Слово произнесенное в церкви Харьковского университета в день храмового праздника св. Антония великого, 17 января 1892 г.

Невидимая Его от создания мира творенми

помышляема видима суть, и присносущная сила его и Божество. (Рим. 1, 20).

В наше время в ученом мире преобладает склонность к естествознание. Надобно отдать справедливость нашему веку: много им сделано в этой области знания, и много извлечено пользы из наук естественных для жизни общественной. Но надобно иметь в виду две опасности, которые всегда угрожают просвещенно при сильном развитии естествознания: первая, – отвлечение умов от наук созерцательных, решающих высшие вопросы человеческой жизни и устанавливающих общее миросозерцание, и вторая, – уклонение самого естествознания в грубый материализм со всеми его пагубными последствиями. Первая опасность устраняется уравновешением естественных наук с ращональными, вторая – проверкою выводов естествознания философскими исследованиями и преимущественно божественным откровением, что и должно быть вменяемо в обязанность миру христианскому.

Ныне существует предубеждение, что религия христианская, основанная на вере в божественное откровение, слишком далека от тех точных и положительных исследований, которыми занимается естествознание, и непримирима с ним. Философы последнего времени, смешивающие христианство с языческими религиями, любят указывать на так называемое детство человечества, когда люди, не имевшие познаний о природе, ее силах и законах, жили воображением; все явления видимого мира приписывали влияниям невидимых существ, и населили богами все его области, – и небо, и море, и горы, и подземное царство. Христианство, говорят, требующее признания духовных невидимых существ и влияния их на природу, есть остаток этих детских верований. Положительные науки, говорят, должны устранять подобные воззрения, как предрассудки, мешающие точным исследованиям, и поддерживающие в народах суеверия, вредные для успехов естествознания. Великое заблуждение. Оно произошло именно от того, что преобладание наук положительных отвлекло естествоиспытателей от тщательного изучения филocoфии с ее историей, и особенно христианства, и от опытного познания благотворного влияния сего последнего на все области жизни человеческой – умственной, нравственной и общественной.

Неизмеримо расстояние и неизобразимо различие между языческими и христианскими воззрениями на видимую природу. Благодарение Богу, ныне избранными умами из самих естествоиспытателей уже отвергается мрачное учение о происхождении мира из вечной материи путем саморазвития, и тем открывается просвет на небо, к Богу Единому, Творцу и Промыслителю мира, и возможность примирения христианства с естествознанием. И мы надеемся, что скоро это примирение совершится. Довольно представить в некоторой полноте учение божественного откровения об отношениях Божества к человеку и природе, чтобы увидеть возможность составить целую систему христианского, одухотворенного естествознания, где будет сохранена полноправность сил и законов природы, и признана, так сказать, естественность и очевидность влияния на нее из aмира духовного. И какая светлая картина откроется при этом соединении двух миров – видимого и невидимого в одно целое при совершенной самобытности того и другого!

Слово Божие не открыло нам тайны, – для какой цели дух человеческий соединен с телом и поставлен в мире вещественном, когда он по существу своему иного рода, и способен к высокому самостоятельному развитию. Но гадания для разъяснения этой тайны сохранило нам христианское предание. Некоторые христианские мыслители из подвижников думали, что души человеческие предназначены занять в цепи творений Божиих, у престола Божия, место падших духов, что подтверждается учением о прославлении Богоматери и великих святых. Наши души при сотворении по образу Божию были одарены такими высокими совершенствами, что при взгляде на самих себя могли залюбоваться собою и безвозвратно пасть от гордости, как пал денница с последовавшими ему духами. И вот, Творец, по своей премудрости, закрыл дух человеческий телом от него самого, чтобы до падения он не возгордился, а после падения, которое могло случиться при испытании его свободы и предстоявшем искушении, – видя страшное искажение своего существа, не пришел в отчаяние и сохранил способность к покаянию. Это значение заключения души в тело продолжается и теперь, когда по искуплении истинные последователи Христовы, при богоподобных совершенствах и чудесных дарованиях, немощами плоти охраняются от разгордения, а при тяжких грехах, не видя язв своего духа в их наготе, не теряют надежды исправления с помощью благодати Христовой. Так сам Апостол Павел три раза просил Господа об избавлении его от плотского искушения и получил в ответ: довлеет ти благодать Моя; сила бо Моя в немощи совершается. Апостол объяснил и причину отказа: за премногия откровения, да не превозношуся (2Кор. 12, 7–9).

Это назидательное изъяснение пролагает нам путь к уразумению истинных отношений духа нашего к природе, разумеется, под руководством божественного откровения. Создав дух человека по образу Своему, Бог и в приро- де, сколько она могла вместить, напечатлел Свой образ так что в тварях вещественных и неразумных, по уче- нию Апостола Павла, всегда видны присносущная сила Его и Божество. И дух человеческий таким образом может восходить к Богу двумя путями: внутренним, непосредственным обращением к Нему, как дух к Духу, и посредственно, чрез созерцание природы, так что при утрате способности к внутреннему общению с Богом, для него остается открытым путь естественного богопознания, как это было с язычниками. При этом очевидно, что направление духа нашего к Богу по тому и другому пути есть полное и наиболее желательное движение его к совершенству. Заключенному в тело духу внутренне открыт прямой путь к общению с миром духовным, а чрез чувства открыты красоты мира видимого и возможность уразумения из совершенств природы всесовершенного Бога, высочайшей цели нашего бытия.

Бог в своем откровении Сам установил для человека взгляд, какой он должен иметь на видимую природу. Он указал на нее, как на Свое создание, Свое владение и величественное место Своего пребывания, превосходящее всякия представления ума и усилия искусства человеческого. „Рука моя основала землю, говорит Господь, и Моя десница распростерла небеса“ (Ис. 48, 13). „Может ли человек укрыться, где Я не видел бы его? Не наполняю ли Я небо и землю?” (1ер. 23, 24). „Небо престол Мой, а земля подножие ног Моих. Ибо все cиe соделала рука Моя“ (Ис. 66, 1). Он опытами дал понять, что природа в Его руках есть орудие и средство для действования на дух человека. В разные эпохи домостроительства нашего спасения Он „потрясал небо и землю“ (Аг. 2, 6). С самого начала устроения Церкви Он дал возможность народу избранному перейти море по суху мекду огустевшими стенами воды; в землетрясении, громах и молниях Он изрек закон Свой на Синае собственным, слышным для уха человекеского гласом, и всю историю нашего искупления ознаменовал бесчисленными чудесами. Чудеса эти – не произведения человеческого воображения, не легенды младенчествующих народов, а факты, признанные веками, всегда служившие основаниями разумной веры, служащие и доселе началами нравственной жизни христианских народов. Установив фактами для ума человеческого такой взгляд на природу, Бог открывает высший смысл и всех явлений мира видимого, происходящих по законам в него вложенными, так называемым естественным, но в постоянном соотношении жизни природы с Его жизнью, свойств природы с Его божественными совершенствами, ее изменяющихся явлений с Его неизменными целями.

Мы привыкли думать, что указания Священного Писания на природу служат только сравнениями, или образами, изъясняющими нравственные истины: нет, этого мало. Есть положительные действия божественные, где чрез посредство видимых вещей проводятся высшие, благодатные силы к духу человека. Цель этих действий -внешнею буквою обряда и употреблением предназначенных для того вещей охранить поврежденный дух человека от самообольщения, от смешения благодатных влияний с его собственными мыслями и мечтаниями и от уклонения от руководства силы Божией. Благодать, приемлемая безусловною верою в веществе таинств, помимо недоумевающего ума, прямо ложится на сердце, или в глубь внутренней природы нашего духа, пробуждает дух человека благими внушениями, оплодотворяет его добрыми мыслями и расположениями и видимо являет свое присутствие в человеке добрыми его делами. Так благодать искупления и возрождения приемлется в воде крещения, дары Св. Духа – в помазании миром, священство – в возложении рук, внутреннее соединение с Божеством Искупителя (2Пет. 1, 4) – в таинстве хлеба и вина, прелагаемых в Тело и Кровь Христовы,– как в ветхозаветной церкви – в снедении пасхального агнца; благодать исцеления от болезней – в помазании елеем.

За этим практическим употреблением вещественных предметов в посредство действий благодати Божией на дух человека получают высшее значение бесчисленные указания слова Божия на природу, как отображение божественных совершенств и внутренних отношений Бога к духу человека. Так свет солнечный принят Господом за образ Его истины и всеведения: „Я свет миру: кто последует за Мною, Тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Иоан. 8, 12); лев – как образ всепобеждающей силы Христовой (Ос. 5, 14); пожирающее пламя – как знамение гнева Божия:„Бог есть огнь поядающий“ (Евр.12, 29). Имя кроткого агнца усвоено Искупителю, закланному на кресте за грехи мира (Иоан. 1, 29). Образ чистого и незлобивого голубя взят Духом святым для указания сошествия Его на Спасителя после Его крещения. Виноградная лоза, питающая свои ветви, принята Господом для изображения Его жизни, раскрывающейся в верующих: „Я есмь лоза, а вы ветви“ (Иоан. 15, 5). Тихий ветер указан Богом пророку Илии как знамение Его милостивого явления и присутствия (3Цар. 19, 12). Роса принята пророком за образ животворного действия благодати Божией (Ос. 13, 6). Многоплодная пшеница принята Господом за образ распространения Его учения (Лук. 8). Жатва – за изображение последнего суда Его (Мат. 13, 39). Драгоценная жемчужина – за образ богатства славы в царствии небесном (Мат. 13,46), все драгоценные камни – за образ красоты горняго Иерусалима (Апок. 21, 19. 20). И, наконец, чистейшая красота богочеловеческой природы Иисуса Христа нашла себе образ в красоте цветов: „Я нарцисс саронский, Я лилия долин“ (Пес. Пес. 2, 1).

Все подобные изображения божественных совершенств в природе можно назвать догматическим ее учением о Боге; но в ней изображены и нравственный свойства духа, ею несознаваемые, но для человека понятные, это: целесообразность и неизменный порядок в действиях и явлениях природы, устраняющий всякую мысль о возможности нарушения предписанных ей от Бога законов, что так величественно изображается в псалмах и других церковных песнопениях (Пс. 103). Неуклонное проявление в жизни животных удивительных и разнообразнейших инстинктов обращено Самим Спасителем в урок человеку: „будьте мудры, как змии, и просты, как голуби“ (Мат. 10, 16), а библейскому нравоучителю подало повод посылать человека учиться добродетели у неразумной твари: „пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его и будь мудрым...пойди к пчеле, и познай, как она трудолюбива, какую почтенную работу производит“ (Притч. 6, 6, 8).

Все библейское учение о природе, взятое в сложности, о невидимом пребывании с нею и в ней ее Создателя и Промыслителя, при бесчисленных дарах ее, предоставленных в пользование человеку, представляет ее благоустроенным домом, наполненным дивными украшениями и картинами, напоминающими его обитателю о Домовладыке, поучающем его делам Божией премудрости и наполняющем его сердце ощущением любви Божией. Такою представляется природа простому взгляду не ученого, но благоговейного наблюдателя, а для ученого исследователя ее устройства и законов в их глубине и подробностях она, без сомнения, должна представлять еще более данных для познания Бога в природе, и еще более впечатлений для возбуждения в сердце благодарности и любви к нашему Создателю и Промыслителю, Такое именно направление и указывает естествоиспытателям Псалмопевец: „небеса проповедуют славу Божию и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь и ночь ночи открывает знание. Нет языка и нет наречия, где не слышался бы голоси их. По всей земле проходит звук их и до пределов вселенной слова их“ (Пс. 18, 2–5). Переведем это поэтическое изображение на простую последовательную речь. Каждый день солнце с небес освещает землю и все сокровища и красоты ее, составляющие славу Божию. Вами нет надобности учиться особому языку для чтения этой дивной книги; язык природы понятен всем народам и звуки речей ее всюду слышен. День за днем вы будете открывать новые чудеса мира и новые предметы для изучения; всем естествоиспытателям, рассматривающим природу при свете солнца во всех царствах ее, будет работы доколе стоит мир. Но настает ночь, развертывается картина звездного неба пред астрономом, и нет конца его наблюдениям. В течение веков открываются новые миры и новые их соотношения; и со всех концов мира по всем отраслям естествознания в одну общую сумму науки собираются сведения о новых познаниях, сообщаемых разуму человеческому таинственным голосом земли и неба. И благо им, если они слышат в созерцаемых ими предметах вещания о славе Божией, и в сердцах своих воздают Ему славу.

Таков взгляд на природу и таковы отношения к ней разума человеческого, установленные божественным откровением. Их и держались христианские естествоиспытатели всех времен. С четвертого века мы имеем образец такого посвящения прославлению имени Божия всех познаний о природе, известных в то время и собранных ученым святителем в одном творении: это известный Шестоднев, или учение о шестидневном творении мира святого Василия Великого. История естествознания имеет и за новейшее время великих естествоиспытателей, заканчивавших свои исследования удивлением творческой премудрости и благоговейным обращением сердца к Богу.

Не таковы, по изображению слова Божия, отношения к природе естествоиспытателей, утративших истинные понятия о Творце мира. Св. Апостол Павел в послании к Римлянам говорит об ученых язычниках, что „невидимое в Боге, вечная сила Его и Божество от создания мира видимы были им из рассматривания тварей; но так как они не позаботились иметь Бога в разуме, не прославили Его, как Бога и не возблагодарили, то предал их Бог превратному уму делать непотребства. Они, называя себя мудрыми, обезумели“ (Рим. 1, 20. 21. 22. 28). Разберем эти слова Апостола.

Язычники, оторванные от народа избранного, которому

вверено было хранение слова Божия (Рим. 3, 2), потеряли

священные предания, и, утратив истинные понятия о Боге, обратились к поклонению тварям. Ученые из лучших языческих народов из рассматривания тварей могли дойти до познания всесовершенного ума, положившего печать свою на природе, и некоторые из них домышлялись до истины бытия единого, вечного Бога, но они „не позаботились иметь Бога в разуме“, т. е. не провели в жизнь достигнутое ими познание о Нем, „не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили”; ни сами не оставили суеверий языческих, ни народы, которых они были руководителями, не стремились возвести к истинному богопознанию, потому „Бог предал их превратному уму“.

Что значит „Бог предал их?” – Мы видим из слова Божия, что Бог до явления в мир Искупителя промышлял о народах языческих. Он готов был как вездесущий и все наполняющий, ответствовать их стремлениям к познанию Его, и эти стремления могли удержаться на должной высоте под усилием благоговения к познаваемому Богу и служения Ему, но они уклонились от этой цели, оторвались от руки Божией, готовой поддержать их, и Бог оставил их, или „предал превратному уму“.

Что такое „превратный ум“? Это ум, действующий вопреки законам мышления, вложенным в него Творцом так же, как и в природу Им вложены законы, соответствующие уму человеческому. Эти законы требуют, чтобы не признавать ничего за истину без основания, так же, как и бытие предмета без произведшей его причины: превратный ум в языческих ученых признавал мир беспричинным, т. е. происшедшим от самого себя из вечной материи, или, как они говорили, от случая. Здравый ум требует, чтобы причина, произведшая известное явление, была сильнее, совершеннее своего произведения, – иначе она была бы бессильна произвести его; – превратный ум Виновника бытия этого мира и самого человека представлял хуже его произведения, не признавая в Нем совершенств, бесконечно превышающих совершенства сотворенного Им мира и терпя в народах почитание богов, которые были хуже людей по своим мифологическим похождениям и порокам. Здравый ум ищет последовательности и целесообразности в своих действиях и видит присутствие такого же ума во всех чужих произведениях, отличающихся стройностью и целесообразностью: превратный ум языческих философов для видимой природы, – которая ни в частях своих, ни в целом не обнаруживает самостоятельного и свободного ума, – не признавал нужным бытия и присутствия высшего божественного разума, ею управляющего, а довольствовался измышленною ими, бескачественною и безотчетно-действующею судьбою.

В этом изображении языческих заблуждений не узнают ли себя некоторые естествоиспытатели нашего времени, отвергшие истину бытия всемогущего Творца и Промыслителя мира? И у них что значит эта система эволюции, или саморазвития природы, этот воображаемый непрерывный прогресс однообразного вещественного мира, уносящий с собою и душу человеческую, эта новоизобретенная пессимистами воля, нудящая все существующее к движению вперед, – что все это, как не древние учения о вечной материи, о случае, о судьбе, названным Апостолом произведениями „превратного ума“?

Но Апостол указывает еще более глубокое падение ума, не удержавшего в себе Бога, в размножении ложных учений, которые обнаружились в нравственном развращении: „предал их Бог превратному уму делать непотребства“. Здесь картина древнего языческого мира совершенно сливается с современною картиною образа мыслей и жизни язычников нашего времени, – мaтepиaлиcтoв. „Превратный ум“ тех и других, утратив понятие о Боге, Духе всесовершенном, теряет сознание достоинства души человеческой и превосходства ее пред животными; с устранением мысли о Верховном Cyдии утрачивает внимание к своей совести и становится равнодушным к преступлениям; дав свободу грубой чувственности, допускает пороки, прилагающие человека скотом несмысленным (Пс. 48, 13) и делающие даже хуже их, как видим из описания пороков языческих, оставленного нам Апостолом Павлом в послании к Римлянам (гл. 1). Превратный ум, утратив веру в Творца мира, как видим особенно ныне, перестает смотреть с уважением на природу, относится к ней горделиво, и вместо того, чтобы с сознанием своей ограниченности и с благоговением изучать законы, данные ей от Бога, и пользоваться ими для своих целей, старается совершенно подчинить ее себе и повелевать ею. Порабощая человека чувственным страстям, превратный ум перестает любоваться красотами природы и находить в них поучение и нравственное утешение, а смотрит на нее, как на кладовую, откуда может добывать средства для удобств жизни и наслаждений, и хищнически истребляет и расточает веками накопленные в ней богатства. Утратив веру во всеблагого Промыслителя мира, превратный ум лишает человека Покровителя, Опоры и Надежды в виду окружающих его бедствий, увеличивающихся по мере развращения людей. При всех этих утратах человек чувствует себя беспомощным сиротою, и мир, который человек верующий почитает домом Отца своего небесного, представляется ему тюрьмой, из которой он стремится вырваться, даже не зная, куда он попадает, и что встретит за стенами тюрьмы. Это отчаяние, которое чувствует человек, лишенный общения с Богом, и которое решаются прикровенно высказывать современные материалисты и пессимисты, со всею откровенностью, выражается в словах древнего языческого философа Сенеки: „если тебе трудно жить, разве не найдешь ты дерева, на котором можешь повеситься, или утеса, с которого можешь броситься в пропасть?“ И мы видим каждый день, как этот совет исполняется в разных видах нашими практическими материалистами, размножающимися под руководством материалистов ученых.

Мы не будем, – да не позволяет нам и достоинство церковной кафедры, – подробно раскрывать мрачную картину пороков, размножающихся под влиянием материалистических учений и уподобляющих наше время темным временам язычества. Мы только выразим удивление, как ученые христианского мира могли унизиться до грубых заблуждений язычества. Языческие философы, домышлявшиеся до истины бытия Божия, не умели удержать Бога в разуме и достойно прославить и возблагодарить Его, а материалисты христианского мира, получившие с детства истинные понятия о Боге, мире духовном и своем назначении, все это с ожесточением выбросили из своего ума и сердца и унизились до родства с животными в учении о своем происхождении и назначении.

Вспомним укоризну, сказанную Богом чрез пророка Иеремию Израилю при подобном уклонении его от истинного богопочтения: „два зла сделал народ Мой: Меня, источник воды живой, оставил и высек себе водоемы разбитые, не могущие держать воды“ (Иер. 2, 13). Наблюдайте за опытами жизни: там, где люди верны учению и заповедям Христовым, не иссякает источник воды живой, и цветут добродетели, и не оскудевают радости жизни, доступные человеку на земле; в ваши же (говорим материалистам) искусственные дырявые водоемы много утекло и истины, и добродетели, и счастья человечества. Не гордитесь перед православным народом, молящимся Господу на сухих своих полях о ниспослании дождя: он знает, что делает; а бойтесь этой дерзости, которая хочет привлечь дождь с неба пушечными выстрелами. „Не обманывайтесь, говорит Апостол, Бог поругаем не бывает“. Аминь.