8 июля. Суббота. В Тивериаду. Утро. Вид с Фавора. «Даттин» – гора Блаженств. «Гора пяти хлебов». Современная Тивериада. В греческой обители. Генисаретское озеро. Вид на окрестности. Прогулка по озеру. Горячие источники. Прощание с Тивериадой. Обратно в Назарет по новому пути. Кана Галилейская. Молебен в храме. Брачные сосуды. В гостях у арабского священника. Сепфурие. Позднее возвращение в Назарет.

В три часа утра резкий колокольный звон к заутрене разбудил нас. Хотя оставался еще целый час до срока, назначенного Марко для нашего вставания, но сон был нарушен, и мы не могли уже заснуть. Некоторые из нас, одевшись, отправились в церковь, где утреня была уже на половине. Хотя не более получаса пробыли мы во храме, хотя служба далеко не отличалась торжественностью, мы все-таки, немного удовлетворили своему религиозному чувству: не посетить Божьего храма в этот день, в день празднования Казанской Божией Матери, – это было бы для нас большим лишением. В пятом часу утра мы все собрались в большую залу митрополичьих покоев, куда нас пригласили пить чай. Назаретский Владыка и наш Преосвященный давно уже встали и сидели за чайным столом, беседуя друг с другом. Напившись чаю и подкрепившись немного холодными закусками, мы стали прощаться с приветливым митрополитом и готовиться в дальнейший путь, в Тивериаду. Ровно в 5 ч. утра, в таком же порядке, как и накануне, напутствуемые благословением и добрыми пожеланиями Назаретского владыки, выехали мы из-под крова гостеприимной обители. Солнце еще не всходило; утренний туман покрывал нас, мы вздрагивали от некоторого озноба.

Ехали очень тихо, так как спуск с горы едва ли не труднее подъема на нее: мы каждую минуту находились в опасности кубарем слететь с лошади или осла в случае малейшей потери равновесия. В заботах об этом, мы мало обращали внимание на чудный расстилавшийся перед нами ландшафт, поглощенные всецело мыслью о благополучном спуске. А, действительно, было, чем любоваться! Утро было прекрасное. Картина пробуждающейся природы была очаровательна. Вот, на востоке, появилось сначала зарево от восходящего солнца: несколько мгновений – и громадный огненный круг выполз из-под земли, разливая во все стороны свои горячие лучи, окрашивая в живой натуральный цвет окружающие нас горы и долины. Чем выше поднималось солнце, тем более оживала природа. Вот скрылись запоздавшие на небе две маленькие звездочки, последние остатки прошедшей ночи, и день вступил в свои права, свет заступил место мрака. Опять появились на дороге ящерицы и хамелеоны, опять запели птички, порхая в чистом прозрачном воздухе, замелькали перед нами какие-то серые мошки, а высоко над нашими головами показались опять громадные орлы, выслеживавшие себе добычу. Природа ожила. Последние росинки на деревьях быстро стали высыхать от горячих лучей солнца, и затем страшная жара сменила ночную прохладу. Мы ехали уже почти час. Спуск делался отложе и легче для нас. Преосвященный и все те, которые имели лошадей, далеко опередили ехавших на ослах. Трудно приходилось тем из нас, которым была непривычна верховая езда. Жаль было смотреть на отставших от нас проф. Н. Ф. Каптерева, о. Александра и протоиерея Вишнякова, которые с трудом плелись за нами вслед, с нескрываемым нетерпением ожидая конца верховой езды, причинявшей им так много страданий, ясно отражавшихся на их измученных от усталости лицах. Это должно было продолжаться до деревни Лубие, где нас должны были ожидать экипажи. Спустившись с горы, поехали мы по довольно ровной дороге среди густого леса, за деревья которого то и дело цеплялись наши фуражки. Скоро лес стал редеть, большие деревья заменились кустарниками, и через полчаса мы въехали на поляну; здесь должны были мы остановиться, поджидая отставших путников, которые были без кавасов. Наконец, они нас догнали, и мы поехали вместе. Налево и направо от дороги виднелись полосы пахотной земли, освобожденной от камней, которые, быв брошены на дорогу, затрудняли этим наших маленьких животных. Местами эти полосы были покрыты чертополохом и совершенно негодны для посева. Чем дальше мы ехали, тем дорога делалась лучше и земля плодороднее. Мы погнали своих ослов и быстро поехали вперед. Не утерпели мы, чтобы не оглянуться назад, и в последний раз полюбоваться величественным Фавором с его великолепной конусообразной вершиной и прелестными рощами. Впереди нас на севере громоздились во всем своем величии горы Сафед, а за ними, освещенная ярким сиянием солнца, виднелась белоснежная вершина Ермона. «Хаттин»!, показал нам рукой на северо-восток один из кавасов; мы взглянули по этому направлению и увидели перед собой стоящую отдельно от других небольшую возвышенность с срезанной вершиной и с высокими буграми кругом ее, напоминающими собой рога, – от чего эта гора и получила название «Хаттин» (т. е. рогов). На этой-то горе, окруженный Своими учениками и толпой народа, Божественный Учитель и произнес некогда спасительную нагорную проповедь о девяти блаженствах, от чего «Хаттин» и получил еще название «горы Блаженств». При воспоминании о том, что по тем местам, на которых в настоящее время находимся мы, ступала Божественная стопа Спасителя, усталости в нас как не бывало. Если нам казался трудным наш путь, совершаемый верхом, то каково же было Господу путешествовать по этой же дороге пешком, в такой же зной, по острым разбросанным здесь камням! Ученики в этом отношении подражали своему Учителю, а народ, жаждавший послушать Божественную проповедь мира и любви, не обращал внимания на путевые трудности, следуя всюду за Господом

Наконец повернули мы влево на большую экипажную дорогу по направлению к деревне Лубие, около которой увидели дожидавшие нас повозки; на них мы должны были ехать до Тивериады и обратно в Назарет. Преосвященный с Марко и двумя молодыми путниками уже более часу дожидались нас, прибывши сюда верхом на прекрасных лошадях. Жалко было нам расставаться с осляками, которые почти целую неделю верно служили нам и, не смотря на некоторое упрямство свое, развлекали нас в дороге, проявляя во время всего длинного пути свои характерные черты.... Было два экипажа четырехместных, и один шестиместный, запряженный тройкой. На них вся наша компания, в составе 14-ти человек, и разместилась. В 9-ть часов утра мы направились к Тивериаде по прекрасной дороге, пересекающей плодородную долину Галилеи, прославившуюся особенно частыми путешествиями по ней Господа. Мы почти поравнялись с горой Блаженств, которая была влево от дороги, напротив нас, хотя и на значительном от нас расстоянии. Очертания этой священной горы ясно были видны нашим глазам. Как живо припоминался нам Христос, восседавший здесь на срезанной площадке холма, и громко, во всеуслышание, проповедовавший о Царстве Божием! Мы как бы сейчас видим перед собой притаившую дыхание толпу, жадно слушающую Святое Слово! У подножия этой горы, на нижнем хребте ее, расположена деревушка Хаттин, с домами, напоминавшими собой издали груды серых камней. Не в этой ли долине, у подножия горы, ученики Господа, не обращая внимания на субботу, срывали колосья и ели, за что и были обличены фарисеями, которые, в свою очередь, были осуждены за это Божественным Учителем. В этой же долине, близ Хаттина, в 1187 г. происходила кровопролитная битва между мусульманами и крестоносцами; последним был нанесен здесь смертельный удар, следствием чего было изгнание из Иерусалима поклонников Креста и утверждение во св. Граде царства полумесяца. Это сражение произошло также в июле, во время сильного зноя, когда земля трескалась от жары и источники пересохли. Мы живо представляем себе весь ужас положения несчастных христиан, сражавшихся в кровопролитной битве против громадного полчища Саладина. Гнев Божий постиг крестоносцев за их гордость и нравственные пороки... Полчаса спустя, также влево от дороги, показалась небольшая возвышенность, на которой были разбросаны в беспорядке большие черные камни, по какому-то предчувствию приковавшие наше внимание. Оказалось, что это гора «Пять хлебов», названная так в воспоминание известного чуда насыщения пятью хлебами и несколькими рыбами пяти тысяч людей. Здесь было тринадцать камней; на одном, самом большом, по преданию, сидел Спаситель во время чудесного умножения и раздаяния хлебов. Народ называет эти камни тронами.

Поклонники имеют обыкновение приносить сюда хлебы, которые присутствующий в караване священник благословляет, читая относящееся к чуду Евангелие, и раздает их народу для подкрепления истощенных длинной дорогой сил. Спустя немного времени, и перед нами мелькнула зеркальная поверхность воды, на которой живописными линиями отражались солнечные лучи. Это было священное для христиан озеро Генисаретское, по берегам которого не один раз проходил Спаситель и неоднократно плавал по его водам. От священных камней до озера только пять верст. Скорее, скорее туда! Мы спускаемся вниз по винтообразному спуску. Было около 11-ти часов утра, когда мы подъехали к небольшому городку, скрывавшемуся до сих пор от нас за невысоким холмом. Он расположен на берегу озера в низменной котловине, почти на 680 футов ниже уровня Средиземного моря. Позади города возвышаются холмы до тысячи футов высоты, задерживающие течение западных ветров и способствующие поэтому усилению в этой местности страшных жаров. Остатки полуразрушенных толстых стен кругом города и круглых башен показывают, что на этом месте стоял когда-то цветущий город, ничего общего не имеющий с встречающимися здесь плохенькими плоскокрышими домиками, покосившимися на бок, какими-то сарайчиками и грудами развалин, даже внутри самого города. Трудно представить себе, что на этом месте красовалась древняя Тивериада, построенная Иродом Антипой, сиявшая блеском своей славы во времена Спасителя. Где теперь ее чудные римские ворота, величественные дворцы с позолоченными крышами, знаменитые скверы, украшенные мраморными статуями, художественной работы? Плачевное состояние теперешней Тивериады не дает никакого понятия о прежней роскоши Галилейской столицы. При въезде в город, мы увидели остатки разрушенной крепости, окруженной когда-то тремя толстыми стенами с башнями. Теперь здесь жалкие развалины, обиталище ящериц и мышей, куда редко ступает человеческая нога, во избежание опасности завязнуть в этих каменных грудах и быть обсыпанным пылью, падающей от прикосновения к обваливающимся стенам Тивериадского акрополя. Грязные, узкие улицы, – если можно назвать улицами эти жалкие подобия вонючих переулков, – оставляли в нас неприятное впечатление. Недалеко от берега наши экипажи остановились, – дальше нельзя было ехать по дороге, усыпанной камнями. Мы вышли из экипажей и направились пешком к небольшому зданию, рядом с которым помещалась маленькая греческая церковь, откуда уже доносились звуки одного и единственного маленького дребезжащего колокола, в честь Преосвященного. Идти по камням было очень трудно. Засмотревшись на чудные воды Галилейского озера, Преосвященный споткнулся и чуть не упал на острые камни; но, к счастью, находившийся близ него Марко не допустил его до падения, и дело обошлось благополучно.

Около четверти часа шли мы по каменистой набережной. Затем, пройдя через какой-то грязный двор, и не менее грязный коровник, из которого на нас пахнуло запахом навоза, валявшегося под нашими ногами, мы через какие-то закоулки подошли к убогой церковке. Встретил нас греческий настоятель этой обители, игумен Авраамий, мужчина лет пятидесяти, небольшого роста, довольно плотного сложения, с хитрыми глазами на умном лице, араб. Грязь, убожество, бедность внутренности этого храма превзошли наши ожидания. Конечно, мы не думали встретить здесь богатых и изящных украшений и великолепной отделки, но также и не думали увидать здесь такой бросающейся в глаза убогой обстановки. Полумрак, царивший во храме, увеличивал и без того грустное настроение, навеянное на нас убожеством церкви. Греческий священник, посланный вперед митр. Фотием, отслужил нам краткое молебствие. Приложившись к иконе, изображающей спасение Христом утопающего Ап. Петра, мы отправились из церкви в дом, предназначенный для приема гостей. С трех сторон дом окружен галереей, на которую и выходят комнаты, служащие для отдохновения почтенных поклонников. Нас ввели в угловую комнату, которая имела значение гостиной й была несколько чище остальных. Нам подали неизменное глико и черный кофе. О. Авраамий оказался весьма любезным хозяином. Он по происхождению – араб, а потому и сам удивляется своему игуменству в Греческом монастыре. Раньше он был у колодца Иакова и принимал деятельное участие в очистке его от мусора и в изыскании там прежних ключей. О своем участии в этих раскопках он не преминул нам сказать сам и был весьма доволен, когда узнал, что мы посещали это место беседы Спасителя с самарянкой. Большая толпа народа, не только детей, но и взрослых, собралась на дворе, а некоторые вошли даже на балкон и стали в дверях, но под благословение к нашему епископу не подходили. Оказалось, что это все евреи, составляющие главный контингент жителей теперешней Тивериады. Они прибежали сюда поглазеть на невиданного ими до сих пор русского архиерея и его спутников. Мы узнали, что в Тивериаде существует прекрасная синагога. После Иерусалима и Хеврона, Тивериада считается евреями самым священным городом. У них есть поверие, что Мессия когда-нибудь должен выйти из озера Генисаретского и пристать к Тивериаде. Это и способствует многочисленности здесь еврейского населения. У католиков в этом городе есть церковь во имя Ап. Петра, построенная, по их преданию, на месте, где Господь сказал Кифе: «паси овцы моя». Некогда же здесь стоял величественный храм, построенный при Константине Великом, но он давно уже разрушен мусульманами.

Отдохнувши немного, мы решили выкупаться в водах Тивериадского озера, освященных хождением по ним Спасителя и пребыванием на нем в своих лодках Его благословенных учеников. Мы вышли из дома через грязный двор к берегу озера. Освещенное ярким солнцем, евангельское море явилось перед нами во всей своей красе. Оно овальной формы, по виду напоминает грушу, в самом широком месте имеет десять верст, в самом узком – две версты, а в длину – верст восемнадцать. Как красиво было в эту минуту это священное озеро с его тихими и светлыми водами, с прозрачной рябью, как бы весело игравшей на солнце, с плескавшимися близ берегов бесчисленными стаями рыб различных пород! Не даром Господь любил это место, неоднократно святой Лик Его отражался на зеркальной поверхности прозрачных вод Генисарета, когда Он, сидя в лодке, недалеко от берега, с вдохновенным лицом, с глазами, устремленными горе, произносил Свои чудные проповеди перед собравшимися на берегу слушателями. Сколько чудес милосердия, сколько спасительных уроков освятили это место! Это озеро, спокойно лежащее на дне окруженной скалистыми горами котловины, пробуждает в наших душах столько воспоминаний, столько необыкновенных впечатлений, что нами овладевают сладостные чувства какого-то невыразимого восторга, в котором трудно отдать отчет себе самим. Мы вооружились биноклем и стали осматривать приозерные места. Вот, на севере от Тивериады разбросаны лачужки какого-то селения, лежащего на берегу озера, у подножия высоких скал, в которых видны устья пещер. Это – Маджал, древняя Магдала, место родины Марии Магдалины, некогда укрепленный башнями важный военный пункт. В горах Арбелла, возвышающегося на юго-запад от селения Маджал, погребена, как известно, несчастная Дина, дочь праотца Иакова. К западу от Магдалы начинается прекрасное поле Генисаретское, с одной стороны омываемое озером, а с другой – обрамленное высокими горами с вычурными очертаниями. Вся эта равнина, вместе с окружающими ее возвышениями, совершенно не обработана и представляет теперь настоящую пустыню. Прошли те времена, когда трудолюбие людей, помогая развитию богатой природы, превратило поверхность равнины Генисаретской в цветущий сад, оглашаемый журчанием ручьев, во множестве текущих здесь. Иосиф Флавий картинно описывает плодородие этой равнины во время земной жизни Спасителя, Который часто ходил по ее чудной земле, отрадно действовавшей на Него, часто возмущенного людской злобой и неправдой. Укрываясь от взоров человеческих, Он часто удалялся на один из возвышенных холмов, окружающих эту равнину, и в уединенной молитве изливал перед Отцом Своим, чувства Свои.

Смотря в глубь этой долины, мы замечаем на вершине одной из гор маленький городок Сафет, приютившийся подобно орлиному гнезду на высоком холме. Не на этот ли город показывал Христос, когда говорил, что «не может укрыться град, стоящий вверху горы?» На северо-восток от него видны какие то развалины. Это – древняя Вифсаида, место родины Ап. Петра и Андрея, где Христос некогда отверз очи слепому, отправившись отсюда затем в Кесарию Филиппову. В Вифсаиде показывают остатки храма, построенного св. Еленой на месте бывшего дома апостола Петра. Далее, на север от Вифсаиды мы видим на самом берегу маленькую деревушку «Айнут-Тапега», где, по преданию, во времена Спасителя стояла мытница, при которой мытарь Левий занимался сборами пошлин. Здесь он впервые увидел Христа и услышал обращенный к нему призыв «следуй за Мной!» Еще немного севернее нам указали на громадные развалины, называемые у Арабов «Тель-Гум». Это жалкие остатки когда-то знаменитого города Капернаума «до небес вознесшегося», а теперь «до ада низведшегося», по предсказанию Спасителя, часто посещавшего этот город. К северо-западу от Тель-Гума нам указали развалины Керазе, место прежняго Хоразина, которому Господь также предрек погибель. Грустью веяло от всех этих исторических развалин, на месте славных населенных городов, проклятых Господом за неверие в Него. На восточной стороне от озера – Гадаринская страна. Дикие и обнаженные скалы возвышаются над самой водой; мрачный, мертвенный вид этих гор омрачает сердце грустью, которая еще более усиливается при взгляде на гробовую тишину озера. Ни одна лодка не скользит и не оживляет этой мертвой водяной пустыни, ни одного рыбака не видно теперь на озере; а между тем в прежние времена, как известно, по этой воде ходили целые флоты парусных судов, многие занимались постоянной береговой торговлей, целая масса народу была известна рыбным промыслом, который был одной из доходнейших статей береговых жителей. Во время возмущения евреев против Веспасиана на этом озере происходили кровопролитные битвы. Теперь же рыбный промысел в упадке. С изменением роскошной природы Генисаретских берегов в дикую пустыню, с уничтожением веселых городков и селений, прекратилась и жизнь на самом озере: шумное оживление, царившее здесь, уступило место мертвой тишине, гнетущим образом действовавшей на нашу душу, навевая на нас грустные мысли.

Делалось страшно жарко. Прозрачные волны озера давно уже манили нас в свои объятия. Мы быстро разделись и бросились в воду, которая освежающе подействовала на нас. Нам посоветовали надеть фуражки во избежание солнечного удара. Наслаждаясь купанием в этом священном озере, мы позабыли про обед, который давно уже был приготовлен для нас о. Авраамием, приславшим теперь на берег послушников напомнить нам об этом. Освеженные купанием, счастливые и довольные, полные священных воспоминаний о прошлых блаженных днях, происходивших на этом озере, мы возвратились прежней дорогой в монастырский дом и почти сейчас же сели за накрытый на балконе обеденный стол. Довольно продолжительное путешествие и купание сильно возбудили наш аппетит и мы с удовольствием принялись за поданную нам трапезу греко-арабской кухни. Растительные и рыбные блюда были самые разнообразные. О. Авраамий, с любовью угощавший нас, обратил наше внимание на «Христову рыбку», весьма приятную на вкус. Вообще этот обед, в виду Генисаретского озера и других священных мест, не забудется нами никогда...

После обеда некоторые из нас, утомленные и расслабленные от жары, решили отдохнуть в отведенных комнатах, не смотря на грязную обстановку их и обилие щельной и постельной фауны; а другие решили посвятить послеобеденное время до отъезда прогулке по святому озеру. С помощью греческих монахов наняли мы лодку, чтобы ехать к теплым источникам, находящимся на юг от Тивериады. Гребцами были два мускулистых араба, которые быстро отчалили лодку от берега. Мы плыли по тихим, зеркальным водам озера, мимо каменистого берега, с развалинами на нем стен и башен. Это – продолжение Тивериады, построенной Иродом Антипой в честь императора Тиверия, современника Христу. Она стала столицей Галилеи вместо Сепфора и блистала в то время дворцами, фонтанами, ипподромами и всей обычной роскошью языческого Рима. Христос не любил этого города, и Евангелие почти не упоминает его. Мы проехали три версты и остановились у берега, на котором находится каменное здание с круглым куполом, почерневшим от времени. Это и есть бани с горячими источниками «Гаман», построенные пятьдесят лет тому назад Ибрагимом пашей на месте древнего строения, которое совершенно развалилось. В этом месте есть много горячих ручьев, вытекающих из базальтовой скалы за сто шагов от озера. Запах серы давал себя чувствовать. Как раз в том месте, где остановилась наша ладья, один из горячих ручейков изливался в озеро. Желая измерить в нем температуру воды, мы опустили в него свои руки и вскрикнули от обжога; это был настоящий кипяток, градусов 50 – 60 по Р. Положивши в эту горячую воду привезенное нами для этой цели сырое куриное яйцо, мы через четверть часа вынули его совершенно сварившимся. Мы вошли во внутренность круглой купальни, которая состоит из маленьких боковых комнат с ванными и большой залы с мраморным резервуаром посредине, куда вода попадает из четырех источников. Ванны и этот большой бассейн, вода из которого переливается через край, не отличаются особой чистотой. Содержатель купальни, турок, предложил нам выкупаться в этих ваннах, уверяя, что вода источников отличается целебным свойством, помогая при ревматизме, золотухе и других накожных болезнях. Все это может быть, так как по анализу в состав воды входят сера и железо, углекислые соли; но едва ли приятно пользоваться водой, которая редко меняется и в которой, может быть, купались перед нами люди, страдавшие разными болезнями. Только двое из нас победили в себе чувство брезгливости и погрузили свои тела в мутную воду резервуара, удивляя нас своей храбростью. Хотя, по их словам, они чувствовали себя прекрасно в этой целебной воде и приглашали нас последовать их примеру, но мы отказались от антигигиеничной ванны, поспешив выйти на свежий воздух и предпочитая лучше вторично выкупаться в прозрачных волнах священного озера. Вскоре наши товарищи были готовы, мы сели в лодку, и через полчаса были уже близ греческого подворья. Расплатившись с лодочниками, мы, не теряя времени, быстро разделись и освежили себя купанием, если и не в целебной, то, во всяком случае, в чистой и прохладной воде Тивериадского озера.

Выло уже два часа дня, когда мы возвратились в дом греческого монастыря, где на балконе Преосвященный и остальные путники пили чай, а стоящий у дверей Марко торопил к отъезду в Назарет, советуя выехать как можно раньше, в виду неудобств путешествия во время темной ночи. Чай был окончен; к отъезду все было готово, экипажи уже давно стояли на условленных местах. Мы стали прощаться с достоуважемым игуменом Авраамием и с остальной братией, которые, при звоне единственного церковного колокола, пошли провожать нас до самых экипажей. Опять грязный двор, опять обильный навозом коровник, и покрытый мелкими острыми камнями берег.

Мы бросили грустный прощальный взгляд на чудное, священное, евангельское море. «Оно, – воспользуемся живописанием Е. Маркова, – стелется перед нами во всем своем великолепии, видное из одного края в другой. Его прозрачное голубое зеркало покоится как в драгоценной оправе, в своих облитых солнцем... холмах...; а за неясно синими скалами его дальних берегов поднимается еще воздушнее и нежнее, чем мы видели его с высот Фавора, сотканный из сверкания снегов и из туманов дали исполинский шатер большого Эрмона, вечно покрытого льдами кормильца Иордана... Ни один белый парус не нарушает сонного однообразия и сонной неподвижности евангельского моря, и вся страна кажется мирно дремлющей под этой дремотой, скованной гладью вод»¹⁰¹. Повернув в переулочек, где нас дожидались экипажи, мы расселись по-прежнему и поехали в таком же порядке, как, и утром. Зловоние и нечистота, неприятная пыль, поднимавшаяся от экипажей, гортанный гомон любопытной толпы, сопровождали нас до самого конца города.

Было 4 часа дня. Жара несколько спала, небольшой ветерок освежал раскаленный от солнца воздух, ехать было неутомительно. Путь наш лежал на юго-запад по выжженной пустыне, на которой редко-редко попадались развалины и жалкие группы бедных лачужек. Чтобы скрасить однообразное впечатление пустыни, мы часто оглядывались назад, и взгляд наш упадал на оставленное нами озеро Генисаретское, а там дальше поднималась гора Блаженств с ее живописными рогами. Наконец, и озеро скрылось за невысокими холмами, и мы остались затерянными в этой мертвой пустыне. Время тянулось медленно. Напрасно мы развлекали себя разговорами, напрасно предавались священным воспоминаниям, – грустный вид пустыни наводил на нас тоску и уныние. Так ехали мы часа два. Но вот, стали попадаться селения, сперва арабская деревушка Дамие, затем Кафр-Сабт, потом опять пустыня, которой не предвиделось конца. О. В–ий затянул какой-то псалом, Ш – и же подхватил его, к ним присоединился еще третий спутник. Долго тянулось бы это заунывное трио, с естественными трелями от сотрясения, если бы четвертый спутник не попросил прекратить этот своеобразный концерт, усиливавший и без того овладевшую нами тоску. Не оживляли дорогу ни попадавшиеся нам по пути маленькие ручейки, ни громадные пещеры, которые служили некогда местом укрывательства разбойников, а впоследствии были обиталищами святых отшельников.

Солнце начало садиться. Сумерки наступили весьма быстро. Седьмой час в начале, а уже на небе загорелись вечерние звездочки. Не прошло и получаса, как мы были окутаны непроницаемой ночной мглой, в которой на два шага трудно разглядеть человека. Передние экипажи далеко опередили задние. Стало как-то жутко. Но вот, где то впереди послышался лай собак, а вскоре заблестели огоньки в домах какого-то селения. Оказалось, что это Кафр-Кен, евангельская Кана Галилейская, прославленная первым чудом Господа, претворившего здесь на брачном пиру воду в вино. Мы въехали в это селение и увидели толпу народа, собравшуюся на неосвещенных улицах, чтобы посмотреть на русского архиерея, о приезде которого здесь были уже осведомлены митр. Фотием, приславшим сюда, между прочим, монаха для приглашения нашего Преосвященного служить завтра обедню в Назаретской церкви. Наши экипажи остановились в узеньком переулочке; мы сошли на землю и, окруженные толпой любопытных арабов, пошли по направлению к церкви, откуда несся колокольный звон в честь прибытия Преосвященного.

После обычной встречи, священнослужителями – местными и присланными из Назарета – отслужен был молебен, на котором Преосвященным было прочитано по-славянски Евангелие о чуде в Кане Галилейской. Не смотря на простоту обстановки этого богослужения, оно произвело на нас сильное впечатление. Этому способствовали и обстоятельства нашего путешествия, и поздний час, и мысль о значении этого места. По окончании богослужения, за которым присутствовало весьма много народу, христиан арабов, мы осматривали храм, в иконостасе которого любовались прекрасными иконами, как оказалось, написанными в Москве. Затем нам показали за клиросами два громадных каменных сосуда, в которых яко бы чудесно была претворена Спасителем вода в вино. Но, кажется, весьма достаточно было бы сказать, что они только сооружены по подобию тех сосудов. Для верующего сердца и этого было бы вполне достаточно. Ныне, один из этих сосудов служит купелью при таинстве крещения, а другой – для освящения воды. Вообще храм – небольшой; но как снаружи, так и изнутри выглядит довольно красиво и благообразно. Он сооружен на Русские пожертвования, и во главе щедрых жертвователей стоит, как говорят, Августейший Председатель Палестинского Общества, Великий Князь Сергий Александрович.

Благословив народ и оставив причту лепту на нужды храма, Преосвященный, по просьбе о. настоятеля, арабского священника, посетил вместе с нами его дом, несмотря на то, что было время позднее. Нас ввели в большую комнату с белыми каменными стенами, лишенную всякой мебели. На полу были разостланы циновки, а вокруг стен подушки, на которые нас пригласили возлечь. Обстановка для нас была совершенно необычайная, в настоящем восточном вкусе. Нас оставили одних, предоставив самим себе. Видно, что приготовлялось для нас какое-то угощение, в ожидании которого Преосвященный советовался с нами относительно завтрашнего богослужения в Назарете. Затруднение состояло в том, что путников, умеющих петь, осталось очень мало. Мысленно мы кое-как собрали недурной хор, заключив, что с Божией помощью завтрашняя служба пройдет прекрасно. Наконец, через полчаса нам подали в маленьких чашечках черный кофе, совершенно без всякого признака сахара, с какими-то пахучими и жесткими кореньями, но до того горький и неприятный на вкус, что мы с большим самоотвержением могли выпить по половине чашки. Оказалось, что такой кофе – специально арабского приготовления и подается почетным гостям как лакомство. Но о вкусах не спорят...

Поблагодарив хозяев за их радушие, мы отправились в сопровождении толпы народа к своим экипажам. Было уже 8 ч. вечера. Темнота как будто еще более сгустилась. Не было видно ни зги. Мы отправились из Каны в Назарет, хотя не без некоторого приключения, которое могло окончиться печально для седоков одного экипажа, так как одна из лошадей его попала ногой в спицы колес переднего экипажа. А это произошло от того, что дорога шла под гору, и кучер передней повозки, не отъехав подальше от заднего экипажа, начал быстро тормозить колеса своей повозки, не видя за темнотой, что на его экипаж наезжают лошади заднего. Марко был прав, когда говорил, что по этим дорогам опасно путешествовать во время темных вечеров. Быстро отпрягши лошадь, освободили завязшую ногу в спицах колеса, и увидев, что никакого несчастия не случилось, с облегченным сердцем поехали дальше. Недалеко от Каны нам указали источник, из которого, по преданию, почерпали воду, претворенную Спасителем в вино. Но ночная мгла не дала нам рассмотреть его. Жаль, что эти места мы проезжаем ночью, не видя хорошо местностей. Дорога, по которой мы сейчас едем, была проведена римлянами, оставившими ее в цветущем состоянии, – правда, она и сейчас недурна. Мы то поднимались вверх, то спускались вниз. Вот проезжаем мы по довольно высокому холму. Здесь во времена Спасителя стояла смоковница, под которой Богочеловек видел Нафанаила. По преданию восточных христиан, этот Апостол, будучи младенцем, был брошен своей матерью под густые ветви смоковницы, чтобы избежать меча Ирода; Всеведущий Христос, будучи сам в то время младенцем, и увидел его здесь в первый раз, о чем и сказал Нафанаилу вовремя его призвания.

Далее, направо от дороги мы заметили огоньки какого-то селения. Это – Сепфурие, древний Сепфорис, столица Галилеи во дни Иосифа Флавия. По преданиям, Богоматерь в этом городе провела свое детство до Введения Её во храм. Согласно этому преданию, в Сепфурие указывают развалины древней церкви, построенной, будто бы, крестоносцами на месте дома родителей Девы Марии. Досадно, что нам не пришлось осмотреть эту деревню – остатки величественного города, считавшегося столицей Галилеи до построения Иродом Антипой великолепной Тивериады.

С холмистого бугра мы опять стали спускаться под гору и скоро увидели пред собой маленькое селение Рени, в котором считается до 500 человек православных арабов. Мы проехали мимо маленькой церкви, возобновленной, как говорят, после землетрясения, но многие из нас, благодаря ночной мгле, почти не заметили ее. Дорога пошла немного в гору. Мы поднялись на небольшую возвышенность и прямо перед собой увидели, как бы иллюминованный многочисленными огнями, полюбившийся нам Назарет. Радостно забились наши сердца: мы ехали как бы домой под гостеприимный кров русской школы, где нам предвиделся хороший отдых. Мы стали спускаться в Назаретскую котловину, и чудное зрелище иллюминованного города на время исчезло, чтобы через несколько минут явиться перед нами во всей своей прелести. Действительно, менее чем через четверть часа, мы уже ехали по освященным улицам Назарета, поравнялись с источником Пресвятой Девы, повернули налево за угол и остановились у дома русской школы. Было ровно 10 ч. веч. Мы порядком устали, совершивши такую длинную дневную экскурсию. Нечего и говорить, что учительницы нас встретили весьма радушно, ожидая с ужином.

Утомленные длинной дорогой и желая быть завтра бодрыми у обедни, которая назначена была в 8 ч. утра, мы, часов в 12 ночи, отправились на отдых.