Глава 3

Философ внезапно встал.

Хождение по кругу закончилось. Толку нет – сколько ни кружи, будешь там, где ты уже был, и где ты сейчас, там и будешь потом. Надо придумать нечто совсем другое. Посох непроизвольно что-то чертил на песке. В геометрии есть не только круг, есть ещё и другие фигуры. Философ искал фигуру. Взгляд его обращался то туда, то сюда. И опять – то туда, то сюда. Диполь³⁰. В голове рождались антиномии³¹. Избранная ещё юным царём Божественная София прояснила мысль ищущего старца-странника. Теперь и посох вычерчивал то туда, то сюда.

В книге Екклесиаста появилась третья глава.

Соломонов круг и Соломоновы антиномии – в этом вся мудрость того, что происходит под солнцем. Больше под солнцем ничего и нет.

Екклесиаст, гл. 1-я, стихи 1–11– это о соломоновом круге.

Екклесиаст, гл. 3-я, стихи 1–11 – это о соломоновых антиномиях, или соломонов диполь.

Указанные два текста – суть мудрости жизни, которую познал Екклесиаст. Соломонов круг обессмысливает всё в этом мире под солнцем; итрона, остающейся пользы, нет ни в чём. Соломонов диполь вносит баланс в эту не имеющую цели и смысла жизнь. Появляется некое равновесие и некий способ жить. И это при том, что итрон так и не появился!

Некий купец искал хороших жемчужин (притча Иисуса, Мф. 13:45–46). Некий царь оставил престол и сокровища и пошёл с посохом искать свою жемчужину, ту единственную и драгоценную, о которой через тысячу лет скажет его Потомок Иисус. Царь жемчужину не нашёл. Продать всё, как тот приточный купец, он был готов, но купить было ещё нечего. Сильно его закружило. Из круга он выйти не смог. Но он смог найти равновесие.

Вся книга Екклесиаста так или иначе является иллюстрацией в философских размышлениях и житейских примерах этих двух основных соломоновых идей – его круга (Еккл. 1:1–11) и его диполя (Еккл. 3:1–11).

Соломоновы антиномии (равновесие противоположностей).

Забыв о круговерти колеса времени, философ возглашает новый принцип:

Всему своё время, и время всякой вещи под небом.

Далее следуют поэтически изречённые антиномии:

Время рождаться,

и время умирать;

Время насаждать,

и время вырывать посаженное;

Время убивать,

и время врачевать;

Время разрушать,

и время строить;

Время плакать,

и время смеяться;

Время сетовать,

и время плясать;

Время разбрасывать камни,

и время собирать камни;

Время обнимать,

и время уклоняться от объятий;

Время искать,

и время терять;

Время сберегать,

и время бросать;

Время раздирать,

и время сшивать;

Время молчать,

и время говорить;

Время любить,

и время ненавидеть;

Время войне,

и время миру.

Что пользы работающему от того, над чем он трудится? Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том. Всё соделал Он прекрасным в своё время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца (Еккл. 3:1–11).

Из каких глубин сердца философа родился этот гимн?! В нём вся мудрость жизни, в нём божественный взгляд на дела земные. Странствующий философ, стареющий царь сам не ожидал, что внезапно через него родится такое. Теперь будут проходить века, будут проходить тысячелетия, а любая фраза, любое изречение гимна будут в эпиграфах и афоризмах. Философы и поэты, политики и мудрецы, богословы и проповедники будут без конца цитировать по самым разным случаям эти слова. Не зря так долго мотало философа по кругу, чтобы наконец родилось такое!

Обратим внимание на построение гимна. Здесь не просто поэтический параллелизм антиномий (диполи): время рождаться и время умирать, время насаждать и время вырывать посаженное и так далее, всего четырнадцать противопоставлений. 14 = 7 х 2. Число сугубой полноты мудрости жизни. Четырнадцать антиномий группируются в семь четверостиший, семь парных антиномий. В библейском тексте это чётко соответствует разбивке на стихи. Эту смысловую разбивку на пару антиномий мы не можем проследить только в шестой паре и не вполне очевидно в четвёртой. Причём в четвёртой и седьмой парах принцип не симметрии, а асимметрии – эта непоследовательность придаёт ещё больше смысловой поэтичности слову.

Вот парность соломоновых антиномий:

Соломоновы антиномии заставляют вспомнить два принципа, идущих ещё из глубокой древности.

Первый принцип – дуализм (двойственность). Таковы были верования древних ассирийцев, персов. Два Бога – добрый и злой, два равнозначных начала. Ормузд и Ариман, свет и тьма – служи, кому хочешь. Что хорошо для одного, то плохо для другого, и наоборот. Зороастр сказал: «Воистину, есть два первичных духа, близнецы, славящиеся своей противоположностью. В мысли, словах и в действии – они оба добрый и злой…» [136; с. 176]. В романе «Юлиан Отступник» Д.С. Мережковский красочно описывает, как великий иерофант Максим Эфесский проводит юного Юлиана через языческую мистерию посвящения, во время которой юноша отрекается от Христа и посвящает себя диаволу-деннице, а потом жрец ошарашивает его сообщением: правы оба – и Христос, и диавол, правды две, твой выбор, которой из них служить. Юлиан потрясён.

В китайской философии гармоническое равновесие в мире поддеживается двумя началами, ян и инь: мужское и женское, светлое и тёмное, тёплое и холодное, лёгкое и тяжёлое. Всем вещам во Вселенной свойственно двуединство.

Что хорошо для буржуазии, то плохо для рабочего класса, и наоборот. Это если по Марксу. Но от человека ли зависит, где он окажется?..

Второй принцип – диалектика.

Ἡ διαλεκτιξή – искусство вести разговор, спор. В философии это метод познания действительности в её противоречивости, целостности и развитии.

Диалектику знали древние греки. Аристотель считал изобретателем диалектики Зенона Элейского. Диалектику развивали неоплатоники Плотин и Прокл. Великим учителем диалектики был европейский философ Гегель (1770–1831 гг.). Диалектика сформулировала закон единства и борьбы противоположностей. Священник и богослов Павел Флоренский находил причину всех ересей в том, что тезис брался в отрыве от антитезиса. Истина по Флоренскому в антиномии, то есть в синтезе тезиса и антитезиса.

Христианская церковь всегда отвергала дуализм, как диавольскую выдумку. Διαβολός – разбрасывающий на две стороны. Бог один. Божий Сын один. истина одна. Церковь одна. А Лейбниц говорил: Бог сотворил единицу, всё остальное выдумали люди. Есть свет и есть тьма. Тьма не второе начало, а отсутствие первого.

Диалектика – это мудрость жизни, она не отвергалась и великими святыми отцами. Как и всем, ею можно злоупотребить, фактически превращая в дуализм. А можно и воспользоваться благоразумно, и тогда она есть путь к единой и высшей истине.

Сначала Соломон провозглашает найденный или Богом дарованный ему основной принцип:

Еккл. 3:1 Всему своё время, и время всякой вещи под небом.

Многие вещи в этой жизни, а может быть даже и все, ведут к проблемам, к затруднениям, порой неразрешимым. И всё это не оттого, что вещь эта плохая, а оттого, что не вовремя была употреблена. Используй эту вещь в своё время, и она будет хороша. Беда пройдёт мимо, в жизни будет достигнуто равновесие, которой порой так не хватает.

Слова под небом означают, что речь будет идти дальше о том, что происходит здесь, в этой земной жизни. Итрон, нечто остающееся, пользу и высший смысл Соломон под солнцем не нашёл. Кругооборот жизни не даёт остатка. Но Соломон нашёл способ жить в таком мире, нашёл если не архимедову опору, то хотя бы некое жизненное равновесие, некую устойчивость в раздираемом противоречиями мире. Это равновесие в том, что и противоположные вещи имеют право быть, каждой из них своё время и место в жизни. Почти всё, о чём Соломон будет дальше говорить, идёт со знаком плюс или со знаком минус. Это или вожделенное, или желанное, это доброе и приятное или тяжкое и страшное. И всему этому своё время и своё место под небом.

Синодальный перевод слов Екклесиаста Всему своё время, и время всякой вещи под небом использует дважды слово «время» и тем теряет смысловой оттенок, имеющийся в еврейском тексте, а также в его греческом переводе.

В первом случае Соломон использует словоזמן (земан), во втором – צח (ет) и во всех последующих антиномиях тоже צת. Слово זמן означает собственно время как длительность события или событий. Слово צח означает время со смысловым оттенком «срока». Таким образом, Екклесиаст говорит, что всему своё земан, всему отмерено своё время, своя длительность времени, в течение которого оно происходит. Дальше Екклесиаст говорит уже другое: ет всякой вещи под небом, то есть всякая вещь имеет свой срок, свой назначенный ей отрезок или даже свой момент, когда ей быть. Всё имеет свою меру времени и свой благоприятный, своевременный момент, когда ему быть. И далее во всех антиномиях употреблено слово «ет», то есть речь идёт о благовременности того или другого.

В полном соответствии с оригиналом используют два слова и семьдесят толковников, переведшие Танах на греческий язык. В первом случае употреблено слово χρόνος, а во втором и всюду дальше – καιρὸς. Всему свой хронос и кайрос всякой вещи под небом и дальше во всех противопоставлениях всему свой «кайрос». Ὁ χρόνος – это временная длительность, мера времени и даже само течение времени. Можно говорить о «времени (χρόνος) жизни» или времени того или иного события и процесса.

Ὁ καιρὸς – это надлежащее, удобное время, удобный случай. Более того, это слово может быть использовано для обозначения надлежащего места.

Хронос – это физически измеримое время, ось времени, мера времени. Кайрос – это время Божие, это Богом определённый удобный и своевременный случай для того или другого дела. Человек должен всему знать свой хронос и свой кайрос – свою меру времени и свой удобный, подходящий час.

Следует обратить внимание и на слово חפץ (хефец), употреблённое Соломоном. И время (ет) всякому хефец под небом. Синодальный перевод передаёт это словом «вещь» – время всякой вещи под небом. Слово «вещь» по-еврейски звучало бы ךבר (дабар). Использованное же Екклесиастом слово «хефец» означает буквально «желанное» и употребляется для обозначения некоего «дела». В LXXтак и переведено: πράγματι, то есть «дело». Так же переводит А.Э. Графов [12]. В немецком переводе: Vornehmen – дело, мероприятие.

Итак, Екклесиаст говорит: Всему своя мера времени и своё подходящее время, свой удобный случай, всякому делу, всему, что предпринимается под небом.

Почему Соломон часто говорит о том, что под солнцем, или под небом, а не о том, что «на земле»? Солнце и небо охватывают всю землю, от них не утаится ничто. К тому же, это взгляд сверху, а если «на земле», то это взгляд снизу, не всеохватывающий, да и нехоженые места есть на земле. В изречениях под солнцем и под небом слышится вселенская печаль философа или звучит премудрость, охватывающая всю землю.

А теперь обратимся к размышлениям учителей и отцов над словами измерившего своим посохом землю философа:

Еккл. 3:1 Всему своё время, и время всякой вещи под небом.

Св. Григорий Нисский чувствует фундаментальную значимость соломонова изречения. Он чувствует некое изменение настроения Соломона (переход от круга к диполю). Св. Григорий отмечает, что «в предыдущих словах как суетное осуждено всё» [40; Беседа 6]. Но в таком случае «остаётся узнать, как человеку жить добродетельно, заимствовав в сем слове [о времени для всякой вещи. – Г. Ф.] как бы и некое искусство, и способ к преспеянию жизни». Вот это искусство жить добродетельно в не имеющем никакого смысла мире, в мире, в котором нет остающейся пользы, и заключено в словах Екклесиаста всему своё время, и время всякой вещи под небом с дальнейшими антиномиями,

Указанное «искусство жить» св. Григорий истолковывает таким образом: «Два, говорит Екклесиаст, отличительные в жизни признака прекрасного в каждой вещи, какая вожделенна для настоящей жизни, именно соразмерность и благовременность». Эти два признака меры и благовременности св. Григорий находит в использовании Екклесиастом двух разных слов: ὁ χρόνος и ὁ καιρὸς. "А под временем (ὁ χρόνος), – говорит св. Григорий, – должно разуметь меру, потому что всему, что приходит в бытие, спротяжено время». Соответственно ὁ καιρὸς есть благовременность. Тогда, в соответствии с толкованием св. Григория Нисского, слова Екклесиаста можно передать так:

«Всему своя мера времени, и свой срок и время всякой вещи под небом».

Всякой вещи указано, сколько ей быть и когда ей случиться. Св. Григорий подробно показывает на житейских примерах необходимость соблюдения этих двух начал: меры и благовременности.

В великой Александрии Египетской, центре научного мира древности, исчислялось время празднования Пасхи и сообщалось всем церквам. В связи с этим Александрийский епископ рассылал церквам Праздничные послания. Праздничные послания архиепископа Афанасия Великого содержали при этом глубокие богословские и духовные размышления. В Первом праздничном послании св. Афанасий рассуждает о благопотребности времени для всего происходящего и особенно для того, что служит ко спасению. Св. Афанасий: «Так равно и Бог всяческих, по образному изречению премудрого Соломона, всё распределил по временам и срокам (Еккл. 3:1), дабы повсюду в благопотребное время распространилось спасение человеков» [32; Первое праздничное послание, п. 1]. И для пришествия в мир Спасителя, Сына Божия, должна была прийти полнота времени (Гал. 4:4), а не какое угодно произвольно назначенное. Всё распределено «по временам и срокам».

Св. Иоанн Кассиан Римлянин, читая слова книги Екклесиаста, размышляет о том, действительно ли каждая вещь под небом хороша только в своё время? Преподобный приходит к выводу, что вещи есть по свойству своему добрые, злые и средние. Добрые – всегда добры, злые – всегда злы, а средние – это и есть всякие вещи под небом, которые хороши или плохи не сами по себе, а в зависимости от своевременности или несвоевременности их, а также от внутреннего расположения делающих их. Св. Иоанн Кассиан: «Божественная премудрость через Екклесиаста назначила каждой вещи, то есть всем обстоятельствам, как благополучным, так и несчастным, скорбным, своё время» (Еккл. 3:1–8). Из дел, исчисленных в сем месте, ни одного нельзя отнести к числу постоянно добрых; каждое хорошо только тогда, когда оно бывает в своё время и прилично исполнено, так что если бывает не в своё время, то делается бесполезным и вредным; между тем те действия, кои добры или худы по природе своей, например, правда, благоразумие, мужество, воздержание и прочие добродетели, или, напротив, пороки, не подлежат такому изменению по неизменяемости их природы» [67; Собеседования египетских подвижников, Собеседование 21 аввы Феоны, гл. 12]. Нравственное и безнравственное всегда таково, а вещи нравственно безразличные приобретают нравственное значение в зависимости от обстоятельств и намерений. Дальше в антиномиях это будет раскрыто на примерах жизни.

Св. Григорий Богослов в свой богословствующий век, когда торговки на рынке спорили о Троице и ипостасях, в начале знаменитых Пяти слов о богословии много и строго говорит о недопустимости безвременного богословствования и несоблюдения меры в учении. В связи с этим он говорит: «Мёд, несмотря на то, что он мёд, если принять в излишестве и до пресыщения, производит рвоту. И время всякой вещи, как рассуждаю с Соломоном (Еккл. 3:1). Даже прекрасное не прекрасно, если произведено вне порядка; как, например, совершенно неприличны цветы зимою, мужской наряд на женщине и женский – на мужчине, геометрия во время плача и слёзы на пиру» [37; Слово 27, О богословии первое]. И прекрасное прекрасно только в своё время и в свою меру.

Блж. Иероним, толкуя Екклесиаста, говорит о том, что в этом временном мире всё противоречит друг другу и не имеет своего постоянного качества. Постоянство имеют только вещи мира невидимого. «Всему есть время, и время всякой вещи под небом… всё в мире одного другому противоречит, и ничто не пребывает постоянно, – ничто, конечно, из существующего под солнцем и в пределах времени, ибо прочие духовные существа не обнимаются пределами ни видимого времени, ни времени» [64; 3, 1].

Прп. Иоанн Лествичник, наставник монашеского делания и аскетики (VII в.), прилагает слова Екклесиаста о времени для всякой вещи и дальнейшие екклесиастовы антиномии к духовному деланию монахов. По сути всё происходит так же и в духовной жизни не монахов. «Время всякой вещи под небом, говорит Екклесиаст (Еккл. 3:1). Изречение это объемлет и те вещи и делания, которые бывают в нашем священном жительстве. Так, если угодно, рассмотрим, что каждому времени прилично и свойственно. Ибо известно, что для подвизающихся есть время бесстрастия, и есть время побеждения страстьми по причине младенчества подвизающихся. Есть время слёз и время окаменелости сердца; есть время повиновения и время повелевания; есть время поста и время принятия пищи. Есть время брани от врага – тела и время погашения разжжения; время бури душевной и время тишины ума; время сердечной печали и время духовной радости; время учить и время учиться; время осквернений, может быть, за возношения и время очищения за смирение; время борьбы и время твёрдого мира; время безмолвия и время деятельности безмолвной; время непрестанной молитвы и время нелицемерного служения. Итак, да не обольщает нас горделивое усердие, побуждая прежде времени искать того, что придёт в своё время» [68; сл. 26, п. 87]. Излагаемая мысль св. Иоанна Лествичника вполне соответствует основной мысли его книги – лестнице добродетелей. подвизающийся постепенно восходит по этой лестнице, ничего нельзя торопить, всё приходит в своё время. Преподобный ярко и в соответствии с антиномиями Соломона показывает тёмные и светлые, тягостные и радостные состояния подвижника. Всё имеет место и время быть.

Прп. Пётр Дамаскин, епископ Дамасский и священномученик, прилагает слова Екклесиаста, подобно прп. Иоанну Лествичнику, к внутренней духовной жизни. Прп. Пётр обсуждает вопрос об уставной молитве, о «тропарях со многими песньми и припевами» и о «чисто молящихся», когда «нередко бывает, что человек собирает ум свой в молитве и тотчас падает без принуждения на землю, на колени, как некогда пророк Даниил, и руки его бывают простёрты, глаза его устремлены на крест Христов, а помыслы изменяются, и члены его расслабевают от новых помышлений, самодвижно приходящих на ум!». Та и другая молитва имеет право быть и должна быть. Прп. Пётр увязывает вместе обе молитвы с помощью Екклесиаста. «Итак, одно [уставная молитва. – Г. Ф.] служит врачевством немощи, а другое [непосредственное в умилении сердцем поклонение Отцу в духе и истине. – Г. Ф.] есть дело совершенства ума. Вот разрешение таковых изысканий. Ибо всё хорошо в своё время; не вовремя же – всё кажется несогласным для не знающих времени каждой вещи, по слову Соломона: время всякой вещи (Еккл. 3:1)» [86; с. 78, О третьем ведении].

Как преподобные Иоанн Лествичник и Пётр Дамаскин приложили слова Екклесиаста к духовно-аскетической жизни и молитве, так и другие толкователи находили частное применение словам богооткровенного мудреца.

Раши, следуя теме предыдущей главы, контексту соломоновых размышлений, говорит о том, кому достанется накопленное богатство. «Всему время. Пусть не радуется копящий богатство суетное: хотя сейчас оно у него в руках, его унаследуют праведные. Однако время ещё не наступило, ибо для всякой вещи есть время назначенное, когда тому быть» [23; 3, 1]. Речь идёт не о сокровищах Царства Небесного в загробном мире. Уже в этой земной жизни накопивший богатство в своё время передаст его праведнику – по своей ли воле, по воле ли промыслительно сложившихся обстоятельств.

Св. Василий Великий пользуется словами Соломона отвечая на «вопрос: Кому вверено попечение о душах, тот может ли соблюсти сказанное: аще не обратитеся, и будете яко дети (Мф. 18:3), потому что имеет дело со многими и различными лицами?» Как совместить отцовство с повелением быть, как дети? Святой Василий отвечает: «Поскольку премудрый Соломон сказал: время всякой вещи (Еккл. 3:1), то надобно знать, что есть также своё время и смиренномудрию, и власти, и обличению, и утешению, и пощаде, и дерзновению, и снисхождению, и строгости и вообще всякому делу. Потому иногда должно оказывать смиренномудрие и подражать в смирении детям, особенно когда представляется случай воздать друг другу честь и долг, услужить или помочь чей-либо телесной потребности, как научил Господь. Иногда же надобно употреблять власть, юже дал есть Господь в создание, а не в разорение (2Кор. 13:10), когда нужда требует дерзновения» [35; Правила, кратко изложенные в вопросах и ответах, вопрос 113].

Св. Григорий Богослов произнёс немал похвальных слов своим современникам. Говоря красноречиво, как греческий вития, и цитируя множество текстов Писания, как богослов, он привлекал екклесиастовы слова для прославления восхваляемых им мужей.

В эпоху арианских споров и нестроений в церкви св. Афанасий Великий, епископ Александрийский, мужественный и непреклонный исповедник «единосущия», несколько раз вынужден был оставлять кафедру и несколько раз при изменившихся обстоятельствах возвращался вновь. Об этом св. Григорий Богослов говорил так: «Такова была тогдашняя жизнь Афанасия; он оправдывал собою слова Соломона, который любомудрствовал, что есть время всякой вещи (Еккл. 3:1). Посему и скрылся он ненадолго, пока продолжалась брань, чтобы явиться с наступлением мира, что и исполняется в скором времени» [37; Слово 21, Похвальное Афанасию Великому, арх. Александрийскому].

Можно вспомнить и египетского отшельника прп. Антония Великого, дважды оставлявшего пустыню, в которой годами лица человеческого не видел, и появлявшегося в многолюдной Александрии. Один раз, чтобы укрепить мучеников в гонении Диоклетиана, а другой раз, чтобы поддержать св. Афанасия в борьбе за православие³² уже в другие времена.

Произнося надгробное слово своему другу Василию Великому, св. Григорий Богослов, описывая различные и даже противоположные добродетели его, говорит: «Кто больше Василий чтил добродетель, или наказывал порок, или оказывал благосклонность к отличившимся и суровость к погрешившим?.. кто был столько приятен в собраниях, как известно сие мне, который всего чаще имел случай видеть его? Кто мог увлекательнее его беседовать, шутить назидательно, уязвлять, не оскорбляя, выговора не доводить до наглости, а похвалы до потачки, но в похвале и выговоре избегать неумеренности, пользоваться ими с рассуждением и наблюдая время, по законам Соломона, назначающего время всякой вещи (Еккл. 3:1)?» [37; с. 644, Слово 43, Надгробное Василию, архиепископу Кесарии Каппадокийской]. Так святой знал время строгости и время милости.

Своеобразно дерзали святые противоречить великому Соломону в его мудрости. Философ всему отводил своё время. Что касается земного, того, что под небом, то святые и не спорили с этим, а вот что касается спасения души, то они утверждали, что пригодно всякое время!

Св. Григорий Богослов в слове на святое крещение настаивает на том, чтобы не отлагать день своего спасения, не ожидать для этого какого-то подходящего времени и момента: «Всякое время прилично для омовения, потому что во всякое время постигает смерть. Велегласно взывают к тебе с Павлом: се ныне время благоприятно, се ныне день спасения (2Кор. 6:2); а словом ныне означает он не известное одно время, но всякое… Пусть будет у тебя время брани и мира, брака и безбрачия, дружбы и раздора, если и он тебе нужен, и вообще время всякого дела, если сколько-нибудь должно верить Соломону (Еккл. 3:1). А верить ему должно, потому что совет полезен. Но спасение своё всегда соделывай, и всякое время да будет благоприятно для крещения» [37; с. 551, Слово 40, на святое крещение]. Св. Григорий на себе испытал сказанное им. Он сам в молодости долго откладывал своё крещение и, случилось, попал в беду во время бури на море. Среди бездны воды он искал хоть капли воды спасительной. Её не было. Тогда он дал обещание, если благополучно вернётся на берег, то посвятит себя Богу.

Составитель сего толкования в молодости в поисках православия и истинного таинства крещения, омывающего грех, уже несколько дней находясь в келье протоиерея Александра Пивоварова, читал, искал истину в творениях святых отцов. Сердце искало и трепетало. И вот слово святого Григория Богослова о крещении. Было поздно. Батюшка, совершенно уставший, вернулся домой, свалился и заснул на сундуке. Я спустился к нему, тормошу: «Батюшка, Григорий Богослов пишет, если слово коснулось тебя вечером, не жди утра…» Батюшка спросонья, уставший: «Читай, молись!» Я по Григорию Богослову, а он по Соломону…

Св. Василий Великий, подобно своему другу св. Григорию Богослову, позволяет себе некое священное несогласие с Екклесиастом. А поводом послужил вопрос: оправдано ли не радеть о делах под предлогом молитвы. Речь шла в первую очередь о монахах и подвижниках. Св. Василий угадывает в этом предлоге обычную склонность к праздности и тогда говорит: «Поскольку же некоторые уклоняются от дел под предлогом молитв и псалмопения, то должно знать, что, хотя для прочего всему своё есть время, по слову Екклесиаста: время всякой вещи (Еккл. 3:1), но для молитв и псалмопения… пригодно всякое время» [35; Правила, пространно изложенные в вопросах и ответах, вопрос 37]. И далее св. Василий подробно говорит о том, что молиться можно и нужно во время любого дела и даже разговора. Сердцем надо всегда воспевать Бога. каждому делу своё время – молитве всегда время.

Подобно святым Василию и Григорию рассуждает и прп. Феодор Студит (IX в.). Каждому делу своё время, соделыванию спасения время всегда. «Время всякой вещи под небом, говорит премудрый (Еккл. 3:1). Время же содеванию спасения нашего всегда и везде. Ибо апостол говорит: всегда радуйтеся, непрестанно молитеся, о всем благодарите (1Фес. 5:16)» [53; Подвижнические монахам наставления, 291, п. 1]. Радость, молитва и благодарение определяют, говорит прп. Феодор Студит, наше спасение, и они пребывают в христианине всегда.

Таковы святые несоглашатели с великим Соломоном,

…Посох философа медленно передвигался из конца в конец.

Едва заметно вслед за посохом перемещался взгляд, задерживаясь то на одном конце, то на другом.

У берега Иордана учитель и ученик – Илья и Елисей. И взял Илья милоть свою (плащ), и свернул, и ударил ею по воде, и расступилась она туда и сюда, и перешли оба посуху (4Цар. 2:8). Как пророческим плащом ударила богооткровенная мысль философа по реке жизни, и расступился её поток туда и сюда. Теперь ищущая мысль могла пройти посуху, непроходимые воды загадок жизни расступились. И открылся тот берег, с которого огненная колесница унесла пророка на небо, а мысленная Меркаба готова открыть тайны Царства Небесного ищущему беспокойному уму.

И как узнал Елисей, что дух его учителя на нём? Стал Елисей на берегу Иордана; и взял милоть Ильи, упавшую с него, и ударил ею по воде, и сказал: где Ягве, Бог Илии, – Он Самый? И ударил по воде, и она расступилась туда и сюда, и перешёл Елисей (4Цар. 2:14).

Ты хочешь узнать, в истине ли ты, в той ли самой, что Сама Истина (Ин. 14:6), с тобою ли Ягве Бог? – ударь плащом своей мысли, и если расступятся воды туда и сюда, если соблюдено равновесие противоположностей (антиномии), то пройдёшь посуху, не утонешь. Если откажешься от тезиса или антитезиса, нарушишь равновесие антиномии, то окажешься в ереси. Воды не расступились. Двинешься мыслью вперёд – утонешь, остановишься – никогда не будешь на берегу, где огненная Меркаба и где восхождение на небо³³.

Истинный Екклесиаст, Божественный Логос, возносится на небо, а Соломон, как Елисей, возвращается в Израиль к своему народу. Там, где все закружились в бессмыслице круговерти жизни, он нашёл равновесие.

Еккл. 3:2 Время рождаться, и время умирать.

В фильме об афганской войне (1980-е гг.) «Девятая рота» солдат говорит друзьям-однополчанам: на войне нет ничего лишнего – здесь только жизнь или смерть. Круговорот обыденной жизни и великих деяний затемняет эту истину. Есть только жизнь и смерть, всё остальное осыпается, как шелуха. И тому, и другому своё время, время рождаться, и время умирать. Отец и погребальщик, мать и плакальщица – вот и всё. И над этим – Бог. В эти минуты Он и открывается. Всё остальное человек делает сам, только жизнь ему дают и у него забирают. Здесь всё их рук Божиих и в руки Божии.

Делающие аборты всё перепутали. Время рождаться, а они назначают время умирать. За это перед Богом как ответишь?!

В Германии очень хорошо знают, что такое Termin, – это назначенное и обусловленное время. Нарушать Termin в Германии нельзя, Termin – это неприкосновенно, это свято. Вот только рождению и смерти и там Termin не назначают, его назначает Бог. Родив сына молитвы, Самуила, праведная Анна воспела: Ягве умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит (1Цар. 2:6) или, как нам привычнее на слух с утренней службы Великого поста: Господь мертвит и живит! Какая сила в этих словах!

Время рождаться – день рождения празднуют живущие на земле живых (Пс. 26:13). Время умирать – в день кончины поминают усопших, празднуют память угодников Божиих.

Рождение и смерть уравновешивают друг друга. Прожившие жизнь должны уступить место имеющим родиться. Как трогательно и проникновенно говорит об этом св. Иннокентий, архиепископ Херсонский: «Будь же терпелив и великодушен, справедлив и милосерд. Миллионы людей, живших до тебя, сошли с лица земли, чтобы дать место твоему земному бытию: сойди на время и ты для успокоения в материнские недра земли и пожди, доколе все прочие братия твои по плоти и духу узрят свет, вкусят каждый свою долю жизни, обработает всякий свои таланты» [65; Поучения на Пасху и на Светлую седмицу, II].

Св. Афанасий Великий подчёркивает, что Христос, Сын Божий, «как Бог и Отчее Слово, не имел Он времени, потому что Сам Он – зиждитель времён» [31; Защитительное слово, в котором оправдывает бегство своё во время гонения, произведённого дуком Сирианом, п. 14], но при этом «всякому человеку измерено время, и измерено не случайно». «Как есть время весне, лету, осени, зиме, так, по написанному, есть время умирати и время жить (Еккл. 3:2)». Дальше св. Афанасий приводит библейские примеры, что от Бога время умирати. Так в потопе при Ное всем была усечена жизнь, потому что всем пришло время погибнуть. Царю Езекии Бог продляет жизнь на пятнадцать лет. Авраам умирает, исполнен дней (Быт. 25:8), а Давид умоляет, говоря: не возведи мене в преполовение дней моих (Пс. 101:25). Словами Соломона время умирать и библейскими примерами св. Афанасий оправдывает своё бегство из Александрии во время арианской смуты. Ещё не пришло его время умирать.

Непрерывная цепь рождений и умираний делает, по св. Григорию Нисскому, эту жизнь саму по себе бессмысленной: «Ибо говорит: время рождати, и время умирати, то есть пришло время, и я родился; придёт время, и я умру. Если все обратим на сие внимание, то не пойдём, оставив это сокращённое шествие, кружиться с нечестивыми, добровольно блуждая по круговратному пути жизни» [40; Беседа 6]. А потому «сколько блаженны, говорит Екклесиаст, те из людей, которые, оставив коловратные обольщения жизни, приводят себя на сокровенный путь добродетели» [там же].

Григорий Нисский и по-другому подходит к екклесиастовым словам о времени рождения и времени смерти. Св. отец даёт духовное толкование. «Мне кажется, – говорит он, – что то рождение зрело и непреждевременно, когда кто, как говорит Исайя, зачав от страха Божия, с душевными муками рождения породит собственное своё спасение (Ис. 26:18)» [там же]. Подлинно благовременно всегда духовное рождение. Но если ясно, «как можем родиться вовремя», то что значит духовно «как можно и умирать вовремя»? Св. Григорий находит ответ: «Конечно же, не неизвестно, как по вся дни умирает Павел, который никогда не живёт греху, всегда умерщвляет плотские узы и носит в себе мертвенность тела Христова, всегда сраспинается Христу (1Кор. 15:31)» [там же]. Всегда время умирать со Христом греху.

О духовном рождении и смерти говорят так же св. Кирилл Иерусалимский и св. Василий Великий. Тот и другой отмечают, что в духовной жизни рождение и умирание меняются местами. Человек сначала умирает греху, а потом рождается в Боге.

Св. Кирилл Иерусалимский говорит в тайноводственном смысле новокрещённым: «И что Соломон сказал об ином, то приличествует вам. Ибо там сказал он: время рождати, и время умирати; о вас же должно сказать наоборот: время умирать, и время рождаться. Одним временем совершилось и то, и другое, и смерти сопутственным стало ваше рождение» [77; Слова тайноводственные, 2 слово о крещении, п. 4]. Образ смерти и рождения св. Кирилл находит в крещальном погружении. «В то же самое время и умирали вы, и рождались; и спасительная оная вода соделалась для вас и гробом, и матерью» [там же]. Кстати, очевидно, что этому смыслу соответствует только погружательная форма крещения, к которой христиане и запада, и востока позднее будут относиться так легкомысленно! Дожились до того, что многих епископов и пресвитеров и силой не заставишь крестить погружательно.

Св. Василий Великий также говорит о перемене порядка следования рождения и умирания в духовной жизни по сравнению с тем, что в природе. «Премудрый Соломон, разбирая времена для житейских дел, и всему, что ни бывает, определяя собственное время, сказал: Всем время, и время всякой вещи. Время рождати, и время умирати. А я, возглашая вам спасительную проповедь, изменил бы несколько изречение премудрого и сказал: время умирать, и время рождаться. Что же основанием сего изменения? То, что Соломон, рассуждая о подлежащем рождению и тлению и следуя порядку телесной природы, рождение предпоставил смерти. Ибо невозможно испытать смерти тому, кто не родился прежде. А я, намереваясь вести слово о духовном возрождении, полагаю смерть прежде жизни. Ибо, только умерши плотию, рождаемся мы духом, как и Господь говорит: Аз убию и жити сотворю (Втор. 32:39). Итак, умрём, чтобы нам жить» [35; с. 193, Беседа 13, побудительная к принятию святого крещения]. Почему так мало жизни бывает у христианина? Потому что не было смерти. Не умирая для греха, пытаемся жить по-христиански. Не получается! Только умерший родится – в этом тайна духовного рождения. Природа рождает и умерщвляет всё, что в ней родилось, Господь – мертвит и живит, восстанавливает разрушенное.

Блж. Иероним, следуя словам премудрого Екклесиаста, раскрывает своеобразный закон духовной жизни: «Но, так как у Исайи мы читаем: от страха Твоего, Господи, мы зачали и болели и родили, то нужно сказать, что у мужа совершенного плод этот, который родился от страха, умирает, когда он начинает любить Бога. Ибо совершенна любы вон изгоняет страх (1Ин. 4:18)» [64; 3, 2]. Рождаемое в страхе умирает при обретении любви. Согласно св. Григорию Богослову, по страху ты раб Божий, по любви – сын Божий. Начавшие с рабства Богу переходят во славу сыновства Божия.

Пример исполнения соломоновых слов, после которого не говорить, а молчать хочется, даёт Н.В. Гоголь в своей повести «Тарас Бульба». Двух славных сыновей породил могучий Тарас – Остапа и Андрия. Старший отдал жизнь за веру и други своя, младший предал. И вот лицом к лицу отец и сын, и страшные слова: «Я тебя породил, я тебя и убью». Время рождаться, и время умирать. Господь мертвит и живит.

Вторая антиномия по смыслу следует за первой и иллюстрирует её:

Еккл. 3:2 Время насаждать, и время вырывать посаженное.

А.Э. Графов переводит: Время сажать и время корчевать.

Неподалёку был сад. Садовник насаждал новые саженцы, а им же посаженное в прошлом году выкорчёвывал. Философ сначала и не обращал на него внимания, но потом взгляд его уловил эту незамысловатую работу земледельца. Задержалась на ней и мысль, а посох уже медленно чертил:

Время рождаться, и время умирать: время насаждать, и время вырывать посаженное.

Блж. Иероним подметил, «что рождать есть то же, что и насаждать, умирать – то же, что вырывать посаженное» [64; 3, 2]. При этом св. отец указывает на предопределение Божие: «Нет сомнения, что и рождение, и смерть людей известны и предопределены Богом» [там же].

Время насаждать, и время вырывать посаженное.

Бог – первый и великий Садовник.

И насадил Ягве Бог сад в Едеме на востоке (Быт. 2:8).

Св. Григорий Нисский: "Время, говорит Екклесиаст, садити, и время исторгати сажденное. Знаем, кто наш делатель [виноградарь], и чья мы нива… Господь говорит: Отец Мой – виноградарь [нем.: Gärtner – садовник] (Ин. 15:1); апостол же сказал нам: а вы Божия нива (1Кор. 3:9). Посему великий Делатель умеет насаждать только благое, ибо насади Бог рай в Едеме на востоцех (Быт. 2:8); исторгает же всё противное благому. Ибо всяк сад, егоже не насади Отец Мой Небесный, искоренится (Мф. 15:13)» [40; Беседа 6]. Дальше св. Григорий переносит свою мысль на вопрос веры. «Одно и то же время – и принять в себя спасительное насаждение веры, и исторгнуть вместе плевелы неверия» [там же]. От веры и неверия св. Григорий переходит ко всякой добродетели. «Время садити целомудрие и исторгати насаждение непотребства» [там же] и т. д. Бог насаждает в душе на востоке, где восходит Христос, Солнце правды, сад добродетелей и искореняет самые корни греховных плевел и терниев.

Кроме ясной нравственной мысли св. Григория Нисского в словах слышится и несколько иное. Вырывает посаженное тот же садовник, который и садил. Зачем тогда садить, если потом выкорчёвывать будешь? Когда садил – это были свежие побеги, имеющие дать плоды. Выкорчёвывать надо, когда это уже старый пень или ветвь сухая, бесплодная.

Такое бывало и в истории. Нарождающееся человечество и истребляемая в потопе бесплодная цивилизация плоти. Нарождающиеся империи и разваливающиеся дряхлеющие государства-гиганты. Свежая мысль Эллады и звонкий меч крепнущего Рима, а потом дряхлеющее язычество и разлагающаяся в неге и роскоши знать. Рвущееся к небу сердце ранних христиан и обременённая историей застывшая традиция. Таков удел всякого общества и движения.

В муках рождаемое в муках умирает.

Насаждают, выкорчёвывают…

И уже который раз.

А на земле виноградники, сады, колосится нива… И нет другого способа для того, чтобы они были.

Остаётся то, что Бог насадил, остаётся насаждением и вырыванием посаженного.

Напряжение противоположностей нарастает. Жилы проступили на челе философа. Посох нервно чертит из конца в конец.

Еккл. 3:3 Время убивать, и время врачевать.

История знает врачей-воинов. Одна и та же рука и наносила раны, и врачевала их. Рассказывают про святого хирурга епископа Луку (Войно-Ясенецкого). В послереволюционное лихолетье св. Лука приходит в г. Ташкенте в храм и видит приставленную к нему лестницу. Два комсомольца ловко забираются по ней с намерением сбросить крест с купола. Св. Лука пришёл в гнев и, схватив, тряхнул лестницу. Парни слетели на землю, переломав себе кости. Лука отвозит их в возглавляемую им клинику, вправляет на место кости, лечит их.

На сражении время убивать, после боя время врачевать.

Это не законы Царства Небесного, но это на земле, где возмездие за грех есть смерть (Рим. 6:23). Время воинов и время врачей. Клятва Родине и клятва Гиппократа. Не по уставу, а по факту, как-то в паре почитаются два великомученика: св. Георгий Победоносец и св. Целитель Пантелеймон, святой воин и святой врач.

Видите ныне, что это Я, Я – и нет Бога, кроме Меня! Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю! (Втор. 32:39).

В Новом Завете всё это получает своё духовное осмысление, которое находим в толкованиях святых отцов.

Св. Григорий Нисский: "Время убивати, и время целити. А сие ясно истолковано наперёд в пророческом слове, которое от лица Бога говорит: Аз убию и жити сотворю (Втор. 32:39). Если не убием в себе вражды, то не исцелим расположения к любви, которое страждет в нас ненавистию. А также время убить и всё прочее, что живёт назло нам» [40; Беседа 6]. Надо истребить в себе порок, чтобы исцелить противоположную добродетель. Св. Григорий ссылается на врачей, которые утверждают, что жизнь глистов – болезнь для тела. Чтобы уврачевать тело, надо врачебным питием умертвить глистов. Вот так и в духовной жизни.

Блж. Иероним: "Время убивать, и время врачевать. Время убивать и время врачевать, как говорит: Я убью и Я оживлю (Втор. 32:39). Врачует, призывая к покаянию; убивает в смысле сказанного: во утрия избивах вся грешныя земли (Пс. 100:8)» [64; 3, 3].

Св. Дионисий Александрийский рассуждает не о духовно-аскетическом правиле, а скорее о промысле Божием над людьми: «Время убивати и время целити. (Время) убивать того, кто совершает непростительные прегрешения, лечить того, кто имеет рану, допускающую лечение» [49; гл. 3, ст. 3]. Можно привести пример. Двое гонят Христа и Его учеников – Савл и Юлиан Отступник. Одного осиял свет Христов, и он, обратившись, становится апостолом; другой в бою сражён таинственным копьём и погибает.

Как ослабленное эхо в горах, вторит третьей антиномии четвёртая:

Еккл. 3:3 Время разрушать, и время строить.

Убивать и врачевать – воин и врач, а за ними – взрывник-разрушитель и строитель-труженик.

«Мы старый мир до основания разрушим», – пели большевики. И это для того, чтобы построить новый. А ещё раньше великий Пушкин вдохновлял декабристов, что «звезда пленительного счастья» взойдёт не иначе, как «на обломках самовластья».

Разрушать и строить…

Утром 5-го декабря 1931-го года идейный вдохновитель разрушения Храма Христа-Спасителя в Москве Л.М. Каганович наблюдал сокрушительный взрыв из окна своего дома.

В августе 2000-го состоялось освящение новопостроенного Храма Христа-Спасителя в Москве, и в нём же состоялся юбилейный архиерейский собор, прославивший в лике святых царственных страстотерпцев и более тысячи новомучеников и исповедников Российских. Время убивать, и время исцелять; время разрушать, и время строить. Начинался новый XXI век.

Кстати, есть и другая сторона истории. Было время разрушать языческие капища и великую культуру Эллады, всюду утверждался крест Христов и храмы новой религии галилеян. А потом опять настало время строить, наступила эпоха Ренессанса, возрождались науки и искусства, олимпийские состязания, воскресали боги. После Гомера – Дамаскин, после Илиады с Одиссеей – духовное сладкозвучие песнопений Октоиха. Ещё звучит в храмах Октоих, а у христианина Пушкина в его божественной поэзии уже живут, страдают и веселятся воскресшие боги Олимпа, оттеснив в сумрачную тень христианских святых. А где у него Сам Галилейский Учитель?..

Время разрушать, и время строить.

Разрушали храмы и устраивали в них клубы.

Закрывались клубы, и освящались в них храмы.

А вот евангельский богач догадался: Вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие… (Лк. 12:18). Перестройка. И уже сколько раз. Говорят, что перестройка есть двигатель прогресса, а революция – так и вовсе локомотив истории. Архитекторы перестройки ломают и строят. Что же – теперь ваше время (Лк. 22:53), а потом времени уже не будет (Откр. 10:6), по клятве Ангела, стоящего на море и на земле.

Был и другой пример. Исаака Ньютона спросили: «Почему вы видели дальше других?» Учёный ответил: «Потому, что я стоял на плечах гигантов». В церкви действует принцип предания и преемственности. Первое правило нового церковного собора: Всё, что принято отцами предыдущих соборов, приемлем и утверждаем!

И всё-таки и в жизни народа Божия, в духовной жизни тоже есть время разрушать, и время строить.

Блж. Иероним: "Время разрушать, и время строить. Можем созидать доброе не иначе, как сначала разрушив злое. Поэтому Иеремии было дано слово от Бога так, чтобы он прежде искоренял, и разорял, и расточал, а потом созидал и насаждал (Иер. 1:10)» [64; 3, 3].

Нищий бедняк, сын священника, во времена, когда колебался трон сынов Давидовых, когда Иерусалим уже ощущал разоряющий ветер с севера, когда цари и даже пророки утратили благочестие, когда реки Вавилонские уже готовились встретить пленных сынов Сиона, услышал голос Ягве, Бога отцов Израилевых: Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать (Иер. 1:10)!

Дети строят из кубиков домик и вскоре ломают его.

В Царстве Божием порядок иной – губить и разрушать, чтобы созидать и насаждать.

Св. Григорий Нисский прекрасно показывает порядок разрушения и созидания в духовной жизни: «Время разрушати, и время созидати. Сие дознать можно и в сказанном от лица Божия пророком Иеремией, которому дана от Бога сила сперва истребить, искоренить, расточить, а потом возобновить, создать и насадить (Иер. 1:10). Ибо прежде надобно ниспровергнуть в нас здания порока и потом уже приискать время и место к построению храма Божия, созидаемого в наших душах… Посему пусть будут прежде разрушены построения тьмы и тогда воздвигнуты светлые здания жизни» [40; Беседа 6].

Мысль философа между слезами и смехом, между рыданиями и пляской, ведь, как связной, бегает человек между ними. И благодаря человеку они не разлучаются между собой, иначе – что сочетало бы их? Это как два игрока в мяч связаны друг с другом летающим между ними мячом. В мире атомов и молекул бывает такая форма взаимодействия, когда два объекта связаны между собой испускаемыми ими частицами, которыми они обмениваются, – так называемое динамическое равновесие.

Еккл. 3:4 Время плакать, и время смеяться; время сетовать и время плясать.

Слово םמוד (мефод) означает «сетование» и усиливается, как «рыдание». потому в иных переводах и говорится время рыданий. Повторное противоположение усиливает первое, как и св. Григорий Нисский отмечает, что «присовокупляемое Екклесиастом (шестая антиномия) есть как бы повторение прежде сказанного (пятой антиномии)… А это не иное что есть, как усиление того и другого из упомянутых состояний». Плач, переходящий в рыдание, и смех, переходящий в танец и пляску.

Во время венчания жениху и невесте дают испить от общей чаши вина. В вине содержится сладость и горесть, как в жизни горе и радость. Разделённое горе – пол горя, совместная радость – двойная радость. Таково свойство брачного супружества.

Так жизнь устроена – плач и смех, рыдание и пляска. Тому и другому своё время. Правда, бывает, когда люди перепутывают эти времена, и тогда – противно, тогда «пир во время чумы», или пост на праздник. А ещё бывает, когда торопятся – ещё бы плакать, а уже смех, ещё бы радоваться, а уже слёзы. Ещё сорок дней жене не справил, а уже с другой живёт. И такое бывает. Потому и поговорка: не скажи гоп, пока не перескочишь! Да и цыплят по осени считают.

Св. Дионисий Александрийский: "Время плакати, и время смеятися. Время плакать, когда наступает время страдания, как говорит Господь: аминь, аминь глаголю вам, яко восплачетеся и возрыдаете вы (Ин. 16:20), смеяться же о воскресении, ибо печаль ваша, говорит Он, в радость будет [там же]. Время рыдати, и время ликовати. Рыдать, когда кто подумает о смерти, которую принесло в мир преступление Адама, ликовать же, когда помыслим в уме своём о воскресении из мёртвых, которого ожидаем от нового Адама» [49; гл. 4, ст. 4].

Так и в литургической жизни церкви – время плача, время Великого поста сменяется временем веселия, торжеством Пасхи до Пятидесятницы. Страдания Христа и Его воскресение, покаяние христиан и ликование.

В толковании святых отцов св. Григория Нисского и блж. Иеронима явно проступает христианская аскетическая мысль – вся земная жизнь дана для плача и сетования о грехах; плач о потерянном рае, как изгнанный из Эдемского сада праотец Адам ежедневно и всю жизнь плакал у врат рая. Радость, смех и ликование жизни верующего в будущей жизни. С этим современники наших отцов-толкователей и уходили в египетские пустыни и другие отдалённые от людей места.

Св. Григорий Нисский: "Время плакати, и время смеятися. Уясняется слово сие евангельским изречением, произнесённым от лица Господа, в котором сказано: блажени плачущи: яко тии утешатся (Мф. 5:4). Посему ныне время плакать; а время смеяться предоставлено в уповании; потому что настоящая печаль соделается матерью ожидаемого веселья. Да и кто не в слезах и не в скорби будет проводить всю жизнь свою, если только придёт в чувство себя самого и узнает о себе, что он имел и что потерял, в каком состоянии естество его было первоначально и в каком оно в настоящее время» [40; Беседа 6]. Дальше св. Григорий в ярких красках изображает благолепие утраченного состояния и ужас нынешнего. Вся эта жизнь дана для оплакивания потерянного. «Мрачно смотрит воздержание; потупляет взор смирение; потерпеть ущерб – повод к слезам; предлог к плачу – не иметь равенства с обладающими. Но смиряяйся вознесётся (Лк. 14:11), борющийся с нищетою увенчается, покрытый струпами и во всём показывающий жизнь свою достойною слёз упокоится на лоне патриарха…» [там же]. Отсюда пафос отшельнической аскетики и жажда мученической смерти. Плачевный мрак пещеры сменится радостью и веселием через смерть. В четвёртом веке любящие смерть победили любивших жить, христиане победили язычников.

Созвучно св. Григорию Нисскому размышляет блж. Иероним: "Время плакать, и время смеяться. Теперь время плакать, а в будущем – смеяться; ибо блаженны плачущие, потому что они воссмеются (Лк. 6:21). Время сетовать, и время плясать. Поэтому в Евангелии упрекаются те, коим Господь говорит: пискахом [= играли на свирели] и не плясасте: рыдахом [= пели плачевные песни] вам и не плакасте (Лк. 7:32). Нужно плакать теперь, чтобы после иметь возможность плясать в том ликовании, в каком Давид плясал перед Ковчегом Завета» [64; 3, 4]. Разумение святых отцов находит свою особую опору в словах Нагорной проповеди Христа по евангелисту Луке: Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеётесь (Лк. 6:21).

И вновь вопрос: время смеяться, и время плясать – это только о будущей жизни? К земной жизни христианина это не имеет отношения? Такая позиция, верная по святым отцам, по отшельникам и мученикам, не есть однако полнота веры Христовой. Это одна её сторона, а есть и другая.

Первое чудо Христа – в Кане Галилейской вода обратилась в вино, сетование в радость и свадебный танец,

Христос преобразился во славе на Фаворе ещё до смерти и воскресения и явил славу свою ученикам своим «якоже можаху»³⁴, насколько могли вместить ещё здесь, во временной своей жизни на земле.

Земная жизнь апостола Павла, которого облистал свет явившегося ему по дороге в Дамаск Христа, стала вся торжественным гимном. Уже в этой жизни св. Павел призывает: Радуйтесь всего в Господе; и ещё говорю: радуйтесь (Гал. 4:4)!

Прп. Серафим Саровский, в белом подряснике, во всякое время приветствовал приходящих к нему: Радость моя, Христос Воскресе!

Время плакать и время смеяться.

В древнем патерике есть описание того, как два подвижника одинаково погрешили. Отцы дали им покаяние на год. Через год они пришли. Один истощённый, скорбный, другой – бодрый, весёлый. Спрашивают того и другого – как время прошло? Первый отвечает – я думал о тяжести греха моего, плакал и сокрушался. Второй – я также думал о великой тяжести моего греха и благодарил Бога, простившего мне этот грех, за столь великую милость Его. Отцы нашли покаяние обоих равным пред Богом.

Радость, святой смех – состояние будущего века, но даётся оно духовно ожившему во Христе уже ныне. Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом (Откр. 20:6). Первое воскресение, воскресение души – это уже сейчас. Это рождение свыше. Эту радость имеет тот, кому Небесный Отец говорит: этот сын мой был мёртв и ожил, пропал и нашёлся. И начали веселиться (Лк. 15:24).

Царь Давид плясал перед ковчегом. У христиан Аравии и Эфиопии имеют место священные танцы. Арабы скачут и играют при схождении благодатного огня в Иерусалиме.

В покаянном плаче есть светлая радость, как лучи солнца играют в каплях утренней росы.

В лучезарной радости христиан есть тень печали по Богу и плач души.

В этом свободное от горечи уныния и непотребства весёлости и смехотворства соломоново равновесие души:

Вечером водворяется плач, а наутро радость (Пс. 29:6).

Время плакать, и время смеяться!

С одной стороны камни собраны и сложены в стройное здание, с другой стороны беспорядочно разбросанные повсюду камни.

Посох философа движется из стороны в сторону.

Еккл. 3:5 Время разбрасывать камни, и время собирать камни.

К концу бурного двадцатого века, едва ли где оставившего камень на камне, всё чаще у писателей, поэтов, публицистов и много у кого ещё стали звучать слова: время собирать камни!³⁵ Набросались, разбросались – пришло время собирать. А ведь когда разбрасывали, то разбрасывали навсегда. А всё здесь на земле всего лишь на время (χρόνος), причём на определённое (καιρὸς).

Разбрасываемся временем впустую, потом собираем минуты.

Разбрасываемся друзьями и близкими, потом ищем их снова.

Разбрасываем свои силы и дарования, потом собираем их бережно вновь.

Разбрасываем достояния культуры, нации и самой веры, потом по пустоши и развалинам собираем обломки.

Разбросали камни храмов, потом собираем камни, чтобы строить храм. В 1934 г. каждый житель г. Томска должен был взять хотя бы кирпич от взорванного кафедрального собора. Пришли времена – и народ ищет, где бы взять кирпичи на восстановление храмов.

Разбросали церковные ценности под видом помощи голодающим Поволжья, разбросали иконы, теперь создаём вновь.

Разбросали достояние языка, теперь с трудом подыскиваем слова, чтобы выражаться по-русски.

Разбросали свои силы души, щедро отмеренные нам в детстве, теперь ищем их по крупицам, восстанавливаем в себе Божий образ.

Своеобразны и поучительны наставления святых отцов о времени разбрасывать камни и времени собирать их.

Блж. Иероним приводит целый ряд различных значений.

"Время разбрасывать камни, и время собирать камни… здесь речь идёт о разрушении и постройке домов Соломона, что люди разрушают, то строят; одни собирают камни для постройки зданий, а другие разрушают построенное» [64; 3, 5]. Не совсем ясно, идёт ли речь о перестройках самого Соломона или о времени Соломона и времени Навуходоносора, времени Зоровавеля и времени Веспасиана и Тита. Храм то строился, то разрушался. Так или иначе, но это мнение некоего «человека учёного» блж. Иерониму почему-то кажется «вещью смешной», хотя и первое имело место, а второе – дело промысла Божия, которое в другом месте тот же блж. Иероним упоминает.

Что касается толкования самого блж. Иеронима, то оно библейско-евангельское. «Может Бог от камения сего воздвигнуть чада Аврааму (Мф. 3:9), – …было время рассеяния народа языческого и время нового собирания его в церковь» [там же]. В своё время Бог разбросал народы, отступившие от Него. Семьдесят два языка после вавилонского столпотворения. Пришло время, и народы вновь собираются в единую церковь, в единый народ Божий.

В Септуагинте еврейское слово להשליך (ле га-шелих), означающее «разбрасывать», переведено βαλεῖν, что значит «бросать». Так по Септуагинте Соломоновы слова звучат: время бросать камни, и время собирать камни. Греческие учителя и отцы толкуют часто именно этот словооборот. Всё-таки «бросать» и «разбрасывать» не совсем одно и то же. Блж. Иероним приводит мнение, применительное к тексту LXX: «Время бросать камни, и время собирать… В словах этих заключается тот смысл что суровость закона ветхого³⁶ смягчена благодатию Евангелия: ибо строгий, немилосердный и беспощадный закон убивает грешника, а благодать Евангелия милует его… камни бросаются в Законе, а собираются в Евангелии». Камни, брошенные Законом в грешника, перехвачены и собраны Евангелием – время благодати! Увы, исторически и христиане нередко превращали свою веру в катапульту, мечущую камни. Евангелие – время собирать камни, время исцелять ураненое. Блж. Иероним приводит это мнение, но добавляет от себя: «Так это или нет, пусть за то отвечает автор».

Св. Григорий Нисский толкует Соломона в переводе LXX, то есть в смысле: время бросать камни. В русском переводе творения святого отца библейский текст даётся по-славянски: время разметати камение, и читателю толкование кажется некоей натяжкой по отношению к толкуемому тексту. Смысл восстанавливается только по тексту LXX. Св. Григорий в основу толкования полагает требование моисеева закона побивать камнями преступников, в частности, собирающих дрова или сухие сучья для разведения огня в субботу. Св. Григорий толкует в отношении духовной жизни. Сухие сучья – это, по св. Григорию, «сухие сучья порока», а камни – это слова Св. Писания или благие помыслы. «Без сомнения же надлежит разуметь, что убийственные для порока помыслы суть те метко бросаемые из пращи Екклесиастовой камни, которые всегда надобно и бросать, и собирать. Бросать к низложению того, что высится против нашей жизни; а собирать, чтобы лоно души всегда было полно таких заготовлений, и иметь нам под руками, что бросить во врага, если когда против нас иначе измыслить кознь» [40; Беседа 7]. Пример, по св. Григорию: «Ибо кто камнем целомудрия мечет в невоздержный помысл, в удовольствиях собирающий дрова в пищу огню, тот и помысл поборает сим метанием, и оружие всегда носит в руке. Так и правда делается камнем для неправды, и её убивает, и хранится в лоне поразившего» [там же].

Своеобразное применение соломоновым словам находит св. Григорий Двоеслов, папа Римский († 604 г.). Пётр диакон спрашивает святого папу: «Как ты думаешь, почему число добродетельных постоянно умаляется? Почему таких, которые должны были бы жить для назидания многих других, или вовсе нельзя найти, или они всё более и более становятся редки?» Видимо, во всякий век тревожит людей этот вопрос. Святой папа Григорий отвечает: «Порочность людей требует, чтобы из среды их были изъяты люди благочестивые,.. вот что Соломон говорит: время разметати камение, и время собирати камение (Еккл. 3:5). Посему, чем более приближается конец мира, тем необходимее, чтобы были собраны живые камни для небесного здания, доколе здание нашего Иерусалима не достигнет своей меры» [39; кн. 3, гл. 37 «О Санктуле"]. Так размышляли отцы на исходе VI века. Камни – праведники, земля их разметает, а небо собирает. Это камни для небесного Града.

Раскинув руки, бегут двое во взаимное объятие, опустив их – от объятий уклоняются.

И начертал Премудрый:

Еккл. 3:5 Время обнимать, и время уклоняться от объятий.

Братья Иосифа прибыли в Египет за хлебом. Некогда ими в Египет проданный, а теперь могущественный владыка, Иосиф тронут встречей. Но время уклоняться от объятий – Иосиф плачет наедине, а с братьями строг, даже жёсток. А потом настало блаженно время обнимать – братья в объятиях Иосифа. Такова изменчивая жизнь и её причуды. А ещё у Иосифа было время уклоняться от прелюбодейных объятий жены Потифара, своего господина, и настало время обнимать Асенефу, дочь Потифара, жреца Илиопольского, данную фараоном ему в жёны.

Когда человек перепутывает эти времена, то много собирает беды себе на голову. Для отца пришло время обнимать вернувшегося домой с покаянием блудного сына, а старший сын решил, что время уклоняться от объятий, – он был не прав. Девчонки прежде времени бегут обниматься с мальчишками, а законные супруги уклоняются от объятий, разводясь и разрушая семью. Всё перепутали. Всему есть время, и всему есть время своё.

Св. Василий Великий, толкуя Притчи Соломоновы, иное, сказанное о внешнем человеке, прилагает к внутреннему.

Соломон говорит, согласно переводу Семидесяти, о премудрости: Почти ю, да тя объимет (Притч. 4:8).

По этому поводу св. Василий Великий пишет: «И ещё Екклесиаст говорит: время объимати и время удалятися от объимания. Тела нечистыми объятиями оскверняются, а душа объятием премудрости вся и всецело с нею соединившись, исполняется святыни и чистоты» [35; Беседа 12, На начало книги Притчей 1, 1–5]. Блудные объятия, которыми мы, по слову апостола, отнимаем члены у Христа, ведь тела наши суть члены Христовы, и делаем их членами блудницы (1Кор. 6:15), св. Василий Великий противопоставляет объятиям Премудрости. Кто чтит Премудрость Божию, тот скоро оказывается в объятиях премудрости, которые освящают и очищают душу. Важно и то, что не почитатель Премудрости обымет её, ибо объять Божественную Премудрость невозможно изнемогающему уму человеческому, но, наоборот, Она тя обымет. Ум и сердце чтущего Бога в объятиях Его Премудрости! Это мудрость, нисходящая свыше (Иак. 3:15). Философы так часто пытались объять мудрость Божию, но Она уклонялась от их объятий, и они оставались с измышлениями своего разума. Пастухи и рыбаки, в простоте чтившие Бога, внезапно оказывались в объятиях Премудрости. Бог пастухов Авраама, Исаака и Иакова, Учитель галилейских рыбаков – вот высоты, которые не одолел философский ум Месопотамии и Египта, Эллады и Рима. И сама Премудрость Божия знает время обнимать, и время уклоняться об объятий.

Св. Григорий Нисский находит библейские тексты, созвучные соломоновым словам, и делает благочестивое нравоучение.

"Время обымати… А сие великий Давид даёт видеть в псалмах, где взывает, говоря: обыдите Сион и обымите его (Пс. 47:13)… Сион есть гора, возвышающаяся над Иерусалимской крепостью. Поэтому советующий тебе обнять его повелевает быть приверженным к высокой жизни, чтобы достигнуть самой твердыни добродетелей, которую Давид загадочно означил именем Сиона» [40; Беседа 7].

И далее св. Григорий: "Время удалятися от объимания. Кто освоился с добродетелью, тот чуждается сношения с пороком. Ибо кое общение свету ко тме, или Христови с велиаром?.. Если с любовью взираешь на чистоту, то явно, что возгнушался ты зловонием грязи. Если привязан к доброму, то непременно стал далёк от привязанности к худому» [там же].

Таково время обнимать и таково время уклоняться от объятий.

Блж. Иероним даёт обзор разных примеров применения соломоновых слов.

В супружеской жизни по совету апостола Павла и по традиции церковной бывает время воздержания и поста и время общения. «Время обнимать, и время удаляться от объятий. Сообразно с толкованием буквальным смысл ясен, когда и апостол согласно с этим говорит: не лишайте себе друг друга, точию по согласию, до времени, да пребывайте в молитве (1Кор. 7:5), – что нужно и заботиться о детях, и воздерживаться» [64; 3, 5].

Приводит блж. Иероним и духовно-аскетическое суждение, нередко встречающееся у отцов, что было время плодиться и размножаться и наполнять землю, а с пришествием Христовым эта заповедь Божья уже не обязательна. Думать надо о другом. «Было время обнимать, когда имело силу определение раститеся и множитеся и наполните землю (Быт. 1:28), и что время удаляться от объятий, когда затем последовало иное определение: время уже коротко, так что имеющие жён должны быть, как не имеющие (1Кор. 7:29)» [там же]. Христос принёс новое учение о стяжании Царства Небесного через безбрачие, явил новую добродетель девства. Девство и безбрачие необязательны для христиан, но являются сердцевиной христианства. По-прежнему род сменяется родом через чадородие, но на землю заронено новое начало – Христос Перводевственник, Мария Приснодева, монашество.

Далее блж. Иероним также обращается к словам Соломона в Притчах о Премудрости: почти её, да тебя объимет (Притч. 4:8). Это состояние духовного созерцания, но оно не может быть для человека непрестанным – приходится возвращаться к потребностям тела. «Посему время обнимать мудрость и крепко держать её, и время давать послабление уму от созерцания и объятий мудрости, чтобы служить попечению о теле и о том, в чём без греха нуждается жизнь наша» [там же].

Еккл. 3:6 Время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать.

Опять второе изречение следует за первым и усиливает его. Время искать, чего не имеешь или что потерял; и время сберегать тщательно и бережно, что нашёл и что имеешь. Другое же время терять, что имеешь, и более того – бросать как ненужное или даже непотребное; терять не замечая и бросать не жалея.

Пыльные дороги казались страннику-философу бесконечными. Он искал. Было время сберегать – он стал богатейшим царём Востока. Пришло время бросать – он остался с одним посохом. Время искать – так долго оно тянулось, когда же он найдёт свою жемчужину? Свой заветный итрон? Чем больше искал смысла и цели, остающейся пользы под солнцем и под всем небом, тем больше убеждался – время терять, вся жизнь – время терять. И когда подойдёшь к своей последней черте, что будешь считать – находки или потери?..

Искать – терять, сберегать – бросать.

Колеблется маятник жизни.

Время искать и время терять.

При всякой находке мы что-то теряем; теряя, мы что-то находим. Принимая христианство, язычники нашли Бога и потеряли… многое из достояния античной культуры. Возрождая и даже рождая науки и искусства во времена Ренессанса, теряется благочестие и воплощение многих идеалов Царства Небесного. Найдя Василий Великого и Григория Богослова, потеряли Платона и Аристотеля; найдя Леонардо, потеряли Франциска; найдя Иванова и Васнецова, потеряли Дионисия и Рублёва. В церковной истории: сложилась могучая пентархия пяти апостольских кафедр – потеряли простоту раннехристианских общин. Обрели благолепие храмовой службы и уставной молитвы – утратили простоту и харизматичность апостольских молитв и служений. Да и в жизни так по соломоновой мудрости – с друзьями, с работой, с местом жительства, практически со всем. Не бывает чистого приобретения или чистой утраты. Теряя – находим, находя – теряем.

Афонский старец XX века Силуан всю жизнь искал Бога. Душа скучала и томилась о Нём. Скучал и искал, потому что потерял. Потерял, потому что имел. В юности он познал Господа, а потом искал Удалившегося. Кто не терял, тот не ищет. Прп. Серафим Саровский тысячу дней и тысячу ночей искал коленопреклонённо на камне благодать, которую потерял. Так духовная жизнь устроена – в ней тоже время искать и сберегать найденное; время терять и бросать, чтобы снова искать.

Время хранити, и время отреяти (ἐκβαλεῖν).

Св. Дионисий Александрийский относит эти слова к пользованию Св. Писанием. Он говорит: «Время охранять Писание в присутствии недостойных и предлагать его достойным» [49; 3, 6]. Оглашенные, изыдите, не всё должно касаться ушей людей внешних, чтобы не исказили Писание и не повредили душе. Удерживаемое от внешних предлагается верным. Учитель сказал ученикам: Вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано (Мф. 13:11).

Далее эти же слова Екклесиаста св. Дионисий относит к разным временам священной истории: «до явления (Христа) время было соблюдать письмена закона, а когда воссияла Истина, время было извергнуть их» [там же]. Время сберегать закон и время бросать его. Это не уразумела иудейская синагога по сей день. Находящиеся в тени закона не хотят выйти навстречу Солнцу правды.

Блж. Иероним, подобно св. Дионисию Александрийскому, тоже находит аналогии священной истории.

Пример первый: «Было время и искать, и сберегать Израиля, и время бросать и терять его» [64; 3, 6]. Первые времена были до пришествия Христова, когда Бог и нашёл, и сберёг Себе народ. Но когда иудейская синагога не приняла Христа, то пришло время и бросить, и потерять иудейский народ.

Пример второй, подобный первому, но относится к иудеям и язычникам: «Время искать народ из язычников, и время терять народ иудейский; время сберегать верующих из язычников, и время отвергать неверующих из Израиля» [там же].

Св. Григорий Нисский, как обычно, относит слова Соломона к духовной жизни; так же, как обычно, он находит, что не одно и то же надо то созидать, то разрушать, то искать, то терять, а одно надо всегда искать и сберегать, а другое надо всегда терять и бросать. По Соломону, одно и то же подвергается то одному, то другому: по св. Григорию, одно всегда подвергается одному, другое – всегда другому.

Св. Григорий: "Время искати, и время погубляти… Чего должно искать, показывает пророчество, говоря: взыщите Господа, и утверждайтеся (Пс. 104:4)… Когда время искать Господа? Отвечу кратко: целую жизнь… Очи мои, говорит пророк, всегда ко Господу (Пс. 24:15)… также уразумеем и время погубляти, признавая для себя выгодою губить то, присутствие чего делается вредом имеющему. Худое стяжание – сребролюбие, поэтому погубим его; худой запас – злопамятство, поэтому отбросим его» [40; Беседа 7].

Дальше св. Григорий также обращает внимание на усугубление одной антиномии через последующую. «Екклесиаст говорит: время хранити, и время отреяти. Что же хранити? Очевидно, найденное нами вследствие искания. Что отреяти? Без сомнения, то, потеря чего признана полезною… Например, приступив с верою, обрёл ты чистоту в купели. Но больше труда – сохранить, что приял, нежели найти, чего не имел» [там же]. Вот и сам Христос говорит в Апокалипсисе ангелу Филадельфийской церкви: Се, гряду скоро; держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего» (Откр. 3:11).

Взгляд философа упал на его изорвавшийся в странствованиях плащ. А ведь когда-то ходил он в царском пурпуре, шитом лучшими царскими портными. Ещё через многие века будут передаваться сказания о том, как Соломон во всей славе своей одевался (Мф. 6:29). Теперь на философе было одеяние худое, но он задумчиво смотрел уже не на него – его окружали полевые лилии, каждую из которых Создатель украсил так, как не умели украсить его царские портные.

В свитке мудреца уже следующие строки:

Еккл. 3:7 Время раздирать, и время сшивать.

Или проще:

Время рвать, и время шить³⁷.

Такова жизнь – время беспощадно и без сожаления раздирать и рвать, и время сшивать разодранное, шить с искусством и тщанием. У иудеев и у их священников было в обычае в случаях сильного волнения рвать на себе одежду, некогда тщательно сшитую.

Было время раздирать одежду. Иисус на суде первосвященника Каиафы. Долго искали лжесвидетельства против Него. Не получалось. Но вот Он Сам сказал, что Он есть Сын Человеческий, имеющий прийти на облаках небесных. Этого довольно! Торжествующий священник с удовольствием разодрал одежды свои (Мф. 26:65), разодрал, не пожалел: вот,,. Богохульство Его! Иисус осуждён синедрионом на смерть.

Было время и сшивать одежду. Иосиф Аримафейский принёс чистую плащаницу (Мф. 28:59) и обвил ею тело бездыханного снятого с креста Учителя.

И ещё. Было время раздирать одежды распятого на Голгофе Иисуса на четыре части. И тут же настало время сшивать – воины, увидев, что хитон был не сшитый из частей, а весь тканый сверху, единый, сказали друг другу: не станем раздирать его, а бросим о нём жребий, чей будет (Ин. 19:23–24).

И поныне показывают в Турине – плащаницу, в Трире – хитон.

Святые отцы разумеют Екклесиаста духовно, иносказательно.

Св. Григорий Нисский: "Время раздирати, и время сшити, а именно, чтобы мы, отторгшись от того, с чем на зло себе сроднились, приклеились к тому, единение с чем для нас благо… Например, измите злаго от вас самех (1Кор. 5:13). Сие повелевает божественный апостол об осуждённом за беззаконное смешение… Отторгнутого же за грех снова сшивает апостол покаянием, говоря: да не многою скорбию пожрен будет (2Кор. 2:7). Так благовременно умел он и отодрать загрязнённую часть церковной ризы, и снова пришить благовременно, когда стала омыта от скверны покаянием» [40; Беседа 7]. Так св. Григорий применяет эти слова и к внутренней жизни души, и к церковной дисциплине. И далее св. Григорий размышляет, как епископ: «Отторгшись от ереси, во всякое время привязаны мы к благочестию, и тогда видя хитон церкви неразодранным, когда отторгся кто от обращения в ересь» [там же].

С некоторой изысканной грациозностью толкует блж. Иероним слова Екклесиаста время раздирать и время сшивать: «Происходит отделение от Закона, чтобы сшивались Евангелия, что исполнил каждый из евангелистов, сшивая из закона и пророков свидетельства о пришествии Господнем» [64; 3, 6–7].

А антиномии так и идут, порождая одна другую. Какой дар дан человеку больше слова? Ведь и у Бога в начале было Слово (Ин. 1:1). Святые отцы с дерзновением говорили – молчание.

Предвечно Отец родил Сына. В молчании родилось Слово. Служба Всенощного бдения начинается с каждения алтаря в полном молчании, и в этой полночной тишине рождается первый возглас священника: Слава Святей и Единосущней и Нераздельней Троице… Кадилом начертывается крест. Родилось Слово в Молчании Отца. Родилось слово молитвы в тишине храма.

Еккл. 3:7 Время молчать, и время говорить.

Земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною. И ещё продолжалось молчание, которое было до начала, до творения неба и земли. Только Дух Божий носился над водами. И тогда сказал Бог – и первый раз, и второй. И до шестого дня. Ибо Он сказал – и сделалось (Пс. 32:9). Было время молчать, когда Бог творил мир, и было время говорить.

Как в физическом вакууме из ничего рождаются частицы и целые миры, так из ничего и молчания, разорвавшегося Словом, явилась вселенная.

Знать время молчания и время говорить – главнейшая мудрость жизни, основное равновесие души. Есть время словесной молитвы, есть время молчать пред Богом. Есть многочасовое псалмопение, есть божественная исихия³⁸. Есть время, когда «молчанием предаётся Бог» [св. Григорий Богослов³⁹], и есть время учить словом во время и не во время [апостол Павел – 2Тим. 4:2].

О своевременности молчания и слова в жизни говорит св. Дионисий Александрийский: "Время молчати, и время глаголати. Время говорить, когда есть слушатели, принимающие слово; время молчать, когда слушающие извращают слово, как говорит Павел: еретика человека по первом и втором наказании отрицайся (Тит. 2:10)» [49; 3, 7].

После долгого молчания св. Григорий Богослов, так любивший эту добродетель, заговорил по случаю воссоединения монашествующих братий: «Ревность разрешает язык мой, и я оставляю без исполнения закон человеческий для закона духовного: дарю миру слово, хотя прежде ни за то не соглашался приступить к слову… Притом, как есть время всякой вещи, малой и великой, по справедливому и весьма разумному изречению Соломона (Еккл. 3:1), так и я не менее всякого другого знал время говорить и молчать. Посему онемел и смирился (Пс. 38:3), когда вблизи меня не стало ничего доброго, как будто облако набежало на сердце моё и сокрыло луч слова…» [37; Слово 6, О мире, говорённое в присутствии отца после предшествовавшего молчания]. Вокруг не стало ничего доброго, и св. Григорий онемел, но когда «отбежали от нас болезнь, печаль и воздыхание, когда мы, чтители Единого, стали едино», тогда «мы, чтители Слова, оставили бессловесие"…

В письме к Евлалию по поводу окончания своего обета молчания св. Григорий Богослов пишет: "Время всякой вещи, говорит Екклесиаст (Еккл. 3:1). Поэтому полагал я хранение устам моим, когда было время; и се устам моим не возбраню (Пс. 39:10), когда и сему настало время: Молчах, говорит Писание, еда и всегда умолчу (Ис. 42:14)? Молчал я сам для себя, а говорить буду другим; если же и они скажут, что надобно – всё благодарение Богу! А если нет, заградим уши» [38; Письмо 101. К Евлалию]. Молчание – добродетель для себя, слово – добродетель для других.

Четвёртый век. Отшлифовывается и выкристаллизовывается учение о Едином Боге во Святой Троице. Один из основных отцов, чьими трудами это совершалось, был св. Василий Великий. Св. Василий доказывает, что можно поклоняться «Отцу и Сыну в Духе Святом», а можно «Отцу и Сыну со Духом Святым». Второе изречение ставит Св. Духа в ряд со Отцом и Сыном, первое этого не делает. Противники св. Василий отвергали второе выражение и предлог «с» не допускали в отношении Св. Духа, а только предлог «в». Тем самым терялось равенство ипостасей во Св. Троице, да и ипостась ли вообще Св. Дух? Своё мнение противники св. Василий оправдывали тем, что в Писании, где говорится о Духе Святом, нигде не использован предлог «с».

Что касается сути вопроса об использовании предлогов «с» и «в», то св. Василий Великий раскрывает её так: «Речение «в» выражает более относящееся к нам, а речение «с» возвещает общение Духа с Богом. Посему употребляем оба слова, одним («с») выражая достоинство Духа, а другим («в») возвещая о благодати Его в нас. Таким образом, воздаём славу Богу и в Духе, и с Духом, ничего не говоря от себя, но из Господня учения» [34; О Св. Духе к св. Амфилохию, гл. 27]. Предлог «с» равнозначен предлогу «и». Славу воздаём Отцу и Сыну и Духу Святому, или: Отцу и Сыну со Св. Духом, Единому Богу в трёх ипостасях. Предлог «в» требует вопрос: в чём? В какой среде? В каком состоянии? Богу и Отцу и Сыну поклоняемся в Духе Святом, в состоянии погружения в благодать Святого Духа.

Что же сказать на возражение, что предлог «с» отсутствует в Писании, а у Отцов церкви употребляется? Св. Василий отвечает: «Из догматов и проповедей, соблюдённых в церкви, иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского предания, приняли мы в тайне» [там же]. И в догматах церкви время молчать, и время говорить. В IV веке шла острая и порой грубая брань по этим вопросам богословия. Православные иногда смолкали перед еретиками (арианами, духоборцами), Почему? «Это было время молчати, по слову премудрого Соломона (Еккл. 3:7). Ибо действительно, какая польза кричать на ветер» [там же]?

Блж. Иероним прилагает слова Екклесиаста к тому, что ученику прилично молчать и учиться и только лишь потом, став учителем, говорить и учить: «Время молчать и говорить. Думаю, что пифагорейцы, у которых дисциплина требует в продолжение пяти лет молчать, а потом уже получившим образование дозволяет говорить, отсюда заимствовали правило своё⁴⁰. Научимся же и мы сначала не говорить, чтобы только впоследствии открывать уста свои для слова. Будем известное время молчать и внимать словам учителя… чтобы делаться из учеников учителями после долгого молчания» [64; 3, 7].

Св. Григорий Нисский приводит из Слова Божия разные случаи, когда время молчать, и время говорить.

"Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших – вот закон молчания; а только доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим (Еф. 4:29) – вот время говорить.

Жёны в церквах да молчат (1Кор. 14:34). Апостол опять определяет время молчанию. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают дома у мужей своих – опять указал благовременность слова.

Не лгите друг на друга (Кол. 3:9) – вот благовременность молчания. Говорите истину каждый ближнему своему (Еф. 4:25) – снова дозволение говорить» [40; Беседа 7]. Таким примеров можно привести много.

Дальше св. Григорий излагает глубокие размышления о слове и молчании, когда говорится о Боге. Св. Григорий утверждает, что невозможно человеку говорить о Боге, Он неизречен, говорить возможно только о делах и проявлениях Божиих. «Итак, если речь о Боге, то когда вопрос о сущности, время молчать, а когда о каком-либо благом действии, ведение о котором нисходит и до нас, тогда время возглаголать силы, возвестить чудеса, поведать дела и до сих пределов пользоваться словом» [там же].

В ярой противоположности развернулась перед философом жизнь, в том числе и его собственная. Щемящая, клокочущая, вздымающаяся, как море во время бури, и как будто вовсе исчезающая, подобно глади и тишине морского штиля. Такова жизнь и такова правда жизни.

Еккл. 3:8 Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

Ненависть, перерастающая в войну, и любовь, приводящая к миру. Война и мир – это не только название известного романа великого Толстого; война и мир – это название всей драмы человеческой истории. Все книги про войну или про любовь. Между этими двумя полюсами вся человеческая жизнь. Если любовь – это совокупность совершенства (Кол. 3:14), то смерть – это высшая мера наказания. Любовь и смерть – в этом всё, а остальное – как рама к картине. Да и сама любовь крепка, как смерть; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её – стрелы огненные (Песн. 8:6). Бог есть любовь (1Ин. 4:8) и Бог смерти не сотворил (Прем. 1:13). Но где нет Бога – там смерть. Всё мироздание из двух областей – область мира и область войны⁴¹, и вся жизнь – время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

«Тот не научится любить,

Кто не умеет ненавидеть».

Это у Н.А. Некрасова. В этом мире всё по страстям и по личностям. Одно любишь, другое ненавидишь, а потом наоборот. Горьковская старуха Изергиль не возвращалась к тем, кого когда-то любила. Они были для неё мертвецы. Но в Царстве Божием всё не так. Тот не научится любить Бога, кто не умеет ненавидеть грех. И здесь, в духовной жизни, тоже всему своё время.

Люди всегда любили и всегда воевали. Танах и Коран дают основание браням Господним, священной войне. Иисус Христос произносит Нагорную проповедь и даёт совершенно новое учение. Учитель призывает любить врагов, ударившим по щеке подставлять другую и, одновременно, нет большей любви, как если кто жизнь свою отдаст за друзей своих. Христиане как никто призваны и даже обречены переживать эту антиномию любви и ненависти, войны и мира. Предупредительный, превентивный и даже наступательный удар крестоносцев; ратные подвиги за Бога, царя и Отечество; защита родных очагов – это с одной стороны, а христианский пацифизм – это с другой. Мечи перековываются на орала, копья на серпы, христиане отказываются от оружия и воинского пояса – это с другой. Святые воины, как Георгий Победоносец и Александр Невский, и святые отказники от оружия, как св. Феоген Парийский или прав. Даниил Ачинский – явили, что всему своё время⁴².

Житие св. князя Александра Невского – прекрасный пример того, что время войне, и время миру. Когда на Русскую землю пришли крестоносцы с мечом в руках, чтобы насадить иное исповедание христианства и присоединить русичей к Римскому престолу, то св. Александр, тогда ещё юный князь, повторил слова Господа и Учителя: Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет! Князь одержал две славные победы над шведами и над тевтонцами. То было время войне. Теперь было основание считать, что князь-победитель начнёт освобождение Русской земли от монголов. Многие русские города восстали против монгольского ига. Однако св. князь Александр не поддерживает их, он входит в союз с монголами и идёт в Золотую Орду к хану Батыю. В ставке хана Александру предложено поклониться идолу. Князь отказывается, хотя не так давно там мученически казнили св. Михаила Черниговского. На другой день князь предстаёт пред ханом и поклоняется ему до земли. Тот удивлён – почему вчера ты не поклонился монгольскому богу, а сегодня кланяешься мне? Князь отвечает: Твой бог не Бог, а истукан, я поклоняюсь единому Богу Отцу и Сыну и Св. Духу, ты же от Бога почтён царством, и тебе я воздал царскую честь. Христиан поражён. Заключён союз. Св. Александр покоряет ханской власти восставших русичей. Только так можно было спасти русский народ от тотального физического уничтожения. Избавление от ига придёт позднее, через века. Князь пожертвовал своей рыцарской славой ради спасения вверенного ему народа. Время войне, и время миру. Душе и вере народа татарское иго не вредило.

В Константинополе произошла распря в народе о некоторых несогласных между собой епископах. По этому поводу св. Григорий Богослов произнёс увещевательное слово: «Но похвалю и слово Соломона, который узаконяет время как для всякой вещи, так для брани и мира (Еккл. 3:1, 8). Присовокуплю только следующее. Хотя должно наблюдать время брани и мира, а иногда, по закону и слову Соломонову, хорошо вести брань, однако же лучше, доколе только можно преклоняться на мир, потому что сие и выше, и богоугоднее» [37; Слово 23, О мире, говорённое в Константинополе…]. Апостол об этом говорит: Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми (Рим. 12:18). И от брани бывает польза, и ей есть место, но лучше – мир.

Св. Григорий Нисский формулирует критерий для определения, когда время любить, а когда ненавидеть – это «полезность». Что служит к пользе, тому и время, то и делать следует. Исходя из этого св. Григорий рассуждает над утверждением, что юности «время любить то, что любезно юности». Св. Григорий говорит, что это не совсем так. Юность, «кипя страстями своего возраста», может любить то, что нечисто и неполезно, а потому «не есть и любовь». В любом возрасте, и в юности в том числе, любить следует то, что полезно для души. «Не всякая любовь благовременна», и наоборот, «возлюбивший прекрасное сам будет прекрасен». Ненависть, по св. Григорию, должна быть обращена только на всё греховное. «Сила, отталкивающая неприятное, которой имя есть ненависть, служит орудием добродетели, когда вооружается на противное». К таковому св. Григорий относит сластолюбие, непотребство, кичливость, зломыслие и прочее.

Из образа военных действий – соглядатаи, укрепление стен, подготовка орудий, предатели, засада, пращники, стрелки и копьеносцы, полчища – св. Григорий берёт примеры для раскрытия духовное брани в человеке, которой всегда время. А с кем иметь мир? – с «небесным воинством» и с «дружиной ангелов», с «Господом вселенной», Который есть и «Господь сил». Наши союзники – добродетели, с которыми надлежит быть в приязни» [40; Беседа 6].

Блж. Иероним, в отличие от св. Григорий Нисского, говорит не о греховном, в отношении которого всегда время ненависти и войне, и благом, в отношении которого всегда время любви и миру, а о том, в отношении чего время то любить, то ненавидеть, то вести брань, то заключать мир. Примеры блж. Иероним берёт из области житейской, исторической, духовной и даже эсхатологической.

Пример житейский.

«Время любить после Бога детей, жену, родственников, и время ненавидеть их в подвиге мученичества» [64; 3, 8]. В последнем имеются в виду случаи, когда враждебное отношение к вере родственников может расслаблять страдающих за веру.

Пример исторический.

»Время любить Закон и то, что было предписано Законом, – обрезание, жертвы, субботу, новомесячия, и время ненавидеть это, когда наступила благодать Евангелия» [там же]. Последнее опять означает не безоговорочную ненависть, как к чему-то худому, а решительный отказ в пользу жизни по евангельском благодати.

Пример духовный.

«Пока мы в настоящем веке, время брани, а когда переселимся из сего века, настанет время мира» [та же].

Пример эсхатологический.

«Как ныне видим зерцалом в гадании (1Кор. 13:12): то время любить настоящее, а в будущем наступит время, когда, видя лицом к лицу и преуспевая на лучшее, мы станем ненавидеть и презирать то, что любили» [там же]. Духовное ведение наше несовершенно, но мы его любим и любим его святых носителей. В будущем веке нам это несовершенное, вплоть до пророчеств, уже не будет нравиться, потому что Бог даст несравненно более совершенное ведение тайн Его Царствия.

И так можно было бы противопоставлять друг другу ещё многое, и всему найти время. Но достаточно! Вся жизнь уравновешивается по принципу благовременности. Философ-странник обрёл устойчивость в зыбкости и суетности этой жизни.

Цельное толкование соломоновых противопоставлений (антиномий) даёт Раши, прилагая их к истории Израиля:

"Пора рождаться по истечении девяти месяцев

и пора умирать. Он установил число лет для каждого поколения.

Пора насаждать народ и царство

и пора корчевать – придёт пора с корнем быть вырванным.

Пора убивать целую нацию, когда наступит день взыскания с неё за преступления, как сказано: остаток твой Он убьёт (Ис. 14:30),

и пора исцелять, восстанавливать разрушенное, подобно сказанному о Мицраиме [Египте]: И возвратятся они к Господу, и Он примет мольбу их и исцелит их (Ис. 19:22).

Пора проламывать стену города, когда вынесено предопределение, как сказано: и стена Йерушалаима проломлена (Неем. 1:3).

и пора строить, как сказано: и Я построю его, как во дни давние (Ам. 9:11).

Пора плакать девятого ава⁴³

и пора смеяться в грядущем, как сказано: тогда наполнятся смехом наши уста (Пс. 126:2).

Пора скорбеть в дни траура

и пора танцевать с женихами и невестами.

Пора разбрасывать (или: бросать)⁴⁴ камни. Юноши Исраэля разбросаны были при разрушении храма – низверглись камни священные (Плч. 4:1).

И пора собирать их, изгнанников, из Бавеля. И избавит их Господь, Бог их, в тот день, как овец, Свой народ. Словно камни венца воссияют на Его земле (Зах. 9:16).

Пора обнимать – как прилегает пояс к чреслам мужа, так Я приблизил Себе весь дом Исраэля (Иер. 13:11),

и пора удаляться от объятий – и удалит Господь человека и велико запустение по этой земле (Ис. 6:12).

Пора искать, подобно сказанному: и потерянную разыщу (Иез. 34:16), что касается рассеянных по миру сынов Исраэля,

и пора терять. И пора им теряться в изгнании, как сказано: и потеряетесь меж народов (Лев. 26:38)..

Пора беречь (хранить) – Да благословит тебя Господь и хранит тебя (Числ. 6:24), когда вы исполняете волю Его,

и пора бросать – и бросил Он их на землю иную (Втор. 29:27).

Пора разрывать царство дома Давидова – и оторвал Я царство от дома Давида (1Цар. 14:8)

и пора сшивать (соединять) – и станут они едиными в твоей руке… и не будет разделены более на два царства (Иез. 37:17–22).

Пора молчать. Иногда человек за молчание получает награду, как сказано: и безмолвствовал Аарон (Лев. 10:3). За это он удостоился обращения к нему одному, как сказано: И говорил Господь Аарону так: Вина и пьянящего не пей (Лев. 10:8–9)

и пора говорить: Тогда воспел Моше (Исх. 15:1); и воспела Девора (Суд. 5:1); берите с собою речи (Ос. 14:3).

Пора любить – и Он любить будет тебя и благословит тебя и умножит тебя (Втор. 7:13),

и пора ненавидеть, как сказано: Всё зло их в Гилгале, ибо там возненавидел Я их (Ос. 14:3).

Так краткими изречениями Писания Раши показывает весь путь, которым Ягве Бог ведёт народ свой Израиля. Слова Екклесиаста становятся своеобразным акростихом к священной истории народа Божия⁴⁵.

Блж. Иероним в своём толковании также кратко воспроизводит толкование соломоновых слов иудеями в отношении истории Израиля. В основном у Иеронима написано то же самое, что у Раши. Иероним жил на шесть веков раньше иудейского экзегета. Ясно, что и тот, и другой передают давно и ранее их сложившееся понимание из иудейского предания.

Подводя итоги святоотеческим толкованиям-размышлениям над екклесиастовыми антиномиями, можно выделить четыре подхода к их пониманию.

Первый подход.

Соломонова антитеза в отношении времени разрешается в связи с наличием в мире добра и зла. Поэтому время то одному, то противоположному. Так толковали св. Дионисий Александрийский, св. Григорий Нисский.

Второй подход.

Переменчивость всего в жизни. Всякое качество переходит со временем в свою противоположность. Так понимал св. Григорий Чудотворец: «Нынешнее же время полно всяких противоположностей – рождения, потом смерти, насаждения растений, потом исторгания, исцелений и убийств, созидания и разрушения, плача и смеха, рыдания и ликования… Ибо дела человеческие то борются между собою, то примиряются, и отличаются таким непостоянством, что то, что казалось добрым, в скором времени изменяется в признаваемое всеми дурным» [44; 3]. В таком же смысле употребляли слова Екклесиаста блж. Иероним и многие другие отцы.

Третий подход.

Слова Екклесиаста осмысливаются философски. Красота этого мира в его соразмерности и благовременности, что и выражено антиномиями Соломона. Так понимал св. Григорий Нисский.

Четвёртый подход.

Слова Екклесиаста раскрываются на примере истории Израиля. Это понимание содержится в иудейском предании и выражено Раши, блж. Иеронимом.

Что пользы работающему?..

Философ нашёл равновесие в противоположностях и противоречиях этой жизни. Но значит ли это, что он нашёл смысл этой самой сотканной из противоречий жизни? Нашёл ли он наконец свой заветный «итрон»? В жизни всё уравновешено, но остаётся ли что-нибудь от неё человеку?

Равновесие противоположностей – это ещё не их смысл:

(Еккл. 3:9–10) Что пользы работающему от того, над чем он трудится? Видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том.

Вновь слышится знакомое стенание и сетование философа. Всё премудро уравновешено и упорядочено в жизни – только толку от этого нет никакого. Пользы (итрон) работающему нет от того, над чем он трудится. Всё тщетно. И, поднимая очи к небу, философ с горечью шепчет, едва ли уже на что надеясь: видел я эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том. Дал же Бог людям заботу, чтобы трудиться, но ничего не иметь от этого!

Для чего? Для чего всё это? – где смысл?

В техногенном обществе США констатируют факт трудоголии как болезни. Болезнь, противоположная тунеядству. Трудоголиков лечат. От трудомании возвращают к личностному началу. Не человек для труда, а труд для человека. Трудоголия – яркая иллюстрация заботы, чтобы трудиться, но упражняясь в этом, какая польза работающему. Пользы, вечного итрон, нет, есть личность, превратившаяся в машину, в робота. Правда, надо заметить, что на фоне тунеядства и праздности трудоголия не самая большая проблема в жизни.

Фридрих Энгельс думал, что от труда польза есть – обезьяна превратилась в человека. И ещё некоторые так думают. А зря! Ещё Екклесиаст это понимал и говорил. Обезьяна и не работает вовсе, она просто живёт на лоне природы и питается от неё. Труд как возделывание природы начался в Эдемском саду. К труду был призван по образу Божию созданный человек. Уже полноценный человек, а не животное существо. Животным Бог эту заботу не дал, а только сынам человеческим.

Раши проблему Екклесиаста не чувствует. Слова философа он толкует так: «Что пользы творящему зло от всего, над чем он трудится. Также и его пора наступит, и всё пропадёт» [23; 3, 9]. Однако в книге Екклесиаста говорится не о «творящем зло», а вообще о работающем.

Св. Григорий Чудотворец находит причину бесполезности трудов в том, что, исходя из антиномичности жизни, то, что сегодня почитается добрым, завтра будет худо, а потому то доброе, что ты приобрёл потрудившись, завтра может обратиться в кучу худого. «Ибо дела человеческие то борются между собою, то примиряются и отличаются таким непостоянством, что то, что казалось добрым, в скором времени изменяется в признаваемое всеми дурным. Поэтому прекратим напрасные труды» [44; 3].

Святой Григорий Нисский, перечислив всякие житейские дела, чисто по-христиански рассуждает: «И тратящему жизнь свою на подобные занятия какое приносит преимущество забота об этом? Не вместе ли и жизнь прекращается, и всё покрывается забвением? Оставленный тем, чего вожделевал, уходит обнажённым, не взяв с собою ничего из здешнего…» [40; Беседа 8].

Так бесполезно бывает то, что делает человек.

Пронесётся тысяча лет на земле. Другой старец на острове Патмос Эгейского моря услышит голос, говорящий ему: Я есмь Альфа и Омега, начало и конец… (Откр. 1:8). А тогда взгляд нашего философа терялся, не видел ни начала, ни конца – линия жизни вновь и вновь замыкалась в круг, и смысла в этой круговерти жизни он уже найти не мог. Что пользы работающему от того, над чем он трудится? …Однако безотрадным скептиком и агностиком царственный философ тоже не стал. Божественная Премудрость, Хокма Израиля и София Эллады, витала над ним, он слышал веяние её божественных крыл:

Еккл. 3:11 Всё соделал Он прекрасным в своё время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца.

Мощные слова Божественного откровения произносят уста Екклесиаста, слова не философа и мудреца, а слова пророка. В этих словах, центральных во всей книге Проповедника, причина неизбывной тоски и бесплодных исканий человека. Божественная премудрость открывает тайну, разгадывает загадку жизни – почему нет пользы, нет остатка, нет итрон здесь, под небом, почему всё под солнцем суета сует и томление духа, пар и погоня за ветром. В словах Екклесиаста ещё нет исцеления, он ещё не знает лекарства, но зато установлен диагноз, вскрыта причина болезни.

Три Божественные истины возвещает собранию Екклесиаст:

– Бог всё сотворил прекрасным в своё время;

– В сердце человека Бог вложил целую вселенную, вложил вечность;

– Дела Божии, столь привычные и понятные, когда происходят у нас на глазах, непостижимы ни в начале своём, ни в конце.

Соедини первые два дарования с последней возможностью и получишь суету сует и духа томление.

Дело Божие и всё, что Он сотворил, прекрасно. И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма (Быт. 1:31)! Всё созданное Богом יפה (яфе), всё прекрасно. Красота – исходное, первичное состояние этого мира, да и неистребимое его качество. Рыцарские замки и королевские дворцы, величественные храмы и малые часовни прекрасны даже в своих руинах. Поэтому и чувствовал Ф.М. Достоевский, что «красота спасёт мир». Соломоновы слова требуют от человека филокалии (греч.), любви к красоте. Мир сотворён прекрасным, и ничто безобразное не может удовлетворить человека. Безобразность, некрасивость человеческих устремлений превращает их в погоню за ветром, в томление духа. Семьдесят переводчиков переводят יפה словом καλά, от καλός, что значит «красота». Древние греки (эллины) прекрасно чувствовали сказанное Екклесиастом. Саму вселенную, весь окружающий их мир они называли κόσμος, что значит украшение, наряд. Бог, сотворивший мир, в «лепоту облечеся», то есть нарядился красотою, украсился Своим творением. То, то Бог создал прекрасным, то в греческом звучании слова καλός имеет смысловой оттенок нравственного совершенства, добра, блага. Наши матери, желая сказать детям, что они поступают нехорошо, часто говорят: «Как некрасиво ты поступаешь». Плохо – значит некраснво. Не случайно греческое «филокалия» по-русски звучит уже «добротолюбие». Кстати, славянское «доброта» означает, собственно, «красота», а то, что мы по-русски называем добротой, по-славянски звучит «благо». Эти смысловые переливы блага, добра и красоты означают, что тому и другому один источник. Тот, Кто влагает доброту в сердце человека, Тот и мир создал совершенным и прекрасным

И вложил мир в сердце их.

Мир – это значит «вселенная», весь космос, всё мироздание. Вот и найди с таким содержимым в сердце покой и смысл под солнцем на бренной земле.

Другие (большинство) переводят: Вечность вложил им в сердце.

Временная, скоротекущая и мимоходящая жизнь ничего не может оставить сердцу, в которое вложена целая вечность!

Еврейское слово צלם (олам) означает как «мир», «космос», «вселенную», так и «вечность». Семьдесят толковников переводят «олам» ёмким греческим словом αἰῶνα, или αἰων. «Эон» по-гречески означает «век», «жизнь», «вечность». Имеются оттенки «постоянно» (δἰ αἰῶνος), или «искони» (ἐξ αἰῶνος). Другое значение слова αἰων – «мир», «космос», «свет». Можно вспомнить и то, что в греческой философии, в гностицизме, «эоны» означали некоторые сущностные божественные инстанции. Эон – это не просто бесконечная длительность времени (хроноса), это вечность, это некая Божественная сущность.

Олам, или эон, вложенный в сердце человека, и делает его образом Божиим. Человек содержит в себе всё мироздание, всю вселенную и всю вечность, более того, Самאל צולם (Эль Олам) Бог Вечный отражён, отпечатлён в его сердце. И это чувствует каждый человек. Как содержащий в своём сердце целую вселенную, человек не может удовлетвориться однодневным счастьем или скоротекущими ценностями и даже тем, что имеет своё повторение и своё продолжение в веках. Всё это для носителя «олам» суета и томление духа. Олам стремится к Эль Олам, вечность к Богу Вечному, а во всём остальном нет никакого «итрон», ничего остающегося и полезного. «Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе», – произнёс преемник Соломона, другой неистовый искатель смысла, счастья и пользы под солнцем – блж. Августин [27; кн. 1.1]. В мире под солнцем Августин, ищущий философ позднеримских времён, не нашёл ничего, на чём могло бы остановиться и успокоиться его сердце.

Люди всех времён и народов, всех религий стремятся к вечной жизни. Почему? Ведь вокруг только всепожирающий хронос, всюду идут часы, отсчитывая время. Часы песчаные и солнечные, механические и электронные говорят об одном и том же – течёт река времени, мы входим в неё и исчезаем в ней. А вечность? Опытные факты и рациональные суждения о ней имеются, но как-то все они не вполне достаточны. Поэтому немало людей махнуло рукой и сказало: вечности нет. Появился, пожил и исчез – на этом всё. Хронос всеяден, бесконечно длинное чудовище. Но этому отчаявшемуся мнению противостоит сердце, оно как бы не замечает недостаточности доказательств – оно просто знает о вечности. В сердце Создатель вложил вечность, и доказывать ничего не надо. Это исходный факт бытия. А вечность во времени, взятом в самом себе, смысла не находит. Олам не вмещается в поднебесную, он ищет выхода из неё. Этот выход искал и не находил Екклесиаст-Соломон. Дороги странствующего философа кружили, кружили под солнцем, не ведя к выходу. Философ находил только бренные и проходящие ценности этого мира, а сердце разрывалось оламом, вечностью, целой вселенной.

От Божественной Плиромы отделились эоны. Началось течение времени. Хронос поглощал эоны, но поглотить их не мог. Эоны искали себе пристанище в потоке времени, но найти не могли. Пришёл Спаситель и открыл путь возвращения эонам в исходное и искомое лоно Божественной Плиромы. Таково эллинское переложение Екклесиаста и Евангелия. К сожалению, на этом не останавливались гностики II века и переходили дальше к бесконечным еретическим хитросплетениям. Но не исключено и обратное – православный перевод библейских истин на язык эллинской философии. Занятие однако весьма небезопасное.

В сердце человека олам – вечность и вся вселенная, однако человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца. Вот причина бесплодности поисков Екклесиаста. Екклесиаст ищет начало и конец, причину и цель всему, что под солнцем. Ищет, но найти не может. Не может потому, что они не под солнцем. Начало и конец всякой вещи вне этой вещи. Начало и конец дел, которые Бог делает, не среди этих дел, а в Боге. Знание и мудрость, женщины, вино и богатство, власть и славу искал и находил Соломон. В них и среди них он искал пользу, итрон, искал начало и искал конец, искал и не находил. Человек может постигнуть дела, но он не может постигнуть их от начала до конца. Вот в этом екклесиастова мука, в этом его суета сует и томление духа. Пытаясь постигнуть всё от начала до конца, философ с сачком бегает за ветром, пытаясь его поймать. А в сердце олам, вечность покоя не даёт. «Не садись на пенёк, не ешь пирожок», – не насытишься делами и вещами, нужны их начало и конец. Екклесиаст нашёл причину своей многой печали, своего томления духа. Только оттого, что знаешь причину, печаль не проходит и томление не умаляется.

Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, истинный Екклесиаст и Проповедник (Откр. 1:8), говорит не любомудрый (философ), а Сама Премудрость. Но это прозвучит позднее. Намного позднее. А пока странник-философ чертит А (альфу), чертит Ω (омегу), но постичь их не может.

Вот один из аспектов непостижимости Альфы и Омеги дел Божиих. Физика изучает законы природы. Физики могут очень много рассказывать о делах, которые Бог делает. Но, как и Екклесиаст, они не удовлетворяются этим, они хотят постичь природу от начала до конца. Пожалуй, чаще обращаются к поиску начала. Безначальность и бесконечность материи во времени у материалистов. Теория большого взрыва. Пятнадцать миллиардов лет назад не было ничего, ни даже времени и пространства. Происходит большой взрыв, и рождается разбегающаяся из точки вселенная. Теория эволюции и учение о самопроизвольном зарождении жизни и разума и многое, многое другое. Одна теория сменяет другую. Почему? Ведь не меняется же закон Архимеда! Физик является естествоиспытателем, занимается наукой только тогда, когда постигает дела, которые Бог делает, то есть изучает природу. Но когда он пытается заглянуть в начало и конец, ему всё ещё кажется, что он физик, а это уже не так. От начала до конца дела Божии непостижимы. Там никакая космология не поможет. Для этого нужна не «логия», а Сам Логос, Тот, Кто и есть Альфа и Омега, ведь всё Им и для Него создано (Кол. 1:16). Поиски учёными начала и конца вселенной суть погоня за ветром. Этим занимался Соломон, спустя три тысячи лет этим занимаемся мы. И это не грех. Но это многая печаль и томление духа. Дойдя до непостижимости дел Божиих от начала до конца, разум переходит к Непостижимому, к Тому, Кто один и есть Начало и Конец. А кто не доходит до этого, того страннический посох суть сачок для ловли ветра.

Очень хорошо понимал всё сказанное ещё в IV веке св. Афанасий Великий. Говоря арианам о непостижимости Св. Троицы, св. отец отмечает непостижимость даже и тварного мира от начала до конца. О вопрошающих по поводу первооснов бытия и о том, «как это бывает», св. Афанасий говорит: «Ибо даже и того, кто предлагает подобные вопросы о вещах сотворённых, нельзя признать имеющим здравый смысл. Или пусть они, рассуждающие обо всём свободно, осмелятся ответить, как составилось небо… или как составилось солнце и каждая из звёзд?.. Конечно, не объяснят они сего, когда и Соломон, паче всех причастившийся мудрости, усматривая, что человеку невозможно доискаться сего, сказал: …не обрящет человек сотворения, еже сотворити Бог от начала и даже до конца» [32; К Серапиону, Посл. 1, пп. 17–18].

Так не лежит ли со стороны Писания запрет на научную космогонию? Запрета нет, есть ограничения. Учёный может изучать природу и задаваться вопросами о начале и конце её, идёт ли речь о космосе вообще или каких-то его объектах в частности. Но учёный должен всегда оставаться в рамках науки: логики, эксперимента и наблюдения. Учёные многократно грешили тем, что смешивали научное знание с собственными гипотезами и это выдавали за науку. И вслед за Соломоном не следует забывать, что, как не помнит человек своего рождения и не знает наперёд конца, так некоторая тайна всегда будет окутывать дела Создателя в стремлении постичь их от начала и до конца. За далью – даль, за вопросом и даже за ответом будет снова вопрос. Познание вещей от начала и до конца, хотим мы того или нет, уводит нас из науки даже не в философию, а в богословие и из Бого-словия⁴⁶ в благоговейное молчание пред Богом. До начала и после конца творения Слово Творца, а до Слова – Его молчание, исихия. И вновь Слово вернётся к произнёсшему Его Отцу, тогда и Сам Сын покорится покорившему всё Ему, да будет Бог всё во всём (1Кор. 15:28).

А теперь перейдём к толковникам екклесиастовой книги.

Бог всё соделал прекрасным в своё время. Раши читает: прекрасным в пору его, и толкует: «Пора благополучная хороша для воздаяния за доброе дело, а пора бедственная годна для воздаяния за дело дурное» [23; 3, 11]. С пониманием Раши вполне согласен перевод А.Э. Графова: Всё, что Бог сотворил, прекрасно во время своё, то есть не Бог в своё время всё сотворил прекрасным, а всё сотворённое Богом прекрасно в своё время, повторяется мысль, что всему своё время.

Слова также и мир вложил Он в их сердце… Раши поясняет так: «Однако премудрость мира, вложенную Им в сердце людям, Он не сложил всецело в сердце каждому, но лишь понемногу, чтобы человек не постиг всё деяние Пресвятого, не осмыслил его… И потому слово צלם (олам), мир, написано здесь с опущенной буквой ו «вав»⁴⁷, и его можно читать как означающее утаение, сокрытие. Ведь если человек будет знать, что день его смерти близок, он не станет строить дом и насаждать виноградник» [там же]. Такой своеобразный оттенок мысли извлекает Раши, исходя из орфографии текста.

Св. Дионисий Александрийский: "Всяческая, яже сотвори, добра суть во время своё⁴⁸. Ибо всякий век дал есть в сердце их, яко да не обрящет человек сотворения, еже сотвори Бог от начала и даже до конца. И это верно. Никто не может вполне постигнуть дел Божиих. А творение Божие есть мир. Его от начала до конца, то есть назначенное миру время и определённую ему продолжительность, открыть никто не может. Бог однажды на весь век (наш) дал неведение в сердца наши… Итак, для пользы нашей неизвестен нам конец века сего, то есть конец настоящей жизни» [49; 3, 11].

На этом обрывается фрагмент толкования на книгу Екклесиаста св. Дионисия Александрийского, дошедший до нас в сборнике Прокопия Газского.

Св. Григорий Чудотворец, исходя из слов Екклесиаста (Еккл. 3:11), производит суждение: «Но некий лукавый, уловляющий удобное время, раскрыл свою пасть на нынешний век, употребляя чрезвычайные усилия, чтобы разрушить создание Божие, решив от начала и до конца враждовать с ним» [44; 3]. Если Екклесиаст говорит о том, что сделал Бог, то св. Григорий говорит о том обратном, что делает лукавый. Он тоже подыскивает подходящее время, но не чтобы созидать, а чтобы разрушить созданное. И, как Бог делает Свои дела от начала до конца, так не отступает и лукавый, решив от начала и до конца враждовать с Богом и Его творением.

Св. Григорий Нисский продолжает мысль св. Григорий Чудотворца. Всяческая, яже сотвори Бог, добра во время своё. «Но люди, чем были облагодетельствованы, от того потерпели вред, каждою вещью воспользовавшись не как было должно, и не на пользу» [40; Беседа 8]. Несвоевременное и не по назначению использование дел Божиих вредит человеку. Что Бог сотворил ко благу, то человек обратил себе во вред.

Мысль св. Григория Нисского повторяется у прп. Исидора Пелусиота: «Что не соблюдающий благовременности всякого дела не достигает искомого блага, видно это само собою: что всяческая добра во время своё (Еккл. 3:11), сему научил Екклесиаст… Ибо неблаговременное всегда прискорбно, и благодеяние, оказанное не вовремя, теряет имя своё» [73; 260, Письмо Петру].

О том, что всё есть добро не всегда, а только в своё время, говорит на основании слов Екклесиаста и блж. Иероним: «Всё, что сделал Бог, есть добро, но добро во время своё. Бодрствовать или спать есть добро, однако не есть добро постоянно бодрствовать или постоянно спать, так как всё есть добро попеременно, сообразно с распределением Божиим, тогда, когда то или другое нужно» [64; 3, 11]. Дальше блж. Иероним толкует слова Екклесиаста о мире (олам), вложенном в сердце человека, и непознаваемости дел Божиих от начала и до конца таким образом: «Бог дал и мир для обитания людям, чтобы они пользовались переменами времён, но не спрашивали о причинах вещей природы, как всё сотворено, почему от начала мира и до конца его Бог определил тому или другому расти, быть, изменяться» [там же].

Хотя и целая вселенная, целая вечность в сердце человека, но от начала и до конца дел Божиих не постичь. Альфа и Омега манят к себе, но сами при этом всегда исчезают. Их не уловить. Философ встал, крепче сжимая посох в руке. Встал, но идти некуда, всё равно не дойдёшь. Не дано это человеку. Что же, жить можно и проще. Лучше синица в руке, нежели журавль в небе. Итрон, то, что остаётся для вечности, причины и цели – всё это запредельно, но есть усреднённый принцип обывателя, мещанина, есть некое доступное среднее счастье.

Еккл. 3:12 Познал я, что нет для них (сынов человеческих) ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.

Еккл. 3:13 И если какой человек ест и пьёт, и видит доброе во всяком труде своём, то это – дар Божий.

Искал дар Божий на небе, а он на земле. До неба не дотянуться, а от земли не оторваться. Так ходи по земле и наслаждайся земным. Не надо горя от ума, не нужно и горя уму. Есть среднее счастье. Тоска философов о цели и высшем благе неизбывна, потому нет… ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей. Умеренное наслаждение тем, что доступно, умеренная добродетель в жизни своей. Не ищи великое, радуйся малым. Это, наверное, Богом наказанные люди, которые вечно ищут что-то такое, особое, ищут и никогда не находят. Вот оно, благо – совсем рядом: ешь, пей, усматривай доброе в труде своём. Это и есть дар Божий. Так убеждал себя философ. На сегодня он был уверен, что действительно так и думает, он был даже уверен, что этого ему хватит на все дни его земной жизни. Он был готов бросить свой посох. Странствие закончилось. Приземлился. Человеку не дано летать. Непонятно только, почему у него глаза устремлены к небу, почему и облака, и солнце, и звёзды он видит. Но про это забудь. Всё равно не полетишь. Писатель В.П. Астафьев говорил: «Мы люди земные и писать должны о земном». Правда, он частенько изменял этим своим словам, оттого и мучился. А изменять не надо было, – думал философ, – и всё было бы хорошо, хороший соцреализм получился бы. Ну, вот и хорошо. Итак, программа: кушаем и пьём, довольны своей работой, веселимся и, конечно же, никогда не забываем делать добро в жизни своей. Мы не тунеядцы и не разбойники, мы далеки от депрессии, и меланхолия нам не сестра.

Так приземлились многие. Робкие молодёжные попытки летать давно забыты. Не взлетели, а вот толковые люди получились. И это дар Божий.

Кто-то по-прежнему рассуждает о звёздах. Но, слушай, мечтатель! – победоносно говорит обыватель, – слетай на Луну, на Марс, отщипни огниво от солнца и вези сюда на землю. Что у тебя в мешке? Грунт. Земля и камни. Сравни теперь с тем, что у тебя под ногами. Разница велика?.. Слетал? Привёз? Ну, вот и успокойся. Есть простое счастье – земной думает о земном, земной живёт земным.

У Екклесиаста как будто на душе легче стало.

Автор помнит, как когда-то в двадцать четыре года его тоже осенило: необязательно к чему-то стремиться, искать нечто особенное, живи просто. И молодой человек, к своему удивлению, с этим даже согласился.

И это дар Божий – просто жить, просто есть, пить и веселиться, делать добро и видеть добро в труде своём.

И Обломов пытался встать, но вновь улёгся на диване.

Философская мантия медленно соскальзывала с плеч философа. Посох странника вполне похож на обыкновенную палку.

Граф Толстой восхищался простыми русскими мужиками. Он очень старался быть похожим на них. У него плохо получалось.

Учителя и отцы, что думаете вы о выводе соломоновом, о простом земном счастье обывателя, этом даре Божием? Об этом заменителе непостижимой Альфы и Омеги? О счастье вместо итрона?

Раши видит в соломоновых словах не высокий подвиг, а средний, крепкий, нравственный уровень верующего иудея. «Отныне знаю: поскольку сокрыта пора взыскания, нет лучшего у людей, чем довольным быть и делать доброе в глазах своего Творца, пока человек жив» [23; 3, 12–13]. О дальнейших словах и видит доброе во всяком труде своём Раши прямо утверждает: «И видит благо – это Тора и заповеди» [там же]. Всё это весьма соответствует апостольскому наставлению: Великое приобретение – быть благочестивым и довольным (1Тим. 6:6). Именно таковыми были в прежней России наши благочестивые крестьяне. Такими праведниками стояло русское село.

Св. Григорий Чудотворец вторит Екклесиасту: «Итак, я убедился, что веселие и делание добра – величайшее благо для человека, и что, конечно, и это временное наслаждение приходит только от Бога, если делами управляет справедливость» [44; 3].

В этой временной земной жизни человек ищет веселие, ястие и питие. Но если за этим не следует больше ничего, то дальше – грех и горечь разочарования или пресыщения. Если же к земным благам прилагается доброделание, то – полный комфорт, тогда совсем хорошо.

Утомлённый поисками высшего, Екклесиаст не может не согласиться с этим средним правилом, но сможет ли он по нему жить?..

Св. Григорий Нисский вкладывает в слова Екклесиаста зрелый христианский смысл: «И всяк человек, иже яст и пиет, и видит благое во всём труде своём, сие деяние Божие есть. Как человек плотский, говорит Екклесиаст, имеет крепость от того, что ест и пьёт, так, кто имеет в виду благое (а истинное благо есть тот, кто один благ), имеет даяние Божие во всём труде своём, именно то самое, что всегда имеет в виду благое при помощи Господа нашего Иисуса Христа» [40; Беседа 8].

На этом мы прощаемся с великим каппадокийским учителем св. Григорием Нисским. Точное истолкование его обрывается, и дальше мы пойдём за нашим странствующим философом уже без св. Григория.

Святый отче Григорие, моли Бога о нас!

Блж. Иероним даёт несколько толкований принципа среднего счастья Екклесиаста.

Первое значение: умеренность в земных благах, а что сверх того – то на благо людям. «Человек поставлен поселенцем и пришельцем мира для того, чтобы он пользовался кратким временем жизни своей… и смотрел на всё, что есть у него, как бы имеющий отправиться в другое место; чтобы в жизни своей он делал добра столько, сколько может, и не мучился напрасно заботами из-за собирания богатства… Только то одно есть дар Божий, если что-нибудь из имения своего он употребит на добрые дела» [64; 3, 12–12].

Второе значение – таинственное. «Так как тело Господа есть истинное брашно, и кровь Его есть истинное питие, то, по толкованию таинственному, в настоящем веке мы имеем только то единственное благо, если питаемся плотию Его и пием кровь Его не только в таинстве (Евхаристии), но и в чтении Писаний» [там же].

Ну, вот и успокоился Екклесиаст. Вместо философа-странника, ищущего высший смысл, некий заветный итрон, сидит никуда не спешащий и ничего не ищущий мещанин, человек, который ест и пьёт и видит доброе во всяком труде своём.

Ох, обманулись! Хватило его совсем ненадолго, и вновь – могучий прорыв. Прорыв туда, куда не надо заглядывать желающему спокойной жизни. Почти успокоившись, он видит тайны Божии и вновь прозревает неисповедимые судьбы Божии.

Еккл. 3:14 Познал я, что всё, что делает Бог, пребывает вовек; к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить, – и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его.

Еккл. 3:15 Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, и Бог воззовёт прошедшее.

Ненадолго развлекли Екклесиаста еда с питием, недолго повеселился, да и делать доброе в жизни своей, не имеющей цели и смысла, как-то скучно. удовлетвориться всем этим – дар Божий, но не получил его наш философ. Безучастно скользит его взгляд по всему этому земному счастью, а мысль уже далеко-далеко.

Познал я, – говорит странник, – что всё, что делает Бог, пребывает вовек; к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить. Всё, что делает человек – уж очень ненадолго. Разрушается, устаревает, забывается. Все дела рук человеческих размываются рекой времени. И к тому, что делает человек, всегда можно что-то прибавить и вовсе нелишне что-нибудь убавить. Не так у Бога. Хронос бессилен. Что делает Бог, пребывает вовек. Бог вне времени. У Бога всё сегодня, всё непрерывное днесь. Дела Божии не ветшают и не обновляются. К тому нечего прибавить, ибо всё сделано, и от того нечего убавить, ибо нет избытка.

Постоянство и достаточность дел Божиих порождает мысль Екклесиаста. Что было в веках, то и теперь есть, и что будет после него, то уже было. О чём-то говорят: смотри – ушло в прошлое, но Бог воззовёт прошедшее, и оно опять здесь. Наш философ вновь у непрерывно кругообращающегося колеса истории. Божественное днесь – наша историческая хроника. Дела Божии пребывают вовек, и никакого исторического движения нет.

И для чего всё это так?

Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его!

Благоговейный трепет и священный страх недвижимо расширили взыскующие очи странника. Пред Пребываюшим вовек замер философ, с этого начинается религия. Римский оратор I века до Р. Х. Цицерон слово «религия» производил от латинского глагола relegere, в переносном смысле означающего «благоговеть», относиться к чему-либо с особым вниманием и почтением [106; ч. 14–15]. Религия для Цицерона была благоговейным трепетом пред Божеством. Ещё за девятьсот лет до Цицерона этот благоговейный трепет испытало сердце Екклесиаста.

Странствующий философ приблизился к порогу великой тайны…

Там и замер.

Как трудно в бурные века революций, социальных перестроек и научно-технического прогресса осознавать екклесиастову истину: Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было… Кажется, столько нового! Неужели все наши новинки Бог воззвал из прошедшего? Хочется спорить. Но, кажется, ещё никто не переспорил Екклесиаста.

А вот клонировать раньше не умели и не клонировали.

Точно, не клонировали, рождали обычным способом, но ещё в Эдемском саду Бог из ребра Адама создал Еву. И в космос не летали, но на огненной колеснице Илья-пророк был взят на небо.

Чтобы благоговели пред лицем Его. Слово שיראו (шейиру), переведённое синодальными переводчиками как «благоговели», Раши, И. Дьяконов, А. Графов переводят как «боялись», то есть Бог делает так, чтобы боялись Его. Благоговение и страх Божий родственны, благоговение порождается страхом Божиим. Однако в значении чтобы боялись Его слова Екклесиаста приобретают несколько иной оттенок, на который и указывают толкователи книги.

Раши: "Я знаю, что всё, что содеет Пресвятой в мироздании, тому быть вовеки, его нельзя изменить ни прибавлением, ни убавлением. Если же что-либо меняется, то это Бог повелел и содеял перемену, чтобы пред Ним страх испытывали« [23; 3, 14–15]. Далее Раши приводит примеры вмешательств Божиих в однажды установленный миропорядок: потоп, обратное движение солнца при царе Езекии и так далее. Этим не менялись дела Божии, «Пресвятой не меняет Ему присущее в мире» [там же], но это было, «чтоб страх испытывали пред Ним». Человек стоит пред двумя фактами: он не может что-либо изменить в делах Божиих, он не может к ним что-нибудь прибавить или что-то от них убавить. Всё будет, как есть и было. Но Сам Бог может при этом всё, что хочет. Неизменность порядка дел Божиих и самопроизвольное вмешательство в них Устроителя этого порядка вызывает страх и благоговение пред Вседержителем. Человек – песчинка в мироздании и ничто пред всемогущим Богом.

Изречение Бог воззовёт прошедшее Раши переводит, как Бог взыщет за гонимого. Слово נרדף (ниредап), передаваемое как «прошедшее», означает собственно «гонимый», «притеснённый» (das Verdrängte). В таком случае это изречение относится не к предыдущему, не к рассуждениям о том, что есть, что было и что будет, а к последующим размышлениям Екклесиаста о неправедности земного суда. Эта людская неправда уравновесится Божией правдой. Раши: "И Бог взыщет за гонимого, чтобы взыскать с преследователя. И тогда что пользы творящему зло, над чем бы он ни трудился, ведь в конце ему оплатится (по заслугам)» [там же].

Однако европейские переводчики переводят обычно: Бог воззовёт (или даже «извлечёт») прошедшее.

Вот переложение екклесиастовых слов св. Григорием Чудотворцем: «От вечных же и нетленных дел, которые Бог твёрдо определил, невозможно ни отнять чего-либо, ни прибавить. Посему для всякого, кто бы он ни был, они страшны и вместе с тем достойны удивления. И то, что уже было, пребывает, а то, что будет, уже по предведению было. А тот, кого несправедливо обижают, в Боге имеет помощника» [44; 3]. Св. Григорий говорит о «страхе» и «удивлении» человека пред вечными и нетленными делами Божьими. Страх и удивление вместе взятые и составляют благоговение. Св. Григорий привносит интересную мысль. Дело не в том, что все новые события уже были раньше в истории – они были в «предведении» Божием. Последнее изречение св. Григорий даёт в соответствии с Септуагинтой, совпадающей с толкованием Раши. греческое διωκόμενον означает гонимого, имеющего помощника в Боге. Также и на церковнославянском: И Бог взыщет гонимаго.

Блж. Иероним находит в словах Екклесиаста указание на неизменный порядок всего в природе, однажды заложенный в неё Творцом: «Движение солнца и перемены луны и земли, увядание или развитие деревьев получили начало и определены с началом самого мира. И Бог всё устроил в известном порядке и определил стихиям мира служить для потребностей человеческих, для того, чтобы люди, видя это, уразумевали, что есть Промысл, и страшились от лица Божия, из равномерности движения, порядка и постоянства вещей уразумевая Творца» [64; 3, 14–15].

Блж. Иероним находит указание на нравственный смысл: «И Бог сотворил, чтобы боялись от лица Его: … чтобы люди боялись изменять в другую сторону то, что Он однажды распределил» [там же]. Этими словами святого отца даётся нравственный подход к проблемам экологии и биоэтики. Богом установленный порядок нельзя изменять, этого надо бояться. Не следует поворачивать русла сибирских рек, не следует клонировать людей и ещё много чего не следует делать. Это ведёт к катастрофам. Слова блж. Иеронима не означают запрет на научные исследования. Всё можно изучать, но не всё следует делать. В применении науки на практике необходимо следовать заповедям Божиим и духовно-нравственному смыслу.

Блж. Иероним следует в пятнадцатом стихе переводу: и Бог взыщет того, кто терпит преследование. Указывая на греческий перевод, блж. Иероним разъясняет: «Бог взыщет гонимого, то есть то, что прошло, что изгнано, что перестало существовать» [там же]. Итак, по Иерониму, «гонимое» и есть «прошедшее». Бог это взыскует, находит и возвращает. Так смыкаются еврейский и греческий тексты с европейскими переводами. Дальше блж. Иероним указывает и на возможность понимать слова Екклесиаста как утешение для терпящих гонения и притеснения в мире сем.

В «Учении двенадцати апостолов» (Дидахи) говорится о двух путях – пути жизни и пути смерти. Завершая описание пути жизни, говорится: «Не оставляй без исполнения заповедей Господних, но храни то, что ты принял, ничего не прибавляя и не убавляя» [46; с. 65, Дидахи, 4, 13]. В этих словах звучит реминисценция екклесиастовых слов: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить.

Были такие еретики, которые говорили, что Бог по ходу истории приобретал опыт и потому через долгое время дал людям закон Моисеев, а потом и евангельское учение. Прп. Иоанн Кассиан Римлянин с негодованием отвергал такие представления, называя их безумием. «В начале Бог сотворил всё совершенным, и не было ничего такого, что к начальному распоряжению Его, как непредусмотрительному и несовершенному, необходимо было бы присоединить, или что после надлежало бы прибавить… Екклесиаст говорит: познал я, что всё, что в начале сотворил Бог, то пребудет вовек; к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить» [67; Собеседование 8, аввы Серена О начальствах и властях, гл. 24]. Постепенное во времени появление закона, Евангелия и так далее – это не «прибавки» к делам Божиим или даже к Самому Богу (воистину, безумие!), это домостроительство Божие. По мере надобности для людей, их разложения или, наоборот, возрастания, Бог даёт им что-то новое, но для Него Самого в сокровищнице Его дел всё это отнюдь не новое. К тому нечего прибавлять и от того нечего убавить!

Соломон прекрасно знал кризисную ситуацию в правоохранительных органах. Ещё в ранней юности, когда он пришёл к царской власти и просил себе у Бога мудрости, то просил ей не для различения голосов зверей и птиц, не для знания языка демонических духов и путей движения небесных светил, – чем он потом так поражал мудрецов и царей Востока, – нет, он просил мудрости, чтобы судить… и различать, что добро и что зло (3Цар. 3:9). И увидели люди, что мудрость Божия в нём, чтобы производить суд (3Цар. 3:28). Царь Соломон судил праведно и мудро. Но чего только он там, в судебных коридорах, не насмотрелся! Прокуроры и адвокаты, судьи и свидетели, повязанные мздоимством, ложью и коварством.

Еккл. 3:16 Ещё видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.

Еккл. 3:17 И сказал я в сердце своём: «праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и (суд) над всяким делом там.

Злодеи злодействуют злодейски (Ис. 24:16) – это ясно, но ведь есть ещё и место суда. Заглянул туда наш странник – а там беззаконие! Никто не ищет правду в разбойничьем логове, но есть же и место правды, ведь мы отстроили здания суда, выучили юристов, создали правоохранительные органы, а там – неправда. Больше правду искать, кажется, негде.

Философ поднял глаза к небу и сказал в сердце своём: праведного и нечестивого будет судить Бог, потому что там, у небесного престола, время для всякой вещи, там её оценят по подлинной себестоимости, и над всяким делом суд там. Даже мудрейший из людей Соломон, получивший дар мудрого рассуждения от Бога, уже давно сменил судейский жезл на страннический посох, судейское платье на тряпьё странника. Веривший в правосудие передал суд Богу. Здесь – беззаконие и неправда, суд и правда для всякой вещи – там!

Судейский титул Соломоном оставлен, впереди – тропинки странника, обходящие неправду мира сего и бегущие от неё.

А что, сам Соломон неправедно судил? Да, праведно, конечно, дар от Бога зачем получил! Только правды больше не стало под небом. Да и что от твоей правды, если вокруг неправда верх берёт?! И какая польза от нашедшего правду тем, кто её нашёл?..

Пройдут века, и Мудрость Соломона, воплотившись, Сама окажется на месте суда. И уже не Соломон, а Мудрость его на месте суда найдёт беззаконие, на месте правды будет стоять перед неправдой людской – и каиафовой, и пилатовой, и народной. Ни закон Моисея, ни римское право, ни глас народа, похваляемый как глас Божий, не помогут. Место суда, а там беззаконие. Сама же Истина к злодеям причтена.

С нашими евангельскими размышлениями перекликается толкование Раши: "Место суда… Я провидел Духом Святым место заседания Судебной палаты в Йерушалаиме, столице, исполненной правосудия (Ис. 1:21). Там будут судить беззаконно, как сказано: Главы его за мзду судят (Мих. 3:11). И я видел также их бедствие (кару)» [23; 3, 16–17].

Раши поясняет, что место суда – это не образная речь, а конкретно «центральные ворота, место царского судопроизводства» [там же]. У городских врат собирались старейшины города, и даже царь с ними, чтобы судить о различных вопросах.

И вот за неправедный суд старейшин Иерусалима там, у врат Иерусалима, «беззаконие (нечестие). Там восседали Сар-Схим, старший придворный, Нергал, Сар-эцер, Рав-Маг, Невухаднецар со своими войсками и присуждали сынов Исраэля к тяжким истязаниям и выносили им смертные приговоры» [там же].

Дальше Раши рассуждает о том, что правда приходит в своё время. «Там, в ту пору, назначено время для каждого дела, чтобы судить за него» [там же].

Св. Григорий Чудотворец уже как-то по-христиански передаёт слова Соломона: «А тот, кого несправедливо обижают, в Боге имеет помощника. Далее, видел я в преисподней бездну мучения, ожидающую нечестивых; благочестивым же оставлено другое место» [44; 3]. В священных книгах времён Соломона о бездне мучений в преисподней и о других местах, уготованных благочестивым, ещё не писалось. Ранние библейские книги очень мало говорят о загробном мире.

Блж. Иероним, толкуя текст, говорит словами Екклесиаста: «Искал, говорит, я под солнцем этим правды и суда и увидел, что даже между судейскими скамьями не правда имеет силу, а подарки» [64; 3, 16–17]. Так оно в этом мире, а в том, Божественном, – там как? «Обдумав это, я понял, что теперь Бог не судит по частям и каждого порознь, но отлагает суд на будущее время, чтобы там все вместе были судимы и восприняли по воле и делам своим» [там же]. Отсутствие правды на земле будет восстановлено на суде Божием.

Загадки не только на небе. Сколько раз философ смотрел под ноги, встречался взглядом со скотом и зверем. Он даже знал голоса птиц и животных, умел обращаться с ними, но не знал их души. Что сокрыто за этим немым взглядом? Что за душа, которая никогда не раскрывается словом?

Соломон был мудрее всех людей… говорил и о животных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах (3Цар. 4:33). А они молчали.

Уже давно не павлины, обезьяны и львы окружают великого царя. Уже давно нищий философ с посохом в руках кружит вокруг мучающих его вопросов. Ускользает разница между богатым и бедным, между мудрым и глупым, а есть ли она между человеком и скотом?

Еккл. 3:18 Сказал я в сердце своём о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные;

Еккл. 3:19 потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что всё – суета!

Еккл. 3:20 Всё идет в одно место: всё произошло из праха и всё возвратится в прах.

Еккл. 3:21 Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?

Неужели отсутствие итрона, чего-то остающегося для человека идёт так далеко? Даже по сравнению с животными не имеем никакого остатка в нашу пользу?.. Даже разница участи человека и скота и зверя тоже суета, пар, рассеивающийся и исчезающий, как только начинаешь вникать в суть вопроса. Всё идёт в одно место! Господи1 Господи! – вот дожили-то.

Безмолвный взгляд животного – кто сказал, что дух его сходит вниз, в землю? Разложился труп – и всё, а может, всё-таки не всё? Гениален дух человеческий, но ты уверен – восходит ли он вверх? Или участь одна? Могилы праотцев, курганы, пережившие тысячелетия, чем отличаются от перегноя под деревом лесным, где в прошлом году сдох зверёк?

Есть ли разница между врачом и ветеринаром? Какая разница, чей желудок лечить – Иоанна Златоуста или прихворавшего бычка?

На все эти темы философы и биологи не одну диссертацию защитили, кто докторскую, кто кандидатскую, но кто из них об этом что-нибудь знает? Если дело дошло до этого, то точно – всё суета, нет утоляющей жажду воды, нет твёрдого искрящегося льда, есть только пар, туман, в котором ничего не видно и который сам есть ничто. Мозги – на полку, хватит их шевелить; посох – вон, хватит искать то, чего, вполне возможно, и вовсе нет. Соломон найдёт себе другое занятие. Поиски и труды можно сменить на срединное мещанское счастье – жить не для чего-то, а просто жить и радоваться, что при этом порой ещё и наслаждение бывает. Но об этом – потом, а пока – стой, философ, давай ещё раз повнимательнее о сынах человеческих и о животных.

Потеряв ощущение разницы между людьми и животными, Чарльз Дарвин и другие учёные XIX-XX веков решили, что человек от животного и произошёл. Звероподобные нравы и скотские повадки стали всё более восприниматься в человеческом обществе.

Дух сынов человеческих восходит ли вверх?.. Учёные-материалисты сказали, что нет. Как от этого томилась душа! Один из героев А.П. Чехова безуспешно рассуждал: «Зачем мозговые центры и извилины, зачем зрение, речь, самочувствие, гений, если всему этому суждено уйти в почву и в конце концов охладеть вместе с земной корой, а потом миллионы лет без смысла и без цели носиться с землёй вокруг солнца?» [159; Палата № 6]. Из этого заколдованного круга нет выхода.

Св. Григорий Чудотворец передаёт слова Соломона: «Ибо всем одинаково отмерено время и угрожает смерть, одно и то же у Бога – скоты и люди; они различаются между собою только членораздельностью речи, – всё же (остальное) у них одинаково, и смерть находит на остальных животных не больше, чем на людей. Ибо у всех одинаковый дух, и ничего больше нет в людях, но всё, одним словом, суета, от одной и той же земли получает свой состав и в ту же землю разрешится» [44; 3]. Нет никакой разницы между человеком и животным – всё суета.

Некий диакон Пётр, смутившись, прочёл слова Екклесиаста, что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна (Еккл. 3:19), и вопросил св. Григория Двоеслова, папу Римского: «Если ты делаешь такое различие между душами людей и животных, то скажи пожалуйста, что значат слова Соломона», и дальше привёл все вводящие в тупик слова Екклесиаста [39; кн. 4, гл. 3–4]. Некоторые секты, например, адвентисты седьмого дня и свидетели Иеговы, на основании этих слов Екклесиаста и подобных текстов из Псалтири делают вывод, что никакой загробной жизни нет, человек умирает, как животное, уходя в небытие. Правда, в отличие от материалистов, сектанты верят в воскресение мёртвых, а фактически в то, что Бог сотворит умерших людей заново⁴⁹. Душа человека отождествляется с кровью, с животным началом. Поэтому адвентистам и иеговистам чужда духовная жизнь. Всё сводится к закону или некоторым упрощённым нормативам. У материалистов всё ещё трагичней и безотрадней. Так доктор-медик Евгений Базаров у И.С. Тургенева находится в пессимистическом отчаянии оттого, что всему высокому в человеке «суждено уйти в почву», из которой «лопух вырастает», – вот и весь смысл [157].

Св. Григорий Двоеслов отвечает диакону Петру на его недоумение по поводу слов Екклесиаста и даёт вообще свою концепцию понимания книги. «Эта книга потому названа Проповедник, что в ней Соломон как бы себе усвояет мысли волнующейся толпы, дабы после рассмотрения их сказать то, на что согласилась бы, вникнувши, и неопытная толпа» [там же]. И дальше св. Григорий чётко формулирует: «Поэтому в сей книге некоторые мысли высказаны только для рассмотрения их, другие удовлетворяют уму; одни принадлежат духу человека колеблющегося и ещё преданного удовольствиям мира сего, другие, согласные с умом, предлагаются для того, чтобы удерживать душу от этих удовольствий» [там же]. Не всё, сказанное Екклесиастом, есть слово Божие, многое он говорит от лица колеблющегося ума человеческого. К этому относятся и размышления о том, что неведомо – есть ли разница между участью души человека и души животного: «Точно так же наш проповедник предлагает мысль от лица несовершенных умом, когда говорит: якоже случай сынов человеческих, и случай скотский, случай един им: якоже смерть того, тако и смерть сего, и дух един во всех, и что излишне имать человек паче скота». Это не Божье утверждение, а сомнение непросвещённого ума человеческого.

Толкование св. Григория Двоеслова вполне приемлемо. Что же касается его концептуального подхода к книге Екклесиаста, то в нём есть слабое место – кто и как будет определять, где Екклесиаст выражает истину Божию, а где говорит дух человека колеблющегося?

Касательно одной участи души человека и животного – это действительно смутный, безотрадный взгляд непросвещённого человека, не ведающего того, что за крышкой гроба; человека, для которого всё уходит в почву, а оттуда лопух вырастет.

Что говорит о тождественной участи человека и скота предание иудейское? Как известно, книги Ветхого Завета (Танаха) действительно мало говорят о загробном мире. Великий учитель иудеев Раши объясняет слова Екклесиаста вполне согласно с христианским разумением. Здесь, на земле, посмертная участь человека одинакова – прах и тлен, то в том мире она различна. Раши: "И преимущества у человека пред скотом нет. Превосходство и успех человека по сравнению со скотом не видны после смерти его, потому что всё оказывается бренным при возвращении в прах» [23; 3, 19–21]. Екклесиаст говорит это с позиции земной. Есть ли у него ещё другая позиция или этим и ограничивается его представление о посмертной участи человека и животных? Раши считает, что сам Екклесиаст знал больше скептиков-материалистов: «Кто знает (Еккл. 3:21). Подобно кто знает, возвратится (Ион. 3:9). Кто понимает и сознаёт, что дух сынов человеческих возносится ввысь и предстаёт пред судом, а дух скота спускается вниз, в землю, и от него требуется дать отчёт в содеянном» [там же]. Раши чётко различает дух человеческий, имеющий предстать пред судом Божиим, и дух скота, уходящий в землю и превращающийся в неё.

Блж. Иероним также разъясняет слова Екклесиаста в том смысле, что здесь, на земле, конец людям и скоту один: «По ничтожеству тела даже нет, по-видимому, никакого различия между скотами и человеком, когда одинаковы условия их рождения и одинакова участь – смерть, когда мы подобно появляемся на свет и одинаково разлагаемся в прах» [64; 3, 18–21]. Считает ли Екклесиаст, что по смерти прекращается бытие человеческой души так же, как у животных? Блж. Иероним не приписывает такой материализм Екклесиасту, а его пессимизм приписывает тому, что Екклесиаст не видит особой разницы в том, исчезнуть ли в смерти, как животное, или «быть заключённым во мраке ада» [там же]. «Екклесиаст говорит это не потому, чтобы он думал, что душа погибает вместе в телом или что животным и человеку готовится одно место, а потому, что до пришествия Христова всё одинаково отводилось в ад» [там же].

Толкование блж. Иеронима основывается на христианской догматике. Думал ли так Соломон? Есть основания считать, что да! Так праотец Иаков сетует, что он сойдёт во ад (шеол) (Быт. 37:35), а многострадальный Иов о том, что праведным и нечестивым одно место во аде. Стон Иова: «Дыхание моё ослабело; дни мои угасают; гробы предо мною… если бы я и ожидать стал, то преисподняя дом мой; во тьме постелю я постель мою; гробу скажу: «ты отец мой». червю: «ты мать моя и сестра моя». Где же после этого надежда моя? и ожидаемое мною кто увидит? В преисподнюю сойдёт она и будет покоиться со мною во прахе» (Иов. 17:1, 13–16).

Как и Раши, блж. Иероним на основании слов Екклесиаста кто знает… делает вывод, что он не отрицает загробного существования души, а считает, что очень трудно об этом узнать с достоверностью. «Он не утверждает здесь, что между скотами и человеком нет никакого различия по достоинству души, а, присоединив слово кто, хочет показать трудность предмета. Ибо местоимение кто в святых Писаниях всегда принимается в смысле не невозможности, а трудности» [там же].

Словам Екклесиаста толкователи Писания находят и нравственно-аллегорическое применение. Так Раши говорит: «и нельзя (человеку) вести себя подобно скотине, которая не задумывается над своими поступками» [23; 3, 21].

Блж. Иероним: «А для разумения духовного служит следующее… Кто знает: святой, достойный имени человека, восходит на небо, а грешник, который называется скотом, нисходит ли в землю? Ибо при непрочном и скользком положении жизни сей может случиться, что и праведник падает, и грешник восстаёт» [64; 3, 18–21].

Пожелал Екклесиаст, чтобы испытал Бог людей, и чтобы они видели, что они сами по себе животные…

Дело ветеринара и дело врача – одно дело. Почки, печень, кишечник, сердце бьётся – сердце перестало биться. Человек сам по себе животное. Что это значит? Недалеко ли до Дарвина? – человек, высокоразвитое животное. И участь одна – как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех. Екклесиаст, как и тургеневский Базаров, что-то тонко ощущал, и что-то ускользало от него. Да, сам по себе человек – животное, а есть ли у него нечто не от самого себя? То самое, что ему, в отличие от животного, покоя не даёт. Человек сам по себе животное, но почему животное не мучается вопросами бытия, а человек мучается?

Св. Василий Великий рассуждал о том, что образом Божиим человек становится только через помазание Духом Святым. Без дыхания Духа Божия человек теряет образ Божий и едва ли чем отличается от животного. Крещение Духом Святым есть восхождение от животного к Божественному образу в человеке. «Тварь, причащающаяся Духа, опять нова, тогда как лишённая Духа – она обветшала. Опять стал образом Божиим человек, который утратил в себе божественное подобие, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13), уподобился бессловесным до смерти, ибо сказано: якоже смерть того, тако и смерть сего (Еккл. 3:19) [34; с. 556, Опровержение на Евномия, кн. 5, О Духе Святом].

Подвижник саровских лесов, кормивший с руки медведя, прп. Серафим, может, глубже и яснее других отцов прочувствовал мысль, едва обозначенную у святого Василия. Человек без Духа Святого – животное. Своеобразно осмысливает прп. Серафим само повествование о творении человека. Человек сотворён животным, и потом Господь вдохнул в него дыхание жизни, то есть Духа Святого, чрез которого он и приобрёл свои богоподобные свойства. Соломон прав – сыны человеческие сами по себе животные, только дыхание Божие, дыхание Духа Святого делает их иными. И, ощутив однажды это дыхание, человек уже не может более войти в спокойствие животного. Он будет всегда искать потерянное, не находя, начнёт переставать понимать разницу свою от животного, недоумевать…

Прп. Серафим Саровский поясняет Николаю Александровичу Мотовилову: «Вот, например, многие толкуют, что когда в Библии говорится – вдуну Бог дыхание жизни в лице Адама первозданного и созданного Им от персти земной – что будто бы это значило, что в Адаме до этого не было души и духа человеческого, а была будто бы плоть одна, созданная из персти земной. Неверно это толкование, ибо Господь Бог создал Адама от персти земной в том составе, как батюшка святой апостол Павел утверждает: да будет всесовершенен ваш дух, душа и плоть в пришествие Господа нашего Иисуса Христа (1Фес. 5:23). И все три сии части нашего естества созданы были от персти земной, и Адам не мёртвым был создан, но действующим животным существом, подобно другим живущим на земле одушевлённым Божиим созданиям. Но вот в чём сила, что если бы Господь Бог не вдунул потом в лице его сего дыхания жизни, то есть благодати Господа Бога Духа Святого, от Отца исходящего и в Сыне почивающего и ради Сына в мир посылаемого, то Адам, как ни был он совершенно создан над прочими Божиими созданиями как венец творения на земле, всё-таки пребыл бы неимущим внутрь себя Духа Святого, возводящего его в богоподобное достоинство, и был бы подобен всем прочим созданиям, хотя и имеющим плоть, и душу, и дух, принадлежащие каждому по роду их, но Духа Святого внутрь себя не имущим. Когда же вдунул Господь в лице Адамово дыхание жизни, тогда-то, по выражению Моисееву, и Адам бысть в душу живу, то есть совершенно во всём Богу подобную и такую, как и Он, на веки веков бессмертную» [87; Беседа с Мотовиловым].

То, что Серафим познал благодатным опытом общения с Богом и с животными, то составляет предмет учёных размышлений проницательного ума профессора, хирурга и архиепископа св. Луки (Войно-Ясенецкого). Св. Лука, живя в атеистический и богоборческий ХХ век, на границе научного мышления и христианской веры искал ответы на вопросы времени, как некогда искал их Екклесиаст. Лука не пишет догматического богословия, он – размышляет, он заставляет думать.

Душевную деятельность как человека, так и животного, св. Лука рассматривает в контексте теории условных и безусловных рефлексов проф. И.П. Павлова. «Душа животного в крови его» [78; гл. 5 Душа животных и человека]. В этом человек отличается от животного только по уровню организации, но не существенно. И дальше св. Лука вполне согласно с прп. Серафимом заявляет: «И животное, как и человек, состоит из духа, души и тела». Определённая духовность свойственна даже неживой материи.

«Что же такое душа? – спрашивает св. Лука и отвечает: – В простейшем её виде у животных – это объединяемый самосознанием (умом у высших животных) комплекс органических и чувственных восприятий, мыслей и чувств, следов воспоминаний или только (у низших) комплекс органических ощущений».

Что же такое дух животного? «Примитивный дух животных – это только дыхание жизни (у низших). По мере повышения по лестнице существ растёт их духовность, и к дыханию жизни присоединяются зачатки ума, воли и чувства».

Так есть ли у человека преимущество пред скотом? Наш новый екклесиаст Лука находит его там же, где и прп. Серафим Саровский: «У человека душа гораздо выше по своей сущности, ибо участвующий в её деятельности дух несравним с духом животных. Он может обладать высшими дарами Святого Духа». Итак, только крещение Духом Святым делает человека богоподобным, – так думают прп. Серафим Саровский и св. архиепископ Лука. А без Духа Святого? – приложися человек скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13).

Св. Лука рассуждает и дальше по поводу того, что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех. Св. Лука действительно находит сходство у тех и других, но скорее в противоположную сторону, чем Соломон. Соломон подозревает, что всё возвратится в прах, всё умрет и ничего за этим уже далее не будет. Что касается телесного и психофизического начала, Лука с ним вполне согласен. Вместе с материалистами Лука не говорит о бессмертии физиологическом. «В этот день погибнут все помышления его, то есть прекратится деятельность сознания, для которой необходимы все восприятия живого мозга». Но Лука думает дальше: «Бессмертен дух, который, как покажем ниже, может существовать без связи с телом и душой». В смерти «изыдет не душа, а дух». И дальше следует смелое и своеобразное утверждение хирурга-епископа: «И дух животный, конечно, должен быть бессмертным, ибо он тоже имеет начало в Духе Божьем, Духе бессмертном. Мысль о бессмертии духа животных явно содержится в известных словах Павловых о надежде всякой твари: …в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих (Рим. 8:20–21).

Ещё вопрос, насколько размышления св. Луки вписываются в традиционное богословие. Вопросов больше, чем ответов. Земная составляющая клонится к земле, духовная – к небу.

А у Соломона ответов нет.

Тогда не было.

Поиски не венчаются находкой.

Устремление ввысь, что искра – от пламени костра отрывается, звёзд не достигает.

Всё есть, но смысла ни в чём нет.

Есть разница между мудрецом и волом или нет – кто знает, но участь их одна.

Еккл. 3:22 Итак, увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его; ибо кто приведёт его посмотреть на то, что будет после него?

Ничего не искать, просто жить счастливо. Наслаждаться делами своими и не мучить ни себя, ни других. Не мучить землю и небо поисками чего-то высшего. Среднее мещанское счастье. В сторону мантию философа, прочь посох странника. Это всё ни о чём, одно томление духа и погоня за ветром. Горе от ума и горе уму. Всё суета, всё – пар. Так вот парься и наслаждайся. День пришёл, день ушёл – ни о чём не думай, не ищи, не страдай. Всё равно никто не приведёт тебя смотреть на то, что будет после – так и не ищи этого. Живи одним днём, бери то доброе, что жизнь тебе может дать.

Всё! Философия закончена.

Теперь и пожить можно.

Раши находит в словах Соломона разумное и благочестивое самоограничение: «Радоваться тому, что добыто трудами рук своих, и кормиться этим, и не разевать, как преисподнюю, душу свою в страстном желании богатеть и умножать не ему принадлежащее, ибо это доля его» [23; 3, 22].

В этом самоограничении человек находит для себя простую житейскую радость. «И, как мне кажется, нет никакого другого блага, кроме наслаждения и пользования настоящим. Ибо, как я подумал, невозможно возвратиться к пользованию этим, когда человек уже однажды вкусил смерть» [44; 3].

Блж. Иероним находит, что Екклесиаст прошёл через свои ощущения и заблуждения по поводу того, что вроде как и нет никакого различия между человеком и животными, и теперь вполне благочестиво исповедует: «Итак, нет ничего доброго в жизни сей, кроме того, что человек радуется в труде своём, творя милостыню и уготовляя себе будущие сокровища в царствии небесном. Эту одну мы имеем долю, которую не может отнять ни вор, ни разбойник, ни тиран, и которая последует за нами после смерти. Ибо по окончании жизни сей мы не можем снова пользоваться нашими трудами или знать, что будет в мире после» [64; 3, 22].