X. ДОПОЛНЕНИЕ К ПЕРВОМУ ВЫПУСКУ
Комитетские записки дают нам случай и налагают на нас обязанность, сделать несколько замечаний, относящихся к предметам и соображениям, изложенным нами в 1-м выпуске исследования.
1) При чтении комитетских записок наше внимание прежде всего было остановлено одним весьма странным явлением. Оказывается, что комитету совершенно не известны мнения, рассуждения и определения Св. синода о тех предметах, о которых он рассуждал, и которые он положил передать в светский суд. Мнения Св. синода о предметах духовного суда точно и определительно изъяснены и сообразные с сим определения постановлены не далее как в 1864 году. Эти мнения и определения приведены нами с буквальною точностью в первом выпуске. Комитет проектирует положения совершенно противные определениям Св. синода, очевидно, по неведению синодальных определений. Если бы комитет знал эти определения, то он, конечно, не мог бы признать эти определения для себя необязательными, как комитет, состоявший при Святейшем же синоде, давшем эти определения. Одною неизвестностью комитету Синодальных определений может быть изъяснено проектирование им предположений совершенно противоположных Синодальным определениям и их отрицающих. И мы почитаем себя счастливыми, что можем почтенным членам комитета в подлиннике (см. 1-й выпуск) сообщить определения Св. синода, относящиеся именно до предметов комитетских предположений: игнорировать эти определения невозможно.
2) Комитет приписывает себе „законодательную инициативу и, вследствие сего, права совершенной отмены некоторых частей церковного законодательства” (1, 20). Комитет свидетельствует, будто „задача его может обнимать не только процессуальное право, но и материальное. Комитет уже признал себя в праве проектировать отмену поклонов, как церковного наказания; но это вопрос материального права. Следовательно, он может простирать это право и далее, может проектировать отмену церков. покаяния, как наказания“ (1, 92). По нашему мнению, присвоение себе комитетом таких прав неправильно и превышает меру, данного ему полномочия. Его полномочие простирается исключительно на проектирование новых правил устройства духовных судов и производства в них дел. В определении Св. синода об учреждении комитета, приведенном и в комитетской записке, комитету поставлено в обязанность составить основные положения только судоустройства и судопроизводства (ч. 1, 1). Законодательную же инициативу присвоить себе комитет не имел основания: никакой законодательной работы, как называет комитет свой проект, на него не возложено. Присвоение же себе комитетом права отменять постановления Вселенских соборов, каково постановление о церковном покаянии, или епитимии, о судебной власти епископа в епархии, есть присвоение таких прав, которых не имеет и Св. синод: ибо собор поместный не может отменять постановлений Вселенского.
3) В первом выпуске исследования (129, 130) мы замечали, что определение черты, разделяющей подсудность духовных лиц духовному суду от подсудности их общему светскому суду – состоящее в перечислении всех статей уложения о нак. и устава о нак. нал. мировыми судьями с указанием – по каким статьям духовные лица подлежат духовному суду, и по каким светскому, есть путь к сему весьма небезопасный и неправильный. Обнародованный комитетский проект дает новые подтверждения нашей мысли. По 2-й статье комитетского проекта православные священники заведомо совершившие бракосочетание лиц, не достигших узаконенного возраста, или же имеющих более 80 лет от роду, а также лиц, состоящих в запрещенном родстве или свойстве, вступающих в четвертый брак и в брак с нехристианами, должны подлежать светскому суду; между тем как светский законодатель прямо и ясно постановил, что за сии преступления священники православные должны подлежать взысканиям и наказаниям на основании правил, постановленных в уставе консисторий, т. е. по духовному суду („улож. о нак.” 1574). Это, очевидно, недосмотр комитета, а не намеренное перечисление священников по этим преступлениям из-под духовного суда в светский, так как по однородным с сим преступлениям священники, и по мнению комитета, подчиняются духовному суду, напр. за совершение брака без соблюдения правил об оглашении („улож.” 1577) и др. Но при принятом комитетом методе таких недосмотров, противоречащих и существу дела и даже мысли уголовного законодателя, может открыться и еще не малое число: путь избран и небезопасный и с мыслью об основных положениях несообразный, ибо проектируются частнейшие подробности, а не основные положения. Должно заметить при сем и ту несообразность избранного пути, что образцом, к которому приспособляется комитет, избран законодательный акт, в настоящее время пересматриваемый и исправляемый. Может случиться, что пересмотр и исправление уложения о наказаниях совершатся скорее, чем просмотр и обсуждение основных положений духовного суда, и тогда комитетское исчисление, принаровленное к уложению, может оказаться висящим на воздухе.
4) В виду уже сделанного нами указания на допущенное комитетом подчинение духовных лиц светскому суду по таким делам, по которым они ныне подлежат духовному суду, мы находим совершенно неправильным уверение краткой комитетской записки, будто при пересмотре комитетом уложения о наказаниях и устава наказаний, налаг. мир. судьями „ встречено много таких статей, по которым духовные лица ныне подлежат светскому суду, тогда как по свойству преступлений, указанных в этих статьях, гораздо уместнее предоставить разбору духовного суда дела о сих преступлениях, в случае обвинения в оных духовных лиц”. Это чистая ложь, для обнаружения которой довольно указания на 169 статью уложения и на приведенные в записке статьи уложения при сличении их с подлинными статьями. В 169 статье уложения читаем: действие постановлений сего уложения не простирается на дела, подлежащие суду по законам церковным. Записка аргументирует: „священник, обвиняемый в кощунстве, т. е. в насмешках, доказывающих явное неуважение к правилам или обрядам Церкви православной, подлежит по 182 ст. улож. о наказ. суду светскому “. Обращаемся к подлинной статье и читаем: изобличенные в так называемом кощунстве, т. е. в язвительных насмешках, доказывающих явное неуважение к правилам, или обрядам Церкви православной, или вообще христианства, приговариваются к заключению в тюрьме. По соображении этой статьи со 169 статьею уложения едва ли кто, кроме составителя записки, скажет, что по 182 ст. уложения священник подлежит суду светскому. За кощунство он подлежит духовному суду на основании 158 и 193 статей устава духовных консисторий, из коих в последней прямо и ясно говорится об этом преступлении. Записка приводит и еще аргумент, но также неверный. Она говорит: „по смыслу 1003 ст. улож. о наказ., священник подлежит суду светскому за употребление в проповеди, или речи слов оскорбительных для добрых нравов и противных благопристойности”. Опять не верим записке на слово, отыскиваем подлинную статью и в ней читаем: те, которые в совещаниях, публичных актах, или иных более, или менее торжественных, многолюдных собраниях, дозволят себе в произносимых ими речах употребить слова и выражения явно оскорбительные для добрых нравов или противные благопристойности, подвергаются за сие денежному взысканию и аресту. Ни о священниках, ни о проповедях в статье нет ни одного слова. И ныне священники подлежат за сии преступления духовному суду на основании 158 ст. устава консисторий и по соображениям со 169 статьею уложения. Из неверных данных неверное извлекает составитель записки и заключение, когда говорит, что „комитет предположил изъять из ведомства суда светского и передать в суд духовный все подобные преступления и проступки». Этого комитет не делал, и записка заведомо говорит неправду. Но зачем? Вероятно затем, чтобы представить комитет благодетельствующим духовенству, которое, конечно, без справок сочтет слова за действительные благодеяния.
В тех же видах, конечно, записка делает и общее заключение такое: „по проекту комитета ведомство суда духовного будет нетолько обширнее, в сравнении с нынешним, относительно преступлений и проступков духовных лиц». Это чистая и полная неправда: и в отношении к духовным лицам ведомство дух. суда по проекту будет теснее, чем ныне.
5) Краткая комитетская записка по этому пункту не только делает заведомо неправильные показания, но и находится в противоречии с пространною, которая настаивает на положении совершенно противоположном, хотя также неправильно, и возводит начало сокращения церковной подсудности еще к ХV веку. Эта последняя записка, с обычным для нее недостатком точности, сокращение пределов церковной подсудности возводит ко временам Иоанна III и к определениям Московских соборов 1551 и 1667 гг. (1, 14). Ничего подобного составитель записки не укажет и не может указать ни в определениях соборов 1551 г., ни в постановлениях собора 1667 г. Это чистая выдумка, которую и разрушает сам же составитель записки, когда говорит, что до Петра В. духовные лица подлежали духовному суду во всех делах, исключая разбоя, воровства и поджигательства. В чем же состояло сокращение, произведенное соборами 1551 г. и 1667 г.? Точно также неверно показание, будто „свод законов 1832 г. еще более сократил круг предметов ведомства духовного суда» (1, 15). Свод законов 1832 г. этого не сделал и не мог сделать, и утверждать эту мысль значит совершенно не понимать значения свода, который никогда не есть и не может быть новым законом.
6) В большой комитетской записке между разными обвинениями на устав дух. консисторий взводятся три нижеследующие, на которые мы находим необходимым обратить внимание, а) В 1-й части (стр. 3) комитетской записки пишется: „нынешние духовные консистории, в виду предписания устава консисторий – применить к событию незаконного брака, совершенного по насилию, порядок следственный, назначают следствие даже и тогда, когда светским судом признана уже причина незаконного брака, и его надлежит только расторгнуть, для чего, очевидно, следствие производить излишне». Что все это есть чистая выдумка, для убеждения в сем довольно прочитать статью 218 консисторского устава. В этой статье написано: „дела о браках, совершенных по насилию, по предмету насилия, принадлежат светскому суду; но по предмету действительности, или недействительности брака, и по участию духовных лиц входят в консисторию для определения, по правилам Церкви, о самых браках и о лицах духовного ведомства. Если по доказанному (разумеется в светском суде) в событии подобных браков насилию епархиальное начальство полагает расторгнуть брак, то определение свое представляет на усмотрение Св. синода». б) Подобным же образом совершенно напрасно и неверно взведено вслнд за вышесказанным еще и следующее обвинение на устав консистории: „по отношению к незаконному браку, заключенному в духовном родстве, не поручается какому-нибудь отдельному следователю произвести следствие, с соблюдением известных формальностей, как это делается по проступку напр. духовного лица, обвиняемого в нарушении правил богослужения и т. п., но следствие производится в самой консистории, при нем происходит не строго следственный порядок, а как говорит устав (ст. 219) законное удостоверение, т. е. совершается простая справка по книгам о состоянии известных лиц в духовном родстве“ (1, 3). Здесь даже и непонятно, чего составитель комитетской записки хочет от консисторского устава и в чем его обвиняет. Ужели комитет хочет, чтобы назначено было формальное следствие чрез следователя для дознания на месте о том: состоят, или не состоят повенчанные лица в дух. родстве, тогда как главный, удостоверяющий в сем документ, т. е. метрические книги находятся не на месте, а в консистории? в) И третье обвинение, сделанное против устава консисторий в том же месте записки, есть плод полного недоразумения. „Еще рельефнее, говорится в записке, недостаток смешения процессуальных правил с предметами материального права высказывается в ст. 261–277, где речь идет об удостоверении в действительности рождения от законного брака: между средствами подобного удостоверения ст. 263 называет „ следствие«, но из дальнейших затем статей видно, что это следствие не ведет, по общим правилам процесса, к постановлению судебного приговора, а лишь к тому, чтобы епархиальное начальство сообщило затем об оказавшемся светскому присутственному месту» (1, 3, 4). Обвинение, объяснимое только крайним недоразумением, происходящим от совершенного незнания дела.
7) Комитет рассуждает, будто должно почитать заблуждением, что два совместно существующие брака составляют непременно многобрачие в смысле уложения о наказаниях (IV, 40), и в доказательство этого говорит: „для убеждения в противном довольно взять следующий случай: на осн. 27 улож. о наказ. супругу лица, присужденного к лишению всех прав состояния, не возбраняется вступать в новый брак. Допустим теперь, что этот супруг заявил подлежащему духовному начальству о нежелании оставаться в прежнем браке, но затем, не выждав распоряжения означенного начальства о признании прежнего брака расторгнутым, вступил в новый брак. Не подлежит никакому сомнению, что по разуму и духу нашего законодательства подобное деяние не может быть отнесено к тому многобрачию, которое так строго преследуется уголовными законами.» Комитет предполагает случай, не заключающий в себе многобрачия, и затем на основании этого случая делает заключение о случаях действительного многобрачия, заключения, очевидно не устраняющие замечаний противной стороны. Комитет заключает: „в виду вышеизложенного, если сообщение духовного ведомства, относнтельно существования второго брака и может быть важно для светского суда; то оно не может быть обязательно для него и присяжных при разрешении вопроса о виновности подсудимого, вступившего во второй брак при существовании первого; равным образом и признание сего лица невинным также не заключает в себе никакого противоречия с означенным сообщением духовного ведомства; ибо этим признанием вовсе не отвергается факта двоебрачия, а только отрицается вменение преступления, или совершение многобрачия, в смысле деяния, преследуемого улож. о наказаниях” (IV, 40). Комитет совсем не усмотрел, что представленным объяснением затруднение совершенно не устраняется, а остается и после того в полной силе. В статье комитетского проекта, к которой делаются эти объяснения сказано: „дела о противозаконных брачных сопряжениях, предусмотренные улож. о наказ., вчиняются в светском суде, который свои приговоры о незаконности брачных сопряжений передает епархиальному начальству, для соответственного распоряжения относительно признания недействительности брака”. Следов., когда приговора о незаконности двоебрачия, действительно существующего, не последует, и присяжные признают состоящего в браке с двумя лицами невиновным, светский суд не будет и сообщать епархиальному начальству, и след. освобожденный от суда останется в браке с двумя, а может быть и с тремя женами. Это затруднение комитетскими разъяснениями не устранено, и не может быть устранено, без устранения самой статьи проекта (149).
Комитету не следовало выдумывать небывалых примеров, а следовало просто обратиться к газетам, в которых очень часто описываются судебные процессы по делам о многобрачии, и взяв оттуда и приложив к своей статье показать ее рациональность. Вот один из недавних процессов о многобрачии. В конце марта 1873 г. кишиневским окружным судом в Аккермане разбиралось следующее дело о двоебрачии: крестьянин днепровского уезда, таврической губернии, Дужаненко, женился в 1846 г. на молодой девушке и жил с нею согласно 10 лет, но затем, после болезни жены, он удалился в Аккерман и в 1859 г. женился на молодой вдове. Чрез 4 года после свадьбы, вторая жена, под предлогом развратного поведения мужа, пошла в услужение к молодому учителю, у которого и жила до 1871 года, когда начала дело о двоебрачии своего мужа. На суде подсудимый сознался в двоебрачии. В числе свидетелей явились 1-я жена подсудимого, мать его, сестра, шурин. Присяжные заседатели вынесли оправдательный приговор, но многие из них при постановлении приговора недоумевали: что станется с двумя женами, если оправдать подсудимого. По окончании заседания явилась вторая жена оправданного; когда ей сказали о решении присяжных и объяснили, что брак будет расторгнут, она просила совета как бы скорее добиться расторжения этого брака („Русский мир” 1873 г. № 95.). Когда будет в действии комитетская статья (149); тогда вторая жена оправданного многобрачника никаким образом не добьется расторжения брака, ибо светский суд только свои приговоры о незаконности браков будет передавать епархиальному начальству, оправдательных же приговоров передавать не будет. Впрочем, даже если бы и передал, то и тогда епархиальное начальство будет иметь возможность производить только соответственные с сими приговорами распоряжения, т. е. оправданного многобрачника, и оно может соответственно с оправдательным приговором утвердить в праве владения его женами, и вписать в метрические книги, что крестьянин Иван Петров Дужаненко имеет первую жену Екатерину, а вторую Парасковью. Столько деятельности отвел комитет епархиальному начальству.
8) Между многими примерами крайней непоследовательности и неверности составителя большой комитетской записки самому себе, нельзя не указать на следующий: Против передачи бракоразводных дел из духовного суда в светский было замечено, что эта передача приведет к затруднениям, невыгодным для положения Православной церкви сравнительно с западными вероисповеданиями. Составитель комитетской записки называет это соображение совершенно неуместным и присовокупляет, что „не следует принимать в соображение воззрения как протестантства, так и католичества, при рассуждении о вопросах и практике Православной церкви; ибо противоположность начал развития и практики есть основная отличительная черта протестантства и католичества, если сравнивать их с Православием. Законы и практика Православной церкви должны быть устанавливаемы и поверяемы независимо от порядков и обычаев как протестантской, так и католической церкви” (IV, 77). Это сказано весьма ясно и положительно, и однако же, несмотря на это, на предшествующей странице также ясно и буквально было сказано следующее: „красноречивым доказательством того, что бракоразводные дела можно и должно передать в светские суды служит история. Не только в местах, где признана форма гражданского брака, но и там, где брак признается таинством, бракоразводные дела постепенно переходят и уже перешли в светские суды. Такую секуляризацию бракоразводных дел мы видим, например, в Англии, Северо-Американских Штатах, во Франции, Италии, в Пруссии, в Саксонии и в Австрии. И нужно заметить, что это изменение подсудности нигде не произвело деморализации в семейной жизни“ (76). Оказывается, что неразделяющий мысли комитета не должен ссылаться на католиков и протестантов, а сам комитет может. Комитет создает для себя особое, привиллегированное положение, а несогласным с ним отводит такое место, какое вздумает.
Такое привиллегированное положение комитет создает себе и по другим предметам. Так свои права в отношении к судебным уставам 1864 г. он изображает следующими чертами: „если бы изменения и отмена церковного законодательства повели даже к дополнению и изменению действующих постановлений судебных уставов 1864 г., то нет сомнения, что это дополнение и расширение, будучи вызваны потребностями необходимого улучшения правосудия, не покажутся не только излишними, а даже желательными» (I, 20). А когда предложено было некоторое не изменение, а только разъяснение ст. 1013 уст. уголов. суд. 1864 г., то комитет, между прочим, выставляет на вид, что принятием этого предложения он стал бы в противоречие с намерениями и целями законодательства (IV, 42). И можно, и нельзя: себе можно, другому нельзя.
9) Любопытны некоторые аргументы, приводимые комитетом в пользу передачи дел о родственных браках светскому суду. „Светский уголовный суд, говорит комитет, по всем преступлениям, наказуемым по светским законам, должен действовать свободно и независимо, а духовное ведомство в тех же самых преступлениях должно быть не только дополнительным, а именно исполнительным; ибо церковные наказания в сем случае только исполняют меру взысканий налагаемых судом светским; эти наказания обыкновенно требуются в настоящих случаях не для кары виновному, а для нравственного его вразумления и исправления» (IV, 50). Эти церковные наказания в настоящем случае суть – уничтожение незаконного брака и отлучение от Св. причастия до 7 лет, – и эти наказания, по свидетельству комитета, суть дополнения к светскому наказанию – именно тюремному заключению от 4 месяцев до 1 года и 4 месяцев. Какая странная несоразмерность! Заслуживает внимания еще и следующий софистический аргумент в подтверждение того же предмета: „то обстоятельство, что обыкновенно государственный закон и светская власть служит к охранению и ограждению законов Церкви и прав ее власти, а не наоборот, указывает на преимущественное, преобладающее значение юрисдикции светской, а не духовной – в отношении к делам о родственных браках, особенно, если принять в соображение, что светский закон, повторяя в настоящем случае требования закона церковного, тем самым переносит и права преследования нарушений этих требований в руки светской власти” (IV, 52). У составителя комитетской записки на этот раз совершенно исчезла из памяти 1014 статья устава уголов. судопр. 1864 г., которая, права преследования нарушений запрещения браков в родстве прямо и буквально возлагает сначала на духовный суд, а потом на уголовный.
10) Краткая записка замечательно аргументирует проектируемую комитетом передачу в светский суд бракоразводных дел по безвестному отсутствию. „Чрез эту передачу» говорит она, „не произойдет никакого вреда, но напротив святость и неразрывность брачных союзов будет более ограждена, ибо безвестно отсутствующими будут считаться только те, кои таковыми будут признаны судом, а не так как ныне для признания безвестно отсутствующим одного из супругов достаточно отзыва родственников этого супруга и местных окольных жителей: что им неизвестно пребывание отсутствующего супруга, и этот отзыв без всякой судебной поверки принимается за основание к распоряжению о расторжении брака.» Составитель записки, очевидно, не знает ни порядка производства бракоразводных дел, по причине безвестного отсутствия, ни порядка, каким светский суд удостоверяется в безвестном отсутствии. Этот порядок совершенно и буквально один и тот же и в уставе консисторий, и в уставе гражданского судопроизводства 1864, (1451 – 1460). И если составитель записки не признает ны- нешний духовный суд судом, то и светский суд не должен признавать судом.
11) Того же достоинства и аргументация краткой записки в пользу комитетского предположения о передаче бракоразводных дел по причине неспособности. Духовный суд не есть суд, а светский суд есть суд – на этом составитель записки строит свою соломенную крепость. „В настоящее время, говорит он, расторжение браков по неспособности зависит исключительно от медицинского управления, отзыв которого не подвергается судебной поверке, но принимается за основание к расторжению со стороны епархиального начальства о расторжении брака, т. е. лицо обвиняемое (?) в неспособности, может быть лишено без всякого суда семейных прав, тогда как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав ему принадлежащих.“ Сочинитель записки, очевидно, не считает судом рассмотрение дела консисториею и постановление ею решения („уст. консист.” 255). Но он должен бы, кажется, прежде обнародования своего счастливого открытия обратить внимание на то: а) что и светский суд не сам самолично будет удостоверяться в неспособности, а чрез медицинское же управление, б) что никто, кроме его, не полагает и никогда не полагал, будто в этом случае люди лишаются прав без суда. Этого не полагали 12 членов комиссии, составлявшей судебные уставы 1864 г. и желавшие эти дела привлечь к светскому суду. Этого не полагает даже и двойник сочинителя краткой записки – сочинитель пространной, к этому аргументу не прибегающий. Сочинитель не остановился пред мыслью – как доселе у нас никто, кроме его, не заметил, что у нас ныне люди без суда лишаются прав им принадлежащих? Однако же в этом случае составитель краткой записки так счастливо ошибся, сказавши будто у нас люди лишаются прав без суда, что с его слов начинают повторять его ложь и газеты. „Московские ведомости», напр., с буквальною точностью воспроизвели его заблуждения в передовой статье № 182 (1873 г.), без малейшего размышления и сомнения в том. Оказывается, что у нас нельзя сказать такой нелепости, которой бы никто не поверил: непременно поверят и даже станут повторять. Так еще легко у нас вводить людей в заблуждение.
12) Аргументы краткой записки в пользу передачи в светский суд бракоразводных дел по причине прелюбодеяния также отличаются оригинальностью и своеобразностью. В особенности нам понравился один аргумент, употребляемый только автором краткой записки и не встречающийся в пространной (в чем опять между записками разноречие). Почему нужно передать бракоразводные дела по прелюбодеянию светскому суду? Потому что это будет дешевле, а если оставить, то это будет дороже: „если удержать эти дела в духовном суде, то необходимо произвести значительные изменения в устройстве духовно-судебной части и потребуется немаловажное усиление расходов на эту часть, тогда как при передаче этих дел светскому суду не будет надобности ни в каких расходах для казны.» Для казны выгоднее, ну и делу конец. Любопытно бы впрочем знать – каким образом и на сколько соблюдены будут казенные интересы, вследствие передачи светскому суду бракоразводных дел по прелюбодеянию? Интересно в аргументации краткой записки по этому предмету и то, что автор записки говорит о передаче из духовного ведомства в светское следствий, называя так производимые иногда по этим делам частные дознания и утверждая, что сопряжено с крайним соблазном появление православного священнослужителя в доме разврата для какой бы то ни было надобности, следов. и для исповеди больных и умирающих.
13) Образцом неправильных и произвольных толкований комитета может служить толкование на ст. 155 о церковной епитимии. Здесь крайние недоразумения с неверными фактическими показаниями перемешаны самым странным образом. „Церковное покаяние было бы несообразно налагать судом говорит комитет. Почему? потому что „суд может разрешить только вопрос: был или не был факт, влекущий за собою церковное покаяние” (IV, 87). Мы полагаем, что суд может сделать не только это, а и приложить самое наказание, или епитимию, суд не только удостоверяет совершение преступного деяния, но и прилагает наказание, и если это наказание есть церковная епитимия, то таковую. Таково начало объяснения статьи и соответственно с ним и все объяснение... „Сожитие неженатого с незамужнею по 994 ст. уложения, наказуемое церковным покаянием, не должно быть констатировано судебным порядком, в противном случае произошел бы от этого соблазн и было бы унижено достоинство духовного суда”, пишет составитель комитетской записки. Но почему и каким образом? Всего этого не объясняет, между тем и по существу, и по ныне действующему закону указанный случай обсуждается судом и епитимия полагается только судебным порядком... По судебным уставам 1864 г. церковное покаяние налагается духовным судом. Составитель комитетской записки утверждает, что это простая неточность редакции нескольких статей... В лестнице наказаний, помещенной в уст. дух. консисторий. ст. 187 п. 4, 5 прямо и ясно говорится о возложении епитимии. А сочинитель комитетской записки без колебания уверяет, что в лестнице наказаний в уставе консисторий „вовсе не упоминается о церковном покаянии, как наказании“ (IV, 88). И таким образом все объяснение с такою же точностью и правдивостью.
Самая статья комитетского проекта (155), к которой сделано столь правдивое объяснение, представляет любопытнейший образец правила, которое никогда не может быть прилагаемо. По этой статье лица духовного и светского звания, в подлежащих случаях, подвергаются церковному покаянию по распоряжению епархиального архиерея. Какие же это подлежащие случаи, напр., в приложении к духовным лицам? По суду духовные лица никогда не будут подвергаться церковному покаянию: ибо в проектированной комитетом лестнице наказаний (Проект. ст. 3, 4, 5) нет церковного покаяния. Административно также не будут; ибо, по предположениям комитета, административно на духовные лица могут быть налагаемы только следующие взыскания: замечание, выговор без внесения в послужной список и временное испытание в архиерейском доме до 2 недель (ст. 58 примеч. 2). Когда же и в каком порядке будет налагаемо на духовные лица церковное покаяние? Никогда и ни в каком. Написано это так для отвода глаз. Всем бросилось бы в глаза, что комитет отменяет церковную епитимию. Теперь жe об ней упомянуто и наложение ее предоставлено епархиальному архиерею. Но пусть ухитрится когда-нибудь епархиальный архиерей наложить церковную епитимию на священника, диакона или причетника. Никогда он не будет в состоянии сделать этого: ибо виды взысканий, какие он может налагать на духовные лица, точно указаны во 2-м примечании к ст. 58 комитетского проекта, и церковного покаяния между сими взысканиями нет.
14) Комитет, руководствуясь крайнею снисходительностью и свободою в отношении к правилам Церкви, в других случаях показывает склонность к крайней жестокости, и требует почти драконовых законов. Так по крайней мере в объяснениях и мотивах. Такую крайнюю суровость он высказывает в отношении к делам о прелюбодеянии. Он говорит: „производство дел о прелюбодеянии в духовном суде, когда оскорбленный супруг ищет развода, оставляет это преступление ненаказанным; ибо расторжение брака, наложение епитимии и осуждение на всегдашнее безбрачие виновного супруга нельзя признать карами уголовного закона, предусматривающего это преступление (IV, 74).“ Ни расторжение брака, ни осуждение на всегдашнее безбрачие, ни отлучение от Св. причастия на 7-м лет, по мнению комитета, недостаточны для наказания прелюбодеяния: при этом оно не наказанно. Такую же суровость комитет высказывает и в других случаях, напр.: по вопросу о браках лиц, которым по расторжении брака возбранено вступать в новый и о браках монашествующих, а равно посвященных в иерейский или диаконский сан, пока они пребывают в сем сане. В уложении за эти незаконные брачные сопряжения нет наказаний. Комитет возлагает на Св. синод обязанность „возбудить законодательный вопрос о назначении виновным уголовного наказания за вступление в эти незаконные браки“ (IV, 56), не принимая в соображение, что Св. синоду, по меньшей мере неудобно вчинять дело о назначении уголовных кар. Комитет о Св. синоде имеет совершенно превратные понятия: он полагает, что Св. синод может отступать от церковных правил, строить учреждения Слову Божию и правилам противоречащие, слагать с себя свои Словом Божиим и канонами на него возложенные обязанности и передавать их светскому суду и наконец брать на себя инициативу уголовных карательных законов.
Заключим наше длинное исследование напоминанием нашим читателям догматического учения Православной церкви о существеннейших предметах, с которыми имеет теснейшую и неразрывную связь наше исследование.
„Иисус Христос облек Апостолов властью вязать и решить, отпущать и удерживать грехи“ (Иоан. 20:22, 23).
„Апостолы повелевали верующим искать суда, в случае взаимных распрей, у своих пастырей» (1Кор. 6:1).
Церковь есть соборная потому, что содержит учение и постановления с одной стороны – полные и всеобъемлющие относительно всех предметов, необходимых для спасения всех человеков, с другой – определенные, утвержденные и содержимые согласно всеми и повсюду находящимися истинными христианами, а не какими-либо частными лицами, или обществами».
„Церковь есть Апостольская: ибо в ней как все от самого начала было, так и теперь есть – все Апостольское: Апостольское учение, Апостольские таинства, Апостольские основные законы и постановления и чиноположение”.
„ Иисус Христос и теперь продолжает совершать спасение человеческого рода в Церкви Своей, установив в ней единожды навсегда... управление или власть нравственного надзора, законодательства и суда для руководства к преспеянию духовному”.
„Как цель Церкви есть совершение святых и нравственное воспитание и руководство христиан ко спасению: то явно, что необходимо в ней управление, т. е. власть законодательная, судебная и мздовоздаятельная, дабы цель ее достигалась... Апостолы во всей силе пользовались такою властью. Тоже самое Апостолы заповедали и своим преемникам”.
„ В Священном писании различаются должности епископа, пресвитера и диакона, и при том явно усвояется первенство и преимущество епископам, как-то: рукополагать пресвитеров, судить их (1Тим. 5:19), награждать. Показывается в Священном писании и то, что в каждой частной Церкви должен быть не более, как один епископ, главный правитель Церкви и всех пресвитеров и диаконов, которых может быть много. Так Тимофей один поставлен в Ефесе. Тит один в Крите, а им велено поставить многих пресвитеров” (Тит. 1:5; 1Тим. 5:17; Ап. 1, 2, 3).
„ Вселенские соборы, бывшие в Церкви для утверждения догматов или для постановления канонов имеют непререкаемую важность. Они суть для нас неоспоримые правила веры и деятельности и им непременно должно повиноваться. Ибо они представляют собою Вселенскую церковь святую, Апостольскую, непогрешимую, и их определения суть голос Вселенской церкви... Последний седьмой собор изрек о всех предшествовавших ему соборах, что начертанные ими правила и постановления пребывают не сокрушимы и непреодолимы. Ибо все они от единого и того же Духа быв просвещены полезное узаконили. Посему-то в Православной церкви произносится отлучение отвергающим соборы св. отцев и их предания, Божественному откровению согласные и Православною кафолическою церковью благочестно хранимые”.
„Истинная Православная церковь Христова есть Церковь Восточная. Это ясно, между прочим, из того, что она устроена совершенно согласно с волею Иисуса Христа и Апостолов... Каждая поместная Церковь имеет своего епископа, а все вместе признают высшую власть во Вселенских соборах. Она имеет непрерывно продолжавшееся и продолжающееся учение веры и благочестия,... имеет управление посредством канонов, издревле постановленных”.
„Церковь есть святая по управлению, которое основано на канонах и древних постановлениях, которые суть теже самые, какие издревле были всегда в Церкви и утверждены соборами... Она есть Апостольская, потому что имеет и иерархию Апостольскую и учение, и учреждения Апостольские... Она есть единая, ибо у ней единое учение веры, единые таинства и богослужение, единые каноны, единая иерархия”.
„ Православная российская церковь есть часть соборной – кафолической, истинная дщерь Восточно-кафолической, от которой получила и иерархию, и учение веры, и каноны, утвержденные Вселенскими соборами, которые все она приемлет в точности. Она есть Апостольская: ибо чрез Церковь восточную ведет свое начало от Апо столов, их держит учение и постановления и от них имеет иерархию... Она не погрешила доселе в своем учении и чиноположении: это показывает ее история и точное согласие во всем с древними символами, канонами и чиноположением Восточной церкви“ (Преосв. Антония, архиепископа казанского – „Догматическое Богословие Православной восточной церкви”, изд. 8, 1862, стр. 196–215).