игумен Авраам (Рейдман)
Евангельские поучения. Часть II

Подготовительные Недели к Великому посту

Неделя о мытаре и фарисее

(Лк., 89 зач., XVIII, 10-14)

Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.

Покаяние — высшая добродетель

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, в канун Великого поста, читается знаменитая, если можно так выразиться, евангельская притча о мытаре и фарисее, которая внутренне подготавливает православных христиан к вступлению на поприще покаяния. Смысл ее вкратце можно выразить в нескольких словах: покаяние выше всех добродетелей.

Господь Иисус Христос сказал: «Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь» (ст. 10). Так начинается сегодняшнее евангельское чтение, но мы вернемся на один стих назад, для того чтобы понять, зачем эта притча говорилась, к кому она была обращена. «Сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу» (Лк.18:9). «К некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны», — то есть к тем людям, которые думают, что они лучше других и потому имеют право уничижать людей, кажущихся им худшими и грешными. Если мы обратимся к самим себе, то увидим, что мы все так о себе думаем, считаем себя праведными. Когда мы сравниваем себя с лучшими нас, то находим возможность оправдать себя: либо нас плохо воспитали и потому мы не виноваты, либо мы жили в такое тяжелое время, когда религия была запрещена. Мы отыскиваем какую-нибудь более или менее основательную причину и оправдываем себя. Когда же мы сравниваем себя с худшими нас, то не находим этим людям никакого оправдания и осуждаем их смело, не рассуждая, без всякой оговорки. Потому ко всякому из нас относится притча о мытаре и фарисее. Всякий из нас имеет в себе фарисея и в какой-то степени является им, то есть праведником, думающим о себе, что он имеет право уничижать других, потому что он лучше их.

«Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь». Ветхозаветный храм представлял собой прямоугольное здание, внутри разделенное завесой на две части: Святое и Святая Святых. Обыкновенные верующие, те, кого мы сейчас называем мирянами, не могли туда входить никогда, ни при каких обстоятельствах. Перед храмом было несколько площадей, где люди стояли и молились под открытым небом. Они словно созерцали творение Божие, видели Божие величие, окружающее их. В особенности небо было открыто их глазам: со всех сторон храм окружали стены, и только небо было отверсто. И все окружающее как бы говорило: обрати свой взор в небо, забудь о всем земном — Бог есть Творец всего, Он невидим, не имеет образа, не подобен никакому сотворенному существу (как это представлялось язычникам). Смотри в небо, которое не имеет никакого конкретного вида и образа, устреми к нему свой мысленный взор.

«Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (ст. 11-12). Из последующего евангельского повествования можно сделать вывод, что фарисей молился, именно устремив свой взор к небу, может быть, дерзновенно воздев руки, и, как ему казалось, искренне благодарил Бога. Как будто бы не себе, но Богу он приписывал все присущи! ему добродетели. «Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди». Но в этих слов есть презрение и осуждение. Он считает себя лучше других людей. Он считает, что он не грабитель, не обидчик, не прелюбодей, и дерзает даже себя сравнивать с рядом стоящим человеком, о котором он ничего не знает, кроме рода его занятий. Этот человек -мытарь, сборщик податей, и потому уже, раз занимается таким делом, как будто не может не согрешать. Но на самом деле, если бы фарисей был действительно внимательным, рассудительным, духовно опытным, он бы не посмел сказать о себе: «Я не грабитель и не прелюбодей».

Даже некоторые из древних языческих мудрецов понимали, что грех состоит не только в делах, но и в мыслях. Один завистник стал поносить в глаза знаменитого древ негреческого философа Сократа. Он приписывал ему всякие страшные грехи, вплоть до деторастления. Находившиеся при этом ученики Сократа и его почитатели хоте, избить клеветника. Но Сократ запретил им, сказав: «Не нужно, дети, этого делать, потому что я внутренне точно таков». Мудрейшие из язычников понимали, что грех проявляется не только в делах, но и в мыслях. Если я не граблю на деле, то разве нет во мне зависти к чужому богатству, к чужому благополучию? Пусть я не обидчик и не смею, может быть, человека внешне оскорбить или причинить ему зло (возможно, потому/ что просто боюсь отмщения или наказания со стороны закона), но разве внутренне я не гневаюсь на многих и многих людей? И разве не обидел бы никого, если бы не боялся? Да, я не прелюбодей, потому что знаю какие-то границы, удерживаю себя в рамках и храню свое тело в чистоте. Но храню ли я в чистоте свои ум и душу? Нет, они оскверняются многочисленными отвратительными, мерзкими помыслами, о которых стыдно даже вспомнить, а не то что рассказать кому-то другому, даже и на исповеди.

Итак, фарисей этот, если бы был внимательным, понял бы, что не имеет права говорить так о себе. Благодарить еще не за что, если ты только на деле удерживаешься от страшных смертных грехов, а сердце твое нечисто. Нечистота фарисея выражается и обнаруживается через гордость, через презрение мытаря, о котором он ничего не знает, но уже дерзает сравнивать себя с ним и считать себя лучшим его. И это не перед людьми, а перед самим Богом. Значит, в глубине души фарисей самым искренним образом считает, что он лучше многих людей, в том числе лучше рядом стоящего неизвестного ему человека.

«Мытарь же, стоя вдали (то есть не приближаясь близко к Святилищу, но став где-то в углу того двора, где молились верующие. — Игум. А.), не смел даже поднять глаз на небо» (ст. 13). Он считал себя недостойным взирать на прекрасное голубое небо, за которым как бы скрывалось Царство Божие. Недаром Спаситель сравнивает Царство Духа с небом, называя его Царствием Небесным. И вот мытарь не смел поднять глаза на видимое небо, являющееся символом неба духовного, Небесного Царствия, но, «ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику!» (ст. 13) Он не перечисляет никаких своих добрых дел, никаких добродетелей, но видит в себе только один грех. Это не значит, что нужно обязательно быть грешником, чтобы смиряться. Но внимательный человек видит в себе тьму грехов, сливающихся в одну сплошную греховность. Созерцание своей греховности заслоняет пред ним его добродетели и добрые дела, которые всякий человек делает. Нет человека, который был бы совершено зол и ничего доброго не делал бы. Мы любим хотя бы своих родных, проявляем доброе чувство хотя бы к домашним животным. Но созерцающий свою греховность не видит этого в себе. Он, подобно апостолу Павлу, «забывая заднее, простирается вперед» (см. Фил.3:13). Он забывает о том, что уже сделал доброго, и видит в себе только одни недостатки, прегрешения, ошибки и стремится вновь и вновь их исправлять. Человек, пребывающий в постоянной борьбе с собой, в постоянном покаянии (что одно и то же, покаяние — это не только плач о грехах, но и борьба с грехом), действительно не может подумать о себе ничего доброго.

Фарисей искренне перед Богом считал себя добродетельным: в молитве человек наиболее искренне проявляет свои чувства, ибо его никто, кроме Бога, не видит и не слышит. Так же и мытарь преискреннейшим образом называл себя грешником. Замечательно говорит преподобный Исаак Сирин: «Начало человеческого спасения состоит в том, чтобы человек искренне считал себя грешником». Не думайте, что это просто. Одно дело — в уме своем осознавать эту вполне очевидную вещь, другое дело — почувствовать это всем сердцем так, чтобы это стало нашим внутренним чувством, которое естественно и легко выражалось бы в молитве. Мы говорим многочисленные слова покаянных молитв, мы повторяем иногда и слова мытаря: «Боже, милостив буди мне грешнику». Но думаем о себе, как фарисеи: «Благодарю тебя, Господи, что я не таков, как прочие человецы». Иногда доходит до абсурда. Мы думаем даже так: «Благодарю тебя, Господи, что я не таков, как прочие человецы, потому что я имею покаяние». Но это значит, что покаяния нет, потому что я считаю себя лучше других.

Спаситель заканчивает эту притчу следующим выводом: «Сказываю вам, что сей (мытарь. — Игум. А.) пошел оправданным в дом свой более, нежели тот (фарисей. — Игум. А)» (ст. 14). Оказывается, и тот и другой нуждались в оправдании. Если мытарь пошел в дом свой оправданным более, значит, и фарисей нуждался в оправдании, то есть в очищении. Но он не видел этого и не понимал. Он считал, что уже чист, уже оправдан и спасен. А что же он великого сделал? Он только исполнял закон и не совершал никаких страшных преступлений. Чем же было ему гордиться? Тем, что он не грабитель и не прелюбодей? Тем, что он соблюдал пост и давал десятую часть на храм, как это положено было? В сущности, он ничего особенного не делал, а соблюдал только внешнюю сторону закона, что и сделало его гордецом и не дало ему оправдаться пред Богом — молитва его осталась бесплодной. А он нуждался в оправдании не меньше, чем мытарь, потому что все мы грешники. Только одни свои грехи видят, а другие нет. «Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» (ст. 14). Фарисей, смотрящий на небо и, может быть, руки свои дерзновенно к нему поднимающий, не увидел за ним ничего. Небо осталось для него, по выражению Священного Писания, некой «твердью», не пробиваемой из-за гордости фарисея, закрывающей своей твердыней Царствие Небесное, Царство Духовное. Мытарь же, не смея глаза поднять на небо и не дерзая простирать к нему руки, но ударяя ими в свою грудь, увидел небо внутри себя, ибо Спаситель сказал: «Царствие Божие (что является синонимом Царствия Небесного. — Игум. А.) внутрь вас есть» (Лк.17:21). Преподобный Исаак Сирин говорит: «Если хочешь найти лествицу в Царствие Небесное, ищи ее внутри себя». Вот что делает смирение, что совершает покаяние!

Но это не значит, братья и сестры, что человек, в наше время соблюдающий внешние предписания Православной Церкви, обязательно должен быть гордым, а человек, ничего не делающий, грешный — смиренным. Нужно понимать, что притча — это не повествование о действительном событии. Но она преподает нам урок, не охватывая всю духовную жизнь, а только изъясняя некую ее часть. Смысл этой притчи в том, что покаяние — высшая добродетель. Даже если человек не имеет никаких добродетелей, но имеет покаяние, он больше того, кто имеет все добродетели, и вместе с ними гордость. В действительности же чаще бывает так, что добродетельные люди, подвизаясь за стяжание добродетелей, пребывая в постоянной, мучительной борьбе со своим греховным естеством, осознавая свою глубочайшую немощь, — именно они смиряются, именно они каются. Мы знаем, что преподобные отцы-пустынники проливали день и ночь слезы. Они так плакали о своих грехах, что, как говорит Исаак Сирин, «одежды истлевали от их плача». Но эти же люди и мертвых воскрешали, и обладали даром пророчества, и исцеляли от неисцелимых болезней, и в целом тем, как жили, равны были Ангелам. А мы и подобные нам люди, живя в миру, грешим тьмочисленно каждый день и не можем даже осознать и увидеть всех своих грехов. Но кажемся себе сравнительно хорошими, потому что нас якобы окружают еще худшие люди.

Тот, кто совершает добродетели, кто понуждает себя изо всех сил к исполнению евангельских заповедей, именно тот приобретает вместе с этим и покаяние, и смирение. Он действительно, по словам Спасителя, унижая себя, возвышается и, не смея глаз поднять на небо, видит небо внутри себя. А тот, кто дерзновенно устремляется к небу, дерзает размышлять о райских обителях и считает себя уже спасенным, тот бывает унижен — унижен тем, что подвергается действию всевозможных страстей, порабощается ими, падает и встать не может. Великий подвижник нашего времени преподобный старец Силуан Афонский, на собственном опыте познав всю борьбу за спасение души, говорил так: «Наша брань с диаволом бывает до тех пор, пока мы не смиримся». Древний учитель благочестия преподобный Иоанн Лествичник сказал: «Смирение есть искоренительница всех страстей». Но не нужно думать, что оно приобретается одним только усилием воли или желанием, — истинное смирение приобретается за добродетели. Когда мы, исполнив все внешнее, идем дальше, устремляемся на свои внутренние пороки, ведем борьбу внутри себя — тогда мы все более и более смиряемся и молитва: «Боже, милостив буди мне грешнику» становится кратким словесным выражением нашего душевного состояния. Мы от всей души, искренне считаем себя грешниками и понимаем, что невозможно спастись собственными силами, собственными добродетелями. Мы понимаем, что только Бог может нас помиловать. Тогда и молитва наша становится внимательной, искренней, мы осознаем Бога как милующего Отца. Тогда мы можем от всей души, искренне воскликнуть: «Боже, милостив буди мне грешнику!» Аминь.

31 января 1999 года

О духовной близорукости

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Для тех, кто уверен в собственной праведности и уничижает остальных, Господь сказал такую притчу. «Два человека вошли в храм помолиться, один — фарисей, а другой — мытарь»* (ст. 10). Когда мы слышим слова «два человека вошли в храм», то мы, естественно, привыкли представлять этот храм подобным нашей православной церкви. Но иудейский храм был устроен по-другому, и в данной притче это имеет значение. Поэтому нужно уделить этому некоторое внимание. Иудейский храм был сравнительно небольшим зданием, разделенным внутри на Святая Святых и Святое, или Святилище. Даже в ту часть, которая называлась Святое, священники входили только иногда, а в Святая Святых могли входить только первосвященники, и лишь один раз в год. Перед Святилищем был двор, где совершали священнодействия только священники. Далее был двор, в котором молились мужчины, еще дальше — двор, где молились женщины. Потом, в более позднее время, были устроены дворы, где молились те из язычников, которые обратились к истинной вере (потому что именно вера евреев была тогда единственной истинной верой), но не принимали все обряды, положенные для иудеев. Может быть, потому, что считали их в какой-то мере унизительными, непривычными и неприличными (такими они казались, например, эллинам или римлянам). Итак, когда говорится, что «два человека вошли в храм помолиться», то имеется в виду, что они вошли во двор для мужчин, где стояли и молились под открытым небом. Я думаю, открытое небо имело значение по той причине, что, если бы иудеи молились в закрытом храме, они начали бы обожествлять какие-либо предметы, имеющие отношение к богопочитанию. Всякое изображение тогда запрещалось, чтобы не дать повода к идолопоклонству. Поэтому в древние времена и не было никаких иконописных изображений. И именно поэтому ветхозаветные люди молились под открытым небом, так что волей-неволей взор человека обращался к небесам и он понимал, что Бог есть дух, Бог неизобразим и Он есть Творец всего видимого окружающего мира, который человеку можно было созерцать даже в храме во время молитвы.

«Два человека вошли в храм помолиться, один — фарисей, а другой — мытарь». Фарисей — это человек, принадлежавший к особенному течению в религиозной жизни того времени, тщательно исполнявший не только предписания Моисеева закона, но и предания старцев. Фарисеи придавали большое значение изучению закона и устного предания, впоследствии в течение веков записанного в книгу, которая получила название Талмуд. Некоторая часть этой книги в виде устных преданий, по-видимому, существовала уже тогда, а последующей ее частью стали своего рода комментарии к древнейшему преданию старцев, то есть еврейских раввинов, учителей. Тщательно все исполняя, не только заповеданное Самим Богом, но и справедливо или несправедливо, кстати или некстати предлагаемое людьми, фарисеи считали себя особенными, не такими, как все, а тех, кто не знал закона, презирали как людей, погибающих в невежестве. Естественно, что человек, пусть о себе лично и думающий скромно, но приписывающий себя к какой-то особенной группе людей, едва ли сможет не поддаться гордости. Мытарь же в глазах людей того времени был самым низким, падшим человеком и считался предателем, так как занимался собиранием податей в пользу римского правительства. Кроме того, мытари часто вынуждены были прибегать к каким-нибудь насильственным мерам, чтобы собрать необходимые подати, и злоупотребляли своим положением ради собственной выгоды. Бывало, естественно (как это бывает и сейчас), что богатый человек имел возможность благодаря своему влиянию оградить себя от внесения положенного налога, а с бедного человека взималось все до последней копейки. Жестокость, свойственная, можно сказать, самой профессии этих людей, вызывала по отношению к ним чрезвычайное презрение и ненависть. Поэтому Спаситель и воспользовался этими образами: «один — фарисей, а другой — мытарь». Сразу всем Его слушателям стало в общем понятно, что представляли собой эти люди. Может быть, слушатели представили себе даже внешность горделивого, благообразного фарисея и облик мытаря, который, возможно, и богато был одет, но, зная о всеобщем презрении, старался пройти по улице быстро, незаметно, чтобы не быть осыпанным насмешками или не удостоиться презрительного взгляда.

«Фарисей, став, молился про себя так: «Боже, благодарю Тебя, что я не как прочие люди: грабители, обманщики, прелюбодеи, или даже как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятину от всего, что приобретаю»» (ст. 11-12). Хотя фарисей молился про себя и никто не слышал слов его молитвы, но по его виду можно было заключить, что этот человек не только Бога благодарит, но и собой доволен. Даже глядя на него издалека, нетрудно было увидеть, что он стоит прямо, спокойно, поднимает глаза, а может быть, и руки к небу и таким образом показывает, что он — истинный молитвенник. Слова же, которые он говорил, тем паче обличают его: «Боже, благодарю Тебя, что я не как прочие люди». Если бы он благодарил Бога за то, что Он помиловал его, несмотря на все его грехи, даровал ему возможность, способность жить праведно и укрепил его в этом, то здесь еще, может быть, и не было бы гордости. Но когда человек сразу благодарит Бога за то, что он не таков, как прочие люди, перечисляя их: «грабители, обманщики, прелюбодеи, или даже как этот мытарь», — то этим самым он показывает, что презирает вообще всех прочих людей. Он осуждает не только тех, кого нет рядом и кто, может быть, действительно по-человечески достоин осуждения, но и стоящего недалеко мытаря. Совершенно не зная, что происходит внутри этого человека, фарисей осуждает его по одному внешнему виду, только потому, что догадывается, что это мытарь. Кроме того, он благодарит Бога за отсутствие в себе лишь страшных пороков, за то, что не совершает на деле тяжких смертных грехов. Не за то, что он целомудренный, что в нем никогда не бывает нечистых мыслей или вообще нет никакого лукавства и зависти, а только за то, что он не грабитель, не обманщик, не прелюбодей. Отсюда можно понять, что он не видит в себе никаких страстей. Из-за этой слепоты духовной близорукости — он воображает себя праведным, считая, что достиг такого состояния, когда ему уже нужно Бога благодарить, а не просить о помиловании. И при этом, как я говорил, фарисей осуждает мытаря, который стоит рядом. Он считает чем-то великим даже ту малость, которую обязан был исполнять всякий верующий человек того времени: «Пощусь два раза в неделю, даю десятину от всего, что приобретаю». Нет ничего особенного в том, что человек два раза в неделю соблюдает постные дни, как и мы сейчас делаем, или дает десятую часть из того, что он приобретает, тогда как мы знаем, что в наше христианское время многие подвижники отдавали не только десятую часть, но раздавали нищим все свое имение, сами становились нищими и при помощи этой нищеты достигали безмятежности, безмолвия и таким образом угождали Богу. Фарисей видит нечто великое уже в том, что не предается страшным порокам, что имеет такие скромные, самые обычные добродетели, и этим он показывает, что не знает настоящей, истинной внутренней жизни, не имеет опыта борьбы со страстями и не понимает той бездны греховности, в которую ниспал всякий человек. Пророк Давид говорит следующие слова: «Господи, не вниди в суд с рабом Твоим, яко не оправдится пред Тобою всяк живый» (Пс.142:2). Царь Давид понимал, что всякий живущий человек, хотя бы он в глазах других людей казался праведником, на самом деле не может оправдаться перед Богом. Фарисей же, который, как истинно верующий, казалось бы, должен был читать или слушать во время богослужения псалмы пророка Давида, не понимал таких простых вещей. Поэтому, когда при чтении этой притчи нам кажется, что он действительно праведный человек, то, значит, мы поверхностно смотрим на вещи и сами не понимаем, в чем состоит истинная праведность. Тот, кто действительно стремится жить по совести, угождать Богу не напоказ, а внутренне, нелицемерно, тот всегда видит в себе некоторые неисправности и уклонения. Поэтому угодники Божий, достигшие возвышенного духовного состояния, всегда почитали себя великими грешниками. Они не наговаривали на себя, но в борьбе с грехом познали свою необыкновенную человеческую немощь и ограниченность — то, что не может человек до конца исполнить никакую заповедь, что в каждом человеке есть наклонность ко всем вообще грехам и самым страшным преступлениям. Они ощущали это в себе как некую возможность греха и потому горько плакали и каялись. Именно эта возвышенная, настоящая, если так можно выразиться, глубокая, полная праведность сопровождается одновременно и глубочайшим, самым искренним покаянием. Святые отцы, называя себя великими грешниками, не рисовались, говорили это не потому, что так нужно говорить и так думать, но потому, что от всего сердца — по словам Спасителя, сказавшего, что нужно смиряться сердцем (см. Мф.11:29), — считали себя падшими, последними людьми. Именно это один из признаков истинной, а не показной, внешней праведности.

«Мытарь же, стоя вдали, не смел даже глаз поднять на небо» (ст. 13). Он стоял под открытым небом, и, казалось бы, это располагало к тому, чтобы поднять глаза ввысь и искренне обратиться к Богу. Ведь стены молитвенного двора, окружавшие мытаря, не имели никаких изображений и взгляд, собственно, остановить было не на чем: либо устремить его прямо перед собой на Святилище, либо поднять глаза к небу, как обычно делали тогда верующие. Мытарь «не смел даже глаз поднять на небо», потому что считал себя недостойным этого, но, видимо, опустив голову, устремив взор на землю, как описывает Евангелие, «бил себя в грудь и говорил: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику»» (ст. 13). Он не повторял многочисленных слов о своей праведности и добрых делах, хотя они, наверное, у него были, так как справедливо сказал некто, что нет ни одного праведника, который не имел бы грехов, и ни одного грешника, который не имел хотя бы одного доброго дела. Но мытарь не вспоминает о них, а бьет себя в грудь, показывая этим свое чрезвычайное сокрушение, осознание своей греховности. Как предполагает притча, он был вымогателем, жестокосердным человеком (а эта жестокость, наверное, самая неприятная для нас черта в других людях, тем более если они лишают нас имущества и тем самым подвергают многим испытаниям и скорбям), но, несмотря на эту самую страшную черту, он имел покаяние. Он опустил взор в землю и говорил: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику». Поэтому, когда мы увидим самого падшего, самого неприятного для нас человека, да не посмеем его осуждать! Потому что не знаем, как он кается и что произойдет с ним через минуту. Возможно, он, дойдя до крайности, до последней черты, увидит свое падение, свое каменносердечие, бесчеловечность и раскается настолько сильно и искренне, что благодаря своему смирению достигнет такой чистоты, какой мы никогда не достигнем посредством своих добрых дел и особенно ревностной христианской жизни.

«Мытарь же, стоя вдали…» Если фарисей максимально, насколько это было возможно, приблизился к Святилищу, то мытарь считал себя недостойным такого положения и удалился в самый конец двора, где стоял, опустив голову, и не один раз, а многократно повторял одни и те же слова. Повторял все с большим и большим сокрушением, смирением и, наверное, со слезами, прося у Бога даже не прощения, а только одного милосердия: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику». Он не посмел просить окончательного, совершенного прощения, но просил только милосердия: «Боже, будь милостив ко мне, грешнику». И Господь Иисус Христос, Который, как Сын Божий и Бог, слышал многие-многие молитвы разных людей (и в то время, когда говорил эту притчу, и до воплощения Своего, и ныне), открывает нам тайну того, как нам нужно молиться, чтобы молитва наша была спасительной, чтобы молитва нас оправдывала, очищала, а не делала еще более виновными пред Богом. Эту тайну открывает для нас не обыкновенный человек и не подвижник, имеющий молитвенный опыт, и даже не пророк, но Тот, Кто Сам слышит, как я уже сказал, многие и многие тысячи, даже миллионы молитв самых разных людей: православных христиан, еретиков, магометан, иудеев, язычников. Может, и безбожник иногда, в крайней нужде, скажет что-нибудь искренне, от всего сердца. Мы удивляемся подчас, почему Бог исполняет молитву неверующего человека или еретика и не слышит молитву православного христианина. Здесь открывается эта тайна: потому что необходимо смирение, потому что смиренный, как сказал Спаситель, оправдывается, а гордый, хотя бы и имел справедливый повод для гордости, осуждается.

«Говорю вам: этот пришел в дом свой оправданным, а не тот (то есть не фарисей. —Игум. А.). Ибо всякий, возносящий себя, смирён будет, а смиряющий себя вознесён будет» (ст. 14). Иными словами, кто сам себя возносит, будет смирен и останется безблагодатным, пустым, и, может быть, после такой горделивой молитвы душа его почувствует чрезвычайную тоску и уныние. А тот, кто смиряет себя, считает себя недостойным даже прощения грехов и просит только одной милости, вознесен будет Богом — в том смысле, что ум его очистится и он сможет созерцать Божественную славу. Конечно, если я сказал, что Бог иногда слышит молитвы еретиков или безбожников и не сдышит молитвы православных христиан, то это не значит, что безбожники имеют какое-то преимущество перед нами, но значит, что смирение делает молитву иногда даже недостойного человека такой, что она доходит до Бога. Гордость же молитву человека, даже имеющего благодать Крещения и других Таинств, оставляет неуслышанной.

Я читал о таком случае: в одном селении случился пожар. Когда загорается постройка в деревнях, то огонь перекидывается с избы на избу и его практически невозможно остановить, пока все не выгорит. Конечно, когда начался пожар, все бросились его тушить. А одна женщина, старуха-еврейка, прежде всего стала молиться Святителю Николаю, хотя и была некрещеная. Она, наверное, просто слышала о том, что он помогает, и имела какую-то веру. Остальные, православные, суетились и делали все для того, чтобы спасти свои дома: заливали огонь водой, растаскивали бревна и делали прочее, что в таких случаях делается. Вся слобода выгорела, а ее дом остался невредим. Потому что она молилась с верой и, конечно же, со смирением.

Поэтому мы, православные, не должны гордиться своей молитвой и думать, что только оттого, что мы православные, Бог обязательно нас слышит. Конечно, притча эта не превозносит греховность, не имеет своей целью показать, что грешник, который молится, бывает услышан, а праведник не получает пользы от молитвы и не оправдывается Богом. Здесь говорится о гордости и о смирении. И я также привел пример не для того, чтобы показать, что иудейка была услышана, а православные — нет (православные в тот момент вовсе не молились). Я хочу сказать, что смирение и вера, проснувшиеся всего лишь на мгновение в человеке даже как будто неверующем, делают его достойным того, чтобы Бог услышал его просьбу и исполнил ее. Потому мы должны приобрести и смирение, и праведность, только не одну внешнюю, потому что она почти ничего не значит, но и внутреннюю. Приобретая же эту истинную праведность — чистоту не только от тяжких грехов, но и от страстей, — мы вместе с ней приобретаем и мытарево смирение. И в этом смирении будем вознесены Богом. Аминь.

20 февраля 2000 года

О покаянном духе молитвы мытаря

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

По Церковному Уставу сегодня — первое воскресенье из тех, которые готовят нас к вхождению в Великий пост. На первый взгляд кажется странным то, что перед строгим ограничением в принятии пищи, поведении, общении — во всем, что входит в православное понятие поста, Церковь говорит, что внешняя сторона поста не является столь уж важной, гораздо значительнее внутренняя, что составляет сущность, смысл поста. И для того, чтобы это было нам ясно, Церковный Устав на следующей неделе даже отменяет пост в среду и пятницу — бывает так называемая сплошная седмица.

Сегодня за богослужением читается притча о мытаре и фарисее, которая чрезвычайно важна для нас не только сейчас, в преддверии Великого поста, но и вообще — для объяснения сущности любых духовных подвигов и добродетелей. Для того чтобы было легче понять содержание этой притчи, я прочитаю евангельский стих, который предваряет сегодняшнее евангельское повествование.

Господь Иисус Христос «сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу»; по-славянски: «рече же и ко другим уповаюшым собою, яко суть праведницы, и уничижающым прочих, притчу сию» (Лк.18:9). Это очень важное вступление. Для кого сказана эта притча? Для «уповающих собою, яко суть праведницы, и уничижающих прочих». Конечно, мы, как православные христиане, знакомы с учением Церкви и святых отцов о духовной жизни и понимаем, что первейшей добродетелью, может быть не самой главной, такой как, например, любовь, но первейшей добродетелью — средством для начала духовной жизни — является покаяние и происходящее от него смирение. Мы понимаем это умом, но перевоспитать свое сердце, к сожалению, бывает чрезвычайно трудно, а пока человек не убедился в какой-либо мысли в своем сердце, можно сказать, что это только некое умственное понятие, а не твердый принцип, в котором человек совершенно уверен. Хотя мы и понимаем, что мы грешники, но, внимательно присмотревшись к себе, заметим, что кажемся самим себе по сравнению с многими другими людьми праведниками. Мы надеемся, что мы праведники. Часто случается даже так, что лукавый обманывает нас самым смешным образом: человек говорит, что он грешник, предполагая, что таким образом он ведет себя по-православному и потому достоин названия праведника. Он гордится этим и думает, что он праведник именно потому, что называет себя грешником. Понятно, что такой человек имеет только умственное представление о своей греховности, которое ни в коем случае нельзя назвать сердечным убеждением. Если бы в нашем сердце было искреннее смирение, то, может быть, и не произнося никаких смиренных о себе слов, мы бы чувствовали себя великими грешниками. Многих мы уничижаем, думая о себе, что мы верующие, считаем себя грешниками, исполняем некоторые добродетели, что-то соблюдаем из того, что положено христианину. И выходит, что, как будто бы понимая необходимость и важность покаяния и смиренного о себе мнения (или, как говорят святые отцы, смиренномудрия — смиренных о себе мыслей, размышлений), мы, тем не менее, — если быть строгими, щепетильными к себе — обнаруживаем свою гордость. Поэтому притча о мытаре и фарисее относится ко всем нам, а не только к тем, кто явно, открыто, наподобие каких-то сектантов, утверждает, что находится в числе спасенных, и потому мнит, что он праведник. Церковь обращает к нам эту притчу для того, чтобы напомнить о правильном душевном состоянии.

«Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь» (ст. 10). Если внимательно вдуматься в этот стих, то уже здесь мы можем встретить некоторые неожиданные для себя вещи. Как бы между прочим Спаситель указывает, что эти два человека были право верующими и молились, то есть не может быть смирения и покаяния без молитвы, истинного смирения — без истинной веры. Не обращая внимания, мы пробегаем глазами этот стих, который, как нам кажется, является введением в суть притчи, но и здесь уже содержится важный смысл. Это действительно введение, но только не в сюжет рассказа, а введение-пояснение, показывающее, что настоящее покаяние и смирение должны предваряться истинной верой и молитвой.

«Вошли в храм помолиться…» Для того чтобы лучше понимать эти слова, требуется некоторое знание истории. Святилище ветхозаветного храма представляло собой сравнительно небольшое прямоугольное здание, которое было по своему значению подобно нашему алтарю. Туда входили лишь священники, а в самую главную часть храма, Святая Святых, — только первосвященник раз в год. Остальные же люди молились во дворах храма, поэтому есть такое выражение: «Блаженны пребывающие во дворах Твоих, Господи» (см. Пс.133:1; 134, 2). Вот в этих дворах Господних, как называли их иудеи, и молились фарисей и мытарь, хотя, конечно, это — притча и в действительности такого случая в жизни не происходило.

Все это вполне было понятно непосредственным слушателям Спасителя, Его современникам. Но как представляется это нам? Нам кажется, что фарисей не только мнил себя праведником, но и, наверное, был человеком богатым, роскошно, одетым и так далее. Но это совсем не обязательно. Тот, кто считал себя праведником и старался исполнять все предписания Моисеева закона, вероятно, иногда должен был, ограничиваемый собственными принципами, испытывать бедность или некоторую нужду. Для иудеев того времени, как и сейчас для истово верующих евреев, самым важным занятием считалось изучение Священного Писания (а в наши дни — еще и Талмуда). Такие люди часто пренебрегали земными попечениями, жили на подаяние своих родственников или уважающих их верующих людей, и потому очень может быть, что фарисей из притчи был отнюдь не богатым, а бедным, а мытарь, наоборот, — человеком обеспеченным. Это вполне вероятно по той причине, что мытари занимались вымогательством и их заработком был сбор податей. В древности система сбора податей была следующей: у римского государства брали на откуп право собирать подати в той или иной местности, часто вносили всю требуемую сумму вперед, а потом уже требовали с людей столько, сколько хотели, себя, конечно, при этом не обижая. Например, Закхей, евангельское чтение о котором мы слышали в прошлое воскресенье, был человеком богатым, правда, он был начальником мытарей. И вот создается неожиданная картина: два истинно верующих человека (как бы мы сейчас сказали — два православно, правильно верующих человека) вошли в храм, стояли во дворе Господнем и молились. Один из них был горд своей праведностью и, может быть, бедностью, происходящей от щепетильной, строгой нравственности. А другой, вероятно богатый, человек, был грешником. Это я говорю для того, чтобы мы понимали: суть состоит во внутреннем и притча Спасителя не так примитивно разделяет людей, как нам представляется, — богатые плохие, а бедные хорошие. И бедный человек может гордиться своей бедностью, и богатый — смиряться от того, что его богатство добыто не совсем справедливо и чисто.

«Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь» (ст. 11). По-славянски слово «грабители» звучит более впечатляюще — «хищники», то есть этот человек гордился тем, что не добывал деньги несправедливо. Можно сказать, что в этих словах содержится намек опять-таки на его горделивую бедность. «Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (ст. 12). «Пусть я приобретаю и не много, но строго исполняю закон в этом отношении» — фарисей гордится тем, что все делает как положено и, может быть, даже терпит некоторые скорби из-за своего щепетильного следования закону Моисееву. «Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо» (ст. 13). Вы помните, что они стояли во дворе под открытым небом. (Нам может показаться странным такое устройство храма, у нас осадки выпадают часто. На Святой же Земле это бывает чрезвычайно редко, и, если даже пройдет дождь, солнце мгновенно все высушивает.) Мытарь стоял вдали, то есть не приблизился ко Святая Святых, а остался в конце двора, у входа, и «не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне, грешнику!» — по-славянски: «Боже, милостив буди мне грешнику» (ст. 13). Мытарь молился кратко, немногословно, ни о ком не думая и потому не развлекаясь мыслью, но полностью сосредоточившись.

«Сказываю вам, — заканчивает Свою притчу Спаситель, — что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» (ст. 14). Мытарь повторял краткую молитву, которая, по мнению некоторых святых отцов, послужила образцом для молитвы Иисусовой. Святитель Игнатий (Брянчанинов) объясняет, что молитва Иисусова — это та же самая молитва мытаря, но только уже соединенная с новозаветным откровением о воплощении Сына Божия. Другие учителя молитвы, знаменитые духовные писатели Каллист и Игнатий Ксанфопулы, творения которых содержатся в Добротолюбии, рассуждают о ней следующим образом: когда человек только начинает упражняться в молитве Иисусовой, тогда прибавление ее второй части — «помилуй меня грешного» — ему необходимо, потому что эти слова вновь и вновь возвращают ум человека к самому себе и делают его собранным. Когда же человек преуспевает и доходит до возвышенных духовных состояний, тогда он уже не нуждается в повторении этой второй части (хотя едва ли кто-то из нас этого достигнет). Ум такого подвижника беспрестанно устремляется к Богу, и человек только повторяет: «Господи Иисусе Христе» — без всякой просьбы, созерцая в этих словах Самого Бога, являющегося через Свои Божественные действия. Про такого человека действительно можно сказать, что на нем в самом буквальном смысле исполняются слова Спасителя: «Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится». Бесконечно смиряя себя, можно сказать, каясь каждое мгновение — святитель Григорий Богослов говорит, что наша молитва должна быть чаще дыхания, — человек постепенно приходит в такое благодатное состояние, что действием Святого Духа его ум из сердца возносится к Богу. Иногда это возвышение ума бывает столь великим, что человек даже не осознает, с телом ли он пребывал в небесных обителях или без тела, как рассказывал об этом апостол Павел или наш великий русский святой гораздо более позднего времени — преподобный Серафим Саровский. Многие другие подвижники, жившие в разные периоды почти двухтысячелетнего существования Церкви, испытывали это необыкновенное состояние — восхищение ума. Но возвышаются умом не только люди, достигшие столь необыкновенного, а для нас и невозможного, преуспеяния. Всякий из нас, если будет каяться, бесконечно уничижать себя, смиряться — мы уже даже забыли и не понимаем смысл слова «смирение», — возвысится, по крайней мере, над своими страстями и немощами, познает действие благодати Божией и ощутит если не полную свободу от греха, то некоторый покой. Он будет верить не только умом, но и сердцем; всей своей душой познает богооткровенные истины, преподанные нам святыми отцами в учении Церкви. Он станет сопереживателем, соучастником Божественного Евангелия. Но для этого нужно стяжать покаяние, приводящее к смирению, нужно постоянно себя смирять. Само слово «смирение», поскольку оно часто употребляется в христианской среде, стало для нас как бы затертым. Что же оно обозначает? То, что мы себя с чем-то примиряем, с чем-то смиряем. Например, нас кто-то обидел, унизил, оскорбил, а мы себя с этим смирили. Мы занимаем в обществе какое-то низкое, неприятное положение, но с этим примирились. У нас, как нам кажется, ограниченные возможности — умственные, физические, может быть, экономические, которые сейчас ценятся несправедливо высоко, словно единственно они имеют какое-то значение, — а мы смирились и признали себя вполне достойными такого скромного состояния, своей неспособности к благополучной, обеспеченной и богатой жизни. Вот примеры того, что такое смирение.

Конечно, человек благоразумный понимает: все, что происходит в этом мире с каждым из нас, бывает или по попущению Божию, или по Божией воле, и поэтому в любом случае, во всех отношениях, кроме греха, мы должны с происходящим примириться. Это как раз и будет означать, что мы смирились перед Богом, потому что все от Него; как сказал апостол Павел, все от Него, Им и к Нему (см. 1 Кор.8:6). А человек, который возвышает себя — «всяк возносяйся», — обязательно смирится. Всякий — не только тот, кому возноситься нечем, кто несправедливо гордится какими-то надуманными добродетелями, но и истинно имеющий добродетели; если и он вознесется, то и он не будет исключением: он смирится поневоле, подвергаясь преткновениям или даже каким-то тяжким греховным падениям. И это будет продолжаться до тех пор, пока человек не осознает своей немощи и своего грехолюбия, не почувствует, что такое смирение, не поймет, что спасение возможно только с помощью Божией. Обратите внимание: мытарь молился — значит, он не надеялся на себя. Поскольку совесть мытаря говорила ему о том, что он грешный человек, мытарь считал, что только Господь может его помиловать, а сам по себе он ничего сделать не способен и ничего перед Богом не заслужил. От смирения в каждом человеке естественно возникает следующее душевное состояние: чем больше он смиряется, тем истовее, непрерывнее и искреннее становится его молитва. И наоборот, когда мы возносимся, молитва бывает формальной, внешней, невнимательной, подобно многословной молитве фарисея, — не думаю, что он был чрезвычайно сосредоточен. Из слов фарисея: «Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь» — видно, что он озирался по сторонам и рассматривал, что происходит вокруг него, а это признак рассеянности. В мытаре же ничего подобного не было: он весь был собран в себе, даже бил себя в грудь, не обращая внимания на то, что другим это может показаться странным, — то есть совсем не думал об окружающих.

Итак, всякий человек, возносящийся добродетелями или даже какими-то естественными способностями — творческими или практическими (например, умением разные житейские дела исполнять лучше, чем другие люди), гордящийся происхождением от богатых и знатных родителей (хотя сейчас таких людей мало, но и это возможно) или своей внешностью, как бывает у женщин, — всякий возносящий себя (то есть без какого-либо исключения) обязательно смирится. И мы должны это понимать и бояться превозношения. Ведь из этой притчи следует, что даже безупречному праведнику (каковыми, к сожалению, мы не являемся), если он будет возноситься, придется смириться и уйти из храма неоправданным. Благодать Божия не коснется сердца человека по той простой причине, что он не чувствует в ней нужды, может быть, даже считает, что не нуждается в оправдании, и предполагает, что своими добрыми делами он оправдался уже до того, как пришел в храм. Но кающийся, смиряющийся, молящийся, не замечающий в людях ничего дурного и думающий только о своих грехах — такой человек действительно уходит из храма оправданным. Благодать Божия, изливающаяся с места явления славы Божией, каковым является храм, очищает человека, даже если его грехи будут такими же отталкивающими, как у этого мытаря, который занимался вымогательством и разорял людей, доводя их до нищеты. Отвратительнее этого ничего не может быть, но и такой человек может очиститься своим смирением и покаянием.

Конечно, я должен сделать оговорку, что это притча и не нужно думать, будто всякий делающий добрые дела непременно становится подобным фарисею грешником, а творящий тяжкие грехи — уподобляется мытарю. Евангелие показывает, что даже если мы безупречно праведны, но не попрали и не отсекли свою гордость, то эта праведность не принесет нам никакой пользы, и, наоборот, если бы мы даже были тяжкими грешниками, то покаяние может нас спасти. Но мы должны понимать, что, конечно же, гораздо лучше быть праведником и иметь при этом покаяние. Как такое возможно? Это кажется нам странным. Но на самом деле, кто хотя бы читал святых отцов — я уже не говорю, пытался приложить их наставления к своей жизни, — тот, безусловно, испытывал и осознавал, что по мере того, как в нас растет желание исполнять евангельские и святоотеческие наставления, внутри себя мы видим все больше и больше грехов. Пусть мы не совершаем тяжких греховных поступков, но в своей душе находим «море», где «гади, их же несть числа», как сказано в псалмах (Пс.103:25) (а святые отцы толкуют эти слова именно как описание нашего внутреннего состояния). Признак настоящего духовного здоровья, говорят учители Церкви, состоит в том, что мы начинаем видеть свои грехи во множестве, подобном морскому песку. Это бывает, когда мы заставляем себя исполнять заповеди Божий по-настоящему, а не только формально, подобно фарисею из притчи. Если мы исполняем их не только внешне, но, так сказать, налагаем узду и на свои чувства и мысли, то обнаруживается наше страшное, могучее, непокорное нам грехолюбие, которое можно сравнить с неким диким зверем. Может быть, даже целое множество таких зверей живет в человеческой душе, и мы не можем их укротить, хотя искренне этого желаем. Отсюда и возникает настоящее, искреннее покаяние, которое должно быть у каждого из нас. Может, один преуспеет в нем больше, другой меньше — с монашествующих спрос больший, с мирян несколько меньший. Но если и мирянин будет приносить покаяние в той мере, какая требуется от монаха, то никто его, конечно же, за это не осудит, напротив, будет ему большая похвала.

Когда мы приходим в настоящее здравое душевное состояние, тогда мы можем искренне вопить к Богу, подобно мытарю: «Боже, милостив буди мне грешному», потому что осознаем свою всепоглощающую греховность и нам уже нет дела до грехов других людей. Мы понимаем, что все внешние добродетели, в том числе такая очевидная и восхваляемая людьми, как пост, по сравнению с покаянием — ничто. Пост — это выражение, средство покаяния, а отнюдь не какая-то цель. Поэтому Святая Православная Церковь при вступлении в Великий пост настраивает нас на приобретение прежде всего этого мытарева покаяния, смиренного сокрушения духа — тогда пост для нас оживится. Это все равно, как если бы в мертвое тело вошла душа и человек воскрес. Без покаянного же духа пост воспитывает в нас гордость, особенный повод для которой — если кто-то постится строго. Это, однако же, не значит, что если мы не чувствуем в себе глубокого покаяния, то можно пренебрегать и постом; нужно лишь понимать, что сам по себе пост является только средством приобретения покаяния, а не какой-то самостоятельной ценностью. Итак, давайте войдем в поприще Великого поста, вдохновившись примером мытаря, подражая ему в непрестанной покаянной молитве и, самое главное, приобретя смиренный, покаянный дух. И тогда выйдем мы из поста действительно оправданными, подобно тому как мытарь вышел из храма более оправданным, чем горделивый фарисей. Аминь.

24 февраля 2002 года

О том, что гордость удаляет нас от Бога

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Прежде чем говорить о той притче, которую все мы только что слышали, нам нужно прочитать предшествующий ей евангельский стих, для того чтобы стало понятно, кому она адресована. Господь Иисус Христос «сказал также к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу» (Лк.18:9). Или по-славянски: «Рече же и ко другим уповающим собою, яко суть праведницы», то есть уверенным в своей праведности.

Вот кому адресована эта притча. Тем, кто, исполняя нечто и проявляя в чем-то старательность и щепетильность, находит в этом повод считать себя праведным. Тем, кто надеется на свою праведность и уничижает тех, которые кажутся по сравнению с ним грешными.

«Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь» (ст. 10). Фарисейство — это особое религиозное течение того времени в израильском народе. Фарисеи считали себя людьми просвещенными, щепетильными исполнителями закона Моисеева, они надеялись, что безупречное поведение делает их праведными. Да и народ почитал их такими.

Очень часто мнение о себе как о праведнике возникает по той причине, что человек не знает, в чем, собственно, эта праведность состоит. Он предполагает, будто одного соблюдения некоторых предписаний, касающихся внешнего поведения, вполне достаточно, и этим ограничивает понятие о праведности. О том же, что происходит в его душе, такой человек, как правило, не имеет никакого представления. Не знает он ничего ни о действии страстей, ни о греховных помыслах, ни о немощи душевной. Более того, ему подчас даже не приходит в голову, что та или иная мысль является греховной. Например, в человеке действует гордость, а ему кажется, что у него справедливый, здравый взгляд на вещи. Порок гордости столь ужасен, во-первых, потому, что ослепляет человека, а во-вторых, потому, что от него происходят все прочие пороки. Благодать Божия оставляет гордеца и предоставляет его действию темных сил, никак уже его не защищая и не покрывая. От гордыни проистекают подчас самые ужасные пороки, вплоть до блуда (хотя и блуд по сравнению с гордостью является меньшим злом). Господь попускает впасть человеку в подобную мерзость для того, чтобы он смирился. Если же гордец и не имеет таких очевидных для всех пороков, как блуд, пьянство, необузданная гневливость, то по той только причине, что диавол не искушает и не тревожит его этими страстями, дабы у человека не поколебались самомнение и гордость. Таким образом, как выражается преподобный Иоанн Лествичник, у иных людей «бесстрастие» основано на действии одной страсти, заменяющей все прочие. Действия же этой единственной страсти, гордости, человек не замечает. И несмотря на то что он всячески осуждает, уничижает, оскорбляет людей и в уме, и на словах, и на деле, то есть предается в действительности тяжким грехам и порокам, гордец мнит о себе, будто он совершенно справедлив, будто он достоин похвалы и уважения. Весь он преисполнен законного, как ему кажется, чувства собственного достоинства, и другие рядом с ним не имеют, по его мнению, никакого права претендовать даже на равное, тем паче большее, уважение.

Так думали о себе фарисеи. Господь обличал их, называя «гробами (то есть гробницами. — Игум. А.) украшенными» (см. Мф.23:27). Известно, что в древности иудеи для погребения усопших у страивали склепы. У людей богатых это были большие, иногда родовые, склепы, у бедных — малые. Для склепов использовали или вытесанные в скалах, или природные пещеры (Иудея — страна каменистая, а потому изобилует скалами, в которых бывает множество естественных углублений). Иногда нечто наподобие склепа выкладывали из камня. И гробницы эти снаружи старались украсить из почтения к усопшим. Внутри же склепов находились разлагавшиеся по естественному закону смерти человеческие тела. Подобное происходило и с фарисеями: снаружи они были украшены, подобно гробницам, а внутри царило тление.

Фарисеи, упоминаемые в Евангелии, гордость, надменность, презрение к ближним делали нормой своего поведения, поскольку имели ложное представление о духовности, святости, праведности. Часто и мы поддаемся такому настроению. В особенности когда исполняем внешние предписания теперь уже не Моисеева закона, а Православного Предания: регулярно ходим в храм, соблюдаем посты, воздерживаемся от сквернословия, винопития, блудных и других смертных грехов. Мы полагаем, будто этого уже достаточно для нашего спасения, и осуждаем, презираем тех, кто внешних предписаний не исполняет. Вместе с тем мы совершенно не замечаем в себе движения страстей и греховных помыслов, многократно в течение дня оскверняющих нашу душу (а если и замечаем, то не придаем им значения).

Господь изобразил в притче именно фарисея потому, что такие, как он, люди не только сами себя почитали праведниками, но и в глазах других людей выглядели такими. Простые, невежественные в теоретических духовных вопросах люди, которые сами зачастую были лучше этих фарисеев, все же смотрели на них с уважением, как на тех, кто знает закон и строго его придерживается. Вспомним апостола Петра. После чудесной ловли рыбы на море Тивериадском он сказал Спасителю: «Выйди от меня, Господи! Ибо я человек грешный» (см. Лк.5:8). Апостол Петр, будучи простым рыбаком, неграмотным, необразованным, невежественным в законе, уже только по одной этой причине почитал себя грешником, хотя в действительности был искренним и чистым человеком. Можно предположить, что было много и других простых людей, также почитавших себя ничтожными только потому, что они не знали подробностей закона и не могли применить их в своей жизни. Такие люди часто, видя себя недостойными, осуждают себя и, поскольку их не ослепляет гордость, замечают множество погрешностей в своем поведении и особенно в своей внутренней жизни, даже если они воздерживаются от тяжких грехов. И это естественно и правильно. Не нужно думать, что грешником можно назвать только того, кто прелюбодействует, вымогает деньги, не соблюдает постов и прочих внешних предписаний. Многие страсти мы в себе даже не замечаем. Когда в нас действуют плотская страсть, гнев, чревоугодие, тогда мы еще ощущаем уничижение, которое они нам приносят, осознаем себя людьми падшими. Но кто из нас настолько мудр, настолько внимателен к себе, чтобы сразу увидеть действие гордости, тщеславия? Часто мы замечаем, что согрешили гордостью, лишь по той причине, что обнаружились последствия греха. Например, мы чувствуем оставление благодати, чувствуем, что тяжко чем-то прегрешили и оскорбили Господа, осквернили совесть. Тогда мы начинаем искать, в чем же причина, и, исследуя свою совесть, видим: изначальная причина была в том, что мы поддались гордости. Непосредственно же в момент искушения мы совершенно этого не осознаем и считаем себя праведниками, подобно фарисею, говорившему: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь» (ст. 11).

Как часто мы поддаемся тщеславию, совершенно того не замечая! Мы ожидаем похвалы от людей и испытываем искреннее огорчение, когда лишаемся заслуженного, как нам кажется, одобрения. Это значит, что мы совершаем добро не бескорыстно, а ради человеческой похвалы. Страсти печали и уныния тоже воспринимаются нами как нечто совершенно само собой разумеющееся, справедливое, а отнюдь не как грех. Например, с нами случаются какие-либо неприятности: болеют наши родные или мы сами, у нас возникают материальные трудности и тому подобное. Как часто мы поддаемся ропоту, негодованию, иногда доходим до кощунства, говоря: «Господи, зачем Ты попускаешь такие скорби, за что это наказание?» При этом мы считаем, что наша реакция на произошедшее событие справедлива и естественна, что иначе и быть не может. Как часто мы поддаемся унынию из-за неудач и трудностей, стоящих на нашем пути, и также считаем свои рассуждения совершенно справедливыми, не осознавая греховности такого внутреннего состояния. А страсть сребролюбия? Разве мы не оправдываем ее тем, что якобы нуждаемся в материальном обеспечении и что имеющихся у нас средств недостаточно для того, чтобы жить так, как мы хотим, и исполнять свои естественные, по нашему мнению, желания. «А чем мы хуже других?» — говорят часто. Таким образом, ничего в себе не замечая, мы, тем не менее, почитаем себя людьми праведными лишь по той причине, что у нас нет самых грубых грехов.

Мы не чисты от блудных помыслов, у нас нет лишь блуда на деле. Мы не свободны от зависти, но всего лишь не грабим и не обижаем других людей. Но уже это одно мы считаем достаточным для того, чтобы превознестись над другими людьми. Таким образом, мы уподобляемся фарисею. Мы молимся Богу, оскверняя свою молитву горделивыми помыслами, но едва ли Бог нас слышит, ибо Дух Святой не содействует нам в таком молении, не возносит нашей просьбы к Богу, не соединяет нас с Ним. Попросту говоря, такая молитва не может быть услышана. И пусть даже человек произносит смиреннословную молитву, но если она сопровождается некими горделивыми мыслями, то он молится не Богу, а самому себе: себя обожествляет, перед собой преклоняется, сам себе возносит молитвы. Если такой человек чувствует духовное, как ему кажется, утешение, то это действие отнюдь не благодати, о которой он не имеет никакого представления, а тщеславия и гордости. Эти страсти, как мудро говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), возбуждают в человеке то или иное движение крови, и возникшие телесные ощущения он принимает за благодатное действие, поскольку не знает вкуса истинной благодати, то есть Божественного действия. И вот человек молится (молится фактически самому себе), утешается мнимой благодатью, а в действительности пребывает в прелести. Иногда впадает в прелесть самую грубую: представляет, что общается с Богом и удостаивается видений и откровений, воображает, что он какой-то особенный. На самом же деле гордость, как высокая непреодолимая стена, совершенно отделяет его от Бога.

«Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь». Мы представляем себе двух этих людей совершенно не так, как они могли выглядеть на самом деле. Нам представляется, что мытарь, как человек грешный, должен был иметь жалкий и убогий вид. А фарисей, как мнящий себя праведным, — вид величественный. В действительности же все могло быть совершенно иначе, и мы не должны судить о людях по их внешнему виду. Посмотрите, что говорит о себе фарисей: «Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (ст. 11-12). Мы видим, что фарисей не приобретал себе средств прибытком неправедным. Значит, он мог быть и человеком бедным. Мытарь же занимался сбором податей в пользу римского государства. Человек, занимавшийся таким промыслом, вполне мог быть весьма обеспеченным и богатым.

Итак, картина, которая рисуется перед нашими глазами (вот стоит в храме хорошо одетый, величающийся, надменный фарисей, а где-то рядом — убогий нищий мытарь), может совершенно перемениться. Мы увидим бедного, но гордящегося своей бедностью фарисея и богато одетого, но смиряющегося и кающегося мытаря. Значит, внешность и внешняя деятельность человека часто не соотносятся с его внутренним состоянием.

«Мытарь же, — говорит Евангелие, — стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику!» (ст. 13). Храм иудейский состоял из святилища (разделенного на Святая Святых и Святое, куда могли входить только священнослужители в определенные моменты года) и нескольких дворов под открытым небом, где стояли и молились верующие. Естественно, что во время молитвы они поднимали глаза к небу, поскольку имели представление о том, что Бог живет на небесах, что Он пребывает везде, а не в каком-то определенном месте. И вот мытарь не смел глаз возвести на небо, но бил себя кулаком в грудь и говорил: «Боже, милостив буди мне грешнику» Его молитва была краткой, собранной. Он не перечислял никаких своих добрых дел, потому что считал, что не имеет их. С сознанием того, что он грешит, обижая людей, отнимая у них имущество и подвергая их скорбям (такое поведение и сейчас строго осуждается), мытарь бил себя в грудь и говорил: «Боже! Милостив буди мне грешному!» Он просил лишь одной милости и отнюдь не считал, что он кроме милости еще чего-то достоин. Он даже не смел сказать, в чем должна состоять эта милость, понимая, что Бог подаст ему то, что Сам захочет дать, а его просьбы не могут иметь дерзновения и он не может ни на что рассчитывать.

Представьте себе человека, от которого мы в чем-то зависим. Человек этот, находясь в добром настроении и испытывая к нам в данный момент расположение, раскрывает нам тайну своего характера: «Я хочу открыть тебе секрет. Когда тебе от меня что-то будет нужно, обратись ко мне следующим образом, и я не смогу воспротивиться и обязательно твою просьбу исполню, все тебе прощу, все тебе дам, потому что такой у меня характер». Конечно же, мы этим воспользуемся. Ведь и сами мы часто, подмечая в характере своего начальника некоторые черты, стараемся ими воспользоваться, чтобы получить просимое, касается ли то лично нас или нашей работы.

Подобное происходит и здесь. Господь Иисус Христос открывает нам некую тайну: «Если вы хотите получить от Меня прощение, подойдите ко Мне со смирением, и Я не смогу вам отказать. Я всегда вас помилую и прощу. Не говорите о своих добрых делах, ибо они ничего не значат. Но какими бы тяжкими ни были ваши грехи, смиритесь, всем сердцем осознайте себя грешниками, и Я не смогу вас не простить». Но мы, несмотря на то что многократно перечитываем Евангелие и знаем этот «секрет», тем не менее им не пользуемся, пренебрегаем им. И не приобретаем того самого необходимого, самого важного душевного настроения, которое должно перейти в наше постоянное состояние и стать направлением нашей духовной жизни. Таким образом, мы остаемся без всякой душевной пользы и не получаем того единственного, что всем нам необходимо, — прощения грехов. Но вновь и вновь поддаемся фарисейской гордости, вновь и вновь кичимся самыми ничтожными своими делами, вновь и вновь забываем о том, что мы грешники. Едва исправившись после того или иного нравственного проступка, едва избавившись от какого-то порока, мы тут же начинаем всех осуждать, забывая, что еще вчера были точно такими же. (Об этом говорит преподобный авва Дорофей.) Нет в нас того покаяния, которое единственно необходимо для нашего спасения.

Проходят дни за днями, проходят годы, жизнь проносится стремительно. Мы знаем, что время движется только в одну сторону и что вернуть утраченное невозможно. Однако же мы не перестаем пренебрегать покаянием и не стремимся стяжать это самое важное духовное ощущение, не стремимся в сердце своем познать, что мы грешные. Да, умом мы все понимаем. Едва ли есть такой безумный человек, который будет говорить о себе, что он святой, разве что впавший в сатанинскую гордость и находящийся в состоянии бесовской прелести. Умом каждый из нас осознает, что он грешный, но сердце наше не принимает этого умственного понимания. Сердце наше кичится, и, когда мы подвергаемся каким-то уничижениям, обнаруживается наша гордость, которая проявляется в гневе, негодовании, уверенности, что мы не заслужили этих уничижений. До тех пор пока человек не почувствует чего-то сердцем, он не убедится в том до конца. Поэтому если бы мы действительно в сердце своем осознали себя грешниками, почувствовали это всем своим существом, тогда и мы так же искренне, как этот мытарь, со смирением опустили бы глаза долу, внутренне взывали к Богу и вопили Ему словами молитвы евангельского мытаря или аналогичной ей молитвы Иисусовой. Мы непрестанно просили бы о помиловании, ударяя себя в грудь, — иногда в буквальном смысле, а иногда мысленно, вызывая сердечное сокрушение постоянным биением себя в грудь и сердце молитвой Иисусовой. Тогда появились бы у нас и слезы покаяния, и печальные вздохи, и смирение перед всевозможными уничижениями, и мы перестали бы осуждать других людей. Тогда мы думали бы обо всех людях, что они лучше нас, и не смели бы ни в ком заметить никакого недостатка. И все фарисейское самомнение удалилось бы от нас, как дым рассеивается от дуновения сильного свежего ветра.

Господь Иисус Христос заканчивает притчу так: «Сказываю вам, что сей (мытарь. — Игум. А.) пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» (ст. 14). Здесь говорится о праведности. Но не сам человек должен себя оправдывать, стремясь в своих глазах или в глазах людей выглядеть праведником. Оправдывает человека, то есть очищает его от грехов, Бог. Ибо тогда Божественная правда проникает в нашу душу, уничтожает нашу греховность, нашу виновность. И только такие люди могут считаться подлинно праведными, подлинно оправданными. Праведник не тот, кто делает добрые дела, а тот, кто, будучи грешником, оправдан Богом. Потому молитва в христианском Предании приобретает первостепенное значение. Посредством ее мы упрашиваем Бога о прощении и получаем его, мы спасаемся именно через покаяние, хотя бы и делали какие-то добрые дела.

«Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет…» Если мы сами себя станем возвышать, будем представлять, что мы что-то значим, станем стремиться к самоутверждению, то Господь нас унизит: благодать Божия нас покинет и бесчисленные страсти ворвутся в нашу душу, как разбойники в неохраняемый дом, разграбят и унесут из нее все, что в ней было, возможно, и доброго. Оставят нас нищими, унылыми, отчаянными и бессильными. Если же мы будем смирять себя перед Богом или, как сказано в русском переводе Евангелия, унижать, тогда, вопреки всякой логике, сподобимся того, что возвысимся пред Богом. Возвысимся не в том смысле, что в нас появится некая гордость и мы утвердимся в высоком о себе мнении, а в том, что ум наш возвысится к Богу и соединится с Ним. И Божественное оправдание, то есть очищающая Божественная благодать, будет непрестанно проникать в нашу душу, поддерживая ее в состоянии праведности. Без общения же с Богом, без непрестанной Его помощи человек ничего доброго сделать не может, как сказал Господь Иисус Христос: «Без Мене не можете творити ничесоже» (Ин.15:5). Итак, осознаем это, будем смиряться, уничижать себя, надеясь вместе с тем на милость Божию.

Когда мы каемся, очень важно не поддаться унынию. Должно быть покаяние, то есть глубочайшее осознание своих грехов, но должна быть и надежда на милость Божию, что ясно выражено в молитве мытаря, оставленной нам Спасителем как учение о правильном душевном состоянии: «Боже, милостив буди мне грешному». — «Да, я грешник, но Ты будь милостив». И вот, всем сердцем надеясь на милость Божию и почитая себя грешниками (хотя бы мы и совершили много добрых дел), мы сподобимся милости, благодати Божией, приобретем то главное, что необходимо для нашего спасения, — истинное покаяние, а вместе с ним и прощение наших грехов, и надежду на спасение в вечности. Аминь.

16 февраля 2003 года

Неделя о блудном сыне

(Лк., 79 зач., XV, 11-32)

У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

Об удалении от Бога

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

До Великого поста осталось всего две недели. Церковь заблаговременно готовит нас к этому поприщу покаяния, к тому, чтоб мы отдали десятину своей жизни Богу, потому что покаяние — это и есть жертва Богу. Как сказал святитель Игнатий (Брянчанинов), от сердца человеческого, от падшего человека Господь принимает только одну жертву — дух сокрушенный. Подготавливая нас к этому жертвоприношению, Святая Церковь предлагает нам все новые и новые образцы покаяния из Священного Евангелия, особенно в воскресные дни, когда все христиане приходят в церковь и все православные обязаны быть на богослужении. Сегодня предлагается нам притча о блудном сыне.

Притча — это не рассказ о действительном событии, а образное, вымышленное повествование, которое изображает тайны Царства Небесного, то, что необходимо человеку для спасения. Спаситель использовал в своих притчах образы, взятые из жизни и потому убедительные. Вместо обычных доказательств — жизненные примеры, типичные ситуации, которые действуют на слушателей, взывая, так сказать, к их здравому смыслу. Если в обыденной жизни вы относитесь к этому так-то и так-то, то почему же вы не относитесь так же к подобным вещам в жизни духовной, в деле своего спасения?

«У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно» (ст. 11-13), то есть по-славянски «блудно». В наше время сами эти образы несколько потускнели. Мы живем столь греховно, столь опустились, что обьино все дети оставляют своих родителей и буквально блудно живут. Когда же они возвращаются, то никто не воспринимает это как нечто особенное, потому что родители и сами недостойные, сами утопают в грехах Поэтому нам непонятен пафос этого повествования. Нам кажется: что тут такого? Пришел сын, жил блудно, все сейчас так живут. Никого это не удивляет, ничего особенного в этом не видят. Почему родители должны огорчаться тем, что дети их так живут? Родители почти и не огорчаются. То, что в давние времена евреям, жившим по закону и заповедям Моисеевым, казалось диким, невозможным, страшным преступлением (например, прелюбодеяние, непочтение к родителям), для нас почти ничего не значит.

Для того чтобы эта притча дошла до нашего сердца, мы должны почувствовать, что значит для праведного человека, живущего свято и желающего своим детям прежде всего духовных благ, нравственной чистоты, а потом уже благополучия земного, может значить нравственное падение, такой страшный, отвратительный грех, как блуд. Про него апостол Павел говорит, что «всякий грех… есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела» (1 Кор.6:18). Святые отцы называли блуд не просто грехом, а падением. Иоанн Лествичник задает вопрос: «Почему еретика после покаяния (а ересь считается самым страшным грехом, потому что это хула на Духа Святого. — Игум. А.) сразу принимают в лоно Церкви, а блудника нет?» И не может дать на это ответ. Если блудник покается, то по церковным правилам (которые, правда, сейчас не соблюдаются из снисхождения, но их никто не отменил и, я надеюсь, никогда не отменит) человек, впавший в блуд, отлучается от Церкви на семь лет, а если он состоял в браке и совершил подобный грех, то на пятнадцать. Вот как Церковь осуждает грех блуда, как он тяжек! По Моисееву закону, человека, жившего распутно, полагалось побивать камнями. Все общество израильское закидывало блудника камнями насмерть, чтобы таким образом каждый, бросив хотя бы один камень, осудил этот отвратительный, оскверняющий все существо человека грех и чтобы все устрашились блудить.

Я говорю это не потому, что притча эта о блуде. Притча совсем о другом, но она использует такой образ. Мы привыкли к блуду как к чему-то повседневному и если сами не грешим, то снисходительно смотрим на других людей, совершающих этот грех. Он пронизал все наше общество, все мы живем в этом дурмане, хотя сами, может быть, и воздерживаемся от греха. Для того чтобы мы поняли, сколь тяжек этот грех и почему Господь именно его привел в пример, я и рассказываю об отношении к нему Церкви как в Новом Завете, так и в Ветхом.

«У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение». Конечно, это притча, условность. На самом деле речь идет о духовных благах, о благодати. Конечно, никто никогда не может отдать какую-то часть благодати одному, другую часть оставить другому. Но притча изображает духовное не точно, а приблизительно, с определенной долей условности. «По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно». Опять здесь условность: что значит «по прошествии нескольких дней собрал всё»? Благодать Божия дарована нам от Бога (ибо под отцом изображен Бог), ее нельзя собрать и унести. Но для того чтобы непостижимые духовные вещи стали нам понятны, они изображаются приблизительно при помощи таких образов. «Пошел в дальнюю сторону…» Мы удаляемся от Бога не только тогда, когда отходим от храма или просто перестаем ходить в церковь. Удаление от Бога есть духовное удаление. Рядом с нашим храмом живет много людей, а как немного из них приходят на службу! Эти люди, находящиеся вблизи храма, может быть, каждый день видят его в окно или проходят мимо него, однако же весьма далеки от Бога. Я говорю это не ради осуждения, а ради того, чтобы вы поняли: удаление от Бога происходит внутренне. Для этих людей церкви как будто не существует. Когда мы были на Святой Земле, мы не могли найти некоторые святыни. Мы были без гида, сами искали их по путеводителю. В Яффе, а потом в Иерусалиме нам никто не мог указать дорогу к святыням, потому что их как бы не существует для тех евреев, которые живут вокруг. А для православных христиан это великая святыня, они едут со всех концов земли, чтоб поклониться, допустим, могиле праведной Тавифы. В Яффе мы искали ее несколько часов, а рядом живущие люди не знали, что там стоит монастырь, в котором находится такая святыня. Вот это и значит, что человек удаляется от Бога внутренне.

Так, подобно блудному сыну, люди, удаляясь от Бога, расточают свое имение. Как только мы удаляемся от Бога, благодать Божия очень быстро иссякает. Она может присутствовать в человеке только тогда, когда он пребывает в общении, в единении с Богом. Как только это общение прерывается, благодать уходит, подобно тому как солнечный луч тогда только проникает в окно и светит в нашем доме, когда стекла прозрачные или окно открыто. Как только мы окно свое закрываем, в нашем доме становится темно.

Так же и в душе человека. Когда мы удаляемся от Бога, как сказано в этой притче, сразу имение благодати расточается. И слова эти — «живый блудно» — обозначают на самом деле не блуд, а отступление от Бога. Вместо того чтобы пребывать в духовном браке с Господом (в акафисте ко Причащению Господь Иисус Христос назван Избранным Женихом душ и сердец), человек блудодействует с миром, услаждается общением не с Богом, а с различными страстями и даже с демонами. Святые отцы отождествляли страсти с демонами, они говорили: страсти суть демоны.

«По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться» (ст. 13-14). Для человека действительно наступает голод тогда, когда он теряет благодать, — великий голод. И пусть вокруг него люди самые святые и благодатные, пусть он живет возле храма или у великих святынь на Святой Земле — если он удалился от Бога, то его не может насытить близость к святыням или духовным людям. Он алчет так, что душа его изнывает. Один из ветхозаветных пророков сказал, что Господь пошлет на землю страшное наказание — не мор, и не войну, и не голод, но голод слова Божия (см. Ам.8:11 по славянскому переводу). Прекрасные юноши и девушки пойдут от моря и до моря в поисках слова Божия и не найдут его. Разве мы не видим, как, допустим, западная молодежь скитается по всему миру и, оставляя христианские по видимости страны, едет в Индию, Китай, на Восток? Почему? Потому что они ищут слова Божия. Ищут его и не могут найти. Голод духовный послан на землю как самое страшное наказание. Мы должны благодарить Бога за то, что имеем возможность жить в православной стране (по крайней мере, в значительной степени сохранившей православные традиции), обратиться к Православной Церкви и этот изнурительный, мучительный для духовного существа голод слова Божия удовлетворить и насытиться. Но когда человек удаляется от Бога, он не видит своими глазами как будто бы очевидного. Он не видит храма, не видит, что там он может насытить свою душу. Вот что значат слова: настал «великий голод в той стране» — в стране людей, отступивших от Бога, где бы они ни находились: в храме (потому что можно в храм ходить формально и испытывать такой голод), вне храма и Церкви, в православной стране или среди иноверных.

«Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней» (ст. 14-15). Когда человек совершенно опускается, теряет всякую благодать, тогда он приходит к одному из жителей той страны — а кто это? Диавол, демоны — вот жители страны вне Бога, вне веры, вне Церкви. И они настолько повелевают человеком, что тот пасет свои помыслы, как свиней. И хорошо, если он опомнится, как этот блудный сын, но многие считают это своим нормальным состоянием и даже чем-то достойным, великим, услаждаются и гордятся этим. Хорошо, если бы и мы, ходя в храм и будучи как будто верующими людьми, не лишились благодати и сами не уподобились бы людям, живущим в стране отступников, в стране безбожия, не пасли бы греховные помыслы, как свиней.

«И он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему» (ст. 16). Он желал насытить свое чрево отрубями, которыми кормили свиней. Это не нужно понимать буквально — что живущий без Бога человек голодает. Иногда такие люди живут в изобилии. Но они мечтают насытить, усладить свою душу греховными наслаждениями, которым, однако, никогда не может быть конца. Возьмите, напри мер, пьянство. Казалось бы, человек уже опьянел до того, что ничего не понимает, не пьет и пьет еще. Зачем? Ведь он уже добился всего, чего хотел. Но он не может остановиться. Душа человека может насытиться только Богом, только Божественной благодатью, и никогда — грехом. Люди, подверженные другим страстям, например блуду, тоже никогда не могут остановиться. А живущие целомудренно, борющиеся со своими страстями обходятся без этой стороны человеческой жизни, пусть даже и естественной. Эти примеры достаточно выпуклые, хотя в жизни не всегда все так самоочевидно. Но можно понять, насколько страсти обманывают человека: он никогда не насытится грехом, никогда не будет конца насыщению страсти. Иногда люди на смертном одре или в глубокой старости, когда уже не могут грешить на деле, все еще мечтают о чем-то греховном.

«И он рад был наполнить свое чрево рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою» (ст. 16-18). Пришел этот человек в себя, то есть вспомнил о том блаженном состоянии, когда он еще не пал, когда еще не забыл Бога и пребывал в общении с Ним. Все пребывающие в общении с Богом, даже если они Ему не как дети, то есть особенно близкие, а как наемники и трудятся ради награды, не бескорыстно, — и те избыточествуют хлебами. Бог изобилует Божественной благодатью. Богатство Божественной благодати, Божественной сладости безгранично. Его хватит не только на всех живущих людей, но и вообще на все времена, на все бесконечные веки. Бог есть существо совершенное, источник совершенства, Он бесконечно источает из себя любовь, услаждающую всякое духовное существо: и Ангелов, и людей.

«Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих» (ст. 17-19). Вместе с покаянием, с осознанием своего падения здесь проявилось и смирение. Он хочет уже не прежнего высочайшего достоинства — усыновления Богом, но хотя бы работы наемника за плату. Между этими духовными состояниями существует разница. Сын — тот, кто усыновлен Богу, — пребывает совершенно беспечальным, как и дети у своих родителей. Дети знают, что родители всегда их накормят, утешат, поддержат, а наемник знает, что он должен выполнить определенную работу и за это получит ограниченную плату. Поэтому в духовном отношении существует громадная разница, которую необходимо осознавать: наемник боится лишиться благодати, сын знает, что отец ему все простит, даже если он, может быть, нечаянно что-нибудь не так сделает. У святых отцов есть глубокомысленные рассуждения о трех степенях духовного служения Богу: сыновнем, наемническом и рабском.

«Встал и пошел к отцу своему» (ст. 20). Как только человек осознает, что он пал, осознает свое недостоинство, тотчас самим этим духовным деланием он начинает приближаться к Богу. «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (ст. 20). Здесь изображается безграничная, всепрощающая Божественная любовь. Еще когда человек был далеко от Бога и своей нравственностью не приблизился к Нему, не исправился окончательно, Бог, видя его стремление к Нему, его приближение, идет ему навстречу и, как любящий отец, бросается ему на шею. Всего себя отдает этому человеку только за то, что он начал возвращаться, за то, что он осознал свое недостоинство.

«Встал и пошел к отцу своему» — это глубоко символические слова. Так и мы, осознав свое падение, встаем и, ощущая свое недостоинство, приближаемся к Богу. «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его». Славянский текст гораздо более емкий, он более приспособлен к тому, чтобы передать смысл греческого оригинала. По-славянски: «И востав иде ко отцу своему. Еще же ему далече сущу, узре его отец его, и мил ему бысть». По-русски сказано «сжалился», а по-славянски — гораздо более трогательные слова: «И мил ему бысть, и тек нападе на выю его и облобыза его». «Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим» (ст. 21). Он вновь повторяет слова покаяния, но не успевает досказать их до конца. Может быть, он хотел сказать: «Прими меня в число наемников твоих». Но за то только, что он признал себя недостойным называться его сыном, все ему прощается и дается еще больше, чем он имел прежде.

«А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться» (ст. 22-24). Наша Святая Православная Церковь, храм Божий — как раз и есть то самое место, где совершается этот духовный пир, где преподаются, подобно упитанному теленку, духовные яства каждому пришедшему покаявшемуся блудному сыну. Все мы блудные дети, вернувшиеся к Богу Отцу, и богослужения наши — это то самое ликование, которое приточно изображено в Евангелии.

«Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое?» (ст. 25-26). Старший сын, как будто бы преданный своему отцу, трудился на его поле, то есть трудился ради своего спасения, исполнял долг верующего человека. Но когда он приблизился к дому и услышал пение и ликование, это вызвало в нем зависть. Для того чтобы приобрести духовные блага, стяжать Божественную благодать, необходимы, конечно, и добрые дела, и подвиги, но более всего необходимо покаяние. Поэтому падший и покаявшийся блудный сын приобрел большую милость Божию, чем тот, который трудился, но, видимо, пребывал в некоторой холодности и исполнял все только по долгу. Может быть, под словами «он приблизился к дому» подразумевается, что и старший сын не был еще в дому, не был так близок к Богу. Он трудился, но, вероятно, более надеялся на свои труды, чем на отчую любовь, и поэтому не имел той благодати, которой позавидовал.

«И, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его» (ст. 26-28). (По-славянски: «Раз-гневася же, и не хотяше внити. Отец же его исшед моляше его».) Отец умоляет сына войти — Бог умоляет человека прийти к нему. Умоляет того, который как будто бы трудился, но только из одного долга, холодно, внешне, без ревности, без любви. «Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка» (ст. 29-30). Он выказывает чувства, которых не должно быть у истинно верующего человека, у того, который действительно любит своего отца. Если ты любишь отца, почему ты не любишь брата? Почему ты не радуешься вместе с отцом, ведь это твой родной брат, сын твоего отца, такой же, как и ты?

«Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё моё .твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (ст. 31-32). Если мы истинно верующие люди, то, согрешив, должны каяться, а когда видим другого кающегося, должны радоваться его покаянию, радоваться о взаимном преуспеянии друг друга. Вот истинная вера — вера, в которой есть любовь. Но бывает так, что человек, как будто долго служащий Богу, почти ничего не получает. Не потому, что ему не дают — все его, — но он сам не берет. Он сам ведет себя так, что не может воспользоваться предоставленными ему благами. Подчас мы много лет посещаем храм Божий. Но если делаем это с холодком, если не боремся за исполнение заповедей, не понуждаем себя постоянно к молитве, к борьбе с греховными помыслами, не пытаемся каждый день вновь и вновь вступить на поприще покаяния, то мы почти ничего не получаем. Мы остаемся позади тех людей, которые только-только пришли к Богу, отстав, может быть, от самых тяжких грехов, но которые проявили ревность. Вина в этом наша. Спаситель сказал в притче: «Ты всегда со мною, и всё мое твое», то есть ты мог взять, но не взял, потому что не имел ревности, не трудился и не понуждал себя до конца. Поэтому будем каяться и, покаявшись, не успокоимся, не начнем жить теплохладно, как будто все уже позади. Получив в начале много, подобно блудному сыну, мы можем потом все потерять и перейти в состояние старшего сына, который много трудился, а ничего почти не имел. Извлечем урок из этой притчи, уподобимся в покаянии блудному сыну. Но к этому нужно понуждать себя каждый день, потому что каждый день и даже много раз в течение дня мы отпадаем от Бога. Сколько раз мы отпали, столько раз должны покаяться и вновь вернуться к Нему, чтобы Он заколол тельца упитанного и чтобы мы вместе с Ним возвеселились о примирении. Аминь.

23 февраля 1997 года

О пороках зависти и осуждения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы читаем хорошо известное всем евангельское зачало о блудном сыне. Обычно оно воспринимается нами как образец покаяния, как пример того, что, по учению Господа Иисуса Христа, даже самого падшего человека, если только он смирится и захочет вернуться к Богу, Господь с радостью принимает и прощает ему все грехи. Более того, человек этот испытывает такую благодать, ощущает такую милость Божию, что со стороны иногда кажется, что он получил после своего покаяния честь бблыпую, чем та, которую он имел до своего падения. Это евангельское зачало можно воспринимать и как рассуждение о том, что никакого человека нельзя осуждать, да и вообще невозможно судить о человеке по внешности. Притча о блудном сыне рассказана Спасителем в ответ на осуждение Его фарисеями: «Приближались же к Нему все мытари и грешники слушать Его. И роптали фарисеи и книжники, говоря: Он принимает грешников и ест с ними»* (Лк.15:1-2). Фарисеи, которые почитали себя праведниками и которых такими почитал народ, неоднократно осуждали и порицали Спасителя за то, что Он общается с падшими людьми. Мы с трудом можем это вообразить себе, даже не представляем, как это выглядело на самом деле. Мы не понимаем, почему так смело, так открыто дерзали роптать фарисеи и книжники, упрекая Спасителя, что Он принимает грешников и ест с ними.

Мытари были в глазах народа предателями и вымогателями. Пользуясь тем, что за их спиной стояла могущественная римская власть, они, собирая подати, злоупотребляли своим положением. Используя страх перед этой жестокой, твердой и многие столетия непобедимой властью, мытари вымогали средства не у одних богатых, но и у бедных, и не только для Римской империи, но и в свою пользу. Поэтому они встречали чрезвычайную ненависть и презрение. Всякий приличный человек брезговал общаться с мытарями, которые, действительно, допускали жестокости и были причиной многих человеческих горестей и несчастий. Мы не знаем точно, кто здесь назван грешниками, но, с точки зрения иудеев, это, скорее всего, люди, нарушавшие закон Моисеев: может быть, блудники, пьяницы, нарушители субботы или люди, принявшие римские языческие обычаи. Хотя иудеи ничего не смели им сделать, потому что их, возможно, защищала римская власть, но также презирали их как изменников отеческим обычаям. Эти падшие люди, в общем-то, по-человечески справедливо вызывали народное презрение, в особенности со стороны фарисеев и книжников, которые сами жили праведно и считали, что! имеют все основания осуждать грешников. Внешняя праведность действительно была присуща фарисеям и книжникам, досконально знавшим закон. Спаситель, не желая оправдывать. Самого Себя, но удерживая тех, кто Его окружал, от порицания и осуждения ближних по одному только внешнему виду, сказал притчу о блудном сыне.

Любовь к своим детям присуща вообще всем людям, не исключая самых черствых, I самых грубых, жестоких и вероломных. Все своих детей, своих потомков любят. И даже совершенно бесчеловечные разбойники часто совершают преступления ради своих’ детей, чтобы, как они считают, сделать их счастливыми и обеспечить им будущее. Спаситель привел такой пример, который должен был затронуть слушателей и волей-неволей заставить их признать правоту притчи. «У одного человека было два сына, и сказал младший из них отцу: «отец, дай мне причитающуюся мне часть состояния». И он разделил между ними имение. И спустя немного дней, собрав всё, младший сын уехал в страну далекую и там расточил свое состояние, живя разгульно. И когда он истратил всё, настал сильный голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из граждан той страны, и тот послал его на свои поля пасти свиней. И он рад был бы наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, и никто не давал ему» (ст. 11-16). Под образом блудного сына изображен всякий человек и, можно сказать, ум человеческий. Когда мы начинаем гордиться, требовать того, что нам будто бы справедливо положено, мы постепенно удаляемся от Бога. Внешне мы остаемся такими же, какими были и раньше, занимаем то же положение в обществе, но внутренне мы совершенно удаляемся от Бога. Вместо того чтобы общаться с Богом и наслаждаться тем Божественным действием, которое Бог источает на любящих Его и пребывающих в молитве, наш ум как будто забывает о бытии Божием, желая насытиться греховными помыслами, получить удовлетворение от действия страстей. Но это невозможно. В конце концов ум человеческий отрезвляется и вспоминает то состояние, в котором он пребывал прежде. Со стороны этого не видно. Это изменение — как отпадение наше, так и покаяние — чаще всего, может быть за исключением редчайших случаев, никем не замечается, потому что человеку свойственно скрывать свою внутреннюю жизнь. Происходит пока еще внутреннее восстание — осознание своего состояния.

«И придя в себя, он сказал: «у скольких работников отца моего хлеб в изобилии, а я здесь погибаю от голода. Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отец, согрешил я против неба и пред тобою; я больше не достоин называться твоим сыном; поступи со мной, как с любым из твоих работников»» (ст. 17-19). Человеческий ум смиряется настолько, что уже не ждет особенных милостей. Он желает всего лишь скромного душевного состояния, некоего малого покоя и уже не хочет, правильнее сказать не смеет, думать об изобилии благодати. Когда же человеческий ум так смиряется, то происходит возрождение, как сказано в притче: «И он встал и пошел к отцу своему» (ст. 20). Начинается возвращение ума человеческого к Богу. Конечно, это происходит не в несколько часов и не в один день, хотя изредка случается и такое. Как правило, на это уходят годы. «И когда он был еще далеко…» Легко пасть, но трудно вернуть свое прежнее душевное состояние, трудно восстановить в себе общение с Богом. «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился, и побежав, пал на шею ему и поцеловал его» (ст. 20). Ум человеческий только еще проявляет некое расположение к тому, чтобы вернуться к Богу, только начинает свое возвращение, а милосердный Бог уже Сам преодолевает большую часть пути. Он «выходит» навстречу человеку и соединяет его с Собой, что изображено под словами «пал на шею ему и поцеловал его». И слушатели Спасителя, несомненно, не могли не сочувствовать этому образу.

«И сказал ему сын: «отец, согрешил я против неба и пред тобою; я больше не достоин называться твоим сыном»» (ст. 21). Когда в нас проявляется такое смирение, когда мы искренне считаем себя недостойными называться детьми Божиими, тогда обильная благодать изливается, как от отца к детям, от Бога на наш кающийся ум, наш сокрушенный дух, по слову пророка Давида (см. Пс.50:19).

«И сказал отец рабам своим: «скорее достаньте лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги, и приведите нашего откормленного теленка, заколите, будем есть и веселиться, ибо этот сын мой мертв был и ожил, пропадал и нашелся»» (ст. 22-24). Действительно, когда человек удаляется от своих родителей и забывает о них, то сначала наслаждается грехом, а потом испытывает нужду. Никаких известий от этого сына не было, отец почитал его уже умершим. Как говорят в таких случаях, уже похоронил его. И вдруг тот, кого уже не надеялись видеть, оказывается живым. Более того, его душевное состояние, проявляющееся в смирении и осознании своей вины, стало гораздо лучше, чем было до этого видимого падения. Внутреннее его падение совершилось раньше, чем он ушел от отца, то есть от Бога.

То же самое происходит и с умом человеческим. Он так удаляется от Бога в своей гордости и грехолюбии, что становится как бы уже мертвым, почти не способным действовать. А после покаяния начинается обильное действие благодати, и в душу человека нисходит Божественная радость. Это изображено в притче под такими словами: «И начали веселиться. А сын его старший был в поле; и когда, возвращаясь, приблизился к дому, услышал он музыку и пляску; и призвав одного из слуг, он спрашивал, что бы это могло значить. И тот сказал ему: «брат твой пришел, и заколол отец твой нашего откормленного теленка, так как принял его здоровым»» (ст. 24-27). Под образом второго сына изображен человек, с осуждением относящийся к тому, что Бог дарует благодать кающемуся грешнику. Но ведь мы видим только внешнюю сторону. Мы не видим того внутреннего возрождения, глубокого осознания своего недостоинства, которое в этой притче изображено под видом возвращения, и судим только по внешности. Нам кажется: что особенного сделал этот человек и чем заслужил такую милость Божию? Ведь он так тяжко согрешил! По большей части видны именно грехи, а вот покаяние замечается редко. Да покаянию и не свойственно выставлять себя напоказ. Когда мы судим по внешности, мы от зависти, ропота и огорчения впадаем в то же состояние, в каком был блудный сын, хотя и осуждаем его. Теперь от этой зависти и осуждения мы сами не желаем войти к Богу. Нельзя судить по внешности человека: она обманчива, мы можем только догадываться о том, что у него внутри. Апостол Павел сказал: «Никто не знает того, что в человеке, только дух человеческий» (см. 1 Кор. 2, И), то есть дух самого этого человека. Потому мы легко обманываемся, не замечаем покаяния, того необыкновенного, великого, можно сказать, подвига, который совершил в своей душе человек и который привел его обратно к Богу. И, не замечая этого, мы впадаем в осуждение, неприязнь к ближнему и через это сами препятствуем себе войти в радость Божию, на этот Божественный пир, и лишаем себя той великой Божией милости, которой сподобляются кающиеся.

Спаситель сказал про человека, впадающего в осуждение: «Он рассердился и не хотел войти. И отец его вышел и стал просить его. А он ответил отцу: «вот, я столько лет служу тебе, и никогда заповеди твоей не преступал, и мне ты никогда не дал козленка, чтобы повеселиться мне с друзьями моими. А когда пришел сын твой этот, проевший! твое имение с блудницами, ты заколол для него откормленного теленка». Он же сказал! ему: «дитя мое, ты всегда со мною, и все мое — твое, но надо было возвеселиться и возрадоваться тому, что брат твой этот мертв был и ожил, пропадал и нашелся»» (ст. 28-32). Кто может осудить отца за его любовь? И, видя эту жизненную правду, волей-неволей слушатели Спасителя соглашались, что любовь Божия все прощает. Любовь Божия распространяется не только на блудного, но и на мнимо праведного сына. Однако че-1 рез гордость и осуждение, через презрение к ближним, которых он почитает грешниками, этот сын сам лишает себя Божественной благодати, о чем и свидетельствует притча. Если бы, как и положено брату — ведь все люди братья, — он радовался о спасении | своего ближайшего родственника (ибо нет никого роднее братьев и сестер), то он легко вошел бы на этот пир и сподобился еще большей радости, такой же Божественной радости, которой отец радовался о сыне, падшем и восставшем, мертвом и ожившем. Тогда | старший сын в этой благородной, бескорыстной радости о спасенном грешнике, можно сказать, уподобился бы Богу.

Эта притча учит нас не только покаянию, но и неосуждению. Даже если бы мы во всем были безупречны, но только неприязненно судили бы о человеке по его внешности, не зная, что, может быть, внутри у него происходит какая-то духовная буря или совершается возрождение, как говорят святые отцы — воскрешение, души, то этим неприязненным, неразумным, правильнее сказать — безумным, отношением мы сами себя лишили бы благодати. Мы сами себе, как изображено здесь в притче, воспрепятствовали бы войти на этот Божественный пир. Поэтому будем весьма осторожны: будем каяться сами, не будем осуждать ближних и никогда не позволим себе судить по внешности. Нам видны по большей части грехи, а покаяние — тайна между Богом и человеком. Аминь.

27 февраля 2000 года

О Божией любви к человеку

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня по Церковному Уставу вспоминается притча о блудном сыне. Размышлением над ней мы готовим себя к Великому посту — тому времени, которое каждый из нас, даже если он и немощен своим произволением, обязан посвятить покаянию. Мы жертвуем Господу Богу десятую часть года, отдаем десятину своего времени, как выражаются святые отцы. Сегодняшнее евангельское чтение представляет нам и образец покаяния, и пример того, как мы должны относиться к людям, которые через покаяние приходят в Церковь, возвращаются к добродетельной жизни. Евангелие учит нас, что должно радоваться этому и принимать их как родных, близких, а отнюдь не завидовать им и не удивляться тому, что человек, только что пришедший в Церковь, может иметь большую благодать, чем мы, постоянно посещающие храм Божий и исполняющие, как нам кажется, все, что необходимо.

Для того чтобы это объяснить, Господь наш Иисус Христос использовал жизненную ситуацию, к сожалению, весьма частую как в древности, так и в наши дни. Безнравственные начала в человеческой душе, ставшие для нас естественными после грехопадения прародителей, действовали во все времена — и тогда, когда Спаситель говорил эту притчу Своим непосредственным слушателям, и в наши дни, когда Его слова входят в наше сознание через чтение Евангелия. Очень часто дети, находясь при родителях, которые их растят и воспитывают, тяготятся родительской волей и опекой, поскольку в человеке есть жажда греховной свободы. Многие из них, видя в родительской заботе не любовь, а только запреты, тяжесть, какое-то рабство, мечтают вырваться наконец на свободу и удовлетворить свои желания, которые им кажутся естественными, законными. Иногда человек, даже не осознавая того, что желает грешить, объясняет это свое стремление какими-то благими намерениями: например, говорит сам себе, что тогда он сможет лучше осуществить свои жизненные планы. Но когда таким лукавым образом — лукавя прежде всего перед своей совестью — человек приобретает вожделенную свободу, вдруг обнаруживается его настоящее произволение — то, что на самом деле он желал лишь греховной сладости. Бывает, что человек погружается в это грехолюбие — сластолюбие, понимаемое в широком смысле, — на всю свою жизнь и никак не может опомниться. Гораздо реже случается, что он приходит в себя, раскаивается, вспоминает добрые советы родителей и вздыхает, может быть, даже уже после их смерти, о том, что не слушал их в свое время. Примерно такой случай, как нам кажется типичный для всех времен, Господь Иисус Христос избрал для того, чтобы объяснить, какой должна быть любовь к кающимся грешникам и каково должно быть покаяние самого согрешившего.

Притча показывает нам любовь Божественную на примере родительской любви и изображает, как Божественное всепрощение покрывает любой грех, сколь бы велик он ни был. В другом месте Евангелия Господом нашим Иисусом Христом сказано: «Если мы, будучи лукавыми, умеем добрые даяния давать детям нашим, то неужели Отец Небесный не даст благо просящему у Него» (см. Лк.11:13; Мф.7:11). И в этой притче на примере семьи — отца и двух сыновей — изображена как раз эта необыкновенная, неизреченная, всепоглощающая любовь Божия. Во всех людях, за редчайшим исключением каких-нибудь немногих извергов, сохраняется любовь к своим родственникам — детям, родителям, братьям. Если ко всем другим людям человек испытывает полную холодность и бесчувствие, то, по крайней мере, к своим родным он не может быть безразличным. Господь взывает к этому малому остатку в наших душах любви, всем знакомого чувства, для того чтобы возбудить в нас правильное отношение и к Богу, если мы согрешили сами, и к ближнему, если увидели согрешающими наших братьев во Христе или вообще любого человека

«У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение» (ст. 11-12). Отец поступил по обычаям того времени, то есть дал сыну положенную ему часть имения, чтобы он мог начать самостоятельную жизнь. В этом не было ничего плохого, потому что внешне просьба была законная, хотя, как я уже говорил, часто с виду простым и законным желанием прикрывается стремление ко греху.

«По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно» (ст. 13). Показанное на примере этой приточной семьи происходит почти с каждым из людей, и не нужно говорить, что мы некогда не знали Божественного закона и учения о нравственной жизни и потому грешили в неведении. Может быть, до некоторой степени это извиняет нас, но не полностью. Апостол Павел говорит, что всякий человек мог познавать Бога из рассматривания Его творений (см. Рим 1, 20). Кроме того, в каждом из нас, несмотря на какие-то заблуждения, присутствует и действует совесть. Когда мы поступаем вопреки ее внутреннему голосу, то совершаем именно то, что сделал младший сын. Мы используем дарованное нам Богом от рождения (или позднее — по Промыслу Божию) для того, чтобы жить сластолюбиво, для себя. Мы берем от жизни положенную нам часть имения: здоровье, способности, то великое богатство, которое содержит в себе все наше человеческое существо, — и удаляемся от Бога. Мы забываем Его до такой степени, что уже в безумии своем говорим: «Несть Бог», по выражению псалмопевца (Пс.13:1; 52, 2). И это является только обличением нашей слепоты, внутренней, душевной удаленности от нашего Творца и Отца Небесного. Вот что означает «уйти в дальнюю сторону» — не расстоянием мы удаляемся от Бога, а душевным расположением, своим внутренним состоянием и произволением.

«И там расточил имение свое, живя распутно». (По-славянски: «живый блудно».) Вместо того чтобы пребывать в единении с Богом и наслаждаться общением с Ним, мы прелюбодействуем, нарушаем этот духовный брак человеческой души с Господом и предаемся распутству, наслаждаясь всевозможными земными благами. Мы ищем утешения, радости, счастья, блаженства в чем угодно, кроме своего Творца, и таким образом проявляем свое величайшее распутство, величайший блуд. Собственно блуд — только малая часть, одно из проявлений этого духовного прелюбодеяния. Мы расточаем все, что нам было дано от Бога, и прежде всего стремление к нравственной жизни, оскверняем свою совесть, порабощаем себя греху до такой степени, что, как иногда кажется, становимся уже не способны ни к какому нравственному поступку, даже если и желаем возвратиться к своему прежнему доброму состоянию.

«Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться» (ст. 14). Притча не должна совершенно точно совпадать с жизненной ситуацией, потому что она представляет собой образное повествование, в основных чертах описывающее духовные истины. Притча, конечно же, не может с точностью отобразить действительность в каких-то второстепенных мелочах. Когда мы удаляемся от Бога и проживаем все полученное от Него, наступает голод, голод слова Божия. Как блуд духовный — это всеобъемлющий грех, а те или иные согрешения есть только его проявления, так и голод духовный — это также голод всеобъемлющий. Он лишает человека возможности укрепить свою бессмертную душу в нравственной жизни. Он отнимает у человека вообще всякие ориентиры и является одновременно и следствием, и причиной многих грехов. Когда мы начинаем чувствовать духовный голод, то по неведению, по своей грубости и неопытности пытаемся насытить свою душу чем-то земным. Это могут быть так называемые культурные ценности или общение с людьми, вероятно, иногда весьма достойными, но все это можно назвать желанием насытить себя рожками, как говорит притча.

«И пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему» (ст. 15-16). Для того чтобы правильнее понять то, о чем говорит притча, надо представлять, как воспринимали слова Спасителя Его слушатели. Для нас свиньи — это обыкновенные животные, мясо которых христиане употребляют в пищу. Для верующих иудеев — это животные нечистые и отвратительные. Пасти свиней означало нечто совершенно унизительное и оскорбительное, последнюю степень падения. Человек опустился до самого дна — вот как воспринимали этот эпизод иудеи. Рожки — это семена деревьев, которые росли в Палестине, их употребляли для изготовления своего рода вина, а оставшийся от этого жмых отдавали на корм животным. Конечно, этот образ был всем понятен, поскольку слушатели Спасителя знали, как кормят животных. Если бы мы узнали, что человек хочет насытиться пищей, которую ест скот, мы бы весьма посочувствовали тому, что он дошел до столь крайней нищеты. Но у блудного сына не было возможности насытиться даже и этим, потому что грех и вообще все земное — и возвышенное, как, например, произведения искусства или философские творения, и низменное, как какие-то грубые грехи, — не могут насытить душу человека. Он никогда не найдет себе покоя, пока не возвратится к Богу. В притче изображен как раз такой случай, когда в конце концов человек — хотя и вынужденно — осознает, что у него нет другого выхода. Как бы трудно ему ни было (а обычно так и бывает: когда мы делаем ошибку, то не хотим в этом признаваться), но нет другого выхода, как только вернуться к отцу, то есть вернуться к Богу.

«Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода» (ст. 17). Вот до какой крайности он дошел — не просто голодал или недоедал, но уже умирал от голода. Действительно, всякая человеческая душа, не питающаяся словом Божиим, не живущая в общении с Богом, умирает от голода. Умереть буквально душа никогда не сможет, потому что она бессмертна, но она перестает жить духовной жизнью и начинает служить телу и раболепствовать его страстям.

«Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих» (ст. 18-19). Этот человек сознается в грехе, прежде всего, перед самим собою, осознает свое недостоинство и смиряется. Он уже не желает вернуться в прежнее состояние и жить как сын у отца, пользуясь всем отцовским достоянием и имуществом как своим, но мечтает хотя бы служить за плату, быть наемником, получающим за конкретный труд определенное вознаграждение. Тогда в человеке происходит перерождение: ради его смирения и осознания греховности ему вдруг снова даются силы для того, чтобы совершить покаянный путь, возвратиться к Богу. Человек восстает из своего низкого, падшего состояния. Благодать Божия укрепляет его для того, чтобы он своим умом, душой, внутренним состоянием и расположением начал приближаться к Богу.

«Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею, и целовал его» (ст. 20). По-славянски: «И восстав иде ко отцу своему. Еще же ему далече сушу, узре его отец его, и мил ему бысть, и нападе на выю его, и облобыза его». Еще когда мы далеко от Бога — только внутрь расположение в нас переменилось, а свою жизнь мы еще не изменили, потому что это выше наших сил, — Бог, презирая наше внутреннее изменение, приближается к нам подобно отцу из этой притчи. И не просто приближается, а как бы бежит нам навстречу, стремительно обнимает нас Своей благодатью, лобызает Своими милостями, потому что своим покаянием мы вновь стали ему милы и дороги.

«Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин] называться сыном твоим» (ст. 21). И не успел он сказать заготовленную фразу, что готов быть и в числе наемников, как отец прервал его. Отец принял своего сына ради того, что он смирился и понял — как и мы, к сожалению, лишь с годами понимаем, — что для ] человека нет людей дороже и ближе, чем его родители. Никто не может нас любить так, как они, и их любовь незыблема, потому Спаситель и использовал в своей притче этот образ. В пророческих откровениях сказано: «Разве разлюбит мать дитя свое? Но если бы и мать разлюбила дитя свое, — говорит Господь, — то Я не разлюблю вас» (см. Ис.49:15). Но притча о блудном сыне — только образ любви Бога к людям. На самом деле Бог любит человека неизмеримо глубже и сильнее, чем родители — своих детей.

«Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец (прервав его. — Игум. А) сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги» (ст. 21-22). На этом человеке уже не было ни верхней одежды, ни обуви, но отец все возвращает своему сыну и даже дает ему перстень, который в старину был символом власти. Часто на перстне носили печать, которой пользовались при скреплении документов, и носитель этой печати был доверенным лицом у господина. «И приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться» (ст. 23-24). Эта радость — от того, что нашелся сын. Совершенно забываются все грехи, все падения, все, что было сотворено им по своей воле, — так бывает и с нами, Господь вменяет нам все это в небывшее, когда мы каемся искренне.

«И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование» (ст. 24-25). По-славянски переведено «пение и лики», а точный перевод с греческого — «музыка и танцы». Это было необыкновенно радостное пиршество, сопровождаемое всем, что обычно сопутствует человеческому веселью. Это образ того, какая радость бывает у Бога, Его святых, Ангелов Божиих, когда кто-то из людей кается. «И, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым» (ст. 26-27). Откормленный теленок — символ обилия Божественной благодати, даруемой нам на Божественном, церковном пире. Под пиром подразумевается прежде всего наша жизнь в Церкви (не только собственно то время, которое мы пребываем в храме, но и вообще вся наша жизнь в Церкви, где бы мы ни находились, богослужение, участие в Таинствах). «Он осердился и не хотел войти». По-славянски: «Разгневася же и не хотяше внити». «Отец же его, выйдя, звал его» (ст. 28). Вот что делает зависть даже между родными братьями! Старший брат должен бы любить младшего и снисходить к нему, как это обычно бывает в семьях, но зависть ослепила его, и он разгневался, потому что, как ему казалось, к нему самому отнеслись несправедливо. Таким образом, зависть отлучает человека от благодати, от Бога, хотя, может быть, христианин по своим делам и заслуживает награды. Если бы старший сын зашел в дом, то участвовал бы в пире так же, как и младший, покаявшийся. Однако старшему было важно не столько участие в пире, сколько то, ради кого этот пир затеян. И это отлучило его от обилия благодати, которая изливается на всех, кто входит в Церковь, ради их покаяния.

Отец любит всех: и тех, кто прельщается сладостью мира и грешит грубыми грехами, и тех, кто предается гордости и зависти. И как к младшему сыну он побежал навстречу, так и на старшего не разгневался, вышел и стал звать его. «Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка» (ст. 29-30). Зависть, гнев, гордость ослепляют человека. Старший сын забыл, что он не только за одной трапезой вкушает обильную пищу, но и всегда, каждый день пользуется всеми отеческими благами. Для него же была важна не возможность наслаждаться Божественными благами, а желание, чтобы этот пир был устроен именно ради него. Это обличает его гордость, а кто горд — тот не получает благодати. «Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (ст. 31-32). Отец взывает к нему: «Я отец, а ты его старший брат — и мы должны бы равно радоваться его возвращению. Но если в тебе нет радости, то этим ты обличаешь в себе тайный грех, мешающий тебе наслаждаться общением со мной» — мешающий всем нам наслаждаться общением с Богом.

Таким образом, эта притча изображает очень важные для нас истины, связанные с покаянием. Во-первых, Бог — наш истинный Отец, Который помилует нас, что бы мы ни сделали, как бы далеки мы ни оказались от Него. Он радуется нашему покаянию так же, как и добрым делам, и все нам простит, если наше покаяние будет искренним и осознание греховности и ничтожества — полным и глубоким. Во-вторых, притча учит нас тому, что мы, удалившись от Бога, начинаем возвращаться к Нему именно через глубочайшее осознание своей греховности, а иначе у нас нет возможности и сил подняться от греха. Это осознание привлекает к нам Божественную силу для того, чтобы мы могли совершить путь от того места, куда мы удалились душой, как бы вернуться в отчий дом к Богу. И, наконец, Евангелие учит нас радоваться преуспеянию других людей, той благодати и благам, которые они получают, потому что они наши братья. Если бы даже мы и были в чем-то добрыми, может быть, в последние годы действительно вели христианскую жизнь, то это не значит, что мы имеем право кому-то завидовать или презирать тех, кто грешен. Ведь и мы когда-то грешили, но, к сожалению, не помним этого и мним, что мы праведники, забыв о том, что только милость Божия сделала нас христианами.

Вот с какими чувствами, мыслями, с каким настроением мы должны вступить в Великий пост. Мы должны иметь покаяние и надежду, подобно блудному сыну, и вразумиться, видя, как был обличен старший сын, не поддаться зависти и гордости. Тогда Великий пост будет для нас не формальностью, не только таким временем, в которое мы по христианскому долгу воздерживаемся от определенной пищи, но и временем, когда мы очищаемся от той скверны, которую приобрели в мирской суете, предаваясь сластолюбию. Мы войдем в празднование Пасхи — Воскресения Христова—подготовленными подвигом поста духовного, а не только внешнего. Можно было бы бесконечно рассуждать об этой мудрой евангельской притче и из каждого стиха Евангелия извлекать бесчисленные толкования, потому что это живое слово Божие, говорящее душе каждого человека то, что соответствует его потребностям и нуждам. Но основной и важнейший смысл притчи о блудном сыне состоит в этих трех истинах: Бог милостив, необходимо каяться и радоваться преуспеянию нашего ближнего. Аминь.

3 марта 2002 года

О важности поминовения усопших

Сегодня мы молимся за всех от века усопших православных христиан. Многие и|| многие поколения людей отошли в мир иной и в зависимости от того, как они пребывают в местах блаженных или страшных и мучительных. Так же, как сейчас щ] молимся за усопших, эти люди когда-то тоже молились за своих духовных и кровных, ] предков. Наступит время, когда будут молиться и о нашем упокоении. Хорошо, если [ будет кому молиться… Вера оскудевает. Господь Иисус Христос сказал: «Когда приду, ,] найду ли веру на земле?» (см. Лк.18:8) и «По причине умножения беззакония, во:] многих охладеет любовь» (Мф.24:12). Потому мы должны усердно молиться за людей, которые отошли в мир иной. Если они помилованы Богом и наши немощные мо-[ | литвы им не нужны, тогда благодать возвратится к нам, а они, имея дерзновение пред¹ Богом, ради нашей любви к ним помолятся о нас. ‘

Мы молимся о разных людях. Среди них есть люди, о которых мы почти наверняка знаем, что они святые. И есть те, участи которых мы не знаем. Поминаем мы, например, инокинь нашего монастыря, а какой они были жизни? Если и они имеют дерзновение пред Богом, то, молясь за них, мы приносим пользу себе. Молясь же за тех, кто за грехи свои, совершенные по немощи человеческой, терпит какое-то наказание, мы также получаем награду от Бога. Ведь если мы оказываем благодеяние людям живым, помогаем им милостыней или просто добрым, утешительным словом и это вменяется нам в дело любви и милосердия, то тем паче нам вменится молитва за усопших. Это также, а может быть даже и в большей степени, дело любви. Но мы, как люди, плохо представляющие, что такое мир иной, что такое будущая жизнь и вообще предметы духовного мира, не до конца осознаем, мало понимаем, что происходит в потустороннем мире. Для нас умершие люди теряют свою значимость. Но великие подвижники благочестия, например преподобный Силуан Афонский и его ученик Софроний Сахаров, понимали, что усопшие гораздо больше нуждаются в нашей помощи, чем живые, и особенно усердно молились за людей умерших, которых гораздо больше, чем живых. Я привел в пример подвижников, живших в недавние времена, а сколько таких было в древности, да и в наши дни, наверное, есть неизвестные подвижники, молящиеся о всем мире.

Конечно, мы не имеем такой благодати от Бога, чтобы дерзать молиться о всем мире, но в те дни, которые отведены Церковью для поминовения усопших, мы это делать обязаны. Вся земная Церковь сейчас молится о своих умерших братьях и сестрах вне зависимости от того, праведниками они были или грешниками. Сегодня мы молимся об упокоении какого-то человека, а завтра, быть может, будем его же просить, чтобы он умолил о нас Бога. Приснопамятный игумен Андрей* имел такое дерзновение, что молился за всех людей. Не только на панихидах или в особые дни поминовения усопших, в родительские субботы, но и всегда за всех молился: и за живых, и за умерших. Он об этом говорил немного, вообще был человеком немногословным и простым (может быть, потому, что не умел выразить свои чувства и ясно пересказать свои мысли), но имел любовь ко всем людям. Отошедшие в мир иной люди были для него столь же значимыми, столь же нуждающимися в помощи, как и живые. Он осознавал, чувствовал, что они не исчезли, не ушли безвозвратно, как думают об этом люди неверующие. Иногда, к сожалению, и мы, будучи верующими, умом понимаем, а сердцем не чувствуем, что отошедшие от нас люди эти где-то живут — в ином, таинственном, недоступном пока для нас месте — и нуждаются в нашей духовной помощи.

Осознание их нужды подается нам за собственное наше покаяние и очищение сердца. Человек кающийся, очищающий свое сердце, все больше и больше исполняется любовью. Сначала эта любовь распространяется на окружающих его людей, потом на единоверцев, затем на всех живых и далее — за пределы видимого мира. Любовь проникает в мир потусторонний и обнимает всех когда-либо живших на земле людей. Мы, по немощи своей, молимся только за верующих, ушедших в иной мир. Но подвижники молятся вообще за всех людей, поскольку имеют пламенную любовь ко всему человеческому роду. Они непрестанно взывают к Господу о всех людях в одной краткой Иисусовой молитве: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных». Так они исполняют две величайшие заповеди, на которых, как выразился Господь наш Иисус Христос, «весь закон и пророцы висят», то есть «утверждается весь закон и пророки» (Мф.22:40), — заповеди любви к Богу и любви к ближнему. Подвижники не просто непрестанно повторяют слова Иисусовой молитвы, но ум их и душа полностью пребывают в этих словах. Всем своим существом, до самой последней частицы, они вполне осознают то, что произносят. И Господь внимает молитвам этих, может быть, никому не известных, а иногда даже презираемых людей.

Если вы читали недавно вышедшие книги о преподобном Иосифе Исихасте, великом подвижнике нашего времени (еще не причисленном к лику святых), то вы знаете, что многие годы его и близких к нему людей принимали за прельщенных. Многие афонские монахи, считающиеся у нас, так сказать, цветом, солью монашества, относились к ним как к людям заблуждающимся. Сами ученики Иосифа Исихаста рассказывают еще об одном старце, непрестанно молившемся. Каждую ночь он совершал всенощное бдение и Божественную литургию и пол под ногами своими орошал обильными слезами. Литургия у него продолжалась не менее четырех часов. И его также считали прельщенным. Человеческое мнение часто играет с людьми. Пока человек жив, к нему относятся с недоумением и презрением. Потом он умирает, проходят годы — и этого человека прославляют и молятся ему. Почти на наших глазах подобное случилось с преподобным Кукшей. Еще живы люди, которые, как известно, досаждали ему при жизни. А теперь они стараются это скрыть, не хотят в этом признаться. Поэтому мы! должны взирать не на мнение человеческое, а на самого человека. Не на лица смотреть, ] а праведный суд судить. Мы можем составить о человеке правильное мнение тогда, когда сравниваем его жизнь и его учение (которое иногда может выражаться в нескольких словах, но основанных на глубоком опыте, как это было у приснопамятного отца Андрея) с тем, чему учили святые отцы. Вот непогрешимый критерий. В ином мире, в будущей жизни, когда мы предстанем пред судом, будет иметь значение не образование наше и не приобретенная нами человеческая слава, а то, жили мы по Преданию святых отцов, то есть по учению Христову, или жили по человеческому преданию, которое Господь наш Иисус Христос осудил, ибо оно устраняет заповеди Божий.

Много значит молитва живых за умерших. И, наверное, еще больше значит молитва усопших святых за живых. Мы имеем связь с миром иным, которую не всегда ясно осознаем из-за малодуховности и маловерия. Но эта связь действительна, и мы иногда ощущаем ее — либо когда сами молимся за усопших, либо когда чувствуем с их стороны какую-то необыкновенную помощь. Когда почил отец Андрей, так случилось, что я не имел возможности к нему приехать. Но приблизительно за месяц-полтора до этого я стал почему-то о нем все время думать, и ко мне приходили странные мысли: «А ведь он когда-то может умереть». Видимо, это было душевное предчувствие. Мне не удалось увидеться с ним перед смертью, и сама кончина его оказалась неожиданной. Он всю жизнь тяжело болел, но вдруг оказалось, что к смерти его привели не те болезни, которые у него были всегда, а другие — неожиданно появившиеся и быстро развившиеся. Когда я поделился своими переживаниями с одним священником, он сказал мне: «Ну что же теперь делать? Зато будете иметь заступника на небесах. Через сорок дней это станет ясно». Не знаю, почему он так сказал: то ли знал, что так бывает, то ли внушил ему это Господь, Который иногда внушает священникам ответы людям, к ним обращающимся… Действительно, по прошествии сорока дней по благословению покойного ныне протоиерея Николая Гурьянова мы начали предпринимать попытки открыть женский монастырь. Против всякого ожидания они увенчались успехом. Не знаю, что будет дальше, но пока вроде бы успех в основном сопутствует — есть благословение Божие. Не могу говорить точно, ибо не обладаю знанием таких таинственных предметов, но догадываюсь, что все это благодаря молитвам ныне поминаемого отца Андрея. Особенно знаменательно, что в этом году день его кончины совпал с родительской субботой, почему мне и вспомнилось что-то об отце Андрее. Конечно, и в любой другой день мы бы совершили богослужение о его упокоении.

В этом случае обнаружилась связь, существующая между миром живых и миром усопших. Мы молимся за них, а они молятся за нас. Много было праведных людей и среди самых простых, никому не известных верующих. Святитель Димитрий Ростовский рассказывает, что было ему открыто о поселянах (так тогда называли крестьян), подходивших к Чаше и причащавшихся: он видел, что после Причащения лица их сияли Божественным светом. Мы молимся и за этих людей тоже. А среди них, может быть, есть святые, скрывавшиеся под самым обыкновенным, будничным образом жизни и не помышлявшие о своей святости и чистоте. Митрополит Вениамин (Федченков) прекрасно рассуждает о простых людях и видит во многих из них святость или духовность, даже не осознаваемую ими. Возьмем другой пример — из записок старца Силуана. Старец Силуан происходил из простой крестьянской семьи, отец его был многодетным, как и большинство крестьян того времени. Он трудился, испытывал скорби, например, однажды у них сгорел дом. Но при этом он проявлял необыкновенные христианские добродетели. Сам старец Силуан, который достиг высочайшего духовного преуспеяния и не раз был восхищен умом на небеса во время своей пламенной молитвы за весь мир, говорил, что не достигнет меры веры своего отца. Поэтому, молясь за людей с поминовением их имен или просто за всех православных христиан, от века усопших, мы молимся и за простых людей, имевших немощи и грехи, и за тех святых, которые никому не были и не будут известны. Но они имеют дерзновение пред Богом и молятся за нас, если мы оказываем им любовь, поминая их в своих молитвах.

Велико значение молитвы и заупокойной литургии! Один афонский подвижник, когда его только рукоположили в священный сан, имел следующее видение. Архиерей, рукоположивший его, попросил, чтобы он в течение сорокоуста читал записочку с именами людей. По благословению своего старца он согласился это делать. И каждую ночь он видел во сне, что эту записку кто-то опускает в Чашу с Кровью Христовой и затем вынимает. В конце концов, на сороковой день он увидел, что все имена смыты Кровью Христовой, — записка была чистая. Тогда он понял, какое значение имеет поминовение людей на проскомидии за Божественной литургией. Может быть, в этой записке были имена живых людей. Для нас в данном случае это неважно. Отсюда ясно необыкновенное значение поминовения усопших за литургией, в келейных молитвах, на панихидах, литиях. Огромно значение взаимной связи между нами, пока еще живыми, и умершими. Один Бог, наверное, знает, кто в чьей помощи больше нуждается: умершие — в нашей или живые — в помощи усопших. Будем усердно совершать память об усопших отцах, братьях и сестрах наших, в особенности о близких нам по духу людях, понимая, что этим мы оказываем им любовь. И они всегда нам будут благодарны и, если имеют дерзновение пред Богом, также окажут нам любовь и умолят Бога о нас, помогут нам в наших земных скор-бях, в наших бранях. Аминь.

1 марта 2003 года

Неделя мясопустная, о Страшном суде

(Мф., зач. 106, XXV, 31-46)

Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ.’ истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную.

О необходимости жить по Евангелию

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня Церковь вспоминает событие, которое еще не произошло, и время, когда оно произойдет, нам в точности неизвестно. Время Страшного Суда сокрыто от умов человеческих, оно не было открыто даже святым апостолам, и мы знаем о нем лишь то, что оно наступит обязательно. Человек, имеющий страх Божий, при мысли о Страшном Суде должен приходить в трепет, однако, к сожалению, по своей теплохладности мы относимся к этому событию весьма равнодушно.

Рассказ о Суде — это притча, но вместе с тем Спаситель почти отказывается от приточного языка, прямо излагая то, как будут проходить эти страшные для нас мгновения.

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей» (ст. 31).

«Сын Человеческий во славе Своей…» Конечно, Господь Иисус Христос говорит о Себе. Желавшие Его понять верили, воспринимали сердцем, что Он говорит о Себе, а те, кто не желал, возможно, недоумевали: «Что же значит Сын Человеческий?» Этими словами Спаситель подчеркивает истину Своего воплощения, вочеловечения.

«Во славе Своей» — это означает, что Он придет во славе Своей как Бог. Ибо когда Он жил на земле и проповедовал, тогда внешне ничем не отличался от остальных людей, и хотя Он творил чудеса, однако же из-за черствости, окаменелости сердечной многие думали, что Христос всего лишь один из пророков, а иные даже считали Его богохульником. Во Второе же Свое пришествие Он явится во всей Своей славе. Эта Божественная слава была явлена на горе Фавор, когда Он преобразился перед избранными учениками, но тогда ее видели только три человека. Во время же Страшного Суда Господь явит всю полноту Своей славы перед всем человечеством. И все мы увидим своими глазами, почувствуем своим существом эту славу (хотя бы сейчас мы относились к этому теплохладно). Спаситель явится тогда всему человечеству во славе и в сопровождении бесчисленных сонмов Ангелов и Небесных Сил, о которых подавляющее большинство из нас знает только по книгам (может быть, лишь иногда мы догадываемся о том, что нам помогает Ангел Хранитель). Господь «сядет на престоле славы Своей», то есть воссядет не как обыкновенный человек, но как Царь.

«И соберутся пред Ним все народы» (ст. 32) — и те, кто окажется в то время в числе живых, и те, кто будет воскрешен из мертвых. Есть предание о том, что во время Суда вся поверхность земли превратится в твердь и земля будет наполнена толпой людей, стоящих вплотную друг к другу. Об этом в прикровенной форме и говорит Евангелие. Сказано: «все народы», хотя к настоящему времени многие народы уже вымерли, например жившие в Италии этруски, а также палестинские народы (филистимляне, аммонитяне) и другие. Но все народы: и живущие ныне, и те, которые будут существовать во время Второго пришествия Христова, и те, которые уже вымерли, — все они восстанут и увидят это страшное, потрясающее зрелище.

«И отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов» (ст. 32). Обычно пастух пасет всех животных вместе: и овец, и коз, и даже крупный рогатый скот. Но когда пастух вечером загоняет стадо в загон, он отделяет одних животных от других. Используя этот образ, Господь Иисус Христос говорит, что в конце мира истинные служители Божий будут отделены от лицемеров и врагов Божиих. Ведь лицемеры -это те же самые враги Божий, лишь принявшие на себя вид Его служителей.

«И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую» (ст. 33). Считается, что овцы — животные очень покорные, смирные, послушные, а козлы — упрямые и своевольные, они постоянно разбредаются и оказываются в труднодоступных местах, отчего согнать их в одно стадо бывает нелегко. Так и люди делятся на тех, кто повинуется Богу, и тех, кто Ему противится.

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его…» (ст. 34). Конечно же, здесь говорится не о земном царе, а о Царе, обладающем совершенной полнотой власти. На земле царь владеет другими людьми лишь отчасти, а истинный Царь Господь Иисус Христос явит всю полноту Своего владычества, так что даже и враги Его будут вынуждены покориться и признать Его безграничную власть.

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (ст. 34). Эти слова Спасителя открывают нам, что Царство Божие, вечная блаженная жизнь не являются для людей чем-то неожиданным, они предназначались нам изначала. Мы были созданы для того, чтобы блаженствовать, однако из-за грехопадения время вступления в это Царство отодвинулось. «Благословенные» — это те, кто имеет благословение, помощь, освящение от самого Бога Отца.

«Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (ст. 35-36). Не нужно думать, что здесь перечислены все виды добродетелей и что только так, как тут сказано, следует поступать. Под этими простейшими видами добродетелей, перечисленными в приточной форме, подразумевается доброе отношение к людям вообще, ибо исчислить все многообразие нашего благого расположения к людям невозможно. Добрым делом можно назвать и духовный совет, и просто доброе слово, и заступничество перед сильными мира сего. Иногда добро совершается невидимо для других, и некоторым оно кажется непонятным, а потому почти несуществующим. Я имею в виду молитву за других людей. На самом же деле этот вид добродетели, особенно когда молятся люди, обладающие духовной силой и дерзновением перед Богом, оказывается самым могущественным.

Итак, перечисленные Спасителем виды добрых поступков — это только образ, и не всегда это нужно воспринимать буквально. Мои слова не означают, что мы не должны помогать людям, нуждающимся, например, в одежде, я просто хочу сказать, что добро состоит не только в этом. Перенести обиду и оскорбление, ответить добром на зло — это также добро. Терпеливо относиться к тем людям, которые причиняют тебе всевозможные скорби, — также добро. Слова Спасителя нужно понимать более широко. Не пугайтесь слов Спасителя и не думайте, что мы, а в особенности те, кто избрал монашеский путь, напрасно проводим время в покаянии, когда на самом-то деле нужно идти и помогать людям.

«Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» (ст. 37-39). Праведники отвечают так по своему смирению. Бог может всех и накормить, и напоить, и одеть, но Он одним попустил терпеть скорби, а другим предоставил возможность помогать скорбящим, чтобы таким образом проявились наши добродетели и преданность Богу. Праведники, проводя земную жизнь добродетельно, по смирению думали, что делают нечто незначительное, как бы само собой разумеющееся. Поэтому, когда Царь, то есть Сам Спаситель, скажет им, что они Его одели, посетили и прочее, тогда они удивятся. В то же время здесь преподан урок для всех нас, научающий тому, что всякий человек, нуждающийся в помощи (в той, о которой здесь говорится или в какой-нибудь другой), должен быть для нас как Христос. Мы должны служить человеку и делать ему добро не так, как господин дает что-то какому-то низкому, презренному человеку, но, наоборот, как слуги служат господину; мы должны видеть в человеке Самого Христа. Вот та цель, к которой мы должны стремиться в делании добра: нужно делать добро с глубочайшим смирением. Это, конечно же, трудно, но это заповедь Спасителя. Если мы будем понуждать себя соблюдать ее, хотя, может быть, не всегда у нас будет это получаться, то все же наш труд вменится нам в исполнение заповеди. А если мы милосердие к ближнему соединим с презрением, гордостью, то наше добро уже не будет евангельским. Может ли не гордиться тот человек, который оказывает ближнему милосердие, одновременно его презирая?! Но если мы подаем милостьшю человеку так, словно служим Христу, то мы не можем гордиться, потому что мы поступаем как должники. А должник, зная, что долг его перед Христом неоплатен, сколько бы ни сделал добра Самому Христу, все время чувствует, что он остается должен неизмеримо больше. При таком отношении к ближнему мы действительно получаем пользу от наших добрых дел.

«И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (ст. 40). Спаситель называет нуждающихся, скорбящих людей своими меньшими братьями. Нужно обратить на это внимание. Обычно такие люди кажутся нам ничтожными, тем не менее мы никого не должны презирать, но в самом по видимости ничего не значащем человеке стараться увидеть Самого Христа, своего Господа. Многие спрашивают: «Как же увидеть в человеке образ Божий, как этому научиться?» Спаситель преподает нам такой урок: необходимо видеть в каждом человеке Господа Иисуса Христа, видеть Того, Кому мы обязаны служить.

«Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня» (ст. 41-43). Посмотрите, здесь сказано: «В темнице был, и вы не посетили Меня». Значит, даже осужденных за какие-то преступления мы не должны презирать. По учению Спасителя, мы должны видеть Христа даже в преступнике.

«Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?» (ст. 44). То, что праведники сказали из смирения, эти говорят из лукавства, оправдывая себя. «Если бы мы знали, что тот странник или нуждающийся, скорбящий человек — это Ты, мы бы послужили. Но мы ведь этого не знали». Так оправдывают себя изображенные под видом козлищ и поставленные ошуюю, то есть слева, от Господа. Из-за своей гордости они не хотели видеть в ближнем образ Божий.

«Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (ст. 45). — «Каждый меньший, каждый, кого вы почитали ничтожным, презренным, недостойным вашего внимания, — это и был Я. Вот кому нужно было делать добро. Не надо было ждать каких-то особенных обстоятельств, при которых вы исполнили бы заповедь, совершили бы какой-нибудь подвиг». В своей повседневной жизни, каждый день сталкиваясь с людьми, мы обязаны оказывать им милосердие в том или ином виде: подавать нуждающимся милостыню, смиряться перед людьми и молиться за них, когда они нас обижают. Это здесь и имеется в виду. А мы, желая совершить нечто великое, особенное, пренебрегаем ежедневными, многочисленными случаями, предоставляющими нам возможность показать себя христианами.

Я говорю это не для того, чтобы вы впали в уныние и отчаяние: «Вот, мы ничего не делаем правильно», но для того, чтобы вы осознали свой грех и, придя в сокрушение сердечное, по крайней мере — начали каяться, а в лучшем случае — понудили себя и хотя бы несколько исправились. Я совсем не хочу привести вас к выводу о том, что мы во всем виноваты, что никто из нас ничего не делает правильно и что все мы погибнем. Приходится мне раскрывать перед всеми то, что происходит внутри нас, говорить жесткие слова, потому что даже простое осознание своей греховности дает нам надежду на спасение. Если хоть какие-то изменения в нас происходят, значит, проповедь приносит пользу. Действительно, грядет Страшный Суд, Царство Небесное приближается, а вместе с ним для некоторых, может быть даже для большей части человечества, и геенна огненная. И поэтому всякий должен торопиться, беречь время, заботиться о своем спасении. Некоторые же ограничиваются тем, что уделяют религии полчаса в день: утром и вечером помолятся по десять-пятнадцать минут, полагая, что в этом и состоит все христианство.

«Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (ст. 45-46). Некоторым неразумным людям кажется (была даже такая ересь), что поскольку Бог милосерден, постольку Он не может подвергнуть людей вечной муке. Ведь если «Бог есть любовь» (1 Ин.4:8), то как же может быть, чтобы Он наказал людей вечной мукой? Но наказывает не Бог, наказываем себя мы сами. Мы сами делаем себя неспособными к блаженству. Мы сами своей жизнью извергаем себя во тьму. Слепой не способен видеть свет. Если мы своей мрачной жизнью, так сказать, ослепили себя окончательно, то имеем ли мы право роптать на Бога за то, будто это Он нас его лишил? Действительно, Бог есть любовь, но эта любовь одних услаждает, насыщает, утешает, других же изнуряет, истязает и мучает. Преподобный Исаак Сирин сказал, что один и тот же Божественный свет будет услаждать праведников и нестерпимо жечь огнем неугасающим грешников.

Святитель Иоанн Златоуст учит, что страсти, которые нас мучили, владели нами в этой жизни и которые мы удовлетворяли своими злыми делами, в будущей жизни, не получая никакой пищи (поскольку у нас не будет возможности грешить), обратятся на нас самих и начнут терзать нашу душу невыразимыми мучениями. Мы сами развили их своей греховной жизнью, сделали из них каких-то гигантских лютых зверей, живущих в нас. И совесть наша, если мы не примиримся с ней, пока живем на земле, станет тем неусыпающим червем, который будет грызть нашу душу. Этого достаточно, чтобы объяснить сомневающимся происхождение мук. Бог не только милосердный, но и правосудный. Совершенство Божие состоит не только в любви, но и в справедливости. Мы требуем справедливости по отношению к себе и возмущаемся, когда с нами поступают несправедливо. Когда мы сами оказываемся преступниками, то ищем снисхождения, но в будущей жизни справедливость Божественного Суда будет настолько очевидна для всех, что и осужденные на самые невыносимые, непостижимые для ума мучения признают наказание заслуженным. Поэтому сейчас, пока еще есть время (а его у нас немного!), позаботимся о своем спасении.

Мы не знаем, когда произойдет Второе пришествие, может быть, это случится через несколько сотен лет, или через какой-то другой срок, или во время нашей земной жизни… Однако для каждого время Суда наступит после его смерти. Пророк Давид сказал: «Что есть жизнь человека? Семьдесят лет. Если же в силах, то восемьдесят лет, а что сверх того, то страдания и болезнь» (см. Пс.89:10). Итак, пока еще есть возможность каяться, будем признаваться в своих грехах, исповедовать их, а главное — понуждать себя жить по Евангелию. Будем понуждать себя служить всем тем людям, которые нас окружают, как Христу, как Господу, хотя бы мы и не имели в душе искреннего чувства любви. И тогда, быть может, не замечаемое нами по своей незначительности малое добро принесет нам великую пользу и мы вместе с праведниками войдем в жизнь вечную. Аминь.

22 февраля 1998 года

О том, что любовь к Богу проявляется в любви к ближнему

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет Он на престоле славы Своей» (ст. 31). Господь Иисус Христос открывает, правильнее сказать несколько приоткрывает, тайну Страшного Суда и научает нас, что нужно сделать, чтобы получить помилование, прощение от Бога и спастись. «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним…» — здесь уже не в форме притчи, а почти откровенно Господь говорит о Себе, что Он придет «во славе Своей», славе, конечно, не человеческой, но Божественной. Он уже показал Свою славу на Фаворе, когда преобразился пред учениками, которые от сладости ощущения этой Божественной славы, света, воссиявшего от Господа Иисуса Христа, потеряли представление обо всем земном. Апостол Петр, как человек наиболее простой и порывистый, сказал: «Хорошо нам, Господи, здесь быть, давай сделаем три шатра: один Тебе, один Моисею и один Илии» (см. Мф.17:4). Ничего земного он уже не хотел ни знать, ни слышать, только — бесконечно созерцать Господа. Когда же с умножением славы Божией на апостолов сошло облако, из которого прозвучал голос Небесного Бога Отца: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте» (Мф.17:5), тогда от благоговейного ужаса ученики пали ниц и были без чувств, пока Господь Иисус Христос не прикоснулся к ним и они не увидели Его в обычном человеческом виде. Вот как, по свидетельству Евангелия, Господь явил Свою славу. Именно эту славу подразумевает Он, говоря, что «приидет во славе Своей». Если там, на Фаворе, даже достойные любви Господа ближайшие Его ученики в ужасе и трепете пали ниц и пребывали без чувств, то что будет во время Второго пришествия с Его врагами, что будет с людьми, совесть которых отягощена различными грехами, с теми, кто совершенно чужд Бога и не имеет опыта богообщения? Божественная слава будет для них неким ослепляющим светом, вихрем, сметающим на своем пути всякое сопротивление.

«И все святые Ангелы с Ним…» — Спаситель явится в сопровождении всех Небесных Сил. Заметим, не многие Ангелы, не легион, о котором говорил Спаситель перед Своими страданиями, а все Ангелы. Слава Спасителя будет столь велика, что все человечество, как некое стадо, покорное пастуху, соберется пред Ним и в трепете и страхе будет ожидать решения своей судьбы. «Тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы» (ст. 31 -32). Под словами «престол славы» можно понимать либо некое непостижимое для нас действие благодати Божией, либо седалище, на котором Господь Иисус Христос сядет, как Человек, а скорее всего, под ними нужно понимать и то и другое, ибо это седалище действительно станет престолом славы и источником Божественного величия, осиявающего народы, которые предстанут пред Господом.

«И соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов» (ст. 32). Господь Иисус Христос, желая показать Своим слушателям наглядно и ясно, как будет происходить то или иное духовное событие, приоткрывая ту или иную тайну Царства Небесного, часто обращается к простым образам. Так и в этом случае, на примере того, как пастух вечером, сгоняя свое стадо в овчарню, отделяет одних животных от других, Он показывает, как будет проходить Страшный Суд. Так произойдет и с нами: все мы вместе пребываем в этой земной жизни, и все мы вместе пребываем в Православной Церкви, но когда придет вечер этого мира, тогда овцы, то есть люди, угождающие Богу, будут отделены от козлищ, то есть тех, кто противится Ему. «И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (ст. 33-34). Это пророчество Спасителя о Страшном Суде обращено не только к тем, кто непосредственно слушал Спасителя, но и ко всем читателям Божественного Евангелия, ко всем тем, которые считают себя последователями Господа. Люди изображены в этой притче в таком состоянии, в каком они обычно пребывают, то есть в состоянии духовного неведения. «Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» (ст. 35-39). Так обычно поступаем и мы: делаем добро из сочувствия, из-за того, что видим какую-то нужду у других людей, и находим для себя возможным как-то помочь им. Мы часто не понимаем великого значения всякого доброго дела, которое может состоять даже в простом посещении человека в тяжелых обстоятельствах и утешении его своим присутствием. Когда мы совершаем все эти, как нам кажется, само собой разумеющиеся поступки, мы делаем добро Самому Господу Иисусу Христу.

Все мы стараемся угодить Богу и показать, что мы Его любим. Мы стараемся приобрести любовь к Богу, справедливо считая ее наивысшей добродетелью. Но оказывается, что любовь к Богу, как правило, проявляется в любви к ближнему, о чем и говорит Спаситель в Своем поучении. Может быть, этот ближний имеет самый обыкновенный вид, является грешным человеком, однако, оказывая ему помощь, мы служим Самому Господу. Это не значит, что мы должны гордиться тем, что помогаем ближнему, будто в этом есть что-то особенное, но это значит, что мы должны служить человеку, нуждающемуся в нашей помощи, с великим благоговением, потому что в его лице мы служим Самому Господу Иисусу Христу. «Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (ст. 40). Мы часто делаем человеку добро как бы в форме одолжения, некоторым образом его уничижая, смотрим на нуждающегося в нашей помощи сверху вниз. Нам кажется, что если мы имеем возможность ему помочь, значит, у нас есть некое преимущество перед ним и он является «меньшим» по сравнению с нами, как назвал нуждающегося в помощи Спаситель в этой притче. Но это меньший брат не наш, а Самого Господа Иисуса Христа. Мы должны делать добро с уважением к человеку, с благоговением перед ним, потому что наш ближний — это образ Божий. Так мы будем совершать некое богослужение перед образом Спасителя. Кто дерзнет уничижать рукотворную икону Спасителя, пусть даже изображение будет не совсем удачное, тот погрешит перед Богом. Тем более ясно, что уничижающий нерукотворенный, созданный Самим Господом образ Божий — человека — погрешает.

«Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня» (ст. 41-43). Обратите внимание: среди людей, нуждающихся в нашей помощи, Спаситель перечисляет и тех, которые в наших глазах выглядят презренными, то есть и странников, лишившихся дома, и заключенных в тюрьму, причем здесь не оговаривается, что люди эти пострадали несправедливо, возможно, это произошло по их вине, быть может, они совершили какое-то преступление. Тем не менее мы должны проявлять свою любовь по отношению и к таким людям. Когда-то это было принято на Руси. Об этом прекрасно рассказывает, например, Ф.М. Достоевский. Он говорит о том, какую любовь простые русские люди проявляли к заключенным, каторжникам (в народе их обычно называли «несчастненькими»). Этим людям, которые были, возможно, страшными преступниками, в праздники, да и в другие дни, приносили подарки, праздничную пищу и, вероятно, помогали деньгами, делясь иногда последним. Известно, например, что святитель Тихон Задонский, одевшись в одежду простого монаха, посещал тюрьмы и помогал заключенным. В старину для людей православных, истинно верующих это считалось чем-то само собой разумеющимся, и, конечно, в этом проявлялся дух истинного христианства. Люди понимали, что нельзя презирать никого.

Когда Господь Иисус Христос в Своем поучении упрекает тех, кто не оказал Ему милости, они говорят: «Мы не имели возможности сделать добро Тебе, Господи, потому что мы никогда Тебя не видели». Действительно, кто мог напитать Иисуса Христа, когда Он был голоден, утолить Его жажду, помочь Ему во всех Его нуждах? Конечно, только Его современники. Надо сказать, что и среди них немногие оказывали Ему помощь. За Ним следовали женщины, служившие Ему от имений своих; в свой дом Его принимали Марфа и Мария. А как же сделать добро Господу Иисусу Христу нам, если мы живем почти две тысячи лет после того, как Он жил и проповедовал на земле? Быть может, и мы захотим сказать на Страшном Суде: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?» «Тогда скажет им в ответ (скажет всем тем, кто оправдывает себя тем, что не было у них возможности послужить Господу, а если бы была, то, конечно, послужили бы. — Игум. А.): истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (ст. 44-45). Сам Господь Иисус Христос находится в том человеке, которого мы презираем, считая ничтожным или, как здесь он назван, «меньшим». Послужив этому человеку, хотя бы это был преступник, находящийся в тюрьме, мы бы послужили Самому Спасителю.

«И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (ст. 46). Посмотрите, как Господь наш Иисус Христос говорит о Царстве Небесном: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира». Царство Божие, блаженная вечная жизнь, уготовано всем людям от основания мира. Для этого Царства предназначен всякий человек, если он будет вести себя достойно, жить по евангельским заповедям. О вечных муках сказано иначе: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его». Вечная мука уготована не людям, но «диаволу и ангелам его», и люди попадают туда по собственной вине. Поэтому не будем оправдывать себя тем, что одни являются избранниками Божиими, а другие как бы отвержены Богом и не имеют возможности спастись. Своим безразличием к близким, своей недоброй, эгоистичной жизнью мы уподобляемся демонам, и если наказываемся, то не потому, что это было нам предназначено, но потому, что сами сделали себя отверженными.

Может быть, в ответ на это кто-то искренне скажет: «Что же мне делать, если я не имею такой любви к ближнему, если я на самом деле не чувствую и не вижу, как говорит Спаситель, в моем ближнем Господа Иисуса Христа? Для меня это действительно обыкновенный, презренный человек, даже достойный, как мне кажется, тех наказании, бед, лишений, которые он терпит. Наверное, он заслужил и нищету, и голод, и наготу, и даже болезни или тюрьму своей ленью и грехами. Почему я должен помогать этому грешному человеку, если его ничтожество и греховность очевидны? Я не могу видеть в нем Господа Иисуса Христа, не могу послужить ему, как Господу. Если я иногда и делаю ему добро, то через силу, как бы нехотя, испытывая к нему презрение». К сожалению, сердце наше настолько окаменело, что мы себя видим достойными снисхождения и со стороны Бога, и со стороны людей, а своего ближнего — заслужившим презрение и справедливо терпящим всевозможные бедствия. Что же нам делать, если мы действительно хотим исполнить спасительный совет Спасителя, открывшего нам, что ждет нас в случае, если будем вести себя неправедно? Мы должны понуждать себя делать добро человеку, который, может быть, с житейской точки зрения «достоин» всякого презрения и уничижения, наперекор тому, что говорит нам наше окаменевшее злое сердце. Мы должны заставлять себя даже в мелочах относиться к человеку по-доброму: по-доброму смотреть, по-доброму улыбаться, по-доброму жестикулировать. Нам надо понудить себя, как говорит в ином месте Спаситель, подать человеку хотя бы «чашу холодной воды», и тогда награда наша тоже не отнимется. Мы должны изгонять из своего сердца те чувства презрения, негодования или злобы, которые чаще всего живут в нашем сердце даже по отношению к людям, которые являются действительно нашими близкими, которые сделали нам, быть может, немало доброго. Когда мы знаем, что необходимо исполнить, например, какую-то однообразную ручную работу, мы понуждаем свои руки делать это. Подобным образом мы должны заставлять трудиться и свой ум, и свое сердце, и свою душу. Нельзя оправдывать себя и говорить: «Во мне так сильно действуют страсти, что я уже обречен. Положение у меня безвыходное». По-нашему, Евангелие оказывается как бы несправедливым. Нет, это не так. Человек способен понуждать себя не только к телесным трудам, но и к духовным. Понуждение к физическому труду всем кажется чем-то само собой разумеющимся, оно никого не удивляет. Редко человек исполняет работу с воодушевлением, с удовольствием на протяжении всего требующегося для нее времени. Большинство людей исполняет тот или иной труд просто потому, что это необходимо, для того чтобы заработать хлеб насущный, прокормить себя и свою семью. Человек понимает, что в противном случае он будет терпеть тяжелые лишения. Если бы потребность в вещах духовной жизни мы чувствовали так же, как в вещах жизни земной, то так же неусыпно и усердно трудились бы, понуждали себя, по заповеди Спасителя. Мы не верим в Страшный Суд как должно, не понимаем, что когда-то и мы предстанем пред Господом: или среди овец (и тогда, конечно, будем благодарить Бога и славить Его), или среди козлищ, по левую сторону, то есть среди осужденных Богом, и тогда будем плакать и скрежетать зубами от бесплодного раскаяния. Если бы мы живо представляли себе это и сознавали, что это будет обязательно, если бы в нашей душе жил этот страх (для чего Святая Церковь и напоминает нам сегодня о дне Страшного Суда), тогда мы усердно трудились бы, то есть заставляли и душу свою, и сердце (хотя это и кажется странным) против воли чувствовать то, что положено чувствовать истинному христианину.

Святые отцы для определения такого духовного труда употребляют даже особое терминологическое выражение: «умное делание». Оно стало уже привычным, не воспринимается нами живо, но означает действительно работу — труд ума. Мы должны духовно трудиться умом, то есть замещать в себе злые помыслы и чувства чувствами евангельскими, призывая, конечно, на помощь Господа. Постепенно сердце наше начнет смягчаться и вместо каменного станет, как сказано у пророка, плотяным (см. Иез. И, 19), и мь начнем сочувствовать друг другу, как это положено людям — образу и подобию Божию. Аминь.

5 марта 2000 год

Как мы можем отблагодарить Бога

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Боговдохновенный Церковный Устав составлен святыми отцами так, чтобы постепенно подготовить душу человека ко входу в поприще Великого поста. Сначала мы вспоминали повествование о мытаре Закхее как явный, действительный пример покаяния. Затем притча о мытаре и фарисее сказала нам о том, что человека, лишенного смирения, не оправдывают даже добрые дела и пост: они приносят ему меньше пользы, чем искреннее покаяние. В прошлое воскресенье притча о блудном сыне учила нас, каким образом должно каяться. Не нужно отчаиваться, даже когда ты очень далеко ушел от Бога, когда душой своей, делами и поступками — всем существом своим отпал от Него, потому что, как только ты смиришься и покаешься, Господь простит тебе все. Одновременно мы усвоили урок: не надо завидовать кающимся, нужно смотреть на них с радостью и благодушием. И, наконец, сегодня читалось Евангелие о Страшном Суде. Наша окаменевшая, очерствевшая душа должна испытать страх перед будущим Судом, истрезвиться, восстать от духовного сна и устремиться на добрые дела. Сегодняшнее повествование Спасителя хотя и изложено в приточной форме, но уже не является притчей. Спаситель говорит о действительно предстоящем событии, может быть, далеком, но неминуемом, которое обязательно наступит в свое время и пока скрыто от нас.

Во время Божественной литургии, перед моментом преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, священник произносит такие слова: «Поминающе убо спасительную сию заповедь (то есть заповедь о Причащении Тела и Крови Христовых. — Игум. А.) и вся яже о нас бывшая». Далее в молитве говорится о Кресте и Гробе, о тридневном Воскресении, о восхождении на небеса и «седении одесную». Эти слова понятны: после мучительной смерти на Кресте Спаситель был погребен, в третий день воскрес, потом вознесся на небеса и сел одесную Бога Отца. Последнее даже было открыто некоторым подвижникам: например, первомученник Стефан видел Господа сидящим одесную Бога (см. Деян.7:56). Но в этой молитве есть и такие необыкновенные слова: «Поминающе убо спасительную сию заповедь и вся яже о нас бывшая… второе и славное паки пришествие». Обратите внимание: здесь говорится в прошедшем времени о событии, которое только должно наступить, но думаем и говорим мы о нем так, как будто оно уже состоялось. Это событие столь неминуемо, что, можно сказать, уже произошло, и в самых сокровенных и важных молитвах Святая Церковь учит нас правильно относиться к Страшному Суду. Такую веру мы должны иметь и видеть Второе пришествие Христово как бы уже совершившимся, чувствовать себя предстоящими пред Судией. Святые угодники, преуспевшие в молитвенном делании, говорят, что истинная молитва—это и есть предстояние на Страшном Суде Христовом. Человек настолько собирается внутренне, настолько возносится благодатью Духа Святого к Богу, что как бы предстоит перед Ним в трепете и страхе, ожидая приговора. Человек, испытывающий такие чувства, научившийся так молиться, будет трезвенным и внимательным даже к своим словам и мыслям, а не только к поступкам.

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей» (ст. 31). Господь говорит ученикам о Страшном Суде уже не в приточной форме, а просто и ясно: «Когда приидет Сын Человеческий во славе Своей». Слава Господа неописуема, страшна и велика. Она исполняет сладости Его друзей, а врагов — невыносимой муки. Для первых — это благоухание и свет. Для вторых — мучение и огонь. Все зависит от нашего собственного состояния. «И соберутся пред Ним все народы» (ст. 32). Как это будет происходить, мы в точности не знаем, но каждый из нас это переживет, думает он об этом или нет, заботится или небрежет. Близко или далеко время Пришествия Христова, но оно обязательно наступит. На Страшный Суд будет собрано, подобно некоему великому стаду, все человечество, жившее от сотворения и до кончины мира, до последнего мгновения бытия Земли.

«И соберутся пред ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов» (ст. 32). Овцы и козы пасутся на пастбище вместе, а на ночь в загоне их, как правило, отделяют друг от друга. Господь наш Иисус Христос использует этот всем известный и понятный образ, чтобы мы осознали неминуемость отделения. Сейчас благочестивые люди и грешники находятся на земле все вместе. Господь «дает пастбища», то есть питает всех. Грешники, не заботящиеся о своем спасении, наравне с праведниками наслаждаются дарованными Богом благами. В будущей жизни этого не будет — произойдет разделение. Люди, которые были подобны овцам по своей простоте и кротости, а в особенности по послушанию, войдут в вечную жизнь и унаследуют Царство Небесное, уготованное им от сложения мира. А те, кто противились воле Бо-жией и были упрямы подобно козлищам, — понесут наказание. Конечно, это только образ. Овцы и козы, обладающие теми или иными свойствами, не достойны ни похвалы, ни порицания — ведь это всего лишь их природа. Нельзя даже сказать, что овцы послушны в полном смысле слова, а козлы упрямы. Но люди становятся подобны тем или другим произвольно и потому отвечают и за свое послушание воле Божиеи, и за сопротивление.

«И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую. Тогда скажет Цар! тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одел] Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (ст. 33-36′ Обратите внимание: притча говорит о Страшном Суде, но речь в ней идет преимущественно о любви — о любви к ближнему. Люди будут судиться преимущественно поэтому признаку, по наличию или отсутствию этой добродетели. Конечно, на Страшном Суде будут учитываться и правая вера, и другие добродетели. Но Спаситель подчеркивает самый главный, самый важный для нас критерий, по которому можно отличить истинного христианина от ложного, так сказать, мнимого, показного. В этом н ничего удивительного: кто имеет истинную любовь к Богу, тот, естественно, люби ближнего. Любовь к Богу не может не сопровождаться этим внешним проявлением не говорю: этой добродетелью, потому что любовь к Богу и любовь к ближнему — это та же добродетель. Когда мы обращаемся горе — проявляется любовь к Богу. Иже добродетель любви проявляется в обращении с ближними, когда мы, так сказать; опускаем внимание долу, к земле.

«Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» (ст. 37-39). Недоуменные вопросы праведников говорят об их смирении, что изъясняет нам, каким должно быть внутреннее состояние истинного христианина. «И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (ст. 40). Когда мы делаем добро ближним («меньшим братьям» Спасителя, как сказано в Евангелии), мы делаем добро Ему. Конечно, это не значит, что все добродетельные люди созерцают в каждом человеке Христа (хотя именно это — идеал), но то же чувство любви, которое они испытывают во время молитвы к Господу Иисусу Христу, к Богу, действует и по отношению к ближнему. Подобно некоему сиянию, свету, лучу, эта любовь падает на ближнего и согревает его. И таким образом эти люди, если и не видят ясно, определенно в каждом ближнем Христа, но они чувствуют Его в ближнем, пусть смутно и неопределенно. Душа их, с любовью стремящаяся к Господу, то же чувство испытывает и к человеку. Может произойти и наоборот. Когда по отношению к ближнему мы начинаем чувствовать некоторую холодность или неприязнь, а затем обращаем оскверненный этим злым чувством ум к Богу, тогда и в молитве мы испытываем лишь холодность и безразличие. Мы не только не можем извлечь из молитвы пользу, но даже помолиться внимательно у нас не получается. Это состояние многим из нас известно, и, значит, мы можем понять истину: любовь к Богу действительно проявляется в нашем отношении к ближнему. А отсутствие любви к ближнему проявляется в безразличии к молитве и в отсутствии любви к Богу, хотя, казалось бы, мы ее ищем и понуждаем себя к ней.

«Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили тебе?» (ст. 41-44). Праведники по смирению не видят за собой добрых дел, потому и говорят, что они ничего доброго не сделали, а грешники, изображенные под видом козлищ, оправдываются из-за безразличия, холодности: мы, мол, не видели Тебя на самом деле. Этим они как раз доказывают истину, о которой я только что говорил: не имея любви к ближнему, мы не имеем и никакого стремления, никакой любви к Богу и не понуждаем себя угождать Ему. Быть может, эти люди и не совершали тяжких грехов, а только лишь проявляли холодность, безразличие и сухость по отношению к окружающим, но именно из-за этого они оказываются чуждыми Богу.

«Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (ст. 45). «Одному из сих меньших» — то есть тому, кто по разным причинам кажется нам меньшим: или, по нашему мнению, он грешит больше, чем мы, или занимает ничтожное по сравнению с нами положение в обществе, или беднее, или глупее, или несчастнее нас. Таким человеком мы пренебрегаем. Более того, мы, может быть, без всякого повода возвеличиваем себя в собственных глазах и считаем себя чем-то значимым — служим сами себе, как некоему идолу. А ближний для нас умален, уничижен и как бы не существует: он меньше. Мы не замечаем, что Спаситель называет каждого человека братом Своим меньшим, как бы делая его родным Себе. Мы презираем человека за его мнимую ничтожность, а Господь наш Иисус Христос говорил, что такие малые, ничтожные люди близки к Богу, потому что Ангелы их, предстоящие пред лицом Божиим, всегда молятся о них и являются их заступниками (см. Мф.18:10). Кроме того, ни одного человека нельзя считать ничтожным, потому что все люди — это меньшие братья Господа.

Бывает, желая оказать благодеяние человеку, которому мы всем обязаны, мы не имеем возможности сделать это, потому что он ни в чем не нуждается. Тогда мы стараемся сделать добро его родственникам, зная, что они расскажут об этом и мы хотя бы таким образом проявим благодарность. Человек искренний, добрый, благородный, не имея возможности отблагодарить своего благодетеля, переносит благодарность на людей, хоть как-то с ним связанных, тем самым стараясь отблагодарить человека, сделавшего ему добро. Приведу знакомый для всех пример. Когда мы приходим к кому-нибудь в гости, то дарим подарки не только самим хозяевам, но часто и их детям. Если подарок понравится детям, то бывают довольны и их родители, к которым мы пришли в гости. Это кажется нам простым и естественным. Каждый разумный человек старается ублажить своих друзей всеми возможными способами, в том числе и так.

Чем же мы можем отблагодарить Бога за все великие благодеяния, которые Он излил на нас? Он даровал нам жизнь и, несмотря на все наши грехи, — надежду на спасение, Он уготовал Царство Небесное, распялся за нас, искупил наши грехи Своей кровью, страданием и неописуемым, неизъяснимым уничижением и смирением. Будучи Богом, Он не только вочеловечился, но и унизил Себя как человек. «И был умален, — говорит пророк Исайя, — паче всех сынов человеческих» (см. Ис.53:3). Даже если бы мы день и ночь истово благодарили Его из самой глубины сердца, то и это было бы даром Божиим. Ведь эта возможность тоже дана нам Богом. Благодарить Бога — это великая милость, дарованная свыше и приносящая великое утешение и радость. Таким образом, мы оказываемся еще большими должниками пред Богом.

Единственное, чем мы действительно можем отблагодарить Его, — это помочь окружающим нас людям, нуждающимся в нашей помощи, которые кажутся нам малыми. Великими и значимыми в наших глазах являются наши родственники и мы сами, но мы должны обратить внимание на всех, кто нас окружает. Пусть они как будто бы меньше нас, но они являются нашими братьями, и все мы — меньшие братья Господа Иисуса Христа. Во всех людях мы должны увидеть Его, как в детях видят родителей. Если мы будем понуждать себя благодарить Бога через благодеяния людям, будем любить ближнего, желая тем самым приобрести любовь к Богу, тогда мы можем надеяться, что на Страшном Суде или на том суде, который ожидает нас раньше, сразу после нашей смерти, милость Божия покроет нас. Бог простит нам все грехи ради того, что мы сумели и захотели (а если не получалось, то понуждали себя) любить наших ближних, ради того, что мы понуждали себя видеть в каждом человеке Господа Иисуса Христа, служили человеку как образу Божию и, не побоюсь этого слова, поклонялись ему. Конечно, мы не обожествляли человека, но поклонялись Тому, Кого он изображает, потому что человек — это нерукотворенный образ Божий, икона Божия, созданная самим Богом.

«Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (ст. 45-46). Конечно, вечная жизнь в точном смысле слова ожидает и праведников, и грешников. Но будущее наказание столь страшно, что даже сам Господь Иисус Христос называет его не вечной жизнью, а вечной мукой. Например, когда мы спрашиваем какого-нибудь человека, как он поживает, а у него в это время неприятности, он отвечает нам: «Да разве это жизнь!» Если мы так говорим даже о земных скорбях и ] страданиях, то тем паче так можно сказать о будущих вечных муках. Нам непонятно сейчас, что это будут за муки. Но если мы останемся вне любви Божией из-за того, что не любили ближнего, отвергли его, пренебрегли им и тем показали, что мы пусты и не имеем этой благодати, этого дарования от Бога, то нам будет приносить невыносимые мучения сама Слава Божия, изливающаяся на грешников так же, как на праведников. Не только будем бесконечно сожалеть о том, что не исполняли заповеди о любви к ближнему, и скрежетать зубами, не только совесть нас будет мучить, подобно неусыпающему червю, но и Божественная Слава, Божия благодать будет для нас всесожигающим огнем. Ибо мы не имеем в себе ничего, чтобы воспринять благодать и наслаждаться ею. Мы сами исказили свою природу так, что лишились возможности радоваться славе Божией. Однако в вечной жизни Бог будет везде и кроме Бога ничего не будет. Пребывая в Боге, и отторгаясь от Него, и мучительно переживая свое отторжение, мы будем бесконечно страдать.

Те же самые благодать и слава Божия, изливающиеся на людей, которые во время земной жизни изменили себя, уподобились Богу в любви к ближнему, в котором увидели образ Божий, сделают их способными в будущей жизни наслаждаться всеизобильной, бесконечной любовью Божией. Эти благость, слава и милость Божия будут столь велики, непостижимы и многообразны, что сделают человека счастливым во веки веков. В этой жизни мы наслаждаемся разнообразием удовольствий — как невинных, так и греховных. В жизни же будущей наслаждение, благость и счастье от общения с Богом будут столь многообразны, что они, можно сказать, будут бесконечны. Человеку, который общается с Богом, вошел в единение с Ним, это общение никогда не покажется надоевшим, уже испытанным. Он будет им вновь наслаждаться и вновь жаждать большего, потому что не сможет им насытиться. Бог, как Существо бесконечное, изливающее Свою непостижимую благость на сотворенные Им существа, будет познаваться человеком безгранично, во веки веков. И Царству Небесному не будет конца. Аминь.

18 февраля 2001 года

Что необходимо сделать, чтобы Господь простил нас?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодняшний воскресный день называется «Неделя о Страшном Суде», сегодня Церковь напоминает нам о событии, грядущем на вселенную. Это событие не минует никого, как бы человек к нему ни относился — может быть, легкомысленно или даже вовсе в него не веруя. По выражению Евангелия, оно, как сеть, найдет на всех живущих во вселенной (см. Лк.21:35). Хотим мы или не хотим, думаем об этом страшном дне или нет, верим ли во Христа или, допустим, в Будду, нас будет судить Христос. Господь наш Иисус Христос, преисполненный неизреченной, безграничной, Божественной любви, будучи воистину Единым Человеколюбцем, заранее открывает нам, что должно делать, чтобы приговор на этом Суде оказался для нас благоприятным.

Представьте себе, что у человека возникает необходимость с кем-то судиться. Судья ему говорит: «Чтобы у тебя все было хорошо, ты сделай заранее вот что, и тогда ты выиграешь процесс». Конечно же, человек с радостью согласился бы исполнить подсказку человека, от которого зависит решение его вопроса. Так и в этом случае: Господь Сам говорит, что нам нужно сделать для того, чтобы Он нас простил. Исполнение Его подсказки необычайно важно: ради этого будут прощены все наши грехи.

Заслужить милость Божию и получить Царство Небесное достойно, то есть по своим делам, невозможно, всякий из нас войдет туда только будучи помилован Богом. Наши добрые дела в конечном счете являются лишь выражением нашего покаяния. Грехов у нас гораздо больше, чем добродетелей, но ради покаяния добрые дела нам «засчитываются», а злые (то есть грехи) предаются забвению. Итак, Спаситель заблаговременно открывает нам секрет того, по какому принципу будет происходить Суд, что необходимо сделать, чтобы Он, как Судья, простил нас.

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов» (ст. 31-32). Это повествование не является притчей в полном смысле слова, потому что в ней почти в прямой форме говорится о предстоящем событии. В то же самое время пророчество о Страшном Суде содержит некоторые образы, которые в действительности, конечно, не будут иметь места. Например, образ отделения пастырем овец от козлов. Господь Иисус Христос упрощает повествование о Страшном Суде, излагая его с помощью приточных образов, поскольку это событие непостижимо для человеческого разума.

«И соберутся пред Ним все народы». Не будет никакого человека, народа или государства, кого бы ни постиг Страшный Суд. Все народы: и те, которые уже исчезли, и те, которые, может быть, еще появятся, и существующие сейчас, и верующие во Христа, отпавшие от Него, то есть исповедующие какую-то другую религию, — все без исключения предстанут перед Господом Иисусом Христом, и Он «отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов».

Для людей того времени, имевших представление о скотоводстве, этот образ был! весьма понятен. Козлы и овцы часто пасутся вместе, а в загоне пастух отделяет их друг от друга. Подобное этому произойдет и на Страшном Суде. «И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую» (ст. 33). Овцы — символ покорности, послушания, а козлы — упрямства и своеволия. Эти свойства особенно важны в деле спасения, они приближают или удаляют нас от него.

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его…» (ст. 34). Предсказание о Страшном Суде началось словами о том, что «приидет Сын Человеческий», а в этом стихе Господь называет Себя уже Царем. В первое Свое пришествие Он явился как один из людей, более того, был совершенно бесправным, жил подаянием, как нищий, и не имел над людьми никакой власти, кроме тех случаев, когда они сами добровольно предавали себя Ему в подчинение. На Страшном же Суде Спаситель будет действовать как Царь, то есть уже с полной властью, совершенно независимо.

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (ст. 34-36). Представьте себе, что мы живем во время пребывания на земле Господа Иисуса Христа. Конечно, каждый из нас, любой верующий человек считал бы необыкновенной, великой честью сделать что-то для Самого Господа. Однако мы понимаем, что это невозможно, эти времена уже не вернутся, а потому подчас говорим, что никак не можем Ему послужить. Мы, мол, не делаем добрых дел или не живем по-евангельски по той причине, что не имеем возможности слышать проповедь прямо из уст Спасителя, как слышали ее Его современники, видеть Его чудеса своими глазами. Господь опровергает такое неправильное мнение и открывает нам тайну: когда мы служим ближнему, то этим оказываем благодеяние непосредственно Ему. Как это возвышенно и одновременно как страшно! Как мы, к сожалению, далеки от такого понимания служения ближним!

Это повествование кажется нам чересчур образным, даже натянутым, но возражать Евангелию и сомневаться в нем нельзя по той причине, что это слова Самого Господа Иисуса Христа. Например, в хлебе и вине, освященных евхаристическими молитвами священника или епископа, оком веры мы видим уже не хлеб и вино, а Тело и Кровь Христовы, потому что Господь на Тайной вечере сказал: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое» и «Пиите от нея: сия есть Кровь Моя» (см. Мф.26:26-28; Лк.22:19-20). И раз Он так сказал, то мы верим в эту Божественную истину. Так и здесь: мы должны верить Господу, говорящему, что всякий, делающий добро ближнему, делает его Самому Христу, а потому этот ближний и есть Христос. Подавая милостыню или даже просто сочувствуя человеку (если не имеем возможности помочь материально), мы помогаем и сочувствуем Самому Господу Иисусу Христу.

«Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (ст. 37-40). Христос всех людей сделал Своими братьями — конечно, в первую очередь православных христиан, но не только их, потому что всякий человек имеет в себе образ Божий. Господь же Иисус Христос есть истинный образ Бога Отца и истинный Человек, имеющий в Себе всю полноту неискаженного образа Божия, и потому всякий человек есть образ Христов.

Эта истина настолько жива, что Господь говорит даже не так: «Когда вы делали добро, делали его одному из тех, кто подобен Мне», но прямо: «Вы делали это Мне». Когда мы молимся, мы порой унываем от того, что не можем умом приблизиться к Господу. Наше внимание рассеивается, мешают посторонние мысли, и, хотя мы стремимся духовно, в молитве приблизиться к Господу Иисусу Христу (в особенности это ясно при занятии молитвой Иисусовой, но и при чтении других молитв тоже), мы не можем этого сделать, как будто нам что-то препятствует. Все наши усилия бывают бесплодны и напрасны, и мы приходим в недоумение и, может быть, иногда даже ропщем, думая, что желаем совершить как будто бы богоугодное дело, а благодать Божия нам не содействует.

Но когда нужно приблизиться к Господу Иисусу Христу не в молитве, а в делах милосердия, тогда мы не хотим исполнять свой долг. Спаситель сказал: «Я был болен, и вы посетили Меня», значит, когда мы приходим к больному или заключенному в темнице (а в Евангелии не говорится, что человек заключен туда несправедливо — может быть, напротив, за какие-то свои грехи, действительные преступления), то, оказывается, мы приходим к Самому Господу Иисусу Христу. Когда мы принимаем странника — мы принимаем Самого Господа Иисуса Христа. Вот какова Божественная тайна открытая нам сейчас! А если мы всего этого не делаем, то получается, что умом мы ищем Господа, а в действительности Его отвергаем. Как же мы можем почувствовав Его близость, объять Его своим умом, ощутить Его пришествие в наше сердце или при близиться к Нему в молитве, когда на деле мы удаляемся от Него своим холодные безразличным к людям сердцем?

Преподобные отцы знали эту истину, и, хотя пространственно удалялись от люде они понимали, что от любви к ближнему удалиться невозможно. Преподобный Антоний Великий, будучи основателем пустынножительства и отцом отцов, как называет его православная традиция, говорил пустынникам, отшельникам, что наш ближний это наша жизнь и смерть. Значит, тот, кто стремится к Господу истинно, а не лицемерно, будет искать приближения к Нему не только в молитве, но и в любви к ближней проявляющейся в добрых делах.

Человек, имеющий в себе благодать Божию, действительно видит в каждом человеке Христа. Общаясь с людьми, он не тяготится ими, потому что общается со Христом оказывая помощь ближнему, не думает, что теряет время, потому что помогает Само Господу Иисусу Христу, как бы страшно и даже непостижимо для человеческого разума это ни звучало, как бы нас ни ужасало. Человек, устремляющийся к Богу в конкретных делах милосердия, конечно, не почувствует препятствия, когда устремится к Не своим духом в молитве.

«Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в ог вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; ж дал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не од Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, шип больным, или в темнице, и не послужили Тебе?» (ст. 41-44). Такими доводами и мы себя часто оправдываем, отказываясь от добрых дел и помощи людям по той причине, I что, как нам кажется, они этого недостойны, а это то же самое, что сказать: «Мы не! видели Тебя нуждающимся, Господи, и потому не помогали Тебе». Нам кажется, что³ если бы мы видели какое-нибудь достоинство в человеке — может быть, праведность’ или что-то другое, выглядящее в наших глазах каким-то преимуществом, — то помогли бы ему. Но Господь заранее пресекает подобное настроение. Как я уже говорил, Он открывает нам тайну того, как будет происходить Суд. Мы должны усвоить Его слова и руководствоваться ими в каждую минуту своей жизни. Может быть, не всегда мы имеем возможность сделать что-то существенное, иногда даже сами нуждаемся в посторонней помощи, но доброе расположение, сочувствие, сострадание, притом соединенные с благоговением, стремлением почитать ближнего высшим себя, точно так же, как мы, несомненно, считаем Господа Иисуса Христа высшим нас, — это должно быть в каждом человеке всегда. Может быть, иногда нашей помощью будет доброе слово или вздох сочувствия тому, что у человека произошла какая-то неприятность. Иногда мы сделаем что-нибудь ничтожное, так что человек этого даже не почувствует, но мы сделаем это добро, потому что не можем не помочь ближнему и осознаем, что делаем добро Господу Иисусу Христу. Тот, кто любит Господа, как говорит опыт духовных людей, не может не любить ближнего.

Некий подвижник нашего времени, греческий старец, сказал: «Кто хочет найти любовь, пусть ищет ее в Иисусе». Что это значит? Кто хочет любить ближнего — а всякий христианин должен прежде всего стремиться к любви, потому что в этом, можно сказать, суть Евангелия и христианства, — тот должен через Иисусову молитву возлюбить Господа Иисуса Христа. Тогда сердце человека оживет — перестанет быть каменным и превратится в плотяное, как говорит пророк Иезекииль (см. Иез.11:19; 36, 26). Вот тогда мы будем видеть и любить в ближнем Христа. Можно сказать, что любовь ко Христу в молитве и любовь к ближнему — это одно и то же. Мы думаем, что это как будто бы вещи противоположные и некоторая привязанность, сочувствие к человеку отвлекают нас от духовной жизни. Но так нам кажется по недостатку духовного опыта или потому, что мы не пережили истинной любви к Богу. Оттого мы и оправдываем себя, подобно этим грешникам из притчи, которые говорили: «Когда мы видели Тебя нуждающимся?» Если бы мы имели любовь к Господу Иисусу Христу, то в каждом человеке видели бы Христа, и, можно даже сказать, обожествляли бы его. Конечно, не так, как это делают гуманисты, которые оправдывают человека со всеми его страстями и пороками и считают, что он достоин чуть ли не поклонения. Их ошибка состоит в том, что они отделяют человека от Христа, от Бога, а мы, наоборот, соединяем: служа человеку, служим Христу. Потому в нашем служении не может быть ничего чуждого Евангелию. Таким образом мы исполняем это предупреждение Спасителя о том, что нам нужно сделать, чтобы оказаться оправданными на Суде.

Трудно полюбить человека, для этого нужно преодолеть себя, сделать свое сердце из каменного плотяным, живым. Господь открывает нам некоторые тайны, облегчающие этот подвиг. Он говорит, что надо любить ближнего, как самого себя (см. Мф.19:19; 22, 39; Мк.12:31; Лк.10:27), то есть дает нам некий критерий: мы должны полюбить другого человека не меньше, чем самих себя, потому что он такой же, как и мы (именно так нужно понимать эту заповедь). Господь говорит: «Относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе» (см. Мф.7:12; Лк.6:31) — и нам, людям, у которых нет любви, дает для этой добродетели некоторое основание внутри нашего собственного естества. Себя мы любим, но должны понимать умом, что наш ближний такой же, как и мы, — вот почему мы должны любить и ближнего, как самих себя. Мы хотим, чтобы нам делали добро, снисходили к нам, прощали наши грехи, забывали то зло, которое мы когда-то причинили людям, — значит, должны и сами так относиться к другим. И, наконец, Господь открывает истину, невероятную для здравого смысла, но бесспорную для веры: в каждом ближнем Христос, а потому, служа ближнему, я служу Христу; любя ближнего, я люблю Христа. Если даже после такого откровения мы останемся безразличны и не начнем сбрасывать со своего каменного сердца нарост жестокости, равнодушия и холодности, тогда, наверное, можно сделать вывод о том, что мы просто не хотим исполнять заповеди, ибо это откровение Спасителя, эта истина должна тронуть всякого человека, даже почти мертвого душою.

«Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (ст. 45). Мы часто презираем людей, они нам кажутся меньшими нас и потому недостойными, презренными, не стоящими даже внимания, а не только добрых дел. Но Господь говорит, что и в таком презренном в наших глазах человеке, кто бы он ни был, Сам Христос: «Этот человек — Я Сам, Господь Иисус Христос. Презирая его, ты презираешь Меня, проявив безразличие к нему, ты безразличен и ко Мне».

«И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (ст. 46). Праведник — это тот, кто истинно, нелицемерно любит Господа Иисуса Христа, то есть видит Христа в каждом человеке. Грешник же — это тот, кто, может быть, и исполняет требуемое заповедями, но исполняет формально, ближний для него — совершенно чужое, постороннее существо. Выслушав это предсказание Спасителя о том, что будет с нами на Страшном Суде, это предупреждение, как мы должны себя вести, чтобы быть помилованными и приобрести жизнь вечную, мы должны отнестись к этому, по крайней мере, без легкомыслия.

Надо всячески понуждать себя — даже и против воли, противясь своему окаменевшему сердцу, — делать добро каждому человеку с благоговейным уважением, а не с презрением, служить ему так, как будто это Сам Бог. Выражаясь просто, мы должны молиться на каждого человека. Когда мы хотим сказать, что любим кого-то, то говорим: «Я молюсь на него». Вот так мы должны относиться не только к христианам, но и к любому нашему ближнему. А наш ближний — каждый нуждающийся в помощи: пище, одежде, крове, лекарствах, утешении, сочувствии, добром слове. Всякий человек является нашим ближним, и в нем — Сам Господь Иисус Христос, Сын Божий. Аминь.

10 марта 2002 года

Неделя сыропустная. Воспоминание Адамова изгнания

(Мф., 17 зач., VI, 14-21)

Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.

Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.

Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.

О благоразумном соблюдении поста

Дорогие братья и сестры, мы вступаем на поприще Великого поста. Сегодня вечером будет совершаться первая постовая служба. По старинному православному обычаю, перед вступлением в пост мы испрашиваем друг у друга прощения. Этот обычай основан на сегодняшнем евангельском чтении, в котором сказано, что мы должны прощать ближним совершенные против нас грехи, чтобы иметь право с дерзновением просить у Господа о прощении собственных грехов. Каждый год мы просим друг у друга прощения в этот день и, казалось бы, должны были привыкнуть совершать этот общепринятый ритуал. Однако обычай просить прощения всегда трогает сердца людей. Это происходит оттого, что мы чувствуем, что согрешили не только против Бога, но и против наших близких — всех тех, с кем мы общаемся. Сознание грехов отягощает душу, и мы хотим от этого избавиться, испросив прощения у Бога. При этом мы понимаем, что можем просить у Бога прощения только тогда, когда сами простим другим. Много прекрасных слов сказано по этому поводу подвижниками благочестия. Самое главное, чтобы мы простили друг другу все, в чем мы виноваты, искренне, от всего сердца, потому что Господь взирает прежде всего на наше сердце. Нужно просить прощения не только за сознаваемые нами грехи, но и за те, которых мы, может быть, по своей немощи и не чувствуем. Мы можем даже не заметить, что обидели человека, вызвали в его душе подозрение или неприязнь. Нужно постараться и самим искренне всех простить.

В Евангелии много говорится о необходимости прощать друг друга. В этом и состоит истинное христианство. Молитва «Отче наш», которую мы повторяем каждый день по несколько раз, содержит в себе такие слова: «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Таким образом, мы просим Господа простить нас при том условии, что сами прощаем. Поэтому тот, кто имеет зло на ближнего и не прощает его, тот, повторяя слова молитвы, как бы говорит следующее: «Не оставляй мне моих долгов, потому что я не оставляю моим должникам».

Как священнослужитель и духовник, я хочу исполнить свой христианский долг и с искренним сердечным чувством прошу прощения у всех, кого я своими человеческими недостатками, может быть, нечаянно обидел или соблазнил. Прежде всего у своих собратьев священнослужителей. Потом у своих самых близких духовных чад, которым иногда, может быть, кажется, что я к ним невнимателен и уделяю им мало времени. А в широком смысле я считаю своими духовными чадами всех прихожан, потому что через проповедь и наставления своих собратьев священнослужителей я вместе с ними окормляю всех вас. Прошу прощения у братии монастыря и у всех прихожан. Молитесь обо мне, грешном и немощном. Бог вас всех простит!

Мне хотелось бы сказать несколько слов о неправильном отношении некоторых людей к своим духовным отцам. Случается, что люди, движимые искренними благочестивыми чувствами, преувеличивают благочестие и праведность своих духовников. Когда мы общаемся с действительно духоносным старцем, имеющим явные признаки святости, то можем без преувеличений приписывать такому человеку истинную праведность и ревность. Но в подавляющем большинстве случаев духовники — это самые обыкновенные люди, не обладающие благодатными дарами, которые им иногда приписывает молва. Бывает, что христианин сначала безмерно возвеличивает своего духовного наставника, но, заметив в нем какую-нибудь слабость, испытывает разочарование и теряет к нему доверие. Таким образом он наносит вред своей душе. Поэтому давайте будем смотреть друг на друга просто, без всякой экзальтации или, напротив, подозрительности, чтобы не прельститься и не впасть в осуждение. Призываю всех искать прежде всего духовной пользы, научиться снисходить к недостаткам духовных наставников и испытывать к ним доверие. Без доверия трудно повиноваться и принимать наставления.

Теперь, братья и сестры, кратко скажу о соблюдении поста. Прежде всего, пост должен быть во всех отношениях благоразумным. Существуют уставные правила соблюдения поста, но, к сожалению, мы не можем следовать им во всей строгости. По русской пословице: нельзя всех стричь под одну гребенку. Один человек крепкий, как железо, а другой немощный, как солома. Для каждого человека есть свои границы поста. Если человек выходит за одну границу, то пост перестает быть постом. Если за другую, пост становится самоубийством. Поэтому нужно посоветоваться с духовником и найти для себя золотую середину.

В нашем монастыре братия будет поститься так: первую седмицу — сухоядение, то есть трапеза без масла, кроме субботы и воскресенья, когда масло разрешается. В прочие седмицы, кроме Крестопоклонной и Страстной, — сухоядение в среду и пятницу, а в остальные дни — с маслом. На Крестопоклонной и на Страстной седмицах также сухоядение. На Страстной седмице разрешается вкушать масло в четверг, когда вспоминается установление Господом Таинства Евхаристии.

Вы можете поститься строже, а кто-то, может быть, нуждается в послаблении. Живущим в миру, скорее, необходимо послабление, потому что поездки в общественном транспорте, работа и заботы о семье утомляют и изнуряют человека. Но молочное есть нельзя — это уже не пост. Пост с рыбой — это пост очень ослабленный. Постоянное употребление пищи с маслом — несколько ослабленный, но допустимый пост.

Строгость соблюдения поста можно рассматривать в трех отношениях: в отношении качества, количества и времени принятия пищи. Есть, например, люди с больным желудком, которым необходимо вкушать пищу через каждые несколько часов, а здоровые могут есть один или два раза в день. Мы должны быть благоразумными, чтобы не стать самоубийцами. Нужно иметь в виду, что и подвижники постились по-разному. Например, один подвижник вкушал каждый день только молоко оленихи: другой пищи у него не было. Каждый день к нему приходила олениха и чудесным образом давала себя доить. Пост это был или не пост? Казалось бы, он вкушал молоко, но пусть кто-нибудь попробует так попоститься!

Пост должен быть не только телесным, но и духовным. Духовная сторона поста состоит в покаянии, частом посещении богослужений и усиленной домашней молитве. Например, к обычному молитвенному правилу можно добавить чтение покаянного канона или акафиста Иисусу Сладчайшему, можно читать Псалтирь или проводить больше времени в уединении, чтобы молиться Иисусовой молитвой. Нужно выбрать то, что приносит вам бблыпую пользу. Один подвижник сказал: «Лучше я в церкви один раз скажу: «Господи, помилуй», чем дома всю Псалтирь прочитаю». Только великие подвижники, безмолвники достигали такого духовного преуспеяния, что могли молиться в уединении с большей пользой, чем во время церковного богослужения. Для мирян, вероятно, усиление молитвы должно выражаться в более частом посещении богослужений. При этом нужно воздерживаться общения, многословия, от встреч, если их можно отложить. В особенности это касается первой седмицы поста, в течение которой желательно посещать все службы. Если это очень трудно, то нужно посещать храм хотя бы в первые четыре вечера поста, потому что будет читаться Покаянный канон Андрея Критского, и, по благочестивому обычаю, на этих службах нужно обязательно помолиться. В течение первой недели нужно исповедоваться и причаститься в субботу или воскресенье. Можно причаститься в среду или в пятницу, когда совершается Литургия Преждеосвященных даров. Вообще, в течение поста нужно стараться причащаться чаще, чем обычно, желательно приступать к Таинству каждую неделю. Если такой возможности нет, то постарайтесь причаститься хотя бы на первой седмице, затем приблизительно в середине поста и на Страстной седмице. Конечно, можно причащаться и чаще, чем раз в неделю, особенно в праздничные дни: например, на Благовещение или в день установления Тайной вечери.

Итак, братья и сестры, с Божией помощью за время Великого поста постараемся очистить свое сердце и душу! Приблизимся к вечности в это благоприятное для покаяния и спасения души время, которое Церковь выделила из всего времени года для спасительного и очистительного подвига поста. Аминь.

21 февраля 1999 года

О тайном совершении добродетелей

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы вспоминаем древнейшее событие человеческой истории, печальное и страшное, — катастрофу, превосходящую все известные человечеству бедствия: и общественные, и стихийные природные. Эта катастрофа — падение наших прародителей Адама и Евы и изгнание их из рая. Мы вспоминаем это событие, чтобы покаянием и постом вернуть себе райское блаженство. Все мы уже с рождения несем на себе печать греха, и даже после Крещения — отчасти по нашему нерадению, отчасти по злобе и зависти бесовской — должны вести борьбу с грехом для того, чтобы вернуть утерянный и, к несчастью, забытый нами рай. Наши прародители, первобытные люди — не в том смысле, который подразумевается под этим словом в учебниках биологии, а «бывшие исперва» (см. 2 Пет.3:5), то есть изначала, — Адам и Ева согрешили, преступив заповедь Божию о посте. Запрещение вкушать с древа познания добра и зла было своего рода постом, потому что постом называется ограничение в пище. Это первое ограничение было весьма щадящим и снисходительным, но наши прародители его нарушили: дерзновенно протянули свои руки, сорвали плод с этого древа, вкусили его и лишились Божественной благодати. Глаза их открылись, Адам и Ева потеряли младенческую невинность, увидели свою наготу, устыдились и от листьев этого же дерева (по мнению святых отцов, это была смоковница) сделали себе опоясания. Не раскаявшиеся в своем грехе перед Богом, наши прародители были изгнаны из рая.

Выдающийся богослов и учитель Церкви блаженный Августин, наблюдая за младенцами, увидел, что даже в недавно родившихся и еще не научившихся говорить детях начинают действовать страсти, только дети не могут привести их в исполнение, поскольку этих страстей не понимают. В них действуют и гнев, ибо они плачут, когда им не дают пищи, и даже блудная страсть (в неосознанном поведении младенца наблюдательный человек увидит и многое другое). Дерзну добавить к этому еще одну, как мне кажется, примечательную деталь: конечно, вы замечали, что младенцы, в отличие от детенышей животных, тянут в рот любой предмет, который попадается им под руки. В отличие от человека, животным не приходится наблюдать за своими детенышами, чтобы те не совершили столь опрометчивого и, может быть, пагубного для них поступка — взять в рот предмет, который может даже убить, а человек вынужден смотреть за своим ребенком. Разве это не свидетельство того греховного поступка, который совершили наши прародители, когда дерзновенно протянули руку к плоду и вкусили его? Этот бессознательный вредный навык в младенцах, как мне кажется, является знаком, печатью того, что все мы в лице своих прародителей когда-то протянули руку к запрещенному плоду и его вкусили. Не нужно думать, что согрешили только два человека, а теперь страдают их бесчисленные потомки, — нет, согрешило все человечество, которое в то время состояло из двух человек. Если бы человечество состояло из того бесчисленного количества людей, которые родились после грехопадения и еще появятся на свет до кончины мира, то, я думаю, падение оказалось бы более страшным — всеобщим, возможности спасения не было бы, а сейчас мы можем покаяться и спастись, и желающие достигают спасения. В этом состоит человеколюбие Божие, мы же, пользуясь им, лукаво оправдываем себя. Разве своими грехами мы не подтверждаем того, что и мы бы согрешили, если бы жили тогда? Разве мы ни в чем не повинны? Прародители совершили один грех и были строго наказаны. Мы же каждый день многократно нарушаем повеления Божий и вкушаем запрещенный плод, только не в виде собственно плода с древа познания добра и зла, а в виде всех тех греховных дел, которые запрещены евангельскими заповедями.

Святая Церковь предлагает нам поучение Господа Иисуса Христа, которое может настроить нас на правильное проведение Великого поста: такое, при котором пост принесет нам пользу и поможет вернуть дарованную в Таинстве Крещения благодать, которую мы необдуманно потеряли, подобно тому как лишились райского жительства наши прародители.

Господь наш Иисус Христос говорит: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (ст. 14-15). В течение поста мы должны, во-первых, позаботиться о том, чтобы принести покаяние, во-вторых, понять, что истинное покаяние и прощение Богом наших грехов возможны только в том случае, если мы будем прощать тем, кто виноват по отношению к нам. Мы виноваты перед Богом, но Он прощает нам грехи, а потому и мы должны простить нашим обидчикам все, в чем бы их вина перед нами ни состояла. Только тогда, когда мы будем каяться и прощать других грешников, наш пост будет угоден Господу и приобретет смысл. Без покаяния, в особенности без покаянной молитвы, пост будет лишь ограничением в пище, чем-то вроде диеты, а отнюдь не духовным занятием. Пост, не сопровождаемый сердечным сокрушением, ради которого он и предпринимается, превращается в некое физическое упражнение, принося пользу, может быть, нашему здоровью, но никак не душе.

«Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (ст. 16). Лицемеры соблюдают пост ради человеческой славы: они напускают на себя унылый вид, и, видя их изможденные, печальные лица, неопытные христиане начинают прославлять таких людей за их как будто бы строгий пост. На самом деле может случиться так, что человек и поститься-то не будет или станет соблюдать пост очень слабо, нерадиво, но из-за напускной печали покажется нам особенным подвижником. Некоторые настолько преуспевают в таком лицемерии, что, подобно артистам, могут изобразить из себя великих подвижников и молитвенников, на самом деле весьма мало подвизаясь. Мы должны поступать наоборот и по возможности скрывать свой пост. Если он становится виден для других против нашей воли, например, станет заметно, что мы похудели или наше лицо осунулось и мы стали более строги и серьезны, — это уже не наша вина. Мы стараемся по возможности свой подвиг утаить, но если против нашей воли что-то проникает наружу, за это мы не ответим. Человек может поститься очень строго, но только нечто малое поневоле обнаружится перед людьми. Конечно, это не значит, что мы должны на самом деле помазать нашу голову и умыть лицо, как говорится в Евангелии (см. ст. 17), ибо это образное выражение. Спаситель говорит о том, что мы должны не напускать на себя печаль, а выглядеть обыкновенно, и даже радостно и приветливо. Нужно сказать, что приветливое отношение к людям, радостное настроение — это признак присутствия в душе человека благодати. Кто искренне кается, в том начинает действовать Божественная благодать и сразу вслед за печалью возникает тихая, ровная, спокойная, неземная радость. Она поневоле будет видна на лице человека и в его поступках. Под словами «помажь голову» и «умой лице» как раз и подразумевается проявление этой блаженной, благодатной радости, которая является естественным и даже, я бы сказал, обязательным следствием истинного покаяния. Недаром великий древний подвижник и учитель преподобный Иоанн Лествичник называет покаянный плач радостотворным, то есть творящим радость.

«А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (ст. 17-18). Мы не должны стараться показать, что постимся, хотя невозможно и совершенно это утаить. Если кто-то постится помимо обязательных постов: Великого, Успенского, Петрова и Филиппова, он, конечно, должен утаивать свой подвиг, но общепринятые посты утаить невозможно, разве что несколько скрыть степень их строгости. Главное, чтобы мы делали это не напоказ, не для людей, а для своей души. Мы обязаны совершать добродетели, и скрыть их часто невозможно. Великий праведник святой Иоанн Кронштадтский как-то спросил у игумений Таисии, подвижницы святой жизни: «Что, по-твоему, значит давать милостыню втайне?» Она ответила: «Чтобы никто не знал». «Нет, — возразил отец Иоанн, — это значит творить ее нетщеславно, потому что если мы и утаимся от других людей, то не утаимся от самих себя, а надымаясь гордостью и высоким о себе мнением в душе, получим самый страшный вред из возможного». Странно слышать: вред, который можно получить от добродетели… Но это так. Поэтому настоящей добродетелью, будь то пост, молитва или милостыня, считается добродетель, совершенная именно нетщеславно, втайне от самого себя. Когда мы постимся ради Бога, ради прощения грехов, а не ради того, чтобы люди имели о нас доброе мнение, тогда мы получаем награду от Бога, потому что Он видит тайное, а явным как бы пренебрегает. За наше намерение совершать подвиг поста ради нашего спасения, ради Бога, а не ради людей Он воздает нам явно, но явно не перед другими, а для нас самих. Наши ближние, может быть, и не приметят, есть ли в нас благодать, появилась ли в нашей душе духовная радость, — главное, чтобы мы сами ощутили действие благодати в своей душе, очищение ее Божественным действием.

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут» (ст. 19-20). Эти слова не означают, что где-то на небесах нам копится некая награда. Собирать себе сокровища на небе — это значит искать Божественную благодать, желать только небесного, иметь корысть, если можно так выразиться, только к духовному. Действительно, можно так сказать, что мы копим сокровища и имеем корысть. Но какую? Эта корысть заключается, прежде всего, в том, чтобы получить вечную жизнь, прощение грехов, стяжать благодать, милость Божию, близость к Богу, приобрести евангельские добродетели. Все это называется «собирать себе сокровища на небесах». Под молью, ржавчиной и ворами подразумеваются наши грехи, в особенности тщеславие и гордость, которые, подобно ворам, расхищают все доброе, душеполезное, что нам удалось стяжать, накопить. Если мы совершали добродетели ради людей, тогда все нами собранное расхищается, и в конечном счете мы остаемся пустыми.

«Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (ст. 21). Действительно, если мы все делаем ради Бога, спасения души, евангельской чистоты, то с Богом будет и наше сердце и мы будем думать только о небесном, вечном, совершенно пренебрегая человеческим мнением. К сожалению, в наше время грех часто почитается добром, а добро — злом, поэтому, совершая добродетели ради людей, а не ради Бога, может случиться, мы будем стараться выглядеть перед людьми добродетельными даже ценою лицемерия или греха. Таким образом, наше сердце будет на земле, с людьми, и оно будет непостоянно, ибо один человек одобряет одно, другой — другое, один хвалит сегодня это, а завтра — то. Мы никогда не найдем постоянства и, желая угождать всем, на самом деле не угодим никому и подвергнемся осуждению как от Бога, так и от людей, которым хотели польстить и перед которыми лицемерили.

Итак, будем собирать себе сокровища на небе, то есть будем думать только о небесном, и тогда там окажется наше сердце. Бог, Который, по словам апостола Павла, «вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр.13:8), даст нам силы и возможность постоянно копить это духовное богатство, будет непрестанно утешать нас Своей благодатью и сделает нас достойными имени христиан.

Святая Церковь устроила все для того, чтобы мы готовились к вечности: для этого установлены посты, христианские праздники. Мы часто смотрим на все это как на что-то обычное, свидетельствующее о привычном ходе вещей. Нам кажется: что тут такого, все как всегда — день сменяет день, за годом идет год?.. По своей ограниченности, по немощи ума мы недопонимаем, что происходит. Каждый пост, и в особенности Великий, покаянием готовит нас к вечности. Если же мы постом пренебрегаем, проводим его нерадиво, неразумно, с тщеславием, а не со смирением — тогда мы от Бога удаляемся. Из года в год мы думаем, как бы поскорее пост кончился и мы бы радостно отпраздновали Пасху, — • и забываем, что речь вдет не о воздержании от скоромной пищи и приятной встрече Пасхи, а о нашем спасении или погибели. Поэтому давайте отнесемся к посту ревностно, правильно, будем поститься по-евангельски. Вспомним наших прародителей, которые из-за пренебрежения легчайшей заповедью лишились райского блаженства. Не будем пренебрегать такими простыми и легко исполнимыми делами, как воздержание от пищи и усиленная молитва о прощении грехов (что само по себе, даже без награды, радостно и приятно), не будем лишать себя надежды на вечную жизнь. Не будем уподобляться нашим прародителям в их грехе нерадения, которое привело к такому страшному исходу, но станем подражать им же, Адаму и Еве, в том покаянии, которое они имели после изгнания из рая, ибо плач стал всегдашним их спутником. Церковное предание говорит, что первый хлеб Адам приготовил, смешивая истираемые камнями зерна пшеницы со слезами. Подобно кающемуся праотцу Адаму мы тоже должны вкушать свою постную пищу, смешивая ее со слезами или, по крайней мере, с сокрушением сердечным. Тогда Господь наш Иисус Христос действительно подаст нам свою благодать и мы сподобимся чистым сердцем с верой встретить великий христианский праздник — Воскресение Христово, которое само по себе является величайшим свидетельством истинности учения Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

21 февраля 1999 года

Отчего в нашей душе нет мира?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Спаситель поучает нас: «Если вы простите людям согрешения их, простит и вам Отец ваш Небесный; если же вы не простите людям согрешений их, то и Отец ваш не простит согрешений ваших»* (ст. 14-15). Церковь предлагает для нашего размышления перед началом Великого поста это евангельское поучение для того, чтобы мы, вразумленные Самим Господом Иисусом Христом, совершали путь поста правильно и достигли его завершения с пользой для души.

«Если вы простите людям согрешения их, простит и вам Отец ваш Небесный». Итак, прощение наших грехов поставлено в зависимость от того, как мы сами прощаем проступки другим людям. Мы можем наложить на себя суровые подвиги: очень строго поститься, совершать множество поклонов, много и внимательно молиться со слезами, искренне просить у Бога прощения — и, как нам кажется, стяжать благодать Божию. Но если при всем этом мы не захотим или не сможем (мы часто говорим, что не можем) простить тем людям, которые против нас согрешили или как-то нас обидели, тогда, несмотря на все наши подвиги, несмотря на самое искреннее и глубокое покаяние, Отец Небесный не простит нам наши грехи. Потому что Он — Отец всех людей: и нас, и «должников наших».

«Если же вы не простите людям согрешений их, то и Отец ваш не простит согрешений ваших». Все наши подвиги, слезы и умиление при внимательной молитве окажутся бесполезными, если мы не будем снисходить к окружающим нас людям и не научимся прощать им все те неприятности, мнимые и действительные, которые они нам доставляют. К сожалению, если взглянуть на свою жизнь, на свое поведение беспристрастно, то можно увидеть, что мы не только не снисходительны, но и, напротив, чрезвычайно придирчивы к людям. Конечно, нам кажется, что зла на людей мы не держим, но сколько неудовольствия, неприязни мы испытываем в течение дня от того, что и самые близкие люди делают что-либо не так, как нам хочется или нравится. Мы проявляем это неудовольствие по отношению к тем, с кем общаемся в течение дня, а потом об этом забываем. Забываем не потому, что прощаем ближних, а потому, что уверены в их неправоте, но, поскольку причиняемые нам неприятности, так сказать, терпимы, мы никак на них не реагируем. В душе же неудовольствие остается, а значит, мы не прощаем людям их согрешений. Часто мы удивляемся: почему в нашей душе нет мира, почему мы испытываем какое-то беспокойство, а иногда и опустошение, ведь мы ничего особенного не сделали, никакого большого греха не совершили, даже не прогневались в течение дня? Происходит же это от того, что в нашем сердце живет неприязнь по отношению ко всем тем, кто творит не нашу, а свою собственную волю. И выходит, что когда мы читаем молитву «Отче наш», то навлекаем сами на себя осуждение Божие, потому что в ней условием прощения долгов (то есть грехов) определено то, как человек прощает других людей: «И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим».

Вот что прежде всего говорит Церковь словами Самого Спасителя в напутствие нам перед вступлением в Великий пост, рекомендуя помнить об этом в течение всего поста.

«Когда же поститесь, не делайтесь как лицемеры сумрачными; ибо они искажают лица свои, чтобы показать себя людям постящимися» (ст. 16). Это поучение относится непосредственно к посту: мы не должны поститься напоказ. Это не значит, что пост надо утаивать, потому что на практике скрыть пост невозможно. Если в эти дни постится вся Церковь, то как мы скроем свой пост? Если станем делать вид, будто не воздерживаемся в пище, тогда, скорее всего, просто соблазним людей. Важно не скрывать пост, а исполнять добродетель поста ради Бога, а не ради людей. «Ибо они искажают лица свои» — так поступают лицемеры, думающие о человеческой похвале и желающие показать, что они постятся. «Истинно говорю вам, они получили награду свою» (ст. 16). Люди, которые желают похвалы от людей и, может быть, даже совершают какие-то особенные подвиги ради человеческого одобрения, уже получают свою награду. Нужно сказать, что тщеславие — это столь коварная и могущественная страсть, что она заставляет иногда некоторых своих приверженцев, своих рабов совершать великие подвиги, выделяться каким-то особенным благочестием. Такой человек не только видом своим показьшает, что постится, но может очень строго воздерживаться и на самом деле, ему придает сил тщеславие. Тщеславие, ожидание похвалы от людей, может дать силы совершать множество поклонов, сохранять глубокое уединение, проливать слезы. Даже внутреннее желание получить одобрение от других уже придает человеку силы и питает его тщеславие. Когда же подобный мотив для подвигов исчезает, тогда вдруг человек чувствует необыкновенное изнеможение, становится едва-едва способным сохранить самый ослабленный пост, с большим трудом может сделать несколько поклонов и не может выдержать не только уединенной жизни, но и краткого времени совершения своего молитвенного правила. Потому необходимо тщательно внимать себе, чтобы не лишиться небесной награды, ожидая похвалы от людей.

В Евангелии не говорится о том, что не должно, чтобы люди видели наш пост. Наверное, чрезвычайно наивно было бы есть свою скромную постную пищу при других с той целью, чтобы они нас заметили. Но по тщеславию можно желать показать последствия поста, являя перед всеми лицо сумрачным, как бы изможденным от пощения, или, может быть, каким-либо другим образом сделать явными результаты своих подвигов. Такой человек получает награду от людей, от Бога же он не получит ничего. Никакой благодати не будет ему дано за его, пусть даже и чрезвычайно строгие, сугубые подвиги.

«Ты же, постясь, помажь твою голову и лицо твое умой, чтобы показать себя постящимся не людям, но Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий втайне, воздаст тебе» (ст. 17-18). Эти слова, конечно, не означают, что мы должны буквально принимать какой-то нарочито радостный вид, чтобы вести себя противоположно тем лицемерам. Действительно, мы не можем утаить поста по многим причинам. Одна из них заключается в том, что пост, безусловно, отражается на внешности: лицо может побледнеть или похудеть. Это естественное, не зависящее от нас явление. Древние отцы говорили, что бледность и худоба лица являются украшением монаха. Поститься мы должны с радостью, ради Господа и ради своего спасения, а не с таким настроением, что делаем что-то тяжкое, исполняем некое наказание.

«Помажь твою голову и лицо твое умой, чтобы показать себя постящимся не людям, но Отцу твоему». Нам заповедуется не показывать перед людьми, будто мы страдаем из-за усиленного воздержания, а открывать пред Богом свою радость о том, что можем угодить Ему хотя бы чем-то малым. Совершая подвиг поста не ради людей, а ради Господа, мы получим от Него награду — очищение души и прощение грехов. В душе нашей водворится мир, и мы действительно сподобимся вкушения Божественной благодати.

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и тля разрушают, и где воры подкапывают и крадут» (ст. 19). Конечно, здесь говорится не об имуществе и каких-то сокровищах в прямом смысле слова, а опять же о тщеславии. «Не собирайте себе сокровищ на земле», то есть не ищите себе похвалы от людей, не ищите земной славы. Потому что на земле «моль и тля» — то есть тщеславие и гордость — «разрушают все» и «воры подкапывают и крадут» — то есть демоны уничтожают все наши труды, совершаемые ради людей. Некоторые подвижники помыслы тщеславия называли «ворами» и «разбойниками». Некий современный подвижник, чувствуя приближение помыслов тщеславия, которые, как он знал, лишат его умиления и благодати, падал на колени, плакал, молился и говорил: «Господи, воры пришли, помоги мне!» Поэтому будем прилежать добродетели не ради человеческого одобрения, но исключительно ради спасения своей души, ради вечности.

«Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни тля не разрушают, и где воры не подкапывают и не крадут» (ст. 20). Размышляя о милости Божией, изливаемой на всех людей, утверждаясь в той мысли, что благодать дана нашей душе как бы в долг, незаслуженно и что мы должны будем отчитаться и воздать Богу ответ за все, от Него полученное, мы начинаем все совершать ради Бога и тогда действительно собираем себе сокровища на небе.

Если же помышляем о человеческом одобрении, мечтаем чего-то достигнуть, сравниваем себя с какими-нибудь подвижниками, стремясь быть подобными им, а о том, что ждет нас за гробом, не думаем вовсе, тогда мы собираем себе сокровища на земле. В этом случае гордость и тщеславие («моль и тля») и демоны («воры») подкапывают, крадут и разрушают все, приобретенное нами. Мы много трудимся, но в конечном счете остаемся нищими.

Человек начинает помышлять об одном небесном лишь в том случае, если думает о спасении души, размышляет о вечности и смерти, осознает, что любые труды недостаточны для спасения и прощения тех бесчисленных грехов, которые он непрестанно совершает. Тогда ничто земное более уже не может его привлечь, никакие земные страсти не способны лишить человека благодати.

Вот какое назидание Церковь предлагает, вот что считает особенно важным при вступлении в Великий пост: прощать людям все их согрешения, поститься радостно, ради Бога, а не ради человеческого одобрения, и при этом думать о вечности, всегда помышлять о небесном. Только таким образом совершая свой подвиг, мы вынесем из поста нечто спасительное для своей души, приложим нечто к тому сокровищу, которое всякий из нас должен собирать себе на небе и которое является залогом нашего спасения в вечности. Аминь.

12 марта 2000 года

О чистоте внутренней и внешней

Дорогие сестры, мы вступаем в поприще Великого поста. Можно сказать, стоим на его пороге. Принято считать, что после двенадцати часов ночи уже наступает следующий день. Осталось несколько часов — чуть больше четырех — и начнется Великий пост.

В сегодняшнем евангельском чтении на литургии есть слова о том, что если мы хотим, дабы Отец наш Небесный простил нам грехи, то мы сами должны простить всех своих ближних. В ином месте Господь Иисус Христос говорит, что мы должны прощать ближним прегрешения против нас «от сердец наших» (см. Мф.18:35), то есть всем сердцем. Не внешне только, не поклоном, а именно сердцем—внутренне. Потому что сердце — это источник духовной и умственной жизни человека. Если из этого источника исходят чистые струи, тогда и человек как бы омывается этими струями, омывается изнутри. А если исходят скверные греховные помыслы, тогда мы внутренне оскверняемся; как говорит об этом Спаситель — человека оскверняет исходящее из его сердца (см. Мф.15:18). Можно быть чистым внешне — не только от грязи, но даже и от нравственной скверны, — а внутренне оказаться нечистым, быть, так сказать, грязным изнутри. Есть даже такое выражение: «грязные мысли». Конечно, мы его употребляем в узком смысле слова. Но значение его возможно расширить: не только явно развратный, но и всякий греховный помысел можно назвать грязной мыслью, потому что он грязнит душу человека. Подобных помыслов у всех нас очень много. Так много, что едва ли мы делаем что-нибудь чисто, по-евангельски. Все оскверняется примесью какой-либо страсти. Иногда (как правило) к чему-то доброму примешиваются тщеславие, гордость. Иногда—уныние и лень. Тогда мы нехотя делаем что-либо, заповеданное Спасителем. Порой мы исполняем как будто бы доброе дело, но к этому примешивается гнев, если мы видим перед собой какое-либо препятствие. Можно было бы привести еще много примеров того, как добро в нас смешивается со злом. А сколько есть в нас откровенно злого! Сколько поступков, которые мотивируются лишь исключительно нашими страстями! Иногда мы по гордости делаем что-то ради славы, иногда делаем что-то не ради Христа, не потому, что это заповедует Евангелие, но потому что нас движет к этому какая-либо страсть, и мы только прикрываем движение страсти видом добра. Однако и это еще не все. Иногда мы творим просто откровенное зло, как говорится, Бога не боясь и людей не стыдясь. Вот как много в нас грехов! Всякий наш шаг бывает нечист, всякое движение мысли осквернено страстями. Каждый искренний, нелукавый человек, более или менее внимательный к себе, должен это признать. И с таким нечистым сердцем, являющимся источником наших греховных дел и слов, мы приступаем к Богу и хотим испросить у Него прощения. Приступаем всегда — ежедневно и, можно сказать, ежемгновенно, — когда призываем Его в Иисусовой молитве и умоляем, чтобы Он помиловал нас, грешных. И в особенности в дни Великого поста ибо мы, как это свойственно немощи человеческой, не способны всегда сохранять одно и то же напряженное усилие в духовном делании и потому прилагаем особенное старание, употребляем сильнейшее понуждение, чтобы хоть в эти дни принести Богу положенную жертву — некую десятину своей жизни, подобно тому как в ветхозаветные времена приносили десятину Богу правоверные иудеи. Конечно, надо всю жизнь проводить так, как требует от нас Великий пост, — совершая евангельские заповеди в полноте покаяния и внимания к себе, с чрезвычайным самопонуждением, — но у нас не хватает силы духа, ревности, мало в нас простоты. И потому Святая Церковь, снисходя к нашей немощи, предлагает хотя бы во время поста приложить усилия и приобрести что-либо для своей души, для своего сердца. Стяжать духовное сокровище на небесах, чтобы сердце наше было там, с Господом, уже сейчас, в этой жизни, и по возможности сохранить, не потерять этого сокровища в дни радости и как бы некоего ослабления подвига, в дни отдыха… Да, это немощь наша… Какой может быть отдых в деле спасения? Но человек так устроен, что не в состоянии всегда сохранять одно и то же напряжение душевных сил.

Приступая к покаянию, к подвигу поста, принимаемого как воздержание и от излишней пищи, и от ненужных, вредных помыслов (вредных не только потому, что они явно греховные, но и потому, что они лишние), мы должны простить друг другу взаимные прегрешения. Нам нужно забыть обиды, неприязнь, иногда, может быть, и постоянно действующую в отношении какого-то человека. Часто, к сожалению, бывает так, что и причины никакой нет, а просто не нравится нам человек — и мы не хотим с ним общаться, нам неприятен его вид, даже голос. Один человек кажется слишком строгим, другой — безразличным, иной, старающийся помочь, — навязчивым. Можно найти множество причин для неприязни во всех ее видах. Неприязнь — это не только явная вражда и злопамятство, но и осуждение, и гнев, и мстительность, и неприятие человека, и даже безразличие. Если мы хотим приобрести сердце, способное воспринять очищающую от грехов благодать, то должны прежде изгнать оттуда неприязнь по отношению к нашему ближнему, тому человеку, с которым мы волей или неволей общаемся, с которым вместе живем. Ближним нужно считать не только того, кто рядом с нами (хотя прежде всего нужно думать именно так), но и того, о ком мы думаем, кого мы приближаем в своих мыслях, а думаем мы не только о тех, кого любим, но и о тех, кого ненавидим, ведь у нас постоянно возникают помыслы злопамятства. Страсть гнева заставляет нас постоянно содержать в уме этого человека, беспокоит нас, смущает и не дает умиротвориться.

Мы должны понять простую истину: каково наше сердце по отношению к ближнему, таким оно будет и по отношению к Богу, потому что сердце у нас одно. Если мы в молитве к Богу приобрели любовь, значит, эта же любовь будет обращена и на человека, потому что у нас одно сердце, а не два или три. Одно-единственное, цельное, можно было бы, выражаясь богословски, сказать «односущное». Это же сердце должно любить и человека. Если мы отвратимся от ближнего, то потеряем приобретенную в молитве любовь к Богу и, молясь, уже не найдем этой любви, увидим, что душа наша пуста, мы потеряли благодать. И, наоборот, если понудим себя смириться перед ближним, понудим себя против воли, противясь действию нашего развращенного сердца, с любовью, снисхождением, всепрощением отнестись к нашим братьям и сестрам, тогда увидим, что при молитве сердце наше окажется чистым и «руки» нашей души будут подняты к Богу, взор душевный устремится к Нему и ничто земное не будет нас отвлекать. Одно у нас сердце. Если мы хотим получить прощение грехов, то должны устранить страшное препятствие, стену, непроницаемый мрак, который не дает Божию свету проникнуть в горницу нашей души и осветить ее. Этот мрак — неприязнь к человеку во всех ее многообразных проявлениях. Прощая друг другу действительные и мнимые прегрешения, мы как бы привлекаем Божественный свет в наше сердце, нашу душу и уже этим самым приобретаем душевный мир. С этим чувством, которое отнюдь не противоречит покаянию, но, наоборот, удивительным образом сочетается с сердечным сокрушением, мы должны входить в поприще Великого поста, чтобы совершить его правильно, полезно и многоплодно. Поэтому премудро святыми отцами установлен такой особенный день — Прощеное воскресенье, когда определено читать и соответствующие евангельские слова, о которых я сказал вначале. Конечно, так относиться друг к другу нужно каждый день и каждое мгновение, но по немощи мы не можем этого сделать, нам трудно преодолеть свое лукавое, развращенное естество. И потому нам предлагается специальный день, в который мы обязательно должны сделать то, что должны делать всегда. Благодать Божия как бы против нашей воли заставляет нас простить друг другу взаимные прегрешения, действительные или только воображаемые, ведь по большей части все они мнимые.

Итак, мы должны внутренне, от сердца, все друг другу простить: и тем, у кого можно попросить прощения лично, поклоном или словом покаяния, и тем, кого мы не можем увидеть, — в мыслях, внутренне необходимо примириться со всеми людьми. Это могут быть и какие-то великие люди, которых мы никогда близко не узнаем и никогда не увидим, однако которых мы всегда осуждаем. Это могут быть какие-то давние наши обидчики или враги, наши завистники. Всех мы должны простить и со всеми примириться. Вспомним приведенные в Евангелии слова, которые Господь сказал ученикам Своим на Тайной вечере: «Мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам» (Ин.14:27). Мир — это Божественное действие, дар Господа Иисуса Христа. Когда Спаситель явился ученикам после Своего Воскресения, первыми Его словами были слова: «Мир вам!» (Ин.20:19). Восстановив в душе своей мир с ближними, мы можем получить и мир Божий. Если с этим миром, этим духовным спокойствием мы вступим в поприще поста, то пост действительно явится для нас временем духовного, нравственного и евангельского плодоношения.

Дорогие сестры, я прошу прощения у вас от себя, от матушки-настоятельницы, от лица духовенства нашей обители и от старших сестер. Хотя, честно сказать, я надеюсь, что никто из вас на меня не обижается. Но если окажется, что кто-то из вас на меня сердится или меня осуждает, быть может по той причине, что я недостаточно уделяю вам внимания (здесь я, может быть, и виноват, но часто действительно просто не имею для этого физической возможности), или будто бы я к кому-то из вас безразличен (но это не так), или еще по какой другой причине, — за все прошу прощения.

Бог всех простит и благословит! Бог да благословит вас, сестры, на Великий пост! Однако помните, что все надо делать с благословения: строже ли, слабее ли проводить пост — все с благословения. По своей воле ничего не совершать, но все исполнять так, как принято в обители — хорошо то или плохо. Если хочешь сделать что-то особенное, обязательно в каждой мелочи посоветуйся со старицей. В отношении принятия какого-то усиленного молитвенного подвига — также ничего нельзя творить по своей воле, ни полшага, потому что диавол может уловить нас ложной ревностью и от этого будет грех Хотя, с другой стороны, нельзя и всякое желание сделать что-либо особенное непремен но сразу осуждать: может быть, что-то из того будет и полезно для нас. Про послабление же я не стану говорить — в Великий пост можно быть к себе более строгим. Но, если ест какие-то болезни, немощи, обязательно нужно посоветоваться — не с врачами, а со ста рицей, конечно, изложив ей и мнение врача о болезни. Все — с благословения. Бог вас благословит!

12 февраля 2001 г.

О правильном прохождении Великого поста

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня Прощеное воскресенье. Евангельское чтение в этот день начинается с рассуждения о прощении: нам необходимо прощать друг друга, если мы хотим, чтобы Бог простил нас. Евангелие можно уподобить необыкновенному окну, через которое мы из обыкновенного, временного и суетного мира можем взглянуть на нечто совершенно непривычное, возвышенное, вечное. Читая Евангелие, мы с удивлением, благоговейным ужасом и духовным вожделением взираем на тайны будущего века. Евангелие написано на обычном человеческом языке, но через него мы видим совершенно иную реальность: новую, удивительную, чудесную. Евангелие так насыщено благодатью, что иногда кажется, будто сквозь написанные слова, сквозь буквы и знаки препинания мы видим вечность. Сегодня особенно важный для нас день — преддверие духовного поприща Великого поста. Мы должны понять, как нужно поститься и подвизаться в эти дни для того, чтобы еще теперь, находясь на земле, предвкусить вечность и стяжать ее в будущем, потому что второе невозможно без первого.

«Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (ст. 14-15). О чем нужно прежде всего подумать, когда мы читаем эти стихи? О том, что мы нуждаемся в прощении грехов. Нет такого человека, который бы не имел согрешений, больших и малых. Об одних грехах мы забываем или снисходительно их себе прощаем. Другие уязвляют нашу совесть и не дают покоя. Человек ежедневно совершает бесконечное множество нравственных преступлений. Не замечает этого только тот, кто относится к себе слишком снисходительно или вовсе не предъявляет к себе никаких требований, считая естественным каждый свой поступок и находя оправдание любому греху, например, тем, что он должен отстаивать свои интересы и исполнять свои желания. Но тот, кто имеет некоторые нравственные принципы, а в особенности тот, кто следует Евангелию, постоянно обнаруживает, что согрешениям его нет числа. Прошлое, настоящее, сиюминутное — все полно грехами, и даже будущее угрожает многими преткновениями и падениями. Нравственного человека это устрашает и заставляет, не надеясь на себя, умолять Бога о помощи и просить прощения за уже содеянные грехи. Для того чтобы Бог простил нам наши бесконечные и бесчисленные прегрешения, мы должны сами простить всем людям, виноватым перед нами. Прощение не должно быть формальным — недостаточно просто не желать отмщения людям за их вину (хотя это тоже чрезвычайно важно), нужно прощать, как сказано в Евангелии, от сердца нашего. В душе не должно оставаться никакого зла, даже никакой неприязни — так, как будто бы не произошло ничего досадного или обидного для нас.

«Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших». Этот закон действует незаметно, но естественно и постоянно: когда мы всей душой человека прощаем, то сразу же чувствуем некое благодатное изменение в себе — умиротворение, покой, любовь и смирение, а когда в нас вкрадывается хотя бы помысел неприязни, душевный мир тут же нарушается и мы никак не можем вернуться в прежнее мирное состояние. Мы надолго лишаемся благодати из-за какого-то мимолетного и ничтожного, как нам кажется, помысла. При молитве мы уже не можем обрести внимания, покаяния и умиления, которые казались нам приобретенными навсегда. Конечно, это понятно только тем, кто молится. Человек, который не принуждает себя к молитве, не придает ей значения, молится без усердия, формально, только чтобы исполнить свой долг, — он, как правило, в молитве не чувствует никаких перемен. Для того чтобы понять, как важно правильное отношение к ближнему в деле спасения, нужно, прежде всего, почувствовать в себе благодать, а она естественнее и быстрее всего приобретается добродетелью молитвы.

Сегодняшнее евангельское чтение предупреждает нас о том, что, вступая на поприще Великого поста, мы должны думать о прощении грехов, а не о достижении какой-то особой духовности, святости или совершенства. Некоторые люди настолько неразумны, что думают постом приобрести сверхъестественные дарования вроде прозорливости или чудотворения. Но не для этого мы постимся, а для того, чтобы Бог простил нам грехи, условием чего является прощение грехов ближним с нашей стороны. Это спасительное условие открыто нам не святым человеком или пророком, но Самим воплотившимся Сыном Божиим, а потому — это истина, вечный Божественный закон, в котором нет ничего частичного или временного, и мы не имеем возможности им пренебречь. Если бы даже мы сделали такую самонадеянную попытку, то из этого ничего бы не вышло. Неприязненно относясь к человеку, мы сразу чувствуем, если выражаться приземленно, неприязнь к нам со стороны Божией. Этот закон действует постоянно, нет такого мгновения, в которое мы могли бы остановиться и отдохнуть от духовной брани. Внутренняя жизнь человека подобна неостанавливающемуся потоку, и таким же постоянным должно быть его внимание и следование Божественным заповедям.

«Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (ст. 16). Каждый стих Евангелия является глубочайшим и полезнейшим назиданием. В этом стихе тоже заключена бездна смысла. Когда мы постимся, мы должны не сетовать, роптать и унывать, а радоваться тому, что взяли на себя этот подвиг. Есть очень точное и мудрое выражение: Великий пост — это духовная весна. Весной, когда оживает и расцветает природа, человек не может грустить. Тем более не может он сетовать, когда сам духовно оживает. Покаяние удивительным образом сочетается с радостью, как это ни покажется странным людям, не имеющим духовного опыта. Преподобный Григорий Синаит сказал о покаянном плаче, что это плач радостотворный, то есть творящий радость. Действительно, никто бы не выдержал многих и горьких слез, если бы они не приносили душе благодатное утешение и радость.

Но, оказывается, люди могут унывать еще и напоказ. В славянском переводе говорится, что они «помрачают лица свои», а в подстрочном переводе с греческого сказано «обезображивают». Мы обезображиваем, искажаем свои лица ради похвалы, ради того, чтобы люди подумали, что мы совершаем нечто необыкновенное, невыносимое для человека, от чего внутренне страдаем, мучаемся так, что даже лицо наше искажается от поста. Конечно, это признак лицемерия. Мы должны поститься не ради людей, а ради Бога. Желание показаться постящимися людям, приобрести награду в виде похвалы, одобрения, уважения — и греховно, и безумно. К сожалению, несправедливость действительно часто торжествует: лицемеры пользуются большей славой и уважением, чем люди искренние. Господь Иисус Христос обличал иудеев, говоря: «Ваш отец диавол, и он есть отец лжи. И потому вы верите лжи. А как Я истину говорю, вы не веруете Мне» (см. Ин.8:44-45). Так уж устроен человек: тот, кто привык лгать, верит лжи, а правду не принимает, потому что она кажется ему неестественной. Простота не воспринимается лукавым человеком. Но мы не должны искать одобрения человеческого, иначе мы получим награду свою в виде похвалы. Нам нужно, если можно так выразиться, одобрение Божие. Некоторые люди считают, что нужно быть совершенно бескорыстными и даже от Бога ничего не ждать. Да, вероятно, это и есть высочайшее духовное состояние человека. Но большинство людей устроены так, что за свои поступки и жертвы хотят получить награду. Господь не отвергает такое устроение, наоборот, призывает нас к некой корысти, поощряет к подвигам, обещая награду. Однако в том случае, если наши подвиги будут показными, то мы получим награду от людей и не получим воздаяния от Бога.

«А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (ст. 17-18). Не стоит понимать эти слова буквально: будто нужно умастить голову благовониями и нарядиться. Эти слова означают, что мы должны исполнять подвиг поста радостно, без уныния. Унывает даже поневоле тот, кто постится ради людей, потому что он делает это без желания, но тот, кто совершает пост ради Бога, радуется, что может получить от Него награду. И если человек постится правильно, он действительно ее получает. Конечно, не всегда пост можно скрыть от людей, да и не всегда это уместно. Православные христиане по всему миру с завтрашнего дня вступают в Великий пост, и не нужно это скрывать. Если мы будем говорить другим людям, что не постимся, то можем таким образом соблазнить их, подтолкнуть пренебречь церковным установлением. Подвиг поста нужно совершать втайне от самого себя, то есть нетщеславно, не придавая этому никакого значения, не думая, будто мы делаем нечто великое и, значит, достойны награды. Награда наша состоит в прощении грехов. Мы должники пред Богом, и пост — это попытка возвратить Ему хотя бы малую часть долга, а точнее, показать, что мы желаем это сделать, хотя и не можем. Тогда Бог, Существо духовное, скрытое от людей, живущих по страстям, открывается и воздает нам явно. Явно не для других людей, а для нас самих. Если мы этого не чувствуем, значит, делаем что-то неправильно: скорее всего, постимся тщеславно или не простили нашим братьям грехов, совершенных ими против нас. Всегда есть какая-нибудь причина. Иначе мы почувствовали бы это явное благодатное воздаяние: близость Божию, любовь к Богу и ближним, прощение грехов, умиление, душевный мир, смирение. Неизъяснимое действие благодати доставляет душе сверхъестественное утешение, мир, не колеблемый никакими земными скорбями, не зависящий ни от чего внешнего, земного. Очень важно помнить во время Великого поста, что Бог воздает нам явно, то есть мы должны не просто почувствовать удовлетворение от сознания исполненного долга, но явно пережить действие благодати, может быть, незаметное для других людей, но совершенно реальное для нас.

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут» (ст. 19-20). Сокровища на земле собирает тот, кто совершает добродетели, и пост в том числе, ради одобрения, похвалы от людей, ради славы и утверждения среди других людей или, как сейчас говорят, ради самореализации. Но на земле «моль и ржа истребляют». Что такое «моль и ржа»? Это забвение. Отношение людей постепенно меняется, и слава, которой мы так дорожили, начинает забываться, пропадать, иногда даже превращается в свою противоположность. То, что вчера казалось нам весьма славным, сегодня превратится в наш позор, и нам будет стыдно за это во все время нашей жизни на земле. Ценить славу, приобретенную среди людей, — неразумно. На земле все временно и суетно. «Воры подкапывают и крадут, моль и ржа истребляют» — этими словами Евангелие говорит о зависти, неприязни, ненависти. «Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут», — где ничего не меняется, а потому, если мы угодили Богу, то на небесах не потеряем ничего и никогда. Как бы ни переменилась наша жизнь — сегодня нас уважают, завтра над нами будут смеяться, сегодня нам кланяются, завтра будут с презрением отворачиваться, — но на небе ничего не изменится. Если мы приобрели сокровище на небесах, то оно останется нашим достоянием в вечности, потому что там нет земного зла и суеты.

«Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (ст. 21). Если у человека есть какое-либо имущество, он не может о нем не думать, боясь его потерять. Человек заботится о своем сокровище, и мысли его всегда с ним. Если нашим сокровищем станет человеческая слава, то мы постоянно будем думать о том, как бы нам ее поддержать. Иногда люди одобряют действительно хорошие поступки, но нередко (а может быть, и чаще всего) в наше время хвалят то, что на самом деле грешно и отвратительно. Добиваясь славы человеческой, мы в конце концов придем к тому, что будем грешить, желая угодить людям. Иногда человек готов сделать зло или даже подлость только для того, чтобы показать, что он может за себя постоять, что он мужественный, стойкий и хитрый, а не какой-то слабый, беспомощный. Можно привести бесчисленное количество примеров, когда человекоугодие приводит ко греху. Но если сокровище наше будет на небесах, если мы будем искать только славы Божией (а слава Божия — это Божественная благодать, милость), тогда там будет и наше сердце и мы будем пренебрегать земными преимуществами. Мы будем всей душой стремиться к тому, чтобы овладеть своими сокровищами, которыми сейчас не имеем возможности пользоваться. Представьте себе, что человек стремится разбогатеть, но все его деньги находятся за границей. И вот он копит и копит, но не может воспользоваться своим богатством, пока не выедет за пределы страны. Нечто подобное происходит и с человеком, который копит себе сокровище на небесах. Он знает, что оно есть, и уже в этом мире предвкушает благодатное утешение, но овладеть своим сокровищем в полной мере, жить в изобилии духовных благ он еще не может, потому что для человека, живущего на земле, это невозможно. И потому тот, кто достиг истинно христианского состояния, кто думает только об угождении Богу, тот всей душой стремится на небеса, и для него сама смерть становится радостным (хотя и трудным) переходом от временной, суетной и скорбной жизни к вечному блаженству.

Спаситель говорит, что нужно прощать людям грехи и в то же время не заниматься человекоугодием. Об этом мы должны всегда помнить: следуя заповедям, живя по совести, желая всех любить, мы не должны поступаться своими принципами. Мы должны всех прощать, но это не значит, что мы должны повиноваться людям, которые навязывают нам свою волю, противную Евангелию. Вот с каким настроением и какими мыслями мы должны вступать на поприще Великого поста. Нужно пройти его богоугодно, чтобы почувствовать, что мы действительно нечто явное приобрели покаянием, прощением и снисхождением к ближним, нетщеславным прохождением времени Великого поста. Аминь.

17 марта 2002 года

Великий пост

Проповеди на Великий канон Андрея Критского. Понедельник

О том, что святые искренне считали себя хуже всех

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Великий канон преподобного Андрея Критского является необыкновенной, возвышенной, богомудрой проповедью покаяния и образцом высочайшего богомыслия. Преподобный Андрей на многочисленных примерах из Ветхого и Нового Заветов показывает нам, как, размышляя над Священным Писанием, мы находим бесконечное число образцов покаяния и возвышенных уроков деятельной и созерцательной жизни. Но ради нашей немощи, ради того даже, что мы не совсем правильно понимаем церковно-славянский язык, мы остановим свое внимание только на некоторых тропарях из канона преподобного Андрея Критского и попытаемся объяснить их душеполезный смысл.

Во второй песне Великого канона преподобный Андрей говорит: «Согреших паче всех человек, един согреших Тебе, но ущедри яко Бог, Спасе, творение Твое». Когда святые отцы, подражая апостолу Павлу, говорят, что они грешнее «паче всех человек», то есть более всех людей, то это вызывает у нас некоторое недоумение, конечно, если мы искренне и просто подходим к таким их мыслям и чувствам, их душевному состоянию. «Как может человек праведной жизни, — думаем мы, — иногда даже творящий великие чудеса (как апостол Павел и многие преподобные отцы), считать себя грешным более всех людей?» Невозможно, чтобы такая мысль, такое чувство пребывали в нем по-настоящему. Он говорит это, как нам кажется, не от чистого сердца, но лишь использует литературный прием. Человек не способен искренне полагать, что согрешил один только он и больше никто нигде не грешил. Однако вспомним поучения святых отцов, вспомним их душевное состояние. Они понуждали себя к тому, чтобы на самом деле иметь в душе такое ощущение, ибо понимали, что считать себя худшим всех и даже единственным грешником на земле есть величайшая и нужнейшая для нашего спасения добродетель.

Всем вам известно, что отцы говорили о необходимости понуждать себя к этой мысли. Конечно, не всякий способен сразу поднять столь тяжелый груз, и к этому нужно подходить постепенно. В том, чтобы видеть себя хуже всех людей и ниже всей твари, отцы полагали идеал монашеской жизни. Вы знаете, что преподобный старец Силуан Афонский говорил о себе: «Когда я умру, то душа моя сойдет во ад и я буду там один плакать и искать моего Господа». Обратите внимание на его слова: «Я буду там один». Известно о так называемом помысле преподобного Антония Великого, который он перенял ни много ни мало от простого кожевника, сапожника, жившего как будто бы мирской суетной жизнью и притом стяжавшего глубочайшее смирение, а ради него — великую благодать. Сапожник этот говорил: «Все в этом городе спасутся за свои добрые дела, один я за свои грехи погибну». И Антонию в откровении было сказано: «Ты совершил много подвигов и немало имеешь добродетелей, но такого смирения, как у того кожевника, у тебя нет». Тогда Антоний, который не брезговал учиться даже у мирян, если видел в них что-то доброе, постарался перенять у кожевника этот помысел и усвоил его себе. С тех пор добродетель такого чрезвычайного смирения стали называть «помыслом Антония». Преподобный Пимен Великий говорил о себе: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду», то есть пытался уверить своих духовных чад, которые смотрели на него с любовью, благоговением и вполне справедливо видели в нем пример святости, что он столь же грешен, как и сам диавол, и будет там же, где диавол. Вспоминая многие другие примеры чрезвычайного смирения, мы изумляемся: кик возможно человеку искренне так о себе думать? Конечно, мы можем объяснить это просто: сказать, что это действие Божественной благодати, которая, когда приходит в душу человека, так смиряет его сердце, что часто он даже сам не понимает, каким образом в нем появляется и пребывает такое чувство.

Известно повествование преподобного аввы Дорофея о том, как он был свидетелем беседы знаменитого в те времена и в тех краях подвижника, преподобного Зосимы, с одним философом, или, как их тогда называли, софистом. Софист пытался постичь добродетель смирения при помощи разума и спрашивал у аввы Зосимы: «Как ты можешь считать себя грешным, когда ты видишь в себе явные добродетели?» Тот не смог ему ответить. Тогда преподобный авва Дорофей, присутствовавший там, пытаясь выручить старца, сказал софисту, что когда у человека в каком-нибудь деле появляется навык, то он сам бывает не в состоянии объяснить, почему он совершает это дело тем или иным образом, почему у него получается, допустим, какое-то ремесло. Однако у него есть навык, и он действует согласно ему. Так и смирение, приобретаемое подвижником, как некий благодатный навык, присутствует в человеке. Он воистину смиренный, хотя и сам, возможно, этого не понимает. В приведенном рассказе об авве Зосиме нет объяснения, как приходит смирение, но говорится о другой существенной вещи: важно, чтобы смирение было не только в уме, но — главное — в сердце, в душе человека. Он должен быть смирен потому, что сердце его смирилось; и не всякий способен объяснить, какова причина смирения и откуда оно приходит, однако необходимо его иметь. Есть люди, которые разбираются, например, в экономике, много о ней рассуждают, в действительности же являются всего лишь рядовыми сотрудниками в каких-либо экономических институтах. И есть люди, которые не имеют никаких ученых степеней, но, занимаясь делом, приобретают большое состояние и становятся богатыми. Нечто подобное происходит и в духовной жизни. Можно прекрасно рассуждать о смирении, но не иметь этой добродетели — и можно не понимать, не уметь объяснить, как она появляется, но стяжать эту великую и необходимейшую добродетель в своем сердце.

В тропаре другой песни Великого канона Андрея Критского есть слова, вероятно, до некоторой степени объясняющие, каким образом в душу подвижника Христова приходит такое глубочайшее, искреннее смирение. Андрей Критский говорит: «Не бысть в житии греха, ни деяния, ни злобы, яже аз, Спасе, не согреших, умом и словом, и произволением и предложением, и мыслию и деянием согрешив, яко ин никтоже когда». Когда мы читаем первые слова тропаря, нам кажется странным то, что человек заявляет о себе: «Не бысть в житии греха, ни деяния, ни злобы, еяже аз, Спасе, не согреших…» Как же может человек согрешить всеми грехами, какими только грешат люди на земле, и достигнуть самой великой злобы, какая только возможна? Но далее Андрей Критский поясняет, как это происходит: «Умом и словом, и произволением и предложением, и мыслию и деянием согрешив…» Деяние, то есть дело, он ставит на последнее место.

Быть может, согрешений делом было немного, а вот умом, словом, произволением и мыслью человек действительно способен сделать все самое страшное, что возможно на земле. Иногда нам на ум приходят такие чудовищные и отвратительные мысли, что мы смущаемся и приходим в ужас, но, если мы смогли это помыслить, значит, в нас есть такая страсть. Когда человек внимает себе, следит за своей душой и при содействии благодати Божией, которая, словно некий луч света, проникает в душу, начинает видеть все то, что в нем происходит, тогда он так же, как и преподобный Андрей Критский, как многие другие подвижники, в самом деле понимает, что нет такого греха, какого бы он ни сотворил «умом и словом, и произволением и предложением, и мыслию». От сознания того, что в нем живут все грехи и страсти, все чудовищное и бесконечное зло, изобретенное диаволом и последовавшему ему людьми, человек начинает смиряться. Он приходит в такое состояние, что уже не видит в окружающих его людях никаких грехов, но бывает так поглощен созерцанием бесконечной бездны зла, обнаруженной им в себе, что от всей души может сказать, что он один согрешил — «един согреших Тебе». Он уже не замечает, что рядом кто-то делает что-либо плохое не только по отношению к нему, но и вообще, в принципе. И от этого осознания, от этого опыта он действительно приобретает такое душевное расположение, что может сказать: «Согреших паче всех человек, един согреших Тебе…»

Нужно лишь помнить, что такое познание самого себя приходит не только при помощи нашего собственного понуждения, но и, в особенности, при содействии Божественной благодати. Как правило, это постепенное духовное изменение, а не какое-то молниеносное открытие и мгновенное перерождение человека. Если бы не было утешающей и укрепляющей человека благодати Божией, никто не смог бы выдержать этого страшного зрелища — своей бесконечной греховности, того ада, который видит в своей душе подвижник, всеми силами, с чрезвычайным напряжением стремящийся исполнить всякую заповедь. Поэтому преподобный Андрей Критский тропарь заканчивает словами: «Но ущедри яко Бог, Спасе, творение Твое». Да, преподобный Андрей считает себя грешнейшим паче всех людей, более того, единственным грешником, но в то же самое время надеется, что Бог его «ущедрит». И не потому, что он имеет какую-либо заслугу перед Богом, а потому, что он Его творение. Аминь.

О том, как стяжать дух покаяния

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Братья и сестры, мы только что прослушали первую часть Великого канона Андрея Критского. Каждый его тропарь есть великая проповедь, вернее, глубочайшее богомыслие. Для внимательно слушающего или читающего Великий канон — это бездна премудрости, заключающая в себе покаянный дух. Мы же, для того чтобы лучше понять хотя бы некоторую часть канона, обратим внимание лишь на несколько его тропарей и подумаем над их смыслом. Конечно, после слушания столь красноречивого глубокого богомыслия, каким является Великий канон, мое убогое, бледное слово будет подобно скудной пище бедняка после пиршества в доме богатого человека. Однако ради собственной пользы попытаемся все же понять смысл некоторых тропарей Великого канона, весьма полезных для нас именно сейчас.

«Приближается, душе, конец, приближается, и нерадиши, не готовишися; время сокращается, восстали — близ при дверех Судия есть. Яко сон, яко цвет время жития течет; что всуе мятемся?» Когда мы спим, наши сновидения кажутся нам действительностью. Мы радуемся во сне так, как будто переживаем эту действительность наяву, огорчаемся или пугаемся каких-нибудь ночных кошмаров так, будто они происходят на самом деле. Когда мы просыпаемся, то сожалеем, что какое-то счастливое событие нам только приснилось, и, , наоборот, с радостью и некоторым успокоением осознаем, что кошмар остался только сном. Святитель Андрей уподобляет нашу жизнь сну. Действительно, когда пройдет время нашей жизни — пусть даже мы доживем до глубокой старости, хотя это еще неизвестно, — мы восстанем от этой жизни, как ото сна. Все, что мы в ней переживали и что казалось нам главным, важным и серьезным, покажется таким же эфемерным, как сон.

Но есть существенная разница между нашим пробуждением от сна и пробуждением в вечности. Когда мы просыпаемся, совершив во сне что-то греховное, то радуемся, что на самом деле ничего подобного не было, и понимаем, что и сами себе можем в этом случае снизойти, и Господь нам простит, потому что сон — это бессознательная работа ума, правда, открывающая наше душевное состояние. Но не нужно думать, что, проснувшись от этой временной, земной жизни, которую можно сравнить со сном по ее быстротечности и мимолетности, мы точно так же получим прощение всех своих грехов. Наоборот, наша теперешняя жизнь и все наши поступки в это время как бы рождают для нас вечность — блаженную или страшную, вечную жизнь или вечную смерть.

Представьте себе такую ситуацию: мы совершили во сне что-нибудь отвратительное, а когда проснулись, то этот ужасный поступок кардинальным образом изменил бы нашу жизнь. Как это было бы невыносимо страшно! Во сне мы собой не владеем. Но неужели как спящие не контролируют свои сновидения, так и мы в этой земной жизни не контролируем свои поступки? Мы должны с пристальным вниманием изучать не только свои дела, но и слова, и даже мысли, — изучать не снисходя к себе, а строго и требовательно, потому что от этих внутренних переживаний, иногда даже никому не известных, невидимых для других людей, зависит наша будущая жизнь.

Часто мы задаемся вопросом: откуда у святых отцов, живших, например, в пустыне, исполнявших все заповеди, творивших чудеса, было такое глубокое покаяние? Почему они проливали потоки слез и оплакивали себя в этой жизни покаянным плачем, омывали свою душу покаянными слезами? Почему у нас, грешных людей, которые на самом деле — что очевидно для всякого здравомыслящего человека — должны плакать о себе, нет должного покаяния? А у подвижников, которые должны были бы радоваться, такое покаяние было? Это недоумение связано с непониманием того, что такое внутренняя жизнь и истинное смирение. Вот как говорит о себе преподобный Андрей Критский (а он повторяет то, что думали и заявляли о себе и все прочие святые отцы): «Не бысть в житии греха, ни деяния, ни злобы, еяже аз, Спасе, не согреших». Казалось бы, страшные, немыслимые слова! Ведь мы знаем, что святые каноны, которые в древности соблюдались очень строго, запрещают рукополагать человека, который совершил хотя бы один блудный грех. Значит, преподобный Андрей был человек праведной и чистой жизни. Как же он мог заявить такое о себе? Откуда у него это мнение о себе? Неужели это просто какое-то красноречие, употребленное ради нас, посторонних людей, неужели он произносил эти слова не от души? Но даже из опыта чтения светской литературы мы знаем, что если автор не переживает того, о чем пишет, то его произведения, как правило, оказываются неудачными и не производят на читателя никакого впечатления. И совершенно противоположное нужно сказать о чувстве покаяния в каноне Андрея Критского — чувстве, которое столь редко можно встретить в людях. Значит, святой Андрей все это переживал искренне. Где же разгадка? В этом же тропаре он и поясняет свои слова: «Не бысть в житии греха, ни деяния, ни злобы, еяже аз, Спасе, не согреших, умом и словом, и произволением и предложением, и мыслию и деянием согрешив, яко ин никтоже когда».

Итак, этот человек судил себя строго — не только за деяния, которые он поставил на последнем месте. Перед этим преподобный Андрей говорит, что согрешил умом, словом, произволением, предложением и мыслью, то есть оценивает с нравственной точки зрения все свои многообразные душевные переживания. Он не боится этого суда над собой и совершает его не только перед своей совестью, но и перед Господом, Которому открыто об этом говорит. Он знает, что если признается в своих грехах Господу, то может ожидать от Него прощения и милости. Если же попытается оправдаться перед Ним, то как раз и будет осужден: и в этой жизни лишится благодати, и в будущей потеряет надежду на спасение.

Есть много грехов, которые человек с радостью совершил бы, если бы не страшился наказания или скорбей от людей в этой жизни. Если бы мы знали, что останемся безнаказанными, то, может быть, отомстили бы своим обидчикам или поддались бы каким-то другим греховным чувствам, о которых сейчас не хочется подробно говорить. Значит, произволением мы уже согрешили, и только страх, притом страх перед людьми, удержал нас от совершения греха на деле.

Но бывает, что людей удерживает от греха страх быть наказанными в будущей жизни. Это, конечно, более высокое состояние. Тем не менее, если бы мы не боялись того, что Господь нас накажет, и того, что нераскаянного грешника ждут вечные муки, то, может, мы также согрешили бы. Это говорит о нашем грехолюбии, нас удерживает только страх вечных мук. У нас нет любви к Богу, нет бескорыстной добродетели, бескорыстного, нравственного служения Ему. Если мы строго оценим движения нашей души, то увидим, что почти каждое из них есть движение ко греху. В самом лучшем случае мы стремимся к чему-то доброму и исполняем это, имея добрые мотивы, но и тогда примешивается какая-либо страсть и добро, совершаемое нами, как бы загрязняется. Но это еще наилучшее состояние, а бывает и так, что мы совершаем добрые поступки по страстным мотивам: делаем добро для вида, а по сути грешим перед Богом. Но ведь Господь взирает на сердце человека. Мы видим внешнее поведение, а Господь видит сердце. Например, наше сердце избирает славу, ради которой мы и совершаем нечто похвальное. Люди наш поступок одобряют и считают нас добродетельными, но мы согрешили. Все нас хвалят, а Бог осудил.

Можно было бы привести много других примеров того, как мы под воздействием тех или иных страстных мотивов на самом деле не добро совершаем, а грешим. Если мы начнем следить за собой строго и внимательно, то увидим, что чистого, евангельского добра в нас почти нет. Иногда мы делаем добро из страха, иногда — ожидая награды, и если бы не было награды в вечной жизни, то мы бы и не исполняли добродетели, так что бескорыстного и чистого в нас ничего нет. Иногда мы совершаем добро с примесью зла, а иногда творим и явное зло — и тому достаточно примеров в нашей жизни и в нашей душе. И если мы так внимательно рассмотрим свою жизнь, то увидим, что поводов для покаяния у нас не меньше, а гораздо больше, чем у святых отцов и преподобного Андрея Критского. Но из-за нашей невнимательности, из-за того, что мы пренебрегаем своей внутренней жизнью, мы закрываем глаза на то, что происходит в нашей душе. Иногда нам становится просто страшно, не хочется обо всем этом думать, и даже на исповеди мы иной раз с трудом сознаемся в некоторых прегрешениях. Мы погружаемся в некий сон, о котором и говорит преподобный Андрей. Душа наша заснула и вместо действительности видит сновидения и призраки. Иногда такое наше состояние можно уподобить сонному бреду, лишенному всякой логики и последовательности, но удовлетворяющему нашу страсть. Потому святой Андрей взывает к нам словами кондака, правильнее сказать, взывает именно к своей душе, — но люди отличаются друг от друга не столь сильно, чтобы сказанное им самому себе не относилось бы и к нам. Мы слишком высокого о себе мнения, поэтому и преувеличиваем значение своей индивидуальности. Но на самом деле все мы очень похожи, хотя живем спустя более чем тысячелетие после того, как был составлен Великий канон.

«Душе моя, душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняли». Мы должны воспрянуть от сна, подобно человеку, который, когда его будят, понимает, что ему нужно немедленно встать и приняться за какое-то срочное дело. Так и мы должны были бы вести себя сейчас, в дни Великого поста: воспрянуть от этого греховного сна, в который нас погрузили наши страсти. Бывает, что человек плохо себя чувствует, переутомился и, зная, что нужно вставать, даже во сне об этом помня, не может прорвать пелену сна, с трудом делает над собой усилие, чтобы открыть глаза и встать с постели. Так происходит и с человеком, погрузившимся в сон греховный. Поэтому преподобный Андрей Критский не просто говорит: «Встань» («восстани» — по-славянски), но добавляет потом и: «Воспряни» — «не лежи в постели, не услаждайся этим греховным сном, очнись, быстро вскочи, потому что опять погрузишься в сон, если будешь медлить».

Приближается конец, и нам нужно проснуться прежде того момента, когда мы все проснемся поневоле, ибо смерть есть пробуждение для души. Тогда мы увидим все таким, каково оно на самом деле. Призраки и мечтания исчезнут. Лучше нам уже сейчас восстать от греховного сна и глазами, просвещенными евангельским светом, взглянуть на нынешнюю нашу жизнь — пока не поздно, пока есть возможность что-то переменить или хотя бы признаться Богу в том, что мы виноваты. Тогда, конечно, мы можем надеяться, что Христос Бог нас пощадит, ибо Он недалек от нас. Да, Своей плотью Он от нас удалился и пребывает одесную Бога Отца, но Своим Божеством Он присутствует везде. Он близ наших глаз, уст, ушей, Он проникает даже в наше существо, в те глубины души, куда не может проникнуть наш ум, — и там находится Христос Бог, Который везде, «все и вся исполняет», то есть наполняет. Поэтому не будем думать, что Господь удалился от нас за наши грехи настолько, что покаяние уже невозможно. Обратим к Нему наш умственный взор, нашу душу. Господь рядом, возле нас, Он в нас самих. Он пощадит нас, очистит и поможет восстать от греховного сна прежде, чем нас пробудит от него смерть. Аминь.

26 февраля 2001 года

О первородном грехе и покаянии

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня первый день Великого поста. Только что мы слышали начало Великого канона святого Андрея Критского. Этот канон преисполнен глубочайшим покаянием, но в то же время, хотя это и кажется противоречием, он необыкновенно возвышенный. В повседневной жизни, когда мы себя осуждаем и укоряем, то нас такое настроение как бы унижает. И наоборот, когда нас посещают возвышенные, духовные (как нам кажется) мысли, то это часто сопровождается гордостью. Но в каноне, который стал плодом духовной жизни великого подвижника благочестия Андрея Критского, самоукорение сочетается с высотою духа. Таким и должно быть подлинное духовное состояние, и таким оно было у святых отцов. Святой Андрей Критский составил Великий канон, чтобы назидать нас самыми разными духовными размышлениями, основанными на Священном Писании, повествование которого истолковано святым Андреем как изображение нашего нравственного состояния. Великий канон, пожалуй, не нуждается ни в каком дополнении. Нужно лишь внимательно слушать, и все необходимое нашей душе сообщится богатством мыслей канона. Но ради нашей немощи и ради того, чтобы нам было проще разобраться в своем духовном состоянии, дерзнем истолковать один только тропарь канона Андрея Критского.

«Первозданнаго Адама преступлению поревновав, познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих». Если вдруг на мгновение забыть об истинах христианства, содержащихся в нашей памяти, то рассуждение святого Андрея покажется весьма странным. «Первозданнаго Адама преступлению поревновав». Как мы можем ревновать преступлению Адама? В повседневной жизни мы едва вспоминаем, а скорее всего, и вовсе не думаем о существовании этого человека, нашего прародителя. Следующее изречение еще более таинственно и непонятно: «Познах себе обнажена от Бога». Здесь явно содержится намек на наше нравственное состояние. Но что значит быть обнаженным от Бога? Человека, не знающего святоотеческого толкования Священного Писания, это выражение должно изумлять. «Познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия». Присносущное — это существующее всегда. Но какое же это вечное Царствие, где оно? Даже самые могучие государства появляются и исчезают, целые цивилизации погибают, о некоторых народах мы узнаем только по осколкам каких-нибудь кувшинов и другим археологическим находкам. Странное сочетание как будто совсем несовместимых вещей: «Познах себя обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости, грех ради моих». Как можно быть одетым в Бога? Как можно быть обнаженным «от Бога и присносущнаго (то есть вечного. — Игум. А.) Царствия и сладости»? Но для того и читается Великий канон, чтобы каждый из нас, вслушиваясь в его слова, молился ими Богу как бы от себя или, правильнее сказать, размышлял пред Богом такими словами.

Сознание современного человека переполнено всевозможными так называемыми научными истинами. Мы имеем превратный взгляд на вещи, но сами этого не замечаем. Даже самые скудные научные знания формируют сознание определенным образом. То, что не соответствует этому образу мыслей, кажется нам чем-то сказочным, мифическим. Нам нужны числа, атомы, молекулы, галактики. Мы верим тому, что говорят о мире ученые, хотя никто из нас не видел доказательств того, что они говорят, и никто из ученых не видел, и является все это чистой фантазией, или, как говорят сами ученые, гипотезами и теориями. Сознание наше так искажено таким подходом к действительности, что когда мы читаем в Священном Писании о сотворении мира и грехопадении Адама, то нам представляется это неким мифом. Даже если мы и принимаем на веру это повествование, то хотим истолковать его в научном ключе. Скудны наши научные познания или глубоки, мы привлекаем их, чтобы интерпретировать священное повествование в угоду современному, неправильному, предвзятому взгляду. В результате Адам становится для нас символом, а не реальным человеком. Священное Писание превращается в символы и аллегории — и мы утрачиваем живое восприятие его истин, перестаем ему сопереживать. Древние люди, тоже увлеченные науками своего времени, дерзновенно пренебрегали истинами Священного Писания или отвергали их. Святитель Григорий Палама, не смущаясь, говорит, что древние философы противоречат Божественному Откровению почти во всем. Он не пытается примирить мнение философов со Священным Писанием, но отвергает их точку зрения как несостоятельную, считая, что уже одним только противоречием с Откровением философы себя дискредитировали. В таких людях, как святитель Григорий Палама, была благодатная вера — та вера, которая происходит не столько от ума, сколько от действия благодати в душе. Такая вера и просвещает ум, и укрепляет сердце, и очищает душу и тело от скверных страстей, в том числе от страсти маловерия.

Андрей Критский тоже был преисполнен такой веры. Он выразил ее в простых словах: «Первозданного Адама преступлению поревновав». Первозданный Адам преступил, не исполнил заповедь Божию, состоявшую в запрете вкушать плоды от древа познания добра и зла. Искушенный змием, а точнее диаволом, действовавшим через змия, Адам пал. Это падение, казалось бы, малое, по сравнению с нашими теперешними грехами, оказалось катастрофическим: оно лишило его первозданной одежды (как сказано в другом тропаре — «боготканной одежды»), той благодати, которой он был окутан от самого своего сотворения. Тяжесть преступления усугубилась тем, что Адам не имел никакой предрасположенности ко греху. Его падение было совершенно произвольным, хотя он и был обманут диаволом. Адам обладал проницательностью и должен был догадаться, что с ним говорит не змей, а диавол. Но в своей самонадеянности он был уверен, что никто не может лишить его того состояния, в котором он пребывает, — «боготканной одежды». Конечно, это образ. «Боготканная» — значит «созданная Богом». Человек, согрешив, лишился Божественного света, в котором пребывал от сотворения. Он вдруг узрел свою наготу — свою телесную природу — и, чтобы прикрыть ее, сделал опоясание из смоковничных листьев.

Мы подражаем преступлению Адама, хотя, может быть, даже не знаем о самом существовании Адама. Мы можем осуждать нашего прародителя, говоря, что если бы он не согрешил, то мы бы сейчас блаженствовали. Но в действительности многими грехами, гораздо более тяжкими, грубыми и лукавыми, чем грех Адама, мы показываем, что ревнуем его преступлению. Мы фактически его повторяем. Представим себя на месте Адама и Евы. Каждый из нас сделает печальный и страшный вывод: мы бы тоже обязательно согрешили. Поэтому мы не имеем права осуждать своего прародителя и оправдывать себя.

Может быть, нам покажется, что сейчас об этом рассуждать невозможно. Но вспомним о Пресвятой Деве. Она, как и все люди, имела в себе первородный грех, то есть наклонность ко греху. Но она никогда не привела эту наклонность в исполнение, никогда не согрешила даже мыслью — и потому сподобилась стать Матерью Божией. Значит, и для нас возможно жить безгрешно, если бы мы только захотели этого. Но даже после получения Божественной благодати в Таинствах Крещения и Миропомазания и соединения с Богом в Таинстве Причащения мы деятельно показываем и утверждаем, что хотим грешить. Мы преступаем заповеди Божий, как наши прародители, и лишаемся «боготканной» одежды, становимся обнаженными от Бога.

Каждый из нас может вернуть себе то естественное состояние, в котором человек был сотворен Богом и о котором нам говорит Священное Писание. Это состояние человека заключается в единении с Господом. Бог — существо недоступное и непостижимое для нас, и сущность Его непознаваема для тварей, то есть существ сотворенных. Но в Нем существует Божественная энергия, или, в переводе с греческого, действие, которое должно облекать душу человека и соединять его с Богом. Чем больше человек стремится к Богу, тем больше погружается в Его бесконечную благость (можно сказать, в пучину благости). Это и есть та самая «боготканная одежда», одеяние Божества. Но когда мы грешим, то лишаемся единения с Богом, лишаемся благодати. От этого мы чувствуем пустоту и неудовлетворенность и, чтобы заглушить горечь от потери рая, ищем всевозможных развлечений и услаждения грехами. Каждый из нас, если он хоть сколько-то чувствовал благодать, обязательно должен почувствовать и горечь от ее утраты. Вот что значит «познах себе обнажена от Бога и присносущнаго Царствия и сладости». Ничто не может заменить этой сладости, ничто не может заменить славы Царства Божия. Наши попытки приобрести славу среди людей или насладиться грехом — это бесполезные усилия заглушить естественное стремление души к единению с Богом. Все это происходит ради наших грехов, и мы обязаны стремиться к тому, чтобы через покаяние восстановить благодатное единение с Богом.

Некоторые подвижники благочестия доходили почти до такого состояния, в каком пребывал Адам до падения. Преподобный Серафим Саровский однажды во время беседы со своим учеником-мирянином, помещиком Мотовиловым, вдруг изменился внешне: лицо его засияло, как солнце, а из глаз, как говорил потом Мотовилов, будто молнии стали сыпаться. Вокруг него разлился свет, и, хотя был сильный мороз, собеседники не чувствовали никакого холода. Эта благодать сошла по молитвам преподобного Серафима и на его ученика.

Один подвижник, ученик знаменитого старца Паисия Величковского, иногда приходил в селение, где днем беседовал со знакомым мирянином на душеполезные темы, а ночью молился. Однажды этому мирянину случилось выйти ночью на улицу, и он увидел, что подвижник молится и при этом весь окружен сиянием. Он спросил его, что это такое. Но подвижник, заметив, что его состояние обнаружили, стал говорить: «Не верь, не верь, это прелесть». Но мирянин не принял такого объяснения, и подвижник велел ему молчать до самой смерти, открыв, что это действие Божественной благодати, действие молитвы Иисусовой.

Некий древний подвижник пришел как-то к знаменитому великому угоднику Божию Арсению. Заглянув к нему в келию, он увидел его стоящим на молитве и погруженным в созерцание. При этом лицо и тело Арсения и его воздетые руки были как огонь, как горящие свечи. Подвижник вышел из келий, подождал некоторое время, потом снова постучался и застал Арсения уже в обычном состоянии. Испугавшись, что тот видел его молитвенный восторг, Арсений спросил: «Когда ты пришел?» Подвижник, чтобы не рассказывать о видении, ответил: «Только что».

О многих подвижниках нам ничего неизвестно, потому что они скрывали свои благодатные состояния. Но такие состояния возможны. А если это так, значит, нет оправдания нашему нерадению. Конечно, нужно иметь здравый смысл и понимать, что мы обыкновенные люди, живущие в суете и грехах. Мы не можем стремиться к тому возвышенному состоянию, которое было у преподобного Серафима или у Арсения Великого. Но в то же время мы должны восстановить благодатное общение с Богом. Нам необходимо приобрести благодать хотя бы до такой степени, чтобы чувствовать себя грешниками, — это тоже действие благодати. Одновременно мы должны ощущать мир в душе, оказывать снисхождение нашим близким, прощать врага, испытывать любовь к молитве и богослужению, радоваться посту. Все это самые обыкновенные, но необходимые признаки присутствия в нашей душе благодати. Если в нас этого нет, значит, нужно каяться, понуждать себя, усердно молиться — и вернуть себе утерянный рай. Тогда мы уже будем ревновать не преступлению Адама, а его покаянию. Как говорят Церковное Предание и богослужебные тексты, Адам плакал день и ночь, взирая на утерянный рай. Он был великим пророком: согрешив однажды, он всю жизнь каялся и передал память об утерянном рае своим потомкам. Через многие поколения она дошла до праведного Авраама, затем до Моисея и была записана в книгах Священного Писания. Не будем осуждать нашего прародителя за то, что якобы по его вине мы страдаем. Будем подражать его покаянию и вернем себе благодать, утерянную нами за бесчисленные грехи, за нерадение. Будем каяться, чтобы в будущей жизни, неминуемо надвигающейся на нас, приобрести присносущное Царство, уготованное нам от сложения мира Господом Иисусом Христом. Аминь.

10 марта 2003 года

Вторник

О том, что и мы причастны греху Адама

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Второй день мы читаем Великий канон Андрея Критского. Ради того, чтобы нам можно было внимательнее вникнуть в него, канон разделен на четыре части, и мы читаем его в первые четыре дня Великого поста на великом повечерии. Как я говорил во вчерашней проповеди, сам этот канон без всяких рассуждений и толкований является самой сильной и проникновенной проповедью, какую только можно себе представить. Но по причине нашей немощи, по причине того, что в духовном отношении мы, быть может, недостаточно образованы и не обладаем необходимой для совершенного понимания этого канона глубиной мысли, мы внимательнее рассмотрим и разъясним хотя бы некоторые его слова, чтобы покаянное чувство сильнее отпечатлелось в нашей душе и настроило нас с самых первых дней Великого поста стяжать сокрушенное и смиренное сердце, которое сожалеет о своих грехах и которое Господь не уничижит. Тогда пост действительно принесет нам пользу.

Во второй песне Великого канона есть такие слова: «Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя одежды». Автор канона отсылает нас к повествованию Книги Бытия о грехопадении Адама и в немногих лаконичных словах, как он это часто делает, на основе библейского повествования и святоотеческого толкования на него изображает обширную картину: «Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя одежды». Наши прародители Адам и Ева, нарушив заповедь Божию, вкусили от древа познания добра и зла. Древо это носит такое название не потому, что оно по своему существу и происхождению представляло из себя что-то особенное, но потому, что Господь назвал его так пророчески. Он, как всеведущий, знал, что после вкушения от этого древа Адам и Ева из-за преслушания отпадут от одного бесконечного и безраздельного Добра и увидят разницу между добром и злом, ибо до грехопадения зла еще не существовало в человеческом мире. Итак, Адам и Ева должны были около этого дерева опытно, а не теоретически (как следовало бы человеку, желающему угождать Богу) познать добро и зло. Опытно же познать зло — значит согрешить. Я сказал «должны были» не в том смысле, что это было необходимостью, но в том, что Господь предвидел, что это произойдет, хотя Он предупредил Адама и заповедал ему не вкушать от древа познания добра и зла. Когда Адам нарушил эту наилегчайшую и, можно сказать, почти условную заповедь — запрещение, данное только для того, чтобы человек помнил о своей ограниченности и надобности хоть в чем-то себя удерживать, — тогда грех обнажил его «первыя боготканныя одежды», как говорит Андрей Критский. Эти слова он относит к себе, но каждый из нас уподобляется Адаму в падении и потому должен подражать ему и в покаянии.

Что же это была за первая боготканная одежда и как понимать это загадочное, символическое выражение? Библия повествует, что Адам и Ева были нагими и не стыдились этого. Не нужно думать, как полагают некоторые наивные люди, что наши прародители, подобно детям, в умственном отношении были еще совершенно неразвиты и поэтому чувство стыда было им незнакомо. Именно в этом тропаре Андрей Критский говорит, что человек был облечен в боготканную одежду. Конечно, Бог не может ткать, и боготканная одежда — это благодать Божия, Божественный свет, окутывавший тела Адама и Евы. Вспомним повествование Божественного Евангелия о том, как Господь наш Иисус Христос преобразился на Фаворе. Не только преобразились Его Лик и Тело, но и одежды Его изменились, стали белыми, точно свет или снег (евангелисты немного по-разному описывают это впечатление), и так же испускали из себя сияние, как и Лик Спасителя, хотя, возможно, и в меньшей степени. На Фаворе Господь показал, каким был человек до своего грехопадения: он был облечен в одежду из света, он весь сиял, и потому его телесная природа была скрыта действием пребывавшего в человеке Святого Духа. Человек не знал своей телесной природы и телесной немощи. Чтобы сравнить это с чем-то знакомым нам по опыту, приведу такой пример: мы не задумываемся, как функционируют наши внутренние органы, однако же это не мешает нам заниматься обычной деятельностью. Только тогда мы начинаем вспоминать о том, что у нас есть тот или иной внутренний орган, когда он начинает болеть и мы бываем вынуждены обратиться к врачу. Здоровый же человек как будто и не помнит о своем теле. Нечто подобное было и с первыми людьми: они совершенно не задумывались о своей телесной природе, потому что жили только духовной жизнью. Они были уверены, что для них благодать Божия является чем-то совершенно естественным, как бы самой их природой. Ведь действительно Дух Святой — это есть Душа души человеческой, как говорят святые отцы, например Симеон Новый Богослов. Адаму и Еве пребывание Духа Святого в их душе казалось естественным и неотъемлемым, так что они впали в беспечность, не думая, что через нарушение заповеди могут подвергнуться разительному изменению, названному Господом смертью. В самом деле, это была душевная смерть. Если смерть телесная есть разлучение души с телом, то смерть душевная есть разлучение благодати Святого Духа с человеческой душой. Душа становится мертвой и обращается к жизни телесной, вместо того чтобы быть устремленной горе, к Богу.

Когда Адам согрешил и грех обнажил его от «первыя боготканныя одежды», Господь сшил ему «кожныя ризы» для того, чтобы прикрыть его наготу, и для того, чтобы он помнил о своем падении. Первую одежду Адам и Ева сделали себе сразу по падении. Это было опоясание из смоковничных листьев, в связи с чем некоторые отцы предполагают, что деревом познания добра и зла была смоква. Поскольку же эта одежда была недостаточно целомудренной, Господь создал кожаные ризы. Некоторые толкователи Священного Писания предполагают, что Господь на глазах Адама умертвил нескольких животных, для того чтобы на их примере он увидел, что такое смерть и что его ждет. Действительно, Адам мог неправильно истолковать произошедшее с ним, ибо ему было сказано, что в тот день, в какой он вкусит от древа познания добра и зла, он «смертью умрет». Но в тот день он умер не телесно, а только духовно, и для того чтобы показать, что Адама в конечном счете ждет и телесная смерть, Бог умертвил на его глазах животных, а из их шкур сделал первозданным людям более целомудренные ризы.

Для нас все это — далекая и непонятная история, иногда кажущаяся даже наивной и детской, но вот как рассуждает преподобный Андрей Критский: «Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя одежды». Он глубоко проник чувством в это повествование и понял, что с ним неоднократно происходило то же самое и что каждый человек таким образом повторил грех Адама. За всю историю человечества мы знаем только одного человека, который, как учит Церковь, никогда не сотворил никакого греха, — это Пресвятая Дева Мария. Она ни разу не поддалась пребывавшей в Ней, как и в прочих людях, наклонности ко злу и греху, той наклонности, которую мы называем первородным грехом. Поэтому Она сделалась способной принять в Себя Сына Божия и еще на земле столь очистилась действием Святого Духа, что удостоилась, подобно Спасителю, воскресения из мертвых прежде всеобщего воскресения и Страшного Суда. Все же остальные люди так или иначе — жизнью, поступками, внутренним состоянием, мыслями, словами — показывали, что они такие же, как Адам, и, оказавшись на его месте, тоже совершили бы грех, вкусив от запрещенного древа, поскольку и они поступали в своих жизненных обстоятельствах подобным образом. И потому преподобный Андрей Критский, как человек духоносный, справедливо и премудро рассуждая о себе, говорит и о каждом из нас: «Сшиваше кожныя ризы грех мне, обнаживый мя первыя боготканныя одежды». Разве мы не были вновь облечены в боготканную одежду церковными Таинствами? Но ведь мы видим, что на нас не сбываются предсказания Спасителя о том, что истинно верующие должны будут изгонять демонов и говорить новыми языками и что если они выпьют какой-нибудь смертельный яд, то он никак им не повредит (см. Мк.16:17-18). Разве мы не видим, что не можем даже заповеди соблюсти, в особенности заповедь о смирении и любви, тогда как их исполнение является обязательным для всякого христианина? И потому слова этого тропаря относятся к нам, действительно, в полной мере.

Мы сами сознательно собственной своей жизнью повторили грех Адама, и грех этот обнажил нас, лишил «первыя боготканныя одежды», то есть той благодати Божией, которая даруется всем в Таинствах Крещения, Миропомазания, Исповеди и Причащения Святых Христовых Тайн. Впадая в такое состояние, то есть лишаясь благодатной одежды, мы можем сказать тропарем, который в каноне Андрея Критского помещен вслед за только что нами рассмотренным: «Обложен есмь одеянием студа, якоже листвием смоковным, во обличение моих самовластных страстей». Когда Адам пал, он сделал себе опоясание из смоковничных листьев и тем самым показал, что в нем появился стыд, ибо он согрешил и лишился благодати. Стыд — это доказательство того, что был совершен первородный грех и что теперь он живет во всех нас.

Желая усугубить наше покаяние и призвать нас к большему стыду, к большему осознанию того глубокого падения, в каком мы оказались, преподобный Андрей Критский не брезгует прибегнуть к самому, казалось бы, постыдному и неприятному сравнению. И в следующем тропаре он развивает мысль об одежде и наготе человеческой еще дальше, ведь бывает одежда более постыдная, чем сама нагота. Вот как говорит преподобный Андрей: «Одеяхся в срамную ризу, и окровавленную студно, течением страстнаго и любосластнаго живота». С чем он сравнивает наше поведение и наш внутренний облик? Со «срамной ризой, окровавленной студно», то есть с непристойной одеждой, окровавленной бесстыдным образом — «течением страстнаго и любосластнаго живота». То есть Андрей Критский сравнивает наше состояние с одеждой, оскверненной нечистотой. Вот как дерзновенно, мудро, точно изображает наше падшее состояние преподобный Андрей. В этом он уподобляется пророку Исайи, который, ради того чтобы как-то задеть наше сердце и заставить нас опомниться, также употребляет дерзкие образы. О них, может быть, стыдно даже и говорить, но, тем не менее, они содержатся в Священном Писании, поскольку Библия открывает нам правду не только об истории, но и о нашем внутреннем состоянии. Пророк Исайя говорит, что наша праведность — как порт жены-блудницы (см. Ис.64:6). Еще более дерзновенны обличения пророка Иезекииля, пользующегося образами, о которых я даже не посмею сейчас говорить вслух.

Все это нужно для того, чтобы мы с нашим окаменевшим сердцем, нашей привычкой к жизни суетной и поверхностной, безразличием к собственному спасению опомнились или хотя бы немного пришли в себя, чтобы посмотрели на себя трезво и увидели, что мы действительно ведем себя так, будто мы одеты, как говорится в этом сравнении, в «срамную ризу, и окровавленную студно, течением страстнаго и любосластнаго живота». Что может быть позорнее и стыднее? Но такова наша жизнь. Конечно, Андрей Критский говорит все это не для того, чтобы мы пришли в крайнее уныние, отчаялись и оставили все наши, может быть и немногие, добрые дела, но для того, чтобы заставить нас искренне прибегнуть к Богу, внутренне пообещать Ему, что мы изменим свою жизнь во всем, в чем ведем себя нерадиво или лукаво. Восстанем из этого страшного, постыдного состояния, в каком мы находимся, но не ради того, чтобы нас оценили люди, а ради Единого Бога и своей собственной совести. И тогда, возможно, милость Божия — не наши труды, а именно милость Божия — вернет нам ту первую боготканную одежду, которой мы обнажились своими собственными грехами. Аминь.

14 марта 2000 года

Глубина богословия в Великом каноне (о догмате Пресвятой Троицы)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Когда читаешь воистину Божественный канон преподобного Андрея Критского, написанный (что, несомненно, ощущается при его слушании и чтении) человеком богопросвещенным (люди светские сказали бы — гениальным), конечно же, смущаешься: тебе, немощному, придется говорить проповедь, добавлять какие-то слова к его духоносным, божественным размышлениям, к которым ничего добавить невозможно. Теряешься, видя бесконечное разнообразие душеполезных мыслей. Не только каждый тропарь, но и несколько слов канона уже являются истолкованием Священного Писания, изложением важнейших богословских истин или глубокомысленным аскетическим учением.

Как человек, питавшийся скудно и бедно и вдруг оказавшийся перед накрытым пиршественным столом с разнообразнейшими яствами, пребывает в растерянности и смущении, не зная, что попробовать и в каком порядке вкушаются эти блюда, так и мы смущаемся, когда наша обязанность заставляет нас истолковывать слова этого великого человека — преподобного Андрея Критского. Слова его необыкновенно мудры и точны, и каждый слушатель канона в меру своего понимания воспринимает их так, как будто бы это крик его собственной души и он сам хотел их высказать, но не знал, как это сделать. Нет ничего выше такого искусства слова, и оно есть не только человеческая способность, гений человека, но и благодать Божия, посетившая этого духоносного писателя, святого Андрея Критского.

Обратим внимание на следующую особенность канона: он весь написан в духе покаяния. В нем приводятся примеры и положительные, укоряющие нас, потому что мы им не подражаем, и отрицательные, осуждающие нас, потому что наши дела подобны делам нравственных преступников или подобны преступлениям, совершенным некоторыми праведниками, о которых напоминает в своем каноне преподобный Андрей Критский. Все здесь проникнуто покаянием. И в то же самое время преподобный Андрей в конце каждой песни обращается к Пресвятой Троице и говорит о Пресвятой Деве Богородице, тем самым многообразно и точно напоминая нам о воплощении Сына Божия и заставляя нас постоянно держать в памяти эти истины.

Красота слова и образов совмещается здесь с математической точностью в изложении православных догматов. Этим преподобный Андрей Критский говорит нам, что невозможно каяться, если мы не имеем правой веры. Преподобный Иоанн Лествичник в древности сказал, что смирение — это добродетель, которая возможна только у одних православных. Такое выражение кажется странным: мы видим много добродетелей у людей, не только верующих неправославно, но и маловерующих и не верующих совсем. Можно даже согласиться, что у них есть такие христианские добродетели, которых нет и у нас, истинно верующих в Господа. Но смирения у них быть не может, потому что если бы эти люди были смиренны (то есть в них действовало бы истинное смирение, а не только его видимость), тогда бы они, конечно, смирили свой разум перед истинным Православием или, говоря просто, перед истиной.

Нет истины Православия, истины католичества или истины буддизма. Истина одна, и она содержится в Православной Церкви. В ком нет смирения, тот не может это понять, отказаться от собственного горделивого ума, от своих горделивых притязаний и принять учение Церкви. Преподобный Андрей Критский показывает, что покаяние должно всегда совмещаться с Православием, что истинная вера бывает верой правильной не только в отношении нравственности, но и в отношении умственных воззрений человека. Православие и покаяние должны естественно совмещаться, они, так сказать, минимально необходимы для спасения. И сейчас мы попробуем прикоснуться к тем догматическим истинам, которые раскрывает преподобный Андрей в своих Троичнах и Богородичнах.

«Пресущная Троице, во Единице покланяемая, возми бремя от мене тяжкое греховное, и яко благоутробна, даждь ми слезы умиления». Уже здесь содержится то, что современные богословы, рассуждая о творениях святых отцов, называют антиномией — противопоставлением двух несовместимых в человеческом, земном рассуждении понятий — Троицы и Единицы. Святой Андрей дерзновенно подчеркивает эту истину, не боится ее исповедовать и как бы выпукло показать нам. «Пресущная Троице, во Единице покланяемая…» Разве Троица и Единица, три и один — это одно и то же? Конечно, мы понимаем, что это абсурдно: три человека — не один человек, три вещи — не одна вещь. Но все же Три — это Одно, а Одно — это Три, потому что Пресущная Троица — то есть высшая всякого существа, высшая всего сущего — заключает в себе единое Божеское естество, в равной мере принадлежащее всем Трем Лицам Пресвятой Троицы.

Безначальный Отец через рождение и изведение дарует Сыну и Духу Святому полноту естества. Здесь, в самом начале канона, в первом Троичне, преподобный Андрей Критский прежде всего исповедует именно эту истину, одновременно обращаясь к Самой непостижимой для нас, но истинной Троице. Невозможность что-то постигнуть не означает, что непонимаемое нами не существует. Многие из предметов даже земного, человеческого мира для нас совершенно непонятны, но люди живут, пользуются законами, которые установлены Творцом, и наслаждаются благами жизни. Кто из нас, например, понимает, как пища превращается в тело человека? Или почему растения, животные, человек рождают себе подобных? Каким образом из малого семени вырастает целое существо? И много других непостижимых для человека вещей можно было бы перечислить, однако мы не рассуждаем о них, а принимаем эти вещи такими, каковы они есть. Мы живем и наслаждаемся даром жизни. Так и Божественные истины, кажущиеся нам далекими из-за нашей малодуховности, мы должны принимать как высшую реальность, непостижимую для человеческого ума, тем не менее истолкованную святыми отцами — не произвольно, не по собственному разумению, а на основании евангельского повествования, евангельского учения Господа Иисуса Христа. Православные догматы справедливо называются догматами евангельскими.

Таким образом, уже в первом тропаре мы видим, что покаяние совмещается с правой верой в Пресвятую Троицу. Далее в Богородичне преподобный Андрей обращается к Божией Матери с такими словами: «Богородице, надежде и предстательство Тебе поющих, возми бремя от мене тяжкое греховное, и яко Владычица Чистая, кающася приими мя». Казалось бы, обычные слова, но само именование Девы Марии Богородицей — это также есть догмат, заключающийся в одном слове, догмат о том, что от Пресвятой Девы воплотился и родился Сын Божий и Бог. Он родился от Нее только по человеческому естеству, но человеческое естество было соединено с ипостасью Сына Божия, и поэтому родился Сам Сын Божий и Бог.

На Третьем Вселенском Соборе святые отцы, отстаивая истину Православия, ради этого догмата рисковали жизнью, так как государственная власть покровительствовала в то время еретическому учению Нестория. Несторий бесчувственно именовал Пресвятую Деву иногда человекородицей, подчеркивая этим, что Она родила лишь человека, а иногда — Христородицей, как бы найдя некий компромисс, а по сути по-прежнему искажая истину. Ведь таким образом он утверждал, что Христос, родившийся от Пресвятой Девы, не был Сыном Божиим, но был лишь каким-то особенным, избранным человеком. В самом слове «Богородица» уже заключена истина Православия о домостроительстве Божием (догматическое богословие делится на две основные части: собственно богословие, то есть учение о Боге, и домостроительство, то есть учение о Воплощении Сына Божия ради нашего спасения, что по-гречески звучит как «икономия»).

Переходим к следующему Троичну: «Единаго Тя в Триех Лицах, Бога всех пою, Отца и Сына и Духа Святаго». Мы верим в Единого Бога и одновременно — верим в Троицу. Не в трех богов мы веруем, а в Единого Бога, Который есть Отец, Сын и Святой Дух в едином Существе, един в Трех Лицах. Слово «Лица» нужно понимать образно, не как точное соотношение с человеческим существом, потому что Бог есть Существо совершенно безобразное, не имеющее никакого вида, духовное и безграничное. А то, что безгранично, не может быть облечено в какой-то образ или иметь какой-либо вид, и выражения канона нужно понимать, как говорят святые отцы, богоприлично. Мы верим в одного Бога, в Единого Бога, но Он един в Трех Лицах.

В следующем Троичне преподобный Андрей рассуждает о Существе Божием: «Троице простая, несозданная, безначальное естество, в Троице певаемая Ипостасей, спаси ны, верою покланяющыяся державе Твоей». «Троица простая» — то есть Троица есть не сложение Трех Существ, но Одно совершенно простое Существо. Представьте себе три одинаково ярких света, повсюду распространяющихся, которые одновременно естественным образом сливаются в один свет и между которыми не может быть никакого разделения. Хотя и это также лишь образ, только до некоторой степени намекающий нам на тайну Божественного бытия Пресущной — то есть вышеестественной, сверхсущественной — Троицы.

«Троице простая, несозданная» — в этих словах подчеркивается, что Бог безначален, никогда не имел никакого начала и существовал прежде всех веков, всего видимого и невидимого творения, всего духовного и телесного, вещественного и умственного. Естество Божие безначально, и хотя мы говорим о том, что Сын и Дух через рождение и исхождение берут начало в Отце, но это начало не по времени, а по образу бытия, по времени же Сын и Дух также собезначальны Отцу. Поэтому Божественное Естество справедливо названо Естеством безначальным. «В Троице певаемая ипостасей» — мы воспеваем одного Бога в Трех Ипостасях. Если ранее употреблялось слово «Лицо» и Андрей Критский говорил, что поет Бога единого в Трех Лицах, то здесь уже речь идет о Трех Ипостасях. Что такое Ипостась?

Это греческое слово настолько точно показывает и объясняет нам образ бытия Трех Личностей Святой Троицы, что его даже не смогли перевести с греческого, и во всех языках это слово так и звучит — ипостась. Ипостась есть отдельное существо какого-либо вида, например, каждый человек представляет собой ипостась человеческого вида. Но человеческие ипостаси во многом отличаются друг от друга по разным признакам, случайным в философском смысле слова: по нахождению во времени и пространстве, по уму, способностям, воспитанию — и можно было бы найти много разных признаков, нравственных, физических, умственных и духовных. Лица же Пресвятой Троицы, Ее Ипостаси, во всем совершенно подобны друг другу, и все свойства у Них общие. Например, когда мы говорим, что Бог есть любовь или Бог есть благо, то это относится и к Отцу, и к Сыну, и к Святому Духу — ко всем Лицам Пресвятой Троицы. Называя Бога Всемогущим и Вездесущим или Премудростью, мы произносим имена, также общие для всех Лиц Пресвятой Троицы. Только в одном Ее Лица отличаются — в образе бытия: Отец безначален, потому что Он ни в ком ином не берет начало, Сын — рожден, Дух Святой — исходит. Безначалие, рождение, исхождение (иначе еще говорят: отцовство, сыновство и исхождение) — только этим и отличаются лица Пресвятой Троицы. Слово «Ипостась» объемлет образ бытия, непостижимый для ограниченного человеческого существа.

Поэтому не будем говорить, что это слишком мало или слишком много, не будем пускаться своим умом в исследования, для нас опасные, поскольку мы люди приземленные и наш ум не способен самостоятельно созерцать Божественные истины. Святые отцы, изъяснившие евангельские догматы — подчеркиваю, не создавшие, а изъяснившие, — были настолько просвещены разумом, что в откровениях, видениях, единении своего ума с Богом созерцали истины Божественного бытия и говорили о них, пережив их на опыте. Один из величайших учителей Православной Церкви, который вслед за апостолом Иоанном Зеведеевым получил имя Богослова, святой Григорий Богослов, сказал: «Хорошо рассуждать о Боге, но лучше очищать себя ради Него». И вот эти люди, очистившие себя ради Бога, говорили о том, что видели своими духовными глазами, что совершенно явственно и реально ощущали и переживали. Мы же только следуем за ними, как малые дети за своими взрослыми и опытными родителями.

«Троице простая, несозданная, безначальное естество, в Троице певаемая Ипостасей, спаси ны, верою покланяющыяся державе Твоей». Держава Пресвятой Троицы, Единого Бога — одна. Нельзя сказать, чтобы было Царство Отца, или Сына, или Святого Духа, хотя иногда такие выражения и употребляются в Священном Писании — ради нашей немощи, чтобы мы хотя бы таким образом приняли Божественные истины. Когда, например, в молитве «Отче наш» говорится: «Да приидет Царствие Твое», это не значит, что Царствие принадлежит исключительно Богу Отцу. Оно равно принадлежит и Сыну, и Святому Духу, и держава у Них общая.

Следующий Богородичен: «От Отца бездетна Сына, в лето, Богородительнице, неискусомужно родила еси, странное чудо, пребывши Дева доящи». «От Отца бездетна Сына», то есть безвременно, вне времени Сын был рожден от Отца, и «в лето», что значит в переводе со славянского «во времени», Он был рожден Богородительницей. Здесь подчеркивается вещь неизъяснимая: «От Отца без матери Рожденный прежде всех веков в последние времена родился от Матери без отца», как сказано в другом церковном песнопении. Тот, Кто был Сыном Божиим, стал Сыном Человеческим. Тот, Кто от Бога Отца принимает Божественное Естество, усвоил Себе естество человеческое от Пресвятой Девы Марии. И удивляется великий писатель, преподобный Андрей Критский: «Странное чудо, пребывши Дева доящи», «неискусомужно родила», — то есть не познав того, что является обычным для женщины при рождении детей. Он восхищается и изумляется не с неверием, а с глубочайшей верой. «Странное чудо, пребывши Дева доящи» — непостижимая вещь: Дева молоком питает Богомладенца.

«Тя, Троице, славим, Единаго Бога: Свят, Свят, Свят еси, Отче, Сыне и Душе, простое Существо, Единице присно покланяемая». Славим одного Бога, но эти слава и святость принадлежат Пресвятой Троице, Которая есть Отец, Сын и Дух — и одновременно простое Существо, Троица в Единице, присно (то есть всегда) покланяемая.

В Богородичне сказано: «Из Тебе облечеся в мое смешение, нетленная безмужная Мати Дево, Бог, создавый веки, и соедини Себе человеческое существо». Словами «мое смешение» преподобный Андрей подчеркивает, что Господь наш Иисус Христос воспринял полностью (конечно, кроме греха) все человеческое естество — разумную душу, дух и тело, а не только тело и неразумную душу, как безумствовал еретик Аполлинарий, утверждавший, что во Христе место человеческого разума заняла Ипостась Сына Божия. Если бы Он не воспринял какой-нибудь части человеческого естества, то и не искупил бы ее. Не воспринял бы ума — и наиважнейшая часть человеческой души осталась бы не очищенной, не искупленной, не освобожденной от власти греха и диавола. «Бог, создавый веки», стал человеком, «соедини Себе человеческое существо» — Творец навеки, непреложно, как сказано в песнопении, соединился со Своим творением, то есть с человеком, и показал этим чрезвычайную любовь к нему. Человеколюбие Божие безгранично, бесконечно, ибо Вездесущий, Всемогущий, Вечный Бог воспринял на Себя человеческое естество, чтобы спасти нас, Свое падшее творение, оказавшееся неверным, отступившее от Него.

«Троице простая, нераздельная, единосущная, и естество едино, Светове, и Свет, и свята Три, и Едино свято поется Бог Троица; но воспой, прослави живот и животы, душе, всех Бога». В этом тропаре подчеркивается, что Троица одновременно есть простая и нераздельная, и даже мысленно мы не можем Ее разделять или говорить о некотором подобии троебожия. Троица простая, нераздельная, единосущная. Как говорит Афанасий Великий, не односущная, то есть одно существо, но единосущная, потому что быть единым и быть одним — это разные понятия. «Светове, и Свет» — это три Света и одновременно один Свет. «Свята Три, и Едино Свято» — три святости и одновременно одна святость, Бог в Троице. Преподобный Андрей восклицает: «Воспой, прослави живот и животы», то есть жизнь и жизни. Вот в таком напряжении держит наш ум преподобный Андрей для того, чтобы наша вера была правильной, удерживалась на золотой середине между крайностями человеческого разума.

Мы должны отречься от веры в свой разум и воспринять эту Божественную истину, нашу правую веру, как она есть, как она была открыта Самим Сыном Божиим, Господом Иисусом Христом. Восприняв ее, мы должны следовать ей, не уклоняясь, хотя бы нам и было что-либо непонятно. Нам нужно смириться, и тогда мы можем надеяться на милость Божию — если, пребывая в правой вере и покаянии, мы до конца сохраним их, если будем беречь правую веру, которая единственно дает нам возможность в покаянии совершить свой земной путь, очиститься от грехов и надеяться, что Пресвятая Троица по молитвам Пресвятой Девы Богородицы нас спасет, очистит от грехов и помилует в этой жизни и будущей. Аминь.

27 февраля 2001 года

О добродетели трезвения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, как и вчера, мы рассмотрим только один тропарь Великого канона преподобного Андрея Критского. Этот тропарь напоминает нам о необыкновенном событии, описанном в Святом Евангелии, — о том, как Господь Иисус Христос, Сын Божий, воплотившийся Бог, допустил, чтобы диавол в пустыне искушал Его.

«Христос искушашеся, диавол искушаше, показуя камение, да хлеби будут; на гору возведе видети вся царствия мира во мгновении; убойся, о душе, ловления, трезвися, молися на всякий час Богу». Андрей Критский изумляется действительно непостижимому событию. Даже мысль о том, что Господь мог искушаться, нас пугает. Думая об этом, мы как будто переходим некую грань, за которой кончается благоговение и появляется некая тень кощунства. Конечно, Его искушение не было подобно нашему: Он не склонился к соблазну и не отступил от воли Божией. Но нельзя эту ситуацию рассматривать и так, что Христу как человеку вовсе невозможно было искуситься. Иначе диавол и не подступился бы к Нему, Господь не допустил бы этого. Диавол, как существо неверующее по своей расположенности, видел в Иисусе только человека и не хотел признавать в Нем Сына Божия. Он решил испытать Его: точно ли это так? Христос боролся с искушением как человек, но борьба была неизмеримо более тяжелой и страшной, чем у обычных людей. Можно сказать, что это была титаническая борьба.

Господь Иисус Христос сорок дней и ночей пребывал без пищи и пития. Напоследок же Он «взалкал», то есть почувствовал голод (см. Мф.4:1-2; Лк.4:1-2). Значит, до последних дней поста Он голода не испытывал. Это едва укладывается в нашем сознании, поскольку кажется невозможным. Но, как известно, некоторые подвижники христианства совершали подобные подвиги. Например, преподобный Симеон Столпник во время Великого поста не вкушал никакой пищи и не пил воды. Первые двадцать дней он стоял, в последующие дни, обессилев, сидел. Он совершал это каждый год (конечно, не без помощи благодати Божией). Если обыкновенный грешный человек способен на такое, то тем паче Сьш Божий. Хотя и облеченный человеческой плотью, он был чист и безгрешен. Его человеческое естество не было искажено никаким грехом, поэтому Он смог совершить такой подвиг. Но на сороковой день Иисус Христос все же почувствовал голод.

Тогда диавол, воспользовавшись естественным свойством человека желать пищи, приступил к нему и стал искушать. К нам диавол приступает через наши мысли. Согрешив, наши прародители вступили в противозаконное общение с ним и дали ему доступ к человеческому уму. Нам трудно восстановить единение ума с Богом, но мы легко соединяемся и общаемся с диаволом через всевозможные греховные помыслы и ощущения, которые он нам внушает. К Господу Иисусу Христу диавол таким образом приступить не мог, потому что Он был не только Сын Божий, но и безгрешный человек. Он был новым Адамом — таким, каким был первый человек до грехопадения. Поэтому диавол приступил к Иисусу непосредственно. В храме монастыря Хора в Константинополе есть замечательные мозаики, посвященные этому событию. В древних храмах часто изображалось искушение Господа — сюжет, волнующий всех верующих. Искушение Самого Спасителя казалось людям чем-то превосходящим разум. «Христос искушашеся». Если диавол дерзнул соблазнять Самого Бога, то как же должны быть осторожны мы, грешные люди! Как должны быть внимательны к себе, как трепетать за свое спасение! Но почему-то нам кажется, что в виде какого-то необыкновенного исключения беда нас минует и диавол либо вовсе не будет нас искушать, либо чересчур соблазнительные и сильные искушения нас обойдут. Нам представляется, что существует способ выйти сухими из воды.

Преподобный Андрей Критский говорит в этом тропаре: «Убойся, о душе, ловле-ния, трезвися, молися на всякий час Богу». Мы должны бояться диавола, но наш страх должен быть подобен страху воина перед битвой. Страх заставляет бойца бодрствовать, соблюдать осторожность, проявлять искусность в борьбе с врагами. Когда воины совершенно не боятся, как это бывает с молодыми и легкомысленными солдатами, враг легко уничтожает таких самонадеянных противников. Опытный и искусный боец не стыдится признаться в своем страхе. Но этот страх не столь силен, чтобы лишить его мужества и заставить нарушить воинский долг. Страх делает человека осторожным, собранным и внимательным. Такой человек не только избежит бессмысленной гибели, но и, может быть, совершит подвиги, которые принесут пользу всему воинству.

«Убойся, о душе, ловления» — то есть опасайся соблазниться, попасть в дьявольские сети. Нелепо полагать, будто соблазны нас минуют. Если сатана дерзнул искушать Сына Божия, Самого Бога, то какие многообразные соблазны он может представить нам! Конечно, Господь не допускает, чтобы эти испытания были выше наших сил. Единственное исключение составляет случай, если человек впадает в гордость, из-за чего ему попускается впасть в такие ситуации, когда искушения превышают его силы. Но во всех остальных случаях, при всех жизненных трудностях мы должны понимать, что искушаемся, соблазняемся, спотыкаемся только потому, что не употребляем достаточных усилий для победы над грехом. Мы недостаточно каемся и смиряемся — и таким образом выводим себя из-под крова Божественной благодати. Беспечность и недостаток понуждения делают нас удоборанимыми для греха. Поэтому преподобный Андрей Критский, вспоминая необыкновенное евангельское повествование об искушении диаволом Христа, призывает нас к осторожности, собранности, трезвению.

«Убойся, о душе, ловления, трезвися, молися на всякий час Богу». Как избежать соблазнов? Можем ли мы вести себя так, чтобы диавол забыл о нас и никогда к нам не приступал? Пример, приведенный преподобным Андреем, говорит как раз о том, что мы не должны на это надеяться, и указывает нам не на то, как избежать соблазна, а на то, как не поддаться его действию: «Молися на всякий час Богу». Вот в чем состоит трезвение. Мы не знаем, когда придет враг и чем будет нас искушать. Может быть, он станет возбуждать в нас ту страсть, которая наиболее могущественно в нас действует. А может быть, воспользовавшись нашей успокоенностью и самонадеянностью, ввергнет в такую брань, которой мы не ожидаем. Бывает, что человек, как будто бы совершенно не склонный к пьянству, вдруг поддается как раз этой страсти. Человек чистый и целомудренный, не желающий и не ожидающий греха, попадает в такую ситуацию, что едва-едва может устоять. О подобных случаях рассказывает и святитель Игнатий. Поэтому нам необходимо всегда трезвиться и молиться, всегда просить Бога о помощи. Мы не знаем, в какой миг жизни эта помощь может нам понадобиться. Соблазны могут быть такими сильными, что потрясут все наше существо. Даже Господь вынужден был отвечать диаволу, чтобы отвергнуть его соблазнительные предложения. Тем паче это будет трудно для нас.

Нам кажется, что Богу все легко. Но о чем говорит Евангельское повествование? Когда приступил диавол и сказал: «Скажи, чтобы эти камни стали хлебами», Спаситель отвечал ему: «Не хлебом единым будет жить человек, но всяким глаголом (т. е. словом. — Игум. А.), исходящим из уст Божиих» (см. Мф.4:3-4; Лк.4:3-4). Происходила борьба: Христос искушался, но не искусился. Диавол искушал, но не смог стать победителем в этой необыкновенной, непостижимой борьбе.

Затем он показал Спасителю все царства мира (см. Мф.4:8; Лк.4:5), то есть все, что вообще может привлекать человека. Почему мы думаем, что это ничего не значило для Господа Иисуса Христа как для человека? Неужели Он не понимал всего величия и сладости земных благ, которые предлагал ему диавол, требуя взамен поклонения себе? Но Он отверг и этот соблазн: «Господу Богу твоему поклонися, и тому одному послужишь. Отойди от меня, сатана» (см. Мф.4:9-10; Лк.4:7-8). Но диавол и после этого не отступил. Так бывает и в нашей жизни. Диавол не отступает от нас сразу, даже если мы решительно готовы отвергнуть его. Он вновь и вновь дерзновенно и нагло вторгается в наш ум.

Искушая Спасителя, диавол предложил Ему новый соблазн. Он принес Его на стену Иерусалимского храма и сказал Ему: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз. Тогда Ангелы на руках понесут Тебя» (см. Мф.4:5-6; Лк.4:9-11). Диавол искушал, наверное, для того чтобы Спаситель, когда Ангелы Его подхватили бы, соблазнился человеческой славой. Необыкновенно искусительно уже и то, что диавол перемещал Спасителя в пространстве. Представьте себе: он владел самим телом Спасителя — сначала вознес Христа на высокую гору, потом перенес на стену храма. Господь допустил это ради того, чтобы мы в искушениях всегда были поддерживаемы Его примером, живым и подлинным, и могли бы, верой соединившись с Ним, устоять Его силой. И в третий раз Спаситель с глубоким смирением отверг соблазнительное предложение диавола, сказав: «Не искушай Господа Бога твоего» (см. Мф.4:7; Лк.4:12). Следуя за Спасителем, за Начальником нашего спасения (см. Евр.2:10), или, по выражению святых отцов, за нашим Подвигоположником, то есть тем, кто начал подвиг борьбы с диаволом, мы должны Ему подражать. Мы должны всегда быть готовыми к борьбе, трезвиться, молиться, чтобы всегда быть укрепленными силой победившего все искушения Господа Иисуса Христа. Аминь.

11 марта 2003 года

Среда

Как мы можем подражать подвигу праведных Авраама и Исаака

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, как и в предыдущие два дня, читая прекрасный, глубокомысленный канон Андрея Критского, мы выбираем лишь один тропарь, для того чтобы попытаться извлечь из него нравственный урок.

В третьей песне той части канона, которая читается сегодня на повечерии, есть тропарь: «Исаака, окаянная душе моя, разумевши новую жертву, тайно всесожженную Господеви, подражай его произволению». В этих кратких словах содержится отсылка к библейскому повествованию о жертве, которую должен был принести праведный Авраам. Господь, желая испытать его веру, велел ему принести в жертву своего сына Исаака. Само зачатие и рождение Исаака было чудом, потому что произошло тогда, когда Аврааму было сто лет, а его супруге Сарре — девяносто. Когда Сарра зачала в старости, она была так изумлена этим великим и непостижимым чудом, что сказала: «Всякий, кто услышит об этом, рассмеется» (см. Быт.21:6). Потому новорожденному сыну и было дано имя «Исаак», что в переводе означает «радость» или «смех». Шло время, и Аврааму, казалось, следовало бы только радоваться, что его возлюбленный сын, которого он, твердо веря в исполнение обетования Божия, ждал десятки лет, взрослеет и оправдывает родительские чаяния или, по крайней мере, подает надежды на то, что со временем станет человеком праведной, святой жизни и будет преуспевать как в духовном, так и в земном отношениях. Но вдруг Господь является Аврааму и повелевает ему принести в жертву того сына, о котором прежде сказал: «В Исааке наречется тебе семя» (Быт.21:12) (хотя у Авраама были и другие дети, «внебрачные», как мы теперь сказали бы, ибо в то время не было тех строгих предписаний на этот счет, которые существуют сейчас). Исаак был тем потомком Авраама, от которого должен был произойти великий народ, а самое главное — явиться в мир Мессия, Христос, что и произошло. Господь наш Иисус Христос по плоти является потомком Авраама именно через Исаака, между тем у Авраама был и другой знаменитый впоследствии сын — Измаил, ставший родоначальником арабских народов.

Того, от кого Авраам ждал рождения Мессии (ибо для праведного Авраама прежде всего имела значение именно духовная сторона дела, а потом уже и земное благополучие сына), следовало принести в жертву. По словам апостола Павла, Авраам решился исполнить это повеление потому, что Бог может, если Ему угодно, и из мертвых воскресить (см. Евр.11:17-19). Столь глубока была вера Авраама! Авраам пошел на гору Мориа (сейчас она находится, как вы знаете, в Иерусалиме, но в то время там была пустынная местность) и на скале, где в древнейшие времена принято было совершать жертвоприношения, намеревался заклать своего сына Исаака. Он уже занес над ним нож, но Ангел Господень остановил его и сказал: «Вот, вместо сына своего Исаака принеси в жертву овна» (см. Быт.22:10-13), то есть барана, который запутался рогами в кустарнике неподалеку от того места, и Авраам принес его во всесожжение. Поступок праведного Авраама стал предзнаменованием того, что Господь Иисус Христос будет принесен в жертву за всех нас, а Исаак прообразовал собой Крестную Жертву. Как Авраам выразил готовность принести в жертву своего сына, так и Небесный Отец принес в жертву за всех нас Своего возлюбленного Сына — Господа нашего Иисуса Христа.

Когда мы вспоминаем или перечитываем это повествование, то у нас создается впечатление, что все внимание в нем уделено лишь вере праведного Авраама, но ничего не говорится об Исааке, — мы не видим никаких подробностей, касающихся его поведения. В этом умалчивании есть глубокий смысл, ведь если бы Исаак проявлял какую-то непокорность или несогласие, то Библия, конечно, изобразила бы это. Но Библия молчит, а значит, Исаак вел себя смиренно и покорно, хотя и мог бы оказать сопротивление своему отцу. Вычисления, какие можно сделать исходя из текста Библии, показывают, что Исааку в то время было около двадцати пяти лет, а Аврааму — сто двадцать пять или более. Юноша, полный сил, разумеется, мог бы дать отпор старику, но не сделал ничего подобного. Таким образом, мы убеждаемся в необычайном смирении и послушании праведного Исаака, хотя о нем в Библии ничего особенного не говорится, он не совершал никаких необыкновенных добрых дел. Мы знаем даже, что впоследствии он, по-человечески ошибаясь, больше любил недостойного отеческой любви Исава, чем Иакова, человека праведной и благочестивой жизни (см. Быт.25:21-34). Но одно то событие, когда Авраам хотел принести Исаака в жертву, позволяет убедиться в праведности последнего: послушание, смирение, покорность и безоглядная вера отцу были у Исаака столь глубоки, что стяжали ему великую благодать и освятили его, исполнив силы Божией на всю дальнейшую жизнь. Премудрый автор канона — преподобный Андрей Критский — это понимал, потому он и сказал так: «Исаака, окаянная душе моя, разумевши новую жертву, тайно всесожженную Господеви, подражай его произволению». Жертвоприношение Исаака не состоялось, однако преподобный Андрей указывает, что это не так, потому что внутренне, в душе, что единственно ценно пред Богом, Исаак согласился быть принесенным в жертву, раз это нужно Богу и угодно его праведному отцу, который был праведником и совершал все по воле Божией. Поэтому преподобный Андрей и говорит: «Жертву, тайно всесожженную Господеви».

Вспомним, как повествует об этом событии Книга Бытия. У подножия горы Авраам взвалил на Исаака вязанку дров, которую везло вьючное животное, и когда они направились к месту жертвоприношения, Исаак спросил: «А что же мы принесем во всесожжение?» Авраам ответил ему: «Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения» (см. Быт.22:7-8), и Исаак больше ничего не спрашивал. Можно представить, как Исаак, наподобие агнца, был связан и положен на камень, а Авраам уже занес руку с ножом и должен был перерезать горло своему возлюбленному сыну (так изображается эта сцена на некоторых иконах). Библия не говорит ни о каком сопротивлении или протесте со стороны Исаака, он смиренно подчинился той страшной участи, которая казалась неизбежной, ведь Авраам был остановлен только тогда, когда уже занес нож. Как Авраам, так и Исаак были уверены, что жертвоприношение должно совершиться, поэтому как один внутренне уже принес в жертву Богу своего любимого сына, потому что ему повелел это Бог, так и другой внутренне уже соделал себя этой жертвой. Исаак понимал, что нужно смириться с тем, что делает его отец, хотя это противоестественно и страшно, к тому же человеческие жертвы не одобрялись праведными людьми.

Преподобный Андрей Критский призывает самого себя: «Окаянная душе моя, подражай его произволению». Произволение этих праведников, не приведенное в исполнение по милости Божией, будучи испытано таким страшным образом, возвело Авраама на новую степень святости, а Исаака освятило и облагодатствовало. Читая канон Андрея Критского, мы, естественно, произносим слова этого канона от своего лица и, стало быть, обращаемся сами к себе: «Окаянная душе моя, подражай его произволению». Действительно, есть ли в нас такое произволение, такое послушание воле Божией, чтобы мы, исполняя заповеди, готовы были при необходимости умереть ради них? Если в нас такой готовности нет, то благодать Божия не сойдет в нашу душу, потому что Господь есть сердцеведец и знает наше истинное произволение, а не то, что видят в нас со стороны. Наше настоящее произволение, может быть, и нам самим не всегда известно по той причине, что мы не понимаем сами себя.

Один современный подвижник, схиархимандрит Софроний Сахаров, сказал, что, когда человек принуждает себя к исполнению заповедей, это возводит его на крест. Иногда, понуждая себя к исполнению той или иной заповеди, мы встречаем со стороны людей даже благодарность, нам это бывает приятно, и мы считаем, что все происходит, как должно. А порой сталкиваемся со всеобщим неодобрением, негодованием, протестом, осуждением, скорбями и едва ли не остаемся одни, без всякой помощи со стороны близких людей. Но нужно иметь мужество любить Господа Иисуса Христа больше, чем… я не буду говорить «жизнь», потому что, может быть, для нас это слишком высокая мера и такого испытания в нашей жизни никогда не будет. Но будем любить Его, по крайней мере, больше своего благополучия и покоя. И тогда в этом отношении мы действительно будем подражать праведному Исааку, поистине будем приносить «новую жертву, тайно всесожженную Господеви». Тайную, потому что она не видна посторонним людям или непонятна им, они, быть может, даже оценивают наше поведение как неразумное и непрактичное. Но все же мы исполняем заповедь — приносим «тайное всесожжение Господеви», приносим «новую жертву» — самих себя.

Мы сможем исполнить евангельские заповеди только тогда, когда в нас будет такое произволение, подражать которому призывает нас преподобный Андрей Критский. Если же мы не идем до конца и думаем, что, возможно, не будет никакой скорби, Господь помилует и нас минует испытание, которое следует в иные моменты жизни за исполнением Евангелия, то, не имея произволения Исаака, мы не получим и той благодати. Наша жертва будет только игрой, а не полной внутренней решимостью. Нам следует помнить, что и Авраам, и Исаак до последнего мгновения были уверены, что один должен принести жертву, а другой — пасть жертвой послушания. У нас же, к сожалению, получается так, что мы не только в каких-то особенных жизненных обстоятельствах, когда нам действительно грозят тяжкие испытания и великие скорби, но и в мелочах, из-за мелких неприятностей, даже из-за мелких неудовольствий, отказываемся от исполнения заповедей и предпочитаем каким-либо образом увернуться от прямого пути послушания Богу. И, конечно же, по причине того, что у нас нет необходимого произволения, нет у нас и благодати, нам не удается исполнять заповеди, и мы остаемся пустыми. Виноваты же в этом не окружающие нас люди, не обстоятельства, не духовник, не недостаток каких-то иных средств к спасению, а мы сами. Мы сами повинны в том, что не имеем должной твердости в отношении к евангельским заповедям и не подражаем праведному Исааку.

Если ветхозаветный праведник, живший до пришествия в мир Христа Спасителя, из послушания воле Божией, которая была явлена через его праведного отца, готов был лишиться и жизни, то к гораздо большему надлежало бы быть готовыми нам — людям новозаветного времени, когда жертва Христова уже принесена. Но, увы, этого нет. Поэтому вместе с преподобным Андреем Критским будем осуждать себя, смиримся, понудим себя хоть к чему-то, и тогда, может быть, милость Божия произведет в нашей душе чудесное изменение. Аминь.

15 марта 2000 года

Спасительный ковчег церковный

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Третий день мы слушаем Божественные песнопения святого преподобного Андрея Критского, желая, подобно псам, насытиться хотя бы крохами со стола господ, как сказано в Евангелии (см. Мф.15:27; Мк.7:28). Пусть объять умом весь этот канон, прочувствовать его сердцем, насытить душу всем этим обильным пиршеством — выше наших духовных сил, но хотя бы некую малую часть, крохи этих возвышенных рассуждений, мыслей, образов преподобного Андрея постараемся применить к себе, чтобы получить некоторую, пусть малую, пользу.

«От юности, Христе, заповеди Твоя преступих, всестрастно небрегий, унынием иреидох житие; темже зову Ти, Спасе: поне на конец спаси мя». Сказанное относится к каждому человеку. Многие из нас о заповедях узнали уже в среднем, зрелом возрасте. А те, кто были крещены в детстве и воспитаны в христианском духе своими верующими родителями, то ли из-за недостатков в воспитании, то ли из-за собственного нерадения остались бесплодными, чем показали свое пренебрежение к известным им заповедям. Но даже тем, кто поздно узнал о вере, о христианских православных истинах, нет извинения, потому что Христос, как сказано в Евангелии, «просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин.1:9). Душа, как говорит Тертуллиан, по природе христианка. Если бы мы прислушивались к голосу своей совести, то избежали бы многих страшных, отвратительных поступков и даже мыслей и жили бы чисто. Подготовленные своей совестью и как бы водимые ею, мы пришли бы к Христу чистыми и способными воспринять евангельские истины, потому что они не есть нечто постороннее, данное нам извне.

Евангелие — не просто книга, оно напоминает нам о том, что вложено Богом в душу человека при его сотворении. Евангельские заповеди соответствуют природе, естеству человека. Преступая их и пренебрегая ими, мы поступаем против собственного естества, противоестественно, пусть даже мы ничего не знаем о них и никто не учил нас вере. Не случайно, даже и не зная ничего о заповедях, мы мучаемся от воспоминаний о некоторых наших отвратительных поступках. Это свидетельство того, что совесть нас учила, говорила нам, как нужно было делать, но мы ей противились. И потому ко всем нам относятся эти слова: «От юности, Христе, заповеди Твоя преступих, всестрастно небрегий» — то есть поддавшись всем страстям, впав в небрежение заповедями.

Обратите внимание на следующие слова тропаря канона: «Унынием преидох житие». Что мы понимаем под словом «уныние»? Обычно — грусть, печаль, состояние души человека, иногда доводящее до отчаяния. Но не так понимали его святые отцы. Наше привычное понимание — это лишь некая часть смысла, входящего в святоотеческое понятие уныния. Преподобный Григорий Синаит, рассуждая о восьми главных страстях человека, употребляет вместо слова «уныние» неожиданное для нас наименование — «лень». Уныние — это лень к духовной жизни. Бывает лень к труду, обычным повседневным делам, и мы на ленивых людей смотрим, как правило, с презрением. Трудолюбие ценится всегда, так же необходимо оно и в вопросах нравственных и духовных, в вопросах спасения своей души. Если мы посмотрим на свою жизнь трезво и без предубеждения, не пытаясь оправдаться, но желая обвинить и укорить себя, для того чтобы исправиться, то действительно поймем, что к нам весьма подходят эти слова. «Унынием преидох житие» — то есть в лености. Поддавшись такому состоянию (по видимости это печаль, а по сути — оправдание нашего нерадения), мы перестаем трудиться над тем, чтобы провести свою жизнь правильно, по-евангельски.

В другом тропаре преподобный Андрей напоминает нам о чуде, случившемся во время перехода еврейского народа через пустыню в Землю обетованную. Священники с ковчегом Завета подошли к реке Иордан, ее течение неожиданно остановилось, вода встала стеной, и евреи посуху перешли реку и вошли в Землю обетованную. Преподобный Андрей, напоминая нам об этом событии, находит и для нас возможность ему подражать. Вот что он говорит: «Прейди времене текущее естество, яко прежде ковчег, и земли оныя буди во одержании обетования, душе: Бог повелевает» — то есть сравнивает реку Иордан с текущим естеством времени.

Казалось бы, действительно, время не останавливается ни на одно мгновение. Но когда в нашей душе есть залог вечности, залог благодатной жизни, то есть твердая вера (подобно хранившимся в ковчеге Божественным святыням), тогда мы не плывем, так сказать, по течению, не поддаемся текущему естеству времени, оно не увлекает нас неудержимым потоком, но, наоборот, мы останавливаем его, «переходим» его и вступаем в вечность. И тогда еще в этой жизни мы овладеваем Землей обетованной, то есть тем, что нас ждет в жизни будущей — небесными благами. Некоторые оправдывают себя и говорят: «Что мы можем сделать, если жизнь такая, что нельзя вести себя по-христиански?» Если бы в нас была вера, как у ветхозаветных евреев, в то древнее время единственного истинно верующего народа на земле, мы должны были бы по повелению Божию перейти «времени текущее естество».

В каноне есть еще один образ, напоминающий нам уже об ином ковчеге, Ноевом, и о водной стихии в ином смысле. Если в предыдущем тропаре, который мы рассматривали, говорилось, что мы должны преодолеть текущее естество времени, то теперь преподобный Андрей говорит, что греховный потоп затопил нашу душу. «Едина отверзла еси хляби гнева Бога твоего, душе моя, и потопила еси всю, якоже землю, плоть» — то есть потоп греховный объял всю нашу плоть, подобно тому, как в древности всемирный потоп погубил всю землю. «И деяния, и житие, и пребыла еси вне спасительнаго ковчега». Своим противоестественным по отношению к Евангелию поведением мы вызвали гнев Божий, и этот гнев, это Божие наказание состоит в том, что грех настолько вжился в нас, что, можно сказать, мы полностью в него погрузились, как бы всемирным потопом погубив все свое естество. «И деяния, и житие…» Мы погубили и все наши дела, и всю нашу жизнь, потому что пребыли вне спасительного ковчега. Что же это за спасительный ковчег, в котором мы можем спастись? Казалось бы, сейчас совершенно другие обстоятельства, и то, что было в глубокой древности, в дни Ноя, никак не может в точности повториться в наше время и конкретно с нами.

Но, тем не менее, дерзая, преподобный Андрей говорит так: «Едина отверзла еси хляби гнева» — то есть каждый из нас один виноват. Это значит, что мы не должны оправдываться тем, что грешим по какой-то посторонней причине, из-за каких-либо обстоятельств или людей. Каждый должен думать: «Я один виноват в том, что согрешил и погрузил все свое естество, подобно земле, в греховный потоп». Мы сами виноваты в том, что пребыли вне спасительного ковчега, которым является, конечно, в первую очередь Святая Церковь. А в ней мы пребываем не только тогда, когда телом находимся в храме и участвуем в Таинствах, но когда мы живем по учению Церкви и пребываем в ней своей волей, своим умом, где бы мы ни находились. Трудимся ли мы где-нибудь в миру, или занимаемся домашней работой, или даже отдыхаем с друзьями — везде и всюду, в любое время мы должны пребывать в Церкви, в этом спасительном Ноевом ковчеге, то есть все и всегда делать так, как учит Церковь, и ни в чем не преступать ее учения.

Но под ковчегом можно понимать еще и исключительно внутреннее состояние человека. Когда поток греха овладевает душой, постепенно как бы заполняя все существо человека, так что в нем не остается ни одного места, куда можно было бы взойти, как на высокую гору, и спастись от потопа, — тогда мы должны войти в ковчег, которым является молитва. Мы входим в ковчег молитвы и укрываемся в ней, как будто бы закрываем двери души так, что не видим, что происходит снаружи, подобно тому как Ной не видел страшного потопа, уничтожившего все живое на земле. Мы пребываем в молитве, как в ковчеге, замкнувшись вниманием внутри нее, и можем надеяться на милость Божию, пусть даже потоп греховный будет длиться долгие дни и месяцы. Хотя нам и тяжело, хотя в нашей душе и происходит борьба, хотя и носится наш ковчег по греховным волнам, но наш ум пребывает неповрежденным, как Ной с семейством в своем ковчеге.

Можно даже провести такую аналогию: как в ковчеге Ной находился с семью членами своего семейства, то есть человечество спаслось в количестве лишь восьми человек, так и мы спасаемся от, казалось бы, неминуемой, всепоглощающей гибели словами Иисусовой молитвы, которых также восемь. Главное, чтобы мы имели веру и знали, что молитва, если мы ее не оставим, не даст нам погибнуть. Господь печется о нас, когда мы совершенно во всем предаемся в Его волю и сами ни о чем не заботимся. Во время тяжелой внутренней борьбы с грехом человек не имеет возможности самостоятельно противиться диаволу. Он должен уподобиться Ною: как тот не усомнился, что простой корабль, это примитивное сооружение, может спасти человечество, и при очень простых технических средствах на протяжении более чем ста лет строил свой ковчег, так и мы должны терпеливо заботиться о молитве, веря в то, что она нам поможет, и в случае опасности, прежде всего опасности погибнуть в потопе греха, устремляться именно к ней.

Если мы будем поступать подобно Ною, то Господь нас помилует — вот чему учит великий, богомудрый гимнотворец, преподобный Андрей Критский. Подчас в одном тропаре его канона содержится множество великих и мудрых мыслей, совершенно неожиданных духовных толкований Священного Писания. И, конечно, чтобы понять и прочувствовать Великий канон, необходимо не только покаяние, но и знание Священного Писания и православных догматов. Святые отцы не унижаются, подобно сектантам, до того, чтобы сделать христианское учение доступным и понятным для невежественных людей, но, наоборот, преодолевают это невежество и в некоторой степени возвышают людей до своего духовного совершенства. Они заставляют нас трудиться не только над покаянием, но и над своим образованием. Для того чтобы правильно понять канон преподобного Андрея, нужно хорошо знать Священное Писание Ветхого и Нового Завета, нужно знать православное вероучение — и тогда возвышенная, поэтическая речь, удивительным образом сочетающаяся с самыми искренними покаянными чувствами, станет как бы воплем нашей кающейся души. Тогда мы получим пользу, тогда мы насытим свою душу, тогда действительно одно или два слова Великого канона будут вызывать в нас воздыхание и даже слезы покаяния. Аминь.

28 февраля 2001 года

О покаянном плаче

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

К Великому канону Андрея Критского нельзя добавить ни одной мысли, которая могла бы его обогатить. Благодаря просвещенному Божественной благодатью уму, а также необыкновенным, гениальным способностям преподобный Андрей в немногих словах выразил возвышенные и прекрасные истины. Едва ли мы, обыкновенные люди, можем чем-то дополнить это великое духовное произведение. Мы остановимся на одном тропаре канона и постараемся получить назидание, хотя и не столь возвышенное и утонченное, как от всего канона, но более простое и понятное для нашего немощного ума.

От лица всех православных христиан преподобный Андрей восклицает: «Яко разбойник вопию Ти, помяни мя; яко Петр плачу горце, ослаби ми, Спасе; зову яко мытарь, слезю яко блудница; приими мое рыдание, якоже иногда хананеино». Судя по последним словам тропаря — «приими мое рыдание», — для преподобного Андрея этот канон был плодом внутренних потрясающих переживаний. К сожалению, мы воспринимаем эти слова лишь как некий художественный образ. В самом деле, у кого из нас вырывается рыдание при покаянии? Едва-едва слеза выступит — и мы считаем, что наша душа размягчилась. А преподобный Андрей, подвизаясь и каясь, приходил в особенное состояние, о котором нам известно из житий других подвижников благочестия: день и ночь они плакали о своих грехах. Покаянный плач — проявление самой высокой духовности. Люди, очерствевшие, окаменевшие сердцем, утопающие в грехах, как правило, не могут и слезы проронить о своем нравственном убожестве. В гордыне своей они считают слезы слабостью и если плачут, то лишь о потерянных земных благах, о болезнях, о бедах близких им людей. Хуже того: иногда они плачут от злобы, ненависти, злопамятства, уязвленной гордости. Кто из них может плакать о своих грехах? Благодатный, радостотворный плач преподобного Андрея породил прекрасные и одновременно приводящие в покаяние слова Великого канона. Они смиряют человека, но они же его и возвышают. Смиряют — сознанием нравственного убожества, возвышают — надеждой на милость Божию.

В этом тропаре в краткой форме приводятся несколько примеров проявлений милосердия Божия, напоминаются поучительные притчи Спасителя о покаянии и о милости Бога к кающемуся грешнику.

«Яко разбойник вопию Ти, помяни мя». Всего несколько слов, но в них содержится важная мысль: мы должны каяться так, как каялся разбойник, распятый на кресте рядом с Христом. В Евангелии от Луки приводятся слова разбойника: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк.23:42). Он говорил это Тому, Кто в муках умирал рядом с ним на Кресте; Тому, Кто был предан и оставлен всеми, даже Своими учениками; Тому, над Кем все смеялись, в том числе и страдавший на кресте другой разбойник. Сказавший эти слова своими глазами видел, как Христа поили уксусом и желчью, как вместо царского венца на Него надели венец терновый и для насмешки облачили в багряницу, царскую одежду. Но, несмотря на это, несмотря на всеобщее неверие и предательство, несмотря на унизительные страдания Спасителя, в этом разбойнике вдруг проявляется необъяснимая, непостижимая для человеческого разума вера. Он говорит Тому, Кто умирает на Кресте: «Помяни меня, когда приидешь в Царствие Твое».

Перед этим исповеданием разбойник вступил в необыкновенный спор со своим товарищем по несчастью. Безумный разбойник (так его называют в отличие от первого, благоразумного) стал в отчаянии, увлекшись общим настроением, с насмешкой говорить: «Если ты Христос, спаси себя и нас». Благоразумный разбойник, считая, что, и находясь при смерти, нужно бояться Бога, унимал его: «Или ты не боишься Бога?» (см. Лк.23:39-40). Казалось бы, чего страшиться, когда мы умираем? Какие еще могут случиться несчастья, если самое плохое уже произошло? Но в душе благоразумного разбойника, несмотря на совершенные им преступления, среди которых, возможно, были и убийства, все-таки жил страх Божий.

«Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал» (Лк.23:40-41) — так сказал разбойник о Спасителе. Я думаю, именно благодаря смирению, осознанию своего глубочайшего недостоинства и греховности, признанию того, что он страдает справедливо, в душе разбойника родилась непостижимая, непонятная при таких обстоятельствах вера. Уверовав в то, что умирающий Иисус придет когда-то в Царствие Свое, разбойник просит не спасения здесь и сейчас, как его безумный товарищ, и даже не прощения грехов, а с глубочайшим смирением просит только одного: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое» — «Вспомни меня». Сейчас мы вкладываем в эти слова духовный смысл: если Господь вспомнит — значит, помилует. Но в тот момент разбойник едва ли осознавал, что Иисус может даровать ему спасение. Он лишь просил, чтобы его вспомнили. «Вспомни, как я страдал вместе с Тобой. В отличие от Тебя, я заслужил это страдание, но вспомни меня!» Канон преподобного Андрея Критского говорит нам о необходимости приобрести такое же смирение. Мы молимся этими словами за каждой литургией Василия Великого и Иоанна Златоуста, потому что словами: «Помяни нас, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем» начинается пение заповедей блаженств на малом входе. Если бы мы приобрели подобное смирение и покаяние, то есть осознали свое полное недостоинство и то, что терпим скорби заслуженно, — тогда бы и у нас родилась вера, подобная вере благоразумного разбойника. И если бы мы просили только о том, чтобы нас вспомнили, у нас родилось бы еще более глубокое смирение.

Что же услышал разбойник в ответ на свои слова, исполненные превосходящих человеческий разум смирения и веры? — «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк.23:43). — «Ты думаешь, что когда-то, в Царствии Своем, Я, может быть, вспомню тебя. А Я говорю тебе здесь и сейчас: ныне же, сегодня же ты будешь со Мной в раю». Спустя немного времени разбойник разрешился от уз своей плоти: пришли стражники, перебили распятым голени, и они в судорогах задохнулись на кресте, потому что, повиснув на руках, уже не могли ни вдохнуть, ни выдохнуть. После этой страшной муки душа разбойника вошла в рай, где Сам Господь Иисус Христос встретил его и принял, конечно, уже не как Человек, но как Бог. Благоразумный разбойник был первым спасенным человеком из всех уверовавших во Христа. Самый страшный грешник, убийца, грабитель (имевший, возможно, и другие пороки) первым вошел в рай ради своего смирения, от которого родилась вера. Вот какой смысл содержится в нескольких словах тропаря Великого канона: «Яко разбойник вопию Ти…»

Далее в каноне говорится: «Яко Петр плачу горце, ослаби ми, Спасе». Эти слова напоминают о тяжком грехопадении, которое случилось с самым пламенным учеником Спасителя — апостолом Петром. Он первый исповедовал Его Сыном Бога Живого, обещал ради Него пойти в темницу и на смерть, видел Спасителя преобразившимся на Фаворе, во всей славе Его Божества, и он же троекратно отрекся от Спасителя перед лицом немощных женщин. Для раскаяния в этом ему не понадобилось даже слова упрека. Всего один взгляд Спасителя, как повествует об этом евангелист Лука, — и Петр сразу осознал совершенный им грех (см. Лк.22:61). Он горячо любил Спасителя, Господа Иисуса Христа, своего Учителя и Наставника, и после отречения страдания его были ужасны. Впоследствии Петру был прощен его грех, он был восстановлен в апостольском служении. Это произошло после Воскресения Спасителя, на озере Ге-нисаретском, когда Господь троекратно вопросил: «Любишь ли ты Меня?», и Петр отвечал: «Ей, Господи, Ты знаешь, что я люблю Тебя» (см. Ин.21:15-17). Но, несмотря на это, Церковное Предание говорит, что апостол Петр начинал плакать всякий раз, когда слышал пение петуха. На древних иконах его изображают с бороздами на щеках от слез. Всю жизнь плакал Петр из-за своего падения. Он не боялся наказания: его наказывало, укоряло и мучило собственное сердце. Он словно бы сам не мог понять, почему он так поступил. Не испугавшись выйти с одним мечом против целой толпы, через короткое время он отрекся перед лицом какой-то женщины-служанки. Произошло это оттого, что он слишком надеялся на себя, слишком был уверен в том, что никогда не отступит от Спасителя. Даже когда Господь предрек Петру, что он трижды от Него отречется, тот посмел Ему возражать: «Этого не будет никогда. С Тобою я готов в темницу и на смерть» (см. Лк.22:33). И мы вновь должны отождествить себя с Петром, как отождествляли с разбойником. Не для того, чтобы впасть в уныние, но чтобы приобрести надежду. Разбойник, убийца, грабитель, насильник вошли в Царствие Небесное; Петр, отрекшийся от своего Спасителя, получил прощение и даже был восстановлен в апостольском служении. Проявив подобное покаяние, и мы имеем право надеяться на то, что Бог по милости Своей снизойдет к нашей немощи.

Далее в тропаре следуют слова из притчи о мытаре и фарисее: «Зову яко мытарь». В притче Спасителя фарисей хвалил себя, говоря: «Благодарю Тебя, Господи, что я не таков, как прочие люди» (см. Л к. 18, И), а мытарь только повторял: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лк.18:13). Нам необходимо приобрести такие же смирение, веру и покаяние. И, конечно, молитву, без которой все остальное невозможно. Если мы верим, то почему не молимся? Если смиренны, почему не считаем себя грешниками? Мы должны взывать к Богу, как мытарь: «Боже, милостив буди мне грешнику». Не обязательно молиться именно этими словами. Тот же смысл, что и молитва мытаря, имеет Иисусова молитва, которая одновременно содержит в себе откровение о воплощении Сына Божия. За две тысячи лет существования Христовой Церкви святые отцы составили много прекрасных молитвословий, но молитвенный дух, который должен пронизывать всю нашу внутреннюю жизнь, содержится именно в этой краткой молитве: «Боже, милостив буди мне грешнику». Если человек не хочет и не любит молиться, значит, в нем нет настоящей веры, и он не ищет соединения с Богом. Кто не молится о прощении своих грехов, тот считает себя грешником только в уме, но не в сердце. Если мы сердцем убеждены в том, что мы грешники, тогда из наших уст искренне возносится любая, и в особенности покаянная Иисусова, молитва. В ней мы всегда будем искать соединения с Богом и прощения своих бесчисленных грехов.

Следующие слова тропаря: «Слезю яко блудница» напоминают нам о том, как некая грешница вошла в дом Симона фарисея, где за трапезой возлежал Спаситель, и, подойдя к Нему, плакала столь обильно, что своими слезами омыла Его ноги (см. Лк.7:37-38). Представьте, какие потоки слез она изливала, какие вздохи вырывались из ее груди, даже если она сдерживала рыдания. Она не постыдилась войти в дом фарисея, хотя всякий человек в городе знал, кто она такая. Хозяин дома, Симон, даже осудил Господа, сказав про себя: «Если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница» (Лк.7:39), то есть не позволил бы, чтобы она к Нему прикасалась. Но Господь пришел призвать к покаянию не праведников, а грешников, иначе говоря, не тех, кто считает себя праведниками, а тех, кто осознает свою греховность. Эта грешница, каясь, омывала обильными слезами ноги Спасителя, вытирала их своими волосами, лобызала и мазала драгоценным миром. Так же, как эта блудница, должны плакать и мы. Если у нас нет таких слез, нет подлинного, глубокого покаяния, то хотя бы укорим себя за это. Будем вздыхать о своей черствости, о каменносердечии, о безразличии к собственной участи в вечности. Это уже будет некоторым малым шагом к тому покаянию, которое мы должны были бы иметь.

Далее тропарь канона вновь отсылает нас к евангельскому событию: «Приими мое рыдание, якоже иногда хананеино». Когда Спаситель проходил через землю хананейскую, граничащую с Иудеей, к Нему подошла женщина и просила об исцелении своей дочери от беснования, говоря: «Дочь моя жестоко беснуется». Спаситель не отвечал и как бы пренебрегал ею, но она не отступала (см. Мф.15:22-25). Тогда Он сказал: «Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (Мф.15:26). Представьте себе, что какой-нибудь священник ответит вам так грубо. Какое оскорбление, какое возмущение было бы в душе у любого обыкновенного человека! Но хананеянка сказала: «Так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их» (Мф.15:27). Она признала, что достойна такого именования и такого отношения к себе. И себя, и свою дочь она признала как бы нечистыми животными и просила получить кроху со стола правоверующих людей, какими были в то время иудеи. В тропаре не говорится, что ответил женщине Господь, но мы сразу вспоминаем об этом. Господь сказал: «О, женщина! велики вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час» (Мф.15:28). Нужно просить об исцелении своей души, которая подобна беснующейся дочери хананеянки. Мы в такой же степени, как она, одержимы страстями и не владеем собой. Дочь хананеянки была неспособна ни к какой деятельности, потому что демон лишил ее разума. То же происходит и с нами. Воспринимая действительность искаженно, мы обычно и поступаем неправильно, и видим все в свете своих страстей: блуда, гнева, уныния, отчаяния, чревоугодия, злопамятства, мстительности, осуждения. Из-за этого мы видим мир не таким, какой он есть, а таким, каким видят его лишенные разума люди. Точнее, наверное, сказать, как видят его по представлению демонов бесноватые: во всех людях они видят врагов, везде им чудятся страшные чудовища, весь мир на них ополчается, и реагируют они соответствующим образом…

«Приими мое рыдание, якоже иногда хананеино». Неотступно умоляя Спасителя о прощении грехов, мы получим исцеление, хотя бы нам казалось это уже невозможным.

Итак, в этом небольшом тропаре содержится огромный смысл. «Яко разбойник вопию Ти, помяни мя». Необходимо приобрести смирение, веру и глубокое сознание того, что мы достойны страданий, которые мы терпим в земной жизни. «Яко Петр плачу горце, ослаби ми, Спасе». Своими делами мы отрекаемся от веры, своей жизнью показываем, что мы не христиане, и потому мы должны плакать так же горько, как Петр. «Зову яко мытарь». Но плакать нужно молитвенно, а не так, как это делают люди, не понимающие значения покаяния. Мы должны молитвенно взывать Богу: «Боже, буди милостив мне грешнику» — «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Слезю яко блудница». Мы должны плакать, как блудница, а если у нас нет таких слез, то хотя бы укорять себя за это, вздыхать с покаянием или проявлять покаянное чувство как-то иначе, лишь бы искренне и неподдельно. Мы должны неотступно умолять Господа о прощении, как хананеянка, получившая просимое — исцеление своей бесноватой дочери. Так и мы получим облегчение от страстей, иногда действующих в нас сильнее, чем демоны в беснующихся.

В этом тропаре используется прием, часто использующийся в литературе, — отсылка к другому произведению. Писатели отсылают своих читателей к более или менее известным литературным творениям, а преподобный Андрей Критский отсылает нас к Евангелию, которое всегда должно быть в нашем уме. При упоминании даже нескольких слов из Евангелия в нашей памяти и воображении должны оживать события и поучения, о которых повествуется в Четвероевангелии. Ум наш, как выразился преподобный Серафим Саровский, «должен плавать в законе Господнем», и в таком случае, в любой жизненной ситуации избирая необходимое из Евангелия, мы будем руководствоваться им в своей повседневной жизни. Только таким образом, живя по Евангелик), мы и можем спастись. Таким должно быть настроение у человека, стремящегося к спасению, о чем вновь и вновь напоминает нам Великий канон Андрея Критского. Аминь.

12 марта 2003 года

Четверг

О нашем безумии и о бегстве от греха

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в четвертый день Великого поста, мы читали последнюю часть канона преподобного Андрея Критского. По обыкновению, и сегодня мы остановимся лишь на двух тропарях, из второй и третьей песней канона.

«Столп умудрила еси создати, о душе, и утверждение водрузити твоими похотьми, аще не бы Зиждитель удержал советы твоя, и низвергл на землю ухищрения твоя», — размышляет преподобный Андрей. Здесь он сравнивает свое душевное состояние со столпом, то есть с Вавилонской башней. И не только свое душевное состояние, но и состояние каждого читающего или слушающего этот канон, ибо у всех людей одна природа. Человеческие грехи столь схожи, что тот, кто проник в сущность человеческой жизни, в смысл грехопадения и уклонения от заповедей, может говорить от лица всякого человека. И его слова окажутся более искренними, чем слова человека, неопытного в духовном отношении, который попытался бы сказать что-то о своем внутреннем состоянии.

«Столп умудрила еси создати, о душе, и утверждение водрузити твоими похоть-ми», — то есть уподобилась древним людям, которые решили построить башню, чтобы посредством этого деяния, казавшегося им великим, прославиться и утвердиться в своих собственных глазах, почувствовать, будто они собой представляют нечто. Иначе говоря, через такое безумное и неосуществимое предприятие эти люди искали самоутверждения. Сейчас мы смотрим на повествование о вавилонском столпотворении почти с насмешкой, оно представляется нам до такой степени странным и нелепым, что мы сомневаемся в реальности или вовсе его отрицаем, считая его некой притчей. Нам кажется невозможным, чтобы все человечество того времени, за исключением, может быть, немногих благоразумных людей, желало совершить такое безумное деяние — построить башню до самых небес. Но мы и сами недалеко ушли от тех людей. Господь, видя расположение людей к подобного рода злым делам, разделил народы, чтобы не позволить осуществиться их намерениям.

Действительно, люди скоро и легко объединяются для совершения злых и безумных поступков, а в добром деле и два человека с трудом находят между собой согласие. Если бы сейчас человечество объединилось, то опять на злое дело, пусть уже не для постройки Вавилонской башни, а для чего-то другого, безумного и неосуществимого. Например, наш ученый, а правильнее сказать — мечтатель, Циолковский задумывался над тем, как освоить космическое пространство, хотя на самом деле это совершенно не исполнимо и никому не нужно. Можно привести множество других примеров — из общественной и политической жизни, из экономики, научной деятельности или искусства — того, как люди объединялись, чтобы совершить какой-нибудь злой и безумный поступок, иногда абсолютно невероятный. Причем современникам всех этих событий всегда казалось, что еще чуть-чуть и безумный замысел удастся осуществить, например построить справедливое общество, но через одно два поколения это уже выглядело смешным и нелепым. Поэтому не надо слишком скептически относиться к повествованию о строительстве Вавилонской башни. То, что нам, с точки зрения наших познаний, кажется нелепым, людям того времени с их знаниями казалось весьма вероятным и возможным.

Какое же отношение все это имеет к нам и к душе каждого человека? Мы также, желая исполнить какие-то свои греховные, безумные планы и намерения, прикладываем к этому огромные усилия, напрягаем все свои силы. Нам кажется, что нас вдохновляют какие-то благие мысли, а на самом деле — это страсти и похоти. В широком смысле слова всякую страсть, всякое греховное чувство, которым мы не в состоянии владеть — будь то гнев, тщеславие или другие страсти, — можно назвать похотью. Движимые этими греховными чувствами, мы совершаем безумные поступки для исполнения своих греховных пожеланий. Часто мы лукаво скрываем свои страсти, облекая их в какую-нибудь приличную, иногда даже возвышенную, форму и сознательно или бессознательно выдавая их чуть ли не за вдохновение. Подчас мы даже создаем целые проекты, строим огромные и разработанные планы действий, если хотим удовлетворить порывы не одной какой-то страсти, а нескольких страстей. По прошествии некоторого времени мы отрезвляемся, поскольку Господь ради нас самих не допускает исполниться нашим нелепым и вредным желаниям. Мы начинаем думать, что это мы сами благоразумно поступили, отказавшись от своего злого замысла, а на самом деле это Промысл Божий не позволил нам осуществить его ради нашего же спасения и ради того, чтобы мы не погрязли в грехе окончательно.

То, что в древности пытались совершить все люди вместе, сейчас стремится сделать каждый из нас. И мы действительно погубили бы себя, совершив тот или иной безумный поступок, «аще не бы Зиждитель удержал советы твоя (то есть замыслы, планы, намерения. — Игум. А.), и низвергл на землю ухищрения твоя», как говорится в этом тропаре. Когда произошло вавилонское смешение, то есть люди перестали понимать друг друга, поскольку начали говорить на разных языках, то люди не смогли исполнить своего замысла и разошлись в разные стороны, расселившись по всей земле. Так возникли разные национальности. Непонимание, подобное тому, которое было вызвано вавилонским смешением языков, происходит и внутри каждого из нас. Благая мысль как будто бы ясно подсказывает нам, что необходимо делать, а дурная, или иначе — страсть, борется с ней, так что мы ничего не можем довести до конца. И при этом мы ставим себе в заслугу, если нам удается удерживаться от греха, от зла! Да если бы Господь не расстраивал наши планы, сколько бы зла мы наделали, сколько вреда принесли бы и другим людям, и себе! В какую бездну зашли бы, из которой никто бы нас не спас! Мы должны всегда помнить об этом, всегда сознавать это и каяться, благодарить Бога за то, что Он не дает осуществиться нашим неразумным, душевредным и пагубным, прежде всего для нас самих, планам.

В каноне есть и еще один тропарь, в котором говорится о столпе, но уже о другом: «Не буди столп сланый, душе, возвратившися вспять: образ да устрашит тя содомский, горе в Сигор спасайся». Здесь преподобный Андрей напоминает нам о жене Лотовой. Сам Спаситель, когда говорит о кончине мира, обращается к этому примеру. «Вспоминайте жену Лотову», — говорит Он (Лк.17:32). Почему? Это пример того, чего ни в коем случае нельзя делать. Когда Лот со своей женой и дочерьми был выведен из Содома, на город пал огненный дождь. Лоту и его родственникам было сказано, чтобы они не смели оглядываться назад, и они исполнили приказание вьшодивших их из города Ангелов, только жена Лотова оглянулась. Оглянулась не потому, что жалела погибавших там людей, а потому, что жалела о том благополучии, о той роскоши и наслаждениях городской жизни, которые они оставили вместе с Содомом. Оглянувшись с сожалением, она превратилась в соляной столб, то есть окаменела — в самом буквальном смысле слова. Мы не можем объяснить это явление: чудесное ли оно было или сугубо физическое, но даже в четвертом столетии по Рождестве Христовом некоторые духовные писатели, бывшие в Палестине, видели этот соляной столп, и им указывали, что это — окаменевшая жена Лота. Итак, Спаситель предостерегает нас, чтобы мы не оглядывались назад, когда убегаем от греха. Может быть, мы чуть ли не силой спасаемся от погибели, может быть, даже с явной помощью Божией. Не будем оглядываться и сожалеть о том, что мы оставляем! Ведь если Лот еще до какой-то степени сознательно покинул Содом, потому что верил Ангелам, то его жена и дочери сделали это исключительно из послушания своему мужу и отцу, совершенно не понимая, что происходит.

«Не буди столп сланый, душе, возвратившися вспять» — то есть озираясь и разглядывая то, от чего ты отреклась. Когда мы оглядываемся и сожалеем об оставленном, тогда наша душа заражается каменносердечием и мы становимся безразличными и бесчувственными ко всему духовному. Из Содома мы как будто бы вышли, но ничего не можем приобрести, наша душа стала неподвижной и неспособной воспринимать что-либо духовное. Она остается в таком положении, оставив Содом, но не дойдя до Сигора, того места, где спасся Лот. Значит, она ничего не получила от своего бегства.

Поэтому не будем, с одной стороны, слишком хвалиться тем, что мы избегаем каких-то грехов, так как по большей части нас не допускает впасть в них Промысл Божий, и в то же самое время не будем оглядываться назад, не будем сожалеть об оставленном нами, потому что иначе бегство от мира, отречение от мира, от грехов и мирских страстей не принесет нам никакой пользы. Аминь.

16 марта 2000 года

Жертва Богу — сокрушенный дух

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы читали последнюю часть Великого канона Андрея Критского. Это воистину великое произведение — не столько по размеру, сколько по своему глубочайшему значению и по высоте литературного достоинства. В каждом тропаре канона заключена какая-либо мудрость, иногда в одном тропаре содержится даже несколько мыслей, столь глубоких и значительных, что к истолкованию этого великого произведения приступаешь с некоторым смущением. Но давайте пренебрежем нашей немощью и ради пользы нашей души постараемся разъяснить и усвоить себе хотя бы некоторые мысли канона, тропари которого в действительности не нуждаются ни в каких добавлениях и не требуют дополнительных рассуждений.

«Уязвихся, уранихся; се стрелы вражия, уязвившыя мою душу и тело: се струни, гноения, омрачения, вопиют раны самовольных моих страстей». Так говорит о себе преподобный Андрей, но тем паче это относится к каждому из нас. Разница между этим угодником Божиим и нами состоит, прежде всего, в том, что мы не видим своих грехов. Всевозможные житейские неудачи и обычные неприятности мы всегда остро переживаем и стараемся их устранить, особенно это касается болезней. Если бы мы так же относились и к своему внутреннему состоянию, то, конечно, подобно Андрею Критскому, увидели бы, что и здесь мы уязвлены, что вражьи стрелы изранили нашу душу, а не только тело. Тело страдает не от телесных болезней, а от страстей. Мы же заботимся только о телесном благополучии и не обращаем внимания на свое внутреннее состояние.

Между тем нас можно было бы уподобить воину, который не просто пострадал в бою, а изранен до такой степени, что едва жив. Он перестает думать даже о цели сражения и заботится только о своих ранах, которые, как сказано здесь, покрылись струпьями и гноем. Душа человека омрачена и изранена, и эти раны, «раны самовольных страстей», которые человек нанес самому себе добровольно, а не по какой-то нужде (хотя мы часто оправдываем свои страсти таким нелепым образом), — «вопиют к Богу». Если бы мы сумели увидеть свою душу такой, какая она есть, то, как преподобный Андрей, ужаснулись бы. Он показывает нам, в каком состоянии находится наша душа, а мы, глядя на свое бедственное положение, должны позаботиться о ее исцелении. С той же ревностью и усердием, с какими мы стремимся избежать житейских скорбей и неприятностей, мы должны позаботиться и о нашем душевном здравии. Однако мы пренебрегаем этим, и порой проходит уже много времени после того, как мы впадем в какие-нибудь грехи видимые, совершенные делом, или же никому не известные, соделанные умом и ведомые только одному Богу, — но наши душевные раны все еще болят и ноют, как это бывает и с ранами телесными. Иногда наша душа так сильно страдает от прежних грехов, что мы забываем об окружающей действительности. Хорошо, если у нас есть сожаление и сокрушение сердечное, но часто душевные раны, напоминая нам о прежних согрешениях, заставляют нас вновь омрачаться, и страстное гноение в нашей душе как бы возобновляется.

Долго мы не можем исцелиться от этого ужасного состояния. В своих мучениях мы как будто бы не имеем ниоткуда никакой помощи и поддержки, словно бы конца не будет нашим страданиям. Надо бы нам остерегаться греха, зная, что нас ждет в будущем, однако мы впадаем в забвение и вновь подвергаем себя опасности получить рану от стрел вражьих, то есть от демонских, сатанинских стрел. Так что страдают и наша душа, и тело, потому что страсти развращают и, подобно ржавчине, разъедают и телесный, и душевный состав человека, порабощают его греху. Но если мы делаем из нашего падения правильный вывод, то есть смиряемся и не обращаемся умом к мысленному услаждению нашими прежними грехами, то можем извлечь из него пользу. Господь чудесным образом устраивает так, что вред, нанесенный нам грехом, обращается во благо.

«Достойных покаяния плодов не истяжи от мене», — говорит преподобный Андрей. «Не жди и не требуй от меня добрых дел», которые, собственно, и есть достойные покаяния плоды. «Не требуй от меня добродетелей, потому что они не могут покрыть всего множества моих согрешений». Есть грехи, которые мы помним, есть грехи, которые мы забыли, есть, которые мы творим неосознанно или же считая их добрыми делами. Но перед Богом они являются тяжкими грехами, потому что мы совершили их из гордости или какой-то другой страсти. Мы не можем дать Богу «достойных покаяния плодов», потому что у нас нет настоящих добрых дел. Если даже и есть какие-то малые добрые дела, покрыть ими бесчисленное множество наших грехов невозможно. И потому было бы разумно вместе с преподобным Андреем молиться о том, чтобы Господь не ждал, не требовал от нас достойных покаяния плодов, потому что, как говорит преподобный Андрей Критский, «крепость моя во мне оскуде».

У нас нет сил противостоять греху, как должно, и совершать добродетели, противоположные нашим грехам, то есть мы не можем принести достойные плоды покаяния, как учит нас Евангелие, как проповедовал святой Иоанн Креститель (см. Мф.3:8; Лк.3:8). Истинное покаяние — это не только сокрушение и сожаление о своих нравственных преступлениях, но и совершение добродетелей. Мы не можем ничего этого дать Господу. Крепость наша оскудела, мы не имеем сил для настоящей добродетельной жизни. Преподобный Андрей как бы подсказывает нам, что нам нужно делать, потому что он описывает эту внутреннюю борьбу не со стороны, но как испытавший ее и сам переживший такое состояние. Изучив свою внутреннюю, духовную жизнь, он говорит нам о себе, но его слова относятся ко всякому человеку, потому что все люди чрезвычайно похожи в этом отношении друг на друга.

«Сердце мне даруй присно сокрушенное». Так как мы не имеем сил принести достойные плоды покаяния, то должны просить у Бога, чтобы иметь нам, по крайней мере, сокрушенное сердце, причем «присно сокрушенное», всегда сокрушенное, подчеркивает Андрей Критский. Но и это тоже плод не нашего усилия. Казалось бы, все люди должны сожалеть о своих грехах, но в действительности редко можно встретить человека, по-настоящему смиренного, сокрушающегося о своих грехах, тем паче имеющего постоянное сокрушение. «Сердце мне даруй присно сокрушенное», — молится преподобный Андрей, потому что человеку трудно все время чувствовать в сердце такую печаль от осознания своих грехов. Воистину, это есть дар Божий, действие благодати в человеке. И поэтому весьма уместно просить Бога, чтобы нам было даровано свыше сердце сокрушенное как некое величайшее и важнейшее для нашего спасения дарование, как некая награда и залог нашего спасения.

Что значит «сердце сокрушенное»? Представим себе, что у человека был прекрасный драгоценный сосуд, которым он дорожил больше всего на свете, и вдруг этот сосуд был сокрушен. Как человек сожалеет об этом, как ему горько, в особенности если он сознает, что он сам, а не кто-то другой виноват в этом! Наше сердце должно быть постоянно исполнено такой печали. Оно должно из гордого, надмевающегося и довольного своей мнимой красотой стать сокрушенным и ни на что не годным, дорогим только для нас, потому что оно наше сердце.

«Сердце мне даруй присно сокрушенное, нищету же духовную; да сия Тебе принесу, яко приятную жертву, Едине Спасе». Нищета духовная — это глубочайшее смирение, при котором человек не имеет о себе никакого мнения. Он обнищал в отношении самомнения, гордости, возношения и самодовольства. Подобно нищему, который ничего не имеет, такой человек нищ духовно, не имея никакого превозношения. Он не просто беден, но совершенно лишен всякого богатства, то есть самомнения, ведь человек чувствует себя как бы богатым, то есть спокойным и удовлетворенным, прежде всего, тогда, когда мнит о себе что-то. Многие люди даже стремятся как-то утвердиться в этой жизни, чтобы достигнуть некоторого житейского спокойствия. Но Церковь и Евангелие учат нас отвергать это приятное состояние и стремиться к прямо противоположному. И не просто к скромному о себе мнению, но и к тому вообще, чтобы мы не имели никакого о себе суждения и считали себя совершенно ничтожными, ничего не значащими. Это и значит иметь нищету духовную. Мы должны принести в жертву Богу наше сокрушенное сердце и духовную нищету. Может быть, одно и то же внутреннее состояние человека пророк Давид называет сердцем сокрушенным (см. Пс.50:19), а Сам Господь Иисус Христос — нищетой духовной (см. Мф.5:3).

Как необыкновенно мудры слова преподобного Андрея! Сначала он просит Господа даровать ему «сердце присно сокрушенное, нищету же духовную», а потом добавляет: «Сия Тебе принесу, яко приятную жертву, Едине Спасе». Значит, прежде Господь нам дает внутреннее, искреннее сердечное смирение, а потом мы его же приносим в жертву Богу. Если же мы его не получим, то и не сможем вознести как приятную, то есть принятую, жертву Господу. Как велика милость Божия! Мы согрешаем, наше естество уязвилось, в нем одни струпья, гноения и разрушения, наши раны вопиют. Но если мы делаем из этого ужасного состояния верные выводы, то есть никого не обвиняем, но причину своих падений и душевных мучений ищем единственно в самих себе, только себя считаем виноватыми и при этом умоляем Бога, то взамен мы получаем сердце присно сокрушенное и нищету духовную.

Господь не наказывает нас, но дает нам то, что единственно может спасти нас и помочь при столь низком падении. Тогда мы приносим Богу приятную жертву — жертву смирения, «дух сокрушен», как говорит пророк Давид (Пс.50:19). Вот что, оказывается, каждый из нас должен иметь прежде всего, хотя это не значит, конечно, что мы должны грешить произвольно. Апостол Павел осуждает людей, говорящих, что если не делать зла, то не будет и добра, если не будем грешить — не будет и покаяния (см. Рим.6:1; 15). Это дерзость и цинизм. Если мы увидим себя такими, какие мы есть, то нам будет достаточно и прожитой нами жизни, чтобы сокрушаться и плакать о ней и о своем противоестественном, страшном внутреннем мире, в котором нам так тяжело пребывать, что порой мы даже пытаемся заняться чем-то посторонним, чтобы никогда не оставаться наедине с самим собой.

Вот как Промысл Божий, заботясь о нас, устраивает наше спасение: сначала мы познаем свою ужасную, неисцелимую, мучительную греховность и от наших падений приходим в смирение, а потом это смирение приносим в приятнейшую жертву Богу. Так учили и преподобные отцы, например Григорий Синаит, который говорит, что всякому человеку, ревнующему о своем спасении, необходимо пережить такое состояние, когда он всегда и всюду будет побеждаться демонами, ни от кого и ни в чем не получая помощи. От этого он придет в смирение и тогда может ожидать и освобождения от мучительного действия страстей. Вот какова великая милость, великое человеколюбие Божие к каждому из нас! От самих грехов и падений нам дается повод для спасения через смирение. И мы не должны терять эту возможность, не должны забывать о своей греховности и каждый раз думать, что мы согрешили случайно и больше никогда уже не будем так согрешать. Наоборот, нужно увидеть в этом печальную закономерность, познать свое убожество и нищету, смириться. И только тогда, когда наше смирение, эта благоприятная жертва будет принята Богом, мы можем ожидать умиротворения, очищения и милости от Бога. Аминь.

1 марта 2001 года

«И вижду Тя умно, Света превечна…»

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Канон преподобного Андрея Критского исполнен глубоких мыслей. В лаконичной и возвышенной форме преподобный Андрей обращает наш ум к различным эпизодам Священного Писания и одновременно в нескольких словах истолковывает их так, чтобы они соотносились с нашим внутренним состоянием, вызывали в нас покаяние, сердечное сокрушение и ревность о своем нравственном изменении. Этот канон настолько глубок, что если бы мы предприняли дерзкую попытку интерпретировать каждый тропарь или каждое песнопение канона, то вынуждены были бы заниматься этим много часов или даже дней. Ведь один припев канона: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя» можно истолковать так, чтобы получить большую духовную пользу и раскрыть сущность покаяния. Всего несколько слов, но как они значимы! Правильное и глубокое понимание этих слов было бы для нас хорошим назиданием. Но мы обратим внимание только на один тропарь канона, который посвящен памятному евангельскому эпизоду.

«Силоам да будут ми слезы моя, Владыко Господи, да умыю и аз зеницы сердца, и вижду Тя умно, Света Превечна». В этом тропаре содержится одновременно напоминание о евангельском событии и его истолкование. Преподобный Андрей в нескольких словах пересказывает довольно-таки пространное повествование Евангелия о том, как Господь Иисус Христос исцелил слепорожденного. Увидев этого человека, сидящего у дороги, ученики спросили Спасителя: почему он слеп? За свои ли грехи? Но ведь слепым он родился. Тогда, может быть, за грехи своих родителей? На что Господь Иисус Христос ответил: «Не за свои и не за родителей своих, но это для того, чтобы явилась на нем слава Божия». «Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам». И тот умылся и прозрел (см. Ин.9:1-7). Купель Силоамская известна и по сей день, она является почитаемой святыней для христиан, хотя сейчас находится в руках у мусульман. Напоминая нам о Силоамской купели, преподобный Андрей одновременно открывает тайный смысл евангельского повествования: «Силоам да будут ми слезы моя, Владыко Господи». Мы должны духовно прозреть, омыть свои умные очи, чтобы увидеть истину, увидеть действительность, как она есть, увидеть то, что скрыто от нас из-за наших грехов. Все мы слепорожденные в духовном отношении, как был слепорожденным в буквальном смысле исцеленный Господом человек. Нам нужна Силоамская купель, образующаяся из наших собственных слез от нашего покаянного плача. В покаянии омывая свое умное зрение, или свой дух, мы прозреваем. «Да умыю и аз зеницы сердца», — говорит преподобный Андрей. Оказывается, у нас есть не только телесные глаза, но и зеницы сердца, духовное зрение, которым мы созерцаем истины нравственные и духовные. Понимает ли человек, что подобное зрение существует, или пренебрегает этим знанием, тем не менее духовное зрение существует. И куда направлено духовное око, туда стремится и весь человек. Когда человек смотрит на некую вещь, а думает и переживает совсем о другом, то глаза его практически ничего не видят, потому что его сочувствие направлено в это время к другой вещи. Иначе говоря, зеницы сердца смотрят в другую сторону, куда и устремлен весь человек.

Если же человек слеп сердцем, то он не постигнет тех истин, которые необходимы для его спасения. Но не нужно думать, что преподобный Андрей искусственно использует это повествование, которое на самом деле не имеет такого смысла. Он говорит о внутренней стороне описанного в Евангелии события, лишь кратко напомнив о внешней. Ведь этот слепорожденный прозрел также и духовно, когда, выйдя от фарисеев, отлучивших его от синагоги, он поклонился Господу и сказал, что верит в Него (см. Ин.9:34-38). Конечно, мы не можем прозреть в буквальном смысле от прикосновения Господа, но внутреннее прозрение возможно для нас, более того, оно является нашим долгом, и к нему мы должны стремиться. Об этом во всеуслышание заявляет преподобный Андрей, и голос его звучит на протяжении почти полутора тысяч лет — с тех пор как Великий канон употребляется в богослужениях Православной Церкви.

«Силоам да будут ми слезы моя, Владыко Господи, да умыю и аз зеницы сердца, и вижду Тя умно». Слово «ум» употребляется здесь в непривычном для нас смысле. Когда мы говорим об уме, разуме, рассудке, то, как правило, имеем в виду способность человека рассуждать — способность ума следовать от одной вещи к другой, делать какие-то выводы об этом и составлять представления о внешнем мире, в котором проходит наша телесная жизнь. Но мы редко устремляем свой ум к вопросам отвлеченным и еще реже — к духовным. Даже если мы используем способность рассуждения при обсуждении духовных вопросов, то это еще не значит, что мы постигаем те истины, те тайны Царства Божия, которые открываются лишь в непосредственном опыте человека. Андрей Критский подразумевает под умом не рассудок, а созерцательную способность человека — то, что названо несколько ранее «зеницами сердца». Ведь в русском языке одно слово может выражать различные понятия, так и здесь умным назьшается то, что невещественно. Преподобный Андрей противопоставляет вещи, созерцаемые умом, духом, вещам чувственного, материального мира.

«И вижду Тя умно, Света Превечна». Бог назван Светом Превечным, конечно, не в том смысле, что свет — это нечто особенно прекрасное. Тот вещественный свет, который доступен нашему зрению, который мы знаем по своему опыту, хотя и прекрасен (и все в нем становится прекрасным, а без него — погружается во тьму), является лишь образом света духовного, как и вообще все сотворенное является образом благости Божией, Божественных премудрости и совершенства. Слово «свет» здесь говорит о некой невещественной славе Божества, непрестанно и вечно истекающей из Его сущности. Когда мы созерцаем Бога как свет, мы видим Его таким, как Он есть, — конечно, насколько это доступно для нашего ограниченного человеческого существа, для сотворенного существа вообще.

Это и есть подлинное знание, которое выше всякого рассуждения, догадок, сомнений и других умственных затруднений, которые встречаются на обычном пути познания. Человек, познающий Бога таким образом, не нуждается ни в каких доказательствах или доводах. Его вера — это уже не просто «доверие», а знание. Знание, которое приобретается не чтением, не из слухов и не путем догадок или логических заключений, а из непосредственного опыта единения и общения с Богом. Тот, кто прозревает зеницами сердца, созерцает Господа как некую умную сущность, как Превечный Свет. И хотя это образное выражение, но оно соответствует тем ощущениям, которые испытывают подвижники благочестия при глубокой внимательной молитве и единении ума с Богом. Они действительно видят некий свет, который проникает в сердце и, начиная, как правило, действовать оттуда, распространяется по всей душе и даже как бы просвещает все тело. Эта слава иногда бывает так велика, что другие люди видят человека как бы просвещенным Превечным Светом. Таким Мотовилов видел преподобного Серафима Саровского. А некий египетский монах видел преподобного Арсения, молившегося в своей келий, как бы всего огненного. Подобных случаев история Церкви знает много. Люди не раз явно созерцали славу Божию, изливающуюся из святых. Конечно, это происходило не потому, что святые имели в себе собственный источник света, но потому, что они стяжали в себе Самого Господа. Господь, просвещая ум, душу и даже тело человека, как бы изливается из него, как прекрасная благоухающая влага изливается через край драгоценной чаши.

«Силоам да будут ми слезы моя, Владыко Господи, да умыю и аз зеницы сердца». Приобрести настоящие покаянные слезы очень трудно. Нередко вместе с покаянием из Силоамской купели мы нечаянно зачерпываем и тщеславие, которое скрадывает наш плач. Потому нам нужно быть чрезвычайно осторожными. Господь иногда и слез не дает человеку ради того, чтобы не проявилась гордость — самая страшная и опасная из всех страстей. Иные не могут иметь слез из-за телесной немощи, потому что для того, чтобы изливать покаянные слезы, нужна особая крепость. Может быть, многие из вас замечали, что после долгого скорбного плача человек обессиливает. Хотя обычный человеческий плач едва ли можно заменить на плач покаянный. Эти слезы одинаковы только по видимости, а по сути — противоположны. Людям, которые склонны к сентиментальности и чувствительности (особенно это касается женского пола), оказывается очень трудно перемениться, когда дело доходит до покаяния. Сентиментальный человек с трудом приобретает истинный молитвенный плач, который сопровождает молитву и усугубляет ее, являясь в то же время и ее следствием. Существует и более высокое состояние, чем плач. Молитвенные слезы являются как бы некой пограничной добродетелью, перешагнув которую человек восходит в ту область, где погружается в созерцание Превечного Света, о котором говорит преподобный Андрей. В этой сфере уже никакие внешние проявления не могут иметь места, даже такая добродетель, как плач. Приобретя это состояние, человек прозревает подобно тому, как прозрел Силоамский слепец.

Когда перед фарисеями предстал прозревший слепец, они стали говорить ему: «Прославь Бога, мы знаем, что Этот Человек грешный» (то есть они не желали, чтобы он прославлял Господа Иисуса Христа). Но прозревший ответил им: «Не знаю, грешный ли Он, но знаю, что я был слепым, а ныне вижу» (см. Ин.9:24-25). Так и мы если постигаем истину таким образом, если созерцаем Бога непосредственно и входим в общение с Ним, если опытно переживаем единение с Господом, то никто и никогда не переубедит нас и не смутит. Если нам предложат прославить Бога, прославить Его лицемерно, потому что Иисусова молитва и тот опыт, который мы приобрели, подвизаясь в ней, не имеют будто бы никакого значения, то мы ответим, подобно евангельскому слепцу: «Раньше мы были слепыми, а ныне видим». Что мы знаем — то знаем точно, а что вы говорите — для нас не имеет значения». Нас могут смущать тем, что мы якобы неправильно верим, не знаем доктрин современной науки или философии. Нам могут говорить, что мы неправильно молимся, что назидательные молитвословия полезнее краткой Иисусовой молитвы. Но что бы ни говорили противники духовного просвещения (понимаемого не в переносном смысле, как это сейчас принято, а в самом буквальном и точном), если мы омыли зеницы сердца в слезах покаяния и прозрели, то мы можем сказать им: «Ничего этого я не знаю, а знаю, что раньше я был слепым, а теперь вижу Владыку Моего Господа, Света Превечного». Аминь.

13 марта 2003 года

Неделя 1-я Великого поста, Торжество Православия

(Ин.1:43-51)

На другой день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною. Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром. Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри. Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому.

«Предание сохрани…»

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодняшний день называется днем Торжества Православия. Этот праздник связан с победой Православия над иконоборческой ересью, преследовавшей Церковь около ста лет и исходившей от лиц, которые занимали императорский престол. Вся мощь государственной машины Византийской империи (на той территории, где тогда еще была власть Византии) обрушилась на православное христианство. Церковь терпела необычайные притеснения. Иконы изымались и уничтожались, над ними совершались кощунства. Иконоборцы, руководствуясь как будто бы здравым смыслом, утверждали, что нельзя поклоняться иконописным изображениям, потому что это идолы. Они ненавидели и монашество — отчасти потому, что монахи были самыми твердыми ревнителями и защитниками иконопочитания и самыми верными хранителями Церковного Предания, а отчасти потому, что само монашество есть ангельский образ. Безбрачный образ жизни иконоборцы считали противоестественным, а монахов — изуверами. Они закрывали монастыри, их насельников преследовали и уничтожали. Большая часть мучеников того времени — это монахи, защищавшие святые иконы.

Хотя на Седьмом Вселенском соборе иконоборческая ересь была уже осуждена, однако, благодаря покровительству императоров и давлению государства на Церковь, она все еще продолжала властвовать. Почти столетние гонения на Церковь были прекращены императрицей Феодорой. Ради того что она восстановила истинное благочестие — почитание святых икон, Господь простил ее мужа, императора-иконоборца Фе-офила, показав это чудесным образом. Это произошло в первое воскресенье Великого поста, в которое с тех пор и отмечается Торжество Православия.

В евангельском чтении, которое мы сейчас слышали на литургии, нет прямого соответствия вспоминаемому сегодня событию. Евангелие повествует о том, как Господь наш Иисус Христос через апостола Филиппа призвал на проповедь и апостольское служение еще одного из своих двенадцати учеников, Нафанаила. «Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри» (ст. 45-46). По-славянски: «Прииди и виждь». Вот в этих словах и заключается смысл сегодняшнего праздника, объяснение его сути.

Что такое икона? Изображение Спасителя не зависит от фантазии человека, от того, каким он представляет себе Бога, — так бывает в других религиях, где существуют изображения различных ложных божеств. Икона — это подлинный облик воплотившегося Сына Божия, который сохранен для нас Преданием Православной Церкви.

Наряду с устным преданием существует предание живописное, которое хранится в Православной Церкви уже две тысячи лет. И когда мы взираем на облик Спасителя на иконах, в особенности на тех, которые написаны хорошо, максимально приближаются к древним образцам, на тех иконах, где иконописец хотя бы немного проник в дух изображения (как художнику нужно понять характер человека, портрет которого он пишет, так и иконописец по возможности должен проникнуться духом Христовым), — то и с нами происходит то, что произошло с Нафанаилом. Мы смотрим на образ Спасителя и в чертах Его лика видим, что в Иисусе Христе пребывает не одно человечество, но присутствует и Божество. За человеческим лицом скрывается Божественная Ипостась Сына Божия. Каждый из нас бывает тронут изображением Спасителя, пусть бы даже мы мало что понимали в богословии и недостаточно изучили Священное Писание. В чертах лица любого человека в той или иной степени отражается его характер (хотя бы он даже и старался его скрыть, делал каменное лицо) или, по крайней мере, его внутреннее состояние. А в человеческих чертах Спасителя не может не отражаться Его Божественная природа. Поэтому, взирая на облик Господа Иисуса Христа, мы видим то, что увидеть невозможно: мы видим Божество, ощущаем Его неким внутренним духовным чувством.

Древние иконописцы знали, какой благоговейный ужас охватывает христианина, взирающего на лик Спасителя, в особенности если икона значительного размера и прекрасно, духовно написана. Поэтому они старались писать глаза Спасителя так, чтобы Его взор казался отведенным несколько в сторону, иначе молиться пред иконой было тяжело. Это еще одно доказательство того, что в чертах лица Спасителя, изображенного на иконах, видно Его Божество, Его Божественная Личность. Не только черты лица, но и сама фигура человека несет на себе отпечаток его внутреннего состояния, его характера. Во всем облике Спасителя, где бы Его ни изображали — допустим на иконах праздников Входа Господня в Иерусалим, или Преображения на горе Фавор, или на иконе Распятия, — не только в лике, но и в фигуре, в одеждах Иисуса Христа, во всей Его внешности, если только иконописец хоть сколько-то чувствует и понимает духовное, имеет в себе дух Христов, видно Божество Спасителя. Именно ради этого мы пишем Господа Иисуса Христа на святых иконах. А изображая Богородицу, мы пишем на иконах Ту, Которая воистину родила Бога.

К сожалению, начиная с XVIII столетия тот иконописный стиль, который является удобнейшим для изображения святых и для сохранения живописного предания о внешности Спасителя, Божией Матери и угодников Божиих, был искажен. На древних же иконах в лике Божией Матери, несомненно, отражается то, что это необыкновенно возвышенный и смиренный человек, что эта Дева действительно родила Бога и Она воистину, как говорим мы в молитве, сущая Богородица — истинная, действительная Богородица. В ликах святых, в особенности когда черты лица сохранены для нас Преданием — не всегда, к сожалению, так бывает, — отражается Божественная благодать, которая присутствовала в сердцах этих людей. Иконописец даже старается написать лик святого именно так, чтобы незамеченное окружающими при жизни угодника Божия было выявлено в иконе. Может быть, из-за какой-нибудь болезни, которая искажала его внешность, из-за старости или, может быть, из-за того, что подвижник умело скрывал свою внутреннюю жизнь, не все видели пребывавшую внутри человека святость, обильно действовавшую в нем благодать. А иконописец изображает святого так, чтобы мы увидели то, что не видели современники святого при его жизни, а это возможно благодаря особому иконописному стилю, душевной и духовной чуткости иконописца, его мастерству.

«Прииди и виждь», — сказал Филипп Нафанаилу. «Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (ст. 47-51). Есть поговорка — очень мудрая, как и большинство всех русских поговорок: «Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать». Знакомясь с человеком, мы прежде всего смотрим на него и только потом начинаем с ним общаться, беседовать, он нам о себе что-то рассказывает, и мы узнаем его ближе. Бывают очень чуткие люди, которые с первого взгляда узнают характер другого человека и больше верят своему первому впечатлению, поскольку потом человек, прибегая к своей мудрости, опытности, иногда, может быть, хитрости, создает другое мнение о себе, изменяя то, первое, впечатление. Отсюда уже можно сделать вывод о том, какое большое значение имеет зрение в душевной жизни человека. В нашей душе господствуют два чувства — зрение и слух, причем главным из них обычно является зрение. И потому люди, которые говорят, что нельзя изображать святые иконы, и называют их идолами, хулят создание Божие. Ведь Бог создал человека существом совершенным, и ничто в нем не может быть злом само по себе. Так и человеческое зрение, одно из господствующих чувств, не может быть злом.

Зачем же отрицать, что через зрение в душу человека может проникнуть много полезного? Ведь, взирая на лики Спасителя или угодников Божиих и поклоняясь им, мы поклоняемся им, в сущности, так же, как их современники. Редко кто дотрагивался до Спасителя, не все могли слышать Его голос, но видеть Его и поклониться Ему — могли. Поэтому, почитая изображения Спасителя, дошедшие до нашего времени, мы поклоняемся Тому же Господу Иисусу Христу и делаем это так же, как делали Его современники, например апостолы.

Тот, кто отрицает, что можно изображать Господа Иисуса Христа, отрицает, таким образом, истинность Его воплощения. Ведь если Он воплотился действительно, а не призрачно и воспринял на Себя человеческое естество, то Он, безусловно, воспринял и человеческий облик. Если же Его нельзя изображать, то, значит, у Него не было такого же тела, как у всех людей. И, значит, иконоборцы, отрицавшие поклонение в первую очередь иконам Господа Иисуса Христа, а вслед за этим — и всем прочим иконам, на деле отрицали реальность воплощения Сына Божия.

Получается, что люди, которые как будто бы являются христианами, на самом деле отрицают воплощение Сына Божия точно так же, как язычники и безбожники, прямо и откровенно не признающие его. В этом и состоит сатанинское лукавство, чтобы тех людей, которые уже пришли ко Христу, лишить Его. Одни говорят, что Христос вовсе не приходил в мир, а другие говорят, что Он пришел, но изображать Его нельзя, — и тем самым как бы удаляют Его из нашей жизни: «Мы не можем Его видеть, мы не знаем, как Ему поклоняться» — и все это возводится на философский уровень. Получается, что во Христа мы верим, но Христа не имеем. Вот что делают иконоборцы — и жившие в древности, и их современные подражатели: всевозможные сектанты, протестанты, баптисты, пятидесятники и прочие, которым уже несть числа. Поэтому, братья и сестры, не думайте, что почитание святых икон и поклонение им — дело маловажное. Где нет икон — там нет Православия, где нет икон — там нет действительной веры в воплощение и явление в мир Сына Божия. А где нет действительной веры, там не присутствует Христос. В жизни человека нет Христа, если он в Него верит, а поклоняться Ему не хочет, ведь и бесы веруют.

Вот в чем смысл сегодняшнего праздника. В этот день более тысячи лет тому назад окончательно восторжествовало Православие, и все ереси, которые восставали на правую веру с древнейших времен — с первых же веков христианства, и в особенности во времена Вселенских Соборов, — были окончательно побеждены. Можно сказать, что с тех пор все последующие еретические течения только по-разному варьировали древние заблуждения, вновь и вновь по диавольскому наущению стараясь их возродить и таким образом погубить людей.

Первый и Второй Вселенские Соборы определили, как должно почитать Пресвятую Троицу. Третий Вселенский Собор учил правильно понимать воплощение Сына Божия — учил о том, что действительно Он был и Сын Божий, и Человек. В одном Человеке, Иисусе Христе, Который был Сыном Божиим, воспринявшим на Себя человеческое естество, совместились две природы: человеческая и Божественная. Четвертый Вселенский Собор опроверг монофизитскую ересь, утверждавшую, что во Христе человеческое естество как бы растворилось в Божеском и потеряло свои человеческие свойства. Пятый Вселенский Собор осудил предшественников несторианской ереси и оригенизм (неразумное учение о всепрощающем милосердии Божием и о том, что мир когда-то развоплотится и все существа, живущие в нем, вернутся в духовное состояние). Это учение отрицало значение творения Божия, воплощения Сына Божия и искупления нас Крестной Жертвой. Шестой Вселенский Собор учил тому, что в Сыне Божием было не только две природы и одна Ипостась, но каждая природа обладала и своей волей: природа Божественная, естественно, — Божественной волей, а природа человеческая — человеческой. И, наконец, Седьмой Вселенский Собор осудил иконоборческую ересь, которая отрицала действительное почитание Господа Иисуса Христа, истинное поклонение Ему как Богу и таким образом скрыто, тайно, лукаво отвергала действительность воплощения Сына Божия.

Апостол Иоанн Богослов говорит: «Если кто не исповедует Господа Иисуса Христа, пришедшего во плоти, тот есть антихрист» (см. 1 Ин.4:3). Поэтому и тот, кто отрицает святые иконы, есть антихрист. Святые отцы, основываясь на Апокалипсисе, говорят, что явившийся антихрист будет кротким и любезным, вызовет всеобщее восхищение человечества своей добротой и любовью ко всем, сочувствием, своими мудрыми социальными преобразованиями, так что люди будут восклицать: «Кто подобен ему!» — а потом он обнаружит свои звериные повадки. Так и люди, отрицающие иконопочитание, хотя и имеют вид агнцев, и одеты в овечью шкуру, но внутри суть волки хищные, которые расхищают и пожирают словесное стадо Христово (см. Мф.7:15). Ничего общего со Христом они не имеют и не могут иметь. Они думают, что верят в Него, но под Христом они подразумевают совсем не Того, Кто был Им, и на самом деле верят совсем в другого. У них совершенно иное внутреннее представление о Христе. Если бы они воочию увидели Христа, то не приняли бы Его. А когда придет антихрист, то по уже привычному внутреннему чувству они узнают в нем «своего» — того, в которого они верил и, называя его Христом.

Если эти несчастные, убогие люди и изображают Христа, то эти изображения заимствованы из православного иконописного предания. Однако в наше время некоторые безумцы, может быть, как им кажется, с благой целью, снимают о Спасителе художественные фильмы. Я очень не советую своим чадам и, я бы даже сказал, не благословляю их смотреть эти художественные фильмы, где один несчастный человек, кощунник, дерзает изображать Христа, а другие — апостолов. Они искажают лик Спасителя, внося в изображение Господа свои представления. В особенности это искажение можно увидеть в Библиях западных изданий (сейчас у нас много появилось таких книг). По сравнению с тем, как изображается Спаситель на древних иконах, в таких книгах Его лик значительно искажен: в нем есть нечто человеческое, чуждое, слащавое, пустое. Люди, отрицающие иконопочитание, представляют себе Господа Иисуса Христа не таким, каков Он был, а таким, каким им хочется Его видеть.

Я рекомендую поинтересоваться древними иконами, написанными до XV, в крайнем случае — до XVI, столетия, посмотреть, как там изображался Господь Иисус Христос, чтобы узнать, каковы должны быть настоящие изображения Спасителя, и через них почувствовать дух Христов. Глядя же на слащавые картинки в протестантских изданиях, человек будет наполняться нелепыми, отвратительными, недуховными чувствами и мешать своей внутренней жизни — православной, правильной, молитвенной. В таком случае человек будет и молиться неправильно, и относиться к ближним неверно, даже не поймет, что есть любовь к ближнему и, тем паче, что есть любовь к Богу. Поэтому мы должны понуждать себя любить древние иконы, несмотря на то что нам, возможно, они и не нравятся, потому что мы отвыкли от таких изображений. Нам, может быть, и заповеди не нравятся, потому что мы привыкли жить развращенно, но должны же мы их соблюдать? Должны! Так и во всем остальном, так сказать во всем объеме, мы должны принимать Предание Православной Церкви, ибо в нем содержится истина. В том числе нужно принимать и предание об иконописи, и в особенности — о правильном изображении Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, ибо это немаловажно. Вот тогда мы не только внешне пребудем внутри Святой Православной Церкви, но и станем ее истинными чадами, духом своим соединимся с Преданием святых отцов и таким образом получим надежду на спасение. Аминь.

16 марта 1997 года

О канонических и неканонических изображениях в Церкви

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы отмечаем праздник, который называется Торжеством Православия. Мы празднуем окончательное восстановление почитания святых икон и победу Православия в VIII веке после почти столетнего иконоборческого гонения на Константинопольскую Церковь. Хотя ранее Седьмой Вселенский Собор осудил иконоборцев и утвердил иконопочитание, но из-за того, что иконоборческой ереси покровительствовали императоры, гонение продолжалось очень долго. Было много исповедников и мучеников. В других же Церквях — Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской — иконоборчество не распространилось по той причине, что территории, на которых они располагались, находились уже под владычеством магометан. Именно магометане, как это ни странно, оградили Православную Церковь от преследований христиан-иконоборцев. Не была подвержена этой ереси и Римская Церковь, в то время еще являвшаяся оплотом Православия, потому что и она не зависела от византийского императора.

Прошло пятьдесят пять лет после Седьмого Вселенского Собора. Умер последний император-иконоборец Феофил. Его супруга, царица Феодора, сама держалась Православия и перед смертью императора склонила его к тому, чтобы прекратить преследования иконопочитателей. Она и восстановила почитание святых икон. Призвав патриарха и архиереев, Феодора просила их молиться о своем почившем супруге, надеясь на то, что ради прекращения гонений Господь, по молитвам Своих угодников, помилует Феофила. И действительно, после того как о нем молились многие знаменитые подвижники и она сама, ей приснился сон, будто она предстала перед каким-то светлым Мужем, Который возвещает ей, что ради молитв всех Его рабов Феофил прощается. «Возьми его себе», — говорит Он и как бы передает ей покойного мужа, императора Феофила. Феодора с радостью проснулась. В это же время и патриарх Константинопольский, написав имена всех императоров-иконоборцев на хартии, положил ее под покров на святом престоле (самом святом месте, какое есть в церкви) и также начал молиться. Во сне и ему было возвещено, что ради Феодоры, ради ее ревности о Православии грехи ее мужа прощаются и имя его изглаживается из хартии. Когда, проснувшись, патриарх поспешил в церковь, то, взяв бумагу, увидел, что имени императора Феофила в ней действительно нет, оно чудесно исчезло. Таким образом все поняли, что он был прощен Богом. Это произошло в первое воскресенье Великого поста, и в этот день было установлено отмечать Торжество Православия, то есть фактически торжество иконопочитания.

Однако к этому торжеству Святая Церковь присоединила и воспоминание о победе Православия вообще над всеми ересями. В этот день она торжественно предает всех еретиков проклятию. Нельзя думать, что Церковь кого-то ненавидит. Она анафематствует еретиков для того, чтобы стало понятно, что люди, исказившие ее учение, сами навлекли на себя проклятие. Церковь показывает нам это только ради того, чтобы мы устрашились и избегали их заблуждений, чтобы мы не погибли вместе с этими людьми, которые отвержены Богом и Церковью, а правильнее сказать, которые сами себя отторгли от Бога и Церкви.

Почему сегодня читается евангельское зачало, которое, на первый взгляд, как будто бы совсем не имеет отношения к празднику? «На другой день Иисус восхотел идти в Галилею, и находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною. Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром. Филипп находит Нафанаила и говорит ему: мы нашли Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета. Но Нафанаил сказал ему: из Назарета может ли быть что доброе? Филипп говорит ему: пойди и посмотри» (ст. 43-46). Славянский перевод Евангелия, как это обычно бывает, звучит гораздо красивее и имеет более глубокий смысл, потому что он ближе к греческому оригиналу, чем русский. Если можно так выразиться, славянский перевод является более духоносным, и я советую всем приучить себя по возможности читать Евангелие по-славянски. «Прииди и виждь», — говорит Филипп Нафанаилу. В этих словах: «Прииди и виждь» — и заключается тот смысл, ради которого в день Торжества Православия читается именно это евангельское зачало. Увиденное своими глазами бывает убедительнее многих объяснений, о чем говорит и русская поговорка: «Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать».

По этой причине Святая Церковь с первого столетия до наших дней хранила изображения Господа Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и некоторых величайших угодников Божиих: апостолов Иоанна Богослова, Петра и Павла. Первые иконы этих великих святых были написаны их современниками (первым иконописцем стал апостол Лука) и сохраняют портретные черты лица. Хотя до нас дошли изображения не всех апостолов, иконы некоторых пишут лишь по приблизительному словесному описанию, но и то, что сохранилось, — уже немало. Если бы Святая Церковь в лице своего первого иконописца, евангелиста Луки, не изобразила Господа, Божию Матерь и некоторых апостолов, то мы бы и не знали, как они выглядели. Подумайте: как бы представляли себе Господа Иисуса Христа мы — люди, живущие в XX столетии, спустя две тысячи лет после Его проповеди? Даже многие сектанты, отрицая поклонение иконам, пользуются теми изображениями лика Спасителя, которые были донесены до нашего времени именно канонической православной иконописью. Пример тому — пусть даже и несколько искаженные изображения Спасителя в западных изданиях детских Библий или в иллюстрациях к Священному Писанию Гюстава Доре.

«Прииди и виждь». Многие люди, взирая в храме на образ Спасителя, возгораются духом, в них возбуждается вера, любовь к Богу. Если мы это у них отнимем, то отнимем часть жизни во Христе. Почитание икон является не чем-то второстепенным и маловажным, а одним из основных догматов православного вероучения. Недаром апостол Нафанаил уверовал именно тогда, когда сам увидел Господа. «Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем. вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего» (ст. 47-50). Снова сказано: «Увидишь». Зрение в человеке является господствующим чувством, даже более важным, чем слух. Мы, желая в чем-либо разобраться, предпочитаем прийти и увидеть своими глазами то, что произошло. Мы стремимся сами убедиться в том, правильно ли нам рассказали о событии. Значит, мы больше всего верим зрению.

Если мы отвергнем почитание святых икон, то тем самым покажем, что наша вера -это нечто абстрактное, отвлеченное от жизни, можно сказать, безжизненное, не основанное на реальных событиях. В действительности же, как учит нас Евангелие и как чувствуем мы сами при его чтении, наша вера хотя и чрезвычайно возвышенна, но в то же время и очень жизненна. Все, о чем повествует Евангелие, люди видели своими глазами. Это не какие-то философские отвлеченные рассуждения. Описанное в Евангелии видели и люди очень умные, тонко мыслящие, как, допустим, апостол Лука, и люди чрезвычайно простые, совершенно необразованные, как, например, апостол Петр, который до призвания к апостольству был рыбаком. Мы никогда не должны отказываться от «конкретности» своей веры, это чрезвычайно важно. Не нужно бояться, что от соприкосновения с действительностью наша вера потерпит ущерб или будет опровергнута, и по этой причине делать ее какой-то недоступной, абстрактной, никак не связанной с жизнью. Иконописные изображения как раз и показывают нам, что все, описанное в Евангелии, происходило действительно на земле. Как говорят некоторые богословы, небо сошло на землю.

Вот какое жизненно важное значение имеет иконопочитание для нас, православных. Когда мы взираем на образ Спасителя, мы чувствуем, что за человеческой внешностью скрывается Его Божество. Мы видим лицо Человека, но понимаем, что этот облик принадлежит Богу Сыну, и соприкасаемся с вечностью, с чем-то надмирным. Взирая на то, что относится к этому миру (то есть человеческую внешность), мы через человеческое видим Божественное. Через черты лица Спасителя просвечивает Его над-мирная сущность — то, что это был одновременно и Человек, и Бог. Глядя на многочисленные, очень любимые православным народом иконы Божией Матери, мы также понимаем, что это была не обыкновенная женщина, а воистину Богородица. Это тоже как бы просвечивает в Ее неизреченно благодатном облике. И, взирая на лики угодников Божиих: апостолов, святителей, преподобных, — мы видим, что эти люди были освящены Духом Божиим. Для того чтобы показать нам это лучше, Церковь выработала особый иконописный язык.

К сожалению, сейчас в Православной Церкви под влиянием западной культуры получили распространение искаженные иконописные изображения. Однако благодать Божия действует, конечно, и через неканонические изображения ради того, что они изображают. По свидетельству святителя Германа, патриарха Константинопольского, защитника и ревнителя иконопочитания, еще в IV столетии была известна медная скульптура Госмода. Женщина, исцеленная Им от кровотечения, поставила ее на том самом месте, где произошло исцеление. И вот, когда необыкновенная трава, какой нигде больше не было, дорастала до края одежды Спасителя, она приобретала способность исцелять женщин от кровотечения. Святитель Герман говорит, что хотя эта статуя была сделана но языческому обычаю, но Господь все равно даровал через нее чудо — ради душевного расположения создавшей ее женщины. Однако мы, продолжает патриарх Герман, научились изображать Господа и Его святых богоприлично.

Итак, каноническая иконопись — это богоприличное, то есть соответствующее церковному духу, изображение Спасителя, Пресвятой Богородицы и Божиих угодников. Такой иконописный стиль помогает нам через человеческое созерцать Божественное. С одной стороны, мы видим изображение реального события, с другой — чего-то необыкновенного. Например, на канонических Распятиях Господь пишется как будто бы вовсе и не страдающим, а как бы парящим на Кресте. Почему? Неужели мы не почитаем Его страдания? Все изображено столь красиво, что кажется, будто бы смотришь не на умирающего на Кресте Человека, а на некий образец изящества. Для чего так пишут Распятие Господне? Для того, чтобы за человеческими страданиями мы видели Божественную Искупительную Жертву.

Бога нужно почитать богоприлично, оказывая Ему честь не такую, какую мы хотим, а такую, какую Он Сам требует. Нужно поклоняться Ему так, чтобы во время этого поклонения очищать свою душу. Если Господь иногда снисходит и творит чудеса даже через неканонические иконы, то это не ради того, как изображено, а ради того, что изображено. Так происходит сейчас, например, в храме на Фаворе, где бумажная, даже не цветная, литография источает миро. Чудеса исцеления, мироточения и различные другие — это не главное. Самое важное и необходимое чудо — это преображение нашей души, перевоспитание нашего внутреннего человека, которое совершается и через наши чувства. Ради этого Церковь и выработала особый язык обрядов, частью которых и является каноническая иконопись. Когда же мы заменяем каноническую иконопись на натуралистическое или академическое изображение, а древнее знаменное пение — на партесное, мы искажаем православный обряд.

Не нужно думать, что мы, современные люди, только поэтому умнее, чем апостол Лука, великие византийские иконописцы, расписавшие, например, храм Софии Константинопольской, или иконописцы русские, такие как Андрей Рублев и другие, что пользуемся достижениями цивилизации. Конечно же, нет. По сравнению с ними мы духовно обнищали, стали совершенно убогими, и именно по причине своего убожества мы стремимся заменить духовное восприятие плотским. У нас нет духовных чувств, и вместо них мы внедряем чувствительность. Конечно, и в иконописи, и в пении должны присутствовать чувства, но чистые. Мы же вводим в церковное искусство сентиментальность, воздействуем на плоть, плачем над Господом подобно тому, как плакали следовавшие за Ним иерусалимские жены — не испытывая духовных переживаний, а жалея Его как Человека. Господь же Иисус Христос сказал им: «Не плачьте обо Мне, жены иерусалимские, а плачьте о себе и о детях ваших» (см. Лк.23:28). Богу не угодна такая человеческая жалость. Когда апостол Петр по-человечески пожалел Господа и сказал о Крестной смерти: «Господи, да не будет Тебе сего», — Он ответил ему: «Отойди от Меня, сатана, ибо ты думаешь не о том, что Божеское, а о том, что человеческое» (см. Мф.16:23). Мы не должны допускать в Церковь ничего человеческого, потому что через это часто действует и сатанинское. Конечно, это не значит, что к тем неканоническим иконам, которые есть у нас в храме, мы должны относиться без почтения. Нет, мы должны взирать на то, что на них изображено. Неканоническую икону, созданную в академическом или барочном стиле, мы должны воспринимать, как хоть и плохо написанную, но все же икону. Ведь бывает, что человек плохо пишет потому, что не умеет, а бывает — лишь потому, что у него неправильная установка.

Вот каким образом мы должны относиться к неканонической иконописи. В нас же, во-первых, действует привычка к ней, а во-вторых, жив плотской человек, жаждущий развлечения и удовольствия. Многие из нас замечали, что, когда мы молимся, допустим, Иисусовой молитвой или исполняем келейное правило, в нас возникают различные помыслы. Начинают обуревать лень, раздражительность, какие-то нелепые, совершенно до этого не беспокоившие воспоминания, заботы о каком-либо деле, которые также перед этим нас совсем не тревожили, и вообще появляется нежелание внимательно молиться, даже страх перед необходимостью внимания. Это, по учению святителя Игнатия, говорит о том, что во время молитвы умирает наш ветхий человек. Молитва убивает в нас человека плотского, искаженного и воскрешает человека духовного, евангельского, а потому плотский человек, с которым мы часто сами себя отождествляем, ей противится. То же происходит в отношении не только молитвы, но и вообще всего церковного. Мы противимся церковному пению, потому что оно нас не услаждает, а заставляет молиться, чего мы не хотим. Мы противимся церковной иконописи, потому что она не щекочет наши нервы, не развлекает, а побуждает возвыситься над земным, через нечто обычное увидеть необыкновенное, через человеческое — Божественное. Наше падшее, ветхое естество сопротивляется всему духовному (духовному в буквальном смысле слова — ведь хотя все это сделано людьми, но под влиянием благодати Святого Духа). Благодаря же воздействию на слух, зрение, обоняние и осязание (разве благоухание ладана или елея, да и само крестное знамение не действуют на наши чувства?) вся православная обрядность облегчает человеку правильное отношение к христианскому учению в целом.

Таким образом, братья и сестры, нужно стремиться к тому, чтобы смирить свой разум перед разумом Церкви. Не надо думать, что если в иконе нам что-то не нравится, то это обязательно вина плохого иконописца, и что нужно любой ценой угождать вкусам человека. Да, необходимо любить человека и угождать ему, но лишь до такой степени, чтобы не унизить евангельскую проповедь, а лучше — постараться самого человека возвысить до уровня этой проповеди. Вот для этого и предназначено православное иконописание, и именно такое, какое одобряли святые отцы. Ведь они защищали не любые изображения, не думайте, что в то время не умели иначе писать. Была тогда и очень хорошая портретная живопись, были и скульптурные изображения. Если кто-то из вас интересуется древним искусством и видел, например, фаюмские портреты, созданные в первом столетии или несколько раньше, то он согласится, что они написаны очень изящно, с необыкновенным мастерством. Церковные художники могли бы при желании это мастерство перенять, но они сознательно этого не делали, Церковь этого избегала. Святые отцы защищали не такую иконопись, какую мы сейчас везде видим, а иную — богоприличную, как выразился в VII столетии патриарх Герман. Мы же в XX столетии как раз уже разучились изображать все так, как это было бы прилично для Церкви, и должны вновь этому учиться и все заново восстанавливать. Хотя бы это было для нас непривычно, странно и чуждо, но мы должны самих себя смирять, потому что на самом деле этому противится наш ветхий человек, который чувствует, что он погибает, что уничтожается его сентиментальность, приземленность.

Итак, братья и сестры, мне пришлось сегодня говорить не об иконопочитании вообще, потому что оно, я думаю, стало для нас чем-то само собой разумеющимся, а о том, как почитать иконы, какие изображения являются настоящими иконами. Это для нас, вообще для Православной Церкви и, в частности, для Русской, чрезвычайно актуально, потому что везде вкралось влияние западных христиан, которые отступили от

Православия и заменили истинные духовные ощущения плотскими, истинную религиозность — чувственной, прелестной. Если мы канонической иконописи и знаменному пению предпочитаем натуралистическую живопись и партесное пение, то мы истинной духовности предпочитаем прелесть. Значит, мы предрасположены к прелести, и нужно в этом себе сознаться и изменить свою жизнь. Аминь.

8 марта 1998 года

О почитании святых икон

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодняшний день называется днем Торжества Православия. Ныне мы вспоминаем, как в Византийской империи восторжествовало Православие после почти столетнего господства иконоборческой ереси, которой покровительствовала императорская власть.

Хотя прошло много лет после Седьмого Вселенского Собора, утвердившего истинное иконоиочитание, в Византийской империи все еще главенствовала, благодаря государственному покровительству и наперекор народному неприятию, ересь иконоборчества. Лишь спустя долгое время, когда воцарился император Михаил со своей матерью Феодорой, окончательно победило Православие.

Когда мы читаем Священное Писание, в частности Божественное Евангелие, то как будто бы не находим там непосредственных ясных свидетельств того, что нужно почитать святые иконы. Пользуясь подобным поверхностным, примитивным, неправильным взглядом на Священное Писание, иконоборцы утверждали, что иконопочитание — это идолопоклонство и заблуждение, вкравшееся в христианство в поздние годы его существования, что изначально почитание икон ему не было присуще. Однако святые отцы и в самом Священном Писании, не обращаясь даже к Преданию, находят для людей, желающих познать истину, свидетельства того, что иконопочитание является истиной древней, и показывают, что Евангелие подтверждает и оправдывает необходимость поклоняться святым иконам: образам Господа, Божией Матери и святых. Какие же это свидетельства? В Деяниях апостольских рассказывается, что, когда апостол Петр проходил через толпы верующих, люди старались положить больных так, чтоб на них падала его тень (см. Деян.5:15). Почему это делалось? Потому что и сама тень апостола Петра исцеляла тех, кто прибегал к нему с верой. Что же такое тень? Тень — это не что-то вещественное, но всего лишь отсутствие света, только контур человека или какого-нибудь предмета, образовавшийся благодаря тому, что через предмет этот не проходит свет. Тень апостола Петра — это совсем не то, что пропитанная его потом повязка, которая исцеляла людей. А что же есть от самого человека в его тени? Конечно, его образ, его очертания, хотя и примитивные и грубые. И именно образ апостола Петра, как бы нарисованный солнечными лучами, обладал силой чудотворений.

Это одно из мест Священного Писания, подтверждающих то, что не только какая-нибудь вещь, непосредственно принадлежащая святому человеку, но и самый образ его также обладает чудодейственной силой. И это понятно. Почему мы должны верить лишь таким чувствам, как вкус, осязание, слух, а зрение отвергать как нечто второстепенное, неважное? На самом деле зрение, как и слух, является одним из главнейших наших чувств. Вполне естественно, чтобы благодать Божия действовала на человека и проникала в него также и при помощи зрения.

Кроме того, в Евангелии есть изречение Господа Иисуса Христа, которое, если глубоко вдуматься, можно понимать как относящееся к иконопочитанию. Слова эти были сказаны фарисеям и иродианам, искушавшим Господа. Они спросили Его, позволительно ли давать подать кесарю, и Господь ответил им: «Воздайте Божие Богу и кесарю кесарево» (см. Мф.22:21). Это прямой смысл. Но у этих слов есть и более глубокий смысл. Преподобный Максим Исповедник говорит, что, если мы понимаем Священное Писание исключительно в буквальном его смысле, тогда мы похожи на фарисеев, которые замечали одно внешнее, а внутреннее проходило мимо их внимания. Фарисеи видели в Господе только человека, но не понимали, что это есть Сын Божий. Так и Священное Писание, если мы воспринимаем его лишь буквально, является для нас лишь чем-то внешним, а внутренний его смысл остается от нас сокрытым. Смысл приведенного изречения святые отцы понимают так. Вспомним это повествование: Спаситель сказал, чтобы Ему принесли пенязь, то есть ту монету, которой платится подать кесарю. И когда принесли, Он спросил: «Какое там изображение?» Фарисеи ответили: «Кесарево», то есть цезаря, императора. (На монетах обычно чеканились изображения правителей того времени, когда эта монета употреблялась.) Тогда-то Он сказал: «Воздайте Божие Богу и кесарево кесарю» (см. Мф.22:15-22). То есть кесарю мы воздаем монету с его изображением, а Богу должны воздать почитание, также связанное с Его изображением. Но изобразить Бога как Бога невозможно, а воплотившегося Сына Божия, Господа Иисуса Христа, — возможно. И потому, почитая святые иконы, мы «воздаем Божие Богу».

Действительно, мы видим, что изображения присутствуют не только на денежных знаках (на которых помещаются портреты правителей или каких-то знаменитых людей), но и повсюду. Есть скульптуры, статуи, посвященные каким-то знаменитым людям, историческим деятелям, великим государственным мужам; есть и живописные картины. Благодаря всем этим изображениям либо конкретных лиц, либо исторических событий, мы живее и яснее понимаем светскую историю. И это дозволяется, ничего предосудительного тут никто не видит, никакой сектант здесь не найдет повода для критики. Но почему же мы должны отвергать Божественные изображения, на которых запечатлен облик лиц, прославившихся святой жизнью? Действительно, мы «воздаем кесарю кесарево» в широком смысле, то есть воздаем положенное не только кесарю, но и вообще власти и мирской жизни при помощи всевозможных памятников, книг, иллюстраций и т. д. Таким же образом, и даже с большей ревностью, мы должны «воздать Божие Богу» и прославить Его священными Его изображениями. Вот так истолковывается изречение Господа о том, что нужно воздавать «Божие Богу, а кесарево кесарю».

И, наконец, подтверждает для нас истину иконопочитания и сегодняшнее евангельское чтение. Оно также доказывает, что мы должны поклоняться святым иконам, или в переводе с греческого языка — образам, на которых запечатлены воплотившийся Господь, Божия Матерь и святые. В сегодняшнем евангельском повествовании прославляется одно из самых прекрасных чувств человека — зрение, благодаря которому мы познаем очень многое. Через зрение мы получаем большую часть наших знаний, той информации, которая поступает в наш ум и которой, как пищей, питается наша душа. Ведь и чтение, как правило, также является действием этого чувства, и без него едва ли кто сможет читать, во всяком случае — это чрезвычайно затруднительно.

«На другой день захотел Он (Господь. — Игум. А.) идти в Галилею и находит Филиппа. И говорит ему Иисус: следуй за Мною. Был же Филипп из Вифсаиды, из города Андрея и Петра. Находит Филипп Нафанаила и говорит ему: Того, о Ком написал Моисей в Законе и Пророки, мы нашли: Иисуса, сына Иосифа, из Назарета. И сказал ему Нафанаил: из Назарета может ли быть что доброе?»* (ст. 43-46). Действительно, такое презрение к Назарету было оправдано. В этом городе благочестивые люди старались не селиться, он находился в местности, где благочестия почти не было. Мы знаем, что праведный Иосиф Обручник с Божией Матерью и Богомладенцем Христом поселился там потому, что боялся преследования со стороны потомков Ирода, то есть поселение их там было вынужденное. Претензии и подозрения Нафанаила были справедливы. Но вот что ответил ему Филипп: «Иди и посмотри» (ст. 46). Эти слова прекрасно звучат по-славянски: «Прииди и виждь». «Ты не веришь, и, может быть, есть тому основание (в самом деле, Филиппу было трудно возразить, потому что Назарет действительно в то время пользовался дурной славой. — Игум. А.), но ты приди и посмотри — и тогда увидишь, что человек этот никак не может быть опорочен дурной славой города Назарета. Для этого достаточно только увидеть его… Приди и посмотри… Прииди и виждь».

«Увидел Иисус Нафанаила, идущего к Нему, и говорит о нем: вот, воистину, Израильтянин, в котором нет притворства» (ст. 47). В этих словах: «Прииди и виждь» («Иди и посмотри») — как раз и заключается еще одно доказательство того, что необходимо почитать святые иконы и что можно поклоняться Богу и при помощи, если так можно выразиться, зрения. «Прииди и виждь» («Иди и посмотри»). Простое общение с Иисусом удостоверило апостола Нафанаила в том, что Он действительно есть Мессия, что Он есть Сын Божий, Царь Израилев, как сказал сам Нафанаил. Мы, поклоняясь святым иконам, изображениям Господа Иисуса Христа, тоже «приходим и смотрим». Наше зрение помогает нам увериться в том, что Тот, Кому мы поклоняемся, воистину есть Сын Божий.

Почему так? Господь Иисус Христос — это воплотившийся, то есть воспринявший на Себя человеческое естество, Сын Божий. В одном Божественном Лице, в одной Ипостаси Второго Лица Пресвятой Троицы — Сына Божия, соединены были две природы: Божественная и человеческая. Выражаясь современным языком, может быть несколько неточным, но более понятным нам, чем древние богословские термины, Господь Иисус Христос имел одну Личность — Божественную и две природы — человеческую и Божественную. Люди созерцали Его как Человека, но через Его человеческую природу и человеческую сущность, безусловно, видна была Его Божественная Личность. Ведь и наше внутреннее состояние видно по лицу, в особенности по глазам, и мы хотя иногда, может быть, и ошибаемся, но все же часто угадываем, в добром ли человек настроении или в плохом. Некоторые пытаются по лицу человека узнать даже его характер. И это при том, что мы стараемся скрыть свое состояние, поскольку боимся, чтобы окружающие не узнали о каких-то наших греховных страстях, которые могут проявиться на нашем лице. Иногда причиной этого страха бывает тщеславие, челове-коугодие, а иногда мы скрываем свою внутреннюю борьбу с грехом, боясь соблазнить другого человека. Мы прячем какие-то свои чувства и мысли и потому, что боимся, что люди, относящиеся к нам неприязненно, могут их угадать и потом, пользуясь знанием нашего внутреннего состояния, наших мыслей, принести нам вред. У нас есть много причин — справедливых или несправедливых, разумных, добрых или греховных — для того, чтобы скрывать свое внутреннее состояние. И потому угадать его бывает трудно, и тем не менее оно все же отражается на нашем лице, да и не только на лице, но и вообще во всем: в жестах, походке, манерах. Этого не может не быть, это естественно, никто не станет с этим спорить. Другое дело, как это истолковывать. Не все по внешним проявлениям могут угадать, что происходит в душе человека.

Но Господу Иисусу Христу не было никакой нужды скрывать Свое внутреннее состояние: в Нем все было свято и совершенно. Кроме того, сила Божества, которая в Нем пребывала, подобно тому как вода пребывает в источнике, не могла удержаться внутри, но постоянно изливалась, как и источник воды не может не источать постоянно из себя воду. И вот эти Божественные сила, слава, святость, мудрость и прочие Божественные свойства отражались прежде всего, конечно, в святом лике Господа Иисуса Христа. Но не только. Я думаю, что это было видно и в Его манерах, жестах, движениях, — во всем сквозило Его Божественное величие. А то, что и Его тело освящалось присутствием в нем Божества, очевидно из многочисленных свидетельств о том, что Он прикосновением руки и даже плюновением исцелял неизлечимых больных. И если в слюне была Божественная сила столь могущественная, что благодаря ей даже слепорожденный исцелился, то почему мы должны отрицать то, что эти Божественные сила, слава, вообще все Божественные свойства, проявлялись в Его внешности? Если они были в слюне, то почему их не было в Его глазах, руках, ногах, движениях? Конечно же, такое отрицание было бы совершенно непоследовательным, неразумным. Люди проницательные и искренние, простые душой, созерцая Господа, видели, что это не просто человек. (Обратите внимание на такую подробность, упоминаемую в Священном Евангелии: многие приходили, чтобы только посмотреть на Спасителя.) Апостол Нафанаил, общавшийся с Ним, также был поражен. И мы, созерцая черты лица Господа Иисуса Христа, запечатленные иконописцами многих и многих веков, видим сквозь это человеческое лицо Божество, соединенное с человечеством. Даже люди, отрицающие иконы, протестанты, сектанты, прибегают к древним изображениям, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, каким был Господь Иисус Христос. Таким образом, они, пусть косвенно, нехотя, признают, что через эти изображения можно познать, почувствовать Его Божество. Но некоторые из них заходят слишком далеко и, пытаясь иллюстрировать Священное Писание, в частности Евангелие, нарушают Предание Церкви о том, как выглядел Господь наш Иисус Христос, хотя им и кажется, что они изображают Его правильно. В особенности это касается разных американских сект: адвентистов, иеговистов и других. Они изображают Господа кощунственно, придают Ему облик почти что современного человека. И, желая передать ту радость, которую Он принес в мир, они совершенно искажают представление о Нем и вместо Сына Божия изображают какого-то благополучного американца, который несет на себе отпечаток земной радости и земного благополучия, а никак не Божественной истины, не Святого Благовествования, Святого Евангелия, учения о Царствии Небесном. Мы же уподобляемся Нафанаилу, общавшемуся с Господом Иисусом Христом в действительности, когда вступаем в общение с Господом в Церкви, созерцая Его образ, поклоняясь ему, лобызая его и, в особенности, молясь перед ним. Однако мы на этом не останавливаемся. В нашей душе происходит чудесное, необыкновенное изменение: мы ощущаем, что дух наш соединяется с Господом. Конечно, мы испытываем это не так явственно, как апостол Нафанаил, не слышим мы и слов Господа: «Вот, воистину, Израильтянин, в котором нет притворства». Но мы действительно уподобляемся апостолу Нафанаилу и становимся израильтянами, в которых нет лукавства, то есть истинными христианами, если приходим и поклоняемся Сыну Божию, совершая поклонение Его образу. Честь, воздаваемая образу, как говорит святитель Василий Великий, возносится к Первообразу, то есть к Тому, Кто изображен на иконе.

Вступая в общение с Господом через поклонение Ему, созерцание Его лика и, прежде всего, через молитву, которую возбуждают в нас иконы, мы начинаем удостоверяться в Его Божественности. Настоящая, хорошая икона, в особенности древнего письма, не просто изображает Спасителя, но приоткрывает нам некую тайну и заставляет человека молиться, как бы вытягивает из него молитву, побуждает его к ней. Христианин, созерцая какую-нибудь прекрасно написанную икону, испытывает невольно желание поклониться ей, произнести перед ней молитву. И тогда Божественная благодать нас вразумляет и мы уже понимаем, что созерцаемый нами на иконе лик — это лик Божественный. Мы осознаем, что, глядя на него, мы каким-то непонятным, непостижимым для нас образом, действием благодати соединяемся с Духом Божиим и Сыном Божиим. Мы беседуем с Богом, вразумляемся и действительно сердцем своим чувствуем, что общаемся с Богом. Вот какую великую практическую пользу приносит иконопочитание. Икона — это не просто своеобразное украшение Церкви, как думают некоторые. Нет, иконопочитание представляет собой насущную потребность. Тот, кто сначала, может быть, только внешне осознает необходимость поклонения иконам, потом уже на своем опыте ощущает пользу, полученную от этого поклонения, потому что через него он вступает в богообщение. С ним происходит то, что произошло с апостолом Нафанаилом. «Говорит Ему Нафанаил: откуда Ты меня знаешь? Ответил Иисус и сказал ему: прежде чем позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницей, Я видел тебя» (ст. 48), то есть «когда ты уединенно молился, еще не созерцая Меня, Я тебя видел, а теперь ты увидел Меня».

«Ответил Ему Нафанаил: Равви, Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Ответил Иисус и сказа.’! ему: оттого что Я сказал тебе: «Я видел тебя под смоковницей», ты веришь? Увидишь больше этого. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: увидите небо отверстым, и ангелов Божиих восходящих и нисходящих на Сына Человеческого» (ст. 49-51). Итак, начинается с простого поклонения иконам, а заканчивается созерцанием духовных предметов. Наверно, большинство из нас не знают этого опытно, поэтому приведу пример из книги «Старец Силуан» (может быть, некоторые из вас ее читали). В начале своего подвига преподобный Силуан усиленно молился о том, чтобы Господь его помиловал, простил ему грехи. Молитва его была столь напряженной, переживания столь сильными, что он даже несколько отчаялся и в душе у него мелькнула мысль: «Господи, Ты неумолим». И вот когда преподобный Силуан был уже на грани отчаяния, то вдруг заметил, что икона Спасителя преобразилась, и он увидел живого Господа Иисуса Христа. Благодать исполнила преподобного столь обильно, что всю остальную жизнь он старался лишь вернуть то, что испытал в тот момент.

Не истолкуйте мои слова неправильно и не подумайте, братья и сестры, будто я призываю вас пережить что-либо подобное. Это удел избранников Божиих и бывает весьма редко. Я лишь привожу пример того, как через созерцание иконы человек вступает в действительное, а не мнимое, в живое общение с Господом. И не только с Господом, но и с другими святыми личностями, изображенными на иконах: с Божией Матерью, Ангелами и святыми. Это поистине так. И мы, православные христиане, должны быть благодарны тем подвижникам благочестия, которые на протяжении почти целого столетия боролись с иконоборчеством, жертвовали своей жизнью, терпели многие поругания и унижения. Особенно ревностными сторонниками, почитателями и защитниками икон были монашествующие, бывшие неким оплотом борьбы с иконоборцами. Наконец истина восторжествовала. Православие сохранено для нас во всей его чистоте, и сегодня мы вспоминаем тот день, когда окончательно была попрана эта нелепая ересь иконоборцев. Тогда их называли иначе — христоклеветники, потому что они клеветали на Церковь Христову, на Православную Церковь, говорили, будто в ней имеет место идолопоклонство. Ныне мы празднуем день, когда эта христоклеветническая ересь была совершенно побеждена и восторжествовало Православие. Мы должны с любовью поклоняться святым иконам и быть благодарными святым отцам за то, что именно их стараниями и подвигами до нас донесены изображения святых ликов Спасителя, Божией Матери и святых угодников Божиих — их образ и внешний вид, столь драгоценный для всякого человека, любящего Господа. Аминь.

4 марта 2001 года

Неделя 2-я Великого поста, святителя Григория Паламы

(Мк., 7 зач.)

Через несколько дней опять пришел Он в Капернаум; и слышно стало, что Он в доме. Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово. И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный. Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали.

Я семь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь.

Поздравляю вас, братья и сестры, со вторым воскресеньем Великого поста, которое посвящено памяти святителя Григория Паламы.

Каждое воскресенье Великого поста помимо собственно того, что это воскресный день, имеет еще и свой особенный смысл. Прошлое воскресенье было посвящено Торжеству Православия, а именно воспоминанию того события, когда при содействии необыкновенного чуда Православие окончательно восторжествовало и иконопочитание одержало победу над иконоборческой ересью. Сегодня же мы празднуем память святителя Григория Паламы и вспоминаем не только его благочестивое житие, но и, прежде всего, его возвышенное учение. Этот подвижник благочестия происходил из знатного рода. Его отец, министр при дворе византийского императора, будучи мирянином, необыкновенно преуспевал в умном делании. Надо думать, что и всех своих детей он наставлял соответствующим образом. Известно, что сам святой Григорий Палама — он упоминает об этом в своих писаниях, так же говорят и другие источники — был учеником митрополита Феолипта, знаменитого святителя и наставника умного делания. После смерти отца Григорий Палама, даже не окончив обучения (хотя он мог бы получить блестящее по тем временам образование), уговорил всю свою семью разойтись по монастырям. Он все оставил и ушел с братьями на Афон, а свою мать с сестрами определил в девичий монастырь. Казалось бы, этот человек, искавший только уединения, должен был так и окончить свои дни в покаянии. Почти сразу после своего пришествия на Афон он предал себя в послушание духоносным старцам и подвизался в отшельничестве. Но случилось так, что этому пустыннику и подвижнику понадобилось выступить на защиту Православия, а именно на защиту православных монахов-безмолвников от мирских мудрецов века сего, имевших ложные представления об умном делании.

В Солуни — это недалеко от Афона, нынешние Салоники, — жил некий философ Варлаам. Он был грек, происходил из южной области Италии, заселенной греками, и находился под влиянием западного католичества, хотя как будто бы принял Православие. Пользуясь тем почетом и уважением, которое ему как человеку, обратившемуся в Православие, оказали в Византии, в особенности при царском дворе, Варлаам, обладавший исключительным честолюбием, стал проповедовать свое учение. Он сравнивал светскую философию и вообще все мирские науки и искусства с подвижнической жизнью и говорил, что не только подвижники, но и сами пророки ничем не отличаются от языческих философов. Он утверждал, что познание, данное нам Богом через Откровение, равно знаниям, добытым естественным путем — через рассуждения и исследования. Кроме того, Варлаам сомневался в учении православных о благодати и в особенности критиковал то утверждение, что возможно непосредственно ее ощущать. А именно это испытывали подвижники во время глубочайшего погружения в молитву, то есть созерцали Божественный свет.

Григорий Палама вынужден был защищать Православие. Сначала против ереси Варлаама он стал писать письма, потом особые произведения, которые назвал «Триадами», поскольку каждое из них состояло из трех частей. Всего было написано три «Триады». Впоследствии на соборах, созванных в Константинополе, эта ересь была осуждена, хотя и Григорий Палама завершил свое дело не без скорбей, ибо сначала осудили ересь Варлаама, а потом усомнились и в одном из положений учения самого святителя Григория. Его осудили как еретика, и он даже пробыл несколько лет в тюремном заключении. Но впоследствии новые соборы установили истину и учение Григория Паламы — а правильнее сказать, древнее учение святых отцов и всей Православной Церкви — восторжествовало.

В чем же оно состоит? В том, что познание, преподанное нам Духом Святым, является единственно истинным. Все остальное — это догадки, в лучшем случае подтверждающие богооткровенное учение, а в худшем — ничего собой не представляющие, ничего для нас не значащие. Все внешние учения для нас, скорее, какие-то призраки, чем действительность. Таким образом, святитель Григорий Палама предвосхитил борьбу с рационализмом, которая предстояла Церкви в последующие столетия. Начиная с XIV-XV веков на Западе происходило так называемое Возрождение, то есть возобновление языческого подхода к жизни, языческого отношения к познанию. Возникло сомнение в Божественном христианском откровении, а в конечном счете произошло и отвержение его. На протяжении многих столетий Церковь вела борьбу с самонадеянностью и даже обоготворением человеческого разума.

Святитель Григорий Палама также отстаивал учение о том, что Божественный свет, который подвижники — конечно, не все, но достигшие высочайшего преуспеяния — созерцают при своих высочайших духовных состояниях, есть слава и действие Божества. По учению же еретика Варлаама, Бог является совершенно непознаваемым, как бы замкнутым в Самом Себе, и мы знаем о Нем только то, что Он существует, знаем Его только из того, что Он Сам открыл о Себе. Непосредственного же, опытного знания о Боге мы как будто бы не можем иметь, потому что между Богом и творением, по учению Варлаама, как и по учению западной католической Церкви, — бесконечная пропасть. Отчасти это правильно, действительно пропасть между творением и Творцом бесконечна. Но она преодолевается той славой и тем Божественным действием, которые изливаются из Сущности Божией на всякое творение, в особенности творение разумное. Да и само творение — это Божественное действие. Все мы, как сказано в Священном Писании, в Боге живем, и движемся, и существуем (см. Деян.17:28). И потому это учение о Божественном свете, очень возвышенное и касающееся как будто бы только немногих высокопреуспевших подвижников благочестия, в действительности имеет значение для всякого самого простого, обыкновенного верующего, каждого православного христианина. Например, простой, по сравнению с образованными богословами, невежественный и ничего не понимающий человек, не знающий, может быть, ничего, кроме Символа Веры, тем не менее от всей души исповедует Пресвятую Троицу и искренне в своем сердце принимает это краткое учение. И эта вера есть также действие Божественной благодати.

Наша вера не плод нашего ума, каких-то рассуждений, приведших нас к правильным выводам, но Божественное действие. И наши мысли о вере — это нечто происходящее из той благодати, которая действует в нашей душе. Не будь непосредственного общения человека с Богом, этого преодоления Божеством пропасти между Ним и сотворенными существами, мы не знали бы и не могли ничего знать о Боге. Но все святые отцы, все угодники Божий: и ветхозаветные пророки, и апостолы, и подвижники благочестия, и православные богословы, и святители — познали Бога. И пророки получали откровения и пророчествовали именно этим Божественным действием — благодаря непосредственному общению с Божеством, прикосновению Божества к их душе и разуму.

Поэтому не нужно думать, во-первых, что учение святителя Григория Паламы является чем-то оригинальным — это учение древнейшее, идущее из апостольских времен; во-вторых — что к нам оно не имеет никакого отношения, потому что мы люди обыкновенные и это нас не касается. Не будь в нашей жизни того, о чем говорит это как будто бы отвлеченное учение, мы потеряли бы все: мы не чувствовали бы в своей душе никакого утешения ни во время молитвы, ни во время совершения над нами обрядов и Таинств Православной Церкви, и даже после самого Причащения мы оставались бы пустыми. Мы — люди грешные, даже многогрешные, недостойные называться православными, но благодать Божия касается и нас. Как она действует, мы часто видим в себе самих, в особенности по изменению, которое происходит в нашей душе после исповеди, причащения или усердной молитвы, или в других людях, наблюдая, допустим, как меняется лицо человека молящегося или причастившегося Святых Христовых Тайн. Но посмотрите на западных христиан. Я не хочу никого осуждать, в том числе и людей заблуждающихся, и говорю это совсем не для того, чтобы над ними смеяться или их уничижать. Посмотрите, какие лица у православных: на них, может быть, и страсти отображаются, но и свет благодати тоже. И какие лица у католиков: холодные, равнодушные, все у них аккуратно, как положено, точно, но совершенно сухо. Если кто-нибудь когда-то заходил в католический храм (хотя этого делать не нужно), то и душевное ощущение, наверное, испытывал соответствующее. Нечто подобное мы видим и на лицах сектантов: вроде бы, лица добрые, даже кроткие, но какие-то пустые и холодные. Мы хотя и грешим по немощи, но все-таки живем в благодати. У людей же, исповедующих иную веру, может быть, и меньше каких-то страшных грехов — по той причине, что и диавол их меньше искушает, и внешняя дисциплина у них имеет большее значение, — но у них нет и жизни в Духе Святом. Приведенный пример, конечно же, не является серьезным доказательством правоты учения Православной Церкви, но он взят именно из жизни и показывает, как благодать действует в православных христианах.

Что было бы с нами, если бы мы отвергли это учение и жили только одними заповедями, понимаемыми как некое предписание, как нравственный, моральный кодекс? Мы исполняем заповеди не для того только, чтобы быть нравственными, добрыми, ради собственно нравственности или добра, но ради Христа, то есть ради общения с Ним и через Него — с Пресвятой Троицей. И если в нас не будет благодатной жизни, то мы уже и не христиане. Апостол Павел говорит, что в последние времена будут люди, «имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2 Тим.3:5).

Божество на самом деле недостижимо, непознаваемо и бесконечно далеко от нас, но мы можем прикоснуться к Нему через ту благодать, то действие (по-гречески «энергия», правильнее перевести — «действование»), которое всегда изливается из Него, как из переполненной чаши. И если мы отвергнем учение о том, что непосредственное общение с Богом возможно, значит, мы превратимся именно в тех, которые имеют вид благочестия, а силы его отреклись. Тогда мы станем пустыми. Эту пустоту испытывают не только те, кто живет вне Православной Церкви, но и те, кто, пребывая в Церкви, на деле пренебрегает ее учением. Мы декларируем, что мы православные, мы номинально признаем православное учение, но в жизни им пренебрегаем. Но если мы будем исповедовать Православие и вместе с тем жить православно, тогда эти догматы — как будто бы отвлеченные, кажущиеся нам сейчас чем-то совершенно ненужным и не имеющим отношения к нам, людям, погруженным в житейскую суету, — станут нашей жизнью. И мы поймем, что они отнюдь не какая-то теория, но именно путь ко спасению и приобщению к Богу, путь к вечной жизни. Аминь.

7 марта 1999 года

О благочестии искреннем и лицемерном

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, во второе воскресенье Великого поста, мы совершаем память святителя Григория Паламы, который был защитником учения о благодати, защитником подвижнической жизни и исихазма.

В сегодняшнем евангельском чтении приведены слова Спасителя, в которых Он называет Себя Истинным Пастырем и дверью. Это зачало предлагается нам для того, чтобы в образе Единого Истинного Пастыря мы увидели каждого пастыря, на деле подражающего Господу Иисусу Христу. Таким был и святитель Григорий. Образ несет на себе черты Первообраза, и потому всякий истинный священник или архиерей, будучи образом Господа, отображает в себе Его черты.

Вот что говорит Спаситель: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (ст. 9-11).

Несколько странные слова: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет». Кто через Господа Иисуса Христа входит в Церковь, тот через Него восходит к высшим духовным состояниям и как бы обретает пастбища, подобно тому как как овцы, поднимаясь в горы, находят там богатые травами луга.

«Пастырь добрый душу свою полагает за овцы». И таким добрым пастырем, даже, можно сказать, такой дверью, для своих словесных овец явился святитель Григорий Палама. Он выступил на подвиг защиты православного учения о Божественных энергиях, когда был еще священником и отшельничал на Афонской Горе. Как кажется, он не должен был иметь какого-либо отношения к тому, что происходило в миру и волновало умы людей в больших городах. Но он не смог остаться безразличным к тому, что попирается Истина, и выступил на ее защиту.

Казалось бы, какое отношение к спасению людей и вообще к жизни большинства православных христиан имело то учение, те догматы, которые защищал святитель Григорий? Ведь они по большей части касались жизни безмолвников. И предметом обсуждения в тех богословских спорах являлся опыт только немногих из безмолвников (по-гречески «исихастов»). Однако, как говорит святитель Василий Великий, если мы исказим веру в чем-то малом, то потом незаметно дойдем и до искажений в самом главном. А богословские споры велись совсем не о малом предмете, речь шла о принципах христианской жизни. Пусть даже и немногие достигают тех возвышеннейших духовных состояний, о которых спорили Варлаам и святитель Григорий Палама, но принципы духовной жизни одинаковы для всех: и для обыкновенного мирянина, живущего как будто бы в суете, и для подвижника-безмолвника.

Дело происходило следующим образом. Некий Варлаам Калабрийский, итальянский грек (на юге Италии в то время проживало множество греков), приехал как некий ревнитель Православия из Италии в Грецию. Он сумел войти в доверие к византийскому императору, с некоторыми его дипломатическими поручениями ездил в Италию и мечтал прославиться как философ. Но образованность византийской интеллигенции (если можно здесь употребить это современное слово) в то время была, конечно же, неизмеримо выше, чем образованность людей на Западе. Пытаясь блеснуть на философском поприще в Константинополе, Варлаам потерпел поражение перед другим знаменитым византийским философом.

Не вынося позора и не желая быть вторым в столице, он удалился в Солунь, второй по своему значению город Византийской империи, пытаясь и там как-то показать себя. Войдя в доверие к некоторым простым афонским монахам, он под предлогом того, что хочет подвизаться ради спасения, стал выпытывать у них учение об умном делании, или, как иногда говорят, об исихии, то есть безмолвии. (Имеется в виду безмолвие не только как уединение, но и как некое состояние ума, так называемое «умное безмолвие».) Выспросив и разузнав самые простые, элементарные вещи, касающиеся некоторых подвижнических приемов сосредоточения внимания, он извратил их, изобразил все в искаженном виде и стал высмеивать. Одновременно он превозносил мирскую философию, светское знание, принадлежавшее в то время по большей части языческим, так сказать, внешним по отношению к Церкви писателям. Он говорил, что для познания Бога и для спасения эта светская образованность имеет не меньшее значение, чем то, что преподано нам в Священном Писании пророками и апостолами. Он нападал на Истину, унижал подлинно духовное знание, с презрением отзывался о непосредственном богопознании, считая все это мечтательностью и фантазией. Подвижников благочестия — афонских безмолвников, исихастов — Варлаам называл «фантазиастами», полагая, что они предавались фантазиям, мечтательности и не имели непосредственного духовного опыта. Вместе с тем он считал себя весьма преуспевшим в том самом светском знании, которое превозносил. Конечно же, к этому его побуждало желание унизить людей, возвысившихся духовно, и превознести не столько светское знание вообще, сколько себя как носителя этого знания.

Святитель Григорий Палама, узнав о таком его кощунстве, о хуле на умное делание и в целом на учение о благодати, Божественном действии, выступил на защиту этого. Сначала он переписывался со своими противниками, а потом создал самый знаменитый свой полемический труд — «Триады в защиту священнобезмолвствующих». Писались «Триады» постепенно, и по мере того, как развивался этот диспут, святитель Григорий отвечал все более и более утонченно и продуманно. Ведь произведения создавались в споре и, как часто бывает в полемике, мысль прояснялась постепенно, с течением времени. В защиту священнобезмолвствующих святителем написаны три триады, каждая из которых в свою очередь состоит из трех частей, направленных против определенных положений лжеучения Варлаама. Первая часть всех триад посвящена, в основном, опровержению «лжеименного знания», как выражается апостол Павел (1 Тим.6:20). Вторая — учению об умном делании, то есть той практике духовной жизни, которой придерживались афонские исихасты. Третья — учению о Божественных энергиях, о Божественном действии.

В то время существовало официальное мнение, что рассуждать на богословские и догматические темы имеют право только епископы. Григорий Палама был тогда еще пресвитером. Несмотря на это, движимый желанием защитить Истину, он начал писать свои труды. Обоих, Варлаама и Григория, пытались заставить замолчать, примириться, но святитель Григорий считал, что никакой мир не уместен тогда, когда попирается Истина. Он не считал для себя возможным отмолчаться, уйти, так сказать, в сторону ради спокойной жизни и даже, может быть, ради безмолвия в отшельничестве.

В Константинополе был созван собор, на котором святитель Григорий весьма мудро опроверг Варлаама. Но неожиданно у святителя Григория появился новый противник — его бывший друг и ученик Григорий Акиндин. Акиндин поддерживал учение святителя (я не буду сейчас излагать полностью это учение из-за его догматической сложности), пока не счел, что тот уже переступил некую границу, и после этого Акиндин стал его противником. В результате получилось так, что осудили и Варлаама, и святителя Григория Паламу, потому что не сумели или не пожелали разобраться в истинном православном учении. Отчасти это произошло из-за неожиданного протеста бывшего друга и соратника святителя Григория по борьбе с варлаамитской ересью. На некоторое время Григорий Палама даже был заключен под стражу. Но потом, спустя несколько лет, Истина стала очевидной и его учение было торжественно провозглашено православным.

В подвиге Григория Паламы очень интересно следующее. Он встал на защиту не каких-то отвлеченных, умственных истин, далеких от жизни, —он защищал непосредственный опыт, практику внутренней жизни православных подвижников. На примере этого события, происходившего в XIV столетии, относительно близкого к нам по времени (в сравнении, например, с арианскими спорами IV века), мы видим, что богословские истины не являются отвлеченной философией. Это не часть какой-то философской системы, не имеющей к жизни никакого отношения. Нет, богословские истины — это непосредственная жизнь, пусть даже подавляющее большинство христиан в своем духовном опыте и не доходит до созерцания догматов. Каждый из нас должен понимать, что любой догмат, который для нас сейчас как бы не существует (поскольку мы догматами совершенно не интересуемся, ничего о них не читаем и почти ничего не знаем), не становится от этого какой-то ненужной вещью. Ибо догматы Православной Церкви — это истины, открытые апостолам, святым отцам и всем подвижникам благочестия, это опыт, приобретенный людьми, подобными нам. В идеале и мы должны были бы переживать все так же, как они. Поэтому если мы откажемся от этих возвышенных ориентиров, столь далеких для нас из-за нашей суетной, можно сказать низменной, жизни, то в конечном счете потеряем вехи, показывающие нам путь в Царствие Небесное.

Многие современные люди рассуждают о том, что догматы не имеют никакого значения. Они говорят: «Лишь бы человек был нравственный, а как исповедовать Пресвятую Троицу, или исхождение Святого Духа, или Божественное действие — это не так важно. Мы этого не понимаем, да и не нужно обязательно всем это знать. Не станем обращать на догматы особого внимания, ведь различие в их исповедании вносит вражду и разделение между христианами. Поэтому и надо ими пренебречь — лишь бы все мы исполняли основные евангельские принципы». Если и мы станем рассуждать подобным образом, то, может быть, какую-то нравственность и доброжелательность друг к другу и приобретем, но все это будет сугубо земным. Путь же в Царствие Небесное для нас останется закрытым и просто неизвестным.

Догматы, которые мы по своей немощи и нерадению не можем постигнуть сейчас, в земной жизни, в жизни вечной будут открыты всякому христианину, даже самому умственно недалекому или нерадивому в духовном отношении, если он сподобится милости Божией, приобретя ее сугубым покаянием. Догматы для большинства христиан есть как бы те самые тайны Царствия Небесного, которые открывал апостолам Спаситель. Многиэд они были непонятны, и только ближайшие ученики смогли постигнуть их. Но, следуя этими ближайшими учениками, и мы когда-нибудь достигнем познания Истины. Если же! мы откажемся от этого следования, откажемся от высоты догматов как ненужной, Царство Небесное превратится для нас просто в какую-то аллегорию. А ведь это действительность, реальность, которую православные подвижники, пусть и немногие, познают уже | в земной жизни, и все мы должны сподобиться этого познания в жизни будущей.

Все, что преподали верующим апостолы, пребывает в Церкви неизменным с древнейших времен. Но время от времени появлялись лжеучителя, желавшие внести нечто новое в древнее апостольское учение. И тогда часть верующих смущалась, предполагая, что новое учение, может быть, как раз и является забытым древним (как обычно пытались убедить их еретики) или, по крайней мере, не противоречит учению апостолов. Для других же новое заблуждение становилось поводом к глубокому и четкому осознанию и пониманию учения, которое преподается Церковью и хранится с самых первых апостольских времен в ее Предании. Святитель Григорий Палама встал на защиту Истины, учения о Божественных действиях. Древние отцы Церкви учили, что Бог есть Существо совершенно непознаваемое и, как пишет священномученик Дионисий Ареопагит, сущность Его настолько превыше постижения не только людей, но и Ангелов, что познается лишь через отрицание. Мы, отрицая в Боге все мыслимые качества, приходим к Его абсолютной непознаваемости, и ум наш умолкает перед тайной сущности Божества. Но в то же самое время можно сказать, что Бог и познаваем, поскольку вступает в общение с людьми. Как же разрешить такое противоречие?

Варлаам считал, что противоречие это неразрешимо, что Бог есть Существо совершенно непознаваемое. Понять Его и рассуждать о Нем можно лишь по Его проявлениям, под которыми Варлаам имел в виду дела Божий, например сотворение мира, но никак не через непосредственное общение с Ним. А святитель Григорий Палама сформулировал учение о Божественном действии, благодаря которому мы стали более ясно и отчетливо, чем в древности (хотя ничего нового святитель Григорий не привнес), понимать, как нужно рассматривать учение о Божестве, получили описание образа бытия Божия. Бог непознаваем в Своей Сущности, но Он познается в Своих действиях, общих всем Лицам Пресвятой Троицы. Чаще всего эти действия мы называем Божественной благодатью. Итак, в Боге есть природа, ипостаси и действие. В Господе Иисусе Христе есть две природы, Божественная и человеческая, в единой Ипостаси Второго Лица Пресвятой Троицы. Есть в Нем два действия и две воли: Божеские, свойственные природе Божественной, и человеческие, свойственные природе человека, которая в Нем была совершенной. Спаситель воспринял всю полноту человеческой природы, а не лишь некоторую ее часть.

По учению святителя Григория Паламы, Бог познается именно через Свои действия. В молитве умом приближаемся к Богу, а правильнее сказать, Он бесконечно приближается к нам Своим действием, которое нельзя изъяснить и понять, которое невозможно описать рациональным образом. Всесовершенная Сущность Его безгранична и необъятна, и мы никогда не приходим в полное познание Истины, не способны вместить в себя полноту Божества, не можем сказать о себе, что познали Бога до конца. И в то же самое время мы приобщаемся к Истине, она в нас живет, действует и открывает нам тайну Божества, открывает тайны бытия Божия. Аминь.

26 марта 2000 года

О расслаблении нашего ума

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Божественное Евангелие — повествование о Господе Иисусе Христе, Его преслав-ном Рождестве, чудесах, совершенных Им во время трехлетней проповеди, и, в особенности, Его тридневном Воскресении из мертвых — нужно понимать, прежде всего, буквально. Однако ничто не мешает нам эти события уподоблять тому, что происходит в нашей внутренней жизни, лишь бы мы делали это с благоразумием, не переступая границ здравого смысла.

В сегодняшнем евангельском чтении говорится об исцелении расслабленного, иначе говоря парализованного, человека. Это повествование всем нам хорошо знакомо. Когда Господь наш Иисус Христос пришел в Капернаум, «слышно стало, что Он в доме. Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово. И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился» (ст. 1-4). Из слов Евангелия о том, что этого расслабленного «несли четверо», можно сделать вывод: он был до того болен, что даже, как говорится, пальцем пошевелить не мог. Его несли четверо человек, и он, будучи совершенно беспомощным, находился полностью на их попечении. Но вера этого человека, его желание получить прощение грехов и усердие несших его (родственники то были или друзья) были столь велики, что, не видя возможности проникнуть через толпу, помогавшие ему решились на необыкновенный, очень дерзкий поступок.

«Раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный» (ст. 4). На это можно было решиться, конечно, лишь имея твердую веру в то, что Человек, к помощи Которого они хотели прибегнуть, действительно великий Чудотворец, Который может все.

«Иисус, видя веру их, говорит расслабленному…» (ст. 5). Обычно бывает так, что мы свою веру только декларируем, никак не проявляя ее на деле. Здесь же Господь увидел веру, которая проявилась без всяких слов в необыкновенном поступке этих людей. «Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» (ст. 5-7). Эти слова справедливы. Никто, кроме Бога, не может прощать грехи. Но обвинение Господа Иисуса Христа в богохульстве в действительности и было настоящим богохульством. Богохульствовали сами книжники и фарисеи, потому что в великом Чудотворце, прославленном уже многими чудесами, которых никто и никогда от сотворения мира, по словам Самого Господа (см. Ин.15:24), не совершал, они не захотели признать Сына Божия.

Однако Господь поступил не так, как обычно поступаем мы. Он не разгневался, не пренебрег этими злонамеренными и упрямыми людьми, но снизошел к ним, для того чтобы если и не спасти их, то, по крайней мере, сделать для этого все от Него зависящее.

«Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?» (ст. 8-9). Конечно, сказать: «Прощаются грехи», как нам кажется, легче, потому что никто не видит и не знает, произошло ли это в действительности. Но расслабленный, безусловно, почувствовал прощение грехов, ощутив необыкновенное облегчение в своей душе. Ведь и с нами часто случается так, что, усердно помолившись или исповедовавшись и причастившись, мы чувствуем, что душа наша освободилась от бремени грехов. В особенности бывает такое во время исповеди, так что даже иногда после разрешительной молитвы, прочитанной священником, из нашей груди непроизвольно вырывается вздох облегчения, говорящий о том, что с нас спала греховная тяжесть, словно некий груз с плеч. Тем паче должен был почувствовать такое облегчение расслабленный, ведь о прощении сказал ему Сам Господь Иисус Христос — Тот, Кто даровал священникам власть оставлять грехи.

Однако книжники или не были наблюдательными, или нарочно закрыли глаза на очевидное и не захотели увидеть необыкновенную перемену, которая, несомненно, должна была отразиться и на внешности расслабленного. Они не захотели услышать голос своей совести, прислушаться, так сказать, внутренним слухом к своим духовным переживаниям, но закрыли духовные очи и уши. И для того чтобы спасти этих людей, вознаградить за веру и усердие в деле любви к ближнему тех, кто нес расслабленного, и исцелить его самого, Господь и сказал эти удивительные слова. «Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал (и не только встал, но и совершенно выздоровел и окреп настолько, что смог сам взять кровать и перед всеми ее понести. — Игум. А.) и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали» (ст. 9-12).

Однако в этом евангельском чтении можно усмотреть и исключительно духовный смысл (о чем я говорил вначале), уподобляя евангельские события тому, что происходит внутри нас. Если мы проведем эту аналогию разумно и тонко, не будет никакой натяжки, никакой фальши. Наш ум можно уподобить расслабленному. Каждый из нас, трезво посмотрев если и не на свои поступки, то на мысли и чувства, увидит, что в отношении духовной жизни он является расслабленным. Иными словами, парализованным, как бы не способным ни на какие добрые дела. Если внешне мы, принудив себя, что-то еще делаем, то как трудно бывает нам заставить себя внимательно, истово помолиться! Молитва кажется чем-то совершенно невозможным, почти недостижимым для нас, особенно когда мы читаем повествования о святых отцах и их поучения об истинной молитве. Однако хотя бы Господь и скрылся от нас, став для нас совершенно недоступным, хотя бы и отделяла нас от Него толпа суетных или греховных помыслов, препятствующих нам сосредоточиться, существуют четыре добродетели, которые могут нас к Нему приблизить. Они как бы носят наш ум, подобно тому как четыре человека носили расслабленного. Этими добродетелями являются внимание, непрестанность молитвы, память смертная и покаяние. Внимание необходимо нам всегда, но в особенности во время нашего молитвенного правила. Непрестанность молитвы — это постоянное, насколько это в наших силах, понуждение себя к ней. Память смертная очищает нас от тщеславия, суетных пристрастий и отвратительных нечистых страстей и как бы отрезвляет нас. А покаяние дает нам правильное духовное направление при совершении молитвы. Если мы стяжаем эти четыре добродетели, то они, бережно храня наш расслабленный ум, как бы прокопают кровлю и спустят его в закрытое и недоступное сейчас для нас сердце. Там мы обретем Господа Иисуса Христа, Который, очистив нас и освободив от рабства греху (а оно простирается иногда до того, что человек совершенно не владеет собой), исцелит нас от нашей расслабленности.

Но что такое здравие ума? Что такое естественное состояние человека? Говоря об этом, мы чаще всего делаем ошибку, понимая под естественным то, что присуще всем. Святая же Церковь учит иначе. Естественным состоянием человеческого ума является такое, в каком он был у первых людей до грехопадения, а не такое, в каком он у всех нас оказался после этой нравственной катастрофы. Естественное состояние ума — это его предстояние перед Богом, его единение с Господом. Святые отцы говорят, что под смертью, которая постигла Адама после грехопадения, нужно понимать прежде всего смерть духовную. Ему было сказано, что в тот день, в который он вкусит от древа познания добра и зла, он «смертью умрет» (см. Быт.2:17). Но обыкновенная человеческая смерть постигла его лишь спустя девятьсот лет — при поверхностном взгляде получается, что Священное Писание нас как бы обманывает. На самом деле в то же мгновение, как Адам вкусил запретный плод, он действительно умер. Умер душевно. Естественное состояние, которое было дано Богом человеку при его сотворении, нарушилось. Ум Адама, находившийся всегда в общении с Богом, созерцавший Его и получавший от Него откровения, отпал от единства с Божией благодатью, как бы замкнулся в себе. Таким образом, то состояние ума, которое сейчас мы все имеем и которое кажется нам естественным, на самом деле противоестественно. Если человек им довольствуется, то он никогда не познает, что такое Божия благодать, что такое общение с Богом.

Сегодня мы совершаем память великого святителя, великого учителя Церкви — Григория Паламы, который на основе собственного опыта и опыта многих афонских монахов-исихастов учил именно тому, что человеческий ум должен всегда пребывать в общении с Богом. При высших состояниях этого единения он может озаряться Божественным светом, подобно тому как озарились им апостолы на горе Фавор во время Преображения Господа нашего Иисуса Христа. И мы не должны бояться и смущаться того, что это трудно, что это невозможно для нас, потому что мы — люди простые, не имеем молитвенного опыта и живем в мирской суете. Все это — хула на благодать Святого Духа. Евангелие говорит, что «Дух дышит, где хочет» (Ин.3:8). Благодать Божия может посетить всякого человека. И это зависит не от его внешнего образа жизни, а от его сердечного намерения, его душевного устроения и стремлений. У большинства людей ум пребывает в состоянии противоестественном. К сожалению, это так и у нас, православных христиан, с которыми не должно бы происходить такого. Если же человек, даже живущий среди суеты, не устрашается и дерзает восстановить это правильное состояние единения своего ума с Богом, то есть понуждает себя к непрестанной молитве Иисусовой, то его расслабленный ум, озаряясь Божественной благодатью, постепенно исцеляется и приходит в свое естественное состояние.

Если вам кажется это невозможным, то в доказательство приведу пример из жития самого Григория Паламы. Его отец, Константин, имевший семью и нескольких детей, был приближенным царя, принимал участие в царских советах. Однако он так преуспел в умном делании, что иногда даже во время беседы с царем, увлекаемый благодатью, погружался в Иисусову молитву и как бы забывал об императоре. Некоторые придворные замечали это его состояние и, не понимая, в чем причина, видимо, из зависти желали ему досадить. Они говорили императору: «Посмотри, он даже не обращает внимания на тебя, Государь, он пренебрегает тобой». Царь же был человеком благочестивым и, зная о тайном делании этого человека, отвечал: «Константин имеет другого Со беседника, гораздо лучшего, чем мы», то есть Господа Иисуса Христа.

Преподобный Паисий (Величковский) приводит в пример святителя Фотия, патриарха Константинопольского, который из мирского звания в течение очень короткого времени, всего нескольких недель, был последовательно рукоположен во все степени священства и возведен на патриарший престол. Занимая столь ответственную и многотрудную должность, он заботился о благе многих Церквей, вел борьбу с еретиками и непомерными притязаниями римских епископов, ум его был постоянно занят все возможными попечениями. К тому же, будучи человеком высокоинтеллектуальным, все время занимаясь чтением книг и никогда не прекращая свое образование, он и во время патриаршества постоянно учил тех людей, которые к нему прибегали, желая, получить хотя бы частицу его знаний. И, несмотря на все это, он стяжал дар непрестанной молитвы. Ничто ему не помешало, потому что он хотел непрестанно молиться.

Мы знаем, что, когда нас занимает какая-нибудь, чаще всего греховная, мысль, допустим обида, ничто не может нас от нее отвлечь. Мы можем, испытав столь же сильное действие какой-либо другой страсти, впасть в чрезмерное уныние. Иногда люди доходят до того, что прибегают к врачам, называя это состояние депрессией, пытаясь отождествить его с психической болезнью и как-то исцелить. Действительно, мы можем увлечься чем-то до такой степени, что уже ничто не в силах нас от этого отвратить. Но так происходит с нами лишь потому, что мы легко увлекаемся греховными помыслами, страстями и не имеем такого влечения ко Господу, какое имеем ко грехам. Мы не боголюбивы, а грехолюбивы. Если бы мы были боголюбивыми, ничто не могло бы отвлечь нас от мыслей о Господе, от непрестанной молитвы. Мы всегда содержали бы Его в своем уме, в душе и сердце и каждое мгновение думали бы только о том, как бы Его не прогневать. Поэтому не будем оправдывать себя тем, что такое состояние ума неестественно и невозможно, что присущая нам расслабленность — это неизбежное следствие нашего времени, что достичь того, чтобы Господь постоянно пребывал в нашем уме, — это выше наших сил. А лучше, укоряя и вместе с тем понуждая себя, всегда будем видеть в нашем духовном расслаблении только свою вину.

Прибегая к будто бы простым, но очень важным для нашего молитвенного преуспеяния — нашего духовного выздоровления — добродетелям, то есть вниманию и непрестанности в молитве, покаянию и памяти смертной, мы научимся молиться и предстанем умом перед Господом. Благодать Божия исцелит наш ум, который больше не будет отвращаться от молитвы, но станет всегда стремиться к ней и сделает молитву нашей жизнью, нашим естественным состоянием. Доказательством того, что это возможно, являются примеры многих подвижников, живших в самых неподходящих, суетных условиях, и даже наших современников, обыкновенных мирян, которые, несмотря ни на что, стяжали этот дар. Во времена недавних гонений на Церковь один священник, находясь в самых страшных, невыносимых условиях лагерной жизни, испытывал необыкновенную Божию благодать, чувствовал, что душой он находится в раю. Тогда же он написал, может быть, несколько неискусное, но искреннее и точно изображающее его состояние стихотворение, в котором есть такие слова: «Среди хулы, кощунств, матерщины, визга пилы я чувствую, что я нахожусь в раю». И это он ощущал потому, что с ним был Господь. Если ему даже при таких страшных обстоятельствах ничто не помешало стяжать в своем сердце Господа, то тем паче для нас неизвинительно нерадение об этом.

Будем же усердно стремиться к тому, чтобы через понуждение себя к непрестанной Иисусовой молитве стяжать благодать Божию, Божественный свет. И тогда учение святителя Григория Паламы, чью память мы сегодня празднуем, не покажется нам ненужным. Хотя бы в малой степени просветим свои души и сердца, ибо без благодати Божией никакого очищения от грехов быть не может. Аминь.

11 марта 2001 года

Неделя 3-я Великого поста, Крестопоклонная

(Мк., 37 зач., VIII, 34 — IX, 1)

Кто хочет идти за Мною, отвертись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами. И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе.

О следовании за Господом

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня третья неделя Великого поста, которая называется Крестопоклонной. Приблизительно в середине поста по Уставу Святая Церковь, чтобы духовно укрепить своих чад, предлагает им поклонение Кресту. Когда человек подвергается житейским скорбям, болезням или испытывает другие какие-нибудь неприятности и несчастья, то самым утешительным для него, когда уже ничто не помогает, бывает рассказ о том, что кто-то испытывал нечто подобное и, может быть, страдал еще тяжелее. При напоминании о чужих несчастьях становится легче терпеть собственную скорбь: мы видим, что и другие также страдают, и примиряемся со своей участью. Но для православного христианина особенно утешительным бывает воспоминание о страданиях Спасителя. Некоторые подвижники советуют вспоминать страдания Господа, когда мы испытываем скорбь или обиду, и таким образом смиряться. Например, преподобный Иоанн Кассиан Римлянин считает это одним из могущественнейших средств для достижения смирения. Все наши неприятности и скорби оказываются малыми в сравнении с теми унижениями и скорбями, которые вытерпел Спаситель и которых мы даже не можем вместить в свой разум. В размышлениях о страдании Спасителя наши скорби, можно сказать, угасают, подобно тому как слабый свет свечи исчезает с восходом солнца, растворяется в дневном свете.

Сегодня мы слышали слова Спасителя, которыми Он призывает Своих последователей к терпению скорбей и, образно выражаясь, к несению креста. Что значит «несение креста»? Древние римляне обычно казнили через распятие самых страшных преступников, и притом тех, кто не имел римского гражданства, то есть находился вне закона. Одной из составляющих (если можно так выразиться) этой казни было бичевание. Это мы видим из Евангелия: Спасителя сначала бичевали, а потом Он, уже приговоренный к казни, Сам нес Крест к месту Своего распятия. Это было, конечно же, нелегко и, кроме того, унизительно: обнаженный или полуобнаженный человек, имевший самый уничиженный вид, нес на своей спине целый брус или бревно. В этом проявлялась, прежде всего, его обреченность, потому что для того, кто нес крест, уже не было обратной дороги. Спаситель призывает нас именно к такому крестоношению, то есть к согласию принять все скорби, какие должен вытерпеть христианин ради угождения Богу.

«И, подозвав народ с учениками Своими, сказал им: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (ст. 34). Именно тот, кто хочет, потому что Спаситель никого не принуждает. Слова «идти за Мною» надо понимать не в прямом смысле, потому что даже во времена земной жизни Спасителя это нельзя было исполнить буквально. Ученики Господа, следовавшие за Ним, не носили на своих плечах крест. Речь идет о духовном следовании за Господом, о том, чтобы жить так, как Он Сам жил и учил. Человек, который хочет быть духовным последователем Господа Иисуса Христа, должен, во-первых, отречься от самого себя. Это значит не думать о сохранении своей жизни, о благополучии, комфорте или покое, вообще о земном счастье. Иначе следовать за Господом невозможно. Однако мало отвергнуть все собственные интересы, которые обычно называют эгоистичными и в которые входит желание блага не только себе, но и своим близким только потому, что они наши близкие. Мы должны отказаться от всего, что составляет, так сказать, земное счастье. Нужно взять крест и следовать за Господом, то есть быть готовым к всевозможным страданиям.

«Возьми крест свой». Некоторые толкователи Евангелия обращают особенное внимание именно на эти слова: у каждого христианина свой крест, свои скорби. Мы же, испытывая какие-либо скорби, болезни или материальные лишения — что угодно, часто ропщем — внутренне, а иногда и вслух: «Почему я должен испытывать именно эти несчастья? Не могу я это терпеть. Пусть лучше будет другая болезнь, вот ее бы я вытерпел». Иногда неопытный человек, не имеющий духовного рассуждения, думает, что он мог бы даже пострадать за Христа, но при этом не может терпеть своего грубого соседа. Дескать, эта скорбь не имеет отношения к христианству и Евангелию. Или, например, за Христа человек пострадал бы, а переносить болезнь не может, потому что у него нет сил молиться и в церкви ему трудно стоять. Разве Богу это угодно, думает он? И мы начинаем выбирать: хотим избрать другой крест и отвергнуть собственный, оправдывая себя тем, что другое мы потерпели бы чуть ли не с удовольствием. На самом деле мы отвергаем то, что предоставил нам Промысл Божий для нашего спасения, то есть не хотим нести именно свой крест.

Мы должны отвергнуть себя и следовать за Господом, взяв свой крест, то есть быть готовыми терпеть все скорби — и не просто их терпеть, а ради исполнения заповедей, потому что иногда мы испытываем скорби по неразумию или даже по своим грехам. Например, я простудился оттого, что легко оделся в холодную погоду, значит, виной болезни является мое неразумие и чрезмерное упование на Бога, Которого я таким образом искушаю. Если я что-то украл, а потом подвергаюсь аресту, суду и лишению свободы и заслуженно терплю наказание, то это опять же скорбь не за Христа, а за мои грехи. Я нарочно привожу самые простые и яркие примеры. В жизни, конечно, все бывает более сложно и запутанно. Итак, твой крест будет действительно приносить тебе пользу, будет для тебя спасительным тогда, когда ты последуешь за Господом. Как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), для того чтобы крест твой стал спасительным, его нужно приложить ко Кресту Христову, от которого он заимствует силу. Иначе говоря, надо, чтобы твои скорби как бы соединились с теми скорбями, которые претерпел ради тебя Христос.

«Ибо кто хочет душу свою сберечь (по-славянски «спасти». — Игум. А.), тот потеряет («погубит». — Игум. А.) ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (ст. 35). Что значит: «кто хочет душу свою спасти»? Речь, конечно, идет не о спасении в вечности, иначе получится, будто тот, кто хочет спасти свою душу для вечной жизни, тот погубит ее. Это не так. Под душой подразумевается жизнь. Кто хочет жить для себя и в свое удовольствие, тот погубит, то есть потеряет, свою душу как для вечности, так и для этой жизни, ибо и здесь он не обретет истинного счастья, не найдет того блаженства, стремление к которому вложено в нашу природу Творцом. А кто погубит душу свою, тот сбережет ее. Погубит душу не своим неразумным образом жизни и грехами, не ради близких людей, которых он любит, а ради Господа и Евангелия. «И Евангелия» — это уточнение евангелиста Марка очень важно и существенно. У других евангелистов такой подробности нет. Иным кажется, что они любят Господа и готовы ради Него погубить свою душу, но в то же самое время они пренебрегают Его Евангелием, то есть Его учением. Эти люди находятся в некой прелести, они только мечтают, будто жертвуют своей жизнью ради Христа, а на деле не хотят лишиться земного счастья и всех тех радостей, которые мешают жизни по Евангелию. У них нет желания погубить свою душу ради Евангелия, они преступают заповеди и, значит, не любят Господа. Есть, как мы знаем, вещи невинные, которые часто не вступают в противоречие с Евангелием, но бывают такие ситуации, когда ради исполнения евангельской заповеди нужно отречься и от них. В этом и состоит смысл выражения: «Погубить свою душу ради Христа и Евангелия». И не нужно забывать, что мы должны делать все именно ради спасения души в вечности, а спасение, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов), необходимо для погибающих.

Однако мы спасаем душу не только от вечных мук, но и от растления, от внутренней тоски, отчаяния и пустоты в этой жизни. «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (ст. 36). Славянский текст Евангелия более емкий, более близкий к греческому оригиналу: «Кая бо польза человеку, аще приобрящет мир весь, и отщетит душу свою?» — правильнее сказать, лишится своей души. Действительно, какая нам будет польза, если мы станем обладателями всех благ, которые может предоставить это земное существование, будем наслаждаться ими в течение самой долгой, счастливой и здоровой жизни, а потом будем вечно страдать? (Хотя на самом деле такого и не бывает, чтобы человек был всегда счастлив земным счастьем.) Нам не будет никакой пользы ни в вечности, ни во временной жизни.

«Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (ст. 37). Каким бы ты ни был богатым, какими бы земными благами ни обладал, пусть в твоей власти все царства мира — когда придет смерть, ничем ты не сможешь выкупить свою душу или хотя бы несколько отсрочить мгновение смерти. Хорошие врачи, конечно, помогут нам исцелиться от опасной болезни и продлят нашу жизнь. Но в конечном счете все наше имущество и вся наша власть все равно окажутся бесполезными, мы никак не сможем отдалить от себя смерть. Когда демоны берут душу человека и несут ее в адскую бездну, тогда от них ничем не откупишься. Поэтому мы должны еще во время земной жизни совершать добрые дела. В первую очередь к ним относятся любовь к Богу и к ближним, потом — милостыня, покаянная молитва, кротость, целомудрие, смиренномудрие и прочие добродетели. Совершив все это вовремя, мы действительно сможем выкупить свою душу, а в момент смерти нам уже ничего не поможет, тем паче какие-либо земные блага.

«Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (ст. 38). Мы часто стыдимся Господа и Его слов, хотя иногда и не осознаем этого. Из-за ложного стыда люди доходят до крайности и отрекаются от Христа. Если даже мы и не совершаем этого самого тяжкого и страшного греха, то часто стыдимся показать своим поведением, что мы христиане. Например, в нашем присутствии люди говорят всякие скабрезности, а мы поддерживаем этот разговор или, может быть, молча присутствуем, не прерываем говорящих и не удаляемся от них. Среди людей, которые нецензурно бранятся, нам бывает стыдно вести себя просто, целомудренно. Нам неловко на обиду отвечать кротостью, мы боимся, что люди нас осудят за беззащитность и беспомощность, и отвечаем на обиду обидой, чтобы показать, что мы тоже, как говорится, не лыком шиты. Из-за человекоугодия мы стыдимся показать, что соблюдаем пост, и поэтому с людьми, которые не постятся, вкушаем скоромную пищу. И многое другое мы совершаем именно потому, что опасаемся осуждения со стороны людей, чуждых Христа. Получается, что мы стыдимся Спасителя и Его слов.

Иногда этот ложный стыд проникает более глубоко. С детских лет в нас воспитываются всевозможные понятия о том, как правильно жить. Они могут касаться и отношений между людьми, и даже таких мелочей, как внешний вид. Мы называем эти буквально въевшиеся в нас понятия здравым смыслом и предпочитаем его Евангелию. По большей части мы руководствуемся этим «здравым смыслом», а заповедями пренебрегаем как малозначащими. Евангелие перестает быть для нас руководством к жизни, о котором мы должны помнить каждое мгновение и по которому должны настраивать все свои мысли, чувства и поступки. Мы относимся к чтению Евангелия так же, как к выполнению утреннего или вечернего правила: как к ритуалу. Помолились Богу, прочитали одну или несколько глав Евангелия — и все, наше усвоение Евангелия этим заканчивается. Мы никак не применяем его к своей жизни. Такое поведение как раз и обличает Спаситель: «Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий». Под родом прелюбодейным и грешным имеется в виду не только еврейский народ, среди которого жил и проповедовал Иисус Христос и из которого Он избрал Своих учеников, но и все человечество. А родом прелюбодейным он назван, как я думаю, не только потому, что в человечестве, словно какая-то страшная чума, господствует грех прелюбодеяния и блуда, но и потому, что существует еще и духовное прелюбодеяние. Наша душа должна быть предана Богу, она — невеста Небесного Жениха, как называется Господь Иисус Христос в акафисте ко Причастию («Избранный Женише душ и сердец»). А когда мы обращаемся ко греху и ко всему мирскому, то совершаем прелюбодеяние по отношению к Богу.

Бог создал человека для того, чтобы он наслаждался и блаженствовал в таинственном богообщении. Поэтому тот, кто отказывается от этого, избирает противоестественный образ жизни, ищет счастья в чем-то другом, а не в Боге, становится членом прелюбодейного рода. И таких «постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами». Постыдится, конечно, не так, как мы обычно стыдимся неприятных знакомых и, находясь в приличном обществе, стесняемся признаться, что какой-нибудь грязно одетый и опустившийся пьяница — наш старый приятель. Господь возгнушается нами потому, что мы будем совершенно чужды Ему: не последуем за Ним, неся свой крест, будем стыдиться Его и Евангелия. Формально мы будем называть себя христианами, а по сути составим часть рода прелюбодейного и грешного.

Господь Иисус Христос придет во славе Отца Своего. Это не образ, а действительность, описанная словами простыми и краткими, но непонятными людям недуховным. Мы верим, что когда-то Господь Иисус Христос придет не в уничижении, не под видом обыкновенного человека, а во славе Небесного Бога Отца. Слава эта будет непостижимой и столь великой, что даже Его враги нехотя будут вынуждены признать Его Божество и поклониться Ему. Тогда все увидят и узнают, что Иисус есть воистину Сын Божий и Бог. Но для тех, кто не хотел исполнять Его заповеди, будет уже поздно. Зато христиане, которые пожелали жить по Евангелию и не отчасти, а всеми силами понуждали себя следовать за Господом, уже в этой жизни, не вкусив смерти, испытают славу Царствия Божия, по словам Спасителя. «И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (ст. 1). Тот, кто, подобно апостолам и истинным подвижникам, бывает последователен в своем подвиге до конца, видит славу Божию еще в этой жизни. Не все могут созерцать ее так откровенно, как апостолы на Фаворе во время Преображения Спасителя. Бывает, что человек познает славу Божества, но не видит преобразившегося Спасителя. Однако каждому человеку доступно в своей мере почувствовать благодать и на своем опыте удостовериться, что следующие за Господом действительно уже в этой жизни предвкушают славу и силу Царствия Божия. Не только монахи, отрекшиеся от мира, но и миряне, если они до конца следуют в своей жизни Евангелию и ищут только Господа. Можно привести немало примеров, когда миряне имели благодать не меньшую, чем у иных монахов.

Господь нелицеприятен. Люди, которые не хотят строго применять к себе Евангелие, прибегают к лукавству под видом смирения. Если человек говорит, что у него семья, работа, что он живет в суете и поэтому не может не грешить, не может строго исполнять Евангелие, то он просто оправдывает себя. Сказать, что у меня ничего не может получиться, — это не смирение, а лукавство. Оно позволяет людям считать, что они могут не исполнять Евангелие, потому что оно к ним не относится. Конечно же, такой человек в этой жизни славы Царствия Божия не испытает, а про будущую даже страшно говорить. Если мы хотя бы в какой-то степени не ощущаем в своей душе эту силу Царствия Божия, славу Господа Иисуса Христа, пришедшего в силе, то мы не можем быть истинными христианами.

Поэтому всякий из нас должен ревностно стремиться к стяжанию Божественной благодати — не для того, чтобы стать святым, а для того, чтобы, как говорит апостол Павел, получить «обручение Духа» (2 Кор.5:5). Мы узнаём друг друга по лицу, походке и манере одеваться, а Господь узнаёт Своих не в тех, кто имеет благочестивый вид, крестится и кланяется, а в тех, в ком присутствует Его благодать. Итак, братья и сестры, для того чтобы стяжать благодать Святого Духа, чтобы стать воистину Христовы-. ми, мы должны доказать на деле, что хотим следовать за Господом. А это значит взять свой крест и нести его, как бы тяжело это ни было. Аминь.

22 марта 1998 года

О христианском мужестве

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

С сегодняшнего воскресенья, которое называется Неделей Крестопоклонной, начинается Крестопоклонная седмица. И поскольку мы совершаем поклонение Кресту, святые отцы предлагают нам во время литургии такое евангельское чтение, которое объясняет смысл этого знаменательного обычая.

Для чего мы износим на середину храма крест, для чего мы ему поклоняемся? Какой урок должны мы извлечь из этого богослужебного чина?

Господь Иисус Христос сказал: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (ст. 34). «Кто хочет идти» за Господом — Он никого не принуждает, за Ним идет тот, кто хочет. Во время земной жизни Спасителя Его ученики не только духовно следовали за Ним, но и в самом точном смысле слова путешествовали вместе с Ним по всем городам и весям Палестины. Они слушали Его проповедь, созерцали Его чудеса. В наше время, уже после Вознесения Господа Иисуса Христа на небеса, слова о следовании за Ним подразумевают, конечно, нравственное подражание: следование Его учению, духовное единение с Ним. Это подобно некоему путешествию по заповедям, которые Он оставил нам.

«Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». Иные говорят, что хотят быть учениками Спасителя, но на деле не принимают условия, необходимого для того, чтобы быть истинным Его учеником, пренебрегают им. Вот что необходимо сделать, чтобы стать действительным последователем Господа Иисуса Христа, — отвергнутые себя, и взять крест свой, и следовать за Ним.

В каком смысле необходимо отречься от себя? Ведь в саму нашу природу вложена любовь к себе. И даже Господь Иисус Христос, когда учил нас любви к ближнему, сказал: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:39; Мк.12:31; Лк.10:27). Любовь к себе есть постоянное, заключенное в нас самих, естественное мерило того, как мы должны относиться к другим людям. И еще Он сказал: «Как хочешь, чтобы поступали с тобой, так поступай и с другими» (см. Лк.6:31). Поэтому отречение от себя не подразумевает совершенной ненависти к себе, уничтожения своей личности, чему учат, например, буддисты. Они говорят, что личность — это иллюзия, призрак, «майя», что нужно этот призрак уничтожить, и иллюзия рассеется. Они считают человеческую жизнь самообманом: человек только воображает, будто представляет из себя некоторую отдельную сущность. Учение буддистов говорит о ненависти к себе, действительно об отречении от себя в самом полном, глубоком, онтологическом, как сказали бы философы, смысле слова. Но Спаситель проповедует нам об отречении от своей греховности, об отречении от своей воли. Он учит иной ненависти к себе. В нас есть как бы два человека: один — еще сохранивший в себе остатки образа и подобия Божия, другой — состоящий из наших грехов, дурных наклонностей, порочных привычек. А мы настолько прельщены, что думаем, будто этот второй человек и есть, собственно, мы сами. Мы очень дорожим своей греховной индивидуальностью. Поскольку почти все считают эту вторую личность своей настоящей, за исключением самых мудрых, в особенности духовных людей, Господь и вынужден был сказать нам: «Отвертись себя, и возьми крест свой».

Что обозначают эти слова: «Возьми крест свой» в историческом контексте? Они были сказаны Спасителем еще до Его страданий, и поэтому, я думаю, слушатели Господа Иисуса Христа воспринимали их несколько иначе, чем мы. Для нас крест — это Крест Христов. Для людей того времени крест был символом самой страшной казни, которой подвергались люди, не имевшие римского гражданства, — казни столь жестокой, мучительной и бесчеловечной, что лучшие представители римского общества даже выступали за ее отмену. Однако же она просуществовала до самого падения язычества в Римской империи, до тех пор пока император Константин не сделал христианство государственной религией. После этого самые жестокие языческие обычаи, такие как крестная казнь, были отменены сразу, а остальные смягчались постепенно, с течением веков. Крест для современников Господа, а тем более для тех, кто непосредственно слышал голос Спасителя, для апостолов, обозначал эту мучительную, позорную казнь. Пред ней трепетали все, особенно иудеи, так как они были бесправными перед господствовавшими в их стране римлянами и поэтому за какое-либо более или менее тяжелое преступление ожидали крестной казни.

Эта казнь, несмотря на свою жестокость и бесчеловечность, была довольно распространенной. Припомните хотя бы описанное в Евангелии распятие Господа Иисуса Христа. Ведь вместе с Ним казнили еще двух человек — разбойников, то есть самых настоящих уголовных преступников. Отсюда видно, что эта казнь была делом обычным. Обязательным элементом этого жестокого, бесчеловечного, мучительного способа умерщвления являлось несение креста. После приговора осужденный подвергался бичеванию, потом брал крест (два огромных бруса или бревна), взваливал на свои плечи и под наблюдением воинов нес к месту казни. Поэтому слова Господа: «Возьми крест свой, и следуй за Мною» подразумевают согласие вытерпеть самое страшное, что только мог представить себе современник Иисуса Христа, — крестную казнь. Они указывают на то, что человек, если он хочет быть истинным учеником Христовым, должен сам себя как бы приговорить к самой страшной участи. Но этого мало — он должен следовать за Господом. А куда идет Господь? Конечно, на Голгофу. «Возьми крест свой, и следуй за Мною, как ты следовал бы за другим приговоренным к смерти или за воином, который вел бы тебя к месту казни». Вот какая готовность необходима христианину, чтобы стать истинным последователем Господа Иисуса Христа, настоящим Его учеником, а не только носить одно имя христианина! По-славянски этот многозначительный стих звучит более красиво и емко: «Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет».

«Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (ст. 35). Под словом «душа» подразумевается не та духовная сущность человека, которая является одной из составляющих его бытия, но все то, что мы имеем: наслаждения этой жизни, желания, своя воля, собственное представление о счастье, может быть, даже и сама жизнь, земная, телесная. Кто хочет свою телесную жизнь со всеми ее желаниями и прихотями сохранить, тот ее потеряет. В конечном счете мы все равно оставляем землю и все, что на ней приобрели и чем наслаждались, и с пустыми руками переходим в вечную жизнь. Наша душа может устремляться в противоположные стороны: как к наслаждению земными благами, так и к духовному, небесному, хотя мы находимся еще здесь, на земле. Тот, кто хочет сберечь душу для земного существования, погубит ее для жизни бессмертной и духовной. А кто погубит ее для жизни земной, телесной, временной, тот приобретет ее для вечного блаженства.

Но нужно свою душу потерять или погубить не только ради Самого Господа, то есть ради веры в Него, но и ради Евангелия, ради всего учения Господа Иисуса Христа, как сказано по-славянски: «Иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради и Евангелиа, той спасет ю». Иные считают, что ради нашей веры, ради того, что мы носим имя христиан, мы уже спасаемся. Но это не значит «погубить свою душу». А погубим мы ее, иначе говоря, погубим в ней все телесное, земное, временное тогда, когда понудим себя жить по Евангелию. Если каждый день, может быть, каждый час и даже каждое мгновение мы будем отрекаться от телесного ради духовного, от греховного ради евангельского и христианского, этим мы и погубим свою душу, а на самом деле — погубим то, что является как бы ядом, заключенным в ее сущности и умерщвляющим человека.

«Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (ст. 36). В этом стихе, пусть и не так явно, поясняется предыдущий стих Евангелия: кто хочет душу свою сберечь, тот приобретает весь мир, потому что под любовью к своей душе здесь подразумевается именно любовь к миру. Человек, возможно, и не приобретет всего мира как царь или завоеватель (хотя иногда человеческое безумие покушается и на это), но он оставляет себе весь мир для наслаждения, он хочет жить им. Вот это и значит, что человек приобретает для себя весь мир. Однако даже если бы он мог наслаждаться всеми земными благами, наслаждаться бесконечно и безгранично, в конечном счете душу свою он потеряет. Душа его из госпожи превратится в служанку, в рабу плоти. Человек лишится вечного блаженства и Божественного утешения, обречет себя на вечную муку. «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» По-славянски, мне кажется, сказано более точно и мудро: «Кая бо польза человеку, аще приобрящет мир весь, и отщетит душу свою?» — в конце концов лишится души, «отщетит» ее, то есть соделает пустой, суетной.

«Или какой выкуп даст человек задушу свою?» (ст. 37). Действительно, когда придет день смерти, неизбежный момент разлучения души с телом, тогда даже тот, кто приобрел весь или почти весь мир в самом буквальном смысле слова (какой-нибудь богач, завоеватель или политик, управляющий огромной страной и влияющий на события во всем мире) и наслаждается своей безграничной, как ему кажется, властью, — какой он сможет дать выкуп и кто ему поможет? Да и в этой жизни кто поможет человеку, пристрастившемуся к земному, почувствовать хоть малую толику того духовного утешения, которое испытывают подвижники благочестия? Они не имеют ничего, кроме убогой одежды, скромного жилища и скудной пищи, но воистину приобрели свою душу еще на земле, во время земной жизни. Какие деньги заплатит человек и кому, чтобы познать великое благо богообщения, ради которого люди удалялись в пустыни, вертепы и пропасти земные (см. Евр.11:38), затворяли себя в пещеры на десятки лет, лишаясь дневного света, изнуряли себя необыкновенными подвигами: многолетним стоянием на столпах, пребыванием в таких тесных жилищах, что никогда невозможно было выпрямить свое тело? Какой выкуп даст человек, чтобы воспринять это благо — ни с чем не сравнимое благо богообщения, непостижимое, но в то же время познаваемое опытно? Что он даст, чтобы испытать то, что испытывают нищие, убогие и презренные люди, которые ничего не значат и в безвестности проводят свою жизнь, которые зависят от окружающих их людей, боятся зверей и стихийных бедствий, оказываются совершенно беззащитными перед всем миром? Никакие земные блага не могут заменить или приобрести для нас хотя малую часть того, что испытывают истинные христиане. И самое лучшее, самое мудрое, что может сделать человек, обладающий какими-либо земными благами, будь то власть или богатство, — это обратиться опять же к такому нищему, убогому, беззащитному на вид человеку, но истинному христианину и попросить его, чтобы он за него помолился.

«Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (ст. 38). Мы все, в большей или меньшей степени, стыдимся учения Христова. Иные доходят до того, что не хотят объявить себя верующими, потому что боятся или гонений, или позора от людей неверующих, от иноверцев, от своего окружения. Другие, формально исповедуя христианство, стыдятся жить по-христиански, стыдятся выглядеть глупыми перед так называемыми «мудрецами века сего» (см. 1 Кор.1:20). Стыдятся своей веры, опасаясь показаться отсталыми, необразованными, неучеными, и либо вовсе отказываются от своих убеждений, либо стыдятся верить так, как учит Библия. Иные же, веруя правильно, стыдятся вести христианский образ жизни, быть целомудренными, трезвенными, воздержанными в пище, стыдятся быть простыми, честными, беззлобными. Им кажется позором то, что они не могут за себя постоять и добровольно становятся беззащитными и беспомощными.

Ни в каком отношении мы не должны стыдиться Господа Иисуса Христа — ни Его Самого, ни Его слов, Его учения (как догматического, так и нравственного) — в этом «прелюбодейном и грешном роде», названном так не только потому, что человечество в особенности предано греху блуда, но и потому, что оно постоянно отвращается от Бога и как бы прелюбодействует со всеми земными страстями, похотями и грехами. Это духовное прелюбодеяние разрушает духовный брак души с Богом. Если мы постыдимся Господа посреди этого рода, совершающего грехами своими столь страшное, можно сказать мистическое, прелюбодеяние, тогда и Господь Иисус Христос постыдится нас. И уже, наверное, стыдится. Не только «когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами», Он отвернется от нас, но уже и ныне от нас отвращается. Потому душа наша пуста и сердце наше окаменело. Мы, стыдясь Спасителя, заставляем и Его стыдиться нас. И Он Своей благодатью, Своим Божественным сверхъестественным действием удаляется от нас настолько, насколько мы таинственным образом внутренне удаляемся от Него.

Мы не должны надеяться на то, что наша жизнь окажется долгой, — «дни лукавы», как говорит апостол Павел (Еф.5:16). Нельзя полагать, что мы еще найдем время для покаяния. Ведь мы не знаем, сколько времени нам понадобится для него. Может быть, для того чтобы прийти в обычное свойственное христианину состояние, нам потребуются многие годы, а мы само начало покаяния откладываем на неопределенное время. Но если мы опомнимся и поймем, что истинный ученик Христов, истинный Его последователь должен отречься от себя, от своего греховного, ложного «я», от своей мнимой индивидуальности, если поймем, что нам необходимо иметь такую преданность учению Спасителя, чтобы быть готовыми на любой позор и мучения (как приговоренным к страшной казни на кресте), тогда, исполнившись решимости, мы сможем начать новую жизнь. Пусть даже это будет сопровождаться некоторыми преткновениями. Не нужно думать, что все произойдет от одного нашего осознания, — требуется понуждение себя.

Вот пример из жизни. Человек, который боится, например, увольнения с работы, уже не позволит себе сказать своему начальнику (для пользы дела или по другой причине) любую, может быть и неприятную, правду. Тот же, кто примирился с тем, что его могут строго наказать и уволить, готов на все. Он ничего не побоится сказать и будет вести себя так, как подсказывает ему совесть или здравый смысл.

Так же и в духовной жизни. Если мы внутренне приговорим себя к самым страшным бедствиям и скорбям, которые, возможно, придется пережить из-за того, что мы следуем Евангелию, тогда мы сможем мужественно и бесстрашно идти по евангельскому пути, изображенному святыми апостолами по внушению Святого Духа. Если же не приговорим себя к крестоношению и распятию ради Господа Иисуса Христа, тогда мы не найдем в себе силы духа, для того чтобы проявить истинное мужество и самоотвержение. Мы должны молиться и изо всех сил понуждать себя к тому, чтобы взять на себя крест и следовать за Господом. Потому и предлагает нам Святая Церковь в середине Великого поста поклониться Кресту, чтобы пример Господа Иисуса Христа, Который ради искупления нас от всех грехов взошел на Голгофу, вознесся на Крест и в мучительных страданиях предал дух Свой Богу Отцу, воодушевил нас следовать по пути христианскому. Следовать не только во время Великого поста (ибо сам пост — это средство воодушевления человека, восстановления его упавших, ослабевших духовных сил), но и во все дни нашей жизни. Вдохновляясь примером Господа, мы будем как бы из некоего источника пить Божественную благодать, пить терпение. А источник этот — лежащий перед нами для всеобщего поклонения Крест Спасителя нашего.

Крестопоклонная Неделя — это время воспоминания мужественного подвига Господа Иисуса Христа и время нашего восстания для подражания этому подвигу — ради самих себя, ради спасения собственной души в вечности. Аминь.

14 марта 1999 года

О крестоношении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в Крестопоклонную Неделю, наша сестра А. приняла постриг в мантию. Это кажется мне промыслительным: евангельское чтение, посвященное Кресту, правильнее сказать крестоношению, совпало сегодня с тем чтением, которое мы всегда слышим во время пострига.

В чтении на литургии приводилось поучение Спасителя: «Если кто хочет за Мною пойти, да отречется от самого себя и возьмет крест свой и следует за Мною»’ (ст. 34). А во время пострига мы слышали такие Его слова: «Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин: и иже любит сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин: и иже не приимет креста своего и вслед Мене грядет, несть Мене достоин» (Мф.10:37-38). Желающий идти за Господом должен отречься от самого себя и взять свой крест. А кто хочет идти за Господом, но своего креста нести не желает, тот Господа недостоин.

Что значит «нести крест»? Распятие — одна из самых страшных и мучительных смертных казней, которую когда-либо изобретали люди. Осужденного привязывали или пригвождали к кресту, и он в течение нескольких дней мучительно умирал в таком неестественном положении. По древнеримским законам, одним из элементов этой казни было так называемое крестоношение. Преступник сам нес свой крест к месту распятия — а это было отнюдь нелегко даже крепкому и здоровому человеку. Спаситель не смог донести крест, ибо был уже изможден, и потому крест Его возложили на Симона Киринеянина. Крест несли и разбойники, приговоренные к казни вместе с Ним.

Мы должны проявить готовность умереть за Господа, умереть ради вечной жизни, а готовность выражается в крестоношении. Мы не достойны Господа, если желаем быть Его учениками, но не хотим за Него страдать. В чем же заключается это страдание? Иногда, в исключительных случаях, приходится и в буквальном смысле слова пострадать, подобно мученикам Христовым или новомученикам российским. Иногда приходится терпеть какие-то скорби за исповедание Христа. Но чаще всего человек (в особенности это касается монашествующих) во время жизни терпит страдания в борьбе с собственными страстями — ради Христа. Он отрекается не только от мира и родных, но и от самого себя. Известно изречение, что человек — враг самому себе, и никто не является для него врагом ббльшим, чем он сам.

Мы вступаем в спасительную вражду с самими собой. Мы отрекаемся от той части нашего существа, которая противится Евангелию. Мы распинаем самих себя внутри собственной души. Кто этого делать не желает, о том Спаситель сказал: «Несть Мене достоин». Не Спаситель его отвергает, а сам он делает себя недостойным, ибо, действуя по страстям, следуя своим греховным навыкам, которые жили в нем и владели его душой еще прежде отречения от мира, он является христианином только по видимости. По сути же остается тем, кем был прежде: служителем миру и греху, тем, кто волей-неволей, зачастую бессознательно, продолжает служить диаволу. И поэтому такой человек не может быть достоин Господа Иисуса Христа.

Господь, как Всеведущий, взирает не на внешность человека, подобно нам, людям (мы можем лишь догадываться о мыслях и душевном состоянии ближнего), но на его сердце. В Священном Писании говорится: «Очи Господа в десять тысяч крат светлее солнца» (Сир.23:27). Они презирают самую сущность человека, даже те извивы его души, те проявления его внутренней жизни, о которых сам человек не всегда имеет правильное понятие, не всегда даже их видит. Мы должны распять себя внутри самих себя. Распять для мира, чтобы жить для Господа.

Возвращаюсь к словам сегодняшнего евангельского чтения. Спаситель сказал: «Ибо, кто хочет душу свою спасти, тот погубит ее; кто же погубит душу свою ради Меня и Евангелия, тот спасет ее» (ст. 35). Когда мы хотим спасти свою жизнь, свою душу, то есть оградить себя от всевозможных неприятностей, бед, от всяких переживаний, внутренних смущений и даже смерти — словом, от всевозможных скорбен душевных и телесных, тогда мы готовы ради своего покоя отказаться от всего. Иногда мы неправильно относимся даже к некоторым явлениям церковной жизни. Некоторые угодники Божий: Афанасий Великий, Максим Грек, Максим Исповедник, патриарх Никон (человек действительно святой жизни, незаслуженно оклеветанный историей) — можно было бы привести и другие имена — подвергались несправедливому наказанию от церковных властей. Их даже лишали Причастия и отлучали от Церкви, они претерпевали многолетние страдания, иные умирали в ссылке. Но, несмотря на все это, они продолжали отстаивать истину. А мы иногда думаем, что ради участия в Церковных Таинствах и обрядах (ибо и в этом мы также видим свой покой) мы должны пойти против своей совести. Но даже причащение Святых Христовых Тайн не принесет нам пользы, если мы попрали свою совесть. Не Максим Исповедник оказался отлучен, когда его оклеветали в ереси и приговорили к мучительному наказанию — отсечению руки и языка, а отлучили себя от Церкви и, может быть, еще прежде того были отлучены те самые еретики-монофелиты, которые его оклеветали и осудили. Когда они сказали ему: «Вся вселенная с нами», он ответил: «Пусть и вся вселенная будет с вами, но я с вами не буду». И Церковь прославила его, хотя и после смерти. Если мы действительно верим в вечную жизнь и бессмертие души, то не должны смущаться подобными случаями. Святой Максим Исповедник еще прежде церковного прославления был прославлен на небесах и во время своего подвига имел в себе великую, могущественно действующую благодать. Ибо иначе он не смог бы так дерзновенно защищать истину, исповедовать Христа и пострадать за Него.

Вот другой святой — Максим Грек. Он приехал в Россию для того, чтобы переводить Священное Писание и другие книги на славянский язык, поскольку в России тогда очень не хватало людей образованных. Он был оклеветан и осужден, двадцать лет просидел в вынужденном затворе. Сначала его держали на цепи, морили дымом, лишь в последние годы по некоторому снисхождению цепи с него сняли. Все двадцать лет преподобный Максим был лишен Причащения Святых Христовых Тайн, что для христианина является самым страшным наказанием. Но он остался верным самому себе, не проявил какого-то ложного смирения, ложного покаяния. Известно, что он написал углем на стенах своей келий канон Святому Духу. О чем это говорит? О том, что в нем действовала благодать и он желал прославить Бога, Который пребывал с ним, несмотря на то что Максим лишен был церковного общения, считался отверженным и приговоренным к смерти. Кто знает, может быть, такое мучительное пребывание в заточении хуже смерти. Правда, Господь прославил его еще при жизни: он вышел из заточения и жил в Троице-Сергиевой Лавре, почитаемый всеми как старец и духовный авторитет. Можно было бы привести и многие другие примеры.

Когда мы следуем за истиной, за Господом Иисусом Христом, ничто не должно становиться для нас препятствием, ничто не должно нас смущать. Потому что истина — это Сам Христос. «Я есмь путь и истина и жизнь», — сказал Господь о Себе (Ин.14:6). Мы должны следовать этим путем, мы должны исповедовать истину, содержать ее в себе, мы должны жить Христом.

Евангелие, читаемое во время совершения пострига, говорит: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф.11:28). В чем труждающиеся? Чем обремененные? Труждающиеся в борьбе с грехом и обремененные тяжестью греховной. Мы должны прийти ко Господу Иисусу Христу и только в Нем искать свой покой. Это, собственно, тождественно тому, что сказано в евангельском чтении Крестопоклонной Недели. «Кто хочет душу свою спасти, тот погубит ее, кто же погубит душу свою ради Меня и Евангелия, — сказал Господь, — тот спасет ее». Итак, покой, спасение мы найдем только во Христе. И вот как это нужно сделать. Сам Господь говорит нам: «Возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф.11:29). Какое иго? Иго — это евангельские заповеди. Объяснение простое, ясное, хотя и очень трудно принимаемое нашим сердцем. Да, заповеди кажутся нам тяжким, неисполнимым игом, невыносимым рабством (иго и значит рабство). Мы становимся рабами Христа, теми, кто не может иметь своей воли, кто беспрекословно должен слушать Господина своего во всем. Хотя это тяжело понять, даже и в уме тяжело согласиться с этим (если мы, конечно, искренни перед собой), но мы должны это сделать. Только такой путь у нас есть — другого нет. И здесь в нашей душевной, внутренней жизни неожиданно происходит то, что можно назвать чудом. Мы берем иго Господа на себя и, почти ничего еще не исполнив из Его повелений, научаемся от Него кротости и смирению. Примеряя к себе эти, если так можно выразиться, воинские доспехи, как царь Давид перед выходом на битву с Голиафом, мы чувствуем свою немощь и неспособность к сражению, ибо не привыкли сражаться подобным образом, и от этого приходим в смирение.

Один мудрый подвижник — Антоний Великий — из своего глубокого опыта сказал, что исполнение евангельских заповедей прежде всего научает нас собственной немощи. Именно это и является тем неожиданным утешением, которое приходит к нам, прежде чем мы что-либо успеем сделать.

Мы губим душу свою ради Христа и Его Евангелия, ради Его учения. Мы смиряемся не внешне, не на словах, но сердцем, так как познаем, прежде всего, свою собственную немощь. Конечно же, происходит это только с тем, кто действительно хотя бы несколько понуждает себя, кто на фоне евангельского учения созерцает свою слабость и ограниченность. Лишь таким образом, повторяю, мы обретаем покой душам нашим, даже еще ничего не исполнив. И это смирение имеет такую силу и действенность, что неожиданно делает нас способными к тому, что раньше нам казалось немыслимым, чего не могло принять наше сердце и размышляя над чем, мы порой приходили в уныние. Смирение укрепляет человека, привлекая к нему благодать Божию, и он, сам того не замечая, начинает исполнять заповеди. И в какой-то момент, взглянув на себя со стороны, изумляется.

«Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть» (Мф.11:30). Воистину рабство Христу — это благо. И бремя служения Господу, которое мы на себя берем, облегчает нашу душу, в отличие от бремени постоянно совершаемых нами грехов и действующих в нас страстей. Испытывая одного подвижника благочестия, Господь явился ему в виде нищего и просил перенести Себя на другое место. Когда монах взвалил нищего на плечи и понес (можно представить, как тяжело это было для человека, изможденного суровым постом и подвигом в пустыне), то по мере того, как он шел с этой ношей, он чувствовал все большее и большее облегчение. Наконец груз с его плеч совершенно спал и мнимый нищий исчез, а он услышал благословение от Господа за свое милосердие.

Нечто подобное происходит и с «несением» заповедей (то есть с их исполнением), и со всяким иным трудом ради Господа. Да, иго заповедей тяжело для нас вначале, но оно постепенно облегчается. И, более того, оно облегчает нас самих и из бремени становится, если так можно выразиться, нашими крыльями, которые возносят нас над всем земным и суетным, над собственными нашими страстями, грехами и немощами. Вот что постепенно дает человеку крестоношение, отречение от себя, от своей души, подъятие на себя ига Христова. Через смирение крестоношение облегчает душу человека, окрыляет ее и уподобляет Господу.

Многие рассуждают о таком возвышенном предмете, как подражание Господу. Один знаменитый католический автор, Фома Кемпийский, написал даже книгу о подражании Христу, которая, по мнению святителя Игнатия (Брянчанинова), написана «духом прелестным». Сам же Спаситель учит подражать Ему в кротости и смирении: «На-учитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем». Если мы только этому научимся, то этого уже достаточно будет для нашего спасения. Аминь.

2 апреля 2000 года

О самоотречении и твердости в вере

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодняшний воскресный день называется Неделей Крестопоклонной. Мы совершаем поклонение Кресту для воспоминания о том, что всякий из нас должен нести свой крест и быть преданным Господу нашему Иисусу Христу, вплоть до готовности испытать ради Него самые страшные, казалось бы, непосильные, невозможные скорби. Читая Евангелие, Священное Писание, святых отцов, многие из нас соглашаются с этим утверждением, никто не дерзнет отрицать его вслух, но своей жизнью, поступками, образом мыслей мы показываем нечто совершенно противоположное евангельскому и святоотеческому учению. Где найти человека, который бы молился о том, чтобы Господь даровал ему силу терпеть скорби? Но очень часто можно встретить православного христианина, который от всей души, искренне, с напряжением всех умственных сил просит Бога об избавлении от скорбей.

Мы молимся Богу и ищем общения с Ним более ради того, чтобы получить от Него помощь, облегчение, поддержку в наших трудностях или вовсе избавиться от них, но почти никто не имеет в себе силы духа молиться о том, чтобы ради спасения своей души эти скорби терпеть. Часто мы осознаем, что скорби посланы нам Богом потому, что мы тяжко согрешили в прошлом, и теперь Он наказывает нас для того, чтобы смирить, вызвать в нашей душе искреннее покаяние и таким образом подготовить нас к переходу в вечную жизнь. Господь очищает нас скорбями здесь, чтобы в будущей жизни мы не подверглись справедливому осуждению. Но и в тех случаях, когда все это мы теоретически понимаем, тем не менее мы искренне (здесь у нас всегда есть и искренность, и напряжение всех наших душевных сил) молимся Богу о том, чтобы избавиться от скорбных переживаний, печали, душевной муки.

Любая скорбь еще более усиливается нашим неправильным отношением к ней. Если скорбь внешнюю мы, так сказать, поддерживаем внутренним переживанием — огорчаемся, печалимся, — она усугубляется. Если бы мы — как и должно вести себя всякому христианину — эту скорбь растворяли, наоборот, благодарением Богу, радостью, молитвой, которая часто в таких случаях может соединяться с благодатным утешением, тогда она приобрела бы для нас совсем другой характер. Подвижники благочестия относились ко всем невзгодам, посещавшим их, так мудро, что земные скорби становились для них средством для стяжания благ небесных, духовных, и они радовались тому, чего другие боялись.

Один монах тяжело заболел, и долгое время собратья не посещали его, как бы забыв о нем. Это можно объяснить тем, что монахи-пустынники жили уединенно и редко виделись друг с другом, а потому могли и не обратить внимания на то, что кто-то из них долгое время не приходит в храм, где они собирались только раз в неделю. И вот месяц или более никто не посещал этого человека, хотя он и нуждался в помощи. Наконец его собратья догадались, что он болен, и пришли к нему. Вдруг, когда они еще только входили в его келию, этот монах закричал: «Братья, прошу вас, уйдите от меня». Они изумились и спросили, почему он так странно себя ведет. Поскольку они настаивали, он был вынужден открыть им истину и сказал: «Когда вас не было и никто из людей мне не помогал, тогда мне служил Ангел. Как только вы открыли дверь келий и зашли, Ангел меня покинул». Вот почему, желая, чтобы Ангел и далее ему служил, этот монах вскрикнул: «Братья, уйдите от меня». Это была непосредственная, необдуманная, как бы мы сейчас сказали, реакция. И с любым человеком, правильно переносящим скорби, по сути, происходит то же самое, хотя, может быть, помощь Божия проявляется и не так явно.

В сегодняшнем евангельском чтении Господь как раз учит нас терпеть скорби ради Него. Мы не можем переносить, как я уже говорил, обычные мелкие, житейские неприятности, страдания, болезни, посланные нам и нашим близким за наши грехи. Тем более нам совершенно непонятно, если мы терпим скорби, как кажется, незаслуженно, только из-за того, что стремимся жить по-христиански, добродетельно, стремимся иметь правую веру и чистую нравственную жизнь. А ведь именно таков удел истинных христиан. Господь сказал: «Если кто хочет за Мною пойти, да отречется от самого себя и возьмет крест свой и следует за Мною»* (ст. 34). Что это значит? Можем ли мы отречься от себя полностью, как бы возненавидеть самих себя? Конечно, если понимать слова Спасителя буквально, то исполнить их невозможно. Ведь все мы любим себя, что доказывают и законы человеческой природы, действующие в каждом из нас. Но любить себя нужно правильно: любить свою душу в вечности, а не во времени. Нужно, так сказать, не любить себя на земле. В другом месте Евангелия Господь Иисус Христос сказал: «Кто возненавидит душу свою в мире этом, тот спасет ее» (см. Ин.12:25). Не просто возненавидит, а возненавидит «в мире этом» — в мирской, суетной жизни.

Что же значит отречься от самого себя? Это значит, как говорят святые отцы, отказаться от самой страшной страсти, правильнее сказать от корня всех страстей, — себялюбия. Это слово опять же нужно понимать правильно. Себялюбие, если говорить о нем отвлеченно, свойственно человеку: каждый из нас любит себя. Но святые отцы, употребляя это слово как термин, имеют в виду неправильную любовь к себе: любовь к своей плоти, к своим страстям, слабостям, немощам — себялюбие, удаляющее нас от любви к ближнему и к Богу. Речь идет не о той любви к себе, о которой сказано в заповеди: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:39; Мк.12:31; Лк.10:27), — здесь мерилом любви к ближнему служит как раз любовь к себе. Именно неправильная, плотская, земная, суетная, страстная любовь к себе — вот что осуждается Господом Иисусом Христом, сказавшим, что мы должны от себя отречься.

Если мы необходимость отречения от себя понимаем только теоретически, признаем ее лишь умом, то мы не лучше неверующих людей. Многие из тех, которые стремятся достигнуть каких-то успехов в науке, искусстве, в любой другой земной деятельности, понимают, что для этого нужно в какой-то степени отречься от себя. Как православные христиане, мы должны сделать и следующий шаг, практический: взять крест и следовать за Господом, то есть быть готовыми исполнять заповеди. Ведь следование за Господом Иисусом Христом для нас, уверовавших спустя уже почти две тысячи лет после Его земной жизни, выражается не в том, в чем оно выражалось для апостолов или других современников Спасителя. Мы следуем за Господом не буквально, а духовно, нравственно: исполняя заповеди, подчиняясь Его учению и подражая Его жизненному пути.

Это следование возможно тогда, когда мы будем готовы ради исполнения заповедей терпеть скорби. В жизни так часто и бывает. Перед нами встает выбор: либо нарушить заповедь, проявив, может быть, человекоугодие или поддавшись какой-либо другой страсти, и, так сказать, удобно устроиться в жизни, приспособиться к жизненным обстоятельствам; либо поступить противоположным образом — исполнить заповедь, несмотря на то что из-за этого мы должны будем потерпеть какое-то лишение или страдание. К сожалению, нужно сказать, что, как правило, мы находим извинение своей готовности пойти на компромисс с совестью, оправдывая себя так: это мелочь, ничего, мол, страшного тут нет, пустяк какой-то. И очень часто, почти всегда, под тем предлогом, что нарушение заповеди в данном случае — это пустяк, мы идем на компромисс с совестью. Наша жизнь состоит из бесконечных компромиссов. Мы поддаемся лукавым, нечистым страстям: блудной страсти, гневу, человекоугодию, сребролюбию, чревоугодию — и все объясняем таким, казалось бы, глупым, примитивным образом: это мелочь. Когда мы с вами сейчас об этом говорим вслух, наши оправдания кажутся нелепыми. Когда же доходит до дела и бывает необходимо проявить мужество и немного пострадать ради Евангелия, мы находим какой-то довод, кажущийся нам в тот момент необыкновенно, как бы непобедимо убедительным. И мы уступаем жизненным обстоятельствам, оправдываясь тем, что невозможно жить и не согрешить. Часто мы извиняем себя и тем, что не нарушаем заповедей в чем-то великом: не отрекаемся от Бога, остаемся православными христианами, исполняем церковные обряды. Мы как бы объясняем самим себе: в самом главном мы остались христианами, и поэтому ничего страшного, необыкновенного, ужасного мы не сделали.

Большинству из нас никогда не придется — дай Бог, чтобы так и было, — переживать какие-то тяжелые испытания. Едва ли нас будут заставлять отречься от Христа — сейчас не такое время — или как-то грубо нарушить заповедь (если только мы сами этого не захотим). Таким образом, наши маленькие компромиссы и составят всю нашу жизнь. И вот мы оглянемся на нее: а когда же мы должны были исполнять заповеди, в том числе и заповедь о том, чтобы следовать за Господом и нести свой крест? И окажется, что не было такого случая. Мы, как нам думается, и исполнили бы заповеди, но не представлялось удобных случаев для этого, и мы проспали, прозевали всю нашу жизнь. Но если, не дай Бог, настало бы такое время, когда пришлось бы переживать тяжелые испытания, когда Промысл Божий испытывал бы нашу веру, — то человек, который шел на маленькие уступки себе, вполне вероятно, согласился бы и на большой компромисс.

Я приведу вам примеры из недавнего исторического прошлого — времени гонения на Церковь при советской власти. Казалось бы, в России до революции было очень много истово верующих людей. Но, когда пришло время испытаний, эти искренние, верующие люди, не отпавшие от Церкви и от веры даже после того, как власть объявила себя богоборческой, в искушениях проявили малодушие. Вспомним, например, екатеринбургского митрополита Григория, родоначальника раскола, названного по его имени григорианским. Спустя некоторое время после революции он произнес пламенную проповедь о том, что Россия восходит на Голгофу и пришло время испытаний. Потом он был арестован, пробыл некоторое время в заключении и вышел оттуда, как говорится, другим человеком: он пошел на компромисс с советской властью, по наущению НКВД организовал раскол, сопротивлялся сначала Патриарху Тихону, потом заместителю местоблюстителя митрополиту Сергию и таким образом многих людей соблазнил и увел от Церкви. Были и другие люди, может быть, достойные и хорошие, но, когда пришло время испытаний, арестов, допросов, они проявили малодушие. Многие из священников, монахов, монахинь, хотя и не отрекались от Христа, когда на них оказывали давление или избивали их, но предавали друг друга, и притом так, что иногда горько об этом читать и думать. Не будем их осуждать. Мы вспоминаем все это для того, чтобы отрезвиться, чтобы их печальный пример послужил нам поводом для правильного, трезвого взгляда на себя. И только немногие, часто неизвестные до того времени люди, жившие как бы в тени, вели себя твердо. Недавно к лику святых как исповедник был причислен иеросхимонах Иоанн (Кевролетин). Он дал показания только два раза. На одном из допросов он сказал, что ценит монашество выше советской власти. На другом — что к советской власти относится враждебно, но каяться в этом не будет и ничего больше говорить не будет. Таковы были его показания, он ни про кого ничего не рассказал.

У одной монахини, арестованной с группой других инокинь в 1937 году, спросили, знает ли она кого-нибудь из духовенства. Конечно же, она знала всех, потому что ходила в храм, молилась, а священников и храмов в то время было немного. Монахиня ответила: «Нет, не знаю», хотя это был явный абсурд, — и была за это приговорена к расстрелу, но сохранила свою совесть чистой. Другая монахиня, подвизавшаяся в подпольном монастыре, где был обычай вслух читать Евангелие, на допросе была спрошена, кто стоял рядом с ней, когда она читала Евангелие. Она сказала: «Не помню», хотя это тоже был явный абсурд. Так вели себя люди мужественные, люди, которые имели в себе благодать и не превозносились, не кичились.

Одна подвижница, про которую мы мало что знаем и которая очень мужественно вела себя на допросах, имела духовное дарование, косвенно указывающее на ее внутреннее состояние. Она мужественно перенесла все скорби, все тяжелые испытания, допросы, может быть и пытки, и заключение. Некая монахиня, жившая с ней в последние годы, рассказывала, что эта подвижница, когда молилась по четкам, всегда плакала, то есть она имела дар слез, благодатную молитву. Вот что давала людям благодать — силы выдержать все тяжелые испытания. Люди, которые не шли на компромисс и в малом, боролись за свою праведность, имели в себе духовную, сверхъестественную силу — Божественное действие в своей душе, — только благодаря этому смогли выдержать и тяжкие испытания, выпавшие на их долю. А те, кто думал, что достаточно одной только веры и, так сказать, более или менее приличной жизни, спотыкались и падали. Не будем их осуждать. Может быть, они и покаялись, но свой крест донести все-таки не смогли.

Поэтому мы не имеем права оправдывать себя тем, что мы обыкновенные люди и потому должны, так сказать, жить компромиссами. Никто нас не освобождал и никогда не освободит от обязанности исполнять Евангелие. Если бы какой-нибудь безумный человек сказал: «Можете не исполнять Евангелие» или: «Можете оставить какую-нибудь заповедь и пренебречь ею», то его надо было бы посчитать достойным всякого осуждения, даже проклятия. Мы не имеем права давать себе такую свободу — свободу от Евангелия — ни в чем: ни в великом, ни в малом. Компромисс в малом, если на нашу долю выпадет какое-то испытание, может привести нас к тяжелой, страшной катастрофе. Если же ничего и не произойдет, то мы просто останемся бесплодными.

«Кто хочет душу свою спасти (то есть кто захочет спасти свою жизнь. — Игум. А.), тот погубит ее» (ст. 35). Кто из священников, монахов, епископов, мирян, которых допрашивали во времена гонений, желали сохранить свою жизнь, боялись за себя или за своих близких (может быть, и этим их шантажировали), те губили свою душу для вечности. А те, которые были готовы ради Господа свою жизнь погубить, для вечности душу спасали. «Кто же погубит душу свою ради Меня и Евангелия, тот спасет ее» (ст. 35). Не только ради веры в Господа (как мы себя оправдываем: мы ведь верим!), но и ради Евангелия, то есть ради жизни по учению Спасителя.

«Ибо какая выгода человеку весь мир приобрести и повредить душе своей?» (ст. 36). Действительно, если мы не только станем богатыми, обеспеченными, благополучными, но и приобретем весь мир, а свою душу погубим для вечности, повредим своей душе — что за выгода нам будет? Приведу простой пример: представьте себе богатого человека, который очень болен. Он не может воспользоваться своим богатством: не может есть то, что ему хочется и что позволяют его средства, не может развлекаться, как желал бы, хотя теоретически и такая возможность у него есть. Он ничем не отличается от самого убогого, нищего человека и так же, как какой-нибудь больной бедняк, думает только о здоровье. Однако если богатый человек может себе позволить купить дорогие лекарства, найти хороших, опытных врачей и в этом все же имеет перед бедным преимущество, то в духовном отношении ни перед кем никаких преимуществ у него нет, потому что душе может помочь только Единый Врач, Господь Иисус Христос. Поэтому если мы повредим своей душе, то, хотя бы мы и всем миром обладали, это обладание ничего нам не даст и никакого утешения от него не будет.

«Ибо что даст человек в обмен за душу свою?» (ст. 37). Что дороже души? Чем мы можем заплатить за душу, которую мы, так сказать, растратили в мелких грехах (про тяжкие я не говорю, хотя часто бывает, что мелкие грехи прокладывают дорогу и к большим)? «Ибо, кто постыдится Меня и Моих слов в роде этом прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда придет во славе Отца Своего с ангелами святыми» (ст. 38). Не будем оправдывать себя тем, что мы не стыдимся веры, — мы стыдимся праведной жизни. Мы стыдимся быть святыми, не хотим быть такими, считаем, что это невозможно для нас, нам не нужно. Что бы мы ни делали, думаем мы, все равно у пас ничего не получится, мы должны быть как все или, по крайней мере, внешне никак не отличаться от других людей. И вот эта наша установка: мы не можем жить по Евангелию и должны быть как все люди, которые нас окружают, — лишает нас дерзновения, ревности к тому, чтобы всегда и всюду бескомпромиссно исполнять Евангелие, жить по заповедям Господа нашего Иисуса Христа. По крайней мере, если у нас не получается исполнять заповеди, надо плакать об этом, а не относиться к этому, как у нас бывает, спокойно и безразлично. Таким образом мы показываем, что в своей повседневной жизни стыдимся Господа. Если нас спросят, христиане ли мы, то, наверное, мы ответим: «Да, мы верующие люди». Но свою веру мы не проявляем на деле: допустим, не желаем вести себя целомудренно и стыдливо среди людей бесстыдных и развратных или поступить кротко, когда на нас гневаются. Напротив, мы хотим защитить свое достоинство, показать, что можем за себя постоять. Много можно было бы привести подобных примеров, и каждый из нас, если заглянет в свою совесть, увидит те случаи, когда мы из-за человекоугодия, из-за стыда быть истинными христианами потакаем людям грешным, чуждым Христовой Церкви и, по крайней мере внешне и в мелочах, следуем за ними. Если мы так стыдимся Господа, если не хотим бескомпромиссно следовать Евангелию, нести свой крест, то и к нам относятся слова Спасителя, что Он постыдится нас, «когда придет во славе Отца Своего с ангелами святыми», то есть когда будет Второе славное Его пришествие.

Если бы мы всей душой принимали предсказание Спасителя о Страшном Суде и верили в него так, чтобы очами веры видеть этот Суд как бы уже совершающимся, а себя — предстоящими на нем! Если бы мы видели бесконечную славу Божию и сонмы, мириады Ангелов, идущих со Спасителем! Конечно, мы устрашились бы, а может быть, наоборот, с любовью и вожделением устремились бы к этой славе, попрали и отрясли с наших ног этот прах — все земное, не только греховное, но и суетное, ненужное. Это не значит, что мы обязательно должны уйти из мира, оставить все и таким примитивным образом исполнить веление нашего сердца. Речь идет о том, что в каждом своем поступке, каждом движении мысли, каждом слове нам следует помнить об одном — что мы последователи Христа. Мы должны каждое свое жизненное движение соизмерять с Евангелием. И тогда мы были бы не такими, какими сейчас себя представляем (и уже примирились с этим) — убогими людьми, живущими во времена, когда нет чудес и давно не слышно проповеди Спасителя. Нет, мы были бы подобны первым христианам, которые считали наградой, милостью и даром Божиим возможность пострадать за Господа Иисуса Христа, возможность своими собственными страданиями и своей кровью присоединиться к Его спасительным страданиям. Только праведная жизнь делает человека способным по-настоящему исповедовать Христа и при тяжелых испытаниях. К этому необходимо готовиться, для этого надо развиваться. Неправильно относиться к испытаниям как к какой-то случайности. Не нужно думать, что одному выпало на долю быть праведником, святым, а другому — обыкновенным человеком и что с этим следует примириться. Я, конечно, призываю вас стремиться не к каким-то сверхъестественным дарам — чудотворению, прозорливости и тому подобному, но к самому главному, высшему дарованию, которое апостол Павел назвал «совокупностью совершенства» (Кол.3:14), — к любви к Богу и по Боге к нашим ближним, потому что в этом состоит истинное христианство. Аминь.

18 марта 2001 года

Неделя 4-я Великого поста, преподобного Иоанна Лествичника

(Мк., 40 зач., IХ, 17-31)

Один из народа сказал в ответ: Учитель! я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли. Отвечая ему, Иисус сказал: о, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? Приведите его ко Мне. И привели его к Нему. Как скоро бесноватый увидел Его, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену. И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства; и многократно дух бросал его и в огонь и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам. Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию. Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, сказав ему: дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него. И, вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался, как мертвый, так что многие говорили, что он умер. Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал. И как вошел Иисус в дом, ученики Его спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать его? И сказал им: сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста. Выйдя оттуда, проходили через Галилею; и Он не хотел, чтобы кто узнал. Ибо учил Своих учеников и говорил им, что Сын Человеческий предан будет в руки человеческие и убьют Его, и, по убиении, в третий день воскреснет.

Как преодолеть страстность?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сейчас мы слышали чтение из Евангелия от Марка. Евангелист Марк очень кратко, короче всех евангелистов, рассказывает о том, что происходило с момента выхода Спасителя на проповедь до Воскресения Его из мертвых. Но те события, на которых он останавливает свое внимание, он, наоборот, передает гораздо более подробно. В этом отношении не уступает ему, пожалуй, только Иоанн Богослов. И вот как описывает евангелист Марк — очень живо, правдоподобно — исцеление Господом Иисусом Христом бесноватого юноши.

Когда Господь вместе с Петром, Иаковом и Иоанном сошел с Фавора, о чем в Евангелии говорилось ранее, Он увидел, что книжники в толпе спорят с Его учениками. Книжники, как мы поймем из дальнейшего повествования, воспользовались неудачей учеников Спасителя и стали упрекать их в бессилии и в том, что их учение сомнительно, а Учитель их недостоин такого доверия, какое они к Нему испытывают. Ученики эти, может быть, находились в некотором смятении, толпа же, безусловно, следила за спором с интересом и жадностью.

Господь наш Иисус Христос спросил книжников: «О чем вы спорите с ними?»* (ст. 16). Но спросил так не потому, что не знал причины спора, не знал, что вообще здесь сейчас происходит, а потому, что хотел сделать эту причину очевидной для всех. И тогда отвечать вызвался не кто-либо из книжников, но сам тот человек, из-за которого началось это смятение: «Учитель, я привел к Тебе сына моего, имеющего духа немого. И где он на него ни нападет, бросает его на землю, и он испускает пену и скрежещет зубами и коченеет, и сказал я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не смогли» (ст. 17-18). Конечно, этот человек повел своего сына к Господу Иисусу Христу потому, что слышал о многих сотворенных Им чудесах, в том числе об изгнании бесов из душевнобольных. Но случилось так, что в то время Его не было с учениками, и тогда человек тот обратился с просьбой к ним, ибо они по благословению Спасителя также творили чудеса, проповедуя скорое наступление Царствия Небесного. Но здесь учеников постигла неудача. Произошло нечто такое, чего они не ожидали. И кто знает, может быть, в этом была совсем не их вина, ведь сам отец больного юноши не имел веры или она была нетвердой, малой. Однако не исключено, что и вера учеников была недостаточна, как рассуждают некоторые толкователи. Самые преданные, самые ревностные ученики Спасителя, апостолы Петр, Иаков и Иоанн, в то время были с Ним на Фаворе, а остальные, возможно, не имели той надежды на Бога, которая была необходима, чтобы сотворить такое великое чудо.

В ответ на краткий рассказ отца отрока Спаситель сказал: «О, род неверный! Доколе с вами буду? Доколе буду выносить вас?» (ст. 19). Господь сразу указал на истинную причину того, что чудо не произошло, — неверие. Это касалось не только самого того человека, но и окружавших его. Может быть, сам он пришел туда с верой, но потом, услышав возражения и споры книжников, высказывавших свои сомнения, потерял твердую веру, которая необходима для совершения чуда. И потому Спаситель обращается не только к нему, но и ко всем присутствующим: «О, род неверный! Доколе с вами буду? Доколе буду выносить вас?» Здесь Он проявляет человеческое чувство негодования. Но негодование не такое, какое бывает у нас, то есть смешанное с неприязнью к ближнему, а негодование, происходящее от любви к этим самым заблуждающимся людям. Подобное негодование проявляет, например, человек по отношению к своему больному близкому родственнику, который почему-то не бережет свое здоровье, не уделяет ему достаточного внимания. Можно было бы привести и другие похожие примеры.

«Доколе с вами буду? Доколе буду выносить вас? Приведите его ко Мне. И привели его к Нему» (ст. 19-20). Этот юноша даже не мог самостоятельно передвигаться, потому что испытывал непреодолимую слабость, или же, как мы и сами замечали за бесноватыми и слышали из рассказов о них, злой дух не допускал его к Спасителю, как бы противился тому, чтобы юношу привели к Нему. И потому, видимо, несколько человек были вынуждены тащить его силой.

«И увидев Его, дух тотчас свел его сильной судорогой; и упав на землю, он катался, испуская пену» (ст. 20). Близость к Источнику благодати, Источнику Божественной слава! и святости заставила демона, находившегося в юноше, прийти в смятение и напасть на страдальца с большей силой. Демон либо имел намерение показать, что здесь уже ничто не в силах помочь — болезнь слишком серьезна, либо, сам мучаясь, он мучал и того, в ком находился.

«И Иисус спросил отца его: сколько времени, как это случилось с ним? Он же сказал: с детства» (ст. 21). В этих словах, хотя и кратких, очень много смысла. Что значит «с детства»? Это значит, что тот отрок не был виноват в своем бесновании, но вина его ужасной болезни и страданий лежала на родителях. За грехи родителей ребенок, будучи сам еще невинным, оказался в такой страшной беде. Далее это подтвердится из уже более откровенных и потому более понятных и ясных слов отца юноши: «И часто в огонь бросал его дух и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, помоги нам, сжалься над нами» (ст. 22). Здесь сомнение этого человека обнаруживается еще больше. Сначала он упрекает учеников Спасителя в том, что они не смогли этого сделать, а своей вины не видит. Потом показывает, что сомневается уже и в том, что Сам Спаситель может что-либо сделать, обращается к Господу с такими словами: «Но, если что можешь…». Говорит не так: «Если можешь, исцели его», но так: «Если что можешь», иными словами «помоги нам хоть в чем-нибудь; если Ты что-то можешь, так в этом (даже малом) помоги нам». Отец отрока не доверяет Спасителю, не надеется, что Он может сотворить это чудо — полностью исцелить его сына.

«Иисус же сказал ему: ты сказал — «если что можешь». Всё возможно верующему» (ст. 23). Этот перевод Евангелия для нас несколько непривычен, но он, как мне кажется, является наиболее точным. «Ты сказал — «если что можешь». Всё возможно верующему», то есть: «Ты сомневаешься в том, что Я могу что-то, но на самом деле все зависит от тебя; если бы ты был истинно верующим, тогда для тебя все было бы возможно». Вдруг до глубины сердца этого человека дошло осознание того, что вина в болезни сына на нем, что у него самого не хватает веры и что, может быть, за его неверие или маловерие с детских лет страдает его сын.

И тут он вскричал: «Верую, помоги моему неверию» (ст. 24). Эти слова противоречивы с точки зрения логики: «Верую, помоги моему неверию», но они глубоко жизненны и искренни. Здесь отец отрока уже признался в своей немощи, в своем страшном душевном недуге, который был причиной болезни ребенка и воспрепятствовал тому, чтобы ученики Спасителя его исцелили. Возможно, кто-то возразит, что нам точно неизвестно, неверие или какой-либо другой порок был причиной душевной болезни сына этого человека. Однако мы точно знаем, что грехи по большей части происходят от неверия и маловерия. И если даже из-за какого-нибудь другого греха, какой-либо другой страсти родители были наказаны через их ребенка, то это не является опровержением нашей мысли: если бы была истинная вера, то была бы и праведная жизнь. Где маловерие, там и жизнь нерадивая или греховная.

«И тотчас вскричал отец ребенка: верую, помоги моему неверию. Иисус же, увидев, что сбегается толпа, возбранил духу нечистому, говоря ему: дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и более не входи в него» (ст. 24-25). Странные вопросы, которые задавал Спаситель в ходе этого необыкновенного разговора, а также Его упрек, что Он находится среди рода неверного, уже вызвали интерес у людей. Затем внимание было еще более привлечено тем, что отрок упал и стал биться в судорогах, истекая пеной. И, наконец, откровенное признание, крик души этого человека: «Верую, помоги моему неверию» — заставил людей сбегаться к тому месту, так что образовалась толпа. И думали они: «Что же, сможет Иисус сотворить это чудо или нет? Справедливо ли сомневался отец болящего в том, что Спаситель может исцелить его, или все же из-за неверия самого этого человека ученики не в силах были совершить чудо?» И Спаситель сказал, обращаясь не к отроку, а к находящемуся в нем духу нечистому: «Дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и более не входи в него». Под «глухотой» и «немотой» духа нужно понимать не то, что он на самом деле был немым и глухим, но то, что он своим бесовским действием сделал отрока не только подверженным таким страшным припадкам, которые могли его погубить и в воде, и в огне, но и лишил его дара речи и слуха.

«Я повелеваю тебе, выйди из него и более не входи в него». Обратите внимание: Спаситель не только повелевает демону выйти из отрока, но и более не входить в него. Потому что бывает так, что бесы выходят из человека, но если он продолжает грешить, ведет нерадивый образ жизни и не исправляется, тогда они вновь входят и еще более его мучают. Сам Спаситель говорил об этом: «Когда нечистый дух исходит из человека, скитается по безводным местам, не находя себе покоя, возвращается, видит, что горница пуста и чиста (то есть в ней нет благодати. — Игум. А.) и тогда находит еще более злых семь духов и входит в человека, и бывает второе ему горше первого» (см. Мф.12:43-45; Лк.11:24-26). Потому здесь Спаситель запрещает духу злобы вновь входить в этого отрока.

«И вскрикнув и сильно сведя его судорогой, дух вышел; и сделался он, как мертвый, так что многие говорили: умер» (ст. 26). Евангелист Марк описывает это событие очень живо, подробно. Только что отрок, истекая пеной, бился в судорогах — пусть это происходило на протяжении минут пяти или десяти. Может быть, его придерживали руками, чтобы он не поранился, как это обычно делают с людьми, находящимися в припадке. И вдруг, когда его сильно свела судорога и дух вышел, он сделался совершенно неподвижным, как мертвый, так что иные из находившихся в толпе подумали, что он на самом деле умер. Возможно, книжники уже приготовились к новым, более страшным упрекам, намеревались сказать Господу: «Лучше бы он был бесноватым, но живым».

«Иисус же, взяв его за руку, поднял его, и он встал» (ст. 27). Конечно, это не было воскресением из мертвых. Мы должны обратить внимание, что евангелист не сам говорит, что отрок умер, а приписывает эти слова присутствовавшим там людям — тем самым маловерам, которые, может быть, и смутили отца отрока, говоря, что нельзя ожидать чуда от учеников Спасителя. «Иисус же, взяв его за руку, поднял его, и он встал». Таким образом Спаситель этому ослабленному юноше, изможденному многолетним пребыванием в нем нечистого духа, придал силы. И он поднялся здоровым и стал таким, как все обыкновенные люди.

«И когда вошел Иисус в дом, ученики Его отдельно от других спрашивали Его: почему мы не смогли изгнать его? И Он сказал им: этот род ничем не может быть изгнан: только молитвой» (ст. 28-29). Когда человек страдает из-за неверия, ему нельзя помочь ничем иным, кроме усиленной молитвы. Тем самым Спаситель упрекнул учеников в том, что они недостаточно уделяют внимания этой великой или даже величайшей, как называют ее некоторые отцы, добродетели.

«И выйдя оттуда, они проходили через Галилею; и Он не хотел, чтобы кто узнал. Ибо Он давал наставления Своим ученикам и говорил им, что Сын Человеческий будет предан в руки человеческие, и убьют Его, и, убитый, Он через три дня воскреснет» (ст. 30-31).

Нас тоже на протяжении многих лет мучают нечистые духи — правда, слава Богу, не так, чтобы сделать нас душевнобольными. Они не пребывают в нас, но своим действием, своей силой заставляют нас совершать такие безумные поступки, которые можно сравнить с тем, что происходило с этим душевнобольным отроком. И часто в огонь страстей нас бросают, и в воду, чтобы погубить нас, и никто и ничто помочь нам не в силах. Мы теряем веру: нам кажется, что мы никогда не исцелимся, никогда не избавимся от этого страдания. Мы впадаем в маловерие и просим Господа Иисуса Христа, чтобы Он нам помог хоть в чем-то. Причем эта наша просьба может выражаться в Иисусовой молитве. Если Он хоть что-то может, то пусть поможет нам, пусть сжалится над нами — нам кажется, что Господь нас не жалеет. Но тот укор, который Спаситель адресовал отцу отрока, можно отнести и к нам: «Ты сказал: если что можешь, то есть упрекнул Меня. Но ты подумай о себе. Все возможно верующему». Значит, в нас нет истинной веры, в нас — постоянное сомнение и смятение, колебание души. Мы должны это осознать. Необходимо найти хотя бы какую-то крупицу веры, какую-то основу, опереться на нее и, подобно этому человеку, обратиться к Богу: «Верую, помоги моему неверию». Но как это сделать? Как изгнать из себя страсти, которые делают нас подчас еще более безобразными, чем самые настоящие бесноватые? Иногда человек, одержимый страстями, оказывается способным совершить такие страшные, злые дела, какие никогда не сможет сделать бесноватый. Поэтому люди страстные, порочные бывают более опасны и страшны, чем душевнобольные. И не будем относить это к другим, посмотрим на себя трезво: чего нам не хватает? Веры. Но как приобрести ее? Мы вполне искренне можем сказать Господу: «Верую, помоги моему неверию», потому что подчас в нас больше неверия, чем веры. Внутри нас постоянно происходит борьба между верой и неверием.

Господь Иисус Христос дал ясный ответ Своим ученикам, когда они спросили: «Почему мы не смогли изгнать его?» Мы также могли бы спросить: «Почему мы не в силах изгнать из себя наши страсти?» Ответ Спасителя подходит и нам, хотя сейчас речь идет не о бесновании в собственном смысле слова, но о бесновании, связанном с действием страстей, о невольном повиновении демонам. «И Он сказал им: этот род ничем не может быть изгнан: только молитвой». Итак, усердная, непрестанная покаянная молитва может изгнать самые укоренившиеся страсти, которые действуют в нас на протяжении многих и многих лет, возможно с детства, и стали нашим естеством. Казалось бы, никто и ничто помочь нам не в силах, но если мы будем упражняться в непрестанной молитве — мы должны верить словам Спасителя, — то стяжаем достаточную веру для того, чтобы страсти эти нас покинули, чтобы демоны перестали нас унижать и мы освободились от их гибельной власти. Аминь.

9 апреля 2000 года

О недуге неверия

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Господь наш Иисус Христос, возвратившись со Своими учениками Петром, Иаковом и Иоанном с горы Фавор к остальным апостолам, увидел, что те окружены народом, среди которого заметно некое смущение, недовольство, может быть, идет спор. «Он спросил книжников: о чем спорите с ними?» (Мк.9:16). Книжники, видимо, упрекали в чем-то учеников Господа, а те пытались доказать свою правоту. «Один из народа сказал в ответ: Учитель! я привел к Тебе сына моего, одержимого духом немым: где ни схватывает его, повергает его на землю, и он испускает пену, и скрежещет зубами своими, и цепенеет. Говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли» (ст. 17-18). Вот причина недовольства и спора: ученики не смогли исцелить бесноватого, и книжники увидели в этом предлог упрекнуть учеников в заблуждении. Немного было случаев, которые могли бы послужить поводом для упрека Господу Иисусу Христу. И Сам Он совершал многочисленные великие чудеса, и ученики Господа, по Его благословению проповедуя всюду, Его именем также изгоняли бесов и исцеляли недужных. Даже неверующий или маловерующий Ирод, преступник и человек безнравственный, — и тот, когда до него дошли слухи о Спасителе, сказал: «Наверное, это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому такие чудеса совершаются им» (см. Мф.14:2; Мк.6:14), то есть этот как будто бы воскресший Иоанн Креститель получил такую власть, что может и своим ученикам дать силу совершать чудеса. И вот предлог, чтобы упрекнуть Господа Иисуса Христа, вдруг нашелся, и можно с Ним поспорить, в Нем усомниться. Однако этот случай послужил к еще большей славе Господа Иисуса Христа и Его Божественного, Небесного учения.

«Отвечая ему, Иисус сказал: о, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? Приведите его ко Мне» (ст. 19). В самих словах Спасителя виден упрек, некоторое возмущение, недовольство. Если отец бесноватого отрока пытался доказать, будто ученики оказались немощными, у них не было веры и силы, чтобы совершить чудо, то из слов Спасителя можно сделать вывод, что, наоборот, причина того, что чудо не совершилось, — неверие самого отца отрока. Господь сказал ему: «О, род неверный! доколе буду с вами?» — не упрекнул лично его, чтобы сразу не обидеть, но дал ему понять, что знает причину того, почему чудо не произошло. Упрямое, самоуверенное неверие было настолько укоренено в этом человеке, что Спаситель восклицает: «Доколе буду терпеть вас?» — то есть это неверие терпеть было невозможно. Но в то же время из человеколюбия, из любви и к отцу этого отрока, и к самому отроку, и к тем, кто присутствовал и усомнился в Господе по той причине, что Его ученики не смогли совершить чудо, и ради самих учеников, которые также смутились, — Господь велел привести этого бесноватого.

«И привели его к Нему. Как скоро бесноватый увидел Его, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену» (ст. 20). Тот, кто посещал святые места, наверное, видел, что у великих святынь — чудотворных икон, мощей святых угодников, — а иногда и просто во время литургии душевнобольные люди беснуются, у них начинаются припадки. Демоны, испытывая действие благодати Божией, вблизи святынь начинают сами мучаться и мучить человека, одержимого ими. Это явление известно многим верующим людям. Тем паче это должно было произойти, когда бесноватый отрок приблизился к Источнику благодати — к Тому, Кто и ныне подает эту благодать Своим святым угодникам (и она действует даже в их святых мощах по кончине этих людей) и святым иконам. Едва увидев Господа, дух почувствовал необыкновенную, безграничную, всемогущую Божественную силу, действующую в Господе Иисусе Христе и исходящую от Него, — чего люди не видели, не понимали и не чувствовали. Демон сотряс отрока, бросил его на землю и стал, мучаясь сам, мучить и этого бедного человека.

«И спросил Иисус отца его: как давно это сделалось с ним? Он сказал: с детства» (ст. 21). Для чего Господь задал этот вопрос? Конечно же, не для того, чтобы узнать как будто бы неизвестное Ему, но для того, чтобы все услышали, что отрок в своих страданиях не виноват, потому что их причина — это грехи его отца. Если отрок был мучим бесом с детства, то есть Господь попустил демону войти в него, истязать его и даже пытаться убить, то все здравомыслящие люди, присутствовавшие там, могли сделать вывод: значит, в его страданиях виновен не он сам, а его отец (что потом и обнаружится из его признания), ведь отрок не успел еще совершить ничего такого, что вызвало бы столь страшное наказание.

Далее отец продолжает описывать болезнь сына: «И многократно дух бросал его и в огонь и в воду, чтобы погубить его; но, если что можешь, сжалься над нами и помоги нам» (ст. 22). Беснование было необыкновенно сильным и выражалось не только в немоте, но и в припадках, происходивших притом в самые неподходящие, с человеческой точки зрения, моменты, когда отрок мог и утонуть или сгореть. Отрок необыкновенно мучился, и его болезнь была закоренелой. Было важно, чтобы отец отрока признался в этом перед всеми, — и стало понятно, во-первых, что именно он виноват в страданиях сына, а во-вторых, что не простое дело — изгнать демона, который уже привык жить в человеке, много лет им владеет и тиранит его. Заметьте слова отца: «Если что можешь, сжалься и помоги нам». Видя, что ученики ничего не смогли сделать, он уже сомневается и в том, что сможет помочь их Учитель. «Иисус сказал ему (объясняя, что причина прежде всего в самом отце отрока. — Игум. А.): если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему» (ст. 23). Посмотрите, тот говорит: «Если можешь, сжалься над нами и помоги нам», а Спаситель отвечает: «Если сколько-то можешь верить, то все возможно верующему», то есть: «Я могу сделать, но ты препятствуешь, мешаешь этому своим неверием. Поэтому, чтобы Я смог что-либо сделать, ты должен хоть сколько-то веровать. Если у тебя нет этой малой веры, то ты таким образом сам отвращаешься от благодати Божией, как бы презираешь ее, и потому она не может действовать».

И тогда «отец отрока воскликнул со слезами…» — конечно, со слезами отчаяния, мольбы. Словно вырвалось из его души признание причины как страданий отрока, так и того, почему ученики не смогли исцелить болящего. «Верую, Господи! помоги моему неверию» (ст. 24). Эти слова нелогичны, противоречивы, но очень понятны всем нам, потому что в душе каждого из нас также происходит борьба между верой и неверием и нас часто мучают сомнения. Даже великие угодники Божий испытывали хульную брань, иначе говоря — брань неверия, одну из самых тяжелых и мучительных. Например, общеизвестно, что преподобный Серафим Саровский три года и ночью и днем стоял на камне, молясь с покаянием, с сокрушением сердечным: «Боже, милостив буди мне грешному». Но немногие знают, что причиной этому была хульная брань, которая его мучила. Все слышали о чудесах святого праведного Иоанна Кронштадтского, но мало кто знает, что и он также прошел через эту брань. Даже во время самой Божественной литургии, в момент высочаишего молитвенного подъема и напряжения, на него вдруг нападало неверие, он испытывал страшное оцепенение, менялся в лице, мрачнел. Святой преподобный Нифонт подвергся хульной брани до такой степени, что на четыре года лишился рассудка. В безумии он бродил по разным местам. Однажды на молитве его не оставляли хульные помыслы, и он просил Господа: «Дай мне узнать, что Ты Бог и что нет иного кроме Тебя», — и когда, подняв взор на икону, он увидел вместо нее живого Господа Иисуса Христа, тогда только успокоился и умиротворился. С того времени Нифонт стал другим человеком — великим праведником, угодником Божиим, которому было открыто даже далекое будущее. Он пророчествовал и о наших временах, о духовном состоянии людей наших дней.

Итак, мы не должны смущаться тем, что и в нас происходит подобная борьба, но должны подражать искренности отца этого отрока и молиться Господу, раскрывая перед Ним свое внутреннее состояние, со слезами покаяния, с сокрушением сердечным, а не с дерзостью и безразличием к тому, что у нас мало веры. «Верую, Господи! помоги моему неверию» — это восклицание как раз и свидетельствовало об исполнении того требования, которое Господь предъявил к этому человеку: «Если ты хоть сколько-то можешь веровать, то все возможно верующему». Именно столько оказалось у него веры, не больше, но он не солгал, не стал лицемерить. Он откровенно сказал: «Верую, Господи! помоги моему неверию». Вера и неверие боролись в отце отрока, но все же в его душе что-то жило — какая-то благодать в нем была. И ради его душевного напряжения и покаяния — ведь он воскликнул со слезами, — ради любви к этому душевно страдающему человеку, из-за неверия которого мучился и его сын, одержимый беснованием, Господь совершил чудо. Обратите внимание: сначала отец отрока как бы препирался со Спасителем и упрекал Его учеников. Но потом он произнес эти странные слова: «Верую, Господи! помоги моему неверию» — и признался в самом сокровенном, самом постыдном, в чем, может быть, боялся во время молитвы сознаться и себе самому или за что старался себя оправдать, как в начале своего разговора со Спасителем.

Господь, «видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому» (ст. 25). Когда произошло это само по себе необыкновенное событие — проявление столь редкой искренности, — тогда стал сбегаться народ, желавший увидеть, чем закончится этот удивительный разговор между Господом и маловерующим человеком. И тогда Господь «запретил духу нечистому, сказав ему: дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него. И, вскрикнув и сильно сотрясши его, вышел; и он сделался, как мертвый, так что многие говорили, что он умер» (ст. 25-26). Это было настолько страшно и мучительно, что от изнеможения после многих лет страданий юноша лежал, как мертвый, то есть был так неподвижен и бесчувствен, что всем показалось, будто он умер. Может быть, некоторые даже и желали этого, чтобы вновь позлорадствовать над Господом.

«Но Иисус, взяв его за руку, поднял его; и он встал. И как вошел Иисус в дом, ученики Его спрашивали Его наедине: почему мы не могли изгнать его?» (ст. 27-28). Апостол Матфей несколько иначе описывает это событие, и для того, чтобы правильно понять происшедшее, мы должны обратиться и к его словам. По его свидетельству, Господь сказал ученикам, что они не могли изгнать духа из-за своего неверия (см. Мф.17:20): не только неверие этого человека, но и недостаточная сила веры самих учеников послужили причинами того, что они не смогли исцелить отрока. Апостол же Марк передает слова Спасителя так: «Сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста» (ст. 29), то есть неверие побеждается постом и молитвой. Мы должны понимать, что неверие — это не просто наше душевное состояние, но и действие нечистых духов. Если человек живет невнимательно, рассеянно—я уже не говорю о том случае, когда он совершает тяжкие грехи, — то благодать его оставляет и в его душе возникает смущение, борьба веры с неверием. И, наоборот, если он живет ревностно, благочестиво, то вера в нем усиливается, потому что усиливается благодать. Вера также есть не только состояние человеческого ума или души, но и Божественное действие Святого Духа, присутствие в человеке благодати. Как глаза созданы для света и без него не могут видеть, так и в человеческом духе есть такие чувства, которые живут, действуют и имеют силу, только когда в них проникает Божественный свет, благодать Божия.

Из сегодняшнего евангельского повествования мы должны сделать правильный вывод, извлечь жизненно полезный урок. Надо понимать, что в борьбе с неверием, если в нас есть хотя бы малая искорка веры — пусть мы и поддаемся различным сомнениям, — нужно искренне, со слезами прибегать к Господу Иисусу Христу. Не обязательно молиться именно этими словами: «Верую, Господи! помоги моему неверию», хотя и они иногда бывают полезными. Можно с чувством, выраженным в этих словах, произносить разные молитвы, какие угодно — Иисусову молитву или другие, может быть, более пространные молитвословия, соответствующие нашему душевному настроению или полагающиеся на правиле. Напрягая все душевные силы, как бы представляя Богу свою малую веру, будем со слезами умолять Его, чтобы Он избавил нас от неверия. И тогда наконец может совершиться то, чего не происходило в течение долгих лет. Многие годы человек страдал и мучался от разных душевных болезней. Он был подобен этому бесноватому отроку, бросавшемуся и в огонь, и в воду: то страдал от пламени блудной страсти, то погружался в воду отчаяния и уныния, то мучился от других страстей, воспламеняющих человека или, наоборот, остужающих его ревность. На протяжении многих лет мы бываем одержимы как бы немотой перед Богом: мы не умеем молиться, не можем произнести молитвенных слов. Всякое понуждение себя, приближение к Евангелию, к заповедям Спасителя вызывает в нас лишь муку, подобную той, какую испытал бесноватый отрок при виде Господа Иисуса Христа, когда упал и стал испускать пену.

Но если мы, подобно отцу отрока, напряжем все силы своей души и искренне, непредвзято исповедуемся перед Богом, покажем Ему нашу душевную немощь вместе с желанием исправиться, измениться, тогда может произойти нечто необыкновенное, чудесное. Нас самих, знающих себя, это будет изумлять больше, чем чудо исцеления бесноватого отрока изумило толпу. Мы почувствуем в себе исцеление. Пройдя через борьбу, страдания, мучение, через такое страшное, даже гибельное, состояние, когда нам казалось, что мы душевно мертвы, — как и окружавшим Спасителя людям показалось, что отрок мертв, — мы вдруг восстанем и окажемся способны к духовной, евангельской жизни. От нас зависит искренность и одновременно терпение. Мы должны терпеть это свое душевное состояние, смиренно повергать себя перед Господом, искренне исповедовать Ему свою немощь — и в нас будет происходить изменение. Пусть иногда и через обострение, как это бывает при обычных телесных болезнях (если лекарства правильно назначены, болезнь сначала обостряется, а потом наступает исцеление).

Каждый из нас может почувствовать на себе действие Божественной силы. Мы же, читая или слушая Священное Евангелие, только озираемся на прошлое, смотрим в глубокую древность и думаем, что происходившее тогда ныне уже невозможно. Нет, невозможно это для нас по одной причине — той же самой, по какой для отца бесноватого юноши невозможно было, чтобы его сын исцелился. Невозможно потому, что в нас нет веры. Но даже самый немощный, самый маловерный из нас может подражать отцу отрока в той глубочайшей искренности, которую он проявил, когда воскликнул эти знаменитые, необыкновенные, нелогичные, но совершенно искренние слова: «Верую, Господи! помоги моему неверию». Аминь.

25 марта 2001 года

О правильном чтении духовных книг

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Поздравляю вас, братья и сестры, с воскресным днем. Сегодня память преподобного отца нашего Иоанна Лествичиика. Это великий аскетический учитель древности, который написал книгу, названную впоследствии «Лествицей», то есть «Лестницей». В ней описываются тридцать ступеней (отсюда и такое название), ведущих человека от начальных добродетелей к совершеннейшим. «Лествица» — книга непревзойденная и неповторимая, хотя и до нее, и после нее об аскетическом учении Церкви было написано очень много. Подвижники в наставлениях своим духовным чадам говорят то, что необходимо им именно в их время. Конечно, все эти книги нужны. Но «Лествица» преподобного Иоанна является, можно сказать, глубочайшим откровением о борьбе человека с грехом и страстями. Несмотря на то что она предназначена исключительно монашествующим, всякий благоразумный христианин может найти в ней то, что соответствует именно его образу жизни. Страсти и добродетели у всех людей общие, поэтому, как правило, людям, живущим в миру, среди суеты, во многих случаях подходят те же советы, что и отрекшимся от мира. Но нужно относиться к чтению духовных книг разумно и здраво: не пользоваться теми средствами борьбы со страстями, которые удобны только для монахов, а обращаться к общим, подходящим и мирянам. Конечно, неопытному человеку сделать это не всегда легко, тем не менее нельзя просто отказаться от чтения этой книги, сказав, что мирянам она совершенно не подходит.

Как же научиться находить в «Лествице» и других святоотеческих творениях советы, уместные и своевременные для нас, и не принимать того, что касается людей высоко преуспевших, например подвизающихся в отшельничестве? Мы только тогда можем читать книги с пользой для себя, когда приобретем некоторый опыт и научимся рассуждать здраво. Надо сказать, что неопытные христиане неправильно понимают не только святоотеческие писания, но и богодухновенное Священное Писание Ветхого и Нового Завета. Об этом говорит святой апостол Петр, рассуждая в своем послании о творениях апостола Павла: «…как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают (то есть понимают превратно. — Игум. А.), как и прочие Писания» (2 Пет.3:15-16). Из слов апостола Петра мы понимаем, что в те времена были люди, которые, читая послания апостола Павла и прочие Писания, понимали их превратно. Значит, не нужно говорить, что если мы не понимаем «Лествицу» или какую-нибудь другую сложную книгу, аскетическую или догматическую, то в этом виноват автор, который непонятно изъясняется. Лучше познаем свою неопытность и постараемся приобрести рассуждение.

Что для этого нужно сделать? Читать книги писателей, близких к нам по времени: святителя Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника, оптинских старцев, писателей двадцатого века, таких как игумен Никон (Воробьев), греческих и русских старцев. Сейчас много издано книг современных греческих старцев, которые также весьма полезны и назидательны. Через чтение этих книг мы, как бы с помощью некоего предисловия и предварительного объяснения, научаемся правильно понимать древние святоотеческие творения. Говоря светским языком, книга преподобного Иоанна Лествичника является гениальным произведением, но это не означает, что после нее святым отцам уже не нужно было ничего писать. Книги объясняют и дополняют друг друга, сообщая нам правильное, святоотеческое понимание аскетического учения.

Творения святых отцов нельзя понимать произвольно и читать как художественную литературу. Светские писатели стремятся к тому, чтобы их произведения производили на каждого человека свое впечатление. А аскетические и догматические писания святых отцов в этом смысле похожи, скорее, на литературу научную: автор научного труда предполагает, что его будут понимать совершенно точно и адекватно. Если у нас нет такого ясного понимания, значит, это наша вина, потому что в данном случае автор виноват быть не может. Значит, мы недостаточно подготовлены душевно и умственно к восприятию такой литературы. Поэтому прежде нам необходимо ознакомиться с аскетическими и нравственными писаниями святых отцов последнего времени, двадцатого, девятнадцатого и восемнадцатого веков. Тогда мы сможем правильно понять и древние писания, такие как знаменитая « Лествица» преподобного Иоанна Лествичника, поучения аввы Дорофея, Иоанна Кассиана Римлянина, вопросы и ответы Варсонофия и Иоанна, творения Петра Дамаскина и многие другие.

Если же мы будем проводить между святоотеческими писаниями жесткие границы и относить одни из них к книгам для монахов, другие — для мирян, а третьи — для священнослужителей (потому что есть книги, написанные специально для священнослужителей), то таким образом мы обедним свою внутреннюю жизнь, сделаем ее скудной и односторонней. Мы должны питаться всем и от всего получать пользу. Как пчела с каждого цветка собирает нектар и превращает его в мед, так и мы будем извлекать пользу для души из всех этих «кринов сельных» — из всех прекрасных цветов на ниве святоотеческих творений. Будем при помощи чтения возбуждать в себе ревность и получим душевную пользу. Может случиться, что совет какого-нибудь отшельника окажется нам полезным в ситуации, по видимости не имеющей ничего общего с тем, о чем говорится в его писании, например в отношениях с нашими сотрудниками или с семьей. Тогда мы на опыте убедимся в великой премудрости святых отцов, которая была им дарована свыше после долгих подвижнических трудов. А один из первых и славнейших святых отцов — преподобный Иоанн Лествичник, память которого мы сегодня совершаем. Аминь.

25 марта 2001 года

Похвала Пресвятой Богородицы (суббота акафиста)

(Мк., 35 зач., VIII, 27-31)

И пошел Иисус с учениками Своими в селения Кесарии Филипповой. Дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди? Они отвечали: за Иоанна Крестителя; другие же — за Илию; а иные — за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос. И запретил им, чтобы никому не говорили о Нем. И начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.

О том, ради кого Божия Матерь творит чудеса

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Акафист Пресвятой Владычице нашей Богородице был составлен в честь освобождения Константинополя, царствующего града империи ромеев, от осады аваров и славян во времена императора Ираклия и патриарха Сергия. В субботу пятой недели Великого поста он читается за богослужением также ради воспоминания о чудесной помощи Божией Матери, явленной при осадах Константинополя арабами в царствование Константина Погоната и Льва Исавра. В VII-VIII веках арабы представляли большую опасность для многих европейских народов, поскольку завоевали весь Ближний Восток, Северную Африку, Испанию, захватили некоторые острова Эгейского моря и являлись серьезной угрозой для материка, на который совершали опустошительные набеги. В такое бедственное для империи время были явлены необыкновенные чудеса заступничества Божией Матери, в честь Которой и составлен первый акафист — «Радуйся, Невесто Неневестная». Потом на протяжении нескольких столетий других акафистов не писали, считая, что это песнопение — единственное в своем роде и подобных ему быть не должно. Только в XIV веке учениками преподобного Григория Синаита был составлен акафист Иисусу Сладчайшему, в котором отражены молитвенные воздыхания и переживания человека, занимающегося умным деланием.

Интересно следующее: акафист Божией Матери читается Церковью в честь двух событий, произошедших при императорах-еретиках. Император Ираклий и патриарх Сергий, его послушное орудие, были основателями монофелитской ереси. Монофелитство утверждало, что хотя в Господе Иисусе Христе одна ипостась и две природы (в этом их учение отличалось от монофизитства), но одно действие и одна воля. Эта ересь была до некоторой степени искусственной, так как учение об одном действии и одной воле являлось компромиссным решением (или, как тогда это называли, «икономией») ради примирения монофизитов с православными, ради возвращения еретиков в лоно Православной Церкви. Однако случилась другая беда. Монофизиты оставляли свою ересь, но переходили в новую — монофелитскую. И вот в царствование еретика было явлено великое чудо заступничества Божией Матери. Другое чудо случилось во времена Льва Исавра, который стал родоначальником иконоборческой ереси, поддерживаемой и распространяемой царским домом.

Итак, почему я обращаю внимание на этот момент? Что это значит? Я отнюдь не хочу сказать, что все вероисповедания равны и не имеет значения, как человек верит, лишь бы он делал это искренне. Нет, я хочу сказать не о том. Между ложными вероисповеданиями и Православной Церковью всегда велась жестокая борьба. От монофелитов пострадали папа Мартин и знаменитый ревнитель и защитник Православия Максим Исповедник, которому были усечены правая рука и язык, чтобы он не мог ни говорить, ни писать в защиту Истины. В период иконоборческой ереси были беспрецедентные гонения на православных, особенно на монашествующих, которые были основными защитниками иконопочитания. Закрывались монастыри, совершались всевозможные кощунства над иконами, преследования и убийства православных, так что многие из них, в том числе и монахи, уходили из царствующего града и скрывались на окраинах империи. Кто бежал в Италию, кто в Крым, бывший в то время восточной окраиной Византийской империи, кто даже на Ближний Восток, желая лучше быть в рабстве у арабов-мусульман, не затрагивавших тогда догматов христианского учения, чем претерпевать от еретиков посягательства на истинную веру. Вот какие были гонения. Почему Господь все же сотворил Свое чудо? Почему Божия Матерь защитила Константинополь?

В IV веке при императоре Юлиане Отступнике Господь спас христиан от осквернения, поругания и осмеяния со стороны язычников. Юлиан велел окропить идоложертвенной кровью всю пищу, которая продавалась на рынках, с тем чтобы потом, когда православные купили бы и стали употреблять эту пищу, объявить им: «Хорошо воздерживаться от идоложертвенного» (см. Деян.15:29) — и тем смутить верующих, посмеяться над ними. Патриархом в то время был еретикарианин. Арианство — страшная ересь, отрицающая Божество Господа Иисуса Христа. И вот этому патриарху-еретику явился во сне святой Феодор Тирон и повелел объявить христианам, чтобы они не покупали пищи на рынках, а варили для еды зерна пшеницы с медом и таким образом сохранили себя от осквернения.

Итак, через патриархов-еретиков или во время их управления Церковью, при еретиках-императорах Спаситель и Божия Матерь творят такие дивные чудеса. Что же это значит? Это значит, что ради, может быть, немногих искренне правильно верующих, чтобы сохранить их от искушений и скорбей, Господь творит чудеса даже и через неверующих, и через нечестивых, и через врагов Истины — таково Его великое милосердие.

В подтверждение этого припомним повествование Книги Бытия. Когда праведный Авраам умолял Господа о помиловании Содома и Гоморры, то произносил следующие слова: «Неужели Ты погубишь город, если в нем будет пятьдесят праведников?» (см. Быт.18:24). Говорил он это дерзновенно, как бы препираясь с Господом, а Господь терпеливо выслушивал Своего угодника, потому что тот своим долготерпением, повиновением Богу и многолетним упованием на Его обетование, которое по всему казалось несбыточным, стяжал великое пред Ним дерзновение. И когда наконец Авраам сказал: «А если будет десять праведников, неужели Ты погубишь город вместе с десятью праведниками?» — Господь ответил : «Если десять будет, то не погублю» (см. Быт.18:32) и лишь после этого отошел от Авраама. Смотрите: если бы только десять праведных людей нашлось в Содоме (а там праведным оказался один лишь Лот), то ради этих десяти ужасный, погрязший в нечестии, разврате и всяких мерзостях город, о котором Священное Писание говорит: «Вопль Содомский и Гоморрский дошел до небес» (см. Быт.18:20-21), был бы помилован.

Итак, именно ради православных, которых в Константинополе во времена царствования Ираклиямонофелита и Льва-иконоборца было, пожалуй, немного, Господь по предстательству Божией Матери через еретиков сотворил чудеса и защитил Свою Церковь, Своих верных рабов. Вот какова великая милость Бога и Пресвятой Владычицы нашей Богородицы к нам, православным христианам! Аминь.

15 апреля 2000 года

О причастности к искупительной жертве

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Господь наш Иисус Христос направлялся с учениками в селения Кесарии Филипповой, и «дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди?» (ст. 27). Вопрос этот Спаситель задал ученикам совсем не по той причине, по которой обычно подобные вопросы задаем мы. Ведь нас, имеющих страсти тщеславия, человекоугодия, волнует человеческое мнение, и потому мы хотим знать, как о нас думают люди и что они о нас говорят. Одобрение или неодобрение с их стороны вызывают в нас соответствующие чувства: успокоения или же неудовольствия и негодования. Хотя бы мы были правы и знали, что ведем себя безупречно, но неодобрение людей вызывает в нас смущение, и душевно нам бывает очень трудно. Пророк Давид обращался к Господу с такими словами: «Избави мя от клеветы человеческия, и сохраню заповеди Твоя» (Пс.118:134) — настолько тяжело перенести отрицательное человеческое мнение и злословие. Но Господь, как бесстрастный и совершенный человек, как святой, не имеющий и тени греха, не мог руководствоваться подобными чувствами. И спросил Он учеников потому, что желал, чтобы они сами исповедали Истину и осознали ее до конца. Возможно, среди них было еще некоторое колебание и они не знали, как правильно думать о Спасителе, или не до конца были уверены в правильности своего образа мыслей о Нем.

«Они отвечали: за Иоанна Крестителя; другие же — за Илию; а иные — за одного из пророков» (ст. 28). Не в каком-то иносказательном смысле, но в самом буквальном люди почитали Господа Иисуса Христа воскресшим Иоанном Крестителем. Недаром царь Ирод, когда услышал о чудесах, творимых Спасителем и Его учениками, сказал: «Это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им» (Мк.6:14). Не думаю, чтобы Ирод был богобоязненным человеком, так что ему могла бы прийти на ум подобная мысль. Нет, вероятно, он повторял эти слова за другими, соглашаясь, что они похожи на правду. Иные принимали Его за Илию — и не в переносном, не в том таинственном смысле, в каком Спаситель, например, говорил об Иоанне Крестителе, что «он есть Илия» (Мф.11:14), то есть пришел в духе Илии, но в самом буквальном и точном. Веруя в воскресение мертвых, иудеи считали, что Христос есть воскресший Иоанн Креститель или пришедший с неба пророк Илия. Они даже не допускали мысли о том, что в их время может явиться новый пророк. Настолько они осознавали духовную скудость и пустоту, господствовавшую в израильском обществе, что никому из живущих тогда людей не могли приписать какой-либо духовности, считая, что истинно духовные люди были только в древности. «А иные — за одного из пророков». Эти слова также нужно понимать в том смысле, что иудеи видели в Христе не нового пророка, но одного из тех древних пророков, которые в давние времена являлись израильтянам и открывали им волю Божию.

«Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня?» (ст. 29) И вот Петр, будучи человеком искренним, порывистым, нередко из-за простоты своей даже не обдумывающим своих поступков и слов, отчего порой говорил или делал что-либо неправильно, но иногда выражал и открывал волю Божию, от лица всех учеников ответил: «Ты Христос» (ст. 29). Краткие, простые слова. Несколько иначе передают их другие евангелисты. Евангелист Матфей говорит, что апостол Петр ответил: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (Мф.16:16). А евангелист Лука передает, что ответом Петра Спасителю были слова: «Ты — Христос Божий» (см. Лк.9:20). Но смысл этих слов одинаковый. Сказать: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго», или: «Ты — Христос Божий», или: «Ты Христос» — значит сказать одно и то же, потому что «Христос» в полном, единственном и исключительном смысле этого слова есть воплотившийся Сын Божий — Тот, Кто помазал Свое человечество воплотившимся Божеством. Если «христы», иначе — «помазанники Божий», какими были иудейские первосвященники или цари, помазывались действием и силой Божией, то Истинный Единственный Христос, Чьим лишь прообразом являлись эти первосвященники и цари, помазан не действием Божества, но Самим воплотившимся Божеством, вочеловечившейся Второй Ипостасью Пресвятой Троицы. И действие Божества, таким образом, пребывало во Христе не как в некоем сосуде, но, наоборот, как в источнике.

«И запретил им, чтобы никому не говорили о Нем» (ст. 30). Почему Спаситель это сделал? Потому, что время еще не пришло; потому, что еще не понимали, в чем состоит основное дело Христа, основной подвиг, который Он должен совершить. Иудейский народ видел славу Христа в Его чудесах и в пророчествах, ожидал от Него, что Он воцарится и прежде всего уничтожит всякое зло и заблуждение в израильском обществе, затем распространит Истину на все народы, покорит заблуждающихся людей Истине, заставит людей служить Богу, может быть даже и насильно. И если бы апостолы стали распространять учение о том, что Иисус есть Христос, в то время когда Ему вскоре надлежало претерпеть страдания, то это оказалось бы чрезвычайно соблазнительным и многие бы в Нем разуверились. Поэтому в тот момент Спаситель приостанавливает эту проповедь, наказывая никому не говорить о Нем, и только после Своего Воскресения, явившись ученикам, повелевает им проповедовать Истину, начиная от Иерусалима, по всему миру — всем народам.

«И начал учить их, что Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» (ст. 31). Здесь Спаситель приоткрывает ученикам великую тайну искупления человеческого рода. Они, конечно, этого еще не понимали. И мы сейчас тоже, может быть, слышим лишь простые, как нам кажется, слова-предсказания о грядущих страшных событиях, об унижении Сына Божия, Помазанника-Христа, не до конца понимая, что в них заключена глубочайшая Истина.

Святые отцы, говоря о догматическом учении Церкви, весьма часто употребляют словосочетание «евангельские догматы». Ибо все догматическое учение Церкви со всеми его утонченными логическими, диалектическими формами, строгими определениями, имеющими философское и едва ли не математически точное значение, почерпнуто из подобных простых, на наш взгляд, евангельских текстов. Собственно, оно и является Евангелием, изъясненным для ясности в определенных философских терминах. И вот какое догматическое учение содержится в этом одном стихе. Господь Иисус Христос, Сын Божий, принявший на Себя человеческое естество, через Крестное страдание должен был искупить весь человеческий род, всех верующих в Него людей. И потенциально Он действительно искупил всех, но воспользоваться этой возможностью способен только тот, кто искренне верит Ему и следует Его учению.

Как совершилось это искупление? Сын Божий принес в жертву за нас Свое человеческое естество. Но поскольку это человеческое естество было усвоено Сыну Божию, как сказано в церковном песнопении, «непреложно», то есть навеки, неизменно, то эта жертва стала смертью не просто одного праведного человека, безвинного страдальца, но смертью Божиеи. Не в том смысле, что Бог в действительности претерпел страдания, а в том, что Сын Божий, обладая по воплощении двумя природами — Божественной и человеческой, пострадал Своей человеческой природой. А потому, как дерзновенно говорит Григорий Богослов, мы можем сказать, что пострадал Бог. Таким образом, эта жертва приобрела безграничную, бесконечную цену. Страдания и смерть Господа столь бесконечно велики, что если бы люди пожелали присоединиться к жертве и участвовать в ней, то есть с верой принять ее не только умом, но и совершением соответствующих этой вере дел, тогда всякий человек, какими бы тяжкими ни были его грехи и грехи всего человечества, был бы погружен в бездну Искупительной Жертвы, как некая песчинка в океан. И все его грехи так же были бы поглощены Божественной благостью, очистительной силой Божиеи, как песчинка, погружаясь в океан, поглощается его водами и бывает уже совершенно невидима.

Вот что приоткрыл Спаситель Своим ученикам в этих кратких словах: «Сыну Человеческому много должно пострадать, быть убиту и в третий день воскреснуть». Если до искупительного подвига Христа в мистическом таинственном смысле всякий человек (поскольку грехи имел даже и праведник) за каждый самый незначительный грех должен был умереть, хотя бы его грехи были ничтожными, так что все побеждала смерть, то теперь же Спаситель, принеся Себя в жертву, разрушил смерть, открыл дверь Царствия Небесного, сокрушил врата адовы. И хотя после Воскресения Спасителя прошло уже значительное время, а день всеобщего воскресения еще не наступил, это не дает нам повода для неверия, но говорит о долготерпении Божием, о том, что Он предоставляет людям возможность добровольно присоединиться к Его жертве и таким образом вслед за Ним Его силой (не собственными заслугами) разрушить власть смерти и вернуться к прежней праведной, святой жизни, какой обладали наши прародители в раю. Святые отцы считали, что праведники сподобятся даже гораздо большего блаженства и близости к Богу, чем имели Адам и Ева до грехопадения. После же свободного присоединения себя к Искупительной Жертве уже не будет никакого изменения, никакой возможности падения. А если и будут происходить изменения в жизни человека, то только в плане бесконечного совершенствования и насыщения благостью Божиеи.

Смерть Спасителя — это страшное, чудовищное преступление — стала радостью и избавлением для всего мира. На Кресте произошло искупление человеческого рода. И, как говорит преподобный Иоанн Лествичник, мы должны всеми силами подвизаться для того, чтобы присоединиться к этой жертве, не думая, однако, о себе, будто исполняем нечто великое, делающее нас уже достойными ее. Ибо, по его словам, одна капля крови Царя бесценнее и дороже, чем вся кровь, которую пролил бы раб. Потому, осознавая свое низкое, греховное, рабское состояние, нам необходимо понимать: если бы мы и все подвиги совершили, и даже кровь пролили за Христа (а мученичество является высочайшим христианским подвигом), то и тогда не сделали бы ничего достойного того, что Он сделал ради нас. Но мы только показали бы свою искреннюю веру, свое желание угодить Богу и присоединиться к неоценимой, бесконечной, великой, страшной жертве Христовой за нас. Аминь.

15 апреля 2000 года

О том, когда Пресвятая Богородица помогает нам

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодняшний праздник называется Похвала Божией Матери, или Суббота Акафиста. Евангельское чтение в этот день повествует о том, как некая женщина, слушая проповедь Господа нашего Иисуса Христа, от избытка чувств воскликнула: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк.11:27), восхвалив тем самым Божию Матерь. И сама Пресвятая Дева, исполненная Духом Святым, еще прежде Рождества Христова пророчески воскликнула: «Отныне будут ублажать Меня все роды» (Лк.1:48). Мы видим, что слова эти сбываются, несмотря на противление всевозможных еретиков, в разные времена хульно учивших о Пресвятой Деве. И Несторий, и иконоборцы, и нынешние протестанты, и бесчисленные сектанты оказываются посрамленными, поскольку сама жизнь, история древнейших времен и наших дней учат нас тому, как славна Божия Матерь. Она имеет великое дерзновение перед Богом не только молиться о том или ином человеке, искренне к Ней прибегающем, но и помогать целым народам и государствам.

Вот примеры тому из новейшей истории. Сила заступничества Божией Матери за нашу страну в Великой Отечественной войне по молитвам перед Казанским Ее образом была необыкновенной. А в XIX веке во время Крымской войны после молитв народа перед Касперовской чудотворной иконой Божией Матери, находящейся в Одессе, Пресвятая Богородица спасла этот, беззащитный тогда, город от неминуемой гибели. Во время той же войны наши российские полководцы, уже зараженные духом атеизма и вольнодумством, не захотели внести чудотворную икону Божией Матери в осажденный Севастополь. Только после долгих, унизительных переговоров святителя Иннокентия Херсонского с командующим лишь на одном бастионе было разрешено отслужить молебен перед Ее образом. Севастополь был позорно сдан, и только этот бастион не был взят врагами.

Нынешний же праздник установлен в честь события, бывшего в древности, в 626 году по Рождестве Христовом, когда персы, вечные противники греков, вместе со скифами осадили Константинополь. У Византии, могучего в то время государства, по разным историческим обстоятельствам не было возможности дать военный отпор. Хотя стены Константинополя славились своей неприступностью, но опасность падения города, тем не менее, была велика. Патриарх Сергий призвал народ все упование возложить на Бога и Пречистую Его Матерь. По его приказанию на воротах стен города был написан образ Богоматери с Предвечным Младенцем. Совершались всенародные моления и всенощные бдения. Патриарх, взяв чудотворную икону Владычицы, Животворящий Крест Господень и ризу Пресвятой Богородицы, по стенам обошел с этими святынями Константинополь. И Матерь Божия явила чудное Свое заступничество. На море внезапно поднялась буря и потопила вражеский флот. Осада Константинополя была снята. В честь этого события был впервые составлен акафист, что в переводе с греческого означает «неседален», то есть песнопение, во время которого нужно молиться стоя. Этот акафист долгое время был единственным в своем роде, и до сих пор многие греки считают, что составлять акафисты — как это делается, например, у нас в России — неуместно. Особенным торжественным чином акафист Божией Матери читается в пятую субботу Великого поста.

Однако не нужно думать, что Божия Матерь станет помогать нам всегда, так сказать, автоматически и что мы, однажды стяжав Ее небесное заступничество, никакими собственными греховными поступками не можем уже его лишиться — что бы мы ни делали, как бы мы себя ни вели. Знаменитый князь Андрей Боголюбский, правивший в Суздальской земле, 1 августа 1164 года, после того как от иконы Божией Матери исшел дивный свет и облистал русское войско, чудесным образом одержал победу над камскими болгарами. В тот же день подобное чудо произошло и в Византии, где император Мануил с Божией помощью также одержал победу над врагами империи. В честь этих двух событий был установлен праздник Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы. И вот прошло несколько лет, наступил 1170 год. Те же самые победоносные суздальцы, которые, быть может, уже отмечали праздник Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы, празднуя прежнюю свою победу, теперь подошли к Великому Новгороду. Они осадили своих православных соотечественников, подняли оружие на единоверных братьев. Видимо, суздальцам казалось, что после чуда 1164 года Божия Матерь пребудет с ними всегда, во всем будет им помогать, и все, что бы они ни делали, угодно Богу. Но благочестивые новгородцы, находясь в беде, в осаде, отслужили молебен перед иконой Божией Матери «Знамение» и вынесли ее на городскую стену. Может быть, они желали пристыдить врагов и показать, что Божия Матерь, Которую суздальцы почитают, является заступницей и новгородцев. Но суздальцы в своем упорстве и гордости продолжали штурм, и кто-то из них дерзновенной рукой даже пустил стрелу в святой лик. След от стрелы можно было видеть еще в конце XIX — начале XX века (когда же к власти пришли большевики, многие чудотворные иконы, в том числе и образ «Знамение», а также многие святые мощи были изъяты, уничтожены, и неизвестно, где они теперь находятся и сохранились ли вообще). И вот произошло чудо: икона сама собой отвратилась от суздальцев и обратила свой лик к новгородцам. На суздальцев, которых еще недавно вдохновляло бывшее несколько лет назад от иконы Божией Матери чудо, теперь напал страшный, панический ужас. Они потерпели сокрушительное поражение и бежали, преследуемые новгородцами.

Вот урок из истории: мы не должны надеяться на непрестанное заступничество Божией Матери. Если мы делаем что-то доброе, благородное, как суздальцы, — когда они защищали отечество от кочевников, — тогда Пресвятая Дева будет нам помогать. Если же мы обращаемся ко греху, поддаемся гневу, раздражительности, осуждению, враждуем с ближними — как суздальцы, направившие оружие против братьев по крови и единоверцев, — тогда Божия Матерь отвратит Свой лик от нас и поможет тем, кого мы обижаем.

Почитая Пресвятую Деву, мы должны наше почитание и благоговение перед Ней соединять с очищением совести, угождением Пречистой Богородице. Не только будем чтить Ее на словах в своих, может быть, искренних молитвах, но и задумаемся о наших делах: одобрит их или будет порицать нас за них Божия Матерь. Когда женщина из народа, восхищенная необыкновенной проповедью Спасителя, воскликнула: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» — Господь сказал ей в ответ: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (Лк.11:27-28). Итак, необходимо принимать слово Божие и не только хранить его в уме, но и соблюдать в делах, во всей своей жизни. Вот тогда мы будем блаженны, поскольку станем почитать Пресвятую Деву истинно, справедливо, богоугодно — так, что это будет Ей приятно, то есть будет принято Ею. Если же мы чтим Ее иначе — одним умом, без дел, — то благочестие наше суетно и напрасно. «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его». Аминь.

19 апреля 2002 года

Неделя 5-я Великого поста, преподобной Марии Египетской

(Мк., 47 зач., Х, 32-45)

Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам, и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет. Тогда подошли к Нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и сказали: Учитель! мы желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим. Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам? Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, в славе Твоей. Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь? Они отвечали: можем. Иисус же сказал им: чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься; а дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от Меня зависит, но кому уготовано. И, услышав, десять начали негодовать на Иакова и Иоанна. Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих.

Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег. И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром. Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница. Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: кто это, что и грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя, иди с миром.

О самооправдании и укорении себя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память преподобной Марии Египетской — великой древней подвижницы. Как вы знаете из ее жития, она от юности, можно сказать — с отроческих лет, до зрелого возраста была тяжкой грешницей и утопала в грехе блуда. Но потом она совершила необыкновенный подвиг покаяния и достигла такой чистоты и святости, что в ней стала явно действовать великая сила Божия. Преподобная Мария получила дарования сверхъестественные: ходила по воде, во время молитвы поднималась на воздух, обладала даром пророчества и ведения мыслей человеческих. Православная Церковь предлагает нам в Великий пост этот образец покаяния, чтобы человек, даже утопающий в беззакониях и совершивший самые тяжкие грехи, не отчаивался, но знал, что очищение и спасение зависят только от его личного произволения и ничто не может ему помешать, даже самые страшные препятствия, возникающие на пути человека ко спасению, — собственные его грехи.

В день памяти Марии Египетской читается Евангелие о покаянии грешницы, блудницы, пришедшей к Господу Иисусу Христу, когда Он возлежал в доме фарисея, то есть человека, принадлежавшего к такому течению Ветхозаветной Церкви, последователи которого заботились, главным образом, о праведности. Были среди них и лицемеры. Поэтому слово «фарисей» стало именем нарицательным. «Фарисей» — человек внешне праведный, а внутренне развращенный. Однако были и такие люди, которые действительно выделялись среди прочего народа своей ревностью и щепетильностью в исполнении нравственных требований закона.

Когда Господь наш Иисус Христос находился во время обеда в доме одного из таких праведников, «женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром» (ст. 37). Представьте себе: в дом праведника входит та, про которую весь город знает, что она блудница. Это была женщина, совершенно опозоренная в глазах не только тех, кто считали себя ревностными верующими, но и обыкновенных людей. И эта опозоренная женщина, обесчестившая сама себя порочной жизнью, дерзновенно вошла в дом фарисея, «принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (ст. 37-38). Встала сзади, потому что в древности, во времена Господа Иисуса Христа, за трапезой возлежали вокруг стола на ложах головой к столу. Под левую руку подкладывалась подушка, а правой человек вкушал пищу. Столовых приборов, которые мы употребляем сейчас, тогда не было. Подойдя сзади, женщина, став «у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами». По-славянски сказано более емко: «Начат умывати нозе Его слезами». Слезы ее были столь обильными, что ими она умывала ноги Господа. «И отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром». В этом выражалось ее необыкновенное смирение, ибо она вытирала ноги Спасителя не какой-нибудь тканью, или полотенцем, или даже одеждой, а волосами своей головы.

«Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница» (ст. 39). Фарисей считал, что, может быть, и допустимо побеседовать с женщиной-грешницей, сказать ей слово назидания, для того чтобы она покаялась и спаслась, но Господь позволил прикоснуться к Нему той, которая была осквернена тяжкими плотскими грехами. В глазах этого праведника-фарисея такое попущение казалось невозможным. Да и мы сейчас брезгуем некоторыми людьми, например нечистоплотными, неприятными нам в каком-то отношении или опустившимися, бездомными, и избегаем того, чтобы они к нам прикасались. Мы стараемся, если находимся рядом с ними, например в общественном транспорте, как-то от них отстраниться. Поэтому брезгливость фарисея нам вполне понятна. «Он позволил к Себе прикасаться! Если бы Он был пророком, то не разрешил бы прикасаться к Себе такому человеку. Он знал бы, что она грешница». Однако Господь, как Всеведущий, не только знал грехи этой женщины, но и видел мысли фарисея.

«Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил» (ст. 40-43). Речь здесь, конечно, идет о грехах. Симон думал о себе, что он праведник, что у него нет грехов и перед Богом он чист. Но Господь открыл великую истину, важную для всех людей, а не только для этого искреннего, но заблуждавшегося человека, помышлявшего, что он Богу ничего не должен. Господь открыл, что все мы должники, но только одни должны более, а другие менее. Безгрешных людей нет. Пусть твой долг составляет пятьдесят динариев, но ты должен Богу. И какая разница, мал или велик долг, если ты не можешь его отдать, равно как и тот, кто должен гораздо больше тебя. Потому пусть у тебя и мало грехов, но если Бог тебя не простит, то ты окажешься в том же положении, что и великий в твоих глазах грешник.

«Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отёрла; ты целования Мне не дал (то есть не дал Мне лобзания. — Игум. А.), а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (ст. 43-47). Место это может показаться немного туманным. Господь сначала спросил у Симона: «Кто больше возлюбит?» — и Симон справедливо ответил: «Тот, которому более простил». А далее Иисус Христос говорит слова, имеющие смысл как будто бы противоположный: «Прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много». Не потому она много возлюбила, что ей многое простилось, но, наоборот, за многую любовь ей простились многие грехи. «Ты проявил малую любовь, не оказал Мне такого почтения, как эта женщина, и потому мало грехов тебе прощается. И, значит, в тебе мало любви». Прощение же великих и многих грехов свидетельствует о том, что в человеке любви много. Таким образом, тот, кто имеет любовь и приступает к Господу с покаянием, за эту свою великую, пламенную, искреннюю любовь получает прощение грехов, а получив прощение, приобретает еще большую любовь к Богу — чистейшую, святейшую.

«Прощаются грехи её многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: кто это, что и грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя, иди с миром» (ст. 47-50). И эта порочная женщина, считавшаяся опозоренной в глазах всего города, всем известная развратница, выходит совершенно чистой, святой, с душой светлой и праведной. А праведник Симон, фарисей, который много заботился об угождении Богу в соответствии со своим пониманием, хотя и получил, может быть, некоторое прощение, но неполное — из-за того что не имел такой любви. Подобным образом, конечно, происходит с каждым из нас. И это действительное событие, описанное в Евангелии, — именно действительное событие, а не какая-то притча или образ — стало примером на все времена. То, что происходило во время земной жизни Спасителя, происходит с людьми во все века, после того как один раз это совершилось в истории.

Пусть мы не в состоянии приблизиться к Спасителю и общаться с Ним как с человеком, ибо, по словам апостола Павла, мы уже не знаем Его «телесно» (см. 2 Кор.5:16), потому что Своим человеческим естеством Он пребывает одесную Бога и Отца. Но мы имеем возможность приблизиться к Нему духовно. Духовно (то есть душою своею) мы можем вести себя по отношению к Господу или как эта возлюбившая Его много, кающаяся перед Ним блудница, или как Симонфарисей. Бывает, мы как будто бы заботимся о своей праведности, но с холодностью, без любви и без покаяния, считая, что мы все делаем правильно, что мы своей жизнью уже заслужили приблизиться к Господу. На самом деле мы, хотя и получаем некоторое прощение грехов, но малое, ограниченное. И каждый раз, исповедуясь, каясь, может быть, искренне, однако без должной ревности, мы действительно получаем какое-то облегчение, но потом вновь и вновь возвращаемся к прежним грехам, что свидетельствует о том, что полного очищения от страстей мы не обрели. Преподобная же Мария Египетская, которая с тринадцати лет вела порочный образ жизни, безудержно предавалась разврату и находила в этом смысл жизни, считая, что наслаждение блудом оправдывает жизнь человека на земле, — эта женщина в тридцать лет после бывшего ей чудесного знамения решила перемениться. Она удалилась в пустыню и на протяжении сорока (!) лет несла нечеловеческие подвиги. Трудно себе представить, что человек вообще может такое вытерпеть, тем более женщина. Этой своей многой любовью она действительно приобрела то прощение грехов, о котором сказал Спаситель: «Кто много возлюбил, тому прощается много». И преподобная Мария не удовольствовалась (как бывает со всеми нами) тем, что получила отпущение грехов после исповеди, и тем, что ее греховные дела перестали вменяться ей в вину. Вслед за этим покаянием в храме и причащением она удалилась в пустыню и стала заботиться уже не о том лишь, чтобы ей простились ее дела, но чтобы избавилась от действия страстей, живущих в каждом грешнике, и сама ее душа, ее внутренний человек. Ибо одно дело — поступки, а другое дело — привычка к греховным поступкам, которая вырабатывается у человека на протяжении его нерадивой, греховной жизни.

То, что сделала в один миг, получив за несколько минут полное очищение, эта неизвестная нам по имени кающаяся блудница, описанная в Евангелии, преподобная Мария совершала в течение многих лет. Своим примером она показала всем нам, что, каким бы падшим человек ни был, ничто не препятствует ему очиститься. Представьте себе: Мария Египетская с тринадцати лет предавалась необузданному разврату. Конечно же, для нее это стало чем-то естественным. Но она показала, что совершенно ничто не мешает человеку очиститься. Мы часто оправдываем себя, говоря: «Вот, например, преподобный Сергий Радонежский — это был избранник Божий, а мы обыкновенные люди». Так же мы можем сказать о преподобном Серафиме Саровском или любом другом угоднике Божием. Хочется нам так отозваться и о Марии Египетской. Но если мы имеем сколько-нибудь здравого смысла, то должны увидеть в ее жизни совершенно иное. Какая же это избранница Божия, если она с тринадцати лет предавалась такому страшному, безудержному блуду? Неужели мы сейчас, встретив подобную девицу или женщину, назвали бы ее избранницей Божией? Если мы люди порядочные, то, пожалуй, избегали бы и общения с ней, как и фарисей Симон. И вот это совершенно развращенное существо вдруг меняется. Мы же начинаем оправдывать себя и заявляем: «Она была избранницей Божией» — уже, как говорится, задним числом. Но так ли на нее смотрели ее современники — те люди, которые с ней общались? Когда преподобная Мария, желая попасть из Александрии в Иерусалим на поклонение Кресту Господню, спросила у одного христианина, как это сделать, он сказал ей, что нужно сесть на корабль, и полюбопытствовал, есть ли у нее деньги, чтобы оплатить путешествие. Она ответила: «А зачем мне деньги? Я буду расплачиваться своим телом». После этих слов он в ужасе от нее отпрянул. Вот как воспринимали Марию люди, с ней общавшиеся, они отнюдь не видели в ней избранницу Бо-жию. Потому не будем себя оправдывать ничем: ни своим дурным воспитанием, ни тем, что раньше, как мы часто говорим, церквей не было, в храм ходить было нельзя, ничему нас такому не учили. Не станем себя извинять ни нашим окружением, ни неблагоприятными обстоятельствами, ни тем, что нам приходится находиться среди людей неверующих. Не будем себя оправдывать и своими грехами — тем, что мы уже так нагрешили, что теперь не способны встать из этой грязи, потому что в нашей душе произошли уже, так сказать, необратимые изменения. Все это — самооправдание.

Можно сказать, что самооправдание сводится к следующему: человек утверждает, что он не живет по-евангельски, не кается по каким-то внешним причинам. И к этим внешним причинам можно отнести не только обстоятельства, но и воспитание, и даже греховную жизнь или слабое здоровье. Самоукорение же состоит в том, что человек всегда видит свою вину: один лишь он виноват, а не кто-то другой в том, что он живет не по-евангельски, не приносит такого покаяния, какое приносили угодники Божий. Вот как нужно на себя смотреть! Должно избегать самооправдания и стремиться к самоукорению — не к тому, чтобы называть себя разными унизительными именами, а к тому, чтобы видеть свою и только свою вину в нашем отнюдь не евангельском жительстве.

Преподобная Мария Египетская является для нас вечным, прекрасным, светлым примером того, что из самого падшего состояния можно взойти на вершину добредетели. Пусть мы и не достигнем этой вершины, но, по крайней мере, избавимся от уныния, отчаяния, нерадения и лукавства, которые мешают нам стать добрыми христианами -пусть не великими подвижниками, но людьми, поистине стремящимися всеми силами своей души к тому, чтобы Евангелие было не книгой для чтения, а руководством к жизни. Аминь.

28 марта 1999 года

О том, что покаяние творит великие чудеса

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память преподобной Марии Египетской. Житие ее Церковь напоминает нам каждый год на богослужении, называемом обычно «Стоянием Марии Египетской», во время которого полностью читается канон преподобного Андрея Критского. Поэтому житие это на слуху у всех и, по крайней мере в общих чертах, все его знают.

Преподобная Мария в отроческие годы ушла из дома от своих родителей в Александрию, бывшую в то время одним из самых великих, самых славных, культурных и богатых городов Римской империи. Кто знает, по какой причине это произошло — по внушению ли сатанинскому или по собственному ее произволению, — но, так или иначе, там она начала предаваться безудержному сладострастию. И не потому, как она говорила после, что нуждалась в каких-то средствах для существования, а исключительно потому, что считала, будто именно в подобном наслаждении плотскими удовольствиями и состоит смысл жизни человека.

В философии существует направление, называемое «гедонизмом», смысл которого состоит в том, что нужно наслаждаться всевозможными земными благами. Много философов строили свои теории на подобной основе, лишь в некоторых моментах их мнения различались. На практике все, кто исповедовал такую философию, стремились, сознательно или нет, взять от жизни всё. Есть даже нехорошая поговорка: «Живем один раз». Собственно, философия происходит из чувств сердца, и любая теория является только оправданием внутреннего состояния того или иного человека. Люди, сознательно или бессознательно исповедуя философию гедонизма, думают, что счастливы, когда получают как можно больше наслаждений. Причем одно из самых страшных, гибельных для человека и одновременно одно из самых распространенных убеждений состоит в том, что наибольшее наслаждение приносит человеку страсть блуда.

Преподобная Мария с отроческого возраста, с тринадцати лет, безудержно предавалась страшному разврату, проводя дни свои в пирах и оргиях. Это продолжалось до тридцати лет — возраста, когда у человека окончательно формируются все его душевные и телесные силы. Поскольку она вела такой образ жизни, можно предполагать, что развращенность стала ее естеством. И в это самое, казалось бы, страшное время, когда Мария и не помышляла о спасении души и вообще о чем-либо духовном, неожиданно ее посетил Господь. Как вы знаете, она приплыла из Александрии в Иерусалим, оплатив свой проезд на корабле ужасным способом — развратом. Когда же она захотела войти в храм Святого Города, чтобы поклониться Кресту, невидимая сила Божия ее не пустила. И только после молитвы к Божией Матери, после обещания исправить свою жизнь она смогла войти. Потом Мария ушла в пустыню, где пребывала в подвиге сорок лет. Подвизалась она необыкновенно строго и достигла такого благодатного состояния, что обрела дар прозорливости. Будучи неграмотным человеком, она знала Священное Писание, во время молитвы поднималась на воздух, ходила по воде, за кратчайшее время силой Божией могла преодолевать огромные расстояния. И это — то немногое, что видел преподобный Зосима и что было признаком ее духовности. О внутреннем же состоянии подвижницы, ее близости к Богу мы можем только догадываться, судя по этим, отнюдь не самым главным и важным, однако очевидным внешним признакам.

Преподобная Мария была великой грешницей. Если мы взглянем на себя, то, конечно же, увидим, что каждый из нас боится, как бы грехи наши не стали известны другим людям, и весьма стыдится их. Часто на Исповеди мы, с трудом преодолевая этот естественный стыд, являющийся следствием нашей греховности, едва-едва можем что-нибудь откровенно рассказать о себе духовнику, который нас хорошо знает. И больше всего желаем, чтобы наши грехи были преданы полному забвению людьми, а в особенности Богом. Но взгляните на Марию Египетскую. О ее страшной греховности, о ее безудержном, даже, можно сказать, жестоком, противоестественном разврате, начавшемся с детских лет, знает весь мир. Вся вселенная знает о том, что эта женщина была развращенной в чрезвычайной степени, о ее греховности проповедуется в Церкви. Но что за чудо: покаяние превратило самое страшное бесславие, самый низкий позор в славу! И по-настоящему понять святость преподобной Марии можно, лишь сравнив приобретенную ею чистоту с прежней ее порочностью. На все времена, для всех народов, исповедующих Православие, Мария Египетская стала образцом покаяния, образцом надежды на Бога. Она показала, что даже самый падший и низкий человек имеет надежду не только на прощение грехов, но и на то, чтобы стать особенно близким к Богу, соделаться как бы любимцем Божиим, стать даже равноангельным. И если мы не достигаем подобного состояния, не освящаемся в такой степени, как преподобная Мария, то в этом наша вина. Может быть, мы не способны поститься или подвизаться в пустыне так, как она. Но покаяние заключено не столько во внешних подвигах, сколько в нашем внутреннем состоянии. Лишь потому, что мы не имеем такой ревности, какую имела эта великая подвижница, мы не приобретаем и такой благодати.

В честь преподобной Марии Египетской на литургии читается евангельское зачало, в котором также говорится о кающейся грешнице. Грешнице, кающейся у ног Спасителя.

Некто из фарисеев просил Господа, чтобы Он вошел вкусить с ним. «И войдя в дом фарисея, Он возлег»* (ст. 36). В то время вкушали пищу лежа головой к столу: левой рукой и левым боком опирались на подушку, а правой рукой брали еду.

«И вот, женщина, которая была известна в городе, как грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алебастровый сосуд с миром и, став сзади у ног Его, начала, плача, обливать ноги Его слезами и волосами головы своей отирала и целовала ноги Его и мазала миром» (ст. 37-38). Здесь не говорится определенно, в чем состояли ее грехи, но представления людей того времени были таковы, что на гневливость человека или склонность его к осуждению, я думаю, не обращали особенного внимания и под словом «грешник» подразумевали человека развращенного, живущего в блуде. Слово это имело по большей части лишь такое узкое значение. Обратите внимание: уже в этих словах — «известна в городе как грешница» — обнаруживается нечто общее между евангельской блудницей и преподобной Марией. Евангелие проповедует о грехах человека, можно сказать, бесславит его перед всей вселенной. Пусть мы и не знаем имени этой женщины, но — представьте себе — кто-то о наших грехах рассказывает всем подряд: «Вот этот — развратник, он сделал то-то и то-то». Наверное, мы захотели бы лучше умереть, чем испытать такое. Но Евангелие и Церковь проповедуют о грехах человека для того, чтобы показать и степень его покаяния, и потому эти грехи благодаря покаянию становятся не бесславием со делавшего их, а, наоборот, самой великой славой.

Женщина встала в стороне от стола, в ногах у возлежавших за трапезой. Не спрашивая ничего, дерзновенно приступила она к Спасителю и плакала так сильно (такой вывод можно сделать из евангельского повествования), что умывала Его ноги слезами. И вместо полотенца волосами своими отирала ноги Его, и лобызала их, и мазала миром, считая себя недостойной прикоснуться к голове Его или другим частям тела. Ибо ее грехи делали ее смиренной, хотя желание получить прощение придавало этой женщине мужество и дерзновение, и потому она осмелилась приступить к Господу.

«Увидев это, фарисей, пригласивший Его, сказал самому себе: Этот, если бы Он был пророк, знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, потому что она грешница» (ст. 39). Фарисей подумал так, ибо судил по себе, но он не посмел высказать свои мысли. На самом деле он тоже был грешником, как и все люди. Может быть, фарисей и не имел явных тяжких грехов, но согрешал многими помыслами и чувствами. Однако он считал себя настолько праведным, что не позволил бы такой женщине общаться с собой и прикасаться к себе. И потому ему казалось совершенно очевидным, что праведник, если бы знал о ней всю истину, поступил бы так же. Фарисей думал: «Я бы не позволил, значит, и Он не должен был разрешать. А потому Он, может быть, и праведник, но не пророк, так как не знает, кто она такая». Фарисей не осудил Господа как недостойного человека, но, казалось ему, здраво рассудил о том, что Он не пророк, хотя, возможно, чистый и праведный человек.

Господь же показал ему Свое всеведение. Он ответил фарисею: «Симон, Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель» (ст. 40). Итак, Симон называет Его Учителем и испытывает к Нему уважение. «У некоего заимодавца, — говорит Господь, — было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Так как им нечем было заплатить, он простил обоим. Кто же из них больше возлюбит его?» (ст. 41-42). Симон/как человек здравомыслящий (таковым он себя и считал, отчего и позволил себе составить собственное мнение о Господе Иисусе Христе), ответил: «Полагаю, что тот, кому он больше простил». «Он же сказал ему: ты правильно рассудил» (ст. 43). Как Всеведущий Бог, Господь Иисус Христос знал о здравом рассуждении Симона и задал ему этот вопрос, ожидая, что тот, конечно же, даст правильный ответ. «И обратившись к женщине, сказал Симону (видимо, указывая на нее, потому что она стояла поодаль стола. — Игум. А.): видишь ли ты эту женщину? Я вошел к тебе в дом: ты воды Мне на ноги не дал, она же слезами облила Мне ноги и отерла волосами своими; ты целования (то есть приветствия. — Игум. А.) Мне не дал, она же, с тех пор, как Я вошел, не переставала целовать Мне ноги; ты елеем головы Моей не помазал, она же миром помазала ноги Мои. Поэтому говорю тебе: прощены грехи ее многие за то, что она возлюбила много. А кому мало прощается, тот мало любит» (ст. 44-47). Здесь Господь Иисус Христос открыл необыкновенный закон: если человек кается во многих своих грехах, признает их, это является признаком его любви к Богу — и грехи его прощаются.

«А кому мало прощается, тот мало любит». Казалось бы, получается некая несправедливость: будто бы многогрешный человек имеет возможность больше любить Бога, — но это не так. Истинный праведник, как говорят святые отцы, хотя бы и не имел явных и тяжких смертных грехов, видит, что грехи его множеством своим подобны песку морскому, ибо его просвещает благодать Божия. Он много кается в своих грехах, и они прощаются ему за его многую любовь, великую любовь к Господу, признаком которой и является это покаяние. «А кому мало прощается» — не потому, что у него мало грехов, а потому, что он мало их в себе видит, — тот, по словам Спасителя, «мало любит».

«И Он сказал ей: прощены твои грехи. И начали возлежавшие с Ним говорить самим себе: кто это, что и грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя, иди с миром» (ст. 48-50). Господь не только простил грехи, но и пообещал этой падшей женщине, что она будет спасена: «Вера твоя спасла тебя». Сколь многие из нас желали бы услышать такой твердый и ясный ответ, что мы спасены, но немногие сподобляются такого откровения.

Здесь уместно вспомнить и иные подобные случаи, описанные в Евангелии (см. Мф.26:6-13; Ин.12:3-8). Когда другие женщины также помазывали Господа миром, ученики по простоте своей, а Иуда Искариотский от зависти и сребролюбия в каждом из этих случаев спрашивали Спасителя: «Зачем это она тратит миро, можно было продать его за триста динариев и раздать нищим». Но Спаситель запрещал им так говорить, отвечая: «Не удручайте эту женщину. То, что она сделала, будет проповедано по всему миру».

Для чего я напомнил этот эпизод? Людям недуховным или малодуховным кажется, что эти женщины, помазавшие Господа миром, ничего доброго не сделали. Лучше было бы помочь нищим, нуждающимся, чем бесполезно тратить такие деньги. Действительно, что сделали эти женщины? Омыли ноги Спасителя слезами, помазали их и голову Его миром. Какая в этом польза? Зачем это было нужно? Не лучше ли было послужить людям? Но Господь прославил этих мироносиц — так можно их назвать. Прославил Своих служительниц, несмотря на то, что, с точки зрения обычного человеческого здравого смысла, ничего полезного в их служении не было. И эти женщины услышали слова, подобные тем, какие прозвучали в сегодняшнем евангельском чтении: «Вера твоя спасла тебя, иди с миром». В другом случае Спаситель сказал: «Где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала» (Мк.14:9). Господь прославил их как образец для подражания.

Преподобная мать Мария именно таким образом послужила Богу. Что доброго она сделала? Кому она принесла пользу? Удалившись в пустыню, преподобная жила там на протяжении сорока лет, питалась травой, подобно дикому зверю, никого не видела, ни с кем не общалась. «Напрасно провела она там сорок лет», — сказали бы сейчас люди, настроенные думать о добре по-мирски, так, как учит нас современная гуманистическая культура. Однако таких великих даров, как молиться, стоя на воздухе, ходить по воде, знать будущее, — сподобляются, как правило, не те, кто служит людям, но те, кто угождает Богу в безвестности и уединении, втайне совершает свой подвиг по учению Спасителя: «Сотвори молитву твою втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (см. Мф.6:6). Вот кому подражают истинные подвижники благочестия, справедливо названные угодниками Божиими. И вот кому стараемся подражать мы — монашествующие. Мы также как будто бы ничего доброго не делаем и если занимаемся какими-то делами, то служим более самим себе. Суть же нашего подвига должна заключаться в невидимом, тайном угождении Богу. Втайне мы должны омывать ноги Спасителя слезами, смиряться перед Ним. То, что женщина волосами головы своей отирала ноги Спасителя и целовала их, означает ее смиренную любовь к Нему. И мы также должны любить не горделиво и дерзновенно, но смиренно. А мазать ноги миром — значит приносить Богу благоуханные молитвы. Поступая так, мы подражаем и евангельской жене, и преподобной Марии Египетской. И именно за эту нашу смиренную любовь, покаяние и молитву благодать Божия сходит в наши души и Господь прощает наши грехи. Покаяние совершает великое чудо. То, что было для человека позором, оно делает величайшей, даже всемирной, славой, как мы видим и из сегодняшнего евангельского повествования, и из жития Марии Египетской.

Итак, подвизаясь во внутреннем, молитвенном, невидимом покаянии, мы исполняем волю Божию, мы угождаем Богу. Это становится ясным как из слов Спасителя, обращенных к грешнице: «Вера твоя спасла тебя, иди с миром», так и из тех великих чудес, тех благодатных дарований, которыми Господь наградил преподобную Марию Египетскую. Аминь.

16 апреля 2000 года

О подражании Господу

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Приближается время, когда мы будем вновь сопереживать Спасителю в предательстве Его Иудой, страданиях и Крестной смерти. Божественное Евангелие, которое читается в субботние и воскресные дни Великого поста, уже готовит нас к этому. Сегодня мы слышали, как Господь наш Иисус Христос предупреждал Своих учеников о том, что должно с Ним произойти. Хотя, конечно, как всеведущий Бог, Он знал, что они еще не способны правильно воспринять Его предсказание, но говорил это для того, чтобы в будущем — когда все совершится и когда по Воскресении Господа апостолы вспомнят Его слова — доказать им Свое Божественное всеведение, лишний раз удостоверить их в истинности Своего учения и, в особенности, Своего Божественного происхождения.

«Когда были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (ст. 32). Апостолы еще не понимали, что должно произойти, но смутно что-то предчувствовали, зная, что ненависть фарисеев, книжников, архиереев достигла своего предела. Господь неоднократно скрывался от их гнева и козней, для того чтобы всему дать совершиться в свое время, — и апостолы боялись нового преследования. В то же время они не смели возразить Господу, Который каждый год в положенное время, на Пасху, как всякий правоверный иудей, посещал храм Господень.

«Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним» (ст. 32). Может быть, с Господом были и другие Его ученики, поэтому в евангельском тексте отмечено, что Он подозвал именно двенадцать, то есть ближайших Своих учеников. «Вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам, и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет» (ст. 33-34). Но ученики были еще не способны понять слова Спасителя. Они думали, что Господь Иисус Христос, как всемогущий, как великий чудотворец, никогда не допустит того, чтобы над Ним было совершено поругание, которое Он предсказывал. Может быть, им казалось, что это какая-то особенная притча, они желали увидеть в словах Спасителя иносказание и не могли воспринять их в точности по той причине, что их мнение о Мессии — о Христе — было таким же, как и у всех иудеев. Они ожидали, что Господь станет царем израильским. И хотя апостолы не отрицали, что Его царствие будет духовным, но, видимо, считали, что противоречия между духовным и земным в данном случае быть не должно. Вспоминая великих древних царей — Давида и, в особенности, Соломона, — апостолы полагали, что былое величие Израиля возродится благодаря тем чудесным способностям, которые они видели в Господе Иисусе Христе. Они ожидали, что израильское государство из уничиженного станет вновь славным и столь великим, каким оно не бывало до сих пор за всю свою историю.

Именно поэтому «подошли к Нему сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн и сказали: Учитель! мы желаем, чтобы Ты сделал нам, о чем попросим» (ст. 35). Может быть, они имели такое дерзновение, потому что считали себя родственниками Господа Иисуса Христа. Есть мнение, что они были сыновьями или дочери Иосифа Обручника от его первого брака, или, если так можно выразиться, двоюродной сестры Господа — то есть либо родными, либо двоюродными племянниками Спасителя по плоти. Из-за этого ли обстоятельства или из-за того, что Иаков и Иоанн пламенели ревностью, хотя и неразумной в данном случае, они дерзнули приступить к Господу с такой необычной просьбой. «Он сказал им: что хотите, чтобы Я сделал вам?» (ст. 36). Господь спросил их, конечно, не потому, что не знал этого. Он хотел, чтобы, высказав свое желание вслух, Иаков и Иоанн окончательно определили его сами для себя и, кроме того, чтобы их внутреннее стремление стало явным для всех остальных учеников, видимо, находившихся недалеко. Из предыдущих слов «Господь подозвал двенадцать» можно предположить, что апостолы стояли близ Господа и, воспользовавшись случаем, двое из них, Иаков и Иоанн, обратились со своей просьбой.

«Они сказали Ему: дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую, в славе Твоей» (ст. 37). Они не понимали, о чем говорят. Под славой ученики Спасителя подразумевали царское величие. Если бы они осознавали, что значит слава Господа Иисуса Христа как Сына Божия, и подумали бы, кто способен в ней пребывать, они ужаснулись бы и в трепете умолкли. Хотя апостолы Иаков и Иоанн были свидетелями Преображения Спасителя на Фаворе, но им не пришло в голову, что есть истинная слава Божия. Разве можно было восседать одесную и ошуюю Спасителя в то время, когда Он преобразился, когда явилась Его Божественная слава и с Ним собеседовали Моисей и Илия? Апостолы не только не думали тогда об этом, но и упали ниц в страхе и трепете, не смея даже взирать на это вышеестественное явление. Но здесь, видимо, предполагая, что слава Господа заключается в славе человеческой и царской, славе перед людьми, они попросили, чтобы Господь сподобил их такого преимущества.

«Но Иисус сказал им: не знаете, чего просите» (ст. 38) — «потому что не понимаете, что такое Моя слава». Она неизмеримо выше земной славы и вообще всего земного, так что и все человеческие преимущества, и бесславие можно счесть одинаково ничтожными. Господь Иисус Христос не преобразил видимого, земного мира так, чтобы в нем воцарились духовные законы, именно потому, что любой несправедливостью, всеми скорбями и бедами земной жизни можно пренебречь как ничего не значащими по сравнению с духовными благами и Божественными дарованиями. И различие полов, и власть, и зависимость, и богатство, и нищета — все это, по сравнению с небесным, с Божественной славой, ничто, и потому Господь сказал апостолам: «Не знаете, чего просите».

Далее Спаситель говорит о том, что должен испытать Он Сам и те, кто хочет сподобиться Его славы и пребывать в ней, пусть и не пользуясь таким преимуществом, какого по своему неразумию и неведению желали Иаков и Иоанн — сесть одесную и ошуюю Спасителя, то есть справа и слева. Он говорит о том, что нужно сделать и как следует себя вести, чтобы сподобиться этой славы и ощутить ее хотя бы в малой степени. Иначе едва ли мы сможем считаться истинными учениками Иисуса Христа.

«Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?» (ст. 38). Конечно, чаша и крещение — это страдания Спасителя: Господь Иисус Христос испил чашу унижений и крестился необыкновенным крещением. Унижения, которые Он претерпел, поразительны, непостижимы для человеческого разума. Обычный человек едва ли вынес бы такие страшные, беспощадные издевательства: избиение, оплевание и прочее, что претерпел Господь. Но если мы при этом вспомним, что Спаситель есть Царь царей и Господь господей, Сын Божий и Бог, то Его унижение окажется бесконечным, беспредельным. Можно сказать, что это была бездна уничижения, потому что тварь пыталась унизить своего Творца. Вот та чаша, которую испил Господь. А крещение, которым Он крестился? Крещение в точном переводе с греческого обозначает «погружение». Господь Своей душою, соединенной с Божественной Ипостасью, как бы погрузился до ада. И поэтому крещение, которым Он омыл наши прегрешения, также беспредельно, в особенности если мы снова вспомним ту Божественную высоту, с которой Он спустился на землю. Это Божественное схождение уже есть унижение и начало крещения. Тем удивительнее глубина Божественного схождения с Божественных высот до адской бездны! Кто из людей способен вынести такие скорби, перенести такие унижения, так пострадать, чтобы не от своих грехов очиститься — нам хотя бы этого сподобиться, — но воспринять на Себя грехи всего человечества и омыть их столь необыкновенным крещением?

Вопрос, который Спаситель задал апостолам, как бы мы сейчас сказали, риторический — на него нет ответа. Но ученики, не понимая этого и пылая ревностью, имея дерзкий разум, в то время еще не просвещенный наитием Святого Духа, отвечали: «Можем» (ст. 39). «Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?» — «Можем». Тогда Господь, снисходя к их недопониманию, в котором в то же время не было никакого лукавства, но лишь детская простота и искренняя ревность, ответил им: «Чашу, которую Я пью, будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься» (ст. 39). — «В той степени, в какой для вас доступно, вы испытаете это в свое время, не сейчас». Буквально через несколько дней, когда Спасителя арестовали в Гефсиманском саду, большинство учеников разбежались. Правда, Иоанн следовал за Господом, но молча, а остальные апостолы, в том числе и Иаков, несколько позже Петр, проявили малодушие. Поэтому слова Спасителя предсказывают далекое будущее апостолов: когда они проповедовали Евангелие и благовествовали пб всему миру о явлении в мир Христа, их действительно гнали, уничижали, преследовали, как об этом говорил апостол Павел (см. 2 Кор.4:9).

Говоря о будущем Своих учеников, Спаситель в то же время предостерегает их от высокоумия: «А дать сесть у Меня по правую сторону и по левую — не от Меня зависит, но кому уготовано» (ст. 40). Так сказано не потому, что есть какие-то особые избранники Божий, хотя и можно предположить, что речь здесь идет об апостолах Петре и Павле или о Пресвятой Деве и Иоанне Крестителе, а потому, что не нужно об этом думать. Наше дело — следовать за Господом и подражать Ему в меру наших скудных сил. Подражать в первую очередь в смирении — не в проявлениях Его Божественного величия, а именно в Его Божественном и человеческом смирении, в том, что нам по силам и что нам доступно. Спаситель одобряет такое подражание, хотя при этом оказывает нам и некоторое снисхождение, потому что в полной мере мы не способны повторить Его подвиг.

«И, услышав, десять начали негодовать на Иакова и Иоанна. Иисус же, подозвав их, сказал им: вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими» (ст. 41-42). Обратите внимание на эти слова, особенно яркие и понятные именно по-славянски: «Яко мнящийся владети языки, соодолевают им, и велицыи их обладают ими». Иначе говоря, правители только мнят, что владеют народами, и так же мнят о них подвластные им люди, но на самом деле владеет народами Единый Бог, а люди являются лишь слепыми орудиями Промысла Божия. Например, кесарь Август повелел провести перепись по всей земле, и для участия в ней Иосиф Обручник с непраздной Девой Марией прибыли в Вифлеем. Таким образом исполнилось пророчество о том, что Мессия должен родиться именно в Вифлееме, а кесарь Август явился слепым орудием Промысла Божия. Обстоятельства были устроены Богом так, чтобы все совершилось как должно. Можно было бы привести много других примеров, более или менее ярких. А «мнящийся владети языки» на самом деле ошибаются. Они пытаются, как сказано по-славянски, «соодолевать», то есть приобретать власть при помощи различных ухищрений, усилий, коварства, лести, иногда самыми бесчестными способами. Даже сравнительно безобидная современная избирательная кампания какого-нибудь государственного деятеля часто изобилует всевозможной ложью и лестью, потому что он пытается любыми способами увлечь людей за собой, чтобы добиться власти. Тем более так было в древности, когда люди еще меньше, так сказать, стеснялись проявлять свои страсти и потому коварство и жестокость были повседневными явлениями.

«Но между вами, — говорит Господь, — да не будет так» (ст. 43). Мы не должны стремиться к власти, вынуждающей человека прибегать к бесчестным способам для ее приобретения и идти на компромисс со своей совестью, а тем более на страшные преступления. В русской истории есть многие примеры того, как князья уже в христианское время в своем стремлении к власти шли на предательства, убийства, вероломства и часто проявляли бесчеловечную жестокость даже к своим близким родственникам. «Между вами да не будет так» — то есть мы вообще не должны желать властвовать, потому что, стремясь к этому, мы приводим в движение свои страсти: гнев, жестокость, лукавство и многие другие.

«А кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою». По-славянски: «Иже аще хощет в вас вящший быти, да будет вам слуга» (ст. 43). Тот, кто хочет быть большим в Церкви, тот должен перед всеми смиряться и считать, что он каждому человеку обязан прислуживать. Представьте себе положение слуги: он обязан своему господину всячески угождать, исполнять его желания. Так и мы должны друг другу угождать — конечно же, в том, что не противоречит христианской нравственности. И стать ббльшим — это не значит получить сан, допустим, священника или епископа, занять какую-нибудь должность в Церкви или, если говорить о временах апостолов, каким-либо образом превзойти прочих учеников Спасителя. Речь идет о духовном возвышении: если человек истинно смирится, то будет награжден от Бога духовными дарованиями, будет облаго датствован, станет избранным сосудом Божественной благодати. Из церковной истории мы знаем, что самые великие чудотворцы были, как правило, необыкновенно смиренными людьми, с готовностью терпели всякие уничижения и считали себя самым! последними. Пимен Великий, смиряясь, так говорил о себе: «Поверьте, дети: где сатана, там и я буду», то есть осуждал себя на страшные вечные муки, считая себя достойным их. А ведь он был чудотворцем, хотя и избегал совершать чудеса. Например, же лая, чтобы Пимен исцелил одного больного человека, преподобные отцы, которые подвизались вместе с ним и знали, что он откажется это сделать, прибегли к хитрости и сказали: «Пусть каждый из здесь присутствующих этого человека благословит И Пимен, не имея возможности отказаться, потому что иначе его обвинили бы в непослушании и гордости, был вынужден это сделать вместе с прочими отцами, и от его благе Словения больной исцелился. Вот яркий пример того, как человек за свое смирение, 5 мнение о себе как о последнем сподобился быть большим, но большим не во внешне, потому что внешнее ничего не значит перед Христом. Оно настолько ничтожно, что им можно пренебречь. Представьте себе, что двое нищих стали хвалиться друг перед другом тем, что один из них сегодня насобирал двадцать копеек, а второй десять. Богатый! человек лад ними посмеялся бы: «Какая разница — двадцать копеек или десять?» Так и наши земные различия в должностях, в положении, во влиянии столь же ничтожны перед благодатью Божией, как эти споры нищих о том, кто из них богаче.

«Между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом» (ст. 43-44). Здесь Господь усугубляет использованный Им образ. Кто хочет быть первым, тот пусть будет не просто слугой, который на определенное время нанят прислуживать, а потом ( может отдыхать и заниматься своими делами. Пусть он станет рабом. Мы обязаны полностью принадлежать друг другу, служить ближним так, словно мы совсем не имеем своей воли и должны совершенно подчиняться нашим братьям во Христе. Конечно, ненужно понимать это так, будто необходимо исполнять любые, даже греховные, желания ближних. Но во всем, что служит ко спасению, мы должны быть друг другу не только слугами, но даже и рабами, которые не имеют ничего своего: ни своей воли, ни своей жизни, но служат и принадлежат друг другу, живут не для себя, а только для ближних. Человек, поступающий так, и бывает большим. Причем нужно сказать, что эта любовь к ближним — не надменная, она выражается не в том, что один человек помогает другому как хозяин. Это любовь слуги и раба. Преподобные отцы правильно учат, что без смирения невозможно удержать и любви. Святитель Игнатий еще углубляет эту мысль, говоря, что любовь к ближнему приобретается через смирение. Может быть, кто-то даже испытывал это на себе: когда человек помолится с искренним покаянием, с искренним чувством своей греховности, совсем не размышляя и не вспоминая о своих ближних, а пытаясь сосредоточиться в молитве только ради того, чтобы Бог очистил его и простил его собственные грехи, то сразу вслед за этим настоящим покаянием следует некое доброе, снисходительное, я бы сказал, ласковое чувство по отношению к ближним. После такой внимательной покаянной молитвы некоторое время мы бываем более добрыми и мягкими в общении с людьми, пока, к сожалению, вновь не поддадимся своим страстям. Это явление, которое, я думаю, должно быть многим знакомо, доказывает, что, когда мы смиряемся, тогда и приобретаем любовь.

«И кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (ст. 44-45). Эти слова Господа нужно понимать так: «Если вы хотите быть ближе ко Мне, значит, должны Мне подражать. А Я пришел не для того, чтобы Мне служили, но чтобы послужить делу спасения всех людей, каждого из вас. И если вы хотите, чтобы Я вас любил, вы должны быть Мне подобны». Мы прощаем людям те недостатки, которые есть и у нас, а за те недостатки, которых у нас нет, мы жестоко осуждаем, то есть мы любим подобных нам людей, с ними нам легче общаться. Тем более так должно быть в отношении добродетелей, здесь действует тот же закон. Если мы хотим быть ближе к Господу, то нам необходимо подражать Ему и, подобно Ему, заботиться о спасении ближних, служить друг другу, быть слугами и рабами. Если уж мы не способны за спасение других людей отдать свою душу, как это делали апостолы, подвижники благочестия, мученики, преподобные, то, по крайней мере, в своей повседневной, обыкновенной жизни постараемся снисходить друг к другу, имея перед глазами пример Самого Господа Иисуса Христа. Не будем рассуждать, что наша жизнь и наши поступки по сравнению с подвигом Господа Иисуса Христа ничтожны. Если мы в быту, в мелочах начнем исполнять евангельские заповеди, то окажемся в меру своих сил подражателями Господу Иисусу Христу. Наше старание жить по Евангелию не останется без награды, не окажется забытым. Благодать Божия — это смирение. За смиренную любовь к нашим братьям и сестрам во Христе благодать посетит нас и пребудет с нами. Тогда мы действительно можем стать большими, но так, что этого не будет видеть и знать никто, кроме нас самих. Мы окажемся большими не в том смысле, что займем высшую должность или нам будет повиноваться большее число людей, а станем большими в смирении и любви. Когда мы испытаем такое душевное состояние, тогда по-настоящему сможем понять и почувствовать сердцем, в чем состоит значение подвига Спасителя, потому что познаем это на своем непосредственном сердечном, внутреннем опыте. Тогда мы постигнем смысл Искупительной Жертвы, поймем переживания Господа, Его любовь, мотивы Его поступков и слов, потому что благодать Божия, или, что то же самое, — Божественная любовь и смирение, пребудет с нами, и мы сделаемся по благодати подобными Спасителю. Уподобившись же Ему, мы поймем и то, как совершился Крестный подвиг ради нашего спасения. Аминь.

1 апреля 2001 года

Лазарева суббота. Воскрешение праведного Лазаря

(Ин., 39 зач., XI, 1-45)

Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра ее. Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими. Сестры послали сказать Ему: Господи! вот, кого Ты любишь, болен. Иисус, услышав то, сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий. Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря. Когда же услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился. После этого сказал ученикам: пойдем опять в Иудею. Ученики сказали Ему: Раввй! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда? Иисус отвечал: не двенадцать ли часов во дне? кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего; а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним. Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет. Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему. Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним. Иисус, придя, нашел, что он уже четыре дня в гробе. Вифания же была близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати; и многие из Иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате их. Марфа, услышав, что идет Иисус, пошла навстречу Ему; Мария же сидела дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Ио и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог. Иисус говорит ей: воскреснет брат твой. Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день. Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему? Она говорит Ему: так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир. Сказав это, пошла и позвала тайно Марию, сестру свою, говоря: Учитель здесь и зовет тебя. Она, как скоро услышала, поспешно встала и пошла к Нему. Иисус еще не входил в селение, но был на том месте, где встретила Его Марфа. Иудеи, которые были с нею в доме и утешали ее, видя, что Мария поспешно встала и вышла, пошли за нею, полагая, что она пошла на гроб — плакать там. Мария же, придя туда, где был Иисус, и увидев Его, пала к ногам Его и сказала Ему: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился и сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили: смотри, как Он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? Иисус же, опять скорбя внутренне, приходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него.

Непостижимое чудо Спасителя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В богослужебных песнопениях сегодняшнего праздника говорится, что перед Своими Страданиями Господь наш Иисус Христос уверял учеников в действительности будущего всеобщего воскресения чудом воскрешения из мертвых Лазаря Четверодневного. Прежде Своего Воскресения и отшествия из мира Иисус Христос показал, что Он — Тот Самый, Кто воскресит из мертвых всех от века умерших людей.

О чуде воскрешения Лазаря повествует евангелист Иоанн Богослов. Произошло оно так. «Был болен один человек, Лазарь из Вифании, из селения Марии и Марфы, сестры се. Мария же была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими; ее брат Лазарь был болен»* (ст. 1-2). Почему евангелист Иоанн упоминает о событии, которое в его же Евангелии будет рассматриваться позднее? Потому что читатели, которым было адресовано его Евангелие, вероятно, были знакомы с Марией и знали об этом ее поступке. Прежде чем повествовать о Лазаре, Евангелист о нем напоминает. Видимо, в то время когда писалось Евангелие, чудо воскресения Лазаря из мертвых не было так широко известно, как случай с Марией, помазавшей ноги Спасителя миром и отершей их волосами. Если мы вспомним предыдущие три Евангелия — от Матфея, Марка и Луки, написанные много ранее, чем Евангелие от Иоанна, то увидим, что в них повествования о воскрешении Лазаря нет. Дополняя то, что опустили другие евангелисты, апостол Иоанн говорит, что Мария, о которой вы, читатели, уже знаете, была сестрой Лазаря. По Преданию (что тоже можно проследить по богослужебным песнопениям), Мария, Марфа и Лазарь были детьми Симона прокаженного, по вероисповеданию фарисея, который был исцелен Господом от проказы.

«Послали сестры сказать Ему: Господи, вот тот, кого Ты любишь, болен. Услышав это, Иисус сказал: болезнь эта не к смерти, но во славу Божию, чтобы прославлен был Сын Божий чрез нее. Любил Иисус Марфу и сестру ее и Лазаря. А когда услышал, что Лазарь болен, тогда остался Он два дня на том месте, где был» (ст. 3-6). Евангелист Иоанн замечает: «Любил Иисус Марфу и сестру ее и Лазаря» для того, чтобы мы поняли: Господь Иисус Христос задержался не потому, что относился к судьбе Своего друга безразлично, а потому что хотел еще больше явить Свою славу. Возможно — по-человечески — Он медлил и по той причине, что знал, что все равно не успел бы прийти и исцелить Лазаря, как Его просили: и Лазарь умер бы раньше, чем Он пришел.

«Затем, после этого, Он говорит ученикам: идем снова в Иудею. Говорят Ему ученики: Равви, только что искали Иудеи побить Тебя камнями, и Ты снова идешь туда? Ответил Иисус: не двенадцать ли часов в дне? Кто ходит днем, не спотыкается, потому что видит свет мира сего. А кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света в нем» (ст. 7-10). Спаситель сказал это ученикам для того, чтобы они понимали, что, пока не пришло время, пока еще длится день, ничего не страшно; а когда придет время, тогда человек, подобно шествующему ночью, начнет спотыкаться и испытывать разные скорби.

«Сказал Он это, и говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. Сказали Ему ученики: Господи, если уснул, будет спасен. Но сказал Иисус о смерти его, а они подумали, что говорит Он о простом сне» (ст. 11-13). Говоря это, Спаситель имел намерение уверить их, показать им, что Он может всех умерших восставить от смерти, подобно тому как кто-либо пробуждает спящего человека. «Тогда и сказал им Иисус прямо: Лазарь умер. И Я радуюсь за вас, что Я не был там, дабы вы уверовали. Но идем к нему». Тогда Фома, называемый Близнец, сказал другим ученикам: «Идем и мы, чтобы умереть с Ним» (ст. 14-16). Ученики только что напоминали Спасителю, что Его хотели побить камнями. Как повествует евангелист Марк, по дороге в Иерусалим они ужасались — вероятно, не только от неизвестности своего будущего, но и от того, что ожидали гонений, скорбен, а может быть, и смерти от рук иудеев. Потому Фома, исполнившись решимости, и сказал: «Идем и мы, чтобы умереть с Ним». Фома как будто бы проявил послушание Спасителю и был готов даже умереть за Господа Иисуса Христа, но, как показали дальнейшие события, малодушие проявили все ученики.

«Придя, Иисус нашел, что он уже четыре дня в гробнице. Была же Вифания близ Иерусалима, стадиях в пятнадцати» (ст. 17-18). Это, конечно, говорится для тех, кто не знает расположения городов и местностей в Святой Земле, ведь Евангелие от Иоанна было написано уже после разрушения Иерусалима и предназначалось более для христиан из язычников, которые нуждались в таком объяснении. Как Иисус «нашел», что Лазарь уже четыре дня в гробнице? Видимо, Он встретил каких-то людей и расспросил их, или они сами рассказали Ему об этом.

«И многие из Иудеев пришли к Марфе и Марии утешить их в горе о брате. Марфа, когда услышала, что Иисус идет, вышла к Нему навстречу» (ст. 19-20). Как она «услышала»? Вероятно, те, кто встретил Господа, пришли и сказали об этом Марфе. Она, как нам известно, была старше Марии, и поэтому сообщили прежде всего ей. Отец тогда, наверное, был крайне удручен горем, Мария же, о чем мы знаем из евангельского повествования, имела склонность к созерцанию, к молитве и потому, как часто бывает с такими людьми, переживала больше, чем ее сестра. А Марфа, будучи человеком хозяйственным — в чем мы могли убедиться, читая Евангелие от Луки, — видимо, заботилась о всех тех вещах, которыми обычно сопровождаются похороны. И поэтому ее знакомые сочли нужным сказать о приходе Иисуса именно ей — той, которая взяла на себя все внешние заботы и до какой-то степени владела собой во время этого страшного для всей семьи горя.

«Марфа, когда услышала, что Иисус идет, вышла к Нему навстречу; Мария же сидела у себя в доме. Сказала тогда Марфа Иисусу: Господи, если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой. Я и теперь знаю, что о чем бы Ты ни попросил Бога, даст Тебе Бог» (ст. 20-22). Марфа сказала эти слова с сожалением, она не понимала, что Господь может сотворить великое чудо — воскресить из мертвых ее брата. Сожаление ее было вызвано той мыслью, что если бы Спаситель был здесь, то, может быть, помолился бы или, как Он часто делал, прикоснулся бы рукой к болящему, и тогда Лазарь, как и многие другие больные, исцеленные Господом, не умер бы, а выздоровел. Однако одновременно Марфа исповедует и веру в Спасителя. Она говорит: «Несмотря на то что Ты какому-то стечению обстоятельств не смог спасти моего брата, я знаю, что Ты можешь о чем угодно попросить Бога и Он даст Тебе; я не потеряла веру в Тебя». Она говор это не потому, что ожидает, что Господь Иисус Христос что-то сделает для ее умерше брата, — как становится ясно из дальнейшего повествования, Марфа совершенно 1 могла этого предвидеть, а тем самым она как бы говорит: «Хотя я и огорчена, что Те здесь не было, но я продолжаю в Тебя верить и Тебя почитать».

«Говорит ей Иисус: воскреснет брат твой. Говорит Ему Марфа: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день» (ст. 23-24). Что значат эти слова Спасителя и ответ Марфы? Спаситель говорит ей о воскресении, предсказывая чудо, которое Он хочет совершить. А Марфа понимает это как утешение: «Не огорчайся, не скорби: наступит такой день, когда твой брат воскреснет, и потому мы должны с верой, с упованием относиться к этому грядущему событию, ожидать его и надеяться на милость Божию». Марф в таком смысле и отвечает: «Да, я знаю, что воскреснет — в воскресение, в последний день». Тогда Иисус говорит ей более прямо. «Сказал ей Иисус: Я — воскресение и жизни верующий в Меня, если и умрет, оживет; и всякий живущий и верующий в Меня и умрет вовек. Веришь ли ты в это? Говорит она Ему: да, Господи, я уверовала и верую, что Ты — Христос, Сын Божий, грядущий в мир» (ст. 25-27). Она не поняла глубочайшей смысла Его слов. Спаситель сказал, что Он является Воскресением и Жизнью и что тому кому хочет, Он может даровать эту жизнь, когда пожелает, — не только в день всеобщей: воскресения, но и сейчас. Он говорит, что всякий живущий и верующий в Него не вкушает смерти в обычном для всех людей смысле, то есть для такого человека смерть является не величайшей скорбью, не трагедией, а, скорее, радостью, поскольку, умирая, человек переходит из скорбной земной жизни в блаженную вечную.

Спаситель спрашивает Марфу: «Веришь ли ты в это?» Она отвечает, что верит, но в то же самое время по ее словам можно понять, что она верит вообще, не понимая, что конкретно означают эти слова. «Да, Господи, я уверовала и верую, что Ты — Христос, Сын Божий, грядущий в мир». «И сказав это, она пошла и позвала Марию, сестру свою, сказав тайно: Учитель здесь и зовет тебя» (ст. 28). Может быть, Сам Господь попросил Марфу позвать Марию, о чем Евангелие умалчивает, а может быть, Марфа посчитала, что Спаситель, любивший и ее, и Марию, и Лазаря, хотел бы видеть ее сестру. К тому же Марфа, конечно, знала, что и ее сестра чрезвычайно любит Спасителя (мы знаем, что некогда она сидела у Его ног и не желала даже заниматься приготовлением обеда, так как внимала каждому Его слову). Для того чтобы Мария увидела Господа и этим утешилась в своей тяжкой скорби, Марфа позвала ее.

«Учитель здесь и зовет тебя. Она же, когда услышала, встала поспешно и пошла к Нему» (ст. 28-29). Эти слова — «встала поспешно» — также свидетельствуют о ее искреннем расположении к Господу Иисусу Христу, о ее любви и жажде видеть Спасителя. Несмотря на то что она пребывала в такой скорби, при которой человеку все безразлично, когда он не воспринимает ничего внешнего, — Мария поспешно встала и пошла к Господу на окраину селения. И далее описывается, как происходило чудо воскрешения.

«Еще не вошел Иисус в селение, но всё еще был на том месте, где встретила Его Марфа. Тогда Иудеи, бывшие с ней в доме и утешавшие ее, увидев, как Мария поспешно встала и вышла, последовали за ней, думая, что она идет к гробнице, чтобы плакать там» (ст. 30-31). Видимо, гробница находилась на окраине селения, раз они могли так подумать. В ходе археологических раскопок, проведенных на Святой Земле, были обнаружены остатки дома Симона прокаженного. Судя по всему, его дом находился буквально в нескольких десятках метров от гробницы. Возможно, выйдя из дома и двигаясь к окраине селения, Мария одновременно шла и в сторону гроба Лазаря.

«Тогда Иудеи, бывшие с ней в доме и утешавшие ее, увидев, как Мария поспешно встала и вышла, последовали за ней, думая, что она идет к гробнице, чтобы плакать там. А Мария, когда пришла туда, где был Иисус, увидев Его, пала к Его ногам и сказала Ему. Господи, если бы Ты был здесь, не умер бы мой брат» (ст. 31-32). Мария, как женщина более порывистая, отличалась от сдержанной, рассудительной, здравомыслящей Марфы более искренним проявлением чувств. Увидев Спасителя, она «пала к Его ногам» и произнесла, в общем-то, те же слова, что и Марфа: «Если бы Ты был здесь, не умер бы мой брат».

«Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с ней Иудеев плачущих, возмутился духом и пришел в волнение» (ст. 33). Так бывает часто. Многие из вас знают, что когда совершается прощание с умершим, то слезы иногда вызывает даже не вид умершего родственника, а плач о нем других людей. Человек, казалось бы, успокоился, но посмотрит на других и вновь начинает плакать, как бы вспоминая о том, что произошло. Так и Господь Иисус Христос, увидев плачущих иудеев, плачущую Марию, «возмутился духом». Эти слова понимают в разных смыслах. Иные говорят, что речь идет о некоем внутреннем состоянии, о человеческом духе в христианском смысле этого слова. Но мне представляется более правдоподобным, что это просто означает учащенность, прерывистость дыхания Спасителя, как у человека, который подавляет рыдания, пытается сдержать свои чувства.

«Возмутился духом и пришел в волнение, и сказал: где вы положили его?» (ст. 33-34). Обратите внимание на эти слова. Спаситель проявил всеведение, когда, находясь на далеком расстоянии, сказал ученикам о смерти Лазаря. А в этом случае Он спрашивает: «Где он лежит?» Для чего Он задает такой вопрос? Как это понимать? Спаситель спрашивает это у находившихся там людей: Марфы, Марии, иудеев, чтобы они привели Его ко гробу, хотя они еще не совсем понимали, что Он хочет сделать. Он говорит: «Где его гроб?» — в смысле: «Пойдем ко гробу». А они, вероятно, поняли этот вопрос в том смысле, что Он спрашивает: «Где это место?» «Говорят Ему: Господи, иди и посмотри» (ст. 34). Видимо, Его привели ко гробу (для краткости об этом не сказано), потому что далее говорится: «Прослезился Иисус» (ст. 35). Сначала Он «возмутился духом» — дыхание Его стало учащенным, прерывистым, — но Он сдерживал Свои чувства, а когда Его привели ко гробу, Он не смог сдержаться и прослезился. Конечно же, здесь в полной мере проявилось человеческое естество Господа Иисуса Христа. Он был «обыкновенным» Человеком, не в смысле «как все» — со своими слабостями и немощами, а в том смысле, что Он был, как говорят богословы, «совершенным Человеком». Под «совершенством» в данном случае имеется в виду не столько то, что Спаситель не имел никакого греха, сколько то, что Он обладал всей полнотой человеческой природы и, разумеется, испытывал обыкновенные человеческие чувства — те, какие испьпъшают люди в тех или иных ситуациях. При этом Он ни в коем случае не согрешал, потому что давал Своим чувствам свободно действовать до тех пор, пока они были невинными, чистыми. Бесстрастие — это не какое-то бесчувствие как полное отсутствие всяких переживаний (как люди иногда себе это представляют), здесь нам это показано совершенно ясно, откровенно и неоспоримо.

«Прослезился Иисус. Говорили тогда иудеи: вот, как Он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли Он, открывший глаза слепому, сделать, чтобы и этот не умер?» (ст. 35-37). Иудеи, жившие в Иерусалиме, помнили о величайшем чуде, которое еще недавно сотворил Спаситель, — о чуде исцеления слепорожденного (см. Ин.9:1-38). Они думали так: «Если Он сделал зрячим слепорожденного, то есть того, кто вообще никогда не видел, Он мог бы исцелить и этого больного». Тем самым они высказывали сомнение в том, что Он на самом деле может сделать все, что захочет, что Он чудотворец, и ранее сотворенные Им чудеса приписывали какому-то случаю.

«Иисус, снова возмущаясь в Себе, приходит к гробнице». Он борется с Собой, пытается сдержать Свои чувства, но они вновь и вновь проявляются. «Снова возмущаясь в Себе, приходит к гробнице: это была пещера, и камень закрывал ее» (ст. 38). Иудеи хоронили усопших в искусственных или естественных склепах, то есть в пещерах, которые определенным образом подготавливались и ко входу которых приваливался огромный ! камень. Такого способа погребения, какое принято в наших краях, у иудеев не существовало (или оно было редкостью). Иудея — очень каменистая, гористая страна, пещер там чрезвычайно много, а пригодной для обработки земли — весьма мало. Потому естественно, что иудеи избрали такой способ погребения. Мы знаем, что и Авраам — родоначальник еврейского народа — похоронил свою жену Сарру в пещере. С тех пор, видимо, этот обычай сохранялся.

«Иисус, снова возмущаясь в Себе, приходит к гробнице: это была пещера, и камень закрывал ее. Говорит Иисус: возьмите камень. Говорит Ему сестра умершего, Марфа: Господи, уже смердит: ведь ему четвертый день» (ст. 38-39). Марфа, конечно, не понимала, что желает совершить Спаситель. Может быть, ей казалось, что Господь хочет попрощаться с Лазарем, отдать ему, как говорят, последний долг. И поэтому она Его предупреждает, что делать это уже поздно — идет четвертый день. По иудейским обычаям положено хоронить человека на второй день после смерти. Вероятно, делают так по той причине, что в тех жарких странах тело умершего не может долго пребывать без погребения и быстро предается тлению. А здесь был уже четвертый день! Даже при нашем климате на четвертый день смерти на теле видны некоторые признаки тления, от тела исходит трупный запах, истекает влага, иногда начинают раздуваться, расплываться черты лица… При всей любви к умершему мы поневоле начинаем испытывать отвращение к разлагающемуся телу. В гораздо большей степени все эти процессы должны были начаться с телом Лазаря.

Марфа говорит: «Господи, уже смердит: ведь ему четвертый день». Она показывает себя человеком практичным, деятельным, всегда здраво судящим о тех или иных вещах, житейски опытным. «Говорит ей Иисус: не сказал ли Я тебе, что, если уверуешь, увидишь славу Божию?» (ст. 40). Конечно, кроме Марфы и Марии, никто ничего не понял. Как мы видим из повествования, распоряжалась всем, вероятно, Марфа, и она приказала отодвинуть камень от входа в пещеру. Она настолько верила Спасителю, что считала необходимым повиноваться Ему во всем, что бы Он ни сказал — понятно это или непонятно. «Тогда взяли камень. Иисус же поднял глаза ввысь и сказал: Отче, благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я знал, что Ты всегда Меня слышишь, но сказал ради народа, стоящего кругом, чтобы они уверовали, что Ты Меня послал» (ст. 41-42). Эти слова очень важны. Спаситель не молится Богу Отцу о том, чтобы Лазарь был воскрешен, но благодарит Его так, как будто Он Его уже услышал. Это не была какая-то тайная молитва, и не нужно Богу Сыну молиться Богу Отцу: никакого расстояния между Ипостасями Пресвятой Троицы нет. Поэтому Спаситель говорит: «Я знал, что Ты всегда Меня слышишь (то есть: «Ты всегда знаешь, чего Я желаю». — Игум. А.), но сказа/1 ради народа, стоящего кругом, чтобы они уверовали, что Ты Меня посла!».

Спаситель произносил молитвы или обращался к Богу всегда для того, чтобы люди уверовали, что Он есть истинный Посланник Божий, что Он есть истинный Христос. «И сказав это, воззвал громким голосом: Лазарь, выходи» (ст. 43). Или, как очень выразительно сказано по-славянски: «Лазаре, гряди вон».

Пещера, в которой похоронили Лазаря, была глубока. Во время паломничества по Святой Земле мы побывали в том месте. Правда, вход в нее сейчас расположен с другой стороны, но известно, где он был раньше (теперь это место заложено камнями). Войдя в пещеру, нужно еще по узкому входу спуститься во вторую, более глубокую, пещеру. И потому, может быть, действительно необходимо было «воззвать громким голосом». Что это значит? Возможно, эти слова — «Лазарь, выходи» — произнесены были не только для того, чтобы Лазарь, находившийся в пещере, из нее вышел, но и для того, чтобы вызвать из преисподней его душу, которая должна была войти в тело умершего. Мы не знаем, так это было, или в то время, когда Спаситель благодарил Бога Отца, Лазарь уже воскрес, но еще пребывал на месте своего погребения в нерешительности, растерянности и смущении, вполне естественных для человека, пережившего смерть и воскресение. От громкого возгласа Спасителя: «Лазарь, выходи» — «вышел умерший, связанный по рукам и ногам погребальными перевязями, и лицо его было обернуто платком. Говорит им Иисус: развяжите его и пустите его идти» (ст. 44). На глазах у всех произошло чудо: Лазарь, про которого говорили, что он четверодневный мертвец, от которого уже смердит, вышел, обвитый погребальными пеленами (из-за чего он, естественно, не мог свободно передвигаться). Когда его развязали, то увидели, что на нем не было не только следов тления, но даже и тени болезни, от которой он, собственно, и умер.

Это самое великое, непостижимое чудо, сотворенное Господом Иисусом Христом. Чем ближе подступало время Его Искупительной Жертвы, тем более славные чудеса Он совершал, для того чтобы сделать все для спасения маловерных и лукавых иудеев.

Обратим внимание на следующие слова Евангелия. Спаситель, как человек, «прослезился». Он и смущался, и пытался удерживать свои чувства, и переживал, как обыкновенный человек. Он подошел к гробнице, велел отвалить камень. Во всем этом проявлялась Его человеческая природа. Но тут же Спаситель показывает и Свое Божество: когда дерзновенно обращается к Богу Отцу и благодарит за то, что Он всегда Его слышит; когда по Его повелению выходит четверодневный мертвец. В этом проявляется безграничное всемогущество Господа Иисуса Христа: мы видим, что сама смерть повинуется Ему и отступает по Его повелению. Обычный человек не может совершать таких поступков. Это чудо особенно ясно показывает, что Иисус есть Сын Божий и Бог и что, как Он воскресил из мертвых Лазаря Четверодневного, подобным образом Он силен воскресить и любого человека — полностью истлевшего или даже того, чей прах развеян по ветру. Ибо нет никакой разницы между четверодневным трупом и тем человеком, тело которого разложилось сотни или тысячи лет назад.

Итак, воскресение мертвых—это евангельский догмат. Наша вера основана на Евангелии. Отвлеченные, утонченные рассуждения святых отцов представляют собой евангельский опыт; они происходят от внимательного, искреннего, непредвзятого чтения Святого Евангелия. Мы видим проявления человеческого и Божественного естества Спасителя и исповедуем Господа Иисуса Христа Богочеловеком. На этих евангельских событиях — чудесах, совершенных Спасителем, — гораздо более, чем на всевозможных словах, учении и какой-либо логике, основывается наша Православная вера. Аминь.

22 апреля 2000 года

Воскрешение праведного Лазаря — образ будущего Воскресения из мертвых

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Братья и сестры, сегодня, в Лазареву субботу, мы вспоминаем событие, бывшее незадолго перед страданиями и Воскресением Господа нашего Иисуса Христа, — воскрешение Им из мертвых Лазаря Четверодневного.

За время Своей земной проповеди Спаситель сотворил чудо воскрешения из мертвых трижды. Сначала Он воскресил сына наинской вдовицы, которого уже несли погребать. Нужно думать, что это было на второй день после смерти юноши. У иудеев был обычай, сохранившийся и доныне, — хоронить усопшего на следующий день после его кончины (не так, как принято у нас — погребать на третий день после смерти). Долго предаваться печали над телом умершего не позволяет жаркий климат Палестины — тело быстро подвергается тлению. Второе чудо воскрешения было совершено Господом над двенадцатилетней дочерью Иаира. И, наконец, третье — то, которое мы сегодня вспоминаем, — чудо воскрешения из мертвых Лазаря Четверодневного.

В сегодняшнем тропаре есть такие слова: «Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых воздвигл еси Лазаря». Обратите внимание на эти слова: «Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя». Воскрешение Лазаря не было для Господа каким-то, так сказать, этапом духовного развития, как бывает у святых людей и подвижников, которые, восходя «от силы в силу» (Пс.83:8), достигают особенного духовного состояния и становятся способны творить великие чудеса. Спаситель совершил это чудо ради нашего уверения в том, что когда-то будет всеобщее воскресение из мертвых. Конечно, из этого не следует, что Он не испытывал никаких человеческих чувств. Например, Господь умилосердился над наинской вдовицей, Он пожалел не столько ее умершего сына, сколько ее саму. Все мы когда-то умрем и предстанем перед Богом, а в последний день все воскреснем. Тот, Кто знает о предстоящем воскресении столь же хорошо, как мы осведомлены об обычных житейских предметах, конечно, не может жалеть об умерших, но Он сочувствует людям, испытывающим грусть, тоску от разлуки со своими любимыми и родными. Такие же человеческие чувства — жалость, милосердие — Господь испытывал в случае воскрешения единственной дочери Иаира. Конечно же, «Бог есть любовь» всегда (1 Ин.4:8; 16), но нельзя отрицать в Господе Иисусе Христе и человеческих чувств, потому что по Своему человеческому естеству Он был совершенным, святым, если так можно выразиться — идеальным, но — Человеком.

Обратите внимание, что случаи воскресения происходили на глазах многих очевидцев. Например, при воскрешении Спасителем сына наинской вдовицы вместе с ней из города шла целая погребальная процессия. В маленьких городах часто все друг друга знают. Может быть, и тогда чуть ли не все жители Наина вышли провожать умершего, желая тем самым поддержать эту ставшую одинокой женщину. Кроме того, и за Самим Спасителем следовало много народа, поэтому свидетелями чуда были сотни людей. Свидетельства нескольких сотен человек более чем достаточно, чтобы увериться в истинности того, что описано в Евангелии.

При чуде воскрешения дочери Иаира также было много людей, потому что и за Господом следовала большая толпа, и у дома умершую девочку оплакивало множество близких и знакомых. Когда Господь, желая на некоторое время скрыть чудо ее воскресения, сказал, что она не умерла, но спит, — все они начали над Ним смеяться, настолько очевидной им казалась смерть этой девочки. Обратите внимание: при воскрешении сына наинской вдовицы шел второй день после его кончины, и уже никто не мог сомневаться, что он умер. В этом случае смерть отроковицы также была настолько очевидна, что над Господом стали смеяться, как над человеком, говорящим что-то абсурдное.

Сразу же после своего воскресения она захотела есть — эта подробность говорит о том, что перед Спасителем была маленькая девочка, еще не понимавшая, что произошло. Она не только стала полностью здорова, но и, как к выздоровевшему ребенку, к ней сразу вернулся аппетит.

Из Евангелия мы знаем и другие подробности совершения этих чудес: название местности, где был воскрешен юноша, — город Наин; имя отца отроковицы — Иаир. Вполне может быть, что эти люди были известны первым христианам.

И, наконец, самое великое чудо — воскрешение из мертвых Лазаря Четверодневного. Он умер за четыре дня до того, как Господь пришел к его гробу. Поскольку Палестина — страна скалистая, то у иудеев был обычай хоронить усопших не в могилах, как у нас, а в пещерах. Тело праведного Лазаря подверглось тлению, поэтому его сестра Марфа сказала: «Господи, уже смердит, потому что он уже четверодневен» (см. ст. 39). Марфе представлялось, что Спаситель желает попрощаться с ее братом, которого она горячо любила, — она не понимала, что Он на самом деле хочет сделать, и поэтому предостерегла отваливать камень от пещеры. Трудно говорить такие слова о родном человеке, но Марфа, как мы знаем из других евангельских повествований, была здравомыслящим, хозяйственным человеком.

При чуде воскрешения Лазаря также присутствовало много людей: ученики Спасителя, иудеи, пришедшие из Иерусалима, для того чтобы утешить Марфу и Марию и посочувствовать их горю. Видимо, их семья была известна, а Лазарь был молодым человеком, потому что, по Преданию, после своего воскресения он прожил еще многие годы и даже стал Кипрским епископом. И вот вся эта огромная толпа, среди которой находились не только друзья Спасителя, но и Его враги, предвзято настроенные люди, — все они стали свидетелями воскрешения Лазаря. Когда он, подобно кокону, обвитый погребальными пеленами — как изображается на наших иконах, — вышел из пещеры, Спаситель сказал: «Развяжите его и оставьте идти» (см. ст. 44). Видимо, Лазарь испытал такое необычайное потрясение от пребывания в преисподней и возвращения к жизни, что в тот момент не мог ни с кем общаться и должен был уединиться. Впоследствии же, спустя немного времени, он возлежал с Господом Иисусом Христом за трапезой и вкушал пищу, что доказывало действительность его воскресения. Потому впоследствии иудеи хотели убить не только Господа Иисуса Христа, но и Лазаря, ставшего живым свидетельством Божественного происхождения Господа Иисуса Христа.

Обращает на себя внимание еще одна особенность евангельского повествования: 1 некоторые чудеса Господь наш Иисус Христос творил дважды или трижды, чтобы этим показать, что чудеса эти произошли не случайно, не «сами по себе», а по Его повелению. Например, дважды Спаситель насытил хлебами людей; несколько раз по Его приказанию совершился чудесный лов рыбы; чудо воскрешения из мертвых было совершено трижды. Этим Господь показал нам, что Он — Бог, Который может совершить чудо воскрешения и во время земной Своей жизни, и в будущем, в последний день, когда Он воскресит каждого из нас. Бесчисленная вереница поколений от Адама до кончины мира, миллионы и миллиарды людей — все они восстанут так же, как воскрес Лазарь Четверодневный. Тогда все мы восстанем перед Ним и увидим всех людей, живших на земле от начала века: и праведников, и грешников. Если в этой жизни мы покаемся, то там возрадуемся и будем общаться с праведными, святыми людьми. В противном случае в будущей жизни нам придется горько сожалеть, скрежеща зубами от бесплодного раскаяния в том, что не сумели стяжать милость Божию, а правильнее сказать — не захотели этого сделать. То, что муки будут действительными, учит не только Евангелие, но и простой здравый смысл. Человек состоит из души и тела. Он согрешает и творит добрые дела не только душой, но и телом. Поэтому и ответственность за свои поступки он должен нести и душой, и телом. И муки, и блаженство будут не только для души, но и для тела. (Когда речь идет о блаженстве, то подразумеваются не те телесные наслаждения, которые привычны для нас сейчас, а иные.)

Представьте себе какого-нибудь изобретателя или просто механика, который собрал некий механизм, допустим автомобиль. В памяти он содержит все этапы создания этого механизма, поэтому при необходимости он может сделать его заново. Даже если мы не только разберем автомобиль на отдельные части, но и полностью их разрушим, этот человек знает, что необходимо для того, чтобы воссоздать машину: как выплавить металл и обработать его, как создать те или иные детали механизма и так далее, — по той причине, что в человеческом уме содержится некая схема того, как сделать механизм от начала и до конца. Таким образом, если уж человек способен ту или иную вещь воссоздать, то тем паче Бог, создавший человека, может воскресить его из мертвых. Ведь Он знает все о «составных частях» человека: не только о душе, которая неделима и бессмертна, но и о теле, которое после нашей кончины распадается, превращается как будто бы совсем в другие вещества — такие, что и следов от тела никаких не остается (особенно, если смерть наступила несколько тысяч лет назад). Но всеведущий Бог при наступлении последнего дня сумеет воззвать из состояния этой разрозненности все частицы нашего тела. Они соединятся вокруг души, и это вновь будет именно наше тело — не какое-то чужое или «вообще» человеческое тело, не имеющее никаких индивидуальных особенностей, а именно наше. Мы видим, что тело человека принципиально отличается от тел животных, потому что оно создано и существует для того, чтобы вмещать в себя разумную душу. Каждая его часть говорит о том, что это тело разумного и бессмертного существа. Точно так же каждая частичка нашего тела несет отпечаток личности человека, и личность — бессмертная душа — в свое время соединится с телом, каждую частичку, каждый волос которого Господь воззовет из распыленного состояния. Мы воскреснем для того, чтобы предстать перед Господом и ответить за все.

В отличие от механизма, схема которого задана извне, человек может сам повлиять на свою, если так можно выразиться, схему — на душу. Он может ее улучшить или ухудшить, и в последнем случае тело его по воскресении будет нести отпечаток его безнравственности. В жизни встречаются люди благообразные, с красивой внешностью, но с оскверненной душой. И, наоборот, бывают люди с заурядными или даже неприятными чертами лица, но душа у них святая. Внутреннее состояние отчасти отражается на внешности, но кардинально она не меняется. В будущей жизни будет не так: красоту тела определит красота души. У людей святых тело будет сиять благодатью в прямом смысле — своим сиянием оно уподобится солнцу, или луне, или звездам, оно станет прекрасным. Сейчас мы говорим в переносном смысле о том, что у человека светится лицо, когда он счастлив или переживает какое-то возвышенное молитвенное состояние, но в будущей жизни не только лица людей, но и их тела будут светиться в самом буквальном смысле слова. И, наоборот, лица и тела грешников будут темными и издающими смрад. Поэтому каждый день, читая Символ веры и повторяя слова: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века», — мы должны произносить их не механически, а сознательно, понимая, что когда-то будущий век действительно наступит. В это мы не только верим, но, как сказано, «чаем» — то есть надеемся на это, ожидаем наступления этого времени.

Празднуя сегодня воскрешение из мертвых праведного Лазаря, мы укрепляем свою веру воспоминанием этого чуда. Веру в будущее воскресение мы должны не просто содержать в уме как некое отвлеченное знание, но и жить ею, понимая, что благодаря нашей жизни, доброй или злой, наше воскрешение будет или «воскрешением живота», или «воскрешением суда» (см. Ин.5:29). Аминь.

7 апреля 2001 года

Неделя 6-я Великого поста, Ваий. Вход Господень в Иерусалим

(Ин., 41 зач., XII, 1-18)

За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали. Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда. Многие из Иудеев узнали, что Он там, и пришли не только для Иисуса, но чтобы видеть и Лазаря, которого Он воскресил из мертвых. Первосвященники же положили убить и Лазаря, потому что ради него многие из Иудеев приходили и веровали в Иисуса. На другой день множество народа, пришедшего на праздник, услышав, что Иисус идет в Иерусалим, взяли пальмовые ветви, вышли навстречу Ему и восклицали: осанна! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев! Иисус же, найдя молодого осла, сел на него, как написано: Не бойся, дщерь Сионова! се, Царь твой грядет, сидя на молодом осле. Ученики Его сперва не поняли этого; но когда прославился Иисус, тогда вспомнили, что так было о Нем написано, и это сделали Ему. Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал, что Он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых. Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо.

О покорении себя истине Христовой

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Вчера мы вспоминали воскрешение из мертвых Лазаря Четверодневного — одно из последних величайших чудес, сотворенных Господом Иисусом Христом незадолго до Его страданий. Сегодня же вспоминаем о том, как триумфально за шесть дней до Пасхи Спаситель вошел в Иерусалим. Из Евангелия не совсем понятно, когда именно произошло воскресение Лазаря и через сколько времени совершился вход Господень в Иерусалим. Но, исходя из Предания и древнего обычая, Церковь установила праздновать воскрешение праведного Лазаря в субботу, а вход Господень в Иерусалим — на следующий день, в воскресенье, ради того чтобы два этих важных и по своему влиянию на ход дела действительно связанных между собой события мы понимали как причину и следствие. Вот как описывает вход Господень в Иерусалим евангелист Иоанн. (Для того чтобы было более ясно, как все это происходило, мы вынуждены совместить чтение из Евангелия от Иоанна, которое прозвучало сегодня на литургии, и вчерашнее чтение на утрени из Евангелия от Матфея.) «За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира» (ст. 1-3). Может быть, Мария поступила так, подражая той женщине, которая почтила Господа подобным же образом, что описывает евангелист Лука (см. Лк.7:37-38). И в этом смысле подражание ее было весьма похвально. Во время трапезы она также подошла к возлежавшему Господу Иисусу и совершила поступок, который показался ученикам (о чем пишут другие евангелисты) необыкновенным и ненужным расточительством. Подобно тому как Мария следовала примеру другой женщины или, может быть, двух других женщин, так и Иуда Искариотский подражал ученикам Спасителя, которые по простоте своей не понимали, что такое почитание со стороны Марии угоднее Богу, чем раздача нищим стоимости этого мира. И если Мария помазала ноги Господа миром, желая смиренно почтить таким образом Господа Иисуса Христа и показать всем, что Он достоин Божеского поклонения (сознательно она действовала или не вполне, но, безусловно, искренне), то Иуда Искариотский заботой о нищих прикрывал свою страсть, свое сребролюбие. На самом деле он этой заботы не имел, но лишь заимствовал такое поведение у искренних и действительно имевших любовь к ближнему учеников Спасителя — апостолов. «Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился с нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опус кали. Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда» (ст. 4-8). Спаситель отвечает ему так же, как и ученикам, и не обличает тайный мотив его поступка — сребролюбие. Это делает евангелист Иоанн, написавший свое Евангелие спустя много времени. Наверное, только впоследствии он разобрался, почему Иуда Искариотский, по видимости имевший любовь к ближнему, совершил такой лукавый поступок, столь лицемерно себя повел. На самом деле он был вором и им двигало сребролюбие.

«Многие из Иудеев узнали, что Он там, и пришли не только для Иисуса, но чтобы видеть и Лазаря, которого Он воскресил из мертвых» (ст. 9). Сам Лазарь был живым доказательством всесильное™ Спасителя и того, что Он явился победителем смерти. Люди приходили, смотрели на Лазаря, имели, вероятно, возможность и осязать его, чтобы убедиться, что он действительно совершенно здоровый, полноценный человек и что на нем нет никаких следов не только смерти, но и болезни, приведшей его к кончине. Глядя на него, они уверялись в том, что Спаситель есть Мессия, что Он есть истинный Посланник Божий.

«Первосвященники же положили убить и Лазаря, потому что ради него многие из Иудеев приходили и веровали в Иисуса» (ст. 10-11). Первосвященники же упорствовали, потому что не желали терять влияние на народ, который они использовали ради собственной выгоды: манипулируя его мнением и притворяясь благочестивыми, они могли жить, наслаждаясь земными благами. Надо отметить, что первосвященники принадлежали к саддукеискои ереси и отрицали все духовное: как существование души и ее бессмертие, так и существование Ангелов и духов. Это доказывает то, что они более всего уповали на земное преуспеяние и поэтому считали, что если благословение Божие и существует, то выражается оно только в том, что человек, имеющий его, живет на земле лучше других. Можно сказать, что саддукейская ересь представляла собой некую разновидность безбожия с той лишь поправкой, что в то время люди еще не осмеливались отрицать бытие Божие полностью, ибо такое отрицание казалось отсутствием здравого смысла и полным безумием. Но по сути саддукеи уже не имели настоящей веры. Итак, первосвященники, эти древние безбожники, упорствовали, задумав убить не только Господа Иисуса Христа — как они твердо решили, посовещавшись после воскрешения Лазаря из мертвых, — но и самого Лазаря, потому что считали, что общение с ним также усиливает в людях веру в Иисуса и подрывает их собственное влияние на народ.

Теперь мы обратимся к Евангелию от Матфея. Вот как оно рассказывает о входе Господнем в Иерусалим. «И когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию к горе Елеонской, тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко Мне; и если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу; и тотчас пошлет их. Всё же сие было, да сбудется реченное через пророка, который говорит: Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной. Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус: привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их» (Мф.21:1-7). По словам евангелиста Иоанна, о чем мы прочтем далее, в то время ученики не понимали, что они исполнили древнее пророчество. И евангелист Матфей повествует о входе Господнем в Иерусалим уже спустя годы после этого события и после Воскресения Спасителя и сошествия Святого Духа на апостолов, когда им было дано правильное понимание Священного Писания, в том числе и пророчеств. И потому евангелист уже ясно осознавал, что произошло тогда. «Множество же народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге; народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних! И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорил: кто Сей? Народ же говорил: Сей есть Иисус, Пророк из Назарета Галилейского». (Мф.21:8-11).

А вот как повествует об этом событии евангелист Иоанн: «На другой день множество народа, пришедшего на праздник, услышав, что Иисус идет в Иерусалим, взяли пальмовые ветви, вышли навстречу Ему и восклицали: осанна! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев! Иисус же, найдя молодого осла, сел на него, как написано: Не бойся, дщерь Сионова! се, Царь твой грядет, сидя на молодом осле» (ст. 12-15). Это пророчество обозначает, что истинные израильтяне, то есть те, которые желали принять Мессию и стать Его учениками и последователями, не должны были бояться, хотя по грехам своим достойны были всякого наказания и Царю Израилеву следовало бы, наверное, жестоко наказать их за их отступление от Бога, нерадение и греховную жизнь. Но вход Господа в Иерусалим на молодом осле, или осленке, знаменовал Его кротость. Он въезжал не на боевой колеснице и не на боевом коне, но на животном совершенно мирном, не использовавшемся на войне.

«Ученики Его сперва не поняли этого; но когда прославился Иисус, тогда вспомнили, что так было о Нем написано, и это сделали Ему» (ст. 16). Ученики исполнили пророчество по приказанию Спасителя, не понимая, однако, что делают; сделали это из послушания. Это пример всем христианам, пример того, что, оказывая послушание Церкви, может быть, даже и не понимая какого-либо момента святоотеческого учения, мы тем самым исполняем волю Божию. И когда вслед за тем нас посещает благодать Божия, то мы осознаем, в чем заключался смысл того или иного действия, мотивированного просто уважением к авторитету святых отцов и Преданию Православной Церкви.

«Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал, что Он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых» (ст. 17). Люди приветствовали Господа Иисуса Христа, может быть, также не понимая того, что они делают, движимые, скорее, сердечным чувством, а не сознательной верой. Весь Иерусалим «пришел в движение»: одни приветствовали Спасителя, другие просто с любопытством смотрели, поддавшись общему праздничному, восторженному настроению. Причиной этого «движения» было величайшее чудо, совершенное Господом, — воскресение из мертвых Лазаря Четверодневного. Люди не могли не признать величия Иисуса и как бы поневоле прославляли Его: «Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал, что Он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых».

Когда Господь входил в Иерусалим, то непосредственные свидетели воскрешения Лазаря объясняли причину своего ликования всем, кто пришел, чтобы увидеть это необыкновенное торжественное шествие, всем любопытствующим, стекавшимся с разных сторон Иерусалима (в Иерусалиме в то время было много богомольцев, пришедших на Пасху из разных стран). Люди свидетельствовали о том, что своими глазами видели, как Лазарь вышел из гробницы, как Господь воздвиг его из мертвых. Нам неизвестно, участвовал ли в этом шествии сам Лазарь, но свидетели его воскресения, как мы узнаем из Евангелия, там были. Притом, видимо, их было много, потому что и в Евангелии от Иоанна мы читаем, что «многие из Иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их» (Ин.11:19). И все эти «многие» были, сознательно или несознательно, также живым доказательством великого чуда.

«Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо» (ст. 18). Истинное духовное величие состоит не в том, чтобы Господь торжественно вошел в город как некий полководец или победоносный воин, не в том, чтобы Он покорил врагов, которые притесняли иудеев уже на протяжении многих столетий. И даже не в том что Господь чудесным образом накормил тысячи нуждающихся голодных людей (см Мф.14:14-21). Мы помним, что когда народ после чудесного умножения хлебов собрался прославить Христа и объявить Его Царем Израилевым, то Он скрылся, отвергнув такое поклонение. Господь не хотел, чтобы люди почитали Его Царем по такому житейскому человеческому мотиву, то есть за то, что Он их накормил. Конечно, они видели чудо и потому намеревались возвеличить Христа, но, с другой стороны, ими руководило и желание всегда пользоваться вещественными благами. Они хотели сделать Христа своим Царем, чтобы никогда не испытывать никаких земных нужд, потому Господь и не захотел, чтобы Его прославили за это, пусть и великое, чудо. Но вот Он воскресил из мертвых Лазаря Четверодневного и явился победителем смерти, Он пренебрег всеми остальными скорбями и бедами человеческой жизни, не обратил внимания на таких врагов израильского народа (в то время единственного правоверующего народа на земле), как римляне, или персы, или другие народности Востока и Запада, время от времени вот уже на протяжении нескольких столетий притеснявших Ветхозаветную Церковь. Пренебрег всем этим как несущественным и не имеющим значения, потому что все земные нужды и скорби, происходящие от людей или от стихийных бедствий, в конечном счете приводят к смерти. Тот, Кто сокрушил смерть, избавил людей от страха подвергнуться земным скорбям. Победив смерть, Господь захотел, чтобы именно тогда Его и прославили как Израильского Царя — не как победителя врагов или избавителя от разных земных лишений, а как победителя смерти.

Были чудеса, которые Господь сотворил уже после входа в Иерусалим. Можно их перечислить — их немного. Он иссушил смоковницу, чтобы показать Свое могущество не только в отношении милосердия, но и если бы Он захотел, то и в отношении гнева и наказания (см. Мф.21:19). Тем самым Господь засвидетельствовал, что предается Своим врагам добровольно. Когда намеревавшиеся Его арестовать — а с ними был и Иуда -пришли в Гефсиманский сад и объявили, Кого они ищут, Спаситель сказал: «Это Я» — и все они пали на землю (см. Ин.18:6). Таким образом Он обнаружил перед ними Свое могущество, а Своим ученикам дал понять, что по Своей воле идет на страдания для принесения Искупительной Жертвы. Другим чудом было исцеление Малха, одного из рабов, пришедших взять Господа под стражу. Исцеляя его, Спаситель учит нас любить своих врагов, даже в тот самый момент, когда они откровенно желают нам зла. Вот те чудеса, которые сотворил Господь до Своих страданий.

Во время Его Крестных Страстей также совершались необыкновенные знамения и явления (см. Лк.23:45). Разорвалась завеса, отделявшая Святое от Святая Святых, а это означало, что иудейский Храм опустел, его оставила благодать. Произошло затмение солнца, то есть и сама природа содрогнулась от такого страшного преступления иудеев и от величия Той Жертвы, которую Иисус Христос принес за всех нас. И, наконец, Воскрешение из мертвых Самого Спасителя — это самое великое чудо, явившееся как бы завершением Его миссии на земле. Кроме того, Господь еще и воззвал из гробов многих умерших праведников, которые явились верующим людям и свидетельствовали о Его грядущем Воскресении (см. Мф.27:52-53). Нам известно и о многих чудесных явлениях Спасителя по Его Воскресении, сопровождавшихся необыкновенными событиями. Например, мы знаем о чудесном лове рыбы на Генисаретском озере (см. Ин.21:1-14), о том, как Господь вошел в горницу, где находились Его ученики, через запертую дверь (см. Ин.20:19). Однако до Крестных страданий Господа Иисуса Христа чудо воскресения из мертвых Лазаря Четверодневного было величайшим и потрясло весь Иерусалим, так как произошло оно недалеко от города и весть о нем разнеслась среди всех иерусалимлян. Это было последней попыткой Спасителя обратить к истине упрямых, лукавых и своенравных иудеев, чтобы они познали в Нем Христа.

Но мы видим, что ликование народа, сопровождавшее вход Господень в Иерусалим, очень скоро угасло. Наверное, уже к концу того же дня люди забыли о произошедшем чуде. Это был лишь мгновенный всплеск их восторга и радости. Ведь они ожидали увидеть какое-то внешнее торжество: ликующих воинов, окружающих Спасителя и выступающих на Его стороне, низверженных Им иудейских правителей, в первую очередь римских чиновников и воинов, находившихся в Иерусалиме. Не увидев всего этого и не понимая или не понимая до конца именно духовную победу Господа, люди разошлись, и все успокоилось. А через несколько дней эти люди имели уже совсем другое настроение. Может быть, в душе они имели какую-то веру, но, боясь своих начальников, своих первосвященников, они поддались человекоугодию, из-за которого люди хотят выглядеть здравомыслящими в глазах своих ближних, соседей и друзей и не желают быть какими-то особенными. Поддавшись этому чувству, они отреклись от Спасителя, и как несколько дней назад многие из них говорили: «Осанна!» — так потом кричали: «Распни, распни Его!»

Мы, православные христиане, вспоминая в назидание себе это евангельское повествование, уверяемся в Божественном происхождении Господа нашего Иисуса Христа. Но в то же самое время мы должны укорять самих себя и извлекать для себя, может быть, и печальные уроки. Мы увидели, как человекоугодие привело иудеев в конечном счете к душевной катастрофе. Но и мы иногда прославляем Бога из человекоугодия, прославляем Его, потому что «все» это делают. Когда все увлечены энтузиазмом к совершению добрых дел, служению Богу, каким-то частным проявлениям благочестия, тогда и мы вместе со всеми готовы на это. Когда же мы сталкиваемся с людьми, противящимися истине, то так же легко поддаемся нерадению и маловерию, так что выражение пламенной веры через несколько дней сменяется глубочайшими сомнениями. В значительной степени все эти беды происходят с нами из-за страшной страсти человекоугодия, из-за того, что мы хотим быть «как все». Но мы не должны руководствоваться этим принципом, для нас главное — это Истина. Если все будут за Истину, то и мы будем со всеми, если же все будут против Истины, то мы должны остаться с ней, пусть даже мы будем одни или в малом числе. Ведь лишь немногие ученики Спасителя, которые сохранили преданность Ему и в душе все же не утратили веру, хотя и проявили малодушие и, отрекшись, бежали, за одну свою веру и внутреннюю преданность сподобились стать проповедниками Истины. Они не только сами исповедовали ее, но были ее проповедниками и свидетелями по всей земле. Своими, как говорит пророк, «прекрасными ногами» (см. Ис.52:7; Рим.10:15) они покорили Истине Христовой весь мир. Не мечом, не силой, не государственным могуществом, как делали, например, магометане, завоевывавшие разные народы, но исключительно проповедью и силой своей веры. Аминь.

23 апреля 2000 года

О лени и трудолюбии в духовной жизни

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем торжественный вход Господа нашего Иисуса Христа в Иерусалим, когда после воскрешения праведного Лазаря — а об этом чуде узнали уже многие жители Иерусалима — Господь со славой, при народном ликовании вошел во врата Святого Града. И по сей день известно то место, где находились так называемые Златые врата, через которые Спаситель прошел в город. Сейчас городские стены там совершенно другие: они построены в XVI веке, но, тем не менее, это место на них отмечено (ныне оно заложено камнем). Кроме того, совсем недавно, в конце XIX века, были проведены раскопки на Елеонской горе, которая находится между Вифанией и Иерусалимом, где были найдены остатки той самой древней дороги, вымощенной камнем, по которой Спаситель спускался из Вифании и при народном ликовании шел в Святой Град.

Как говорит Евангелие, толпа, бывшая со Спасителем, свидетельствовала, что Господь наш Иисус Христос «вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых» (ст. 17). «Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо» (ст. 18), — то есть воскрешение четверодневного мертвеца. Это событие было необыкновенным, непостижимым и одновременно настолько реальным и ощутимым, что народ с ликованием встретил Госиода Иисуса Христа, воспевая его и выкрикивая: «Осанна! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!» (ст. 13). Этот крик как бы невольно вырывался из сердец людей. Мы не знаем точно, кто так прославлял Спасителя, может, даже и те, кто недавно относился к Нему враждебно. Но несомненно, что любящие Спасителя и верующие в Него восклицали именно так, а Его непримиримые враги не смели в это время даже возвысить голоса и высказывали свое неудовольствие тихо, потому что всеобщее ликование вызвало в них страх. Они боялись, что, если скажут что-либо против Иисуса, народ возмутится, отринет их, и авторитет их окончательно упадет; может быть, боялись даже и физической расправы.

К сожалению, страх их оказался напрасным. Прошло совсем немного времени, и те же толпы народа, которые с такой славой и восторгом встречали Спасителя, забыли о Нем, а некоторые даже переменили свое радостное настроение на враждебное отношение, поддавшись интригам и внушению фарисеев и архиереев. Последние же были лицемерами и хотели избавиться от Господа, потому что завидовали и потому что боялись лишиться почета и материальных выгод, которые они имели благодаря народному почитанию и уважению. Какие же размышления это у нас вызывает? Вот люди видят необыкновеннейшее, непостижимое чудо: воскрешен четверодневный мертвец, плоть которого уже распадалась, в особенности если учитывать, что все это происходило в жарком климате Палестины. Казалось бы, слава этого чуда столь велика, что уже никто не должен сомневаться в том, что Иисус есть Сын Божий и действительно Царь Израиля — Царь духовный, вечный. Не такой царь, чей престол после его смерти займет другой, как это обычно бывает в жизни. Ведь даже члены одной царской династии сменяют друг друга, образуя при этом более или менее длинную череду монархов до тех пор, пока и сама династия не сменится другой. Значит, никого из людей нельзя назвать истинным царем избранного народа Израиля. В то время таким избранным народом был еврейский, а ныне — всякий православный народ, будь то русские, румыны или греки, ибо Православная Церковь есть новый Израиль. И этим чудом воскрешения Лазаря Господь Иисус Христос показал, что именно Он и есть истинный Царь Израилев — Царь вечный.

Но прошло, повторяю, совсем немного времени, все было забыто, и, может быть, та же самая толпа кричала Пилату: «Распни, распни Его!» (Лк.23:21; Ин.19:15). Хотя Пилат больше думал о своем благополучии и карьере, он, тем не менее, не хотел наказывать человека, который очевидно ни в чем не был повинен, и потому желал отпустить Спасителя. Он стал возражать иудеям, говоря: «Невиновен я в крови Праведника Сего», на что они восклицали: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф.27:24-25) — то есть призвали проклятие не только на себя, но и на своих потомков. Как же это объяснить? Вера в величайшее чудо воскресения из мертвых, которого никакой «чудотворец», а тем паче ученый, мудрец или государственный деятель никогда не мог совершить и не совершит, — и тут же забвение! Оказывается, что веры как состояния ума еще недостаточно для нашего спасения.

В Евангелии есть и другой пример человека, который верил в воскресение мертвых, но был при этом тяжким грешником, усугублял свои грехи все новыми и новыми согрешениями и умер без раскаяния. Это Ирод. Услышав о чудесах, которые творили ученики Спасителя, — а к тому времени Ирод уже казнил Иоанна Крестителя — Ирод, несмотря на то что ему пытались возражать, с уверенностью сказал: «Это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому такие чудеса совершаются им и его учениками» (см. Мф.14:2; Мк.6:14-16; Лк.9:7-9). Конечно, Ирод ошибался — это ученики Спасителя творили чудеса. Но для нас важно то, что он твердо верил в воскресение из мертвых, — и, тем не менее, эта вера никак не удерживала его от совершения всех его беззаконных дел, в том числе и по отношению к Спасителю. Мы помним, что Понтий Пилат, желая снять с себя ответственность за суд над Спасителем и узнав, что Он родом из Галилее и как бы состоит под властью Ирода, послал Спасителя к нему. Ирод же, вместо тоге чтобы отпустить невиновного человека, решил польстить Пилату и проявил свое по добострастие. Ирод и Пилат до того времени были в плохих отношениях, и теперь Ирод решил воспользоваться случаем извлечь из происходящего политические выгоды 1 примириться с Пилатом ради собственного блага и блага своего крошечного государства. Он отослал Иисуса обратно к Пилату, вместо того чтобы взять на себя ответственность за справедливое освобождение совершенно невиновного человека, пусть он да» и не считал Его пророком.

Итак, мы видим, что вера в воскресение из мертвых ничего не принесла ни Ирод ни евреям, которые уже не просто верили, но даже точно знали, что Лазарь воскрес из мертвых. Мы должны ужаснуться от этих примеров и посмотреть на себя, что( проверить, живем ли мы согласно своей вере в то, что Иисус есть пришедший в м Сын Божий, Одно из Трех Лиц Пресвятой Троицы. Мы веруем в то, что Он пришел спасти грешников от их грехов и погибели, что Он явится и в последний день, когда не должен сомневаться в том, что Иисус есть Сын Божий и действительно Царь Израиля — Царь духовный, вечный. Не такой царь, чей престол после его смерти займет другой, как это обычно бывает в жизни. Ведь даже члены одной царской династии сменяют друг друга, образуя при этом более или менее длинную череду монархов до тех пор, пока и сама династия не сменится другой. Значит, никого из людей нельзя назвать истинным царем избранного народа Израиля. В то время таким избранным народом был еврейский, а ныне — всякий православный народ, будь то русские, румыны или греки, ибо Православная Церковь есть новый Израиль. И этим чудом воскрешения Лазаря Господь Иисус Христос показал, что именно Он и есть истинный Царь Израилев — Царь вечный.

Но прошло, повторяю, совсем немного времени, все было забыто, и, может быть, та же самая толпа кричала Пилату: «Распни, распни Его!» (Лк.23:21; Ин.19:15). Хотя Пилат больше думал о своем благополучии и карьере, он, тем не менее, не хотел наказывать человека, который очевидно ни в чем не был повинен, и потому желал отпустить Спасителя. Он стал возражать иудеям, говоря: «Невиновен я в крови Праведника Сего», на что они восклицали: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф.27:24-25) — то есть призвали проклятие не только на себя, но и на своих потомков. Как же это объяснить? Вера в величайшее чудо воскресения из мертвых, которого никакой «чудотворец», а тем паче ученый, мудрец или государственный деятель никогда не мог совершить и не совершит, — и тут же забвение! Оказывается, что веры как состояния ума еще недостаточно для нашего спасения.

В Евангелии есть и другой пример человека, который верил в воскресение мертвых, но был при этом тяжким грешником, усугублял свои грехи все новыми и новыми согрешениями и умер без раскаяния. Это Ирод. Услышав о чудесах, которые творили ученики Спасителя, — а к тому времени Ирод уже казнил Иоанна Крестителя — Ирод, несмотря на то что ему пытались возражать, с уверенностью сказал: «Это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому такие чудеса совершаются им и его учениками» (см. Мф.14:2; Мк.6:14-16; Лк.9:7-9). Конечно, Ирод ошибался — это ученики Спасителя творили чудеса. Но для нас важно то, что он твердо верил в воскресение из мертвых, — и, тем не менее, эта вера никак не удерживала его от совершения всех его беззаконных дел, в том числе и по отношению к Спасителю. Мы помним, что Понтий Пилат, желая снять с себя ответственность за суд над Спасителем и узнав, что Он родом из Галилеи и как бы состоит под властью Ирода, послал Спасителя к нему. Ирод же, вместо того чтобы отпустить невиновного человека, решил польстить Пилату и проявил свое подобострастие. Ирод и Пилат до того времени были в плохих отношениях, и теперь Ирод решил воспользоваться случаем извлечь из происходящего политические выгоды и примириться с Пилатом ради собственного блага и блага своего крошечного государства. Он отослал Иисуса обратно к Пилату, вместо того чтобы взять на себя ответственность за справедливое освобождение совершенно невиновного человека, пусть он даже и не считал Его пророком.

Итак, мы видим, что вера в воскресение из мертвых ничего не принесла ни Ироду, ни евреям, которые уже не просто верили, но даже точно знали, что Лазарь воскрешен из мертвых. Мы должны ужаснуться от этих примеров и посмотреть на себя, чтобы проверить, живем ли мы согласно своей вере в то, что Иисус есть пришедший в мир Сын Божий, Одно из Трех Лиц Пресвятой Троицы. Мы веруем в то, что Он пришел спасти грешников от их грехов и погибели, что Он явится и в последний день, когда все по Его зову восстанут из мертвых и Он будет судить каждого по его делам. Мы верим, но наша вера нас мало к чему обязывает: не потому, что она ошибочна, — умом мы веруем правильно, но потому, что сердце наше либо вовсе холодно, либо испытывает религиозный восторг лишь в какие-то мгновения, подобно тому как происходило с евреями, современниками Спасителя. Проходит немного времени, этот восторг исчезает, и мы вновь погружаемся в суету. Пусть на словах мы не отрекаемся от Господа, но своими делами показываем, что мы ничем не лучше людей неверующих, а подчас и хуже их. Наша вера настолько слаба, что может дать нам силы лишь для какого-то краткого религиозного взлета. Например, пришел праздник — Вербное воскресенье, Пасха или Крещение. Мы хотим приобщиться к святыням, которыми Церковь благословляет своих чад. Может быть, кто-то раз в году — в Великий пост — исповедуется, искренне кается и причащается. Но потом этот небольшой религиозный подъем проходит, и человек испытывает душевное состояние, которое подобно тому, что моряки называют «мертвой зыбью»: нет никакого движения, никакого ветра, который бы наполнил паруса ладьи нашей души, чтобы она устремилась к Богу. Поэтому постараемся предаться нынешнему искреннему взлету нашей души и увлечься им.

Кроме того, мы должны иметь терпение и трудиться духовно. Все понимают, что такое лень, и общеизвестно, что трудолюбивого человека окружающие уважают, а ленивого — презирают. Но есть и духовная лень, которая обычно святыми отцами называется унынием: лень к молитве, к посещению храма Божия, к чтению Священного Писания и святоотеческих книг. Мы знаем, что все это нужно сделать, но все откладываем и откладываем и сами себя доводим до такого противоестественного душевного состояния, что уже и совесть перестает нас укорять, настолько мы к нему привыкаем. Душа наша окаменела, однако это не значит, что мы уже не способны к покаянию. Даже и в таком состоянии мы обязаны себя заставить делать то, что положено, хотя бы нам и не хотелось. Вы прекрасно понимаете, что и в обыденной жизни не все делают то, что нравится, — не всякий занимается таким трудом, который ему по душе. Даже если мы исполняем какое-то любимое, приятное нам дело, то и тогда бывают периоды каких-либо трудностей, возникают препятствия, и в это время мы испытываем неудовольствие. Однако никто не бросает начатого предприятия, но доводит его до конца, потому что знает, что иначе он просто не получит хлеба насущного. Человек трудится, невзирая на то, нравится ему это или нет, несмотря на то, что периоды удовольствия от труда сменяются неприятными ощущениями. Здравый смысл говорит ему, что его труд необходим для содержания его самого и его семьи.

Тот же здравый смысл должен руководить нами и при духовном служении. Мы должны принуждать себя духовно трудиться, хотя бы нам это и не нравилось. Ведь Спаситель сказал: «Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е» — по-русски: «Усилием берется, и употребляющие усилие приобретают его» (см. Мф.11:12). Усилие нужно во всем: и в телесном, и в духовном. После падения первых людей Господь сказал Адаму: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт.3:19). Мы видим, что эти слова сбываются на всех людях, и жить иначе нам невозможно, — и при своих духовных занятиях мы также должны проливать пот, пот духовный. Преподобный Исаак Сирин премудро рассуждает, что Господь наш Иисус Христос, пролив кровавый пот во время молитвы в Гефсиманском саду, заменил пот телесных трудов потом молитвенным. И отныне для того, чтобы насытить свою душу небесными, духовными благами — благодатью Божией, мы должны также проливать молитвенный пот. Трудиться необходимо для поддержания не только нашего телесного существования, но и нашей духовной жизни. Иначе с нами может случиться то же, что произошло с иудеями, современниками Спасителя: после воскрешения Им праведного Лазаря они восторженно встречали Господа Иисуса Христа, когда Он входил в Иерусалим, а через некоторое время отвернулись от Него и впали в полное безразличие и равнодушие к Его судьбе. Некоторые из них, может быть, даже участвовали в том страшном осуждении Спасителя на смерть, когда толпа кричала Пилату: «Распни, распни Его!» Пилат желал отпустить Спасителя, сначала наказав Его, но иудеям этого было мало, они желали Ему смерти, и притом смерти мучительной и позорной.

И мы так же: сначала приходим в религиозный восторг, а потом остываем и, пренебрегая заповедями Божиими, становимся распинателями Спасителя. Чтобы такого с нами не происходило, мы должны этот восторг, охватывающий нас в праздники, — а правильнее, эту благодать Божию, как бы простирающуюся из храма и привлекающую в Церковь даже тех, кто почти никогда не думал о вере, — сохранить и трудами укоренить в своем сердце. Вот тогда наша жизнь преобразится и мы, несмотря на свои греховные немощи, станем людьми искренно верующими, а не такими, которые сначала восторженно приветствуют Спасителя, а спустя некоторое время совершенно забывают о том, как еще недавно с восторгом восклицали: «Осанна! Благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!» (см. Мф.21:9; Мк.11:9-10; Ин.12:13). Аминь.

8 апреля 2001 года

О восприятии евангельских событий сердцем

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы собрались в храм Божий, чтобы отпраздновать событие, произошедшее очень давно, без малого две тысячи лет назад. Мы должны уяснить для самих себя значение этого праздника, не только понять его умом, но и, главное, почувствовать сердцем.

В сегодняшнем евангельском чтении есть слова, объясняющие, почему народ столь торжественно, с ликованием встречал входившего в Иерусалим Господа Иисуса Христа. Вот как говорит об этом евангелист Иоанн: «Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал, что Он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых. Потому и встретил Его народ, ибо слышал, что Он сотворил это чудо» (ст. 17-18). Стечение народа из всего Иерусалима, пальмовые ветви, одежды, постилаемые под ноги осла, на котором восседал Господь Иисус Христос, ликующие возгласы «Осанна в вышних!» — вся эта торжественная встреча была устроена потому, что всех поразило непостижимое, не вмещающееся в человеческий разум чудо — воскрешение из мертвых четвероднсвного мертвеца.

В наше время находятся люди, которые, стремясь, так сказать, «свести на нет» чудеса Спасителя, говорят, что случаи воскрешения из мертвых дочери Иаира и сына наинской вдовицы были «кажущимися». Вероятно, говорят они, здесь имел место просто сон или глубокий обморок. Но можно ли подобное сказать о воскрешении почти разложившегося Лазаря Четверодневного?

Ведь представьте, до какой степени разложился (не побоюсь, может быть, не вполне уместного здесь слова) труп праведного Лазаря на четвертый день, если мы знаем, что даже в наших северных странах принято предавать тело погребению не позднее чем на третий день. У иудеев же и магометан до сих пор существует обычай погребать покойника на следующий день после смерти, потому что в жарких странах тело разлагается еще быстрее, так что даже человек, любивший умершего, не может долго предаваться печали над его телом.

И вот люди, потрясенные тем, что совершил Спаситель, встречали Его с пальмовыми ветвями. В подражание им и мы сейчас держим в руках ветви вербы или ивы (потому что в наших краях, да еще в такое время года, нельзя найти других цветущих ветвей, а пальмы у нас не растут). Тем самым мы показываем, что если бы мы жили в то время, то находились бы среди тех, кто встречал Спасителя с ликованием, кто встречал Его с пальмовыми ветвями, кто от всей души восклицал: «Осанна в вышних! Благословен грядый во имя Господне!» (см. Мф.21:9). Мы отождествляем себя с учениками Спасителя, с теми, кто принял воскрешение праведного Лазаря как действительность.

Но среди тех, кто признавал это чудо, некоторые, как нам это ни покажется странным на первый взгляд, остались враждебно настроенными к Господу Иисусу Христу. Это были архиереи и фарисеи. Они понимали, что Господь пользуется все большей и большей славой и любовью у народа и народ может, оставив их, последовать за Спасителем. Хотя они и не отрицали это великое знамение, которое прямо называли чудом, тем не менее составили заговор, с тем чтобы убить Спасителя. Значит, мало просто признать действительность чуда, нужно сделать выводы из него и стать учениками Спасителя. Нужно познать, что чудо воскрешения праведного Лазаря свидетельствует о Божественном происхождении Господа Иисуса Христа, что Он был не просто необыкновенный Человек, проповедовавший добро (по словам некоторых людей, только в этом и заключалось Его достоинство), но Он есть Сын Божий, сошедший с неба на землю, воспринявший на Себя человеческое естество и спасший род человеческий. А для этого нужно верить в чудо не только умом, не только проявляя доверие, то есть признавая сам факт этого события, но верить в него сердцем, то есть осознавать его значение для нашей жизни.

Сейчас мы стоим с ветвями верб, как бы с пальмовыми ветвями, подражая тем людям, которые с ликованием встречали Господа Иисуса Христа. Значит, мы должны быть и Его учениками. Но спросим сами себя честно: до какой степени мы верим в действительность хотя бы одного только этого чуда? Я уж не говорю обо всех тех чудесах, которые совершил Спаситель до этого, и о Воскресении из мертвых Самого Господа Иисуса Христа, потому что еще не пришло время Пасхи. Давайте остановимся на этом только чуде, ради которого иудеи с ликованием встречали Спасителя, а мы пришли в храм и подражаем их ликованию. Верим ли мы в полной мере в воскрешение праведного Лазаря, осознаем ли необыкновенность, непостижимость и вместе с тем реальность этого события? Если бы мы приняли его всем сердцем, то, я думаю, мы пришли бы в необыкновенное потрясение, нас охватил бы благоговейный ужас, одновременно восторг и страх. И это, наверное, самое меньшее из того, что с нами произошло бы. Однако по тому, какую жизнь мы ведем, по равнодушию, в котором пребываем даже во время богослужения, можно видеть, что размышление об этом событии не действует на нас так, как оно должно было бы действовать, между тем как событие это потрясало тех, кто встречал Спасителя. К кому же в таком случае мы можем себя отнести? К тем ли, кто прибежал на это необыкновенное зрелище только ради любопытства? К тем ли, кто наблюдал за происходившим с некоторой враждебностью, упрекая Спасителя: «Зачем Ты разрешаешь им говорить, что Ты Сын Давидов, запрети им!» (см. Лк.19:39)? Или все же мы относим себя к тем, кто с искренним ликованием встречал Спасителя, держа в руках пальмовые ветви?

Нужно осознать свое духовное состояние, понять, на какой ступени духовного развития мы находимся. И если мы видим, что в нас недостаточно веры, что наша вера, казалось бы искренняя, не влияет на нашу жизнь, значит, чудо воскресения из мертвых Лазаря Четверодневного не подействовало на нас должным образом. Мы не сделали из него вывода о том, что Иисус есть Сын Божий и что Тот, Кто воскресил Лазаря, когда-нибудь воскресит и нас, и всех от века живших людей, хотя бы и праха их не сохранилось. Действительно, нет никакой разницы между тем, чтобы воскресить четверодневного мертвеца, тело которого уже распалось, или умершего тысячу лет назад, потому что и здесь и там все человеческие усилия бессильны, и здесь и там законы смерти необратимы.

В Евангелии говорится: «Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал, что Он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых». И сейчас все свидетельствуют нам о том, что Господь Иисус Христос воскресил из мертвых праведного Лазаря: и этот «народ, бывший с Ним прежде», то есть описанные евангелистами люди, и сами евангелисты. Мы собрались в храме именно ради этого события, а не ради какого-то русского обычая. Обычай хорош тогда, когда он наполнен смыслом и когда мы этот смысл постигаем, а если мы принимаем только его внешнюю сторону, то обычай становится для нас лишь обрядом, как бы пустым сосудом, в котором была драгоценная жидкость, но пролилась по нашей невнимательности, рассеянности и маловерию. Внешнюю сторону обычая мы принимаем, а внутреннюю постичь не можем. Мы празднуем, но в нас нет глубокой веры, мы не прониклись тем, что вспоминаем в этот день.

Пусть сегодняшний праздник станет для нас неким внутренним событием, которое даст нам еще один толчок для приобретения такой веры, какая была у людей, встречавших Спасителя в Иерусалиме, как описывают это евангелисты. Не будем оправдывать себя тем, что мы отстоим слишком далеко от времени этого события, что все это в прошлом, а прошлого не существует. Это отговорки. Ведь и всех встречавших Спасителя в те времена можно условно разделить на три группы: одни воспринимали все происходившее с верой, другие пришли из любопытства, а третьи были даже враждебно настроены. Значит, дело не в том, чтобы видеть чудеса Спасителя собственными глазами и воспринимать происходящее своими чувствами. Ведь то, что человек видит, он может истолковывать по-разному. Даже воскрешение праведного Лазаря для фарисеев, архиереев и иудейских старцев явилось поводом к тому, чтобы ускорить развязку и наконец погубить Господа.

Значит, важно не только восприятие чувствами, недоступностью которого для нас мы часто оправдываемся, но и, главное, восприятие душой, умом, духовным взором, то есть сердцем, как говорит Евангелие и как мы назовем это просто, одним словом, не пытаясь никоим образом истолковывать. Воспримем это как данное, как то, что известно нам всем из собственного опыта. Мы должны увидеть событие сердцем, потому что если человек не воспринял что-то сердцем, не прочувствовал, значит, он в это и не верит. Если человек сердцем не принимает каких-то слов, значит, он не согласен с ними. Если человек не чувствует любви к другому человеку сердцем, значит, он и вовсе ее не чувствует.

Воззрим сердцем на чудо воскрешения праведного Лазаря и с сердечным ликованием встретим Господа Иисуса Христа, как будто присутствуя при Его входе в Иерусалим: «Осанна в вышних! Благословен грядый во имя Господне!» Аминь.

20 апреля 2003 года

Страстная седмица

Великая Среда. О духовном и телесном служении Богу

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В сегодняшнем евангельском чтении вспоминается, как Господь наш Иисус Христос незадолго перед Своими страданиями возлежал за трапезой «в Вифании, в доме Симона прокаженного» (Мф.26:6). В древности за трапезой не сидели, а лежали: ложа были расположены вокруг стола, изголовьями к нему, человек полулежал на левом боку, левой рукой облокачивался на подушку, а правой ел. Именно так Спаситель возлежал в Вифании в доме Симона, который, как можно предположить, был одним из исцеленных Господом больных проказой. Эта болезнь и в наше время практически неизлечима, а тогда была совершенно неисцелима, и только чудесным образом человек мог быть избавлен от нее.

«Приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову» (Мф.26:7). Миро — это благоухающая жидкость, приготовляемая из елея и вкладываемых в него более двадцати видов благовонных трав. Оно варится чрезвычайно медленно, и благоухание от него очень стойкое. Церковь употребляет миро для Таинства Миропомазания, которое и получило от него свое название, и для его варения мы берем древние рецепты (правда, в Церковном Таинстве миро становится действенным не само по себе, но низводит благодать, будучи освященным особыми молитвами и священнодействиями). И вот женщина взяла это благовоние, приступила к Спасителю и начала возливать Ему на голову.

«Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим» (Мф.26:8-9). Наученные Господом милосердию, апостолы не желали никакой роскоши, избегали ее, поскольку видели, что Спаситель был прост в поведении, а также соблюдал простоту в одежде, в пище и вообще в быту. Хотя, казалось бы, как Царь — а они верили, что Господь является Царем, — Он должен был требовать Себе царских почестей от людей, особой одежды и пищи, но Господь вел Себя чрезвычайно просто, смиренно и был, как Сам Он о Себе сказал, для всех слугой и рабом (см. Мк.10:45; Л к. 22, 27). Привыкнув к этому, ученики подумали по-человечески: такая трата денег напрасна, это миро можно было бы продать, а деньги раздать нищим. Однако в данном случае их мысль была совершенно неуместной.

«Но Иисус, уразумев сие, сказал им…» (Мф.26:10). Почему сказано: «Уразумев сие»? Апостолы боялись сказать об этом Спасителю напрямую, поскольку уже многократно случалось, что они, пытаясь о чем-то рассуждать, бывали порицаемы Им. Поэтому и сейчас они говорили лишь между собой, однако Господь, как всеведущий Бог, все знал. «Уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня» (Мф.26:10). То есть женщина совершила дело не напрасное, не пустое, но доброе, которое и нужно было исполнить.

Может быть, ученики не понимали, о чем идет речь, или видели в словах Господа некую притчу, поэтому далее Он объясняет им: «Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете» (Мф.26:11). В тот момент и этого объяснения они также по-настоящему не постигли, но впоследствии, когда пришло время, вспомнили слова Спасителя и поняли их пророческое значение. «Возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению» (Мф.26:12). Этим Господь Иисус Христос предсказал, что Его погребение будет настолько спешным, что Его тело не успеют помазать миром, как полагается по обычаям, и поэтому Он нуждается в помазании заранее, прежде смерти. Так и нам, братья и сестры, память смертная необходима не тогда, когда смерть уже придет. Нет, мы заранее должны себя готовить к этому неминуемому страшному событию, жить, имея его перед глазами. Нам необходимо себя очистить, сделать достойными милости Божией, как бы помазать себя духовным драгоценным миром и быть готовыми к переходу в вечную жизнь.

«Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала» (Мф.26:13). И действительно, братья и сестры, мы видим, что всюду во всем мире с того времени, как это событие произошло, о помазавшей Господа миром женщине говорится как о совершившей нечто похвальное. Всем нам она ставится как пример того, что нужно думать не только о вещах житейских и что добро состоит не в одной лишь помощи людям делами милосердия: накормить кого-то, дать одежду и т. п. Добрым делом, и в не меньшей степени, является также возжигание лампад, светильников, свечей в храме, курение фимиама, постройка благолепных храмовых сооружений и украшение их драгоценной утварью, иконами, священническими ризами, достойными великих Таинств Церкви.

Однако женщине, возливавшей на главу Господа миро, уподобляются не только те, которые украшают храмы Божий, но и те, которые внешнему служению предпочитают молитву. В нашей жизни часто бывает, что, когда мы становимся на молитву, диавол внушает нам следующую мысль: «Зачем ты напрасно тратишь время на такое долгое правило? Лучше б ты пошел и сделал то или другое дело, полезное для тебя, для твоих-близких, для нуждающихся». И мы, подобно неразумным (в то время) ученикам Спасителя, пытаемся удержать свою душу от того, к чему она стремится, что, собственно, является смыслом ее существования, — от общения с Богом. Мы препятствуем этому под предлогом помощи ближним и исполнения необходимых дел. Молитва, в нашем понимании, — это нечто эфемерное, малозначащее, потому что плодов ее никто не видит, никаких изменений от нее как будто бы не происходит, тогда как от совершенных нами внешних добрых дел польза, по нашему мнению, очевидна. Однако Спаситель заповедует нам подражать этой женщине. Она для нас пример того, что духовное общение с Господом Иисусом Христом нужно предпочитать телесным занятиям. Ради этого до сих пор по всему миру проповедуется о том, что она сделала.

«Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников» (Мф.26:14-15). В Евангелии не говорится прямо, но можно догадаться, что Иуда Искариотский, одержимый страстью сребролюбия, весьма вознегодовал на слова Спасителя о том, что не нужно продавать миро, поскольку это помазание есть приготовление Его к погребению. Вознегодовал он по той причине, что надеялся эти деньги украсть. Из Евангелия от Иоанна нам известно, что Иуда был казнохранителем, носил пожертвования, предназначенные на пропитание Господу и Его ученикам, и из этих денег крал (см. Ин.12:6). Так, за несколько дней до этого помазания, когда Мария, сестра Лазаря, также подошла к Господу и помазала Его ноги нардовым миром, Иуда, жалея об упущенной возможности обогатиться, стал упрекать ее. Но тогда Спаситель в ответ похвалил поступок Марии. И сейчас во второй раз Иуда сам уже не посмел что-либо возразить; это сделали ученики, искренне убежденные в том, что нищим нужно помогать. В отличие от них Иуда лишь притворялся милосердным, а на самом деле стремился единственно к обогащению. Увидев, что Учитель так «понапрасну» тратит деньги, Иуда понял, что с Господом он не сможет стать тем, кем хочет, зря проводит время рядом с Ним. Тогда он решил обогатиться за счет предательства и пошел к первосвященникам, чтобы за деньги предать Учителя.

Так предательски поступает и с нами наш собственный ум, когда заставляет нас вместо благ духовных искать житейских. Когда мы, как нам кажется, не получаем того, о чем молимся, — а просим мы, к сожалению, по большей части не духовных благ, а телесных, которые Господь нам не дает потому, что они нам не нужны, не полезны и даже вредны для спасения, — тогда мы, думая, что молитва не приносит пользы, хотим из житейских занятий извлечь то, чего не получаем от Бога. Но не будем в этом уподобляться Иуде, этому несчастному человеку, а, наоборот, постараемся стать подобными женщине, помазавшей Спасителя.

«И сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его» (Мф.26:15-16). Нам кажется странным: как Иуда мог предать Сына Божия и Бога за тридцать сребренников? Некоторые толкователи спорят о том, какой была эта сумма — более или менее значительной? Но это не имеет никакого значения: пусть она оказалась бы и большой, однако перед величием Сына Божия любое богатство ничтожно. Мы удивляемся: как же Иуда за деньги продал своего Учителя? Но когда человек ослеплен страстью, он не понимает того, что делает, его цель — удовлетворить эту страсть, а о том, как ужасен и велик его грех, он не думает.

«И с того времени он искал удобного случая предать Его». Другие евангелисты говорят, что первосвященники, услышав слова Иуды, возрадовались (см. Мк.14:11; Лк.22:5). Как страшна их радость! Значит, не всегда это чувство бывает хорошим. Иногда и дружба становится проклятой. Как страшна радость первосвященников, узнавших о том, что им хотят предать Спасителя, так страшна и дружба между Иродом и Пилатом, которые сдружились именно в тот день, когда осудили Господа Иисуса Христа. Поэтому такие человеческие чувства, как дружба, радость и им подобные, становятся добрыми лишь тогда, когда соединяют нас с Богом, а не тогда, когда делают нас Его врагами.

Итак, братья и сестры, будем же бодрствовать над собой, чтобы, вспоминая женщину, помазавшую Господа миром, всегда разумно предпочитать духовное служение Богу служению телесному. Аминь.

15 апреля 1998 года

Великий Четверток. О достойном и недостойном Причащении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, во время утрени и соединенной с вечерней литургии мы вспоминаем события Великого Четверга, в особенности — установление Господом перед Своими Крестными страданиями Таинства Евхаристии.

Вот как говорит об этом апостол Павел: «Я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание» (1 Кор.11:23-25). Так было установлено Таинство Евхаристии. С тех пор все верные христиане на протяжении уже почти двух тысячелетий совершают это Таинство.

«Сия чаша есть новый завет». Что это означает? В древности, когда был заключен завет между Богом и израильским народом, все израильтяне были окроплены кровью принесенных в жертву животных и таким образом стали посвященными Богу. Мы, принимая в себя Тело и Кровь Христову, становимся участниками нового завета — также заключаем свой завет с Богом. И если мы соблюдаем его условия, то сподобляемся благословения Божия, а если преступаем какие-то из них — подвергаемся наказанию; когда же нарушаем полностью, тогда вовсе расторгаем этот завет.

«Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1 Кор.11:26). Господь наш Иисус Христос прежде Своего страдания в символическом действии преломления хлеба и благословения чаши со словами, что хлеб — это Его Тело, а вино — это Его Кровь, показал ученикам, что вскоре Он должен за них умереть.

«Тело, которое за вас ломится… Кровь, которая за вас изливается…». Вкушая их, мы присоединяемся к спасительной Жертве Христовой. Какими бы праведными и святыми мы себе ни казались, если не станем участвовать в этой Жертве, не будем вкушать Тело и Кровь Христовы, то останемся вне искупления. Своими силами, своей волей человек не может себя спасти, ибо имеет в себе залог смерти: яд греха. Очиститься от этого яда и избавиться от власти греха собственными усилиями невозможно.

«Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней» (1 Кор.11:27). Если мы будем вкушать Святые Тайны недостойно, это для нас явится тяжким грехом. Если мы исповедуемся не откровенно, что-то скроем, если не подготовимся к Причащению, не прочитаем положенное правило, нерадиво отнесемся к молитве, то мы окажемся виновны не перед священником, но перед самими Телом и Кровью Господней. Если бы эти хлеб и вино являлись только символом, а не истинным Телом и Кровью, тогда, конечно же, подобной страшной вины с нашей стороны не было бы, и апостол Павел не предупреждал бы коринфян, а вместе с ними всех нас об особенном внимании к Таинству, потому что это воистину Тело и Кровь Господа.

Подумайте, как это страшно! Чего мы сподобляемся? Под видом малого кусочка хлеба, смоченного вином, мы вкушаем Самого Христа, ибо в каждой такой частичке содержится весь Христос. Если разбить на мелкие осколки зеркало, то в каждом из них будет отражаться не часть солнца, а все солнце. Прекрасный образ приводит святитель Игнатий (Брянчанинов): в каждой капле росы отражается все солнце. Так происходит и при раздроблении для всех причащающихся Агнца, Тела Христова: в каждой частичке, преподаваемой во время Причащения, содержится весь Христос. Даже если бы мы не могли привести никаких подобных примеров и объяснить это Таинство, было бы достаточно самих слов Спасителя: «Сие есть Тело Мое». Пусть это совершенно непостижимо для человеческого разума, но Тот, Кто сказал эти слова, отнюдь не лгал, Своим словом Он творил непостижимые и великие чудеса, даже мертвых воскрешал, а потому может совершить и это чудо.

Он создал весь мир из ничего, а значит, может и из хлеба и вина сотворить Свои Тело и Кровь. Конечно, хлеб и вино не становятся, как учат некоторые еретики, телом и кровью по своей сущности. Нет, вещество остается тем же самым, мы чувствуем вкус хлеба и вина, когда принимаем Святые Тайны. Духовная суть Таинства состоит в том, что Господь усваивает Себе вещество, делая его Своим Телом и Кровью. Если Бог смог сделать Своим Телом человеческое тело, то и хлеб и вино Он может сделать Своими Телом и Кровью — ведь эти вещества не более отдалены от Бога, чем вещество человеческого тела. И если мы в это верим — а всякий православный христианин обязан в это верить, — то с каким благоговением, каким страхом, каким покаянием должны мы приступать к столь великой святыне!

В истории Церкви бывали случаи, когда из-за маловерия тех или иных людей или ради укрепления кого-то в вере, хлеб и вино буквально превращались в Тело и Кровь. Господь не допускает этому быть всегда только потому, что знает немощь нашего естества: представьте себе, как было бы нам страшно вкушать окровавленную частицу человеческой плоти. Ради этого Святые Тайны преподаются нам в виде таких веществ, как хлеб и вино, — несколько напоминающих внешне тело и кровь, однако же имеющих иную сущность.

В свое время Ф.М. Достоевский издавал свои «Дневники писателя», где описывал невыдуманные случаи, с которыми сталкивался в жизни. Рассуждая о покаянии русского человека и в целом о характере русского народа, он рассказывает в этой книге о таком страшном случае. Два простых мужика в деревне поспорили между собой, и дошло до крайности: один из них сказал, что, когда будет причащаться, возьмет частицу в рот, чтобы потом выстрелить в нее из ружья. Почему он решился на такое отчаянное кощунство — непонятно, может быть, желал показать, что ничего не боится. На литургии он принял частицу, но не проглотил ее, а вынес из храма во рту. Воткнул в землю деревянный кол, положил сверху частицу и взял ружье, чтобы в нее выстрелить. Когда же он прицелился, то увидел перед собой распятого Христа. От этого видения в его душе все перевернулось настолько, что он оставил семью, имущество и всю жизнь ходил по монастырям, каясь в том, что хотел совершить.

Можно было бы вспомнить множество других случаев. Достаточно даже того, что в «Известии учительном» (так сказать, инструкции для священников, содержащейся в «Служебнике») есть предписание о том, как должен вести себя иерей в случае, если хлеб и вино ради нашего маловерия или каких-то иных грехов примут самый вид тела и крови. Отсюда можно сделать вывод о том, что время от времени подобное в Церкви происходило. Поэтому мы должны относиться к причащению, как говорит апостол Павел, с чрезвычайным благоговением, с рассуждением, причащаться достойно. В чем же заключается достоинство?

«Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей» (1 Кор.11:28). Испытание, на которое указывает апостол, состоит в исповеди. Без этого испытания приступать к Чаше нельзя. Конечно, древние христиане не всегда имели возможность исповедоваться, а причащались порой каждый день (в особенности во время гонений), для чего хранили Святые Дары дома. Но сейчас времена переменились. По сравнению с ними мы стали гораздо более холодными и нерадивыми, поэтому Церковь не разрешает нам поступать так же. Желая помочь нам в этом испытании самих себя, она предписывает, чтобы причащению обязательно предшествовала исповедь, во время которой мы и испытываем, достойны мы принятия Тайн или нет. И если священник считает, что мы не достойны, не нужно впадать в некую детскую легкомысленность и всеми правдами и неправдами уговаривать его допустить нас к Чаше. Священник, допускающий недостойного человека до Причастия, собирает, по выражению преподобного Симеона Нового Богослова, себе на голову горящие угли. К тому же он еще оказывается виновным в погибели человека.

Если иногда священник колеблется, снизойти ли к тому или иному человеку или все же проявить к нему ту строгость, которой он заслуживает, и, в конце концов, чаще всего склоняется к снисхождению, то это происходит именно оттого, что он понимает: люди сейчас немощны, не способны вынести ни малейшей строгости. Древние христиане, впадшие в тяжкие грехи, отлучались от Церкви на многие годы, а сейчас отлучение человека даже на месяц воспринимается людьми как несправедливость, хотя фактически это даже не является отлучением, поскольку иные причащаются реже, чем раз в месяц. А человек возмущается: «Вы, мол, не имеете права, вы поступаете жестоко, а Бог милосерден». Он не понимает, что священник делает это отнюдь не ради какой-то формальной жестокости, но — из любви к ближнему. Ведь любовь не всегда выражается только в том, чтобы человеку во всем потакать, но часто проявляется и в строгости. Если мы наказываем своих детей, то это не означает, что мы их ненавидим. Иные неразумные родители (а таких сейчас, думаю, много) своих детей всегда только жалеют, никогда ни за что их не наказывают — и из этих детей, как правило, вырастают порочные люди, совершенно неспособные собой владеть, всегда следующие единственно своим греховным желаниям.

«Ибо, кто ест и пьет недостойно, — говорит апостол Павел, — тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем» (1 Кор.11:29). Мы думаем, что в любом случае Причастие идет нам на пользу, однако оно может оказаться для нас и в осуждение, ибо мы не рассуждаем о том, что такое Тело Господне. Мы не хотим понять этого как должно, не хотим воспринять Таинство всей душой, а относимся к нему как к обязательному обряду. Некоторые считают, что если они причащаются раз в год, например в Великий пост, или несколько раз в году, например в четыре поста и в день своего Ангела, то таким образом, благодаря редкому причащению, становятся его достойны. Святитель Иоанн Златоуст говорит примерно так: «Если ты достоин причащаться, значит, достоин причащаться часто; если же недостоин, значит, вовсе никогда недостоин». Редкое причащение не делает человека достойным этого Таинства. Скорее наоборот, те люди, которые причащаются часто, лучше видят свои грехи, лучше за собой следят.

Ведь если человек причащается и бывает на исповеди лишь раз в год, то что он вспомнит из своих грехов, совершенных за целый год?

Апостол Павел говорит и о тех наказаниях, которые ждут недостойно причащающихся: «Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1 Кор.11:30). Мы приходим к Богу и по немощи своей просим у Него чаще всего лишь одних телесных благ, о благах же духовных, о спасении почти не думаем. Например, молимся, чтобы и мы, и родные наши были здоровы. Однако некоторые из нас, оттого что причащаются недостойно, заболевают и даже преждевременно умирают.

«Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (1 Кор.11:31). Если бы мы сами себя осудили, сами себе вынесли приговор и исполнили бы его, то есть покаялись по-настоящему, не просто перечислив грехи (хотя и это сейчас мало кто умеет делать), но еще исправив свою жизнь, — тогда бы Господь нас не судил. Тогда причащение действительно было бы нам во освящение и исцеление души и тела и в жизнь вечную.

«Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтоб не быть осужденными с миром» (1 Кор.11:32). Все-таки даже подобное не вполне достойное причащение, с наказаниями в виде болезней и иных неприятностей, — лучше, чем отсутствие причащения, потому что мы, хотя и подвергнемся в этой жизни наказанию от Бога, но, по крайней мере, не будем осуждены со всем миром, который живет вне Церкви, вне ее спасительных Таинств. По словам одного современного греческого старца, перед Причастием в душе должно быть чувство страха, благоговения, покаяния, осознания своего недостоинства, после же Причастия — мир и тихая радость. Вот основные признаки того, как человек должен причащаться и что при этом должен чувствовать. Правда, иногда бывает, как об этом пишет святитель Игнатий (в особенности у людей больных, немощных), что после Причастия от усталости человек не сразу испытывает подобное духовное чувство — тишину в своей душе. Однако после незначительного отдыха оно обязательно начинает в нем действовать.

Сегодня, в Великий Четверг, вспоминая установление Таинства Тела и Крови Христовых, мы служим в красных ризах. Мы должны и готовиться к этому Таинству с чрезвычайным благоговением, и любить Божественную литургию. Замечательно говорил великий угодник Божий, святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Братья, возлюбите литургию, как я ее возлюбил». А он служил Божественную литургию каждый день на протяжении пятидесяти лет. Сама совершаемая им служба была необыкновенно благодатной. Когда же он причащался Тела и Крови Христовых, то видимым образом преображался. Его усталость, изнуренный вид (в пастырских трудах он постоянно переутомлялся) сменялись живостью в глазах и румянцем. Господь укреплял его не только духовно, но и телесно.

Благодать, которой сподобляются достойные причастники Тела и Крови Христовых, чрезвычайно велика: в причастившемся человеке все пронизано Христом.

Некоторые святые отцы пишут и о том, что бывает при недостойном причащении. Один из греческих старцев, во время литургии сподоблявшийся различных видений, рассказывал, что как-то раз он взглянул на лица причащающихся и увидел, что к Чаше подходят люди с мордами разных животных. У одного — морда обезьяны, у другого — собаки и т. д. Он изумился: «Господи, почему же так, ведь это люди?» Иные же подходили к Чаше с обычными человеческими лицами, а когда принимали частицу, лица их просветлялись. Вот что значит достойное и недостойное причащение!

Еще один случай. Один мальчик в храме во время Причастия стал смеяться. Его спросили, почему он смеется, и он ответил: «Когда люди подходят к Чаше и священник протягивает им на лжице частицу, вдруг подлетает голубь и эту частицу выклевывает. Люди облизывают пустую ложечку, вот я и смеюсь». Людям казалось, будто они причащаются, а на самом деле никакой благодати они не принимали. Частичку мы все же вкушаем, но есть ли от этого польза или нет, зависит уже от нас самих. Преподобный Симеон Новый Богослов говорит, что когда к Чаше приступает человек недостойный, то Дух Святой от частицы как бы отлетает. Во время Божественной литургии святого Василия Великого священник в алтаре, молясь после совершения Таинства, тихо или про себя произносит такие слова: «Да не моих ради грехов возбраниши благодати Святаго Твоего Духа от предлежащих Даров». Если по вине священника, из-за его грехов, благодать может не действовать, то это тем более возможно и по вине любого человека. Бог дает Свою благодать тому, кому хочет. Во время земной жизни Господа к Нему приходили разные люди: одни получали исцеление от прикосновения к Нему, другие не получали ничего, третьи же приближались к Нему с тем, чтобы Его заушить и оплевать. Так же и мы, принимая в себя частицу Тела и Крови Христовых, можем оказаться среди этих трех категорий людей: или истинно верующих, или безразличных, маловерных, или врагов.

Итак, причащаясь Святых Тайн, мы действительно принимаем Тело и Кровь Христовы — верит человек в это или не верит, кощунственно к этому относится или с благоговением. Но то, как воздействует на нас Христос, зависит от нашего достоинства или недостоинства, от того, рассуждаем ли мы о том, что принимаем, готовимся ли к Таинству, как требуют Церковь и собственная наша совесть, или нет. Если мы последуем велению своей совести и с покаянием, сокрушением, искренним намерением исправиться приступим к Чаше, то будем очищены. А если подобного устроения у нас не окажется, то будем осуждены и наказаны. Поэтому, по словам апостола Павла, «да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей». Аминь.

16 апреля 1998 года

Великое Таинство Евхаристии

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в Великий Четверток, мы совершаем воспоминание Тайной вечери и всех тех событий, о которых мы слышали в сегодняшнем Евангелии. Обширность, многозначительность, содержательность этих событий не поддается краткому объяснению. Евангельское и апостольское чтения, как и каноны, и стихиры сегодняшнего богослужения, сами по себе достаточны для проповеди. Все богослужение в совокупности является самой лучшей проповедью, составленной, о чем можно судить по самому тексту, богодухновенными святыми отцами. И надо иметь великое дерзновение, чтобы попытаться добавить к этому еще что-либо полезное, назидательное. Можно было бы, как мы это делали при чтении канона Андрея Критского, взять тот или иной тропарь канона и истолковать его, что было бы весьма полезно и поучительно. Но я выскажу несколько мыслей об учреждении Господом Иисусом Христом Таинства Евхаристии, которое сегодня мы вспоминаем.

Я прочту только несколько стихов сегодняшнего евангельского чтения, относящихся к Таинству Евхаристии, совершенному Господом нашим Иисусом Христом в первый раз. «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф.26:26-28). Так об этом говорит Евангелист Матфей. В других Евангелиях есть слова: «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк.22:19). В тех храмах, где богослужения совершаются ежедневно, каждый день вспоминается вся жизнь Господа Иисуса Христа. Литургия построена таким образом, что является символическим изображением жизни Спасителя: от тайного Его Рождества, воспоминанием которого начинается проскомидия, до Его Вознесения, которое вспоминается, когда священник выносит Чашу, благословляет ею народ со словами: «Всегда, ныне и присно и во веки веков» и относит ее на жертвенник. Советую вам прочесть толкования литургии; самое простое из них — толкование И. Дмитриевского, более научное — архимандрита Киприана (Керна). От чтения вы получите, конечно, гораздо больше пользы, чем от моих скромных и убогих слов. Но все же я хочу привести несколько интересных изречений о Таинстве Евхаристии, принадлежащих разным подвижникам и святым отцам.

Архимандрит Софроний (Сахаров) говорит, что литургия — это та же самая Тайная вечеря, которая в древности была совершена Господом Иисусом Христом. Мы по своей немощи, маловерию и, как следствие, малой благодати, не осознаем этого. Тем не менее и мы так же участвуем в Тайной вечере, как участвовали в ней и апостолы. Нам кажется удивительным и странным то, что иногда даже во время литургии нас искушают всевозможные, иногда самые отвратительные, греховные помыслы, и, может быть, сильнее, чем в другое время (бывает и такая брань). Но вспомним, что говорит евангелист Иоанн: когда Господь Иисус Христос дал Иуде Искариотскому хлеб, омоченный в солило, то в него вошел диавол. Он уже и до этого искушал Иуду, который действовал по его наущению, а здесь совершенно им овладел. Мы видим, что рядом со Спасителем и Его учениками (не каким-либо священником или архиереем, но Самим Сыном Божиим) во время совершения Им столь великого Таинства дерзает присутствовать диавол. И того, кто невнимателен к себе, неискрен, скрытен (в этом, с аскетической точки зрения, состояла ошибка апостола Иуды Искариотского), он искушает и губит. Другие же непостижимым образом освящаются, хотя понятно, что и они недостойны сего Таинства. Конечно, кто дерзнет сказать, что он достоин принять в себя Сына Божия? Только человек безумный. Однако, ощущая свое недостоинство, сохраняя веру, благоговение, преданность Спасителю, все истинные христиане во все времена, как когда-то апостолы, освящаются настолько, что становятся христоподобными.

Одно из толкований евангельского повествования объясняет, почему Иуде Искариотскому понадобилось на Христа указать, хотя Он и был на виду в течение трех с половиной лет, и все Его знали. Толкователь говорит, что апостолы, причастившись Тела и Крови Христовых, стали Христоподобными. Конечно, черты их лица сохранились, но внутренний свет, действующая в них благодать, непостижимым образом проявившаяся и во внешности, сделали их неразличимыми для людей, недостаточно хорошо знавших Спасителя. И поэтому Иуда — тот, кто очень хорошо знал Спасителя, должен был своим предательским поцелуем указать на Него воинам и народу, которые пришли с оружием и кольями схватить Господа Иисуса Христа как разбойника. Вот как велика сила Таинства, хотя мы ее не осознаем или чувствуем лишь в малой степени!

Некий подвижник спрашивал бесноватых, а правильнее сказать, бесов, в них находящихся, чего они больше всего боятся. И те говорили ему: «Больше всего мы боимся причащения Тела и Крови Христовых. Если бы вы умели хранить ту благодать, которую при этом получаете, то мы не смели бы к вам подступиться».

Доказательством того, что наша литургия является той же самой Тайной вечерей, которая была совершена Спасителем, приведу дерзновенные и мудрые слова святителя Симеона Солунского. Он сказал, что престол, на котором совершается литургия, — это рука Господа Иисуса Христа. Своим апостолам Спаситель преподал освященный Хлеб собственной рукой, сказав: «Возьмите, вкусите: это есть Тело Мое», так и ныне Он Сам, а не мы, священники, подает этот Хлеб. Священник является, скорее, свидетелем, соучастником Таинства, а совершает Преложение хлеба и вина таинственным, непостижимым образом Сам Господь Иисус Христос. Хлеб и вино на святом престоле священник благословляет рукой, изображающей имя Иисуса Христа, чем показывает, что освящает Дары Сам Господь. Престол символизирует связанного и распятого Господа Иисуса Христа. При полном чине освящения храма престол обматывается веревкой, что символизирует пленение Спасителя; крышка престола прибивается гвоздями — символ Распятия. Престол омывается сначала водой, затем смешанным с благовонной водой вином — этим символизируется пролитие Крови Спасителем. Таким образом, престол — это мистическое, символическое обозначение присутствия Господа Иисуса Христа. Он Сам предстоит во время Таинства, Сам его совершает, Сам преподает нам Свои Пречистые Тело и Кровь.

Мы — немощные, маловерные, но Господь снисходит нашему маловерию. Святые отцы ради укрепления нашей веры постановили совершать воспоминание знаменательных событий, имеющих отношение к нашему спасению. Это великие двунадесятые праздники: Рождество, Благовещение и другие. Ради укрепления нашей веры святыми отцами установлен и богослужебный чин Великого Четверга, внимая которому, мы вспоминаем о Тайной вечере и чувствуем ее значимость для нашего спасения. Задумайтесь над словами: «Тайная вечеря». «Тайный праздничный ужин» — так мы сказали бы повседневным, невозвышенным языком. Выразимся так для того, чтобы понять, что она собой представляла. Ужин был тайным, ради того чтобы враги не знали о нем и раньше времени не пленили Спасителя. Даже ученики не знали, где должна была совершиться Тайная вечеря. Спаситель послал Петра и Иоанна и сказал им: «Вот вы встретите человека, несущего сосуд. Идите за ним и скажите хозяину дома: где Мне совершить Пасху с учениками Своими?» (см. Мк.14:13-14; Лк.22:10-11). Иуда в то время уже имел намерение предать Спасителя, и нужно было найти возможность совершить Тайную вечерю и установить на ней Евхаристию, что в переводе означает «благодарение». Это высшее благодарение Богу, на какое мы только способны. Таким образом, совершаемая теперь Евхаристия — это не символическое, но самое действительное воспоминание Господа Иисуса Христа, при котором мы вкушаем Его истинное Тело и истинную Кровь.

Необычно для нас и даже дерзновенно говорит о Причащении в своих Божественных гимнах преподобный Симеон Новый Богослов. Он был делателем умной молитвы и преуспел в этом монашеском занятии необычайно: до такой степени, что, когда его рукополагали во пресвитеры, на него сошла благодать в виде Божественного света, он увидел, что алтарь наполнен светом. При этом он сказал сам себе: «Господи, что это?» И услышал ответ: «Я — Господь Бог Дух Святой, Я всегда так сходил на пророков, апостолов и всех рабов Божиих». С тех пор преподобный Симеон Новый Богослов, когда совершал литургию, всегда был в Божественном свете.

После Причащения он, взирая на свое тело, изумлялся тому, что в каждом его члене — даже и в тайных удах (не знаю, как это могут воспринять современные люди; он же был необыкновенно чистый и благодатный человек) — присутствует Христос. С нами происходит то же самое, но мы не видим этого из-за своей безблагодатности. Если бы мы ревновали об очищении своего ума и сердца так, как это делали преподобный Симеон и другие подобные ему подвижники, то и мы бы видели то, что видел он. Например, если подслеповатый человек каким-то образом восстановит свое зрение, то он ясно увидит, как прекрасен мир, сотворенный Богом. Так и мы увидели бы, познали то, что происходит с причастниками Тела и Крови Христовых всегда.

Святитель Димитрий Ростовский рассказывает, что когда он причащал простых людей, крестьян, то видел, что у иных, после того как они брали с лжицы частицу Тела и Крови, лица начинали светиться и неким образом внутренне изменялись. Я думаю, что он говорит о свете не в каком-либо переносном смысле — иначе это было бы недостойно внимания, — но в самом точном и буквальном.

Некоторым людям было открыто, что преподобный Сергий служил, весь окутанный огнем, перед Причащением этот огонь нисходил в Чашу, и так Преподобный причащался.

И в заключение перескажу пример, приведенный святителем Игнатием (Брянчаниновым). Некий человек, воспитанник пажеского корпуса, причащавшийся Тела и Крови Христовых один или несколько раз в году по обязанности, перед литургией рассказал своему товарищу, что не верит в действительность этого Таинства, то есть не верит, что хлеб и вино — это Истинные Тело и Кровь Христовы. Может быть, он и имел некоторую веру, но в его душу уже проникли рационализм, растление, и в действительность именно этого Таинства он не мог поверить, о чем и сказал откровенно близкому другу. И, когда этот юноша причащался, он почувствовал, что у него во рту вместо частицы — камень, который, конечно, невозможно было проглотить. Произошло это потому, что за свое неверие он был недостоин принимать Таинство Причащения. Священник, заметив, что лицо причастника изменилось, отвел его в алтарь и с частицей во рту юноша исповедал свой грех. Священник прочитал разрешительную молитву, после чего частица приняла обыкновенный вкус и он смог ее проглотить. Известен случай, когда одна женщина, усомнившаяся в том же, по принятии Тайн почувствовала, будто бы держит во рту камень, и тоже не могла проглотить частицу, пока не исповедала свой грех хулы и неверия.

Бывало и так, что люди чувствовали во рту вместо хлеба и вина плоть и кровь, и это также происходило из-за маловерия. За всю историю Церкви было еще много великих знамений, удостоверяющих подлинность великого Таинства Евхаристии. И мы должны эту благодать, эту веру, данную нам сегодня через воспоминание Тайной вечери, укрепить в себе, укоренить, сохранить на весь год и даже на всю нашу жизнь. Сохранить с тем, чтобы на каждой литургии понимать, что мы причащаемся истинного Тела и Крови Христовых, что Сам Христос совершает это Таинство, что Сам Христос нам его преподает — во оставление грехов и в жизнь вечную. Аминь.

27 апреля 2000 года

Невозможное человеку возможно Богу

Братья и сестры, поздравляю вас с принятием Святых Христовых Тайн в этот достопамятный день воспоминания страданий Спасителя, предательства Его Иудой, воспоминания Тайной вечери, на которой Господь наш Иисус Христос учредил Таинство Евхаристии и богослужение, называемое сейчас нами Божественной литургией. Мы слышали умилительные песнопения и Божественное Евангелие, повествующие о том, что происходило в этот день. Мы, немощные, не в силах добавить от себя что-либо к тому, что уже сказано святыми отцами. Человеческий язык здесь бессилен.

Поэтому кратко скажу лишь следующее: подвижник нашего времени, схиархимандрит Софроний (Сахаров), говорит, что Божественная литургия и Причащение на ней — это есть та же самая Тайная вечеря, на которой причастились святые апостолы. Само песнопение, которое сегодня многократно повторялось во время богослужения и даже пелось вместо Херувимской песни, как раз и свидетельствует об этом. Его слова нужно понимать буквально: «Вечери Твоея Тайныя днесь (то есть сегодня. — Игум. А.), Сыне Божий, причастника мя приими. Не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедую Тя, помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».

Итак, мы становимся причастниками этой Тайной вечери. Становимся потому, что Бог всемогущ и может сделать то, что человеческий разум не в силах постичь. Бог может хлеб и вино претворить в Тело и Кровь Христовы, Он может таинственным, неизъяснимым образом перенести нас назад, через тысячелетия, и ввести в Сионскую горницу, где собрались ближайшие ученики Христовы. Господь искренне и просто говорил тогда с ними, открывая тайны Царства Небесного, и преподал им прежде Своих страданий Свои жертвенные Тело и Кровь. Осознавая все значение этого Таинства, мы молимся о том, чтобы не стать подобными Иуде, — ведь и он, по мнению некоторых святых отцов, причастился. Мы просим, чтобы Господь Иисус Христос простил и помиловал нас, подобно тому, как простил разбойника — этого уголовного преступника, наверное, убийцу и вора, предававшегося разным порокам, но покаявшегося на кресте и со смирением воскликнувшего: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем» (см. Лк.23:42).

«То, что невозможно человеку, возможно Богу», — сказал Спаситель (см. Мф.19:26). Невозможно вернуть совершенное в прошлом, потому что прошлое уже не может быть изменено. Однако через покаяние мы как бы возвращаем прошлое и изменяем его, исправляя свои злые поступки, о которых порой стыдно даже и вспомнить, а тем более рассказать. Благодаря покаянию мы переменяем свою жизнь и как бы заново ее проживаем. Более того, мы живем той жизнью, которая длится многие века и тысячелетия, потому что, участвуя в Евхаристии, которую совершил Сам Господь наш Иисус Христос, мы возвращаемся в неизмеримо далекое прошлое. Мы причащаемся Тела и Крови Христовых во оставление грехов и в жизнь вечную, и наша нынешняя краткая жизнь, простершись одним концом в далекое прошлое, другим простирается в неизмеримое, бесконечное будущее, ибо мы причастились в жизнь вечную. Причастились для того, чтобы войти в блаженное Царство Христово, Царство Небесное. Для нас, немощных, ограниченных, грешных людей, это — будущее, но для Бога нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, для Него есть одна, как бы простирающаяся во все стороны, вечность. И поэтому мы, исполнившись Духа Христова, исполнившись того знания, которое происходит от общения и единения с Богом, приобретаем ощущение того, что вечность для нас уже наступила, что мы уже находимся в Царстве Небесном. Мы это чувствуем, хотя и не можем объяснить себе это. И это ощущение вечности мы получаем, вкушая под видом маленькой крошки хлеба, смоченной в вине, Тело и Кровь Самого Господа нашего Иисуса Христа, Который есть Источник премудрости, Родоначальник и Творец вечности, Искупитель всей твари, Учредитель Божественной Евхаристии, наш Спаситель. Аминь.

24 апреля 2003 года

Великий Пяток. Воспоминания Святых спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В сегодняшних евангельских чтениях и молитвословиях вспоминается о разбойнике — человеке, который, как сказано в тропарях, омочил свои руки в крови. Кто такой разбойник? Это сейчас мы так романтически воспринимаем слово «разбойник», а не дай Бог нам в жизни столкнуться с одним из подобных людей, попросту говоря, с бандитом, убийцей. Что может быть страшнее? Кого мы больше всего боимся, к кому испытываем ненависть — не к тому ли человеку, перед которым в каких-то страшных ситуациях бываем совершенно беззащитны? Мы часто считаем, что те или иные убийцы, разбойники, совершившие множество страшных преступлений, достойны даже высшей меры наказания — смертной казни, что справедливость состоит в том, чтобы этот человек получил достойное возмездие и дальше не продолжал свои злодеяния. Я говорю это, чтобы вы поняли, кем были те разбойники, о которых повествуется в Евангелии. Нужно сказать, что римский закон в то время был самым справедливым из законодательных систем. Более того, и по сей день основой юриспруденции, то есть отношений между людьми и государством, является римское право — те самые законы, по которым судились люди и во времена Спасителя. Правда, римское право устанавливало некоторые жестокие виды казни, например распятие, но к этой казни никого случайно не приговаривали. То, что оклеветали Иисуса, и Пилат из человекоугодия и боязни потерять расположение императора осудил Его на несправедливую казнь, было все же исключением. Есть исторические, правда не вполне достоверные, сведения о том, что император Тиверий, узнав от Марии Магдалины о несправедливой казни Иисуса, наказал Пилата и сослал его в ссылку, где тот и умер. Место ссылки Пилата находилось на территории Испании, которая в то время представляла собой далекую провинцию Рима, дикую варварскую страну.

Итак, если мы понимаем, кем был евангельский разбойник, иначе говоря убийца, у которого руки были обагрены кровью, если мы понимаем, что его не напрасно приговорили к столь ужасной смертной казни, то как не удивиться, что этот человек первым вошел в рай? Вошел в него за то, что на кресте уверовал в Господа, покаялся и признал себя достойным страшного наказания, которому подвергся. А ведь мы, когда нам приходится плохо, всегда считаем, что к нам нужно было бы проявить милость, а то и вовсе простить, мы считаем себя, равно как и своих детей, достойными всякого снисхождения. Например, если совершил преступление посторонний человек, то мы думаем, что его обязательно нужно наказать, если же преступником оказался кто-то из наших близких или мы сами, то мы хотим, чтобы нам оказали снисхождение, — так мы себя любим (ведь и любовь к нашим близким — это та же любовь к себе, только несколько видоизмененная).

За то, что разбойник, убийца поверил, что Христос придет во Царствии Своем, и сказал: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк.23:42), он первым вошел в рай. Он не просил, подобно ученикам: «Посади меня справа или слева», не просил: «Награди меня или сделай мне что-то доброе», он даже не ожидал для себя никакой награды, а просто сказал: «Вспомни меня». Произнося молитву: «Помяни нас, Господи…», мы вкладываем в эти слова более глубокий смысл, а тогда, когда их сказал разбойник, за ними стояло только скромное желание того, чтобы о нем вспомнили. «Вспомни, что в то время, когда Тебя все поносили, я Тебя не поносил». Может быть, разбойник этот думал: «Хоть Ты один меня вспомнишь по-доброму, потому что многие-многие люди будут меня вспоминать как самого страшного злодея». И ради этих слов и той веры, тех чувств, которые эти слова наполняли, ради искреннего смирения Господь сказал ему нечто совершенно непостижимое и неожиданное для всех: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк.23:43). Притом Господь еще уверил разбойника, чтобы он не сомневался: «Истинно говорю тебе (то есть: «Не сомневайся, это не пустые слова, Я говорю не просто так, ради твоего утешения». — Игум. А): ныне же будешь со Мною в раю». И мы, православные христиане, верим и даже знаем, что этот человек первым вошел в рай, раньше всех великих праведников! Есть иконы, изображающие сошествие Спасителя во ад, которые показывают все, что происходило в этот момент в мироздании — начиная от небес и заканчивая преисподней. Есть иконы, изображающие сошествие Спасителя во ад, сюжет которых, восходя (возводя) к небесам и нисходя (низводя) в преисподнюю, показывает все, что происходило в этот момент в мироздании. На них изображается небо и райский сад, где Енох и Илия встречают входящего туда разбойника. Не вкусив смерти по плоти, эти ветхозаветные праведники пребывали в раю с того времени, как Господь их туда восхитил. Но из умерших никто в рай не попадал.

С другой стороны, мы видим при Кресте людей, почитавшихся в своем народе праведными, которые жили по закону, исполняли все его предписания, но в тот момент они издевались над Господом и говорили Ему: «Если Ты — Сын Божий, сойди с Креста. Спасающий других, помоги Себе Самому. Ты оказался беспомощным, где ж Твоя сила чудотворения? Как выяснилось, мы сильнее Тебя, Себе-то Ты помочь не можешь». И люди эти, конечно же, остались вне Царствия Христова, Царства Божия.

Итак, нам нужно уподобиться разбойнику, уподобиться не совершением нравственных или еще каких-либо преступлений, а верой и покаянием. В чем состояла вера разбойника? Когда все разуверились, он сказал: «Помяни меня, когда приидешь в Царствие Твое!». Значит, он верил. Покаяние же его состояло в том, что он, обратившись к другому разбойнику, произнес такие слова: «Достойное по делам нашим принимаем». Вот где истинное покаяние: человек считал скорби достойным наказанием за его грехи. А в чем было его смирение? В том, что он ничего не хотел от Господа, только чтобы о нем вспомнили: «Помяни меня, Господи, во Царствии Твоем». Ради веры, покаяния и смирения он был спасен. Поэтому нам нужно не оглядываться на свои добрые дела, не замечать их, а забывать о них и понимать, что выше всего — твердая вера, глубокое покаяние и искреннее смирение. Аминь.

16 апреля 1998 года

О принятии Крестной Жертвы

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы с верой вспоминаем события глубокой древности — то, как много лет назад Господь наш Иисус Христос пострадал ради нас: был распят на Кресте и погребен. Молитвы, которые произносились ныне на богослужении, священные песнопения, обряды, символизирующие погребение Спасителя, — все это установлено святыми отцами, чтобы возбудить и укрепить в нас веру в то, что Господь искупил нас Своею Крестною смертью.

Если мы желаем по-настоящему понять, какое значение имеет для нас Искупление, нам нужно, насколько это возможно для немощного человеческого ума, перенестись воображением в то время, когда еще не было времени, то есть в вечность, когда в Уме Божием от века содержались мысли о сотворении нашего мира и всех нас. Бог — Существо, не подверженное никакому изменению (иначе в Нем не было бы совершенства), потому и сами мысли не могут возникнуть у Него так, как они возникают у нас по поводу того или иного предприятия. Мысли о сотворении мира от века пребывали в Боге.

Мы не знаем, почему Бог восхотел сотворить мир именно тогда, когда Он его сотворил. Если воспользоваться образами человеческого языка, то можно сказать так: когда в Предвечном Совете Божием Лица Пресвятой Троицы намеревались сотворить видимый мир, Они знали, что человеку нужно даровать свободу. Иначе в человеке не было бы образа и подобия Божия, он бы не был разумным, бессмертным существом. По Своему предведению Бог знал и то, что этой свободой человек воспользуется во зло. И тогда же было решено, что Второе Лицо Пресвятой Троицы — Сын, Слово Божие — воплотится в тот момент, когда наступит определенное для этого время, воспримет на Себя естество сотворенного Им человека и искупит всех людей — всех, кто должен был появиться в мире, всех, кто, подобно Адаму, согрешил. Ведь своими делами мы доказываем, что если бы мы жили в то время, когда жил Адам, и нам бы предстояло испытание, то мы бы согрешили точно так же, как и он, потому что и сейчас грешим. Для нас не может служить оправданием то, что мы тогда не существовали. В первое время человечество состояло из двух людей, и оба эти человека согрешили, поэтому нет никакого основания думать, что если бы тогда человечество состояло из миллиарда или нескольких миллиардов людей, то история человеческого рода была бы иной.

Когда это определенное время наступило, Господь Иисус Христос воспринял на Себя человеческое естество — воплотился. Он совершил Свой жизненный подвиг, проповедовал, творил великие чудеса. Его пребывание на земле, и в особенности время проповедования, были очень краткими: проповедь Его длилась лишь три с половиной года. Но за это очень краткое время Он совершил такие дела, которых никто никогда от создания мира не мог сотворить, и преподал такое учение, которому никто никогда не учил. Наконец, пришло время совершить самое великое дело, ради которого Спаситель и пришел. Пришло время Крестных страданий, и Господь Иисус Христос добровольно предал Себя на муки.

Как мог Один Человек, недоумеваем мы, искупить всех людей? Ведь можно сказать, что человечество бесчисленно — миллиарды и миллиарды людей. Как же мог Один Человек Свою Искупительную Жертву распространить на всех нас — и тех, кто живет сейчас, и тех, кто уже отошел из этой жизни, и тех, кто еще только должен родиться?

Адам — первый человек — был, как говорят святые отцы, всечеловек, потому что в нем одном заключалось все человечество, от него произошли все люди, и поэтому когда Адам согрешил, то грех его распространился на всех людей. Для того чтобы искупить всех нас, Господь Иисус Христос также должен был быть Всечеловеком. Но как Он мог оказаться таким Существом, если Он родился, как все люди, хотя и был зачат бессеменно и сверхъестественно? Но именно в этом бессеменном зачатии, в этом таинственном Боговоплощении и состоит тайна всечеловечества Господа Иисуса Христа. Он воспринял на Себя человеческое естество, которое обладало всей полнотой человеческой природы, но не имело своей Ипостаси, потому что Ипостасью, или, как сейчас принято говорить (что вообще-то неточно), Личностью Его, Лицом, была Вторая Ипостась Пресвятой Троицы — Ипостась Сына Божия. Итак, в одной Ипостаси присутствовали две природы — Божеская и человеческая. И поскольку в Господе Иисусе Христе человеческая природа сама по себе была безличной, то Он Своей Крестной Жертвой искупил чистую человеческую природу. Чистую — в том смысле, что в ней не было чего-то особенного, индивидуального. Таким образом, всякий, кто ныне верой приобщается к Крестной Жертве Спасителя, тем самым приобщается к чистой, искупленной, обновленной человеческой природе. Благодать Божия благодаря Крестным заслугам Господа Иисуса Христа как Человека изливается на всякого верующего, всякого соединившегося с Ним через веру. Соединяемся с Ним сейчас и мы с вами, потому что каждое наше богослужение, в особенности богослужения памятных дней, тем паче дней Страстной седмицы, усугубляют нашу веру и вновь и вновь соединяют нас с Господом. Ведь наш немощный ум постоянно удаляется от Него, когда мы предаемся какой-либо земной суете и делам, которые кажутся нам необходимо важными для поддержания нашей временной жизни. Через Таинства Крещения, Миропомазания, Исповеди и, в особенности, Причащения Святых Христовых Тайн мы деятельно — не в уме только или воображении (воображение — только вспомогательное средство для того, чтобы постичь Таинство веры), но действительно и в то же самое время таинственно — соединяемся с Богом. Мы проникаем в Тайны Божий всем своим существом, соединяемся с ними, созерцаем Крестную смерть, погребение Спасителя, незримо присутствуем при этих священных событиях, произошедших в глубокой древности.

Для нас это не просто воспоминание какого-то давнего, значительного и удивительного события, не касающегося нас. Нет, Крестная смерть Спасителя — событие, действительное и для нас. Своей сверхъестественной силой через толщу времен оно простирается и к нам, людям, живущим в начале двадцать первого века. Может быть, древние христиане и не думали, что человечество будет так долго существовать, а представляли, что скоро наступит кончина мира. Но, пока будет существовать человечество, милость Божия к людям будет изливаться из этого события, подобно сияющим лучам от яркого светила.

Только от нас, братья и сестры, зависит, чтобы Крестная Жертва Господа Иисуса Христа принесла нам пользу. Если мы не просто вспоминаем это событие, но принимаем его всей своей жизнью, понимая, что вера в него должна изменить нашу жизнь, упорядочить ее согласно с евангельским учением Спасителя, тогда благодать Божия проникнет в нашу душу. Вера станет в нас столь твердой и ясной, будто мы видели евангельские события своими глазами. Если же мы начнем оправдывать себя, извинять разными обстоятельствами, которые как будто препятствуют переменить нашу жизнь, тогда в той мере, в какой мы лукавим, благодать Божия отдалится от нас, она не проникнет в наше сердце, не преобразит нашу душу. Господь искупил все человечество, но мы видим, что многие люди далеки от спасительной веры, далеки от Церкви. Это происходит отнюдь не потому, что будто бы ограничена сила Крестной Жертвы Господа Иисуса Христа, а потому, что сами люди, будучи свободными существами, добровольно удаляются от Бога. Так происходит и в Церкви: вспоминаем мучеников Христовых, с радостью шедших на страдания, созерцаем преподобных отцов и матерей, просиявших подвигами и чудесами, а сами мы, верующие православные христиане, остаемся обыкновенными немощными людьми. Мы видим в Церкви даже людей, одержимых тяжкими страстями, впадающих в смертные грехи, и все это потому, что человек, где бы он ни находился, остается свободным: может приблизиться к Богу, а может отдалиться от Него или вовсе отпасть. От нас самих зависит, чтобы всемогущая, вседеятельная Божественная сила, излившаяся через Крестную Жертву на все человечество, оказалась спасительной и для каждого из нас, чтобы своим нерадением, гордостью, сластолюбием мы бы не воспрепятствовали Господу спасти нас. Аминь.

25 апреля 2003 года

Великая Суббота. О Божественном смирении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Читая Евангелие, мы встречаем такие повествования, которые кажутся нам несовместимыми с нашим представлением (поверхностным в своей сущности) о том, что такое смирение. Мы видим, как Господь гневался и прогонял бичом торгующих из храма, как Он с негодованием смотрел на заблуждающихся жестоковыйных фарисеев. И многое другое мы могли бы найти в Его действиях, где, казалось бы, смирения нет. В последние дни Своей земной жизни, когда уже начинались Его страдания, молясь в Гефсиманском саду, Он говорил: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф.26:39). Когда человокоугодливый слуга архиерея ударил Господа по щеке за то, что Он ответил архиерею якобы оскорбительно, то Спаситель сказал будто с обидой: «Если Я сказал зло, то покажи, в чем состоит это зло; если же правильно, то за что Меня бьешь?» (см. Ин.18:23). Мы взираем на все это, руководствуясь своим примитивным, узким представлением о смирении, понимаемом нами как некая подавленность, скованность, приниженность, и — недоумеваем.

Для того чтобы постигнуть, в чем же состоит Божественное смирение, не нужно человеческим поступкам безгрешного Господа Иисуса Христа приписывать те мотивы, какие обычно побуждают к действию нас, грешных и падших людей, но должно взглянуть на все дело Божия домостроительства, или Божественную икономию.

Господь, как рассуждают некоторые богословы, смирился прежде всего тогда, когда ограничил, если так можно выразиться, Свою свободу и славу, создав видимый и невидимый мир и предоставив сотворенным Им разумным существам свободу, которую они могли употребить как на добро, так и на зло, как на прославление своего Создателя, так и на хуление Его.

Когда же род человеческий пал, Господь в предопределенное Им время совершил гораздо более великий подвиг смирения — Он сошел с неба на землю. Сошел, или, правильнее сказать, явился, из безграничной, бесконечной славы Божией, вместился в девическую утробу и воспринял на Себя человеческое естество. И в этом также есть непостижимое для нас Божественное смирение. Если мы сравним бесконечную славу, величие Божие и наше человеческое ничтожество, то изумимся таинству воплощения, тому, что Господь облекся в человеческую немощь.

Но и родившись, Спаситель вновь смиряется, ибо возлежит не на материнском ложе, как обычный младенец, а в яслях, где обычно кладут пищу для скота. И на этом не прекращается, не пресекается смирение Господне. Он предает Себя добровольно позорную смерть. И после вознесения на Крест — да, это вознесение, но едва ли его можно назвать превозношением над людьми, ибо сопряжено оно со страданием и уни чижением, — Господь заключает Свое тело, оставленное душой, в пещере, в малом: тесном гробе, в таком месте, какого мы гнушаемся, поскольку всякому человеку естественно гнушаться мертвых тел.

Но и здесь еще не иссякло Божественное смирение. Оставив тело во фобе, Господь сходит Своей человеческой душой и Божественной Ипостасью в «преисподняя земли». Будучи безгрешным, сходит туда, как всякий грешный человек. Будучи бессмертным Богом, сходит туда, как всякий смертный. Вот бесконечная лестница смирения и уничижения Божественного — не потому, что нет конца, но потому что бесконечно начало. Справедливо и премудро говорит преподобный Исаак Сирин, что смирение — это одеяние Божества.

Однако Господь наш Иисус Христос расторг узы смертные, «вереи вечные», как сказано в богослужебных песнопениях, и соединился душой с Пречистым Своим телом, воскрес из мертвых и не только прославил Себя как Бога, но и возвеличил человеческое естество. А вместе с тем прославил и всех нас. Казалось бы, в соответствии с нашим ложным представлением о смирении, о величии и славе Божией, Ему надо было бы оставить это бренное тело на земле, вознестись Своим Божественным естеством и скрыться в безграничной славе Пресвятой Троицы. Но происходит великое и непостижимое чудо: Господь не только исходит душой из ада, но и возносится вместе со Своим телом на небеса и восседает одесную Величия Божия. Он прославил человеческое естество превыше всех умных сил, превыше тех, кого святитель Григорий Богослов называет «вторыми светами» после первого Света, каковым является Пресвятая Троица.

Вот, братья и сестры, в чем состоит глубочайшее смирение Господа нашего Иисуса Христа! Мы не должны судить о Божественном смирении по тем словам и поступкам Спасителя, которые кажутся нам противоположными этой добродетели, ибо любовь иногда заставляет ради спасения ближнего вести себя так, что кажется, будто смирения здесь нет. Но судить о смирении Господнем должно по Его непостижимым, великим и страшным делам. Аминь.

29 апреля 2000 года

Неподвижный годовой праздничный круг

Рождество Пресвятой Богородицы

(Лк., 54 зач., X, 38-42; XI, 27-28)

В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё.

Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие! А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его.

Отчего праведным людям посылаются скорби?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии. Церковный год — хотя не сразу сложилась эта традиция — построен святыми отцами таким образом, что тесно связан с жизнью Божией Матери: начинается двунадесятым праздником Рождества Богородицы, а заканчивается другим великим праздником — Ее Успением, воспоминанием об отшествии Пресвятой Девы от нас. Итак, сегодняшним праздником открываются годовые великие праздники.

Родители Божией Матери Иоаким и Анна, которых мы очень часто поминаем за богослужением, были людьми праведными, но, по Промыслу Божию, бездетными, бесплодными. В ветхозаветные времена бесплодие считалось наказанием Божиим, а многочадие, наоборот, — великим Божиим благословением. В Книге Иисуса сына Сирахова есть даже предупреждение тем, кто относится к чадородию чрезвычайно просто, примитивно: «Не радуйтесь множеству чад, если они нечестивы» (см. Сир.16:1). Отсюда можно сделать вывод о том, что многочадие в то время всегда вызывало — и теперь должно было бы вызывать — у семейных людей радость. Однако мы слишком далеко ушли от велений своей совести. Сейчас многие пытаются искусственно сделать себя бесплодными, тогда же бесплодие воспринималось как наказание Божие за грехи. Иоаким и Анна, может быть, и имели некоторые малые прегрешения, как и все люди, живущие на земле, однако у них не было таких грехов, которые можно было бы счесть причиной их бездетности. Несмотря на это, те самые люди, радовавшиеся множеству детей, даже когда они нечестивы, упрекали Иоакима и Анну, осуждали их, относились к ним с презрением. Иоаким, пришедший принести положенную жертву Богу, даже был прилюдно отвергнут: священник за бесчадие Иоакима не принял эту жертву, как бы упрекая его в каких-то тайных грехах.

Мы знаем, что не всегда скорби являются признаком греховности человека — так бывает чаще всего, но не всегда. Священное Писание повествует о многострадальном Иове. Этому праведному, можно сказать — безупречно праведному, человеку Бог попустил подвергнуться самым тяжким скорбям, какие только возможны на земле, ради того чтобы он пришел в большее богопознание, чтобы была проверена его бескорыстная преданность Богу. Он лишился не только всего своего имущества, власти, почета, но и десятерых детей. Этого мало: он потерял и здоровье, и не просто тяжело болел, а страдал самой в то время ужасной, неизлечимой болезнью, к тому же еще и позорной в глазах других людей, — проказой. Заживо изгнивая, Иов сидел за городом, выражаясь современным языком, — на свалке, и никто не смел к нему приблизиться. Только мальчишки издалека кидали в него камни и смеялись над тем, кто недавно был царем в этом городе. Но после тяжких испытаний Господь вернул ему здоровье, дал новых детей и, самое главное, даровал более полное и глубокое богопознание. Иов, узрев в видении Бога, говорившего с ним из бури, ответил Ему: «Я полагаю руку свою на уста мои, ибо раньше я слышал о Тебе слухом уха, а теперь вижу Тебя лицом к лицу» (см. Иов, 39, 34; 42, 5). И это говорил Иов, который до видения неложно утверждал, что чувствует, слышит дыхание Вседержителя в ноздрях своих. Значит, в нем была благодать Духа, но среди тяжких испытаний он познал Бога так, как не знал прежде.

Итак, скорби иногда посылаются праведным людям для их испытания, чтобы они, сокрушив свое сердце, свой дух, еще ближе стали к Богу и приняли Его в свое сердце. Подобное испытание постигло Иоакима и Анну: будучи совершенно безупречными, праведными людьми, они не имели детей. Надо сказать, что, происходившие из рода царя Давида, они, хотя и были обеспеченными, но по сравнению с царями жили скромно и были лишены власти. В этом уже выражалось их смирение. Они ничего не домогались, полагались только на волю Божию, тогда как, например, идумеянин Ирод, живший примерно в то же время, не имея никаких прав на престол, стремился к власти над Иудеей. И он добился своего беззаконнейшим образом, решившись даже на преступление против Божественного закона: он тайно от своих соотечественников принес в Риме жертву языческому богу Юпитеру. Иоаким же и Анна не искали власти, а стремились только к угождению Богу. И они стали родителями не просто царя, а Царя Небесного, Божественного Царя, как и называем мы их за богослужением — богоотцами, то есть предками Бога. Действительно, по плоти они являются дедом и бабкой Господа Иисуса Христа. Это звучит странно, но так оно и есть. Поэтому мы и прославляем Иоакима и Анну. Они возвеличены, как никто из людей, кроме, конечно, Преблагословенной Девы Богородицы.

Итак, после позора и изгнания из храма Иоаким, не возвращаясь домой, отправился в пустынные места, где пастухи пасли его стада, и, уединившись, стал молиться о том, чтобы с него было снято поношение. Святая Анна также молилась в своем саду. Вспомним, как Иов, униженный до последней степени и упрекаемый своими близкими друзьями, не выдержал и взмолился Богу, чтобы Господь открыл ему, за что он так страдает. Хотя Бог и упрекнул Иова, но исполнил его просьбу, и все, что Иов ранее имел, было ему возвращено. И главное, как я уже говорил, он познал Бога. Так же и здесь: дойдя до отчаяния, Иоаким и Анна взмолились из самой глубины своего существа. Видимо, посланное им испытание было необходимо, чтобы они поняли, что ребенок, который от них родится, Пресвятая Дева, — это скорее плод молитвы, чем человеческого естества. Иоакиму и Анне было откровение о том, что они должны соединиться и у них родится ребенок. В своей молитве они пообещали, что посвятят его Богу. И у этих людей, очищенных как собственным подвигом, так и нравственным подвигом их предков, родилась Преблагословенная Дева Богородица. Хотя Она родилась так, как рождаются все люди, но в то же самое время — от супругов преклонного возраста, когда женщина обычно уже теряет способность к деторождению. Рождение Пресвятой Девы было чудом. О нем не повествуется в Священном Писании, но хранит память о нем Православное Священное Предание.

В Святом Граде Иерусалиме показывают место, где когда-то стоял храм в честь Иоакима и Анны, в честь Рождества Богородицы, воздвигнутый там, где в древности находился дом этих праведных людей. Из некоторых исторических фактов можно сделать вывод о том, что в то время обеспеченные люди иудейского государства, где бы они постоянно ни проживали на территории Палестины, старались еще иметь и дом в Иерусалиме. Ведь в Иерусалим нужно было приходить весьма часто, для того чтобы приносить жертвы Богу, молиться в определенные праздники. Был там дом и у Иоакима и Анны.

Храмы на месте священных событий были воздвигнуты, в основном, в IV столетии святой равноапостольной Еленой или несколько позже. Иные постройки были только начаты ею, а закончены спустя некоторое время после ее кончины. Впоследствии, как вы знаете, Палестина пережила много страшных общественных бедствий: бунты самарян, сопровождавшиеся разрушением христианских святынь; иудейские восстания; кровопролитное нашествие персов, в ходе которого было убито несколько сотен тысяч христиан. Во время этого нашествия иудеи восстали, присоединившись к персам, и тоже уничтожали христиан. Потом было страшное и продолжительное нашествие магометан-арабов, они захватили власть над Палестиной и удерживают ее по сей день или, по крайней мере, составляют основную часть населения той местности. Во время этого нашествия, видимо, также были уничтожены многие святыни. Затем последовало турецкое владычество. Уничтожен был и храм Иоакима и Анны, но церковная память сохранила предание о месте, где находилась эта святыня. И уже спустя столетия, в XVIII или XIX веке, руководствуясь этими сведениями, стали вести раскопки. Нашли лишь остатки мозаичного пола, стены же и все остальное было уничтожено. Многие святые места в Палестине обнаруживают и опознают именно благодаря такому мозаичному полу: его никто не трогает, не выскабливает, он так и остается, усыпанный землей. На мозаичных полах часто выкладывались какие-либо имена или символы, обозначающие то или иное событие священной истории. Именно на полу обнаружили надписи, свидетельствующие о том, что это тот самый дом, где некогда жили Иоаким и Анна. Более того, крестом было отмечено место, где произошло Рождество Божией Матери. И мы, грешные, сподобились быть там и поклониться этой святыне. Она находится в напоминающем подвал помещении, высеченном в скале. Удивляться этому не нужно: Палестина страна гористая, поэтому когда строят дом, то нижние этажи высекают в скалах, а верхние выстраивают над землей. В древности это было очень распространено. Были и тогда, и теперь существуют целые города и монастыри, высеченные в скалах. Даже обеспеченные, богатые люди использовали для постройки жилищ естественные свойства своей местности.

Итак, это событие — Рождество Богородицы — послужило началом нашего спасения. Божия Матерь имела в себе наклонность ко греху, в чем и состоит первородный грех, но никогда не согрешила. Католики неправильно учат, что Ее зачатие якобы было беспорочным. Оно не может быть таковым, если в нем участвуют мужчина и женщина. Порок обязательно передается. Беспорочным было лишь чудесное зачатие Господа нашего Иисуса Христа, совершившееся без участия мужа. Конечно же, и в Пресвятой Деве был первородный грех как некая наклонность, которую, благодаря Своему подвигу, постоянному понуждению Себя к добру, непрестанному стремлению к Богу, Она никогда не привела в действие, то есть никогда не согрешила даже мыслью. Однажды наш знаменитый русский подвижник, живший недавно, преподобный старец Силуан Афонский во время молитвы подумал: «Неужели Божия Матерь никогда не согрешила?» Ему, как человеку, уже сподоблявшемуся откровений от Бога, Святым Духом дан был ответ в душе: «Божия Матерь никогда не согрешила даже мыслью». Безгрешные ошибки у Нее были: она могла, как человек, не знать, где находится Отрок Иисус Христос, когда они с Иосифом думали, что Он идет с родственниками впереди, а Он остался в храме. Но это ошибка, а не грех, греха же Она никогда не сотворила. Начиная, как говорят святые отцы, от мягких ногтей, с самого детского возраста, Пресвятая Дева была той Избранницей Божией, Которая всегда, каждое мгновение стремилась только к доброму. Таким подвигом постепенно, даже без постороннего научения, только прислушиваясь к велениям Своей совести и, конечно же, читая Священное Писание, Она достигла такого смирения и чистоты, что единственная из всех людей стала способна воспринять в Себя Слово Божие, Сына Божия, желавшего прийти в мир, чтобы всех нас спасти. Вот какое событие, какой праздник мы сегодня отмечаем — начало праздников, начало нашего спасения. Аминь.

21 сентября 1997 года

О духовном плодоношении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем празднество в честь преславного Рождества Божией Матери. Православная вера, в отличие от различных протестантских вероисповеданий, основана не только на Священном Писании, но и, может быть, в еще большей степени на Священном Предании. Многое из того, что не содержится в Священном Писании (причину этого, наверное, можно объяснить), имеет своим источником Священное Предание. Само Священное Писание основывается на Предании. Иначе откуда мы узнали бы, что, например, евангелистов только четыре, а не больше или меньше? Откуда мы знали бы, что посланий апостола Павла именно четырнадцать и что Откровение Иоанна Богослова — подлинная пророческая книга? Все это известно нам из Священного Предания, поэтому без него и Священное Писание было бы недействительно.

В Священном Писании о Божией Матери говорится очень мало, только самое важное и существенное. Дело в том, что из-за чрезвычайного смирения и молчаливости Божия Матерь почти ничего о Себе не рассказывала. Тем не менее Предание сохранило некоторые сведения о Ее жизни. Повествование о Рождестве Божией Матери как раз и является одной из частей Священного Предания Православной Церкви.

Из Библии, святоотеческих и вероучительных книг вы, братья и сестры, знаете, что наши прародители пали, нарушив заповедь о посте, то есть заповедь не вкушать от древа познания добра и зла. Они лишились Божественной благодати и были изгнаны из рая. Следствием грехопадения явились смерть и рабство греху. Однако сразу после падения прародителей, еще в раю, Господь возвестил им о том, что придет Избавитель, что семя жены сотрет главу змия (см. Быт.3:15). Если понимать эти слова буквально, то можно усмотреть в них нечто необыкновенное, ведь семени жены не бывает. Но вот именно Пресвятая Дева Богородица и стала такой женой: Ее семя, Господь наш Иисус Христос, стерло главу змия, то есть победило диавола.

Прежде рождения Преблагословенной Девы, через Которую в мир явился воспринявший от Нее человеческое естество Сын Божий, нужно было пройти многим столетиям, чтобы человечество подготовилось к этому событию во всех отношениях. В том числе должны были создаться особые условия для рождения такого необыкновенного человека, каким являлась Пресвятая Дева Богородица.

Родители Божией Матери, праведные Иоаким и Анна, были людьми богатыми и благочестивыми. Вся их жизнь протекала в добрых делах и молитве, но им промыслительно не было даровано детей. В то время бесплодие в израильском народе воспринималось как признак греховности и отверженности, и потому, несмотря на то что молитвы этих праведников были угодны Богу, жертвоприношения Иоакима и Анны считались презренными. Однажды, во время одного из иудейских праздников, Иоаким отправился в храм, чтобы принести положенные по закону жертвы, но священник не принял их, сказав: «Видимо, ты великий грешник, если Господь не дарует тебе детей. Жертва твоя неугодна Богу». Какой-то находившийся рядом, по-видимому, благочестивый иудей сказал с таким же презрением: «Как ты смеешь приносить жертву прежде меня? Ты бесплоден, и потому ясно, что Бог твою жертву не принимает».

Так люди, судя по каким-то внешним обстоятельствам, делают выводы о внутренней жизни человека, не понимая того, что она глубоко таинственна. Скорби и лишения человека часто свидетельствуют совсем не о том, что его молитвы Богом не принимаются или что его духовная жизнь предосудительна. Наоборот, они служат признаком того, что человек особенно угождает Богу, подвергается испытаниям и закалке, совершенствуясь в преданности воле Божией. Так было и с Иоакимом и Анной.

Это оскорбление и унижение стало для Иоакима, как говорят, последней каплей. Супругам и так было очень скорбно: они терпели бесчадие вплоть до преклонного возраста, когда уже невозможно надеяться на рождение детей. В особенности это касалось праведной Анны, которая уже вышла из того возраста, когда можно зачинать и рожать детей. Удрученный скорбью, Иоаким не возвратился в свой дом, а пошел в пустыню к стадам, которые пасли его слуги. Уединившись там, он молился и сорок дней держал очень строгий пост, не вкушая даже хлеба, для того чтобы Господь услышал его молитвы. Анна, узнав от пришедших из Иерусалима людей об унижении своего праведного супруга, весьма скорбела, думая, будто это она повинна в том, что у них нет детей. Она тоже, уединившись в саду у своего дома, усердно молилась о ниспослании им чада. Молилась вопреки всякому здравому смыслу, ведь, если рассуждать по-человечески, детей у них быть уже не могло.

По прошествии сорока дней праведной Анне явился Ангел и сказал, что у них родится Дочь, Которая будет благословенна среди женщин. Он повелел назвать Ее Марией. И было сказано Анне: «Иди в Иерусалим, там принесите жертву Богу, и Господь услышит вашу молитву». Иоакиму в пустыне тоже явился Ангел, который и ему повелел: «Иди в Иерусалим, там ты и Анна встретитесь у Золотых ворот. Господь услышал вашу просьбу, и с вами произойдет чудо». (Золотые ворота были главными воротами города и вели непосредственно в храм.) Супруги с радостью поспешили в Иерусалим, встретились там, и по прошествии некоторого времени произошло великое событие: зачатие праведными Иоакимом и Анной Пресвятой Девы Богородицы.

Апостол Павел говорит: «Брак свят, и ложе нескверно» (см. Евр.13:4). Даже великие подвижники, аскеты и девственники происходят от брака, и потому никто не имеет права уничижать брак, превратно глядя на то, что чисто, ведь «для чистого все чисто, а для нечистого все нечисто», как сказал тот же апостол Павел (см. Тит.1:15). В Православной Церкви даже празднуются дни зачатия Богородицы и Иоанна Крестителя. В день Благовещения Божией Матери также празднуется непорочное зачатие Ею Господа Иисуса Христа.

Итак, Иоаким и Анна зачали преблагословенный плод. Мы не знаем точно, в тот ли именно день, в который мы празднуем, родилась Богородица или в какой-то другой, — это не так существенно. За многими праздниками закреплены условные даты, ведь большее значение имеет смысл праздника, чем точная дата. Например, Воскресение Христово мы празднуем каждый год в разные дни, хотя точно известна дата, когда совершилось Воскресение из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. Однако в этом случае имеет значение то, что празднование православной Пасхи не должно совпадать с празднованием Пасхи иудейской, и поэтому его дата подвижна. Так и празднуя Рождество Пресвятой Богородицы, мы должны понимать, что не столько важна его дата, сколько его смысл, его действительность и значение для всех нас. В зачатии и рождении Пресвятой Богородицы свойства человеческого естества уступили место действию благодати, ведь для того, чтобы младенец зачался, он должен был как бы преодолеть свойства естества. Само рождение совершилось по благодати, однако не совсем без участия естества. Ведь хотя и можно сказать, что Божия Матерь была плодом молитвы, но все же Она зачалась от обычных супружеских отношений, пусть даже и в старческом возрасте, то есть тогда, когда зачатия произойти уже не может.

Мы должны из этого извлечь для себя урок: молясь Богу и ожидая чуда, не следует думать, что уже не нужно прилагать собственных усилий. Конечно, в первую очередь нужно молиться, но надо и понуждать себя к добродетелям. Если же мы будем только уповать на молитву, а сами — бездействовать, ни к чему доброму себя не понуждая (пусть даже и к земным делам), то, конечно, мы ничего не получим. Нельзя думать, что нечто исключительное, произошедшее в мире один раз, как, например, непорочное зачатие Господа нашего Иисуса Христа от Пресвятой Девы Богородицы наитием Духа Святого или что-то подобное, может повториться. В жизни обычного человека, не выделяющегося особенным предназначением, чудесное в какой-то степени сочетается с естественным. Мы должны это понимать и учитывать.

Скорбь Иоакима и Анны, которую они терпели на протяжении многих лет, — это образ той скорби, которую тысячелетиями испытывало все человечество, ожидая избавления. Это образ и той скорби, какую испытывает всякий, кто не получает помощи ни от кого и ни от чего и осознает, что ничто земное или человеческое помочь ему уже не может. Но вдруг он получает эту помощь от Самого Бога. Иоаким и Анна должны были испытать эту скорбь на себе для того, чтобы почувствовать, что испытывают люди, и чтобы иметь сострадание ко всему человеческому роду, к каждому человеку. Почему же у Иоакима и Анны до глубокой старости не было детей? Конечно, это случилось по Промыслу Божию: во-первых, для того чтобы было ясно, что Пресвятая Дева родилась по действию Божией благодати, ведь в старческом возрасте человеческое естество уже не способно к рождению. Во-вторых, если бы праведные Иоаким и Анна имели других детей, то можно было бы предположить, что они равны Божией Матери: почему именно Она такая избранница, а не кто-нибудь из них? Если же эти дети были бы обыкновенными людьми, то это стало бы уничижением для родителей такого необыкновенного человека, избранного от всех родов.

Мы также иногда на протяжении долгого, как нам кажется, времени (а часто мы преувеличиваем) боремся с собой, для того чтобы наша душа принесла какой-то духовный плод, но не получаем искомого. Мы должны, подобно Иоакиму и Анне, с одной стороны, иметь терпение, а с другой — нести молитвенный подвиг. И только тогда, когда мы смиримся, убедившись, что от нас почти ничего не зависит и помочь нам может только один Бог, когда мы возопим из самой глубины своего существа, тогда мы сможем принести духовный плод. Тогда с нами произойдет подобное тому, что произошло с праведными богоотцами.

Некоторые вероисповедания, например католичество и под его влиянием униатские деноминации, считают, что Божия Матерь не имела первородного греха, что Ее зачатие было непорочным. Это не так. Только Господь Иисус Христос был зачат непорочно. Зачатие Божией Матери произошло от мужчины и женщины, и потому оно не могло быть безгрешным. Первородный грех, унаследованный от наших прародителей Адама и Евы всеми их потомками, передался и Божией Матери. Когда некоторые вероисповедания пытаются восхвалить Божию Матерь, утверждая, что Она была зачата непорочно и от самого зачатия имела чистую природу, то этим они Ее не возвеличивают, а умаляют. Об этом говорит один выдающийся русский богослов. Ведь хотя Божия Матерь и имела первородный грех как наклонность ко греху, но Она ни разу этой наклонности не последовала, никогда не согрешила даже мыслью. Это говорит о Ее необыкновенной преданности воле Божией и необыкновенном понуждении Себя. Таким подвигом Она, насколько это возможно для человеческого естества, преодолела наклонность ко греху. Тем самым Она подготовила, предочистила Себя для того, чтобы Святой Дух сошел на Нее в день Благовещения и, очистив Ее совершенно, сверхъестественным образом соделал неподверженной власти греха и уже неспособной грешить. Таким образом, когда Православное Предание утверждает, что Божия Матерь, как и все люди, была подвержена власти первородного греха, то оно не умаляет Ее, но еще более возвеличивает, показывая Ее необыкновенную любовь к Богу и силу самопонуждения.

Мы прославляем разных знаменитых людей, многие народы гордятся своими великими полководцами, правителями, писателями, философами, которые иногда фактически являются даже преступниками. Обратимся, например, к истории русского народа. Вы помните из уроков истории, как возвеличиваются военные таланты князя Святослава, отца равноапостольного князя Владимира. А ведь он был язычником, довольно жестоким варваром, который сознательно отказался от Крещения: его мать, равноапостольная Ольга, уговаривала его принять Крещение, но он отказался. С небольшой дружиной Святослав ходил в грабительские военные походы. Воевал он и против православного христианского государства — Византии. Однако этот человек считается народным героем. И многие другие, даже и недостойные, личности прославляются лишь за то, что они как будто бы имеют значение для судьбы своего народа.

Насколько же больше мы должны прославлять Пресвятую Деву Богородицу! Того человека, через которого пришел в мир Сын Божий и совершилось спасение всего человеческого рода. Того единственного человека, которого, так сказать, ждало время и, если выразиться дерзновенно, без которого Господь не мог явиться в мир. Ибо не было подобного Ей, такого, кто был бы способен стать некоей лествицей, позволившей Богу спуститься на землю. И потому, сколько бы мы ни прославляли Божию Матерь, как бы ни были искусны в Ее воспевании, сколь бы много ни размышляли об этом, всего этого будет мало в сравнении с той славой, которой удостоил Ее Бог. Аминь.

21 сентября 1998 года

О правильном распоряжении свободой воли

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем Рождество Пресвятой Богородицы. Всем известно повествование об этом чудесном событии, и потому я не буду вновь на нем останавливаться. Постараемся лучше вникнуть в смысл и значение сегодняшнего праздника.

В наше время широко распространилось такое мнение, будто бы все в мире подчинено каким-то неумолимым законам. В России это мнение получило распространение в связи с недавним господством марксистской идеологии, доктрина которой состоит в том, что человеческое общество подчинено неким законам, неуклонно ведущим его к определенным результатам, вне зависимости от деятельности отдельного человека. Различные философы и ученые (неважно, как они сами себя называют) приписывают некое неумолимое движение и природе. Например, знаменитый английский ученый XIX века Чарльз Дарвин развил теорию эволюционизма. Он полагал, будто господствовавший в природе стихийный, можно сказать зверский, закон борьбы за существование неуклонно вел к возникновению столь развитых существ, как люди. Утверждают также, будто неумолимые законы действуют не только в неодушевленной природе, но и в самой психике человека. Об этом говорят так называемые психоаналитики, последователи выдающегося ученого нашего времени Зигмунда Фрейда. Они считают, что внутренним миром человека руководят некие законы, которым человек волей-неволей вынужден подчиняться. В своих рассуждениях они употребляют слово «психика», непонятное для большинства людей, которое происходит от греческого «психэ», что значит «душа». Эти люди подменяют истинное понятие о человеческой душе ложным.

Итак, мы видим, что в наше время древнее языческое учение о неумолимой судьбе, которую греки называли роком, а римляне — фатумом, под новым видом завоевало умы почти всех людей. И мы, православные христиане, имеющие совсем иную веру и убеждения, тем не менее, поневоле также попадаем под влияние окружающей нас умственной атмосферы. Мы воспринимаем общепринятые понятия как подлинные, как некий здравый смысл, и тоже начинаем приписывать все события человеческой истории действию неких неумолимых законов, понятных или непонятных, раскрытых или нераскрытых, которые, однако, делают из человека песчинку, носимую какими-то стихиями.

Но не этому учит нас Божественное Откровение. Если мы посмотрим на событие Рождества Пресвятой Богородицы, то увидим, что вопреки распространенному ныне мнению, умаляющему значимость отдельного человека, рождение Пресвятой Девы и вся ее жизнь имели важнейшее значение для спасения человеческого рода, для судьбы всего человечества. По крайней мере, для спасения тех людей, которые захотят с верой обратиться к Господу Иисусу Христу, рожденному Пресвятой Девой Марией. Вспомним теперь учение Святой Церкви о сотворении мира. Рассуждая об этом, мы должны будем направить свой ум в такие глубины, которые непостижимы для человеческого разума, а потому и употребляемые нами слова будут весьма условны. Однако, говоря о Боге, мы вынуждены употреблять наиболее подходящие слова и прилагать их к Тому, Кто безграничен и непостижим, чтобы нам можно было хотя бы приблизиться к тому, что превосходит наш разум.

Некогда было такое время, когда существовал единственно Бог. Слова «существовал» и «время» здесь не совсем уместны, ибо и самого времени (представляющего собой условие существования видимого творения) не было, и «существование» относится скорее к тому, что сотворено, чем к тому, что безначально и вечно. Правильнее даже было бы сказать не «вечно», а «предвечно», каковым является бытие Божие. Когда Пресвятая Троица, Непостижимый, Неисследимый, Бесконечный, Всемогущий и Благий Бог пребывал в таком блаженном, непонятном для нас, существ ограниченных, состоянии и наслаждался безграничной благостью Своего бытия, тогда, будучи Всеблагим, Он измыслил сотворить существа, которые могли бы наслаждаться Его благостью. Слово «измыслил» тоже не вполне уместно, ибо в Божественном уме это желание пребывало предвечно, в Боге не может быть никакого изменения. Существам, для которых характерно неведение, которые ограничены в своем знании, свойственно от незнания через размышление приходить к решению. Бог же, как Существо всеведущее, всегда обладал совершенным знанием, или, правильнее сказать, всеведением. Все рассуждения о том, давно ли Бог сотворил мир и почему именно тогда, а не раньше, неприложимы к бытию Божию, как и сами слова «давно» и «раньше». Постичь это невозможно человеческому разуму.

Когда Бог размышлял о сотворении мира, о сотворении тех существ, которые могли бы наслаждаться Его бесконечной благостью, Он уже предвидел, что многие из сотворенных Им существ отпадут от этой благости, воспротивятся всеблагому о них Промыслу Божию. Поэтому нужно было, говоря человеческим языком, предусмотреть и выход из этого страшного положения, то есть сотворить существа, которые, если и падут, то будут восстановлены в своем прежнем состоянии, — сотворить людей. И Божественное Предведение еще прежде сотворения всего мира знало того, через кого свершится возвращение человеческого рода после его падения к его прежнему блаженному состоянию, — Пресвятую Деву Марию. Ограниченному человеческому уму, наверное, даже и небезопасно рассуждать о таких вещах, как Божественное Предведение, ибо напряжение человека, когда он пытается постичь столь великие тайны, может превзойти его силы.

Рассмотрев факты истории, мы можем убедиться в том, что кроме Пресвятой Девы Марии не было другого человека, который был бы способен осуществить волю Божию о спасении человечества. Отсюда мы должны сделать вывод о ложности современного здравого смысла, утверждающего, что мир и даже внутренняя жизнь человека движимы какими-то неумолимыми законами. Иногда и великие вещи зависят от самих людей. Не говоря о государственных деятелях и вождях народов, которые совершали необыкновенные завоевания, изменявшие судьбы мира, мы скажем о самом важном, о том, что является единственно важным для всякого человека, — о деле спасения человечества. Мы знаем, что святые пророки Израиля, хотя они возвещали волю Божию в каком-то малом, может быть, неизвестном до времени месте земли, были избранниками Божиими и без них не могло совершиться постепенное возвращение человека к Богу. Пресвятая Дева Мария стала как бы венцом этого постепенного созревания человечества в лице богоизбранного народа. Если бы Ее не было, то не явился бы в мир Христос Спаситель и не совершилось бы наше спасение.

Поэтому мы должны отбросить современное мнение о том, что некие бездушные законы (рок, судьба или фатум) управляют всем миром, человечеством и отдельными людьми. Каждый из нас свободен, и от него самого зависит весьма многое, а от некоторых людей зависят даже судьбы человечества, как от Божией Матери — спасение человеческого рода. Мы не должны оправдываться обстоятельствами, но должны всегда помнить о своей свободе и распоряжаться ею так, чтобы спасти свою душу, а по возможности хотя бы немного посодействовать и спасению других людей.

В сегодняшнем евангельском чтении говорится о женщине, которая обратилась к Господу и, «возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (ст. 27). Она, может быть, до конца не понимая, что перед ней Сын Божий, прославила Ту, Которая родила столь необыкновенного Человека. Господь же ответил ей: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (ст. 28). Мы должны воспользоваться своей свободой так, чтобы до некоторой степени уподобиться Божией Матери, то есть воспринять Слово Божие — Божественную проповедь, подобно тому как Она носила в Себе ипостасное Слово Божие, бесконечное и бессмертное. Как Пресвятая Дева послужила спасению всего человечества, так и мы должны послужить хотя бы своему собственному спасению. Спасаясь сами, мы в то же время естественным образом не можем не спасать и тех людей, которые нас окружают. Преподобный Серафим Саровский сказал: «Стяжи мирный дух — и вокруг тебя спасутся тысячи». Если мы, как будто бы эгоистично заботясь о спасении только своей души, подвизаясь, как кажется, лишь ради себя, приобретем душевный мир, то поневоле распространим вокруг себя атмосферу, которая привлечет к нашему образу жизни многих людей, и таким образом мы послужим и их спасению.

Человеческая душа бесконечно свободна. Пренебрежем же распространенными представлениями о неумолимых и непреодолимых обстоятельствах. Воспользуемся своей свободой так, чтобы подражать Божией Матери и сделать все для своего спасения, и никогда не будем оправдываться тем, будто что-то от нас не зависит. Аминь.

21 сентября 2002 года

День памяти праведного Симеона Верхотурского

(Лк., 24 зач., VI, 17-23)

И, сойдя с ними, стал Он на ровном месте, и множество учеников Его, и много народа из всей Иудеи и Иерусалима и приморских мест Тирских и Сидонских, которые пришли послушать Его и исцелиться от болезней своих, также и страждущие от нечистых духов; и исцелялись. И весь народ искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех. И Он, возведя очи Свои на учеников Своих, говорил: Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за СыЙ& Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах.

Ученик Спасителя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в день памяти святого праведного Симеона Верхотурского, мы слушали зачало из Евангелия от Луки, которое обычно читается именно в праздники преподобных угодников Божиих. Эти слова, не раз нами слышанные, многократно повторяемые, стали для нас привычными, отчего мы зачастую воспринимаем их не сердцем, а только внешне — слухом, рассудком. Но как раз в этом многократном повторении и заключается их великая сила. Господь наш Иисус Христос, «возведя очи Свои на учеников Своих, говорил: Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие» (ст. 20). Учениками, на которых Он возвел очи, были Его современники, по национальности в большинстве своем иудеи, придерживавшиеся определенных обычаев и имевшие свои представления о праведности. Именно к этим людям Он в первую очередь обращался. Но мы знаем верующим сердцем, что Господь наш Иисус Христос не только Человек, но и Сын Божий. Обратив человеческий взгляд на учеников, Он устремил Свой Божественный взор на всех Своих последователей, которые должны были услышать Его слова в грядущие столетия и даже тысячелетия. Взор Его был устремлен на тех угодников Божиих, которые подвизались в первом, и во втором, и в десятом столетиях, и в семнадцатом веке, когда жил святой праведный Симеон Верхотурский. Мы знаем из церковной истории, из агиографической (житийной) литературы, что многие святые, прочитав Евангелие или услышав в церкви какое-либо евангельское чтение, были поражены словами Господа нашего Иисуса Христа — слова эти совершали переворот в их душе. Так было, например, с преподобным Антонием Великим, который услышал в храме изречение: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19:21).

В тот раз оно оказалось для него не простыми словами, в нем звучал голос Божий. Поразившись изречению, преподобный Антоний все оставил и ушел в пустыню, став родоначальником отшельнического образа жизни. Можно привести многие другие примеры — даже из нашей собственной жизни, когда мы, читая Евангелие, вдруг бываем поражены давно знакомыми нам выражениями. Хорошо известные слова неожиданно приобретают новый оттенок, и нам кажется, будто они сказаны специально для нас. Это свидетельствует о том, что через человеческие слова на самом деле действует благодать Божия, на каком бы языке они ни звучали — на арамейском ли наречии, на котором говорил Спаситель, или на греческом языке, на котором было написано и распространилось Евангелие, или на понятных нам славянском и русском языках, на которые ради нас были переведены эти Божественные словеса.

Святой праведный Симеон Верхотурский последовал в первую очередь поучению Спасителя о том, что «блаженны нищие духом». Он действительно обнищал духовно, от всего отрекся ради Царства Божия, не имел пристрастия ни к чему земному вплоть до того, что избегал не только человеческой славы, но даже и одобрения за обычные человеческие труды. Все мы ищем какого-то одобрения, находя в этом для себя утешение. Он же не имел утешения ни в чем. И это было не случайностью, но нарочито избранным образом жизни ради угождения Богу и исполнения Его заповеди. Праведный Симеон был нищ духом в полном смысле слова — не имел пристрастия ни к чему земному, о себе не составлял никакого мнения. Если нищий человек не владеет никаким имуществом, то нищий духом не имеет даже и пристрастия к чему-либо земному. Если у нищего человека нет никакого богатства, то нищий духом не имеет о себе никакого мнения, самого малого, почитая себя совершенно ничего не значащим. Он пребывает в блаженной простоте, как бы не умеет видеть своих достоинств. Конечно же, это великий подвиг, но здесь действует и благодать Божия. Совершить столь великую добродетель, как, впрочем, и исполнить евангельские заповеди, невозможно без помышления о том, ради чего совершается этот тяжкий подвиг. Легко рассуждать о нищете духовной, легко поучать на эту тему, но необыкновенно трудно исполнить слова Спасителя на деле.

В самом евангельском изречении есть указание на то, ради чего необходимо исполнить заповедь Господа: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие». Не ради человеческой славы, не ради земного счастья и покоя, но ради Царства Божия. Для нас эти слова Спасителя лишь достойное уважения изречение, они не действуют на наше сердце и стали привычными. Но если бы мы, братья и сестры, осознавали, что есть Царствие Божие, то, услышав эти слова, мы бы ужаснулись, опомнились и устрашились, может быть, даже заплакали и зарыдали. Теперь же они для нас мало что значат.

Представьте себе человека, живущего в глухой деревне и никогда не пробовавшего никаких изысканных блюд. Когда он очень хочет есть, то представляет в уме самую простую пищу, например хлеб с молоком, поскольку больше ничего не знает. Гурман же, пробовавший великое разнообразие блюд, понимает, что вкус человека может услаждаться почти безгранично. Так и в отношении Царствия Божия. Когда нам говорят о нем в каких-то простых словах, это вызывает у нас едва ли не скуку: «Что же делать в Царствии Божием? Благодать Божия будет на нас действовать — и всё?» Рассуждения о рае кажутся нам однообразным, убогим детским рассказом о том, как люди наслаждаются тем, что живут безмятежно в хорошем климате и вкушают плоды райского сада. Мы думаем: «Неужели все это продлится бесконечно?» Думаем так потому, что подобны тому самому деревенскому человеку, который не знает никакой пищи, кроме самой грубой и простой. Мы не постигаем великого разнообразия в общении с Богом и того, что, общаясь с Ним, человек каждый раз утешается все новыми по разнообразию и силе действиями благодати, так что никогда не может окончательно этим удовлетвориться, успокоиться и сказать: «Всё, достаточно». Даже в настоящее время для тех из нас, грешных, которые сподобились вкусить благодать Божию, это разнообразие духовной жизни бывает столь великим, столь сладостным, что ради него люди оставляют мир, удаляются в непроходимые места или пещеры, чтобы никто не препятствовал их общению с Богом. Ради чего люди затворяются на многие десятки лет и живут, как, например, Киево-Печерские подвижники, в пещерах без дневного света, не видя лица человеческого? Неужели они столь безумны? Нет, они поступают так именно для того, чтобы вкушать бесконечно разнообразную духовную пищу, услаждаться общением с Богом.

Так было и со святым праведным Симеоном Верхотурским. Ради беспрепятственного служения Богу он отказался от брака, всю жизнь проведя в одиночестве. Хотя он не был в монастыре, но жил как монах: ни о чем не заботился, полностью предавшись воле Божией. Питался от своих трудов: шил одежду и, как вы все знаете из его жития, по смирению желая избегать благодарности заказчиков, имел обычай немного не заканчивать свою работу, за что часто не получал вознаграждения вовсе. Праведный Симеон служил только Единому Богу и ради этого искал уединения. По преданию, он любил заниматься рыбной ловлей. Само это занятие весьма располагало его к молитве и богомыслию. Он созерцал чистую, еще не оскверненную человеком, девственную природу, которая вся, как говорит Священное Писание, возвещает славу Божию: «Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь» (Пс.18:2). Находясь среди этой природы, уединяясь от людей — не избегая их, но внутренне уединяясь, никого не посвящая в тайники своей души, — пребывая в общении с Богом, храня разумное и незаметное молчание, он стяжал Царство Божие внутри себя. Свидетельством этого впоследствии стало совершенное нетление его мощей. Когда сами собой открылись мощи праведного Симеона, чудесным образом явившись на поверхности земли, то оказалось, что вся его плоть осталась нетронутой тлением. Эти места*, как вы знаете, совсем к тому не располагают, поскольку почва здесь влажная, со многими источниками и подземными водами. Погребенная в ней человеческая плоть должна была быстро истлеть, но тело осталось совершенно нетленным спустя несколько десятков лет после погребения праведника.

По своей простоте и неосведомленности многие представляют нетление каким-то искусственным, извне дарованным Богом свойством. Но в действительности нетление есть признак того, что не только в сердце и душу человека, но и на саму его плоть излилась великая благодать Божия. Представим себе человеческое сердце в виде некоего сосуда: он может оказаться совсем пустым, а может быть и полным, если в человеке есть благодать Божия. Этот сосуд может так переполниться благодатью, что, изливаясь, она наполнит душу. Но бывает и столь великое излияние, столь обильное Божественное действие, что из души благодать распространяется по всему телу и так, что все тело, каждый член и даже волосы, чуть ли не одежда, освящаются действием Божественной благодати. Вот откуда происходит нетление. Об этом прекрасно рассуждает преподобный Силуан Афонский, память которого мы вчера праздновали. Он говорит, что человек, пребывающий в обилии благодати, может выдержать даже мучения. Именно такую благодать имели мученики, ибо не своей силой они терпели и выносили великие страдания, выпавшие на их долю. Потому нетление мощей свидетельствует о том, что святой праведный Симеон Верхотурский Царство Божие приобрел еще в этой жизни.

Спаситель также сказал: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21). Неопытные в духовной жизни люди видят в этом аллегорию и толкуют в том смысле, что от нас самих зависит приобретение Царства Божия. Такое мнение, может быть, отчасти и правильно. Но главный смысл этого изречения Спасителя в том, что Царство Божие действительно, в буквальном значении является в душе, сердце человека, во всем его существе. Когда оно открывается внутри человека, он становится сосудом Святого Духа.

В той мере, в какой доступно живущему на земле человеку, этот подвижник предвкушает Царство Божие, которое во всей полноте откроется ему и в будущей жизни. Такой человек избегает мнимого житейского разнообразия ради, опять же, мнимого однообразия духовной жизни. Ведь все наше «разнообразие» на самом деле пустота, нелепость и суета. Оттого что нам уныло и скучно, мы изобретаем все новые и новые занятия, чтобы, подобно пьянице, забыться в суете, затмить свой разум и не помнить, как пусто и скверно у нас в душе. Само это разнообразие подтверждает то, что мы ничем не можем удовлетвориться. Но подвижник, стяжавший Царство Божие внутри себя, пренебрегает всем этим как ничего не значащим, как уже почти не существующим для него. Он ищет лишь «единого на потребу» (см. Лк.10:42), того, что единственно и нужно человеку. И в этом едином он находит настолько великое разнообразие духовных чувств, что даже и не думает, будто он от чего-то отрекся и сделал нечто значительное. Наоборот, такой человек считает себя мудрым и даже хитрым, всех обманувшим и приобретшим евангельскую жемчужину, которая стоит более всех земных сокровищ (см. Мф.13:45-46). Вот образ жизни святого праведного Симеона. Внешне он был таким, как все, хотя, как сейчас бы сказали, «со странностями»: когда шил одежду, не заканчивал работу, не получал плату, не имел своего жилища, не имел семьи. А ведь как человек, владеющий ремеслом, он мог бы жить лучше, чем многие его заказчики, на которых он работал. В деревнях те, кто имеет ремесло, живут более зажиточно, чем занимающиеся обычным крестьянским трудом. Кроме того, по преданию, праведный Симеон был из дворянского рода, но скрывал свое происхождение. Может быть, такое предание о нем сложилось потому, что он был чрезвычайно благороден нравом и для того времени достаточно образован. Единственное, ради чего он нарушал свое уединение, была беседа с людьми, желавшими услышать слово Божие, и в особенности с детьми. Может быть, эти неиспорченные дети были ему ближе и понятнее, чем их родители, увлекшиеся земным и забывшие о Царствии Божием, которого одного он только и искал.

Итак, вот в чем тайна святого праведного Симеона, вот чем объясняются и та благодать, и та слава, которых он сподобился после смерти. Он действительно был одним из тех учеников, к кому были обращены слова Господа нашего Иисуса Христа. Многие современники Спасителя не вняли этим словам, но праведный Симеон, живший более полутора тысяч лет после того, как они были сказаны человеческими устами Спасителя, услышал их из уст Божественных. Евангелие проникло в его сердце, и он устремился к исполнению евангельских заповедей, став великим угодником Божиим, великим покровителем уральских мест, и все мы взираем на него как на образец для подражания. Аминь.

25 сентября 1999 года

Слава человеческая и слава Божия

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем прославление святого праведного Симеона, Верхотурского и всея Сибири чудотворца, покровителя Уральских и Сибирских земель. 25 сентября мы отмечали перенесение его мощей, а сегодня вспоминаем, как Сам Господь возвеличил Своего угодника прежде, чем люди познали его святость и прославили в лике святых.

Гроб праведного Симеона вышел из земли. Доски от времени истлели, и сквозь щели гроба стало видно нетленное тело неизвестного человека, даже имени которого никто не помнил. Как гроб вышел из земли? Наверное, это можно объяснить естественной причиной — движениями в почве. Однако подобные явления бывают настолько редко, что мы не ошибемся, назвав происшедшее чудом. Не только нетление мощей, но и само восхождение его тела из глубины земли на поверхность есть нечто чудесное и непостижимое для здравого человеческого разума. У открывшихся мощей уже происходили чудеса, а потому начали разузнавать, кто же этот угодник Божий, но никто не мог назвать даже его имени. Один старец из села Меркушино, где подвизался и был похоронен праведный Симеон, вспомнил о том, как этот человек жил и чем занимался. Конечно, не мог старец поведать о подвигах праведника, о его молитве, а рассказал только о внешней стороне жизни Симеона—что он был портным и отличался некоторыми странностями в поведении: когда, по обычаю того времени, селился в чьем-нибудь доме и обшивал семью хозяев, часто не дошивал до конца одежду и за это лишался платы. Он любил говорить с детьми о вещах духовных, что свидетельствует о его душевной простоте. Любил, уединившись, удить рыбу — и по сей день известно место, где он этим занимался. Отсюда можно сделать вывод, что он стремился к уединению, а созерцание прекрасной сибирской природы приводило его к Божественным мыслям. Также старец вспомнил, что этот человек умер от болезни живота, которой страдал, — и можно догадываться, что Симеон строго постился. Кто были его родственники — неизвестно, он пришел издалека и в этом месте был, как говорят в народе, чужаком. Вот и все то немногое, что известно об этом угоднике Божием. Имя его было вскоре открыто в сновидении некоему священнику, а потом и епископу, и только тогда все узнали, что его звали Симеоном. Так Господь прославил его перед людьми.

В сегодняшнем евангельском чтении есть следующие слова Господа Иисуса Христа: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие» (ст. 20). Согласно одному толкованию святых отцов, нищий духом — это человек, не имеющий пристрастия ни к чему земному, не ищущий ничего человеческого. По другому толкованию, нищ духом тот, кто не имеет о себе никакого мнения, то есть нищий гордостью, самомнением. Между этими толкованиями нет никакого противоречия: они говорят о двух сторонах одного и того же явления. Ведь нищий духом нищ по отношению к страстям телесным и духовным. Телесные страсти — это сребролюбие, чревоугодие, похоть, гнев; духовные — гордость, тщеславие, уныние и подобные. Нищий духом не связан телесными страстями, поскольку не имеет привязанности ни к чему земному; нет у него пристрастия и к тому, что возносило бы человека внутренне, духовно, то есть гордости, тщеславия и происходящих от них прочих страстей. Праведный Симеон своей жизнью и даже смертью показал, что он был совершенно чужд всех этих страстей, был истинно нищ духом. Он был нищим и в материальном отношении, не имея никакого имущества. Его даже считали юродивым, безумным, ибо он не дошивал заказа и потому не получал заслуженной платы за свою работу, хотя закончить ее не составляло особенного труда. Каждый из его заказчиков сам легко доделывал неоконченное, вместе с тем порицая Симеона как нерадивого и ленивого, не давая ему денежной платы и не испытывая никакой душевной благодарности. Ловля рыбы показывает, что он нуждался в пище и добывал ее себе именно этим занятием, а не трудами портного. О его искреннем, совершенно неподдельном смирении свидетельствует и его безвестность, скорое забвение у односельчан его имени. Праведник самим образом своей жизни показал, что исполнил евангельскую заповедь о смирении. Признаемся себе честно: мы чрезвычайно редко видим людей, стяжавших во всей полноте ту благодать, которая подает способность исполнить эту заповедь.

Господь прославил праведного Симеона перед людьми — подчеркиваю, перед людьми — явлением его святых мощей и чудесами. Но в этом ли только состоит слава праведного Симеона? Спаситель некогда сказал: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин.5:44). Праведный же Симеон искал славы именно от Единого Бога. Он не стремился, чтобы люди о нем узнали, прославляли, любили, почитали его выдающимся, особенным человеком. Ныне многие желают прославиться политической, государственной деятельностью, своими литературными или художественными творениями. Человек, обладающий весьма скромными способностями, ищет одобрения от сотрудников по работе, соседей или членов семьи. Он хочет казаться лучшим, чем он есть, стремится к славе. «На миру и смерть красна» — в этой пословице заключена народная мудрость, многолетний опыт множества людей, и она ясно выражает ту истину, что ради похвалы человек готов пойти даже на смерть. Без похвалы же трудно совершить и самое ничтожное, малое дело. Но мы должны искать славы от Единого Бога, славы внутренней, благодатной — не того, чтобы впоследствии нас прославляли как праведников или при жизни ценили как людей добродетельных, а того, чтобы благодать Божия присутствием своим в нас показала Бо-жие к нам благоволение. Благодать Божия сделает нас причастниками Божественного естества, сынами Божиими. Кратко сказать, мы стремимся к одобрению от людей, а должны искать одобрения от Бога. Если Он одобрит наше поведение — будет же это тогда, когда мы станем жить по Евангелию, — то в нас и явится Божественная благодать.

Господь Иисус Христос о самых великих добродетелях — милостыне, молитве, посте — сказал, что мы должны творить их втайне. Отсюда можно сделать вывод, что совершение любой добродетели и вообще вся жизнь человека должны проходить втайне. Втайне от людей мы должны жить по Евангелию, втайне от своего тщеславия совершать добродетели. Хотя, конечно, иногда о наших добрых делах нельзя не узнать, но в любом случае мы должны совершать их втайне от самих себя. Господь Иисус Христос сказал: «Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф.6:3). Втайне от себя — значит постоянно предавая забвению все доброе, что мы совершаем по велению совести или просвещенного Евангельским учением разума, и обращая внимание только на свою греховность, на все преткновения и нарушения Евангелия, которые, к сожалению, всегда нас преследуют. Даже при искреннем старании творить чистое добро, без примеси какого-либо зла, бывает практически невозможно. Человек, внимательный к себе, видит свои погрешности и от этого все более смиряется, а совершаемое им при помощи Божией добро забывает и приписывает его Богу, почитая себя ничтожным и ничего не значащим. В таком именно состоянии пребывал праведный Симеон, искавший славы только от Единого Бога.

Да, Господь прославил Своего угодника нетлением мощей, необыкновенным их явлением и чудесами от них. Но нуждался ли в этом праведный Симеон, в особенности после своей смерти? Конечно же, нет. Нуждаемся в этом мы для укрепления своей веры, как нуждались в этом и люди, жившие прежде нас. Если бы Господь не прославил Своего угодника перед людьми явлением его святых мощей из недр земли, то неужели он был бы менее возвеличен пред Ним или даже вообще не имел бы славы? Нет, еще при жизни он стяжал Божественную славу внутри самого себя, которая и сделала его плоть нетленной. Нетление человеческого тела — это признак присутствия в душе человека столь обильной благодати Божией, что она, словно из переполненной чаши, изливается из человеческого сердца, наполняя всю его душу, ум и тело. Само тело становится носителем Божественной благодати, напояясь ею, подобно губке, пропитывающейся влагой. Когда душа разлучается с телом, благодать Божия, освятившая его, пребывает с ним, и тело остается нетленным. Праведный Симеон не был единственным в своем роде, и в других местах России подвизались многие угодники Божий, подобные ему, которые остались неизвестными. Про этих людей никто ничего не знает, но они жили согласно своей христианской совести и думали лишь о вечности, не помышляя ни о каком человеческом одобрении. Да и праведный Симеон, почитавший себя самым ничтожным и обыкновенным человеком, презираемый и своими односельчанами (ведь даже имени его никто не помнил!), мог ли думать, что через несколько десятков лет будет прославлен как великий угодник Божий и покровитель Уральской и Сибирской земли? Конечно же, у него не было и не могло быть таких мыслей. Поэтому слава Божия состоит не в том, что в конечном счете люди узнают о нашей праведности, а в присутствии в душе человека Божественного действия, пребывании в ней Самого Господа Бога Его Божественными энергиями. К этой славе каждый из нас и обязан стремиться. Не к тому, чтобы нас за добродетельную жизнь хвалили люди, а к тому, чтобы нас одобрил Сам Всеведущий Господь Бог.

К сожалению, сейчас мало осталось по-настоящему верующего, церковного народа в нашей стране, бывшей когда-то Святой Русью. Но в старину было множество таких людей, которые ничего о себе не мнили и как будто бы не стремились ни к чему особенному. Они имели одну мысль — жить по Евангелию и всячески стараться исполнять свой христианский долг. (Строго соблюдать все евангельские заповеди — это наш долг, а не какое-то добровольное делание, зависящее только от нашего желания.) Эти люди, следовавшие велениям своей совести, жили и умирали в безвестности, но ими наполнены райские обители. Святитель Димитрий Ростовский рассказывает, что когда он причащал обыкновенных крестьян, то видел духовными очами, как у многих из них лица после причащения Святых Христовых Тайн светились благодатным светом.

Один афонский подвижник, находясь на послушании на подворье своей обители в Молдавии, проповедовал и учил Иисусовой молитве молдавских крестьян (а они отличаются особенной простотой, это простые трудовые люди). Окончив свою череду служения, он вновь попал на это послушание только через год. И к нему подошел один молодой крестьянин, обыкновенный человек, и рассказал о том, как он начал следовать советам афонского монаха и стяжал благодать непрестанной сердечной Иисусовой молитвы. Эту благодать едва-едва приобретают некоторые монахи — подчеркиваю, некоторые — через многие годы трудов. Этот же молдаванин приобрел ее за свою простоту, смирение и послушание слову Божию.

Приведу еще два подобных примера, когда люди разных сословий — простого звания, не исполняющие особого служения в Церкви, крестьяне, помещики, купцы — приобретали необыкновенную праведность. Некий купец, занимавшийся торговлей, который по самому своему положению как будто бы не мог не быть корыстолюбивым, имел необыкновенную благодать непрестанной молитвы, что изумляло даже знаменитого Оптинского старца Макария. Этот купец со временем так преуспел в молитве, что уже не мог заниматься обычными делами, затворился у себя в доме и там услаждался общением с Господом Иисусом Христом. Причислен ли он нами к лику святых? Нет, мы даже не знаем его имени. Если бы преподобный Макарий не упомянул о нем в своих письмах, то подвиг этого праведного человека вообще был бы предан забвению.

Знаменитый русский философ Алексей Степанович Хомяков, славянофил, защитник русской народности и церковности, выдающийся интеллектуал и философ своего времени, также вел праведный образ жизни. Он был женат на девице, которую чрезвычайно любил. Но Господь посетил его скорбью, так что он одновременно лишился и жены, и троих детей. Еще в годы его юности, в то самое время, когда дворянство и офицерство в своей основной массе было неверующим или поддавалось вольнодумству, Хомяков, по обычаю многих дворян служа в армии и будучи офицером, в любых походах — где бы ни оказался — соблюдал все посты, хотя это бывало чрезвычайно затруднительно. Когда сослуживцы над ним посмеивались, он не обижался, но лишь улыбался, молчал и никогда не оправдывался. Когда же его начинали хвалить, он это немедленно пресекал. Умер Алексей Степанович, заразившись холерой от крестьян, которым он помогал во время эпидемии. Один из его друзей рассказывал о таком случае. Как-то к Хомякову в поместье наехало много гостей, все комнаты были заняты, и Алексей Степанович вынужден был спать вместе с ним в одной комнате. Они весело проговорили допоздна, потом легли спать; друг нечаянно ночью проснулся и увидел, что Алексей Степанович стоит на коленях, опершись руками о стул, и со слезами молится. Он долго прислушивался и заснул, так и не дождавшись окончания молитвы. И вот этот человек также не причислен к лику святых. Правда, его имя нам известно, но не за его добродетельную жизнь, а за философские писания.

Итак, множество людей, живших по-евангельски, по-христиански, втайне стяжали в своей душе славу Божию. Они втайне жили, втайне совершали свои добродетели и втайне отошли из этого мира в мир иной — к Богу. И Господь прославил их явно, но явно не для окружающих, а для самих праведников, посылая к ним в сердце Божественную благодать, давая им Себя Самого как Величайшее Сокровище, Которое они содержали в своих сердцах, в своей душе. Вот какое различие между славой человеческой и славой Божией. Посмотрите: многие люди были прославлены как великие полководцы, государственные деятели, писатели, ученые, художники. Но велики ли они пред Богом?

Или перед Богом славны все же те, кто жил и умер в безвестности, а сейчас пребывает с Ним на небесах? Если мы ищем человеческой славы и одобрения от людей, значит, мало, нетвердо еще верим в вечную жизнь и вечную славу, которую Бог дарует любящим Его и возлюбленным Им Самим за их труды. Мы маловерны и потому желаем укрепления, утверждения, одобрения со стороны окружающих людей. Если бы мы имели непоколебимую веру в будущую жизнь, то пренебрегли бы любым человеческим одобрением, лишь бы только наша христианская совесть была чиста и ни в чем нас не упрекала.

Вспомните о величайшем из русских писателей, отце русской литературы и современного русского языка — Александре Сергеевиче Пушкине. Знаменитый оптинский старец, преподобный Варсонофий, будучи дворянином и человеком образованным, интеллигентным, с большим уважением относился к этому великому писателю и молился за его упокоение. Преподобный Варсонофий рассказывал, что у него было однажды видение во сне: он оказался в какой-то сумрачной местности, погода стояла пасмурная, и вся природа была наполнена грустью и тоской. Среди этой плачущей природы шел Александр Пушкин. И преподобный Варсонофий, как ему представилось во сне, догоняет его и говорит: «Александр Сергеевич, а вы знаете, как вас сейчас все прославляют?» А тот ему отвечает с невыразимой грустью: «Слава? На что мне она теперь?» Вот что значит слава человеческая: в свете Божественной истины, в свете Евангелия она — ничто. Так не лучше ли приобрести славу Божию, совершенно не думая ни о чем земном, пустом, временном и суетном? Пусть даже нас будут помнить многие поколения людей, но в конце концов и это пройдет и предастся забвению, потому что наступит вечность, где по совсем иным критериям будет избрано то, что достойно уважения, одобрения, прославления и похвалы.

Вот чему учит нас жизнь святого праведного Симеона Верхотурского: совершать свой подвиг в безвестности, втайне, ища славы лишь от Единого Бога, и совершать этот подвиг искренне — не перед людьми только, но прежде всего перед самим собой, перед своей собственной совестью, перед Богом. И Господь прославит нас присутствием Своей Божественной благодати, дарованием возможности и способности вести добродетельную жизнь, миром и благодатным утешением в нашей душе. Он прославит нас таким блаженством, о котором сказано в Нагорной проповеди: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие». Аминь.

31 декабря 2001 года

Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня

(Ин., 60 зач., XIX, 6-11, 13-20, 25-28, 30-35)

В то время первосвященники и старейшины имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти, и привели Его к Пилату и говорили: возьми, возьми, распни Его! Пилат говорит им: возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины. Иудеи отвечали ему: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим. Пилат, услышав это слово, больше убоялся. И опять вошел в преторию и сказал Иисусу: откуда Ты? Но Иисус не дал ему ответа.. Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя? Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше. Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифбстротон, а по-еврейски Гаввафа. Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый. И сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш! Но они закричали: возьми, возьми, распни Его! Пилат говорит им: Царя ли вашего распну? Первосвященники отвечали: нет у нас царя, кроме кесаря. Тогда наконец он предал Его им на распятие. И взяли Иисуса и повели. И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа; там распяли Его и с Ним двух других, по ту и по другую сторону, а посреди Иисуса. Пилат же написал и надпись, и поставил на кресте. Написано было: Иисус Назорей, Царь Иудейский. Эту надпись читали многие из Иудеев, потому что место, где был распят Иисус, было недалеко от города, и написано было по-еврейски, по-гречески, по-римски. При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жёно! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе. После того Иисус, зная, что уже все совершилось, и, преклонив главу, предал дух. Но так как тогда была пятница, то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, — ибо та суббота была день великий, — просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их. Итак пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним. Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили.

О величии Крестного подвига Господа нашего Иисуса Христа

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В сегодняшнем евангельском чтении повествовалось о Крестных страданиях Спасителя. Мы привыкли, как я уже говорил, почитать Крест Христов, поклоняться ему, накладывать на себя крестное знамение. С одной стороны, это и хорошо, с другой — привычка приносит в наше сердце безразличие, теплохладность. Мы забываем о том, какой ценой, как выражается апостол Павел, мы куплены (см. 1 Кор.6:20; 7, 23). Для того чтобы это понять, необходимо разобраться в том, что же произошло на Кресте. Некоторые люди легкомысленно утверждают, что Господу нашему Иисусу Христу было легко вытерпеть распятие, потому что Он был Бог. При этом они не понимают того, что не исповедуют Православие, а впадают в некую ересь. Однако подобные безосновательные высказывания приходится слышать довольно часто. Иногда мы и стесняемся это произнести вслух, но в душе думаем именно так. Это утверждение напоминает монофизитскую ересь, последователи которой учили, что во Христе человеческая природа так соединилась, слилась с Божественной, что приобрела новые свойства, перестала быть собственно человеческим естеством. Был еще еретик Апполинарий, который учил, что человеческое естество Господа сошло с неба. Еретики докеты утверждали, что воплощение Спасителя было призрачным и Его человеческая плоть — ненастоящей. Разнообразные мнения еретиков разных времен так или иначе умаляют страдания Христовы. Получается, будто бы Спаситель не страдал так, как страдают собственно люди. Но это неверно. Если бы Господь не претерпел в самой полной мере все страдания и скорби, какие только может вынести человек, наше искупление не совершилось бы. Конечно, Господь Иисус Христос — Сын Божий, но Он и Сын Человеческий. Как Божеское, так и человеческое естество в Нем имеют свойственные им волю и действие. Его человеческое естество противилось смерти: всем людям свойственно ненавидеть смерть и противиться ей. Господь Иисус Христос, человеческий ум Которого был непостижимым образом соединен с Божеством, как Бог, обладал всеведением и знал до последней йоты все, что Его ждет. Как человек, Он страшился Своей участи тем сильнее, чем более она приближалась. Его человеческое естество — дух, душа и тело — свободно действовало и испытывало все, что свойственно людям. Приблизилось время страданий. Спаситель, зная, что Иуда пошел за воинами и народом, чтобы те схватили Господа, уединился в Гефсиманском саду. Он до того скорбел и томился душевно, что даже просил трех Своих ближайших учеников помолиться, побыть вместе с Ним и таким образом укрепить Его. Он так и говорил: «Душа Моя скорбит смертельно» (Мф.26:38; Мк.14:34). Но апостолы были немощные люди, подобные нам. Отчасти от скорби, отчасти от недопонимания того, что должно произойти, они заснули. В самую тяжелую минуту Спаситель остался без человеческой поддержки, в которой мы все нуждаемся, когда нам тяжело. Это еще одна страшная скорбь. Те, кто испытывал какие-либо страдания, понимают, насколько мы все нуждаемся друг в друге — иногда человеку нужно, чтобы с ним просто хотя бы посидели рядом, выслушали его.

Господь Иисус Христос испытывал страшное борение. Он трижды молился. Это значит, что борьба после первого моления не прекратилась. Хотя Его Божественная воля всегда стремилась к спасению людей, но Его человеческая воля не то чтобы колебалась, но смущалась тем невыносимым будущим, которое Спаситель, будучи всеведущим Богом, лицезрел как настоящее. Он видел все до мельчайших подробностей, и, конечно же, это знание приводило Его в глубочайшее смятение. Он трижды молился и, как мы знаем, просил, чтобы эта чаша Его миновала, потому что Богу все возможно. Спаситель знал, что чаша Его не минует, однако Его томление было таково, что Он не мог удержаться от этих слов. Но, смирив Себя, Господь наконец сказал: «Если не может эта чаша мимоити от Мене, да будет воля Твоя» (см. Мф.26:42) — воля Бога Отца, единая с Его волей как Сына Божия, но отличающаяся от Его человеческой воли.

В это время пришел Иуда с предательским поцелуем. И хотя Господь обладал всемогущей Божественной силой и от одних Его слов: «Это Я» все воины и Иуда отступили назад и упали на землю (см. Ин.18:6), но Он отдал Себя добровольно в руки предателей и богоубийц, чтобы искупить весь человеческий род, в том числе и Своих убийц и богоотступников, если бы они захотели покаяться. Однако это было лишь начатом Его страданий.

В Гефсиманском саду Господь молился до кровавого пота. Сколь страшное напряжение было в Его молитве! Представьте себе: человек так напрягает свои душевные силы и нервы, что лопаются мельчайшие сосуды и через поры в коже вместе с потом выступает кровь. Как же можно говорить, что Господу было легко? Но еще раз повторю, это только начало.

Люди, которые не испытали настоящих скорбей, не знают, что человек в самый последний момент может испугаться страданий и вообще отступиться от того дела, на которое решился, может переменить свое решение. Они не понимают, что человек — существо очень непостоянное в волевом и нравственном отношениях. Как мне кажется, именно такие люди недооценивают дальнейших страданий Спасителя. Один знаменитый богослов нашего времени, имя которого я не хочу называть, говорил, что наше искупление произошло в Гефсиманском саду, а последовавшие страдания на Кресте уже не так важны. (Другие богословы, конечно, посчитали его мнение ошибочным и опровергли его.) Не приводя никаких богословских доводов, скажу, что подобное заблуждение, как мне кажется, могло происходить от недопонимания того, что человек может в самый последний момент вдруг переменить свое решение. С нами так часто и бывает, мы это знаем но себе. Мы уже готовы, уже приступили к делу и вдруг ускользаем от него, потому что испугались. Пока человек не завершил дело, всегда можно сомневаться, закончит ли он его. Те, кто имеют некоторый жизненный опыт, это знают.

Итак, Господь Иисус Христос предал Себя в руки богоубийц, не понимавших или не желавших понимать, что они делают. После ареста Он был заключен в смрадном тесном подземелье. (Те, кто бывал в Иерусалиме, могли видеть это место. Там просто страшно находиться, потому что нет никакого притока воздуха, никакого естественного света. Подземелье высечено в скале, и в нем — отдельные маленькие камеры, очень тесные, в которых сидели узники, закованные в каменные колодки.) Здесь Спаситель пробыл долгое время. Конечно, как к человеку, уже обреченному на смерть, к Нему относились совершенно пренебрежительно. С того момента, как Его вели из Гефси-манского сада к дому Каиафы, Он не имел возможности выпить хоть каплю воды. В Иерусалимской Церкви существует предание, что, когда Господа вели через Кедронский поток по небольшому мостику, воины, издеваясь, столкнули Его в этот большой и широкий ручей. Упав в воду, Спаситель напился в последний раз, и так сбылось пророчество, переданное псалмопевцем: «От потока на пути пиет» (Пс.109:7).

Сначала Спасителя привели в дом Каиафы. Когда некий раб, человекоугодник, желавший угодить своему господину, ударил Христа по лицу, Господь ответил ему: «Если Я сказал что-либо злое, засвидетельствуй о зле, а если нет, то за что Меня бьешь?» (см. Ин.18:23). Мы видим, что человеческие чувства, обида и скорбь от несправедливого унижения, опять проявляются в Нем. Как можно после этого говорить, что самое главное произошло только в Гефсиманском саду?

Спасителя оплевали, накрыли Его лицо одеждой, били по лицу и говорили, кощунствуя: «Прореки нам, Христос, кто ударил Тебя?» (см. Мф.26:67-68). Мы недопонимаем, с какой высоты сошел Спаситель, чтобы вытерпеть все это. Безмерная высота Божества — и унижение, которое едва ли кто-нибудь из людей сможет выдержать. Господь исчерпал всю бездну унижения.

Затем Христа предали Пилату, и простой римский чиновник обращался с Царем Вселенной как с человеком, пусть и невиновным, но ничтожным. Видимо, Пилат очень дорожил своей должностью и боялся, как бы его не обвинили в чем-нибудь, пусть и несправедливо, перед императором. Поэтому иудеи подстроили убийство Спасителя очень хитро, сказав Пилату: «Если ты не распнешь Его, то ты не друг кесарю» (см. Ин.19:12). Он же, в чрезвычайной степени дорожа своим местом, из-за этой пустой фразы предал невинного человека на смерть, пусть даже в его глазах этот человек был ничтожным. А перед этим он подверг Того, Кто был Царем мира, еще одному страшному унижению. В отличие от тех ничтожных выскочек, которые на суде окружали Спасителя и которые желали сохранить свою жалкую власть, Спаситель был истинным Царем, происходил из дома царя Давида и достоин был и на земле занять царский престол. Он был благородным человеком в буквальном смысле слова. Воины Пилата, издеваясь, одели Его в багряницу, одежду римских императоров (по законам Римской империи, только император мог носить багряную одежду). Вместо настоящего царского венца надели венец терновый (а терн, растущий в Палестине, имеет шипы огромной длины, твердые и острые, как гвозди). Эта шапка, надетая на голову Спасителя, — именно шапка, а не обруч, как иногда на иконах неправильно изображают терновый венец, — вонзилась в Его кожу. Его били палкой, перебив Ему нос, как свидетельствует об этом Туринская плащаница, в которую было обернуто тело Спасителя и которая сохранила следы Его страданий. Сбылось пророчество великого древнего пророка Исайи: «Мы видели Его, и Он не имел ни вида, ни доброты, умаленный паче всех сынов человеческих» (см. Ис.53:2-3). Но и это еще не было дном чаши страданий, о которой молился Спаситель, прося, чтобы, если возможно, она его миновала.

Спасителя повели на Голгофу уже очень обессилевшего от всех мучений и унижений, от напряженной, до кровавого пота молитвы, от жажды, от пребывания в темнице, где он был закован в каменные колодки. (Колодки эти сохранились, они находятся в храме Гроба Господня.) А унизительное предстояние перед Иродом, потом перед Пилатом? Это вождение по городу в разных направлениях? Господь уже не мог Сам нести Крест, и воины принудили к этому первого встречного человека. Может быть, этот человек, Симон Киринеянин, проявил некоторое сочувствие, и за это сострадание на него возложили Крест: ты сочувствуешь, вот и неси.

По Преданию Иерусалимской Церкви, Христа вели на Голгофу через Судные врата. Если кто-нибудь из взрослых мужчин (по иудейскому закону совершеннолетними считались достигшие тридцати лет) говорил здесь, что имеет доказательства невиновности осужденного человека, то дело, выражаясь юридическим языком, направлялось на доследование и казнь отлагалась. Но так получилось, что все ученики Господа от страха спрятались. В долине Иосафатовой известно место на знаменитом древнем кладбище, где они скрывались в пустой гробнице. С Господом были только женщины, которые, по иудейскому закону, не обладали правом голоса, и юноша Иоанн Богослов, еще не имевший никаких гражданских прав. Никто не мог ничего сказать в защиту Спасителя. Господь переступил порог Судных врат, и возврата уже не было. Конечно же, как Бог, Он знал все, повторюсь, до мельчайших подробностей, но, думаю, как человек, Он надеялся и не мог не надеяться на избавление от казни даже тогда, когда уже и надежды никакой не было. Ведь и с нами так тоже бывает, мы, люди, все одинаковые. Да, Спаситель был безгрешен, но в этих чувствах и нет греха, таково человеческое естество.

При распятии Господа вновь уничижили и оскорбили. Представьте себе: Господь Иисус Христос в глазах всех людей в то время был самым известным Человеком во всей Палестине. Даже иностранцы о Нем слышали и приезжали на Него посмотреть, как мы знаем из Евангелия от Иоанна (см. Ин.12:20-22). Вдруг этого Человека совершенно унизительно обнажили (на иконах мы изображаем Спасителя покрытым из чувства благоговения) — Он должен был умереть, а остальное не волновало никого, тем более римских воинов, грубых и циничных, привыкших к жестокости и сделавших ее своей профессией. Вместо воды Христу с усмешкой предложили уксус с желчью. Евангелист Марк говорит, что Ему предлагали «есмирнисмено вино» (Мк.15:23), вино со смирной. Оно имело наркотическое свойство и на некоторое время облегчало страдания распинаемого. Но Господь отказался, желая вытерпеть всю меру страданий, выпить всю чашу до последней капли.

По преданию, некоторые из огромных гвоздей, пронзивших руки и ноги Спасителя, хранились у католиков. Их размеры известны отчасти по отпечаткам на Плащанице. Крест положили на землю, Господа растянули на Кресте, прибили и подняли. Страдания достигли своего апогея.

Человек, висящий на кресте, испытывает постоянное удушье. Он не может нормально вдохнуть воздух, потому что для этого ему нужно встать на ноги, опереться на те самые гвозди, которые вонзены в его ноги, чтобы подняться и сделать вдох. И чтобы поддерживать в Себе жизнь, потому что это вложено в наше естество Самим Богом, Господь на Кресте, испытывая страшную муку, несколько часов то опускался в бессилии, то поднимался на этих гвоздях для того, чтобы вдохнуть. Раны от гвоздей на Его руках и ногах все время увеличивались. На иконах обычно изображают, что гвоздями были пронзены ладони Спасителя. Но икона — это символическое изображение, хотя оно и претендует на натуралистическую точность. На самом деле при распятии гвозди вбивали не в ладони (потому что связки не выдержали бы тяжести тела), а в запястья, в самые нервные узлы.

Господь же еще претерпевал насмешки: «Если Ты Сын Божий, сойди с Креста, Ты других спасал, спаси и Себя». Даже один из распятых с Ним разбойников хулил Его: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас» (см. Л к. 23, 35-39). Страдал на Кресте человек, потому что Бог, конечно же, не может страдать, Божество Спасителя пребывало бесстрастным. Эти телесные и душевные страдания дошли до того, что Он, оставленный Своими учениками и всеми близкими, кроме Матери и жен-мироносиц, совершенно беспомощный, осмеянный, опозоренный, измученный, из глубины души возопил к Богу: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:46; Мк.15:34). Как же можно говорить, что на Кресте произошло не самое главное? Что главное якобы совершилось в Гефсиманском саду?

Конечно, нужно правильно понимать эти слова: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» Речь идет не о том, что Божество оставило человеческую природу, человеческое естество Господа Иисуса Христа, а о том, что Бог покинул Его как человека, оставил на поругание богоубийцам. Спаситель возопил: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк.23:46) и с этими словами «испустил дух», то есть Свою человеческую душу. Так совершилось распятие Господа.

Конечно, об этом событии можно было бы говорить и рассуждать бесконечно много. Я хотел сказать только о его человеческой стороне, о которой мы часто забываем и к которой привыкли. Мы должны знать, какой ценой мы куплены. Действительно, подвиг Господа Иисуса Христа как Человека был необыкновенно велик. От Адама, нашего прародителя, требовалось только самое легкое послушание: не вкушать от древа познания добра и зла. Но праотец Адам и праматерь Ева протянули руки к древу, и поэтому Господь позволил пронзить Свои руки. Они подошли к древу, и Господь дал пригвоздить Свои ноги. Они вкусили этот плод, а Он — уксус с желчью. Они совлеклись одежды Божественной благодати, и Господь позволил Себя обнажить и опозорить перед всеми людьми. Адам не смог исполнить заповедь о послушании Богу при самых легких условиях. Господь благоволил исполнить это в обстоятельствах самых трудных, невероятно трудных, — и исполнил. Поэтому действительно Крест является орудием, средоточием и основой нашего спасения. И поскольку на Кресте совершилось наше спасение, мы не можем Его не почитать.

Будем, братья и сестры, хотя бы в те дни, когда Православная Церковь вспоминает Крест Господень: в Крестопоклонную седмицу Великого поста, на Крестовоздвижение, в Страстные дни, — напоминать себе о том, что мы куплены дорогой ценой, что Господь наш Иисус Христос как Человек поистине совершил подвиг. Не станем легкомысленно и кощунственно себя оправдывать, что Христу было легко, потому что Он — Бог, а мы — люди и нам трудно. С нами Божественная благодать. Если мы будем молиться, когда нам трудно, то благодать нам поможет настолько, насколько не хватает наших сил, и еще больше. Мы сможем совершить то, что требует от нас Промысл Божий и что необходимо для нашего спасения. Не станем себя оправдывать, а будем молиться и, как сказано в апостольских посланиях, будем взирать на Начальника, то есть положившего начало нашей вере, и Подвигоположника, то есть положившего начало христианским подвигам, Господа Иисуса Христа (см. Евр.12:1-2). С такими мыслями будем совершать свой христианский путь, и Господь не лишит нас Своей помощи. Если же мы так и пребудем в теплохладности и равнодушии, в как бы уже привычной вере, которая на самом деле уже не живая, впадем в безразличие, в сердечное окаменение, тогда мы ничего от Бога не получим. Нет ничего удивительного в том, что мы оказываемся совершенно беспомощными и ничего из заповеданного Евангелием не можем исполнить. Более того, в таком состоянии мы не способны даже и к покаянию. Будем помнить о той цене, которой мы куплены. Начнем понуждать себя, а где не хватило у нас понуждения — там будем каяться. Аминь.

27 сентября 1997 года

Крест Господень как символ Божественного смирения и источник благодати

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Во время Божественной литургии Иоанна Златоустого, читая тайные молитвы Евхаристического канона, священник произносит следующие слова, обращенные к Богу Отцу: «Великолепна слава Твоя, Иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единороднаго дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный». Сегодня мы вспоминаем событие первой половины IV века по Рождестве Христовом — обретение и прославление Креста Господня, на котором Господь Иисус Христос, принеся Себя в жертву, совершил наше спасение. Вот что далее говорит эта евхаристическая молитва: «Иже пришед и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же Сам Себе предаяше за мирский живот». Господь Иисус Христос предал Свою человеческую жизнь на страдания и муки «за мирский живот», то есть за жизнь всего мира — не за абстрактное «все человечество», но за каждого отдельного человека, «дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:15). И теперь только от нас зависит, осуществим ли мы через деятельную веру эту возможность спастись или не воспользуемся ею по своему нерадению. Все, даже самую страшную страсть — гордость, можно преодолеть, лишь бы человек понуждал себя.

В сегодняшнем евангельском чтении описываются те события, ради которых мы и почитаем Крестное Древо. Иудеи желали не просто избавиться от человека, имевшего на народ большое влияние, которое, как им справедливо казалось, должно было все более распространяться, но избавиться так, чтобы не осталось никаких следов Его учения. Иудеи желали через позорную казнь на кресте лишить Спасителя славы, вызвать презрение к Его учению и показать всему народу, что Спаситель совершенно бессилен, беспомощен и ничтожен.

Пророк Исайя, провидя уничижение Сына Божия, Мессии, сказал: «Видехом Его, и не имяше вида, ни доброты… умален паче всех сынов человеческих» (Ис.53:2-3). Пророк Давид, движимый Святым Духом, говорит как будто бы о действительных событиях собственной жизни. Но эти слова пророка относятся и к тому, что должен был претерпеть грядущий Мессия: «Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людий» (Пс.21:7). Для того чтобы понять эти слова, нужно представлять, что такое распятие. Иудеи, конечно, ожидали, что под давлением унижений, пыток, предваряющих казнь, страха смерти Иисус сломается, Сам Себя опорочит Своим поведением или словами. Но этого не произошло. Господь был тверд, как камень, о чем даже сказано в пророчествах: «Сделалось лицо Его как камень» (см. Ис.50:7). Действительно, Спаситель был поруган, унижен, оплеван, но, тем не менее, Он ни в чем не отступил от истины.

Тогда иудеи добились для Спасителя самого страшного и унизительного, как им казалось, — казни через распятие, которая возмущала даже лучших из язычников. Уже некоторые римские политические деятели и философы порицали эту смертную казнь, предназначенную притом не для граждан Римской империи, а для людей, не имевших римского гражданства, которое считалось в то время весьма значимой привилегией. Однако отменена эта казнь была только в христианскую эпоху, при Константине Великом. Приговоренного к такой ужасной смерти сначала бичевали. У бичей было несколько языков, к концам которых прикреплялись свинцовые наконечники, больно ранившие тело человека. Потом на осужденного возлагали крест, и он сам нес его к месту казни. Однако Спаситель, как вы знаете из евангельского повествования, обессилев, падал под тяжестью Креста (Предание сохранило память о тех местах, где это происходило) и не смог его донести. Тогда Крест возложили на Симона Киринеянина, случайно проходившего мимо.

После того как человек сам приносил свой крест к месту своей казни, его привязывали или пригвождали ко кресту, прибивая ноги одним гвоздем или, как при распятии Спасителя, двумя. Распятый человек несколько дней умирал в муках, испытывая постоянное удушье. Он был вынужден делать нечеловеческие усилия для того, чтобы просто вдохнуть воздух. Для того чтобы сделать любое движение, нужно было опираться на ноги и руки, пронзенные гвоздями, что вызывало невыносимую боль в ранах. Можно сказать, что человек, умирающий на кресте и в муках извивающийся вдоль этого орудия казни, почти в буквальном смысле слова уподоблялся червю: «Аз есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей». Когда Господь умер всего через несколько часов после того, как Его пригвоздили ко Кресту, и Иосиф пришел к римлянам просить тело Спасителя для погребения, Пилат удивился (об этом, как вы помните, повествует Евангелие от Марка): неужели Он так быстро умер? И только уверившись в смерти Господа, позволил Иосифу Аримафейскому взять Его тело.

Спаситель был распят на Голгофе — Лобном месте. К этому выражению — «лобное место» — мы привыкли. Например, в Средние века место, где публично казнили преступников, обычно называлось лобным. Это название очень древнее. Святые отцы, истолковывая его происхождение, говорят, что название места казни Спасителя основывается на иудейском предании. Когда перед всемирным потопом Ной вошел в ковчег, он взял с собой великую святыню — кости Адама. После потопа сыновья Ноя должны были расселиться по земле, и каждому из них он передал часть костей этого великого древнего праведника. Симу достался лоб Адама, самая честная часть его святых мощей, погребенная потом именно на Голгофе. И там, где был погребен первый человек, и должно было совершиться искупление и самого этого человека, и всех его потомков.

Тела казненных и орудия казни бросали в находившуюся рядом с Голгофой яму для нечистот (это место, где и был обретен Крест Господень, известно — теперь оно находится в храме Воскресения Христова). Поскольку считалось, что бесчестно казненный преступник уже не может быть предан настоящему погребению, то его предавали земле таким образом — слово «погребение», наверное, здесь не уместно. Но вдруг пришли Иосиф с Никодимом, Пилат уступил просьбам таких знатных людей и отдал им тело Спасителя, а в яму был брошен только Крест.

В 70 году по Рождестве Христовом после очередного неудачного восстания иудеев против римлян Иерусалим был окончательно разрушен, а земля, на которой он стоял, вспахана и засеяна солью. Впоследствии места всех былых святынь, и христианских, и иудейских, были застроены, иногда даже языческими храмами. Город стали называть Элия Капитолина, а место распятия Спасителя оказалось забытым.

Прошло несколько столетий. Христианская вера вопреки всем ожиданиям наконец восторжествовала после продолжительных гонений и преследований. Сбылись слова, которые вы слышали сегодня в апостольском чтении: «Крест для иудеев соблазн, а для эллинов безумие, для самих же призванных иудеев и эллинов Божия сила и Божия премудрость» (см. 1 Кор.1:23-24). И призванные эллины (под которыми, конечно, подразумевается языческий мир вообще, не только греки) восторжествовали, и власть над империей была передана христианскому государю, императору Константину Великому.

Его мать — царица Елена, благочестивая христианка, благодаря воспитанию и влиянию которой, может быть, он и сам стал христианином, — захотела построить храмы на всех местах Святой Земли, которые были освящены воспоминанием о событиях земной жизни Спасителя. Отправившись в Иерусалим, она стала искать и Крест Господень. Сейчас, когда мы взираем на события уже совершившиеся, нам кажется, что иначе и не могло быть. Но представьте себе то время — неизвестно даже место казни Спасителя, ведь после окончания Его земной жизни прошло уже почти три столетия. С точки зрения здравого смысла, надежды узнать, где находится не только место казни, но и сам Крест Господень, почти не было. Тем не менее, начав поиски, царица Елена встретила одного иудея, который от своих предков знал, что Голгофа находится под языческим храмом Венеры. Предание об этом передавалось из уст в уста (конечно, сведения от этого человека были получены методами того времени, под уфозой пытки). Храм разрушили, стали проводить раскопки и увидели, что сказанное этим иудеем подтверждается. Нашли и место, куда в древности сбрасывались трупы и орудия казни.

Предание говорит, что когда раскапывали это место, там стоял необыкновенный смрад, потому что в яму рядом с Голгофой сбрасывались трупы не только преступников, но даже и животных. Землекопы неоднократно порывались прекратить эту тяжелую работу, но царица Елена, находившаяся на возвышении тут же неподалеку и сама наблюдавшая за ними, видя, что они начинают роптать, бросала им золотые монеты, и они вновь начинали трудиться. Наконец, нашли три креста и отдельно лежавшую табличку, надписи на которой были сделаны на еврейском, греческом и римском языках (см. Л к. 23, 38; Ин.19:20). На еврейском говорили покоренные римлянами местные жители. Греческий — язык наиболее распространенный по всей Римской империи, своего рода международный литературный язык того времени. Римский, то есть латинский, — язык государственный. Однако табличка с надписями лежала отдельно, и достоверно определить, какой из трех крестов — Господень, было невозможно, а приблизительно решать такие вопросы нельзя. Здесь необходима абсолютная точность. В наши дни, наверное, призвали бы экспертов, но тогда науки как таковой не существовало. Оставалось только уповать на Бога. И мимо случайно проходила похоронная процессия, иерусалимский епископ стал поочередно прикладывать кресты к усопшему, и, когда был приложен Крест Господень, усопший воскрес.

Сейчас мы смотрим на происшедшее тогда как на какую-то сказку. Все эти события кажутся нам далекими, невозможными, почти мифическими. Но обретение Креста произошло на глазах людей, которые считали себя, как и мы, людьми цивилизованными и просвещенными. Это были римские граждане, по национальности — большей частью греки, перевезенные в Иерусалим римлянами после того, как оттуда была выселена большая часть иудеев. Взгляды людей того времени были очень схожи со взглядами современного человека. Наша самоуверенность, происходящая якобы от обилия знаний, была свойственна и древним людям. И на глазах таких мнимосведущих людей вдруг происходит необыкновенное чудо — воскресение из мертвых, является, как сказал апостол Павел, «Божия сила и Божия премудрость».

В то время среди народа было сравнительно мало христиан. Они приобрели необыкновенное влияние в империи, но произошло это, скорее, потому, что они являлись наиболее благонадежными и одновременно активными людьми, а не потому, что их было большинство. По мнению некоторых историков, в то время, когда император Константин пришел к власти, христиане составляли лишь около десяти процентов населения Римской империи.

Все люди, присутствовавшие при обретении Креста Господня, — и правоверующие, и заблуждающиеся, и иудеи, и мнимо просвещенные язычники — пожелали увидеть Крест Спасителя (может быть, некоторые только из любопытства) и стали просить об этом иерусалимского епископа. Тогда он при помощи своих клириков высоко воздвиг Крест, и народ воззвал: «Господи, помилуй!» С тех пор мы вспоминаем это событие, которое впоследствии получило название праздника Крестовоздвижения.

Почему мы почитаем Крест Господень, я сказал в начале проповеди: на нем совершилось наше искупление. На Кресте претерпел необыкновенное уничижение не просто великий человек или даже пророк, а Сам Сын Божий — безграничный, вездесущий, всесовершенный. В евхаристической молитве (она обращена прежде всего к Богу Отцу, но относится и к двум другим Лицам Пресвятой Троицы) говорится: «Ты бо еси Бог неизречен, недоведомь, невидимь, непостижимь, присно сый, такожде сый, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый». Все эти свойства — «неизречен, недоведомь, невидимь, непостижимь, присно сый, такожде сый» — относятся равно и к Отцу, и к Сыну, и к Святому Духу. Вездесущий и всесовершенный Сын Божий воплотился, воспринял на Себя человеческое естество и пострадал на Кресте, конечно же, именно Своим человеческим естеством. Пострадал по человечеству Тот, Кто был Богом, и потому эти страдания приписываются Сыну Божию, хотя Божество не страдало на Кресте и Сын Божий пребывал бесстрастным. Крестные страдания Спасителя имеют безграничную цену. Мы не способны понять бездну Божественного смирения, его непостижимую глубину.

Преподобный Исаак Сирин премудро сказал, что смирение есть одеяние Божества. И потому, зная безграничную любовь Бога Отца, не пощадившего Своего Едино-роднаго Сына, мы должны для самих себя оценить эту жертву, для самих себя пережить ее. Она стала для нас привычной, само собой разумеющейся. Мы постоянно окружены христианскими символами и образами и потому воспринимаем то, о чем они говорят, как нечто изначально данное. Но нужно понять, что совершенное ради нашего искупления не является долгом Божиим по отношению к нам, а, наоборот, превосходит всякую обязанность, всякий долг, всякий закон. Оно показывает нам безграничную Божественную любовь и всепобеждающую Божественную свободу, которая не имеет никаких границ и препятствий.

Евхаристическая молитва говорит: «Свят еси и Пресвят, и великолепна слава Твоя, Иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единороднаго дати». Хочу обратить ваше внимание на последние слова: «Якоже Сына Твоего Единороднаго дати». Господь Иисус Христос есть Единородный Сын Божий. Но слово Единородный мы воспринимаем в сугубо догматическом смысле, не рассматривая его в значении, я бы сказал, психологическом, человеческом. Единородный Сын—значит единственный. Для того чтобы понять цену этой Жертвы, давайте представим: отец отдает на смерть своего единственного сына ради искупления людей, которые против него восстали. Они его предали, а он платит им такой безграничной любовью. Притом нужно понимать то, о чем сказал преподобный Иоанн Лествичник: вся кровь раба не может стоить одной капли крови царя. Конечно, этот святой отец привел образ из современной ему жизни, когда все прекрасно понимали, что такое государь, владыка вселенной, как тогда называли Римскую империю, и этот образ всем был ясен. Для нас он, может быть, не так понятен, но смысл его мы должны усвоить, пусть даже этот образ не является для нас уже столь живым. Если бы мы пролили и всю свою кровь, она не стоила бы даже малой капли страданий, понесенных за весь мир Спасителем нашим, Господом Иисусом Христом. На Кресте страдал не просто сын человеческий, но Сын Человеческий, одновременно являющийся Сыном Божиим, — страдал Своим человеческим естеством Бог. Его страдания получили такую цену, что всякий, кто своей верой приобщается к ним, уже получает прощение грехов. Конечно, я имею в виду веру деятельную, о которой сейчас не буду говорить подробно, — веру, выражающуюся в добрых делах, в исполнении заповедей. А наивысшее и наиважнейшее для нашего спасения дело — участие в Таинствах, оставленных нам Самим Господом.

Крест стал символом смирения и источником благодати, потому что безграничное смирение Божие и любовь к нам более всего проявились во время страданий Спасителя на Кресте. Даже начертанное в воздухе крестное знамение имеет огромную силу ради нашей веры в то, что мы изображаем именно Крест Христов. Поэтому, когда мы оказываем почитание Кресту, мы должны понимать, ради чего мы его почитаем и какою силой освящен Крест, некогда бывший орудием казни. Нужно почитать его своими поступками, своим смирением, своим посильным, насколько это возможно для ограниченного человека, подражанием подвигу Спасителя. В чинопоследовании монашеского пострига сказано, что монах всегда должен иметь перед глазами страдания Христовы, — ничто так не заставляет человека собраться, ничто так ясно не показывает необходимость смирения, как это спасительное воспоминание. Вот так мы должны почитать Крест Христов. И тогда в нас через изображение крестного знамения на самом деле будет действовать благодать Божия. Если мы будем совершать его с верой, то воистину почувствуем Божию силу и познаем Божию премудрость.

Крестным знамением совершались многие великие чудеса, я уже не говорю о том, что им совершается самое великое из Таинств — Евхаристия. Мария Египетская, осенив воду крестным знамением, перешла через Иордан. Крестным знамением святые отцы исцеляли больных и бесноватых, превращали змею в золото, как Спиридон Тримифунтский. Но вот самое главное чудо: крестное знамение, наложенное с верой, благодатью ограждает нас от власти сатанинской. Однако для этого нужно глубокое осознание того, что мы совершаем, в чем, собственно, и состоит истинная вера. Во время литургии, перед преложением Святых Даров, мы вспоминаем Крест, Гроб, трехдневное Воскресение и прочие события жизни Спасителя. Воспоминание о Кресте Господнем, которое соединено с твердой уверенностью в действительности того, что на нем произошло, с осознанием значения этих событий, — и является верой, придающей силу крестному знамению и нашему почитанию Креста. Аминь.

27 сентября 2002 года

День памяти святых мучениц Веры, Надежды, Любви и матери их Софии. Побуждение к мужеству в повседневных духовных бранях

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем память святых, которые очень почитаются в Русской Православной Церкви, хотя в богослужебном обиходе они и не отмечены никакой особой службой. Мы вспоминаем святых мучениц: отроковиц Веру, Надежду, Любовь и их мать Софию. Почему на Руси сложилась традиция особого почитания этих святых мучениц? Я думаю, что причина заключается в том необыкновенном подвиге мученичества, который они совершили в столь юном возрасте, когда человек, казалось бы, даже не способен вполне отвечать за себя, управлять собой и до конца осознавать, что он делает. Таким детям даже делалось снисхождение в отношении исповеди: в старину ребенку можно было не исповедоваться до десяти лет. Сейчас, в связи с тем что у нас существует традиция отдавать детей в школу с семи лет, мы, как правило, начинаем исповедовать детей с этого возраста или даже чуть раньше.

Представьте себе: дети, да притом девочки, совершили такой неимоверно тяжелый подвиг. Нужно понимать, что в жизни все происходит не так романтично и возвышенно, не так гладко и беспрепятственно, как нам представляется, когда мы читаем жития святых. Ведь в житиях не рассказывается о многих тысячах людей, которые под угрозами пыток или под пытками не выдержали и отреклись от Христа, хотя некоторые из них впоследствии каялись. Нам известно это не только из древней церковной истории, но и из недавней истории нашей страны. Во времена безбожной советской власти очень многие не вытерпели скорби гонений, и в сравнении с этим общим числом лишь малая часть людей остались мужественными до конца и во всем безупречными: не отреклись от Бога и не предали своих ближних на страдания и мучения. Конечно, так было и в древности, потому что люди всегда одни и те же. Но поскольку с того времени, как пострадали святые отроковицы (а это произошло в сто тридцать седьмом году), минуло почти тысяча девятьсот лет, то для нас их мученический подвиг как бы скрылся за дымкой времен, в глубине веков, и мы не осознаем, насколько он был тяжел и страшен.

Даже люди, вполне осознававшие, что такое вечная жизнь, имевшие глубокую веру и горячую ревность, подчас проявляли малодушие. Почему? Потому что человеческие силы ограниченны. Каким бы ни был человек, могучим или, как говорят, сильным духом, обладай он даже железной волей, но мера страданий может превзойти крепость самого выдающегося в этом отношении человека. И кто, подобно апостолу Петру, готов поднять меч на врагов Христовых, тот, когда нужно проявить терпение, отрекается, также подобно апостолу Петру, который трижды отрекся, совсем забыв о своем недавнем намерении пойти ради Господа в темницу или на смерть. И вдруг мы видим, что не просто женщины, даже не девушки, а отроковицы, которые, казалось бы, не могли иметь полного осознания и понимания того, на что они идут, совершили такой под- виг! Почему? Потому что сила Божия совершается в человеческой немощи, как Сам; Господь наш Иисус Христос открыл это апостолу Павлу: «Сила Моя совершается в немощи» (2 Кор.12:9). Когда человек осознает свою глубочайшую немощь и беспомощность, но в то же самое время имеет усердие к исполнению заповедей, тогда благодать Божия, вопреки всякой логике, даруется ему ради одного только его смирения и желания угодить Богу. Ради сочетания этих двух добродетелей человек сподобляется получить неизреченную помощь Божию, превосходящую человеческий разум. Мы видим это на примере мучениц Веры, Надежды и Любови.

Женский пол, как мы знаем, обладает меньшим мужеством по сравнению с мужским, но эти еще совсем незрелые, юные девицы, девочки, как мы сейчас говорим, смогли совершить великий подвиг, потому что в них действовала сила Христова. Если мы хотим яснее осознать и прочувствовать, что, собственно, совершили эти святые, если хотим понять, почему так почитает их народ, который сердцем своим, своим народным чутьем ощущает величие их подвига, посмотрим на детей, окружающих нас. Посмотрим на детей их возраста: Вере было двенадцать, Надежде — десять, Любови — девять лет. Не будем забывать и о подвиге их матери Софии, она также была сравнительно молодой: если старшей дочери было двенадцать, то ей — приблизительно тридцать или чуть больше. Она также совершила необыкновенно мужественный подвиг: укрепляла на мученичество своих дочерей, в которых лишалась надежды на земное счастье, и так страдала об их кончине, что от горя умерла на их телах. Посмотрим же на сегодняшних детей, на девочек возраста этих юных мучениц, посмотрим на молодых женщин возраста мученицы Софии. Если мы представим себе их в подобной ситуации, то сможем хоть несколько осознать, какова была сила их веры. Сможем понять, что именно неизъяснимая благодать Божия укрепила их на подвиг, не только превосходящий человеческие силы, но даже не вмещающийся в человеческий разум. Невозможно и представить себе, чтобы отроковица девяти лет вытерпела столь нечеловеческие страдания с таким благодушием, верой и твердостью!

Пример святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии должен укреплять нас в нашем повседневном подвиге. Нам нужно понимать, что если бы они в своей предыдущей мирной жизни не были благочестивыми христианками, то оказались бы неготовыми вытерпеть такие нечеловеческие страдания. Мы обычно оправдываем себя тем, что на нашу долю не выпало никаких особенных испытаний, и потому снисходим к себе, все себе позволяем — ведь тяжких грехов мы не совершаем, а в мелочах Господь простит нам наши прегрешения, Господь милостив. Чрезмерно уповая на милосердие Божие, мы на самом деле постоянно пребываем в нерадении, ничуть не понуждая себя к жизни по Евангелию. Мы так нерадивы, что не имеем сил понудить себя даже к чему-то малому. И потому, если мы вдруг подвергнемся действительно страшному искушению, каковое пришлось вытерпеть этим мученицам, то, безусловно, окажемся совершенно неготовыми. Доказательство этого мы имеем в недавней истории нашей страны. Именно такое положение дел было тогда, когда в России грянула революция, — многие как будто бы благочестивые люди оказались неготовыми к этим страшным испытаниям, потому что думали, что у них все хорошо. Они жили в христианской стране, в которой при всеобщем охлаждении веры, никто, тем не менее, не препятствовал человеку жить благочестиво, если он того желал. По сравнению с сегодняшней жизнью тогда и соблазнов, конечно, было гораздо меньше. Многие оказались неготовыми к этой общественной катастрофе: вчерашние прихожане вдруг стали гонителями Церкви, совершали нечеловеческие, дикие зверства по отношению к своим недавним пастырям и духовникам, по отношению к тем, кто пытался их защищать, пытался охранять церковное имущество от разграбления.

Вы знаете, что у нас на Урале был Григорианский раскол, учредителем которого был архиепископ Григорий, потом самочинно объявивший себя митрополитом. Когда только грянула революция, этот человек произносил пламенные речи о том, что Россия восходит на Голгофу, что православные должны проявить мужество и так далее. Но побывав в застенках ЧК, он вышел оттуда совсем другим человеком. Стал идти на компромиссы с властью, преследовать людей, преданных Святейшему Патриарху Тихону, а впоследствии его местоблюстителю, митрополиту Сергию, — и таким образом явился врагом Церкви. Многие верующие люди, которые проявляли необыкновенные административные и организаторские способности в церковной жизни, как будто бы показывали ревность в заботе о процветании Церкви Божией, оказались неспособными выдержать испытания гонений от безбожной власти. Они предавали самих себя, предавали и своих близких. Мы же хотя и снисходим к ним и не осуждаем, потому что, как правило, все это происходило под пытками, однако же извлекаем для себя урок. Если мы не будем подвизаться, то не будем в состоянии выдержать ни одного испытания. Если мы будем примиряться со всяким, как выразился Ф.М. Достоевский, «мелким бесом», думая, что мы должны готовить себя только на великие дела, то не будем готовы вообще ни к каким искушениям.

Мы можем увидеть это на примере своей собственной жизни. Когда у нас все хорошо и спокойно, то мы ведем себя кротко, но, как только произойдет что-то, выходящее из ряда обычных событий, какая-то неожиданная неприятность, мы забываем даже вспомнить о добродетели кротости, всякое знание о ней как бы исчезает из нашего ума и на нас находит, как выразились святые отцы, самая злейшая из страстей — забвение. Можно привести примеры подобного действия любых наших страстей, которые вытесняют из нашего ума даже память о добродетели. Поэтому, взирая на пример святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, проявим твердость и мужество в своих повседневных мелких и ничтожных, как нам кажется, бранях. Проявим усердие и ревность в нашей обычной жизни. И тогда Господь пошлет нам Свою благодать, чтобы мы смогли беспрепятственно совершить свой христианский подвиг. Даже если жизнь наша будет совершенно благополучной, легкой и беспечальной, каждого из нас ждет испытание при отшествии из этой жизни и после смерти. Это столь важное, столь ответственное, серьезное и страшное испытание бывает неожиданным как раз для тех, кому кажется, что у него все хорошо. И потому будем вести брань без всякого снисхождения к себе, чтобы подготовиться к встрече с этой неминуемой для всех нас скорбью. Аминь.

30 сентября 2003 года

День памяти Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова

(Ин., 61 зач., XIX, 25-27; XXI, 24-25)

При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жёно! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе. Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его. Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь.

О преданности

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Его часто называют «апостолом любви», говоря, что он является проповедником преимущественно этой добродетели. Но, я думаю, несправедливо лишать этого имени других апостолов, ибо все двенадцать апостолов Христовых, безусловно, были такими же проповедниками любви. Все они имели избыток Божественной благодати, которая преисполняет человека любовью к Богу и ближним. Это видно из самой их жизни. Апостол Иоанн Богослов в Православной Церкви особенно почитается, может быть, по той причине, что он провел долгую жизнь и пережил всех апостолов (по Преданию, он умер в начале II века) и поэтому для всех христиан того времени был живым свидетелем истинности евангельской проповеди, был в особенности близок к христианам последнего времени. В древности день его преставления праздновался столь же торжественно, как и день святых апостолов Петра и Павла.

В день памяти святого апостола Иоанна на литургии читается отрывок из Евангелия, повествующий о том, как Иоанн, когда все ученики, оставив своего Учителя, бежали, вместе с немногими женщинами-мироносицами и Божией Матерью пребывал с Ним до последнего момента и стоял у Креста Господня.

«При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе. Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его. Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь» (ст. 25-27, 24-25).

В ближних все мы ценим преданность. Даже в разбойничьей шайке среди людей злой, безнравственной жизни ценится преданность. Это такое человеческое качество, в котором нуждаются все. И, надо сказать, оно встречается очень редко. Когда у нас самих все хорошо, то нам кажется, что мы любим наших ближних и все для них сделаем. Когда же возникают те или иные скорби, мы тотчас забываем о любви и все в наших отношениях, так сказать, рассыпается. Мы находим множество причин отступить от того человека, которому чем-то обязаны, который многое для нас сделал или, напротив, который в нас нуждается, показывая тем самым, что наши чувства перед испытаниями не устояли.

В наших краях пострадала преподобномученица Елизавета, с которой добровольно отправилась в заключение, а потом и на муки, ее келейница, преподобномученица инокиня Варвара. Никто не заставлял ее следовать за Елизаветой. Ведь преподобномученицу Елизавету казнили как Великую Княгиню дома Романовых, а простую по происхождению инокиню Варвару могли отпустить и даже предлагали ей это, но она последовала за своей наставницей. Вот другой пример преданности. Когда были арестованы император Николай II и его Семья, их прислуге предлагали покинуть Царскую Семью, чтобы самим остаться в живых. Но они исполнили свой долг, явили преданность, остались с Царем и были расстреляны вместе с Царской Семьей, хотя даже большевистские власти этого совершенно не хотели. Можно было бы привести и другие примеры, связанные с подвигом новомучеников Российских.

Для чего я говорю об этом сейчас? Для того чтобы мы на примерах, близких нам по времени, живее представили, что такое преданность, живее представили, как вел себя апостол Иоанн Богослов. Сейчас мы смотрим на евангельские события глазами людей верующих, знающих и о конце этих событий. Когда же все это происходило, никто не знал, каков будет конец, наоборот, ожидали лишь самого мрачного и худшего. Ведь все ученики бежали. Из мужчин за Господом следовал и при Нем остался только один юноша — апостол Иоанн. И если мы скажем, что юношу все равно бы не тронули только потому, что он юноша, то вспомним эпизод, описанный евангелистом Марком: как воины схватили некого юношу, одетого в плащ по нагому телу, и он оставил плащ и бежал нагим. Значит, вполне могли арестовать и юношу. Тем удивительнее должно быть для нас бесстрашие апостола Иоанна. Он следовал за Господом, не отступая от Него ни на шаг. И даже там, где не имели возможности присутствовать жены-мироносицы, — их не могли, например, пустить во двор первосвященника — там был апостол Иоанн. Он ничем не мог помочь Учителю, ибо такова была воля Божия. Как сказал Спаситель апостолу Петру, вздумавшему силой оружия избавить Его от ареста: «Если угодно Моему Отцу, чтобы Я выпил эту чашу, то зачем ты так делаешь? Неужели ты думаешь, что Он не мог бы защитить Меня более чем двенадцатью легионами Ангелов?» (см. Мф.26:52-53; Ин.18:11).

Следуя за Господом, апостол Иоанн проявил самое трудноосуществимое мужество, так как был совершенно беззащитен, ничем не мог помочь и лишь терпеливо шел за Господом. Апостол Петр тоже проявил мужество: выхватил меч и один с мечом бросился на целую толпу людей (однако Спаситель остановил его). Но когда от него впоследствии потребовалось не это человеческое мужество, а мужество духовное, то он проявил малодушие — трижды отрекся. Ведь одно дело — имея оружие в руках, с гневом и страстью бороться со своими врагами, и совсем другое — безоружным бороться с врагами кротостью, смирением и терпением. И последнего в тот момент не было ни у кого из учеников. Только один апостол Иоанн молча следовал за Господом, не отступая от Него по возможности ни на шаг: во двор Каиафы, к Пилату, потом на место казни вместе с Божией Матерью и женами-мироносицами, стоял у Креста (Божия Матерь и Иоанн часто изображаются стоящими у Креста). И, видя эту преданность, это истинно христианское мужество, Господь и вручил Иоанну Свою Матерь — Пресвятую Деву Богородицу. Доверил ему самое драгоценное. А ведь такое мужественное поведение апостола Иоанна в любой момент могло окончиться для него смертью или, по меньшей мере, скорбями. Он не знал еще замысла иудеев, прочие же апостолы прятались и сидели при запертых дверях в тайном месте. Есть предание о том, что они прятались от преследований иудеев в пустой гробнице. Может быть, только потому никакого преследования в тот момент не было ни по отношению к апостолу Иоанну, ни по отношению к другим апостолам, что фарисеи предполагали: незачем сейчас преследовать этих ничтожных, ничего не значащих людей, если мы убьем Иисуса, то все Его ученики сами собой рассеются, без своего Учителя они ничего не смогут сделать. Когда же после Пятидесятницы апостолы начали проповедовать и показали, что они и без телесного присутствия Учителя силою Святого Духа творят чудеса и проповедуют истину о Господе Иисусе Христе, тогда и начали их преследовать, гнать и убивать.

Для лучшего понимания необходимо окунуться в гущу тех событий, представить себе, что мог чувствовать человек в то время. Кто знает, какие чувства, какая борьба были в душе апостола Иоанна? Видимо, он решился уже на все, следуя за Господом, и потому Спаситель вручил ему Свою Матерь: «Се Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе». Апостолу Иоанну Богослову, единственному из всех учеников, было поручено самое драгоценное и важное — как в духовном, так и в человеческом отношениии: прислуживать Божией Матери, что он и делал до самой Ее кончины. По Преданию, апостол Иоанн не выходил из Иерусалима на проповедь, как прочие апостолы, до тех пор, пока не произошло Успение Божией Матери. Он всегда был с Ней. Этот ученик, как говорит Евангелие, «свидетельствует о сем», то есть обо всех описанных в Евангелии событиях: предвечном бытии Сына Божия, Его воплощении, Его исполненной чудесами жизни, необыкновенной проповеди, проникающей в самые глубины человеческого сердца и имеющей основание в совести человеческой, Его смерти, страданиях и Воскресении. И поэтому мы не имеем никакого основания не доверять такому человеку, каким был апостол и евангелист Иоанн. Человек, проявивший столь великое мужество, не мог даже и в малом что-либо опустить или исказить в своем Евангелии. Празднуя сегодня его память, будем не только называть его «апостолом любви», но и учиться у него этой добродетели. Мы можем также поучиться у него преданности нашему Божественному Учителю в самые трудные, самые скорбные моменты нашей жизни, когда, казалось бы, уже и веры в нас нет. Ибо если мы проявим преданность Господу Иисусу Христу в скорбных духовных обстоятельствах, то сподобимся необыкновенных духовных даров, подобно тому как сподобился их апостол Иоанн, который один из всех учеников был удостоен прислуживать Божией Матери и стал особенно близок к Ней. В нашей жизни бывают порой такие скорби, такая душевная борьба, такая брань с диаволом или внешними скорбями, что ум наш от страдания словно замутняется. Но если мы сохраним веру и твердость, то Господь нас не оставит и сподобит великих дарований за нашу Ему преданность, за наше уподобление Его возлюбленному ученику, апостолу Иоанну Богослову. Аминь.

21 мая 1996 года

О признаках истинной любви

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память одного из величайших людей, когда-либо живших на земле, — возлюбленного ученика Господа нашего Иисуса Христа, святого апостола Иоанна Богослова. Его называют «апостолом любви», потому что никто столь прекрасно и так много не говорил об этом великом даре Божественной благодати. Он является автором одного из Евангелий, трех посланий, в которых очень возвышенно рассуждает о любви, в особенности в первом послании, и автором Апокалипсиса — пророческой книги, представляющей собой обширное повествование об истории человечества от сотворения мира и до его кончины в символических пророческих образах.

Из апостолов только Иоанн получил имя Богослова, что свидетельствует о необычайной высоте его духа. В похвалу апостолу Церковь читает евангельское зачало, рассказывающее о том, как Господь Иисус Христос, в страданиях умирая на Кресте, усыновил Иоанна Своей Матери. Похвалы, большей этой, быть не может.

«При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе» (ст. 25-27). Любимейший ученик Спасителя, который даже возлежал на персях Его во время Тайной вечери и дерзнул спросить о том, о чем никто не дерзал спрашивать: «Господи, кто предаст Тебя?» (см. Ин.13:23-25), стал теперь сыном Божией Матери. Так Господь утешил и Матерь, оставив Ей вместо Себя ближайшего Ему по духу апостола Иоанна, так утешил и своего любимейшего ученика, ибо он с тех пор до самого Успения Богородицы пребывал с Ней, наслаждаясь общением с этим избранным сосудом Божиим. Божия Матерь была самой верной, самой последовательной ученицей Своего Божественного Сына, исполнившей все заповеди и приявшей всю полноту благодати, и от Нее апостол учился всему прекрасному и возвышенному, что и сам потом исполнил в своей жизни и что проповедал нам.

Любовь есть самая высокая христианская добродетель. Может быть, поэтому мы и почитаем апостола Иоанна Богослова, как проповедника любви, более других апостолов, хотя только один Бог знает, кто больший и кто меньший среди них. Мы принимаем его как проповедника любви, внимаем его писаниям, но, к сожалению, не всегда понимаем, что есть любовь, и спекулируем этим понятием. Мы якобы пытаемся исполнить эту добродетель, а на самом деле лишь напускаем на себя ее вид.

Апостол Иоанн говорит: «Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас» (1 Ин.4:12). Святитель Григорий Палама рассуждает, что любовь — это некая единая энергия (то есть действие), которая проявляется тем или иным образом в зависимости от того, к какому предмету она направлена. Одна и та же любовь действует и по отношению к Богу, и по отношению к ближнему. Потому, если в нас действительно есть любовь к Богу, тогда, как говорит апостол Иоанн, мы будем любить и друг друга. Ибо как мы можем любить Бога, Которого не видим, если не любим находящегося перед нами ближнего, который есть образ Божий (см. 1 Ин.4:20). Если мы не видим, не чувствуем в ближнем образа, иначе говоря изображения, Божия, не видим на этом человеке печати Божественной, значит, нет в нас и любви к Богу.

Признаком любви, по словам святителя Григория Паламы, является внимательная молитва. Те из вас, кто читал творения святителя Игнатия (Брянчанинова), помнят, наверное, его высказывание, согласное с мнением святителя Григория: «Внимательная молитва является признаком любви». А признаком любви к ближнему является, следовательно, молитва за него, вне зависимости от того, друг он тебе или враг, добрый он человек или злой. Когда мы равно, с одинаковым чувством молимся о самых разных людях, значит, в нас действительно есть любовь к ближним. Итак, самый первый признак любви — внимательная молитва и молитва о ближних. Но для того, чтобы по-настоящему молиться, необходимо прежде деятельно исполнить добродетель любви. Некоторые по неразумию своему дерзают брать на себя великий подвиг молитвы о других людях, о врагах, а некоторые дерзают даже чуть ли не за весь мир молиться. На первый взгляд, в этом есть что-то доброе. Однако они забывают или вовсе не думают о том, что, сталкиваясь в своей повседневной жизни с ближними, они постоянно раздражаются, злопамятствуют, если кто-то нечаянно, а может быть и сознательно, их обидит; иногда доходит и до мести ближнему, и неприязнь надолго остается в их сердце. Отсюда они могут увидеть, что никакой любви в них нет, и в этом они должны себе откровенно признаться. Нужно не напускать на себя фарисейский вид любви, а поистине искать ее, поистине понуждать себя к приобретению этой добродетели. Если мы умеем себя вежливо вести и знаем, когда сказать «пожалуйста», когда — «извините», то это не означает, что в нас есть любовь к ближнему. Я не против вежливости, но, к сожалению, так происходит, что в нашем современном мире вежливость является той личиной, той маской, за которой скрывается отсутствие любви. Часто человек ведет себя вежливо совсем не потому, что имеет любовь к ближнему, просто так удобнее жить. Можно очень вежливо делать даже страшное зло.

Апостол Иоанн Богослов учит: «Что мы пребываем в Нем и Он в нас, узнаём из того, что Он дал нам от Духа Своего. И мы видели и свидетельствуем, что Отец послал Сына Спасителем миру. Кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том пребывает Бог, и он в Боге» (1 Ин.4:13-15). Иначе говоря, мы узнаём, пребываем мы в Боге или нет, из того, имеем ли благодать Божию в себе, имеем ли часть от Духа Его. Ведь то, что содержится в нашем сердце, что принесено в него Духом Святым, должно, безусловно, проявляться в любви к ближнему — в любви искренней, а не лицемерной, не показной. Мы должны исповедовать, что Иисус есть Сын Божий. Но исповедовать не так, чтобы говорить об этом вслух, а так, чтобы искреннейшим образом быть убежденными в этой истине своим сердцем.

Признаемся себе откровенно: мы не имеем той любви, какую иметь должны, ибо невозможно говорить о любви к Богу, если мы раздражаемся на своих ближних. Мы не имеем полноты благодати, необходимой для любви, не являемся в сердце своем исповедниками Сына Божия, поскольку часто в нас возникают сомнения в вере, колебания, мучения от этих сомнений. Исповедание Спасителя не укоренилось в нас глубоко и прочно.

«И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин.4:16). «Бог есть любовь», но это не означает, что ею исчерпывается существо Божие. Любовь есть лишь одно из величайших проявлений Божества, однако Бог превыше всех Своих свойств, даже самых прекрасных, в том числе и любви, и сущность Его непостижима. Как говорят богословы, пучина Божества сокрыта от сотворенных существ. Но мы познаем Бога прежде всего по Его любви. Тот, кто имеет любовь — что действительно является признаком благодати, — пребывает в Боге. Еще раз говорю — не вежливость, не показную любовь, а любовь сердечную. Любовь в нас должна дойти до такого совершенства, чтобы мы могли иметь «дерзновение в день суда, потому что поступаем в мире сем, как Он» (1 Ин.4:17). Любовь делает нас подобными Господу Иисусу Христу. Не будем делать вид праведников и откровенно признаемся себе, братья, что мы, конечно же, этой любви не имеем. И потому, взирая на идеал, изображенный перед нами апостолом Иоанном Богословом, будем всячески себя понуждать если не к сердечной любви, то, по крайней мере, к тому, чтобы из чувства долга поступать так, как поступал бы человек любящий. Если мы станем понуждать себя к добру, хотя бы наше сердце в тот момент было каменным, тогда от этого постоянного понуждения сердце постепенно начнет в нас смягчаться, благодать Божия начнет действовать и мы хотя бы несколько познаем любовь, являющуюся признаком истинного христианина. И это будет не лицемерием, но делом искренним: пусть нет у меня любви, но я все равно буду делать то, что сделал бы человек любящий. Господь же, видя наше понуждение, умилосердится над нами.

«В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» (1 Ин.4:18). Некоторые легкомысленные люди делают из этого такой вывод: если в нас не будет страха, значит, появится любовь. Но это не так. Если в нашей душе нет страха, то это не означает, что там уже есть любовь, — скорее всего, там нет ни любви, ни страха, а одно совершенное окаменение. Такой человек чужд покаяния, ему нужно опомниться, как говорится, истрезвиться, подумать о том, спасается он или погибает. Следовательно, мы, не стяжавшие еще совершенной любви, должны иметь в себе страх, если хотим оказаться в числе спасающихся.

Совершенная любовь, о которой и учит апостол Иоанн, действительно изгоняет страх. Так, преподобный Антоний Великий говорил о себе: «Я уже не боюсь Бога, но люблю Его». Но святой Антоний был воистину Великим в духовном отношении. Наставник многих и многих монахов, основатель пустынножительства и отшельничества. Его называли отцом отцов. Свидетельством его почитания даже среди его современников служит, например, такой факт, что он завещал после своей кончины одну свою мантию отдать святителю Афанасию Великому — защитнику и ревнителю Православия, знаменитейшему богослову, патриарху Александрийскому, а другую мантию велел отдать преподобному Пахомию — основателю общежительных монастырей. И те считали этот дар за благословение Божие. Можно было бы еще многое сказать в похвалу преподобному Антонию. Такой человек поистине мог сказать, что он уже не боится Бога, но любит Его.

«Совершенная любовь изгоняет страх» — здесь говорится о страхе перед Богом как перед Праведным Судией. Но есть и другой страх. Если мы кого-то любим, то боимся любимого человека оскорбить, боимся расстроить наши отношения и всячески стараемся вести себя так, чтобы сохранить их. Чем больше мы любим, тем больше бываем одержимы страхом, как бы любовь эта не прекратилась. Желаем, чтобы тот, кого мы любим, так же нас любил. Однако этот второй страх никак не противоречит Божественной любви. Страх оскорбить любимого был и у тех, кто уже достиг совершенства.

Читая в Священном Писании столь возвышенное поучение о Божественной любви, мы должны понимать его не произвольно, а так, как понимали исполнившие заповедь об этой добродетели святые отцы. И не нужно впадать в уныние от того, что мы не имеем той совершенной любви, какую описывает апостол Иоанн Богослов. Но не следует впадать и в эйфорию, думая, что немного нам еще осталось до приобретения этой добродетели, ибо она — удел немногих христиан. Имея покаяние, смирение, понуждая себя совершать добрые дела, мы, хотя бы в малой степени, ощутим Божественную благодать, потому что любовь, как говорит преподобный старец Силуан Афонский, это не человеческое усилие, а действие благодати. Будем же прилагать все усилия к совершению дел любви, и тогда Божественное действие коснется нашего сердца и мы увидим в своем сердце след этой великой добродетели как некое ее отражение. Аминь.

9 октября 1997 года

День памяти праздного Авраама праотца и племянника его Лота. Похвала праведнику

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В сегодняшнем евангельском чтении о праведном Аврааме упоминается весьма кратко. Надо сказать, что родословия, приводимые в Новом Завете, некоторым людям кажутся скучными. По неопытности им хочется даже пропустить эти места Писания, побыстрее пробежать глазами. Но человеку, который, скажем так, вошел во вкус чтения Священного Писания, не только каждое слово, пусть непонятное, но и каждая его буква доставляет необыкновенное наслаждение. Пророк Давид говорит об этом: «Словеса твоя слаждша паче меда и сота» (см. Пс.18:11), то есть слаще, чем сотовый мед. Потому не пренебрегать нужно непонятными и от этого кажущимися скучными эпизодами Священного Писания, а вникать в них, искать в них смысл. Уверяю вас, что само чтение Писания очищает нашу душу, даже если мы и не понимаем читаемого. Кроме того, мы просто мало с ним знакомы, а потому не видим, что стоит за этими кратко перечисляемыми именами. За каждым именем скрывается целый пласт не только исторических событий, но и назидательных примеров духовного опыта.

Родословие Иисуса Христа начинается такими словами: «Книга родства Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамля. Авраам роди Исаака. Исаак же роди Иакова» (Мф.1:1-2). Сегодня мы не будем говорить о великом царе Давиде, но обратимся сразу к толкованию слов «сына Авраамля». Казалось бы, это простое упоминание, но вспомним Книгу Бытия, где повествуется о жизни и духовных подвигах этого великого праведника.

Авраам был бездетным до ста лет. Ему было обещано, что от Сарры у него родится сын, в котором благословятся все народы, то есть было предсказано, что в потомстве его сына явится Мессия, Христос (см. Быт.22:18). За словами: «Авраам роди Исаака. Исаак же роди Иакова» открывается другое великое чудо — добродетель преданности и веры Богу, непостижимая для людей, решимость принести в жертву Богу своего единственного сына. Быть может, именно ради этой заслуги Авраама перед Богом и произошел от него Мессия, Спаситель мира. Если бы эта жертва действительно была совершена, то, конечно, Исаак бы не родил Иакова. Велика была вера этого древнего праведника, который был испытан в том, совершенно ли он предан Богу. Исааку было около двадцати пяти лет, а Аврааму более ста двадцати, когда он получил это повеление Божие. Он пошел на гору Мориа, возложил Исаака на жертвенник и занес нож. Оставалось только опустить руку, но явившийся Ангел остановил Авраама. Была принесена другая жертва, символизирующая принесение Христом в жертву за искупление людей Самого Себя. Вот что скрывается за этими немногими словами, с которых начинается Евангелие.

Заметьте, что именно эти два имени, Давида и Авраама, упоминаются на первом месте как наиболее славные и почетные в родословии Господа нашего Иисуса Христа.

Большей похвалы, чем эта, быть не может, ибо устами евангелиста Матфея праотца Авраама восславил Дух Святой.

Читая повествования Библии о праведных людях, мы подчас смущаемся некоторыми их поступками и начинаем рассуждать: как же так, праведный человек, а поступает таким странным образом? Пророк Илия убивает, праведный Авраам боится… Откуда такие черты у праведников? Почему в них это есть? Такие недоуменные вопросы возникают у нас потому, что мы требуем от них безупречной святости, идеализируем их, судим об их жизни на основе каких-то отвлеченных понятий, а не сообразно жизненному опыту. Мы должны представлять, как человек мог поступить в тех конкретных жизненных обстоятельствах, в которых он оказывался. Пытаясь понять сказанное в Писании, мы должны подходить к ситуации с точки зрения психологии, представляя, как бы сами себя повели. Вероятно, гораздо хуже. С этой точки зрения можно понять, что праведный Авраам в тяжелых, неблагоприятных обстоятельствах проявил необыкновенное мужество. Например, его осуждают за то, что он из страха перед египтянами назвал свою жену Сарру сестрой (а Сарра была необыкновенной красавицей, несмотря на свой преклонный возраст). Но для того, чтобы понять этот поступок, нужно вспомнить историю его жизни: он жил на своей родине, в Месопотамии, в совершенной безопасности и благополучии, когда Господь сказал ему идти в Землю обетованную. Авраам послушался Бога, претерпел много скорбей, был беззащитен, ему даже пришлось спасаться в Египте от голода. Как будто бы обещано было одно, а на деле совершилось другое, но Авраам не потерял веру, он имел упование на Бога и думал, что обетование все равно исполнится — если не на нем, то на его потомках. Кроме того, в Писании многое не досказывается. Можно предположить, что Авраам, отдав Сарру фараону, пламенно молился, надеясь только на Бога, ведь от человека нельзя было ожидать помощи. Господь не посрамил его упования: защитил его, сохранил Сарру, а фараон его даже обогатил. То, что нам подчас кажется неприглядным, на самом деле, если подумать беспристрастно, является признаком сильнейшей веры, пламенного упования на Бога.

Вся жизнь Авраама была необыкновенным подвигом веры. Своими нравственными подвигами, своей непостижимой верой этот праведник стяжал великую благодать. Апостол Павел называет его отцом всех верующих, то есть ставит веру ветхозаветного праведника в пример христианам всех времен (см. Гал.3:6-7).

В то время весь мир погружался во мрак, утопал в неведении, в заблуждении, люди предавались страшному распутству, более того, страшные грехи убийства и разврата возводились в религиозную норму. В жертву идолам приносили даже собственных детей, существовала ритуальная проституция. Человек, приходящий в чужой город, был совершенно беззащитен, с ним могли сделать все что угодно. Это было время сугубого беззакония, когда господствовали только сила и грубые страсти… Именно в это время праведный Авраам верил в то, что придет Мессия, Который спасет род человеческий от рабства греху.

Вот таким образцом веры праведный Авраам остается для всех верующих, будь это древние иудеи, христиане апостольского времени или двадцатого столетия. И дай нам Бог по молитвам этого великого праведника стяжать хотя бы малую толику той твердой веры, которую он имел, которой спасся и благодаря которой именно от него произошел Спаситель мира, Господь наш Иисус Христос. Аминь.

22 октября 1996 года

Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных

(Лк., 51 зач., Х, 16-21)

Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня. Семьдесят учеников возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем. Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию; се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам; однакож тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах. В тот час возрадовался духом Иисус и сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение.

О том, что ангелы помогают людям

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в день памяти святого Архистратига Божия Михаила и всех Небесных Сил бесплотных, читается отрывок из Евангелия от Луки. Господь Иисус Христос говорит о той власти над нечистой силой — демонами, которую получили Его ученики. «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня. Семьдесят учеников возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем» (ст. 16-17), то есть ученики именем Господа Иисуса Христа изгоняли демонов из беснующихся. Возможно и другое толкование этих евангельских слов: во все времена существования христианства каждый подвижник, любой христианин, желающий очистить свою душу, именем Господа Иисуса Христа изгоняет из себя бесов — не их самих непосредственно, но те греховные помыслы, которые демоны нам внушают. Если мы ревнуем о своем спасении и имеем некоторый духовный опыт, то знаем, что действительно только именем Господа Иисуса Христа мы можем отогнать самые отвратительные и навязчивые помыслы, иначе с ними справиться невозможно. Мне приходилось сталкиваться со случаями, когда люди, не умевшие бороться со своими помыслами, поддавались им и помыслы овладевали ими до такой степени, что они обращались к врачам-психиатрам, чувствуя как бы некоторое умопомешательство. Однако лечение, как правило, им не помогало, потому что оно состоит только в том, что человеку дают успокоительные средства, и он пребывает связанным химическим действием вещества, словно некими невидимыми путами. Но таблетки не могут избавить от помыслов, которые продолжают действовать в человеке, хотя и ослабевают и не имеют уже силы заставить его поступить согласно их внушениям. Кроме того, человек, принимающий эти, обычно сильнодействующие, лекарства, часто становится калекой, потому что они влияют на другие органы, и человек уже не вполне владеет собой и не способен ни к нормальному труду, ни к обычной деятельности. Бывали и такие случаи, когда эти люди, испытав бесполезность лечения в психиатрической больнице, обращались к вере и начинали понимать, что владеющие ими мысли — это не какие-то так называемые нарушения психики (по-гречески «психэ» значит «душа», слово «психика» можно было бы перевести как «душевная жизнь»; употребляя в качестве терминов заимствованные слова, мы сами для себя затемняем смысл многих явлений). И для того чтобы привести свою душевную жизнь в норму, человеку необходимо отбросить эти навязчивые помыслы, действующие в нем иногда чрезвычайно сильно, как будто посторонний голос звучит в его уме. На самом же деле именно неумение бороться с помыслами, чрезвычайное внимание к ним дают им возможность так смело, могущественно и гибельно действовать на душу человека. Если бы мы с искренней верой, с духовным искусством и смирением боролись при помощи имени Иисуса Христа со своими помыслами, то действительно почувствовали бы, что бесы повинуются «о имени» Спасителя всякому христианину — любому человеку, даже как будто бы самому незначительному и малоспособному во всех остальных отношениях. Каждый из нас способен ко спасению и поэтому может победить грех. Один прозорливый подвижник видел, как демон сидел вдали от келий отшельника, который в то время занимался умным деланием, то есть Иисусовой молитвой. Когда же отшельник прекратил молиться, демон смог войти к нему. Значит, бесам тяжело даже находиться в помещении, где люди истово, внимательно читают Иисусову молитву, и демоны вынуждены удаляться.

«Семьдесят учеников возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем. Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию; се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам» (ст. 17-19). Конечно же, Господь говорит не о змеях и скорпионах и под «силой вражьей» подразумевает не каких-то ядовитых или хищных животных, а демонов — нечистых духов, которые столь же злобны и вредоносны для нас, как и отвратительные, страшные хищники. Бесы недаром называются нечистыми духами: они оскверняются грехом. Обычно под нечистотой мы подразумеваем нечистоту тела, говорим, например, про руки — чистые или нечистые. Но есть и нечистота душевная, нравственная, потому что как грязь оскверняет тело, так грех — дух и душу человека.

«Однакож тому не радуйтесь, — говорит Спаситель, — что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (ст. 20). Как мне кажется, слова «духи вам повинуются» относятся не только к демонам, но они косвенно указывают и на Ангельские Силы и миры, на небеса в духовном смысле слова. «Но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах», то есть радуйтесь, что о вас молятся Ангелы Божий. В буквальном смысле изречение Спасителя понимать невозможно, потому что человеческие имена не могут быть написаны на небе — ни на физическом, окружающем землю, ни на духовных небесах. Можно толковать эти слова Господа Иисуса Христа, обращенные к Его ученикам, и в том смысле, что апостолы предназначены ко спасению, но это не противоречит и такому пониманию, о котором я сказал: ваши имена поминаются небесами, Ангельскими Силами на небесах. Действительно, все Ангельские Силы, начиная от Серафимов (к ним и относятся Архистратиг Михаил и семь других Архистратигов), которые первыми получают откровение от Бога и передают его остальному Ангельскому миру и людям, и заканчивая самой низшей иерархией, — все они, будучи преисполнены благодати Божией, одновременно полны и Божественной любви к нам. Благодать — может быть, некоторые из вас это испытали — проявляется прежде всего как любовь к ближнему. Иными словами, любовь — это признак присутствия благодати. (Например, старец Силуан Афонский говорит, что признаком благодати является любовь к врагам.)

Итак, Ангелы преисполнены любви к нам, они молятся о нас. Мы всех вообще духов небесных называем Ангелами, и, кроме того, имя «Ангел» принадлежит низшему чину ближайшей к нам иерархии Небесных Сил. Все небесные духи делятся на три иерархии, в каждой по три чина: Серафимы, Херувимы, Престолы; Господства, Силы и Власти; затем — Начала, Архангелы и Ангелы. До пришествия Христова каждый народ имел только одного Ангела Хранителя. Например, народ израильский, как народ богоизбранный, составлявший в то время Церковь Божию, находился под покровительством Архангела Михаила. Теперь же из ближайшего к нам чина Ангелов Господь при Крещении поставляет каждому из людей Ангела Хранителя, однако и демоны также поставляют каждому человеку искусителя. Если мы живем по-христиански, прислушиваемся к голосу своей совести, то Ангел пребывает с нами и охраняет нас. Если же мы поступаем вопреки своей христианской совести, в особенности если дерзко и смело грешим в тех случаях, когда осознаем, что следовало бы делать, то есть согрешаем в ведении, тогда Ангел от нас отступает.

А что такое голос совести? Существует выражение, что совесть в человеке — это голос Божий. Можно сказать, что это также и голос Ангела Хранителя, потому что он через благие внушения открывает нам волю Божию и предохраняет от встречающихся опасностей. Расскажу о событии, описание которого даже в шестидесятые годы — время борьбы государства с Церковью, усиленной атеистической пропаганды — попало в один журнал. Там этот эпизод объясняли по-своему, но все православные христиане сразу увидели в нем чудо явления Ангела Божия. Где-то в горах, кажется на Кавказе, туристы шли горной тропой. Одна Девушка немного отстала и, поскользнувшись, сорвалась вниз с обрыва, но успела за что-то схватиться — за край обрыва, может быть за какие-то кусты. Сама она выбраться не смогла, звала на помощь, но отряд, с которым девушка шла, оказался уже далеко. Вдруг появился юноша в длинной одежде, взял ее за руку, с легкостью вытащил и поставил на тропу и потом показал, как ей идти, чтобы догнать своих спутников. На вопрос девушки, как его зовут, он отвечал: «На вашем языке это будет странно звучать, точнее всего мое имя можно перевести как «Огонь»». Мы знаем, что в Священном Писании сказано: «Творяй Ангелы Своя духи, и слуги Своя пламень огненный» (Пс.103:4). Природа Ангелов наиболее близка именно к этим стихиям — к огню и воздуху. Дух — значит дуновение, дыхание. Образы огня и воздуха — самого тонкого, наименее, так сказать, материального из того, что мы знаем на земле, — употреблены в Священном Писании для изображения ангельской природы. Поэтому неожиданно явившийся юноша, который, конечно же, был Ангелом, и сказал, что его имя — Огонь.

Еще одно явление Ангела в наши дни. Обычный пассажирский поезд следовал в своем направлении. Вдруг машинист увидел, что на рельсах стоит монах и машет руками, и потому был вынужден остановить поезд. Когда вышли посмотреть, то никакого монаха не обнаружили, но увидели, что рельсы были разобраны. И если бы поезд не остановили, то произошло бы крушение и погибли многие люди. Стали искать этого монаха по всем вагонам и в одном из них увидели инока, который сидел и молился по четкам. Он никуда не выходил, но именно в нем узнали стоявшего на рельсах. Видимо, он просто молился и даже не понимал, что происходит. Как правило, такие люди не интересуются ничем внешним. Но Ангел Хранитель явился в образе этого монаха, показав, что ради его молитв спасает не только самого этого человека, но и всех, ехавших с ним.

От своего духовника я слышал следующую историю из его жизни — правда, ему не являлись Ангелы, но он испытал совершенно ясное внушение свыше. Он был с детства верующим человеком, потому что вырос в религиозной семье. Этот случай произошел с ним во время службы в армии. Он с другими солдатами ехал на машине, и их остановила женщина — попросила подвезти. Ее посадили, и она стала вести себя совершенно бесчинно: ругаться, кощунствовать и так далее. Он (в то время еще мирянин) от природы был человеком пылким, горячим и так рассердился на нее, что за кощунство хотел выбросить из машины. (Надо сказать, что в то время — после Великой Отечественной войны — не было возможности совершить новый армейский набор, поскольку многие мужчины были убиты на войне. Оставшиеся в живых служили сверхсрочно еще несколько лет, и мой духовник отслужил семь лет как сверхсрочник.) И вдруг такая ясная мысль прозвучала у него в голове: «Ты семь лет прослужил, еще семь лет отсидишь». Он сразу успокоился, пришел в себя. Часто бывает, что в какой-нибудь сложной ситуации мы уповаем на Бога и просим у Него вразумления или помощи — и неожиданно все устраивается или нам как будто кто-то подсказывает, что нужно делать. Это, несомненно, внушение Ангела Хранителя, который приставлен к нам, чтобы оберегать нас на всех жизненных путях — прежде всего, от греха, но, по возможности, и от различных житейских скорбей.

Обратимся к известным случаям из житий святых. Великий угодник Божий, святой Василий Блаженный иногда вел себя чрезвычайно странно, как и все юродивые. Например, проходя мимо храма, он пинал его стены ногами и кого-то ругал, а стены корчмы или дома, где происходило застолье, обнимал и целовал. Любопытным, просившим объяснения, святой Василий отвечал, что снаружи храма стоят демоны, искушающие людей, и ждут, пока те выйдут из храма; а возле корчмы, наоборот, стоят Ангелы Хранители тех людей, которые там находятся, и он их обнимает и целует. Это было не просто нарочитой игрой для нашего вразумления. Нет, такие великие угодники Божий действительно видят Ангелов. Мы же, отчасти из-за своей греховности, отчасти от того, что такие видения нам неполезны, имеем духовные очи как бы закрытыми пеленой плоти. У настоящих же подвижников благочестия они открываются. Например, блаженный Феофил Киевский во время Божественной литургии видел сослужащих Ангелов и приходил от этого в такой благоговейный ужас, такой святой страх, что терялся и не мог правильно совершать богослужение. На него даже сердились, потому что его необходимо было водить за руку и подсказывать, что надо делать. Хотя он, конечно, прекрасно знал службу, потому что монахи, живущие в монастыре зачастую с юношеских лет, усваивают богослужение, как сейчас говорят, автоматически. Если человек на протяжении многих лет ежедневно присутствует на богослужении, он не может его не знать. Но святой Феофил терялся, и его за это даже наказывали, отстраняли от службы. Только одному монаху он признался, что не может служить совершенно спокойно и, например, не может встать боком к престолу по той причине, что рядом стоят Ангелы и он вынужден поворачиваться к ним лицом. Вот что испытывают люди, у которых открылись духовные очи.

Из жития Сергия Радонежского известно, что он служил вместе с Ангелами, и, я думаю, он их видел. Некоторые угодники Божий служат, не ощущая присутствия рядом Небесных Сил, но другим оно открывается. Вообще, по учению Церкви, Ангелы во время Божественной литургии сослужат и помогают священникам. Конечно, мы, священнослужители, часто забываем об этом и даже впадаем в окаменение и охлаждение. Тем не менее в служебнике есть слова, на которые хочу обратить ваше внимание. Во время малого входа, входа с Евангелием, священник читает молитву: «Владыко Господи Боже наш, уставивый на небесех чины и воинства Ангел и Архангел, в служение Твоея славы, сотвори со входом нашим входу святых Ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость». Итак, на каждой литургии священник — ревностен он или теплохладен, в молитвенном он настроении или рассеян — обязан прочитать эту молитву. Осознает ли он и чувствует ли или не ощущает по своей греховности, но это происходит — Ангелы Божий вместе со священником входят в алтарь, и сослужат ему, и сославословят вместе с ним Божественную благость.

Итак, Ангелы всегда и везде с нами. И нечистое место для них — не то, где неприятный запах и скверна, но то, где совершается грех. Некий монах имел благодать видеть Ангелов, один из которых как-то сопровождал его в путешествии. Монах увидел разлагающийся труп убитого человека и заткнул нос, то же сделал и Ангел. Когда монах спросил его: «Неужели вы тоже чувствуете запах?» — он ответил: «Нет, но мы чувствуем зловоние грехов». Видимо, этот умерший человек был грешник. Если мы живем благочестиво, если наши мысли чисты, а в сердце присутствует Божественная благодать, то мы источаем духовное благоухание, привлекающее к нам Ангелов Божиих. Когда же грешим, даже в том случае, если не совершаем греховных поступков на деле, но имеем нечистые помыслы, то от нас исходит духовный смрад, отгоняющий от нас как благодать, так и Ангелов Божиих. Ведь и они испытывают определенные духовные чувства и могут отвратиться от нас.

«В тот час возрадовался духом Иисус и сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение» (ст. 21). Мне кажется, правильно было бы понимать слова «Отче, Господи неба и земли» как «Отче, Господи Ангелов и человеков». Истина утаена от премудрых — тех, кто пытается познать ее при помощи собственного рассуждения, надеется на свой ограниченный ум, пусть даже и превосходящий ум других людей. Такие люди ищут истины и не находят. Младенцы же — те, кто принимает истины христианства открытым сердцем, — познают, что существует не только земля и жизнь земная, но и небеса, небесная жизнь и мириады Ангелов, желающих нашего спасения, молящихся о нас, нас защищающих и всегда с нами присутствующих. Духовный мир скрыт от нас, но молящийся человек иногда ощущает как присутствие и действие темной, злой силы, так и действие благодати, как будто бы ничем не обоснованное и непонятное. Например, некоторые люди чувствуют неожиданные изменения в своей душе: человек борется с греховными помыслами или, напротив, ведет себя нерадиво, поддается им — и вдруг чувствует перемену в душе. Он думает, что за него, наверное, кто-то помолился, хотя никто из людей этого не делал. Но, может быть, именно по молитвам Ангела Хранителя в душе человека произошло изменение, он пришел в себя и вновь возвратился к христианскому образу мыслей и по-христиански стал вести себя.

Если мы будем без испытания с младенческой, детской верой принимать истины христианства и следовать им, то Ангел Хранитель будет всегда нам помогать и вразумлять нас, не только в вопросах нравственности, но даже в постижении земных вещей, в наших житейских делах. Он просветит наш разум, очистит нас и сделает способными и к обычной человеческой деятельности. Если же будем проявлять нерадение, окажемся ленивыми или начнем чересчур испытывать судьбы Божий своим ограниченным умом, то истина убежит от нас. Есть много вещей, которые мы не понимаем, но воспринимаем совершенно просто. Не всякий из нас, например, знает ботанику, хотя все мы пользуемся благами, которые нам дает земля: питаемся хлебом, овощами, фруктами. Мы наслаждаемся видением мира, но не знаем (ведь это знание не всем необходимо), какова природа света, как он исходит и распространяется в пространстве. Так же и истины духовные: они открываются в душе человека, перед его духовными очами, хотя бы он их не понимал и не мог объяснить. Но он ощущает и видит эти истины, живет ими, они для него так же ясны и реальны, как и материальная действительность, воспринимавмая телесными чувствами. Важно не понять, а ощутить. Вот к чему нужно стремиться, вот для чего нужен младенческий ум — для того, чтобы постигнуть истину. Если бы, допустим, слепому объясняли, как выглядят люди или что такое зеленый цвет, может быть, он как-нибудь и догадался бы и приблизительно представил себе, что это такое, но разве можно сравнить его представление с настоящим зрением? Так же отличается рассуждение о вещах духовных от их непосредственного ощущения, к которому и нужно стремиться. И дай Бог, чтобы мы чувствовали как присутствие демонов, искушающих нас, осознавая, что наши греховные мысли — это сатанинские внушения, так и пребывание рядом с нами Ангела Хранителя, возбуждающего нашу совесть и охраняющего нас от греха. Аминь.

21 ноября 1998 года

О самонадеянности

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Священное Писание и Божественное Евангелие, как самая значимая часть Священного Писания, сообщают нам лишь то, что необходимо для нашего спасения. Можно даже сказать, что Писание сообщает не все, а лишь самое главное, потому что кроме него существует еще и Священное Предание, без которого правильно понять и тем паче в полноте уразуметь учение Церкви невозможно. Предание содержит в себе Священное Писание, которое находится в нем, как в некоем ковчеге. Однако даже самые малые изречения Священного Писания, как бы намеки, несут в себе великий смысл по причине того, что оно является Откровением свыше, то есть имеет небесное, Божественное происхождение. Эти изречения необходимы для нашего спасения и, кроме того, удовлетворяют даже нашей любознательности, открывая для нас тайны духовного мира.

Отправляя своих учеников на проповедь, Господь сказал им: «Слушаяй вас, Мене слушает: и отметаяйся вас, Мене отметается: отметаяйся же Мене, отметается Пославшаго Мя» (ст. 16). «Тот, кто проповедует Меня, проповедует Бога, и кто не принимает Меня как Сына Божия, считая лишь человеком, тот отметается и Родившего Меня, Пославшего Меня» — так говорит Господь наш Иисус Христос по смирению. Слушающий апостолов и всех истинных последователей Христовых слушает Самого Господа Иисуса Христа. Потому нужно и слухом, и мыслью с особенным вниманием обратиться к тому, что говорится далее, ведь Сам Господь наш Иисус Христос открывает духовные тайны и объясняет то, что происходило, может быть, даже до сотворения видимого мира.

«Возвратишася же седмьдесят с радостию, глаголюще: Господи, и беси повинуются нам о имени Твоем» (ст. 17). Ученики изумлялись той силе, которая через них и в них действовала: они призывали имя Господа Иисуса Христа — и демоны выходили из бесноватых. Действительно, это имя подразумевает не только человеческое, но и Божественное естество облекшегося в плоть Сына Божия. «Беси повинуются нам о имени Твоем». Кто же такие эти «беси», демоны? Спаситель открывает эту тайну в кратком, но многозначительном изречении: «Рече же им: видех сатану яко молнию с небесе спадша» (ст. 18). Вот откуда произошли демоны: ниспадший с неба сатана увлек за собою часть Ангелов. Из Херувима он превратился в диавола, а последовавшие за ним Ангелы из-за внушенной им диаволом гордости сделались бесами и демонами. Никто из людей видеть этого не мог, потому что было это либо вообще до сотворения видимого мира, либо до сотворения человека. Господь Иисус Христос, как Бог, видел сатану, спадшего с неба подобно молнии. Под небом нужно понимать, конечно же, не то видимое телесными глазами пространство, которое находится над нами и которое мы называем словом «небо» или «небеса». Речь идет о небе не в таком узком житейском смысле и даже не в философском или научном, возникающем тогда, когда мы рассуждаем о том, что находится вне того мира, который мы видим, но в то же самое время в пределах мира вещественного.

Под «небесами» нужно понимать Ангельские миры: «Видех сатану яко молнию с небесе спадша». Точнее не «спадша», а отошедшего от Ангелов, от того мира, который назван единым словом — небеса. Таким образом, в этих словах нам уже не только открыто о бытии демонов (присутствие их все так или иначе ощущают, наблюдая либо бесноватых, либо действие страстей в людях как будто бы здравых в душевном отношении), но и дан намек на существование Ангельского мира, названного словом «небеса».

«Се, даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию: и ниче-соже вас вредит» (ст. 19). Под этими словами имеются в виду не сами по себе змеи и скорпионы, ведь само выражение: «Вся сила вражия» подразумевает нечто большее. Продолжая, Спаситель поясняет: «Обаче о сем не радуйтеся, яко дуси вам повинуются» (ст. 20), то есть под змеями и скорпионами нужно понимать злых духов, которых можно сравнить только с этими вредоносными, отвратительными и страшными существами.

«Радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех» (ст. 20). Что здесь подразумевается? В буквальном ли смысле имена написаны на небесах, словно на скрижали, или это образное выражение? Я думаю, что слова Господа следует понимать так: имена апостолов записаны в некоем удаленном от них месте, как бы в далекой стране, где-то в вышних сферах, то есть они известны Ангелам. И в молитве мы обращаемся к Богу Отцу: «Отче наш, Иже еси на небесех». Таким образом, Спаситель говорит ученикам, чтобы они радовались не тому, что им повинуются падшие духи, а тому, что о них знают Ангелы, а следовательно — заботятся, молятся, защищают. Эти слова можно понимать и в другом смысле. «Превратившиеся в демонов падшие Ангелы вместе с диаво-лом, как молния, спали с неба, а вы, — говорит Спаситель, — заполните их места, имена ваши уже там записаны, вас там ожидают».

«В той час возрадовася духом Иисус и рече: исповедаютися, Отче, Господи небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем» (ст. 21). Спаситель, как Всеведущий Бог, знает о том, что люди, победившие демонов, будут вместе с Ангельскими воинствами ликовать и славить Бога. Это знание вызвало в Нем сильнейшую радость, и Он в некоем духовном восторге воскликнул: «Исповедаютися, Отче, Господи небесе и земли». Он называет Отца Господом людей, находящихся на земле, и Ангелов небесных, и потому святые Ангелы и святые люди составляют единое воинство.

«Яко утаил еси сия от премудрых и разумных» — так Спаситель называет тех, кто рассчитывает найти истину собственными усилиями. Такие люди думают, что способны самостоятельно познать истину, однако ищут ее не там, где должно, и потому не могут ее найти, она от них скрывается. Это происходит не потому, что Господь утаивает истину от них, но потому, что они ведут себя самонадеянно и сами от нее удаляются. Священное Писание образно говорит, что истина открывается «младенцам», то есть тем, кто не надеется на свой разум, кто видит, что сам по себе, без Божия вразумления, он младенец. Среди таких «младенцев» были очень мудрые люди, великие мужи и богословы, например Иоанн Златоуст и Василий Великий, а в апостольские времена — апостол Павел и апостол Лука, люди весьма образованные, и многие другие. Поэтому под младенчеством нужно понимать не ограниченность умственных способностей, а смирение. Человек сознает свое убожество и потому ищет вразумления свыше. Под «премудрыми и разумными» нужно понимать не тех, кто превосходит других людей умственными способностями, образованием и знаниями, но, скорее, тех, кто надеется на свой разум. Самонадеянным может быть и человек весьма скудоумный (и таких, к сожалению, очень много), что бывает особенно смешно.

Господь открывает нам истину — истину о будущей жизни. Эта истина познается теми людьми, которые воспринимают ее с младенческой верой и смирением, выражающемся в том, что человек считает свой разум равным разуму младенца, вообще не способного ни к какому размышлению. Когда человек так смиряется, так думает о себе, так смиренномудрствует (прекрасно это святоотеческое выражение — «смиренномудрие», то есть смиренное о себе мудрование), тогда ему открывается истина и о падших демонах, и об их вожде, сатане. Тогда ему дается сила попирать их и он познает истину о том, что человеческая душа, а впоследствии и воскрешенное тело, будут сопричислены к лику Ангельскому. Человеку открывается, что Ангелы участвуют в человеческой деятельности и защищают истинных рабов Божиих, служащих Богу. Если же мы холодны, если сердце наше очерствело, то мы едва-едва, с сомнением, только умом принимаем это учение. Мы как бы не верим до конца в истинность откровения о мире Ангельском и о будущей жизни. Значит, в нас есть качество, которое мешает нам увидеть действительность как она есть, и она остается для нас тайной. Это качество — самонадеянность, это качество — мнение о себе.

Мы думаем, что мы премудры и разумны, и самонадеянно пытаемся познать истины, открывающиеся только смиренным людям. В нашей душе возникают сомнения, мы колеблемся, забываем о вечности и начинаем суетливо заботиться о земном, впадая или в нерадение, или, еще хуже, в неверие. Наша душа терзается, и мы не находим этому причины. А причина проста. Ее открыл Господь Иисус Христос, ясно сказав, что Божественная истина открывается младенцам. «Ей, Отче, — говорит Он, — яко тако бысть благоволение пред Тобою» (ст. 21). Как бы в восторге Он обращается к Отцу, говоря, что в том и состоит благая Божия воля, чтобы смиряющиеся познавали истину, а горделивые пребывали во тьме.

Если мы хотим с верой совершать свое спасение, то мы должны быть воистину как младенцы. Конечно, нам далеко до того, чтобы ясно ощущать невидимый мир — мир демонов, враждующих против нас, и мир Ангелов, которые нас защищают, способствуют нашему спасению, помогают нам исполнять волю Божию, покрывают нас от всякого зла. Однако из церковной истории мы знаем, что такого «младенческого» состояния человек достигнуть способен. Вы помните повествования из патериков о том, как святые видели Ангелов, открывавших им Божественные истины, видели они и козни демонов. Эти люди смирились умом, то есть смиренно о себе мыслили.

Зачем нам нужно знание, удаляющее нас от истины? Лучше быть невеждами, которые познали истину, видят и созерцают вечность, общаются с Ангелами и попирают демонов, чем мудрецами, пребывающими во тьме. Конечно, из святоотеческих книг, излагающих учение Православной Церкви об Ангелах и падших духах, можно почерпнуть много теоретических сведений. Но будет гораздо полезнее, если мы, не зная каких-то подробностей, познаем истину опытно, познаем ее так, что она станет для нас некоей спасительной силой, а не отвлеченным знанием, не приносящим никакой пользы. К сожалению, и святоотеческие книги, и Священное Писание из-за нашей гордости могут послужить поводом для надмения, затмить наш разум, и мы будем искать истину только умом, не прилагая усилия к тому, чтобы исполнить читаемое.

Для своего спасения мы должны познать самое главное: нужно стать младенцем, смириться и увидеть себя беспомощным и по телесным возможностям, и по умственным способностям. В этом случае нам откроется истина и мы сможем уподобиться древним святым. Не нужно думать, что раньше, например в IV или V столетии, все было возможно, а сейчас духовный мир от нас как бы удалился. Это не так. Но мы сами удалились от Бога из-за нашего нерадения, происходящего от гордости и лукавства. Аминь.

21 ноября 2000 года

Введение во Храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы

(Лк., 54 зач., X, 38-42; XI, 27-28)

В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё. Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие! А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его.

Подвиг Пресвятой Богородицы

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В Православной Церкви кроме Священного Писания, которое занимает важнейшее место в ее учении и сознании каждого истинного христианина, существует еще и Священное Предание. Богословски более точно сказать, что Священное Писание является его частью. По предположениям церковных историков, только через полтора десятка лет после основания Христианской Церкви была написана первая книга Священного Писания Нового Завета — Евангелие от Матфея. Все книги, вошедшие впоследствии в новозаветный канон, были составлены во второй половине и в конце I столетия, когда появилась его последняя по времени книга — Евангелие от Иоанна. Возможно, писания Нового Завета были впервые пересмотрены, отделены от писаний недостоверных и собраны воедино именно апостолом Иоанном Богословом или учеником апостола Петра — святым Климентом Римским.

Таким образом, Церковь около половины столетия существовала без Священного Писания. Чем же руководствовались христиане первых времен? Именно Священным Преданием. Конечно, книги Нового Завета по своему значению являются основной частью христианского Священного Предания, но существует и другая его часть, которая постепенно оформлялась в церковные догматы и правила. Это все то, что жило в христианском сознании и передавалось верующими изустно из поколения в поколение как нечто дорогое, важное, составляющее сущность Православной веры. Святые отцы не изобретали ничего нового, защищая догматы, представляющие собой именно древнее Предание, которое передано от апостолов и первых христиан, тщательно хранится и оберегается, потому что в нем заключается жизнь Церкви. Обратимся ко временам ветхозаветных праведников, живших до появления первой книги Моисеева закона. Чем они руководствовались в своей духовной жизни? Конечно, Священным Преданием, которое хранилось от Адама до Моисея и которое Моисей изложил в книге Бытия. Однако мы не должны думать, что эта библейская книга — просто записанные по памяти рассказы старцев. Нет, Дух Святой удостоверял Моисея, что в дошедшем до него предании человеческое и потому недостоверное, а что истинное, что нужно сохранить для потомков.

Введение во храм Пресвятой Богородицы не описано в Священных книгах Нового Завета — ни в Евангелиях, ни в Деяниях апостолов или их посланиях. Но православные христиане празднуют это событие с древнейших времен. И если даже было время, когда этот праздник еще не отмечался (не знаю точно, когда он был установлен, возможно, во времена Византийской империи), то само великое событие — Введение во храм Пресвятой Богородицы — и все то необыкновенное, что ему сопутствовало, безусловно, сохранялось в памяти христиан.

Как вы знаете, Пресвятая Богородица родилась по чудесному благовестию Архангела Гавриила, когда Ее родители Иоаким и Анна уже потеряли надежду иметь детей. И поныне известно то место в Иерусалиме, где стоял их дом. Известно даже и то, где в нем находилась комната, в которой, по Преданию, произошло Рождество Пресвятой Богородицы. Иоаким и Анна обещали посвятить свою Дочь Богу. Они были уже в преклонном возрасте и, возможно опасаясь, что скоро отойдут ко Господу, решили не откладывать надолго исполнение своего обета. Как только Отроковица Мария, воспитывавшаяся в родительском доме, немного подросла, они стали готовиться исполнить обещанное. Иоаким и Анна собрали своих родственников и чистых дев и с горящими свечами повели Ее в храм Господень.

Храм в то время был единственным местом, где можно было приносить Богу истинные жертвы. Он состоял из нескольких дворов. В одном дворе молились принявшие истинное вероисповедание язычники, которых не пускали в храм Соломона, потому что они сохраняли некоторые языческие обычаи и брезговали отдельными иудейскими обрядами, например обрезанием. Далее, под открытым небом, был расположен двор, в котором молились женщины. Потом — двор, где молились мужчины, затем двор, где молились и приносили жертвы священники, и наконец — собственно святилище. Оно представляло собой прямоугольное здание, сложенное (как предписывал Моисеев закон) из нетесаных камней, обшитое деревом и украшенное золотом и резьбой по камню. Хотя его двери всегда были отверсты, но входили туда только священники с жертвой. И один раз в году только первосвященник входил во вторую часть святилища, которая имела кубическую форму и была огорожена завесой, — Святая Святых. В древности там находились ковчег завета, Моисеевы скрижали, жезл Аарона и манна. Все эти священные предметы, которые были уничтожены во время штурма Иерусалима вавилонянами или утеряны после вавилонского пленения иудеев, символизировали воплощение Сына Божия и Саму Богородицу. Как вы знаете, в псалме говорится: «Воскресни, Господи, в покой Твой, Ты и кивот святыни Твоея» (см. Пс.131:8). Ковчег завета, или кивот, что одно и то же, был прообразом Божией Матери. Он представлял собой деревянный ящик, обложенный золотыми досками и украшенный изображениями Херувимов, но до времени введения Пресвятой Богородицы во храм он не сохранился в знамение того, что в храме должен находиться истинный ковчег завета — Сама Пресвятая Дева Богородица. И как в кивоте завета лежала манна, так и Божия Матерь родила Манну, сшедшую с небес, — Сына Божия.

Отроковице было тогда всего три года, и, конечно же, Она не могла поступать совершенно осознанно, как поступают люди взрослые: сначала обдумывают свое намерение, потом исполняют его. Произошло нечто невиданное — Дева Богородица прошла через все дворы храма: через двор язычников, двор женщин, двор, где молились мужчины. Движимая благодатью Святого Духа, как бы мы сейчас сказали — бессознательно, вступила в тот двор, куда имели право входить только священники для молитвы и жертвоприношений. Навстречу Ей, видимо, удивленный этим необыкновенным зрелищем, вышел сам первосвященник. И вдруг Она начинает подниматься по ступеням, ведущим в святилище. Ступени были так круты, что даже мужчина поднимался по ним с трудом. Восходить по ним имел право только священник, причем на каждой ступени он должен был воспевать определенные псалмы.

В таких необыкновенных случаях, когда человеческий разум оказывается бессильным и можно было ожидать только внушения свыше, первосвященник должен был вопрошать Бога о том, что нужно делать. Известно, что ветхозаветные первосвященники носили на груди так называемый наперсник с двенадцатью драгоценными камнями по числу колен Израилевых. Когда нужно было узнать волю Божию относительно какого-либо события, Господь давал ответ через этот наперсник, или иначе — урим и туммим (иудейский историк Иосиф Флавий отождествляет камни, пришитые к наперснику, с уримом и туммимом). Он представлял собой золотую дощечку с драгоценными камнями, и через него первосвященнику подавался особый знак. О том, каков был этот знак, существуют разные предположения. Например, тот же Иосиф Флавий говорит, что драгоценные камни на наперснике уже двести лет до того времени, как он начал писать историю иудеев, не сияли. Отсюда можно сделать вывод, что когда священник вопрошал об угодном Богу, то камни начинали сверкать. Есть и другое мнение, что они издавали некий звук. Однако дословно «урим и туммим» переводится как «свет и совершенство», поэтому нужно думать, что и ответ, скорее всего, выражался в сиянии. Причем Господь отвечал первосвященнику (а через него и всем израильтянам) не ради его собственного достоинства, но ради его сана и завета, заключенного Богом с еврейским народом. Известно также, что у первосвященника на плече была пряжка с камнем, которая придерживала одежду. Во время богослужения этот камень тоже светился. Происходило это не потому, что были подобраны специальные камни, а потому, что действовала Божественная благодать.

Итак, вопросив Бога, нужно ли пустить Отроковицу в храм, первосвященник увидел, что его наперсник засиял. Тогда, не колеблясь более ни мгновения, он ввел Ее во святилище. Но Она не остановилась и здесь: объявший Деву Марию Святой Дух повлек Ее дальше. Пресвятая Дева направилась во Святая Святых. Первосвященник вновь вопросил Бога, нужно ли допускать Ее туда. И камни наперсника засияли ослепительным блеском. Тогда первосвященник ввел Ее и во Святая Святых.

Надо полагать, что Отроковица погрузилась в глубокую, пламенную молитву. Ожидая окончания молитвы, первосвященник думал, что Она вскоре выйдет, но Она сделать этого не захотела. Первосвященник изумился и снова вопросил Бога, позволить ли Ей остаться там? И наперсник засверкал еще ярче… Здравый смысл подсказывает нам, что все происходило именно так, иначе израильское общество во главе с первосвященником, священниками и законниками не допустило бы, чтобы Отроковица пребывала во Святая Святых. По закону не только женщина, но и непосвященный мужчина никогда не входил во двор священников, а тем более во Святая Святых. Первосвященник ввел Пресвятую Богородицу туда, куда сам входил только раз в год. Представьте себе: один человек, избранный из многих людей, притом не по достоинству, а по происхождению (он должен был происходить из рода Ааронова), мог туда войти лишь раз в год. Поскольку в то время было несколько первосвященников, которые чередовались, то за всю свою жизнь каждый из них, может быть, только несколько раз входил во Святая Святых. И вдруг по этому необыкновенному знамению, явленному через урим и туммим, то есть по сверканию, которого не бывало, может быть, столетия за недостоинство евреев, первосвященник взял Деву и ввел Ее во Святая Святых.

С тех пор Пресвятая Дева находилась там на протяжении всего пребывания в храме Господнем. Только на ночлег Она удалялась в здания, которые находились при храме и в которых обычно проводили свои дни люди, посвятившие себя Богу. Это были отдельные здания для девиц и для назореев (мужчин, давших Богу на определенное время обет целомудрия и воздержания). То, что люди давали на некоторое время обет воздержания, было привычным для израильтян, в особенности если такой обет давали мужчины. Но то, что дала обет безбрачия Дева, причем не на время, а навсегда, было событием новым и изумительным, потому что многочадие считалось у израильтян великим благословением. Еврейские женщины почитали за счастье вступить в брак.

Весь день Богородица проводила в молитве, чтении Священного Писания и рукоделии. Это была первая Безмолвница, первая Монахиня. Она пребывала в воздержании и лишь один раз в день вкушала небесную пищу, которую, как изображено в символической форме на одной иконе, приносил Ей Ангел Господень. Эта пища необыкновенным образом Ее укрепляла. Пребывая в самом святом месте, какое тогда только было на земле, движимая Божией благодатью, Она искала способ помочь не только богоизбранному израильскому народу (в то время составлявшему истинную Церковь), но и всему страждущему, плененному всевозможными заблуждениями и суевериями человечеству. Дева Мария стала изобретательницей, или, точнее, возродительницей, непрестанной молитвы — той самой молитвы, которую потеряли наши прародители Адам и Ева после грехопадения. Пребывание в непрестанном богообщении было естественным состоянием человека, но, послушав совета лукавого змия, прародители прельстились и потеряли Божию благодать, а вместе с ней и непрестанную молитву. Но мало того, что Божия Матерь вновь изобрела это великое делание, — Она не нашла ничего лучшего, как только непрестанно молиться о том, чтобы ускорить время пришествия Христа — Мессии. Своим смиренным сердцем Она понимала, что сам человек никакими великими делами не в силах помочь этому и тут нужна только молитва к Богу. А чтобы упросить Его, нужно молиться непрестанно, не останавливаясь ни на мгновение. И Пресвятая Богородица стала просить. Может быть, сначала это была молитва только о Своем спасении, потом, поскольку благодать (а законы ее действия для всех одинаковы) все больше и больше действовала в Пресвятой Деве, Она стала испытывать и любовь к людям. И эта сердечная, действующая в душе любовь требовала того, чтобы молиться об израильском народе и потом обо всем человеческом роде. Божия Матерь постоянно упражнялась в молитве обо всем человечестве. Этим подвигом непрестанной молитвы, все более очищаясь и приобретая Божественную благодать, Она сделала Себя достойной того, чтобы в Нее вошел Сын Божий и через Нее явился в мир. Но Пресвятая Дева Богородица совершенно не думала о том, что Она станет такой избранницей Божией. Она не могла и представить Себе, что от Девы может родиться Сын Божий, Господь Иисус Христос. Ведь Она обрекла Себя на молитвенный подвиг, дала обет девства, отказавшись тем самым от брака и деторождения. Во время молитвенного подвига Пресвятая Богородица приобрела совершенное и полное смирение. И эти чистота и смирение сделали Ее неожиданно для Нее Самой Матерью Божией.

Да, Пресвятая Дева имела первородный грех — наклонность ко греху, присущую всем людям, но Своим подвигом Она Себя предочистила и никогда не согрешила даже мыслью. Грех, который присутствовал в Ней как некая возможность, никогда не стал действительностью. Она победила его Своим произволением, каждое мгновение выбирая добро и отвергая зло.

По существовавшему тогда закону, когда девице исполнялось четырнадцать лет, ее выводили из храма и выдавали замуж. Но Пресвятая Дева сказала, что не хочет вступать в брак. Старцы-священники знали о Ее святости (это ясно из того, что они позволяли Ей на протяжении более чем десяти лет находиться во Святая Святых) и, посовещавшись, как выйти из этого положения, пришли к выводу о том, что нужно выбрать Ей, как бы мы сейчас сказали, опекуна — вдовца из Ее рода, который под видом брака охранял бы Ее девство. Другой возможности не было, так как в то время монашества в современном его понимании не существовало. Известно, что были отдельные общины, в которых подвизались, воздерживаясь от супружеской жизни, мужчины, но для женщин это было нечто небывалое: девиц или вдовиц, обещавших вести целомудренную жизнь, не было.

Священники сочли намерение Отроковицы богоугодным и призвали двенадцать вдовцов из рода царя Давида. Для избрания такого мнимого супруга жезлы всех старцев (жезл был символом начальника рода) отнесли в храм. После молитвы жезл Иосифа, которого мы теперь называем Иосифом Обручником, расцвел так же, как некогда расцвел жезл Аарона. Иосиф жил в городе Назарете, куда он и привел Деву Марию. Именно в этом городе через некоторое время произошло великое чудо Боговошющения. Ангел Господень, явившийся Богородице в день Благовещения, возвестил, что через Нее воплотится Сын Божий, Вторая Ипостась Пресвятой Троицы. Господь наш Иисус Христос заимствовал у Богородицы человеческую природу, явился в мир как Человек и спас всех нас Своей проповедью, Крестными страданиями и Воскресением из мертвых.

Когда мы говорим об особом избранничестве Божией Матери, то часто забываем о Ее личном подвиге, подъятом ради того, чтобы приблизилось великое событие — воплощение Сына Божия, пришествие в мир Мессии (об этом мечтали, прежде всего, истинные израильтяне и этого, может быть, смутно, но ожидали и многие языческие народы, по крайней мере, лучшие из язычников). Мы забываем о том, что Божия Матерь не просто была избрана Богом, но Сама Себя соделала достойной этого. Апостол Павел говорит, что есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные, и одни в почетном, а другие в низком употреблении (см. 2 Тим.2:20); и тут же добавляет, что каждый из нас может сделать себя избранным сосудом. Мы видим, что избранничество зависит не только от того, предуготовлен ли к нему человек своим воспитанием, происходит ли он от благочестивых предков, но еще и от личного его подвига. Как деревянный сосуд может самоочищением превратиться в золотой, так и золотой стать сосудом для низкого употребления. И Божия Матерь молитвенным подвигом предочистила Себя и сделалась достойной принять Сына Божия.

Сегодня мы вспоминаем не только само Введение во храм, но и то, ради чего Пресвятая Богородица вошла туда и ради чего Она подвизалась. Она заняла место, которое когда-то предназначалось Ее прообразу, ковчегу завета, и теперь Она Сама сделалась живым Ковчегом, предочистилась, подготовилась и вышла на новый подвиг — Дева стала Божией Матерью. Вот какое событие предлагает нам сегодня для богомыслия Предание Православной Церкви.

Мы почитаем великих людей и восхищаемся своими знаменитыми соотечественниками — полководцами, царями, князьями, а иногда прославляем даже людей, не достойных этого за свои злые и страшные дела, людей, противящихся Христу. Но гораздо более велик Человек, о Котором мы говорили сегодня. Мир по-настоящему не осознает этого, но слава Пресвятой Девы Богородицы не исчезнет в сем веке, как бы ни хотели того противники Церкви и Божией Матери, а в будущей жизни превзойдет славу всех людей и Ангелов. И если Бог нас помилует, то и мы увидим славу величайшей из всех сотворенных существ — Божией Матери. Аминь.

4 декабря 1996 года

О блаженстве богообщения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем великое событие, произошедшее более двух тысяч лет назад.

Праведные родители Пресвятой Девы Марии посвятили свою дочь Богу. Когда Ей исполнилось три года и Она хотя бы в некоторой степени способна была к самостоятельной жизни без родителей, они повели Ее в храм Господень.

При иудейском храме находились здания, в которых жили люди, посвятившие себя Богу, как те, которые проводили там многие годы, так и те, кто давал какой-либо обет на некоторое время. Храм по периметру был окружен трехэтажными зданиями, кроме восточной стороны, где был вход. В этих зданиях жили девы, посвященные Богу.

Родственники, сопровождавшие Пресвятую Деву в храм, облачились в праздничные одежды, собралось торжественное шествие. Как известно, храм находился на краю Иерусалима, и вход в город, можно сказать, пролегал через храм, поэтому шествие, подходя к Иерусалиму со стороны Елеонской горы, одновременно приблизилось и к храму.

Древний иудейский храм отличался от храмов нашего времени. Он состоял из нескольких дворов, где молились верующие люди. Святилище, разделявшееся на Святая Святых и Святое, было недоступно для обыкновенных богомольцев, которые стояли во дворах. Отдельный двор был для язычников по происхождению, которые не приняли всех обрядов Моисеева закона, но в то же время имели веру в истинного Бога. Другой двор, располагавшийся ближе к Святилищу, предназначался для женщин. Далее, с восточной, северной и южной сторон, Святилище окружал двор, где молились мужчины. Само Святилище находилось в середине и ближе к западу. Наконец, ближайший к храму двор священников был отделен низкой оградой, и люди, молившиеся во дворах, могли видеть, что происходило перед Святилищем. Священники входили в Него только иногда, а во Святая Святых, по уставу богослужения древнего храма, мог входить только первосвященник один раз в год.

Незадолго перед этим храм был перестроен и украшен Иродом Великим, хотя царь этот был, скорее, узурпатором, чем законным царем, и власть его в Иудее основывалась на покровительстве могущественной в то время Римской республики, в дальнейшем империи.

Однако, желая угодить иудейскому народу, зная, что для них богослужение является самым главным, самым дорогим (поэтому добрые дела, совершенные ради храма и богослужения, почитались народом чем-то великим), Ирод украсил храм необыкновенным образом, так что великолепие Иродова храма, может быть, в какой-то степени соперничало с великолепием храма Соломонова.

Вы знаете из Священного Писания, что второй храм, построенный Зоровавелем, был весьма бедным по сравнению с храмом Соломоновым. Старики, видевшие богослужения в храме, разрушенном Навуходоносором, при виде восстановленного храма радовались, что возобновилось богослужение, и одновременно плакали о том, что храм весьма убог и беден. Но Ирод украсил его, желая таким образом польстить народу.

Итак, храм, построенный Иродом, выглядел весьма впечатляюще, о чем говорит само Евангелие. Ученики некогда спрашивали Спасителя: «Господи, видишь этот храм и все эти камни?» (см. Мк.13:1). Внешний вид здания был великолепен, оно было построено из мрамора, ценных пород дерева и покрыто большим количеством золота, во дворе находилось множество драгоценных сосудов.

Когда Пресвятая Дева приблизилась к храму, против всякого ожидания, по внушению Духа Святого (у трехлетней Отроковицы еще не могло быть самостоятельного и осознанного решения, принятого путем рассуждения), Она прошла двор язычников, двор женщин, где, казалось бы, должна была остановиться, вошла во двор мужчин и через двор священников направилась к Святилищу.

На ступенях Ее ждал первосвященник, облаченный во все драгоценные одежды, которые полагались ветхозаветным служителям. На голове его был кидар — нечто вроде чалмы, с передней стороны к нему прикреплялась золотая дощечка с надписью: «Святыня Господу». Первосвященник был также облачен в подир, подобный подризнику, в который сейчас облачаются священники и архиереи Православной Церкви. Подир был обязательно небесно-голубого цвета в знак чистоты и возвышенности священнического служения, а снизу вышит узорами в виде золотых яблок. Кроме этого первосвященники носили ефод, сшитый из двух кусков дорогой материи золотыми и красными нитями. Поверх ефода надевался наперсник — золотая дощечка, в которую были вправлены двенадцать драгоценных камней, на каждом было написано имя одного из колен Израилевых. Наперсник как бы прилегал к сердцу первосвященника, для того чтобы он молился о богоизбранном народе.

Кроме того, наперсник для первосвященника имел еще и особое, таинственное значение. По заповеди Моисеевой, когда у народа были какие-либо затруднительные случаи, то помимо пророческого откровения, которое давалось тем или иным избранникам Божиим, был установлен особый способ принятия решения. В ответственных случаях, когда дело касалось войны или чего-либо иного, связанного с судьбами всего народа, первосвященник вопрошал Господа об этом. Если Господь утверждал, что решение, принятое народом, царями или первосвященником, — истинное, что именно так и нужно поступать, камни на золотой дощечке (наперснике) начинали светиться.

Сейчас нам это кажется странным, но такова была особенность ветхозаветного богослужения. Историк Иосиф Флавий, живший в апостольскую эпоху, говорит, что свечение наперсника прекратилось приблизительно за двести лет до его времени. Прекратилось оно, может быть, потому, что иудеи потеряли эту благодать, впали в маловерие, возможно, не было необходимости принимать действительно важные, судьбоносные решения, от которых бы зависело будущее народа, и потому Господь молчал.

Итак, с дерзновением, против всякого ожидания, минуя все дворы и войдя даже во двор священников, Пресвятая Дева приблизилась к ступеням, которые вели к Святилищу, куда никто кроме священников не имел права войти. Увидев это, первосвященник не мог не вопросить, угодно ли это необыкновенное шествие Богу. Тем более изумился он, когда Пресвятая Дева начала подниматься по ступеням, потому что в Святилище имели право входить только священники в определенные моменты богослужения. Можно предположить, как утверждает дееписатель этого события, что первосвященнику было тайное внушение свыше от Бога о том, чтобы ввести Пресвятую Деву в Святая Святых. Но мне кажется, что для того, чтобы никто не посмел возмущаться таким дерзновением первосвященника, нарушавшим всякие законы, Господь подтвердил его поступок знамением, которое было убедительным для всех иудеев. Безусловно, первосвященник и внутренне почувствовал, что происходит нечто необыкновенное, что именно так нужно было поступить. Но и камни наперсника засветились, и тем самым все присутствовавшие получили подтверждение, что происходит нечто великое и что вхождение Пресвятой Девы в храм угодно Богу. Ведь для иудеев богослужение и все связанное с храмом было наивысшим подтверждением истинности, наивысшим утверждением правильности или неправильности того или иного события.

На глазах у всех первосвященник взял Отроковицу за руку и ввел Ее в Святилище, где царил полумрак (там стоял один светильник, и свет туда проникал также через открытые двери) и где, надо полагать, свечение камней наперсника усилилось. Видя это необыкновенное сияние и исполняясь дерзновения, первосвященник вошел с Пресвятой Девой и в Святая Святых. Непроглядный мрак этого таинственного места, куда по закону мог входить только первосвященник один раз в год, озарился блеском драгоценных камней, излучающих благодатный свет.

В древности там находился ковчег завета, в котором хранились скрижали с заповедями, чаша с манной и жезл Ааронов, но после вавилонского пленения святыни исчезли, и это было знаком того, что здесь должен находиться новый, живой, ковчег завета — Сама Пресвятая Дева Богородица.

С тех пор Пресвятая Дева каждый день проводила в Святая Святых и только отдых своему телу давала в прилегавшем к храму здании, где жили девы, посвященные Богу. Конечно, вспоминая строгие указания, которые давал закон Моисеев относительно того, кто имел право входить в храм и как следовало проводить богослужения, сейчас с трудом в это верится. Однако Священное Предание Православной Церкви и все святые отцы, которые касались этого вопроса, единодушно говорят о том, что Пресвятая Дева находилась в Святая Святых на протяжении всего пребывания при храме Господнем. Там Она подвизалась в чтении, богомыслии и особенно молитве.

Поскольку Пресвятая Дева дала обет девства, а никакого института вроде нашего современного монашества тогда не существовало, то ради приличия Она была выдана замуж за старца Иосифа Обручника. Словом «Обручник» подчеркивается то, что брак этот был только средством, сохранявшим тайну целомудренной жизни Пресвятой Богородицы.

Мы знаем, что Дева была выдана замуж в четырнадцать лет, — значит Она находилась при храме более десяти лет, каждый день подвизаясь в Святая Святых. В чем же состоял Ее подвиг? Конечно, и в чтении Священного Писания, и в богомыслии, то есть в размышлении о Божественных вещах, потому что при чтении Священного Писания невозможно не думать о его содержании. Занималась Пресвятая Дева и рукоделием, так как девиц, которые воспитывались при храме, старались приспособить к жизни, давали им определенное ремесло. Мы знаем, что Дева Мария была необыкновенной рукодельницей. Хитон Господа Иисуса Христа, который воины не хотели раздирать, а бросили о нем жребий, чтобы он достался кому-то одному, был не сшит, а соткан особым искусным образом — сверху (см. Ин.19:23-24), что говорит о большом мастерстве Пресвятой Девы.

Пребывая каждый день в Святая Святых, находясь в глубине храма, в этом необыкновенном уединении, Пресвятая Дева слушала богослужение — пение, слова, которые доносились со двора, где оно совершалось. Узнав из богослужения о грехопадении, о печальной участи не только израильского народа, но и всего человечества, Она стала думать о том, как умилостивить Бога, чтобы род человеческий был прощен и возвращен в свое первоначальное, блаженное состояние, в котором находились наши прародители до грехопадения.

Пресвятая Дева заново изобретает, как рассуждает об этом святитель Григорий Палама, непрестанную молитву, молитву не только за себя и о своем спасении, но и о спасении всего человеческого рода. Почему я говорю «заново изобретает»? Потому что этим даром до своего падения обладали наши прародители — Адам и Ева. Мы знаем также, что и некоторые праведники обладали этим дарованием. Например, о Енохе, праведнике, жившем еще до потопа, известно, что он «ходил пред Богом» (см. Быт.5:22). В этих кратких словах также содержится указание на то, что Енох знал непрестанную молитву и до такой степени преуспел в ней, что постоянно как бы предстоял пред лицом Божиим. Но Пресвятую Деву, пребывавшую с юных лет в Святилище, никто этому учить не мог. Она, подобно Иоанну Крестителю, который оказался в пустыне с младенческих лет и был обучаем и назидаем только внушением Святого Духа, также находилась в уединении. Выражаясь языком современной монашеской аскетики, можно сказать, что Иоанн был отшельником, а Дева — затворницей.

Пребывая в этом необыкновенном затворе, Она изобретает непрестанную молитву, совершенствуется в ней, и вся душа Ее объемлется пламенем любви к Богу и ко всему миру. Пресвятая Дева пребывает в этом необыкновенном месте и этом состоянии более десяти лет, умоляя Бога о помиловании всего человеческого рода. Таким образом, помимо богослужения, которое совершали люди немощные, хотя и посвященные Богу и предназначенные для этого, из Святая Святых непрестанно возносилась к Богу молитва о прощении всех людей.

Для того и был опустошен храм (во время вавилонского пленения), чтобы показать, что ничего уже здесь нет и что нужно ожидать появления нового, живого, Кивота. Наконец Этот Кивот вошел туда и находился там, источая духовное благоухание, низводя милость на весь человеческий род. Именно этим подвигом непрестанной молитвы Пресвятая Дева очистилась до такой степени, что стала способной воспринять в Себя Слово Божие — Сына Божия.

Сегодняшнее евангельское чтение, которое всегда читается в праздники Пресвятой Богородицы, также содержит некоторый намек на то состояние, в котором пребывала Пресвятая Дева. Оно объясняет ту духовную логику, по которой живут люди, подобные Ей, и по которой жила Она Сама.

Когда Господь вошел в некое селение, «здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё» (ст. 38-42). «Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие! А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (ст. 27-28).

Что же здесь относится к Божией Матери? Несомненно, Мария, сестра Марфы, севшая у ног Иисуса и слушавшая Его проповедь, напоминает нам о том образе жизни, который вела Пресвятая Дева, оставившая все ради того, чтобы пребывать как бы у ног Божиих, чтобы слушать слово Божие и молиться Богу. Когда человек избирает такую участь, он отказывается от всякого здравого смысла. Особая внутренняя логика духовной жизни ведет к тому, что человек отрекается от, казалось бы, очевидных ценностей.

Все израильские женщины мечтали о том, что они каким-то образом послужат делу спасения человеческого рода и что, может быть, от них непосредственно или от их потомков родится Мессия. Поэтому деторождение считалось одной из величайших добродетелей, а бесплодие — позором.

Вспомним, например, жизнеописание родителей Пресвятой Богородицы, Иоакима и Анны: бесплодие делало их в глазах народа людьми грешными. По своей простоте и невежеству многие считали, что, если люди не имеют детей, значит, у них есть какой-то тайный грех, за который они наказаны.

Пресвятая Дева ради того, чтобы пребывать в пламенной непрестанной молитве и чтобы ничто Ее не отвлекало, избирает девство, отказывается от надежды послужить делу спасения человеческого рода через воплощение Сына Божия. Она и предположить не могла, что Дева может родить, как это видно из повествования о Благовещении: «Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю?» (Лк.1:34). Кроме того, Она была готова принять позор, потому что в глазах всех людей, от которых был скрыт Ее подвиг девства, Она казалась бы бесплодной и потому самой грешной, отвергнутой Богом.

Вот логика духовной жизни: человек готов переносить позор, унижение, презрение со стороны всех людей только ради того, чтобы быть с Богом, чтобы ничто не препятствовало ему пребывать в этом блаженном состоянии богообщения.

Спаситель сказал Марии, упрекнув прежде Марфу: «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё». В еще большей степени эти слова можно отнести к Пресвятой Деве. «Благая часть» у Нее не могла быть отнята, Она пребывала в этом состоянии вплоть до Своего блаженного Успения, и великое чудо Боговоплощения (против всякого здравого смысла) совершилось именно благодаря Той, Которая из любви к Господу обрекла себя на самое униженное состояние.

Но Спаситель сказал: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его», после того как некая женщина восхвалила Пресвятую Деву, родившую Его. Каждый из тех, кто избирает эту участь — присидение у ног Иисуса, — должен избирать ее сознательно, ради своего спасения, а не делая эту духовную как бы праздность поводом к тому, чтобы устраниться от обычных служений. Присидение у ног Иисусовых совсем не обязательно выражается в отшельничестве или затворничестве. Можно пребывать в этом состоянии и во время своих обычных занятий. Если человек сознательно это выбрал и сделал это не ради того, чтобы иметь более легкую участь, а единственно ради спасения, то эта «благая часть» у него никогда не отнимется. Аминь.

4 декабря 1999 года

День памяти святителя Николая Чудотворца

(Лк., 24 зач., VI, 17-23)

И, сойдя с ними, стал Он на ровном месте, и множество учеников Его, и много народа из всей Иудеи и Иерусалима и приморских мест Тирских и Си донских, которые пришли послушать Его и исцелиться от болезней своих, также и страждущие от нечистых духов; и исцелялись. И весь народ искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех. И Он, возведя очи Свои на учеников Своих, говорил: Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах.

Об исполнении заповедей блаженств

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем память Святителя Николая Мирликийского, Чудотворца. Этот святой жил в IV веке, однако приобрел такую славу, которая, может быть, превосходит славу более древних великих святых и даже апостолов. В любые времена человек имеет возможность стяжать благодать не меньшую, чем та, какую приобрели великие святые, потому что одно дело — это избранничество на служение, например пророческое или апостольское, а иное — благодать, которая может быть дарована каждому христианину. Святитель Николаи стяжал благодать, возможно, такую же, какую имели величайшие святые — апостолы и пророки. Конечно, мы вправе только догадываться об этом, поскольку и сам апостол Павел сказал, что о духовном никто не может судить (см. 1 Кор.2:15), и, как люди малодуховные, мы не имеем подлинного разума, чтобы рассуждать, что составляло внутреннюю жизнь людей, духовно преуспевших, чем они жили.

Евангелие, которое читается в день памяти Святителя Николая, — это отрывок из Нагорной проповеди в изложении апостола Луки. «Стал Он на ровном месте, и множество учеников Его, и много народа из всей Иудеи и Иерусалима и приморских мест Тир-ских и Сидонских, которые пришли послушать Его и исцелиться от болезней своих, также и страждущие от нечистых духов; и исцелялись» (ст. 17-18). Множество людей следовало за Спасителем, желая послушать Его проповедь или получить от Него исцеление. Были там и жители приморских — Тирских и Сидонских — мест, населенных в основном язычниками. И люди, как коротко говорится в Евангелии, «исцелялись», то есть получали желаемое. Господь явил им Свою силу — силу Всемогущего Бога, всегда пребывающего в полноте Своего могущества. Но Его Божеское совершенство, конечно, никогда не умалялось и не могло увеличиваться — в противном случае пришлось бы сделать вывод о том, что полнота совершенства не всегда присутствовала в Господе, ведь если совершенство увеличивается, значит, раньше оно не было совершенством. Являя перед народом Свою Божественную силу, Господь желал именно таким образом, чудесами, привлечь людей к самому важному — к исполнению Своих заповедей, жизни по закону духовному, а не по правилам человеческого здравого смысла.

«И весь народ искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех. И Он, возведя очи Свои на учеников Своих, говорил: Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие» (ст. 19-20). Блаженны нищие, однако нищие не телом, а духом — то есть не просто не имеющие никакого имущества, но не связанные пристрастием ни к чему земному — вот что значит «блаженны нищие духом». Блаженны и те, которые не имеют о себе никакого мнения, не таят в себе гордости, не надмеваются своими знаниями или умственными способностями, почитают себя худшими всех, — и они также нищие духом. И эти люди, намеренно обнищавшие духом, приобретают Царствие Божие не только в будущей жизни — хотя там они наследуют его в полноте, — но уже и здесь ощущают Царствие Божие внутри самих себя. И если для нас слова Спасителя «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21) — лишь туманное и общее выражение, то для людей, стяжавших в себе это Царствие Божие, ощущающих его в своем сердце, оно чуть ли не более действительно, чем окружающий материальный мир. У духовных людей бывает такое состояние, когда они столь углубляются в себя, постигая внутри себя сущее Царствие Божие, что подчас забывают о земном. Апостол Павел, по его словам, не знал, был ли он восхищен на небеса вне тела или в теле (см. 2 Кор.12:2). Такие люди живут, думая только о Царствии Божием и забывая обо всем остальном. Приобретение или потеря чего-либо земного для них ничего не значит, потому что они заботятся только о том, как бы не потерять Царствие Божие и увеличить полноту дарованной им благодати, — вот о чем попечение человека, нищего духом. Столь велика драгоценность — приобрести Царствие Божие внутри себя, что ради нее люди жаждут внутренне обнищать и с радостью стремятся исполнить заповеди, несмотря на то что это доставляет им скорби или какие-то ограничения, несмотря даже на угрозу для жизни. Мы же, не вкусив такого состояния, должны стремиться к нему всеми силами и доверять словам подвижников, которые испытали эту великую благодать, являющуюся внутри человека. Но прежде всего мы должны верить Тому, Кто является, по выражению святых отцов, Самоистиной, — Господу нашему Иисусу Христу, ибо в Его словах нет ни тени неправды или даже неточности. Если для нас они туманны, то только потому, что мы не имеем соответствующего духовного опыта. Для человека же, вкусившего благодать, приобретшего духовный опыт, поучения Спасителя являются чрезвычайно точными и гораздо более ясными, чем слова любого человека, — потому что это слова Бога, слова Самоистины.

«Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь» (ст. 20-21). Под алчущими, конечно же, понимаются не только постящиеся ради Бога (хотя, наверное, здесь говорится и о них), но прежде всего алчущие жить по закону Божию — по Евангелию. Алчущие духовно люди, подобно голодному, который желает вдоволь наесться, стремятся насытиться исполнением воли Божией — совершение какой-либо заповеди является для них духовной пищей, насыщающей и укрепляющей сердце и душу.

«Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (ст. 21). И здесь речь идет не о тех людях, которые плачут от горя, — они-то, может быть, не получат утешения в своих скорбях, ведь не все скорби прекращаются, не все неприятности, к сожалению, разрешаются благополучно. Блаженны плачущие — о своих грехах. Кающийся человек, действительно, когда придет время, воссмеется — не только в будущей, но еще и в этой жизни возрадуется, почувствовав в своей душе прощение грехов. И мы отчасти, в малой степени это ощущаем — когда приходим на исповедь, может быть, и без слез, потому что не имеем еще такого покаяния, но с неподдельным сердечным сокрушением и искренним желанием исправиться рассказываем о своих малых и великих согрешениях и, после того как священник прочитает над нами разрешительную молитву, чувствуем в своей душе радость, тишину, облегчение. Иногда человек уходит с исповеди с улыбкой, а некоторым даже становится неловко: как же так, я, грешник, покаялся в таких грехах, а мне легко и радостно? Но это естественно, так и должно быть, потому что человек, правильно кающийся, всегда получает радость от прощения грехов — это является частичным исполнением слов Спасителя: «Блаженны плачущие ныне», то есть плачущие в этом веке, на земле. Многие радуются о тленных вещах, о земных наслаждениях, но истинно может возрадоваться только человек, плачущий ныне, думающий не о земном, но о духовном утешении. Преподобный Григорий Синаит, рассказывая о подвигах пустынников, отшельников, говорит о радостотворном плаче, то есть о плаче, творящем радость. Действительно, зачем бы подвижники так горько плакали, в буквальном смысле слова потоками проливали слезы, если бы этот плач не приносил великое утешение в их душу, не очищал бы их сердце? В противном случае кто желал бы так плакать? Ведь люди обычно мечтают о радости, подвижники же стремились к плачу, потому что знали ту великую пользу, которую он приносит. Известны необыкновенные слова преподобного Исаака Сирина о том, что если бы удалось слезами омыть все тело человека, то оно стало бы нетленным. У Арсения Великого, когда он трудился над своим рукоделием — плел корзины, циновки, — всегда на коленях лежал платок, на который он проливал потоки слез, молясь за работой. И многие другие подвижники тайно, а иногда и явно плакали. Авва Филимон, молясь во время Божественной литургии, проливал обильные слезы. В наше время в Одессе жил один Христа ради юродивый — Иван Петрович. Он скончался, если я не ошибаюсь, в шестидесятых годах двадцатого столетия. Всегда, зимой и летом, он ходил босиком, плохо одетый, в самом неприглядном виде, но, стоя на литургии, проливал потоки слез и никогда их не отирал, только вытирал пол перед собою (как юродивый, он нарочно допускал некоторые странности). Чем большую благодать имеет человек, тем больше он плачет. Плач, по учению святых отцов, — это граница между телесными и духовными добродетелями. И когда человек проходит эту границу — двигаясь к Богу или возвращаясь от Бога на землю, — он обязательно начинает плакать. Святые отцы через плач духовно восхищались к Богу. Слезы прекращались лишь тогда, когда подвижник находился в состоянии восхищения, Божественного созерцания — исступления ума. Но так как человек не может долго пребывать в таком состоянии, то, вновь возвращаясь к обычной жизни, он начинал вновь плакать о том, что благодать его оставила, плакать о собственном ничтожестве, недостоинстве и греховности, мешающей ему всегда быть с Богом, и желал, как говорит апостол Павел, умереть и быть со Христом (см. Фил.1:23). Вот что такое плач, о котором говорит Спаситель: «Блаженны плачущие ныне (то есть на земле. — Игум. А), ибо они утешатся» (см. Мф.5:4), или, в изложении апостола Луки, «воссмеются».

«Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах. Так поступали с пророками отцы их» (ст. 22-23). Мы всегда жаждем, чтобы люди нас любили и относились к нам хорошо, тяжело переносим, если узнаем, что кто-то нас осуждает за глаза, тем более, когда осуждение высказывают нам в лицо. Едва ли кто-нибудь может перенести подобное отношение спокойно, таких почти нет. Спаситель же говорит: «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди». Только через нищету духовную, через духовный голод — алкание воли Божией, через радостотворный покаянный плач человек может приобрести такую необыкновенную кротость, взойти на такую ступень, чтобы радоваться, когда его поносят. Если человек радуется, что его ненавидят за то, что он христианин, что он исповедует имя Христа и живет по Его заповедям, это говорит о величайшей благодати, дарованной человеку, о его удивительной кротости и любви к людям. И мы должны, по словам Спасителя, не только возвеселиться, как переведено на русский язык, но, как более емко сказано по-славянски, «взыграть», то есть чрезвычайно возрадоваться, выражаясь просто, — чуть ли не плясать от радости, когда нас поносят. Какая же должна быть великая благодать в душе подвижника, какая пламенная, всеобъемлющая любовь к Господу Иисусу Христу, чтобы человек так ликовал, когда его поносят ради Христа! Вот каков идеал христианина, и, конечно, мы вынуждены со скорбью признать, что очень далеки от него. Но признание и покаяние в том, что мы не соответствуем этому идеалу, что мы далеки от исполнения заповедей, уже делает нас христианами, потому что смиряет и вводит внутрь Церкви, — человек, сознающий свою греховность и кающийся в своем отступлении, имеет надежду на спасение.

«Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах. Так поступали с пророками отцы их». Я начал свою проповедь с того, что сравнил Святителя Николая с пророками и апостолами: он жил позже них, однако же ради дарованной ему благодати стяжал не меньшую славу, и славу ненапрасную. Как говорится в кондаке, посвященном святому Николаю, — ради исполнения Евангелия Христова ему были даны дары чудотворения, пророчества и другие. Исполнив евангельские заповеди во всей их полноте, Святитель Николай действительно стал подобен пророку. И каждый из нас мог бы, если бы захотел, достигнуть такого же состояния и уподобиться и пророкам, и Святителю Николаю (по крайней мере, теоретически мы должны допустить такую возможность, а не ставить на себе крест). Но если мы ничего не делаем, не исполняем заповеди, то должны честно признаться, что в этом только наша вина. Если сейчас, при сравнительно терпимом отношении общества к Церкви, мы не можем исполнять необходимые обязанности христианина, то это происходит просто от нашего нежелания. Ведь что было бы, если бы современное общество ненавидело христиан, как это было во времена молодости Святителя Николая, пережившего и гонения? Или если бы на Церковь восстали еретики, как во времена Первого Вселенского Собора? Тогда, конечно, мы вели бы себя еще хуже, чем теперь, поэтому не будем оправдываться, будто обстоятельства не благоприятствуют нам стяжать благодать и очистить свое сердце, будто время Святителя Николая было подходящим для духовной жизни, а наши дни стали, так сказать, неудобными для святости.

В близкое к нам время жил великий праведник — отец Иоанн Кронштадтский, знаменитый чудотворец, которого вполне можно, как мне кажется, сравнить со Святителем Николаем по обилию совершенных ими чудес и необыкновенной любви к ближнему. Отец Иоанн проходил свой подвиг пастырского служения приблизительно с середины XIX до начала XX века — во времена скептицизма и постепенного отпадения русского народа от веры, но это не помешало ему стать чудотворцем, подобным Святителю Николаю. Поэтому не будем оправдывать свое нерадение, леность, лукавство якобы неблагоприятными обстоятельствами, но лучше признаемся сами себе, что мы нерадивы. Именно из-за нерадения мы не только не достигли высокого уровня святости, но не приобрели даже и чего-то малого, не почувствовали в своей душе хотя бы тени, отблеска Царства Божия. Покаемся же в этом, смиримся и понудим себя отныне более ревновать о своем спасении, о приобретении благодати и Царствия Божия, а не оправдывать себя тем, что мы, мол, не святые. Никто из истинных святых, уверяю вас, не думал о себе, что он необыкновенный или праведный человек. Просто люди изо всех сил старались угодить Богу и иногда достигали неожиданных для себя высот святости. Я полагаю, что и Святитель Николай, который избегал даже должности настоятеля монастыря, не думал, что он станет Святителем или Чудотворцем. Он просто хотел угождать Богу и помогать людям. Мы можем только догадываться о том, как происходило его, так сказать, духовное развитие, но можно сравнить Святителя Николая с праведным Иоанном Кронштадтским, потому что в их подвиге есть нечто общее. Отец Иоанн, когда его впервые попросили помолиться об исцелении умирающего ребенка, удивился: «Неужели я должен молиться?» — у него это вызвало недоумение. Тогда одна раба Божия, старушка, по благословению духовного старца пребывавшая возле него, стала упрашивать его помолиться о мальчике. Несколько раз он ходил к этому ребенку домой, когда тому вновь и вновь становилось плохо, и молился. После последней пламенной молитвы мальчик исцелился — это было первое чудо. Но отец Иоанн и не думал, что это произойдет, для него было неожиданностью, что к нему обращаются с просьбой о такой необыкновенной помощи. Святые не думали о своей праведности и избранничестве, а считали себя обыкновенными людьми, потому и мы не будем ставить на себе крест, хотя это, конечно, не значит, что все мы должны пытаться творить чудеса. Начнем подвизаться изо всех сил, пусть даже мы и не удостоимся таких духовных даров, какие приобрел Святитель Николай, — если чудеса дано творить весьма немногим людям, то стяжать в своем сердце благодать, начатки Царствия Божия есть обязанность каждого христианина. Если стать чудотворцем почти невозможно, то ощутить свое убожество, скудоумие, бессилие, отказаться от всего земного, когда встает выбор между тленным и небесным, — это долг каждого из нас. По крайней мере, первую заповедь — о смирении и нищете духовной — все обязаны исполнить. И тогда мы ощутим в душе своей Царствие Божие как тихое веяние благодати, как мир душевный и надежду на вечную жизнь, как живую веру, которая окрыляет человека и дает ему силы жить по-евангельски. Аминь.

19 декабря 1996 года

О правильном почитании святых

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Святитель Николай Мирликийский, Чудотворец, — древний чтимый святой, живший еще в четвертом столетии. Он прославляется не только всем православным миром, но и народами, к сожалению, отпавшими от Православия и принадлежащими сейчас к иным христианским вероисповеданиям. Ныне его святые мощи, источающие благоуханное миро, почивают под престолом католического храма в городе Бари, куда они были перенесены в XI столетии.

Посмотрите, сколько времени прошло со времени его кончины: почти полторы тысячи лет! А его тело и поныне является источником исцелений. Вот доказательство как истины Воскресения, так и близости Бога к человеку. Кости современников Святителя Николая рассыпались в прах, могилы их никому не известны, даже память о них стерлась, а Святитель своей праведной, истинно христианской, евангельской жизнью стяжал такую великую благодать, такое обилие Божественной энергии, так приблизился к Богу, что и тело его сохранилось, и сам он сияет миру и по сей день. О чем это говорит? Конечно же, о том, что этот угодник Божий действительно достоин именоваться угодником, потому что необыкновенным образом угодил Богу. Потому мы прибегаем к нему и получаем от него помощь. Если бы мы не молились ему с таким дерзновением и упованием и не получали от него помощи, то не имели бы повода считать его великим Божиим угодником.

Много разных людей — завоеватели, писатели, художники — прославились своими необыкновенными делами, но разве можно сравнить их славу со славой Святителя Николая или других угодников Божиих?! Святитель Николай прославился своей необыкновенной праведной жизнью даже среди неверующих людей — его почитают и православные, и католики, и протестанты, которые вообще не признают святых, даже магометане прибегают к нему с молитвами и получают помощь. Вот что может сделать искренняя, ревностная жизнь по Евангелию!

По словам преподобного Серафима Саровского, всякий из нас, почитая память святых, должен в меру своих сил подражать их жизни. Ибо если в земной жизни мы, может быть, и получим помощь от Святителя Николая, когда с верой будем к нему прибегать, то для жизни будущей это ничего не принесет нам, если мы не будем жить по-евангельски. Можно привести в пример магометан: по своей вере в Святителя Николая они получают от него помощь, но это ничего не дает им для спасения в будущей жизни, потому что они не признают Христа Сыном Божиим, не веруют в Него как должно. Чтобы не уподобиться этим заблуждающимся неверным, будем не только призывать угодника Божия на помощь, не только просить его о том, чтобы он помог нам в наших житейских нуждах, но будем также и подражать его жизни. И тогда, пусть мы и не удостоимся столь великой славы, какую имеет Святитель Николай в Царствии Небесном, но хотя бы отчасти сподобимся той участи, какой сподобился он. С праздником, братья и сестры! Аминь.

19 декабря 1998 года

О твердом произволении святых угодников

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем память Святителя Николая Мирликийского — архиерея, который жил в конце III — начале IV столетия и, по Преданию, участвовал в Первом Вселенском Соборе. Сейчас мы смотрим на то время как на золотой век богословия и монашества, когда благодаря жизни и подвигам святого Антония Великого, который прославился сначала в Египте, а затем и по всей вселенной, распространилось учение о православном подвижничестве. Тогда же в Греции, Малой Азии и вообще во всей Римской империи становится известным учение великих богословов четвертого столетия: Афанасия Великого и трех великих каппадокийцев — Василия Великого, его брата Григория Нисского и Григория Богослова. В то время было и много других выдающихся ученых, защитников Православия, знаменитых подвижников благочестия. Однако мы оцениваем эту эпоху, так сказать, уже задним числом. Это время не было столь радужным, как кажется нам сейчас, потому что подвиги угодников Божиих 111-1У веков, подъятые ими ради собственного спасения и духовного совершенства и ради защиты Православия, которое является истинным богословствованием, — были совершены ими по необходимости.

Когда первохристианская ревность уже охладела, то истинные ревнители Православия стали удаляться из городов и теплохладного христианского общества в пустыни и непроходимые места — и там, не развлекаемые общением с людьми, не имевшими истинной евангельской ревности, подвизались о своем спасении. Также и святые отцы, учители Церкви, выступали на поприще защиты православных истин по необходимости — не оттого, что желали показать свои знания и мудрость, но оттого, что еретики вооружались на Православное Предание, искажали его основы, колебали его. Из Священного Писания, исторических преданий мы знаем, что в первом столетии христианства, в век апостольский, было множество людей, имевших благодатные дарования. Первые христиане обращались к Господу со столь пламенной ревностью, что сподоблялись обильного действия благодати, которая часто сходила на них в той же мере, как на святых апостолов. Первые христиане говорили на человеческих и Ангельских языках, получали дар чудотворений. Они твердо хранили веру и готовы были за ее исповедание с радостью пойти на смерть. Но постепенно, как это часто бывает в нашем лукавом человеческом роде, эта пламенная вера стала охладевать и наконец уже теплилась только в отдельных людях. И как раз во время всеобщего охлаждения и явился такой подвижник благочестия и праведник, каким был Святитель Николай Мирликийский, Чудотворец.

Сейчас, вспоминая его житие, например особенные знамения, бывшие при его Крещении, мы говорим, что он был избранником Божиим. Я не буду подробно пересказывать житие Святителя Николая, поскольку оно общеизвестно. К тому же об этом мы рассуждаем задним числом, когда все уже совершилось. Знамения, являемые на угодниках Божиих в их младенчестве и отрочестве, еще не делают их святыми поневоле, но только предсказывают их будущее произволение и подвиги. Может быть, знамения эти совершаются в утешение родителям, которые не смогут увидеть будущее благочестие своего чада, может быть, еще для какой-либо иной цели, но такие предсказания не являются предопределением. Нет, угодники Божий подвизаются по собственному произволению.

В те времена, когда наступает всеобщее охлаждение и безразличие, как, например, было после того, как император Константин Великий прекратил гонения на Церковь и многие люди, видя, что государственная власть покровительствует христианству, стали приходить в Церковь из расчета, ради карьеры и каких-то земных выгод, — тогда особенно, может быть даже больше, чем в дни гонений, ценится христианская ревность, которую проявил и Святитель Николай. Он не извинял себя так, как это делаем мы, ссылаясь на то, что время для духовной жизни сейчас неблагоприятное, нет истинных учителей, некому подражать, не найти больше таких угодников Божиих, какими были святые апостолы или преподобные подвижники, скажем, девятнадцатого века. Таким образом мы оправдываем себя и находим различные извинения, для того чтобы пребывать в нерадении и не понуждать себя возлюбить Господа всею крепостию своею, как требует от нас Евангелие (см. Мк.12:30; Лк.10:27). И не будет никаких угодников Божиих и никаких подвижников, потому что те, кто должны были бы ими стать, оправдывают себя обстоятельствами, будто бы неблагоприятными для спасения, угождения Богу, жизни по Евангелию.

Однако есть люди бескомпромиссные, которые не взирают ни на какие внешние препятствия и обстоятельства, будто бы совершенно лишающие нас возможности достигнуть духовного совершенства. Таких людей не смущает и пророчество о том, что в последние времена во многих охладеет любовь, — в них она не охладевает. Они всеми силами подвизаются в исполнении Евангелия, не думая, конечно, приобрести этим какие-то сверхъестественные дарования, потому что истинным духовным дарованием является помощь Божия для исполнения евангельских заповедей и жизни по Евангелию.

Примером такого поведения для нас должен стать Святитель Николай Мирликийский, Чудотворец, который в дни охлаждения и оскудения той ревности, что была в веке апостольском, подвизался в исполнении Евангелия так бескомпромиссно, что достиг сначала глубокого смирения, а потом приобрел и величайший дар, свидетельствующий об угождении Богу, — дар чудотворения. Слава его настолько велика, что, как сказано в только что прочитанной нами молитве, в России он считается вторым нашим заступником после Божией Матери. Хотя, по логике вещей, было много угодников более высокой жизни — апостолы, которые, наверное, творили не меньшие чудеса, Иоанн Креститель и другие, — но народное почитание Святителя Николая столь велико, что по традиции его ставят вторым после Божией Матери. О чем это говорит? Будучи как будто бы обыкновенным человеком, простым христианином, не избранным для особенного служения так, как, например, были избраны апостолы, он своим подвигом — скорее даже не телесным, а духовным, заключавшимся в точном следовании заповедям Божиим, — приобрел ту же благодать, какую имели святые апостолы и другие известные всему миру избранники Божий. Потому и мы не должны себя извинять тем, что мы — люди обыкновенные. Конечно же, не нужно мечтать о каких-то высоких дарованиях, чтобы не впасть в высокоумие, — мы трудимся для того, чтобы приобрести дарование высочайшее и необходимейшее для нашего спасения — жизнь по Евангелию. Исполнять Евангелие необходимо всякому христианину, для каждого из нас это является долгом, а не чем-то желательным и возможным. А наградит ли нас Господь каким-либо дарованием за труды — это уже не так важно.

Если же мы не исполняем Евангелие, тогда мы действительно вынуждены искать себе серьезное оправдание — не перед людьми, а перед Богом. Нам действительно придется оправдьтаться, почему мы не исполнили даже малейшую даже заповедь. Как сказал Спаситель, «кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном» (Мф.5:19). Быть малейшим в Царствии Небесном — не значит пребывать в нем, надо думать, что такой человек и не попадет туда. Как же тяжело будет тогда изобрести оправдание своему нерадению! Поэтому понудим себя изо всех сил подражать угодникам Божиим, будем стараться, подобно Святителю Николаю Мирликийскому, Чудотворцу, служить Господу Богу, не ставя себя в зависимость от всеобщего мнения и расположения. Хотя и трудно идти против течения, с помощью Божией это возможно — во все времена, даже в самые неблагоприятные, несмотря на царившее нерадение и пустоту, всегда находились люди, которые угождали Богу, сподоблялись благодатных дарований и достигали высшего христианского совершенства. Аминь.

22 мая 2000 года

Неделя святых праотец

Он же сказал ему: один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже всё готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти. И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных.

О том, как должно откликаться на зов Божий

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня совершается память святых праотец, то есть всех праведников, живших от сотворения мира до пришествия Христова, в особенности же тех, от которых по плоти произошел Христос. Об этих святых людях в Священном Писании говорится иногда очень кратко, например о великом праведнике Енохе сказано: «И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его» (Быт.5:24). По этим немногим словам святые отцы догадываются о том, что он был человеком необыкновенно праведной жизни, всегда помнил Бога и непрестанно Ему молился, и потому был взят живым на небо. Так же кратко Библия упоминает и о других святых, в особенности о тех, которые жили до Авраама (как, скажем, об Авеле), потому что о праведниках самых древних времен известно очень мало. Например, святитель Димитрий Ростовский называет Евера (см. Быт. 10, ст. 21, 24, 25; 11, 14-17) праведным человеком. Из чего он делает такой вывод? Из того, что от Евера впоследствии произошел еврейский народ — тот самый, среди которого по плоти родился Христос. Еврейский же народ был избран Богом именно потому, что Евер отказался участвовать в построении Вавилонской башни. Об этом нет упоминания в Библии, но святые отцы как бы расшифровывают весьма краткие слова Священного Писания. О других же древних праведниках говорится весьма много — целая книга посвящена великому праведнику Иову и испытанию, которое он претерпел ради того, чтобы доказать свою веру в Бога и любовь к Нему.

Евангельское чтение в день памяти святых праотец передает нам притчу Спасителя, кратко изображающую духовную историю всего мира. «Один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже всё готово» (ст. 16-17). Под ужином — вечерним пиршеством — имеется в виду благо жизни вечной, которое человек обычно воспринимает как нечто такое, что ждет его только после телесной смерти. Это естественно для подавляющего большинства людей. (В истории человечества было всего два случая, когда люди живыми перешли от земли в блаженные небесные обители — имею в виду Еноха и Илию.) Поэтому и назван этот пир по-славянски вечерей, по-русски — ужином. «И когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже всё готово». Господь по Своей бесконечной благости уготовал людям блага вечной жизни еще до сотворения мира; и эти блага — Он Сам, Его Божественная слава и Божественное действие, которые с преизбытком, как из переполненной чащи, изливаются на все творение.

«И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти» (ст. 18-20). Здесь под видом обычных житейских занятий изображено, как люди ради земного и плотского пренебрегают небесным и вечным. Мы можем пытаться разгадать, что конкретно обозначает «купил землю», или «купил пять пар волов», или «женился», а можем просто в общем назвать это житейскими занятиями. Человек, увлекаясь ими, пренебрегает духовным — бессмертием души, вечностью. Когда мы рассуждаем теоретически, кажется, что это вещи будто бы несравнимые и невозможно пренебречь вечным ради временного, мимолетного. Но если мы вспомним, как ведем себя на деле, то увидим, что даже самые ревностные христиане подчас пренебрегают духовным, небесным, вечным ради чего-то временного и даже не считают это за грех, за какую-то потерю — так мы к этому привыкли. Поэтому не будем торопливо осуждать людей, изображенных в сегодняшней евангельской притче. К древним людям посылались пророки и те самые праведники, о которых я упоминал: Авель, Иов, Енох, Ной, Авраам, Исаак, Иаков, Иосиф и многие другие. В особенности после дарования Моисею закона из среды еврейского народа восставало множество пророков. Однако и среди язычников бывали, хотя и редко, люди духовные, которые почитали Единого Бога и которым открывалась истина, — как, например, Мелхиседек и Иов. Возможно, были и другие, неизвестные нам, праведники, не упомянутые в Священном Писании. Господь посылал Своих угодников, и они проповедовали — иногда словом, иногда просто своими делами и праведной жизнью. Но люди их не принимали и отвергали, предпочитали духовному земное, то, что видимо и конкретно, что можно было приобрести и ясно ощутить; то, что они считали благом и к чему стремились всеми силами своей души, иногда даже проливая ради того кровь, чужую и свою. А тем, что казалось им далеким, непонятным, туманным, они пренебрегали. Точно так же, собственно, делаем и мы. Поэтому нам должно быть понятно, что и мы пренебрегаем духовным именно потому, что оно не кажется нам таким реальным и конкретным, как земное. Сколько бы мы ни рассуждали о духовных благах, слушая ли проповедь или читая книги святых отцов и Священное Писание, — все это кажется нам чем-то далеким и весьма расплывчатым. Мы не знаем, к чему стремимся, что нам нужно и чем ради этого стоит пожертвовать. Духовные занятия иногда кажутся нам чем-то таким, к чему даже не стоит прилагать какие-то усилия. Часто мы пренебрегаем разными, как нам кажется, «мелочами», а иногда и важными вещами — молитвой, соблюдением постов, даже сохранением мира душевного. А что уж говорить о вечности? Мы о ней совсем не думаем, хотя формально признаем, что верим в вечную жизнь, в бессмертие души и в основном, как нам кажется, заботимся об этом. Но не до такой степени, чтобы постоянно, каждое мгновение предпочитать вечное временному. Так же жили и все поколения людей — пренебрегая духовным под разными предлогами, которые казались им весьма уважительными, как и нам представляются очень важными и основательными причины, по которым мы оставляем духовные занятия и заботу о своей бессмертной душе.

«И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему» (ст. 21). Конечно же, притча — это образное изображение происходящего в нашей жизни, и Бог не нуждается в том, чтобы Его раб, то есть пророк или праведник, доносил, что люди Его не приняли. Бог Сам об этом знает. «Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых» (ст. 21). Когда люди, как будто бы достойные быть призванными, по видимости ведущие жизнь добродетельную и праведную, однако же пренебрегающие истинной верой и покаянием, отвергают этот призыв Божий, тогда Господь призывает людей отверженных, которые изображены в притче под видом нищих, увечных, хромых, слепых. Так и произошло в истории еврейского народа. Многие праведники призывали евреев к покаянию, и наконец к ним пришел Сам Господь Иисус Христос — величайший Посланник Божий, потому что Он Сам был Богом и был послан в мир от Бога Отца. Однако же когда пренебрегли и Им, тогда апостолы были посланы к язычникам в отдаленные места земли, которые изображены здесь под видом далеких улиц. «Пойди скорее по улицам и переулкам города», то есть «ищи в тех местах, где обычно не бывает порядочных людей». И апостолы пошли по всему миру, стали обращать многие языческие народы к вере во Христа, и люди, никогда не ведавшие истины богопочитания, познали ее. Те, кто были духовно совершенно нищими и не имели никакой благодати, те, кто в нравственном отношении были увечными и хромыми, то есть не способными ни к какой нравственной деятельности, те, кто были слепыми, не знали истины и не могли верить право, — тех призвал Бог, и поскольку они отозвались, постольку сделали себя избранными.

«И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой» (ст. 22-23). В Царстве Божием, конечно, бесконечно много места. Спаситель сказал: «В дому Отца Моего обители многи суть: аще ли же ни, рекл бых вам: иду уготовати место вам» (Ин.14:2). Иными словами: «Если бы и не хватило места, то Я приготовил бы его». Столько места в Царствии Божием, что туда может войти любой человек, лишь бы только он отозвался на призыв Божий. Господь вновь и вновь посылает Своих слуг, и они призывают людей, как будто бы забытых, совершенно негодных и опустившихся. Обратимся к истории: проповедь Евангелия в первом столетии совершалась непосредственно самими апостолами. Но и по завершении апостольского века (по окончании земной жизни апостолов) проповедь не прекратилась. Их ученики проповедовали и далее, несмотря на страшные гонения, пока, наконец, через три столетия самая культурная часть человечества того времени, то есть большая часть Римской империи, не обратилась ко Христу. Но и спустя столетия к истинной вере обращались многие народы, например варвары, воевавшие с Римской империей, такие как франки, которые стремились захватить ее западную часть — современные Италию, Францию, Германию, — а также предки теперешних болгар, сербов. Завоевав пределы Римской империи, они обращались в христианство и сами были покорены истиной Христовой. Время шло, и многие из верующих уже ожидали кончины мира. Однако Господь долго терпит, и в X столетии, спустя десять веков после проповеди Самого Спасителя и Его апостолов, еще один народ — русский — обращается к вере. Но и это еще не все. Уже от русских в более поздние времена христианство принимают многие языческие народы, населявшие пределы России, а также некоторые граничившие с нею страны. Даже в XIX столетии русские проповедуют христианство в Японии, Китае и среди северных инородцев, возникают Японская и Американская Церкви. Евангельская проповедь звучала в тех местах, которые в апостольские времена, может быть, еще не были населены людьми.

Итак, еще есть место — входите все люди, те, кто желает отозваться на призыв Божий. Не думайте, что для вас нет места по вашим грехам и Господь отверг вас, потому что вы увечные, хромые, нищие и слепые. Господь никого не может отвергнуть и никогда нас не отринет, если мы сами не откажемся от призыва Божия. Но отзываемся мы на этот призыв не буквально, как в притче, — берем и приходим на пир. Исполнение всего, что нам самим приносит благо и утешение, — вот наш ответ. Это соблюдение постов, это общественные и частные (домашние) молитвы, утренние и вечерние молитвословия, акафисты — то, к чему человек имеет наклонность и что ему больше приносит пользы. Это действительно огромный пир, где много разнообразных блюд, самых вкусных. И каждый может выбрать духовную пищу по своему вкусу, лишь бы только он молился. Главное же — это внутреннее желание, понуждение себя исполнять заповеди Божий. Такой ответ действительно является не формальным только, но истинным и искренним согласием. Ведь если я говорю: «Да, я Тебя, Господи, люблю и верю в Тебя», но остаюсь при своих земных занятиях и вся моя душа погружена в житейские, человеческие заботы, то ясно, что положительного ответа на Божий призыв я не дал и не согласился прийти, хотя формально считаю себя верующим.

Вспомните библейскую историю: многие люди, к которым обращались пророки, в особенности уже во времена Моисеева закона, считали себя верующими и даже праведными, поскольку исполняли многочисленные требования закона. Фарисеи во времена земной жизни Господа Иисуса Христа мнили себя даже не нуждающимися в покаянии. И вот эти как будто бы верующие люди оказались отвергнутыми Богом. Пережив период отечественной истории, когда люди делились на верующих и неверующих, мы привыкли думать, что достаточно просто верить в Бога и верующие спасутся, а неверующие погибнут. Но мы знаем, что люди могут веровать и правильно, и неправильно, и даже верующие право могут жить неправедно, пренебрегая тем, что требует от них их собственная вера. Не думаю, чтобы, например, древние люди, которых погубил всемирный потоп, или содомляне были совершенно ни во что не верующими, какая-то вера у них все же была. И, конечно же, иудеи считали себя правоверующими, избранным народом Божиим, но поскольку они не дали деятельного согласия на служение Богу, на совершение своего собственного спасения, то оказались отвергнутыми, и к ним были отнесены слова: «Много званых, но мало избранных».

Господь зовет всех людей ко спасению не только непосредственно проповедью, но и самим существованием человечества, самим бытием мира, в котором мы видим проявление необыкновенной силы Божией, Его необычайного могущества и величия, бесконечной благости и премудрости. Самое же великое чудо — это человек; взирая на самих себя, мы больше всего дивимся величию и благости Божиим. Но мы пренебрегаем этим призывом Божиим так же, как пренебрегали им люди в течение всей истории человечества, и находим различные житейские причины для того, чтобы или вовсе не исполнять заповеди, или соблюдать их только отчасти — в той мере, в какой это нам не мешает жить легко и свободно и не причиняет скорби. Поэтому и мы можем оказаться в числе званых, но не избранных, а мы действительно званые: слушаем Священное Писание, читаем творения святых отцов, с интересом внимаем проповеди, молимся. Но если не будет согласия на этот зов Божий, проявляющегося деятельно, то он не принесет нам пользы сам по себе. Мы должны помнить, что нечем гордиться, если мы только услышали зов Божий, — сам по себе он не дает никакого преимущества и не означает, что мы уже спасены. Радоваться и хвалиться им можно тогда, когда мы на этот призыв отвечаем деятельно, не просто словами, а своими поступками. Тогда мы окажемся в числе тех званых и избранных, которые до этого были нищими, увечными, хромыми и слепыми, казались весьма далекими от Бога. Притча сравнивает Господа с богатым человеком, а обеспеченные люди обычно живут в самых почетных, центральных кварталах города, бедняки же — на окраинах, в переулках, заброшенных местах. Мы далеки от Бога и находимся как бы на закоулках духовной жизни. Но если отзовемся, то, несмотря на свою хромоту, увечность и слепоту, преодолеем все препятствия, которые отделяют нас от Бога. Найдутся рабы Божий, посланные Господом, которые приведут нас к Нему. И тогда мы окажемся среди избранных, среди тех людей, которые наполняют дом этого богатого Человека — Святую Православную Церковь. Аминь.

29 декабря 1996 года

О Божественном пире

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня за литургией мы слышали евангельскую притчу, в которой Господь наш Иисус Христос изображает Царствие Божие в виде вечернего пира, ужина. Почему Господь использовал именно такой образ? Это объясняет предыдущий евангельский стих, который сегодня не читался. Некий человек, возлежавший с Господом за обедом, сказал Ему: «Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!» (Лк.14:15). Очевидно, что сказавший эти слова не понимал, что такое Царствие Божие. Как и многие другие израильтяне того времени, под Царствием Божиим он имел в виду царство Божией правды на земле, торжество Божественного закона. Иудеи думали, что некогда возникнет государство, царствовать в котором будет Мессия, посланник Божий, и тогда исполнится все, что было обещано евреям через Моисея. Это обетование было выражено в образной форме, но евреи понимали его буквально, приземленно. Потому и этот человек сказал так просто и наивно, не понимая того, что Царство Божие — это наслаждение богообщением, познанием Бога.

Можно вспомнить, как апостолы Петр, Иаков и Иоанн, увидев на Фаворе Господа преобразившимся, явившим славу Своего Божества, вкусили необыкновенное наслаждение, почувствовали неземное утешение. Апостол Петр сказал тогда от лица всех: «Господи, хорошо нам здесь быть! Давай построим три кущи (то есть три шатра. — Игум. А.) — для Тебя, Моисея и Илии» (см. Мф.17:4). Эти слова показывают, что духовная сладость, ощущавшаяся апостолами, была настолько велика, что они забыли о крове и пище, забыли о всяком человеческом здравом смысле и только желали бесконечно вместе со святыми наслаждаться лицезрением славы Божией. Той Божественной славы Господа Иисуса Христа, которая явилась на Фаворе и в которую облекутся святые во Царствии Небесном.

Вот что такое на самом деле Царство Божие. Но ради того наивного человека и ради нас — людей, считающих благом только земное, то есть только то, что услаждает и насыщает нашу плоть, — Господь использует в притчах земные образы, понятные людям, не имеющим никакого духовного опыта и не вкусившим действия Божественной благодати, почти не знающим, что это такое.

На странное, наивное замечание: «Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!» Господь ответил: «Один человек сделал большой ужин и звал многих (по-славянски: «Человек некий сотвори вечерю велию и зва многи» — Игум. А.), и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже всё готово» (ст. 16-17). Конечно, под этим человеком подразумевается Бог. Ужин, вечеря символизирует кончину времен — вечер земной жизни человечества. Эту «вечерю велию», или большой ужин (русский перевод звучит невыразительно, правильнее было бы сказать — «вечерний пир»), Господь Бог подготавливал постепенно, на протяжении тысячелетий начиная с сотворения мира. После грехопадения человека Он промыслительно устраивал так, чтобы все люди имели возможность покаяться, вернуться в прежнее состояние богообщения и участвовать в этом пире, ибо отпавшие от общения с Господом люди не только не насыщались, но и голодали и умирали от голода. Пророк говорит, что на земле будет страшное бедствие: голод слова Божия. Люди не будут голодать, не будут умирать от болезней или погибать от землетрясений и прочих бедствий, но прекрасные юноши и девушки пойдут от моря и до моря и не найдут этого слова (см. Ам.8:11-13).

По словам пророков, людей, просвещенных Святым Духом, голод слова Божия — самое страшное бедствие. Потому что если человек умирает от этого бедствия, то он умирает вечной смертью. Голодая от недостатка пищи или даже погибая от голода, человек, живущий праведно, надеется в жизни будущей получить воздаяние за те скорби, которые он терпит на земле. Испытывающий же голод слова Божия и не нашедший в земной жизни этого слова — умирает для вечности. Священное Писание под вечной смертью подразумевает вечные муки, которые столь страшны, что люди, оказавшиеся в этом состоянии, будут мечтать о смерти, считая ее чем-то вожделенным. Как мы сейчас боимся смерти и самое вожделенное для нас — жизнь, так для осужденных на вечные муки станет вожделенной, несбыточной мечтой смерть, исчезновение. Поэтому иное название этого страшного состояния души после смерти — вечная смерть.

Итак, на протяжении тысячелетий готовился этот необыкновенный пир, пир благодати Божией, явленной истинным христианам в Таинствах Святой Православной Церкви и другими многообразными способами. Когда пришло время ужина, человек, сотворивший вечерю (под Ним, как мы сказали, нужно подразумевать Бога), «послал раба своего». Действительно, Господь наш Иисус Христос явился перед кончиной времен. Пусть со времени пришествия Христова прошло уже две тысячи лет, но если принять во внимание общую протяженность истории по Библии, то до Его пришествия прошло пять с половиной тысяч лет — таким образом, мы совершенно справедливо можем считать, что Христос пришел при кончине времен.

Историю человечества нужно понимать не так, как нас учили в школе — неправильно, извращая действительное положение вещей. Мы привыкли к мысли, будто мир существует какие-то миллиарды или миллионы лет и будто каким-то странным образом из мертвой материи постепенно появилась жизнь, а из этой биологической массы появился человек. На самом деле никаких миллионов лет после сотворения мира не было, с того момента прошло менее восьми тысяч лет. Если мы будем верить в это, то и Второе пришествие станет для нас близким событием, а не какой-то притчей или почти сказкой.

На протяжении нескольких тысячелетий Промысл Божий подготавливал пришествие в мир Христа. В притче Он изображен под видом раба, который зовет многих людей прийти на этот пир: «Идите, ибо уже всё готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти» (ст. 17-20). Представьте себе обычную для нас ситуацию: долгое время человек готовился, например, к дню своего рождения. Многие люди очень любят этот праздник, приглашают в этот день своих друзей и родственников. Иногда заранее, за месяц или за два, закупают продукты, размышляют о том, как и какие приготовить блюда, напитки для того, чтобы угодить своим близким и друзьям, доставить им удовольствие по случаю дорогого почти для всякого человека события — собственного дня рождения. И когда он приглашает своих любимых, дорогих друзей и родственников, они вдруг, как сговорившись, начинают отказываться: «Понимаешь, у меня такая причина и такая, не могу прийти». А ведь они заранее знали, что наступит этот день. Они могли бы устроить свои дела так, чтобы найти возможность прийти на обед, который человек устраивает, скорее, из любви к ним, чем к себе. Как будет оскорбителен для человека такой отказ! Как мы сами обиделись бы на этих людей! Тем паче что такое поведение неожиданно со стороны тех, кто нам дорог.

Поэтому Господь и приводит такой образ — чтобы показать людям, которых обижает подобное поведение их друзей и близких, как они сами оскорбляют Бога своим отказом. Ибо Бог на протяжении тысячелетий самыми разнообразными способами призывает на Свой пир все человечество: через праотцов, пророков, праведников, книжников, законников (таким законником был, например, Ездра). Он призывает и нас — через Священное Писание, наш голос совести, красоту природы, с восхищением созерцая которую мы приходим к мысли о нашем Творце… Однако мы оскорбляем Бога, отказываясь прийти на Его пир, мы безразличны к Его приглашению и свои земные, никчемные дела предпочитаем Божественному наслаждению.

«И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых» (ст. 21). Чтобы лучше понять эту притчу, давайте вновь вспомним нашу повседневную жизнь. Представьте себе: кто-то из нас пригласил своих родственников, друзей, а они отказались прийти и этим его унизили. Что человек сделает в ответ? Как он сможет показать своим близким, до какой степени его оскорбило их презрение? Он может пригласить людей самых низких вместо тех, кто был ему близок, кто был достоин его уважения и любви. Он пригласит нищих и бомжей и тем самым покажет, кто занял место отказавшихся. Как бы скажет, что эти опустившиеся люди теперь для него лучше них. И тогда те начнут понимать, что они сделали. Вот как нужно понимать эту притчу: так и мы оскорбляем Бога своим отказом.

«И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место» (ст. 22). На самом деле места хватило бы для всех, но званые отказались, и поэтому Господь призывает самых опустившихся людей, таких, которых, может быть, даже трудно найти, об их существовании почти никто не знает. «Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой» (ст. 23). Некоторые нищие просят милостыню в многолюдных местах, а иные убогие люди живут в каких-то закоулках, у пустынных дорог, чуть ли не под изгородями.

«Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных» (ст. 24). Итак, оказывается, что те люди, которые были предназначены ко спасению, к общению с Богом, Им отвергнуты потому, что сами они не захотели прийти. Господь не отлагает пира. Не нужно думать, что если мы не придем на зов Господа сразу, то Он подождет еще, и что мы можем прийти завтра, или послезавтра, или через несколько лет, или когда окончим какие-то земные (на самом деле ненужные!) дела. Господь ждать не будет, Он призовет вместо нас других — убогих, грешных, опустившихся, но внимающих голосу Божию. Эти люди с радостью придут и займут наше место, а мы — званые — окажемся хуже тех, кто как будто бы оказался забыт Богом. Поэтому будем торопиться, чтобы не оказаться подобными, например, древним иудеям, которые, будучи верующими, не отозвались, не откликнулись на голос Божий, презрели его и остались вне Царствия.

«Много званых, но мало избранных». Под словом «много» не обязательно понимать ограниченное количество, это слово подразумевает и такое понятие, как «все». Можно сказать, что «много» — это понятие более общее, а «все» — частное. «Все» в ином случае означает два или три человека, например все, находящиеся в комнате, а «много» может обозначать даже больше, чем некоторое ограниченное количество, иногда больше, чем «все». Поэтому не нужно думать, что Господь призвал хотя и «многих», но только некоторых. Нет, Он призывает всех, хотя и по-разному: иных через пророчества, как иудеев, иных — через голос совести, через здравый смысл, как, например, язычников, эллинов, многие из которых благодаря философским размышлениям пришли к мысли о том, что есть Единый Бог Творец. Поэтому никто, ни один человек, где бы он ни жил, не может сказать, что он не был «званым». Некоторые наивно полагают, что люди, живущие в каких-нибудь африканских или южноамериканских джунглях, никогда не слышали слова Божия. Но слово Божие — это не только то, что написано в Евангелии и других книгах, оно звучит в сердце каждого человека, ибо Господь «просвещает всякого человека, грядущего в мир» (см. Ин.1:9). Если бы сам человек отозвался на этот голос совести, голос разума, то Бог, как говорится в молитве, «имиже веси судьбами», то есть одному Ему известными судьбами, обязательно привел бы его к истинной вере, привел бы в Православную Церковь. И потому «званыхмного», то есть все мы званые, но «избранных мало», потому что не все из званых откликаются на Божий призыв. Они остаются, таким образом, вне Царствия Божия, не вкушают Божественного вечернего пира, который, если понимать широко, есть сама Православная Церковь.

Однако может быть и так: человек приходит на праздничный ужин, но, вместо того чтобы сесть за стол и радоваться вместе со всеми, стоит в стороне. Вроде бы он и находится в доме, но не пирует: то ли стесняется, то ли боится. Что-то его удерживает. Подобное происходит с нами. Да, мы пришли в дом Божий, находимся в лоне Православной Церкви, но почему же мы не идем до конца? Почему не наслаждаемся теми благами, которые готовились нам на протяжении тысячелетий? Что нам мешает? Нет у нас решимости, нет у нас последовательности в действиях. Тем, что мы ослабляем пост, редко исповедуемся и причащаемся, пропускаем утренние и вечерние молитвы, нерадим о непрестанной Иисусовой молитве, мало читаем святых отцов, мы думаем что-то выгадать для себя. Как будто бы таким образом мы приобретаем свободное время для своих необходимых, как нам кажется, житейских дел. Но нет, мы ничего не выгадываем, ведь мы отказываемся от участия в Божественном пире, отказываемся наслаждаться благостью Божией: пришли, а за стол не сели. Как глупо выглядел бы человек, поступивший так в обычной житейской ситуации!

Итак, отзовемся на зов Божий. И когда мы придем на Божественный пир, то будем последовательны, не остановимся на половине пути. Будем трудиться, и этот труд принесет нам утешение, очищение совести и мир еще в этой жизни, а кроме того, он исполнит нас надежды на то, что в будущей жизни мы в неизмеримо большей степени насладимся этим Божественным пиром со всеми святыми, от века угодившими Богу. Аминь.

27 декабря 1998 года

О том, что Бог призывает всех

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в неделю празднования памяти святых праотец, то есть всех праведников, живших от сотворения мира до пришествия Спасителя, читается Евангелие о вечернем пире.

«Человек сделал большой ужин и звал многих» (ст. 16). Конечно же, в этой притче под человеком подразумевается Сам Бог, Который приуготовил большой ужин. Почему употреблен именно образ ужина? Ужином можно называть пир, совершаемый вечером. И действительно, Царство Божие будет даровано в конце времен, когда наступит вечер века сего. Под большим ужином понимается обилие благодати, славы Божией, утешения Божественного. Кроме того, пусть даже человек был призван к Божественному утешению за тысячу, за две тысячи лет до кончины мира или же в самом начале существования мира, тем не менее этот зов можно условно назвать ужином. Именно в конце жизни, переходя от временной жизни в жизнь вечную, человек получает от Бога награду за все свои труды.

«И звал многих». Многих — это значит всех, так как «все» и «многие» — понятия, не исключающие друг друга. Но здесь говорится именно не обо всех, а о многих, дабы подчеркнуть, что пусть и мало человек вошло в Царство Божие, но званы были многие. И нет вины Божественного Промысла в том, что большинство из нас отвергает этот призыв.

И как же Господь призывает людей на этот Божественный пир? «Послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже всё готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться» (ст. 17-18). Господь призывает нас и все человечество через Своих праведников, начиная от Адама, который учил своих потомков истинному благочестию и покаянию. Во все времена Бог воздвигал праведников, учивших истине. Через этих немногих многие были званы на брачный пир, пир вечерний, бывающий, когда человек оканчивает свою земную жизнь или когда оканчивается жизнь всего мира.

«Идите, ибо уже всё готово». Все вечные блага с самого начала, от сотворения мира, уже были уготованы для человека, и нельзя думать, что еще не настало время, что нужно еще подождать. Все, что Божественное человеколюбие может предоставить нам, уже готово. Мы сами должны откликнуться на этот зов. Мы — это те, которые сейчас слушают Божественное Евангелие, и те, которые жили во все времена и будут жить до кончины мира. Пусть сейчас нет пророков, но само чтение Священного Писания — пророческих книг, книг Нового Завета — и есть тот самый зов для нас. И поэтому мы не вправе оправдывать свое нерадение тем, что уже нет призывающих: святые отцы времен Нового Завета, подобно ветхозаветным праведникам, призывают своих современников и духовных чад, духовных потомков, к покаянию, к этому обильному благодатному пиру.

«И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня» (ст. 18). Что подразумевается под землей? Может быть, какой-то особенный смысл вложен в этот приточный образ? А может быть, Господь Иисус Христос пользуется теми образами, которые были понятны Его слушателям, поскольку иудеи во времена Спасителя в основном были земледельцами. Он перечисляет те причины, которые кажутся убедительными и которые обычно выставляют люди в качестве оправдания, желая от чего-либо отказаться, под каким-либо предлогом остаться в стороне. «Я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня». Для слушателей Спасителя было понятно, что это не та уважительная причина, по которой действительно нужно было отклонить приглашение, а всего лишь отговорка и что своим отказом приглашенный оскорбил человека, приготовившего большой ужин. Мы по своему опыту знаем, что всегда бывает обидно, когда мы хотим как-то особенно угодить человеку, предлагая ему какое-либо угощение, а он отказывается и тем показывает, что все наше внимание и вся наша любовь ему не нужны и были напрасны. И потому этот образ весьма убедителен, и он должен был подействовать на сердца слушавших Спасителя, призвать их к покаянию, равно как и нас в настоящее время.

Эта притча понятна и для нас: мы знаем, как часто хозяйки дома очень обижаются, если кто-то не похвалит хорошо, по их мнению, приготовленное блюдо или откажется от него. Тем паче обижаются люди, когда приглашают, скажем, на день рождения гостя, к которому они относятся с особенной любовью, а тот отказывается по какой-то формальной причине: «Я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее» (ст. 18). Разве нельзя было эту землю посмотреть в другое время, на следующий день? Конечно же, земля осталась бы на своем месте, и совершенно не нужно было делать это срочно. «Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня» (ст. 19). Разве нельзя было этих волов испытать на следующий день, после ужина? Понятно, что и это можно было беспрепятственно сделать в другое время. «Третий сказал: я женился и потому не могу придти» (ст. 20). А эта причина совсем нелепая, потому что человек женится не на один день, а на всю жизнь. Почему же он не может прийти? Что мешает ему?

В притче использованы образы, показывающие всю нелепость наших отговорок, к которым мы прибегаем, отказываясь прийти к Богу, покаяться и ради своего собственного спасения и блага вкусить Божественной благодати. Сейчас нам кажется понятным, как нелепо с точки зрения здравого смысла выглядят эти причины, перечисленные в притче. Но так же очевидна нелепость тех причин, которые мы приводим сами для себя, внутренне оправдывая свое нежелание повиноваться Богу и Его слугам — пророкам, апостолам, святым отцам, призывающим нас к покаянию.

«И, возвратившись, раб тот донес о сем господину своему. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых» (ст. 21). И когда званые по каким-то своим «уважительным», «важным» земным причинам отказываются от приглашения, тогда призываются нищие, увечные, слепые и хромые — люди, не имеющие ни земли, ни волов и живущие едва ли не на улице. Трудно предположить, что эти люди состоят в браке, то есть у них нет никаких земных привязанностей. И неважно, что они грешные (образ нищеты, увечности показывает их греховность). И эти нищие люди, в отличие от имеющих землю, волов и живущих благополучной семейной жизнью, скоро отзываются на приглашение, потому что их ничто не удерживает. Таков основной смысл этой притчи. Конечно же, все мы в нравственном и духовном отношении нищие, увечные, слепые и хромые и нет среди нас богатых. Праведник, почитающий себя праведником, ошибается и обольщается, но кто осознает свою нищету, тот не имеет пристрастия ни к чему земному, чувствует себя бездомным странником и охотно идет на этот вечерний пир благодати.

«И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место. Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой. Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не вкусит моего ужина» (ст. 22-24). Господь не удовлетворился тем, что пришли гости, которые заменили приглашенных. Он, преисполненный любви, желает пригласить всех, кого только возможно, никого не упуская, всех, кто только захочет, пусть это будет самый ничтожный, самый потерянный человек, — каждого Господь призывает. Так изображена Божественная любовь, чтобы мы не думали, что вошли только те, кто знал о пире, а многие как будто не знали. Не всегда призвание совершается таким очевидным образом: является какой-либо пророк, как было во времена пророка Исайи или Иеремии, и призывает людей к покаянию. Было время (до Моисея), когда господствовал естественный закон и люди руководствовались голосом совести. Некоторые святые отцы придерживаются мнения о том, что праведный Авраам пришел к истинной вере, к познанию истинного Бога, размышляя о явлениях природы, путем богомыслия. Существует и другой взгляд: праведный Авраам знал самого Ноя или его ближайших потомков (потому что праведники того времени жили чрезвычайно долго), и они передали ему знание об истинном Боге. Но мы признаем возможность и первого пути. Например, святая великомученица Варвара познала Бога через размышления о природе. И только потом, когда она уже уверовала в истинного Бога и пожелала точнее узнать путь ко спасению, встретила священника, и тот все ей разъяснил. И размышления о природе, и внимание голосу собственной совести, и беседы с обыкновенными людьми, открывающими нам, однако, истину, а иногда даже и общение с неверующими, от которых мы слышим какие-то слова о покаянии, об истинной вере, и чтение книг Священного Писания и творений святых отцов — вот те многочисленные, разнообразные пути, которыми Господь ведет нас к покаянию, познанию истинной веры, где бы мы ни находились. Даже если бы мы совершенно опустились и уподобились нищим или пьяницам, лежащим под забором… И таких призывает Господь!

«Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой». Все, кто желают отозваться на это приглашение, на этот Божественный призыв, могут участвовать в этом великом ужине, который готовится всякому человеку в конце его жизни, тогда, когда он переходит из жизни временной в вечную, и который будет приготовлен всем верующим в конце мира.

Я говорил о том, что Господь призывает нас к покаянию даже через неверующих людей. Совсем недавно, лет пятнадцать-двадцать назад, когда религия находилась, можно сказать, под запретом и подвергалась негласному гонению, религиозной литературы практически не было. С большим трудом можно было достать Священное Писание или молитвослов, и, если удавалось их заполучить, верующий человек принимал это за великое счастье. В то время многие думающие люди, которые искали истину, прислушивались к голосу совести и разума, — узнавали цитаты из Священного Писания при чтении атеистических книг. И читали они их для того, чтобы найти там эти крупицы. Находя истину среди хулы, они обращались к вере, становились действительно верующими людьми и по сей день пребывают в Церкви и служат Богу. Таких было много, по крайней мере, среди людей моего поколения.

И потому пусть никто не хулит Бога, говоря, что Он не призывает людей, не слышавших проповеди Евангелия. Если бы сердца их были расположены к истине, то Промысл Божий указал бы им, как прийти в Церковь. Например, мне рассказывали, что в храм митрополита Антония (Блюма) в Лондоне приходят и молятся Богу и негры, и индусы, и люди самых разных национальностей, обратившиеся в Православие. Изумляет то, что все они слушают службу на церковнославянском или на английском языке. Значит, Промысл Божий нашел, как привести их к покаянию. Нам может показаться, что они случайно оказались в Англии, случайно узнали митрополита Антония, но, я думаю, никакой случайности в этом нет. Так премудро Господь устроил, что по какой-то, может быть житейской, причине человек изменил свое место жительства и именно здесь, в Англии, истина была ему открыта.

Притча о званых на пир относится не только к праотцам, ко всем праведникам, жившим от сотворения мира, но и ко всем нам. Господь призывает нас к тому, чтобы мы наслаждались Его благодатью: «Идите, ибо уже всё готово», как сказано в притче. Готов большой ужин, но мы пренебрегаем им под разными удобными для нас предлогами. Невозможно перечислить — и нет нужды в этом — все доводы, которые мы приводим, чтобы оправдать свое нежелание приблизиться к Богу. Каждый сам, исследуя свою душу при помощи совести, может увидеть тот предлог, какой он добровольно избрал, чтобы отложить свое пришествие к Богу, свое покаяние и наслаждение благодатью. И не нужно думать, что это выражается только в том, что мы приходим в Церковь или отвергаем ее, приходим в монастырь или отвергаем монашеский образ жизни, избирая суетный, мирской. Нет, не только. Ежедневно, а может быть ежечасно, каждый из нас призывается к тому, чтобы пребывать с Богом и участвовать в пире, который совершается внутри нашего сердца, вернее, совершался бы, если бы мы приложили к этому некоторые усилия. Благодаря церковным Таинствам — Крещению, Миропомазанию, Покаянию и Причащению Тела и Крови Христовых — благодать Божия, Царство Божие уже находятся внутри нас. Пир Божественный уже готов, нам нужно только прийти и принять в нем участие. Но мы под разными предлогами отвлекаемся на земное, суетное. Оно кажется нам невинным, однако же отвлекает нас от Бога и потому становится не просто суетным, а явно греховным и губительным.

Нам необходимо, подобно изображенным в притче нищим, не привязываться ни к чему, отречься от всего, смириться и счесть себя ничего не имеющими, ничтожными и ни к чему не годными. Но нужно и обрадоваться тому, что нас, увечных, слепых и хромых, приглашают на богатый ужин, и с радостью туда устремиться. И тогда мы в душе своей, в сердце своем уже сейчас, не только в будущей жизни, вкусим нечто от тех духовных яств, которые Господь уготовил любящим Его. Не будем осуждать людей, отвергших в свое время этот Божественный зов, призывавший их через пророков и праведников. Посмотрим с осуждением на самих себя, посмотрим непредвзято, беспристрастно и заметим, что мы ничем не лучше их. Но не будем унывать, не будем отчаиваться от того, что мы увидим в себе такое необыкновенное нерадение, выражающееся в том, что мы под самыми нелепыми, глупыми и смешными предлогами отвлекаемся от молитвы, от покаяния, забываем о Евангелии, как будто речь идет не о спасении души, а просто о том, чтобы на какое-то время оставить одно из добрых, но, в общем-то, частных занятий. А ведь молитва — это спасение души, молитва — это введение человека в Царство Божие, молитва — это соединение с Богом и обилие Божественных благ, молитва — это и есть тот большой ужин, который уже готов в нашем сердце и к которому призывает нас Господь, как призывал и во все времена. Аминь.

26 декабря 1999 года

Неделя перед Рождеством, святых отец

(Мф., 1 зач., 1, 1-25)

Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама; Арам родил Аминадава; Аминадав родил Наассона; Наассон родил Салмона; Салмон родил Вооза от Рахавы; Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея; Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею; Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу; Аса родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Иорам родил Озию; Озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию; Езекия родил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил Иосию; Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и братьев его, перед переселением в Вавилон. По переселении же в Вавилон, Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля; Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора; Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда; Елиуд родил Елеазара; Елеазар родил Матфана; Матфан родил Иакова; Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, назьшаемый Христос. Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов.

Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их. А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Емману-ил, что значит: с нами Бог. Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень, и принял жену свою, и не знал Ее. Как наконец Она родила Сына Своего Первенца, и он нарек Ему имя: Иисус.

Евангельские заповеди нужно принимать с детской простотой

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама; Арам родил Аминадава; Амина-дав родил Наассона; Наассон родил Салмона; Салмон родил Вооза от Рахавы; Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея; Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею; Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу; Аса родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Иорам родил Озию; Озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию; Езекия родил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил Иосию; Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и братьев его, перед переселением в Вавилон. По переселении же в Вавилон, Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля; Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора; Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда; Елиуд родил Елеазара; Елеазар родил Матфана; Матфан родил Иакова; Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос. Итак, всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (ст. 1-17).

Так Евангелие от Матфея перечисляет предков по плоти Господа нашего Иисуса Христа, Который по Своему происхождению был евреем. Некоторые безумцы до такой степени ненавидят еврейскую национальность, что не хотят признавать Иисуса Христа иудеем по плоти. Как будто бы ревнуя о христианстве и осуждая евреев за то, что они предали и распяли Христа, эти люди доходят до абсурда. Одно дело — грехи еврейского народа, а другое — его слава, которую никто никогда не отнимет. И эта слава — происхождение по плоти Господа нашего Иисуса Христа именно от иудеев — не заслужена ими, потому что воплощение Сына Божия — это великое чудо и благодеяние, о котором никто не вправе думать, что он его заслужил. Но все же можно сказать, что еврейский народ в лице именно ветхозаветных праведников, которые упоминаются в родословии Господа Иисуса Христа, отчасти это благодеяние выстрадал.

Прежде всего в Евангелии назван Авраам, потому что этому прародителю, отцу еврейского народа, первому было обещано, что от него произойдет Мессия — Спаситель. Обещание это было дано ради веры Авраама, его готовности принести в жертву Господу даже своего возлюбленного сына Исаака (о нем также упоминает родословие). Исаак родился по обетованию, когда Аврааму было уже сто лет, и именно этого единственного сына, через которого Авраам надеялся стяжать духовную славу, Господь повелел принести в жертву. Авраам, несмотря на всю неожиданность этого приказания, проявил совершенную готовность его исполнить. Он уже занес нож над Исааком и только тогда был остановлен Ангелом. Сам Исаак в этом случае показал необыкновенное смирение и кротость. Хотя, как предполагают толкователи Священного Писания, ему было около двадцати пяти лет и он был уже совершенно самостоятельный и крепкий юноша, который мог бы воспротивиться насильственной смерти, однако же он полностью подчинился своему отцу и дал связать себя. Конечно, Исаак не хотел быть принесенным в жертву, но знал, что раз его отец так поступает, значит, это необходимо — настолько он был послушен и верен отцу. Аврааму ради этого его подвига было обещано, что от него по плоти произойдет Господь наш Иисус Христос, Мессия, Спаситель не только еврейского народа, но и всего человечества. Не нужно считать (как некоторые думают по своей простоте и наивности), что случившееся было предначертано и все равно должно было исполниться, а Авраам — избранник Божий, который иначе и поступить не мог. Это не соответствует действительности. Как многие скорби великих праведников, так и это испытание праведного Авраама было необходимо, чтобы выявилось до конца, на самом ли деле человек готов сделать все, что потребует от него Господь. Действительно ли Авраам верен Богу даже до готовности исполнить столь страшное приказание? Ведь для него лишить жизни своего возлюбленного сына, через которого, как он надеялся, должно было исполниться обетование Божие, было больше, чем отдать собственную жизнь. Ради этого подвига, испытания, в котором Авраам показал себя достойным, ему и было дано стать родоначальником великого еврейского народа, из которого родился по плоти Господь наш Иисус Христос.

Другие праведники, которые перечислены в родословии Спасителя, своими подвигами, добродетельной жизнью и перенесением тяжких испытаний заслужили то, что Иисус Христос по плоти произошел именно из еврейского народа. Хотя большинство людей во времена Моисея, и даже недалекие потомки самого Авраама, дети Иакова, тяжко грешили и преступали заповеди Божий — и законы Моисея, и законы совести, — но ради великих подвигов, которые совершали люди, в нравственном отношении выдающиеся, все эти беззакония покрывались. Таково значение нравственного поступка, не думайте, что добродетель имеет отношение только к одному человеку — совершающему ее. Есть нравственные подвиги, которые оправдывают многих людей, окружающих подвижника, иногда даже целые народы. Подвиги праведного Авраама, Исаака, Иакова, царя Давида, Соломона, Иосифа, Зоровавеля, Езекии — может быть, всего около десяти человек среди предков Спасителя определенно можно назвать праведниками — оправдывали всех их современников и все остальные поколения. Своими подвигами эти люди выстрадали явление в мир Господа нашего Иисуса Христа, и пришел Спаситель, ожидаемый всем человечеством уже тысячи лет. Ранее людям не от кого было ожидать спасения и помощи. Всякий здравомыслящий человек видел, что в конечном счете жизнь его оказывается полностью безысходной, а нравственность на земле ничем не вознаграждается. Обычно человек, живущий нравственно, по совести, страдает более других и его добродетельностью и совестливостью почти всегда злоупотребляют. Только тогда, когда явился Господь Иисус Христос, стало понятно, что ни одна слеза покаяния, ни одно доброе дело не останутся невознагражденными.

Внесенные в родословие Спасителя Его предки по плоти, как и их современники — и праведники, и обыкновенные люди, — ожидали избавления и уходили из этого мира, не дождавшись его. И когда Господь наш Иисус Христос родился от Девы Марии, самой великой подвижницы, которая увенчала Собой нравственный подвиг не только еврейского народа, но и всего человечества на протяжении нескольких тысяч лет, тогда все отцы и праотцы — жившие от сотворения мира и до Спасителя, от Авраама, предка Господа по плоти, и до времени Девы Марии, — возрадовались и возликовали. Они узнали, что родился в мир Тот, Кого они чаяли, может быть, каждое мгновение, ибо не всегда пророкам открывалось время исполнения пророчеств. Им было явлено, что придет Мессия, Христос, Помазанник и Спаситель, но когда — сказано не было. Может быть, они ожидали увидеть Его в своем поколении. Такое предположение можно сделать из следующего повествования Священного Писания. Когда Ева родила своего первенца и на земле появился первый рожденный человек, она назвала его Каином, что значило «человек от Бога». Ева уже ожидала, что первый рожденный ею сын и есть тот самый обещанный избавитель, но, к сожалению, она горько разочаровалась, когда Каин совершил страшное преступление — первое в мире убийство. И, наверное, многие праведники ожидали, что вот-вот явится Христос, но этого не происходило. Мы можем только догадываться, каким образом праведникам, пребывавшим уже в потустороннем мире, стало известно о явлении в мир Христа: открыл ли это им неизъяснимым образом Дух Святой или возвестил кто-то из пророков, отошедших в иной мир. Симеону Богоприимцу, по преданию, было более трехсот лет, когда он принял в свои объятия Богомладенца Христа и сказал: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко» (Лк.2:29). Конечно же, после этого он прожил недолго, из самих его слов уже ясно, что за этим событием последовала скорая смерть. И, может быть, он, спустившись в преисподнюю — ибо все праведники пребывали в преисподних земли (см. Иез.26:20; Еф.4:9), хотя и были избавлены от мучений, и только Спаситель открыл рай для людей, — возвестил всем ожидавшим избавления, что родился Помазанник.

Братья и сестры, мы живем уже спустя две тысячи лет после того, как произошло это великое, таинственное, непостижимое, однако же действительное событие. Мы должны ликовать и радоваться более, чем те люди, которые тысячи лет ожидали пришествия Христа. Можно сказать, что нынешнее время в каком-то отношении противоположно времени до Рождества Христова. Тогда человечество ожидало рождения в мир Христа, а теперь Христос ожидает, когда все люди родятся, чтобы исполнилось число праведников, которые войдут в Царствие Небесное. Нам гораздо проще и легче. Если бы мы только имели живую, ясную, простую, детскую веру в то, что Христос действительно явился, что Он на самом деле есть наш Спаситель, что Он недалек от нас и пришел ради нас! Если мы такую веру приобретем, то ясно почувствуем, что Господь пришел ради каждого из нас. Всякий ощутит в своей душе: «Господь пришел ради меня» — и соответственно будет строить свою жизнь так, чтобы угодить Спасителю и чтобы Его пришествие в мир и Его Крестная Жертва за каждого человека не оказались напрасны. Теперь уже все зависит от нас. Легче быть праведными, когда Христос явился, чем совершать тяжкие нравственные подвиги до Его пришествия, подобно предкам Спасителя по плоти. От нас требуется немногое: деятельное согласие, детская живая вера в то, что действительно две тысячи лет назад Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, неизъяснимым образом воплотился во чреве Девы Марии и принял на Себя человеческое естество. Он родился как человек, не переставая быть Богом, прожил до тридцати лет в безвестности, потом вышел на проповедь и проповедовал три с половиной года. Наконец Он добровольно предал Себя на распятие ради того, чтобы Своими страданиями искупить грехи всего человечества, всех людей — и живших в Его время, и уже умерших, и всех нас, в то время еще не родившихся, вообще всех, которые будут рождаться вплоть до кончины мира. Мы должны все это принять простой детской верой, как мы принимаем вещи житейские: не задумываясь, а просто пользуясь ими ради своих потребностей и поступая согласно с тем, что нам говорят наши знакомые, друзья или воспитавшие нас родители. Если так же просто мы примем евангельскую проповедь, то почувствуем в себе и благодатное евангельское действие. И, наоборот, насколько проявляем маловерие, настолько мало чувствуем и силу Евангелия.

Что значит принимать Евангелие живо и самоотверженно или же не принимать его? Когда мы читаем в Евангелии о заповедях, например: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф.5:22), мы можем просто пробежать это место глазами, не обратив на него внимания. Но можно прочитать его и задуматься, исполняем ли мы эту заповедь, не гневаемся ли на своих братьев напрасно. Почему мы не хотим принять слова Евангелия как жизненное руководство, подобно тому как мы принимаем самые простые вещи — например, что шнурки нужно завязывать определенным образом, чтобы туфли не спадали? Извините за такое сравнение. Если мы не застегнем пуговицы на пальто, то будем выглядеть некрасиво или замерзнем. В этих случаях мы не задумываемся над тем, почему нужно делать именно так, а не иначе. Когда же дело касается нравственности, простых по форме и потому понятных евангельских заповедей, мы начинаем мудрить, изворачиваться и не хотим применять их к себе. Это служит обличением нашего лукавства и означает, что мы не принимаем Евангелие с детской простотой. Когда же мы хотим исполнить какую-либо евангельскую заповедь, например о том, чтобы не гневаться или не смотреть с вожделением, и чувствуем, что это нам не по силам и мы увлекаемся греховными привычками и против воли преступаем заповедь, здесь на помощь нам приходят молитва и покаяние. Если даже мы и погрешили, то тут же должны искренне покаяться. Если же мы не будем с детской простотой и непосредственностью применять к себе Евангелие, то мы и не почувствуем, что нам вообще нужно в чем-либо каяться, и будем считать себя в общем-то неплохими людьми. Вот что значит принимать Евангелие просто и, наоборот, совсем не принимать его.

Итак, вспоминая это великое событие — пришествие в мир Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа, — постараемся возбудить в себе веру, чтобы она из формального вероисповедания превратилась в живое чувство, которое заставило бы нас всей душой принять Евангелие — так, чтобы оно стало нашим практическим жизненным руководством на каждом шагу. Если мы ошибаемся и поступаем вопреки усвоенным привычкам, иногда самым мелочным, может быть, даже вопреки предрассудкам, нам иногда становится очень стыдно. Так пусть нам будет хотя бы в той же мере стыдно, когда мы будем нарушать евангельские заповеди. Аминь.

5 января 1997 года

В чем состоит праведность?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем память святых отец — тех, которые являются предками по плоти Господа нашего Иисуса Христа. «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова» (ст. 1). В Евангелии от Матфея поминаются вначале самые великие и самые знаменитые своей святостью предки Спасителя — царь Давид и праведник Авраам. Далее упоминаются все остальные, как праведной жизни, так и самой заурядной, и даже греховной. Господь Иисус Христос родился от святейшей Девы Марии, своей праведностью превосходившей всех людей, которые жили когда-либо на земле и которые должны были родиться после. Но в родословии Спасителя упоминаются самые разные люди. Господь Иисус Христос так смирился, что воспринял на себя грехи всех людей и, можно сказать, не побрезговал родиться от тех, которые часто противились Его воле и даже совершали тяжкие грехи. Например, упоминаемый в Евангелии Манассия осквернил богослужение идолопоклонством. Рахав, по мнению некоторых толкователей, была той самой блудницей Раав, принявшей и скрывшей во времена Моисея израильских разведчиков, которые узнавали о том, как войти в Землю обетованную. За то, что она послужила Промыслу Божию и поняла, что израильский народ — это народ избранный, Рахав была принята в число израильтян и даже сподобилась войти в число предков Спасителя. Вот каково смирение Господа и Его снисхождение к нам: Он не пренебрегает никем, даже самым опустившимся, падшим человеком. Если Он позволил стать Его предками людям с тяжкими грехами, то тем паче снизойдет ко всем праведникам или грешникам, которые только захотят покаяться.

После перечисления предков Спасителя Евангелие говорит: «Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее» (ст. 18-19). По Преданию, которое не содержится в Евангелии, Иосиф был не супругом, а опекуном Божией Матери, Девы Марии. Божия Матерь дала обет девства, но по тогдашнему закону девиц, воспитывавшихся при храме Господнем, нужно было впоследствии выдавать замуж. Когда она сообщила о своем обете первосвященнику и священникам, все были изумлены и думали, какой же найти выход из положения. Ничего подобного монастырям в то время не существовало. Если люди по обету воздерживались от брачной жизни, то лишь на краткое время и обычно только мужчины, которые давали обет назорей-ства. Обет девства со стороны особы женского пола был чем-то изумительным, новым. Для Девы Марии решили найти какого-нибудь вдовца из рода Давидова. По закону Моисееву жениться можно было только в своем родстве в широком смысле, то есть внутри своего рода. Пригласили нескольких вдовцов из дома Давидова, которые хотя и были знатны, но в то время особого положения в израильском обществе не занимали. Чтобы узнать волю Божию о том, кому же из них быть опекуном Божией Матери, священники не положились на рассуждение человеческое, а взяли у каждого из них жезл — символ знатности рода и княжеского происхождения. Эти жезлы положили в Святилище и утром после молитвы взяли их. Жезл Иосифа оказался проросшим и расцветшим — это было знаком того, что он достоин принять Деву. Но никто, в том числе и Сама Божия Матерь, не понимали того, что именно от Нее должен родиться Христос. И Иосиф также этого не понимал, думая, что он будет просто оберегать жизнь этой праведницы, этой молитвенницы. Ведь Божия Матерь обрекла себя на девство ради того, чтобы беспрепятственно молиться Богу о всем роде человеческом, о скорейшем пришествии в мир Христа Спасителя. Вдруг Иосиф обнаруживает, что Мария «непраздна». Он смутился и подумал, как говорится в богослужебных текстах, что Дева Мария «бракоокрадована», — вы понимаете, что это значит. Но праведность его была так велика, что он не захотел допускать позора и пожелал тайно Ее отпустить, чтобы никто ничего не узнал.

«Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (ст. 20-21). Случившееся было для Иосифа совершенно неожиданно и непостижимо. Нужно войти в его положение. Когда он в таком смущении уже принял решение тайно отпустить Деву Марию, не желая ее опорочить, предоставить ей развод так, чтобы этого никто не знал, — в это время ему во сне явился Ангел. Иосиф доказал свою праведность не только всей своей предыдущей жизнью, но и этим благородством, смирением, нежеланием никого осудить, даже за такой грех, который был бы очень тяжким грехом, если бы случился на самом деле.

После этого явления Ангела Иосиф принял Пресвятую Деву Марию (конечно, скорее, как отец) и продолжал свой подвиг, защищая ее от всех внешних искушений. Он служил Деве Марии, чтобы Она могла беспрепятственно служить Богу как молитвой Своей, так и необыкновенным чревоношением и рождением в мир Сына Божия. Таким образом, череда предков Спасителя завершилась двумя великими праведниками. Во-первых, Пресвятой Девой Марией, Которая праведностью превосходила самого великого по святости человека. Во-вторых, праведником Иосифом, о котором мы знаем из Священного Писания немногое, но самое главное — его нежелание осудить, необыкновенную чистоту, смирение, снисхождение. Вот признаки истинной праведности. Когда человек уже никого не осуждает, не желает зла даже тому, кто его заслужил, это говорит о его необыкновенном смирении. А где смирение — там полнота благодати Божией.

Истинная праведность состоит не в том, чтобы делать все по видимости правильно и осуждать других за те или иные недостатки. Авва Дорофей говорит, что, только-только отстав от какого-нибудь греха, мы тут же начинаем осуждать человека, пребывающего еще в нем, забывая то, что мы совсем недавно так же, как он, грешили. Посмотрим на себя внимательно и увидим, что так бывает очень часто. Когда мы были вне Церкви, сколько самых разных, тяжких грехов мы совершали! Теперь Господь призывает нас к покаянию. Не по заслугам своим, а только по одной милости Божией оказались мы в лоне Православной Церкви, имеем возможность очистить свои грехи покаянием и надеемся получить жизнь вечную. Нам кажется, что мы всегда были такими хорошими. Мы забываем о том, как безобразно мы жили в неверии своем. Мы рьяно осуждаем людей, с которыми вчера были вместе. Не таков был праведный Иосиф Обручник, как видно из Священного Писания. Нет в нас ни его снисхождения, ни его благородства, ни его смирения, являющегося признаком того, что человек находится в числе спасаемых. Когда мы аккуратно ходим в церковь, соблюдаем посты, читаем утренние и вечерние молитвы, не совершаем каких-нибудь самых отвратительных и страшных грехов вроде блуда, пьянства, воровства—это всего лишь исполнение внешних, довольно легких предписаний. Но когда человек действительно очищается от грехов, когда он действительно близок к Богу, то он никого ни при каких обстоятельствах не смеет осудить. Вот это и есть истинная праведность.

Человек знает опытно, что за осуждение благодать Божественная его покинет. Он знает, какими трудами, какими усилиями стяжевается близость к Богу. И поэтому он не будет рисковать, чтобы через осуждение так легко не потерять это трудное приобретение. Он знает, что если благодать Божия оставит его, то он в мгновение ока превратится в такого же грешника, как и тот, кого он осуждал. Это знание приобретается духовным опытом. Кто этого знания не имеет, тот живет только внешней жизнью, приобрел праведность только видимую, а не внутреннюю. Признаком внутренней праведности является совершенное неосуждение, прощение, снисхождение к людям, совершившим даже самые, как нам кажется, отвратительные грехи. Кроме того, часто в жизни случается нечто подобное тому, что произошло с Иосифом Обручником. Мы осуждаем человека за явный, как нам кажется, грех, а потом оказывается, что этот человек совершенно ни в чем не согрешил, что он свят. Иосиф, хотя и не посмел осудить Деву, но думал, что грех совершен. А потом обнаружилось, что Дева Мария ни в чем не повинна. Тогда он вынужден был признать вопреки здравому смыслу, что на самом деле греха не было. Так и мы, как будто бы видя ясно, что человек виноват, можем ошибиться. И если мы будем вести себя так, как Иосиф, и не осудим человека, будем снисходить к нему, тогда мы никогда не окажемся в страшном и дурном положении людей, осудивших праведника. Поэтому будем осторожны: мы не знаем, что на самом деле происходит с людьми. Это тайна. Почему на самом деле человек так поступил? Есть ли в этом грех или нет? В какой степени он виноват? Все это знает только всеведущий Промысл Божий. Мы же, не зная всех обстоятельств, не имеем права выносить о людях никакого суждения. Вот, братья и сестры, пример истинной праведности, к которой мы все должны стремиться. По выражению преподобного Серафима Саровского, нужно не только почитать праведников, но и подражать им. Из сегодняшнего евангельского чтения извлечем урок: праведность состоит не в том, чтобы отличаться от всех внешним поведением, а в том, чтобы никого никогда не судить и ко всем снисходить. Аминь.

4 января 1998 года

Нет ничтожных людей, нет ничтожных событий

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святых отцов, предков Спасителя по плоти. И начинается сегодняшнее евангельское чтение такими словами: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова» (ст. 1).

Давид жил спустя многие поколения после Авраама и был вторым израильским царем, а Авраам жил в то время, когда и самого народа израильского не существовало, ибо израильтяне, как всем известно, произошли от праведного Авраама. Тем не менее евангелист Матфей начинает повествование о рождении и родословии Господа Иисуса Христа именно с этих двух праведников: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова».

Если мы вспомним библейское повествование о событиях из жизни этих двух великих угодников Божиих, то при всем внешнем различии найдем в них много общего. И не нужно думать, что имена этих святых вынесены в самое начало родословия Господа Иисуса Христа только потому, что это были наиболее примечательные люди. Если Давид действительно был знаменитым царем, который прославился не только своей святостью и преданностью воле Божией, но и земными делами, прежде всего воинскими подвигами, то про Авраама ничего такого сказать нельзя. Он был человеком, который как странник жил в чужой земле. Иногда от страха он даже вынужден был скрывать, что Сарра является его женой, чтобы люди, видя ее красоту, из зависти не убили его. Евангельское повествование начинается с прославления имен этих двух угодников Божиих не только по причине их знаменитости, не по причине того, что Авраам — родоначальник еврейского народа, а Давид — один из знаменитейших царей и основатель династии, из которой произошел по плоти Господь наш Иисус Христос. О них здесь говорится главным образом потому, что они были людьми, обладавшими высочайшими добродетелями. Они и стали знаменитыми и прославленными именно благодаря своим добродетелям, прежде всего — необыкновенной, непостижимой для нас вере и терпению. Праведный Авраам по повелению Божию ушел в Землю обетованную. Но обетованной она сделалась лишь для его потомков. Для него же это была чужбина, где он странствовал, где жил в страхе. Постоянно боясь за свою жизнь, он жил среди людей, для которых нравственные принципы не имели почти никакого значения. Люди эти погружены были в глубочайшее язычество и заблуждение, они приносили людей в жертву своим мнимым богам. Гостеприимство считалось среди них чем-то невероятным и невозможным. Странника, нуждавшегося в помощи, каждый мог обидеть, унизить самым страшным образом или даже убить. И Авраам, значительную часть своей жизни находившийся в такой опасности, все же уповал на Бога, молился Ему и знал, что обетование Божие обязательно на нем исполнится. В столетнем возрасте он родил сына Исаака. И, когда Господь потребовал от него принести в жертву этого долгожданного, любимого, единственного законного сына, от которого притом, согласно обетованию, должен был по плоти произойти Мессия, Авраам не поколебался и исполнил повеление. Ведь хотя Господь и удержал его руку, но в намерении своем он все уже совершил. Вдруг он увидел запутавшегося рогами среди ветвей овна, который и был принесен в жертву вместо Исаака. Господь Иисус Христос тем самым прообразовал Свое жертвоприношение, показал то, что он отдаст Себя в жертву вместо всякого человека.

Но и царь Давид не уступал в уповании и надежде на Бога своему прародителю — праведному Аврааму. Он был гоним царем Саулом и даже у себя на родине среди соплеменников, составлявших тогда единую истинную Церковь, не находил безопасного места, где мог бы сохранить свою жизнь, так что вынужден был бежать и скрываться среди врагов Божиих. Но он не соблазнился, не стал роптать на Бога, не возмутился тем, что его гонит (как это ни странно звучит) Церковь Божия. А ведь подобные обстоятельства — великий соблазн для всякого истинно верующего человека. Но царь Давид не поддался этому соблазну, преодолел его и вышел победителем из столь страшной духовной брани. Он уповал на Бога. Знал, что обещанное царство все же будет ему дано. И добился он царства не силой оружия.

Хотя он неоднократно имел возможность убить врага своего Саула, но не дерзал поднять руки на помазанника Божия. И только тогда, когда Сам Господь предал ему в руки Израильское царство, после гибели Саула в битве с иноплеменниками-язычниками, он дерзнул воспринять на себя иго самодержавного управления израильским народом.

Вот почему прежде всего эти два человека — Авраам и Давид — явились духовными прародителями Господа нашего Иисуса Христа. Наш Спаситель произошел по плоти от Авраама через Давида ради их личного достоинства. И пусть никто по своей ложной мудрости не умаляет значения того или иного человека и его личного подвига, его личных качеств и добродетелей. Потому что благодаря великим людям, благодаря их великим добродетелям происходят значительные события и положительные изменения в истории человечества. Напротив, из-за преступлений некоторых прославившихся злодеев течение человеческой жизни меняется в худшую сторону.

Но и последний по плоти прародитель Господа нашего Иисуса Христа также был велик своей праведностью. Я говорю об Иосифе Обручнике. Конечно, в точном смысле слова он не являлся родителем Господа, так как Господь был зачат во чреве Девы Марии чудесным образом, но духовно он также является предком Спасителя и ближайшим к Нему праведником. Ибо и он обнаружил необыкновенную веру, великое смирение и великую праведность, когда Духом Святым совершилось чудо зачатия Господа Иисуса Христа от Девы Марии. Вот как Евангелие повествует об этом: «Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее» (ст. 18-19). Посмотрите: Иосиф не желал Ее обесславить. Хотя по закону он должен был дать Ей разводное письмо, указав в нем причину развода, однако он предпочел сам потерпеть некоторое бесславие и позор, чем досадить какому-либо человеку, пусть даже, как ему казалось, виновному. И он решил тайно отпустить Деву Марию. Таким образом, Иосиф показал себя чуждым всякого осуждения и презрения к ближним даже в таком случае, когда, казалось бы, преступление было весьма страшное. Это говорит о великой душевной чистоте и смирении праведного Иосифа. «Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (ст. 20-21). Обратите внимание: Ангел называет Иосифа сыном Давидовым. И это несмотря на то, что множество поколений сменилось со времени жизни далекого предка, основателя царской династии, славного царя Давида, до появления обыкновенного, никому не известного плотника. Однако же плотника этого Ангел назвал сыном Давидовым, то есть самым законным и достойным потомком великого царя и праведника. И Иосиф не усомнился в откровении Ангела. Он вспомнил, что сказали пророки: «А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог» (ст. 22-23).

«Пробудившись от сна, Иосиф поступил, как велел ему Ангел Господень, и принял жену свою, и не знал Ее, доколе не родила Она Сына, и он нарек имя Ему: Иисус» (см. ст. 24-25). Праведность Иосифа состояла в смирении, вере, преданности воле Божией. Он показал себя действительно достойным потомком и царя Давида, и родоначальника израильского народа праведного праотца Авраама. И поэтому в духовном смысле он также по праву может называться отцом (сегодня мы и совершаем память святых отцов) или предком Господа нашего Иисуса Христа.

И Давид, и Авраам, и те, кто стали знамениты лишь впоследствии, а при жизни были гонимы и безвестны, подобно Иосифу, который прославился только после апостольской проповеди о Господе Иисусе Христе по всему миру, а при жизни был человеком весьма скромным, никому не известным, хотя и царского рода, — все эти люди своей личной праведностью и личным подвигом показали, что своей добродетелью каждый человек может кардинальным образом изменить не только собственную жизнь, но и жизнь целого народа и вообще всего человечества. Лишь сейчас мы взираем на этих людей как на великих и прославляем их. Но посмотрим, как воспринимали их современники. Я уже говорил, что Авраам был презренным странником среди совершенно чужих ему людей и не имел ни клочка земли. Даже для того, чтобы похоронить свою супругу, он вынужден был купить землю. Давида же преследовали как изменника. Ему пришлось бежать и служить язычнику — царю, враждовавшему с Израилем. Хотя Давид оставался преданным народу израильскому и продолжал бороться с врагами Божиими, его, однако, все считали изменником, бунтовщиком. А Иосиф был известен всем как обыкновенный плотник, и лишь немногие первосвященники и знатные люди знали, что он царского происхождения. Но он никогда не дерзал претендовать на царский престол, который по закону мог бы ему принадлежать. Мы не видим борьбы или проявлений неудовольствия со стороны Иосифа и его близких из-за того, что узурпатор Ирод захватил престол царя Давида. Именно эти люди, при жизни презираемые или гонимые, своей святостью изменили судьбу мира.

И потому пусть никто не думает, что от его личного поведения и внутренней жизни (как будто бы никому не известной) ничего не изменяется и что безразлично, грешит ли он или ведет себя праведно, помышляет о чем-либо злом или думает о добром и богоугодном. Потому что даже мысль человека, казалось бы совсем не заметная и не имеющая никакого значения, на самом деле может многое перевернуть в его жизни и повлиять на жизнь тех людей, которые его окружают. Посмотрите: Иосиф, принявший сначала неправильную мысль, разве не был потом вразумлен и не стал думать правильно? Не будем же себя оправдывать тем, будто тот или иной поступок, даже то или иное движение нашей души или помысел не имеют никакого значения. Не будем считать себя такими заурядными людьми, от поведения которых — доброго или злого — ничего не меняется. Каждый злой поступок, каждая злая мысль влияет на окружающих и сокращает жизнь мира. Совершаемое же нами добро, напротив, ее продлевает и, таким образом, дает возможность иным людям увеличить время покаяния, а иным — приступить к покаянию и исправить свою жизнь.

Нет ничтожных людей и нет ничтожных событий. Я не говорю о величии человека и не призываю вас к гордости. Речь идет о значении внутренней жизни, о значении собственной праведности, собственного трезвения каждого человека по отношению к спасению не только его самого, но и многих окружающих его людей. Проводя незаметную жизнь, подобную жизни Иосифа Обручника, живя праведно, не совершая никаких выдающихся внешних поступков, а заботясь лишь о собственной внутренней чистоте, мы становимся способными создать вокруг себя такую атмосферу, которая поможет многим и многим людям опомниться, оглянуться на себя и прийти к покаянию. Итак, личная праведность и личный подвиг человека имеют великое значение. И совершенно не правы те, кто говорит о неких исторических процессах, ищет какие-то глобальные объяснения тому, что происходит с человечеством, утверждает, будто что-то неумолимое и от нас не зависящее владеет нами и мы, подобно неким песчинкам или капелькам, движемся в потоке и ничего не можем изменить. Это, конечно, не так. Ведь и праведный Авраам, и царь Давид, и Иосиф, в свое время будучи людьми обыкновенными, благодаря своей праведности изменили жизнь мира и стали великими. Аминь.

6 января 2000 года

Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа

Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. Услышав это, Ирод царь встревожился, и весь Иерусалим с ним. И, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно родиться Христу? Они же сказали ему: в Вифлееме Иудейском, ибо так написано через пророка: и ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных, ибо из тебя произойдет Вождь, Который упасет народ Мой, Израиля. Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды и, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему. Они, выслушав царя, пошли. И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою, и, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну. И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою.

«Нас во ради родися Отроча Младо, Превечный Бог»

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы празднуем Рождество по плоти Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, событие, которое произошло две тысячи лет назад — очень давно по меркам человеческой жизни. А если мерить его существованием видимого мира, в котором мы живем, то произошло оно «под конец времен» (см. Гал.4:4). Сын Божий Господь Иисус Христос воплотился приблизительно по прошествии пяти с половиной тысяч лет от сотворения мира.

Что значит это событие — Рождество Христово? Эти привычные для нас слова сейчас употребляют маловерующие и даже неверующие люди. Поздравляя друг друга с праздником, они говорят: «С Рождеством вас!» или: «С Рождеством Христовым!» Однако многие не понимают, что значат эти слова. И мы часто, к сожалению, тоже привыкаем к праздникам, даже к самым великим: Рождеству, Пасхе — и не задумываемся об их смысле. А Церковь ежегодно заставляет нас вспоминать те или иные события из жизни Спасителя и вообще важнейшие события мировой истории, для того чтобы укрепить в нас веру. Существует суточный круг богослужения, в котором в течение суток напоминаются важнейшие для человека духовные истины, есть недельный и годовой круги богослужения. И вот в годовом круге богослужения постоянно, подобно некоему вращению звезд и светил, повторяются одни и те же воспоминания — воспоминания величайших, важнейших для нас событий.

Рождество Христово… Господь наш Иисус Христос родился, как мы говорим, по плоти. По Своему Божеству Он, как сказано в церковных песнопениях, «сый прежде всех век», то есть существовал прежде всех времен. Что это значит? Когда-то был только Бог, если только можно употреблять слово «когда-то» по отношению к Божеству. Ведь Бог выше всех человеческих понятий, в том числе и понятия времени. Он выше всех человеческих наименований, как положительных, так и отрицательных, которые употребляются ради того, чтобы подняться умом и представить себе, насколько возможно, высочайшее, непостижимое Существо — Бога. Он выше не только времени, но и вечности, выше всякого наименования и всякого совершенства. Но чтобы хоть сколько-то уяснить себе, что такое сотворение мира и воплощение Христово, мы вынуждены употреблять человеческие слова. И вот, когда (еще раз повторяю: если можно так выразиться) был только Бог, Который как Существо совершенное наслаждался Своей благостью, Он как бы не потерпел (вновь употребляем человеческое понятие), чтобы благость Его существовала только для Него, чтобы она изливалась только на Лица Пресвятой Троицы. Он захотел сотворить мир. Не нужно думать, что когда-то Он этого не хотел, — в таком случае мы приписываем Богу несовершенство. Он как Всеблагой и Всепремудрый всегда содержал в Себе замысел существования мира, всего творения. И Он привел его в исполнение. Сначала Он сотворил невидимых, бестелесных Ангелов, которых богословы называют еще «вторыми светами», потому что первый свет — это Сам Бог. Таким образом, Он сотворил существа чисто духовные, по природе своей подобные Богу настолько, насколько это возможно. Потом Бог сотворил существа, совершенно противоположные Ему по природе, — мир видимый, материальный: землю, небо (или, как мы сейчас говорим, космос, вселенную), растения, животных. И затем создал из видимого и невидимого существо сложное — человека, существо и духовное, и материальное. Всему, что Господь захотел призвать к бытию, Он дал существование.

Уже тогда, когда замысел сотворения мира содержался в Его Божественном уме, Бог знал, что и Ангелы, и люди падут. Уже тогда Он предвидел, что Сыну Божию, Второму Лицу Пресвятой Троицы, Второй Ее Ипостаси — Слову Божию, необходимо будет воплотиться, чтобы спасти человеческий род. Это было определено на так называемом Предвечном Совете. И эти слова — «Предвечный Совет» — также образные, человеческие, пытающиеся весьма смутно изобразить то, что на самом деле невозможно понять. Однако мы пользуемся ими ради того, чтобы хоть немного приблизиться к истине и почувствовать, что есть Любовь Божия. Это не значит, что Божественные истины вообще нельзя познать. Правильнее сказать, их нельзя описать человеческими словами, но можно понять на опыте. Апостолы, пророки, святые отцы познали их опытно и изобразили, насколько это возможно, для нас, не испытавших и не познавших этих истин. Они сделали это для того, чтобы вызвать в нас стремление к Богу, вожделение и ответную любовь к Нему.

Наступило время, когда все то, что должно было произойти, произошло. И воплотился от Девы Марии Сын Божий — неизъяснимым образом, ибо как неизъяснимо бытие Божие, так неизъяснимо и домостроительство человеческого спасения. Сын Божий, Второе Лицо Пресвятой Троицы, воспринял на Себя человеческое естество. Таким образом, люди, удалившиеся от Бога из-за своей греховности, своего самолюбия и гордости, смогли познать Божественную истину не через духовный опыт (которого они и не имели из-за своего недостоинства), а через откровение от Самого Бога, Который жил среди них, говорил и общался с ними, как Человек.

Но Рождество Христово не просто приближало к человеку некие отвлеченные истины, пусть самые возвышенные и прекрасные. Рождество Христово было необходимостью, началом спасительного жизненного пути Господа Иисуса Христа — спасительного для нас. Бог восхотел принести Себя в жертву за все человечество, за всех людей. Необходимо было вернуть людям то, что они потеряли по своей вине и чего сами вернуть не могли. Необходимо было искупить их. Но какую жертву можно было принести за человеческие грехи? Какая жертва могла бы покрыть все грехи человеческого рода, которые были совершены от грехопадения первого человека и будут совершаться до последнего дня существования этого мира? Господь изобрел, если так можно выразиться, такую жертву: Он принес в жертву Сам Себя, Богу Отцу — Бога Сына. И хотя страдал на Кресте и умер Человек, но поскольку Человек Иисус был Сыном Божиим, то страдание Его приобрело необыкновенную цену — оно стало страданием Бога. Конечно, Бог не страдал Своим Божеским естеством. Но Одно из Лиц Его одновременно было и страдавшим Человеком Иисусом, и Богом, поэтому получилось, что страдал Бог. Эта жертва была столь бесконечно бесценной, что покрыла все тяжкие грехи, которые только можно было совершить, — покрыла бесконечную бесконечность грехов. Вот для чего Сын Божий воплотился от Девы Марии и воспринял на Себя человеческое естество. Вот для чего Бог явился в мир именно таким образом — чтобы всех нас искупить.

Я говорю сейчас об этом в простой, насколько это возможно, форме, пытаясь объяснить догматическую сторону Рождества Христова. При этом нужно понимать, что это событие, происшедшее две тысячи лет назад, было вполне конкретным и жизненным. Действительно, далекий, бесконечный, совершенный, непостижимый Бог приблизился к нам, жил среди людей и общался с людьми. Это настолько достоверно, что человек, читая Евангелие непредвзято, не может в это не поверить, не может этого не принять. В этом и состоит необыкновенность праздника Рождества Христова: соединилось как будто несоединимое — бесконечное и конечное, Божество и человечество. Прекрасно воспевается в тропаре праздника: «Нас бо ради родися Отроча младо, Превечный Бог», то есть по-русски: «Ради нас родился Младенец, малый Отрок, который есть Превечный Бог». Вот это мы должны постараться в сердце своем вместить — несовместимое, но действительно произошедшее: Бог и Человек одновременно! Бог, Который был Младенцем. Бог, Который был закутан пеленами, как ребенок. Хотя это кажется совершенно невероятным — и действительно невероятно! — но это было. Мы должны иметь именно такое христианское изумление перед великой истиной — перед явлением в мир Бога, Который был одновременно и Человеком. Таков смысл праздника Рождества Христова.

Если бы это не было столь значимо, если бы это был просто какой-то обычай, ради чего собирались бы мы сейчас в храме, кому бы молились? Что обозначало бы тогда Причащение? Присутствуя сейчас в храме, мы должны помнить, ради Кого мы собрались и Кто нас собрал, чего мы желаем, ради чего молимся, каемся и причащаемся Тела и Крови Христовой. Все это потому, что мы знаем о действительности Рождества Христова, потому, что мы верим в вечную жизнь и признаем действительно ценной эту Великую Жертву Бога, пришедшего в мир и распятого за каждого из нас. Вот что нас собрало, вот чем мы все живем. Ради этого многие тысячи, сотни тысяч, миллионы людей отрекались от благ земных, а иногда даже от самой жизни. Не ради какой-то мечты, а ради вечности. Многие поколения ушли уже из этой жизни с того времени, когда явился в мир Господь наш Иисус Христос. Конечно, среди них были люди, чуждые Христа. Но было и много людей, которые жили только ради Христа, только Христом, только во Христе. Где же эти люди, неужели напрасен их подвиг? Неужели напрасно их терпение? Нет, они получили свою награду. И мы прославляем их, мы молимся им. Пусть не все праведники, не все люди, которые угодили Богу, известны нам по именам. Но мы составляем с ними единое целое — Православную Церковь, которая на земле является воинствующей, а на небесах торжествующей. И дай нам Бог приобрести такую веру в Господа Иисуса Христа, Воплощенного Сына Божия, чтобы эта вера заставила нас думать о том, о чем только и нужно думать, — о вечности. О том, что неминуемо, и о том, к чему мы приближаемся каждое мгновение, даже когда этого не хотим. Ибо действительно нас ради родился малый Отрок, Превечный Бог. Аминь.

7 января 1997 года

О поклонении волхвов

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни Ирода царя, вот, волхвы с востока прибыли в Иерусалим и сказали: где родившийся Царь Иудейский?»* (ст. 1-2). Волхвы — это мудрецы или, может быть, даже чародеи. В богослужебных текстах они называются царями, поэтому можно предположить, что они были царского происхождения. Эти люди знали пророчество о рождении в израильском народе Мессии. Может быть, это было пророчество древнего Валаама, а может быть, пророка Даниила, поставленного начальником над всеми мудрецами халдейскими. Волхвы ожидали, что с рождением Царя, Который должен избавить человеческий род от страданий и открыть вечное царство в мире, загорится звезда. Конечно же, это ошибочное мнение, но Господь, зная искреннее стремление волхвов к познанию истины, воспользовался их заблуждением и привел их к новорожденному Богомладенцу Христу.

«Ибо мы видели восход Его звезды и пришли поклониться Ему. Услышав это, царь Ирод смутился, и весь Иерусалим с ним» (ст. 2-3). Казалось бы, царю Ироду и жителям Иерусалима следовало обрадоваться рождению Избавителя иудейского народа, но совесть их обличала в том, что они живут неправедно, против закона Божия. Ирод боялся лишиться своего царства, а народ понимал, что его такая приземленно-радостная, беспечальная жизнь должна окончиться и смениться покаянием, и потому все смутились— и царь, и простой народ.

«И собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где родится Христос? Они же сказали ему: в Вифлееме Иудейском, ибо так написано через пророка: «И ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше правителей Иудиных; ибо из тебя выйдет Вождь, Который будет пасти народ Мой, Израиля»» (ст. 4-6). Смотрите, что удивительно: книжникам было известно, где должен родиться Мессия, Вождь израильского народа, но при этом они проявляли совершенное безразличие. Они как будто бы знали истину, но пренебрегали ею. А заблуждавшиеся волхвы, обоготворявшие небесные светила, стремились к познанию истины и пришли поклониться Господу. Используя их заблуждения, Господь явил им на небе подобие звезды, которая двигалась в направлении, противоположном обыкновенному направлению движения небесных светил, и была видна даже днем. Над Иерусалимом она исчезла, но не для того, чтобы смутить волхвов, а для того, чтобы они обратились к жителям Иерусалима и самому царю Ироду и, таким образом, проповедали рождение Мессии тем, кто сам должен был стать проповедником истины.

«Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, точно выведал от них время, в продолжение которого являлась звезда. И послав их в Вифлеем, сказал: пойдите и всё точно узнайте о Младенце и, как только найдете Его, возвестите мне, дабы и я пришел и поклонился Ему» (ст. 7-8). Сделал он это, конечно, с лукавством, из желания погубить Богомладенца. В своем неверии и гордости Ирод зашел так далеко, что мнил о себе, будто он может воспрепятствовать действию Промысла Божия.

«Они же, послушавшись царя, пошли. И вот, звезда, восход которой они видели, шла перед ними, доколе не пришла и не стала над местом, где был Младенец» (ст. 9). Звезда эта, которая представляла собой, конечно, Ангельскую силу или какое-то сверхъестественное Божественное явление, двигалась перед волхвами и стала не просто над городом Вифлеемом, но даже над тем домом, где был Младенец. После Рождества Спасителя у Пресвятой Девы Марии и Иосифа Обручника, видимо, появилась возможность перейти в какое-либо жилище, потому что многие люди, приходившие на перепись, уже покинули Вифлеем. Итак, звезда не только встала над городом Вифлеемом, но и опустилась так, что точно указывала на дом, где был Младенец.

«Увидев звезду, они возрадовались радостью весьма великою. И войдя в дом, увидели Младенца с Марией, Матерью Его, и павши поклонились Ему» (ст. 10-11). Поклонившись Ему, волхвы вместе с тем поклонились и Божией Матери и, таким образом, первыми преподали нам урок о том, что почитать нужно не только воплотившегося Сына Божия, но и Ту, Которая справедливо называется Матерью Божией.

«И открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (ст. 11). Как толкуют святые отцы, эти дары не столько представляли собой что-либо драгоценное, сколько являлись символами: золото было принесено Господу как Царю, ладан — как Богу, потому что ладан употребляется во время богослужения, для воскурения фимиама перед лицем Божиим, а смирна в древности использовалась при бальзамировании тел усопших перед погребением. Таким образом, смирна была принесена Спасителю как смертному Человеку. Сами не понимая всего этого, а может быть, и догадываясь о чем-то или зная тайное пророчество, не дошедшее до нас, волхвы принесли именно эти дары: золото, ладан и смирну. Как Царю, Богу и Человеку.

«И получив откровение в сновидении не возвращаться к Ироду, иным путем удалились в страну свою» (ст. 12). Получив откровение, они уже не нуждались в путеводстве звезды. Видимо, им было указано, как возвращаться обратно. И волхвы, минуя Ирода, для того чтобы сокрыть от него тайну, которую тот, как мы знаем, хотел использовать с целью погубить Богомладенца Христа, возвратились к себе на родину, «в страну свою».

В жизни часто бывает так, что люди привлекаются к истинному богопочитанию какими-то таинственными, непостижимыми путями, подобно волхвам, которые поклонялись звездам и были спасены через свое заблуждение. Так премудро Промысл Божий использует даже наши немощи, страсти и грехи, чтобы привести нас ко спасению. А когда мы уже приходим к Богу, тогда получаем явные откровения. Конечно, мало кто из нас получает их сверхъестественным образом, но само учение Церкви, Священное Писание, святоотеческое Предание — это и есть то самое откровение, приобщаясь к которому, мы узнаём, каким путем нам следовать, и получаем возможность жить богоугодно.

Напряжем свое воображение, представим себе, что происходило в то время. Несколько человек совершали путешествие на протяжении, вероятно, нескольких лет (потому что волхвы не могли прийти в Вифлеем быстро). Наверное, они шли в сопровождении каравана, поскольку нуждались как во вьючных животных (чтобы везти некоторый груз, пищу), так и в верховых. Звезда явилась им, безусловно, заранее. Не могла она явиться в тот самый момент, когда родился Богомладенец Христос, потому что для путешествия в те времена нужно было потратить много времени. И вот эти люди шли на поклонение Ему, преодолевая опасности и скорби длинного пути, рискуя, может быть, и своей жизнью, потому что они оказались в той стране, которая по традиции относилась к ним враждебно. В рождественском каноне сказано, что они были «цари Персии». А Персия постоянно враждовала сначала с греческим миром, а затем и с Римским государством. Иудея же в то время находилась практически под властью римлян. Но жажда истины заставила волхвов пренебречь этими обстоятельствами и они, совершив дальнее путешествие, пришли в Иерусалим. Странные, необычные люди в восточных одеждах, люди, с одной стороны, знатного происхождения, с другой — явившиеся довольно скромно, в сопровождении немногих слуг, — они стали проповедовать тем, кто должен был знать истину, и спрашивать их: «Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели восход Его звезды и пришли поклониться Ему». Смотрите, иудеи не удивились их словам. Во-первых, они не удивились тому, что родился Царь Иудейский, так как понимали, что времена Его пришествия приближаются, а во-вторых, они обнаружили суеверие, не усомнившись в том, что с рождением человека появляется звезда. Это значит, что и они были людьми, по крайней мере, колеблющимися в истинном богопочитании и в истинном знании. Смутился и царь Ирод, и все население Иерусалима. Иудеи точно знали, что и где должно было происходить, однако же проявили полное равнодушие. Они только сказали о том, что Христос должен родиться в Вифлееме, как бы исполнив свой долг, а потом забыли об этом. И в дальнейшем, как становится ясно из евангельского повествования, никто из них не выразил желания прийти и увидеть это необыкновенное явление и даже не полюбопытствовал о нем.

Беспокоился один только Ирод. Тайно призвав волхвов, он замыслил прибегнуть к хитрости (думал оказаться мудрее Божия Промысла) и заставить их по неведению совершить предательство, воспользовавшись которым, он уничтожил бы Того, Кого почитал своим соперником. Но Господь не допустил этого. И получилось, что Ирод, гордый, безумный и, можно сказать, неверующий человек, также послужил волхвам в деле познания истины. Ибо он, дыша убийством, проповедовал им, что Спаситель должен родиться в Вифлееме. Посмотрите: сначала заблуждение — поклонение звездам — промыслительно становится средством для познания истины, потом невольно способствует тому же преступник, убийца.

И волхвы пошли, нашли Вифлеем. Днем и ночью над ними двигалась звезда, и вот она неожиданно, странным образом спустилась и стала почти над самой кровлей дома. Когда они увидели звезду, они возрадовались великой радостью, потому что поняли, что это не просто звезда, не астрономическое явление, а некая Божественная сила, указывающая им, как перстом, на то место, где находится Богомладенец Христос, указывающая на Того, Кому нужно поклоняться. Принеся дары, поклонившись Богомладенцу и Его Матери, волхвы, получив откровение, с радостью и великим утешением вернулись в далекую Персию и там стали первыми проповедниками истины. Вместе с неграмотными пастухами эти люди, хотя и имевшие, может быть, глубокие знания, но чуждые истинного богооткровенного ведения, посрамили тех, кто изучает Божественное учение по книгам, но жизнью, сердцем своим далек от Бога.

Пусть это будет для нас уроком, для того чтобы богооткровенное учение, которое мы познаем из книг Священного Писания, из святоотеческого Предания, не стало для нас лишь чем-то отвлеченным, умственным. Пусть оно будет нашим жизненным руководством, путеводной звездой в познании истины, чтобы мы в своей жизни обрели Христа, соединились с Ним и на самом деле сердцем, умом и всем своим существом познали истину Боговоплощения, суть Рождества по плоти Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Аминь.

7 января 2000 года

О значении Боговоплощения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Поздравляю всех с радостным праздником Рождества по плоти Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Хочу сказать несколько слов о догматическом, или, иначе, вероучительном, смысле события, которое мы сегодня вспоминаем. Мы вспоминаем явление в мир Сына Божия — великое, неповторимое событие, изменившее ход жизни всего человечества и затрагивающее каждого человека (конечно, если он верует и желает приобщиться к этому Божественному событию). Сегодня мы собрались в храме и молились, слушая праздничные песнопения и молитвословия, и даже если мы поняли и усвоили не все (из-за нашей ли невнимательности или по другой причине, например из-за невнятности чтения), а только некоторую часть слышанного, то уже должны были проникнуться таинственностью и значимостью этого великого события.

Что обозначают слова «Господь Иисус Христос»? Многие верующие читают Иисусову молитву и повторяют эти слова в течение дня многократно. Господь — одно из имен Божиих, переведенное на русский язык. Точный перевод этого еврейского слова, содержащегося в оригинале Ветхого Завета, звучал бы так: «Господь мой». Иисус — это человеческое имя, которое носил не только Иисус Христос, но и праведники, известные своей святостью и упоминаемые в Священном Писании, например Иисус Навин и автор одной из библейских книг (Премудрости Иисуса, сына Сирахова), а может быть, и другие обыкновенные люди. В нем также сокрыта великая истина нашего спасения: в переводе с еврейского это имя буквально обозначает «Господь — спасение». И, наконец, третье слово, может быть, самое главное, ключевое в понимании того, о чем мы сегодня молитвенно размышляем и что молитвенно переживаем, — Христос, которое в точности значит «Помазанник». Иудеи называли так пророков, первосвященников, царей (в израильском народе царская власть появилась со времен Саула). По отношению к Спасителю слово «Христос» приобретает особенное, более глубокое значение. Иисус был помазан благодатью Божией. Обычно (и так бывает до сих пор) люди помазывались благодатью Божией при излиянии на них благовонного мира как символа действия благодати. Человечество же Спасителя было помазано на вечное царство Его Собственным Божеством, второй Ипостасью Пресвятой Троицы, соединившейся с человеческим естеством неслитно и одновременно нераздельно, чудесным, сверхъестественным, непостижимым для нас образом. Это кажется невозможным, но «невозможное у людей возможно у Бога» (см. Лк.18:27). Мы исповедуем, что подобного до сих пор никогда не было и не будет, изумляемся этому событию более, чем даже неверующие люди, но принимаем истину Боговоплощения всем сердцем. Вторая Ипостась Пресвятой Троицы в Свое Божественное естество восприняла естество человеческое. Отныне Сын Божий кроме того, что Он превечно был Богом, стал еще и Человеком — «непреложно вочеловечился», восприняв Свое человеческое естество от Девы Марии. Православные богословы, святые отцы говорят, что человеческое естество в Иисусе Христе воипостазировалось, то есть как бы включилось в Божественную ипостась Сына Божия. Не имея собственной ипостаси, или — как бы мы выразились не совсем, может быть, точно в догматическом отношении, но более привычно и понятно для нас — собственной личности, оно получило личность от превечного Слова Божия, от превечного Сына Божия и Бога. И поэтому Господь Иисус Христос обладал чистой, непадшей человеческой природой, так же как и первый человек Адам — до грехопадения. Адам некогда был единственным человеком, и в нем, можно сказать, заключалась вся человеческая природа, поэтому когда он пал, то через него и в нем пало все человечество, то есть все мы — его потомки. Господь Иисус Христос воспринял на Себя человеческую природу, не имеющую своей отдельной ипостаси, или личности, поэтому была искуплена вся человеческая природа. Таким образом, жизненный путь Господа Иисуса Христа, в особенности Его Крестный подвиг, страдания, смерть и Воскресение, распространяются на тех, кто, имея ту же самую человеческую природу, но испорченную грехопадением, приобщается к природе, искупленной Спасителем, и приобщается к ней верою, — верою не только теоретической, умственной, пусть даже искренней, но и действенной. Действенность веры более всего выражается в Таинствах, где мы непостижимым для человеческого ума (о чем свидетельствует и само слово «Таинство»), но самым реальным, действительным образом соединяемся с Господом Иисусом Христом, через Его человеческую природу воспринимая в себя Его Божественную славу, Божественное действие. Так происходит освящение всех нас — грешных, немощных и, откровенно сказать, совершенно ничтожных и никчемных людей, однако же становящихся великими постольку, поскольку в нас действует слава великого Бога и Спасителя Иисуса Христа, как сказано в богослужении.

Таким таинственным образом совершается спасение человеческого рода. Участие в Таинствах — это самое великое доброе дело, в котором проявляется настоящая, искренняя вера человека и которое выше самых обширных дел милосердия и сострадания к людям. Без этого дела человек, даже искренне верующий, не может наследовать вечную жизнь, ибо наследует ее человек только потому, что приобщается к Божественному естеству. Спасение он приобретает не своими силами, а сверх своих естественных возможностей.

Таинство нашего спасения совершилось в древнейшие времена, две тысячи лет назад. Однако для тех из нас, кто имеет настоящую, живую веру (которая, по сути, является опытным знанием, сопереживанием того, что когда-то произошло), непостижимое великое событие Рождества Христова является столь же действительным и реальным, каким оно было для его непосредственных участников и свидетелей. И потому, вспоминая его сегодня, мы чувствуем себя так, как будто сами жили в то время и видели все это собственными глазами.

В самых кратких, общих чертах я описал значение Рождества Христова для всех нас. Но каждый человек является особенным существом — неповторимым образом и подобием Божиим. И потому каждый из нас так же лично и неповторимо переживает это событие, которое становится для него, может быть, более важным, чем самые радостные или, наоборот, скорбные минуты его жизни. Так действуют истинная вера и благодать Божия в душе каждого искреннего христианина. Само именование «христианин», полученное от имени Господа Иисуса Христа, показывает, что мы произошли от Него. Люди разных национальностей и разных культур, живущие в разные времена и в разных местах, являются чадами Христа и должны носить это звание христианина с честью, достоинством, осознанием того, к чему мы приобщились и кем должны быть в этом мире. Аминь.

7 января 2002 года

Тайна Боговоплощения

Сегодняшняя беседа будет посвящена Рождеству Христову. Сейчас, когда мы уже отпраздновали Богоявление Господне, тема эта как будто неактуальна. Но в Москве в настоящий момент должны проходить так называемые Рождественские чтения, на которых обсуждаются различные богословские, педагогические вопросы, вопросы церковной эстетики и так далее. Проводятся они по прошествии относительно долгого времени после праздника Рождества, но приурочены к этому дню. И я думаю, что мы тоже не слишком погрешим, если спустя уже столь долгое время вспомним Рождество Христово и связанные с ним события, описанные в Евангелии. Тем паче что в глубокой древности Восточная Церковь праздновала Рождество и Богоявление в один и тот же день. Свидетельства об этом сохранились, например, в «Слове на Рождество Христово» святителя Григория Богослова. Только спустя века приняли западную традицию разделять эти праздники, и Рождество стало праздноваться раньше. Сделали так для того, чтобы еретики, пользуясь тем, что эти два события вспоминаются в один день, не утверждались в своем мнении, будто Господь соединился Своим Божеством с человеческим естеством в день Богоявления.

Нужно понимать, что дата празднования Рождества условна. Конечно, она выпадает приблизительно на то время года, когда происходили события, связанные с рождением Спасителя. Но точных сведений у нас нет. Подсчитана дата празднования Рождества, после него на восьмой день празднуется Обрезание (по иудейским законам было положено обрезывать младенца именно на восьмой день). В свою очередь, за определенное время до Рождества празднуется Благовещение и так далее. Дата не имеет никакого принципиального значения. В течение многих столетий святые отцы устанавливали праздники в те или иные дни года для того, чтобы воспитывать паству. Целью отцов было не сохранение исторической достоверности, а воспитание паствы при помощи воспоминания самых значительных событий из жизни Господа Иисуса Христа, Божией Матери и святых угодников. Поэтому они иногда даже пренебрегали исторической точностью. Например, точно известно, в какие дни страдал и воскрес Господь Иисус Христос. Но ради того, чтобы православные христиане не соблазнились совпадением даты этого праздника с датой иудейской Пасхи, празднование Пасхи в Православной Церкви, если происходит такое совпадение, всегда переносится на неделю позже. Иудейская Пасха вычисляется по лунному календарю, а христианская Пасха — и по лунному, и по солнечному. Итак, некоторая условность не должна приводить нас в замешательство, нужно понимать, что дело не в точности. Конечно, Евангелие — это точная историческая правда, потому что все события описаны в нем так, как они и происходили. Никакой фантазии нет. Но в чем может быть неточность? Один евангелист запомнил так, другой — несколько иначе. Один сообщил одни подробности, казавшиеся ему наиболее важными, другой — иные, более значимые, с его точки зрения. А может быть, каждый из евангелистов, понимая, что другой евангелист что-то сообщил, а что-то опустил, восполнял опущенное в своем описании. Эта человеческая ограниченность, проявившаяся в некоторых неточностях, не должна нас смущать. Наоборот, это свидетельство беспристрастности евангелистов, рассказывающих нам, например, о Рождестве Христовом.

Нужно еще сказать о той исторической неточности, которая существует из-за ошибки одного западного историка, Дионисия Малого. Он составил так называемую хронологию от Рождества Христова, которой мы сейчас пользуемся. На самом деле она неточно отражает подлинное течение событий. Дело в том, что Рождество произошло на несколько лет раньше того времени, которое мы официально считаем годом Рождества Христова. Поэтому сейчас, может быть, не 2002, а 2003, или 2008, или 2007 год от Рождества Христова, если говорить о подлинной дате. Но это опять же не должно иметь для нас принципиального значения. Мы понимаем, что это условность. Хронологическая сторона событий, которые мы вспоминаем в дни праздников, является той или иной условностью (имею в виду даты и тому подобное). Безусловна вечная истина. Я не хочу сказать, что только нечто духовное, бесплотное имеет подлинность, а реальные события не подлинны. Но одно дело само событие, а другое — его конкретная хронологическая отнесенность к определенному году или дню года. Здесь присутствуют и человеческие ошибки. Разница между подлинным летосчислением и условным, которым мы сейчас пользуемся, состоит не в том, что первое подтверждает, а второе отрицает рождение Господа Иисуса Христа, но в том, что, по данным одного, Он родился 2003 года назад, а по данным другого — 2008 лет назад. Я думаю, для человека верующего это непринципиально и не вызывает у него серьезного недоумения. В той книге, которой я хочу воспользоваться для беседы, Евангельском синопсисе*, дата рождения Спасителя означена 5 годом до нашей эры, то есть пятым годом до той даты, которая неправильно установлена как дата Рождества Христова. По мнению составителя этого синопсиса, на самом деле Рождество было на пять лет раньше. Но сказать точно, на пять лет или на четыре года раньше, мы не можем. Знаем только, что на несколько лет ранее общепринятой условной даты.

Вот как начинается в Евангелии повествование о Рождестве Христовом (текст, который я сейчас буду читать, взят из Евангелия от Матфея): «Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго» (Мф.1:18-20). Намереваясь провести эту беседу, я колебался, с Благовещения ли начинать или непосредственно с повествования о Рождестве Христовом, и все-таки для краткости рассказ о Благовещении решил опустить. Может быть, стоит лишь немного вернуться, чтобы понять, что чудесное бессеменное зачатие произошло задолго до описываемого события. Сначала Иосиф принял Марию, некоторое время жил с Ней как опекун, как всего лишь обручившийся с Нею и вдруг обнаружил, что Она имеет во чреве. Конечно, обнаружил тогда, когда спустя определенное время это проявилось во внешности Божией Матери, как всегда бывает у женщин, носящих во чреве. Евангелист говорит здесь: «По обручении», то есть, по предположению многих толкователей, законного брака еще не было, потому что в древности обручение и вступление в брак отстояли друг от друга по времени. Собственно, и сейчас по Церковному Уставу они также должны быть разделены временем. Конечно, не нужно думать, что Иосиф намеревался взять Марию себе в жены в полном смысле слова. Из Священного Предания мы знаем, что он был старцем, происходил из рода царя Давида, то есть имел то же происхождение, что и Пресвятая Дева. Он был чудесным образом избран из нескольких мужчин (о чем я сейчас не буду подробно говорить), для того чтобы стать фактически опекуном Божией Матери, давшей обет девства. Так как института монашества еще не существовало, рассудили, что Ее воздержание нужно прикрыть видом супружества. Для мужчин существовал, по крайней мере, обет назорейства, то есть обет безбрачия и воздержания, который давался на определенное время, хотя некоторые ветхозаветные подвижники соблюдали его постоянно (например, пророк Илия или ближайший предшественник Господа, которого мы называем Предтечей, Иоанн Креститель). Но для женщин ничего подобного не было, и потому не представлялось возможным найти иной выход, кроме как прикрыть подвиг Пресвятой Девы обычным, привычным для всех образом жизни.

Евангелист говорит: «Прежде нежели сочетались они…» Это не значит, что они впоследствии сочетались. Он говорит так, чтобы лишний раз нас удостоверить в том, что зачатие Господа Иисуса Христа было сверхъестественным. Ведь евангелист Матфей не повествует нам о Благовещении и чудесном непорочном зачатии. О том, как обнаружилось чудесное зачатие, он рассказывает с точки зрения Иосифа.

«Прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго». Конечно же, то, что произошло с Пресвятой Девой, нельзя назвать зачатием в полном смысле слова. Хотя мы говорим о непорочном зачатии, это не совсем подходящее слово. Правильнее сказать, Всетворческий Дух Святой, заимствовав от Божией Матери начатки человеческой плоти, сотворил из человеческого естества некий храм, в котором вместилось безначальное Божество, Божество Второй Ипостаси Пресвятой Троицы. Евангелист Матфей говорит об этом очень кратко: «Оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго». В тот момент Иосифу было непонятно, что произошло на самом деле, но Евангелие, предупреждая наши сомнения и недоумения, говорит о случившемся прямо.

«Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее». Иосиф хотел отпустить Божию Матерь потому, что предполагал, будто совершилось нечто предосудительное. И Евангелие говорит о его подозрениях честно и откровенно, для того чтобы вся эта правда, переданная такой, какая она есть, убедила нас в действительности события. Ничто так не может убедить человека, как высказывание оппонента, предупреждающее его возражения. Поскольку у любого человека, привыкшего наблюдать естественный ход вещей, могло возникнуть сомнение в том, что действительно произошло чудо непорочного зачатия, постольку Евангелист и говорит, что не только все вы сомневаетесь, но и сам праведный Иосиф сомневался. Более того, как любой обыкновенный человек, он был совершенно уверен в своем предположении. К тому же Иосиф был уже человеком преклонного возраста, обремененным многолетним жизненным опытом. Он и не мог представить себе ничего иного. И он не желал, будучи праведным, подвергать Пресвятую Деву какому-либо осмеянию, осуждению или тем паче наказанию. А наказания за прелюбодеяние были страшными, вплоть до побиения камнями.

У нас может возникнуть вопрос: почему Пресвятая Дева не объяснила Иосифу, что с Ней произошло? Нужно понимать, что Ее объяснение не могло быть принято обычным человеком и не могло быть преподано обычным способом. Как доказать то, чего еще никогда нигде не было? Как убедить человека в том, с чем он никогда не сталкивался, о чем никогда ни от кого не слышал? Возьмите любого пожилого человека и попробуйте убедить его в том, что его многолетнему жизненному опыту в чем-то нельзя доверять. Сделать это почти невозможно даже тогда, когда речь идет о каких-то обычных вещах. Тем более — когда речь идет о чем-то сверхъестественном. Пресвятая Дева понимала, что тот, кто возвестил Ей о бессеменном зачатии, Архангел Гавриил, должен каким-то образом открыть это чудо и Иосифу. Почему Ангел не открыл его прежде, чем обнаружилось, что Пресвятая Дева непраздна? Потому что Иосиф не поверил бы. Потому что, пока человек не увидит, он не сможет убедиться в том, чего доселе никогда не испытывал. Но в то же время Иосиф желает избежать позора, и в этом состояла его праведность. Евангелие не упрекает его в том, что он не мог вместить чудо непорочного зачатия и поверить в него, а, наоборот, говорит о праведности Иосифа, выразившейся в нежелании кого-либо осуждать, даже такого человека, который, по его мнению, совершил тяжкий грех. Может быть, Иосиф сподобился откровения еще и благодаря тому, что с человеческой точки зрения вел себя безупречно. Он постигал все настолько, насколько может постигнуть обычный человек такие необыкновенные события.

«Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго». Пресвятая Дева, понимая, конечно, что Иосиф хочет Ее отпустить, не могла ничего ему сказать и, наверное, только молилась о том, чтобы Господь как-то все устроил. И Ангел явился Иосифу во сне, потому что он, может быть, не способен был воспринять обычное явление Ангела, какое было Пресвятой Деве. Ей Ангел явился воочию, как и Захарии. И мы помним, что Захария онемел после этого явления. Иосифу же Ангел явился во сне и сказал: «Иосиф, сын Давидов», то есть «потомок Давида», или, правильнее сказать, «достойный потомок царя Давида», потому и названный сыном Давида. «Не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго». Что значит «принять»? Это не значит сделать Ее женой в подлинном смысле слова. Иосиф должен принять Пресвятую Деву как святыню и как человека, нуждающегося в покровительстве, в опекунстве, в том, чтобы столь необыкновенное дело было укрыто не только от людей, но и от диавола. Представьте себе, что Пресвятая Дева не была бы прикрыта браком. Как бы восприняли люди совершившееся с Нею непорочное зачатие? Кто мог бы вместить известие о нем, если сам праведный Иосиф не сразу смог поверить в то, что это от Бога? И потому Иосиф должен был принять Марию как жену, чтобы создать видимость привычного для всех образа жизни, чтобы заботиться о Ней и о Богомладенце Христе. Но никак нельзя понимать это в том смысле, что Иосифу следовало вступить в обычный брак. Так, некоторые протестанты кощунственно говорят о том, будто бы Пресвятая Дева Мария, после того как родила Богомладенца Христа, еще имела детей, потому что в Евангелии упоминается о братьях и сестрах Господа Иисуса Христа. Святая Церковь толкует эти упоминания просто: Иосиф был старцем, вдовцом, и от первого брака он имел сыновей и дочерей. Это были, как бы мы сейчас сказали, сводные братья и сестры Господа Иисуса Христа. Но все иудеи, не знавшие о Божественном происхождении Спасителя, считали их Его братьями и сестрами в собственном смысле слова. Нигде не говорится, что они были младше Его. Существует даже такое мнение, что апостолы Иаков и Иоанн Зеведеевы были племянниками Спасителя, то есть происходили от Его названой сестры. И потому она, считая, что, как родственница, имеет право просить за них, с дерзновением приступила к Господу с просьбой о том, чтобы ее сыновья воссели от Него справа и слева в Царствии Его (см. Мф.20:20-21). В таком случае ее поведение становится для нас понятным.

Еще нужно обратить внимание на следующие слова: «Ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго». Появившееся в Ней обладало полнотой человеческого естества. На этот счет есть мнение (мне не совсем понятное), что Богомладенец Христос сразу получил полноту естества и что в Нем не было постепенного развития от зародыша до младенческого состояния. Другое мнение состоит в том, что с Богомладенцем Христом происходило все то же, что обычно происходит при развитии человеческого плода во чреве матери. Но несомненно, что Его человеческая душа сразу была соединена с Божественной Ипостасью. Не отвлекаясь от евангельского повествования, немного объясним, как произошло Боговоплощение, насколько это может вместить человеческий разум. Чудесным образом, как выражается Андрей Критский, во чреве Богоматери была соткана багряница, то есть царская одежда. Как царь одевался в Риме в особую одежду, так и Господь Иисус Христос облекся в человеческое естество, безгрешное, не имевшее в себе никаких последствий грехопадения. Если Божия Матерь, по учению Православной Церкви, имела первородный грех, но очистилась от него Своим подвигом, молитвою и, в особенности, наитием на Нее Святого Духа в день Боговоплощения, то в Господе Иисусе Христе никогда не было этой наклонности ко греху, которую мы называем первородным грехом. Он был совершенно безгрешным человеком, таким, каким был Адам до падения. Для того чтобы искупить человека, нужно было совершить тот подвиг, который не смог понести Адам: нужно было претерпеть искушение и остаться при этом преданным Богу. Адаму предстояло испытание очень легкое: воздержаться от вкушения плодов с древа познания добра и зла. Спасителю — наиболее тяжелое, какое только можно себе представить, но цель его была та же: остаться послушным Богу Отцу. Спаситель должен был стать новым Адамом, имевшим то же самое безгрешное естество. Адам является всечеловеком по той причине, что от него произошли все люди, включая даже и супругу его Еву, взятую из ребра Адамова, из его плоти сотворенную Богом. Господь Иисус Христос — Всечеловек по той причине, что Он не имеет, как бы мы сейчас выразились, человеческой личности (хотя это очень неточное слово, но общепринятое). Его личность — Божественная Ипостась Пресвятой Троицы. Но в то же время Он обладает всей полнотой человеческого естества. Если бы какой-либо части этого естества в Нем не было, то Он ее не искупил бы. Если бы у Него была призрачная плоть, как говорили древние еретики докеты, то Он не искупил бы человеческую плоть. Если бы в Нем не было души, как рассуждали другие ересиархи, и ее замещало бы Божество, то Он искупил бы только тело, но не искупил бы душу, являющуюся, по сути, источником греха и вообще грехопадения. Если бы в Нем были душа и тело, но не было ума человеческого, как говорил Аполлинарий и его последователи, то остался бы неискупленным ум, высшая, но, к сожалению, наиболее отравленная грехом часть нашего естества. Именно через ум человек воспринял искушение диавола и поддался ему. Мы же говорим, что Господь обладал всей полнотой человеческого естества.

«Но почему же, — спросите вы, — Он не имел человеческой личности и почему получилось так, что в Нем только одна личность, Божественная? Ведь Он полноценный, совершенный человек». Потому, что Господь Иисус Христос Своим человеческим естеством ни одного мгновения не существовал самостоятельно (слово терминологически не совсем правильное). Своим человеческим естеством Он возник сразу в соединении с Божественной Ипостасью. Он не был создан из земли, но вместо первозданной земли была плоть Пресвятой Девы. Требовалось согласие человеческого рода на то, чтобы явился в мир Сын Божий. И согласие получено от Пресвятой Девы: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк.1:38). Эти великие слова, сказанные Ангелу, позволили Сыну Божию войти в мир, позволили Богу начать дело человеческого спасения. Господь Иисус Христос не был сотворен подобно Адаму, Он родился в обычной человеческой среде, но необычным способом. Если бы Он родился обычным способом, то Ему было бы сообщено и страшное последствие грехопадения — первородный грех. Вот что заключается в этих кратких словах: «Ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго». Евангелист уже не может подробно объяснить произошедшее, по той причине что это неудобопонятно. Краткое же изъяснение таково: «от Духа Святаго». Иначе говоря, все это чудесно, сверхъестественно, непостижимо, но в то же время реально. Все это духовно и превосходит всякий человеческий разум, но вместе с тем вполне достоверно. Достоверно по той причине, что событие это произошло не в какие-то непостижимо далекие времена в неизвестном месте, но в определенном месте, с определенным человеком, и были тому свидетели. Самый первый из них — Иосиф, который тогда еще сомневался, но вскоре был вразумлен самим Ангелом, явившимся ему во сне.

«Родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф.1:21). Сейчас при помощи медицинских приборов можно установить, сына или дочь должна родить женщина. В то время это было совершенно невозможно, и потому узнать, кто родится, можно было только через особое Откровение. «Родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус». «Иисус» означает «Спаситель», как мы обычно переводим с еврейского, а более точный перевод — «Бог спасает». «Он спасет людей Своих от грехов их» — это тоже очень важный момент. Кто они, люди Его? Это все те, кто к Нему прибегает. Он знает их от века (см. Рим.8:29-30; Деян.15:18). Мы, конечно, не имеем никакой возможности сказать, кто из нас принадлежит к Его людям, а кто чужой Ему. Мы должны думать только о себе самих, страшась за собственную участь, и прилагать все старание к тому, чтобы нам действительно оказаться среди Его людей. Это зависит от нас. Будем мы вести себя правильно — будем вписаны в книгу жизни, как говорит апостол Иоанн Богослов в Апокалипсисе (см. Откр.21:27). Будем вести себя неправильно, значит, будем вычеркнуты из нее. Не нужно думать, будто все заранее предопределено в том смысле, что от нас ничего не зависит. Мы можем вписать себя в книгу жизни, а можем и исключить себя из нее собственными делами. Но Бог, как Всеведущий, конечно, знает нашу будущую участь, хотя и скрывает ее от нас ради того, чтобы мы были более усердны, чтобы тот, кто сейчас является рабом Божиим, не предавался нерадению, а, устрашаясь мысли, что он может отпасть от Господа, трудился и подвизался изо всех своих сил и даже сверх своих сил.

«Спасет людей Своих от грехов их». От чего мы должны быть спасены? От диаво-ла, от соблазнов мира, как мы часто думаем? Нет, мы должны быть спасены от наших собственных грехов. Это единственное, что нас губит. Диавол не мог бы причинить нам никакого вреда и мир не мог бы обольстить нас никакими соблазнами, если бы в нас не было дурных наклонностей, назовем ли их страстями, пороками, грехами, дурными привычками или как-то иначе. В данном случае Евангелие именует их грехами. И Господь должен спасти нас от наших собственных грехов. В древности невозможно было отделить человека от его грехов, они как бы срастались с ним, а иногда, для того чтобы истребить грех, необходимо было физически уничтожать грешников, что и делали, например, израильтяне, входя в Землю обетованную, или пророк Давид, захватывая языческие города. Но с тех пор, как явился Господь, и самого страшного грешника можно отделить от его собственных грехов, спасти от его грехов, в которых он утопает, словно в каком-то бурном море. А в спасении нуждаются, по словам святителя Игнатия, погибающие. Итак, эта беда, гибель, смерть находится внутри нас самих, и Господь Иисус Христос пришел спасти нас от наших собственных грехов.

«А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог (Ис.7:14)» (Мф.1:22-23). Непонятно, сказал ли это Ангел во сне Иосифу или евангелист от себя приводит доказательство для читателей. Евангелие от Матфея было адресовано прежде всего евреям, которые знали пророческие книги. Поэтому для них величайшим доказательством было не какое-то убедительное логическое рассуждение, а свидетельство из пророков. Вот апостол Матфей и приводит одно из самых убедительных и вместе с тем непостижимых свидетельств. Однако для иудеев слова эти настолько удивительны и даже неприемлемы, что сейчас они стараются понимать их иначе. Как объяснить выражение: «Се, Дева во чреве приимет»? Это совершенно невозможно, и если бы иудеи признали точность приведенного текста, то им пришлось бы признать и правильность христианского учения о воплощении Сына Божия, иначе говоря Евангелия. Поэтому они всячески стараются перетолковать это точное пророческое выражение, говоря, что здесь имеется в виду не Дева, а молодая женщина, что не надо воспринимать это в буквальном смысле и так далее.

«Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог». Еммануил в переводе и означает «с нами Бог». Не нужно понимать эти евангельские слова примитивно, в том смысле, что Господь должен был получить имя не Иисус, «Бог спасает», а Еммануил, «с нами Бог». Имя Еммануил в кратчайшей форме говорит о таинстве Боговоплощения, о том, что родился Бог, а не просто какой-то необыкновенный пророк, праведник, спаситель еврейского народа, или судия, или реформатор нравственности и религии. Оно говорит о том, что в этом человеческом естестве, словно в некотором храме, или, как выражается о плоти Спасителя Андрей Критский, под прикрытием этой таинственной багряницы, находится Само Божество. Когда Господь Иисус Христос пребывает с нами, то с нами пребывает Бог. Вот что означает имя Еммануил, вот для чего оно было предсказано еще пророком. Тем самым он прикровенно говорил об очевидном для нас, христиан, ныне уже совершившемся Бо-говоплощении. Боговоплощении в точнейшем смысле слова.

Прочитанная нами главка составителем синопсиса названа «Благовестие Иосифу о Боговоплощении», и происходили все эти события в Назарете. Следующая главка называется «Рождество Иисуса Христа», и события, которые там описаны, происходили уже в Вифлееме. Матфей говорит об этом так: «Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень, и принял жену свою, и не знал Ее. Как наконец Она родила Сына Своего Первенца, и он нарек Ему имя: Иисус» (Мф.1:24-25). Здесь не рассказывается о странствовании в Вифлеем по той причине, что евангелист Матфей вообще повествует о рождении Спасителя кратко, даже не упоминая, где это происходило. Впоследствии он будет говорить о пришествии волхвов и тогда скажет о Вифлееме, месте Рождества. Евангелист не называет место, где произошло явление Иосифу во сне Ангела, благовестившего ему о Боговоплощении, однако, обратившись к евангелисту Луке, мы узнаем, что это происходило в Назарете и только потом Иосиф ради переписи вынужден был пойти в Вифлеем. Но сначала мы попробуем кратко объяснить прочитанные два стиха. «Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень, и принял жену свою». Я уже говорил, в каком смысле Мария была женой Иосифа. Скорее, Она была ему как дочь, о которой он заботился. Другого способа оградить Богомладенца и Саму Деву от опасности в то время не нашлось. Конечно, можно возразить, что Господь был силен оградить Христа Своего каким-то чудесным образом (впоследствии эта мысль понадобится нам для объяснения некоторых событий). Например, зачем нужно было бежать в Египет, когда Ирод захотел убить новорожденного Богомладенца Христа? Чудесным образом Ангелы могли бы сохранить Богомладенца и истребить всех Его врагов. Но тогда Его Божество обнаружилось бы прежде времени и, для того чтобы уверовать в Спасителя, не требовалось бы свободного человеческого произволения. Итак, чтобы тайну Боговоплощения до времени оставить тайной, необходимо было прибегнуть к таким человеческим средствам: сначала к видимости брака, потом к бегству. Спаситель никогда не пользовался Своим могуществом с целью поразить Своих врагов какой-то сверхъестественной силой. Был только один случай, когда Он сделал это, но сделал не для того, чтобы наказать врагов, а, скорее, для того, чтобы вразумить Своих учеников, дать им понять, что Он добровольно предает Себя на смерть. В Гефсиманском саду, когда пришли Его арестовывать, Он спросил: «Кого вы ищете?» Толпа ответила: «Иисуса Назорея». Он сказал: «Это Я» — и тогда вся толпа отступила назад и упала на землю. Во второй раз этого уже не произошло. Ясно, что здесь нам явилось сверхъестественное могущество Господа Иисуса Христа, до времени скрываемое. Может быть, ученики поняли это лишь впоследствии, когда они вспоминали и рассуждали об этом случае, недаром евангелист Иоанн подробно рассказывает нам о нем (см. Ин.18:1-12). Собственно, Господь никогда не пользовался Своим могуществом для того, чтобы нанести вред Своим врагам. Помните, когда Господь Иисус Христос входил в самарянскую весь, то есть селение, самаряне не хотели Его принимать, и апостолы Иаков и Иоанн, возгоревшись человеческой ревностью, желанием защитить своего великого Учителя, сказали: «Господи, хочешь, мы, подобно Илии, скажем, чтобы огонь сошел на них и попалил их?» Тогда Спаситель ответил: «Вы не знаете, какого вы духа. Сын Человеческий пришел не губить людей, а спасать» (см. Лк.9:52-56). В таком духе Господь и действовал на протяжении всей Своей земной жизни, в особенности во время проповеди. Так и сейчас, по Рождестве Своем, Он не мог губить даже тех, кто враждебно к Нему относился, и потому ограждал Себя обычными человеческими средствами, в частности бегством. Для того чтобы защитить Богомладенца Христа и Пречистую Его Матерь, Бог не употреблял сверхъестественных средств, потому что это не входило в планы спасения человеческого рода.

«Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень, и принял жену свою, и не знал Ее. Как наконец Она родила Сына Своего Первенца, и он нарек Ему имя: Иисус». Из этих слов Евангелия некоторые делают вывод о том, что Иосиф «не знал Ее» до тех пор, пока Она не «родила Сына Своего Первенца». Но толкователи дают этому простое объяснение: не знать до какого-то момента не значит, что после может произойти перемена. Например, Спаситель говорит после Воскресения Своим ученикам: «Я буду с вами во все дни до скончания века» (см. Мф.28:20). Это не означает, что после скончания века Он расстанется с ними. Почему евангелист передает слова Спасителя так? Потому что в будущем веке ученики уже не будут нуждаться в таком утверждении, но обретут твердую уверенность в том, что Спаситель с ними. Во время суетной и многострадальной жизни можно сомневаться, что Господь всегда будет с ними, при всех опасностях, трудностях, скорбях, переменчивых обстоятельствах, поэтому в данный момент ученики нуждаются в уверении, в том, чтобы иметь надежду на всегдашнее пребывание с Господом. И в тех евангельских словах, которые мы рассматриваем, употребляется подобный оборот речи. Тот же евангелист Матфей, передающий слова Спасителя по Воскресении, и здесь говорит, что Иосиф «не знал Ее, пока Она не родила Сына». Очень важно, чтобы мы не сомневались, что Пресвятая Дева родила сверхъестественно. И евангелист еще и еще раз подчеркивает: «Не знал Ее, пока не родила Сына Своего Первенца», чтобы у нас не возникло предположение, что все произошло обычным порядком; чтобы мы не думали, что после этого у Нее могли быть дети. Если родившийся назван первенцем, это еще не значит, что после него были другие дети, сыновья или дочери, но это значит, что до него их точно не было. Вот в каком смысле нужно понимать слова евангелиста, подтверждающие целомудрие Божией Матери, сверхъестественное зачатие и все чудесное, что было связано с Рождеством.

Для того чтобы был понятен ход событий, необходимо совмещать повествования евангелистов Матфея и Луки. Евангелист Марк вообще опускает повествование о Рождестве, а евангелист Иоанн говорит о нем исключительно с богословской точки зрения: «Слово плоть бысть» (Ин.1:14), умалчивая о конкретных обстоятельствах. Поэтому совмещение повествований именно Матфея и Луки и создает общую картину того, как происходило Рождество, в какой последовательности развивались события. Евангелист Лука говорит о Рождестве Спасителя так: «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле» (Лк.2:1). Здесь о кесаре Августе сказано кратко. Но, чтобы те, кто не знает истории, имели о нем представление, я поясню. После смерти Юлия Цезаря была длительная гражданская война. Республиканцы, противники монархии, которую фактически установил Юлий Цезарь, и прочие заговорщики убили его и подняли мятеж с целью восстановить республиканский строй правления. Сторонники монархии, как всегда бывает в таких случаях, сначала объединились, победили своих противников, республиканцев, а потом стали выяснять между собой, кто из них более привержен к Юлию Цезарю. Но кесарь Август, или Гай Октавиан Август, в каком-то отношении оказался, может быть, даже наиболее благородным и ответственным государственным деятелем. Все беспрестанно воевали друг с другом, пока не остались Антоний и Август. В конце концов Август победил Антония, и после продолжительного периода гражданских войн между разными диктаторами, между сторонниками и противниками монархической власти в империи водворился мир. У римлян было особое капище, двери которого открывали, когда шла война, а закрывали в мирное время. Прежде эти двери никогда не закрывались, и только Август их закрыл — в ознаменование того, что империи дан мир. Вспомните слова апостола Павла: «Когда ре-кут вам: мир и утверждение, тогда внезапно постигнет их пагуба» (см. 1 Фес.5:3). Это как раз связано с политикой римского государства. Римляне, с тех пор как у них утвердились империя и монархия, всегда говорили, что они за мир. Как у нас при советской власти, так и у них все время была борьба за мир. Но при этом постоянно проходили какие-то войны, которые были как будто не агрессивные. И когда воцарился мир, государство стало нуждаться в деньгах. Понятно, что на войны ушло очень много денег. Страны, где люди занимались сельским хозяйством, составлявшим в то время основу экономики, естественно, были разорены. С кого-то нужно было брать деньги. Значит, возникала необходимость провести перепись. У римлян существовал обычай брать подать с каждого гражданина, или, точнее, с каждого подданного (в то время жители покоренных провинций еще не имели гражданства, но тем не менее подать с них тоже брали). С этой простой целью и нужно было всех сосчитать. Если у евреев подать взималась только с мужчин, то у римлян — и с мужчин, и с женщин. Так как было трудно переписать всех, перепись длилась десятки лет, и притом проводилась не раз.

Итак, при кесаре Августе были разосланы приказания, и начали переписывать. Но как это делалось? В то время люди носили только имена, фамилий не было. Поэтому, для того чтобы записаться, каждый вынужден был вернуться на свою родину, на то место, где знали, что этот человек оттуда происходит. По крайней мере, так сделали в Иудее, где были стойкие родовые обычаи. Иосифу пришлось вернуться в Вифлеем, потому что, по свидетельству Евангелия, «он был из дома и рода Давидова» (Лк.2:4), а Давид, как известно, происходил из Вифлеема. Таким образом, кесарь Август, сам того не ведая, создал все условия для исполнения пророчества. Иосиф же, подчинившись приказанию императора, который был совершенно чужд истинного боговедения, исполнил пророчество о том, что Мессия, Христос, должен родиться в Вифлееме.

В наше время многие неразумные ревнители Православия имеют прямо противоположное отношение к переписи и вообще ко всем проявлениям лояльности по отношению к государству. Между прочим, можно предположить, что во время этой переписи был записан и Богомладенец Христос, хотя мы не знаем, была ли произведена перепись до того, как Он родился, или после. Я все-таки думаю, что после. Когда Божия Матерь и Иосиф пришли в Вифлеем, они не имели пристанища и сразу должны были пойти в пещеру. Ясно, что они еще не переписывались. Когда женщине нужно рожать, уже не до переписи. Если им пришлось срочно искать убежище, значит, все это происходило очень быстро. А потом, когда все уже миновало, можно было совершить этот акт гражданской лояльности.

Впоследствии, спустя несколько десятилетий, проводились переписи и при других государях. Именно тогда появился Иуда Галилеянин, имя которого упоминает в Деяниях апостольских евангелист Лука. Он поднял восстание против переписи: созвал последователей, его воины нападали на римские отряды. Но, конечно, могущество римского государства было так велико, что Иуду и его сторонников уничтожили. Однако его последователи, так называемые зилоты, или кинжальщики, в последующие времена постоянно делали попытки противостоять римской власти. Они всегда носили под плащом кинжал и считали своим долгом при каждом удобном случае вонзить его в римского солдата, если это могло обойтись без всяких последствий для них. В конечном счете такое отношение иудеев к римской власти привело к восстанию, окончившемуся разрушением Иерусалима в 70 году. К тому восстанию, которое предсказывал Спаситель, говоря, что «камня на камне не останется» (см. Мф.24:2; Мк.13:2; Лк.19:44; Лк.21:6). Спустя пятьдесят лет, приблизительно в 120 году, восстание повторилось, и тогда уже от Иерусалима не осталось вообще ничего. После первого восстания был разрушен только храм. Но после второго Иерусалим был вспахан и засеян солью, а на местах христианских и иудейских святынь построены языческие здания. Иерусалим превратился в типичный небольшой античный город, который получил название Элия Капитолина. Наиболее благоразумные из иудеев, но не принимавшие Христа, считали сопротивление римской власти бесполезным. Они рассказывали про одного знаменитого раввина. Он хотел выйти из Иерусалима во время осады. Но восставшие никого не выпускали, тем самым сделав людей, нейтрально относившихся к римской власти, заложниками. В конечном счете многие были истреблены или погибли от голода. А этот раввин пошел на такую хитрость (конечно, мы отвлеклись, но ради того, что случай любопытен, расскажу): он притворился умершим, его положили на носилки, окутали, как положено, и вынесли за городские ворота «хоронить». Таким образом он и его ученики вышли из Иерусалима. Вот на какие хитрости приходилось идти, чтобы избавиться от фанатичности безумцев, которые погубили свой город, государство и были рассеяны по всему миру. Только спустя почти две тысячи лет, в конце XIX — начале XX веков, их потомки вернулись на исконные земли и смогли возродить свое государство, хотя совсем в другом виде.

Не дай Бог и нам проявить такое неразумие! Тогда мы уподобимся отнюдь не ревнителям христианства, не Иосифу Обручнику, а, скорее, этим безумным фанатичным иудеям, которые совершенно безосновательно уповали на то, что Бог им поможет. А закончилось все ужасным кровопролитием.

«В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле» (Лк.2:1). Здесь подразумеваются территории, подвластные римскому императору. В их число входили Египет, Северная Африка, Италия, территории современных Франции, Испании, Великобритании, Южной Германии, Австрии, Румынии, Крым, Греция, Малая Азия. Территории огромные. Поэтому евангелист и употребляет такое выражение: «перепись по всей земле». Надо иметь в виду, что апостол Лука был человеком образованным, по происхождению язычником, и потому он ощущал себя римским гражданином. А римские граждане свою империю, может быть горделиво, называли вселенной. Все остальные, кто жил за пределами империи, для них были варварами, людьми чуждых культур. Значит, такое выражение, которое мы находим у евангелиста Луки, естественно для человека эллинской культуры. Перепись была сделана «по всей земле», хотя ее не было в Аравии, Индии, Персии.

«Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. И пошли все записываться, каждый в свой город». (Лк.2:2-3). Здесь упоминаются конкретные исторические лица. У историков до определенного времени было сомнение в подлинности этого евангельского повествования, пока не обнаружили разные документы и надписи на памятниках, подтверждавшие его верность. Кто хочет подробно ознакомиться с доказательством того, что переписи было две (одна из них та самая, о которой пишет евангелист Лука, а другая была гораздо позже) и что сам Квириний управлял Сирией два раза (а Палестина входила в эту провинцию, Сирию), тот пусть почитает книгу АП. Лопухина «Библейская история». В конце третьего ее тома есть приложение, где очень убедительно объясняется и доказывается подлинность этого евангельского исторического указания.

«И пошли все записываться, каждый в свой город». По какой причине, я уже объяснил. Другого способа идентификации, как бы сейчас сказали, в то время просто не существовало. Сейчас у нас есть имена, фамилии, адреса, налоговые номера, а в то время человека отличали лишь по имени и в лучшем случае по городу, из которого он происходил. Я думаю, что и названия улиц тогда едва ли существовали. Может быть, только знаменитые улицы называли примерно так: улица, которая прилегает к храму, или улица, которая далеко от храма.

«Пошел также и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна. Когда же они были там, наступило время родить Ей; и родила Сына Своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице» (Лк.2:4-7). Хотя зачатие и было сверхъестественным, но время родить наступило тогда, когда оно обычно и наступает у женщин. Итак, когда пришло «время родить Ей», им не нашлось места в гостинице. Видимо, они пришли ночью. А может быть, по причине множества народа и срочности дела они вынуждены были приютиться в пещере. Это также совершилось промыслительно, для того чтобы не было свидетелей сверхъестественного рождения Спасителя. Здесь есть краткое указание, заметное для внимательного читателя, которое показывает, что и само Рождество было чудесным: «И родила Сына Своего Первенца, и спеленала Его». Конечно, женщина, только что испытавшая муки родов, едва ли способна спеленать ребенка. Кроме того, она нуждается в посторонней помощи. Ничего подобного мы здесь не видим, и отсюда становится ясно, что само Рождество было чудесным. Как говорит Иоанн Дамаскин, Господь прошел через врата, не нарушив печать, и Дева как до Рождества, так и по Рождестве сохранилась Девой. Поэтому мы называем Ее Приснодевой, что означает «всегда Дева». И евангелист Лука говорит: «Родила Сына Своего Первенца», показывая тем самым, что Пресвятая Дева была целомудренна, воистину была Девой всегда.

«Спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице». Ясли — это кормушка для скота. Здесь можно усмотреть символическое указание на то, что ныне совершается в Церкви Христовой. Господь возлег в ясли для скота, чтобы стать пищей для словесных овец, причащающихся Тела и Крови Христовых.

Следующая глава составителем синопсиса названа «Благовестие пастухам. Окрестности Вифлеема». «В той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего» (Лк.2:8). Может быть, речь идет о тех самых пастухах, которые невольно предоставили пещеру Пресвятой Богородице, Иосифу и новорожденному Богомладенцу Христу. Эта пещера служила укрытием для скота, что видно из того, что там были ясли. Поэтому пастухи, наверное, и сподобились первыми узнать о Рождении Мессии.

«Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим» (Лк.2:9). Ангел предстал им в сиянии Божественного света, в величии и славе, так что они не только увидели сияние славы глазами, но и в души их проник благоговейный страх.

«И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь» (Лк.2:10-11). В древности было распространено такое поверие: кто увидит Ангела, тот обязательно вскоре умрет, потому что человек не может видеть сверхъестественную славу. Возможно, поэтому Ангел должен был сказать пастухам некоторые успокоительные слова: «Не бойтесь!» Весть о рождении Спасителя была, конечно же, великой радостью для всякого человека, осознавшего, что без сверхъестественной помощи он не может жить праведно, согласно воле Божией. К тому времени, как свидетельствуют некоторые историки, и иудейский народ, и многие народы античного мира, Римской империи, осознали свою несостоятельность, беспомощность в поисках истины. Ибо без Бога невозможно ни познать истину, ни даже следовать каким-то принципам праведной жизни, если они известны. Это всеобщее разочарование в себе являлось господствующим настроением человечества, которое таким образом было подготовлено к принятию Мессии. Человечество смирилось, познав собственную немощь, в лице, конечно, лучших своих представителей. Лучших не потому, что они занимали почетные должности или были прославляемы окружающими, а потому, что были людьми искренними, хотя чаще всего безвестными. И когда наступило такое время, что не только отдельные люди, но и целые народы стали способны принять нечто новое, тогда и была возвещена великая радость, «которая будет всем людям». Мы знаем, что не все люди приняли Христа, но эта радость была возвещена всем. И даже те, кто не принял Христа или принял Его лицемерно, тем не менее, под действием евангельской проповеди стали жить гораздо более нравственно, потому что распространялась проповедь о любви к ближним, о равноправии всех перед Богом. Христианские принципы распространялись на все институты человеческого общества, и, таким образом, даже не принявшие истинной веры оказались все же под ее влиянием, человеческое общество преобразилось, и жить на земле стало гораздо легче. Сейчас нам трудно это понять, но, для того чтобы внести большую ясность, необходимо представить себе, какова была в то время мораль народов нехристианских. Жестокость их ничем не удерживалась, доходила до совершенной бесчеловечности, как, например, у мусульманских народов или у японцев, китайцев. Их взаимоотношения, их понятия о человеколюбии и ненависти не могут нас не поразить. Опишу случай, бывший с Конфуцием, которого считают великим реформатором всех сторон внутренней и общественной жизни китайцев. Китай тогда был раздроблен на многие княжества. Номинально они признавали власть над собой общего китайского правителя, но в действительности являлись маленькими самостоятельными государствами, так что император фактической полной власти над ними не имел. Конфуций некоторое время был чиновником у одного князя. Случилось, что между князем, которому служил Конфуций, и князем соседнего княжества велись переговоры. Князья, а вместе с ними и Конфуций, сидели вместе в беседке, ели и пили, музыканты их развлекали. И музыканты позволили себе некую вольность в отношении того правителя, которому служил Конфуций, и последний, будучи ревнителем правил и ритуалов, настоял, чтобы их всех немедленно казнили. Между тем тот самый Конфуций в своем учении говорил о некотором принципе, который в переводе на русский язык звучит как человеколюбие: правители должны иметь человеколюбие и тому подобное. Так что человеколюбие, проповедуемое Конфуцием, совсем не то, о каком проповедует Евангелие. И нужно это понимать.

Когда мы читаем книги восточных писателей, то свой образ мыслей, свои представления о тех или иных предметах невольно переносим на их учение, придавая ему привычный нам смысл. Необходимо иметь в виду, что мы читаем переводы (из нас мало кто знает китайский язык и имеет возможность читать тексты в оригинале). Переводчик подбирает те или иные слова, хотя на самом деле в языке оригинала вообще нет соответствующих понятий. Например, как рассказывала одна переводчица, на китайский язык невозможно перевести богословский термин «Троица», и поэтому приходится использовать совершенно нелепое словосочетание, которое я даже не хочу произносить: для нас это прозвучит кощунственно.

Так происходит, что культуре нехристианских народов мы придаем христианский смысл. Нам кажется, что везде говорят о любви, но что эти народы понимают под любовью? Не нужно обольщаться тем, будто есть общечеловеческие нравственные принципы. Никаких общечеловеческих принципов нет. Есть принципы, присущие культуре или религии индийской, китайской, христианской и так далее.

Мы сказали, что языческий мир, приобщившийся к христианству, даже если и не глубоко принял его, тем не менее почувствовал пользу от проповеди Евангелия. Разные народы, соприкоснувшись с христианством, начинали приспосабливать свою религию к его возвышенным понятиям. Многие не хотят осознать и признать того, что такие древние, ведущие свое происхождение из мифической древности религии, как йога или буддизм, ради того чтобы выдерживать конкуренцию с христианством, были вынуждены изменять некоторые свои воззрения, подгоняя их под возвышенные нравственные христианские принципы. Например, учение о милосердии подгонялось к христианскому представлению о нем. И в этом смысле христианство благотворно повлияло даже на те народы, которые не приняли его. Потому можно сказать, что слова Ангелов о «радости, которая будет всем людям» действительно сбылись в полном смысле.

«И вот вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк.2:12). Действительно, знак совершенно необыкновенный. Ведь женщина всегда заботится о том, чтобы рождение ребенка происходило в благоприятных условиях: в чистом месте, в присутствии повивальных бабок, или, как их теперь называют, акушерок. И вдруг такой необычный признак: увидеть Младенца, лежащего в яслях. Благодаря этому признаку перепутать Богомладенца Христа с кем-либо было невозможно, потому что ничего подобного, конечно, никогда, и в особенности в тот момент, в Вифлееме не происходило. Из этого можно сделать следующий вывод: все происходило настолько быстро, что нельзя было ничего предпринять и как-то приготовиться, святое семейство успело лишь зайти в пещеру.

Это, между прочим, свидетельствует и о законопослушании Иосифа. Иосиф не сказал: «Моя жена должна рожать, неужели я сейчас пойду на перепись?» Конечно, можно сказать, что он боялся ослушаться властей. Но в том, что он пошел на перепись из страха, выразилось его благоразумие — в отличие от некоторых наших современных «ревнителей» Православия, готовых подвергнуть разным ненужным бедам не только себя и своих близких, но еще и многих и многих совершенно беззащитных людей, например беспомощных пенсионеров, которых они лишают пенсии, возможности продать или купить имущество, запрещая им принимать идентификационный номер, и так далее.

Вернемся к словам Ангела: «Ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь». Христос — слово греческое и означает то же самое, что по-еврейски Мессия (или, в еврейском произношении, Машиах), то есть «Помазанник». До сих пор евреи в основной своей массе считают, что Мессия еще не пришел. Мы же верим, что Он и есть Тот Самый родившийся в Вифлееме Иисус. Евреи слово «Мессия» понимают в узком смысле: это тот, кто помазан царствовать над Израилем. Преподобный Иоанн Дамаскин говорит гораздо более возвышенно: истинный Мессия есть Тот, Чье человечество помазано Его собственным Божеством; все же остальные помазанники были лишь провозвестниками подлинного мессианства. Как на тех, кто помазывался на царство или на священство, изливался елей, так на человеческое естество Господа Иисуса Христа излилось Его Божество и помазало Его неотъемлемым Божественным помазанием, которое никто никогда отнять у Него не может.

«И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога» (Лк.2:13). Пастухи вдруг вместо одного Ангела увидели множество воинов, названных здесь «воинством небесным», облеченных, видимо, в какую-то воинскую одежду, так что для созерцателя этого видения было ясно, что родился Царь, Которого прославляют Его воины, как это обычно бывает у земных царей, хотя родившийся Царь в уничиженном виде пребывал в убогой пещере и спеленутым лежал в кормушке для скота. «Славящее Бога и взывающее: слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк.2:13-14). Здесь пунктуация обычная. Святитель же Григорий Палама говорит, что эти слова правильно произносятся так: «Слава в вышних Богу и на земле, мир в человеках благоволения!» Как бы то ни было, смысл примерно одинаковый.

«Слава в вышних Богу» — Ангелы прославляют Бога в «вышних», в областях, недоступных человеческому разуму. Но и когда люди славят Бога, их молитвы также возносятся к Престолу Божию.

«И на земле мир» — говорится не о том, что между народами прекратились войны и водворилось спокойствие, а о том, что проповедан Божественный сверхъестественный мир и отныне всякий может его воспринять. Думаю, многие христиане, и вы в том числе, в какие-то моменты, например во время молитвы, после причащения Святых Христовых Тайн, ощущаете в душе необыкновенное, ни с чем не сравнимое чувство Божественного мира. Человек, испытавший этот мир, никогда ни на что его не променяет.

Если же мы примем толкование святителя Григория Паламы, то для нас более полно раскроется содержание Ангельского славословия. «Слава в вышних Богу и на земле, мир в человеках благоволения!» Таким образом, те люди, которые имеют благоволение, испытывают в себе этот сверхъестественный, неописуемый, непостижимый Божественный мир. Непостижимый разумом и неописуемый словами, но опытно переживаемый и в этом смысле, безусловно, постигаемый.

Поклонение пастухов. Вифлеем. «Когда Ангелы отошли от них на небо, пастухи сказали друг другу: пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там случилось, о чем возвестил нам Господь» (Лк.2:15). Неизвестно, сколько длилось это видение. Можно предположить, что некоторое время после него пастухи приходили в себя. В то же время они не могли медлить, поскольку нетерпение заставляло их быстрее увидеть то, о чем возвестили им Ангелы. Пастухи понимали, что Ангелы сказали не сами от себя, но по повелению Божию. И они, оставив свое стадо, поспешили в эту пещеру. Мы не знаем, хорошо ли она была им знакома и сразу ли они ее нашли или же им пришлось осмотреть несколько пещер.

«И, поспешив, пришли и нашли Марию и Иосифа, и Младенца, лежащего в яслях. Увидев же, рассказали о том, что было возвещено им о Младенце Сем» (Лк.2:16-17). А возвещено им было то, что Младенец — это Христос Господь, Спаситель. Возвещено было, что отныне на земле — мир, в людях — благоволение. В человеке пробуждается добрая воля, и он становится способным к деланию добрых дел, каких раньше, без помощи свыше, не мог делать по своей немощи. Обо всем этом пастухи возвестили Иосифу и Марии.

«И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи» (Лк.2:18) — вероятно, кроме Марии и Иосифа в пещере были уже и еще какие-то люди. Ведь едва ли можно сказать о Марии и Иосифе «все слышавшие». Значит, следует предположить, что был еще кто-то. Возможно, как говорит Предание, к тому времени пришли повивальные бабки, хотя участия в родах они принять не успели.

Далее следует некоторая оговорка: «А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем» (Лк.2:19). Все слышавшие дивились словам, а Мария их сохраняла. Отсюда можно сделать вывод, что Она духом Своим постигала все величие таинства Боговоплощения, Рождества Христова и потому не дивилась. Однако Мария слагала все слова в сердце Своем как дорогие для Нее, как подтверждающие то, что Она переживала. Она никому не могла возвестить об открытой для Нее истине, потому что понимала, что объяснить ее обычному человеку невозможно. Мария не знала, кто из людей способен эту истину воспринять. Поэтому Она с радостью слагала слова пастухов в Своем сердце как некое утешение. Утешительно было для Нее, что хоть что-то люди понимают, что хоть о чем-то им возвещено и хоть что-то они приняли из этого необыкновенного Божественного действа. «И все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи. А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем. И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за всё то, что слышали и видели, как им сказано было» (Лк.2:18-20). После явления Ангелов пастухи, увидев это необыкновенное, странное знамение — Младенца, лежащего в яслях, удостоверились в подлинности бывшего им откровения.

Обрезание Господне и наречение имени Иисус. Вифлеем. «По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве» (Лк.2:21). Вы знаете, что существует праздник Обрезания Господня. Событие это мы вспоминаем особо для того, чтобы глубже осознать, что Господь имел подлинную плоть. Такую плоть, которая претерпела и обряд обрезания. Родившийся Спаситель был такой же Младенец, как и все еврейские младенцы, которых обрезывали в восьмой день. И, по обычаю, именно в это время Ему дано было имя Иисус, что, может быть, имеет какое-то таинственное значение. Когда мы отрекаемся от собственной плоти, подобно тому как обрезывается плоть младенца, тогда мы получаем свое подлинное имя, то есть становимся самими собой. А пока мы живем по плоти, для нас это невозможно.

«По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве». Здесь евангелист Лука напоминает о Благовещении, о том, что Архангел Гавриил возвестил об имени Иисус Пресвятой Деве еще до зачатия. Но Она не смела об этом имени сказать, пока Ангел не открыл его во сне Иосифу.

Сретение Господне. Пророчества Симеона и Анны. Иерусалим. «А когда исполнились дни очищения их по закону Моисееву, принесли Его в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу, и чтобы принести в жертву, по реченному в законе Господнем, две горлицы или двух птенцов голубиных» (Лк.2:22-24). Здесь сказано: «Как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу». Простите за возможную неделикатность, но толкования вы читаете, и потому вам должно быть известно, что, как говорят толкователи, слова эти в точном смысле относятся лишь к Господу Иисусу Христу, потому что ложесна женщине разверзает муж. И только Господь Иисус Христос разверз ложесна Пресвятой Деве. Он — Тот подлинный и единственный Первенец, Который должен быть посвящен Господу. Ради Него и был установлен этот обряд. Все предписанное в нем исполнилось тогда, когда пришел Спаситель. Тот, Кто родился от Бога, Кто является новым Адамом, воплотившимся Сыном Божиим, конечно же, должен быть посвящен Богу.

«Тогда был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем» (Лк.2:25). Мы знаем из Предания, что Симеон жил очень много лет. Он был одним из семидесяти участников перевода Библии на греческий язык. Когда Симеон усомнился в том, что Дева может родить, тогда ему было сказано, что он не умрет, пока не увидит родившегося Мессию. Есть мнение, что он был священником, но по причине старости уже не мог совершать свои обычные священнодействия. Но однажды по откровению он пришел в храм. «Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем». Симеон не просто отличался каким-то внешним благочестием, но на нем был Святой Дух, то есть он был человек благодатный, человек, обладавший пророческим даром, как мы далее увидим. «Ему было предсказано Духом Святым…» (Лк.2:26). Это значит, что он был пророком, потому что истинный пророк не своей силою и не благодаря какой-то способности, развитой до сверхъестественного уровня, созерцает будущее, но через откровение от Бога.

«Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня. И пришел он по вдохновению в храм» (Лк.2:26-27). Симеон пришел не случайно, но ему было внушено, что нужно идти в храм. Может быть, в тот момент он не знал, для чего, но все же последовал этому вдохновению, или внутреннему чувству, влечению.

«И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал…» (Лк.2:27-28). В этом Младенце, не прельстившись Его немощью, Его человеческой ограниченностью, Симеон увидел безграничного, всемогущего и всеблагого Бога.

«Он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко» (Лк.2:28-29). К кому Симеон обращался? На первый взгляд кажется, что он обращался к Богу, благодаря Его за то, что держит на руках Мессию. Но я думаю, что человек, который обладал даром духовного прозрения, о котором в Евангелии сказано, что на нем был Дух Святой, безусловно, видел в этом Младенце Сына Божия и Бога и потому обращался именно к Нему.

«Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля» (Лк.2:29-32). Из самого содержания речи Симеона, называемой теперь «Песнью праведного Симеона Богоприимца», видно, что он осознавал, что обращается именно к Богу, прикрытому младенческой плотью. «Ибо видели очи мои спасение Твое». Как это понимать? Неужели он обращается к Богу, благодаря Его за то, что пришел Мессия как человек, и только? Понятно, что прославление, выражающееся в словах: «Ты уготовал спасение пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля», относится к Самому Богомладенцу, Господу Иисусу Христу, потому что впоследствии Он все это и совершил.

«Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем» (Лк.2:33). Я думаю, что здесь слово «дивились» обобщает поведение Иосифа и Богоматери. Она дивилась, может быть, потому, что, как выяснялось, не Она одна знает, Кто Такой Богомладенец Христос. А Иосиф удивлялся потому, что, как человек, он не до конца понимал славу своего названого Сына. Из других евангельских повествований мы видим, что иногда Божией Матери приписывалось негативное поведение постольку, поскольку Она находилась с некоторыми людьми. Однажды вместе с Ней пришли к Спасителю Его братья и стали просить, чтобы Он вышел к ним (см. Мф.12:46-50; Мк.3:31-35; Лк.8:19-21). Получается, будто и Божия Матерь просила об этом. Но Она опять же не могла им объяснить, не могла сказать: Господу Иисусу Христу подобает отнюдь не такое отношение, какое вы к Нему проявляете. Он не тот, за кого вы Его принимаете, Он не просто ваш названый или сводный брат, а Сын Божий. И поэтому Она, как и во многих других случаях, вынуждена была молчать. Здесь также Ей приписывается удивление постольку, поскольку Она была с Иосифом. Если даже Божия Матерь и удивлялась, то удивлялась тому, что и Симеону Богоприимцу, как мы его называем, было нечто открыто. Но услышанное Ею о Богомладенце Христе отнюдь не являлось для Нее чем-то новым.

«Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем. И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (Лк.2:33-35). Здесь содержится пророчество о том, что произойдет в ближайшее время в израильском народе, и, как говорят некоторые толкователи, о том, что должна претерпеть Сама Божия Матерь: «И Тебе Самой оружие пройдет душу». Считается, что страдания, изображенные здесь в символической форме, Она испытала тогда, когда стояла у Креста Христова. Пророческий дар нужно отличать от других духовных дарований. Апостол Павел говорит о весьма многих духовных дарованиях, и пророческий, по его мнению, один из высших, но наивысшим считается любовь (см. 1 Кор.13:1-8, 13). Поэтому мы можем сказать о Божией Матери, что Она имела возвышеннейшие духовные дарования, но будущее не было Ей полностью открыто. Она понимала, Кто Такой Богомладенец Христос. Она понимала, что это действительно Богомладенец, воплотившийся Сын Божий. Когда Пресвятую Деву осенил Святой Дух, Она стала обладать полнотой ведения относительно Боговоплощения. Но отсюда не следует, что Она знала, что ждет Ее Саму в будущем и как будет проходить проповедь Спасителя. Ей могло быть и неизвестно, что израильский народ Его не примет и прочее подобное. А Симеону это было открыто, и он возвестил о том Божией Матери, как говорит Евангелие. Между прочим, можно вспомнить и Благовещение. Мы видим, что тогда Пресвятая Дева также пребывала в некотором недоумении. Ангел хотя говорил с Ней как с человеком, знающим некоторые духовные тайны, истины духовной жизни, однако же должен был объяснять вещи, в тот момент Ей непонятные. Но это не значит, что Ангел, поскольку он знал об имеющем совершиться непорочном зачатии, выше Пресвятой Девы. И если Симеон Богоприимец знал будущее, тогда как Она, не обладая пророческим даром, не знала, то это не значит, что он выше Пресвятой Девы.

«Тут была также Анна пророчица, дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости, прожив с мужем от девства своего семь лет, вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь. И она в то время, подойдя, славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме» (Лк.2:36-38). Анне пророчице ставится в заслугу то, что она была с мужем всего «от девства своего семь лет». Она, конечно же, могла выйти замуж, как в то время старались делать все женщины, но она решила посвятить себя Богу. Анна не просто сохраняла целомудрие, но и «не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь», то есть, как бы мы сейчас сказали, непрестанно молилась. Какими словами она молилась, мы не знаем. Видимо, днем она находилась в храме, а когда не было богослужений, возможно, молилась в каком-то другом месте. Таким образом, служа Богу день и ночь не только своим воздержанием, целомудрием, но и постом, молитвою, Анна сподобилась пророческого дара.

«И она в то время, подойдя, славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме». Анне, как достойной, тоже было открыто, Кого Пресвятая Дева и Иосиф Обручник принесли в храм Господень.

Поклонение волхвов. Вифлеем. «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему» (Мф.2:1-2). Кто такие волхвы? По-гречески они называются «маги». Это восточные мудрецы, занятия которых, с христианской точки зрения, безусловно, предосудительны. Они занимались магией, а именно астрологией, как сейчас говорят, или какими-то другими видами гаданий. Конечно же, волхвы были язычниками и, возможно, имели лишь смутное представление о правильном почитании Бога. Есть мнение, что они были потомками тех мудрецов, которые некогда находились под руководством Даниила (Навуходоносор поставил Даниила руководителем всех халдейских мудрецов (см. Дан.2:48)). И волхвы, как будто унаследовавшие от него Предание о том, что должен родиться Христос, Царь Израилев, Который спасет весь мир, ожидали Его. При этом они, как люди, не знавшие истины, путавшие подлинное Предание со своим ложным учением, считали, что с появлением человека появится звезда. Сейчас мы знаем из астрономии, что, во-первых, в бесконечном пространстве движутся звезды гигантского размера и что, конечно же, с рождением человека не может появиться такое огромное светило. Иначе небо превратилось бы в одно сплошное сияние и ночью было бы светлее, чем днем. Во-вторых, нам известно, прежде всего из Откровения, из Книги Бытия, что все светила были сотворены сразу. Волхвы же, имевшие скудное представление о строении вселенной, я думаю даже фантастическое, и вдобавок не знавшие учения о сотворении мира, придерживались такого мнения, что с рождением человека появляется звезда. И вот Господь, снисходя к их заблуждению и желая через ту истину, если так можно выразиться, которую они исповедовали, их просветить, явил мнимую звезду. Она очень быстро в противоположном направлении двигалась по небосклону, в конце концов пришла к Иерусалиму и над ним где-то пропала, так что волхвы стали спрашивать: «Где рождается Царь Иудейский?» Все это было промыслительно. Правда, некоторые астрономы считают, что в то время было такое астрономическое явление: несколько планет при наблюдении за ними сливались воедино и потому могли давать усиленное сияние, принятое волхвами за звезду. Но в то же время Евангелие, и я склоняюсь к этой точке зрения, говорит нам о движении звезды, о ее исчезновении и новом появлении. Она двигалась перед волхвами, вела их к Вифлеему и, более того, остановилась над домом, где находился Богомладенец Иисус. Представьте себе, что звезда светит над городом. Если бы даже она была самая яркая, например комета, неужели она укажет нам на конкретное жилище? Понятно, что это было некоторое сверхъестественное явление, принявшее вид звезды ради немощи и заблуждения волхвов, имевших, однако, искреннее намерение. И эта мнимая звезда, Ангельская сила, как говорит Иоанн Златоуст, привела их к Иерусалиму.

«Пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему». Чтобы не забыть, забегая вперед, скажу о том, что звезда явилась им заблаговременно, видимо, до Рождества Христова. А может быть, волхвы пришли спустя некоторое время после Рождества, когда Иосиф и Дева Мария с Богомладенцем Христом еще пребывали в Вифлееме (возможно, они прожили там год или два). Таким образом, существует два варианта толкования: либо звезда явилась заблаговременно и волхвы пришли собственно к моменту Рождества, либо святое семейство пребывало некоторое время в Вифлееме, о чем свидетельствует то обстоятельство, что Ирод решил убить всех младенцев от двух лет и ниже.

«Услышав это, Ирод царь встревожился» (Мф.2:3). Тревога его объяснима. Он не только не имел никаких прав на престол, так как не был потомком царя Давида, но даже и не был евреем. Ирод был идумеянином, принявшим обрезание в недавнее время, когда цари Асмонейской династии, потомки Маккавеев, захватили Идумею и насильственным образом заставили весь народ принять истинную религию. Впоследствии эти идумеи оказались такими ревнителями благочестия, что в значительной степени из-за них был разорен Иерусалим, поскольку они упорно сопротивлялись Риму. Ирод очень смутился, понимая, что если родился Мессия, подлинный Царь израильский, значит, он должен уступить Ему, престо л. Ирод был бесчеловечным правителем, готовым для сохранения за собой престола на любые поступки: он убивал собственных детей, не пощадил жены. Смерть человека для него ничего не значила. Даже кесарь Август, узнав, что он убил своего сына из боязни посягательства на царский престол, сказал: «У Ирода лучше быть свиньей, чем сыном». Сказано так было потому, что иудеи не закалывали свиней, боясь прикоснуться к ним как к нечистым животным. Жестокость его даже в то время была всем известна и поражала многих. Бесцеремонный и беспринципный, он, с одной стороны, угождал иудеям, украшая храм и фактически заново его перестраивая, а с другой — по особому распоряжению римского сената приносил жертву Юпитеру Капитолийскому, высшему божеству Римского пантеона. Он был единственный из иностранцев, кому позволили принести эту жертву в знак верноподданничества римскому императору. Мне этот человек вообще непонятен, потому что в пророчество о рождении Христа в Вифлееме он поверил, но поступить хотел вопреки пророчеству. Он был хорошо знаком с иудейской религией и знал, что пророчество не может быть нарушено, им нельзя пренебречь. Судя по тому, что он поклонялся Юпитеру Капитолийскому и хотел быть, как бы мы сейчас сказали, современным, цивилизованным, культурным человеком, он, наверное, знал и античные мифы, многие из которых говорят о неизбежности велений судьбы. Известно сказание об Эдипе, совершившем страшное преступление по воле рока, и другие подобные мифы. Однако ничто не убедило Ирода в невозможности пренебречь пророчеством. Если ты поверил пророчеству, ты должен понимать, что оно непременно сбудется. Если ты ему не веришь, зачем тогда посылаешь туда воинов? Такая непоследовательность была свойственна Ироду. Ее же мы часто видим и в себе, и в других людях. Человек употребляет логику только для достижения какой-то определенной цели. Когда же цель меняется, возникают другие мотивы, то человек колеблется и зачастую не может остаться беспристрастным и честным даже перед собственным разумом.

«И весь Иерусалим с ним» (Мф.2:3). Почему встревожился Иерусалим — об этом прекрасно пишет святитель Игнатий (Брянчанинов). Город встревожился потому, что его население жило не так, как положено жить людям благочестивым. Столичные жители предавались всем утехам городской жизни, пользуясь храмом скорее для обогащения, чем для молитвы. Все горожане жили от него: продавали животных для жертвоприношения, меняли монеты, принимали постояльцев, предоставляли прочие услуги. Представьте себе, как сейчас живут некоторые люди от паломничества или туризма. То же самое было и там. Зачем нужно было менять деньги, спросит кто-нибудь? Для того чтобы внести храмовую жертву, нужны были именно еврейские монеты, а потому иерусалимляне совершали обмен иностранных монет.

Они встревожились оттого, что их благополучная, безбедная жизнь вдруг подверглась опасности, поскольку теперь им придется каяться и менять образ жизни, так как придет Царь, который не будет их жалеть. Ирод устраивал иерусалимлян по двум причинам: во-первых, благодаря ему храм был благолепно устроен, во-вторых, он не взыскивал с них за недостаточное благочестие. Они понимали, что истинный Царь этого не потерпит, и потому встревожился не только Ирод, но и «весь Иерусалим с ним».

«И, собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно родиться Христу?» (Мф.2:4). Вот что удивительно: эти книжники, дотошно изучавшие книги Священного Писания, знали о Рождении Христа, но, тем не менее, как мы видим из евангельского повествования, поклониться Мессии не пошли.

«Они же сказали ему: в Вифлееме Иудейском, ибо так написано через пророка: и ты, Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных, ибо из тебя произойдет Вождь, Который упасет народ Мой, Израиля» (Мф.2:5-6). Здесь несколько свободно пересказано древнее пророчество пророка Михея. В самой же его книге с удивительной точностью предсказано рождение Мессии: «И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных» (Мих.5:2). Удивительно ясное, точное пророчество, указывающее не только на место рождения Христа, но и на Его предвечное происхождение. Однако иудеи остались безразличными и, зная об этом пророчестве, рассказав о нем Ироду, не поспешили в Вифлеем подобно тому, как спешили туда язычники-волхвы. И поведение иудеев тоже, наверное, не сможет понять тот, кто последовал за Христом.

«Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды и, послав их в Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему. Они, выслушав царя, пошли. И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец» (Мф.2:7-9). Предполагаю, что звезда появилась за два года до появления волхвов в Иерусалиме, а потом в Вифлееме. Этот город расположен недалеко от Иерусалима, на расстоянии около шестнадцати километров. Когда-то в праздники Рождества даже отправлялся крестный ход из Святого Града в Вифлеем. Сейчас этот крестный ход совершается на автобусах и автомобилях.

Волхвы шли из дальних восточных стран с караваном, вьючными животными, путь этот должен был занять у них довольно продолжительное время. Были у них в пути и какие-то остановки, не могли же они идти два года непрерывно. Следовательно, останавливалась и звезда. Потом они шли дальше — и опять звезда двигалась перед ними. Шли, я думаю, ночью, потому что днем в тех странах нестерпимая жара. «И се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними» — здесь ясно сказано о ее движении. Когда волхвы пришли в Иерусалим, они рассказывали всем: «Мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему», ожидая, что царь Иудейский, естественно, должен быть в Иерусалиме. Но когда они отправились в Вифлеем, звезда уже «шла перед ними».

Если о путешествии волхвов из своих стран в Иерусалим мы можем только догадываться, то о пути в Вифлеем Евангелие говорит совершенно определенно: звезда двигалась перед ними и «наконец пришла и остановилась». Если бы это была комета, как предполагают некоторые, то почему бы ей не двигаться дальше? Однако она пришла и остановилась, причем даже не над городом, а над местом, где был Младенец. Евангелие повествует, что святое семейство в то время жило уже не в пещере, а в доме.

«Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою, и, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (Мф.2:10-11). Эти слова содержат в себе опровержение сектантского учения о том, что поклоняться Божией Матери нельзя. Простые слова: «Увидели Младенца с Мариею, Матерью Его», по всей видимости, означают то, что Божия Матерь держала Богомладенца Христа на Своих руках либо находилась в непосредственной близости от Него, как всегда поступают матери, имеющие маленьких детей. И волхвы, поклоняясь Ему, не могли не поклониться и Ей. Более того, «открыв сокровища свои, принесли Ему дары». Но как они могли принести дары Младенцу? Неужели Младенец взял эти дары? Конечно же, их взяла Пресвятая Дева. Значит, и поклонение относилось не только к Младенцу, но и к Его Матери. Невозможно, почитая Царя, не почитать его Матери. А они считали Его Царем.

Волхвы принесли те драгоценности, которые считались наиболее ценными. Ладан и смирна, видимо, были произведениями тех стран, откуда пришли волхвы, и потому особенно ценились в землях иудейских. Но кроме того этими дарами, осознанно или неосознанно, они пророчествовали о том, Кто есть Христос, и о Его дальнейшей судьбе. Золото принесли Ему как Царю, ладан — как Богу, поскольку только Богу воскуряют благовония, а смирну, употреблявшуюся при погребении, — как Человеку, Который в определенное время должен умереть. Так толкуют святые отцы.

«И, получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою» (Мф.2:12). Несколько слов о волхвах. Существует Предание о них, но я не стану его подробно пересказывать, так как вы можете прочитать его в житиях. Скажу лишь о том, что говорит о них Евангелие. Эти чужестранцы-язычники, заблуждаясь во многом, верили, однако же, в явление Мессии. И поскольку они были людьми искренними, Господь их не презрел, но, воспользовавшись даже их заблуждением, привел к поклонению Господу. И когда они поклонились Христу и познали истину, тогда Бог уже не через их заблуждение или ошибку указал им дальнейший путь, но через Свое откровение, преподанное волхвам во сне. В какой форме оно было явлено, мы не знаем, но все же это было откровение, а не какое-то видение, подобное тому, которое они принимали за подлинную звезду, пока не пришли к Богомладенцу Христу. Если мы осознаём, что то была не звезда, а некое сверхъестественное явление, то волхвы, наверное, к тому моменту тем паче это осознали.

Так и мы часто приходим к Богу, руководствуясь чем-то неправильным. Господь приводит нас к Себе такими судьбами, которые Он Сам знает. Но это не означает, что нам следует сохранять свои ошибки и далее. Напротив, познав полноту истины, мы должны отказаться от всех своих прежних заблуждений и даже от общения с теми порочными людьми, которые невольно содействовали нашему приходу к истине, подобно тому как обращению волхвов содействовали, сами того не желая, Ирод, первосвященники и книжники иудейские.

Бегство в Египет. Из Вифлеема. «Когда же они отошли, — се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его» (Мф.2:13). Мы приблизились к описанию того, как Господь обычным человеческим способом избегает смерти, потому что не пришло еще время. Из этого и нам следует научиться прислушиваться к здравому смыслу, к советам людей более благоразумных и рассудительных, а не слишком надеяться на себя, не быть самонадеянными и гордыми (в житейских ли ситуациях или в нашей внутренней жизни) и не претендовать на то, что мы являемся исключительными личностями, о которых Господь должен заботиться особенным образом, не так, как обо всех других.

Посмотрите на праведность Иосифа, на его послушание и веру. «Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет» (Мф.2:14). Отправился немедленно, понимая, что нужно повиноваться внушению свыше. В деле переписи он проявил лояльность к римским властям, а здесь не покорился им, поскольку они желали совершить преступление, посягали на то, что уже не относилось к их власти.

Вот рассудительность, достойная похвалы: мы должны повиноваться нашему начальству, каким бы оно ни было, но не во всем, а лишь в том, что не оскверняет нашей христианской совести, не грозит нам отступлением от ее велений. Но если в действиях начальства возникает нечто богопротивное, тогда мы должны проявить непокорность, как это сделал праведный Иосиф.

«И там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего (Ос.11:1)» (Мф.2:15). Ирод умер через несколько лет, забрав с собой в могилу сыновей, жену и многих других. Даже в предсмертной агонии он все боялся захвата престола, так что, когда его заключенный в темнице сын попытался освободиться, Ирод велел его казнить.

Избиение младенцев. Вифлеем. «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (Мф.2:16). Избиение было страшное. Из Предания мы знаем, что погибло не только четырнадцать тысяч вифлеемских младенцев, но и их матери. Сейчас в Вифлееме есть такое место, где отдельно лежат кости этих младенцев и отдельно кости их матерей. Я думаю, отцы также защищали своих детей. Это было страшное избиение, страшное кровопролитие. Убивали детей и защищавших их родителей. Возможно, весь Вифлеем был опустошен.

«Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо ихнет (Иер.31:15)» (Мф.2:17-18). Рама — это местечко на середине пути между Вифлеемом и Иерусалимом, где находится могила праведной Рахили. Слова пророчества можно понимать двояко. Первое толкование следующее. Рахиль — образ еврейских матерей, плач которых доносился до половины пути к Иерусалиму — столь страшный стоял вопль. Пророчество в точности изображает происшедшее в Вифлееме спустя столетия. Второе толкование таково: Рахиль, погребенная в Раме, оплакивает гибель своих многочисленных потомков.

Возвращение из Египта и поселение в Назарете. Египет, земля Израилева, пределы Галилейские, Назарет. «По смерти же Ирода, — се, Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца» (Мф.2:19-20). Прочтем параллельный стих из Евангелия от Луки: «И когда они совершили всё по закону Господню, возвратились в Галилею, в город свой Назарет» (Лк.2:39). Этим стихом оканчивается повествование Луки о том, как в Иерусалимском храме было совершено жертвоприношение за Богомладенца и как пророчествовал Симеон Богоприимец. Может быть, евангелист Лука умалчивает об избиении младенцев, о поклонении волхвов, о бегстве в Египет и возвращении. Но можно предположить (мы точно не знаем, как происходили события), что было два путешествия из Назарета в Вифлеем. Сначала Иосиф пошел из Назарета в Вифлеем для переписи, потом из Вифлеема в Иерусалим для принесения жертвы. Затем из Иерусалима в Назарет для того, чтобы переселиться в Вифлеем, поскольку Иосиф полагал, что уже сбылись пророчества и отныне ему нужно жить в этом городе. Затем — вынужденное бегство из Вифлеема в Египет, потом возвращение в землю Израилеву. Возвращаясь, Иосиф думал пойти в Вифлеем, но ему было сказано, чтобы он шел в Назарет.

Если же евангелист Лука действительно опустил многое для краткости, то события разворачивались так: из Назарета пришли в Вифлеем, из Вифлеема — в Иерусалим, потом вернулись обратно в Вифлеем, здесь совершилось поклонение волхвов. Затем Иосиф был предупрежден о злом умысле Ирода и получил приказание бежать в Египет. Святое семейство бежало из Вифлеема в Египет, потом возвратилось в землю Израилеву и по откровению поселилось в Назарете.

«Он встал, взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву. Услышав же, что Архелай царствует в Иудее вместо Ирода, отца своего, убоялся туда идти» (Мф.2:21-22). Убоялся потому, что Архелай также славился своей жестокостью, и впоследствии иудеи добились отстранения его от власти. «Но, получив во сне откровение (опять Иосиф поступил не по своей воле. — Игум. А), пошел в пределы Галилейские» (Мф.2:22). Он, возможно, хотел поселиться в Вифлееме, думая, что Мессии, как потомку царя Давида, и жить нужно в городе Давида — Вифлееме. Но идти туда убоялся, поскольку был, в отличие от современных наших неумеренных ревнителей Православия, человеком здравомыслящим. Он понимал, что идти в Иудею опасно, и боялся не за себя, так как был уже глубоким стариком, а за свою семью. Кто знает, что задумает Архелай, может, он помнит еще пророчества о Богомладенце и захочет посягнуть на Его жизнь? И когда Иосиф пребывал в такой нерешительности, во сне ему явился Ангел. В самом Евангелии не уточняется, как получено откровение, но надо думать, что ему было явление Ангела, подобное тому, какое было ему раньше.

«Но, получив во сне откровение, пошел в пределы Галилейские», хотя считалось, что в этих пределах живут люди невежественные и малорелигиозные. Может быть, и сам Иосиф думал, что не следовало бы жить в такой местности, и тем не менее она была наиболее безопасна и до времени сохранила Господа Иисуса Христа в безвестности.

«И, придя, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророков, что Он Назореем наречется (Суд.13:5; Ис.11:1-2)» (Мф.2:23). Спаситель нарекся Назореем не только потому, что происходил из города Назарета, но и потому, что Он был посвященным Богу назореем. (Например, как вы знаете, Он носил длинные волосы — признак посвящения Богу.) В данном случае имена совпали, конечно же, промыслительно. Много жителей было в Назарете, и всех их можно было назвать назореями, но не в том смысле, в каком мы именуем так Господа. Тогда его называли «Иисусом Назореем» презрительно, но вместе с тем поневоле исповедовали Его назореем, то есть Человеком, поистине посвященным Богу, может быть, единственным таким Человеком.

На этом заканчивается повествование о Рождестве Христовом, принятое Церковью для чтения в дни рождественских праздников, а вместе с ним оканчивается и наша беседа.

***

Вопрос. Как Иосиф смог избежать наказания за непраздность Девы Марии? Ведь Богородица была обручена ему для хранения Ее девства? Мы теперь знаем, что произошло с Девой Марией, но в глазах людей, окружавших святое семейство, Ее непраздность выглядела тогда нарушением обета.

Ответ. Существует предание, которое содержится в Первоевангелии апостола Иакова, о том, что священникам было откровение, подтверждавшее Ее девство. Но я думаю, что о Ее непраздности никому не было известно: Деву отдали Иосифу, и больше Ее судьба уже никого не касалась. Она находится у Иосифа, он за Нее отвечает, если никаких претензий по закону у него к Ней нет, значит, никто не имеет права что-либо говорить. Когда муж подозревал жену в измене, то по закону должен был прийти священник, он писал на свитке особые заклинания, потом написанное смывал в воде, которую жене предстояло выпить. Если она действительно являлась преступницей, то тяготевшее над ней проклятие выражалось в той или иной болезни. Предание о том, что священникам было откровение о Пресвятой Деве, также находится в Первоевангелии от Иакова, которое полностью опубликовано в книге «Иисус Христос в документах истории». Считалось, что святые отцы относились к Первоевангелию от Иакова с уважением, хотя, конечно, на самом деле написал его не Иаков и это не подлинное Евангелие, а апокриф. В нем, тем не менее, собраны некоторые предания, признаваемые Церковью. Иконописцы знают, что сюжеты из него часто изображаются на иконах и фресках в храмах. Отражены они также и в богослужебных текстах, хотя вполне возможно и обратное — само это сочинение составлено на основе богослужения.

Вопрос. Анна пророчица и Симеон Богоприимец, несомненно, должны были знать Марию, ведь они столько лет находились при храме! Божия Матерь воспитывалась в нем, была в центре внимания, и потому они не могли Ее не узнать, когда Она пришла туда с Иосифом…

Ответ. Знали они Ее или нет — для них это не имело значения, поскольку они были людьми духовными и все происшедшее с Девой на самом деле было им открыто Духом Святым. Их современникам это все было вообще безразлично.

Вопрос. Но ведь Анна потом рассказывала о Мессии по всему Иерусалиму?

Ответ. Почему по всему Иерусалиму? Она рассказывала тем, кто чаял Спасителя, а много ли было таких? Когда пришли волхвы, «весь Иерусалим встревожился», говорит Евангелие. Если сравнить два эти выражения: «всем, кто чаял» и «весь Иерусалим встревожился», то можно сделать вывод, что «тех, кто чаял» было не так уж много по сравнению со «всем Иерусалимом».

Вопрос. Зачем нужны были повивальные бабки, если рождение Господа было для Богоматери безболезненным? В момент родов Богородица оставалась Девою, значит, не было всего того, что бывает при родах обычной женщины.

Ответ. По Преданию, повивальные бабки пришли несколько позже Рождества и увидели, что все уже совершилось. Во время же самого рождения Спасителя в пещере не было никого: ни повивальных бабок, ни, может быть, даже Иосифа, который, согласно Преданию, как раз ушел за ними. Если бы это было обычное рождение, Божия Матерь не смогла бы самостоятельно спеленать Богомладенца. Да и вообще родить без посторонней помощи было бы крайне затруднительно.

Вопрос. Была ли Пресвятая Богородица крещена?

Ответ. Существует Предание о том, что после Воскресения Спасителя Ее крестили апостолы Петр и Иоанн. Господь крестил Петра, Петр — Иоанна, а они вместе — Божию Матерь с прочими апостолами. Это сообщает святитель Епифаний Кипрский. Однако некоторые отцы считают, что Божией Матери Крещение было не нужно, ибо Она была очищена наитием Святого Духа.

Вопрос. Действительно ли к Божией Матери не мог приразиться никакой грех?

Ответ. Нет, теоретически грех к Ней приразиться мог, поскольку врожденная наклонность ко греху у Божией Матери, как и у всякого человека, была. Ведь под первородным грехом имеется в виду не то, что человек грешен уже от рождения, а то, что он имеет наклонность ко греху, которой, как правило, всякий из нас следует. Богородица же, хотя такую наклонность и имела, никогда ей не последовала. И в этом смысле Она Себя предочистила. Когда же во время Благовещения на Нее сошел Святой Дух, тогда Она стала уже и неудобопреклонной ко греху.

Вопрос. Волхвы поклонялись Младенцу как Младенцу-Богу или как Младенцу-Царю? Понимали ли они, Кто перед ними?

Ответ. Из самого евангельского текста трудно сделать вывод, насколько они это понимали. На мысль о необыкновенности Младенца их могло навести хотя бы явление звезды. Особенное благоговение они должны были испытывать в то время, когда она вела их из Иерусалима в Вифлеем. Сказано, что волхвы исполнились тогда радостью. Какой радостью? Не только человеческой, но и духовной. Они были предрасположены к тому, чтобы осознать тайну Боговоплощения. Но в какой степени они ее осознавали, мы можем только догадываться.

Неделя по Рождестве

(Мф., 4 зач., II, 13-23)

Когда же они отошли, — се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его. Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет, и там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего.

Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет. По смерти же Ирода, — се, Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца. Он встал, взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву. Услышав же, что Архелай царствует в Иудее вместо Ирода, отца своего, убоялся туда идти; но, получив во сне откровение, пошел в пределы Галилейские и, придя, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророков, что Он Назоре-ем наречется.

О благоразумии, необходимом христианину

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В сегодняшнем евангельском чтении содержится повествование о том, как окончились события, связанные с Рождеством Христовым, которое мы недавно праздновали. Рождество Спасителя — действительное историческое событие, бывшее две тысячи лет назад. Для того чтобы иметь о нем ясное, полное, обстоятельное понятие, надо было бы прочитать всю вторую главу из евангелиста Матфея и вторую главу Евангелия от Луки. Совместив эти два повествования, мы получили бы полное представление о событиях Рождества Христова. Но это, конечно, отняло бы много времени и было бы не совсем уместным во время богослужения, поэтому мы только своими словами кратко обрисуем ход событий.

Началась перепись — явление новое еще даже для Римской империи. Она проводилась исключительно с целью налогообложения, потому что после длительной гражданской войны империя нуждалась в огромных средствах для восстановления своих государственных институтов. Механизмы переписи были еще несовершенны: всем жителям Иудеи, подлежащим переписи, пришлось прийти в тот город, откуда они были родом. Например, в России с ее огромными территориями это было бы невозможно, но в маленькой Иудее (учитывая, что в то время люди переселялись сравнительно недалеко от своих родных мест) это было реально. Иосиф с Девой Марией, Которая, как сказано в Писании, «была непраздной» (см. Лк.2:5), то есть вот-вот должна была родить, несмотря на это обстоятельство, вынужден был подчиниться римской власти. В этом сказалось его благоразумие, которого сейчас, к сожалению, многим людям так не хватает. Они не хотят подчиняться государству в делах, безразличных для спасения (например, в вопросах, касающихся налогообложения, принятия идентификационного номера или даже паспорта, который почему-то некоторых не устраивает), и тем самым навлекают на себя ненужные скорби. Все это, как мы видим из Священного Писания, совершенно неуместно. Праведный Иосиф Обручник (ведь нигде в Евангелии не сказано, что он согрешил, подчинившись в данном случае государственной власти) показал нам, как принято сейчас говорить, пример законопослушания и пошел с Девой в Вифлеем. Но, видимо, в городе собралось очень много людей, которые должны были пройти там перепись, и он был переполнен. Надо думать, что Иосиф с непраздной Девой Марией двигался весьма медленно и поэтому не успел найти себе место в чьем-то доме или в гостинице. Поскольку необходимость — Дева вот-вот должна была родить — заставляла его быстрее искать убежище, Иосиф был вынужден остановиться с Ней в вертепе, то есть в пещере, где пастухи укрывали скот на время непогоды и где поэтому были ясли, кормушки для скота. Пещера была несколько приспособлена для того, чтобы служить укрытием.

Все это случилось промыслительно для того, чтобы не было свидетелей этого необыкновенного, величайшего чуда — безболезненного рождения, не свойственного падшему человеку. В Писании говорится о предсказании после падения наших прародителей Адама и Евы: «Женщина будет рождать в муках» (см. Быт.3:16). Поскольку человек зачинается в грехах, то рождается в муках. Но здесь зачатие было непорочным, и вследствие этого рождение — безболезненным. Это чудесное рождение совершилось в отсутствие Иосифа. Как сказано в Евангелии, Пресвятая Дева Сама спеленала Господа, из чего можно сделать вывод, что рождение Спасителя для нее было совершенно безболезненным и нетрудным. Мы верим, как учат святые отцы, что Пресвятая Дева до Рождества и по Рождестве Дева, то есть Приснодева. Это чудесно, необыкновенно. Это предмет нашей веры.

После Рождества Христова приблизительно одновременно произошли два события. Может быть, одно из них было несколько раньше (сразу после Рождества Спасителя), другое несколько позже. Эти события многим указали на то, что родился Мессия, Христос, Помазанник Божий, Царь царствующих и Господь господствующих. Первое событие — явление пастырям, то есть пастухам, Ангелов, которые возвестили о Рождестве Христовом и сказали: «Вот вам знак: вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк.2:12). Действительно, это нечто необыкновенное. Хотя и можно представить себе подобное стечение обстоятельств, но такого события никогда не было. Всякий человек, когда находящейся рядом с ним женщине приближается время родить, заботится о том, чтобы она имела для этого удобное место, и ищет людей, которые помогли бы ей совершить этот, можно сказать, подвиг. Здесь же ничего подобного не было, более того — Младенец был положен в ясли для скота. Пастыри пришли и действительно все это увидели. Вот в чем и состояло первое чудесное событие — в явлении Ангелов и таком необыкновенном знаке. Присутствующие здесь Иосиф и другие люди из благовествования пастухов убедились в том, что событие Рождества необыкновенно, хотя, может быть, еще не совсем понимали его значение. Только Пресвятая Дева «сохраняла все», как говорится в Писании, «в сердце Своем» (см. Лк.2:19). Она понимала всю значимость происходящего, но не могла никому объяснить, поскольку человеческий разум не мог этого вместить.

Второе событие произошло несколько позже, видимо, спустя несколько дней, когда Иосиф уже нашел жилище. Может быть, это событие случилось даже после того, как Младенец Иисус был отнесен в Иерусалимский храм, где за Него как за Первенца Пресвятая Дева и Иосиф принесли положенную жертву, а потом вернулись вместе с Ним обратно в Вифлеем и уже жили в доме. Именно тогда в Иерусалим пришли так называемые волхвы, или маги. Они не были чародеями в том смысле, в каком мы понимаем это слово сейчас. Древняя восточная мудрость состояла в изучении многих наук — математики, астрологии и других; в их число входила и магия, то есть искусство гадания. Волхвы из Предания знали о том, что в Иудее должен родиться Царь мира. Это было известно от пророка Даниила, жившего приблизительно за пятьсот лет до Рождества Христова. Когда Даниил оказался в Халдее, вавилонским царем Навуходоносором он был назначен главой всех вавилонских мудрецов. И, естественно, он передал им какую-то часть духовного, истинного знания, которая и сохранялась, как это принято в таких обществах, неприкосновенной вплоть до времени Рождества Христова. Среди халдейских магов существовало ложное верование в то, что с появлением в мир человека появляется новая звезда. Конечно же, судьба человека не может предопределяться, предсказываться или открываться звездами, но Господь использовал это заблуждение для того, чтобы привести волхвов поклониться Господу Иисусу Христу — ради их искренности, доброго намерения. Они пришли в Иерусалим и возвестили всем его жителям и царю Ироду о рождении Христа. Звезда привела их в Вифлеем, они поклонились Богомладенцу Христу и с радостью, «получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою» (Мф.2:12). Волхвы обманули Ирода, потому что это откровение было для того, чтобы он не имел возможности прежде времени совершить грех богоубийства. Время исполнения пророчеств об этом страшном событии пока еще не пришло, оно настанет спустя тридцать три с половиной года после Рождества Христова.

Сегодняшнее евангельское чтение повествует о событиях, бывших после поклонения волхвов: «Когда же они отошли, — се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его» (ст. 13). Ангел уже являлся Иосифу во сне, когда он усомнился в том, что Дева Мария зачала Господа Иисуса Христа непорочно, и сейчас является вновь, наставляя, как спасти жизнь Богомладенца. Почему поведено было спасти Его именно бегством? Почему Господь не мог Своей всемогущей силой защитить Единородного Своего Сына, явившегося в мир в виде Младенца? Потому что тогда была бы скована человеческая свобода и, таким образом, никто бы не дерзнул совершить в отношении Спасителя то, на что впоследствии решились иудеи, предав Его на поносную Крестную смерть. Не совершился бы и Промысл Божий о нашем спасении. Господь явился в мир как человек и должен был жить по человеческим законам. Поэтому здесь и действует чудесное промышление о воплотившемся Господе Иисусе Христе и одновременно проявляется одно из обычных свойств человеческого естества, воспринятого Им, — стремление избежать опасности. Еще раз обнаруживается величайшее благоразумие и глубокая мудрость праведного Иосифа Обручника. Зная, что Иисус есть Мессия, Сын Божий, зная о Его чудесном зачатии, он мог бы сказать: «Господи, защити Его Сам» или: «Зачем я с Пресвятой Девой буду переписываться у безбожных римлян?» Но в вопросах, безразличных для спасения, праведный Иосиф подчиняется государственной власти — и таким образом совершается Промысл Божий и исполняется пророчество о том, что Мессия должен родиться в Вифлееме. Когда же власть действует тиранически, нарушает все нравственные законы и пытается вершить судьбы Божий таким чудовищным образом, как убийство Богомладенца Христа, то Иосиф ей не повинуется. Но он не поднимает бунт, не претендует на то, чтобы Бог чудесным образом избавил Богомладенца, Пресвятую Деву и его самого от опасности. Нет, праведный Иосиф внимает внушению свыше и поступает как человек практичный, показывая, что действительно он заслужил быть помощником, покровителем Божией Матери в таком необыкновенном деле, как воплощение Сына Божия. Он исполнил свой долг благодаря благоразумию и научил нас, что нам необходимо надеяться на Бога, но в то же самое время эта надежда не должна переходить границ здравого смысла. В поступках Иосифа мы видим урок того, когда и кому можно или нельзя подчиняться, и самое главное — урок настоящего благоразумия, истинного следования воле Божией. У нас же, напротив, бывает, что мы искушаем Бога, требуя от Него совершенно неуместного, и как бы предъявляем Ему претензии, чтобы Он проявил Свое всемогущество там, где мы должны были бы показать всего лишь свое человеческое рассуждение.

«Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет, и там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего» (ст. 14-15). Один раз Иосиф подчинился повелению римской власти, и таким образом исполнилось пророчество о том, что Мессия должен родиться в Вифлееме. В другой же раз он не повиновался власти тирана Ирода, и опять благодаря этому благоразумному ослушанию исполнилось пророчество о том, что Мессия должен быть призван из Египта.

«Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами (конечно, Ирод не знал об откровении, бывшем волхвам, он только догадался, что они ушли из пределов его царства и он уже ничего не может сделать, и, таким образом, считал себя осмеянным. — Игум. А.), весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (ст. 16). Явление звезды (а на самом деле чудесной силы, принявшей вид звезды) было заблаговременным, чтобы волхвы успели прийти приблизительно ко времени Рождества Христова. Иосиф благоразумно подчиняется Промыслу Божию — Ирод в безумии своем противится Божией воле. Он должен бы понимать, что если родившийся Младенец — Мессия и исполняется пророчество о Нем, то он бессилен что-либо сделать. Но Ирод в своем безумном страхе потерять царскую власть, можно сказать, восстал против Бога и совершил дикое, ужасное, чудовищное преступление. Имя Ирода стало нарицательным, сделалось символом жестокости, так же как имена Иуда или Искариот стали символом предательства. Предполагая, что среди вифлеемских детей есть и Тот, Кого он считал претендентом на свой престол, Ирод велел убить всех младенцев в Вифлееме — по Преданию, в этот день их было уничтожено четырнадцать тысяч. Понятно, что их родители, в особенности матери, не могли добровольно отдать своих детей на заклание. В Вифлееме, в храме Рождества Христова, есть место, где лежат две огромные груды костей: в одной святые мощи убиенных младенцев, а в другой — кости их матерей. Конечно, здесь было убито и множество взрослых людей, в особенности женщин, пытавшихся защитить своих детей. На иконах, изображающих это страшное бедствие, воины преследуют женщин, бегущих со своими детьми, пронзают их, поднимают на копья, убивают мечами. Становятся понятны слова Священного Писания — пророчество, которое приведено евангелистом Матфеем: «Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет» (ст. 17-18). Не знаю, существует ли местечко Рама сейчас, но могила Рахили известна. Она находится приблизительно между Иерусалимом и Вифлеемом, которые расположены друг от друга на расстоянии получаса езды на автомобиле. Пророк живописно изображает, как Рахиль оплакивает своих детей. На самом деле он говорит это обо всех еврейских женщинах, которые, потеряв своих детей, в неистовстве кричали и плакали. Видимо, рыдание их было столь велико, что доносилось до Рамы, где находилась могила Рахили — прародительницы еврейского народа.

Невольно возникает вопрос: почему Господь допустил такое страшное преступление? Почему Сам Он спасся, а четырнадцати тысячам невинных младенцев позволил погибнуть? Например, Достоевский рассуждает так: да, все мы грешны, все заслуживаем наказания Божия, но в чем виноваты дети, невинные дети? Кажется, что ответа на этот вопрос нет. А здесь мы видим, что было убито, как говорит Предание, четырнадцать тысяч младенцев! Почему же Господь допускает страдания, в особенности страдания совершенно невинных, как нам кажется, детей? Не будем говорить о первородном грехе и о том, что все люди виноваты. Но давайте поймем, что зло и страдание — это не одно и то же, хотя в нашем сознании они отождествляются. Для нас само собой разумеется, что болезни, всевозможные телесные лишения, скорби — это проявления зла. Если говорить о смерти, это его торжество. Но — повторим — между злом и страданием не всегда можно поставить знак равенства. Зло, по учению Священного Писания, — это грех. Страдание же — невольное следствие греха и вообще человеческой греховности. Но иногда человек воспринимает на себя это следствие, то есть физическое страдание, мучение, смерть, хотя греха и не совершил. Тогда это страдание является для него своего рода подвигом, и благодаря терпеливому перенесению страданий человек получает особенную заслугу перед Богом. В этом смысле вифлеемские младенцы и их матери, которые тоже были убиты невинно (хотя, конечно, они были небезгрешными), стали первыми мучениками, пострадавшими за Христа. Таким образом, мы видим, что ничего злого не произошло. Ирод не смог совершить зла: ему не удалось убить Богомладен-ца Христа, а то, что Ирод принимал за зло (то есть убийство в Вифлееме), стало величайшим благом. Сразу после рождения эти младенцы приблизились к Господу Иисусу Христу. Они Его защитили своей страдальческой смертью. Это позволило Ему до времени скрываться в Египте, чтобы потом выйти на проповедь, совершить Свою Крестную Жертву и искупить всех: и этих младенцев, и всех людей, уже родившихся, и тех, кто должен был родиться в последующие века.

«По смерти же Ирода, — се, Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца» (ст. 19-20). Опять Иосиф показывает преданность воле Божией. В Египте в то время жило множество евреев, причем жили они весьма благополучно и, наверное, даже лучше, чем их единоплеменники у себя на родине, но Иосиф предпочитает исполнить волю Божию, не вдаваясь в рассуждения о том, что с человеческой точки зрения кажется удобнее. «Он встал, взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву» (ст. 21). Но здесь, уже не имея особенного повеления от Бога, где ему поселиться, он действует согласно человеческому рассуждению и еще раз показывает нам пример необыкновенного благоразумия, пример того, как и в чем мы должны повиноваться Богу слепо, а в чем — проявить человеческое рассуждение, где следует подчиниться власти, а где — нет, чтобы избежать ее посягательств на нашу жизнь.

«Услышав же, что Архелай царствует в Иудее вместо Ирода, отца своего, убоялся туда идти» (ст. 22). Про Архелая говорили, что он очень жестокий человек и этим походит на своего отца. «Но, получив во сне откровение, пошел в пределы Галилейские и, придя, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророков, что Он Назореем наречется» (ст. 22-23). Иосиф понял, что ему нельзя идти в Иудею. Может быть, по-человечески ему казалось, что надо жить в Вифлееме, откуда сам Давид был позван на царство. Но Иосиф начинает сомневаться, и Господь вновь открывает ему Свою волю. Иосиф явился достойным заступником Пресвятой Девы и Богомладенца Христа и исполнил свое служение, свое предназначение. Потому весьма заслуженно в следующее воскресенье после Рождества Христова Церковью празднуется память трех величайших праведников, которые являются, как бы мы сказали, родственниками Спасителя по плоти: Иосифа Обручника, царя Давида и Иакова, брата Господня.

Иосиф охранял Пресвятую Деву и Богомладенца вплоть до времени своего исхода из этой жизни. Отрок Иисус постепенно становился зрелым мужем, достиг совершеннолетия и вышел на проповедь. Из Евангелия от Луки мы знаем, что, когда Спасителю было двенадцать лет, Иосиф был еще жив (см. Лк.2:42-43). Неизвестно точно, когда он отошел из этого мира, но, видимо, незадолго до того, как Господь Иисус Христос вышел на Свою проповедь.

Вот насколько поучительно сегодняшнее евангельское повествование. Можно было бы бесконечно рассуждать о Рождестве Спасителя, вникая в различные его подробности, потому что для верующего человека рассуждение об этом событии весьма приятно, умилительно и поучительно. Но нельзя в одной проповеди охватить всю глубину этого необыкновенного, великого события — Рождества Христова. А значение его непостижимо не только для человеческого разума, но и для святых Ангелов. Потому с благоговением и верой взирая на то, что нам рассказывают евангелисты о Рождестве Христовом, исполнимся этой верой и сохраним ее, удержим благодать, дающую нам возможность и силу взирать на это событие так, будто бы мы являемся живыми его свидетелями, подобно ученым вавилонским мудрецам и простым пастухам. Примем все евангельское повествование с верой и поклонимся мысленно Господу Иисусу Христу, моля Его, чтобы вера помогла нам пройти жизненный путь и с надеждой на спасение перейти в жизнь вечную. Аминь.

13 января 2002 года

О благочестии и благоразумии

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Мы продолжаем вспоминать события, связанные с Рождеством по плоти Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. С Рождеством по плоти — ибо, родившись в последние времена от Матери без отца, Господь еще прежде всех веков родился, или, правильнее сказать, всегда рождается от Бога Отца без матери. Потому мы и вспоминаем Рождество Господа именно по плоти, когда Он воспринял на Себя человеческое естество со всеми его немощами, являющимися следствием греха, вплоть до возможности умереть. Воспринял все, кроме самого греха. Сегодня, говоря о событиях, связанных с Рождеством, мы вспоминаем бегство Иосифа в Египет с Матерью Господа, Пресвятой Девой Марией, и Богомладенцем Христом.

Волхвы — персидские или, по мнению некоторых толкователей, халдейские мудрецы, — получив откровение вернуться домой другим путем, ушли, не рассказав Ироду, где находится Богомладенец Христос. Тогда, как повествует Евангелие, «Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его» (ст. 13).

Странным образом в этом страшном человеке, Ироде, смешивались вера и неверие. Он верил в пророчества, но не верил в их непререкаемость, в их неминуемое исполнение. Узнав о рождении Богомладенца Христа, он захотел Его уничтожить, поскольку счел Его — как истинного потомка царя Давида, основателя династии, — претендентом на престол. Ирод понимал, что сам занимает престол незаконно, будучи, во-первых, не из царского рода и, во-вторых, даже не евреем, а идумеянином, хотя и принявшим истинную религию (может быть, неискренне, по нужде, но, тем не менее, принявшим). Он боялся потерять царскую власть и из-за этого был маниакально подозрительным человеком. Он уничтожал даже своих ближайших родственников, убил своих сыновей и жену, поскольку опасался, что все они могли претендовать на престол. Ирод, как это ни странно, доверял пророчеству в том, что Христос должен родиться в Вифлееме, но не верил в то, что оно обязательно должно исполниться, и предпринял безумный шаг. Иосиф с Матерью и Богомладенцем Христом ночью тайно покинул Вифлеем, так что никто и при желании не мог сказать, в какую сторону он пошел, и двинулся в Египет, по Преданию, взяв и своего старшего сына Иакова, названного впоследствии братом Господним. Иосиф «встал, взял младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет, и там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего. Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (ст. 14-16).

Предание говорит, что этих младенцев было четырнадцать тысяч — необыкновенно страшное убийство. Ирода действительно можно назвать в своем роде великим — великим по жестокости. Немного было таких царей и государственных деятелей, которые решились бы на столь бесчеловечные дела. Убиваемых младенцев, естественно, защищали их матери и отцы. Нужно иметь в виду и то, что семьи были многодетными и женщины рожали детей вплоть до старости, до такого преклонного возраста, в котором деторождение уже физически становится невозможным. Старшие дети могли быть уже женаты, а младшие — еще пребывать в младенчестве. И если учесть все это, можно сделать вывод, что население Вифлеема было уничтожено практически полностью, поскольку все, так или иначе, участвовали в защите или младших братьев, или своих детей. Кровопролитие было ужасное.

«Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет» (ст. 17-18). Можно понимать это так, будто праматерь Рахиль плачет о своих потомках, столь безжалостно уничтоженных, а можно думать, что пророк таким образом описывает плач еврейских женщин о своих детях. Кроме того, в этих словах можно найти еще один смысл, почти буквальный. Рама, где по Преданию и по сей день находится могила праматери Рахили, расположена приблизительно посередине между Иерусалимом и Вифлеемом. Можно истолковать слова пророка в том смысле, что плач и вопль, вызванные этим бесконечно жестоким злодеянием Ирода, были столь сильны, что доносились до половины пути между Вифлеемом и Иерусалимом, а расстояние между этими городами — восемнадцать километров!

«По смерти же Ирода, — се, Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца» (ст. 19-20). Смерть Ирода после тяжелой болезни была ужасна. Его сын, находившийся в это время в заключении по подозрению в государственной измене, услышав, что отец его умирает, стал кричать, чтобы его освободили. Тогда Ирод велел его казнить. Ирод знал: никто не будет сожалеть о его смерти, люди будут лишь радоваться тому, что такой жестокий правитель ушел из этого мира. Для того чтобы о нем все же плакали, он велел своим телохранителям (а это были наемники — варвары-германцы, жестокие и грубые воины, служившие за плату, преданные своему господину, не знавшие каких-либо нравственных ограничений) убить самых знатных людей в еврейском народе. И когда народ оплакивал этих уважаемых людей, то этот плач поневоле был связан со смертью Ирода. Вот так он справил по себе страшную, кровавую тризну.

Когда же Ирод умер, Иосифу явился Ангел и повелел, чтобы Богомладенец Христос был возвращен в ту землю, где Он впоследствии должен был проповедовать, ту землю, которую населял единственный в мире народ, исповедовавший истинного Бога (хотя и этот народ поддался многим слабостям и заблуждениям), и в которой только и была в то время истинная Церковь. И все, о чем мы сейчас читали, учит нас тому, как нужно мудро избегать опасности и не надеяться на себя, не ожидать чудесной помощи Божи-ей и чрезмерной милости, которой мы недостойны. Если Богомладенец Христос, как обыкновенный человек, спасался бегством, то и мы должны также избегать опасностей и скорбей (если, конечно, это не противоречит нашей христианской совести) и не надеяться чрезмерно на то, что Господь нас всегда защитит. Ведь часто Он защищает нас, вразумляя нас и внушая нам мысль о тех или иных благоразумных поступках.

«Он встал, — говорится про Иосифа, — взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву. Услышав же, что Архелай царствует в Иудее вместо Ирода, отца своего, убоялся туда идти; но, получив во сне откровение, пошел в пределы Галилейские» (ст. 21-22). Архелай, сын Ирода, также славился своей жестокостью. У Иосифа, возможно, были мысли о том, что нужно поселиться в земле царя Давида: в Вифлееме, или в Святом Граде Иерусалиме (чтобы Мессия явился именно в таком знаменитом и святом для верующих людей месте, как Иерусалим), или, по крайней мере, в Иудее (земле, которая по праву принадлежала потомкам царя Давида, ибо Мессия был Царем от колена Иудова). Но он узнал о том, что отправиться туда невозможно, и получил откровение пойти в Галилею, где царствовал также потомок Ирода, но где было более безопасно. Там Господь Иисус Христос мог бы пребывать до того возраста, в котором Он уже сможет явиться миру и начать Свою проповедь.

«И, придя, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророков, что Он Назореем наречется» (ст. 23). Мы знаем из Евангелия от Луки, что до Рождества Христова Иосиф жил в Назарете со своею мнимою супругой, Которая являлась ему всего лишь обручницей и над Которой он был только опекуном. Для переписи они пошли в Вифлеем и затем по откровению вновь вернулись в Назарет, в этот никому не известный, невзрачный город, пользовавшийся даже дурной славой, о чем мы узнаём из вопроса апостола Нафанаила: «Из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин.1:46). Несмотря на это, святое семейство пребывало в Назарете до того времени, когда Господь Иисус Христос возрос, возмужал и в тридцатилетнем возрасте, как дозволял закон, мог выйти на проповедь. Тогда Он смог объявить Себя Христом — объявить не столько собственно словами, сколько Своими великими чудесными делами.

Так Евангелие от Матфея повествует о событиях, связанных с Рождеством Христовым. А далее о возрастании Господа Иисуса Христа ни апостол Матфей, ни евангелист Лука ничего подробно не говорят по той причине, что Господь жил как обыкновенный человек, ничем особенно не выделяясь. Все апокрифические сказания, в которых описывается детство Христа, по сути своей являются в лучшем случае благочестивой выдумкой, а в худшем — еретическими измышлениями, служащими для того, чтобы этот таинственный период Его жизни сделать основанием каких-либо лжеучений. Мы не знаем о детстве Спасителя ничего, кроме того, что говорит нам Евангелие. Один только евангелист Лука описывает случай, когда Господь в двенадцатилетнем возрасте, беседуя с книжниками в храме, показал Свою нечеловеческую, сверхъестественную мудрость (см. Лк.2:42-51).

Если Господь Иисус Христос, Всемогущий Бог, подчинялся человеческим законам, для того чтобы никого прежде времени не ввести в соблазн и показать, что Он такой же человек, как и все, и обладает совершенным человеческим естеством (совершенным в том смысле, что Он усвоил Себе все человеческое, кроме греха), то мы, будучи немощными и грешными людьми, тем паче должны вести себя так, чтобы среди прочих людей не выделяться ничем, кроме своей чистой совести и благочестия. Разумеется, не нужно выставлять это благочестие напоказ, но нужно делать его неким естественным спутником своего благоразумного христианского поведения. Только в таком случае мы станем, в возможной для нас степени, подражателями Господа Иисуса Христа.

Господь не только сказал: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. И, 29), но и Сам показал пример кротости и смирения. Будучи младенцем, Он бежал от преследования, внушив, как Всемогущий Бог, через Ангела Иосифу, что нужно предпринять. В младенчестве и отрочестве Он скрьшал Свои Божественные свойства и жил как обыкновенный человек, обыкновенный отрок, обыкновенный юноша — до тех пор, пока не возмужал и не выступил на Свое служение. Подчас смирение выражается в том, чтобы человек ничем не выделялся среди прочих, был таким же, как и все, за исключением дел благочестия. Если наше благочестие может пострадать, тогда нужно иметь дерзновение отличаться от других людей. В противном случае необходимо смиряться: выглядеть, как все, вести себя, как все, придерживаться тех обычаев, которых придерживаются все люди в наше время. Но внутренне мы не должны быть похожими на них, но должны питать свою душу учением Христовым, учением евангельским. Таким образом мы будем подражать Господу Иисусу Христу — жизнью как внутренней, тайной, духовной, так и внешней, поскольку и Он был подобен всем для того, чтобы всех приобрести, по слову апостола Павла (см. 1 Кор.9:19-22). Аминь.

12 января 2003 года

Неделя перед Богоявлением

(Мк., 1 зач., 1, 1-8)

Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия, как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему. Явился Иоанн, крестя в пустыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов. И выходили к нему вся страна Иудейская и Иерусалимляне, и крестились от него все в реке Иордане, исповедуя грехи свои. Иоанн же носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, и ел акриды и дикий мед. И проповедывал, говоря: идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его; я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым.

Об истинной любви Иоанна Крестителя к людям

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Приближается праздник Крещения Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Сегодняшнее евангельское чтение, подготавливая нас к этому, рассказывает о событиях, предшествовавших Крещению Господню. «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Бо-жия, как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (ст. 1-3). Здесь приведено пророчество двух древних пророков — Малахии и Исайи, и под Ангелом Божиим, который посылается пред лицом Мессии, Христа, подразумевается, конечно, величайший из пророков — Предтеча и Креститель Господень Иоанн. Он назван также голосом вопиющего в пустыне, а Вопиющий — Сам Бог. Иоанн Креститель был настолько близок Богу, настолько прямо и непосредственно возвещал Божественные истины и волю Божию, что даже назван голосом Божиим. Действительно, он последний по времени и величайший из всех великих пророков, подготовивших путь Господу. Он в гораздо большей степени, чем все пророки, потрудился в этом.

«Явился Иоанн, крестя в пустыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов» (ст. 4). Он обличил и вразумил тех людей, которые по грехам своим, по немощи и нерадению уклонились от пути Божия, от исполнения заповедей и закона Моисеева, но в душе своей сохранили искреннюю веру. Через крещение в реке Иордан он заставил их вернуться к прежней благочестивой жизни и таким образом подготовил их к слышанию слова Божия, очистил их совесть, сделал ее чуткой к проповеди Господа Иисуса Христа. Иоанн Креститель совершал свой подвиг проповеди крещения вдали от городов и избегал людных мест, но люди шли к нему, оставляя города. Сам образ жизни Крестителя, его подвижничество, пост, внешний вид и даже происхождение его (ибо он был из первосвященнического рода) — все привлекало к нему людей. Проповедь его была прямой, безыскусной, неподкупной и искренней. Он проповедовал самой своей необыкновенной жизнью. К нему приходили как бедные, так и богатые люди, занимавшие высокое положение в обществе. Приходили даже книжники и фарисеи, считавшиеся праведниками, но в душе чувствовавшие свою греховность и сознававшие, что они так же, как и люди невежественные в законе, погрешили против Бога, против совести.

Иоанн Предтеча крестил в реке Иордан, и место, где крестился Господь наш Иисус Христос, показывают и сейчас. Погружение в воду символизировало призыв к покаянию, гибель человека для греха и восстание для новой жизни, возвращение от жизни нечестивой к благочестивой. Такое символическое и подготовительное крещение было, конечно, установлено от Бога, но все-таки в нем было больше человеческого, чем Божественного. Оно являлось как бы тем порогом, который человек переступает, возвращаясь к жизни добродетельной. Но благодать, совершенно очищающая человека от греха, делающая его способньм жить не только по несовершенному закону Моисееву, но и по тончайшим велениям совести, явилась в мир только с Господом Иисусом Христом после того, как Святой Дух сошел на апостолов и на всех учеников Христовых. Крещение Иоанна не было троекратным, как Крещение христианское, которое совершается во имя Пресвятой Троицы, — это было единократное погружение.

«И выходили к нему вся страна Иудейская и Иерусалимляне, и крестились от него все в реке Иордане, исповедуя грехи свои» (ст. 5). Крещение Иоанново, скорее, напоминало нашу сегодняшнюю исповедь. Люди, исповедуя свои грехи против законоположения Моисеева, погружались в воду и выходили из нее с полной решимостью жить по-новому.

«Иоанн же носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, и ел акриды и дикий мед» (ст. 6). Самый внешний облик Иоанна Крестителя говорил о его необыкновенно строгой жизни. Я думаю, что он подвергал себя ограничениям гораздо более жестоким, чем самые строгие подвижники христианского времени, ибо он был родоначальником подвижничества, можно сказать, образцом монашества. «И ел акриды и дикий мед». Пища эта была самая грубая. По одному толкованию, акриды — это колосья диких злаков, растущих в пустыне; по другому, более раннему, это саранча. Конечно же, человек едва ли будет есть насекомых и горький дикий мед, если не испытывает сильнейшего голода. Это пища, которой невозможно много съесть, но именно ее избрал себе Иоанн Креститель.

«И проповедывал, говоря: идет за мною Сильнейший меня, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его» (ст. 7). Иоанн Креститель, в отличие от многих людей, не искал своей собственной славы, но прославлял Того, ради Которого пришел, — Господа Иисуса Христа. В этом была и пророческая проповедь, и необыкновенное смирение. Все люди смотрели на Иоанна как на некое непостижимое чудо, как на совершенно необыкновенного во всех отношениях человека: постника, пустынника, беспристрастного обличителя равно и бедных, и богатых, и власть имущих. Он даже посмел, как мы знаем из евангельского повествования, обличить самого царя Ирода, за что и был казнен (см. Мф.14:3-12; Мк.6:17-29; Лк.3:19-20). И этот человек говорит: «Не прославляйте меня, потому что я никто, за мной грядет настолько Сильнейший меня, что я не достоин даже развязать ремень обуви Его».

«Я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым» (ст. 8). Здесь Иоанн открывает тайну будущего Крещения. «Я крещу вас только образно, — как бы говорит он, — символически, помогаю вам найти рубеж, после которого вы можете начать новую жизнь». Это похоже на то, как мы сейчас говорим: «Все, с завтрашнего дня я этого делать не буду». Зная человеческую немощь, Господь установил такой обряд крещения Иоаннова, чтобы оно служило внешним знаком того, что человек, живший в грехах, ныне омылся и будет жить по-новому. Но Господь Иисус Христос «будет крестить вас Духом Святым». Это не значит, как об этом превратно думают сектанты, что при Таинстве Крещения не должна употребляться вода, а крещаемый должен сподобиться лишь наития Святого Духа. Это прелесть. Православные не разделяют крещения водой и крещения Духом, но исповедуют, что во время внешнего обрядового действия — троекратного погружения человека в воду — на него сходит Дух Святой. А если мы этого внешнего условия не исполним, то есть не примем от православного священника крещения во имя Пресвятой Троицы, то Дух Святой на нас не сойдет. По учению святых отцов, после того как человек третий раз поднимается из воды, Дух Святой очищает его не только от личных грехов, но и от первородного греха, который все мы унаследовали от наших прародителей и с которым мы рождаемся, — это наклонность ко греху, удобопреклонность человека к совершению зла. Крещение во имя Пресвятой Троицы, установленное Господом Иисусом Христом, чистым во всех отношениях сохранилось ныне только в Православной Церкви. Мы вспоминаем крещение Иоанна Крестителя сегодня и готовимся к воспоминанию Крещения Господа Иисуса Христа также и для того, чтобы глубже понять значение этого Таинства.

В древности был обычай крестить христиан в канун Крещения. К сожалению, сейчас он не действует (хотя не отменен), может быть, по нерадению нашему — и мирян, и, в особенности, священнослужителей. На завтрашнем богослужении — вечерне, соединенной с литургией, — будут читаться тринадцать пророчеств из Ветхого Завета, так называемых паремий. Неспешное и внимательное чтение паремий занимает около часа. В это время люди, готовящиеся к Крещению, выходили из храма, шли в крещальню, принимали святое Крещение и возвращались уже омытыми «банею пакибытия», то есть, по-русски, омовением будущей жизни. Таким образом, воспоминание о Крещении Господнем соединялось с принятием Таинства Крещения. Именно во время Крещения Господа Иисуса Христа явилась тайна Пресвятой Троицы, этот праздник потому и называется Богоявлением. Когда Господь Иисус Христос, Сын Божий, погрузился в воду Иордана, Дух Святой сошел на Него в виде голубя и голос Небесного Бога Отца произнес: «Сей есть Сын Мой возлюбленный».

Тайна Пресвятой Троицы в наибольшей степени была открыта величайшему из пророков, святому Иоанну Крестителю, который таким образом достиг высшей степени богопознания. Еще до проповеди апостольской, откровенно учившей о Божественных тайнах, о тайне бытия Божия, Иоанн Креститель познал эту истину. Это было для него величайшим утешением и исполнением его упования, и потому он без страха, с еще большим мужеством обличал всех заблуждающихся людей. Не потому, что он их ненавидел и презирал, даже самого царя Ирода, но потому, что он пламенел необыкновенной любовью к ближним, настолько сильной, что он не боялся людских обид и негодования. Зная, что ждет людей в будущей жизни, если они не покаются, он дерзал говорить им в глаза об их грехах — ради того, чтобы они устрашились, чтобы опомнились и покаялись прежде отшествия из этого мира.

Поэтому пусть Иоанн Креститель не кажется нам жестоким человеком, который как будто бы грубо относился к людям. Не будем противопоставлять его как жестокого обличителя любвеобильному Господу Иисусу Христу. Любовь выражается по-разному. Иногда в виде снисхождения, а иногда — в виде обличения. Истинная любовь думает не о том, чтобы завоевать хорошее отношение, но о том, чтобы принести пользу любимому. Иоанн любил весь израильский народ и всех людей, которые к нему притекали. Вот каков смысл обличительной проповеди Иоанна Крестителя.

Мы должны помнить, чего мы сподобились в Таинстве Крещения. Мы должны помнить, что прежде отшествия нашего из жизни нужно совершить покаяние, ибо вся жизнь христианина, в монастыре или в миру, аскетическая или семейная, является покаянием. Чем больше мы будем стараться об этом забыть и не думать, тем страшнее, тем неожиданнее будет для нас переход из временной жизни в вечную. Поэтому будем готовиться к вечности заранее, не станем думать, что если нам сейчас двадцать, тридцать, сорок лет, то у нас впереди много времени. Годы пронесутся, как мгновение. Вчера мы хотели чего-то достичь — сегодня то, чего мы достигли, кажется ничтожным и ненужным. И мы стремимся к новым призракам, к новым миражам, а достигнув их, опять увидим, что в них нет ничего. Потому не будем обманывать самих себя, не будем терять времени. Как говорят святые отцы, если мы потеряем деньги или имущество, мы, может быть, еще отыщем его, но если мы потеряем время, то больше никогда не найдем ни одной минуты из нашей короткой, почти мгновенной жизни. Аминь.

17 января 1999 года

О величии подвига Иоанна Крестителя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

«Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия. Как написано у Исайи пророка…»* (ст. 1-2). Евангелист Марк начинает свое повествование с рассказа об Иоанне Крестителе и прежде всего приводит пророчество о том, что этому великому пророку воистину надлежало явиться и стать Предтечей Господа нашего Иисуса Христа, ибо основным служением и подвигом Иоанна Крестителя была проповедь о пришествии Мессии. Слово «подвиг» в данном случае употребляется неслучайно. Если принять во внимание обмирщение тогдашних иудеев, их безразличие к вере, лицемерие, если вспомнить слова Спасителя: «Люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня» (Мк.7:6), то становится понятным, что в то время это действительно был подвиг — указать на Господа Иисуса Христа, Который по внешнему виду был обыкновенным человеком, и сказать: «Се, Агнец Божий» (Ин.1:29; 36).

Что же говорит об этом пророк Исайя? «Вот, Я посылаю ангела Моего пред лицом Твоим, который приготовит путь Твой; голос вопиющего в пустыне: «приготовьте дорогу Господу, прямыми делайте пути Его»» (ст. 2-3). Ангел, который послан пред лицом Господа Иисуса Христа, Мессии, приготовит путь для того, чтобы Он пришел. Речь идет о пути в человеческие сердца. Общественное мнение, выражаясь современным языком, Иоанну Крестителю преломить не удалось. Большая часть израильского народа во главе с лицемерными, себялюбивыми и завистливыми архиереями, фарисеями и книжниками осталась враждебна Господу Иисусу Христу, враждебна истинной религии вообще. Они хотели принимать эту религию настолько, насколько она не мешала им жить, наслаждаясь своими страстями, в особенности страстями властолюбия и тщеславия. Простой народ шел на компромисс с совестью для того, чтобы беспрепятственно предаваться своим низменным, грубым, плотским страстям. Иоанн Креститель, который назван здесь Ангелом, должен был приготовить путь именно внутри человеческой души — в сердцах людей, в сердцах избранников Божиих, которые приходили к нему креститься, каялись, исповедовали пред Богом нарушения Моисеева закона, обещали вновь вернуться к исполнению своего долга и таким образом приготовляли свое сердце к принятию Спасителя.

«Голос вопиющего в пустыне» — так Исайя пророк называет Иоанна Крестителя. Эти слова можно понимать в прямом смысле: Иоанн проповедовал в пустыне, а можно и в духовном, таинственном: Иоанн — голос, а Вопиющий — это Сам Господь Иисус Христос. Иоанн был Его голосом, голосом Божиим, который вопиял в пустыне, то есть учил в такое время, когда в людях господствовала внутренняя пустота. «Приготовьте дорогу Господу, прямыми делайте пути Его». Приготовьте дорогу Господу в сердце, чтобы Он не затруднялся проникнуть в вашу душу, чтобы Он не шел по извилистым и ухабистым ее «дорогам». Путник с большим трудом идет по дороге разбитой и непригодной для передвижения. Так и Господь с трудом проникает в наше сердце, если мы не сделали прямым путь в нашу душу, то есть если не исправили себя, не стали жить по совести, не изгладили ухабы страстей, не очистили себя покаянием.

И далее евангелист Марк, оставив пророчество, прямо говорит (хотя и кратко, но очень впечатляюще) о том, кто был этот Ангел, посланный пред лицом Божиим. «Был Иоанн Креститель в пустыне, проповедуя крещение покаяния для отпущения грехов» (ст. 4). Он сразу назван здесь Крестителем по той причине, что имя его было весьма известно не только в Палестине, но и среди иудеев рассеяния, то есть живших в разных странах, как мы знаем из Деяний апостольских. Слово «крещение» происходит не от слова «крест», хотя и созвучно с ним; в переводе с греческого «крещение» означает «погружение». Иоанн Креститель проповедовал крещение покаяния для отпущения грехов, но он не прощал грехи, включая первородный грех, а только возвращал человека к исполнению заповедей Моисеева закона. Строгий закон Моисея предписывал грешникам страшные кары, иногда даже смерть или изгнание из израильского общества. Иоанн Креститель, при всей своей видимой строгости, на самом деле проповедовал учение милосердия и был чрезвычайно милостивым, так что все эти страшные казни, которые заслуженно должны были понести приходившие к нему тяжкие грешники, он заменял погружением, некоей символической смертью. Человек погружался с головой в воды Иордана и на мгновение как бы умирал, а потом восставал уже для новой жизни. Грехи человека не изглаживались полностью, ибо дать это могло только Крещение во имя Пресвятой Троицы, учрежденное Господом Иисусом Христом. Но крещение Иоанново подготавливало человека к принятию истинной веры, к настоящему, глубокому и полному покаянию, к прощению грехов. Сами слова: «Проповедуя крещение покаяния для отпущения грехов» — означают то, что крещение Иоанна не было крещением прощения грехов, но оно было необходимо для того, чтобы в дальнейшем приступить к Таинствам, установленным Господом Иисусом Христом, и тогда уже получить истинное отпущение грехов.

«И выходила к нему вся Иудейская страна и все Иерусалимляне; и крестились у него в Иордане реке, исповедуя грехи свои» (ст. 5). Иоанн Креститель проповедовал в пустынном месте, он не шел по городам и селениям, как это делал Спаситель. Люди, желавшие очистить свою совесть, узнав, что появилась возможность исправить свою жизнь, стекались к нему со всей страны, даже из самого Иерусалима. Никто не презирал Иоанна—ни простые люди, ни образованные, ни книжники, ни фарисеи. Все, у кого еще жива была совесть, шли к нему и крестились у него в Иордане, перед этим «исповедуя грехи свои». Люди не просто признавали свою греховность, а перечисляли конкретные грехи. Называя свой грех, сознавая, что тот или иной поступок, мысль или слово является греховным, человек таким образом от него отрекался. Крещение Иоанна Предтечи было прообразом Исповеди, существующей ныне в Православной Церкви.

«И был Иоанн одет в шерсть верблюжью и пояс кожаный на бедрах его, и ел саранчу и дикий мед» (ст. 6). Одной фразой сказано необыкновенно много, дана целая характеристика Иоанна Крестителя. Он вел чрезвычайно строгий аскетический образ жизни: носил одежду, которая не защищала тело от действия стихий, но, наоборот, причиняла дополнительные мучения, поскольку грубая верблюжья шерсть постоянно ранила кожу. Впоследствии в подражание Иоанну Крестителю многие подвижники благочестия Православной Церкви носили на теле так называемую власяницу (грубую одежду из шерсти), удручая таким образом свою плоть. «И пояс кожаный на бедрах его», который стягивал чрево Иоанна для того, чтобы он даже нечаянно не смог вкусить пищи более, чем положено. Впоследствии, также в подражание ему, многие подвижники носили такой пояс. Пища, которой он подкреплял свое немощное, удрученное подвигом тело, была такой, что мы, наверное, и не решились бы ее есть, разве что в случае опасности умереть от голода. Естественно, что подобную пищу можно было употреблять лишь для поддержания жизни, потому что усладиться или насытиться ею было нельзя. «Ел саранчу и дикий мед». Сейчас нам кажется странным, что Иоанн Креститель питался саранчой, но Моисеев закон разрешал употреблять ее в пищу (см. Лев.11:22). Мед диких пчел горек, он совсем не такой, как тот, который мы привыкли вкушать, и никакого удовольствия этот мед не доставлял. Вот каков был подвиг Иоанна Крестителя. На иконах его изображают чрезвычайно изможденным, с всклокоченными волосами. Можно догадаться, что и одежда, и весь его вид вызывали у людей потрясение, и они, глядя на то, как этот праведный человек угождает Богу, испытывали величайший стыд. Люди понимали, что сами они живут в нерадении, не исполняют обязательных предписаний Моисеева закона, тогда как он добровольно приносит Богу особенные дары.

Иоанн Креститель «проповедовал, говоря: идет Сильнейший меня за мною, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его» (ст. 7). Иоанн, который потрясал своим видом всех к нему приходивших, слухи о подвигах которого распространялись по всей Иудее, так что многие просто из любопытства приходили посмотреть на него, произнес такие необыкновенные слова. Казалось бы, кто может превзойти праведность этого подвижника? Но он говорил: «Идет Сильнейший меня за мною, у Которого я недостоин, наклонившись, развязать ремень обуви». Так он предсказывал о явлении в мир Христа и вместе с тем показывал глубочайшее свое смирение. Несмотря на все свои подвиги, несмотря на то, что от самых младенческих лет он воспитывался в пустыне непосредственным действием благодати и был водим Духом Святым, Иоанн, однако же, почитал себя недостойным развязать ремень обуви Христа. Конечно, вы можете справедливо сказать, что ему было велено так говорить, для того чтобы проповедовать о Спасителе. Однако это не мешало ему испытывать искреннее чувство глубочайшего смирения, которое для нас непостижимо. Мы, нерадивые, часто даже и вовсе забывающие о Боге, считаем себя достойными милости Божией, милости Христовой, этот же пребывавший в Духе Святом человек считал себя недостойным развязать ремень обуви Господа.

«Я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым» (ст. 8). Этим Предтеча показывал, что его крещение было только преобразовательным, подготовительным. «Я омываю вас только водою», ибо Дух Святой еще не явился, но Он будет явлен через Мессию. «А Он, Мессия, будет крестить вас Духом Святым», то есть не этим символическим погружением в воду, а действием Святого Духа. Возможно, под этими словами следует понимать не только Крещение, но и вообще все Таинства Православной Церкви: Миропомазание, Исповедь, Рукоположение, Бракосочетание, Елеособороваиие и выше всех стоящее Таинство Причащения Тела и Крови Христовых. Ибо во всех этих Таинствах Господь нас омывает, очищает Духом Святым. Хотя сейчас для Крещения по-прежнему употребляется вода, но она теперь имеет лишь символическое значение, а само Таинство совершается невидимым действием Святого Духа. Бывали случаи (конечно, нельзя принимать их за правило), что по необходимости человека крестили песком, прахом, однако же такое крещение было действительным. Во время Таинства Исповеди, к которому мы часто прибегаем, мы также чувствуем, как с нами происходит нечто подобное Крещению, омовению. Когда священник накрывает нас епитрахилью, читая разрешительную молитву, мы ощущаем, будто некая невидимая сила снимает груз с нашей души и сердца, так что иногда даже невольно вырывается вздох облегчения. Это опять же доказывает то, что омовение совершается Духом Святым не только в Таинстве Крещения, но и во всех Таинствах нашей Церкви.

Вот так Предтеча пророчествовал об учреждении Церкви Христовой и многообразных действиях Святого Духа, которые очищают нас в Таинствах Церковных, а также в нашей внутренней покаянной молитве, в борьбе с помыслами, в смирении, послушании, делании всевозможных добродетелей. И в то время, когда мы просим у Бога помощи и укрепления сил в борьбе со страстями, и во всем многообразии духовной жизни мы также чувствуем, как Дух Святой нисходит на нас именно через Господа Иисуса Христа и крестит нас самым разнообразным Крещением: и буквальным, и символическим, и, если так можно выразиться, аскетическим, то есть крещением наших собственных слез. Вот о чем пророчествовал Иоанн Креститель, этот великий праведник, последний пророк Ветхого и первый пророк Нового Завета. Аминь.

16 января 2000 года

Обрезание Господне

(Лк., 6 зач., II, 20-21, 40-52)

И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за всё то, что слышали и видели, как им сказано было. По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве. Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем. Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его, но думали, что Он идет с другими. Пройдя же дневной путь, стали искать Его между родственниками и знакомыми и, не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его. И, увидев Его, удивились; и Матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя. Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? Но они не поняли сказанных Им слов. И Он пошел с ними и пришел в Назарет; и был в повиновении у них. И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем. Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков.

Сладчайшее имя Спасителя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем событие, которое в Церковном Уставе называется Обрезанием Господним. Обряд обрезания появился еще до Моисея: он был установлен святым праведным праотцем Авраамом по откровению. Обрезание служило знамением (то есть знаком) заключения Завета между Богом и людьми и символически обозначало, что человек отвергается собственной плоти и служит уже не своему телу, но Богу. Может быть, многие исполнявшие этот обряд над собой или своими детьми не понимали его смысла, нам же открыл его в своих писаниях апостол Павел. Над Господом Иисусом Христом как над членом израильского общества, Ветхозаветной Церкви также был совершен этот обряд.

Святитель Василий Великий установил обычай праздновать этот день как особенный праздник. Смысл его вот в чем: многие люди, жившие во времена Василия Великого и еще до него, искажали учение Церкви и говорили о Господе Иисусе Христе, что Он воспринял человеческую плоть призрачно и не был совершенным человеком, то есть таким, который подобен нам во всем, конечно, кроме греха, и, таким образом, и страдания Его не были действительными. Но именно для того, чтобы подчеркнуть, что Господь Иисус Христос на самом деле был таким же человеком, как мы, святитель Василий Великий и установил праздновать этот день — Обрезание Господне. Кто претерпевает обрезание — у кого обрезывается крайняя плоть, тот, конечно же, облечен в человеческое тело, как и все прочие люди.

Но этот праздник имеет и другое значение. Мы читаем в Евангелии: «И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за всё то, что слышали и видели, как им сказано было. По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве» (ст. 20-21). И до воплощения Спасителя многие люди в Израиле носили имя Иисус. Сведения о некоторых из них, особенно знаменитых, дошли до нас. Мы знаем, например, об Иисусе Навине, о первосвященнике Иисусе (о нем говорится в исторических книгах), об авторе знаменитой библейской Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова. Но особенное значение это имя получило, когда им нарекли воплотившегося Сына Божия. Может быть, даже Моисей, когда переименовывал своего верного служителя, заменив его прежнее имя именем Иисус, уже провидел, что именно Иисус будет совершенным и полным Избавителем Израиля (как и всех прочих народов) — и не только от власти иноплеменников, но прежде всего от власти греха. Поэтому он пророчески нарек своему служителю имя Иисус. Хотя, конечно, это только моя догадка: возможно, Моисей, назвав признаки пришествия Мессии на землю, просто не мог сказать всем людям о том, как Его будут звать, а только косвенно указал на это, дав имя Иисус своему служителю. Сейчас имя Иисус — имя Сына Божия — приобрело необыкновенную силу, потому что, произнося его, мы призываем не просто человека, но Богочеловека. Благодаря соединению в Иисусе Христе Божества с человечеством имя Спасителя имеет такую необыкновенную мощь, что иногда даже невнимательное, но хоть сколько-то искреннее призывание имени Иисуса Христа устрашает демонов. Святые отцы говорят, что если тебя сильно смущают помыслы — до такой степени, что твой разум мутится и ты уже не можешь молиться внимательно, то призывай вслух в Иисусовой молитве имя Господа Иисуса Христа, и демоны, попаляемые Его именем, отойдут от тебя. Да и само это имя, звучащее в твоих ушах, также заставит тебя одуматься, вспомнить, Кому ты служишь, собраться с духом и вновь мужественно вступить в брань с греховными помыслами.

Некоторый подвижник рассказывал о себе, что просто читал устами вслух Иисусову молитву на протяжении многих лет, стараясь делать это более или менее внимательно, по совершенно не думая ни о каком духовном преуспеянии, и в конце концов молитва стала (правда, кажется, только через одиннадцать лет) действовать в его сердце. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что и для новоначальных монахов, и тем более для мирян достаточно призывать имя Иисуса Христа устно, вмещая ум в слова молитвы, то есть просто стараясь молиться как можно более внимательно, не имея посторонних мыслей. И такое призывание Иисуса Христа уже спасительно. Даже если мы не достигнем никакого духовного преуспеяния и не испытаем таких благодатных ощущений, которые испытывали преуспевшие подвижники, святые отцы, тем не менее это призывание имени Иисуса Христа будет для нас спасительным. Преподобный Григорий Синаит говорит, что если даже в этой жизни мы не преуспели, но лишь терпеливо призывали имя Иисуса Христа, то познаем свое приобретение по смерти. Если мы не преуспели по собственному нерадению или по каким-либо другим причинам, зависящим именно от нас, — даже и такое нерадивое призывание имени Спасителя принесет нам пользу в день нашей кончины. Благодатный покров окружит нас и не даст демонам такого дерзновения, какое они имеют над людьми, совершенно чуждыми Бога. Преподобный Григорий Синаит, конечно же, имеет в виду то, что при занятии Иисусовой молитвой мы не имеем смертных грехов. Ведь и другой подвижник говорит, что если человек занимается умным деланием, иначе говоря молится Иисусовой молитвой, и при этом имеет нераскаянные смертные грехи, то есть пребывает в них именно одновременно с молитвой — речь идет не о том, что было когда-то в прошлом, — то этот человек навлекает на себя гнев Божий. Такие люди часто терпят ужасное наказание — безумие, иначе говоря сумасшествие, а может быть, правильнее было бы назвать это беснованием.

Именно в день Обрезания, вспоминаемый нами сегодня, Господь и получил Свое, вожделенное для нас, имя, которое совершенно справедливо называется Сладчайшим. Есть акафист и канон Иисусу Сладчайшему. Человек, который составил этот канон, безусловно, был молитвенником и наделе испытал, какая неизъяснимая сладость истекает от иревожделенного имени Господа Иисуса Христа. Действительно, нет ничего слаще этого имени — имеется в виду внутреннее наслаждение, упоение. Можно назвать это состояние и опьянением, и насыщением, и прохладой, и огнем. Духовные писатели, испытавшие эти ощущения, прилагают к сладчайшему имени Спасителя множество эпитетов и образов, и, безусловно, заслуженно. Для того чтобы это почувствовать, хорошо бы внимательно перечитать — может быть, даже не ради молитвы, а с размышлением, вникая в читаемое, — канон и акафист Иисусу Сладчайшему. Но кто может понять, например, такие слова из акафиста, как «Иисусе Претихий»? Лишь тот, кто вкусил это имя, только не теми устами, которыми мы вкушаем пищу, а устами сердца.

«И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за всё то, что слышали и видели, как им сказано было. По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве. Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем» (ст. 20-21, 40). Слова «возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости» надо понимать не в том смысле, что Спаситель, подобно всем обыкновенным людям, просто развивался. Хотя, конечно, возрастали и Его телесные способности, и умственные, связанные с развитием души, — потому что душа, хотя и бессмертна, но также до определенной степени развивается с взрослением человека. Но, главное, обнаруживалась Его Божественная премудрость. Конечно же, младенцу несвойственно произносить поучения, но как только Спаситель по Своему телесному развитию пришел в отроческий возраст и смог свободно изъясняться, то Его необыкновенная Божественная премудрость обнаружилась удивительным для всех образом. Это доказывает нам, что Иисус Христос был воплощенным Богом, а не просто необыкновенным человеком, который, как утверждали иные еретики, путем духовного преуспеяния достиг соединения с Божеством. Например, Несторий и некоторые бывшие до него считали, что это произошло во время Крещения от Иоанна Крестителя на Иордане. Если еретики доке-ты учили, что плоть Иисуса была призрачна (я говорил уже, что Обрезание, напротив, доказывает истинность воплощения Господа), то последователи Нестория утверждали в каком-то смысле противоположное: что Иисус Христос — это только человек, достигший духовного преуспеяния и ставший Сыном Божиим не по природе, а по восприятию, то есть якобы Божество до определенного момента восприняло в Себя человека. Они говорили, что во время Крещения Божество с человечеством Христа соединилось, а на Кресте, когда Господь возопил: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:46; Мк.15:34), Божество Его тело покинуло.

В сегодняшнем евангельском чтении говорится именно о том, как Своею необыкновенной мудростью Иисус обнаружил, что Он не просто человек, но именно Сын Божий, потому что Он проявил эту мудрость в отроческом возрасте, притом не получив какого-то особенного образования, ибо обучала Его только Мать, Которая была научена чтению, и, может быть, также Иосиф Обручник. Но Спаситель не имел такого образования, какое было у книжников — наиболее мудрых людей в израильском народе, которые день и ночь упражнялись в изучении и истолковании Священного Писания.

«Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем». Здесь — повторяю — говорится о том, как люди смотрели на Иисуса с внешней стороны. «Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его» (ст. 41-43). Здесь проявляется человечество Спасителя: как мальчик, как отрок, Он мог заблудиться. Своему человеческому естеству Он давал свободу действовать так, как оно действует у всех людей. Отсюда и мы должны научиться некоторому смирению, мы, желающие откровений по самым пустяковым случаям: уволиться нам с работы или остаться на прежнем месте, поехать ли в Троице-Сергиеву Лавру, в Серафимо-Дивееву пустынь или к родственникам. Но мы видим, что Иисус заблудился, и это говорит только о том, что был Он точно такой же человек, как и все мы. В этом происшествии нет ничего ни плохого, ни хорошего: просто проявилась человеческая ограниченность, которая проявлялась и в Божией Матери. Будучи необыкновенной Праведницей, «Честнейшей Херувим», как мы Ее воспеваем, Она, тем не менее, не могла найти Отрока Иисуса на протяжении нескольких дней. «Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его, но думали, что Он идет с другими. Пройдя же дневной путь, стали искать Его между родственниками и знакомыми и, не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его» (ст. 43-45). В этом выразилась человеческая ограниченность Божией Матери. Как говорил преподобный старец Силуан, грехов у Нее не было, Она никогда не согрешила даже в помыслах, но у Нее были безгрешные человеческие ошибки, связанные просто с ограниченностью человека. И это — одна из таких ошибок.

«И, не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» (ст. 45-47). Здесь в Отроке Иисусе и обнаружилась та самая Божественная премудрость, о которой я говорил. Заметьте, что Он сидел посреди учителей, слушал и вопрошал их, и они, как сказано по-русски, «дивились разуму», а по-славянски употреблено более точное слово (славянский перевод выполнен более точно с греческого оригинала): «Ужасахуся же вси послушающии Его». Ужасались — до того удивительные вещи Он говорил учителям израильского народа, то есть наиболее мудрым людям среди него. Видимо, Иисус задавал вопросы, на которые они не имели ответа, и Сам отвечал совершенно неожиданным для них образом, но в то же время Его ответы своей убедительностью заставляли учителей Израиля прислушаться к Его словам и, может быть, принять их.

«И, увидев Его (родители. — Игум.А.), удивились; и Матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя» (ст. 48). Пресвятая Дева Богородица называет Иосифа Обручника отцом Иисуса ради приличия, потому что в то время никто, конечно же, не смог бы понести такой необыкновенной истины, что Иисус родился «прежде веков», как сказано, «от Отца без матери, а в последние времена — от Матери без отца». От Отца без матери — имеется в виду от Небесного Бога Отца, а в последние века — чудесным образом от Девы Марии.

«Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» (ст. 49). Эти слова совершенно ясно обнаруживают, что еще в отроческих годах Он осознает Себя Сыном Божиим. И это вновь опровергает тех еретиков, которые учили о постепенном духовном преуспеянии человека Р1исуса, приведшем к тому, что впоследствии Он соединился с Божеством. Нет, уже в отроческом возрасте, когда обычно люди не умеют из себя еще ничего изображать, а ведут себя искренне и просто, Он говорит такие необыкновенные вещи. Мало того, что Отрок Иисус произносит мудрые поучения, задает необыкновенные вопросы израильским учителям, но Он также вполне осознанно называет Себя Сыном Небесного Бога Отца, говоря, что этот храм принадлежит Его Отцу и что Самому Иисусу надлежит быть там.

«Но они не поняли сказанных Им слов» (ст. 50), по-славянски: «И та не разуместа глагола, егоже глагола има». Может быть, Пресвятая Дева Богородица и поняла слова Иисуса, поскольку вместе с наитием на Нее Святого Духа и чревоношением Сына Божия Она приобрела и духовное ведение. Но кому Она могла сказать? Она только, как говорится в Писании, «сохраняла все слова сии в сердце Своем» (ст. 51), и, скорее всего, апостол Лука именно от Нее слышал об этом событии, повествование о котором впоследствии и передал нам. Все же остальные — и, наверное, также Иосиф Обручник — не могли вполне понять, что это все обозначает, а тем более не поняли этого книжники и невольные свидетели приведенного в Евангелии разговора.

«И Он пошел с ними и пришел в Назарет; и был в повиновении у них. И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем. Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (ст. 51-52). И эти слова надо также понимать правильно. Возраст по-славянски значит «рост», то есть Он развивался естественно, подобно всем прочим людям. А премудрость Его обнаруживалась постепенно, по мере того как люди начинали к Нему прислушиваться. И по большей части Спаситель утаивал Свою премудрость до тех пор, пока не вышел на проповедь, так что даже люди, жившие с Ним в одном городе, удивлялись Его словам и говорили: «Откуда у Него такая премудрость, не сын ли это плотника?» (см. Мф.13:54-55; Мк.6:2-3). Обычно мудрыми становятся те, которые постоянно упражняются в чтении книг, а Иисуса считали сыном плотника, откуда же у Него премудрость? Вот еще одно доказательство того, что эта премудрость не человеческая, не от научения, но от пребывания в человеческой плоти Иисуса Самого Божества.

«Преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков». По некоторым внешним признакам обнаруживалась любовь Бога Отца к Иисусу. Будучи Человеком совершенным, безгрешным, Который ни на кого не обижался, всех прощал, всегда всем помогал, может быть, утешал людей, сочувствовал им в самых обыкновенных мелких нуждах, Спаситель, конечно же, и у людей пользовался любовью, вероятно, пока еще не привлекая их внимания Своей исключительностью. До тридцати лет Иисус ни чудесами, ни проповедью не обнаруживал всей полноты Своего совершенства. Его Божественность и Его совершенство проявлялись скрытым, неприметным образом, так что только Божия Матерь донесла некоторые подробности Его жизни до первых учеников Иисуса — апостолов, а они — до нас.

«И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем». Вот пример настоящей духовной преданности. И всякий человек, имеющий духовного наставника, если относится к нему искренне, сохраняет все его слова в своем сердце. Бывает, что в тот момент, когда наставник тебе что-то говорит, ты не понимаешь его слов, может быть, потому, что они были сказаны преждевременно или помешала какая-нибудь твоя страсть, ослепив тебя в тот момент. Но если ты будешь тщательно сохранять все его наставления, то придет время, когда ты их поймешь: эти слова, посеянные в твоем сердце, как семя, расцветут — и в них откроется тот смысл, который тебе необходим. Поэтому всякое духовное наставление надо тщательно сохранять в своем сердце, подобно тому как это делала Божия Матерь. Не сегодня — так, может быть, завтра или через годы они принесут свой плод, подобно тому как и все то, что сохранила Божия Матерь, сейчас приносит плод. Приносит пользу нам, современным слушателям слова Божия, живущим уже почти через две тысячи лет после евангельских событий. Аминь.

14 января 1996 года

О действительности воплощения Сына Божия

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы вспоминаем событие, называемое в Церковном Предании Обрезанием Господним. В древности, в первые столетия христианства, существовала секта так называемых докетов, которые утверждали, что воплощение Господа Иисуса Христа было не действительным, но призрачным и что Господь Иисус Христос не воплотился в самом точном смысле слова (то есть облекся в человеческую плоть со всеми ее естественными свойствами, приобрел человеческие душу и тело), но что это было воплощение только по видимости. Докетам казалось унизительным и невозможным, чтобы Бог страдал и вообще испытывал все чувства и ощущения, свойственные людям, живущим на земле во плоти: не только страдания, но и все остальное — потребность в пище, сне и прочее. Я думаю, именно по этой причине святитель Василий Великий пожелал подчеркнуть в евангельском повествовании то событие, которое неоспоримо говорит об истинном воплощении Второго Лица, или Ипостаси, Пресвятой Троицы — Слова Божия, Сына Божия. Обрезание, описанное в Евангелии, он посчитал событием, наиболее доказывающим, что воплощение Господа Иисуса Христа было не призрачным. Если мы будем предвзято подходить к евангельскому повествованию о страданиях Спасителя, то можем предположить, хоть это лукавство и хитрость, что Господь терпел страдания только по видимости, что на самом деле Он делал вид, что страдает. Действительно, человек взрослый, сознательный может изображать какие-то чувства, на самом деле их не испытывая. Но такого никак нельзя сказать о младенце. Младенец, поскольку ум его еще неразвит, не способен ничего из себя изображать.

Вот как повествует об Обрезании Господнем Божественное Евангелие: «И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за всё то, что слышали и видели, как им сказано было. По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его во чреве» (ст. 20-21). Это краткое упоминание много говорит читателям Евангелия, в особенности знакомым с предписаниями Моисеева закона. Обряд обрезания совершался с тех времен, когда Бог заключил завет по плоти с родоначальником израильского народа Авраамом. Знаком этого завета, или договора, если выражаться современным языком, стало обрезание, то есть отсечение крайней плоти у мужчин (см. Быт.17:11). Ив один день обрезались Авраам и сын его Исаак, который в то время был уже в отроческом возрасте. Но тогда же Аврааму было заповедано, что совершать этот обряд нужно в восьмой день после рождения. С тех пор он совершался над всеми иудеями.

Из сегодняшнего евангельского повествования можно сделать вывод, что воплощение Сына Божия было истинным, потому что Он терпел то, что терпели все люди. Он испытывал необходимость в отдыхе и пище. Испытывал ощущения, свойственные людям, например холод, жар, утомление. Это страдания в широком смысле. Но Он терпел страдания и в узком смысле слова, и душевные, и телесные, когда был гоним, оклеветан, когда Его оплевывали, унижали, наконец унизительным, страшным, мучительным образом казнили через распятие на Кресте. Все эти страдания были свойственны Господу Иисусу Христу по человеческой плоти. Но как Бог Он, конечно же, пребывал бесстрастным, и Божество Его не претерпело никакого изменения.

Однако в естественном телесном образе жизни Господа Иисуса Христа не все было так, как у нас. Господь Иисус Христос был существом безгрешным и только принял вид «раба» (см. Флп.2:7), как говорит апостол Павел. На самом же деле Он был свободен от тех последствий грехопадения, которые свойственны всем людям, живущим на земле. Не совсем приятно говорить об этом в храме Божием, но у многих из нас возникают вопросы. По крайней мере, у меня такие недоумения были. Когда я размышлял о величии того или иного человека, мне всегда казалось странным то, что он имеет естественные отправления, которые свойственны людям так же, как и животным. Думать об этом было неприятно, казалось, что это унижает того, о ком думаешь. У людей, живших в раю до падения, как справедливо рассуждает отец Серафим (Роуз), естественных отправлений не было. Пища усваивалась человеком полностью, и никаких ее излишков из тела не выбрасывалось. Отправления — это следствие нарушения естественного состояния, если понимать под естественным состоянием то, какое даровал человеку Бог при сотворении. Господь Иисус Христос был выше униженного, падшего состояния. Он был человек в полной мере, но не имел на себе печати греха и, естественно, всех последствий падения не испытывал. Потому образ Господа Иисуса Христа предстает перед нами как единственно чистый во всех отношениях, единственно возвышенный, воистину образ великого Человека. Мы можем думать о Господе Иисусе Христе и как о Сыне Божием, и как о Богочеловеке и можем отдельно рассмотреть человеческую сторону Его жизни, хотя это, конечно, условное разделение. Но для того, чтобы уяснить себе Его святость, Его возвышенность, мы можем допустить такую смелость. Вот для чего установлен этот праздник: для того, чтобы мы на примере обрезания поняли истинность Боговоплощения, действительность воплощения Сына Божия.

Далее Евангелие так говорит о младенчестве Господа нашего Иисуса Христа: «Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем» (ст. 40). Исполнялся премудрости Он, конечно, как человек. Умственные способности человека проявляются через его телесные органы. Например, способность размышлять обнаруживается тогда, когда до определенного состояния развивается мозг, а также дар речи. Когда говорится, что Господь Иисус Христос исполнялся премудрости, имеется в виду, что в Нем развивалась человеческая мудрость, из младенчества Он переходил в отроческий возраст, и благодаря этому постепенно обнаруживалась и Божеская безграничная премудрость. Ибо у Младенца, не обладающего даром речи, премудрость никак обнаружиться не может. «И благодать Божия была на Нем». Здесь также говорится не о том, что Он по человечеству нуждался в благодати как в чем-то постороннем, приходящем от Бога. Имеется в виду, что благодать на Нем была видна людям.

«Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался Отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его, но думали, что Он идет с другими. Пройдя же дневной путь, стали искать Его между родственниками и знакомыми и, не найдя Его, возвратились в Иерусалим, ища Его» (ст. 41-45). Из этого недоразумения, о котором повествует Евангелие, ясно, что Господь Иисус Христос был такой же человек, как все. Как отрок, Он заблудился. Исполненный всяческого благоразумия, Он счел неуместным разыскивать Своих родителей и вернулся в храм. Представьте, что кто-то из нас потерял в толпе в незнакомом городе своих друзей. Что бы он сделал? Остался бы на том месте, где с ними разлучился, и это, действительно, самое благоразумное решение. Родители же Отрока Иисуса (не потому, что они были грешники, а по человеческой ограниченности) ошиблись и не поняли этого и стали искать Его среди своих родственников. Описанный случай вновь говорит о человеческом естестве Господа Иисуса Христа. Он не захотел проявлять до времени Свои сверхъестественные способности и во всем покорялся обычным законам человеческого общежития.

«Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» (ст. 46-47). Господь Иисус Христос вступил в беседу со старцами-книжниками и здесь проявил Свою премудрость. Его Божеская премудрость через человеческую речь, при помощи обычного человеческого общения явилась пред всеми. В таком возрасте, в особенности в то время, едва ли мог отрок обладать какими-то знаниями, приобретенными через образование. Господь Иисус Христос обучался разве что у Своих родителей, может быть, читал Священное Писание вместе с Матерью, Богородицей Девой Марией. Но специально, как это делали евреи того времени, желавшие получить образование, ни в каких школах, ни у каких учителей не обучался. Тем более удивительна была Его мудрость, этот разум, которому удивлялись слушавшие Его.

«И, увидев Его, удивились; и Матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя. Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» (ст. 48-49). Пресвятая Дева Мария хотя и понимала, что Он воплотившийся Сын Божий, но, по некоторой человеческой ограниченности, действительно огорчилась и очень переживала в эти три дня, недопонимая, что Промысл Божий не может подвергнуть Его какой-либо скорби до времени Его страданий. Поэтому Она задала такой вопрос: «Чадо, что Ты сделал с нами?» Но Он ответил им так, что они не могли возразить. Он сказал: нужно было искать Меня в храме. Действительно, это было самое благоразумное решение, но они почему-то сразу не поняли, что следовало начать поиск с храма. Видимо, скорбь и страх внесли смятение в их души.

«Но они не поняли сказанных Им слов. И Он пошел с ними и пришел в Назарет; и был в повиновении у них. И Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем» (ст. 50-51). Из окончания повествования видно, что слова «они не поняли сказанных Им слов» относятся не к Божией Матери, а к остальным присутствовавшим там. Если бы Она не поняла этих слов, то не говорилось бы, что Она «сохраняла все слова сии в сердце Своем». Она поняла необыкновенное значение и смысл их, но никому тогда нельзя было это объяснить. И потому Пресвятая Дева сохраняла их в сердце Своем до времени. И, видимо, тогда уже, когда апостол Лука писал свое Евангелие, Она рассказала ему об этом удивительном случае, подтверждавшем, что уже в отроческие годы Иисус вполне осознавал Себя Сыном Божиим. Это опровергает мнение некоторых еретиков, учивших, что Иисус только впоследствии соединился с Божеством. На самом деле не существовало отдельно Иисуса и Сына Божия, а был единый Господь Иисус Христос, Сын Божий.

«Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (ст. 52). Снова говорится не о том, что Он становился все более мудрым, но о том, что Его Божеская мудрость обнаруживалась при Его общении с людьми по мере Его возрастания, по мере развития способности проявлять естественным образом сверхъестественную Божескую премудрость. Это с одной стороны. С другой стороны — эта премудрость становилась очевидной для других людей. Потому и говорится здесь, что Он «преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков», то есть пред глазами людей.

Сегодняшнее евангельское повествование при внимательном его рассмотрении и размышлении над ним позволяет нам увидеть как истинное Божество Иисуса Христа, обнаруживавшееся тогда, когда только ему возможно было обнаружиться, так и Его истинное человечество, которое претерпело обрезание, естественное возрастание и возмужание. Пусть же никто не смеет утверждать ни то, что воплощение Его было якобы призрачным, ни то, что Он обучился Божеской премудрости от кого-то из людей. В III столетии некоторые язычники распространяли такой миф о Господе Иисусе Христе. Они действовали более хитро, чем иудеи или современные атеисты. Они не хулили Иисуса и не отрицали Его существование, но придумали лукавое объяснение Его сверхъестественным способностям. Они утверждали, что Иисус обучился неким тайным духовным наукам в Индии (где якобы путешествовал) у тамошних мудрецов, тех, кого мы сейчас называем йогинами и кого в древности называли гимнософистами, или у подобных им. Таким образом язычники клеветали на Него, говорили, будто Он был обыкновенный человек, может быть, выдающийся в каком-то отношении, но отнюдь не Сын Божий. Сегодняшнее евангельское повествование опровергает этот вымысел, нелепый, однако очень популярный, дошедший даже до наших дней. Им пользуются современные атеисты, пытаясь унизить Божественную личность Господа Иисуса Христа, ниспровергнуть христианство, оспорить богооткровенное происхождение христианской религии. Но в Евангелии говорится, что Иисус и в отроческом возрасте, ни у кого не обучаясь, обнаружил Свою сверхъестественную Божественную премудрость и полное сознание того, что Он истинный Сын Божий, ибо Он говорил: «Разве вы не знаете, что Мне надлежит быть в доме Отца Моего?»

Итак, Господь Иисус Христос есть истинный Бог и истинный Человек. Две природы, Божеская и человеческая, каждая из которых обладала всеми своими свойствами, в одной Ипостаси Господа Иисуса Христа, Сына и Слова Божия. Аминь.

14 января 1999 года

Святое Богоявление

(Мф., 6 зач., III, 13-17)

Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду. Тогда Иоанн допускает Его. И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение.

О послушании воле Божией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы вспоминаем Крещение Господне. Вот как повествует об этом Божественное Евангелие: «Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него» (ст. 13). Из евангельских чтений, которые читаются в дни предпразнства Богоявления, мы знаем, что Иоанн Креститель крестил всех, кто к нему приходил: и людей самого низкого звания, и знатных, занимавших высокое положение в обществе, и даже книжников и фарисеев, которые считались учителями и праведниками, но чувствовали, что на самом деле они грешники. Господь наш Иисус Христос, до конца желая исполнить закон и испытать все, что испытьшал каждый израильтянин, тоже прошел через Крещение. Конечно, как единственный безгрешный Человек, Новый Адам, родившийся от непорочного зачатия и чуждый первородного греха, совершенный, чистый и безгрешный по Своему человечеству, Он не нуждался в очищении грехов. Однако Он пришел к Иоанну Крестителю на Иордан.

Иордан, вероятно, представляется вам величественной, прекрасной рекой. Но на самом деле это обыкновенная узкая и извилистая река с зеленоватой водой. В самых широких местах ее может переплыть даже неопытный пловец. Недаром Нееман Сирианин сказал такие слова, которые мы читали в навечерие Богоявления: «Разве Авана и Фарфар, реки Дамасские, не лучше всех вод Израильских?» (4 Цар.5:12), — то есть «Неужели Иордан лучше, чем реки сирийские? Ведь реки сирийские прекраснее, чем Иордан и вообще все израильские реки». А если мы сравним с Иорданом величественные русские реки, то он и вовсе покажется нам не представляющим ничего особенного. Однако это только внешнее впечатление. Израиль тоже в то время был незначительной провинцией Римской империи, но именно в этой провинции произошло великое событие, имевшее значение для всего мира и человечества: как для людей, живших в то время, так и для нас и для многих последующих поколений.

Итак, Господь наш Иисус Христос приходит на Иордан и видит там необыкновенного пророка и подвижника — Иоанна Крестителя, одетого в одежду из верблюжьего волоса и изможденного постом до такой степени, что от слабости он качался на ветру, как тростинка. Сам Спаситель говорил про него: «Что смотреть ходили вы в пустыню? трость ли, ветром колеблемую?» (Мф.11:7). И этот изможденный человек, почитаемый всеми за великого святого, говорит Господу, удерживая Его: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» (ст. 14). Как видно из этих слов, Иоанн Креститель осознавал себя грешником и считал, что сам он так же, как и все люди, нуждается в очищении. Он не мнил себя праведником, хотя многие современники признавали его образцом святости и он был словно живая легенда. Каждый, кто видел его, испытывал стыд за свою нерадивую жизнь. Я думаю, что в то время Иоанн Креститель еще не знал, что перед ним Тот Самый обетованный Мессия, Сын Божий, пришедший спасти мир и все человечество. Однако он почувствовал, что к нему пришел Необыкновенный Праведник, не имевший никакого греха, потому что святые люди, исполненные благодати Святого Духа, узнают душу другого человека. Так и Иоанн понял, что перед ним — Единственный Человек, Который не нуждается в Крещении, но, напротив, столь чистый, что, скорее, Он может очистить от грехов его самого.

«Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (ст. 15). Эти слова Господа можно расширить так: «Праведность, — говорит Он, — состоит в том, чтобы и Мне смириться и креститься, подобно грешникам. Я должен исполнить весь закон, а ты должен смириться и возложить свою руку на главу Сына Божия, ибо через это ты проявишь послушание тому откровению, которое ты получил в пустыне, и тогда узнаешь истину Пресвятой Троицы». Иоанн Креститель, хотя и осознавал себя грешником, но, по откровению, бывшему ему в пустыне, должен был проповедовать покаяние и крестить всякого, кто к нему обращался. В этом послушании состояло его истинное смирение. Иисус как бы напомнил ему об откровении в пустыне, и Иоанн, по совести сознавая, что он не должен ни для кого делать исключения, дерзнул допустить Господа ко Крещению. Господь вошел в Иордан, Креститель возложил на Него руку и погрузил Его в воду.

«И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него» (ст. 16). Что значит «отверзлись небеса»? Конечно, не нужно думать, будто разверзлось физическое небо и стало видно пространство, находящееся за атмосферой, окружающей нашу планету. Слова «отверзлись небеса» означают, что духовному взору Иоанна Крестителя открылся сверхъестественный мир, явилась слава Божия в полном, откровенном виде, как она является только святым существам — Ангелам на небесах. Мы говорим в молитве: «Отче наш, Который на небесах» — не потому, что Бог пребывает только на небесах, ибо Он Вездесущ, но потому, что на небесах Он являет Себя Ангелам в полной мере, а нам, грешникам, из-за наших грехов Он является только в малой степени, да и то лишь тем из нас, кто стремится к этому всей душой. Небеса «отверзлись» именно в том смысле, что отверзся духовный взор Иоанна Крестителя, и он увидел Духа Божия, Который сошел в виде голубя. Дух Святой не имеет никакого вида, как и Бог Отец, и Бог Сын по Своему Божеству, но Он принял вид кроткой, мирной птицы, для того чтобы показать, что наступило время примирения Бога и людей.

«И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (ст. 17). Голубь сошел и почил на Господе, явившись, в первую очередь, для Иоанна Крестителя как бы указующим перстом, чтобы было понятно, что слова, раздавшиеся с неба, относятся именно к Иисусу Христу.

Мы не знаем, что видели и слышали остальные люди, находившиеся в то время при Иордане. Однако, если мы вспомним другие примеры Божественных откровений, описанных в Священном Писании, то поймем, что человек воспринимает их по мере своего достоинства и своей готовности. Это видно, например, из следующего евангельского повествования — когда Господь наш Иисус Христос, входя в Иерусалим, обратился с молитвой к Богу Отцу: «Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю. Народ, стоявший и слышавший то, говорил: это гром; а другие говорили: Ангел говорил Ему» (Ин.12:28-29). Из этого описания ясно, что собравшиеся люди не поняли раздавшихся слов, а слышали только какой-то звук, поразивший их. Этот звук, конечно, не являлся голосом Бога Отца, потому что Он не имеет голоса и вообще органов речи, подобных человеческим. Но всемогущий Бог может облекать Свои откровения в образы, доступные как для зрения, так и для слуха, тогда последние принимают определенную звуковую форму. И одни люди слышали глас Бога как гром, другие — как некие не до конца понятные слова, которые они приписали Ангелу.

Когда апостолу Павлу во время его путешествия в Дамаск явился Господь и обратил его к покаянию, то свидетели этого события видели свет и слышали некий голос. Но они не понимали, Кто явился и что было сказано. Сам же апостол Павел видел все ясно, и это видение было до такой степени блистательно, что он на некоторое время, вплоть до того как крестился, ослеп.

Поэтому едва ли люди, присутствовавшие на реке Иордан при Крещении Господа, видели и понимали все происходящее в полной мере. Может быть, они действительно слышали звук грома и видели какой-то необыкновенный свет, потому что отверзлись небеса, и свет Божественной благодати явился, наверное, не только Иоанну Крестителю, но и всем присутствовавшим там. Но из-за своего недостоинства не все люди понимали это явление, и только Иоанн Креститель вкусил это откровение в полной мере: только он понял, Кто явился перед ним. Впоследствии, как повествует Евангелие от Иоанна, Предтеча Господень, проповедуя Господа Иисуса Христа, говорил так: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (Ин.1:29, 33). Значит, это откровение было, прежде всего, для Иоанна, для того чтобы он узнал во Христе Мессию, Сына Божия. Наконец, и для того чтобы Иоанн Креститель первым из людей, живущих на земле, познал тайну Пресвятой Троицы и был утешен этим откровением, которое было, надо полагать, самим великим из его духовных переживаний. После этого он уже не боялся ничего и смело обличал всякого, дерзнул обличить даже Ирода Четвертовластника, за что и был казнен (см. Мф.14:3-12; Мк.6:17-29; Лк.3:19-20).

Вот какая великая добродетель — послушание! Иоанн Креститель исполнил волю Божию, невзирая ни на что, и через это послушание познал тайну Пресвятой Троицы, познал Бога, познал истину. К этому стремятся многие люди: ищут, ошибаются, признают свои ошибки, вновь заблуждаются… Даже самый, казалось бы, неприметный человек, не стремящийся к каким-либо знаниям, — и тот думает, что познал истину, когда, например, предается удовольствиям, в которых, как он полагает, заключается его счастье. Значит, и такой человек по-своему стремится к истине, хотя и не находит ее. Во всех вложено это стремление, однако большинство из нас не находит истины. Лучшие, а правильнее сказать наиболее искренние, получают ответ от других людей: от таких, как Иоанн Креститель, святые апостолы, святые отцы. Предтеча же познал истину непосредственно, благодаря своему послушанию в исполнении воли Божией.

Мы также должны понуждать себя к послушанию Божественной воле, в чем бы оно ни выражалось. Для монашествующих — это послушание настоятелю, духовнику. Для мирян — послушание духовнику, смирение друг перед другом, наконец, повиновение начальству, если только это не противоречит христианской совести. И, конечно же, для всех прежде всего — это послушание евангельским заповедям. Мы должны все поверять евангельскими заповедями, потому что не должно быть послушания бездумного. Истинное послушание — это то, которое через повиновение тому или иному человеку является на самом деле повиновением Богу. Послушание духовнику, настоятелю, начальству тогда становится полезным, тогда приводит нас к познанию истины, когда оно соответствует евангельским заповедям и является послушанием, повиновением Самому Богу. Всеми силами будем заставлять себя каждый день, каждое мгновение следить за собой, не уклоняемся ли мы от воли Божией не только в великом, но и в малом (а познать волю Божию нам помогут наши духовные руководители). Тогда и мы, в конечном счете, познаем истину, хотя это и кажется трудным и даже странным и невозможным нам, обыкновенным, ничем не примечательным людям.

Мы познаем, что Бог есть Троица, не только с чужих слов, но и самой своей душой. Мы уверуем так, что будем жить безмятежно и спокойно, надеясь на милость Божию и каясь, и перейдем в вечную жизнь с благой надеждой на свое спасение. Вера в Бога, вера в Пресвятую Троицу, сопровождаемая делами, которые являются естественным проявлением веры, дарует человеку надежду на спасение и на прощение его грехов, каким бы грешным он ни был. При этом мы не должны думать, будто представляем из себя нечто. Если даже Иоанн Креститель считал, что он нуждается в крещении, то есть в очищении, то мы тем более должны понимать, что совершенно безгрешного человека быть не может, каким бы праведным ни казался он сам себе или своим друзьям и близким.

Но в то же время мы видим, что Иоанн Креститель, хотя и считал себя грешником, однако исполнял свой долг. И мы, почитая себя грешниками и всегда помня об этом, тем не менее, должны помогать спасаться другим людям, должны делиться духовным хлебом со своими близкими во Христе и, если возможно, привлекать людей, далеких от веры, в Церковь. Осознание своей греховности и послушание воле Божией делает нас истинными христианами, делает нас достойными имени христиан и дарует нам надежду на вечную жизнь. Аминь.

19 января 1999 года

Смирение Иоанна Крестителя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Иоанн Креститель говорил: «Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его» (Мф.3:11). Однако произошло так, что смиренный Иоанн Креститель, искренне считавший себя недостойным даже развязать ремень обуви Спасителя или понести эту обувь, должен был крестить Господа и возвестить о Нем миру, узнав истину Боговоплощения — явления в мир Христа, именно через обряд крещения.

«Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» (ст. 13-14). Я думаю, что Иоанн Креститель еще не знал, Кто такой Иисус, но, безусловно, как человек благодатный, он понимал, что перед ним стоит Великий Праведник — столь Великий, что, пожалуй, ему самому нужно бы креститься от Него. Будучи безгрешным, Спаситель, конечно же, не говорил о Своих грехах, как это делали все кающиеся, приходившие креститься от Иоанна Предтечи. Господь, по выражению святых отцов, есть Самоистина и Сама Праведность, и потому Он не мог напоказ принимать на Себя вид грешника, но и Иоанн Креститель понимал, что такое Его молчание совершенно обоснованно, и говорил искренне, от всей души: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» «Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» (ст. 15). Иоанн Креститель получил от Бога повеление крестить всех, приходящих к нему, и Господь Иисус Христос теперь лишь напомнил ему об этом откровении, данном ему в пустыне. Иоанн не посмел противиться голосу Божию — как тому, который был ему в пустыне, так и услышанному здесь, хотя на Иордане, может быть, он еще не совсем понимал, что с ним говорит Сам Бог. Ведь мы знаем из Евангелия, что Иоанну Крестителю было сказано: «На Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (Ин.1:33).

«Тогда Иоанн допускает Его. И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него» (ст. 15-16). Когда Господь Иисус Христос крестился, отверзлись небеса, и это не было каким-то непонятным нам атмосферным явлением. Во время Крещения Господа среди белого дня явилось и стало видным духовное небо, то есть это было необычное откровение. Сами небеса отверзлись, и великая благодать, изливающаяся как бы потоком, сошла, конечно же, не на Господа Иисуса Христа, потому что Он Сам есть источник благодати, но на Иоанна Крестителя. Мы не знаем, видел ли, понимал ли кто-то еще, что происходит, но Иоанн не мог не понимать и не чувствовать этого, иначе он не мог бы впоследствии с полной уверенностью указать на Спасителя и сказать: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин.1:29). Но для того, чтобы не оставалось никакого сомнения в том, что именно Господь Иисус Христос есть истинный Мессия и ради Него ниспослана эта благодать, — Дух Святой в виде голубя сошел на Него, словно некий указующий перст, и почил на Нем. Конечно же, Бог есть Дух и не имеет никакого вида и образа, но Он принял вид голубя, чтобы показать, что Спаситель пришел в духе кротости, пришел примирить грешников с Богом. Кроме того, явление Святого Духа в образе голубя можно сравнить с извещением об окончании Всемирного Потопа. Когда голубь принес Ною в ковчег масличную ветвь, Ной понял, что Потоп окончился и гнев Божий утолен и иссяк. Так и сейчас явление Духа в виде голубя, сошедшего на Господа Иисуса Христа, возвещало о том, что гнев Божий прекратился и наступило время милосердия.

«И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (ст. 17). Как я уже упоминал, святые отцы учат, что Бог есть Дух, то есть Он не имеет никакого вида и образа и потому, конечно же, не обладает голосом и не может говорить подобно тому, как говорят люди. Однако ради того, чтобы откровение было совершенно определенным и его нельзя было истолковать никак иначе, оно было преподано через сошествие Святого Духа, по очень точному выражению апостола Луки, «в телесном виде» (Лк.3:22), в виде голубя и через громогласный человеческий голос, пронизывающий всю душу человека, достойного воспринять это откровение. Только об Иоанне Крестителе мы знаем точно и достоверно, что он принял это откровение, но может быть, что и другие достойные люди, находившиеся там в это время, что-то видели и чувствовали. Для сравнения можно привести такой известный пример: когда почил великий подвижник благочестия преподобный Серафим Саровский, то игумену Глинской пустыни Филарету было откровение. В час кончины преподобного он видел его душу, возносящуюся на небо в сонме Ангелов, в сопровождении Архангела Михаила, и слышал ангельское пение. Из числа других монахов, которые возвращались вместе с ним с полунощницы, некоторые слышали пение, иные видели какой-то свет, но лицезреть полностью все откровение они не сподобились. Это был удел только достойного и подготовленного к этому игумена Филарета. Так же могло быть и здесь: Иоанн Креститель видел и чувствовал все, а присутствовавшие рядом могли видеть и ощущать лишь некую часть этого явления, в меру своего достоинства.

Это великое событие Крещения Господа традиционно называется Богоявлением, так как оно имело смысл Богоявления — явления тайны Пресвятой Троицы. Прежде всего, мы должны иметь правую веру и помнить этот смысл праздника Крещения. Сын Божий как Человек, принимающий Крещение от Иоанна, голос Небесного Бога Отца и Дух Святой в виде голубя — так открылась тайна Пресвятой Троицы, хотя она еще не была проповедана Самим Господом Иисусом Христом. Однако из этого евангельского повествования мы можем извлечь и нравственный урок, частный, подходящий именно нам. Иоанн Креститель считал себя недостойным понести обувь Спасителя, а Промысл Божий устроил так, что он, вопреки своему смирению, вынужден был и руку возложить на Его главу. Тот, кто считал себя недостойным развязать ремень обуви, тот возложил руку на главу Мессии. Конечно же, от этого прикосновения к Сыну Божию Иоанн Креститель освятился, наполнился почти безграничной благодатью и сподобился величайшего откровения. Но и мы если будем искренне, от всей души смиряться, то против своего ожидания, даже против своей воли и собственного желания (потому что искреннее смирение не желает ничего высокого и великого), удостоимся Божественного просвещения и богообщения, сподобимся того, что духом своим в молитве, словно рукой, неизъяснимым образом прикоснемся к Самому Господу Иисусу Христу, Сыну Божию. Аминь.

19 января 2000 года

Явление тайны Пресвятой Троицы

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Этими словами, уже привычными для нас, начинается каждая проповедь в храме Божием. В них содержится истина о тайне Пресвятой Троицы, истина, которая вплоть до пришествия в мир Господа Иисуса Христа была сокрыта от человечества. Впервые эта тайна приоткрылась (хотя все еще не полностью) во время Крещения Господня, которое мы вспоминаем сегодня. Этот праздник справедливо и премудро называют еще Святым Богоявлением, потому что во время Крещения Бог явил людям образ Своего бытия.

Вот как говорит об этом евангелист Матфей: «Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» (ст. 13-14). Иоанн Креститель чувствовал святость и чистоту Пришедшего к нему, хотя, может быть, до полученного во время Крещения откровения не до конца понимал, что перед ним стоит Сам Сын Божий.

«Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду. Тогда Иоанн допускает Его» (ст. 15). Что значит — «допускает»? Все те люди, которые считали себя грешными, преступившими Моисеев закон, приходили к Иоанну, чтобы креститься от него, то есть погружаться в воды Иордана. Через это они получали помощь свыше для того, чтобы начать праведную жизнь, вернуться к исполнению Моисеевых заповедей. Но Господь не нуждался в этом, он пришел креститься для того, чтобы освятить всех нас явлением славы Своего Божества. Действительно, почему мы освящаем в этот день воду? Потому, что не вода омыла Господа от грехов, а Он Сам, сошедши в воду, освятил ее Своим Божественным действием.

«И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него» (ст. 16). «Сходил, как голубь» — из этого сравнения ясно, что Дух Святой не имеет никакого образа и вида, Он только уподобился голубю — самой кроткой и безобидной, чистой птице. Евангелист Лука говорит об этом событии более точно: «И Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь» (Лк.3:22). Действительно, голубь имеет тело, а у Духа нет ни тела, ни вида, ни образа. Конечно же, нет их ни у Отца, от Которого Дух исходит, ни у Сына, через Которого Дух посылается в мир, с Которым пребывает и с Которым, как и с Отцом, единосущен.

«И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (ст. 17). Как Дух, на самом деле не имеющий никакого вида и образа, нисшел в виде голубя, так и голос был лишь образом Божественного откровения. Бог как Дух, то есть совершенно бестелесное Существо, конечно, не может иметь голоса.

Бог не подобен ничему из того, что мы знаем по своему опыту, Его нельзя сравнить ни с чем из того, что мы можем вообразить. Он превыше всякого человеческого представления, превыше всяких образов.

Из этих кратких слов божественного Евангелия мы познаем истину о бытии Божи-ем: Бог — это Отец, Сын и Святой Дух. Бог — Существо совершенно бестелесное, духовное. Только Сын Божий, воплотившийся от Пресвятой Девы, заимствовал от Нее человеческое естество и как бы включил Его в Свою Божественную Ипостась. Божество бестелесно, а Сын Божий по человеческому естеству телесен. Об этом кратко и возвышенно говорит Григорий Синаит: «Предел Православия — это знать Троицу и Двоицу». Троицу — Неизменного, прежде всех веков Существующего Бога, и Двоицу — то есть Сына Божия, в Котором соединены два естества (человеческое и Божественное) и присутствует одна Божественная Ипостась — Ипостась Сына Божия.

Итак, братья и сестры, будем твердо хранить эту истину, будем исповедовать ее самой своей жизнью, и тогда мы сможем по-настоящему именоваться истинно православными людьми. Аминь.

19 января 2002 года

Неделя по Богоявлении

(Мф., 8 зач., IV, 12-17)

Услышав же Иисус, что Иоанн отдан под стражу, удалился в Галилею и, оставив Назарет, пришел и поселился в Капернауме приморском, в пределах Завулоновых и Неффалимовых, да сбудется реченное через пророка Исайю, который говорит: земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет. С того времени Иисус начал проповедывать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное.

О приобщении к Божественному свету

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В сегодняшнем евангельском чтении рассказывается о начале проповеди Господа нашего Иисуса Христа. Господь, услышав, «что Иоанн отдан под стражу, удалился в Галилею» (ст. 12). Спаситель начал Свою проповедь не там, где, казалось бы, были более благодарные и подготовленные слушатели, например в Иерусалиме, но отправился в места, которые считались почти языческими, то есть туда, где среди иудеев жило множество язычников. Галилею в то время населяли в основном люди простые, занимавшиеся незамысловатыми ремеслами — крестьянским или рыбацким трудом.

«И, оставив Назарет, пришел и поселился в Капернауме приморском, в пределах Завулоновых и Неффалимовых» (ст. 13). Евангелие говорит, что Спаситель оставил город, где воспитывался до тридцати лет, оставил потому, что там все знали Его как самого обыкновенного, простого человека, сына плотника, который продолжал заниматься тем же ремеслом, и поэтому не могли отнестись к Нему с особенным доверием. Например, после проповеди Спасителя жители Назарета говорили: «Кто это такой, не Сын ли это плотника и Марии, не братья ли Его и сестры среди нас, откуда же у Него такие силы?» (см. Мф.13:54-56; Мк.6:2-3), на что Спаситель ответил: «Нет пророка в своем отечестве» (см. Мф.13:57; Мк.6:4). Вот почему Господь наш Иисус Христос начал Свою проповедь в Капернауме.

«Да сбудется реченное через пророка Исайю, который говорит: земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет» (ст. 14-16). Пророк Исайя называет эту страну «Галилеей языческой» (см. Ис.9:1 -2), потому что там было значительным влияние языческого населения. А народ, живущий в Галилее, назван народом, «сидящим во тьме, в стране и тени смертной», то есть в стороне, где тень смертная. Эти люди были настолько невежественны и далеки от истинного богопознания, что как будто бы уже сидели в тени смертной. И вот им воссиял свет; как сказал пророк, они «увидели свет великий». Когда мы читаем в Священном Писании слова «воссиял свет», «увидели свет великий», нам по духовной неопытности кажется, что это аллегорические выражения, изображающие евангельскую проповедь. И действительно, ее справедливо можно назвать великим светом, но это не единственный и, как мне кажется, даже не главный смысл выражения: «Воссиял свет великий». Если мы вспомним повествование Евангелия о том, как Господь наш Иисус Христос преобразился пред Своими тремя учениками и лицо Его сияло, как солнце, одежды были белы, как снег или свет, отчего ученики Спасителя — апостолы Иаков, Иоанн и Петр — от страха пали ниц (см. Мф.17:1-8; Мк.9:2-8; Лк.9:28-36), то увидим, что слова пророка Исайи можно понимать и совершенно буквально. И не нужно думать, что только один раз — на горе Фавор — Господь наш Иисус Христос преобразился пред Своими ближайшими учениками для того, чтобы показать им, что Он и есть Истинный Сын Божий, а больше такого никогда не происходило и не может произойти. Если мы сами по своему нерадению, духовной лени, неопытности не имеем опыта познания Господа Иисуса Христа как истинного света, то это не значит, что подобное невозможно вообще. Этой славы сподоблялись многие подвижники. Конечно, не все, но сравнительно многие, если иметь в виду, сколь велики слава познания Бога и видение Его как неизреченного, непостижимого, сверхъестественного света. Иногда они удостаивались зреть Самого Господа Иисуса Христа преобразившимся и источающим из Себя великий благодатный свет, действующий не столько на человеческие глаза, сколько на душу и дух. Этот свет неизреченным образом соединяет дух человека с Божественной славой, наполняет его необыкновенными, сладостнейшими духовными утешениями. По словам апостола Павла, человек не только никогда не сможет услышать или увидеть их, но не сможет даже о них и подумать и представить, что это такое, если не испытает сам (см. 1 Кор.2:9).

Действительно, проповедь Евангелия — это проповедь о Божественном свете, о том, что нужно делать всем людям для того, чтобы войти в этот Божественный свет и просветиться неизреченной Божественной славой. Если взять самых обыкновенных православных христиан, простых прихожан того или иного храма, то может показаться, будто бы эти люди не имеют богатого, глубокого духовного опыта и знают, что такое Божественный свет, только теоретически. Но те утешение и сладость, которые они чувствуют прежде всего от Причащения Святых Христовых Тайн, от внимательной молитвы, от участия в богослужениях, — все эти чувства не напрасны, это не воображение и не мечта.

Человек не может чувствовать то, чего нет. И утешение, ощущаемое нами в душе во время молитвы или принятия Таинств, и есть действие того самого неизреченного Божественного света, названного пророком Исайей «светом великим». Поэтому упомянутые слова Священного Писания можно не только истолковывать как аллегорическое изображение проповеди Евангелия, но и понимать в самом буквальном смысле, хотя бы это и казалось странным. Более того, даже сами слова проповеди — будь то проповедь Самого Господа нашего Иисуса Христа, или Его учеников, или последователей апостолов, святых отцов, или вообще всех епископов и священников, если только они проповедуют православно, — также есть действие этого великого Божественного света. Если бы в словах проповеди не было неизреченного Божественного действия, этого непостижимого великого света, то никто никогда не смог бы принять Евангелие близко к сердцу и в него поверить, никто бы не устремился к необыкновенной высоте учения Спасителя.

Посмотрим на нас с вами — все мы понимаем, что евангельские заповеди во всей их полноте для нас почти что недостижимы. Однако же какая-то сила влечет и понуждает нас хотя бы своим произволением несколько прикоснуться к их исполнению. Кто бы уверовал в возвышенное учение Евангелия, если бы из его священных слов не источался Божественный свет, можно сказать, если бы сами эти слова не были Божественным действием, этим великим истинным светом, то есть действием благодати? Когда мы читаем или слушаем Евангелие (конечно, хотя бы с некоторым вниманием), то при всей простоте его выражений чувствуем необыкновенную силу, из него исходящую. Многие писатели, пытаясь доказать какие-либо идеи или навязать читателям свои чувства, прибегают к необыкновенно изощренным формам, чтобы обольстить и как бы загипнотизировать читателей своими словами, и если им это и удается, то с трудом. Евангелие же при всей своей простоте и безыскусное™ производит на человека, хотя бы несколько внимательного и искреннего, необыкновенное впечатление именно по той причине, что эта книга — сам Божественный свет, облекшийся в форму человеческих слов. Вот в чем сила Евангелия и сила проповеди. И мы должны стремиться соединиться с Богом и просветиться той Божественной энергией, тем многообразным действием, какое исходит от Него к нам через евангельскую проповедь, Таинства или нашу молитву.

«С того времени Иисус начал проповедывать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (ст. 17). В этих кратких словах, которые, несомненно, также являются действием Божественного света, заключено многое. Они говорят, что необходимо делать, чтобы этот великий свет — Царство Небесное — воссиял в наших сердцах, и не в переносном смысле, а действительно, истинно. Для этого необходимо покаяние. Само Царство Небесное, сам свет приблизился к нам, пришел в сень смертную, в эту тьму, где мы находимся. И теперь для того, чтобы он воссиял в нас, необходимо только одно — наше покаяние. Покаяние — это как бы окно, через которое свет проникает внутрь нашей души, и от нас зависит, откроем мы это окно или оставим затворенным. Если не откроем, Царство Небесное останется для нас чуждым. Как человек, сидящий в запертом доме с закрытыми ставнями, не видит всей красоты природы и дневного света, так и мы сами себя добровольно погружаем во тьму. Раньше, до пришествия Спасителя, была ночь и если бы мы даже и открыли окна своей души, то в них не проник бы почти никакой свет, разве только малый свет учения святых пророков, которых можно уподобить луне и звездам. Но пришел день — явился Господь Иисус Христос, а мы продолжаем сидеть с закрытыми ставнями, то есть не отверзаем душевные овна покаяния, и уже только наша вина в том, что мы остаемся во тьме и сени смертной. Итак, чтобы Божественный свет воссиял в нашем сердце, необходимо понуждать себя к покаянию, прежде всего через непрестанную покаянную молитву Иисусову, через Таинства Исповеди и Причащения, через исправление своей жизни. Мы должны сделать нашу жизнь сугубо церковной, так сказать, жит Церковью, во всем — и в великом, и в малом — руководствоваться Ее учением, а| не своим умом или советами людей, ей чуждых. И когда мы исправим свою жизнь < таким образом, то увидим, как мало-помалу в нашем сердце начнет восходить заря Божественного света. Аминь.

25 января 1998 года

О понуждении себя ради стяжания Царства Небесного

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Когда Господь наш Иисус Христос услышал, что «Иоанн предан (то есть арестован Иродом Четвертовластником и заключен в темницу. — Игум. А), Он удалился в Галилею. И оставив Назарет, пришел и поселился в Капернауме приморском, в области Завулоновой и Неффалимовой, чтобы исполнилось сказанное через Исайю пророка…»* (ст. 12-14). Вспомним: Иоанн Креститель показал необыкновенное смирение — будучи величайшим из пророков, он говорил о себе, что недостоин развязать ремень обуви Спасителя, недостоин понести Его обувь. Он говорил: «Я крещу вас только водою, Он же крестит, омоет вас Духом Святым» (см. Мк.1:8). Но и Господь Иисус Христос также показал необыкновенное смирение. Он преклонил Свою голову под руку Крестителя и так же, как и все прочие люди, грешники, захотел креститься от Иоанна, хотя Сам был безгрешным, святым и по Своему человечеству. Он крестился не только для того, чтобы явилось откровение о том, что Он есть Сын Божий, но и для того, чтобы исполнить все, что должны были исполнить иудеи в то время, и чтобы никто не мог Его упрекнуть, Он чем-то пренебрег. Затем Господь Иисус Христос вновь проявил смирение: после Своего подвига в пустыне, когда Он победил многодневным постом и Божественной Своей мудростью искушения диавольские, — Он все же не начинал открытую проповедь. Может быть, с некоторыми людьми, так сказать, частным образом Он и беседовал, но служение проповедью не начинал до тех пор, пока проповедовал Иоанн Креститель. Он поступал так, чтобы не было никакого соперничества между ними. Только когда Иоанн был арестован и проповедь его поневоле прекратилась, тогда начал проповедовать Господь Иисус Христос.

«Чтобы исполнилось сказанное чрез Исайю пророка: Земля Завулонова и земля Неффалимова на пути морском, за Иорданом, Галилея язычников, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смерти, свет воссиял им. С того времени начал Иисус проповедовать и говорить: кайтесь, ибо близко Царство Небесное» (ст. 14-17). Проповедь Свою Спаситель начал с тех людей, которые были наиболее далеки от Бога, о которых сказано у Исайи пророка, что они «народ, ходящий во тьме» (Ис.9:2). Эти люди были далеки от истинного богопочитания в том смысле, что они пребывали в земной суете, в нерадении, в безразличии к служению Богу, исполнению заповедей. Вот к таким людям, «сидящим во тьме», Господь прежде всего и пришел и начал им проповедовать.

«С того времени начал Иисус проповедовать и говорить: кайтесь, ибо близко Царство Небесное». Спаситель начал свою проповедь с тех же слов, что и Иоанн Креститель, чтобы показать, что учение Иоанна Крестителя и учение Спасителя не имеют между собой никакой принципиальной разницы. Иоанн был строгим учителем, а Господь Иисус Христос — снисходительным и милосердным, но это всего лишь два разных способа привлечь людей к истине. Основное содержание проповеди Иоанна Крестителя и Спасителя одинаково: «Кайтесь, ибо близко Царство Небесное». Что значит — «кайтесь»? Не только осознавайте свои грехи и признавайтесь в них, не только сожалейте о них, но и изменяйте свою жизнь. Можно сказать так: изменяйтесь, меняйтесь, ибо близко Царство Небесное. Конечно, это изменение возможно только через сокрушение сердечное, через сожаление о своих нравственных преступлениях, через плач о своем падшем состоянии. Благодаря такому подвигу происходит изменение внутреннего состояния человека, а может быть, даже и телесного. И тогда Царство Небесное, которое приближается, действительно становится доступным для кающегося грешника.

Покаяться необходимо всем: и тем, у кого тяжкие, великие, очевидные грехи, и тем, которые думают о себе, что у них нет особенных грехов, но которые на самом деле всем своим существом, всеми мыслями, бесчисленными движениями души многократно уклоняются от заповедей евангельских, от велений собственной совести. Всем необходимо покаяние, всем нужно через изменение своего существа, души, ума, сердца и даже самой плоти приближать к себе Царство Небесное. Да, в Евангелии сказано, что Царство Небесное уже приблизилось. Но оно может, так сказать, пройти мимо нас. Оно близко, но мы можем его не ощутить и не познать. Спаситель сказал еще: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21). Если совместить эти два изречения Господа Иисуса Христа, то можно было бы сказать: «Царствие Божие приблизилось, и оно уже внутри вас, но вы должны покаяться, чтобы обрести его». Царство Небесное не нужно искать в каких-то внешних проявлениях, в обстоятельствах, благоприятствующих, как нам по наивности кажется, нашему спасению.

Спаситель сказал также: «Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф.11:12). Близость к нам Царствия Божия, Царства Небесного не означает, что мы не должны каяться, не должны понуждать себя, чтобы обрести его. Если мы откажемся от этого понуждения, то может случиться так, что мы не познаем и не приобретем то, что, казалось бы, уже наше и что в действительности уже внутри нас. И мы по собственной лености или унынию (что, можно сказать, одно и то же) останемся вне этого Царствия и будем плакать и скрежетать зубами, но вернуть его уже будет нельзя. Кто не приобрел, не вкусил хотя бы отчасти блага Царства Небесного на земле, внутри себя, тот едва ли познает и приобретет его в будущей жизни. Тот, кто спасается, — приближается к нему, приобретает его уже сейчас, ощущает его внутри себя. А если этого нет, то из чего же можно понять, что в будущей жизни человек будет иметь эти блага? Ведь он в сей жизни не исполнил того, что сказал Спаситель, и не ощутил того, что должен был ощутить. Если он не каялся, не понуждал себя, если он не почувствовал, что Царство Небесное приблизилось, значит, он ничего не сделал для приобретения его в вечности.

Что же такое Царство Небесное, или Царствие Божие? Спаситель многократно описывает его в разных образах и притчах, чтобы мы, не имеющие или почти не имеющие духовного опыта и не знающие о благах будущей жизни и небесном блаженстве, могли представить себе все это, сравнив с какими-то понятными нам земными явлениями. Но в Евангелии есть одно повествование, где прямо описывается Царство Небесное. Это не притча Спасителя, а само явление Царствия Божия — это Преображение Господа Иисуса Христа на горе Фавор перед Его учениками, апостолами Петром, Иаковом и Иоанном. Он Сам сказал перед тем, как показать им славу Своего Божества: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе, и увидят Меня грядущим в Царствии Своем» (см. Мф.16:28; Мк.9:1). Ученики поднялись с Господом на Фавор, и Он преобразился пред ними, и они увидели сияние Божественной славы не столько телесными глазами, сколько своей душой. Они ощутили неизъяснимое блаженство, под действием которого, потеряв всякий человеческий здравый смысл, апостол Петр сказал странные слова (действительно, в таком состоянии всякие человеческие понятия, казалось бы, само собой разумеющиеся, упраздняются и становятся неуместными): «Господи! Хорошо нам здесь быть; давай сделаем три кущи (т. е. три шатра. — Игум. А.): Тебе, Моисею и Илии» (см. Мк.9:5). Апостол Петр забыл обо всем земном и хотел вечно пребывать в созерцании славы Божией. Вот признаки Царства Небесного, вот Царствие Божие, явившееся в силе. Оно описано в Евангелии кратко, но весьма впечатляюще для внимательного человека, читающего с верой и благоговением.

Святые апостолы видели Славу Божию настолько, насколько они могли вместить — как сказано в тропаре, «якоже можаху». Если бы им было явлено более, человеческое естество не вынесло бы этого и души их разрешились бы от уз плоти. Также и мы вмещаем в себя славу Божию и чувствуем Царство Небесное, только если подвизаемся для его приобретения, если каемся и понуждаем себя (а это почти одно и то же, просто разные стороны одного явления). Тогда и мы ощущаем то же, что ощущали апостолы, но лишь до некоторэй степени: настолько, насколько мы при своем преуспеянии можем в себя вместить. Покаяние — это не только сокрушение сердечное, понуждение себя к внешним добродетелям. Но это и погружение внутрь себя, понуждение к тому, чтобы обрести Царствие Божие, внутри нас сущее. Следование заповедям — это, возможно, лишь средство, чгобы опытно, или, как сказал Спаситель, умом, сердцем, душой и всей крепостью нашей, возлюбить Господа Бога, познать, что Господь наш Иисус Христос есть истинный Сын Божий. Чтобы увидеть Его Божественную славу внутри себя, просветиться, очиститься, утешиться ею и стать истинно верующими людьми — людьми, имеющими живую веру, веру не от чтения, не от слышания, а от непосредственного опыта. Аминь.

23 января 2000 года

Сретение Господа нашего Иисуса Христа

(Лк., 7 зач., II, 22-40)

В то время принесли родители Младенца Иисуса в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу, и чтобы принести в жертву, по реченному в законе Господнем, две горлицы или двух птенцов голубиных. Тогда был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем. Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня. И пришел он по вдохновению в храм. И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля. Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем. И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец. Тут была также Анна пророчица, дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости, прожив с мужем от девства своего семь лет, вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь. И она в то время, подойдя, славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме.

И когда они совершили всё по закону Господню, возвратились в Галилею, в город свой Назарет. Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем.

О добродетелях, ведущих к истинной вере

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Зачем в Православной Церкви установлены праздники, и в частности праздник Сретения? Ради чего вспоминаются события, хотя и подлинные, как верим мы, православные христиане, однако давно минувшие? Святые отцы, помимо всех великих добродетелей, которыми они приобретали благодать Божию — молитвы, поста, бдения и прочих, — упражнялись и в добродетели богомыслия. Это особенное делание заключается в том, что подвижник углубляется в размышления о тайне Божия домостроительства, то есть явления в мир Христа Спасителя, образе бытия Пресвятой Троицы и других, подобных этим, великих вещах. Один монах провел с другим иноком целый день в молчании и молении и увидел, что тот имеет дар непрестанной молитвы и находится в особом духовном состоянии, которое святые отцы называют созерцанием. Пришедший подвижник спросил другого монаха: «Меня научили созерцанию мои отцы, а ты как научился?» Он же отвечал: «Я научился этому при помощи молитвы и богомыслия».

Святые отцы — наши духовные предки, учителя и наставники — непрестанно размышляли об истинах нашего спасения. Живший сравнительно недавно (в конце XVIII — первой половине XIX века) преподобный Серафим Саровский, всеми нами почитаемый великий русский святой, занимался богомыслием следующим образом: каждый день он прочитывал одного из четырех евангелистов в разных частях той пустынной местности, где подвизался. Одно место называлось у него — «он пол Иордана» (Заиорданье), другие — иначе, по названиям мест Святой Земли, где проходила земная жизнь Спасителя. Читая там Евангелие, он погружался в размышление о воплощении Сына Божия. Другой подвижник, живший также сравнительно недавно (в XVIII столетии), святитель Тихон Задонский, углублялся в богомыслие перед большой картиной, изображающей распятие Господне. Взирая на нее, он настолько погружался в созерцание, что переставал не только видеть, но даже и слышать, что вокруг него происходит. Когда у келейника появлялось к нему какое-то дело или святителю Тихону нужно было заняться чем-то другим, келейник обычно заходил к нему и слегка покашливал, как бы давая сигнал, чтобы святитель отвлекся от своего занятия. Однажды келейник зашел к нему, кашлянул, но святитель никак не откликнулся. Келейник кашлянул еще раз и увидел, что тот настолько погружен в размышления, что ни на что не реагирует. Тогда он был вынужден подойти и притронуться к плечу святителя Тихона, погрузившегося в созерцание Крестной Жертвы Спасителя. Это было для него так неожиданно, что он встрепенулся и сказал: «Братец, что ж ты делаешь? Мы же договаривались, что ты будешь кашлем меня предупреждать, а теперь у меня от неожиданности сердце, как у голубя, трепещет» (как бывает у человека, который испугался). Тогда келейник вынужден был объяснить, что он предупреждал, но святитель не откликнулся. Угодник Божий вплоть до своей кончины запретил келейнику рассказывать об этом случае.

Святые отцы, как могучие, сильные духом, могли каждый день предаваться размышлению о страданиях Спасителя, пробегать, так сказать, умом всю Его жизнь или даже, подобно Григорию Богослову, размышлять о тайнах Пресвятой Троицы. Однако они не только заботились о себе, но и предвидели немощь христиан последующих времен. Осуетившись необходимыми или, может быть, иногда и напрасными заботами (в миру их бывает трудно различить), мы можем совершенно потерять из виду цель нашей жизни и нуждаемся в том, чтобы нам о ней напоминали. При помощи такого несколько вынужденного богомыслия мы можем вновь оживлять свою веру. Поэтому наши учителя — неважно, кто именно: апостолы или их ученики, то есть святые отцы, — учредили праздники, отмечая которые, мы могли бы размышлять об особенно важных для нашего спасения событиях. Иные из праздников, например Пасха Христова, берут свое начало еще со времен апостолов. И сегодня мы вспоминаем Сретение Господне для того, чтобы, размышляя над этим событием, очами веры увидеть явившегося в мир Богомладенца Христа.

«Когда исполнились дни очищения их по закону Моисееву, принесли Его (Господа Иисуса Христа. — Игум. А.) в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу» (ст. 22-23). Действительно, в Книге Исход (см. Исх.13:2) содержится такое предписание, но, как говорит один из святых отцов, в собственном смысле эти слова — «разверзающий ложесна» — относятся лишь к Богомладенцу Иисусу Христу. Потому что у всех замужних женщин ложесна разверзает супруг, но только у Пресвятой Богородицы разверз ложесна Сам родившийся Богомладенец Христос, чудесным образом сохранив при этом Ее приснодевство. «И чтобы принести в жертву, по реченному в законе Господнем, две горлицы или двух птенцов голубиных» (ст. 24). Предписание принести в жертву две горлицы или двух голубиных птенцов напоминает о двух природах в Господе Иисусе Христе — Божественной и человеческой. Сами же эти кроткие птицы, являющиеся символом чистоты, означают безгрешность человеческого естества Господа нашего Иисуса Христа.

«Тогда был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем» (ст. 25). Часто мы Евангелие пробегаем глазами лишь по привычке, не замечая его ключевых моментов, важных для понимания Евангелия. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева, — перечислены очень важные человеческие качества. Праведный — ибо святой Симеон вел себя внимательно, не допуская преступлений нравственного закона. Был он благочестивым: любил богослужение, храм, молитву, благоговейно относился ко всем предписаниям Божественного закона и исполнял свой долг верующего человека. И, наконец, он чаял утешения Израилева, иначе говоря, он не был человеком холодным, который вроде бы верит, исполняет свой долг, но в душе безразличен к тому, что происходит в Церкви, в обществе истинно верующих. Праведный Симеон чаял утешения Израилева, то есть пришествия в мир Христа, и это внутреннее ожидание, нетерпение, было признаком человека ревностного. Благодаря этим трем качествам, которыми праведный Симеон Богопри-мец обладал в полной мере, в его душе изобильно пребывал Дух Святой. Праведник сподобился видеть пришедшего в мир Мессию и открыть, что этот Младенец, Которого принесли в храм, и есть Христос.

«Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня» (ст. 26). Мы не будем сейчас углубляться в предысторию Сретения Господня, — скорее всего, это всем известно, — но обратим свое внимание на евангельское повествование и постараемся оттуда извлечь для себя нравственный урок. «Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня». Как именно было предсказано Духом Святым, здесь не говорится. Благодать Божия, действующая в человеке святой жизни, иногда дает ему почувствовать в сердце, кик должно быть, а иногда и прямо открывает истину, подсказывая внутренне те или иные вещи. Без всяких объяснений и доказательств человек понимает, что это голос Божий. Такое состояние испытывал преподобный Силуан Афонский, подвижник благочестия, живший совсем недавно. Иногда, вопрошая Бога, он слышал в душе краткий, но ясный ответ, выражавшийся в конкретных словах, и знал, что таким образом ему открывает истину Дух Святой. Видимо, нечто подобное, может быть даже в большей степени, происходило в душе праведного Симеона, и он знал, что не умрет, пока не увидит Мессию. По Преданию, ему было сверхъестественно много лет — около трехсот, то есть он был глубоким стариком. Старость, немощи тяготят человека. Про Иова сказано, что он умер, «насыщенный днями» (Иов 42, 17). Значит, возможно такое состояние, когда человек уже пресытился жизнью. Как досыта поевший не хочет больше даже самой вкусной пищи, так и достигшие насыщения жизнью уже не хотят более жить, они как бы устают от пребывания среди людей, суеты и греха.

«И пришел он по вдохновению в храм. И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал…» (ст. 27-28). Праведный Симеон пришел в храм «по вдохновению», имея откровение, что сейчас должно произойти то, чего он ожидал очень много лет. И когда «принесли Младенца Иисуса, Он взял Его на руки, благословил Бога и сказал» слова, всем нам хорошо знакомые, потому что они читаются или поются на каждом вечернем богослужении. Эти слова получили название «Песнь праведного Симеона», потому что по своему возвышенному поэтическому слогу и, главное, по своему содержанию они действительно стали песней. «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром: яко видесте очи мои спасение Твое, еже еси уготовал пред лицем всех людий, свет во откровение языком, и славу людий Твоих Израиля». По-русски: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля» (ст. 29-32). Эти необыкновенные слова, которые сами по себе требуют углубленного толкования, вызывают у нас вопрос: к Кому они обращены — к невидимому Богу, присутствующему везде, и в первую очередь в храме Господнем, или непосредственно к Самому Богомладенцу Христу? Праведный Симеон говорит: «Ибо видели очи мои спасение Твое». Понятно, что это выражение относится именно к Богомладенцу, потому что в Нем явлено наше спасение, «которое Ты уготовал пред лицем всех народов». Духом святой прозревает, что этот Младенец спасет все народы, и называет Его «светом к просвещению язычников и славой народа Твоего Израиля». Святой Симеон, постигая эти великие истины и созерцая события, которые должны были происходить через столетия и даже тысячелетия после его смерти, мог ли не понимать, что Младенец, Которого он держит в своих объятиях, есть Истинный Бог, воплотившийся и принявший на Себя человеческое естество? Итак, к Самому Младенцу обращался праведник с этими необыкновенными возвышенными словами, с этой песней сердца, исполненного Духом Святым, и именно Богомладенцу Христу он говорил: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко». Святой Дух не мог не открыть ему того, что Младенец есть Сам Бог. И мы созерцаем таинство веры: в немощном младенческом теле (ведь младенец — это символ совершенной беспомощности) этот блаженный старец увидел Сына Божия. Почему же он смог увидеть Его? Потому что на праведном Симеоне был Дух Святой. Праведник увидел и познал Сына Божия, потому что Дух Святой открыл ему нечто сокрытое под слабостью младенческого тела, то, что нельзя было увидеть глазами или ощутить руками. И глаза, и руки, и все существо этого человека были сверхъестественно пронизаны Духом Святым. Действием благодати подвижник созерцает неизреченные тайны и видит их так же ясно и, может быть, даже более ясно, чем мы, немощные люди, своими телесными чувствами воспринимаем окружающую нас материальную действительность. Для святых людей духовный мир реальнее, чем для нас мир вещественный, в который мы погружены. И когда мы стремимся приобрести такую основополагающую добродетель, как вера, без которой невозможно спасение и через которую нам даруются и потом развиваются в нас все прочие добродетели (а без веры ни одна добродетель не может иметь никакой цены), мы должны понимать, что она ниспосылается нам Духом Святым, а не приобретается нашими собственными усилиями. Вера — это высочайший дар Божий, состоящий в том, что Божия благодать прививает нам то, чего нет в нашей природе. Как дикая яблонька может приносить плоды только тогда, когда к ней привита яблоня культурная, так и мы становимся способными к чему-либо духовному только в том случае, когда нам «прививается» благодать Божия. Но для этого нам необходимы добродетели, как у святого Симеона: праведность, то есть стремление к сохранению своей совести в чистоте, и благочестие, то есть правая вера, благоговейное отношение к Божественным истинам, богослужению. Наконец, ревность, желание соединиться с Богом, как и у праведного Симеона было желание увидеть утешение Израилево — явившегося Христа.

«Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем. И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (ст. 33-35). Словами: «Тебе Самой оружие пройдет душу» праведный Симеон предсказывал Божией Матери невыносимые страдания, которые Она должна будет вынести, когда увидит Господа Иисуса Христа распятым за наше спасение. Конечно, в тот момент Пресвятая Богородица, может быть, не вполне понимала значение слов блаженного старца, но, несомненно, во время пребывания возле Креста и переживания страданий Своего Сына, испытывая материнские муки, которые трудно даже и описать, Она не могла не вспомнить это предсказание праведного Симеона.

«Да откроются помышления многих сердец». Действительно, многие люди кажутся хорошими, но помышления их сердец открываются, когда они созерцают тайну Креста Христова и делают для себя выбор. Вдруг обнаруживается, что тот, кто по видимости был неплохим человеком, имеет в себе нечто злое, порочное, мешающее ему поверить. И, наоборот, человек грешный имеет доброе сердце, и доброго в нем больше или, по крайней мере, добро в нем сильнее, чем зло.

«Тут была также Анна пророчица, дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости, прожив с мужем от девства своего семь лет, вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь» (ст. 36-37). Обратите внимание: Евангелие говорит, что в то время, когда большинство израильтянок оставались безразличными к явившемуся в мир Христу, одна из них познала в Этом Младенце Христа и Сына Божия. Анна достигла глубокой старости и жила в целомудрии. С мужем она прожила всего семь лет от своего девства, потом, как надо думать, овдовела. В то время выходили замуж очень рано — в пятнадцать лет и даже раньше. Представьте себе: после смерти мужа Анне, вероятно, было немногим более двадцати, и эта юная женщина, которая, естественно, по закону могла второй раз выйти замуж, осталась вдовой и всю свою жизнь посвятила Богу, жила в целомудрии. И не только в целомудрии, но и «не отходила от храма», то есть бывала там на всех богослужениях, «постом и молитвою служа Богу день и ночь». Итак, кроме любви к богослужению она еще стремилась соблюдать пост — и, действительно, как без поста можно сохранить целомудрие? Анна постоянно молилась — не только в храме, но и в то время, когда она была вынуждена оставлять богослужение или оно прекращалось. И это также признаки человека, который приобрел пламенную, истинную, глубокую веру.

«И она в то время, подойдя, славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме. И когда они совершили всё по закону Господню, возвратились в Галилею, в город свой Назарет» (ст. 38-39). Рассказ о добродетелях праведной Анны дополняет то, чего недостает в предыдущем повествовании — о святом Симеоне. Понятно, что раз Анна увидела в Младенце Иисусе Сына Божия, значит, она также имела на себе Духа Святого. И если праведный Симеон имел на себе Духа Святого, значит, он имел те же самые добродетели, какие были и у праведной Анны: целомудрие, пост, молитву, благочестие, выражавшееся в любви к богослужению. Вот как кратко и просто сказано в Священном Евангелии о том, что необходимо нам для приобретения истинной веры, такой, чтобы увидеть таинственные Божественные истины там, где обычные человеческие чувства безмолвствуют и ничего не могут нам открыть, — увидеть там, где другие ничего не видят! Если в нашей душе есть некоторая вера, то именно потому, что в нас, может быть, в некоторой степени присутствуют упомянутые добродетели. Но для того, чтобы приобрести веру, подобную той ясной вере, какую имели праведный Симеон и Анна пророчица, взиравшие на немощного Младенца и в Нем видевшие Бога, Творца и Спасителя мира, — для этого необходимо наши добродетели усугублять, развивать, сохранять, можно сказать, лелеять. В особенности просто сделать вывод о том, что нам нужно делать, из жизни праведной Анны: целомудрие, любовь к храму и богослужению, пост и молитва — все свое время она отдавала такому богоугождению. Казалось бы, кто она такая? Обыкновенная женщина, ничем не примечательная, незнатного рода. Как женщина, она, конечно, не могла принадлежать и к священническому сословию. Но все это не умалило ее любви к Богу, ревности к храму Божию, к истинному, деятельному благочестию. В отличие от нее мы имеем лишь теоретическое представление о благочестии, содержащееся только в нашем уме. Все мы говорим, что любим Бога, а в храм пойти — лень или сил нет, постимся — с ропотом, если внешне живем целомудренно, то увлекаемся нечистыми помыслами, бываем не-целомудрелны в мыслях. Что же говорить о молитве? Неужели мы служим Богу молитвой день и ночь? Разве мы не находим много разных поводов для того, чтобы оставить молитву и заняться чем-то более приятным и легким? Да, молиться трудно. Но тот, кто любит Бога, преодолевает эту трудность и в конце концов получает от молитвы великое утешение. Если бы мы заботились об этих немногих основных добродетелях — целомудрии, участии в богослужении, посте, молитве, — то через них приобрели бы все прочие. Вот о чем нам нужно думать и помнить и чему следовать. И если будем ревностно упражняться в этих добродетелях, то в нас появится вера, подобная вере праведного Симеона и Анны пророчицы. Тогда мы будем не только созерцать внешнюю сторону богослужения, но за его символами увидим и Того, Кого они обозначают и изображают. Мы почувствуем, что происходит служение Богу, присутствующему на этом святом месте — в православном храме. Более того, мы увидим Бога и в своем сердце — Он всегда с нами, если мы заботимся о том, чтобы самим всегда пребывать с Ним. Тогда мы станем людьми по-настоящему верующими. Дух Святой, пребывающий на нас, откроет нам то, что сокрыто от тех людей, которые заботятся только о временном, земном и вещественном или надеются, что вера — это нечто простое, доступное, приобретаемое без труда. Конечно, даже наш собственный опыт, хотя и отрицательный, убеждает нас, что это не так. Истинная благодатная вера такова, что мы не стыдимся увидеть Бога, присутствующего в том, что выглядит немощным и непонятным для других людей, и исповедать Его, подобно тому как праведный Симеон, взирая на Младенца Иисуса, сказал: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром». Аминь.

Вера есть действие Духа Святого

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Каждый год мы вспоминаем Сретение Господне — встречу Господню, если перевести на современный язык. Вот и сегодня мы празднуем это многозначительное событие. Главное в нем то, что Спаситель, еще будучи младенцем, был перед народом назван Христом, хотя, как мы видим из евангельского повествования, почти никто не отреагировал на это как должно.

Как происходили эти события? Иосиф Обручник должен был отправиться в Вифлеем, для того чтобы участвовать в переписи кесаря Августа, или, как называет его история, Гая Октавиана Августа. Он был фактически первым римским императором. Царствовавший до него Юлий Цезарь не имел такого титула, а был просто единовластным правителем, и официально империя началась с кесаря Августа. Кесарь — это, как бы мы сейчас сказали, царь. Кроме того, этот титул, присвоенный себе Гаем Октавианом Августом, происходит от имени Юлия Цезаря («цезарь» по-славянски произносится «кесарь»). Август не был родным сыном Юлия Цезаря (тот не имел детей), но был им усыновлен, а потому имел право претендовать на престол. После длительной гражданской войны между претендентами на престол Римской империи, вернее, сначала между сторонниками императорской власти и республиканцами, потом уже между самими сторонниками империи, — наконец воцарился Гай Октавиан. Империя нуждалась в средствах: истощенная войнами государственная казна была пуста, нужно было собрать налоги. Для этого и была учреждена перепись, и Иосиф, будучи мужем праведным и мудрым, покорился этому установлению безбожного императора, потому что не видел в его распоряжении ничего, что могло бы противоречить совести верующего человека.

Он пришел в Вифлеем со Святой Девой, которая была непраздной, то есть должна была скоро родить. Даже это обстоятельство не удержало его от того, чтобы исполнить свой, как бы мы сейчас сказали, гражданский долг. Иосиф смирился перед властью императора, подчинился его повелению о переписи — и благодаря этому исполнилось пророчество: Дева родила в Вифлееме Богомладенца Христа. На восьмой день после Рождества, как мы знаем из Евангелия от Луки, было совершено обрезание, а потом нужно было принести жертву Богу за первенца. По закону Моисееву первенца следовало посвятить Богу, а поскольку родители оставляли детей у себя для воспитания, то они приносили за первенца выкуп. С этой целью родители Христа пришли в Иерусалим, о чем и повествуется в сегодняшнем чтении Евангелия.

Забегая вперед, скажу о дальнейшем ходе событий, чтобы подчеркнуть главную мысль, которую я хотел бы выразить: исповедание Симеона Богоприимца, публично признавшего Богомладенца Христом, спасением для всех народов, и даже проповедь пророчицы Анны по всему Иерусалиму не возымели должного действия. Вскоре после Рождества Христова, ведомые звездой, пришли волхвы — Иосиф с Марией уже переселились из пещеры в дом в Вифлееме. Иудейские книжники, сказавшие Ироду о том, что Христу надлежит родиться в Вифлееме, сами, однако, не проявили никакого желания пойти поклониться ему. Все жители Иерусалима встревожились. Как говорит об этом святитель Игнатий (я считаю, что его догадка верна), они понимали, что после проповеди Мессии, после явления Богоданного Истинного Царя, Помазанника Божия, они не смогут жить так, как жили раньше, — в свое удовольствие.

Богомладенцу Христу пришли поклониться только волхвы, пришедшие из другой страны, а верующие иудеи остались безразличными как к словам Симеона Богоприимца и пророчицы Анны, так и к рассказу волхвов о том, что появилась звезда, возвещавшая о рождении Спасителя мира. На Востоке верили, что с рождением человека в мир, в особенности человека великого, должна появиться звезда. Конечно, это верование неправильное, но оно привело к правильному выводу — действительно родился Христос. Иудеи же остались безразличны и глухи не только к проповеди волхвов-язычников, но и к проповеди пророка. Так и мы часто считаем себя людьми верующими, но в своей вере мы не последовательны до конца. Мы не делаем всего для своего собственного спасения, не показываем делами, что мы поклоняемся Господу Иисусу Христу, как это сделали волхвы, и не исповедуем Его открыто всей своей жизнью, как это сделали Симеон Богоприимец и пророчица Анна.

«Когда исполнились дни очищения их по закону Моисееву, принесли Его в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу, и чтобы принести в жертву, по реченному в законе Господнем, две горлицы или двух птенцов голубиных. Тогда был в Иерусалиме человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем. Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня» (ст. 22-26). Евангелие многократно упоминает о Духе, Который пребывал на праведном Симеоне. Во-первых, сказано, что Симеон был муж праведный и благочестивый и Дух Святой был на нем. Во-вторых, ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня. Далее в русском переводе сказано: «И пришел он по вдохновению в храм» (ст. 27), но славянский перевод мне кажется более правильным и точным, более соответствующим сути повествования: «И прииде Духом в церковь». Значит, Дух Святой и в церковь привел Симеона. Ведь он был уже, как говорит Предание, в глубокой старости, которую можно назвать даже сверхъестественной. Без нужды он, наверно, просто не имел возможности выходить из дому. Но по действию Святого Духа, может быть укрепляемый Им, Симеон пришел в храм.

«И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля» (ст. 27-32). Эти всем известные слова повторяют каждый день во время вечернего богослужения. Каким образом праведный Симеон смог увидеть Бога, своего Владыку в том Младенце, Которого дала ему на руки Мать Господа, Пресвятая Дева? Мы знаем, что евреи остались безразличными не только к проповеди Симеона, Анны пророчицы, язычников-волхвов, но и ко многим непостижимым для человеческого разума чудесам, которые впоследствии сотворил Спаситель. После величайшего чуда воскрешения из мертвых Лазаря начальники иудейские искали повода убить Спасителя и устроил и заговор, чтобы уничтожить своего соперника. Они пренебрегли этим великим чудом. Почему же Симеон увидел в Младенце Бога, Владыку и почему евреи не видели в Иисусе своего Спасителя, Христа, Сына Божия? Это объясняет само Евангелие. Дух Святой был на Симеоне. Духом Святым ему было обещано, что он не увидит смерти, пока не увидит Христа. Дух Святой привел его в храм. Нетрудно догадаться, что Дух Святой открыл Симеону и то, что невидимо для человеческих глаз. Иначе как можно было бы увидеть сокрывшегося под немощной младенческой плотью Творца и Вседержителя?

Отсюда мы можем понять, как у нас появляется вера, почему она оскудевает и почему люди вообще не веруют. Вера — это действие Духа Святого в человеке. Это не наша заслуга, не наше усилие. Искреннее душевное стремление к познанию истины, жизни по совести делает человека только предрасположенным к тому, чтобы Дух Святой вошел в него и просветил его внутреннее существо, открыл ему истину, сделал его в этом смысле подобным Симеону Богоприимцу. Многие из нас часто оправдываются тем, что у нас нет такой веры, какая была у древних христиан, а тем паче у апостолов или пророков, про которых написано в Священном Писании. Мы говорим, что если бы в наше время совершались подобные чудеса, то и мы верили бы так, как они. Но какое чудо доказало праведному Симеону, что Младенец, взятый на руки, есть его Владыка и что от этого Младенца зависят его жизнь и смерть? Симеон уже устал жить, терпеть немощи, свойственные старости (а старость его была необыкновенно долгой — как говорит Предание, он жил около трехсот лет). Он желал разрешиться от ветхого тела, потому и обратился к Младенцу так: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко».

Дух Святой открывает нам истины Царствия Небесного, которые сокрыты завесой вещей, кажущихся на первый взгляд обыкновенными. Так происходит, когда мы причащаемся, принимая по виду частичку хлеба, смоченную в вине. Однако, если в нас действует благодать Божия, мы чувствуем в себе внутреннее изменение и осознаем, что приняли Самого Христа. Взирая на иконы Спасителя, Божией Матери, угодников Божиих, мы за этими изображениями видим тех, к кому мы обращаем свою молитву, тех, кто сейчас взирает на нас. Храм для нас не просто строение, пусть отличающееся по своей архитектуре от обычных жилых домов, но место явления славы Божией. Мы чувствуем себя в храме совершенно иначе, чем в каких-либо других местах, даже если мы и там пытаемся молиться. Читая Священное Писание, за повествованием мы видим нечто большее, чем обыкновенную книгу. То же можно сказать о многих других вещах, наполняющих жизнь христианина. Соприкасаясь с этими священными символами и предметами, имеющими вид обыкновенных вещей, мы ощущаем нечто подобное тому, что ощущал Симеон, когда на его руках возлежал под видом Младенца Сын Божий. Например, Евангелие, которое мы держим в руках, не просто книга, а Благая Весть, речение Духа Святого, речение Господа Иисуса Христа. Это живой голос Живого Бога, который откликается в нашем сердце, в нашем уме и какой-то неизъяснимой силой заставляет нас каяться, когда мы увлекаемся своими немощами и греховными наклонностями, и менять свою жизнь.

Поэтому всякий из нас, кто желает иметь истинную веру, хотя бы в некоторой степени подобную вере праведного Симеона Богоприимца, должен всячески стараться приобрести и сохранить благодать Божию — Божественную силу, Божественное действие, действие Духа Святого. Только благодаря ему мы сможем за видимым увидеть (конечно, не телесными глазами, но духовным чувством) невидимое, вечное, священное, Божественное. Это действие заставит нас, как кажется, даже против нашей воли переменить свою жизнь и стать теми, кем мы должны быть, — христианами, живущими согласно Евангелию, а не только людьми, которые верят в Бога одним разумом. Аминь.

15 февраля 2003 года

Обретение главы Иоанна Предтечи

(Мф., 40 зач., ХI, 2-15)

Иоанн же, услышав в темнице о делах Христовых, послал двоих из учеников своих сказать Ему: Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого? И сказал им Иисус в ответ: пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне. Когда же они пошли, Иисус начал говорить народу об Иоанне: что смотреть ходили вы в пустыню? трость ли, ветром колеблемую? Что же смотреть ходили вы? человека ли, одетого в мягкие одежды? Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских. Что же смотреть ходили вы? пророка? Да, говорю вам, и больше пророка. Ибо он тот, о котором написано: се, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царстве Небесном больше его. От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его, ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна. И если хотите принять, он есть Илия, которому должно придти. Кто имеет уши слышать, да слышит!

Покаяние есть непрестанное понуждение себя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Братья и сестры, сегодня день памяти святого пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна в честь обретения его честной главы. В евангельском чтении приводятся слова Самого Господа Иисуса Христа об Иоанне Крестителе: «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (ст. 12). По-славянски это звучит более емко: «От дний же Иоанна Крестителя доселе Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е». В Евангелии эти слова занимают всего лишь один стих, но как много в них смысла, как они для нас важны! Кто не понимает значения этих слов, тот едва ли поймет, как нужно спасаться и как должен жить христианин.

«От дний же Иоанна Крестителя доселе». Что это значит? Иоанн Креститель, выйдя из пустыни по Божию повелению, проповедовал покаяние. Он говорил: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф.3:2). Его казавшаяся строгой проповедь, больше похожая на обличение, на самом деле открывала путь ко спасению падшим и заблудшим людям — тем, которые уже и не помышляли о том, что милость Божия может их коснуться. Проповедь Самого Господа начиналась такими же словами: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф.4:17). Со времен Иоанна Крестителя до дней Господа Иисуса Христа и доныне человек через покаяние понуждает себя к спасению. Понуждение нужно именно грешнику, можно даже сказать, закоренелому грешнику. Не привыкший ко греху или не совершавший греха легко творит противоположную ему добродетель: целомудренному нетрудно и дальше жить целомудренно, кроткому проще сдерживаться и вести себя смиренно, чем тому, кто привык на протяжении многих лет давать волю своему гневу. Чтобы сохранить имеющуюся добродетель, не требуется большой осторожности и великих усилий, а вот восстановить то, что утеряно, гораздо труднее.

Усилие, понуждение необходимо закоренелым грешникам, для которых грех стал вторым естеством (а я думаю, никто не осмелится сказать, что это к нему не относится). Если мы говорим, что нам трудно воздерживаться от греха, не хочется делать добро, то никто нас за это не упрекнет, но упрекать, обличать и даже осуждать нас нужно за то, что мы не понуждаем себя, не желаем преодолеть свои дурные наклонности, пребывая в нерадении. Не будем оправдывать себя нежеланием делать добро, потому что там, где нет желания, необходимо понуждение. «Царство Небесное нудится, и нуждницы восхищают е». В жизни христианина, как и любого человека, стремящегося к добру, бывает так, что он долго со скорбью понуждает себя к деланию добра, но как будто бы не получает никакого утешения. Мы даже иногда унываем и утомляемся от делания добра, потому что не видим ни отдохновения, ни какого-нибудь результата. Но если все же не впадаем в нерадение, если не оставляем это спасительное евангельское понуждение, тогда внезапно, неожиданно для нас самих, когда мы уже, может быть, и не ждем ничего, мы обретаем Царствие Небесное. Так сказано и в Евангелии: «восхищаем», то есть обретаем внезапно именно потому, что трудимся смиренно и терпеливо.

Мы надеемся, что, если Богу будет угодно, Он утешит нас Своей благодатью в этой жизни. А если нет, то в будущей жизни после многих трудов и покаяния, со смиренной мыслью о том, что мы ни на что не годны и ничего из себя не представляем, мы вдруг обретем Царство Небесное. Вот какой великий смысл имеет это краткое изречение Евангелия: оно содержит учение о покаянии. От дней Иоанна Крестителя, когда было открыто проповедано покаяние, человек спасается через понуждение себя. Покаяние, собственно, и состоит в понуждении. Тот, кто понуждает себя без покаяния, никогда не приобретет Царства Небесного. Некоторые восточные мистики и аскеты стремятся к великим добродетелям, но при этом не осознают своих грехов, и потому они никогда не спасутся. Но и тот, кто вроде бы кается, признает свои грехи, но не понуждает себя к добродетели, на самом деле не имеет истинного покаяния. Одинаково необходимы и признание своей греховности, и понуждение себя перейти от греховной жизни к добродетельной, от греха — к противоположной ему добродетели. Истинное покаяние состоит в борьбе с грехом, а не в унылом плаче и простом признании своей греховности, бездуховности и пустоты. Последнее — удел вообще всех здравомыслящих людей, потому что всякий разумный, пусть даже и неверующий человек в конечном счете приходит к осознанию своего ничтожества. А переход от дурной жизни к добродетельной — это удел православных христиан, дарованный нам Господом нашим Иисусом Христом и впервые открытый и проповеданный святым Предтечей, Крестителем Господним Иоанном, память которого мы празднуем ныне. Аминь.

9 марта 1999 года

День памяти сорока мучеников, в Севастийском озере мучившихся. Пренебрегая исполнением заповедей, мы отрекаемся от Христа

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, братья и сестры, мы все собрались, чтобы почтить память сорока мучеников Севастийских. Они пострадали в те времена, когда христианская вера, казалось бы, уже начала торжествовать во всей Римской империи, когда император Константин Великий, победив многих своих противников, стал покровительствовать христианству. В это самое время один из бывших союзников Константина, Ликиний, воспротивился его власти и захотел править самостоятельно, хотя ему следовало быть только соправителем. Зная, что император Константин оказывает покровительство христианству, Ликиний, видимо, боясь, как бы среди его воинов не появились сочувствующие Константину, стал требовать у них отречения от Христа. И в то самое время, когда христианский мир готов был ликовать о прекращении гонений, неожиданно сорок воинов, которые известны нам как мученики Севастийские, должны были пострадать за Христа. Одно это, надо полагать, было для них особенно мучительно, потому что, когда все уже ожидали покоя, их внезапно постигли гонения и муки. Сначала ласками, а потом и угрозами от них стали требовать отречься от Христа, но они, показав свое мужество в военных сражениях, вели себя мужественно и в брани против диавола — остались непреклонными, несмотря ни на какие угрозы.

Их было довольно много — сорок человек, почти половина так называемой римской центурии, подразделения римского войска, которое состояло из ста человек. Их подвергли страшному истязанию: загнали в озеро, покрытое льдом, и не давали выйти на берег. Здесь необходимо было не просто вытерпеть, но долгое время пребывать в состоянии, противном человеческому естеству, проявляя стойкость и долготерпение. Раздетые, они стояли так всю ночь, а для того чтобы и соблазнить их, и усугубить их и без того превосходящую человеческие силы муку — потому что человек не может долго терпеть холода, тем паче находясь в ледяной, студеной воде, и наконец перестает даже контролировать себя, — мучители поставили на берегу озера растопленную баню, чтобы каждый воин представлял, что он может в любой момент выйти из озера и тут же согреть свое замерзшее тело, если только отречется от Христа. Но все они оказались твердыми, кроме одного. Один не выдержал, отрекся от Христа и пошел к бане, но на пороге ее упал замертво, как его и изображают иногда на иконах.

Спустя некоторое время один из стражей увидел, как Божественный свет осиял небо над страдающими в Севастийском озере воинами и на них стали спускаться сорок венцов. Один венец, предназначавшийся отрекшемуся воину, начал подниматься обратно на небо — тогда страж, имя которого было Аглай, объявил себя христианином, разделся и сошел в озеро, чтобы пострадать вместе с мучениками. Воины благодатью Божией оставались невредимыми. Когда же наступило утро, их убили страшным, ужасным образом: раздробили им молотами кости. Так они погибли. Тела мучеников были сожжены, а кости брошены в воду. На следующий день кости их собрали христиане. С тех пор по всему миру стала почитаться память этих мужественных воинов Христовых. Вы знаете, что это один из немногих праздников, который особо выделяется в Великом посту, потому что мы преклоняемся перед долготерпением этих людей.

В Православной Церкви существуют разнообразные традиции. Например, в России иных святых называют мучениками, иных — преподобными, иных — святителями, а в Греческой Церкви всех их именуют просто святыми. Тех, кто пострадал за Христа, мы обычно называем мучениками или страстотерпцами, греки же, по древнейшей традиции, называют их свидетелями, потому что считают, что человек, который вытерпел такие мучения, показав необыкновенное, сверхчеловеческое мужество, является свидетелем истинности православного вероучения, Православной Церкви. Чем еще, как не своей жизнью, мы можем доказать свою правоту? Если бы мы пустились в какие-то исследования, споры и диспуты, оказались бы в них победителями, превзойдя всех своим умом, но проявили бы малодушие на деле, то тем самым показали бы, что мы сами не убеждены или что наши убеждения — обычные, человеческие, которыми от страха пли от каких-либо скорбей мы можем поступиться из чувства самосохранения. Потому-то мучеников и называли свидетелями: они самой своей жизнью и подвигом доказали убедительнее любых апологетов и богословов, что истина в христианстве.

Что же помогло им это сделать? Что было в них такого, чего нет в нас? Сама история дает нам объяснение, в особенности история страданий сорока мучеников Севастийских. Мы видим, что, после того как они показали свое долготерпение, вдруг появился сверхъестественный Божественный свет, осиявший их и даже согревший воздух. Но главное — не то, что согрелись воздух и вода, в которой находились мученики, но то, что благодать Божия, этот Божественный свет, проникла в их души, в их сердца и как бы воссияла внутри них самих, тем самым сделав их способными к сверхчеловеческому мужеству. Благодать Божия дала им силы вытерпеть то, что превышает возможности не только обыкновенного, но даже и какого-нибудь особенно твердого духом и, как бы мы сейчас сказали, сильного волей человека. Именно благодать Божия делает нас способными совершить нечто сверхъестественное. Она помогает нам вытерпеть все скорби, которые враг наш, диавол, уготавливает нам, чтобы заставить свернуть с истинного пути. Иногда это действительно страшные скорби, какие постигли, например, мучеников Севастийских или новомучеников и исповедников Российских, пострадавших в недавнее время. Но иногда диавол незаметно мелкими скорбями и неприятностями, не требуя от нас явного отречения от Христа, тем не менее, заставляет нас вести себя не по-христиански. Мы же, недооценивая значения этих как будто бы незначительных происшествий, много и часто погрешаем — и на деле, как это ни прискорбно, как это ни страшно звучит, являемся отступниками.

Мы постоянно предаем евангельские заповеди, вменяя их ни во что, однако почему-то думаем, что если бы на нашу долю выпало какое-нибудь особенное испытание, вроде того, какое пришлось вытерпеть сорока мученикам Севастийским, то мы проявили бы твердость, потому что сознавали бы, что здесь речь явно идет о спасении или погибели, об исповедании Христа или отречении от Него. Но многих диавол искушает именно мелочами — мелкими, ничтожными, незначительными происшествиями, легкими скорбями, маленькими соблазнами. Мы же не заботимся о том, чтобы в нас всегда была благодать Божия, не приобретаем ее усиленной молитвой, покаянием и тщательным исполнением своего христианского долга, то есть участием в богослужениях, постами и так далее. Мы пренебрегаем понуждением себя к исполнению заповедей, пребываем в нерадении, небрежении и беспечности. Таким образом, мы теряем ту благодать, которую получили в Таинстве Крещения, которую получаем в Таинствах Исповеди и Причащения, и потому оказываемся бессильными перед бесчисленными кознями диавольскими. Сейчас они мелкие, но кто знает, что будет завтра?

Вспомним хотя бы сравнительно недавнее, с точки зрения истории, время. До семнадцатого года Россия была благополучной и богатой великой страной, в которой люди жили безбедно, в том числе духовенство и монашество. Россия процветала и через какие-нибудь полтора десятка лет, по прогнозам Петра Аркадьевича Столыпина, обещала стать великой державой, в экономическом отношении, может быть, такой же, как сейчас Соединенные Штаты Америки. Однако люди впали в беспечность, стали в мелочах пренебрегать евангельскими заповедями и лишились благодати Божией. Господь попустил страшному общественному бедствию охватить нашу страну. И те самые люди, которым казалось, что они живут в христианской стране, которые считали себя христианами уже потому, что вроде бы не совершали никаких тяжких грехов, а если в чем и согрешали, то каялись, — проявили малодушие и немощь, предали своего Государя, свою Родину, предали Православную Церковь. Многие и многие повели себя предательски по отношению к своим близким. Многие во время гонений отступили от Церкви, иные отреклись от священного сана — не только священники, но и монашествующие, и епископы. Конечно, было много мужественных людей, исповедников и мучеников, но еще больше было людей малодушных. Они не смогли вытерпеть испытаний по той причине, что не имели благодати Божией, в стяжании которой, по словам преподобного Серафима Саровского, состоит цель христианской жизни.

Действительно, мы заботимся о приобретении имущества, о благополучии своем и своих близких — считаем это своим долгом. Но почему же мы с небрежением относимся к стяжанию благодати Божией? Почему сами делаем себя беззащитными и пустыми? Своими собственными немощными и ограниченными человеческими силами мы, естественно, не можем противостоять всем тем соблазнам и скорбям, которые диавол воздвигает на Православную Церковь. А Церковь — это мы с вами, это не стены храма, не иерархия, не церковная администрация. Православная Церковь — это каждый православный человек, кем бы он ни был — мирянином ли, монахом ли, священником или епископом. И если диавол воздвигает на Церковь такие гонения, которые Сам Спаситель сравнил с вратами адовыми (см. Мф.16:18), то как же мы должны бодрствовать и трезвиться! Как должны заботиться о стяжании сверхъестественной Божественной помощи, чтобы устоять против всего, что воздвигает на нас диавол, желая отторгнуть от Церкви и погубить! Ведь пока мы в единстве с Церковью, ничто не может нас победить.

Вот чем отличаются мученики от всех прочих людей. И мученики IV века, пострадавшие в Севастийском озере воины, и мученики XX века, страдавшие в лагерях и ссылках, и те, кому дробили кости молотами, и те, кого расстреливали из револьверов и наганов, — все они имели одинаковое преимущество перед нами: они имели благодать Божию. Вот что ставит человека выше его собственного естества.

Не будем же проявлять нерадение и успокаивать себя тем, что сейчас у нас все хорошо. Мы не знаем, какое испытание ждет каждого из нас. Может быть, нас будут искушать такие соблазны, что мы предпочтем лучше заболеть какой-нибудь неизлечимой болезнью, пострадать телом, лишь бы только наша душа не поддалась тому греховному влечению, которому мы не имеем сил противостоять. Итак, не будем беспечны, будем молиться день и ночь, будем стараться изо всех сил и все время понуждать себя, чтобы нам быть с Богом, с благодатью Божией. Господь видит наше произволение, видит наше сердце. За наше смирение, покаяние и понуждение себя Он сохранит нас от всех скорбей духовных и телесных. Это не значит, что мы будем жить безбедно и благополучно, — Господь подаст нам твердость, мужество и веру, чтобы во время искушений мы смогли вести себя как истинные христиане. Аминь.

22 марта 2003 года

Благовещение Пресвятой Богородицы

(Лк., 3 зач., 1, 24-38)

После сих дней зачала Елисавета, жена его, и таилась пять месяцев и говорила: так сотворил мне Господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между людьми. В шестой же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария. Ангел, войдя к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца. Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. Вот и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестой месяц, ибо у Бога не останется бессильным никакое слово. Тогда Мария сказала: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошел от Нее Ангел.

Великий дар свободы

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем великое событие, послужившее началом спасения человеческого рода. Наше сердце и ум недостаточно глубоко проникают в смысл Благовещения. Для нас это просто радостный праздник, в который мы по обычаю приходим в церковь. Однако даже такое поверхностное восприятие не умаляет значимости того события, какое произошло в этот день почти две тысячи лет назад.

О Благовещении нам повествует евангелист Лука. Некоторые дополнительные подробности этого события мы можем почерпнуть также из Церковного Предания.

«Послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария» (ст. 26-27). Пресвятая Дева с самых малых лет пребывала во Святая Святых Храма Господня и, насыщаясь Божественной благодатью, духовно преуспевала. Она достигла высочайшего духовного состояния, какого не достигал никто из людей, стремившихся угодить Богу своим служением и молитвой. Дева избрала для Себя самое скромное положение: захотела, ничем не выделяясь из среды людей и сохраняя свое девство, пребывать в непрестанной молитве за весь мир, совершать служение Богу втайне, просить Его о том, чтобы обетованный Мессия — Христос пришел для спасения человеческого рода. В те времена девице было невозможно оставаться незамужней, поэтому Деву Марию под видом брака отдали на попечение праведному Иосифу, который в действительности являлся лишь Ее опекуном. Святой Иосиф был уже старцем и вдовцом, когда по откровению его избрали стать обручником Пресвятой Девы. Они жили очень скромно в городе Назарете, который не был примечателен ничем, кроме дурной славы, ходившей о его жителях как о людях невежественных в религиозном отношении. Праведный Иосиф, хотя и был из царского рода, но об этом мало кто знал, поскольку он по бедности своей имел ремесло плотника. Сама Пресвятая Богородица оставалась в неведении об уготованной Ей судьбе и вовсе не помышляла о том, что именно Она должна послужить воплощению Сына Божия, пришествию в мир Христа.

Предание Иерусалимской Церкви рассказывает, что в Назарете было два источника воды. Один находился в самом городе, и туда ходило большинство жителей, а другой — за его пределами, куда ходить было неудобно. Пресвятая Дева, любя уединение и не желая лишний раз общаться с людьми, отвлекавшими Ее от молитвы, избрала этот отдаленный источник и приходила на него за водой. Сейчас на этом месте расположен древний греческий храм. Сохранились даже ступени, по которым ступала Пресвятая Дева. Но по благочестивому обычаю Святой Земли вход к источнику заложен, ибо места, которых касались ноги Спасителя или Божией Матери, стараются огородить, чтобы нога обыкновенного человека там не ступала. По Преданию, когда Пресвятая Дева была на этом источнике, Ей явился Архангел Гавриил и сказал: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами» (ст. 28). Архангел Гавриил — это один из архистратигов Божиих, вождей Небесного воинства, и по чину своему является Серафимом. Для чего же был послан именно Серафим, всегда предстоящий пред Престолом Вседержителя, созерцающий Его славу и получающий от Него Божественное откровение? По учению священномученика Дионисия Ареопагита, откровение передается постепенно: от высших Ангелов — к низшим, а от низших — людям. Но Пресвятой Деве оно было преподано не через цепочку ангельских чинов, а тем, кто являлся непосредственным созерцателем славы Господней, кто получил великое и непостижимое откровение от Самого Бога. Это нужно было для того, чтобы уверить Ее, придать столь необычному, невозможному Благовещению большую убедительность в Ее глазах.

Явление Архангела на источнике было первой частью Благовещения. Божия Матерь, пораженная сказанными Ей словами, недоумевала, что же означает такое к Ней обращение. Ведь смиренный человек, когда его начинают хвалить, искренне не понимает этого и удивляется, потому что не видит, не замечает в себе ничего доброго, хотя бы и имел великие добродетели. Он видит лучшее в других людях, а свои добрые дела считает чем-то малозначащим или само собой разумеющимся. И Пресвятая Дева Богородица, преуспевая в духовной жизни более всех людей, конечно, и смирение должна была иметь самое глубокое. Вот почему от слов Архангела Гавриила Она преисполнилась недоумения. Видимо, ничего подобного Дева Мария никогда прежде не слышала, хотя до Ее мнимого замужества во время пребывания в Храме Господнем Ей часто являлись Ангелы. Итак, услышав такие необычные слова, Пресвятая Дева набрала воды и пошла в Свой дом. По дороге у Нее было время поразмышлять над услышанным, чтобы потом лучше понять и вторую часть Благовещения. Вернувшись домой, Пресвятая Дева вновь видит явившегося Архангела Гавриила. Сейчас на месте второго явления Ангела воздвигнут католический храм, под огромным куполом которого находятся сохранившаяся часть комнат дома праведного Иосифа и та горница, где произошло явление Архангела Гавриила.

«И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего» (ст. 30-32). Это необыкновенные слова, которые мы с трудом понимаем и вмещаем в свое сознание. Но православные христиане и не пытаются доказать, что чудесные события, описанные в Святом Евангелии и известные из Церковного Предания, являются чем-то обыкновенным, а потому и достойным доверия. Наг против, мы еще сильнее, чем неверующие люди, изумляемся именно необыкновенности и чудесности всего происшедшего, признавая при этом его действительность. Для того чтобы еще больше возблагодарить Бога, мы постоянно подчеркиваем необычайность описанного в Евангелии. Неверие же происходит совсем не из-за отсутствия каких-либо разумных доводов к принятию евангельского учения, но из чувства неблагодарности, из нежелания славить Бога за те многочисленные благодеяния, которые Он вливает на нас каждое мгновение нашей жизни. ,

Святые отцы, стремясь правильно постигнуть зачатие Девой во чреве, разработали подробное учение, чтобы никакой немощный разумом или лукавый человек не смог нечаянно или сознательно исказить догмат о воплощении Сына Божия. Невместимый, бег предельный, бесконечный и вездесущий Бог не мог в буквальном смысле слова уместиться во чреве Девы Марии. Мы употребляем образное выражение, говоря, что чрево Божией Матери стало «пространнее небес». Правильнее говорить, что Сын Божий, Второе Лида Пресвятой Троицы воспринял на Себя человеческое естество, заимствовав его от Пресвятой Девы Богородицы. Он как бы оделся в человеческое естество, в плоть, соединенную с разумной душой. И отныне уже непреложно, неизменно, на все веки Сын Божий познается не только как Бог, но и как человек и общается с нами через Свое человечество.

Имя Иисус означает «Спаситель», а точнее «Спасение Божие». В истории человечества это имя встречалось и раньше, например, его носили некоторые праведники, такие как Иисус Навин и Иисус сын Сирахов, да и просто обыкновенные люди. Поэтому для тех, кто был чужд благодати Божией и не понимал происходящего, это было самое обычное человеческое имя, которое Иосиф и Мария дали своему сыну. Но для ищущих спасения оно явилось великим символом, в нем открывался смысл служения Этого необыкновенного Человека и Чудотворца (каким они воспринимали Христа): спасение всех людей.

«И даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки» (ст. 32-33). Под «домом Иакова» имеется в виду не только израильский народ, но и все духовные израильтяне, то есть потомки Иакова по духу. Патриарх Иаков имел чудное видение: он видел Бога и боролся с Ним, за что был прозван Израилем — «зрящим Бога». И потому вся Церковь отныне называется Новым Израилем или, как сказано в Евангелии, домом Иакова, над которым воцарился Господь Иисус Христос.

«И Царству Его не будет конца» (ст. 33). Мы живем вне Царствия Божия только потому, что сами удалились от него по своим грехам и нерадению. Царство Божие уже наступило — Господь Иисус Христос царствует над наследием Божиим. Нет более высшего состояния, чем то, в котором Христос пребывает сейчас, ибо Он не только Своим Божеством, всегда неразлучным с Божеством Отца и Святого Духа, но и Своим человечеством, сподобившимся непостижимой славы, восседает одесную Бога Отца.

«Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю?» (ст. 34). Естественно, Пресвятая Дева знала, что дети рождаются от близости с мужем, и недоумевала, как это может произойти с Ней, давшей обет девства. Это доказывает Ее необыкновенное смирение: вступив в подвиг молитвы за весь мир, Она совершенно ничего не ожидала для Себя.

«Ангел сказал ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя» (ст. 35). То есть это произойдет не обыкновенным порядком, но Бог, Который может все, сотворит с Тобой необыкновенное чудо. Для людей, опытно не испытавших действия Божественной благодати и знающих о всемогуществе Божием с чужих слов, благовестие Архангела Гавриила ничего не значит. Однако для Пресвятой Девы Богородицы, познавшей полноту богообщения, слова Ангела были достаточным убеждением. Она понимала значение выражений «сила Всевышнего» и «действие Святого Духа» и сознавала, что с Ней говорит не человек, а Ангел, который не может ошибаться или преувеличивать.

«Посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (ст. 35), то есть не только действительно будет Сыном Божиим, но и получит такое имя у людей, желающих познать истину. Сын Божий действительно воплотился, но большая часть человечества отрицает это. Так что чудо состоит не только в самом воплощении, но и в том, что есть люди, которые, как мы, в это верят и искренне называют Христа Сыном Божиим.

«Вот и Елисавета, родственница твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестой месяц» (ст. 36). Для людей самым лучшим доказательством и убеждением всегда является какой-либо пример из реальной жизни. Чтобы укрепить в Деве Марии веру в возможность необыкновенного и неповторимого чуда воплощения Сына Божия, Архангел Гавриил воспользовался таким примером, упомянув о менее значимом, но также чудесном событии — зачатии Иоанна Крестителя, Предтечи Господня. «Ибо у Бога не останется бессильным никакое слово» (ст. 37). Люди часто ошибаются, преувеличивают свои возможности или лгут, говоря о таких вещах, которые не в состоянии исполнить. Но Бог не может ни солгать, ни передумать, подобно человеку. Всемогущий Господь может совершить даже то, что человеческому рассудку представляется совершенно невозможным. И значит, если Бог о чем-то сказал, это обязательно произойдет.

Пресвятая Дева Мария, уверившись в необыкновенном Благовещении, уверившись в Своей богоизбранности, произнесла краткие, исполненные глубокого смирения и самоотверженной веры слова: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (ст. 38). В это мгновение, когда Ангел еще не отошел от Нее, произошло великое, непостижимое чудо Боговоплощения: на Пресвятую Деву нисшел Святой Дух, и Господь, как сказано в церковных песнопениях, исткал для Себя во чреве Девы Марии багряницу, то есть царскую одежду. Этой одеждой была человеческая плоть, человеческое естество Господа Иисуса Христа.

Произошло то, что выше человеческого понимания, выше всякого объяснения. С Боговоплощения началось спасение человеческого рода. Без него не было бы возможно ни существование Церкви, ни вся евангельская история, ни освобождение человека от власти греха. Это был единственный способ, изобретенный, если так можно выразиться, Богом для того, чтобы и человеческую свободу сохранить, и желающим спастись дать возможность восстать из прародительского грехопадения, переменить свою жиз?№ и соединиться с Богом.

Когда находишься на святых местах описываемых евангельских событий, действительно чувствуешь, что здесь произошло нечто непостижимо великое. От самих камней исходит великая Божественная благодать. Когда Спаситель входил в Иерусалим для Своих Крестных страданий и еврейские отроки восхваляли Его, восклицая: «Осанна сыну Давидову!», а фарисеи пытались заставить их молчать, Иисус сказал: «Если они умолкнут, то камни возопиют» (Лк.19:40). Обычно эти слова справедливо понимают в том смысле, что когда еврейский народ отпадет от веры, тогда язычники, до той поры пребывавшие в состоянии окаменения, начнут восхвалять Бога. И это действительно произошло. Но ничто не мешает нам увидеть здесь и самый буквальный смысл. Сначала о Христе свидетельствовали евреи как первые Божий избранники, а также апостолы и первые мученики, бывшие очевидцами Его земной жизни, славы, чудес и Воскресения. Из Священного Писания мы знаем, что с момента Воскресения Христова до Вознесения около шестисот человек видели Христа воскресшим. Но после того, как все эти люди ушли из жизни, свидетелями Божественной славы Христа остаются сами камни, среди которых происходили евангельские события. Это и тот источник, около которого в первый раз явился Архангел Гавриил. Это и стены комнат, где происходила вторая часть Благовещения и чудо Боговоплощения. Все эти древние святыни Иерусалимская Церковь, не* смотря на свою бедность, старается сохранить в неприкосновенности. При всей видимой бедности и даже некоторой убогости святых мест верующие люди чувствуют, что камни Святой Земли действительно вопиют и подтверждают истинность повествования Священного Писания. Благодать Святого Града Иерусалима и других мест — Вифлеема, Назарета — столь велика, что, кажется, она распространяется на все вокруг — на дома, улицы, людей, пусть и неверующих. Там все пронизано благодатью. Даже иноверующие и вовсе неверующие люди чувствуют присутствие святыни в этих местах.

Один человек, бывший свидетелем схождения благодатного огня на Гроб Господень в Великую Субботу, сказал, что для него теперь самым великим и непостижимым «чудом» является то, как люди после таких дивных Божиих дел, которые и руками можно осязать, не верят. Не верят в то, что очевидно, чему есть многочисленные свидетельства и свидетели. В этом состоит страшное «чудо» человеческой свободы.

Событие Благовещения имеет такую сторону, которая, как правило, проходит мимо нашего внимания. Однако рассмотреть ее будет для нас полезно. Мария — Раба Господня, как Она Сама о Себе говорит, и поэтому Она, казалось бы, должна была исполнить любое повеление Божие (что Она и сделала). Зачем же Архангелу Гавриилу нужно было приходить к Ней, объяснять, что должно произойти, и ждать Ее согласия, выразившегося в словах: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему»? Потому Архангел ждал от Нее согласия, что Бог охраняет человеческую свободу, дарованную нам при сотворении и представляющую собой одну из черт образа Божия в человеке. Ведь если нет свободы, значит, не нужен человеку и разум. Если нет свободы, то нет и бессмертия. Если нет свободы, то как в человеке проявится любовь? Ибо в таком случае любовь будет уже не свободным чувством, каким она должна быть, а вынужденным. Итак, по отношению к этой величайшей из всех людей Праведнице Господь являет Свое необыкновенное, непостижимое для нас человеколюбие. Он спрашивает Ее через Архангела Гавриила, убеждает. Убеждает прежде всего самим явлением пламенного Серафима, а также его многими удивительными словами. Напоминает Ей о той благодати, какую Она до сих пор испытывала, рассказывает о происшедшем шесть месяцев назад с Елисаветой великом чуде, подобном тем, какие совершались с древними праведными женами. Убеждает Ее и ждет, чтобы Она дала Свое согласие, без которого не совершает того, что должно было послужить нашему спасению, — Боговоплощения. И Пресвятая Дева дает это согласие. Но что было бы, если бы Она по какой-нибудь причине не сказала так, как сказала? Если бы Она не поняла произнесенного Архангелом благовестия или по смирению отказалась от предназначенного Ей подвига? Конечно, говорить об этом сейчас, когда все уже произошло и мы знаем, что так должно было быть, возможно, даже дерзко. Но мы рассуждаем таким образом, стремясь понять значение подвига Пресвятой Девы. Если бы Она не сказала: «Се, Раба Господня…», то не совершилось бы наше спасение, не произошло воплощение Сына Божия. И потому Ее свободное послушание, свободная любовь к Господу стали необходимым звеном в этом великом деле. Если бы Пресвятая Дева проявила обычное человеческое чувство, человеческую немощь: страх, непонимание, малодушие, пусть даже и смирение, в данном случае неуместное, — тогда бы не произошло то, что произошло. А если кто-либо возразит, что Господь нашел бы другого человека и через него совершил спасение, то спорящему мы зададим следующий вопрос: «Почему же Господь не обрел другого такого человека до рождения Пресвятой Девы?» Нет, мы не должны думать, что, как говорится, «незаменимых людей нет». В деле Промысла Божия, в деле спасения человеческого рода незаменимые люди есть. И без этих воистину великих людей — великих не в глазах человеческих, но перед Богом — Господь не может исполнить того, что Он намеревается сделать. В этом выражается великая любовь Божия к людям: Он не нарушает их свободы даже из любви к ним.

Размышляя о великом событии Благовещения, происшедшем две тысячи лет назад, мы должны сделать для себя правильные выводы и разумно пользоваться великим даром — свободой, которую Господь даровал нам вместе с бытием. Аминь.

7 апреля 1998 года

Начало нашего искупления

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Повествование о Благовещении Евангелие начинает с упоминания о том, что праведная Елисавета чудесным образом в старости зачала пророка Иоанна Крестителя. Пошел уже шестой месяц с тех пор, как совершилось это необыкновенное событие, подобное тому чуду, которое в древности произошло с праведными Авраамом и Саррой. «В шестой же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, из дома Давидова; имя же Деве: Мария» (ст. 26-27). Предание Иерусалимской Церкви указывает два места Благовещения — первого и второго явления Ангела Деве Марии. Первое место — источник, на который Она обычно ходила. Он был расположен в отдалении, и Богородица посещала именно этот источник, чтобы не сталкиваться и не общаться с другими женщинами и, таким образом, не предаваться пустословию и не рассеиваться. И вот Архангел Гавриил сначала явился Ей у этого источника (в Евангелии эта подробность опущена, возможно, ради краткости) и сказал: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами» (ст. 28). Божия Матерь была поражена этим видением — не явлением Ангела, потому что во время Ее пребывания в храме Господнем в Иерусалиме они являлись Ей, как повествуют святые отцы, ежедневно и приносили небесную пищу, но его обращению: «Радуйся, Благодатная!» Как совершенно смиренный человек, Божия Матерь не понимала, почему Она должна выделяться среди других людей и почему Она, давшая обет девства, благословенна среди жен. Может быть, Она догадывалась, что выражение «благословенна между женами» должно относиться к женщинам, благословленным плодом чрева — детьми, и сочла слова: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою» — чересчур многозначительными. Конечно, Господь пребывает со всяким угождающим Ему человеком, но здесь вместе со словами: «Благословенна Ты между женами» — приветствие: «Господь с Тобою» звучало как-то особенно. Смущенная этим, как Ей казалось, неподходящим для Нее приветствием — ибо смирение не принимает никакой похвалы, — Она пребывала в некотором раздумий.

Набрав воду в источнике, Дева вернулась в дом праведного Иосифа. Этот дом сохранился до наших дней — он находится под кровлей огромного католического храма, выстроенного в современном стиле (в древности все святыни Палестины принадлежали православным грекам, но после различных исторических бедствий некоторые святые места стали принадлежать другим конфессиям). В доме Ангел вновь явился Пресвятой Деве и объяснил, почему Она благословенна среди жен и что означает это необыкновенное выражение: «Господь с Тобою». «И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (ст. 30-33). Божия Матерь не усомнилась в том, что в мир должен прийти Мессия, что Он сын Давида и будет царствовать над домом Иакова вовеки, но Ее смутило только одно: что матерью Христа должна стать Она. Она не предполагала, что в Ее судьбе должно произойти какое-то изменение, и не желала отказываться от того обета, какой дала Богу, пребывая во Святая Святых: служить только Ему Единому молитвой и не помышлять ни о чем земном, ни о каком величии, славе или чести. Она желала в безызвестности и уединении непрестанно молиться о спасении израильского народа и всего человечества, о пришествии в мир Спасителя, ибо Она понимала, что только Христос может спасти «людей Своих от грехов их» (Мф.1:21). И потому высказанное Ею сомнение выражало недоумение лишь в отношении этого. «Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю?» (ст. 34).

«Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. Вот и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестой месяц, ибо у Бога не останется бессильным никакое слово» (ст. 35-37). Что означают слова: «Рождаемое Святое наречется Сыном Божиим»? «Наречется» — не значит, что просто назовется, как мы иногда называем вещь или человека тем или иным произвольным именем. Например, родители желают дать ребенку имя, и одни члены семьи хотят назвать его Сергеем, другие — Александром. Но ни одно из этих имен не имеет существенного отношения к тому, что человек собой представляет, от присвоения имени в нем ничего не изменится, и оно дается, скорее, для удобства или для утешения родителям. Здесь же имя соответствует сущности Рождаемого. «Наречется Сыном Божиим» — значит истинно наречется, ибо Он воистину будет Сыном Божиим, родившимся чудесным образом по наитию Святого Духа, силой Вышнего.

Второе Лицо Пресвятой Троицы — Сын Божий, согласно Предвечному Совету, бывшему еще прежде сотворения мира и человека, должен был в определенное время сойти с небес, облечься в человеческую природу, явиться как человек. Преподобный Иоанн Дамаскин дерзновенно и возвышенно говорит, что в зачатии Божественного Младенца Девой Ипостась Сына Божия была вместо мужеского семени. Таким образом, в одной Ипостаси соединились две природы: человеческая, которая была взята от Пресвятой Богородицы, и Божественная, естественно соединенная с Ипостасью Сына Божия. Благодаря этому священному зачатию, подобного которому никогда не было и не будет, в Господе Иисусе Христе не было никакого греха, передающегося через обыкновенное человеческое зачатие. Человеческая природа в Господе Иисусе Христе была совершенной в том смысле, что имела всю полноту человеческого естества: ум, душу, тело, обычные человеческие свойства, действие, волю — все, кроме греха. Однако при этом она не обладала собственной человеческой ипостасью, или, говоря современным языком, не имела своей личности. В Иисусе Христе было две природы со всеми их свойствами, но личность одна — Личность предвечного Сына Божия.

Божественная природа в Господе Иисусе Христе по Его воплощении не могла потерять ни одного из своих свойств. Говоря, что Бог сошел на землю, мы лишь снисходим к нашему человеческому ограниченному разуму, ибо Бог вездесущ. Говоря «сошел на землю», мы выражаем то, что Он был невидим для нас, пребывая в неких далеких духовных пространствах, ныне же явился как человек. Он сохранил все Свои Божеские свойства: всеведение, бессмертие, вездесущие, благость и прочие, ведомые и неведомые нам. Сын Божий воспринял на Себя наше человеческое естество, подобно тому как берут на плечи раненого или больного человека, желая спасти его от неминуемой гибели, и несут в дом, чтобы там исцелить. Соединившись с нами, Господь Иисус Христос поднял на Божественные рамена заимствованную Им от Девы Марии человеческую природу и вознес ее к Богу Отцу. Он освятил все, что было осквернено грехопадением: и ум, и душу, и тело, и все человеческие свойства, — потому что если бы осталось в человеке что-то вне этого Божественного восприятия, то оно и не было бы очищено и искуплено.

С события Благовещения началось дело нашего спасения. То, что было обещано Еве в утешение после того, как наши прародители согрешили преслушанием, потеряли благодать и лишились общения с Богом, совершилось в воспоминаемый нами сегодня день. Некогда Еве были сказаны необыкновенные, непонятные, даже странные слова: «Семя жены сотрет главу змия» (см. Быт.3:15). Как понять «семя жены», если семя может быть только у мужа и в древних библейских родословиях происхождение людей всегда указывалось именно по мужской линии? Но это необыкновенное событие, предсказанное в глубочайшей древности, действительно произошло. «Семя жены» должно было попрать «главу змия» — диавола. «Семя жены» — потому что не было семени мужа, ибо Дева Мария зачала без мужа. Она зачала чудесным образом, что и зачатием нельзя назвать в том смысле слова, в каком все мы его понимаем.

Господь наш Иисус Христос Своим преславным Рождеством, а затем всей Своей жизнью, в особенности проповедью и страданиями на Кресте, искупил человеческое естество. Поскольку оно было безыпостасным, воипостазированным в Ипостась Сына Божия, то таким образом был искуплен не какой-то отдельный человек Иисус, но вся человеческая природа. Каждый из нас обладает природой, выделенной, если можно так выразиться, собственно ему, и вообще наша природа существует в конкретных ипостасях, или личностях. Поэтому нельзя сказать, что есть «человек вообще». Человеческая же природа Господа Иисуса Христа не имела своей человеческой ипостаси. И потому Его можно назвать всечеловеком, тем самым «человеком вообще», а не только отдельным человеческим существом. Так Спаситель искупил от грехопадения и осквернения все человечество.

Уже близки дни Страстной седмицы, когда мы будем вспоминать страдания Господа и совершение Им дела нашего искупления через Его необыкновенное, непостижимое, даже невозможное для нас послушание. Наши прародители, нарушив легчайшую заповедь, дерзновенно протянули руку к древу познания добра и зла, вкусили запрещенный плод и через это деятельное преслушание, совершенное не только в уме, но и на деле, лишились общения с Богом и подверглись наказанию — изгнанию из рая и всему прочему, что последовало за грехопадением. Господь же наш Иисус Христос до конца исполнил заповедь послушания, «даже до смерти» (Фил.2:8). Он был послушен Богу Отцу до такой степени, что позволил пригвоздить ко Кресту Свою руку, чтобы исцелить руку человека, некогда дерзновенно простершуюся к древу познания. Он отдал на страдание Свои ноги, потому что в раю ноги человека устремились на исполнение преступного желания. Будучи безгрешным, Спаситель в Самом Себе наказал на Кресте все человеческое. Вместо запрещенного плода Он вкусил уксус с желчью и, невиновный, испил до дна чашу наказания, добровольно сделав Себя виновным за нашу вину. Он исполнил то, что должны были бы исполнить мы, притом избрал для этого способ самый трудный, невозможный для любого человека. Своим Божеством, соединенным с человечеством, Он очистил человеческое естество и принес его как непорочную жертву Богу Отцу. Справедливое наказание, которому все люди без исключения были подвергнуты за преслушание, вдруг в одном случае — по отношению к Богочеловеку Иисусу — оказалось незаслуженным, и неоспоримый закон, по которому мы подлежали этому наказанию, был упразднен, потому что и он в данном случае также оказался несправедливым. Но обо всем этом мы будем размышлять через несколько дней, на Страстной седмице. Сейчас же мы вспоминаем о том, с чего началось наше искупление: о воплощении Сына Божия, о восприятии Им на Себя человеческого естества, о явлении Его в мир как человека.

Услышав слова Архангела Гавриила: «У Бога не останется бессильным никакое слово», Пресвятая Дева сказала: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (ст. 38). Невозможное и непостижимое для человека осуществляется по действию Того, Кто сотворил мир из ничего и ныне дает бытие всему сущему. Как изъясняют нам богослужебные песнопения, божественные гимны Православной Церкви, Архангел Гавриил в это время с благоговейным ужасом созерцал наитие Святого Духа на Деву Марию и образование в Ее чреве тела Богомладенца Христа. «И отошел от Нее Ангел» (ст. 38). Так совершилась тайна воплощения Сына Божия, воспоминание о которой в православном богослужебном обиходе называется праздником Благовещения.

Никогда не было события, подобного сему, и не будет. Один есть Богочеловек Христос, в Котором человечество соединилось с Божественной Ипостасью, и других не будет никогда. Потому мы изумляемся и ужасаемся этому чуду. В людях, чуждых действия благодати, это изумление бывает поводом для неверия, потому что вера — от благодати, а не от наших собственных усилий. А мы от изумления перед этим чудом приходим в чувство глубочайшей, неизреченной благодарности нашему Творцу и Спасителю. Каждая Божественная литургия — это прежде всего выражение нашей благодарности Богу, насколько ее можно передать в человеческих словах, мыслях и чувствах. Литургию, что в переводе значит «общественное служение», мы часто называем Евхаристией, что означает по-гречески «благодарение». Мы должны, братья и сестры, день и ночь, каждое мгновение благодарить Бога и с умилением, со слезами радоваться о том, что Он призвал нас к спасению, даровал веру в Господа Иисуса Христа, воплотившегося от Пресвятой Девы. Даже когда мы каемся, испытываем чувство глубокого сокрушения и печали о грехах, то и в этой печали есть благодарение Богу. Ведь если бы человек только печалился и не имел в душе своей некоего таинственного утешения, то, пожалуй, о содеянных грехах невозможно было бы вспоминать без страха. И когда мы испытываем те или иные житейские трудности, неминуемые и, казалось бы, безысходные скорби, то и тогда мы также должны благодарить Господа. В отличие от людей, чуждых Церкви, не имеющих никакой надежды в своих скорбях, нам всегда есть на что надеяться и чем утешаться. Поэтому, отмечая сегодняшний праздник, исполнимся чувства величайшего благодарения и будем славить Бога не столько словами, сколько своими поступками и терпением душевных и телесных скорбей. Преданным служением Господу до конца наших дней будем прославлять Его за неизреченную милость к нам. Аминь.

7 апреля 2001 года

День памяти святителя Игнатия (Брянчанинова)

(Ин., 36 зач., Х, 9-16)

Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их. А наемник бежит, потому что наемник, и нерадит об овцах. Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня. Как Отец знает Меня, так и Я знаю Отца; и жизнь Мою полагаю за овец. Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь.

Поздравляю вас, братья и сестры, с днем памяти святителя Игнатия (Брянчанинова), столь ныне почитаемого, в особенности людьми, ищущими духовной жизни. Чтение его сочинений в наше время так необходимо, и в первую очередь монашествующим, что по тому, любит ли монах читать творения святителя, можно узнать, живет он духовной жизнью или нет. Это не означает, что чтение других святых отцов таким образом упраздняется, но нужные для себя советы человек научится извлекать у них лишь постепенно, со временем, с опытом. Святитель Игнатий дает советы, как читать древних святых отцов, как к ним относиться. Это тоже очень важно. В наше время, когда живое наставническое слово либо вовсе оскудело, либо не вполне доставляет нам то, чего мы от него ожидаем, чтение творений святых отцов, начиная с сочинений святителя Игнатия, приобретает в монашеской духовной жизни первостепенное значение. От этого зависит все: спасется человек или погибнет, наследует он вечное блаженство или вечные муки. Поэтому всякий ищущий спасения вынужден в наше время обращаться по большей части к книгам, а из них ему необходимо в первую очередь прочесть святителя Игнатия.

Миряне также пусть не избегают его сочинений, потому что они столь осторожны и столь детально разработаны, что запутаться в этих книгах, пожалуй, невозможно. Люди, увлекающиеся туманными рассуждениями, мечтательностью или наклонные к прелести, как правило, не любят читать святителя Игнатия. Ведь его творения — чистое зеркало, в котором всякий человек может видеть себя таким, какой он есть, а гордые именно этого и не желают. Этот угодник Божий жил и писал свои труды в XIX столетии, когда была очень распространена духовная прелесть. В то время русской интеллигенцией, настроенной как будто бы религиозно, но отчасти находившейся под влиянием масонского движения, переводились многие книги западных писателей, имевшие уклон мистический, но отнюдь не православный, книги мистиков протестантского и католического толка, написанные из духа прелести. А если русские интеллигенты издавали святых отцов, то подборка их творений также была весьма характерной: избирались писатели наиболее возвышенные, восторженные, а не те, которые отрезвляют человека. Святитель Игнатий, борясь с этой наклонностью своих современников к прелести, восторженности, легкомысленности в духовном отношении, наполнил свои сочинения духом трезвости, осторожности, ясности, конкретности. Говоря о сочинениях других святых отцов, он употреблял выражение, которое очень удачно можно применить к его собственным творениям, — «определительность». Это свойство является существенным признаком трудов святителя Игнатия, и его книги — это ключ к другим святым отцам: и древним, и его современникам, и даже к духовным писателям, жившим позже него и не изложившим своего учения так систематически, как это сделал он.

Поэтому всякому христианину — и мирянину, и тем паче монаху — весьма полезно читать святителя Игнатия. Он получит от этого большую пользу и научится правильному отношению к своему общественному положению, другим людям, научится вести духовную жизнь в различных обстоятелствах и даже — правильно относиться к христианским догматам. Хотя святитель Игнатий почти не писал на догматические темы, однако указывал на то, что правильное, точное исповедание Православия является важнейшим признаком настоящей духовной жизни, признаком человека, действительно ищущего спасения. Без правильной веры спасение невозможно.

Итак, творения святителя Игнатия весьма актуальны, несмотря на то что со дня сто кончины прошло уже более ста лет. Празднуя память этого угодника Божия, вспомним укор преподобного Серафима Саровского: мы святых почитаем, а подражать им не хотим. Ценность же их учения — будь то святитель Игнатий, или преподобный старец Силуан Афонский, или Амвросий Оптинский, или Иоанн Лествичник — состоит в том, что они учили исключительно из собственного опыта, учили тому, что исполнили сами. Поэтому, читая святых отцов, мы сможем получить от них пользу только тогда, когда будем этим угодникам подражать и исполняться той ревностью, которой они сами дышали. Дай нам Бог приобрести ту ревность ко спасению, какая была у святителя Игнатия и которою наполнены все его сочинения! Аминь.

13 мая 1996 года

Истинный сын Восточной Церкви

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В сегодняшнем евангельском чтении приводится речь Спасителя, в которой Он сравнивает Себя с добрым пастырем. Святые отцы, установившие читать это евангельское зачало в день памяти святителей, в том числе и в день памяти святителя Игнатия, сравнивают таким образом того или иного архиерея с Самим Господом Иисусом Христом. Ибо архиерей, подобно Спасителю, должен быть добрым пастырем, добрым пастухом, полагающим свою душу, то есть жизнь, за словесных овец — за всех православных христиан, за вверенные ему Промыслом Божиим души.

«Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет, и выйдет, и пажить найдет. Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их» (ст. 9-12). Не нужно разделять всех людей только на разбойников и служителей Божиих, поскольку и среди последних есть добрые пастыри и есть наемники. Вор думает единственно о том, чтобы соблюсти собственную выгоду, чтобы ради личной корысти украсть ту или иную овцу. Наемник также служит из корысти и, если ему угрожает опасность, забывает о том обещании, которое давал, о том намерении, какое имел при вступлении в свое служение, оставляет овец и бежит, потому что думает только о себе. Это бегство от своего служения, от борьбы за спасение каждой словесной овцы выражается по-разному. Иные от страха делают вид, что смиряются, уступают, и таким образом дают возможность мысленным волкам расхищать стадо Христово. Другие совершают свое бегство в более прикрытой форме: человек оправдьшается сам перед собой, что он должен заботиться только о своем спасении, о своей душе и потому необходимо оставить заботу о людях. Обособлением в уединении или проведением безмятежной жизни среди людей такой наемник совершает бегство от своего служения ближнему. Бегство это для окружающих как будто невидимо, но на самом деле для людей рассудительных, духовных оно совершенно очевидно.

Святитель Игнатий, конечно, таким наемником не был. Испытав скорби борьбы за спасение своей души и на опыте познав все препятствия, недоразумения, опасности, подстерегающие на этом пути человека, святитель Игнатий не бежал, не стал заботиться только о себе, не уединился, но послужил ближним. И в этом своем учительном служении, в своих книгах, трудах показал, что он действительно есть добрый пастырь, подобный единому истинному Пастырю — Господу Иисусу Христу. Святитель Игнатий готов был душу положить за своих овец, и вся его жизнь была служением ближним. Это не помешало ему, однако, достигнуть высот духовного совершенства, о которых мы можем догадываться по его творениям. Не мог бы человек написать о том, о чем написал святитель, если бы не испытал этого опытно. И когда мы читаем в его творениях о возвышенных молитвенных состояниях (вспомним, например, его «Слово о молитве умной, сердечной и душевной» или сочинение «Странник», где описано самое возвышенное благодатное состояние), то должны знать: все это он испытал сам.

Святитель Игнатий очень почитал святого Тихона Задонского и любил его творения. Между ними было много общего, и поэтому святитель Игнатий, озираясь на его жизненный пример, извлекал для себя душеспасительные уроки. Святителю Тихону Задонскому за несколько лет до смерти было следующее видение. Он увидел, что некоторые люди подсаживают его на лестницу и с их помощью он восходит по ней все выше и выше. Когда он проснулся и рассказал о сонном видении своему духовнику, иеромонаху Задонской обители, где святитель проводил на покое свои дни, тот ответил: «Это означает, что благодаря молитвам наставляемых тобою людей, и в особенности благодаря той пользе, какую ты принес им своими наставлениями, ты восходишь на все большую и большую высоту». Я думаю, эти слова могут быть обращены и к святителю Игнатию.

Старцы Оптиной пустыни, где вначале жил и откуда ушел будущий святитель, говорили, что если бы Игнатий не покинул своего старца Льва Оптинского, то стал бы как Арсений Великий. По-видимому, они унаследовали такое отношение к святителю от самого преподобного Льва. Конечно, Арсений Великий, один из величайших угодников Божиих, являет собой образец глубочайшего безмолвия, но безмолвие в уединении — это не единственное служение, какое мы должны приносить Богу. У каждого свой путь. Когда святитель Игнатий почил, то его духовной дочери было видение: она слышала, как его воспевали и прославляли Ангелы. Тропарь святителю, который Церковь сейчас имеет, составлен не людьми, он воспет Ангелами, нами же в него добавлены единственно слова «святителю Игнатие». Сначала та женщина слышала пение неясно, во второй раз — более отчетливо, а в третий раз совершенно ясно услышала все слова тропаря, который пел прекрасный хор; и в этом тропаре святитель назван новым Златоустом. Если Ангелы назвали его новым Златоустом, то кто может сказать, что служение святителя Игнатия меньше того, которого ожидали от него оптинские старцы? Кто может сказать, что святитель Иоанн Златоуст меньше, чем преподобный Арсений Великий? Едва ли кто дерзнет сделать такое утверждение.

Спаситель говорит: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется». Странные, необыкновенные слова. Господь наш Иисус Христос часто сравнивал Себя — то называя Себя лозой: «Я есмь истинная виноградная лоза» (Ин.15:1), то говоря: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин.14:6). А сейчас Он именует Себя дверью. Почему? Потому что мы должны не только верить в Спасителя, но и войти именно в эту дверь, то есть Господом Иисусом Христом войти в Церковь, в ограду словесного стада Христова. Представьте себе, что мы находимся в опасном месте, на нас могут напасть дикие звери или разбойники и мы совершенно беззащитны. Единственная возможность для нас спастись — это зайти за ограду, где мы будем в безопасности. Зайти за эту ограду и оказаться в безопасности от мысленных волков, мысленных татей, можно только через дверь, которая есть Христос.

«И войдет, и выйдет, и пажить найдет». Сначала мы входим в ограду Церкви Христовой — через веру, исповедание, через соединение своей души, насколько это в наших силах, с Господом Иисусом Христом; потом же, ища духовной жизни, возвышаясь духом, стремясь к духовному совершенству и нравственному очищению, мы опять выходим. Выходим снова через эту дверь, которая есть как дверь для новоначальных, вводящая нас в ограду Церкви, так и дверь для совершенствующихся, восходящих через нее на необыкновенную, непостижимую для не испытавшего того человека духовную пажить.

Святитель Игнатий нашел эту дверь и вошел в Церковь не только в том смысле, что формально был православным христианином, каковыми в то время являлись почти все жители Российской империи, но, главное, и в том, что постиг все святоотеческое учение и стал истинным сыном Восточной Церкви, как он сам говорил в своих наставлениях. Он увидел удивительное согласие в учении святых отцов, живших в разные века, и до того проникся этим учением, что сам стал как бы трубой, устами святых отцов. Святитель вошел в эту дверь, потом вышел, нашел великую пажить и повел за собой многих словесных овец, насыщая их духовной пищей.

Даже оптинские старцы, вынужденные признать необыкновенное значение литературных трудов святителя Игнатия, сказали, что без него они в свое время даже и не могли бы понять, что такое монашество. Сказано это было в конце XIX — начале XX века. Что же говорить о нашем времени! Учение святителя Игнатия — это единственный способ, единственная возможность, воистину единственная дверь, через которую мы можем «войти» и проникнуться истинным христианством. Не показным, не видимым, не таким, про которое апостол Павел сказал, что в последние времена люди будут иметь вид благочестия, а «силы его отрекутся» (см. 2 Тим.3:5), а истинным, спасительным. И мы не должны умалять значения этого привычного для нас слова — «спасительный», потому как и сам святитель Игнатий говорит: «В спасении нуждаются те, кто погибает». Поэтому именно тот, кто стремится к спасению, войдет через дверь, которая есть Христос и которую в разные времена нам открывали такие учителя Церкви, как Иоанн Златоуст, Иоанн Лествичник, Григорий Богослов, Симеон Новый Богослов, Максим Исповедник, святитель Игнатий и многие-многие другие. Потому что истинное христианство состоит не в изучении его по книгам, а, по словам святителя Игнатия, в изучении его по заповедям. Аминь.

13 мая 1999 года

День памяти славных и всехвальных апостолов Петра и Павла

(Мф., 67 зач., XVI, 13-19)

Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.

Истинное богословие — в молитве Иисусовой

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В день памяти святых первоверховных апостолов Петра и Павла читается Евангелие о том, как Господь наш Иисус Христос спросил Своих учеников, за кого Его почитают люди, желая, таким образом, чтобы ученики откровенно, явно исповедовали Его Сыном Божиим. «Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (ст. 13-17). Апостол Петр исповедовал Господа Иисуса Христом, Сыном Бога Живого. Для нас слово «Христос» стало привычным, и мы как нечто само собой разумеющееся, произносим: «Господь Иисус Христос» или «Иисус Христос», но в те времена это имя для всех иудеев обозначало нечто чрезвычайно важное — оно указывало на Того Человека, Помазанника, Посланника Божия, Который должен был прийти для спасения еврейского народа и всего человечества. Много было людей, которые именовали себя Христами и до, и после Господа Иисуса, и, наверное, много будет лжехристов и в последние времена. Например, в начале II столетия один еврейский военачальник, назвав себя Христом, поднял восстание против римлян. И один из знаменитых тогда учителей, раввинов, проповедовал всюду, что этот человек является тем самым посланником Божиим, который должен спасти еврейский народ от римского владычества. Интересно, что имя этого человека имело двойной смысл. Его звали по-еврейски Бар-Кохба, что л одном переводе обозначает «Сын звезды», и, наверное, его сторонники предпочитали такое толкование, а в другом — «Сын лжи», что уже содержит намек на то, что на самом деле он был лжемессией. Восстание Бар-Кохбы потерпело сокрушительное поражение, погибло более полумиллиона евреев.

Итак, имя Христос в глазах евреев имело чрезвычайно важный смысл. Ради человека, которого они приняли бы за Христа, они были готовы на самые исключительные поступки и необыкновенное самопожертвование. В позднее время, в XVII столетии, на территории Турции появилась некая еврейская секта — саббатиане. Ее основатель, которого звали Саббатай, возомнил о себе, что он Христос (несомненно, он впал в прелесть), у него появились сторонники, и таким образом Саббатай увлек за собой множество людей. Но когда турецкое правительство узнало об этом и пригрозило ему смертной казнью, то он, дабы избежать смерти, принял магометанство. После этого многие люди от него отошли, другие же в своем фанатизме считали, что Саббатай по воле Божией притворно отрекся от иудейской веры и что в этом состоит как бы уничижение Мессии. Так евреи проявляли фанатизм в самых разнообразных формах по отношению к тому, кого они именовали Христом: то они были готовы видеть Христа в воине Бар-Кохбе, едва ли не разбойнике, совершенно неблагоразумном человеке, ради своих честолюбивых желаний решавшемся на страшные жертвы, то даже в прельщенном шарлатане, отрекшемся от той веры, которую евреи считали истинной.

Поэтому исповедание Иисуса — Христом, которое произнес апостол Петр, обозначало признание того, что этого Человека, этого Посланника Божия нужно слушаться совершенно беспрекословно и следовать Ему во всем с готовностью ради Него и умереть. Такая вера в Христа-Мессию сохранилась у религиозных иудеев даже и при нынешнем их отступничестве, хотя, конечно, она неправильна, как говорит апостол Павел: «Свидетельствую им, что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению» (Рим.10:2). Но обратим свой взор на то время, когда в израильском народе еще действовала благодать Божия, еще обитал Дух Святой, когда это общество было Церковью, — тогда, конечно же, исповедание Иисуса Христом обозначало беспрекословное Ему послушание, и эта истина действительно была открыта апостолу Петру свыше. «Ты — Христос, Сын Бога Живаго», — сказал апостол Петр, так как понимал, что Христос должен обладать всей полнотой Божественной славы и что Он не может быть просто человеком. Осознавал ли он в то время до конца смысл сказанного им или нет? Нужно думать, что осознавал, потому что Господь Иисус Христос сказал ему в ответ: «Блажен ты, Симон, сын Ионии, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах». Итак, эта великая истина была открыта апостолу Петру Богом Отцом действием благодати Божией, Божественной силой, подействовавшей в душе и уме апостола, и потому истина эта не могла оставаться неполной. Апостол Петр на самом деле в тот момент вполне осознавал, что Господь Иисус есть Посланник и Помазанник Божий, истинный Сын Бога Живого — не в переносном смысле, то есть не какой-то великий пророк, усвоивший себе особенную благодать, но в полном смысле слова Сын Бога Живого, единосущный Небесному Богу Отцу. Эти слова апостола Петра являются тем самым краеугольным камнем христианской веры и православного богословия, на котором основана вся наша жизнь во Христе, жизнь евангельская.

Богословы представляются нам учеными людьми, которые изучили множество книг и владеют многими сведениями, почерпнутыми из них. Однако истинное богословие, откуда, собственно, и черпают книжники свое учение, ничем не опосредовано — оно переживается сердцем и душой человека. Это то богословие, которым богословствовал апостол Петр, говоря: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго». В богослужебных текстах так и говорится, что это исповедание есть истинное богословие. И всякий христианин обязан быть богословом в том смысле, в каком был им святой апостол Петр. Человек должен, если так можно выразиться, позволить Богу действовать Своей благодатью в его душе таким образом, чтобы он опытно осознал, сердцем понял, что Христос есть Сын Бога Живого, что Иисус есть Спаситель мира. Чтобы он не только знал это с чужих слов (со слов ли Священного Писания, или духовных писателей), но и сам непосредственно переживал. Тогда человек станет таким богословом, богословие которого спасительно. Он не будет книжником в плохом смысле слова, а истину будет знать не только из книг, но опытно — и неважно, что человек этот, может быть, окажется неспособным изложить свою веру или защитить ее перед людьми, главное, чтобы он сам обладал живой, сердечной, истинной верой.

Иисусова молитва — это то самое богословие, которое всякий христианин обязан и может содержать в своем сердце. По мнению святителя Игнатия (Брянчанинова), основанном на изучении древних источников и описаний житий святых первых христианских времен, и апостолы, и первые христиане непрестанно повторяли имя Господа Иисуса Христа. Даже и не могли не повторять, потому что тот, кто любит Господа, не может не содержать Его постоянно и в своем уме, и на устах. Тот, кто надеется только на Господа и смиренно осознает свою полную немощь, не может не призывать всегда Господа Иисуса Христа на помощь. Испытания, которым подверглись первые христиане, неописуемы и непостижимы—это было время непрестанных гонений. Жизнь апостолов и всех христиан была жизнью «овец среди волков», как говорит Сам Спаситель (см. Мф.10:16), потому они и не могли не содержать всегда в устах, уме и сердце благословенное имя Господа Иисуса Христа, Сына Божия. Может быть, их молитва немного отличалась от известной нам Иисусовой молитвы, но, тем не менее, смысл ее был тот же самый. Известно, что некогда в Палестине нашли могилу приблизительно сороковых-пятидесятых годов I столетия, в которой были похоронены, как выяснили археологи, отец и дочь и на которой была надпись: «Иисус, помогай нам». Имя Иисуса Христа сопровождало людей, верующих в Него, и во время жизни, и даже по смерти — они желали, чтобы и на их гробницах было написано это святое, вожделенное и любимое имя.

Исповедание Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, носимое нами в сердце, очищает нас от грехов, усиливает веру, приобщает нас к истине, которую мы начинаем переживать именно своим сердцем. Это исповедание делает для нас доступным и понятным Священное Писание, которое написано из непосредственного духовного опыта — хотя это, может быть, прозвучит странно, — а также открывает нам смысл святоотеческих книг, написанных также под воздействием Святого Духа, хотя и не в такой мере, как Священное Писание, и содержащих в себе в основном истины, опытно пережитые святыми отцами. Для того чтобы понять чужой опыт, нужно иметь родственный опыт, нужно самому быть богословом и богословствовать святым именем Господа Иисуса Христа, наслаждаться им, погружаться в него и просвещать им свой разум.

Это исповедание, эту молитву повторял, конечно же, не только святой апостол Петр. Носили в своих сердцах Господа Иисуса и прочие апостолы, в том числе и вспоминаемый ныне святой апостол Павел. Он так же, как и апостол Петр, сподобился Божественного откровения, хотя уже после Воскресения Спасителя. Он также не мог не стремиться к Иисусу всем сердцем, потому что благодать Божия действовала в нем, равно как и в подобных ему ревностных людях, таким образом, что даже среди суеты и скорбей он духом устремлялся к Господу Иисусу и соединялся с Ним всей душой. В этом убеждают следующие слова апостола Павла: «Для меня умереть — приобретение, чтобы не разлучаться со Христом, а жить — это полезнее для вас» (см. Флп.1:23-24). Апостол Павел так любил Господа Иисуса Христа, что желал бы умереть, чтобы никогда с Ним не разлучаться. Видимо, земные заботы в какой-то степени отвлекали его от созерцания Господа Иисуса Христа, Который пребывал в его сердце.

Все православные христиане — и миряне, и монашествующие — обязаны быть такими богословами, какими были святой апостол Петр и прочие апостолы. Иначе наша вера останется только умственной, и мы, к несчастью своему, можем уподобиться тем ветхозаветным книжникам времен земной жизни Спасителя, которые все знали, но живой веры не имели. Они знали, например, что Мессия должен родиться в Вифлееме, однако же никто из них не устремился на поклонение Ему. Отвлеченное знание — это совсем не то же самое, что знание сердечное. Так, апостол Петр был, напротив, человеком невежественным, даже неграмотным, почти не знал Священного Писания, разве что слышал его в церковных собраниях, но зато обладал опытным знанием Божественной истины. Лучше нам иметь опытное познание Божественной истины и ограниченные теоретические познания, чем насыщать свой ум сведениями, которые остаются для нас холодными и неживыми и ложатся в нашем уме мертвым грузом. Конечно же, прекрасно было бы иметь и то, и другое, как апостол Павел, который был человеком образованным и одновременно преисполненным благодати Божией, духовно совершенным. Но давайте устремимся к самому главному — живому исповеданию Господа Иисуса Христа в своей душе, тогда и остальное приложится, если это будет нам необходимо. Иисусова молитва — это то самое произнесенное апостолом Петром исповедание Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, и мы должны всегда его сохранять, непрестанно вращая в своем уме. Таким образом мы будем подражать святым апостолам и тоже сподобимся похвалы от Господа нашего Иисуса Христа. Конечно, Он не выскажет нам явно Своего одобрения, как апостолу Петру, но зато мы почувствуем Его в своей душе, как бы услышим эти слова, но уже обращенные к нам: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах». Аминь.

12 июля 1999 года

О твердости в вере

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в день памяти святых первоверховных апостолов Петра и Павла, мы читали отрывок из Послания апостола Павла к Коринфянам, в котором он рассказывает о себе, а также евангельское повествование о том, как апостол Петр исповедал Иисуса Христом, Сыном Бога Живого и за это услышал похвалу от Господа: «Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (ст. 18). Однако не стоит думать, что слова Господа, обращенные к апостолу Петру, относятся только к нему. Подвиги апостола Павла и те необыкновенные откровения, которых он сподобился, и те лишения и скорби, которые испытал, были также не только у него. Конечно же, в тех местах Нового Завета, которые мы сегодня читали, речь шла о совершенно конкретных событиях и явлениях, но нечто подобное переживали и прочие апостолы.

Церковь вспоминает сегодня святых первоверховных апостолов Петра и Павла не потому, что они превосходят других апостолов своей святостью и мудростью или считаются более совершенными — первоверховными в духовном отношении. Причина этого, скорее, в том, что, по Преданию, апостолы Петр и Павел погибли в один и тот же день: апостол Петр был распят в Риме, а спустя год, в тот же самый день, император Нерон казнил апостола Павла. Апостол Петр почитал себя недостойным быть распятым таким же образом, как Господь наш Иисус Христос, и потому упросил, чтобы его распяли вниз головой. Вообще же, распятие считалось самой позорной казнью, которой подвергались только иноплеменники, не имевшие римского гражданства. Потому апостол Павел, как римский гражданин, был казнен более, если так можно выразиться, человеколюбиво: ему отсекли голову.

Апостол Петр в числе прочих апостолов был призван Самим Господом Иисусом Христом еще во время Его земной жизни, а апостол Павел — после Вознесения Господня и начала апостольской проповеди. Как мы знаем, апостол Павел прежде был даже гонителем Церкви, о чем он всегда с сокрушением вспоминал, почитая себя недостойным апостольского звания. Вменяя ни во что свои собственные заслуги, он говорил: «Благодатию Божиею есмь то, что есмь» (1 Кор.15:10). Его призвание на апостольское служение произошло чудесным образом, когда Господь Иисус Христос явился ему Сам в сиянии Своей славы. Это сияние ослепило глаза апостола, открыв его душевные очи. Мы помним, что и апостол Петр имел на своей совести тяжкий грех: он трижды отрекся от Господа Иисуса Христа. Воспоминание об этом было для него самым страшным наказанием, оно мучило и смиряло его на протяжении всей его жизни, хотя Сам Господь уже простил его. Как человек чрезвычайно ревностный и имевший особенно сильную любовь к Спасителю, Петр и не нуждался в ином наказании, кроме мук совести.

Священное Предание говорит, что он начинал горько плакать всякий раз, когда пел петух, даже после того, как Спаситель троекратно вопросил его: «Любить ли ты Меня?» (см. Ин.21:15-17) и тем самым как бы омыл его, зачеркнув троекратное отречение. Даже на иконах апостола Петра изображают с бороздами от слез на щеках.

И вот эти два человека, столь тяжко согрешившие — один как гонитель Церкви Христовой, другой как предатель, отрекшийся от своего возлюбленного Учителя и Господа, — были восставлены Спасителем и возведены на апостольское служение. Святая Православная Церковь почитает их как первоверховных апостолов, ибо апостол Петр возглавлял проповедь христианства среди иудеев, а Павел — среди язычников. Мы должны всегда иметь перед глазами примеры этих апостолов и помнить, что Господь не только восставил их от тяжких согрешений, но и сподобил величайшей благодати. Потому и мы не вправе отчаиваться или унывать. Нам нужно помнить, сколь ревностными людьми были апостолы Петр и Павел. Несмотря на то что апостол Павел гнал христианскую Церковь, он был при этом чрезвычайно ревностным верующим иудеем. Может быть, именно из-за такой своей чрезмерной, ложной ревности он и не принимал учения Спасителя, считая своей священной обязанностью служить отеческому преданию, то есть фарисейскому вероисповеданию, в котором он был воспитан и которое почитал истинным до тех пор, пока ему не явился Спаситель и не обличил его противление воли Божией.

Хотя в Священном Писании не говорится подробно о том, какие откровения были апостолу Петру и какие духовные ощущения он испытывал, однако мы не должны легкомысленно предполагать, что он обладал меньшими духовными дарованиями или верил как-то иначе, чем апостол Павел, об откровениях которого нам хорошо известно из Писания. Но вот как повествует Евангелие об исповедании Петра: «Придя же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (ст. 13-16). В этих нескольких словах — краткое, но всеобъемлющее богословие. Вот истина, которую искали многие философы и мудрецы. Целые народы мучились оттого, что, будучи погруженными во тьму неведения, смутно жаждали откровения этой истины, но не могли найти ее. И от лица всех апостолов Петр, как наиболее порывистый и простой человек, всегда без обиняков выражающий свое мнение, открыл нам всем Истину: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго». И Спаситель не сказал, что слова апостола неуместны, Он не прервал его, как некогда прервал богатого юношу, назвавшего Его Учителем благим: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (Мф.19:17). Спаситель действительно есть Благой Бог, но Он желал научить юношу не льстить, поэтому объяснил ему: «Если твои слова искренние, то и почитай Меня как Бога, а если ты хочешь польстить Мне, то не делай этого, потому что никто из людей не достоин называться благим». Но вот апостола Петра Спаситель, напротив, похвалил: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (ст. 17). Исповедание Петра не было ни плодом его собственных размышлений (ведь человеческий разум — это та же плоть), ни результатом движения каких-то человеческих, пусть даже возвышенных, чувств (то есть результатом движения крови). Нет, это было откровение Божие, внушение свыше, несомненное действие Духа Святого.

К возвышенным истинам, собственно — к Истине, невозможно прийти одними человеческими усилиями, ибо только Бог может открыть человеку Истину, утвердить его в ней и сохранить в ней до конца его дней. «И Я говорю тебе (продолжает Спаситель. — Игум. А): ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (ст. 18). В этих словах речь идет о вере апостола Петра. Самого Петра нельзя назвать камнем, ведь мы помним о его троекратном отречении, знаем, что почти сразу после этой похвалы, когда апостол захочет проявить неуместное милосердие по отношению к Господу, Он скажет ему: «Отойди от Меня, сатана!» (Мф.16:23). Итак, камнем назван не сам Петр как немощный человек, а его вера, дарованная ему Богом. А поскольку его краткое, но искреннее исповедание веры — «Ты — Христос, Сын Бога Живаго» — будет сохраняться и каждым верующим человеком, в первую же очередь сохранялось апостолами и святыми отцами, подвизавшимися во все времена, постольку и «врата ада не одолеют» ни какого-то отдельного христианина, ни всю Церковь, составляющую народ Божий.

Можно привести интересный пример, основанный на сравнительно недавних событиях гонений на Церковь 1930-х годов. Тогда после официального закрытия монастырей некоторые ревнители благочестия по своей инициативе организовывали так называемые подпольные монастыри. Время от времени их раскрывали, верующих арестовывали, допрашивали и пытали. Те христиане, которые с самого начала вели себя твердо, остались до конца преданными Христу и сохранили в чистоте свою совесть. А те, которые шли на какие-либо компромиссы, впоследствии, желая оправдаться, как правило, предавали своих друзей и собратьев по вере и вели себя довольно низко. Конечно, о них можно сожалеть и не нужно их осуждать, потому что все это обычно совершалось под невероятным давлением, даже под пытками. Но вот другой пример. Иеромонах Игнатий, в схиме Иоанн (Кевролетин), был постриженником Верхотурского Николаевского монастыря и подвижником благочестия времен советской власти. На допросе после ареста он сразу же сказал: «Для меня монашество выше советской власти, и потому, если стоит выбор между советской властью и монашеством, я предпочитаю монашество и не признаю советскую власть». На втором допросе он еще более категорично заявил: «Я к советской власти отношусь враждебно, раскаиваться в этом не хочу и больше никаких показаний давать не буду». Следователи, видимо, поняли, что больше ничего от него не добьются, и дали ему всего лишь три года. По милости Божией он выжил и окормлял многих людей вплоть до самой своей смерти, до начала 1960-х годов. Хотя иеромонах Игнатий вытерпел много скорбей и унижений даже после заключения, он, что самое главное, сохранил свою совесть чистой. Те же, кто под нажимом со стороны следователей, людей совершенно бесчеловечных и вероломных, пытались как-то оправдаться в их глазах, в конечном счете становились предателями и оговаривали многих невинных людей. Но что самое интересное, сами они как раз и получали наибольшие сроки, потому что признавали себя виновными. Можно сказать, что они были наказаны еще в этой жизни. Но еще раз хочу подчеркнуть, что мы, наверное, еще более немощные люди, чем они, и не имеем права никого осуждать. Я хотел бы только сказать о твердости тех простых людей, которые не шли ни на какие компромиссы, которые говорили ясно и просто, исповедуя себя христианами и не боясь сказать о своем отрицательном отношении к советской власти. Они не желали раскаиваться перед ней, потому что это совершенно неуместно — раскаиваться мы должны только перед Богом.

Приведу еще такой пример. Один простой мирянин проповедовал в советское время, распространяя слово Божие. Когда его арестовали и потребовали признать свою вину, то он ответил: «Я проповедовал Христа и буду проповедовать» — и отказался давать другие показания. Его отпустили со следующей характеристикой: «Для следствия не представляет никакого интереса, религиозный фанатик». Вот что значит твердость. Такие люди имели в себе ясную, простую, живую веру — не подробное, точное знание христианского учения (хотя это тоже важно), но живую сердечную веру. Они в своем сердце действительно верили, что Христос есть Сын Бога Живого. Про них можно сказать не только то, что они являются истинными членами Церкви и как бы стоят на камне, но и то, что они сами стали неким несокрушимым камнем. Поэтому слова Спасителя: «И Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» — относятся не только к святому апостолу Петру, но и ко всем апостолам, ко всем святым отцам и всем их ученикам, то есть верующим людям всех времен, от первого до двадцать первого столетия.

Некогда ученики апостола Павла стали терять к нему доверие и даже была опасность, что они могут пренебречь учением, которое он им преподал. Ведь люди часто проводят такую связь между человеком и его учением: если учитель оказался в каком-то отношении недостойным или просто заурядным человеком, то и его учение они склонны считать неправильным. Потому апостол Павел был вынужден, как он сам говорит, в безумии хвалиться, ради того чтобы утвердить своих учеников в вере, чтобы они не потеряли богооткровенное учение и не пренебрегли им: «А если кто смеет хвалиться чем-либо, то (скажу по неразумию) смею и я. Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я» (2 Кор. И, 21-22). Сейчас многие относятся к евреям с презрением, потому что они отреклись от Христа, но мы знаем, что первыми проповедниками Евангелия были почти исключительно евреи и лишь немногие происходили из язычников. Известно, что апостол Лука был эллином, подавляющее же большинство апостолов и вообще первых христиан были евреями. И поскольку многие лжеучителя, используя то уважение, которое первые христиане испытывали к евреям как к носителям истины, похвалялись своим происхождением, то апостол Павел был вынужден говорить о себе: «Они Евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я. Христовы служители? (в безумии говорю:) я больше» (2 Кор.11:22-23). Конечно, апостол Павел не мог сказать, что он больше апостолов. Он говорил о тех проповедниках, которые пусть и проповедовали в какой-то степени истинное учение, но в то же время преследовали личные цели, может быть, обогащения или славы.

«Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного» (2 Кор.11:23-24). Тридцать девять ударов палкой — это, конечно, страшное наказание. Иудейский закон не разрешал давать более сорока ударов. «Три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников» (2 Кор.11:25-26). Обратите внимание: мы обычно молимся о том, чтобы у нас не было никаких неприятностей, чтобы нам избежать скорбей, не подвергнуться насилию со стороны других людей, например разбойников или воров. А святой апостол Павел — избранный сосуд Духа Святого — терпел необыкновенные скорби: он тонул, на него нападали и, наверное, грабили разбойники, его жизнь подвергалась всяческим опасностям. Почему же Господь не хранил его от этого? Он хотел закалить его, как металл в горниле, чтобы его ревность стала видна всем. «В опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников (апостолу нигде не было покоя: ни среди своих соплеменников, ни среди чужих. — Игум. А.), в опасностях в городе, в опасностях в пустыне (он не был в безопасности ни среди людей, где все, казалось бы, чувствуют себя спокойно, ни в пустыне. — Игум. А.), в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями (даже и от тех, которых почитал братьями-христианами, он терпел скорби. — Игум. А), в труде и в изнурении, часто в бдении (не в смысле молитвенного бдения, а в том смысле, что он не имел возможности дать своему телу отдыха. — Игум. А.), в голоде и жажде, часто в посте (здесь имеется в виду не только подвиг поста, но и вынужденный пост. — Игум. А.), на стуже и в наготе» (2 Кор.11:26-27).

«Кроме посторонних приключений, у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах» (2 Кор.11:28). Кроме всех этих скорбей, к апостолу ежедневно приходили толпы людей со всей вселенной с разными вопросами. Тот, кто вынужден постоянно общаться, знает, как это необыкновенно утомительно. Бывает тяжело принять за день даже десять человек и побеседовать с ними по разным вопросам. А у апостола Павла было ежедневное «стечение людей», которые приходили спросить о вере или получить указания, как им поступать в тех или иных обстоятельствах в уже основанных им церквах. На апостоле лежала забота не об одной какой-нибудь церкви, допустим коринфской, а обо всех церквах, основанных им во многих городах вселенной. При всем том и время тогда было небеспечальное: отовсюду гонения и скорби. И люди приходили к апостолу и спрашивали, что им делать в каких-либо затруднительных ситуациях. Он один носил тяготы всех этих людей, заботясь о том, чтобы во всех церквах было благополучие, укреплялась духовная жизнь и сохранялся мир между братьями.

«Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся? (конечно же, молитвой, духом. — Игум. А.) Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моею. Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, благословенный во веки, знает, что я не лгу. В Дамаске областной правитель царя Аретьг стерег город Дамаск, чтобы схватить меня; и я в корзине был спущен из окна по стене и избежал его рук» (2 Кор.11:29-32). Апостол Павел, говоря о своих немощах, описывает такой смешной в человеческих глазах эпизод: его посадили в корзину и спустили из окна. Однако же это была та самая немощь, которая прославляет истинного христианина. «Не полезно хвалиться мне, ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться; :обою же не похвалюсь, разве только немощами моими» (2 Кор.12:1-5). Конечно же, здесь апостол Павел в прикровенной форме рассказывает о себе. Но повторю еще раз, что все то, что он говорил о себе, безусловно, можно отнести и к апостолу Петру, и ко всем святым апостолам. Они также сподобились получить те или иные откровения и видения, действительно духом восхищались на небеса, но вместе с тем, подобно апостолу Павлу, терпели в своей жизни неисчислимые и самые страшные скорби.

«Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит или слышит от меня» (2 Кор.12:6). Здесь проявляется смирение апостола Павла. Он не хотел, чтобы кто-то подумал о нем нечто большее, чем увидит своими глазами: каким вы меня видите, так обо мне и думайте, я не хочу рассказывать о своей внутренней жизни, чтобы вы не подумали больше, чем можете видеть снаружи. А видели они его чудеса, его бесстрастие, конечно же, и телесные немощи. Однако то, что апостол скрывал о своей внутренней жизни, видимо, было неизмеримо больше, чем все те чудеса, великие дела и подвиги, которые он совершил ради проповеди Евангелия и ради спасения людей. Далее он уже говорит о своих болезнях и телесных страданиях: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился» (2 Кор.12:7). Настолько тяжким и невыносимым было это страдание, что апостол называет его жалом плоти, понимая, что это от сатаны. Некоторые толкователи говорят, что это были те скорби, которые апостол испытывал во время своей проповеди. Другие, с которыми согласен и я, так как их мнение кажется мне более убедительным и соответствующим тексту, считали, что речь идет о какой-то невыносимой телесной болезни. По предположениям некоторых толкователей, а также судя по тому, как апостол Павел изображается на иконах (а его иконописное изображение имеет портретное сходство, потому что впервые апостолов Петра и Павла изобразил апостол Лука), видимо, это была болезнь глаз. Болезнь, столь нестерпимая, что в одном из посланий апостол говорит своим ученикам галатам: «Если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне» (Гал.4:15). Апостол так страдал, что ученики были готовы, если бы только это было возможно, отдать ему свои здоровые глаза. Кто испытал это на себе, тот знает, что глазная боль доставляет невыносимые страдания. Впрочем, болезнь глаз — это только предположение, но важна сама суть. Несомненно, апостол испытывал такие тяжкие страдания, что был не в состоянии описать их никак иначе: «Дано мне жало в плоть, ангел сатаны». Характеристика, наверное, исчерпывающая. «Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (2 Кор.12:8-9).

Итак, апостол Павел рассказывает о скорбях, которые он претерпел из-за гонений, и о каких-то своих таинственных страданиях, по всей видимости, о невыносимой телесной болезни. И все эти немощи были присущи, конечно же, и остальным апостолам, которые также были гонимы, терпели и голод, и жажду, и нападения от разбойников, и прочее. Можно сказать, что на долю каждого из апостолов выпали все скорби, какие только можно себе вообразить, об избавлении от которых любой человек молится изо всех сил. Да и оканчивалась их жизнь страшными мучениями: кроме апостола Иоанна Богослова, все они погибли насильственной смертью. Поэтому как вера апостола Петра относится ко всем христианам, и в первую очередь к апостолу Павлу, так и страдания, скорби и откровения апостола Павла также относятся ко всем истинным христианам, и в первую очередь, конечно же, к апостолу Петру.

Мы видим, что сами по себе апостолы Петр и Павел были весьма немощными людьми. Один из них по ложной ревности и из-за своих заблуждений гнал Церковь, а другой из-за самонадеянности не смог сохранить преданность своему возлюбленному Учителю и трижды отрекся от Него. Но Господь восставил их и сподобил необыкновенно возвышенного духовного состояния. Апостол Павел дерзновенно на всю вселенную хвалился своими немощами — его безграничное смирение было столь велико, что он считал себя ничтожнейшим человеком. Из аскетических писаний святых отцов мы, конечно же, знаем, что в человеке, в котором обильно действует благодать Божия, в первую очередь откровенно и ясно проявляется смирение. Кто велик по обилию Божественных дарований, тот все более смиренно думает о себе и считает себя наихудшим из людей.

По сей день мы всегда перед Причащением молимся словами апостолов Петра и Павла: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, иришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый семь аз». Заметьте, что вначале мы произносим исповедание апостола Петра, а затем слова апостола Павла, который называет себя самым первым грешником из всех людей. Таким образом, в одной молитве соединяются вера Петра и смирение Павла, дерзновение и самоуничижение. И мы, взирая на пример этих великих апостолов, этих великих подвижников духа, будем подражать им. Будем молиться, трудиться, ревновать о своем спасении, чтобы нам стать истинными христианами, несмотря на все наши падения и унижения, которым мы по собственной вине подвергаемся от диавола, чтобы нам соединить в себе веру Петра и смирение Павла — верить, что Иисус есть Христос, Сын Бога Живого, и одновременно считать себя первыми из грешников. Аминь.

12 июля 2000 года

О вере апостола Петра и смирении апостола Павла

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Святые первоверховные апостолы Петр и Павел, память которых мы сегодня совершаем, были избраны Самим Господом. Один из них, Петр, был призван в апостолы еще до страданий Спасителя, другой, Павел, чудесным образом уже после Воскресения. Вообще, о святых апостолах мы знаем сравнительно немного, но некоторые черты их характера и факты из их жизни Предание все же сохранило. Мы знаем, что апостол Петр возглавлял проповедь среди иудеев, а апостол Павел — среди язычников. Нам непонятно и кажется странным, как эти люди, имея обыкновенные человеческие свойства, явились основателями Христовой Церкви — той, о которой Господь наш Иисус Христос сказал, что «врата ада не одолеют ее» (Мф.16:18). Наша жизнь современных немощных христиан делится на две части: с одной стороны, у нас есть наша религия, вера и связанное с ней внутреннее душевное состояние, а с другой — повседневная суетная жизнь со всеми ее скорбями и радостями. Можно сказать, что мы странным образом живем в двух почти не соприкасающихся сферах. Конечно, это признак того, что христианство не является для нас всей нашей жизнью, как это должно быть.

Но не так верили в Бога апостолы Петр и Павел. Для них религия, то есть вера в Господа Иисуса Христа, составляла всю их жизнь, она пронизывала само их существо, у них не было ничего второстепенного, такого, что не имело бы значения для их веры в Господа и было бы по отношению к ней как бы посторонним. Апостол Павел сказал такие удивительные слова: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2:20). Нам это непонятно, потому что мы сами ничего подобного не пережили; мы не имеем духовного опыта и можем только смутно догадываться, о чем говорит апостол. Мы пытаемся хотя бы до какой-то степени отождествить его опыт, на основании которого он произнес эти слова, со своим весьма скромным, если не сказать убогим, духовным опытом. В апостоле Павле уже не действовало ничто человеческое в том смысле, что он уже не жил для себя или для чего-либо земного, но действовал в нем Христос, сделав его своим сознательным орудием, орудием Промысла Божия в обращении ко спасению многих людей, доселе Христа не знавших. И даже по сей день учение апостола Павла звучит через его воистину Божественные послания, то есть не только в те далекие времена, когда он жил, но и сейчас он является орудием Промысла Божия. Это же можно сказать и об апостоле Петре, и о прочих апостолах.

Нельзя говорить, будто кто-то из апостолов больше или меньше остальных, как учат, например, западные христиане, римо-католики, которые утверждают, что апостол Петр является «князем» апостолов. Из этого они делают вывод о том, что наследник апостола Петра, папа Римский, является главой всех епископов. Ведь мы не можем знать всех тайников человеческой души, как и весьма мудрая русская пословица говорит: «Чужая душа — потемки», поэтому никто из нас не вправе утверждать, будто тот или иной святой выше других. Нельзя утверждать и того, что после апостольской проповеди уже невозможно получить ту благодать, какая была у апостолов. Что неповторимо в их жизни? То, что они были живыми свидетелями славы Христовой и преподали истинное, законченное учение, которое не может быть подвергнуто никаким дополнениям, тем паче изменениям. Но если бы в последующие времена появился человек, который бы проповедовал истины христианства с такой же силой духа, какая была у апостолов, то мы были бы вынуждены признать, что и он имеет апостольскую благодать. Доказательством тому и служит пример апостола Павла, ведь он был призван уже после Вознесения Господа Иисуса Христа на небо, после Пятидесятницы и основания Христовой Церкви. Самой своей жизнью, чудом своего обращения он свидетельствует о том, что любой человек, искренне стремящийся служить Богу, способен достигнуть самых высоких духовных состояний. Поэтому мы не говорим о том, кто выше — Петр или Павел, Иоанн Богослов или кто-либо другой из апостолов. Когда мы называем Иоанна Богослова апостолом любви или говорим об исповедании Петровом, то это не значит, что любви не было у прочих апостолов или что они имели меньшую веру, мы лишь замечаем некоторые особенные черты характера каждого из них, но в то же самое время видим и некую общность, единство, потому что во всех апостолах действовал Христос. Один и тот же Святой Дух обожил и одухотворил всех апостолов.

Всем вам известна молитва, составленная великим учителем Церкви святителем Иоанном Златоустом, которая читается перед Причащением: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз». Дальнейшие слова молитвы уже не относятся к предмету нашего рассуждения, а приведенные мною являются, собственно, самыми замечательными словами апостола Петра и самыми удивительными словами апостола Павла. Так считал Иоанн Златоуст, и с ним нельзя не согласиться. В сегодняшнем евангельском чтении как раз и говорится об исповедании Петровом. Когда Господь спросил Своих учеников: «А вы за кого почитаете Меня?», то апостол Петр, «отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго» (ст. 15-16). Эти слова и составляют начало молитвы: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго». Вторая же ее часть взята из Послания апостола Павла к Тимофею: «Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1 Тим.1:15). По-славянски последние слова звучат так: «От нихже первый есмь аз». В исповедании Петра проявилась его пламенная вера в то, что Иисус есть Посланник Божий, и не просто посланник, как, скажем, какой-нибудь пророк, царь или первосвященник, но «Сын Бога Живаго», что подчеркивает величие Божие и указывает на то, что апостол Петр осознавал близость Божию. В отличие от некоторых философов или восточных мистиков, которые считают Бога некоей высшей безличной духовной субстанцией, апостол понимал, что Бог есть Бог Живой, то есть живущий, действующий и потому являющий Себя людям, вступающий с ними в подлинное общение.

Великий учитель и оратор Православной Церкви Иоанн Златоуст премудро присоединил к исповеданию Петра слова апостола Павла, выражающие его глубочайшее смирение: «Пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз». Апостол Павел, чья вера и пламенное служение Богу являются образцом для всех верующих, считал себя первым из грешников. Он не думал о том, что Христос пришел спасти других людей, Он пришел спасти всех, но его самого первого, потому что он нуждается в помощи Божией, в спасении более других. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что в спасении нуждаются именно погибающие, и мы должны осознавать себя таковыми.

В Таинстве Причащения Тела и Крови Христовой происходит самое полное, какое только возможно, единение человека с Господом. И словами этой молитвы Святая Церковь научает нас тем чувствам, которые мы должны испытывать перед этим великим Таинством, — вере и смирению. В смирении проявляется наша вера, потому что мы именно веруем, что Христос пришел спасти грешных. Одновременно мы должны понуждать себя, хотя это очень трудно, даже, как нам кажется, невозможно, считать себя первыми из грешников. Один простой верующий человек, не понимавший этого, говорил мне: «Как я могу считать себя хуже какого-нибудь убийцы, изувера?!» Если мы посмотрим на себя трезво, то поймем, что у нас, конечно же, нет не только той веры, какая была у апостола Петра, но и того смирения, какое было у апостола Павла. Нам необходимо понимать, что за верой Петра должно следовать смирение Павла. И благодать Божия научит нас тому, что с точки зрения здравого смысла кажется абсурдным и не вмещается в ограниченный человеческий разум.

Когда человек постигает самого себя, то он искренне начинает считать себя самым худшим из людей, и вовсе не обязательно, чтобы в прошлом он действительно совершил какие-то тяжкие грехи, ведь последними грешниками считали себя люди совершенно чистые, Божий избранники, служившие Богу с детства. Именно благодаря своему смирению они достигали таких духовных высот. Можно привести в пример преподобного Серафима Саровского. Вам, наверное, известно из его жития, что он три года, стоя на коленях на камне (один такой камень был в лесу, а другой в келий), непрестанно повторял, воздевая руки к небу: «Боже, милостив буди мне грешному». И это при том, что он был избран Богом еще от чрева матери! Если мы не знаем многих подробностей из жизни более древних подвижников, то житие преподобного Серафима Саровского нам хорошо известно. Так, в его житии описывается, что, будучи семилетним отроком, он упал с колокольни на землю и остался совершенно невредимым, то есть был чудесно спасен от неминуемой смерти. И такой человек говорил: «Боже, милостив буди мне грешному». Тот, кто с детства жил в чистоте, кто юношей вступил в монашество и строго подвизался в послушании духоносным старцам, кто во время богослужения Великого Четверга сподобился видеть Самого Господа Иисуса Христа в сонме Ангелов, кто исполнялся неизъяснимой, неизреченной благодатью, — молился такими словами: «Боже, милостив буди мне грешному». А тот, кто пуст, в ком ничего нет, кто далек от Бога, превозносится в своих собственных глазах.

Их обличает апостол Павел: «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1 Кор.4:7). То есть тот, кто говорит о себе что-либо, нуждается как бы в оправдании. Он похож на бедняка, который пытается выставить себя обеспеченным человеком. Но человек, воистину богатый духом, стяжавший благодать Божию, вступает в такую область, где действуют другие законы и другая логика. Сын Бога Живого живет в нем подобно тому, как Он жил в апостоле Павле: «Уже не я живу, но живет во мне Христос». Бог для него — Бог Живой, а не своего рода символ или нравственный образец. Такой человек в общении с Богом осознает, а правильнее сказать опытно переживает, бесконечное Божественное величие, славу, благость и все прочие неисчислимые совершенства Божий и приходит от этого в бездну смирения. Он считает себя первым из грешников, первым не в том смысле, что он лучше других, но в том, что он первый по своим грехам.

Святая Православная Церковь, через молитвословия готовя нас к Таинству Святого Причащения, учит нас, прежде всего, вере Петра и смирению Павла: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешныя спасти, от нихже первый есмь аз». Всякий истинный христианин должен понуждать себя испытывать такие чувства, должен принимать всем сердцем, переживать и осознавать, что Христос есть, несомненно, Сын Бога Живого, а не просто какой-то далекий от нас Бог, в котором мы не нуждаемся. Он пришел «в мир, чтобы грешныя спасти, от нихже первый есмь аз». Эти слова означают, что так должен думать о себе каждый из нас. Если бы каждый считал себя грешником, нуждающимся в спасении, разве смог бы он осудить другого человека? Разве смог бы иметь в душе даже некоторую к нему неприязнь? Разве смог бы не простить какую-либо обиду или скорбь, причиненную ему ближним?

Чем больше смирения, тем больше веры, и наоборот, чем глубже вера, тем и смирение глубже — вот чему учит нас святитель Иоанн Златоуст в своей прекрасной богомудрой молитве. Этому учат нас и святые апостолы Петр и Павел, которые являются для нас неким неподражаемым, непостижимым образцом, стремясь к которому, мы можем становиться все лучше и лучше. Одновременно это и апостольская заповедь, и потому стремление подражать святым, в особенности святым апостолам, не говорит о нашей гордости, ведь сам апостол Павел сказал: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор.4:16). Значит, подражая Христу, человек может стяжать смирение, которое имел Павел.

Итак, следуя примеру святых первоверховных апостолов Петра и Павла, будем стремиться не просто молиться им, дабы иметь их своими заступниками, но по мере своих сил будем стараться приобрести и такую твердую веру, какая была у них. Веру, которую Сам Спаситель уподобил камню, или, если точно перевести с греческого, скале: «И на сем камне (на сей скале. — Игум. А.) Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (ст. 18). Врата ада не одолеют и нас, если мы будем иметь веру с охраняющим нас смирением, потому что без смирения никакая добродетель не устоит. Аминь.

12 июля 2002 года

День памяти святых страстотерпцев царя Николая, царицы Александры, царевича Алексия, великих княжен Ольги, Татианы, Марии и Анастасии. О мученической кончине царской семьи и их верных слуг

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В эти дни мы совершаем память святых Царственных Страстотерпцев. Большинство прихожан нашего храма, как и прихожане других храмов, молятся сегодня в так называемых Царских местах: в Храме-на-Крови, который находится на месте мученической кончины святых Царственных Страстотерпцев, и на Ганиной яме, где большевики пытались уничтожить святые останки страдальцев. Поэтому в нашем храме сегодня прихожан немного.

Итак, скажем хотя бы несколько слов для тех, кто пришел.

Подробности мученической кончины Царской Семьи стали известны (как ни парадоксально и страшно это звучит) из воспоминаний людей, которые их казнили. Хотя вряд ли можно назвать казнью зверское убийство, не имевшее даже формальных признаков казни. Эти палачи думали, что совершают нечто великое и исторически важное, и, считая себя причастными к истории, оставили воспоминания. Поэтому до нас и дошли эти страшные признания убийц.

Все дни заключения были днями страданий для Царской Семьи, потому что с высоты царского величия они были низведены до уровня пленников, людей, над которыми смеялись и которых постоянно уничижали, а последние минуты жизни Царственных Страстотерпцев были в особенности исполнены чрезвычайного страдания. Когда было принято решение о казни (по мнению одних историков, оно принималось на местном уровне свердловскими большевиками, другие считают, что это произошло не без ведома московских руководителей), местные коммунисты обрадовались возможности совершить нечто важное, прославиться — и взяли на себя эту страшную миссию.

Ночью узникам Ипатьевского дома объявили, что в связи с вражеской угрозой им необходимо спуститься в подвал, но взять с собой ничего не разрешили, кроме подушки для наследника, которую ему обычно подкладывали, когда он сидел, потому что он был болен. Императрица спросила: «Неужели и стульев нельзя?» Принесли два стула. Так и стояли узники в подвале Ипатьевского дома, когда руководитель этого страшного дела Юровский достал бумагу и прочитал нелепый по содержанию приговор: «В связи с тем что совершается интервенция против Советской России (я рассказываю своими словами. — Игум. А.), и это делается под влиянием ваших родственников, вы должны быть расстреляны». Вероятно, он имел в виду английский королевский дом, тогда как на самом деле английский король еще при Временном правительстве отказался от предложения Керенского принять в Англии Царскую Семью. Мысль о том, что английский королевский дом мечтает о ее освобождении, и весь приговор были настолько абсурдны, что Государь, обернувшись к Юровскому, переспросил: «Что-что?» Тот повторил приговор.

Государь повернулся лицом к своим близким. Это были последние мгновения, когда он мысленно прощался со своей семьей, которая была поистине образцом христианской семьи. После этого большевики достали пистолеты и наганы и началась беспорядочная стрельба. Больше всех «повезло» Государю: в первые же минуты он был убит наповал, потому что каждый из палачей мечтал прославиться тем, что убил самого Царя, и в него выстрелили сразу несколько человек. Остальных не смогли убить мгновенно, хотя в них стреляли много раз: пули рикошетили, подвал был полон дыма, убийцы палили фактически по смутным силуэтам в пороховом дыму. Впоследствии, когда трупы пытались уничтожить, выяснилось, что в корсетах у царевен были зашиты драгоценности. Не нужно осуждать Царскую Семью за это. Перед началом Первой мировой войны Государь, желая показать пример состоятельным людям России, перевел все свои вклады из иностранных банков в Российский, чтобы деньги могли принести пользу отечеству. Поэтому после революции у Царской Семьи практически не осталось никакого имущества. Быть может, они надеялись, что им удастся освободиться из плена и затем хотя бы за счет драгоценностей продолжать более или менее сносный образ жизни. Но эта предусмотрительность оказалась пагубной. Драгоценности, зашитые в корсете, умножили страдания царевен, которых сразу застрелить не смогли, потому что они были прикрыты драгоценностями, как панцирем, так что пули отскакивали от их груди.

Когда уже казалось, что всех убили, обнаружилось, что жив цесаревич, и его пристрелили. Потом открыли окна, пороховой дым рассеялся, и палачи увидели, что царевны еще шевелятся. Тогда, чтобы не поднимать шума, их стали добивать штыками. Эти штыки, снятые с американских винтовок, не были заострены, как острогранные русские штыки, у них был закругленный конец, как у ножей, то есть, попросту говоря, штыки были тупые. И вот таким страшным способом добивали царевен. Потом вдруг поднялась Демидова, которая во время пальбы накрылась подушкой (в минуты опасности у людей бывает такая инстинктивная реакция) и поэтому была лишь слегка ранена или контужена. Но, видимо, она испытала сильный шок, потому что при этом говорила: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты меня избавил», как будто опасность уже миновала. Ее добили прикладами и ударили штыком. Вот так зверски расправились с этими людьми. Палачи даже не исполнили как следует свою роль: не сумели убить людей так, чтобы они хотя бы в последние мгновения своей жизни не испытывали страданий.

После этого убийцы стали думать о том, как спрятать трупы. Сначала их отвезли на то место, которое сейчас известно как Ганина яма. Потом, не сумев укрыть тела там, они, можно сказать, случайно спрятали их в так называемом Поросенковом логу, прямо на дороге. Сейчас идут споры о том, подлинные ли останки найдены там. Я думаю, скоро истина прояснится, и все удостоверятся в том, что в Петропавловском храме в Петербурге почивают подлинные останки Царской Семьи.

Такими ужасными страданиями окончились дни святых Царственных Страстотерпцев. Известно, что Страстотерпец Государь-император Николай родился в день праведного Иова. Он чувствовал, что это знаменательно, и говорил некоторым близким людям: «Обратили ли вы внимание на это совпадение: я родился в день праведного Иова. Видимо, мне, как и ему, предстоят страдания». Слова Государя-императора были провидческими: он, подобно праведному Иову, который в одно мгновение лишился богатства, славы и детей, перенес то же самое. Из властителя великой и могучей державы он стал пленником и терпел всякие уничижения и насмешки от простых солдат, охранявших его, это уничижение все больше усугублялось и наконец кончилось ужасным страданием. Да, Иов еще долго жил после кончины своих детей, а Государь-император пережил это страшное событие в одно мгновение и одновременно лишился своих детей, родственников и собственной жизни. Но кто может измерить, не говоря даже о физических муках, глубину страданий, переживаемых отцом и мужем, который ничего не может сделать для спасения своих любимых детей и супруги, степень тех мучений, которые пришлось перенести Государю-императору в последние мгновения перед своей страдальческой кончиной?

Известно, что когда в них начали стрелять, Государыня и еще одна царевна (кажется, Ольга) подняли руки для того, чтобы перед смертью перекреститься, но не успели этого сделать.

Мы почитаем святых Царственных Страстотерпцев, хотя, наверное, им в жизни случалось совершать трагические ошибки, поскольку они были людьми, а без ошибок человеку невозможно прожить на земле. Но своей мученической кончиной, страданиями в последние дни жизни они не только искупили эти ошибки, но и освятились и достигли высокой степени духовности и нравственности. При всех унижениях и страданиях они вели себя чрезвычайно достойно и мужественно. Однако мы не должны поддаваться своего рода прелести, как иные неразумные ревнители, и приписывать Царственным Страстотерпцам роль искупителей русской земли и народа. Искупитель у нас один на все времена и у всех народов — это Господь Иисус Христос, и другого быть не может. Конечно, кровь мучеников очищает Церковь, очищает и тот народ, который родил для Церкви этих мучеников, но даже кровь всех мучеников от сотворения мира не может заменить крови, пролитой Господом Иисусом Христом. Она лишь присоединяется к ней и как бы возобновляет милость Божию, отошедшую от Церкви и народа из-за наших грехов и нерадения.

Но, не преувеличивая, мы не должны и преуменьшать значения подвига Царской Семьи. Святые Царственные Страстотерпцы являются символом страданий всего русского народа. Мы знаем, как много разных людей святой жизни пострадало за Господа и веру, начиная с семнадцатого года и до падения советского режима, а в особенности — во времена сталинского террора. Мучеников было очень много, но особенно яркими личностями, более всего обратившими на себя внимание, были святые Царственные Страстотерпцы, поскольку они занимали в России необыкновенно высокое положение.

Мы с таким вниманием и любовью взираем на них потому, что как при жизни Царь олицетворял всех мирян и всю Россию и был стражем Церкви, управителем православного государства, так и в кончине своей явился олицетворением страданий всего русского православного народа и Православия на Руси. И мы с благоговением взираем па мученический подвиг Царской Семьи, молимся им, ожидая от них помощи в наших трудах и скорбях и утешения в наших житейских трудностях.

В эти дни мы совершаем также память преподобномучениц Великой княгини Елисаветы и инокини Варвары. Преподобномученица Елисавета через своего убиенного супруга принадлежала к дому Романовых. В течение двух дней на Урале богоборцы-большевики уничтожили почти всю династию Романовых и людей, так или иначе к ней причастных. Иногда говорят, что русский народ предал Царя, но это очень сложный вопрос. Хочу обратить ваше внимание на то, что вместе с Царской Семьей и преподобномученицей Елисаветой погибли представители простого народа. Они остались преданы Царской фамилии до последней минуты, хотя у них была возможность покинуть Царскую Семью (что некоторые и сделали). Но самые верные слуги не оставили Государя, Государыню и их детей, так же и преподобномученица Варвара до самой смерти была вместе с преподобномученицей Елисаветой. Как уже было сказано, Царская Семья является символом всего русского народа, страдавшего многие десятилетия, а слуги, оставшиеся с ними до конца, стали олицетворением той части народа, которая сохранила преданность исконным идеалам, Православию и монархии — оплоту Православия в России.

Я хочу привести здесь замечательные слова доктора Боткина, который, если дальше развивать мысль о народе, был представителем интеллигенции, сохранившей верность Богу и монархии. В письме к брату из заключения он писал: «Я умер, но еще не погребен». (Об этих словах стало известно только в последние годы, потому что большевики не отправили это письмо.) Думаю, доктор Боткин понимал, какой конец его ждет. Он говорил: «Я был с Царем в его славе, я хочу быть с ним и в его бесславии». Так что не будем слишком строго судить наш народ, который будто бы оставил своего Государя. Известно, например, что когда Царя перевозили из Тобольска в Екатеринбург, то по пути ему встретился один крестьянин. Он не знал, кого везут, но когда ему об этом сказали, был так тронут, что заплакал. Его спросили, почему он плачет, и он ответил: «Как же мне не плакать, когда я самого Царя-батюшку увидал?» Значит, были и в то время люди, сохранившие преданность идеалам христианской России.

Совершая память святых Царственных Страстотерпцев, а также преподобномучениц Елисаветы и Варвары (у нас на Урале эти два события слились в один праздник, который в народе называют Царскими днями), мы должны помнить о преданности народа православным идеалам, именно эта часть народа и подверглась наибольшим или, по крайней мере, незаслуженным страданиям. Совершая память Царственных угодников Божиих, будем поминать и их верных слуг, живших по христианским принципам, и будем подражать им в этом. Аминь.

17 июля 2004 года

День памяти преподобномучениц великой княгини Елизаветы и инокини Варвары. О том, что подвиг мученичества выражает любовь к Богу

Сегодня, братья и сестры, мы совершаем память преподобкомучениц Елисаветы и инокини Варвары. Прошло уже восемьдесят четыре года с тех пор, как они пострадали. Это было в 1918 году, в то время, когда в России случилась страшная, немыслимая катастрофа. Подобно тому как обрушиваются стихийные бедствия, Россию постигло страшнейшее общественное бедствие — государство, могучее и прекрасное, хотя, конечно, и с некоторыми недостатками, было сокрушено. Трудно установить, почему это произошло. В какой-то степени виной тому влияние посторонних сил, отчасти — греховность русского народа. Кто знает, смогут ли люди разобраться в этом до конца? За несколько месяцев (с Февральской по Октябрьскую революцию) Российское государство дошло до того, что власть в нем потеряла всякое значение и была захвачена кучкой заговорщиков. Это была в буквальном смысле слова кучка людей — всего несколько сотен человек, однако же они смогли удержать власть на протяжении довольно значительного времени. Хотя они и уничтожали друг друга, но им удалось сохранить преемственность власти вплоть до начала 1990-х годов. За это время были пролиты целые реки человеческой крови. Александр Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» (гулаг — Главное управление лагерей) пишет, что с 1917 года по начало 1950-х годов в России погибло шестьдесят с лишним миллионов человек, и это — только по доступным ему сведениям. А ведь многие документы были ему недоступны. Известно, что материалы с результатами переписи населения, которую провел Сталин в конце 1930-х годов, были скрыты — настолько катастрофические показатели давали переписчики. Численность населения России совершенно не соответствовала сделанным на тот момент прогнозам. По мнению некоторых исследователей, со времени революции до падения коммунистического строя в России по вине советской власти погибло около ста миллионов человек. Иначе говоря, если бы не произошла революция, которая унесла столько человеческих жизней, то население России и так называемых стран СНГ в целом было бы сейчас на сто миллионов человек больше. Чтобы вы имели представление о том, что такое сто миллионов человек, скажу, что население всей Греции составляет семь-восемь миллионов человек.

Когда случилась эта катастрофа, то многие люди благочестивой жизни, прежде всего духовенство и аристократия, которых большевики считали оплотом царской России, подверглись так называемому «красному» террору. Поскольку некоторые белогвардейские войска объявили «белый» террор против большевиков, то последние, соответственно, обрушили «красный» террор, и сначала — на дворянство. Когда же духовенство во главе с патриархом Тихоном выступило против «красного» террора, тогда и оно подверглось гонениям со стороны большевиков. В первую очередь большевики, конечно же, хотели уничтожить всех членов Царствующего дома, чтобы не осталось никаких претендентов на престол и чтобы даже мысли о восстановлении монархии ни у кого не возникало. Некоторые из них спаслись, а некоторые были захвачены и погублены. Вчера мы вспоминали святых Царственных Страстотерпцев, Царскую Семью, а сегодня чтим память преподобномуче-ниц Великой Княгини Елисаветы и инокини Варвары, с которыми были замучены еще несколько Великих князей. Как вы знаете, Царственные Страстотерпцы были преданы страшной казни. Их кончину даже нельзя назвать казнью — это было кровавое убийство. Царственных Страстотерпцев расстреливали из наганов и, поскольку не смогли убить всех сразу, добивали штыками из страха произвести лишний шум. Описания этого ужасного кровопролития, написанные бесстыдно и с хвастовством, оставили сами большевики, осуществлявшие расстрел. Существует несколько таких описаний, расходящихся между собой лишь в мелочах. После убиения Царской Семьи тела Страстотерпцев сбросили в шахту и пытались забросать гранатами, думая, что стены шахты обрушатся и скроют следы преступления, но этого не произошло. Все это было на месте, которое называется Галина яма. Потом убийцам пришлось доставать тела своих жертв, пытаться их уничтожить, потом переносить на другое место и там уже захоронить. В начале 1990-х годов останки Царственных Страстотерпцев были частично найдены в Поросенковом логу.

Преподобномученицы Великая княгиня Елисавета, инокиня Варвара и заключенные с ними Великие князья были убиты еще более зверским образом. Их сбросили в шахту живыми и забросали гранатами. Многие из них погибли сразу, но некоторые остались живы, в том числе и преподобномученица Елисавета. Сильно пострадав сама, она перевязывала раны одному из оставшихся в живых князей. И так, с пением духовных богослужебных песнопений, через несколько суток они, будучи, конечно, искалечены, погибли все. Один случайно проезжавший мимо крестьянин слышал пение, доносившееся из шахты, но сам он из страха не попытался достать находившихся там людей. К тому времени, когда он привел белых, все уже умерли.

Когда тела Царственных Страстотерпцев привезли к Ганиной яме, то красноармейцы, которые там находились, возмущенно говорили: «Почему вы не привезли их живыми? Мы рассчитывали, что сами их здесь убьем». Судя по тому, что преподобномучениц Елисавету и Варвару живыми бросили в шахту и забросали гранатами и с телами Царственных Страстотерпцев поступили подобным же образом, можно сделать вывод о том, что и Царственных Страстотерпцев тоже хотели сбросить в шахту живыми. Поскольку следы преступления пытались скрыть совершенно одинаковым образом, то, вероятно, было какое-то особое распоряжение об убийстве членов Царского дома.

Многие люди пострадали в эти годы без всякого суда и следствия. Обычно просто приставляли пистолет к виску и стреляли в человека, иногда издевались. Одного священника в нашей епархии перед смертью пытали, отрезая у него мягкие части тела, а он умолял, чтобы его убили и не мучили. Какое-то зверство проснулось в русском народе и обрушилось на духовные основы русской нации — на Православную веру и ее носителей, в том числе на дворянство и аристократию, которые были цветом народа. Предательство, зверство и подлость весьма многообразно проявились в эти страшные годы. Гонения продолжались начиная с!917-1918-х годов и вплоть до падения советской власти; в особенности сильными они были в годы, предшествовавшие смерти И. Сталина. Но в то же время мы видим необыкновенное мужество и преданность некоторых простых людей своим, как с презрением говорили коммунисты и большевики, «господам». Я хочу сказать о преподобномученице Варваре, хотя обычно принято больше сосредоточивать внимание на Великой княгине Елисавете. Хочу также сказать и о верных слугах Царской Семьи: о докторе Боткине, о горничной Демидовой, о лакее Труппе (хотя он и не был православным, однако же проявил необыкновенную преданность). Все слуги имели возможность оставить Царскую Семью — им прямо или намеками предлагали сделать это, а доктора Боткина даже уговаривали — поэтому он знал, что его ждет. В письме из Ипатьевского дома он пишет своему другу: «Я умер, но еще не погребен…»

Если бы все убиенные впоследствии слуги пожелали оставить Царскую Семью, им бы легко позволили это сделать, однако же они остались преданными ей до конца.

Преподобномученица Варвара была простой женщиной. Внешне ее уже ничто не связывало с Великой княгиней Елисаветой — ведь все понимали, что величие и слава Царского рода закончились. Приближенным Романовых нужно было думать о сохранении собственной жизни, и многие предпочли свою жизнь долгу, но не инокиня Варвара. Она, будучи келейницей преподобномученицы Елисаветы, осталась ей верной до конца и погибла с ней, хотя, как простой человек, в те времена могла еще не быть репрессированной, ибо тогда репрессировали только аристократию и духовенство. Таких повальных гонений, которые начались позже, с конца 1920-х годов, при Сталине, тогда еще не было. И не знаешь, чему удивляться: или преданности этих простых людей, или их так называемым «господам» — преподобномученице Елисавете и Царственным Страстотерпцам, которые сумели возбудить в своих приближенных такую необыкновенную любовь и преданность. Одно это уже служит для нас косвенным признаком святости и слуг, и их господ. Конечно же, здесь действовало не только чувство долга, отношения между ними были не просто такими, как между начальником и подчиненными, — этими людьми двигало чувство взаимной любви. Любовь объединила их и сделала неразлучными даже в смерти. В послании к Римлянам апостол Павел говорит: «Кто нас отлучит от любви Христовой?», а далее перечисляет всевозможные скорби, которые только может измыслить человек, и утверждает: «Ничто нас не может отлучить» (см. Рим.8:35-39). Неразлучность этих праведных святых людей, Царственных Страстотерпцев и их слуг, преподобномучениц Елисаветы и Варвары, свидетельствует о том, что они не отлучились своим духом и от любви Христовой, несмотря на все невыносимые, страшные гонения. Нам может показаться, что Царственные Страстотерпцы, живя в Ипатьевском доме, ничего особенного не претерпели, ведь они были там в таких условиях, в каких сейчас живут немногие: у них были слуги, было имущество, которого у нас сейчас нет (потомки красноармейцев до сих пор продают в Екатеринбурге остатки их имущества). Но мы забываем о том величии, которого были лишены Царственные Страстотерпцы в результате революции и всех бедствий, которые их постигли. Мы не понимаем, сколь велика разница между той славой, которой они пользовались, будучи государями одного из величайших в мире государств, и тем бесславием и унижением, которым подверглись они в 1917-1918-х годах.

В Отечнике есть повествование об одном египетском подвижнике, который соблазнился славой другого — пришельца из иной страны. В те времена считалось, что настоящий подвижник должен быть совершенно нищим, должен сам трудиться для своего пропитания. Этот же отшельник привел с собой слугу, спал на подушке — это было вообще немыслимым для подвижника — и в то же самое время обладал, что свидетельствовало о его святости, даром прозорливости, так что пользовался любовью народа и многие люди приходили к немуза наставлением. Соблазнившись или просто придя в недоумение, египетский подвижник, будучи искренним и честным человеком, пришел к этому пришельцу и спросил: «Как же так, почему ты имеешь слугу, спишь, подложив под голову подушку, позволяешь себе есть пищу, которую мы не едим, и Господь даровал тебе духовные дары, которых я не имею, хотя подвизаюсь гораздо строже?» Тогда тот спрашивает: «Кем ты был, когда пришел в пустыню?» — «Пастухом». — «А чем ты питался?» — «Сухим хлебом, сыром». — «А я жил в Риме, был знатным человеком, умащал свое тело благовониями, был окружен множеством слуг, носил шелковые одежды, жил в роскоши. Поэтому теперь ради своей немощи я вынужден оставить себе слугу и оказывать хоть малое снисхождение своему телу, но ради того, что я лишился гораздо большего, Господь и посылает мне дарования. Ты же живешь сейчас чуть ли не лучше, чем тогда, когда был пастухом». Нужно признаться, что, окажись мы на месте этого завистливого подвижника, мы впали бы в еще большее осуждение — нам бы даже не хватило мужества, чтобы прийти и искренне сказать: «Почему ты живешь в роскоши?» Так, к несчастью, некоторые из нас осуждают и Царственных Мучеников. Все познается в сравнении, и в данном случае это изречение справедливо. Итак, чтобы понять, какие скорби и муки вынесли Царственные Страстотерпцы и преподобномученица Елисавета еще до своей мученической кончины, мы должны сопоставить условия, в которых они находились в тот промежуток времени, с тем необыкновенным величием и славой, которыми сопровождалась их жизнь, когда они еще были членами Царствующего дома. Преподобномученница Елисавета по происхождению была немкой, происходила из так называемого владетельного дома. По законам Российской империи, установленным Павлом I, будущий наследник престола имел право вступать в брак только с особой из Царствующего дома. Поскольку в Германии наследников таких владетельных домов было много, то русские государи часто вступали в брак с немецкими принцессами. Великий князь Сергий, дядя будущего царя Николая II, вступил в брак с принцессой Елисаветой. Князь Сергий не имел права претендовать на царский престол, и потому Великая княгиня Елисавета могла по закону Российской империи остаться протестанткой — лишь будущая царица должна была принимать Православие. Однако Великая княгиня, познакомившись с Православием, так загорелась духом, что совершенно сознательно, без всякого давления или корысти приняла веру своего супруга. При этом она даже пошла против воли своего любящего и любимого ею отца, убежденного и ревностного протестанта, чем сильно огорчила его. В то время, в особенности в таких приличных семьях, из какой происходила Елисавета Феодоровна, непослушание воле родителей было явлением чрезвычайно редким (сейчас же, к сожалению, наоборот, дети крайне редко бывают послушны родителям). Итак, Великая княгиня Елисавета совершенно свободно и искренне приняла Православие и проделала путь от преданной христианской супруги до монахини — после гибели супруга, Великого князя Сергия, убитого террористами. Когда она была на Святой Земле, во время освящения храма святой равноапостольной Марии Магдалины, который и по сей день стоит на склоне Елеонской горы, она была настолько очарована, если так можно выразиться, благодатью, действующей в этих святых местах, что сказала в духовном восторге: «Как бы я хотела быть похороненной здесь!» Эти слова оказались пророческими — после того как ее нетленные мощи были извлечены из шахты под Алапаевском, они были переправлены в Святую Землю и почивали там под спудом вплоть до прославления Русской Зарубежной Церковью преподобномучениц Елисаветы и Варвары. Теперь их святые мощи покоятся в храме святой равноапостольной Марии Магдалины и доступны всем для поклонения.

Вот какова необыкновенная судьба этой великой святой. Немка, принявшая Православие, убита русскими, отрекшимися от Православия. Елисавета Феодоровна пришла с чужой благополучной земли и вместо славы, которой можно было ей ожидать, поскольку она стала членом Царствующего дома в великом государстве, потерпела здесь такое страшное бесславие, уничижение и, в конце концов, мученическую кончину. Для всех нас она является примером истинной веры, истинной любви к Православию, которым каждый из нас обязан подражать. Мы должны подражать и верным даже до смерти слугам преподобномученицы Елисаветы и Царственных Страстотерпцев. Именно любовь к Богу делает человека преданным своему долгу и людям, которые в нем нуждаются.

Святые должны быть особо почитаемы в тех местах, где они пострадали. И нам в нашей епархии следует особенно чтить память’ Царственных Страстотерпцев, которые являются и всероссийскими святыми. Мы должны подражать их примеру, почитать их, молиться им и таким образом быть учениками их жизни, веры, мужества, любви к Богу и ближнему, любви к Святой Православной Церкви. Аминь.

18 июля 2002 года

День памяти равноапостольного великого князя Владимира. О сознательном выборе православной веры

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святого равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси. Я не буду пересказывать его жизнеописание, а скажу лишь о том, как правильно относиться к великому событию крещения Руси и подвигу равноапостольного князя Владимира. Бытует такое мнение (или, может быть, нарочно распространяется людьми, не желающими признать исторической правды), что князь крестил Русь насильно, крещение народа было неосознанным, поскольку не было основано на народной вере. И делается следующий вывод: такое крещение нарушает принцип свободного принятия вероучения, а плоды этого крещения оказались сомнительными — русские якобы не до конца осознавали суть христианства и поэтому одновременно с Православием в России на протяжении веков удерживалось множество языческих суеверий и предрассудков.

Так ли это на самом деле? Действительно ли русские приняли Православную веру неосознанно, случайно? Вспомним, как обратился к вере князь Владимир. До своего Крещения это был человек, безудержно стремившийся к власти, и ради занятия великокняжеского престола он даже совершил несколько вероломных убийств, в том числе пролил кровь своих братьев. Известен он был и развратом. Как и всякий человек, совершивший тяжкие грехи, какого бы исповедания и вообще каких бы убеждений он ни был, князь чувствовал угрызения совести и желал умилостивить языческих богов, думая, что если станет приносить им жертвы и умножать идолов, требуя их всенародного почитания, то они его простят и совесть перестанет его мучить. Однако это языческое мнимое благочестие никаких плодов его душе не принесло, он не чувствовал ни малейшего успокоения и мира. Тогда он обратился к размышлению о принятии веры в Единого Бога.

К тому времени идея о Едином Боге распространилась и среди языческих народов. Святитель Григорий Палама, живший несколько позже, рассуждая о магометанстве, говорит, что единобожие магометан — это косвенное влияние христианства, то есть идея христианского единобожия проникла за пределы самой этой религии и оказала влияние на народы, оставшиеся в заблуждении. Действительно, мы знаем, что Магомет находился под влиянием Священного Писания Нового и Ветхого Завета. Сам он был неграмотным, читать не умел, но знал Писание в пересказе. Конечно, Священное Писание в своем Коране он исказил, ссылаясь на якобы бывшие ему откровения, но, тем не менее, мысль Григория Паламы совершенно правильна, и в данном случае влияние христианства на магометанское учение совершенно очевидно. Под влияниям христианства многим религиям приходилось пересматривать старые основы вероучения, для того чтобы выдержать, выражаясь светским языком, конкуренцию с христианством. Так, в индуизм и буддизм было привнесено учение о милосердии, любви, вечном боге (последнее касается индуизма). Влияние христианства было огромным, что не могло не отразиться на умах знаменитых язычников. Князь Владимир о христианстве знал: в то время среди русских уже было значительное число верующих. Его бабка, святая равноапостольная княгиня Ольга, построила несколько храмов в Киеве и его окрестностях. Кроме того, русские, торгуя с разными странами, охотнее всего вступали в торговые отношения с Византией — самой богатой и культурной страной того времени. При заключении договоров с византийскими купцами те из русских купцов, которые были христианами, клялись на кресте и Евангелии. Так что в то время среди русских торговых людей были верующие христиане, о чем Владимир не мог не знать.

Как человек благоразумный, мудрый, он подверг исследованию все те варианты единобожия, какие существовали в его время. Во-первых, это было Православие, сохраняемое и проповедуемое греками-византийцами. Во-вторых, христианство в западной традиции, формально еще не отделившееся от единой православной Церкви, но по сути уже создавшее свои особые положения и с IX века подвергавшееся критике со стороны православных богословов. Ко времени крещения Руси уже целое столетие шли серьезные богословско-канонические споры по вопросам расхождения между Православием и западным христианством. Наконец, князь должен был знать и нехристианские религии, проповедующие единобожие: магометанство и иудаизм, основанный на Ветхом Завете с отвержением Завета Нового, так как уже в последующие столетия по Рождестве Христовом возник Талмуд, то есть комментарии, изменяющие трактовку Ветхого Завета в сравнении с традиционной древней. С политической точки зрения, магометанство в то время было не менее, если не более, привлекательно, чем христианство: магометане совершили множество великих завоеваний. Они захватили весь Восток, Северную Африку, покорили Испанию, войска арабов-магометан проходили до Китая и Персии. Был велик успех магометанства и в деле проповеди своего вероучения, и потому оно не могло не привлекать внимания государственного деятеля. Кроме того, оно обеспечивало солидарность с мусульманскими народами, взаимную поддержку и помощь.

Западное христианство, с политической точки зрения, также было привлекательно, поскольку и Запад начал подниматься от безгосударственности и раздробленности к осознанию своего величия.

Иудаизм не был столь привлекательным, поскольку иудеи были рассеяны, не имели своего государства. Предание рассказывает о том, что, когда князь Владимир, говоря с иудеями об их религии, спросил: «Где ваша родина?», они ответили: «Бог нас наказал за наши грехи, и мы изгнаны с нашей родины». Тогда он воскликнул: «Так неужели вы хотите, чтобы и нас Бог наказал и изгнал с нашей земли, если мы примем вашу религию?!» Именно это убедило князя отказаться от иудаизма, хотя он имел преимущество перед прочими религиями своей глубокой древностью: другие религии как бы произросли из него.

Единство с Византией на религиозной основе могло предоставить для Руси выгоду. В то же время, как мы видим из поведения и равноапостольной княгини Ольги, русские боялись, чтобы вместе с религиозным влиянием Византии не возникла и вассальная зависимость от этого государства. По преданию, когда равноапостольная Ольга крестилась в Константинополе, то правящий в то время император Константин VII Порфирогенит из политических соображений захотел вступить с ней в брак. Но она поступила мудро, можно даже сказать — хитро, сделав так, что при Крещении император стал ее крестным отцом. По Церковным канонам, крестный не может вступить в брак со своей крестницей, и Константин, восхищенный ее мудростью, признал свое политическое поражение. Сделала она это для того, чтобы византийские государи не претендовали на Россию.

О всех этих факторах нужно помнить, для того чтобы понимать, что принятие Православия не было политическим шагом, имевшим только временные цели.

К князю Владимиру прибыли послы четырех религий: двух ветвей христианства, магометанства и иудаизма. Князь выслушал всех внимательно, рассудил обо всем, и принятое им решение не было легкомысленным шагом. Греческий монах, с которым Владимир вел беседу, привез с собой икону Страшного Суда и, комментируя изображенное на ней, а вместе с тем открывая князю истины христианства, произвел огромное впечатление на князя Владимира, совесть которого была осквернена тяжкими преступлениями. Князь пришел в страх и трепет. Итак, первым моментом, заставившим вождя русских обратиться в Православие, было покаяние.

Как человек благоразумный, князь не удовлетворился беседой с послами и отправил своих представителей в страны, где исповедовались эти религии. Его послы были на Западе, были в Хазарском каганате, где господствующее значение имели две религии: в массах народа — магометанство, а среди господствующего класса — иудаизм. Но, посещая храмы этих стран, они не нашли ничего привлекательного. Когда же они прибыли в Византию и побывали на прекрасном, благолепном богослужении в храме Святой Софии, то исполнились такой сладости и умиления, что, вернувшись к князю, сказали ему: «Мы не знали, где находились, на небе или на земле!» Храм этот, являясь неподражаемым шедевром архитектуры, прекрасен и по сей день, хотя тот блистательный вид, какой он имел в цветущие времена Византии, сейчас потерял.

Поэтому вторым моментом, имевшим значение в обращении русских, является любовь к прекрасному, к благолепию. Таким образом князь пришел к решению о принятии Православия.

Но и после принятия решения князю пришлось перенести некоторые испытания: за свое промедление с Крещением он был наказан Богом слепотой. По совету своей невесты, византийской царевны Анны, он крестился и прозрел очами телесными и духовными. Это чудо окончательно удостоверило его в истинности христианства, сохраняемого и проповедуемого греческой Церковью.

Итак, мы видим, что князь Владимир принял Православие отнюдь не случайно. Путь от языческого неверия к истинному христианству был для него по времени, может быть, и быстрым, но в смысле выбора решения — осторожным и медленным. Он медлил даже тогда, когда пришел к выводу о необходимости принятия Православия, и решение его было очень взвешенным и продуманным. Сама форма христианства — Православие — принята обоснованно, князь сравнил ее с западным вероисповеданием. Как же можно говорить, что крещение Руси было некоей исторической случайностью?

Кто-нибудь может возразить: да, князь принял веру сознательно, но народ был крещен насильно. Однако для трезвого понимания происшедшего нужно понимать, что отношения между государем и народом (особенно в странах, где государственность еще не была развита) походили в те времена не на отношения начальника к подчиненным, а, скорее, на отношения отца к детям.

Главы народов были тогда действительно вождями, руководителями. Русские люди говорили: если князь и бояре, люди неглупые, приняли христианство, значит, и нам нужно. Это свидетельствует не о том, что русские — люди простые и неразумные, а о том, что князь Владимир пользовался необычайной любовью и доверием народа, которые он заслужил, вероятно, заботой о своих подданных. Никакой демократии в то время не было. Все решалось так, как только и могло решаться в условиях того общественного строя. Нельзя критерии современного общественного сознания переносить на тысячу лет назад и требовать от наших предков проведения референдума или свободных выборов, поскольку такой формы выражения мнения тогда просто не существовало.

Конечно, могли быть (и действительно были) злоупотребления, когда некоторые соратники князя Владимира, принявшие христианство, но не до конца его осознавшие, употребляли насилие при обращении киевлян к новой религии. Но если бы народ в общей своей массе не принял христианства, то насильное насаждение веры отдельными людьми не помогло бы ее принятию. Нужно отдать должное и князю, так как очень многое зависит от личности вождя, но, с другой стороны, — повторим — если бы народ сам с искренней верой не принял предлагаемой религии (пусть не все еще в ней понимая, многого не умея исполнить), то и самый гениальный, мудрый и энергичный проповедник ничего бы не добился. Плодоносность принятия Православия мы видим: русский народ стал великим народом не только в государственном, национальном, политическом, но и в религиозном отношении. Он стал великим христианским народом, породив сонмы святителей, преподобных, блаженных, а в последние десятилетия, в годы беспрецедентных гонений на православных людей в России, — сонмы новомучеников. Потому все упреки в том, что христианство в России является исторической случайностью, не имеют никакого основания, являются грубой исторической натяжкой для оправдания собственного неверия и отступления от православных традиций, сложившихся русском народе. Если мы для сравнения обратимся к истории принятия христианства Византийской империей, то увидим, что там этот путь длился три столетия — от первых гонений до того, как император Константин Великий провозгласил веротерпимость, после чего христианство стало государственной религией. Три века шла борьба в народе, пока последний не осознал христианство своей религией. Сейчас в Греции Православие стало настолько родным и естественным, что когда по настоянию Евросоюза требовали удалить из греческих паспортов графу о вероисповедании, то большинство греков через референдум отказалось от этого новшества, предпочитая сохранить старую традицию указьтать в паспорте даже не национальность, а вероисповедание. Три столетия шла борьба, разрешившаяся принятием христианства через орудие Божие, каковым являлся император Константин Великий. Так же и у нас несколько десятков лет (если начать счет со времен равноапостольной Ольги) продолжалась подобная борьба, окончившаяся благодаря князю Владимиру, который провел народ по предопределенному ему историческому пути колебаний и сомнений к крещению. Путь этот был недолгим по времени, но весьма важным по значению.

Вот сколь велика роль князя Владимира в истории нашего народа! Он — исключительная личность, но в тоже время и орудие Промысла Божия. Он — исключительная личность, но нельзя забывать, что и русский народ к тому времени в своей основной массе был готов к принятию христианства и отвержению языческих заблуждений. И, как показал последующий исторический опыт, оказался народом преданным, верным христианству при самых трудных испытаниях, не раз выпадавших на его долю. Потому и мы должны, подобно святому князю, знать Православие и верить сознательно, помня о том, как он в свое время исследовал вероучение, стремясь удостовериться в его истинности. Мы должны принять Православие не только всей душой, но и всеми умственными способностями, для того чтобы, утвердившись в нем, стать достойными духовными чадами нашего великого прародителя в вере. Аминь.

28 июля 2002 года

Памяти преподобного Серафима, Саровского чудотворца

(Лк., 24 зач., VI, 17-23)

И, сойдя с ними, стал Он на ровном месте, и множество учеников Его, и много народа из всей Иудеи и Иерусалима и приморских мест Тирских и Сидонских, которые пришли послушать Его и исцелиться от болезней своих, также и страждущие от нечистых духов; и исцелялись. И весь народ искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех. И Он, возведя очи Свои на учеников Своих, говорил: Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого. Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах.

О решимости исполнять евангельские заповеди

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

О Божественном Откровении, Священном Писании, можно было бы сказать словами пророка Давида: словеса Твоя «бездна многа» (Пс.35:7). Действительно, даже за самыми обыкновенными человеческими словами порой кроется глубокий таинственный смысл — особенно удачно этим пользуются поэты и писатели, придавая простым повествованиям таинственность и загадочность и таким образом заставляя людей почувствовать некую недоговоренность и домыслить недосказанное. И если люди умудряются свои, в общем, ничего не значащие переживания, а иногда даже и низменные чувства изобразить так привлекательно, то какова же глубина слова Божия! Слова Писания, хотя и произнесенные человеческими устами, изречены действием Святого Духа. Обыкновенно человек произносит слова под действием своего собственного духа, не только ограниченного, но и оскверненного грехами, а иногда к этому человеческому действию присоединяется еще и действие падших духов, но, тем не менее, слово человека имеет некую привлекательность — при помощи слов, такого, казалось бы, слабого средства, люди покоряют друг друга, заставляют других исполнять свою волю, преклоняться перед собой и совершать многие удивительные вещи. Как же мы должны изумляться слову Божию, тому, когда человеческими устами и человеческой рукою движет Дух Святой! В простых, казалось бы, выражениях Священного Писания нам открываются глубочайшие, может быть, правильнее сказать, высочайшие тайны, тайны Царствия Небесного — как сказал Сам Господь наш Иисус Христос. Он пришел открыть нам «сокровенное от создания мира» (Мф.13:35).

В евангельском повествовании, которое мы слышали сегодня, в день памяти преподобного Серафима Саровского, может быть, даже в большей степени, чем во многих других местах Священного Писания есть эта неизмеримая глубина и таинственность. Спаситель сказал: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие» (ст. 20).

И далее перечислены прочие заповеди блаженств, о которых можно было бы говорить бесконечно, но мы остановимся только на первой заповеди: «Блаженны нищие духом» — и при этом вспомним жизнь и сам внешний облик преподобного Серафима Саровского. Мы привыкли представлять его таким, каким изобразил его некий самодеятельный художник, может быть, недостаточно искусный, однако имевший возможность написать преподобного Серафима с натуры. На этом портрете он выглядит согбенным старцем в белом балахоне, в мягкой невзрачной камилавке, с медным распятием на груди и посохом в руках. Притом его облик отличается от изображений на иконах, созданных перед прославлением угодника Божия в 1903 году, — они написаны в академическом стиле, поскольку иначе тогда никто писать не умел. На портрете, в отличие от иконных изображений, лицо преподобного выглядит изможденным, и хотя оно широкоскулое, но впалые щеки и полузакрытый взгляд свидетельствуют о его необыкновенных подвигах, или, как принято говорить, — аскетизме. Уже сам его облик приоткрывает тайну души преподобного Серафима, свидетельствует о том, что он исполнил заповедь Господа Иисуса Христа: «Блаженны нищие духом». Нищета сквозит во всем его внешнем виде. После того как на преподобного Серафима напали разбойники, он остался фактически калекой — был сгорблен и передвигался, опираясь на длинное топорище. Его простая холщовая сумка была наполнена камнями, а поверх них лежало Божественное Евангелие, которое он постоянно читал, — по одним сведениям, каждый день он прочитывал одного евангелиста, а по другим — в течение недели прочитывал весь Новый Завет.

Но была ли нищета преподобного Серафима только внешней, был ли он только как обыкновенный нищий, не имеющий имущества, обедневший до последней степени? Нужно вспомнить, что преподобный Серафим происходил из довольно обеспеченной купеческой семьи и мог жить, по крайней мере, безбедно. Само его отречение от мира, от имущества своих родителей уже, таким образом, свидетельствует о его стремлении к нищете телесной как к средству для стяжания нищеты духовной. Сама по себе нищета несколько смиряет человека — человек, испытывающий нужду, может быть, достоин снисхождения и жалости не только от людей, но и от Бога. Однако никак нельзя сказать про него словами Спасителя: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие». То, что происходит с человеком по необходимости, без его воли, еще не является его собственным или тем более добродетелью, а в лучшем случае — скорбью, которая заставляет окружающих сочувствовать такому человеку.

Что же значит «нищие духом», почему Спаситель называет таких людей блаженными? Мы должны вникнуть в это глубочайшее изречение, за каждым словом которого скрывается бездна смысла. Что значит «блаженны»? Блаженство — это высочайшая степень человеческого счастья, а в ином месте Господь Иисус Христос сказал: «Никто не благ, как только один Бог» (Лк.18:19), значит, блаженство есть приобщение к благости Божией. И потому человек, через исполнение заповедей соединившийся с Господом, в своей душе ощущает некое Божественное действие — как дерзновенно выражаются святые отцы, человек обожается, или обожествляется, как более привычно нам говорить, то есть становится Богом по благодати: «Аз рех: бози есте, и Сынове Вышняго вси» (Пс.81:6).

«Блаженны нищие духом». Господь наш Иисус Христос противопоставляет обычному представлению человека о блаженстве и счастье богооткровенное учение об истинном блаженстве. Ведь, согласитесь, что не только в древности, но и в наше время многие считают признаком Божия благоволения земное преуспеяние. И если человек испытывает какие-то житейские, человеческие скорби, то, как правило, даже верующими людьми это воспринимается как гнев Божий, как наказание от Господа за какие-то тайные или явные грехи человека. Но Спаситель отвергает представление своих слушателей, которые благочестие человека считали как бы удостоверенным свыше лишь в том случае, если оно сопровождалось земным благополучием. «Блаженны нищие духом» — не просто нищие, а нищие духом, то есть обнищавшие от всякого земного пристрастия, своего мнения и сладострастия. Блаженны те, дух которых отвращается от трех основных, по учению святых отцов, страстей: славолюбия, сластолюбия и сребролюбия, или любостяжания. «Блаженны нищие духом». Мы видим, что преподобный Серафим Саровский стяжал глубочайшую духовную нищету, так что она сквозила в его поведении, его внешности, отношении к людям — в неизмеримом, непонятном смирении, которое не смогли понять даже братья Саровской обители, осуждавшие его за то, что он ведет какой-то странный образ жизни: принимает монахинь, не ходит в храм, причащается в пустыне. Все казалось им не таким, каким оно должно быть, потому что эти люди — пусть сами они и спасались, но высокого преуспеяния не достигли — мерили духовного человека своей малой мерой. Не только собственно нищета духовная обнаруживалась в облике и поведении преподобного, но и блаженство от приобщения к благости Божией, которое сквозило в его взоре, словах и даже в том приветствии, с каким он обращался ко всем людям, приходившим к нему. Конечно же, эти слова были глубоко искренними и произносились от всей души. «Христос воскресе, радость моя!» — говорил преподобный Серафим каждому человеку. Благость Божия действовала через него, и как Бог всех принимает и объемлет Своей любовью, так и преподобный Серафим, будучи носителем этой благости Божией, изливал ее на всех, кто с ним так или иначе соприкасался.

«Блажени нищий духом: яко тех есть Царствие Небесное» (Мф.5:3). Преимущественно тем, кто стяжал эту добродетель и исполнил то, что требует от человека Господь, и принадлежит Царствие Небесное. Такие люди уже не живут ничем земным, не стремятся ни к чему временному, но желают, чтобы все небесное, возвышенное и духовное воцарилось в них, стало их достоянием, а сами они сделались рабами Небесного Царя и гражданами Царствия Небесного. Что же такое Царствие Небесное? Во-первых, само слово «Царствие» указывает на то, что это господство — безраздельное господство всего небесного, Божественного. Небесное противопоставляется земному, человеческому, всем нашим ограниченным представлениям о счастье и даже о духовности. Однако это Царствие Небесное водворяется в душе человека уже тогда, когда он находится на земле. Мы познаем его внутри себя, ибо «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21), по словам самого Господа. Это же Царствие откроется когда-то для всего человечества, и если мы покаемся, то окажемся внутри него, а в противном случае, если Господь нас не простит, мы останемся вне Царствия Небесного. Но откроется оно для всех, все познают, что именно оно является настоящей реальностью, а не та окружающая нас действительность, которая, несмотря на свою как будто несомненную подлинность, проходит и исчезает как дым, — исчезает вместе с прожитой так или иначе человеческой жизнью.

Преподобный Серафим Саровский имел в себе Царствие Небесное уже во время своей земной жизни. Он рассказывал, что однажды его особенно впечатлили слова Евангелия о том, что у Небесного Бога Отца многие обители на небесах. Так бывает иногда, особенно с угодниками Божиими, что знакомые слова Священного Писания вдруг производят на них необыкновенное впечатление. И вот он захотел узнать, что же это за обители. Стал молиться об этом Господу и во время молитвы был восхищен на небеса, подобно апостолу Павлу, восхищенному до третьего неба, и созерцал неизреченные тайны Божий. Когда преподобный рассказывал об этом своем откровении и погружался в воспоминание виденного, он, как говорят очевидцы, поневоле, не владея собой, указывал рукой на свое сердце — благодать Божия ощущается прежде всего сердцем — и на некоторое время, иногда на полчаса, замолкал, как бы вновь созерцая то, что когда-то видел, будучи восхищен на небеса. Таким образом, Царство Небесное было показано ему в откровении, когда его ум был восхищен на небеса, но вместе с тем оно сошло и в его сердце — сердце, казалось бы, такое же, как у нас, обыкновенное, человеческое. Мы иногда забываем, что преподобные отцы были такими же людьми, как и мы, и видим лишь то, чего они достигли уже в конце жизни в результате своего подвига. Мы смотрим на них как бы через призму своего благоговения и почитания и не думаем о том, что к своему блаженному состоянию эти люди пришли через страшную, мучительную борьбу. Так, например, из некоторых воспоминаний современников известно, что преподобный Серафим Саровский на протяжении трех лет коленопреклоненно молился на камне, воздевая руки к небу и умоляя Бога: «Боже, милостив буди мне грешному». Мы смотрим на это как на нечто прекрасное: «Вот какой подвижник! Вот какой суровый подвиг он совершал!» Но мы должны вспомнить хотя бы о такой простой вещи, что стоять долго на коленях, я уже не говорю на камне, — это невероятная, нестерпимая для человека мука. Однако преподобный Серафим стоял на камне и днем, и даже ночью — на втором камне в своей келий. Камень этот так стерся, что на нем появились ложбины от его ног. Но самое главное не собственно мучительный подвиг, совершенный преподобным Серафимом, а то, что привело его к этому подвигу. По мнению некоторых составителей его жизнеописания, он подвергся страшнейшей хульной брани и не мог молиться никакой другой молитвой, кроме молитвы мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному». По мнению других, он переживал в это время оставление благодати, что для людей, испытавших полноту благодати, является невыразимой и ужасной мукой, равной смерти. Из книги о преподобном Силуане Афонском мы знаем, что он, испытав обилие благодати и потом лишившись ее, всю жизнь трудился, пытаясь вернуть то, что пережил в начале подвига. Преподобный же Серафим Саровский, как нам известно, во время богослужения сподобился явления Господа Иисуса Христа и на несколько часов потерял контроль над собой: стоял как оцепеневший, меняясь в лице и не имея возможности даже объяснить свое состояние. Таково было действие неизъяснимой благодати, посетившей его при этом явлении Спасителя. Некоторые’ составители жития преподобного Серафима говорят, что когда эта благодать умалилась или в какой-то степени оставила его, то он испытывал невыразимую муку и молился молитвой мытаря, чтобы вернуть потерянную благодать.

Столь же непостижима и строгость поста Серафима Саровского: он питался травой и на протяжении нескольких лет ничего более не вкушал. Но нужно помнить, что подвиги совершаются, по большей части, для борьбы со страстями — и Серафим Саровский стал таким, каким мы его знаем, потому что был настроен по отношению к самому себе, своим грехам и немощам совершенно бескомпромиссно: никогда и ни в чем не извинял себя. Когда его спросили, чего не хватает современным подвижникам, он сказал: «Только одного — решимости». Эти слова прежде всего говорят о его внутреннем состоянии — значит, в нем решимость была. Недаром старцы назвали его в монашеском постриге именем Серафим, то есть «пламенный». Они видели в нем эту необыкновенную готовность исполнить все до конца. А если в нас такой решимости нет — я говорю о решимости не к подвигам, которые, может быть, нам недоступны, а к исполнению заповедей, — то, конечно же, мы ничего не исполним, независимо от того, будут ли нам благоприятствовать внешние обстоятельства или нет. Вот единственная причина, которая препятствует нам стать истинными христианами.

«Блажени нищий духом: яко тех есть Царствие Небесное». Преподобный Серафим Саровский исполнил эту заповедь и стяжал Царствие Небесное еще здесь, в земной жизни. Он имел такое дерзновение к Богу, что по его молитвам и другие люди сподоблялись откровений, в которых им приоткрывались тайны Царствия Небесного. Так, на его мирского ученика, помещика Мотовилова, по молитве преподобного Серафима сошел Святой Дух, а одна инокиня сподобилась быть свидетельницей того, как преподобному явилась Божия Матерь. Между тем он был обыкновенный человек. Это сейчас мы смотрим на него едва ли не как на земного Ангела, а ведь преподобный Серафим имел самое простое происхождение: он был купцом, торговцем, с детства привык к суете, умел выгодно торговать, о чем сам не стыдился вспоминать. В своей беседе с Мотовиловым он говорил об этом, уподобляя стяжание благодати Божией торговле.

«Мы торговали, — рассказывал преподобный, — не любым товаром, а тем, который больше приносил прибыли». Значит, святой Серафим ранее приобрел достаточный навык, даже определенный опыт в торговле. И этот торговец, казалось бы, человек совершенно чуждый всего духовного, вдруг становится земным Ангелом. Как же это произошло? Мы не понимаем того, какая громадная разница существовала между образом жизни людей купеческого сословия, из которого вышел преподобный Серафим Саровский, и образом жизни, который он избрал, — монашеским, подвижническим, отшельническим. Не способность к телесным подвигам, не что-то иное, но прежде всего решимость сделала преподобного Серафима таким, каким мы его ныне знаем. Правильнее сказать, он сам себя сотворил истинным христианином, стал нищим духом, исполнился Божественного блаженства, стяжал Царствие Небесное внутри себя и свидетельствовал о блаженстве и благости этого Царствия всем тем, кто с ним общался. Свидетельствует и нам.

Преподобный Серафим в особенности переживал о том и страдал от того, что христиане его времени — хотя это и к нам, конечно, относится — забыли о цели христианской жизни, о том счастье, блаженстве, которое они должны испытывать, стяжав благодать Божию и сделавшись истинными христианами. Истинного же христианина отличает не только нравственная жизнь, но и внутреннее единение с Богом, богообщение, можно сказать — богоединение. Мы должны следовать учению преподобного Серафима Саровского и иметь решимость, подоб-1гую его решимости, бескомпромиссно стремиться к исполнению евангельских заповедей, не оправдывая себя никакими убедительными словами, мудреными или простыми. Ничто не оправдает человека, если Сам Бог не оправдает его Своей благодатью. Аминь.

1 августа 2002 года

Памяти пророка Илии. Об искреннем принятии истины

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Когда Господь наш Иисус Христос проповедовал в синагоге, то все иудеи «дивились словам благодати, исходившим из уст Его» (Лк.4:22). Спаситель проповедовал в Назарете, Своем родном городе, в котором Он жил с детских лет и в котором был всем известен. Иудеи изумлялись, как этот человек — сын обыкновенного плотника, может говорить столь мудрые слова, поскольку заключенная в них благодать была очевидна даже для тех, кто относился к Господу неприязненно или безразлично. Им казалось, что сын простого небогатого человека не может знать столь необычайных вещей, не может так прекрасно и мудро говорить. Иудеи не обращали внимания на то, что Иосиф был праведной жизни и происходил из рода царя Давида, совсем не желали думать о святости и смирении Пресвятой Девы, которые были очевидны для всех. Смиренный человек не ищет себе славы, и некоторые бесстыдные и грешные люди пользуются этим для того, чтобы уничижать ближнего и вовсе не вспоминать о его добродетелях.

Господь наш Иисус Христос был вынужден напоминанием событий из Священного Писания обличить иудеев не только в том, что они теперь Им пренебрегают, несмотря на Его слова, всеми признаваемые мудрыми, несмотря на чудеса, какие Он творил в иных местах, но каких не мог совершать в Назарете из-за неверия сограждан, — но и в том, что они вообще никогда не принимали праведников и посылаемых Богом пророков.

«Он сказал им: конечно, вы скажете Мне присловие: врач! исцели Самого Себя; сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме. И сказал: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве» (Лк.4:23-24). Не так легко принять пророка и чудотворца, если он обличает грехи своих соотечественников. Спаситель приводит в пример пророка Илию. «Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле» (Лк.4:25). Для того чтобы израильский народ покаялся, по молитвам пророка Илии наступило бездождие: три с половиной года на землю не вьшадало ни одной капли дождя. В эти годы от возникшего голода люди сильно бедствовали, были даже случаи людоедства. И, конечно же, было много женщин и вдов, нуждавшихся в помощи, но пророк Илия ни к одной из этих израильских вдов, принадлежавших к Ветхозаветной Церкви, не был послан, «а только ко вдове в Сарепту Сидонскую» (Лк.4:26). Сарепта Сидонская — это город, где жили финикийцы — язычники, пребывавшие в глубочайшем заблуждении. Израильтянам по прибытии в Землю обетованную поведено было истребить всех финикийцев, однако они не исполнили этой заповеди Божией, и впоследствии отвратительные языческие культы поклонения мнимым богам, а в сущности демонам, стали распространяться и в Израиле. Именно в наказание за поклонение израильтян Ваалу и был наведен пророком Илией этот голод.

Этих развращенных, глубоко заблуждающихся людей в лице вдовицы сидонской Господь приводит израильтянам в пример. Пророк Илия пришел в страну, где поклонялись Ваалу, но именно к этой вдовице, ибо она, несмотря на языческие заблуждения, была чиста душой и сердцем и более расположена к принятию истины, чем с детства воспитанные в правоверии израильтяне. Господь взирает не на внешнее, как мы, а на сердце. Сердце же ее было более готово к принятию истины, чем сердца людей, наученных религиозным истинам, однако уклоняющихся от правой веры к языческим заблуждениям.

В разные времена представления о так называемом «здравом смысле» меняются: во времена язычества здравым считалось многобожие, во времена атеизма — отрицание всякого духовного начала, полное безбожие. Никому не приходило в голову, что в разные эпохи люди всегда апеллируют к здравому смыслу, но на самом деле «здравым» нередко считается отрицание истины под любым предлогом.

Израильтяне во время проповеди пророка Илии были исполнены этого «здравого смысла», как впоследствии были исполнены им и современники Спасителя. Поэтому Он и сравнивает иудеев с древними израильтянами, отвергшими пророка Илию, который был вынужден спасать свою жизнь в Сарепте Сидонской среди язычников. Из многочисленного сарептского народа ему была указана только одна женщина, к которой он и направился, поскольку поток, у которого он жил и где ворон чудесным образом питал его мясом и хлебом, иссох от засухи и пить стало нечего. В Сарепте же Си-донской, расположенной на средиземноморском побережье, прохлада с моря несколько облегчала страдания от невыносимой жары, наступившей вследствие засухи.

Вдовица отдала ему последнюю еду, имевшуюся в доме, не зная еще того, что он может чудесно ее напитать. Ради такой ее доброты и самоотвержения, которых не было у израильтян, пророк сотворил чудо: в сосудах вдовицы во все время голода никогда не иссякали мука и елей (см. 3 Цар.17:8-16). В правоверном Израиле многие голодающие, поправ всякую нравственность, вместо обращения к покаянию продолжали поклоняться Ваалу и совершали самые страшные преступления, отвратительнее и ужаснее которых быть не может (имею в виду людоедство), а в языческой Сарепте эта женщина служила Божию пророку, который, конечно, не мог не научить ее поклонению Единому Богу. Второе великое чудо состояло в том, что пророк воскресил умершего сына этой женщины (см. 3 Цар.17:17-23). Этими чудесами Илия показал, что сила Божия превыше естественных законов, ибо и голод был преодолен, и смерть побеждена по его молитве.

Продолжая обличать иудеев в синагоге, Спаситель говорит: «Много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина. Услышав это, все в синагоге исполнились ярости и, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его; но Он, пройдя посреди них, удалился» (Лк.4:27-30). Вот какая ненависть была у израильтян к тем, кто их обличал. Она подобна ненависти древних израильтян к пророку Илие. Царь Ахав дважды посылал воинов погубить пророка, и только Божественная сила спасала его от смерти, так что он был даже ею восхищен на небеса. Во время своих страданий из-за гонений он также взывал к Богу и говорил: «Сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков твоих убили мечом… и моей души ищут» (3 Цар.19:10). Пророк Илия — величайший из пророков, сотворивший великие чудеса, открывавший будущее, — был гоним и презираем в своем народе. Господь наш Иисус Христос, сотворивший бесчисленные чудеса перед иудеями, каких никто и никогда с сотворения мира не совершал, тоже был презираем и отвергаем. Сделаем из этого вывод: не должно оправдывать себя тем, будто для принятия веры недостаточно одного учения, но нужно еще его подтверждение какими-либо сверхъестественными событиями и чудесами. Нет, мы видим, что это зависит не столько от чудес и сверхъестественных Божественных доказательств, сколько от нашего произволения. Обратите внимание: Илия еще не сотворил никакого чуда, когда вдовица приняла его в дом и отдала свою последнюю пищу, хотя у нее был сын, о котором она должна была заботиться. Следовательно, человек принимает истину не из-за ее внешней убедительности, не из-за чудес, а из-за того, что сердце его расположено к ее принятию. Мы не должны оправдывать свое нерадение отсутствием в нашей жизни чудесных явлений, которые заставили бы нас стать ревностными последователями истины и по-настоящему позаботиться о своем спасении, но должны стараться принять учение Спасителя подобно тому, как приняла Илию пророка вдовица из Сарепты Сидонской. Если же станем искать особенных доказательств, может быть, не чудес, но, например, особенных наставников или условий для своего спасения, то уподобимся тем иудеям, которые и пророка Илию отвергли, и Самого Господа изгнали.

Спаситель упрекает своих соотечественников: «Конечно, вы скажете Мне присловие: врач! исцели Самого Себя; сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме». Разве мы не уподобляемся этим иудеям, когда, подобно им, говорим: мало ли что про Тебя, Господи, в Евангелии рассказывается, мало ли что святые отцы говорят о спасении, пусть все это произойдет со мной лично, и вот тогда-то я поверю, вот тогда-то я и стану ревностным христианином. Но мы говорим так не потому, что желаем окончательно убедиться в том, что стоим на пути спасения и что нам нужно ревностно исполнять какую-либо добродетель, а для самооправдания. Вдовица из Сарепты Сидонской не требовала никаких доказательств, и, несмотря на это, она их получила. Те же из нас, которые ищут чего-то особенного, якобы желая в чем-то убедиться, на самом деле стараются избежать необходимых трудов для своего спасения. Чтобы не уподобляться тем иудеям, будем помнить о том, что не только такого великого пророка не захотели принять люди неверующие, но и Самого Господа Иисуса Христа отвергли лукавые иудеи. Будем внимать учению Евангелия, учению святых отцов, наставлениям наших духовных руководителей, не оправдывая своего нерадения тем, что с нами не происходит никаких чудес и что мы находимся как будто бы в самых заурядных обстоятельствах, в окружении обыкновенных людей. Был ли в Сарепте Сидонской более простой и заурядный человек, чем упомянутая вдовица? Однако именно к ней пришел Илия и совершил великие чудеса, доказывая, что перед Богом нет человека ничтожного или великого, а есть люди искренние или лукавые. Аминь.

2 августа 1999 года

День памяти свв. мчч. благоверных князей Бориса и Глеба

(Ин., 52 зач., XV, 17 — XVI, 2)

Сие заповедаю вам, да любите друг друга. Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше. Но все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают Пославшего Меня. Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха: а теперь не имеют извинения во грехе своем. Ненавидящий Меня ненавидит и Отца моего. Если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха; а теперь и видели, и возненавидели и Меня и Отца Моего. Но да сбудется слово, написанное в законе их: возненавидели Меня напрасно. Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне; а также и вы будете свидетельствовать, потому что вы сначала со Мною.

Сие сказал Я вам, чтобы вы не соблазнились. Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу.

Царский род, освященный мученической кровью

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Первые русские мученики святые князья Борис и Глеб пострадали не так, как древние мученики. От них уже никто не требовал отречения от Христа, им не надо было исповедовать Православную веру перед иноверцами, потому что сами их гонители и убийцы формально также были православными христианами. И их брат по отцу — князь Святополк, прозванный впоследствии Окаянным, и слуги князя Глеба, предательски убившие его, и наемные убийцы, посланные Святополком, чтобы убить князя Бориса, — все они были формально православными. Но истинно православными показали себя в тот момент немногие: конечно, сами Борис и Глеб, а также несколько их верных слуг, например, дружинник князя Бориса, который пытался закрыть его своим телом и также был убит посланниками князя Святополка. Мы видим, что служение Христу и страдания за Христа возможны в любые времена. Причем в данном случае причина, по которой пострадали мученики Борис и Глеб, по видимости касалась дел земных, государственных: князь Святополк хотел захватить княжеский престол, законными наследниками которого были в первую очередь Борис и его младший брат Глеб. И обыкновенная междоусобная распря явилась поводом для того, чтобы святые князья пострадали за Христа, ибо они сохранили свое Православие, свою чистоту до самой кончины. В наше время этот пример может послужить доказательством того, что и святые Царственные Мученики также достойны прославления именно как мученики, несмотря на то что формально и от них никто не требовал отречения от Христа и попрания истинного христианства. Речь шла как будто бы о том, что, когда белые войска войдут в Екатеринбург, члены Царской Семьи окажутся знаменем в руках врагов советской власти и станут реальными претендентами на царский престол. Ведь Колчак, возглавлявший в то время белое движение, будучи монархистом, естественно, попытался бы восстановить монархию в России. Пусть члены Царской Семьи не совершили никаких особенных внешних христианских подвигов, но они до самой последней минуты своей жизни сохранили верность Православию. В самой безвыходной ситуации они остались мужественными и терпеливыми, сохранили самообладание. Будучи в недавнем времени, чуть более года назад, людьми, стоявшими во главе огромной страны, от которой, в свою очередь, зависела судьба мира, они оказались вдруг совершенно беспомощными, беззащитными и униженными, но все же сохранили свой христианский облик. И это уже говорит о многом: об их собранности, о том, что преданность идеалам христианства, пусть не высказанная ими, потому что они к этому и не были готовы, но зато доказанная самим делом, была в Царственных Мучениках весьма сильна. Она-то и позволила им до конца сохранить свое человеческое достоинство, что в таких условиях — хотя никто не хочет этого замечать — сделать чрезвычайно трудно. Мы знаем, что в те времена, в особенности в 20-30-е годы, многие люди, арестованные чекистами, подвергаясь пыткам и унижениям в застенках советских тюрем, проявляли малодушие и предавали своих собратьев. Я говорю это не в осуждение этим страдальцам кто знает, как мы повели бы себя в такой ситуации, — но чтобы, сравнив с ними, показать величие подвига, самообладания и мужества Царственных Мучеников. Прежде всего Государя-Мученика Николая, который не только сам сохранял самообладание, но, как глава семьи, сумел и свою семью так мудро настроить, чтобы они благодушно переносили величайшее унижение, величайшую скорбь. Понять их душевные страдания, понять, что им приходилось терпеть, можно только тогда, когда мы сравним их унижение с той высотой, с которой они были низведены Промыслом Божиим. Чтобы понять подвиг Царственных Мучеников, нужно осознать, чем они обладали и чего они лишились. Мы же, как недостойные, низкие люди, как чернь, как плебеи, осуждаем их за то, что они ничего особенного не сделали — ничего такого, что, как нам представляется, должны совершить мученики.

Мы идеализируем и абстрагируем реального человека, хотим превратить его в какой-то литературный персонаж, вместо того чтобы посмотреть на человека просто. Так поступают люди, которые осуждают Царственных Мучеников, как будто бы не сделавших ничего особенного — просто невинно убитых. Если человек сохранил Православие и вел себя достойно до самой последней минуты своей жизни, то это уже великий подвиг, посильный весьма немногим людям. Приложим это к себе — и увидим, что так оно и есть. Святые Царственные Мученики как бы замыкают собой целый ряд святых угодников Божиих, происходивших из княжеских, великокняжеских и царских родов России. Подобно тому как Борис и Глеб положили начало и, так сказать, освятили царский род своей мученической кровью, святые Царственные Мученики — Государь Николай с семьей — своей мученической кровью запечатали, закончили царский род. Аминь.

6 августа 2000 года

О многоразличном действии благодати Божией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Братья и сестры, сегодня мы вспоминаем три события, священных для всякого православного христианина. Первое — это изнесение честных Древ Животворящего Креста Господня. Обряд изнесения совершался в древней Константинопольской Церкви еще до нашествия турок и даже до страшного, опустошительного разорения города крестоносцами в начале XIII столетия, когда Константинополь еще был как бы вторым Иерусалимом, вторым Святым Городом. Со всех концов Византийской империи сюда свозились все святыни, находившиеся на территории, подвластной православному императору. Паломники, которые могли в те трудные времена совершать путешествия к святым местам, всегда старались побывать не только в Святой Земле, но и в Константинополе, где находилось собрание всевозможных православных христианских святынь. Часть Древа Креста Господня носили по улицам Константинополя в жаркие летние месяцы, когда в городе случались свойственные южному климату моры. В то время еще не было таких средств предотвращения заразных болезней, которые знает современная медицина, — люди прибегали только к Господу. Великую святыню носили по улицам Константинополя, и болезненные и гибельные поветрия прекращались.

Второе событие — это праздник в честь Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы. В начале XII века на Руси и в Византии одновременно произошли похожие чудеса. К этому периоду относится борьба Византии с кочевниками-иноверцами. Во время одной битвы византийский император Мануил увидел сияние, исходившее от иконы Спасителя. Оно распространилось на все войско и во врагов вселило ужас, а в православных воинов — мужество и веру в победу, которая и была одержана благодаря этому чуду. В тот же год и в тот же месяц на Руси случилось нечто подобное. Князь Андрей Боголюбский пошел войной на кочевников, постоянно досаждавших русским землям. Во время битвы также от иконы — на сей раз от иконы Божией Матери — исходило сияние. Это чудо вдохновило князя Андрея и его воинов — благодать Божия одновременно вселила мужество в православных и малодушие в язычников.

Третье празднование посвящено памяти святых мучеников Маккавеев, которые были приверженцами партии Маккавеев, восставшей против Антиоха Епифана — сирийского царя, но грека по происхождению. Епифан хотел заставить все подвластные ему народы, в том числе и иудеев, поклоняться идолам. Тогда иудеи подняли против него восстание, во главе которого стояли сыновья священника Маттафии. Один из них, Иуда, из-за странной формы головы получил прозвище Маккавей, что значит «моло-тообразный». Это был очень мужественный и талантливый полководец: с небольшими своими отрядами он сумел разгромить огромные полчища Антиоха Епифана. Маккавей погиб от руки иноверца, однако дело его не погибло: Иудея отстояла свою религию, в то время единственно истинную, или, как бы мы сейчас сказали, православную. А те братья, память которых мы сегодня празднуем, также называются Маккавеи, поскольку они были приверженцами партии Маккавеев. Они мужественно пострадали от язычников, потому что не захотели принимать заблуждения, которые им навязывал Антиох Епифан, и с верой в воскресение мертвых отдали свою жизнь Богу.

Эти три совершенно разных события будто бы волею случая соединены в праздновании в один день. Однако ничего случайного вообще в жизни, а тем паче в Церкви Христовой, не бывает, хотя что-то может остаться и не понятым нами. Это совпадение должно научить нас тому, что является общим в трех таких разных событиях и в самих церковных обычаях. Прежде всего, необходимо сказать о самом важном из этих праздников: изнесении честных Древ Животворящего Креста Господня. Вы слышали сегодня в чтении из послания апостола Павла: «Слово бо крестное погибающым убо юродство есть» (1 Кор.1:18) и: «Мы же проповедуем Христа распята, иудеем убо соблазн, еллином же безумие» (1 Кор.1:23). Но для верующих людей, независимо от их прежних убеждений и обычаев, «слово крестное» — это Божия Сила и Божия Премудрость. Почему Крест является для нас Божией Силой и Божией Премудростью? Почему апостол Павел говорит: «Не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа» (Гал.6:14)? Потому что через страдания на Кресте Господь спас человеческий род. Иудеям казалось странным, непривычным и непонятным, что Всемогущий Бог — а мы верим, что Иисус Христос есть Сын Божий и Бог, — проявил немощь и слабость. Эллины же не могли понять, как вообще Бог может страдать, как существо духовное может испытать муки, свойственные человеку. Распятие считалось в языческом мире, да и среди иудеев, самой страшной и позорной казнью, даже в Моисеевом законе сказано: «Проклят пред Богом всякий повешенный на дереве» (Втор.21:23).

Язычники и иудеи не понимали, как Распятие могло явиться Божией Силой и Божией Премудростью. Верно, что существо абсолютно духовное, каким является Бог, не страдает. Если человеческая душа, будучи духовной, претерпевает страдания вместе с телом, то абсолютный дух страдать и вообще изменяться, поскольку является существом совершенным, не может. Но Господь, таинственным образом соединившись с человеческим естеством, пострадал не как Бог, а как Человек. Пострадал Тот, Кто был и Богом, и Человеком, поэтому мы говорим, что пострадал Бог Своим человеческим естеством. Через Крестные страдания милость Божия излилась на весь человеческий род. И мало того, что Сын Божий искупил наши грехи Своими Крестными муками, а затем воскрес из мертвых и этим вновь открыл верующим путь на небеса, доселе закрытый грехопадением наших прародителей, Он освятил и само Древо Креста. Искупительные страдания Господа при величайшем Его унижении как Человека, или, как выражаются святые отцы-богословы, Божественном истощании, были неимоверно страшными. Пророк Исайя говорит о них так: «Он был презрен и умален пред людьми» (Ис.53:3). Но в то же самое время неизмеримая, бесконечная Божественная благодать излилась через человеческое уничижение на все то, благодаря чему совершились Искупительное Страдание и Жертва, — и на Крест Господень. Благодать Божия сделала орудие казни своим источником, или, можно сказать, проводником, навсегда связав Божественное благоволение, Божественное действие с Крестным Древом. Таким образом, оно стало не только символом, но и непосредственным орудием спасения человека, и поэтому мы восхваляем Крест Господень и прибегаем к изображению Креста, а тем паче к частицам самого Древа Животворящего Креста Господня. Через него действует Божественная спасительная благодать, излившаяся от Господа Иисуса Христа через Его страдания на весь человеческий род.

Второе празднование — в честь Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы, то есть в честь чуда, произошедшего от их икон, — имеет подобный смысл. Та же самая благодать Божия видимым образом явилась в этот самый день около девятисот лет назад, и Церковь до сих пор хранит память об этом событии. Излившаяся от икон благодать Божия — это та же самая благодать, что была усвоена и Древу Креста Господня. То, что благодать Божия соединяется со святыми изображениями Спасителя, Божией Матери и угодников Божиих и действует через них, мы ощущаем своей душой, но не можем воспринять телесными чувствами, и лишь иногда в редких, полезных для нас, случаях это открывается нам и видимым образом, как было и в эти дни, когда свет Божий излился от икон Спасителя и Божией Матери.

Перейдем к третьему празднику — в честь мучеников Маккавеев. Ради чего они пострадали? Какая сила помогла этим юношам, можно сказать даже — мальчикам, выдержать такие нечеловеческие муки? Конечно, вера в грядущего Мессию, в Христа, в воскресение мертвых. Но что такое сама вера? Это также есть действие Божественной благодати. Если Господь не выйдет навстречу человеку (как говорится в притче о блудном сыне), то человек не может одними своими усилиями ни покаяться, ни измениться, ни принять такие странные убеждения, которые, по словам апостола Павла, «иудеем убо соблазн, еллином же безумие». Действительно, для эллинов, бывших в то время язычниками, это было безумием, и они гнали тех, кто исповедовал Истинного Бога и верил в грядущего Мессию, ныне уже пришедшего, — Господа нашего Иисуса Христа, тех, кто верил в будущее воскресение мертвых.

Мы видим, как многоразлично действует благодать Божия. Действует она и через вещи, прямо связанные со спасением, например через Крест Господень, и через спасительные изображения святых, действует и непосредственно — на тех, кто хочет быть до конца верным спасительной вере Христовой, пусть даже это вера в только грядущего Христа, какая была у мучеников Маккавеев. Но для того чтобы благодать Божия в нас действовала без препятствий, мы должны жить не так, как жили язычники и иудеи, для которых проповедь Христа распятого была безумием и соблазном, а Крест — бессилием, чем-то странным, непонятным и абсурдным. Для этого мы должны всей душой принять мудрость Христову, мудрость церковную, мудрость Священного Писания, в особенности Евангелия, мудрость святоотеческую и жить ею, а не раболепствовать перед духом времени сего, которое преходит. Посмотрите, сколько сменилось разных учений — философских, религиозных, политических, — а Церковь живет и незыблемо хранит свое учение, хотя и среди малого числа верующих, по предсказанию Спасителя, Который говорил: «Не бойся, малое стадо!» (Лк.12:32). Мы должны, не раболепствуя перед духом времени сего, принять не только умом, не только отвлеченно, но прежде всего сердцем и жизнью своей то, что является для неверующих немощью и безумием, — Крест Христов. Понимаем мы или не понимаем, дано нам постичь тайны и глубины Божий, как святым отцам, или нам, как людям простым, доступны только какие-то элементарные вещи — главное, чтобы мы воспринимали все сердцем.

Вспомним святого Православной Церкви — Павла Препростого, ученика Антония Великого. Он отличался чрезвычайной простотой и, видимо, вследствие этого — невежеством. Однажды пришли к Антонию монахи и он стал им говорить о значении закона и благодати, притом упомянул Моисея и Господа Иисуса Христа. Павел, будучи человеком очень мало образованным, вдруг спросил Антония Великого: «А кто был раньше: Моисей или Христос?» Услышав такую нелепость, Антоний сказал: «Замолчи!» — и тот замолчал. Прошло несколько месяцев, и Антоний спрашивает его: «Почему ты молчишь?» «Ты сказал мне молчать, вот я и молчу», — ответил Павел. С одной стороны, он проявил невежество, которое кажется диким даже нам, людям малосведущим в богословии, а с другой — необыкновенное послушание. И ради своей ревности к исполнению заповедей Божиих он достиг высокого духовного преуспеяния, так что даже Антоний Великий присылал к нему тех бесноватых, из которых он сам не мог изгнать бесов. За свою веру и послушание Павел Препростый мог изгонять не только простых демонов, но и князей бесовских, а также совершал другие чудеса.

Вот пример того, что главным является именно сердечное исповедание, хотя бы оно и не было до конца осознано умом. Конечно, я рассказал этот случай не для того, чтобы поощрять невежество. Разве правильно, когда человек не знает, кто был раньше — Христос или Моисей? Я упомянул об этом для того, чтобы восхвалить добродетель, показать, насколько выше она отвлеченного знания. И мы должны со всей простотой сердца принять, подобно тому как принял Павел Препростый и многие тысячи простых верующих, прославленных Церковью или неизвестных, учение о спасительном страдании Господа Иисуса Христа, о благодати Божией, действующей от Его святых икон. Мы должны быть верными Ему так, как были верны мученики братья Маккавеи, решившие лучше потерять свою жизнь, чем отступить от отеческой веры. Аминь.

14 августа 2002 года

День памяти преподобного Антония Римлянина, Новгородского чудотворца. Истина — в Православии

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память преподобного Антония Римлянина, великого угодника Божия, который попал к нам в Россию в начале XII века. По происхождению он был либо действительно римлянином, либо происходил из какого-то другого города в Италии. Воспитывался он в западном христианстве, которое еще в середине XI века отделилось от Вселенской Православной Церкви. И вот этот человек, видимо, духом прозрев истину — ибо Бог любит всякого человека в любом народе и открывается ему, где бы тот ни находился, — чудесным образом на камне приплыл в Новгород. Кажется, что это невозможно. Во-первых, камень плавать не может, а во-вторых, расстояние от Италии до Новгорода огромное, и если бы плавание совершалось, как обычно, на корабле, то пришлось бы сначала проплыть через Средиземное море, потом оплыть всю Европу, чтобы войти в Новгород через Балтийское море. Мы не знаем, такой ли путь проделал Антоний или перенесся через моря чудесным образом, но знаем, что он приплыл в Новгород на камне. Это кажется невозможным, но возможно ли то, что Господь ходил по водам? Возможно ли то, что, когда после этого Он вступил в лодку, в которой находились апостолы, Он внезапно вместе с ними оказался у противоположного берега? Возможны ли и другие многочисленные великие и непостижимые чудеса, совершенные Господом? Иисус Христос сказал: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин.14:12), поэтому нечего удивляться тому, что некоторые угодники Божий творили чудеса воистину большие, чем чудеса Самого Господа Иисуса Христа.

Чудесное пришествие святого Антония из Италии в Новгород показывает нам, что если человек ищет истину, то он найдет ее, где бы он ни был. Истина откроется ему независимо от самых неблагоприятных обстоятельств. Господь Иисус Христос, Который есть Живая Истина или, как говорят святые отцы, Самоистина, явится и откроет ему Себя. Познав, что истина — в Православии, что единственная истинная Христова Церковь — это Православная Церковь и вне ее нет спасения, преподобный Антоний оставил свое отечество и чудесным образом оказался на чужой земле, чужой по языку и по национальности, но родной по общей вере в истину. В Священном Писании сказано: «Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян.10:34-35). Однако не будем толковать эти слова в том смысле, что где бы человек ни жил и какой бы веры ни придерживался, он спасется, если, как говорится, он человек хороший. Нужно понимать это изречение, имея в виду факты церковной истории: истина открывается любому человеку, если он искренен. Искренний человек действительно пристает к стаду Христову, входит в лоно Церкви, и ему не могут помешать ни расстояние, ни происхождение — ничто. Так произошло и со святым, память которого мы совершаем сегодня, — с преподобным Антонием Римлянином, Новгородским чудотворцем. Аминь.

16 августа 1998 года

Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа

(Мф., 70 зач., XVII, 1-9)

По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии. Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте. И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус, приступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь. Возведя же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса. И когда сходили они с горы, Иисус запретил им, говоря: никому не сказывайте о сем видении, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых.

О единении с Богом

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в праздник Преображения, мы вспоминаем великое событие. Великое потому, что в нем через апостолов Петра, Иакова и Иоанна нам открылась истина. Мы познали, что Иисус есть не просто необыкновенный человек, пророк и чудотворец, но воистину Сын Божий. Вот как повествует об этом событии Божественное Евангелие.

«Взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних» (ст. 1). Из Священного Предания нам известно, что это была гора Фавор. О ней пророчествовали еще древние пророки, в особенности царь Давид. На этой горе в IV столетии по Рождестве Христовом святая царица Елена выстроила три храма — в честь Господа, пророка Илии и пророка Моисея — как образ тех трех кущ, которые желал поставить Петр, сказавший: «Хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи» (ст. 4). Впоследствии из-за многочисленных общественных бедствий и нашествий варваров они были разрушены. Сейчас на том месте, где, собственно, произошло Преображение и где некогда стоял храм в честь Господа, восстановлена православная церковь. А на месте церкви пророка Илии находится небольшой монастырь. Место же, где в древности был храм в честь пророка Моисея, пребывает в запустении. Я остановился на этом, желая показать, что событие Преображения Господня было вполне ощутимо, зримо, и воспоминание о нем сохранилось не только в Церкви, но и в истории. Известны и место, и даже камень, на котором Господь Иисус Христос преобразился.

«И преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (ст. 2). Прежде чем попытаться объяснить, что это за свет, явленный в Преображении, как Господь преобразился и что, собственно, значит это божественное изменение, я хочу обратить внимание на некоторые подробности, приведенные другими евангелистами, поскольку каждый из них отмечает что-то свое. Апостол Марк описывает так: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белилыпик не может выбелить» (Мк.9:3). Апостол Лука, рассказывая о Преображении, говорит: «И когда молился, вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею» (Лк.9:29). По-славянски: «И бысть егда моляшеся, видение лица Его ино», то есть, если перевести точно: «И сделался вид лица Его иным». Я думаю, что «иным» лицо Господа стало не только из-за сияния. Ведь мы знаем, как в зависимости от настроения облик человека иногда меняется настолько, что мы даже едва можем узнать нашего знакомого. Например, если у кого-то очень мрачное настроение, отчего лицо его нахмурено и искажено, мы говорим: «Тебя не узнать». Как и наоборот, когда у человека настроение чрезвычайно радостное, так что весь облик его изменяется, мы также говорим: «Тебя не узнаешь». Поэтому мы можем предположить, что вместе со славой, явленной в Спасителе ради учеников, лицо Его в еще большей степени изменилось необыкновенным образом.

Если мы соединим описания трех евангелистов, получится следующее: «И стало видение лица Его иным, и просияло лицо Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет, блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белилыцик не может выбелить». Даже по одному описанию вы можете себе представить, какое страшное видение предстало перед учениками. Страшное, но и сладостное. В этом описании говорится о том, что видели их глаза, из дальнейшего же текста открывается, что ученики чувствовали, ибо видение это было не столько для глаз, сколько для души. «И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии» (ст. 3-4). Словами «хорошо нам здесь быть» апостол Петр обнаружил то духовное упоение, ту сладость, какую испытывали ученики.

Что же за свет исходил от Господа и как видели его апостолы? По учению святых отцов Церкви, в особенности святителя Григория Паламы, это был не материальный свет, но Божественная слава, открывшаяся ученикам. Апостолы видели сияние славы и телесными глазами, но прежде всего они видели его душевным чувством. И богословски точнее было бы сказать, что не Господь преобразился, а ученики Петр, Иаков и Иоанн преобразились до такой степени, что смогли видеть Божественную славу, которая всегда пребывала и пребывает с Господом Иисусом Христом как Сыном Божи-им. Потому Господь и удалился с ними на гору, чтобы не получилось такой странной ситуации: несколько ближайших Его учеников, находясь в среде прочего народа, вдруг почувствовали бы всю эту необыкновенную сладость и, устрашаясь явлением славы и одновременно утешаясь необыкновенным сверхъестественным утешением, невольно обнаружили бы свое состояние перед другими. По этой же причине и в последующие времена подвижники удалялись в места уединения, чтобы не обнаружить чувства, испытываемые ими при созерцании Божественной славы.

Почему благодать видится как свет? Вспомним беседу о цели христианской жизни преподобного Серафима Саровского с его учеником помещиком Мотовиловым. Когда во время нее благодать Божия сошла на преподобного и его ученика, лица их просияли и они испытывапи благодатные чувства, подобные тем, что переживали ученики Спасителя на Фаворе. Что же видели преподобный Серафим и Мотовилов? Свет. Они видели друг друга просиявшими, потому что Божественная благодать явилась им как свет. Они чувствовали дивное благоухание и тепло. Слышали необычайную, глубокую тишину в своей душе. Ощущали в душе необыкновенную сладость.

Следовательно, благодать Божию человек воспринимает каждым своим чувством так, что она кажется ему чем-то самым возвышенным из всего земного. Для глаз — это свет, для обоняния — необыкновенное благоухание, для осязания — тепло, для слуха — тишина, для вкуса — сладость. Отсюда можно заключить, что благодать выше всего этого. Но поскольку телесные чувства и само тело от великого обилия благодати способны ощутить в себе ее действие, постольку наши духовные ощущения и облекаются в некоторые телесные образы. Ведь Бог не есть ни физический свет, ни благоухание, ни тишина, ни сладость, но Он ощущается нами так, как мы способны Его воспринять. Вот почему при общении с Богом, когда мы приближаемся к Нему, Он воспринимается нами как свет: не потому, что Его Самого или Его славу можно отождествить с физическим светом, но потому, что свет — это самое прекрасное и самое «нематериальное» из нашего материального мира, способное олицетворять и символизировать для наших чувств Божественную славу. Я думаю, что если такие действия благодати — тишину в душе, сладость, тепло — испытывали преподобный Серафим Саровский и Николай Мотовилов, то апостолы Петр, Иаков и Иоанн в гораздо большей степени испытывали необыкновенные переживания от близости Божией, от явления им Его славы. Ведь хотя преподобный Серафим и был великим подвижником, но все же тогда он и Мотовилов не видели преобразившегося Господа и не такая великая слава была им явлена, как ученикам на Фаворе.

«При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии. Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте. И, услышав, ученики пали палица свои и очень испугались» (ст. 4-6). Видение сияния славы Божества — еще не высочайшее видение. Самое возвышенное, самое крайнее, если так можно выразиться, богопознание — это погружение человека в Божественный мрак, когда даже его чувства перестают образно воспринимать действительность. Если сначала Бог воспринимается ими как свет, как благоухание, то далее Он уже не воспринимается никак и только одна душа упивается общением с Ним. Потому ученики, хотя и были осенены светлым облаком, ничего более уже не видели и пребывали в том состоянии, когда, как мы знаем из описаний подвижников, человек не понимает, в теле он или вне тела. Они осознавали только свою индивидуальность и одновременно действие Божества, охватывающее, пронизывающее все их существо, чувствуя, словно погружаются внутрь Бога. Преподобный Симеон Новый Богослов, рассказывая о созерцании Божества, дает нам очень интересный образ. Он говорит, что человек, приближаясь к Богу, созерцает Его как некий огромный беспредельный океан, потому что видит Его как стоящий на берегу человек. Когда же он погружается в Него полностью, то уже перестает созерцать эту безграничность, поскольку сам как бы сорастворяется с нею. Сорастворяется не в том смысле, в каком понимают это восточные аскеты (индуисты и подобные им), утверждающие, что при созерцании Божества индивидуальность человека теряется. Ведь если теряется индивидуальность, то и созерцания уже быть не может, так как нет воспринимающего субъекта. В таком случае нет и никакого познания, а лишь представляется некоторая реальность, вообще не поддающаяся какому-либо описанию и отождествлению; мы вступаем в такую область, о которой ничего говорить не можем. Мне кажется, для человеческого естества страшно и ужасно потерять свое «я», это противоестественно, не так учит Церковь. Напротив, чем более человек приближается к Богу, тем он более осознает себя, познавая одновременно и бытие Божие. И такое глубочайшее богопозна-ние испытали апостолы на Фаворе, погрузившись всем своим существом в Божественную благодать, Божественную славу, подобно человеку, погрузившемуся с головой в воду.

«И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус, приступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь. Возведя же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса» (ст. 6-8). Так закончилось это непостижимое сверхъестественное видение, о котором Спаситель запретил им рассказывать, «говоря: никому не сказывайте о сем видении, доколе Сын Человеческий не воскреснет из мертвых» (ст. 9). Запретил потому, что знал: кто не верит в Его Воскресение из мертвых, не поверит и в Его Преображение. Если даже сами апостолы Петр, Иаков и Иоанн, видя потом Спасителя страдающим, от страха и разочарования забыли о пережитом ими на Фаворе, как бы потеряв в это веру, тем более те, которые не были непосредственными созерцателями этого великого видения, могли не только не поверить, но и посмеяться над ним. И сейчас есть люди, дерзновенно утверждающие, что Преображение Господа было простым видением физического света.

Евангелист Лука приводит еще такую подробность: «Когда же он [Петр] говорил это, явилось облако и осенило их; и устрашились, когда вошли в облако. И был из облака глас, глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Его слушайте» (Лк.9:34-35). То есть ученики вошли в такое состояние, когда через Сына познали и Отца, Который, по выражению святых отцов и богословов, является источником Божества «Когда был глас сей, остался Иисус один» (Лк.9:36). Что это значит? Ведь мы помним, что на Фаворе с преобразившимся Господом беседовали явившиеся пророки Моисей и Илия. Эти слова не означают, что видение закончилось и Иисус остался один. Но когда является Божественная слава, все земное, все сотворенное, даже и духовное, отступает и созерцается один Бог. Созерцание учеников продолжалось только в отношении Божества Спасителя, для того чтобы они поняли, что слова «Сын Мой возлюбленный» относятся именно к Иисусу, не ошиблись, по присущей им в то время духовной немощи, и не подумали, что эти слова сказаны о Моисее или Илие. «Остался Иисус один» — и апостолы не только на словах, не только умом, но и душой, всем своим существом познали, почувствовали, что Он есть Сын Божий. Когда же они таким глубочайшим образом соединились с Богом, видение прекратилось. Я думаю, прекратилось отчасти по той причине, что человеческое естество не способно долго выдерживать необыкновенной силы действия благодати. Вспомним, например, описанное преподобным старцем Силуаном явление ему Господа. Испытывая сильнейшую духовную брань, он напряженно молился в храме и пришел почти в отчаяние; вдруг икона Спасителя перед ним преобразилась и он увидел живого Господа Его душу исполнили такие свет и сладость, такая Божественная слава, что впоследствии он говорил: «Если бы это продлилось еще на одно мгновение — я бы умер».

Вот что испытывали на Фаворе ученики Спасителя: апостолы Петр, Иаков и Иоанн. Они не посредством рассуждений и догадок, не с чужих слов, но сами опытно познали, что Иисус есть возлюбленный Сын Небесного Бога Отца и потому Его необходимо слушаться. Аминь.

19 августа 1998 года

О следовании духовному опыту святых отцов

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

В послании к своим духовным чадам, христианам первых времен, апостол Петр рассказывает о том, как Господь много лет назад, еще до Своего великого и славного Воскресения, явился ему в Своей Божественной славе. Он пишет: «Ибо мы возвестили вам силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа, не хитросплетенным басням последуя, но быв очевидцами Его величия» (2 Пет.1:16). То есть наше учение не является каким-то литературным произведением, мудрым и искусным рассуждением. Святой Петр более резко и откровенно называет подобные рассуждения «хитросплетенными баснями» (по-славянски — «ухищренными»), желая показать, что они, красивые и мудрые на вид, на самом деле являются пустыми, ненужными и ничего не значащими. Противопоставляя им свое свидетельство и свидетельства других апостолов, в особенности Иакова и Иоанна, которые вместе с ним созерцали Преображение Господне, он говорит: «Быв очевидцами Его величия».

Далее апостол Петр кратко рассказывает о том, как произошло Преображение Господне: «Ибо Он принял от Бога Отца честь и славу, когда от велелепной славы принесся к Нему такой глас: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение. И этот глас, принесшийся с небес, мы слышали, будучи с Ним на святой горе» (2 Пет.1:17-18). «Величие», очевидцами которого были три ученика, и есть эта Божественная слава, это сияние и свет, просвещающий душу человека и созерцаемый не столько чувственно, сколько духовно. Однако «величие» Божественной славы Господа, внешнее сияние преобразившегося Спасителя было не единственным проявлением и доказательством Его Божественности. Человеку свойственно осмысливать пережитое, и иногда по прошествии времени он может перетолковать свои ощущения и переживания иначе. Чтобы не было двусмысленности и даже при желании нельзя было истолковать события Преображения ни в каком другом смысле, как только в том, что увиденный апостолами Божественный свет был явлением Божества Господа Иисуса Христа, для этого и прозвучал голос Небесного Бога Отца: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение».

Обратимся теперь к повествованию о Преображении евангелиста Матфея. «По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних» (ст. 1). По Преданию, это была гора Фавор. Псалмопевец Давид говорит о Фаворе как об особенной горе и таким образом пророчествует, что на ней произойдет Богоявление (см. Пс.88:13). Может быть, это и имеет в виду апостол Петр, когда говорит: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте» (2 Пет.1:19). Подобно тому, как в древности Господь являлся евреям на Синае, так и в Новом Завете Он явил Себя ученикам, но гораздо более откровенно и явно, для того чтобы сделать их проповедниками Нового Завета.

«И преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (ст. 2). Апостолы Марк и Лука свидетельствуют об этом немного иначе. Между повествованиями евангелистов нет никакого противоречия, каждый из них, желая уточнить то, что произошло на Фаворе, указывает на новую подробность.

Лука говорит так: «И когда молился, вид лица Его изменился, и одежда Его сделалась белою, блистающею» (Лк.9:29). А евангелист Марк так: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белилыцик не может выбелить» (Мк.9:3). Все эти подробности нужно совместить воедино — и тогда мы сможем, насколько это возможно для людей, которые сами того не пережили, представить себе в некоторой степени, в какой великой славе Спаситель явился апостолам.

«И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии» (ст. 3-4). В то время когда глаза апостолов были ослеплены великим явлением и откровением славы Божией, души их испытывали небывалое услаждение и утешение. Оно было столь велико и могущественно, что Петр, забыв обо всем, сказал (от лица всех, ибо Иаков и Иоанн переживали то же самое): «Господи! хорошо нам здесь быть». «Мы, — говорит апостол, — уже не хотим думать ни о чем другом, постороннем, но желаем только постоянно пребывать с Тобой».

После этого слава Божия явилась апостолам еще более явно. А для того чтобы сохранить их чувства и саму жизнь от чрезвычайно сильного действия благодати, которое человеческое естество уже не может вынести, их покрыло облако, как бы заградив все их телесные чувства. Они уже не видели ничего внешнего, напоминающего о земном, но погрузились в чистое созерцание славы Божией. Апостолы в доступной для них мере созерцали Само Божество уже не через человечество Господа Иисуса Христа, но непосредственно, прямо и открыто.

«Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте» (ст. 5). Это откровение было настолько потрясающим, что, «услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус, приступив, коснулся их и сказал: встаньте и не бойтесь. Возведя же очи свои, они никого не увидели, кроме одного Иисуса» (ст. 6-8). Господь, явив ученикам славу Своего Божества, показал, что Он есть воистину Единородный Сын Божий, возлюбленный Богом Отцом прежде сотворения мира, а не какой-то усыновленный Богу праведник, как, может быть, многие желали бы понимать выражение «Сын Божий».

Читая необыкновенное евангельское повествование о том, как Господь преобразился пред учениками, а правильнее было бы сказать — преобразил учеников, так что они смогли познать Его как истинного Сына Божия, мы можем подумать: «Какое непосредственное отношение это может иметь к нам — немощным, грешным, слабовольным, заблуждающимся в духовном отношении людям, пребывающим по грехам своим словно во тьме?» Когда мы читаем о духовных видениях и откровениях, о переживаниях и ощущениях святых отцов, то они кажутся нам настолько высокими, что мы сомневаемся, нужно ли нам вообще об этом читать. Ведь мы, скорее всего, никогда подобного испытывать не будем. Может быть, нам и не нужно знать ничего столь возвышенного, а лучше заниматься более простыми и необходимыми для нас вещами: заботиться о том, чтобы не согрешать словами и поступками, чтобы приобрести хотя бы некоторое покаяние и сердечное сокрушение и со смирением готовиться к переходу в вечную жизнь, надеясь на милость Божию?

Здесь же мы читаем о духовном опыте святых апостолов (мы не погрешим, если рассмотрим евангельское повествование о Преображении с такой точки зрения). Этот опыт по сути тождествен переживаниям святых отцов, различие заключается только в интенсивности, в силе и глубине опыта, так как святые апостолы в большей степени проникли в тайны будущей жизни, в тайны Царства Небесного.

Итак, нужно ли нам об этом читать и рассуждать? Какое это имеет значение для нас? Если мы с самого начала своей духовной жизни станем считать, что нас эти возвышенные переживания не касаются, что мы их никогда не достигнем и потому стремиться к ним не нужно, то мы и на самом деле сделаем их для себя недоступными. Конечно, мы не должны думать, что обязательно поднимемся на такую духовную высоту. Но мы должны, как святые апостолы, подниматься на гору, на свой Фавор. Пусть мы не дойдем до ее вершины, пусть не сможем увидеть в своей душе Господа преобразившимся, но если мы начнем восхождение в этой жизни, то, по крайней мере, получим надежду на то, что оно завершится в жизни будущей, потому что Господь взирает на наше намерение. Если же мы, прикрывая неуместным, ложным смирением свое нежелание прилагать усилия и понуждать себя, подавим ревность, возбуждаемую в нас благодатью Божией, и станем довольствоваться тем ничтожно малым, что имеем, то, конечно же, можем потерять и это последнее. Ибо Спаситель сказал: «Кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мф.13:12). И кто знает, будем ли мы тогда помилованы, сподобимся ли славы Божией в будущей жизни?

Подобно тому как Господь наш Иисус Христос был облечен в человеческое естество и Его Божество было словно бы сокрыто материальным телом, так и в Иисусовой молитве слава Божества сокрыта под звуками слов молитвы. Но тот, кто трудится и стремится возвести свой ум от всего земного ввысь, горе’ (вспомните возглас литургии: «Горе’ имеем сердца»), тот за оболочкой слов сможет увидеть славу Божию.

Как я говорил, внутренний духовный опыт святых отцов, их ощущения и переживания от являемой Господом в их сердцах славы Его Божества идентичны тому, что чувствовали апостолы на горе Фавор. Так и все евангельские повествования являются мерилом и началом духовного опыта. Никто из святых не переживал ничего отличающегося от того, что переживали апостолы Христовы. И мы должны стремиться в духовном отношении подражать ревности святых апостолов для того, чтобы познать Господа как Сына Божия.

По-разному является Божественная слава Господа Иисуса Христа. По мнению знаменитого подвижника нашего времени, приснопамятного архимандрита Софрония (Сахарова), апостол Петр со времени необыкновенного Преображения Господа на горе Фавор более не испытывал столь сильного духовного переживания, столь ясного и глубокого откровения. На протяжении многих лет он только вспоминал об этом событии. Нельзя с достоверностью сказать, что слова архимандрита Софрония совершенно правильны, но его мысль достойна внимания, ибо он рассуждает по аналогии со своим опытом и опытом других подвижников благочестия. У человека бывают такие откровения, такие духовные переживания, которые оставляют в нем впечатление на всю жизнь, и в дальнейшем он только пытается вернуть их и стремится к ним, как Адам стремился к потерянному им раю. Об этом можно прочесть в книге архимандрита Софрония «Старец Силуан». Преподобный Силуан Афонский сподобился явления Господа и потом всю жизнь подвизался вернуть себе эту благодать, а пережитое им ощущение ее было для него мерилом того, к чему нужно стремиться.

Говорю я это не потому, что нам обязательно нужно стремиться к духовным видениям, чтобы потом возвращать себе пережитую благодать. Даже великие подвижники, а по мнению архимандрита Софрония — и сами апостолы, не всегда имели равное духовное состояние. Они также временами испытывали некоторое оскудение благодати и во время душевной сухости и богооставленности усердно трудились ради возвращения пережитого. Мы же, не имея собственного духовного опыта, должны смотреть на опыт святых апостолов и святых отцов как на опыт всей Церкви, а потому и наш тоже.

И подобно тому, как они стремились вернуть то, что лично пережили, так и мы, взирая на их переживание, ставшее уже общим для всей Церкви православных христиан, должны всеми силами стремиться вернуть ту благодать, которая нами утеряна. То есть мы должны каяться именно в том, что не имеем той благодати, той Божественной силы, той близости к Богу, какую имели апостолы и святые отцы. Тогда и мы хотя бы в малой степени испытаем пережитое ими. А если мы в самом начале своей духовной жизни поставим на себе крест, то и малого духовного опыта не приобретем. Будем думать о себе, какие мы негодные и недостойные, а в конечном счете это окажется не смирением, а лукавым оправданием своего нерадения. Не нужно думать, что мы обязательно испытаем всю полноту благодати, как испытали ее апостолы, однако вовсе ни к чему не стремиться и делать из этого повод якобы для смирения также не нужно. Как святые апостолы, поднимаясь на Фавор по призыву Господа, не знали, какие переживания их ожидают, так и мы должны следовать за Ним, даже если не понимаем точно, что нас ждет. Мы должны иметь послушание евангельскому учению, истолкованному для нас святыми отцами, и тогда можем иметь надежду на спасение.

Господь мог явить Свою славу лишь одному из учеников, допустим апостолу Петру. Мог — вообще всем ученикам и даже врагам. Но Он выбрал нечто среднее, избрал не одного и не многих, а троих. И сделал это для того, чтобы мы понимали: каждый, проявив некоторое усердие, может испытать то, что испытали эти трое человек. Если бы это было явлено всем, то мы, может быть, усердия проявлять и не пожелали бы.

Господь сотворил много чудес, но не всех мертвых Он воскресил, не всех больных исцелил. В Евангелии кроме Воскресения Самого Господа описано три случая воскресения из мертвых. Господь дважды насытил хлебами голодных людей. Можно вспомнить и третий подобный случай, когда Он по Своем Воскресении насытил апостолов хлебом и рыбой. Повторением чудес Господь показывал, что мог бы совершать их постоянно, а раз Он этого не делает, значит, это имеет определенный смысл: мы должны верить в Божество Спасителя и Его всемогущество, должны надеяться на Него, но в то же самое время смиряться перед волей Божией. В отношении же духовного познания необходимо помнить: то, что испытали трое, могли испытать все, а потому мы, узнав о необыкновенных духовных ощущениях и переживаниях трех апостолов, о созерцаемом ими откровении, должны стремиться к тому же, понуждая себя, чтобы оказаться в числе избранных. Для этого, образно выражаясь, нужно взойти на гору, то есть потрудиться над тем, чтобы возвыситься и отрешиться от всего земного.

Рассуждая таким образом о Евангелии, еще раз сделаем для себя вывод: усердие, понуждение себя, ревность никак не противоречат тому, что необходимо смиряться. Если бы Церковь думала иначе, то не включила бы в Божественную литургию возглас: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати Тебе, Небеснаго Бога Отца, и глаголати». «Со дерзновением» — необходимо помнить, что в духовной жизни бывают такие моменты, когда нужно дерзновение. Смирение несколько удерживает человека, делает его осторожным, а дерзновение побуждает стать ревностным. Необходимо и то, и другое. И если мы разумно будем сочетать добродетели ревности и смирения, то есть будем стремиться к истинным духовным высотам, а не ложным, куда влечет нас гордость, тогда уже в этой жизни хотя бы до некоторой степени уподобимся святым апостолам, будем переживать то, что переживали они. Божественный свет явится в нашем сердце, Господь Иисус Христос преобразит нас, и мы не просто уверимся, а познаем, что Он есть возлюбленный Сын Небесного Бога Отца. Аминь.

19 августа 2000 года

Успение Пресвятой Владычицы нашей Богородицы

В продолжение пути их пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё.

Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие! А Он сказал: блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его.

О почитании Божией Матери

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Апостол и евангелист Лука в начале своего Евангелия говорит, что, составляя его, он опрашивал многих свидетелей, притом опрашивал «испытно», то есть исследуя и сравнивая их рассказы. Поэтому Евангелие от Луки, помимо того что оно написано, как и все Священное Писание, действием Святого Духа, имеет в себе еще и некоторый исторический, критический элемент. Оно излагает события последовательно, и притом в большем объеме по сравнению с прочими Евангелиями. Апостол и евангелист Лука больше других рассказывает и о Божией Матери, хотя нам кажется, что и он говорит очень мало. Причина такого немногословия евангелистов кроется, может быть, в смирении, а выражаясь современным языком, в необыкновенной скромности Пресвятой Богородицы. Она рассказывала о Господе, а о Себе почти ничего не говорила — об этом мы только догадываемся. Поэтому в праздники в честь Божией Матери всегда читается одно и то же Евангелие: то, которое мы слышали сегодня.

В этом евангельском чтении говорится о том, как женщина, слушая необыкновенную проповедь Спасителя, пришла в восхищение и воскликнула: «Блажено чрево носившее Тя, и сосца, яже еси ссал» (ст. 27), прославив таким образом Божию Матерь, носившую в Себе Господа Иисуса Христа. И если еще во время земной жизни Спасителя, до Его страданий, необычайного Воскресения и Вознесения на небеса, до сошествия Святого Духа — то есть еще до Его необыкновенного Божественного прославления — эта женщина, имя которой до нас не дошло, так восхвалила Божию Матерь, то как же нужно прославлять Пресвятую Деву нам — людям, которым уже все известно о Господе! Мы в полной мере знаем, что Он не какой-то необыкновенный пророк и чудотворец, а воистину Сын Божий.

«Блажено чрево носившее Тя, — сказала Господу эта неизвестная женщина, — и сосца, яже еси ссал». Почему блаженна Пресвятая Богородица? Потому что Она носила в Себе Бога Слово, Сына Божия, и через Нее Сын Божий стал Сыном Человеческим. Предвечный, собезначальный Отцу и Святому Духу Сын Божий действием Святого Духа воплотился, заимствовав плоть от Божией Матери и сотворив во чреве Ее храм Себе, то есть человеческое естество, с которым Он и соединился неизреченным образом через человеческий ум — самое возвышенное, что есть в человеческой природе. Уму по самому естеству его свойственно возвышаться и общаться с Богом. В Спасителе же не просто человеческий ум общался с Божеством, но ипостасью Бога Слова было воспринято человеческое естество, заимствованное Им от Божией Матери. Пречистая Дева воистину стала Богородицей, потому что носила во чреве Своем Бога Слово, ибо Сын Божий такой же Бог, как и Бог Отец, и Бог Дух Святой. Воплотившись, Он не стал «менее» Богом, хотя Своим человеческим естеством — плотью и разумною душой — Он и пребывал до времени естественного рождения во чреве Божией Матери и возрастал как человек.

Дева Мария до Рождества, в Рождестве и по Рождестве пребыла Девой. Это неизреченно и непостижимо, это можно принять только верою, но никак нельзя постичь человеческим разумом, ибо вера живит, а разум мертвит. Когда Дева Мария неизреченным образом родила Сына Божия как Человека, то Она вполне законно получила достойное имя Богородицы, как говорится и в песнопении: «Достойно есть величати Тя Богородицу». Конечно же, она родила Сына Божия не как Бога, а как Человека, но Этот Человек одновременно Своим естеством неизреченным образом был соединен с Божественной Ипостасью Бога Слова, и поэтому мы и говорим, что Дева Мария воистину есть Богородица. С детских лет, как говорят святые отцы — «от младых ногтей», она постоянно пребывала в Святая Святых Иерусалимского храма, куда имел право входить только первосвященник один раз в год. Пресвятая Богородица, по словам святителя Григория Паламы, явилась изобретательницей непрестанной молитвы. Непрестанно молясь об израильском народе и о всем человечестве, прося Бога, чтобы скорее пришел в мир Спаситель человеческого рода — Мессия, Она своим подвигом молитвы очистила Себя и предуготовила к принятию Бога Слова. Дева Мария была единственным за всю историю существования мира от его сотворения и даже до конца времен человеком, достойным воспринять в Себя Сына Божия, Вторую Ипостась Пресвятой Троицы.

Может быть, нам покажется удивительным, как первосвященник мог ввести во Святая Святых маленькую девочку. Необыкновенным образом Дева Мария Сама поднялась по тем ступеням, по которым мог входить во Святая только священник для жертвоприношения. У ветхозаветных первосвященников был так называемый наперсник (одна из частей их священной одежды), на котором находились двенадцать драгоценных камней, по числу колен сынов Израилевых (израильский народ состоял, как вы знаете, из двенадцати племен, или родов). Когда в особенно важных случаях священник вопрошал о чем-то Бога, то в знак того, что это угодно Господу, камни начинали светиться. Когда отроковица Мария в сопровождении Своей матери, отца, родственников и дев приблизилась к храму, при котором Ее после посвящения должны были оставить, Она неожиданно для всех стала восходить по тем ступеням, на которые имел право ступать только священник. Первосвященник в это время стоял несколько выше, у входа в храм, и камни на его нагруднике заблистали сильнейшим блеском, тем самым показывая, что Дева Мария является таким храмом, который превыше Иерусалимского. Действительно, Она стала храмом Сына Божия. Первосвященник позволил Ей подняться по ступеням, и, я думаю, сияние камней на его нагруднике все более усиливалось. Это явление по-еврейски называется «урим и туммим», а в переводе на русский — «явление и истина» (см. Исх.28:30).

Сияние было Божественным внушением, которому был обязан повиноваться каждый первосвященник, поэтому он сделал то, что казалось абсурдным: не только позволил Деве Марии войти во Святая, куда допускались только священники для совершения жертвоприношений, но и во Святая Святых. Я предполагаю, что когда Пресвятая Богородица вошла туда, то сияние камней наперсника превратилось в ослепительный блеск. В то время храм был пустой, потому что после Вавилонского пленения Святая Святых лишилось святынь, которые должны были в нем пребывать. Ранее там хранился ковчег завета, в котором находились манна, скрижали Моисеевы, данные ему Богом на горе, и прозябший жезл Ааронов. Это величайшие святыни Израиля, но их уже не было в храме, потому что приуготовлялось место для Пречистой Девы, и это отсутствие святынь являлось предзнаменованием того, что во Святая Святых должен войти Сам Первообраз. Ковчег завета, в котором находилась манна, только изображал собой явление Спасителя в мир, а Дева Мария была истинным Ковчегом, в котором вмещалась Божественная Истинная Манна — Сын Божий, напитавший весь мир Своей благодатью и Своими Телом и Кровью. Прочие святыни, которые хранились в ковчеге — и скрижали, данные Богом, и жезл Аарона, — также были символами, образами явления в мир Сына Божия, а сам ковчег изображал Пресвятую Богородицу. Пророк Давид наитием Святого Духа воскликнул: «Воскресни, Господи, в покой Твой, Ты и кивот святыни Твоея» (Пс.131:8). Под кивотом святыни здесь подразумевается Пресвятая Дева Богородица. Таким образом, там, где раньше было только изображение, ныне появилось Само Изображаемое: вместо кивота, или иначе ковчега, в храм вошла Та, Которую он изображал, — Сама Пресвятая Дева Богородица.

Подвигом молитвы и любви Она очистила Себя до такой степени, что обезоружила первородный грех, который находился в Ней, как во всяком человеке. Католики безумно утверждают, что Божия Матерь родилась уже непорочной, но мы верим, что Она именно Своим подвигом как бы связала в Себе действие первородного греха, и эта наклонность ко греху в Ней никогда, ни на одно мгновение не пришла в действие. Она действительно стала Всенепорочной. Тогда Дух Святой Своим неизъяснимым действием сделал Ее Матерью Божией, вместилищем ипостасно соединившегося с человеческим естеством Сына Божия. Очистившись, Она достигла необыкновенной высоты — людям понять это невозможно.

В молитве мы очень часто называем Божию Матерь «Честнейшая Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим» — и вполне заслуженно. Надо сказать, что первая часть этой молитвы была дарована людям Ангелом. Когда один афонский инок в своей келий в отсутствие старца воспевал молитву: «Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим» — и далее, то ему явился Ангел и спросил: «Почему ты поешь это?» Инок ответил: «Мне нравится эта молитва, я хочу молиться Божией Матери». Тогда Ангел сказал: «А мы на небесах поем еще и такие слова: достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего». Инок этот был очень простой и сказал: «Я боюсь, что забуду эти слова», — и тогда Ангел своим перстом начертал их на каменной стене. Когда старец, вернувшись, услышал, что его ученик поет молитву так, как научил его Ангел, то стал расспрашивать его, откуда он узнал эти слова. Тогда инок показал ему начертанное на камне, а изумленный старец передал слова молитвы всем афонским инокам. С тех пор мы поем и читаем молитву «Достойно есть» в том виде, в каком вы все ее знаете. Эти слова наполнены богословским смыслом. Сейчас нам кажется само собой разумеющимся то, что Дева Мария — действительно Богородица. Мы воспринимаем эту истину как что-то естественное, а святые отцы были готовы даже пролить кровь, чтобы защитить эту часть Православного Предания и доказать, что достойно — то есть справедливо и правильно — называть Деву Марию Богородицей.

Непрестанно призывая Мессию прийти в мир, Пречистая Дева, конечно же, по Своему смирению не ожидала, что именно Она достойна быть той, через которую Господь явится людям. Надо думать, что Она не понимала, что значат пророческие слова о том, что Дева должна родить. Когда Она отказалась от брака, то полагала, что таким образом отказалась и от чести стать Той, от Которой родится Мессия, ибо кому могло прийти в голову, что человек может родиться от девицы? Так и Божия Матерь не могла ожидать этого, что говорит о Ее необыкновенном, глубочайшем смирении.

Этот Избранный Сосуд, Этот Кивот Святыни почил от земных дел. Мы называем смерть Пресвятой Богородицы не смертью, а Успением, то есть сном. Это слово более подходит для наименования Ее перехода в жизнь вечную, потому что подчеркивает, что смерть для Божией Матери не была чем-то ужасным, враждебным и мучительным, как обычно для людей, но явилась для Нее вожделенным переходом в вечную жизнь, соединением с возлюбленным Господом Иисусом Христом. На иконах Успения изображается, как Сам Господь в сонме Ангелов принял в Свои руки душу Божией Матери. В этот день апостолы с разных концов земли, в которых они проповедовали Евангелие, чудесным ‘образом были восхищены Ангелами и принесены в Иерусалим, за исключением апостола Фомы. Видимо, по Промыслу Божию такова была участь этого апостола — стать для людей маловерных свидетелем как Воскресения Христова, так и воскресения Божией Матери.

Итак, Божия Матерь почила, предав Свою душу в руки Самого Спасителя, и неизъяснимая благодать наполнила дом Иоанна Богослова, в котором это произошло и в котором Она жила до Своего последнего дня. Место, где стоял этот дом, известно, сейчас там воздвигнут храм, к сожалению, католический. Место самого Успения Божией Матери также сохранилось: оно расположено в крипте — подземной части этого храма. Там находится скульптурное изображение Божией Матери, как бы уже почившей и возлежащей на ложе. Мне кажется, что, несмотря на то что это место принадлежит ииославным, благодать Божия ради великого чуда, которое там произошло, все же на том месте чувствуется и действует.

Тело Божией Матери с торжественными песнопениями было перенесено в Гефсиманю, в родовую гробницу, где почивали Ее родители Иоаким и Анна и другие Ее родственники. Место это сейчас принадлежит православным и дышит неизъяснимой благодатью. По моему личному впечатлению, после Гроба Господня Гефсимания — самое благодатное место в Святом Граде Иерусалиме. Оттуда даже не хочется уходить: как во время службы, так и когда нет богослужения в Гефсимании необыкновенно тихо и благодатно. Хочется сидеть в этом, можно сказать, подземелье и размышлять или молиться.

Во время погребения Божией Матери апостолы и епископы, сошедшиеся с разных концов земли — иные из них были предупреждены в откровении о том, что Божия Матерь отходит от земли, а иные были принесены в Иерусалим чудесным образом, как апостолы, — действием Святого Духа воспевали божественные песнопения в честь Пресвятой Девы. И делали они это не так, как мы, — по составленным книгам, но каждый, вдохновляемый свыше, пел то, что внушал ему Дух Святой. Это было необыкновенное богослужение: каждый изливал свои чувства в самых прекрасных, возвышенных словах, в которых не было ничего человеческого, все произносилось только по Божественному внушению.

Это погребальное шествие было окутано неким таинственным облаком, для того чтобы иудеи не могли совершить какое-нибудь кощунство и помешать великому событию — погребению Пресвятой Богородицы. Но на какое-то время это облако промыслительно отошло, и один иудейский священник по имени Афоний попытался опрокинуть одр (то есть носилки), на котором несли тело Божией Матери. Он подбежал и схватился руками за него, но Ангел, охранявший это шествие, отсек ему кисти рук, и они повисли на одре. Тут же Афоний осознал свое преступление, раскаялся и взмолился о прощении, он уверовал в Господа и Божию Матерь. Апостол Петр, помолившись, велел Афонию приставить руки к отсеченным кистям, и они тут же приросли. Он шествовал дальше вместе со всеми верными, прославляя Господа Иисуса Христа и Его Пречистую Матерь, и, конечно же, стал христианином.

Тело Божией Матери, как было принято в те времена, погребли в пещере, которую завалили камнем. Апостола Фомы не было при погребении, и когда на следующий день он чудесным образом оказался в Иерусалиме, то очень сожалел, что не успел попрощаться с Божией Матерью. Другие апостолы Христовы были перенесены в Иерусалим несколько раньше Ее Успения и успели проститься с Ней, апостол же Фома, лишившись этого утешения, сильно скорбел. Ученики, чтобы несколько облегчить его скорбь, повели его к гробнице Божиеи Матери и решились, нарушив обычай, отвалить от пещеры камень, чтобы и он смог увидеть Пресвятую Деву Богородицу. Когда же они открыли гробницу, то увидели, что тела Пресвятой Богородицы там нет. Апостолы не знали, что думать, никаких оснований подозревать, что тело Ее выкрали, у них, видимо, не было, и они пребывали в недоумении. В тот же день на своей обычной трапезе они по принятому у них уже обычаю поставили чашу вина и положили хлеб в качестве части Господней. Таким образом они вспоминали те три с половиной года, то прекраснейшее и ни с чем не сравнимое время, которое они провели со своим возлюбленным Господом. И как они могли это забыть? Этот хлеб и чашу вина после трапезы они поднимали вверх и говорили: «Иисус, помогай нам!» Апостолы действительно нуждались в помощи, потому что труды проповеди Евангелия превышали человеческие силы. Потом они преломляли этот хлеб, делили его по числу присутствующих и с благоговением вкушали. Но в этот раз, когда они по обыкновению хотели после трапезы поднять этот хлеб горе’ и произнести: «Иисус, помогай нам!» — перед ними на воздухе в окружении Ангелов явилась Божия Матерь. Апостолы поняли, что Она, подобно Своему Сыну, воскресла из мертвых, потому что смерти невозможно было удержать Ее. Пресвятая Богородица отдала обычный долг Своей человеческой природе, то есть вкусила смерть, но Господь вновь возвратил Ее к жизни, и не так, как Он воскресил, например, Лазаря — для жизни обычной. Нет, Он воскресил Ее тем воскресением, каким все люди воскреснут в день Страшного Суда, — полным, совершенным и окончательным. Увидев перед собой Божию Матерь, стоящую на воздухе, апостолы вместо слов: «Иисус, помогай нам!» — поневоле воскликнули: «Пресвятая Богородица, помогай нам!» Поэтому в некоторых монастырях существует обычай совершать так называемый Чин Панагии, во время которого просфора Божиеи Матери вносится в трапезу, а после вкушения пищи читаются молитвы и произносится: «Пресвятая Богородица, помогай нам!», а сама просфора преломляется и раздается всем присутствующим братьям.

Вспоминая сегодня Успение Божиеи Матери, мы одновременно вспоминаем и Ее воскресение. Оно не празднуется особо, потому что мы не знаем точно, произошло ли оно в тот же день или на следующий. Однако в богослужебных песнопениях и творениях святых отцов о воскресении Пресвятой Богородицы говорится как о вещи само собой разумеющейся. Этот как будто бы грустный праздник, Успение Пресвятой Богородицы, заключает в себе необыкновенное утешение и радость, нечто, если так можно выразиться, сладостное. И совершенно справедливо женщина, упоминаемая в сегодняшнем евангельском чтении, воскликнула: «Блажено чрево носившее Тя, и сосца, яже еси ссал», а мы, по сути, вторим ей, когда молимся: «Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу». Мы будем прославлять Божию Матерь, несмотря на все укоры и безумные хулы, которыми осыпают Ее и безбожники, и еретики, называющие себя христианами. Как можно быть христианином и не почитать Матерь Христову? Поступающие так — лжехристиане, несмотря на то что они имеют, может быть, самый добродетельный вид. Это волки в овечьей шкуре. Мы же, хотя и грешные люди, но почитаем Божию Матерь и потому надеемся на милость Божию. Почитание Божиеи Матери, как и прочие части Священного Предания, — это та самая простая вера, которая проповедана апостолами и нужна для спасения. Для нашего спасения необходимы Православие и покаяние. Если мы будем ревновать о них, то милость Божия и молитвы Божиеи Матери и всех угодников Божиих нас не оставят. Аминь.

28 августа 1997 года

Молитвенница за род человеческий

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня, в праздник Успения Божией Матери, как и в другие праздники, посвященные Пресвятой Деве Марии, мы читаем Евангелие, которое состоит из двух частей, как бы искусственно соединенных. Но на самом деле святые отцы соединили их намеренно, с целью выявить в евангельском повествовании тот смысл, который необходим нам именно для того, чтобы понять главное служение, или, если можно так сказать, основное душевное свойство, Пресвятой Девы Богородицы.

Господь Иисус Христос пришел «в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой» (ст. 38). Из Евангелия мы знаем о том, что Марфа, Мария и брат их Лазарь были любимыми учениками Спасителя, Господь даже называет Лазаря Своим другом (см. Ин.11:11). Во всех евангельских повествованиях, где речь заходит об этих сестрах, мы видим, что Марфа была женщина рассудительная и практичная, а Мария, можно сказать, более эмоциональная (не будем пока говорить о разнице в их духовном устроении). Примером этого служит их поведение при великом чуде, сотворенном Господом, — воскрешении Им Лазаря Четверодневного. Марфа подробно и долго беседовала со Спасителем, Он пытался ей что-то объяснить, Мария же, пришедши, упала к Его ногам и сказала простые слова: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин.11:32). Впрочем, Марфа, казалось бы, сказала то же самое, но само поведение Марии — как она припала к коленам Спасителя и с каким чувством говорила — заставило Его прослезиться.

Когда Господь наш Иисус Христос уже подошел к гробнице Лазаря, то именно Марфа осмелилась возражать Ему и, несмотря на то что умерший Лазарь был ее любимый брат, заметила, что теперь невозможно открыть склеп, чтобы попрощаться с ним, потому что «уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе» (Ин.11:39). Во всем этом мы видим практичность Марфы, ее здравый житейский разум. Из другого повествования евангелиста Иоанна мы помним, что когда Спаситель незадолго до Своих страданий возлежал в доме Лазаря, то Мария излила на Его ноги благовонное миро и отерла их своими волосами. Этим, как бы мы сейчас сказали, «экстравагантным» поступком Мария показала полное презрение к человеческому мнению, проявила свою любовь к Господу, невзирая на то, как к этому отнесутся другие.

В сегодняшнем евангельском повествовании, которое читается во все праздники Божией Матери, также рассказывается о различии между двумя этими сестрами. Приводится очень характерный эпизод, может быть, даже более характерный, чем те два, о которых я только что упомянул. Господь пришел «в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении» (ст. 38-40). Конечно, Спаситель был не один, а вместе со Своими учениками, и как это принято, особенно у женщин, Марфа, желая угодить дорогим гостям, видимо, хотела не просто их насытить, но приготовить что-то особенное, праздничное — какое-то обильное и вкусное угощение, и поэтому вынуждена была много суетиться. «Марфа же молвяше о мнозе службе», как сказано по-славянски. Слово «молвяше», может быть, более точно описывает ее состояние; «Марфа же молвяше о мнозе службе», если безмолвие — это безмятежное состояние, то молва — синоним суеты.

«Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить?», или по-славянски: «Господи, не брежеши ли, яко сестра моя едину мя остави служити» (ст. 40). Марфа, видимо, по-человечески возмутилась, хотя это, конечно, не значит, что у нее не было любви к своей родной сестре. Поскольку известно, что Господь Иисус Христос был Учителем и очень близким для них человеком и они все Ему вверяли, то мы можем себе представить их отношения и разговор Господа с Марфой. Скорее всего, ее жалоба походила на то, как кто-то жалуется духовнику на своего духовного брата или сестру, жалуется не ради того, чтобы вызвать неприязненное отношение к этому человеку, но ради его исправления. И Марфа, заметив неправильное, как ей казалось, поведение своей сестры и, видимо, будучи старшей сестрой — судя по тому, как она себя вела, она была старше Марии и Лазаря, — обратилась к Господу с такими словами: «Господи, не брежеши ли, яко сестра моя едину мя остави служити? рцы убо ей, да ми поможет» (ст. 40). «Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом», или по-славянски: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе, едино же есть на потребу. Мариа же благую часть избра, яже не отимется от нея» (ст. 41-42). «Едино есть на потребу», — то есть одно нужно человеку: не угощение, не пища, и даже не доброе человеческое отношение, а слово Божие, питающее и укрепляющее его, делающее его способным перейти в вечную жизнь. Если пища тленная дает нам силы проходить поприще земной, временной жизни, то слово Божие является пищей для души, которая делает человека способным к деятельности для жизни вечной и вообще к вечной жизни. Поэтому оно и есть «едино на потребу», а без него все остальное не имеет никакого значения и оказывается бесполезным. Все земные блага, доброе отношение к нам людей — все это не нужно, пусто и ничтожно, если нет самого главного, «единого на потребу», того, что наполняет смыслом все земное. Мария избрала благую часть, то есть предпочла именно самое главное.

«Ты хочешь, чтобы она исправилась? — как бы спрашивает Спаситель у Марфы. — Но это ты нуждаешься в исправлении, потому что она избрала благую часть. Она не печется, не молвит о мнозе, а выбрала единое на потребу, благую часть, которая не может быть отнята у человека». Если даже мы представим, что по отношению к Марии была бы допущена несправедливость и Господь укорил бы ее, то все равно внутреннее состояние человека, слушающего слово Божие, таково, что никто и ничто не может у него отнять это спасительное делание, если он сам от него не отвратится.

Конечно же, Господь не мог укорить Марию, и если нам иногда кажется, что с нами поступают в этом отношении несправедливо, то есть мешают упражняться в том, что «едино на потребу», это только наша иллюзия. Никто не в силах отнять у нас этого делания, если мы всей душой стремимся к Господу, ибо если люди и помешают, то Господь никогда нас не отвергнет. Если бы люди, подобно Марфе, пытались под каким-либо предлогом отвлечь нас от умного делания, которое без малейшего преувеличения и натяжки можно назвать спасительным, то Господь Иисус Христос все равно никогда не отнял бы у нас этой благой части. Поэтому, если мы чувствуем, что нечто внешнее как будто мешает нам, то в этом только наша вина, потому что мы своим произволением сами отвращаемся от благой части, например поддаемся раздражительности или увлекаемся чем-то временным и суетным.

Однако в приведенном повествовании как будто бы нет ни одного слова о Божией Матери. Какое же отношение оно имеет к Ней, почему мы читаем его в праздник Успения? Вторая часть сегодняшнего евангельского чтения взята совсем из другого контекста, но по смыслу весьма подходит к тому, что мы только что прочитали и попытались истолковать. «Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (ст. 27). Непосредственно перед этими словами приводится поучение Спасителя о том, что когда нечистый дух выходит из человека и не может нигде успокоиться, то он вновь возвращается к человеку и, найдя его душу пустой, приводит с собой семь злейших духов. В самом повествовании Евангелия слова женщины относятся именно к этому поучению Господа, но святые отцы посчитали нужным и справедливым совместить их в евангельском чтении на Богородичные праздники с сюжетом о Марфе и Марии, чтобы объяснить нам смысл поведения Марии и на ее примере показать, какова была Божия Матерь. «Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему: блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» — конечно же, это похвала Божней Матери. Может быть, эта женщина, которая восхитилась учением Спасителя, прозрев своим духом, внутренне осознала, что перед ней — Мессия, Христос, Помазанник Божий, и потому от всей души воскликнула: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие», то есть восхвалила Ту, Которая Его выносила и родила, — Пресвятую Богородицу. Возможно, ею руководило и то чувство, которое обычно называют «белой завистью», то есть доброжелательная зависть, в основе которой — восхищение человеком, намного и заслуженно превосходящим тебя. Но Спаситель как бы утешил эту женщину, а вместе с ней и всех остальных, присутствовавших там. «Он же рече: темже убо блажени слышащий слово Божие и хранящий е», то есть: «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» (ст. 28). Блаженна не только Та, Которая носила Христа во чреве и питала Своими сосцами, но и все те блаженны, кто слушает слово Божие так же, как и Она. «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его» — эти слова, безусловно, относятся к Марии, сестре Марфы и Лазаря, потому что она избрала «едино на потребу», то есть слышание слова Божия, но не просто слышание, а с целью соблюсти услышанное.

Пресвятая Дева Мария гораздо в большей степени, чем Мария, сестра Лазаря, чем все ветхозаветные и новозаветные святые, прилежала этому умному делу, то есть слышанию слова Божия, приседению у ног Спасителя. Если она не имела возможности пребывать непосредственно возле Господа, то духом Своим всегда была соединена с Богом в молитве. Святитель Григорий Палама говорит, что Божия Матерь, пребывая во Святая Святых вплоть до Своего отрочества и вступления в брак с Иосифом Обручником, как чистый и избранный Сосуд Божий, помышляла о том, что можно сделать для спасения человеческого рода, и явилась изобретательницей непрестанной молитвы за весь мир. Можно даже смело сказать — Иисусовой молитвы. Конечно, Она не призывала имя Иисуса, поскольку Он еще не воплотился, но призывала грядущего в мир Мессию. Неизвестно, какие слова Она употребляла в Своей непрестанной молитве, однако смысл этих слов, безусловно, совпадал со смыслом слов молитвы Иисусовой, с той лишь разницей, что Пресвятая Дева молилась не только о Себе, но и о всем мире. Она в действительности прилежала слову Божию, внимала ему, хранила его в Себе и соблюдала. Более того, Она молилась и о том, чтобы слово Божие, то есть спасительное Божественное учение, распространилось в израильском народе и во всем человечестве, а не только Она Одна была бы познавшей и соблюдающей его. Под словом Божиим нужно понимать не просто чтение и слушание Священного Писания, но, может быть даже в большей степени, и молитву. Например, мы не можем сказать, что псалмы царя Давида, которые употреблялись еще в ветхозаветном богослужении, не являются словом Божиим, также и новозаветные молитвы, например: каноны, тропари, кондаки и другие богослужебные тексты. Один подвижник говорил, что предпочитает псалмы царя Давида другим частям Библии, потому что они вмещают в себя смысл всего Священного Писания, а ведь псалмы являются молитвой. Новозаветные молитвы, составленные святыми отцами, также вмещают в себя смысл новозаветного христианского учения. Можно сказать, что в них излагается и изъясняется Евангелие. Потому все молитвословия, употребляемые в Православной Церкви, может быть, даже в большей степени, чем Священное Писание, справедливо называть словом Божиим.

Божия Матерь, упражняясь в делании и восприятии слова Божия, очистила Себя, по учению святителя Григория Паламы, до такой степени, что единственная из всех людей стала способной вместить в Себя Слово Божие уже с большой буквы, то есть Сына Божия, ибо другое Его имя — «Слово Божие». Как и Евангелие от Иоанна говорит о Нем: «В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово» (Ин.1:1).

Вот почему сегодня мы читаем евангельское повествование о Марфе и Марии. Внутреннее духовное состояние и расположение Самой Пресвятой Девы Богородицы изъясняется на примере Марии, сестры Лазаря, приседящей у ног Спасителя и избравшей благую часть, «которая не отнимется у неё». Пресвятая Дева с отроческих лет, с того возраста, в котором люди становятся способными к принятию сознательных решений, начала упражняться в непрестанной молитве и пребывала в ней всю Свою жизнь. Когда же пришло время Ее перехода из земной жизни в жизнь вечную и блаженную, то она также молитвой готовила Себя к этому. И потому для Нее смерть уже не была смертью, но успением, как справедливо и очень мудро называет ее православная традиция. От временной жизни Пресвятая Дева перешла в вечную незаметно и легко, словно переступила порог, перейдя из одного зала в другой — больший и прекраснейший, потому что временная жизнь на земле была для Нее лишь подготовкой к вечности. Более того, уже в этой временной жизни Она жила только вечностью, только небесным и духовным, предпочитая всему общение с Богом. Она даже не касалась проповеди, хотя проповедь благой вести, истинного учения о пришедшем в мир Христе Спасителе — это великое служение. Но все же молитва выше даже этого служения.

Из Предания нам известно, что, когда апостолы бросали жребий о том, кому из них в какую страну идти проповедовать, Пресвятая Дева настояла на том, чтобы и о Ней был брошен жребий. Ей выпало проповедовать в Иверии, то есть в нынешней Грузии, или, если сказать более широко, — в Закавказье. Она даже собралась в путешествие, но корабль, на котором Она пыталась добраться до этой далекой страны (нужно еще учитывать, что в то время средства передвижения были более простыми), бурей прибило к Афону, и Пресвятая Дева проповедовала слово Божие жившим там язычникам. Ей было открыто, что спустя некоторое время Иверия обратится к вере, а Ей Самой необходимо пребывать в молитве, оставаясь в Иерусалиме, куда Она и вернулась, чтобы вновь погрузиться в Свое молитвенное делание, которому прилежала с детских лет. И, конечно, Ее молитва была действенной.

Некоторым людям кажется, что молитва — это как будто бы легкое занятие, которому человек может предаваться беспрепятственно и беззаботно, занятие более простое и легкое по сравнению с какими-то сложными делами, в которых необходимо преодолевать разные препятствия, встречаются различные искушения и скорби. Однако так судят о молитве те, кто имеет весьма и весьма поверхностный молитвенный опыт. Поскольку они только формально произносят какие-то молитвословия, то им кажется, что и любой может это легко сделать. На самом же деле эти люди, можно сказать, не молятся, но только устами произносят слова, и хорошо еще, если сами их слышат, а то, бывает, так отвлекутся, что и сами не слышат произносимого. Когда человек имеет такое представление о молитве, то он действительно может говорить, что ему легче молиться, чем заниматься какой-то работой. Но подвижник, познавший, что такое истинная молитва, какой это тяжелый и напряженный труд, даже достигнув высочайшего преуспеяния в ней, не может удовлетвориться тем блаженством, которое уже испытал, той славой, которую уже вкусил, но стремится к большему и прилагает все большие и большие труды. Как говорит святитель Игнатий, молитва требует понуждения на протяжении всей жизни человека.

Одним словом «молитва» мы охватываем множество различных состояний. Иногда под этим словом мы понимаем не только саму молитву, когда человек пытается умом обращаться к Богу, но и те высокие состояния, которые могут от нее происходить, которые бывают следствием занятия молитвой, — восхищение ума, созерцание славы Божией и даже откровения. Все это мы называем одним словом — «молитва». Если мы будем иметь о молитве правильное представление, соответствующее действительности, то увидим, что тот труд, в котором пребывала Пресвятая Дева Богородица «от младых ногтей», как говорят отцы, и до Своего Успения, был необходим и важен именно в деле нашего спасения. Важен настолько, что именно благодаря ему в мир пришел Мессия, вселившись в Ту, Которая очистила Себя молитвой. Я думаю, что когда апостолы начали проповедовать, то Пресвятая Дева, безусловно, молилась и о них, об успехе их проповеди и об обращении народов в христианство. Мы ничего не знаем об этом Ее делании и не можем проследить за тем, как Ее молитва отразилась на судьбе тех или иных людей, народов и племен, обратившихся в христианство. Однако при строго православном взгляде сам здравый смысл подсказывает нам, что дело Божией Матери, Ее молитва обо всем человечестве и обо всем мире, не могло быть менее действенным, менее значительным и менее плодотворным, чем пламенная, подвижническая проповедь святых апостолов, увенчавшаяся их мученической кончиной. Мы должны так думать хотя бы потому, что по молитвам Божией Матери, как говорит Григорий Палама, воплотился Сын Божий. Тем паче мы должны понимать, что по молитве Божией Матери обратились в христианство многие и многие народы, может быть, даже самые дикие и варварские.

Сегодняшнее евангельское чтение на примере Марии, сестры Лазаря, показывает нам в некоторой малой степени внутреннее состояние Самой Пресвятой Девы, хотя Она несравненно превосходит Марию. И мы все должны стараться подражать Пресвятой Богородице, в особенности те из нас, кто избрал монашеский образ жизни, потому что в стремлении к такому духовному состоянию и есть смысл монашества. Можно сказать, что Пресвятая Дева Богородица была первой монахиней, родоначальницей этого образа жизни и необыкновенным, высочайшим примером для подражания. Она избрала «благую часть», которую никто и никогда не мог у Нее отнять, и мы также должны избирать «благую часть» — не в том смысле, чтобы пренебрегать какими-то необходимыми делами, которые, в сущности, являются заботой о самих себе, а в том, чтобы на первое место всегда и везде ставить пребывание и единение с Господом. Мы должны, подражая в этом Марии, сестре Лазаря, а еще больше — Пресвятой Деве Марии, сидеть при ногах Иисусовых и слушать Его слово. И тогда эта «благая часть» не отнимется от нас и мы будем истинными монашествующими, а не только по одеянию. Знаменитый подвижник Парфений Киевский некогда услышал, что Пресвятая Дева была первой монахиней. Это показалось ему странным, потому что в XIX веке в связи с исследованиями церковных историков бытовало мнение, что монашество основано только в IV веке. На самом деле монашество, по Преданию отцов, существовало с I века и все апостолы были монахами. Но преподобный Парфений усомнился, услышав, что Пресвятая Дева была монахиней. Тогда в видении ему явилась Божия Матерь в монашеском одеянии и сказала: «Парфений, Я — монахиня», — и он понял, что в тех словах, которые он ранее слышал, содержится истина. Вы, наверное, не раз видели, что Божию Матерь изображают в одежде игумений, стоящей на воздухе над Святой Горой Афон, которую называют уделом Пресвятой Богородицы. Но мне приходилось видеть и другое изображение, видимо, сделанное по подобию Афонского: Божия Матерь в таком же одеянии стоит на воздухе над Ново-Тихвинским монастырем. И дай Бог, чтобы Пресвятая Дева, как истинная Монахиня и основательница монашеского образа жизни и, я бы сказал, образа мыслей, действительно была бы Игуменией нашей обители и образцом пламенной ревности, любви к Богу, любви к молитве. Аминь.

28 августа 2000 года

Усекновение главы Крестителя Господня Иоанна

(Мк., 24 зач., VI, 14-30)

Царь Ирод, услышав об Иисусе (ибо имя Его стало гласно), говорил: это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им. Другие говорили: это Илия, а иные говорили: это пророк, или как один из пророков. Ирод же, услышав, сказал: это Иоанн, которого я обезглавил; он воскрес из мертвых. Ибо сей Ирод, послав, взял Иоанна и заключил его в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что женился на ней. Ибо Иоанн говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего. Иродиада же, злобясь на него, желала убить его; но не могла. Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берёг его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его. Настал удобный день, когда Ирод, по случаю дня рождения своего, делал пир вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским, — дочь Иродиады вошла, плясала и угодила Ироду и возлежавшим с ним; царь сказал девице: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе; и клялся ей: чего ни попросишь у меня, дам тебе, даже до половины моего царства. Она вышла и спросила у матери своей: чего просить? Та отвечала: головы Иоанна Крестителя. И она тотчас пошла с поспешностью к царю и просила, говоря: хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя. Царь опечалился, но ради клятвы и возлежавших с ним не захотел отказать ей. И тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он пошел, отсек ему голову в темнице, и принес голову его на блюде, и отдал ее девице, а девица отдала ее матери своей. Ученики его, услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе. И собрались Апостолы к Иисусу и рассказали Ему всё, и что сделали, и чему научили.

О пагубности служения страстям

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы вспоминаем Усекновение главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Евангелист Марк, отступая в своем повествовании назад, рассказывает о гибели пророка как о событии произошедшем ранее. Ученики Спасителя, посланные Им на проповедь, совершали многочисленные великие чудеса. Как говорится в евангельских стихах, предшествующих тому чтению, которое мы только что слышали, «они пошли и проповедывали покаяние; изгоняли многих бесов и многих больных мазали маслом и исцеляли» (Мк.6:12-13). Далее евангелист показывает реакцию царя Ирода на известия об этих чудесах, а затем переходит к рассказу о гибели пророка Иоанна. «Царь Ирод, услышав об Иисусе (ибо имя Его стало гласно), говорил: это Иоанн Креститель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им» (ст. 14). Слава о Господе благодаря чудесам, совершенным Им Самим и, в особенности, Его учениками, распространилась уже по всей Иудее, и не было никого, кто бы не знал о Нем. Но царь Ирод вместо того, чтобы покориться проповеди покаяния, вспоминает о своем преступлении. Обратите внимание: Ирод верил в воскресение мертвых, то есть не был совершенным безбожником. Мы думаем, что злодеями могут быть только ни во что не верующие люди. За время господства в нашей стране атеизма как основной идеологии мы привыкли видеть вокруг себя именно таких злодеев. Однако оказывается, можно быть искренне верующим человеком, даже верить в столь необыкновенное, непостижимое для человеческого разума явление, как воскресение мертвых, и вместе с тем быть таким страшным нравственным преступником, убийцей и развратником, каким был Ирод.

«Другие говорили: это Илия, а иные говорили: это пророк, или как один из пророков» (ст. 15). В то время распространилась молва, будто Спаситель — это явившийся Илия либо кто-то из древних пророков. В народе также говорили, что Спаситель подобен одному из древних пророков. «Ирод же, услышав, сказал: это Иоанн, которого я обезглавил; он воскрес из мертвых» (ст. 16). Ирод настаивал на своем мнении. Так в нем вера совмещалась с нечистой совестью, упрекавшей его. Из слов Ирода видно, что воскресение он считал совершенно возможным и в то же время признавал Иоанна Крестителя великим пророком, способным совершать чудеса. Но несмотря на все это, в свое время беззаконно казнил Иоанна.

Наконец евангелист Марк рассказывает о том событии, о котором мы сегодня вспоминаем. «Ибо сей Ирод, послав, взял Иоанна и заключил его в темницу…» (ст. 17). Найдено место, где была темница Иоанна Крестителя. Оно находилось в одном из дворцов Ирода, представлявшем собой целый маленький городок, где среди всего прочего были сооружены амфитеатр и темница. Подземелье, в котором был заточен Иоанн перед казнью, сейчас опекается священнослужителем Иерусалимской Церкви. Сегодня там, вероятно, служится литургия, хотя раскопки дворца принадлежат государству, а не Церкви.

«…за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, потому что женился на ней» (ст. 17). Из самого евангельского повествования уже можно сделать вывод о том, что брак этот был незаконным, ибо по Моисееву закону на жене брата разрешалось жениться только в том случае, если брат умер, оставив ее бездетной, а желающий взять ее сам был безбрачен. Однако далее в Евангелии дочь Иродиады называется не дочерью Ирода, а именно дочерью Иродиады. Это указывает на то, что отцом ее, по всей видимости, был его брат Филипп, и потому Ирод не имел никакого права жениться на Иродиаде. Более того, есть предположение, что он взял ее в жены при живом брате. Этот брак был наглым вызовом закону и иудейской нравственности. Тем более он достоин порицания, что Ирод был царем, а все подданные поневоле взирают на поведение своего царя и под влиянием его дурного примера развращаются. Иоанн Предтеча не мог не обличить Ирода за беззаконие — он обличал всех, невзирая на лица. Ирод заключил пророка в темницу из страха потерять в глазах народа свой и без того невысокий авторитет. Ведь Ирод был царем из династии беззаконников, которой положил начало Ирод Великий.

«Ибо Иоанн говорил Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего. Иродиада же, злобясь на него, желала убить его; но не могла» (ст. 18-19). Далее евангелист Марк объясняет, но какой причине: «Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и святой, и берёг его; многое делал, слушаясь его, и с удовольствием слушал его» (ст. 20). Странно, что Ирод, с одной стороны, заключил Иоанна Крестителя в темницу, а с другой — не только боялся его, но даже и берег. Боялся казнить святого человека, страшась гнева Божия, опасаясь к тому же и народного гнева. Однако питал также и некое уважение к пророку как к мужу праведному и святому. Сам будучи беззаконником, Ирод все-таки испытывал уважение к святости и праведности. Мы видим, что он верил в воскресение мертвых, с благоговением относился к праведности Иоанна и потому «берёг его», более того, «многое делал, слушаясь его», причем слушал его «с удовольствием» (по-славянски сказано: «И в сладость его послушаше»). Ведь люди, просвещенные Богом, мудры во всех отношениях, ибо знают волю Божию, следуя которой, часто приобретают не только духовные, но и земные блага.

Все это препятствовало Иродиаде до конца исполнить свое намерение. Она понимала, что, пока жив Иоанн Креститель, всегда будет существовать угроза расторжению брака, поскольку в Ироде происходила борьба между благоговейным отношением к Иоанну Крестителю и сладострастием, какое возбуждала в нем Иродиада.

«Настал удобный день, когда Ирод, по случаю дня рождения своего, делал пир вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским, — дочь Иродиады вошла, плясала и угодила Ироду и возлежавшим с ним; царь сказал девице: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе» (ст. 21-22). «Настал удобный день», — удобный для осуществления Иродиадой ее давней мечты: устранить опасность и упрочить свое положение как супруги Ирода, этого хотя и мелкого, но все же царя и властителя, позволявшего ей жить в роскоши и наслаждаться властью. В то время было не принято, чтобы женщины участвовали в каких-либо мужских делах. Так и на пирах присутствовали одни мужчины, даже прислуживавшие рабы и слуги были только мужчины. Поэтому поступок дочери Иродиады являлся совершенно беззаконным и дерзким, тем паче, что в Иудее, несмотря па развращенность людей того времени, все же сохранялись основы нравственности и соблюдались приличия. Она же, поправ все приличия, не только вошла на мужскую половину, где происходил пир, но еще и плясала, чем удовлетворила тайную любовь Ирода к наслаждениям, сладострастие его и присутствовавших там гостей. Ведь они соблюдали приличия только по видимости, в значительной степени ради народного мнения, а внутренне были развращены. Угадывая тайное расположение пирующих мужчин, дочь Иродиады (возможно, по наущению матери) соблазнила их своей пляской, возбудив в них нечистые страсти, и этой мерзостью угодила Ироду, который был особенно рад тому, что видел своих гостей довольными.

«Настал удобный день» — из этих слов можно сделать вывод о том, что и пляска, и все остальное было заранее продумано и предуготовлено коварством Иродиады. И царь, обрадовавшись, что угодил гостям и расположил их к себе, «сказал девице: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе; и клялся ей: чего ни попросишь у меня, дам тебе, даже до половины моего царства» (ст. 22-23). Возможно, он имел в виду половину царского дворца (в просторечии царством иногда называли дворец), или половину своего небольшого государства, или долю в управлении, или позволение пользоваться половиной доходов от царства — можно сделать разные предположения. Однако дочь Иродиады оказалась послушна своей матери. Как мы видим из этого повествования, послушание родителям не всегда оказывается полезным и правильным, иногда нужно проявить твердость и непокорность. В данном случае послушание оказалось преступным.

«Она вышла и спросила у матери своей: чего просить?» (ст. 24). Вышла быстро, как бы не успев отреагировать и дать ответ, но сделала это ради совещания с матерью. Она поняла: цель их достигнута, и теперь можно просить того, что будет полезно для нее и матери, ведь их судьбы тесно связаны — после расторжения беззаконного брака дочь Иродиады осталась бы ни с чем. Итак, она поспешно вышла, потому что ответ нужно было дать скоро, пока желание Ирода не остыло и он не опомнился, пока не разошлись еще гости, которым она так ловко угодила.

«Та отвечала: головы Иоанна Крестителя (ведь если прекратятся его обличения, то им уже нечего будет бояться. — Игум. А.). И она тотчас пошла с поспешностью к царю (пока еще не забылась данная в пьяном угаре клятва, пока еще гости находились под впечатлением от ее бесстыдной пляски. — Игум. А.) и просила, говоря: хочу, чтобы ты дал мне теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя» (ст. 24-25). Царь оказался как будто в безвыходном положении. Во-первых, его гости, вероятно, и сами ненавидели пророка за то, что он, невзирая на лица, обличал безнравственность правящего класса. Во-вторых, они хотели видеть в своем государе человека слова, который способен исполнить обещание, даже если он дал его опрометчиво. Все еще помнили его знаменитого деда, также Ирода, прозванного Великим. Как мы знаем из Евангелия, Ирод Великий совершил страшное убийство вифлеемских младенцев — по церковному Преданию, их было четырнадцать тысяч. Он совершил и многие другие беззаконные дела, даже убил своих сыновей, боясь, что они станут претендовать на царский престол прежде его смерти. Царь богоизбранного иудейского народа, Ирод Великий, желая угодить римскому императору и знати, дерзнул принести жертвы Юпитеру Капитолийскому, верховному божеству римлян. Римляне никогда не разрешали делать это иностранцам, но ему в виде исключения позволили. Все свои самые дикие и страшные поступки он совершал с одной целью — удержаться у власти и не выбирал средства для достижения этого. Иногда его дела были по видимости богоугодными и угодными народу, например, он перестроил и украсил Иерусалимский храм. Ирод Великий понимал: для сохранения власти ему необходимы терпимое отношение к нему народа, и прежде всего поддержка могущественного Римского государства. Его потомки как правители оказались по сравнению с ним мелкими и совершенно ничтожными людьми. Они даже не смогли сохранить в целости такое небольшое государство, как Иудея. И, желая показаться хоть чем-то похожим на своего великого в безнравственности, жестокости и вероломстве деда, Ирод из гордости решился совершить отчаянный поступок и казнил Иоанна Крестителя, хотя и боялся народа.

«Царь опечалился, но ради клятвы и возлежавших с ним не захотел отказать ей. И тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он пошел, отсек ему голову в темнице, и принес голову его на блюде, и отдал ее девице, а девица отдала ее матери своей» (ст. 26-28). Всем известна икона, на которой изображен Иоанн Креститель, опустившийся на колени и склонивший голову под меч палача. Ирод послал оруженосца, то есть человека, особенно ему преданного, поскольку в оруженосцы обычно избирали искренне преданных людей, готовых совершить любой поступок по приказу своего господина. Не всякий решился бы на подобное преступление, но только тот, кто из преданности готов попрать любой упрек своей совести, невзирая ни на нравственность, ни на веру. Этот бесчеловечный слуга приносит на блюде окровавленную голову великого пророка как некое страшное блюдо для пирующих людей, опьяненных вином и разгоряченных сладострастной пляской.

Так обыкновенно и заканчиваются все пиры — попранием нравственности и необыкновенной жестокостью. Может быть, мой пример покажется приземленным, но из-за пьянства совершаются многие жестокие преступления, особенно у нас в России. Под действием алкоголя разнуздываются все страсти, так что даже добрые или, по крайней мере, не проявлявшие ранее особенной жестокости люди совершают зверские убийства.

Нечто подобное действию алкоголя испытываем все мы, когда даем волю своим страстям. Алкоголь освобождает страсти, но дать им волю могут и наше нерадение, и наша гордость. Ведь гордость лишает нас благодати, подавляющей действие страстей. Сластолюбие и самолюбие также дают свободу страстям, потому что ради своего «я», ради этого идола, которому поклоняемся, мы готовы совершить все что угодно. Иногда мы поклоняемся и своему разуму, например, когда считаем свой взгляд на вещи и свое понимание действительности единственно справедливыми. Такая мнимая справедливость также разнуздывает страсти, скованные прежде совестью, понуждением, молитвой и благодатью. Под действием страстей мы готовы совершить самое страшное преступление. Страсти убивают в нашей душе покаяние, как Ирод убил Иоанна Крестителя — учителя покаяния. Они лишают нас благодати (имя Иоанн означает «благодать Божия»). Под действием разнузданных страстей мы, подобно тому как Ирод незаконно казнил Иоанна Крестителя, казним в себе проповедь покаяния (то есть упреки совести), которая находится в нашей душе как бы заключенной в темницу и к которой мы иногда с удовольствием прислушиваемся и многое делаем, повинуясь ее голосу.

«Ученики его, услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе» (ст. 29). На этом евангелист Марк заканчивает свое отступление, сделанное им для того, чтобы объяснить, что же произошло с Иоанном Крестителем. А затем возвращается к прежнему повествованию: «И собрались Апостолы к Иисусу и рассказали Ему всё, и что сделали, и чему научили» (ст. 30).

Так погиб величайший из пророков, сподобившийся не только пророчествовать о явлении в мир Христа Спасителя, но и увидеть свое пророчество сбывшимся. Пророк, который возложил свою руку на голову Спасителя и получил откровение о том, что «Сей есть Сын возлюбленный» Бога Отца (см. Мф.3:17) и что Он пришел «спасти мир» (Ин.12:47). По Преданию Православной Церкви, святой пророк Иоанн продолжил пророческое служение: сойдя своей святой душой в преисподнюю, он проповедовал там скорое освобождение плененных душ. И, таким образом, то, что Иродиаде и присутствовавшим на пиру безнравственным, беззаконным слугам Ирода казалось концом, было на самом деле началом — началом нашего спасения. Аминь.

11 сентября 2002 года