В ноябре 1987 года у меня намечался отпуск, который я планировала провести дома, но неожиданно на работе мне предложили «горящую» турпутевку в Киев на 10 дней (после Чернобыльской катастрофы, в апреле 1986 года, поток туристов, желающих посетить Украину, резко сократился). Вылетать нужно было через два дня. Муж Саша поездку одобрил и остался дома с моей дочкой от первого брака, Наташей, шести лет. У меня это был второй брак, а у мужа первый, но общих детей у нас не было. Хотя о ребенке мы мечтали уже около года, но малыш почему-то не спешил в наш дом…
Киев удивил меня своей красотой, казалось, все дышало стариной и историей, и люди были приветливые и добродушные. Группу поселили в гостинице, там я познакомилась с девушкой Ольгой, и все мероприятия мы с ней посещали вместе. Однажды Оля предложила мне съездить с ней в храм ‒ ее бабушка была верующей и просила заказать молебны. В Бога я никогда не верила, хотя в младенчестве мама меня тайно крестила. Как большинство детей, родившихся в советский период, я была пионеркой, потом комсомолкой, и к вере относилась с юмором. Церковь не посещала, а религию воспринимала как историческое прошлое нашей страны. Итак, мы с Ольгой отправились во Владимирский собор.
Храм поражал своим масштабом и великолепием, казалось, несколько церквей объединились в одну, такой он был огромный и величественный! Когда мы вошли, Оля сказала: «Давай помолимся!» Но для меня это было невозможно! У меня просто рука не поднималась, да и внутри все протестовало! Я ответила: «Молись, конечно, а я не могу, нужно уж кому-то одному служить, черту или Богу!» Сошлись на том, что каждая займется своим делом, а через полчаса мы встретимся в определенном месте. Оля ушла по своим делам, а я стала осматривать храм. Почти сразу мое внимание привлекли негромко беседующие мужчина и женщина. Мужчина лет сорока особенно ничем не выделялся, а женщина, его ровесница, была просто красавица, в великолепной шляпе с вуалью и дорогом пальто, явно не из простых и бедных. Я встала рядом и прислушалась. Разговор шел о вере:
‒ Зачем же вы пришли в храм, если не верите?
‒ Я пришел сюда как в музей, и вера не имеет к этому никакого отношения! Это культура моей страны, да и когда еще судьба занесет меня в Киев?
‒ Хорошо! Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят! Если уж вы здесь, то хотя бы мысленно скажите: «Господи! Прости меня, грешного! Спаси и сохрани!»
‒ Грешного?! Да вы смеетесь, что ли? У меня и грехов-то никаких нет, я всю жизнь работал, когда грешить-то?! Да и от чего Он меня спасти может?!
Я полностью была на стороне мужчины, но меня поразило то, что женщина верит!!! Такая красивая, умная, состоятельная ‒ и вдруг верит!!! В моем понимании верить могли только древние старушки или не очень умные люди. В свои 27 лет я была очень упрямой, а убедить меня в чем-то было весьма затруднительно и практически невозможно; во всем я должна была удостовериться и разобраться только сама!
Потом я решила: ну, а что, собственно, случится, если я подумаю: «Господи! Прости меня, грешную!» Я посмотрела на огромное изображение Спасителя и мысленно произнесла: «Господи! Прости меня, грешную! И пошли нам с Сашей, пожалуйста, ребенка!» Креститься я не могла и свечей не покупала, но после этих слов мне стало так плохо! Силы покинули меня, я готова была опуститься на пол и заплакать! Я не могла идти и, казалось, что сейчас упаду и потеряю сознание! В этот момент ко мне подошла Ольга и, увидев мое состояние, почти волоком вытащила меня из церкви и усадила на ближайшую скамейку. Не знаю, сколько мы просидели, но в гостиницу я еле-еле пришла, сил не было совсем, я сразу уснула и на следующий день чувствовала себя хорошо, как всегда.
Вскоре я вернулась домой, и почти сразу наступила такая желанная беременность! Наша маленькая семья была на седьмом небе от счастья! Наконец, в октябре1988 года на свет Божий появился мальчик, которого мы назвали Павлом. Три месяца промелькнули как один день, а потом малыш начал болеть, его мучила страшная аллергия, гидроцефальный синдром, внутричерепное давление и другие недуги. На щечках, ножках и ягодичках у Павлика практически не было кожи, все мокло и превращалось в страшные раны, от врачей мы не выходили, но лучше не становилось. Ребенок практически не спал, его мучили зуд и головные боли, кроме того, из-за диатеза его головка часто покрывалась фурункулами. Душа рвалась на части, но помочь сыну мы не могли ничем, что бы мы ни делали, все оставалось по-прежнему.
В июне 1989 года, когда сыночку было около восьми месяцев, ему стало совсем плохо: поднялась высокая температура, которая ничем не сбивалась. 20 июня нас положили в больницу (ДГБ № 13 г. Екатеринбурга). Дней через пять малышу стало легче, и я вздохнула с облегчением. Но, видимо, Павлик заразился в больнице, и внезапно к вечеру ему стало очень плохо. Дежурная врач делала, что могла, но малышу становилось все хуже, температура поднялась до 41 и не сбивалась. Ребенок ни на что не реагировал, началось обезвоживание организма, малыш стал значительно меньше в размерах, и на личико опустилась темная туча, которая, казалось, вытягивала из его крохотного тела последние силы.
Зашла медсестра и сказала мягко: «Не плачь, ты молодая, еще родишь, если что, сама ведь видишь, какой у тебя парень тяжелый, да и не один он у тебя, дочка дома ждет!» А мне хотелось кричать: «Уйдите все, оставьте меня в покое! Мне нужен только этот ребенок! Я за жизнь борюсь, а вы за смерть, что ли?!» Но у меня не хватало сил не то что на крик ‒ говорить было трудно. Перегородки между палатами в больнице были стеклянными, и мамочки деток, находящихся в других боксах, со страхом наблюдали за всем происходящим, а женщина, лежавшая с нами в одной палате, так испугалась, что забрала свою девочку под расписку и ушла из больницы.
Вечером нас пришли навестить муж и дочка. На улице стояла жара, и окно в палату было открыто. Саша взял Наталью на руки, она заглянула в комнату, посмотрела на малыша и спросила: «Мама, а где наш Павлик?!» Братика она не узнала, так он изменился за одну ночь. Муж все понял без слов и молча стоял у окна, мы с ним почти не разговаривали, каждый из нас боялся, что вместо слов прорвутся рыдания.
Состояние ребенка становилось все хуже, я не ела, не спала, а только сидела возле кроватки и не сводила глаз с моего мальчика. Мне казалось, что если только я усну хоть на мгновение или отведу взгляд от его личика, он сразу умрет! Я смотрела на сыночка и вдруг взмолилась всем своим существом:
Господи! Если Ты только есть, помоги мне, спаси моего ребенка! Я всегда буду верить в Тебя и сына крещу, только оставь мне его, Господи! Прости мои грехи, глупость, безверие, помоги мне, Господи! Я готова отдать полжизни, только сохрани моего мальчика, Господи!!!
Вдруг я ощутила, как в палате что-то изменилось, словно сам Господь Бог явился ко мне. Он заполнил Собой все пространство и напряженно думал, как поступить! Я с ужасом поняла, что недостойна Его милости, и если малыша не станет, то я это заслужила всей своей жизнью, в которой умудрилась нарушить все заповеди Божии. Казалось, я превратилась в маленькую точку, а рядом присутствует Судья честный и справедливый, который находится везде и сразу одновременно и знает все и сразу не только обо мне, но, вообще, знает все и обо всем!
Не знаю, сколько прошло времени ‒ может, всего одно мгновение ‒ но мне казалось, что суд Божий длился очень долго. Я не смела пошевелиться и ждала ЕГО решения. Вдруг я заметила на личике сына просветление, словно солнечный луч осветил моего мальчика, только свет шел изнутри, как будто душа его встрепенулась и ожила, хотя в палате стоял полумрак, и я поняла, что Господь дал мне шанс! Он поверил в меня, и малыш, мой Павлик, будет жить! Потрясение было так велико, что я не могла пить, есть и спать три дня. С этой секунды я стала верующей, ведь САМ ГОСПОДЬ был рядом со мной!
Через три недели, 19 июля, нас выписали. Наша доктор сказала на прощание: «Вы не расстраивайтесь, что Павлик перестал сидеть и стоять на ножках, не сравнивайте его ни с кем, не каждый перенесет такое!» А я была просто счастлива ‒ пусть не сидит, не стоит, пусть много потерял в весе, но он жив! А главное ‒ я ЗНАЮ, БОГ ЕСТЬ!!! Когда мы вернулись домой, я сразу надела крестик, а вскоре окрестила дочку и сына.
К своей первой исповеди я шла еще долгих 18 лет. В 2005 году я взмолилась, стала просить Господа послать мне священника! И в течение двух ближайших недель три человека сказали мне про отца Сергия Ермолаева. Я ни у кого ничего не спрашивала, разговоры о вере и Церкви не заводила, как-то само собой все получилось!
Так в августе 2005 года я пришла в православный храм во имя святых целителей Космы и Дамиана при ОКБ №1 (г. Екатеринбург, ул. Волгоградская, 185). Интересно то, что я всегда избегала больничных храмов и по своей воле никогда бы туда не пришла, хотя это была ближайшая церковь к моему дому. В сентябре 2005 отец Сергий крестил мою младшую внучку Марию. А я иногда приходила на службу минут на 20 (на большее меня не хватало, да и непонятно все было) и смотрела на нашего батюшку. Так прошло два года.
Наш отец Сергий не просто проповедует, он старается жить по вере. Вот только подойти к нему было страшно, страшно было ошибиться в очередной раз. Уже решилась на исповедь, пришла, а он в отпуске! Ждала его, как никого и никогда! Первая исповедь была потрясением! Батюшка был рад, что я пришла к Богу, хотя он меня не знал и не помнил, так как я никогда к нему не подходила и не обращалась.
На моей первой Божественной Литургии, перед Причащением, мне было плохо! Кружилась и болела голова, меня тошнило, крутило живот, я вся взмокла, почти всю Литургию просидела на скамейке. А потом целый год я разговаривала с батюшкой. Вернее, он просто меня слушал ‒ не нажимал, не давил, не требовал каких-то подвигов, ‒ просто дал мне возможность встать рядом. Так, благодаря вере и терпению дорогого батюшки, отца Сергия Ермолаева, я стала постоянной прихожанкой храма во имя святых целителей Космы и Дамиана при ОКБ №1.
Слава Богу за все!
Мулыкина Ирина, прихожанка храма во имя святых целителей Космы и Дамиана при ОКБ №1
Источник: журнал «Православный вестник» №6 (95-96) / 16 июля 2010
Комментировать