IV. Пробуждение мысли о важном общественном значении «православного прихода» и «православного братства». – Возрождение «православного прихода». – Вопрос о «приходе» в эпоху освобождения крестьян

Вместе с критикой нашего прошлого и выяснением исторически выработанных устоев нашей прежней общественной жизни, в сознании нашего общества начинала проясняться светлая мысль о возвышении значения наших приходов, которые надлежало оживить и прочнее организовать, причем под приходами правильно понимались церковные общины, объединяющие православный народ единством веры и преследующие высшие жизненные интересы, как-то: просвещение и благотворение ближним⁶¹. Автор приведенной выше историко-критической статьи (Прилож. к Твор. св. от «О первоначальном народном обучении»), между прочим, говорит: «приходы – живые памятники и символы духовного единения в вере, которые должны образовать их себя также сосредоточия и просвещения вообще». Развитие понятия о приходе и достижение нескольких практических результатов касательно способов и мер к оживлению приходской жизни имеют также свою небольшую историю.

По времени первая попытка в разработке вопроса о значении православных приходов в нашем церковно-общественном строе принадлежит автору, поместившему под инициалами И. Б. в московском журнале «Русская Беседа» за 1857 г. статью «Приход»⁶².

Эта статья начинается энергичным возгласом о необходимости света.

Света, света! Как можно больше света! Чтобы не было темных мест, чтобы не было глухих закоулков, в которых так привольно укрываться злу, а то тьма погубить нас, друг друга давить станем. Но прежде всего нам нужен свет Христов, все просвещающий, освящающий и оживотворяющий, который проникает в самые темные закоулки, в жизнь семейную, в душу человека; этого света прежде всего и больше всего нужно для нас⁶³.

И вот автор, указав, что мы имеем этот великий и живописный свет в Православной Церкви, замечает, что мы, к сожалению, мало пользуемся сим светом. Мы имеем величественное проникающее в душу священнослужение, есть у нас иерархия, составленная по преданию апостольскому и отеческому, есть и заслуживающие полное уважение пастыреначальники и учители… Все у нас есть, все приготовлено, все устроено, чтобы нам пользоваться благами животворного света Христова, только нашей деятельности здесь нет, нет нашей заботы пользоваться этими благами; все вокруг живет и действует, мы только неключимы и находимся в каком-то мертвенном сне⁶⁴.

Приступая к изложению своих соображений о необходимости оживления церковно-приходской жизни, автор сначала указывает на чисто внешнее формальное отношение православных к своей приходской церкви и приходу.

«Куча камней, не соединенная никаким цементом, более имеет связи, чем члены приходской церкви, ежели один камень возьмешь из кучи, то непременно другой соседний камень пошевелится, а бери любого члена в приходе, обижай его и делай с ним, что хочешь, все другие члены, за небольшими исключениями, и не тронутся с места, пальцем не шевельнуть, только бы их не трогали. Но неужели такие отношения наши правильны? Неужели здесь все, чего от нес требует Православная Церковь? Нет, десять раз нет, это далеко не все, это только явное обличение нашей неключимости, нашего нехотения пользоваться светом Христовым, это только свидетельство того мертвенного сна, того могильного мрака, в котором мы живем».

Замечая, что отношения прихожан к нищим своего прихода совершенно неправильны, автор проектирует собрания прихожан по воскресеньям, тотчас после обедни, у священника или старосты для разбора сирот и бедняков и для приискания труда всем, кто в силах работать, заявляя при этом совершенно основательно, что просьбы, обращенные целым приходом по таким делам, вряд ли часто будут оставаться без нужно сообща всему приходу нанять квартиру, а лучше устроить дом, для которого земля почти всегда готова при церкви. Деньги для доброго дела всегда найдутся, хотя бы и в заем с погашением из церковных сбором. Потом, в устроенном или нанятом от прихода доме непременно должно отделить комнату для училища, где бы учить нищих с семилетнего возраста грамоте, закону Божьему, письму и счету. Учителя (из дьячков и пономарей) всегда найдутся за незначительное жалование.

Но что может сделать единодушие и крепкий нравственный союз прихода, когда приход составляет одно живое целое, когда прихожане не груда мертвых камней, как большей частью бывает, а живые деятельные члены, сочувствующие интересам целого прихода, об этом мудрено и сказать, всех благих последствий единодушия прихожан зараз и не исчислишь! Зато при отсутствии общих забот прихода (справедливо замечает автор) и те средства, которые есть на лицо, будут пропадать даром. Приход может пристроить не одних нищих, его нравственные силы несравненно крепче, он может избавить от нищеты еще не живущих мирским подаянием, но готовых сделаться таковыми от неблагоприятных обстоятельств, он может спасти от нравственного падения готовых пасть; он может защищать обидимых и поддержать слабых. Приход есть величайший двигатель общественной нравственности, в нем только возможно возрождение нравственных сил общества, в нем заключается зерно жизни, на него прежде всего должно обратить внимание. Ни одно общественное учреждение так не способно для благих целей, как приход, и это потому, что в приходском обществе нет различия состояния, а все равны пред Богом, и в добрых делах все имеют братский голос. В заключении автор заявляет, что приходы давно уже учреждены и учреждены законом; закон признает уже каждый приход чем-то живым, целым; следовательно нам только остается исполнить закон, только возвратить, или скорее, пробудить жизнь прихода, которую мы усыпили преступным эгоизмом.

В том же 1857 году вышло в свет сочинение священника Иоанна Флерова «О православных церковных братствах, противоборствовавших унии в юго-западной России в XVI, XVII и XVIII столетиях». В этом сочинении автор, по имевшимся в ту пору источникам, довольно подробно сообщал об устройстве православных братств, действовавших на западе России, о религиозно-просветительных целях этих свободных христианских союзов, а также о средствах и способах их для достижения этих целей. Несомненно, что наше образованное общество, благодаря этому сочинению, впервые познакомилось с братскими учреждениями, совершенно неизвестными в то время в восточной России, и это знакомство с самым светлым и культурным явлением древней Руси должно было раскрыть нашему обществу всю ту зиждительную силу православия, которая присуща ему согласно канонам церковным, практики церковной и законам гражданским, поддерживающим эту практику, и которая находит свое выражение в соборном управлении церковными делами. Эти братства, не ограниченные, как приходы, географически определенным районом, являются религиозно-политическими учреждениями с широкой программой просветительной и благотворительной деятельности, с неограниченным числом деятельности простой, но вместе с тем и крепкой организацией управления. Названные учреждения, возникшие на чисто церковной почве, по благословению высших иерархов, представляются вполне испытанными христианскими союзами и, объединяя и воспитывая людей в христианском духе, могут с своей стороны мощно способствовать развитию церковно-приходской жизни.

Теперь весьма необходимо указать, как все эти плодотворные мысли о приходской и братской самодеятельности и самостоятельности, развиваемые в статьях и сочинениях, проникали в самую жизнь и какие на практике вызывали явления. В этом отношении надлежит на первом плане поставить мероприятия нашего духовного и светского правительства.

А. В 1859 году управлявший делами сибирского комитета статс-секретарь Бутков препроводил обер-прокурор Св. Синода составленный генерал-губернатором восточной Сибири графом Муравьевым-Амурским, по совещании с архиепископом камчатским Иннокентием, проект правил об обеспечении и устройстве духовенства в Амурской и Приморской областях, на предмет испрошения одобрения Св. Синода.

Для доставления духовенству области Амурской и Приморской возможности стать на высоту духовных учителей и в сих видах обеспечить его материально и поставить его в определенные отношения к прихожанам, в указанных правилах этому духовенству назначалось, кроме надела земли, помещения от прихода и жалованья от казны, еще и определенное пособие от прихожан, по раскладке этого собора между ними, деньками или хлебом.

Такое материальное устройство духовенства и возложение главной тяжести его на приход побуждало правительство вызвать к деятельности приходские силы и признать за приходом его древнее значение юридического лица. Таким образом, попечение об удовлетворении всех нужд приходских церквей и состоящих при них причтов возложено было правилами на обязанность «советов прихожан», которые составлялись: из священнослужителей местной церкви, из представителей от всех сословий и званий (не исключая ремесленников) по одному от каждого, из церковного старосты и особого почетного попечителя в городах, а в сельских (или станичных) приходах из местных священнослужителей, сельских начальников, церковных старост и представителей от окрестных селений, приписанных к приходам. Все сии лица (за исключением священнослужителей, являвшихся непременными членами советов) избирались прихожанами на известный срок, и председательство в советах приходов городских церквей принадлежало тому, кто будет для сего членами совета избран, а в селениях приходскому священнику⁶⁵. Ведение и распоряжение церковными доходами и расходами, не исключая свечного и кружечного сборов, принадлежат к числу главнейших обязанностей советов приходских, которые обязываются в сем случае надлежащей отчетностью. Кроме того, на них возлагается попечение о призрении бедных прихода, погребении неимущих умерших, устройстве участи бесприютных сирот, распространении грамотности и религиозного образования между прихожанами, устройстве кладбищ, примирительное разбирательство всех тех, кто обратится к суду совета приходского, и рассмотрение случаев по нарушению правила о безвозмездном исполнении причтами духовных треб, о коих случаях, если окажется нужным, доводится до сведения епархиального начальства⁶⁶.

Св. Синод, рассмотрев этот проект и найдя его столь основательным и соответствующим цели, в самом проект выраженной, что, по воспоследовании высочайшего соизволения на приведение положения сего в действие, определением 17 июля (7 августа) 1859 года, положил: всеподданейше ходатайствовать пред Государем Императором, чтобы Св. Синоду было дозволено войти в соглашение с подлежащими министерствами о применении главных начал означенного проекта, по мере возможности и внимательном соображении с местными условиями, к прочим губерниям и областям России, за исключением западных, для которых составлялось уже особое положение⁶⁷.

Означенные правила, по журналу сибирского комитета, удостоились высочайшего утверждения 23 декабря 1859 года.

Так совершилось в 1859 году, по почину двух знаменитых русских деятелей, архиепископа Иннокентия и графа Муравьева-Амурского, и с полного одобрения Св. Синода, возрождение православного прихода в восточной Сибири, вполне в духе нашей церковности и согласно коренным началам нашей церковно-гражданской жизни, причем Св. Синод выразил свое непременное желание о применении, с высочайшего соизволения, названных зиждительных правил во всей России⁶⁸.

Дальнейшая история этого синодального предположения такова: определением 13 февраля 1860 года, Св. Синод, в соответствие своему первому определению от 17 июля (7 августа) 1859 года, представил обер-прокурору графу А. П. Толстому испросить Высочайшее соизволение, дабы Синоду дозволено было войти в соглашение с светским правительством о повсеместном применении приамурских правил в главных их основаниях. В числе бумаг, сданных в феврале 1862 года бывшим обер-прокурором Св. Синода графом А. П. Толстым своему заместителю генерал-майору А. И. Ахматову, остались неисполненными вышеприведенные письменные предположения Св. Синода. Новый обер-прокурор А. П. Ахматов уже в мае 1862 г. вошел по этим предположениям Св. Синода в переписку с московским митрополитом Филаретом, который, хотя и находил приамурские правила для себя неясными и трудно приложимыми к другим епархиям, однако, высказал в заключение, что мысль о приходском совете есть такое семя, которое, если удастся посеять, обедает некоторые плоды⁶⁹. 12 декабря 1862 года обер-прокурор Ахматов в предложении Св. Синоду заявлял, что Государю Императору благоугодно было повелеть: дело, по предложению Св. Синода о применении начал проекта правил по обеспечению духовенства в приамурском крае к прочим губерниям России, передать в учрежденное ныне особое Присутствие для изыскания способов к обеспечению быта православного духовенства. Св. Синод, определением 17 декабря 1862 года, во исполнение сей Высочайшей воли, приказал синодальной канцелярии передать это дело в особое Присутствие. Наконец, 28 июня 1863 года обер-прокурор предложил Св. Синоду нижеследующую выписку из журнала Присутствия, от 30 мая 1863 года, высочайшее утвержденного 17 июня 1863 года: «по вопросу, который возник в Св. Синоде еще до утверждения Присутствия, именно, по вопросу о применении к разным местностям империи положения об обеспечении и устройстве духовенства Приамурского края, Присутствие находит, что вопрос об обеспечении духовенства каждой епархии должен быть разработан по каждой епархии самостоятельно, согласно местным потребностям и представляющимся к удовлетворению оных способам, и за таковым распоряжением изданное для одной, совершенно отдельной, местности частное положение не может быть принимаемо за основание для применения к нему в других местностях. По изъяснением соображениям вопрос о применении означенного положения к другим местностям оставить без дальнейших последствий».

Св. Синод 17 июля (7 августа) 1863 года принял эту выписку к сведению и дело зачислил оконченным⁷⁰.

В то же приблизительно время, когда изданы были правила о советах приходских в Амурской и Приморской областях, уже исключительно высшим светским правительством были учреждены церковные советы в округах пахотных солдат (Новгородской губернии) и в округах южных (бывших военных) поселений. С передачей округов пахотных солдат в 1857 году из военного в удельное ведомство, министр императорского двора утвердил в 1860 году правила для церковных советов при тамошних церквах, а по этому примеру были утверждены министром государственных имуществ такие же правила для церковных советов в округах южных поселений. Получив первое известие о существовании таких советов лишь в 1862 году, Св. Синод просил в апреле названные министерства сообщить указанные правила об учреждении сих советов на рассмотрение. Управляющий департаментом уделов сообщил Св. Синоду, что об этом учреждении церковных советов своевременно доведено было до высочайшего сведения, и что эти советы принесли существенную пользу хозяйству церквей, а прихожанам приняты с признательностью. Председатель распорядительного комитета по устройству южных поселений с своей стороны сообщил Св. Синоду, что учрежденные в сих поселениях церковные советы в некоторых местностях оказали материальную поддержку тамошним церквам, несмотря на краткость времени существования таких советов, но что духовенство, не привыкшее к контролю в своих действиях, не разделяет мнения о пользе сих советов.

При рассмотрении этих правил о церковных советах в округах южных поселений оказывается, что совет составляется из 4 – 10 поселян, по избранию прихожан, из стариков и лучших людей в приходе, отличающихся своей хорошей жизнью и усердием к церкви, преимущественно грамотных, лица эти называются старшинами. Кроме выборных в церковном совете состоят членами по должности: приходской священник, волостной голова и церковный староста. Церковный совет печется о добром хозяйстве церкви, а также о сиротах, увечных и престарелых своего прихода, и ведению его подлежит: здание церкви со всеми принадлежащими к ней строениями, здания училищ и благотворительных учреждений (устроенных на мирские суммы), кладбища, а также все суммы, поступающие в пользу церкви и в пользу бедных, престарелых, сирот, и, наконец, церковная утварь и вообще все движимое имущество вышеозначенных учреждений. Обыкновенные расходы производятся под наблюдением совета старостой, а значительные расходы по церкви и богоугодным заведениям могут быть производимы по мирскому приговору всех прихожан. Церковный совет изыскивает меры к обеспечению участи бедных, престарелых и сирот в приходе, а также к обучению поселянских детей обоего пола грамоте и православной вере. Предположения по сим предметам совет представляет обществу прихожан, которые в случае согласия постановляют по сему предмету мирской приговор. Совет по мирскому приговору прихожан нанимает чтецов в церковь, если бы наличное число причетников оказалось недостаточным, а равно и сторожей для охраны церковного имущества. По истечению года церковный совет на общем мирском сходе прихожан отдает отчет во всех своих действиях по хозяйственным и благотворительным делам и в особенности по приходу и расходу сумм⁷¹. Обозрение этих правил приводит к убеждению, что ими более, нежели приамурскими правилами, устанавливалась полная автономия православных приходов, возвращенных к активной деятельности в области церковно-общественной⁷².

Получив эти правила, Св. Синод сделал сношение с некоторыми преосвященными, прося их дать заключение о приложимости сих правил на практике.

Опуская подробности, изложенные в мнениях преосвященных (московского, киевского, херсонского и харьковского) касательно церковных советов в южных поселениях, и заметя, что все они высказались в принципе в пользу учреждения таких советов, мы здесь лишь укажем, что только преосвященные херсонской и харьковский отнеслись критически к предоставлению сим советам права распоряжения и заведывания церковными имуществами и церковными суммами. Что же касается до самого авторитетного между ними митрополита Филарета, то он, находя составление правил о церковных советах без ведома Св. Синода и введение их в действие без отношения к епархиальному архиерею необычайным и нежелательным случаем в церковном управлении, указывая главным образом лишь на неудобство в предоставлении совету заведывания освященными вещами, на нежелательность устранения духовного начальства от ревизии годичных отчетов сих советов и высказался против распоряжения церковных советов свечными суммами, имевшими в то время особое назначение направление⁷³. В заключение митрополит Филарет полагал, что как в Приамурском крае, так и везде, при каждой приходской церкви, может быть учрежден церковный совет для устройства церковного хозяйства и дел приходской благотворительности и просвещения, и допускал контроль совета за верным хранением и употреблением церковной собственности, выражающейся в присутствии совета при ежемесячном счете и поверке прихода и расхода. Наконец, митрополит Филарет указывал на то, чтобы важнейшие дела церковные происходили по совещаниям совета и всего общества прихожан и чтобы средства, приобретаемые для дел человеколюбия, не были смешиваемы со средствами собственно церковными⁷⁴.

Вопрос об участии православного прихода, чрез свои органы (советы, попечительства и т. п.), в управлении церковно-мирским достоянием и об упорядочении всего этого управления для блага церкви и нравственного роста православного населения является наиболее важным в целях признания за приходом его древнего значения юридического лица, а потому мы считаем необходимым остановиться подробнее и внимательнее на отношении к сему вопросу митрополита Филарета, авторитетность мнений которого признается всеми православными.

Для более ясного уразумения взгляда митрополита Филарета по сему предмету мы приведем на справку мнение, высказанное им 7 марта 1862 года о собственности православной церкви, в виду существовавшего в то время в светском правительстве предположения о подчинении церковных капиталов одинаковым контрольным правилам с суммами других министерств, то есть предположения вносить эти первые капиталы в сметы для рассмотрения в государственном совете. В этом мнении, а также во всеподданейшем представлении Государю Императору об оставлении в прежнем положении контроля и хранения сумм духовного ведомства, митрополит Филарет явился решительным сторонником независимости финансовой церкви от государственного контроля и вмешательства и в подкреплении своего мнения сослался на апостольские и соборные правила (св. апост. Прав. 41, Антиох. соб. прав. 24 и Карфаген. соб. прав. 42)⁷⁵.

Отделяя строго-церковную собственность от государственной, митрополит Филарет ни коим образом ное был сторонником полновластия епископов в управлении церковной собственностью и, как видно из донесения его Св. Синоду в 1851 году, с мнением о своде важнейших постановлений из правил апостольских, соборных и отеческих, составленном архимандритом Иоанном, при разборе ст. 244, о церковном имуществе, он замечал: «здесь пропущено одно из главных правил церковного хозяйства, чтобы епископ не распоряжался церковным имуществом сам безгласно, а имел для сего эконома; зри IV вселенского собора правило 26»⁷⁶. Точно также митрополит Филарет не сливал понятия «церковной собственности» с понятием «собственности духовного ведомства», или «синодальной», и (пункт VIII его мнения) признавал за отдельными церквами право собственности на их доходы и капиталы⁷⁷.

Не упуская из вида этого ясно выраженного митрополитом Филаретом мнения о характере церковной собственности и в частности о самостоятельной собственности местных церквей, мы укажем на два случая, которые подали московскому святителю повод высказать свое заключение относительно управления церковными имуществами приходским советом, в состав которого входят не только представители от мирян, но также представители от местного причта. Так, в письме к А. Н. Муравьеву, от 6 апреля 1860 года, митрополит Филарет, касаясь дел константинопольской церкви, между прочим, говорит: «что такое управление церковными имуществами посредством мирского почти совета? Не знаю. Что управление одними духовными лицами не было счастливо, это известно. Составит управление из духовных лиц с приобщением некоторых светских, под главным ведомством патриарха и синода, было бы не противно правилам и не худо по обстоятельствам»⁷⁸. В другом письме, а именно к обер-прокурору Св. Синода графу Протасову, от 5 марта 1843 года, митрополит Филарет, касаясь дел нашей единоверческой церкви, разъяснял, что «епархиальное начальство, щадя помысел единоверческих церквей, оставляет единоверцами в церковном хозяйстве полную свободу»⁷⁹.

Это последнее разъяснение заслуживает особого уважения. Если при утверждении в 1800 году высшим духовным и светским правительством пунктов единоверия, дозволяющего православным в крайних случаях приобщаться у единоверческих священников Св. Тайн (п. 11 утвержденных московским митрополитом Платоном правил), и затем при разъяснении сих пунктов в указе Св. Синода, от 5 апреля 1845 года, сочтено было возможным дать единоверческим приходам право избрания ими своих священнослужителей (п. 2) и право управления церковным имуществом и доходами их церквей, то не может быть сомнения в том, что нет никаких существенных канонических оснований для лишения православных приходов таких же прав, а наилучшим доказательством из практики нашей церкви за последнее время о неимении таких препятствий служит полное одобрение Св. Синодом в 1859 году приамурских правил об учреждении приходских советов, снабженных упомянутыми выше правами, и настойчивое желание Св. Синода распространить именно эти правила во всей России⁸⁰.

Имея приведенные выше понятия о «приходском управлении» и зная о разрешении Св. Синодом вопроса об этом управлении в смысле вполне благоприятном для мирян, митрополит Филарет, как мы видели выше при обсуждении правил приамурских и южно-поселенских, коснулся с особой осторожностью определенного сими правилами порядка приходского управления и, не высказывая мнения о том, что предоставление церковным или приходским советам права заведывания и распоряжения церковным имуществом и доходами противоречит каким-либо каноническим правилам, прямо признал необходимость предоставления сим советам полного контроля над этим имуществом и доходами.

Все эти данные дают нам достаточное основание утверждать, что митрополит Филарет не мог быть сторонником правильности той формулы, по которой в православных приходах заведывание и управление церковным имуществами и доходами должно быть оставлено в руках причта и церковного старосты под высшим наблюдением духовного начальства. Такое утверждение приобретает еще большую силу в том факте, что митрополит Филарет, будучи всегда строгим блюстителем правильного ведения церковного хозяйства, сам лучше всех и ранее других знал о коренном несовершенстве такого способа управления церковным имуществом и доходами⁸¹. Так, в мнении своем, от 17 января 1863 года, он, между прочим, писал: «известно и прискорбно то, что в церквах не вся свечная прибыль показывается и представляется начальству и вероятно в большей части церквей большая половина оной переходит в кошельковую сумму, но священник, зная сию неверность церковных старост пред законом, принужден терпеть ее, потому что без сего многие церкви не могли бы удовлетворять своим потребностям, а также и потому, что неудобно преследовать за сие церковных старост, и при таком преследовании не нашли бы желающих принимать должность церковных старост».

В другом своем мнении о собственности православных церквей при предположении об обращении церковных сборов в казначейства, московский владыка прямо заявил, что большая часть сельских церковных старост не способны дать какие-либо объяснения⁸².

Основываясь только на этих правдивых словах московского святителя, нельзя прийти к другому заключению, как к тому, что весь способ ведения церковного хозяйства по указанной выше формуле, как ведущий к сознательной утайке церковных сумм с риском их похищения и к помещению в отчетах заведомо неверных сведений начальству о движении самых святых денег в России, собираемых с народа по грошам на «Божие дело», должен быть признан окончательно негодным и требующим замены его более надежным способом церковного хозяйства.

Все эти сведения о широком введении «приходского управления», по инициативе высшего духовенства и светского правительства как в Сибири, так и в средней, и южных полосах России в течение 1859 – 1862 годов, необходимо иметь ввиду при обсуждении деятельности особого присутствия по созданию и введению в действие правил о приходских попечительствах, изданных в 1864 году, о чем речь будет идти ниже⁸³.

Б. Теперь мы коснемся постановки в редакционных комиссиях вопроса о «приходе», как единице административно-территориальной, в эпоху освобождения крестьян.

При начертании положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, в редакционных комиссиях весьма естественно возник вопрос чрезвычайной важности, а именно «об общих основаниях образования крестьянских обществ». Комиссиям предстояла задача создать две независимые друг от друга общественные единицы, а именно «хозяйственную» и «административно-полицейскую и судебную».

Как известно, в дореформенное время пользование господской землей «миром» было явлением, замечавшимся в великороссийских губерниях и отсутствовавшим в губерниях малороссийских, белорусских и литовских. Такое неофициальное существование «поземельных общин» дало большинству деятелей редакционных комиссий, заботливо отстававшему самостоятельность этой общины, основание к образованию «сельских обществ», как единиц чисто-хозяйственных, члены которых для выплаты подателей и повинностей связаны между собой круговой порукой. Образование таких обществ было направлено против «помещика», которому противопоставлен был «мир»; с этим миром он и должен был со времени реформы иметь дело, а не с отдельными членами сельского общества, и в этом усматривалась гарантия для последних от произвола помещичьей власти, которая хотя юридически и упразднялась, по фактически оставалась все еще довольно сильной. Вместе с тем образование сельских обществ было и на пользу правительственной администрации, так как круговое ручательство членов сельских обществ за исправное отправление казенных податей и окладов обеспечивало правильное и неуклонное поступление таких податей в казну.

Если такая хозяйственная единица, имеющая непосредственную связь с общим пользованием землями и угодьями, соответствовала сельскому быту великороссийских губерний, где существовала поземельная община, то для западных губерний она была нововведением, вряд ли отвечающим интересам тамошних крестьян, ибо они, при личном пользовании земельными участками, все-таки обязывались отвечать круговой порукой, то есть, должны были платить трудовые свои деньги за нерадивых и неимущих односельцев. К сему следует добавить, что несмотря на видимое желание создать в сельском обществе оплот против помещика, его материальные интересы, равно как и правительства, могли только выиграть от учреждения сельских обществ, так как круговая в них порука, пока крестьяне пользовались помещичьими землями и выкуп поземельных их наделов не был осуществлен, обеспечивала правильное поступление от них повинностей и податей в пользу помещика. Таким образом, учреждение сельских обществ на началах положения было мерой искусственной, по крайней мере, для половины крестьянского населения России, интересы которого в этом деле отодвинуты были на второй план.

Еще более «деланной» представлялась новосозданная крестьянская волость, как единица административная и полицейско-судебная. Прежняя администрация сосредоточилась в лице одного помещика и с упразднением этой власти необходимо было дать крестьянам независимое управление, посредством выборных должностных лиц из их среды. В защиту деятелей редакционных комиссий надо сказать, что в то время нельзя было и мечтать о создании всесословной общественной единицы, так как освобождение крестьян «с землею» существенно разъединило, на время срочно-обязанного состояния крестьян, интересы «помещика» и «мира»; с самого начала устройства быта крестьян на новых основах от помещика отпадала вотчинно-полицейская власть, и он устранялся от всякого влияния на мирское общество.

Такое положение сословий заставляло правительство соединить, так сказать, механическим образом сельские общества, находившиеся в одном уезде и по возможности смежные, в волости. Эта односословная общественная единицы, чрезполосная в смысле территориальном и не имеющая никакого другого основания, кроме числа душ, представляет из себя, очевидно, устройство непрочное, искусственное. Эта искусственность в устройстве крестьянской волости, созданной более в интересах правительственных, была подмечена при самом составлении крестьянского положения 1861 года. Некоторыми членами крестьянских комитетов весьма правильно замечалось, что «волость», как и «город», должна быть единицей территориальной, а не сословной, и что не естественно соединение разных мест крестьянских клочков в одно целое. Также указывалось, что трудно вымыслить административную единицу, и если она только не бюрократическая инстанция, лишенная всякого смысла, то определяется не по заранее обдуманной норме, а вследствие общности интересов самих жителей в целом их составе. С этой точки зрения весьма естественной казалась мысль, что одни крестьяне, освобожденные от крепостной зависимости, не могут составить одной общей, правильной административной единицы.

Сильной критике подвергалось и волостное крестьянское самоуправление. Как известно, в каждом волостном (равно и сельском) обществе заведывание общественными делами предоставлено было «миру» и его избранным, и волостному управлению подлежали все отношения крестьян к правительству и дела, касающиеся гражданской жизни крестьян. С точки зрения общегосударственной некоторым лицам, принимавшим участие в проведении крестьянской реформы, представлялось очевидным, что собственно для крестьян нет надобности устраивать «особые» управления, где соединенные принудительным путем сельские общества подчинены были «чужому большинству». Далее, ими замечалось, что самоуправление не создается никогда регламентацией законодателей и писанным законом, но там, где существует, естественно есть всегда последствие развитой в гражданах нравственности и согласованности интересов. При таком критическом отношении к учреждению крестьянской волости, чуждой крестьянскому понятию, эта искусственная единицы (в значении крестьянского самоуправления) казалось «изолированной крестьянской инстанцией», излишней и обременительной для крестьян, как в финансовом отношении, так и в смысле отягчения их разными должностями, и удаляющей их в общественных делах от других достаточных и образованных классов общества во вред общим их интересам, так как такое разъединение сословий поведет опять к произвольному управлению чиновников.

Все эти соображения лиц, не сочувствовавших проекту учреждения крестьянской волости, заставили их искать такую жизненную общественную единицу в России, которая бы действительно совмещала в себе местные интересы жителей, и притом в полном объеме этих интересов, а не в отрывочном и узкосословном их виде. Хотя, как известно, в шестидесятых годах замечался почти полный упадок «прихода», как единицы церковно-общественной и территориальной, ибо права «прихожан», если не были совсем уничтожены к тому времени, то во всяком случае представлялись (если можно так выразиться) атрофированными, тем не менее в виду того, что «приход» и в том положении представлялся ветками единственно жизненной общественной единицей, некоторые деятели по крестьянской реформе остановили свое внимание на приходе и предлагали определять размеры волостных обществ по приходам. К числу указанных деятелей надо отнести меньшинство симбирского и курганского крестьянских комитетов, а также олонецкий комитет, замечавший, что в Олонецкой губернии едва ли представляется возможность к иному разделению крестьян на общества, кроме уже существовавшего церковного их разделения.

Редакционные комиссии, выслушавшие с одинаковым внимание, как мнения большинства, так и мнения меньшинства губернских комитетов, и имея в виду необходимость избегать устройства, как слишком мелких, так и слишком крупных волостей, остановились с особенным интересом на мнении некоторых провинциальных деятелей о «приходе», как административной единице, и возбудили важный вопрос: представляется ли удобным и возможным образовать из крестьян каждого прихода отдельную волость и тем избежать необходимости назначения «численных норм» для определения размера волости?

В пользу предположения о принятии приходов за основание деления крестьян на волости приводилось как в обзоре оснований обоих меньшинств симбирского комитета, так и в некоторых выраженных печатно мнениях⁸⁴, следующие соображения:

1) Приход, будучи уже знакомым, драгоценным для народа средоточием, представляет собой единицу живую, носящую исторический характер и соответствующую действительным отправлением гражданской жизни. Крестьяне всего чаще сходятся в церкви и могут легче совещаться тут о своих нуждах. Притом, учреждение со временем училищ, больниц и благотворительных учреждений всего легче в селах.

2) По официальным статистическим сведениям (того времени) видно, что средняя цифра принадлежащего к каждому приходу населения составляла около 500 душ. При таком размере волость, представляя не слишком малую и не слишком крупную «административную единицу», не будет вызывать неудобств, сопряженных с этими крайностями, как для правительства, так и для самих крестьян.

3) Разделение на приходы может оказаться, наконец, крайне полезным и в более или менее близком будущем при неминуемом совершенном слиянии во едино всех сельских сословий, представляя готовую, так сказать, рамку, в которую легко, удобно и охотно уложатся все новые элементы.

С другой стороны, против изъясненного предположения возражали:

1) Не малое число приходов находится в двух разных уездах и даже разных губерниях и должны быть по необходимости отнесены к разным волостям.

2) Приходы, как по числу прихожан, так и по пространству, представляют весьма неравномерные единицы; поэтому волости были бы весьма часто, либо слишком малы, либо слишком крупны.

3) В некоторых значительных селах бывает по нескольку приходов, и таким образом одно и то же село принадлежало бы к разным волостям.

Соображая изложенные доводы в пользу и против предположения о принятии прихода за основание деления крестьян на волости, редакционные комиссии находили, что в большинстве случаев составление волости из крестьян одного прихода может вполне удовлетворять изъясненным выше общим условиям правильного и удобного в хозяйственном и административном отношении разделении крестьян на волости и представлять еще важную для крестьян выгоду сосредоточения в одном пункте их гражданских и духовных интересов, но в немалом также числе случаев может представиться необходимость в соединении нескольких мелких приходов в одну волость, а иногда в отделении разных частей прихода к разным волостям. Таким образом, существующие приходы не могут служить исключительным основанием для разделения крестьян на волости, тем более, что в некоторых губерниях живут смешанно с православным населением и иноверцы, как например, в восточных губерниях и в Таврической губернии магометане, а в С.-Петербургской губернии финны евангелического исповедания и, наконец, в западных губерниях католики.

Поэтому общим основанием должны, по мнению редакционной комиссии, служить определенные нормы числа душ и географического протяжения сельских обществ из государственных крестьян. При этом, однако, по важности удобств, которые произошли бы для крестьян от сосредоточения в «приходском» селе и волостного управления, редакционным комиссиям казалось необходимым принять за положительное правило сохранение, сколь возможно, существующего разделения на приходы, непременно образуя из каждого прихода, «соответствующего данным нормам», отдельную волость; при малочисленности же приходов стараться всегда, по мере возможности, соединять в одну волость два или несколько полных приходов и допускать лишь в самом крайнем случае дробление последних на разные волости⁸⁵.

Эти соображения редакционных комиссий легли в основу 43 – 45 ст. Полож. о крестьян., гласящих, что одним из главных условий для образования волости является совпадение ее с церковным приходом, и что при малочисленности прихода дозволяется соединять несколько приходов в одну волость, но наоборот, раздроблять приходы воспрещается.

Таким мерам деятели по крестьянской реформе постарались сохранить, по мере возможности, наши приходы в их исторически созданной целости для того, чтобы, когда приспеет время, из этой ячейки могла быть создана настоящая древнерусская, жизненная общественная единица.

В заключение мы приведем принятое во внимание редакционными комиссиями мнение князя Черкасского о необходимости принятия «прихода» за единицу сельского общества. Мнение это изложено в статье «Некоторые черты будущего сельского управления», которая была напечатана в 1858 году в журнале Сельское Благоустройство (№9). Князь Черкасский, между прочим, высказывал, что первообразной единицей сельской жизни и управления должно быть признано не вымышленное какое-либо географическое подразделение, но единица живая, уже существующая, по возможности носящая, так сказать, исторический характер и соответствующая действительным отношениям народной жизни… За единицу вновь образуемого сельского общества в освобождаемых помещичьих имениях должен быть принят «приход». Он один совмещает в себе всю ту совокупность вещественных и нравственных условий, соединение которых в новой административной сельской единице составляет предмет первостепенный.

В приходском союзе открывается вполне достаточный простор для твердого развития столько сродного нашему крестьянину мирского управления. Здесь крестьянин находит ту чисто-нейтральную почву, где встречается он на праве как бы нравственного (хотя и не юридического) равенства с лицами всех сословий и всех состояний, здесь церковь с своими постоянными народными сходбищами и праздниками, без сомнения, имеющими служить удобным временем и местом всякой сельской управы, предлагает ему всегда готовую, почти всегда достаточную среду гласности; беспристрастное лицо священника может во множестве случаев употребляемо, как драгоценное для крестьян обеспечение. Наконец, самый чин церковнослужителей представляет управлению сельского общества всегда сподручное и дешевое канцелярское устройство, тем полезнейшее, чем оно будет сделано менее обязательным для сельского управления и чем действительно употребление его будет исключительнее подчинено условию взаимного добровольного соглашения.