То, что гневу в доме не место, понимают все, но что делать, если обстановка в семье накаляется и сдерживаться нет сил? Почему злиться – это нормально, и чем злость отличается от гнева? Как «выпустить пар» без вреда для окружающих и собственной души? Рассказывает психолог, многодетная мама Наталья Потеха.
Психолог – гостья передачи для родителей «Учимся растить любовью» православного телеканала «Союз». Бессменная ведущая и автор программы Марина Ланская выясняет, как избежать гнева в семье, ведь, не секрет, что гнев разрушительно действует на внутрисемейные отношения.
– Наталья, всегда ли гнев деструктивен, и что делать, если он все-таки возникает, как его гасить?
– Предлагаю сразу разделить понятия «гнев» и «злость». Что такое злость? Злость – это наша защитная реакция. Когда человек злится, он, как правило, что делает: он защищает свои собственные границы.
То есть это чувство, которое возникает внутри нас, которое говорит: что-то нарушило мои границы, что-то извне пришло и нарушает моё спокойное состояние. Или, например, мы можем сказать, что в случае, когда мы злимся, получается, что мы восстаём против чего-то. То есть это некая защитная реакция, которая была нам дана.
Злость – это не истинное чувство, как говорят, не чувство первого порядка, а это, скорее, «черный мешок», в котором скрываются другие чувства и потребности. Как мы учим детей и взрослых работать с собственной злостью?
Во-первых, важно понять, что – да, это такой импульс, который важно научиться в себе замечать: я начинаю злиться, или я сейчас злюсь. Что-то внутри меня поднимается. И в этот момент очень важно понять: а что это внутри?
Злость – это, как правило, такой «черный мешок», в котором лежат критические мысли по отношению к другим людям, и мы этого часто не замечаем. Это как ковер, который мы постелили в комнате.
Мы ходим, улыбаемся друг другу, все в порядке, снаружи чисто. Но там, под ковром, может быть много пыли – много критических мыслей, в которых мы себе сами не признаемся.
Но при этом мы можем со злостью внутри подколоть другого человека, что-то этакое ему сказать. Это всегда проявляется в нас. Эмоции других людей считываются на самом деле в каждом из нас, и когда мама злится, она может ничего не говорить, но ребенок всё понимает.
Когда мы говорим про гнев, то это некое проявление, направленное на других людей, либо на вещи, на предметы. Это когда мы изливаем ту самую злость, которая в нас появилась. И вот в чём вопрос: как научиться замечать злость и экологично с ней справляться, или как проявлять гнев по отношению к близким?
Вот, часто говорят, что надо научиться бить какой-нибудь предмет, бить подушку. Да, есть такой рецепт. Но это не позволяет ребенку по-настоящему справиться со злостью. Это только развивает его гневливость.
Ему дают подушку, он всё больше привыкает, что таким образом можно с этой злостью, с этим гневом справляться, выливает его, и это не делает его спокойнее. Это не помогает понять себя. И приводит только к тому, что ему нужно все больше и больше выливать злость. Он знает только этот способ, но не знает, что делать с собой.
Нет, бить тарелки, пинать что-нибудь – это, я считаю, не тот способ, который поможет нам справиться с гневом в семье.
– Но тогда какие способы работают? Потому что злость – вот та, которая «лежит под ковром», может накопиться в такое количество недовольства, что проявится в гневливой реакции.
Тогда она может быть неадекватной: когда человек, не высказывая свои претензии, вдруг неожиданно выливает всю силу своего гнева на рядом живущего с ним, и это всегда, конечно, очень плохо.
Так как научиться распознавать злость, как ее купировать, а главное – как этому научить детей?
– Для того чтобы научить этому детей, нужно научиться справляться с этим самой.
У меня есть школа для детей, где я помогаю им научиться справляться со своими эмоциями.
И это очень важный момент: когда мы начинаем говорить про злость, многие родители попадают в такую неловкую ситуацию, что ребенок-то вроде бы знает, что делать, а они – нет. Они не могут принять это.
Когда мы подавляем в себе злость очень долгое время, мы не можем принять ее в других людях. И когда ребенок начинает злиться (и даже пусть иногда он злится, это его защитная реакция), то, возможно, в нас это поднимает бурю гнева.
Он злится, а я сразу начинаю неадекватно этой ситуации проявлять свой гнев. Почему? Потому что, возможно, во мне в этот момент есть много злости, которую мне не разрешали проявлять в детстве, говорили, что злиться нельзя.
Есть же такая установка, что на старших злиться нельзя. Получается, что взрослый не может справиться с чувством собственного гнева, потому что когда-то ему запрещали злиться.
Недавно знакомая поделилась: «Наташа, муж мне сказал потрясающую вещь: когда мы с ним начали спорить, я стала говорить о своих чувствах и потребностях, что для меня важно. Он остановился, говорит: слушай, наконец-то ты мне сказала, что тебе не нравится! Потому что раньше во время наших ссор ты просто плакала».
– К сожалению, это достаточно распространенное явление: почему-то многие женщины считают, что мужчина обязан догадываться о том, что делается в их душе, но этого никогда не происходит.
Разумеется, я с Вами согласна, что злость надо как-то проявлять, чтобы она не дошла до гнева. И конечно, подавлять эмоции, которые уже возникли, невозможно, и изображать, что их нет, тоже неконструктивно. Значит, надо что-то с этим делать.
А вот что делать, кроме как бить подушку, в интернете больше ничего не советуют. Хотелось, чтобы Вы поделились практическими наработками.
– Советую вашей конкретной семье составить правила, как можно проявлять злость. Потому что в одной семье можно громко топать ногами, можно хлопнуть дверью, можно написать маме или папе письмо.
В другой семье это считается абсолютно недопустимо. Поэтому это очень важно: понять, как будет проявляться эта злость у вас дома, как это экологично сделать. И самое экологичное проявление злости, то, с чего стоит начать: не искать какие-то другие супер-методы – а просто научиться говорить: «я сейчас злюсь».
И заглядывать: а что лежит под этой злостью? Ведь, когда мы начинаем принимать, понимать, что лежит у нас под ковром, увидеть эти собственные мысли, потому что так часто мы не хотим этого видеть. Они есть, но мы не обращаем на них внимания, как будто все в порядке.
Когда мы начинаем видеть то, что лежит под ковром и замечать, что я про этого человека вот так думаю – на самом деле нехорошо думаю про этого человека – мы, сознавая эти критические мысли, можем пойти глубже и понять: а что там ещё скрывается, за этой злостью?
И иногда приходит понимание, что я сейчас злюсь, потому что боюсь. Мама может злиться на ребенка: он переходит пешеходный переход там, где этого нельзя делать. Несется машина, мама начинает злиться, мама может даже дернуть ребенка за руку, и никто её за это не осудит. Но это – злость, а что под ней скрывается? Она может в это время высказать ребенку несколько нелестных слов в его адрес.
Но что за этим скрывается? Скрывается страх. Потому что для мамы очень важна безопасность. Важно научиться понимать: есть вот эта злость, но что под ней скрывается, какие чувства на самом деле.
И, что важно: чувство – это то, что я чувствую, а то, что для меня важно – это потребность. И когда мы пытаемся помочь детям угадать, что ты злишься потому, что тебе очень хотелось бы, чтобы мы всё честно поделили, для тебя честность очень важна, ты боишься, что тебе не достанется то, что мы сейчас здесь делим?
И ребенок, как правило, говорит «да». То есть мы его понимаем. Но для того, чтобы научиться понимать его, нужно научиться понимать себя. Поэтому первая тренировка – это, конечно, про себя думать почаще: да, я сейчас разозлилась, а почему, что я сейчас на самом деле чувствую, что для меня важно?
Первое экологичное проявление злости – это сказать «я сейчас злюсь» и научить говорить это детей вместо того, что бегать за кем-то, пытаться ударить, портить предметы, пинать кошку. Важно научиться останавливаться, дышать и говорить: «я сейчас злюсь».
Ведь в тот момент, когда мы злимся, происходит выброс адреналина, и его нужно куда-то деть. Вот женщины что часто делают, когда злятся? Начинают хлопать чем-нибудь, идут мыть посуду, намывать полы. Это, с одной стороны, хорошо. То есть это то, что помогает нам справиться с адреналином, который у нас появился в крови.
Есть некая энергия, которой необходим экологичный выброс. С другой стороны, при этом важно проговорить и понять, что я чувствую, потому что иначе мы просто замораживаем и складываем вот эти все чувства, которые потом однажды прорвутся.
Один раз мне не понравилось, что дети что-то сделали – я пошла, помыла посуду. Второй раз мне не понравилось, что они не убирают за собой игрушки. Один раз, второй, третий, ходила-хлопала-мыла – бесполезно, потом все равно вырвется.
Также бывает непросто и детям: если постоянно не замечаем, что они злятся, или говорим «не злись, хватит рычать, хватит ругаться, хватит топать ногами, прекрати» – мы создаем ситуацию, где мы накручиваем гнев, и они однажды выплеснут то, что сейчас на себя накрутили.
Поэтому лучше экологично спросить: «ты сейчас злишься, тебя это очень злит – то, что так произошло?» – и идти этим путём, это гораздо более честный путь, чтобы у нас был мир в семье.
–Наталья, вот Вы привели пример, очень характерный, когда мама злится на ребенка, выбежавшего на дорогу. Мне кажется, что, если разбираться со многими случаями возникновения злости, то можно прийти к выводу, что часто за ними скрываются самые что ни на есть лучшие чувства.
Но ребенок этого не видит – а видит мамину злость, но если мама ему объяснит, что я злюсь, потому что за тебя беспокоюсь, – тут он уже видит ее любовь, с которой она просто не справилась, когда эта любовь переживала тяжелый период – период страха перед опасностью надвигающейся машины. Точно также можно, наверное, и подростку объяснять, когда мама ругает его за прогулы в школе. Можно же попытаться объяснить, что я просто беспокоюсь о твоём будущем. И, наверное, такие разговоры могут помочь примириться с теми конфликтами, которые возникают в семье.
– Верно, но есть еще один момент. Когда мы говорим, что я злюсь, потому что я беспокоюсь, «что ты…» – это может восприниматься в штыки. Лучше говорить: я злюсь, потому что я беспокоюсь, «что я…» То есть, что во мне происходит, какие мои потребности. Потому что если мы говорим ребенку, что я беспокоюсь, потому что ты…; я тревожусь, потому что ты…; мне страшно, потому что ты… – он это очень близко принимает, воспринимает на свой счет.
– Получается, что мы перекладываем на него ответственность. И это, конечно, груз, с которым ребенку не справиться. Он не может отвечать за мамино спокойное состояние, в конце концов.
– И за мамино счастье. Да, ребенок не может сделать маму счастливой. Очень часто дети, которые вот так, можно сказать, воспитываются, когда мама все время говорит «я, потому что ты…» – они думают, что я могу сделать свою маму счастливой, если я буду очень стараться, если я очень-очень-очень что-то буду делать, то моя мама будет счастлива.
Но на самом деле можно ли сделать другого человека счастливым?
Наверное, только сам человек может решить быть счастлив. Но сделать кого-то счастливым, даже если очень стараться, вряд ли удастся…
– Наверное, трудно представить себе такую семью, в которой не возникает такого состояния, которое приводит к гневливым реакциям. И что следует за этим? Конечно, бесконечное чувство вины – одно из самых разрушительных последствий, потому что оно не меняет человека изнутри, оно просто добавляет, так скажем, недовольство собой, и, как ни странно, другими тоже.
Так как же сделать так, чтобы нивелировать последствия возникшего гнева? То есть, когда уже домочадцы остыли, когда уже все поняли, что были неправы – стоит ли об этом пойти и честно сказать?
Несколько поколений назад мать, попросившая у ребенка прощения – это был нонсенс. Считалось, что это невозможно. Теперь совсем другое общество, мы совсем по-другому воспитываем детей. И вот попросить у ребенка прощения в принципе любая нормальная мать и любой нормальный отец могут.
Но это все-таки сложно, и все еще непонятно, в каких случаях это стоит делать. Мало того, родители, часто извиняясь перед своими детьми, все равно начинают с извинения, а закачивают «но это потому, что ты…» – и опять получается перекладывание ответственности.
Как же сделать так, чтобы выход из конфликтной ситуации, состояние после гнева, устранялось с правильными выводами?
– На самом деле вина – это тоже мешок, похожий на злость. Только мы можем сказать, что злость – это мешок, в котором у нас лежат какие-то критические мысли по отношению к другому человеку и ещё какие-то чувства и потребности.
Вина – это мешок, где у меня лежат какие-то критические мысли по отношению к себе и тоже какие-то чувства и потребности. Чтобы запомнить, можно представить образ, например, нож: злость направлена на другого человека, критические мысли о нём; а вина – на себя.
Здесь очень важно научиться, прежде чем идти просить прощения, прежде чем что-то делать, заглянуть в себя и посмотреть, что скрывается за этим чувством вины. Заметить эти мысли по отношению к себе: что я еще чувствую, что еще для меня важно. Почему? Потому что родители совершают, кроме тех ошибок, которые Вы перечислили, еще одну: родитель начинает постоянно просить прощения.
Мама шлепнула ребенка, потом ее стало мучить чувство вины. Она идет и просит прощения: «Сереженька, прости меня, пожалуйста, я не хотела!» И Серёжа как бы прощает мать.
Получается, мама маленькая, она жертва, а Серёжа разрешает ей так с собой обращаться. То есть он дает матери разрешение, прощает ее. То есть он получается тут большой и старший. Что-то неправильно в этом случае, в таком поведении.
Поэтому важно и то, как мы это делаем. Попросить прощения можно по-разному. И вот эта позиция, когда я чувствую себя очень виноватой, и я иду к своему ребенку, по сути, за прощением, за разрешением, чтобы мне стало легче – это неправильно.
Я считаю, что сначала мы должны понять себя. Мы идём к ребенку не для того, чтобы нам стало легче, а для того, чтобы «починить» отношения. И я считаю, что вот именно это и отличает: когда мы просим прощения и на самом деле миримся, или когда мы просим прощения, потому что мне очень плохо? Этого, я считаю, не должно быть.
Ребенок не должен становиться донором, инструментом для того, чтобы у нас всё было в порядке.
Вообще-то принцип хороший, если что-то случилось, говорить – да, мы, родители, тоже совершаем ошибки. И это добрый пример, когда родитель идет и показывает ребенку, как эти ошибки исправлять. Хорошо подойти и сказать: «Сережа, у нас вот такая ситуация произошла».
И говорить про свои чувства и потребности: «Я сейчас, конечно, очень разочарована, что я так поступила, да, мне неловко, да, я не хочу так поступать, для меня важна наша с тобой дружба, наши теплые отношения, я сейчас ощущаю, что из-за этой ситуации мы стали дальше друг от друга.
А как тебе это, Серёжа, что у нас такое случилось?» И это разговор. И даже если ребенок ничего не ответит, то это уже был шаг навстречу и пример для Серёжи, как поступать. Потому что, если Сережа потом совершит что-то, что ему не понравилось, он может либо бегать и выпрашивать у кого-то прощение. Либо подойти и на равных поговорить. Я считаю, что это гораздо лучше.
– Все это прекрасно, когда мы говорим о взрослых людях. И конечно, Вы правы, что начинать нужно с себя, и такая рефлексия взрослого человека – это очень правильно. Но как объяснить маленькому ребенку – ведь злость возникает в самом раннем возрасте?
Дети ещё в песочнице, и хотя их принято называть «маленькими ангелами», на самом деле очень любят лупить друг друга лопаткой, отнимать друг у друга формочки, и так далее.
То есть, собственно говоря, это нормальная реакция: это моё, я буду это защищать, не трогай, иначе ударю! Видимо, это происходит на каком-то поверхностном уровне, но обязательно происходит у всех. Что происходит на душевной глубине с ребенком, мы, взрослые, не знаем.
Как догадаться, какие причины побуждают ребенка поступать зло, и как сделать так, чтобы это перешло в нормальное поведение? Потому что у некоторых детей это проходит, а некоторые, к сожалению, остаются злыми по натуре.
– Здесь многое зависит от темперамента человека – ведь, если мы говорим про старшее поколение, то мы можем проследить, что, например, отец очень быстро выходил из себя, дед быстро выходил из себя, и мальчик маленький – он не знает, как справиться с той бурей, которая у него внутри.
И здесь очень важно учить этому и опять же проговаривать: да, ты сейчас злишься; да, твою пирамидку сломали. И показать, как стоит поступать, как стоит делать. Научить их другому поведению, – это базовое, – чтобы они понимали себя.
Мы не сможем никуда сдвинуться, если мы не научим ребенка понимать, что с ним происходит, потому что наши чувства – это некая сигнальная система, которая нам говорит о том, что с нами происходит.
Когда мы радуемся, когда нам очень хорошо – значит, да, всё в порядке, мы идём туда, куда нужно. Когда мы начинаем испытывать какие-то негативные чувства, то это само по себе сигнал – да, мне сейчас чего-то не хватает! И злость – это реакция на нарушение границ.
И, действительно, какие-то дети кажутся абсолютно спокойными и непробиваемыми. А есть дети, которые очень быстро заводятся, и это зависит не только от наследственности, но ещё от того, как прошли роды, например, как протекала беременность.
Довольно часто психолог отправляет ребенка к специалистам, чтобы проверили, есть ли что-то, что может влиять на его нервную систему.
Поэтому здесь, конечно, и про чувства говорим, но и говорим про то, как можно дружить, как дружить, как делиться, как поступать. И своим примером показываем, учим, подсказываем. Потому что для детей важно понимание, как жить в этом мире. Они не знают правил.
Они пришли, они видят, как поступает мама, как поступает папа, они видят, как ведут себя другие дети в песочнице, другие дети в семье. И поэтому важно научить, важно рассказать, какие правила в этом мире.
Они даже сами делают запрос. Они хотят, чтобы их научили. И злость ребенка, и вот эта агрессия меньше, когда у него больше понимания, что можно делать, а что нельзя, какие правила в семье, в социуме, в школе.
– И, тем не менее, самый простой способ, к которому прибегают родители, как только наблюдают своё дитя вот в той самой песочнице, эта мысль родительская заключена в одном посыле: злость – это плохо.
Но, получается, что ребенок, который в детстве очень хочет нравиться родителям (это он в подростковом возрасте может захотеть поступать так, чтобы родителям не нравиться, и то непонятно, что за этим кроется), хочет одобрения мамы и папы.
И если ему будут говорить, что злость – это плохо, он, наверное, в силу возраста будет пытаться учиться её в себе подавлять.Но, получается, это неверно. С другой стороны, злость – это действительно плохо, это негативное чувство.
Как ребенку на его простом детском языке объяснить, что делать с возникшей злостью? Именно с чувством, не с его последствиями? Ну, да, разрушили пирамидку – ничего, мы сейчас построим новую, обидчика позовем с собой играть, и дети забудут всё через пять минут. Но с возникшим чувством – что делать?
– Есть интересное наблюдение: как только мы называем чувства своими именами, проявляем эмпатию к ребенку, эти чувства ослабевают. То есть когда мы говорим: ты сейчас злишься, тебе не нравится, что твою пирамидку сломали – и он чувствует, что его поняли – то ему становится легче, и он гораздо быстрее пойдет на контакт.
Есть такое правило, оно называется «эмпатия до коррекции», то есть связь до коррекции. Прежде чем сказать ребенку, как делать по-другому, нужно посочувствовать ему, проявить эмпатию.
Сочувствие и эмпатия – это немножко разные вещи. Когда мы говорим про эмпатию, мы пытаемся дотянуться от сердца к сердцу, понять, что на самом деле происходит с этим человеком. Это не значит, что мы согласны.
Например, если мы смотрим, как какой-то ребенок лопаткой ломает замок другого в песочнице, то мы проявляем эмпатию и говорим: «Ты сейчас злишься, Серёжа, тебе не нравится, что взяли твою формочку» – это не значит «Ну, хорошо, Серёжа, ладно, ломай дальше, всё в порядке».
Эмпатия не означает согласие. Но это означает, что он понял себя, он понял, что он услышан, и он теперь с большей вероятностью прислушается к тому, что ему сейчас скажут взрослые.
Второй шаг – это когда ребенок учится, когда становится старше, проявлять самоэмпатию, и в таком случае он сам может себе помогать.
– Наталья, хотелось бы подвести итог беседе. Вот что я для себя вынесла. Что родитель обязательно должен называть все возникающие чувства злости – независимо от того, у ребенка они возникли или у него, он должен озвучивать то, что злость возникла, я её признаю, я её не отрицаю.
Если злость возникла у ребенка, мы точно также ее принимаем. Мы показываем, что мы знаем, что такое злость, потому что мы иногда тоже переживаем злость. Мне кажется, это близко к сочувствию: когда мы демонстрируем ребенку, что и мы тоже так себя ведем.
Может быть, не ломаем чужие пирамидки, но по-другому проявляем свою злость. Ну, а потом должны быть поданные нами конструктивные варианты выхода из этого состояния: что же тогда делать с гневом – или до гнева тогда не дойдет?
То есть, если мы злость признаём как существующее чувство, с которым нужно работать, то гнев – это то, чего нужно избегать, правильно я понимаю?
– Абсолютно верно. Гнев – это неконструктивное проявление нашей злости. Через него мы разрушительно влияем на других людей, на вещи. И, конечно, это не способ справиться с собственными чувствами. Поэтому, если мы научимся справляться со злостью, то до гнева не дойдет…
Соб. инф.
Комментировать