Церковь и университеты Англии XVI века по описанию современника¹

Рафаэль Голиншэд, автор хроники, хорошо известной всем занимающимся историей Англии, в особом посвящении своего труда лорду Бёрлэю, между прочим рассказывает о тех обстоятельствах, которые вызвали на свет его хронику. По его словам, некто Реджинальд Вольф, типограф королевы Елизаветы, задумал издать «универсальную космографию всего мира», в состав которой входили бы и полные исторические очерки каждой отдельной нации. Для осуществления исторической части этого предприятия приглашен был Голиншэд, который, после многолетних трудов почти успел уже привести к концу возложенную на него задачу. Но в это время, через двадцать пять лет уже после начала предприятия, смерть постигла Реджинальда Вольфа и затеянное им дело, конечно, должно было приостановиться. На первых порах преемники Вольфа хотели-было осуществить издание в том самом виде, в каком оно задумано было его основателем, но, испугавшись громадности издержек, решили ограничиться пока лишь одною её частью и выпустить в свет только то, что касается Англии, Шотландии и Ирландии. Исторический очерк этих стран, составленный Голиншедом, был уже совсем готов к изданию; но в запасе собственно космографического материала имелись лишь описания разных континентальных стран и до Англии черед еще пока не дошел. В виду этого, признано было нужным возможно скорее найти подходящего по способностям и знаниям человека и возложить на него исполнение недостающей половины труда. Выбор пал на Вильяма Гаррисона, который н составил: «An historicall description of the Hand ot Britaine with a description of England or a briefe rehersall of the nature and qualities of the people of England and such commodities as are to be found in the same.» Первое издание Гаррисона описания появилось в 1577 г. вместе с хроникою Голиншэда и затем, при Елизавете же повторено было в 1587 году. Эти два первых издания и положены в основу того, которое исполнено Шекспировским обществом и имеется теперь у нас под руками.–

Описание Англии не было единственным ученым трудом Гаррисона: когда. к нему обратились с предложением. чтобы он принял на себя этот труд, многие уже знали. что он давно занимается составлением своей „хронологии», которая впрочем так и осталась неизданною. Сохранившийся манускрипт этого громадного труда представляет собою три тома in folio, все написанные рукою самого автора; в них, по порядку лет, излагаются все замечательные события всемерной истории, насколько они известны были Гаррисону, при чем первый из этих томов обнимает собою период времени от сотворения мира до Рождества Христова. второй – от Рождества Христова до завоевания Англии Норманнами и третий– от начала правления Вильгельма Завоевателя, 14 октября 1066 года, до 12 февраля 1593 года, т. е. почти до самой смерти автора, последовавшей в апреле того же 1593 года. На основании отрывочных данных. встречающихся как в хронологии. так и в описании Англии и предисловии к нему, а также и некоторых посторонних свидетельств, можно составить достаточно ясное понятие о жизни Гаррисона, об образе его мыслей и о тех источниках. откуда почерпал он сообщаемые им сведения, и таким образом более или менее определить, насколько изображаемая им картинна Англии ХVІ века соответствует действительности.

О месте н времени своего рождения Гаррисон сообщает нам самые точные сведения. В предисловии к описанию Англии и в самом описании он прямо говорит, что родился в Лондоне и город этот называет своим родным городом, a в хронологии под 1584-м годом занесено, что в этом году восемнадцатого апреля в 11 часов. 4 минуты и 56 секунд, родился автор этой книги. в Лондоне, на Кордвайнерской улице. в приходе св. Апостола Фомы. Памятуя о месте своего рождения, он и при смерти своей оставил по завещанию 20 шиллингов в пользу бедных родного прихода. Собственные же свидетельства Гаррисона с несомненностью убеждают нас в том, что он получил, по своему времени. весьма хорошее образование. В годы отрочества мы застаем его в лондонской школе Свят. Павла. В своей хронологии автор рассказывает, между прочим, о том, как в 1544 году, по приказу короля, по всем церквам вводились в употребление литании на английском языке. По этому поводу при храме Св. Павла устроена была торжественная процессия из учеников местной школы, в числе коих, по собственным словам его, находился тогда и десятилетний Гаррисон. Из этой школы он перешел затем в Уэстминстерскую гимназию (grammar school), так как, упоминая об этой гимназии в своем описании, он замечает, что сам был некогда учеником в ней, при достопочтенном отце Новелле, занимающем теперь место декана при храме Св. Павла. Наконец завершил Гаррисон свое образование долголетними занятиями в обоих университетах Англии. Пребывание в Оксфорде и Кембридже. оставило в душе Гаррисона такие приятные воспоминания, что, восхваляя в своем описании эти заведения, он даже затрудняется сказать, которому из них должно быть отдано предпочтение. «Для меня лично, говорит он, оба они настолько дороги, что я не могу даже сказать, к которому из них я чувствую более расположения. Дай Бог чтобы мои познания были таковы, чтобы ни один из этих университетов не имел повода стыдиться за своего воспитанника, и дай Бог мне достаточно силы, достойно воздать им обоим за те многоразличные проявления благосклонности, какие я получал от них. Из слов самого Гаррисона мы не имеем возможности знать, в каком из университетов он начал и в каком завершил свое образование; но регистры Кембриджа свидетельствуют, что он начал свое университетское поприще в Оксфорде, где получил степень магистра (master of arts), и затем уже после семилетних занятий богословскими науками, десятого июня 1569 года, в Кембридже удостоен был степени бакалавра теологии. По общественному положению своему, Гаррисон был священник. На первых порах, он занимал место домашнего капеллана в семье сэра Вильяма Брука, лорда Кобгэма, которому впоследствии и посвятил свое описание Англии. Этому богатому лорду принадлежали, между прочим. большие родовые поместья в Эссексе, и он, пользуясь правом. патроната, дал своему капеллану Гаррисону место приходского священника в Рэндвитере, которое и занимал он с 1559 года до самой смерти. Рэдвинтерский приход был, как видно, не из богатых, так как Гаррисон сам при случае называет себя бедным человеком, получающим только сорок фунтов годового дохода. Может быть эта скудость материального обеспечения побудила Гаррисона сделаться плюралистом (т. е. принять на себя исполнение пастырских обязанностей одновременно в нескольких местах) и, оставаясь ректором в Рэдвинтере, занять еще викариатство в Вимбише, от которого впрочем он в 1581 году почему-то отказался, попользовавшись им только в продолжении десяти лет. Гаррисон был человек семейный; его семья, как видно из духовного завещания, состояла из жены Марион, урожденной Изебранд, сына и двух дочерей. Постоянным местопребыванием его был, конечно, Рэдвинтер, как место его пастырского служения; но очень часто и на продолжительное время ему приходилось покидать свой приход и жить или в Кенте у лорда Кобгэма, или в Лондоне, где он работал над составлением своего описания. В последнюю пору жизни своей Гаррисон назначен еще был каноником в Виндзоре, при церкви Св. Георгия, где пробыл семь лет и покончил свое существование. В записях Виндзорского капитула, в списке его каноников, между прочим, значится и „Gulielmus Harrison... Theologiae Baccalaureus. Obiit et sepultus est Windsoriae. Rector fuit de lladvviiiter” . – Приведенные нами немногие биографические данные могут, по-видимому, служить вполне достаточным: основанием для того общего вывода, что показание Гаррисона, как современника описателя своей страны, должны иметь в глазах исследователя высокую цену. Как человек, получивший весьма хорошее образование, Гаррисон может быть, конечно, причислен к разряду наблюдателей и описателей. наиболее способных с должною серьёзностью отнестись к исполнению своей задачи, а в той сфере какую собственно мы имеем в виду в настоящем очерке. т. е . пo отношению к церкви и университетам. этот описатель является, очевидно более компетентным, чем в какой-либо другой так как он сам в течении многих лет был воспитанником обоих университетов, а всю свою общественную деётельность посвятил на служение церкви.

Гаррисона книга очень богата содержанием; она представляет собою полное описание страны почти во всех отношениях. Первая част её, разделенная по изданию 1577-го года на семнадцать глав трактует о географическом положении, о форме и протяжении Британских островов, об их древних наименованиях, о различных племенах, прежде населявших страну, и об их языке, о тех королевствах, какие прежде существовали в Британии и о королях, ими управлявших, о древней религии Британии, о реках, о климате, о почве островов и т. д. Часть вторая, представляющая собою собственно описание современной Гаррисону Анилии, разделяется на двадцать пять глав и сообщает читателю сведения о следующих разнообразных предметах: 1) о церкви в Англии. 2) о числе епархий и их протяжении, 3) об университетах. 4) о разделении Англии на графства. 5) о сословиях в английском обществе, 6) о пище англичан, 7) об их одежде, 8) о парламенте, 9) о законах Англии, 10) о бедных страны, о благотворительности им, 11) о различных видах наказаний для преступников, 12) о постройке домов и их внутреннем убранстве, 13) о городах Англии, 14) о замках и крепостях, 15) о дворцах государей, 16) о вооружении и военных запасах, 17) о флоте, 18) о рынках и ярмарках, 19) о парках и скотоводстве, 20) о садах н огородах, 21 о водах, 22) о лесах и болотах. 23) о купаньях и горячих источниках, 24) о древностях, находимых в Англии 25) об английской монете.–Представить такое всестороннее описание своей страны составляло, конечно, для Гаррисона весьма не легкую задачу, а потому интересно было бы знать при каких условиях он занимался своим трудом и какими средствами располагал для его осуществления.

В предисловии к описанию Гаррисон. Обращаясь к лорду Кобгэму, с полною откровенностью и большою авторскою скромностью рассказывает сам о тех условиях. в какие он был поставлен при составлении своего произведения. По его словам. Он усиленно отказывался от этого труда, ссылаясь на то, что его время все почти занято работою над составлением хронологии и исполнением его необходимых пастырских обязанностей. Он уступил лишь настойчивым убеждениям друзей и согласился посвящать новому труду то время, которое ему приходилось проводить в Лондоне. Описание Англии составлялось потому при обстоятельствах не особенно благоприятных. Располагая небольшим количеством времени и постоянно побуждаемый издателями, почему-то спешившими поскорее привести дело к концу, Гаррисон работал торопливо, что могло, конечно, отразиться и на свойстве его работы. Кроме того, занимаясь этим делом в Лондоне, он испытывал иногда некоторые затруднения относительно ученых пособий и вынуждаем был полагаться на память, так как его библиотека находилась в Рэдвинтере, и справки в ней не всегда были возможны. Источником, откуда почерпал Гаррисон нужные ему сведения, был прежде всего, конечно, его личный опыт и наблюдение, хотя их размеры, по обстоятельствам его жизни, были далеко не значительны. Он откровенно сознается, что во всю свою жизнь ему никогда не приходилось совершать поездки далее сорока миль и все его путешествия ограничивались лишь переездами из прихода, где он жил, к лорду Кобгэму в Кент или из Лондона в Оксфорд и Кембридж. Очень нередко таким образом ему следовало описывать то, чего сам он не видел и в этих случаях он основывался на свидетельствах других авторитетных лиц. Многое он вносил в свою книгу из сочинений других. известных ему, писателей когда-либо касавшихся этого предмета, а также из писем и брошюр, появлявшихся в различных концах Англии. Главным печатным источником служили Гаррисону комментарии некоего Леланда о состоянии Британии, на которые он очень часто ссылается в своей книге; но, к сожалению, этот источник имелся у Гаррисона в весьма плохом виде: некоторые томы его были совсем затеряны, а другие сильно попорчены временем, подмочены и изорваны. Нередко он собирал сведения и из устных рассказов бывалых людей, пользуясь для этой цели всяким удобным случаем, и общим застольным разговором и уединенной беседой. Собранный таким образом материал представляет исследователю в книге Гаррисона полную и весьма интересную картину состояния Англии в эпоху Елизаветы. Степень достоверности этого материала может, по-видимому подвергаться более или менее некоторому сомнению особенно там, где автор говорит о современном состоянии протестантской англиканской церкви. Во многих случаях с очевидностью обнаруживается, что Гаррисон был ярый протестант и весьма неблагосклонно относился ко всему тому, что напоминало времена папизма. В резких чертах он рисует напр. ненасытное честолюбие прежних Кантербурийских архиепископов. а канонизованного католиками архиепископа, Томаса Бекета, называет старым Кантербурийским петухом. Он издевается над роскошными разноцветными одеждами прежнего католического духовенства, говоря, что тогдашний священник похож был на павлина. когда тот, распуская хвост, кружится около своей самки. Церковные иконы он называет памятниками идолопоклонства. Такие и подобные отзывы Гаррисона дают, по-видимому, основание предполагать, что он, как ревностный протестант, не всегда был беспристрастен в описании современного ему состояния протестантской церкви Англии, видя в нём по сравнению с прежними временами католицизма, может быть более хорошего, чем было на самом деле. В большей или меньшей степени от такого упрека почти никто не может быть свободен, a слепым фанатиком Гаррисон вовсе себя не заявлял. Как ни враждебно напр. относился он к католическим монахам, однако восхваляет их за те постройки, какими они украсили Англию. С другой стороны, находя современное ему протестантское устройство английской церкви неизмеримо лучшим сравнительно с католическим, он всё-таки сильно восстаёт против многоразличных налогов, обременяющих теперь духовенство. и не скрывает страшных злоупотреблений, проистекающих из слишком свободного и бесцеремонного со стороны мирян пользования правом патроната. Достаточно беспристрастный в своих личных взглядах, Гаррисон и к заимствуемым от других сведениям относился с большою осторожностью. В своём предисловии он говорит, что ему стоило большого труда примирять иногда несогласные свидетельства об одном н том-же предмете различных письменных памятников, а собирая устные показания, он старательно замечал, в чем все свидетели согласны между собою и в чем противоречат друг другу. Только первое, т.е. единогласно утверждаемое многими, он принимал, а последнее отвергал, стараясь представить в своей книге только несомненную истину или, по крайней мере, то, что всего более походит на нее. На внешнюю литературную отделку своего произведения он обращал не много внимания, но всего более заботился о том, чтобы представить своим читателям чистую правду. В виду всего этого мы можем спокойно положиться на Гаррисона н видеть в его книге действительное изображение современной ему Англии. Для большей полноты картины новейший ученый издатель Гаррисона описания присоединил к нему достаточное количество выдержек из его хронологии, а также из рассказов других писателей–французов, немцев и голландцев. каковы: Ван Миетерен, Кихель, Гентцнер, Церлэн, посещавших Англию в эпоху Гаррисона и писавших о ней. Всем этим материалом мы и воспользуемся в настоящем очерке, насколько, конечно, касается он избранного нами предмета, т.е. церкви в университетов. В древние времена, говорит Гаррисон, в Англии было три архиепископа: Лондонский, Йоркский и Кэрлеонский; но лондонский архиепископский престол перенесен был после в Кентербери, а Кэрлеонский, переведённый сперва в Ст. Давидс, потом был уничтожен совсем и его округ присоединён был к провинции архиепископа Кентерберийского. В настоящее время, таким образом, вся Англия в церковном отношении разделяется на две провинции, из которых каждая подчиняется своему архиепископу. Оба эти архиепископа постоянно пребывают в пределах своей провинции и имеют в руках своих не только высшую власть в делах церковных, но обладают большим авторитетом и в сфере государственного управления. В прежнее время они признавались совершенно равными по власти, но с течением времени, после не малой борьбы архиепископ Йоркский должен был уступить первенство Кентерберийскому, который именуется примасом всей Англии коронует английских королей и вообще представляет собою первое лице в духовенстве. Архиепископ Йоркский не имея возможности отстоять своего равенства по власти и значению к Кентерберийским, вынужден теперь ограничиваться одним титулом, так как и за ним сохранено право именоваться также примасом Англии. Во время коронации архиепископ Йоркский, как второе лице в английском духовенстве, возлагает корону на королеву. Кентерберийский архиепископ носит еще титул королевского капеллана, хотя очень многие из людей, занимавших этот пост вовсе не оправдывали на себе этого титула, но и в словах и в действиях своих стремились доказать, что они вовсе не подчинены королю и стоят наравне с ним по власти². Провинции. находящиеся в ведении архиепископов Кентерберийского и Йоркского, далеко не равны по своим размерам: первому из них подчинен двадцать один епархиальный епископ, тогда как второму только четыре³. Известно, что римскою церковью введён был обычай взимания так называемых аннатов т.е. каждый вновь назначаемый на какую-либо епархию епископ должен был уплатить римскому первосвященнику годовой доход своей кафедры. Смотря по величине и богатству той или другой епархии бесконечно разнообразились и суммы аннатов, хотя для каждой из них они выражались обыкновенно определенною, раз навсегда установленною, цифрой. При начале английской реформации одною из первых мер короля Генриха VІІІ-го, направлены против папы было именно уничтожение аннатов, но три года спустя аннаты снова были восстановлены и парламентским статутом предписывалось вносить их в распоряжение короля, ставшего теперь главою реформированной англиканской церкви⁴. Полвека спустя. в протестантское правление Елизаветы сохранился в этом отношении прежний порядок, установившийся при Генрихе, и Гаррисона описание сообщает нам точные цифры той суммы аннатов, какую должен был представлять королеве епископ каждой из английских епархий. Мы представляем вниманию читателя эти цифры, собранными в одной таблице:

На ряду с цифрами аннатов, относительно некоторых епархий, Гаррисон сообщает иногда статистические сведения, касающиеся церковного управления. Из его описания мы узнаем напр., что в епархии Кентерберийской был один архидиакон и одиннадцать подчиненных ему деканов; в епархии Рочестерской– 1 архидиакон и 3 декана; Лондонской–4 архидиакона: Чичестерской– 16 деканов; Винчестерской– 8 деканов; Глочестерской – 9 деканов. Наконец, весьма интересны цифры, сообщаемые Гаррисоном относительно количества приходских церквей в некоторых английских епархиях, а именно:

В Кантербурийской их насчитывается 161 ,

Рочестерской.................... 132⁵ .

Лондонской........................ 368 .

Чичестерской.................... 551 .

Винчестерской.................. 276 .

Глочестерской................. 294 .

Норвичской....................... 1,200 .

В дополнение к этим данным, можно указать еще в свидетельство Гентцнера, который, ссылаясь в свою очередь на Фитц-Стивенса, насчитывает в одном Лондоне 127 приходских церквей, a также на цифры, приводимые Гаррисоном в конце главы, трактующей о городах Англии. Располагая цифры эти по графствам, Гаррисон утверждает, что в Миддльсексе было 73 прихода.

Лондон ..................................... 120.

Суррэе ........................................ 140.

Суссексе ..................................... 312 .

Кенге............................................. 398 .

Кэмбрндже.................................. 163 .

Бедфорде..................................... 13.

Гунтингдоне.......................... 78.

Рутланде...................................... 47 .

Бэркшире..................................... 150 .

Нортгэмптоне .......................... 326 .

Буккингэме................................ 196.

Оксфорде .................................. 216 .

Саутгэмптоне............................ 248.

Досете ........................................ 279.

Норфольке ................................ 625.

Суффодьке................................... 575.

Эссексе ........................................ 415.

Неодинаковое количество приходов и чрезвычайно разнообразные суммы аннатов ясно свидетельствуют таким образом о том, что английские епархии были весьма различны и по размерам. и по доходности, а потому лица, выдающиеся в среде епископов, обыкновенно часто переводились из одной епархии в другую и. проходя целый ряд их, постепенно достигали кафедр, наиболее богатых и влиятельных. Началом поприща в этом случае служила, по замечанию Гаррисона, большею частью епархия Рочестерская. так что немного было в Англии кафедр, которые не имели бы своим епископом человека, побывавшего предварительно в Рочестере. Эта кафедра имела таким образом характер переходный и подготовительный к высшему служению. Причина этого заключалась, очевидно, не в одной только сравнительной бедности этой кафедры, так как из всех епископов Англии, по словам Гаррисона. всего менее доходов приходилось на долю епископа Бангорского. а из приведенной нами таблицы аннатовт можно видеть, что и епископы Глочестерский, Ландаффский. Ст. Асафский и Дургэмский были не богаче Рочестерского. Переходный характер, усвоенный этою кафедрою, можно, кажется, основываясь на замечаниях того же Гаррисона, объяснить тем положением, какое занимала она подле примаса английской церкви. Епархия Кентерберийская, составлявшая собою сферу непосредственного ведения архиепископа и примаса всей Англии, обнимала большую часть графства Кентского, а остальная, меньшая его часть была предоставлена епископу Рочестерскому. Этот епископ являлся таким образом самым ближайшим соседом примаса, действуя в одном с ним графстве. а при своей сравнительной не значительности, естественно становился в ближайшую и наибольшую от него зависимость, некоторым образом делался его подручным. Как такой, он мог быть и креатурою примаса и, опираясь на его могучее. содействие, совершать свое дальнейшие возвышение, заканчивавшееся нередко и архиепископским престолом.

Сообщая статистические данные о каждом почти из английских епархий. 1'аррисон присоединяет к ним и сведения исторические, в ряду которых не имеющих вообще особенного значения, попадаются иногда некоторые довольно интересного свойства. Историку английской реформации напр. очень часто приходится наталкиваться на известия о проповедях, поизносившихся «при кресте св. Павла», (at Paul’s Cross) и имевших в свое время весьма большое значение. Рассказывая об одном из епископов Рочестерских, Томасе⁶ Кемпе, занимавшем впоследствии и Йоркскую, и Кентерберийскую архиепископскую кафедру, Гаррисон между прочим сообщает, что именно этот пастырь, весьма ревностный к проповеди Евангелия, устроил или восстановил кафедру на церковном дворе при храме святого Павда и установил обязательную проповедь с этой кафедры в каждую субботу. Этот порядок, по словам Гаррисона, продолжается и в его время, при чем кафедра при кресте св. Павла считается местом, откуда можно услышать самое здравое Христианское учение, и сюда стекаются очень многие, в особенности же те, кои временно пребывают в Лондоне и потому не имеют здесь своей приходской церкви.

В истории епархии Ворчестерской Гаррисон отмечает тот, по его мнению замечательный, факт, что пять итальянцев подряд занимали эту английскую епископскую кафедру, благодаря папским провизиям. (т.е. назначениям на места, которые еще заняты и свободны будут только впоследствии) это были Egidius, Sylvester , его племянник Egidius, Julius de Medices, впоследствии папа Климент, и Hieronymus de Nugutiis. ІІо поводу племянника он замечает, что в те дни племянники могли сказать „Отец, я должен называть тебя дядей?“ а дяди говорили: ,,сын, я должен называть тебя племянником?“

Рассказывая о Джоне Брутоне, епископ Герефордском; Гаррисон сообщает еще любопытныйq факт из жизни прежнего. английского, католического клира. По его словам, этот архипастырь. в виду недостаточной доходности его епархии. получил от короля должность хранителя королевского гардероба и с большою честью проходил эту должность в течении долгого времени. Странное производство, восклицает Гаррисон, что епископ с кафедры возводится в хранители гардероба; но таковы уж были времена! 0 почетном придворном служении этого епископа воспоминается весьма торжественно, но никто не считает нужным упомянуть об его проповеднической деятельности. Очень может быть, что дело проповеди он предоставлял своему суффрагану, потому что в те дни епископы так много имели дела при дворе, что не могли уже занимать её учением и проповедью.

В епархии епископа Норвичского было некогда до 1,563-х приходских церквей, а теперь их насчитывается только 1,200 и из них, говорит Гаррисон, я знаю одну, обращенную теперь в сарай, а народ слушает богослужение и проповедь на лугу в отдалении, и колокол, призывающий на молитву. повешен на дубе, за неимением колокольни. Теперь. говорят, нет уже и этого дуба.

Свой перечень английских епархий Гаррисон оканчивает замечаниями, что были еще и другие кафедры частью древние и частью позднее открывавшиеся, которые в настоящее время уже не существуют таковы: Мэн. Линдзэй, Вайтгэрн, Вестминстер⁷ и др.

Каждый из двадцати семи английских епископов имеет свою кафедральною церковь, при которой состоит целый собор духовенства. Во главе этого собора стоит так называемый декан, (dean– название неизвестное в Англии до эпохи завоевания) В деканы избираются обыкновенно люди, особенно отличающиеся своею учёностью и нравственными достоинствами. Подчиненный декану собор духовенства состоит из каноников, как это было и при папском управлении. Только в каноники избираются теперь не праздные и бесполезные люди, как это было прежде, когда большая часть соборных должностей занята была или иностранцами, в особенности итальянцами, или малолетками, или же такими глупцами (idiote), которые не имели ни малейшей способности к исполнению возлагавшихся на них обязанностей. В настоящее время каноники–это такие люди. которые, благодаря учености своей, могут и употребляют все свои силы к тому, чтобы работать во славу Богу и ниспровергать антихриста.

Кафедральные церкви получили свое наименование вследствие того. что подле них имел всегда свою резиденцию епископ, обязанный жить в пределах своей епархии для лучшего надзора за делами её внутреннего управления; здесь находилась таким образом епископская кафедра. На первых порах каждая епархия обладала обыкновенно только одною церковью, и все верующие местного округа считали для себя стыдом и грехом пройти мимо своего кафедрального храма , не зайдя в него, или побывать в нем. не захватив с собою какого-либо приношения. Этим именно обстоятельством и объясняется громадная величина и ширина кафедральных храмов, так как в противном случае они были бы не в состоянии вместить того множества людей, которые ежедневно приходили для назидания и участия в св. таинствах. С течением времени, когда число христиан умножилось, появились монастыри, а затем и приходские церкви в каждой епархии, строившиеся или богатыми лордами, или другими благочестивыми людьми, затруднявшимися далеким иногда путешествием к богослужению. Из среды этих церквей возвысились потом так называемые деканские (deanerie churches), или церкви-матери, как они называются теперь, (mother churches).

В эти деканские церкви в прежнее время все духовенство местного деканства должно было в известные сроки собираться на собрания, где ему предлагались разные общеполезные предписания и где обсуждались дела округа. если того требовала необходимость⁸. Некоторое подобие такого порядка можно, по словам Гаррисона, видеть и в настоящее время в северных областях страны. Настоятели таких матерей-церквей назывались прежде архисвященниками (archpreests). Умножение количества церквей по епархиям неблагоприятно отозвалось на значении храмов кафедральных. Чем больше церквей устроилось повсюду, тем, конечно, менее верующих собиралось на молитву в кафедральные соборы, так что теперь они стали, особенно в дальних углах своих, скорее какими-то рынками и торговыми лавками, чем торжественными местами молитвы, какими они были сначала. Впрочем и в настоящее время кафедральные церкви иногда привлекают к себе большое количество народа. В каждый воскресный и праздничный день один из соборных каноников, по очередному порядку, произносит проповедь, слушать которую обыкновенно собираются очень многие из всех классов общества. В дни рабочие, три раза в неделю. также по очереди, кто-либо из каноников читает и изъясняет какой-нибудь отдел священного писания и эти беседы народ посещает также с большим уважением.

Современные епископы английской церкви не остаются, по словам Гаррисона праздными на своих кафедрах. Освобождённые теперь, к счастью, от придворных должностей и близкого участия в государственном совете. они устремляют все силы свои на дело назидания и очень мало между ними таких, которые каждый воскресный день, и даже чаще. не появлялись бы в разных местах своей епархии и не изъясняли народу священного писания, с большим искусством и учёностью. Об английских епископах своего времени Гаррисон. в другом месте описания, вообще замечает, что большая часть их такие ученые, лучше которых не найдется ни в какой другой стране Европы, так как они достигают своего сана не в силу высокого родства или большого богатства, как в других странах, а только благодаря своей учености и добродетели. отчасти вспомоществуемым дружбою. Одно только не нравится Гаррисону в деятельности современных ему епископов, – это слишком частые переходы их с одной кафедры на другую, что сопровождается несомненным вредом для духовных интересов их паствы; но вина этих постоянных переходов лежит, по его мнению главным образом на королевской власти.

Непосредственный помощник епископа–архидьякон. Количество архидиаконов в разных епархиях не одинаково. смотря по потребности; иногда епископ имеет у себя одного, иногда двух, четырех и даже более архидиаконов. По выражению закона, архидиаконы– это очи епископа. По крайней мере один раз в месяц архидиакон держит суд в каждом деканстве, лично или чрез своего уполномоченного. Епископ производит визитацию своей епархии только один раз в три года, причём совершает миропомазание над младенцами. хотя, по замечанию Гаррисона. большая часть народа мало заботится об этой церемонии. Архидиакон-же производит визитацию два раза в год собирая при этом местные соборы. Здесь он тщательно расследует относительно учения и образа жизни маетного духовенства, а также относительно правоверия прихожан и исправного посещения ими церковного богослужения. Виновных, представляемых к его суду, он наказывает с большою строгостью. при чем наказания падают или на самую личность осуждённого, или на его кошелёк. Последний вид наказании, по замечанию Гаррисона. считается более чувствительным. В случае особенно важных преступлений, как напр. ереси, богохульства и т.п.д., архидиакон представляет обвиняемого епархиальному епископу, или канцлеру, или особой комиссии, назначенной на этот случай королевскою властью, и эта комиссия старается вразумить преступника, или-же строго карает его.

Во многих из наших архидиаконатов, рассказывает далее Гаррисон, в недавнее время вошёл в употребление обычай устроить особого рода упражнения, получившие наименования пророческих собраний или конференций, (prophesie или conference) и поставляющие своею задачей испытание рвения духовенства в изучении св. писания. В наши дни и в народе такая жажда к слышанию Слова Божия, что он ревностно стремится н почти силою вторгается на эти конференции, чтобы присутствовать на них в качестве слушателя и таким образом достигнуть большего разумения. Большею частью на этих конференциях двое молодых священников, один за другим, изъясняют какой-либо отдел священного писания, назначенный очередным порядком, по заранее установленной программе. Обыкновенно толкователи проходят по порядку глав какого-либо Евангелиста или послание, вообще ту книгу. которая избрана была общим согласием всех членов конференции на первом их собрании. Целый час. или немного менее, молодые толкователи беседуют между собою по поводу разбираемого места писания, а затем выступает кто-либо из более ученых – из людей, имеющих ученую университетскую степень, или известных своим проповедническим талантом или здравомыслием. Принимая на себя обязанности посредника, он. прежде всего. делает краткое повторение высказанного молодыми толкователями, а затем из своих собственных познаний прибавляет то, что ему представляется нужным. Так проходит обыкновенно часа два с большою пользою для всего собрания. По окончании всего, если молодые толкователи обнаружили достаточно усердия, они получают одобрение за свои труды н поощряются к дальнейшему преуспеянию, если-же они оказались слабыми. или не совсем здравомыслящими в своих воззрениях, то их небрежность или заблуждение подвергается публичному порицанию пред всеми членами конференции. Это делается впрочем не на виду у мирян слушателей, а в особом помещении. куда, по окончании конференции. удаляются все члены собрания для совещания о назначении толкователей и определении количества текста к следующему собеседованию. Миряне присутствуют на конференциях только в качестве слушателей и никогда не вмешиваются в беседу с своими замечаниями, исключая, конечно, тех случаев, когда какие-либо нахалы под-час не обращают внимания на установившийся порядок. В некоторых местах такие конференции собираются еженедельно, а в других через две недели. или раз в месяц, или иногда дважды в год. Как-бы то ни-было, но во всяком случае подобные упражнения сильно побуждают священников проводить время за книгами а не предаваться, как в прежнее время, охотами с борзыми или с соколами, устроять пирушки, играть в карты и кости, пьянствовать и биться об заклад по тавернам, каковое препровождение времени совсем уж не похвально для тех, которые, по званию своему, должны быть добрыми пастырями, насадителями слова Божия и раздаятелями божественных даров. Но увы! Сатана, искони всеми средствами препятствовавший всему хорошему, возбудил врагов и против этого в высшей степени полезного учреждения. Эти враги, не обращая внимания на ту великую пользу, какая происходит от конференций как для слушателей так и для ораторов, но придираясь лишь к словам и выражениям, или не довольные обличением порока, или соблазняясь образом действий некоторых нерадивых пастырей, которые иногда действительно выступают на конференциях в силу очередного порядка. злонамеренными доносами и внушениями добились наконец уничтожения этих конференций, как вредных, гибельных и порождающих в обществе опасные волнения. Но пусть Господь Бог, восклицает с горечью Гаррисон. будет судьёй в этом деле⁹.

Наши старейшины или священники (ministers) и диаконы поставляются по известной форме посвящения, выработанной английским духовенством во времена короля Эдуарда VІ-го и вскоре после того утвержденной в парламенте тремя сословиями королевства. Иподиаконов и других низших степеней, существующих в католической церкви, у нас теперь уже не имеется. При избрании на церковные должности не обращается теперь внимания на то, в брачном-ли состоянии находится избираемый, иди в безбрачном. Все члены клира. начиная с тех, кои занимают высшие степени в церковной иерархии т. е. с епископов, архидиаконов и деканов, при вступлении своем на место обязаны вносить государю сумму, равняющуюся годовому доходу, какой приносит им получаемое место. Взнос этот, известный под названием первых плодов (first fruits), распространяется впрочем только на тех, годовой доход которых не ниже десяти фунтов.

Человеку достойному дозволяется, по особому разрешению короля, занимать и два места одновременно, только с условием, чтобы эти два места отстояли одно от другого не далее, как на ЗО миль. По мнению Гаррисона, такой порядок нисколько не заслуживает порицания. Королева дает по два места только людям наиболее способным, а потому большею частью бывает, что такой человек. хотя и временно только посетит одно из занимаемых им место, в один месяц принесёт ему больше пользы, чем сколько-бы оно могло получить от другого во многие годы. Многие впрочем сильно возражают против этого, доказывая, что в Англии достаточно найдется и людей для занятия церковных должностей н таких хороших мест, которые-бы могли служить вполне достаточным вознаграждением для наиболее способных из них. И в самом деле. продолжает Гаррисон, когда какое-либо место становится вакантным, обыкновенно является такое множество искателей, что пожалуй убедишься в справедливости приведённого возражения. Но когда доходит дело до исследования, кто из этих искателей, по учености и другим своим свойствам, достоин занять вакантное место и кто нет, оказывается, что из великого их множества едва найдется один или два, которые удовлетворяли-бы должным требованиям. A между тем, никто не добивается места с таким рвением, никто не дает таких широких обещаний, не выставляет себя так на показ и не критикует так существующего положения дел, как именно те, которые сами оказываются наименее способными. Гаррисон думает впрочем, что. оставив в стороне своекорыстную подкладку возражений, нельзя считать их совершенно безосновательными; но только лишь в том случае, если вопрос рассматривать сам в себе и забыть о той крайности, которая проистекает от недостатка способных людей, годных к тому, чтобы заместить все приходы Англии . Оба университета оказываются не способными выполнить эту задачу, ибо если обратить внимание на число проповедников, ежегодно выпускаемых Кембриджем и Оксфордом и на число ежегодно открывающихся вакансий цирковых должностей, разность обнаружится весьма ощутительно¹⁰. В силу этого, если-бы в провинции. в городах и даже в самом Лондоне, четыре или пять маленьких приходов соединять в один, неудобство в значительной степени было-бы устранено. По правде сказать, эти маленькие приходы приносят большею частью такой ничтожный доход, на который не проживет и простой школьник, не только ученый человек; они дают в год фунтов десять, двенадцать, шестнадцать, семнадцать, двадцать и уже никак не более тридцати, а между тем расходы теперь, сравнительно с прежним временем гораздо значительнее. Из за малейшего пустого повода, но просьбе какого-либо нобльмэна или ради угодливости епископа, духовенству приписывается не редко вносить то двадцатую, то шестидесятую часть своего дохода, то по два пенса с фунта и т.д. Прежде-же подобные налоги вводились не иначе, как по согласию церковного собора, а потому и установлялись они по справедливости и на положение беднейших членов клира обращалось при этом должное внимание, тогда как теперь всех облагают без разбора.

Разного рода платежи тяжким бременем ложатся теперь на духовенство. Кроме аннатов, говорит Гаррисон, мы платим еще короне ежегодно десятину своих доходов, соответственно той оценке, которая произведена была в недавнее время. Для сбора с нас этих денег учреждена даже особая палата, именующаяся cour of first fruits and tenths. Если кто-либо окажется неисправным и не внесет к определенному сроку следующих с него платежей. ему грозит тяжкое наказание по особо-установленному на этот случай статуту. Духовенство участвует также и в платеже субсидий правительству и притом так, что на его долю приходится больший процент взноса, чем на долю мирянина, обыкновенно шиллингов по шести с фунта. В результате выходит, что священнослужитель, обладающий бенефицией в двадцать фунтов годового дохода, должен почитать себя счастливым. если ему, за вычетом всех обычных платежей, очистится тринадцать фунтов, шесть шиллингов и восемь пенсов на содержание его самого и его семьи. Очень редко случается, особенно в последние годы, чтобы духовенству пришлось обойтись без взноса субсидий, да и то, если выпадет иногда такой год, на следующий окажется лишняя плата. Обидно н то, что миряне при каждом обложении имеют возможность выхлопотать себе некоторое облегчение, во уважение к несостоятельности бедному-же священнику или викарию такого права не предоставлено. а потому облегчение, даваемое мирянам, только еще более ложится бременем на духовенство. Но этого еще мало. Некоторые из наших соседей-мирян пытаются привлечь духовенство к участию даже и в тех платежах, которые вносятся обыкновенно светскими сословиями (fifteens or taxes), а эти платежи составляют всего сумму в 37,930 фунтов и 91/2 пенсов,– бремя для стольких плеч вовсе не тяжелое, тогда как духовенство на своих десятинах и субсидиях и без того заплатит вдвое более. Еще угрожают нам новым пересмотром наших доходов (Melius inquirendum), как будто наши места обложены еще не достаточно высоко. А поискал-бы кто нибудь, куда делись те церковные земли. которые в прежнее время служили источником платежей, тогда оказалось-бы, что весьма не малое число мирян всех сословий должны были-бы стать плательщиками вместе с нами. Мы вносим, далее, на оружие и военные припасы. мы платим, наконец, по случаю разных визитаций: платим епископу, когда он визитирует свою епархию, платим вдвое более того архиепископу, платим архидиакону, когда он собирает нас на свои соборы, платим особым королевским агентам– визитаторам, которые. по введенному на нашей памяти обычаю, объезжают всю страну при воцарении каждого нового государя, и плата им вдвое более того, что вносится архиепископу. Если обратить внимание на все эти платежи духовенства, то окажется что это сословие не менее доставляет выгод правительственной казне, чем миряне. тем более, что его платежи верны постоянны и редко отменяемы. И за всё это ему приходится постоянно слышать недовольный. завистливый ропот и оскорбительные речи, а со стороны мирян–патронов видеть лишь придирки и притеснения.

Касаясь лишь мимоходом права мирян-патронов, Гаррисон в этом случае только присоединяет свой голос к целому хору современных ревнителей интересов церкви, горько жаловавшихся на гибельные последствия злоупотреблений этим правом. В среде алчных мирян-патронов, говорит он, находятся не мало таких, которые. руководясь собственною выгодою, отдают церковные должности своим пекарям, буфетчикам. поварам, хорошим стрелкам, сокольничим и конюхам, в вознаграждение за их долгую и верную службу¹¹. А между тем, такие патроны первые-же начинают кричать о неспособности наших священников, расчитывая, вероятно, этим путем добиться того, чтобы и их земли подобрать себе к рукам.

Наименования приходских священников остаются доселе те-же самые, какие употреблялись и прежде при господстве католической церкви, а именно: parson, vicar, curat. Точно также и в юридической жизни современного духовенства остаются по прежнему действующими постановления старого канонического права. только, конечно. в значительной степени ограниченные позднейшими парламентскими статутами.

При церковном богослужении читаются теперь только канонические книги Священного Писания причём чтение это распределяется так. что Псалтирь вся прочитывается однажды в месяц, Новый Завет четыре раза в год, а Ветхий– однажды в год. Если епископ или его уполномоченный находит приходского священника достаточно сведущим в Писании и способным к учению, то ему дозволяется при чтении Священных книг делать толкования и назидания своим пасомым в видах их нравственного совершенствования. Особым приказом духовенству предписано обязательно произносить четыре проповеди в продолжении года; но так как церковь наша и университеты в период заблуждения доведены были до такого осуждения, что теперь не имеется столько способных проповедников, чтобы хватило по одному на каждый приход, то издана особая книга поучений (гомилий), из которой неспособным священникам и предписывается читать при богослужении по субботним (т.е. воскресным) дням. Книга эта составлена разными учеными людьми, одобрена приговором богословов, как содержащая здравое учение, и утверждена королевскою властью: она содержит в себе раскрытие важнейших догматов христианского учения, как-то: о первородном грехе, об оправдании верою, о любви и т.п. –По прочтении нескольких псалмов, назначенных на каждый день месяца два утренней и вечерней молитвы, мы имеем еще два чтения (lessons), из коих одно берется из ветхого, а другое из нового завета, при чем последнее на утренней молитве назначается из Евангелий, а на вечерней из посланий. После утренней молитвы следуют литании (letanie and suffrages), т.е. молитвенные прнзывания, составленные и введенные, на взгляд Гаррисона, не без явного содействия Духа Божия, хотя многие странные и больные душою люди сильно осуждают их, считая потворствующими заклинаниям и колдовству.–Затем, продолжает описатель, мы приступаем к приобщению если имеются люди, желающие быть причастниками, если-же их нет, то читаем десять заповедей апостол и евангелие и Никейский символ веры (иные в насмешку называют это сухим причастием), после чего следует проповедь, предваряемая и сопровождаемая псалмом, и затем крещение младенцев. которых обыкновенно по субботним дням приносят для этого в церковь. Так проходит время до полудня. После полудня мы собираемся снова и, кроме псалмов и чтений, имеем опять исповедь или катихизацию детей, в продолжении часа.

При общественном богослужении все и поется и читается на народном языке, так что каждый присутствующий может понимать то, что он слышит. В церквах кафедральных и коллегиальных определено, чтобы только псалмы пелись по нотам, все же остальное, как и в обыкновенных приходских церквах, читает громким голосом священник, исключая тех ответных возгласов, символа веры и разных других псалмопений, какие по положению, поются клиром. Пение впрочем такое ясное и раздельное, что все в нем понятно для присутствующих. Каждое слово поется только на одной ноте, хотя весь стих представляет конечно собою их разнообразное сочетание, что весьма искусно придумано людьми, опытными в этом деле.–Перевод богослужения на народный язык, замечает кстати Гаррисон. всегда представлялся для папы делом опасным в оскорбительным и все попытки в этом смысле государей, предпринимавшиеся много раз, встречали непременный отказ из Рима, который совершенно основательно опасался, что с переводом богослужения падет вся его религиозная и иерархическая система. В подтверждение своей мысли Гаррисон рассказывает о попытке Вратислава Богемского и приводит ответную грамоту ему папы Григория седьмого.

Время совершения утренней и вечерней молитвы, употребление колоколов и даже самые церкви наши, продолжает описатель,– все это остается почти в том же виде, как это было и в прежнюю пору. Из церквей устранены лишь все памятники идолослужения: иконы, раки, сени, распятия, которые или вынесены, или изглажены и уничтожены. Уцелели только разные изображения на цветных оконных стеклах, так как, при недостаточном запасе чистого стекла, громадных стоило бы издержек, одновременно уничтожить цветные стекла во всех церквах королевства, а потому теперь делается это постепенно и мало по малу. По прежнему устройству храмов, существовало всегда строгое отделение хора (солеи) от остальных частей храма; теперь такого разделения или совсем нет, или же оно сохраняется в самой слабой степени, да, по правде сказать, в нем нет никакой и надобности, так как священник обыкновенно совершает теперь службу в самом храме, обращенный лицом к народу. Он помещается в особо устроенной для этой цели палатке или часовне, (tabernacle) обитой панелями. В силу такого близкого положения священника к молящемуся народу, неведущие люди могут со слуха заучить разные псалмы и употребительные молитвы, а умеющие читать даже молиться вместе со священником, так что все собрание совместно и единовременно возносит свои молитвы к Богу.

Количество праздничных дней теперь в значительной степени ограничено. Еще очень недавно, при папе, у нас было девяносто пять праздников и тридцать так называемых «Profesti», а теперь, помимо воскресных дней, число праздников ограничено до 27-ми. Вместе с тем сильно сокращено и даже совсем уничтожено громадное прежде количество разных навечерий, гильдейских, братских и храмовых праздников, помочей, тризн, сговоров и тому подобных языческих пиршеств. Хорошо было бы, заключает Гаррисон, если бы и все наши праздники апостолов, евангелистов, мучеников и всех святых перенести на воскресные дни, следующие за Рождеством, Пасхой и Пятидесятницей, а праздники в честь Пресв. Девы Марии и другие совсем исключить из календаря, как вовсе ненужные и неуместные в реформированной церкви.

Относительно внешности современного ему протестантского духовенства Гаррисон не распространяется; он замечает только, что одежда духовных лиц теперь вполне скромна и благопристойна, и затем сатирически изображает роскошь и пестроту костюмов прежнего католического клира, сравнивая патера с распустившим хвост павлином.–Что касается странноприимства англиканского духовенства, то, по словам Гаррисона, никогда оно не практиковалось в таких широких размерах, как именно теперь. Причина этого, по его мнению, заключается в том, что дозволена семейная жизнь всякому желающему из духовенства, а потому и всяких припасов и напитков запасено теперь у священника гораздо более, и порядок полный в хозяйстве, и обстановка приличная. Бедного человека теперь чаще накормят, чем прежде, когда лишь немногие епископы да люди, владевшие двумя или тремя бенефициями, устраивали пир на Рождестве да содержали большие дома для приема богатых людей. часто к ним наведывавшихся. Может быть некоторые из епископов нашего времени действительно не сравняются по гостеприимству и роскоши с своими предшественниками; но всякий поймет причину этого, если только представит себе, насколько уменьшились их доходы, насколько возвысились цены на все, как образ жизни их стеснен постановлениями закона, и как, наконец, на их имения зарятся отовсюду. Многие соблазняются тем, что теперь духовные лица, умирая, оставляют свои имущества женам и детям, но они забывают, что и в прежнее время, если не было у паписта-духовного любовницы и побочных детей (а только Богу известно, как мало было таких), то имение его переходило к братьям и родственникам, и немало домов у дворянства построено на такие деньги. Если-же в прежнее время кто либо из духовных и основывал иногда колледж, приют или школу, то и в наше время не меньше находится людей, известных такими-же деяниями. Говорят, что жены духовных лиц, по смерти мужей своих, ведут себя часто не так безукоризненно, как того требовало-бы их положение; но взгляните, прошу вас, на другие светские сословия и скажите, не грешат ли также и герцогини, и графини, и баронессы, и жены найтов, ибо Ева всегда останется Евою, сколько-бы Адам ни говорил „нетъ“. Ставить, наконец, нам в упрёк нашу иногда слишком потертую одежду, как будто наши жены тому причиною, а не наши патроны. Не все, конечно, знают, но вот что было недавно на моих собственных глазах: один бедный священник, получая приход в Эссексе, должен был внести своему патрону двадцать четвертей овса, десять четвертей пшеницы, да шестнадцать четвертей ячменя, а приход-то приносит всего в год, менее двадцати фунтов дохода. Вот где, значит, причина нашей потертой одежды; её ворс вытирают наши патроны. Если я встречу такого священника, я всегда скажу, что или он сам дурной человек, или его патрон, или-же они оба. Ничего подобного не было бы, если бы удалены были из духовенства разные повара да старьевщики, если бы исправились патроны, хотя бы и против их воли, и если-бы церковные должности епископы давали только людям достойным.

Сознавая, что одно из главнейших бедствий современной английской церкви есть именно недостаток в ней способных людей, которые могли бы с пользою и достоинством проходить служение пастырей и учителей народа, Гаррисон оканчивает главу о состоянии церкви проектом, осуществление которого могло бы, по его мнению, устранить это бедствие. Во времена первенствующей (primitive) церкви, говорит он, в каждой епархии, при каждом епископском престоле, была по крайней мере одна школа. имевшая катихизаторов. Многие свидетельства говорят о таких школах в Александрии, Антиохии, Риме и Иерусалиме; не мало найдется свидетельств об них и в других, менее известных, городах. Эти школы были под властью епископа и отсюда он, вместе с остальным своим клиром, избирал воспитанников, достигших наибольшей зрелости, желавших посвятить себя пастырскому служению, и поставлял их к своей кафедральной церкви. Здесь эти воспитанники получали дальнейшее усовершенствование в изучении Писания, приучались должным образом назидать народ, совершать таинства, посещать больных и заключённых и проходить вообще все те труды, которые связаны с пастырским званием. Епископ и пресвитеры были слушателями их учения и свидетелями их деятельности, а затем, по прошествии некоторого времени, признав их достойными делателями на ниве Господней, возлагали с молитвою руки на них и посылали куда-либо на служение, где была нужда в пастыре. На место отосланных к кафедральной церкви помещались новые воспитанники, взятые из наиболее зрелых в школе. Такой порядок приготовления к пастырскому служению Гаррисон желал-бы видеть восстановленным и в настоящее время тем более, что такое восстановление не представляет, по его мнению, особенного труда. Школы уже существуют в каждой епархии, есть и университеты, как места высшего совершенствования в познаниях, есть и кафедральные церкви, вполне способные принять всех тех, кто явился бы в них для наставления, хотя материальные средства тех и других сильно потерпели и терпят от разных алчных искателей. Одно только препятствие несомненно встретится в этом деле–это слишком низкое мнение о пастырской деятельности и о тех скудных средствах, какие дает она, как вознаграждение за труд. Благодаря этому большая часть наиболее даровитых людей предпочитает заниматься физикой или правом, уклоняясь от изучения Священного Писания из страха, что впоследствии оно едва в состоянии будет обеспечить им насущный хлеб. При восстановлении древнего порядка возвратится и истинный смысл пребенд в наших кафедральных церквах, которые теперь даются только в качестве добавочного содержания в пожизненное владение людям, имеющим другие бенефиции, а потому кресла в хоре (на солее) кафедральных церквей теперь вечно стоят пустыми. Тогда будет иначе; тогда пребенды будут именно пребендами, т. е. местами, занимаемыми, по прежнему, только временно в видах приготовления к пастырскому служению, а затем будут предоставляемы новым, выходящим из школы. кандидатам. Много пройдет, конечно, времени, заключает Гаррисон, прежде чем осуществится желаемая мною реформа. но я буду молиться о скорейшем его наступлении.

–––

В разные времена, начинает Гаррисон новую главу своего описания, существовали в Англии многие славные университеты, из коих о некоторых не изгладилось еще воспоминание и в настоящее время, каковы были университеты в Бангоре, Кэрлеоне, Тэдфорде, Стэнфорде, Солсбери, Эридоне, Лэчлэйде, Рэдинге и Нортгэмптоне, но все эти высшие школы существовали лишь временно и часто очень недолго. В настоящее время Англия имеет три знаменитых университета в Оксфорде, Кембридже и Лондоне, но только два первые из них наиболее славны, ибо в них изучаются н языки, и философия, и так называемые свободные пауки, и право, физика и богословие, между тем как в Лондоне преподается только право. Благодаря великой щедрости английских королей, королев, епископов, нобльмэнов и леди, первый из наших университетов не только изобилует многими хорошими постройками, сделанными из твердого известняка или кирпича н образующими собою четыре четвероугольника, где устроены для студентов многочисленные. роскошные помещения; но, кроме того, снабжен еще богатыми бенефициями и доходами в таких размерах, что, по словам Петра Мартира. ничего подобного не встретишь в какой-либо другой стране. Богатые средства свои университет употребляет на то, чтобы давать от себя содержание возможно большому количеству юношей, имеющих бедных родителей.

Когда и кем были основаны Оксфордский и Кембриджский университеты, с определённостью сказать нельзя. Говорят, что основателем Оксфорда был король Альфред, но это мнение Гаррисон считает неосновательным, так как ему известно достоверное свидетельство о том, что Джон Беверлэй уже учился в Оксфорде тогда, когда Альфреда еще не было и на свете. Что-же касается Кембриджа, то, по его мнению, всего вероятнее, что основателем его был испанец Кантабер, хотя многие приводят и другие мнения, кажется, впрочем, только для того, чтобы отнять у иностранца честь учреждения нашего университета.

Оксфорд лежит в прекрасной местности на северо запад от Лондона, он окружен холмами покрытыми сверху лесом, а подле, в долине, протекают хорошие реки, которые могли-бы доставить весьма много пользы городу и всему округу, служа прямым сообщением с Лондоном, если бы не было препятствий, затрудняющих судоходство. Кембридж отстоит на 46 миль к северу-востоку от Лондона и местность его также очень хорошая, если бы не было только болот вблизи, которые не мало вредят чистоте его воздуха. Кембридж в изобилии снабжен всякого рода продуктами. в особенности же свежею рыбой и дичью, благодаря протекающей близко реке и островку Эли, находящемуся под рукою. Главной недостаток. ощущаемый Кембриджем– отсутствие леса, так что дрова или доставляются из Эссекса и других окрестностей, или заменяются каменным углем, обильные залежи которого имеются по реке. Кроме того и луга оказываются недостаточными, чтобы удовлетворить потребностям города и университета, так что жители добывают себе сено в окрестностях, которые снабжают им их в изобилии.

Университетские здания Оксфорда, построенные с большим искусством, своею красотою, великолепием и удобством превосходят здания Кембриджа к тому же и улицы Оксфорда большею частью шире и красивее. По величине Оксфорд более Кембриджа, но последний, как город новейшей постройки, отличается большим единообразием зданий, более правильным расположением и исправностью содержания¹², хотя многие держатся в этом отношении и иного мнения. Жители обоих городов не опускают случая поживиться на счет студентов, нарушая их вольности и продавая им все по крайне высоким ценам. Многие из них успели таким путем сделаться на время богатыми, но потом снова впали в бедность, ибо неправедно нажитые имения редко бывают прочными.– Оба города имеют укрепленные замки и трудно сказать, который из этих замков был – бы крепче, если бы только оба они содержались и исправлены были, как следует. Замок Кембриджа выше, что зависит как от высоты самой постройки, так и от высокого местоположения, тогда как Оксфордский замок стоит низко и не представляется столь величественным. Строителем Кембриджского замка был, говорят, Гургунций, некогда король Британии, a Оксфордского–Роберт de-Oilie, нобльмэн, пришедший в Англию с Вильгельмом Завоевателем¹³.

В обоих университетах есть свои церкви, посвященные Пресв. Деве Марии. В этих церквах, однажды в год, именно в июле, собирается вся университетская корпорация, и торжественным образом раздаются ученые степени тем, кои предназначены к ним в истекшем учебном году. В Оксфорде это торжество называется «Act», а в Кембридже французским словом „Commencement».

Каждый год, ко времени этого торжества со всех концов страны собирается такое множество народа, особенно родственников и друзей лиц, получающих ученые степени, что город едва бывает в состоянии принять и поместить всех своих гостей. В Оксфорде было прежде еще 24 приходских церкви, но теперь их только 16. Граждан в нём считается 1,200, из коих 400 живут в слободах.

Кроме всего вышесказанного, продолжает Гаррисон, между нашими двумя университетами существует такое сходство, больше которого трудно себе и представить, так что оба они представляются как-бы частями одного прекрасно организованного общества, разделенными пространственно, но живущими в полном согласии. Говоря об одном из них, нельзя не описывать другого и восхваляя один непременно превозносишь и другой.

Образ жизни в наших университетах совсем не таков, какой постоянно можно видеть в университетах других стран, где, по недостатку общежитий, студенты вынуждены обитать по гостиницам и тавернам, без всякого порядка и дисциплины. В наших колледжах мы живем в таком порядке и под такими строгими правилами устава, что знаменитый ученый, Эразм Роттердамский, лет пятьдесят тому назад посетивший наши университеты, не задумался сравнить правила жизни студентов в них с уставами и обычаями древних монахов. Мало того, в лестных выражениях он утверждал даже, что наши университетские порядки не только приближаются, но даже превосходят все монастырские уставы, когда-либо составленные– Кроме этого общего хвалебного отзыва, Гаррисон, к сожалению, не сообщает нам более никаких частных сведений об образе жизни английских университетских студентов ХVІ-го века, а потому, чтобы по возможности восполнить пробел в этом интересном вопросе, мы обратимся к свидетельству других, имеющихся у нас под руками источников– Гентцнер, побывавши в Оксфорде, рассказывает, что тамошние студенты проводят жизнь почти монашескую, так как, подобно монахам, они не имеют никакого другого дела. кроме молитвы в определенные часы и поучительных упражнений. Для обеда все они собираются в одной большой зале, при чем, пока длится трапеза, один из них, по очередному порядку, стоя пред аналоем посреди залы, громко читает Библию. Вся масса студентов разделяется на три стола. Первый из них, называемый членским столом (Fellows table), отличается от других большею роскошью и изобилием; на него допускаются графы, бароны, джентльмены, доктора и магистры, из последних впрочем весьма не многие. Второй стол занят магистрами, бакалаврами, некоторыми из джентльменов и именитейшими из горожан. На третьем столе помещается публика низшего состояния. После благодарственной молитвы, каждому предоставляется свобода отправляться в свои комнаты или прогуливаться по саду колледжа. Одежда студентов почти такая же, какую употребляют иезуиты, на них длинные, почти до пят, мантии, иногда опушённые мехом, а на голове четвероугольная шапочка. Доктора, магистры и профессоры имеют особого рода одежду, которая служит для них отличием. Каждый студент более или менее значительного состояния имеет ключ от библиотеки своего колледжа. так как при каждом колледже есть своя библиотека.

Чтобы составить себе некоторое понятие об обстановке, среди которой жили тогдашние обитатели английских университетов, мы можем воспользоваться сохранившимся до нас интересным инвентарем имущества, помещавшегося в нескольких комнатах одного из колледжей Кембриджа (King’s College). В каждой комнате обыкновенно помещалось или по два члена (fellow), или по четыре студента, и вот какую мебель и принадлежности мы встречаем в этих комнатах, по инвентарю:

Подвижные кровати, иногда с пологом,

Гардероб или просто вешалки на стене,

Шкафы с замками и ключами,

Дубовые полки для книг,

Большой круглый стол,

Стол маленький, письменный, с чернильницею,

Скамейки,

Оловянный умывальник с рыльцем,

Дверной запор с двумя засовами и т.д.

В качестве развлечения, сопровождавшегося притом же и не малою пользою для студентов, употреблялись в английских университетах драматические представления, которыми начальство и старалось при удобном случае угостить какого-либо знатного посетителя. В своей хронологии Гаррисон, между прочим, рассказывает о том, как в 1565-м году королева Елизавета предприняла путешествие по стране и 31 го августа остановилась в Оксфорде. Она посетила здесь все колледжи и привела в восторг университетскую корпорацию, обращаясь к ней с речью на латинском языке. Обычные академические занятия при этом не прекращались и в назначенное время шли своим порядком, но для королевы студенты колледжа Христовой церкви, где она поместилась, разыгрывали разные комедия. Представление одной из этих комедий (Palamon and Arcite) закончилось впрочем трагической развязкой, так как случился обвал деревянной галерее и некоторые из свалившихся поплатились даже жизнью.

В большой части наших колледжей, продолжает Гаррисон свое описание, большое количество студентов; из них многие содержатся на средства университета, а другие существуют благодаря поддержке и помощи богатых друзей. В некоторых колледжах число студентов простирается д 200, в других до 150, в иных 140, а в остальных менее, смотря потому, сколько могут вместить здания. Вообще в настоящее время, как показала последняя перепись, число студентов, существующих в обоих университетах, простирается до трех тысяч.– По первоначальной мысли тех, кои учреждали колледжи и вообще благотворили университетам, учреждения эти предназначались только для детей бедных родителей, не имеющих возможности на собственные средства дать своим детям надлежащее образование; но богатые так усиленно вторгаются в университеты, что для бедных уже не остается от них почти никакой пользы. В настоящее время бедному человеку весьма трудно добиться членства, как бы он ни был достоин того, и каким бы он ни был хорошим студентом. При выборах господствуют такие интриги, что имеет успех не тот, кто заслуживает, a тот, у кого больше друзей, хотя бы он был худшим по занятиям.. Некоторые джентльмены, друзья которых были некогда благотворителями университета, ввязываются также в его дела, не обращая никакого внимания на статуты, но стараясь только о том, чтобы доставить местечко своим клиентам. В гимназиях, которые посылают своих воспитанников в университеты, господствует подкуп, так что дети бедных людей обыкновенно отстраняются, а дается дорога только богатым. Само собою разумеется, что такое положение дел неизбежно приводит в конце концов к упадку науки. Дети богатых родителей, поступив в университет, большею частью мало занимаются; они проводят время в болтовне, пирушках, играх в кости и т.п. пустяках, так как занятия наукой и жизнь для науки вовсе не составляют цель их стремлений. Мало того, они причиняют даже беспокойство университету и пятнают его репутацию; ссылаясь на свои вольности, они дозволяют себе всякие излишества в одежде, шумными компаниями буйствуют и самовольничают, что совсем уже отбивает их от книг, а если их упрекают в нарушении всякого порядка, они считают достаточным в свое оправдание указать лишь на то, что они джентльмены.

В каждом из колледжей есть свои профессоры или так называемые лекторы (readers) языков и разных наук, которые ежедневно занимаются со студентами частным образом в их помещениях. С наступлением очереди, а таких очередей двенадцать, студенты колледжа отправляются в так называемую общую школу, (common school), или на публичные диспутации (in aream), где обнаруживают свое искусство и познания и показывают, насколько они успели оказать успехов со времени своего поступления в университет. В общей школе каждого из университетов имеется по пяти профессоров, получающих содержание от короны и в очень щедрых размерах. Эти коронные профессоры преподают: богословие, право, физику, Еврейский язык и Греческий язык. Что же касается других предметов, каковы философия, логика, риторика и так называемый квадривиум, т.е. арифметика, музыка, геометрия н астрономия с упражнением в перспективе, то для них университет имеет преподавателей уже от себя и из своих средств даёт им содержание, совершенно впрочем достаточное для их материального обеспечения и поощрения в их трудах. Только преподавание квадривиума и перспективы находится в некотором пренебрежении. Профессоры общих школ руководят диспутациями и другими академическими упражнениями, назначаемыми на каждый день, и те из учащихся, которые на этих дисиутациях и упражнениях выказали достаточно искусства и познаний, признаются зрелыми в науке и, по обычаю других университетов, хотя и не таким же порядком, допускаются торжественно к получению заслуженных имн ученых степеней по тем наукам и факультетам, в которых они трудились. С этого времени они получают и внешнее отличие в одежде, соответствующее их званию и сообщающее им некоторую важность.

Первая ученая степень, общая для всех, есть степень софиста (sophister), в которой каждый должен пробыть четыре года, чтобы потом, усовершенствовавшись за это время в правилах логики и риторики и запасшись достаточными познаниями в философии и математических науках, возвыситься на степень бакалавра (batcheler of art). В этой степени нужно пробыть три или четыре года, упражняясь во всех свободных науках или в одной какой-либо из них преимущественно, кроме философии, чтобы потом считаться уже ученым человеком или специалистом, так сказать, в какой либо области и получить степень магистра (Master af art). По получении этой степени, каждому предоставляется свобода избрать для дальнейших занятий какую-либо одну область наук, а именно богословие, право или физику. Магистр, избирающий область богословия, должен прежде всего произнести проповедь пред народом на английском языке и другую на латинском языке пред университетскою корпорацией. Затем, ему предстоит выдержать несколько диспутаций, а именно в продолжении двух часов он должен публично, в назначенном академическом помещении, давать ответ каждому желающему на два каких-либо вопроса по богословию; потом еще два раза в объявленные сроки предстоит ему отвечать кому-либо, уже назначенному в качестве оппонента, и наконец, когда все это будет сделано и признано удовлетворительным, он получает четвертую ученую степень–бакалавра богословия (batcheler of divinitie), но не ранее, как через семь лет после получения степени магистра. Пятая и последняя степень есть степень доктора, получаемая после трёхлетнего пребывания в степени бакалавра богословия и после надлежащего исполнения таких-же упражнений, какие предшествовали возведению в бакалавры. Получивший степень доктора признается уже способным руководить другими и учить их в пределах своей области. Я читал, говорит Гаррисон, что первым доктором в Оксфорде был Джон Беверлэй, a в Кембридже Бэда; но мне думается, что тогда слово „доктор“ не означало в строгом смысле того, что оно означает теперь, и доктором на латинском языке называли всякого учителя, а также и катихизаторов-учителей, подготовлявших в своих школах к крещению или к принятию какой-либо церковной должности.

Итак, со времени поступления в университет и до получения последней ученой степени проходило 18, а иногда и 20 лет, и если в продолжение этого срока человек не мог приобрести достаточной учености, ему следует уже уступить дорогу другим и не оставаться более в университете. Большая часть студентов по наступлении этого срока и по достижении сорокалетнего возраста обыкновенно теряют уже должное прилежание и превращаются в трутней, заедающих хорошие места в колледжах и очень мало приносящих пользы. Если бы хотел, я мог-бы, замечает описатель, назвать некоторое количество подобных людей в обоих университетах; но во всяком случае их долгое пребывание на своих местах доказывает недостаток у них или друзей, или учености, или хорошей жизни, как некогда заметил это еще Фокс, основатель Оксфордского колледжа Тела Христова, который считал святотатством, если человек остается в Оксфорде и тогда, когда нет уже более никакой от того пользы.– Желающий может начинать свои занятия в университете и с права, и с физики, из коих, по замечанию Гаррисона, первое дает богатство, а вторая– почет, если только познания в языках и зрелость суждения окажутся тому соответствующими. В таком случае первая степень будет бакалавра прав или физики, для получения которой нужно выполнить все, что требуется и от бакалавра богословия, за исключением лишь проповедей, которые к этой специальности не имеют, конечно, никакого отношения.

Наши профессоры обоих университетов достигают в своей специальности такого совершенства, что свободно могут равняться с лучшими учеными какой-бы то ни было страны континента. Не нравится мне в таких, замечает Гаррисон, только одно, а именно вошедший в употребление обычай путешествовать в Италию, откуда очень немногие возвращаются хорошими людьми. Эти путешествия, как говорят, необходимы для усовершенствования как теоретического, так и практического. особенно врачам, которые, впрочем, часто, под предлогом изыскания иностранных зелий, научаются там делать такие составы, которые лучше было бы, если бы оставались неизвестными. Совершенно справедливо сказал по этому поводу доктор Турнер, что Италию нельзя осматривать без путеводителя, т.е, без особенного содействия благодати Божией, по причине крайнего развращения нравов, господствующего в тамошнем населении. Высокое мнение Гаррисона об ученом достоинстве современных ему английских университетов подтверждается отчасти и свидетельством Гентцнера, который колледжи Кембриджа называет седалищами муз, где великое множество ученых людей, и процветают занятия всеми изящными науками и языками, а Оксфорд он называет английскими Афинами, славным рассадником мудрости, откуда и религия, и знания, и изящный вкус обильно распространяются по всем пределам королевства. Колледжи английских университетов, по его словам, красотою своих построек, богатством средств и в особенности библиотек своих превосходят все другие академии христианского мира. Из внутренней жизни ученых университетских корпораций Гаррисон в своей хронологии сообщает один любопытный случай, относящийся к 1541-му году. Большое волнение произошло в это время в обоих университетах Англии по поводу спора о произношении слов греческого языка. Вильям Сзсиль, впоследствии лорд-казначей Англии, Джон Чик. Томас Смит и другие ученые люди приняли сторону нового произношения; употреблявшегося Эразмом, признавая его более древним, легким и более соответствующим орфографии греческого языка. Против них восстал доктор Стивен Гардинер, бывший тогда епископом Винчестерским и канцлером Кембриджского университета, человек вовсе не обладавший большими познаниями в греческом языке. По ходатайству старых ученых, он резко выступил па защиту старого произношения и самым суровым образом преследовал всех его противников, заключая их в тюрьму, изгоняя, лишая степеней и подвергая разным наказаниям до тех пор, пока не издан был, уже в наше время, приказ, дозволявший и новое произношение. После такого приказа новое произношение не только стало дозволенным, но восторжествовало настолько, что старое почти уже не слышно и неизвестно в обоих университетах.

В каждом колледже есть свой старшина (maister или provost), которому подчинены: президент, и несколько цензоров или деканов, которые наблюдают за образом жизни и поведением студентов и, в случае уклонения от установленных правил, подвергают их весьма строгим наказаниям, сообразно с количеством и качеством их проступков. Каждый колледж имеет также одного или нескольких казначеев, которых называют Bursarios или Bursers, и разных других должностных лиц, обязанных смотреть за его содержанием и благоустройством. В обоих университетах есть свои канцлеры, должность коих пожизненна, и вице-канцлеры, избираемые на один год, а также разные смотрители и другие чиновники (proctors, taskers, maisters of the streetes) с обязанностями полицейского и хозяйственного свойства. .

Любознательному читателю, желающему получить, по возможности, полное представление об английских университетах XVI -го века, не должна, конечно, показаться излишнею и та таблица, которую прилагает Гаррисон к своему описанию, и которая содержит в себе перечень всех колледжей с указанием времени основания каждого из них и имени основателей.

Свое описание двух важнейших университетов Англии Гаррисон оканчивает выражением желания, чтобы им предоставлено было право оказывать влияние на замещение церковных должностей. По его проекту, если сделается вакантною какая-либо бенефиция, патрон её должен уведомить о том местного епархиального епископа, а епископ посылает уведомление патрона какому-либо из университетов. Получив такое уведомление, корпорация университета поручает вице-канцлеру и нескольким его ассистентам позаботиться о назначении подходящего человека, который, по их мнению, способен был бы запять открывшееся место. Если бы такой порядок был усвоен, говорит Гаррисон, церковь имела бы добрых пастырей, которые трудились бы во славу Божию, университеты не имели бы недостатка в воспитанниках симония многих патронов уничтожилась бы сама собою, и народ с большим успехом воспитывался бы в повиновении Богу и государю.

В Лондонском университете студенческие общежития, т.е. то, что в Оксфорде и Кембридже называется колледжами, носят наименование «Inns». Этих иннов там насчитывается двенадцать, a именно:

Sergeants Inn,

Furnivals Inn,

Graies Inn,

Cliffords Inn,

The Temple.

Clements Inn,

Lineolnes Inn,

Lions Inn,

Davids Inn,

Barnards Inn,

Staple Inn.

New Inn,

В них получают образование только те, кои посвятили себя изучению права, и отсюда вышло немало таких людей. которые пробрели себе впоследствии великую славу. Обитатели лондонских иннов различаются также между собою разными учеными степенями, подчиняются известным правилам дисциплины, хотя пользуются и большею свободою, сравнительно с колледжами. По замечанию Гентцнера., они имели весьма хороший стол и пили из серебряной посуды, хотя последнее объяснялось будто бы соображениями экономии. Однажды какая-то высокопоставленная особа посетила лондонских студентов и, между прочим, заметила что студентам приличнее было бы пить из стеклянной или глиняной посуды, чем из серебряной. На это особе ответили, что ей с удовольствием подарят всю, имеющуюся у студентов, серебряную посуду, если только она возьмет на себя поставлять постоянно, вместо того, потребное количество посуды стеклянной и глиняной. Несомненно, что расход от постоянной покупки новых предметов, взамен разбитых, много превзойдет стоимость серебра. -- Не что подобное лондонским иннам представляют собою так называемые: «hostels» или «halls» имеющиеся в Оксфорде. По словам Гаррисона, это тоже, что и колледжи, с тою лишь разностью, что обитателям их предоставляется в правилах жизни гораздо большая свобода; их он насчитывает девять:

Кроме школ высших, Англия обладает еще большим количеством гимназий, (grammar school) рассеянных по всем пределам королевства, так что немного найдется в нем таких промышленных городов, в которых не было бы хотя одной гимназии. Эти гимназии снабжены обыкновенно в изобилии материальными средствами для содержания бедных воспитанников и для достаточного обеспечения учителя и сторожа, приставленных к каждой школе. Подобные же школы– гимназии имеются и при коллегиальных церквах Виндзора, Винчестера, Итона и Вестминстера; в них содержится большое количество бедных воспитанников, снабжаемых ежедневно, благодаря щедротам основателей, как пропитанием, так и одеждою, и книгами. В этих школах мальчики обучаются латинскому и греческому языкам, а также искусству стихосложения, отдавая ежегодно отчет в своих успехах пред особо назначаемыми экзаменаторами. По достижении должной зрелости, достаточно подготовленные воспитанники гимназий поступают затем в университет.

Богатые имения английских университетов много раз возбуждали зависть и служили предметом алчных поползновений со стороны некоторых жадных стяжателей. Находились такие ненавистники науки, которые старались поживиться университетскими имениями, придумывая для того благовидные предлоги, но их попытки, к счастью, не имели доселе никакого успеха. Когда с таким ходатайством обратились к королю Генриху VІІІ-му, он отвечал: «я замечаю, господа, что монастырские имущества так разохотили вас и заострили ваши зубы, что вы добираетесь теперь и до колледжей. Но, уничтожая монастыри, мы имели лишь в виду положить предел греху, а вы разрушением колледжей хотите ниспровергнуть всякое благочестие. На мой взгляд, самое лучшее употребление дано тому именно поземельному владению в Англии, которое предоставлено университетам, ибо, благодаря поддержке этих учреждений, королевство наше будет благоустраиваться и тогда, когда мы уже успеем умереть и сгнить. Если вам дорого собственное благополучие, откажитесь от своей мысли и будьте довольны тем, что уже имеете. или ищите честных средств для увеличения своего имущества, ибо я так люблю науку, что не соглашусь убавить и одного пенса из тех, которые предназначены на её поддержку.» При короле Эдуарде алчные искатели снова возобновили свою попытку, но опять успеха не имели. Герцог Соммерсэт в ответ им, между прочим, говорил, что «если падет наука, которая людей диких делает цивилизованными, грубых и безрассудных – добрыми и мудрыми советникам, упорных мятежников– верными подданными, а злых– благочестивыми христианами, то чего же можно ожидать повсюду, как не варварства и неурядицы?. При королеве Марии время было слишком горячее, чтобы можно было думать о подобных проектах. но теперь, при милостивой государыне нашей Елизавете, говорит Гаррисон, попытка, как слышно, снова повторилась и опять не имела успеха, как не будет, надеюсь, иметь и никогда. Какой же добрый человек пожелает видеть свое отечество подобным древней стране Готов и Вандалов, которые постановляли законы против науки и образованных людей не допускали в свои советы, а потому и превратились в диких и кровожадных адских собак до тех пор, пока не обратились к науке и не подчинились влиянию цивилизации.