Глава 4

Ненадолго хватило мещанской успокоенности нашему философу. Только теперь он не столько ищет, сколько просто бродит. Он уже и не тешит себя надеждой находки смысла в чём-нибудь, он бесцельно взирает на бесцельный круговорот жизни. Временами за что-то уцепится, но всё это не то.

Дальнейшие главы книги Екклесиаста едва ли добавляют что-то к сказанному в первых трёх. Дальше в разных вариациях повторяется уже ранее виденное, осознанное, пережитое. Потому и наши рассуждения будут уже короче. И всё-таки пойдём вслед за философом.

Еккл. 4:1 И обратился я и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слёзы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их – сила, а утешителя у них нет.

Еккл. 4:2 И ублажил я мёртвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе;

Еккл. 4:3 а блаженнее их обоих тот, кто ещё не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем.

Вслед за многими увидел бывший царь угнетения людей. Пока он был в царских чертогах, это видно было не всегда. В руках угнетателей – сила, в глазах угнетённых – слёзы, а утешителя нет. Маркс и Ленин захотели быть такими утешителями – прекратить всякое угнетение, дать власть рабочим и крестьянам, но слёз пролилось ещё более. Слёз и крови.

Нет в этом мире утешителя, который смог бы прекратить угнетения.

Стихи мои! свидетели живые

За мир пролитых слёз!

Родитесь вы в минуты роковые

Душевных гроз

И бьётесь о сердца людские,

Как волны об утёс.

[150; с. 71].

Так стонал Н.А. Некрасов через две тысячи восемьсот лет после Соломона.

Тяжек вывод Соломона: И ублажил я мёртвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; а блаженнее их обоих тот, кто ещё не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем. Не быть – лучше, чем быть. Умереть – лучше, чем жить, а ещё лучше не родиться.

Глаза бы мои ничего не видели.

Параклит – Дух Утешитель – послан Отцом Небесным во имя Христа (Ин. 15:26). Тогда, при Соломоне, этого ещё не было, сейчас этого не знают. При Соломоне слова Придите ко Мне, все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас (Мф. 11:28) ещё не были произнесены, сейчас не все их слышат, а потому тот же Некрасов вздыхал перед смертью:

Я примирился с судьбой неизбежною,

Нет ни охоты, ни силы терпеть

Невыносимую муку кромешную!

Жадно желаю скорей умереть.

[150; «Друзьям«].

Неужели злые дела таковы, что лучше и не быть, чтобы только их не видеть?..

Философия бытия, в которой есть слёзы, и философия небытия. Чья чаша перевесит? Достоевский не сомневался – если в результате революции будет пролита хотя одна слеза ребёнка, то такая революция не нужна [»Братья Карамазовы"]. А перетянет ли бытие самого мира, перетянет ли вся жизнь человека эту одну-единственную слезу ребёнка?..

…а утешителя у них нет.

Потому многие философы и поэты ублажали смерть и небытие.

Из этих недр выросла религия и философия Будды. Царевич Гаутама, возрастая в царских чертогах, не видел слёз, не видел болезни, старости и смерти, не видел, что собственное счастье построено на слезах угнетённых. Но с помощью слуги принц трижды выбирался из дворца и увидел больного, старика и похороны. Подобно нашему Екклесиасту, он оставил царские чертоги, сменив их на посох странника. Подобно нашему страннику, он ублажил небытие нирваны.

Своеобразен иудейский комментарий к словам Когелета (Екклесиаста).

Раши под всеми притеснёнными разумеет тех, кто «в преисподней… становятся притеснёнными за деяния, которые совершаются ими под солнцем. Под тем, что Тору затемняет, «отрицает» [23; 4, 1–3]. Вот по сравнению с этими, притесняемыми ангелами-разрушителями в преисподней, и лучше те, что уже умерли, как праотцы Авраам, Исаак и Иаков. Их молитва и в преисподней сильна. Те же, кто не видал злых дел, кто ещё более ублажается Екклесиастом, не родившиеся, о них в Мидраше на Когелет говорится, «что имеются в виду те 974 поколения, которые, согласно замыслу, должны были жить до дарования Торы, но сотворены не были, чтобы Тору получили в 26-м поколении, потому что без неё мир не мог существовать» [там же]. Из тысячи поколений по Промыслу девятьсот семьдесят четыре не получили своего бытия.

Думал ли Соломон о сказанном по поводу его в Мидрашах?..

Св. Григорий Чудотворец перелагает слова Екклесиаста, не вкладывая, в отличие от Мидрашей, в них никакого подтекста. Плохо на земле, потому «умершие оказались в лучшем состоянии по сравнению с живущими доныне» [44; 4], а лучше тем, кто и вовсе «ещё не коснулся человеческого лукавства», не родился.

Блж. Иероним: «При виде бедствий, какие угнетают смертных в мире, я признал более счастливыми мёртвых, чем живых, по оному слову Иова об аде: там успокоились утомлённые телом вместе с теми, кои были связаны; они уже вне опасности, не слышат голоса приставника (Иов. 5:17–18)» [64; 4, 1–3]. Умершим лучше, потому что они успокоились от угнетений, от приставников (надзирателей) земных.

Однако блж. Иероним подчёркивает и ещё более крайний пессимистический вывод Екклесиаста: «Лучше вовсе не существовать и не иметь ощущения бытия, чем существовать или жить нечестно» [там же]. Это особенно очевидно, если учесть вечные мучения грешника, так об Иуде-предателе Сам Господь Иисус сказал: лучше было не родиться человеку тому (Мф. 26:24). Вопрос приобретает ещё большую остроту – зачем же Всевышний допустил ему родиться?..

Блж. Иероним указывает ещё и на иное толкование: «Умершие лучше тех, кои живут, хотя они были прежде грешники, ибо живые находятся в борьбе и как бы заключены в темнице тела, а умершие уже вне опасности и перестали грешить» [там же]. Вот потому меньший в Царстве Небесном больше Иоанна Крестителя, наибольшего из рождённых на земле (Мф. 11:11).

Св. Амвросий Медиоланский отмечает, «что и святые мужи в мире этом претерпели многое тяжкое злое, невзирая на великие их дела», и потому находили, что «гораздо лучше не родиться» [29; «Две книги о преставлении брата его Сатира», кн. 2]. Таково мнение мудрого Соломона и самых превосходнейших философов, последовавших за ним. Св. Амвросий отмечает также, что «это мнение не одного Соломона. Святой Иов также говорит: Погибни день, в который я родился (Иов. 3:3). Этот великий муж знал, что рождение есть начало всех зол» [там же].

Таково открытие мудрого Соломона – небытие лучше бытия, но мы есть, а утешителя у нас нет! Через какие муки и ужасы проходила тропа к грядущему Духу Утешителю, к крестящему в этом Духе Христу-Спасителю! Кто не познает трагедии Екклесиаста, не сможет обрадоваться в Духе Святом. Путь к утешению в Духе Святом лежит через вселенское отчаяние и тоску, пережитые мудрым Екклесиастом и многострадальным Иовом.

Странник побрёл дальше.

Ничем не объяснимая странная бессмысленность всего потащилась за ним, от неё никуда не уйти.

Еккл. 4:4 Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!

Полезен и приятен труд, бывает и успех в делах. Но где радость, если всё это производит взаимную между людьми зависть. И не в радость уже ни труд, ни успех, если итог всему – зависть, а потому – и это суета и томление духа!

Блж. Иероним: «И усмотрел [Екклесиаст. – Г. Ф.], что благо одного есть зло для другого, так как завистник мучится чужим счастьем, а пользующийся славою открыт для козней» [64; 4, 4].

Св. Василий Великий предостерегает от общения и близости с завистливым человеком: «По мере возможности не надобно сводить дружественных бесед с завистливыми, поставляя себя вдали от стрел зависти. Ибо не иначе можно предаться зависти, как сближаясь с нею в тесном общении; потому что, по слову Соломонову, ревность мужа от товарища своего» [35; Беседа 11, О зависти].

В одном германском городке напротив друг друга городская ратуша и церковь в готическом стиле, только один шпиль у неё почему-то несообразно больше другого. А история такая. Жили в этом городе бургомистр и епископ, совсем не ладили друг с другом. Церковь была выше ратуши. Завистливый бургомистр не потерпел этого, перестроил ратушу выше церкви, доволен. Не потерпел этого и раздосадованный епископ. Стал церковь перестраивать. Поднял один её шпиль выше ратуши, а на другой кирпича не хватило. Так и стоит памятник человеческой зависти. И это суета сует, а туристам развлечение.

Трудяги поражены завистью, а…

Еккл. 4:5 Глупый сидит, сложив свои руки, и съедает плоть свою.

Этот никому не завидует, и уж точно ему никто не завидует. Глупый нашёл выход сидеть, сложив свои руки. Что же – неплохое дело, но кушать-то хочется! Вот и съедает плоть свою. Обнищал Обломов, да и сколько богатых ни с чем осталось. Ленивому только и остаётся поедать самого себя, ничего не привнося в мир.

Преступный сложит свои руки, не утруждает себя… и ест самого себя в день Суда. Когда он видит праведных в почёте, сам он судим. Так истолковано в Сифре [23; 4, 4]. Следует отметить, что иудейские толкования часто рассматривают слова Екклесиаста в свете грядущего воздаяния в ином мире.

Блж. Иероним отмечает, «что тот, кто трудится и имеет что-нибудь в мире, открыт для зависти, а тот, кто хочет жить праздно, удручён бедностью, и что оба несчастны» [64; 4, 5]. Одна суета и у трудяги, и у бездельника. Такова мысль нашего философа.

И опять ничего не остаётся, кроме некоего усреднённого счастья:

Еккл. 4:6 Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа.

Философ не знает, что хорошо, что есть благо, а потому в общем водовороте житейской бессмысленности предлагает то, что из всего этого лучше. Оно и впрямь лучше. Горсть с покоем – результат умеренного труда, без вопросов о большем. Пригоршни с трудом – суетливая работомания трудоголиков, дающая пищу зависти, от которой одно томление духа.

Раши рассматривает слова Екклесиаста в контексте благочестия и преступности: «Лучше горсть удовлетворения, лучше приобрести небольшое имущество своими трудами, лишь бы угодить Творцу, чем пригоршни, чем имущество многочисленное, добытое преступным образом, что для Вездесущего является утруждением и печалью» [23; 4, 6]. Подобным образом передаёт эту мысль св. Григорий Чудотворец: «Но муж благоразумный предпочёл бы наполнить одну руку отдыхом и покоем, чем обе руки трудом и хитростью коварного духа» [44; 4]. Блж. Иероним: "Одна горсть соединена с покоем, а две руки исполнены труда» [64; 4, 6].

Св. Кассиан Римлянин передаёт рассказ аввы Макария об одном брадобрее (парикмахере), который за свой труд получал в день невеликую плату в три динария. После расходов на ежедневное пропитание у него ещё оставалось немного денег, и он отлагал себе ещё, получая прибыль. Вот наш брадобрей услышал про город, где за эту же работу платят по двадцать пять динариев в день и устремился туда. Обрадовался, получив своё первое жалованье, пошёл на рынок купить себе пропитание, а хватило ему только на весьма скудный обед, и прибыли никакой! Доход большой, а расход ещё больше в том городе оказался. Это авва Макарий рассказал одному монаху, рвавшемуся в мир принести большую пользу людям. Много приобретаешь и ещё больше теряешь. «Лучше приобретать малый плод в пустыне, нежели домогаться большой пользы в мире, которая хотя бы и была приобретена прибыльным обращением многих, но пребыванием в мире и ежедневным развлечением вовсе утрачивается. Ибо по слову премудрого: лучше наполнение горсти с покоем, чем наполнение двух горстей с трудом и томлением духа» [67; Собеседование 24, гл. 13]. Так учил авва новоначального, вспомнив слова Екклесиаста.

Ну, а что же наш Екклесиаст?

Всё ещё смотрит вокруг, хотя и едва ли уже на что надеется.

Еккл. 4:7 И обратился я и увидел ещё суету под солнцем;

Еккл. 4:8 Человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. «Для кого же я тружусь и лишаю душу мою блага?» И это – суета и недоброе дело!

Одинокий предприниматель. Столько энергии! Столько желания и способности приобрести богатство! Но вот беда – сына нет и даже брата нет. Для кого же трудится наш предприниматель? Кого обрадует результатом своего труда? Ради кого лишал себя многих благ? Нет! – это уже не просто суета, это и вовсе недоброе дело!

Раши: "Есть один и нет второго. Бывает, что человек всё делает в одиночку. Также сына и брата нет у него. Если это мудрец, не обретёт себе ученика, который подобен сыну, ни товарища, который подобен брату. Если такой холост, не женится, чтобы (жена) была ему в помощь, как брат, и чтобы произвести на свет сына. Если же он торговец, не возьмёт себе компаньонов и отправится в путь один» [23; 4, 7–8]. Это тип волка-одиночки.

Св. Григорий Чудотворец в описании Екклесиаста видит скрягу, не желающего с кем-либо делиться: «Есть же нечто и иное, что, как я знаю, случается с мужем вопреки тому, что должно было бы быть, вследствие недоброго произволения. Он во всех отношениях одинок и не имеет ни брата, ни сына, а изобилует многими сокровищами, всецело предан ненасытному желанию и совершенно не хочет каким-либо образом отдаться благостыне» [44; 4].

Авва Антоний Великий рассуждает о том, что оставляющий всё в мире сем не великое дело делает, ибо приобретает гораздо больше в Царстве Небесном, да к тому же всё равно, умирая, придётся всё оставить. «Если бы не оставили мы (что имеем) ради добродетели, всячески после, умирая, оставили бы то, как и оставляем часто даже тем, кому не хотели бы, как упомянул о сем ещё Екклесиаст» [50; Наставления, 2]. Для кого же я тружусь?..

Блж. Иероним в начале V века пространно размышляет о приобретающих земные богатства неизвестно для кого, а потом делает приписку, так понятную его душе: «Мы можем понимать это и в отношении к тем, кои пишут книги и оставляют их не ценящим их читателям» [64; 4, 7–8]. Что же скажем ему на это, пишущая братия?

– Привет тебе, Иероним, из XXI века! И через шестнадцать веков всё так же. Приветствуем и вас, кто будет писать в веках после нас! Ведь всё будет так же…

Блж. Иероним отмечает, что некоторые толкователи слов Екклесиаста прилагали к спасительному подвигу Христа: «Некоторые место это, начиная от слов есть один и нет второго, объясняют по отношению к Спасителю, что Он для спасения мира сошёл один и без всякого сообщника» [там же]. У Христа не было помощников. Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус (1Тим. 2:5). Мессианское звучание слова Екклесиаста могут обретать, конечно, только методом асмахты (прислонения).

Худо человеку одинокому, без сына, без брата. В тяготах и волнениях этой жизни рассуждает Екклесиаст:

Еккл. 4:9 Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их

Еккл. 4:10 ибо если упадёт один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его.

Еккл. 4:11 Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться?

Еккл. 4:12 И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него: и нитка, втрое скрученная, не скоро порвётся.

Даже в райском состоянии находящемуся человеку сказал Ягве Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему (Быт. 2:18). Екклесиаст это увидел в жизни. Двоим лучше, нежели одному. Иисус никогда не посылал учеников по одному. После сего избрал Господь и других семьдесят и послал их по два пред лицем Своим (Лк. 10:1), а на гору Фавор поднялся с тремя, ведь нитка, втрое скрученная, не скоро порвётся. И так оно в церкви Христовой на все времена. По первому апостольскому правилу епископа поставляют два или три епископа. Церковь соборная. Ибо где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них (Мф. 18:20). И в супружестве будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть (Мф. 19:5–6). Брак – двое становятся одним, а потом нитка скручивается втрое – появляются дети. И что Бог сочетал, то человек да не разлучает. Отец Павел Флоренский говорил, что, как в браке двое становятся одной плотью, так в дружбе двое – одна душа. Екклесиаст показывает всё это на трёх примерах. Если один упадёт, то другой поднимает товарища своего. Горе одинокому страннику, которого некому поднять. В холодную ночь двое согревают друг друга. Вспомним, как у Лескова в рассказе «На краю света» выживают занесённые пургой в снегу епископ-миссионер и язычник-проводник. Язычник не очень-то свежо дышит в лицо епископу – тот не выдерживает, а язычник приговаривает: «Ты, бачка, морду-то свою не отворачивай». Так и спас епископа от замерзания. И уж тем более при вражеском нападении. Если станет кто преодолевать одного, то двое устоят против него.

Такова сила дружбы и любви.

Екклесиаст это знал.

Что же скажут нам о преимуществе двоих мудрые и святые?

Раши подчёркивает буквальное значение слов Екклесиаста. «Для всякого дела лучше двое, чем один» [23; 4, 9–12]. О нитке, втрое скрученной, Раши интересно замечает: «Если некто является мудрецом, а также и его сын, и внук, Тора не устранится от его потомков (не будет утрачена ими). И о таком сказано: Не отойдут от уст твоих [первая нитка. – Г.Ф.] и от уст потомков твоих [вторая нитка. – Г.Ф.] и от уст потомков твоих потомков [третья нитка. – Г.Ф.] (Исх. 59:21)» [там же]. И ещё одно применение находит равви: «При наличии тройной нити из Писания (письменного учения), Мишны (устного учения) и повседневных забот человек не скоро согрешит» [там же]. По-православному скажем: Писание, предание и опыт благочестивой жизни.

Св. Григорий Чудотворец: «Напротив же, живущие вместе и успех себе удвоили, и ненастье неприятных обстоятельств облегчили» [44; 4]. Один батюшка, подавая при венчании брачующимся корец вина, всегда говорил: «Как в вине горечь и сладость, так и в жизни бывают скорби и радости. Отныне они будут совместные. Разделённое горе – полгоря, совместная радость – двойная радость».

Св. Василий Великий рассуждает о том, что должно жить с людьми, стремящимися к угождению Богу, и опасно жить отшельником. Собрат обличением поможет встать упавшему в грех, а у кого нет духовного собрата, «с ним сбывается сказанное: горе единому, яже аще падет, некому воздвигнуть его» [35; Правила… в вопросах и ответах, вопрос 7]. Св. Василий, как архиепископ, приводил в порядок некоторые нецерковные уклонения отшельников и пустынножителей.

Св. Василий Великий внёс огромный вклад в учение о триединстве Божием в тот неспокойный догматическими спорами четвёртый век, полагая основу каппадокийскому синтезу. Святой отец рассуждает: «Святая Троица есть святая вервь, и досточтима в единой и вечной славе, везде имеет одно и то же единое Божество, неразрывна, нерассекаема, нераздельна, всё исполняет, всё содержит, во всём пребывает, всё зиждет, всем правит, всё освящает, животворит. Сие божественное чудеснейшее сплетение не расторгается, по написанному: вервь треплетена не расторгнется» [34; с. 571, Опровержение на Евномия, кн. 5]. Единица в Троице, Троица в Единице.

Двое поддерживают друг друга, но не могут быть объективной опорой. На двух ножках стол не стоит. Плоскость (двоичность) должна выйти в третье измерение, и только тогда появляется устойчивость и опора. Стена должна иметь опору сбоку. Это хорошо известно в строительных конструкциях. Четвёртое – лишнее и не улучшает, а ослабляет устойчивость опоры. Три – основа мира. Триединство – формула мира и образ Бога. Вервь треплетена не расторгнется.

Блж. Иероним даёт два толкования: одно, как он называет, «простое», а другое – «в отношении ко Христу» [64; 4, 9–12].

Екклесиаст говорит о дружбе и взаимовыручке, о том, «сколько добра в сообществе друзей и во взаимной поддержке… И насколько два лучше одного, если они соединены любовью, настолько ещё более важно сообщество троих. Ибо истинная и ненарушимая никакой завистью любовь чем более возрастает в числе, тем более будет увеличиваться в силе. Это – по толкованию простому» [там же].

В отношении Христа блж. Иероним толкует так: «Лучше быть двоим, чем одному. Ибо лучше иметь живущего в себе Христа, чем жить одному и быть открытым для козней врага» [там же]. Дальше блж. Иероним рассуждает в соответствии со словами Екклесиаста о том, как Христос восстанавливает упадшего; если кто уснёт смертию, «то согретый и оживотворённый Им, скоро оживёт снова», и «если против человека восстанет сильный в нападении диавол», то человек со Христом противостанет и ему. Что касается тройной бичевы, которая не скоро рвётся, то это «если придут и Отец и Сын и Дух Святой» в помощь человеку. Не скоро – это не значит, что вовсе не может порваться. У Иуды порвалась, хотя он имел эту бичеву.

Прп. Иоанн Лествичник рассуждает о том, что неполезно новоначальному иноку отделяться от братий и духовного отца: «Не безопасно для неопытного воина отделяться от полка своего и выходить на единоборство; опасно и для монаха прежде искуса и многого обучения в борьбе с душевными страстями отходить на безмолвие, ибо первый [воин. – Г. Ф.] обыкновенно подвергается телесному бедствию, а последний душевному. Блази, говорит Писание, два паче единого, то есть благо сыну с духовным отцом при содействии Святого Духа бороться против прежних пристрастий» [68; следовательно,. 4, п. 73]. Так слова Екклесиаста полагают основу христианскому духовничеству.

Другой раз прп. Иоанн Лествичник говорит о трёх видах монашеского жития: отшельничество; уединение с одним и, много, с двумя братьями; общежитие. Сам Лествичник рекомендует преимущественно средний путь: «Путём царским иди. Средний из этих образов жизни многим приличен – ибо тот же Екклесиаст говорит: горе единому, ибо если он падает в уныние, или в сонливость, или в леность, или в отчаяние, то нет человека воздвигнути его. А идеже еста два или трие собрани во имя Мое, ту есть посреде их, сказал Господь (Мф. 18:20)» [там же].

Великий отец монашества IX века прп. Феодор Студит рассуждает о том, что гонения – это величайший дар, который даёт нам Бог. При этом прп. Феодор даёт совет: «Гонимому, во-первых, не следует иметь жизнь уединённую, но жить вместе с другими братьями» [53; Наставления монахам, 289, пп. 1–2]. И это потому, что «особняком живущие наследием имеют горе: ибо премудрый говорит: горе единому! Потому что егда падет, не будет втораго воздвигнути его» [там же]. Прп. Феодор порицает «нежелание жить с другими братиями, навык вести себя особым образом и по своей воле» [там же]. Как хорошо сказано! – ведь в либеральный век только и поощряется вести себя особым образом и по своей воле. Главная беда для либерала – повести себя традиционно, а не особым образом; хуже же всего – кого-то послушаться и не поступить по своей воле.

С сокрушением говорит прп. Феодор Студит о некоем Мемноне, который «звероуловлен был диаволом… От чего же пал поименованный брат наш? – не от чего другого, как от того, что отособлялся от всех! – ибо не ложно слово истины, изрекающее горе таковому, потому что егда падёт он, то не будет втораго воздвигнути его» [53; Наставления монахам, 391, п. 3]. Далее преподобный строго наставляет: «Никто не оставайся один с собою, никто не люби прохаживаться один, никто не блуждай туда-сюда без дела, никто не будь один на один с женщинами» [там же]. Такова основа монашеской духовной жизни.

Наставление Феодора Студита повторяет в XI веке монах Студийской обители прп. Никита Стифат: «Жизнь собором в одном месте безопаснее уединения… Об опасности же жизни уединённой говорит Соломон: горе единому, потому что егда падёт, не будет втораго воздвигнуть его» [54; Первая деятельных глав сотница, 77].

Трёхплетённая вервь по прп. Никите Стифату: «Ведение о Боге неложное, вера глубоко внедрённая, при презрении всего видимого, и добродетельное действование, чуждое самолюбия, – се треплетная вервь, которая, по Соломону, не скоро расторгнется от духов лукавствия» [54; Первая деятельных глав сотница, 3].

В том же ключе строгих законов духовной жизни рассуждают иноки Каллист и Игнатий Ксанфопулы: «Ибо как деяние есть ступень к созерцанию, так послушание к безмолвию. Не покушайся же прелагать пределы, которые положили отцы, как написано (Притч. 22:28); помни и то, что горе единому. Положив таким образом доброе начало основанию, с продолжением времени возложишь ты и славный покров на духосозидательное своё здание» [54; Наставление безмолвствующим, 14]. Кто нарушит эти законы, у того и всё здание получится непригодным. Созерцание идёт только в паре с деянием, причём после него, а безмолвие – с послушанием и тоже не предваряя его. Деятельностью поддерживается подлинное созерцание, послушанием – душеспасительное безмолвие. Кто разорвёт эти пары, тот получит ложное видение и лжевидения, того поджидает греховная и бесполезная молчанка.

Наш странник на время оставляет философию и поиски высшего смысла – то ли устал от них, то ли разочаровался. Вроде бы он даже согласился на срединное счастье мещанина, но мудрость соломонову никогда не спрячешь, она всегда проявит себя. И вот наш счастливый мещанин уже опять мудрец. Екклесиастово видение всего, что под солнцем, не исчезает, но оживает уже было и забытый мудрец, изрекавший когда-то в зрелые свои годы мудрые притчи. Житейская мудрость и притчи переплетаются с размышлениями философа.

Философский круг Екклесиаста приобретает вид притчи:

Еккл. 4:13 Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь, который не умеет принимать советы;

Еккл. 4:14 ибо тот из темницы выйдет на царство, хотя родился в царстве своём бедным.

Еккл. 4:15 Видел я всех живущих, которые ходят под солнцем, с этим другим юношею, который займет место того.

Еккл. 4:16 Не было числа всему народу, который был перед ним, хотя позднейшие не порадуются им. И это – суета и томление духа!

Всё в этой жизни кружится, кружится на ходу своём и в результате возвращается на круги своя (Еккл. 1:6). Это круговращение Екклесиаст раскрывает мудрой притчей.

Лучше бедный, но умный юноша, нежели старый, но неразумный царь. Почему лучше? Да потому, что умный юноша из темницы выйдет на царство, хотя родился в царстве своём бедным. Кто был ничем, тот станет всем. И наоборот, кто имел всё, даже целое царство, останется ни с чем только потому, что по неразумию своему не умеет принимать советы. Всё поменялось своими местами. Такова изменчивая жизнь. И вот уже не было числа всему народу, который был перед умным юношей, который ещё недавно смотрел на этот самый народ из-за темничной решётки. А тот, кто восседал пред этим народом, потерял место своё и теперь уже никому не нужен. Так сбываются слова Писания из уст юного Давида: Я сведущ более старцев, ибо повеления Твои храню (Пс. 118:100).

Однако Екклесиаст научился видеть дальше мудреца, изрекающего притчи. Вращение круга жизни не остановилось на торжестве умного юноши и поражении (фиаско) неразумного старого царя. Этой ситуации Соломон тоже было порадовался – не было числа всему народу, который был перед блистательным юношей, но дальше безнадёжно добавляет: хотя позднейшие не порадуются им. Ещё раз сменится поколение, и ставшие древними триумфы уже никого не радуют, до них никому нет дела. А ещё выяснится, что старый царь был не так уж неразумен, и другой юноша не во всём умён.

Сказал было мудрую притчу, как прежде, и тут же махнул рукой наш странствующий философ – и это суета и томление духа. Всё пар и погоня за ветром.

Св. Григорий Чудотворец мудро замечает в связи с екклесиастовой притчей: «Я же предпочитаю юношу бедного, но благоразумного, старому, но неразумному царю, которого не озабочивает мысль, что, возможно, кто-либо из находящихся в темнице будет поставлен на царство, и что сам же он потом справедливо может быть лишён неправедного владычества» [44; 4]. Сегодня ты при власти, но не забывайся – твой сегодняшний подопечный или даже заключённый завтра – твой владыка!

Один священник уж очень свысока поучал своего послушника, юношу умного. Заметил это настоятель и говорит: «Слушай, батюшка, а ведь завтра будешь у него в послушании». В послушание не попал, но уж очень скоро случилось ему сослужить в алтаре, где настоятелем был тот юноша.

Некий благочинный гнобил одного молодого священника. Прошло несколько лет. Назначен новый архиерей. Благочинный встречает его у трапа самолёта. Молодой епископ был тем ещё недавно уничижённым священником. Благочинный приветствует: «Старое забудем, будем вместе служить, владыко»; а тот отвечает: «Нет, не забудем, за всё будем платить сполна!».

Что касается финала притчи, св. Григорий Чудотворец мудро замечает: «Ибо родившиеся потом вследствие того, что по опыту не знают другого, и этого не могут хвалить, и руководятся необдуманными решениями» [там же]. Старое поколение, помнящее старого неразумного царя, оценит царствующего и умного юношу. Молодому же поколению сравнивать не с чем, и закружится всё по-новому.

От прямого смысла екклесиастовой притчи толкователи Писания часто переходили к её аллегорическому изъяснению.

Очень своеобразное иудейское толкование приводит блж. Иероним, относя его некоему Варахибе. Это же толкование приводит Раши из Мидрашей.

В каждом из нас – два человека и два побуждения.

Первый человек в беззаконии зачат и во грехе родила его мать его. У этого человека дурные побуждения. В тринадцать лет по иудейской традиции мальчик становится бар-мицва (сн заповеди). С этого возраста мальчик ответственен только за свои поступки и не наказуем за грехи отцов, теперь обеты его имеют силу. С этого возраста является второй, сознательный, человек, имеющий добрые побуждения. Согласно этой традиции и толкование Варахибы: «Лучше внутренний человек, открывающийся в нас с четырнадцатого года⁵⁰ отрочества, чем внешний человек, рождающийся от утробы матерней, который не умеет удаляться от греха и который из дома узников, т. е. из чрева матери, вышел для того, что царствовать во грехах… Я убедился, что в первом человеке все грешили, пока по рождении второго не стало двух человек» [64; 4, 13–16]. В Мидраше: "Лучше юнец убогий, но мудрый. Это доброе побуждение. А почему оно названо юнцом? Потому что появляется в человеке в тринадцатилетнем возрасте и всегда моложе его дурного побуждения на тринадцать лет» [23; 4, 13].

Блж. Иероним находит параллель иудейского толкования (естественно-возрастного) с учением апостола Павла о ветхом и новом человеке в христианине. Только у Павла это относится не к естественному возрасту, а к духовному рождению во Христе.

Историческое толкование притчи Екклесиаста.

Умный юноша, который из темницы выйдет на царство, хотя родился в царстве своём бедным, в противовес неразумному царю, который не умеет принимать советы и всё теряет, узнаётся в различных персонажах Библии, о чём пишет в своём толковании Раши.

Таков Иосиф, который стал правителем Египта, выйдя из заточения.

Таков юноша Давид, которому говорит Ягве Саваоф: Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был вождём народа Моего, Израиля (2Цар. 7:8). Саул оказался тем старым, но неразумным царём, который не умеет принимать советы Самуила, а потому теряет всё – и царство, и саму жизнь. Не было числа всему народу, который был перед Давидом, и восклицали игравшие женщины, говоря: Саул победил тысячи, а Давид десятки тысяч (1Цар. 18:7)! Хотя позднейшие – Иерововам с десятью коленами Израиля – не порадуются им, а отложатся от дома Давидова.

В Мидрашах притчу Екклесиаста относят к библейским поколениям людей. Старый неразумный царь знаменует собой поколение каинитов до потопа, когда было великое развращение человеков на земле (Быт. 6:5). «Это относится к поколению потопа, о котором сказано: от всего живого (Быт. 6:19). С отроком вторым, который существовать будет вместо того поколения, и это есть Ноах (Ной) и его сыновья» [23; 4, 15–16]. От Ноя стал вновь размножаться род человеческий. «Нет конца всему народу. Они плодились и размножались сверх всякой меры» [там же]. Однако и это было ненадолго. Недолго жили люди по заповедям Ноя, недолго радовались им. «Так и последующие – это поколение раскола человеческого при попытке построить Вавилонскую башню. Не будут радоваться также и они тому благу, которое у них в руках. Ибо также и это суетой и сокрушением духа кончается» [там же].

И наконец святые отцы дают мессианское понимание притчи екклесиастовой. Такое толкование встречается у Оригена, древнеримского писателя сер. IV века Викторина, у блж. Иеронима. Притча объяснялась этими учителями «в отношении ко Христу и диаволу, в отроке бедном и мудром разумея Христа. Он отрок, по написанному: велие ти есть, еже назватися тебе отроком моим (Ис. 49:6). Он бедный, поскольку, будучи богат, обнищал (2Кор. 8:9); Он и премудрый, ибо преуспевал премудростью, и возрастом, и благодатью у Бога и человеков (Лк. 2:52). Он родился… в царстве того старика, который показал Ему все царства мира и славу его, родился прекраснейший отрок и из дома узников… вышел на царство. …Итак, Екклесиаст пророчественным духом видел всех живущих, которые могут быть приучастниками юноши, говорящего: Я есмь жизнь (Ин. 14:6), и, оставив старого глупого царя, следовать за Христом. …А под конец иудеи, имеющие принять вместо Христа антихриста, не будут радоваться во Христе» [64; 4, 13–16]. Массовое принятие Христа и Христовой веры народами сменилось временами, когда позднейшие поколения уже не порадуются Ему, Своему Спасителю,

Притча о бедном, но умном юноше и старом, но неразумном царе не может рассматриваться как прямой мессианский текст, но в аллегорическом толковании вполне приложима ко Христу. Кстати, старый неразумный царь-диавол, когда явился на царство Отрок Иисус, имел своё яркое проявление в старике-царе – великом злодее Ироде, в таких стариках, как первосвященники Анна и Каиафа. И вот, после проповеди апостола Петра три тысячи, пять тысяч (Деян. 2:41; 4:4) – все живущие уже с этим, другим Юношей – Христом, который занял место того. А тот? – ему сказано: Ныне суд миру сему, ныне князь мира сего изгнан будет вон (Ин. 12:30).