Array ( )
Рассказ бывшего пятидесятника <br><span class=bg_bpub_book_author>Иван</span>

Рассказ бывшего пятидесятника
Иван

– Здравствуйте, в эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас гостях Иван, студент Московского Политехнического университета. Но прежде чем мы перейдем к каким-то более значимым событиям на Вашем духовном пути, не могли бы Вы рассказать о предыстории: о том, были ли Вы с детства верующим ребенком, жили в воцерковленной семье или нет, чтобы было понятно, с чего началось, какой был бэкграунд Ваш.

– Я родился на Севере, моя семья была невоцерковленной, родители были крещеные, но, естественно, о жизни в церкви не могло быть и речи. Меня крестили в шесть месяцев, и в два года мы переехали с Севера, в 90-е годы там начались у отца проблема с работой, и, в принципе, ничего особо не изменилось. Уже после крещения второй раз я попал в храм в три с половиной года, мама меня решила привести на причастие (сама она не причащалась, естественно). Там произошел такой небольшой казус: народу было очень много, я очень капризничал, и когда батюшка стал меня причащать, мне показалось, что это изюм – а я ужасно не любил изюм, поэтому я выплюнул частичку (прости, Господи!) прямо в бороду ему, и диакон очень сильно отругал маму. Она меня быстренько забрала, мы выбежали оттуда, и три года больше ни ногой, никто из нашей семьи в храме не появлялся.

– Здесь стоит некоторую такую паузу сделать и дать такое разъяснение. C одной стороны, очень хорошо, что в последнее время уже утвердилась традиция приносить детей на причастие, и многие даже невоцерковлённые семьи стараются регулярно приносить на причастие. И это хорошо, конечно, для детей мы хотим самого лучшего, и это хорошо, это правильно. Но, с другой стороны, дети очень чувствуют настрой родителей, чувствуют, насколько сами родители живут этим, насколько они сами причащаются или не причащаются. Я уже двадцать лет в алтаре нахожусь, сначала алтарником был, тоже стоял с платом, то есть видел регулярно, как кто причащается, как кто ведет себя. Такие проблемы или происшествия, которое Вы описали они случаются с детьми прежде всего неверующих, нецерковных родителей. Это не вина детей, это вина, конечно, родителей, которые даже и объясняют ребенку неправильно. Бывает, подносят ребенка, он начинает плакать, капризничать. Нельзя сказать, чтобы у верующих детей дети никогда не капризничали – всякое может случиться. Но того, что Вы описали, у верующих детей за двадцать лет я никогда не видел и не слышал – чтобы у церковных людей, которые сами причащаются, которые правильно объясняют ребенку, что это такое, что это святыня, что это Господь, что мы принимаем частицу Господа в себя – чтобы такое было. Здесь в Вашем случае тоже не была Ваша вина, это было следствие этой неинформированности, что Вам не объясняли. Нередко я слышал, что подносят ребенка, ребенок начинает бояться, ребенок начинает плакать, ему объясняют бабушка, дедушка, мама – папа редко, но бывает, – и говорят, что вот это сладенькое, покушай, конфетку тебе даст батюшка, компотика тебе дадут… Это просто кощунственные вещи, и ребёнок только заходится еще больше. Я точно не знаю о причинах, почему так происходит, но реакция ребенка именно такова, он не успокаивается. Я не слышал ни одного ребенка, который бы после этого успокоился. Но при этом я хорошо помню: я тогда был дьяконом и служил на Болгарском подворье. Там владыка Игнатий, когда он выходил причащать, я так же стоял с платом, когда подносили визжащего ребенка упирающегося, он спрашивал у родителей, как его имя и потом спрашивал: «Саша, это Тело и Кровь Господа – ты будешь причащаться?» Не могу сказать, что в ста процентах случаев, но в девяти из десяти таких абсолютно кричащих визжащих детей внезапно успокаивались и спокойно принимали Причастие, я сам был этому свидетель. Я бы хотел воспользоваться этим печальным событием из Вашего детства для того, чтобы объяснить кому-то из наших зрителей, кто этого не понимает, эту простую истину. Иногда даже воцерковленные люди как-то подходят от ума. Один мой друг мне говорил: «Я не знаю, что делать: подношу дочку свою (она была, конечно, маленькая) к Причастию, она начинает плакать, кричать, неадекватно себя вести, не знаю, что делать». Я ему говорю: «А ты ей говори, что это Тело и Кровь Христа» – «Так она же маленькая, она не поймет!» Я говорю: «Дух ее поймет, не надо недооценивать дух детей, да, по разуму дети, конечно, не знают о мире столько, сколько знают взрослые, но по духу дети, конечно, чувствуют. Попробуй, скажи». Он мне потом говорит: «Действительно, как только я начал ей это говорить, она стала совершенно спокойно причащаться». Прошу прощения, что сделал такое отступление, но мне кажется, что это важный комментарий к тому, что произошло. И еще второй небольшой комментарий: что люди невоцерковленные, которые приходят в церковь и сталкиваются с тем, что им делают замечания, начинают обижаться – как, я предполагаю, случилось и с Вашими родственниками; может быть, и Вы как-то это запомнили, как что-то негативное, но на самом деле эта ситуация была во многом спровоцирована ими. Давайте продолжим. Что было после этого?

– Спаси Господи. Потом, перед тем, как я пошёл в школу, мама решила меня еще раз привести; в этот раз она принесла меня прямо к причастию – может, чтобы я не успел сделать еще что-то, и вот тогда уже все получилось, я принял Тело и Кровь Христовы. Естественно, эти походы не были регулярными, то есть это что-то вроде народного обычая, чтобы он хорошо учился, сделай то-то и то-то. Потом у меня бабушка крестилась в шестьдесят лет, в таком возрасте, и я уже потом только с ней ходил. Но она делала это по каким-то большим праздникам. Когда ей захочется, она говорит: «Ванечка, пойдем в церковь!» Естественно, все это заканчивалось проставлением свечек, рассматриванием, что есть вокруг. Я помню единственный момент: мне было, наверное, лет двенадцать, мы пришли к концу службы, и тогда я услышал проповедь. Батюшка говорил такую длинную проповедь достаточно, с полчаса, но мне не хотелось выходить. До этого мне было скучно, я не понимал, что происходит в храме, но когда я услышал проповедь, я поймал себя на мысли, что если я буду приходить и слышать вот это, то я хочу ходить в церковь, ради этого я хочу ходить. А ради того, что было до этого, на церковнославянском, естественно, я тогда не понимал – нет, это не для меня, то есть на такой мысли я себя поймал. Если продолжать дальше историю, то, естественно, у меня не было никакого воцерковления серьезного. Единственно, что я всегда каким-то нутром чувствовал, что не может быть такого, что нет Бога, что мы вообще как-то просто непонятно зачем родились. Я чувствовал, что человек для чего-то создан, есть какая-то миссия. Когда я представлял, что я умру и дальше ничего не будет – у меня просто такое возмущение души возникало, что этого быть просто не может. Я тянулся, тянулся к этому, и Бог нашел такую дорожку – непрямую, но тем не менее. Когда я был в девятом классе – это было перед Рождеством, в одном из торговых центров нашего города, а город у нас маленький, сто тысяч человек, – там играли африканцы (естественно, очень необычно, интересно, занимательно), они пели песни про Рождество на таком очень ломаном русском языке; я остановился. Со мной была мама, вот это продолжалось минут пятнадцать, и от них излучалась необыкновенная доброта, радушие, и они сказали, что сейчас у них недалеко в помещении будет рождественская постановка, и они всех приглашают с собой пойти. Я как человек очень любящий все новое, вообще все авантюры, естественно, пошел со своими родителями. Там показывали такой спектакль-зарисовку про пороки, показывали его молодые ребята, поэтому от этого было вдвойне интересней, я всем этим загорелся. После спектакля было чаепитие, я поговорил с ними. Они сказали, что они любят Христа, любят Бога, что они собираются в таком-то месте каждое воскресенье, читают Библию, прославляют Бога. Вся эта молодежная атмосфера меня затянула, и я сказал: «Да, я приду к вам». Я туда пришел, в то время ещё не подозревал, что это, что они протестанты, что они пятидесятники – для меня это было совершенно неважно. Я знал, что они любят Библию, мне хотелось побольше об этом узнать. То есть я понимал: люди любят Бога – значит, здорово, мне сюда, мне здесь объяснят, что надо делать в церкви; я ничего не понимаю, а вот здесь такие же как я, значит мне сюда и надо. Собрания были каждое воскресенье. Сначала нам раздавали тексты, под гитару исполнялись песни, все это очень радушно, добро и занимательно на фоне того, что ты видишь вокруг себя. Когда ты приходишь туда, вся эта атмосфера доброты, что тебя все любят, все тебя ждут, никто тебе ничего плохого не говорит, все желают только добра – она очень подкупает этим, конечно. Еще стоит сказать такой факт, что пастор, который к нам приезжал, был не местный, он приезжал за сто километров от нашего города из области. И половина всех людей, которые там были – это были люди из Украины, они приезжают сюда специально для миссии, они недалеко, рядом с границей живут; специально приезжали молодые ребята, им снимали квартиру, и они вели миссию, они называют это евангелизацией на улицах, обо всем этом рассказывают. Местных там было от силы пятьдесят процентов: это были и бабушки, и мужчины, – то есть были всякие люди; и, конечно, люди менялись, то есть каждый месяц кто-то обязательно уходил, кто-то приходил.

– У Вас там завязалась какая-то дружба, знакомства?

– Да, у меня завязалось знакомство с молодыми ребятами, мне было интересно узнать о ситуации на Украине, как они там. Они очень об этом так феерично рассказывали, что небольшие церкви собираются стадионами, молятся, у них там исцеления, чудеса сплошные. Приезжали пасторы из Украины специально, которые с нами разговаривали. Я в то время пришел в храм. Мне приснился такой очень страшный сон, и я лежал, как проснулся, минут тридцать просто головой в подушку, не вставал, потому что было очень страшно. Когда я пришёл в церковь, хотел это батюшке рассказать. Он мне сказал: «Не надо о делах бесовских рассказывать, чаще причащайся и исповедуйся». Тогда я этого не понял, но взял молитвослов и начал каждый день молиться, я выбрал молитву, которая мне понравилась – Оптинских старцев, и начал молиться просто каждым утром и вечером. Когда я сказал об этом пастору, он сказал: «Да, это очень хорошо, что ты делаешь это, но тебе надо молиться своими словами, ты же хочешь напрямую с Богом разговаривать, а не то что кто-то тебе написал, поэтому ты молись». Еще, наверно, стоит сказать, что почему-то во всех этих беседах происходило какое-то тепло на сердце, какой-то такой отклик, как будто тебе говорят то, что нужно, вот здесь истина, вот здесь есть что-то такое, как-то вся эта атмосфера она подкупала очень сильно. Когда прошло полгода с тех пор, как я стал к ним ходить, они начали говорить о сознательном крещении втором, в таком сознательном возрасте. Как раз в это время ко мне приехал мой племянник, ему было на тот момент одиннадцать лет. Я ходил на эти встречи, ему стало интересно, я ему рассказал, и мы пошли с ним. Он очень заинтересовался, к моему удивлению, и он решил креститься со мной. Моя мама стала меня отговаривать: «Ты уже крестился, зачем тебе второй раз?» Я высказал свои сомнения по этому поводу и мне предложили: «Ты приходи на встречу, тебе все объяснят, а ты сам решишь, пойдешь или не пойдешь». Мы взяли с ним полотенца, потому что крещение предполагалось в озере, пришли. Я послушал человека, он привел место из Писания, где говорится о крещении, все в этом ключе. Я единственный ему задал вопрос, почему он не ходит церковь. И пастор объяснил, что когда он туда пришел, там все люди такие грустные, все в черном, один негатив, и поэтому мы в церковь не ходим – то есть они открыто не говорили, что они пятидесятники, что они протестанты, я вообще об этом не подозревал, мне было главное, что эти люди знают Христа – как мне казалось, хорошо, и к Нему ведут. В этот же день мы пошли на озеро, нас крестили, сделали нам памятные фотографии, вставили в рамочку, и мы довольные пошли домой. Когда я сказал об этом маме, она сказала: «Слушай, так нельзя – ходить в два места; ты уже определись!» Потому что я ходил и к протестантам, и в храм захаживал уже все чаще. В один из дней я пошел в храм, нашел батюшку и начал у него спрашивать: «Батюшка, объясните вот так и так вот!» Попался очень добрый батюшка, он мне все объяснил, сказал: надо кое-какие молитвы над тобой совершить, потому что ты совершил такой грех тяжкий.

– Вы это с доверием приняли? Не было внутреннего протеста, какого-то спора с тем, что он говорил, что Вы, оказывается, не туда зашли?

– Знает, батюшка попался очень мягкий, прямо Господь послал, и я ему полностью доверился, у меня вообще какое-то доверие было к Церкви, несмотря на то, что я ничего там не понимал. Я понимал, что все, что он мне скажет, мне почему-то казалось, что знает больше, чем я, я ему доверился и сказал: «Да, хорошо». Он сказал: «Приходи завтра». Когда пришел на следующий день, его не было, я встретил другого батюшку, и он в этот же день не стал надо мной ничего совершать, он так вот резко со мной поговорил: «Вдруг ты встретишь еще какого-то доброго человека, тебя опять куда-нибудь унесет. Иди, подумай три дня, выучи Символ Веры и, если решишься, приходи». Я пытался выучить Символ Веры, у меня даже вроде бы это получилось. Через три дня я приехал, и когда я начал рассказывать, я все забыл. Я исповедовался прилюдно, при прислужницах храма. Надо мной совершили молитвы, и произошел такой маленький перелом в моей судьбе. Я также продолжал ходить к протестантам, но как бы все реже. Начал больше узнавать, купил «Закон Божий». Я говорю: «Дайте мне что-нибудь почитать, чтобы я разобрался». Мне сказали: «Вот бери эту большую толстую книгу». Я начал читать, потихонечку вникать. Тогда же у меня появилось такое молитвенное правило, там были самые главные молитвы, их было десять штук. Я решил, что молитвенное правило было очень коротким, поэтому я сказал: буду читать по три раза, раз Бог Троица – надо по три. В какой-то момент я уже понял, что я хочу именно остаться в Церкви. Я позвонил пастору, сказал, что надо с ним встретиться, долгое время у нас не получалось, но потом Бог Сам привел. Мы с ним сели, я ему все объяснил, и он не стал меня уговаривать остаться.

– Как он в целом воспринял это?

– Он сказал: «Бог один, если тебе там хорошо – оставайся; если что-то – сможешь вернуться; если ты в поисках – пожалуйста, поищи». Он не тянул меня клешнями обратно, не говорил, что мне там будет плохо. Он абсолютно адекватно принял эту новость, и на этом мы с ним разошлись, и уже потихонечку началось мое воцерковление. Естественно, мое воцерковление не было таким простым. Я в то время был в отношениях, всегда считал, что у меня должен быть один человек. И такая серьезная первая влюбленность, я уже грезил о свадьбе, обо всех делах, и тут начал узнавать про Церковь, и мне хотелось о ней поделиться. Я начал делиться этим с девушкой, и все это ей было очень совсем неблизко и чуждо, и у нас отношения стали очень сильно натягиваться. У нас летом планировался отпуск большой, мы должны были уехать одни на море. Господь Своим провидением подарил мне болезнь под названием диабет – у меня диабет первого типа. Я долго не мог понять, что со мной происходит. Когда приехал домой, уже надо было брать билеты, я пошел провериться, мне сказали: друг, мы тебя не отпустим никуда, нельзя ехать! Мама меня, естественно, сразу отговорила, хотя я рвался, и девушка говорит: «Мы тебя вылечим, мы будем за тобой следить». В общем, я никуда не поехал, и этот момент тоже стал переломным, у меня на многое стали открываться глаза, как пелена с глаз спала, и я начал по-другому смотреть на ситуацию. Господь показал мне, допустим, эту девушку с другой стороны, то есть вот именно друг познается в беде, вот как она повела себя в этой ситуации, я стал видеть. До этого она была для меня идеалом, а вот в этой ситуации – нельзя сказать, что она меня совсем не поддержала, но когда мы с ней созванивались, она все время пыталась сказать, что ей плохо; у меня было такое чувство вины перед ней, что вот так случилось, что я не поехал. Я даже пытался себе строить, что я вылечусь за неделю, что у меня ошибочный диагноз, и все в таком роде. В общем, после этого случая, примерно через полгода, мы расстались, отношения наши закончились, я увидел ее с другой стороны совсем. Вот эти обстоятельства мне дали почву для размышления – сесть и подумать как-то спокойно над тем, что произошло. Если говорить про заболевание, то через года полтора я начал открывать некие духовные параллели, когда стал уже причащаться и исповедоваться; это заболевание как самоконтроль, это как такое трезвение в духовной жизни, то есть если ты начинаешь отклоняться из одной системы, если ты не следишь, пускаешься на самотек, если ты с какой-то периодичностью не выполняешь строго определенных действия, как бы тебе хотелось или не хотелось, то у тебя начинаются проблемы сразу же. Если ты не исповедуешься и не причащаешься регулярно, то у тебя нет никакой духовной жизни. Так же и в этой болезни: если ты за собой перестаешь следить, что-то у тебя выпадает, у тебя сразу начинается проблемы, и эти параллели мне в каком-то смысле помогли, я стал благодарить Бога еще больше. Я не считал, что мне это какое-то наказание, не роптал на Бога за это – просто я не мог целостно понять, зачем мне это, для чего; а вот уже спустя полгода начало потихонечку открываться, и я вот так от души поблагодарил Бога и сказал: значит, это нужно было мне, вот такой у меня путь, это мне должно помогать, то есть и за здоровьем следить…

– …чтобы это помогло приобрести те качества, которые и в духовной жизни необходимы. Вы являетесь учащимся вуза – вуза нерелигиозного. Нередко в студенческой среде на людей воцерковленных смотрят с каким-то опасением, с непониманием. Не доводилось ли Вам с этим сталкиваться, или Вам посчастливилось оказаться в группе с православными студентами?

– Мне, конечно, посчастливилось, но там не сплошь православные студенты. Там есть один человек, у него отец заведует издательством, которое выпускает книги, духовную литературу. Остальные люди, скорее всего, просто мало меня знают. Они знают, что я в православном движении в каком-то состою, то есть какой-то активностью занимаюсь, но сильно с этим незнакомы. У меня есть друзья из Башкирии, они с уважением относятся к моей вере и интересуются постоянно; я им что-то рассказываю, они чем-то со мной делятся, то есть у нас такой взаимный интерес, нет каких-то там притязаний, каких-то споров, каких-то пререканий, то есть отношения в принципе хорошие, это мне никак не мешает. Может быть, мне стоило как-то об этом больше говорить, о вере. Меня спрашивают: «А чем ты занимаешься?» И я так немножко конфужусь, долго-долго подвожу к тому, чем я занимаюсь, в итоге у людей как-то пропадает интерес, переходит беседа на что-то другое, то есть нет прямоты такой, как бы это отец Даниил рассказал, я как-то всегда сбоку подхожу к этому.

– Вы упомянули отца Даниила Сысоева – он как-то повлиял на Вашу духовную жизнь?

– Я очень люблю проповеди отца Даниила, и я скажу, что да, но не было какого-то такого глобального влияния, я бы не сказал, что с его проповеди началось мое воцерковление. Но та прямота в его проповедях, конечно, очень многое сыграла. Первую книжку, которую я купил – «Инструкция для бессмертных», она такая коротенькая, тогда меня, конечно, очень удивило то, что в ней было написано, то есть его прямота и эта решительность, что нужно вот жить церковной жизнью. Несмотря на то, что я немножко узнавал, входил, естественно, но что-то в своей жизни я менять не очень хотел, то есть от каких-то привычек стал избавляться, но все равно в корне такой какой-то перемены не было. А вот он, наверно, как-то сподвигнул, сказал, что нужно идти, нужно какие-то решительные действия совершать, чтобы что-то начало меняться. Это также первая книга, которую я дал своей маме, и которая ее тоже удивила. Она даже сказала, что расстроилась, потому что отец Даниил писал очень прямо, что смерть – это хорошее разрешение нашей жизни, и мы, естественно, все, если люди не воцерковлённые, все боимся этого. Это была еще и первая книга, которую я дал почитать и своим родным, я им давал читать потом другие книги. Моя мама начала воцерковляться после меня, сейчас она поет на клиросе в церковном хоре, и мне уже даже кажется, что она знает больше меня. Я временами как-то охладеваю, а она с таким очень большим жаром входит в церковную жизнь, все у меня спрашивает, всем интересуется, подсказывает мне, подбадривает. Если раньше я ее как-то подбадривал, что-то объяснял, теперь это делает она.

– Слава Богу. Это на самом деле тоже очень важно, потому что это, может быть, даже и единственный, или один из немногих способов для того, чтобы уже взрослому человеку со своими родителями найти язык общения на очень глубокие темы. Все, конечно, общаются со своими родными, но нередко люди сами жалуются на то, что общение это ограничивается какими-то обыденными такими темами, не доходит до глубины. Именно вот эта совместная любовь к Богу, совместная духовная жизнь позволяет, действительно, проникнуться глубоким пониманием и интересом друг к другу, и, может быть, даже заново открыть для себя близкого человека. Я благодарю Вас за Ваш рассказ, и напоминаю нашим зрителям о том, что вы можете присылать ваши вопросы, замечания, пожелания на наш электронный адрес. Помощи Божией вам, храни вас Господь.

 Ведущий – иерей Георгий Максимов

Гость – Иван Балаев, студент

Видео-источник: Телеканал СПАС

Комментировать