VI. Праздник Входа Господня в Иерусалим в Святогробском храме и суббота праведного Лазаря в Вифании

Жизнь русских паломников в Иерусалиме в конце великого поста достигаетъ наивысшего своего напряжения. Последние дни шестой недели и вся страстная седмица со включением и первого двя Пасхи до вечера для даших паломников представляются непрерывным рядом торжественных, единственных в году, церковных богослужений, участие в которых каждый из них считает для себя первейшим и священным долгом. Храмы иерусалимские и в частности величайшая христианская святыня – храм Гроба Гослодня в эти дни с утра до вечера и с вечера до утра переполнены тысячами молящихся, сошедшихся сюда с разных концов света – „от запада и севера, и моря и востока“. В храме Святогробском совершаются почти повседневно торжественные богослужения и крестные ходы, его многочисленные капеллы или часовенки и полутемные круговые галлереи оглашаются почти немолчными умилительными песнопениями, в которых прославляются воспоминаемые Церковью в эти святые дни крестные страдания нашего Господа. Паломники, лишая себя сна, пищи, удовлетворения самых первых естественных человеческих потребностей, охотно и с удивительным терпением проводят в храмах на богослужениях все это время, доводя свои силы, и без того уже значительно истощенные предшествующим продолжительным плохим питанием, бдениями в разных храмах и путешествиями для обозрения святых мест, нередко даже до полного изнеможения.

Некоторые наблюдатели над жизнью наших паломников во Святом Граде это крайнее ослабление физических сил стараются объяснять или преклонностью возраста, в каком большинство паломников предпринимает путешествие в Иерусалим, или недостатком и истощением и без того скудных материальных средств, с какими нередко едут сюда наши паломники, благодаря чему некоторые из них под конец сезона вынуждены питаться весьма неудовлетворительно, но эти объяснения, по нашему мнению, все же следует признать в большей части односторонними. Паломничество в Св. Землю не чуждо и таких фактов, когда, к великому нашему утешению, подвиги изумительного воздержания и неусыпной непрестанной молитвы на святых местах, влекущие за собою иногда полную потерю физических сил и даже смерть, предпринимаются людьми, материально состоятельными и не чуждыми даже хороших достатков. Как раз в только что окончившийся паломнический сезон (1908 г.), на возвратном пути из Иерусалима в Россию, на пароходе „Лазарев“, отошедшем из Яффы с 1,160 паломниками, 26 апреля, между Хиосом и Смирною скончался „от полного истощения“ некто Андрей Боншин, 63 лет от роду, оставивший на руках своего малолетнего сына Лаврентия, который делил с своим отцом подвиги паломничества, „деньги в сумме ЗООрублей“. Очевидно, здесь „старческий маразм“ и скудость материальных средств мало нам помогут в объяснении причин этого „полного истощения“. Причины его следует искать в глубине высоконастроенной душн паломника. Пламенное религиозное воодушевление, охватывающее все существо глубоко верующего человека, на столько сильно подавляет в нем другие потребности, что заглушает даже сознание настоятельной необходимости удовлетворять свои естественные потребности: „никто же бо когда свою плоть возненавиде, но питает и греет ю“ (Филип. 5:9), и только тяжелая болезнь или печальный конец – в виде неожиданной смерти в больнице или даже на пароходе, почти у берегов желанной, дорогой родины, напоминают, хотя уже поздно, что человек тяжелые подвиги благочестия не соразмерил с своими слабыми физическими силами...

Тем же высоким подъемом религиозного воодушевления и неудержимою жаждою приобщить себя тому, всю жизнь лелеянному, счастию, какое выпадает на долю паломника в святые дни страстной седмицы вообще и в великую субботу, при получении святого огня, и в самый день Пасхи у живоносного Гроба Господня в частности, следует объяснить и то непреодолимое стремление в эти дни у паломников с слабыми физическими силами и даже находящихся в полном изнеможении, во что бы то ни стало непременно быть в Святогробском храме – „чтобы не отстать от товарищей, чтобы выполнить то, что себе наметили“. По свидетельству доктора нашей больницы, тяжко больные паломники, „с окончанием великопостных служб, с получением благодатного огня, охотнее идут в больницу“, чем в святые дви, когда ложатся в нее тольхо лишь истощенные до крайности дряхлые старики и страдающие тяжкими недугами, а чаще всего приносимые сюда на носилках... Но и эти несчастные страдальцы, часто с трудом подымающиеся с постели, ни на минуту, однако же, не покидают надежды сподобиться попасть в Святогробский храм к получению „благодати святого огня“ в великую субботу.

Окружающим таких несчастных больных приходится иногда присутствовать при тяжелых картинах их душевной муки... Вот, напр., старуха, 65 лет от роду, истощенная до крайности и с высокой температурою, еле передвигает ноги по комнате, но на страстной неделе просит настойчиво доктора выписать ее из больниды. И когда последний уговаривает ее остаться еще несколько дней в больнице, больная даже с обидою в голосе возражает: „В такие-то дни!?.. Уйду, не буду лежать“!..

Другая больная старуха, с тяжелым крупозным воспалением твердит: „Уйду, – я здорова“. На увещания доктора, отвечает: „Уйду – все равно“, и только страж-сиделка у постели больной мешают ей привести свое гибельное по последствиям намерение в осуществление.

Третья больная, температура которой, понизилась, но до полного выздоровления еще дело не дошло, при убеждениях полежать еще несколько времени в больнице пришла в ярость и даже исступление... Чтобы прекратить буйство, волей-неволей приходится ее отпустить, хотя и с полною уверенностью, что через несколько всего дней больная снова вернется на свою постель в больницу, но уже в тяжелом положении и даже с опасностью умереть.

Больной старик, перенеся флегмону и рожу и находясь на пути выздоровления, но еще с крайнею слабостью и истощением сил, просит выписать его из больницы. Когда доктор начинает возражать и доказывать ему неисполнимость и гибельность его просьбы, то старик бранится, говоря: „Чего ты меня держишь? Что, ты замучить хочешь меня?! На воздухе я скорей поправлюсь“. Пришлось в конце концов уступить настойчивости, но через несколько дней упрямого старика принесли в больницу на носилках, и он скончался от упадка сил⁸⁹.

Имеются и другие картины больничной иерусалимской жизни прямо поразительныя, душу щемящие и исторгающие слезы у невольных наблюдателей над нею в эти святые дни. Больной, напр., без посторонней помощи не могущий перевернуться на постели, все еще не покидает надежды подняться на ноги „к празднику“, а чтобы ускорить свое выздоровление, которое он всецело после Бога возлагает на доктора, знаками подзывает к себе врача и, когда последний наклонился к нему поближе, запекшимися, горячими устами с трудом лепечет: „Ты уже смотри... старайся... а я тебе... рублик дам“. Его товарищ, столь же безпомощный, как и сосед, но с более низкой температурою, когда докторъ взял его за руку, чтобы пощупать пульс, молча сунул в его руку горячую „полтину“, которую он держал все время под одеялом, предназначив ее своему „спасителю“, чтобы, конечно, он его „поскорее вызволил“ от болезни и отпустил бы туда, где все его сотоварищи вкупе ждут вожделенной „благодати“. Так сильно пламенное воодушевление русского православного паломника в Св. Землю, так глубока потребность в нем дни святой четыредесятницы и страстной седмицы проводить в храме Гроба Господня, у драгоценных для верующей души святынь его – у живоносного Гроба и страшной Голгофы.

Страстная седмица и первый день св. Пасхи для русского паломника вместе с темъ – и последние дни его тяжелого паломнического подвига, последние часы и минуты его пребывания в св. Граде Иерусалиме, так как многие из паломников, особенно победнее, спешатъ распроститься с Иерусалимом в первый же день Пасхи, „после розговин“ на подворье Палестинского Общества, и отправляются в Яффу даже нередко пешком, чтобы попасть на первый русский пароход, идущий в Россию. Следовательно, каждому паломнику, посещая неукоснительно все дневные, вечерние и ночные продолжительные богослужения в Святогробском храме, приходится, кроме того, остаток свободного времени еще употреблять на хождения по святоградским лавкам и магазинам, чтобы закупить для всех своих семейных, знакомых и особенно благодетелей, помогавших паломнику деньгами, при сборах его в Св. Землю, соответствующие их вкусам, наклонностям и возрасту подарки, а вместе с тем прихватить и кое-что себе „для памяти“ о своем паломничестве ко св. Гробу Господню. Вполне естественно поэтому, что городская иерусалимская жизнь в эти дни поста и страстной седмицы достигает необыкновенного оживления: на улицах и базарах, переполненных приезжими купцами с разных концов света, от крикливых зазываний покупателей на всевозможных языках и наречиях, с расхваливанием своих товаров, разложенных то в заманчиво соблазнительных витринах и выставках, то в поражающем калейдоскопическом безпорядке на прилавках, стоят с утра до позднего вечера невообразимые гам и крики. В толпе повсюду снуют разносчики всевозможныхъ сластей, фокусники и акробаты, проделывающие на виду паломников всевозможные фокусы и „фантазии“, производящие на простодушных паломников ошеломляющее впечатление, и разного рода попрошайки, навязчиво, пристающие к паломникам с разного рода „безделушками“, или просто на просто нагло требующие „бакшишь“... Святой Град в эти дни превращается в торговый рынок, „город мира» – в Вавилон, в котором нет покоя от царящих на его улицах крика, брани и невообразимой толчеи. На русском подворье по корпусам идет оживленная подготовка к отъезду на родину, так как паломники все свободное время от богослужений заняты упаковкою своего по большей части весьма сложного и численного по составу багажа. В силу этого и здесь царят такие же суета и оживление, какие в это время можно наблюдат и во св. Граде.

В виду наступающих великих дней страстной недели Святогробский храм, благодаря большему количеству пребывающих в нем паломников, достаточно загрязненный, клирики и служители его начинают чистить, мыть и приводить в благолепный вид. Наместные обычные иконы в иконостасе Воскресенского храма и во втором ярусе на месте дванадесятых праздников заменяются иконами с изображениями „страстей Господних“, расшитыми золотом по темно-фиолетовому бархату. У кувуклия спереди и по бокам на всех его карнизах развешиваются дорогие праздничныя иконы, усыпанные жемчугом и драгоценными камнями и убранные живыми цветами. Здесь же по карнизам кувуклия в несколько рядов ставят узорчатые восковыя свечи различных величин и между ними резные херувимы. Над входом в кувуклий Гроба Господня вешают большую драгоценную лампаду с пятью стаканчиками – благочестивый дар покойного Государя Николая I Павловича. Живоносный Гроб внутри вымывается теплою водою, вытирается губами, намащается ароматами и украшается дорогими подсвечниками и вазами с цветами. Лампады, неугасимо горящие над драгоценным ложем Богочеловека, вымываются и наполняются новым чистым елеем⁹⁰. В самом храме три громадные люстры, спускающиеся из купола храма, убираются массивными свечами. В алтаре храма по карнизам его, на иконостасе и в нниах купола расставляются узорчатые свечи и цветные стеклянные лампады, которые, помимо того, развешиваются еще причудливыми гирляндами на веревках, по всему храму. Престол в алтаре облачается драгоценными одеждами и уставляется серебряными подсвечниками, в виде пальмовых деревьев, венской работы. Следовательно, и святогробское духовенство дни шестой и седьмой седмиц поста и Пасхи не остается пассивным зрителем окружающей его кипучей жизни, но и само, в свою очередь, втягивается в ее водоворот, и с прочими обитателями и пришельцами св. Града и оно пребывает также в суете и хлопотах.

Украшенный кувуклий Гробы Господня

Вифания

Торжества страстной седмпцы предваряются величественными архиерейскими богослужениями и литаниями в субботу праведного Лазаря в Вифании и в неделю ваий или входа Господня в Иерусалим в Святогробском храме. В память трогательного евангельского события воскрешения Лазаря празднества и торжественные богослужения приурочиваются к Вифании (по-арабски Лазариа), отстояшей от Иерусалима на три часа пути, где и доселе сохраняется в своем, почти нетронутом временем, первоначальном виде, глубокая погребальная пещера Лазаря, с крутым спуском в нее, в 24 ступени, со входом, обложенным квадратными камнями. Внутри этой пещеры с боку, близ стены, противоположной входу, устроен каменный престол, на котором в этот день служат католики праздничную мессу. Влево от входа небольшой спуск, в пять или шесть ступеней вниз, ведет в другую небольшую пещерку, где имеется каменное, иссеченное в скале, ложе, на которомъ лежало тело повитого погребальными пеленами четверодневного Лазаря, прикрывавшуюся тяжелым монолитным камнем (Иоан. 9:38). Над пещерою показывают остатки дома Лазаря, жившего здесь вместе с своими сестрами Марфою и Мариею. Здесь, по преданию, св. царица Елена, мать св. Константина, устроила великолепный храм (grandisbasilica), а церковь иерусалимская установила сюда с первых веков своего существования торжественную всенародную литанию в Лазареву субботу и совершение в нем праздничного богослужения в память воспоминаемого события⁹¹. Позднее, около IX в. храм этот подвергся разрушению, и греческое богослужение в день Лазаревой субботы было перенесено в самую пещеру⁹². Со времени крестоносцев, нужно полагать, владение алтарем в пещере пр. Лазаря перешло к латинянам, которые и доселе удерживают за собою это право⁹³.

Вход в погребальную пещеру Лазаря в Вифании

Греки из Вифании перешли для совершения богослужений этого дня на гору Елеон, как к месту, наиболее близкому ко гробу праведного Лазаря, и отсюда, после архиерейской литургии, совершавшейся ежегодно близ места вознесения Господня, в особо для сего изготовлевной зеленой походной палатке, отправлялись с литаниею ко гробу Лазаря для служения молебна и прочтения здесь соответствующего месту и событию евангельского повествования. Самое богослужение на Елеоне в этот день обставлялось некоторыми такими исключительными особенностями, которые в иерусалимской Церкви ныне имеют место лишь в службе праздника вознесения Господня, при описании коей мы и коснемся их подробно. Отсылая своих читателей, интересующихся этими особенностями, к нашему очерку „Праздник вознесения Господня на Елеоне“, мы исключнтельно обратим здесь свое внимание на происшедшие в недавнее время изменения в службах описываемого нами дня.

Богослужения в субботу Лазареву на вершине Елеона, близ места вознесения, в палатке представляло для клириков Сионской церкви и многочисленных богомольцев, собирающихся сюда на молитву, весьма много серьезных неудобств. В силу своих небольших размеров, палатка-церковь может вместить в себе лишь клириков, почетнейших посетителей и в самом крайнем случае 50 паломников, остальные же богомольцы должны стоять во время богослужения на дворе под открытым небом. Погода иерусалимская в это время года не может, однако же, считаться благоприятною для совершения таких богослужений на открытом месте: то бушует на вершине Елеона сильный холодный ветер, срывающий верх палатки, то нередко идет такой проливной дождь, что является даже опасение за возможность довести благополучно до конца начатую архиерейскую литургию. „Когда вышли со св. Дарами, описывает литургию этого дня очевидец о. А. Анисимов, вдруг полился такой сильный дождь, что сделалось смятение в храмовой скинии, которая, кстати заметить, была вся в дырах, и, при жидкости материала, плохо даже защищала нас от жгучих лучей, а от ливня ни мало. Все облачения на престоле и на служащих промокли до нитки. Антиминс чуть не плавал, лежа в луже воды. Св. Дары тем только и соблюли от роскиси и опреснения, что покрыли вчетверо сложенными покровцами. Архиерей то и дело переходили с места на место, да и мы, ища более удобного положения. Вода лилась нам за шею целым потоком, мы едва успевали протирать глаза от влаги, чтобы сказать возглас и прочесть молитву. Служебники порасплылись в руках. Сумятица страшная! Я стал было опасаться за надлежащий исход обедни, но владыка поставил мальчика с жезлом на том камне, на передней стороне которого совершалась литургия, и он, подпирая им впалый намет над св. Дарами, давал этим возможность воде скатываться больше в сторону от них, и таким образом мы окончили обедню. Впрочем, два архимандрита едва только приобщились, сейчас же, в виду архиерея, разоблачились и ушли, остался я да арабский священник. Владыка Епифаний (митрополит иорданский) разоблачился после всех“⁹⁴.

„В вербную субботу, по окончании обедни на Елеоне, по словам того же о. Анисимова, ходят иногда с крестным ходом в Вифанию в пещеру Лазаря для поклонения, но теперь помешала этому ненастная погода. Впрочем, массы народа то и дело тянулись длинной вереницей туда и обратно“⁹⁵.

В виду описанных физических и литургических весьма серьезных неудобств, Сионская церковь постаралась при первой к тому возможности перенести службы субботы Лазаревой с Елеона, который с воспоминаемым Церковью событием ни в какой прямой связи не стоит, в место более удобное для сего и гораздо ближе стоящее к центру тяготения в этот день для всех богомольцев-паломников – к пещере пр. Лазаря в Вифании. Таким вполне пригодным местом оказался храм „Встречи», находящийся под Елеоном, на расстоянии около версты от Вифании, построенный на том месте, где Марфа, сестра Лазаря, встретила Иисуса Христа, идущего в Вифанию к умершему Лазарю, и где Он сидел некоторое время в ожидании другой его сестры Марии. В Евангелии так говорится об этой встрече: Марфа убо егда услыша, яко Иисус грядет, срете его: Марфа же дома седяше. Рече же Марфа ко Иисусу: Господи, аще бы еси зде был, не бы брат мой умерл. И сия рекши (т.е. после беседы о всеобщем воскресении мертвых), иде и пригласи Марию, сестру свою, той рекши: Учитель пришел есть и глашает тя. Она же яко услыша, воста скоро и иде к нему. Не уже бе пршиел Иисус в весь, но бе на месте, идеже срете его Марфа (Иоанн. 9:20–21 и 28–30).

Монастырь, Встречи на южном склоне Елеонской горы

Место это оставалось безпризорным долгое время и обозначалось кремнистым камнем, который, по народному поверью, отличался такою крепостыо, что никто не мог от него отбить даже и маленького кусочка. К месту этому совершали паломничество все богомольцы, которые посещали гроб св. Лазаря. В конце семидесятых годов истекшего столетия (в 1879 г.) предприимчивый святогробский архимандрит Спиридоний (в последствии патриарх антиохийский) решился, с благословения патр. Иерофея І, наконец, использовать данный паломнический пункт в целях религиозных и филантропических. Купив у турецкого правительства участок земли, площадью до 3 десятин, несколько правее от нынешней дороги в Иерихон к Иордану, по близости к вышеуказанному камню встречи Господа с сестрами св. Лазаря Марфою и Мариею, арх. Спиридоний и его неутомимый преемник, здравствующий до ныне арх. Григорий Пипидис устроили здесь красивую церковь (13 метр. длины и 7 м. ширины) в русско-византийском стиле, с довольно высокою при ней колокольнею, наполнив, последнюю множеством русских колоколов, и перенесли в нее тот камень, на котором, по преданию, сидел Спаситель в ожидании прихода Марии. Камень этот, вделанный по правую сторону иконостаса в конце стены в половую мраморную плиту и имеющий над собою благолепный балдахин-киот с иконою, изображающею евангельское событие, связываемое с этим местом, стал привлекать в ограду монастыря многочисленных паломников. Церковь здесь получила в народе наименование монастыря «Встречи».

Камень, на κοτοροм сидел Спаситель, в ожидании прихода Марии, сестры пр. Лазаря

Самоотверженную филантропическую деятельность о.      Григория, нынешнего настоятеля монастыря, с братиею, в жестокую дождливою и снежную с сильным ветром погоду, во время зимних паломнических хождений наших поклонников, особенно при их возвращении с Иордана в Иерусалим после праздника Богоявления, мы описали в очерке «Праздник Богоявления на реке Иордане». Заботами о. арх. Григория построен при этом монастыре удобный приют для паломников и разведен сад маслин, фиговых и миндальных деревьев, которые радушно открыты для русских паломников и в знойное лето и в бурную ненастную палестинскую зиму.

С устроением небольшого, но благолепного храма в монастыре «Встречи», все богослужения Лазаревой субботы перенесены ныне с Елеона в этот храм. Богослужение как вечернее, так и утреннее, совершал большею частью покойный († 16 авг. 1908 г.) митрополит иорданский Епифаний, проживавший последние годы в монастыре на Елеоне, известном под именем «Малой Галилеи». Так как митрополит Епифаний владел весьма недурно славянским языком, и так как большинство богомольцев – наши русские паломники, то богослужение в большей своей части происходит на славянском языке и даже при пении русских певцов и певиц из паломников. По окончании литургии, совершается владыкою и духовенством монастыря литания ко гробу св. Лазаря. В виду того, что расстояние от монастыря Встречи до Вифании – небольшое, то литания никогда не отменяется, хотя бы стояла и неблагоприятная дождливая погода. Архиерей не только совершает литанию в это время под зонтиком, но даже под ним же и читает при спуске в пещеру пр. Лазаря соответствующее месту евангелие. Народ, шествующий в литании с пением торжественного тропаря: „Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря, Христе Боже“, совершает свое паломничество по липкой грязи не без труда, в непромокаемых плащах и также под зонтиками. Как бы там ни было, но день Лазаревой субботы в Вифании проходит весьма оживленно.

Русские паломники, на возвратном пути из Вифаии, заходят в Вифсфанию, где апостолы обрели ослицу для Христа Спасителя, при Его вшествии в Иерусалим (Матф. 21:1–6) – место ничем ныне не отмеченное, – в приют о. арх. Антонина на Елеоне, чтобы отдохнуть и полюбоваться отсюда очаровательными видами на город и Мертвое море с рекою Иорданом, но долго не засиживаются здесь, так как спешат в город запастись пальмовою ветвью, с которою стоят наши паломники утреню и литургию на следующий день в праздник входа Господня в Иерусалим. По принятому ныне обычаю, „ваия и ветви“ не раздаются в руки паломников в храмах за утренею⁹⁶, но их покупают они для себя на базаре у местных обывателей. Пальмы эти продаются или в своем естественномъ виде и иногда громадных размеров, или же из них весьма искусно плетутся звезды и престы, которые потом еще убираются живыми цветами. Цена таким пальмам, продаваемым на базарах и на площадке близ храма Воскресения, смотря по величине и убранству, колеблется от 10 к. до 2 рублей за штуку. Эти-то пальмы наши паломники, по окончании сезона, увозятъ на память к себ на родину⁹⁷ вместе с прочими реликвиями и свидетелями их паломничества к живоносному Гробу.

Торжественная вечерня накануне праздника совершается в Воскресенском храме, при громадном стечении богомольцев, патриархом с архиереями-синодалами и большим собором иеромонахов. Приход патриарха в храм, его встреча и участие в совершении чина великой вечерни с благословением хлебов ничем не отличаются от служб в другие двунадесятые и великие праздники. Убранство храма и „кандилов елейных, возженных безчисленное множество, сребряних же, христальных и всяко различных“, по словам Василия Григоровнча-Барского, придают этому торжеству особенное великолепие и красоту. „И красяшееся тогда церковь огненным светом, говорит он, яки небо звездами, сребром же и златом и инными утварми церковними, яко молниями, и тогда во истину в церкви стояше, на небеси стояти мнехомся. Бысть же вечерное и утренное пение лепое и неспешное и певцов множество, и бисть сладкое бдение и недремливое стояние тогда⁹⁸. Возвращается патриарх домой в сопровождении собора духовенства.

Утром в обычное время на Гробе Господнем совершается архиереем-синодалом литургия, которую поют русские богомольцы, в громадном количестве переполняющие Святогробский храм в течение всей ночи до конца поздней литургии и крестного хода.

Утром в Воскресенском храме позднюю литургию служит патриарх, при участии архиереев-синодалов и собора духовенства. Так как богомольцы, присутствующие за этим богослужением, принадлежат различным национальностям, среди которых греки, русские и арабы составляют преобладающий элемент, то чтения и песнопения ее чередуются на языках этих народностей. По окончании литургии, начинается внутренняя литания в Святогробском храме, о которой Василий Григорович-Барский писал в свое время: „бистъ парусия (παρρησία) краснейша и большая паче всех первих“⁹⁹, т.е. литаний недель православия и крестопоклонной. Но, если ее взять в целом своем составе, следует все же признать, что и эта литания является лишь слабым напоминанием о тех торжественных литаниях, которые в этот день совершались раньше в Иерусалиме, п свидетельству знатной паломницы IV века Сильвии Аквитанской¹⁰⁰ и по Типикону Святогробскому 1122 года¹⁰¹. В древнее время патриарх с духовенством и народом выходили из Иерусалима даже в Вифанию, там рубили масличное дерево и с нимъ через Елеон, мимо Гефсимании, Овчей купели приходили уже в Святогробский храм для совершения внутренней литании, после которой народ принесенное дерево „растерзывал“ на мелкие части. Слабо также эта литания напоминает нам и торжественные литании в церкови святых сорока мучеников близ медного Тетрапила в Константинополе, куда, по Типику древней Великой Церкви, патриаршие духовные чины, одетые в фелони, с крестами и финиковыми ваиями в руках, вместе с царем и его придворными сановниками, шли пешком, а патриарх шествовал, по образу Христа Спасителя, верхом на жребяти (έπΐ -ώλοο). Из этой-то литании в последующее время выродился пышный церемониальный обряд, известный, по нашим памятникам, под именем „Чина хождения на осляте“. Сопровождающие патриарха чины духовные и гражданские вместе с царем и народом пели стихиру, и доселе сохранившуюся в нашем богослужении: „Днесь благодать Святого Духа нас собра, и вси вземши крест Твой (т.е. крест металлический или же сделанный из финиковых пальмовых листьев), глаголем: Благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних“. В церкви свв сорока мучеников происходило благословение ваий и раздача их участникам литании, а затем патриарх уже пешком возвращался в св. Софию¹⁰² к литургии.

Но и описываемая нами святогробская „парусия“ в неделю ваий все же по справедливости может носить название „краснейшей и большей“ в ряду других, подобных ей иерусалимских литаний, так как она отличается торжественностью и некоторыми такими подробностями, которые безепорно еще отражают в себе черты глубокой древности. Помимо участия в ней громадного множества духовенства, облаченного в богатые священные одеяния и имеющего в своих руках, кроме ковчегов с мощами, или икон небольших размеров, или евангелий (у епископов), букеты живых цветов и возженные свечи с пальмами, и изнесения множества хоругвей и выносного креста, в процессии этой видное место занимают клирик в стихире, несущий позади патриарха хоругвь Воскресения Христова и другой клирик – громадную масличную ветвь, богато украшенную живыми цветами. Все участники процессии начинают литанию также пением стихиры: „Днесь благодать Святаго Духа нас собра“, которая потом сменяется пением канона праздника. Литанию совершают по принятому для всех внутренних святогробских литаний обычаю, т.е. сначала троекратно окружают кувуклий, затем идут по галлерее кругом храма Воскресения, останавливаются против кувуклия, где патриарх читает приличествующее случаю евангелие и произносит ектенью с поминовением имен царствующих православных династий и султана, а также с прошением о милости и здравии всем поклонникам святых мест, и входят в храм Воскресения, где происходят отпуст литургии и раздача антидора патриархом в тропе храма Воскресения. Народ, наполняющий храм, галлереи, Голгофу и все возвышенные пункты в храме в несметном количестве, всю литургию и вовремя литании стоит с ваиями и возженными свечами. По окончании литании, когда патриарх и все участвующие в ней духовные лица встудают в храм Воскресения, богомольцы, в буквальном смысле этого слова, расхватывают или, выражаясь языком Типика 1122 r., растерзывают (äp-άζει) масличное дерево, носимое в литании клириком, на кусочки, которые и уносят с собою на память „о торжестве“ и „в благословение и освящение“, как гласит о том древняя, на этот случай составленная, молитва (Εοχή.εν τη λιτανεία των Βαιων, όττηνίκα μέλλει οιακόπτεσδαι καί διασπάσί)αι όπό τοδ λαοΰ τδ δένδρον, ήτοι οί κλάδοι τής ελαίας είς Βαία), находимая в Служебниках XV века¹⁰³. Патриарх же, разоблачившись, с сонмом духовенства, участвовавшего в литании, возвращается в патриархию и предлагает последнему обычное в подобных случаях угощение.

Паломники, подкрепившись пищею на русских постройках и отдохнув немного, отправляются в город, к так называемым, золотым воротам, находящимся в восточной стене Иерусалима, обращенной к Иосафатовой долине и Елеонской горе. По преданию чрез эти ворота Господь Иисус Христос вошел торжественно в Иерусалим на осляте (Матф. 21:10), при народных восклицаниях и бросании ему под ноги одежд и ваий (ст. 8). Чрез эти же ворота в 629 г. вступил в Иерусалим и император византийский Ираклий, неся Св. Крест, возвращенный им после победы над персами, которые овладели Св. Крестом вместе с другими святынями, при взятии Иерусалими в 614 г. Ворота при завоевателе Иерусалима халифе Омаре, чудная мечеть которого находится напротив этих ворот, в 636 г. замурованы с целью сделать неудобоисполнимою народную легенду о том, что чрез эти именно ворота некогда войдет хрнстианский победитель ислама. При воротах со стороны города имеется ныне весьма грандиозная постройка со сводами.

Многие паломники, если позволяет погода, выходят за город, чтобы пройти весь путь Христа Спасителя до Вифании и даже Вифсфании, и возвращаются домой через Елеон поздно вечером.

Первые три дня страстной седмицы паломники говеют. Те из них, которые не были на Иордане в день праздника Богоявления и вообще не успели посетить эту прославленную крещением в ней Господа реку, стараются в один из трех дней этой недели непременно совершить туда путешествие, чтобы выкупаться в холодных струях ее и заготовить на смертный час рубаху, омытую в водах священной реки. В среду вечером в монастыре святых царей Константина и Елены совершается для паломников чин елеосвящения, а в ночь на великий четверток у живоносного Гроба Господня все они приобщаются св. Таин Христовых.

Золотые ворота, через которые по преданию, Спаситель совершил свой торжественный вход в Иерусалим.