Глава 13. Отец Иоанн о борьбе за свет

1

В предыдущих четырех главах было изложено, за что и с кем, согласно записям отца Иоанна Кронштадтского, ведется постоянная «невидимая брань», – или духовная война. Теперь надлежит сделать обзор того, в чем он видит главные средства этой борьбы и, наконец, в заключение приоткрыть, в чем, помимо нее, выражается богочеловеческая жизнь в обычной повседневности.

Важно всегда помнить, что богообщение не есть только удел святых, но составляет сущность всякой христианской жизни на всех ее ступенях. И самая духовная борьба также включается в эту богочеловеческую жизнь. Она ведется с помощью Божией, в непрестанном общении с Богом. Но, по мере духовного возрастания человека, голос Божий становится более внятным для него, и наряду с отрицательной задачей борьбы со злом, ему яснее становятся и цели положительные: как и в чем, например, помогать людям, как прославлять Бога.

2

Первым средством духовной войны надо признать внимание к своему внутреннему миру, умение различать в себе хорошее и дурное и старание избавиться от последнего. Отцы Церкви считают это дело искусством из искусств и наукой из наук. Эту духовную бдительность, или контроль над своей душой, они называют «трезвением» или «внутренним деланием». О необходимости знать свой внутренний мир и очищать его у них есть незабываемые слова, например, древнего подвижника Исаака Сирина(сирийца): «Кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося увидеть Ангелов», или «восчувствовавший свои грехи, – лучше того, кто воскрешает мертвых».

У отца Иоанна Кронштадтского тоже имеется немало слов об этом. Вот некоторые из них: «У людей, старающихся провождать духовную жизнь, бывает самая тонкая и самая трудная… война духовная; надобно быть каждое мгновение… оком светлым, чтобы замечать втекающие в душу помыслы от лукавого и отражать их…». «Следи за своим сердцем всю жизнь и присматривайся… что препятствует к соединению его с всеблаженным Богом?

Это да будет наука наук… Об этом сказывает самое сердце, то соединяющееся с Богом, то отторгаемое от Него». «Береги сердце свое особенно в том смысле, чтобы не допускать до него земных, страстных вожделений, ибо одно мгновенное вожделение оскверняет душу и разлучает от Бога».

Желая подбодрить нас в этом деле, он ставит нам в пример святых: «Святые всю жизнь трудились над очищением сердца и очистились от всякой скверны и сделались Храмом Святого Духа».

3

Для познания своего внутреннего мира необязательно полное удаление от мира, хотя каждому и необходимы минуты уединения, когда без помехи можно проверять себя перед лицом Божиим. Нередко именно встречи и общение с людьми помогают самопознанию. На людях иногда более всего обнаруживается для человека, что таится в его душе. «Хотите узнать себя – наблюдайте за собою, с каким духом вы встречаетесь с вашими сослуживцами, особенно с подчиненными, или с протягивающей к вам…руку свою нищетой», – пишет отец Иоанн Кронштадтский. На основании именно таких соображений с древних времен для монашеского самоусовершенствования признавались ценными не только отшельничество, но и общежительные монастыри.

Тем не менее, при всех формах духовного самоконтроля почти каждый человек способен забываться настолько, что, лишь согрешив, он в состоянии спохватиться и опомниться. Тогда в особенности обнаруживается, что дело трезвения и покаяния невозможно без помощи Божией.

«Что, если бы нам не было даровано предваряющей благодати Божией, – пишет отец Иоанн, – если бы она не обнимала вдруг, неожиданно, после содеянных грехов, всего существа нашего, и сама не располагала его к покаянию и слезам?... редкий, редкий кто мог бы избавиться от бремени грехов…».

4

По учению отцов Церкви, грех начинается не сразу. Сперва являются непроизвольные представления о каких-либо искушающих действиях, событиях, лицах, предметах. Эти представления называются отцами Церкви помыслами или прилогами. Их появление, если они даже очень дурны, не есть еще грех. Они появляются независимо от воли человека и вызываются внутренними или внешними причинами, например, воспоминаниями, состоянием организма или же встречными обстоятельствами, обстановкой, влиянием людей и злых духов. После появления помысла следует внимание к нему. Если оно имеет целью распознать, каков помысел, – это не только безгрешно, но похвально. Это и есть то внимание – трезвение, к которому призывает Церковь. Но если внимание задерживается на впечатлении, уже опознанном как дурное, чтобы усладиться им, то это уже начало греха. Учители Церкви называют такое состояние сочетанием (с помыслами).

Далее может последовать уже более длительное услаждение дурным помыслом, в котором начинают участвовать различные чувства человека, например, зависть, гнев, злорадство, сладострастие. Наконец, и воля склоняется на греховный поступок, и вот совершается грех.

Раз уже случившийся грех легко повторяется, а повторяемый образует привычку, а это уже страсть или порок. По учению отцов Церкви, проверенному многовековым опытом, нужно бороться с грехом при самом его зарождении. Как только непроизвольные представления (помысел или прилог) опознаны как дурные, их надо тотчас гнать, отсечь, выбросить из сознания. Гораздо легче это сделать именно вначале. В каждый последующий момент, когда уже задеты чувства и воля, борьба труднее. Победа же над страстью и пороком может потребовать очень долгих и крайне мучительных усилий.

Отец Иоанн Кронштадтский, воспитавшийся на чтении святых отцов и с юных лет, несомненно, на практике ведший борьбу с помыслами, настаивает постоянно на этой необходимости вести борьбу при самом начале искушения.

«Одно мгновенное движение сердца ко греху есть… грех… грех в самом начале… должен быть сокрушаем», – пишет он в одном месте, а в другом: «Не тогда спасать должно дом от пожара, когда огонь всюду уже распространился в нем, а… тогда, когда пламя только что начинается. Так и с душой. Душа – дом, страсти – огонь».

Самое отсечение дурного помысла, будь то помыслы тщеславия, обиды или какой-нибудь нечистый помысел, заключается преимущественно в отвлечении внимания от него или перевода внимания на другой, более высокий предмет. Но такая прямая борьба не всегда удается, так как внимание к помыслу, даже с целью его изгнать, способно повысить греховный интерес к нему. Борьба эта трудная, поэтому и называется она – «искусством из искусств». Самый верный способ борьбы, как это уже видно из сказанного, есть немедленное призывание помощи Божией, то есть молитва.

«Нам нужен всякую минуту сильный помощник против греха, – пишет отец Иоанн, – именно нужен Спаситель Христос Бог, Который для того и пришел к нам во плоти, чтобы всегда спасать нас, помогать нам, защищать нас от врагов и грехов наших. Поверь в Него и ради призывания имени Его». В другом же месте он говорит еще так: «Грех силен, но Господь сильнее, грех быстр на уловление и гибель, но Господь быстрее на спасение наше».

5

Молитва – это основа не только борьбы со злом, но и всей христианской жизни. Вначале необходимость ее вызывается нуждою в постоянной помощи Божией, а на вершинах жизни во Христе – желанием неустанного славословия, так как очищенное духовное око во всем видит торжество Божественной Славы.

Пожалуй, не менее чем половина книги отца Иоанна есть свидетельство о молитве, которое нередко переходит само в настоящее молитвословие. Удивляться ли этому, когда отец Иоанн и прославился более всего силой своей молитвы? Слова его о молитве особенно вдохновенны и поэтому очень труден их выбор. У него имеются не только указания о том, как молиться, но и свое особое богословие молитвы, тесно связанное со всем его миросозерцанием.

6

Исходя из того, что Второе Лицо Пресвятой Троицы, Сын Божий, есть Бог Слово, Логос, отец Иоанн Кронштадтский придает исключительно важное значение и слову человеческому, в особенности слову молитвы. Так как сотворенный по образу Божию человек есть и образ Предвечного, Высшего творческого Слова, то и слово человека может и должно обладать действенной силой.

«Помни, что в самом слове заключается и возможность дела, – пишет отец Иоанн, – только веру твердую надо иметь в силу слова, в его творческую способность. У Господа неразлучно со словом дело… так и у нас должно быть, ибо мы – образ Слова, и Слово приискренне (то есть подлинно) соединилось с нами, чрез воплощение, обожив нас, приняв в причастники Божественного естества».

Чтобы легче уяснить мысль отца Иоанна Кронштадтского, надо понять, что греческое логос, может быть, не вполне точно передается славянским или русским словом. Логос – это не только слово как словесный знак, но и самое понятие, или смысл, или мысль, этим знаком выражаемая. У Тютчева есть очень интересное стихотворение «Silentium» («Молчание»), в котором говорится, что «мысль, изреченная есть ложь». Ничего подобного нельзя сказать и помыслить в отношении Божественного, Предвечного Слова – Логоса. Бог Слово во всей полноте выражает мысль Бога Отца и есть до конца истинное Его Слово, и Слово – Истина.

Здесь невозможно никакое противопоставление формы и содержания. Поэтому Бог Слово (Сын Божий) есть творческое Слово; Слово, творящее жизнь, Слово жизни; в Нем вся мысль, вся жизнь Отца.

Вот почему и человеческое слово, по словам отца Иоанна Кронштадтского, имеет или может иметь необыкновенную силу: «Что тверже, неизменнее и могущественнее слова? Словом мир сотворен, – пишет он, – и однако мы, грешные, обходимся со словом так легкомысленно, небрежно… Не вспоминаем мы, что словом… мы можем творить чудеса жизни, например, на молитве… в проповедях, при совершении таинств. Христианин! Помни, что слово – начало жизни».

Само собою разумеется, что чем больше человек уподобляется Богу, тем больше силы и в его слове. В частности, отец Иоанн Кронштадтский настаивает на том, чтобы и у нас (как у Бога) слово не расходилось с делом (конечно, благое слово с благим делом), тогда и действенная сила нашего слова будет крепнуть. «Кто соблюдает… творит слово Христово верно и постоянно, – пишет он, – у кого слово есть дело, тот и теперь творит великие и удивительные дела, и слову его все повинуется…»

Для пояснения силы слова отец Иоанн Кронштадтский то и дело возвращается еще к мысли об отражении Троичного бытия Бога в духовном содержании человека, в тройном строе этого содержания, а именно – в мысли, в слове и в духе. Вот одно из наиболее полных и ярких выражений этих мыслей: «Из существа мыслящего духа рождается слово, присущее ему, в себе показывающее мысль и равное ей; от мысли и с мыслью исходит дух, почивающий в слове и в слове сообщающийся слушающим; дух этот вполне равен и мысли, и слову и присущ им, например, в слове люблю видишь и любящее начало, и слово, от него рожденное, и ощущаешь какое-то приятное дыхание любви».

Все изложенное здесь показывает, на каком глубоком богословском основании отец Иоанн строит свою высокую оценку силы человеческого слова и что и в этом случае, оставаясь верным себе, он стремится богословствовать, опираясь на личный духовный опыт. Нижеследующий отрывок в особенности в этом смысле показателен: «Бог, как простое Существо, не состоит из ряда…мыслей, или …множества слов… но Он весь в одной простой мысли… весь в каждом слове, как Святой Огнь, поникает каждое слово: – каждый сам это может испытать, если будет молиться искренно, усердно, с верою и любовью. Но, особенно, Он… в принадлежащих Ему именах… Ангелы и святые также в своих именах близки нам».

Развивая свои мысли о силе слова и в особенности имени Божия, отец Иоанн Кронштадтский написал даже: «Имя Божие есть… Бог». Эти дерзновенные слова могут вызвать неправильное толкование, в особенности в связи с осужденным Священным Синодом в свое время вызвавшим печальные осложнения движением «имя божников». В недавно посмертно изданной книге отца Сергия Булгакова «Философия имени» автор, думается, дает исчерпывающее объяснение того, как надо понимать вышеприведенные слова отца Иоанна Кронштадтского. Он настаивает в ней на том, что означенное суждение необратимо, то есть никак не может читаться обратно, что Бог есть имя Божие, так как необратимо всякое суждение вообще. Обращенное суждение есть всегда новое суждение с новым подлежащим и сказуемым. В выражении «Имя Божие есть… Бог» слово «Бог» есть сказуемое и никак не может быть понято как Сам Бог (по-гречески «теос» с артиклем «о»). Здесь, в словах отца Иоанна Кронштадтского, «есть… Бог» не может означать субстанциональное тождество – но лишь «вхождение и пребывание имени Божия в области Божественного бытия, силы, проявления того, что константинопольские отцы именовали энергией Божией, и в этом смысле имя Божие занимает в онтологической иерархии то же место, что и свет Фаворский… Можно спокойно сопоставить рядом: имя Божие есть Бог, свет Фаворский есть Бог (благодать есть Бог) – во всех этих случаях сказуемое «есть …Бог» отнюдь не устанавливает тождества с Ипостасным Существом Божиим, но лишь отмечает качество Божественности. Этим, разумеется, нисколько не ослабляется тот факт, что при призывании имени Божия присутствует Сам Господь силою Своею, простотой Своею призывание имени Божия в молитве есть непрестанное причащение Божества простого и неделимого. Но это присутствие Божества в имени Его, заставившее благоговейного молитвенника в изумлении воскликнуть: Имя «Божие есть (Сам) Бог», – вовсе не означает, что Бог есть самое имя, не вводит фетишизма имени».

7

Согласно отцу Иоанну, сила молитвенных слов не только в том, что слово человеческое носит в себе отблеск Самого Предвечного Слова, но и в том, что чистой молитвой движет Дух Святой: «Молитва есть дыхание души, как воздух дыхание… тела. Дышим Духом Святым. Ни одного слова молитвы не можем сказать от всего сердца без Духа Святого. Молясь… с Господом беседуешь… и… в то же время как бы вдыхаешь из Него просимые духовные блага Духом Святым». Но в особенности сила Духа Святого присуща церковным молитвам, и молящемуся остается только воспользоваться этой силой.

Если Сам Бог вкладывает в уста человека слова прошения, то тем самым дарует Он и их исполнение, так как у Бога слово и дело – одно. Тогда сомневаться в исполнении просимого прямо как бы невозможно. «Когда молишься, – пишет отец Иоанн, – тогда слова, выражающие твое прошение, почитай за самые вещи, за самое дело, которого ты просишь у Господа, и веруй, что ты уже имеешь верный залог в получении предмета твоих прошений в самых словах, коими означается этот предмет».

8

В своих сочинениях, как сказано выше, отец Иоанн Кронштадтский не только богословствует о молитве, но дает указания, как надо молиться. Уже из только что изложенного нетрудно догадаться, что первым условием успешности молитвы, по его свидетельству, должна быть сердечная вера. Он неустанно вновь и вновь говорит об этом: «Вера – величайшее благо земной жизни, – пишет он, – она соединяет человека с Богом и …делает его сильным и победоносным…». А в другом месте: «Помни, что Бог во время прошения твоего ожидает утвердительного ответа на вопрос, внутренне Им тебе предлагаемый: веруешь ли, яко (что) могу сие сотворити? Да, ты должен из глубины сердца ответить: верую, Господи! (Ср. Мф. 9:28) И тогда будет по вере твоей».

Эта необходимая для молитвы вера не есть только умственная уверенность, а вера сердечная, сопровождаемая теплым или горячим чувством: «Когда молишься, – пишет он, – старайся, чтобы молитва прошла через твое сердце, то есть чтобы непременно почувствовало сердце то, о чем ты говоришь в молитве, чтобы оно пожелало того блага, коего просишь». В другом же месте он говорит кратко: «Молиться непременно должно сердцем», – и еще: «Наблюдай (на молитве), согласно ли сердце твое с тем, что произносит язык».

Есть у отца Иоанн и слова предупреждения: «Кто поспешно, без сердечного понимания и сочувствия, читает молитвы, побеждаемый своею ленивою и сонною плотью, тот служит не Богу, а плоти своей…». И слова поощрения: «Помните, что ни одно слово даром не пропадет в молитве, если от сердца говорится…». И, наконец, вот слова, в которых уже несколько приоткрываются самые переживания, связанные с сердечной молитвой: «Иногда в продолжительной молитве только несколько минут бывают истинно угодны Богу и составляют истинную молитву и истинное служение Богу. Главное в молитве – близость сердца к Богу, свидетельствуемая сладостью Божьего присутствия в душе… Как удобно и скоро может спасать нас Господь! Мгновенно, неожиданно, неприметно. Часто днем я бывал великим грешником, а вечером после молитвы отходил на покой оправданным и паче (больше) снега убеленным (ср.: Пс. 50,9) благодатью Святого Духа, с глубочайшим миром и услаждением на сердце!».

9

Сердечная вера не дается даром, и если вера нужна для молитвы, то и молитва нужна для веры. Надо молитвой выпрашивать веру и укреплять ее. Об этом свидетельствуют лучше всего переданные в Евангелии слова отца бесноватого отрока: верую, Господи! Помоги моему неверию (Мк. 9:24).

Отец Иоанн Кронштадтский пишет относительно этого так: «Бог, говорят, все знает прежде… прошения, и забывают, что сказано: просите, и дастся вам (Мф. 7:7) (молитвы нужны именно для усиления нашей веры, которою одною мы спасаемся… Спаситель для того и заставил женщину усиленно просить…» (см.: Мф. 15:28).

Прежде чем стать сердечной, молитва должна быть внимательной. Надо начинать с внимания к словам молитвы. Так учат все православные наставники молитвы. Учит этому и отец Иоанн: «Молитву старается лукавый рассыпать, как песчаную насыпь, слова хочет сделать… как сухой песок, без связи, без влаги, то есть без теплоты сердечной. Молитва то бывает храминой (домом) на песце, то – храмом на камне (ср.: Мф. 7:24,25,26). На песке строят те, которые молятся без веры, рассеянно, с холодностью, – такая молитва сама собою рассыпается и не приносит пользы молящемуся».

Внимательную и сердечную молитву нередко называет он истинной молитвой в противоположность ложной, невнимательной и бесчувственной.

«Надо употреблять все меры, – пишет он, – чтобы вырвать из сердца с корнем всякую ложь и насадить в нем чистую истину. Надобно начинать с молитвы… Научившись говорить истину в сердце во время молитвы, мы не позволим себе лгать и в жизни… Как же научиться говорить истину в сердце на молитве? Нужно каждое слово молитвы довести до сердца, положить на сердце, прочувствовать сердцем его истину, сознать всю нужду для нас того, о чем просим Бога в молитве, или нужду сердечного благодарения за Его великие… благодеяния к нам и нужду всесердечного… славословия за Его великие, премудрые дела в Его творении».

10

Не только внимание в молитве достигается усилием и навыком, но этого требует в некоторой мере и теплота молитвенного чувства: «Когда замечаешь, что сердце твое хладно и молится неохотно, – остановись, согрей свое сердце каким-нибудь живым представлением, – например, своего окаянства, своей духовной бедности….или представлением великих, ежеминутных благодеяний Божиих к тебе и к роду человеческому, особенно же к христианам, и потом молись не торопясь, с теплым чувством… Не могущим вмещать продолжительной молитвы лучше творить молитвы краткие, но с горячей душою».

Здесь нельзя не отметить, что Православная Церковь не поощряет игру воображения в духовной жизни и особенно во время молитвы. Больше всего имеется предостережений против каких-либо чувственных, видимых, телесных образов, например, против воображения телесного вида Христа, Божией Матери, святых. Это не противоречит молитве перед иконой. Православная иконопись имеет целью не возбуждать зрительное и вообще чувственное воображение, а, напротив, сдерживать его и направлять от внешнего к внутреннему. Самый стиль православной церковной живописи стремится на языке красок и форм передать мир чисто духовных ценностей.

Только что приведенные здесь слова отца Иоанна Кронштадтского о разогревании сердца «живыми представлениями» отнюдь не противоречат упомянутым предостережениям, так как относятся к чисто духовной, лишенной всякой чувственности сфере представлений.

11

Молитва требует, таким образом, труда, а иногда настоящего подвига. Труд требует настойчивости, которая выражается в повторениях молитв.

Как бы поясняя это, отец Иоанн Кронштадтский пишет: «Дождевые капли или снежинки, падающие непрерывною нитью или хлопьями, поят землю, и она прозябает и приносит плод; так слова молитвы – этот дождь душевный – каждое в отдельности, напоят душу, и она прозябает плоды добродетелей, содействующему Святому Духу, особенно, если еще есть слезный дождь».

А вот еще другой отрывок на ту же тему: «Наше священно- и церковно-служительское дело – повторять одни и те же молитвы… как и дело всех вообще – исполнять одни и те же заповеди нравственного закона, ибо не различием молитв утверждается душа, а повторением и проведением их в мысли наши… в… волю нашу, или в деятельность, во всю нашу жизнь».

Здесь уместно сказать, что и в самой книге отца Иоанна Кронштадтского замечается повторяемость многих тем и в особенности перечисление грехов и добродетелей. В этом можно видеть, с одной стороны, то, в какой мере книга отца Иоанна отражает богослужебный стиль с его постоянными повторениями и с очень малоприметными изменениями (например, ектеньи, тропари канонов), а с другой – сознательный прием. Постоянно перечисляя пороки, отец Иоанн как бы их заклинает, а настойчиво именуя одну за другой все те же добродетели, он вызывает их к жизни.

12

В молитвенном труде немалое значение имеет в регулярность. Но безусловная для всякого сознательного православного человека необходимость утренней и вечерней молитвы имеет еще более глубокое основание. Сутки для православного сознания – это живой символ целой земной жизни, от рождения до смерти. Здесь нечто большее, чем аналогия: просыпаясь, человек, действительно, отчасти рождается, а засыпая – отчасти умирает. Понимание этого отразилось в некоторых молитвах суточного круга и находит отражение в записях отца Иоанна Кронштадтского. Так, например, загробную судьбу человека он объясняет, пользуясь образами ночи и сна: «Грех страшное зло, убивающее душу ныне и в будущем веке… Вот… опытное доказательство того… Если случиться кому-либо из богобоязненных людей отойти ко сну, не раскаявшись в том грехе… которые сделаны днем и мучили душу, то мучение это будет… целую ночь дотоле… не покается. (это опыт) …

Теперь положим, что …мучимого грехом постигнет ночью смерть… не явно ли… так как после смерти нет места покаянию, то он будет мучиться там…».

Все сказанное показывает, что отец Иоанн видел немало оснований настаивать на важности утренней и вечерней молитвы. «Чтобы провести «день весь совершенно, свято, мирно и безгрешно⁶⁵», – пишет он, – для этого единственное средство – самая искренняя, горячая молитва утром по восстании от сна. Она ведет в сердце Христа со Отцом и Духом Святым и… даст силу и крепость душе против приражений зла; только хранить сердце свое надобно».

О вечерней молитве он говорит следующее: «Молясь вечером, не забудьте высказать в молитве к Духу Святому со всею искренностью и сокрушением сердца те грехи, в кои мы впали в прошедший день, – несколько мгновений покаяния теплого – и вы очищены Духом Святым от всякой скверны, паче (больше) снега убелены, и слезы, очищающие сердце, потекут из очей ваших…».

И, наконец, вот слова о вечерней и утренней молитве одновременно: «Не торопись же помолиться кое-как: выиграешь на полчаса молитвы целых три часа самого здорового сна. На службу или работу торопишься? Вставай раньше… помолись усердно – стяжешь (приобретешь) спокойствие, энергию и успех в делах на целый день».

13

Как сказано выше, труд молитвенный может перейти в настоящий подвиг. Достаточно вспомнить хотя бы одного преподобного Серафима Саровского, молившегося на камне 1000 ночей. Такое подвижничество – удел очень немногих, но каждый, по словам отца Иоанн Кронштадтского, должен побеждать в молитве саможаление. «Не жалей себя для сердечной молитвы, – пишет он, – даже тогда, когда ты весь день провел в трудах. Не вознерадий нимало на святой молитве, всю скажи Господу от сердца, виждь, она – дело Божие. Взялся за гуж, не говори, что не дюж; возложив руку на рало, не зри вспять) (ср.: Лк. 9:62). Допустивши молитву нерадивую, не от всего сердца, не заснешь(если на ночь молитвы), пока не выплачешь своего греха пред Богом... не исполняй дела Божия сердцем раздвоенным, так, чтобы одна половина принадлежала Богу, а другая плоти своей… Итак, верь слову: поторопишься на молитве для покоя телесного…а потеряешь и телесный покой, и душевный. Ах! Какими трудами, пόтом и слезами достается приближение сердца нашего к Богу; и неужели мы… будем самую молитву свою (небрежную) делать средством удаления от Бога, и Бог ли не возревнует об этом? Ведь Ему жаль и нас, и наших трудов прежних… Он хочет, чтобы мы всегда принадлежали Ему».

14

Молитва, первая цель которой борьба с помыслами, а в дальнейшем – нравственное преображение, требует и сама уже некоторых нравственных качеств, хотя бы лишь зарождающихся. Среди них, кроме указанных, – веры и присущих труду и подвигу терпения и упорства – отец Иоанн Кронштадтский не раз указывает на смирение: «На молитве необходимо намеренное, обдуманное, крайнее смирение. Надо помнить, кто говорит и что говорит, особенно это нужно во время чтения молитвы Господней... как много в нас тайной гордости. Это, – говорим, – я знаю; в этом не нуждаюсь…».

Вот еще другой отрывок, в котором говорится о смирении и о том, что нельзя унывать: «На молитве будь как дитя лепечущее, сливаясь в один дух с духом произносимой молитвы. Считай себя за ничто, молитвы принимай как великий дар Божий… Если вовремя или вне молитвы враг запнет душу твою какими-либо хулами и мерзостями, не унывай от них, но скажи с твердостью в сердце своем: для очищения от этих-то и подобных им грехов и пришел на землю Господь наш Иисус Христос…когда скажешь эти слова с верою, сердце твое тотчас успокоится: ибо Господь сердце твое очистит. Вообще ни от какого греха, как от мечты, не надо унывать, а уповать на Спасителя».

Уже все приведенные слова отца Иоанна Кронштадтского о молитве показывают, что, если она есть средство приближения к Богу, она же есть уже и близость к Нему, неотъемлемая часть христианской богочеловеческой жизни, что она не монолог перед Богом, а диалог с Ним.

Верный слову Своему – просите, и дастся вам (Мф. 7:7), – Господь отвечает человеку на первый его молитвенный лепет, но, получив помощь, человек не должен ослабевать в своих усилиях, так как нет предела восхождения к Богу. По свидетельству отцов Церкви, остановка в духовном пути есть всегда отход, откат назад.

15

Необходимость труда и подвига все же не должна посягать на свободу молитвы. Ничто, кроме любви к Богу, не должно понуждать молиться, а любовь всегда свободна. Вот слова отца Иоанна Кронштадтского одновременно о свободе покаяния и свободе молитвы: «Покаяние должно быть искренне и совершенно свободное, а никак не вынужденное временем и обычаем или лицом исповедующим… А так как молитва наша по преимуществу есть покаяние и прошение о прощении грехов, то и она должна быть непременно всегда искренняя и совершенно свободная… Славословие предполагает восторг удивления в человеке, созерцающем дела бесконечной благости, премудрости, всемогущества Божия в мире…и потому так же естественно должно быть делом совершенно свободным и разумным». Но «на молитве человек большею частью не сын свободы, а раб необходимости и долга, – пишет отец Иоанн в другом месте, и добавляет: «Взгляните на какого угодно человека, хотя бы на священника. Многие ли молятся… свободным… сердцем, с живою верою и любовью?»

16

Такой взгляд на молитву, в которой крайнее усилие должно сочетаться со свободой, – создает понятие меры в молитве.

Чувство меры, присущее подлинному православному сознанию, есть дар Божий. Вот пример того, как отец Иоанн Кронштадтский советует соблюдать меру при разных обстоятельствах, сопровождающих молитву: «В болезни и, вообще… немощи телесной, равно как и в скорби, человек поначалу не может гореть к Богу верою и любовью, потому что в скорби и болезни – сердце болит, а вера и любовь требуют здравого сердца, покойного сердца; поэтому и не надо очень скорбеть о том, что в болезни и скорби мы не можем, как бы следовало, веровать в Бога, любить Его и усердно молиться Ему. Всему время. Иногда и молиться не благоприятное время».

Об этом же, не менее ярко, говорит он и в другом месте: «Молитва, принужденная, развивает ханжество… делает человека вялым ко всему, даже к исполнению должностей своих…так и рабом форм обрядности, потому что это ведет к фарисейству, к лицемерному приношению к Богу заведенного правила». Биограф отца Иоанна Кронштадтского иеромонах Михаил приводит еще и следующий отрывок из сочинения отца Иоанна: «Хорошо послушание во всем матери Церкви, но с благоразумием, и, если возможно, могий вместити (могущий вместить) – продолжительную молитву – да вместит (ср.: Мф.19:12). Но не вси вмещают словесе сего (Мф. 19:11); если же продолжительная молитва несовместима с горячностью духа, лучше сотворить краткую, но горячую молитву».

И, наконец, в той же биографии приведены следующие слова отца Иоанна Кронштадтского: «Некоторые поставляют все свое благополучие и исправность пред Богом в вычитывании всех положенных молитв, не обращая внимания на готовность сердца для Бога, на внутреннее исправление свое; например, многие так вычитывают правило к Причащению. Между тем, здесь прежде всего надо смотреть на исправление и готовность сердца к принятию Святых Таин; если сердце право стало во утробе твоей, по милости Божией, если оно готово встретить Жениха, то и слава Богу, хотя и не успел ты вычитать всех молитв».

К словам отца Иоанна Кронштадтского, в которых он ограждает свободу молитвы, нужно в заключение прибавить еще нижеследующее: «Хорошо иногда на молитве сказать несколько своих слов, дышащих горящею верою и любовью ко Господу. Да, не все чужими словами беседовать с Богом…к чужим словам как-то привыкаем… хладеем. И как приятен бывает Господу этот наш собственный лепет, исходящий прямо от верующего, любящего… благодарного сердца – пересказать нельзя».