Мы стараемся уберегать детей от печальных и горьких известий, но бывают жизненные ситуации, в которых ребёнку приходится говорить всё, как есть. Когда надо щадить детскую психику, а когда встреча с правдой жизни для ребёнка всё-таки неизбежна?
В эфире передачи «Формула семьи» православного радио «Теос» ведущая Эльвира Чипенко беседует с психологом Юрием Пожидаевым.
– Юрий, сегодня тема эфира: «Нужно ли защищать детей от всей жестокой правды жизни?» Мы как родители всегда стремимся сделать жизнь ребёнка комфортной, безопасной, чтобы ему было хорошо, тепло, сытно, уютно, но нужно готовить его к взрослой жизни.
И сегодня мы будем разбираться, бывают ли ситуации в детстве, когда от ребёнка не нужно ничего скрывать, и он тоже должен пройти, прочувствовать, прожить сложную ситуацию, трагедию, и понять правду жизни, всю тяжесть её в некоторых моментах…
Итак, почему вы выбрали такую тему?
– Потому что сам сталкивался с этой темой в воспитании моих сыновей.
Так или иначе дети что-то слышат, и порой они задают какие-то вопросы.
Была война в Карабахе, я смотрел новости, там были такие кадры: едет корреспондент, а по обе стороны дороги трупы. Меня старший спрашивает: а что это, что они там лежат?
И вот, приходится объяснять, отвечать, что это за трупы, что это за война, почему они там лежат, почему они убиты и почему всё это происходит.
Но моему старшему скоро пятнадцать, и поэтому тут всё понятно, можно объяснить, потому что он достаточно взрослый. А вот если это малыш увидел, которому, например, три-четыре года, вот здесь будет гораздо сложнее.
Друзья, мы все прекрасно понимаем, что наши дети живут у кого-то в черных очках, а у кого-то – в розовых.
И поэтому мы сегодня будем говорить о золотой середине. Так или иначе, детям должна поступать правдивая информация, но их должны готовить к встрече с реальным миром.
– Но где проходит граница, то есть что ребёнку можно говорить, какие ситуации ему нужно проживать, а какие, наоборот, нанесут травму ребёнку, и мы потом будем корить себя?
– Первые шесть месяцев жизни ребёнок всем доверяет, и у него базовое доверие, а уже в три-пять лет он начинает понимать, кто есть кто, и он не ко всем идёт. Он идентифицирует лица, по крайней мере, он понимает «свой-чужой».
Есть жёсткая информация, например, когда мы ребёнка готовим к встрече с взрослыми, которые могут нанести им какой-то вред, какие-нибудь а-ля Чикатило, люди, которые воруют детей и так далее.
Обратите внимание, что, когда мы начинаем говорить о том, что среди нас существуют люди-звери, то у ребёнка мир делится на две части, ему тяжело это воспринимать.
И поэтому делаем это постепенно, когда ему будет три-пять лет.
Кстати говоря, лучше всего подготовить ребёнка, нежели ему объяснить, когда уже что-то случилось. Потому что иногда мы не можем это предугадать – например, мы идём по улице, и машина сбивает кого-то на наших глазах, и там может быть кровь, и под колёсами собака или человек. И для взрослого это тяжело, а уж тем более для ребёнка.
И, естественно, мы должны это объяснять. Как это объясняется? В достаточно доброжелательной обстановке.
Например, есть родители, которые считают, что лучше не объяснять, лучше об этом не вспоминать, лучше ребёнку не напоминать об этом, чтобы он это забыл.
Есть родители, которые, например, сами напугались, и они начинают кричать на ребёнка: «не смотри!», закрывают ему глаза руками, загораживают, он пытается что-то увидеть, они срывают на нём своё эмоциональное состояние, и естественно, что ребёнку становится гораздо хуже.
Поэтому здесь надо вести себя очень аккуратно. Мы уводим ребёнка в сторону и проговариваем всё это от «а» до «я».
– Вы сказали, что есть моменты, когда в жизни ребёнка это случается, и мы постфактум эти вещи проговариваем. Но перед этим вы сказали, что нужно ребёнка заранее подготовить.
Я вот не представляю: мирная обстановка, всё хорошо, мы с ребёнком садимся читать книгу или смотреть мультик; я ему показываю мультик, где вот такое происходит, и начинаю ему объяснять, что человек, очевидец чувствует при этом?
Как можно ребёнка к этому подготовить?
– Например, когда мы говорим о том, что в жизни есть сложности, есть удивительный мультик про Жихарку. Там есть такая девочка, её воспитывает кот и ещё кто-то, и вот они предупреждают её о том, что должна прийти Бабайка.
Уникальный русский мультик, удивительный. Там герои собираются на рынок везти горшки продавать и говорят: «Никому дверь не открывай, Бабайка придёт!» Вот на фоне этого мультика о том, что есть лиса, которая хочет утащить, нанести вред, можно говорить. И этот мультик достаточно обучающий.
Когда мы разбираем материал, читаем книжки, то и книжка про Красную Шапочку очень-очень наглядная. Сказка «Красная Шапочка» – это целый детектив, и на ней можно разыграться очень широко и глубоко.
Вот, девочка пошла в лес без сопровождения, она встретила волка, который бабушку проглотил и так далее, потом бабушку достали. Опять же, всё в зависимости от возраста, потому что дети-пятилетки смерть воспринимают по-особому.
Опять же, как мы объясняем смерть, что это значит? Имеет значение, как сам взрослый человек понимает смерть, как он будет объяснять это своему ребёнку.
Если человек христианин, то он говорит, что смерть – это такой момент, когда человека здесь нет, то тогда он уходит на небо, и там мы обязательно с ним встретимся.
В зависимости от вашего мировоззрения вы объясняете ребёнку то, о чём он должен знать. И, если это христианское мировоззрение, то в принципе оно как раз имеет «to be continued», имеет продолжение, и тогда это какой-то завуалированный хэппи-энд.
Самое главное – то, что ребёнку нужно объяснять многие процессы, которые происходят в жизни. Ведь что такое жёсткая правда для ребёнка? Это когда, например, ребёнок видит, как хозяин собаки бьёт её на улице.
Жёсткая правда для ребёнка и жёсткая правда для взрослых – совершенно разные правды по весу и по значительности.
И поэтому, когда у ребёнка пропала игрушка – а мы знаем, что на эту игрушку, например, наступил папа и сломал её, когда шел ночью в туалет, это была любимая игрушка, и сообщить ребёнку о том, что папа наступил – это тоже жёсткая правда.
Мы почему-то думаем, что жёсткая правда – это всегда смерть, это всегда что-то трагическое, так мы это воспринимаем.
Ребёнок не в состоянии многое понять – ну, как объяснить ребёнку трагедию в Беслане, особенно тем детям, которые учились в этой школе потом? Я работал и с подростками этой школы, мы делали специальный лагерь. Это было неимоверно сложно – их реабилитировать и восстанавливать.
Так вот, восприятие ребёнка зависит от возраста и от мира ребёнка. Например, если ребёнок воспитывается в деревне, то для него вполне понятно, когда рубят курицу, а для городского ребёнка это вообще непонятно.
Если он увидит, что это курица Маня, которую он кормил, а сегодня у нас очень наваристый куриный бульон, и мы едим курицу Маню, вот тебе ножка от курицы Мани – ему это очень сложно, и лучше так никогда не делать.
– Комментарий от Дмитрия: «У нас в одной семье отец девочки свихнулся и зарубил мать топором, девочке одиннадцать лет, но правду ей не говорят, она сейчас живёт у тёти» – ваше мнение по таким ситуациям?
– Рано или поздно девочка узнает об этом, и нужно девочку к этому подготовить. Лучше всего это сделает специалист, потому что девочка сама должна узнать правду.
Ведь всегда всё упирается в состояние ребёнка, в самого ребёнка, в то, какой он, потому что дети разные, как и все взрослые.
Если ребёнок очень мнительный, психика подвижная, то специалист, который будет с ним работать, всё это определит и будет постепенно к этому готовить. И он уже проложит ту заветную тропу, как это объяснить.
Это не значит, что прошло два месяца, кто-то приходит, собираются скорбные лица, говорят: «В общем, папа зарубил маму топором, теперь у тебя больше мамы нет». Правда? – Правда, то есть «лучше горькая, но правда, чем приятная, но лесть», как у Федота-стрельца. Так нельзя, конечно.
Всё зависит от состояния взрослого. Важно, кто будет это сообщать, потому что если это будет какая-то женщина, вы представляете, как она это может сделать, с какими рыданиями. Когда это происходит с близкими людьми, то наше состояние видоизмененное, и мы не можем адекватно об этом сказать ребёнку. Поэтому нужны специалисты.
Нужен специалист, который поможет ребёнку это понять. Со временем он распишет, как будет работать, встречаться с девочкой, и в один прекрасный момент он поймёт, что она готова это услышать в том варианте, который будет возможен исходя из состояния ребёнка, психотипа, характера, исходя из того, как вообще девочка воспринимает этот мир, что очень важно.
Потому что ещё остался отец, который сидит в тюрьме. И у неё будет какое-то отношение к отцу, ведь отец когда-то выйдет из тюрьмы, когда она будет взрослой. И там тоже большой пласт работы и выстраивания отношений к отцу и к этому миру.
Ведь самое главное – сохранить психическое здоровье этой девочки, потому что она тоже когда-то будет собираться замуж, и будет ли, если ей сказать об этом недостаточно корректно? Может, она начнёт всего бояться и это будет большой стресс…
– Правильно ли понимаю на этом примере, что иногда детям действительно требуется защита от жесткой правды жизни, но ложь не может выступать этой защитой? То есть говорить, что мама ушла, не нужно.
Нужно подготовить ребёнка и всё-таки сказать ему правду, но в том формате и в то время, когда ребёнок будет готов?
– Дети чувствуют, когда им врут, и поэтому им нужно говорить правду.
Глубина правды бывает разной. Например, есть детализированная правда, когда, например, у ребёнка была кошка, она сорвалась с балкона, упала, разбилась.
Можно, конечно, сфотографировать этого кота, который упал с 12-го этажа со всеми вытекающими отсюда последствиями, чтобы ребёнку показать и показать ему всю правду вообще. А можно описать эту ситуацию без конкретики, без всего этого.
Возможно, исходя из возраста ребёнка, из его состояния, сходить и похоронить это животное – не обязательно, чтобы он видел его, но устроить прощание с этим животным.
– А почему нельзя сказать, что кот убежал, чем это чревато – ну, я совру чуть-чуть, котик-то не вернётся уже назад, ну, убежал и убежал?..
– Я думаю, что когда котик убегает, есть надежда, что он прибегает обратно, и ребёнок будет всегда жить надеждой, что он вернётся. Это как, например, когда кто-то из родственников уехал и не вернулся.
И маме не говорят о том, что он уехал, а без вести пропавший должен вернуться, и вот, она ждёт каждый день, выходит на дорогу и ждёт своего сына, и у неё есть эта надежда, она этой надеждой живет.
Хотя мы можем сказать, что надежда помогает жить, но я за то, чтобы говорить правду, но в зависимости от возраста, от состояния ребёнка говорить ту правду, которая будет приемлема.
Лучше правду говорить, потому что так или иначе дети будут сталкиваться со смертью. Так или иначе, дети будут сталкиваться с этим жестким миром, в котором мы живём.
Я никогда не забуду, когда я учился в четвёртом или третьем классе, и на дороге грузовик сбил нашу одноклассницу. Ребёнок не живёт в таком мире, где этого ничего нет, он это видит. Так или иначе, он видит похоронные процессии. Ребёнок может увидеть открытый гроб с телом.
Дома умирают хомячки, рыбки – и это, кстати, «лайтовая» версия к тому, чтобы подготовиться к более серьёзному такому моменту в жизни. Ребёнок будет понимать, что такое смерть, что жизнь в принципе конечна.
Можно объяснять ребёнку: нужно беречь свою собственную жизнь. Ведь, когда мы говорим правду о жизни, есть другая сторона.
И она заключается в том, что мы говорим: вот, посмотри, жизнь конечна, и для того чтобы продолжать жизнь, чтобы что-то не приключилось с тобой и твоими родными, близкими, нужно правильно переходить дорогу, и так далее.
И, тем самым, идёт воспитательный процесс, где мы учим ребёнка в доброжелательной обстановке всем моментам, которые обеспечивают ребёнку сохранность его жизни.
– Дмитрий пишет: «Очень хорошо Андерсен описывает смерть и знакомит ребёнка с ней».
– У Андерсена есть такая сказка, когда мать ищет смерть для того, чтобы забрать у нее ребёнка. «История одной матери». Очень глубокая сказка. И когда мать понимает, что ребёнка не нужно забирать, это очень интересно, завораживающая сказка.
– По поводу сказок у меня глаза немножко округлились, и я понимаю, насколько даже в этом примере ваши слова про то, что для ребёнка и для взрослого это могут быть разные трагедии, вот этот пример подтверждает.
Потому что взрослый человек, когда слышит что-то, что происходит в «Красной Шапочке» – например, волк, которого мы представляем маньяком: бабушку съел, внучку съел и прочее; и когда взрослый человек сталкивается с такими событиями в жизни знакомых или в новостях, то невольно проецируешь их на себя.
Условно, я живу недалеко от Битцевского парка, но, представляете, каково было гулять вечером по району, зная, что в пятистах метрах водится маньяк.
А ребёнок всего этого «бэкграунда» лишён, и он смотрит так: да, сказка, мама, ну, пошла к Смерти, поговорила… Кажется, нам иногда не хватает вот этой детской наивности.
– Я думаю, что сказки – это больше фантазийная часть этого образа, которую ребёнок как-то понимает, а есть ещё жизнь. Например, вот я уже говорил про аварию, про теракт, про то, что мой сын увидел Нагорный Карабах.
Мы говорим: «Представляешь, жизнь такая опасная, в ней очень много опасностей, и если ты не будешь соблюдать правила техники безопасности, то что-то с тобой может произойти.
Если ты будешь прыгать в лифте, то можешь застрять. Если ты будешь бежать через дорогу и не смотреть по сторонам, тебя может сбить машина».
…И всё-таки, очень важно воспитывать детей не на страхе.
Вот иногда, воспитывая детей, мы пугаем их, всё расписываем в красках, а ведь тем самым мы травмируем ребёнка. Лучше, когда есть примеры, и мы это объясняем, и потом мы говорим, что для того, чтобы вот этого не было, нужно делать вот это, вот это, вот это. Для того чтобы тебя не ударило током, тебе не нужно лезть в розетку, и так далее.
И когда в доброжелательной, спокойной обстановке мы эти вещи объясняем, то он запоминает и будет этому следовать…
Жёсткая правда, любая правда о жизни – это правда, которая помогает. Мы должны задаться вопросом: зачем говорить правду? А правду мы говорим для того, чтобы обезопасить ребёнка, чтобы он был готов к тому, с чем может встретиться.
– Хороший вопрос задает Лана: «А если ребёнок отрицает правду – даже очевидную, о чём это может говорить?»
– Было бы здорово, если бы привели пример. Мне очень важно понять, сколько ребёнку лет. Если ребёнок отрицает правду – значит, он ушел в какую-то оборону, и, по всей видимости, у ребёнка есть какая-то травма, и на основании этого ребёнок всё отрицает.
Бывает травматичное состояние, и не только у ребёнка, но и у взрослого, когда он отрицает реальную действительность, не хочет в неё входить, потому что он её боится. И он это отрицает, он живёт в полном отрицании.
Если это подросток – возможно, это нигилизм, и нужно понять, а что с этим подростком произошло. Так или иначе, у подростков бывает период нигилизма, когда они отрицают всё, потому что идёт перестройка организма и мозг по-другому выстраивает свою работу.
– Ребёнок не верит в очевидную правду – например, о смерти родственника, и ему проще думать, что человек уехал. Ребёнку одиннадцать лет.
– Я думаю, что тем самым ребёнок себя успокаивает, потому что ему тяжело принимать смерть близкого. Я не знаю, был он на похоронах или нет, всё-таки это тоже интересный момент: брать ребёнка на похороны или нет.
С кремацией всё понятно: гроб куда-то уезжает, урну выдают, и ребёнку трудно это представить, он же не видит эти печи. А вот здесь, когда тело закапывают, это травмирующее действо.
Ведь мозг ребёнка работает для того, чтобы травму сделать мягче, и поэтому у ребёнка возникает такая мысль, фантазия, что бабушка просто уехала. Я думаю, он где-то это слышал, читал, и поэтому, с одной стороны, он понимает, что этого человека нет, но, с другой стороны, ему так удобнее.
Поэтому здесь я бы не хотел, чтобы вы давили на ребёнка и говорили: «Да нет, он не уехал, она точно умерла, пойдём, сходим на кладбище» – и так далее. Потому что осознание придет гораздо позже.
Иногда бывает так, что некоторые моменты, которые травмировали нас, мы отрицаем, мы их вытесняем из жизни, потому что они приносят боль и страдания.
Если одиннадцатилетний ребёнок привязан, у него были отношения с этим человеком, это бабушка, дедушка или кто-то ещё, то ему очень трудно это принять.
Это процесс принятия смерти вообще – когда кто-то уходит, процесс принятия может идти достаточно длительно. Вот вещи, которые он трогал, фотографии, вот здесь он спал. Принятие приходит постепенно, и есть несколько этапов отпускания этого человека.
И если этот человек значимый для ребёнка, то естественно, что вот таким образом он пытается всё это прожить, и поэтому для него это более мягкая ситуация. Поэтому где-то есть нечто фантазийное, придуманное. Вот для него сейчас лучше, что он уехал.
– А что тогда делать взрослому?
– Я не сказал, что не нужно вмешиваться. Ситуацию нужно со всех сторон посмотреть: как это было, кто это за человек, как это произошло, видел ли это ребёнок. Естественно, что таких людей, особенно детей, не нужно оставлять, нужно разговаривать.
Если это значимый человек для ребёнка, который остался у него в памяти, то мозг будет показывать ему картинки. Возможно, этот человек будет приходить, он будет во сне с ним разговаривать и так далее.
Моя мама так любила свою маму, и часто рассказывала, что к ней приходит её мама, она с ней разговаривает, там целый сериал был, потому что она держала её в голове. И я думаю, что вам нужно будет это обсуждать, нужно помочь ребёнку пройти этот непростой этап в его жизни и сопровождать его рядом.
– Как начать этот разговор? Предполагаю, что разговор состоялся, мы услышали от ребёнка, что взрослый уехал, он не умер – и дальше что?
Я в ступоре, с какой фразы начать, как подойти к ребёнку? Нельзя же подойти и сказать: «Вася, ты неправ, человек умер». Но если так нельзя, то как?
– Я думаю, нужно начать с того, чтобы спросить: «Ты опять скучаешь? А какие приятные моменты ты помнишь с этим человеком, а что особенно ценно в этом человеке?» Нужно поговорить про этого человека.
Обратите внимание, что там скопился комок боли, печали, непонимания, агрессии, страдания – целый клубок.
Ведь одиннадцать лет – в принципе, кажется, что это мало, но достаточно для того, чтобы это было в его сердце, в его сознании. И поэтому очень важно клубок распутать.
Очень важно, чтобы ребёнок поплакал, рассказал, поделился болью, воспоминаниями, поделился своими страданиями. И вот этот клубок нужно постепенно распутывать, поэтому я не знаю, сколько это может продолжаться. Это может продолжаться несколько месяцев, до полугода. Всё-таки одиннадцать лет – это ещё ребёнок, и поэтому травмы, конечно, остаются, но они нивелируются легче, чем у взрослого человека.
В истории человечества есть очень многое, с чем ребёнок сталкивается. Кстати, где-то на севере сделали детскую площадку, как Гулаг, там построили строения, которые напоминали концлагерь. У всех реакция была неоднозначная.
Я бы сказал, что детскую площадку не стоит строить так, но какую-то реконструкцию, возможно, и нужно создать. Поэтому бывают сложности, когда ребёнок узнаёт, что у истории революции есть несколько сторон. Или история про тот же Беслан.
Если ребёнок уже подросток, ему нужно проговаривать эти ситуации, говорить о том, что была мировая война, был Беслан, был геноцид. Объяснять детям, что в нашем обществе были такие темные пятна, что порой люди это делают.
И когда мы это говорим, то ребёнок понимает, что мир достаточно неоднозначный, что это не только мир потребления и удовольствия, что происходят определенные катаклизмы. И здесь мы формируем у ребёнка отношение, участие в этом мире, его жизненную позицию, то, как он будет к этому относиться.
Меня воспитывали на примере молодогвардейцев из книги Александра Фадеева «Молодая гвардия», и в сочинениях в восьмом классе был вопрос: «На кого ты хотел бы быть похож?», и я выбрал Тюленина и хотел быть похожим на него. А кто-то хотел быть похожим на Зою Космодемьянскую.
Ведь, когда рассказывается о каких-то героях, так или иначе ребёнок или подросток задаётся вопросом: а смог бы я так противостоять, или, наоборот – быть в отряде карателей? И здесь очень большое поле, чтобы разговаривать с ребёнком и воспитывать его, чтобы готовить его ко взрослой жизни.
Иногда мы считаем, что не о чем с детьми поговорить, а на самом деле тем очень и очень много.
Сейчас наши дети не обременены такой глубокой информацией, в основном это компьютерные игры, это Тик-Токи и так далее.
И детям, которые участвуют только в Тик-Токе, когда случится серьёзная ситуация, например, пожар в торговом центре, будет очень сложно выбраться.
– Подытоживая, спрошу: от какой правды жизни надо защищать детей, и как правильно это делать?
– Первое, чему мы должны научиться, это говорить ребёнку правду. Помните: «правду и ничего кроме правды!» – мы должны быть честными с нашими детьми. Второе: нужно учитывать возрастной ценз ребёнка и давать ему правдивую информацию, которую может переварить его детское сознание.
Понятно, что, например, в три года не стоит рассказывать о геноциде или говорить о том, какая была революция, и кто что сделал, кто такие белогвардейцы и так далее, не нужно загружать его этим.
В процессе взросления ребёнка нужно глубже и дальше знакомить с окружающим миром, и если происходят какие-то события в его жизни, то нужно объяснять.
Нужно проживать эти события вместе с ребёнком, нельзя ребёнка оставлять одного один на один с той правдой, которую он получил.
Когда мы говорим ребёнку о правде, о жёсткой правде, о неприятной правде – нужно это обсуждать с ним не с позиции испуга, страха, не чтобы как-то так ребёнка зашугать, чтобы он по этой улице никогда не ходил.
Если, например, кто-то погиб, его какой-то одноклассник – чего-то нанюхался и так далее, и мы это рассказали своему ребёнку, так его запугали, что он вообще на улицу боится выходить, то, конечно же, мы неправы.
Не переставайте любить своего ребёнка. Ведь вы же хотите его подготовить, а не сделать из него затворника и внутренне абсолютно испуганного человека, который боится вообще всего – например, трогать поручни или ручки двери, потому что там микробы, он может заразиться и умереть.
И вот тогда ребёнок, несмотря на сложные моменты жизни, будет счастливым, он будет любить и будет любимым. И, несмотря на все трагичные моменты, он сможет их преодолевать, идти дальше и наслаждаться жизнью, которая ему отведена.
Соб. инф.
Аудио-версия передачи на радио «Теос»
Комментировать