Предлагаем познакомиться со святоотеческими наставлениями святителя Иоанна Златоустого о том, что неправильный взгляд на воспитание детей бывает причиной величайшего зла.
Развращение детей часто происходит от безумной привязанности отцов к житейскому: обращая внимание только на это и ничего не считая выше этого, они поневоле уже не радят о детях с их душой.
О таких отцах скажу я, что они хуже даже детоубийц. Рассмотрим это подробно в слове. Можешь ли ты сказать, что сын твой или от тебя слышал, или сам узнал когда-нибудь, что клянущийся, хотя бы клялся и в правде, оскорбляет Бога? Так же, что злопамятствующему спастись невозможно? Ибо “путие, – говорится, – злопомнящих в смерть” (Притч. 12, 28). Или что злоречивого Бог подверг такому унижению, что даже воспретил ему читать слово Божие? Так же, что гордеца и досадителя Он низверг с неба и предал геенскому огню? Или что взирающего на жену нецеломудренным оком осудил, как действительного прелюбодея?
А убеждал ли ты когда-нибудь сына своего убегать этого, столь обыкновенного у всех, греха осуждения ближних, навлекающего на нас самое тяжкое наказание, и сделал ли ему известными заповеди Христовы об этом? Или и сам ты не знаешь, что есть такие заповеди? Как же сын может исполнить то, касательно чего не знает законов и отец, который должен бы научить его?
И, о если бы зло только и ограничивалось тем, что родители не давали бы детям никаких полезных советов, тогда зло не было бы так велико. Но вот вы, родители, побуждаете детей еще и к противному. В самом деле, когда отцы убеждают детей заниматься науками, то в их разговоре с детьми не услышишь ничего другого, кроме таких слов: такой-то, говорят, человек низкий и из низкого состояния, усовершившись в красноречии, получил весьма высокую должность, приобрел большое имение, взял богатую жену, построил великолепный дом, стал для всех страшен и знаменит. Другой говорит: такой-то, изучив латинский язык, блистает при дворе и всем распоряжается там. Иной опять указывает на другого, и все – только на славных на земле; а о прославившихся на Небесах никто не вспомнит и однажды; даже если другой и решится напомнить об них, его преследуют, как человека, который все расстраивает.
Итак вы, когда внушаете это детям с юных лет, учите их не другому чему, как основанию всех пороков, вселяя в них две самые истовые страсти – то есть сребролюбие и еще более порочную страсть – тщеславие. Каждая из них и порознь может низвратить все; а когда они обе вместе вторгнутся в нежную душу юноши, то подобно соединившимся бурным потокам губят все доброе и наносят столько терния, столько песку, столько сору, что делают душу бесплодною и неспособною ни к чему доброму. Свидетели мне в этом могут быть и внешние писатели: ибо ту и другую из этих страстей – не обе вместе, но каждую в отдельности – один назвал верхом, а другой – главою зол.
Но если сребролюбие, и само по себе, в отдельности, есть грех и глава зол, то, когда она соединится с другою, гораздо сильнейшею и жесточайшею страстью, т. е. со славолюбием, и вместе с нею вторгнется в душу юноши, укоренится в ней и овладеет ею – кто тогда уже в состоянии будет истребить эту болезнь, особенно когда и отцы и делают и говорят все не для того, чтобы ослабить эти злые растения, но чтобы еще более укрепить их?
Кто так неразумен, что не усумнится в спасении воспитываемого таким образом сына? Великое дело, если душа, получив и противоположное наставление, избегнет разврата; но, когда за все наградою считаются деньги, и в пример для соревнования представляются люди порочные, какая тогда надежда на спасение? Пристрастившиеся к деньгам обыкновенно бывают и завистливы, и злонравны, и склонны к клятвам, и вероломны, и дерзки, и злоречивы, и хищны, и бесстыдны, и наглы, и непризнательны, словом, во всех отношениях злы. Достоверный свидетель этого – блаженный Павел, который сказал, что сребролюбие есть корень всякого зла в жизни (1Тим.6:10). А прежде его, то же открыл Христос, возвещая, что порабощенный этой страсти не может служить Богу (Мф.6:24).
Итак, если юноша увлечен будет в это рабство с ранних лет, то когда же он будет в состоянии сделаться свободным? Как может возникнуть из волн, когда все толкают его, все погружают и ставят в неизбежную необходимость потонуть?
Ты думаешь, что сын твой легко может избегнуть диавольских сетей, будучи молод, живя среди Египта или лучше, среди воинства диавольского, не слыша между тем ни от кого ни одного полезного совета и видя, что все, а больше всех родители и воспитатели, ведут его к противному.
Как же мог бы он сделать то? При помощи ли твоих увещаний? Но ты наставляешь его противному и, не позволяя ему вспомнить о любомудрии даже и во сне, напротив, постоянно занимая его душу настоящею жизнью и выгодами ее, только еще более содействуешь ее потоплению.
Или сам собою? Совсем нет; юноша сам по себе не имеет довольно сил к совершению добродетели; а если и породит он что-либо доброе, то это доброе скоро, прежде, нежели возрастет, погибнет от сильного дождя слов твоих. Ибо как тело не может жить долго, когда питается не здоровой, но вредной пищей, так и душа, получая такие внушения, не может и помыслить о чем-либо добром и великом; нет, будучи так расстраиваема и расслабляема, постоянно измождаясь пороком, как какой-нибудь заразой, она, наконец неизбежно низвергнется в геенну и в тамошнюю погибель.
Ведь вы, как будто намеренно стараясь погубить детей, приказываете им делать только то, что делая, невозможно спастись. Вот, посмотри прежде всего. “Горе, – сказано, – смеющимся” (Лк. 6, 25); а вы подаете детям множество поводов к смеху. “Горе богатым” (ст. 24); а вы о том только и стараетесь, чтобы они разбогатели. “Горе, егда добре рекут вам вси человецы” (ст. 26); а вы часто тратите все свое имущество из-за славы людской. Опять поносящий брата своего “повинен есть геенне” (Мф. 5, 22); а вы считаете слабыми и трусливыми тех, кто молчаливо сносит обидные речи от других. Христос повелевает отвращаться брани и распри, а вы постоянно занимаете детей этими злыми делами. Он повелел во многих случаях вырывать око, если оно ведет ко злу; а вы тех-то особенно и делаете им друзьями, кто только может дать денег, хоть бы и научил крайнему разврату. Он не позволил оставлять жену, разве только за прелюбодеяние; а вы, когда можно получить деньги, приказываете пренебрегать и этой заповедью. Клятву Он запретил совершенно; а вы даже смеетесь, когда видите, что это запрещение соблюдается. “Любяй душу свою, – сказал Господь, – погубит ю” (Ин.12:25); а вы всячески вовлекаете их в эту любовь. “Аще не отпущаете, – говорит Он, – человеком согрешений их, ни Отец ваш Небесный отпустит вам” (Мф.6:15); а вы даже попрекаете детям, когда они не захотят мстить обидевшим, и стараетесь скорее привести их в состояние сделать это. Христос сказал, что любящие славу, постятся ли, молятся ли, подают ли милостыню, все это делают без пользы (Мф.6:1); а вы только и стараетесь о том, чтоб ваши дети получили ее.
И для чего перечислять все? Если уже и сказанные пороки, не только все вместе, но и каждый сам по себе, в состоянии приготовить тысячу геенн, а вы, собрав все их вместе и возложив на детей эту невыносимую ношу грехов, с нею посылаете их в огненную реку, то как же они могут спастись, неся столько пищи для огня?
И худо не это одно, что вы внушаете противное заповедям Христовым, но и то еще, что нечестие прикрываете благозвучными именами; называя постоянное пребывание на конских ристалищах и в театрах – светскостью; обладание богатством – свободою, славолюбие – великодушием, дерзость – откровенностью, расточительность – человеколюбием, несправедливость – мужеством.
Потом, как будто еще мало этого обмана, вы и добродетель называете противными именами: скромность – необразованностью, кротость – трусостью, справедливость – слабостью, смирение – раболепством, незлобие – бессилием.
Вы будто боитесь, как бы дети, услышав от других настоящее название этих добродетелей и пороков, не убежали от заразы. Ибо название пороков прямыми и настоящими их именами, немало способствует к отвращению от оных; напротив, еще так сильно поражает грешников, что часто многие, известные по самым бесчестным поступкам, не могут переносить равнодушно, когда их называют тем, что они на самом деле, но приходят в сильный гнев и раздражаются, как будто терпят самое ужасное зло.
Так, если бы кто бесчестную женщину и развратного юношу назвал по этому срамному пороку, тот сделался бы непримиримым врагом их, как будто бы нанес им величайшую обиду. И не только эти люди, но и сребролюбец, и пьяница, и гордец, и вообще все, сделавшие самые важные преступления, поражаются и оскорбляются не столько самым делом и мнением людским, сколько названием по своим делам.
А я знаю много и таких, которые этим способом были образумлены и, слыша поносные себе названия, сделались скромнее по жизни. Но вы отнимаете у детей и это пособие к исправлению. И, что еще хуже, внушаете им зло не только словами, но и делами: строите великолепные домы, покупаете дорогие поля, окружаете их и прочим блеском и всем этим, как бы густым каким облаком, омрачаете их душу.
Так чем же могу я убедиться, что им возможно спастись, когда вижу, что вы склоняете их к таким делам, за которые Христос определил неизбежную погибель; когда вижу, что вы об их душе, как о чем-то ненужном, небрежете, а о том, что действительно излишне, заботитесь, как о необходимом и важнейшем.
Вы все делаете, чтобы были у сына слуга, конь и самая лучшая одежда, а чтобы он сам был хорош, об этом и подумать не хотите; нет, простирая до такой степени заботливость о дереве и камнях, души не удостаиваете и малейшей части такого попечения. Все делаете, только бы на доме стояла чудная статуя и кровля была золотая; а чтобы драгоценнейшее изваяние – душа была золотая, об этом и помыслить не хотите.
Далее, когда мы хотим детей ознакомить с науками, не только отдаляем препятствующее учению, но и доставляем им все, что содействует этому – приставляем к ним воспитателей и учителей, издерживаем деньги, освобождаем их от всех других занятий и чаще, чем учители на олимпийских играх, кричим им о бедности от неученья и о богатстве от ученья, делаем и говорим все и сами, и чрез других, только бы довести их до окончания предлежащего им учения, однако ж и при всем этом часто не успеваем.
А скромность нравов и тщательность о честном поведении, по нашему мнению, придут сами собой и несмотря на столь многие к тому препятствия? Что может быть хуже этого неразумия – на самое легкое обращать столько внимания и забот, как будто бы иначе и нельзя успеть в этом; а о гораздо труднейшем думать, что оно как какая-нибудь пустая и ничтожная вещь придет к нам, хоть бы мы и спали? Ведь упражнение души в благочестивой жизни во столько раз труднее и тяжелее изучения наук, во сколько исполнять труднее, чем говорить, во сколько дела труднее слов.
Так что же? Разрушить нам, скажете, училища? Не об этом говорю, но о том, как бы нам не разрушить здание добродетели и не погубить живой души. Когда душа целомудренна, тогда не будет никакой потери от незнания красноречия, а когда она развращена, тогда от нее величайший вред, хотя бы язык был и весьма изощрен, и даже тем больше вреда, чем больше силы в слове. Ибо нечестие с искусством в слове производит гораздо более зла, чем необразованность.
Для успешного занятия словесностью нужна добрая нравственность; а добрая нравственность не нуждается в пособии словесности. Можно быть целомудренным и без этой учености, но никто никогда не успеет в науках без добрых нравов, когда будет все время проводить в пороках и распутстве. Что будет нам доброго от знания словесности, если у нас расстроено будет самое главное? И что худого от незнания оной, коль скоро у нас устроено самое важное?
Истинная мудрость и истинное образование есть не иное что, как страх Божий. И никто не думай, будто я предписываю, чтобы дети оставались невеждами; нет, пусть кто поручится мне на счет самого необходимого, т. е. благочестия, я не стану препятствовать детям изучать в совершенстве и искусство красноречия.
Как тогда, когда колеблются основания и весь дом и все здание находится в опасности упасть, было бы крайне бессмысленно и безумно бежать к штукатурщикам, а не к плотникам, так опять было бы делом неуместной притязательности не позволять окрашивать стены, когда они стоят твердо и крепко.
Будем, прежде всего, обучать детей благочестию и внушать им страх не тогда, когда они сделаются уже мужами, но наставлять и образовать их еще в детстве. И Павел приставляет к детям учителей добродетели с начала и с самого юного их возраста, чтобы преградить злу самый доступ к ним. Ибо не то самое лучшее учение, когда, наперед допустив греху овладеть, потом ищут средств изгнать его, но то, когда употребляют все усилия, чтобы сделать душу нашу недоступной для него.
Посему увещеваю не только позволять другим обучать благочестию, но и самим помогать детям спасать ладью и стараться, чтобы она плыла попутным ветром. Ибо если бы мы все усвоили себе такой образ мыслей и прежде всего, вели детей к добродетели, считая это главным делом, а все прочее – придаточным, то отсюда произошло бы столько благ, что, если бы я стал теперь перечислять их, меня почли бы хвастающим.
Если бы благочестие сделалось как бы законом и властью, если бы мы детей своих, прежде всего, наставляли быть друзьями Божиими и учили больше всех и прежде всех прочих наук духовным, то прекратились бы все скорби и настоящая жизнь освободилась бы от бесчисленных зол и что говорится о будущей жизни, именно, что “отбеже болезнь, и печаль, и воздыхание” (Ис. 35, 10), – этим мы наслаждались бы уже и здесь.
Ибо если бы не было в нас привязанности ни к деньгам, ни к пустой славе, если бы мы не боялись ни смерти, ни бедности, скорби считали бы не злом, но величайшим благом, не знали ни вражды, ни зависти, то не страдали бы ни от своих, ни от чужих горестей, но род человеческий уподоблялся бы самим Ангелам.
Будем же делать все, чтобы оставить детям богатство благочестия, которое пребывает постоянно, сопровождает нас и по смерти и может принести величайшую пользу не только здесь, но и там.
Богатство мирское не перейдет в вечность вместе с людьми, но еще и здесь погибает прежде их, а часто погубляет и своих владельцев; но богатство благочестия и здесь, и там и само пребудет постоянно, и стяжавших его сохранит в великой безопасности. Это действительно так: кто земное предпочитает духовному, тот лишится и того, и другого; а кто стремится к Небесному, тот наверное получит и земное. Это не мои слова, но самого Господа, Который обещает подать сии блага: “Ищите, – говорит Он, – Царствия Божия, и сия вся приложатся вам” (Мф.6:33). Что может сравниться с этой честью? Заботься, говорит, о духовном, а все прочее предоставь Мне. Как сердобольный отец принимает на себя все попечение о доме, управление слугами и всем прочим, а сыну советует заниматься только любомудрием, так точно поступает и Бог.
Будем же послушны, станем искать Царствия Божия, и тогда и детей увидим везде почтенными, и сами прославимся с ними; насладимся и настоящими благами, если только возлюбим будущие и Небесные. Постараемся сделаться отцами доблестных детей, создателями Христоносных храмов, попечителями Небесных подвижников, укрепляя их, направляя и делая все к их пользе, чтобы и самим нам получить одинаковые с ними венцы.
(Иже во святых отца нашего Иоанна, архиепископа Константина града, Златоустаго избранные творения. Собрание поучений в двух томах”, Троице-Сергиева лавра, 1993.)
Комментировать