Алексей Михайлов для «Азбуки веры»
Мне давняя приятельница, прочитав статьи рубрики Мой путь к Богу, написала мне: тебе надо поговорить с Алексеем Михайловым. Он учёный, врач, занимается патологической анатомией почек и диагностикой пересаженных органов. (Assistant Professor, Department of Pathology, Wake Forest Baptist Medical Center, Winston-Salem, North Carolina). Его приглашают на симпозиумы во все страны, он помогал больным в Африке, Центральной Америке…Ещё он чтец в храме, хороший чтец!
Алексей любезно согласился поговорить, несмотря на свою занятость. Разговор получился не только интересный, но и честный.
– Мы собираем истории разных людей об их пути к Богу. Путь учёного, врача для многих был бы интересным…
– «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что ты Христос, Сын Бога Живаго». ( Ин. 6:68)
На самом деле, нам действительно некуда идти.
Я благодарен Богу, что мне был показан путь, что я понял, что наука, медицина, достижения в карьере – это всё хорошо, но есть главный путь – к вере, Богу. Мой путь был долгим. Я крестился в 34 года.
– Расскажите, пожалуйста, о своей семье.
– Я родился в семье учёных, моя мама – биохимик, отец – врач. Наверное, родители свои какие-то планы, идеи, которые им не удались, надежды, которые не оправдались, возлагали на меня. Вырос я, не сказал бы, что окончательно испорченным, но у меня была уверенность: необычная судьба мне предназначена, я отличаюсь от всех других, меня что-то ждёт особенное, и прочее. Может, такая ситуация и распространена, но в моём случае подобное мнение достигало высокой степени. Внешне не отличался от других, но была убеждённость, что есть что-то такое, чего нет у других.
Моё первое образование медицинское: окончил Ленинградский педиатрический медицинский институт, потом занялся фундаментальной наукой – клеточной биологией и микроскопией живых клеток и тканей.
– Ваше детство и юность приходились на советские времена, родители учёные, наверное, о Боге никто дома не говорил?
– Я был атеистом, но не убеждённым, просто от нас в те годы, то есть до перестройки, требовалось, чтобы мы говорили о себе, как о материалистах, атеистах. Вот мы так и говорили. Другое дело моя бабушка – она была убеждённая атеистка, даже Библию порвала.
Когда началась перестройка, середина 80-х годов, я, как и многие мои современники, стал искать истину, искать духовность. К кришнаитам пошёл. От них получил первое представление, что Бога описать невозможно. Любое описание, любое прилагательное ограничивает это понятия, а Бог неограничен.
Потом приехал в США. Причём в Новый свет привело гипертрофированное представление о своей значимости, я считал себя большим учёным. Тем, кто хочет повторить мой опыт, я имею в виду переезд в другую страну, хочу предостеречь. Хотя у меня сложилось всё удачно, но проблема в том, что мои родственники, которые остались в Петербурге, потеряли многое из-за моего шага. В частности, у сестры довольно сложная жизнь, чувствую свою вину за это. Я не со зла это сделал, искренне был уверен, что лучше помогу своим близким, если все силы, внимание уделю науке, уеду работать за границу, и через это родственники приобретут что-то. Подобное мышление ни к чему хорошему не приводит, и часто бывает так, что близкие страдают ни за что, вернее, за наш эгоизм.
Итак, я оказался в Нью-Йорке. Колумбийский университет взял меня, сначала я работал на складе и вечером ставил эксперименты, потом с Божией помощью меня взяли в аспирантуру. В лаборатории была хорошая обстановка. Это был 1991 год, время, когда люди относились друг к другу тепло, доброжелательно, чувствовалась открытость. К тому же у нас руководитель был очень хороший и внимательный человек, почти все из нас, сотрудников лаборатории плодотворно и успешно работали. Мне повезло: две моих статьи попали в журнал Science! Для многих учёных напечататься в таком авторитетном источнике предел мечтаний. Я на этой волне обнаглел. Решил, что уровень Колумбийского университета мне уже недостаточен: нужно переехать в Гарвард.
– В США духовные поиски продолжались?
– Как раз в это время я познакомился с обществом теософии, увлекался этим, но не зацепило. Потом кто-то мне сказал, что есть в центре Нью-Йорка Свято-Николаевский собор. Смешно вспоминать, как перед службой я катался на роликовых коньках в Центральном парке, а потом в 18 часов появлялся на вечерней. Замечаний за полуспортивный вид никто не делал, относились все хорошо. Через какое-то время я сам стал по-другому относиться и к внешнему виду, и к самой службе: надевал костюм, галстук.
– Вы крестились в Нью-Йорке?
– Да, это было там. Я поздно крестился – в 34 года. Сегодня в храме сотни людей. Это немало, учитывая, что это в США. А тогда, в 1994 году, было человек 10. Помню, как Владыке Павлу (Пономарёву), помогал печатать тексты на компьютере. (Вл. Павел – с 2013 года Патриарший экзарх всея Беларуси, с августа 2020 года митрополит Екатеринодарский и Кубанский – прим. авт.)
Стал прислуживать в алтаре. Казалось бы, крещение, постепенное воцерковление, прислуживание в алтаре – всё это должно привести к христианскому смирению. Но, к сожалению, привело к противоположному явлению: в силу своей предыдущей истории – успехами в биологии, а также предубеждённостью, что мне уготована особая роль в науке, вёл себя нехорошо с членами своей семьи и со своими коллегами. Пусть это делалось несознательно, но всё равно это недопустимо. Жалко, что это имело место. Надеюсь, что люди простили меня.
Моё стремление особо отметиться в науке в 1998 году привело в Гарвард. Гарвардский университет – это не только престижное, почти сказочное место, это фабрика, которая перемалывает людей. Когда человек самостоятельно приступает к работе, то выясняется, что он из себя ничего не представляет. И много людей ломается там. Я попал в одну из лабораторий, и стоп. Я работал как заведённый, но все мои замечательные старания превращались ни во что, как будто и не работал. Технически – исследования шли, я старался, к делу серьёзно относился, а результат – ничего.
Гарвард быстро расставил всё по местам. Несколько лет было неудачных. А я уже возомнил до этого, что любой проект, за который возьмусь, будет золотым, то есть принесёт большой доход. Но это не так.
– Что-то произошло в Вашей жизни?
– Автомобильная авария. Это то, что положило конец иллюзиям. Я боялся подобного рода расходов, переживал, что копейки получаю, и, если возникнут траты на ремонт, медицинские услуги и так далее, не потяну. Ехал через штат Вермонт зимой, был снегопад, скользко, машину развернуло, и в нее врезался другой автомобиль сзади. В результате иллюзия о том, что со мной ничего не случится, развеялась. Вот так за несколько минут, даже секунд выяснилось, что я смертен, как и все остальные. За этим следуют физические болезни. У меня была мигрень. Унаследовал её от бабушки, но проявилось с такой жуткой силой после аварии. Мигрень – такая болезнь, которая смиряет сильно. Не спорю, что любой недуг смиряет, но поясню, почему выделяю конкретно мигрень. Не потому, что она меня накрыла, а по другой причине. Пациент проходит обследование, ему делают компьютерную томографию и т.д. – всё нормально. А симптомы напоминают опухоль мозга-нарушение зрения и речи, головная боль. Особенная неприятность в моём случае что никаких предвестников, подсказывающих сигналов, что будет приступ и вдруг за доли секунд оказываешься, как будто в другом времени, как будто в другом пространстве. Нарушается память, координация, ощущение «ваты» в голове. Непредсказуемо, поэтому и случиться это может в любой момент и где угодно. У меня довольно часто такое происходило после докладов и во время дискуссий. Представляете? Успешный, интересный доклад, потом идут вопросы, когда нужно себя показать, проявить, и в этот ответственный момент происходит сдвиг: ничего не можешь сказать, сделать. Мигрень, особенно атипичная, не очень хорошо изучена, да и диагноз часто поставить сложно. Сколько я просил врачей о помощи, но ничего. И ведь никому не скажешь…
Не зря Господь показывает: когда мы думаем, что можем управлять собой, а порой думаем, что и другим – это миф. На своём примере знаю, как за несколько секунд, ни того ни с сего из импозантного, умного, образованного человека, учёного со своими идеями, планами, превращаешься почти в беспомощное существо!
– К сожалению, случается так, что человек крестился и поставил на этом точку. Крещение – только начало пути. Как у Вас воцерковление происходило?
– Мне трудно сказать, когда произошёл процесс изменения взглядов. Наверное, после 40 лет. Я с ужасом смотрю сейчас на то, каким я был, но мне кажется, благодаря этим событиям – аварии, мигрени, я превратился в нормального человека. Не буду говорить, что превратился в настоящего христианина, хотя надеюсь, что это так, всё равно надо работать над собой. Процесс этот превращения длился лет 5-6.
Он совпал с моим решением уйти из науки и вернуться в медицину. Мне Господь дал большую поддержку в этом. Я познакомился с отцом Дмитрием Константиновым в Массачусетсе. Удивительный человек, закончил полиграфический институт в Петербурге, лейтенант, дошёл до границы с Германией и попал в плен к немцам. Многое пережил, был в концлагере, собирал паству в Аргентине.
Он всегда говорил, что ему 90 лет, но на момент нашего знакомства ему было 96-97.
Почему я говорю о помощи Господа, потому что произошло знакомство с известным и интересным священником чудесным образом. Когда я только приехал из Нью-Йорка в Массачусетс, то отправился в храм в Бостоне на службу. Заодно собирался передать пакет от священника из Свято-Николаевского собора батюшке в Бостоне. Встречает меня молодой священник, и я ему с радостью рассказываю о себе, о Нью-Йорке, о знакомых… А он быстро прерывает меня: «Ну, что там у вас, давайте сюда!»
И всё, ушёл, разговор закончился, не начавшись. Я туда больше не приходил. Не хочу показаться обидчивым, ранимым, но на такой приём не рассчитывал. Какое-то время никуда не ходил, хотя желание было, уже без службы, чтения, помощи в алтаре трудно было представить себе жизнь.
Работал я тогда в Кейп-коде, в 100 км от Бостона, в большой биологической лаборатории. И вот 31 декабря захотелось пойти в церковь. Я созвонился с отцом Дмитрием, нашёл его номер в телефонной книжке, он сразу откликнулся: «Конечно, приезжайте, но меня очень сложно найти!»
– По дороге что-то случилось?
– У меня была старая машина, выехал вечером, у заправки смотрю: белый дым пошёл, полетела где-то у двигателя прокладка. Я налил воду в радиатор, какое-то время эта хитрость выручала, но, как и предупреждал отец Дмитрий, найти никак не мог его дом. А тут ещё и машина остановилась, лампочка загорелась, оповещая перегрев. Все-двигатель сгорел, что делать непонятно… Но оказалось, что моя техника заглохла не просто так и нигде попало, это произошло …у крыльца дома отца Дмитрия. Встретили меня с радостью. Познакомился там с Зариной Щегловой, которая пишет иконы. С тех пор 2-3 года я к ним приезжал по воскресеньям и часто по субботам. Общение было с батюшкой интересным. Иногда словами высказать невозможно, это совместным присутствием выражалось, это больше чем слова. Я набрал многому научился у него. Это глубоко верующий человек, настоящий христианин и настоящий священник. У меня уже был опыт чтения, начинал читать в Свято-Николаевском соборе в Нью-Йорке.
Его жена была парализована почти 20 лет. С благословения митрополита отец Дмитрий получил разрешение открыть у себя часовню в подвале, где он проводил службы. Там была удивительная обстановка, сам один отец Дмитрий чего стоил, я там даже пытался петь, правда, не очень удавалось. Мы и с моей женой по-настоящему увидели друг друга у него. Он умер через 4 года, я присутствовал при этом. Мы все были в больнице, батюшка был без сознания, но дышал. В обеденное время все пошли перекусить, а я остался и читал Псалтирь.
– Прихожане в Северной Каролине, с которыми я общалась, всегда подчёркивали, что Вы чтец, очень хороший чтец.
– Мне повезло, что я читал во многих храмах в Восточной части штатов, уже лет двадцать пять. Сейчас мы с женой живем в Северной Каролине. Она у меня человек очень чёткий, положенные молитвы в положенное время, попробуй что-то нарушить! Это очень помогает.
Я пытался петь в церковном хоре. Я считаю, что у меня небольшой дефект дикции, всегда был комплекс по этому поводу. А когда читаешь в Церкви, это совсем другое – среднее между речью и пением.
Увидел с удивлением, что люди принимают моё чтение тепло, передают благодарность за чтение. Чётких канонов чтения в Церкви нет, в уставе написано, что это должно быть чинно, ничего не должно быть отвлекающего от молитвы, как например, резких или слишком выразительных восклицаний. Бывает, когда на икону посмотришь, и видишь то, чего ещё не видел, икона открывает момент, который сам бы по себе никогда не увидел. Например, сцена из Евангелия, но выражение лица кого-то из участников открывает что-то такое… человеческая реакция современников Христа на удивительные евангельские события, которая вдруг делает их для нас совершенно реальными и происходящими «прямо сейчас». Так же и с чтением, может проявиться такой аспект молитвы, о котором человек никогда не думал. Я просто старался читать, чтобы было всем понятно. Сначала идёт большая работа – сравниваю славянский текст с русским, чтобы понимать все как можно точнее, иногда помогают другие языки. У чтеца очень большая власть над словом, его инструменты – небольшие вариации громкости, паузы и ударения, чтобы выделить смысл. Очень интересно взаимоотношение между «личным» и «безличным» или «надличным «в церковном чтении. Безусловно личного должен быть минимум, но полностью исключить свои эмоции невозможно, отношение чтеца к читаемому тексту меняется день ото дня, да и чтец постепенно духовно растет год от года по мере чтения и воспринимает текст уже по-другому. По моему опыту, мало кому нравится «абстрактное», «машинное» чтение, но вот одному приходу больше нравится «теплое», немного эмоциональное чтение, другому – отстраненное. Но окончательное решение конечно за священником.
С Божией помощью и под руководством священников я прошёл удивительный путь от отвратительного эгоиста до нормального человека. Когда мы живём для себя, то живём как животные или автоматы, стараемся засунуть в себя больший кусок или отобрать у других. А смысл, на самом деле, в том, чтобы отдавать другим. Удивительно, что мне Господь дал пройти путь от пустого места, от гонки за успехом в науке, карьере до чтения в Церкви.
Господь дал мне такую возможность – читать в Церкви, я читаю утренние часы перед службой, Деяния Апостолов. У нас приход маленький, и помощь нужна самая разная. Моя жена готовила для прихода пока не пришла пандемия. Наверное, самое лучше, что я в жизни сделал – это чтение. Считаю большой честью, что Бог дал возможность своим чтением помочь Церкви. К сожалению, мы живем в 70 милях от Храма, и дежурства иногда не позволяют быть на Литургии. Но в какой-то момент надо будет уступить эту роль подрастающему поколению, когда оно будет готово к этому.
– Но Вы всё равно остаётесь учёным?
– На 90% занимаюсь практической деятельностью, работаю врачом, а остальное – исследовательская работа.
Интерес к науке не угасает, но после воцерковления совершенно другой подход – нет болезненности, истеричности. Такого нет больше: «Ой, что я буду делать, если я не смогу это написать или эксперимент не получится?» Сейчас спокойное отношение: «Не возьмут статью в этот научный журнал, значит, возьмут в другой».
Александра Грипас
Комментировать