Часть третья. несправедливость обвинений, возводимых на патриарха Кирилла Лукариса неправославными

Обвинители Кирилла Лукариса говорят, что, сочувствие его к кальвинизму развивалось в нем постепенно, росло и зрело вместе с его летами и жизнью, и уже к тому времени, когда явилось кальвинское исповедание веры под его именем, – он сделался ревностным приверженцем кальвинизма.²⁹² Начало заражения Кирилла Лукариса протестантизмом вообще они полагают с того времена, когда он вышел из непосредственного воспитания его патриархом Мелетием Пигою, т.е., в том промежутке времени, когда Лукарис получал образование в Венеции и Падуе. Но мы не находим никаких доказательств, приводимых ими в пользу своего свидетельства. Противники Кирилла Лукариса просто говорят, что он получил расположение к протестантству в это время; но о том, в чем оно выразилось, – они молчат. Поэтому самому, не имея что опровергать из приводимых противниками Лукариса показаний, мы постараемся показать, что общее – бездоказательное их свидетельство не верно. Кирилл Лукарис не заразился, и не мог заразиться, протестантизмом в то время, когда он получал образование в Венеции. Сюда как мы видели, он отправился 12-тилетним юношею, и пробыл здесь четыре года. Его молодые лета и недолгое пребывание в Венеции отчасти уже ручаются за то, что он здесь не мог получить направления, чуждого православию: тогда еще не вполне развились его сознание, воля и характер. Нашу мысль усиливает еще то, что в Венеции он учился элементарным наукам, и едва ли мог основательно знать в это время подробное различие вероисповеданий, и тем более, едва ли мог судить об этом различии и быть расположенным к другому исповеданию, кроме своего, которое ему известно было с малолетства, если не сознательно и разумно, то по наследству и привычке. Сами обвинители Кирилла Лукариса, с одной стороны, говорят, что в Венеции, под руководством греческих учителей, он изучал грамматику, а не сравнительное богословие; с другой – они же говорят, что Кирилл, не только окончивши курс своего учения в Венеции, но даже окончивши оное в высшем училище – в падуанском университете, не имел никакого богословского образования.²⁹³ Если же так, то как он мог получить в Венеции расположение к протестантизму, не имея о нем никакого понятия. Непримиримое противоречие!... Далее, сами же обвинители Лукариса говорят, что он учился в Венеции в греческом коллегиуме и под руководством греческих учителей. Откуда же он мог позаимствовать внутренние убеждения в истинности протестантизма, от кого мог услышать убеждения в пользу этого вероисповедания?... Далее, Лукарис послан был в Венецию по усмотрению Мелетия, и принят был в греческий православный коллегиум по ходатайству этого православного и ученого мужа. А это самое уже много нам может говорить о направлении этого училища и о том, что оно могло дать любимому воспитаннику патриарха Мелетия. Наконец, мы знаем, что Кирилл Лукарис в Венеции имел своим учителем и неотлучным руководителем Максима Маргуния, родом грека, ревностного защитника православной греко-восточной веры, прославившегося вместе с патриархом Иеремиею II, в переписке с тюбингенскими богословами.

Равно, и во второй период образования Кирилла Лукариса обвинители не представляют ни одного доказательства в пользу своих обвинений. Мы не видим в это время ни одного повода, по которому можно было бы подозревать Кирилла Лукариса в расположенности его к неправославию. В Падую он отправился по указанию Мелетия, которому хорошо было известно образовательное значение и направление тамошнего университета; и, конечно, Мелетий знал, что его воспитанник не может заимствовать там ничего дурного и вредного для православия. Да и сами обвинители Лукариса характеризуют падуанский университет, как самый благоустроенный и благонадежный в тогдашнее время. За нравственностью воспитанников следили строго; насилия верованиям и религиозным убеждениям здесь не только не было, но даже таковое преследовалось у иезуитов. К тому же еще то, что главный правитель венецианской республики Пасхалий-Цикония и начальник Падуи – Гриман особенное внимание обращали на университет, и заботились о том, чтобы в нем образование и воспитание сообщалось добросовестно всем иностранцам. После этого, неудивительно, если Лукарис вышел из падуанского университета с неиспорченным сердцем, что между прочим, подтверждают несочувственные ответы Кирилла Лукариса о некоторых своих наставниках – католиках и протестантах, бывших в падуанском университете. Одного из них (Пикколомения) он осуждал за проповедание с церковной кафедры римского учения об оправдании и предопределении; другого (Кремонина) – за неправильное суждение о промысле, происхождении мира, бессмертие души и др. Да и сам патриарх Мелетий не произвел бы Лукариса во священника и потом в архимандрита,²⁹⁴ если бы заметил что нибудь дурное в своем питомце. Наконец пребывание Лукариса в острожском училище, имевшем главную цель – охранение православия в юго-западной России, и его присутствие на брестском соборе – свидетельствуют о нем не только как о муже православном, но и ревностном поборнике православия. Мы это уже видели. Об этом времени молчат и обвинители его не находя ни малейшего повода взнести на него клевету. Дальнейшие обвинения их падают на путешествие Кирилла по западной Европе, предпринятое им после брестского собора. Рассмотрим эти обвинения.

Противники Кирилла Лукариса говорят, что он, после брестского собора, почувствовав необходимость в более основательном богословском образовании, в силу прежней симпатии к протестантизму, полученной им в первый период своего образования, особенно в Падуе, решился отправиться в средоточие протестантского богословия: был в Виттенберге, где лютеранское вероучение развито было до крайности; оттуда переселился в Рим кальвинизма – Женеву, где навсегда заразился кальвинизмом. Дальнейшее его путешествие по западу Европы еще более будто бы развило и укрепило в нем сочувствие к кальвинизму, так что он вернулся к своему воспитателю уже тайным кальвинистом. В доказательство своих мыслей обвинители указывают на один поступок, совершенный им в Саксонии, где будто он продал свою веру за деньги, и – на его разговор, держанный им в Трансильвании с Марком Функсием, когда он возвращался из Литвы к Мелетию, лежавшему уже на смертном одре. Этот разговор будто бы состоял в неправославном рассуждении о призывании и ходатайстве святых. Но Кирилл Лукарис отправился на запад Европы не вследствие прежней своей симпатии к протестантизму, которой он не имел, а вследствие тех побуждений, какие он получил на брестском соборе: ему хотелось основательнее познакомиться со спорными пунктами религии, дабы чрез то сделаться более способным к защищению греческой веры против папистов и протестантов. Так смотрят на это дело некоторые и из обвинителей Лукариса. Пихлер, например, говорит, что Кирилл отправился в средоточие протестантской ортодоксии для того, чтобы чрез это сделаться более подвижным оружием к защищению греческой веры.²⁹⁵ Заразиться же протестантизмом во время своего путешествия он не мог потому, что он путешествовал недолго; притом же, переходное его состояние не позволяло ему приобрести внутреннее, твердое и основательное познание протестантского вероучения вообще и в частности кальвинского, без чего он не мог полюбить и заразиться последним. Здесь нельзя не упомянуть о том противоречии, какое мы встречаем у самих обвинителей: одни из них положительно говорят, что Лукарис окончательно заразился протестантизмом во время своего путешествия по Европе, и сделался кальвинистом во время своего пребывания в Женеве; другие не придают в этом отношении особенного значения его пребыванию в Европе. Пихлер, например, в своей биографии Кирилла Лукариса, делая взгляд на его пребывание в Виттенберге и Женеве, проводит ту мысль, что с этого времени Лукариса нельзя считать положительным кальвинистом; его пребывание в этих городах имело только то значение, что его прежняя симпатия к протестантизму более укрепилась, и рационализм, принесенный им из Падуи, увеличился.²⁹⁶ Таким образом, обвинители Лукариса, соглашаясь в том, что пребывание его в Европе имело влияние на его расположение к протестантизму и кальвинизму, неодинаковое значение придают этому влиянию, следовательно, не имеют прочного основания для своих обвинений, взводимых на Лукариса. Они судят о Кирилле Лукарисе в это время как о протестанте и кальвинисте потому только, что он был в центрах протестантизма и кальвинизма; но заключения их далеко не выходят из их положений. Они не знают даже того, сколько времени Лукарис пробыл в этих городах, какие обстоятельства сопровождали его, и какие перемены случились с ним. Не знают даже определенно, – по каким государствам он путешествовал.

Что же касается тех двух фактов, набрасывающих тень неправославия на Лукариса, о которых мы выше упомянули и на которые ссылаются обвинители его, как на доказательство его неправославия,²⁹⁷ то они передаются неверно. В Саксонии Лукарис не подписывал никакого чужого вероисповедания, и не брал за это никаких денег. Об этом мнимом поступке Лукариса свидетельствует личный враг Лукариса Л. Алляций,²⁹⁸ за ним и другие историки. Но это свидетельство не заслуживает никакого доверия: во-первых, нельзя допустить, чтобы Кирилл, как замечает Киммель,²⁹⁹ – муж столь благочестивый и честный, обладавший твердым постоянством духа не только в деле религии, но даже и в других делах, – продал свою веру за деньги; во-вторых, нельзя верить свидетельству Алляция потому, что он не представляет основательных доказательств, которым можно было бы верить. Эта клевета Алляция основывается или на личной вражде и ненависти его к Лукарису, или же на том подарке, который сделан был Кириллу в Виттенберге.³⁰⁰ Что же касается разговора Кирилла Лукариса в Трансильвании с Марком Функсием, – то следствия этого разговора были совершенно другие, а не те, которые представляет Пихлер от лица самого Кирилла. Киммель напротив свидетельствует, что Лукарис, не смотря на все убеждения Функсия, остался твердо верующим в догмат призывания святых и ходатайства их пред Богом.³⁰¹

Обратимся теперь к положительным доказательствам православия Лукариса.

Если бы Кирилл Лукарис воспитал в себе расположение к протестантизму вообще и в частности к кальвинизму: то, при всей своей скрытности (допустим это), так или иначе он выразил бы это расположение. Но мы этого не видим. По возвращении из Европы к своему воспитателю – патриарху Мелетию, он оказался способным и надежным в глазах патриархов (александр. и констант.) – быть отправленным в Литву во второй раз по делу унии. Патриарх Мелетий в своих письмах, писанных в Литву и Польшу, называет Кирилла мужем достойнейшим внимания, который с надеждою уполномочен со стороны Востока в делах церковных в югозападной России. Если бы Кирилл Лукарис был заражен духом неправославия, то всего естественнее он выразил бы это теперь; потому что, с одной стороны, он является теперь лицем уполномоченным и самостоятельным, и к тому же в такой стране, где православие было потрясено, и где православные страдали; а между тем мы ничего подобного не видим. Мало этого: Лукарису поручено было тогда патриархом Мелетием иметь дело и с протестантами, хлопотавшими об унии. Вот чрез это Кириллу Лукарису представлялся удобный случай сделать что нибудь в пользу евангеликов, если бы только он был расположен к ним. Он нашел бесполезным даже входить в разговоры с протестантами, и счел лишним передавать им ответ Мелетия. «Некоторые», писал Лукарис, «склоняли меня поступить иначе, но я на то не согласился, дабы не подать ни малейшего повода к замешательству. Потому что хорошо знаю я, и знают мои патриархи, что учение и обряды евангеликов не только вред и замешательство производят в восточной и западной Церквах, как это обнаружилось в Германии, Франции, Англии и др. государствах; но и приносят в христианские государства развращение нравов». В том же письме Кирилл Лукарис говорить ниже, что протестанты в единение с восточною Церковью не могут быть приняты, потому что «они согласны с нами только в том, в чем согласны жиды и магометане, т.е. что Бог есть один Творец и Правитель мира, справедливый, добрый, наказующий злых и награждающий добрых и в прочем подобном; но в главных догматах христианской веры с нами не согласны, например: в учении о древности церковной иерархии, о предании апостольском, о почитании святых, о числе канонических книг св. Писания, об оправдании, о св. литургии, о почитании мощей, о пресвятой Богородице, – во всем этом они с нами разнятся, и по своему разумению выводят из св. Писания об этом свои толки. Сколько таковые их действия не безопасны – показывает самый опыт. Когда же они так далеки от нас в веровании, то, само собою разумеется, в единство с нами приняты быть не могут». Таким образом, Лукарис был положительным врагом кальвинизма, и обвинения его в сочувствии кальвинизму составились уже после того, как явилось кальвинское исповедание под именем Лукариса. Дальнейшие обвинения Кирилла Лукариса падают на период его патриаршества в Александрии. В этот период обвинители приписывают ему много писем, представляющих его не только как зараженного кальвинизмом, но и желающим ввести оный в своей церкви. Письма эти явились спустя почти сто лет после его смерти (в начале XVIII века). О подлинности их можно судить только по сравнению их между собою и по приложению их к практической жизни Кирилла Лукариса.

Не один Кирилл Лукарис вступал в сношения и переписку с неправославным Западом; так поступали: Геннадий Схоларий, Мелетий, Иеремия II, Митрофан Критопул и др. Этого с одной стороны требовала полемика между восточною и западною церквами; с другой – это необходимо было для поддержки на Востоке образования, приводимого в крайний упадок владычеством турок. И Кирилл Лукарис, сделавшись патриархом, поддерживал сношения с Западом для той же цели. Кроме того, в его время особенно необходимо было поддерживать сношения с Западом для того, чтобы, основательней познакомившись с западным вероучением, чрез отправление в западные университеты греков, приобрести для своей церкви сильных защитников православия против иезуитов и протестантов, которые проникли в пределы восточной Церкви и становились для ней опасными.

Теперь мы обратимся к самым письмам, приписываемым Кириллу Лукарису, насколько это нужно для освобождения его от обвинений. Несправедливость этих обвинений ясно видна из противоречия между собою писем. Обвинители Лукариса видят это противоречие, но стараются загладить это ясное обличение их лжи тем, что говорят: не нужно сравнивать письма Кирилла между собою и по одному судить о другом, потому что некоторые из них отделены одно от другого двадцатью и более годами. А в продолжение этого времени могли измениться его взгляды, верования и убеждения. Но это замечание, само по себе имеющее долю правды, мы не можем принять, зная направление и силу воли Кирилла Лукариса, оставшимся верными самим себе до самой его мученической кончины. Притом же, мы берем во внимание только те письма, которые писаны им во время александрийского патриаршества его, и притом разделенные не двадцатилетним периодом времени, а вдвое и втрое меньше. Противоречие между этими письмами заключается в том, что в одних письмах Кирилл Лукарис является ревностным защитником православия, и в частности греческой церкви с ее несчастным положением, в других не только выражает сочувствие кальвинизму, но и строить планы – как бы ввести его в своей церкви. Так например, Лукарис в своем письме к известному нам Утенбогартену, писанном будто бы от 30 мая 1612 г., свидетельствует о самой твердой своей преданности православной восточной вере. Но совершенно противоположного характера обвинители представляют письма под именем Кирилла Лукариса, писанные им будто бы к голландскому государственному советнику Давиду Вельгельму. Общее направление этих писем то, что в них Кирилл Лукарис представляется уже преданным кальвинизму; все желание его, по этим письмам, теперь состояло только в том, – как бы основательней изучить это вероисповедание; а потому, почти с каждым письмом, он просит у Вельгельма новых книг, уведомляет его, что он больше и больше знакомится с этим православным учением; трактует с ним о кальвинских догматах с полною верою в них. Называет греческую церковь суеверною и упорною; а потому погрязшею в невежество; советуется с Вельгельмом о реформе ее, о введении кальвинизма. Получает для этого план от Вельгельма, и сам начерчивает ему свои предположения для этой цели, и т.п.³⁰² Письма эти, по свидетельству обвинителей, писаны Лукарисом от 1618–1620 года. Противоречие их, при сравнении с письмами к Утенбогартену, откроется нам во всем своем величии: в первом письме он представляется ревностно преданным греко-восточной церкви, и даже в ее несчастии находит для ней счастье; в последних является уже ревностным кальвинистом, и называет ту же церковь гордою и суеверною. Это противоречие нам ясно говорит об обмане; и так как вся жизнь и деятельность Кирилла – православного характера, то мы все неправославные письма, писанные к Вельгельму, принимаем за подлог. Но нам могут возразить, что между первым письмом и последними прошло шесть лет; а этого времени довольно для того, чтобы измениться направлению Кирилла. Против этого мы скажем, во-первых, что такой перемены в великой личности, закаленной в православии, каким нам представляется Кирилл Лукарис, мы не допускаем; не допускаем тем более, что эта перемена представляется совершившейся не в то время, когда: Кирилл находился на Западе, – а когда он был на Востоке, в недрах православия и ознаменовал себя мудрым правителем Церкви. Во-вторых, в последних письмах он представляется не заражающимся кальвинизмом, а уже зараженным. Когда же случилось это с Лукарисом? Прежнее время его жизни и деятельности нам хорошо известно, – и мы не видим этого заражения. В-третьих, в тот же самый период времени, когда, по представлению обвинителей, писаны были письма к Вельгельму, мы имеем совершенно противоположного характера подлинные письма Кирилла Лукариса: послание его, писанное в 1616 году и оставленное в Терговиште, – свидетельствует о его преданности православной восточной Церкви и ревности по православию. В другом письме, писанном им в том же 1816 году к кэнтерберийскому епископу, примасу английскому, Кирилл, сравнивая положение церквей александрийской и константинопольской, радуется о благосостоянии и спокойствии первой, и скорбит о бедствиях последней; и тем самым выражает преданность этим церквам, а следовательно и православию.

Наконец вся жизнь и деятельность Кирилла (с которыми мы уже знакомы) в период его патриаршества в Александрии, обнимавший собою 19 лет, свидетельствуют о нем, как о строгом ревнителе православия. Что же касается до реформы, о которой упоминается в приписываемых ему письмах, и которую, будто бы, он хотел произвести в церкви, и – тех планов, какие предполагались по письмам для введения кальвинизма в восточной церкви: то мы решительно не видим, чтобы он действительно приступал к этой реформе церкви, старался ввести кальвинизм. Перейдем теперь к разбору обвинений, взводимых на Лукариса неправославными, во время патриаршества его в Константинополе.

Причина этих обвинений заключалась в неодинаковом его отношении к протестантам и латинянам, в преследовании иезуитов и дружеских отношениях с протестантами. Вот что замечает об этом Мелетий историк: когда все усилия иезуитов к склонению Кирилла Лукариса на свою сторону и к уничтожению его власти в Константинополе оставались напрасными, – они выдумали на Кирилла слишком легкое и вредное, – взнесли на него ужасную клевету – с досады назвали его кальвинистом.³⁰³ Но эти обвинения имеют свою силу только до тех пор, пока нам неизвестна мудрая цель неровных отношений Лукариса к иноисповедным ему христианам. Выясним эту цель, – и обвинения падут сами собою.

Кирилл Лукарис вступил в сношения с протестантами единственно с тою целию, чтобы, пользуясь их благосклонностью и доверием, искусно направлять их деятельность к обузданию жестокостей и самовластия турецкого правительства, и – особенно к низложению и усмирению иезуитов, как самых опасных врагов константинопольской церкви. И сами протестанты оказывали уважение патриарху, издавна им известному по своей учености и величию духа, и – вследствие всего этого, искали знакомства с ним и предлагали ему свое содействие к преследованию ненавистных им иезуитов. Правда, впоследствии оказалось, что протестанты вели знакомство с патриархом между прочим и с тою целию, чтобы склонить его, а затем и его церковь, к церковному единению с собою; но со стороны Кирилла никогда не видно было сочувствия этому; да и сами протестанты обнаружили свое действие уже тогда, когда, на основании его знакомства с ними, появилось кальвинское исповедание веры под его именем, и когда между папистами и протестантами завязался спор о том – чье вероисповедание согласнее с учением восточной церкви, – латинское или протестантское. Протестанты, желая доказать согласие своего учения с восточным, притягивали на свою сторону православного патриарха; а латиняне, за знакомство последнего с протестантами называли его еретиком. И союз Кирилла Лукариса с протестантами был более политический, чем религиозный. Как некогда в Литве и Польше, когда возникла уния, и воздвигнуты были гонения на православных, последние искали себе защиты в (гражданском) союзе с протестантами: так и теперь в Константинополе, когда особенно усилились происки иезуитов, патриарх Кирилл Лукарис решился обуздать их при помощи протестантов. С твердым упованием на Бога и с совершенным доверием к своей пастве, он, единственно по нуждам церкви, дозволил себе вступить в сношения с протестантскими государями и их представителями на востоке. Посланники английский, голландский и шведский, частию по расположению своих правительств, частию по предпочтению к ним со стороны самого патриарха, всегда почти старались оказывать ему полное сочувствие и благовременную помощь в стеснительных обстоятельствах. Кирилл Лукарис с своей стороны не предполагал в них первоначально злого умысла против себя, – и тем легче сблизился с ними, чем усерднее стремились к тому они сами, и чем большую пользу можно было предвидеть и извлечь из этого невинного сближения. Патриарх часто обращался к ним с просьбами, прямо высказывал им свои нужды, описывал им происки иезуитов, явно возбуждал в них сочувствие к себе, не раз пользовался их защитою и никогда ни пред кем не скрывал своих отношений к ним, в высшей степени благонамеренных. Так смотрели на эти отношения сами православные современники Кирилла и личные свидетели дел его. Они не осуждали его за такой образ действий; но еще, напротив, удивлялись его мудрости, превозносили его подвиги, и, презирая все клеветы, взносимые на него, постоянно питали к нему сильнейшую любовь и привязанность.

Укажем, наконец, на то, что патриарх Кирилл Лукарис ревностно занимался благоустройством своей церкви и назиданием своей паствы. С истинно отеческою любовию он умолял своих пасомых блюсти себя от преткновений в вере и не иметь общения с еретиками.³⁰⁴ Сильное слово его почти не умолкало. Из уст его на церковной кафедре слышались постоянно святые истины веры, правила христианской жизни и обличение неправомыслящих. Самые грамоты его свидетельствуют о твердости его православия.³⁰⁵ В этом отношении особенно замечательна грамота Кирилла Лукариса, данная им иеремонаху Иосифу при отсылке его в Белую Русь, прибывшему в Москву в 1622 году, 8 марта. Из этой грамоты открывается, что патриарх Лукарис смотрел на протестантство, как на богохульное и опасное вероучение.³⁰⁶ Грамота эта писана была патриархом Кириллом Лукарисом пред самым вступлением его на константинопольскую кафедру (от 3 июня 1620 г.) Другая грамота, писанная Кириллом Лукарисом, от 1626 года 5 апреля, к царю московскому Михаилу Федоровичу, ясно свидетельствует, в частности, о глубоком почитании им святых икон. Есть и еще много грамот Кирилла Лукариса, писанных им в Россию и свидетельствующих о его почитании святых икон, угодников Божиих,³⁰⁷ о почитании св. мира и св. мощей,³⁰⁸ о почитании и заботе о православном богослужении и обрядах церковных.³⁰⁹ Все это, взятое вместе, убеждает нас, что патриарх Кирилл Лукарис, находясь в близких сношениях с протестантами, оставался ревностным поборником православия.

Что же касается до исповедания веры, явившегося под именем Кирилла, – то оно, как сейчас увидим, не принадлежит ему.

Исповедание веры, явившееся под именем Кирилла Лукариса, состоит из 18-ти членов и 4-х вопросов с ответами на них. Оно все написано в духе кальвинистов.³¹⁰ Излагать здесь подробно содержание каждого члена его порознь – мы находим излишним.

Исповедание это, по свидетельству западных писателей, написано Кириллом, вскоре по вступлении его на константинопольскую кафедру, на латинском языке, и раздаваемо было им в рукописях всем, как православным митрополитам, епископам и народу, так латинянам и реформатам. Оно было напечатано в первый раз в Женеве на латинском языке.³¹¹ Так говорят западные писатели; из свидетельства же восточных писателей достоверно известно только то, что оно напечатано кальвинистами в Женеве и принесено в Грецию в 1632 году.³¹²

Кто был подлинным автором этого исповедания, к сожалению, окончательно решить трудно. Bсе почти западные писатели усиливаются доказать, что Кирилл издавна был напитан кальвинистическими мнениями и сам написал исповедание восточной церкви. В доказательство своих слов они ссылаются на письма, которые будто бы он писал к разным лицам реформатского исповедания, и на то, что не отрицался от сего исповедания и не писал опровержения на него, когда оно явилось под его именем. Согласно с западными, это исповедание приписывают Кириллу Лукарису и некоторые восточные писатели, – каковы Иларий, Арсений, коего одно письмо дошло до нас,³¹³ и даже собор константинопольский, осудивший его. Но большая часть восточных писателей называют его благочестивым, и исповедание веры, приписываемое ему, считают – или чистою клеветою, или же делом сомнительным. Собор ясский,³¹⁴ осудивший исповедание (1642), Панагиот,³¹⁵ известный издатель исповедания веры митрополита киевского Петра Могилы, Нектарий патриарх иерусалимский (1671) – с сомнением говорят о подлинности исповедания, приписываемого Кириллу Лукарису. Но собор иерусалимский, подробно занимавшийся вопросом о приписываемом Кириллу исповедании, Мелетий, афинский историк,³¹⁶ Икономос,³¹⁷ новейший греческий писатель, – участие Кирилла в кальвинизме и исповедание, носящее его имя, положительно считают клеветою. В подлинности упомянутого исповедания сомневаются некоторые и из самых западных писателей.³¹⁸

Свидетельства же тех западных писателей, которые признают кальвинское исповедание веры произведением Лукариса и его самого кальвинистом, не заслуживают никакого доверия. В них есть противоречия и несообразности: 1) по свидетельству реформатов, Кирилл по убеждению принял кальвинское учение, проповедал его всем, как греческое, публично, в церкви, и домах, и сам раздавал свое исповедание.³¹⁹ По свидетельству же латинян, он принял кальвинское учение, будучи подкуплен, скрывался от греков, так-что одним он являлся пред реформатами, другим совершенно пред греками и греческою церковию, а о раздаче им исповедания они нигде не говорят.³²⁰ 2) По одним, Кирилл, скоро по выходе из школ, предпринял путешествие по Европе, и там усвоил себе реформатские мнения;³²¹ а по другим он, будучи экзархом александрийского пaтpиapxa (1601), написал католическое исповедание; но скоро отказался от него.³²² 3) Если он написал кальвинское исповедание веры и для руководства грекам, то странно и непонятно: для чего оно написано на латинском языке, которого не могли понимать греки?

Для нас, впрочем, важнее всего свидетельства восточных писателей, которые лучше могли знать дело и говорить прямее; в особенности же важно свидетельство собора иерусалимского, который занимался вопросом о Кирилле Лукарисе исключительно. По мнению этого собора, собор константинопольский осудил Лукариса не за то, что он был кальвинист, и написал кальвинское исповедание веры; а за то, что он не писал против него и не отрицался от него письменно.³²³

Что же касается писем, приписываемых и изданных под его именем на которые ссылаются западные писатели в доказательство кальвинизма Лукариса, и в которых упоминается о самом исповедании: то несостоятельность этих писем видна из того, что 1) о них не упоминают писатели того времени, кроме Арсения, а собор иерусалимский прямо утверждает, что не осталось никакого сочинения собственной руки Кирилла, которое бы содержало хотя что-нибудь из того, что приписывают ему еретики.³²⁴ 2) Некоторые обличают не ученого патpиapxa, а какого-то невежду, не знающего учения и предания восточной церкви, чего нельзя никак сказать о Кирилле Лукарисе.³²⁵ 3) Между письмом Кирилла и письмом Хрисоскула, секретаря его, приводимым реформатом Аймоном в подтверждение кальвинства первого и подлинности исповедания его, есть несообразности. Так, например, в письме,³²⁶ означенном 1632 годом, Кирилл говорит, что он доселе ничего не писал для света, кроме исповедания; а в письме,³²⁷ означенном 1629 г., Хрисоскул говорит: что Кирилл написал катехизис и книгу, против иудеев и магометан, которые были печатаемы в 1627 году. О каком опять катехизисе говорит здесь Хрисоскул, – трудно решить. Или: в одном письме описывается свидание Кирилла с Ноаптелем, посланником французским, в котором Кирилл признал исповедание, показанное Ноаптелем, за свое; но об этом никто не говорит и из западных, а сам Ноаптель, напротив, словами Парфения патриарха и семи митрополитов свидетельствует, что участие Кирилла в догматах кальвинских – клевета врагов его, что он имел мысли, противные тем, которые содержатся в исповедании.³²⁸ А потому, нет сомнения, что этот рассказ придуман протестантами.

Что касается до того, что Кирилл Лукарис не писал ничего в опровержение клеветы на себя и на церковь восточную, – то это могло бы наводить сомнение на чистоту учения и невинность его только в том случае, если бы не было положительных доказательств, опровергавших это обвинение. Но, по свидетельству собора иерусалимского, Кирилл отрицался от исповедания устно пред всею церковию, и не писал потому, что не было очевидных доказательств на то, чтобы это исповедание было его, и чтобы там содержалось исповедание восточной церкви;³²⁹ а это тем более могло быть, что оно разносимо было по Востоку тайною рукою.³³⁰ С другой стороны, мы знаем что Кирилл писал в оправдание себя, по свидетельству Бланкарда,³³¹ в последнее свое заточение, апологию исповедания своего против клевет латинян. Но эта апология не вышла в свет по смутным тогдашним обстоятельствам, и мы не знаем – не было ли это письменное отречение и не на него ли намекает Парфений, когда говорит, что Кирилл засвидетельствовал веру свою в греческие догматы и исповеданиями.³³²

Если расположенность или нерасположенность паствы к своему пастырю могут представлять значительное ручательство чистоты и нечистоты веры и жизни его, то и с этой стороны мы, во многих опытах любви и преданности греческого клира и народа к Кириллу Лукарису, имеем сильное свидетельство в его пользу: они избрали и возвели его с александрийского на константинопольский престол, с большими пожертвованиями и лишениями, пять раз возводили на престол, с которого он был низвергаем происками и клеветами иезуитов и приверженцев их – некоторых греков. А сколько слез и почестей воздано ему паствою по смерти!³³³ Как после этого объяснить эту любовь в греках к Кириллу, если бы он принял, проповедовал и издал в свет от своего имени и от имени восточной церкви западное вероучение?..

Наконец, положительные доказательства как православия Кирилла, так и того, что исповедание еретическое не может принадлежать сему патриарху, представляет нам собор иерусалимский, в беседах Кирилла, которые он произносил публично в церкви и в своих церковно-юридических положениях.

Итак, исповедание писано не Кириллом Лукарисом; а всего вероятнее самими же кальвинистами, особенно если возьмем во внимание их прежнее безуспешное обращение к восточным иерархам и крайность в спорах с латинянами, в которых они должны были или молчать, или прибегать к лжи и обману. Возможность дела и вероятность такого мнения весьма согласна и с теми обстоятельствами, в которые поставлен был Кирилл. Он жил, как мы видели, в самое смутное время для константинопольской Церкви и иерархии, которые тогда волнуемы были двумя противоположными партиями – латинскою и реформатскою, равно искавшими согласия Лукариса на принятие их учения. Кирилл давно знал иезуитов и латинян, и содействовал к изгнанию их из Константинополя.³³⁴ Такое враждебное отношение Кирилла к латинянам, а с другой стороны снисходительное, или по крайней мере невраждебное отношение к реформатам естественно более раздражало первых, и не могло не нравится последним. Этого уже довольно было, чтобы латиняне объявили Кирилла реформатом, и объясняли все его действия изменою греческой вере, а реформаты подтвердили клевету изданием в свет кальвинского исповедания веры под его именем. Восстань Кирилл прежде на реформатов, его объявили бы латинянином. Примеры такого неосновательного обвинения есть у западных. Реформаты считали латинянами всех, которые восставали против них.³³⁵

Теперь нам остается авторитетом Церкви подтвердить то, что патриарх Кирилл Лукарис не был автором приписываемого ему исповедания; а вместе с этим необходимо следует рассмотреть и то, что произвело это исповедание в церквах западных и восточной, и как отнеслась к нему восточная Церковь.

Исповедание это – само по себе зло – произвело много зла для восточной церкви, и вызвало пастырей ее на защиту своей церкви и борьбу с реформатами. Как явившееся от имени всей восточной церкви, оно возлагало на восточную Церковь ужасную клевету, которая, не будучи снята Кириллом, распространялась повсюду, куда приносимо было самое исповедание. Последнее достигло и нашей русской Церкви, – и хотя русские успокоены были письмом Феофана, патриарха иерусалимского, однако дело не обошлось без волнений. Западные же, особенно протестанты, с охотой верили клевете, и уже ссылались на мнимое исповедание в своих сочинениях, напр. Фома Мартон, епископ данельменский. Латиняне, по давнему нерасположению к восточной церкви и ненависти к Кириллу, также верили клевете и обличали восточную церковь, доколе исповедание не было осуждено. Иезуиты в Греции, пользуясь этою клеветою, находили случаи к новым клеветам на иерархию и возмущали против нее народ, стараясь привлечь преданных восточной церкви к римской.³³⁶ В тоже время это исповедание служило реформатам лучшим средством для распространения их ереси между восточными православными христианами. Разнося его по Константинополю и Греции, они выдавали его за православное от имени патриарха, и соблазняли неопытных. Вследствие этого, учение реформатское мало по малу начало проникать почти во все слои общества восточной церкви.³³⁷

Такое усиление зла естественно должно было обратить на себя внимание восточных пастырей. И вот, еще при жизни Лукариса – в 1633 году, как только появилось на востоке мнимое исповедание Кирилла, Матфей Кариафил, иконийский епископ, опроверг его в своем сочинении.³³⁸ Ho этого было мало: Кирилл Лукарис, сам проповедовавший против этого исповедания, в 1638 году был удален, не успев письменно отвергнуть его, – и клевета осталась неснятою – ни с него, ни с восточной церкви; а потому, имени патриарха надлежало противопоставить авторитет собора, чтобы остановить дерзких реформатов. Восточные патриархи – Феофил иерусалимский, и Митрофан александрийский, узнавши о клевете на восточную церковь и появлении в Греции кальвинской ереси, прибыли вместе с митрополитами, епископами и прочим клиром в Константинополь, и составили здесь собор в 1638 году под председательством Кирилла беррийского, как старшего по месту патриарха, и, рассмотревши исповедание, произнесли анафему на неправославные пункты, содержащиеся в нем, на Кирилла Лукариса и на всех, принимающих исповедание это за православное,³³⁹ на Кирилла, впрочем, по свидетельству собора иерусалимского,³⁴⁰ не потому, чтобы восточные признавали его за писателя исповедания или кальвиниста, а потому, что он не писал на него опровержения. В то же время Петр Могила, митрополит киевский, написал исповедание православной веры восточной столько же против реформатов, сколько против латинян и униатов.³⁴¹ На поместных соборах: в Яссах и Константинополе (в 1642 году), снова рассмотрено и осуждено было еретическое исповедание, но Лукарис освобожден был от новой анафемы.

Между тем, и после этих мер, реформаты не оставляли восточной церкви в покое, и разносили означенное исповедание по Франции, выдавая его за восточное.³⁴²

Оставалось от лица всей восточной православной церкви и пред всем христианским миром отвергнуть мнимое исповедание Кирилла Лукариса, и изложить православные греческие догматы, чтобы таким образом отнять всякий повод к клевете, отделить восточную церковь от латинской и реформатов, и дать чадам ее верное средство различать духов, аще от Бога суть (1Ин. 4:1). Это предоставлено было сделать Досифею, ученому и ревностному пастырю иерусалимскому, который и исполнил это дело. Путешествуя для собрания милостыни по Болгарии и Молдовлахии, Досифей узнал подробно о клеветах, взносимых на восточную церковь устно и в сочинениях, и собравши нужные сведения о Кирилле Лукарисе, по возвращении своем в Иерусалим, и – по предварительном совещании с другими святителями, приступил к собору, в 1672 году. На этом соборе в третий раз снята была клевета с восточной церкви, взнесенная подложным исповеданием, и окончательно оправдан патриарх Кирилл Лукарис.

Отцы собора отвергают клевету, взведенную реформатами на Кирилла Лукариса и восточную церковь, в шести главах деяний собора. Для нас важны первые две главы, в которых касается дело лично Кирилла Лукариса.

Собор иерусалимский, порешивши дело о том, что кальвинское исповедание не принадлежит патpиapxy Кириллу Лукарису и восточной церкви, обращается к соборам константинопольскому и ясскому, приводит их определения, утверждает их в том отношении, что подложное исповедание не есть исповедание восточной церкви, и решает вопрос о том, почему один собор (константинопольский) произнес анафему лично на Кирилла Лукариса, а другой (ясский) не лично. Если соборы – ясский и константинопольский (при Парфение), в синодальном послании своем не произнесли анафемы на Кирилла, то это было сделано не по снисходительности к Кириллу (богоносные отцы не имеют пристрастия к лицу, и не предпочитают людей, или что другое Богу), а потому, что он никогда не был восточною церковью признаваем за кальвинствующего, или мыслящего иначе, нежели как мыслит восточная церковь. Первый же собор, бывший при Кирилле беррийском, осудил лично Кирилла Лукариса не потому, что признал его за еретика, а потому, что он не написал опровержения против приписываемого ему исповедания.³⁴³

Этим собором православная церковь закончила свое дело об исповедании, приписываемом врагами православия ей и Кириллу Лукарису, и – лично о Кирилле Лукарисе. После определения этого собора никто из православных сынов церкви восточной не сомневался в православии патриарха Кирилла Лукариса, и не осмелился назвать его кальвинистом. Что же касается до неправославных, то они, не обращая внимания на свидетельства восточных православных историков, не повинуясь восточной церкви и не <слово отсутствует – прим. эл. редакции> ее определений, до настоящего времени клевещут на невинного патриарха, не смотря на <слово отсутствует – прим. эл. редакции> неосновательность своих клевет.