II. Оптина Пустынь ко времени прибытия в неё А. М. Гренкова (о. Амвросия)

Что это за монастырь Оптина пустынь? – Возникновение обители теряется в глубоком прошлом. По тёмному преданию, она основана покаявшимся и принявшим иночество предводителем разбойничьей шайки Оптом три столетия слишком тому назад. Почти до самого начала ХIХ-го столетия Оптина пустынь была маленьким монастырём. Но со времени митрополита Московского и Калужского Платона она, почти разорённая в прежние годы, восстановлена в новом виде. Стараниями новоназначенного настоятеля о. Авраамия⁷⁵ и заботами Владыки Оптина пустынь возродилась. В ней установились строгие порядки новой жизни, так что Калужские архипастыри часто представляли в пример другим обителям Оптинские порядки⁷⁶. В управление Калужской епархией преосвященного Филарета⁷⁷, любившего всею душою монашество и особенно пустынное, Оптина пустынь возвысилась ещё более. Так, именно в это время⁷⁸ был введён в Оптиной пустыни строгий устав общежительного монастыря, писанный для Коневской обители, «Св. Синодом рассмотренный и для подражания во все епархии Российской церкви разосланный»⁷⁹; невдалеке от обители был устроен скит во имя св. Иоанна Предтечи, первого новоблагодатного пустынножителя, где с самого его основания и поныне живёт особенный, истинно христианский, иноческий дух; наконец, Филарет же, накануне своего удаления из Калуги в Рязань, определил настоятелем пустыни начальника скита, иеромонаха Моисея, которого преемник Филарета, преосв. Григорий⁸⁰ утвердил йотом строителем. С 1826, по 1839 год, когда прибыл в Оптину пустынь Александр Михайлович Гренков, прошло целых 13 лет мудрого управления обителью о. Моисеем. За этот период сей поистине замечательный человек успел уже положить твёрдые основы того особенного оптинского иноческого духа, который пред своею смертью он передал своему преемнику, о. Исаакию, беседуя с ним на смертном одре о любви к Богу и ближним⁸¹ и который теперь отличает Оптинскую обитель от всех прочих. Главное, что уже успел сделать к тому времени о. Моисей, это было введение им в обители, так называемого, старчества. Отец Иларион Троекуровский прямо благословил Александра Михайловича идти в Оптину пустынь ради старцев; придя в пустынь, он, действительно, стал под руководство старцев; наконец, после их смерти ему Господь сподобил самому быть их преемником и носителем святых преданий старчества.

Само собою разумеется, что главное в личности покойного о. Амвросия – это его старчество, о котором поэтому и надлежит узнать возможно более.

Сущность старчества состоит в следующем. В монастыре (где введено старчество) волею Божией и голосом братии поставляется один⁸² благочестивый и опытный в духовно-аскетической жизни инок, пользующийся полным доверием всех, как общий духовный отец и руководитель.

К нему не только идут исповедоваться в положенное время, но приходят все, всегда, ежедневно и раскрывают ему всю свою душу, объявляют все свои греховные поступки, мысли, желания. Что бы ни задумал духовный сын старца – обо всём идёт он советоваться со старцем и просить его благословения. У духовных чад старца нет своей воли, нет своего образа мыслей, нет своих разумений. Про всех старец знает всё. Сам старец не несёт официально-начальнических обязанностей, но на деле обителью, братиями и вообще монастырскою жизнью управляет он; всё в обители делается с его благословения; за благословением приходит к нему и сам настоятель, и все прочие должностные лица обители⁸³.

Таким образом, в общем, старец есть лицо, которое производит то живое и деятельное отсечение воли у братии, которое требуется иноческими обетами от каждого монаха. Так как отсечение собственной воли именно через безусловное послушание какому-либо духовному руководителю есть обязанность каждого инока, то по идее иноческого жития старец непременно должен быть в каждой обители.

Замечательнейший наставник иночества, свт. Василий Великий, пишет, что «каждый из подчиненных (братии в обители), если хочет оказать значительный успех (в иноческой жизни) и привести жизнь свою в состояние, согласное с заповедями Господа нашего Иисуса Христа, должен ни одного душевного своего движения не оставлять в скрытности, ни одного слова не пропускать без испытания, но тайны сердечные обнажать пред теми из братий, кому поручено прилагать милосердное и сострадательное попечение о немощных»⁸⁴.

«Как корабль, имеющий искусного кормчего, – говорит о пользе старчества преп. Иоанн Лествичник, – при Божием содействии благополучно входит в пристань, так и душа, имеющая доброго руководителя, удобно восходит на небо, хотя бы раньше и повинна была во многом зле. Как идущий по неизвестному пути без путеводителя легко может заблудиться на нём, хотя бы был сам и очень умён, так и тот, кто по своей воле и разумению хочет пройти монашеский путь, легко погибнет, хотя бы и знал премудрость всего мира»⁸⁵. «Нет несчастнее и ближе к погибели людей, – пишет преподобный авва Дорофей, – не имеющих наставника в пути Божием. Ибо что значит сказанное (в слове Божием): им же несть управления, падают, якоже листвие⁸⁶? Лист сначала всегда бывает зелён, цветущ и красив, потом постепенно засыхает, падает и, наконец, им пренебрегают и попирают его. Так и человек, никем не управляемый, сначала всегда имеет усердие к посту, к бдению, безмолвию, послушанию и к другим добрым делам; потом усердие это мало-помалу охладевает, и он, не имея никого, кто бы наставлял его, поддерживал и воспламенял в нём это усердие, подобно листу нечувствительно иссыхает, падает и становится, наконец, подвластным и рабом врагов, и они делают с ним, что хотят. О тех же, которые открывают свои помышления и поступки и делают всё с советом, Писание говорит: спасение есть во мнозе совете⁸⁷. Не говорит: «совете многих», т. е., чтобы с каждым советоваться, но что должно советоваться обо всём, конечно, с тем, к кому имеешь доверие, и не так, чтоб одно говорить, а другое умалчивать, но всё открывать и обо всём советоваться; такому и есть верное спасение во мнозе совете»⁸⁸. Если всё это так, то, действительно, следует, чтобы старец был в каждой обители. Если можно, то пусть начальник обители и будет таким старцем; но так как даже и такие люди, как о. архим. Моисей, не могли совмещать в одном лице и начальничества, и старчества, то лучше пусть старец будет особый в каждой обители. Руководителем других, начальником, старцем может быть, по словам свт. Василия Великого, только такой муж, который бы ««хорошо умел руководить шествующих к Богу, украшен был добродетелями, в собственных делах своих имел свидетельство любви своей к Богу, был сведущ в Божественных Писаниях, не рассеян, не сребролюбив, не озабочен многим, безмолвен, боголюбив, нищелюбив, не гневив, не памятозлобен, силён в назидании сближающихся с ним, не тщеславен, не высокомерен, не льстив, не изменчив, ничего не предпочитал Богу»⁸⁹.

Это старчество и было, действительно, во всех древних обителях. Основатель монашества, преп. Антоний Великий, возрастал в иночестве под руководством одного благочестивого подвижника-старца, с юности проводившего уединённую жизнь⁹⁰. Впоследствии, когда Антоний достиг достаточной степени духовной опытности, то сам стал во главе сонма подвижников, собравшихся возле него⁹¹. Заветы старчества предал преподобный основатель иночества в своём поучении и своим последователям. «Монах, – говорит в этом поучении препод. Антоний, – должен откровенно сказывать старцам: сколько он делает шагов, или сколько пьёт капель воды в своей келье, чтобы как-нибудь не погрешить и в этом. Я знаю монахов, которые после многих трудов пали потому, что понадеялись на свои дела и презрели заповедь Того, Кто сказал: вопроси отца твоего и возвестит тебе⁹²"⁹³. Получив своё начало от основателя иночества, старчество распространялось вместе с иночеством. Все почти египетские и впоследствии палестинские киновии украшались в равной степени старчеством⁹⁴. Такие отцы и учители Церкви, как Василий Великий⁹⁵, Иоанн Лествичник⁹⁶, Авва Дорофей⁹⁷, Феодор Студит⁹⁸, Симеон Новый Богослов⁹⁹, Каллист и Игнатий¹⁰⁰, Кассиан Римлянин¹⁰¹, Феодор Эдесский¹⁰² и другие, говорят о старчестве, как о необходимом явлении в монастырской жизни, хорошо им известном из современного им монашества и собственного опыта. Особенно прочно блюлись заветы старчества на Афоне. С Востока перешло старчество и к нам, в Россию. Но с течением времени, когда под влиянием различных условий и христианская вообще, и монашеская в частности жизнь начали падать и падать, падало и старчество. Заветы старчества отошли в область давних преданий. Исповедовать монаху ежедневно свою душу старцу, как бы пред лицом самого всевидящего и всеведущего Господа – стало казаться инокам таким заветом, который существует только для святых. Разумеется, были и в эту эпоху упадка старчества святые иноки, деятельно отсекавшие свою волю чрез послушание какому- либо авве, но это были исключения; не было старчества, как общего, или, по крайней мере, распространённого явления. Тогда знали про старчество, но ненавидели его. У нас, в России, старческий путь был ненавистен во времена Нила Сорского. А в конце XVIII-гo столетия о нём наши обители и иноки совсем забыли: старцев вовсе не стало. Но Промысл Божий послал человека, который восстановил старчество на Руси. Это был архимандрит Молдавских монастырей Паисий Величковский. Живя некоторое время на Афоне, он, возревновав об исчезнувшей строгой иноческой жизни древних подвижников, усердно занялся собиранием творений аскетических писателей, в которых содержится учение о монашеском житии вообще и, в особенности, о духовном отношении к старцам. Больших трудов стоило уже одно это собирание; но собиратель не остановился на этом; он всё собранное перевёл на славянский язык. Затем, в Нямецком и других, подчинённых ему монастырях молдавских, Паисий попытался на основании писаний ввести старчество; попытка его была вполне удачна¹⁰³. Промысл Божий устроил так, что в числе учеников Паисия был живший в Молдавии около 20 лет русский схимонах Феодор¹⁰⁴ и ещё схимонах Афанасий¹⁰⁵. Первый из них, возвратись в Россию, поселился в Чолнском Спасском монастыре¹⁰⁶; сюда-то и прибыл из Белобережной пустыни на некоторое время иеромонах Леонид, впоследствии ставший первым Оптинским старцем¹⁰⁷. Узы самой высокой христианской любви вскоре же соединили этих двух лиц, и о. Леонид вполне отдался руководительству старца о. Феодора¹⁰⁸. Этот-то самый о. Леонид и сделался насадителем старчества в Оптиной пустыни.

В апреле 1829 года о. Леонид вместе с шестью своими учениками прибыл из Площанской пустыни¹⁰⁹ в Оптину пустынь, где их приняли с великой радостью и, по усмотрению настоятеля, о. Моисея, поселили в особых кельях на пасеке, близ скита. Настоятель о. Моисей и брат его, скитоначальник о. Антоний, положившие основание своего иночества в Брянских лесах, к духе древних великих пустынножителей, давно желали ввести старчество в Оптиной пустыни, но сами не могли выполнить этого дела, потому что были озабочены многотрудными и многосложными занятиями по устройству и управлению обителью. Когда же в Оптиной пустыни поселился о. Леонид, тогда о. Моисей воспользовался этим и, зная его опытность в духовной жизни, поручил его руководству всех братий, жительствовавших в пустыни и всех приходивших на жительство в монастырь. С того времени весь внутренний строй монастырской жизни изменился в Оптиной пустыни. Без совета и благословения старца ничего важного не делалось в обители. В его келью ежедневно, особенно в вечерние часы, стекалась братия с душевными своими нуждами: каждый спешил покаяться пред старцем, в чём согрешил в продолжение дня делом, словом или помышлением, попросить его совета и разрешения в встретившихся каких-либо недоумениях, утешения в постигшей скорби, помощи и подкрепления во внутренней борьбе со страстями и с невидимыми врагами нашего спасения. Старец всех принимал с отеческою любовью и всем преподавал слово опытного назидания и утешения¹¹⁰. Скоро слава о духовной опытности старца распространилась далеко вне обители, и к нему отовсюду начали стекаться со своими духовными нуждами люди различных званий и положений, и все уходили от него уврачёванными. В 1834 году в Оптину пустынь прибыл ещё ранее знакомый о. Леониду по Площанской пустыни, ученик помянутого выше ученика Паисия, схимонаха Афанасия¹¹¹, иеромонах Макарий (Иванов)¹¹². Хотя он и сам был достаточно опытен в духовной жизни и уже имел своих учеников, однако он сам стал учеником о. Леонида и только впоследствии, при конце его жизни вместе с ним, как равный, стал подвизаться в старчестве и разделять его труды в окормлении братий и приходивших мирян¹¹³.