Глава 20. Всероссийский пастырь

1

Картины путешествий отца Иоанна по России и среди них поездка его в Крым к одру умиравшего императора Александра ІІІ наглядно свидетельствуют о всероссийском значении кронштадтского пастыря. Это редко оспаривали и те, кто были далеки от признания его за святого, и даже прямые его противники. Но к этому надо добавить, что его известность простиралась за границы как православного, так и российского мира. К нему обращались не раз и лютеране, и католики, и евреи, и мусульмане, и караимы⁷⁹, и другие.

Свидетельства об обращении к нему иноверцев можно найти, например, в описаниях его крымской поездки. Иноверцев (нехристиан) отец Иоанн обычно расспрашивал об их нуждах и скорбях, не касаясь вопросов религии. В Крыму же принимал он и еврейскую депутацию, благодарившую его за пожертвования еврейской общине. Существует рассказ, что тогда же по молитве отца Иоанна исцелился больной татарин. Татарку, просившую об исцелении своего больного мужа, отец Иоанн спросил, верует ли она в Бога, и, получив утвердительный ответ, сказал: «Будем молиться вместе, ты – по–своему.

2

О некоторой своего рода универсальной известности отца Иоанна свидетельствуют еще, во-первых, письма и телеграммы, которые он получал из самых различных мест, во-вторых, переводы его произведений на разные языки и, наконец, отзывы о нем многих лиц.

Выше уже было сказано, что почту, адресованную на его имя, возили бельевыми корзинами. Имеются еще свидетельства, что иногда число получаемых им писем и телеграмм достигало нескольких тысяч в день (даже до 6 тысяч). Едва ли не большинство их заключало просьбы помолиться об исцелении недугующих и благодарения за исцеления. К этому добавлялись прошения благословить начинаемое дело, разрешить трудный жизненный вопрос. Наконец, бывало и немало денежных переводов на благотворительные цели. Во многих биографиях отца Иоанна сообщается о все возраставшем с годами числе обращений к нему из-за границы. Приводятся иногда очень трогательные тексты некоторых из них. Так, два шведских мальчика в разное время просили об исцелении их матерей; французский епископ – о переводе ему 20 тысяч франков на выкуп сиротского дома из рук врагов религии, а французский же адмирал Жерве благодарил за присланный по его просьбе портрет отца Иоанна и заканчивал свое письмо нижеследующими словами: «Как вы высказали мне симпатии к Франции, дайте в ваших молитвах, угодных Богу, место моей родине».

3

Уже при жизни отца Иоанна Кронштадтского появились переводы его книги «Моя жизнь во Христе» на иностранные языки. Английский перевод Гуляева, появившийся в 1897 году (издательство Касель и К^о, Лондон), был отмечен многочисленными сочувственными отзывами в английской печати и получив распространение не только в Англии, но и в Америке и в Австралии. Позже в Англии англиканским священником Биккерстетом был выпущен (Оксфорд, 1899) систематический сборник 617-ти выписок из того же дневника отца Иоанна.

Доминиканец Старк выпустил небольшой том подобных же выписок на французском языке, сопроводив перевод оригинальным предисловием⁸⁰. В то же время издание православной книги нового происхождения являлось для католика актом известной смелости, и Старк (был) вынужден как бы оправдываться многоразличными курьезными путями. Тем не менее, его сочувствие к отцу Иоанну Кронштадтскому несомненно, и он видит сходство в его произведениях в католическим святым Франциском Сальским. Труд Старка выдержал два издания.

Позже появились переводы из отца Иоанна Кронштадтского на разных славянских языках и труды о нем. Среди них выделяется по количеству использованного материала и обстоятельности труд болгарского иеромонаха Мефодия. В самое последнее время появился греческий перевод «Моя жизнь во Христе», сделанный главой православных греков в Америке архиепископом Михаилом.

4

Сочувственные отзывы об отце Иоанне как в России, так и за границей появились уже при его жизни; но смерть обычно более всего раскрывает людям глаза на духовное значение скончавшегося человека, и поэтому нет ничего удивительного, что некрологи и надгробные слова, посвященные отцу Иоанну, были иной раз особенно значительны. Кое-какие выдержки из них были частично приведены выше, например, о светлой, радостной духовности отца Иоанна. Но нельзя не привести еще некоторых текстов, из которых видно, что уже тогда, 50 лет тому назад, когда не было еще зримой нам исторической перспективы, современники отца Иоанна все же прозревали его историческое значение.

Так, некто В.Г. пишет в некрологе: «Отец Иоанн Кронштадтский был на грани двух столетий, девятнадцатого и двадцатого, самым популярным человеком в России. Его от России не отделят, и с ним народная память не расстанется». По мнению В.Г., отец Иоанн – «это посредник между Небом и землею, не знающий устали и покоя в деле своего посредничества и посвятивший ему всю свою долгую жизнь».

Тогда же приват-доцент Харьковского университета священник Иоанн Филевский писал, что «отец Иоанн явился перед нами народным священником в полном смысле этого слова, великим народным старцем. Люди пошли к нему не за помощью только себе и другим… но… как к живому свидетелю и таиннику благодати». Как видно, это мнение совпадает с ранее приведенным откликом В.В. Розанова.

Протоиерей Фудель договаривает эту мысль, указывая на то, что жизнь отца Иоанна есть еще и свидетельство о великом значении священства: «Раньше были на Руси святители, молитвенники и страдальцы за русскую землю, были иноки, подвижники и т.д., – пишет он, – но только последняя четверть века дала священника необычайной духовной силы и влияния».

5

Из глав, относящихся к «учению» отца Иоанна Кронштадтского, видно, в какой мере он почитал важным свидетельствовать о значении Евхаристии и иерейского служения, но его слова о себе самом придают всему сказанному им на эту тему особую законченность.

Внимая им, ясно понимаешь, что отец Иоанн и сам считал себя орудием Промысла Божия, посланным напомнить людям о благодатной силе Церкви, явленной особенно в Святых Таинствах ее и в священстве. В главе о чудесных исцелениях, происходивших по молитвам отца Иоанна Кронштадтского, будет показано, до какой степени он сознавал необычную меру дарованной ему благодати, но дерзновенные свидетельства его об этом никогда не кажутся дерзкими, потому что одновременно он постоянно свидетельствовал о слабости своей как человека и наклонности ко греху. Все светлое в себе, все силы, явленные через него, он почитал за действие благодати, а о своем не достоинстве готов был постоянно плакать.

Такое сочетание подлинного смирения с дерзновением всегда признавалось в Православной Церкви залогом святости, основой настоящей богочеловеческой жизни. Такое внутреннее устроение, присущее отцу Иоанну, только и позволило ему занять то исключительное место, которое он занял в Православной России…

6

Вот некоторые слова отца Иоанна о его личной слабости как человека и наклонности ко греху: «Сколько во мне безобразных нелепых грехов: лености, самолюбия, саможаления, плотоугодия, чревоугодия, сладострастия, нечистых помыслов, зависти, корыстолюбия, тщеславия, гордости, кичения и лукавства, раздражения, малодушия, уныния и проч., и проч. Вот какое я чудовище нравственное! Какой я отвратительный, скверный человек».

Или вот еще другое подобное же признание: «Я целый день иногда только мучусь и не могу обратиться всем сердцем (к Богу), потому что грех ожесточает меня, делая для меня недоступным Божие помилование…».

Читая такие признания, можно подумать, что отец Иоанн и действительно просто очень грешный человек. Но приведенные отрывки заканчиваются словами, из которых видно, что он не только не уступает греху и всегда борется с ним, но с помощью Божией выходит постоянно победителем из этой борьбы.

Так, в первом же приведенном здесь только частично отрывке, после слов «какой я отвратительный человек», отец Иоанн пишет: «Правда, я плачу, часто плачу о грехах моих и примиряюсь с Богом, со своею совестью, и нога моя нередко стоит на правоте (ср.: Пс. 25:12). Правда, я берегусь от скверных, грубых, наглых грехов, но кто знает: не пал бы ими, если бы представился мне удобный случай, от которого один Бог бережет меня? А наклонностей ко греху во мне много, много». Также и второй приведенный здесь отрывок о своей греховности после слов «грех ожесточает меня, делая для меня недоступным Божие помилование» отец Иоанн заканчивает словами: «Пока Бог, видя мое бессилие и мое смирение, и мои слезы, не умилосердится…и не пошлет мне благодати Своей!».

Таким образом, не подлежит сомнению, что под грехами здесь надо разуметь искушения и наклонности ко греху, а не какие-либо падения. Но у отца Иоанна Кронштадтского имеются еще более прямые свидетельства о его, с помощью Божией, торжестве над грехом.

В своих проповедях с амвона он говорил об этом иногда, несколько прикровенно рассказывая о себе как о некотором другом лице, но в своем «Дневнике» он уже пишет обычно о себе лично. Вот свидетельство его о себе, как о другом лице: «Один гражданин, в некотором городе живущий верою и ведущий упорную брань со страстями, как воин Христов, говорил мне в беседе со мною, что он ежедневно, ежечасно молитвою покаяния и веры почти непрестанно восхищает у Бога спасающую его от всех грехов и страстей силу, что при бесчисленных искушениях и внутренних грехопадениях он, в конце концов, всегда является победителем страстей и прогонителем бесовских мечтаний и наваждений. Словом, что он, по милости Божией и по вере Божией, данной ему, есть постоянное чудо сам для себя».

А вот слова, где он уже делает подобные же признания прямо от своего имени: «При непрестанных внутренних искушениях я должен был постоянно обращать духовное око мое внутрь себя, чтобы усматривать нападения невидимых врагов, и таким образом приучил себя почти к непрестанному духовному созерцанию и тайной молитве и всегдашнему благодарению Господа за ниспосылаемую мне помощь в духовной войне, ибо с помощью Божией я всегда, в конце концов, выходил победителем из нее, хотя при начале моего служения бывал часто побеждаем коварством и хитростью бесплотных врагов».

12 декабря 1890 года, в день 35-летия его иерейского служения, когда ему был поднесен наперстный крест с драгоценными украшениями, в своем слове он обрисовал всю картину своей внутренней жизни за это время. Это слово является не только его открытой исповедью, но некоторым исповеданием веры в то, как именно протекает внутренняя богочеловеческая жизнь священника.

Отчетливые, яркие противопоставления делают это слово одним из лучших, сказанных отцом Иоанном. Оно напоминает проповеди некоторых древних знаменитых отцов Церкви. Вот это слово, передаваемое здесь с некоторыми сокращениями.

«Да, я исполнен немощи и знаю мои немощи, но – Сила Божия в немощи совершается (ср.: 2Кор. 12:9) – и она давно совершилась во мне в продолжение 35-летнего священствования моего… Говорю вам об этой Силе Божией во мне для того, чтобы вы вместе со мною прославили Великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа. Не могу исчислить бесчисленного множества козней миродержца и приступов страстей, разрушенных милостью и силой Христовой во мне по моей тайной молитве веры, ради сердечного покаяния и особенно – силою Божественного Причащения. Какой ангельский многообъемлющий ум изочтет все тайные дары милости, очищения, освящения, просвещения, мира, умиления, свободы и пространства душевного, радости в Духе Святом, дерзновения и силы и многообразной помощи, какой я невидимо сподобился во все дни моего священствования! Не могу исчислить бесчисленного множества врачеваний душевных и телесных, совершенных во мне Господом чрез сердечное призывание имени Его (Иисусова молитва). Только Им о имени Его я славен и без Него бесчестен; только Им силен, а без Него немощен; с Ним свят, без Него исполнен грехов; с Ним дерзок, без Него малодушествую; с Ним кроток и смирен, без Него раздражителен, не благ… Как я буду носить его (драгоценный крест), когда еще богопротивное самолюбие в разных видах живет во мне и нередко омрачает душу мою? Разве – для обличения себя буду я носить его на своих персях⁸¹, в которых еще не горит постоянным пламенем любовь к Распятому и к тем, за кого Он распят».

На закате своих дней, незадолго до своей кончины, в своем дневнике, обозревая свою долгую иерейскую жизнь, отец Иоанн Кронштадтский делает еще раз подобное же признание, в котором с особой силой он говорит о беспощадности той духовной, внутренней войны, которую ему пришлось вести: «В продолжение семидесяти лет я согрешал каждый день и каялся, и Господь миловал меня. Священником я жил не без греха, но больше и больше углублялся в смысл своего призвания, и Господь ежедневно миловал меня, даруя мне слезы покаяния, сподобляя меня частого причащения Святых Таин…Невидимые враги смущали меня, особенно при совершении Таинств, борьба была на жизнь и смерть, смерть духовную. Я каялся, плакал, побеждаемый, и получал прощение».

7

Нельзя не привести еще одного слова отца Иоанна Кронштадтского, в котором он решается, несмотря на сознание своей склонности ко греху, говорить о своей непорочности и в котором с особой силой приписывает доброе в себе Святому Причащению.

«Благодарю Тя, Господи, – пишет отец Иоанн, – яко (что) даруеши мне новую жизнь каждый день, когда я со слезами покаяния и благодарения совершаю Божественную литургию и причащаюсь Пречистых и Животворящих Таин Твоих. Твоим Святым Тайнам я обязан доселе продолжением бытия моего, непорочностью путей моих и доброю славою в людях Твоих».

Отец Иоанн Кронштадтский говорит не только о даруемых ему Богом одолениях грехов, но и о положительных, благодатных переживаниях, и о действиях через него этих благодатных сил на других людей и также о своей доброй славе в людях. Говорит он об этом потому, что для него все это есть не что иное, как проявление силы и славы Божией, и во славу Божию.

«Благочестивые и праведные, – пишет он, – славы не ищут, ища славы от Единого Бога, хотя и не чуждаются ее для славы Божией и для радости боящихся Бога».

Вот объяснение того, почему отец Иоанн решается говорить даже о своей «славе», а вот и слова его о ней, из которых с очевидностью явствует, что он радуется при своих успехах только торжеству Божией силы и Божьего имени.

«Везде прославило меня имя Твое, Господи, и у трона царей, и у всех важных и сильных мира сего, и у богатых и небогатых, образованных и простых людей, всюду принесло и приносит непрестанно отраду, мир, избавление, спасение, здравие, утешение, облегчение, победу над кознями вражьими. Сколь чудно имя Твое, Господи! Как чудно, державно, властно, сильно влечет всех ко мне, убогому, благодать Твоя, во мне живущая и пребывающая через частое причащение Святых Таин Твоих».

Слова нижеследующего отрывка, исполненные исключительного порыва, дополняют сказанное в предыдущем и делают уже вполне понятным, почему отец Иоанн переживал свою популярность не только как тяжелое бремя, но и как радость.

«Господи, благодарю Тебя за чудеса Святых Таин, совершающиеся во мне и в народе русском ежедневно, – говорит он. – Ты влечешь меня и его к Тебе чудною, всемогущею, непобедимою силою. Вся Россия православная влечется к Тебе. Влеки, влеки, влеки, Слове Божий, Творче наш, Избавителю наш, Спасителю наш, влеки к Себе всех и вся».

8

Наконец, дерзновенные слова отца Иоанна о нем самом, кроме всего уже сказанного, объясняются тем, что, постоянно переживая различные благодатные состояния, он по внутреннему опыту своему действительно сознавал, в какой мере он озарен действием Самого Святого Духа. Его слова о Святом Духе дышат особенной силой, чувствуется непреложно, что они являются словами, сказанными от опыта. Вот в добавление к помещенным уже в других главах два слова отца Иоанна о Святом Духе, приводимые здесь в некотором сокращении.

В первом из этих слов отец Иоанн Кронштадтский пишет: «Долго я не знал во всей ясности, как необходимо укрепление нашей души от Духа Святого. А теперь Многомилостивый дал мне узнать, как оно необходимо. Да, оно необходимо каждую минуту нашего бытия, как дыхание… необходимо на молитве и во всей жизни; без укрепления Его душа наша постоянно склонна ко всякому греху и, значит, к смерти духовной… Тут-то надобно, чтобы сердце наше стояло на камне. А камень этот – Дух Святой: Он укрепляет наши силы… Он воспламеняет душу… любовью к Богу… навевает… мысли светлые, благие… если человек совершает различные дела, Он укрепляет сердце его сознанием важности и необходимости труда его и терпением несокрушимым… при обращении с людьми разных состояний и обоих полов, вдыхает… уважение к лицу человека, которые есть равно (также) – образ Божий… Он-то соединяет всех нас любовью, как чад Отца Небесного и во Христе Иисусе учит нас молиться: Отче наш, Иже еси на небесех…⁸²».

Во втором слове отец Иоанн говорит: «Сомневаться в Божестве Духа Святого, – значит сомневаться в жизни своей, ибо Дух Святой всех оживотворяет и питает духовно, служит как бы духовным солнцем, воздухом, пищей и питьем для души; значит отказаться от молитвы, ибо мы молимся Духом Святым; – от истины и святости, ибо Дух Святой есть Дух истины и всякой святости; – от всякого духовного утешения в скорбях и болезнях, ибо Дух Святой один есть истинный и единственный Утешитель с Отцем и Сыном; – от веры, ибо вера дается Духом Святым; – от надежды и любви, ибо упование и любовь подаются сердцам также от Духа Святого… – от силы духовной и телесной, ибо Дух Святой есть Дух силы и крепости; – от премудрости и разума, от страха Божия, от дыхания своего… словом, значит обрекать себя на нравственное ничтожество и убивать себя».

Архиепископ Вениамин в своей книге «Небо на земле», приводя подобные же слова отца Иоанна Кронштадтского о Святом Духе, пишет: «Читая эти последние слова, невольно вспоминаешь беседу преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым… из такого единства духовных переживаний (отца Иоанна Кронштадтского и преподобного Серафима) мы обязаны сделать вывод не только о единстве источника их, то есть Святого Духа, но и о подобии духа отца Иоанна с преподобным Серафимом». С этими словами трудно не согласиться.

9

Увенчанием всех свидетельств отца Иоанна Кронштадтского о нем самом могут служить две беседы, которые он вел с собравшимися послушать его священниками. Они не требуют пояснений. В отчетах о них отец Иоанн Кронштадтский встает как живой во всей своей светлой и величавой простоте, и слова его, тоже простые, серьезные и вдохновенные, можно только благоговейно принять. По поводу сказанного им в этих беседах можно разве что сказать, что не все пути пастырского самосовершенствования, которыми пользовался сам отец Иоанн, нужно рассматривать как нечто безусловно необходимое на все времена для всех и каждого. Так, «будничным» канонам из Миней некоторые благочестивые люди могут предпочесть каноны из Октоиха или же совсем другие молитвы. И сами эти каноны, будучи, как все богослужебные тексты, высокими свидетельствами об Истине, не раз менялись в разные эпохи истории, и многие из них имеют преимущественно местное значение. Можно ясно представить, что, например, при прославлении новых российских мучеников и других святых, возможно, и самого отца Иоанна Кронштадтского, каноны, посвященные им, будут для многих духовно питательнее, чем некоторые древние, составленные тогда, когда их весьма условный стиль и риторические украшения вполне отвечали вкусам эпохи.

Как бы ни были высоки методы духовного самовоспитания, которыми пользовался отец Иоанн Кронштадтский, на некоторые из них он указывал, конечно, только для примера. И никогда не следует забывать, что Церковь, предлагая нам основные, незыблемые средства спасения для многих частностей, оставляет место для свободного применения к условиям времени, места и личным особенностям каждого. Следует нам помнить и совет преподобного Серафима Саровского, сказавшего, что если «дает вам больше благодати Божией молитва и бдение, бдите и молитесь; много дает Духа Божия пост – поститесь; более дает милостыня – милостыню творите; и таким образом о всякой добродетели, делаемой Христа ради, рассуждайте»⁸³.

В 1901 году Преосвященный Назарий, епископ Нижегородский, воспользовавшись кратковременным приездом отца Иоанна, собрал городских священников в своих покоях и просил отца Иоанна побеседовать с ними.

Войдя вместе с владыкой в зал и низко кланяясь собравшемуся духовенству, отец Иоанн сказал: «Здравствуйте, досточтимые отцы и братие, сопастыри!»

«Перед нами стоял, – пишет один из участников собеседования, – благообразный старец. Лицо его ясное и открытое, приятно и сердечно улыбающееся, благодушно-мирное, благодатное лицо. Светлые, доверчивые, ласковые глаза, твердая и уверенная речь привлекли наше общее внимание. Это самый покойный, ровный, жизнерадостный, смиренный и предупредительный служитель Христов. Он говорил с нами сидя, опустив голову.

Представив нас отцу Иоанну, владыка просил его поделиться с пастырями своим многолетним пастырским опытом, поучить нас, как и чем можно благотворно воздействовать на сердца пасомых в делах веры и нравственности. Внимательно выслушав Преосвященного, отец Иоанн сказал приблизительно следующее:

– Досточтимые отцы и братие, сопастыри! Вы сами, как вижу, люди, украшенные сединами, значит, сами богаты опытом жизни. Мне вас нечему учить. Но так как вы спрашиваете меня, как я достигаю благотворного действия на сердца людей, то я вам скажу. Я стараюсь быть искренним пастырем не только на словах, но и на деле, – в жизни. Поэтому я строго слежу за собой, за своим душевным миром, за своим внутренним деланием, я даже веду дневник, где записываю свои уклонения от Закона Божия; проверяю себя и стараюсь исправляться. Я целый день в делах, с утра и до поздней ночи. Свое пастырское служение я совершаю не только в Кронштадте, но приходится часто путешествовать для этого по разным местам России. Меня осаждают каждый день просьбами, так что иногда мне тяжело и не хочется, но я делаю, стараюсь удовлетворить всех просителей. Где бы я ни был, а особенно в Кронштадте, я каждодневно сам совершаю Литургию и искренно, сердечно – усердно и благоговейно приношу святую бескровную Жертву Богу о грехах своих и всех православных христиан. Молящиеся видят и чувствуют мое искреннее, благоговейное служение и сами проникаются святыми чувствами и молятся усердно. За каждой воскресной Литургией я проповедую живое слово Божие. В моих поучениях изображается моя внутренняя жизнь, моя душа; я беспощадно караю грехи, пороки и страсти человеческие, обличаю заблуждения сектантов и раскольников. Благодарение Богу – я сам вижу плоды своих пастырских трудов. В Андреевском соборе, а он большой, народу бывает тысяч до пяти, и все это множество слушает меня, как один человек, никакого шума, толкотни; глаза всех устремлены на меня. Когда я выхожу из храма, меня с любовью окружает народ, все с сияющими лицами, у всех видно благодатно-радостное настроение.

Все это – плоды моей молитвы и проповеди. Извините меня, досточтимые пастыри, что я говорю так о себе. Боже, сохрани меня, чтобы я говорил это для самохваления. Боже, упаси! Нет, не я все это делаю, а благодать Божия, почивающая на мне – священнике.

Меня часто приглашают для молитвы в богатые и знатные дома, где много жертвуют. Этими средствами я делюсь с нищетой, которой так много стало в наше время. Я посылаю свои лепты в учреждения и в бедные церкви, делюсь с собратьями – пастырями и вообще бедными людьми. Кроме того, мой доверенный ежедневно подает из моих средств тысяче бедняков на хлеб. Но я должен сказать, что я не всем подаю: пьяницам, вообще кто надеется только на свои ноги, попрошайничает, – таким я не подаю.

Ко мне часто приносят больных, так называемых бесноватых, и просят, чтобы я помолился о них. В этих случаях я действую простотой своей веры. Обыкновенно подобные больные очень беспокойны. Когда их приводят ко мне, то они плюются, пинаются; и притом всегда, как замечено мною, закрывают свои глаза. Но я приказываю открыть глаза. И так как больной не открывает, то я настойчиво требую: «Открой глаза!» и при этом сам устремляю на него свой взор. Больной, наконец, открывает глаза, а я, смотря ему в глаза, говорю: «Именем Господа нашего Иисуса Христа запрещаю тебе, дух нечистый, выйди из него!» и благословляю больного. Больной успокоится, начинает молиться, и я приобщаю его.

О, братья! Нам много дано от Господа Бога благодати, и если мы сохраним этот дар Божий, то мы непобедимы.

Вот, досточтимые сопастыри, так я служу для славы Божией, для прославления Церкви Христовой и распространения веры православной. Все это говорю вам искренно, как сопастырям и по вашему желанию, для пользы пастырского служения Святой Церкви и Отечества нашего.

Беседа продолжалась около двух часов. А мы готовы были, кажется, всю ночь слушать благодатное слово. Прощаясь со всеми нами, отец Иоанн расцеловался, говоря: «Святяй и освящаемии – от Единого вси ср.: Евр. 2,11). Дадим, досточтимые сопастыри, друг другу братское лобзание».

Вторая беседа происходила в Сарапуле в 1904 году. Сообщение о ней было напечатано в «Новгородских епархиальных ведомостях» за тот же год.

«Бог привел мне, – пишет одно лицо, – быть свидетелем и участником чудной беседы, которую вел наш великий пастырь – молитвенник отец Иоанн Кронштадтский с другими пастырями Церкви Христовой. Когда отец Иоанн появился в зале, все присутствующие встретили дорогого гостя пением: «Днесь благодать Святого Духа нас собра…⁸⁴» Батюшка сначала прошел в училищный храм, приложился к святому престолу, а потом вернулся в зал и пригласил всех сесть вокруг стола.

– Я очень рад, – сказал отец Иоанн, – видеть вас и беседовать с вами; благодарю вас, что собрались вы сюда, а тех, кто сегодня сослужил мне при совершении Литургии, благодарю за общую молитву.

Ничто так не одушевляет человека в каком угодно деле, как сознание общения, общности в дружной работе. И в Божием деле, в служении ближнему, особенно тяжело переживать чувство одиночества. Правда, мы все живем в Святой Церкви, со всеми отошедшими от мира праведниками Божиими, но и на земле необходима нам помощь от братьев наших и духовная, молитвенная, и в самой жизни. Поэтому особенно и благодарю вас за ваше сочувствие, оно говорит, что все мы делаем одно дело.

У вас, братья, мои сослужители, несомненно является вопрос в душе, как я имею дерзновение так ездить по всей России, молиться за столь многих, кто просит моей молитвы. Быть может, кто-нибудь назовет это дерзостью… Но я не решился бы, братья, на такое великое дело, если бы не был зван к нему свыше… Дело было так. Кто-то в Кронштадте заболел. Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда была уже такая привычка: никому в просьбе не отказывать. Я стал молиться, предавая болящего в руки Божии, прося у Господа исполнения над болящим Его святой воли. Но неожиданно приходит ко мне одна старушка (родом из Костромы), которую я давно знал. Она была богобоязненная, глубоко верующая женщина, проведшая свою жизнь по-христиански и в страхе Божием, кончившая свое земное странствование. Приходит она ко мне и настойчиво требует от меня, чтобы я молился о болящем не иначе как о его выздоровлении. Помню, тогда я почти испугался! «Как я могу – думал я, – иметь такое дерзновение?» Однако эта старушка твердо верила в силу моей молитвы и стояла на своем. Тогда я исповедал пред Господом свое ничтожество и свою греховность, увидел волю Божию во всем этом деле и стал просить для болящего исцеления. И Господь послал ему милость Свою – он выздоровел. Я же благодарил Господа за эту милость!

В другой раз по моей молитве исцеление повторилось. Я тогда в этих двух случаях прямо уже усмотрел волю Божию, новое себе послушание от Бога – молиться за тех, кто будет этого просить. И теперь я и сам знаю, и другие передают, что исцеления по моей молитве совершаются. Особенно поразительны исцеления бесноватых, всегда страшно страдающих. И бывали случаи, что иногда приводят такого одержимого злым духом, изрыгающего хулы и в то же время говорящего, очевидно, бессознательно и вполне бессвязно. А по прочтении мною над ним молитв больной делается радостным, покойным, принимает покойно Святые Тайны, от которых ранее всеми силами старался уйти. И замечательно, что такие больные ничего почти не помнят из того, что они говорили в состоянии беснования. Ясное дело, что они говорили чью-то, не свою волю, волю, противную воле Божией, – бесовскую.

Часто бесы долго удерживают власть над больными, или одержимыми, долго сопротивляются. Тогда больные произносят слова: «Мы застарелые, мы давно получили над ним (то есть больным) власть». Но сила Божия, которой трепещут бесы, их побеждает. О своем душевном состоянии могу я вам сказать, что исполняю древнее великое правило: познай себя самого. Это собственно содержание и всей моей жизни: и доселе я не перестаю «познавать самого себя». Чрез это я познаю свою беспомощность во всех отношениях, а это меня заставляет смиряться.

Правда, все, что я делаю доброго, то делаю по милости Божией. А помощь Божию я на себе вижу во всем и считаю себя нерадивейшим, худшим из всех пастырей русских, потому что, если бы эти дары Божии, мною получаемые, были у кого-нибудь другого, он делал бы добра гораздо больше, чем я.

Постоянное изучение своей природы заставляет меня быть и постоянно осторожным и постоянно просить у Бога благодатной помощи для очищения от грехов. И это же знание своих человеческих немощей заставляет меня и помогать другим, и молиться за них, сочувствовать, прощать и т.п.

Особенно для меня ценно изучение своей человеческой природы, потому что чрез это я познаю главные свойства Божии; я на себе познаю, я испытал, насколько Господь наш милосерд, долготерпелив, всемогущ, в помощи нам скоропослушлив. Он источник нашего здравия душевного и телесного, душевной чистоты, духовных сил.

Но я, братья, – продолжал батюшка, – я не веду аскетического образа жизни. Не подумайте, что это я считаю чем-либо достойным подражания, нет, быть может, в моей деятельности было бы и гораздо более успехов, если бы я устроил жизнь с более аскетической обстановкой. Но условия моей службы лишали меня возможности быть аскетом. Я читаю газеты, но часто жаль бывает потерянного времени. Много там пишут лишнего, совершенно бесполезного. Но вот что я всегда не отменно читаю – каноны, которые положено читать ежедневно на утрене. На этом чтении, можно сказать, я воспитывался в церковной жизни. И какое бесконечно глубокое содержание заключается в этих канонах, в этих ежедневных воспоминаниях о великих праведниках, об их святой жизни, о подвигах!

Чрез это чтение душа мало-помалу привыкает к церковной жизни, к церковным воспоминаниям, мало-помалу проникается настроением тех людей, которых ублажает Святая Церковь, просветляется, перестает быть само замкнутою: делается сильною в борьбе с грехом. И стоит кому-либо это чтение канона положить за ежедневное правило, как он будет ежедневно подниматься в духовном отношении, восходить от силы в силу.

Но особенно я люблю читать Священное Писание обоих Заветов. Я не могу жить без этого чтения. Сколько тут содержания! Сколько открыто законов жизни души человеческой! Сколько человек, стремящийся к духовному обновлению, может почерпнуть здесь указаний для того, чтобы переродиться из злого в доброго. Особенно Святое Писание необходимо проповеднику. Здесь неисчерпаемая тема для проповедей: только сумей сам назидаться и других назидать.

Вот, братья, что Господь велел мне вам сказать, – задумавшись, произнес батюшка.

– Я заранее не обдумывал, что сказать мне вам; говорил только то, что Бог на душу мне положил.

Тогда один из присутствующих спросил:

– Скажите, батюшка, во время ваших постоянных разъездов, чем вы наполняете свободное время? Обстановка и ее смена производят ли на вас впечатление?

– Я молюсь, я постоянно молюсь, – быстро произнес отец Иоанн. – Я даже не понимаю, как можно проводить время без молитвы. Воистину – молитва есть дыхание души.

– Скажите, батюшка, – продолжал вопрошавший, – что делает вас во время Литургии таким сосредоточенным, когда иногда так много кругом беспорядка и всего того, что может мешать молитве?

– Этого я достиг только привычкою. Научиться быстро сосредотачиваться в молитве, овладеть собою – это большая задача. Путем продолжительной работы над собою можно достичь этого. Очень тут необходимо покаяние, быстрое воспроизведение в своей душе образа Христова или Креста Господня и полное сознание своей духовной загрязненности и беспомощности.

– Научите, батюшка, бороться с унынием в деле пастырства, – обратился другой из присутствующих. – Сначала бывает страшное уныние от собственной греховности; опускаются руки, когда вспомнишь слово: Врачу, исцелися сам (Лк.4:23)… учительство в голову тогда не идет. И сейчас же – уныние.

– Это напрасно, – ответил отец Иоанн. – Тут нужно помнить о долге. Мысль о долге должна принудительно и ободрительно действовать на пастыря. «Ты уполномочен Церковью, ты должен делать», – эта мысль должна и одушевить пастыря и, конечно, разогнать всякое уныние. И это уныние – от врага!

– Но вот, батюшка, еще вид уныния – от хульных помыслов, которые появляются в голове в самые священные минуты богослужения.

– Ну, а это уныние, – энергично сказал отец Иоанн, – прямо от недостатка веры вашей. Хульные помыслы нужно презирать; борьба здесь не нужна и вредна; просто не нужно обращать внимания! Но если какие бы ни были помыслы доводят до уныния, это бывает уже от слабоволия – значит, вы даете этим помыслам время господствовать над вами, пожалуй, даже ими со услаждаетесь… Отсюда уже только вытекает уныние! Так до уныния не нужно доводить душу свою! Неужели вы не знаете, как Господь скоро послушлив, как быстро Он исполняет все просьбы ваши? И вот вы в самом же начале горячею молитвою отгоняйте от себя всякое смущение душевное; в надлежащее время, захваченное молитвой греховное настроение, вовсе исчезнет и довести до уныния истинно и горячо верующего человека никогда не может.

– Но вот, батюшка, – продолжает со вопросник, – еще особенно тяжелое состояние уныния я переживаю при виде торжествующего зла.

– Вот это другое дело. Это поистине тяжело переживать: подобное состояние и мне приходится часто переживать. Тут нужно укреплять себя молитвою и твердо верить, что Господь силен даже самое зло обратить, Ему одному ведомыми путями, на добро.

После этого батюшка имел время вести частную беседу о современном пастырстве и его задаче. Он говорил, что дело пастырства в настоящее время затрудняется все более и более; борьба пастыря постепенно становится все более утонченною, и тем более пастыри должны быть на высоте своего призвания. Пастырь в своем настроении должен всецело отрешиться от всяких себялюбивых настроений, должен уподобиться библейским пастырям в их «стоянии в духе». Для этого пастырям необходима полная осторожность и сосредоточенность, всегдашнее распятие себя ради своей паствы.

Разговор далее перешел на современную жизнь. Батюшка обратил внимание на настроение современного общества.

– Удивительная болезнь явилась нынче – это страсть к развлечениям. Никогда не было такой потребности к развлечениям, как нынче, люди разучились жить серьезною жизнью, трудом на пользу нуждающихся и внутреннею духовною жизнью, и начали скучать! И меняют глубину и содержание духовной жизни на развлечения! Какое безумие! Точно дети, лишенные разума! А между тем развлечение – это уже общественный порок, уже общественная страсть! Вот куда должно пастырям направить свои силы; они должны внести в жизнь утраченное ею содержание, возвратить людям смысл жизни. Но, конечно, пастыри, должны сами себя к тому подготовить… Пастыри должны быть на высоте своего призвания!»⁸⁵