26 Июня. Понедельник. Осмотр храма Воскресения; поездка в Иерихон.

Утро нынешнего дня было предназначено для подробного «смотра храма Воскресения с его многочисленными постройками и святынями, на поклонение которым мы заходили сюда ежедневно. Поэтому в девять часов утра, в сопровождении своих постоянных руководителей: о. Архимандрита Александра и Н. Г. Михайлова, мы отправились с русских построек по узким и грязным улицам Иерусалима, переполненным лавками и торговцами, к храму Гроба Господня. Священнейшее для христиан место – храм Воскресения Христа, скрывающий под своим кровом величайшие христианские святыни – Гроб Господень и Голгофу, в то же время принадлежит по своему внешнему устройству к самым интереснейшим храмам в христианском мире. Имея 146-ть с половиной аршин в длину и почти 86-ть в ширину и принадлежа, таким образом, к величайшим христианским храмам, 2-х этажный храм Воскресения совершенно незаметен издали, так как застроен целым рядом пристроек, принадлежащих различным вероисповеданиям, владеющим храмом Воскресения⁵⁷, и доступ к нему открывается только с одной стороны. Храм Воскресения, постоянно видоизменяясь, строился в продолжении многих столетий. Его судьбы тесно связаны с судьбами самого Иерусалима, над которым за его многолетнее существование пронеслось немало исторических гроз. «Существует ли на свете другой город, говорит один писатель (Историч. судьбы Св. града Иерусалима, Виноградова. СПБ., 97 г. Изд. Имп. Пал. Общества, стр. 3), судьба которого была бы столь печальна и тягостна, который был бы столько раз разрушен, создан снова и вновь разрушен до основания, как Иерусалим?» И это совершенно справедливо. Еще до Рождества Христова⁵⁸ Иерусалим – этот священный город на языке всех местных национальностей – был не один раз ареной кровопролития, особенно с тех пор, как, за 1100 лет, он сделался местом жительства Богоизбранного народа. Так, уже при наследнике Соломона, Ровоаме, Египетский Фараон Сезан, за 967 л. до Р. Хр., овладел Иерусалимом и ограбил его. Сто лет спустя, им овладели Аравитяне и Африканские пришельцы; вскоре разрушил городскую стену Иоас, царь Израильский, а затем город лишился политической самостоятельности. Сначала завладели им Вавилоняне. Их полководец Навузардан разрушил стены Иерусалима, сжег дворец и все лучшие здания в городе, превратил город в кучу развалин и уничтожил Соломонов храм в 588 году, или 606 г., до Р. Хр. Восстановленные спустя 70-т лет Неемией, стены Иерусалима снова были вскоре разрушены сирийским Антиохом Эпифаном; а возрожденный Иудой Маккавеем, город вновь был опустошен римским полководцем Помпеем Великим, избившим между прочим более десяти тысяч Иудеев. За 40 лет до Р. Хр. Иерусалимом овладели Парфяне, откуда их изгнал Идумеянин Ирод Великий, в 37 г. до Р. Хр. Христос предрек Иерусалиму, тому городу, в котором совершилось одно из самых ужасных преступлений, где невинно пролилась кровь Богочеловека, страшную судьбу, и едва прошло 40 лет, как Его пророчество осуществилось с буквальной точностью после разрушения Иерусалима сыном Веспасиана, Титом, в 70 году; от него не осталось камня на камне; на месте великолепного когда-то города возвышались лишь груды мусора. Но Провидению было неугодно, чтобы город, ознаменованный великими для христиан священными событиями, погиб совершенно, и он действительно начинает мало-помалу возрождаться из пепла. Однако возрождение его продолжается недолго; шестьдесят лет спустя после разрушения города Веспасианом, над ним разражается новая гроза. Виновник ее, Император Адриан, желая уничтожить самое имя ненавистного ему города, основывает на развалинах Иерусалима языческую Элью Капитолину. Вместе с торжеством христианства при Константине Великом окончила свое существование Элия Капитолина, и священный для христиан город был восстановлен. Но Иерусалиму – этой колыбели христианства – не суждено было оставаться долго христианским. Овладевший им в 614-ом году, персидский царь Хозрой II разрушил его снова и поработил; а в 637-м году он попал в руки магометан, навсегда засевших в нем и образовавших из него свой священный город. – Но и с завоеванием Иерусалима магометанами его бедствия не прекратились. В XI-ом веке Иерусалим был опустошаем не один раз. – В 1009-м году его разорил султан Хакем; а в 1058-м г. опустошили турки сельджуки. Завоевание этими варварами св. города, угнетение ими христиан вызвало крестовый поход. Это было нашествие на святую землю латинян, подвергших Иерусалим в 1099-м году такому опустошению, какому он не подвергался даже от варваров. Теперь Иерусалим был в руках христиан, но бедствия его не кончились. После латинян, которые владели им недолго, в 1187-м году он снова сделался достоянием турок, под властью которых не раз подвергался разграблению и опустошению. В 1244-м году Иерусалим разрушили дикие полчища монгол-хварезлайцев; а в 1517-м г. опустошили турки, владеющие им до сих пор. Такова многострадальная судьба священного города, бравшегося осадой и приступом до 25-ти раз и тем не менее уцелевшего. «Сорок пять веков прошло над Иерусалимом, говорит один исследователь (Судьбы Иерусалима и русские паломники, Смирнова Прот. СПБ, 1896 г. ст. 15–16). За эти сорок пять веков появилось много не только городов, а даже целых царств и народов – и они, если суждено было им разрушаться, то исчезали столь бесследно, что не оставили ни места своего, ни воспоминаний. Иерусалим же стоит и не уничтожается. Разрушенный много раз до основания, возрождается снова и стоит несокрушимо среди возникающих и разрушающихся царств и народов».

В тесной связи с историей Иерусалима стоит и история храма Воскресения, покрывающего своим куполом величайшие святыни христиан: Гроб Господень и Голгофу. Он много раз, подобно Иерусалиму, разрушался, но снова восставал из пепла и стоит до сих пор непоколебимо, как и основанная Христом Церковь, которую не сокрушат все силы ада.

Место, где стоит в настоящее время храм Воскресения, называлось долиной мертвых и находилось вне стен города. После смерти Спасителя сюда приходили ученики и последователи Христа, чтобы поклониться тем священным местам, где их Учитель был распят, погребен и воскрес. Но это не понравилось римскому Императору Адриану и он запретил евреям и христианам приближаться к Иерусалиму, а чтобы уничтожить самую память о ненавистном для него имени Христа, приказал место между Голгофой и погребальной пещерой завалить мусором и сравнять, а на выровненном месте устроил языческий храм Венере, давая таким образом возможность, вопреки своему намерению, точно определить на будущее время места распятия и погребения Спасителя. Разрушив храм Адриана, равноапостольный Константин снова открыл священные места, при чем был обретен и животворящий крест Господень; над пещерой и местом распятия он соорудил грандиозный и великолепный храм, существовавший около 300 лет, – золотой век православия на святой земле, когда она повсюду оглашалась пением подвижников, населявших ее пустыни, и звоном колоколов. Евсевий, сохранивший предание о храме Константина, называет его чудом красоты. «Здание чрезвычайное, говорит он (жизнь Константина, ΙΙΙ, 27–40), высоты неизмеримой, широты и длины необыкновенной». Разрушенный в 614-м году персидским царем Хозроем, Иерусалимский храм был восстановлен в следующем году снова св. Модестом, патриархом Иерусалимским, при помощи и пособии патриарха Александрийского Иоанна Милостивого, но уже не в первоначальном своем виде, а именно: вместо одного великолепного храма Константина Великого Модестом было сооружено четыре небольших храма, которые существовали почти 400 лет. В 1009-м году их разрушили по повелению Египетского султана Хакема, но не прошло и 40 лет, как храм на месте смерти и погребения Христа был снова восстановлен Императором византийским Константином Мономахом⁵⁹, а затем крестоносцами, в 1103-м году. В последующее время храм Воскресения не раз страдал от разграблений и изменялся в частностях. В 1555 году папа Юлий III-й и Карл V с разрешения султана Солимана I возобновили кувуклию, бывшую накануне разрушения. В том же виде, в каком он существует в настоящее время, он сооружен после опустошительного пожара 1808 года, когда разрушен был весь круглый храм вокруг часовни Гроба Господня и отчасти Голгофские приделы⁶⁰. Таким образом храм Воскресения был три раза почти совершенно разоряем и три раза восстановлялся вновь. Частные же видоизменения производились в нем постоянно. В храме 1808-го года обвалился центральный купол, который был снова возведен в настоящем своем виде только в царствование Александра II, в 1868 году, двумя правительствами – русским и французским. Вообще же храм Воскресения содержится недостаточно хорошо, в виду того, что он, после удаления крестоносцев, разделен между различными национальностями – греками, латинянами, армянами, коптами, абиссинцами, – которые, постоянно борясь за владение каждым вершком земли в храме, не позволяют друг другу производить починку и исправление в храме, чтобы не дать кому-нибудь права, опираясь на этих починках, предъявлять своих прав на владение. Турки же, считающиеся официально владельцами храма, также мало заботятся о его благолепии и чистоте, вследствие чего громадный храм, разделенный на множество отделений, находится в ненадлежащем состоянии. У турок же находятся и ключи от храма, который они в 6–7 часов запирают, а в 3–4 ч. утра отпирают⁶¹. Дурно отзывается на внутреннем благоустройстве его и то, что он окружен со всех сторон жилыми помещениями, которые находятся с ним под одной кровлей, и внутри его постоянно дежурят турецкие часовые, развалившиеся на нарах с трубками в зубах и приготовляющие здесь для себя кофе. В храм ведут массивные двери, украшенные барельефами старинной французской работы.

При входе в храм, Преосвященного встретил настоятель Свято-гробского Братства о. Евфимий – святогробский игумен, как его называют здесь. Он нас провел сначала в свою келью, помещающуюся в южной части храма, и был нашим руководителем при обозрении храма, в котором и человеку, побывавшему здесь не один раз, не легко ориентироваться, благодаря множеству его закоулков и отделений. Отец Евфимий живет при храме Гроба Господня давно и довольно хорошо говорит по-русски, хотя и с своеобразным акцентом. Его келья находится направо от входа, под Голгофой, и вся уставлена образами и ящиками с частицами мощей святых. О. Евфимий, руководивший нами при обозрении храма, предварительно объяснил, что в нем насчитывается три больших части и до сорока меньших. Три больших: это – ротонда Гроба Господня, Голгофский придел и православный придел Воскресения. Меньшие части – это приделы, принадлежащие различным вероисповеданиям: латинянам, армянам, коптам, абиссинцам. Центр храма занимает ротонда Гроба Господня, впереди неё – греческий храм Воскресения с отдельным куполом. В коридоре, кольцом окружающем церковь Воскресения, и в боковых пристройках храма находятся церкви и приделы разных национальностей.

Обозрение храма мы начали с Гроба Господня. Из приемной о. Евфимия мы прошли мимо камня миропомазания, находящегося в 12 аршинах расстояния, прямо против входных дверей, под балдахином, увешанным лампадами, принадлежащими различным вероисповеданиям, к покрытой голубым куполом ротонде, среди которой стоит часовня Гроба Господня или Кувуклия, как ее называют греки, покрывающая пещеру живоносного гроба Господня. Часовня или Кувуклия представляет из себя шестиугольник (11¹/₂ арш. длины, почти 8 ширины и высоты), обложена желтовато-розоватым мрамором и украшена 16-ю витыми колоннами. Внутри Кувуклия разделяется на две неравные половины: первую – большую – придел Ангела, где находится часть камня, отваленного Ангелом при Воскресении Господнем, и вторую, где скрывается⁶² самая погребальная пещера, обложенная со всех сторон мраморными досками, к которым благоговейно прикладываются поклонники. Погребальное ложе Спасителя находится направо от входа и также покрыто со всех сторон мраморными плитами, имеющими 2 ар. 10¹/²вершк. длины, 1 ар. 5 в. ширины и 14¹/² верш. вышины. Над гробом висят 48 лампады; у северной стены пещеры находится мраморное изображение Воскресения Христова, а по бокам его два образа. С внешней стороны часовня также украшена образами, лампадами и подсвечниками. Образа и лампады принадлежат тем вероисповеданиям, которые владеют часовней: православным, латинянам и армянам – и имеют право совершать здесь свое богослужение. Чтобы между ними не выходило никаких недоразумений, время для совершения богослужения строго разграничено. Православная литургия начинается ежедневно у Гроба Господня ровно в полночь, затем с 3 часов начинается армянская, а потом латинская. В великую же субботу святой огонь из Кувуклии выносит один греческий патриарх.

Осмотрев подробно Кувуклию и облобызав Святый Гроб, мы отправились на Голгофу. Голгофа так же, как пещера Гроба, не сохранилась в том виде, в каком была во время Спасителя. В настоящее время она находится как бы во втором этаже храма, куда ведут 18 ступеней крутой лестницы, расположенной направо от камня миропомазания⁶³. Голгофская скала находится от Гроба Господня всего только в расстоянии 16 сажен. Голгофский придел возвышается над помостом храма Воскресения на 5 аршин 10 вершков и имеет 7 ар. длины и 3 арш. 8 в. ширины. Отделенного от придела алтаря, как и везде в этом храме, нет, и богослужение совершается на виду у молящихся на поддерживаемой 4-мя столбиками мраморной плите, под которой находится отделанное серебром отверстие в камне, указывающее место, где был водружен крест Господень⁶⁴. За престолом на помосте поставлено распятие в настоящую величину, а по бокам его Божия Матерь и св. Иоанн Богослов. Стена за распятием вся уставлена образами в драгоценных ризах, среди которых обращает на себя внимание образ страждущего Спасителя – дар русского царствующего Дома. Весь придел украшен множеством драгоценных лампад. Направо от православного придела находится придел католический, – место пригвождения ко кресту, – украшенный, как и все приделы католиков, цветами и рельефными изображениями, из которых особенно обращает на себя внимание художественное изображение страждущей Богоматери. Здесь на Голгофе в девять часов вечера ежедневно совершается православными всенощное бдение.

Третью главную часть храма Гроба Господня составляет величественный греческий соборный храм Воскресения; он примыкает непосредственно к храму Гроба Господня с восточной стороны и покрыт отдельным куполом. Храм украшен массой драгоценных лампад и паникадил, многие из которых пожертвованы Россией; его четырехъярусный вызолоченный иконостас – также дар России. Царские двери, как и всегда в греческих церквах, низкие, а на них изображен византийский двуглавый орел. Над царскими дверями, в том ряду, где стоят апостолы, устроена небольшая кафедра, с которой во время богослужения диакон читает, обратясь лицом к народу, евангелие. В алтаре находятся части животворящего креста, вложенные в золотое распятие, и правая рука св. Василия Великого.

Остальные меньшие приделы в храме Гроба Господня расположены в проходах между главными, над ними и в пещерах под ними.

Так, к противоположной от входа стене часовни Гроба Господня примыкает убогая деревянная капелла коптов. На север от часовни гроба Господня двумя каменными кругами означено место явления Иисуса Христа Марии Магдалине, а рядом с ним латинский придел, где за железной решеткой хранится часть столба, к которому, по преданию, привязан был Спаситель в доме Каиафы⁶⁵. Сзади православного храма Воскресения в проходе находится придел Пресвятой Богородицы, где она провела время приготовления к смертной казни ее Сына, а рядом с ним – придел темницы Христовой, в которой Божественный страдалец был заключен до казни.

В темном проходе между алтарной стеной храма Воскресения и наружной стеной храма Гроба Господня находится еще несколько приделов, именно: придел сотника Лонгина, который, по преданию, пронзил копьем ребра Спасителя, придел разделения риз Господних. Из этого же прохода широкая и длинная лестница ведет в подземный храм обретения честного и животворящего креста Господа, с несколькими приделами. На полпути находится подземная капелла, посвященная Константину и Елене, – темная и очень древняя. На 18 ступеней ниже ее – самая пещера обретения Креста. Она высечена в камне и имеет несколько престолов. В проходе на восточной стене храма находится придел Возложения тернового венца, где под престолом за железной решеткой сохраняется часть того столба, на котором, по преданию, восседал Спаситель при возложении на Него тернового венца во дворе Пилата⁶⁶. В северной части храма Гроба Господня и западной обширной ротонды храма находится еще несколько приделов и притворов: коптов, армян и латинян – францискан. Обойдя все приделы храма, мы прошли по верхней галерее его, осмотрели примыкающий к нему непосредственно греческий Авраамиевский монастырь, наиболее интересные вещи из ризницы и подземные цистерны св. Елены.

Храм Гроба Господня со всех сторон застроен различными сооружениями – монастырями и домами владеющих храмом национальностей – до такой степени, что наружный фасад его совершенно закрыт. Мы посетили один из таких монастырей – Авраамиевский, основанный на том месте, где, по преданию (мало вероятному, впрочем) Авраам приносил сына своего Исаака в жертву. Здесь живут монахи, служащие у Гроба Господня – члены так называемого Святогробского Братства, происхождение которого довольно оригинально и совершенно случайно.

Оно появилось таким образом. Иерусалимские патриархи, чтобы иметь более влияния на дела, оставляли Иерусалим и переселялись в Константинополь; в Иерусалим же они посылали своих наместников, а чтобы эти последние не злоупотребляли их доверием и своим влиянием, они давали им советников. Таким образом, возникло Святогробское Братство, которое затем стало оказывать сильную оппозицию самому патриарху, принужденному для борьбы за свои права снова вернуться в Иерусалим. В борьбе с патриархом Святогробское Братство опиралось и опирается на силу громадных богатств, сосредоточенных в руках членов Братства, и на свое строго кастовое устройство, так как, по их уставу, никто кроме греков не имеет права быть членом Святогробского Братства, стражем Гроба Господня.

Из монастыря мы прошли в ризницу, которая помещается над Голгофой. Доступ в самую ризницу безусловно запрещен для всех, кроме игумена и ризничего; только они двое знакомы со всеми тайнами святогробской ризницы. Невозможен был даже осмотр некоторых вещей, хранимых в ризнице, до самого последнего времени; да и теперь нелегко дается право осмотра. Благодаря любезности о. архим. Евфимия, мы получили возможность познакомиться с некоторыми предметами, хранящимися в ризнице, которые ризничий выносил нам на лестницу перед ризницей. Эти предметы, большей частью, – драгоценные кресты, сделанные из животворящего древа креста Господня, или обделанные в золото части его, и сосуды, пожертвованные в разное время византийскими и русскими императорами. Кроме того, ризничий выносил нам митры, панагии, евангелия, посохи, облачения, оружие крестоносцев и другие вещи, заслуживавшие внимания, одни – по своей ценности и изяществу работы, другие – по своей древности и соединенными с ними воспоминаниями.

В заключение знакомства с грандиозным храмом Гроба Господня мы осмотрели его подземные сооружения. Эти сооружения – громадные цистерны св. Елены, как думает о. Евфимий, недавно открывший их. Цистерны расположены под всем храмом, очень глубоки, и могут вместить несколько тысяч ведер воды. Из цистерн через весь храм, в разных уголках которого виднелись в своеобразных одеждах монахи различных вероисповеданий и богомольцы разнообразных типов, мы прошли снова в келью о. Евфимия, предложившего нам обычное восточное угощение. Поблагодарив о. Евфимия, сопутствовавшего нам при осмотре храма, мы отправились на русские постройки, а Преосвященный отправился с визитом к живущим недалеко членам Святогробского Братства – митрополитам и архиепископам.

После обеда, как только стала спадать невыносимая полуденная жара, часов около пяти, снова тронулись в путь, дорожа каждой минутой пребывания в Св. Земле. На этот раз путь лежал на восток, туда, где «у ног Иерусалима, Богом сожжена, безглагольна, недвижима, мертвая страна» – Иорданская пустыня. В описаниях путешествий наших древних паломников путь к Иордану представляется невероятно трудным. К нему вела извилистая тропа, доступная только для пешеходов и вьючных животных; эта узкая тропа, усеянная камнями, то поднималась круто вверх, то спускалась вниз, в пропасть, делая движение по ней крайне трудным и не безопасным. Даже в ближайшее к нам время, каких-нибудь 8–9 лет тому назад, дорога к Иордану была затруднительна. В одном из бывших с нами описаний путешествия, совершенного в 92-м году, было сказано, что дороги на восток от Иерусалима представляются узкими тропами, усеянными камнями; в экипаже по ним ехать нет никакой возможности; даже верхом ехать рядом могут не более двух всадников (Картавцев, по Египту и Палестине)⁶⁷. Теперь, нет ничего подобного. Дорога к Иордану, как и везде в Иерусалиме, прекрасная, широкая и каменная; она выстроена, правда, недавно, только к приезду Германского Императора, и до сих пор сохранилась великолепно, хотя, конечно, о ней никто не заботится. В этот раз нам предстоял длинный переезд, часов около пяти, до Иерихона, где мы предполагали ночевать на пути к Иордану⁶⁸ и Мертвому морю. Наша кавалькада растянулась на большее пространство, чем прежде: сзади наших шести троек, на козлах которых важно восседали кавасы – черногорцы в своих живописных костюмах, тащился фургон с провизией, а впереди на прекрасном арабском коне молодцевато гарцевал шейх, так сказать, бедуинский депутат, присутствие которого гарантирует безопасность в не совсем еще спокойной Иорданской пустыне. Мимо северных городских стен, погребального вертепа Пресвятой Богородицы и южного склона Елеонской горы выехали мы из Иерусалима к Иордану. Первой остановкой в пути было близ лежащее селение ел-Азарие, евангельская Вифания, местожительство друзей Господа – Марфы, Марии и брата их Лазаря, воскрешенного Христом из мертвых⁶⁹. Теперь Вифания – небольшая деревенька, населенная по преимуществу магометанами. Едва лишь мы въехали в нее, как нас атаковали полуголые их ребятишки, прося бакшиша. Показались навстречу и обитатели ее – феллахи, одетые в синие длинные кафтаны поверх суровой рубашки с не застегнутым воротом, с головой, замотанной в длинное полотенце, поддерживаемое толстым черным жгутом. В Вифании показывают даже дом Лазаря⁷⁰, но это, разумеется, не тот дом, в котором любил проводить время Христос в тиши сельского уединения в задушевной беседе с богобоязненными сестрами, и потому мы, проехав мимо его, вылезли из экипажей около пещеры, в которой, по преданию, идущему от глубокой древности, лежал Лазарь, воскрешенный Христом, на четвертый день после его смерти. Пещера погребения Лазаря находится у подножия скалистого холма, рядом с Иерихонской дорогой и ничем со вне не отмечена. В нее ведет черное отверстие, пробитое в горе и заделанное дверью. Около этой двери нас снабдили свечами и уже с ними мы стали спускаться по 25-ти скользким и полуразрушенным ступеням в темную пещеру, из которой поминутно доносился до нас глухой голос Марко: «ради Бога, осторожнее, господа!». Остановившись здесь, на месте, где, по преданию, стоял Христос при воскресении Лазаря, мы пропели: «Общее воскресение»..., а затем по пяти ступеням спустились еще ниже в совершенно темное и сырое подземелье, где вырубленное в стене небольшое углубление образует собой узкое каменное ложе, ложе Лазаря по преданию. С трудом выбрались из темной пещеры по скользкой лестнице на Божий свет, где мы снова подверглись атаке ребятишек, требовавших бакшиша. Появление внушительной фигуры Марко их рассеяло, и мы снова уселись в коляски, чтобы тронуться в дальнейший путь к Иерихону, где предполагался ночлег, или вернее отдых на два-три часа, так как на Мертвое море и Иордан мы собирались ехать ранним утром, до зари. Посещение этих местностей, лежащих в котловине на 563 саж. ниже уровня Иерусалима и обрамленных горами, днем в летнюю пору совершенно немыслимо. Здесь стоит тропическая жара, доходящая до 50° по Реомюру; ее не выдерживают даже лошади, и только ночью температура здесь бывает сносная. В виду этого мы решили отправиться на Иордан и к Мертвому морю в 2 часа ночи, а время до двух часов провести в Иерихоне, в русском доме, выстроенном незабвенным начальником русской духовной миссии в Иерусалиме о. Антонином.

Из Вифании мимо так называемого Апостольского колодца мы выехали в великую пустыню. Кругом на громадное пространство, какое может только охватить взгляд, виднеются камни, целое море камней; каменистые горы перемежаются с долинами, усеянными камнями, и на всей этой бесконечной волнистой пустыне не видно никаких признаков жилого, даже ни одно растение не поднимает высоко голову к солнцу, палящему здесь с особенной силой. Редко-редко низкорослый кустарник, да какое-нибудь вьющееся растение попадается на глаза, а потом – камни и камни, всюду камни. Сильные лошади, понукаемые меланхолическими возгласами арабов: «елла» (скорее вперед), быстро бегут вперед, открывая перед глазами все новые и новые, но однообразные до бесконечности перспективы этой сожженной Богом безглагольной и недвижимой мертвой страны. Впрочем, эта пустыня не всегда была такой мертвой; было время, когда она была населена; но это не мешало и тогда здесь рыскать разбойникам, грабившим людей в темный час. Предание, воскрешая притчу о милосердном Самарянине, называет хан на полпути от Иерусалима к Иерихону ханом благодетельного Самарянина, приютившего здесь человека, израненного разбойниками в пустыне. В золотой век христианства в Палестине (с 4-го по 7 столетие) Иудейская пустыня, ее суровые и дикие пространства оказались самым подходящим приютом для иноков, во множестве заселивших Св. Землю. Здесь появилось много монастырей, прославившихся жизнью своих знаменитых основателей⁷¹. «Оживилась пустыня, говорит один исследователь (Виноградов, Исторические судьбы св. града Иерусалима, стр. 12), огласились дикие места христианскими песнопениями». От некоторых из этих монастырей до настоящего времени сохранились лишь одни развалины, виднеющиеся по местам среди пустыни, и только немногие, как Лавра св. Саввы, более или менее уцелели в своем первоначальном виде, и пустыня теперь снова дика, безжизненна и однообразна.

По мере того, как мы подвигались по ней вперед, временами пред нами вдали мелькало светло-синей полосой Мертвое море, скрывавшееся снова из глаз, как только мы спускались в котловину. Встречных почти никого не было. Только длинный караван навьюченных кораблей пустыни – верблюдов прошел однажды мимо нас. Они тянулись длинной вереницей друг за другом, имея во главе маленького ослика, на котором восседал бедуин в своем оригинальном головном покрывале, предохраняющем от солнечных ударов.

В хане благодетельного Самарянина мы сделали небольшую остановку. Этот хан совсем не то, что наши гостиницы. Это – небольшое пространство, огороженное каменной оградой с двором посредине, двумя крытыми помещениями, устроенными по-восточному, впереди и открытым для всех желающих входом. При хане живет турок, у которого самое большее, что можно получить, это – чашку кофе. Посреди двора колодезь, тот самый, говорит народное предание, водой которого милосердный Самарянин обмыл раны пострадавшего от разбойников.

Осмотрев хан, мы снова тронулись в путь. Вскоре, однако, наш возница остановил лошадей и, повернув к нам свою улыбающуюся физиономию, несколько раз повторил «антык, антык», указывая в то же время рукой налево. Хотя мы я знали, что араб часто хитрит, желая воспользоваться остановкой, чтобы покурить, тем не менее слезли, и на этот раз не обманулись. Пред нами на горе среди красноватых скал, на которые мы взобрались с большим трудом, виднелись остатки каких-то развалин, судя по камням очень древнего, может быть, даже библейского происхождения⁷². Араб был очень доволен нашей остановкой и с особенной энергией начал нахлестывать лошадей, чтобы догнать уехавшие вперед экипажи и даже перегнать некоторые из них, так как ехать позади было очень невыгодно. Каждый экипаж поднимал громадный столб пыли, а несколько таких столбов составляли целое облако, буквально окутывавшее задние экипажи, которые наперерыв всегда старались перегнать друг друга, чтобы избежать подобной «вспыльчивости».

Дорога идет по такой же пустыне, как и прежде. По-прежнему кругом камни и скалистые горы, перерезываемые глубокими ущельями и долинами, среди которых лавирует дорога, то спускаясь на дно ущелий, то взбегая на откосы гор. Синева Мертвого моря и темная даль возвышающихся за ним гор мелькают чаще. Самая природа мало-помалу начинает изменяться. Камня меньше. По местам виднеются кустарники, деревья встречаются чаще и чаще. По всему видно, что мы приближаемся к оазису пустыни Иудейской, древнему Иерихону. Недалеко от Иерихона мы остановились, чтобы посмотреть на виднеющийся недалеко от дороги в горах монастырь св. Георгия Хозевита, приуроченный к тому месту, где, по преданию, скрывался пророк Илия от злочестивой Иезавели. Устроенный в V-м веке, он впоследствии вместе с другими Палестинскими обителями пришел в полное запустение; возобновлен лет двадцать тому назад православными монахами на пожертвования, преимущественно, русских паломников. Эта обитель чрезвычайно живописна: ютится, подобно гнезду ласточки, в ущелье обрыва скалы, так что подняться к ней довольно трудно.

В Иерихон мы приехали около девяти, часов вечера и остановились в русском доме о. Антонина.

Ериха (запах) – деревня, занимающая, по преданию, место древнего Иерихона, состоит из нескольких убогих, вросших в землю мазанок, приютивших до 800 феллахов. Предсказание Иисуса Навина о том, что Иерихон никогда не возобновится, сбылось. Три раза пытался встать на ноги древний город, и каждый раз бесплодно; в нескольких местах показывают его развалины, вблизи Ериха. Что теперешняя Ериха занимает действительно место древнего Иерихона, это отчасти доказывает открытый о. Антонином при постройке дома монолит весьма древнего происхождения. Ериха обнесена невысокими стенами, мало напоминающими те, которые окружали библейский Иерихон. Эти стены сделаны, вероятно, из глины, и достаточно небольших усилий, чтобы их разрушить. При въезде в Ериху находится двухэтажная гостиница, содержимая, кажется, французами. В ней и останавливаются преимущественно туристы-европейцы. Русские же паломники останавливаются там, где и мы остановились, в двухэтажном приюте о. Антонина. Он стоит несколько в стороне от деревни и окружен садом. В нижнем его этаже устроены общие помещения для мужчин и женщин из простых паломников; вверху же – ряд прекрасно обставленных комнат для прочих паломников.

Нас встретила заведующая русским подворьем арабка, не предуведомленная о нашем приезде, а потому и не проветрила комнат. Когда мы поднялись на верх, нас обдало паром, словно мы попали в баню. За день комнаты накалялись так, что их уже невозможно было остудить. Температура была выше. 26°, а главное страшно душно. Поэтому мы поспешили снова на воздух, в сад, где хотя и было жарко, но не было так душно, как в комнатах. Здесь под развесистыми ветвями бананов и пальмами мы закусили привезенной с собой провизией. Ночь была прекрасная, темная и теплая; на далеком темном небе ярко горели мириады звезд, смотревших с высоты сквозь листву раскинувшихся над нами деревьев; немая тишина ночи прерывалась лишь веселыми трелями кузнечиков, да глухим, доносившимся откуда-то издали, воем шакалов. Чудная, теплая Иерихонская ночь с этими трелями кузнечиков, с этими горевшими, словно лампады, в далекой синеве неба, яркими, трепещущими звездами казалась стройным, торжественным гимном земли Богу-Иегове и навевала на душу тихое, молитвенное настроение; не хотелось никуда идти, а вечно оставаться здесь среди этой чарующей обстановки. Но на завтра назначен был в два часа ночи отъезд на Мертвое море и Иордан. Поэтому необходимо было отдохнуть. Насладившись южной ночью, мы разошлись по комнатам. Однако скоро убедились, что спать не придется; под кисейным пологом кровати нельзя было спрятаться от жары и духоты, которая буквально душила. Только здесь, когда страдаешь от невыносимой жары в Иорданской долине, становится вполне понятным положение того ветхозаветного мужа, который просил у Бога смерти, сгорая от знойных лучей Палестинского солнца, и значение чаши студеной воды, напоить которой жаждущего Христос ставил в такую великую заслугу.

Убедившись, что заснуть в комнатах нет никакой возможности, мы, забрав свои постельные принадлежности, отправились по винтовой лестнице на плоскую крышу дома, где и опочили под покровом неба.