История Тюбингенской богословской школы⁷⁷

Основание протестантского богословского факультета в Тюбингене. Профессорат и духовные должности. Герцогский стипендиум и его назначение. Споры профессоров с герцогом. Вакации. Борьба тюбингенских богословов с ересями и предосторожности против вторжения ересей в среду студентов. Требования от профессора. Временный упадок университета. Господство полемического богословия. Широта лекций. Восстановление значения библейского экзегезиса. Борьба богословов с вольфианцами. Малочисленность слушателей. Меры к посещению лекций студентами. Упадок старой Тюбингенской школы. Новая Тюбингенская школа. Взгляд тюбингенцев на Неандера. Избрание Баура и его деятельность.

В 1877 г. Тюбингенский университет праздновал свое четырехсотлетнее существование. По этому случаю один из профессоров богословского факультета этого университета Вейцзеккер (Weizsäcker), преемник знаменитого Баура на церковно-исторической кафедре, издал в свет историческое описание богословского факультета в Тюбингене под заглавием «Lehrer und Unterricht an der theologischen Facultät der Universität Tübingen» от времен Реформации до настоящего времени, т. е. до 1877 г. Автор, как он об этом говорит в предисловии, поставил себе целью описать только деятельность профессоров по части преподавания и историю самого преподавания с его успехами и неуспехами. Он поставляет вне задачи своего труда изображение истории развития богословия, богословских взглядов, богословской литературы, вышедшей из-под пера тюбингенских богословов. Он так же оставляет в стороне историческое описание так называемого герцогского «стипендиума», или семинарии, где происходило подготовление будущих студентов богословия к поступлению на богословский факультет и где продолжали жить студенты богословия и после поступления в университет. Несмотря на то, что программа сочинения Вейцзеккера очень неширока, оно представляется во многих отношениях любопытным и интересным. Известно, какое громадное значение Тюбингенская богословская школа имеет в современном протестантском богословии, вследствие этого история этой школы заслуживает полного внимания. С другой стороны, богословские факультеты немецких университетов составляют учреждения, параллельные с нашими Духовными академиями, поэтому представляется интересным знать, как развивались эти учреждения, что обусловливало их успехи, чем в особенности условливалось их необычайное значение и влияние в науке. Без сомнения, по Тюбингенскому богословскому факультету можно с полным правом судить и вообще о ходе развития всех немецких богословских факультетов.

Историю богословского Тюбингенского факультета Вейцзеккер делит на 10 периодов. Постараемся передать в нашей статье более интересные подробности из каждого периода в книге автора.

Первый период (1535–1561 гг.) обнимает время основания протестантского факультета в Тюбингене. Еще в 1525 г. в октябре вышло правительственное распоряжение, которое вводило план преподавания, показывавший, что правительство имело в виду придать факультету реформаторский характер. И в последующее время правительство имело почти безусловное влияние на ход дел богословского факультета (нужно заметить, что Тюбинген находится в герцогстве, а позднее королевстве, Вюртембергском). На факультете положено быть четырем профессорам и ежедневно по две лекции. Курс назначен пятигодичный⁷⁸. В продолжение следовало прочитывать все науки, а они состояли: из объяснения важнейших писаний Ветхого Завета и всех писаний Нового Завета, а также из объяснений «Сентенций» Петра Ломбардского. Каждый из четырех профессоров обязан был трактовать одну из четырех книг Ломбарда, также каждому из них назначены были для истолкования определенные книги Св. Писания: первому – Пятикнижие и Павловы послания, второму – Матфей и Иоанн, Псалтирь, Иов, третьему – Исаия, Иеремия, Даниил, Марк, Лука, Деяния и соборные Послания, четвертому – Иезекииль и малые пророки, книги Премудрости Соломоновой и Иисуса, сына Сирахова, и Послание к Евреям. Из числа двух ежедневных лекций одна читалась утром, другая после полудня. Так как в каждый день читали только двое профессоров, то каждому из четырех профессоров приходилось читать через день, причем, помимо праздников, суббота также была свободным от занятий днем. Кроме лекций, профессора должны были проводить диспуты. Дни диспутов были свободными от чтения лекций. Реформаторский характер этого плана преподавания заключался в том, что главное место было отведено библейскому экзегезису. Кроме того, все, что напоминало схоластику, оставлено в стороне. Прежнее деление теологов на номиналистов и реалистов пало. Но этот план вскоре был изменен, по воле герцога Ульриха. Он прежде всего объявил университетской корпорации профессоров, чтобы все лекции велись по его воле и с его ведома. В 1535 г. объяснение «Сентенций» Петра Ломбардского было заброшено; библейский экзегезис сделался единственным предметом научного преподавания на богословском факультете. Толковать Св. Писание предписано было не в переводе, а в оригинале. Но этот новый план на первых порах не мог быть приведен в исполнение. Этому не соответствовал самый персонал профессоров. Почти весь университет был против Реформации, почему профессора старались тормозить успехи последней. Они, правда, не могли прямо противиться воле герцога Ульриха, но явно надеялись, что все переменится и пойдет по-старому. Вследствие этого все профессора богословского факультета, за исключением одного, были отставлены. Назначение новых профессоров, отвечающих видам правительства, было нелегко, а потому в этот период на факультете было только двое профессоров, а потом трое. Ежедневных лекций было две, а так как профессоров было трое, то вошло в обыкновение, что в то время, как двое в течение недели читали лекции, третий, по очереди, на целую неделю освобождался от занятий. Впоследствии, впрочем, этот порядок был отменен: назначено было по три ежедневных лекции, и каждый из профессоров обязан был читать по одной лекции ежедневно, а всего в неделю по пять лекций (суббота по-прежнему была днем, свободным от занятий). Наука, однако же, мало двигалась вперед. В 1546 г. герцог Ульрих декретом дал знать университету, что последний недостаточно показывает энергии в науке, в особенности по части богословия, которое читалось не с должным прилежанием, а диспутов богословских было мало. В круг богословских наук, кроме экзегезиса, вводится изложение догматов веры. К концу этого периода факультет настолько окреп в своих научных силах, что без затруднений начал пополнять своими питомцами вакантные профессорские кафедры.

Второй период обнимает 1561–1590 гг. В это время прежде всего замечаем то явление, что по распоряжению герцога все профессора принимают на себя духовный сан. Всем им вменено в обязанность как можно чаще произносить проповеди. Профессорская корпорация увеличивается назначением четвертого профессора с титулом экстраординарного. В первое время этот профессор не имел определенной кафедры. Он замещал собой других профессоров, почему-либо не могущих быть на лекции. На этот период выпадают особенные заботы правительства о лучшем устройстве «герцогского стипендиума». Декретом 1559 г. умножено число стипендиатов. Они должны не только прослушать полный курс богословия, но и достигнуть степени доктора, и во все это время содержались за счет правительства. Через год появляются новые предписания относительно этих стипендиатов. Начальникам (супер-интендантам) стипендиума вменено в обязанность поощрять и поддерживать наиболее способных молодых людей. Подобных лиц запрещено было назначать на обыкновенные пасторские места. Чтобы не лишать права семейной жизни таких стипендиатов, им была открыта возможность поступить на диаконские места в Тюбингене и пасторские поблизости этого города. Этим давалась им возможность продолжать посещения лекций и после поступления на духовную должность. Кто из этих стипендиатов приобретал степень доктора богословия, тот получал высшую духовную должность, а его стипендия замещалась другим способным лицом на тех же условиях. Стипендиум, таким образом, должен был сделаться школой ученых богословов. Все эти предначертания не были приятной мечтой: они осуществлялись на деле. Один из пасторов того времени рассказывает, что сделавшись пастырем одного местечка близ Тюбингена, он имел в то же время предписания: время, свободное от своих пастырских занятий, употреблять на слушание лекций в университете. И он не только исполнял это, но и участвовал в богословских диспутах. Он даже испрашивает себе позволение от университета читать на вакации лекции о какой-либо ветхозаветной или новозаветной книге (т. е. лекции для желающих слушать, и не обязательные для студентов). Другой пастор из стипендиатов говорит о себе, что он составил тезисы по вопросам о лице Христа и Евхаристии, о первородном грехе и защищал их в продолжение целых четырех дней перед факультетом. – Число наук на факультете увеличивается введением в их круг практического богословия, которое состояло, впрочем, главным образом в диспутах о различных спорных вопросах современности. Правительство было не особенно довольно положением науки на факультете. Оно было недовольно тем, что профессора излагали свои науки слишком пространно и останавливались на одних каких-либо ее сторонах ко вреду для целого. Предписано было иметь в виду пользу студентов, а не собственную славу.

Дальнейший период истории школы (1590–1620 гг.) богат столкновениями факультета с правительством по вопросу о назначении профессоров. На открывшуюся вакансию профессора герцог Людвиг назначил своего стипендиата Гейльброннера. Это назначение не нравилось университетскому сенату (совету), потому что Гейльброннер возбуждал какие-то сомнения и недоразумения. Между университетом и правительством возникают препирательства, результатом которых было то, что этот кандидат был устранен. Длинную историю вызвало другое герцогское назначение. В то время когда на богословском факультете был полный комплект профессоров, но никто между ними не носил достоинства канцлера (должность вроде ректора наших Академий), герцог вдруг назначает в эту должность аббата Андрея Озиандера. Вследствие этого четвертый из наличных профессоров оказался за штатом (всех профессоров, включая и канцлера, который тоже был профессором, по штату полагалось четыре). Возникло затруднение. Младший из профессоров выходит в отставку. Но этим дело не ограничилось. Так как по штату было три профессора ординарных и один экстраординарный, то, по выходе в отставку младшего, экстраординарного, один из ординарных профессоров должен был перейти на вакансию экстраординарного; кроме того, должна была произойти перетасовка в самом преподавании наук, ибо с должностью канцлера соединено было преподавание определенных наук, и потому один из профессоров должен был уступить новому канцлеру свои предметы преподавания. Само собой понятно, что профессор, переходящий на должность экстраординарного, должен был терпеть и материальный ущерб: он должен был получать теперь меньше прежнего на 50 гульденов и на два ведра вина в год. Университет по этому случаю вошел к герцогу с самыми решительными объяснениями. Но это только раздражило герцога. Герцог не без насмешки отвечал университету, что вся буря поднялась лишь из-за 50 гульденов и двух ведер вина. Это подлило масла в огонь. Университет отвечал герцогу, что дело вовсе не в гульденах и в вине, а в тяжелом оскорблении, какому подвергнется корпорация. Герцог прислал своих комиссаров, чтобы уладить дело. Но мира все не было. Тогда сам герцог Фридрих с блестящей свитой пожаловал в университетский совет и положил конец препирательствам. Все три прежних профессора богословия удержали свою ординатуру, канцлер Озиандер также вступил в университет.

К замечательнейшим явлениям в жизни богословского факультета этого времени нужно отнести еще следующее: число проповедей, какое должны были произносить профессора, было еще увеличено. В тот день, когда известный профессор произносил проповедь, он освобождался от лекций. В положении наук произошло то изменение, что экстраординарному профессору назначен определенный предмет для лекций – догматика (compendium locorum theologicorum). В статутах факультета этого времени заслуживает внимание узаконение относительно вакаций. На факультете прежде всего были вакации, общие с другими факультетами; они состояли: из 18 дней рождественских, от праздника Фомы до Богоявления, из 7 дней среди поста от estomihi («пусть будет мне». Здесь и ниже это, по всей видимости, начальные слова из различных католических богослужений во время поста. – Ред.) до invocaverit («призвал (бы)» [или: «призовет»]), из 23 дней пасхальных, от Вербной субботы до misericordiae («милосердия»), из 8 дней праздника Пятидесятницы, из 36 дней собственно каникул, которые начинались 6 июля, наконец из 20 дней осенью со дня Михаила до дня Луки, следовательно, всего каникулярных дней было 112 или 16 недель. Кроме того богословы, а равно и медики, в разное время года имели еще 15 праздничных дней.

Делая общую характеристику состояния науки в рассматриваемый период, Вейцзеккер замечает, что богословские диспуты, к которым обязывались профессора и студенты, составляли собой упражнения в полемике, которая тогда господствовала в богословской литературе. Диспуты перешли в чисто формальное искусство спорить. В лекциях первое место занимал по-прежнему экзегезис, но, несмотря на всю ученость профессоров, понимание библейских книг оставалось без существенного прогресса.

Четвертый период (1620–1650 гг.) характеризуется упадком факультета ввиду продолжительной войны, которая отягощала Вюртембергское герцогство. Факультет пустеет, так что к концу этого периода он нуждался в полном восстановлении. Из обстоятельств Тюбингенской школы этого времени нужно в особенности отметить старания ее теологов предохранять себя от вторжения ересей. Один из профессоров факультета, Николаи, начал увлекаться по христологическим вопросам мнениями Менцера, господствовавшими в Гессенском университете и близкими к древнему несторианству. Тюбинген в это время славился ортодоксией, и такое явление, как Николаи, глубоко оскорбляло религиозное чувство тюбингенцев, тем более что он начал встречать себе сочувствие в других лицах. Начались споры между Николаи и прочими профессорами. Николаи вынужден был наконец объявить, что он отвергает сочинения Менцера. Но впоследствии оказалось, что раскаяние Николаи было неискренне. Начались еще большие смуты между богословами. Ортодоксалы выступили с открытыми опровержениями нового заблуждения. Вмешивается в дело сам герцог Иоанн Фридрих и входит в личные объяснения с Николаи. Последний вынужден был решительно отказаться от заблуждения и выступить в качестве борца против Менцера, но все-таки положение его в университете было крайне неприятно, и он оставляет профессуру. С подобной же ревностью университет борется и против католицизма. Когда один из бывших членов Иезуитского ордена, Рейгинг, обратился в протестантство и был назначен по воле герцога экстраординарным профессором на факультете, то ему вменено было в обязанность строго следовать протестантскому учению. И свои лекции, и свои сочинения он должен был наперед отдавать на цензуру богословскому факультету и консистории. На него также был возложен труд литературно опровергать свою прежнюю Церковь, а именно, он должен был подвергнуть критике свое собственное сочинение, написанное, в интересах католицизма, против одного дрезденского протестантского богослова, а чтобы он мог сделать это скорее, он был освобожден от лекций. В это время видим также ревностную заботливость об охранении православия студентов. Когда было замечено, что между студентами появляются кальвинические идеи, то предписано было, чтобы книгопродавцы не осмеливались продавать студентам книг еретических и в особенности кальвинических. Списки книг, назначенных для учащихся, книгопродавцы должны были наперед представлять на рассмотрение факультета. Самые книги не прежде поступали во владение студентов, как после цензуры со стороны богословов.

Поступление на профессорскую должность в то же время строже регулируется. Кандидат на эту должность должен сначала подвергнуться публичному диспуту, и прочесть oratio pro loco («молитва о месте» (лат.). – Ред.). Кроме того, никто не мог быть сделан профессором, если он не составил себе имени в литературе. Мало того, теперь требуется, чтобы и будучи на кафедре, профессор заявлял себя научными литературными трудами. Это рассматривалось как существенная часть обязанностей профессора. Если сочинение, каким занимался профессор, требовало быстрого окончания и способно было возбудить общий интерес, в таком случае он освобождался от лекций. Сам герцог иногда поручал богословам-профессорам такие или другие работы. – В круг предметов преподавания вводится новый предмет – обличительное богословие (Lectio controversiarum theologicarum), которое впоследствии занимает очень видное место в ряду других наук. Замечательны меры правительства к привлечению иностранцев поступать на факультет.

О пятом периоде (1650–1690 гг.) приходится сказать очень немного. Продолжительная война отразилась неблагоприятными следствиями в положении университета и богословского факультета в нем. В людях с достоинствами чувствовался большой недостаток. Повсюду появилась бедность, житейская нужда угнетала ученых. И вот историк встречает таких профессоров, которые только и делают, что рыщут по питейным домам, бражничают и развлекаются игрой в кости. – В положении богословских наук происходит то изменение, что недавно перед тем введенное обличительное богословие, ко вреду для истинных научных целей, получает главное место в преподавании. Ветхозаветный и новозаветный экзегезис получают прикладное значение. Он должен был служить целям полемики. Профессора Св. Писания Ветхого и Нового Завета были в это время не прямыми исследователями своего предмета, а должны были читать о так называемых loca difficiliora, т. е. указывали в Писании места, в силу которых удобнее всего было поражать врагов, объясняли эти места и опровергали аргументы противников. В чтениях профессоров замечалась удивительная медлительность, которая вредила успеху дела. Так, профессор Прегитцер, читавший Иеремию, в продолжение двух лет успел прочесть и истолковать только десять глав. Тот же профессор о книге Даниила читал пять лет, а о книге пророка Исаии 26 лет! Профессор Св. Писания Нового Завета в срок, в какой он должен был прочитать о всех книгах Нового Завета, успел истолковать только одно Послание к Филиппийцам. А профессор обличительного богословия из каждого вопроса умудрялся делать целый трактат. Герцог, ввиду этого, издал строжайший декрет избегать впредь подобных беспорядков. – В рассматриваемое время обращено было особенное внимание на приучение студентов богословия к проповеданию. В этом они упражнялись под руководством четвертого, экстраординарного, профессора. Им вменено также в обязанность произносить проповеди в соседних с Тюбингеном селениях.

С наступлением следующего, шестого периода (1690–1720 гг.) становится заметным оживление в жизни и деятельности богословского факультета в Тюбингене. Господство обличительного богословия, которому служили в предыдущий период все прочие науки, приходит к концу. Экзегезис ветхозаветных и новозаветных книг занимает первое место в ряду наук. Библейская наука получает новую жизнь. Толкование производится по лучшим герменевтическим правилам; видно стремление изучать текст непредвзято, с научными приемами. Правда, еще по-прежнему в программе остается обличительное богословие, но ему дается лучшая постановка: оно направляется исключительно против современных заблуждений. Программа расширяется через введение в курс наук церковной истории. Ее на первый раз читает сверхштатный экстраординарный профессор. Корпорация профессоров обновляется благодаря поступлению в нее людей с новым направлением. Замечательно, что факультет неприязненно встречал подобных людей и противодействовал их назначению, но правительство, которое не стеснялось мнением факультета, решительно назначало в профессора таких лиц, которые могли оказать услуги науке в качестве представителей новых идей. Так случилось при назначении профессора Ферча. В то же время происходит выделение обязанностей профессора от обязанностей духовного лица, так как доныне профессор нес на себе и эти последние обязанности. Некоторые профессора, например, отказываются от проповеди, и им делаются уступки в этом отношении.

Периоды седьмой (1720–1756 гг.) и восьмой (1756–1785 гг.) могут быть обозреваемы вместе по тесной связи их между собой. Модным учением в это время была лейбнице-вольфианская философия. О ней много пришлось рассуждать тюбингенским богословам. В 1725 г. герцог пожелал выслушать мнения философского и богословского факультетов по вопросу: насколько лейбнице-вольфианская философия может иметь отношение к догматам, и распространение ее нужно ли признать полезным или вредным? Мнения факультетов были против этой философии. Мнение философского факультета было составлено слабо, а богословы, напротив, высказались с большим пониманием дела, хотя Вольф после и посмеивался над этим мнением. Они объявляли, что эта философия вредна для богословия. Вскоре, однако же, богословскому факультету пришлось принять в свою среду двух вольфианцев, разумеется, не по своей воле. Герцог захотел назначить профессором на богословский факультет вольфианца Бильфингера, который с 1725 г. был преподавателем в Петербургской академии (наук?). Желание герцога возбудило страх и ужас в факультете и обществе. Консистория сделала по этому поводу свои представления герцогу. Она объявляла, что Бильфингер не богослов, а математик и философ, что он не хочет нести на себе обязанностей проповедника, что свободный образ преподавания его уже давно возбудил сомнения относительно его ортодоксии, что он весь университет поставит в подозрительное положение, что против Бильфингера высказались два профессора богословского факультета и что поэтому с его приглашением разрушится единение между тюбингенскими богословами. Герцог, однако, стоял на своем. Тогда один из профессоров сделал представление, чтобы, по крайней мере, было поставлено условием Бильфингеру не примешивать философию к чтениям о богословских предметах; другой при этом прибавлял, что он, Бильфингер, должен понимать, что на богословском факультете не может быть допускаемо столько свободы, сколько, например на философском. Итак, Бильфингер был сделан профессором богословия в Тюбингене. Другой случай – еще более замечательный. Некто Канц издал в 1728 г. первый том своего сочинения «Usus philosophiae Wolfianae in theologia» без цензуры тюбингенских богословов. Они обратились с жалобой к герцогу, что Канц в различных пунктах отступает от типа евангельского богословия, что, поэтому, ему следует внушить держаться в границах цензуры и ортодоксии, и он действительно получил соответствующее внушение. В 1733 г. он был принят в число профессоров философского факультета в Тюбингене, но под условием, что он вполне откажется от своих прежних принципов и будет жить миролюбиво. Канц, однако же, не успокоился. В 1737 г. он снова обошел цензуру при издании третьего тома своего прежнего сочинения. Богословский факультет выступает снова с упреками и возражениями в отношении к Канцу. Он усмотрел здесь извращение учения о Св. Троице. Из Бога-Отца, замечали богословы, он сделал действие (Würkung) всех вещей, из Бога-Сына – всеве́дение, из Бога-Духа Св. – любовь ко всему благому; кроме того, они нашли здесь учение о предсуществовании Христовой души и другие заблуждения. Канц отказался от всяких сношений с богословами, но сенат (совет университета) заставил его дописать введение к сочинению, в котором он должен был отречься от своих мнений, несообразных со Св. Писанием. Тем не менее и после всего этого Канц продолжал печатать свои сочинения без цензуры и возбуждать новые волнения среди богословов; так, он отвергал шестидневное творение мира. После всего этого факультет входит с жалобой к герцогу, что Канц истощил всякое терпение богословов. Вольфианская философия, говорили они, показала уже самые опасные следствия; студенты от этой новой мудрости совсем потеряли рассудок (ganz bethört), знать не хотят древней теологии; вторгается «неверие и либертанизм»; через несколько лет совсем никого не будет, кто бы способен был к пастырским обязанностям. И несмотря на все это, Канц, по воле герцога, переводится в профессора богословского факультета, и притом без всяких условий и оговорок!

К характеристике научного положения факультета рассматриваемых времен принадлежит замечательное расширение программы богословского образования. Так, профессор Пфафф читает чуть не энциклопедию богословских наук, а именно: теоретическое, полемическое, экзегетическое, пастырское и аскетическое богословие, древнюю и новейшую церковную историю, церковное право и историю богословской литературы. И притом он делал это с такой быстротой, что в продолжение трех лет он оканчивал полный курс указанных богословских наук. В лице лучших профессоров тех времен Вейцзеккер приветствует замечательное соединение различных направлений в Тюбингенском богословии. Он находит явную черту научного прогресса в том богатстве новых отраслей богословия, которое встречаем в это время в Тюбингене, но при этом он не может умолчать, что на массе богословских наук, здесь прочитанных, лежит печать беспринципности.

Несмотря на то, что ход преподавания шел вперед, Тюбингенский университет сравнительно мало имел слушателей: заметно было, что его обходили. Это побудило тогдашнего герцога потребовать от университета объяснения этого явления. Университет со своей стороны дал следующее объяснение: иностранцы мало посещают университет оттого, что он не успел еще поправиться после недавней продолжительной войны, что Тюбинген находится в глухом месте Германии, и что с ним конкурируют соседние города – Страсбург и Гейдельберг, которые имеют более благоприятное положение в Германии. Затем, университет разбирает некоторые возражения, какие делались против самого преподавания в Тюбингене, напр., что здесь предметы читаются слишком пространно и потому медленно, так что не дождешься конца курса, но что в саксонских университетах дело идет легко и быстро. Университет отстаивает свой способ пространного изложения наук. Он утверждал, что краткие курсы чтений приносят мало пользы для учащейся молодежи, что при таком способе чтений студенты могут нахватываться там и здесь лишь кой-чего, ut canis е Nilo (как собаки [пьют на бегу] из реки Нил (лат.). – Ред.), и что в голове студентов не может сложиться солидной системы. Однако же факультет обещает в этом отношении возможные улучшения. Это было в 1734 г.

В 1744 г. вышло довольно странное предписание, чтобы профессора богословия читали, не как доныне было, каждый – определенный курс наук, но чтобы они попеременно читали все науки. Через год каждый должен был читать то, что доныне излагалось другим и т. д. Для лекций, назначенных для всех студентов, определено было 3 и 4 часа в день (кроме лекций, так называемых, приватных). Предписание профессорам меняться ежегодно предметами Вейцзеккер справедливо признает низведением университетского преподавания до уровня школьного. Это предписание впоследствии повело к спорам. В 1770 г. герцог Карл-Евгений собрал комиссию для обсуждения вопроса: нужно ли удержать систему попеременного чтения профессорами предметов? Комиссия высказалась за уничтожение этого обыкновения. Но богословский факультет, состоявший тогда из 3-х лиц, пожелал остаться при прежней системе, и герцог определил уступить факультету. По этому же вопросу спрошена была и консистория, которая представила свое мнение с указания оснований pro и contra обыкновения. В пользу уничтожения указанного обыкновения выставлено было то, что редко можно встретить профессора, который был бы силен во всех науках, и что это поведет профессора к усовершению в том круге наук, каким он исключительно занимается. Но, с другой стороны, и удержание обыкновения небесполезно, потому что кто имеет обязанность читать определенный круг наук, тот не будет иметь побуждения и цели заниматься другими науками, а от этого произойдет то, что в случае, например, болезни известного профессора некому будет заменить его. Когда состав факультета в 1777 г. изменился, мнение об отмене указанного обычая восторжествовало. Около того же времени вошло в правило посвящать лекциям утром 8–11 часы, а по полудни 2–5 часы, первые назначались на обязательные лекции, вторые на приватные. Характерно еще, как решен был вопрос о мерах заставить студентов неопустительно посещать лекции. В 1757 г. правительство дало знать профессорам факультета, что герцогские стипендиаты под предлогом посещения лекций бродяжничают, расхаживают по трактирам и другим подозрительным местам. Поэтому оно рекомендовало профессорам при конце каждой лекции перекликать слушателей по именам и отмечать не бывших. Правительство хотело изготовить для них печатные списки слушателей в таком количестве экземпляров, сколько у каждого из них часов чтений в известном семестре, так чтобы они легко карандашом или чернилами могли отмечать отсутствующих. Факультет высказался против подобной меры. Он нашел такое требование неслыханным и замечал, что не одни стипендиаты слушают лекции, но и другие лица, в особенности иностранцы, которых эта мера вовсе разогнала бы. Факультет, однако же, обещался смотреть за посещением лекций студентами.

Период 1785–1826 гг., девятый, замечателен в том отношении, что в этот период происходит упадок так называемой старой Тюбингенской школы и появляются задатки для создания новой школы. Вейцзеккер дает такую характеристику старой школы: «Эта школа имела своей задачей защиту ортодоксального учения. Ее делом была защита христианского учения и его откровенного характера вообще. На этой защите она и остановилась. Только в этом смысле она и имеет значение среди духовного движения эпохи. Все преподавание показывает, с какой ревностью она это совершала. Дух времени начал брать свое, и она тщетно старалась противиться ему». Ввиду того, что университет вообще и богословский факультет в частности клонились к упадку, правительство принимает меры к улучшению дела. Потребовано было с этой целью мнение от факультетов и от сената (совета) со всевозможными статистическими сведениями, и результатом всего этого был декрет, которым потребовались многие преобразования в университете. Именно, было потребовано, чтобы университет старался об удовлетворении новейших запросов со стороны преподавания. Профессорам богословского факультета была предоставлена свобода в выборе материала для лекций; постановлено не препятствовать им, если захотят двое из них в данное время читать один и тот же предмет. Обличительное богословие вычеркнуто из числа предметов преподавания, так как этот предмет в большей части университетов закрыт и так как вопросы, входящие в эту науку, могут быть помещены и в догматике, и в церковной истории. По Св. Писанию предписано как можно более знакомить студентов с библейскими книгами, не останавливаясь, впрочем, слишком долго на книгах ветхозаветных. Программа церковной истории была расширена: новейшая история должна была читаться в особый семестр. Вместе с этим введены в курс наук: chronologia sacra, antiquitates ecclesiasticae, символические книги и пр. Факультет согласился с этими требованиями, находя, впрочем, что для некоторых ветхозаветных книг должен был отведен больший срок, чем какой указан декретом, именно для Исаии и Псалмов. В то же время обращено особенное внимание на упражнение студентов богословия в проповедничестве. Предписано было давать им темы и тексты не только для проповедей, но и для покаянных речей (Beichtrede), для собеседований с детьми, больными и пр. В 1819 г. профессор Банмайер пришел к мысли об основании проповеднического института. Он учредил, чтобы студенты говорили свои проповеди в дворцовой церкви (Schlosskirche). Старания об усовершении студентов в проповедничестве умножаются еще более впоследствии.

В десятом периоде школы (1826–1877 гг.) автор описывает деятельность новой Тюбингенской школы и по преимуществу знаменитого Баура. «Через избрание Баура в профессора Тюбингенского университета открывается новый период» в истории Тюбингенского богословия, замечает автор. Замечательны обстоятельства, при которых избран Баур. Смерть проф. Бенгеля сделала вакантной одну из кафедр на факультете. Поднялся вопрос, кем заместить ее. Внимание останавливалось между прочим на Неандере и Бауре. Но того и другого факультет не желал. О Неандере факультет отозвался так: «Хотя в силу своего ясного ума Неандера и нельзя назвать ханжой, но он очень способен к тому, чтобы плодить ханжей» (frömmler). О Бауре факультет говорил так: «При всей своей учености, при гениальности взгляда, при отличном философском уме Баур, однако же, имеет такой взгляд на религиозные вещи, вследствие которого мы не можем иметь к нему доверия». Но случилось обстоятельство, которое придало особенное значение кандидатуре Баура. 124 студента богословия представили факультету петицию, в которой просили избрать Баура. Королевское министерство тоже склонилось в пользу Баура, и Баур был избран. Вместе с Бауром более или менее продолжительное время действуют на факультете: Дорнер, Эвальд, Эдуард Целлер. Баур на факультетских совещаниях по поводу замещения той или другой вакантной кафедры всегда подает голос либеральный, тянет на сторону лиц, согласных с его воззрениями. Так, он подает голос за Мерклина на том основании, что на факультете есть уже лица с преимущественным церковным направлением, и поэтому следует дать место в лице Мерклина и свободному научному направлению. Когда вышел из университета Эвальд, Баур вооружается против кандидатуры Элера, находя, что этот последний уклонится от того чисто исторического понимания Ветхого Завета, какое было в чтениях Эвальда. Баур профессорствовал 34 года и читал в разное время следующий обширный круг наук: всю церковную историю и историю догматов. Далее – историю религии и философию религии, символику и церковное право. Затем излагал введение в Новый Завет и теологию Нового Завета. Он занимался также и экзегезисом: Деяния апостольские, Послания к Коринфянам, Галатам, Послание Иакова, Апокалипсис – вот предметы его экзегетических работ. – В последнее время богословский факультет состоит из следующих профессоров: Бекка, Вейцзеккера, Дистеля, Вейсса, Будера.