3 июля. Понедельник. Литургия на Голгофе. Прощание с Патриархом. Напутственный молебен на русских постройках. Прощание с оставшимися спутниками. Последний взгляд на Иерусалим. Ел-Исавие. Шафат-Номва. Тельель-Фуль=Гива. Неби-Самуиль. Аната. Эль-Джиб=Гаваон. Рама. Михмас. Ель-Бире. Ветин – Вефиль.

Наконец, давно ожидаемая минута близка. То, что было лишь мечтой многих из нас, должно сейчас осуществиться. Скоро мы увидим тот благословенный городок с его окрестностями, где провел свое детство и юность Спаситель мира, приготовляясь к великому служению для искупления рода человеческого. Не в далеком будущем мы будем там, где произошло начало нашего спасения, будем стоять на том месте, где Богоматерь услышала архангельскую весть о рождении ею Мессия.

Скорее бы, скорее в этот дорогой для сердца каждого христианина город Назарет! Скорее бы в эту область Галилеи, столь любимой Спасителем и располагавшей Его к Божественным речам о царстве Божием!

Отъезд был назначен на время после обеда. Утром же Преосвященный вместе с прочим духовенством совершил божественную литургию в храме Воскресения Господня, на Голгофе. Богослужение, как и первое при Гробе, было почти исключительно русское и привлекло массу народа. Пели мы вместе с русскими богомолками. Евангелие и Апостол были прочитаны по-гречески и по-русски. Некоторые возгласы и молитвы Преосвященный произносил по-гречески. К особенностям богослужения на Голгофе относится, между прочим, то, что оно совершается без митры, не исключая и самого Патриарха ⁹⁷.

По окончании литургии, мы в последний раз приложились к Гробу Господню, на котором и освятили купленные на память крестики и образки. Из храма Гроба Господня отправились за принятием благословения к Патриарху. Он благословил каждого жестяной иконой, изображающей воскресение Христа, с надписью: ευλογία εκ τοῦ παναγίου καί ζωοποιού τάφου τοΰ Ζωτήρος ἠμών Χριβτοΰ (икона сделана в Москве, на фабрике Жако и дозволена к печати цензором прот. Иоанн. Петропавловским. Марта 28, 1898 г.), четками, засушенными иерусалимскими цветами и своим портретом. А проф. Н. Ф. Каптерев наградил золотым крестом с частицей животворящего древа во внимание к его ученым трудам по истории греческой Церкви в ее отношении к русской.

После обеда состоялся отъезд Преосвященного и его спутников в Назарет. Уже с самого утра около нового подворья собирался народ, узнавший об отъезде Преосвященного. Ко времени же обеда собралась значительная толпа, желавшая получить благословение. По окончании краткого напутственного молебна, Преосвященный вышел и благословил народ. Было ровно час дня, когда мы оставили гостеприимное русское подворье, чтобы отправиться в Назарет. Преосвященный покуда ехал в коляске с провожавшими его: о. Начальником миссии, проф. Каптеревым и Михайловым. Все остальные путники – на ослах, кроме каваса Марко, под которым была прекрасная арабская лошадь белой масти. Два маленьких сына Н. Г. Михайлова, Сережа и Павлуша, сидя на маленьких осликах с разукрашенными седлами, также были в числе провожающих. В таком торжественном шествии наш кортеж направился к Дамасским воротам, обращая на себя внимание любопытных туземцев. Русские же богомолки, завидевшие еще издали коляску Преосвященного, останавливались, чтобы отвесить ему чуть ли не земной поклон. Они, вероятно, досадовали на то, что не могли поспеть вовремя на русские постройки проводить своего архиерея и в общей молитве, за напутственным молебном, испросить у Бога благополучного пути русскому архипастырю, доставившему так много счастливых и незабвенных минут русским паломникам своими торжественными и умиляющими душу богослужениями во св. Граде. Оглядываясь назад, мы видели, как эти простые сердцем, религиозные женщины, долго стояли еще на одном месте, зорко смотря нам вслед и набожно осеняя себя крестным знамением. Зрелище умилительное, и надолго не изгладится из нашей памяти. Мы видели, как некоторые из них подносили к своим глазам ситцевые платки, чтобы отереть навертывавшиеся слезы, всегда неразлучные при расставании с близкими сердцу людьми. Сознавая, что они опять останутся одни, вдали от родины, среди чуждых им людей, которые их не понимают и понять не могут, бедные странницы, естественно, должны были чувствовать сугубую скорбь разлуки. Здесь рельефно проявились уважение и любовь русских людей к православным русским пастырям, а, в особенности, к русскому епископу, приехавшему из родной им России.

Доехавши до Дамасских ворот, мы свернули влево и поехали по Наблусской дороге мимо доминиканского монастыря, оставив вправо пещеру прор. Иеремии, находящуюся на расстоянии трехсот шагов от ворот. Скоро мы должны были остановиться для прощания с провожавшими нас. Прощание было весьма трогательное, особенно с Н. Г. Михайловым, так внимательно относившимся к нам во все время пребывания нашего в Иерусалиме. В лице его Преосвященный поблагодарил Палестинское Общество за те удобства, которые оно доставило нам и облегчило нам наше путешествие. До скорого свидания простились мы с о. Начальником миссии, проф. Каптеревым, о. Анастасием и другими спутниками, которые завтра имели выехать иным путем в Назарет. До далекого свидания, в Посаде, распростились мы и с остальными спутниками нашими – студентами, из которых одни на другой день имели отправиться в Египет, страну фараонов, а другие, по болезни или снедаемые «тоской по родине», – в дорогую Россию. Получив архипастырское благословение Преосвященного, все провожавшие нас отправились обратно в Иерусалим, сиявший теперь во всем блеске от полуденного солнца. Невольно слезы полились из глаз. Прощай, Св. Град!

Два часа дня. Жара во всем разгаре. Но надо спешить, чтобы до вечера достигнуть назначенного ночлега в Бетине. Поудобнее рассевшись на своих маленьких животных и, по возможности, освободив себя от лишней одежды, приготовились мы к трудному и, как нам говорили, едва выносимому, в такое жаркое время, путешествию. Преосвященный, надевший вместо рясы белый шерстяной плащ и сменив клобук на серую шляпу с широкими полями, пришпилив к краям их белый платок для защиты от солнца, быстро сел на осла, приказав немедленно двинуться в путь. Теперь вполне определившаяся наша кавалькада расположилась на пути таким образом. Впереди, в некотором отдалении от нас, ехал на прекрасной арабской лошади турецкий жандарм, с ружьем за плечами, готовый каждую минуту защищать нас от нападения кочующих бедуинов. За ним, также на лошади, чистой белой масти, ехал уже известный читателю черногорец Марко, красиво сидящий на своем арабском скакуне, гордо носящем на себе стройного всадника, издали казавшегося совершенно молодым, благодаря своему выпрямленному, как у юноши, стану. Затем – Преосвященный, восседавший на прекрасном ослике, а позади него проф. Мышцын, державший в руках карту Палестины и сосредоточенно рассматривавший ее, делая отметки в своей записной книжке. Спрашивая каваса о названии попадавшихся селений, он делал по поводу этого несколько замечаний, от времени до времени перебрасываясь с Преосвященным отрывочными фразами касательно тех или иных исторических местностей, через которые приходилось проезжать. За ними, также на осликах, ехали: Новгородский миссионер и три студента – Ш-н, С-в и В-ч, каждый с своими мыслями и своими думами. Заключали нашу кавалькаду: лакей при гостинице на Русских постройках, Нестор, в качестве буфетчика, и погонщик ослов, араб, вооруженный внушительной дубиной, которой подчас и угощал отстававших наших ослов, издавая при этом странные звуки, пугавшие этих животных и заставлявшие их прибавлять шагу. А раньше этого, еще с утра, посланы были вперед кавас Палестинского Общества и два араба с нашими вещами и палатками; в местах, предположенных для отдыха и ночлега, они должны были наперед все уготовлять.

Становилось страшно жарко. Особенно трудно было ехать по этой каменистой, пустынной местности, где не видно ни одного кусточка зелени, на котором мог бы отдохнуть глаз путешественника. Солнце немилосердно палило нас, дневной жар давал себя знать. Окидывая взором пространство направо и налево от дороги, а также вперяя свой взор вперед, мы замечаем множество холмиков различных высот; у подошвы последних и на вершинах их видны груды камней. Это – ничто иное, как остатки некогда больших селений, а теперь представляющих собой только жалкие руины, редко даже посещаемые путешественниками, или же небольшие деревушки с жалким по количеству населением. Имена этих селений пробуждают в нас рой библейских воспоминаний, заставляя нас углубляться мыслью в глубь времен, ко временам Спасителя, или же ранее того. Вот, направо от дороги, в двух верстах от города, кавас указал нам на спрятавшуюся в долинке между холмами деревушку, назвав ее ел-Исавия, или деревня Иисуса, где, по преданию, часто бывал Спаситель на пути в Иерусалим. С левой стороны, мы видим холм Скопус, с вершины которого в древние времена неприятель часто обозревал город, который с этого холма представлял величественную панораму, наполняя завистью сердца будущих завоевателей, решавшихся на этой горе непременно овладеть чудным городом с его великолепными зданиями, исполненными богатства и роскоши. Храм же Соломона, блестя на солнце золотистыми искрами, в своей волшебной прелести, еще более распалял хищнические инстинкты их. По преданию, на этом холме, первосвященник Иаддуй в полном блестящем облачении, окруженный священниками, левитами и старейшинами города, встретил великого завоевателя Александра, который, по завоевании Тира, решился овладеть свящ. городом и наказать непослушных жителей Иерусалима. Восхищенный этой встречей, а может быть пораженный чудным видом св. города, он изменил свое намерение разорить Иерусалим, примирившись с Иудеями в лице их главных, встретивших его, представителей, и оказал городу даже свое могущественное покровительство. На этой же голой скале Скопуса крестоносцы преклонили свои колени, увидев этот город, где произошло примирение Бога, принесена страшная жертва за грехи всего мира. Мы живо представляем себе картину, когда набожные рыцари св. Креста, позабыв о перенесенных ими в дороге трудах и лишениях, смотрели на этот чудный град, на эту колыбель христианства, с воздетыми к небу руками, благодаря Бога за достижение конца их странствования.

Находясь близ этого холма, на достаточной высоте, мы оглянулись назад, чтобы в последний раз полюбоваться святым городом, так дорогим сердцу каждого христианина, запечатлеть в своей душе образ св. града. Сознание, что мы навсегда прощаемся с местом великих подвигов Спасителя, навевало на наши души облако грусти, чувство глубокой печали овладевало нашими сердцами. Серая линия зубчатых стен окружает, как поясом, громадную площадь мечети Омара; городские дома представляются отсюда как бы одним сплоченным белым зданием; минареты, в виде столбов, возвышаются над ним. Но наш взор не довольствуется этим: он хочет проникнуть в видимое издали здание с полукруглым куполом, с крестом на вершине, в этот храм Воскресения, в то место в центре этого храма, где находится св. Гроб Господа. Наше внимание также привлекает гора Елеонская, с высокой колокольней храма, напоминающая о Вознесении Господнем. За этой горой виднеются темные долины Иудеи и дикие холмы пустыни Иудейской. «Прощай Иерусалим, святыня Израиля, святыня христианства, святыня Ислама, – больше мы тебя никогда не увидим», так думал почти каждый из нас, отвращая в последний раз свой взор от св. города.

На пригорке, близ вершины Скопуса, лежит деревня Шафат. По преданию, Шафат лежит на месте древнего города Номвы, где во времена Саула стояла скиния, и где Давид, преследуемый Саулом, искал убежища у преданного ему священника Ахимелеха. Саул жестоко отмстил священникам за оказанное Давиду. гостеприимство, разрушив до основания самый город. Рядом с Шафатом возвышается холм конической формы Тельэль-Фуль, в 2750 футов высоты. При раскопках, на вершине этого холма была найдена искусственная каменная площадка, покоившаяся на грубых стенах, на основании чего предполагают, что этот холм в прежнее время играл роль сторожевого поста, видимого из Иерусалима. Некоторые ученые уверяют, что на этой возвышенности стоял некогда город Гива, принадлежавший к области Гивы Вениаминовой, простиравшейся далее на северо-восток к Раме. При виде этих развалин Тель-эль-Фуля, нам невольно вспоминался страшный эпизод из истории древнего города Гивы, вероломные жители которого жестоко поступили с женой одного левита, укрывшегося от ночной мглы в доме одного Гивитянина. Кому неизвестно это мрачное библейское событие, когда, пылая местью, муж умерщвленной жителями Гивы жены разрезал на куски тело последней, и отослал их во все пределы Израилевы, требуя отмщения? Дрожь пробегает по телу, когда мы, смотря на место древнего города Гивы, вспоминаем его прошлое.... Впоследствии здесь иногда жил Саул, отдыхая под дубом и устраивая пиры для своих товарищей по оружию каждое новомесячие. На запад от Тель-эль-Фуля лежит довольно высокий холм Неби–Самуэль, названный так в честь пророка Самуила, который, как говорит предание, похоронен на вершине этой горы. Видимый нами на самом высоком месте ее стройный минарет принадлежит мечети, которая переделана из построенной крестоносцами церкви, поставленной, по их предположению, над самой могилой Самуила. Близ минарета видны группы масличных деревьев, которые для глаз являются как бы зеленеющим оазисом среди этой дикой каменистой пустыни. Этот холм, по всей вероятности, был в древности сторожевым постом, так как, благодаря своей высоте, он представляет самый удобный пункт в Палестине для обозрения окрестностей, – на что и указывает его древнее название «Массифа». У подножия этого холма видно небольшое селение Бейт-Ханнин, представляющее собой издали массу набросанных без всякого порядка камней. «Массифа» часто упоминается в Библии, будучи местом различных важных событий из истории народа Божия. Сюда часто приходил Самуил судить народ, сюда же собрались евреи для избрания себе первого царя; она же часто бывала местом собрания народа для решения различных вопросов, особенно во времена Самуила. Этот холм крестоносцы назвали холмом радости, благодаря восхитительному виду отсюда на Иерусалим, от которого сердце каждого христианского богомольца наполняется радостным восторгом.

Направо от дороги на высоком холме мы видим деревню Аната, которая есть библейский Анафоф, место родины пророка Иеремии, которого его родичи в этом же месте хотели умертвить за то, что он предвещал им несчастия. Иеремия, по всей вероятности, часто ходил по пустыне, по которой проезжаем теперь и мы, оплакивая пленение своих соотечественников и надеясь на лучшие блаженные дни богоизбранного народа, претерпевавшего страшные невзгоды за свои грехи, по воле Иеговы. На востоке и севере от Анафофа тянутся бугроватые меловые хребты гор, имеющие с западной стороны округленные формы. Холм, на котором помещается Аната, имеет вершину высотой в 2225 фут. над уровнем моря. Жаль, что нам нет времени подняться на вершину этого холма, в самую деревню: вид из неё на окрестности Иерусалима, говорят, восхитительный!

Налево, к северо-западу от дороги, на холме, видна деревня эль-Джиб, стоящая на месте древнего Гаваона. Издали довольно трудно рассмотреть отдельные строения этой деревни. Она как бы вся помещается в каком-то огромном здании, загроможденном неопределенной формы строениями. Здесь перед древним Гаваоном, на круглой долине, находится то знаменитое поле битвы, где Иисус Навин поразил пять союзных царей, вооружившихся против Гаваона, и произнес всем известные слова: «да станет солнце прямо Гаваону, и луна прямо дебри Элон». Да, многих великих событий Гаваон и его окрестности были свидетелями! Здесь стояли лагерем войска Давида и сына Саулова, Иевусфея, которых разделял только один источник, теперь, конечно, пересохший. Здесь, в ожесточенном единоборстве, пали по 12 юношей с каждой стороны, желая похвастаться друг перед другом своей храбростью. Здесь, близ источника, Иоав, преданный Давиду, низкой хитростью умертвил своего соперника Амессая, который «лежал в крови среди дороги». Здесь же, в Гаваоне, Соломон на построенном алтаре принес во всесожжение тысячу животных, выпросив себе у Господа «сердце разумное», чтобы по справедливости судить народ Израильский. В Гаваоне же, Иеремия и его люди были освобождены от руки халдеев; здесь, Иоанн, сын Карея, с своими людьми преследовал Исмаила, убийцу Годолии, настигши его «у больших вод в Гаваоне». Кто бы мог подумать в то время, что этот некогда большой амморейский город со временем превратится в бедную деревушку, не отличающуюся от окружающих ее селений?

Предаваясь размышлениям о переменчивости времен, мы медленно подвигаемся вперед по этой дикой каменистой пустыне. Все та же серая, печальная картина, все тот же грустный, неприглядный вид по сторонам! И только небо, голубое и мягкое, нежное и глубокое, раскинувшись бесконечным шатром над этой угрюмой пустыней, несколько ласкает наши взоры. Дорога, благодаря своему однообразию, становится несколько утомительной, и мы с нетерпением ждем первой остановки. И если бы не библейские воспоминания, навеваемые на нас историческими местами, дорога казалась бы для нас бесконечной. Путь, по которому мы совершаем наше паломничество, называется почему-то «царской» дорогой; от того ли, что она начинается от царских гробниц, от того ли, что по ней направлялись цари-завоеватели, – сказать трудно. Марко объясняет, что название свое она получила от удобства ее, сравнительно с другими дорогами, – от удобства, достойного быть дорогой даже для царей. Может быть, и так. Но каковы же должны быть другие дороги, если и эта «царская» представляет столько трудностей для путешественников? Вот, на восток от дороги, на возвышенном равностороннем, отлогом, скалистом холме, имеющем вид опрокинутой воронки, лежит маленькая деревушка. Это – бывшая Рама, родина великого пророка Самуила. Чтобы достигнуть до самой Рамы, мы должны свернуть с дороги вправо и потерять на это не менее двух часов времени, так как она отстоит от нас на расстоянии четырех верст. Мы удовлетворились только видом ее с дороги. На высоком холме, где помещается деревушка ер-Рам, видны какие-то развалины: это – остатки церкви и башни, построенных крестоносцами. Возвышенное местоположение этой арабской деревни говорит отчасти в пользу того, что это, действительно, было местопребывание Самуила, древняя Рама, так как «Саул, говорит Библия, чтобы видеть пророка, поднимался вверх в город». Нам живо приходит на мысль встреча этого будущего помазанника на царство с великим прозорливцем, которого Господь заранее предупредил о приходе к нему Саула. Там, на верху холма, стоял некогда дом Самуила, куда пригласил последний Саула пообедать и отдохнуть. Спустившись же из города, у подошвы этого холма, пророк помазал Саула на царство, вылив на его голову елей из сосуда. Вспоминается и пророчество Иеремии, приведенное еванг. Матфеем по поводу избиения младенцев Иродом: глас в Раме слышан бысть плачь и рыдание и вопль: Рахиль плачущися чад своих, и не хотяше утешитися, яко не суть (Иер. 31:15. Мф. 2:18). К востоку от Рамы, в верстах четырех от неё, лежит деревушка Михмас, приютившаяся на скале. Скала эта была местом подвигов Ионафана, который, «цепляясь руками и ногами, поднимался вверх с оруженосцем своим, добивавшим Филистимлян, падавших перед храбрым сыном Сауловым». Хотя эта скала и не очень крута, но, как говорят, подъем на нее очень труден, ибо она покрыта каменистыми слоями, слой над слоем. От Михмаса начинается ущелье между скалами, которое в древности было главной дорогой с востока в нагорную часть центральной Палестины, и через которое вели в Вавилон пленных иудеев.

Уже 4 часа пополудни. Хотя солнце и перестало сильно палить, мы все-таки достаточно были утомлены и требовали отдыха. В особенности, жажда стала одолевать нас. Скоро перед нами показались какие-то строения, куда Марко направил своего коня. По справкам оказалось, что это селение эль-Бире, или древний Беероф, что значит ключи или колодцы. В настоящее время оно представляет кучку разбросанных по холму жалких каменных домов; а сохранившийся прекрасный источник ключевой воды оправдывает название ее.

Мы подъехали к источнику и слезли с ослов. Приятен отдых после трехчасовой поездки по пустыне в самое жаркое время дня. Залпом выпили мы по стакану холодной воды, сдобривши его небольшим количеством красного кислого вина, без которого на Востоке довольно опасно пить воду. Затем мы расположились для краткого отдыха под развесистой смоковницей. Откуда ни возьмись, явился араб с чашками кофе, которое мы и откушали, уплатив приличный бакшиш. На этом же месте, близ источника, по преданию, Святое семейство, возвращаясь из Иерусалима, заметило отсутствие своего Божественного Сына, Который в это время сидел во храме посреди учителей, «слушающий их и спрашивающий их», и принуждено было возвратиться обратно за поиском Святого Отрока.

Но недолго нам пришлось здесь отдыхать. Прошло ¹/₂ часа, и мы должны были продолжать свой путь, чтобы до ночной мглы добраться до Вефиля, где предполагался наш первый ночлег. Солнце стало уже клониться к западу, потеряв значительную долю жгучести своих лучей. Перспектива, что через час мы доберемся до ночлега, ободряла нас, достаточно утомленных от непривычной езды на ослах.

Наши животные с трудом подвигались вперед, ступая с осторожностью по каменным глыбам, делавшим наш путь чрезвычайно трудным. Редко попадались совершенно гладкие места, а большей частью приходилось, то подниматься по крутому неровному холму, то спускаться по его склону. Направо от дороги нам указали на возвышенном холме груды камней, назвав это место эль-Тель. Оказалось, что, по преданию, здесь стоял некогда древний город Гай, который был взят Иисусом Навином вскоре по завоевании Иерихона. Может быть, на месте этих развалин, видимых нами, стояло некогда народное святилище несчастных жителей Гая, избиенных Навином; может быть, тут был воздвигнут последним жертвенник в честь Иеговы, даровавшего победу над хананеями, как об этом и сохранилось древнее предание. Говорят, на этом месте была выстроена христианами церковь, о существовании которой судят по находящимся здесь развалинам.

Будучи свидетелями этих невозможных Палестинских путей сообщения, окидывая взором эти неприступные скалы и холмы, там и сям пересекающие долины с дикими непроходимыми ущельями, мы удивляемся, как могли евреи, мало знакомые с этой местностью, овладеть землей обетованной, покорить города, имевшие вид неприступных крепостей. Видно, Бог хранил избранный народ Свой, Своей Всемогущей силой помогая им преодолевать врагов. Достойно удивления и то, как могли некогда передвигаться с сравнительной быстротой войска по тем неудобным дорогам, по которым с трудом передвигаются теперь караваны паломников и кочующих бедуинов с своими нагруженными различным скарбом верблюдами.

Но вот, послышался какой-то странный рёв. Наши ослы ответили тем же. Это – взаимный привет, которым обменивались раньше пришедшие на отдых ослы под нашим багажом с нашими, почуявшими радость скорой встречи и отдыха. Подняв голову, мы увидели перед собою какую-то деревушку, расположенную на одной из вершин скалистого холма, с бедными каменными мазанками, между которыми виднеются два или три каменных строения в два этажа; несколько каменных оград перед мазанками заключают в себе какие-то тощие деревья. Площадки и уступы горных скал переплетаются с плоскими крышами восточных домов. Над деревней виднеется несколько тощих виноградников. Наше внимание привлекло одно большое здание с низким куполом, полуразрушенное, одиноко стоящее на вершине холма, где разбросано селение. На склонах соседних долин замечаются какие-то каменные столбы, на подобие древних могил. Это, бесприютное на вид, полуразрушенное селение называется Бетин, древний священный Вефиль, близ которого, между Гаем и этим святым местом, был поставлен Авраамом жертвенный камень, в воспоминание утешительного откровения Божия. По всей вероятности, это место впоследствии и было избрано Иаковом для ночлега на пути его в Харран. Увидев священный камень Авраама, он без страха остался ночевать здесь, вдали от людского жилья, твердо уверенный, что Бог отцов сохранит его здесь невредимым. На этом месте во сне увидел Иаков таинственную лестницу, по которой нисходили и восходили ангелы Божии.

Уже издали мы увидели три больших палатки, раскинутых около самой деревни. Эти палатки были приготовлены для нашего отдыха. Подъехав к ним, мы быстро сошли с ослов, которых сдали погонщику, и принялись осматривать местность. Все было ново для нас: и эти палатки, напоминавшие нам живо шатры библейских патриархов, и эта арабская деревушка с оригинальными мазанками, едва-едва держащимися на склонах холмов, и, вообще, вся необычайная обстановка нашей стоянки, напоминающая привал кочующих арабов. Под нахлынувшими новыми впечатлениями мы не чувствуем особенной усталости. Преосвященный чувствует себя настолько бодрым, что предлагает даже обратную поездку из Назарета совершить также на ослах.

Было шесть часов вечера. Мы сели на откос холма и наблюдали над происходившим в селении. У наших ног находился небольшой водоем, из которого арабы черпали мутную воду и поили ею своих коз и овец, возвращавшихся с пастбищ. Этот водоем представляет, вероятно, часть древнего большого пруда, что заметно по прилегающим к этому водоему стенкам, ограждающим большое четырехугольное пространство вокруг него. Конечно, теперь в этом большом огражденном пространстве нет воды, ибо оно заплыло нанесенной дождем землей с окрестных покатостей гор, но, в древности, это было, вероятно, нечто подобное прудам Соломоновым. Полуголые арабские мальчуганы, с растрепанными черными вьющимися волосами, с бледными загорелыми лицами, на которых, как уголья, чернеют блестящие глаза, взлезли на высокие камни около водоема, другие, более посмелее, поднялись на высокий склон холма и почти в упор смотрели на нас, сидя на корточках и подперши своими ручонками подбородки.

На скалистой вершине находятся развалины одного весьма древнего здания с квадратным двором, выстланным каменными плитами. Двор ведет в усыпальницу, где виден надмогильный памятник. Среди развалин находится полуразрушенная башня, которая относится ко временам владычества Греков, и, по всей вероятности, была сторожевой. Здесь же видны развалины христианской церкви, построенной, по преданию, на месте жертвенника, сооруженного Иаковом. Может быть, тут же стояло капище, сооруженное Иеровоамом для тельца, на что указывают камни, тесанные по иудейскому образцу и вложенные, впоследствии, в кладку христианского храма. На весьма многих страницах библейской истории встречается имя Вефиль, – имя того места, на котором в настоящее время находимся мы, полные благочестивых размышлений о благости Божией, излившейся во всей полноте на род Авраама, свидетелем чего были эти Вефильские холмы. Окидывая взором окружающую нас местность, мы видим, что с запада она окружена холмами, на востоке от неё также высятся серые верхи гор, а на севере, при наступающей мгле ночи, мы видим вдали большие самородные камни странной фигуры, сероватого цвета. Но к югу, по направлению к Иерусалиму, местность более открытая, и при хорошей погоде и дальнозорких глазах можно, говорят, видать даже священную реку Иордан. При взгляде на эти местности, нам представилась картина, как Авраам с Лотом, стоявшие может быть на этом же самом месте, глядели вдаль, выбирая себе землю, чтобы раскинуть шатры свои; как Авраам предоставил право выбора своему племяннику, который и избрал плодородную тогда окрестность Иорданскую. Долго бы мы витали своей мыслью в глубине веков, если бы не голос Марко, приглашавший нас подкрепить свои силы наскоро приготовленным ужином из взятого с нами запаса холодных закусок. После ужина, мы стали пить чай, сидя на койках с мягкими тюфяками, совершенно по-домашнему, забывши, что мы находимся не у себя на родине, а вдали от неё, в гостеприимной для нас Палестине.

Напившись чаю, мы вышли из палатки; уже достаточно стемнело. Солнце село уже давно. На востоке холмы подернулись уже ночным флером, и лишь на западе дневной свет находился в предсмертной агонии, тщетно борясь с ночной мглой. Но вот, показалась на небе звездочка, за ней другая, и еще, и еще. Последняя вспышка со стороны заходящих солнечных лучей, и дневной свет погас, предоставив теперь господство царице – ночи, которая, чтобы явиться пред нами во всеоружии своей восточной красоты, вызвала из глубокого мрака ярко сиявшую луну с высоты небесного свода. Очарованные красотой южной ночи, мы позабыли о сне, желая просидеть у своих шатров до самого утра. Небо было усеяно многочисленными яркими звездами, представляя во главе с сиявшей луной полную поэзии фантастическую картину. Кто, даже с загрубевшим сердцем, не умилится при виде такой очаровательной картины, кто от всей души не возблагодарит Творца за создание этой чудной природы? Луна и звезды, украшающие теперь небо, – быть может, это те самые светила, которые, не меняясь, так же точно сияли и несколько тысяч лет тому назад, когда Авраам видел в них залог многочисленного потомства, обещанного ему Господом. Но устремляя взор свой с прекрасного неба на землю, на развалины некогда славного Вефиля, разбросанного теперь по горе, освященной ярким отблеском луны, обнажающей во всей неприглядной наготе эту картину разрушения, невольно помышляешь о том, как опасно противиться Господу и прогневлять его своим нечестием. Гнев Божий постиг Вефиль за то, что он при Иеровоаме омрачился поклонением золотому тельцу. Исполнилось пророчество Амоса, говорившего устами Господа, что Вефиль обратится в ничто, о чем, и свидетельствует нынешнее состояние, – состояние ничтожества, почему он еще при пророках вместо «Вефиля» – дома Божия, получил название «Беф-Авен» – дом ничтожества... Но как ни приятно было любоваться чудной ночью и уноситься мыслью в даль веков, однако ночная свежесть, которая на востоке всегда следует за дневным жаром, а также и усталость принудили нас отправиться в свои палатки, чтобы уснуть до утра и подкрепить свои уставшие члены для дальнейшего путешествия. «Прощай, чудная ночь, – говорили мы, идя на покой, – мы не забудем тебя никогда». Действительно, пройдут года, забудутся все подробности нашего путешествия, но эта звездная лунная ночь в Вефиле, полная очарования, никогда не изгладится из нашей памяти.

Получив благословение Преосвященного, который вместе с нами разделял восхищение чарующей ночью, мы вошли в палатку, быстро погасили свечу и фонарь, свет от которого привлекал массу вредных москитов, и, почти не раздеваясь, легли на свои койки. Отходя ко сну, мы предавались библейским воспоминаниям об Иакове, нашедшем себе ночлег в Вефиле и удостоившемся видеть лествицу. Может быть на этом месте, где стоят наши палатки, отдыхал некогда сын Исаака? Но какая разница между ним и нами! Он спал под открытым небом, мы же покоимся в прекрасном шатре; его ложем была голая земля, под нами же мягкие тюфяки; его изголовьем служил простой голый камень, мы же покоим свои головы на мягких подушках, прикрывая свое тело теплыми байковыми одеялами. Становилось как-то досадно и даже совестно за свою изнеженность. Под наплывом подобных чувств, утомленные дневным путешествием, разбираясь мысленно в пережитых за этот день впечатлениях, мы скоро заснули мертвым сном.