными руками, не двигаясь и не уклоняясь в сторону от того места, где находился, между тем как медведи и пантеры, дыша яростью и смертью, почти касались его тела. В Египте⁴⁵ христианские Семейства были предаваемы различным родам смерти. Одни после скоблений, колесований, самых тяжких бичеваний и тысячи прочих различных пыток были сожигаемы, других топили в море, иным отсекали головы; некоторые умирали еще в пытках, а многие погибали от голода. Были мученики, которых распинали на крестах даже головою вниз, и если они оставались еще в живых, то скоро погибали от голода. Особенно поразительны были пытки христиан в Фиваиде⁴⁶: здесь тела мучеников терзали черепками вместо когтей, пока они не испускали последнего издыхания; женщин привязывали за одну ногу и поднимали вверх, так что они висели на воздухе вниз головою, других разрывали на части, привязывая к двум согнутым деревьям, которые мгновенно распускались. В Александрии⁴⁷, по рассказу епископа Филеаса, одних били палками, других розгами, иных бичами, тех плетьми, этих кнутами; одних, со связанными назад руками, прикрепляли к столбу и некоторыми орудиями растягивали им руки, потом, следуя приказанию, терзали им все тело и обрубали ножами не только бока, как делали с убийцами, но и чрево, и голени, и щеки. Других привешивали за одну руку к портику, так что они качались на воздухе, испытывая ужаснейшее всяких мучений растяжение суставов и членов. Иных привязывали к столбам, с обращенными друг к другу лицами, так что ноги их ни на что не опирались, отчего узы, по причине тяжести тела, должны резать его тем с большею силою. И терпеть это приходилось им не до той только поры, когда говорил или занимался ими проконсул, но едва не в продолжение целого дня. Во Фригии⁴⁸ воины, окружив целый христианский городок и подложив огонь, сожгли его жителей с младенцами и женами при громких их воплях ко Христу.

И такие мучения христиан производились не несколько дней и не в течение какого-нибудь краткого времени, но в продолжение целых годов⁴⁹. Число убиенных христиан простиралось иногда в один день от десяти до ста человек. Производя такую кровавую резню христиан, императоры полагали, что христианское имя будет истреблено совершенно, и хотели торжествовать победу над христианами, приказавши выбить медаль в память истребления ими христианского имени и восстановления почитания богов.

Но торжество врагов христианства было преждевременное. Выступали все новые и новые поборники его, отдававшие себя на всевозможные мучения, но не отказывавшиеся от содержимого ими вероучения. Вообще в этой последней борьбе с отживающим язычеством падших христиан было гораздо менее, чем в гонение Декия.

Между тем в управлении империей произошли существенные перемены. Чрез два года после начала гонения, в 305 году, оба императора, Диоклетиан и Максимиан Геркул, удалились от дел правления. Титул августов получили: на Востоке Галерий, а на Западе Констанций Хлор; место же кесарей, по избранию Галерия, заняли: на Востоке родственник его, Максимин, а на Западе Север. Север, впрочем, скоро был свержен Максентием, сыном Максимиана Геркула, который сам на время принял участие в управлении для поддержки сына. Затем в 306 году произошла еще перемена в управлении империей, особенно важная для христиан. Констанций Хлор умер, и титул императора на западе принял сын его Константин, наследовавший благосклонность своего отца к христианам. Га­лерий не доволен был положением дел на западе; против Максентия он посылал войска в защиту Севера, хотя и не успел помочь ему; Константина, которого он ненавидел еще раньше, когда тот находился при дворе Диоклетиана, некоторое время не признавал августом, опасаясь его противодействия как вообще в политике, так и в преследовании христиан.

Такие политические обстоятельства были для христи­ан, с одной стороны, очень не выгодны. Галерий, сделавшись августом, не стесняясь ничем, продолжал преследование их с такой же жестокостью, с какой начал, в чем усердным помощником его был на востоке кесарь Макси­мин. Но с другой стороны, после таких перемен для хрис­тиан западной половины империи наступило более или менее спокойное время. Константин не преследовал христи­ан, а кесарь Максентий как человек мало заботившийся о делах правления если преследовал их, то не так систематично, как это было на востоке, ограничиваясь только частными истязаниями и поруганиями над ними. Таким образом, когда на западе гонение почти совсем прекратилось, на востоке оно продолжалось в ужасающих размерах.

Но, наконец, силы нападающих язычников истощились. Христианская Церковь, которую, по словам Спасителя, не одолеют и врата ада, не могла погибнуть от злобы людей. Злейший враг христиан восточный император Галерий, пораженный тяжкой и неизлечимой болезнью, убедился наконец, что никакая человеческая сила не может уничтожить их. Поэтому в 311 году, незадолго до своей смерти, выбрав себе преемником одного из своих полководцев, Ликиния, вместе с ним и западным императором Константином издал эдикт о прекращении гонения на христиан. Этим эдиктом римское правительство торжественно засвидетельствовало свое бессилие в борьбе с христианами, признавши, что, несмотря на все старания его обратить их к древнему учению отцов, то есть идолопоклонству, при чем многие из них подвергались смерти и разного рода лишениям, они всегда оставались твердыми в своей вере. Правительство принуждено было сказать: «Пусть снова будут христиане, и пусть они строят свои молитвенные домы, с тем только, чтобы ни в чем не поступать против порядка».

Вследствие эдикта Галерия, Ликиния и Константина, христиане, гонимые и ссылаемые, были освобождены от поисков и возвращены из заточений. Опять стали появляться христианские храмы, в которых по-прежнему начало совершаться богослужение. Даже язычники, познакомившиеся в последнее время еще ближе с христианами, радовались вместе с ними, изумляясь силе христианского Бога, защитившего Свою Церковь. Гонение прекратилось повсюду, потому что эдикт, изданный тремя императорами, был обязателен для кесарей. Впрочем, кесарь Макси­мин, управлявший Сирией и Египтом, сначала по необходимости покорившийся требованию императоров, лично не сознавал необходимости прекратить гонение, тем более что по смерти Галерия (311 г.), не признавая Ликиния августом, присвоил себе императорское достоинство. Он начал было по-прежнему преследовать христиан: запрещал им строить церкви, изгонял из городов, некоторых увечил, вырывая ноздри или глаза, отрубая уши или руки и тому подобное, наконец, предавал некоторых даже смерти. Между пострадавшими известны эмесский епископ Сильван, сорок лет проходивший свое служение, кесарийский пресвитер Памфил, антиохийский пресвитер Лукиан, александрийский епископ Петр и другие.

На Западе Максентий хотя тоже должен был подчиниться эдикту, но оставался таким же тираном своих подданных, как христиан, так и язычников. Но скоро оба кесаря, не расположенные к христианам, принуждены были совсем оставить правление. В 312 году император Запада Константин, поразивший тирана Максентия, сделался единодержавным правителем Запада и склонился окончательно в пользу христиан; а в 313 году случилось то же самое на Востоке с Максимином, который был низвержен Ликинием, утвердившим свое господство в его провинциях.

В начале IV века при постоянных столкновениях хрис­тиан с язычниками последние знали уже хорошо, что такое христианское общество, какие его цели и стремления, и не находили во всем этом ничего преступного, ничего достойного порицания. Массы народа во время последних гонений не принимали уже в них участия; даже некоторые проконсулы, например в Карфагене, были настолько благосклонны к христианам, что позволяли им скрывать священные книги. Видя, что христианская Церковь после трехвековой кровавой борьбы за свое существование не уничтожилась, не поколебалась даже в последнее, жесточайшее из всех, гонение, язычники начали сознавать, что в ней присутствует истинная божественная сила, чудесно защищающая ее. Это сознание было присуще большинству язычников; только грубые фанатики, поднявшие последнюю борьбу за умиравшее язычество, чужды были его.

Император Константин, поистине великий святой и равноапостольный, первый открыто высказал это тяготевшее над языческим миром убеждение в истинности христианства и ложности язычества. До обращения своего в христианство он был одним из тех язычников, которые смотрели разумно, без предубеждения как на язычество, так и на христианство. Первоначальное воспитание его под руководством отца, Констанция Хлора, и матери, Елены, благосклонно относившихся к христианам, развило в нем то беспристрастие и благосклонность к христианскому обществу, которыми он отличался впоследствии. Далее, с умом, философски образованным, Константин по самому положению своему имел возможность беспристрастно провести сравнение между отживающим язычеством и полным жизни и силы христианством. В юности своей он состоял при дворе Диоклетиана и Галерия, видел все ужасы гонения на христиан, видел их твердость и мог понять, какая божественная сила одушевляла их идти на мученичество. Под влиянием живых и сильных впечатлений юности в душе Константина, не находившего удовлетворения своему религиозному чувству в язычестве, начинается религиозный переворот. Хотя до 312 года он считался еще язычником и даже в 308 году совершал служение богам, но религиозное сомнение не покидало его. Сближение с христианами, находившимися при дворе его, окончательно склонило его к предпочтению христианства пред язычест­вом. Кроме удовлетворения своего религиозного чувства новой религией, Константин, в противоположность своим предшественникам, императорам, видел в замене язычества христианством не падение империи, а обновление ее жизни новыми началами; он знал, каким братством соединены были между собою христиане, какими верными подданными они могут быть и какой прочный оплот могут составить для государства. Чудесное видение креста в 312 году, перед битвой с Максентием, утвердило еще более Константина в намерении принять христианство и заявить об этом открыто. После победы над Максентием он велел в Риме на видном месте поставить себе статую с крестом в правой руке и с надписью: «Этим спасительным знамением, истинным доказательством мужества, я спас и освободил ваш город от ига тирана». Очень скоро Константин, хотя еще он не принимал крещения, доказал самим делом свой переход в христианство. В начале 313 года в Медиолане появился эдикт за подписью его и Ликиния, дозволявший каждому свободное исповедание веры и, в частности, разрешавший свободный переход в христианство всякому желающему. Затем Константин повелел возвратить все отнятое у христиан и у церквей их во время последнего гонения недвижимое имущество.

В первые три века своего существования христианская Церковь, кроме нападений со стороны общества и правительства, испытывала еще нападения со стороны языческой учености. Даже такие ученые, как Тацит и Плиний Младший, от которых можно было бы ожидать ученого беспристрастия, не входя в исследование сущности христианства, называли его «суеверием», первый – «пагубным», второй – «грубым и безмерным». Но главным образом производили нападения на христианство последователи тех или других философских систем, из которых в особенном ходу были стоицизм, эпикуреизм и неоплатонизм; в этих системах главным образом сосредоточивалась ученость языческого мира первых времен христианства. Прежде всего, для каждого философа или, лучше, принадлежащего к какой-либо философской школе казалось странным и нелепым то, что люди, называемые христианами, вышедшие из Иудеи, страны, никогда не имевшей философии и науки, составившие общество по преимуществу из низших необразованных классов населения, берут на себя смелость решать безусловно те мировые вопросы бытия и жизни, над решением которых трудилось столько великих умов древности. Такие люди, по понятию языческих ученых, были не больше, как самооболыценные мечтатели, грубые суеверы. И вот языческие мудрецы начинают клеймить христианство и христиан презрением и насмешками, нисколько не заботясь о том, чтобы узнать, что такое христианство в своей сущности. Так стоики, смотря на христианство со своей языческой философской точки зрения, презирали христиан за их будто бы грубый фанатизм при встрече со смертью, за их мнимую грубость и упорство в своей ереси, за святое одушевление мучеников и тому подобное. Ученик Эпиктета Флавий Арриан (II в.) прямо приписывал христианам «помешательство», которое так укоренилось в них, что сделалось «обычаем». Стоик Марк Аврелий к своему философскому презрению хрис­тиан как упорных суеверов присоединил еще жестокие правительственные преследования.

Также и эпикурейцы, ограничивая человеческое бытие одним только чувственным миром и его наслаждениями и отрицая в человеческой природе присутствие высших стремлений, смеялись как над языческими богами, так и над христианством, видя в возвышенном учении последнего одно только «блуждание по воздуху». Лукиан Самосатский (II в.), принадлежавший к школе эпикурейцев, в своем сатирическом сочинении «О смерти Перегрина» особенно несправедливо-дерзко осмеивал общество христиан. Он выводит действующим лицом циника Перегрина, человека развратной жизни, который, приставши к обществу христиан, своей будто бы удивительной мудростью приобрел в нем величайшее уважение, так что достиг того, что сделался учителем, пророком, пресвитером, епископом и даже исповедником за имя Христово. Наконец, обогатившись за счет благотворительности христиан, он успел освободиться из темницы, в которую был заключен, и бросил христианское общество; в конце же концов, после разных похождений, Перегрин добровольно подверг себя сожжению. Осмеивая мнимую простоту и безрассудную будто бы благотворительность христиан, которой может воспользоваться всякий ловкий обманщик из корыстных целей, Лукиан в самосожжении Перегрина хотел выставить пародию на христианское мученичество. Впрочем, он далек был от того, чтобы желать преследования христиан силою; как вообще все эпикурейцы, Лукиан осмеивал только все достойное, по его взглядам, смеха и, между прочим, хри­стиан этих будто бы глупых людей, которые выбрали себе Богом и Учителем Распятого и веруют в загробную жизнь. «Несчастные, – говорит он, – окончательно уверили себя, что они совершенно бессмертны и будут наслаждаться вечной жизнью, поэтому презирают смерть и многие добровольно предают себя осуждению на нее. Так как первый их Законодатель убедил их, что все они делаются братьями друг другу, как скоро, оставив всех, отрекутся от эллинских богов, будут поклоняться своему распятому Учителю и жить по Его законам, то, без дальних доказательств поверив этому, они одинаково презирают и считают неважным все другое»⁵⁰.

Но более решительным и ожесточенным врагом христианства является Цельс, по своим воззрениям эпикуреец, усвоивший идеи платонической школы. В своем сочинении «Истинное слово», написанном, по всей вероятности, около 150 года, он собрал и выставил все, что в его время говорили языческие ученые в опровержение христианства. Цельс не ограничивается уже одними насмешками и ругательствами над христианством; он старается при посредстве научных приемов доказать его несостоятельность. С предвзятой, злонамеренной целью опровергнуть христианство он читал книги Священного Писания, не отличая, впрочем, еретических писаний от принятых Церковью, равно не отличая и истинной христианской Церкви от еретических обществ, отделившихся от нее. С очень поверхностной критикой и остроумием разбирает он евангельскую историю и заподозривает достоверность всего в ней описываемого, представляя воскресение Спасителя – обманом, чудеса Его – какими-то волхвованиями или просто вымышленными баснями и тому подобное. По его представлению, христианство не больше как произведение презираемого иудейства. Если есть в нем что истинного, так это заимствовано от греческих философов, как, например, основной догмат христианства о Втором Лице Святой Троицы, Боге Слове, учение о Котором будто бы развито Платоновой философией. Впрочем, воплощения Бога Слова и искупления людей Цельс не допускал никаким образом, выходя из того воззрения, что как неизменяемо Божество, так и мир во всей совокупности своей жизни, с добром и злом, существует и должен существовать неизменно, в силу однажды навсегда положенных Творцом законов; почему искупление человека чрез воплощение Божества представляется ему несообразным с неизменяемостью Творца, не имеющим места и невозможным для мира. Кроме нападений на основы христианства, Цельс постарался еще выставить христианское общество опас­ным для всех общественных и политических учреждений.

Греческая философия, подорвавшая народные языческие религии и стремившаяся заменить их собою, едва не достигла своей цели, когда неоплатонизм принял на себя задачу объединить философию и религию и тем удовлетворить религиозным потребностям общества. Философы неоплатонической школы, строя свою систему на началах греческой философии, особенно Платона, Пифагора и Аристотеля, принимали в свое миросозерцание и религиозные верования язычников. Философия теперь уже не отрицает языческих мифов и культов, как прежде, но, не принимая, впрочем, их вполне, дает им философский смысл, одухотворяет, так сказать, чувственные формы языческой религии, объясняя все иносказательно. Языческие боги, например, являются не действительными существами, как веровали язычники, а простыми олицетворениями идей верховного существа, понятие о котором выработано Пла­тоном. С другой стороны, языческие мудрецы – Сократ, Платон, Пифагор, Аполлоний Тианский и другие являются не просто представителями философского движения человеческой мысли, но благочестивыми мужами и провозвестниками божественных идей в мире. Некоторые из этих мудрецов выставляются даже чудотворцами, например Пифагор (около 500 г. до Р. X.), Аполлоний Тианский (родился во 2 г. после Р. X., умер в 97 г.). В жизнеописании Аполлония, составленном в первой половине III века ритором Филостратом, ему приписываются разные сказочного свойства чудеса, вроде того, что он понимал язык зверей. Что касается христианства, то неоплатонические философы не исключали и его из своего миросозерцания, признавая Основателя его, Иисуса Христа, великим и святым и причисляя Его, сообразно с общими основами своей системы, к великим мужам древности, отличавшимся мудростью и благочестием, почему многое из учения Христа Спасителя и было введено в систему неоплатонизма.

Представителями такого направления философии были: Аммоний Сакк, живший в Александрии в конце II и начале III века, и ученик его Плотин, уроженец египетского города Ликополя, около 240 года основавший свою школу в Риме, из которой вышло много замечательных поборников неоплатонизма, распространившихся по Италии и Востоку. Конечной целью этой философии было достижение религиозного созерцания, и философы вроде Плотина приписывали уже себе созерцание Божества.

Под влиянием неоплатонизма в языческом обществе в III веке началось оживленное религиозное движение, разрешившееся религиозно-философским эклектизмом, направлением крайне неопределенным, следуя которому, каждый мог составлять свое особое религиозное миросозерцание. Известны личности даже из римских императоров, которые держались в религии эклектического образа мыслей, например Гелиогабал, Александр Север, Филипп Аравитянин и, по всей вероятности, Констанций Хлор. Но если эти государи, усвоившие философию неоплатоников не как мыслители, а как люди, искавшие себе правильных религиозных понятий, не считали нужным вооружаться против христианства, то рьяные поборники неоплатонизма не могли оставить его в покое. Имея в виду основную задачу своей системы – дать обществу религию, хотя составленную из тех же религиозных систем, но очищенную от грубого материализма философскими воззрениями, религию, по их понятию, совершенную, – они относились неприязненно к христианству, которое, не делая никакой уступки в пользу их системы, по-прежнему оставалось единственно истинною религией в мире, религией божественной; без всякого слияния с языческими религиями и философией: а это-то и было противно желаниям неоплатоников, стремившихся преобразовать его в свою систему. Отсюда, естественно, происходят нападения неоплатоников на христианство и тем более опасные, что они признавали за ним известную долю истины, относясь к нему, по-видимому, беспристрастно.

Первым из неоплатоников начал полемику против христианства Порфирий, родом из Тира, ученик Плотина (233–304 гг.). Он написал несколько сочинений, из которых более замечательны два: «Пятнадцать книг против христиан» и «О философии оракулов»; в них, и преимущественно в первом, он старается доказать ложность христианства или, по крайней мере, подорвать к нему доверие. С приемами ученой критики, на основаниях исторических и философских, он рассматривает Священное Писание Ветхого и Нового Завета и приходит неожиданно к ложным заключениям, находя в божественном лице Христа Спасителя мнимые внутренние противоречия, непонимание Его учения апостолами, различие Его учения от учения апостолов, разделение апостолов между собою, разность в их учении и тому подобное. Общее воззрение у Порфирия то, что основатель христианства Христос был муж благочестивый; Он Сам не желал, чтобы Его почитали за Бога, но Его последователи будто бы дошли до такого ослепления, что сделали Его Богом. По отзыву церковного историка Евсевия, Порфирий, написавший против христианства сочинение, в котором, порицая святые книги, касается их толкователей и, не могши найти ничего худого в христианских догматах, за недостатком доводов прибегает к ругательству и нападает на изъяснителей⁵¹.

С подобными же приемами и еще с большей наглостью и лживостью в гонение Диоклетиана выступил против христианства другой неоплатоник, Иерокл, написавший сочинение в двух книгах под названием «Правдивое слово христианам». Не находя никаких возражений против христианства, он опровергает его клеветами и нелепыми ругательствами, подобно своим предшественникам на этом поприще, обвиняет, без всяких оснований, во лжи апостолов, порицает жизнь Иисуса Христа, поставляя Его ниже языческого философа и ложного чудотворца Аполлония Тианского, чудеса которого, как, например, понимание языка зверей, будто бы выше чудес Спасителя и тому подобное.

Сочинения языческих ученых, направленные против христианства, дошли до нашего времени только в отрывках, сохранившихся по большей части у христианских писателей, писавших опровержения на них; а многие, известные в первые века, и совсем не дошли, так как христианские государи IV и V веков с особенной ревностью заботились об истреблении их.

Испытывая жестокие нападения со стороны правительства, народа и ученых, христиане для ограждения себя и своей веры предпринимали некоторые меры. С одной стороны, они обращались с просьбами к правительству о справедливом разбирательстве их дела и прекращении преследований, с другой – старались опровергать ходячие взгляды на них язычников и сочинения, написанные против них языческими учеными. Задачу хлопотать в пользу христиан пред правительством и опровергать язычников принимали на себя христианские писатели, называемые поэтому апологетами. Их апологетические сочинения были двоякого рода: апологии судебные, написанные для правительства с целью побудить его остановить преследования христиан, и апологии научного характера против нападений на христианство языческой философии и вообще язычества. Апологии первого рода начинают появляться со времен Адриана. Этому императору представляли свои апологии Кодрат и Аристид. От апологии Кодрата сохранился только небольшой отрывок, по которому можно, впрочем, судить о высоком достоинстве всей апологии. Именно Кодрат, как надо полагать, для доказательства того, что христиане содержат истинную религию и что их не следует гнать, настаивает на том, что дела Спасителя – факт исторический и что исцеленные и воскрешенные Им жили на земле после отшествия Господа, а некоторые дожили даже до его времени. Аристид в своей апологии, подвергнув беспристрастной критике верования язычников и иудеев, доказывает, что истинное понятие о Боге имеют только христиане и что об истинности их учения свидетельствуют чистота и святость их жизни, в заключение же обращается к императору с просьбой ознакомиться с писаниями христиан, чтобы узнать истину об их учении и жизни и отвергнуть все клеветы на них, распространяемые злонамеренными людьми. В царствование Антонина Пия выступил новый защитник христиан, святой Иустин Философ, до принятия христианства принадлежавший к школе платоников. Он написал две апологии, из которых особенно замечательна первая. Возмущенный несправедливыми нападениями на христиан со стороны народной массы и правительства, он, опровергнув все обвинения, возводимые на них язычниками, и доказав, что христиане – люди невинные и безвредные – просит у императора, называющегося благочестивым и философом, только справедливости и защиты невинных. Но особенно много апологетов выступило во время жестокого гонения на христиан при Марке Аврелии. Тогда писали апологии Мелитон, епископ Сардийский, Клавдий Аполлинарий, епископ Иерапольский, Афинагор, христианский философ, и Мильтиад, христианский писатель. Только апология Афинагора сохранилась в целости, да в отрывках апология Мелитона, прочие же потеряны. И Мелитон, и Афинагор, обращаясь к императору-философу, выражают надежду, что он беспристрастно рассмотрит дело христиан, признает несостоятельными все обвинения против них и прекратит преследование. При этом Афинагор основательно доказывает несостоятельность всех обвинений на христиан. Но все такого рода апологии большей частью не достигали своей цели, почему к концу II века совсем прекратились. Грубой физической силе языческого правительства христиане могли только противопоставить свое необыкновенное мужество и терпение в перенесении всевозможных преследований и мучений.

Не то было при нападениях языческого мира, устных и письменных, на самые основы христианства. На все возражения против христианства последователи его отвечали множеством сочинений, в которых не только с успехом отстаивали свое вероучение, но в свою очередь выставляли основательные опровержения самого язычества с его религией и философией. Начиная со II века, на поприще христианской защитительной литературы, выступает целый ряд писателей, которые по своему научному образованию могли вполне спорить с языческими учеными.

Святой Иустин Философ, написавший кроме двух апологий, представленных правительству, еще несколько сочинений и, между прочим, «Обличение эллинов», с философско-научными приемами доказал в нем истинность христианства и нелепость язычества. Против эллинов написано было еще несколько сочинений, например Клавдием Аполлинарием, епископом Иерапольским (времен Марка Аврелия), христианским писателем Мильтиадом (в конце II в.) и другими. Христианский философ Афинагор (во второй половине II в.) в сочинении «О воскресении мертвых» весьма основательно доказал язычникам истину воскресения. В «Послании к Диогнету», писатель которого неизвестен, разрешаются все недоумения образованного язычника относительно христианской веры: например, какому Богу веруют христиане. Кто основатель христианства, почему Он явился в это время, а не прежде, и тому подобное. Также и в «Книге о вере» Феофила, епископа Антиохийского († 181 г.), основательным образом опровергаются все возражения против христианства образованного язычника Автолика – для которого и написана была книга, – как-то: о христианском Боге, Который невидим для людей, о воскресении, о том, что святые книги христиан новы и потому будто бы не заслуживают доверия и прочее. При этом с обширным знанием языческих философов и поэтов святой Феофил обстоятельно доказал Автолику лживость и нелепость языческой религии, созданной самими же людьми, а именно, поэтами. Известны также сочинения Тертуллиана (в конце II и в начале III в.) в защиту христианства, особенно «Две книги к народам». Римский адвокат Минуций Феликс († 210 г.) в своем сочинении «Октавий», написанном в форме разговора между христианином и язычником, с убедительным красноречием опровергал те возражения язычников против христианства, какие были в ходу после Цельса. А христианский философ Ермий (около 189 г.) в своем сочинении «Осмеяние языческих философов» сделал решительное нападение на философские системы, которыми язычники особенно гордились, выставив их противоречия взаимные и по отношению к здравому смыслу. «Я готов следовать мудрецам образованного мира, – говорит Ермий⁵², – если хотя двое из них будут согласны между собою в самых основных вопросах и если они научат меня какой-либо истине ясно и доказательно; но вот я вижу, что они делят душу на несколько родов, что один объясняет ее природу так, другой иначе, и, признаюсь, подобная путаница отвращает меня. То я бессмертен и радуюсь, то смертен и стенаю; вдруг меня разделяют на атомы, делают меня из воды, воздуха, огня; немедленно после того я уже не воздух, не огонь, а какой-то дикий зверь или рыба... Великие мудрецы Греции попеременно превращают меня во всех животных: я плаваю, летаю, пресмыкаюсь, лежу. Наконец является Эмпедокл и доказывает мне, что я не более, как растение».

Помимо отдельных личностей выступает на защиту христианства и опровержение язычества известное Александрийское огласительное училище. Здесь, по крайней мере, со второй половины II века, главной задачей всего обучения было поставлено опровержение язычества и защита христианства. Александрия, бывшая центром языческой учености, сделалась рассадником и христианского просвещения. По своей близости к языческому ученому миру Александрийское училище должно было необходимо войти в столкновение с ним и защищать христианство научным путем. Учители его, знакомые со всей языческой ученостью, так и поступали. Знаменитый Климент Александрийский, бывший с 191 до 202 года учителем Александрийского училища († 220 г.), пред своими слушателями, нередко образованными и даже философами, выставлял христианство с его богооткровенным учением как единственно истинную философию и единственно истинное знание. При этом, с научным беспристрастием относясь к языческой философии, Климент находил в ней, как некогда и Филон, особенно в философии Платона, проблески истины, которым давал значение, подобное Моисееву закону, то есть что греческая философия в лучших своих проявлениях служит приготовлением к принятию христианства, единственно истинного знания, подобно тому как Моисеев закон служил тем же для евреев. С этою целью Климентом, между прочим, написано сочинение под названием «Протрептик» или «Увещательное слово к эллинам». С полным знанием дела Климент доказывает в этом сочинении ложь и ничтожество созданной поэтами языческой религии сравнительно с христианством, раскрывает все безобразие языческих мистерий, гнусность идолов и бесчеловечие языческих жертвоприношений. Рассматривая философские системы и находя в них нечто достойное уважения, Климент показывает, что все это давно известно из Откровения, и в заключение говорит, что истинное учение о Боге заключается только в Откровении, которому и должно следовать.

Ориген, ученик и преемник Климента на поприще учительства, еще более знаменитый, чем сам Климент, продолжал дело защиты христианства в том же направлении. Он сознавал нужду в знании языческой философии для защиты христианства и потому сам слушал уроки известного представителя неоплатонизма Аммония Сакка. Александрийское огласительное училище в лице этих учителей своих оказало великую услугу Церкви в деле защиты христианства. Климент и Ориген не усомнились поставить защиту христианства на научную почву, так что борьба с языческими учеными производилась одним и тем же ору­жием. Они облекли в систему христианское вероучение и, в противоположность языческой философии, произведению заблуждающегося человеческого ума, торжественно выставили его как высшее богооткровенное ведение, единственно совершенную философию.

Тот же Ориген оставил после себя бессмертный труд на том же поприще защиты христианства. Это восемь книг «Против Цельса» – сочинение, написанное в 249 году, но имеющее значение и в настоящее время. Известное сочинение Цельса, под названием «Истинное слово», направленное против христианства, наконец было опровергнуто достойным образом. Ориген в своих книгах не держится особого плана; он выписывает по порядку все возражения Цельса против христианства из его «Истинного слова» и тут же делает на них свои опровержения, не оставляя, таким образом, без опровержения ни одного пункта. При обширном знании языческой философии и глубоком понимании Священного Писания Ветхого и Нового Завета, Ориген со спокойным сознанием своей силы и ничтожества возражений противника опроверг все, что выставлено было против христианства злонамеренным клеветником Цельсом. Его доказательства касательно божественности лица Господа Иисуса Христа и Его воплощения приводятся в сочинениях и современных богословов. В опровержение того возражения Цельса, что воплощение Бога несообразно с Его неизменяемостью, а также неизменяемостью мира, Ориген глубокими рассуждениями доказывает, что понятия язычников о Боге и Его отношении к миру, из которых выходит это возражение, ложны; что Бог, промышляя о мире и человеке, по Своей божественной воле устраивает жизнь мира и спасение человека, оставаясь Сам неизменяемым. Действительность воплощения Бога Слова Ориген доказывает ветхозаветными пророчествами, которые все исполнились на Господе Иисусе Христе, о чем свидетельствует история, достоверность повествований которой не подлежит сомнению. Равным образом в доказательство того, что чудеса Господа Иисуса Христа не волхвования и не баснословные вымыслы, а также Его воскресение – не обман, как говорит об этом Цельс, Ориген ссылается на историю; он заявляет, что Господь Иисус Христос жил в историческое время, что повествования евангелистов о чудесах Его – не басня, а история; что воскресение совершилось при таких обстоятельствах, при которых не возможен обман; наконец, в доказательство божественности лица Господа Иисуса Христа и истинности Его воскресения Ориген представляет известный даже его современникам факт – проповедь апостолов и распространение ими христианства, несмотря на все препятствия. Вообще, в сочинении Оригена основательным образом опровергаются не только возражения на главные пункты христианского вероучения, но обстоятельно выясняются и второстепенные вопросы, поставленные Цельсом, например: почему иудеи не приняли Иисуса Христа; почему Он явился в мир в последнее время, а не раньше; отчего происходят в христианской Церкви еретические общества; о достоверности сказаний Моисея о миротворении; об истинности воскресения мертвых и прочее.

Сочинение неоплатоника Порфирия «Против христи­ан» также встретило множество опровержений со стороны христиан. Так, святой Мефодий, епископ Патарский (пострадал около 310 г.), написал против него несколько книг, из которых, впрочем, ничего не дошло до нашего времени, кроме нескольких выражений, записанных Иоанном Да­маскиным. Церковный историк Евсевий, ученый епископ Кесарийский († 340 г.), в опровержение Порфирия написал двадцать пять книг, равно как он же написал и против Иерокла небольшое сочинение. Вообще против неоплатоников написано было много сочинений христианскими писателями, и христианская письменность против них и вообще против язычества продолжалась во втором периоде церковной истории, после времен Константина Великого, когда христианство фактически уже восторжествовало над язычеством.

Господь Иисус Христос во время общественного служения спасению людей Свое божественное учение, на котором имела быть основана Его Церковь, преподавал устно. Апостолы, посвященные Им во все тайны Царствия Божия и озаренные еще Святым Духом, были охранителями Его учения. Выступая сами на проповедь сего учения, они распространяли его также устно, – так что христианское учение первоначально заключалось в вере и сознании каждого, уверовавшего во Христа. Но в то же время апостолы позаботились о том, чтобы божественное учение Основателя христианства сохранялось не по преданию только, но и в письменах. По внушению Святого Духа они сами или под их надзором ближайшие их сотрудники, с одной стороны, записали деяния Спасителя и Его учение, с другой – оставили письменные памятники того, как они распространяли это учение, как понимали его сами и как оно должно быть понимаемо верующими. Таким образом, в первое же время существования христианской Церкви ее божественное учение прочно было ограждено от примеси сторонних учений. Четыре Евангелия – Матфея, Марка, Луки и Иоанна, – Деяния апостолов, семь соборных апостольских посланий, четырнадцать посланий апостола Павла и Откровение апостола Иоанна заключили в себе всю сущность христианского вероучения. Все эти книги составили Священное Писание Нового Завета; оно и сделалось первым источником христианского вероучения. Что касается Священного Писания Ветхого Завета, то и оно, как богодухновенное и полезное для научения, обличения, исправления и наставления в праведности⁵³, также было источником христианского вероучения в подлежащих пунктах учения о домостроительстве спасения рода человеческого.

Но если евангелист Иоанн заметил, что самый мир не вместил бы написанных книг с подробным изложением всех деяний Христа Спасителя⁵⁴, если принять во внимание, что апостолы постоянно и довольно долгое время проповедовали евангельское учение, то будет несомненно, что в святых книгах, оставленных ими Церкви, христианское вероучение изложено только в основных существенных пунктах. Частности учения развиты были апостолами устно и переданы вере и сознанию христиан, особенно предстоятелей церквей, основанных или посещенных ими. Поэтому апостольское предание относительно частных и второстепенных сторон вероучения является вторым после Священного Писания источником христианского вероучения. Преданием объясняется и дополняется все вероучение, изложенное в письменном виде.

Христианское вероучение, сосредоточенное в двух источниках – Священном Писании и Священном Предании, на все последующие времена должно было остаться неизменным в том самом виде, в каком оно заключалось в этих источниках. Поэтому первой заботой Церкви времен послеапостольских было привести к единству источники своего вероучения. Прежде всего нужно было составить сборник всех писаний, несомненно принадлежащих апостолам или запечатленных их авторитетом, который бы был образцом апостольской веры для всей Вселенской Церкви. К этому побуждало Церковь и то, что еще во времена апостолов, а особенно во II веке, стали появляться, с одной стороны, писания учеников апостольских, а с другой – сочинения подложные, надписываемые именами апостолов, нередко заключающие еретическое учение. Нужно было отделить священные, собственно апостольские писания от неапостольских и еретических. В этом случае Церковь поступала со строгой разборчивостью и только после продолжительных исследований о той или другой книге, хотя принадлежавшей апостолам, но не общеизвестной, принимала ее в состав сборника священных книг. Таким образом, постепенно образовался один во всей Вселенской Церкви сборник Священного Писания Нового Завета, или канон священных книг Нового Завета. На существование канона священных книг в конце I и в начале II века указывают отчасти ссылки на Евангелия, Деяния и послания апостольские в писаниях мужей апостольских. Но более ясные указания на канон священных книг и состав его начинаются с половины II века. Еретик Маркион, живший около половины II века, имел уже канон священных книг, в котором, впрочем, не поместил тех книг, которые особенно не благоприятствовали его лжеучению. Конечно, Мар­кион при составлении своего канона взял пример с Церкви. И действительно, писатели второй половины II века, например, Ириней, Климент Александрийский, Тертул­лиан, свидетельствуют о каноне священных книг, в состав которого входили четыре Евангелия, Деяния апостольские, тринадцать посланий апостола Павла, кроме Послания к Евреям, Первое послание Петра, Первое Иоанна и Апокалипсис. Прочие книги Священного Писания, известные как несомненно апостольские в одних церквах, не были известны в других и поэтому не упоминаются вышеозначенными церковными писателями в числе канонических и даже остаются под сомнением, хотя на некоторые из них и у них есть ссылки. То же было и в III веке: писатели разных церквей говорят без всяких колебаний о тех книгах, которые известны в их церквах, как о канонических, о других же выражаются нерешительно. Так, например, Ориген высказывается неопределенно о следующих книгах, подлинность которых не всеми еще церквами была признана: Послании к Евреям, Втором послании Петра, Втором и Третьем послании Иоанна и соборных посланиях Иакова и Иуды. А Дионисий Александрийский высказывает сомнение относительно принадлежности Апокалипсиса апостолу Иоанну. В начале IV века, по свидетельству Евсевия Кесарийского, были еще спорными книгами Второе и Третье послания Иоанна, соборные послания Иакова и Иуды и Второе Петра, то есть те, о которых выражался неопределенно Ориген, кроме Послания к Евреям. Но в IV веке и эти книги признаны были Церковью каноническими. Принимая, таким образом, в канон священных книг писания апостольские, Церковь вместе с тем исключила из числа священных книг писания неапостольские и решительно отвергла все книги подложные и апокрифические, каковы, например, «Евангелие от Евреев», «Евангелие от Египтян», «Евангелие Никодима», «Евангелие Фомы», «Деяния Павла», «Апокалипсис Петра» и прочие.

Также заботливо охраняла Церковь неприкосновенность Священного Предания. Только то предание признавала она священным, апостольским, которое несомненно шло от самих апостолов и притом не противоречило их пи­саниям. Таким образом, предание, сохранявшееся в Церквах, основанных самими апостолами, считалось истинно апостольским преданием. А что эти Церкви сохраняли предание неповрежденным, – за это ручался надежный и верный способ его хранения. Хранителями апостольского предания были предстоятели Церквей, непосредственные ученики апостолов, ими самими поставленные, которые, в свою очередь, передавали оное своим преемникам. О таком способе хранения предания есть замечательное свидетельство Иринея Лионского , ученика святого Поликарпа Смирнского. «Быв еще отроком, – писал он к Флорину, впавшему в ересь, – я видел тебя в нижней Азии у Поли­карпа. Тогдашнее я помню тверже, чем недавнее; потому что познания детского возраста, укрепляясь вместе с душой, укореняются в ней. Так, я могу наименовать даже место, где сидел и разговаривал блаженный Поликарп; могу указать все входы и исходы его; начертать образ его жизни и внешний вид; изложить его беседы с народом, описать его обращение с Иоанном, как он сам рассказывал, и с прочими самовидцами Господа; изобразить, как он сам припоминал слова их, как и что слышал от них о Господе, как он пересказывал о Его чудесах и учении, о чем получил предание от людей, которые сами видели Слово жизни. Я записывал слова его не на бумаге, а в сердце, и благодать Божия помогает мне всегда сохранить их в свежей памяти»⁵⁵. Предание имело весьма важное значение в Церкви. Нередко – когда возникали в частных Церквах недоразумения и споры относительно того или другого пункта вероучения, на который не было указания Священного Писания или было, но краткое, – предстоятели Церквей, сохранявшие апостольское Предание, на основании его разъясняли недоразумения. Всякое учение, несогласное с Преданием, Церковь отвергала как неправильное, и всякое учение правильное тогда только признавала правильным, когда оно проверено было Преданием. О таком значении Предания говорят особенно Ириней и Тертуллиан. Ириней в письме к вышеупомянутому Флорину говорит между прочим, что его учение не согласно с Церковью и что ему никогда не преподавали его предшествовавшие пресвитеры, которые слушали самих апостолов⁵⁶. А Тер­туллиан в своей книге «О давности против еретиков» выражается таким образом: «Учение, сообразное с учением Церквей апостольских, надобно признавать за истинное, так как оно заключает в себе то, что приняли Церкви от апостолов, апостолы – от Христа, Христос – от Бога»⁵⁷. Свидетельство Предания, по Тертуллиану и Иринею, важно также для оценки подлинности писаний апостольских; только тогда, по учению их, то или другое писание должно быть признано апостольским, когда таким оно признается Церквами апостольскими и теми, к которым первоначально написано. С течением времени мало-помалу, при постоянном общении всех частных Церквей по возникавшим касательно вероучения и книг Священного Писания вопросам, составилось единое Предание всей вселенской Церкви, которое стало сохраняться не устно только, но и письменно, в творениях православных отцов Церкви.

Спаситель дал апостолам заповедь принимать в Его Церковь всех после предварительного научения истинам веры⁵⁸. Поэтому апостолы, прежде чем принимать в Церковь новых членов, стараются научить их. Так делал апостол Петр, когда после сошествия Святого Духа обратил ко Христу около трех тысяч человек, или при обращении сотника Корнилия. Так же поступал диакон Филипп в Самарии, равно как и апостол Павел и другие апостолы. Из примеров предварительного научения истинам веры, представленных в книге Деяний апостольских, видно, что такое научение ограничивалось только главными истинами. Апостолы говорили о важнейших событиях ветхозаветной и новозаветной истории в приложении их к домостроительству спасения, убеждали покаяться и уверовать в Иисуса Христа как в обетованного Мессию и Спасителя и тому подобное. После того как слушавшие апостольскую проповедь усваивали основные истины христианства и заявляли о своей вере в эти истины, апостолы принимали их в Церковь чрез крещение. Таким образом, при обращении верующих апостолами положено было начало краткому изложению основных истин веры, которые должен был знать и принимать с верою каждый вступающий в Церковь.

После апостолов краткие изложения истин веры, составляемые на основании их писаний и предания, были во всеобщем употреблении в Церкви и получили название символов⁵⁹, то есть образцов веры. Знания и исповедания веры в том виде, как она изложена в символах, Церковь требовала от своих членов, по примеру апостолов, при крещении их. Первоначально не было во всех Церквах одного общего символа; та или другая частная Церковь имела свой символ. Но различие было только в форме, в выражениях, а не в сущности заключающегося в них учения. Содержание всех символов – одно и то же учение о Едином и Троичном Боге, развиваемое так же одинаково, но с дополнением в некоторых из них особых определений и выражений, прилагаемых к Лицу Бога Отца или Бога Сына, направленных против лжеучения тех или других ерети­ков. Известны символы Церквей Иерусалимской, Римской, Антиохийской, Кесарийской, Галльской (в творениях Иринея), Карфагенской (в сочинениях Тертуллиана), Александрийской (в сочинениях Оригена) и других. Но уже в III веке все символы мало-помалу стали получать единообразную форму; в IV веке на Первом Вселенском соборе окончательно определен был общий для всех Церквей Символ веры, который сделался как бы суммой всего христианского вероучения и из которого возможно развитие его во всей полноте.

Излагая свое основное вероучение в символах вкратце, Церковь вместе с тем, в лице своих отцов и учителей, некоторые догматы по требованию времени и обстоятельств раскрывала и уясняла в сознании верующих подробнейшим образом. Таковы, например, догматы: о единстве Божием, о Святой Троице, о лице Иисуса Христа, о таинствах, о призывании и почитании святых.

В противоположность языческому многобожию Церковь с особенной ясностью должна была выставлять свое учение о единстве и единовластительстве Божием. При самом вступлении в общество христиан каждый уверовавший, если был язычник, обязан был засвидетельствовать свою веру в Единого Бога, и потому во всех символах первым пунктом стоит учение о Едином Боге. Затем все отцы и писатели Церкви, опровергавшие язычников, со всей обстоятельностью раскрывали не только действительность, но и необходимость существования Единого Бога. В доказательство этого, кроме указаний на Священное Писание и Священное Предание, церковные писатели приводили то соображение, что совместное существование многих богов ведет за собой отрицание Божества вообще, так как боги, если их несколько, взаимно ограничивают один другого, а истинный Бог должен быть неограничен и потому един.

Другой догмат, раскрытый Церковью во II и III веках, – это догмат о Святой Троице. Учение о Святой Троице в первое же время существования Церкви подвергалось многим возражениям со стороны язычников и искажениям со стороны почти всех еретиков, а особенно антитринитариев. Поэтому Церковь вынуждена была настоятельно утверждать троичность лиц в Боге. Все отцы и учители Церкви II и III веков, на основании Священного Писания и Священного Предания, положительно, без всяких колебаний, в своих сочинениях излагают учение о Святой Троице – Отце, Сыне и Святом Духе, приписывают одинаковое Божеское достоинство всем трем Лицам, называя каждое Богом, утверждают самостоятельность и отдельное бытие каждого и прочее.

Вместе с догматом о Святой Троице раскрывался также и догмат о лице Иисуса Христа. Церковь в лице своих отцов и учителей положительно утверждала, что Иисус Христос есть Бог и вместе Человек, с душою и телом человеческими. Такое учение о лице Иисуса Христа с особенной полнотой и обстоятельностью раскрыто в сочинении Мелитона Сардийского «О воплощении Христовом». «Для не лишенных смысла, – говорит Мелитон⁶⁰, – не нужно тем, что творил Христос после крещения, доказывать действительность, чуждую призрачности, души и тела Его и одинаковость человеческого естества Его с нашим. Дела Христовы после крещения и особенно чудеса показывали и доказывали миру, что в плоти Его сокрыто Божество. Будучи Богом и вместе Человеком совершенным, Он явил нам два Свои естества. Божество – чудесами, совершенными в три года после крещения, а человечество – в те 30 лет, когда немощь плоти скрывала знамения Божества Его, хотя Он был истинным Богом предвечным». Такие же мысли развивались и другими церковными писателями, например Иринеем. Но вопрос об образе соединения в лице Иисуса Христа божества и человечества не был еще вполне раскрыт отцами II и III веков.

Что касается таинств, то учение о них, раскрытое Церковью во II и III веках, то же самое, какое содержит Православная Церковь и в настоящее время⁶¹. Все церковные писатели II и III веков согласно признавали таинства такими священнодействиями, чрез которые невидимо сообщается благодать Божия, возрождающая, обновляющая и освящающая человека, принимающего их. Также согласно учили многие писатели Церкви, что таинства имеют божественное происхождение, что они должны быть совершаемы в известных определенных формах и уполномоченными на то лицами, и от такого совершения таинств поставляли в зависимость их действительность. Что касается числа таинств, то хотя ни один из писателей II и III веков не говорит о всех таинствах в совокупности, но порознь они говорят о всех семи, один об одном таинстве, другой – о двух, третий – о трех и даже четырех. В частности: о таинстве крещения они учили, что оно должно быть совершаемо над всеми, вступающими в Церковь, чрез троекратное погружение в воду во имя Отца и Сына и Святого Духа, для возрождения в новую духовную жизнь, с отпущением всех грехов. Только Тертуллиан имел свой особый взгляд на условия действительности этого таинства. Поставляя силу и действительность крещения в совершенную зависимость от веры принимающих его, он допускал крещение только для возрастных и не допускал крещения младенцев. О евхаристии учили, что в ней под видом хлеба и вина преподаются верующим истинное Тело и истинная Кровь Господа Иисуса Христа; что хлеб и вино становятся действительным Телом и действительною Кровью Господа после молитвы с призывами на Святые Дары Святого Духа; что причащаться должны все верующие и под обоими видами: то есть как Тела, так и Крови Христовой; что евхаристия есть благодарственная и умилостивительная жертва за живых и умерших и тому подобное. О покаянии учили, что оно должно быть совершаемо через устное исповедание грехов пред пастырями Церкви и чрез формальное, именем Божиим, разрешение кающегося от грехов.

Наконец, у некоторых церковных писателей II и III веков есть следы учения о призывании и почитании святых. С самого начала общим верованием Церкви было, что между Церковью земною и Церковью небесною существует взаимное общение, что святые, принадлежащие к Церкви небесной, своими молитвами ходатайствуют пред Богом за живущих на земле. Это верование, основание которого заключается в изречении Иоанна Богослова в Апокалипсисе⁶², раскрыто у Киприана и особенно у Оригена. Вместе с этим верованием и на основании его, естественно, в первые же времена церковной жизни установилось учение о необходимости призывания святых и почитания их, как посредников между Богом и людьми. Из церковных писателей, раскрывавших учение о призывании и почитании святых, известны: Ириней, Тертуллиан, Киприан, Ори­ген. Ириней и Тертуллиан называли Пресвятую Деву Марию Ходатаицею за Еву; Киприан высказывал, что отшедшие от сей жизни прежде других должны молить Милосердного Отца об оставшихся братьях и сестрах; Ориген в молитве к Иову сам просил его ходатайства пред Богом; он же говорил и о почитании ангелов, хотя не таком, какое воздается Богу; равно как об этом же есть свидетельство святого Иустина Мученика. Самый факт почитания мучеников и их останков во II и III веках говорит за распространенность учения о почитании святых.

Христианское вероучение, заключающееся в Священном Писании и Священном Предании, явилось в Церкви как данное, которое должно быть принимаемо и усвояемо каждым верующим без изменения, так как оно заключается в своих первых источниках. Но так как у людей, составляющих Церковь, степени понимания и усвоения тех или других истин различны по различию силы их веры и понимания откровенного учения, а также по разнообразию первоначального воспитания и умственного развития, то и христианское вероучение на первых порах исторической жизни Церкви входило в сознание членов ее различно. С одной стороны, мы видим людей, с верою, во всей полноте принявших и усвоивших христианское учение именно так, как оно заключается в своих источниках, с другой – людей, принявших христианство только по форме, внешним образом, не понявших его сущности, а потому исказивших его примесью сторонних учений, не имеющих основания ни в Священном Писании, ни в Священном Предании. Отсюда в сознании людей христианское вероучение является или таким, каким оно должно быть в своей идее, – истинным, правильным, – или искаженным, неправиль­ным. В первом случае оно в церковно-исторической жизни является как Православие, во втором – как ересь.

В появлении еретиков, искажавших божественное неизменяемое учение христианской Церкви, есть некоторого рода последовательность и система, именно нисхождение от общего к частному. Следовало ожидать, что на первых порах, вследствие вступления в Церковь иудеев и язычни­ков, не хотевших вполне отказаться от иудейства и язычества и потому смешивавших христианское учение с воззрениями языческими и иудейскими, появятся еретические заблуждения относительно всей системы христианского вероучения, а не отдельного какого-либо пункта. Так действительно и было: с одной стороны – явились еретики иудействующие, называемые также евионитами, которые стремились слить христианство с иудейством, даже с подчинением первого последнему, а с другой – язычествующие, или, как они назывались во II веке, гностики, а потом манихеи, стремившиеся из христианского вероучения в соединении его с восточным религиозным миросозерцанием или греческой философией образовать смешанную религиозную систему. Когда лжеучения этих еретиков были поражены Церковью и уже стали отживать свое время, на смену им являются другого рода ереси, возросшие уже на христианской почве. Предметом их служит главный догмат христианства о троичности лиц в Божестве. Это ереси антитринитариев. В последующее затем время развивается ересь по вопросу еще более частному – о Божественности Второго Лица Святой Троицы. Эта ересь, известная под именем арианства, открыто явилась уже в начале IV века. В век апостольский мы видим ерети­ков иудействующих и язычествующих. Последние положили начало тому гностицизму, который развился особенно сильно во II веке, после времен апостольских.

Начало ересей иудействующих восходит к временам Апостольского собора. На этом соборе по вопросу об отношении иудейства к христианству было решено, что соблюдение Моисеева закона необязательно для христиан, так как в христианской Церкви спасение совершается благодатью Господа Иисуса Христа, а не исполнением Моисе­ева закона. Несмотря на такое решение, партия христиан из иудеев фарисейского направления, возбудившая вопрос об отношении иудейства к христианству, осталась при своих убеждениях, именно, что Моисеев закон и вообще все иудейство необходимы для спасения и в христианской Церкви. Первоначально убеждения этой партии не имели характера ереси, так как в Палестине все христиане из иудеев, по установившемуся обычаю, исполняли закон Моисеев и обрезывались. Но в начале II века партия ревнителей Моисеева закона резко уже выделялась как еретическая. В тридцатых годах того же века, после разрушения Иерусалима, когда строгое соблюдение Моисеева закона стало невозможным, часть христиан из иудеев совершенно оставила исполнение его, присоединилась к христианам из язычников, составивших Церковь в построенном вместо Иерусалима городе, Елие Капитолине, и даже согласилась на избрание епископа из необрезанных; партия же христиан из иудеев, отстаивавшая соблюдение Моисеева закона, решительно отделилась от Церкви и образовала отдельное, вполне еретическое общество. Впрочем, и эта партия распалась на две части – строгих ревнителей закона и умеренных. Первые известны под названием евионитов, вторые – назареев⁶³. Назареи, в сущности не отступали от общецерковного учения, признавая Иисуса Христа Мессией и Богом, допуская Его сверхъестественное рождение и прочее. Но при этом они считали необходимым соблюдение Моисеева закона для христиан из иудеев, не придавая ему такого значения для христиан из языч­ников и признавая апостола Павла для последних учителем божественной мудрости. Церковь относилась снисходительно к этой партии иудействующих, не считая их в собственном смысле еретиками. Партия назареев в небольшом числе существовала до IV века.

Совсем другое представляет партия евионитов, получивших такое название от еврейского слова евион, что значит бедный⁶⁴. Они признавали решительно необходимым для всех христиан соблюдение Моисеева закона, считая поэтому апостола Павла, восстававшего против этого, отступником от веры. По их понятию, иудейская религия и с пришествием Христа Спасителя по-прежнему имеет важное значение в деле спасения людей. Таким образом, значение христианства как религии, имевшей обнять весь мир, ограничивалось. Евиониты не придавали ему даже значения новой религии, а считали продолжением того же иудейства. Отсюда и учение их о Христе Спасителе было не то, какое содержала и содержит истинная христианская Церковь. Признавая Его за Мессию, они видели в Нем не Бога Искупителя, а только великого пророка, подобного Моисею, Который пришел проповедать о наступлении Своего царства, в которое имели войти одни только иудеи. Вся деятельность Его ограничивалась, по их понятию, только разъяснением закона и дополнением его новыми заповедями. Отрицая в Иисусе Христе божественное достоинство, они признавали Его простым человеком, сыном Иосифа и Марии, получившим божественную силу и достоинство Мессии только в крещении. Таким образом, главного догмата христианства об искуплении человечества Господом Иисусом Христом от греха, проклятия и смерти у евионитов не было. Смерть Христа Спасителя не имела у них искупительного значения; она воодушевляла их только надеждою скорого вторичного пришествия Его на землю, чтобы основать земное царство, которое имеет существовать тысячу лет (хилиазм). Евиониты разнились от истинной христианской Церкви и в церковной практике. Так, они совершали таинство евхаристии только однажды в год, в воспоминание Тайной вечери Спасителя, и употребляли в нем одну воду, как аскеты.

Кроме этих двух партий иудействующих, из смешения иудейства, в форме ессеизма, с христианством образовалась еще третья партия иудействующих еретиков, именно евионитов-гностиков. Они известны еще под именем элкезаитов⁶⁵ или впоследствии самсеев. Эта партия, имевшая своим средоточным пунктом пустыни за Мертвым морем, где обитали ессеи, увеличилась еще наплывом обыкновенных евионитов, бежавших из Иерусалима при разрушении его Адрианом в тридцатых годах II столетия. В миросозерцании евионитов-гностиков есть уже элементы миросозерцания восточных религий и греческой философии, так что они составляют как бы переход к язычествующим гнос­тикам. Миросозерцание их следующее: первый человек, Адам, обладал истинной религией, так как в нем обитал Божественный Дух. Но мало-помалу род человеческий под влиянием злого начала – материи потерял эту религию, именно чрез жену, принцип чувственности и слабости, греха и заблуждения. Для освобождения людей от зла и поддержания в них истинной религии Бог как Отец рода человеческого посылал в мир Своего Божественного Духа, который и являлся в лице Авеля, Еноха, Авраама, Исаака, Иакова и Моисея. Моисей сообщил свое учение семидесяти разумным мужам с тем, чтобы они передавали оное последующим поколениям для сохранения его по преданию. Учение Моисея спустя долгое время после него записано было в книгах, но по большей части извращено, так что находить в них истину могут немногие. Истинное же учение его, шедшее по преданию чрез разумных мужей, сохранилось только в обществе ессеев. Что касается народа еврейского, то он не понимал истинной религии; он до того погрузился в чувственность, что всю свою религию обратил в одни обрядовые церемонии, между которыми особенно чувственными представляются жертвоприношения. Чтобы очистить Моисеев закон от примеси чувственности и восстановить истинную религию, Бог опять послал Своего Божественного Духа, Который действительно явился во Христе и исполнил Свое дело. Таким образом, по представлению и этой партии евионитов, деятельность Господа Иисуса Христа ограничивалась учением и притом не о чем-либо новом, но о том, что знали по преданию разумные мужи. Искупление человечества от греха и смерти их учением уничтожалось; даже самое пришествие Христа Спасителя становилось излишним, ибо истинная религия Адамова была известна в обществе ессеев, и спасение могло и может совершаться без Него и Его учения. Свою истинную религию евиониты полагали главным образом во взаимной братской любви всех принадлежащих к их обществу и в стремлении к уничтожению чувственности, или, что то же, зла – так как они отождествляли материю и зло, – посредством строжайшего аскетизма; при этом, впрочем, брак допускали. Секта евионитов-гностиков существовала до V столетия.

Его происхождение и главный характер. Пред появлением христианства народные языческие религии под влиянием философского скептицизма стали склоняться к падению, но сознание необходимости религии в умах людей мыслящих все-таки было сильно. Поэтому некоторые ученые язычники и отчасти иудеи, познакомившиеся с греческой образованностью, задумали из всех религий мира, а также философских систем, создать особое религиозное учение, которое превосходило бы все религиозные системы, будучи чуждо недостатков, свойственных всем им, – грубости и чувственности. Это учение, как высшее, духовное, составляло для людей, создавших его, истинное религиозное знание, истинное религиозное ведение (γνῶις). В основе его лежали начала греческой философии, иудейского богословия и восточных религий, особенно Зороастра. При появлении христианства некоторые из обладавших этим высшим знанием вступили в Церковь и, не отказываясь от своих убеждений, из смеси их с христианским вероучением образовали еретические системы, известные под именем гностических. Число их было очень велико, так как каждый более или менее даровитый гностик составлял свою систему, видоизменяя ту, которой держался. Как обладающие единственно истинным знанием (гносисом), гностики в своих системах предлагают безусловное решение всех вопросов бытия и жизни: о мироздании, происхождении в мире зла и освобождении от него, но решение фантастическое, так как в их миросозерцании фантазия Востока берет перевес над строгостью и последовательностью мысли Запада.

Гностики апостольского века. Гностические системы стали развиваться уже во времена апостольские. Симон Волхв, современник апостолов, был первым по времени представителем гностического учения во времена апостольские, почему и считается ересиархом в христианской Церкви. Он был родом иудей из Кипра, получил образование в Александрии, где ознакомился с положениями системы Филона. В Деяниях апостольских о нем замечено, что он волхвовал и изумлял народ самарийский, выдавая себя за кого-то великого⁶⁶. Симон, усвоив учение Филона о посредствующем между Божеством и миром существе (божественном Слове, или Уме, по Платону), вздумал выдавать себя за воплотившуюся Силу Божию, или за высшего эона, который на Синае явился в лице Бога Отца, при Тиверии – в образе Сына, над апостолами – в виде Святого Духа. Свою спутницу, Селену или Елену, он выдавал за воплощение мудрости Божией. Значит, Симон не только распространял смешанные иудейские, языческие и христианские понятия, но – что отличает его от других ересеучителей – сам принимал на себя роль божественного посланника, хотя в сущности был не больше как шарлатан и фокусник. Во II и III веках его именем называлась небольшая партия еретиков-гностиков, а в IV веке именем симонии стали обозначать приобретение за деньги благодатного иерархического служения в Церкви, соответственно тому, как Симон Волхв хотел купить у апостолов за деньги благодатную силу сообщать дары Святого Духа через рукоположение. К подобным же Симону Волхву еретикам следует причислить и его ученика, Менандра, который утверждал, что он есть посланник верховной божественной силы, что магия его доставляет искусство побеждать ангелов, сотворивших мир, и что крещение в него делает людей бессмертными.

Совсем другого рода был еретик – также апостольского времени – Керинф. У него есть попытки образовать еретическую гностическую систему. Керинф был родом иудей из Александрии, воспитавшийся под влиянием воззрений Филона на иудейское богословие и философию Платона. Впрочем, его учение не представляет строгого гностицизма, как он развился во II веке: у Керинфа смесь гностицизма с евионитством. По началам гностицизма он учил, что творение видимого мира совершено не Богом, а низшим духовным существом, демиургом; что до появления христианства всесовершенный Бог был неизвестен миру; что открыл Его миру Мессия, вышний Христос, Божественное Слово, Который во время крещения в виде голубя сошел на человека Иисуса и оставил Его во время страданий. А вместе с евионитами он признавал Иисуса Христа простым человеком, родившимся естественным образом от Иосифа и Марии, и разделял надежды евионитов на земное тысячелетнее царство Мессии, когда воскреснет человек Иисус и соединится с вышним Христом. Керинф некоторое время жил и действовал в Ефесе, когда там же пребывал Иоанн Богослов. Общество своих последователей он основал главным образом в Малой Азии; оно держалось до IV века.

Кроме этих поименных еретиков из апостольского века известны еще еретики под общими названиями. Это докеты и николаиты. Докеты, под влиянием восточных языческих воззрений на материю как на зло, никак не хотели допустить воплощения Бога Слова; поэтому утверждали, что воплощение Иисуса Христа было призрачное, что Он только казался страждущим и прочее. Апостол Иоанн Богослов сильно вооружался против докетов в своих посланиях и особенно настаивал на пришествии Иисуса Христа во плоти⁶⁷. Николаиты, под влиянием тех же воззрений на материю как на зло, развили практическое учение о необходимости умерщвлять плоть и возвышать свободу духа. Только умерщвление плоти и возвышение свободы духа над плотью проявлялось у них распутством. Во II веке николаиты приурочивали свое происхождение к Николаю, пришельцу антиохийскому, диакону Иерусалимской Церкви, жизнь которого обезображивали нелепым образом, но на самом деле, по объяснению Иоанна Богослова в Апокалипсисе⁶⁸, они «держались учения Валаама, который научил Валака ввести в соблазн сынов израилевых, чтобы они любодействовали».

Гностики александрийские и сирийские. Из еретических мыслей гностического характера, высказанных отрывочно еретиками апостольского времени, во II веке развились цельные гностические системы. Исходным пунктом миросозерцания большей части гностиков был дуализм: основными началами бытия и жизни они признавали, с одной стороны, верховное существо или высочайшего духа, с другой – материю. Верховное существо они представляли самостоятельным, независимым началом света и добра, источником духовной жизни. Как источник духовной жизни оно, по мнению их, производит из себя чрез истечение (эманация) множество духовных вечных (αἰῶυες) существ, которые составляют всю полноту бытия, почему совокупность их и называется плиромой (πλήρωμα). Материя, наоборот, у гностиков представляется как самостоятельное, независимое начало чувственной, материальной жизни и зла. В основных взглядах на начала своей системы гностики были согласны между собою, только в понятиях о свойствах материи расходились. Одни, сообразно учению Платоновой философии о материи как μη ὄυ (не сущем), видели в ней мертвый хаос, безжизненное, недеятельное начало; другие, сообразно учению религии Зороастра об Аримане, видели в ней живое и деятельное начало зла. Отсюда гностики распадаются на два класса, на гностиков александрийских, усвоивших первое воззрение, и гностиков сирийских, усвоивших второе. Дальнейшее их миросозерцание при сходстве в существенном развивается также в двух главных направлениях, сообразно тем или другим взглядам на материю. По представлению александрийских и сирийских гностиков, видимый мир (κόσμος), в котором проявляются духовное и материальное начала, произошел из смешения духовного мира с материальным или плиромы с хаосом. Но самый образ смешения они представляли различно, сообразно взглядам на материю. Александрийские гностики учили, что один из эонов, далеко отстоящий от своего источника, вследствие своей слабости оторвался от плиромы и упал в материю, или, по учению Валентина, частица последнего светлого эона, вследствие полноты света в плироме, истекла в материю. Сирийские утверждали, что один из крайних эонов, постоянно находившийся в борьбе с материей, или царством сатаны, наконец был поглощен ею. Так или иначе слившийся с материей эон, как дух царства света, порядка и гармонии, старается в области материи установить стройное течение жизни – он делается творцом (демиургом) видимого мира, в котором соединяет вместе элементы духовные и материальные. Здесь, по представлению гностиков, лежит начало зла в мире, именно в противоположном и враждебном отношении элементов материальных к духов­ным. Только, по представлению александрийских гностиков, духовные элементы, или добро, берут перевес над материальными, или злом, так как материя вследствие своей безжизненности противодействует духу только как масса, а не как живая, самодеятельная сила; по представлению же сирийских гностиков, наоборот, материя или зло – так как она есть живая, деятельная сила – берет перевес над духом или добром. Далее, по учению тех и других гностиков, вся мировая жизнь проходит в постоянной борьбе духовного и материального начал, добра и зла; причем дух стремится освободиться от уз материи, а материя – удержать его. Что касается отношения демиурга к миру, то, по представлению александрийских гностиков, он старается помогать добру в борьбе со злом, для чего избирает себе один народ (иудейский), которому сообщает в Моисеевом законе хорошие правила и полезные учреждения. По представлению сирийских гностиков, напротив, демиург – так как он, будучи покорен царством зла, действует под влиянием его – невольно помогает больше злу, так что все действия его, в иудействе ли то, или в язычестве, направлены к удержанию духа в узах материи. Таким образом, александрийские гностики, в противоположность сирийским, признавали за иудейской религией благотворное значение в освобождении добра от зла и даже видели в ней приготовление к окончательному освобождению первого от последнего. В этом последнем пункте, то есть в учении об освобождении добра от зла, или духа от уз материи, гностики входят в соприкосновение с христианством и обезображивают его учение. По их представлению, верховное существо, чтобы дать торжество духу над материей, или, как учили сирийские гностики, чтобы разрушить злое царство демиурга, посылает в мир своего верховного эона⁶⁹, который, по александрийским гностикам, при крещении соединился с человеком Иисусом и при страданиях оставил Его, а по сирийским – принял только вид человека, не будучи им на самом деле (докетизм). Этот эон сообщил людям гносис, то есть открыл им, что они духовного, божественного происхождения, и указал средства освободиться от материи. Вся деятельность этого божественного посланника, или Христа, тем и ограничивалась; смерть Его не имела у гностиков никакого значения, так как, по александрийским гностикам, страдал человек Иисус, а по сирийским – Божественный эон только казался стражду­щим. Христос сообщал людям двоякое учение: избранным преподавал духовное учение, которое и имеют гностики, как люди по преимуществу духовные, а чувственное всем вообще людям, которое заключено в книгах Священного Писания и которое содержит вся христианская Церковь. Средства к освобождению от зла, сообщенные Христом и сохраняемые гностиками, – это возвышение духа над материей, при руководстве гносиса, борьба с нею и, наконец, действительная победа духа при посредстве аскетизма. Сирийские гностики, преимущественно пред александрийскими, рекомендовали аскетизм как средство к уничтожению материи и освобождению от нее, запрещая употреблять мясо, вино и прочее, и особенно вступать в брак, так как все это есть служение сатане. Впрочем, аскетизм в некоторых гностических сектах сменился нравственной распущенностью, что, по мнению сектантов, также вело к поруганию и уничтожению материи. Для таких еретиков всякий нравственный закон представлялся только ограничением свободного духа, переходящей формой, которая не должна стеснять человека, достигшего высшего гносиса.

Еретики, державшиеся подобных взглядов, составляют разряд гностиков-антиномистов. Последним актом мировой жизни, по представлению всех гностиков, должно быть восстановление всего, то есть восстановление первобытного дуализма; причем духовный элемент сольется со своим источником, а материя обратится опять в состояние хаотическое, из которого была вызвана.

Главнейшие представители александрийского и сирийского гносиса. Из представителей александрийского гносиса более замечательны: 1) Василид, родом из Сирии, основавший свое еретическое общество в Александрии около 125 года. Система Василида, кроме дуализма, представляет особенно богатое развитие эманации эонов. Последователи его, василидиане, склонявшиеся более к сирийскому гносису, существовали, главным образом, на Западе до IV века. 2) Валентин, родом иудей, из Александрии, принявший христианство. Около 140 года он пришел в Рим, чтобы распространить свое учение, но три раза был отлучаем от Церкви, после чего удалился на остров Кипр, где и основал свою секту; умер около 160 года. Система Валентина замечательна как богатством фантазии в описании развития жизни эонов, так и строгостью мысли и последовательностью изложения. У Валентина истечение эонов совершается попарно: из верховного существа, которое у него называется «глубиною», истекают «мысль и молчание», из этих – «ум и истина», а из последних – «слово и жизнь» и так далее до 30 эонов. Валентин имел большое число последователей, по его имени называвшихся валентинианами и существовавших в IV веке и даже далее. Между его учениками были такие, которые изменяли учение своего учителя и образовывали новые секты, имевшие также много последователей. Таков, например, Вардесан, распространявший свое учение в Сирии при посредстве гимнов, составляемых им самим и его сыном Гармонием.

Из представителей сирийского гносиса замечательны: 1) Сатурнин, выступивший со своим учением в Антиохии около 125 года. Его система представляет строгое развитие дуализма, с отрицанием всякого значения иудейства в деле освобождения добра от зла, с докетизмом и аскетизмом; 2) Татиан, родом из Ассирии, ученик святого Иустина философа, по профессии римский ритор; после мученической кончины своего учителя, во второй половине II века, он возвратился на восток, где и уклонился к гностицизму. При общих началах сирийского гносиса он проповедовал особенно строгий аскетизм, запрещая употребление вина, даже в евхаристии. Его последователи за строгое воздержание получили название энкратитов, а вследствие употребления одной воды при совершении евхаристии – идропарастов, аквариан; 3) Маркион, сын синопского епископа. Когда он увлекся гностическим образом мыслей, то, по преданию, сам отец отлучил его от Церкви. Около 150 года Маркион пришел в Рим, познакомился здесь с гностиком Кердоном, пришедшим из Сирии, и при его помощи окончательно развил свою гностическую систему. Миросозерцание его проще, чем у других представителей гностицизма, – именно у него нет эонов. Но дуализм тот же, что и у всех гностиков: с одной стороны, Благий Бог, с другой – материя, с ее властителем сатаною. Вместо эонов, творцов мира, у Маркиона есть среднее между двумя первыми началами существо – Бог справедливый, демиург, действовавший в Ветхом Завете. При всех своих усилиях спасти человечество от порабощения материи последний не мог ничего сделать до тех пор, пока Сам Благий Бог не сошел на землю и, принявши призрачное тело, не открыл Себя людям как Бог благости и любви. Общество, основанное Маркионом, было многочисленнее всех других обществ сирийского гносиса. Маркиониты, существовавшие в IV веке в Риме, Италии, в Северной Африке, Египте, Палестине и других странах, держались даже до VI столетия.

Представителем антиномистического гносиса был Карпократ, родом из Александрии, где он и основал в первой половине II столетия свою секту; сын его Епифаний распространил ее еще на острове Кефалонии. При общих гностических воззрениях на происхождение зла в мире Карпократ развил свое особое учение об освобождении добра от зла, или, что то же, духа от уз материи. Именно средством для победы духа над материей он признавал, вместо аскетизма, нарушение и ниспровержение всех нравственных законов, направленных, по его представлению, к ограничению свободы духа и порабощению его материей. Соответственно такому учению Карпократ допускал для своих последователей самые безнравственные чувственные наслаждения и таким образом безнравственную распущенную жизнь возвел в своей секте в религиозный подвиг. Секта Карпократа, хотя и небольшая по численности членов, существовала до VI столетия. К подобным же антиномистическим сектам принадлежали секты: антитактов, продициан, или адамитов, и офитов. Антитакты получили свое название от основного пункта своего учения противодействовать (αυτιτάσσεσθαι) при посредстве распущенной жизни нравственному закону еврейского бога-демиурга. Продициане, последователи Продика, называемые также адамитами, как «дети высочайшего Бога, достигшие высшего ведения (гносиса)», не хотели быть связанными никакими нравственными законами. Офиты почитали змия как орудие Софии (эона), сообщившего человеку гносис о его духовной природе, а также отрицали всякий нравственный закон.

В начале III века гностические системы начинают терять свое значение. На смену им является новое еретическое учение, по началам сходное с гностицизмом, но отличающееся от него тем, что при полнейшем отсутствии идей греческой философии и иудейского религиозного учения оно представляет в себе смесь христианского учения с началами религии Зороастра. Это еретическое учение есть манихейство, появившееся во второй половине III века в Персии и принявшее характер не столько ереси христианской Церкви, сколько новой религии.

Происхождение манихейства следующее. В 227 году⁷⁰ парфянская династия Арзакидов, властвовавшая в Персии, сменилась национальной персидской династией Сасанидов. С восстановлением отечественного государственного устройства у персидских магов появилось стремление восстановить и древнюю отечественную религию Зороастра во всей ее чистоте. Но в среде магов произошло разделение: одни из них – и большинство – изменили несколько древний дуализм, подчинив оба начала, доброе и злое (Ормузда и Аримана), одному верховному существу; другие, напротив, держались строгого дуализма и образовали даже особую религиозную партию магуссеев⁷¹. Во время борьбы этих партий один из магов, принадлежавший к последней из них, по имени Манес, славившийся своею ученостью, под влиянием христианства, распространявшегося на границах Персии, и гностических воззрений, также бывших в ходу на Востоке, задумал объединить христианство с дуалистической религией Зороастра, находя сходство между ними. Манес сначала было принял христианство и даже был пресвитером в Агваце, но был отлучен от Церкви за свой персидский дуализм; затем он является при дворе персидского царя, Сапора I, приобретает его благосклонность, но по проискам противной партии магов около 270 года принужден бежать в Индию. Здесь, заключившись в пещеру, он обдумал свою систему и изложил ее в сочинении, известном под названием Ертенки-Мани, которое составило для его последователей евангелие. Возвратившись в Персию, он снискал благосклонность царя Гормизда, но при его преемнике, Варане I (276 г.), признанный побежденным в споре с магами, был казнен.

Система манихейства следующая. От вечности существуют два царства: царство духа – добра и света – и царство материи – зла и мрака. Первое состоит из пяти чистых стихий: огня, воздуха, света, воды и земли; второе – из пяти нечистых: бури, тины, тумана, дыма и бессветного жара; в первом властителем является Бог добрый, во втором – злой демон; первого окружают двенадцать, истекших из него чистых духов-эонов, второго окружают духи тьмы, которые как между собою, так и со своим властителем находятся в постоянной вражде. Между обоими царствами вечная и враждебная противоположность. Однажды демоны издали увидели очаровательный блеск царства света и из зависти к гармонии и порядку, существующему в нем, сделали на него нападение. Но Отец света для защиты границ своего царства произвел из себя эона – Матерь жизни, который для непосредственной борьбы с духами тьмы производит еще нового эона – Первого Человека, называемого у манихеев еще Христом, Иисусом, Словом, Сыном Божиим. Первый Человек, вместе с пятью чистыми стихиями, вступает в борьбу с демонами, но истощается в ней до того, что демоны успевают овладеть частью его светлого существа. В таких обстоятельствах Отец света на помощь ему производит еще эона – Животворящего Духа. Этот освобождает от опасности не поглощенную еще царством тьмы часть Первого Человека и помещает ее в солнце. Эта часть эона есть бесстрастный Иисус или бесстрастный Сын Человеческий, часть же, поглощенная царством тьмы, есть страждущий Иисус, страждущий Сын Человеческий. Таким образом, чрез страждущего Иисуса в середине между двумя царствами происходит смешение светлой материи с материей тьмы. Страждущий Иисус в этом случае делается «душою мира» – при помощи Животворящего Духа он образует видимый мир, в котором перемешано духовное с материальным. Но световая материя стремится к освобождению от уз материи тьмы, чему помогает и бесстрастный Иисус, присутствующий на солнце, притягивая ее к себе, и Животворящий Дух, носящийся в эфире, очищая ее и препровождая в солнце. Сатана замечает освобождение страждущего Иисуса и, чтобы положить этому конец, предлагает своим духам собрать все имеющиеся в царстве тьмы частицы света в одно место и заключить их в материю. Действительно, демоны собирают частицы света, и сатана, облекши их в материю, творит таким образом человека по образу Первого Человека – эона, красотою которого он был поражен. Частицы света, сосредоточенные в одном месте, в человеке, составляют его разумную душу. Чтобы последняя не узнала о своем духовном происхождении, сатана запрещает человеку вкушать от древа познания. Но бесстрастный Иисус, явившись на землю в образе змия, научает его вкусить от древа познания, и человек узнает таким образом о своем происхождении. Чтобы затмить это сознание, сатана задумал раздробить разумную душу человека. Из материи и оставшихся еще небольших частей света он создает жену, в которой, по незначительности света, берет перевес материя, чувственность. От брачного союза человека с нею рождаются дети, от последних нарождаются новые поколения людей и так далее, при этом разумная душа, разделяясь по отдельным личностям, дробится на мелкие частицы, которые удобно удерживаются в материальных телах, как в темницах. Царство тьмы, таким образом, совершенно овладело духовной природой и посредством ложных религий – иудейства и язычества – продолжало поддерживать свое обладание. Но вот для освобождения своей страждущей половины бесстрастный Иисус сходит с солнца на землю, принимает только вид человека-Христа (докетизм), обращается с людьми, открывает им об их духовном происхождении и научает, как освободиться от материи. Ученики Христа, как люди, в которых материя взяла перевес над духом, извратили его учение. Предвидя это, Христос обещался после себя послать в мир Параклита – Духа Утешителя, чтобы он очистил его учение от всякой примеси чувственности, продолжил и исполнил его дело. Параклит, действительно, явился в лице Манеса и открыл царство Божие. Теперь душа мира, узнавшая вполне о своем происхождении, при помощи Животворящего Духа, обитающего в воздухе, освобождается от оков материи, впрочем, только в одном человеке, так как в нем только она дошла до самосознания. Средство к освобождению от материи – это строгий аскетизм. Поэтому Манес проповедовал удаление от брака, запрещал употребление вина, мяса и прочего, запрещал даже срывать растения и убивать животных, так как в тех и других находится душа мира, хотя и в бессознательном состоянии. Последним актом мировой жизни, по системе Ма­неса, как и по системам гностиков, будет восстановление первоначального дуализма, когда этот видимый мир сгорит и мировая душа возвратится к своему источнику. Сатана со своим царством будет уже бессилен тогда. Секта манихеев распространилась преимущественно в западной половине Римской империи и особенно была сильна в IV и V веках. Против манихеев издавали строгие законы Диок­летиан (287 г.) и христианские государи IV и V столетий, но секта их не уничтожалась, скрываясь только на время и затем снова являясь, хотя и под другими названиями.

Ереси евионитов, гностиков и манихеев были результатом смешения христианства с иудейством, греческой философией и персидской религией Зороастра и создавались скорее на почве иудейской или языческой. Ересь антитринитариев, или монархиан, представляет явление совершенно другого рода. Допуская только отчасти иудейские или языческие воззрения и развиваясь в среде самого христианства, она составляет результат стремлений ограниченного человеческого ума уяснить и постигнуть одним разумом, без пособия веры, богооткровенное учение, составляющее тайну для человека и принимаемое только верою.

Когда появилось в церковном просвещении научное направление, то Церковь отнеслась к нему довольно благосклонно. В христианских обществах восточной половины Римской империи, составившихся из народов, наследовавших греческое образование, разумное отношение к вероучению развилось особенно сильно и притом с благодетельными последствиями для Церкви. При пособии разума христианское вероучение облеклось в научную систему, развивалось и уяснялось точнее и определеннее в сознании верующих, предохранялось от примеси суеверий и предрассудков, неизбежных при отсутствии разума веры и тому подобное. Но, допуская участие разума в деле религии, Церковь всегда требовала, чтобы он действовал в послушании вере, то есть его деятельность должна всегда ограничиваться известной, свойственной ему областью, не касаясь области веры, так как в противном случае один разум, без света веры, может довести до искажения вероучения, до ереси. Ересь антитринитариев появилась в Церкви именно вследствие предоставления никоторыми членами ее разуму исключительного, в ущерб вере, значения в деле религии. Предметом ее был главный христианский догмат о единстве и троичности Бога.

Учение о Едином Боге, бывшее главным догматом иудейской религии, сделалось главным догматом и религии христианской. Но в христианстве, как религии совершеннейшей, этот догмат раскрыт точнее, чем в иудействе: именно христианство предлагает учение о Едином Боге в Трех Лицах. С самых первых времен Церковь содержала это учение именно так, как оно заключается в Откровении. Но нашлись люди, для которых простая вера в откровенное учение о Святой Троице казалась недостаточной. Получив научное образование и усвоив себе вследствие сего привычку разрешать все вопросы и явления жизни по началам разума и науки, ясно и отчетливо, некоторые из христиан решились и догмат о Святой Троице подвергнуть научному разъяснению, низводя таким образом богооткровенное учение на степень обыкновенного предмета для рассуждения. Поставляя вопрос, как один Бог может быть в Трех Лицах, они находили, что допущение единства и троичности в Боге в одно и то же время есть само в себе противоречие, не допускаемое требованиями разума; почему и пришли к признанию только единства в Боге и отрицанию в Нем троичности. Державшиеся такого неправильного учения о Святой Троице, по всей справедливости признаны были Церковью за еретиков, называвшихся антитринитариями (противотроичниками) или монархианами (допускавшими в Боге единое Лицо). По различию взглядов этих еретиков на Лица в Боге, или как на силы Его, или как на формы Его проявлений, они разделяются на два класса – на динамистов и модалистов. Учение динамистов следующее: Бог есть в строгом смысле единое Существо; Лиц в Нем нет. Что же касается Второго Лица Святой Троицы, Сына Божия, и Третьего, Святого Духа, то это не Лица Божественные, имеющие отдельное, личное бытие, а только божественные силы, то есть силы одного и того же Бога. Так, Второе Лицо есть божественная сила, посредствующая между Богом и миром, или орудие Бога, посредством которого Он проявляет Себя в мире; эта сила существует в Боге от начала, явилась на земле в лице Иисуса Христа, со времени Его сверхъестественного, наитием Святого Духа, рождения от Девы Марии, и действовала в Нем до конца Его жизни. Дух Святой есть божественная сила, которой свойственны известные действия – освящение, сообщение благодатных даров и прочее. Антитринитарии-динамисты в учении о Втором Лице Святой Троицы напоминают евионитов. Антитринитарии-модалисты, также допуская в Боге единое существо, в Лицах Святой Троицы видели формы или образы, в которых Оно открывается миру. Так, в Ветхом Завете Бог открывался в образе или форме Бога Отца, в Новом Завете для искупления рода человеческого Он явился в форме или в виде Сына, в лице Иисуса Христа страдал и умер, отчего этого рода еретики называются еще патрипассианами (допускавшими страдания Бога Отца); наконец, в виде Духа Святого Бог является в благодатном освящении и возрождении людей. Таким образом, и этого рода антитринитарии отрицали личное бытие Лиц Святой Троицы. Их учение о воплощении напоминает учение гностиков-докетов о том же предмете.

В ряду антитринитариев-динамистов самое видное место занимает Павел Самосатский (из сирийского города Самосаты), занимавший во второй половине III века епископскую кафедру в Антиохии. Проводя в своем учении строгий еврейский монотеизм, он утверждал, что Иисус Христос в строгом смысле не есть Бог; в Нем от рождения обитала в высшей степени, чем в ветхозаветных пророках, божественная мудрость, или божественный разум; только в нравственном смысле Он может быть назван Сыном Божиим. Епископы Церквей, ближайших к Антиохии, скоро заметили ересь Павла Самосатского и собирали для рассуждения о нем несколько соборов, но он всегда успевал скрыть свое настоящее учение. Только на последнем соборе (269 г.) пресвитеру Мальхиену, бывшему наставнику одного софистического училища в Антиохии, удалось посредством диалектического спора торжественно обличить его в ереси, после чего Павел был осужден и извержен из сана. Но он нашел себе поддержку в Зиновии, царице Пальмирской, которая тогда владела Сирией, и удержал за собою антиохийскую кафедру до 272 года, когда император Аврелиан, поразивши Зиновию, изгнал по просьбе христиан Павла из Антиохии и предоставил епископскую кафедру избранному на его место Домну. Последователи Павла Самосатского под именем павлиан существовали до IV столетия. Из представителей учения антитринитариев-модалистов особенно замечателен Савеллий, птолемаидский (в Египте) пресвитер (250–260 гг.). Его учение представляет полнейшее развитие системы монархиан-модалистов; он первый ввел Третье Лицо Святой Троицы, Святого Духа, в круг своего созерцания и таким образом закончил их учение. У Савеллия Бог есть безразличное Единство; Он открывается в мире в различных видах бытия и под различными именами: то как Отец, то как Сын и Дух Святый. Отдельного бытия Второе и Третье Лица Святой Троицы не имеют. Против Савеллия восстал Дионисий, епископ Александрийский (261 г.), и осудил его на соборе Александрийском. Дионисий, епископ Римский, которому было сообщено об ереси Савеллия, также подверг его осуждению на соборе Римском (262 г.).

Относительно ереси антитринитариев следует заметить, что она вообще не имела большого вредного влияния на ход церковной жизни. Это были только первые слабые попытки разума низвести откровенное учение на степень обыкновенного умозрения.

В ряду ересей II и III веков монтанизм представляет собою явление особого характера. Монтанистическое учение имеет характер не столько еретический, сколько раскольничий. Исходный пункт монтанизма, в противоположность антитринитариям, – отрицание участия разума в деле веры и слепая вера во все откровенное, граничившая с суеверием. Основателем монтанизма был некто Монтан, родом из мизийской деревни Ардавы, на границе с Фригией, человек совершенно неученый; он жил и действовал во второй половине II века. Со своим учением Монтан выступил, спустя немного после обращения в христианство, в Пепузе, что во Фригии⁷², отечестве сумасбродного культа Кибеллы. Будучи строгим до фанатизма ревнителем благочестия, понимаемого в смысле совершения внешних подвигов, Монтан, под влиянием еще верования о наступлении тысячелетнего царства Мессии, возымел мысль усилить строгость церковной дисциплины с целью приготовления ко вступлению в это царство. Вообразив себя вдохновенным свыше пророком, тем Параклитом, которого обещал послать на землю Спаситель, он в состоянии исступления, или экзальтации, начал проповедовать о своем назначении очистить Церковь от примеси чувственности, привести ее членов в меру возраста совершенна. Люди, умевшие различать истинных пророков от ложных, с негодованием порицали Монтана; но люди невежественные, прельщаясь мнимою святостью его жизни и даром пророчества, напротив, увлекались его учением, и некоторые сами начинали пророчествовать так же сумасбродно, как Монтан. Между прочим к Монтану присоединились две женщины – Прискилла и Максимилла, которые, подобно ему, говорили бессмысленно, неуместно и странно. На Востоке, где впервые появился монтанизм, он, вследствие значительного развития там церковного просвещения, не имел большого значения и скоро был осужден; но на Западе, где уровень церковного просвещения стоял на низшей степени, монтанистический образ мыслей, занесенный сюда в конце II века, распространился очень сильно. Римские епископы Елевферий и Виктор, приняв в общение пришедших с Востока монтанистов, сами склонились к их образу мыслей. Только в 193 году ученый еретик-антитринитарий Праксей, пришедший с Востока, успел отклонить Виктора от монтанизма, но последний, хотя и прекратил общение с монтанистами, все-таки держался монтанистических взглядов, доказательством чего служит его спор о времени празднования Пасхи. Карфагенская Церковь вполне усвоила воззрения Монтана: пресвитер Тертулли­ан, увлеченный строгими правилами жизни монтанистов и сделавшийся сам монтанистом, облек даже монтанистическое учение в систему.

Учение монтанистов в сущности не было отлично от об­щецерковного учения; в противоположность гностикам и антитринитариям они держались во всем положительного учения Церкви. Главный пункт, в котором они погрешали против Церкви, – это их учение о продолжении в Церкви откровения и чрезвычайных благодатных даров. По их понятию, Церковь Божия на земле развивается под водительством благодати постепенно и имеет свои возрасты. Так, под водительством откровения в Моисеевом законе, она была в периоде отрочества, под благодатью Христовою или Евангелием – в периоде юности, при откровениях чрез Монтана и других пророков Церковь вступила в период мужества. Но новые откровения монтанистов направлены не к сообщению нового догматического учения, а к переустройству собственно церковной жизни на более строгих началах. Поэтому монтанисты проповедовали строжайший аскетизм, удаление от брака, соблюдение особых постов, кроме положенных Церковью, и тому подобное. Во время гонений монтанисты заповедовали всеми силами стремиться к получению мученических венцов; если же случалось кому отпасть от Церкви, то таких они положительно запрещали принимать обратно в общение с Церковью. Все впавшие в тяжкие грехи, например убийцы, прелюбодеи и тому подобные грешники, по мнению монта­нистов, также не должны быть принимаемы в Церковь, если бы они даже и раскаялись. Вообще монтанисты всю жизнь христиан обставляли самыми строгими правилами, определяя даже цвет (траурный) платья для женщин. Их аскетические требования приводили к отрицанию всех земных радостей, всего, что имело в себе вид любви к миру и наслаждения в мире, хотя бы самого невинного, например искусством или наукой. Вся эта внешняя строгость жизни нужна была для того, чтобы достойным образом вступить в Царство Христово, которое откроется в Пепузе и будет существовать тысячу лет. Допуская возможность излияния даров Святого Духа на всякого верующего и поставляя своих пророков выше епископов, монтанисты тем самым отрицали всякое значение иерархии в Церкви и прерывали всякое единение с нею. Поэтому Церковь отделяла их от себя, как сектантов. Образовав отдельное общество, монтанисты называли себя духовными христианами, а всех православных – душевными. Под управлением своего патриарха, обитавшего в Пепузе, монтанисты существовали до VI столетия и даже далее.

Учение о наступлении на земле чувственного тысячелетнего царства Христова, известное под названием хилиазма, не только составляло принадлежность еретических систем – евионитов, монтанистов, но было принимаемо даже некоторыми отцами и учителями Церкви. Начало хилиазма восходит ко временам дохристианским. Большинство иудеев, как известно, видело в обетованном Мессии не Искупителя от греха, проклятия и смерти, а земного царя, который устроит свое царство на земле и предоставит славу и власть иудейскому народу. Иудеи, принявшие христианство, внесли такие воззрения и в Церковь, тем легче, что христиане, по слову Спасителя, ожидали Его славного второго пришествия. Тяжелая участь христиан во время всевозможных преследований и страданий еще более укрепляла некоторых из них в той мысли, что необходимо должно наступить на земле славное тысячелетнее царство. В этом чувственном смысле христиане, разделявшие хилиастические воззрения, объясняли ветхозаветные и новозаветные пророчества, особенно Апокалипсис, в котором, между прочим, говорится⁷³, что сатана будет связан на тысячу лет, что мученики за Христа оживут и будут царствовать с Ним тысячу лет. Хилиазм особенно был распространен во II веке в церквах малоазийских и фригийских. Папий Иерапольский, Иустин Философ, Тертуллиан, Ириней и другие разделяли ошибочные хилиастические воззрения. Впрочем, Ириней представлял тысячелетнее царство Мессии как переходную ступень для благочестивых к Царству Небесному. В III веке в Египте также сильно распространился хилиазм. Здесь под предводительством епископа Непота целая Арсеноитская область держалась хилиазма и отделилась даже от Александрийской Церкви.

Хилиазм, как заблуждение у еретиков и как ошибочное мнение у православных, встретил при своем появлении опровержение со стороны Церкви. Опровергая монтанистов, евионитов и гностика Керинфа, Церковь вместе с тем опровергала и хилиастические воззрения, входившие в учение этих еретиков. То обстоятельство, что хилиазм был составной частью учения еретиков, особенно содействовало его уничтожению между православными. Ревностным обличителем хилиазма был, между прочим, римский пресвитер Каий († около 217 г.), вступавший в диспут с главою римских монтанистов, Проклом, и написавший сочинение об этом диспуте. Обличителем египетских хилиастов является известный Дионисий, епископ Александрийский, который, следуя аллегорическому и таинственному объяснению Священного Писания александрийской школы, по своим убеждениям был ревностным противником буквального и чувственного понимания пророческих сказаний. Непот, епископ Арсеноитский, не сочувствуя направлению александрийской школы, написал в опровержение его сочинение под названием «Обличение аллегористов», в котором тысячелетнее царство Христово, изображенное в Апокалипсисе, принимал за царство земное с земными удовольствиями. Дионисий Александрийский, в опровержение Непота, не только написал сочинение «Об обетованиях», но даже лично вел диспут с хилиастами и на соборе 255 года успел убедить многих из арсеноитских христиан отказаться от хилиазма. Затем, когда в начале IV века христиане освободились от гонений и для Церкви наступили более или менее спокойные времена, мечтания хилиастов о тысячелетнем на земле царстве Христовом уничтожились сами собою.

Под названием мужей апостольских известны в истории Церкви непосредственные ученики апостолов, лично обращавшиеся с ними и нередко бывшие их ближайшими сотрудниками. Творения их носят на себе характер писаний апостольских, и это составляет их отличительную черту. К мужам апостольским, творения которых дошли до настоящего времени, принадлежат:

1. Апостол Варнава⁷⁴, иудей рассеяния из Кипра, принадлежавший к сословию левитов. По преданию, он был в числе семидесяти учеников Спасителя. В христианской Церкви он является действующим на самых первых по­рах. Так, он продал свою землю и вырученные за нее деньги положил к ногам апостолов; он же представил Савла апостолам, как обращенного ко Христу чудесным образом; он же устраивал вместе с Савлом, или Павлом, Церковь из язычников в Антиохии и, наконец, он же является ревностным сотрудником Павла в проповеди между иудеями рассеяния и язычниками, равно как на соборе Апостольском является ревностным противником иудействующих христиан. Когда апостолы разошлись на проповедь в разные страны, Варнава также избрал местом своей деятельности Кипр, где и умер смертью мученика, уже после разрушения Иерусалима в 70 году. Варнаве приписывается одно послание, которое с самых древних времен известно было под его именем. Содержание его вполне соответствует тем убеждениям, которые Варнава проводил в своей деятельности, известной из Деяний апостольских. Как в Антиохии и Иерусалиме на соборе Апостольском он восставал против обязательного для христиан исполнения обрядового закона Моисеева, так и в своем послании он доказывает, что Ветхий Завет с пришествием в мир Господа Иисуса Христа должен уступить место Новому Завету, что после страданий Искупителя иудейские жертвы потеряли свое значение и прочее. Вместе с тем Варнава предохранял уверовавших во Христа от увлечения иудейством. Такие мысли, очевидно, направлены против еретиков-евионитов, которые со времени Апостольского собора стали организовываться в отдельное общество. Кроме догматического учения, в послании Варнавы есть и нравственное – о путях жизни.

2. Святой Дионисий Ареопагит. Он родился в Афинах от знатных родителей, путешествовал по разным странам для приобретения образования и пред своим обращением в христианство занимал в Афинах должность члена ареопага. Апостол Павел своею проповедью в ареопаге (около 54 г.) обратил ко Христу, между прочим, и Дионисия и его же поставил первым епископом Афинским. В сане епископа Ареопагит ревностно заботился о распространении веры Христовой, для чего отправлялся с проповедью в разные страны. Он скончался мученически, хотя неизвестно, где и в какое время. Творения, известные нам под именем Дионисия Ареопагита, следующие: о небесной иерархии, о церковной иерархии, об именах Божиих, о таинственном богословии и 10 писем к разным лицам⁷⁵. Характеристическая черта всех этих сочинений – возвышенное и глубокомысленное богословствование. В первом из них излагается учение о девяти чинах ангельских с объяснением свойств и обязанностей каждого; во втором – степени церковной иерархии с таким же объяснением; в третьем – разъясняется значение имен Божиих, употребляемых в Священном Писании, и в четвертом – трактат о том, что все человеческие представления и определения Бога не выражают Его сущности и что боговедение должно состоять в созерцании непостижимого Божественного Существа в таинственно-поучающем молчании и во мраке, преисполненном неземного света.

3. Святой Климент, третий епископ Римский (92–101 гг.). Обращенный в христианство апостолом Петром, он был сотрудником апостола Павла в распространении Церкви, как свидетельствует об этом сам Павел⁷⁶. Свою веру во Христа Климент запечатлел мученической смертью при Траяне (101 г.). Памятником его деятельности на пользу Церкви осталось его «Послание к коринфянам». Еще во времена апостолов в Коринфской Церкви образовались религиозные партии: одни называли себя учениками Павловыми, другие Петровыми, иные Аполлосовыми, а некоторые, наконец, Христовыми. Апостол Павел по этому, между прочим, случаю писал к коринфянам свои послания. Но и после смерти апостола партии не уничтожились; некоторые из коринфян решительно отказались от повиновения иерархии и даже стали лишать священнослужителей принадлежащей им иерархической власти, присваивая себе их право учительства. Следствием этого могло быть и действительно было искажение христианского вероучения, – именно, отложившиеся от иерархии коринфяне дошли до сомнения в истине воскресения мертвых. Благомыслящие члены Коринфской Церкви в таких обстоятельствах обратились к посредничеству Церкви Римской, предстоятелем которой был ученик апостолов, святой Климент. Послание святого Климента к коринфянам, написанное от лица Римской Церкви, по всей вероятности, после окончания гонения Домициана, было ответом на их просьбу. Проникнутый духом апостольской любви и кротости, святой Климент в своем послании убеждает своевольных коринфян смириться, покаяться и покориться своей иерархии. В доказательство необходимости повиновения пастырям Церкви святой Климент приводит то, что священная иерархия, таинства и вообще все церковное устройство имеет божественное происхождение. Кроме того, в своем послании святой Климент обличает заблуждение коринфян относительно воскресения мертвых. В стремлениях своевольных коринфян освободиться от власти иерархии и присвоить себе права учительства нельзя не видеть стремлений еретиков-язычествующих, которые еще в апостольские времена желали быть законоучителями, хотя сами не разумели ни того, о чем говорили, ни того, что утверждали⁷⁷. Поэтому и послание святого Климента, направленное против беспорядков, производимых ими в Церкви Коринфской, имеет целью учением о повиновении иерархии в делах веры предохранить христиан от увлечения своевольным учением еретиков. Послание святого Климента было в большом уважении в древней Церкви, так что читалось при богослужении наравне с книгами апостольскими. Клименту приписываются еще некоторые сочинения: 1) «Второе послание к коринфянам», которое, впрочем, изложено не в форме письма и в принадлежности которого святому Клименту было еще в древности сомнение; 2) «Беседы святого Климента», или так называемые «Клементины», которые положительно не могут принадлежать святому Клименту, так как в них излагается учение евионитов-гностиков и они, очевидно, составляют произведение еретиков; 3) собрание в 8-ми книгах постановлений апостольских, в которых, однако, есть указания на предметы и события II и III веков; 4) собрание 85-ти правил апостольских, которые, однако, собраны не одним лицом и во время позднейшее, как это видно из самого состава и содержания этих правил.

4. Святой Игнатий Богоносец, епископ Антиохийский, в конце первого и начале второго столетия ученик Иоанна Богослова. За исповедание веры во Христа в 107 году он был по приказанию Траяна препровожден в Рим и там в Колизее брошен на растерзание львам. От святого Игнатия Церковь имеет семь посланий, которые он писал во время своего путешествия в Рим на место казни: к ефесянам, магнезианам, траллийцам и римлянам (написанные из Смирны), к Поликарпу, епископу Смирнскому, смирнянам и филадельфийцам (написанные из Трояды). Великий апостольский муж, убеждая встречавших его на пути христиан сохранять правую веру, по преданию апостольскому, захотел письменно изложить для них свои наставления⁷⁸. Распространение ересей евионитов и докетов особенно смущало ревностного пастыря. Поэтому, излагая в своих посланиях с особенною ясностью положительное учение Церкви о божественности лица Иисуса Христа и Его человеческой природе, святой Игнатий в сильных выражениях опровергает учение евионитов об Иисусе Христе как простом человеке и докетов – о том, что Он принимал человеческую плоть только видимым образом. Предохранительным против увлечения ересями средством святой Игнатий, подобно Клименту Римскому, выставлял повиновение всех верующих в делах веры богоучрежденной иерархии, особенно епископам. По мысли святого Игнатия, единство Вселенской Церкви состоит в тесном союзе паствы с иерархией, так как при этом только союзе возможно единство веры. По отзыву Поликарпа Смирнского⁷⁹, послания святого Игнатия содержат в себе образцы веры, терпения и всякого назидания о Господе нашем.

5. Святой Поликарп, епископ Смирнский, был любимым учеником Иоанна Богослова и им самим поставлен в епископа Смирнского. Он дожил до глубокой старости и умер смертью мученика в гонение Марка Аврелия в 167 году. Заботливость Иоанна Богослова об ограждении малоазийских церквей от влияния еретиков и об опровержении их перешла и к его ученику, святому Поликарпу. Для укрепления в чистой и правой вере христиан соседних церквей, он писал к ним много посланий, из которых сохранилось только одно – к филиппийцам. Здесь он вооружается главным образом против докетов, говоря, подобно Иоанну Богослову⁸⁰, что кто не исповедует, что Иисус Христос пришел во плоти, тот антихрист. Святой Поликарп не одними только посланиями противодействовал еретикам; по примеру Иоанна Богослова он вокруг себя собрал много учеников, которых учил различать ереси и опровергать их. Будучи в Риме около 160 года, Поликарп своим личным влиянием и убеждениями обратил к православному образу мыслей некоторых из последователей Валентина и Маркиона.

6. Святой Ерм еще в древности признавался за того Ер­ма, которому апостол Павел в Послании к Римлянам⁸¹ посылал приветствие. Он был родом грек, но проживал в Риме во второй половине I века. Принадлежащая ему книга под названием «Пастырь»⁸² еще в древности была известна под его именем и пользовалась большим уважением в Церкви наравне с Книгами Премудрости Соломона и Иисуса, сына Сирахова. Она разделяется еще на три меньшие книги: в первой изложены четыре видения Ерма; во второй – двенадцать заповедей, сообщенных Ерму пастырем, – о милосердии, покаянии и тому подобном; в третьей – десять притчей или сравнений, направленных к изъяснению разных истин христианского вероучения.

7. Святой Папий, епископ Иерапольский во Фригии, ученик апостола Иоанна и друг Поликарпа Смирнского. По преданию, он скончался мученически при Марке Аврелии. Папию приписывается пять сочинений под заглавием «Изъяснение Господних изречений», из которых сохранилось только несколько отрывков. Замечательно, что Па­пий, не ограничиваясь изучением Священного Писания, собирал устные рассказы о делах и учении Спасителя и апостолов. По отзыву церковного историка Евсевия⁸³, он рассказывает о многом, что будто бы дошло до него по неписаному преданию, именно передает некоторые неизвестные притчи и наставления Спасителя. Но собирание преданий, хотя с благочестивой целью, но без разумнокритической проверки их, повело к тому, что Папий принял, по отзыву того же Евсевия, нечто близкое к баснословию: например, он говорит, что по воскресении мертвых наступит царство Христово на этой самой земле телесно и будет продолжаться тысячу лет (хилиазм). Такую мысль он вывел, как думает Евсевий, из апостольских сказаний, не понявши чего-либо сказанного апостолами таинственно, в образах.

В век апостольский изучение христианских истин не принимало научного характера. Тогда христианское учение принималось непосредственно верою и усвоялось без пособия каких-либо теоретических доказательств его истинности. Но так как стремление приводить все знания в систему, присущее человеческому духу, присуще было и членам Церкви Христовой, то в последней во времена послеапостольские явилось желание привести христианское вероучение в систему, изложить его в логическом порядке, с развитием всех его частностей из одного общего основного начала и с приличными доказательствами. Явилось, таким образом, стремление дать христианскому вероучению научную форму, не касаясь его содержания. Такое стремление, кроме того, что составляет законную потребность человеческого духа, не противно и Евангелию⁸⁴. Ближайшим поводом к появлению в Церкви научного богословствования послужило принятие христианства учеными язычниками. Не удовлетворяясь простой верой Церкви, они желали не только веровать, но и знать, почему следует веровать именно так, а не иначе. Вследствие этого учители Церкви старались излагать христианское вероучение научно, в системе. К тому же борьба с языческой ученостью и гностическими системами, последователи которых давали мнимо разумное, на научных основаниях, решение всех религиозных вопросов, побуждала церковных писателей придать христианскому вероучению научную форму. С учеными язычниками христианские писатели желали бороться на научной почве, а ложному гносису еретиков признавали необходимым противопоставлять истинное христианское ведение, облеченное в систему. При самом же появлении своем научное богословствование у христианских писателей приняло двоякое направление, вызванное влиянием гностицизма. Одни из отцов и учителей Церкви, сознавая, что лжеучения гностиков развились, между прочим, вследствие предоставления разуму большого участия в деле веры, в противоположность им, считали нужным раскрывать положительное учение Церкви на твердых началах Священного Писания и Священного Предания, причем отвергали сопоставление откровенных истин с философскими идеями и вообще чуждались философских умозрений в области веры. Другие, наоборот, опровергая ложный гносис еретиков при изложении положительного учения Церкви, пользовались выработанными философией положениями и умозрениями как вспомогательным средством для основательного понимания христианского вероучения и, таким образом, поражали гностиков их же оружием. Первые отрицали права разума, в смысле философском, на участие в деле веры; вторые признавали за ним эти права, впрочем, в должных пределах. Первое направление было господствующим в школах малоазийской и североафриканской, второе – в школах александрийской и антиохийской.

А. Школа малоазийская. Представителями малоазий­ской школы во время ее цветущего состояния были:

1. Ириней, епископ Лионский. Он получил христианское образование под непосредственным руководством святого Поликарпа, епископа Смирнского, и был одним из глубокомысленных богословов своего времени. Его деятельность относится ко второй половине II века. Святой Поликарп, ревностно заботясь о Галльской Церкви, получившей свое начало от Церквей Малоазийских, послал туда на помощь святому Пофину своего ближайшего ученика Иринея. После мученической смерти Пофина Ириней поставлен был епископом Лионским (около 177 г.) и проходил свое служение до 202 года, когда сам, в гонение Сеп­тимия Севера, умер также мученически. Между сочинениями Иринея первое место занимает «Обличение и опровержение лжеименного знания», состоящее из пяти книг. Это важное по своему содержанию сочинение, известное также под другим названием «Против ересей» (в латинском переводе), сохранилось до настоящего времени. В нем Ириней опровергает гностические системы и преимущественно систему Валентина. Главные доказательства он заимствует из Священного Писания и особенно Священного Предания. Питая особенную любовь и уважение к апостольскому преданию и защищая, на основании его, христианское вероучение, он хотя не придавал такого значения разуму в деле веры, какое придавали писатели другого направления, но и не относился к соображениям разума так ригористически, как, например, Тертуллиан. Таким образом, Ириней является представителем направления, отвергавшего участие разума в деле веры, в лучшем смысле слова. Он и доказал это своим письмом к Виктору Римскому по вопросу о времени празднования Пасхи.

2. Ипполит, епископ Римский. Его деятельность относится к первой половине III века. Он был учеником Иринея и, подобно ему, одним из образованнейших и деятельнейших писателей своего времени. Между его сочинениями замечательны его беседы, толкования на разные книги Священного Писания, например, Бытия, Исход, Пророков, на Евангелия Матфея, Луки, Иоанна и прочее, и сочинения догматико-полемические, как «Обличение всех ересей», в числе 32, начиная с досифеян и кончая ноэтианами (антитринитариями). Приемы развития положительного учения и полемики против еретиков у Ипполита те же, что и у его учителя, Иринея⁸⁵.

3. Юлий Африкан. Он получил образование в Малой Азии, проживал в Палестине в первой половине III века († 232 г.), где в Никополе или Еммаусе был, вероятно, пре­свитером. Он известен как первый составитель христианской «Всемирной истории (Χρονογραφία) в 5 книгах», которая сохранилась только в трудах других церковных писателей. Известны были также его письма к Оригену и к Аристиду. В письме к Оригену, с которым Африкан находился в дружеских отношениях, он, опровергая своего друга, доказывает, что история о Сусанне, находящаяся в Книге пророка Даниила, подложная и вымышленная. В письме к Аристиду говорит о мнимом разногласии родословий Христа в Евангелиях Матфея и Луки. По отзыву Евсевия Кесарийского⁸⁶, в этом послании он самым ясным образом доказывает согласие евангелистов дошедшим до него преданием. Вообще, Юлий Африкан был ревностным исследователем еврейских и христианских древностей.

Б. Школа североафриканская. Представителями североафриканской школы были:

1. Тертуллиан, пресвитер Карфагенской Церкви, один из замечательнейших писателей Западной Церкви. Он первый стал писать богословские сочинения на латинском языке и таким образом положил начало латинской церковной литературе. Тертуллиан был сыном римского сотника (родился около 150 г., умер около 220 г.), состоявшего на службе в Карфагене, получил блестящее, хотя и не всестороннее, образование и до принятия христианства проходил должность адвоката; к христианству обратился он уже в зрелом возрасте. Обладая блестящим умом, пылкой фантазией, твердой волей, характером решительным, энергичным, хотя и раздражительным, Тертуллиан всей душой предался новому учению; он посвятил всю свою жизнь на служение христианству, будучи ревностным поборником христианского вероучения и христианской жизни. Но, к несчастию, проживая долгое время в Риме, в конце II века он познакомился с монтанистическим учением и окончательно увлекся им около 201 года. Его ревность по христианской вере и жизни находила полнейшее удовлетворение в монтанизме, проповедовавшем всецелую, без всяких умствований, покорность Откровению и строжайший аскетизм. Под конец своей жизни Тертуллиан, впрочем, отказался от монтанизма и основал свое особое общество, члены которого назывались тертуллианистами. Литературная деятельность Тертуллиана представляет полнейшее выражение тех стремлений, которые он преследовал в своей жизни. Пораженный несправедливыми нападениями языческого общества на христиан, он является красноречивым христианским апологетом; увлекшись монтанизмом, он является, с одной стороны, жарким противником и остроумным обличителем гностиков и антитринитариев, повреждавших откровенное учение, с другой – строгим до крайности нравственным писателем. Представляя действительно основательные опровержения еретиков, Тертуллиан впадает в монтанистическую крайность, совершенно отрицая участие разума и науки в деле веры, как приводящих к ересям, и в своей всецелой преданности откровенному учению неразумно принимая сумасбродные проповеди монтанистических пророков за откровение свыше. Многочисленные сочинения Тертуллиана по своему содержанию разделяются на три класса: написанные в защиту христиан или апологетические, затем – сочинения о разных предметах христианской и церковной жизни и, наконец, сочинения догматического и догматико-полемического содержания. К первому классу принадлежат: Апологетик, две книги к народам (составляющие переделку апологетика в форме, доступной для большинства читателей), книга о свидетельстве души, книга к проконсулу Африки, Скапуле, и прочее. Ко второму относятся написанные в то время, когда Тертуллиан не был еще монтанистом: о терпении; о молитве; о крещении, покаянии; две книги к жене; о зрелищах, и написанные в монтанистический период его жизни: о единобрачии; о постах – против православных христиан и прочие. Сочинения этого рода составляют богатые памятники древне-церковной практики и жизни. К третьему классу принадлежат следующие сочинения, написанные в домонтанистический период: о давности против еретиков (здесь Тертуллиан, заимствуя из римской юрисдикции термин давности и прилагая его к христианскому вероучению, ведущему свое начало издавна, от апостолов, опровергает вообще всех ере­тиков, составляющих новые учения); из монтанистического периода – пять книг против Маркиона; книга против валентиниан; о плоти Христа (против гностиков-докетов); против Праксея (антитринитария) и других.

2. Киприан, епископ Карфагенский. Происходя из богатой языческой фамилии в Карфагене, Киприан, до обращения своего в христианство на сороковом году жизни (246 г.), славился как ученый ритор. Вскоре после принятия христианства он был поставлен пресвитером, а в 248 году, наконец, был избран в епископа карфагенского. Он был жарким почитателем Тертуллиана, прилежно изучал его сочинения, но был совершенно чужд его монтанистичес­ких воззрений. В сане епископа Киприан заявил себя словом и делом ревностным и мудрым правителем Церкви. Ему приходилось бороться не только с внешними врагами Церкви (в гонения Декия, Галла и Валериана), но и с внутренним злом – расколом Фелициссима. Его сочинения стоят в тесной связи со всей его деятельностью как написанные по требованию церковных обстоятельств. Таковы: книга к Донату о благости Божией – в ней Киприан рассказывает о своем обращении; о суетности идолов – сочинение, написанное в опровержение язычников; изложенные в нем мысли заимствованы, большею частью, у Тертуллиана и Минуция Феликса; три книги свидетельств против иудеев – сочинение, представляющее сборник библейских мест; о благе терпения; речь о падших; книга к Деметриану, направленная к опровержению ложных обвинений христиан в том, будто они были причиною появившейся моровой язвы; о смертности – сочинение, написанное по тому же поводу. Известны также письма Кип­риана, в числе 83, в которых раскрывается деятельность и важное влияние Киприана на все стороны церковной жизни и прочее. Но из всех сочинений его первое место занимает классическое творение «О единстве Церкви», написанное около 252 года по случаю появления раскола Новациана в Риме. Как пастырь, стремившийся к упрочению мира Церкви, нарушаемого еретиками и раскольниками, Киприан видел в единстве Церкви, то есть в единении и согласии всех частных церквей между собою по всем религиозным вопросам, действительное средство против появления и распространения ересей и расколов. Свой трактат о единстве Церкви он именно посвящает развитию той мысли, что Церковь христианская, несмотря на множество частных церквей, есть единая и что епископство, служащее выражением единства Церкви, также едино, несмотря на множество отдельных епископов. Свое положение о единстве Церкви и епископства Киприан обосновывал на том, что Сам Иисус Христос установил так, что епископская власть в Его Церкви началась с одного, именно апостола Петра. Иисус Христос назначил его камнем Церкви. Отсюда Римская Церковь, как основанная апостолом Петром, представляется у Киприана как ecclesia principalis между всеми Церквами. Но Киприан еще слишком далек был от того, чтобы считать епископа Римской Церкви начальствующим над всеми епископами; верховную власть в Церкви он усвояет всей совокупности епископов как наследников власти апостола Петра. И на практике сам Кип­риан никогда не признавал за римским епископом такой верховной власти, как это видно из его спора с папой Стефаном по вопросу о крещении еретиков. Впоследствии, при развитии на практике мысли о первенстве и господстве римского епископа над прочими епископами, сочинение Киприана «О единстве Церкви» подвергалось искажениям, с внесением в него многих выражений, направленных к возвышению Римской кафедры.

В. Школа александрийская. В Александрии, как полагают, еще во времена апостольские, именно евангелистом Марком, основано было христианское училище. Вначале это училище было обыкновенной школой, одной из тех, которые бывали при епископских кафедрах для первоначального наставления или оглашения в вере обращающихся в христианство. Но огласительное училище в Александрии, по своему положению в центре всемирной образованности и учености, где с христианством входили в соприкосновение как языческие философы всевозможных школ, так и еретики всех направлений, с течением времени приняло характер богословско-ученого образовательного заведения. Такой вид придал ему один из ученых его наставников, или, как они тогда назывались, катехетов, Пантен (180–191 гг.), преемник Афинагора. Пантен, а затем другие учители и ученики Александрийского училища, образуют школу писателей, так называемую александрийскую. Представителями этой школы были:

1) сам Пантен. Он был родом из Афин и первоначально принадлежал к школе стоиков; после обращения в христианство он посвятил всего себя на распространение его как между язычниками Греко-Римской империи, приходившими слушать его уроки, так и между варварами, для чего путешествовал в Индию. Пантен написал несколько комментариев на Священное Писание, но они не дошли до нашего времени;

2) Тит Флавий Климент, пресвитер Александрийский, ученик Пантена и после него наставник Александрийского училища (191–202 гг.). Будучи язычником, он получил по своему времени всестороннее образование, которое усовершенствовал еще, после обращения в христианство, своими путешествиями с научной целью по Греции, Италии, Сирии и Палестине. Познакомившись в Александрии с Пантеном, Климент сделался его учеником, а потом и преемником по должности катехета, когда тот отправился на проповедь Евангелия в Индию. В новой должности учителя, по всей вероятности, Климент получил сан пресвитера. В гонение Септимия Севера (202 г.), когда Клименту угрожала опасность, он удалился из Александрии на восток и проживал в Иерусалиме, Антиохии и Каппадокийской области, продолжая ревностно трудиться на пользу Церкви словом и писаниями. Возвращался ли он до своей смерти, последовавшей около 220 года, в Александрию – неизвестно. Деятельность Климента, которой он оказал важные услуги Церкви, сосредоточивалась главным образом в Александрийском училище, где он, толкуя Священное Писание, раскрывал пред своими слушателями христианское вероучение так доказательно и убедительно, что многие из язычников под влиянием его уроков обращались в христианство. Но вместе с тем он написал и несколько сочинений: «Протрептик» или «Увещательное слово к эллинам», «Педагог» и «Строматы», или «Сборник, содержащий ученые записки касательно истинной философии», сочинение под заглавием «Какой богач спасется», восемь книг «Начертаний», «О Пасхе», разговоры «О посте» и другое. Из этих сочинений сохранились только четыре первые, от остальных же – немногие отрывки или одни названия. Будучи научно и философски образованными, Климент как в своих уроках, так и в сочинениях стремился облечь и христианское вероучение в научную форму. Тогда как некоторые из отцов и учителей Церкви чуждались философии и науки как произведений языческого мира, Климент, наоборот, считал философию и науку полезными для христианства, насколько они, образуя ум человеческий, помогают глубокому и всестороннему пониманию христианского вероучения. Его «Строматы» представляют первые попытки соглашения веры и науки, заключая в себе изложение христианского вероучения, возведенного при помощи философских умозрений на степень религиозно-философского знания. Понимание откровенного учения в его основах научным образом Климент называет истинным гносисом и обладающих им – истинными гностиками, в противоположность ложному гносису языческих философов и язычествующих еретиков христианской Церкви. Не отступая от положительного учения веры, Климент тем не менее в толковании Священного Писания вдавался иногда в такие умозрения, по началам Филоновского платонизма, имевшего значительное влияние на склад его ума, что приходил к напрасному отрицанию буквального смысла писаний и замене его, без нужды, таинственным аллегорическим;

3) Ориген, преемник Климента по должности наставника Александрийского училища, был одним из величайших ученых своего времени не только между христианами, но и язычниками. Своей просвещенной деятельностью в Александрии и других местах, а также сочинениями, он приобрел сильное влияние на современников, создав в церковном просвещении особое богословское направление, которое сохранялось долгое время после его смерти. Ориген родился в Александрии около 185 года. Отец его, Леонид, александрийский ритор, был человек научно и христиански образованным. Под его руководством Ориген получил первоначальное образование. Еще в юных летах обнаружились в нем необыкновенные дарования; его пытливый ум, стремившийся проникнуть в самую сущность вещей, замечен был еще Леонидом, когда при толковании Священного Писания Ориген обращался к нему с вопросами о внутреннем смысле писаний. Уроки знаменитого Климен­та Александрийского, которого Ориген слушал также в юных летах, обогатили еще более его ум познаниями в грамматике, риторике, музыке, диалектике и философии. В гонение Септимия Севера (202 г.) Леонид умер смертью мученика; семнадцатилетний Ориген хотел сам идти на смерть вместе с отцом и, когда мать удержала его, писал отцу в темницу, чтобы он не отступал от веры. После смерти отца Ориген с матерью и шестью братьями остался в крайней нищете. Одна богатая александрийская женщина дала было ему помещение в своем доме, но он ушел от нее, так как в ее доме собирались еретики. Ориген решился сделаться преподавателем словесных наук и тем доставать себе содержание. Очень скоро он приобрел славу отличного христианского учителя. Многие язычники, желавшие принять христианство, обращались к нему с просьбой научить их истинам христианства, – и Ориген сделался таким образом огласителем. Многие язычники обязаны были ему своим обращением в христианство.

Кроме того, при своем вступлении в общественную деятельность Ориген заявил себя ревностным поборником христианской веры. Во время свирепствовавшего гонения он ободрял и поддерживал верующих, безбоязненно посещая заключенных в темнице, сопровождая их в суды для выслушивания приговоров и даже на место казни, причем сам едва избегал смерти. Вскоре дарования Оригена и его ревность по вере были замечены епископом Александрийским Димитрием, который поручил ему (203 г.) должность катехета и начальника огласительного училища вместо Климента, удалившегося на Восток. Со всею ревностью ученого и истинного христианина принялся Ориген за свои новые занятия. Постоянно занимаясь проповедованием слова Божия, он привлекал к себе много слушателей как из христиан, так и из язычников и еретиков. Самый образ жизни его, согласный с проповедуемым им евангельским учением, имел большое влияние на его слушателей. Свободное от занятий в училище время Ориген проводил в молитве, в изучении Священного Писания, вел жизнь вообще аскетическую, не имея, по заповеди Спасителя, двух одежд и не слишком заботясь о материальных средствах. Мало того, в своих стремлениях к евангельскому совершенству Ориген дошел до того, что сам оскопил себя, понимая буквально евангельское требование⁸⁷. К такому поступку, между прочим, побудило его и то соображение, что, сделавши себя бесстрастным, он может отклонить от себя гнусные подозрения относительно чистоты его жизни, которые выходили из того, что ему, по должности катехета, приходилось беседовать не только с мужчинами, но и женщинами. Все изумлялись такой, хотя и неразумной, ревности Оригена по вере, даже и сам епископ Димитрий. Слава Оригена как великого христианского учителя привлекла к нему многих языческих философов и ученых еретиков, которые, вступая с ним в споры, возбуждали много вопросов об отношении к христианству философии и науки. Это побудило самого Оригена еще серьезнее заняться исследованием учения еретиков и мнений философов об истине, и действительно, по сознанию самих языч­ников, Ориген отлично изучил все философские системы. Кроме того, подобно Клименту, он расширил свои познания путешествием в Палестину, Грецию и Рим. Взгляды Оригена на отношение христианства к философии установились теперь прочно, – он, подобно Клименту, пришел к тому убеждению, что всем возражениям против христианства языческих философов и еретиков, стоявших на научной почве, самое лучшее противопоставить такую богословскую систему, которая бы по своей стройности и логичности равнялась системам философским и в то же время по своему содержанию была бы системой христианской, обнимающей все истины христианского вероучения. Словом, Ориген признал полезным для Церкви принять от язычников научную форму, в которую можно вложить христианское вероучение. Такими именно воззрениями и обусловливается дальнейшая деятельность Оригена. Число его слушателей в Александрийском училище постоянно увеличивалось, так что он не мог один заниматься основательно преподаванием предметов божественных, исследованием и изъяснением Священного Писания и, сверх того, оглашением приходящих, которые не давали ему покоя, наполняя его училище одни за другими с утра до вечера. Поэтому Ориген сделал себе помощником своего друга Иракла и разделил свою школу на две половины. В первой занимался Иракл преподаванием первых начал только что приступающим к учению, во второй занимался сам Ориген с более совершенными. Пред последними Ориген раскрывал христианское вероучение в форме научной системы, со всевозможными доказательствами в его пользу и опровержением возражений, причем необходимо должен был касаться философских систем и сочинений философов, объясняя смысл их; языческие философы и еретики приходили слушать Оригена и учиться у него. Между прочим, своими убеждениями Ориген обратил к Церкви одного знаменитого еретика из школы Валентина, Амвросия, который сделался потом его другом.

Деятельность Оригена не ограничивалась одной Александрией. В 217 году он был с проповедью Евангелия в Аравии, по приглашению одного аравийского князя; затем в 219 году отправился в Палестину и утвердил свое местопребывание в Кесарии, так как не надеялся найти безопасного убежища в Египте, где произошла в это время междоусобная война. Епископ Кесарийский Феоктист дозволил ему в своей церкви и в своем присутствии беседовать и изъяснять Священное Писание всенародно, несмотря на то, что он тогда еще не быль рукоположен в пресвитера. Но этим был недоволен александрийский епископ Димитрий, почему писал к Феоктисту, что мирянину не следует публично учить в церкви, и требовал, чтобы Ори­ген возвратился в Александрию. Ориген возвратился и продолжал свои занятия в училище. В 220 году Ориген был вызван из Александрии в Антиохию, ко двору Юлии Маммеи, матери императора Александра Севера. В 228 году, когда в Греции возникла некоторая ересь, Ориген как человек, способный погасить ее, отправлен был туда самим епископом Димитрием с рекомендательной грамотой. Путь в Грецию лежал через Палестину; здесь Ориген встретился со своими друзьями, епископами Кесарийским Феоктистом и Иерусалимским Александром, которые, узнав о цели его путешествия, чтобы он имел более авторитета в глазах еретиков, поставили его в пресвитера. Через два года возвратился он в Александрию; Димитрий встретил его очень недружелюбно. Слава Оригена возбуждала в нем зависть. К тому же посвящение Оригена, принадлежащего к Церкви Александрийской, в пресвитерский сан епископами других Церквей, вопреки принятым обычаям, было нарушением прав александрийского епископа. Далее, скопчество Оригена, которое теперь вспомнил Димитрий, по мнению последнего, было препятствием к поставлению его в пресвитерский сан. В виду этих соображений Димитрий в 231 году составил в Александрии собор, на котором было определено – не учить Оригену в Александрии и пребывать ему вне Александрийской епархии. Но это казалось недостаточным Димитрию, особенно ввиду того, что в сочинениях Оригена нашлись некоторые вольные мысли относительно тех пунктов христианского вероучения, которые оставались не раскрытыми вполне⁸⁸. В 232 году составился другой собор, на котором Ориген был извержен из пресвитерского сана и отлучен от Церкви. Ориген увидел себя лишним в Александрии и еще до окончания суда над ним удалился на Восток к своим друзьям, епископам, у которых нашел дружественный прием. Вообще, восточные епископы в Палестине, Финикии, Аравии и Ахаии были на стороне Оригена и против его отлучения. Теперь Ориген сосредоточил всю свою ученую деятельность в Кесарии. Здесь он основал такое же училище, как и в Александрии, которое славилось также многими учеными мужами. В 244 году Ориген принимал участие в аравийском соборе против антитринитария Берилла Бострийского, а в 248 году – на соборе тоже против аравийских еретиков психопаннихитов, учивших, что душа умирает вместе с телом и восстанет только при всеобщем воскресении; в обоих случаях Оригену удалось, как немногим удается, силою своих убеждений заставить еретиков отказаться от своего учения. В гонение Декия Ориген подвергался истязаниям за имя Христово. В 254 году, обессиленный старостью (ему уже было около 70 лет) и перенесенными мучениями, он умер в Тире в мире и общении с Церковью.

Ориген обладал всесторонней ученостью – он был филолог, критик, экзегет, богослов, апологет, полемист и, наконец, философ. Он писал сочинения по всем отраслям богословского знания. Недаром за свои труды он получил прозвание Адамантового⁸⁹. Древние (св. Епифаний) приписывали ему до 6000 сочинений, конечно, считая все беседы и письма его. Особенно замечательны его труды по исследованию Священного Писания. 27 лет занимался Ори­ген исследованием Священного Писания Ветхого Завета, и плодом этих занятий были так называемые его тетраплы и экзаплы. Греческий перевод Священного Писания Ветхого Завета 70-ти толковников во время Оригена оказался испорченным: не только встречались разности в тексте по разным спискам, но даже некоторые места совсем были опущены против еврейского подлинника. Ориген решился сверить греческий текст с еврейским подлинником, для чего изучил еврейский язык. Кроме греческого перевода LXX, он имел в руках еще другие переводы –Акилы⁹⁰, Феодотиона⁹¹ и Симмаха⁹², отысканные им и приобретенные при пособии друга его, Амвросия. Сличив все эти греческие переводы как между собою, так и с еврейским подлинником и отметив разности перевода LXX сравнительно с прочими, особыми знаками⁹³, Ориген изложил текст их в шести столбцах; в первом поместил он еврейский подлинник, во втором тот же подлинник, только написанный греческими буквами, далее – перевод Акилы, затем Симмаха, 70-ти толковников и, наконец, Феодотиона. Это так называемые экзаплы. Тетраплы же составляет свод последних четырех переводов, одних только греческих. Также ревностно трудился Ориген и над текстом Священного Писания Нового Завета, заботясь, главным образом, о приобретении верных списков.

По части толкования Священного Писания Ориген также много потрудился. Святой Епифаний говорит, что он написал объяснение на все Священное Писание, за исключением Откровения Иоанна Богослова. Кроме кратких схолий, или замечаний, Оригена на трудные места Священного Писания, а также бесед на разные места священных книг, замечательны его большие комментарии, например, на псалмы, Песнь песней, Евангелия Иоанна и Матфея и Послание к Римлянам. Во всяком месте Писания Ориген находил троякий смысл: буквальный, нравственный и таинственный, соответственно тогдашнему делению человека на три части – на тело, душу и дух. При этом он особенно увлекался таинственным смыслом, больше, чем Климент, подчиняясь Филонову аллегоризму. Он полагал, что понимание Священного Писания в таинственном смысле приводит к истинному познанию о Боге и духовном мире.

Из многочисленных сочинений Оригена против ерети­ков до нашего времени не сохранилось ни одного. Зато сохранилось основательное сочинение «Против Цельса», о котором упомянуто было выше. Из догматических сочинений Оригена особенного внимания заслуживают его «Строматы» в 10 книгах и «О началах», то есть вещей или веры. В первом из них Ориген стремится привести в гармонию христианское вероучение с греческой философией, для чего параллельно с христианскими догматами излагает лучшие мнения греческих философов. Впрочем, от «Стромат» сохранилось только несколько отрывков. Сочинение же «О началах» сохранилось вполне, хотя и в латинском переводе. Оно представляет собой первый опыт научного, систематического изложения христианских догматов, или опыт христианской догматики в смысле науки; но, как первый опыт, догматическая система Оригена имеет свои слабые стороны. Так, в изложении учения о Святой Троице, при неточности выражений, у него заметна односторонность в воззрениях на взаимное отношение Лиц Святой Троицы; кроме того, у него встречаются еще произвольные мысли, не разделяемые Церковью. Опровергая учение антитринитариев-модалистов, сливавших Лица Святой Троицы до уничтожения их существенного различия между собою, Ориген должен был решительно доказывать отдельность Лиц Святой Троицы одно от другого развитием учения об Их личных свойствах. Так, Бог Отец, по понятиям Оригена, есть нерожденный (αγέννητος) и непроисшедший (άγενητός), Сын есть рожденный (γέννητος) и происшедший (γενητός) от вечности из сущности Отца и Дух Святый также есть происшедший (γενητός) от Отца. В Боге Отце, таким образом, получают Свое начало Сын и Дух Святый. Отсюда Бог Отец, по выражению Оригена, Αύτόθεος (Самобог), или ό Θεος (Бог в собственном смысле), а Сын Божий, как происшедший от Отца, есть просто Θεός, или второй Бог. Отсюда выходило то, что Ориген различие между Лицами Святой Троицы доводил, по-видимому, до того, что отрицал равенство Их между собою, ставил одно Лицо выше, а другое ниже, подчиняя одно другому. Далее, слово γενητός, употребленное Оригеном для выражения отношений Лиц Святой Троицы между собою, принималось в широком значении происхождения вообще, каким бы то ни было образом, одного существа от другого и в более тесном – творения одного существа другим. Отсюда выходило, если понимать слово γενητός в последнем смысле, то, что Ориген неравенство Лиц Святой Троицы основывал на том, что одно Лицо сотворено другим. Впрочем, Ориген замечал, что на человеческом языке нельзя выразить понятия о взаимном отношении Лиц Святой Троицы. Впоследствии воззрения Оригена на этот вопрос и его выражения в приложении к Лицам Святой Троицы послужили одним из поводов к развитию целой ереси в Церкви. Что касается произвольных мыслей Оригена, то он высказывал их не как положительное учение Церкви, а как свои личные предположения. Таковы его мнения о творении душ человеческих прежде творения этого видимого мира (теория предсуществования душ), о падении их всех в одно время, о существовании многих миров прежде творения этого видимого мира, о наступлении времени, когда мучения грешников прекратятся.

Ориген, хотя и был удален из Александрии, но направление, сообщенное им церковному просвещению, оставалось там во всей силе. Оригеновская школа процветала как в Александрии, так и в Кесарии, куда он под конец своей жизни перенес свою деятельность. Как в той, так и в другой были у Оригена горячие приверженцы и последователи. Из александрийских учеников и почитателей его особенно замечателен Дионисий, бывший с 233 года, после Иракла, которого избрали на епископскую кафедру, учителем Александрийского училища, а с 248 и до 265 года⁹⁴ александрийским епископом. Он происходил из благородного и богатого александрийского семейства, обратился в христианство вследствие чтения христианских сочинений и сделался одним из лучших учеников Оригена. По примеру своего учителя он занимался изучением философии и еретических мнений. Его деятельность была весьма плодотворна для Церкви. Не говоря уже о том, что в гонение Декия и Валериана он показывал пример своей пастве в ревности по вере, он принимал самое живое участие в разрешении всех религиозных вопросов, занимавших тогда Церковь. Так, он участвовал в разрешении вопроса о крещении еретиков, возбужденного западными Церквами, писал против Новациана, вооружался против хилиастов, представителем которых был епископ Арсеноитский Непот, наконец, защищал догмат о Святой Троице против антитринитария Савеллия, выступившего со своим учением в его время. В своей полемике против него Дионисий зашел дальше, чем даже его учитель, Ориген. Доказывая различие между Лицами Святой Троицы, он допустил выражение о неединосущии Сына Божия с Отцом и о творении Его Отцом. Впрочем, когда римский епископ Дионисий заметил подобные выражения, Дионисий Александрийский отказался от них в особо написанном им сочинении под заглавием «Обличение и защищение». Под конец своей жизни Дионисий, не имея возможности по старости и немощи принять личное участие в соборе против Павла Самосатского, письменно изложил против него свое мнение.

Из многочисленных сочинений Дионисия догматического, догматико-полемического и экзегетического содержания сохранились только немногие отрывки. Из оригеновской школы в Кесарии вышли следующие замечательные лица: 1) Григорий Чудотворец. Он происходил из богатой языческой фамилии и готовился сначала к адвокатской должности. Но, посетив в 231 году Кесарию, он встретился с Оригеном и до того увлекся им, что сделался христианином и под его руководством ревностно занялся изучением богословия. В 244 году он был поставлен епископом Неокесарийским и в новом служении заявил себя ревностным распространителем христианства. Из его творений заслуживают внимания: символ, чудесно сообщенный ему, каноническое послание (в 12 правилах), а также панегирик Оригену. Он скончался мирно в 270 году; 2) Памфил, пресвитер Кесарийский. Богословское образование он получил в Александрийском училище, где слушал уроки наставника Пиерия (265–281 гг.). Получивши сан пресвитера в Кесарии, он продолжал труды Оригена в тамошнем училище. С особенною же любовью занялся он устройством библиотеки при училище, основание которой положено было еще Оригеном, для чего собирал списки Священного Писания и творений отеческих. Списки Священного Писания, вышедшие из рук Памфила, считались в древности драгоценностью, так как они отличались верностью. Памфил скончался мученической смертью в 309 году. Будучи в темнице, он писал в пяти книгах сочинение в защиту Оригена, доконченное другом его, Евсевием, епископом Кесарийским.

Г. Школа антиохийская. В конце III века, кроме александрийской и кесарийской школ, образовалась еще научно-богословская школа в Антиохии. Основателями ее были ученые антиохийские пресвитеры Дорофей (около 290 г.) и Лукиан. Последний особенно замечателен как ученый исправитель текста Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Он умер мученической смертью в 312 году в гонение Максимина. Антиохийская школа была в особенно цветущем состоянии в IV веке. Направление ее было отлично от направления школы александрийской. В александрийской преобладал идеализм, наследованный от философии Платона, выразившийся аллегоризмом и мистицизмом в толковании Священного Писания и глубокими умозрениями в разрешении догматических вопросов; в антиохийской, напротив, преобладал реализм – основной принцип философии Аристотеля, – допускавший в Священном Писании преимущественно буквальный смысл и требовавший простоты и ясности в понимании христианских догматов. Оба эти направления, доведенные до крайности, послужили основанием для развития в Церкви ересей в IV и последующих веках.

Первое, что обращает наше внимание при обозрении устройства Церкви в первое время ее существования, – это разграничение ее членов на два разряда: на духовных и мирян, или клир и народ. Начало такому разграничению положено было Самим Основателем Церкви. Принесши Себя в жертву за грехи всего мира, Господь Иисус Христос совершил дело спасения людей и для того, чтобы они могли во все времена участвовать в сем спасении, учредил в Своей Церкви иерархию, то есть священноначалие. Лица, составляющие ее, занимая посредствующее место между Богом и людьми, имеют, по заповеди Спасителя, своим назначением приводить последних к союзу с Богом и тем содействовать устроению их спасения. Таким образом, цель учреждения Иисусом Христом иерархии состоит в продолжении совершенного Им дела спасения людей чрез умножение и нравственное усовершенствование членов Церкви. Апостолы, а в лице их и их преемники, предназначены были Спасителем именно для этой цели. Согласно с таким предназначением, Спаситель всегда отличал Своих ближайших учеников, апостолов, от прочих уверовавших в Него лиц и ясно показывал, что они и их преемники должны занимать в Его Церкви особое положение. Так, приготовляя апостолов к их будущему служению, Он учил их отдельно от других верующих, открывал по преимуществу им одним тайны Царствия Божия и, наконец, еще прежде сошествия Святого Духа на них, сообщил им благодатную силу и власть, когда сказал: «Приимите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся»⁹⁵. Только им одним Спаситель дал право учить верующих, священнодействовать и управлять Церковью. Он заповедовал им: «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас⁹⁶; идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа⁹⁷; что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе⁹⁸; слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается»⁹⁹. По вознесении Спасителя на небо, Его Церковь в иерархическом отношении устроилась согласно Его предначертаниям. С одной стороны, мы видим в ней разряд членов, облеченных правом учительства, священнодействия и управления. Это апостолы, пророки, евангелисты, пастыри и учители¹⁰⁰. Апостол Павел ясно определяет особенное значение этих лиц в Церкви, называя их соработниками у Бога, служителями Христовыми и домостроителями тайн Божиих, назначенными для созидания Тела Христова, то есть Церкви¹⁰¹. С другой стороны, видим разряд простых верующих, – по выражению апостола Павла, ниву Божию¹⁰², – которые внимают учению пастырей, принимают от них таинства и повинуются им¹⁰³. Первые составляли в Церкви иерархию или, по церковному употреблению, клир (наследие Божие), вторые – народ, мирян. Но такое разграничение членов Церкви на два разряда никак не вело за собою разрыва между ними. Клир и миряне составляли одну Христову Церковь, имели одного главу – Христа и действовали согласно между собою. Лица, составлявшие клир, были руководителями и пастырями, миряне – руководимыми и пасомыми. Клир далек был от всяких притязаний на начальственное, в смысле обыкновенном, отношение к мирянам и вообще проходил свое служение в духе братской любви, равно как и миряне далеки были от того, чтобы давать приказания своим руководителям-пастырям. Общение между мирянами и клиром было полное; клир управлял, учил и совершал богослужение, миряне принимали участие в избрании членов клира и управлении церковными делами.

В первое время существования Церкви Христовой на земле мы видим в ней иерархическое служение особенное, чрезвычайное и не повторяемое в другие времена, так как оно составляло принадлежность только одного времени – основания ее. Это служение апостолов, пророков и еванге­листов.

Особенности служения апостолов определяются их особенными отношениями к Основателю Церкви, Господу Иисусу Христу, и тем назначением, которое Он дал им. Апостолы были свидетелями жизни и деятельности Христа Спасителя, слушали непосредственно от Него Самого Его учение и удостоились быть не только Его ближайшими учениками, но даже друзьями¹⁰⁴. Как друзьям своим, Спаситель поручил им продолжить, после отшествия Его на небо, совершенное Им дело – распространить всюду Его Церковь и окончательно устроить ее. Для такого служения кроме полной иерархической власти апостолы получили чрезвычайные благодатные дарования – дар непогрешимого разумения учения Христова, дар языков, пророчества, чудес и прочего. Таким образом, по воле Спасителя апостолы должны были стать во главе Его Церкви и сделаться руководителями ее во всех отношениях. Такими мы и видим апостолов, когда, по сошествии Святого Духа на них, они выступили на свое служение. Прежде всего, они являются распространителями учения Христова, и не в одной какой-либо местности, а в разных странах. Всемирная проповедническая деятельность составляет отличительную черту апостольского служения. Затем мы видим апостолов основателями частных Церквей в самом широком смысле. При основании какой-либо Церкви, они передают ей истинное Христово учение, устраивают в ней управление (постоянную иерархию), богослужение, дают правила жизни и прочее. В отношении к Церквам основанным, или ко всей вселенской христианской Церкви, апостолы являются верховными священноначальниками также в широком смысле. Их иерархическая власть, с соединенными с нею правами учительства, священнодействия и управления, простиралась не на одну какую-либо частную Церковь, а на все Церкви вообще. Поэтому они везде, куда бы ни являлись, исполняли все, что принадлежало им по праву верховных священноначальников, и везде пользовались непререкаемым авторитетом. Они учили истинам веры не только членов той или другой Церкви, но и поставленных ими предстоятелей Церкви, разрешали все недоумения тех и других, например, относительно вероучения, наблюдали за правильным течением церковной жизни вообще и, если замечали отступления и уклонения от установленного ими, делали соответствующие распоряжения. Учение, проповеданное апостолами, и порядки церковной жизни, установленные ими, должны были оставаться неприкосновенными, так как они учили и действовали при непосредственном руководстве Святого Духа. Отсюда апостолы являются пред нами иерархами – устроителями Церкви непогрешимыми, и непогрешимость их составляет также отличительную черту их служения. Значение служения апостолов простирается на Церковь всех времен и народов. Их писания и их предание на все времена оста лись источниками истинного христианского учения – догматического, нравственного, канонического и обрядового.

Пророки, подобно апостолам, проходили свое чрезвычайное служение не в определенных христианских обществах, а появлялись везде, куда приводил их Дух Святый. Их служение не ограничивалось только предсказыванием будущего; находясь в состоянии божественного озарения и откровения, они понимали настоящее (божественные предопределения Священного Писания, тайны человеческого сердца) глубже обыкновенных верующих и потому вещали и о настоящем. Обыкновенно, они увещевали, утешали и возбуждали общества христиан к вере и жизни по Евангелию. Содержанием их пророчеств в тесном смысле служило предсказание будущих событий, находившихся в посредственной или непосредственной связи с Церковью. Так пророк Агав, пришедший из Иерусалима в Антиохию, предсказал голод в Палестине (44 г.) и тем возбудил антиохийских христиан к пожертвованию в пользу христиан живущих во Иудее¹⁰⁵; или целый сонм пророков предсказал апостолу Павлу заключение в узы¹⁰⁶. По преимуществу же пророками были сами апостолы, которым Духом Святым были открыты все тайны Царствия Божия. Например, апостолы Павел¹⁰⁷ и Иоанн¹⁰⁸ вещали о пришествии антихриста и будущих судьбах Церкви.

Евангелисты, просвещенные Духом Святым, глубоко понимая сущность и ход домостроительства спасения, раскрывали пред неверующими и верующими обстоятельства жизни, деятельности и учения Христа Спасителя, а некоторые из них излагали то же самое в письменах. Евангелисты по большей части являются действующими в сообществе апостолов в качестве их сотрудников и помощ­ников. Но по преимуществу евангелистами являются сами апостолы, так как благовестие составляло существенную часть их служения. Назначение апостолов, пророков и евангелистов было всемирное; они не принадлежали к какой-либо частной Церкви, а служили для всей Вселенской Церкви.

В чрезвычайном иерархическом служении апостолов, как бы в семени, заключалось служение постоянных степеней иерархии, возникших в первое же время существования Церкви. Заключая в себе всю полноту иерархической власти, апостолы постоянно, смотря по обстоятельствам и нуждам Церкви, в известной мере сообщали эту власть избранным из среды верующих лицам, которые, входя таким образом в состав церковной иерархии, по различию данной им от апостолов власти, образовали различные ее степени. Лица, избираемые для иерархического служения в Церкви, вместе с полномочием от апостолов на сие служение, по преемству чрез них, получали полномочие и от Самого Бога в силу полноты иерархической власти апостолов, данной им от Христа Спасителя и Святого Духа.

Степени иерархии в христианской Церкви возникали одна за другой, начиная с низшей. Так, когда в Иерусалимской Церкви число верующих увеличилось настолько, что апостолы сами, без ущерба главным своим обязанностям – проповедованию слова Божия и богослужению, – не могли наблюдать за правильным распределением между ними жизненных потребностей, установлена была, в облегчение им, для последнего служения особая должность. Апостолы предложили общине избрать на эту должность семь человек; община избрала, представила избранных апостолам, а они, помолясь, возложили на них руки¹⁰⁹, то есть через видимое действие сообщили им благодатную силу и власть для назначенного служения. Эти избранные общиною и посвященные апостолами лица получили название диаконов, то есть служителей, каковое название из общего перешло в частное и всегда потом усвоялось лицам, занимающим известную должность в Церкви. Диаконство есть низшая иерархическая степень. Из Иерусалимской Церкви, как Матери всех Церквей, эта степень перешла и в другие Церкви. Первоначальною обязанностью диаконов было только заведование церковным имуществом и наблюдение за правильным употреблением его, но затем мало-помалу, в обязанность их вошло наблюдение за порядком в богослужебных собраниях верующих, служение при совершении богослужения, особенно таинств, и даже проповедование слова Божия; диаконы по особым обстоятельствам Церкви того времени совершали и крещение, но низведение благодатных даров на новокрещенных им не было предоставлено.

Вторая степень церковной иерархии – пресвитерство – появилась в Церкви также во времена апостольские. Апостолы, основывая христианскую общину в одном месте и переходя с проповедью Евангелия в другое, естественно, должны были заботиться о том, чтобы после их отшествия основанная ими община содержала непреложно преподанное ей учение, постоянно совершала богослужение и тому подобное. И вот, для руководства какой-либо отдельной христианской общины в учении, для совершения богослужения и вообще для заведования всеми делами ее, под своим главным надзором, апостолы назначают пресвитеров, то есть старейших или старейшин, как показывает самое название, из лиц достойных, заявивших себя пред обществом и апостолами особенным усердием в вере, мудростью и опытностью в управлении. Так, апостол Павел в первое свое путешествие поставил пресвитеров в некоторых основанных им Церквах¹¹⁰. Даже если апостолы постоянно пребывали в одном месте, то и в таком случае в помощь себе они поставляли пресвитеров, потому что при увеличении числа верующих одному апостолу трудно было управлять всей церковью, учить и совершать богослужение. В Иерусалимской Церкви под главным священноначалием апостола Иакова Младшего очень рано являются уже несколько пресвитеров, которые принимают большое участие в делах церковных, заседая, например, и рассуждая на соборе Апостольском вместе с апостолами. Пресвитеров так же, как и диаконов, апостолы посвящали в назначенное им служение через рукоположение; только при этом сообщали им еще большие иерархические права и полномочия. Пресвитеры имели право совершать таинства и вообще богослужение, поучать верующих, наблюдать за нравственной жизнью общины, не исключая и диаконов. Как помощники апостолов, они от них только получали наставления и их только распоряжения выполняли.

Наконец явилась в Церкви и последняя иерархическая степень – епископская. Сначала верховный надзор за всею Церковью, рукоположение пресвитеров и диаконов, решение всех недоумений и споров между верующими и тому подобное – все принадлежало апостолам. Но этот верховный надзор за Церковью с течением времени становился все более и более для них невозможным, с одной стороны, потому, что христианские общины постоянно образовывались в новых странах, часто разделенных между собою большими пространствами, с другой-должно было наступить время, когда самих апостолов не станет, тем более что во славу Спасителя они ожидали себе внезапной смерти от гонителей. Поэтому для высшего руководства Церкви в вере, рукоположения пресвитеров и диаконов и для верховного управления ею в свое отсутствие и после своей смерти они передавали чрез рукоположение свои верховные иерархические права особым лицам, известным им по высоте своих нравственных качеств, глубокому пониманию истин христианства, твердости в вере и способности к управлению. Этим лицам усвоено было название епископов, то есть надзирателей, которое так же, как и названия лиц двух других степеней иерархии, из общего, усвояемого в начале и пресвитерам, перешло в частное, принадлежащее только лицам высшей иерархической степени. Епископами апостолы назначали своих учеников, уже испытанных ими, или из пресвитеров, заявивших свои качества и способности к управлению. Так, апостол Павел рукоположил Тимофея в епископы Ефесской Церкви, Тита в епископа Критской, вместе с апостолом Петром Для Римской Церкви рукоположил Лина. При жизни самих апостолов епископы, естественно, не занимали еще того положения в Церкви, какое должно было принадлежать им после их смерти, как преемникам их власти, вследствие чего в апостольское время они мало возвышались над пресвитерами и были в среде их как первые между равными. Но после смерти апостолов, в конце I и начале II веков, значение их как единственных преемников апостольской власти установилось определенно: высшие права учительства в Церкви, священнодействия и управления принадлежали исключительно им одним. Если учили, священнодействовали и принимали участие в управлении лица, занимавшие пресвитерские и диаконские степени, то не иначе, как по праву власти, данному им от епископа чрез рукоположение.

Во II и III веках появились в Церкви новые должностные лица, которые, не принадлежа к иерархии, считались принадлежащими к клиру, составляя низший разряд его. Новые церковные должности вызваны общей потребностью в надлежащем благоустройстве Церкви, ввиду соблюдения благочиния в богослужебных собраниях при постоянном увеличении числа верующих. Так, в III веке учреждена должность иподиаконов (прислужников). По образцу Церкви Иерусалимской, и в других Церквах первоначально избирали только по семи лиц для диаконской степени, а между тем с умножением верующих обязанности диаконов усложнились, так что им трудно было исправлять свою должность; поэтому в облегчение им и были назначены иподиаконы. Последние, состоя в распоряжении диаконов, наблюдали особенно за тем, чтобы входящие в молитвенное собрание для богослужения верующие занимали определенные места. Для чтения в богослужебных собраниях священных книг были назначаемы (со II века) особые лица, которые затем всегда уже несли должность чтецов. Прежде же чтение священных книг входило в обязанности епископов, пресвитеров и диаконов, за которыми и осталось исключительное право читать Евангелие. В некоторых Церквах, особенно восточных, составившихся из евреев, установлены были с III века должности певцов, обязанностью которых было петь при богослужении. А в иных церквах были особые должности заклинателей, поставляемых для изгнания нечистых духов молитвами, крестным знамением или дуновением на одержимых ими. Последняя должность существовала в то время, когда дар чудес принадлежал многим из верующих, отличавшихся святой жизнью. Учреждена была особая должность аколуфов, проводников или служителей епископских, которые во время богослужения должны были прислуживать епископу, особенно в торжественных случаях. Должность параномарей, привратников, вызвана необходимостью иметь надлежащее попечение о внешности места богослужебных собраний, особенно во время самого совершения богослужения, чтобы не впускать в собрание отлученных от Церкви, еретиков, иудеев и язычников, а во время нападений со стороны правительства или языческой черни извещать собрание об угрожающей ему опасности.

Сверх того, еще во времена апостольские в церквах, составившихся из язычников, в соответствии диаконской должности появилась церковная должность диаконисс, на каковую избирались пожилые девственницы или вдовицы. Обязанности их состояли в том, что они должны были наблюдать за благочинием и порядком во время богослужебных собраний в женских отделениях, наставлять обращающихся в христианство женщин, как те должны держать себя при крещении, прислуживать при совершении самого крещения над женщинами, исполнять поручения епископа, касавшиеся женщин, и тому подобное. Вообще обязанности диаконисс почти отождествлялись с обязанностями диаконов.

Установив степени иерархии, апостолы дали Церкви определенные указания на то, какие лица и с какими качествами должны быть избираемы на иерархические должности и как должно производиться самое избрание их. Апостол Павел в своих пастырских посланиях к Тимофею и Титу разъясняет: «Епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, страннолюбив, учителен, держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении и противящихся обличать, не пьяница, не бийца, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью; ибо кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией? Не должен быть из новообращенных; наконец, должен иметь о себе вообще одобрительные отзывы не только между верующими, но даже и язычниками»¹¹¹. Те же самые качества требуются и от пресвитера¹¹², равно как и диакона¹¹³. Так называемые апостольские правила, составленные на основании апостольских писаний и апостольского предания, к сим требованиям присоединяют, что глухой и слепой не может быть епископом¹¹⁴, а также бесноватый¹¹⁵, раб без согласия господ¹¹⁶ и вообще всякий женатый на вдове, отверженной от супружества, блуднице, рабыне или актрисе¹¹⁷ не могут быть приняты в клир. Что касается способа избрания на иерархические степени, то апостолы сами установили тот порядок, чтобы в выборе принимали участие все члены известной христианской общины. Так, при установлении диаконской степени апостолы собрали всю общину и предложили ей самой избрать семь человек испытанных, исполненных Духа Святого и мудрости¹¹⁸, и сами освятили ее выбор рукоположением избранных. Апостол Павел в первое свое путешествие, рукополагая пресвитеров к разным церквам¹¹⁹, конечно, в этом случае сообразовался с желаниями всех верующих сих церквей.

Эти апостольские указания послужили для Церкви правилами, которыми она руководствовалась всегда при избрании на иерархические должности. Все члены известной общины, как клир, так и народ, или миряне, принимали всегда живое участие в выборе лица на ту или другую иерархическую степень. Впрочем, в тех церквах, в которых по многочисленности членов или по другим причинам было неудобно всем подавать свои голоса при выборе, от народа назначались для сего особые лица, старцы, которые представляли в своем лице всю общину. Так было в некоторых западных Церквах. Когда делалось известным в общине имя избираемого, – а такого предлагали епископ и пресвитеры по большей части, – каждый член Церкви имел право говорить в пользу лица избираемого или против него, и голос каждого был принимаем в уважение. Подобный порядок был вполне возможен в то время, ибо избираемый должен был непременно принадлежать к той общине, для которой избирался, и следовательно должен был быть известен каждому. Затем, когда вся Церковь находила, что избираемое лицо, согласно требованиям апостольским, достойно занять иерархическую степень, произносился общий возглас: «Достоин» (ᾄξιος) и следовало посвящение. В пресвитера и диакона рукополагал епископ местной церкви, в епископа же рукополагали по большей части епископы окрестных церквей¹²⁰. Последние принимали даже участие и в самом избрании епископа, или сами лично, или чрез своих уполномоченных, наблюдая в этом случае, чтобы избираемое лицо по своим достоинствам соответствовало требованиям апостольским, и даже самым делом испытывая оное в Православии. При избрании епископа требовалось еще согласие на это и одобрение со стороны епископа главного города известной области, присутствовал ли он на месте во время избрания, или нет¹²¹.

Что касается назначения на низшие церковные должности, то и здесь также принимаем был в уважение голос всей общины. С течением времени, впрочем, назначение на эти должности передано было одному епископу с его пресвитерами и диаконами, так как поставление на эти должности не имело такого важного значения для Церкви, как поставление пресвитера или епископа.

Клир христианской Церкви первых веков не составлял какого-либо наследственного сословия, как это было в Церкви ветхозаветной; напротив, в состав его мог вступать каждый из верующих, чувствовавший призвание к священному служению и удовлетворявший условиям вступления в клир. Особого приготовления для вступления в клир, вроде школьного, также не было. Самой лучшей школой для образования клириков было служение в том же клире, начиная с низших должностей, под руководством епископа и на глазах всей общины. Только с течением времени явились христианские училища, например в Александрии, в которых могли приготовляться служители Церкви. Так как Церковь в первые века не имела разрешения правительства на свое существование, то и члены клира, вступая в состав его, не пользовались никакими общественными правами и преимуществами по своим церковным должностям. Но, с другой стороны, исполняя в Церкви возложенные на них обязанности, члены клира нередко не оставляли обязанностей, возложенных на них языческим обществом или правительством, вследствие чего они пользовались теми или другими государственными преимуществами. Впрочем, Церковь вскоре нашла, что мирские занятия не совместны с званием и обязанностями иерархического служения, почему они и были воспрещены епископам, пресвитерам и диаконам. К таким занятиям особенно причислялась гражданская или военная служба¹²².

Что касается брачной или безбрачной жизни членов клира, то нужно заметить, что та и другая одинаково допускались для всех степеней иерархии, так что епископы могли состоять в брачной жизни. Из вступивших в христианскую Церковь было много лиц, которые состояли уже в браке и в то же время признавались достойными занять какую-либо иерархическую степень; поэтому апостол Павел, не поставляя брака препятствием к священнослужению, сделал только ограничение брачному состоянию иерархических лиц, сказав, что епископу, пресвитеру и диакону следует «быть мужем одной жены». Но в то же время Церковь не понимала слишком буквально сего апостольского наставления так, чтобы иерархические лица непременно должны были состоять в браке, и апостол Павел, как видно из хода его речи, не придавал своим словам такого безусловного значения, имея в виду положить только предел стремлениям лиц иерархических к брачной жизни. Лица, не связанные с миром брачными узами, если они удовлетворяли другим условиям для вступления в клир, всегда принимались в состав его, и безбрачному состоянию лица, занимающего епископскую степень, даже отдавалось преимущество, так как епископ, не стесняясь брачными связями с миром, всецело мог посвятить себя на служение Церкви. Допуская, таким образом, брачное и безбрачное состояние для членов клира, Церковь требовала только, чтобы как в том, так и в другом было все благообразно и по чину; поэтому запрещала брачным иерархическим лицам «изгонять своих жен под видом благоговения», а безбрачным – после рукоположения вступать в брак¹²³. Но при этом первым запрещением Церковь не стесняла брачных иерархических лиц ради действительного подвига воздержания оставлять своих жен, если последние согласны были на это. В таком случае жены епископов или пресвитеров и диаконов занимали по большей части должности диаконисс.

Относительно содержания клира нужно заметить, что в первенствующей Церкви не было для сего каких-либо определенных средств и источников. Прежде всего, каждый член клира сам заботился о своем содержании. И мы видим, многие члены клира, вступая в состав его, продолжают, по примеру апостола Павла, заниматься теми ремеслами или промыслами, которыми они занимались до вступления в клир и которые были совместимы с лежащими на них обязанностями по Церкви, и тем доставляют себе средства к содержанию. Случалось и так, что в клир вступал какой-либо богатый землевладелец и, продолжая получать доходы от земли, доставлял не только себе, но и другим, неимущим членам клира или общины средства к содержанию. Таков был Киприан, епископ Карфагенский (в половине III века), сын богатого римского сенатора. Случалось, что в клир вступали вообще люди со средствами, приобретенными еще раньше, и содержали себя на эти средства¹²⁴. Кроме того, клир получал средства для своего содержания и от той общины, к которой принадлежал¹²⁵; хотя нельзя определить, в какой мере производились эти средства, но, во всяком случае, они были достаточны для удовлетворения всех необходимых потребностей членов клира. Эти средства распределялись между клириками при посредстве и по усмотрению епископа, или из общественных касс, если таковые существовали при церквах, или вообще из церковного имущества, составлявшегося из добровольных пожертвований членов общины, смотря по усердию и состоянию каждого. К таким пожертвованиям, кроме денежных, принадлежали и вещественные приношения, состоявшие по обычаю, сохранившемуся от Церкви ветхозаветной, из хлеба, вина, плодов и разного рода припасов. Часть хлеба и вина отделялась для богослужения, остальное же все, за отделением части бедным, шло в пользу клира¹²⁶.

Наконец, относительно положения клира в первые века следует заметить еще то, что как избираемое в клир известной церкви лицо должно было непременно принадлежать к этой церкви, так и после вступления в клир оно должно было оставаться в нем навсегда и не переходить без нужды в клир другой церкви. Перемещения особенно не дозволялись епископам, так как по обстоятельствам того времени каждая частная церковь именно нуждалась в постоянном и неуклонном руководстве в одном направлении; а это достигалось тем, если епископ постоянно пребывал на одной и той же кафедре. Поэтому если и допускались Церковью перемещения епископов, то в самых редких случаях, ввиду особенной от сего пользы для той церкви, в которую они переходили¹²⁷.

Многочисленные христианские общины, основанные апостолами и их преемниками в разных городах, селах и деревнях, частью во времена апостольские, а главным образом после апостолов, постепенно начали группироваться в особые церковно-правительственные округи, центром которых были общины городские. Основанием такого объединения служило, с одной стороны, гражданско-правительственное объединение населенных местностей в особые правительственные округи, а с другой – распространение христианства из одной местности в другую. В гражданском отношении известному городу подчинены были ближайшие села и деревни. Такой же порядок начал устанавливаться и в церковном отношении: мало-помалу христианские общины в селах и деревнях вошли в подчиненное отношение к ближайшим городским общинам и тем удобнее, что самое христианство по большей части они получали от городских общин. Во главе образовавшихся таким порядком церковных округов, обнимавших городские и сельские общины, стояли предстоятели городских общин, епископы, имевшие свое местопребывание и свои кафедры в городах, как центральных церковно-правительственных пунктах. Церковные округи первоначально назывались парикиями (παροιχ), а впоследствии епархиями. С образованием церковных округов постепенно образовались и приходы. Сельские общины образовали собою сельские приходы. В городах приходы образовались вследствие увеличения числа верующих; за невозможностью собирать всех членов известной городской общины в одно место для богослужения и совершения таинств, по причине их многочисленности, епископ разделял свою паству на группы, в которые назначал пресвитеров и диаконов из состоявших при его кафедре сначала только на время, а потом и навсегда. Группы верующих, совершавшие отдельно от епископа богослужение, и образовали городские приходы. И городские, и сельские приходы, входившие в известный церковный округ, с епископской кафедрой в городе, составляли одну местную Церковь. Свои названия местные Церкви получали от имени тех городов, в которых были епископские кафедры (Церковь Иерусалимская, Церковь Антиохийская); с другой стороны, местные Церкви назывались просто кафедрами (кафедра Иерусалимская, кафедра Антиохийская), так как в каждой Церкви была одна только епископская кафедра и без нее не могло быть Церкви.

Управление каждой местной Церковью сосредоточивалось в лице предстоятеля ее, епископа, как преемника апостольской власти. Он заведовал всеми церковными делами: без его воли пресвитеры и диаконы не могли ничего совершать¹²⁸ и тем менее устраивать отдельные богослужебные собрания без его благословения¹²⁹. Вследствие той тесной связи, которая объединяла между собою всех членов Церкви в одно целое, епископское управление имело ха­рактер управления семейного, и самому епископу поэтому часто усваивалось название отца (papa). Под главным надзором епископа принимали деятельное участие в управлении клир и миряне. По всем важнейшим церковным делам епископ всегда совещался со своими пресвитерами и диаконами и выбранными старцами из мирян. К таким делам относились: обсуждение вопросов об избрании на церковные должности, дела о членах, впавших в ереси, дела о падших во время гонений, суд над теми и другими, важнейшие вопросы по распоряжению церковным имуществом и тому подобное. Пресвитеры, диаконы и старцы из мирян, таким образом, составляли при епископе как бы главный совет его. Ближайшими же советниками и помощниками епископа по управлению Церковью были вообще пресвитеры. При их участии епископ избирал кандидатов на церковные должности, главным образом чрез них наблюдал за жизнью паствы, вместе с ними распоряжался церковным имуществом и вообще обсуждал с ними все церковные дела. Пресвитеры во главе со своим архипресвитером¹³⁰, лицом ближайшим к епископу, составляли при последнем пресвитерский совет. За смертью или отсутствием епископа они заведовали всем церковным управ­лением. Значение диаконов в церковном управлении состояло в том, что они были первыми исполнителями всех поручений, решений и распоряжений епископа по всем церковным делам. По поручению епископа они собирали справки, нужные ему по тому или другому делу, раздавали по назначению его вспомоществования из церковных сумм бедным и другим, призреваемым церковью, лицам; объявляли верующим решения епископа, например, о времени и месте богослужебных собраний и так далее. Первое место между диаконами занимал архидиакон¹³¹, который, как ближайшее и доверенное у епископа лицо, имел в своем ведении всех диаконов и низших клириков, наблюдая за их жизнью и руководствуя при богослужении. Вследствие своих непосредственных сношений с епископом и близости к нему, а также вследствие постоянных и близких сношений с мирянами, диаконы, и особенно архидиакон, приобретали иногда большое влияние на управление церковными делами, даже большее, чем пресвитеры, отчего и относились к последним так, как будто бы они занимали высшую иерархическую степень¹³².

Проводниками епископской власти в сельских и деревенских церквах (приходах) были так называемые хорепископы (сельские епископы). Это были лица, имевшие пресвитерскую и иногда даже епископскую степень¹³³ и особо уполномоченные от епископа города. Имея в своем заведовании известный округ сельских церквей, они управляли ими, подобно епископу города, при пособии клира и ми­рян. Особенным преимуществом их было то, что они избирали для подведомых им церквей низших клириков, причисляя их к клиру, а те, которые имели рукоположение по чину епископства, с соизволения епископа города даже рукополагали пресвитеров и диаконов. Но в то же время хорепископы должны были доставлять епископу города сведения о тех лицах, которых они принимали в клир. Вообще же хорепископы находились в подчинении у епископа города, так как и самое назначение их на должность зависело от него.

Все апостолы получили от Христа Спасителя равные права – управлять, учить и священнодействовать в Его Церкви. Между ними не было ни одного начальствующего над другими. По поводу просьбы матери сынов Зеведеевых о первенстве их в Царстве Небесном, Спаситель сказал всем ученикам: «Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими, но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будем вам рабом»¹³⁴. И апостолы, поставляя предстоятелей-епископов разных Церквей, сообщали им всем одинаковые иерархические права. Отсюда и все частные христианские Церкви были равны между собою. При таком равенстве апостолов, церквей, основанных ими, и предстоятелей их, соборная форма управления всей христианской Церковью была единственно возможной, вполне законной и соответствующей заповеди Спасителя о равенстве и братстве как всех верующих в Него, так и лиц, назначенных на иерархическое служение. Поэтому апостолы, совершенно чуждые мысли о главенстве и первенстве кого-либо из своей среды, сами положили начало соборной форме управления по делам, касающимся всех или многих Церквей. Собор Иерусалимский, на котором присутствовали некоторые из апостолов и представители от других церквей, был высшим выражением церковной власти. Власть собора была уже не властью отдельных лиц, даже не властью вообще людей, но властью Святаго Духа, всегда пребывающего в Церкви и руководящего ее пастырей, как это засвидетельствовал тот же Иерусалимский собор¹³⁵. Апостолы положили, чтобы и на будущие времена, подобно составленному ими собору, епископы непременно составляли соборы ежегодно по два раза¹³⁶.

На таких основаниях, заповеданных Господом Иисусом Христом и апостолами, и установились во времена послеапостольские взаимные отношения между церквами и их епископами. Все поместные церкви и их епископы были равны между собою, и каждый епископ в управлении внутренними делами своей церкви был независим от другого. По делам же, касавшимся всех или нескольких церквей, хотя и возникавшим в Церкви поместной, епископы собирались на соборы, где и решали их общим голосом. С половины II века, когда начинаются исторические свидетельства, соборы входят в большое употребление, так что в III веке становятся явлением повсеместным. На них разбирались дела о еретиках, составлялись общие правила в руководство всем церквам известной области, разбирались недоразумения и несогласия между епископами по управлению своими епархиями и тому подобное. Но равенство и независимость церквей и их епископов не вели за собою разъединения их. Напротив, постоянное и полное общение составляет характеристическую черту в отношениях между церквами и их епископами в первые века. Одни уже соборы служили прекрасным средством к общению; здесь епископы входили в теснейшее единение друг с другом, раскрывая свои недоумения по управлению церковными делами и разрешая их после общего совещания. Кроме того, общение поддерживалось посланиями и грамотами. Послания были разного рода: послания одних Церквей к другим, например Церкви Смирнской о гонении, бывшем в этой Церкви при Марке Аврелии, к Церкви Филомелийской и всем повсюду святым и кафолическим Церквам¹³⁷; послания предстоятелей церквей по разным поводам, например по вопросу о времени празднования Пасхи, о крещении еретиков и вообще по делам о еретиках; послания соборов к церквам и епископам о соборных определениях, особенно относившихся к еретикам, и тому подобное. Из грамот в особенно большом употреблении в Церкви были грамоты представительные. Они давались епископами всем клирикам и мирянам, отправлявшимся в пределы других церквей; в них заключалось свидетельство об их Православии, честности, общении с Церковью и в особенности о незапрещении клирикам священнослужения, а мирянам причащения Святых Тайн. Без этих грамот не дозволялось никого принимать.

Постоянное общение между церквами и их епископами производило то, что все поместные церкви составляли в своей совокупности единую Христову Церковь.

Города Римской империи, в которых находились епископские кафедры, имели различное значение в гражданском отношении. В одних сосредоточивалось управление только селами и деревнями известного гражданского округа, в других – каковы главные провинциальные города – управление соответствующими провинциями, а в иных, наконец, – главных городах областей – управление целыми областями. Такое правительственное значение городов не могло не оказывать влияния и на значение епископских кафедр, в них находившихся. Как меньшие города группировались вокруг главных городов провинций или областей, так и епископские кафедры малых городов группировались вокруг кафедр городов главных. Такое отношение нередко обусловливалось еще тем обстоятельством, что церкви малых городов получали свое начало от церквей главных городов. Таким образом, во времена после апостольские епископы, занимавшие кафедры в главных провинциальных и областных городах, мало-помалу стали приобретать первенствующее значение в среде других епископов провинции или области и особенно те из них, кафедры которых, кроме того, носили почетное название – sedes apostolicae¹³⁸. Таким значением пользовались, например, епископы Церквей Иерусалимской¹³⁹, Антиохийской, Александрийской, Ефесской, Римской и других. На епископов, занимавших апостольские кафедры (sedes apostolicae), все церкви смотрели как на хранителей апостольского предания и относились к ним с особенным уважением. В силу такого значения епископы церквей главных городов (episcopi primae sedis, или, вместе с тем, sedis apostolicae) пользовались некоторыми преимуществами сравнительно с епископами малых городов, находившихся в одной и той же провинции или области. Так, к ним прежде всего обращались епископы малых городов по делам и вопросам общецерковного характера, выходившим из пределов их власти; им предоставлялось право созывать епископов на соборы, назначать место соборов, каковым по большей части бывал тот же главный город провинции или области, председательствовать на соборах, если при этом не было другого, уважаемого за святость жизни или ревность по вере епископа; наконец, они же руководили избранием епископов, так как избрание того или другого лица на епископскую кафедру имело значение для всех церквей и потому было делом общецерковным. К концу II века предстоятели Церквей Антиохийской, Александрийской и Римской получили еще большие преимущества. Антиохийский возвысился над всеми епископами Востока, Александрийский – над епископами всего Египта, а Римский над всеми епископами Запада. Положение римского епископа особенно было высоко. Он был епископом Церкви, находившейся в столице империи, преемником апостолов Петра и Павла, не только основавших Римскую Церковь, но и пострадавших в Риме, предстоятелем Церкви, славившейся богатством и знатностью своих членов, а также многими мучениками и прочим. Поэтому уже во II и III веках западные писатели Ириней и Киприан говорили об особенном первенстве Римской Церкви между всеми церквами.

Но такое отношение между церквами и их епископами в больших и малых городах не было отношением подчинения и господства. Если отдавались преимущества некоторым церквам и их предстоятелям, то это происходило по особым обстоятельствам, указанным выше, и было только первенством чести, а не господством; епископы церквей больших и главных городов были только первыми между равными. Несмотря на это, уже во II и III веках со стороны римских епископов были сделаны попытки образовать главенство в Церкви, то есть поставить римского епископа во главе всей Вселенской Церкви с правом верховной власти. Эти попытки обосновывались на преимуществе чести Римской Церкви, которое отдавалось ей во всех западных и даже восточных Церквах. В конце II века возникли споры по вопросу о времени празднования Пасхи. Римский епископ Виктор, человек высокомерный и властолюбивый, настоятельно требовал, чтобы церкви малоазийские, праздновавшие Пасху не в одно время с Церковью Римской, праздновали непременно в одно время с последней и даже, как бы имеющий власть во всей Церкви, своими грамотами объявил малоазийских христиан лишенными общения, когда те не хотели подчиниться его требованию. Такое же притязание на главенство сделано было в половине III века другим римским епископом, Стефаном, когда начались споры по вопросу о крещении ере­тиков. Стефан не хотел знать никакой другой практики церковной относительно крещения еретиков, кроме практики Римской Церкви, и, подобно Виктору, требовал от церквей малоазийских и североафриканской принятия ее. Когда эти церкви отказались, он угрожал им прекращением общения, а Киприана Карфагенского хотел даже отлучить. Но в обоих случаях церкви малоазийские и североафриканская дали твердый отпор притязаниям на главенство; они не признали за римским епископом права приказывать и повелевать во всей Вселенской Церкви. Ириней Лионский убедил Виктора не нарушать мира Церкви из-за неважных разногласий, а Киприан на Третьем Карфагенском соборе постановил даже против притязаний римского епископа, чтобы Африканская Церковь ни в каком случае не обращалась к суду Римской Церкви.

Относительно правил или узаконений, которыми руководствовалась Церковь в своем управлении в первые века, следует заметить немногое. Первыми законодателями Церкви были Основатель ее Господь Иисус Христос и апостолы. В Евангелиях и писаниях апостольских изложены все основные законы, данные ими Церкви относительно веры, совершения таинств, устройства церковной иерархии, относительно церковного благочиния, церковного суда и прочего. Затем, большая часть правил церковного устройства и управления передана была устно самими апостолами разным церквам. Этими-то правилами, заключающимися в Священном Писании и сохранившимися по преданию в церквах, основанных апостолами, руководствовалась Церковь в своем управлении. За решением возникавших в какой-либо Церкви спорных вопросов, на которые не находилось указания в Священном Писании, обращались к основанным апостолами церквам, предстоятели которых хранили, по преемству, преподанные апостолами устно правила. А что была возможность сохранять эти правила и руководствоваться ими, доказательством служит то, что во второй половине II века были еще живы ученики апостолов, например, святой Поликарп, епископ Смирнский. Впрочем, в первые же века предстоятели церквей стали заботиться о том, чтобы сохранить в письменном виде апостольские наставления касательно устройства церковного управления. Таким образом явились, как полагают, в конце II или начале III века в Церкви 85 правил апос­тольских, которые послужили основанием для канона вселенских церковных законов. Кроме того, в силу преемственной от апостолов власти, отцы Церкви сами составляли правила церковного благочиния и христианской жизни, которые были подробным раскрытием того, что преподано Церкви Иисусом Христом и апостолами. Таковы принятые в канон правила святых отцов Церкви¹⁴⁰: Дионисия Александрийского (260 г.) числом 4, Григория Неокесарийского (262 г.) – числом 12 и Петра Александрийского (304 г.) – числом 15. Правила Дионисия Александрийского и Григория Неокесарийского касаются нравственной жизни христиан, Петра же Александрийского – падших во время гонения. Полное же и окончательное определение церковных узаконений принадлежит IV и последующим векам на Вселенских и Поместных соборах.

Христианская Церковь с самого начала своего существования в числе других религиозных учреждений имела свое особое богослужение, основные формы которого узаконены были Самим Спасителем¹⁴¹. По своему характеру христианское богослужение явилось совершенно отличным как от богослужения еврейского, так и от всех языческих культов; все устройство его носит на себе печать новой божественной религии, данной человечеству Самим Господом Иисусом Христом. Богослужение языческое состояло исключительно из одних обрядовых церемоний; в богослужении еврейском также преобладала обрядовая сторона, имевшая, впрочем, прообразовательное значение для христианства. В христианской Церкви, напротив, на первом месте поставлена религиозно-нравственная сторона богослужения, согласно заповеди Спасителя о поклонении Богу «духом и истиною».

Характеру христианского богослужения соответствовал и состав его; в него еще во времена апостольские вошли: чтение Священного Писания, объяснение его в связи с поучением, молитвы, песнопения и совершение таинства евхаристии. Во II и III веках эти составные части богослужения получили большую определенность и полноту. Так, уже в начале II века Священное Писание Нового Завета было заключено в особый сборник под общим названием «Евангелие и Апостол» и в таком виде вошло в богослужебное употребление. Хотя назначение чтения той или другой книги при том или другом богослужении зависело от предстоятелей, которые в этом случае сообразовались или с потребностями верующих, или с воспоминаемыми событиями из жизни Спасителя, или с тем и другим вместе, но уже во II и III веках при богослужении читались вместе и Евангелие и апостольские Послания, соответственно чтению закона и пророков в еврейской церкви, и тогда же было положено начало существующему делению их на известные отделы для чтения в известный богослужебный день. При чтении Священного Писания Нового Завета Церковь не оставляла и чтения Ветхого Завета. Священное Писание было читаемо на греческом языке, на котором были написаны священные книги Нового Завета и на который переведены были еще задолго до Рождества Христова книги Ветхого Завета. В тех же церквах, где греческий язык понимали не все присутствующие при богослужении, например в Сирии и отчасти на Западе, после прочтения известного отдела из Священного Писания предлагаем был перевод его, для чего состояли при таких церквах переводчики или толмачи. Впрочем, во II веке появились уже два перевода Священного Писания – латинский и сирийский; поэтому в восточных и западных Церквах не стало нужды в переводе его при самом богослужении. Толкование Священного Писания, особенно Евангелия, и поучение верующих было второй непременной частью богослужения. Мало-помалу, при развитии в греко-римском обществе ораторского искусства, истолковательно-поучительные беседы времен апостольских стали принимать вид настоящих церковных слов или проповедей. Молитвы, произносимые в богослужебных собраниях от лица всех присутствующих, во II и III веках также получили определенный порядок; диаконы должны были подавать знак всем присутствующим, когда и о чем следовало молиться. Отсюда сами собою составились так называемые ектении, произносимые диаконами, содержание которых даже в настоящее время почти тождественно с молениями Церкви века апостольского. Во время произношения молитв внутреннее молитвенное настроение христиан выражалось и в древности, как и в настоящее время, разными внешними действиями, как-то: коленопреклонением, простиранием на земле, возведением очей и поднятием рук к небу, крестным знамением и прочее. То или другое внешнее действие, конечно, соответствовало тому или другому роду молитвы. Об употреблении в богослужебных собраниях песнопений христианского происхождения во II и III веках есть несколько указаний. В начали II века язычник Плиний Младший доносил императору Траяну, что христиане в своих собраниях поют гимн Христу как Богу. А из приведенного в «Истории» Евсевия Кесарийского отрывка из сочинения христианского писателя против еретиков видно, что в древности верующими братиями написано много псалмов и песнопений, которые Христа нарицают Словом Божиим и прославляют Его божество¹⁴². При богослужении обыкновенно пели все верующие; впрочем, в некоторых Церквах на Востоке, по образцу еврейской церкви, очень рано появились отдельные хоры певцов.

Все эти части богослужения следовали одна за другой или сопровождались одна другою в определенном порядке, так что еще во II и III веках положено было начало тому богослужебному чину, который окончательно утвержден был в IV и последующих веках. Особенно замечателен чин литургии. В III веке или даже раньше определен был весь порядок совершения литургии; в IV веке он дополнен был только немногими частностями. И тогда уже литургия разделялась на две главные части – литургию оглашенных и литургию верных. К первой допускались оглашенные, кающиеся и даже иудеи и язычники. После тайной молитвы, которою она начиналась, следовало пение псалмов, потом чтение Священного Писания Ветхого Завета, особенно пророческих книг, опять пение псалмов, чтение Посланий апостольских и Евангелия, наконец, проповедь или поучение, – и начиналось постепенное высылание¹⁴³ из церкви неверных, оглашенных, кающихся. Перед выходом тех или других диакон провозглашал о них молитву, на которую народ отвечал: «Господи, помилуй». Литургия верных начиналась также тайною молитвою оставшихся в церкви, затем следовала общая молитва, провозглашаемая диаконом за всех, и ответ молящихся «Господи, помилуй», и начиналось совершение таинства евхаристии так же точно, как и в настоящее время.

Еврейское богослужение совершалось в Иерусалимском храме, и евреям даже строго было запрещено совершать оное в каком-либо другом месте¹⁴⁴. Но в христианской Церкви не было и нет такого исключительного места для богослужения. Спаситель, сказавши, что «наступит время, когда и не на горе сей (Гаризим) и не в Иерусалиме будут поклоняться Отцу»¹⁴⁵, показал, что в Его Царстве служение Богу в духе и истине может совершаться на всяком месте. Поэтому мы видим, что апостолы и верующие во Христа собираются на молитву как в Иерусалимский храм, так и в частные дома. В последние верующие во Христа собирались по преимуществу для совершения таинств, которые невозможно было совершать в храме. А вне Иерусалима, естественно, они должны были совершать свое богослужение в частных домах христиан. Таких помещений, заключавшихся по большей части только в одной комнате, отделяемой для богослужебных собраний от других жилых помещений дома, бывало, особенно в больших городах, несколько, так что верующие, смотря по своим нуждам и обстоятельствам, могли собираться в разных местах. Частные дома, назначенные для совершения в них богослужения, образовали собою первые христианские церкви или храмы. Впрочем, последнее название, как языческое, прилагавшееся к языческим храмам, в век апостольский не усвоялось местам христианских богослужебных собраний. Обыкновенным названием их было: церковь, дом Божий или Господень, дом молитвенный. То же было и во II веке: христиане собирались для богослужения в частных домах. Но и в частных домах во время гонений опасно было совершать богослужение. Поэтому христиане нередко еще устраивали богослужебные собрания в местах глухих и отдаленных от жилищ, каковыми были их кладбища или усыпальницы, находившиеся иногда в подземельях, называемых катакомбами. Только в конце II и особенно в III веке, когда число христиан увеличилось и они по временам наслаждались спокойствием, стали появляться особые здания для богослужебных собраний. Если была возможность и были средства, христиане заботились о том, чтобы место для богослужения соответствовало своему назначению, было устроено удобно и с приличным благоле­пием. С появлением отдельных зданий заботливость христиан об удобном устройстве и благолепии церквей стала проявляться во всей силе, свойственной их набожности. Снаружи зданию, назначенному под церковь, придавали продолговатую форму, наподобие корабля, а внутреннее устройство применяли к устройству еврейской скинии или Иерусалимского храма, разделяя всю церковь на три части, или отделения. Первую часть, в которую вступали верующие при входе в церковь, составлял притвор, отделявшийся от дальнейшей части храма решеткой или даже глухой стеной. В притворах совершалось крещение обращающихся в христианство язычников или иудеев, для чего устраивались в них неподвижные крещальни, если, впрочем, при церкви не было для сего особого здания. В этой же части храма должны были во время богослужения стоять оглашенные и кающиеся низших степеней. За притвором следовала вторая, средняя, часть храма – место для верующих, или церковь в собственном смысле; из притвора вели сюда особые двери, называвшиеся красными или царскими. В этой части храма были еще особые отделения по правую и левую стороны: для мужчин и женщин; на середине же устраивалось возвышенное место, на которое входили чтецы, певцы и диаконы, чтобы во время чтения, пения или произношения молитв их могли видеть все присутствующие, отчего это место и получило название амвона. На левой стороне от амвона, близ третьей части храма, было предложение, то есть стол, на который полагались приношения верующих¹⁴⁶. Третью часть храма составлял алтарь, отделявшийся от средней части решеткой и, кроме того, завешиваемый во время совершения евхаристии завесою. В алтарь вело три двери, из которых средние назывались в Восточной Церкви святыми, а в настоящее время называются царскими. Против этих дверей поставляем был престол, на котором совершалась евхаристия. Сначала это был обыкновенный четырехугольный стол, но с течением времени его стали устраивать несколько выше обыкновенного стола. Престол в древней Церкви назывался жертвенником, а также святою трапезою. За престолом устраивалось возвышенное место, на котором в известное время при богослужении сидел епископ и с которого говорил поучения, а с III века по обе стороны епископского седалища, несколько ниже, стали устраивать седалища для пресвитеров. В правой стороне алтаря устраивалось особое отделение для помещения и хранения священных книг и вещей, употребляемых при богослужении. Это отделение называлось ризницей, сосудохранительницей, а также диаконником, так как оно состояло в заведовании диаконов.

На построение церквей христиане нередко жертвовали большие средства с тем, чтобы по своему великолепию и богатству они были поистине домами Божиими, отличными от обыкновенных жилищ. Так, Евсевий, епископ Кесарийский¹⁴⁷, описывая церковь, устроенную Павлином, епископом Тирским, говорит, что он употребил на нее материал богатейший и драгоценнейший, не жалея никаких издержек, и что в числе этого материала были и кедры ливанские, и мраморы. Кроме того, христианские храмы были украшаемы еще живописными изображениями. Предметом их был прежде всего святой крест. Крест, орудие позорной казни, в христианской Церкви сделался предметом почитания ради распятого на нем Господа; поэтому с самых первых времен изображениями его христиане стали украшать места своих богослужебных собраний. Далее, предметами живописных изображений, употреблявшихся не только на стенах храмов, но и частных домов, были разные предметы, события и лица, заимствованные из Священной Истории Ветхого и Нового Завета. Так, например, были в употреблении изображения рая (при входе в церковь), ковчега Ноева с голубицею, жертвоприношения Исаака, изображения Иова, Ионы, Даниила во рве львином, Иоанна Предтечи, крещения Спасителя в Иордане, насыщения пяти тысяч пятью хлебами, воскрешения Лазаря и тому подобное. К этому присоединялись еще символические изображения предметов христианской веры, употреблявшиеся, кроме храмов, даже на домашней утвари. Таковы изображения голубя¹⁴⁸, рыбы¹⁴⁹, корабля¹⁵⁰, рыбаря¹⁵¹, феникса¹⁵², венца¹⁵³, виноградной лозы¹⁵⁴, доброго пастыря¹⁵⁵, агнца¹⁵⁶ и прочего. Добрый пастырь с поднятою на рамена овцою, агнец, а также рыба были особенно любимыми изображениями у христиан первых веков. Что касается изображения божественного лика Господа Иисуса Христа, а также Богоматери, апостолов и святых, то нужно заметить, что хотя такие изображения и были в употреблении и почитании у христиан первых веков, но не во всеобщем. Были особые уважительные причины на то, почему Церковь в первые века не вводила во всеобщее употребление святых икон. С одной стороны, иудеи, которым строго было воспрещено делать какое-либо изображение Божества, вступая в христианскую Церковь, не могли скоро усвоить себе мысль, что христианские иконы не составляют идолопоклонства, против которого направлено было упомянутое запрещение; с другой стороны, предававшиеся идолопоклонству язычники и отказавшиеся от него после вступления в христианство могли неразумно приравнивать святые иконы к своим бывшим идолам; наконец, неуверовавшие язычники, не понимая христианского иконопочитания, могли упрекать в идолопоклонстве христиан, отвергавших идолопоклонство. Что иконы не были во всеобщем употреблении это видно отчасти из того, что упреков со стороны язычников в иконопочитании не было, хотя были упреки в почитании креста. Но, с другой стороны, что святые иконы были в употреблении, хотя по местам, на это есть несомненные свидетельства из предания и истории. Так VII Вселенский собор принял общее церковное предание о нерукотворенной иконе Христа Спасителя, посланной Им Самим эдесскому владетелю Авгарю; по преданию также известно, что святой Лука написал икону Богоматери. А церковный историк Евсевий Кесарийский положительно говорит, «что посредством красок на картинах сохранены лики апостолов Петра и Павла, да и Самого Христа»¹⁵⁷.

Принадлежностями христианских храмов были списки Священного Писания Ветхого и Нового Завета, особенно Евангелия, которое, если не предстояло для церкви опасности, постоянно находилось на престоле; к сему же следует еще присоединить списки молитв и песнопений, составленных христианами для церковного употребления. Далее, в числе постоянных и необходимых принадлежностей были священные одежды, в которые облачались совершавшие богослужение¹⁵⁸, священные сосуды, употребляемые при совершении таинства евхаристии¹⁵⁹, и, наконец, разные предметы и вещи, употреблявшиеся при всяком богослужении, как-то: светильники, кадильницы и тому подобное.

Апостол Павел заповедовал христианам «непрестанно молиться»¹⁶⁰. По христианскому вероучению, искупленное человечество, соединившись в одно общество верующих во Христа, должно было всю свою жизнь посвящать на служение Богу, в благодарность за дарованное спасение. И мы видим, действительно, что первые христиане «каждый день единодушно пребывали во храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога»¹⁶¹. Но при этом, так как богослужение совершалось для целого общества, необходимо было установить определенные времена общественного богослужения. В этом случае для христианской Церкви был образец в церкви еврейской, в которой, как в круге дневном, так и в круге недельном и годичном, были назначены определенные времена для богослужения, в воспоминание важных событий из истории еврейской церкви и еврейского народа. Таким образом, христианская Церковь отчасти заимствовала от церкви еврейской распределение времен богослужения, отчасти установила новые богослужебные времена. Но, конечно, при таком заимствовании, как и при всяком другом, она приняла только форму, сообщив ей свой дух, то есть приняла еврейские богослужебные или праздничные времена, но соединила с ними воспоминание о событиях из своей собственной истории и жизни.

Так, применясь к еврейскому распределению времени молитвы в течение дня, апостолы молились в третий, шестой и девятый часы дня¹⁶². Примеру апостолов следовали и верующие, и так, что собирались на молитву в каждый час отдельно, не соединяя их вместе. При этом с третьим, шестым и девятым часами молитвы стали соединять особые религиозные воспоминания: с третьим – осуждение Спасителя на смерть и сошествие Святого Духа на апостолов, с шестым – распятие Спасителя на кресте, и с девятым – Его спасительную смерть. Во II и III веках богослужение совершалось также в эти часы. Кроме того, когда со II века наступили жестокие гонения на христиан, они собирались для богослужения вечером и особенно ночью пред рассве­том. Вечером же или ночью совершалось и таинство евхаристии. Иногда же христиане посвящали на молитву целую ночь, с вечера до утра, например под праздник Пасхи.

В круге недельном в еврейской церкви на особое торжественное служение Богу посвящен был субботний день. Оставив празднование этого дня, хотя не совершенно, – ибо в первое время на Востоке большинство христиан было из евреев, которые продолжали придавать праздничное значение субботе, – христианская Церковь нашла, что среди недели есть дни, которые, преимущественно пред субботой, должны быть посвящены на служение Богу христианами; это дни, ознаменованные страданиями, смертью и воскресением Спасителя, то есть такими действиями Его, которыми Он совершил спасение людей. Таким образом, среда, в которую было решено предать Спасителя смерти, пятница, в которую Он был распят и умер, и день, следующий за субботою, в который Он воскрес, посвящены были на особенное служение Богу. Среда и пятница, сообразно воспоминаниям, соединенным с ними, были днями печали, поэтому христиане проводили эти дни в посте; они с утра совсем не вкушали пищи до девятого часа (или, по-нашему, до третьего часа пополудни), а затем пост оставляли. Эти дни поэтому назывались днями стояния (бодрствования) и поста. День, следующий за субботой, называвшийся «первым днем недели», «днем Господним», «днем солнца» и, наконец, «днем воскресным», напротив, был днем радости и торжества христиан, так как в этот день Спаситель явился победителем смерти. Поэтому они в этот день не постились, молились без коленопреклонения и, предаваясь делам благотворительности, старались удаляться от обыкновенных житейских занятий. В день воскресный богослужение было особенно продолжительно и совершалось по большей части ночью.

Далее, еврейские праздники в круге годичном – Пасха и Пятидесятница – также приняты были христианской Церковью, но опять с сообщением им христианского смысла и значения. Еврейский праздник Пасхи был установлен в память избавления евреев от рабства египетского; в христианской Церкви праздник Пасхи, удержавший то же еврейское название, получил значение годичного торжества освобождения рода человеческого от рабства диаволу чрез Воскресение. При этом так же, как и в круге недельном, Церковь торжественно праздновала не только день Воскресения Господа, но и дни Его страданий и смерти, так как воспоминаемые в эти дни события находятся в тесной связи между собою относительно дела спасения людей. К этому празднику, самому важному и главному, Церковь приготовлялась сорокадневным постом, в воспоминание сорокадневного пребывания и поста Господа Иисуса Христа в пустыне. Дни страдания и смерти Спасителя, начиная со среды до самого воскресного дня, Церковь проводила также в посте и молитве, как дни торжественной печали. С наступлением же дня Пасхи, или годичного празднования дня Воскресения Господа, Церковь так же, как и в круге недельном, оставляла пост и продолжала радостное торжество в течение целой недели. Впрочем, в апостольской Церкви празднование продолжалось в течение пятидесяти дней, до годичного празднования дня Сошествия Святого Духа на апостолов. Это празднование составило другой христианский праздник – Пятидесятницу. В еврейской церкви Пятидесятница установлена в память синайского законодательства, или устройства еврейской подзаконной церкви; в христианской Церкви с ней соединено воспоминание также об устроении христианской Церкви Самим Господом, являвшимся апостолам в продолжение сорока дней, и Святым Духом, сошедшим на апостолов в пятидесятый день от дня Воскресения Христова. Во II и III веках среди пятидесятидневного празднества стали выделяться сороковой и пятидесятый дни, ознаменованные вознесением Господа и сошествием Святого Духа на апостолов, так что в конце III и начале IV века они стали по преимуществу праздничными днями и образовали собою нынешние праздники Вознесения и Пятидесятницы, или Сошествия Святого Духа на апостолов. Потом в воспоминание других событий из земной жизни Спасителя христианская Церковь также установила праздничные дни. Так, во II веке в восточных Церквах был уже праздник Крещения Господня или Богоявления, а в III веке в западных было празднование Рождества Христова. К первым же векам относят установление праздников Благовещения Пресвятой Деве Марии, Сретения Господня, Входа в Иерусалим. В честь святых мучеников также в первые века были установлены праздничные дни. В этом случае более общими праздниками во всех церквах были в честь первомученика Стефана и апостолов Петра и Павла, но по большей части каждая частная церковь совершала празднества в честь своих местных мучеников. Дни смерти мучеников христиане называли дням и их рождения в вечную блаженную жизнь, почему придавали им характер радостного празднества.

Установленные в век апостольский, посты существовали и во время послеапостольское. Прибавлений не было. Только в западных церквах, именно в Римской, вопреки общецерковной практике мало-помалу стало входить в обычай поститься в субботу. Тогда как во многих восточных церквах субботе придавался праздничный характер и там, согласно 64-му правилу апостольскому, поста в субботу не было, Римская Церковь, в противодействие всему иудейскому, ввела у себя пост в субботу, хотя практика Римской Церкви не была и на Западе повсеместной.

В конце II века между некоторыми церквами возникли споры о времени празднования Пасхи¹⁶³. Евреи праздновали свою Пасху в 14-е число месяца нисана¹⁶⁴; некоторые восточные Церкви, и в числе их малоазийские, по примеру евреев праздновали свою христианскую Пасху также в это число, в какой бы день недели она ни приходилась, и с этого числа прекращали пост. Празднование, впрочем, совершалось в христианском смысле; означенные церкви в 14-й день нисана совершали торжество в воспоминание крестной смерти Спасителя и называли оное Пасхою крестною, а затем через день праздновали Пасху Воскресения, но опять, в какой бы день недели она ни приходилась. Другие Церкви, как замечает Евсевий¹⁶⁵, «во всей вселенной», значит большинство, держались другого обычая; они праздновали воспоминание страданий и смерти Спасителя в первую пятницу после 14-го числа нисана, а Пасху, или годичную память Воскресения Христова, – в первый за тем воскресный день, и с этого, а не с другого какого дня прекращали пост. Таким образом, в одних Церквах Пасха праздновалась по числам, почему, естественно, не совпадала с недельным празднованием воскресного дня, в других, напротив, по дням, отчего приходилась в тот же день, в который среди недели праздновалось Воскресение Христово. Как те, так и другие Церкви имели основание для своего празднования в Предании. Малоазийские Церкви ссылались на то, что они празднуют Пасху вместе с евреями по преданию апостолов Филиппа и Иоанна; Церкви же, праздновавшие Пасху после 14-го нисана, например Римская, ссылались на предание апостола Павла.

Хотя празднование Пасхи вместе с иудеями нарушало самостоятельность христианского богослужения, но в силу того, что внешность и форма в христианском богослужении поставлены на втором месте, в I и почти в течение всего II века не было споров из-за разности во времени празднования Пасхи, и все Церкви находились в мире и общении между собою. «Когда (в 162 г.) блаженный Поликарп (епископ Смирнский) при Аниките (епископе Римском) приходил в Рим, то оба они и касательно других предметов не много спорили между собою, но тотчас согласились, а об этом вопросе и спорить не хотели, потому что ни Аникита не мог убедить Поликарпа не соблюдать того, что он всегда соблюдал, живя с Иоанном, учеником Господа нашего, и обращаясь с другими апостолами, ни Поликарп не убедил Аникиту соблюдать, ибо Аникита говорил, что он обязан сохранять обычай предшествовавших себе пресвитеров. Несмотря на такое состояние дела, они однако же находились во взаимном общении, так что Аники­та, по уважению к Поликарпу, позволил ему совершить (в своей церкви) евхаристию; и оба они расстались в мире, равно как в мире со всею Церковью находились и соблюдавшие тот обычай и не соблюдавшие»¹⁶⁶. Первоначально спор поднялся в восточных церквах (около 170 г.), именно на соборе Лаодикийском «происходил великий спор о Пасхе»¹⁶⁷, а также и в других местах «по сему случаю происходили соборы и совещания епископов, которые все единодушно, посредством своих посланий, положили общим правилом праздновать таинство Воскресения Господня из мертвых не иначе как в день воскресный, и в этот именно день прекращать пасхальный пост»¹⁶⁸. Все-таки и после такого решения были церкви, продолжавшие праздновать Пасху вместе с иудеями; таковы были церкви малоазийские. Римский епископ Виктор, неразумно видевший в разности обрядовой разность догматическую, в послании, подписанном им от лица Римского собора, особенно настаивал на одновременном праздновании Пасхи всеми Церквами именно в день воскресный после 14-го нисана. Но Поликрат, епископ Ефесский, занимавший главное место между азийскими епископами, составил из них собор и по общем совещании писал к Виктору и к Римской Церкви, что апостолы Филипп, погребенный в Иераполе, Иоанн, погребенный в Ефесе, а также Поликарп, епископ Смирнский, и многие другие – «все праздновали Пасху по Евангелию, в 14-й день, ни в чем не отступая от правила веры, но во всем держась его. Так поступаю и я, Поликрат, наименьший из всех вас, и поступаю по преданию своих родственников, которых был наследником, а из родственников моих считается семь епископов, я осьмый, и они всегда праздновали Пасху в тот день, когда народ оставлял квасный хлеб. Вот уже мне, братия, шестьдесят пять лет о Господе; я имел сношения с братьями по всей вселенной, прочитал все Священное Писание и угроз не боюсь»¹⁶⁹. Римский епископ Виктор, человек высокомерный, властолюбивый, после такого твердого отпора хотел поставить на своем; он хотел было отсечь от единения епархии всей Азии с сопредельными ей церквами, как разномыслящие, и своими грамотами объявил тамошних братий совершенно лишенными общения. Но это не всем епископам нравилось; многие из них советовали ему позаботиться лучше о мире, единении и любви с ближними¹⁷⁰. Между прочим, Ириней, епископ Лионский, от лица галльских церквей писал по этому случаю Виктору послание особенно замечательное, так как оно служит характеристическим выражением истинных взглядов всей христианской Церкви на значение обрядности в богослужении. Ириней, хотя и утверждал, что таинство Воскресения Господня должно праздновать только в день воскресный, однако же и Виктору, как должно, советовал не отлучать от общения целые церкви Божии за то, что они сохраняют преданный им древний обычай. Указав затем, что разногласие издавна существует и в продолжительности поста (Четыредесятницы), он выставлял на вид, что тем не менее все церкви сохраняли и сохраняют мир. По поводу этого же вопроса о времени празднования Пасхи Ириней писал в том же духе к предстоятелям и других церквей. После этого Виктор должен был отказаться от своей попытки отлучить от общения малоазийские церкви.

Совершение таинств в первенствующей Церкви имело некоторые особенности, но основные формы и порядок совершения их были те же, что и в настоящее время.

Таинство крещения, по заповеди Спасителя¹⁷¹, совершалось над всеми вступающими в Церковь. Во времена апостольские оно совершалось непосредственно после исповедания веры в Господа Иисуса Христа уверовавшими в Него и заявления желания креститься¹⁷², без продолжительного приготовления. Но во II и III веках, ввиду многих неискренне принимавших христианство и отпадавших от него во время гонений, Церковь признала неудобным совершать крещение вслед за изъявлением желания принять христианство, и поэтому установила определенный порядок испытания и приготовления уверовавших ко вступлению в общество христиан. Такое предварительное испытание в искренности принятого намерения вступить в Церковь и приготовление к самому вступлению, или крещению, получило особенное название – оглашение. Изъявившие желание креститься из иудеев или язычников прежде всего по распоряжению предстоятеля церкви отделялись от языческого или иудейского общества и присоединялись к обществу христиан, причем им давались новые имена, каковыми были большей частью имена святых и благочестивых мужей ветхозаветной и новозаветной Церкви или названия христианских добродетелей; иногда, впрочем, были оставляемы те же имена. Затем начиналось состояние оглашения, которое продолжалось от сорока дней до трех лет, а иногда сокращалось в несколько дней, вследствие чрезвычайных обстоятельств, именно во время гонений, когда оглашаемые твердым исповеданием веры доказывали уже свою готовность вступить в христианское общество. Состояние оглашения с III (или даже раньше – со II) века разделялось на три степени, которые должны были проходить оглашенные, почему они также разделялись на три класса. К первому принадлежали слушающие, ко второму коленопреклоненные, или оглашенные в собственном смысле, и к третьему – готовящиеся к просвещению (крещению). Оглашенные первого класса допускались только к слушанию Священного Писания, поучений и молитв из притвора, второго – стояли вместе с верными до времени совершения евхаристии, после чего, ставши на колена и принявши благословение предстоятеля, выходили из церкви; наконец, оглашенные третьего класса, вступавшие в оный только на короткое время пред самым совершением крещения, постом и молитвою приготовлялись к принятию крещения и научаемы были, как и что отвечать при совершении его. В течение всего времени оглашения оглашенный был научаем истинам христианства, по распоряжению епископа, кем-либо из клира или даже ми­рян и по большей части тем, кто обращал его в христианство. Обучение состояло в раскрытии уверовавшему всего домостроительства спасения рода человеческого при свете истории Ветхого и Нового Завета. В Александрии было для этого даже училище, так и называемое огласительным.

Самое крещение совершалось, по большей части, в праздники Пасхи и Пятидесятницы, а впоследствии – в праздник Богоявления. Оглашенного в христианской вере приводили в общее собрание верующих в притвор церковный или в другое место, где устроена была крещальня. Здесь в присутствии всех он должен был прежде всего торжественно отречься от диавола и его царства, так как состояние человека до крещения, по учению Церкви, есть состояние служения ему; при этом читалась еще заклинательная молитва над новокрещаемым для отогнания от него злого духа. Обряд помазания елеем новокрещаемого, предварительно крещения, совершался и в первенствующей Церкви в знак привития его к плодоносной маслине – Иисусу Христу. Затем начиналось торжественное испытание крещаемого в вере: ему предлагались вопросы, верует ли он (если был язычник) в единого Бога, в Господа Иисуса Христа и так далее, и крещаемый должен был отвечать, что верует¹⁷³. Затем следовало самое крещение, совершавшееся при апостолах и после них чрез троекратное погружение крещаемого в воду с произнесением слов: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа». Но при этом во II и III веках была и другая форма крещения – чрез окропление или обливание как исключительная, употреблявшаяся при крещении больных, умирающих (babtismus clinicorum), или при крещении оглашенных, заключаемых в темницы во время гонений, когда было невозможно крестить чрез погружение. По совершении крещения новокрещенного все верующие приветствовали братским поцелуем, давали ему в руки светильник в знак хождения в свете, надевали на него белую длинную одежду (символ чистоты), которую он должен был носить в течение восьми дней; наконец, в некоторых церквах давали новокрещенному молоко и мед в знак вступления его в землю обетованную. Затем крещеный вступал совершенно в общество христиан, принимая участие в совершении евхаристии, которой по большей части и сопровождалось крещение.

В первенствующей Церкви так же, как и в настоящее время, крещение совершалось над взрослыми и младенцами. Если крестилось все языческое или еврейское семейство, то крестились, конечно, и дети. Во времена апостольские было несколько случаев крещения целых семейств, в которых, нельзя думать, чтобы не было детей. Хотя в конце II века карфагенский пресвитер Тертуллиан восставал против крещения детей в силу того, что оно должно быть принимаемо сознательно, значит возрастными, но вся Церковь была против него, и Ориген крещение младенцев прямо называет завещанием апостольским. При крещении детей, для научения их вере, когда они будут приходить в возраст, были восприемники, как об этом засвидетельствовал сам Тертуллиан. Впрочем, несмотря на существование в древней Церкви практики крещения детей, были случаи, когда крещение откладывали в надежде отпущения по принятии его всех соделанных грехов.

Вслед за крещением в настоящее время совершается таинство миропомазания. Так же было и в Церкви первенствующей. В крещении человек получал благодатное возрождение в новую духовную жизнь; в таинстве миропомазания сообщались ему благодатные дары Святого Духа для укрепления в этой жизни. Об этих благодатных дарах, которые имели принимать верующие, по объяснению евангелиста Иоанна¹⁷⁴, говорил еще Сам Спаситель. В Церкви апостольской дары Святого Духа, сообщаемые в таинстве миропомазания, открывались нередко видимым образом. Так, апостол Павел после крещения в Ефесе учеников Иоанновых низвел на них Святого Духа, и они стали говорить иными языками и пророчествовать¹⁷⁵. Совершалось это таинство чрез возложение рук сначала одними апостолами, обладавшими всею полнотою благодатных даров¹⁷⁶. Но, вероятно, еще во времена апостольские¹⁷⁷ вместе с возложением рук существовало и помазание миром, тем более, что для этого был образец в Церкви ветхозаветной, где чрез помазание также сообщалось благодатное освящение первосвященникам и другим лицам. Во II веке вместе с возложением рук несомненно существовало уже и помазание ми­ром. После апостолов таинство миропомазания совершали епископы, преемники их власти. Но с увеличением числа вступающих в Церковь совершение этого таинства предоставлено было и пресвитерам, за исключением Церкви Африканской, где епископы удержали за собой не только право освящения мира, как это было в других церквах, но и исключительное право совершать миропомазание; поэтому, если крещение совершали не они сами, а пресвитеры, миропомазание часто откладывалось до тех пор, пока епископ имел возможность совершить его. Отсюда вошло в обычай то, что епископ по временам посещал свою епархию для совершения таинства миропомазания.

Таинство евхаристии в апостольской Церкви совершалось так же, как оно установлено было Спасителем, то есть на общей трапезе. Как известно, христиане в Иерусалиме имели общее имущество и общий стол, за которым вкушали общую пищу; общие собрания их для вкушения пищи назывались вечерями любви. В других церквах, хотя не было общения в имуществе, вечери любви были также в употреблении. В заключение таких вечерей и совершалась евхаристия или, как тогда еще называлось это таинство, «вечеря Господня», «трапеза Господня» и «преломление хлеба». Впрочем, в начале II века или, может быть, в конце I, совершение евхаристии отделено было от вечери любви и присоединено к богослужению в собственном смысле, так как вообще при умножении членов было неудобно совершать таинство вместе с обыкновенною трапезою; совместное совершение того и другого вело даже к беспорядкам в собраниях, как это было в Церкви Коринфской, по свидетельству апостола Павла¹⁷⁸. Евхаристия совершалась в век апостольский ежедневно, если была возможность, и так как она составляла таинство, то в совершении ее могли принимать участие одни только верующие. Порядок совершения таинства в сущности был тот же, что и в настоящее время. Приступая к таинству, верующие давали друг другу братский поцелуй в знак теснейшего общения. Затем из приношений προσφοραι (oblationes) верующих избирались лучшие части хлеба и вина¹⁷⁹ собственно для таинства. Предстоятель произносил молитву, в которой от лица всех верующих благодарил Бога за все Его благодеяния роду человеческому, особенно за искупление, и освящал Святые Дары. Затем все верующие причащались, по общему верованию Церкви, под видом хлеба и вина, тела и крови Господа Иисуса Христа. Святой хлеб разносили присутствующим диаконы и диакониссы, к чаше же с вином приступали сами верующие.

Таинство покаяния в первенствующей Церкви совершалось так же, как и в настоящее время, чрез устное исповедание грехов пред иерархическими лицами, получившими власть вязать и решить. Особенностью совершения этого таинства было только то, что при частном покаянии было в большом употреблении, особенно во II и III веках, покаяние открытое или публичное. Оно имело место при исповедании грехов важных, имевших значение для всей христианской общины. Такими грехами особенно считалось отступничество от веры во время гонений и предательство своих собратьев, уклонение в ересь и грехи, известные всему обществу верующих, например, блуд. За подобные грехи Церковь отвергала от себя каждого члена, и если бы он захотел возвратиться опять в общество христиан, она предварительно принятия его чрез таинство покаяния, так же, как и пред крещением, подвергала его искусу или испытанию в искренности сознания греха и готовности начать прежнюю святую жизнь. В этом случае кающиеся, так же как и оглашенные, должны были пройти несколько степеней искуса, сообразно которым разделялись также на классы. В первом классе состояли плачущие, которые, стоя вне храма пред входом в него, со слезами просили всех входящих верных простить их и опять принять в свое общество; во втором были слушающие, которые вместе с оглашенными слушали из притвора молитвы и чтение Священного Писания и выходили вместе с ними же из церкви пред началом совершения евхаристии; в третьем – коленопреклоненные, которые стояли в самом храме позади верующих и после особой о них молитвы, которую они выслушивали коленопреклоненными, и благословения епископа выходили из церкви; в четвертом, наконец, были вместе стоящие с верными; эти не допускались только до евхаристии, равно как и не имели права Делать приношений. Все эти степени кающихся окончательно определены были только в III веке. Во все время искуса на кающихся налагались еще особенные подвиги, например, они должны были, кроме постов, содержимых всею Церковью, содержать еще особые посты, причем одевались во вретище, посыпали пеплом головы и тому подобное. Срок испытания был различный, смотря по тяжести грехов и исправлению кающегося. Очень часто в отдельных случаях он сокращался по ходатайству исповедников за падших кающихся. Исповедники¹⁸⁰, как лица, на себе испытавшие всю тяжесть гонений и имевшие поэтому возможность засвидетельствовать пред Церковью, как трудно среди жестоких мучений оставаться твердым в исповедании веры, давали падшим свидетельства (libelli pacis), в которых просили ту или другую общину христианскую принять падшего. Ходатайства исповедников усилились особенно в III веке и повели отчасти к ослаблению строгости публичного покаяния. Да и сама Церковь, при большом числе падших во время гонений III века, пришла к мысли ослабить строгость публичного покаяния; поэтому с охотою допускала ходатайства исповедников и даже назначила для падших особых духовников, которые должны были разбирать степени их виновности и, с наложением на них особой епитимии, давать им разрешение от лица всей Церкви, но без публичного покаяния. Сначала такие духовники установлены были в Церкви Африканской, а потом и в других церквах.

Форма совершения таинства священства и в первенствующей Церкви была та же, что и в настоящее время, именно рукоположение. Сначала рукоположение совершаемо было одними только апостолами, а потом предоставлено было исключительно епископам, единственно облеченным по преемству от апостолов властью низводить благодатные дары Святого Духа на избранных для иерархического служения в Церкви.

Брак, по слову апостола¹⁸¹, великая тайна, в первенствующей Церкви совершался по большей части перед литургией, чтобы брачующиеся могли приобщиться Тела и Крови Христовых. При совершении брака употреблялись кольца и венцы, но не металлические, а из растений; венцы не снимались с брачующихся в продолжение семи дней.

Таинству елеосвящения положено начало во времена Спасителя. Еще апостолы во время Его земной жизни, посланные Им на проповедь, «мазали многих больных маслом и исцеляли»¹⁸². Апостол Иаков положительно заповедовал совершать это таинство над болящими¹⁸³. Но при каких обрядах совершалось это таинство в первые века, указаний на это не имеется, кроме того только, что из наставления апостола Иакова можно заключить, что оно совершалось не одним пресвитером, а несколькими.

Церковь всегда исповедовала только единокрещение, и потому оно как в настоящее время, так и в первые века было неповторяемо; повторялось только над еретиками и то не во всех Церквах.

Некоторые из Церквей восточных, а также Церковь Карфагенская с большею частью африканских, перекрещивали всех еретиков при вступлении их в Православную Церковь, признавая крещение, совершенное над ними в еретическом обществе, отделившемся от Церкви и содержащем извращенное вероучение, неправильным. Напротив, другие Церкви, и в числе их Александрийская и Римская, не перекрещивали еретиков, если крещение, хотя и совершенное в еретическом обществе, было правильно по форме, то есть совершено во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Из-за такой разности во взглядах на крещение ере­тиков, в половине II века произошли большие споры в Церкви. Римский епископ Стефан (253–257 гг.) доказывал Церквам восточным и африканским, что еретиков не следует перекрещивать, и грозил им за противоположную практику прекращением общения, а епископу Карфагенской Церкви, получившей начало от Римской, Киприану, даже отлучением. С другой стороны, перекрещивание ере­тиков отстаивали Фирмилиан, епископ Кесарии Каппадокийской, и вышеупомянутый Киприан Карфагенский, доказывая, что благодать находится только в истинно-христианской Церкви, а потому крещение, совершенное вне ее, не есть действительное крещение. По сему вопросу было несколько соборов – один в Малой Азии (253 г.) и три в Карфагене (255–256 гг.), на которых решено было перекрещивание еретиков. Святой Дионисий Александрийский со своей Церковью хотя и держался одинакового с Римской Церковью взгляда на крещение еретиков, но, подобно Иринею Лионскому, своими посланиями старался убедить Стефана не нарушать мира, предоставив каждой Церкви действовать в сем случае сообразно своим предани­ям. Вышеозначенная разность во взглядах на крещение еретиков оставалась до IV века, когда на вселенских соборах установлены были общие правила, каких еретиков принимать в Православную Церковь чрез перекрещивание и каких нет, то есть каких еретиков крещение признавать действительным.

В век апостольский, при всеобщей святости и чистоте жизни христиан, мы видим все-таки между членами Церкви несколько случаев уклонения от требований истинно христианской жизни. Церковь, имеющая своим идеалом святость и чистоту своих членов, не могла допускать, чтобы в ее недрах развивалось такое зло. Поэтому употребляла все меры к пресечению его и возвращению заблудших на путь истинный. Совокупность этих мер и составляет так называемую церковную дисциплину. Все эти меры узаконены Самим Спасителем¹⁸⁴. Первая мера – это нравственное увещание согрешившего, частное, наедине. Если такое увещание оказывалось недействительным, то следовала другая мера вразумления – обличение согрешившего сначала при нескольких свидетелях, а потом пред лицом всей Церкви, публичное. Наконец, если и эта мера не приводила согрешившего к исправлению, Церковь употребляла последнее средство к вразумлению, самое строгое – отлучение от своего общества. Все эти меры были употребляемы с постепенностью и последовательностью, так что к отлучению Церковь прибегала в крайних случаях, когда уже не было надежды на исправление. Но и в этом случае Церковь имела в виду не наказание грешника, а исправление его; если он раскаивался, она опять принимала его в свое лоно. Обыкновенно, отлучение Церкви падало на ерети­ков, отступников от христианства и закоренелых грешни­ков. Но случаев отлучения в апостольский век мы видим весьма немного. Так, апостол Павел вместе с Коринфскою Церковью предал отлучению коринфского кровосмесника¹⁸⁵, но, когда тот раскаялся, апостол просил Коринфскую Церковь простить его¹⁸⁶. Или тот же апостол отлучил лжеучителей Именея и Александра, чтобы они научились не богохульствовать¹⁸⁷, а апостол Иоанн запретил принимать в дом и приветствовать тех еретиков, которые не исповедуют Иисуса Христа пришедшим во плоти¹⁸⁸. Во II же и III веках, когда в Церкви появилось много еретиков, а также было много падших во время гонений, случаи отлучения от Церкви повторяются довольно часто.

По поводу церковной дисциплины относительно падших в Церквах Карфагенской и Римской в III веке образовалось два раскола. В карфагенском расколе Новата и Филициссима выразилось противодействие строгости Карфагенской Церкви по отношению к падшим, а в римском расколе Новациана, наоборот, противодействие благосклонному отношению Римской Церкви к падшим; в обоих же случаях выразилось противодействие общецерковной дисциплине относительно падших.

В 248 году в Карфагене происходил выбор нового епископа; избран был святой Киприан. Но некоторые из пресвитеров, в числе пяти человек, между которыми особенно выдавался Новат, недовольны были этим избранием и отделились от своего епископа Киприана. Своеволие их дошло до того, что Новат без ведома и воли Киприана поставил в диаконы некоего Фелициссима, человека богатого и влиятельного, который сделался душою партии недовольных пресвитеров. Образовался настоящий раскол, известный под названием раскола Новата и Фелициссима. Кип­риан осудил своеволие пресвитеров. Между тем наступило гонение Декия. Киприан для блага Церкви счел нужным на время удалиться из Карфагена. Это подало повод партии, противной Киприану, решительно отказаться от повиновения ему и самовольно распоряжаться церковными делами, особенно касающимися принятия падших. Карфагенская Церковь по вопросу о принятии падших держалась вообще монтанистического воззрения, то есть что Церковь не должна прощать их и принимать обратно; она может только увещевать их к покаянию. Такой взгляд сначала разделил и Киприан, но так как падших было много и степени их падения, а, следовательно, и виновности, были различны, то он склонился к принятию их в Церковь, впрочем, с тем чтобы дела о падших предварительно принятия их разбирались Церковью, ходатайства за них исповедников, которые давали им в этом случае особые свидетельства (libellos pacis), рассматривались надлежащим образом и так далее. Об этом писал Киприан в свою Церковь из своего удаления. Но раскольническая партия, противная Киприану, свой протест против строгости Карфагенской Церкви к падшим довела до крайности: она принимала в Церковь падших без всякого рассмотрения их дел, даже не требуя от них покаяния, по одним только ходатайствам исповедников, которые в своих libellis pacis часто не просили известную Церковь о принятии падшего, а надменно требовали этого. К Пасхе 251 года Киприан возвратился в Карфаген, где в это же время собрался собор африканских епископов. На этом соборе относительно падших было решено принимать их в Церковь, различая тех, которые во время гонений приносили жертвы идолам (sacrificati), от тех, которые только получали свидетельства от суда в принесении жертв (libellatici), и сообразно сему налагая на них, предварительно принятия в Церковь, различные, но во всяком случае тяжелые степени покаяния. Фелициссим же и его партия были осуждены собором. Но и после этого раскольники не смирились: не признавая Киприана, они избрали вместо него карфагенским епископом Фортуната, одного из отложившихся пресвитеров. Впрочем, так как на стороне Киприана были почти все африканские епископы, за него же стояла и Римская Церковь, раскол Фелициссима не мог усилиться. В IV веке его уже не было.

Почти одновременно с карфагенским расколом Новата и Фелициссима образовался раскол в Риме; только здесь раскольники защищали мнения вполне монтанистические по тому же вопросу о падших. В 251 году римским епископом избран был Корнилий, смотревший, подобно некоторым своим предшественникам, на принятие в Церковь падших очень благосклонно. Против него восстали приверженцы монтанистических взглядов во главе с пресвитером Новацианом, человеком образованным, но до фанатизма строго подвижнической жизни. К партии Новациана присоединился известный Новат, прибывший из Карфагена. Хотя в расколе Новациана проводились мнения, противоположные тем, за которые ратовал в Карфагене Новат, но для последнего это было неважно; он видел и в римском расколе такое же, как и в Карфагене, стремление пресвитеров выйти из-под власти епископской, чему он сочувствовал и вследствие чего соединился с Новацианом. При деятельном участии Новата скоро произошло формальное отделение раскольников от Церкви Римской: они поставили себе епископом Новациана. Главные мысли, которые проводили раскольники, были следующие: Церковь есть общество святых, поэтому все падшие и соделавшие смертные грехи после крещения должны быть извергаемы из нее и ни в каком случае не принимаемы обратно; Церковь и не имеет права прощать тяжких грешников: это право принадлежит одному Богу; она может только убеждать их к покаянию. Если же Церковь прощает греш­ников и принимает их обратно, то она сама делается нечистой, перестает быть святой. Поэтому свое общество, в которое не принимались тяжкие грешники, а если принимались переходящие из Православной Церкви, то чрез перекрещивание, новациане называли обществом чистых (χαθαροι)¹⁸⁹. Таким образом, раскольники погрешали против общецерковного учения о том, что Церковь в силу заслуг Господа Иисуса Христа может прощать всех грешников, что она всегда остается святою и при согрешивших членах во имя того, что глава ее, Господь Иисус Христос, свят, что святы ее таинства и прочее. Обе партии в Риме, и раскольническая во главе с Новацианом, и православная – с Корнилием, обратились за посредничеством к Церквам Карфагенской, Александрийской и Антиохийской. Киприан, епископ Карфагенский, решительно высказался против Новациана, как нарушителя единства Церкви; Дионисий, епископ Александрийский, также высказался против него; но Фабий, епископ Антиохийский, склонялся более на сторону Новациана, увлекаясь строгостью его жизни и его строгими требованиями. Хотя, таким образом, Новациан и его приверженцы были осуждены, но общества новацианские и после того распространялись в Карфагене, Александрии, в Сирии, Малой Азии, Галлии и Испании и продолжали существовать до VII столетия. Причина такого усиленного распространения новацианского раскола кроется, с одной стороны, в строгости правил жизни, распространяемых раскольниками, с другой – в монтанистической привязанности некоторых членов Церкви, особенно на Западе, к внешним подвигам благочестия.

Дохристианский мир не знал высоких нравственных истин и законов. Главным началом деятельности человеческой в языческом мире был эгоизм. Под влиянием его каждый из язычников, преследуя в жизни только свои личные интересы и цели, неминуемо нарушал человеческие права и достоинства другого. Отсюда в языческом мире злоба человека к человеку, вражда отдельных личностей и обществ, отсюда же разного рода злодеяния, преступления, пороки и тому подобное. Христианство принесло в жизнь новое начало – учение о братстве и любви всех людей между собой. Сообщая об этом новом начале Своим ученикам, Спаситель заповедал, чтобы оно было отличительным признаком Его последователей. Христиане апостольского века, близкие ко времени Спасителя и видевшие пред собою жизнь апостолов, в своей жизни действительно представляли полнейшее осуществление этого начала: взаимная братская любовь была первой отличительной чертой в их жизни. У множества верующих, замечается в Деяниях апостольских¹⁹⁰, было «одно сердце и одна душа». Люди, образовавшие собою Церковь Христову, несмотря на различие по происхождению, общественному положению и состоянию, считали друг друга братьями и любили друг друга, как братьев. Название «братьев и сестер», которое было в употреблении между христианами первого времени, не было пустым звуком, равно как и братские поцелуи, которые верующие давали друг другу при богослужении, не были пустой формой. На первых порах жизни Церкви братская любовь христиан во всей полноте выразилась общением в имуществе. В Иерусалимской Церкви никто ничего из имения своего не называл своим, но все было общее; из общественных средств каждому давалось то, в чем кто нуждался, так что между верующими не было никого нуждающегося¹⁹¹. Далее, выражением той же братской любви христиан служили общие трапезы, состоявшие в тесной связи с общением в имуществе; они даже и назывались вечерями любви (агапами). Если с течением времени общение в имуществе и общие трапезы прекратились вследствие умножения числа верующих, то взамен того всякого рода вспомоществования христиан друг другу получили самое широкое развитие. Странники, путешествовавшие из одной церкви в другую, бедные, больные, старые, вдовицы, сироты и страждущие – все находили себе помощь и поддержку у христиан. Общественные бедствия вызывали благотворительность христиан во всей силе. Так, святой Дионисий Александрийский описывает в привлекательном свете полное евангельской любви поведение христиан во время моровой язвы, свирепствовавшей в Александрии, сопоставляя его с поведением язычников. «Весьма многие, – говорит он, – от избытка любви и братолюбия не щадили самих себя, но поддерживали друг друга, безбоязненно посещали больных, неутомимо ходили за ними и, служа им ради Христа, вместе с ними радостно умирали, потому что, исполняясь страданиями других, привлекали к себе болезнь от своих ближних и добровольно принимали их мучения. Таким-то именно образом оставили жизнь лучшие из наших братий – некоторые пресвитеры и диаконы и многие весьма похваляемые от народа. Они принимали тела святых на распростертые руки и перси, закрывали им глаза, заключали уста, несли их на своих плечах и потом полагали, прижимали их к себе и обнимали, украшали их умываниями и одеждами, а вскоре и сами сподоблялись того же, потому что оставшиеся в живых всегда следовали по стопам своих предшественни­ков. Совершенно напротив поступали язычники: они прогоняли начавших хворать, убегали от самых любезных, выбрасывали на улицу полумертвых, оставляли без погребения мертвых и таким образом старались избавиться от передаваемой и сообщающейся смерти, которую, однако же, при всех их усилиях, не легко было им отклонить от себя»¹⁹². Римская Церковь в половине III века содержала на общественные приношения более тысячи пятисот вдовиц и всяких немощных. Кроме того, как Церковь, имевшая в своей среде богатых членов, она посылала всегда пожертвования в другие церкви бедствующим от чего бы то ни было братьям. Известна также благотворительность Церкви Карфагенской. Святой Киприан во время нашествия варваров на Нумидию, когда они захватили многих христиан в плен, собрал со своих клириков и народа сто тысяч сестерций и выкупил пленных.

Такая братская любовь христиан простиралась и на язычников. Она проявлялась во взаимных сношениях между христианами и язычниками в жизни частной и общественной. Прямодушие и честность христиан в столкновениях с язычниками по делам житейским и особенно торговым, их верность, преданность и покорность правительству во всех делах, за исключением дел веры, замечаемы были даже языческим обществом и правительством и нередко вызывали сочувствие того и другого. Недаром Констанций Хлор и Константин, последний еще до принятия христианства, считали христиан самыми лучшими подданными в своей империи. Самым лучшим доказательством осуществления христианами заповеди о любви к врагам-язычникам служит случай в Карфагене при Киприане во время язвы. Язычники так же, как в Александрии, бросали на улицу тела больных и умерших от язвы; никто не хотел прибирать их; язва усиливалась. Язычники стали обвинять христиан в том, что они прогневали богов и за них боги посылают язву. Вот тут во всей силе проявилась любовь христиан. Киприан увещевал их помогать не только своим собратьям, но и язычникам, так как и они братья и дети Отца Небесного. Христиане, по его слову, одни, без помощи язычников, очистили городские улицы от трупов и тем спасли город от дальнейшего распространения заразы.

Отношение христиан к рабам и положение рабов в христианском обществе служит также доказательством проявления христианской любви во всем ее блеске. Дохристианский языческий мир выработал такое воззрение на человеческие отношения, что одни люди должны господствовать, другие – быть рабами. Раб, по этому воззрению, считался не только существом без всяких человеческих прав, но даже вещью, которой господин может распорядиться по произволу. Христианство самым своим существованием уничтожило такое воззрение на рабов. Оно учило, что греху одинаково причастны господа и рабы, что Христос искупил весь род человеческий, следовательно, искупил и рабов от греха, что в деле религии все равны, и господа и рабы, все – братья во Христе. Отсюда отношения между господами и рабами в христианском обществе запечатлевались духом христианской братской любви. В церковных собраниях господа и рабы получали полное равенство: вместе молились, вместе пели гимны, вместе принимали евхаристию. В религиозной жизни раб иногда ставился выше господина, делаясь его учителем в Евангелии.

Другой отличительной чертой жизни христиан в первые века были чистота и строгость их нравов, особенно поразительная наряду с нравственной распущенностью язычников. Чистота супружеской жизни свято наблюдалась в христианских семействах. Связанные взаимною любовью, члены христианской семьи проводили жизнь в постоянных трудах, молитвах и тому подобное, вдали от всех языческих увеселений и развлечений. В тогдашнем языческом обществе страстно любимым увеселением были гладиаторские игры. Убивание людей людьми ради забавы и увеселения возмущало нравственное чувство христиан, и потому они не только не посещали гладиаторских игр, но даже отлучали от церковного общения тех, которые ходили смотреть гладиаторские бои. Также заботливо избегали христиане и других языческих зрелищ в театрах и цирках – мимических игр, комедий, трагедий, танцев и тому подобное. Так как сценические представления имели связь со служением идолам и давались преимущественно в языческие праздники, то христиане считали их наравне со служением сатане. Строгость жизни некоторых христиан доходила до того, что они не только избегали увеселений языческого характера, но даже отказывались от удовольствий обыкновенной жизни, допускаемых христианством и не противных ему. Такие христиане стремились выполнить евангельские советы относительно жизни совершеннейшей. Требуя от христиан жизни нравственно совершенной, Евангелие вместе с тем предлагает советы относительно жизни совершеннейшей, обязательные не для всех, но только для могущих вести такую жизнь. Таковы, например, советы о жизни безбрачной, о жизни, отрешенной от мира и всех его удовольствий и тому подобное. Между христианами первых веков встречаются привлекательные примеры исполнения таких евангельских советов. На первых же порах жизни Церкви мы видим многих подвижников и подвижниц разного рода. Одни принимали на себя обеты девства, отказываясь от семейной жизни; другие – обеты произвольной нищеты, отказываясь от своего имущества и раздавая его бедным; иные проводили время в непрестанной молитве, посте и воздержании, а некоторые соединяли все эти обеты вместе. Такие подвижники известны под названием аскетов. Ограничивая в себе чувственные потребности и удерживаясь от житейских наслаждений, они стремились возвысить свой дух над плотью, чтобы беспрепятственно посвятить себя на служение Богу. Аскетизм имел место в иудействе (ессеи и ферапевты) и в язычестве (стоики, пифагорейцы). Но там он основывался на дуалистическом воззрении на мир, по которому материя отождествлялась со злом и считалась источником греха. В христианстве, напротив, ничто материальное не считалось источником зла, и ненависти к материальному не было; христианская аскетическая жизнь была свободным, необязательным подвигом, возвышающим дух человеческий над материальными условиями жизни ради жизни чисто духовной. В I и II веках подвижничество во всех его видах было явлением одиночным; подвижники жили в обществе других людей, не составляя из себя особого общества с определенными правилами жизни, и не считали своих обетов неизменными. В конце III века подвижничество получает более определенный вид. Люди, стремящиеся к высшему нравственному совершенству, находят более удобным проводить аскетическую жизнь вдали от общества, в пустынях, в которые и удаляются. Удалявшиеся сюда подвижники получили название анахоретов, еремитов и, наконец, монахов. Гонение Декия в половине III века послужило внешним поводом к началу анахоретского образа жизни. Некоторые из египетских христиан бежали в соседние пустыни и здесь, вдали от общества людей, проводили подвижническую жизнь. Из таких подвижников особенно замечателен Павел Фивейский. Пятнадцатилетним мальчиком ушел он в фиваидскую пустыню и прожил в ней более восьмидесяти лет, не видя людей, питаясь дикими плодами, кореньями и травами и проводя время в молитвах. Павел Фивейский, таким образом, положил начало монашескому образу жизни. Но отцом монашества и организатором его был Антоний Великий, жизнь и деятельность которого относится более к IV веку.

Вся обстановка жизни первых христиан носила на себе религиозный отпечаток. Все обычаи их в домашней и общественной жизни проникнуты были духом христианской религии. Так, они при начале какого-либо дела полагали на себе крестное знамение. На стенах своих домов, на домашней утвари и посуде, например стаканах, тарелках и прочем, делали священные символические изображения. Делать изображения на стенах домов и домашней утвари и посуде было в обычае у язычников; предметом изображений служили по большей части сцены из мифологии. Христиане заменяли мифологические изображения изображениями креста, рыбы, голубя и тому подобное, употреблявшимися затем и в самых храмах. Обычай христиан погребать умерших, молиться за них и делать приношения во имя их по преимуществу носит религиозный харак­тер. Язычники тела умерших обыкновенно сжигали; христианская же Церковь приняла обычай еврейский – помазывать тела умерших благовонными мазями и полагать в землю. Самое погребение сопровождалось молитвами, пением приличных совершаемому действию псалмов и песнопений и даже иногда надгробными речами, а также совершением литургии в память умерших, и тем удобнее, что очень часто местами христианских богослужебных собраний бывали усыпальницы или катакомбы, в стенах которых ставились гробы умерших. Печаль об умершем умерялась радостным сознанием, что умерший во Христе имеет надежду воскресения для будущей жизни, почему и считалось приличным сопровождать погребение торжественным и радостным богослужением – совершением евхаристии. Вследствие того общехристианского сознания, что умершие продолжают жить за гробом, христиане и после их смерти продолжали возносить за них молитвы, а в годовщины смерти, так же, как и в день смерти, делали как бы от них приношения и совершали евхаристию, причем в общественных молитвах умершие поминались поименно.