Не мать, а кукушка

Не мать, а кукушка

(4 голоса3.8 из 5)

Принято считать, что первое впечатление обманчиво. Я в это не верю. Первое впечатление как раз бывает правильным. Оно возникает непроизвольно, часто необъяснимо для нас самих, на каком-то досознательном или подсознательном уровне. Это голос нашей души, еще не заглушенный голосом рассудка. И если мы пытаемся себя убедить в том, что ошиблись (и даже если вроде бы убеждаемся!), потом обычно оказывается, что первое впечатление нас не подвело. Только к этому «потом» нас нередко приводит долгий, мучительный путь. И, поняв свою ошибку, мы одновременно понимаем, что исправить уже ничего нельзя…

Впервые я услышала о суррогатном материнстве в начале 90-х (естественно, как о том, что происходит «там, у них»). И первое впечатление было — запредельной жути. Настолько запредельной, что сразу же захотелось позабыть. Все обоснования, все объяснения первой реакции появились потом. А тогда на ум пришло только одно слово: «ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННО». Как я понимаю сейчас, оно и было самым правильным.

Вместе тесно, врозь скучно

Работая больше двадцати лет с «трудными детьми», мы с моими коллегами-психологами не раз убеждались в том, что один из самых сложных профилей поведения бывает у детей, испытывавших еще в утробе отторжение матери. Причем женщина могла не хотеть ребенка только в самом начале беременности, а потом свыкалась с мыслью о нем и начинала его любить. Но все равно то первоначальное неприятие оставляло глубокий отпечаток на детской психике. И последствия долго еще аукались как в дошкольном, так и в школьном возрасте.

Что характерно для таких детей? — Прежде всего, высокий уровень тревожности. А это, в свою очередь, часто ведет к растормаживанию, хаотизации. Поскольку психологическая травма была очень ранней, переживания вытеснены в область подсознания. Ребенок не понимает, что с ним творится,и оттого тревожится еще больше. Не в силах справиться с травмирующими переживаниями, он начинает нервничать, злиться, срывать зло на близких. Особенно сложные чувства испытывает он по отношению к матери — источнику психотравмы.

Он жаждет материнской любви и отвергает ее. Бунтует против нее, подсознательно мстя за перенесенные страдания, и безумно боится ее потерять. А потому часто не отпускает мать от себя ни на шаг, проявляет невыносимую назойливость, то и дело закатывает истерики.

— Это не жизнь, а сущий ад, — пожаловалась мать шестилетнего Саши на консультации у психолога. — Он даже по телефону не дает мне поговорить: тут же начинает что-то требовать, грубит, скандалит. Гостей мы пригласить не можем.

Он такое вытворяет — стыда не оберешься. Наказывать бесполезно, Саша только звереет. И при этом я знаю, что он совсем не злой и не вредный! Даже наоборот, чересчур жалостливый, ранимый. До недавнего времени не мог без слез слушать сказки: так переживал, если кого-нибудь обижали. А с тех пор, как я имела глупость прочитать ему братьев Гримм — помните ту сказку, где родители оставили детей в лесу? — он наотрез отказывается засыпать один. Полночи будет ждать, глаз не сомкнет. А со мной рядом ему тоже неймется: ворочается, хнычет, что жарко… Измучились мы с ним, оба измучились.

Восстановить нарушенные детско-родительские связи бывает в таких случаях крайне трудно, порой невозможно. А ведь ситуация с суррогатной матерью куда драматичней! Родная мать пусть запоздало, но начинает любить своего ребенка, а суррогатная не может себе этого позволить, потому что тогда она его не отдаст. Значит, ей нужно жестко заблокировать все материнские чувства, настроить себя на полное неприятие младенца, относиться к нему как к чему-то абсолютно чужеродному, не имеющему к ней никакого отношения. Дескать, это просто средство заработка. Ничуть не хуже и не лучше других.

Но от того, что будешь долго говорить «халва», как известно, во рту сладко не станет. Можно сколько угодно убеждать себя, что материнский инстинкт — глупый, устаревший предрассудок, но когда дойдет до дела, природа возьмет свое.

Недаром даже те женщины, которые вроде бы спокойно расставались с выношенными младенцами, впоследствии испытывали тяжелейшие депрессии, подчас доходя до попыток самоубийства.

Но речь сейчас не о них, а о детях. Исследования показали, что когда мать собирается сделать аборт, младенец знает об этом заранее и испытывает запредельный страх. Американский врач Бернард Натанзон, сделал 60 тысяч (!) абортов. Но потом в его душе произошел переворот. Он понял, что аборт — узаконенное детоубийство. А понять это ему помогла ультразвуковая киносъемка аборта трехмесячного (12-недельного) эмбриона. (Впоследствии эти кадры были включены в документальный фильм «Безмолвный крик».) На пленке отчетливо видно, что когда к младенцу приближается абортивный инструмент, сердцебиение малыша учащается, он начинает двигаться быстрей и тревожней. И широко открывает ротик, словно беззвучно кричит (отсюда и название фильма).

Находясь в утробе суррогатной матери, ребенок тоже понимает, что она от него избавится. Об этом свидетельствуют и ведущиеся разговоры, и общий психологический настрой вынашивающей женщины. Так что комплекс сиротства тут впаян накрепко. И что самое главное, он совершенно оправдан. Нельзя сказать, что переживания беспочвенные, ведь младенец действительно будет брошен. Ну, а то, что суррогатная мать не генетическая, пойди ему объясни. Он-то помнит другое: знакомый звук сердцебиения, голос…

Мать — лучший гипнотизер

А другой, российский врач, Борис Зиновьевич Драпкин утверждал, что мать для своего ребенка может стать самым лучшим психотерапевтом и даже гипнотизером, поскольку ее голос действует на него, как никакой другой. Б.З. Драпкин объяснял это тем, что находясь в утробе, ребенок слышит материнский голос постоянно, и свыкается с ним навсегда. Это позволило врачу создать специальную методику психотерапевтического воздействия на ребенка через мать. Суть ее сводится к тому, что вечером, когда ребенок уже засыпает, но еще не заснул (это называется «просоночное состояние») мама дает ему определенные установки. Таким образом, удается быстро побороться с детскими неврозами, заметно скорректировать отклоняющееся поведение ребенка.

— Я пытался привлечь к внушению пап, но это оказалось неэффективным, — рассказывал Б.З. Драпкин. — Бабушки по отцовской линии, даже горячо любимые ребенком, тоже не могли ничего добиться. Такой потрясающий гипнотический эффект производит только голос матери. И еще (правда, в гораздо меньшей степени), голос ее матери, т.е., бабушки по материнской линии, ведь у женщин в семье голоса обычно похожи.

Обращались ко мне и семьи с приемными детьми. На этих мамах методика не работает. Того же самого следует ожидать и в случае с генетической матерью, не вынашивавшей ребенка. На глубинном уровне она будет оставаться для него чужой. И пуповиной он был связан не с ней, и в подсознании затаится тоска по голосу, с которым он успел сродниться и который утратил потом навсегда. Кто знает, чем это обернется в будущем? Сколько известно историй, когда тоска по настоящим родителям вдруг все перевешивала, и повзрослевший ребенок принимался их искать, прекрасно зная, что они его бросили и не вспоминали столько лет… А тут как разобраться, кто настоящий? Гены, кровь, конечно, очень важны. Но и утроба матери не такси и не инкубатор.

Однажды мне довелось доверительно побеседовать с женщиной, сына которой выносила суррогатная мать.

— Если б я знала, на что его обрекаю, я бы никогда на это не пошла! – призналась она. – Он, конечно, не в курсе, каким образом все произошло. Мы ему ничего не рассказывали. Но все равно что-то чувствует, мучается, не понимает, что с ним творится… Скажите, шестилетний ребенок может испытывать настоящую тоску? Мне кажется, это такое недетское чувство… Все у нас хорошо, мы его так любим, души не чаем. А я вижу, что он тоскует. Сам не знает почему, по кому, а тоскует. Несколько раз уже говорил: «Мама, я хочу умереть». Просто так, ни с того ни с сего! – женщина заплакала и, давясь рыданиями, прошептала: — А когда говор украинский слышит, замирает… и как будто силится что-то узнать… Эта… ну, суррогатная… она хохлушка была»…

Группа риска

Говоря о последствиях суррогатного материнства, нужно помнить, что, во-первых, явление это достаточно новое, а потому плохо изученное. А во-вторых, состояние здоровья таких детей проследить трудно, поскольку их происхождение — медицинская тайна. Сведения такого рода не разглашаются.

И все же кое-какие данные уже накоплены. При суррогатном материнстве, естественно, используются методы искусственного оплодотворения. А это сопряжено с риском для здоровья и даже жизни женщины и ребенка. «Осознаваемая степень риска вынуждает организаторов центров искусственного оплодотворения, — пишет проф. И.В. Силуянова, — вносить в документ <в соглашение с заказчиками- авт. > такие пункты: «Мы предупреждены о том, что дети, рожденные в результате ЭКО (экстракорпорального оплодотворения)… могут иметь отклонения в развитии».

А вот данные диссертации В.О. Бахтиаровой «Состояние здоровья детей, родившихся в результате экстракорпорального оплодотворения и искусственного осеменения»: из 82 пробирочных детей — 44 (т.е. больше половины!) имели неврологическую симптоматику. Среди наиболее часто встречающихся расстройств: задержка внутриутробного развития — 29,3% (от общего числа исследованных детей, зачатых методом ЭО), 28,3% (от общего числа исследованных детей, зачатых методом ИО — искусственного осеменения), асфиксия при рождении — 89,4% (ЭО), 90,5% (ИО), неврологические изменения — 53,6% (ЭО), 38,3% (ИО). А австралийские специалисты обнаружили, что средний индекс умственного развития, зачатых с помощью метода искусственного деторождения ISCI значительно ниже, чем у родившихся естественным путем.

Природа мудрее нас, и попытки ее перехитрить чреваты множеством новых, непредвиденных опасностей. А ведь детей, о которых идет речь, все-таки вынашивали родные матери. У суррогатных малышей проблем должно быть еще больше.

Как там у нас с головой?

— Если ребенок родится неполноценным, я не возьму с вас денег, а его оставлю в роддоме», — деловито обещала кандидатка на роль суррогатной матери журналистке, собиравшей материал для статьи и прикинувшейся заказчицей «суррогатных услуг».

Как будто речь шла о бракованном товаре, а не о живом человеке. Что это? Легкомыслие, граничащее с идиотизмом? Или «скорбное бесчувствие» — так в старину называли шизофрению? (Для которой, кстати, бывают характерны чрезмерный практицизм и расчетливость, ошибочно принимающиеся далекими от психиатрии людьми за признак большого ума и деловой хватки.)

Как бы там ни было, прогноз для ребенка неутешительный. Психическое состояние беременной женщины очень сильно влияет на развитие плода, это прописные истины. Недаром будущим матерям всегда советуют не волноваться, по возможности гармонизировать свою жизнь, смотреть на красивые вещи, слушать благозвучную классическую музыку. А тут что за «качество исходного материала»? Кому вообще приходит в голову искать такое дикое средство заработка? В публикациях на эту тему обычно описываются бедные женщины, отчаявшиеся найти работу. Но как не всякая бедная женщина отправится на панель, так и торговать выношенными детьми придет в голову далеко не каждой. (Сравнение этих двух «профессий» возникло в медицинских кругах: д-р мед. наук, проф. Л.О. Бадалян называл суррогатное материнство «биологической проституцией»). Как отсутствие стыда является признаком психического неблагополучия, так и грубое повреждение материнского инстинкта свидетельствует об искажениях психики. Хотя в справке из психдиспансера может значиться, что все о’кей.

На чужом горе счастья не построишь

Есть и «моральные издержки», о которых люди, рекламирующие суррогатное материнство, предпочитают не вспоминать. «Утрата эмбрионов» при экстракорпоральном оплодотворении составляет 93-94%. В переводе на более понятный язык это означает, что оплодотворяется несколько яйцеклеток. А потом «лишние» эмбрионы (порядка 8-10) уничтожают, чтобы имплантировать один. То есть, осуществляя свою мечту о ребенке, семья одновременно соглашается на убийство нескольких его братьев и сестер. А бывает, женщине для надежности пересаживают в матку 3-4 зародыша, а потом производят «редукцию»,если она не хочет вынашивать всех.

Как известно, дом, построенный на песке, не устоит. Что же говорить о попытках создать семейный уют на крови собственных детей?

Поэтому в Социальной концепции Русской Православной Церкви осуждаются как способ искусственного оплодотворения, предполагающий уничтожение «лишних» эмбрионов, так и суррогатное материнство. Оно «противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Этот метод предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейся между матерью и младенцем уже во время беременности. Суррогатное материнство травмирует как вынашивающую женщину, материнские чувства которой попираются, так и дитя, которое впоследствии может испытывать кризис самосознания», — говорится в Концепции.

Католики в данном отношении еще более категоричны. Они считают неприемлемыми вообще все методы искусственного оплодотворения, в том числе и не связанные с выбраковкой эмбрионов. А суррогатное материнство запрещено законом в подавляющем большинстве католических стран. Даже во Франции, давно не отличающейся строгостью нравов.

Желаю выйти здесь!

— Но что же делать женщине, если она хочет иметь ребенка, а выносить его не может?! — часто восклицают люди, выслушав все доводы «против».

А когда говоришь, что можно кого-нибудь усыновить, возражают: дескать, ей хочется своего.

Ну, что на это скажешь? Цитировать в таких случаях слова апостола Павла: «Любовь не ищет своего», — бесполезно, тебя не поймут. Рассуждать о том, что Бог, наверное, не просто так напрочь лишает женщину нормальной, естественной возможности выносить ребенка и, может, лучше не упорствовать, а то как бы не было хуже, тоже не имеет смысла. В Бога такие люди обычно не верят, считая, что человек — сам кузнец своего счастья. Были бы деньги, а остальное приложится.

Поэтому можно лишь напомнить старый анекдот про купца. Крепко подгулявший купец ломится в стену кабака с криками: «Желаю выйти здесь!» Хозяин и прислуга тщетно пытаются его оттащить, указывая на дверь, которая находится совсем рядом, в двух шагах. «Нет, желаю выйти здесь!» — твердит купец, отмахиваясь от них, как от назойливых мух. И картинка через полчаса: зияющий пролом в стене, сквозь который виден купец, выписывающий ногами кренделя на дороге.

Вот только в жизни, в отличие от анекдота, вид у такого купца, даже если бы он действительно прошиб стену, был бы довольно плачевный. И скорее всего, он шел бы не сам, а его уносили бы на носилках.

Комментировать