Часть вторая. Жизнь и деятельность Кирилла Лукариса

Кирилл Лукарис родился в Кандаке (Candaca),¹⁰⁷ главном городе острова Крита, около 13 ноября 1572 года. При св. крещении он назван был Константином: Лукарис же была его фамилия, принадлежавшая еще фамилии его отца.¹⁰⁸ Константин Лукарис происходил из древней благородной греческой фамилии, которая находилась в родстве со знатнейшими греческими дворянскими фамилиями. Еще задолго до рождения Константина, его предки переселились из своего отечества Епидавра – в Иллирии, на остров Крит или Кандию. После завоевания Константинополя турками, подобные переселения были очень часты. Для лучшего обеспечения своей жизни и освобождения от непосредственного влияния турок, многие греки, имевшие средства и получившие позволение от патриарха, выселялись на острова, находящиеся вдали от центра греческой империи, где жизнь развивалась свободнее в материальном, религиозном и умственном отношениях.¹⁰⁹ Остров Крит представлял самое лучшее убежище для угнетенных греков. Хотя в иерархическом отношении он принадлежал к константинопольской церкви, но в политическом отношении в то время он находился под властью венецианцев,¹¹⁰ под которою жители Крита были счастливее всех греков.¹¹¹ Венецианцы помогали им защищаться от нападений турок, и более или менее смиряли деспотизм последних. При таком покровительстве, естественно было многим грекам, даже из самого центра своей империи, переселяться в Крит или Кандию. Многие образованные мужи греческие оставили Константинополь – столицу империи, и переселились в Кандию для образования юношей. В ту пору Крит был как бы средоточием греческого образования.¹¹² Вот почему знаменитые предки Константина Лукариса переселились из отечества на остров Кандию!.. Долго здесь они наслаждались спокойствием и довольством, обладая богатством и пользуясь известностью;¹¹³ но с течением времени эта благородная и богатая фамилия предков Константина Лукариса начала упадать, и наконец низпала до степени беднейшего сословия;¹¹⁴ почему Л. Алляций справедливо замечает, что патриарх Кирилл Лукарис происходил от незнатных и бедных родителей:¹¹⁵ Отец его был простой ремесленник, мать занималась валянием сукон; дядя – брат отца был мясник.¹¹⁶ Судя по такому происхождению и состоянию родителей Константина, естественно допустить, что родители мало заботились об его образовании.¹¹⁷ Лишь только мальчик несколько подрос, родители отдали его на служение одному рыбаку. Чрез занятие рыбною ловлею он скоро познакомился с мореходцами и перешел на службу к одному матросу. С ним он плавал на корабле в Родос, Триполи и Александрию.¹¹⁸ В Александрии в это время был патриархом Мелетий Пига, родом кандиец и даже родственник Константина Лукариса.¹¹⁹ Патриарх узнал этого мальчика и, сколько по родственному чувству, столько и потому, что Лукарис имел приятную и умную физиономию и обнаруживал прекрасные способности души, – с радостью принял его к себе. С этого времени патриарх Мелетий сделался исключительным воспитателем будущего Кирилла Лукариса. Так как Мелетий имел решительное влияние на все духовное направление и целую жизнь Кирилла: то мы предварительно должны поближе познакомиться с ним самим.

Мелетий Пига родился в Кандии от знатных родителей. Первоначальное образование он получил в своем отечестве; потом для дальнейшего образования отправился в Венецию, чтобы там заняться изучением грамматики, риторики и др. первоначальных наук; оттуда он перешел в Падую, где изучал богословие, философию и слушал медицинские лекции. Из Падуи Мелетий возвратился в Крит с достаточным запасом сведений, и поступил в знаменитый греческий монастырь в Кандии.¹²⁰ Как образованный муж и знаменитый проповедник в главном городе, он скоро возвысился над всеми монахами. В монастыре он открыл при себе школу древне-греческого языка, которая доставила ему хорошую рекомендацию и приобрела славное имя. Когда, таким образом, Мелетий прославился в своем отечестве и в своем монастыре, настоятель этого монастыря, епископ Сильвестр избран был в патриарха александрийского, а Мелетий, как вполне достойный, занял его место (1574).¹²¹ Недолго он оставался в Кандии после Сильвестра: зависть и злоба латинских епископов начали его преследовать, а одно безъименное письмо заставило его удалиться из Кандии. Он бежал к патриарху Сильвестру в Александрию, который с радостью принял его и, как мужа опытного и твердого в православии, сделал его протосинкеллом, а потом митрополитом в Сирену. Затем, когда патриарх решился оставить свою кафедру и удалиться на покой на гору Синай, – с согласия клира и народа он назначил себе преемником Мелетия Пигу, около 1584 года. В 1592 году мы видим Мелетия в сане патриарха александрийского на соборе в Константинополе, бывшем по поводу григорианского календаря; там же в 1593 году, вместе с другими патриархами, он утверждал патриаршество в России.¹²² Скоро после того он путешествовал по востоку; посетил греческие церкви в Азии и Европе, и везде являлся со своею проповедью, восставая против современных еретиков – латинян и протестантов.¹²³ Лев Алляций рассказывает, что за обличительную проповедь свою он прогнан был латинянами из о. Xиoca.¹²⁴ Как патриарх, мудрый и ревностный поборник православия Мелетий, был известен всему востоку. В 1594 году, когда умер константинопольский патриарх Феофан, единодушным голосом константинопольского клира Мелетий приглашен был для управления константинопольским патриаршим престолом до назначения нового патриарха. Около 11-ти месяцев он с честью управлял константинопольскою церковью, и знаменит был не только как мудрый иерарх и умный проповедник, но и как писатель – апологет. Он писал разного рода сочинения и послания к русскому царю Василию Иоанновичу, к св. Гурию, архиепископу казанскому, к королю польскому во время литовской унии, к православным, обитавшим в Литве и Польше, и др., и везде защищал и утверждал православных в истинах православной веры, и опровергал заблуждения латинян и реформатов. По отношению к русской церкви он известен тем, что присылал в юго-западную Poccию ученых греков в качестве учителей и, как представитель православия, принимал участие в литовской унии.¹²⁵ Франциск Биллербек предпочитает Мелетия всем грекам того времени, и в рассуждениях его о вере находит тонкость и искренность.¹²⁶ Вот какому великому человеку Промысл отдал на воспитание Константина Лукариса!...

Принявши из рук матроса юного Константина, быть может, не больше как 10-ти лет, Мелетий сейчас заметил, что о воспитании его нисколько не заботились, а потому, решившись посвятить его исключительно на служение церкви с самых юных лет, он теперь же постриг его в монашество, переменил его имя – Константин на имя Кирилла, и стал учить его первоначально чтению и письму. Мальчик, от природы способный и любознательный, успевал весьма хорошо. Это радовало Мелетия, и он решился послать юного Кирилла для дальнейшего его образования в Италию, где он и сам получил образование. Таким образом Кирилл, имея не более 12 лет от роду, отправился в Венецию, где, по ходатайству Мелетия, поступил в греческую коллегию. По общему признанию современных историков, первым и влиятельнейшим учителем его был здесь Максим Маргуний,¹²⁷ уроженец критский, муж образованный и ревностный защитник православия. Патриарх константинопольский Иеремия II, за образование и твердость в православии обратил на Маргуния особенное внимание, когда он прибыл из Венеции в Константинополь, сделал его своим участником в переписке с тюбингенскими богословами и посвятил его в епископа цитерийского.¹²⁸ Четыре года Кирилл Лукарис был в Венеции и, вероятно, окончил здесь образование вместе с отбытием учителя своего Маргуния в Константинополь. Кириллу Лукарису было в это время не более 16 лет. Воспитатель его Мелетий Пига, пользуясь его хорошими успехами и молодыми летами, отправил его для высшего образования в падуанский университет. Состояние этого университета в то время можно определить отношением к нему правительства и достоинством профессоров. Дож венецианский Пасхалий Цикония (Paschalis Ciconia) был ревностный правитель; который особенно заботился о ненарушимом соблюдении дисциплины и порядка в Падуе, а главнее всего – был человек благочестивый и разумный, строго наблюдавший за хорошим ходом образования в своей стране. Эти личные свойства Цикония не остались без влияния на главного начальника Падуи и – на самый падуанский университет. Начальник Падуи Марин Гриман (Marinus Grimanus) был человек такого характера; а по отношению к университету еще более замечательно в нем было то, что он был предан ученой деятельности гораздо более, чем сколько позволяла ему должность. Понятно, после этого, как он заботился об университете – высшем рассаднике итальянского просвещения. Вся забота его состояла в том, чтобы из университета выходили воспитанники с благонамеренным научным направлением, и знающими свое дело, а особенно, чтобы они были примерными в нравственном отношении.¹²⁹

Cемь лет пробыл Кирилл Лукарис в падуанском университете, и на 23 году своей жизни, по вызову воспитателя своего патриарха Мелетия, оставил Падую и прибыл в Константинополь, где находился Мелетий, управлявший тогда константинопольскою церковью по смерти патриарха Феофана и во время первого заточения патриарха Матфея II-го.¹³⁰ Этим закончил свое школьное образование Кирилл Лукарис.

Не считая домашнего его образования, начавшегося под непосредственным надзором Мелетия в Александрии и продолжавшегося два года, – 11-ть лет он провел в Венеции и Падуе за школьною скамьей, и в продолжение этих 11-ти лет изучил языки: древне-греческий, латинский, итальянский, турецкий и сербский; достаточно, познакомился с существовавшим в то время курсом наук: философией Платона и Аристотеля, диалектикою и риторикою, метафизикою, эстетикою; историею, богословием и экзегетикою.¹³¹ После такого образования, естественно, он мог возвыситься над клиром своей церкви и обратить на себя общее внимание.

Патриарх Мелетий с радостью принял своего питомца, возвратившегося из падуанского университета. Радость его еще больше увеличилась, когда он увидел, что Кирилл своею жизнью и успехами оправдывал его надежды.¹³² Почти целый год Лукарис оставался при Мелетие в Константинополе. В продолжение этого времени патриарх достаточно узнал своего питомца и, нашедши его достойным священного сана, посвятил его сперва в иеромонаха, скоро потом в архимандрита, и назначил его начальником одного греческого монастыря в Крите. Решившись в самом начале своих забот о Кирилле – приготовить в нем достойного преемника себе, Мелетий думал, что еще не время было Кириллу начать жизнь оседлую и самостоятельную, а потому, для большего укрепления его ума и силы духа, он решился теперь послать его не за школьную скамью, а на профессорскую кафедру и, кроме того, не в школу теоретической науки, а в школу жизни. Мы разумеем пребывание Кирилла в юго-западной России.

Восточные патриархи, как единоверные с русскою церковью и считавшие ее своею дщерью, с самого начала ее существования находились в близких отношениях с нею. Сначала они посылали русской церкви своих святителей; затем, когда русская церковь созрела и стала представлять своих достойных святителей, – восточные патриархи утверждали этих святителей. Вместе с этим они заботились о благосостоянии церкви русской: посылали своих ученых мужей для образования русских христиан, и защищали ее от врагов православия. Эта забота о благосостоянии русской церкви побудила патриарха Мелетия послать в Россию своего ученого питомца Кирилла Лукариса с целью доставить пользу и русской церкви и ему самому. Он был здесь ректором и учителем в Острожском училище и защитником православия на Брестском соборе во время польско-литовской унии.

Острожское училище получило свое начало в то время, когда южная Русь, лишившись великого князя своего, представляла из себя легкую добычу, как для Литвы, так и для Польши, и защищаема была только сильными владетельными туземными князьями. Из них Константин Иванович Острожский был основателем острожского православного училища. Некоторые относят начало этого училища ко времени вступления Острожского в гетманскую должность, т.е. к 1498 году.¹³³ В чем состояло учение в этой школе, для нас положительно неизвестно. Можно только сказать, что это была низшая школа. При сыне Константина Острожского Константине, называвшемся Константином-Василием, совершилось преобразование этой школы из низшей в высшую. В противодействие польско-литовской унии и действиям иезуитов в юго-западной России Константин Василий старался возвысить образование в острожской школе. С этою целью он ввел в ней преподавание языков: славянского, латинского и греческого, вызвал в нее ученых греков, основал типографию в Остроге, и т.п. В преобразованном острожском училище первым ректором и учителем греческого языка был Кирилл Лукарис.¹³⁴ Во время его ректорства, училище это служило украшением вельможнейшего князя Константина-Василия,¹³⁵ и было образцом для устроявшихся тогда в юго-западной России братских школ.¹³⁶ Сам же Кирилл Лукарис называется славным ректором и учителем греческого языка.¹³⁷ Но в чем выразилось это мудрое управление училищем и его деятельность, как наставника, – об этом положительных свидетельств нет. С достоверностью можно заключить о его деятельности в острожском училище по его уставу, данному луцкой школе в 1623 году, когда он был уже константинопольским патриархом. По всей вероятности, Кирилл Лукарис в уставе для луцкой школы предложил те же самые правила, какие проводил он во время своего ректорства в острожском училище. На основании устава, данного Кириллом Лукарисом луцкой школе и некоторых других исторических памятников,¹³⁸ можно думать, что острожское училище, в педагогическом и учебном отношении, первым ректором его поставлено было довольно высоко. Он, например, требовал от наставников добрых качеств, по которым они могли бы служить примером для воспитанников, – знания и усердия к науке, любви и расположения к ученикам, и т.п.¹³⁹ От учеников требовал ревностного и неопустительного исполнения своих обязанностей по отношению к классу, церкви, наставникам и друг к другу.¹⁴⁰ При этом строго определены были все обязанности как наставников, так и учеников.¹⁴¹ В училище преподавались по порядку классов основные начала обучения, грамматика, арифметика, пасхалия, языки: славянский, латинский и греческий, церковное пение, священное писание, учение св. отцов, поэзия, история церковная общая и отечественная, богословие и начала медицины.¹⁴² Но из всех предметов, преподававшихся в острожском училище, особенное внимание обращено было на греческий язык в видах обогащения русской литературы переводами с греческого языка. Кирилл Лукарис, для лучшего успеха в изучении греческого языка, вменил в обязанность ученикам говорить между собою по гречески и по славянски, но так, чтобы один спрашивал по славянски, другой отвечал ему по гречески. Лучшим доказательством процветания греческого языка в острожском училище служит то, что большая часть книг острожского издания представляет собою переводы с греческого языка.¹⁴³

Будучи ректором и учителем острожского училища, Кирилл Лукарис в то же время наблюдал за действиями латинян в юго-западной Руси, Литве и Польше; следил за религиозными спорами между православными и латинянами. Когда же настало время польско-литовской унии, – он принял участие в совещаниях о ней со стороны православных. Участие это совершилось по воле того же Мелетия, патриарха александрийского, который послал его в острожское училище. Это сделал патриарх сколько в надежде на его образование и твердость в православии, – столько же и для того, чтобы, чрез присутствие при религиозной борьбе, познакомить своего питомца – молодого и ученого архимандрита – лицом к лицу со спорными религиозными вопросами, и чрез то еще более приготовить его на поприще будущей его деятельности в церкви восточной. Вместе с экзархом константинопольского патриарха Никифором Кирилл Лукарис присутствовал на Брестском соборе в качестве экзарха александрийского.¹⁴⁴

На Брестском соборе Кирилл Лукарис, вместе с другими поборниками православия, участвовал в богословских прениях и в отправлении протестации к митрополиту Михаилу Рогозе, в которой православные угрожали за измену православию судом, как ему, так и другим изменникам; вместе с другими защитниками православия он участвовал в составлении и подписании приговора, по которому положено было – ни в чем не слушать митрополита и других отступников – епископов, а считать их лишенными власти, и не принимать ничего в отношении к вере без константинопольского патриарха.¹⁴⁵ Вследствие такого образа действования православных на Брестском соборе, их ожидали неблагоприятные последствия, а следовательно и Кирилла Лукариса: митрополит Михаил Рогоза со своими сообщниками обнародовал проклятие и низвержение на епископов православных – Гедеона и Михаила, на киево-печерского архимандрита Никифора Тура и др.; а экзархов восточных патриархов – протосинкелла Никифора и Кирилла Лукариса огласил бродягами и самозванцами, не смотря на то, что патриарх Мелетий удостоверял князя Константина Острожского, что они действительно уполномоченные от патриархов – константинопольского и александрийского, и правильно держали собор в Бресте.¹⁴⁶ Объявленных митрополитом Рогозою бродягами экзархов восточных патриархов, как защитников православия, стали преследовать в юго-западной России разъяренные латиняне: протосинкелл Никифор был убит;¹⁴⁷а Кирилл Лукарис от преследования иезуитов едва спас жизнь свою бегством из России.¹⁴⁸

Собор брестский не остался без особенных впечатлений для Кирилла Лукариса; он родил в нем новые мысли и новые желания. Кириллу Лукарису пришлось быть на соборе и на зрелище религиозной борьбы в первый раз, а потому он пожелал основательно познакомиться с западным вероучением вообще и со спорными пунктами религии в частности, чтобы чрез то сделаться более сильным в защищении греческой церкви и православного вероучения от латинян и протестантов. А для этого ему нужно было отправиться на запад Европы – в центр западного вероучения. Возвратившись с собора к патриарху Мелетию, Кирилл Лукарис сообщил ему свои мысли и желания. Мелетий одобрил его намерения и благословил его отправиться путешествовать по западу Европы. Подкрепляемый, таким образом, Мелетием, по обычаю греческих монахов того времени, он начал свое путешествие под видом сборщика милостыни для греческой церкви. Сперва отправился в Виттенберг и Женеву, а затем и в другие страны Европы. Историки утверждают, что Кирилл Лукарис посетил в это время Италию, Францию, Бельгию, Нидерланды и Англию. Легер (Leger), Гэттингер (Hцttinger) и Иларий (Hilarius) не говорят об этом ничего. Смит (Smith) извещает, что он прошел всю Италию и потом посетил другие страны, славившиеся богословскою наукою. Лев Алляций также молчит об этом. Пападополи (Papadopoli) передает, что он путешествовал по Германии и Галлии.¹⁴⁹ Киммель утверждает, что он прошел всю Италию, и из Женевы отправился в Бельгию.¹⁵⁰ Николай Спадарий (Nicolaus Spadarius) утверждает, что он учился в Британии.¹⁵¹ Рико свидетельствует, что несколько времени он пробыл в Англии.¹⁵² Принимая во внимание все свидетельства историков о путешествиях Кирилла Лукариса, мы признаем, что Кирилл Лукарис посетил если не все страны, указанные историками, то, по крайней мере, большую часть из них. Неизвестно определенно, сколько времени провел Кирилл Лукарис в путешествии по Европе; известно только, что он возвращен был Мелетием, и на обратном пути прошел Болгарию, Бессарабию, и особенно долгое время пробыл в Молдавии.¹⁵³ В 1599 году он увиделся со своим воспитателем. В этом же году получил от него позволение отправиться на остров Крит для председательства на соборе вместо своего патриарха.¹⁵⁴ Здесь посетил он свой монастырь, и своими проповедями, говоренными в храме Пресвятой Богородицы, обратил на себя такое внимание своих соотечественников, что возвратился от них к Мелетию с богатыми подарками.¹⁵⁵ В следующем 1600 году патриарх Мелетий во второй раз послал Кирилла Лукариса в Россию.

После Брестского собора, сношения западно-русских христиан с восточными патриархами по делу об унии не прекратились. Когда волнения и кровавые мятежи наполняли Малороссию, Литву и Польшу при Сигизмунде, короле польском, – сам Сигизмунд обращался к патриарху александрийскому Мелетию за советом о прекращении этих волнений, и письменно старался расположить его к унии. Патриарх, принимая и теперь, как прежде, участие в церковных делах юго-западной Poccии, писал ответные письма Сигизмунду и некоторым знаменитым лицам в юго-западной Poccии, и для установления мира и спокойствия послал туда своего экзарха Кирилла Лукариса. Мы упомянем о трех письмах патриарха Мелетия, писанных к королю Сигизмунду, Турновию и Брониевию и принесенных с востока Кириллом Лукарисом.¹⁵⁶ В этих письмах заключается рекомендация о Кирилле, как муже ученом, благочестивом и заслуживающим особенного внимания; вместе с тем в них видно то полномочие, с каким патриарх отправил Лукариса на юго-запад России.

Ответное письмо патриарха к Сигизмунду начинается похвалою королю за его ученость и особенное внимание к восточной церкви; затем, патриарх жалуется, что благоразумными распоряжениями короля об отлучении нарушителей покоя злоупотребляют к преследованию лучших людей; благодарит царя за благоволение; обещает содействовать восстановлению мира в юго-западной России и Польше, и отказывается признать римского папу. Патриарх пишет, что он и его предшественники хорошо знали, что римский епископ есть епископ Рима, равно как и константинопольский – есть епископ Константинополя, что тот и другой не как один над всеми, но как равный с другими исполняет посланничество Христово. Письмо свое патриарх заключает просьбою, чтобы король удостоил Кирилла Лукариса, его экзарха, высочайшей благосклонности, которую он заслуживает по своему благочестию и учености.¹⁵⁷ В письме к Турновию патриарх говорит, что он все, что нужно касательно унии, сообщил в письме к Сигизмунду, и передал устно своему экзарху Кириллу, и просит Турновия благосклонно принять достойного Лукариса.¹⁵⁸ В письме к Брониевию, после рекомендации Кирилла, патриарх говорит: «жалею, что мы разделены в том, в чем все христиане должны быть согласны», и выражает дальше надежду, что когда-нибудь настанет время, когда Бог положит конец этому разделению.¹⁵⁹ Кроме трех упомянутых писем Кирилл Лукарис принес письмо от своего патриарха воеводе киевскому – князю Острожскому, Яну Замойскому, львовскому архиепископу Димитрию, и др.¹⁶⁰ Но как эти письма, так и прибытие Кирилла Лукариса в юго-западную Русь, не могли теперь принести пользы для страждущего православного парода в юго-западной России. Кирилл Лукарис прибыл сюда в самое смутное и неспокойное время, и к тому ж во время политических переворотов в Молдавии, Валахии и Седмиградии, когда гетмана, яснейшего и могущественнейшего короля польского, Иеремию Могилу валахского князя, изгнанного неспокойным и хитрым князем Михаилом, вновь возводили на княжеский престол. А потому Кирилл Лукарис многим лицам не мог передать писем Мелетия лично и, вследствие смутных обстоятельств, не мог сам оставаться в юго-западной России и начинать дело об унии; но, дабы не подвергнуться снова гонению и опасности со стороны латинян и их приверженцев, он тотчас отправился обратно в Египет.¹⁶¹ О таком ходе дел свидетельствует собственное письмо Кирилла Лукариса, оставленное во Львове у архиепископа Димитрия.¹⁶² Особенность этого письма состоит в том, что оно представляет нечто в роде исповедания веры. Вот краткое содержание его:

«Я, Кирилл Лукарис, великий архимандрит александрийской церкви, – экзарх и посланник патриархов константинопольского и александрийского, прибыл в сию страну не по любопытству, а выполняя долг моего послания и повиновения пославшим меня. Прибытие мое случилось во время неспокойное, во время политических переворотов в Молдавии, Валахии и Седмиградии; а потому, многих лиц я не мог видеть и вручить им писем от патриарха Мелетия; мало того, дабы своим прибытием в это смутное время не произвести нового подозрения,¹⁶³ я решился возвратиться в свое место. Однакож, чтобы оставить здесь добрую помять; я оставляю это послание, которым свидетельствую, что я прислан сюда патриархами с благонамеренною целью, а именно – для расследования нужд здешних христиан, которые обращались за этим к восточной церкви. Просили патриарха Мелетия о соединении своей церкви и протестанты; и я имел по этому делу письмо к ним от патриарха, но этого письма я им не отдал; потому что я хорошо знаю, и патриархи восточные хорошо знают, что протестанты стоят гораздо дальше от истинного вероучения, нежели вы (латиняне); и не соглашаются с истинною церковью во многих существенных догматах,¹⁶⁴ тогда как церковь римская стоит гораздо ближе к православно-восточной церкви, и мы не чуждаемся соединения с нею; но только в настоящее время это соединение по политическим и религиозным делам – не возможно. Будем ждать благоприятнейшего времени. А что касается до меня лично, то я свидетельствую, что в этой стране я ни о чем больше не заботился, как только о том, чтобы установить покой и согласие между спорящими. Возвратившись в свое отечество, я буду всеми силами стараться о том же пред восточными патриархами.» В заключение письма Кирилл Лукарис говорит, что он оставляет это письмо во Львове для того, чтобы там знали, зачем он приезжал в эту страну и почему возвратился, ничего не сделавши.

Письмо это отыскано у львовского архиепископа иезуитом Петром Скаргою и издано им с предварительным предисловием.¹⁶⁵ В этом предисловии Скарга говорит, что письмо Лукариса он представляет с тою целью, чтобы русские, заботящиеся о соединении церквей и своем спасении, познали, как далеко они разнятся от древних дальновидных греков, и видели, какие понятия имели последние об этом соединении. Некоторые, не желая подать повода к подозрению в расположении Кирилла к папизму, говорят, что это письмо, вместе с предисловием к нему, есть произведение иезуита Петра Скарги, который выдумал этот подлог для того, чтобы авторитетною личностью Кирилла Лукариса успешнее склонять православных к подчинению римской церкви.¹⁶⁶ Предположение очень вероятное; но нам нет нужды принимать его. Мы будем иметь полную возможность видеть, что Кирилл Лукарис был жестокий враг латинян. Согласно с большинством исторических свидетельств,¹⁶⁷ мы признаем это письмо за произведение Лукариса, но только несколько измененное и дополненное в пользу латинской церкви, по всей вероятности, первым издателем его – Скаргою.¹⁶⁸ Считая это письмо с указанными нами письмами Мелетия, мы видим в них сходство в общем духе и во взгляде на соединение церквей. Кирилл говорит в своем письме, что мы всегда желали мира и соединения с латинскою церковью, что это соединение гораздо возможнее для нас, чем с церковью протестантскою, и т.п. Все это справедливо и выражает не личный только взгляд Кирилла, а всех истинно-православных христиан, принимавших участие во всех попытках к соединению церквей в продолжение нескольких веков. Самые обстоятельства в бытность Кирилла Лукариса во второй раз в юго-западной России были такого рода, что ему было весьма кстати написать это письмо и оставить его здесь, дабы, по отбытии его, видели, зачем он приходил сюда и почему возвратился, ничего не сделавши.

Оставивши рассмотренное нами письмо у львовского архиепископа, Кирилл Лукарис непосредственно затем оставил юго-западную Россию, и чрез Валахию возвратился в Египет. В то время, когда он находился на пути из Александрии в Каир, где в это время пребывал патриарх Мелетий, его встретило посольство от Мелетия, который лежал на смертном одре и уже назначил его преемником себе – патриархом александрийским. Спустя два дня по прибытии Кирилла в Каир, Мелетий Пига умер. Нельзя решить, – тотчас ли по назначении Мелетием и по смерти его Кирилл Лукарис избран был патриархом, или еще Мелетий успел утвердить это избрание. Неодинаково передают историки и то, – всеми ли единодушно он избран был патриархом, или это совершилось не без сопротивлений. Киммель в своем очерке жизни Лукариса говорит, что он избран на патриарший престол александрийский непосредственно после Мелетия Пиги общим голосом клира и народа; а Пихлер свидетельствует, что восшествие Кирилла на патриарший престол не могло совершиться без борьбы; была партия, желавшая возвести на престол Герасима, управлявшего патриаршею кафедрою в отсутствие Мелетия и сделавшегося патриархом после Лукариса.¹⁶⁹ Но, как бы то ни было, только в 1602 году мы видим Кирилла Лукариса уже патриархом александрийским.

Кирилл Лукарис был александрийским патриархатом 19 лет (1602–1621). Историки, называя его управление александрийскою церковью мудрейшим,¹⁷⁰ о деятельности его в этот период говорят весьма мало. О первых шести годах управления Кирилла Лукариса александрийскою церковью положительно нет никаких сведений. В 1608 году, вместе с антиохийским патриархом Дорофеем, он путешествовал в Иерусалим для посвящения на иерусалимскую патриаршую кафедру Феофана.¹⁷¹ В первый раз ему пришлось быть в Иерусалиме, а потому в это время он с особенным вниманием и благоговением осматривал святые места, освященные стопами и событиями в жизни Господа Иисуса Христа.¹⁷² Удостоившись поклониться святым местам, он навсегда полюбил их, питал к ним особенное уважение и защищал их от населения турок и притязаний латинян. Так, с тем самым Феофаном, которого Лукарис посвящал в патриарха иерусалимского, он мужественно подвизался в защите гроба Господня от латинян, которые, будучи поддерживаемы французским посольством в Константинополе, употребляли все средства к тому, чтобы исторгнуть из рук православных гроб Господень вместе с храмом Воскресения Христова.¹⁷³ Впрочем, деятельность Кирилла Лукариса относительно гроба Господня относится преимущественно к патриаршеству его в Константинополе.

Возвратившись из Иерусалима, Кирилл Лукарис мирно управлял своею церковью. Зандий (Sandius), посещавший в 1611 году Египет, свидетельствует о Кирилле, что он человек редкой добродетели и учености.¹⁷⁴ В 1612 году Кирилл Лукарис путешествовал в Константинополь для управления сиротствующею без патриарха константинопольскою церковью. Во время патриаршества Кирилла Лукариса в Александрии, – в Константинополе происходили беспорядки на патриаршем престоле. Здесь после Матфея II, вступившего на патриаршую константинопольскою кафедру в третий раз и умершего чрез 17 дней после восшествия, – наследовал Рафаил II, митрополит митиленский. Он управлял константинопольскою церковью пять с половиною лет, и заявил себя другом латинян и приверженцем папы, которому он письменно заявил свое подчинение.¹⁷⁵ Это стало известно всей константинопольской церкви и александрийскому патриарху Кириллу Лукарису. По желанию первой и по влиянию последнего Рафаил был удален от патриаршего престола, и на место его во второй раз был приглашен Неофит II-й, но и этот был заподозрен в том же; а потому, по желанию Кирилла, после шестилетнего управления его константинопольскою церковью, он был низвержен, – престол патриарший оставался праздным.¹⁷⁶ Патриарх Кирилл Лукарис, надзиравший до этого времени издали за константинопольскою церковью и заботившийся о благосостоянии ее и православия, успел чрез это заслужить особенное внимание у церкви константинопольской; и когда, по низвержении Неофита, престол патриарший оставался праздным, – Кирилл Лукарис был приглашен местоблюстителем этого престола и для управления церковью константинопольскою.¹⁷⁷ На пути в Константинополь Кирилл Лукарис встретился с Корнелием Гагою, который отправлялся из Бельгии в Константинополь в качестве нидерландского посланника при Оттоманской порте. Этот Гага, по свидетельству Пихлера, познакомился с Кириллом еще во время путешествия последнего по западной Европе. Настоящая встреча их была радостная; их знакомство возобновилось.¹⁷⁸ Корнелий Гага надолго оставался другом и помощником Кирилла Лукариса в несчастных обстоятельствах во время его патриаршества в Константинополе. Мы не можем определенно сказать, – как долго Кирилл Лукарис в это время управлял константинопольскою церковью; историки говорят об этом неопределенно. Они замечают только, что после довольно продолжительного его управления избран в патриарха константинопольского Тимофей I-й, митрополит древних Патр.¹⁷⁹ Впрочем, зная, что Неофит удален от своего места не ранее 1613 года и что в 1614 году уже посвящен был в патриарха упомянутый Тимофей, – естественно признать, что Кирилл Лукарис управлял в это время константинопольскою кафедрою не более полутора года.¹⁸⁰ О самом управлении его, на основании свидетельства Смита, Киммель замечает, что он управлял церковью с таким авторитетом, что, без согласия его константинопольский клир не мог поставить себе нового патриарха.¹⁸¹ Так велико было значение Кирилла Лукариса для константинопольской церкви, когда он был еще патриархом александрийским!.. Ко времени пребывания Кирилла Лукариса в Константинополе в качестве блюстителя церкви константинопольской, западные историки относят письмо Кирилла Лукариса к нидерландскому богослову Утенбогартену (Utenbogarten). Из этого письма видно, что Лукарис познакомился с Утенбогартеном чрез рекомендацию Корнелия Гаги. Главное содержание этого письма состоит в том, что Кирилл Лукарис выражает свое желание о соединении церквей, говорит, что этому соединению препятствуют нововведения в церквах, что человеческим мнениям дан сильный простор, что вместо древней отеческой веры ввели пустую философию, и проч. Затем переходит к восточной церкви, защищает ее от нареканий; находит счастье для ней в самых несчастных ее обстоятельствах. «Тирания турок», говорит Лукарис, «отняла у греков возможность к образованию; но это самое принесло им пользу в том отношении, что им неизвестны разрушительные мудрствования запада.»¹⁸²

После того, как клир константинопольской церкви нашел мужа достойного патриаршей константинопольской кафедры, Кирилл Лукарис оставил Константинополь. В это время он посетил Адрианополь, Афины и Валахию.¹⁸³ По свидетельству тех же западных историков, Кирилл Лукарис из Валахии писал второе письмо к Утенбогартену. В этом письме он хвалит желание Утенбогартена – видеть все христианские церкви на земле соединенными на одном основании и под главою Христа, и осуждает партизанство. При этом он высказывает свою жалобу на слепую гордость латинян, которые хвалятся, будто только они мудры, и они одни возделывают евангельскую ниву, считают себя непогрешимыми. Далее, Лукарис советует своему собеседнику и его соотечественникам не чуждаться единства веры, и переходит к богословским рассуждениям, которые начинает с учения о христианской вере. Здесь он излагает учение о Пресвятой Троице, об исхождении Святого Духа, – показывает несостоятельность римского учения об этом предмете, касается главенства папы и замечает при этом, что догмат о главенстве папы самый важный для латинян и более всего удаляет их от православных. Затем, Кирилл Лукарис переходит к учению о таинствах, как необходимых орудиях для получения благодати, и особенно останавливается на учении о Таинстве Евхаристии, опровергая разности относительно этого таинства, существующие на западе. После учения о таинствах Кирилл Лукарис переходит к управлению и устройству церкви восточной. Здесь трактует он о четырех восточных патриархах, описывает устройство церкви восточной и изображает современное ее состояние; сообщает Утенбогартену сведения о восточных еретиках своего времени – об армянах, коптах, маронитах, яковитах; изображает кратко их вероучение, обряды, нравственность и их вредное влияние на православных христиан. Здесь же изображает он насильственные меры иезуитов, проникших в пределы восточной церкви. Наконец, рассуждает о свободе воли, о предопределении, об оправдании, направляя это учение против протестантов. Письмо это, как по объему, так и по содержанию, весьма замечательное. Если оно действительно принадлежит Кириллу, – то, по всей вероятности, цель этого письма была та, чтобы познакомить западного богослова с вероучением восточной церкви, с ее устройством, современным положением, и т.п., и чрез то, если не привлечь его к своей церкви, то, по крайней мере, расположить его настолько, чтобы иметь в нем помощника в защищении восточной церкви от латинян.¹⁸⁴

По свидетельству Алляция, из Валахии Кирилл Лукарис предпринимал путешествие в Польшу и Россию для сбора милостыни.¹⁸⁵ Мы не знаем, насколько верно это свидетельство Алляция; только у русских и польских историков мы не находим свидетельства о его посещении в третий раз этих стран. Около 1616 года мы опять видим его в Валахии, именно в городе Терговиште. От него самого мы узнаем, что римская партия преследовала его здесь, как защитника православия, что, именно, некоторые мужи Валахии, учившиеся в Риме, вооружились против него по возвращении в отечество; поэтому, в том же году, он счел нужным оставить Валахию. При отъезде он оставил в Терговиште свою речь или архипастырское послание, в котором предостерегает своих единоверцев от новых волков и осуждает латинян и еретиков протестантов. Как замечательное послание Кирилла Лукариса, свидетельствующее о его архипастырской ревности о православии, мы приведем его здесь:¹⁸⁶

«Кирилл, Божиею милостью, патриарх великого града Александрии и судья вселенной, всем православным христианам в Терговиште, духовному и светскому сословию, истинным чадам святой кафолической и апостольской восточной христианской церкви, которая с достохвальною ревностью, на основании евангельской истины, отвращается и убегает всякого соблазна и нововведения еретиков (протестантов) и латинян, коварно враждующих против нашего православия, – благодать, мир и милость от всемогущего Бога и нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа.

«Никакое сильное волнение не потрясало тот древний ковчег, когда он, сильно обуреваемый и опьяняемый, носился по волнам, которые, по мановению Божию, сильно вздымались чрез низвергающиеся из небесных хлябий потоки, угрожая уже поглотить находящихся в ковчеге, если бы Бог не помиловал кормчего – Ноя и не утишил бурю. Это, думаю, было прообразом тех ужасов, которые устрашают новый ковчег – нашу церковь, освобождения от которых мы не прежде можем надеяться, пока Бог не накажет этих злых врагов невинных душ. Так как они завидовали этому городу в его глубоком церковном мире, – они воздвигли против нас непримиримую войну. Так как мы теперь намерены оставить город; то считаем нужным дать всем в руки образ, чтобы с ним можно было безопаснее защищать православие; для этой цели мы изложили на общеупотребительном языке, в нескольких пунктах, начала нашей веры. Из древнего Рима пришли сюда некоторые наученные латинскому образу мыслей и хотящие заразить страну, которая никогда не видела франков (латинян). Не довольствуясь тем, что отвергли ее веру, они извращают преданное от Христа, апостолов, св. отцов и соборов православное учение восточной церкви. Мы клянемся пред вашею любовью, что крепко стоим в вашем благочестии и православии, и латинянам не оказываем никакого послушания, но отвергаемся от них, как еретиков, как врагов нашего спасения. Так, во-первых, всякий, особенно за римлянина признаваемый грек, не исповедующий сердцем и устами, что Дух Святый существенно и ипостасно лишь от Отца, а временно от Сына исходит, но утверждает вечное исхождение Святого Духа от Отца и Сына, – вне нашей церкви, не имеет никакого общения с нами, и да будет анафема. Во-вторых, всякий, кто не признает, что в евхаристии и миряне не только тела, но и крови Христовой приобщаться должны; равно – кто утверждает, что достаточно одного тела приобщаться, что в нем содержится и кровь, хотя, однако, Христос преподал отдельно то и другое: тот вне церкви, и анафема. В-третьих, кто утверждает, что Господь Иисус Христос употребил на тайной вечери опресноки, как иудеи, а не квасный хлеб, тот удаляется от нашей церкви, и да будет анафема. В-четвертых, всякий утверждающий, что Господь наш Иисус Христос придет не ради душ, а для воскресения тел, да будет анафема. В-пятых, кто утверждает, что души тех христиан, которые грешат в жизни, но умирают с сокрушенным чувством, по эллинскому мифу, будут наказаны в чистилище, да будет анафема. В-шестых, кто утверждает, что папа – глава церкви, а не Христос, да будет анафема. Всякий принимающий что-нибудь из этого учения, – анафема. Увещеваю вас, ради Господа и спасения ваших душ, твердо стоять в своей вере, защищаться от волков, так как они всегда могут явиться, – назидаться в учении, которое оспаривают те, кои поставили себе единственною задачею жизни воевать с православными христианами, чтобы развращение и невежество римлян распространить в нашем роде. Итак, укрепляйтесь в ваших силах и просите Бога, чтобы вам достигнуть рая чрез вашу веру. Приятно даже кровь пролить за веру, если это необходимо; и Богу приятно то, чем посрамляется противник. Будьте мужественны, да защитит вас Господь наш Иисус Христос, да благословит вас и даст вам мирный конец, о чем будет постоянная, непрерывная моя грешная молитва.»

В то время, когда Кирилл Лукарис оставлял это архипастырское свое послание в Терговиште, он послал еще письмо к правителю Валахии – Радулу (Radul).¹⁸⁷ Общий характер этого письма – та же полемика против латинян, какую мы видели в его послании. Но в частности здесь он защищает употребление православною церковью квасного хлеба при евхаристии, направляя это против употребления латинами при этом таинстве опресноков. Христос, говорит он, праздновал не иудейскую пасху, а таинственную, и потому не употреблял опресноков; и евангелисты, говоря о хлебе, употребленном Иисусом Христом на тайной вечери, не называют его опресноком – ἄζυμον, а хлебом квасным – ἄρτος. Кроме того, он говорит, что латиняне, склонные к новизнам, исказили тайну плоти и крови Господа, и преподают христианам одно тело, а не тело и кровь вместе, хотя Христос ясно говорит: «если не пьете крови Сына человеческого, не будете иметь жизни в себе». Если папа не слушает этих слов Евангелия, – значит, он нарушитель его. Поэтому, мы покланяемся Христу и Ему повинуемся, а не папе, который для распространения своей власти соблазняет землю и ежедневно подвергает растлению множество душ. – Понятно, для чего говорит это Кирилл Лукарис правителю Валахии: он хочет показать ему, как латиняне заблуждаются в своем вероучении, а между тем их много находится в Валахии, и вредные действия их становятся ощутительными для православных жителей этой страны. А потому необходимо было принять против них меры, и эта забота должна лежать прежде всего на правителе страны. Вот цель письма Лукариса к правителю Валахии.

Оставивши Валахию, Кирилл отправился прямо в Египет. В марте месяце того же 1616 года мы видим его уже возвратившимся на свое место; это видно из письма, писанного им по прибытии в Египет к Абботу, архиепископу кэнтерберийскому и примасу английскому. Неизвестно, когда Кирилл познакомился с архиепископом кэнтерберийским; но только из этого письма можно заключить, что Кирилл знаком был с ним прежде. В письме Лукариса к Абботу заключается свидетельство о тогдашнем состоянии церкви александрийской. Именно, Кирилл выражает Абботу свою радость, что он опять находится в Египте, который из всех греческих стран наслаждается приятным миром, где православные христиане свободно исповедуют свою веру, не терпят притеснений и насилий от иноверных властей; где нет двуязычных змей (латинян), для которых нет никаких средств к распространению тирании римского папы. Между тем, в Константинополе, и подведомых ему церквах греки терпят притеснения от турок и латинян. Последние, как софисты, обманывают там народ своими хитрыми тонкостями, а простые греки часто не в состоянии бывают противостать им. Пришлось и мне, говорит при этом патриарх, с удовольствием претерпеть ради Христа раны от этих злодеев. – Из этого же письма открывается, что оно послано было чрез священника александрийского Митрофана Критопула, которого Кирилл Лукарис послал в Англию для получения образования. В своем письме Лукарис просит примаса английского представить Критопула английскому королю и руководить его на чужой стороне.¹⁸⁸

В 1617 году или 1618 патриарх Кирилл Лукарис путешествовал в Константинополь на собор, созванный патриархом константинопольским Тимофеем. Кроме Тимофея и Кирилла, на этом соборе присутствовали патриархи – антиохийский Евфимий и иерусалимский Софроний. Вместе с другими патриархами Кирилл Лукарис участвовал на этом соборе в определении низложения Лаврентия, епископа Синайской горы, за то, что, вопреки древнему преданию, совершал божественные тайны, не снимая митры с головы, как рассказывает Мелетий историк.¹⁸⁹ В 1620 году патриарх Кирилл Лукарис, заботясь о благосостоянии и просвещении России, подобно своему предшественнику Мелетию, послал «для науки и утверждения веры в Киев, Галич, Львов и на всю Белую Русь» своего ученого иеромонаха Иосифа, который два года занимался науками в этих городах и в 1622 году представлялся московскому государю Михаилу Федоровичу.¹⁹⁰

Кроме представленных нами сведений о жизни и деятельности Кирилла Лукариса во время его патриаршества в Александрии, западные историки говорят, что в последние годы своего патриаршества в Александрии (1618–1620) он вел частую переписку с протестантами, и представляют под его именем много писем, написанных, будто бы, им в это время.¹⁹¹ Но, так как на этих письмах противники Кирилла основывают свои обвинения в неправославии, взносимые на него: мы рассмотрим эти письма и выскажем свое суждение о них, когда будем защищать приснопамятного патриарха от этих обвинений.

По свидетельству врагов Кирилла Лукариса, восшествие его на константинопольский патриарший престол соединено было с постыдными для него преступлениями. Они говорят, будто Кирилл Лукарис, в бытность свою патриархом александрийским, подобно воспитателю своему Мелетию Пиге, патриарху александрийскому, давно простирал свои виды на константинопольскую кафедру. Во время управления своего константинопольскою церковью, в качестве местоблюстителя патриаршего престола, он будто-бы думал остаться действительным патриархом, но тогда это не удалось ему: патриархом избран был Тимофей II. Удалившись в Египет, Кирилл не переставал мечтать о вселенской патриаршей кафедре. Эта мечта, говорят, известна была его друзьям – протестантам, они-то и помогли ему взойти на патриаршую кафедру в Константинополе. Именно: голландский посланник пригласил к себе патриарха Тимофея на обед, за которым, чрез архимандрита Иосифа, подал ему кубок с ядом. Когда патриарх, по возвращении в дом, начал ощущать боль в животе, с ведома того же посланника, приглашен был врач, который подбавил еще яду, и – патриарх умер. В награду врач получил 1000 дукатов, Иосиф сделан архиепископом халкидонским, а Кирилл Лукарис сделался константинопольским патриархом. Скоро потом завязался спор между Лукарисом и Иосифом, и последний был низложен. В отмщение Иосиф объявил тайну пред народом в храме «Паммакаристос», за что патриарх приказал умертвить его.¹⁹² Но все эти клеветы врагов Лукариса противоречат достоверным свидетельствам восточных и, более добросовестных, западных историков о восшествии его на престол патриарший... Некоторые, даже обвинители Лукариса, говорят, что если что подобное происходило, то независимо от Кирилла. Пихлер говорит, что с решительностью можно допустить, «что это не от него происходило, что сомнительно даже то, знал ли он об этом.»¹⁹³ Мы же, на основании достоверных исторических свидетельств, скажем, что, при восшествии Кирилла на патриарший престол, в Константинополе не было никаких злодеяний. По свидетельству восточных историков, патриарх Тимофей не был отравлен, – но «мирно почил о Господе.»¹⁹⁴ Об убийстве Иосифа мы нигде не находим свидетельств, кроме Алляция, жестокого врага Лукариса.¹⁹⁵ Кроме того, известно также, что избрание Кирилла происходило в то время, когда он находился в Египте. Филипп кипрский, Киммель, Гэттингер свидетельствуют, что Кирилл Лукарис возведен был на вселенский престол голосом синода.¹⁹⁶ Мелетий – историк говорит, что Лукарис «был избран единодушно собором православных архипастырей в присутствии знатнейшего духовенства и почетнейших мирян (αρχόντων) константинопольской церкви.¹⁹⁷ Наконец, та любовь, которая встречала и всегда сопровождала Кирилла Лукариса со стороны клира и народа константинопольской церкви, – свидетельствует о том, что выставляемые врагами Лукариса злодеяния, совершавшиеся будто бы, при его восшествии на престол, – совершенная ложь; потому что, если бы действительно были эти злодеяния, то он на первых же порах оттолкнул бы от себя и клир и народ.

Вопреки свидетельствам тех историков, которые говорят, что Кирилл Лукарис долго домогался константинопольской кафедры, и достиг ее незаконно и постыдно, – невольно соглашаешься со словами Киммеля, который говорит, что Кирилл Лукарис «много перечувствовал, когда принимал патриаршество константинопольское по смерти Тимофея.» Он вполне сознавал, что это место было сколько почетнейшее, столько же полное вражды и ненависти и многих беспокойств;·его глазам ясно представлялись: жадность турок, происки антипатриархов, с их епископами и священниками, коварство иезуитов, – и все это заранее обрекало его на великий подвиг.¹⁹⁸ Вот почему, по замечанию Киммеля, он не с охотою принял предложенное ему достоинство вселенского патриарха; но посвятивший себя с самых юных лет на служение православной церкви, – он готов был для блага ее принести себя в жертву. 5 ноября 1621 года Кирилл Лукарис был патриархом константинопольским, по смерти приснопамятного Тимофея,¹⁹⁹ и 17 лет (1621–1638) носил титло вселенского патриарха; но в продолжение этих 17 лет пять раз был возводим на патриарший престол, и столько же низвергаем с него. Мы будем рассматривать жизнь и деятельность его – как патриарха константинопольского по этим кратким пяти периодам.

Первый период патриаршества Кирилла Лукариса в Константинополе продолжался не более полутора года. В это небольшое время он успел заявить себя – как вселенский патриарх по отношению к церкви русской, и как ревностный, православный пастырь для церкви константинопольской.

Православные христиане в юго-западной России, угнетаемые латинянами и униатами, кроме знамений и чудес благодати Божией, совершившихся в храмах и обителях православных, подкрепляемы были в вере и терпении братствами.²⁰⁰ Братства появились в юго-западной России прежде унии; но несравненно более почувствовалась в них нужда со времени унии, когда появились жестокие гонения на православных и когда потребовалась особенная ревность на защиту веры и на помощь пастырям церкви. Кириллу Лукарису хорошо было известно положение православия в это время в юго-западном русском крае. Как прежде он являлся здесь ревностным поборником православия, так теперь, сделавшись вселенским патриархом, он является ревнителем православия в той же стране, и старается поддержать его чрез учреждение нового братства в городе Луцке и чрез утверждение там своей ставропигии. В 1623 году Кирилл Лукарис своею патриаршею грамотою утвердил луцкое братство. Грамота эта содержит в себе мудрый устав его для утверждения братства.²⁰¹ В ней сначала патриарх говорит о том, что он по дару и власти, данной ему от Св. Духа и Господа Иисуса Христа, имеет полное право давать правила для жизни не только для духовных, – но для светских. Основанием этих правил, продолжает он, служит братская взаимная любовь Христова; а потому его устав не новый, а учрежденный и утвержденный Апостолами между верующими, когда «у всех было сердце и душа едина», – и заповедует луцкому братству соблюдать его. Далее излагает самый устав. – Устав этот содержит 18 правил: 1) начальник братства – пресвитер, поставленный рукою патриаршею; он избирает 4 старших братьев и распределяет между ними должности по их достоинству и способностям. С ними начальник делает заседания, принимает желающих поступить в число братства, испытывает их, дает присягу и принимает вклады. 2) Братья должны жить пристойно, строго исполнять свои обязанности; уклоняющегося же от своих обязанностей с братскою любовию должны исправлять несколько раз; в случае же его неисправности, доносить о нем начальнику, который налагает на виновного наказание; а если он пренебрежет наказанием, то исключает его из числа братства пред всею церковию. 3) Для своих дел братья должны делать сходки: малые – в каждую неделю после утрени непосредственно; а большие – раз в месяц, сделав для этого предварительную повестку. 4) Каждый брат должен делать определенные взносы. 5) Кружка братская должна храниться в церковном казнохранилище; ключи от казнохранилища должны храниться у старшего брата; а ключи от братской кружки должны быть у двух следующих за ним старших братьев. Четвертый брат должен вести реестр приходо-расходный. Выдача денег происходит в общем заседании. Каждый брат обязан представить по истечении года отчет в своей деятельности. 6) Братские деньги должны быть употребляемы на поправку храмов, милостыню бедных, на содержание сирот, на устройство школ и т. под. 7) Забота братства должна быть по преимуществу обращена на благо своих ближних. 8) В собраниях братства должно быть все чинно и любезно; за нескромные слова – подвергать наказанию. 9) Неискусный в слове может заявлять свой голос чрез другого. 10) Дела и совещания братства должны быть тайною для посторонних. 11) В проступках соучастник и виновный подвергаются отлучению вместе. 12) Братство должно помогать только беднейшей своей братии. 13) Умершего брата братия обязана провожать до могилы с возженными свечами и сделать церковное поминовение на сумму братскую. 14) Дважды в год – в субботу мясопустную и субботу пятидесятую должны совершаться заупокойные литургии за усопшую братию, на которых должны присутствовать все братья и со всеми семействами своими. 15) Каждый брат обязан вписать имена своих усопших братий в поминальную книгу, для поминовения в церкви в определенное время. 16) Дважды в год должны быть отправляемы заздравные литургии – 1 сентября и в праздник заложения братской церкви. 17) Братья должны заботиться о благолепии храма, о хорошем проповеднике, о школе и воспитании юношей. 18) Начальник братства должен быть муж образованный и рачительный. Если же он не таков, то братия может попросить его уступить место достойнейшему. – Этот устав, основанный на истинно христианской любви и ревности к благу Христовой церкви, патриарх Кирилл Лукарис объявил своею соборною грамотою, чтобы ни одно духовное и светское лицо не противилось ему, и скрепил своим подписом и патриаршею печатью. Устав этот с любовью принят был луцким братством, и послужил основанием для учреждения других братств.

В том же 1623 году мы встречаем другую грамоту патриарха Кирилла Лукариса, данную на сооружение Крестовоздвиженской церкви в городе Луцке, с правом ставропигии. В этой грамоте он хвалит братию луцкой епископии за заботливость и рачительность о милостыне для низшей братии, и поощряет ее благословением Св. Духа на добрые намерения во все времена. Затем, на желание братии – иметь ставропигиальный храм св. креста Господня отвечает одобрением их намерения и пожертвования на это святое дело тамошних обывателей. Дальше делает распоряжения относительно ставропигиальных обрядов, последований служб, и т.под. Утверждает Крестовоздвиженский храм своею ставропигиею, и ограждает эту ставропигию своею патриаршею властью, под угрозою отлучения от церкви всякого, кто дерзнет беспокоить ее.²⁰²

Как скоро явилось в городе Луцке братство и ставропигия константинопольского патриарха, – Кирилл Лукарис позаботился об учреждении там греко-славянской школы.²⁰³ Этой школе как и братству, Кирилл Лукарис даровал свой мудрый устав,²⁰⁴ послуживший образцом для других братских школ.²⁰⁵ Устав Кирилла Лукариса, данный луцкой школе, разделяется на 20 статей, в которых со всею подробностию определены должности учителей и обязанности учеников. Вот краткое содержание этих статей: 1) определяются качества учителя. Он должен быть кроток, рассудителен, благочестив, непьяница, и должен служить во всем примером для учеников. Здесь же указываются первые приемы учителя с новопоступившим к нему учеником. 2) Учитель должен заботливо учить своих учеников полезным наукам, и наказывать их за непослушание не тирански, а наставнически. 3) Ученики должны сидеть на определенных местах. 4) В школе богатые и бедные ученики – равны. 5) Учитель должен любить одинаково всех учеников. 6) Ученики должны сходиться в школу в определенное время. 7) Учитель должен знать – все ли в школе ученики, и почему – каких нет. 8) Учение должно начинаться после молитвы. 9) Дети в школе должны быть разделены на три класса, смотря по наукам и успехам. 10) Поутру, после молитвы, дети должны приготовлять к классу свои уроки, заданные вчера. 11) После обеда – должны готовиться к вечернему классу; а вечером расходятся по домам и дают отчет в своих уроках отцам и родственникам. 12) Учитель должен давать письменные упражнения ученикам. 13) В субботу должно быть недельное повторение. 14) После обеда в субботу учитель занимается благочестивыми размышлениями с учениками. 15) В праздничные дни учитель беседует с учениками о праздничном дне пред обеднею и после обеда, объясняет праздничное евангелие, апостол и проч. 16) Очередные мальчики наблюдают за порядком в школе, метут пол, топят печку и т.п. 17) Ленивых и неисправимых мальчиков должно увольнять из училища. 18) Учитель и строители школы должны внушать содержателям учеников – держать их благоразумно и прилично. 19) Желающий взять сына из училища должен делать это с ведома училищного начальства. 20) Дурных учеников, а тем более дурных наставников, решительно воспрещается держать при училище. – В заключение устава Кирилл Лукарис кратко определяет предметы преподавания и способ его.²⁰⁶ Если же так заботился Кирилл Лукарис о благосостоянии церкви русской, близкой к нему по единству веры, но чуждой в отношении политическом и иерархическом; то несравненно более он старался улучшить состояние своей церкви – константинопольской.

Главная цель, с которою взошел Кирилл Лукарис на константинопольский патриарший престол, была та, чтобы, сколько нибудь облегчить тяжелое положение своей церкви, зависевшее от турок, и освободить ее от опасных врагов иезуитов. Еще будучи местоблюстителем вселенского престола, он старался разрушать коварные их замыслы. Гораздо с большею ревностью он восстал против них теперь, когда, вместе со званием вселенского патриарха, он принял на себя постоянную обязанность заботиться о мире и благосостоянии константинопольской церкви. От взора его не могло укрыться, что иезуиты были тогда сильнейшими врагами православия, равно опасными – как по своей многочисленности, так и по влиянию на умы православных. Единодушная и живая деятельность их сопровождалась быстрым успехом. Патриарх Кирилл Лукарис хотел прекратить это опасное зло. Для этой дели, немедленно по прибытии в Константинополь, он созвал собор из подведомственных ему епископов, и вместе с ними определил предостеречь православных от близких сношений с западными христианами вообще и в частности с иезуитами. По его указанию и под его руководством, написана была грамота, в которой патриарх пастырски умолял свою паству – избегать сообщения с западными христианами. Эта грамота разослана была повсюду в виде окружного послания. Мудрая предусмотрительность и решительные меры, предпринятые патриархом для водворения мира и порядка в церкви, не остались без благих последствий: православные стали чуждаться иезуитов, и тщательно оберегать от них свои семейства.²⁰⁷ Таким образом, первый удар нанесен был врагам православия; патриарх пастырски радовался успеху своих действий и благодарил Бога. Но не пали духом иезуиты: они постарались отмстить опасному врагу своему за нанесенное им оскорбление.

Во время этой борьбы Кирилла Лукариса с иезуитами, при султане Мустафе I, государством управлял жестокий Гуссейн – человек в высшей степени корыстолюбивый; из повара египетского сераскира он сперва сделался правителем Египта, – а затем получил от янычар звание великого визиря при турецком дворе. Этому сильному временщику нужны были деньги для поддержания своей незаконной власти и пополнения своих расходов. К нему-то иезуиты решились обратиться с просьбою о низвержении Кирилла Лукариса. Согласившись с Григорием, епископом амасийским, который считался православным епископом, но был тайным органом их в Константинополе, и с двумя низложенными за разные преступления архиереями – ахридским Митрофаном и серским Иосифом, они поднесли Гуссейну 20,000 талеров и оклеветали Кирилла – как друга европейцев и изменника (ῶς ῳίλον τῶν εὐροπαίων ϰαι προδοτιϰόν). Визирь, без всякого расследования дела, велел низложить Кирилла Лукариса – как изменника, – а на его место назначил патриархом представленного иезуитами, упомянутого Григория амасийского.²⁰⁸ Низвержение Лукариса не обошлось без борьбы и волнений в церкви константинопольской. К чести православных, в народе и клире никто даже не хотел слышать о новом патриархе. Сам Кирилл Лукарис не устрашился открыто восстать со своею паствою против похитителя патриаршего престола, несмотря на угрозы сребролюбивого Гуссейна: лишь только Григорий обнаружил свои замыслы, патриарх Лукарис, при многочисленном собрании народа и клира, в присутствии нескольких епископов, торжественно произнес отлучение на него; а сильная одушевленная его речь, сказанная им при этом случае, еще более восстановила православных против несправедливо поставленного патриарха и его сообщников; возмутивших спокойствие церкви. Но как бы то ни было, только посвящение Григория в патриарха константинопольского состоялось. Как свидетельствует Захария Мафас, три месяца он управлял Константинопольскою церковию.²⁰⁹ Но оставался еще в Константинополе и Кирилл Лукарис. Он не переставал оправдывать себя пред турецким правительством. Но так как все оправдания не имели силы пред несправедливым и жестоким Гуссейном, то Лукарис обратился к защите и посредничеству иностранных посланников – английского и голландского. Оба они, как мы заметили в своем месте,²¹⁰ имели большое значение при дворе турецком, и оба находились в дружеских отношениях к Кириллу Лукарису; а потому взялись ходатайствовать пред Портою за Лукариса: они представили Порте всю незаконность ее поступка и крайнюю несправедливость ее в отношении к Лукарису. На этот раз ходатайство иностранных посланников имело только ту силу, что Григорий амасийский, как незаконно достигший патриаршего престола, был удален из столицы в заточение на остров Родос.²¹¹ Но не был восстановлен и Лукарис. Иезуиты, подобно Кириллу Лукарису, для достижения своих целей, обратились к французскому посланнику, находившемуся в Константинополе при турецком дворе, – графу де-Сези, ревностнейшему католику. Посланник рад был поддержать своих друзей для славы римской церкви. Они составили новый план для окончательного, по их мнению, низвержения Кирилла, который в то же время, по словам Мафаса, не переставал своими поучениями утверждать православных в отеческой вере и выставлять на вид тайные цели папистов.²¹² В апреле 1623 года, иезуиты вместе с графом де-Сези сделали новый донос турецкому правительству на Кирилла Лукариса: будто бы он имел тайные сношения с великим герцогом тосканским, и замышлял предать ему один из островов архипелага. При всей своей нелепости, клевета придумана была довольно удачно: турки давно опасались тосканского герцога, войска которого не раз производили опустошения на берегах Геллеспонта, и потому поверили клевете. При этом иезуиты еще принесли Гуссейну 20,000 талеров, и он немедленно велел отправить Лукариса на остров Родос, как государственного преступника.²¹³ Так совершилось первое заточение патриарха Кирилла Лукариса.

На место низложенного патриарха Григория амасийского возведен в патриарха Анфим II-й, епископ адрианопольский. Наскучив долгим пребыванием на одном и том же месте, в главном городе своем Адрианополе, Анфим усердно искал себе открытого и обширного поприща. Как человек богатый и честолюбивый, он сильно желал занять престол в Константинополе, где жизнь представлялась ему весьма привлекательною, – а сан патриарха мог представлять много пищи для мелкого тщеславия.²¹⁴ При этом иезуиты имели к нему тайный доступ, и сильно подстрекали его самолюбие, обещая ему со своей стороны несомненную поддержку и покровительство французского посланника. Слабодушный старец не мог устоять против стольких искушений и, по внушению своих сообщников, решился заплатить правительству значительную сумму, – за что немедленно и был объявлен патриархом. Православные греки должны были на время подчиниться Анфиму, дабы избавиться от жестоких притеснений Гуссейна, оставшись беззащитными после Лукариса. Приверженцы папы вне себя были от радости; они немедленно отправили в Рим нарочного вестника, чтобы уведомить папу о торжестве французского посланника и иезуитов над бедствующим православием. Папа Убран VIII так был обрадован этим известием, что написал собственноручно благодарственное письмо к графу де-Сези. В этом письме он оплакивает бедствия востока, который, будучи колыбелью христианства, теперь ослабевает под постыдным игом врагов христианства. Греция, восклицает он, некогда наставница истины, питается теперь разрушительными заблуждениями, и служит только корыстолюбию и жестокости турок... В заключение письма папа обращается к де-Сези и говорит: «дела твои – великие подвиги, совершенные тобою в Константинополе, привели в восторг Римскую церковь. Мы с удовольствием узнали о бедствиях, постигших того сына тьмы и бойца адского (Кирилла Лукариса), и об ударе, нанесенном ереси, когда ты постарался сделать представителем константинопольской церкви почтенного отца Анфима. Мы уверены, что до тех пор, пока ты находишься на востоке, церковь римская будет иметь там усердного защитника».²¹⁵

Но при торжестве латинян плакала константинопольская церковь об изгнанном и любимом своем патриархе Кирилле Лукарисе. Скорбь православных греков была тем чувствительнее, что все они хорошо знали и невинность патриарха и происки иезуитов. Они решились не изменять ему в верности. Когда предложено было избрать на его место нового патриарха – Анфима, народ и клир отказывались исполнить это предложение. «У нас есть», говорили они, «законный архипастырь; зачем нам избирать другого? Кирилл Лукарис в изгнании, – возвратите его нам.» При таких волнениях, патриарх Анфим, не смотря на поддержку иезуитов и на свое тщеславное честолюбие, призвавшее его па патриарший престол, сам сознал, что не приходится ему оставаться на патриаршем престоле, что он служит причиною великих волнений и бедственного положения церкви, а потому, насмотревшись в продолжение 50 дней своего патриаршества на плачевное положение церковных дел, – он добровольно решился оставить патриаршую кафедру.²¹⁶ Но лишь только узнал об этом французский посланник, – немедленно пригласил к себе Анфима, и начал сильно упрекать его в робости и малодушии, стараясь подействовать на него то ласками, то угрозами. Анфим ободрился; но обстоятельства вдруг переменились: покровитель Анфима, друг иезуитов и враг Кирилла Лукариса, великий визирь Гуссейн был отставлен от должности. К этому присоединилось еще то, что о заточении Кирилла узнал английский король Иаков I. Преданный до страсти богословским ученым занятиям, Иаков I-й обращался к Кириллу Лукарису за разными древними рукописями, находившимися на востоке, уважал Кирилла за его обширный познания, и высоко ценил его характер и нерасположение к латинянам, – ко всему этому король был крайне взволнован бедственным положением Кирилла, и сейчас же дал предписание своему посланнику Томасу Ру (Roue), находившемуся при турецком дворе, чтоб он, от его имени, ходатайствовал о возвращении Кирилла Лукариса. Томас явился к паше и заявил ему желание английского короля, обещая при этом, в случае неисполнения его желания, прервать все сношения английского двора с турецким. Паша испугался и дал приказание – возвратить Кирилла Лукариса. Видя такую перемену обстоятельств, Анфим, объятый страхом, ночью отправился к Кириллу испросить себе прощение. Святитель братски простил его. Анфим удалился после того на афонскую гору, где провел остаток дней своих в молитвенном уединении в монастыре св. Афанасия, – а Кирилл Лукарис вторично был объявлен константинопольским патриархом – в сентябре 1624 года.²¹⁷ Нельзя не заметить о той радости, с какою встречен был возвращавшийся из заточения любимый патриарх православными жителями Константинополя. Народ, вышедший к патpиapxy на встречу, день и ночь толпился в Галате – предместье столицы, где остановился на время ревнитель православия, низложенный иезуитами. Все желали видеть его и получить от него благословение. Сам Анфим прибыл сюда раскаяться пред ним в своем поступке, и испросить у него прощение.²¹⁸

Второй период патриаршества Кирилла Лукариса в Константинополе продолжался 8 лет (1624–1632), и наполнен многосложною и полезною его деятельностью для церкви константинопольской и отчасти русской.

Преследуя свою заветную цель – сколько нибудь улучшить состояние константинопольской церкви, – Кирилл Лукарис в то же время сознавал, что сама церковь не имеет сил и средств улучшить свое состояние: всеобщая бедность, разрушение церквей, запустение монастырей, повсеместные залоги и долги – составляли ее достояние; а потому она нуждалась в сторонней помощи. К ней-то и обратился Кирилл Лукарис.

Русская церковь, как дщерь церкви константинопольской, всегда находилась в почтительном к ней отношении. Когда же постигали бедствия церковь восточную, – она всегда сочувственно относилась к ее положению, и чем могла, – помогала ей. При Кирилле Лукарисе не только не прекратились сношения России с восточною церковью, – но еще более увеличились, нежели при других патриархах. Автор книги «Сношения России с востоком по делам церковным» замечает, «что никто из патриархов вселенских, более Кирилла, не писал грамот в Россию, с различными духовными особами, ее посещавшими,» или просительных, или поручавших благосклонности царской самих просителей, ибо он пользовался каждым случаем трудного тогда сообщения с Россиею.»²¹⁹ Большая часть грамот Лукариса, присланных в Poccию, – одинаковы. Почти все они заключают в себе прошения о милостыне – или вообще для церкви восточной, или в особенности для какого-нибудь монастыря и церкви, или же наконец для какого-нибудь частного лица, подпавшего несчастным обстоятельствам; поэтому, нет нужды приводить их здесь.²²⁰

Сношения Лукариса с Россиею были не безуспешны: каждый раз его послы отправлялись из России с богатою милостынею. Царь Михаил Феодорович и патриарх российский Филарет дарили послов Лукариса золотыми и серебряными вещами – кубками, камками и объярями, соболями, куницами, бархатом и деньгами.²²¹ Как видно из жалованных грамот царя, – эта была постоянная тогдашняя милостыня, даваемая, впрочем, не в одинаковом количестве, а смотря по тем или другим нуждам восточной церкви. Но недаром из России отсылалась на восток богатая милостыня, – за это русская церковь получала оттуда драгоценную святыню в разных ее видах. При патриархе Кирилле Лукарисе мы постоянно видим, что восточные послы или от имени его, или по его распоряжению, от имени своих церквей и монастырей, приносили в Россию св. мощи, дорогие иконы, кресты, богослужебные книги и другие достопримечательности востока. В 1625 году хиландарская братия на Афоне, в благодарность за богатую милостыню, прислала царю икону Спаса с частицею мощей св. Иоанна Златоустого в серебряном ковчеге.²²² Селунский епископ Макарий принес в дар царю московскому икону Спасителя – греческого письма, мощи св. Иоанна Златоустого и царя Константина и миро великомученика Димитрия селунского.²²³ В 1627 году Кирилл Лукарис, ходатайствуя о Преображенском монастыре – в городе Лариссе пред Михаилом Феодоровичем, велел послать царю, вместо благословения, части от руки Иоанна Крестителя.²²⁴ В 1632 году архимандрит Амфилохий, посланный патриархом Кириллом с граматами, принес царю святое миро и мощи священномученика Киприана; а архимандрит патриаршего монастыря – в греческой Алеплейской области – образ Богородицы с затворами, резанными на серебре и патриарху Филарету – резной крест с двенадцатью праздниками. За все это Амфилохий получил от государя камку, сорок соболей и сорок рублей денег, – от патриарха столько же мехами, но низшего достоинства, и деньгами двадцать пять рублей; а Даниил получил от царя камку, сорок соболей и двенадцать рублей деньгами.²²⁵ Таким образом в сношениях Кирилла Лукариса с Poccиeю заключалась существенная польза и для угнетенной и бедствующей церкви константинопольской и для церкви русской.

Нельзя не упомянуть здесь об одной важной заслуге Кирилла Лукариса по отношению к святорусской церкви и в частности к Киево-печерской лавре. Как известно, в давнее время, Киево-печерская лавра была ставропигиею константинопольского патриарха. По этому праву константинопольский патриарх утверждал и благословлял настоятелей лавры, избранных лаврскою братиею. В 1626 году, по смерти архимандрита Захарии, Киево-печерская лавра осталась без настоятеля. В это время был иеромонахом в лавре знаменитый Петр Могила, поступивший в эту обитель не более, как за два года пред смертью Захарии, и имевший от роду не более 30 лет. Петр (Могила) в эти два года успел заявить себя пред лаврскою братиею – как человек ученый и строго нравственной жизни. По этому самому, когда братия приступила к избранию нового настоятеля, то нашлись голоса в пользу Петра Могилы; но эти голоса были меньшинства братии – людей более или менее ученых; остальная братия не соглашалась избрать Могилу настоятелем – как человека молодого и неопытного. Голоса разделились таким образом на две партии, и дело об избрании нового настоятеля послала братия на суд константинопольского патриарха; а константинопольским патриархом в это время был Кирилл Лукарис. Этот знаменитый патриарх знал Петра Могилу с юных лет, видал его, когда быль ректором в острожском училище и после того, когда, в другой раз, был в юго-западном русском крае; знал великие дарования и ученость этого человека. А потому теперь, сознавая то, какую пользу может принесть этот человек южной России, страдавшей от папизма и недостатка образования, с радостью стал на сторону лаврской ученой братии и утвердил настоятелем Киево-печерской лавры молодого Петра Могилу с целью выдвинуть этого замечательного человека на обширное поприще церковной деятельности.²²⁶ И история оправдала избрание Лукариса. Через два года (1628 года) после того, по свидетельству Иова Борецкого, патриарх Кирилл Лукарис за неутомимую деятельность на пользу русской церкви даровал Петру Могиле титул экзарха константинопольского патриаршего престола. А чрез семь лет после избрания его в настоятеля Киево-печерской лавры сама же южно-русская церковь избрала Петра Могилу митрополитом киевским (1633 года). Патриарх Кирилл Лукарис с радостью изъявил свое согласие и благословение на это избрание, и прислал новому митрополиту священные ризы. В дипломе, данном Петру Могиле от польско-литовского короля, которым утверждались права, дарованные православным митрополитам, говорится, что Петр (Могила) не только избран на митрополию, но и рукоположен в митрополита патриархом константинопольским Кириллом,²²⁷ но это не верно; потому что Лукарис в сане патриарха не был в России, а Могила для своего посвящения в митрополита не путешествовал в Константинополь. Но как бы то ни было, только южная русская церковь обязана Кириллу Лукарису тем, что имела у себя такое великое светило – каков был митрополит Петр Могила.

Вместе с Петром Могилою, патриарх Кирилл Лукарис содействовал распространению образования на южной Руси; поощрял к тому Петра Могилу своими благословениями. Желая учредить рассадник поборников православия в Киеве, Петр Могила позаботился приготовить хороших наставников для своего училища. Для сего он отправил на свой счет способных иноков в разные заграничные академии, – и некоторых взял из львовского православного братства. На все это предварительно испросил благословение и совет у вселенского патриарха Лукариса, вместе и у управлявшего тогда митрополией киевскою Исаии Копыстенского.

Посмотрим теперь, что сделал патриарх Кирилл Лукарис в пределах своей церкви во время второго периода своего патриаршества в Константинополе.

Все время патриаршества Кирилла Лукариса в Константинополе можно назвать историей его борьбы с иезуитами. Но в этот период он занят был особенно упорною, продолжительною и небезуспешною борьбой с иезуитами, – и, насколько позволяли силы и средства, старался возвысить образование своих пасомых.

Неприятно было для поклонников папы возвращение из заточения Кирилла Лукариса и возведение его вторично на патриарший престол; но; волею или неволею, они должны были на время смириться, выжидать нового удобного случая – восстать с новою силою против ревнителя православия. Между тем, патриарх Кирилл Лукарис ревностно занялся благоустройством церкви. С истинно отеческою любовию он умолял своих пасомых остерегаться от преткновений в вере и – не иметь общения с еретиками. Сильное слово его почти не умолкало; Кирилл не переставал своими наставлениями утверждать православных в отеческом благочестии и разоблачать тайные замыслы иезуитов.²²⁸ Но такой образ действования православного патриарха крайне не нравился иезуитам, – и они стали помышлять о низвержении ненавистного им патриарха. Но, не имея еще сильной опоры при турецком дворе, кроме известного нам французского посланника, – они боялись преждевременно открыть свои коварные замыслы против Кирилла, и решились действовать – как можно осторожнее. Папский двор и римская пропаганда усердно помогали своим приверженцам: в июне 1625 года из Рима прибыл в Константинополь греческий архимандрит, изменивший православной вере, с тайным поручением от пропаганды; в поощрение к деятельности иезуитам прислано было чрез него благословенье папы и огромная сумма денег для их нужд и для подкупления Порты к низложению Лукариса, – а французскому посланнику объявлено было чрез того же отступника православия, что папа готов прислать 20,000 талеров в казну дивана и сделать при этом подарок французскому двору в 10,000 талеров, если Кирилл будет опять удален.²²⁹ Но нельзя было этого вдруг сделать, когда главный сотрудник иезуитов корыстолюбивый Гуссейн был лишен должности, и когда за Кирилла сильно стояли при дворе посланники голландский, английский и др. Но вот несчастные политические обстоятельства Турции представили иезуитам удобный случай исполнить свои намерения.

Когда свергали с престола бесхарактерного Мустафу, – турецким султаном сделался Мурад IV, одиннадцатилетний юноша. Дело правления империей находилось в руках матери его и вельмож; беспорядки страшные происходили в государстве, – а потому не оставили в покое турецкую империю и соседи – персы, казаки и др.²³⁰ Отважные казаки приплыли на судах к Босфору, опустошили берега, выжгли несколько селений в окрестностях самой столицы, и турки были объяты страхом при виде неприятеля столь грозного и неожиданного. Пользуясь всеобщим смятением, иезуиты спешили оклеветать Кирилла Лукариса в этой беде.²³¹ Чрез французского посланника, своего приверженца, они внушили правительству, что полчища казаков, угрожавших столице, исповедуют греческую веру, что патриарх – глава православного народа, не раз посещал их земли (вероятно, этим клеветники указывали на пребывание Кирилла Лукариса в юго-западной России, в Молдавии и Валахии) и имел тайные сношения с их предводителями; что если они осмелились теперь явиться в виду самого Константинополя, – то это сделали с тою целью, чтобы возмутить греков и побудить их к восстанию, – о чем будто бы помышлял Лукарис. Клевета очень правдоподобная!.. Не трудно предположить, что она произвела сильное впечатление на раздражительных турок. Великий визирь готов был уже поверить клевете иезуитов и излить свой гнев на невинного патриарха; но к счастию его – казаки отступили, а в Константинополе никто и не думал об измене и возмущении. Вслед затем Кирилл Лукарис для спокойствия церкви поспешил оправдать себя пред правительством, и вполне достиг этого при помощи своих защитников – посланников английского и голландского. Клевета открылась, – иезуиты были постыжены.²³²

Оставшись на патриаршем престоле, Кирилл Лукарис остался в то же время тверд и непреклонен в своих благих намерениях и действиях на пользу церкви: никакие силы не могли охладить его к защите православия. Удар за ударом, клевета за клеветой поражали его, – но он, никогда не изменявший себе, как будто не обращал на то никакого внимания, и только в минуты явной опасности решался искать защиты у преданных ему иноземных властителей. Православный народ и клир константинопольской церкви, видя мудрые распоряжения и деятельность своего архипастыря, – все больше и больше убеждались в том, что один он, по своей опытности и твердости, мог противиться врагам православия и облегчить хоть несколько бедствия своих пасомых. А по мере того, как утверждалась в народе эта уверенность, все больше и больше возрастала в нем нелицемерная любовь и приверженность к достойному патриарху. Слова патриарха считались священными; иезуиты потеряли всякое значение в глазах православных греков; на них стали смотреть – как на заразу,²³³ и отталкивали их от себя, когда они являлись к грекам со своими услугами.

Невыносимо было положение иезуитов: не смотря на все старания, им не удалось в другой раз низложить Кирилла Лукариса с престола; мало того, – его сила и любовь к нему в народе более и более возрастала, – а влияние их падало окончательно. Что же оставалось делать им?.. Они нашлись. Не желая остаться побежденными, ученики Лойолы решились употребить другой способ действования: они задумали расположить к себе Кирилла Лукариса, надеясь чрез то оттолкнуть от него посланников протестантских держав, главных его помощников, и склонить к союзу с Римом. Для этой цели иезуиты прикинулись друзьями и доброжелателями Лукариса; забыли о неприязни к ним Кирилла и о своих бесчестных действиях и отношениях к нему, и – приступили к делу, конечно, после предварительных советов с Римом.

В конце 1625 года, или начале 1626 года, прибыл в Константинополь навилийский грек Конахий Росси (Conachius-Rossi) ренегат, получивший образование в Риме в греческой коллегии, под руководством иезуитов, – с письмом от кардинала Брандини (Brandini) к патриарху Кириллу Лукарису и с подробным наставлением о том, как расположить патриарха в пользу римской церкви.²³⁴ «Римская церковь», – писал кардинал, «всегда желала мира и тесного общения с восточною церковью... Не только в прежнее время, но и недавно еще, в дни патриарха Иеремии, Рим не щадил ни трудов, ни издержек, для достижения столь вожделенного союза. С этою целью в Риме основан коллегиум для молодых греков, который заботливо поддерживается и доселе, – чтобы этот благородный и умный народ снова достиг цветущего состояния на поприще наук и благочестия, как было некогда, во дни его минувшей славы». В дальнейших строках этого письма кардинал изложил причины, вследствие которых, будто бы, Рим питал до сих пор непримиримую вражду к Кириллу Лукарису. Причины эти заключаются в том, что разнесся слух в Риме, будто патриарх константинопольский тайно разделяет заблуждения лютеран и кальвинистов, будто бы он отправлял в Англию молодых греческих священников – с тем, чтоб они, заразившись там протестантским учением, легко могли распространять оное по востоку; будто бы он находился в самых дружеских сношениях с протестантскими посланниками в Константинополе. «Впрочем», – прибавляет Брандини от лица папы, – «его святейшество льстит себя надеждою, что все эти известия ложны. О, если бы патриарх благоволил прислать в Рим свое исповедание веры, если бы он признал собор Флорентийский и предал осуждению заблуждения протестантов, – то ясно показал бы этим, что он был оклеветан. В таком случае Римский двор смело поручится ему за покровительство императора (австрийского) и христианнейшего короля (французского); в таком случае он готов будет прислать ему сколько денег на непредвиденные нужны, и рад будет признать все восточные церкви зависимыми от константинопольского патриарха.»²³⁵ С таким увлекательным искусством и лестными обещаниями написано было письмо кардинала к Лукарису. Кажется, в этом письме заключалось все, что могло бы действовать на душу человека гордого и властолюбивого. Римский двор признавал константинопольского патриарха первым лицом после папы, обещал ему сильную помощь и всегдашнее покровительство, представлял ему в полное распоряжение все страны христианского востока, и даже льстил ему надеждою на восстановление Греции. Сколько почестей и выгод!... Но все эти замыслы, не смотря на свою заманчивость, силу и коварство, рушились мгновенно пред несокрушимою твердостию и неподдельною честностью Кирилла Лукариса. С совершенным спокойствием и пастырскою предусмотрительностью он прочел письмо и выслушал предложения, сделанные из Рима. Сначала Лукарис думал было отвечать папе письмом, с целью – доказать ему, что в Риме ложные слухи носятся о том, что он заразился протестантским учением; но дабы чрез то не подать повода к дальнейшим сношениям с навязчивым Римом, – он отверг предложения кардинала и не дал ему никакого ответа, показав этим самым, что он не требует защиты от злейших врагов православия.²³⁶ Итак, иезуитам не удалось видеть патриарха на своей стороне. Но они этого и ожидали; а потому, вместе со старанием – привлечь Лукариса на свою сторону, на случай неудачи, паписты предпринимали уже другие меры – к низвержению.

Вместе с греком Росси, который принес патриарху письмо от кардинала Брандини, прибыли из Рима два иезуита, – оба с тайным поручением от пропаганды.²³⁷ Один по имени Берилл (Berillus) должен был стараться внушить турецкому правительству, что Кирилл Лукарис находится в сношении с казаками, ведет с ними переписку и замышляет заговор против султана; другой привез будто бы какие-то предложения от испанского правительства, – на самом же деле имел лишь намерение вовлечь патриарха в тайный союз с испанским двором, и потом обвинить его пред султаном в оскорблении его величества. Но оба эти покушения не имели успеха, потому что патриарх был слишком осторожен, и не только не доверял иезуитам, но даже противодействовал их замыслам, и чрез английского и голландского послов давал знать о их бесчестных поступках турецкому правительству. Раздраженные этою неудачею, иезуиты употребили новые усилия для низвержения непобедимого патриарха: они постарались вооружить против него епископов, недовольных его пастырскою строгостию и склонявшихся к папизму.²³⁸ Иезуиты при этом сыпали золото щедрою рукою, как самым подговоренным епископам, так и правительству, дабы оно не противилось низложению Кирилла. Дело завелось страшное и опасное: недовольные епископы собрались в Константинополь с целью низложить патриарха; народ и клир восстал против нарушителей порядка. Произошли сильные волнения; Лукарису угрожала смерть, – и он счел весьма полезным удалиться на время из Константинополя, поручив защищать себя преданным ему посланникам. Его отсутствие противники приняли за благоприятный случай занять его место другим лицом – своим приверженцем. Поднесши турецкому дивану 20,000 талеров, они получили на то позволение, и представили возможность занять патриарший престол Исааку, епископу халкидонскому.²³⁹ Православные не хотели признать Исаака патриархом; при помощи английского и голландского посланников, они собрали такую же сумму денег и принесли ее к великому визирю, прося возвратить Кирилла и устранить опасность со стороны возмутителей. Правительство сначала колебалось, – потом, когда посланники начали настоятельно требовать возвращения Кирилла, – оно решилось выслать из Константинополя беспокойных епископов, в том числе и Исаака. Последний прогнан был в Валахию.

По прекращении мятежа, Кирилл Лукарис возвратился в Константинополь и сделался еще сильнее прежнего.²⁴⁰ Обезопасенный со стороны турецкого правительства, он начал с новою ревностию поучать пасомых и принимать меры против злоупотреблений духовенства. Несколько епископов, частию виновных в святокупстве, частию замеченных в потворстве иезуитам, лишены были кафедр.²⁴¹ Это подало новый повод иезуитам злоумышлять против Кирилла Лукариса.

В Риме издавна было обыкновение поставлять епископов не для какой-нибудь определенной церкви, а без всякой нужды, для одной торжественности, почему и давали им нередко титул епископов тех стран, которые вовсе не признавали над собою верховной власти римского первосвященника. Этим-то обыкновением римским, которого никогда не знала православная церковь, решились воспользоваться против Кирилла Лукариса.²⁴² По мысли иезуитов, с благословения папы, назначено было послать на восток латинских епископов. Все они получали названия Смирны, Наксоса и др. городов и островов архипелага. Но главным между ними был один епископ, которого называли апостольским суфраганом (apostolicus syffraganus), и который должен был иметь свое местопребывание в самом Константинополе. Суфрагану даны были огромные средства и полномочие из Рима; он должен был находиться под ближайшим покровительством французского посланника и, пользуясь его защитою, ревностно обращать православных в латинство и особенно стараться о низложении Кирилла, по словам папы, сына тьмы, а по словам всех латинян друга протестантов. Тяжкие искушения предстояли Кириллу и его пастве, тем более, что теперь были на стороне латинян православные епископы, лишенные кафедр Лукарисом, и др. греки, недовольные его строгостию. Но Промысл хранил и патриарха и паству.

В декабрь 1626 года апостольский суфраган прибыл на остров Наксос, в сопровождении всей своей свиты, и встречен был здесь двумя иезуитами, нарочно присланными от французского посланника, чтобы поздравить его с приездом.²⁴³ Но суфраган скоро показал, что он вовсе не заслуживал оказываемых ему почестей. Поведение его было столько надменно, притязания его были столь велики, что он не замедлил вооружить против себя даже своих приверженцев. По прибытии на остров Сцио, он дал необузданную волю своему корыстолюбию и самовластию. Даже ревностные паписты трепетали пред ним, а латинские миссионеры на востоке отказывались исполнять его требования и питали к нему явное нерасположение. О православных нечего и говорить; они даже, по указанию Кирилла Лукариса, решились просить турецкое правительство, чтобы оно избавило их от нашествия латинян. Просьбы подкреплены были подарком. В то же время посланники английский и голландский поспешили внушить турецкому правительству, что оно поступит весьма неосторожно, если станет терпеть в государстве столь опасных возмутителей. Поэтому, не смотря на всю досаду французского посланника, дано было приказание немедленно схватить западных пришельцев. Суфраган успел спастись бегством, но некоторые из его сообщников были взяты под стражу.²⁴⁴ Так неудачно кончилось и это покушение учеников Лойолы на благосостояние и мир церкви константинопольской и на ее патриарха Кирилла Лукариса. Суфрагану даже не пришлось достигнуть места своего назначения – Константинополя.²⁴⁵ Следующий повод в борьбе с патриархом латиняне нашли в устройстве Кириллом Лукарисом типографии в Константинополе.

Ревностный пастырь, ведя непрерывную борьбу с иезуитами, заботился в то же время и о том, чтобы сколько нибудь возвысить образование своего народа и пробудить любовь к просвещению в своем духовенстве. Но для этого недоставало книг, даже необходимейших – православных руководств для изучения правил веры. Иезуиты давно подметили этот недостаток, и щедрою рукою, без всякой платы, раздавали православным свои еретические книги.²⁴⁶ Патриарх понимал, какое великое зло происходит от этого, и первый решился завести свою типографию, чтобы в ней печатать, по крайней мере, на первых порах, нужные книги, и распространить их между своими пасомыми. В июне 1627 года, по приглашении Кирилла Лукариса, прибыл из Лондона в Константинополь ученый грек Николай Метакса (получивший образование вместе с Лукарисом), родом из Корциры, и привез с собою вполне устроенную типографию. Но без позволения правительства нельзя было открыть типографию. Поэтому, не теряя времени, Кирилл Лукарис обратился с просьбою о посредничестве к английскому посланнику сэру Томасу-Ру, который сначала не решался вмешиваться в это дело, слишком щекотливое и трудное; но потом, склонившись на убеждения Кирилла Лукариса и патриарха александрийского Герасима, который в это время был в Константинополе, исходатайствовал у великого визиря разрешение. Вслед за разрешением, типография была открыта, и усердный Метакса ревностно занялся книгопечатанием.²⁴⁷ В самое короткое время, по указанию Кирилла Лукариса, напечатаны были полемические сочинения Геннадия Схолария, Максима Мергуния и Мелетия Пиги, направленные против латинян; издано было несколько поучений самого Кирилла, говоренных им с церковной кафедры, и отдельных трактатов о греческой вере против иудеев и против магометан.²⁴⁸ Все эти книги или бесплатно, или за дешевую цену раздавались народу, который с восторгом читал их и слушал наставления своих благочестивых архипастырей. Таким образом, дело печатания книг пошло хорошо, успешно и благотворно для невольно косневших в невежестве греков. Но в этом же самом благотворном и полезном учреждении патриарха Лукариса иезуиты нашли обильный источник к борьбе с ревностным патриархом и со всею его церковью.

Желая воспрепятствовать занятиям Метаксы в типографии, иезуиты прежде всего хотели склонить на свою сторону этого ученого и полезного грека: они дружески пригласили его в свой монастырь, увещевали его остаться с ними, предлагали ему деньги; но все это нисколько не подействовало на Метаксу, – и они прибегли к клеветам на него: начали провозглашать его еретиком – лютеранином; обвиняли его в тайных сношениях с протестантами и в замысле против правительства.²⁴⁹ Метакса оставался пока непоколебимым, и продолжал свое дело. Ярость иезуитов возрастала все больше и больше; наконец они решились посягнуть на жизнь его – решились или задушить его в постели в его доме, или же убить его на дороге, –²⁵⁰ так что невинный типографщик должен был искать себе убежища в доме английского посланника: Томас Ру отвел ему в своем доме комнату. Но самое покровительство английского посланника служило новым поводом иезуитам для их клевет не на Метаксу только, но и на патриарха: они донесли великому визирю, что Кирилл Лукарис, находясь в Англии, напечатал сочинение против учения Магомета, и что он намерен издать его снова в типографии Метаксы, чтобы раздать грекам и произвести между ними общее восстание против турецкого правительства. Они достали книжку патриарха, в которой он защищал божество Иисуса Христа против иудеев и магометан; испортили в ней некоторые места, направленные против турок, и подослали один экземпляр испорченной книги великому визирю чрез одно лицо, пользовавшееся благоволением визиря; кроме того, они же донесли визирю, что Кирилл Лукарис и Метакса издают и другие книги, направленные против Корана, что они тем самым возбуждают греков к революции, и наконец, что многие, напечатанные в этой типографии, книги уже отосланы к казакам с тою целью, чтобы и тех возбудить против султана, и проч.²⁵¹ Малодушный визирь поверил клевете, и без всяких расследований отдал приказание разорить типографию, истребить все, что в ней находится, захватить бумаги и книги; a патриарха и Метаксу повелено было немедленно взять под стражу. По распоряжению визиря, немедленно сделано было нападение на типографию: 150 янычар, в самый полдень обступили дом Метаксы. Воевода янычар перевязал всех рабочих в типографии, забрал казну, взял все снаряды, книги, бумагу, все серебряные сосуды, золото, одежды и все движимое имущество, ценою на 4,000 талеров.²⁵² Сам типографщик успел скрыться в доме английского посланника; а патриарх нашел себе убежище в доме голландского посланника. Иезуиты достигли своей цели – типография была разрушена; но их торжество было непродолжительно. Посланники английский, голландский и шведский соединились между собою против иезуитов для защиты патриарха, и потребовали строгого расследования дела о типографии. Великий визирь поручил двум грекам-ренегатам рассмотреть книги, печатанные в типографии; особенно рассмотрены были те места в книгах, на которые указывали иезуиты, как на преступные против правительства. Во всем этом отнюдь не нашлось ничего такого, что делало бы автора или типографа достойными смерти. Относительно книги, в которой рассуждалось о магометанской религии, дело решено было так, что если султан позволил христианам заниматься своею религией, то они, издавая свое учение в печати, так же мало виновны, как если бы они ограничивали это дело только своею проповедью.²⁵³

Но кроме клевет по делу о типографии, на патриарха взнесены были другие клеветы: почти к этому же времени прибыл из Рима другой посланник и принес от кардинала Брандини определение католической консистории об обвинении патриарха в преступлениях против турецкого правления. Исполнение определения поручено было французскому посланнику; и – патриарху предстояла новая опасность. В этой угрожающей опасности Кирилл Лукарис признал единственным средством спасти себя и свою церковь – искать ходатайства у своих защитников – иностранных посланников. Посланники английский, голландский, шведский и даже венецианский поставили дело так, чтобы не только были вполне разоблачены клеветы врагов патриарха, но чтобы правительство удовлетворило патриарха и его бедствующую церковь изгнанием иезуитов из пределов греческой церкви. По расследовании дела оказалось, что иезуиты были виновны не пред греческою только церковью и ее патриархом – как клеветники, но и пред турецким правительством; в их книгах нашлось гораздо больше такого, что по турецким законам подвергало их наказанию, чем сколько нашли прежде в сочинениях патриарха. До окончательного решения дела, сначала в Константинополе обысканы были все дома иезуитов, отобраны книги, запечатаны церкви, – а сами иезуиты в оковах посажены были в тюрьму. Не смотря на все старания французского посланника, их жизнь теперь, можно сказать, находилась в руках патриарха Лукариса: чрез посланников он мог бы требовать себе, за все их оскорбления, их смерти; но великодушный патриарх этого не сделал. Он потребовал только всеобщего изгнания из пределов его церкви. Вследствие этого требования последовало всеобщее позорное изгнание иезуитов из Константинополя, Галаты, Xиoca, Смирны, Алеппо и др. мест турецкой империи. Поражение их было всеобщее; только в виде исключения, разрешено было французскому посланнику удержать при себе двух иезуитских патеров в качестве капелланов.²⁵⁴

Само собою понятно, до какой степени возрастала теперь ненависть иезуитов к Кириллу Лукарису; они стали употреблять всевозможные средства к тому, чтобы отмстить непобедимому врагу своему. Франция не могла уже более оказывать им пособия; ее послу в Константинополе окончательно сказано было, что Турция поддерживает сношения с Франциею независимо от дел религиозных, что она никогда не намерена покровительствовать изменникам и бунтовщикам,²⁵⁵ а потому иезуиты обратились теперь к Австрии. В 1615 году, одним из условий мира, заключенного между этою державою и Турциею, постановлено было, что христиане латинского исповедания могут беспрепятственно восстановлять свои храмы во владениях султана, а латинские священники могут совершать богослужение по своим обрядам. Иезуиты начали применять это условие исключительно к своему обществу. Натяжка была очевидная, – и им не удалось возвратиться в Турцию. Но, оставаясь в Европе, они старались повредить ревностному поборнику православия жесточе, нежели в самом Константинополе; именно, с досады назвали его кальвинистом; распустили слух почти по всей Европе, что православный восточный патриарх заразился кальвинскою ересью.²⁵⁶ По всему западу разнеслась молва об этом. Иезуиты злонамеренно распространяли ее, думая очернить Кирилла Лукариса. Протестанты радовались этой клевете, и поддерживали выдумку для своих религиозных целей. А вслед за этим, в силу распространившейся молвы, в 1629 году появилось в Женеве под именем Кирилла Лукариса исповедание веры, содержащее в себе кальвинское учение. Все это происходило на западе Европы; в Константинополе же царствовали, по изгнании иезуитов, глубокий мир и тишина. На востоке, где любовь к Кириллу Лукарису и уважение к его мудрости были, можно сказать, беспредельны, с презрением смотрели на все клеветы врагов. Одна мысль, что Кирилл Лукарис ревностно противился замыслам иезуитов, и наконец успел оградить от них свою паству, – сильно располагала умы в его пользу и сердца православных. Слава о нем, как ревностнейшем поборнике православной веры, была столь велика, что к нему обращались даже из Индии с просьбою о защите против латинян. Кроме всего этого, усердие его к церкви особенно выразилось в сочувствии и помощи его бедствующей церкви иерусалимской. Замечательны в этом отношении слова Досифея: «Кирилл (Лукарис), говорил он, имел чрезвычайную любовь к св. Гробу, посему и в борьбе Феофана с латинянами оказал сему патриарху великую помощь различными способами (ὣθη μέγας ἀςωγὀς τρόποις ὀαφόροις).²⁵⁷ По проискам еретиков, особенно латинян, иерусалимский патриарший престол пришел в крайнюю нужду. И не было надежды избавиться от нужды человеческою силою. Но константинопольский патриарх Кирилл (Лукарис) помог в крайности иерусалимскому престолу двумя способами: во-первых тем, что, своими поучениями в Константинополе он возбудил константинопольских христиан к пожертвованию в пользу гроба Господня и иерусалимских христиан; во-вторых тем, что, призвавши в патриархию начальствующих и подчиненных, открыл подписку в пользу иерусалимской церкви и собрал много милостыни.²⁵⁸ Между тем, внешняя безопасность Кирилла в Константинополе ослабевала. Защитник его, английский посланник сэр Томас Ру, был отозван в Англию; преемник его Вич (Wich) уже не мог быть покровителем Лукариса. В Англии произошли значительные перемены: Карл I должен был вступить в борьбу с парламентом, и не имел времени думать о греческом патриархе. Супруга Карла Генриетта имела над ним неограниченную власть; а сама, в свою очередь, была послушным орудием иезуитов. Благожелатель Кирилла Лукариса Аббот – архиепископ кэнтерберийский, потерял место и значение при дворе. Новый примас Англии епископ Лауд (Laud) был очень расположен к римской церкви, так что папа не усумнился дать ему кардинальскую шапку.²⁵⁹ Оставались еще посланники голландский и шведский, преданные патриарху; но отношения Кирилла и к ним изменились. Когда разнесся слух о его кальвинизме и особенно с тех пор, когда появилось упоминаемое нами исповедание веры в самом Константинополе, он заметно охладел к своим друзьям, и всякие его отношения к протестантскому правительству прекратились. Ревностный поборник православия остался один, без всякой сторонней помощи и верной поддержки на случай новых покушений со стороны латинян. Случай этот скоро представился.

Кирилл Контарис, епископ беррийский, дерзнул посягнуть на сан патриарха под именем Кирилла II. Это был человек замечательный в свое время. Он происходил из македонского города Беррии, но еще в ранней молодости прибыл в Константинополь и слушал уроки в иезуитской коллегии – в Галате. Главным его наставником был один иезуитский патер – Дионисий Гвиль, который в одном из своих писем превозносит его величайшими похвалами.²⁶⁰ Нет нужды говорить, что иезуиты употребили все старания, чтобы напечатлеть в своем питомце любовь к римской церкви и сделать его своим жарким приверженцем. Это особенно открылось при следующем случае: патриарх Тимофей, предшественник Кирилла Лукариса, предложил молодому Контарису занять епископскую кафедру в отечественном городе его Беррии. Контарис не хотел прервать своих любимых занятий в иезуитской коллегии, считал себя даже недостойным епископского сана; но он открыл эту тайну своему наставнику, и хитрый иезуит истощил все красноречие, чтобы заставить молодого грека принять епископский сан, как желал того патриарх. Потому-то впоследствии, когда иезуиты были изгнаны из Константинополя, они утешались мыслию, что Кирилл Контарис отмстит за них Кириллу Лукарису.²⁶¹ Так и случилось. Епископ беррийский совершенно усвоил себе характер и правила своих наставников. Сначала он скрывал свои замыслы и долго притворялся благорасположением к патриарху, пока наконец не успел войти к нему в совершенное доверие... Когда открылась митрополичья кафедра в Солуни, Кирилл Лукарис поручил Кириллу беррийскому управлять до времени солунскою паствою. Честолюбивый епископ был очень доволен новым назначением, и думал уже навсегда остаться в Солуни; но не прошло и года, как, по воле патриарха, он должен был уступить это место другому. Самолюбие и гордость его были оскорблены до чрезвычайности, хотя он успел на этот раз сдержать свои чувства. Наконец Кирилл Лукарис, не подозревая ничего худого против себя в Контарисе, поручил ему отправиться в Россию за милостынею в пользу константинопольской церкви. Беррийский епископ со всем тщанием исполнил свое поручение,²⁶² но только – как доверенность патриарха, так и собранную милостыню он употребил во зло. На собранные деньги, по возвращении в Константинополь, он решился купить себе сан патриарха и, при содействии французского посланника, легко успел в этом.²⁶³ Кирилл Лукарис был обвинен правительством в краже, и насильственно низведен с престола, после 8-милетнего вторичного управления константинопольскою церковью. Патриархом сделался Кирилл Контарис – приверженец иезуитов.²⁶⁴

Но похититель патриаршего престола не мог долго держаться на нем. Кирилл Лукарис был так силен, что его нельзя было сокрушить одним ударом. Константинопольская паства глубоко скорбела о своем архипастыре, и употребляла все усилия к тому, чтобы возвратить Лукарису патриарший престол. Желание паствы скоро увенчалось успехом, Кирилл беррийский обманул турецкое правительство: он не мог заплатить обещанной ему огромной суммы; собранных в Москве денег оказалось мало, а на поддержку своей паствы, как похититель патриаршего престола, он не мог рассчитывать. Помощь французского посланника на этот раз оказалась слабою; иезуиты, после изгнания из Константинополя, еще не успели здесь усилиться, и не в силах были выручить своего питомца и друга. Все это послужило счастливым поводом к тому, что Кирилла Контариса, чрез 6 дней его патриаршества, турецкое правительство повелело низложить и сослать на остров Тенедос.²⁶⁵ На патриарший престол в третий раз, по желанию паствы, приглашен Кирилл Лукарис, еще не успевший отправиться в заточение после второго низложения.

Третий период патриаршества Кирилла Лукариса продолжался полтора года.²⁶⁶ В это непродолжительное время он заботился о благосостоянии сколько своей церкви, столько же иерусалимской. Но первым делом его, по восшествии в третий раз на константинопольский патриарший престол, было – объявление прощения своему противнику – Кириллу беррийскому. Находясь в заточении, последний собственноручно писал к патриарху, называя себя самоосужденным и достойным всякого наказания. Кроткий и незлобивый святитель – Лукарис сжалился над своим недоброжелателем. Кирилл беррийский получил чрез него дозволение возвратиться из ссылки и занять престол в прежней своей епархии.²⁶⁷ Затем Кирилл Лукарис обратил внимание на нужды своей церкви. Тяжелые налоги и теперь, как и прежде, обременяли церковь; потому что каждый раз, как по отношению ко всей вообще церкви, так в частности к отдельным церквам и монастырям, спокойствие приходилось покупать дорогою ценою. Самое восстановление Кирилла в этот раз стоило, по свидетельству Мелетия, огромных сумм для бедствующей церкви.²⁶⁸ Вследствие всего этого, патриарх Кирилл Лукарис и теперь, как и прежде, отправлял в Россию своих посланников за милостынею, и в благодарность за нее снабжал Россию восточною святынею,²⁶⁹ и посылал с востока ученых мужей для образования русских юношей. Так, из одной собственноручной грамоты патриарха Кирилла Лукариса, писанной московскому царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету, видно, что он, выражая особенное уважение свое к инокам, присланным к ему московским государем и патриархом, извещал того и другого о получении от них всех посылок – книг, денег и проч. В той же грамоте Лукарис говорит, что «он хотел было прислать к ним учителя Кириака от св. Афонская горы; но он ехать не мог, потому что стар и бессилен», и что он для той же цели будет разыскивать другого учителя. В другой же грамоте патриарх Лукарис благодарил патриарха Филарета за присылку семнадцати сороков соболей.²⁷⁰ Другая забота Кирилла Лукариса состояла в охранении своей паствы от происков иезуитов, которые после изгнания, мало по малу, тайно и незаметно, стали проникать в Константинополь и, под защитою французского посланника, снова начали волновать православный народ; при этом его еще тревожила молва о его неправославии – и он истощал все силы свои, употребляя все меры к тому, чтобы успокоить свою паству, оградить себя от клеветы человеческой и предостеречься от новых покушений иезуитов. Но сильнее всего патриарх Лукарис озлобил латинян своим вмешательством в дела иерусалимской церкви. Среди забот о своей пастве, он нашел возможность помочь матери церквей – иерусалимской церкви, теснимой латинянами. Пользуясь несогласием, возникшим тогда, касательно покровительства святых мест, между французским посланником и австрийским уполномоченным при дворе султана, он испросил у Порты указ, в силу которого св. места должны были перейти во власть греков. Вследствие этого, греки отняли у францисканцев церковь гроба Господня и завладели Вифлеемскою пещерою и Гефсиманским садом.²⁷¹ Французский посланник был вне себя от гнева, когда узнал об этом торжестве православных. Он не мог стерпеть поражения латинян, и решился еще раз низложить Кирилла Лукариса. Щедро посыпались клеветы на невинного патриарха и золото великому визирю; нашелся и епископ, желавший занять патриарший престол в Константинополе. Это был фессалоникийский епископ Афанасий, родом критянин, по прозванию Пателларий. Он был орудием латинян, и был известен великому визирю – Зафире;²⁷² а потому легко мог достигнуть патриаршего престола. Писатель XVII века Димитрий Мосхополит, в перечне греческих ученых, называет Пателлария философом, филологом, поэтом, прекрасно владевшим греческим и латинским языками и отличным проповедником. Но мудрый в слове, Пателларий оказался на деле тщеславным человеком и из честолюбия готовым попирать божественные каноны церкви.²⁷³ При помощи латинян, он предложил правительству 60 тысяч долларов, и за эту огромную сумму получил право объявить себя патриархом. Кирилл Лукарис был удален на остров Тенедос. К счастью, слабое патриаршество Пателлария было непродолжительно. Чрез 40 дней по вступлении на кафедру, он был насильно удален с нее в великий пяток, и опять отправлен в Фессалонику, избежав заточения, благодаря сильным своим покровителям.²⁷⁴ Гонимый патриарх Кирилл Лукарис снова возвратился к бедствующей своей пастве. На этот раз радость народа была неописанна: светлое торжество Пасхи слилось с торжеством возвращенного любимого им архипастыря.²⁷⁵

Четвертый период патриаршества Кирилла Лукариса продолжался только один год и два месяца.²⁷⁶ Деятельность его по отношению к своей пастве была все та же, как и в предыдущие периоды его патриаршества: он не переставал обращаться к России за милостынею,²⁷⁷ и своими пастырскими наставлениями – предостерегать своих пасомых от врагов православия. Но в это же время для Лукариса готовились новые гонения; а константинопольскую церковь ожидали новые бедствия. Те же латиняне, по истечении года, снова подвергли Лукариса заточению и возвели на патриарший престол, во второй раз, Афанасия Пателлария.

После первого низложения с патриаршего престола, Афанасий Пателларий не хотел расстаться с титлом константинопольского патриарха; но увлеченный честолюбием, из Фессалоники он бежал сперва в Анкону, и отселе написал просьбу папе об утверждении за собою, по прибытии в Рим, титула константинопольского патриарха.²⁷⁸ Папа отвечал Пателларию, что согласен дать ему 73-е место в ряду кардиналов, если он подпишет римский символ. Пателларий не согласился на это, и чрез Молдовлахию возвратился в Константинополь,²⁷⁹ где, при помощи своих приверженцев успел низвергнуть с патриаршего престола Лукариса. Невинный страдалец был сослан на остров Хиос.²⁸⁰ Афанасий Пателларий получил сан вселенского патриарха но только для того, чтобы передать его другому противнику Кирилла Лукариса – Кириллу Контарису: в одном поучении, произнесенном им на день св. Апостолов, он объяснял слова Спасителя: ты ecu Петр, и проч., неправильно, относя их косвенно к преимуществам римской кафедры, как кафедры первопрестольного Апостола. Но тогда же явился другой Афанасий, муж неустрашимый, и обличал патриарха в приверженности к латинству, и даже напечатал свое обличение.²⁸¹ Это самое произвело сильное возмущение православных против патриарха Пателлария; они думали заявлением своего недовольства низвести его с престола и возвратить достоуважаемого Лукариса; но на этот раз их надежда осталась напрасною. Кирилл Беррийский – Контарис, еще более приверженный к латинству, воспользовался недовольством православных; с кучею денег он явился к паше Ибрагиму, и – получил во второй раз патриарший престол.²⁸² Тяжелое иго должна была нести теперь константинопольская церковь. Новый представитель ее не отличался ни строгим православием, ни хорошим поведением. Он был жесток для подчиненных, придавался праздности и грубому пороку – пьянству, чрез свое корыстолюбие грабил свою паству, и видимо склонялся на сторону латинян. Вследствие всего этого, иезуиты начали опять усиливаться в Константинополе.²⁸³ Ко всему этому, Кирилл Контарис обнаруживал явную неприязнь к Кириллу Лукарису, и вместе с латинянами старался о совершенном уничтожении его. При таких обстоятельствах Лукарис не мог оставаться безопасным даже в заточении. Остров Хиос не представлял ему достаточной защиты против их коварных замыслов. Есть свидетельство, что иезуиты старались подкупить морских разбойников – схватить изгнанника на острове Хиосе и выдать иезуитам, которые предполагали обречь его на вечное заточение в какой нибудь французской крепости, или где нибудь в папской области.²⁸⁴ Но как ни хитры были иезуиты, им не удалось схватить Кирилла Лукариса. Бекши-паша, губернатор хиосский, бдительно стерег его, и когда пронесся слух об умыслах иезуитов, он повелел препроводить его под стражею на остров Родос – в более укрепленное и безопасное место. Но, гонимый врагами, Кирилл Лукарис в самом изгнании не был забыт своею бедствующею паствою. Она еще раз спешила выразить ему глубокую свою признательность. Кирилл беррийский своим любостяжанием истощил терпение и скудные средства константинопольской церкви. Православные – клир и народ – единодушно восстали против него и умоляли правительство избавить их от своекорыстного и жестокого патриарха. Хотя и с трудом, оно выслушало просьбы и сжалилось над участию злополучных греков. Кирилл беррийский был низложен и послан в заточение,²⁸⁵ но вслед за сим возник вопрос – кому занять его место? Православные искренно желали восстановить Кирилла Лукариса, сердца их пламенели любовию к нему; но не было никаких средств, не было даже надежды, возвратить ему свободу. Для этого нужно было, по крайней мере, 70,000 пиастров, а константинопольская церковь и без того обременена была страшными долгами. Положение православных было крайне затруднительное. Но, после тяжких колебаний, они решились, наконец, предложить патриарший престол одному из учеников Кирилла Лукариса – Неофиту, митрополиту ираклийскому. – Первою своею обязанностью Неофит поставил возвратить из ссылки любимого своего бывшего наставника и патриарха. С этою целию он сам пожертвовал всем своим имуществом; клир и народ также собрали посильные приношения, – и Кирилл Лукарис был вызван из ссылки в июне 1636 года.²⁸⁶ Трудно представить, сколь велика была радость народа при встрече архипастыря, уже преклонного летами, но еще бодрого духом. Всем известны были труды его на пользу церкви; многим была известна многотрудная жизнь, и все почти знали, что было причиною его бедствий. Патриарх Неофит спешил первый показать пример сыновней любви и уважения к мудрому святителю: он хотел сложить с себя звание патриарха и вручить пастырский жезл тому, кто с достоинством держал его доселе. Кирилл Лукарис сперва противился этому; но когда Неофит решительно объявил намерение оставить Константинополь и удалиться куда-нибудь в монастырь, – он должен был покориться определению собора и – вступить в последний раз на вселенский престол, в начале 1637 года.²⁸⁷ Вот что пишет московскому государю Михаилу Феодоровичу Кирилл Лукарис о противнике своем Кирилле беррийском и о последнем восшествии своем на патриарший престол: «Чаю, учинилось ведомо великому твоему царствию, что некий митрополит веррийский Кирилл, незаконно домогаясь патриаршества, когда многолетний царь султан Мурат ехал на войну, с некоторыми из своих людей, на дороге подал ему челобитную и посулил пятнадцать тысяч рублей, чтобы его поставить в патриархи; султан повелел быть ему, а меня сослал в Родосский остров, и учинил сие тайно, – никто не ведал, ни архиереи, ни иереи, ни весь мир. Кирилл беззаконно сел на патриаршество, так что весь мир удивился. Усиливаясь выплатить то, что посулил и еще другие пятнадцать тысяч рублей, и, не имея тех денег, мучил он митрополитов и священников и всех церковников и, собрав вдвое против тех денег, что посулил, отдал бусурманам, чтобы его любили; начал он обольщать османов и православных христиан, чтобы его не называли беззаконником и не проклинали, а меня оглашали всячески, надеясь, что ему будут помощники, и объявят его патриархом законным. Злу не было конца, что архиереи и иереи и все православные христиане не могли долее терпеть, и били челом, плачущи, об его злодействах; тогда царь его отставил и хотел казнить, но по челобитью православных христиан не казнил, а лишь сослал, и меня пожаловал, по челобитью мирскому и митрополитов и священников, велел мне быть в Цареграде. Покамест я ехал, посадили на патриаршество иного, а как я приехал, ко мне все прибегли и учинили мне подобающую честь, но на патриаршее место я не хотел идти, пока заплатят, что посулили царю дать архиереи. Потом же, благодатию Божиею и милостию царствия твоего, буду сидеть по-прежнему на патриаршестве; хотелось бы мне под старость успокоиться, но мир меня не оставляет.»²⁸⁸

Полтора года продолжался последний период патриаршества Кирилла Лукариса. В продолжение этого времени злоба врагов его достигла крайних пределов; они решились погубить его, во что бы то ни стало. Не замедлил и самый случай представиться к тому. Султан Амурат IV предпринял поход против персов, и сам отправился с войском осаждать Багдат.²⁸⁹ В Константинополе главным начальником остался великий визирь Байрам-паша, издавна пользовавшийся особенным доверием султана. В это время пришло известие, что казаки успели завладеть Азовом, турецкою крепостью на берегу Азовского моря, и что ладьи их явились уже на Черном море, готовые подплыть к Константинополю. Страх объял турок тем более, что султан был в отсутствии. Враги Кирилла Лукариса не замедлили воспользоваться столь удобным случаем; они внушили визирю, что Азов взят казаками по внушению патриарха; к этому прибавили еще то, что, будто, патриарх намерен возмутить греков, и ожидает только прибытия опасных хищников – своих единоверцев. Паша, напуганный таким известием, спешил уведомить султана о мнимом замысле святителя и о страшной опасности, угрожавшей, будто бы, Константинополю. Чрез несколько дней султан прислал повеление – предать смерти патриарха. Немедленно взяли невинного патриарха Кирилла Лукариса и отвезли его в укрепленный замок – Лемокопию (Λαμοϰοπίαν), близь Константинополя. Турки не решились замучить любимого народом патриарха в самом Константинополе, среди православного народа; для удобного исполнения царского приговора, к великой радости латинян, они посадили его на корабль, показывая вид, что хотят отправить его в ссылку. Но лишь только судно отплыло от берега на небольшое расстояние, – патриарх узнал – к чему его приговорили: ему велено было готовиться к смерти… День склонялся к вечеру; лучи заходившего за горизонт солнца сверкали по поверхности моря, которое было тихо и, как будто, готовилось принять в свои объятия невинного страдальца. Святитель приклонил колена, долго и усердно молился, и затем отдался в руки янычар... С наступлением ночи его уже не было в живых: он был удавлен, и поруганное тело его брошено в море. Это происходило 1638 года, 28 июня. На другой день одежды убитого патриарха продавались на торжище. Чрез несколько времени рыболовы нашли тело патриарха, и передали его благочестивым грекам, которые с честью погребли его. Но разъяренные враги и в могиле не давали ему покоя: они отрыли тело патриарха и в другой раз бросили его в море. Православные греки плакали о таком поругании любимого патриарха. Не зная – куда дели враги его тело в другой раз, они приходили к недостойному преемнику Лукариса Кириллу беррийскому и говорили ему: Πιλάτε, δός ήμϊν τδν μεχρον, ινα αύτον θαψωμεν (Пилат! отдай нам умершего для погребения), – но оно скоро было найдено, по свидетельству одних историков, по указанию чудодейственной тени, стоявшей над тем местом моря, где находилось тело; а по свидетельству других, – оно вынесено было волнами на берег, и здесь найдено было благочестивыми греками, и тайно погребено было в монастыре св. Андрея. Чрез несколько лет патриарх Парфений II торжественно отправил погребение по приснопамятном патриархе, и перенес прах его на остров Халки, где он покоится и до сего времени в Богородицком монастыре.²⁹⁰

Мы представили жизнь и деятельность патриарха Кирилла Лукариса по тем историческим свидетельствам, которые нам были доступны. Нельзя не сознаться при этом, что представили жизнь знаменитого патриарха весьма неполно, и более с внешней стороны, чем с внутренней, могущей гораздо более характеризовать великого иерарха.²⁹¹ Но и эти краткие сведения достаточно говорят нам о его мудром уме и преданности православно-восточной церкви; достаточно говорят, что он во всех местах своего служения и при всех обстоятельствах своей жизни ревностно заботился о благосостоянии православной церкви, везде являлся защитником православия, – что его заботы о православии видели церкви русская, валахская, александрийская, иерусалимская и константинопольская – что его ревность по православию подвергала его гонениям жестоких врагов православия, и наконец заставила его пожертвовать своею жизнью. И этого-то мученика за православие пристрастные историки, личные враги патриарха и враги православной церкви, называли и называют изменником своей веры, предателем восточной церкви. На сколько несправедливы все эти обвинения, мы покажем в последней части.