игумен Авраам (Рейдман)
Евангельские поучения. Часть I

Подвижный годовой праздничный круг

Светлое Христово Воскресение. Пасха

О пасхальной радости

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Христос Воскресе!
Поздравляю вас, братья и сестры, с наступлением светлых пасхальных дней, в которые мы все радуемся о поистине великом событии — Воскресении из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. Бывает, что иноверцы или безбожники тоже встречают праздники с ликованием. Иногда они с непритворной радостью отмечают событие, которое на самом деле достойно плача и скорби, но для них является чем-то знаменательным. Они радуются искренне и подчас своим ликованием невольно заражают даже тех людей, которые этих праздников не признают. Отсюда мы можем сделать вывод о том, что не всякая радость уместна. Какую же радость мы должны испытывать в христианские праздники, особенно в самый радостный и великий из них — Воскресение Христово?
Если мы вспомним евангельское повествование о том, как реагировали на великое чудо Воскресения Христова первые его свидетели, то у нас несколько изменится понятие о пасхальной радости. Посмотрим на себя критически: может быть, в нас преобладает обычная человеческая радость, а не та, которая основана на глубоком осознании произошедшего.
Евангелист Матфей повествует, что жены-мироносицы, когда услышали от Ангела весть о Воскресении Христовом, «побежали со страхом и радостию великою возвестить об этом ученикам» (см. Мф.28:8). Обратите внимание, не просто с радостью, но «со страхом и радостию великою». Евангелист Марк описывает поведение жен-мироносиц в словах, еще более не соответствующих нашему обычному представлению о пасхальной радости. Возможно, он говорит о том же самом случае, но сообщает другие подробности. А может быть, он имеет в виду других женщин, пришедших на гроб Господень приблизительно в одно время с теми, о которых сказано в Евангелии от Матфея. Евангелист Марк говорит, что, когда мироносицам явился Ангел, на них напал «трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк.16:8). Теперь представьте себе учеников, которые встретили Господа на пути в Эммаус, — о них повествует евангелист Лука. Спаситель проповедовал им о Воскресении Христовом, но они приняли Его за незнакомого человека. Только когда Он преломил хлеб и раздал его ученикам, они поняли, Кто говорит с ними, но Господь тут же стал невидим. Что они тогда сказали? «Не сердце ли горело в нас, когда Он говорил нам на пути?» (см. Лк.24:32). Итак, мы видим не только «радость великую», но и страх, трепет, который нападает на человека от столь великого ужаса. Видим мы и еще одно, самое главное, чувство. «Сердце в нас горело», — говорят ученики. Это выражение, конечно же, не образное, речь идет о реальном переживании, об обилии Божественной благодати, действующей в сердце человека и согревающей его благодатным теплом. Именно это чувствовали ученики Спасителя, живые свидетели Воскресения Христова, когда говорили друг другу эти необыкновенные слова: «Христос Воскресе!» Слова, которые мы сейчас произносим по привычке, так же, как «здравствуй!» или «с праздником!» Но они, говоря это, вкладывали в свои слова все те чувства, о которых мы сказали выше: страх, ужас, трепет, великую радость, горение сердца.
При первом явлении воскресшего Христа ближайшим Его ученикам между ними не было апостола Фомы (это, конечно, промыслительно). Но через некоторое время Господь явился и Фоме и сказал ему: «Вот, осяжи ребра Моя и осяжи руки Мои и не будь неверующим, но верующим [не будь неверным, но верным]» (см. Ин.20:27). Что ответил Фома? Он произнес необыкновенные слова: «Господь мой и Бог мой» (Ин.20:28). Это еще одно свидетельство того, какие исключительные переживания были у учеников, какая была у них сила чувств, какая непостижимая для нас, маловерных, духовно немощных людей, вера. И вера эта выражалась, в частности, в словах апостола Фомы «Господь мой и Бог мой». Вот что должны чувствовать все православные христиане, когда приветствуют друг друга этим необыкновенным восклицанием, передают друг другу добрую, благую весть: «Христос Воскресе!» И когда говорят: «Воистину Воскресе!» — то есть действительно это так. Таким же образом в свое время отвечали ученики, которые сами были свидетелями Воскресения Христова или, может быть, слышали о нем от других.
Господа по Его Воскресении видели около шестисот человек. Апостол Павел говорит, что сначала Он явился одиннадцати ученикам, потом более чем пятистам братии, видели Его также семьдесят других учеников-апостолов и жены-мироносицы (см. 1 Кор.15:5-8). Явился Он, конечно, и Божией Матери (хотя апостол Павел об этом не упоминает, мы знаем это из Церковного Предания). Невероятную скорбь и внутреннее опустошение пережили ученики в Страстные дни, разочаровавшись в Господе, подумав, что это был обыкновенный человек, пусть праведный, но не Сын Божий. После такого душевного страдания — для нас непостижимого, — узнав о Воскресении, они с неизъяснимой радостью приветствовали друг друга при встрече: «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!» Собственно, в этих нескольких словах и заключается наша вера. Они в кратчайшей форме выражают нашу надежду, наше упование. Преисполненные веры в истинность этих слов, апостолы проповедовали по всему миру, не боясь ни предательства, ни гонений, ни изгнания с родины, ни смерти — ничего. И когда они рассуждали о Господе (Его рождестве, Его жизни, проповеди, страданиях), и когда они говорили о будущем Царстве (муках и блаженстве, ожидающих людей за их дела), то во всех их, казалось бы, разнообразных речах сквозила вера, выраженная всего в нескольких словах: «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!»
Духовная радость возникает не от того, что мы празднуем нечто привычное вместе с нашими друзьями и близкими и таким образом создается некая радостная атмосфера, не от того, что мы празднично одеваемся, ходим друг к другу в гости и готовим более вкусные обеды. Все это не обязательно и позволяется нам Церковью ради нашей немощи. Некоторые древние подвижники не нарушали пост круглый год, но пасхальная радость всегда переполняла их сердца. Мы знаем о том, каким строгим постником был русский святой — преподобный Серафим Саровский, который на протяжении нескольких лет вкушал одну траву, равно как совершал и другие непостижимые подвиги. Однако в течение всего года он приветствовал всех приходивших к нему словами: «Христос Воскресе, радость моя!» Пасхальная радость, вера в Воскресение Христово переполняли его круглый год — такая великая в нем была благодать.
Один подвижник жил со своим учеником в пустыне. Приближался праздник Пасхи, и ученик, желая позаботиться о праздничном обеде, об «утешении», как это называется в монашеских уставах, сказал своему наставнику, ожидая соответствующей реакции: «Отец, завтра Пасха». А тот воздел руки к небу, стал молиться и простоял несколько суток в состоянии восхищения ума, забыв обо всем земном. Когда он пришел в себя, ученик спросил его: «Отец, где ты был?» Наставник ответил: «Я встречал Пасху». Дело не в праздничной еде, а в духовном сопереживании, в вере, которая, как это ни кажется странным, приобретается трудами. Нам представляется, что вера есть нечто интимное, искреннее, естественно рождающееся в нашей душе. Это верно, но понуждение не противоречит искренности. Понуждая себя, мы можем нашу искренность усугубить и тогда будем созерцать Воскресение Христово так, будто были его живыми свидетелями. Апостол Павел во время земной жизни Спасителя и до Его Вознесения не знал Его и не верил в Него, хотя друг Павла, апостол Варнава, был одним из учеников Спасителя. Но когда Господь Иисус Христос явился Павлу на дороге в Дамаск и осиял его Божественным светом, в нем все переменилось и он стал одним из самых ревностных апостолов и, как он сам о себе говорит, более всех их потрудился. Значит, человек может искренне верить и не будучи свидетелем земной жизни Спасителя.
Преподобный Нифонт на протяжении нескольких лет испытывал страшную, невыносимую хульную брань, так что едва окончательно не лишился рассудка. Однажды, молясь перед иконой Спасителя, он в отчаянии сказал: «Господи, Ты Бог или нет?» Вдруг икона преобразилась, он увидел живого Спасителя, и необыкновенно обильная благодать переполнила всю его душу и сердце, так что «сердце его таяло, как воск, посреди чрева его», как говорит пророк Давид (см. Пс.21:15). Из человека, испытывавшего страшную брань неверия, он превратился в глубоко верующего, более того — в знающего. Нечто подобное было и с преподобным Силуаном Афонским. Он тоже увидел Господа преобразившимся на иконе и исполнился от этого такой благодати, что, как он потом говорил, если бы это продлилось еще мгновение, он бы умер. Преподобному Серафиму Саровскому, когда он был еще в сане иеродиакона, в Великий Четверг во время Божественной литургии также явился Господь. Когда он обернулся к народу, чтобы сказать: «И во веки веков», он увидел стоящего на воздухе Спасителя, Который благословлял народ. Затем Спаситель вошел в икону, которая была на иконостасе. Это видение так потрясло преподобного Серафима, что он не мог пошевелиться и был не в состоянии что-либо сказать, словно застыл. Его ввели в алтарь, где он несколько часов стоял совершенно неподвижно, то бледнея, то краснея, но все еще не мог вымолвить ни слова и потом только, после Божественной литургии, рассказал о видении своим духовным руководителям.
Я, конечно, не призываю к тому, чтобы вы искали видений. Это опасно. Сами подвижники вообще считали себя недостойными чего-то особенного, и для них откровения всегда были неожиданными. Я говорю о том, чтобы мы подражали им в живом богопознании и богообщении, чтобы мы духом своим искали общения с Господом Иисусом Христом. Когда мы умом соединимся с Ним, тогда мы и поймем, что Он — воскрес. Поймем не потому, что услышали об этом с чужих слов, а потому, что будем общаться с Господом так, как мы общаемся друг с другом, — так же близко, а может быть, даже ближе, ибо Он будет внутри нас. И это тоже не образ, это нужно понимать не в переносном смысле, как понимают это не испытавшие такого богообщения. Святые отцы говорят об этом как о самой точной реальности. Вступив в богообщение, умом беседуя с Господом Иисусом Христом, обнимая Его своим умом и как бы пребывая в Божественных объятиях, мы по-настоящему постигнем, что Христос воистину воскрес. Тогда у нас уже будет не безотчетная, чисто человеческая радость, подобная той, какая бывает у людей, празднующих Новый год или другой светский праздник. Мы ощутим радость христианскую, в которой будет присутствовать не только собственно радость, но и страх Божий, иногда такой, что нас обнимет трепет и ужас. И мы, подобно женам-мироносицам, никому не захотим говорить об этом духовном состоянии, о своем тайном знании. Вот к чему должно стремиться в пасхальные дни, вот какую веру должен иметь христианин! Тогда он будет действительно из глубины сердца говорить эти слова: «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!» Аминь.

22 апреля 1998 года

Истина Воскресения

Беседа у нас будет довольно пространная, и значительную ее часть займет не мое объяснение события Воскресения Христова, а чтение Евангелия. Я воспользуюсь книгой под названием «Синопсис». Это свод всех евангельских текстов, расположенных в соответствии с хронологией событий. Поскольку евангелисты одно и то же событие нередко описывали с разными подробностями, то тексты напечатаны столбцами, чтобы их удобно было сопоставлять. На русском языке «Синопсис», насколько мне известно, издан впервые. Вообще, впервые мы имеем книгу, в которой сведены евангельские тексты без каких-либо комментариев от составителя. Книга эта очень полезна для тех, кто желает ознакомиться с евангельской историей: мы и читаем Евангелие, и получаем некоторое представление о хронологической последовательности событий. Однако такое расположение евангельских эпизодов — только предположение. Едва ли мы можем с уверенностью сказать, что все происходило именно так, как говорит автор «Синопсиса», в этом случае он выражает только свое мнение. Когда я буду комментировать ход этих событий и до некоторой степени объяснять их значение, то очевидно, что и я тоже буду высказывать лишь определенное мнение. Мнение, хотя и основанное на учении святых отцов и соответствующее святоотеческому духу, тем не менее не столь авторитетное, как рассуждение того или иного отца, скажем Иоанна Златоустого или какого-либо другого евангельского комментатора. Мне захотелось рассмотреть повествование о Воскресении Христовом именно с точки зрения исторической последовательности, чтобы получить картину сразу всех событий, почему я и решил провести беседу, пользуясь «Синопсисом».
Даже если бы мы просто, без всяких рассуждений и комментариев, прочитали евангельские тексты о Воскресении, это уже было бы чрезвычайно интересно. Ведь обычно мы читаем четыре Евангелия по очереди: прочитаем, например, Евангелие от Матфея, и в частности повествование о Воскресении Христовом, а потом начинаем читать обо всех событиях сначала, в изложении, скажем, евангелиста Марка, и опять постепенно доходим до рассказа о Воскресении. Получается, что все эти евангельские повествования с различными интересными, дополняющими друг друга подробностями и, может быть, даже разными взглядами на происходящее оказываются для нас разрозненными, и нам трудно составить цельное представление обо всем описанном. Чтение же «Синопсиса» будет для всех, конечно, интересным и полезным.
В качестве предисловия мне хотелось бы сказать еще и следующее. Событие Воскресения Христова столь необыкновенно, что является для человеческого ума непостижимым. Мы принимаем его, верим в него, но нельзя сказать, что мы до конца осознали и всем своим существом его прочувствовали, что мы уверены в его реальности так же, как и в реальности какого-либо события из нашей жизни. Если бы мы приняли событие Воскресения просто, непредвзято и оно стало бы для нас реальностью нашей жизни, то, безусловно, оно всю ее перевернуло бы, изменило бы наше внутреннее состояние. Мои слова относятся и к тем, кто пришел в обитель и хочет отречься от мира. Мы должны честно себе признаться, что даже мы сами, монашествующие, не вполне вмещаем в себя значение этого события. Если бы нам удалось глубоко осознать истину Воскресения, это означало бы, что в нашей душе совершился переворот, что мы стали истинными христианами, живущими согласно своей вере, и, по крайней мере, приближаемся к совершенству. Мы же принимаем то или иное событие или учение лишь в той степени, в какой оно не мешает нам спокойно жить. Мы принимаем — и в то же время частично отвергаем. Если же говорить о людях, находящихся вне Церкви, то они не принимают Воскресение Христово в полной мере потому, что это их ко многому обязывало бы. И человек это невольно чувствует. Все доводы и доказательства в пользу того, что христианство — религия слишком необыкновенная, предъявляющая к людям неосуществимые требования, привлекаются лишь для оправдания ее неприятия. Какой бы необыкновенной и требовательной эта религия ни была, но если то, о чем повествует Евангелие, и в особенности рассказ о Воскресении Христовом, — истина, необходимо было бы ее принять. Нужно было бы согласиться с Евангелием, несмотря на всю трудность и даже, может быть, невозможность его исполнения, или уж, по крайней мере, признать свою несостоятельность в этом. Однако на самом деле люди, как правило, просто не хотят принимать очевидную истину, и в подавляющем большинстве случаев человеческие убеждения исходят из принципа жизненного удобства — не только материального, но и душевного, то есть люди думают так, как им выгодно думать.
Евангельское же учение, в особенности повествование о Воскресении Христовом, требует от нас совершенного отречения от этого. Мы принимаем Евангелие, несмотря даже на то, что иногда доходим и до отчаяния, видя, как нам кажется, неисполнимость его требований — Господних заповедей. Принимаем потому, что верим в совершенные Господом Иисусом Христом чудеса, причем особенно нас поражает чудо Воскресения. Принимаем потому, что сама наша совесть говорит о соответствии Евангелия тому, что она ищет и к чему понуждает нас. «Душа человека по природе христианка», — сказал Тертуллиан, имея в виду именно то таинственное явление, в силу которого, несмотря навею, казалось бы, невозможность исполнить Евангелие, его непостижимость, даже странность, Евангелие все же находит отклик в нашей душе, которая подтверждает, что евангельское учение есть истина. Поэтому рассказ о Воскресении Христовом нужно принять не как художественное повествование, а как историческую хронику.
Читая книги, мы привыкли доверять им лишь до определенной степени. Пусть даже только в школе мы читали положенную по программе художественную литературу, но у всех нас выработался навык к неправильному ее восприятию. Встречая в книге какие-либо очень серьезные, значимые мысли, облеченные, однако, в художественную форму, мы привыкли отличать вымысел от содержащихся в нем идей. Это можно сравнить с тем, как мы раскалываем скорлупу ореха и извлекаем из него ядро, пригодное в пищу. Так мы относимся к литературе. И этот порочный подход, выработанный тем, что по большей части мы читали литературу, скажем так, со многими условностями (я не буду говорить — лживую), мешает нам непредвзято воспринять Евангелие, которое можно сравнить скорее с литературой научно-исторической, чем с художественной.
Обратимся наконец к самому рассказу евангелистов. Составитель «Синопсиса» указывает сначала тему, а потом — место, где происходило событие, и эти указания помогут нам сориентироваться в евангельском повествовании.
Итак, первое событие Воскресения: «Иерусалим и окрестности, воскресенье, 9 апреля 30 года». Нужно иметь в виду, что общепринятая хронология не соответствует тому, как на самом деле происходили события. Спаситель родился на три или четыре года раньше той даты, которая считается датой Рождества Христова. Ошибка была допущена западным ученым Дионисием Малым, который жил в VI веке. В то время уровень исторической науки был очень скромный, тем паче на Западе, который по культурному своему развитию очень отставал от православного византийского Востока. Поэтому в «Синопсисе» и говорится: «Воскресенье, 9 апреля 30 года», хотя из всех преданий о Господе достоверно известно, что Спаситель пострадал в возрасте тридцати трех с половиной лет. Даты страданий Спасителя и Его Воскресения известны точно. Мы же учитываем кроме дат еще и дни недели: например, Распятие воспоминаем в пятницу, Воскресение Христово — в первый день недели. Поэтому празднование событий, связанных со страданиями и Воскресением Спасителя, закреплено не за конкретными числами, а за определенными днями седмицы. Кроме того, существует правило, по которому Пасха, отмечаемая православными, должна праздноваться позднее Пасхи иудейской. Иудейская Пасха вычисляется по лунному календарю, а православная — одновременно и по лунному, и по солнечному. Если вычисления приводят к одинаковому результату, то православная Пасха переносится на неделю позже. Этот сложный расчет, изложенный сейчас мной чрезвычайно схематично и примитивно, приводит к тому, что мы празднуем Пасху не в тот день, когда на самом деле произошло Воскресение Христово. Дата ее совершения определяется пастырскими целями — не допустить, чтобы иные немощные христиане соблазнились и подумали, будто бы у нас, так сказать, одна вера с иудеями. В связи с этим празднование Пасхи и воспоминание всех связанных с пасхальными днями событий бывает каждый год в различные числа.
Евангелист Матфей о Воскресении Христовом повествует так: «По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег» (Мф.28:1-3). По прошествии субботы, когда только еще светало, пришли жены-мироносицы. Мы не можем точно установить, какая из женщин была первой. Может быть, Мария Магдалина пришла раньше других, или она отправилась ко гробу вместе со всеми, а потом, когда все ушли, осталась. Есть много разных мнений, каждое из которых имеет право на существование. С абсолютной точностью восстановить картину событий мы не можем, но для нас важно, что женщины проявили странное, поистине необыкновенное мужество, даже некоторую нерассудительность, поскольку их влекли более чувства сердца, чем разум. Они должны были бы заранее подумать о том, кто поможет им отвалить камень от дверей гроба. Но они этого не сделали, они хотели лишь исполнить свой долг перед Учителем. И уж конечно они совершенно не помышляли увидеть Его воскресшим, иначе не взяли бы с собой миро.
«Пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба». Камень, огромную глыбу, привалили к устью пещеры таким образом, чтобы он плотно закрывал вход. В качестве склепов использовали пещеры — естественные или искусственно высеченные в скалах, которых в Иудее чрезвычайно много. У входа в пещеру специально высекали нишу так, чтобы задвинуть в нее камень было можно, а отвалить его уже почти нельзя, даже нескольким мужчинам это было сделать сложно. Поэтому странно и непонятно, почему эти женщины шли ко гробу, вовсе не помышляя о том, что отвалить камень они не смогут. Кроме того, они должны были знать или хотя бы догадываться (а в Иерусалиме слухи распространялись быстро) о том, что у гроба стоит стража. Но они пренебрегли как здравым смыслом, так и обычным человеческим страхом. Обратите внимание: апостолы в страхе сидели взаперти, а женщины, когда еще только светало, пошли ко гробу, не боясь ничего, в том числе и стражи, пренебрегая невозможностью совершить то, что они хотели, и даже не предполагая, как они это сделают. Но Ангел отвалил камень — и произошло землетрясение, конечно, не только оттого, что был отвален камень, но и оттого, что само это духовное явление было необычайно великим и славным.
Ангел сидел на камне, и «вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег». Его лик и, может быть, руки были огненными, как сверкающая молния, — уже одно это должно было вызывать страх. «И одежда его бела, как снег». Для того чтобы представить себе, что могли иметь в виду евангелисты, нужно знать, что снег в южных странах выпадает чрезвычайно редко, один раз в десять-пятнадцать лет и, как правило, лишь на несколько дней. Обычно иудеи видят снег только на вершине горы Ермон, о которой говорится в псалме: «Фавор и Ермон о имени Твоем возрадуетася» (Пс.88:13). Поэтому в данном случае предполагается, что белый цвет одежды, о котором говорит евангелист Матфей, был совершенно ослепительным, подобно белизне чистейшего снега на вершине горы. При помощи такого сравнения евангелист передает неземное ощущение от этого сверхъестественного света, которым сияли не только лик и руки Ангела, но и его одежда.
«Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые» (Мф.28:4). Эти слова, конечно, не означают, что воины в действительности стали мертвыми. Но от этого сверхъестественного видения они испытали сильнейшее потрясение. Согласно тому, как это событие иногда изображается на иконах, воины или пали ниц, или, как парализованные, попросту оцепенели от страха. Они ничего не слышали и не видели, ничего, кроме потрясения, не испытывали и совсем ни на что не реагировали: ни на явление Ангела, ни на беседу с ним женщин. Когда к апостолу Павлу, еще до его обращения, явился Господь Иисус Христос и упрекал его в гонении на Церковь, апостол тоже ослеп и стал совершенно не способен самостоятельно передвигаться. Конечно, одно дело — явление Самого Господа, а другое — только Его Ангела, но, тем не менее, на воинов оно произвело такое впечатление, что они потеряли способность владеть собой.
«Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого» (Мф.28:5). Ангел успокаивает не воинов, людей грешных и нераскаянных, а женщин. Они также, конечно, испытали страх, но, поскольку были людьми достойными и искренними, Ангел их тут же умиротворяет: «Не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого». Он обращается к ним совсем простыми словами. В евангельском повествовании о Воскресении Христовом поражает то, что слова Ангела просты и кратки, но в них заключается одновременно и возвышенная, и жизненная истина. Подробные объяснения и многочисленные доводы были бы здесь совершенно неуместны. Самым сильным доказательством Воскресения явились следующие слова: «Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь» (Мф.28:6). Мария Магдалина, другая Мария и еще некоторые женщины, называемые в церковной традиции «мироносицами», стояли у Креста Господня и видели, как Господь умер, как воин пронзил копьем Его ребра, как Иосиф Аримафейский и Никодим сняли с Креста Его тело, обвили плащаницей и понесли во гроб. Они видели Спасителя умершим. И вдруг Ангел (не какой-то человек, которому можно было бы и не поверить, а сам Ангел) показывает им место, где лежал Господь: «Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь». То, что они увидели ложе гробницы пустым, было для них самым сильным доказательством Воскресения, и отвлеченные рассуждения уже не требовались. «Его нет здесь — Он воскрес». По-славянски «воскрес» — значит «восстал». Теперь это слово приобрело более узкий смысл, связанный именно с Воскресением Спасителя, а раньше оно соотносилось с обрядом Крещения: под крещением имелось в виду погружение в воду, а под воскресением — восстание из нее. Человек, погрузившись в воду, потом из нее восставал. Поэтому и принятое всеми нами Таинство Крещения (которое должно совершаться не через обливание, как это, к сожалению, по различным причинам бывает, а именно через погружение) является для нас образом Воскресения. Предсказание Спасителя о Его Собственном Воскресении могло быть неясно апостолам еще и по той причине, что они не совсем понимали значение слова «воскрес». В своем теперешнем смысле оно стало понятно женам-мироносицам, а впоследствии и прочим ученикам Господа, только после благовестия Ангела. Спаситель, так сказать, «погрузился» в смерть, а потом восстал — воскрес. «И пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых (то есть восстал из мертвых. — Игум. А) и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам» (Мф.28:7). Так заканчивается краткое благовестие Ангела о Воскресении Христовом. Под Галилеей различные комментаторы Евангелия подразумевают разные места. Одни считают, что имелась в виду собственно сама Галилея, другие утверждают, что Малая Галилея — местность за Елеонской горой, называвшаяся так потому, что там останавливались паломники из Галилеи, которые приходили в Иерусалим на праздники. Но это и непринципиально: Спаситель мог являться ученикам и в самой Галилее, как Он явился им на озере Тивериадском, и в Малой Галилее, как это было непосредственно перед Вознесением.
«И, выйдя поспешно из гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его» (Мф.28:8). Радость переполняла сердца жен-мироносиц. Если, несмотря на доводы здравого смысла, они все же не удержались и пришли ко гробу, даже не думая, кто отвалит им камень от дверей, то сейчас они тем паче не могли сдерживать себя. Они не просто поспешили выйти из гробницы, но побежали бегом. Это говорит о том, что они испытывали необыкновенно сильные чувства, которые тоже изображены евангелистом, хотя и кратко: «Со страхом и радостью великою». Конечно, страха не могло не быть, потому что случилось великое и непостижимое. Уже одно явление Ангела способно потрясти человека. Тем более не могло оставить мироносиц спокойными благовестие о Воскресении. В душах этих благочестивых женщин одновременно действовали два как будто бы противоречивых, несовместимых чувства: страх и радость. Замечу, что такое состояние является несомненным признаком правильности, благодатное™ духовного ощущения. Когда человек во время молитвы чувствует, что приближается к Господу, собеседует с Ним и что ум его несколько соприкасается с Божеством, тогда он испытывает и то, и другое — и страх, и радость. Ощущение только страха странно и подозрительно, а только радости — тем более. Под страхом подразумевается, конечно, не то чувство, которое мы испытываем перед тем, кто может причинить нам вред, а благоговейное чувство, возникающее оттого, что перед нами предстает нечто совершенно превосходящее наш разум, нечто Великое и Непостижимое, Безграничное и Славное (я имею в виду Божественные свойства).
«Когда же шли они возвестить ученикам Его…» (Мф.28:9). Вполне допустима догадка, что мироносицы были не в силах бежать долго. Утомившись, они могли пойти шагом, потом опять побежать. «И се Иисус встретил ихи сказал: радуйтесь!» «Радуйтесь!» — обычное приветствие в то время. Если сейчас мы, желая друг другу здоровья, говорим: «Здравствуйте!», то в древности обращение было иное: «Радуйся!» Теперь это обыкновенное приветствие приобрело, можно сказать, безграничный смысл. Ведь мироносицы еще недавно, может быть полчаса тому назад, шли ко гробу с самыми скорбными чувствами, и они не могли не возрадоваться сверхъестественной, великой радостью, когда увидели Спасителя. У меня даже не хватает эпитетов, чтобы изобразить их переживания. В пасхальные дни, в особенности в первый день Пасхи, когда мы приветствуем друг друга словами «Христос Воскресе!» и отвечаем: «Воистину Воскресе!», мы лишь от одного (хотя, может быть, и недостаточно глубокого) осознания этого события испытываем сильнейшую радость и душевное облегчение. После утомления от Великого поста и продолжительных служб Страстной седмицы на нас, вероятно, могут напасть даже некоторое нерадение и леность, но Господь все равно снисходит к нам и дарует Свою благодать, и человек ощущает радость, несмотря на то что мало трудится духовно. Какая же радость должна была объять тех, кто впервые услышал весть о Воскресении Христовом, кто впервые возвестил о нем людям! Какую радость должны были испытывать жены-мироносицы!
«И они, приступив, ухватились за ноги Его и поклонились Ему» (Мф.28:9). Они и раньше относились к своему Учителю с благоговейным уважением, а сейчас, увидев Спасителя воскресшим из мертвых, они думали, наверное, то же, что апостол Фома (хотя ничего и не говорили), который, прикоснувшись к Господу, сказал Ему: «Господь мой и Бог мой!» (Ин.20:28). Можно предположить также, что жены-мироносицы захотели прикоснуться к Спасителю, чтобы достоверно убедиться в подлинности Его Воскресения, потому, упав ниц, они ухватились за Его ноги.
Мы не являемся непосредственными свидетелями евангельских событий и рассматриваем их в совокупности благодаря тому, что все они для нас уже в прошлом и нам сейчас легко рассуждать о них. А жены-мироносицы находились, если можно так сказать, внутри этого временного движения, и, после того как вслед за смертью Спасителя и Его погребением они погрузились в глубочайшее разочарование, страшное неверие и отчаяние, им самим нужно было душевно воскреснуть, восстать из своего внутреннего опустошения. Им не требовалось никаких слов, они нуждались в доказательствах простых, но ощутимых в самом точном смысле слова. Женам-мироносицам нужно было осязать Спасителя, видеть, что это Сам Господь, а не только Его душа, не сверхъестественное видение, не призрак. Поэтому они ухватились за Его ноги, желая через прикосновение удостовериться в Воскресении Христовом и утвердиться в своей возродившейся вере. Это прикосновение было действеннее, сильнее любых доводов и рассуждений.
«Тогда говорит им Иисус: не бойтесь» (Мф.28:10). Господь вновь успокаивает их, потому что, видимо, у мироносиц все же оставался какой-то страх: они видели Его умершим, видели Его погребение — и вдруг Он стоит перед ними живой. Кроме того, они могли опасаться, что это только видение, а не человек, или устрашиться оттого, что видят такое непостижимое событие — явление Воскресшего из мертвых их Учителя. И, так как они нуждались в некотором умиротворении, теперь уже Сам Спаситель вслед за Ангелом успокаивает их: «Не бойтесь». Отныне нужно не бояться, а радоваться.
Конечно, благоговейный страх должен быть, но страх, соединенный с каким-то смущением и неверием, уже неуместен, его необходимо отбросить.
«Тогда говорит им Иисус: не бойтесь; пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня» (Мф.28:10). Теперь уже Сам Господь говорит им то, что прежде сказал Ангел. Сначала женщинам явился Ангел, как бы подготавливая их к тому, чтобы они правильно восприняли явление воскресшего Спасителя, оберегая их от смущения и чрезмерного потрясения, — а затем явился Сам Господь. Спаситель называет Своих учеников братьями, тем самым, по справедливому мнению толкователей, усыновляя их Богу Отцу. Но для нас важно то, что их успокаивает. Ведь все ученики, не только Петр, чувствовали себя отступниками, потому что все убежали. Петр сначала проявил большее мужество, чем прочие ученики, которые бежали сразу, еще в Гефсиманском саду, но потом он и более тяжко согрешил, трижды отрекшись. И теперь Спаситель, простирая Свою необыкновенную любовь к ученикам, умиротворяет их этими словами: «Пойдите, скажите братьям Моим…» Нет никакого упрека, никакого обличения. Скорбь, испытанная учениками, была столь велика, что обличать их было уже неуместно: совесть достаточно их мучила, и они нуждались не в укорении, а в умиротворении.
Составитель «Синопсиса» приводит описание этих же событий и из Евангелия от Марка. «По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца» (Мк.16:1-2). Что значит «по прошествии субботы»? Видимо, говорится о субботнем вечере, ведь и согласно Богослужебному Уставу сутки начинаются вечером (вечерня — это служба, относящаяся уже к следующему дню), и заимствовано это еще у Ветхозаветной Церкви. Итак, «по прошествии субботы», то есть в субботу вечером, они купили ароматы, видимо, в то время уже разрешалось отчасти нарушать субботний покой, торговать и заниматься некоторыми обычными делами. А уже рано утром, «в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца». Воскресенье считается у иудеев не седьмым днем недели, как мы привыкли, а первым. Седьмым же днем с древности и по сей день почитается суббота. «И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?» (Мк.16:3). Движимые своими чувствами, жены-мироносицы пренебрегли здравым смыслом. Ученики Спасителя — мужчины, которые могли бы отвалить глыбу, — боялись показаться у гроба, а женщины вовсе и не подумали о том, что своими силами им отодвинуть камень будет невозможно. Когда они уже приближались ко гробу, тогда им вдруг пришло в голову: «А кто нам отвалит камень? Ведь мы сделать этого не сможем!» — и тем не менее они продолжали свой путь.
«И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик» (Мк.16:4). Евангелист делает примечание, показывающее, что это был не просто камень, а огромная глыба.
«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись» (Мк.16:5). Евангелист Матфей говорит, что Ангел сидел на отваленном камне, а Марк — что внутри гроба, с правой стороны. Однако, сравнив евангельские повествования, мы можем предположить, что явлений Ангелов было несколько. Сначала жены-мироносицы увидели на камне одного Ангела, а потом, войдя во гроб, другого. Кроме того, Ангелы имеют возможность передвигаться в пространстве совершенно необычным для нас, людей, способом. Тогда можно думать, что один и тот же Ангел сначала явился женщинам на гробовом камне, а потом внутри гроба. Слова «с правой стороны» означают, что он сидел на ложе Спасителя. Сейчас от самого гроба почти ничего не осталось, кроме каменного ложа. Все было разрушено в XI веке фанатичным халифом Хакимом, желавшим уничтожить христианские святыни (из-за чего и начались Крестовые походы). Впоследствии на месте гробовой пещеры была воздвигнута кувуклия, однако расположение ложа внутри нее, конечно, осталось прежним. Ложе — каменный уступ, на который было положено тело Спасителя, — находится как раз с правой стороны. Отсюда можно сделать вывод о том, что Ангел сидел именно на нем. Это само по себе есть немое доказательство, которое, однако, более могущественно, чем самые убедительные и мудрые слова. Ангел сидел на том месте, где должно было лежать тело Спасителя, и само его присутствие уже являлось доказательством Воскресения Христова.
«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись». Выражение «белая одежда» указывает не просто на белизну, но на нечто особенное. Евангелист Марк, рассказывая о Преображении Спасителя на Фаворе, говорит: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить» (Мк.9:3). Сравнивая эту белизну с цветом обычных предметов, евангелист делает примечание, что на самом деле белый цвет одежды Спасителя был не земным, не таким, в какой может окрасить на земле ткань белильщик при помощи обычных средств. Именно о такой белизне идет речь и здесь.
«И ужаснулись. Он же говорит им: не ужасайтесь» (Мк.16:5-6). Ангел успокаивает женщин, пребывающих в страхе и трепете от необыкновенных видений, которые, как можно предположить, следуют одно за другим. Нужно помнить и то, что само благовестие о Воскресении исходит не от обыкновенных людей, пусть и возвещающих нечто удивительное, а от Ангелов — существ, которые самим своим видом потрясают человеческое воображение.
«Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (Мк.16:6). Пустой гроб — самое сильное доказательство и без всяких доводов.
«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (Мк.16:7). Мы не знаем, о каком явлении Ангела здесь повествуется. Если было два явления, последовавших друг за другом, то их описания приблизительно совпадают, но сообщается и новая подробность (может быть, Матфей просто опустил эти слова Ангела или они были сказаны женам-мироносицам уже при втором видении). «Скажите ученикам Его и Петру» — о Петре говорится особо, потому что после своего троекратного отречения от Господа с клятвой он более всех скорбел из-за происшедшего. Поэтому Господь и утешает его заранее через Ангела, повелевающего: «Скажите ученикам Его и Петру», то есть скажите ему отдельно. В то же время апостол Петр и после своего отречения проявлял наибольшую твердость, и все ученики, чувствуя этот его внутренний стержень, собрались именно вокруг Петра. Спаситель во время Тайной вечери предсказал, что именно Петр после своего покаяния обратит к вере и всех своих братьев (см. Лк.22:32).
«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам». Ангел напоминает о том, что Спаситель заранее говорил им об этом событии.
«И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (Мк.16:8). Из других Евангелий понятно, что мироносицы не сообщили о Воскресении никому из посторонних, а сказали только ближайшим ученикам. Значит, не нужно понимать слова евангелиста Марка так, что они не исполнили повеление Ангела. Просто женщины буквально трепетали, прямо-таки тряслись от страха. Они осознавали, что никто из посторонних поверить этому чуду не сможет, и потому не могли никому сказать. Да и ученики сначала не поверили, как мы увидим это из повествования евангелиста Луки.
«И никому ничего не сказали, потому что боялись». Ясно, что мироносицы боялись не каких-либо гонений, а лишь того, что это невероятное событие просто неприемлемо для человека, тем паче предубежденного.
Далее евангелист Марк кратко рассказывает о последующих явлениях Господа ученикам. «Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов» (Мк.16:9). Это изгнание произошло не по Воскресении, а, видимо, еще тогда, когда она только пришла к Спасителю. После этого чуда исцеления она и стала Его ученицей.
«Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим; но они, услышав, что Он жив и она видела Его, — не поверили» (Мк.16:10-11). Это повествование соотносится с повествованием Евангелия от Иоанна, к которому мы перейдем несколько позднее. Иоанн Богослов говорит, что сначала, возле самого гроба, Господь явился Марии Магдалине. Место этого явления — в трех-четырех метрах от входа в кувуклию. Сейчас оно принадлежит католикам. Это место выделено инкрустацией на полу, там же устроен алтарь. Когда приближаешься к этому месту, конечно, испытываешь некоторое волнение, зная, что именно здесь Господь явился Марии Магдалине.
Теперь перейдем к повествованию евангелиста Луки. Для того чтобы было понятнее, я начну с рассказа о погребении Спасителя. «Последовали также и женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи, и смотрели гроб, и как полагалось тело Его; возвратившись же, приготовили благовония и масти; и в субботу остались в покое по заповеди. В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу, и вместе с ними некоторые другие» (Лк.23:55 — 24,1). Под «некоторыми другими» имеются в виду, видимо, те женщины, которые не присутствовали при Распятии. «Но нашли камень отваленным от гроба. И, войдя, не нашли тела Господа Иисуса. Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих» (Лк.24:2-4). Здесь о явлении Ангела и дальнейших событиях говорится более кратко, чем в Евангелии от Марка. Однако есть и новая подробность: сказано уже о двух Ангелах. Я склонен предполагать, что было все-таки несколько явлений Ангелов, хотя и не берусь сравнивать их описания, говорить, где описываются разные эпизоды, а где — только различные подробности одного и того же явления.
Описание видения двух Ангелов, сделанное евангелистом Лукой, совпадает с описанием евангелиста Иоанна, который также говорит именно о двух Ангелах. В Евангелии от Луки есть и подробность, касающаяся их внешнего вида: «в одеждах блистающих». Не только лик Ангела, как говорит апостол Матфей, был подобен молнии, но и одежды блистали так, как блистает на солнце снег. При солнечной погоде человек даже не может смотреть на чистый снег — больно глазам.
«И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле…» (Лк.24:5). Неудивительно, что они наклонились. Само явление Ангелов ужасает, а к тому же этот ослепительный свет, исходивший от их лика и блистающей одежды, заставлял поневоле опустить глаза, чтобы уберечь зрение. Это было естественной человеческой реакцией.
«И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть пре-дану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть» (Лк.24:5-7). Здесь речь Ангелов приводится тоже кратко, но изложена все же более подробно, чем в Евангелии от Марка, поэтому можно думать, что это было другое явление.
«Что вы ищете живого между мертвыми?» Часто мы только пробегаем евангельский текст глазами, не до конца осознавая его значение. Наши невнимательность и холодность при чтении Евангелия особенно видны из отношения именно к этому повествованию. «Что вы ищете живого между мертвыми?» Пришли женщины. Они были объяты сильнейшей скорбью, какую только можно себе представить, и не думали о том, кто отвалит им камень от входа во гроб, о том, что там стража (возможно, им было уже все равно). И вдруг Ангелы им говорят: «Что вы ищете живого между мертвыми?» Говорят так о Том, про Кого они думали, что Он мертв! Эти слова должны были, конечно, и удивить их, и потрясти, и заставить взглянуть по-новому на все происходящее.
«Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее». Несомненно, что, войдя во гроб, увидев там двух Ангелов и не найдя тела Воскресшего Спасителя, они, благодаря явлению Ангелов, их словам, виду пустого гроба, исполнились верой в действительность ангельского благовестия.
«Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И вспомнили они слова Его; и, возвратившись от гроба, возвестили всё это одиннадцати и всем прочим. То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, мать Иакова, и другие с ними, которые сказали о сем Апостолам. И показались им (повторяет евангелист Лука то, что говорил Марк. — Игум. А.) слова их пустыми, и не поверили им» (Лк.24:6-11). Ученики настолько были потрясены скорбными событиями последних дней Страстной Седмицы: предательством Иуды, распятием, смертью и погребением Спасителя, настолько во всем разочаровались и разуверились, что не поверили женам-мироносицам. Им показалось, что они или поддались воображению, как это свойственно женщинам, или приняли за истину явление призрака, а может быть, и лгут ради их утешения, и ученики пренебрегли их словами. А может быть, апостолы, никак не объясняя себе поведение женщин, просто не могли принять этого события так легко, как мы его сейчас воспринимаем, зная всю евангельскую историю.
Иногда говорят, что ученикам несложно было поверить в Воскресение, а вот нам, не присутствовавшим при этом событии, — тяжело. На самом же деле мы видим, что ученики с большим трудом, с внутренней борьбой воспринимали весть о Воскресении Спасителя. Да, мы приходим к вере от неверия, мы приобретаем веру в Воскресение Христово, вообще в Господа, отрекшись от своих прежних безбожных взглядов. Но нужно иметь в виду, что и ученики пребывали в неверии, которое возникло у них именно из-за пережитой ими страшной скорби и глубочайшего разочарования, какое только можно себе представить. И от страшного неверия к радостной вере в Воскресение Христово они переходили с трудом, борьбой и муками. Поэтому не надо себя оправдывать тем, что нам тяжело, а им было легко. На самом деле, я думаю, им было гораздо труднее вновь приобрести веру, утраченную буквально несколькими днями раньше. Когда человек всей душой чему-то отдастся, поверит, чем-то вдохновится, а потом вдруг разочаруется в этом, то приобрести прежнее воодушевление бывает тяжело, почти невозможно. К такому психологическому рассуждению касательно душевного состояния учеников приводит нас само евангельское повествование.
«И показались им слова их пустыми, и не поверили им. Но Петр, встав, побежал ко гробу и, наклонившись, увидел только пелены лежащие, и пошел назад, дивясь сам в себе происшедшему» (Лк.24:11-12). Петр проявил обычную для него горячность. Если мы внимательно читаем Евангелие, то видим, что Петр и к месту и не к месту проявлял какую-то поспешность, порывистость. Он первым исповедал Иисуса Сыном Бога Живого, и он же через несколько минут, проявив неуместную жалость, пытался удержать Его от Крестных страданий, за что Спаситель обличил его такими жестокими, страшными словами: «Отойди от Меня, сатана» (Мф.16:23; Мк.8:33). По слову Спасителя он закинул сеть и после чудесного улова рыбы тут же все оставил и последовал за Господом (за ним же последовали и его брат, и друзья: апостолы Иаков и Иоанн Зеведеевы). Можно было бы привести и другие примеры порывистости апостола Петра. В данном случае он также не мог удержаться и, движимый каким-то неизъяснимым чувством (наверное, не любопытством, а желанием самому удостовериться в том, что произошло), просто побежал, несмотря на страх. Обратите внимание: не пошел, а побежал (да и странно было бы, если бы человек, горячо желающий в чем-либо убедиться, пошел спокойно). Когда же увидел гроб пустым, то изумился и возвратился назад, еще не понимая того, что произошло. Видимо, апостол Петр еще не переменился внутренне и не был в состоянии правильно воспринять явление Воскресшего Спасителя, для этого требовалось время. Как бы то ни было, но Промысл Божий пока не допустил, чтобы Петр увидел Спасителя.
Евангелист Иоанн более подробно говорит о том, как Петр и Иоанн побежали ко гробу и увидели его пустым. «В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба. Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус» (Ин.20:1 -2). Видимо, апостол Иоанн, писавший свое Евангелие после других апостолов, старался рассказать о таких подробностях, которые были опущены прочими евангелистами. Он более подробно рассказывает о том, что происходило после того, как женщины увидели пустой гроб, и до явления Ангелов. А может быть, Мария Магдалина приходила ко гробу дважды: сначала одна, а потом с женами-мироносицами? Еще раз говорю, что точную последовательность событий установить практически невозможно. Однако в этом нет никакого повода для неверия, наоборот, это показывает, что ученики Спасителя рассказывали или о том, чему сами были свидетелями, или о том, что знали со слов очевидцев. Они ничего не искажали, не подтасовывали и не пытались свести все к какому-то единообразию. Кто как о происшедшем слышал, кто с какой точки зрения это воспринял, имея свой характер, свой взгляд на вещи, — так и рассказал.
На протяжении двух тысяч лет существования Христианской Церкви никто не смел сводить описания этих событий в какое-то логически последовательное повествование. Разногласие в мелочах и единство в главном как раз и являются признаками того, что свидетели искренни и честны. Представьте себе: если на суде два человека рассказывают все совершенно одинаково, то у следователя или судьи это вызовет подозрения, а если говорят в основном похоже, но некоторые второстепенные подробности расходятся, то это может означать, что люди не сговорились между собой. Так же нужно относиться и к расхождениям в евангельских повествованиях.
«Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его. Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу» (Ин.20:2-3). Чувства Марии Магдалины понятны. Мало того, что Господа предали, несправедливо осудили, что над Ним издевались, распяли Его, — еще и тело куда-то унесли! Хотя впоследствии иудеи и распространяли клевету, что ученики украли тело Спасителя, но как это могло быть если они сами поначалу изумлялись, что не нашли Его тела? Как они могли украсть тело, оставив погребальные пелены во гробе, то есть унести, как говорится в церковных песнопениях, «нагого мертвеца»? Если предположить, что кто-то из учеников и попытался совершить такое странное дело, то разве у него нашлось бы время снимать погребальные пелены? Ведь все ученики боялись преследований. Если бы кто-то и сделал это, то сделал бы очень поспешно. Нужно еще иметь в виду, что при таких страшных ранах, как у Спасителя, погребальные пелены должны были присохнуть к телу от запекшейся крови и сукровицы. Когда мы порежем палец и его перебинтуем, то потом с болью отрываем от еще не зажившей раны повязку, на которой всегда остаются следы крови. А у Спасителя ран было много, причем огромных, и зажить они не могли. Поэтому так просто снять пелены и аккуратно свернуть их было просто невозможно.
«Тотчас вышел Петр и другой ученик, и пошли ко гробу». Из евангельского повествования мы можем догадаться, что они были друзьями и поэтому поддерживали друг друга. Возможно, Иоанн даже утешал апостола Петра, глубоко переживавшего свое троекратное отречение. Ведь из всех учеников юный Иоанн был единственным, кто, несмотря на свой возраст, проявил необыкновенное мужество и остался верным Учителю до конца. Петр и Иоанн вместе побежали ко гробу. Иоанн, как юноша, бежал, естественно, быстрее. «Они побежали оба вместе; но другой ученик бежал скорее Петра, и пришел ко гробу первый. И, наклонившись, увидел лежащие пелены; но не вошел во гроб» (Ин.20:4-5). От изумления или от страха он не посмел войти во гроб, но только посмотрел внутрь и, удивившись тому, что в нем лежат одни пелены, без тела, остался стоять в оцепенении. Петр же поступил, как всегда, порывисто: он, не раздумывая, сразу вошел во гроб. «Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие» (Ин.20:6).
Интересно, что разные евангелисты характер того или иного ученика Господа описывают одинаково. Например, и евангелист Иоанн, и евангелист Лука рассказывают о Марфе как о практичной и хозяйственной. Лука сообщает о том, что Марфа служила Господу и упрекнула Его из-за Марии, говоря: «Вот, Господи, Ты оставил меня одну. Почему Ты не скажешь, чтобы она мне помогла?» (см. Лк.10:40). А Иоанн, описывая воскрешение праведного Лазаря, упоминает, что после повеления Спасителя отвалить камень Марфа сказала: «Господи! Уже он четверодневен и смердит» (см. Ин.11:39), то есть опять-таки показала свое практическое отношение к жизни. А когда речь идет о Петре, то и евангелист Иоанн, и евангелист Лука говорят о его порывистости, о том, что он иногда совершал необдуманные, резкие поступки — таков был его душевный склад. Да и евангелист Матфей рассказывает о том, как Петр стал неразумно возражать Спасителю: «Господи! Да не будет Тебе этого!» — и услышал в ответ: «Отойди от Меня, сатана!» (см. Мф.16:22-23). Иоанн Богослов описывает, как на Тайной вечери апостол Петр не захотел, чтобы Господь умывал его ноги. «Господи! Ты ли умоешь мои ноги? Не будет этого вовек!» — воскликнул он. Когда же Спаситель ответил, что, если этого не произойдет, Петр не будет иметь с Ним части, тогда апостол говорит уже совершенно противоположное: «Господи! Не только ноги, но и руки и голову!» (см. Ин.13:6-9).
Конечно, все апостолы переживали происходящие события по-разному. Не могут два человека воспринимать один и тот же предмет совершенно идентично — это научный факт. Если их описания одинаковы, то это или какой-то природный феномен, или, скорее всего, подтасовка. Но в то же самое время мы видим в Евангелиях и удивительные совпадения. Например, и Лука, и Иоанн говорят о том, что Петр побежал посмотреть гроб. Иоанн только добавляет, что Петр вошел во гроб первым, то есть, не остановившись, сразу вбежал внутрь. Вот какие точные совпадения есть в описании событий, хотя евангелисты и не думали об этом. Просто и Иоанн, и Лука, и Матфей лично знали Петра и описывали его так, как помнили и воспринимали. У всех евангелистов Петр изображен совершенно одинаково: порывистым, простым, совершающим иногда необдуманные поступки. Например, три евангелиста рассказывают о том, как на Фаворе апостол Петр воскликнул: «Господи! Хорошо нам здесь быть, давай сделаем три сени (то есть три шалаша, как бы мы сказали. — Игум. А.), для Тебя, Илии и Моисея» (см. Мф.17:4; Мк.9:5; Лк.9:33). Тоже совершенно странное, необдуманное заявление, которое может даже показаться глупым. Но он и не подумал об этом. Эти слова вырвались у него из души: ему хотелось пребывать с Господом, и он, не размышляя о том, возможно ли это, сказал то, что думал.
«Вслед за ним приходит Симон Петр, и входит во гроб, и видит одни пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте» (Ин.20:6-7). Свойственная Петру порывистость проявилась и здесь. Он тщательно все осмотрел, не думая, нужно это или не нужно, можно это делать или нельзя. Ведь известно, что иудеям прикасаться к умершим было запрещено, а человек, погребавший усопшего, считался оскверненным и нуждался в ритуальном очищении. Но Петр ни о чем подобном не размышлял. Может быть, Иоанн как раз подумал об этом и потому не решился войти во гроб, Петр же вошел сразу. Более того, он внимательно все внутри гроба осмотрел, так что увидел и свернутые пелены.
«Тогда вошел и другой ученик, прежде пришедший ко гробу, и увидел, и уверовал» (Ин.20:8). Я думаю, что уверовал он, конечно, не в Воскресение Спасителя, а в то, что гроб пуст, тела нет. Ведь и это было удивительно. Не нужно недоумевать, почему жены-мироносицы, увидев пустой гроб, поверили в само Воскресение Спасителя, а ученики — только в действительность исчезновения Его тела. Женам-мироносицам о Воскресении сказали Ангелы, а Петру и Иоанну о том, что тела нет во гробе, сообщила Мария Магдалина, сама еще не знавшая о Воскресении Господа.
Мы видим, что были и «пелены лежащие, и плат, который был на главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте», то есть все было, можно сказать, аккуратно сложено. Кто это сделал? Сам Спаситель снял с Себя пелены и сложил их или это сделали Ангелы? Так или иначе, было видно, что все делалось без всякой поспешности, и это еще более удивило апостолов. Действительно, если кто-то и крадет «нагого мертвеца», то делает это быстро. Зачем же тогда аккуратно складывать плат? Когда человека, за неимением времени, хоронили поспешно, тогда тело его спереди и сзади покрывали плащаницей, то есть тканью, а на голову возлагали плат, или сударь (гробов, в каких принято хоронить у нас, у иудеев не было). Если же обряд погребения над человеком исполняли полностью, без спешки, то его тело обвивали пеленами наподобие того, как пеленают младенца. Так был обвит Лазарь, почему Спаситель и сказал: «Развяжите его, оставьте идти» (см. Ин. И, 44), после чего его «распеленали» и он пошел. Тело же Спасителя, поскольку времени было очень мало, при погребении обвили только плащаницей, а лицо покрыли особым платом.
Теперь отдельно лежала плащаница и отдельно — плат. Что же это за воры, которые взяли тело и аккуратно сложили ткань?! Кто же так «спокойно» крадет, да притом еще и на виду у стражи, находившейся у самого гроба?! Поэтому клевета иудеев о краже тела Спасителя совершенно абсурдна.
«Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых. Итак ученики опять возвратились к себе. А Мария стояла у гроба и плакала. И, когда плакала, наклонилась во гроб и видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса» (Ин.20:9-12). Была ли Мария Магдалина при этом видении одна или там присутствовали и другие жены-мироносицы, мы не знаем. Можно предположить, что сначала Марии явились Ангелы, а потом Сам Воскресший Спаситель, но она не смела никому об этом сказать. Когда же и прочим женам-мироносицам явились и Ангелы, и Господь, тогда они все вместе возвестили об этом ученикам.
«И видит двух Ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. И они говорят ей: жена! что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (Ин.20:12-13). Тоже необдуманные, исходящие от сердца, слова. Она видит, что Господа нет, и спрашивает просто, может быть, и не понимая, что это Ангелы, а принимая их за каких-то людей. Откуда они появились в гробнице? Мария об этом не думала, так как была в страшном горе, которое усугубилось от того, что тело Спасителя, как ей казалось, украли.
«Сказав сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего; но не узнала, что это Иисус» (Ин.20:14). Не узнала она Господа то ли потому, что Он после Своего Воскресения преобразился, то ли потому, что вообще человеку, который убедился в смерти близкого, невозможно предположить, что он жив. Человек считает, что того, кто умер, уже нет и никогда не будет. А может быть, каким-то чудесным, сверхъестественным действием глаза Марии были удержаны, и поэтому она не сразу узнала Господа.
«Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его» (Ин.20:15). Мне кажется, в этих словах видно необыкновенное горе Марии Магдалины. И опять, как это свойственно женщинам, руководствующимся более чувствами, чем разумом, она говорит совершенно странные слова: «Скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его». Как она одна смогла бы унести Его тело? Это невозможно, так же, как невозможно было бы женам-мироносицам отвалить камень от входа во гроб, хотя женщины об этом и не думали. Мария говорит по чувству сердца, а не по велению разума. «Если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его». Нет в ней ни страха, ни рассуждения о том, как она это сделает, а есть только одно: желание в последний раз послужить своему Учителю.
«Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! — что значит: Учитель!» (Ин.20:16). Господь назвал ее по имени, и возможно, что через это одно слово Спасителя ее сердца коснулась благодатная сила и она почувствовала, что это — Тот Самый ее Учитель, Господь Иисус Христос, Которого она считала умершим, с Которым, как она думала, разлучилась навеки. Она боялась, что даже тело Его никогда больше не увидит. А может быть, Он обратился к ней с какой-то особой, хорошо ей знакомой интонацией, ведь она несколько лет постоянно находилась рядом с Ним, служа Ему, как и многие другие благочестивые женщины.
Так или иначе, но после одного этого слова «Мария» она узнала Спасителя. «Обратившись» (возможно, обернувшись к Нему или подняв голову и взглянув), она поняла, что перед ней ее любимый Учитель, и воскликнула: «Раввунй!» «Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» (Ин.20:17). Это вовсе не означает, что Спаситель воспрещает прикасаться к Себе. Ведь Он разрешил это сделать другим женам-мироносицам. И ученикам Своим сказал: «Осяжите Меня» (Лк.24:39), а Фоме даже повелел к Нему прикоснуться. Видимо, в порыве чувств Мария или обняла Господа, или ухватилась за Его ноги и не желала их отпускать. Поэтому Спаситель как бы успокаивает ее: «Не прикасайся ко Мне, ведь это действительно Я, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему. Это не привидение, не душа, это — Я Сам, поэтому не нужно с излишней пытливостью удостоверяться в том, что это действительно Моя плоть».
«Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему». Иными словами, «Я еще здесь, Я подлинно нахожусь с телом на земле». «А иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин.20:17). «Иди к братьям Моим» — Спаситель опять называет Своих учеников братьями, для того чтобы показать им, что Он прощает им малодушное поведение и все, что произошло совсем недавно, во время Его ареста. «Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему», то есть «вы — Мои братья, поэтому Бог — Отец и Мой, и ваш, Я усыновил вас Богу». «И к Богу Моему и Богу вашему» — «как Человек, Я называю Отца Богом, а как Сын Божий, Я усыновляю вас Отцу и делаю Своими братьями».
«Мария Магдалина идет и возвещает ученикам, что видела Господа и что Он это сказал ей» (Ин.20:18). Мы помним, что об этом говорит и евангелист Марк (см. Мк.16:9-11).
Теперь вернемся к повествованию Евангелия от Матфея. «Подкуп стражи. Иерусалим и окрестности. Воскресенье, 9 апреля 30 г.». «Когда же они (то есть жены-мироносицы. — Игум. А.) шли, то некоторые из стражи, войдя в город, объявили первосвященникам о всем бывшем» (Мф.28:11). Конечно, едва ли воины видели Воскресшего Спасителя, но они могли видеть явление Ангела и даже слышать его благовестие о Воскресении Господа.
«И сии, собравшись со старейшинами и сделав совещание, довольно денег дали воинам, и сказали: скажите, что ученики Его, придя ночью, украли Его, когда мы спали; и, если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его, и вас от неприятности избавим. Они, взяв деньги, поступили, как научены были; и пронеслось слово сие между иудеями до сего дня» (Мф.28:12-15). Обратите внимание на следующие слова евангелиста Матфея: «Если слух об этом дойдет до правителя, мы убедим его и вас от неприятности избавим». Нужно иметь в виду, что в римской армии была железная дисциплина. Например, если во время битвы кто-то из десятка воинов бежал с поля сражения, то всех остальных членов этого десятка казнили; если бежал десяток, казнили сотню, а если бежал, проявив на поле битвы малодушие, легион, то совершалась казнь по жребию — казнили каждого десятого. Такая жестокая дисциплина делала римское войско непобедимым. Как же воины, находясь на посту, могли позволить кому-то тайком украсть тело, почему не воспрепятствовали? Может быть, они сами испугались учеников? Раз произошла кража, значит, они оставили пост, но если учесть римскую дисциплину, то нетрудно понять, что это было немыслимо. По свидетельству одного историка, за оставление поста во время охраны какого-либо объекта стражник наказывался следующим образом: одежду виновного поджигали и его самого заживо сжигали на этом костре. Поэтому воины, находившиеся на посту, никак не могли бы проявить такое легкомыслие. Если бы весть о краже тела Спасителя дошла до Понтия Пилата и он поверил в это, то обязательно казнил бы их. Поэтому иудеи и пообещали стражам все уладить. Они были людьми хитрыми и, наверное, думали, что подкупят кого нужно, или сделают подарок, или еще как-нибудь повлияют на ход дела: «Вы-де не бойтесь, мы все уладим. Вы только скажите так, как мы просим, а остальное мы возьмем на себя». В то же время они могли пообещать, а впоследствии ничего не сделать, ведь для них главным было распространить слух о краже. А может быть, иудеи действительно были заинтересованы в том, чтобы расследования не проводилось и не было доказано, что воины солгали, а самое главное, чтобы не выяснилось, что произошло при гробе Спасителя, — и потому они все уладили, сумели сделать так, что воины избежали наказания. : Невероятность того, что тело Спасителя украли, мы видим и из предыдущего повествования. Сами ученики изумлялись, недоумевали, где могло быть тело Господа. Мало того, от страха они сидели взаперти, то есть не могли прийти ко гробу, при котором находилась стража. Женщины, наверное, предполагали, что по обычаю к ним отнесутся гораздо снисходительнее, чем к мужчинам, поэтому осмелились прийти, а апостолы, как видно из евангельского повествования, сидели при закрытых дверях. Если принять во внимание то, что ученики опасались преследования не только от римлян, но и вообще от всех иудеев, то невозможно даже предположить, чтобы они совершили такой дерзкий поступок. Может быть, их и не трогали только потому, что считали это уже совершенно бессмысленным и думали, что ученики Спасителя рассеются сами собой.
Теперь перейдем к описанию явления Воскресшего Господа двум ученикам на пути в Эммаус, которое произошло в то же воскресенье, девятого апреля (вообще, все эти события произошли в течение одного дня, с утра до позднего вечера). Марк говорит об этом явлении кратко: «После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение» (Мк.16:12). А евангелист Лука рассказывает подробнее: «В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними. Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (Лк.24:13-16). Каким образом их глаза «были удержаны»? Об этом мы можем только догадываться. Или это было сверхъестественным действием, или, как я говорил про Марию Магдалину, они просто не могли предположить, что Человек, Который шел с ними, — это Сам Воскресший из мертвых Спаситель, иначе говоря, оживший мертвец.
«Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны? Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?» (Лк.24:17-18). Вторым путником, хотя имя его здесь и не названо, был, по преданию, сам евангелист Лука. «И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом; как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его. А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло. Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив. И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели» (Лк.24:19-24). Посмотрите: за полдня весть о случившемся распространилась среди всех учеников, и эти два путника — Клеопа и, предположительно, Лука — уже знали обо всем, что произошло. Им было известно и о явлении Ангелов, и о том, что ученики увидели гроб пустым, но Самого Господа не видели. Из этого можно понять, как живо ученики на все реагировали, как они интересовались всем происходящим, как сильно переживали. Нельзя сказать, что для них уже все было в прошлом и ничего более их не волновало и что потрясали их только воспоминания. Нет, они переживали и никак не могли успокоиться. Они испытывали непостижимые для нас сильнейшие душевные мучения.
«Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании. И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее» (Лк.24:25-28). Конечно, Господь делал это для того, чтобы они, задержав Его, обнаружили свое произволение.
«Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им» (Лк.24:29-30). Вы, конечно, знаете, что в те времена вкушали пищу полулежа. Пища же у учеников была, вероятно, довольно скромная: хлеб, может быть, что-либо еще. Те сбережения, которые оставались у учеников Спасителя со времени Его проповеди (тогда они собирали пожертвования), наверное, уже заканчивались. Евангелист Иоанн, например, повествует о том, как апостолы были вынуждены сами ловить рыбу, для того чтобы у них была пища.
«И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них» (Лк.24:30-31). Почему в тот момент они узнали Его? Есть два основных предположения. Первое: их сердец коснулось сверхъестественное, Божественное действие. Второе: преломляя хлеб, Спаситель, возможно, сказал хорошо знакомую апостолам молитву, которую обычно говорил. По этой молитве, ставшей для них за несколько лет постоянного пребывания с Господом привычной, они и поняли, что перед ними — Воскресший из мертвых Иисус, и тут же Спаситель стал невидим. Между этими двумя версиями нет противоречий, могло быть и то, и другое.
«И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» (Лк.24:32). Удивительная подробность, очень понятная, в особенности для тех, кто знаком, по крайней мере теоретически, с благодатными ощущениями, которые испытывают люди, занимающиеся умным деланием — Иисусовой молитвой. «Не горело ли в нас сердце наше…» Эти слова означают, что в то время, когда ученики беседовали с Господом, благодать так объяла их сердца, что им казалось, будто сердце горит, — как бы некий невещественный огонь воспламенял их изнутри. Но ведь мы также, когда хотя бы немного углубляемся в молитву, чувствуем в своем сердце некое тепло (может быть, и не всем знакомо это чувство в полной мере). Об этом много пишут подвижники благочестия. При молитве же глубокой и чрезвычайно внимательной и мы, действительно, можем испытывать то же, что испытали в то время апостолы — сердце наше будет словно гореть. Одному подвижнику во сне было видение: они видел свое сердце, объятое огнем.
Евангелист Марк продолжает: «И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили» (Мк.16:13). А Лука говорит подробнее: «И, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними, которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону. И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба» (Лк.24:33-35). Может быть, кто-то из учеников Луке и Клеопе не поверил, а возможно, и все они приняли на веру явление Петру Воскресшего Спасителя, но почему-то не захотели поверить тому, что видели эммаусские путники (например, им могло показаться сомнительным, что Спаситель вдруг стал невидим). В Евангелии не говорится об этом подробно, но психологически это вполне объяснимо. Мы должны понимать, что поверить столь необыкновенным вещам было чрезвычайно трудно, и поэтому ученики Спасителя, конечно, колебались. Чему-то они верили, чему-то нет, в какой-то момент вера в них появлялась, а в какой-то пропадала, — и это происходило не в одном человеке, а в целом сообществе учеников, хотя и сравнительно небольшом. Вероятно, были какие-то споры, возражения, недоверие. Мы видим, что многие из апостолов сначала не имели веры, а Фома вообще категорично сказал, что не поверит до тех пор, пока не вложит своей руки в раны Спасителя. Значит, среди учеников после Воскресения Господа, и в особенности в первый день, не было полного единодушия. Нас иногда обвиняют в том, что мы верим в нечто небывалое, принимаем, как легкомысленные дети, нечто невозможное, сказку, миф. Однако мы видим, как тяжело давалась вера первым ученикам Спасителя, и это должно расположить нас к искреннему, непредвзятому восприятию вести о Воскресении Христовом.
Марк продолжает: «Наконец, явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (Мк.16:14). Евангелист Лука рассказывает о происшедшем подробнее. Если признать точной последовательность событий, в которой они описываются в его Евангелии, то это случилось сразу после рассказа эммаусских путников. В «Синопсисе» эта главка называется так: «Явление Воскресшего Господа ученикам без Фомы. Иерусалим, воскресенье, 9 апреля 30 г.». «Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа» (Лк.24:36-37). Смотрите, только что они рассказывали друг другу о явлении Петру Воскресшего Христа, совсем недавно Лука и Клеопа сами приняли хлеб из рук Спасителя (ведь то, что Он преломил хлеб и дал им, произошло также не случайно: взяв хлеб и, может быть, прикоснувшись к Его перстам и ладоням, они убедились в том, что это не призрак, не душа только, а облеченный в плоть человек), и тут же — опять сомнение, продолжение внутренней борьбы.
«Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?» (Лк.24:37-38). Интересно, что в греческом тексте сказано не «входят в сердца ваши», а «восходят в сердцах ваших». Это более соответствует учению Евангелия о том, что «из сердца исходят помышления злая» (см. Мф.15:19; Мк.7:21): не входят, а именно исходят, или «восходят».
«Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги» (Лк.24:39-40). Из повествования не ясно, осязали ученики Господа или нет. Но судя по тому, что жены-мироносицы это сделали, а Мария Магдалина не хотела выпускать Его ног из своих объятий, нужно думать, что и апостолы, хотя и сдержаннее, тоже проявили вполне объяснимое любопытство и прикоснулись к Спасителю. Но поскольку мужчины — люди более рациональные и сохраняющие трезвость ума даже тогда, когда, может быть, это неуместно, Спаситель, желая окончательно их удостоверить, предлагает новое доказательство, уже не просто прикосновение, а нечто большее. «Когда же они от радости еще не верили и дивились (потому что трудно все это вместить. — Игум. А.), Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда» (Лк.24:41-42). Ученики предложили Спасителю самую простую, дешевую пищу, которая, собственно, только и могла у них быть: сотовый мед и печеную рыбу (либо просто испеченную, может быть даже без масла, либо жареную). Сотовый мед — это мед, еще не выцеженный из сот. Когда его употребляют в пищу, то мед обычно высасывают, а воск остается. Когда же едят рыбу, остаются кости. Лежавшие после трапезы Спасителя воск и рыбные косточки показывали, что Он действительно ел пищу, что это поистине был облеченный плотью Человек, а не только: «И, взяв, ел пред ними» (Лк.24:43). Я думаю, что, когда Спаситель уже покинул учеников, они, взирая на остатки от трапезы, вновь и вновь возвращались к мысли о том, что Воскресение действительно произошло, несмотря на всю невероятность этого события.
«И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз ил ум к уразумению Писаний» (Лк.24:44-45). Спаситель «отверз им ум к уразумению Писаний» уже только после того, как самим Своим явлением и сопутствующими ему доказательствами — позволением прикоснуться к Его телу и вкушением пищи — удостове рил их в подлинности Своего Воскресения. Или же Он «отверз им ум к уразуменик Писаний» только после их удостоверения в подлинности Его Воскресения потому, что они тогда приобрели некоторую веру? Когда у них появилась вера, тогда уже можно было изъяснять Писание.
«И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (Лк.24:46-49). Иначе говоря, вы свидетели не потому, что понимаете Писание, а потому, что самым простым образом, при помощи чувства осязания, убедились в подлинности Моего Воскресения.
Вот рассказ о том же событии евангелиста Иоанна: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! Сказав это, Он показал им руки и ноги и ребра Свои. Ученики обрадовались, увидев Господа» (Ин.20:19-20). Составитель «Синопсиса» предполагает, что это — разные описания одного и того же события. Действительно, они похожи, только евангелист Иоанн добавляет, что это произошло уже вечером. И неудивительно, ведь тогда, когда еще в Эммаусе ученики приглашали Господа вкусить с ними пищу, день уже склонялся к вечеру. Затем они должны были вернуться в Иерусалим — значит, вечер был уже сравнительно поздний. Поэтому в нашем православном богослужении это событие, явление Воскресшего Спасителя Своим ученикам, по традиции вспоминается во время Пасхальной вечерни — очень умилительной, трогательной службы с чтением из Евангелия от Иоанна.
«Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин.20:21-23). Этим дуновением Господь наш Иисус Христос восстанавливает учеников в апостольском служении, возвращает им благодать, утраченную ими из-за малодушия во время Его страданий. Очевидно, что власть прощать грехи необходимо было даровать людям снисходительным, сочувствующим человеческим немощам. Ученики в тот момент, после того как проявили собственную немощь, выразившуюся в бегстве и даже отречении, должны были уже обрести способность не злоупотребить в дальнейшем дарованной им властью, обрести ту снисходительность, которая нужна пастырю, для того чтобы вести немощных, грешных людей ко спасению. Господь подает ученикам благодать «вязать и решить» тогда, когда они смирились через собственное падение.
«Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус» (Ин.20:24). Этим заканчивается повествование о событиях первого дня Воскресения, 9 апреля 30 года.
Сейчас мы переходим к рассказу о явлении Господа ученикам в присутствии Фомы. Это также происходило в Иерусалиме, в воскресенье 16 апреля 30 года. «Другие ученики сказали ему (то есть Фоме. — Игум. А.): мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин.20:25). Фома проявил, так сказать, категоричное неверие: «Что бы вы ни рассказывали мне о явлении Воскресшего Спасителя и Ангелов, — я, после всего что было, не приму этого до тех пор, пока собственными руками не осяжу Его ран». Иными словами: «Я поверю тогда, когда не только увижу Спасителя, но и сам Его осяжу. Лишь осязание может окончательно меня убедить. А вдруг это просто похожий на Него человек? Или видение?» Конечно, мы можем только догадываться о том, что думал апостол Фома. Однако он хотел не только увидеть или услышать Господа, но и осязать. Причем осязать именно Его раны, чтобы убедиться, что перед ним Тот Самый Иисус, Который был распят и прободен копьем в ребра. Обратите внимание: апостол Фома знал о том, что тело Спасителя, после того как Он умер на Кресте, было прободено, хотя и не присутствовал при распятии. Значит, ученики общались друг с другом и рассказывали обо всем, что происходило в последние дни. Как мы знаем из рассказа эммаусских путников Спасителю и со слов Фомы, вести об этом быстро распространялись.
«После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам!» (Ин.20:26). Когда я говорил о явлении Господа ученикам в первый раз, то упустил одну подробность из Евангелия от Иоанна. Лука этого не указывает, а Иоанн замечает, что Спаситель явился при запертых дверях. Понятно, что это должно было вызвать в апостолах какое-то смущение. Как человек, облеченный в плоть, может проходить через запертую дверь? Поэтому для них было необходимо еще большее удостоверение — вкушение пищи. И теперь для уверения Фомы Спаситель также явился при запертых дверях. Страх учеников еще не прошел, они боялись преследования от иудеев и потому запирались, пуская только тех, кого хорошо знали.
Нужно обратить внимание на слова Спасителя: «Мир вам!» Для учеников в тот момент они имели особенное значение, потому что в их душах была страшная мука, в их душах еще продолжалась гефсиманская ночь. Глубочайшая скорбь овладела их сердцами, они переживали такие непостижимые душевные страдания, которых мы не в силах даже представить. Может быть, лишь некоторые подвижники, испытываемые Божиим Промыслом в борьбе с грехом, до какой-то степени ощущают то, что чувствовали тогда апостолы. Поэтому когда Господь, являясь им, говорил: «Мир вам!» или «Радуйтесь!», то вполне обычные приветствия приобретали особенно глубокий смысл. Конечно, не только сами слова умиротворяли души учеников, но и та благодать, которая исходила из уст Спасителя.
«Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин.20:27). Евангелие не сообщает нам о том, сделал ли это Фома или нет. Впрочем, евангелисты о некоторых событиях рассказывали не до конца, подразумевая, что все было исполнено, поскольку так приказал Сам Спаситель. Например, апостолу Петру было велено поймать удочкой рыбу, найти у нее во рту золотую монету и пожертвовать эту монету на храм (см. Мф.17:24-27). В Евангелии не говорится, сделал это Петр или нет, но, конечно, подразумевается, что он это совершил. Так же, я думаю, и здесь. Если сопоставить предыдущее категоричное выражение Фомой своего неверия и теперешнее его восклицание, то станет ясно, что хотя в Евангелии прямо и не говорится о том, что Фома прикоснулся к ранам Спасителя, но все же он осмелился совершить этот дерзновенный поступок. Обратите внимание — Спаситель сказал: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои». Рана была такой, что в нее можно было вложить палец. И в самом деле, гвозди, которыми пронзили руки Господа, могли образовать рану такой величины, а наконечник копья римских воинов был таким, что в рану от удара им можно было вложить ладонь мужской руки. Копье в то время было страшным оружием, которым римские воины владели в совершенстве. Из предания известно, что Спаситель был прободен с правой стороны, но так, что копье, пройдя через внутренности, пронзило сердце. У римлян этот удар был хорошо отработан, потому что у древних воинов обычно левая сторона груди закрывалась щитом, а правая оставалась уязвимой, и поэтому они учились наносить смертельный удар в сердце врага именно с правой стороны. Это губительное мастерство и было использовано воинами, когда они удостоверялись в смерти Спасителя: Ему был нанесен, как бы мы сейчас сказали, «контрольный удар». Это было сделано для того, чтобы доложить начальству о подлинности Его смерти (никаких дополнительных доказательств уже не требовалось). Рана была столь велика, что Фома мог вложить в нее свою руку. Я думаю, что хотя ему, может быть, и было страшно, но он не мог этого не сделать. Его необыкновенное желание убедиться самому, я бы сказал, любопытство, жажда узнать истину заставили его совершить столь дерзкий поступок.
«Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!» (Ин.20:28). Он видит перед собой Человека — и называет Его Богом. Если слова «Сын Божий» в исповедании Нафанаила, произнесенном им, когда Господь только призвал его к апостольскому служению, — «Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев» (Ин.1:49) — еще могли предполагать какой-то переносный смысл, то слова Фомы «Господь мой и Бог мой» никакой двусмысленности уже не допускают. Фома, вначале все же проявивший неверие, получил удостоверение столь сильное, что понял: Воскресший из мертвых Иисус — это не просто пророк или усыновленный Богу праведник, а Сам Бог.
«Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин.20:29). Господь хвалит тех, кто уверовал, не проявив такого любопытства. Хвалит за то, что они хотя и не видели сами, но приняли истину с чужих слов. Однако мы должны понимать, что вместе с Фомой мы все, так сказать, вложили свою руку в ребра Спасителя. Фома был таким же человеком, как и мы, ему свойственны были те же переживания и сомнения, что и нам, мы ничем от него не отличаемся. Поэтому раз уверовал апостол Фома, то и мы, хотя и не видели, тоже должны уверовать. Если мы уж сильно сомневаемся — вспомним о Фоме, о том, что он дерзнул и самую руку вложить в страшную рану Спасителя в Его ребрах.
Теперь перейдем к следующему событию: «Явление Господа при море Тивериадском. Восстановление Петра в апостольском достоинстве». Точная дата этого события неизвестна, но произошло оно в том же году, в один из сорока дней от Пасхи до Вознесения.
« После того опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском. Явился же так: были вместе Симон Петр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его» (Ин.21:1-2). Ранее Спаситель сказал ученикам, чтобы они встречали Его в Галилее, и апостолы отправились туда, твердо веря, что в тот или иной момент Господь явится им, хотя и не знали, когда именно это должно произойти. Им понадобилось приобрести себе пищу, а денег у них к тому времени никаких, наверное, уже не было, из ремесел же они знали только одно — рыбную ловлю.
«Симон Петр говорит им: иду ловить рыбу. Говорят ему: идем и мы с тобою. Пошли и тотчас вошли в лодку, и не поймали в ту ночь ничего» (Ин.21:3). Считается, что ночная ловля бывает более успешной, чем дневная, по крайней мере, некоторые виды рыб лучше ловятся ночью.
«А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус. Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет» (Ин.21:4-5). Обратите внимание на необыкновенную, нежную и кроткую любовь Спасителя. Он обращается к ним с такими ласковыми словами: «Дети! есть ли у вас какая пища?» Господь сделал вид, будто нуждается в пище, и ученики, возможно, подумали, что Он просит у них что-нибудь поесть. Вопрос этот может показаться праздным, потому что Господь, как Всеведущий, конечно, знал обо всем. Но Ему было нужно, чтобы апостолы, дав такой ответ, сами еще раз вполне осознали, что ничего не имеют.
«Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы» (Ин.21:6). Спаситель повторяет то чудо, которое было совершено Им ради призвания к апостольскому служению Петра, Андрея, Иакова и Иоанна. Повторяет, чтобы напомнить им, что Он — воскресший из мертвых Иисус — есть Тот Самый, Который когда-то их призвал.
«Тогда ученик, которого любил Иисус (то есть Иоанн Богослов, проявивший проницательность и сердечную чуткость. — Игум. А.), говорит Петру (именно Петру, потому что тот был его ближайшим другом, они всегда были рядом, всем между собой делились, постоянно друг о друге заботились. — Игум. А.): это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, — ибо он был наг, — и бросился в море» (Ин.21:7). Ловля рыбы происходила ночью, место было пустынное, и для того чтобы ничто не мешало в работе, Петр трудился нагим. После слов Иоанна он также не стал одеваться, а только опоясался, чтобы несколько прикрыть свою наготу. Он не смог утерпеть, проявил свою обычную стремительность: не дожидаясь, пока остальные ученики приплывут на лодке с сетью, полной рыбы, Петр бросился в озеро и скоро достиг берега. Между прочим, здесь уместно вспомнить эпизод с чудесным шествием Спасителя по воде, когда Петр попросил Господа о том, чтобы к Нему прийти, а потом, убоявшись сильного ветра, стал тонуть. Если сопоставить эти два события, можно сделать вывод: Петр тонул не потому, что не умел плавать, а потому, что буря была столь великой и страшной, что даже человек, хорошо знакомый с водной стихией и свободно чувствующий себя в ней, должен был бы погибнуть. Да, пожалуй, и странно было бы подумать, что рыбак, который всю свою жизнь от самой юности провел на воде, не умеет плавать.
«А другие ученики приплыли в лодке, — ибо недалеко были от земли, локтей около двухсот, — таща сеть с рыбою. Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб» (Ин.21:8-9). Получается, что чудесный улов был необходим только для удостоверения учеников. Каким-то непостижимым для нас образом Господь уже приготовил и рыбу, и хлеб для того, чтобы накормить апостолов, как кормил Он иудеев манной в пустыне. Может быть, Он чудесно сотворил пищу из ничего, а может быть, перенес ее из другого места, как были перенесены для израильтян перепела, а потом Сам развел огонь и все приготовил, позаботившись об учениках так, как отец или мать заботятся о своих детях.
«Иисус говорит им: принесите рыбы, которую вы теперь поймали» (Ин.21:10). Сказал Он так, конечно, не потому, что рыбы, которая пеклась в то время на огне, было недостаточно (было бы странно, если бы у Спасителя не хватило рыбы для насыщения всех), но для того, чтобы они самим видом улова удостоверились в реальности чуда. Тогда Петр, не пренебрегая возможностью помочь своим товарищам, пошел и стал вытаскивать сеть.
«Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть» (Ин.21:11). Почему указано точное число? Некоторые видят в этом какую-то аллегорию, и я не буду категорически утверждать, что это неверно. Однако вспомним, что евангелисты, повествуя о случаях чудесного умножения Спасителем хлебов и насыщения тысяч людей, указывают и число алчущих, и количество хлебов и рыбы, и то, сколько было корзин с остатками, «укрухами», как говорится в Евангелии. Господь просил учеников пересчитать хлебы и рыбу не с тем, чтобы оставить нам какую-то аллегорию, но с тем, чтобы они своими руками осязали величие чуда. Подобное произошло и сейчас. «Сто пятьдесят три рыбы, и притом не прорвалась сеть», — замечает евангелист Иоанн, который сам был рыбаком и для которого было удивительно, что сеть осталась целой, хотя, по его рассуждению, она должна была обязательно порваться. Это дополнительная подробность чуда.
«Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты?, зная, что это Господь» (Ин.21:12). Зачем приведена такая подробность? Возможно, во внешности Спасителя произошло какое-то изменение, или же евангелист, делая такое замечание, желает показать нам: для всех было очевидно, что это Иисус. Ученики узнали Его, может быть, благодаря сотворенному Им чуду, и никто уже не требовал никакого удостоверения. Здесь, в отличие от явления Спасителя эммаусским путникам, когда Лука и Клеопа не сразу поняли, что перед ними Сам Господь, Он открылся ученикам тотчас же, как только они вытащили рыбу на берег. И никто больше не сомневался и ни о чем не расспрашивал. ,
«Иисус приходит, берет хлеб и дает им, также и рыбу. Это уже в третий раз явился Иисус ученикам Своим по воскресении Своем из мертвых» (Ин.21:13-14). Может быть, Спаситель и Сам разделял с ними трапезу. Но если даже и нет, во всяком случае эта трапеза, как и чудесный улов, также имела целью удостоверение. Раздавая рыбу и хлеб апостолам, Господь мог, как это обычно бывает, нечаянно прикоснуться к ученикам руками. Ученики, получая пищу из Его рук и вкушая ее, уже никак не могли сомневаться в подлинности Его Воскресения и явления во плоти.
«Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Сцмон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они?» (Ин.21:15). В этих словах заключался и какой-то упрек, поскольку раньше Петр думал, что он любит Господа больше, чем прочие апостолы. Кроме того, это было сказано при нескольких учениках, и, мне кажется, Петр должен был смутиться от подобного намека на то, что нельзя считать себя в чем-либо лучше других. Ведь Петр сказал Спасителю, что если и все отрекутся от Него, то он — никогда. Однако именно он и отрекся. Остальные хотя и смалодушествовали, но не отреклись. Он же проявил самоуверенность, поддался чувству превосходства, а потом пал ниже других. Господь, не желая прямо упрекать его в полной мере, не желая ранить, лишь намекает Петру на его поступок.
«Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин.21:15). Он уже не говорит: «Да, я действительно люблю Тебя больше, чем они!» — а лишь подтверждает то, что он Его любит. «Иисус говорит ему: паси агнцев моих. Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих. Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его, любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих» (Ин.21:15-17). Таким троекратным вопрошанием о любви и повелением «пасти овец» Спаситель без всякого обличения или упрека возводит Петра в прежнее апостольское достоинство, которое тот утратил через троекратное же отречение. Он не подвергает его наказанию по той причине, что величайшие душевные муки ученика уже являлись самым сильным наказанием, гораздо более страшным, чем какое-либо иное. «Петр опечалился, что в третий раз спросил его, любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи, Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя». Опечалился он потому, что двукратный вопрос еще можно было счесть случайностью, а в троекратном слышался уже некий невысказанный упрек, призыв к смирению. Однако в ответ Петр говорит слова совсем простые, показывающие нам его внутреннее состояние: «Господи! Ты все знаешь (то есть Ты знаешь, что внутри моей души, в моем сердце. — Игум. А.); Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих». И далее Он предсказывает Петру его мученическую кончину и то, что впоследствии в страданиях за Господа он проявит твердость и мужество, хотя недавно, пообещав умереть за Спасителя, он проявил малодушие. «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь». «Сказал же это, — добавляет евангелист Иоанн, — давая разуметь, какою смертью Петр прославит Бога. И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною» (Ин.21:18-19). Из предания известно, какой смертью апостол Петр прославил Бога: он был распят «стремглав», то есть вниз головой, потому что сам не захотел быть распятым подобно Спасителю, считая себя недостойным даже в этом сравниться с Ним. Таким образом, он проявил необыкновенное, нечеловеческое мужество, преданность Господу и любовь к Нему. Это стало для него возможным, конечно, потому, что он имел благодать Божию. Но не нужно забывать и о том, что благодать приходит и удерживается через смирение. То, что происходит с каждым из нас в отдельности в различные периоды нашей жизни, со всеми апостолами произошло единовременно. Они сначала смирились, познали свою немощь, а уже затем в день Пятидесятницы на них сошел Святой Дух. Не только благодаря своим добродетелям, но и благодаря смирению они стали способными принять Его в себя.
Как я сказал, в разные периоды своей жизни, в зависимости от нашего собственного внутреннего состояния, мы переживаем то же самое. Действительно, человек, смирившийся по-настоящему, в высшей степени осознавший свою немощь, способен выдержать любые искушения, хотя спасается он, конечно же, не собственным смирением, а благодатью Божией, которую к себе через это смирение привлекает. «И, сказав сие, говорит ему: иди за Мною. Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: Господи! кто предаст Тебя? Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что?» (Ин.21:19-21). Некоторые по неопытности и невнимательности считают, что Петр как бы упрекает Иоанна Богослова в следовании за ними, проявляет что-то вроде зависти, но это немыслимо. Мы видим, что апостолы Петр и Иоанн были дружны, и поэтому Петр, наоборот, желал, чтобы и Иоанн пошел вместе с ним, рядом с Господом. Но Спаситель требует беспрекословного послушания. «Иисус говорит ему: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин.21:22). Иными словами: «Не думай о нем, дружба не должна препятствовать тебе в служении Господу». Действительно, мы видим, что обстоятельства разлучили апостолов Петра и Иоанна. По преданию, Иоанн пребывал с Божией Матерью вплоть до Ее Успения в Иерусалиме и на проповедь не выходил, а Петр, наоборот, много проповедовал сначала в Иерусалиме, а после изгнания из него — уже за пределами Палестины.
«И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет. Но: если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того» (Ин.21:23). Поскольку евангелист Иоанн пережил всех апостолов и достиг глубокой старости, он был вынужден разубеждать своих учеников в том, что никогда не умрет. Его ученикам так казалось, может быть, потому, что они считали, будто вот-вот должна наступить кончина мира и апостол будет жить вплоть до Второго Христова пришествия. Иоанн, лично слышавший Господа, хотел устранить это неправильное мнение, а потому он и останавливается на словах Господа, подробно разъясняя, что же означали они на самом деле.
Следующая главка «Синопсиса» называется так: «Благословение апостолов на проповедь по всему миру». Место: гора в Галилее. Дата: 30 год (точное число неизвестно). Вот как повествует об этом евангелист Матфей: «Одиннадцать же учеников пошли в Галилею, на гору, куда повелел им Иисус, и, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились. И приблизившись Иисус сказал им: дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф.28:16-20). В «Синопсисе» говорится: «Гора в Галилее», но есть предположение, что на самом деле речь идет о Малой Галилее. Жители Иерусалима называли так Елеонскую гору, потому что именно на ней останавливались галилеяне, когда приходили на поклонение в Святой Град Иерусалим. Конечно, категорически утверждать это мы не можем, однако очевидно, что такое мнение соответствует повествованию евангелиста Луки (в Деяниях апостольских) о том, что Господь вознесся именно с Елеонской горы, после того как произнес примерно те же самые слова. Это подтверждает предположение о том, что имеется в виду не подлинная Галилея, а так называемая Малая Галилея на окраине Иерусалима. Мы видим, что даже теперь, перед самым Вознесением Спасителя, некоторые ученики все же сомневались в том, что перед ними Господь Иисус Христос, — так трудно им было вместить эту, казалось бы, простую, но невероятную истину!
Господь сказал: «И се, Я с вами во все дни до скончания века». Как понимать эти слова? Как Сын Божий, Господь вездесущ и пребывает с нами Своим Божеством. Он проникает в наши души и сердца Своим Божественным действием, и мы явственно ощущаем Его присутствие. Однако телом, как Человек, Он уже не с нами, а находится «одесную Отца». Об этом говорит евангелист Марк: «И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь» (Мк.16:19-20). Таким образом, телом Господь пребывает одесную Бога, а Своим Божественным действием — с нами. Если мы живем по-евангельски, в особенности если правильно молимся, мы явственно и реально ощущаем Его присутствие, иногда, может быть, более близкое, чем присутствие рядом какого-либо человека.
Хотя, может быть, это и не совсем относится к теме нашей беседы, посвященной исключительно самому событию Воскресения Христова, но я думаю, что небесполезно будет немного рассказать и о смысле заповеди Спасителя относительно проповеди. «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа…» Сказано «во имя», а не «во имена», и в то же время употреблено три имени: «Отца и Сына и Святаго Духа». Значит, здесь в кратчайшей форме нам открыта тайна единосущия Пресвятой Троицы. «Уча их соблюдать все, что Я повелел вам». Спаситель уже не излагает подробно Свое учение, потому что оно действием Святого Духа должно было быть воскрешено в памяти учеников. Но нужно обратить внимание на следующее: крещение спасает не само по себе, а лишь при условии соблюдения всего заповеданного. Некоторые же пытаются кого-то крестить любой ценой и считают, что крещение обязательно спасет этого человека вне зависимости от его жизни, Господь о нем позаботится. Мы, к сожалению, неправильно делаем, поминая на службе людей, которые хотя и крещены, но не живут церковной жизнью. Симеон Солунский считает, что поминовение за богослужением, в особенности за литургией, крещеных, но отпавших от Церкви людей не пользу им приносит, а бывает в осуждение, как и причащение человека недостойного служит ему не во спасение, а во осуждение.
Итак, крещение спасает не само по себе, а лишь при условии соблюдения всего того, чему учил Спаситель. С другой стороны, без благодати крещения мы, разумеется, и вовсе не способны исполнить заповеди Божий, ведь даже при ее содействии это не всегда получается у нас должным образом по причине нашей немощи и лукавства.
Апостол Марк указывает и признаки истинной веры: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (Мк.16:15-18). Мы не должны оправдывать себя тем, что это сказано лишь апостолам. Если бы мы были подлинно верующими, то подобные знамения совершались бы и с нами. На протяжении многих веков существования Христианской Церкви всегда были люди, которые совершали столь же великие знамения. А ведь они жили уже спустя столетия, даже тысячелетия после этого обетования Спасителя и проповеди апостолов, как, например, отец Иоанн Кронштадтский или Серафим Саровский. Значит, это признак истинной веры. Конечно, я говорю это не к тому, чтобы мы сознательно стремились совершать чудеса, чтобы кто-то из нас пытался брать змей. Нет, но мы должны хотя бы только смириться и осознать свою немощь, свое убожество. Ведь и те, которые являли такие великие знамения, тоже искали не чудес, а истинной веры, чудеса же этому только сопутствовали.
Нужно обратить внимание еще и на то, что слова Спасителя: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» имеют в Евангелии от Марка приблизительно такой же смысл, как и в Евангелии от Матфея. Если ты будешь крещен, но не станешь веровать, крещение тебе не поможет (конечно, имеется в виду вера не умственная, а жизненная).
Окончание повествования о Воскресении в «Синопсисе» взято из первого послания апостола Павла к Коринфянам: «Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, что явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братии в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам, а после всех явился и мне, как некоему извергу» (1 Кор.15:3-8). Из этого повествования мы видим, что Спаситель являлся, оказывается, многим людям. Про жен-мироносиц здесь не говорится, их было, может быть, около десяти. Затем Господь явился двенадцати апостолам, а потом — более чем пятистам братьев «в одно время». Не совсем понятно, что имеется в виду под этим выражением: либо период от Воскресения до Вознесения, либо то, что все эти люди были в тот момент вместе. «Из которых большая часть доныне в живых». В то время, когда апостол Павел писал это послание, большая часть учеников была еще жива, то есть оставалось очень много непосредственных свидетелей Воскресения. «А некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам». Кто имеется в виду под «всеми Апостолами», если только что говорилось о двенадцати? Речь идет уже о семидесяти. Таким образом, если мы даже приблизительно подсчитаем всех, кто лично видел Господа, то получим довольно большое число: двенадцать и семьдесят апостолов, около десяти жен-мироносиц, пятьсот братьев — итого около шестисот человек. Воскресшего Спасителя видели не один, не два человека, а около шестисот! Это очень много. После этого не верить — значит проявлять совершенно ничем не обоснованное упрямство: не хочу принимать, и все. Это подобно поведению римских воинов, которые за какие-то гроши отреклись от свидетельства о Воскресении Христовом.
Далее в «Синопсисе» читаем: «Вознесение Господне. Гора Елеонская вблизи Вифании. Четверг, 18 мая 30 г.». Обратите внимание: о страдании и Воскресении Спасителя все известно точно: числа, место, связанные с этими событиями исторические лица — и, тем не менее, люди не хотят верить. Да, эти события непостижимы, не вмещаются в человеческий разум, но в то же время, если есть свидетельства очевидцев и доказательства, сам факт нужно признать, хотя бы он и казался невероятным. «И так Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога. А они пошли и проповедывали везде, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Аминь» (Мк.16:19-20). Так повествует евангелист Марк. Лука же добавляет: «И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, ста./: отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Аминь» (Лк.24:50-53). Господь вознесся на небо со Своим телом. Что это значит? Это не проявление гнева и не отказ от спасения мира, как это может представиться при поверхностном взгляде. Напротив, в Вознесении Спасителя проявляется Его особенная милость к нам. Поскольку мир не принял Его учения, Он вознесся на небо и предоставил возможность — так называемую историческую паузу — для покаяния тем, кто еще захочет отозваться на проповедь, если не Его Самого, то Его учеников. Можно провести аналогию с исцелением гадаринского бесноватого. После того как Господь его исцелил, гадаринские жители упрашивали Спасителя уйти от них. Может быть, они боялись лишиться своего имущества или испытывали обиду из-за гибели их стада. Господь от них действительно ушел, однако оставил им исцелившегося бесноватого, который проповедовал в Десятиградии о совершившемся чуде. Таким образом, вместо справедливого гнева и заслуженного ими наказания Спаситель явил гадаринским жителям Свою любовь. Так же и в этом случае. Господь не был принят человечеством — ни иудейским народом, ни язычниками, ведь и Понтий Пилат, и воины отвергли Его и несправедливо казнили. Но вместо Самого Себя Он оставил Своих учеников, чтобы уже они проповедовали отказавшимся от Него людям и призывали их к покаянию.
Теперь перейдем к повествованию Деяний апостольских. «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал, которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием» (Деян.1:1-3). «Со многими верными доказательствами…» Конечно же, речь идет не о логических доказательствах, а, если можно так выразиться, о жизненных, ощутимых. «И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня, ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым. Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян.1:4-6). Ученики, еще не просвещенные Святым Духом, Который сошел на них только в Пятидесятницу, через десять дней после Вознесения, думали, что над израильским народом, а может быть и над всем человечеством, будет установлено земное господство потомка пророка Давида — вечного Царя, Мессии, Господа Иисуса Христа. Спаситель же отводит их от этой узкой, неправильной мысли. «Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти (то есть по причине покаяния людей сроки эти могут быть увеличены, а по причине нерадения и развращенности сокращены. — Игум. А.), но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян.1:7-11). Это являлось, несомненно, потрясающим зрелищем: вдруг на глазах у всех Господь стал подниматься и Его объяло облако. Конечно, это было не обыкновенное облако, а облако благодати, подобное тому, которое осенило на Фаворе апостолов и из которого слышался глас небесного Бога Отца. Оно восхитило Господа Иисуса Христа, а ученики долгое время, может быть не один час, стояли на том месте и смотрели на небо. Потрясение проникало все их существо и было столь сильным, что должны были явиться Ангелы, чтобы их успокоить и повелеть им уйти оттуда.
Итак, отныне Господь Своей плотью пребывает на небесах, одесную Бога Отца, хотя, конечно, понимать это нужно образно. Бог не имеет никакого вида и является Существом бесконечным, совершенно неописуемым, Которое невозможно вообразить (само слово «воображение» уже указывает на присутствие какого-то образа). Поэтому выражение «воссел одесную Бога» (наподобие того, как сидят с правой стороны от царя) является лишь обозначением власти и величия, которые Господь воспринял по человечеству. Однако это не означает, что если Господь наш Иисус Христос находится в непостижимом для нас горнем мире, то человеческая плоть Его каким-то образом изменилась и Он перестал быть в полной мере человеком. Конечно, место Его пребывания расположено где-то вверху, но это не значит, что оно находится в физическом пространстве. Для нас это непостижимо, однако эта тайна приоткрывалась тем, кто достигал столь высокого духовного состояния, что был восхищен на небо, видел Господа, общался с Ним или даже Его осязал. Это редчайшее явление, которого удостаиваются немногие из святых, но бывает, что и сейчас Спаситель является некоторым Своим ученикам. Так было, например, с преподобным Серафимом Саровским, когда он был еще иеродиаконом. В тот момент литургии, когда он должен был говорить: «И во веки веков…», помавая орарем на народ, он повернулся и вдруг увидел Спасителя, стоящего на воздухе в сонме Ангелов. Господь благословил всю братию и особо — отца Серафима, и это так потрясло преподобного, что он словно окаменел и дальше не мог продолжать службу. Его ввели в алтарь, где он некоторое время стоял то бледнея, то краснея, весь погруженный в себя. Только через два часа преподобный Серафим смог говорить и рассказал об этом явлении своим духовным руководителям. Подобное явление было и старцу Силуану Афонскому, который вместо изображения Спасителяна иконе увидел Самого живого Господа. Он говорил, что его исполнила такая благодать, что если бы это видение продлилось еще мгновение, то он умер бы, ибо человеческому естеству этого не выдержать. Нечто подобное было и с блаженным Нифонтом. Все это должно убеждать нас в том, что Господь поистине пребывает на небесах Своей пречистой плотью.
Тело и Кровь Христовы, преподаваемые нам в Таинстве Причащения, мы не должны воспринимать как сошедшую на землю часть того самого тела, которое пребывает на небесах. Необходимо понимать, что если Господь смог сделать человеческую плоть Своей плотью, то и плоть, если так можно выразиться, пшеницы и винограда Он также может сделать Своей плотью и кровью. Ведь Божество одинаково далеко отстоит как от человеческого естества, так и от естества какого-либо растения. Причащаясь, мы принимаем в себя Самого Спасителя, облеченного в естество хлеба и вина, которые являются Его Телом и Кровью. Сам Господь Своей душой, Своим естеством входит в нас, и мы соединяемся с ним ближайшим образом. Если бы мы осознавали это единение, то понимали бы, что Господь ближе к нам, чем какой бы то ни было человек, находящийся перед нами. Потому что Он внутри нас, Он проникает все наше существо. Человек самый близкий, дорогой, понимающий нас, не может проникнуть внутрь нас. Господь же пребывает в самой сокровенной глубине человека.
Заключение повествования о Воскресении и Вознесении взято из Евангелия от Иоанна: «Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Ин.20:30-31). Чтобы вы не только уверовали, но и, «веруя, имели жизнь во имя Его», или, если дословно перевести с греческого, «имели жизнь в имени Его». Это напоминает нам, а в особенности тем, кто занимается молитвой Иисусовой, о том, как мы должны жить — постоянно пребывая «в имени Его». Когда мы грешим, мы как бы выходим за пределы Его имени, а когда живем праведно, то находимся «в имени Его» — в Самом Господе. «Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его. Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин.21:24-25). Действительно, евангелисты писали очень кратко, о некоторых чудесах они только упоминали, говоря, что Господь исцелил множество больных, хромых и слепых. Я думаю, что опущено и много подробностей того, как Спаситель являлся Своим ученикам после Воскресения. Например, апостол Павел говорит: «Потом явился более нежели пятистам братии в одно время», — и, кроме такого краткого упоминания, больше об этом явлении ничего не сказано. Если даже Господь явился всем братьям сразу, подробности этого события также были бы интересны. А если здесь подразумеваются отдельные явления пятистам братьев в течение всего периода от Воскресения до Вознесения, то представьте себе, сколько могло бы быть разных интересных повествований, тем паче, если бы эти события были описаны подробно!
«Многое и другое сотворил Иисус; но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг». Даже если отнести эти слова апостола Иоанна Богослова лишь к событию Воскресения, они были бы справедливы. Тем более они верны, если иметь в виду всю жизнь Спасителя, все бесчисленные, непостижимые, но, однако же, реальные чудеса, которые Он сотворил за время Своей проповеди.

Неделя 2-я по Пасхе, апостола Фомы

(Ин., 65 зач., XX, 19-31)

В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! Сказав это, Он показал им руки и ноги и ребра Свои. Ученики обрадовались, увидев Господа. Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся. Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие. Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его.

Блаженны невидевшие и уверовавшие

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
На вечерне первого дня Пасхи мы читали повествование о том, как Господь наш Иисус Христос явился Своим ученикам. В то время с ними не было апостола Фомы, и, когда ученики рассказали ему о явлении воскресшего Господа Иисуса Христа, он ответил им: «Если не увижу на руках Его следа от гвоздей и не вложу пальца моего в место гвоздей и не вложу руки моей в бок Его, никак не поверю» (ст. 25). Сегодня, для большей ясности, читается и Евангелие вечерни прошлого воскресения, и соединенное с ним повествование о том, как Господь наш Иисус Христос явился апостолу Фоме и уверил его.
Есть даже такое выражение о человеке, который проявляет излишнее недоверие и «осторожничает» в принятии чьего-то мнения или признании достоверности рассказа о каком-то событии: «Фома неверный». Однако это присловье, взявшее начало в Евангелии, нельзя истолковывать буквально, то есть предполагать, что Фома действительно был неверным. Для того чтобы рассуждать о внутреннем состоянии апостола Фомы, нужно понимать, что произошло и какие чувства он мог испытывать.
Три с половиной года проповеди Спасителя, великие непостижимые чудеса, которых никогда и никто, как говорил Сам Господь (см. Ин.15:24), не творил от создания мира… Многочисленные исцеления неизлечимых больных, воскрешения мертвых, хождение по воде, утишения бурь, изгнания бесов из бесноватых — все это вселило в душу учеников твердую веру. И они, с одной стороны, по своей простоте, с другой — поддаваясь всеобщему, «ходячему» мнению о том, что должен делать и как должен вести себя Мессия, предполагали, что Господь Иисус воцарится над израильским народом, освободит его как от власти лицемерных учителей, каковыми являлись саддукеи и фарисеи, так и от рабства, в которое обратили его язычники, то есть римляне, и правда благочестия восторжествует, а уже после этого земного торжества благочестия царство Его распространится по всему миру и просветит все народы. Может быть, они даже предполагали, что все это должно свершиться при помощи оружия, подобно тому как было, например, с великим пророком и царем Давидом. И вдруг после всех необыкновенных событий, после необыкновенной проповеди Спасителя (потому что она была почти что одним непрерывным чудом) народ вместо того, чтобы следовать за Ним, а начальники вместо того, чтобы смириться перед Ним, восстали против Него, предали Его в руки своих злейших врагов — язычников и распяли.
Сейчас мы смотрим на все эти события в целом, обозреваем все евангельские события от начала до конца, ученики же не имели такой возможности и потому испытывали І то время величайшую скорбь, были погружены в глубокую печаль. Господь распят, погребен, и те тридцать шесть часов, которые Он находился во гробе, стали для учеников временем необыкновенных душевных страданий, таких, что мы даже не можем себе их представить. С одной стороны, не верить было нельзя, потому что ученики помнили все пережитое, с другой стороны, им казалось, что после распятия, смерти и погребения все кончено и верить невозможно, ибо что может быть после смерти? Душа их разрывалась от невыносимых страданий. Только немногие подвижники, идущие к самым великим высотам духовной жизни, проходят через некое подобие этих страдании, как мы знаем из жизнеописания преподобного старца Силуана Афонского и его собственных записок, а также жизнеописаний других величайших подвижников. Не всякий может это выдержать. Мы же, по причине скудости нашего духовного опыта и потому, что не знаем настоящей борьбы с диаволом, достигающей уже как бы предела человеческих возможностей и терпения, не можем понять, что переживали ученики, в том числе и апостол Фома.
Мы помним, что, когда Спаситель перед воскрешением Лазаря говорил о том, что нужно идти в Вифанию, которая находилась близ Иерусалима (фактически это значило пойти в Иерусалим), а в то время иудеи уже хотели убить Спасителя и все ученики об этом знали, апостол Фома мужественно сказал: «Идем и мы, чтобы умереть с Ним» (см. Ин.11:16). Он имел веру и желание даже и умереть, если необходимо, за Мессию, впрочем, только в том случае, если Тот будет соответствовать общепринятому образу Мессии, всеобщему о Нем пониманию, которое разделяли и сами апостолы. Если бы Христос был воинственным царем, то, конечно, можно было и умереть за Него. То, что апостолы думали именно так, мы видим на примере апостола Петра, который из-за своей порывистости и простоты часто открыто выражал чувства всех прочих учеников: при аресте Спасителя в Гефсиманском саду апостол Петр выхватил меч и отсек ухо рабу (см. Ин.18:10), тем самым сделав то, что хотели сделать все ученики; но когда Спаситель сказал: «Вложи меч твой в ножны» (см. Ин.18:11), ученики растерялись и не знали, что им делать дальше. Иные сразу бежали, а апостол Петр спустя некоторое время отрекся от Господа Иисуса Христа. Мужества, соединенного со смирением, они еще не знали, оно было им неведомо.
Находясь в таком состоянии, после того как, казалось бы, у апостолов была самая твердая вера, какая только возможна на земле, апостол Фома не то чтобы впал в сомнение, но уже не мог поверить чьему-то мнению со стороны, а должен был убедиться сам. Он решил, что ничего нельзя принимать с чужих слов. Надо думать, что нечто подобное происходило со всеми апостолами. Раньше апостол Петр часто выражал общее настроение учеников, а в данном случае апостол Фома выразил то, что переживали все, и выразил это самым откровенным образом. Из-за своей простоты и чистосердечия он несправедливо назван в народе неверным. Он хотел увериться по-настоящему, истинно, а не признать что-то формально с чужих слов и остаться после этого таким же, каким был прежде, теплохладным и безразличным (к сожалению, так часто бывает с нами). Апостол Фома так поступить не мог, потому он и сказал эти слова: «Если не увижу на руках Его следа от гвоздей и не вложу пальца моего в место гвоздей и не вложу руки моей в бок Его, никак не поверю».
Итак, вот как произошло уверение Фомы: «Вечером, в день тот, в первый день недели, когда из страха перед Иудеями двери были затворены там, где были ученики, — пришел Иисус и стал посредине и говорит им: мир вам!» (ст. 19). Спаситель вошел сквозь закрытые двери, показывая этим, что после Воскресения Его плоть преобразилась и стала духовной. Это следует понимать не в том смысле, что она потеряла свойства человеческой природы и что Господь как бы развоплотился, а в том, что у человека духовного плоть становится слугой его духа, наподобие того, как наша душа, когда подчиняется жизни тела, становится плотяной и бывает вынуждена следовать, как раб, за желаниями плоти (иногда грубыми, греховными, отвратительными). В Воскресении Спасителя, напротив, произошло полное торжество человеческого духа, и плоть приобрела свойства духа, поэтому могла проходить сквозь запертые двери. Так прежде этого Спаситель прошел и сквозь камень, закрывавший двери Его гробницы.
«И сказав это, Он показал им и руки и бок. Возрадовались ученики, увидев Господа» (ст. 20). Я старался приблизительно, в кратких словах описать, насколько это возможно и насколько я понимаю, ту воистину мировую скорбь, которую испытывали ученики. Спаситель, желая их утешить, прежде всего сказал им: «Мир вам!» — может быть, имея в виду и то, что Он прощает их отступничество, бегство, малодушие, предательство, отречение. «Мир вам! И сказав это, Он показал им и руки и бок. Возрадовались ученики, увидев Господа» (ст. 19-20). Они забыли и о собственных грехах, потому что настолько любили Спасителя, что, увидев Его, исполнились необыкновенной радости. Это можно сравнить с той радостью, которую испытываем и мы в пасхальные дни, но лишь отчасти, потому что как скорбь учеников непостижима для нас (хотя мы, участвуя в богослужениях, разделяя переживания Великой Субботы, хотя бы в малой степени эту скорбь чувствуем), так едва ли мы можем себе представить, сколь велика была их пасхальная радость и что испытывали их сердца.
«Сказал им Иисус снова: мир вам! Как послал Меня Отец, и Я посылаю вас. И сказав это, дунул и говорит им: примите Духа Святого» (ст. 21-22). Конечно, после произошедших событий ученики нуждались в утешении и утверждении в вере. Увидев Спасителя, они обрадовались, но, вероятно, вслед за этим вспомнили, что вели себя недостойно, и потому Спаситель вновь им говорит: «Мир вам!» — то есть: «Забудьте обо всем, успокойтесь». В самом деле, если мы, желая человеку, допустим, доброго здоровья и говоря ему: «Здравствуй!» или как-то иначе радушно и искренне его приветствуя, иногда действительно приводим его в доброе расположение духа, то можно себе представить, какая великая благодать, какой мир и тишина водворялись в душе учеников, когда Спаситель вновь и вновь говорил им: «Мир вам!»
«Как послал Меня Отец, и Я посылаю вас». Господь предсказывает ученикам — хотя они, может быть, еще не до конца это понимают, — что, подобно тому как Он вышел из недр небесного Бога Отца, сошел с небес на землю, чтобы проповедовать Истину и совершить искупление человеческого рода, так ныне и они должны выйти из Иерусалима, шествовать по всей Иудее и по всему миру и также проповедовать Евангелие — благовествование Истины.
«И сказав это, дунул и говорит им: примите Духа Святого». Этим Спаситель показал, что та благодать, которая была утеряна учениками из-за их малодушия и отречения, вновь дана им и они являются апостолами, первыми священниками и епископами истинной Церкви, истинного общества верующих. После этого Дух Святой наполнил их существо, ибо слова Спасителя, конечно же, не бывают тщетны. Однако нужно отличать это действие Святого Духа от того, которое последовало в день Пятидесятницы: первое относится более к дарованию благодати священнического служения, а второе — полностью воссоединяет человека с Богом и делает его сыном Божиим по благодати. «Если кому отпустите грехи, отпущены им; если на ком удержите, удержаны» (ст. 23). Вот какая власть была дана апостолам; они передали ее епископам и священникам всех последующих поколений, и на этом стоит Православная Церковь.
«Фома же, один из Двенадцати, называемый Близнец, не был с ними, когда приходил Иисус. Говорили ему другие ученики: мы видели Господа. Он же сказал им: если не увижу на руках Его следа от гвоздей и не вложу пальца моего в место гвоздей и не вложу руки моей в бок Его, никак не поверю» (ст. 24-25). Может быть, Фома подумал, что ученикам явился дух Спасителя или что это было какое-то привидение. Люди и в те времена верили в привидения. Мы помним, что когда Спаситель шел по водам, то ученики подумали, что это призрак. Значит, такое верование тогда было весьма обыкновенным. И Фома, может быть, подумал, что являлась душа Спасителя, но не Он Сам, тем паче что Господь Иисус Христос прошел через дверь, и это могло вызвать у Фомы дополнительные сомнения. «И через восемь дней снова были ученики в доме, и Фома с ними. Приходит Иисус, когда двери были затворены; и стал посредине и сказал: мир вам!» (ст. 26). Конечно же, мир Христов в тот момент исполнил не только души учеников, присутствовавших при первом явлении Господа, но и сердце апостола Фомы. «Затем говорит Фоме…» (ст. 27). Обратите внимание: Фома говорил о своих сомнениях ученикам наедине, поэтому Спаситель не мог о них знать, и дальнейшими словами, сказанными Фоме, Спаситель показывает Свое всеведение. Ему известны все его сердечные мысли, чувства и вообще душевное состояние. «Говорит Фоме: дай палец твой сюда и посмотри на руки Мои, и дай руку твою и вложи в бок Мой, и не будь неверующим, но верующим» (ст. 27). Здесь не говорится, последовал ли Фома этому повелению Господа, но, судя по тому, как изображается это событие на иконах, он дерзнул протянуть руку и прикоснуться к ранам Спасителя и вложить ее в Его прободенные копьем ребра. Он осязал Его раны, и это самое простое человеческое чувство оказалось возвышеннее самых мудрых и утонченных доказательств, которые предлагают для уверения в правильности своих убеждений разные философы и учителя.
«Ответил Фома и сказал Ему: Господь мой и Бог мой!» (ст. 28). Вспомним, как Господь наш Иисус Христос призвал на апостольское служение апостола Нафанаила и открыл ему, что Он знает о его сокровенных мыслях о Мессии, которым никто не был свидетелем, кроме единого Бога, и как тот сказал: «Воистину Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев» (см. Ин.1:49). В то время, может быть, не совсем правильно Нафанаил и прочие ученики, там присутствовавшие, понимали, что значит Сын Божий. Возможно, они думали, что Спаситель — необыкновенный праведник, настолько близкий к Богу, что как бы усыновлен Им и является Сыном Божиим по благодати. Здесь же Фома без всяких околичностей, прямо называет Спасителя Господом и Богом. Тут уже никакой двусмысленности быть не может: перед апостолом Фомой стоит Человек с ранами в руках, ногах и ребрах, Которого он называет Господом и Богом. Он видит в этом Человеке, в силу убедительности и славы Воскресения, безграничного Господа и Бога, Творца вселенной, Вседержителя. Вот что значит уверение Фомы. Это уверение не просто в Воскресении Спасителя, но, благодаря Воскресению, — в Его Божественной природе, Божественном происхождении, Его Божестве.
«Говорит ему Иисус: ты потому уверовал, что увидел Меня. Блаженны не видевшие и поверившие» (ст. 29). Конечно, Фома не только увидел — он и осязал, и под словом «увидел» Спаситель подразумевал, что Фома ощущал Его всеми своими чувствами: видел, слышал, осязал собственными руками — и потому уверился. «Блаженны не видевшие и поверившие». Блаженны слушающие, читающие Евангелие, не видевшие Спасителя, но верящие в действительность события, о котором мы сейчас услышали. И они ничего не лишены по сравнению с апостолом Фомой. Нам кажется, что если бы перед нами были совершены те чудеса, какие Спаситель совершал перед Своими современниками, в особенности если бы мы сами увидели Его воскресшим, то тогда мы ничего не были бы лишены в сравнении с апостолами и другими непосредственными учениками Спасителя, не было бы у нас недостатка благодати и веры. Но это не так. Господь Иисус Христос говорит нам иначе, и мы не можем Ему не верить, потому что если мы принимаем Его учение и признаем чудеса, Им совершенные, то должны поверить и этим словам и принять их всем сердцем: «Блаженны не видевшие и поверившие». Мы можем оказаться не только не меньшими в вере, чем апостол Фома, но даже большими. «Блаженны не видевшие и поверившие». То, что мы наблюдаем в себе самих и не видим в себе такого блаженства, о котором сказал Спаситель, не значит, что эти слова несправедливы и утратили силу. Вспомним тех угодников Божиих, которые имели истинную веру и по вере своей совершали великие, необыкновенные чудеса. Один Иерусалимский Патриарх по требованию халифа вместе со всеми своими собратьями христианами, иерусалимскими верующими, помолился (правда, для этого он попросил три дня) и в удостоверение истинности христианской веры передвинул гору и выпил чашу с ядом, оставшись невредимым. Разве нельзя сказать про этого святителя, что он блаженный, потому что поверил, не видев? И чем он, совершивший такое великое чудо, меньше апостолов? Мы можем долго перечислять почти что бесчисленных святых, совершивших многие великие чудеса: святитель Николай Мирликийский, святитель Спиридон, преподобные Серафим Саровский, Сергий Радонежский и многие другие более или менее известные или даже, может быть, несправедливо забытые святые. Все они сподобились почувствовать на себе исполнение этих слов Спасителя: «Блаженны не видевшие и поверившие». Посмотрев на угодников Божиих, мы должны понять, что если в нас нет такого блаженства, то в этом — наша собственная вина.
«Много и других знамений сотворил Иисус перед учениками Своими, о которых не написано в книге этой» (ст. 30). Здесь Иоанн Богослов имеет в виду или те знамения и чудеса, какие сотворил Спаситель до Своего Воскресения, или, может быть, те, которые были после явления Воскресшего Господа, о которых евангелист не хотел подробно рассказывать и поэтому умолчал. И далее апостол Иоанн говорит: «Об этих же написано, чтобы вы веровали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и чтобы, веруя, имели жизнь во имя Его» (ст. 31). Если мы вспомним несколько ранее приведенные слова апостола Фомы «Господь мой и Бог мой», то правильно поймем и слова «Иисус есть Христос, Сын Божий». Сын Божий не означает, что Он меньше, чем небесный Бог Отец, потому что как про Отца, так и про Христа, Сына Божия, можно сказать, что Он Господь и Бог.
Поверив точно так же, как апостол Фома, что Иисус есть Господь и Бог, мы не сможем не переменить свою жизнь. Мы не меняем свою жизнь лишь потому, что в нас нет такой глубокой веры, которая была у апостола Фомы после того, как он прикоснулся к ранам Спасителя, веры, которая бы потрясла все наше существо. Если бы мы всей душой приняли ту истину, что Иисус есть Господь и Бог, что Иисус есть Христос, Сын Божий, тогда, безусловно, трепет исполнил бы все наше существо и мы, вспоминал наши бесчисленные отклонения от евангельских заповедей, вспоминая, сколько раз мы не слушали и попирали даже свою грубую, слепую совесть, пришли бы в трепет, страх и ужас. Все бы в нас изменилось, нас уже не нужно было бы убеждать и нал не нужно было бы проповедовать. Потому что в таком случае не только умственная но истинная, глубокая, искренняя, жизненная, сердечная вера переменила бы век нашу жизнь, сделала бы нас совсем другими людьми, и мы действительно жили бы только во имя Иисуса Христа, Сына Божия, Господа и Бога нашего. Аминь.

7 мая 2000 года

О том, что необходимо жить в имени Спасителя

Христос Воскресе!
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодняшний день называется Неделей, то есть воскресным днем, о Фоме. Мы вспоминаем событие, которое хронологически произошло на восьмой день после Воскресения Спасителя. Вечером в первый день Пасхи мы читали Евангелие о том, как Господь наш Иисус Христос явился апостолам, с которыми в то время не было Фомы. А сегодня мы читаем и это же самое евангельское зачало, и его продолжение, которое повествует об уверении апостола Фомы в истинности Воскресения Господа.
Говоря о вере и неверии, мы предполагаем, что сейчас, спустя уже почти две тысячи лет после воскресения из мертвых Господа нашего Иисуса Христа, трудно стяжать истинную, глубокую, сердечную веру. Нам кажется, что для того, чтобы ее приобрести и удержать, чтобы эта вера была живой и действенной, необходимы чрезвычайные усилия, мучительная борьба с собой. И это справедливо — так оно и есть. В то же время, обращаясь к истории первого поколения христианства, изложенной в евангельском повествовании, особенно вспоминая апостолов, ближайших учеников Спасителя, мы представляем себе, что для них это было чрезвычайно легко и просто. Нам кажется, что чудеса, которые они видели, и в особенности Воскресение из мертвых Господа нашего Иисуса Христа, — это событие даже и чудом трудно назвать, ибо оно больше, чем чудо, — делали для них обретение настоящей веры простым и естественным. Для апостолов поверить было как будто бы легко, а для нас трудно и даже мучительно. Люди, полагающие так, зачастую лишь бегло прочитывают Евангелие, а некоторые, прочитав его один, в лучшем случае два раза, даже считают, что этого достаточно. Но если мы вчитаемся в Евангелие внимательно, вдумаемся в него (впрочем, и размышлять особенно не нужно, достаточно просто внимательно прочесть), то заметим, что мучительная борьба между верой и неверием происходила у всех современников Спасителя, в том числе и у самих апостолов, даже тогда, когда они были рядом со своим Учителем и Господом. Видя многие чудеса, творимые Им, они все же не до конца понимали, кто Он такой. Особенно страшные сомнения, мучения, душевные потрясения, которые нам трудно себе и представить, ученики пережили тогда, когда Спаситель был распят, умер и был погребен. Казалось, все кончено и ожидать больше уже нечего, полная безысходность. Душевные мучения апостолов были столь сильными, что, наверное, едва ли кто-нибудь из нас смог бы пережить такую страшную муку. Итак, у ближайших учеников Господа происходила внутренняя борьба между верой и неверием, и все было не так просто, как нам представляется теперь, когда мы взираем на все события в целом и когда уже все знаем. (Представьте себе, что мы читаем Евангелие в первый раз и не знаем, чем все закончится, — в этом случае, наверное, мы испытывали бы сильные переживания.) …
Сегодняшнее евангельское повествование, которое показывает отступление от веры и новое обращение к ней апостола Фомы, является в этом смысле характерным и очень поучительным для нас.
«В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам!» (ст. 19). Двери были заперты «страха ради Иудейска», как выразительно говорит славянский перевод. Апостолы не только разуверились, но и боялись гонений со стороны первосвященников, которые могли их начать под предлогом того, что Иисус основал секту. Я думаю, что преследований не было по одной простой причине: архиереи и фарисеи считали, что со смертью Иисуса все кончено и на бывших учеников Спасителя не стоит обращать никакого внимания. Итак, ученики в страхе сидели взаперти, по преданию, в Сионской горнице — том самом месте, где была совершена Тайная вечеря и где впоследствии, в день Пятидесятницы, на них сошел Дух Святой.
«Пришел Иисус, и стал посреди» — вошел через запертую дверь, показывая этим обновление своего человеческого естества, для которого материя уже не может быть препятствием. Тело Иисуса по Воскресении оставалось вещественным, но было уже одухотворенным и потому не подчинялось законам падшего естества. Господь проник через запертую дверь и этим показал, каково будет естество человеческое после всеобщего воскресения из мертвых.
«И говорит им: мир вам!» Это то, в чем более всего нуждались ученики Спасителя, потому что в их душе царило страшное смятение, потрясение и необыкновенное, глубокое горе. Слова «Мир вам!» были привычны ученикам, потому что Спаситель беседовал о мире часто, и в особенности выразительно говорил о нем на Тайной вечере: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам» (Ин.14:27). Услышав знакомые слова, апостолы почувствовали то же самое, что и раньше при общении со Спасителем: необыкновенный мир, тишину, покой, которыми исполнились их сердца. Из аскетических творений святых отцов мы знаем, что это первый и главнейший признак действия благодати Божией.
«Сказав это, Он показал им руки и ноги и ребра Свои. Ученики обрадовались, увидев Господа» (ст. 20). В переводе Нового Завета с греческого, который был выполнен под редакцией епископа Кассиана (Безобразова), говорится не «ребра», а «бок», то есть Спаситель показал Свой прободенный копьем римского воина бок. Ученики обрадовались, потому что они уже слышали о Воскресении и в них появилась некоторая вера в то, что это событие действительно могло произойти. В доказательство того, что это именно Он Сам, Спаситель показал апостолам руки, ноги и Свой прободенный бок.
«Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас» (ст. 21). Спаситель предсказывает ученикам, что они выйдут на проповедь и будут проповедовать по всему миру так же, как Он проповедовал в Иудее.
«Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго» (ст. 22). Некоторые толкователи понимают это действие Спасителя как восстановление апостолов в их прежнем служении. Проявив малодушие при аресте и казни Спасителя, они потеряли благодать апостольства, и Господь Иисус Христос вновь ее им возвращает: «Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (ст. 22-23). Нет ничего удивительного в том, что именно тем людям, которые испытали страшное падение — пали и внешне, что они показали своим поведением, и внутренне, поскольку они разуверились в Божественности Господа Иисуса Христа, — преподается дар прощать грехи. Ведь они, испытав на самих себе человеческую немощь, будут проявлять снисхождение и к приходящим к ним со своими грехами.
«Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (ст. 24-25). Здесь уместно привести дословный перевод с греческого языка и в особенности упомянуть присутствующую в Евангелии на греческом языке такую подробность, которая исключительно передает выразительность речи апостола Фомы: «Если не положу руку в бок Его, нет, не поверю» (ст. 25). Как категорично он говорит! В этом и заключается для нас поучительный смысл. Мы видим: апостолы настолько разочаровались, что не могли уже поверить так просто, как веровали прежде. Всевозможные рассказы о явлениях воскресшего Спасителя, видимо довольно-таки частые, представлялись им недостойными веры. В Евангелии от Луки мы читаем, что когда жены-мироносицы рассказали апостолам о явлении им Ангелов при гробе Господа, то их слова точно так же, как и рассказ Марии Магдалины (см. Мк.16:9-11), были восприняты как ложь (см. Лк.24:22-24). Фома, когда уже наконец почти все ученики Спасителя уверовали, все же не хотел верить в Его Воскресение до тех пор, пока не ощутит своими руками Его тело. Возможно, он предполагал, что ученикам явилась душа умершего Иисуса или какое-то привидение. Итак, своими словами апостол Фома обнаруживает свое полное неверие, в котором вскоре и обличил его Спаситель, сказав: «Не будь неверующим» (ст. 27). Его неверие произошло от разочарования в Спасителе, от переживания тех страшных событий, которые все ученики, и Фома в том числе, наблюдали. Он не мог поверить в Воскресение так просто — с чужих слов, когда, как казалось апостолам, после множества чудес Спасителя и Его необыкновенной Божественной проповеди все рухнуло. Он должен был убедиться лично самым простым, самым грубым способом — при помощи осязания. Апостол Фома уже не желал ничего слышать, ни о чем думать или догадываться: «Пока не осяжу, не поверю». Наверное, нам бы тоже хотелось получить такое убедительное доказательство, какое было дано ему, то есть возможность прямо осязать истины христианства.
Итак, мы видим, что наше душевное страдание ради приобретения веры, ее сохранения, развития оказывается не большим, чем у апостолов, и нам приобрести веру, выходит, не тяжелее, чем им, а гораздо легче. Ведь мы не осмелимся повторить слова апостола Фомы: «Пока не осяжу, не поверю», из которых можно сделать вывод о том, какое глубокое страдание он пережил, какое страшное неверие воцарилось в его душе — безапелляционное, не прислушивающееся ни к какому чужому мнению. Может быть, Фоме казалось, что его слова являются возражением, на которое нет ответа, и он произнес их, предполагая, что это все равно невозможно.
«После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты» (ст. 26). Видимо, страх гонений еще не утих, и апостолы боялись за себя, поэтому ради своей безопасности держали двери запертыми, хотя, как мы знаем, в древности, когда народ был верующий (и у нас на Руси так было), люди часто не запирали свои жилища, разве что на ночь, потому что считалось, что делать это незачем. Господь пришел, вновь проникнув через запертые двери, и произнес то же необыкновенное приветствие: «Мир вам!» Конечно, это были не только слова — вместе с ними необычайный покой охватил души апостолов, и в том числе апостола Фомы.
«Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои («в бок Мой», как говорит другой перевод. — Шум. А.); и не будь неверующим, но верующим» (ст. 27). Здесь не упоминается, сделал ли Фома то, что повелел Господь, или нет. Но в евангельском повествовании действия, которые были приведены в исполнение, часто не описываются подробно. Вспомните, как Господь сказал апостолу Петру: «Пойди, закинь удочку, и поймаешь рыбу, и найдешь там золотую монетку, и дашь сборщикам податей за Меня и за себя» (см. Мф.17:24-27). Евангелист Матфей не говорит, сделал это Петр или нет, но и без того понятно, что он исполнил Божие повеление. Так же произошло и здесь. Может быть, поступок Фомы покажется нам весьма дерзновенным, но нужно понимать, что он имел сильнейшее желание увериться, вопреки всякому здравому рассуждению, в Воскресении Спасителя. Конечно, с точки зрения здравого смысла, явление некогда умершего человека воскресшим кажется совершенно невозможным, невероятным. Хотя апостол Фома и общался со своими друзьями, с которыми его сближало многое из того прошлого, когда все они на протяжении трех лет странствовали вместе с Господом Иисусом Христом, однако же думал он так: «Либо я так и останусь при своем разочаровании, либо должно произойти совершенно невозможное, и я буду осязать раны Спасителя». Фома желал удостовериться не только в том, что явился живой человек, но что это именно Тот Самый Человек Иисус, Который был распят на Кресте. Может быть, он предполагал, что апостолам явился кто-то похожий на Господа Иисуса. Кроме того, слова Спасителя: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои» были не укором, но именно повелением. Ученики привыкли исполнять самые странные, неудобопонимаемые приказы Господа Иисуса Христа, и тут Фома также не должен был возражать на Его повеление и неуместно смиряться, как это сделал во время Тайной вечери апостол Петр, не желавший, чтобы Господь омывал ему ноги. Ученики привыкли повиноваться Спасителю беспрекословно — и поэтому Фома не мог не прикоснуться к ранам в руках и в ребрах Господа Иисуса Христа, и, конечно же, он, по словам Спасителя, из неверующего стал верующим. Эту свою веру он тут же показал в своем необыкновенном восклицании — в его словах не было никакой просьбы, они содержали лишь то, что он чувствовал, что он осознал в это мгновение.
«Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!» (ст. 28). Из аскетических творений святых отцов мы знаем, что когда человек преуспевает в делании непрестанной Иисусовой молитвы, то бывают такие моменты, когда он уже не может полностью произносить молитву, не может ни о чем просить. Сама просьба, заключенная в Иисусовой молитве, — я имею в виду слова «помилуй мя грешнаго» — чрезвычайно кратка по своей форме, но глубока и обширна по содержанию. Однако случается, что, по выражению святых отцов, из-за частых отверзении сердца человек уже не может просить совершенно ни о чем и его душа произносит только имя Божие. Он повторяет, как говорят Каллист и Игнатий Ксанфопулы: «Господи Иисусе Христе», без всякой просьбы, либо, как пишет Василий Поляномерульский, «Иисусе мой, Иисусе мой», или «Иисусе Христе, Иисусе Христе», или просто имя «Иисусе». Так же случилось и с Фомой: уже не могло быть никакой просьбы и даже никакого движения ума, только одно созерцание бессмертной, бесконечной славы Божией, естества Божия в Господе Иисусе Христе — «Господь мой и Бог мой!»
«Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (ст. 29). Мы видим, что неверие Фомы было большим, чем наше; поверить ему было труднее, чем нам. Потому Господь как бы укоряет его и похваляет тех, которые поверили без такого удостоверения, какое понадобилось апостолу Фоме: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие». Поэтому мысль о том, что в наше время обрести веру гораздо труднее, чем во время апостолов, — иллюзия. Мы видим, что во времена Спасителя многие люди, созерцавшие Его чудеса, тем не менее остались неверующими. Иуда Искариотский, который сам творил чудеса и был ближайшим свидетелем самых необыкновенных событий, например воскресения из мертвых праведного Лазаря, через несколько дней, сидя на трапезе вместе с Лазарем, замышляет предать Господа Иисуса Христа. Что же тогда может помочь или помешать обретению веры? Ничто не может помочь, даже великие чудеса, если человек сам не захочет уверовать, — и ничто не может помешать, если он искренне стремится к познанию истины. «Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего», — сказал Господь Иисус Христос (Ин.18:37).
«Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей» (ст. 30). Не совсем понятно, о чем здесь идет речь: либо о всех тех чудесах, которые сотворил Господь Иисус Христос за время Своей проповеди, либо о том, что было Им совершено уже по Воскресении. Но это непринципиально: Евангелие описывает только самое главное, а дела Спасителя были бесчисленны, и их чудесность, сверхъестественность — бесконечны.
«Сие же написано, — заканчивает свою мысль евангелист Иоанн, — дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (ст. 31). Славянский текст говорит так же: «во имя Его», но подстрочный перевод с греческого несколько отличается: не «во имя Его», а «в имени Его». Мне кажется, что стоит обратить внимание на это отличие, оно разъясняет мысль Евангелия, которую нам становится легче понять. Может быть, тем, кто переводил Священное Писание с греческого на славянский язык, показалось, что правильнее написать «во имя Его», но я думаю, что с мистической, таинственной точки зрения, в особенности если мы вспомним учение святых отцов о молитве, в греческом оригинале заключен гораздо более точный и емкий смысл — чтобы мы имели жизнь «в имени Его». Действительно, если мы познаем, что Иисус Христос есть Сын Божий, не одним только умом, но и всем своим существом, всеми силами своего естества: умом, сердцем, душой, всей крепостью своей, — то тогда мы не сможем жить иначе, как только в имени Его. Для нас все и везде будет Христос. Понуждая себя к непрестанному памятованию о Господе Иисусе Христе через делание Иисусовой молитвы, мы действительно будем всегда пребывать в Его имени. Имя Его обымет нас, будет сохранять нас от греха и очищать от грехов, если мы по немощи своей все же осквернимся. Имя Господа Иисуса Христа будет придавать смысл даже самому ничтожному, мелкому нашему поступку, если только наши действия не направлены против христианской совести.
И мы, если истинно веруем в воскресение Христово, должны жить в имени Господа Иисуса Христа, Сына Божия. Такое понимание этих слов Евангелия не является надуманным и чуждым древней традиции Церкви. Как рассуждает святитель Игнатий (Брянчанинов), все первые христиане, в особенности апостолы, знали ту благодатную Божественную силу, которая содержится в имени Иисуса, сами творили чудеса именем Господа Иисуса Христа — и потому не могли не повторять этого имени непрестанно. Поэтому все они, может быть и не осознавая этого, были делателями непрестанной Иисусовой молитвы. Вероятно, ее форма немного отличалась от нынешней — была более краткой или какой-то иной, но имя Иисуса в ней присутствовало обязательно. Мы, в свою очередь, должны стремиться к идеалу апостолов и первых христиан. Да, вероятно, мы не можем быть столь же ревностными, творить такие же великие дела, как они, но жить в имени Иисуса должен каждый из нас. В этом мы способны подражать апостолам, потому что в этом и состоит истинная вера. Если мы верим и искренне, от всего сердца говорим, что Христос воистину воскрес, значит, мы не можем не призывать непрестанно имя Господа Иисуса Христа, хотя бы даже из страха Божия, и таким образом понуждать себя жить в Его имени. Тогда все истины христианства познаются нами более полно, ясно, ощутимо. Можно сказать, что мы хотя и не руками своими, но духом, умом будем осязать Божество, подобно тому как апостол Фома осязал прободенный бок Спасителя и раны в Его руках. И душа наша искренне, не для других, а внутренне, в себе самой — как бы перед лицом Единого Бога, будет исповедовать Иисуса Христа, как исповедовал Его апостол Фома: «Господь мой и Бог мой!» Не просто Господь и Бог, а «Господь мой и Бог мой!» Аминь.

12 мая 2002 года

Уверение в Воскресении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Евангельское чтение на вечерне в первый день Пасхи говорит о том, как воскресший из мертвых Господь Иисус Христос явился Своим ученикам. Заканчивалось это чтение тем, что апостол Фома, который не присутствовал при этом явлении Спасителя, сказал такие дерзновенные слова: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (ст. 25). Сегодня мы читаем это же зачало вместе с продолжением, то есть с повествованием о том, как Спаситель явился ученикам вновь, когда с ними был уже и Фома.
Сегодняшнее евангельское чтение начинается так: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам!» (ст. 19). Мы воспринимаем действительность прежде всего через свои чувства, а затем пытаемся как-то осмыслить, объяснить себе воспринятое, особенно если происходит нечто удивительное, неординарное. Когда Господь Иисус Христос явился ученикам, то это было для них чем-то совершенно непостижимым, выходящим за пределы человеческого разума. Действительно, все ученики считали, что Христос умер. Некоторые, например Иоанн Богослов и жены-мироносицы, видели Его погребение сами, а другие знали о Его смерти и погребении с чужих слов. Да и во всем Иерусалиме распятие Иисуса Христа было общеизвестным событием. Конечно, ученики были подготовлены к Воскресению Христа в большей степени, чем современные люди: сейчас вообще не верят ни во что чудесное, а ученики Спасителя были людьми верующими. Они знали повествование Священного Писания о том, как пророки Илия и Елисей воскрешали мертвых, и о том, что воскрес даже мертвец, тело которого случайно соприкоснулось с костями пророка Елисея. К тому же они были непосредственными свидетелями того, как Господь Иисус Христос совершил по меньшей мере три чуда воскресения из мертвых. Он воскресил двенадцатилетнюю дочь Иаира, сына наинской вдовицы и, наконец, совершил самое удивительное из этих трех чудес — воскрешение Четверодневного Лазаря. Однако одно дело слышать и даже видеть, как Господь Иисус Христос творил чудеса, и другое — видеть, что Он воскрес Своей собственной силой. Теперь ученики слышали и видели Господа воскресшим и одновременно не могли поверить себе.
Они увидели Господа своими глазами, услышали Его знакомый голос. Слова «мир вам!» примиряли Спасителя с учениками, ведь они согрешили перед Ним, проявив малодушие в дни Его страданий. Но все же они пребывали в изумлении. Спаситель пожелал вывести их из этого состояния и уверить в том, что явился не дух Его (потому что в то время, как и сейчас, многие верили в возможность явления душ умерших, которое бывает и на самом деле, хотя нечасто). Чтобы ученики поняли, что именно Он, воскресший из мертвых, явился им в Своем теле, Спаситель, как говорит Евангелие, «показал им руки и ноги и ребра Свои», и «ученики обрадовались, увидев Господа» (ст. 20). Обрадовались, осознав, что это Тот Самый Господь Иисус Христос, Который был их Учителем, пророчествовал, творил чудеса, воскрешал мертвых, преподал им необыкновенно прекрасное, высоконравственное учение и, наконец, несправедливо обвиненный во враждебном отношении к римскому императору, был казнен.
Сначала ученики услышали Его голос и просто увидели Его, потом рассмотрели Его внимательнее. И только тогда, когда увидели раны на руках и ногах и в ребрах Господа, они уверились до такой степени, что испытали радость. Вначале они даже боялись давать волю чувствам из опасения, что видят нечто не вполне достоверное, не являющееся реальностью в полном смысле слова.
«Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (ст. 21-23). Ученики не только своими телесными чувствами, то есть зрением и слухом, ощутили явление Спасителя, но и, получив благодать Святого Духа, внутренне удостоверились в том, что Пославший эту благодать воистину есть воскресший Сын Божий, Господь Иисус Христос, их Учитель и Наставник. Нужно обратить внимание еще на одну подробность, которая кажется маловажной и не оговаривается специально в Евангелии, но естественно вытекает из сказанного. Когда Спаситель дунул на учеников, то они должны были ощутить, что их лиц словно бы коснулось Его дыхание. Это также было удостоверением чувственным. Ученикам нужно было не только испытать духовные ощущения, но и при помощи обыкновенных человеческих чувств удостовериться в том, что явился действительно Человек, воскресший из мертвых, а не только Его душа.
«Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус. Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (ст. 24-25). Хотя апостол Фома и не сомневался в рассказе учеников, но ему было мало просто увидеть или даже внимательно рассмотреть Господа, услышать Его знакомый голос, ощутить кожей Его дыхание. После пережитого разочарования ему хотелось осязать раны Спасителя, чтобы полностью убедиться в том, что это именно Тот Самый Человек, Который был распят, а не кто-то другой. Фома не мог так просто избавиться от недоверия после того, как однажды разочаровался и испытал страшную муку сомнений, которая, впрочем, постигла в дни страданий Спасителя всех учеников.
«После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам!» (ст. 26). Само явление Спасителя в комнате с запертыми дверями могло вызвать у учеников некоторые опасения, они могли подумать, что видят не облеченного плотью человека, а бесплотный дух, потому что люди не обладают способностью проходить сквозь вещество, этому учит нас здравый смысл. Несмотря на это, Спаситель явился не только Своей душой, но и как Человек, облеченный плотью, подобный всем людям, хотя Его плоть обладала некоторыми свойствами, которых в нынешнем веке люди не имеют, но, как мы знаем, будут иметь в веке будущем. Если сейчас дух наш овеществляется и становится как бы несколько плотским, то тогда, наоборот, плоть одухотворится и тела будут обладать свойствами духа. Для того чтобы рассеять все сомнения и показать, что Он не дух, Спаситель говорит Фоме: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (ст. 27). В Евангелии не говорится, сделал ли Фома то, что велел ему Спаситель. Однако такой порядок изложения событий для Евангелия обычен, и мы можем понять, что раз Господь сказал, то так и случилось, пусть даже далее в подробностях не излагается, как происходили события. Например, в Евангелии от Матфея описывается, как Спаситель повелел апостолу Петру: «Пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им (то есть собирателям подати на храм. — Игум. А.) за Меня и за себя» (Мф.17:27). Ради лаконичности повествования в Евангелии не сказано, что апостол Петр это исполнил. Так же и здесь. Спаситель велел Фоме осязать Его раны, и Фома, конечно же, совершил этот дерзновенный поступок. Может быть, кто-то будет порицать апостола Фому за это. Но когда человек хочет полностью удостовериться, когда невыносимая и для нас непостижимая скорбь раздирает его душу как бы на две части — одна сомневается, другая верит, — тогда он готов на все. Фома простер руку и осязал на руках и ребрах Спасителя Его раны, а точнее — следы исцеленных ран, которые остались как знамение Его победы. Богу был угоден поступок Фомы. Отныне никто не сможет усомниться в том, что воскрес Тот Самый Иисус, Который пострадал на Кресте.
«Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой!» (ст. 28). Обратившись к Фоме и обнаружив его внутреннее состояние, Господь показал Свое всеведение. «Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие. Много сотворил Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (ст. 29-31). Значит, все это написано не просто так, а для того, чтобы мы уверовали и вера переменила нашу жизнь.
Господь Иисус Христос сказал апостолу Фоме: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие». Можно ли сказать, что мы, уверовавшие в Господа Иисуса Христа, никаким образом Его не видели и, по крайней мере в этой жизни, не увидим? Нужно ли понимать эти слова буквально или они имеют какой-то частный, а не всеобщий смысл? Может ли вообще человек поверить в Господа, если он не увидит Его? Обратимся к опыту святых отцов: они часто говорят о духовных ощущениях, прибегая как бы к некоторому сравнению их с телесными чувствами человека. Например, говорят о вкусе благодати и духовном зрении. Сам Спаситель упоминает о духовном слухе: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф.13:9). Под слушанием здесь подразумевается не простое восприятие звука, а понимание смысла услышанного. Преподобный Никита Стифат рассуждает даже о том, что подвижник может заменять телесные чувства духовными. Мы не берем на себя подобную смелость, тем не менее нужно осознавать, что духовные чувства существуют. Когда мы размышляем о каком-то предмете или содержим его в памяти, мы как бы устремляем на него свой умственный взор. Так и здесь: пока человек не будет устремлять свой умственный взор к Богу, Спасителю, он действительно не сможет поверить. Кроме способности видеть вещи духовно у нас есть также духовный слух, есть и духовное обоняние, потому что, когда мы сталкиваемся с какими-то духовными явлениями, мы различаем в них и отвратительное, и приятное. Мы можем прочитать о том, что святые отцы во время молитвы чувствовали благоухание. Наконец, человек имеет даже духовное осязание. Если зрение, слух и обоняние позволяют воспринимать предмет на расстоянии, то осязание и вкус совершенно приближают его к человеку. Осязание дает нам как бы обладание вещью, а вкус — полное соединение с ней. И мы видим, как Святая Православная Церковь через образы и символы показывает нам, что действие благодати имеет в Церкви именно такой многообразный характер. Мы вдыхаем благоуханный дым кадила, аромат живых цветов, которыми украшен храм, различные благовония, которыми мы помазываем святые иконы. О том, как воздействует на нас благодать через зрение и слух, нечего и говорить, это всем совершенно ясно и очевидно. Через осязание благодать воздействует, когда нас помазывают елеем во время всенощного бдения или при совершении Таинства Соборования, некоторых других Таинств, когда священник, благословляя нас, дотрагивается до нашей головы. И, наконец, наиболее полное соединение с Господом происходит через вкус во время самого великого Таинства — Евхаристии, когда мы вкушаем Тело и Кровь Христовы. Итак, всему этому действительно есть место в жизни христианина. Так и мы всеми своими духовными чувствами должны ощущать Спасителя и наконец приблизиться к Нему до такой степени, чтобы осязать Его своим духом. Как это происходит, объяснить невозможно, но это является несомненной реальностью для того, кто это испытал. Ведь и действие человеческих чувств отнюдь не всякий может объяснить, однако же человек им полностью доверяет, на них держатся его житейский опыт и вся его жизнь. И для нас важно именно ощутить Спасителя своими духовными чувствами, а не объяснить, каким образом это происходит, хотя иные ученые-богословы пытаются дать более или менее убедительное объяснение и этому.
Мы все можем уподобиться апостолу Фоме: увидеть и услышать Спасителя и даже, подобно Его ученикам, духовно ощутить дуновение Его уст. В конце концов, мы можем и осязать Спасителя, объяв Его своим духом, а такое принятие в себя Христа, при котором мы становимся с Ним едино (см. Ин.17:21), можем даже назвать духовным вкушением. Все это совершается преимущественно при помощи умного делания, Иисусовой молитвы, занимаясь которой, мы сможем обрести такую веру, какую обрел апостол Фома. И не будем неверующими, но верующими. Ведь вера — это не только согласие с тем, что нам кто-то рассказал, и убеждение в том, что это действительно правда, хотя нас этот рассказ никак не волнует. Например, нам сообщили о каком-то случае, который нас непосредственно не касается, и мы с легкостью принимаем это за правду и, едва услышав, забываем. Но если вдруг обнаруживаем, что сказанное должно как-то повлиять на нашу жизнь, то начинаем внимательно рассуждать, так ли все было, правильно ли нам рассказали. В этом случае мы проявляем беспокойство. Тем более, если мы услышим такую необыкновенную вещь, как весть о Воскресении из мертвых Господа нашего Иисуса Христа, мы не можем отнестись к ней как к чему-то не затрагивающему нашу внутреннюю жизнь, мы должны всеми силами своей души вникнуть в нее. И тогда мы обретем веру как опытное знание и переживание, то есть настоящую веру, а не такую, которая основана лишь на доверии к чужим словам. Хотя апостол Павел говорит, что вера — от слышания, а слышание — от проповеди (см. Рим.10:17), но это только начало веры. На самом же деле вера — это духовное единение человека с предметом веры, а многие люди обладают верой лишь в том смысле, что верят тем или иным вещам, иногда сверхъестественным, но они не имеют опытного знания духовной реальности.
Мы же должны уподобиться апостолу Фоме и осязать Господа Иисуса Христа своим духом, как апостол Фома осязал Его рукой. Только тогда мы сможем искренне, от всей души сказать, что Иисус Христос есть действительно Господь и Бог наш. Аминь.

4 мая 2003 года

Неделя 3-я по Пасхе, святых Жен-мироносиц

(Мк., 69 зач., XV, 43 — XVI, 8)

Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу. Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба. Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали. По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца, и говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба? И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик. И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись. Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен. Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам. И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись.

О подлинном мужестве

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня, во второе воскресенье после Пасхи (или в третье, если считать Светлое Христово Воскресение первым воскресным днем по Пасхе), мы совершаем память святых жен-мироносиц: Марии Магдалины, Марии Клеоповой, Саломии, Иоанны, Марфы, Марии, Сусанны и иных, имена которых нам точно не известны, а также праведных Иосифа Аримафейского и Никодима — то есть тех святых жен и мужей, которые приняли участие в погребении Спасителя. Жены-мироносицы впоследствии явились первыми свидетелями и первыми вестницами Воскресения Христова.
Когда Господь наш Иисус Христос в страданиях на Кресте отдал за нас Свою жизнь, все Его ученики (я имею в виду мужчин), за исключением Иоанна Богослова, из страха бежали, а апостол Петр даже трижды отрекся. Один из учеников был объят таким страхом, что, когда его схватили, оставил в руках воинов одежду и бежал нагим. Можно себе представить, какой страх овладел человеком, если он так поступил. И только те, которых впоследствии назвали женами-мироносицами — потому что рано утром в воскресенье они понесли миро, чтобы помазать тело своего Учителя, — остались верными до конца. Эти женщины стояли у Креста вместе с Божией Матерью. Они не имели права голоса (по закону Дева Мария не могла даже прикасаться к телу Своего умершего Сына), а потому, стоя в стороне, могли лишь наблюдать за происходящим.
Господь Иисус Христос был не только Богом, но и Человеком и потому нуждался и в человеческой поддержке, иначе в Гефсиманском саду Он бы не просил учеников: «Бодрствуйте и молитесь со Мною, ибо душа Моя скорбит смертельно» (см. Мф.26:38; Мк.14:34). Можно предположить, что, умирая на Кресте, Он, как Человек, тем паче нуждался в сочувствии. Молчаливо стоя у Креста (ибо что можно было сказать в таких обстоятельствах?), жены-мироносицы пребывали со своим Учителем до самого конца, до последней минуты и проявили мужество, которого не оказалось у мужчин.
Божия Матерь, не имевшая права прикасаться к телу Спасителя, не могла, конечно, и совершать погребение — это должны были делать мужчины. И вот в это время пришли Иосиф с Никодимом — два старца, то есть также люди немощные. Из предания Иерусалимской Церкви известно, что, когда они помазывали тело Спасителя, неподалеку стояла Божия Матерь с женами-мироносицами и взирала на происходящее (сейчас это место принадлежит армянской Церкви; там, внутри храма Воскресения Господня, поставлена небольшая часовенка). Так слабые женщины показали мужество, а мужчины (хотя у слов «мужчина» и «мужество» один корень) бежали. Люди, телесно немощные по возрасту, как Иосиф и Никодим, или по самой своей природе, как женщины, — проявили твердость, как бы подтверждая сказанное впоследствии Спасителем апостолу Павлу: «Сила Моя в немощи совершается» (см. 2 Кор.12:9).
Сейчас это евангельское повествование, как и многие другие, нам хорошо известно, его события кажутся нам само собой разумеющимися. Но нужно трезво взглянуть на ситуацию, которая в нем описывается. Господь Иисус Христос убит, и учение Его, казалось бы, уничтожено. Его ученики ожидают преследований и потому скрываются. Было известно, что у Спасителя много учеников не только среди мужчин, но и среди женщин. Может быть, многие даже знали этих женщин в лицо. После дня Пятидесятницы высшие начальствующие из иудеев узнали апостолов Петра и Иоанна и вспомнили, что эти люди были с Иисусом (см. Деян.4:13). Лица апостолов, так сказать, уже примелькались. То же самое, наверное, можно сказать и о женах-мироносицах, и тем паче о Божией Матери, однако женщины не побоялись присутствовать у Креста до конца. Еще большее мужество проявил Иосиф, дерзнувший явиться к самому Пилату и таким образом обнаружить, что он ученик Спасителя, в то время как все апостолы скрывали это и прятались, сидя при запертых дверях.
Такое поведение женщин и старцев смирило учеников, думавших о себе, что они пламенно любят Спасителя и готовы за Него сражаться. Вспомним: апостол Петр даже выхватил меч и отсек ухо рабу, но спустя немного времени трижды отрекся от Господа Иисуса Христа. Прочие ученики также изъявляли желание умереть за Господа, — и, может быть, они действительно готовы были проявить мужество человеческое, мужество воинов, но мужество христианское, соединенное со смирением и терпением, им было незнакомо. На примере немощных жен и старцев Господь показал апостолам, что христианское мужество отличается от мужества земного. Именно об этом повествуется нам в сегодняшнем евангельском чтении. Евангелист Марк опускает ту подробность, что в погребении Спасителя участвовал еще и Никодим — тот, который ранее приходил к Господу Иисусу Христу ночью, потому что боялся за это преследований от иудеев, и скрывал даже свой интерес к Его учению. И этот же человек в трудную минуту, когда неоткуда было ждать помощи, не побоялся объявить себя учеником Господа Иисуса Христа. Когда Спаситель был славен среди иудеев и можно было надеяться, что иудейские власти Его признают или Он каким-нибудь образом станет царем (иудеи ожидали, что Мессия будет земным царем, понимая пророчества о Нем буквально), тогда Никодим таился. Когда же Господь наш Иисус Христос был убит и Его ученики ожидали, что их будут преследовать, тогда Никодим проявил мужество, объявив себя учеником Спасителя.
Итак, вот что говорит Евангелие от Марка: «Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия» (ст. 43). «Знаменитый» означает «знатный, уважаемый», а не «известный», как мы сейчас говорим (например: «знаменитый писатель»). «Который и сам ожидал Царствия Божия» — эти слова свидетельствуют о том, что у Иосифа была вера. Ожидая Царствия Божия, он, видимо, думал, что нашел в Господе Иисусе Христе Того Человека — Мессию, Который и принес Царствие Божие на землю, где в то время (как и сейчас) жили многие люди, совершенно ничего от Бога не ожидая, надеясь только на свои силы, занимаясь и интересуясь единственно земными вещами.
«Осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова» (ст. 43). Иосиф не только объявил себя последователем Спасителя, но и пришел к Пилату — к тому человеку, который приговорил Самого Господа Иисуса Христа к смертной казни и от которого естественно было ожидать преследования всех учеников Господа. Но Иосиф не побоялся и дерзнул войти к Пилату, ибо чувство долга перевесило в нем все остальное. Он знал, что нужно делать, и делал. Люди молодые часто в своих поступках руководствуются сиюминутными чувствами и убеждениями, иногда даже случайными причинами, а среди пожилых людей нередко встречаются те, кто следует именно чувству долга. Это чувство заставило Иосифа преодолеть все опасения и прийти к Пилату.
«Пилат удивился, что Он (то есть Господь Иисус Христос. — Игум. А.) уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер?» (ст. 44). Почему Пилат так спросил? Люди, приговоренные к смертной казни через распятие, подчас мучались на кресте несколько суток. Это была жестокая, страшная казнь: человек умирал от удушья, и агония длилась несколько дней. И вдруг Пилат узнает, что Господь Иисус Христос умер уже через несколько часов. Он удивился и решил проверить, так ли это, — что было свойственно вообще римлянам и в особенности римским чиновникам. Пилат поступил, так сказать, аккуратно.
«И, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу» (ст. 44-45). Здесь опять опущена одна подробность, о которой говорится в Евангелии от Иоанна: когда увидели, что Спаситель умер, Его ребра пронзили копьем, то есть через ребра ударили в сердце для того, чтобы окончательно удостовериться в Его смерти. Поэтому утверждения, что Господь Иисус Христос не воскрес, а пребывал в состоянии летаргического сна или просто, как сильно израненный человек, был без сознания и потом очнулся, не соответствуют ни действительности, ни здравому смыслу.
«И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу. Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба» (ст. 45-46). Гроб Спасителя известен и в настоящее время. Это так называемая кувуклия, о которой вы, без сомнения, знаете по рассказам побывавших на Святой Земле или по фильмам. Ее вид, конечно, изменился: в древности это была просто скала, в которой находилась пещера. Впоследствии при постройке часовни — ку-вуклии — скалу рассекли, облицевали камнями и украсили. Под облицовкой же природная скала сохранилась. По правую сторону от входа в кувуклию находится ложе, на котором некогда покоилось тело Спасителя, а прямо — небольшая икона Божией Матери. Она прикреплена на петлях и открывается как дверь. За ней виден настоящий камень пещеры, к которому нельзя приложиться головой — он глубоко, но рукой прикоснуться можно. Именно в этой скале была высечена пещера, где Иосиф сам хотел быть погребенным. Почему он хотел этого? Иудеи считают Иерусалим святым городом и мечтают быть похороненными возле него, полагая, что близость к святым местам повлияет на их загробную участь и Господь будет к ним милостив в день Страшного Суда. Впрочем, такой обычай есть и у нас. Во-первых, все христиане хотят, чтобы их предали земле на христианском кладбище и по христианскому обряду. Во-вторых, особенно почетным считается быть похороненным возле храма. Раньше там и хоронили наиболее благочестивых людей: священников и особо послуживших Церкви мирян. Бывали случаи, когда людей выдающейся духовной жизни погребали внутри храма, таких примеров довольно много. Тем паче иудеи мечтали быть похороненными возле Иерусалима, а в христианское время некоторые люди переезжали туда, чтобы быть погребенными в Святом Городе, и платили большие деньги за место на христианском кладбище.
Свой гроб (не в том смысле, в каком мы сейчас понимаем это слово, — скорее, эту пещеру можно назвать склепом) Иосиф уступил Господу Иисусу Христу. Старец, который сам в скором времени ожидал смерти, уступил его Человеку молодому — не будем забывать, что Спасителю, когда Он умер на Кресте, было тридцать три с половиной года. Голгофа находилась недалеко от городской стены, и Иосиф, как только получил разрешение от Пилата, успел купить плащаницу и необходимые для погребения ароматы и поспешил вернуться к телу Спасителя. Господа Иисуса Христа нужно было предать погребению до темноты, и потому совершили его не по полному обряду, так как на это не было времени, а сокращенно, что допускалось иудейским законом. Тело Спасителя не обернули пеленами, как при погребении, например, Лазаря Четверодневного (на иконе можно видеть, что он вышел из пещеры весь как бы спеленутый, был обернут каждый член его тела). При погребении Спасителя использовали просто большой кусок ткани, который полностью покрывал тело спереди и сзади; на лице был так называемый сударь, которым подвязывалась челюсть. В таком виде тело Спасителя, помазанное смирной и алоэ, положили во гробе — в пещере — и привалили ко входу большой камень. Все это делалось, конечно, с молитвой, благоговением, плачем, но в то же время быстро. Надо полагать, что люди старые сделали все это ловчее, чем получилось бы у молодых, которые с этим еще не сталкивались. Вот где пригодился жизненный опыт Иосифа и Никодима: наверное, им пришлось погребать не одного человека, ведь у иудеев считалось особенной добродетелью оказать какую-то милость умершему, в особенности если он не имел родных или знакомых.
«И привалил камень к двери гроба». Сейчас этот камень рассечен на части. Одна из них вмонтирована в престол, находящийся в так называемом приделе Ангела (как бы преддверии, притворе входа в Гроб Господень), и покрыта органическим стеклом, через которое можно видеть камень. Другие части этого камня находятся в разных местах Палестины и, наверное, в других странах. Вероятно, размеры этого камня были огромны: его смогли привалить двое мужчин, и женщины, пришедшие ко гробу, боялись, что не смогут его сдвинуть.
« Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали» (ст. 47). Судя по этим словам, не все жены-мироносицы присутствовали до конца погребения. Может быть, одни остались смотреть на этот обряд, а другие провожали Божию Матерь. Они увели Ее из этого места и старались если не утешить, то, по крайней мере, быть с ней рядом.
«По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его» (ст. 1). Они купили ароматы, чтобы совершить обряд полностью, не сокращенно: прочитать все положенные молитвы, совершить над телом Господа Иисуса Христа все, что требовалось по закону. Несмотря на то, что в это время они разуверились в Божественности Спасителя и в том, что Он является Мессией, у них, может быть, сохранилась вера в Него как в Пророка, или просто человеческое чувство любви и привязанности заставило их прийти ко гробу Господа Иисуса Христа и сделать все, что было можно и что было в их силах для того, чтобы послужить своему Учителю. Но когда жены-мироносицы пришли ко гробу с ароматами, они оказались уже не нужны. Сам Господь Иисус Христос перед Своими страданиями, когда в доме Лазаря сестра его Мария помазала ноги Господа миром и отерла их своими волосами, сказал: «Таким образом она приготовила Меня к погребению» (см. Мф.26:12), — то есть предсказал, что помазывать Его миром больше не придется.
«И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца, и говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба? И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик» (ст. 2-4). Евангелисты — Матфей, Марк, Лука, Иоанн — повествуют о Воскресении Спасителя с различными подробностями, но противоречия в этом нет — они рассказывают то, что каждый из них слышал или даже видел своими глазами, как, допустим, Иоанн Богослов, прибежавший ко гробу. Один упоминает одну подробность, другой — другую. Никто из евангелистов не пытался подтасовывать факты, и человек непредубежденный, вникая в эти подробности, будет ими услаждаться: каждая мелочь евангельского повествования дорога сердцу христианина, любящего Господа Иисуса Христа. Например, мы бережно храним в памяти подробности встреч и разговоров с нашими близкими, особенно если они уже умерли, ушли из этого мира. Тем более для каждого истинного христианина дороги подробности жизни, смерти, погребения и Воскресения Спасителя, и он будет с вниманием вникать в детали, дорожить ими и не станет искать противоречий в повествованиях евангелистов.
«И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик». Видимо, стражников при гробе уже не было: они были испуганы явлением Ангела. Как об этом повествует евангелист Матфей, вид его был «как молния», и от его вида стражники стали «как мертвые» (см. Мф.28:3-4), — а пришедши в себя, бежали. Может быть, именно в это время и пришли жены-мироносицы, а может, они приходили ко гробу несколько раз: сначала Мария Магдалина, потом вместе с ней прибежали Петр и Иоанн, потом — другие жены, можно сделать различные предположения. Еще раз говорю: честный человек не будет искать противоречий. Их ищут уже после того, когда разуверились, потеряли веру, — чтобы оправдать свое неверие. А человек простой — я имею в виду не образование, а характер — будет с неподдельным интересом читать Евангелие и размышлять над ним. Для нас важно, что было Воскресение из мертвых и что при этом было множество свидетелей, а разница между теми или иными подробностями не настолько принципиальна и существенна, чтобы лишить нас веры в величайшее чудо Воскресения.
«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись» (ст. 5). Безусловно, это был Ангел. Если речь идет непосредственно о гробе Господнем, то надо думать, что Ангел находился на правой стороне, на ложе Спасителя. «Облеченного в белую одежду» — эти слова не означают, что Ангелы носят такую же одежду, как и люди, прикрывая свою наготу. Одежда Ангелов — образ той великой благодати, в которую все они облечены. Одежда белая или огненная (цвета молнии) — это символ той силы и чистоты, которую дает сотворенному существу — человеку ли, Ангелу ли — Божественная благодать.
«Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (ст. 6). Действительно, не может быть большего доказательства истинности Воскресения, чем пустой гроб, и никакой здравомыслящий человек не будет утверждать, что ученики похитили тело Спасителя, а потом выдали Его за воскресшего. Если бы это было так, то они оказались бы лицемерами и шарлатанами. А если бы они были лицемеры, откуда бы они взяли силы, чтобы идти по всему миру, проповедовать воскресшего Христа, страдать за это и терпеть множество лишений? Большинство из них умерло за Христа в муках. Может лицемер так жить и так умирать? Конечно, нет.
«Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен». Что значит «воскрес»? Это слово, славянского происхождения. Во многих языках нет слов и выражений, которые могли бы объяснить истины мира духовного, и поэтому их иногда приходится заимствовать из других языков — еврейского, греческого. В данном случае русский язык обращается к славянскому языку. Слово «крещение» означает погружение, низведение вниз, а «воскресение» означает восстание. Воскрес — значит восстал. «Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен». По-славянски так и звучит: «Иисуса ищете Назарянина распятого; восста, несть зде».
«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (ст. 7). Апостол Петр, который, как известно, более всех любил Господа Иисуса Христа (по крайней мере, любовь его проявлялась самым открытым образом, он наиболее горячо выражал ее), невыносимо страдал из-за своего трехкратного отречения. И потому Господь, будучи Самим Милосердием, непостижимым для человека, через Ангела повелел: «Идите, скажите ученикам и Петру», то есть «утешьте Петра, который страдает от своего греха». Он не сказал: «Упрекните Петра, зачем он согрешил», а: «Утешьте его тем, что Я воскрес».
«Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам». Под Галилеей нужно понимать не собственно Галилею как область Палестины, а то место в окрестностях Иерусалима, называемое Малая Галилея, где останавливались галилеяне, приходившие в Иерусалим поклониться святыням. Собственно, там, в окрестностях Елеонской горы, Господь Иисус Христос впервые явился ученикам по Своем Воскресении.
«И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (ст. 8). Евангелист Марк в основном весьма краток, но если что-то описывает, то делает это подробно и точно — таково свойство его повествования. Так же и здесь: слова «их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» очень точно описывают состояние жен-мироносиц. Они боялись, что им не поверят, и потому никому ничего не сказали. Из Евангелия от Луки мы знаем: когда другие из жен-мироносиц объявили ученикам, что видели Ангелов, возвестивших им о Воскресении Христа, то апостолы им не поверили. По-славянски сказано: «Явишася пред ними яко лжа глаголы их» (Лк.24:11), то есть слова мироносиц показались апостолам ложью.
В пасхальные дни мы приветствуем друг друга словами: «Христос воскресе!» и отвечаем: «Воистину воскресе!» Конечно, в большей или меньшей степени мы чувствуем при этом радость, и даже неверующие люди ее чувствуют, хотя и не понимают, почему им радостно, а это — действие благодати. Но у нас нет такой глубокой веры, как у жен-мироносиц. Если бы она была, то мы, может быть, не говорили бы привычное «Христос воскресе!», но, пребывая, как жены-мироносицы, в страхе и трепете, молились Господу. У кого больше веры в Воскресение Христово? У этих женщин, которые молчали, или у нас, говорящих друг другу пасхальное приветствие «Христос воскресе!», но не понимающих и не осознающих, что оно обозначает?
Каждое повествование Божественного Евангелия, безусловно, является для нас уроком, тем паче то, которое читается вслух в воскресный день. Церковь как бы выделяет это место и говорит: «Внимательно выслушайте его и подумайте над ним, ибо вы извлечете из этого пользу». Итак, какие уроки мы можем извлечь из сегодняшнего евангельского чтения? Во-первых, подтверждение изречения апостола о том, что сила Божия совершается в немощи (см. 2 Кор.12:9). Женщины и старики проявили такую силу духа, какой, за исключением Иоанна Богослова, не оказалось ни у одного из учеников Господа Иисуса Христа, как будто бы твердых, мужественных, воинственно настроенных мужчин и юношей. Во-вторых, мы увидели, как проявляется истинная любовь к Господу. Возможно, в тот момент жены-мироносицы потеряли веру — из-за пережитых скорбен все пророчества Спасителя о Его страдании и Воскресении, так сказать, вылетели у них из головы, и это понятно, — но любовь к Господу заставила их исполнять свой долг, долг не перед людьми, а перед Богом, перед своей совестью. Несмотря на колебания, сомнения и душевную бурю, они сохранили любовь к Господу и явились первыми свидетелями Воскресения Христова, первыми уверились в христианских истинах.
Третий урок заключается в том, что мы стали понимать: читая Евангелие, не нужно искать во встречающихся подробностях противоречия, в особенности при описаниях разными евангелистами Воскресения Христова и явления Господа Иисуса Христа Своим ученикам по Воскресении. Это было бы легкомысленно и глупо. Необходимо вникать в каждую подробность, чтобы представить себе, как все происходило на самом деле. Если мы будем внимательно читать Евангелие, перед нами предстанет многообразная, сложная картина. Художник, пишущий, допустим, пейзаж или какую-нибудь жанровую сцену, выделяет бликами или еще какими-либо способами ту или иную деталь изображения, кажущуюся ему наиболее значимой, так и писатели-евангелисты: один обращает внимание на одну подробность, другой — на другую. И из Четвероевангелия, как из четырех картин, создается единая — может быть не такая ясная и четкая, как нам хотелось бы, но цельная — картина.
Митрополит Вениамин (Федченков) говорит, что не нужно бояться тайн, их надо любить, не опасаясь, что для нас что-то остается непонятным. Может быть, непонятность подробностей является символом непостижимости Божества в будущем веке. Мы будем бесконечно стремиться к Нему, бесконечно насыщаться общением с Ним — и вновь испытывать голод духовный, и вновь насыщаться, и от этого насыщения будет возникать в нас еще больший голод. Даже здесь, на земле, человек постоянно стремится к тому, что он любит, это не надоедает ему (хотя в конечном счете и так может произойти), а в будущей жизни общение с Богом не надоест никогда. Непостижимость Евангелия, бездна премудрости, заключенная в нем — как в нравственном учении, так и в подробностях жизни Спасителя, — является образом той бездны богопознания и того Божественного наслаждения, которые ждут нас в жизни будущей. Аминь.

28 апреля 1996 года

О страхе человеческом и страхе Божием

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Братья и сестры, сегодня, в Неделю о мироносицах, мы вспоминаем подвиг, совершенный женами-мироносицами и праведными старцами Иосифом и Никодимом, — подвиг тех, кто участвовал в погребении Спасителя. Мы вспоминаем всех, кто проявил мужество в те дни, самые трудные и опасные для всех близких ко Христу. Большинство учеников Спасителя, даже из числа наиболее преданных, горячих, ревностных, в это время скрывались «страха ради иудейского», как сказано в Евангелии. А люди, которым, по человеческим представлениям, свойственно проявлять немощь, напротив — проявили силу духа. Кто остался возле Креста Спасителя? Юноша Иоанн Богослов и женщины. Кто пришел снять с Креста тело Господа? Старики Иосиф и Никодим. Воистину это соответствует словам апостола Павла: «Сила Божия в немощи совершается» (см. 2 Кор.12:9). Те, которые, по человеческому разумению, являются людьми, стоящими, так сказать, на втором плане жизни, во время испытаний проявляют веру, ревность и преданность Богу, тем самым как бы упрекая тех, которые, опять же по человеческому рассуждению, являются людьми, находящимися на переднем крае жизни.
Поэтому не будем пенять на то, что мы немощные, ничего не значащие люди и потому от нас мало что зависит. Не нужно думать о великих делах и событиях, считая, что при нашем положении в обществе мы ничего изменить не можем. Будем думать о своей душе, о своем спасении. И, как знать, может быть, кто-то из нас промыслительно (по воле Божией, а не по своему желанию и пониманию) совершит поступки, которые принесут пользу не только ему самому, но и многим другим людям. Думали ли Иосиф и Никодим, какое дело они совершают, когда погребали Спасителя? Скорее всего, и они тогда, как и прочие ученики Спасителя, потеряли веру в Господа Иисуса Христа именно как во Христа, Мессию. Но, действуя более по влечению сердца, чем по указанию разума, они проявили человеческую преданность, верность своему Учителю. Они сохранили к Нему любовь, хотя и разочаровались в Нем как в Мессии и посланнике Божием. Совершив этот поступок, идущий от сердца, а не от ума, они, сами того не понимая, сделали великое дело. Не будем и мы оправдывать себя тем, что мы немощны и ничтожны, но понудим себя к тому, к чему нас обязывает совесть.
Божественное Евангелие повествует о погребении Спасителя так: «Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова» (ст. 43). Заметьте слова: «Осмелился войти к Пилату». В то время когда ученики Господа Иисуса Христа, сбежав, скрывали, что имеют отношение к Нему, а апостол Петр даже трижды от Него отрекся, — Иосиф осмелился войти к Пилату, который одним приказанием мог предать его позору и смерти, к тому, кто приговорил к смертной казни его Учителя. Эти краткие слова говорят о мужестве Иосифа, о его решимости послужить своему Наставнику, чтобы отдать Ему последний долг.
«Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу» (ст. 44-45). Надо полагать, что за то время, пока звали сотника, пока его допрашивали (пусть кратко, как это было свойственно римлянам), прошла не одна минута и не несколько мгновений. Все это время, до тех пор пока не прозвучало приказание отдать тело, Иосиф не знал, что с ним будет, — ведь он не мог предположить, что скажет Пилат. Он был только свидетелем этого допроса и по-человечески мог опасаться, что за этим последует другое указание: не только не отдавать тело Иисуса, а еще и подвергнуть Иосифа аресту. Но он не убоялся и проявил твердость.
В это время Никодим, другой участник погребения (о нем упоминается в Евангелии от Иоанна), также пришедший для снятия с Креста тела Спасителя, должен был купить плащаницу и ароматы. Времени у Иосифа и Никодима было мало. Когда Господь умер на Кресте, солнце еще не зашло (после затмения оно появилось вновь), но до наступления темноты оставалось всего несколько часов, а с приходом ночи начинался субботний день, в который нельзя было совершать погребение. И за это короткое время Иосиф должен был успеть прийти к Пилату и испросить у него тело Спасителя, а Никодим — купить погребальные пелены и необходимые для быстрого, сокращенного обряда погребения благовония: смирну и алоэ. Все это они сделали: купили плащаницу, сняли Господа с Креста, обвили плащаницей, положили во гробе, который был высечен в скале, и привалили камень к входу в гробницу. Эта гробница принадлежала Иосифу и находилась недалеко от места казни Спасителя — Голгофы. Сейчас и место казни, и гробница Спасителя находятся в храме Гроба Господня. От Голгофы до кувуклии, то есть часовни, воздвигнутой над Гробом Господним, приблизительно сто метров. Примерно посередине находится камень помазания — место, где тело Спасителя обвивали плащаницей с ароматами. В Евангелии сказано: «Привалил камень к двери гроба» (ст. 46). Это был огромный камень; обычно вытачивались специальные желоба, столкнуть по которым камень было легко, а вот открыть вход в гроб — чрезвычайно трудно. Сейчас мы назвали бы такую гробницу не гробом, а склепом. Обычно в качестве склепов иудеи использовали природные пещеры, расширяя их, если требовалось, или высекали новые ниши. В Иудее, скалистой местности, это было общепринято. Даже дома высекались в скалах, по крайней мере, нижние этажи.
Гроб, в котором Иосиф намеревался положить тело Спасителя, был новый. Такое примечание сделано в Евангелии не случайно. Гробы использовались, как правило, для нескольких поколений, являясь семейными усыпальницами. Тела усопших клали на специально приготовленные, высеченные вдоль стен гробницы ложа, и, когда в роду вновь кто-то умирал, тела клали либо на свободные ложа, либо поверх кого-нибудь из умерших родственников. Поэтому в Евангелии и отмечено, что гроб был новый — в нем еще никого не хоронили. Иосиф приготовил этот гроб для себя, потому что он, как и многие иудеи, желал быть погребенным в Иерусалиме, считая это особенной милостью Божией. Так иудеи считают и по сей день. Предки Иосифа не имели такой возможности, а он смог приобрести себе место в Иерусалиме и устроить гробницу, сделав все необходимые приготовления: высек внутри ложе, приготовил камень. Он никак не думал, что его Учитель, Который был в сущности молодым человеком, будет положен там, где хотел быть погребен он, старец.
«Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали» (ст. 47) — обычно мы эти слова не замечаем, просто пробегаем глазами, а на самом деле это очень важный момент для понимания происходящего. Жены действительно не знали, где будет погребен Спаситель, и наблюдали, в какую же гробницу его положат. Место для погребения не было приготовлено заранее — все случилось совершенно неожиданно для всех, кроме, конечно, самого Господа, Который как всеведущий знал, где будет погребен. Мы знаем из истории, что Голгофа находилась за городом и, как это обычно бывает, за стенами города располагалось кладбище. Может быть, женщины предполагали, что где-то здесь можно совершить погребение Спасителя, и поэтому внимательно смотрели, где Его положат.
«По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его» (ст. 1). Удостоверившись, в какую гробницу положили Спасителя, и увидев, как привалили камень, жены решили по прошествии субботы совершить обряд погребения полностью. Иосиф с Никодимом вынуждены были его сократить, торопясь закончить все до наступления темноты, то есть до начала субботы, в которую уже ничего нельзя было делать, в том числе и погребать усопших. Жены-мироносицы купили все необходимое для полного совершения обряда, чтобы воздать своему Учителю должную честь, ту, какой, по их мнению, Он был достоин. Они совершенно не представляли, что Он должен воскреснуть, иначе не несли бы не пригодившиеся им ароматы. Мироносицы направились к пещере весьма рано — «в первый день недели», который мы сейчас называем воскресеньем (именно воскресенье — первый день недели, а суббота — последний), когда только-только рассветало, то есть почти ночью, и тем самым проявили мужество, в то время когда ученики прятались, боясь преследования со стороны иудеев и римских властей. Женщины пошли к гробнице ночью, пренебрегая любыми человеческими соображениями, например тем, что приставлена стража, повинуясь только велению своего любящего сердца, именно сердца, а не ума, потому что в уме их было если не неверие, то смятение — буря разных помыслов, но сердце влекло их к возлюбленному Учителю.
Когда они шли, то говорили между собой: «Кто отвалит нам камень от двери гроба?» (ст. 3). В этих словах опять видна их порывистость, их преданность Спасителю. Конечно, женщины не могли отвалить камень: гробницы устраивались так, что привалить камень могли несколько мужчин, а чтобы отвалить его, понадобилось бы почти два десятка человек — так крепко он въезжал в пазы и плотно приникал к устью пещеры. Я излагаю вам не свои догадки, а научные исторические сведения, факты библейской археологии о погребении у иудеев во времена Спасителя.
Когда мироносицы подошли, они вдруг увидели, «что камень отвален; а он был весьма велик» (ст. 4). Я не берусь сопоставлять повествования разных евангелистов о Воскресении Спасителя, для этого нужен особый навык, особое знание Евангелия, именно историческое, даже хронологическое. Но можно догадаться, что стража в это время уже разбежалась, испугавшись явления Ангела, потому что здесь никак о ней не упоминается и говорится, что камень был уже отвален.
«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись» (ст. 5). Конечно, этим юношей был Ангел. Неизвестно, были ли у него крылья, как обычно изображается на иконах. Из Священного Писания можно сделать вывод, что не всегда Ангелы являются так, чтобы сразу стало понятно, кто они. Часто Ангелы предстают в виде мужей, юношей. Такой признак ангельского чина, как крылья, которые изображаются на иконах, видимо, часто бывает скрыт. То же самое, я думаю, было и здесь, раз об этом ничего не говорится. Женщины ужаснулись и потому, что этот юноша находился в гробу, и потому, что от него исходила благодать, Божественная слава. Здесь говорится, что он был облечен в белую одежду, а в Евангелии от Матфея сказано еще, что лицо его было «как молния» (Мф.28:3) (может, это было другое явление Ангела, но, думаю, эти явления подобны друг другу). Необыкновенный, неземной свет, слава и сила исходили от Ангела. «Он же говорит им: не ужасайтесь» (ст. 6). При сверхъестественном явлении, например явлении Ангелов, в первое мгновение люди испытывают страх, но вслед за этим следует и Божественное утешение. Это отличает такие явления от прелестных, бесовских, где страх только усугубляется и приводит сердце человека не в блаженное, сладостное и мирное состояние, а в смущение и тоску, вселяющую чувство пустоты. Здесь же показан признак, который сопровождает истинное Божественное явление: сначала страх, а потом страх сменяется необыкновенным чувством блаженства и мира.
«…Не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (ст. 6). Представьте себе, в каком необыкновенном состоянии смятения и одновременно радости находились эти преданные ученицы Спасителя, увидевшие пустое ложе гробницы: «Он воскрес, Его нет здесь». И в наше время все православные христиане, которые имеют возможность посетить Святой Град Иерусалим, так же спешат ко гробу Господню, как эти жены-мироносицы, для того чтобы убедиться, что гроб Иисуса пуст, — Спаситель воскрес. Созерцая пустой гроб — место, где Он был положен, — мы лично удостоверяемся, что произошло Воскресение из мертвых Господа нашего Иисуса Христа.
«Но идите (продолжал Ангел. — Игум. А.), скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам» (ст. 7). Как полагают многие толкователи, под Галилеей здесь имеется в виду не область Палестины, а так называемая Малая Галилея — место в районе Елеонской горы, получившее такое название потому, что там обычно останавливались богомольцы, пришедшие в Иерусалим из Галилеи. Именно там впервые явился ученикам Господь Иисус Христос.
«И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (ст. 8). В разных Евангелиях по-разному говорится о том, как жены-мироносицы реагировали на необыкновенное явление Ангела. Здесь — что они от трепета и ужаса никому ничего не сказали, в других же — что пошли и рассказали ученикам с радостью и страхом. Как понимать эти будто бы противоречия? В каком-то смысле и сама жизнь полна противоречий. Нельзя все со всем согласовать: одни и те же события один человек видит под одним углом зрения, другой — под другим. Если взгляды и сходятся в основном, то где-нибудь люди все же приводят разные подробности, а это говорит только о том, что каждый из них воспринимал события непосредственно и рассказал о них независимо от других. А отдельные подробности, иногда по видимости противоречащие друг другу, на самом деле указывают на разные стороны одних и тех же событий или на разное их восприятие. Люди, желающие согласовать повествования евангелистов и представить их единообразно, подобны тем, кто желает видеть жизнь однообразной и простой, — а она от этого становится скучной. Представьте себе деревья, у которых все ветки и листья абсолютно одинаковы… Где природа более красивая? Там, где все деревья и кусты подстрижены, или там, где она дикая и естественная? Разве эта многообразная и как будто бы стихийная и неупорядоченная красота на самом деле не несет в себе некий высший Божественный порядок, сложный и для нас непостижимый? Так и Евангелие является самой жизнью, и, может быть, в нем даже больше жизни, чем в нашей повседневной суете, поэтому не нужно стараться все в нем согласовывать, не нужно бояться кажущихся несоответствий. Но если бы все-таки кто-нибудь захотел это сделать, то он нашел бы, что на самом деле различные моменты и подробности явления Самого Спасителя и Ангела, возвещавшего женам-мироносицам о Его Воскресении, — это либо разные стороны одного и того же события, либо разные явления Ангелов. В Евангелии повествуется о том, что сначала пришли одни жены, например Мария Магдалина, потом другие, затем третьи, — их было весьма много; потом появились у гроба апостолы. Мы можем сами в этом разобраться или воспользоваться теми согласованиями, которые уже существуют в толкованиях Евангелия у Феофилакта Болгарского или у Б.И. Гладкова, более близкого к нам по времени автора, который основывался на святоотеческих толкованиях.
Однако все евангелисты упоминают о том необыкновенном чувстве, которое испытали жены-мироносицы. Евангелист Матфей говорит, что они бежали возвестить ученикам «со страхом и радостью великою» (Мф.28:8). Евангелист Марк — что «их объял трепет и ужас». Мы видим, что та пасхальная радость, которую и мы сейчас, хотя и в малой степени, ощущаем, сопровождалась необыкновенно сильными благоговением, верой, трепетом, страхом и ужасом, потому что мироносицы до самой глубины сердца, до «самой последней точки» своего существа поняли, что Христос воскрес. Это и исполняло их радостным трепетом — ужасом и великой радостью. Если бы мы, пусть в малой степени, осознавали и чувствовали то, что чувствовали свидетели Воскресения Христова, то и нас наполнял бы трепет — страх, соединенный с радостью. Божественный страх так привлекателен, так вожделен, что человек, испытавший этот благодатный страх, все более и более к нему стремится. В нем есть некоторое мучение, но есть и утешение, столь великое, неземное и ни с чем не сравнимое, что человек не променяет этот страх ни на какое спокойствие. Это страх веры. В той степени, в какой мы будем того достойны, Господь откроет истину Воскресения Христова и нам, если мы, быть может наперекор доводам разума, повинуясь своему сердцу и совести, будем подражать в мужестве и преданности Господу этим слабым, незначительным по положению людям. Мы тоже испытаем ту пасхальную радость, ту силу веры, с которой передавали друг другу весть о Воскресении Господа нашего Иисуса Христа Его живые свидетели, говорившие простые слова: «Христос Воскресе!» — и отвечавшие с радостью, верой и страхом: «Воистину Воскресе!» Аминь.

3 мая 1998 года

О пасхальном приветствии

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня, в день памяти святых жен-мироносиц, читается одно из евангельских повествований о том, как ученикам и ученицам Господа нашего Иисуса Христа было возвещено о Его Воскресении из мертвых. Изложение этих событий у разных евангелистов в отдельных мелочах и тонкостях не совпадает, но в самом главном и существенном они согласны. Одинаково повествуется не только о самом факте Воскресения, но и о тех чувствах, которые испытали его свидетели. Такое совпадение в существенном и различие во второстепенных подробностях равно свидетельствуют о подлинности величайшего чуда — Воскресения из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. Почему и то и другое является доказательством истинности Воскресения? Существование небольших разногласий между евангелистами является следствием того, что каждый из них воспринимал события Воскресения Христова по-своему и описывал их, может быть с некоторыми неточностями, так, как ему запомнилось. Это указывает скорее на непредвзятость и искренность повествователей. На протяжении двух тысячелетий существования христианской Церкви никто не пытался изменить текст Евангелия, для того чтобы согласовать повествование, потому что несущественные различия не являются препятствием к тому, чтобы обрести истинную веру в Господа Иисуса Христа и Его Воскресение.
Евангелист Марк так говорит о благовестии Воскресения Христова женам-мироносицам: «Пришел Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу. Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба. Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали» (ст. 43-47). Повествуется прежде об Иосифе и женах, чтобы показать, как во время всеобщего малодушия апостолов старец проявляет мужество, превозмогая немощь своего старческого естества, а мироносицы совершают подвиг последнего служения своему умершему Учителю, преодолев свойственную женщинам робость. Такое предисловие было необходимо перед повествованием о благовестии Воскресения и для того, чтобы стало понятно, что жены-мироносицы знали место погребения Спасителя. Они пребывали с Ним во время Его страданий и погребения и осмелились прийти ко Гробу, когда там была выставлена стража, тогда как все прочие ученики опасались преследований.
«По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его. И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца» (ст. 1-2). Обыкновенно первым днем недели считают понедельник, но у нас, христиан, остается библейское восприятие чередования дней. Повествование Книги Бытия о сотворении мира свидетельствует о том, что еще с древнейших времен неделя начиналась с воскресенья и заканчивалась субботой. В первый день недели, тот самый, в который Господь сказал: «Да будет свет» (Быт.1:3), воссиял свет Воскресения Христова. «И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу, при восходе солнца». Возможно, они вышли, когда было еще темно, и восход солнца застал их на пути ко гробу. Но это глубоко символично — восход солнца в тот самый день, в который Бог сказал: «Да будет свет», и «отделил свет от тьмы», и «назвал свет днем, а тьму ночью», и был «день един» (см. Быт.1:3-5). И вот наступил этот единый день, прообразовательно предсказанный пророком Моисеем в Книге Бытия. Восходит Солнце, и наступает истинный день, который никогда не кончится, — день Воскресения Христова. Воссияло солнце и осветило все вещественным светом. А из гроба взошло Солнце невещественное, Солнце духовное, воскресший Господь наш Иисус Христос.
«И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба? И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик» (ст. 3-4). Древние иудеи либо высекали гробницы в скалах, которых в Иудее чрезвычайно много, ибо она находится в гористой местности, либо использовали естественные пещеры, несколько обработав их. Пещера, послужившая гробом Спасителю, была искусственно высечена в скале и представляла собой что-то вроде склепа. Устье пещеры было устроено таким образом, чтобы вход закрывал плотно прилегавший камень, поэтому не только женщина, но и мужчина в одиночку не смогли бы отвалить каменную глыбу от гроба — для этого было необходимо несколько человек. Однако женщины, движимые чувством сердца, поторопились ко гробу, не думая о том, как они отвалят камень. К тому же им не у кого было искать помощи: ученики Спасителя в страхе сидели взаперти, боясь иудеев — «страха ради иудейска», как говорится по-славянски. Может быть, жены-мироносицы только в дороге вспомнили о том, что к гробнице привален огромный камень. Но когда они подошли ко гробу, беспокоясь, не напрасно ли пришли, то увидели, что камень уже отвален.
«И, взглянув, видят, что камень отвален; а он был весьма велик. И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись» (ст. 4-5). Что значит «сидящего на правой стороне»? Если вы видели фотографии с изображением кувуклии — часовни, построенной на месте гроба Господня, — то знаете, что каменное ложе, на котором лежало тело Спасителя, расположено с правой стороны. Сейчас ложе Господа отделано мрамором, а тогда это был просто грубо отесанный камень. Когда жены вошли во гроб, то увидели, что на правой стороне ложа сидит юноша, а тела Спасителя там нет. Далее сказано, что юноша был облечен в белую одежду. Евангелист Марк говорит, что когда Господь преобразился на Фаворе, то «одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белилыцик не может выбелить» (Мк.9:3). И здесь имеется в виду одежда не просто белая, а какой-то ослепительной, неземной белизны. Для иудеев само сравнение «белая, как снег» очень выразительное, потому что снег у них бывает чрезвычайно редко и постоянно лежит только на одной горе Ермон. Он всегда ослепительно белый и является для них символом неземной чистоты.
«И, войдя во гроб, увидели юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду; и ужаснулись». Евангелист Матфей добавляет, что лицо его было как молния, то есть как бы огненное. При сверхъестественном явлении человек не может оставаться спокойным, он всегда испытывает некое потрясение. Даже когда мы видим просто нечто необычное, то сначала испытываем страх, а потом уже начинаем разбираться, что же происходит. Нечто подобное было и с женами-мироносицами, тем более, что им было явление из горнего мира.
«Он же говорит им: не ужасайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен» (ст. 6). Ангел успокаивает жен-мироносиц, призывая их радоваться, а не ужасаться. Это не значит, что у них совсем прошел благоговейный ужас, но, потрясенные сверхъестественным видением и словами Ангела, который возвестил им чудо Воскресения Христова, они испытывали одновременно и ужас, и радость. Такое смешанное чувство есть истинное свойство всякого возвышенного духовного переживания. Только человек, достигший высочайшего преуспеяния, испытывает не страх, а лишь безграничную любовь.
«Он воскрес, Его нет здесь». Слово «воскрес» для нас является привычным и само собой разумеющимся, но из Евангелия мы помним, что когда Господь наш Иисус Христос предсказывал Свое Воскресение, то ученики не понимали, о чем идет речь. Это слово обозначает восстание. Славянским словом «крещение» переводится греческое слово «погружение», а «воскресение» означает восстание. Совершаемое нами Крещение с троекратным погружением и восстанием из воды символизирует наше духовное воскресение. Только после слов Ангела женам-мироносицам стало вполне понятно, что значит то «восстание», о котором говорил Спаситель, в особенности на протяжении последнего года Своего пребывания с учениками. «Он воскрес, Его нет здесь» — это простые, как кажется, обыкновенные слова. Мы пробегаем их глазами, как-то им сочувствуем, но не вполне осознаем всю силу их воздействия на непосредственных свидетельниц описываемого события — жен-мироносиц. Они пришли ко гробу, чтобы отдать последний долг своему возлюбленному Учителю — помазать миром Его тело. Вдруг им говорят такие слова: «Он воскрес, Его нет здесь». Произошло великое чудо: мертвого нет в гробу, Он воскрес — Христа нет среди мертвых, как говорится в песнопении: «Что ищите Живаго с мертвыми?»
Пустой Гроб Спасителя является немым и одновременно красноречивым свидетельством подлинности Воскресения Христова. Один искренний христианин рассказывал мне, что когда он увидел пустой гроб Спасителя, то был совершенно потрясен. Для него это послужило доказательством Воскресения, хотя тогда он уже был верующим человеком. Обычно воздают особенную честь именно могилам и праху знаменитых, чем-то отличившихся людей, например основателей различных религиозных или философских течений. А здесь мы видим пустой гроб. И это является для нас психологическим подтверждением подлинности Воскресения Христова, самого необыкновенного события из всех когда-либо происходивших на земле. Нужно хотя бы в некоторой степени ощутить, что почувствовали ученицы Господа, когда услышали слова: «Он воскрес, Его нет здесь». В качестве простого, но очень могущественного доказательства Ангел указал им место, где он сидел, и сказал: «Вот место, где Он был положен». И, действительно, жены-мироносицы видят, что там, где на их глазах положили Господа, теперь Его нет. Иосиф и Никодим совершали обряд погребения очень поспешно, но ничто не мешало женам понаблюдать, как тело Господа было внесено во гроб и там положено. Конечно, для них пустой гроб был сильнейшим и самым убедительным доказательством Воскресения. Ангелы, являвшиеся разным людям на гробе Господнем и свидетельствовавшие им о Воскресении, говорили очень кратко, потому что в таком случае неуместны ни доводы в пользу его возможности, ни даже пророчества. Эти краткие слова действовали на людей могущественнее и сильнее, чем самые изощрённы! логические доказательства, потому что являлись непосредственным свидетельство?, Воскресения.
«Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен. Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказа; вам» (ст. 6-7). Евангелие от Марка ничего не говорит о том, сказали ли мироносиц апостолам, что им явился Ангел. Но существуют некоторые древние списки с вариантами евангельских повествований. Эти тексты не обязательно подлинные, но, несомненно, они достойны уважения, потому что отражают мнение первых христиан. Там сказано, что жены-мироносицы пошли к ученикам и Петру и кратко рассказали им обе всем, что пережили. Когда же в следующем стихе Евангелия говорится, что они никому ничего не сказали, то имеется в виду, что они не сказали посторонним людям, а ближайшим ученикам, конечно, возвестили обо всем произошедшем.
«И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись» (ст. 8). Это краткое, но необыкновенно точное описание переживаний жен-мироносиц непонятно для нас из-за нашей невнимательности и формального отношения к чтению Евангелия. «И, выйдя, побежали» — от избытка чувств они не могли идти спокойно, но побежали. Представьте себе, что вы услышали нечто необыкновенное и торопитесь рассказать об этом своим близким. Вы не можете терпеть ни одного мгновения и бежите изо всех сил, не думая ни об усталости, ни о своем здоровье. В качестве примера можно привести историю возникновения марафонского бега, одного из видов соревнований на Олимпийских играх. Когда афиняне одержали победу над персами в судьбоносной для их государства Марафонской битве, то один из воинов был послан, чтобы возвестить о победе. Этот воин был утомлен после длительного рукопашного боя, но пробежал сорок с лишним километров. Достигнув города, он сообщил о победе и мгновенно умер от истощения сил. Отсюда видно, как люди торопятся поделиться не только скорбными, но и радостными известиями. Жены-мироносицы тоже, наверное, бежали от гроба, вообще не думая ни о каком сохранении сил, потому что «их объял трепет и ужас». Слово «трепет» в буквальном переводе с греческого означает «дрожь» — человек от сильного переживания дрожит всем телом. Жены-мироносицы трепетали одновременно и от страха, и от радости. Их чувства были столь сильными, что они никому ничего не сказали, но не потому, что опасались преследований, а из боязни, что им не поверят. Они поделились радостной вестью о Воскресении Христовом только с ближайшими учениками Спасителя. Мы не знаем, какими точно словами жены-мироносицы сказали апостолам о Воскресении Христа, но можно предположить, что их слова были похожи на наше краткое пасхальное приветствие. Ведь у них не было сил подробно все объяснять: они прибежали запыхавшиеся, дрожа от ужаса. Конечно, впоследствии они рассказали, что видели Ангела, который возвестил им о Воскресении, иначе и апостол Марк не мог бы об этом узнать. Но первые их слова были, наверное, самыми простыми: «Христос Воскресе!»
Эти слова вмещали в себя не только радость, но и ужас, который испытывали жены-мироносицы. Евангелист описывает их глубокое переживание, трепет, дрожь и этот неудержимый бег, с которым они устремились возвестить ближайшим ученикам всерадостную, непостижимую весть о Воскресении Спасителя. Мы с вами обычно испытываем радостные чувства и какое-то всеобщее воодушевление на Пасху уже потому только, что находимся в христианской среде и передаем друг другу чувство приближающегося праздника. Но и мы также должны вникнуть не только умом, но и всем сердцем в то, что Христос воистину воскрес.
Нужно размышлять над этими чувствами и понимать, что слова пасхального приветствия не становятся какими-то малозначащими и неискренними, если мы повторяем их на протяжении сорока дней. Ведь искренность — это наше собственное состояние. И одно дело искренность, другое — лицемерие, а третье — понуждение. Когда мы понуждаем себя к искренности, в этом нет никакого лицемерия.
У меня был один знакомый, умный и способный человек, который занимался, так сказать, религиозным поиском. Он увлекался различными религиозными течениями, особенно, как это бывает среди молодых интеллигентных людей, восточной мистикой. Интересовался он и Православием. Ему казалось, что молитва «Отче наш» неискренняя. Эту молитву мы повторяем много раз в день, очень торжественно она произносится во время Божественной литургии перед духовной Трапезой — вкушением Тела и Крови Христовых. Но он полагал, что невозможно искренне обращаться к Богу, называя Его Отцом. Ему больше нравилась молитва восточного мистика, который обращался к Богу как к какому-то неведомому существу и провозглашал: «Я не знаю, кто Ты, что Ты» и так далее. Человеку, который сам не знает Бога, близки такие чувства и выражения. На самом деле искренность — это наше собственное чувство. Можно искренне заблуждаться или исповедовать истину, искренне говорить какую-нибудь глупость или возвышенные вещи. Для истинного православного христианина молитва «Отче наш» не может быть неискренна, потому что он искренне, всей душой называет и исповедует Бога своим Отцом. Так и пасхальное приветствие мы произносим либо формально и поверхностно, либо от всей души. Ведь так можно сказать, что и Иисусову молитву, которую мы непрестанно повторяем, мы произносим неискренне, потому что якобы возможно только один раз сказать от всей души, а потом уже получается формально. Но от нас зависит, чтобы Иисусова молитва была искренним исповеданием нашей веры, искренним покаянием и благодарением Богу за то, что воплотившийся Сын Божий избавил нас от смерти и мучений. Иначе эти слова действительно будут формальностью, пустым звуком, ведь и демоны говорили: «Ты Христос, Сын Божий», а Господь им запрещал (см. Лк.4:41).
Итак, мы должны понуждать себя к тому, чтобы искренне и, как это ни покажется странным, — внимательно, то есть с полным осознанием, произносить пасхальное приветствие. Недаром Церковь установила обычай приветствовать друг друга словами «Христос Воскресе!» на протяжении сорока дней: мы глубже осознаем истину Воскресения Христова, если постоянно себе о ней напоминаем. Для того чтобы нам было легче прочувствовать то, что заключено в словах «Христос Воскресе!» и «Воистину Воскресе!», мы должны вспоминать Евангелие и все, что испытали святые апостолы и святые жены-мироносицы. Это были страдания, мучения, сомнения и, наконец, обретение подлинной веры в Воскресение Христово. Нужно произносить: «Христос Воскресе!» хотя бы в какой-то степени так, как это делали жены-мироносицы. Представим себе, как они прибежали к ученикам Спасителя и Петру в страхе и трепете, утомившись и дрожа всем телом, едва переводя сбивающееся от бега дыхание, и воскликнули от всей души: «Христос Воскресе!» Аминь.

19 мая 2002 года

Неделя 4-я по Пасхе, о расслабленном

(Ин., 14 зач., V, 1-15)

После сего был праздник Иудейский, и пришел Иисус в Иерусалим. Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды, ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью. Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет. Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров? Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня. Иисус говорит ему: встань, возьми постель твою и ходи. И он тотчас выздоровел, и взял постель свою и пошел. Было же это в день субботний. Посему Иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели. Он отвечал им: Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи. Его спросили: кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи? Исцеленный же не знал, кто Он, ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте. Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже. Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус.

О самопонуждении и смирении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы вспоминаем чудо о расслабленном, сотворенное Господом нашим Иисусом Христом задолго до Его страданий и Воскресения. Церковь напоминает нам об этом чуде не только ради нашего укрепления в вере, ибо Спаситель творил множество и более великих чудес, например воскрешал мертвых, но и ради символического значения этого события, которое должен понимать каждый из нас. Все мы духовно расслабленные люди. Пребывая в этом духовном расслаблении, может быть, многие и многие годы, мы уже потеряли всякую надежду обрести духовное здоровье, как и евангельский расслабленный уже не надеялся когда-нибудь жить обычной человеческой жизнью. Мы теряем надежду на то, что сможем совершать добродетели, что будем иметь крепость в наших «духовных членах». Будучи духовно парализованными, мы многие годы пытаемся восстать из этого паралича — из духовной, нравственной бездеятельности — и уже теряем надежду, не ожидая ни от кого помощи.
Часто люди уповают на своих духовных руководителей, думают, что духовник может их всему научить, что с его помощью они поднимутся. Иногда они даже полагают, что духовник не просто поможет, но как бы обязан, должен и может их восставить. Но такое наше упование неразумно. Прежде всего потому, что в наше время людей духовно крепких и сильных очень мало, едва-едва найдется такой духовник, который силою своих молитв и духовного рассуждения может нам помочь. Но если бы и нашелся такой мудрый, обладающий молитвенным дерзновением пред Богом духовный человек (конечно же, духовно опытные люди не оскудеют до кончины века; они, хотя и уменьшатся числом, но не иссякнут окончательно), то и он без нашей помощи не смог бы нас восставить. Когда к великому старцу Варсонофию обратился некий монах с просьбой помочь ему своими молитвами в его духовной жизни, с тем чтобы Господь сделал его настоящим, истинным подвижником, то Варсонофий ответил ему: «Я почти все за тебя отдам, но хотя бы малую часть ты потрудись сам». Богу важно наше собственное произволение, наше собственное усилие, может быть, незначительное по интенсивности, однако же искреннее и полное. Пусть у нас мало сил, но мы их полностью напрягаем по заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» (Мк.12:30). Мы должны возлюбить Бога «всею», пусть малою, но «всею» нашею «крепостию». Видя нашу искренность даже при нашем малом напряжении сил, Господь поможет нам так же, как не забыл Он о расслабленном, который тридцать восемь лет пребывал в расслаблении и тщетно ожидал помощи от людей, не один год лежа у Овчей купели.
Даже если у нас нет никакого духовного руководителя, никакого молитвенника о нас, — мы имеем своим Учителем и Спасителем не человека, а Господа Иисуса Христа, Сына Божия. Вот на Кого всякий из нас должен уповать! И если мы, пребывая в нравственном расслаблении, может быть, долгие годы, не устанем взывать к Богу и надеяться, то обязательно дождемся от Него помощи. Он сам знает, когда прийти и помочь нам, но придет только при том условии, если мы будем трудиться, напрягая всю свою крепость. К иному Он приходит в молодости, к иному в средние годы, а иному помогает справиться со своими пороками и немощами уже в старости, чтобы человек перешел в вечную жизнь с надеждою на милость Божию. Некоторым людям и неполезно получить духовное исцеление в раннем возрасте, потому что это послужило бы для них поводом к гордости — страшнейшему и губительнейшему пороку, уподобляющему человека демонам. Трудно спастись тому, кто одержим гордостью, поэтому Господь смиряет его многими годами нравственного унижения и расслабления. И только спустя долгое время, когда человек почти потеряет надежду и смирится со своим расслабленным состоянием, однако же в глубине души не будет удовлетворен и по-прежнему будет хотеть лучшего, уже не только на себя не надеясь, но и ни от кого из людей не ожидая помощи, тогда Господь придет и восставит его, как восставил евангельского расслабленного.
Евангелие говорит, что Овчая купель, называемая по-еврейски Вифезда, имела «пять притвор», или по-русски «пять крытых ходов». В наше время произведены раскопки и действительно обнаружена эта купель, имеющая пять отделений. Правда, воды там сейчас нет, но к самой купели можно подойти и осмотреть ее. Так евангельские слова подтвердились спустя две тысячи лет, и мы получили доказательство точности, натуралистичности евангельского повествования, — все, что в нем описано, взято из жизни. Все это конкретные места и конкретные события, происходившие именно на той земле.
«Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды, ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью» (ст. 2-4). Как здесь сказано о лежащих при купели «больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды», так можно сказать и про нас, потому что в нравственном отношении мы имеем весьма разнообразные болезни. Есть слепые, которые вовсе не понимают и не видят ничего духовного, не знают, что оно вообще существует. Это худший вид духовной болезни, потому что человек даже не знает, что существует здоровье, не знает, что существует истина, существует иная жизнь, жизнь духовная, отличная от той темной, в которую он весь погружен. Хромые — это те люди, которые хотя видят и понимают, но почти ничего не могут сделать. Как хромой не может нормально передвигаться, так и эти люди не могут совершать свой духовный путь как должно: с быстротой, стремительностью и бодростью, которые необходимы для духовной жизни. Иссохшие — это те, кто живет духовной жизнью, но из-за гордости, осуждения или других каких-либо пороков как бы иссыхают, лишаются действия благодати и не имеют всех тех жизненных сил, которые, казалось бы, должен иметь духовный человек. И все эти люди ожидают движения воды, то есть действия благодати. Но иногда нам приходится ждать долгие, долгие годы, как сказано в повествовании про расслабленного.
«Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет. Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров?» (ст. 5-6). На этот вопрос, конечно, любой бы ответил: «Хочу!» Со стороны Спасителя это был лишь повод вступить с расслабленным в разговор, чтобы он перед всеми и перед самим собой признался, что он практически не имеет возможности получить исцеление ни от кого, кроме как от Спасителя. Теоретически куда проще: нужно только взять человека, отнести его в эту купель, и он исцелится, а на деле помочь было некому. Так и у нас в жизни бывает: нас окружает множество людей, которые как будто бы нас любят, но не имеют возможности нам помочь. Теоретически все как будто бы хорошо, а на деле — выхода нет.
«Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров? Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня» (ст. 6-7). Поскольку исцелялся только первый, то естественно, что, пока расслабленный, которому никто не помогал, с трудом ползком добирался до купальни, его уже кто-нибудь опережал, например тот же хромой или другой больной, способный к передвижению и не нуждавшийся в помощнике, или, может быть, богатый человек, которому могли помочь родственники, друзья или слуги. Таким образом, находясь рядом с источником исцеления, расслабленный никак не мог исцелиться.
«Иисус говорит ему: встань, возьми постель твою и ходи. И он тотчас выздоровел, и взял постель свою и пошел. Было же это в день субботний» (ст. 8-9). Когда Господь заставил расслабленного признаться, что он уже долгие годы не получает ни от кого помощи и никогда не сможет исцелиться, хотя исцеление как будто бы совсем близко, тогда показывает ему, что благодать Божия действует помимо ожиданий, с той стороны, откуда ее, может быть, никто не ждет, если только человек не потерял надежду и остался истинно верующим. Расслабленный, парализованный человек стал совершенно здоровым — не так, как это бывает с людьми, которые, оправившись после тяжелой болезни, чувствуют еще некоторую слабость и нуждаются в восстановлении сил, но здоровым настолько, что смог взять свою постель и пойти. Он приобрел такую крепость в теле, которой просто не могло быть у человека, лежавшего в течение долгих лет. Вот каково действие благодати Божией! Если Господь исцеляет, то для Него нет никаких препятствий. Правда, бывают такие случаи, когда духовное и физическое ис-т целение совершается не полностью, но это не потому, что Господь бессилен, а потому, что для нас полное исцеление неполезно, прежде всего из-за нашей гордости. Если кто-то в одно мгновение получит от всемогущего Бога, Которому, конечно, все возможно, совершенное нравственное исцеление, то, скорее всего, он загордится и станет считать себя неуязвимым человеком, забывая о том, что самомнение — это страшнейшая и опаснейшая, злейшая, как говорит Григорий Синаит, из страстей. Ради этого Господь исцеляет нас не сразу, а постепенно. Если человек усиленно молится против какой-нибудь страсти, допустим блудной, которой страдает долгие годы, но не унывает и надеется на помощь Божию, то вдруг чувствует некоторое облегчение, чувствует, что он, по крайней мере, уже владеет собой. Если же он ищет еще большей чистоты и ему не дает покоя то, что ему приходят нечистые помыслы, что он испытывает похоть, хотя и не поддается ей, и если он продолжает молиться, то вдруг обнаруживает некое чудо: все прошло. Если и на этом человек не успокаивается и продолжает дальше подвизаться, то после долгого подвига вдруг опять происходит какое-то внутреннее чудо — и человек может достигнуть полного бесстрастия. Это касается не только блудной страсти, но и всех прочих страстей, допустим гнева. Например, поначалу человек не может даже удержать свои руки, когда в нем вспыхивает гнев, но постепенно, как бы некими, если можно так выразиться, рывками, человек исцеляется. С одной стороны, такое исцеление свидетельствует о действии благодати Божией, потому что исцеление, хотя и не полное, относительное, произошло мгновенно, а с другой — дает нам повод смириться оставляя действие в нас этой страсти в некоторой степени, чтобы мы не впали в худшую, гордость, и не погубили себя.
Но если бы мы были совершенно смиренными людьми, то, конечно, Господь мог бы исцелить нас от нашего душевного расслабления и в один миг. И примеры этому есть в житиях святых. Вспомним Павла Препростого, который ушел в пустыню шестидесяти лет от роду, будучи человеком уже со сформировавшимся характером и своими слабостями. Ради необыкновенной детской простоты, за которую он получил прозвище Препростый и которая всегда бывает признаком или даже причиной смирения, Павел достиг бесстрастия всего за несколько месяцев подвига. Причем он достиг такой чистоты, бесстрастия и веры, что по его молитвам изгонялись демоны, князи бесовские, которых не мог изгнать даже его наставник, «отец отцов», Антоний Великий. Вот как велика сила смирения! То же можно сказать о многих мучениках (допустим, о целителе Пантелеймоне), которые, обратившись ко Христу, сразу же творили великие чудеса, тогда как у человека, не имеющего смирения, дара чудотворения быть не может. Если есть смирение, тогда Господь быстро дарует человеку духовное здравие, крепость духовных членов, так что он может совершать свой духовный подвиг с полною бодростью. Если же смирения нет, необходимо время, чтобы в духовных борениях, иногда в нравственном мучении, человек смирился. По мере нашего смирения и благодаря молитве, исполненной надежды, нам даруется духовное исцеление и укрепление.
«Было же это в день субботний. Посему Иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели. Он отвечал им: Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи. Его спросили: кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи?» (ст. 9-12). Когда Господь исцелил расслабленного, то иудеи (имея поверхностный взгляд на духовную жизнь, а в худшем случае еще и нарочно ища, к чему бы придраться) обвинили Господа Иисуса Христа в нарушении субботнего дня, хотя само чудо показывало, что Человек, сотворивший его, не мог быть нарушителем субботы и имел право делать такие дела и в субботу. Да и какое нарушение заповеди было в том, что расслабленный взял свою постель? По мнению иудеев, Спаситель отдал приказание, нарушающее Моисеев закон, но разве закон мог предусмотреть такой случай? Наверное, закон имеет в виду самые обыкновенные события, происходящие каждый день, а не такие исключительные, когда вдруг встает человек, тридцать восемь лет лежавший в параличе. Неужели ему в эту минуту нужно было думать об исполнении закона? Неужели это не чудо, а ординарная ситуация, к которой приложима заповедь о соблюдении субботнего дня? Нет, конечно. Фарисеи просто искали, к чему придраться. Представьте себе расслабленного: несмотря на субботний день, ему, конечно, хочется исцелиться мгновенно, сейчас же. Неужели нужно было ему сказать: «Подожди еще день-два?» Разве фарисеи, оказавшись на месте расслабленного, от радости не нарушили бы все что угодно?
Так же бывает и в духовной жизни. Некоторые люди, которые формально все соблюдают, но не имеют благодати Божией и не знают, что такое «закон совершенный, закон свободы» (Иак.1:25), о котором говорит апостол Иаков, и не помнят слов апостола Павла: «К свободе призваны вы, братия» (Гал.5:13) и «Где Дух Господень, там свобода» (2 Кор.3:17), начинают упрекать других за какие-то внешние нарушения, потому что сами живут только внешним. У них нет никакой благодати, никаких внутренних перемен, а есть только уставы, обычаи, законы. Они не видят, что скрыто за этими уставами и обычаями, не понимают, что они являются только средством, сосудом, в котором должна быть благодать Божия. Не познав на собственном опыте, что такое благодать, они уповают на исполнение всевозможных уставов и обвиняют в нарушении закона человека, который немного отступает от общепринятого, потому что в нем действует Божественная благодать, которая учит его, как ему жить. Даже если очевидно, что человек на их глазах духовно выздоровел, стал бесстрастным, святым, преисполненным любви и смирения, они все равно его судят. Мне пришлось наблюдать такое явление: человека святой жизни, который, может быть, и имел некоторые малые человеческие слабости, но был исполнен настоящей христианской любви, простоты и смирения, его же собратья осуждали, считая каким-то дурачком. На него смотрели с презрением и осуждением, иногда даже обвиняли в ереси, смеялись над ним. Вот что делает с людьми фарисейство и лицемерие! Вот что делает с людьми упование только на внешнее при полном презрении внутреннего, духовного, главного!
«Посему иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели. Он отвечал им: Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи». Слова исцеленного можно понимать так: «Зачем вы говорите, что мне не нужно этого делать, когда Господь Иисус Христос, исцеливший меня от расслабления, повелел мне это? Как вы можете меня учить? Неужели вы выше Того, Кто исцелил меня? Неужели вы выше Господа Иисуса Христа?» Мысленно удивляются духовные люди, когда слышат нелепые упреки в нарушении каких-то внешних предписаний.
«Его спросили: кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи?» Как тогда иудеи не знали Господа Иисуса Христа, так же и ныне бездуховные люди — те же самые фарисеи, формалисты и законники, в плохом смысле слова, — в недоумении спрашивают: «Кто мог тебя исцелить? Кто Тот Человек, Который сказал тебе это сделать? Разве есть такая сила? Почему мы не знаем ее?» Потому вы не знаете ее, что не ищете. Потому вы не знаете Господа Иисуса Христа, что уповаете только на внешнее, не ищете Его в своих сердцах. Если вы так будете жить и дальше, то не познаете Его никогда: ни в этой жизни, ни, что самое страшное, в будущей.
«Исцеленный же не знал, кто Он, ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте. Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже. Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус» (ст. 13-15). Бывает, что благодать коснется нашего духа, нашего ума, исцелит нас от некоторых страстей, от расслабления и тут же на некоторое время скрывается «в народе» — как бы в толпе помыслов. Получив исцеление, мы, однако же, не стяжали еще Господа в полной мере, нам еще нужно потрудиться, чтобы усвоить себе благодать Божию и сделать ее своей сожительницей, постоянно присущей нашему сердцу и духу. И если мы надеемся познать и усвоить себе эту благодать Божию, благодать Господа нашего Иисуса Христа, если мы ищем ее, потеряв на некоторое время, то Господь вновь неожиданно находит нас, но уже не у купели, где мы лежали, как расслабленные, а в храме, то есть там, где молятся. Это значит, что человек, восстав от расслабления, должен прежде всего усиленно молиться и тогда он вновь встретится с Божественной благодатью, вновь Господь Иисус Христос явится его уму и сердцу, и человек в полной мере познает, кто такой Господь Иисус Христос. Он уже не будет бояться потерять Божественную благодать и поэтому уже сможет кому угодно проповедовать, имея на это полное право. «Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже. Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус». Обь; вил он это, конечно, не потому, что желал предать Христа, как некоторые преврати понимают, а потому, что хотел заставить иудеев понять, что Иисус — такой праведны и святой человек — не мог сделать зла и поэтому нарушение субботы, в котором он Его обвиняли, не является грехом. Но мы знаем из дальнейшего повествования Ева гелия, что на иудеев это никак не подействовало, напротив, только озлобило.
Господь сказал бывшему расслабленному: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтс бы не случилось с тобою чего хуже». Если человек, пребывающий в таком здоровом духоі ном состоянии, будет грешить, то с ним случится еще худшее, чем то, что было до исцеления. Человек, познавший благодать и имеющий ее, но пренебрегающий ею, не прибегая помощи благодати во время искушения, испытания, скорби, потеряет ее, и с ним буде нечто гораздо худшее, чем было до того, как он покаялся, до его духовного исцеления. И жизни угодников Божиих мы знаем такие случаи. Например, преподобный Иаков Отшельник, имевший дар чудотворения, впал в блуд и убийство, потому что посчитал, что уже не способен падать. Можно привести много других примеров. Иаков Отшельник согреши, делом, а один другой подвижник, имевший великую благодать, потерял ее, сказав слов» осуждения. Он подвизался в одной местности, а потом переселился в другую. Однажды по прошествии долгого времени, к нему пришел монах из той местности, где он жил раньше. Подвижник стал расспрашивать его, как живут братья, известные ему, и, узнав об од ном из них, что тот оставил монашество и женился, сказал пришедшему: «Худо он сделал» За эти слова Божественная благодать оставила его, и он потом десятки лет проводил І подвиге, чтобы вернуть ее. Вот и другой случай: два родных брата подвизались в пустыне Один из них наблюдал за другим из окна своей кельи и увидел, что тот, как будто заметишь что-то вдали от кельи, вдруг перепугался, перекрестился, быстро забежал в свою келью закрылся. Первый брат решил посмотреть, что же его напугало, и обнаружил кучу золота «Зачем он убежал, — подумал брат, — нехорошо он поступил, ведь можно было взять это золото и на него построить монастырь, много добра сделать, раздать милостыню». Он взял золото, и тогда благодать Божия его оставила, и ему было откровение: «За то, что ты осудил своего брата, ты более в земной жизни не увидишь его, и тебе понадобится много лет. чтобы вернуть прежнюю благодать. А брат твой как нестяжательный монах поступил совершенно правильно». И подвижник этот многие годы жестоко подвизался, чтобы вернуть себе благодать, которую он потерял за осуждение родного брата. Вот как бывает с людьми уже духовными, если они впадают в такие грехи, как гордость и презрение ближних. Иногда делом, иногда мыслью, но они обязательно падают.
Поэтому Господь и предупредил расслабленного: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже». Даже достигнув высочайшего духовного преуспеяния, полного укрепления своих «духовных членов», постоянного пребывания в духовном храме, то есть в своем сердце, мы не должны гордиться, но говорить себе: «Как бы с нами еще чего худшего не случилось, если мы согрешим». Мы должны всячески усиливаться, понуждать себя к исполнению заповедей, понимая, что, пока мы не перейдем из этой жизни в будущую, всякий из нас может пасть. Поэтому будем иметь надежду на Бога и одновременно смирение. Тогда благодать Божия рано или поздно придет к нам, исцелит нас от расслабления и сделает способными к истинно христианской духовной жизни, а не только формальной и внешней. Аминь.

5 мая 1996 года

О ревности и ложном смирении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы вспоминаем чудо, сотворенное Господом задолго до Его страданий и Воскресения из мертвых. Вспоминаем не только для утверждения нашей веры, не только для того, чтобы через сверхъестественные дела Господа Иисуса Христа познать, что Он — Сын Божий и Бог, могущий нарушать естественные законы, ибо Сам является их Законодателем и Сам превыше всякого закона, но и по той причине, что это евангельское событие имеет некое символическое значение именно для нас. Ведь каждого из нас святая Церковь сравнивает с душевно расслабленным человеком, который многие годы, не получая ни от кого помощи, в совершенном безнадежии все-таки ждет, не найдется ли какой-нибудь человек, который его помилует, который ему поможет; но в таком состоянии ожидания проходят многие-многие годы.
«После сего был праздник Иудейский, и пришел Иисус в Иерусалим. Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов (по-славянски: «пять притвор имущи». — Игум. Л.)» (ст. 1-2). Эта общая купель предназначалась для омовения жертвенных животных перед жертвоприношением. И сейчас еще сохранились ее руины, по которым мы можем судить о том, что в ней действительно существовало пять притворов, или, если можно так их назвать, бассейнов. В купальне этой время от времени происходило великое чудо. Из евангельского повествования неясно, случалось ли оно раз в год в какое-то определенное время или происходило совершенно неожиданно, так что никто не знал, когда точно оно произойдет (ведь если бы оно происходило в определенное время, тогда на остальное время года люди покидали бы это место)
«В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды» (ст. 3). Под притворами можно понимать не только пять бассейнов, но и окружавшие их крытые галереи. Если мы сравним это упоминание о притворах с тем эпизодом из Деяний апостольских, где говорится, что ученики Спасителя по Воскресении Его собирались в притворе Соломоновом (см. Деян.5:12), то можно будет сделать вывод: притвором называется некая пристройка возле храма, то есть галерея или какое-то крытое помещение, в котором находившиеся в храме люди скрывались от непогоды. Потому это место и называлось притвор, как находящееся рядом, при храме. Храм иудейский, как вы знаете, представлял из себя несколько огороженных открытых площадей: для священников, для мужчин, для женщин, для пришельцев — и только то, что мы сейчас назвали бы алтарем, находилось в самом здании храма, разделенном на Святая Святых, куда раз в год входил первосвященник, и Святая, куда время от времени входил священник для молитвы и жертвоприношения. Итак, под притвором нужно понимать постройку, имеющую некую вспомогательную функцию. Слова «пять притвор имущи» сказанные про купальню у Овчих ворот, были переведены на русский язык как «было пять крытых ходов», потому что галерея, окруженная колоннами и, как правило, не имевшая стен, являлась одновременно и помещением, и ходом.
«В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды, ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью» (ст. 3-4). Из этих слов можно сделать вывод о том, что чудо происходило именно время от времени и неожиданно. По-славянски сказано: «Ангел бо Господень на всяко лето схождаше в купель». «На всяко лето» можно понимать и как «каждый год», и как «на всякое время». Я думаю, это случалось не раз в год, главное все-таки то, что это происходило всегда совершенно неожиданно. Ведь если бы чудо происходило лишь раз в год, то в этом прослеживалась бы некая регулярность, и люди хотя бы приблизительно знали, когда оно должно произойти вновь.
Как говорит Церковное Предание (в Священном Писании об этом ничего не сказано), такое чудо происходило в Овчей купели по той причине, что там находилось Древо Креста Господня — то самое Древо, которое извлекли перед страданиями Спасителя и сделали из него Крест для распятия Господа. По преданию, это дерево выросло из трех посохов, которые оставили праотцу Аврааму явившиеся ему в виде странников Ангелы; и посохи эти были из кипариса, певга и кедра. Племянник Авраама Лот, согрешивший, хотя и в неведении, тяжким грехом кровосмешения, должен был, по указанию своего праведного дяди, поливать эти посаженные в землю посохи: если они прорастут, это будет знамением того, что Бог простил Лоту его тяжкий грех. И Лот совершил подвиг покаяния — посохи проросли. Из них выросло, как говорится в богослужебных текстах, сохранивших это древнее предание, «триплетенное древо», то есть дерево, не принадлежавшее в точности ни к одной из пород деревьев, а бывшее одновременно и кипарисом, и певгом (разновидность сосны), и кедром. Это дерево потом хотели применить при строительстве храма Соломона, поскольку для обшивки храма использовали «вечное дерево» — кедр, который считали не подверженным гниению. Храм был выстроен из нетесаных камней, так как нельзя было строить алтарь Господень из камней, к которым прикасалась рука человека, а потому для благообразия каменные стены обшивали деревом. Когда захотели использовать дерево, чудесным образом выращенное Лотом, то, как ни пытались его приспособить в строительстве, — ничего не получалось. Оно или оказывалось длины большей, чем необходимо, или, наоборот, было слишком коротким. Конечно же, это происходило по смотрению Божию, чтобы дерево это, выращенное как древо покаяния, впоследствии послужило тем необыкновенным жертвенником, на котором принес Себя в жертву Господь наш Иисус Христос. Итак, не найдя дереву применения в строительстве, его бросили в купель, которая к тому времени, вероятно, уже была выстроена. Вполне можно предположить, что купель, поскольку она предназначалась для омовения жертвенных животных и таким образом представляла собой вспомогательное строение, была сооружена раньше самого храма, для постройки которого требовалось гораздо больше труда, забот и времени. Дерево было брошено в воду купели. Для того чтобы оно не сгнило, время от времени в воду сходил Ангел Господень, через которого благодать Божия действовала таким образом, что дерево это обновлялось и, находясь столь долгое время в воде, не гнило. Так говорит Священное Предание.
«Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет» (ст. 5). Мы не знаем, в каком возрасте он заболел: в детстве ли, в юношестве или в зрелом возрасте. Но даже если он заболел в детстве, значит, в момент встречи с Иисусом ему было, по крайней мере, более сорока лет. Если в юношестве — следовательно, около шестидесяти, а если в зрелом возрасте — и того более. Отсюда мы видим, что человек этот не только был болен тридцать восемь лет, но еще и находился в преклонном возрасте, что также имело большое значение. Кроме того, находясь тридцать восемь лет в параличе, он, конечно же, имел недоразвитые, слабые, не способные ни к какой деятельности мышцы, поскольку расслабление сделалось для него уже естественным состоянием, в котором он провел большую часть своей жизни.
«Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров?» (ст. 6). Ясно, что вопрос был задан не потому, что больной, может быть, не хотел стать здоровым, — ведь, пребывая у купели, он, конечно, надеялся на исцеление, — но Господь Иисус Христос как бы призвал расслабленного рассказать перед всеми о своей болезни, о том, что он уже много лет здесь находится. Таким образом, впоследствии стало очевидным совершенное Господом чудо, и никто уже не мог сказать, будто человек этот заболел совсем недавно или вообще оказался у купели без какой-то особенной нужды, так сказать, нечаянно.
«Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня» (ст. 7). Можно представить себе, какое это было зрелище, когда вдруг неожиданно для всех начинала вскипать вода и все устремлялись, расталкивая друг друга, к купели, чтобы броситься в воду, потому что исцелялся только первый погрузившийся в нее. И конечно же, тем, у кого были заботившиеся о них слуги или родственники, было более вероятно войти в купель первыми. Мы можем представить себе происходившее там даже на основании того, что порой видим в церкви. В храмах у нас часто происходят такие возмущения и беспорядки, когда люди толкаются, чтобы без очереди получить, например, святую воду. Даже в храме Гроба Господня в Иерусалиме во время раздачи Благодатного Огня все забывают о каком бы то ни было приличии и благоговении, поскольку душевный восторг побеждает эти обычные для христиан чувства, которые должны всегда действовать в них в таком святом месте, как храм, тем паче храм Гроба Господня. Движимые этим восторгом, люди расталкивают друг друга, чтобы получить Огонь первыми. Основываясь на этом, мы можем себе представить, какой беспорядок происходил тогда у Овчей купели: более сильные и ловкие, то есть не тяжело больные люди, оказывались в воде первыми. Расслабленный же, не имея ни собственных сил, ни родственников или знакомых, могущих оказать ему помощь, всегда опаздывал, и всегда его попытки достичь купели первым оказывались неудачными.
Мы не знаем точно, сколько лет он находился близ купели, но из слов евангелиста «он лежит уже долгое время» можем предположить, что он находился там уже не один год. Сам расслабленный говорит: «Не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня», — то есть, видимо, он сам являлся свидетелем многих чудесных случаев исцеления. Несмотря на свои неудачи, надежды он, однако, не терял и всякий раз пытался что-то сделать, хотя сам еле-еле доползал до воды, но все дожидался, что появится некий добрый человек, который ему поможет. Потому, когда Господь спросил его: «Хочешь ли быть здоров?» — он подумал, что это и есть тот самый добрый, участливый человек, который останется с ним или, может быть, распорядится, чтобы кто-то из бывших < Ним людей остался и помог ему, опередив других, первым войти в купель, когда оі действия благодати начнется возмущение воды.
Но вдруг, неожиданно для самого расслабленного, «Иисус говорит ему: встань возьми постель твою и ходи. И он тотчас выздоровел, и взял постель свою и пошел Было же это в день субботний» (ст. 8-9). Не понадобился не только какой-либо посторонний человек, но и сама купель не понадобилась. Ведь в купели Ангел лишь возмущал воду действием благодати, а здесь присутствовал сам источник благодати, подающий ее Своим Ангелам.
Спаситель сказал: «Встань, возьми постель твою и ходи». Парализованному человеку даже просто встать чрезвычайно трудно, а порой и невозможно. Представьте себе такой житейский случай: кто-то сломал ногу и долгое время, может быть несколько месяцев, вынужден лежать в гипсе, пока кость не срастется. После выздоровления ему бывает трудно встать и приходится долго разрабатывать мышцы, постепенно приучать свою ногу и вообще все свое тело к обычной нагрузке. Подобное, как правило, происходит и со всеми людьми, которые долго лежат в болезни. Они отвыкают от самой элементарной нагрузки, не могут свободно даже передвигаться. Здесь же Господь Иисус Христос приказал расслабленному не только встать, но еще и взять свой одр, то есть постель. По-славянски говорится: «возьми одр твой», а по-русски — «постель». Постель — это то, что постилают на кровать, а одр — нечто вроде самой кровати или носилок, которые, несомненно, были нужны расслабленному, так как он ожидал, что кто-то возьмет его и на этих носилках отнесет к купели с кипящей благодатной водой.
«И он тотчас выздоровел, и взял постель свою, и пошел», — сам поднял свой одр и пошел, то есть он полностью выздоровел, его телесные силы полностью восстановились.
«Было же это в день субботний» — это примечание евангелист Иоанн Богослов делает намеренно, желая далее показать неразумие фарисеев, осуждавших исцеленного за то, что он якобы нарушил субботу. Для чего Господь Иисус Христос велел исцеленному взять свой одр? Это было некой иллюстрацией его полного выздоровления, полного восстановления сил. Иудеи же нашли в этом предлог для обвинения: якобы несение одра является нарушением субботы, работой, которая запрещена иудеям по закону Моисееву в субботние дни, поскольку эти дни они должны посвящать Богу. Но разве совершенное чудо, разве повиновение парализованного исцелившему его Господу Иисусу Христу и демонстрация полного выздоровления не были высочайшим и самым совершенным посвящением Богу? Разве оно не выше той нерадивой, невнимательной и формальной молитвы, которой, как можно предполагать, предавались фарисеи в субботу?
«Было же это в день субботний. Посему Иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели. Он отвечал им: Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи» (ст. 9-11). Это не какое-то оправдание, как можно было бы подумать: я, мол, не виноват, мне дали такое приказание, — но это твердое послушание Господу Иисусу Христу. «Кого я должен слушать? — спрашивает исцеленный. — Вас ли, которые не могли мне помочь даже найти человека, который бы отнес меня в купель для исцеления? Вам дела до меня не было, когда я лежал здесь долгое время., Или мне слушаться Того, Кто меня исцелил? Конечно же, Его». Вполне может быть, что апостол Иоанн лишь сокращенно привел в своем Евангелии беседу исцеленного расслабленного с фарисеями, которые хотя и были людьми как будто бы верующими, но, с одной стороны, показали свое безразличие к расслабленному, а с другой — еще и зависть к Господу Иисусу Христу. Диалог этот, вероятно, был более пространным, однако евангелисты, в отличие от писателей, измышляющих события, не могли обо всем рассказать подробно, но излагали события кратко — лишь бы только передать суть дела. Они излагали существенные вещи, а второстепенные подробности вынуждены были опускать, иначе Евангелия были бы огромными книгами, сложными для понимания и неудобочитаемыми.
«Он отвечал им: Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи». Фарисеи не могли ничего возразить на этот совершенно справедливый упрек. Суть его такова: «Мало того, что вы люди безразличные и равнодушные, так вы еще и завистливы; почему же я должен вас слушать?»
«Его спросили: кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи? Исцеленный же не знал, кто Он, ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте» (ст. 12-13). Фарисеи, увидев, что не могут обвинить исцеленного, решили перенести обвинение на Того, Кто исцелил, на Господа Иисуса Христа, не зная еще, что это сделал Он. «Исцеленный же не знал, кто Он, ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте», — видимо, когда исцеленный встал и взял свой одр, то к нему сбежалась толпа народа, все стали смотреть на него и расспрашивать, а Господь в это время скрылся, так что исцеленный даже не успел узнать Его имя. «Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (ст. 14). Мы видим, что исцеленный правильно отнесся к своему выздоровлению: он не стал пировать с друзьями и родственниками, не предался суетным делам, но находился в храме, благодарил Бога и молился. И именно во время молитвы Бог вразумил его, показав, в чем заключалась причина его болезни, и научил, что нужно делать, чтобы вновь не подвергнуться какой-либо напасти: «Не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже». Здесь Господь Иисус Христос вкратце преподал ему нравственное учение, объяснив, что к этой болезни его привели соделанные им грехи. Отсюда, между прочим, можно сделать вывод, что человек этот заболел по меньшей мере в юношеском возрасте, ведь едва ли кто станет обвинять в согрешениях отрока.
Спаситель совершил два великих дела: во-первых, сотворил явное чудо — восставил расслабленного от многолетней болезни, во-вторых, показал, что Он не противник нравственности, не противник закону Моисееву, но, наоборот, Ревнитель этого закона. Ведь в кратких словах «не греши» содержится ясное указание на то, что нужно соблюдать закон. «Не греши», по мнению иудеев, означало «не убий, не прелюбодействуй, почитай отца твоего и мать твою», «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим» и соблюдай все прочие заповеди, составляющие так называемое десятословие. Исцеленный, может быть, не имел еще полной веры в то, что Иисус есть Сын Божий, но, окончательно убедившись в том, что Он послан от Бога, поскольку и исцелил его, и научил соблюдать закон, идет к иудеям с надеждой, что теперь-то они покаются, с радостью примут совершенное чудо и поверят, что Иисус — Посланник Божий. Он отнюдь не желал предать Христа, как по невнимательности и из-за поверхностного восприятия думают некоторые, но пришел к фарисеям, чтобы убедить всех, что совершившееся над ним чудо исцеления — от Бога, Сотворивший чудо — Посланник Божий. «Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус» (ст. 15).
На этом сегодняшнее евангельское чтение заканчивается, а апостол Иоанн продолжает свое повествование: «И стали Иудеи гнать Иисуса и искали убить Его за то, что Он делал такие дела в субботу» (Ин.5:16). Значит, чудо не послужило вразумлением для иудеев, но, наоборот, явилось для них соблазном, и виноват в этом отнюдь не расслабленный, а их собственное лукавство. Они все воспринимали превратно, не желали смириться, не желали поверить, повиновались действию своих страстей: равнодушию; зависти, злобе, — для того чтобы сохранить свою власть над народом и духовное влияние на него. Ведь если бы фарисеи вели себя честно, то не смогли бы удержать свою власть после того, как народ увидел, с одной стороны, их безразличие, а с другой — чудо, сотворенное Христом без всякой корысти или платы, которую фарисеи взимали с людей за свои молитвы в качестве жертвоприношения. Естественно, они понимали, что их влияние на народ все более и более ослабевает, ибо они учат добру, а сами и перстом не хотят пошевелить для исполнения тех добрых дел, которым учат. Учат, что нужно любить ближнего, а сами, видя, что больной много лет лежит близ купальни и у него нет родственников и друзей, не подумали помочь ему. Неужели нельзя было кому-нибудь приказать, чтобы находились возле него и помогли ему первым окунуться в благодатные воды? Это не такая уж невозможная вещь.
Таково сегодняшнее повествование о чудесном исцелении расслабленного. И хотя нам следует быть осторожными, пытаясь буквальные, действительные события Священного Писания истолковывать в таинственном смысле, однако же сама Церковь как бы намекает нам на некий таинственный смысл, заключенный в сегодняшнем евангельском чтении. Конечно, и само по себе это событие имело значение, особенно для исцеленного человека, а не просто служило неким намеком для нас, однако мы должны извлечь из него нравственный урок, ибо и мы подобно тому человеку расслабленны, только — в духовном отношении. Мы действительно бываем расслабленны, причем на протяжении многих и многих лет, мы так же ни от кого не ожидаем помощи, никто и не может помочь нам. И даже не потому, что нет желающих, а потому, что это зависит не столько от людей, сколько от Бога. Но мы не должны отходить от «купели», то есть от того делания, которое может нас очистить и обновить — будет ли это Иисусова молитва, послушание или чтение Священного Писания и исполнение евангельских заповедей. В особенности, как мне кажется, такой «купелью» служит молитва: время от времени при исполнении правила или при ином молитвенном делании вдруг словно бы вскипает в душе благодать, но мы не успеваем погрузиться в нее так, чтобы очиститься, и так же неожиданно все проходит, а мы остаемся прежними. Но если мы проявим терпение, если будем трудиться, то, хотя бы и тридцать восемь лет прошло, хотя бы и многие-многие годы прошли, вдруг в душе нашей явится Иисус, явится таинственным образом, непостижимо, необъяснимо для рассудка, незнакомого с духовным опытом и духовными явлениями, и скажет: «Встань, возьми одр твой и ходи». Тогда мы окажемся полностью исцеленными и утвердившимися, так что не только способны будем ходить по пути заповедей Господних, но сможем и трудиться, исполнять какой-либо полезный для окружающих нас людей труд (я имею в виду труд спасительный, труд духовный). Мы должны терпеливо ждать, но не просто ждать, а именно совершать духовное делание, умное дело, или, как объясняет эти слова святитель Феофан Затворник, умную работу, потому что «делание» значит «работа». И, когда мы будем так терпеливо трудиться, неожиданно придет наше избавление.
Однако нужно быть благоразумными, чтобы не принять безразличие и равнодушие за смирение, ибо некоторые в этом отношении как бы «перегибают палку» и становятся даже чрезмерно терпеливы и вовсе теряют ревность. Молятся, но с холодком, и холодок этот, это свое безразличие к молитве и вообще к духовному подвигу объясняют мнимым смирением: мы, мол, должны смиряться и терпеть, а Господь когда-нибудь подаст нам благодать. Но Он не подаст ее тому, кто не просит, не подаст тому, кто не проявляет истинного терпения — терпения в трудах, а не в безделии. Терпение должно быть в усиленном труде. И тогда, если мы сохраним надежду, не отойдем от источника благодати — от молитвы, с нами произойдет чудо, подобное исцелению расслабленного. Мы должны, с одной стороны, смиряться, а с другой — сохранять ревность, не уклоняясь ни в ту, ни в другую крайность, чтобы под видом смирения к нам не вкралось безразличие, а под видом ревности не стала действовать гордость. Нам нужно держаться «золотой середины» и, пребывая в трудах, ожидать помощи Божией, несмотря на то, что никакой надежды уже как будто бы нет, никто нам не может помочь, никто не может «ввергнуть в купель». В умном делании, действительно, никто не может нам помочь. В борьбе со страстями можно оказать помощь каким-то советом, можно дать епитимью, которая тоже является неким пособием из-за нашей немощи и лени. Но собственно в приобретении Господа помочь нам не может никто. Совет — это не столько помощь, сколько подсказка, что необходимо делать. Делать должны уже мы сами, не ожидая того, что совет вдруг чудесным образом сделает нас благодатными. Совет помогает тогда, когда мы его исполняем, мы же хотим услышать некое магическое слово, которое вдруг преобразило бы нас. Такого не будет, потому что не совет исцеляет духовное расслабление человека, но Сам Господь Иисус Христос. Советы лишь помогают, но не исцеляют. Не будем оправдывать себя тем, что нам дают плохие советы. Даже если бы никто никаких советов нам не давал, то и это не освободило бы нас от необходимости постоянно работать над собой, в особенности упражняться в умном делании, в умной работе. Ведь только в таком случае и произойдет исцеление нашего расслабления — ради нашего терпения в духовных трудах, ради нашего пребывания в умном делании, в делании Иисусовой молитвы, подобного терпеливому пребыванию евангельского расслабленного возле Овчей купели. Аминь.

2 мая 1999 года

О нашем душевном расслаблении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы вспоминаем исцеление Господом Иисусом Христом расслабленного, то есть парализованного человека, который находился в таком состоянии многие годы. Это чудо произошло в действительности, но для нас оно имеет значение прежде всего как событие, символизирующее наше внутреннее состояние — наше духовное расслабление. Ему мы предаемся подчас на протяжении всей своей жизни, не в силах нигде найти помощи.
Люди, среди которых были и такие, кто искренне искали истину, изобрели много разных нравственных учений, философских доктрин, религий. Но эти люди понадеялись на свои силы, разум, естественные способности и потому уклонились от правильного пути. Одному они обучают мудро, а в другом, подчас в самом главном, заблуждаются. Иные как будто бы искренне следовали путем поиска истины, но по действию бесовскому прельстились и стали изобретателями или последователями ложных религий. Их опыт общения с духовным миром был действительным, реальным, но в то же самое время ошибочным: не все то, что мы реально ощущаем, является истиной.
Все эти многочисленные учителя, основатели различных учений и их последователи, из которых иные были даже выдающимися мыслителями, пытались найти, так сказать, лекарство от душевного расслабления. Но одни из них, будучи людьми откровенными, в конце концов признавались, что для них это невозможно, — как Сократ, который говорил о себе, во-первых, что он знает только то, что ничего не знает, и, во-вторых, что внутри он исполнен разнообразными пороками и только сдерживается, чтобы не проявлять их вовне. Другие, не умея найти исцеление от страстей, начинали оправдывать себя. Эти люди, лукаво изворачиваясь и оправдываясь, выдавали страсти и пороки, против которых свидетельствует нам наша совесть, за нечто естественное, допустимое и даже похвальное. Например, религия магометан допускает многоженство и, следовательно, не только никак не пытается бороться с блудной страстью, но и потворствует ей. Иные религии и учения чрезвычайно развивают гордость, иные вместо бесстрастия, то есть чистоты чувств, проповедуют полное бесчувствие и равнодушие — например, буддизм, который отчаяние выдает за величайшую добродетель и потому справедливо называется «религией отчаяния». Все эти лжеучения разными способами оправдывают невозможность исцелиться от духовного расслабления. Развивая в человеке до крайности какую-либо одну страсть (чаще всего гордость), так что она подавляет все прочие страсти, они выдают это состояние за некое бесстрастие.
И только одно христианство признает в человеке тьмочисленное множество страстей и говорит, что мы всецело поражены грехом. Пророк Исайя говорит, что все тело наше изъязвлено ранами и нет ни пластыря, ни елея, ни «обязания», чтобы исцелить его (см. Ис.1:6). Так аллегорически изображается наше душевное состояние. Признавая человека погруженным в грех, как бы насквозь пропитанным грехом, израненным в нравственном отношении с головы до пят, христианство в то же самое время предъявляет к нему самые высокие требования. Они полностью соответствуют естественному голосу совести в человеке и подчас призывают даже к тому, к чему не смеет призвать и сама совесть, может быть, из-за того, что она в нас несколько угасла, ослепла и потому не способна видеть все тонкости нашего нравственного состояния. Итак, Евангелие многого от нас требует, ко многому нас призывает и считает, что для человека исполнение этих необыкновенно строгих и возвышенных заповедей не просто желательно, но и необходимо. Читая Евангелие, мы иногда приходим в уныние от того, что нам так много нужно исполнить, что требования к нашей нравственной и духовной жизни столь строгие. Тем не менее Спаситель говорит о возможности исполнения этих требований и дает человеку силы восстать из его нравственного падения.
Сегодняшнее евангельское чтение, повествуя о событии действительно произошедшем телесном исцелении Господом расслабленного человека, который многие годы находился в плачевном, отчаянном состоянии, — показывает нам, что Господь Иисус Христос может исцелить, конечно же, и нашу душу. Чудеса исцелений, сотворенные Спасителем, хотя и касаются земного, телесного благополучия человека, но по большей части являются проповедью о том, что человек нуждается прежде всего в спасении души. Избавление же от телесных болезней — это лишь мера, необходимая для того, чтобы мы поверили в возможность нашего душевного восстановления.
«Был праздник Иудейский, и пришел Иисус в Иерусалим. Есть же в Иерусалиме у Овечьих ворот купальня, называемая по-еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов. В них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды, ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью» (ст. 1-4). То есть каким бы ни был этот недуг, пусть, с точки зрения медицины того времени, даже неисцелимым, тем не менее человек, погружаясь в воду, исцелялся. Но с некоторым условием: исцелялся тот, кто входил в водоем первым. Только на него действовала благодать воды, возмущаемой Ангелом. Остальные же, не успевшие в нее погрузиться, оставались в прежнем состоянии.
«Тут был человек, находившийся в болезни тридцать восемь лет. Иисус, увидев его лежащего и узнав, что он лежит уже долгое время, говорит ему: хочешь ли быть здоров?» (ст. 5-6). Конечно, этот вопрос был задан для того, чтобы человек перед всеми объявил о своей болезни и невозможности исцелиться из-за того, что у него не было помощников. Господь Иисус Христос как Всеведущий, то есть Всезнающий, не нуждался в ответе, но Он часто задавал подобные вопросы для того, чтобы последующее чудо стало явным для всех присутствующих и сила Божия, явившаяся в нем, укрепила в людях веру.
«Больной отвечал Ему: так, Господи; но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня» (ст. 7). Этот человек даже не подумал, что Спаситель может его исцелить; видимо, он видел Его в первый раз и не знал, что уже по всей Иудее распространилась слава о Нем как о пророке и чудотворце. И из последующего повествования видно, что Господь не был известен расслабленному, он не знал даже Его имени. Вероятно, он решил, что этот милостивый Человек, то есть Господь Иисус Христос, сжалится над ним и либо Сам будет за ним смотреть, чтобы, когда возмутится вода, помочь ему первым спуститься в купель, либо попросит об этом кого-нибудь из Своих друзей или родственников. Но совершенно неожиданно этот незнакомый ему Человек говорит: «Встань, возьми постель твою и ходи» (ст. 8). И расслабленный без всякой помощи — человеческой или чудесной, получаемой от возмущения воды, — тотчас стал здоровым. Сказано в Евангелии: «И он тотчас выздоровел, и взял постель свою и пошел» (ст. 9). Может быть, он даже нарочно стал ходить здесь же, пробовал собственные силы и, удивляясь своему чудесному исцелению, как бы невольно объявлял о нем всем.
«Было же это в день субботний, — примечает евангелист. — Посему Иудеи говорили исцеленному: сегодня суббота; не должно тебе брать постели» (ст. 9-10). Этим они показали формальное до нелепости отношение к исполнению заповеди о субботе. Собственно, заповедь состояла в том, что человек должен был в субботу все делать не для себя, а для Бога. И вот в таком совершенно исключительном случае иудеи расценили как нарушение субботы пустяк — то, что человек взял свою постель. Рассудим о случившемся без всякого богословия, а просто по-человечески: что должен был делать этот человек — бросить свое имущество, свою постель, уйти и ждать следующего дня, чтобы прийти и забрать ее? Из того, что он тридцать восемь лет лежал в расслаблении и не имел никаких родственников и друзей, которые бы ему помогли, можно сделать вывод, что он, скорее всего, был нищим и питался подаянием. Неужели свое малое имущество, постель, он должен был бросить только ради того, чтобы формально исполнить заповедь, которая в том случае не имела никакого значения?
Этот человек, видимо простой и искренний, ответил иудеям: «Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи» (ст. 11). Он говорит так: «Почему я должен вас слушать? Человек, исцеливший меня, — чудотворец, Он явно угодник Божий, потому что Бог послушал Его и сотворил со мной чудо. Он сказал мне: «Возьми постель твою и ходи». Почему же я должен нарушить Его приказание и повиноваться вам? Ведь вы для меня ничего не сделали: не только чуда не смогли сотворить или своими молитвами мне помочь, но даже не нашли возможности оказать мне обыкновенную помощь, например, приставить человека, чтобы он погрузил меня в купель, когда Ангел сходит в воду. Должен ли я слушать вас — тех, которые сами нарушают заповедь о любви к ближнему, а от меня требуют исполнения заповеди о субботе? Не Того ли мне послушать, Кто ко мне, совершенно незнакомому и чужому человеку, проявил такую любовь и вдобавок чудесным исцелением показал, что Он близок к Богу и Бог слышит Его молитвы? Конечно, я послушаю Его». Почему мы можем предположить, что расслабленный имел такие мысли? Потому что в последующем евангельском повествовании нигде не сказано, чтобы он отказался выполнить приказание Спасителя и по повелению иудеев оставил свою постель. Напротив, он возражает им и, значит, делает так, как повелел ему Иисус.
«Он отвечал им: Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи. Его спросили: кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи?» (ст. 11-12). Иудеи даже упоминать не хотят о том, что Господь исцелил расслабленного. Они не спрашивают: «Кто Тот Человек, Который тебя исцелил?» Они говорят: «Кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи?» Чудесное исцеление является доказательством правоты Спасителя и обличением их собственного лукавства, и потому иудеи обходят молчанием это важное событие.
«Исцеленный же не знал, кто Он» (ст. 13). Вот доказательство того, что расслабленный прежде ничего не слышал о Спасителе, не знал даже Его имени. Если бы до него дошли хотя бы слухи о некоем Иисусе Назорее, знаменитом пророке, то он, безусловно, узнал бы в спросившем Того, о Ком ему рассказывали раньше. Здесь нет ничего удивительного, потому что расслабленный хотя и находился постоянно на людях, но в то же самое время не имел никаких знакомых и друзей и жил как бы в некой изоляции из-за того, что им все пренебрегали.
«Исцеленный же не знал, кто Он, ибо Иисус скрылся в народе, бывшем на том месте. Потом Иисус встретил его в храме и сказал ему: вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (ст. 13-14). Мы видим, что человек этот был искренним, имел добрые намерения, потому что после исцеления Спаситель нашел его в храме. Он не пошел домой, не стал как-то по-человечески радоваться своему выздоровлению, а нашел для себя естественным прийти в храм и там молиться и благодарить Бога. Своим здоровьем он воспользовался прежде всего для молитвы. Итак, этот человек сначала проявил твердость и послушание Господу, когда не послушался фарисеев и не оставил своей постели, а затем пошел в храм и там возблагодарил Бога. После этого уже стало уместно его вразумить и показать ему истинную причину его болезни, которая заключалась в его прошлых грехах, неизвестных нам, но известных ему самому и Всеведущему Господу. Спаситель напоминает ему: «Вот, ты выздоровел», — то есть эта болезнь была, видимо, наказанием за какие-то тяжкие грехи. «Чтобы не случилось с тобой чего хуже» — так бывает в духовной жизни: исцеленный Господом от многолетнего расслабления человек не должен больше грешить. Пока люди находятся вне Церкви и совершенно чужды ей, они пребывают в тяжелом духовном расслаблении, не имея ни сил, ни возможностей справиться со своими пороками. Если совесть еще живет и говорит в них, то они только печалятся, что никто не может им помочь, и вновь и вновь впадают в отчаяние, потому что грешат даже поневоле, не имея сил справиться со своими страстями.
Господь призывает нас в Церковь, дарует нам Свою благодать через Таинства, исцеляет нас, мы становимся здоровыми и, по словам Спасителя, не должны больше грешить, а должны понуждать себя к борьбе с грехом, чтобы не случилось с нами «чего хуже». Мы духовно здоровы тогда, когда в нас живет благодать. Когда же благодать за наши грехи нас оставляет, в нас вновь начинают действовать пороки. И в какой степени оставляет благодать, в такой оживают и пороки. Если же совсем оставит благодать, то мы вновь впадем в прежнюю греховную жизнь и, может быть, о чем не хочется и говорить, в самые страшные, смертные грехи. Вот каким образом с нами может случиться нечто еще более худшее.
Когда человек борется с грехом, пусть неудачно и неумело, но искренне, и ждет, может быть смутно, бессознательно, какой-то сверхъестественной помощи, то в конце концов он обретает ее в Православной Церкви. Если же он вновь падает и вновь лишается благодати, то с ним может произойти страшная трагедия: он может приобрести цинизм и разувериться — и тогда ему уже неоткуда и нечего больше ждать. Кроме того, существует такой духовный закон: к немощному и невежественному человеку Господь снисходит, потому что тот не имеет благодати, и подчас помогает ему, когда он даже почти не трудится над своим исправлением. Когда же человек получит благодать и начинает ею пренебрегать, она от него отходит, а во второй раз обрести ее и встать после падения бывает гораздо тяжелее. И поэтому нужно помнить, что когда мы становимся духовно, нравственно здоровыми, то больше не должны грешить, а должны понуждать себя к добродетели изо всех сил, всей своей крепостью, как сказал Спаситель (см. Мк.12:30; Лк.10:27), чтобы не случилось с нами «чего хуже».
«Человек сей пошел и объявил Иудеям, что исцеливший его есть Иисус» (ст. 15). Мы судим по себе, и по нашей страстности и предвзятости нам кажется, что исцеленный пошел и донес на Спасителя. Но этого не может быть. Во-первых, он спорил с иудеями и не уступил им, не оставил свою постель, чтобы формально исполнить заповедь о субботе, потому что верил, что Чудотворец, исцеливший его, лучше, чем иудеи, понимает, в чем состоит исполнение воли Божией. Расслабленный послушался Спасителя, а не этих лицемеров. Во-вторых, свое здоровье он употребил прежде всего для молитвы, а не для наслаждения обычными земными благами, как, к сожалению, часто бывает у нас. Он пошел не к своим друзьям и знакомым хвалиться перед ними тем, что он стал таким же, как они, но пошел в храм и считал необходимым там благодарить Бога. И после того как Спаситель, видя его доброе душевное расположение, вразумил его, сказав: «Не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже», человек, конечно же, не мог все милости Божий, в том числе и духовное вразумление, использовать на то, чтобы совершить подлое предательство, чтобы оказаться столь неблагодарным. Напротив, расслабленный надеялся, что иудеи, узнав, что Исцеливший его — Иисус, убедятся в том, что Он — Праведник, и тоже поверят в Него.
Вот такое повествование предлагает нам сегодня Церковь, для того чтобы мы поняли, что исцелить нас может только Господь Иисус Христос. Немного ранее я говорил о том, что лишь в Православной Церкви человек находит себе помощь и лишь Православная Церковь через свои Таинства может восставить его от нравственной немощи, от нравственного расслабления. Казалось бы, здесь противоречие: кто же исцеляет нас — Церковь или Господь? Но противоречие это поверхностное, потому что Церковь есть Тело Христово, глава которого — Сам Господь наш Иисус Христос. Спаситель — это Лоза, а мы все — розги, то есть ветви, привитые к этой Лозе, и потому все то, что мы получаем в Православной Церкви, мы получаем от Иисуса Христа, и через Иисуса Христа, и в Нем Самом. Как Он Сам об этом сказал: «Кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода» (Ин.15:5).
Мы должны помнить, что к исцелению, которое дает нам Господь, может быть пока еще частичному и неполному, относиться нужно с чрезвычайной осторожностью. Надо дорожить им и беречься от греха, ибо иначе с нами может произойти нечто худшее. И это не пустые слова, потому что мы можем вернуться не только в прежнее, но и в гораздо более страшное греховное состояние. Если этот расслабленный человек мог заболеть еще какой-нибудь страшной болезнью — именно об этом говорил ему Спаситель, — то тем паче и с нами может такое случиться. Слова Спасителя: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» можно понимать и в другом смысле. Нечто худшее — это не телесная болезнь, а душевное охлаждение, разложение, неверие, отпадение от Господа Иисуса Христа.
Поэтому, получая что-либо от Бога (телесное здоровье или, что самое главное, душевную крепость, душевное здравие, душевную силу для исполнения заповедей Божиих), мы должны пребывать в трезвении, в страхе за себя и быть бдительными. Преподобный Нил Сорский говорил: «Когда ты находишься в душевном покое и благодать Божия покрывает тебя, не впадай в беспечность, а когда у тебя бывает брань, не впадай в отчаяние». Аминь.

21 мая 2000 года

Преполовение Пятидесятницы

(Ин., 26 зач., VII, 14-30)

Но в половине уже праздника вошел Иисус в храм и учил. И дивились Иудеи, говоря: как Он знает Писания, не учившись? Иисус, отвечая им, сказал: Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю. Говорящий сам от себя ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен, и нет неправды в Нем. Не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону. За что ищете убить Меня? Народ сказал в ответ: не бес ли в Тебе? кто ищет убить Тебя? Иисус, продолжая речь, сказал им: одно дело сделал Я, и все вы дивитесь. Моисей дал вам обрезание [хотя оно не от Моисея, но от отцов], и в субботу вы обрезываете человека. Если в субботу принимает человек обрезание, чтобы не был нарушен закон Моисеев, — на Меня ли негодуете за то, что Я всего человека исцелил в субботу? Не судите по наружности, но судите судом праведным. Тут некоторые из Иерусалимлян говорили: не Тот ли это, Которого ищут убить? Вот, Он говорит явно, и ничего не говорят Ему: не удостоверились ли начальники, что Он подлинно Христос? Но мы знаем Его, откуда Он; Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он. Тогда Иисус возгласил в храме, уча и говоря: и знаете Меня, и знаете, откуда Я; и Я пришел не Сам от Себя, но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете. Я знаю Его, потому что Я от Него, и Он послал Меня. И искали схватить Его, но никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его.

О правильном изучении Священного Писания

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении в честь Преполовения Пятидесятницы рассказывается, как Господь наш Иисус Христос «в половине праздника» Пасхи — то есть в период после иудейской ветхозаветной Пасхи и до наступления Пятидесятницы, также ветхозаветного праздника, — «вошел в храм и учил» (ст. 14). Иудейский храм представлял собой святилище, разделенное на две части. В первую его часть во время богослужения входили священники, во вторую — Святая Святых — только первосвященник, и лишь один раз в год. Все основные священнодействия совершались перед входом в это святилище, а молящиеся стояли в больших дворах, отдельных для мужчин, для женщин и для тех из язычников, которые желали принять иудейскую религию, единственную в то время истинную веру, но еще не были обрезаны, — то есть для тех, кто уже верил, но весь закон Моисеев еще не исполнял. Видимо, там же, в самом внешнем дворе, находились торговцы, продававшие жертвенный скот, и менялы, обменивавшие монеты для денежного жертвоприношения. И вот именно в этом дворе и учил Господь Иисус Христос. Пусть никто не подумает, что Он проповедовал во время богослужения, нарушая его порядок и таким образом, может быть, соблазняя иудеев. Нет, Спаситель учил в том месте, где богослужения не происходило, а возможно, и в то время, когда оно не совершалось, но в храме собирались люди верующие, наиболее благочестивые и ревностные.
«И дивились Иудеи, говоря: как Он знает Писания, не учившись?» (ст. 15). В то время у иудеев были очень почитаемы так называемые книжники — люди, посвятившие специальному изучению Священного Писания всю свою жизнь. Помимо Священного Писания они исследовали также и Священное Предание, правда, в то время уже искаженное, не Божественное, а человеческое, которое впоследствии — уже после евангельских событий — было записано в сборник книг, названный Талмудом. Оказывая большое уважение знатокам Священного Писания, очень ценя, даже страшась их, благоговея перед ними, иудеи удивлялись, как можно знать Священное Писание, не учившись.
«Иисус, отвечая им, сказал: Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (ст. 16-17). Спаситель, не учившись у людей и не изучая Священного Писания специально, тем не менее цитировал его так, что знатоки этого Писания изумлялись. Мы знаем, что в христианскую эпоху были некоторые подвижники благочестия, не знавшие грамоты, но тем не менее рассуждавшие и учившие на основе Священного Писания. В особенности знаменателен случай с преподобной Марией Египетской, которая, будучи совершенно неграмотной и, более того, нигде и никогда не обучаясь закону Божию, и в том числе Священному Писанию, цитировала его наизусть, потому что оно было открыто подвижнице Духом Божиим. Однако если люди, угодившие Богу, получали такое благодатное знание Священного Писания не человеческим усилием, а действием Святого Духа, то Господь Иисус Христос есть сам источник Писания. Как Сын Божий, Второе Лицо Пресвятой Троицы, Он вместе с Отцом и Святым Духом открывал пророкам духовные истины, записанные и соединенные в книгу, которую потом назвали Библией, или Священным Писанием.
«Иисус, отвечая им, сказал: Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю». Итак, мы можем в самих себе отыскать критерий, позволяющий нам отличать истину от лжи, от того, что в просторечии называется «отсебятиной». Неважно, красива ли эта ложь, остроумна ли, — важно, что она исходит не от Бога. Человек, который хочет творить волю Божию, как раз и стремится любым способом познать, в чем она состоит. И такой христианин действительно получает дар рассуждения и различения предметов духовных. Он начинает их видеть такими, каковы они есть на самом деле, а не какими они кажутся нам. Иногда нам что-то нравится или кажется убедительным потому, что льстит нашим страстям, и мы выбираем то, что нам приятно, что оправдывает нас и защищает от необходимости каяться, позволяет нам оставаться такими, какие мы есть. Поэтому Господь и сказал, что о Его учении — истинное оно или придуманное человеком — может узнать именно стремящийся исполнять волю Божию. А тот, кто хочет творить свою греховную волю и удовлетворять свои желания, конечно же, выберет то, что его оправдывает.
«Говорящий сам от себя ищет славы себе; а Кто ищет славы Пославшему Его, Тот истинен, и нет неправды в Нем» (ст. 18). Действительно, люди, желающие прославиться, стараются сказать нечто оригинальное, особенное, интересное, иногда даже заведомо нелепое — лишь бы привлечь к себе внимание. Некоторые изобретают какие-либо абсурдные изречения, чтобы этой абсурдностью заставить своих слушателей или читателей сказать, что перед ними — оригинальные, незаурядно мыслящие люди. Мы видим, что наш век наполнен лжеучениями, составленными людьми только ради того, чтобы прославить именно себя, и такие учения создавали многие философы, основатели сект, политические деятели.
«Не дал ли вам Моисей закона? и никто из вас не поступает по закону. За что ищете убить Меня? Народ сказал в ответ: не бес ли в Тебе? кто ищет убить Тебя?» (ст. 19-20). Конечно, можно предположить, что говорившие это лукавили, но, скорее всего, народ на самом деле изумился, потому что не знал, что в высших слоях иудейского общества действительно родилось намерение убить Господа и уже созрел заговор об этом.
«Иисус, продолжая речь, сказал им: одно дело сделал Я, и все вы дивитесь. Моисей дал вам обрезание [хотя оно не от Моисея, но от отцов]…» (ст. 21-22). Действительно, впервые обрезание было заповедано Аврааму, как я думаю, отчасти для того, чтобы выделить Авраама и его потомков из среды всех прочих людей, дать такой обряд, который заставил бы иудеев держаться особняком. Многие из народов, окружавших евреев, гнушались обрезанием, соответственно и потомки Авраама гнушались теми людьми, которые этот обряд не исполняли. Эта внешняя временная мера была необходима, чтобы общество истинно верующих не смешалось с людьми заблуждающимися. <; .
«Ив субботу вы обрезываете человека. Если в субботу принимает человек обрезание, чтобы не был нарушен закон Моисеев, — на Меня ли негодуете за то, что Я всего человека исцелил в субботу?» (ст. 22-23). Итак, из этих слов Спасителя: «Я всего человека исцелил в субботу» — можно сделать вывод, что обряд обрезания был необходим более всего для того, чтобы обезопасить человека от различных болезней, то есть имел цель скорее гигиеническую, чем какую-либо мистическую.
«Не судите по наружности, но судите судом праведным» (ст. 24). Мы видим по себе, что в действительности и о поведении человека, и даже о его уме мы судим по наружности, по тому, какое этот человек производит на нас впечатление. Скажем, тот, кто нас обличает, нам неприятен, и укоряющий нас вызывает у нас негодование и чувство вражды. Тот же, кто нам льстит и угождает нашим страстям, кажется нам человеком добрым и любвеобильным. Поэтому нужно судить не по наружности, но «судом праведным», то есть беспристрастным. Что полезно — в том и выражается любовь, а что вредно, пусть оно утешает, ласкает и оправдывает нас, — то, конечно же, происходит не от любви, а от безразличия, может быть даже и от враждебных чувств.
«Тут некоторые из Иерусалимлян говорили: не Тот ли это, Которого ищут убить?» (ст. 25). Оказалось, что некоторые из иерусалимлян — жителей столицы, — которые были близки к высшему слою общества, уже знали о намерении убить Спасителя. Так обычно и бывает, что в столице всегда знают больше, чем в провинции. У высших сановников есть родственники, у тех в свою очередь также есть родные и знакомые — так постепенно распространяются слухи. Поэтому именно среди иерусалимлян, а не среди всех иудеев слухи уже распространились.
«Тут некоторые из Иерусалимлян говорили: не Тот ли это, Которого ищут убить? Вот, Он говорит явно, и ничего не говорят Ему: не удостоверились ли начальники, что Он подлинно Христос?» (ст. 25-26). Отсюда видно отношение иудеев к истине. Их не столько волновало, действительно ли перед ними Христос, сколько то, как к Этому Человеку относятся их начальники, то есть «князи», как сказано об этом по-славянски: «Еда како разумеша князи, яко Сей есть Христос». Эти иерусалимляне преследовали цель сохранить повиновение своим начальникам, угодить им, чтобы те остались довольны. Иудеи отнюдь не стремились узнать истину, которая была им безразлична или, по крайней мере, не имела для них первостепенного значения.
«Но мы знаем Его, откуда Он; Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда Он» (ст. 27). Люди, говорившие это, считали себя образованными, умными и, поскольку жили в столице, еще и сведущими. Им казалось, что они знают, откуда происходит Иисус, — из Назарета, а «Христос неизвестно откуда будет». Но ведь на самом деле Христос родился в Вифлееме, и словами «а Христос неизвестно откуда будет» они обнаружили свое неведение и невольно показали: пророчество о том, что не будет известно, откуда Христос, в действительности сбылось на Иисусе. Более того, иудеи думали, что Спаситель — лишь человек, происходящий из того или иного города, а Он пришел с небес как Сын Божий и Бог.
«Тогда Иисус возгласил в храме, уча и говоря: и знаете Меня, и знаете, откуда Я; и Я пришел не Сам от Себя, но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете» (ст. 28). Этими словами Спаситель упрекает иудеев: «На самом деле вы лицемерите, потому что ваша совесть вам подсказывает, что Я есть истинный Мессия, Христос, Тот Самый Спаситель, Которого вы должны были бы принять, потому что именно обо Мне говорили пророки, и вам следовало бы Меня ждать».
«Я пришел не Сам от Себя», то есть не как человек, проповедующий свое собственное учение и желающий приобрести себе сторонников. «Но истинен Пославший Меня», — конечно же, иудеи поняли, как понятно и нам, что Господь Иисус Христос говорит здесь о Боге Отце. Иудеи с изумлением говорили про Спасителя: «Как Он знает Писания, не учившись?» Раз они определили, что Спаситель сведущ в Писании, значит, знали его и сами. Господь же им сказал: «Истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете». Выходит, можно быть человеком, прекрасно знающим Священное Писание, и в то же самое время не ведать Бога; быть человеком, так сказать, теоретически благочестивым, называть себя верующим и выглядеть таковым в глазах других людей, а в действительности оказаться весьма далеким от Бога. И если мы не попытаемся соединить эти два знания: книжное (конечно же, я имею в виду духовную, а не какую-то научную литературу) и опытное знание Бога, то это обличение, сказанное Спасителем, будет относиться и к нам. Мы не получим никакой пользы даже от самого глубокого и тонкого рассуждения о Священном Писании, или о творениях святых отцов, или вообще о Церковном Предании, если не будем иметь знания опытного, если хоть в какой-то мере своим духом не познаем Бога и не прикоснемся к Нему, насколько это возможно для нас, людей грешных и живущих в суете. Так или иначе, каждый из нас обязан иметь это опытное знание, ибо в противном случае Священное Писание ничего нам не даст.
«Но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете. Я знаю Его, потому что Я от Него, и Он послал Меня» (ст. 28-29). Спаситель говорит такие прямые, резкие слова не для того, чтобы прославить Себя Самого, но по любви, которая иногда действует так, что оказывается выше смирения. Апостол Павел, желая призвать к покаянию коринфян, своих духовных чад, говорит про других апостолов: «Они трудились ради Христа, и я в безумии говорю: я больше их потрудился» (см. 2 Кор.11:23). Конечно же, апостол Павел не желает хвастаться, поэтому он и употребляет такое выражение: «И я в безумии говорю». Он хочет показать коринфянам, что его проповедь ничем не меньше, чем благовестив других апостолов, считавшихся первейшими, — Петра, Андрея или прочих из двенадцати апостолов, избранных еще Самим Спасителем во время Его земной жизни, — и таким образом утвердить коринфян в вере и в том учении, которое он им преподал. Ради этого апостол Павел вынужден «хвалиться» и говорить: «Я потрудился больше их». Так и Спаситель, движимый необыкновенной, непостижимой для нас любовью, будучи самой любовью и источником любви, сказал: «Я знаю Его, потому что Я от Него, и Он послал Меня». Господь сделал для иудеев все, открылся им в полной мере, чтобы им оставалось только согласиться с Ним и принять Его. Они же «искали схватить Его, но никто не наложил на Него руки, потому что еще не пришел час Его» (ст. 30). Иудеи отреагировали на слова Спасителя так, как будто бы Он произнес кощунство и, будучи обыкновенным человеком, хулил Бога. В другом месте Евангелия сказано, что иудеи упрекали Спасителя: «Ты делаешь Себя Богом» (см. Ин.8:53). Вот как ослепляет человека гордость, прикрытая отвлеченным книжным знанием, которое не соединено с собственным духовным опытом.
Книжное знание прекрасно тогда, когда оно является практическим и деятельным руководством для человека, желающего испытать и исполнить то, о чем говорится в Священном Писании. Если же мы мним, что духовная жизнь заключается в жизни собственно умственной, и перестаем заботиться о своей душе и очищении своего сердца, тогда мы, будучи по виду людьми весьма просвещенными, на деле часто оказываемся врагами Божиими и уподобляемся иудеям, желавшим «наложить руки на Спасителя» (см. Лк.20:19). Если, читая Священное Писание и творения святых отцов, может быть, даже приобретая изощренное знание этих книг, мы увлечемся собственно чтением, то прогоним от себя благодать, прогоним желание ревностно молиться Господу, в особенности Иисусовой молитвой. Излишнее чтение, по выражению святых отцов, расстраивает ум и даже совершенно иссушает человека духовно, делая его гордецом, подобным иудейским книжникам времен Спасителя. Поэтому нужно, конечно, просвещать свой разум, но помнить при этом истинную цель: жизнь по Евангелию, по заповедям Божи-им. Тогда изучение духовных книг будет нам полезно, иначе же на нас сбудутся слова преподобного Макария Оптинского о том, что чтение из любопытства приносит не столько пользы, сколько вреда. Аминь.

13 мая 1998 года

Неделя 5-я по Пасхе, о самаряныне

(Ин., 12 зач., IV, 5-42)

Итак приходит Он в город Самарийский, называемый Сихарь, близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу. Там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя. Было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить. Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи. Женщина Самарянская говорит Ему: как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются. Иисус сказал ей в ответ: если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую. Женщина говорит Ему: господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая? Неужели ты больше отца нашего Иакова, который дал нам этот колодезь и сам из него пил, и дети его, и скот его? Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную. Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать. Иисус говорит ей: пойди, позови мужа твоего и приди сюда. Женщина сказала в ответ: у меня нет мужа. Иисус говорит ей: правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе; это справедливо ты сказала. Женщина говорит Ему: Господи! вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме. Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине. Женщина говорит Ему: знаю, что придет Мессия, то есть Христос; когда Он придет, то возвестит нам все. Иисус говорит ей: это Я, Который говорю с тобою. В это время пришли ученики Его, и удивились, что Он разговаривал с женщиною; однако ж ни один не сказал: чего Ты требуешь? или: о чем говоришь с нею? Тогда женщина оставила водонос свой и пошла в город, и говорит людям: пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос? Они вышли из города и пошли к Нему. Между тем ученики просили Его, говоря: Раввй! ешь. Но Он сказал им: у Меня есть пища, которой вы не знаете. Посему ученики говорили между собою: разве кто принес Ему есть? Иисус говорит им: Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его. Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут, ибо в этом случае справедливо изречение: один сеет, а другой жнет. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их. И многие Самаряне из города того уверова-; ли в Него по слову женщины, свидетельствовавшей, что Он сказал ей все, что она сделала. И потому, когда пришли к Нему Самаряне, то просили Его побыть у них; и Он пробыл там два дня. И еще большее число уверовали по Его слову. А женщине той говорили: уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос.

О поклонении Богу Отцу духом и истиною и о молитве Иисусовой

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы вспоминаем, как Господь наш Иисус Христос беседовал с самарянкой Беседа их проходила у колодца, который существует и по сей день, место это известное. Сегодняшнее евангельское чтение не описывает какого-либо сотворенного Госпо дом чуда, однако и оно доказывает Божественность Иисуса Христа: во-первых, тем что Он рассказал прошлое этой женщины, во-вторых, и самое главное, необыкновенным откровением Его о том, как нужно поклоняться Богу.
Это евангельское зачало очень пространно, и для полного изъяснения его потребовалось бы много времени. Поэтому я вынужден обратить внимание лишь на самое главное или, вернее, на то, что мне кажется самым главным, ибо только Бог знает, ком> какое евангельское слово нужно в данный момент. Что одному человеку представляется второстепенным, то для другого является словом, пробуждающим в нем веру, покаяние и ревность.
Спаситель, беседуя с самарянкой и рассказав ей о ее прошлой жизни и грехах, сначала возбудил в ней веру в Себя как в пророка и тем самым заставил задать самый существенный вопрос — о богопочитании: «Как правильно почитать Бога?» Мы видим, что самарянка, хотя и была грешница, но, несмотря на свою греховную, нерадивую жизнь, имела в себе самое главное — любовь к Истине. Любовь же к Истине, живущая даже в грешном человеке, приводит его в конечном счете к покаянию и спасению. А те люди, которые живут как будто бы добродетельно, внешне следуют заповедям, являются праведниками, но не имеют в себе любви к Истине, в конце концов отпадают от добра и становятся даже откровенными врагами Христовыми. В Евангелии прежде всего мы видим это на примере фарисеев: все почитали их за праведников, а они оказались врагами Божиими. И наоборот, те, кто в глазах людей были грешниками: эта самарянка, мытари, блудница, помазавшая Господа миром, разбойник, приговоренный к казни и в муках умирающий на кресте, — все они оказались друзьями Божиими, потому что сохранили в своей душе важнейшую черту — любовь к Истине.
Итак, эта любовь и побудила самарянку задать самый главный для нее, а вместе с ней и всех нас вопрос. «Женщина говорит Ему: Господи! вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме» (ст. 19-20). Самаряне — это потомки иудеев, смешавшихся с язычниками, и халдеев, переселенных ассирийскими царями. Религия самарян была не истинная, а смешанная: что-то в ней было истинно, а что-то — от язычества. Когда иудеи после вавилонского пленения строили в Иерусалиме на месте разрушенного Соломонова храма новый храм, самаряне также построили себе храм и в нем совершали богослужения. После того как он был уничтожен, они продолжали приносить жертвы на той горе, где он стоял. Вот почему самарянка и спрашивает: «Где нужно поклоняться: на горе или в Иерусалиме?» Этот вопрос нам сейчас кажется наивным, поскольку мы знаем, что Бог находится везде и, следовательно, поклоняться Ему нужно на всяком месте. Но в то время многие этого не понимали. Во-первых, потому, что верили во множество ложных богов, поклонялись им в разных местах и считалось, что у каждой местности есть свое божество. Во-вторых, потому, что те, кто имел истинную веру, поклонялись Богу в одном месте ради того, чтобы множеством храмов и святых мест не дать повода к тому же многобожию, ибо люди тогда были еще очень немощны. Иерусалимский Храм был символом единобожия и единственно правильного поклонения Богу.
Господь Иисус Христос, отвечая на наивный вопрос самарянки, говорит о том, каково должно быть истинное богопоклонение. «Иисус говорит ей: поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев» (ст. 21-22). С одной стороны, Он свидетельствует, что приближается время, когда поклоняться Богу можно будет на любом месте, а с другой — делает оговорку: «Не потому Я это говорю, что и мы, и вы не правы. Нет, иудеи правы, но наступает время, когда истина откроется в большей полноте».
«Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (ст. 23-24). Иные толкователи Евангелия подчеркивают догматическую сторону слов Спасителя о поклонении Богу «в духе и истине». Они говорят, что Богу Отцу нужно поклоняться «в духе», то есть вместе с поклонением Духу Святому, и «в истине», то есть с поклонением Истине — Сыну Божию. Но есть и другое понимание, не противоречащее первому, а дополняющее его, ибо слова Священного Писания имеют смысл и буквальный, и таинственный, и догматический, и нравственный. И мне хочется, обратив ваше внимание именно на нравственную сторону толкования, поговорить о молитве.
«Настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе». Не нужно думать, что Бог находится только в одном месте, как считали иудеи. И не нужно думать, что Бог находится только в православном храме, как полагают некоторые христиане и потому, выйдя из церкви, оставляют молитву. Иные даже считают, что есть такие места, в которых вообще нельзя молиться. Но Спаситель говорит иначе: «Богу нужно поклоняться на всяком месте в духе и истине». Не только голову и колени преклонять, но поклоняться Ему духом и истиной, преклонять перед Господом свой дух. Как же дух может преклониться, ведь он не тело и своего положения в пространстве не меняет? Дух преклоняется пред Богом, когда человек осознает свое ничтожество и смиряется, когда признает над собой господство всемогущего Бога и то, что все совершается по Божественной воле, которую он обязан исполнять. Вот что значит поклоняться духом. Но этого мало. Нужно поклоняться и духом, и истиной. Потому что человек, как будто бы смиряющийся перед Богом, осознающий свою полную зависимость от Его воли и покоряющийся ей добровольно, если не будет поклоняться при этом еще и истиной (то есть правильно исповедовать Бога) — не сделается тем Его поклонником, который Ему угоден.
«Что же есть истина?» Этот вопрос задал Понтий Пилат, но не захотел выслушать ответа, хотя перед ним стояла живая Истина — Тот, Кто о Себе сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин.14:6). Истина заключается в том, чтобы исповедовать Иисуса Господом, Христом и Сыном Божиим: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий…». А поклонение состоит в словах «помилуй мя грешнаго», выражающих наше смирение, покаяние, преклонение перед Богом. Итак, мы кланяемся Богу в своем духе — духовно, а не телесно, — исповедуя Истину: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».
Вот что значит поклоняться Богу духом и истиной. И таким образом поклоняться Ему мы должны не только в православном храме, когда стоим и слушаем богослужение, но и во время совершения своих обычных дневных трудов, в дороге и во время еды, даже когда мы находимся в тех местах, которые кажутся неприличными для молитвы, то есть когда исполняем обычную человеческую нужду. Нужно молиться всегда и везде, как учат святые отцы. Везде и всюду нужно поклоняться Богу духом и истиной, ибо Бог — везде. Нет такого места, где мы имели бы право забыть о Нем, где мы не должны были бы исполнять Его волю и смиряться перед Ним. Нет такого места, где можно было бы отказаться от обычного рассуждения о том, что есть добро и что есть зло. А там, где человек может делать и добро и зло, должно присутствовать покаяние. Поэтому «на всяком месте владычества Его», как сказано, «благослови, душе моя, Господа» (см. Пс.102:22).
«Истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе». Недостаточно поклоняться Богу только телом, недостаточно молиться лишь устами, не внимая сердцем той истине, которая содержится во всех православных молитвах, а не только в молитве Иисусовой. В молитве именем Иисуса заключена как бы квинтэссенция истины, в ней наиболее кратко, откровенно и полно выражена истина, но это не означает, что ее нет в других молитвословиях. Если мы низко кланяемся, вычитываем все молитвы, простаиваем все службы, но при этом не имеем внимания, то есть поклоняемся Богу не духом, а только внешне, то Он наше поклонение не принимает. Ибо «Бог есть дух». Ему важно отнюдь не то, что мы наклонили голову или опустились на колени, но Он воспринимает такое поклонение, когда пред Ним преклоняется человеческий дух. Это не значит, будто я, подобно сектантам, отрицаю преклонение колен перед Богом или преклонение перед иконами. Нет, я лишь хочу сказать, что внешнее должно быть наполнено внутренним содержанием. Преклонение головы, колен должно воздействовать на наш дух, так как положение тела часто влияет на внутреннее состояние и настроение человека. Церковь, святые отцы потому именно и рекомендуют те или иные положения тела во время молитвы, чтобы настроить дух на правильное отношение к Богу, чтобы и дух преклонить. Однако и у нас, как у древних иудеев, есть наклонность к фарисейству, и часто мы, соблюдая внешнее, опускаем внутреннее. Приходим в храм, а умом находимся вне храма; преклоняем колени, а в душе у нас беспечность, безразличие, нет ни покаяния, ни сокрушения.
Я рассуждаю об этом так смело потому, что и сам страдаю такой болезнью. Я не упрекаю и не обличаю, а говорю с вами подобно тому, как больные говорят друг с другом о том, что у них болит и какие лекарства им помогают. Нужно понуждать себя к тому, чтобы поклоняться Богу не только внешне, но и духом, то есть заботиться о своем внутреннем состоянии, о сердечном сокрушении, о покаянии, помнить о Боге всегда и всюду. И если мы именно так будем Ему поклоняться, то уже не сможем поклониться одновременно и диаволу; поклонение Богу вытеснит поклонение диаволу, которое состоит в подчинении тому или иному греху. Нам гораздо проще будет исполнять волю Божию: мы получим орудие, средство для того, чтобы понудить себя к этому.
Один подвижник сказал: «Бог внимает уму». Если мы читаем многие молитвы без внимания, то мы лишь колеблем воздух и Бог нас не слышит. Не потому, что Он перестал быть всеведущим, но потому, что эти молитвы, не наполненные нашим вниманием и настроением, нашими чувствами, остаются пустыми словами. Хотя Богу хорошо известно, что мы говорим и делаем, Он знает наши мысли, наше будущее, но Он не слышит нашу невнимательную молитву именно как молитву, потому что наши слова не являются ею. У буддистов есть такой обычай: они на барабанчике пишут огромное количество разных молитв и заклинаний и очень быстро этот барабанчик прокручивают (иногда он движется от действия ветра, наподобие небольшой ветряной мельницы), считая, что они тем более будут угодны тому, кому таким образом молятся, чем больше в одну минуту прокрутится этих заклинаний-молитв. Нечто подобное получается и у нас. Прочитав огромное количество молитв: три канона, два акафиста, несколько кафизм, — человек хвалится перед своими знакомыми, как он сегодня хорошо помолился. А если у него хватает мудрости скрывать свои молитвенные «подвиги», то он хвалится в душе сам перед собой: «Сегодня-то я ведь хорошо помолился». Но стоит этому человеку попытаться понудить себя именно к молитве Иисусовой, как он замечает, что после пяти минут Иисусовой молитвы ему становится необыкновенно скучно. Голова его полна самых разнообразных помыслов, пустых, а порой и явно греховных. О чем это говорит? От молитвы ли Иисусовой пришли эти помыслы? Нет. Но во время ее он увидел то, что с ним происходит всегда. Читая каноны, акафисты и развлекаясь многообразием словесных выражений, он не замечал, что его мысли совершенно не вникают в читаемое. Первые два слова канона он понял, потом отвлекся, «улетел» умом, а вернулся уже на следующем тропаре; потом опять его что-то впечатлило, например стих псалма, и вновь мысль его отлетела, чтобы вернуться по прочтении половины или даже целого псалма. И на основании ничтожных душевных переживаний и впечатлений, производимых теми или иными стихами канонов или псалмов, человек воображает, что он умиленно помолился. Но он просто не имеет понятия о том, что есть истинная молитва. Занимаясь же именно молитвой Иисусовой, человек познает свою несостоятельность, видит, что на самом деле он совершенно не умеет молиться. Многие люди бросают Иисусову молитву, говоря: она вредная, от нее много помыслов, которых у меня не было, когда я читал каноны. Утверждающему это можно ответить: тогда ты их не видел, ты не знал своего состояния, а сейчас просто малодушествуешь и ищешь легкого пути. Это не значит, что чтение канонов, псалмов и других церковных молитвословий бесполезно, но важнейшим занятием всякого христианина, не только монаха, но и мирянина, должна быть Иисусова молитва. Церковные молитвословия только настраивают человека на тот или иной лад, возбуждают в нем молитвенное настроение, допустим, заставляют его размышлять о страданиях Христовых, если он читает канон Страстям Христовым, или о тех благодеяниях, какие Господь излил через Божию Матерь, если читает канон или акафист Божией Матери. Но подобного настроения мало, должны быть собственно внимание, собственно молитва, должно быть поклонение духом и истиной, а не одними устами, потому что уста — это также часть тела. Произнося молитву устами без внимания, мы, таким образом, тоже кланяемся Богу одним лишь телом.
Иисусову молитву обязательно должен читать всякий христианин, ибо это есть, по выражению святителя Игнатия (Брянчанинова), школа молитвы. Святитель даже говорит, что монахи, читающие только каноны и псалмы и отрицающие необходимость Иисусовой молитвы, находятся в прелести. Конечно, полезно, в особенности новоначальным христианам, живущим в миру, читать и какие-нибудь настраивающие на молитвенный лад молитвословия, но мы должны уделять время и молитве Иисусовой, стараться творить ее всегда и всюду, на всяком месте, непрестанно. Так мы постепенно приобретаем внимание и потом, когда возьмемся за обычное свое молитвенное правило, когда будем стоять в храме и внимать богослужению, когда станем читать Священное Писание, увидим, какой плод мы приобрели от Иисусовой молитвы. Мы увидим, что приобрели то внимание, которое делает нашу молитву истинной молитвой. «Бог есть дух», и Ему нужно поклоняться духом и истиной, а это состояние приобретается только вниманием, потому что дух не способен совершать поклонение, если он не собран сам в себе. Собраться же сам в себе он может, только исповедуя Истину, то есть произнося выраженное в той или иной форме учение об истинном богопочитании. Наиболее же полно дух человеческий собирается в себе при помощи молитвы Иисусовой, а потому она — самый легкий и эффективный путь к достижению того состояния, о котором говорит Спаситель: поклонения Богу духом и истиной. Аминь.

12 мая 1996 года

Слово после литургии о поклонении Богу Отцу духом и истиною

Сегодняшнее евангельское чтение передает нам слова Спасителя о том, что Богу нужно поклоняться духом и истиною. Они имеют многообразный смысл. Во-первых, догматический: нужно поклоняться Богу в Троице — Богу Отцу Духом, то есть Духом Святым, и Истиною, то есть Господом Иисусом Христом. Во-вторых, аскетический: надлежит непрестанно молиться Богу, на всяком месте духовно поклоняться Ему непрестанной покаянной молитвой. И в-третьих, смысл нравоучительный. Остановим наше внимание именно на нем.
Одни рассуждают так: «Будем молиться в храме или дома, сколько у нас есть сил, и этого достаточно». Другие уповают на милость Божию из-за того, что понуждают себя к непрестанной молитве. Однако и те, и другие забывают именно о второй части изречения Спасителя — «и истиною». Нужно не только духом поклоняться Богу, но и содержать правильное учение Православной Церкви — правильные догматы. Если человек пытается искренне, от всей души молиться, жить духовной жизнью, этого еще не вполне достаточно, ибо нужно поклоняться не только духом, но и истиною.
Если бы в Евангелии не было этих слов о поклонении Богу духом и истиною, могли бы оправдаться люди, утверждающие возможность духовной жизни вне Православной Церкви, то есть вне истины: у каких-либо иноверцев, инославных или людей, вовсе не признающих Христа, иначе мыслящих о Боге и вообще о всем духовном. Главное, дескать, чтобы человек жил духовной жизнью, есть, мол, и у католиков святые, и у индусов, и у буддистов, есть и пророки у магометан и так далее. Однако если слова Спасителя применять к нашей духовной жизни строго, как их и должно применять, то Богу нужно поклоняться и духом, и истиною. Ибо Бог есть дух, ищущий последователей, которые именно так и поклоняются, потому что истина — вещь строгая. Она не может существовать, так сказать, по частям — наполовину или на три четверти. Поэтому люди, которые утверждают, что духовная жизнь существует вне Православной Церкви, явно противоречат Господу Иисусу Христу, явно противоречат Самой Истине. Ибо святые отцы совершенно справедливо называют Спасителя Самоистиной. Сам Он про Себя сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин.14:6). Если возможно поклоняться Богу духом, то есть жить духовно, предположим, в католической церкви, значит, это невозможно у нас — в Церкви Православной. Если истина у буддистов или у баптистов, следовательно, ее нет у православных христиан и у людей других вероисповеданий, потому что истина или полностью содержится в Церкви, или отсутствует совсем.
Поэтому люди, проявляющие якобы любовь к ближним, терпимость и прочее и утверждающие, что можно жить духовной жизнью вне Православия, вне правильного исповедования догматов, на самом деле хулят Церковь, а Церковь есть тело Христово. Страшно об этом даже говорить. Православные догматы — не есть нечто отвлеченное. Это не какие-то философские умозаключения, а опытно познанная святыми отцами, и прежде них — апостолами и пророками, истина. И если человек неправильно говорит о Боге, значит, он не знает Бога. Рассуждающий неверно о будущей жизни не понимает, что она собой представляет, и в вечности не сподобится прощения грехов, потому что стремится не к тому, к чему нужно. Кто неправильно учит о человеческой душе, тот не спасет свою душу, ибо не знает, как с ней обращаться.
Православную Церковь еще называют Соборной Церковью. Православные догматы — это и есть соборный опыт Церкви, иначе говоря, опыт всех апостолов, пророков и святых отцов. Дерзающие этим опытом пренебрегать как чем-то маловажным не исполняют заповедь Спасителя о том, что нужно поклоняться Богу духом и истиною. Те, которые считают, что и вне Православной Церкви есть святые, то есть люди, живущие духовно и правильно поклоняющиеся Богу, тем самым утверждают, что истины в Православной Церкви нет и что истина не имеет никакого значения. Таким образом, они вновь противоречат Спасителю и проявляют неверие. Поэтому будем себя понуждать и к духовной жизни, и к тому, чтобы жить умом своим внутри Церкви. Иначе говоря, нужно исповедовать учение православное, церковное, а не собственное мнение, тем более мнение чуждое, высказываемое людьми, находящимися вне Церкви. Неважно кем — так называемыми учеными, философами или какими-нибудь ересиархами. Пусть весь мир трепещет и благоговеет перед мнением этих людей, для нас оно не имеет никакого значения. Нельзя предпочитать мнение, которое родилось вне Церкви, мнению, которое преподал Дух Святой апостолам, пророкам и святым отцам. Будем тщательно стараться жить духовной жизнью — это одна сторона спасения — и одновременно право исповедовать все догматы Православной Церкви — это другая сторона. Если мы уклоняемся от этого, значит, ставим под сомнение свое спасение, пусть даже мы поступаем так нечаянно, по простоте, по невежеству, с которым, тем не менее, нужно бороться. Итак, будем поклоняться Богу духом и истиною. Будем жить не только нравственно, то есть не совершать тяжких, смертных грехов, но и духовно. И не только вести духовную жизнь, но и правильно исповедовать догматы, являющиеся ориентирами в духовной жизни. Догматы нам кажутся отвлеченными и ничего не значащими только потому, что у нас очень мало духовного опыта. Однако для людей высокодуховных, достигших состояния созерцания, они были живыми. Догматы, собственно, и были созерцаниями этих подвижников, предметом их стремлений. Поэтому не будем пренебрегать этими ориентирами в духовной жизни, ибо без них, как сказал Спаситель, невозможно правильно поклоняться Богу. Аминь.

12 мая 1996 года

Исполнение воли Божией — пища, насыщающая человека

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем Евангельском чтении мы слышали такие слова: «Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине. Женщина (самарянка. — Игум. А.) говорит Ему (Господу. — Игум. А.): знаю, что придет Мессия, то есть Христос; когда Он придет, то возвестит нам все» (ст. 24-25). «Мессия» и «Христос» — оба эти слова имеют одно и то же значение: «Помазанник». «Мессия» — слово еврейское, «Христос» — греческое.
«Иисус говорит ей: это Я, Который говорю с тобою» (ст. 26). Увидев, что женщина со вниманием выслушала преподанное ей, хотя и краткое, но необыкновенно значительное поучение о том, Кто есть Бог и как нужно Ему поклоняться, Господь уже более откровенно говорит ей, что Христос — это Он Сам. Не нужно удивляться, что такие краткие слова Спасителя произвели столь великое действие на душу самарян-ки. Ведь и в обыденной жизни мы замечаем, как слова человека, касающиеся даже вещей ничтожных и малозначащих, если они произнесены им с внутренней убежденностью, сильно воздействуют на нашу душу. Можно себе представить, какая могущественная Божественная сила действовала в речах Спасителя (а впоследствии — Его апостолов), так что немногие Его слова часто производили в душах искренних людей целый переворот.
«В это время пришли ученики Его, и удивились, что Он разговаривал с женщиною; однакож ни один не сказал: чего Ты требуешь? или: о чем говоришь с нею?» (ст. 27). Смущение учеников было сугубым по той причине, что, во-первых, Господь беседовал с самарянкой — а иудеи, как я уже говорил в других проповедях, не сообщались с сама-рянами, почитая их еретиками, — и, во-вторых, потому, что Христос говорил с женщиной в уединении, без свидетелей. Все это учеников смутило, но они не посмели ничего сказать, так как благоговели перед своим Учителем.
«Тогда женщина оставила водонос свой и пошла в город, и говорит людям: пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос?» (ст. 28-29). Она оставила водонос, то есть забыла уже о воде и о своей просьбе указать ей источник «воды живой», иначе — воды текущей, свежей (см. ст. 10-15). Теперь ум ее переполняли мысли, действительно ли Тот, Кто с ней беседовал, — Христос? И она поспешила поделиться этими мыслями и чувствами со своими соплеменниками.
«Они вышли из города и пошли к Нему» (ст. 30). В отличие от иудеев, считавшихся правоверными, но, тем не менее, относившихся к Господу безразлично, самаряне всем городом вышли Ему навстречу. Потому Господь и стал беседовать с самарянкой, что предвидел искренность ее сограждан.
«Между тем ученики просили Его, говоря: Равви! ешь. Но Он сказал им: у Меня есть пища, которой вы не знаете» (ст. 31-32). Ученики, хотя и были людьми ревностными, любили Господа и желали Ему послужить, однако же еще не были просвещены Духом и часто все воспринимали поверхностно, внешне. «Посему ученики говорили между собою: разве кто принес Ему есть?» (ст. 33). Они подумали, что кто-то, может быть и эта самарянка, опередив их, дала Ему пищу.
«Иисус говорит им: Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его» (ст. 34). Остановимся несколько на этих словах и поразмыслим над ними, ибо они свидетельствуют о великом и нужном для всех нас: исполнение воли Божией насыщает душу человека. Если мы, творя волю Божию, то есть исполняя ту или иную заповедь, не чувствуем духовного насыщения, значит, либо мы делаем что-то неправильно, и нам лишь кажется, будто мы исполняем волю Божию, либо нам совершенно безразлично, угождаем мы Богу или нет, что еще страшнее. А вот Господь Иисус Христос как человек — не как Сын Божий, всегда имеющий с Отцом одну и ту же волю, но именно как человек — желал насытиться волей Божией. Вот пример для всех нас: Спаситель был идеальным, совершенным человеком, и когда мы видим в Его поступках нечто человеческое, то подражать этому не только достойно, но и необходимо для нашего спасения. Если бы мы имели такое же чувство насыщения от исполнения воли Божией, какое было у Спасителя, тогда, конечно же, с радостью исполняли бы всякую заповедь и даже всякую скорбь терпели бы с удовольствием ради того, что и в ней также выражена воля Божия.
Спаситель сказал в Нагорной проповеди: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф.5:6). И все прочие заповеди блаженства Господь не только преподал нам, но и Сам в первую очередь их исполнил. Сегодняшним евангельским чтением Церковь как раз и являет пример того, как Спаситель исполнил заповедь об алкании и жаждании правды. Господь не пил, потому что самарянка в течение этого разговора переменилась настолько, что оставила водонос и ушла, так и не успев зачерпнуть Ему воды. Он и не ел, так как отказался от пищи, принесенной учениками. И этим Спаситель показал, что Он действительно «алчущий и жаждущий правды», то есть праведности, состоящей в исполнении воли Божией, которое воистину насыщает. Мы знаем, как необыкновенно строго подвизались некоторые угодники Божий: пребывали в строжайшем посте, добровольно принимали на себя всевозможные лишения и скорби, а иногда терпели эти скорби и невольно, подвергаясь гонениям, унижениям, голоду. Однако же они не роптали, но словно насыщались и упивались страданиями, видя во всем волю Божию. Есть свидетельства о том, что некоторые епископы-исповедники, в сталинские времена находившиеся в лагерях, когда их наконец-то выпускали из заключения, уходили с печалью по той причине, что среди лагерных скорбей, среди кощунств, матерщины, безбожия, не имея возможности совершать богослужение и причащаться, они, тем не менее, испытывали столь великую благодать, что уже не хотели оставлять эти места. Когда такие исповедники уединялись где-нибудь в лесу и молились, то лес начинал стонать, как бы соучаствуя им в их молитве. Вот пример того, как в близкое нам время люди, исполнявшие волю Божию, насыщались тем, от чего все отвращаются, — насыщались скорбя-ми. Вот чего должны мы искать и чему подражать. Я не призываю вас искать скорбей, ибо всякий разумный человек их боится, а ищущий искушений показывает тем самым свою самонадеянность. Мы должны искать воли Божией, насыщаться не земными благами, а духовными, благодатью Божией.

Исполнение воли Божией — пища, насыщающая человека

«Не говорите ли вы, — продолжал Спаситель, — что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную, так что и сеющий и жнущий вместе радоваться будут» (ст. 35-36). Под «сеющим» святые отцы подразумевают Бога, а под «жнущим» — апостолов, потому что Слово Божие, проповедуемое людьми, на самом деле не ими насаждается в сердца уверовавших, но Бог делает так, чтобы сердце человека принимало Его Слово. Иному много, красиво и убедительно говорят — а он остается безразличным, его с детства воспитывают в вере — а он пребывает теплохладным или вовсе оставляет веру. На другого же, напротив, несколько услышанных им слов действуют живительно.
Во времена моей молодости, когда духовных книг почти не было, верующие и вообще интересующиеся религией люди вынуждены были читать даже атеистические книги, лишь бы найти в них цитаты из Священного Писания. Эти немногие цитаты, окруженные всевозможной хулой, действовали на них подобно огню и обращали в христианство. Таким людям ничто не могло помешать, они отбрасывали хулу атеизма, словно шелуху.
Можно привести и противоположный пример. Вспомним дореволюционных крестьян. Почти все они были воспитаны в христианстве, однако из их среды вышли и революционеры, и красноармейцы, и сельские активисты, раскулачивавшие своих односельчан. И все эти «выходцы» были людьми, воспитанными в вере, но отпавшими от нее.
Итак, «жнущий» — это человек (апостол, проповедник, священник), а «сеющий» — это, конечно же, Бог. «Ибо в этом случае справедливо изречение: один сеет, а другой жнет. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их. И многие Самаряне из города того уверовали в Него по слову женщины, свидетельствовавшей, что Он сказал ей все, что она сделала. И потому, когда пришли к Нему Самаряне, то просили Его побыть у них; и Он пробыл там два дня. И еще большее число уверовали по Его слову. А женщине той говорили: уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос» (ст. 37-42). Я часто повторяю в своих проповедях, что в Евангелии описана лишь малая часть совершенного Спасителем. И здесь — еще один тому пример. Сказано очень кратко: «Уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос». А что именно Он им говорил, какие чудеса Он сотворил в Самарии — об этом ради краткости не упоминается.
Мы не случайно (ибо Устав Православной Церкви не случаен) вспоминаем сегодня беседу Господа с самарянкой, но для того, чтобы по примеру этой женщины также возжелать духовной воды, также земному предпочесть небесное и затем воистину убедиться всею душою, всем сердцем, что Иисус есть Христос, Воскресший из мертвых. Аминь.

17 мая 1998 года

О воде, утоляющей духовную жажду

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Ныне мы вспоминаем событие, произошедшее задолго до страданий и Воскресения из мертвых Господа нашего Иисуса Христа, — беседу Спасителя с самарянкой.
Церковь придает этому событию большое значение, считая уместным напомнить нам о нем в преддверии дня Пятидесятницы, когда мы будем вспоминать сошествие на апостолов Духа Святого в виде огненных языков, и призывает нас к размышлению над смыслом слов Господа.
Спаситель проходил через Самарию и пришел «в город Самарийский, называемый Сихарь, близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу. Там был колодезь Иаковлев» (ст. 5-6). Этот колодец существует и по сей день. Некогда над ним была возведена небольшая церковь, а сейчас строится большой храм. Колодец был выкопан святым патриархом Иаковом, поэтому его почитают как иудеи, так и христиане. Последние в особенности еще и потому, что Спаситель беседовал здесь с самарянкой.
«Было около шестого часа» (ст. 6). По нашему времяисчислению — полдень. В южных странах в это время стоит такая жара, что люди стараются даже не выходить на улицу. На несколько часов в середине дня всякая работа обычно прекращается, потому что заниматься каким-либо трудом практически невозможно.
«Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить. Ибо ученики Его отлучились в город купить пищи» (ст. 7-8). Видимо, ученики считали, что Спасителю не совсем уместно заходить в город. Они оставили Его отдыхать возле колодца, где было прохладно, и пошли купить пищи, чтобы подкрепить себя в дороге.
«Женщина Самарянская говорит Ему: как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки? ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются» (ст. 9). Во-первых, иудеи считали самарян еретиками, искажавшими истинное учение о богопочитании. Во-вторых, с точки зрения иудеев, самаряне имели нечистое происхождение: они произошли от халдеев, переселенных в Самарию еще ассирийскими царями и смешавшихся с иудеями. Поэтому иудеи презирали самарян как еретиков и язычников по происхождению.
Далее в Евангелии описывается обыкновенный на первый взгляд разговор. Конечно, самарянка еще ничего не слышала о Спасителе, поскольку самаряне, жившие изолированно, могли совершенно не знать того, что происходило в среде израильтян и что волновало людей там. И потому она обращалась с Господом как с самым обыкновенным человеком. Когда Он сказал ей: «Дай Мне пить», для нее, знавшей иудейские обычаи, это показалось столь странным, что она с изумлением спросила Его, как Он не боится оскверниться? Ведь иудеи считали, что, вступая в общение с самарянами, они оскверняются. Спаситель ответил ей словами, которые она тогда совершенно не поняла. Нам это может показаться странным: зачем Спаситель говорил ей то, чего она не понимала? Но Он предвидел, что благодать Божия просветит эту женщину и она на собственном опыте проверит Его слова. Мы не знаем, произошло ли это спустя несколько дней, после того как Господь говорил с ней и с жителями Сихаря, или же Его пророчество, преподанное ей в приточной форме, исполнилось уже после дня Пятидесятницы, когда апостолы крестили, помазывали миром и возлагали руки на своих учеников. Обращаясь к вере, ученики исполнялись неизъяснимой благодати Святого Духа и испытывали чувства, которые помогали им понять, что означают пророческие слова Спасителя о живой воде. Господь часто объяснял неизъяснимое, неземное, сверхъестественное Божественное действие благодати при помощи образа воды. В день Пятидесятницы читается евангельское зачало, в котором приводятся слова Спасителя: «У всякого верующего в Меня из чрева истекут реки воды живой» (см. Ин.7:38). Господь призывает людей прийти к Нему и пить: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин.7:37). Видимо, этот образ наиболее точно подходит для описания действия благодати в человеке. А описать это неизъяснимое, неземное, сверхъестественное Божественное действие было необходимо, чтобы люди, не испытавшие его, получили возможность отождествить действие благодати с чем-то знакомым.
«Иисус сказал ей в ответ: если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: дай Мне пить, то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую» (ст. 10). Слова «если бы ты знала дар Божий» означают следующее: «Если бы ты понимала, какая милость Божия по отношению к тебе проявилась в том, что ты как будто бы случайно со Мной встретилась, если бы ты знала, Кто Я, сказавший тебе: «Дай Мне пить», то ты, вместо того чтобы задавать вопросы и колебаться, давать пить этому незнакомому иудею или нет, сама просила бы Его, и Он дал бы тебе воду живую».
Что такое «вода живая»? Буквально — это вода текущая. Не стоячая, которая от нечистой почвы или плохого воздуха может испортиться и приобрести неприятные свойства, — но вода «живая», которая постоянно обновляется, течет. Спаситель говорит, конечно же, не о воде как таковой, а о действии благодати, которое здесь так точно описано. Нам, людям с непросвещенным разумом, не имеющим духовного опыта, понять это трудно, а вот святые отцы, читая Евангелие, находили в нем подтверждение своим внутренним ощущениям. Все испытываемое ими в их внутренней жизни они проверяли прежде всего по Священному Писанию. Образ текущей воды чрезвычайно точно описывает то, что ощущает христианин в своей душе при обильном действии благодати. Но самарянка не понимает слов Спасителя и видит в них только обыкновенное возражение себе. Ей кажется странным, что этот человек может превозносить себя настолько, что обещает дать ей не просто воду из колодца, а воду живую, текущую, когда у него даже и почерпнуть нечем, а колодец глубок. И действительно, колодец Иакова очень глубокий.
И тогда «женщина говорит Ему: господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая?» (ст. 11). Даже ученики Спасителя, будучи людьми простыми, обычными рыбаками, часто не понимали Его слов. И эта женщина, имевшая, несомненно, простое происхождение, привыкшая все понимать буквально и пользоваться естественным здравым смыслом, недоумевает: «Как этот незнакомый человек может дать ей воду живую? Может быть, он думает выкопать новый колодец, в котором бы открылся источник текущей воды? Но в этих пустынных местах найти воду чрезвычайно трудно». Открытие здесь колодца древним патриархом Иаковом было чудом. Поэтому она спрашивает: «Неужели ты больше отца нашего Иакова?» (ст. 12), ибо самаряне приписывали себе происхождение от Иакова или, может быть, считали его своим духовным родоначальником. Самарянка этим говорила: «Неужели ты больше его и можешь найти другой источник в этом пустынном месте, тогда как с древнейших времен существует только этот и ничего лучшего за столько времени никто найти и выкопать не смог?»
«Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять» (ст. 13). Слова эти можно понять в широком смысле: всякий, пытающийся насладиться, насытиться земными удовольствиями, будет испытывать все большую жажду, все большее алкание этих земных наслаждений и никогда ими не насытится, никогда не найдет в них удовлетворения. Удовлетворив ту или иную страсть, человек на какое-то мгновение успокаивается, но потом страсти снова восстают в нем и требуют еще большей пищи, оттого что привыкли постоянно ее получать. И так они пожирают человека, который никогда не может найти покоя.
«А кто будет пить воду, которую Я дам ему (ибо только один Господь может преподать нам эту воду. — Игум. А.), тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (ст. 14). Когда Спаситель говорит, что пьющий данную Им воду, то есть благодать, «не будет жаждать вовек», Он не имеет в виду, что человек, один раз насытившись благодатью, больше ее не захочет и удовлетворится полученным. Нет, такой человек не захочет никакого разнообразия, никаких развлечений и вообще ничего другого, кроме одной этой «воды», то есть общения с Богом, упоения славой Божией, бесконечно изливающейся от любвеобильного, человеколюбивого Господа. Эта простая «вода» — действие благодати — услаждает человека настолько, что он находит в ней неповторимое многообразие, отчего порой собственный вчерашний духовный опыт не может отождествить с сегодняшним, а на следующий день опять испытывает что-то новое. И это происходит уже сейчас, на земле, а в будущей жизни действие благодати будет неизмеримо превосходнее. Ибо сейчас, по словам апостола Павла, мы, подобно невесте, имеем только «обручение Духа», а в будущей жизни вступим уже в духовный брак с Господом Иисусом Христом (см. 2 Кор.1:22; 5,5).
Посмотрите, как точно и ясно евангелист Иоанн описывает действие благодати. Если мы с рассуждением будем вникать в евангельские слова, то увидим в них описание высших духовных состояний подвижников благочестия.
«Но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды…» Это значит, что сначала человек получает воду извне и удовлетворяет жажду, а затем с ним происходит преображение: вода в нем сама превращается в источник. Из сердца человека начинает источаться благодать, прохлаждая духовную жажду, орошая изнутри сначала сердце, а потом и душу. Она может излиться и на все тело, омывая его изнутри и делая бесстрастным и чистым. При обильном действии благодать изливается и на других людей, что мы и видим на примере некоторых подвижников благочестия, таких как праведный Иоанн Кронштадтский, преподобный Серафим Саровский или другие чудотворцы и подвижники, обладавшие самыми разными духовными дарованиями. Этот «источник воды» появится в нас тогда, когда мы придем к Спасителю и упросим Его напоить нас живой водой. Когда мы сможем удержать эту небесную, сверхъестественную живую воду внутри себя, тогда в нас произойдет необыкновенное изменение: мы вдруг увидим, как в нас самих открылся источник воды, текущей в жизнь вечную. Этот источник как бы неким стремительным потоком увлекает послушного ему ревностного подвижника в вечную жизнь, заставляя его думать о небесном, отрешая от всего преходящего. Как водный поток хотя и течет по земле, но не смешивается с ней, а стремится все дальше и дальше, так и человек, увлекаемый потоком благодати, стремительно проносится через все суетное, временное и земное, все более и более приближаясь к Богу.
В то время самарянка не поняла слов Господа. Апостол Иоанн Богослов приводит эти слова прежде всего для нас, потому что мы их уже понимаем. Мы рассматриваем евангельские события в свете учения Православной Церкви, видя в них истинный смысл и разбираясь, что они значат, хотя в самом Евангелии многие поучения Спасителя никак не объясняются и не комментируются. Я думаю, что лишь спустя некоторое время, испытав на опыте то, что говорил ей Спаситель, самарянка уразумела глубину значения Его слов и, конечно, всю жизнь вспоминала эту знаменательную беседу.
И я думаю, что это событие, интересное и поучительное для нас, было описано именно Иоанном Богословом не только благодаря сверхъестественному действию Святого Духа на него, когда он составлял свое Евангелие. Иоанн Богослов, как говорит нам Священное Предание, долгое время пребывал в Иерусалиме вместе с Матерью Божией и не выходил из-за этого на проповедь. Он общался со многими христианами, приходившими в Иерусалим, который в то время был центром духовной жизни, и, вероятно, желавшими поговорить с Божией Матерью. Может быть, он видел и эту самарянку. Как апостол Лука говорит, что он исследовал все с испытанием, так можно сказать и об апостоле Иоанне — он также тщательно выслушивал и запоминал все эти рассказы, потому что в его Евангелии есть такие эпизоды, описанные подробнейшим образом, которых нет у других евангелистов. Я думаю, что именно это его общение со многими христианами, в подробностях рассказавшими о тех событиях, свидетелями которых сами апостолы не были, дало ему возможность описать эти события и для нас.
Мы, читая Священное Писание, часто не понимаем его духовного значения, подобно этой самарянке. Только по прошествии некоторого времени мы — если, конечно, проявляем ревность — начинаем испытывать действие благодати, видим на себе исполняющимися слова Евангелия. Тогда, мысленно оборачиваясь назад, мы вспоминаем то, что говорит Священное Писание или святые отцы, изъяснявшие его и своими словами также проповедовавшие евангельскую истину, и видим справедливость этих слов. «Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать» (ст. 15). Эти ее слова подтверждают то, что она не поняла сказанного ей Господом. Она решила, наверное, что, судя по убежденному тону слов этого человека, Он все-таки способен сделать почти невозможное — открыть источник живой воды. И поэтому она просит Его дать ей этой воды. Может быть, ей представлялось, что тому, кто получит необыкновенное дарование, о котором говорил Спаситель, уже не будет необходимо удовлетворять свои телесные потребности обычным способом.
Мы тоже часто хотим получить от Господа такую помощь, которая избавила бы нас от земных забот. Мы думаем не о том, что единственно важно для нашего спасения, а о том, что позволило бы нам жить беспечально. Но не нужно в этом уподобляться самарянке. Будем с верой читать Священное Писание и творения святых отцов, которые многие подвижники благочестия также называли (и справедливо!) священными писаниями. Будем вникать в них, будем следовать им, потому что слова их истинны, слова их от Бога, слова их от опыта. И если мы окажемся послушны учению Евангелия и святых отцов, что по сути одно и то же, то, несомненно, испытаем исполнение евангельских слов и на самих себе. Аминь.

28 мая 2000 года

Неделя 6-я по Пасхе, о слепом

(Ин., 34 зач., IX, 1-38)

И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий. Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать. Доколе Я в мире, Я свет миру. Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам, что значит: посланный. Он пошел и умылся, и пришел зрячим. Тут соседи и видевшие прежде, что он был слеп, говорили: не тот ли это, который сидел и просил милостыни? Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я. Тогда спрашивали у него: как открылись у тебя глаза? Он сказал в ответ: Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: пойди на купальню Силоам и умойся. Я пошел, умылся и прозрел. Тогда сказали ему: где Он? Он отвечал: не знаю. Повели сего бывшего слепца к фарисеям. А была суббота, когда Иисус сделал брение и отверз ему очи. Спросили его также и фарисеи, как он прозрел. Он сказал им: брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу. Тогда некоторые из фарисеев говорили: не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие говорили: как может человек грешный творить такие чудеса? И была между ними распря. Опять говорят слепому: ты что скажешь о Нем, потому что Он отверз тебе очи? Он сказал: это пророк. Тогда Иудеи не поверили, что он был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего и спросили их: это ли сын ваш, о котором вы говорите, что родился слепым? как же он теперь видит? Родители его сказали им в ответ: мы знаем, что это сын наш и что он родился слепым, а как теперь видит, не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах; самого спросите; пусть сам о себе скажет. Так отвечали родители его, потому что боялись Иудеев; ибо Иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги. Посему-то родители его и сказали: он в совершенных летах; самого спросите. Итак, вторично призвали человека, который был слеп, и сказали ему: воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник. Он сказал им в ответ: грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу. Снова спросили его: что сделал Он с тобою? как отверз твои очи? Отвечал им: я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать? или и вы хотите сделаться Его учениками? Они же укорили его и сказали: ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он. Человек прозревший сказал им в ответ: это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает. От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего. Сказали ему в ответ: во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон. Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия? Он отвечал и сказал: а кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него? Иисус сказал ему: и видел ты Его, и Он говорит с тобою. Он же сказал: верую, Господи! И поклонился Ему.

О благодатном прозрении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос, выходя из храма, «увидел человека, слепого от рождения» (ст. 1). Слепой сидел, может быть, возле храма, или на одной из близких к нему улиц, или в его ограде. Ученики, заметив, что Господь наш Иисус Христос обратил внимание на этого человека, спросили: «Равви (Учитель. — Игум. А)! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» (ст. 2). Иудеи считали, что страдания детей — это следствие родительских грехов. Действительно, трудно предположить, что человек родился слепым за свои грехи, ведь, когда он появился на свет, никаких грехов в нем еще как будто бы не было. Против всякого ожидания, вместо того чтобы сказать, что это произошло за родительские грехи, Господь наш Иисус Христос отвечал: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий. Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (ст. 3-4). Этими словами Господь говорит, что наступит такое время, когда маловерие станет столь распространенным, что даже благодатные люди не смогут совершать чудеса, потому что из-за маловерия человеческого совершать их будет не над кем. «Доколе Я в мире, Я свет миру. Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому» (ст. 5-6). Господь сделал некий комок грязи из земли, смоченной слюной, и этой грязью помазал глаза слепому. Этим Он показал, что Он есть Тот Самый, Кто из праха земного сотворил человека. Действительно, в Книге Бытия написано, что первый человек, Адам, был сотворен из праха. Поэтому Своим поступком Господь дает понять ученикам, что Он — Тот же Самый всемогущий Бог, сотворивший человека, а значит, может сотворить и глаза человеку. Иное дело, когда человек имел зрение, потерял его, а потом восстановил, и другое — родиться слепым. У слепого, видимо, просто не было органов зрения, он никогда не имел способности видеть, и потому исцелять было нечего. Сделав это брение, Господь помазал глаза слепому «и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам, что значит: посланный. Он пошел и умылся, и пришел зрячим» (ст. 7) (купель эта существует и по сей день, возле нее сейчас находится арабская мечеть). После того как этот человек умылся, произошло чудо: у него появилось зрение, которого он никогда не имел. Конечно же, радости его не было предела, ведь для того, кто никогда не видел, это было чем-то неописуемым и непостижимым. «И пришел зрячим. Тут соседи и видевшие прежде, что он был слеп, говорили: не тот ли это, который сидел и просил милостыни? Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я» (ст. 7-9). Глаза — это наиболее характерная черта человеческого лица, по глазам мы можем судить о настроении человека, о его душевном состоянии и даже умственных способностях. Бывает, встретишь человека, которого много лет не видел, и хотя лицо его из-за житейских переживаний очень изменилось: изборождено морщинами, похудело или, наоборот, пополнело, но, посмотрев на глаза, понимаешь, что это тот же самый человек. А здесь было наоборот: лицо осталось тем же, а глаза стали другими, иначе говоря просто появились глаза, и поэтому даже хорошо знавшие этого человека люди не могли сразу его признать, колебались. «Не тот ли это, который сидел… Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я». Все были вынуждены признать, что перед ними тот самый человек.
В Евангелии с большой ясностью, с житейскими подробностями описано то, как люди реагировали на чудо исцеления слепорожденного. «Тогда спрашивали у него: как открылись у тебя глаза?» (ст. 10) — то есть для них это было непостижимо. Когда Господь наш Иисус Христос на виду у всех помазал его глаза грязью, на это, видимо, не обратили внимания; если бы Он сразу исцелил его, то, может быть, все удивились бы и тотчас признали чудо. Но поскольку действие Господа было неприметным, ему не придали значения и стали спрашивать: «Как открылись у тебя глаза? Он сказал в ответ: Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: пойди на купальню Силоам и умойся. Я пошел, умылся и прозрел. Тогда сказали ему: где Он? Он отвечал: не знаю» (ст. 10-12). Это было чудо, которое и сравнить ни с чем нельзя, — действительно, такого никогда не бывало от сотворения мира, и можно даже сказать, что из всех евангельских чудес это — одно из самых великих (кроме, конечно же, воскресения из мертвых). Поэтому понятно, что иудеи, весьма изумившись, решили повести бывшего слепого к фарисеям, для того чтобы засвидетельствовать перед ними, что Иисус — необыкновенный пророк и, может быть, Мессия. Наверно, естественно было ожидать, что начальствующие, пользовавшиеся авторитетом праведников люди оценят это событие с духовной точки зрения. Но тут евангелист Иоанн дает примечание, которое для нас не имеет того значения, какое оно имело для фарисеев и для иудеев, придававших чрезмерную важность внешнему соблюдению закона. «А была суббота, когда Иисус сделал брение и отверз ему очи. Спросили его также и фарисеи, как он прозрел. Он сказал им: брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу» (ст. 14-15). Прозревший слепой и сказать ничего нового не мог, он все время повторял один и тот же простой рассказ. «Тогда некоторые из фарисеев говорили: не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы» (ст. 16). Смешение слюны с землей и помазание грязью глаз слепого фарисеи восприняли как нарушение субботы. Их замечание кажется даже смешным: что ж тут такого, неужели это работа — плюнуть на землю, поднять комок грязи и намазать кому-то глаза?! Но они не желали признавать небесное посланничество Господа нашего Иисуса Христа и потому были щепетильны до придирчивости. Этот пустяк — помазание грязью — они назвали такой работой, которая является нарушением заповеди о хранении субботнего покоя.
«Не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие говорили: как может человек грешный творить такие чудеса?» (ст. 16). Заметьте, что даже те из них, которые утверждали, что грешный человек не может творить такие чудеса, были настолько порабощены формальным отношением к соблюдению закона, что не возражали: «Да здесь нет нарушения субботы!», а только недоумевали: «Как грешный человек может творить такие чудеса?» То, что нарушена суббота, им казалось само собой разумеющимся. «И была между ними распря. Опять говорят слепому: ты что скажешь о Нем, потому что Он отверз тебе очи? Он сказал: это пророк» (ст. 16-17). Этот, видимо, очень простой человек в связи со всеми спорами, которые при нем происходили, стал размышлять о том, кем же нужно считать Господа Иисуса Христа. При здравом, непредубежденном размышлении, конечно же, нужно было прийти именно к тому выводу, к какому и пришел прозревший слепой, то есть что Исцеливший его, по крайней мере, пророк.
«Тогда Иудеи не поверили, что он был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего» (ст. 18). Иудеям настолько не хотелось слышать подобный ответ, что они и глазам своим не поверили, решив призвать родителей этого человека; не то чтобы они думали, что здесь какой-то обман, а просто искали малейшего повода, чтобы не признать чудо действительным.
«И спросили их: это ли сын ваш, о котором вы говорите, что родился слепым? как же он теперь видит? Родители его сказали им в ответ: мы знаем, что это сын наш и что он родился слепым, а как теперь видит, не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах; самого спросите; пусть сам о себе скажет. Так отвечали родители его, потому что боялись Иудеев; ибо Иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги» (ст. 19-22). По-славянски: «тот отлучен от сонмища будет», то есть от собрания церковного, как бы мы сейчас сказали. Видите, сами иудеи и фарисеи понимали, что естественный вывод, который нужно сделать, размышляя над этим чудом, состоит в том, что Иисус есть Христос, Помазанник Божий. Но вместо того, чтобы самим признать это, они сговорились отлучать от собрания церковного тех людей, которые сделали такой здравый, простой и честный вывод. И посему-то родители его, как говорит Евангелие, и сказали: «Сам в совершенных летах; самого спросите». С одной стороны, они не могли не признать, что это их сын, потому что это была бы просто чудовищная ложь, отрицание того, что очевидно для всех, с другой — боялись сказать правду об его исцелении. Страх отлучения от собрания церковного они предпочли истине.
«Итак, вторично призвали человека, который был слеп, и сказали ему: воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник» (ст. 24). Несмотря ни на какие усилия, иудеи не смогли найти повод к тому, чтобы не признать чудо; потерпев неудачу, они уже, можно сказать, нагло требовали, чтобы бывший слепой отрекся от исцелившего его Человека и воздал славу Богу, как будто чудо произошло помимо Иисуса, тогда как для всех было совершенно очевидно, что чудо это Бог сотворил через Иисуса. Слепой не сам помазал свои глаза грязью, да и слюна Спасителя, видимо, была преисполнена Божественной силы, и именно она и произвела это чудо, превратив землю в глаза человека. «Он сказал им в ответ: грешник ли Он, не знаю…» (ст. 25). Он говорит так не в том смысле, что сомневается, грешник Иисус или праведник, а в том, что он Его грехов не видел, ему о них ничего не известно. Сами иудеи также не могли что-либо сказать на I этот счет, потому что, даже когда Господа Иисуса Христа судили, никто не мог указать Понтию Пилату ни на один Его грех; так и в этой ситуации при всем желании, при самом тщательном исследовании жизни Спасителя они не могли узнать ничего такого, что бы позволяло, так сказать, придраться к Его жизни и осудить Его как грешника. Поэтому исцеленный говорит: «Грешник ли он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу» (ст. 25). «И вы не можете ничего сказать о Его грехах, а если б могли, то сказали бы. То, что я вижу, ясно и для меня, и для всех вас» — вот что подразумевает он под этими словами. «Снова спросили его: что сделал Он с тобою? как отверз твои очи?» (ст. 26). Теперь они желали, чтобы этот слепорожденный, поддавшись давлению с их стороны, дал какое-нибудь другое объяснение; тогда они, воспользовавшись таким как бы компромиссным объяснением, могли бы выйти из столь затруднительного положения, лицемерно воздать славу Богу, а на самом деле — уверить всех, что Господь Иисус Христос является обыкновенным человеком и что Его участие в этом чуде случайно.
«Отвечал им: я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать? или и вы хотите сделаться Его учениками?» (ст. 27). Исцелившийся слепой был человеком настолько простым и искренним, что не понимал, чего фарисеи от него желают. Он уже несколько раз рассказывал им одно и то же, и, собственно, рассказ его был очень простым. Никаких новых подробностей, по крайней мере таких, которые устраивали бы фарисеев, в нем быть не могло. Поэтому он стал думать, что, скорее всего, они сами поражены этим чудесным событием и так тщательно расспрашивают его, потому что тоже хотели бы сделаться учениками Господа.
«Они же укорили его и сказали: ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики» (ст. 28). Фарисеи очень гордились тем, что являются ревностными исполнителями закона Моисея, считали себя Моисеевыми учениками, а Иисуса — каким-то случайным человеком и потому не желали перед Ним смиряться, но сами хотели быть учителями. Они пытались изобразить Господа в глазах народа лжеучителем, представить Его нарушителем Моисеева закона. «Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (ст. 29). Таким странным и нелепым ответом они пытались смутить этого простого человека. Конечно, по сравнению с ними он был совершенно необразованным, не знал Священного Писания, но одно знал твердо: он был слепым, а теперь видит, и в этом переубедить его никто, безусловно, не мог. «Человек прозревший сказал им в ответ: это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи» (ст. 30), то есть такой человек не может быть не от Бога, удивительно, что вы этого не понимаете, когда это совершенно очевидно для всякого здравомыслящего человека. «Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает» (ст. 31). Перед иудеями стоял исцеленный слепорожденный, и никогда не было такого великого чуда, чтобы слепорожденный прозрел. После этого отрицать, что Сам Иисус и совершенное Им чудо — от Бога, есть откровенное безумие. «От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего. Сказали ему в ответ: во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон» (ст. 32-34). Не зная, что ему ответить, они стали попрекать его тем, что он родился в грехах. Вы помните, с чего началось сегодняшнее евангельское повествование — с вопроса учеников: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий». Значит, в действительности не было греха, из-за которого родился слепым этот человек, ни на нем самом, ни на его родителях. Слепота его была попущена Богом ради того, чтобы явилась великая слава Божия, и ради спасения его души. Фарисеи, не зная, как возразить, пользуясь своей властью, изгоняют исцеленного вон и утверждают, что он родился в грехах. Кому они это говорят? Тому, кто прозрел, тому, на ком Господь явил Свое чудо, показав тем самым, что даже если бы какие-то грехи у этого человека и были, то, судя по тому, что с ним произошло, они ему прощены.
«Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия?» (ст. 35). После исцеления человек прошел тяжелое испытание: его постоянно допрашивали, он это или не он, потом тщательно выпытывали от него подробности, желая найти что-то такое, к чему можно было бы придраться; попытались придраться к тому, что была суббота, заявив, что нарушена заповедь о субботе, но этот довод был каким-то смехотворным. Затем призвали родителей слепорожденного, они почти отреклись от него, сказав: «Пусть сам за себя отвечает». Потом его стали попрекать, что он родился весь в грехах, и принуждали его дать ответ, удобный для фарисеев (чего он не сделал). После всех испытаний, уже исповедав Господа Иисуса Христа пророком и высказав свои возражения (часто бывает так, что в споре человек начинает даже лучше понимать предмет разговора), этот слепорожденный стал подходить к мысли о том, что Иисус является не просто пророком и даже не великим пророком, а посланным в мир Мессией. Может быть, он даже начал понимать значение того, что исцелился именно в купели Силоамской, потому что слово «Силоам» в переводе означает «посланный». Господь послал его туда не случайно, но для того, чтобы показать, что Тот, Кто дарует ему зрение, есть Сын Божий, посланный в мир для спасения человеческого рода. И когда этот исцеленный был уже подготовлен внутренне, тогда Господь наш Иисус Христос нашел его и «сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия? Он отвечал и сказал: а кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?» (ст. 35-36). Значит, человек этот уже понимал, что словам Иисуса Христа необходимо верить, их нужно принять и как Он скажет, так и следует делать, потому что в Его словах содержится истина. «Иисус сказал ему: и видел ты Его, и Он говорит с тобою» (ст. 37). Для этого слепорожденного слова «и видел ты Его» значили очень много. Ибо он в этот день только прозрел и в этот день только увидел весь мир, который его окружает. В этот же день он увидел и Господа Иисуса Христа телесными глазами, а ныне прозрел уже и душевными глазами, увидел Его духом и понял, что это есть Сын Божий. «Он же сказал: верую, Господи! И поклонился Ему» (ст. 38).
Так произошло исцеление слепорожденного в двух отношениях: от слепоты телесной и от слепоты душевной. Каждый из нас подобен этому слепому в душевном отношении: как он родился слепым и никогда не видел света, так и мы в духовном отношении появляемся в мир слепыми. И если бы в человеке не было заложено природного стремления к познанию истины и не существовало притом еще и откровения свыше, то человек уподобился бы животному. К сожалению, и разум, данный человеку, весьма часто, как мы видим, служит только для удовлетворения его телесных потребностей, то есть фактически — животных инстинктов. Можно даже сказать, что подобные люди становятся хуже животных, потому что изобретательны на зло и грешат таким страшным образом, что, конечно же, самое нечистое животное будет выглядеть по сравнению с ними образцом чистоты. И потому мы нуждаемся в том, чтобы открылись наши душевные очи, мы нуждаемся в том, чтобы прозреть в отношении истины. Исцелить нас не может никто, кроме Самого Господа Иисуса Христа. Да, мы слышали о том, что есть люди, которые знают истину; слышали о пророках, преподобных отцах, всевозможных подвижниках благочестия, которые сердцем созерцали тайны Царствия Небесного, уже на земле жили небесным и предвкушали райское блаженство, готовы были ради него и пострадать. Но сами мы слепые, мы слышим, но не видим. Мы знаем теоретически, но не знаем опытно. Зрение, которое приобрел этот слепорожденный, можно сравнить с опытным знанием духовных истин и вообще духовной жизни. Но нужно заметить, что слепорожденный не сразу получил душевное прозрение, а вынужден был сначала вести спор и отстаивать истину, должен был защищать полученное от Бога исцеление, хотя кажется странным и нелепым и даже как-то в уме не укладывается, что нужно было доказывать то, что все видели. Но на самом деле так уж устроена жизнь, что люди, которые противятся истине, имеют глаза, но не видят, потому что не хотят видеть. Они, глядя на белое, говорят, что это черное, и находят для доказательства этого очень убедительные доводы, так что человек нетвердый, малодушный, видя что-либо своими глазами и будучи совершенно уверен в своей правоте, все же начинает колебаться умом и смущаться. При помощи лукавства, ухищрений человеческого ума люди, противящиеся истине, умудряются людей искренних и простых (я имею в виду простоту не умственную, а душевную) отвлечь от того, что они уже опытно начали познавать. В этой ситуации нужно проявить твердость и, несмотря ни на какие искушения от людей или от демонов (которые тоже стараются отвлечь нас от познания истины при помощи некоторых лукавых, хитрых, убедительных помыслов), нужно стремиться опытно пережить то, чему учат святые отцы. Мы должны стремиться опытно, душевными своими очами узреть тайны Царствия Небесного, прежде всего — соединиться умом с Господом Иисусом Христом, ибо это начальное прозрение, затем мы начнем постепенно прозревать и в отношении других тайн. От общения с Господом, от созерцания Его или, если так можно выразиться, от вкушения умом своим Господа мы начнем видеть свои грехи, мы действительно прозреем и увидим, как нужно правильно ходить, чтоб не споткнуться.
Слепой человек идет наугад, на ощупь, так же на ощупь ведем свою духовную жизнь и мы, пока не получим такого благодатного прозрения. Мы часто не понимаем, что с нами происходит, почему мы падаем, и, даже если кто-то нас и поднял, не знаем, как это у него получилось и как мы встали. Но когда мы соединяемся умом — этим духовным оком — с Господом и оно постепенно начинает просветляться, тогда мы видим, как надо правильно ходить по пути заповедей Господних, по слову пророка Давида (см. Пс. 118). И в этом смысле мы все можем уподобиться получившему исцеление слепорожденному, нужно только проявить веру, терпение, твердость. Смотрите: вот Господь плюнул на землю и помазал глаза этому слепому. Другой бы сказал: «Ты что делаешь? Мало того, что я слеп, Ты еще мне в глаза плюнул! Ты меня окончательно уничижил!» Действительно, казалось бы, Господь фактически плюнул ему в глаза, намазав их слюной, грязью; это даже, может быть, еще хуже, чем просто плюнуть. Можно себе представить, что и лицо его было в грязи. Потом Господь сказал ему: «Пойди, умойся в купальне Сидрам», и тот не стал спорить, а пошел и умылся, значит, у него были вера и надежда, он послушался и получил исцеление. Далее исцеленный не отступился, не пошел на поводу у людей ради страха быть отлученным от сонмища верующих, то есть остаться, как можно понять, вне всякого общения, но проявил твердость, за которую получил и душевное прозрение.
Часто мы смущаемся и говорим, что с нами не происходит таких чудес (я уж не говорю про телесные исцеления) — душевного прозрения, душевного изменения. С нами долго не происходит ничего из того, о чем говорят наши духовные руководители, святые отцы, апостолы и само Евангелие. Мы удивляемся: почему? По той простой причине, что мы не ведем себя так, как слепорожденный, не проявляем такой же веры, такого же послушания и такой же твердости, как он. Нам, может быть, кажется, что нельзя сравнивать нас и его во всех отношениях, однако в отношении твердости, проявленной им после исцеления, благодаря которой он прозрел душевно, всякий из нас должен сравнить себя с ним.
Будем твердо идти по пути, который открыл нам Промысл Божий, — по пути общения с Господом Иисусом Христом, ни под каким предлогом от него не уклоняясь, не поддаваясь ни тому соблазну, который действует через людей, ни тому, который приходит через помыслы или какие-то книги, ложные или правдивые, но неправильно понятые нами. Будем идти по этому пути — и также душевно прозреем. Познав истину Боговоплощения всем сердцем, всей душой, всем существом своим, и не с чужих слов, но непосредственно, опытно, — сможем сказать вместе с евангельским слепорожденным: «Верую, Господи!» — и поклонимся Ему духом. Аминь.

16 мая 1999 года

«Да явятся дела Божии…»

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Для того чтобы сегодняшнее евангельское повествование стало для нас более ясным, обратимся к тем стихам Евангелия, которые это повествование предваряют. Евангелие от Иоанна рассказывает о том, как Господь Иисус Христос вышел из храма, скрываясь от фарисеев, которые обвиняли Его в кощунстве и хотели побить камнями. «И, проходя, увидел человека, слепого от рождения» (ст. 1). Видимо, это происходило сравнительно недалеко от храма Божия. Тогда «ученики Его спросили у Него: Раввй! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» (ст. 2). Ученики задали такой вопрос, потому что были в недоумении: оба эти предположения казались им странными и сомнительными. Если согрешил тот, кто уже родился слепым, то получается, что наказание предшествовало греху, если же согрешили его родители, то в чем же его вина и почему он наказан?
«Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий» (ст. 3). Господь отвергает оба эти предположения и объясняет, что слепота попущена этому человеку для того, чтобы, исцелившись, он прозрел не только телесно, но и душевно, обрел видение духовных вещей и духом своим, умом постиг, что Иисус есть Сын Божий. Что пользы человеку, если он имеет зрение, но слеп душевными очами? Спасителя окружало множество людей, которые не были слепыми телесно, но Он упрекал их в том, что они, имея глаза, не хотят видеть: «Своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют» (Мк.4:12). Слепорожденный, о котором повествуется в сегодняшнем Евангелии, при встрече со Спасителем был слеп и телесно, и душевно, но, прозрев телесно, обрел и духовное зрение.
«Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий». Если мы попытаемся вникнуть в смысл этих двух слов: «дела Божий», нам придется перенестись умом к первым строкам Книги Бытия — «В начале сотвори Бог небо и землю…» (Быт.1:1) — и всему тому, о чем повествует пророк Моисей. Все описанное в Книге Бытия и есть непосредственные дела Божий. Спаситель также являет дело Божие, показывая этим, что Он Сам Бог. Ибо, сделав брение и помазав глаза слепому, Он таким образом не просто исцелил больные глаза, но, можно сказать, заново сотворил их. А Тот, Кто из брения может создать самую возвышенную, самую прекрасную часть человеческого естества — зрение, без которого обезображивается лицо и чрезвычайно омрачается человеческая жизнь, конечно, мог сотворить и всего человека.
«Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий. Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (ст. 3-4). Эти слова можно понимать так: день — это время земной жизни, то есть время, когда мы можем заниматься какой-либо деятельностью, подобно тому как люди работают в течение дня. А будущая жизнь — это ночь, и когда приходит ночь, наступает время покоя. Мы не сравниваем ночь с неким мраком, в данном случае важно, что это время покоя, когда никто ничего уже не может делать. А значит, нужно в этой временной жизни трудиться для своего спасения, думать не только о себе, но и о том, чтобы, насколько это в наших силах, помогать ближнему.
«Доколе Я в мире, Я свет миру. Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам, что значит: посланный. Он пошел и умылся, и пришел зрячим» (ст. 5-7). Господь говорит о Себе, что Он свет миру и может просветить всякого человека, который слеп телесно или духовно. И Он тут же доказал это, совершив великое чудо исцеления слепорожденного. В духовном же отношении каждый из нас является слепорожденным и нуждается в свете, который есть Господь. Сотворив брение из слюны и земли, Спаситель показывает, что даже Его слюна — то, что в человеке считается ничтожным, — обладает целительной силой. Мы знаем еще несколько случаев, когда Господь исцелял подобным образом: например, одному человеку Он плюнул на глаза, потом возложил на них руки, и тот прозрел; также Он плюнул в уста косноязычному, и тот избавился от своего недута (см. Мк.8:22-26; 7, 32-36). Чудеса исцеления больных и бесноватых Спаситель творил без числа, и евангелисты обычно только кратко о них упоминают. Особенно же удивительные и великие чудеса Господь всегда совершал несколько раз, для того чтобы все увидели, что это не случайность, и уверились, что Тот, Кто может сделать что-либо два или три раза, может, если захочет, совершить это и бесчисленное число раз. Таким образом Он возбуждает в нас веру. В чуде же, о котором мы вспоминаем сегодня, особенно удивительным было то, что исцеленный человек был слепорожденным, то есть не видевшим никогда.
Спаситель посылает слепорожденного умыться в водоеме Силоам, что в переводе значит «посланный». Возможно, водоем был так назван в предведении того, что туда будет послан слепой для исцеления. Может быть, в этом названии содержится и указание на то, что Господь Иисус Христос послан Богом Отцом для спасения человеческого рода.
«Он пошел и умылся, и пришел зрячим». У человека, который никогда не видел, глаза которого были обезображены и лишены естественной способности созерцать свет и все творение Божие, глаза появились, можно сказать, заново. От этого весь вид его настолько изменился, что когда он вдруг пришел зрячим, то его не сразу смогли узнать. И это неудивительно. Раньше слепой, по-видимому, всегда ходил с закрытыми глазами: может быть, ему было больно, когда на них попадал солнечный свет. Между тем и внешние признаки глаз — цвет, разрез и прочее, и те внутренние духовные свойства, которые каким-то непонятным для нас образом обнаруживаются через выражение глаз, являются очень характерной чертой человека.
«Тут соседи и видевшие прежде, что он был слеп, говорили: не тот ли это, который сидел и просил милостыни? Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я. Тогда спрашивали у него: как открылись у тебя глаза? Он сказал в ответ: Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: пойди на купальню Силоам и умойся. Я пошел, умылся и прозрел. Тогда сказали ему: где Он?» (ст. 8-12). Желая сейчас же обвинить Спасителя в нарушении субботы, они спрашивают, где Он. Но Господа уже не было там, потому что Он скрылся. Он часто так делал, избегая человеческого прославления и показывая нам пример смирения.
«Он отвечал: не знаю. Повели сего бывшего слепца к фарисеям. А была суббота, когда Иисус сделал брение и отверз ему очи» (ст. 12-14). Фарисеи славились тем, что тщательно исполняли закон, изучая его и предания старцев, так сказать, до последней буквы. По сравнению с другими сектами и вообще всеми прочими иудеями они считались (иногда справедливо, а иногда из-за их лицемерия) людьми праведными и сведущими в исполнении заповедей Божиих. Поэтому для того, чтобы определить значение этого чуда, поскольку сами люди от изумления не смели ничего и помыслить, они повели прозревшего слепца к фарисеям.
Далее евангелист Иоанн делает существенное замечание, которое объясняет последующее развитие событий: «А была суббота, когда Иисус сделал брение и отверз ему очи». До сих пор евангелист не говорил о том, что была суббота, потому что применительно к чуду это не имело никакого значения. Спаситель сказал, что будет совершать дела Божий, то есть такие же, какие совершает Бог Отец, Который ни на одно мгновение не оставляет мир, потому что если Он отымет Дух Свой, то, как говорит пророк Давид, все исчезнет (см. Пс.103:29). И конечно же, в субботу Он также заботится и промышляет о всем сотворенном мире, даруя жизнь и зрение многим живым существам, в том числе и людям. Таким образом, Господь сотворил именно то, что делает пославший Его Отец, и никакого нарушения субботы здесь и быть не могло, потому что субботу нужно было посвящать Богу. А что более угодно Богу, чем помощь страдающему ближнему? Но фарисеи придавали чрезвычайное значение внешним предписаниям закона, забывая об их сути, и преувеличивали важность соблюдения субботы. Формализм довел их до смешного и нелепого утверждения о том, что Иисус, плюнув на землю и смешав слюну с горсткой пыли, совершил работу, которая запрещена в субботу. Вот крайнее лицемерие и фарисейство! «Забывая» о том, что слепой прозрел (что является доказательством того, что Богу было угодно это, с их точки зрения, неправильное действие Спасителя), они стали придираться к пустяку.
«Спросили его также и фарисеи, как он прозрел. Он сказал им: брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу. Тогда некоторые из фарисеев говорили: не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы. Другие говорили: как может человек грешный творить такие чудеса? (Видимо, эти люди были более здравомыслящие и беспристрастные, чем те, которые сразу, без всякого рассуждения, решились осудить Господа. — Игум. А) И была между ними распря. Опять говорят слепому: ты что скажешь о Нем, потому что Он отверз тебе очи? Он сказал: это пророк» (ст. 15-17). Хотя прозревший был человеком простым и необразованным, но, слушая рассуждения фарисеев, он постепенно начинал приходить к определенным выводам и стал понимать самое важное. После прозрения телесного он постепенно прозревает духовно и говорит о Спасителе: «Это пророк». Он еще не до конца познал истину, но уже гораздо глубже, чем фарисеи, которые были судьями и, так сказать, экспертами в области исполнения заповедей, понимает ее.
«Тогда Иудеи не поверили, что он был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего и спросили их: это ли сын ваш, о котором вы говорите, что родился слепым? как же он теперь видит?» (ст. 18-19). Иудеи, желая умалить это чудо и предать его забвению, призвали к себе родителей слепого и не хотели им верить. Им легче было принять ложь, состоящую в том, что этот человек всегда был зрячим, а его слепота — выдумка, чем признать, что Спаситель является Пророком и что Он послан от Бога. Родители же бывшего слепого хотя и испугались, но не до такой степени, чтобы говорить очевидную для всех ложь, потому что окружающие много лет знали этого прозревшего человека.
«Родители его сказали им в ответ: мы знаем, что это сын наш и что он родился слепым, а как теперь видит, не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах; самого спросите; пусть сам о себе скажет. Так отвечали родители его, потому что боялись Иудеев; ибо Иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги» (ст. 20-22). Несомненно, родители его понимали, что произошло величайшее чудо, однако из страха они не захотели рассуждать об исцелении, сославшись на то, что сын их сам уже взрослый человек. Им казалось, что сам вид прозревшего настолько убедителен и слова его столь весомы (ведь этот человек испытал чудо на себе), что никто уже не может оспаривать истинность необыкновенного исцеления. По этой причине они не солгали в угоду фарисеям и не отреклись от того, что их сын родился слепым. Ведь это была очевидная для всех истина. Но в то же самое время они не подтвердили и не менее очевидную истину — чудесное исцеление их сына.
«Итак, вторично призвали человека, который был слеп, и сказали ему: воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник» (ст. 24). Фарисеи призывали слепого лицемерно воздать славу Богу. Как он мог воздать Ему славу, отринув Спасителя, -Того, через Кого Бог совершил это великое чудо? Может быть, Господь Иисус Христос сотворил брение из слюны и праха и помазал слепому глаза именно с той целью, чтобы никто не смог отрицать Его действительное, явное и в буквальном смысле ощутимое участие в чуде и не посмел сказать, что Бог исцелил слепорожденного, а Спаситель приписал Себе это исцеление. Возражения здесь были невозможны. И как ни пытались фарисеи вынудить этого человека сказать слова, которые умалили бы значение этого необыкновенного события, — факт был настолько очевиден, что исцеленный слепорожденный, вновь и вновь кратко рассказывая им все, самой реальностью этого события заставлял их замолчать и приводил в растерянность.
«Он сказал им в ответ: грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу» (ст. 25). Не нужно эти слова понимать так, будто слепорожденный сомневается, грешник Спаситель или нет. Он говорит, что ни о каких Его грехах не знает, а знает только одно: что сам был слеп, а теперь видит. Фарисеи опять растерялись и не знали, что сказать. Тогда они вновь задают свой вопрос, хотя уже слышали и от посторонних свидетелей, и от самого исцеленного о том, как произошло чудесное исцеление. И родители его подтвердили, что он был слеп, а ныне прозрел. Своим упорством фарисеи пытались заставить его отречься от чуда и сказать то, что им угодно было услышать.
«Снова спросили его: что сделал Он с тобою? как отверз твои очи? Отвечал им: я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать? (другими словами: «Я ведь уже достаточно вам рассказал и не скажу ничего другого — такого, что хотелось бы вам услышать». — Игум. А.) или и вы хотите сделаться Его учениками?» (ст. 26-27) Прозревший, возможно, усомнился в цели, с которой иудеи задавали вопросы, и подумал, не потому ли они так тщательно расспрашивают его, что хотят окончательно убедиться в этом великом чуде и сделаться учениками Иисуса? Слепой тогда хотя и не понимал, что Иисус — Сын Божий, но уже верил, что Он великий пророк, а пророками в то время называли не только собственно пророков, но вообще всех угодников Божиих, тех, кого мы сейчас называем людьми святой жизни.
« Они же укорили его и сказали: ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (ст. 28-29). Этими словами фарисеи хотели унизить бывшего слепца, потому что они очень гордились тем, что являются учениками Моисея. И действительно, в Библии сказано, что Бог говорил с Моисеем как с другом, лицом к лицу. Моисей именем Божиим творил великие чудеса и в Египте (вспомним, например, казни египетские), и в пустыне, по которой евреи шли в Землю обетованную. Когда Моисей спустился с горы Синай, где говорил с Богом, то лицо его так сияло, что он должен был закрыть его покрывалом, чтобы не ослепить своих соплеменников. Но Спаситель не просто выше Моисея, Он — Тот самый Бог, с Которым беседовал Моисей и Который преподал заповеди. Господь показал это тем, что явил Себя Творцом: сотворив глаза слепому, Христос открыл, что Он — Тот самый, Кто сотворил Адама из праха земного и Еву — из плоти Адама.
«Человек прозревший сказал им в ответ: это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает» (ст. 30-31). Исцеленный слепой, человек необразованный, но исполненный здравого смысла, отвечает весьма благоразумно. Действительно, Бог внимает молитвам праведных людей, которые не только боятся Его, но и волю Его творят. Однако лицемерные фарисеи, уже давно примирившись друг с другом и забыв о бывшей между ними распре, сознательно противятся Спасителю, желают досадить Ему и умалить Его славу. От слов прозревшего: «От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному» (ст. 32) — они исполнились бессильного гнева, потому что им нечего было ответить: действительно, в Библии мы не встретим описания подобного чуда. И далее: «Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего» (ст. 33). Это жизненный и действенный довод, но фарисеи в своем упорном противлении Богу с гневом ответили: «Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон» (ст. 34). Если бы даже слепота и была следствием греховности этого человека (хотя Спаситель опроверг это мнение), то исцеление показывало, что грехи его прощены. Но фарисеи не хотят этого видеть. Они считают, что раз он родился слепым, значит, его родители грешники и сам он настолько грешный человек, что уже не имеет никакого права их учить и предлагать свои, даже здравые, суждения. Свое превосходство над слепорожденным фарисеи усматривают в том, что они, как потомки праведных родителей, — зрячие, здоровые люди и от рождения обладают земными благами, а слепорожденный как будто бы всего этого лишен. Но если он и был многого лишен, то теперь он стал таким же зрячим человеком, как и они, и уже никто не может обвинить его в том, что он грешник и наказан за свои грехи. Фарисеи были столь предубеждены, что дошли до явного абсурда, почти до безумия и не хотели признавать его прозрения и того, что чудо исцеления от врожденной слепоты гораздо больше, чем обычное и естественное для всех дарование зрения с самого рождения.
«Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон». Нужно иметь в виду, что они его не просто выгнали, но и отлучили от синагоги, как бы сейчас сказали, отлучили от Церкви, а это страшное наказание, которого в то время многие боялись. Однако этот человек, послушный голосу своей совести, не побоялся дерзновенно защищать истину перед лицемерами, ведь, прозрев телесно, он постепенно прозрел и духовно. Обратите внимание, что Спаситель, когда исцелял слепорожденного, некоторым образом испытал его. Во-первых, сам способ исцеления был унизительным, но слепой это вытерпел. Он не уклонился и от того, чтобы пойти в Силоамскую купель, которая находилась довольно далеко от храма. Он не усомнился, что Господь исцелит его именно таким образом. Преданность воле Божией и послушание показывали в нем веру еще прежде исцеления и познания того, что Иисус есть Сын Божий. Затем этот человек выдержал как некое испытание несколько бесед с фарисеями и их давление на него, пережил и то, что родители почти отреклись от него, а потом и все от него отошли из страха перед фарисеями, этой влиятельной в иудейском обществе сектой. Постепенно он остался один перед множеством врагов Божиих, проявил стойкость, твердость и остался верным голосу своей совести вплоть до того, что не устрашился даже отлучения от Церкви.
«Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия? Он отвечал и сказал: а кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него? Иисус сказал ему: и видел ты Его, и Он говорит с тобою. Он же сказал: верую, Господи! И поклонился Ему» (ст. 35-38). По иному переводу, Господь спросил: «Ты веруешь ли в Сына Человеческого?» Это не умаляет слов Спасителя, потому что, называя Себя Сыном Человеческим, Он подчеркивал значение и реальность Своего Воплощения, указывая, что Он — Сын Божий, воплотившийся и ставший Сыном Человеческим. Господь Иисус Христос, исцелив этого человека телесно, ныне исцеляет его духовно — дает ему духовное зрение. Тогда, помазав брением глаза слепорожденного и отправив его в отдаленную купель Силоамскую умыться, Господь испытал его веру и затем даровал телесное зрение. Так и теперь Он через испытание, которому исцеленный подвергся в разговорах с фарисеями, постепенно привел его к тому, что он уже готов был увидеть в Иисусе не просто великого пророка, совершившего такое чудо, какого никто от века не творил, но — Воплощенного Сына Божия, Сына Человеческого. Слепорожденный все более и более уверялся в том, что Иисус говорит и действует по воле Божией, и теперь спрашивает Его с полной верой: «А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него?» Отказавшись от повиновения фарисеям, прозревший был отлучен от Церкви, но не остался одинок и не был брошен Богом, Господь тут же нашел его и даровал ему неизмеримо большее, чем принадлежность к Ветхозаветной Церкви: Спаситель через веру присоединил его к Церкви Новозаветной и к Самому Себе. Отныне этот человек мог духовно созерцать Сына Божия и духовно общаться с Ним. «И видел ты Его, и Он говорит с тобою». Эти, казалось бы, обыкновенные слова имели необыкновенное значение для человека слепорожденного и исцеленного, ибо способность видеть, которая нами воспринимается как обычная, для него являлась великим чудом. Этими словами Спаситель как бы говорил исцеленному: «Тебе даровано зрение не для того, чтобы ты радовался красоте окружающего мира и творения Божия, но чтобы ты увидел Сына Божия и Сына Человеческого, чтобы ты увидел в Иисусе — Мессию, Христа, пришедшего для спасения человеческого рода». И тогда наступило окончательное, полное прозрение этого человека: он вместе с избавлением от врожденной телесной слепоты избавился от врожденной слепоты духовной и приобрел душевное зрение. Благодать Божия просветила его дух, и он искренно от всей души воскликнул: «Верую, Господи!» — и поклонился Ему. По Моисееву закону, поклоняться подобает одному только Богу, что, конечно же, знал каждый иудей. И слепорожденный назвал Иисуса Христа Господом и поклонился Ему именно потому, что узнал в Нем Сына Божия. Мы знаем, что Спаситель запрещал своим ученикам проповедовать, что Он есть Христос, Сын Божий, прежде того как Он пострадает и воскреснет из мертвых. Но этому человеку Он открыл истину, которая тогда была известна только апостолам, и таким образом сделал его Своим ближайшим учеником. Аминь.

4 июня 2000 года

О необходимости духовного прозрения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Святой Иоанн Богослов, написавший свое Евангелие последним из всех евангелистов, дополняет своих предшественников, уделяя особенное внимание наиболее важному из того, что было ими опущено. Его повествование имеет два свойства, которые кажутся противоположными людям приземленным, живущим жизнью телесной. С одной стороны, апостол Иоанн чрезвычайно подробно и глубоко рассуждает о предметах богословских, в особенности о Божественном происхождении Господа Иисуса Христа. Всем известно глубокое по смыслу зачало, читаемое в день Пасхи: «В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово» (Ин.1:1). Его прочие повествования о предметах не просто духовных, а превосходящих разум человеческий столь же удивительны и ни с чем не сравнимы. С другой стороны, с такой же подробностью евангелист Иоанн рассказывает о чудесных делах Спасителя и совмещает в своем повествовании то, что обычно называют теоретическим рассуждением, с реалистическим повествованием. На самом деле никакого противоречия здесь нет. Так же подробно, конкретно и ясно, как о тех событиях, которые он видел своими собственными телесными глазами, святой Иоанн Богослов говорил и о предметах Божественных, поскольку и их он созерцал сам. Обстоятельно описывая предметы Божественные и человеческие, он показывает, как Господь Иисус Христос открыл нам Свое Божество, превысшее человеческого разума и превосходящее его, сверхъестественно проявлявшееся даже через как будто бы обычные, а иногда странные человеческие поступки.
Сегодняшнее евангельское чтение повествует об одном из чудесных дел Господа. Мы все совершаем какие-то поступки, иногда делаем что-то доброе, но есть дела, превосходящие обычные человеческие силы и возможности, и в совершении этих дел необходима помощь сверхъестественной, Божественной силы. Так и бывает у обычных людей, прибегающих к Божией помощи. Но сегодняшнее Евангелие рассказывает о том, как Господь явил Свое Божество, — Ему не нужно было ни к кому обращаться за помощью, потому что Он Сам есть Источник всемогущей Божественной силы.
«И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: «Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» (ст. 1-2). Обычная психология, в общем-то справедливая: когда мы видим человеческие страдания, болезни, скорби, то предполагаем, что у них есть некая нравственная причина. И потому ученики спросили Господа: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» Странно было бы и думать, что согрешил сам слепец — как он мог согрешить прежде рождения? Значит, наверное, его родители. То есть апостолы сначала спрашивают: «Кто согрешил, он?» — а потом, сами догадываясь, что так предполагать было бы странно, говорят: «Или родители его, что родился слепым?» Но Господь пресекает эти догадки для того, чтобы научить Своих учеников простому отношению к людям, научить их никого не осуждать, не вникать в причину чужой беды, не объяснять человеческие страдания и не оправдывать свое бездействие виной самих этих страдающих людей, действительной или мнимой, но сочувствовать человеку и стремиться скорее ему помочь.
«Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий» (ст. 3). Конечно, мы не вправе не доверять словам Спасителя и потому должны предположить, что бывают и такие страдания, которые не возникают из-за чьих-то грехов, но попускаются ради духовной пользы человека, как в данном случае.
«Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (ст. 4). Это — предсказание, во-первых, о страданиях Спасителя, а во-вторых, как можно догадываться, — о тех днях, когда люди потеряют веру и чудеса станут почти невозможными. «Пока есть день», то есть пока Божественный свет Отчей славы, Господь Иисус Христос, пребывает в мире и Своими делами и проповедью просвещает людей, необходимо «делать дела». И мы также должны научиться совершать добрые дела, например помогать другим, пока есть возможность, потому что потом по какой-либо причине ее может и не быть. Никогда не нужно пренебрегать обстоятельствами, способствующими тому, чтобы мы оказали кому-то помощь.
«Доколе Я в мире, Я свет миру» (ст. 5). Эти слова были в особенности символичны, потому что относились к слепому, никогда не видевшему света, погруженному во тьму и лишенному самого прекрасного человеческого чувства, благодаря которому человек, в основном, и познает все окружающее. Более того, созерцая природу, прекрасное Божие творение, мы восходим мыслью и к Творцу, ее Создавшему.
«Доколе Я в мире, Я свет миру. Сказав это, Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому» (ст. 5-6). Господь как будто бы поступил странно: то, что обыкновенно служит признаком некоего презрения (плевок на землю), крайнего пренебрежения, здесь оказалось средством, исцелившим человека, возвысившим его и просветившим Божественной силой. Этот поступок Господа Иисуса Христа показывает, что и сама слюна Спасителя обильно исполнена Божественной благодати и в смешении даже с обычным прахом — пылью — обладает чудесным действием. Все это свидетельствует о том, что Господь Иисус Христос есть Тот Самый, Кто из земного праха сотворил человека — Адама. Слепорожденный не имел возможности видеть, и хотя нельзя сказать, что после исцеления ему были даны новые глаза, но можно думать, что недостающие части этого органа чувств, из-за отсутствия которых он и не видел, Господом Иисусом Христом были сотворены из брения.
«И сказал ему: пойди, умойся в купальне Силоам, что значит: посланный. Он пошел и умылся, и пришел зрячим» (ст. 7). Купальня эта существует и сейчас, только принадлежит она мусульманам. Там находится небольшая мечеть, но богомольцев и паломников туда пускают. Можно омыть водой из купальни лицо, постоять рядом, помолиться, вспоминая необыкновенное евангельское событие.
«Тут соседи и видевшие прежде, что он был слеп, говорили: не тот ли это, который сидел и просил милостыни? Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я» (ст. 8-9). Трудно даже описать, почему меняется выражение глаз; каким-то странным, непостижимым образом душевное состояние человека передается через глаза (так что один русский писатель назвал их зеркалом души). Это справедливо, по крайней мере, так часто бывает, хотя некоторые умеют скрывать свои чувства. И вот, если у человека выражение глаз стало иным, то по этому мы судим о перемене его настроения; даже и вся внешность его от этого меняется. Представьте теперь, что такого характерного признака, как выражение глаз, по которому мы более всего догадываемся о внутреннем состоянии человека, у слепорожденного не было, — и вдруг он прозрел. Его внешность переменилась таким кардинальным образом (надо думать, его глаза, преображенные Господом, стали необыкновенно чистыми и прекрасными, как и всякое творение, исходящее из рук Божиих), что соседи и знавшие его до исцеления удивлялись: «Может быть, это не он?» «Иные говорили: это он, а иные: похож на него. Он же говорил: это я».
«Тогда спрашивали у него: как открылись у тебя глаза? Он сказал в ответ: Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои и сказал мне: пойди на купальню Силоам и умойся. Я пошел, умылся и прозрел» (ст. 10-11). Возможно, бывший слепой постыдился сказать, что Господь сотворил брение, то есть грязь, из Своей слюны, и он опустил эту подробность, однако все остальное он передал точно, потому что был человеком простым. Он еще не вполне осознавал значение этого чуда и не понимал до конца, Кто его совершил, Кем является Господь Иисус Христос.
«Тогда сказали ему: где Он? (или по-славянски: «Кто Той есть?» — Игум. А.) Он отвечал: не знаю» (ст. 12). Я думаю, что слово «кто» можно понимать и как вопрос, где находится Этот Человек, и буквально — что Он Собой представляет?
«Повели сего бывшего .слепца к фарисеям» (ст. 13), то есть к тем людям, которые считались праведниками, знатоками закона и потому должны были правильно оценить происшедшее. И тут только евангелист делает примечание о том, когда это чудо произошло. Для обыкновенных, простых людей в этом не было никакой проблемы, они просто хотели удостовериться в подлинности чуда. А вот для фарисеев, людей одержимых ложной ревностью, чрезвычайно важно было знать, когда был исцелен слепорожденный, потому что, как говорит евангелист, «была суббота, когда Иисус сделал брение и отверз ему очи» (ст. 14). «Спросили его также и фарисеи, как он прозрел. Он сказал им: брение положил Он на мои глаза, и я умылся, и вижу. Тогда некоторые из фарисеев говорили: не от Бога Этот Человек, потому что не хранит субботы» (ст. 15-16). Вот какое странное, абсурдное обвинение: то, что Спаситель плюнул на землю, смешал слюну с прахом и помазал глаза слепому, фарисеи расценили как нарушение субботы. Люди, поддавшиеся ложной ревности, часто обращают внимание на какие-то ничтожные мелочи, пренебрегая вещами чрезвычайно важными, потому что все их внимание обращено на то, что представляется им главным. В данном случае для фарисеев главным было мелочное соблюдение закона, формальное его исполнение, и они обвиняют Спасителя в нарушении субботы, считая, что чудо, совершенное Им, — не от Бога. «Если это чудо было совершено в субботу, может быть, Бог совершил его каким-то странным образом, — рассуждали они, — без участия Иисуса или при каком-то случайном Его участии». Трудно найти в их рассуждении какую-то логику и здравый смысл. Какое дело сотворил Господь, что Его упрекнули в нарушении субботы? Плюнул на землю, смешал Свою слюну с прахом и помазал глаза слепому. Неужели такое «дело» является нарушением закона? Неужели оно сделано «для себя»? Сказано, что шесть дней человек должен трудиться для себя, а седьмой день посвятить Богу. Разве такая работа — если только это можно назвать работой, — с внешней стороны совершенно ничтожная, почти не ощутимая, но по своему содержанию явившаяся необыкновенным и чудесным служением человеку, может быть расценена как нарушение субботы? Однако ложная ревность не умеет правильно оценивать вещи и одно преувеличивает, а другое преуменьшает.
«Другие говорили: как может человек грешный творить такие чудеса? И была между ними распря» (ст. 16). Действительно, неужели возможно творить такие чудеса при явном нарушении закона? И хотя в то время все фарисеи были настроены против Господа, однако же и между ними произошло некоторое разногласие. В их среде нашлись разумные люди, которые возразили, что грешник не может творить такие чудеса. Если бы Иисус был нарушителем закона, то благодать Божия не была бы с Ним. Впрочем, как мы увидим из последующего повествования, позднее они примирились и, ради того чтобы начать враждовать со Спасителем, все же сделали вывод, что Он нарушил субботу, — несмотря на то, что сами понимали нелепость этого обвинения.
«Опять говорят слепому: ты что скажешь о Нем, потому что Он отверз тебе очи? Он сказал: это пророк» (ст. 17). Когда исцеленного слепца расспрашивали его соседи и знакомые, он сказал, что не знает, Кто даровал ему зрение. Когда же фарисеи задали ему такой же вопрос, он стал рассуждать: действительно, мог ли обыкновенный грешный человек сотворить столь великое чудо? Слепой, конечно же, сделал совершенно ясный вывод, который должен был бы сделать всякий непредубежденный человек, — «он сказал: это пророк». Но иудеи не хотели с этим мириться и искали любого повода, чтобы распространить молву, будто бы чуда не было. Они не хотели верить, что совершилось необыкновенное исцеление.
«Тогда Иудеи не поверили, что он был слеп и прозрел, доколе не призвали родителей сего прозревшего» (ст. 18) — родителей, которых ученики Спасителя подозревали, будто бы из-за их грехов их сын родился слепым. «И спросили их: это ли сын ваш, о котором вы говорите, что родился слепым? как же он теперь видит? Родители его сказали им в ответ: мы знаем, что это сын наш и что он родился слепым, а как теперь видит, не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах; самого спросите; пусть сам о себе скажет» (ст. 19-21). Конечно же, родители не могли отречься от собственного сына, да и не хотели этого делать, но они повели себя чрезвычайно осторожно, может быть и малодушно, потому что иудеи решили отлучать от синагоги, или, как бы мы сейчас сказали, от Ветхозаветной Церкви, каждого, кто будет исповедовать Иисуса Христом — Мессией. Поэтому родители слепорожденного отвечали так, чтобы и не согрешить, но в то же самое время и не до конца сказать правду, — как бы открыли половину истины.
«А как теперь видит, не знаем, или кто отверз ему очи, мы не знаем. Сам в совершенных летах; самого спросите; пусть сам о себе скажет. Так отвечали родители его, потому что боялись Иудеев; ибо Иудеи сговорились уже, чтобы, кто признает Его за Христа, того отлучать от синагоги. Посему-то родители его и сказали: он в совершенных летах; самого спросите. Итак, вторично призвали человека, который был слеп, и сказали ему: воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник» (ст. 21-24). Положение фарисеев было безвыходным: они должны были признать действительность чуда. Однако им не хотелось этого до такой степени, что они сначала расспрашивали слепого, надеясь, что он скажет о Господе что-нибудь плохое. Но тот, будучи человеком, рассуждающим здраво, искренним и благодарным Богу за исцеление, ответил искренне, что Иисус — пророк (насколько он это тогда понимал). Фарисеи не могли согласиться с этим и попытались обвинить Господа в нарушении субботы. Но нашлись люди из их же среды, которые разумно возразили: грешник не может творить такие чудеса, если бы Он был нарушителем закона, то благодать Божия от него отошла бы. Тогда фарисеи решили: а может, никакого чуда и не было? Может быть, на самом деле этот человек всегда был зрячим и тут какое-то недоразумение? Вот как им хотелось пренебречь этим великим делом Спасителя! Однако родители прозревшего слепого, хотя и проявили некоторое малодушие, все же не могли отрицать, что этот человек — их сын и что он родился слепым. В безумии фарисеи начали обвинять Господа Иисуса Христа совершенно беспричинно, никак не доказывая своего обвинения, — просто клеветали на Него.
«Итак, вторично призвали человека, который был слеп, и сказали ему: воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник. Он сказал им в ответ: грешник ли Он, не знаю» (ст. 24-25). Действительно, никому не было известно ни одного греха и вообще ничего, что могло бы опорочить Спасителя. Впоследствии, когда Господь был приведен на суд к первосвященнику и, обратившись к обвинявшим Его иудеям, сказал: «Если Я сотворил грех, то объявите о нем» (см. Ин.18:23), — никто не смог назвать какое-либо прегрешение Господа Иисуса Христа. На вопрос Понтия Пилата: «Какое Он зло сотворил?» — иудеи опять не нашли, что ответить, а только в безумной злобе начали кричать: «Распни, распни Его!» (см. Мф 27, 23; Мк.15:13-14; Лк.23:21-23; Ин.19:6-15). Итак, обвинение Спасителя в грехах было совершенно необоснованным, и потому исцеленный слепорожденный справедливо возражает фарисеям: «Грешник ли Он, не знаю». Да и никто этого не знает, ибо если бы была возможность обвинить Господа Иисуса Христа в каком-либо проступке, то это бы, безусловно, сделали. =,,.
«Одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу» (ст. 25). Простые слова исцеленного человека об очевидном событии не могли не поразить фарисеев, и они в растерянности были вынуждены задать ему вопрос, на который он ранее уже дал подробный ответ.
«Снова спросили его: что сделал Он с тобою? как отверз твои очи?» (ст. 26). Этот прозревший справедливо полагал, что незачем второй раз объяснять такую простую вещь, и «отвечал им: я уже сказал вам, и вы не слушали (вы не хотели принимать этого. — Игум. А.); что еще хотите слышать?» (ст. 27). То есть: «Вы хотите, чтобы я рассказал вам что-то еще, дополнительно, или изложил как-то иначе?» Фарисеи думали, что этот человек проявит малодушие и, когда на него окажут давление, скажет то, что им угодно: солжет, оклевещет своего благодетеля. Тогда у них появилась бы возможность всем говорить, что Спаситель — грешник, преступник закона и потому совершенное Им чудо — не от Бога. Таким образом о Господе распространилась бы злая молва, к чему фарисеи и стремились. Но прозревший слепорожденный проявил твердость и оказался благодарным своему благодетелю.
«Я уже сказал вам, и вы не слушали; что еще хотите слышать?» — и тут исцелившийся вдруг подумал: может быть, фарисеи расспрашивают, желая все узнать более точно, потому что изменили свое отношение к Спасителю и захотели стать Его учениками и последователями? «Или и вы хотите сделаться Его учениками? Они же укорили его и сказали: ты ученик Его, а мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (ст. 27-29). Но здесь сразу же обнаружилась их злоба. Они укорили исцеленного слепого, назвав его учеником Господа Иисуса Христа. Для фарисеев это именование было неким оскорблением, себя они горделиво называли учениками Моисеевыми, указывая на то, что они будто бы знают, что с Моисеем говорил Сам Бог (см. Исх.3:6). На самом же деле они знали об этом только умом, из книг Священного Писания, но не постигли это опытно, духовно — своим сердцем и душой, иначе они бы понимали значение слов пророка Моисея. Сам Спаситель в иной беседе с иудеями сказал: «Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне» (Ин.5:46). Таким образом, утверждая, что они верят Моисею, иудеи и ему на самом деле также не верили.
«Сего же не знаем, откуда Он». Конечно, и прозревший слепец не знал в точности, откуда Спаситель. Речь идет, конечно же, не о том, из какой местности Спаситель, а откуда Он — от Бога или нет. Однако это можно было установить с помощью человеческого рассудка: видя следствие, мы можем через рассуждение найти и причину. Если мы отрицаем возможность «распутать клубок»: начиная с его конца, прийти к его началу, — значит, мы отрицаем и всякую возможность здравого рассуждения. А исцеленный был человеком, как мы видим, простым: будучи от рождения слепым, он не мог читать книг и не знал Священного Писания, а потому пользовался исключительно здравым смыслом и возражал фарисеям именно из соображений рассудочных.
«Человек прозревший сказал им в ответ: это и удивительно, что вы не знаете, откуда Он, а Он отверз мне очи. Но мы знаем, что грешников Бог не слушает; но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает» (ст. 30-31). И далее добавляет рассуждение, простое, но неопровержимое: «От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному» (ст. 32). Действительно, вспомнив повествование Священного Писания о событиях от сотворения мира и до новозаветных времен, мы увидим, что, кроме Самого Господа Иисуса Христа, такого чуда никогда никто не сотворил. «От века не слыхано, чтобы кто отверз очи слепорожденному. Если бы Он не был от Бога, не мог бы творить ничего» (ст. 32-33). Действительно, довод неопровержимый, и фарисеи, не имея что сказать, пришли в ярость и стали ругать прозревшего слепца, клеветать на него и обвинять его во грехах, которые им были неизвестны, обвинять несмотря на то, что слепота, якобы доказывавшая его греховность, уже была исцелена Господом — то есть на нем больше не было этого следствия греха, как считалось в то время. Однако же фарисеи обвиняют слепорожденного в том, что именно из-за своей греховности он не имеет права их учить.
«Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь? И выгнали его вон» (ст. 34). Фарисеи возвели на этого человека совершенно абсурдное обвинение. Родители прозревшего слепорожденного повели себя человекоугодливо и малодушно — не подтвердили чудесного исцеления своего сына, и фарисеев их позиция до некоторой степени устраивала. Они уже винят не родителей, а их сына (хотя это совершенно нелепо: обвинять человека в том, что он будто бы согрешил прежде своего рождения) и порочат его злобно и нелепо: «Во грехах ты весь родился, и ты ли нас учишь?» Вот как было неприятно фарисеям, что их обличают! Их, грубо говоря, прижали к стенке, и они, оказавшись в тупике и не зная, как возразить, начали возмущаться тем, что их учат. Исцелившийся слепец показал фарисеям их совершенную неправоту, но вызвал этим, к сожалению, никак не согласие с очевидностью чудесного события, а только негодование.
«И выгнали его вон. Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия?» (ст. 34-35). Пришло время полного духовного прозрения этого человека. Посмотрите, когда его в первый раз спрашивали о Спасителе: «Кто Он?», исцеленный ответил: «Не знаю», во второй — «Пророк», исповедав это перед людьми, враждебно настроенными к происшедшему чуду. Тогда его изгнали и отлучили от Церкви. Нужно понимать, что хотя это отлучение, конечно, не имело никакой важности и не лишало человека благодати, было формальным, но в глазах всех людей оно выглядело значимым и должно было стать страшным потрясением для самого исцелившегося слепорожденного: его отлучили от Церкви, он оказался вне общества верующих.
«И выгнали его вон. Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия?» Бывший слепец в тот самый момент, когда его скорбь, одиночество, непонимание другими людьми все увеличивались, исполнялся большей и большей веры и наконец вместе с прозрением телесным получил и духовное.
«Он отвечал и сказал: а кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него? Иисус сказал ему: и видел ты Его, и Он говорит с тобою» (ст. 36-37). Эти слова «и видел ты Его» для исцеленного слепого, конечно, имели особенное, чрезвычайное значение, нам непонятное. Ведь раньше он не видел ничего, а теперь телесными глазами созерцает Того, Кто его исцелил, — Мессию. И тогда этот прозревший сказал от всей души: «Верую, Господи!» «И поклонился Ему» (ст. 38). Так вместе с прозрением телесным произошло прозрение духовное, прозрение души человека.
Почему Святая Церковь предлагает нам это повествование? Не умаляя буквального понимания Священного Писания и действительного значения этого чуда, проведем аналогию между состоянием слепорожденного и нашим душевным состоянием и задумаемся: почему Святая Церковь говорит нам об этом событии в преддверии дня Святой Троицы, когда мы вспоминаем сошествие на святых апостолов Духа Святого в виде огненных языков? Потому что от душевной слепоты мы избавляемся не сами, не своими собственными усилиями, только Господь может исцелить нас Своим снисхождением.
Если мы посмотрим на свою жизнь, то придем к печальным выводам: мы увидим, что в отношении нравственном, духовном, в том, что касается постижения истины, мы, в сущности, являемся слепорожденными. Мы родились в неведении, мир духовный закрыт для нас. К сожалению, можно сказать, что даже сейчас, когда мы пришли в Церковь или, допустим, отреклись от мира, наша слепота все же не прошла окончательно.. В лучшем случае мы видим, подобно подслеповатому человеку, какие-то смутные очертания, но не взираем открытым взором на мир духовный. И это страшное бедствие всего человечества. Мы даже не представляем, что скрывает от нас наша слепота, и иногда дерзновенно утверждаем, что поскольку мы ничего не видим, то никаких духовных предметов и не существует, или, как бы при помощи чувства осязания прикасаясь к этим предметам, составляем о них представление, не соответствующее действительности, то есть или преувеличиваем значение своих скромных ощущений, или недооцениваем то, что осязаем своим духовным чувством. При этом мы предполагаем, что обладаем знанием о духовном мире, да и вообще об истине, хотя постижение истин духовных у нас бывает неполным и по сути неправильным. Никакой человек, будучи духовно слепорожденным, не способен познать истину в принципе. Возможно, он владеет какой-то ограниченной информацией о том или ином предмете (конечно, речь идет не о принадлежностях человеческого повседневного обихода, а о том, что является предметом познания), познал до определенной степени какую-то вещь, но никто не гарантирует, что завтра или через сто лет люди не составят о том же самом предмете иное мнение, и окажется, что человек умер в неведении, предполагая, будто познал истину.
И так бесконечно: воодушевляясь своим мнимым познанием и радуясь ему, мы затем разочаровываемся и видим, что на самом деле ничего не знаем. Слепыми мы рождаемся, живем и уходим из этого временного мира в тот, который нам неизвестен, потому что мы не познали истину. Мы и не можем познать ее собственными усилиями, только Бог, приходя к нам, избавляет нас от неведения через откровение, которое мы получаем также не благодаря нашим собственным стараниям, но по действию сверхъестественной силы, открывающей нам Божественные истины. Особенное же откровение человечество получило, когда Сам Господь Иисус Христос, Сын Божий и Бог, облекся в человеческую плоть и явился в мир. Он открыл нам тайны, «сокровенное от создания мира», как Он Сам сказал (Мф.13:35).
Действием Божественной силы мы избавляемся от своего неведения, которое очень точно можно сравнить со слепотой. Мы действительно слепорожденные. Но вот перед нами открывается новый мир, духовный, открываются тайны Царствия Небесного — не только благодаря чтению, но, скорее, благодаря постижению сердцем того, о чем мы читаем и что познаем своим рассудком. Но тут и наши мысли, и все окружающее начинает нас убеждать, что ничего особенного не произошло, что прозрение, которым мы уже пользуемся, и все полученные нами духовные знания — отнюдь не Божественного происхождения, а возникли по иным причинам. Когда весь мир говорит противное вере Христовой, это понятно. Но почему наши собственные мысли восстают на нас, почему они, подобно фарисеям, клеветавшим перед исцелившимся слепым на Спасителя: «Мы знаем, что человек этот грешник», — нападают на наше прозревшее сердце и пытаются заставить его сказать, будто бы ничего особенного не произошло, будто бы наше духовное прозрение не имеет никакого значения и, собственно, ничего не изменилось? Так происходит по той причине, что мы еще не изжили своих прежних убеждений, основанных на общении с людьми, предлагавшими нам какие-то человеческие догадки и соображения о мире и — в целом — нехристианский образ мыслей. Все это в нас еще живо. Происходит борьба просвещенного Богом человеческого духа с впечатлениями, пороками и страстями прежней жизни. Мы должны пройти эту нравственную, умственную борьбу за веру и добродетельную жизнь, как прошел испытания слепорожденный. Нужно быть стойкими, твердыми для того, чтобы прийти к полному, истинному, глубокому богопознанию, которое приобрел этот слепец, когда, сказав от всей души «Верую, Господи!», поклонился Господу Иисусу Христу. Мы испытываем нечто подобное тому, что пережил он, разница только в том, что с нами это происходит на протяжении многих лет.
Нам бы хотелось, чтобы, как только мы осознали необходимость духовного прозрения, все в душе нашей сразу переменилось. Но это невозможно, необходима борьба. Что происходило со слепорожденным? Его телесное исцеление действительно совершилось быстро, хотя и для этого нужно было время: Спаситель помазал глаза слепого брением, потом этот человек умылся и только тогда прозрел. Гораздо большее время было необходимо для прозрения духовного: я думаю, что все упомянутые события — сначала один допрос у фарисеев, потом другой, изгнание из синагоги, встреча со Спасителем — отняли целый день. Душа слепорожденного возрождалась постепенно, и только в конце дня он прозрел духовно и исповедал Иисуса Христом и Сыном Божиим. Тем паче должно пройти время (иногда много лет) для того, чтобы произошли изменения у нас, не испытавших такого явного, откровенного действия Божия. Нужно иметь терпение. Постепенно, медленно человек, почувствовав некоторое начальное духовное прозрение, приходит к истинному богопознанию, так что пренебрегает даже и человеческим мнением, отлучением от людей, человеческим непониманием, благодаря Бога за то, что Он открыл ему духовные истины, вывел из этого сумрачного, безысходного мира в мир духовный. Продолжая жить телесно, внешне в том же самом мире, что и все люди, человек, по сути, смотрит на все другими глазами, видит другой мир. От убеждений человека зависит, как он воспринимает действительность. Иногда взгляды людей настолько различаются, что, можно сказать, они живут в разных мирах. Так и мы, имея христианские убеждения, взираем на этот мир как на мир иной, потому что нам открыто внутреннее значение вещей, смысл существования мира — нам открыта истина. Аминь.

9 июня 2002 года

Отдание праздника Пасхи

(Ин., 43 зач., ХII, 36-47)

Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них. Столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него, да сбудется слово Исайи пророка: Господи! кто поверил слышанному от нас? и кому открылась мышца Господня? Потому не могли они веровать, что, как еще сказал Исайя, народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Сие сказал Исайя, когда видел славу Его и говорил о Нем. Впрочем и из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию. Иисус же возгласил и сказал: верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня. И видящий Меня видит Пославшего Меня. Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме. И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир.

О том, как сохранить пасхальную радость

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Евангельское чтение, слышанное нами сегодня, читается в день отдания Пасхи неслучайно, но по своему содержанию вполне соответствует этому дню. Кроме описания действительных событий — беседы Господа Иисуса Христа с Его современниками — в сегодняшнем Евангелии содержится и указание на душевное состояние православных христиан, которые сегодня прощаются с Пасхой.
Спаситель сказал: «Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света. Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них. Столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него, да сбудется слово Исайи пророка: Господи! кто поверил слышанному от нас? и кому открылась мышца Господня?» (ст. 36-38). Древние иудеи, современники Спасителя, слышали эти слова не как сегодняшние христиане — от священника или диакона, которые передают верующим записанное в Евангелии, а из уст Самого Господа Иисуса Христа, но не приняли Его наставление. Однако и многие из нас уподобляются этим иудеям: мы слышим радостную весть о Воскресении Христовом и сорок дней наслаждаемся воспоминанием этого великого события, таким образом укрепляясь в вере в его реальность, — но, несмотря на все духовные чудеса, которые были сотворены ради нас и поныне творятся в Православной Церкви, мы не принимаем всем сердцем истины Воскресения. В противном случае мы резко переменили бы свою жизнь. И Господь отходит от нас. Хорошо, если бы нас покинул только праздник Пасхи, а сама вера в Воскресение, дух, суть этого праздника остались бы с нами. Иначе мы подпадем под осуждение, которому подверглись древние иудеи, видевшие великие чудеса Спасителя, но не принявшие их.
«Столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него, да сбудется слово Исайи пророка: Господи! кто поверил слышанному от нас? и кому открылась мышца Господня? Потому не могли они веровать, что, как еще сказал Исайя, народ сей ослепил глаза свои и окаменил сердце свое, да не видят глазами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Сие сказал Исайя, когда видел славу Его и говорил о Нем» (ст. 37-41). Не нужно думать, будто Господь виноват в том, что древние иудеи имели ослепленные духовные глаза и окаменевшее сердце и поэтому хотя и видели Спасителя телесными глазами, но не познали в Нем Того, Кто Он есть на самом деле. Иудеи считали Его обыкновенным человеком или даже обольстителем и тем самым хулили Его. Они не смогли принять Господа Иисуса Христа своим сердцем, которое, конечно же, не из камня, но стало совершенно бесчувственным.
И мы сами тоже виноваты, если не можем принять истины христианства так, чтобы вся наша жизнь оказалась пронизанной духом евангельского учения. В этом наша вина, мы сами ослепили свои глаза и «окаменили» свое сердце, обратившись к житейским суетным заботам. Ослепили глаза — значит устремили их к своим похотям и вожделениям, помышляя лишь о земном и созерцая только его; «окаменили» сердце — значит сделали его безразличным ко всему духовному и наполнили сочувствием к земному или даже греховному. Поэтому мы не можем всем сердцем воспринять те истины, о которых нам говорит Церковь, в особенности те, что она открывала нам в уже прошедшие пасхальные дни. Не дай Бог, чтобы и к нам можно было отнести слова Евангелия о том, что наши глаза и очи ослеплены, — тогда Господь отойдет от нас с упреком.
«Впрочем, и из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедывали, чтобы не быть отлученными от синагоги, ибо возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию» (ст. 42-43). Вот что мешает нам стать истинными христианами — слава человеческая. Мы желаем получить одобрение людей, их похвалу, стремимся в глазах наших ближних выглядеть добрыми, меняем свое поведение в зависимости от того, кто нас окружает. Конечно, если бы мы вели себя истинно по-христиански, то весьма часто нам пришлось бы подвергаться осуждению, порицанию, осмеянию, как это и бывает в жизни. Мы не должны обращать на это внимания, нам нужно искать славы Божией, то есть благодати Божией, а не человеческого одобрения. Человеческая слава приносит некоторое утешение, недаром страсть тщеславия так сильно действует во многих людях: они ищут славы тщетной, напрасной, бессмысленной и ничего не приносящей, но ради нее идут даже на смерть. Есть поговорка: «На миру и смерть красна», то есть кажется, что на глазах у людей, ради их похвалы, даже и умереть не страшно. Люди жертвуют не только своей жизнью, но и жизнью других, целых народов только для того, чтобы прославиться. Они терпят всевозможные лишения, скорби, живут в нищете. Например, художники или писатели, которые еще не признаны, много трудятся ради того, чтобы в конечном счете стать знаменитыми, и мечтают, чтобы их прославляли потомки, хотя им самим от этого никакой пользы уже не будет. Вот как сильна страсть тщеславия и человекоугодия! Нужно быть очень внимательным к себе, тщательно за собой следить, чтобы искать одобрения у своей христианской совести, а не у людей, которые нас окружают, кем бы они ни были.
«Иисус же возгласил и сказал: верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня. И видящий Меня видит Пославшего Меня» (ст. 44-45). Действительно, по-настоящему верит в Бога тот, кто верует в воскресшего Спасителя. Кто не признает Воскресения Господа Иисуса Христа (каким бы искренне верующим он ни казался с виду), на самом деле не верит в Бога и не знает Его. Поэтому в той степени, в какой мы принимаем простую истину, заключенную в немногих словах пасхального приветствия: «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!», мы имеем и веру в Бога.
«Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме» (ст. 46). Итак, все зависит от нас самих. Не ослепим же своих глаз и не сделаем каменным свое сердце, для того чтобы Свет, пришедший в мир спасти всякого человека, просветил и нас! Потому что не верующий во Христа ни на что не имеет правильного взгляда, он пребывает во тьме, хотя и считает себя мудрым человеком. Может быть, какой-либо философ или политик, хорошо разбирающийся в своем деле, думает о себе, что просвещен светом своего разума, но на самом деле он находится во тьме и будет пребывать в таком состоянии до тех пор, пока не примет света учения Христова, пока не примет Самого Христа, Который есть свет. Люди, имеющие истинный духовный опыт, познавшие Христа опытно, молитвенно, знают, что Он действительно есть свет, в самом буквальном смысле. В своем сердце они созерцают Божественный свет, озаряющий иногда всю их душу. И слова Спасителя о том, что Бог есть свет, — не притча, но точное выражение самой сущности христианства. А познают эту истину те люди, которые всей душой преданы молитве и духовному подвигу.
«И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир» (ст. 47). Итак, в Свое Первое пришествие Спаситель не осудил нас, Он пришел нас спасти и все сделал для этого. И уже от нас зависит, примем ли мы этот свет. Если, несмотря на все чудеса, которые показаны нам в Божественном Евангелии и даже случались в нашей собственной жизни по действию Божественной благодати, мы произвольно ослепим свои душевные очи и сделаем свое сердце бесчувственным, то (не дай Бог, чтобы так произошло) и к нам будет относиться этот упрек Священного Писания: «Столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него». И тогда Господь отойдет и скроется от нас.
Мы знаем, что были такие угодники Божий, как преподобный Серафим Саровский, который был настолько преисполнен Божественной благодати, что испытывал пасхальную радость не только на протяжении пасхальных дней, но и всегда. Всех людей, приходивших к нему за помощью, советом, молитвой, он встречал торжественными пасхальными словами: «Христос воскресе, радость моя!» Любя своих ближних, он не знал, что можно сказать им более радостного, чем эти замечательные слова пасхального приветствия. Истинные угодники Христовы всегда содержали в своем сердце веру в Воскресение Спасителя, хотя, может быть, не выражали ее таким именно образом. Но и апостолы, и мученики, и преподобные, и праведники — все терпели скорби, все служили Богу, несмотря на необыкновенную трудность этого служения, воодушевляясь именно пасхальной вестью о Воскресении Христовом.
Может быть, мы по немощи человеческой не имеем возможности всегда, подобно Серафиму Саровскому, сохранять эту радость: как существа земные, мы постоянно изменяемся, иным становится наше настроение, душевное состояние — и это естественно. Но веру мы должны всегда содержать в своей душе. Не только в пасхальные дни, но и весь год помнить простую истину Воскресения Христова, потому что она, без всяких рассуждений, даже без всех чудес, есть сильнейшее доказательство того, что евангельское учение истинно, что Иисус есть Сын Божий, Бог, «пришедый спасти мир» (см. Ин.12:47). Веру — вот что мы должны вынести из этих пасхальных дней, чтобы для нас они не оказались бесплодными, подобно тому как для древних иудеев по их собственной вине оказалось бесплодным общение с Иисусом.
Недаром Святая Православная Церковь воспоминает Воскресение Христово не только в день Пасхи, но каждую неделю в воскресный день, постоянно указывая нам на то, что является самым главным — основой, средоточием, сильнейшим доказательством нашей веры. Мы должны почаще читать Евангелие, вновь и вновь возвращаясь к повествованию о Воскресении Христовом. Это укрепляет веру в истинность описываемых событий и в истинность христианства, в особенности у того, кто воспринимает евангельское повествование искренне, просто, чистым сердцем. Поэтому хотя пасхальная радость отходит от нас и после этого пасхального богослужения мы прощаемся с праздником Пасхи до следующего года, но веру в Воскресение Христово мы должны хранить постоянно. Аминь.

4 июня 1997 года

О Воскресении Христовом как основании христианской веры

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Христос Воскресе! Воистину Воскресе!
Сегодня, дорогие сестры, Отдание праздника Пасхи, и по обычаю, который перешел к нам от Греческой Церкви, мы совершаем богослужение, как в первый день Светлой седмицы. Таким образом мы как бы прощаемся с этим радостным временем, когда мы вспоминаем Воскресение Христово в особенности внимательно и усиленно — при помощи богослужебных текстов и при помощи особого пасхального приветствия, проникающего даже в наш повседневный быт. Вся наша вера, вся наша жизнь основаны на догмате Воскресения Христова, и мы должны помнить об этом событии в течение всего года, хотя, может быть, и не с такой ревностью, не со столь сильным чувством, как во время Пасхи.
Мы вспоминаем Христово Воскресение каждый первый день недели. По-славянски день этот называется неделя, а по-русски — воскресенье. Некоторые подвижники достигли такого блаженного состояния, что всегда созерцали в душе своей великую славу этого всерадостного дня — Воскресения. Особенно ярким, можно сказать, откровенным примером является преподобный Серафим Саровский, который говорил всем тем, кто к нему приходил, благовествуя им радость спасения: «Христос Воскресе, радость моя!» Всякого человека он называл радостью, потому что был преисполнен величайшей любви и радовался всякому спасающемуся. И приветствовал его таким образом, утешая и утверждая в вере.
Может быть, не так очевидно как это было у преподобного Серафима, но всякий истинный подвижник всегда в душе имеет веру в Христово Воскресение, ведь оно, собственно, является доказательством того, что необходимо жить по Евангелию. Конечно, нельзя сказать, чтобы этим исчерпывалось значение величайшего из чудес, но Своим Воскресением Господь Иисус Христос как бы доказал без слов, доводов и рассуждений истинность Своего учения. И мы живем по Евангелию не только потому, что оно для нас убедительно, значимо и находит отклик в нашей душе. Иногда мы что-то не принимаем в Евангелии, и бывает, что даже на протяжении многих лет нам трудно согласиться с какими-то нравственными требованиями, трудно их исполнить. Но мы принимаем все это по той причине, что Воскресение из мертвых Господа нашего Иисуса Христа является самым могущественным и неоспоримым доводом истинности евангельского учения. Так что мы, иногда и нехотя, вынуждены согласиться, принять учение Евангелия или, по крайней мере, если не исполняем заповеди, укорить себя за свою немощь, нерадение или другие внутренние причины, препятствующие нам исполнить Божественное Евангелие.
Итак, мы видим, что Воскресение Христово всегда с нами, все на этом держится. Без этого никто не мог бы не только совершать какие-то великие подвиги, но даже и ограничить себя в чем-то малом, держать себя в каких-то рамках, чтобы быть просто, как сейчас принято говорить, приличным человеком. В наше время критерии истины и лжи, нравственности и безнравственности, справедливости и бесчеловечности настолько стерлись, что всякий человек, теряющий веру во Христа, теряет вообще всяческие ориентиры. Поэтому, когда мы обращаемся к вере, происходит необыкновенное, сильнейшее изменение, можно сказать, перелом во всей нашей внутренней жизни. Человек, будучи до этого совершенно свободным от всяких обязательств перед своей совестью, а иногда даже не веря в ее существование, вынужден поместить себя в жесткие рамки, предлагаемые Евангелием. Он делает это именно потому, что вера в Воскресение Христово заставляет его принять все без всяких рассуждений и безоговорочно. Тем более без веры в Воскресение Христово нельзя было бы совершить никаких особенных подвигов, таких как уединение, отречение от семейной жизни, от имущества, отречение от своей воли, что для любого человека является очень тяжелым. Не было бы того, что сделало бы нас пригодными к монашеской жизни и хотя бы в какой-то степени усердными в ней.
Поэтому память о Воскресении Христовом должна быть в нашем сердце всегда. Не нужно это утрировать (как некоторые люди, пытающиеся подражать преподобному Серафиму, но не имеющие при этом такой благодати, как он) и в течение целого года обращаться к людям с пасхальным приветствием. Церковь все учредила разумно: вот есть сорок дней, в которые мы приветствуем друг друга пасхальным приветствием. По прошествии этих сорока дней мы вспоминаем (не забывая, конечно, о Воскресении Христовом) и о других событиях из жизни Христа, значимых для нашего спасения. Будем исполнять церковные обычаи, премудрые, выработанные на протяжении уже двух тысяч лет людьми богоносными и святыми. И потому, храня память о Воскресении Христовом, будем радоваться тогда, когда нужно, и столько, сколько нужно; будем плакать, если Церковь этого требует, как, например, в Великий пост, и будем вспоминать с большим вниманием и усердием те событий, которые она предлагает нам для этого в течение года.
Завтра, например, совершается воспоминание о Вознесении Господнем, а еще через десять дней — память того дня, когда на апостолов сошел Дух Святой в Сионской горнице, День Святой Троицы. Будем помнить слова Господа нашего Иисуса Христа, которые Он сказал ученикам своим перед вознесением на небеса: «Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» (Мф.28:20). Мы не видим Его тела, мы знаем из Священного Писания, из Евангелия и, в особенности, из Деяний апостольских, что Господь наш Иисус Христос на глазах апостолов таинственным, непостижимым образом вознесся с горы Елеонской на небеса и скрылся в небесной выси. Его нет с нами телом, как и апостол Павел об этом говорит: «Ныне мы уже не знаем Его по плоти» (см. 2 Кор. 5, 16). Но в то же самое время неложны и не могут быть ложными слова Спасителя: «Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века». Как же Господь пребывает с нами? Он пребывает с нами Своим Божественным действием тогда, когда мы умом и всеми своими душевными свойствами, волею своей и всей крепостью своей, даже и телесной, устремляемся к Нему. И насколько мы приближаемся к Нему своим произволением, настолько Он нам открывается и показывает, что слова Его действительны, — тем, конечно, кто понуждает себя.
Он сказал: «Во вся дни». Не в какой-то один день, а во все дни Он с нами. Если мы в какие-то дни, в какие-то часы ощущаем, что Господа нет с нами и Он покинул нас, то мы должны правильно это понять и оценить. Можно, конечно, по-простому сказать, что Господь оставил нас за наши грехи, но точнее было бы сказать, что мы сами своей греховной волей, своими греховными поступками, греховными движениями ума и сердца удалились от Него и поэтому уже не видим и не ощущаем Его в себе. «Во вся дни» Господь с нами, лишь бы только мы не оставляли Его. А тот, кто всячески понуждает себя (прежде всего — свой ум, а за умом следует и все существо человека) пребывать в заповедях Божиих, тот все более и более к Нему приближается, соединяется с Ним. Тогда он чувствует, что Господь пребывает с ним именно «во вся дни», а не только в праздники, то есть в то время, когда Церковь вспоминает какие-либо знаменательные события. Он чувствует, что Тот Самый, Кто воскрес из мертвых, Кто совершал многие великие чудеса и проповедовал о великих спасительных предметах, Тот Самый и сейчас находится с ним, — и он ощущает истину Воскресения Христова всем своим сердцем. Так, что она его ужасает и потрясает своей необыкновенностью, потому что привыкнуть к этому невозможно, и вместе с тем радует и утешает.
Поэтому, расставаясь, как бы прощаясь с пасхальными днями и этим праздничным пасхальным богослужением, мы ни в коем случае не должны забывать о Воскресении Христовом и как бы отодвигать на второй план память о нем. Церковь поощряет нас к тому, чтобы мы как можно больше читали Священное Евангелие, и у нас в обители этому также уделяется внимание. Вот, например, преподобный Серафим Саровский прочитывал каждый день одного евангелиста (это не значит, что мы должны подражать ему механически), и, конечно же, он каждый день помнил обо всей жизни Спасителя и о Его Воскресении. Понятно, что он был безмолвником и имел возможность предаваться исключительно богомыслию и молитве. Но и мы, читая Евангелие, насыщаясь не только нравоучением, но и просто описанием жизни Спасителя, Его подвигов и необыкновенных, Божественных добрых дел, насыщаясь, в особенности, описанием Его страданий и Воскресения, будем сохранять в себе живую память о Господе, живое чувство этого великого события — Воскресения из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. Иисусова молитва также соединяет нас с Господом и даже в большей степени, чем чтение Священного Писания, заставляет нас ощущать живого Бога. Мы чувствуем, что Иисус действительно жив, что это не просто человек, живший когда-то давно, но что Он живет сейчас, что Он с нами и что Он Своим Божеством как бы соединяет и прошедшие, и еще не наступившие времена с настоящими. Таким образом, истинный христианин познаёт, что Господь Иисус Христос действительно исполнил Свои неложные слова о том, что Он с нами во все дни до скончания века. Аминь.

12 июня 2002 года

Вознесение Господне

(114 зач., XXIV, 36-53)

Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги. Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними. И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше. И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Аминь.

Правильное понимание Евангелия — дар Божий

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Евангельское чтение праздника Вознесения начинается такими словами: «Сам Иисус стал посреди них (учеников. — Игум. А.) и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги» (ст. 36-40).
Когда Господь Иисус Христос воскрес из мертвых и явился ученикам, которые были самыми обыкновенными людьми, Он мог возбудить в них лишь ту мысль, что явилась Его душа или что они видят призрак. Действительно, кто бы мог поверить, что перед ним стоит тот самый человек, который на его глазах умер и был недавно погребен? Поэтому вполне естественно, что даже многократные явления ученикам не могли уверить их в том, что Господь воскрес. «И, сказав это, показал им руки и ноги. Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними» (ст. 40-43). Ученикам не верилось, что явился Господь, даже тогда, когда они видели и осязали Его прободенные руки, ноги и ребра. И это можно понять. Они не доверяли даже своему осязанию и поверили в то, что им действительно явился воскресший из мертвых Иисус, только тогда, когда Он на их глазах начал есть пищу, которая была у них на трапезе.
«И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему» (ст. 44-48). Господь дал ученикам разум понимать Священное Писание и видеть в нем то, что было сказано о Спасителе. С древнейших времен в Священном Писании были заключены многочисленные пророчества о Христе. Устное предание записал Моисей, а первое пророчество о грядущем Избавителе было дано еще Адаму в Раю после грехопадения. Ученики уверились, что в Писании есть именно такие свидетельства о Мессии, которые говорили и о Его страданиях, и о смерти, и о Воскресении. Они поняли Священное Писание во всей полноте, а не так, как иудеи, которые считали, что Мессия должен прийти во славе и даровать людям, в особенности еврейскому народу, свободу. Отсюда можно заключить, что понимание Священного Писания — это дар Божий, оно невозможно без действия Божественной благодати. Если у нас в душе не будет благодати Святого Духа, то какими бы умными людьми мы ни были, как бы мы ни знали историю, как бы ни изучали творения самых авторитетных православных толкователей — например, Феофилакта Болгарского, Иоанна Златоустого, Ефрема Сирина, Евфимия Зигабена, — это нам не поможет. Только действие Божественной благодати дает человеку возможность понимать Священное Писание. Причем дает в той степени, в какой это необходимо для спасения человека, а не просто ради праздного любопытства. Апостолам же понимание Писания было дано во всей полноте, поскольку они должны были проповедовать благую весть о спасении человеческого рода по всему миру и самым разным людям. Нам же это дается настолько, насколько необходимо для нашего собственного спасения. По словам святых отцов, Евангелие (и в целом Священное Писание) понимается по мере исполнения заповедей.
«Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (ст. 45-49). В этом отрывке говорится о сошествии Святого Духа, которое последовало через десять дней после Вознесения Господа нашего Иисуса Христа. «Сила свыше» есть обильное действие Святого Духа, Который, как мы знаем из Деяний, сошел на апостолов в виде огненных языков, показывая даже образом схождения, что Он дарует апостолам пламенную ревность, без которой невозможно совершать Божественные дела. Поэтому и мы должны понимать, что если нам не будет дарована «сила свыше», то нам не следует браться за то, что превосходит наши собственные силы. Требуется не какой-то острый ум, не образование, не горячность характера, не плотская ревность, которая неопытным людям кажется чем-то особенным, духовным, а именно «сила свыше». Если же ее у нас нет, то нам следует заниматься тем делом, которое нам вручил Промысл Божий, и не дерзать проповедовать.
К сожалению, многие поступают неразумно: у них все начинается с проповеди, а кончается в лучшем случае пустословием, а в худшем — даже падением. Я знал одного человека, который многих людей обратил к вере, его очень уважали друзья. Он стал проповедовать одной женщине, увлеченной восточными учениями. Потому ли, что она оказалась умнее его, или потому, что в душе его была какая-то порочная наклонность к этому лжеучению, но не он ее обратил в Православие, а она его — в свою веру. Для всех его друзей это было потрясением, мне же было его очень жаль. Но такой поворот можно было предполагать — он не жил духовной жизнью. Она для него заключалась лишь в вычитывании огромного правила — без внимания, без покаяния, без какой-либо борьбы с помыслами. Естественно, что этот человек, не имея «силы свыше», дерзнув на то, что превосходило его силы, пал падением, удивительным для многих. Так может случиться и с нами. Поэтому надо, чтобы каждый занимался своим делом и проповедовал друг другу и окружающим (может быть, людям неверующим) своей христианской жизнью: кротостью при оскорблениях, терпением в скорбях, любовью в ответ на вражду. Вот проповедь, которая доступна всякому человеку. Давайте будем ревновать изо всех сил об этом, а не о том, чтобы учить, не имея на это Божия благословения, ведь это дано даже не всем священникам. У людей, служащих Богу в Церкви, тоже разные дарования, иначе мы бы не хвалили, например, Иоанна Златоуста за то, что он имел дар учительства: все священники были бы Иоаннами Златоустами, Ефремами Сиринами и так далее. Не так это все просто. Кроме того, если священник обязан быть учительным, обязан в меру своих сил служить людям, то миряне или не посвященные в сан монахи должны быть в деле проповеди чрезвычайно осторожными и не дерзать на то, на что они не имеют благословения свыше.
«И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше. И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Аминь» (ст. 49-53). Место Вознесения Господня в Вифании известно и по сей день. К сожалению, сейчас на этом месте находится мусульманская мечеть. Мусульмане хотя и не признают Иисуса Христа Сыном Божиим, однако считают Его пророком и в какой-то мере почитают. В этой мечети, перестроенной из православной часовни, сохранился камень, на котором отпечаталась стопа Спасителя. Таким образом, место Вознесения и даже тот камень, с которого Спаситель вознесся на небо, известны совершенно точно.
На этом примере мы можем увидеть, что христианское учение необыкновенным образом соединяет в себе конкретность, всеобъемлющее богословие и философию. Действительно, в нем все совмещается: как поется в тропаре праздника Вознесения, Господь земное соединил с небесным. Он был Человеком: на Святой Земле можно видеть все места, где Он совершал какие-либо чудеса, и эти места тем самым свидетельствуют о Нем. Но Он был и Богом, и через Его человеческие уста, через Его человеческие поступки в наш грешный мир проникла безграничная Божественная благодать. И непостижимые для человеческого ума истины об образе бытия Божия, о будущей жизни, о духовном мире — истины, которые столь безграничны, что человек может только едва-едва прикоснуться к ним мыслью, — стали нам известны благодаря тому, что безграничный Бог стал ограниченным Человеком.
В Вознесении Господа нашего Иисуса Христа это соединение безграничного и ограниченного, Божественного и человеческого выразилось, наверное, наиболее ярко. Трудно себе даже представить чувства учеников, когда они увидели, что Господь, благословляя их, вдруг начинает подниматься от земли и возносится на небо. И хотя они как будто бы уже привыкли к чудесам (после Воскресения Христова, наверное, уже ничто не могло их удивить), но из апостольских Деяний мы знаем, что ученики стояли и смотрели на небо очень долго, до тех пор пока им не явились Ангелы и своими словами не заставили их опомниться и возвратиться в Иерусалим (см. Деян.1:9-11). Действительно, странно было видеть, как Он поднимается с земли и высоко-высоко возносится на облаке в небо, все выше и выше, так что постепенно превращается в точку, а потом и эта точка исчезает из вида. Можно представить себе, как апостолы в изумлении смотрели на эту точку и сомневались, видят ли они еще что-нибудь, или все уже скрылось с их глаз.
Куда же вознесся Господь наш Иисус Христос? Что означают слова отпуста праздника Вознесения «Иже во славе вознесыйся от нас на небо и одесную седый Бога и Отца, Христос истинный Бог наш…»? Как понять слова «воссел одесную Бога и Отца» и «вознесся от нас на небо»? На какое небо вознесся Господь Иисус Христос? Конечно же, не на то, которое современные люди называют космосом. То, что некоторые протестанты в скоплении звезд и туманностей видят чуть ли не лицо Божие, — просто нелепость. «Бог есть Дух» (Ин.4:24). «Бога не видел никто никогда» (Ин.1:18). Подобно этому и духовный мир (то, что мы условно называем небом), хотя и находится пространственно вверху от земли, но одновременно расположен еще и в ином измерении, которое недоступно для наших чувств. Этот мир тут, рядом с нами, но для нас его словно не существует, потому что мы изолированы от него из-за нашей бездуховности и грехов. Но то, что мы его не видим, не означает, что его нет: ведь не видим же мы, допустим, каких-то гравитационных сил, хотя чувствуем на себе их действие. Не видим электрического тока, многих иных проявлений материальной энергии, из которых про существование одних мы знаем, а другие, возможно, еще не открыты наукой. Тем паче остается скрытым для плотского человека мир духовный. Вот на это духовное небо и вознесся Господь Иисус Христос. Оно находится вверху, но увидеть его человеческим глазом, хотя бы и при помощи телескопа или какого-то другого человеческого изобретения, невозможно. Оденется ли человек в роскошную или в самую нищенскую одежду, теплую или едва предохраняющую от холода, будет ходить в обуви на высоких каблуках или на низких, — он остается человеком, ничего в нем не переменяется. Так и в этом случае: если мы будем пользоваться какими-либо, как нам кажется, самыми современными, тонкими приборами, ум наш все равно не изменится. Если человек сам не станет духовным, то весь духовный мир будет от него сокрыт.
Вознесшись, Господь наш Иисус Христос воссел «одесную Бога и Отца». Что значит «одесную»? «Бог есть Дух», Он наполняет Собой все пространство, вернее, превосходя его, в Себе его содержит. Бог — Существо безграничное и даже, как говорят наиболее мудрые из богословов, выше всякого именования и понятия (тем более человеческого), описать или изобразить Его никак невозможно. Всякое изображение будет только более или менее относительным приближением к познанию безграничного существа Божия. Когда же человек опытно, то есть духовно, при помощи молитвы, познаёт, что есть Бог, то он оставляет все определения и уже не может рассказать о своем знании, хотя бы он был и самым мудрым человеком. Апостол Павел говорит, что он слышал неизреченные глаголы, которые невозможно выразить на человеческом языке (см. 2 Кор.12:4). Поэтому про Бога нельзя сказать, что кто-то сел справа или слева от Него — такие пространственные понятия свойственны лишь человеку. Но поскольку в человеческих понятиях десница — правая рука — есть символ силы, власти, постольку и говорится, что Господь как человек воссел одесную Бога и Отца. Как Бог и Сын Божий, Он никогда не отлучался от Отчих недр. Ибо все Ипостаси Пресвятой Троицы — Отец, Сын и Святой Дух — существуют в непознаваемом единстве, имея одновременно и собственный образ существования.
Все это — непостижимые тайны, и, казалось бы, для чего я говорю о таких отвлеченных и ненужных в суетной жизни предметах? Вы скажете: нам надо думать о том, как бы в храм ходить, посты соблюдать, правило выполнять, а еще хорошо бы непрестанно читать Иисусову молитву — и хватит, зачем говорить о таких возвышенных вещах? Но если у нас будет неправильное представление о Боге, то будет и неправильная молитва.
В древности существовала ересь антропоморфизма, в буквальном переводе на русский язык — «человекообразия» (хотя она не являлась особенно распространенной, но приносила вред и потому была осуждена Церковью). Суть этой ереси в том, что некоторые люди (даже среди подвижников-монахов) делали обратный вывод из утверждения, что человек сотворен по образу и подобию Божию: они считали, что и Бог имеет образ и подобие человеческие. В своей молитве они воображали Бога в виде какого-то человека. Таким образом, антропоморфисты вместо истинного Бога поклонялись мысленному идолу.
Ересь антропоморфизма была осуждена, но в одном из скитов египетской пустыни некий старец-монах, подвизавшийся много лет и пользовавшийся уважением, никак не хотел признать того, что Бог не имеет человеческого образа. В конце концов одному очень образованному диакону удалось этого старца переубедить. Для воссоединения с православными монаха привели в церковь. Он как будто все уже признавал, все, что было необходимо, делал, но вдруг упал на колени и, зарыдав, сказал: «Вы отняли у меня моего Бога!» Он настолько привык молиться неправильно, «питаясь» воображением, а не безобразно созерцая в молитве истинного Бога, не имеющего никакого образа, что, когда его лишили воображаемого идола, он уже не знал, как молиться. (Между прочим, весьма распространены неверные изображения Бога Отца в виде Старца и сейчас. То, что они по какой-то причине присутствуют в церквях, не означает, что эти изображения правильные.)
Многие из нас в молитве тоже прибегают к воображению. Это совершенно ни к чему. Наше воображение должно ограничиваться тем, что предлагает Церковь. Даже наше настроение не должно быть совершенно произвольным, и для этого оно формируется церковными гласами (или мелодиями, хотя это не совсем подходящее слово). Наше представление о Господе, Божией Матери или о каком-то святом должно ограничиваться каноническим изображением на иконе, и дальше этого развиваться ему не позволено. Представление вообще о духовном мире должно заключаться в священнодействиях, совершаемых священнослужителями, в тех символах, которыми наполнено православное богослужение.
Существует множество разных религий, и их искренние ревнители как будто бы всею душой стараются угождать Богу так, как они себе это представляют. Например, индийские аскеты — йогины — из желания познать истину, достигнуть состояния просветления уходят в пустыни, питаются одной травой или вообще не едят по много дней, изнуряя свою плоть и как будто показывая необыкновенную ревность. Но вся их ревность основана на неправильном представлении о Боге и вообще о духовном, отсюда и подвижничество у них неправильное, и труды их заканчиваются либо полной пустотой, отсутствием результатов, либо прелестью — общением с демонами вместо Бога. То же самое можно сказать и о католиках. Хотя они как будто более близки к Православию, чем йоги, но и у них — неправильное учение о Пресвятой Троице: в Символ Веры они внесли добавление об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына. Таким образом католики исказили учение о Пресвятой Троице, смешав воедино предвечное исхождение Святого Духа от Отца с ниспосыланием благодати Святого Духа Спасителем в день Пятидесятницы. От этого у них неверное представление и о благодати, и о духовной жизни. Ведь если кто-то неправильно говорит о благодати, то это означает, что он ее просто не знает. И, следуя по стопам своих ошибающихся учителей, конечно же, и сам падает в яму. «Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф.15:14).
Итак, для того чтобы молиться правильно, жить правильной духовной жизнью, нужно иметь верное представление о Боге и вообще обо всем духовном. Поскольку же мы, православные, как будто бы искренне верующие люди, исполняющие христианские обязанности (я обращаюсь в особенности к таким, а не к тем, кому это все безразлично), этим пренебрегаем, постольку и молимся неправильно и не имеем никаких духовных результатов. Конечно, неправильное понятие о Боге — не единственная тому причина, но одна из важных. Можно сказать, что мы молимся не так, как положено, то есть не согласно с учением святых отцов, а как кому заблагорассудится. Не понимая,
Кто есть Бог, мы начинаем обращаться к Нему, как малые дети, говоря: «Боженька, Боженька!» Я бы и детей не советовал учить такому отношению. Неужели тебе не страшно употреблять имя Божие так нелепо? Откуда такое дерзновение, что ты обращаешься к Богу с уменьшительными именами? Похоже обращаются и к Пресвятой Богородице: «Матушка, Пресвятая Богородица!» А кто ты Ей такая, что к Ней обращаешься «Матушка»? Бывает такое же обращение к Ангелам, и прочее, прочее. Я привел лишь один из примеров уничижительного отношения к Богу и к Божиим угодникам. Если бы мы знали, Кто такой Бог, мы бы поняли, что действительно нельзя имени Божия поминать всуе. Представьте себе человека, имеющего над нами огромную власть, от которого мы зависим во всех отношениях, и вдруг мы как-то между прочим к нему обращаемся. Он, оглядываясь на нас, спрашивает: «Что вы хотите?» А мы отвечаем: «Да нет, это мы так просто, нечаянно». Наверное, у нас были бы от этого неприятности, мы побоялись бы так поступить.
Многие люди молятся, напрягая воображение. Я встречал одного человека, который воображал Бога в виде старца огромного размера, который наполняет собой весь космос. Есть люди, которые воображают в уме Господа Иисуса Христа, Божию Матерь или Ангелов, — и этого не нужно делать. Иные вспоминают какую-нибудь любимую икону и молятся, содержа это воспоминание в уме. Но при напряжении воображения человек отвлекается от настоящей молитвы, которая всегда безвидна, даже если он молится перед иконами. Все это происходит от того, что мы не знаем, что есть духовный мир, не знаем, Кто есть Бог и как нужно молиться. Поэтому слова Священного Писания и богослужения о том, что Господь Иисус Христос «воссел одесную Бога и Отца», означают именно власть Сына Божия. Как Сын Божий Христос никогда не отлучался от Бога Отца, ибо Он единосущен с Ним, а после Вознесения Он уже как человек получил всю славу и власть, которые имел прежде Своего воплощения как Бог.
Таким образом, в празднике Вознесения соединяется безграничное и ограниченное, конкретное и всеобъемлющее. В этом и есть чудо христианства, когда ты словно бы не можешь, не хочешь верить, но верить вынужден. Ведь только человек, противящийся истине подобно демону, может отвергнуть очевидное и не поверить, что Тот, Кто на глазах многих и многих свидетелей вознесся на небо непостижимым для нас образом, есть воистину Сын Божий. Аминь.

23 мая 1996 года

О причинах неверия

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
По преданию, Евангелие от Луки было написано через пятнадцать лет после Вознесения Господня. Людям среднего возраста промежуток в пятнадцать лет кажется не таким уж и большим. События, которые описывал евангелист Лука и о которых он расспрашивал непосредственных очевидцев — в начале своего Евангелия он сам говорит, что написал его «по тщательном исследовании всего сначала» (Лк.1:3), — были для него совсем недавними. Апостол Лука, как мы знаем, был знаком со многими учениками Господа и принадлежал к числу семидесяти апостолов. Господь являлся ему с Клеопой, когда они вместе шли в Эммаус. Таким образом, некоторые евангельские события были известны самому апостолу Луке, а про другие он расспрашивал людей, с которыми был очень близко знаком и которые, безусловно, заслуживали исключительного доверия. Притом он расспрашивал очень подробно, подвергая их слова тщательному исследованию. Надо иметь в виду, что апостол Лука обладал эллинской образованностью, то есть принадлежал, можно сказать, к той же культуре, к которой принадлежим и мы. В то время историческая наука была достаточно развита и уже существовал критический метод исследования, поэтому евангелист Лука не всему верил так легко и свободно, как люди восточной культуры, в которой этот исследовательский принцип тогда еще не был распространен. Писания апостола Луки с исторической точки зрения являются чрезвычайно точными. Именно он в своем Евангелии и особенно в Деяниях апостолов описал наиболее подробным образом, как происходило великое и непостижимое для человеческого ума чудо Вознесения Господня.
Евангелист Марк говорит об этом событии просто и коротко: «И так, Господь, после беседования с ними, вознесся на небо и воссел одесную Бога» (Мк.16:19). Как это происходило, он не объясняет, но зато приводит одну очень важную деталь, если только можно это так назвать. По сути, это догмат о том, как Господь после Вознесения пребывает на небесах Своей пречистой плотью: «И воссел одесную Бога». Но к этому мы еще вернемся.
А вот как говорит о Вознесении Господа нашего Иисуса Христа евангелист Лука. По Своем Воскресении «Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И, сказав это, показал им руки и ноги. Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними. И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день, и проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима. Вы же свидетели сему. И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше» (ст. 36-49).
Не следует думать, что Вознесение произошло сразу после этой беседы. В Деяниях апостолов, где события описаны более подробно, евангелист Лука говорит, что Господь являлся Своим ученикам еще в течение сорока дней. Здесь же для краткости он опускает этот факт и сразу переходит к повествованию о Вознесении.
«И вывел их вон из города до Вифании» (ст. 50), то есть несколько не доходя до Вифании. Елеонская гора, с которой Господь вознесся на небо, находится между Иерусалимом и Вифанией, поэтому и сказано не «в Вифанию», а «до Вифании». Место это известно, потому что такие знаменательные и дорогие для всякого верующего человека места не могли быть забыты, не могли затеряться, несмотря на прошедшие века. Из поколения в поколение христиане передавали друг другу предание о том, что Вознесение произошло именно на этом месте, где сохранилась и половина камня с отпечатком стопы Спасителя.
«И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Аминь» (ст. 50-53). Вы знаете, что на иконах Вознесения Господь Иисус Христос изображается с поднятыми вверх руками. Это, собственно, и есть благословение — еще с ветхозаветных времен благословляли, воздевая руки вверх. И в то время, когда Спаситель воздел руки, благословляя учеников, Божественная сила непостижимым для человеческого ума образом стала возносить Его пречистую плоть на небеса. Под небесами нужно понимать не какое-то пространство в атмосфере земли, хотя можно сказать, что духовные небеса находятся вверху. Однако не только вверху, но еще и, если можно так выразиться, в другом измерении (не хочется употреблять это слово, затертое людьми и учеными, и неучеными). Я имею в виду пространство, которое не доступно для телесных чувств, но духовные чувства человека действием Святого Духа проникают туда. Некоторые подвижники Божественной благодатью, которая сообщается Духом Святым, возносились умом на небеса, а некоторые до того просвещались ее действием, до того возвышались не только над всем временным и земным, но и над мысленным и даже вечным, что умом своим созерцали Господа Иисуса Христа, а иные даже видели Его во плоти. Например, Андрей, Христа ради юродивый, увидел Господа, Который восседал на престоле. Господь сказал ему несколько слов, исполнивших блаженного Андрея неизъяснимой благодати. Поэтому не нужно думать, что небеса — это некая совершенно непостижимая реальность. Она непостижима для нас потому, что мы сами малодуховны и приземлены, а не потому, что она недоступна для нас в принципе. Духовная реальность действительно сокрыта от наших телесных чувств, но когда мы подвизаемся, понуждая себя к угождению Богу, в особенности к молитве, то становимся способны духом созерцать Господа Иисуса Христа и видеть Его в своей душе и во всем мире, потому что телом Он пребывает на небесах, а Своим Божеством наполняет, а вернее содержит, всю вселенную. Если же человек находится в еще более сосредоточенном и возвышенном состоянии, то ум его восхищается на небеса и постигает многие неизъяснимые вещи. Это описывают достигшие духовного совершенства подвижники, такие как Симеон Новый Богослов, Григорий Палама и подобные им. Поэтому слова евангелиста Марка, краткие, но необыкновенно значимые и заключающие в себе глубочайший смысл, может постичь истинный подвижник благочестия. Господь Иисус Христос Своей пречистой плотью воссел одесную Бога Отца, а Божеством Своим Он никогда не отлучался от Отца и Духа Святого. Господь воспринял на Себя человеческое естество, воскресил его из мертвых и вознес на небеса. И отныне человек, конечно в лице Господа Иисуса Христа, уже прославлен Божественной славой. Благодаря человеческим заслугам Спасителя каждый из нас насколько приобщается ко Господу, настолько сподобляется этой Божественной славы.
Спустя несколько лет после того, как было написано Евангелие, апостол Лука написал Деяния, которые начинаются повествованием о Вознесении: «Первую книгу написал я к тебе, Феофил, обо всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал, которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием» (Деян.1:1-3). Вчера закончились сорок дней, в течение которых мы праздновали Пасху и приветствовали друг друга словами «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!» в воспоминание того, что так встречали друг друга ближайшие ученики Христовы сразу после Его Воскресения. Они сообщали друг другу о явлении им воскресшего из мертвых Господа Иисуса Христа, и мы подражаем им своим приветствием.
«И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня» (Деян.1:4). Здесь, конечно, говорится о наитии Святого Духа, которое мы будем вспоминать через десять дней. «Ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым. Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян.1:5-6). Несмотря на то что апостолы были свидетелями Воскресения, они еще многого не понимали. Подобно прочим израильтянам того времени, они считали, что Царство Божие — это расцвет израильского государства, в котором, конечно же, все будет устроено по религиозным законам. Для иудеев в этом не было ничего необычного, потому что Моисеев закон, помимо религиозных установлений, содержал учение и о государственном устроении. Поэтому им казалось совершенно естественным (это, если так можно сказать, было заложено у них в крови), что не может быть служения Богу без правильного государственного устройства — без государства, которое устроено по законам Божиим. Теперь Церковь живет везде, в любом государстве и при любом режиме. Евреям же это казалось невозможным, в их сознании господствовал другой стереотип. И апостолы, несмотря на то что уже многое знали и понимали, тем не менее спрашивали Господа с некоторой, как нам сейчас кажется, наивностью. Но тогда это было признаком здравого смысла. Люди считали: как можно служить Богу, если ты находишься под властью язычников?
«Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю? Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти» (Деян.1:6-7). Спаситель не пожелал дать ответа апостолам, потому что они не смогли бы его понять, но сказал им примерно так: «Потерпите немного, найдет на вас Дух Святой, и вы все узнаете без Моего объяснения. Если же Я объясню сейчас, вы все равно это поймете превратно, толкуя так, как вам кажется здравым и естественным».
«Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти». Кроме того, этими словами Спаситель запрещает ученикам гадать о том, когда будет кончина мира и установление Царствия Божия на земле, то есть не только в сердцах тех людей, которые искренне устремляются ко Господу, но и среди врагов Божиих, которые, когда окончательно восторжествует правда, будут вынуждены ей покориться. То, что «времена и сроки Отец положил в Своей власти», означает, как мне кажется, не только то, что время кончины мира и Второго пришествия никому не известно, но и то, что Отец может это время изменить, потому что это находится в Его власти. Он может ради покаяния людей продлить существование мира, чтобы спаслись еще хотя бы немногие, а может из-за нашего неверия и развращенности и приблизить время кончины мира. Если даже апостолам было запрещено любопытствовать об этом, то нам тем паче нужно вести себя в этом отношении сдержанно и смиренно. и «Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли. Сказав сие, Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде» (Деян.1:8-10). Господь Иисус Христос произнес эти последние слова — как бы дал апостолам завещание, — поднял руки и начал возноситься над землей. На глазах апостолов облако, как бы объяв Его, стало поднимать Его вверх. Конечно, это было не обыкновенное облако, а принявшая вид облака Божественная благодать. Представьте, как произошло это неизъяснимое чудо. Для человеческого восприятия оно, может быть, даже более удивительно, чем Рождество Христово, которое внешне происходило обыкновенным образом. Некоторые особенности чудесного рождения Спасителя были известны лишь немногим людям. Как происходило Воскресение Христово, тоже никто не видел, Христа видели уже воскресшим. А необыкновенное чудо Вознесения происходило на глазах всех апостолов, и, естественно, они пребывали в чрезвычайном изумлении. Потрясение их было настолько глубоким, настолько они были поражены, что не могли оторвать взор от неба, и, хотя уже ничего не видели, продолжали с чувством благоговейного ужаса всматриваться в пространство.
Ради того чтобы апостолы покинули Елеонскую гору и начали молитвенно готовиться к принятию благодати Святого Духа, которая в полноте должна была излиться на них в день Пятидесятницы, им явились Ангелы. Само явление Ангелов не вызвало у учеников ужаса или потрясения и не удивило их, но, наоборот, привело в обычное состояние, прервав то изумление, которое охватило их, когда они смотрели вслед возносящемуся на небо Господу. «И когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян.1:10-11). В этих словах содержится благовестив о Втором Христовом пришествии. Ангелы говорят апостолам: «Идите, наступит время, когда Господь придет таким же образом». «Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути» (Деян.1:12). Расстояние субботнего пути весьма небольшое — это тот путь, который по закону разрешалось проходить в субботу. Вот еще одно доказательство того, что Вознесение произошло в окрестностях Иерусалима на горе Елеонской.
Это великое чудо совершилось на глазах многих свидетелей и уверило их в истинности обетования о том, что на них должен сойти Дух Святой и что они облекутся силой свыше и станут способны проповедовать истину Евангелия по всему миру. Ученики Спасителя пребывали вместе некоторое время, молились и ждали этого дня. Они не знали точно, что сошествие Святого Духа произойдет именно через десять дней, в день Пятидесятницы, наверное, это не было им сказано для того, чтобы они не впали в нерадение и на протяжении всех этих дней напряженно молились.
Вспоминая Вознесение Господне, свидетелями которого мы, конечно, сами не были и о котором знаем с чужих слов, мы должны помнить, что, несмотря на свою непостижимость и исключительность, оно совершенно достоверно. Мы верим, потому что это событие видели многие достойные доверия люди, не способные ко лжи. Большинство из них были людьми простыми, не умели лгать и не знали, для чего это нужно делать. Даже если бы они и захотели, то не смогли бы выдумать такое.
Мы должны верить и словам Ангела, которые также слышали многие свидетели Вознесения. Конечно, мы не знаем точно, сколько людей присутствовало тогда на Елеонской горе. Апостол Павел говорит, что Господь по Своем Воскресении «явился более нежели пятистам братии в одно время» (1 Кор.15:6), а сколько людей было свидетелями Вознесения, мы не знаем. Слова «мужи Галилейские» не означают, что там были только одни галилеяне или только ближайшие ученики Спасителя (мы знаем, что многие апостолы были из Галилеи).
Далее в Деяниях апостольских говорится: «И, придя, взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова. Все они единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его. И в те дни Петр, став посреди учеников, сказал (было же собрание человек около ста двадцати)…» (Деян.1:13-16). Мы не знаем точно, когда все эти люди присоединились к апостолам, но вполне можем предположить, что все они были и свидетелями Вознесения. А сто двадцать человек — это очень много. Если бы очевидцами этого чуда были два-три человека, то и этого было бы достаточно, а здесь — более ста человек! Как же мы можем не верить? Чем оправдать наше неверие? Есть только одно оправдание в наших собственных глазах, а правильнее сказать, одна причина неверия — наше своеволие, наша любовь ко греху. Мы не верим, потому что верить нам невыгодно.
Когда в нас начинают подниматься помыслы неверия, мы должны твердо знать: это происходит не потому, что нет доказательств истинности Евангелия. Какие еще нужны доказательства, когда сто двадцать человек видели Вознесение Господа? Неверие подступает к нашей душе потому, что в нас возмутилась какая-то страсть и она ищет удовлетворения. И когда христианская совесть говорит нам, что при наших убеждениях нельзя поступать так, как диктуют страсти, то мы встаем перед выбором: либо подавить страсть, либо избавиться от убеждений, которые мешают грешить. Вот отсюда и возникает неверие. В человеке, который освобождается от страстей, противных евангельскому учению, вера усиливается и начинает сиять в его сердце все сильнее и сильнее, а в тех, кто поддается страстям, она колеблется и уменьшается. Человек, который окончательно поддался каким-нибудь страстям и уже на деле грешит смертными грехами, часто испытывает полное неверие, в его душе царит тьма. Все это не потому, что христианские истины чересчур возвышенны и непостижимы для ума, что в Евангелии описываются какие-то невероятные события, не имеющие доказательств, а потому, что наше сердце не желает смириться перед нравственным учением Евангелия.
При чтении Евангелия может возникнуть такая мысль: если все это правда, если все действительно так и было, то почему же я так живу? Почему я позволяю себе грешить? Почему я позволяю себе уклоняться от евангельского учения? Ведь я знаю, что все это правда и Господь Иисус Христос воскрес из мертвых и вознесся на небеса на глазах у сотни свидетелей! Когда человек задается таким вопросом, то в нем начинается борьба между верой и страстностью. Причиной неверия, повторю, становится удовлетворение страстей, другой причины нет.
Несмотря на то что все чудеса, которые описаны в Евангелии, особенно связанные с Рождеством Спасителя, Его зачатием, Воскресением из мертвых и Вознесением на небеса, необыкновенны и исключительны, в то же самое время большинство из них имеет множество свидетелей. И потому никто не может просто отмахнуться от них. А человек, не желающий подчиняться Евангелию, говорит: «Этого не было, это неправда». Как ему ни доказывай — он ничего не примет. Мы же должны принять Евангелие мужественно. Пусть мы грешники, пусть мучаемся от множества страстей, но мы должны, так сказать, насильно насаждать в своем сердце веру. Насильно — то есть наперекор своим страстям. Такое насильственное насаждение веры постепенно будет очищать нас от дурных наклонностей, от нашей чувственности. Тогда мы будем читать Евангелие, Деяния и Послания апостольские с простым, детским сердцем и будем верить так, как будто бы мы своими глазами видели все чудеса Спасителя и своими руками осязали воскресшего из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. И никто никогда, даже самый великий мудрец и самый изощренный спорщик, не сможет переубедить нас в том, в чем будет совершенно уверено наше сердце. Вспомним, как слепорожденный уверенно ответил про Спасителя фарисеям, которые пытались его смутить: «Грешник ли Он, не знаю; одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу» (Ин.9:25). Аминь.

20 мая 1999 года

О стяжании Господа Иисуса Христа в своем сердце

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Святитель Феофан Затворник на основании четырех Евангелий, а также (в незначительной степени, насколько это касается собственно повествования Евангелия) апостольских Деяний и Посланий, составил так называемую евангельскую историю, где словами святых апостолов, иногда добавляя для связи несколько своих слов, хронологически последовательно изложил все евангельское повествование. Именно из книги святителя Феофана я приведу описание Вознесения Господня, чтобы мы имели ясное представление о том, как происходило это событие.
«Так в продолжение сорока дней, со дня Воскресения до дня, в который вознесся, являлся Господь Апостолам, которых избрал, показывая им Себя живым по страдании Своем, со многими верными доказательствами, говоря им о Царствии Божием и давая им, относительно его, повеления Духом Святым». В эти дни мы приветствовали друг друга пасхальным возгласом «Христос Воскресе!» для того, чтобы постоянно обновлять в своей памяти великое событие Воскресения из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. В этом мы подражаем и ученикам Спасителя. Безусловно, слова эти идут из глубокой древности, хотя мы не знаем точно, такие слова они произносили при встрече или несколько иные, более пространные, но, несомненно, апостолы делились друг с другом рассказами о явлении воскресшего Христа, своими впечатлениями, чувствами. Кратко ли, пространно ли, но ученики благовествовали друг другу об этом великом чуде и торжестве своей веры.
Вот как словами евангелистов говорит святитель Феофан о том, что было в день Вознесения: «В сей же день собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обетованного от Отца, о чем вы слышали от Меня. И се, Я пошлю вам обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь во граде Иерусалиме, пока не облечетесь силою свыше. Ибо Иоанн крестил водою, а вы, чрез несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым». «Несколько дней» сейчас мы понимаем как «два-три», но здесь имеется в виду несколько больший временной промежуток — десять дней. Под крещением Духом Святым нужно понимать не какое-то «второе крещение», о котором говорят сектанты, утверждающие, что есть крещение водою, а есть крещение Духом Святым, а то, что ученики Спасителя будут очищены, обновлены, освящены действием Святого Духа. Так иногда в Священном Писании, богослужебных текстах, рассуждениях святых отцов одинаково именуются и Сама Ипостась Духа Святого, и действие той благодати, которую Он приносит. Поэтому когда мы говорим «Дух Святой», то иногда подразумеваем собственно Третье Лицо Пресвятой Троицы, а иногда — благодать Божию, действие Духа Святого. Здесь Спаситель подтверждает то, что Он обещал ученикам еще в Своей беседе во время Тайной вечери, когда говорил, что пошлет им вместо Себя «иного Утешителя» (см. Ин.14:16).
Апостолы, будучи людьми, еще не просвещенными этим обещанным действием Святого Духа, мыслили, подобно прочим своим соотечественникам, по-земному, предполагая, что будет восстановлено Израильское царство, то есть Израильскому государству будут возвращены самостоятельность, могущество и так далее. И хотя о Спасителе они мыслили в то время уже правильно, понимали, что Он Сын Божий и не будет (как они думали раньше) царем, неким великим завоевателем и победоносным вождем, в то же время о царствии Израильском они рассуждали по-прежнему. Патриотические чувства в апостолах преобладали или, скорее, смешивались с духовными, как это, к сожалению, часто бывает всегда и всюду, хотя просвещенные Духом люди стоят выше национальных и государственных различий.
Итак, «Апостолы спросили Господа, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю? Он же сказал им: не ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти». Что это значит? Господь Иисус Христос по Воскресении Своем не открыл времени установления Царства Божия на земле даже Своим ученикам, а значит, этого не может знать никто: не только мы, обыкновенные люди, но даже великие святые, которые, как мы естественно должны рассуждать, не могут превосходить своими знаниями, духовностью, близостью к Богу святых апостолов. Ученики спрашивают: «Не в сие время восстановляешь Ты царство Израилю?» Спаситель отводит их от этой мысли и говорит им о Царствии Божием, которое в аллегорическом, переносном смысле также можно назвать царством Израилевым, поскольку «Израиль» значит «видящий, созерцающий Бога». В этом смысле можно назвать царством Израилевым и Церковь, а в особенности — будущую жизнь, потому что тогда действительно все спасенные будут созерцать славу Божию.
«Не ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти». Эти слова означают: «Да, все это придет, хотя и не так, как вы думаете, и в свое время». Погибнет Израильское государство, многие народы, сделавшись могущественными, затем вновь придут в ничтожество, рассеются, а проповедь евангельская будет продолжаться до тех пор, пока в Царство Небесное не войдет все число спасенных. Ничто земное не будет иметь никакого значения: ни то, к какому государству, народу, к какой культуре принадлежали эти люди, ни то, когда они жили, ни что-либо иное.
«Не ваше дело знать времена и сроки, которые Отец положил в Своей власти, но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме, и во всей Иудеи и Самарии и даже до последнего края земли». Обратите внимание: ученики думали только о царствии Израилевом. Сам Спаситель во время Своей земной жизни заповедал им проповедовать только «погибшим овцам дома Израилева» (Мф.10:6), даже не заходя в селения Самарийские, хотя самаряне имели некоторое представление об истинном богопочитании, они даже избегали язычников. И вдруг теперь Спаситель говорит ученикам, что они будут Его свидетелями не только в Иерусалиме, во всей Иудеи и Самарии (уже само упоминание Самарии должно было их удивить), но «и даже до последнего края земли». Между тем ближайшие ученики Спасителя по большей части были людьми простыми, они никогда не выходили за пределы своего маленького государства и к язычникам, которые были чужды истинного богопочитания, относились с некоторым презрением, враждебностью и, может быть, со страхом. И теперь оказывается, что они должны свидетельствовать о Воскресении и Божественном происхождении Спасителя «даже до последнего края земли». Действительно, святые апостолы, беззащитные и по-человечески беспомощные, простые необразованные люди, прошли по всей земле, были в таких странах, о которых мы, может быть, даже не слышали и в которых, как нам кажется, проповеди Евангелия никогда не было. Но, безусловно, мы должны верить, что везде, где в I столетии жили люди, евангельская проповедь прозвучала.
«Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари», то есть всему сотворенному. Это означает, конечно, не то, что Евангелие нужно проповедовать неодушевленному творению или одушевленному, но неразумному, например животным, а то, что всякое разумное существо, вне зависимости от своего происхождения и, может быть, даже самых тяжких грехов, достойно того, чтобы услышать евангельскую проповедь. Возможно, здесь подразумевается и то, что евангельское отношение к миру, не только к людям, но и ко всему сотворенному, должно освящать всю жизнь человека. Имеется в виду не буквальная проповедь, а правильный христианский подход даже к тому, что, казалось бы, не имеет ничего общего с внутренней жизнью человека — ко всему земному. Однако это не так: если человек истинно следует Евангелию внутренне, то это не может не отражаться и на его деятельности.
«Идите научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я заповедал вам». Сначала нужно научить все народы, а потом уже крестить их, то есть во имя Пресвятой Троицы просветить их Таинством Святого Крещения. Как для жизни временной нужно родиться от отца и матери, так и для жизни вечной нужно родиться духовно в Таинстве Крещения.
Но рождение — это еще не венец, не завершение. За рождением следует вся жизнь человека. Эту новую христианскую, духовную жизнь нужно вести согласно Евангелию, поэтому Спаситель и говорит: «Уча их соблюдать все, что Я заповедал вам».
«И се, Я с вами до скончания века». После этой беседы с учениками Спаситель вознесся на небеса, телом Он восседает одесную Бога и Отца, но Божеством Своим, как Вторая Ипостась Пресвятой Троицы, пребывает с нами (конечно, если только мы сами пребываем в Духе Святом). Господь действительно с нами «до скончания века»: во всех православных Таинствах, обрядах, в учении святых отцов, в Священном Писании, и в особенности Он пребывает с теми людьми, которые, следуя апостольской проповеди, стяжали Господа в своем сердце. Они ясно, определенно ощущают, что Он с нами до скончания века — со всем человечеством вообще и каждым отдельным человеком, стяжавшим Господа Иисуса Христа в своей душе.
«После такого беседования с учениками Своими, Господь вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их». Конечно, ученики не совсем понимали, что должно произойти. Вознесение Спасителя видели только Его ученики. Так было скрыто и неизъяснимое Рождество Господа, ради того чтобы совершился Промысл Божий и прежде времени не возникло недоверие, кощунственное отношение к этому таинственному событию. Кто знает, что более таинственно и неизъяснимо для человеческого понимания: бессеменное ли зачатие и Рождество или Вознесение Господа Иисуса Христа телом Своим на небеса. Тем не менее Вознесение — это событие очевидное в самом точном смысле слова, потому что его видели Его ученики.
Вот как далее говорит об этом Евангелие: «И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их». Спаситель начал подниматься вверх от Елеонской горы. Пораженные и потрясенные, ученики некоторое время взирали на это необыкновенное шествие Господа ввысь. Видимо, когда Он уже был достаточно высоко, Его скрыло облако, но они были настолько потрясены произошедшим, что еще долго смотрели на небо, будучи не в силах прийти в себя.
«Когда они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи галилейские! что стоите и смотрите на небо? Сей Господь Иисус, вознесшийся от вас на небо, приидет таким же образом, как вы видите Его восходящим на небо». Ангелы предсказывают о Втором пришествии Христовом. Разница будет лишь в том, что сейчас Он восшел на небеса в присутствии немногих учеников, а тогда Его увидит все человечество. В прочитанном нами тексте об этом не говорится, но эта тайна нам раскрыта в других местах Священного Писания. Лишь после слов Ангелов апостолы пришли в себя и возвратились в Иерусалим.
Тогда «они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с радостию великою. И, пришедши, вошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова. Все они единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога. Так Господь вознесся на небо и воссел одесную Бога. А Апостолы, по сошествии Святаго Духа, пошли и проповедовали везде при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями. Много сотворил Господь Иисус пред учениками Своими и других чудес, о которых не написано в книге сей. Ибо если бы о всем, сотворенном Им, писать подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос Господь, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его. Аминь».
Так святитель Феофан Затворник заканчивает повествование о Вознесении.
Господь сказал всем нам через Своих апостолов: «Я с вами до скончания века». С одной стороны, когда люди пребывают в молитвенном состоянии и действительно чувствуют присутствие благодати Божией, которая просвещает их ум, очищает сердце, они в это время реально видят в себе, в своем сердце, присутствие Господа Иисуса Христа, видят, что Он даже ближе к ним, чем находящиеся рядом люди. С другой стороны, когда человек находится именно в таком состоянии, он испытывает необыкновенно сильное желание увидеть Господа. Конечно, я говорю не о прелестном желании какого-то видения (что горделиво и самонадеянно), а о таком желании, при котором человек желает увидеть Христа и своими телесными глазами, увидеть Его не только как Бога, Который невидимо, безобразно присутствует в душе человека, не имеет никакого вида и Которого можно ощутить лишь в действиях Божественной благодати, но и как человека. Эта жажда близости ко Господу имеет в жизни христианина разные проявления. Конечно, в первую очередь это выражается в желании причаститься, соединиться с Господом неизъяснимым образом и иметь Его в себе самом: человек желал бы, кажется, каждый день, непрестанно причащаться Святых Христовых Тайн. После Причащения, если только мы сколько-то искренне, с благоговением молимся, мы всегда ощущаем, что соединились с Господом. Пусть это ощущение длится недолго, но оно обязательно должно быть: это признак того, что мы причастились достойно. Искреннее желание созерцать Господа проявляется и в том, что человек любит читать и перечитывать Евангелие, и, пока в человеке действует благодать, ему это интересно и он никогда не почувствует при этом скуки. И конечно, человек стремится соединиться с Богом в Иисусовой молитве, потому что без непрестанной молитвы (как, впрочем, и без других молитв, положенных в известных случаях) сами Таинства и чтение Священного Писания не произведут на нас никакого впечатления.
Из любви к Господу Иисусу Христу, дарованной нам Духом Святым, мы пишем и созерцаем Господа на иконах, изображая разные события из евангельской истории, сам Его лик, чудеса, Им сотворенные. Может быть, не так явно, но подобное же чувство проявляется и во всех вообще церковных обрядах, и в символике богослужения, и в храмовой архитектуре. Все перечисленное так или иначе напоминает нам о Христе, приводит к воспоминанию о Нем. Например, некоторые части священнических риз, в которых совершается богослужение, символизируют одежду Спасителя: фелонь священника символизирует багряницу, в которую одели Спасителя для поругания, а поручи — узы на Его руках. Сам престол в храме также таинственно изображает собой связанного и распятого Христа.
Таким образом, Господь действительно пребывает с нами «до скончания века», и если мы отчасти стяжали Его в своем сердце и поистине чувствуем, что Он с нами, то мы желаем все больше и больше напоминать себе о Его присутствии, хотим, чтобы всякая вещь вновь и вновь возвращала нас к созерцанию Господа Иисуса Христа. Некоторые подвижники благочестия даже не желали видеть дневного света, потому что это мешало им созерцать «свет невечерний», то есть мешало духовно, сверхъестественно общаться с Господом Иисусом Христом. Один подвижник некоторое время присматривал за деревьями, которые росли возле его келий, и, выходя из нее, он так надвигал куколь на глаза, что видел только землю. Когда его спрашивали, зачем он это делает, он говорил: «А зачем мне видеть этот свет, в котором для меня нет никакой пользы?»
Варсонофий Великий (из его ответов на вопросы обращавшихся к нему составилась знаменитая, очень полезная книга «Вопросы и ответы») пребывал в затворе ради имени Иисуса многие десятки лет. Об этом рассказывает его сподвижник Иоанн Пророк. Мы не знаем, какие благодатные состояния испытывал преподобный Варсонофий, поскольку великие подвижники не описывают свои переживания, но ясно, что его преуспеянием, его утешением был Иисус. Известно, что когда один архиерей со своими помощниками, может быть со священниками, захотел пообщаться с преподобным Варсонофием и, проявив неразумное дерзновение, пытался сломать стену его келий, то из стены вышел огонь и едва не попалил их. Вот как богоугодно единение человека с Господом Иисусом Христом!
Не нужно, однако, думать, что это возможно только в затворе. Святитель Игнатий (Брянчанинов), объясняя нам молитвенные действия, которые бывают при занятии Иисусовой молитвой, рассказывает о блаженном Андрее Константинопольском, Христа ради юродивом, в котором была столь великая благодать, что молитва Иисусова как бы вырывалась из его уст с некоторым свистом. Иначе говоря, молитва переполняла блаженного до такой степени, что его внутреннее преизобильно благодатное состояние заставляло его уста произносить молитву, так что он не мог нигде и никогда успокоиться. Он произносил молитву не как мы, с понуждением, а, напротив, с желанием. Подобные люди везде и всюду искали Христа. Преисполнившись любовью к Господу Иисусу, человек начинает видеть не просто отвлеченный образ Божий, но Самого Христа в каждом человеке и служит ему, и любит его так, как заповедал нам Сам Спаситель, сказавший: «Кто делает добро малым сим, делает Мне» (см. Мф.25:40).
Вспомним канон преподобного Андрея Критского, в кондаке которого есть такие слова: «Да пощадит тя Христос Бог, Иже везде сый и вся исполняяй». Это выражение мы не должны считать только красивыми словами, изображающими догмат о вездесущии Божием. Весь канон Андрея Критского преисполнен необыкновенно сильными чувствами, даже в тех тропарях, в которых восхваляется Пресвятая Троица и которые по содержанию являются догматическими, — и там есть необыкновенно сильное покаянное чувство, весь канон пронизан глубочайшими переживаниями преподобного. Иначе, если бы канон был только «работой ума», он не производил бы на нас никакого впечатления. Преподобный Андрей ощущал Господа Иисуса Христа не только в своем сердце, в своей душе, но и во всем: он видел, что Христос наполняет все. И ощущал он это не только при чтении Евангелия, не только при служении ближним или совершении богослужения, но и всегда. Это — полнота того ощущения, о котором Спаситель говорит кратко: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф.28:20). Наверное, неизмеримо большее, сильнейшее ощущение близости, вездеприсутствия Спасителя имели святые апостолы, и потому они смело проповедовали Христа в самых разных варварских странах. Например, апостол Матфей проповедовал диким племенам, которые почти не знали цивилизации. Апостолы чувствовали, что Христос с ними, что Христос всюду и во всем, и потому ничего не боялись и смело исполняли заповедь Спасителя «Научите все народы». Мы, конечно, не имеем такой благодати, какая была у апостолов, но мы обязаны стремиться стяжать в себе Христа, чтобы понять, что Он как Бог, как Сын Божий пребывает с нами. Тогда и мы ощутим ту любовь, пусть в малой степени (а, безусловно, хотелось бы это испытать сполна), о которой говорит апостол Павел: «Для меня разрешиться (т. е. умереть. — Игум. А.) — это приобретение, потому что я буду со Христом» (см. Флп.1:21; 23). Необыкновенная любовь к Господу призывала Его учеников к еще большей близости к Нему. Известен такой обычай святых апостолов: когда они изредка собирались вместе (изредка — потому что проповедническое служение не позволяло им делать это часто) и разделяли общую трапезу, то всегда ставили на стол и «часть Господню» — хлеб и чашу вина, которую потом разделяли между собой как некое благословение. Они и таким естественным, простым образом воспоминали свое общение с Господом Иисусом Христом.
Мы, православные христиане, живущие спустя уже две тысячи лет после Вознесения Господня, не должны себя этим временем отделять от Господа Иисуса Христа и считать, что мы чем-то принципиально отличаемся от святых апостолов. Мы знаем, что многие подвижники достигали такого же благодатного состояния, как и они. Возможно это и для нас. Только наше собственное нерадение, лукавство, гордость и прочие страсти препятствуют нам приобрести то, что имели апостолы и их подражатели, жившие в разные века. Я думаю, что и сейчас такие люди есть: их не может не быть. Но и мы, пусть нерадивые и гордые, должны хоть в некоторой степени приобретать ощущение близости Спасителя.
Господь Иисус Христос, вознесшись на глазах святых апостолов на небеса, ушел не только от них, но и от всех нас, от христиан всех времен существования Церкви.
Чувства, которые испытывали апостолы (с одной стороны, внутренняя близость с Господом, бывшая исполнением того обетования, что Он с ними «до скончания века», а с другой — жажда соединиться с Ним полностью и совершенно), должны присутствовать и в нас. А если этого нет, значит, в нас не действует благодать, в нас нет любви Божией и на нас в конечном счете (и это страшно!) не исполняется обетование Спасителя: «Я с вами до скончания века». Потому мы должны проявить крайнее усердие в особенности в Иисусовой молитве, но не только: необходимо также усердствовать в чтении и исполнении Евангелия, в достойном, благоговейном причащении Святых Христовых Тайн и во всем, что наполняет и пронизывает христианскую жизнь, чтобы стяжать Господа Иисуса Христа в сердце своем и чтобы, подобно апостолам, приобрести жажду и любовь к Нему. Аминь.

8 июня 2000 года

Неделя 7-я по Пасхе, святых отцов 1 Вселенского собора

(Ин., 56 зач., XVII, 1-13)

После сих слов Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя, так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа. Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира. Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое. Ныне уразумели они, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть, ибо слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли, и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня. Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои. И все Мое Твое, и Твое Мое; и Я прославился в них. Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду. Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы. Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание. Ныне же к Тебе иду, и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную.

О важности знания догматического учения Церкви

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы совершаем память святых отцов I Вселенского собора, что, я думаю, не случайно, как неслучайно и все в Уставе Православной Церкви. Потому что перед тем, как праздновать День Святой Троицы, подобает вспомнить и о тех людях, которые боролись за правильное вероучение, которые, собственно, и отстояли учение о Пресвятой Троице.
Когда император Константин Великий издал свой указ о веротерпимости и гонение на христиан прекратилось, когда в Церкви Христовой уже как будто бы воцарился мир, тогда диавол, навсегда избравший для себя путь бунта против Бога и постоянного делания зла, вновь восстал на Церковь Христову. Внешние гонения, воздвигнутые им прежде, не смогли ее уничтожить, а в каком-то смысле даже усилили, поскольку мобилизовали все мужество и ревность христиан первых трех столетий. Тогда диавол воздвигает новое гонение, имеющее вид христианства, на самом же деле отрицающее его сущность. Это были различные ереси: в III веке, например, ересь Савеллия, который смешивал три Ипостаси Пресвятой Троицы, утверждая, что они представляют Собой лишь проявления единого Бога, и таким образом искажая учение о Боге. Однако самой страшной в то время, в четвертом столетии, была арианская ересь, изобретенная пресвитером Арием из Александрийской церкви.
Арий славился перед своей паствой как хороший проповедник, вел безбрачный, подвижнический образ жизни. Во время выборов епископа на вдовствующую кафедру Александрии он стал одним из претендентов. Когда же на кафедру избрали епископа Александра, Арий начал поднимать смуту. Следовательно, кроме умственных заблуждений у него был личный мотив к тому, чтобы в особенности противиться новому епископу и преподавать учение, отличное от традиционного православного. Арий говорил, что слова «Сын Божий», которыми в Священном Писании именуется Господь Иисус Христос, нужно понимать в переносном смысле. Он учил, что Иисус не есть предвечный Сын Божий, как мы сейчас это понимаем и как было само собой разумеющимся для христиан всех времен, начиная с апостольских, но Он за Свои личные заслуги, за Свою праведную подвижническую жизнь был усыновлен Богу. Это лжеучение Ария в корне подрывало сущность христианства. Почему? Потому что если Иисус был только человек, пусть и великий, необыкновенный, а не Бог, значит, искупительная жертва не могла совершиться. Во-первых, невозможно было, чтобы человек, пусть даже и безгрешный, воспринял на себя грехи всего человечества; во-вторых, кровь человека, хотя и праведного, не может искупить грехов всех людей от сотворения и до кончины мира. Это должна была быть кровь Божия, жертва должна была быть неизмеримо выше того, ради чего она приносилась. Но поскольку Бог Сам Себя принести в жертву, конечно же, не мог, ибо Бог есть существо совершенно бесстрастное и неизмеримо превосходящее все сотворенное Им, то был применен, если можно так выразиться, следующий способ: Бог облекся в человеческое естество. Страдал Он как человек, но поскольку Его человечество было соединено с Божеством, со вторым Лицом Пресвятой Троицы, то каждое Его страдание, каждая капля Его крови приобретала безграничную цену, ибо это была кровь Божия. Умирал на Кресте Бог, но умирал не как Бог, а как человек. И этими Своими человеческими страданиями, освященными действием Божества, Он искупал весь человеческий род. Поэтому если мы будем отрицать, что Иисус есть Сын Божий, значит, будем отрицать и действенность крестной жертвы. Это станет отрицанием всего христианства, которое превратится лишь в одну из множества религий, а Иисус — в одного из многих учителей. Много есть разных лжерелигий и лжеучителей, последователи которых весьма их почитают, но никто из этих последователей не смеет утверждать, что основатель их религии есть непосредственно Бог. Например, буддисты очень превозносят своего учителя принца Гаутаму, говорят, что он просветленный, блаженный, но никто не дерзнет сказать, что он Бог. Магометане также чрезвычайно почитают своего учителя Магомета, называют его величайшим из пророков, но не смеют говорить, что он Бог. И только христиане дерзновенно утверждают, что Иисус есть не просто величайший Учитель, но — Сын Божий. Поэтому Его учение, дела и, в особенности, Крестная Жертва приобретают безграничную цену. Учение Господа Иисуса Христа является совершенно непогрешимым, величайшим, потому что оно провозглашено Богом, Который никак не мог оговориться или допустить какую-то неточность. Жизнь Его является самым прекрасным, идеальным примером для людей, желающих жить праведно. И жертва его является жертвой всеобъемлющей, охватывающей в своей благости всех людей, даже самых падших, — и тех, которые жили до Спасителя, и тех, которые жили и будут жить после Него до кончины мира.
Сегодняшнее евангельское чтение также неслучайно. Оно содержит слова, объясняющие значение догматического учения Церкви о Пресвятой Троице и показывающие, что это не просто какое-то отвлеченное, философское учение, почти не имеющее никакого влияния на жизнь человека. Так часто бывает у людей, увлеченных теми или иными философами и их доктринами: жизнь жизнью, а чтение книг само по себе. Но учение Церкви о Пресвятой Троице имеет прямое влияние на жизнь христианина.
«Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя, так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (ст. 1-3). Итак, жизнь вечная состоит в том, чтобы мы правильно почитали Бога. Если мы не будем правильно почитать Бога и Господа Иисуса Христа, посланного Отцом в мир, значит, жизни вечной мы не наследуем, какими бы мы ни были безупречными по видимости. Слова «посланного Тобою Иисуса Христа» нужно понимать не в том смысле, что Сын был на небесах, а потом, оставив их, сошел на землю. Это выражение условное, посредством которого делается попытка объяснить нам неизъяснимый предмет: каким образом Сын Божий, единосущный Богу Отцу и равно Ему и Духу Святому вездесущий и Собой все наполняющий, облекся в человеческое естество. Поскольку люди, став плотью, удалились от Бога до такой степени, что уже не способны были общаться с Ним как с Богом, и едва-едва осознавали, а возможно и вовсе не осознавали, что существует духовный мир, то необходимо было Богу заговорить с ними так, чтобы они могли слышать. Бог стал говорить с ними как человек, и они услышали Его, но уже не духом, не умом, как слышат люди праведные и святые, но своим слухом, отчего даже самый грешный и опустившийся человек слышал Его. Со дня пришествия в мир Спасителя прошло уже почти две тысячи лет, и мы, конечно, не слышим человеческую речь Господа в буквальном смысле слова, ибо это был удел только его современников. Тем не менее Священное Писание донесло до нас события Его человеческой жизни и речь, обращенную к людям того времени, — обычную человеческую речь, однако наполненную необыкновенным смыслом. И, в сущности, мы не имеем никакого недостатка перед теми, кто слышал проповедь Спасителя своими ушами. «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа. Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить» (ст. 3-4). Слова «которое Ты поручил Мне исполнить» также нужно понимать условно. Бог Отец ничего не поручал Богу Сыну в том смысле, в каком мы друг другу что-либо поручаем, ибо у Них единая воля, единый разум, единое действие и Они ни в чем не разделимы, кроме образа бытия. Но Спаситель и молитву эту произносит вслух (ведь Сам Он не нуждался в гласной молитве), и говорит так ради того, чтобы преподать апостолам и всем Его последователям до скончания века откровение о том, насколько Он близок к Богу, насколько Он является исполнителем воли Божией.
«И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира (ст. 5). Выражение как будто бы парадоксальное: «славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира». Зачем же прославлять Того, Кто уже имел славу прежде бытия мира? Здесь речь идет о прославлении человеческого естества Господа, прославлении Его как человека той славой, которую Он имел как Сын Божий, прежде чем был сотворен мир. В этих словах содержится утверждение православного учения о Богосыновстве Господа Иисуса Христа. Ведь если Христос был прежде бытия мира, значит, Он уже не просто человек и даже не какое-то особенное существо. «Прежде бытия мира» означает «прежде всего сотворенного», поскольку под миром в данном случае подразумевается не только наш видимый материальный мир, но и мир Ангелов. Поэтому славой, которую имел Спаситель прежде бытия мира, была слава Божеская.
«Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое» (ст. 6). «Они были Твои» — то есть Божий; из этих слов не следует заключать, что апостолы раньше принадлежали Отцу, а потом стали принадлежать Сыну. Поскольку они были искренними служителями и последователями Божиими, желавшими узнать полноту истины, то Бог внушил им послушаться воплотившегося Сына — Господа Иисуса Христа. Своих последователей Бог передал Ему как человеку, внушив им, чтобы они, духовно немощные, неспособные постигнуть все Божественные истины, обратились к Господу Иисусу Христу и из Его человеческих уст услышали во всей полноте учение, необходимое для спасения.
«Ныне уразумели они, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть, ибо слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли, и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня» (ст. 7-8). Спаситель говорит, что Его ближайшие ученики, апостолы, уже уразумели: все, что имеет Бог Отец, Он передал Сыну. Ничего своего, то есть человеческого, земного, Господь не высказывает, а преподает только Божественные истины. Таким образом, они уверовали, что Господь Иисус Христос исшел от Бога Отца, и осознали, что Он действительно не обыкновенный лишь человек, который исполняет свое собственное, пусть самое доброе и праведное, желание, но во всяком Своем действии и наставлении следует воле Божией. «Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои» (ст. 9). Спаситель молится не о целом мире не потому, что Он не любит всего мира, но потому, что, как всеведущий Бог, знает: Его учение примут сравнительно немногие люди. И вот о них-то — об апостолах и о всех их последователях — Он и молится.
«И все Мое Твое, и Твое Мое; и Я прославился в них» (ст. 10). В этих как будто бы простых и несколько странных словах заключено глубочайшее богословие. Не только слова, поступки Спасителя полностью соответствуют воле Божией, но и все Его существо принадлежит Богу Отцу, как и все существо Отца принадлежит Сыну. Ибо Бог имеет единое существо и три Ипостаси. Если сказать точнее, Бог Отец передал все Свое естество Богу Сыну и Богу Духу Святому и подобен Им во всем, кроме Своего безначалия. Так и Бог Сын во всем, кроме рождения, подобен Отцу и Духу Святому. И Бог Дух Святой, кроме исхождения, во всем подобен Отцу и Сыну. Поэтому слово «все» означает не только то внешнее, что мы видим, но и то, к чему человеческим умом едва возможно прикоснуться — все существо Божие. Как это происходит, для нас непостижимо. Для нас достаточно благоговейно остановиться перед этой тайной, принять ее и поверить ей. Безначальный Бог Отец передал Свое естество через рождение Богу Сыну, а через исхождение — Богу Духу Святому. Но поскольку естество Отца, Сына и Святого Духа одно и то же, тождественно до полного совпадения, то и получается, что Бог един в Своем существе.
Истины эти едва доступны для рассуждения, и лучше нам, слегка прикоснувшись к ним умом, несколько уяснив для себя, далее не углубляться. Ибо люди, не имеющие благодати, не имеющие мудрости, которая дарована именно от Бога, а не есть человеческая, и дерзающие рассуждать об этих предметах, часто погрешают и впадают в различные ереси. Бывают даже случаи умопомешательства, когда человек самонадеянно думает, что он может это все исследовать самостоятельно. Самый лучший способ исследования — изучать писания святых отцов, а не пытаться дерзновенно объяснить Божественные истины по-своему, как это делают некоторые неразумные ревнители. Они проповедуют христианство своим друзьям, знакомым и родственникам, но, не имея соответствующих знаний, чтобы правильно все объяснить, начинают сами что-то изобретать. Таким образом, эти «ревнители» проповедуют не истинное христианство, а свое собственное, выдуманное. Сами запутываются и людей вводят в заблуждение. Если ты чувствуешь, что человек может принять слово Божие, и хочешь ему помочь, это хорошо и помочь необходимо. Но нужно делать это так, как учат святые отцы, а не изобретать собственные догматы. Иногда послушаешь, как кто-нибудь рассуждает о Боге, — и стыдно становится, хочется убежать. Есть еще и другой грех, касающийся «богословия» людей малообразованных, так сказать, «народного богословия»: когда люди, сидя за столом, например в праздник, едят, пьют и начинают рассуждать о Боге или, другой пример, едут в троллейбусе и разглагольствуют на богословские темы. Это есть именно то, что запрещено в Священном Писании: «Не поминай имени Бога твоего всуе» (см. Исх.20:7; Втор.5:11). Еще Григорий Богослов увещевал православных христиан своего времени не дерзать даже и касаться тех предметов, о которых они не имеют права говорить по своей малодуховности, да еще в местах неподобающих. (Во времена Григория Богослова, когда шла жесткая борьба с арианской ересью, многие обсуждали догматические вопросы где угодно, даже на базаре и в бане.) Так и нам нужно с большой осторожностью касаться подобных предметов. Я призываю не к тому, чтобы пренебрегать богословием вообще, но к тому, чтобы, во-первых, не изобретать собственного богословия, а во-вторых, если появится нужда, говорить на такие темы в подобающее время и не от себя.
«Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду. Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы» (ст. 11). Вот в чем сущность богословия, вот для чего нужны правильные догматы, вот почему столь большое значение святые отцы придавали правильному учению и за будто бы ничтожное, как казалось некоторым, искажение готовы были и кровь пролить! Если мы правильно исповедуем Святую Троицу, иначе говоря правильно верим в Бога, значит, мы будем «едино», все вместе соединимся в Православной Церкви в некое единое многоипостасное человечество, как рассуждают некоторые богословы. Нас разделяют между собою и делают как бы отдельными существами, часто враждующими друг с другом, различные случайности: прежде всего грехи происходящее от него своеволие, затем — воспитание, те или иные человеческие предрассудки, разные земные вещи, греховные и по видимости не имеющие в себе греха. Если же мы будем хранить правильное исповедание, будем иметь любовь друг к другу, наподобие той, какую имеют Лица Пресвятой Троицы, то мы составим единый организм: многоипостасную единоприродную человеческую Церковь, во главе которой — Сам Христос. Недаром апостол Павел называет. Церковь телом Христовым, глава которой — Христос (см. 1 Кор.12:17; Еф.5:23). В сущности, мы и есть одно тело, так как ничем особенным друг от друга не отличаемся, все наши отличия случайны и ничтожны. По благодати Божией не только национальности не имеют одна перед другой никакого преимущества или недостатка, но даже различие полов, мужского и женского, по словам апостола Павла (см. Гал.3:28), также не является принципиально значимым. Потому что и оно случайно, так как возникло в связи с грехопадением: не было бы грехопадения, не было бы и разделения полов. И человек уделяет внимание этому различию тоже по случайной причине. Приведу такой пример. У двух людей разнятся черты лица, — для нас это не имеет никакого значения. Но вдруг объявляют, что люди, у которых, скажем, широкие скулы и носы определенной формы, получают преимущество, а те, у которых форма лица другая, — будут умалены. Случайная причина, на которую мы раньше не обращали внимания, вдруг становится очень весомой. А не было бы нужды разделять людей на более красивых и некрасивых или, например, по расовому признаку, то мы бы никакой разницы и не замечали. Так же и в отношении различия полов: до грехопадения на него не обращали внимания, а по падении оно приобрело значение едва не первостепенное. Когда же человек исполняется Божественной благодати, это различие для него также нивелируется и перестает быть хоть сколько-то значимым.
Итак, люди правоверующие, подражающие в своей земной жизни бытию Божественному, исполненному неизъяснимой и непостижимой для нас любви, соединяются воедино. Те же, которые неправильно верят в Троицу, таким образом искажают тот Божественный пример, который нам дан через откровение о бытии Божием, и никакого единства у них быть не может.
«Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание» (ст. 12). Господь Иисус Христос сохраняет всех, кто предназначен для спасения и стремится к нему, а предназначен тот, кто искренно стремится. Не спасаются — не по вине Спасителя, а по своей собственной — только те, которые являются сынами погибели. Во времена Спасителя это был Иуда Искариотский, а во времена святых отцов I Вселенского собора — Арий. Между прочим, и смерть их была сходна. Про Иуду известно, что он повесился, чрево его расселось и внутренности выпали (см. Деян.1:18); с Арием произошло нечто подобное. Когда Арий обманом внушил императору, что является православным, и тот повелел принять его в церковное общение, тогда епископ Константинопольский, который не имел возможности, а может быть и силы духа, воспротивиться этому открыто, начал молить Бога не допустить этого. В назначенный день Арий с большой свитой в торжественной процессии приближался к храму, как вдруг у него заболел живот. Он зашел в отхожее место, долго не выходил, а когда за ним пришли, то увидели, что Арий лежит мертвый: чрево его расселось, и внутренности излились. Господь показал, что хула Ария на Спасителя, отрицание того, что Иисус есть Сын Божий, была достойна того же наказания, что и предательство Иуды Искариотского. Поэтому не будем думать, что возможно праведно жить, нарочито пренебрегая Церковными догматами или находясь вне Православной Церкви. Можно извинить, если человек случайно, по невежеству, по своей простоте чего-то не понимает. Но если он сознательно имеет какое-то собственное мнение, отличное от учения Церкви, то пусть устрашится, ибо Господь наказывает Своих врагов, как наказал Иуду и Ария. И столь страшное наказание постигло их для того, чтобы люди не следовали этим родоначальникам, изобретателям греха, не подражали им.
«Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб». Мы не знаем в точности, кто принадлежит Господу, а кто нет. Много людей посещает храм, но кто из них входит в число тех, которых Бог Отец дал Сыну и которых Сын сохранит, нам неизвестно. Но, я думаю, никто из нас, если он искренний человек, узнав о том, что он должен погибнуть, не примирится с этим и не станет говорить: вот, мол, я не являюсь тем самым человеком, которого Господь Иисус Христос сохранит, я сын погибели. Всякий из нас возропщет и вознегодует, ибо всякий хочет жить. А поскольку мы верим в вечную жизнь, то в особенности должны заботиться о своей вечной участи; если мы дорожим жизнью временной, то тем паче должны дорожить жизнью вечной. И поэтому каждый обязан изо всех сил трудиться и стараться. Я думаю, что если бы кто-то из нас был даже предназначен для погибели, но проявил крайнее усердие, принес покаяние, то и он сподобился бы войти в число спасаемых. Хотя предопределение и существует, но отсюда не следует, что мы не имеем собственной воли и наше спасение от нас самих никак не зависит. Лучше нам об этой тайне не думать, а изо всех сил подвизаться, чтобы наследовать вечную жизнь. Еще раз повторю: если мы и своей краткой временной жизнью дорожим, то насколько страшно потерять жизнь вечную. Мы сейчас вспоминаем наше детство, юность как почти не бывшее, а ведь наступит такое время, когда мы, находясь уже в вечности, будем так же вспоминать и нашу временную жизнь. Помню, например, как я переживал, когда мне в школе ставили плохие оценки, боясь, что родители будут меня ругать, а сейчас мне это кажется смешным. Подобным образом нам будет если не смешно, то странно, зачем мы так сильно переживали о каких-то ничтожных земных неудачах и совершенно не заботились о самом главном — о вечном блаженстве.
«Ныне же к Тебе иду, и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (ст. 13). Спаситель говорит эту молитву вслух не потому, чтобы Он в том нуждался. Мы знаем, что люди, преуспевшие в молитвенном подвиге, обычно молятся про себя, внутренне, умственно, и такая молитва бывает гораздо более внимательной. Господь наш Иисус Христос эту молитву произносит вслух для того, чтобы в ней преподать учение о правильном богопочитании и о том, насколько Сын близок Богу Отцу и какое имеет перед Ним дерзновение. Если мы будем право верить в Пресвятую Троицу, исповедуя Божество Сына и Духа Святого, то и мы будем иметь в себе «радость совершенную».
Интересно следующее высказывание святого праведного Иоанна Кронштадтского: «После Причащения я чувствую в своей душе, в сердце Пресвятую Троицу». Почему? Тело и Кровь Христовы, которых мы приобщаемся, есть Сам Христос с душою разумною и с телом, Христос, единосущный Отцу и Духу Святому. Он преподается нам таинственным образом под видом хлеба и вина, входит в наше сердце, в наш дух. Поэтому человек, правильно все ощущающий и имеющий благодать, после Причащения, естественно, должен чувствовать единение с Пресвятой Троицей. Когда мы внимательно молимся Иисусовой молитвой, то также приобщаемся к бытию Пресвятой Троицы, насколько это возможно для сотворенного существа. Ведь общаясь с Сыном Божиим, нельзя не вступить в общение с Отцом и Духом Святым. Один афонский подвижник с учениками ночью совершал бдение, как говорят монахи, тянул четку. Все молились Иисусовой молитвой. Вдруг подвижник тот воскликнул: «Пресвятая Троица, слава Тебе!» И опять замолчал. Они имели обычай молиться до рассвета. Наступил рассвет — он продолжает сидеть. Ученики стали покашливать, чтобы обратить на себя внимание, — он не отвечает. Подходят к нему — а он сидит с открытыми глазами, словно в оцепенении, погруженный, судя по его восклицанию, в созерцание Пресвятой Троицы. Тогда ученики опять сели молиться и стали ждать; когда же он зашевелился, они снова подошли к нему, сделав вид, что не заметили его состояния.
Итак, если человек правильно исповедует Сына Божия, значит, он правильно, жизненно, действенно исповедует и Пресвятую Троицу. Кто не общается с Сыном Божиим через молитву Иисусову, через Покаяние и Причащение Святых Христовых Тайн, тот не может правильно поклоняться Богу. С одной стороны, необходимо правильное умственное понятие о Боге, чтобы и молиться правильно (с этой «веры от слышания» (Рим.10:17) все и начинается). С другой — нужно молиться и подвизаться доступными для нас средствами. Каждый на своем месте и подходящим для его звания образом должен трудиться над тем, чтобы опытно познать Бога, иначе вера в нем начнет умаляться. У подвизающегося же она будет усиливаться, проясняться, охватит всю его жизнь, так что он самые обычные дела, в семье или на заводе — где угодно, станет делать уже во славу Божию. Все можно делать во славу Божию, если ты сам живешь ради Бога и в Боге.
Таким образом, борьба святых отцов за правильное исповедание не была суетной. Не думайте, что они из-за одного своего упрямства не хотели согласиться в мелочах. Император Константин, созывая собор, имел намерение примирить враждующие партии. Некоторые люди, близкие к императору, но не вполне добросовестные, внушили ему, будто спор идет из-за мелочей. Значит, надо просто примирить противостоящие стороны, и таким образом вражда в Церкви прекратится. Мнение этих людей Константин уважал и потому стал увещевать святых отцов примириться. Но некий епископ вразумил его следующим образом. Когда Константин Великий восседал на троне вместе со своим сыном, епископ подошел, почтительно поклонился Константину, воздал ему честь, подобающую царю, а потом небрежно потрепал по щеке его сына. Император возмутился таким отношением. Тогда епископ сказал ему: «Видишь, когда я оказываю тебе честь, но не оказываю чести сыну твоему, ты возмущаешься, а как же, ты думаешь, Бог Отец не прогневается на тех, которые не воздают честь Его Сыну?» Такой простой пример подействовал на Константина Великого, он понял, что различие учений, из-за которого шли споры, не мелочь, не пустяк.
Те, кто отстаивал Православие, в большинстве своем были людьми высокой духовной жизни, которые знали, Кто есть Бог, не из книг (хотя, безусловно, многие из них имели и образование), а опытно. И отречься от своего опытного знания в угоду людям фантазирующим, философствующим по собственному произволу, они никак не могли. Для них это значило бы отречься от того Живого Бога, Которого они знают. Те же, которые, не имели опытного знания о Боге, хотя умом, может быть, и признавали правильность православного учения, зачастую не могли выдержать таких испытаний. Вспомним в качестве примера о знаменитом Флорентийском соборе, на котором была заключена уния православных с католиками. Практически все греческие епископы, приехавшие на собор и вступившие в диспут с католическими богословами, прекрасно осознавали, что православное учение превосходит католическое и является истинным. Но когда католики начали применять различные хитрости, оказывать давление и пытаться всеми возможными способами сломить православных, то лишь один митрополит Марк Ефесский остался непреклонным, потому что он, в отличие от других иерархов, был подвижник, молитвенник, а не просто умный человек. Остальные же епископы и император, хотя все прекрасно понимали, тем не менее испытания не выдержали.
Важны две вещи: следование православному Преданию и жизнь, соответствующая ему. Если мы будем только умом знать наше Предание, то уподобимся книжникам, описанным в Евангелии: они все понимали, однако же стали врагами Спасителя, поскольку ничего не делали. Если мы будем жить праведной, как нам кажется, жизнью без руководства Священного Предания, то также можем заблудиться, уклониться от правильного пути, потому что Предание содержит в себе учение и о праведной жизни. Что такое аскетические книги святых отцов, как не Предание о правильной христианской жизни? Итак, необходимо и то, и другое: и жизнь, и знания. И не просто какие-то отвлеченные знания, но знание апостольского Предания, ибо в нем заключается наша вера, и мы обязаны его знать хотя бы в минимальном объеме, для того чтобы ориентироваться во всех лжеучениях нашего времени, уметь отличить Православие от не-Пра-вославия. Ведь среди нас есть такие невежественные, совершенно несведущие в вопросах веры христиане, которые не могут отличить баптистов от православных. И как наша вера должна быть просвещена светом Предания, так и жизнь наша должна проходить в соответствии с Преданием святых отцов, а не под руководством наших понятий о святости. И тогда мы поистине станем «едино», как едины лица Пресвятой Троицы, преисполненные взаимной любви, смирения друг перед другом, и все мы ощутим благодать Божию. Ибо, как сказал Антоний Великий, «наш ближний — это наша жизнь и смерть». Аминь.

26 мая 1996 года

О пастырстве истинном и ложном

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы празднуем память святых отцов I Вселенского собора. Эти святые отцы собрались в городе Никее в то время, когда при императоре Константине Великом уже прекратилось гонение язычников на христианство, для того чтобы противостать другому его гонителю — не внешнему, а внутреннему, идейному, каковым был еретик Арий. Он изобрел новое учение о том, что Господь Иисус Христос есть не Единородный Сын Божий, а особое совершенное создание, через которое были созданы все прочие творения. Против этого учения восстал сначала Александрийский патриарх Александр. Однако Арию удалось путем всевозможных интриг и пропаганды своих воззрений распространить эту ересь и за пределы Александрийского Патриархата и смутить ею даже императора Константина, который, не поняв вначале принципиальности высказываемого Арием учения, счел его незначительным частным мнением, не стоящим того, чтобы из-за него нарушать церковный мир. Поэтому первоначальной целью созыва I Вселенского собора была, скорее всего, защита Ария и примирение враждующих сторон. Иначе говоря, участники собора намеревались показать, что учение Ария не представляет собой угрозы для Церкви — главное, чтобы в ней сохранялся мир. Под предлогом сохранения мира Арий и патриарх Александр должны были примириться.
Собор составили триста восемнадцать епископов со всей вселенной, то есть со всей Римской империи, и даже из стран, находящихся за ее пределами, например из Персии. Во время заседаний этого великого собора выяснилось, что речь идет не о каком-то не имеющем значения человеческом разногласии, но о таком заблуждении, которое грозит самому существованию христианства, делая его из богооткровенной, истинной религии, имеющей всю полноту Богом данного знания, лишь нравственным человеческим учением. И тогда уже сам император Константин настоял на принятии богословского термина, который стал точным определением православного догмата. Этого термина нет в Священном Писании, отчего еретики говорили, что его нельзя употреблять в догматических определениях. Но хотя этого слова там нет, смысл его, безусловно, соответствует Откровению, данному нам в Священном Писании, в особенности в Божественном Евангелии. Это слово — «единосущный», которым святые отцы определили полное единство и тождество бытия Сына Божия и Бога Отца и то, что Господь Иисус Христос есть воистину Единородный Сын Божий.
Сейчас мы пользуемся не тем Символом Веры, который был принят в Никее, а тем, который утвержден на II Вселенском соборе. Он представляет собой тот же Никейский символ, лишь несколько измененный по форме (но, конечно же, не по сути) и дополненный учением о Святом Духе и Церкви.
Сегодня, в день памяти святых отцов I Вселенского собора, нам весьма уместно вспомнить о том единстве, которое должны сохранять православные христиане и благодаря которому, собственно, и существует Церковь. На чем это единство держится, чем укрепляется, какова его основа — об этом повествует сегодняшнее Евангелие. Учил этому и апостол Павел, предупреждая верующих о ересях и разделениях, которые должны были впоследствии возникнуть.
Господь наш Иисус Христос «возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя» (ст. 1). Этими словами для нас нарочито подчеркивается, что Иисус есть именно истинный Сын Божий. Если мы будем признавать и принимать ту славу, которой Бог Отец прославил Своего Сына, тогда и в нас прославится имя Бога Отца и мы сможем истинно, всей душой воспринять веру в Бога. Иначе наша вера будет не живой, сердечной, спасительной верой, а просто умственным рассуждением о Боге.
«Так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (ст. 2-3). Спаситель прославляется здесь как Податель вечной жизни, которую не может даровать существо сотворенное. И эта вечная жизнь состоит в познании Бога Отца и познании Его Сына. Кто не знает Бога Сына, тот не может познать и Бога Отца. Кто отрицает Божество воплотившегося Господа Иисуса Христа, тот знает Бога Отца лишь отвлеченно, теоретически и не может иметь никакого общения с Богом и опытного знания Его.
«Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую я имел у Тебя прежде бытия мира» (ст. 4-5). Эти слова опять подчеркивают Божество и предвечное бытие Господа Иисуса Христа и, конечно же, говорят о том, что Он не сотворен. Все сотворенное здесь называется миром, и если бы Спаситель был создан, пусть даже и прежде всего остального творения, то и Он являлся бы частью, хотя и начальной, этого мира. Например, в Книге Бытия говорится: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт.1:1), — небо и землю можно назвать первыми творениями, но это не значит, что они какие-то особые. И если Бог сотворил свет в первый день (см. Быт.1:3-5), то отсюда не следует, будто свет совершеннее, чем все, что было Богом сотворено впоследствии. Наоборот, более поздние создания оказываются и более совершенными — то есть животные, а в особенности человек. Господь Иисус Христос молился о том, чтобы Ему быть прославленным славой, которую Он имел «прежде бытия мира», но нельзя эти слова понимать так, что слава сначала была присуща Господу Иисусу Христу, потом Он ее утерял, а сейчас молит о ее возвращении. Нет, Он просит Отца прославить Его в душах человеческих той славой, какую имел у Бога прежде бытия мира как Единородный Сын Божий, как Бог от Бога, по выражению Символа Веры.
«Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое. Ныне уразумели они, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть» (ст. 6-7). «Все, что Ты дал» — это не только сами чудеса или учение, но и вся та слава, которой Спаситель наш Сам Себя прославил, сотворив великие чудеса: воскрешение из мертвых, хождение по водам, управление стихиями, укрощение бури, власть над демонами, которых Господь изгонял, и они не смели противиться Ему. Всем этим Спаситель показал Свое Божество, Свое всемогущество и великую силу, которые от Бога. То есть слава Отчая есть слава Сына Божия, Отчая сила — сила и всемогущество Сына Божия. Все Божественные свойства равно присущи и Отцу, и Сыну.
«Ибо слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли, и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня» (ст. 8). Слова «исшел от Тебя» нужно понимать не только в том смысле, что Сын Божий воплотился, приняв на Себя человеческое естество, и стал подобным нам человеком, но и в том, что Сын исходит от Отца, как слово исходит из ума. Не может быть, чтобы ум не имел слова, и слово должно обязательно иметь своим источником ум. Это постоянное предвечное рождение (в отличие от образа бытия Духа Святого) называется в Евангелии исшествием. Способ исшествия — рождение. Если Бог Сын исходит от Отца подобно рождающемуся в уме слову, то Дух Святой исходит от Отца наподобие дыхания человеческого, — таково сравнение преподобного Иоанна Дамаскина. Хотя, конечно же, это только образ, приблизительно, туманно, гадательно описывающий то, что ограниченному человеческому уму постичь невозможно. Некоторые из великих преподобных отцов или апостолов созерцали эту тайну своим духом, но описать ее человеческим языком едва «Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои. И все Мое Твое, и Твое Мое» (ст. 9-10). Под словами «и Твое Мое» подразумевается не только то, что апостолы и все вообще ученики Христовы равно принадлежат и Господу Иисусу Христу, и Отцу, но и то, что Лицам Пресвятой Троицы одинаково принадлежат все свойства Божества за исключением свойств, определяющих Их ипостасное бытие. Ибо безначалие свойственно только Богу Отцу, рождение свойственно лишь Сыну, а исхождение присуще Третьему Лицу Пресвятой Троицы — Святому Духу. Все остальные Божеские свойства: всемогущество, премудрость, безначалие (то есть предвечное существование), благость, любовь — все это общие свойства Божества, равно принадлежащие единосущному естеству Лиц Пресвятой Троицы. Представим себе три солнца, заполняющие собой все пространство, и нет такого места, где не было бы каждого из этих светил, — очевидно, что они совершенно единосущны друг другу. Если вездесущи и Бог Отец, и Сын, и Дух Святой, то, значит, нет такого места, где не было бы Их полного единения и тождества, за исключением этих трех, отличительных свойств, определяющих Их бытие: безначалия, рождения и исхождения.
«И Я прославился в них. Я уже не в мире» (ст. 10-11). Господь Иисус Христос говорит так потому, что эта беседа происходит во время Тайной вечери, перед Его страданиями и необыкновенным отшествием через эти страдания, Воскресение и Вознесение к Богу Отцу. «Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду. Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы» (ст. 11). Итак, Церковь уподобляется образу Божественного бытия: как в Боге присутствует единство в Трех Лицах, так и в Церкви должно быть совершенное единство всех людей между собой. Да, каждый из нас сохраняет свое отдельное бытие, но все мы призваны жить совершенно единодушно и, если так можно выразиться, однообразно, в хорошем смысле этого слова, то есть жить по Евангелию и приобретать одни и те же евангельские «свойства». Как Божеские свойства общи для всех Трех Лиц Пресвятой Троицы, так и христианские, евангельские заповеди должны стать нашими общими свойствами. В этом смысле мы все должны быть едины, должны иметь одну волю, одно устремление, одну любовь — вот в чем состоит единство Церкви и вот на чем она основывает свое бытие: «Чтобы они были едины, как и Мы».
Конечно, нельзя одним свойством любви охарактеризовать жизнь Пресвятой Троицы, непостижимую, неописуемую, превосходящую всяческое разумение — и человеческое, и вообще какого-либо сотворенного существа, даже высших Ангелов. Тем не менее надо сказать, что любовь есть то свойство, которое изначально исходит от Пресвятой Троицы. Из Евангелия мы знаем, как Бог Отец говорит о Сыне во время Крещения, что в Нем Его благоволение, и называет Его возлюбленным Своим Сыном: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф.3:17; см. Мк.1:11; см. Лк.3:22). У нас чувство любви усиливается и ослабевает, появляется и пропадает. Бывает, что мы сначала не знали какого-то человека, а потом узнали его и полюбили. Но Лица Пресвятой Троицы соединены в Себе изначальным, извечным свойством любви, которое не является чем-то случайным. И потому мы должны в своей среде (православных христиан) это Божеское свойство — любовь — также всячески сохранять, развивать, дорожить им. Ведь мы уподобляемся единству Лиц Пресвятой Троицы именно во внутреннем единстве этого чувства любви, а не в том, что составляем одну организацию. Тогда мы бываем, как говорят некоторые богословы, единосущными человеческими ипостасями, подобно тому как единосущны Ипостаси Божества.
«Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание» (ст. 12). Господь говорит здесь о том, что Он сохраняет свою Церковь, но препоручает ее Богу Отцу по отшествии Своем на небо. Говорит Он так, конечно, не потому, что Бог Отец не хотел воспринять Церковь или не знал о необходимости сделать это, но ради Своих учеников: и присутствовавших там апостолов, и ради всех нас, чтобы мы понимали, что единство Церкви сохраняет Сам Бог. Среди двенадцати учеников был «сын погибели», как бы заранее предназначенный к ней по своим душевным свойствам, по своему произвольному душевному стремлению. И сейчас мы тоже видим «детей погибели» — тех, которые, несмотря на всю неизреченную, безграничную благодать, действующую в Православной Церкви, тем не менее не прибегают к ней, отпадают «Ныне же к Тебе иду, и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (ст. 13). «Вот для чего это сказано — не для того, чтобы передать Тебе нечто, чего Ты ранее не знал, и не для того, чтобы попытаться Тебя умолить и упросить и услышать в ответ Твое согласие или отказ, а для того, чтобы Мои ученики имели в себе радость и знали, что они предназначались к ней заранее и что Ты их не оставишь и сохранишь».
«Я передал им слово Твое; и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира. Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла» (Ин.17:14-15). Мы остаемся в мире и будем претерпевать искушения. Мы не можем удалиться от него в буквальном смысле слова, так как это означало бы, что всякий обратившийся в христианство должен сразу умереть — иначе от мира удалиться невозможно. Даже если мы будем пребывать в пустыне — все равно это мир, и там нас настигают человеческие страсти, потому что мы приносим их с собой в своей душе. Мир пытается вторгнуться внутрь самой Церкви и там также ведет борьбу против истинных чад Божиих.
«Они не от мира, как и Я не от мира. Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина» (Ин.17:16-17). Слово Божие, слово Отчее, которое открыл нам Господь Иисус Христос, есть истина. И отступать от нее никто и никак, ни под каким предлогом не имеет права. Тем не менее в течение почти двух тысяч лет существования христианства множество людей восставали на истину и пытались слово Божие исказить. Об этом еще в глубокой древности предупреждал апостол Павел, знавший, что, несмотря на великую благодать, действующую в Церкви, диавол не прекратит попыток уничтожить Церковь или по крайней мере отторгнуть от нее некоторых ее членов. Вот как говорится об этом в Священном Писании: «Павлу рассудилось миновать Ефес, чтобы не замедлить ему в Асии; потому что он поспешал, если можно, в день Пятидесятницы быть в Иерусалиме. Из Милита же послав в Ефес, он призвал пресвитеров церкви, и, когда они пришли к нему, он сказал им: вы знаете, как я с первого дня, в который пришел в Асию, все время был с вами» (Деян.20:16-18). Кого нужно подразумевать под словом «пресвитеры»? Сейчас священнослужители делятся на епископов, пресвитеров и диаконов, в древности такое деление также существовало, но людей, носивших священный сан, именовали иначе. Пресвитер — значит, собственно, «старец», поэтому пресвитерами часто называли и епископов. Надо полагать, что апостол Павел призвал либо епископов, либо всех священнослужителей города Ефеса: не только епископов, но и священников. «Итак внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями» (Деян.20:28). В русском переводе поставлено слово «блюститель», по-славянски же это место переведено так: «в немже вас Дух Святый постави епископы». Слово «епископ» в переводе с греческого обозначает «страж», «надзиратель» или «блюститель». Здесь подтверждается догадка о том, что слова «пресвитер» и «епископ» в древности были синонимами. Из самого значения слова следует, что епископы и священники являются хранителями стада Христова — не господами, которые могут распоряжаться им по своему усмотрению и как угодно, но теми, кто должен охранять это стадо, чтобы его вера и нравственность не подвергались опасности.
«Пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян.20:28). Апостол Павел говорит «Кровию Своею» для того, чтобы мы все понимали, какой великой ценой приобретена Церковь, а пастыри, будь то епископы или священники, ревностно исполняли свой долг. «Ибо я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада» (Деян.20:29), — так апостол Павел предупреждает своих учеников. Не нужно удивляться тому, что внутри Церкви есть враги — волки, не заботящиеся о сохранении стада, а думающие только о насыщении своей утробы, о своей корысти, стремящиеся насытить свои страсти: сребролюбие, тщеславие, гордость. «И из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деян.20:30). Не только посторонние, чужие люди будут губить стадо Христово, но и «из вас самих», слушающих меня, восстанут те, которые ради своей гордости, ради своей славы будут готовы губить людей и начнут превратно говорить, дабы увлечь за собой учеников. Они захотят учить своему, а не тому, чему учили апостолы, чему учил Сам Христос. Слова Спасителя «не называйте себя учителями, ибо один у вас Учитель — Христос» (см. Мф.23:8) нужно понимать не в буквальном смысле — как запрет употреблять слово «учитель», но так, что нельзя считать себя учителем. Единственный наш истинный Учитель — Христос. Если мы учим тому, чему учил Он, то мы исполняем эту евангельскую заповедь. Можно называться и учителем, и наставником, и отцом, лишь бы только мы понимали, что истинный Отец для всех нас — и духовных чад, и духовных отцов — есть Отец Небесный. Истинный Учитель и Наставник для всех — и учителей, и наставляемых — есть Господь Иисус Христос. Но кто, пожелав славы человеческой, об этом забудет, тот начнет учить превратно, искажая богооткровенное учение, преподанное через апостолов, — и об этом нас предупреждает апостол Павел.
«Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас. И ныне предаю вас, братия, Богу и слову благодати Его, могущему назидать вас более и дать вам наследие со всеми освященными» (Деян.20:31-32). Посмотрите, как говорит апостол Павел: «Уже я с вами не буду. Но кто же будет вас охранять? Бог и слово благодати». Это слово благодати заключается в Священном Писании и в устном Предании Православной Церкви, которое в течение последующих столетий было записано святыми отцами и стало для нас теперь Преданием святоотеческим. Это слово благодати может нас «назидать» и даровать нам «наследие со всеми освященными». Вот принцип, которого мы должны держаться: слушать слово благодати, а не слово человека, говорящего красноречиво, или даже творящего чудеса, или по виду отличающегося какой-нибудь необыкновенной кротостью (необходимо остерегаться «волков в овечьей шкуре», то есть прикрывающихся видом кротости и любви). Это слово благодати и есть наш учитель с того времени, как апостолы покинули нас.
Всякий епископ, пресвитер, монах, даже простой мирянин, преподающий слово благодати, учит не своему, но тому, чему учили и апостолы, и потому является стражем Церкви. Напротив, и епископ может оказаться ее врагом, если учит в противность этому слову благодати, как мы знаем и из истории I Вселенского собора. Хотя сам Арий был пресвитером, у него было много последователей из епископского сана. Им, правда, было неловко признать, что они — ученики священника, но, тем не менее, его заблуждения они приняли, проповедовали их и отстаивали. При помощи интриг впоследствии им удалось повлиять даже на императора Константина Великого, так что по его повелению они отправляли в ссылки и смещали с кафедр истинных ревнителей благочестия и совершали прочие беззакония.
Итак, истинный наставник, какой бы сан он ни имел, хранит слово благодати и может преподать его другим. И наоборот, врагом Церкви — «волком» — является тот, кто думает единственно о насыщении своей утробы, об удовлетворении своих страстей, чаще всего тщеславия, гордости. Самый первый и самый страшный враг христианства — один из двенадцати учеников Спасителя. И из истории Церкви мы знаем, что наиболее страшными ее врагами были священнослужители: пресвитер Арий, патриарх Несторий, епископ Македонии и многие другие. Страшно, когда человек, стоящий во главе Церкви, имеющий огромное влияние на паству, использует дарованную ему Богом власть не для сохранения стада, а для его расхищения и уничтожения. Изумляться тому, что так бывает, не нужно. Если же мы окажемся чересчур раболепными и будем слушаться начальство только потому, что оно наше начальство, а не потому, что оно проповедует истину Христову, то, пожалуй, когда придет антихрист, мы и его примем, потому что нам прикажет сделать это наше начальство, будь то государственная власть или власть Церкви.
Многие не знают, как святые отцы толкуют пророчество о пришествии антихриста. Об этом грядущем событии есть два мнения, которые имеют равное право на существование, и мы не можем отрицать второе, потому что первое нам нравится больше. Некоторые святые отцы говорят, что пришедший антихрист воссядет в восстановленном Иерусалимском храме, храме Соломоновом. Другое мнение, которое принадлежит не менее авторитетным святым отцам, — что он на малое время воссядет во Вселенской Церкви, то есть в Церкви Православной. Мы будем ждать, когда восстановят храм Соломона, а его никто восстанавливать и не собирается. Но именно путем обмана, лести, всевозможных интриг антихрист воссядет в Православной Церкви и заставит православных ему повиноваться, принимать его лживое учение. И кто знает, что с нами может тогда произойти, если мы не приобретем самостоятельного, твердого знания святоотеческого учения, если мы будем раболепствовать перед сильными мира сего? Кто знает, в каком виде антихрист придет в Церковь, — может быть, он воссядет в ней как епископ, или пророк, или патриарх? Меня никто не упрекнет в том, что я преподаю какое-то антииерархическое учение, потому что из истории Церкви известно множество случаев, когда самые страшные ее враги были облечены высоким духовным саном. Кто низверг патриарха Нестория и первым выразил недовольство против его еретического учения? Константинопольский народ и священники! Константинопольские священники первыми стали негодовать, когда с кафедры начал проповедовать ересь сначала ближайший ученик Нестория, а потом и он сам. Этот его ученик, пресвитер Анастасий, отказываясь признавать Божество Спасителя, называл Божию Матерь, Богородицу, человекородицей, но Несторий выдумал слово, которое, как ему казалось, подойдет всем, — Христородица (так сказать, нечто промежуточное между Богородицей и человекородицей). Константинопольский народ восстал против этой ереси. Кто первым выступил против ереси иконоборцев, начавших низвергать иконы в Константинополе? Простые верующие женщины, которых потом убили. Не нужно думать, что народ должен всегда молчать и во всем слушаться пастырей, даже если они ведут людей к погибели. На Украине во время унии Православие отстаивали священники и народ: дворяне, казачество, — а все епископы, за исключением одного, предали Православную веру.
Поэтому мы должны быть внимательны. Конечно, следует почитать священный сан, прежде всего епископский. Но в то же время нужно повиноваться епископу, священнику, настоятелю монастыря или прихода только тогда, когда в догматическом и нравственном отношении они учат по святым отцам, а не так, как им заблагорассудится. Иначе зачем было бы апостолу Павлу предупреждать нас: «По отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно со слезами учил каждого из вас»? Зачем он стал бы это говорить, если бы мы должны были без всякого рассуждения слушаться любого священника или епископа и от одного этого послушания уже спасались бы?
«Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал: сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии. Во всем показал я вам, что, так трудясь, надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: «блаженнее давать, нежели принимать». Сказав это, он преклонил колени свои и со всеми ими помолился» (Деян.20:33-36). Апостол Павел является самым ярким примером бескорыстного пастырского служения. Редкий из людей может исполнить то, что сделал он. Кроме проповеди он еще и трудился собственными руками, чтобы содержать себя и своих спутников. Я думаю, ему, наверное, и спать почти не приходилось, поскольку днем он проповедовал, а ночью трудился над рукоделием. Но подражать апостолу Павлу в бескорыстии обязан всякий пастырь, и признак истинного пастыря — бескорыстие как в отношении материальном, так и в отношении человеческой славы. Кто ищет славы Божией, а не материальной корысти, тот истинный проповедник и учитель.
Итак, в словах апостола Павла мы можем найти два основных признака истинного проповедника. Первый — он учит слову благодати, то есть хранит учение, преподанное апостолами, а от себя ничего не говорит; и второй признак — его бескорыстие. Вот таким-то людям мы должны верить, таких должны слушаться, за такими следовать. Но и при этом никто и никогда нас не освободит от необходимости рассуждать в меру своих сил, самостоятельно изучать Священное Писание и творения святых отцов, насыщать себя их поучениями и ими же проверять те наставления, которые нам преподают наши пастыри. Это не означает, что мы должны подвергать сомнению каждое слово своих духовных руководителей; просто нам необходимо все время помнить: если нас учат по святым отцам, значит, учат правильно, если учат от себя — в этом случае возможна ошибка.
Святые отцы I Вселенского собора вначале, конечно же, не понимали, и только впоследствии некоторых из них осенила необыкновенная догадка, что число триста восемнадцать (именно столько отцов присутствовало на соборе) отнюдь не случайно. Четырнадцатая глава Книги Бытия повествует о том, что праведный Авраам, когда бросился в погоню за царями, пленившими его племянника Лота, взял с собой триста восемнадцать человек. Это удивительное совпадение подсказало преподобным отцам, что Вселенский собор имел столь великое значение, что о нем было предсказано самым величайшим из пророков — пророком Моисеем, написавшим Книгу Бытия. Война Авраама за освобождение Лота явилась прообразом Вселенского собора, который освободил христиан от власти еретиков, отстоял Православие и положил начало догматической борьбе с врагами Церкви. Врагами теперь уже не физическими, а идейными, которые, может быть, страшнее того, кто пытается уничтожить Церковь извне. Это сейчас мы говорим: «Ариане — враги Церкви», а в те времена это были внешне те же самые христиане: епископы, священники, миряне, монахи. Борьба православных с арианами в то время воспринималась именно как борьба внутри самой Церкви, и только потом, по прошествии многих десятков лет, а то и нескольких столетий эти исторические события стали пониматься как борьба православных с еретиками.
Итак, мы должны быть бдительными. Мы принадлежим Церкви тогда, когда ей принадлежит наша душа, а не когда мы просто ходим в тот или иной храм. Если мы правильно исповедуем Православие, нравственно живем по апостольскому и святоотеческому Преданию, тогда мы действительно являемся православными. Мы должны дорожить не формальной принадлежностью к Церкви, без внутреннего единства, а внутренним, истинным Православием, которое только и делает нас ее членами. Иначе это была бы уже не Церковь, не единосущное общество многих человеческих ипостасей, бытие которого подобно бытию Пресвятой Троицы, а просто организация отдельных, совершенно независимых и потому чужих друг другу людей. Мы часто употребляем такое правильное выражение: «Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец», но при этом не должно забывать, что Церковь, как говорил Святейший Патриарх Никон, — не храмы и стены, а догматы и каноны. Аминь.

8 июня 1997 года

О том, что Православие должно исповедовать своей жизнью

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня, в первое воскресенье после Вознесения Господня, мы совершаем память святых отцов I Вселенского собора. Праздник Вознесения в наибольшей степени напоминает нам о единстве в Господе Иисусе Христе Божеского и человеческого естеств, соединенных в единую Ипостась. И поэтому память святых отцов, отстаивавших на этом соборе истинность Божества Спасителя, уместно совершать после воспоминания о Вознесении. Ведь ученики Спасителя, созерцая такое небывалое и непостижимое чудо, собственными глазами видели доказательство Божественности Господа Иисуса Христа.
Апостол Павел, как вы слышали в сегодняшнем чтении Деяний апостольских, сказал: «Я знаю, что по моем отшествии войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут некоторые, которые будут увлекать людей вслед себя» (см. Деян.20:29-30), то есть предсказал, что в Церкви будут происходить разногласия, и притом по вопросам первостепенным. О таких разногласиях апостол говорит: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор.11:19). Но когда появляется некое новое мнение, пытающееся вытеснить или затмить истины, переданные нам святыми апостолами, тогда необходимо отстаивать эти истины даже ценой собственной жизни, что и делали святые отцы.
Мы не должны изумляться: «Как же так? В богооткровенной религии, основанной не каким-то простым человеком и даже не пророком, а Самим Сыном Божиим, вдруг возникают разногласия, появляются разные течения и секты? Кто же из всех этих людей, утверждающих, что именно они знают истину, прав?» В наше время существует некая, если так можно выразиться, мода: не утверждать, что ты являешься носителем истины, поскольку этим ты якобы проявляешь свою гордость, а придерживаться принципов плюрализма, то есть многообразия истин, когда у каждого человека своя истина и каждый молится своему богу. Всякий человек имеет некоторый духовный опыт (который мы не отрицаем, но рассматриваем, конечно, с определенной точки зрения), и, независимо от того, какую религию он исповедует и в какой секте находится, он якобы спасается уже только потому, что молится своему личному богу.
Но как мы можем ошибаться при постижении окружающего нас вещественного мира, например, приняв одну вещь за другую или неправильно объяснив ее значение, так можем заблуждаться и в области предметов духовных. Человек, испытывающий какие-либо духовные переживания, совсем не обязательно общается с Богом. Существует известное вам понятие — прелесть. Прельщенными могут быть не только люди, хотя и находящиеся в лоне Православной Церкви, но неправильно подвизающиеся и в сильной степени подверженные гордости, — ими могут быть и различные сектанты, и те, которые не исповедуют Христа. Всякий человек является существом духовным и, в широком смысле этого слова, ведет духовную жизнь. Даже если он отрицает существование в себе души, дух его живет в нем, и человек испытывает определенные духовные переживания. Правильны они или нет — это уже другой вопрос. Прельщенные, переживая некоторый экстраординарный опыт, что, в узком смысле слова, называется духовной жизнью, совсем не обязательно испытывают нечто истинное. Да, мы признаем, что они действительно что-то переживают. Но каково содержание их переживаний? На самом ли деле человек вступил в общение с Богом и Его святыми? Или же он обманут демонами и, увлекаясь мечтами, принимает телесные, нервные движения за действие благодати? Здесь необходимо тонкое и внимательное рассуждение.
Не думайте, что сказанное мною не имеет никакого отношения к учению Церкви о Божестве Господа Иисуса Христа. Всякий догмат, истинный или ложный, основан на духовном опыте. Истинный догмат основан на опыте истинном. Апостолы, передавшие нам богооткровенное учение, которое мы храним и на котором держится Церковь, в большинстве своем были людьми чрезвычайно простыми и учили исключительно на основе собственного опыта богообщения, опыта пребывания с Господом Иисусом Христом. После того как Дух Святой сошел на них в День Пятидесятницы, они начали проповедовать не потому, что путем правильных умозаключений сами додумались до тех истин, которые затем преподавали верующим, но потому, что Бог открыл им все Своим неизъяснимым действием. Таким образом, все наше православное вероучение есть духовный опыт. Опыт апостолов, пророков, святых отцов. И когда появляется нечто новое по отношению к учению Церкви, необходимо проверить, соответствует ли это новшество апостольскому и святоотеческому опыту или нарушает его, то есть нарушает то Предание, в котором мы безусловно уверены, ибо оно исходит не от простых людей, но от избранников Божиих, от тех, кто непосредственно общался со Спасителем. Если рассматривать православное вероучение изнутри, то всякое новшество в нем является подозрительным и, по большей части, еретическим, так как нарушает апостольское Предание; внутри нашего учения не должно появляться ничего нового. А если рассматривать его «снаружи» — с точки зрения мира, чуждого истины, то оно само является безусловной новизной, ибо мы учим не так, как учит мир, проповедуем такие вещи, принять которые мир не может, поскольку они не вмещаются в человеческое понятие о здравом смысле; и вот эта новизна не должна быть потеряна.
Кто пытается примирить непримиримое — эту необыкновенную новизну (само слово «Евангелие» означает «благая весть», «добрая новость»), эти непостижимые для человеческого разума истины, содержащиеся в Благовестии, примирить со здравым смыслом (понятие о котором менялось в ту или иную историческую эпоху в зависимости от различных культурных и других причин), тот, умаляя новизну Благовестил, вносит новшество внутрь самого Благовестия.
Нечто подобное совершил безумный Арий, проклятый на I Вселенском соборе и Самим Господом наказанный в назидание всем. При помощи интриг, лести и коварства, притворившись раскаявшимся, хотя всем было понятно, что это плохо скрываемая ложь, еретик добился, чтобы его согласились принять в Церковное общение. Патриарх Константинопольский не имел сил противостоять такому мнимому воссоединению Ария с Церковью и только молился, чтобы этого не произошло. Когда Арий торжественно шел со своими сторонниками в храм, где должно было произойти его присоединение к Православию, у него вдруг заболел живот. Он вошел в отхожее место и надолго там задержался. Когда пришли узнать, почему он так долго не выходит, то нашли его мертвым. У него расселось чрево и вывалились внутренности, как это произошло и с Иудой Искариотским, о котором в Священном Писании сказано: «Излияся вся утроба его» (Деян.1:18). Арий был наказан унизительной и мучительной смертью.
Непосредственное отношение к I Вселенскому собору, на котором христиане восстали против лжи и победили ее, имеет сегодняшнее евангельское чтение. Это молитва, произнесенная Спасителем по окончании Тайной вечери. В ней необыкновенно мудро и тонко раскрывается та истина, которую святые отцы отстояли на соборе. Каждый стих этого чтения можно было бы истолковывать подробно, извлекая необыкновенную пользу из беспредельной глубины слов Господа Иисуса Христа. Но мы вынуждены будем сократить толкование и говорить о самом главном — о том, что имеет непосредственное отношение к событию, вспоминаемому нами сегодня.
«После сих слов Иисус возвел очи Свои на небо и сказал: Отче! пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя, так как Ты дал Ему власть над всякою плотью, да всему, что Ты дал Ему, даст Он жизнь вечную. Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (ст. 1-3). Жизнь вечную человек получает не тогда, когда верит только потому, что принимает чужие слова и доверяет им, но когда он знает Единого Истинного Бога. И если человек знает Его, то, конечно, знает и посланного Им Иисуса Христа. Иначе и быть не может, ибо, как сказал Сам Спаситель, никто не может прийти к Отцу иначе, как только через Сына (см. Ин.14:6). Святые отцы, исповедовавшие на соборе догмат о единосущии Сына Божия Безначальному Богу Отцу, как раз и знали Истинного Бога и потому не могли отречься от своего знания ради сохранения в Церкви какой-то видимости мира. А именно этого требовал от христиан равноапостольный царь Константин, вначале не разобравшийся в сущности событий. Он хотел церковного мира, не понимая, что если бы истина примирилась с ложью, то она перестала бы являться истиной, в мире прекратилась бы апостольская проповедь и Церковь перестала бы существовать.
Знать посланного Богом Иисуса Христа — значит понимать Его Божественное происхождение. Если мы молимся Господу Иисусу Христу и предполагаем, что Он только человек, тогда мы молимся Ему лишь как одному из святых. Когда же мы молимся с доверием, с предварительной, если так можно выразиться, верой в то, что Он — Сын Божий, тогда в конечном счете постигаем это и на собственном опыте. Самый удобный, хотя и не единственный, способ достичь богообщения — непрестанное повторение молитвы Иисусовой. Через эту молитву мы приходим к тому, что в имени Иисуса Христа созерцаем Божество и чувствуем, как через Спасителя соединяемся с Божеством Пресвятой Троицы.
«Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить. И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (ст. 4-5). Какая же это слава? Слава Божественная, такая же, какую имел и всегда имеет Бог Отец. Спаситель просит прославить Его не потому, что Он будто бы не имел славы раньше. Нет, Он просит прославить Его в глазах и сердцах человеческих той славой, которая у Него была всегда. Конечно, если бы Спаситель был только человеком, родившимся в определенное время, то Он не имел бы славы, которая пребывала с Ним прежде сотворения мира.
«Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили слово Твое» (ст. 6). Как апостолы взяты от мира и вручены Господу Иисусу Христу, став основанием Его Церкви, так и святые отцы, хотя непосредственно не знали Спасителя, также были Его учениками и основанием Его Церкви именно потому, что сохранили слово Божие.
«Ныне уразумели они, что все, что Ты дал Мне, от Тебя есть, ибо слова, которые Ты дал Мне, Я передал им, и они приняли, и уразумели истинно, что Я исшел от Тебя, и уверовали, что Ты послал Меня. Я о них молю: не о всем мире молю, но о тех, которых Ты дал Мне, потому что они Твои» (ст. 7-9). Господь молится, конечно, не только об апостолах, но и о всей Церкви — о тех, которые принадлежат Богу. Ведь много людей по видимости приходят в Церковь, но по сути ей не принадлежат. Господь делает такое замечание: «Соблюди тех, которых Ты Мне дал», — потому что есть и такие, которые внешне исповедуют Христа, однако знание о Нем получили не от Бога и к Церкви примкнули по какой-либо человеческой причине. Среди этих людей мы должны назвать в первую очередь Иуду Искариотского, но и в последующие времена были подобные ему. Когда Господь далее будет говорить об Иуде, то его слова можно также отнести и к Арию, и к Македонию, и к Несторию, и к Евтихию, и ко многим другим еретикам. Они мнили, что проповедуют истину, а на самом деле извращали ее и тем самым показали, что не являются избранниками Божиими.
«Отче Святый! соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы» (ст. 11). В этих словах содержится истина и догматическая, и нравственная. Слова «тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы» проповедуют единосущие Отца и Сына. И как единосущны Отец и Сын, так должны быть едины и люди в Церкви, потому что все мы имеем одинаковую природу. Мы должны уподобиться единству Пресвятой Троицы в своем единодушном служении Богу, в исполнении единой Божественной воли, которая всех соединяет, а не разъединяет, и должны соединиться в истине. Человек не может иметь любовь к ближнему, своим собратьям и сестрам во Христе, если он не исповедует истину. Не может быть соединения в любви, если нет соединения в правильном исповедании веры.
«Когда Я был с ними в мире, Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме, сына погибели, да сбудется Писание» (ст. 12). «Сыном погибели» здесь назван Иуда Искариотский, но эти слова, как я сказал, можно отнести и к Арию, осужденному на I Вселенском соборе, и к другим еретикам, бывшим до и после собора. Есть люди, которые до определенного времени кажутся нам истинными христианами, но внезапно обнаруживается, что они — «сыновья погибели». И они погибают, потому что с самого начала устремлялись к погибели, тогда как нам, взирающим на внешнею сторону явлений, они казались добрыми христианами.
«Ныне же к Тебе иду, и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (ст. 13). Итак, несмотря на все разногласия и борения в Церкви, несмотря на то, что некоторые прельщаются, восстают на истину, оказываются «сыновьями погибели», нам необходимо иметь в себе совершенную радость и понимать, что всему этому надлежит быть. Но что значит «иметь совершенную радость»? Это не означает, что мы будем жить беззаботно и беспечально. Вспомним, к примеру, как развивались события после I Вселенского собора. Не нужно думать, что после того, как святые отцы утвердили истину, все повиновались их определению и наступило беспечальное и беззаботное время. Наоборот, именно после собора и разгорелась самая страшная борьба. Начались интриги, многие сторонники арианского учения были возвращены из ссылок. Сам Арий вначале был осужден и сослан, но потом благодаря интригам своих приверженцев также вернулся. Если бы не казнь Божия, то, скорее всего, он продолжал бы свою церковную карьеру и искал бы возвышения. Ведь борьбу с Православием Арий начал из-за личных амбиций, из-за уязвленной гордости после того, как его не избрали патриархом Александрийским. В то же самое время сторонники Никейского Символа Веры смещались с кафедр и изгонялись. Так пострадал ревнитель Православия Афанасий Великий и многие другие. Епископские кафедры замещались еретиками, которые явно или скрыто исповедовали ересь Ария в различных ее направлениях.
Суть данной ереси состояла в отрицании Божества Христа. Но свое учение ариане излагали разнообразно — одни из них учили, что Христос — просто человек, другие говорили, что Он — некое особенное создание Божие, сотворенное прежде всякого творения; были и другие мнения. Для нас же важно одно: ариане, отрицая Божество Господа нашего Иисуса Христа, отрицали саму сущность нашей веры. И вот когда начались преследования православных, то наступил такой момент, что казалось — Православие на всем Востоке почти погибло. В западной части Римской империи, в которую входили Северная Африка, Италия, Галлия (нынешняя Франция), Британия, Испания, в этом отношении все складывалось более благополучно, хотя и там еретики также пытались укрепить свои позиции. А на Востоке Православная Церковь перешла фактически в подполье — кафедры занимали еретики, и, если православному епископу удавалось на время занять кафедру, его тут же изгоняли. Например, в Александрии все храмы были отданы еретикам, а православные выходили за город и молились в открытом поле, но и там их преследовали. Казалось, все погибло и надо было бы из соображений здравого смысла пойти на какие-то компромиссы, но ревнители Православия этого не делали. Святитель Афанасий Великий управлял Александрийской Церковью около сорока пяти лет и из них примерно двадцать лет провел в изгнании и ссылках. Такие люди, как он, не могли отречься от истинной Православной Церкви ради каких-то человеческих выгод, но они боролись за истину даже до крови.
И ценой крови лишь спустя несколько десятков лет, только ко II Вселенскому собору, наметилось некоторое благоприятное изменение — Церковь начала постепенно восстанавливать свои позиции, еретики стали изгоняться при помощи государственной власти, а православные вновь занимали утерянные кафедры. Православие торжествовало, но арианство, тем не менее, изживалось еще многие и многие десятки лет.
Борьба была жестокой и страшной. И святые отцы понимали, что в такой ситуации совершенно неуместно думать о мире в Церкви: мире с ложью, ересью, прелестью. Потому и мы, братья и сестры, должны также исповедовать истину и не поддаваться чело-векоугодию по каким-то, как нам кажется, здравым причинам, например, ради сохранения добрых отношений с людьми или своего благополучия. Не всегда уместно вступать в спор, но никогда не нужно отказываться от исповедания истины. И таким должен быть наш духовный настрой. Конечно, он должен выражаться не только в том, что мы на словах будем защищать Православие, тем паче, что многие из нас, к сожалению, плохо знают православное вероучение (и этот пробел надо восполнять). Нет, истину Православия нужно исповедовать еще и своей жизнью. Не так, чтобы мы формально исповедовали Иисуса Сыном Божиим, а реально пренебрегали общением с Ним, но так, чтобы эта истина стала для нас действительностью.
Представьте себе, что победила бы арианская ересь. Конечно, это невозможно, ибо сказано: Церковь «врата ада не одолеют» (Мф.16:18). Но если бы это произошло, то мы не могли бы произносить молитву Иисусову, так как в ней содержится православное исповедание Божества Христова — и не только в самих словах «Сыне Божий». Когда мы говорим «Господи», то этим исповедуем, что Иисус есть такой же Бог, Господь, Вседержитель, как и Бог Отец. И если мы по-настоящему молимся Иисусовой молитвой, значит, изгоняем из себя неверие и бесчувствие, поистине ощущаем и переживаем, что Иисус есть Сын Божий. Можно сказать, что мы изгоняем из себя дух арианской ереси.
Всякое человеческое рассуждение исходит из определенного душевного или духовного состояния, правильного или неправильного. Как апостол Павел сказал о сребролюбии, что оно «есть идолослужение» (Кол.3:5), таким же образом можно сказать и про другие страсти: блудник — идолопоклонник, потому что поклоняется Венере, гневливый человек — идолослужитель, потому что поклоняется Марсу. А про ересь можно говорить так: если у нас неправильное душевное состояние, то, по сути, в нас живет еретический дух, хотя умом мы ересь отрицаем.
Если мы, например, молимся Иисусовой молитвой без всякого к ней сочувствия, не ощущая Божества Христова, а просто механически повторяя ее слова, еще и тяготясь ею или совсем ее оставляя, значит, мы поддались арианской ереси и нам безразлично, что Иисус есть Сын Божий. Если мы в своей жизни разделяем человеческие дела и Божеские, то есть одно для нас — молитва и совсем другое — повседневная жизнь, то, значит, в каком-то смысле в нас действует дух несторианской ереси. Несториане отделяли в Господе Иисусе Христе Божество от человечества и считали, что в Нем было две личности, поскольку Сын Божий по согласию на некоторое время соединился с человеком Иисусом. Если же мы предаемся неразумной ревности: не хотим совершать добрых дел, не хотим иметь любви к ближнему и углубляемся в чрезмерный мистицизм и экзальтацию, — то можно сказать, что мы подвержены ереси монофизитской, утверждавшей в Христе единую Божественную природу, поглотившую и растворившую в себе природу человеческую.
Так можно было бы провести и другие аналогии между нашим духовным состоянием и различными еретическими учениями. Может быть, они не совсем точные, но по сути справедливые. Подобную мысль высказывает великий русский философ-славянофил Алексей Степанович Хомяков в своей книге «Записки о всемирной истории». В этом труде он доказывает важность периода Вселенских соборов и говорит, что ереси происходят от тех или иных душевных страстей. Очевидно, что прежде всего от гордости, но при более тонком рассмотрении можно найти в нашей греховности и другие основания для ереси.
Будем православными христианами на деле, а не на словах. Не только умом будем исповедовать те или иные отвлеченные истины, но самим делом, то есть внимательной, истовой Иисусовой молитвой, исповедуем Божество Спасителя нашего. Эту истину — что Господь Иисус Христос есть Сын Божий — мы обязательно должны пережить сами, хотя бы в малой степени, хотя бы только прикоснувшись к ней своим умом, своей душой. Иначе мы действительно не будем чувствовать никакой разницы между православными и еретиками или сектантами. Нам будет казаться, что раз они придерживаются таких же нравственных принципов, как и мы, значит все остальные различия совершенно неважны и можно не придавать им никакого существенного значения. Но если начать размышлять еще более широко, то выйдет, что и буддисты учат милосердию, и в Коране содержатся мудрые и справедливые вещи… А для нас не будет никакой разницы между религиями, потому что мы не имеем духовного опыта. Чем более глубоким опытом обладает человек, тем с большей ясностью он видит громадное различие между истиной и ложью, между Православием и всеми другими вероисповеданиями и религиями. И так называемый плюрализм возникает именно из-за отсутствия опыта духовной жизни, когда каждый молится своему богу и мнит, что получает от этого душевную пользу, не отличая истинное духовное переживание от ложного. Столь поверхностный взгляд отрицает все внутреннее, духовное как совершенно несущественное.
Вот к чему приводит отсутствие духовного опыта, вот к чему приводит наша холодность — к мнимой любви, человекоугодию, примиряет с ложью, заблуждениями, а в конечном счете и с погибелью, потому что делает нас безразличными к спасению или гибели других людей. Поэтому будем придерживаться Православия прежде всего своей жизнью. Не многие из нас могут проповедовать, не многие знают православное вероучение, но каждый обязан следовать этому учению в своей внутренней жизни. Духовная жизнь не есть нечто дополнительное и необязательное для христианина. Духовная жизнь — это спасение. И где ее нет, там нет и спасения. Аминь.

16 июня 2002 года

День Святой Троицы. Пятидесятница

(Ин., 27 зач., VII, 37-52; VIII, 12)

В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него: ибо еще не было на них Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен. Многие из народа, услышав сии слова, говорили: Он точно пророк. Другие говорили: это Христос. А иные говорили: разве из Галилеи Христос придет? Не сказано ли в Писании, что Христос придет от семени Давидова и из Вифлеема, из того места, откуда был Давид? Итак произошла о Нем распря в народе. Некоторые из них хотели схватить Его; но никто не наложил на Него рук. Итак служители возвратились к первосвященникам и фарисеям, и сии сказали им: для чего вы не привели Его? Служители отвечали: никогда человек не говорил так, как Этот Человек. Фарисеи сказали им: неужели и вы прельстились? Уверовал ли в Него кто из начальников, или из фарисеев? Но этот народ невежда в законе, проклят он. Никодим, приходивший к Нему ночью, будучи один из них, говорит им: судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает? На это сказали ему: и ты не из Галилеи ли? рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк. Опять говорил Иисус к народу и сказал им: Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни.

Об источнике воды живой в каждом из нас

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня православные христиане празднуют день Святой Троицы. Мы вспоминаем, как в пятидесятый день по Воскресении из мертвых Господа нашего Иисуса Христа, в десятый по Его Вознесении на небеса, Дух Святой сошел на апостолов и просветил их обилием благодати. Прежде всего необходимо объяснить, как сошел Дух Святой. Если Сын Божий, по воплощении получивший имя Иисус, явился в мир Своей Ипостасью и принял естество человеческое, то Дух Святой сошел не Своим существом, но Своей силой, Своими энергиями, или, иначе говоря, действиями. Нужно это понимать и различать исхождение Духа Святого от Бога Отца и схождение Его на апостолов, которым Он принес благодать, сойдя Своей силой. В этом — отличие пришествия Сына Божия от явления в мире Утешителя Духа Святого. А как именно явился Дух Святой, описывает дееписатель, апостол и евангелист Лука.
«При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них» (Деян.2:1-3). Святые отцы говорят, что если на Господа Иисуса Христа в то время, когда Он принял крещение от Иоанна Крестителя на Иордане, Дух Святой сошел в виде голубя, знаменуя желание Бога примириться с людьми (голубь — птица мирная и кроткая), то на апостолах Дух Святой явился в виде огненных языков, показывая, что ученики Спасителя отныне преисполнятся огненной ревности, пламенной любви к Богу и ближнему. На самом же деле Дух Святой как Бог — безобразный, невидимый, непостижимый не только для человеческих чувств, но и для человеческого разума, Он превосходит всякое представление о чем-либо и не имеет никакого вида. Образ голубя или огненных языков Он принимает на Себя только для нашего назидания, в действительности не являясь ни тем, ни другим.
«И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян.2:4). Действием Святого Духа ученики Спасителя получили дар языков для того, чтобы они могли проповедовать по всему миру. Апостолы, по крайней мере двенадцать ближайших учеников Господа Иисуса Христа, были в основном самыми простыми людьми, которые не то что языков, но и грамоты не знали, не умели читать и на своем родном языке (за исключением, может быть, апостола Матфея, который, по преданию, происходил из левитского сословия, а левиты были людьми образованными, книжными). Апостолы получили дар языков и обрели возможность беспрепятственно проповедовать истину Слова Божия самым разным народам, что они впоследствии и делали.
Надо сказать, что уже с окончанием апостольского века этот дар в верующих иссяк, и в позднее время нехристианским народам проповедовали с помощью средств, так сказать, научных, то есть переводов Священного Писания и богослужебных книг. Занимались этим люди образованные, такие как равноапостольный Кирилл. Но и тут действовала благодать. Из предания известно, что азбука, которую изобрел равноапостольный Кирилл для того, чтобы перевести Священное Писание на славянский язык, — так называемая кириллица — была дарована ему через откровение: она вдруг пред ставилась ему в уме, он записал ее и после этого стал переводить священные книги. Еще один случай: преподобный Ефрем Сирин путешествовал по Египту и захотел побеседовать с одним знаменитым старцем, который не знал ни греческого, ни сирийского языка, так же и Ефрем Сирин не знал языка коптского, а переводчика у них не было. Они помолились, и этот старец по вдохновению свыше стал говорить на сирийском, родном языке Ефрема Сирина. Они несколько часов беседовали о духовных предметах, а после того как попрощались, старец потерял знание сирийского языка. Это значит, что оно было даровано ему по нужде, как и апостолы по нужде получили дар языков.
И если сейчас какие-нибудь совершенно невежественные люди (невежественные не в смысле необразованные, ибо образование ничего не значит для христианина, а невежественные духовно, не имеющие истинного духовного опыта) начинают мудрствовать, что ныне таким же образом может сходить Дух Святой и первое, необходимейшее Его дарование заключается в способности, не учась, говорить на иностранных языках, то это свидетельствует о том, что они находятся в прелести. Так мнят прежде всего члены секты пятидесятников. Надо сказать, что, к сожалению, это ложное учение в XX столетии стало распространяться среди различных христианских конфессий, и даже среди православных находятся люди, которые думают, что обладают даром языков. Мистический опыт этих «православных», якобы по действию благодати говорящих на других языках, ничем не отличается от опыта пятидесятников. Всевозможными средствами, порой самыми нелепыми, они приводят себя в экстатическое состояние и начинают произносить на иностранных языках иногда, попросту говоря, тарабарщину, а иногда — вещи гораздо более страшные. Один человек рассказывал мне такую историю. Некий пресвитер-баптист, придя со своими друзьями на собрание пятидесятников, увидел, как на членов этой секты, по их выражению, «сошел Дух Святой» и они стали говорить на различных языках. Пресвитер тот знал немецкий язык. И вдруг он слышит, как один человек по-немецки хулит Бога, сам того не понимая и не зная, что он говорит. Вот к чему может привести прелесть — слепое, неразумное, горделивое желание подражать святым апостолам. По своему невежеству эти прельщенные люди думают, что самым главным, основным и начальным признаком действия благодати в человеке является дар языков, но это не так.
«В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом. Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих?» (Деян.2:5-11). Обратите внимание, что люди, слышавшие, как апостолы говорят на разных языках, понимали, что они произносят: все апостолы прославляли великие дела Божий. Я же вам привел случай, как пятидесятник, сам того не зная, на немецком языке хулил Бога. Так нечистый дух издевается и смеется над прельщенными. Но самое главное различие между истинными и ложными духовными явлениями раскрывается как раз в сегодняшнем евангельском чтении, повествующем о том, как Господь Иисус Христос еще до Своих страданий, Своего Воскресения и Вознесения на небеса предсказывал Своим ученикам о той великой благодати, которая им будет дарована.
«В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него: ибо еще не было на них Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен» (ст. 37-39). В этом евангельском чтении описано как будто бы нечто совершенно отличное от того, что произошло с апостолами в день Пятидесятницы. На них сошел Дух Святой в виде огненных языков, здесь же говорится о реках воды живой, которые истекут из чрева. Под чревом нужно понимать не собственно чрево — живот, а духовную внутренность человека, каковой является душа. Тело — это внешняя сторона человеческого существа, душа — внутренняя. Когда из души человека начинают истекать реки воды живой, это и есть признак действия в нем благодати. Благодать может являться в виде огненных языков, как было с апостолами, каким-либо иным образом, а может быть совсем невидимой, но внутренний ее признак несомненно такой — она истекает из сердца человека, из его души.
По описаниям внутреннего опыта подвижников мы знаем, что действие в сердце молитвы Иисусовой выражается в том, что она течет в нем, как ручеек или река. Когда у одного старца спросили, есть ли у него непрестанная Иисусова молитва, он сказал: «Течет», указав жестом направление этого течения от головы к сердцу. Выражение Спасителя: «Реки исходят из чрева воды живой» необыкновенно точное. Ручеек молитвы есть только начальное действие благодати. Когда же благодать переполняет сердце, она, как из до краев наполненной чаши, начинает изливаться и заполняет сначала всю душу, а потом и тело, словно некий сосуд. Так учит святитель Игнатий (Брянчанинов), который проповедовал истины, пережитые им самим. Поэтому и свои труды он назвал «Аскетическими опытами», этим названием подчеркнув, что все, о чем он учит, есть именно опытное знание, а не какие-нибудь отвлеченные мысли.
Итак, благодать, истекая из сердца человека, наполняет душу, а потом освящает и самое тело, о чем и говорит святитель Игнатий, толкуя слова пророка Давида: «Вся кости моя рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе?» (Пс.34:10), то есть вся плоть человека проповедует об этом действии благодати. Некоторые подвижники, жившие уже в послеапостольские времена, в IV столетии, которое называют «золотым веком» монашества, были преисполнены великой благодати. К одному старцу пришел монах и спросил: «Как нужно молиться?» Тот ответил: «Если хочешь, молись так…» — и, когда он поднял к небу руки, они засветились и стали как огненные. Вот человек, на котором исполнились слова Спасителя, что «из чрева его истекут реки воды живой». Некий монах нечаянно стал свидетелем того, как молился Арсений Великий: он стоял весь огненный. Благодать столь обильно действовала в этом подвижнике, что просветилось и его тело.
Бывает и иное действие благодати. Проповедь святителя Иоанна Златоуста была настолько прекрасной, возвышенной, мудрой, действенной, что люди из других стран приходили послушать его в Антиохию, а затем в Константинополь, где он проповедовал. Они оставляли все свои дела и шли слушать проповедь, а по ее окончании вновь уходили, так что святитель Иоанн был вынужден их увещевать, чтобы они остались на богослужение. Недаром женщина воскликнула из толпы: «У тебя — золотые уста», и таким образом возникло прозвище «Златоуст». Вот еще одно проявление Божественной благодати, ибо дарование Святого Духа часто дается человеку не только ради его собственного спасения, но и для пользы других.
Вспомним и мучеников, тела которых терзали самым жестоким образом, но которые не отрекались от своей веры. Человек собственными силами не может выдержать то, что испытывали они. Каким невероятным мучениям подвергали христиан первых трех столетий! В уме не укладываются ни их терпение, ни изобретательность и жестокость их мучителей. Например, одному мученику вложили в уши раскаленные железные пруты, так что истекли его глаза, но он, тем не менее, остался верен Христу. Всех истязаний не перечислить. Каким образом мученики терпели? Просто ли это были мужественные люди? Ведь среди них были и женщины. Одна мученица оказалась в заточении, будучи беременной, — римляне никого не жалели. В темнице она разрешилась от бремени, роды были тяжелые, и стражники ей говорили: «Вот видишь, ты и этого не можешь терпеть, как же ты вынесешь, когда тебя будут терзать?» А она ответила: «Сейчас страдаю я, а когда меня будут мучить ради Христа, страдать за меня будет Христос». И действительно, она мужественно вытерпела все муки. Почему так происходило, объясняет преподобный старец Силуан Афонский, наш русский подвижник. Он говорит, что, когда благодать действует в человеке, она освящает и самое тело его. Если бы обильная благодать не содействовала мученикам, не пребывала не только в их сердце, душе, но и теле, то они не могли бы выдержать этих страшных истязаний. Благодать Божия облегчает страдания, а иногда делает так, что человек их совсем не чувствует. Мученику Иакову Персянину отсекали по одному члены тела: сначала пальцы на руках, на ногах, потом — руки. На каждое из этих истязаний он отвечал подходящим стихом из Священного Писания. Когда же отсекли ему ногу, он вскрикнул, и его мучители, обрадовавшись, сказали: «Вот видишь, мы же говорили, что ты будешь жестоко страдать». А он ответил на это: «Безумные, до сего момента я вообще ничего не чувствовал, а эту боль дал мне ощутить Спаситель, чтобы я понял, что терплю не своею силою, но благодатию Божиею». Вот проявление действия благодати в подвижниках — истинное, а не мнимое. Оно не сопоставимо с тем, что бывает у прельщенных пятидесятников, или харизматиков, как еще иначе их называют.
Итак, из сердца человека исходит река воды живой. Вначале это тоненький ручеек. Но давайте рассудим: как может распознать прежде всего сам человек, что в сердце его действует благодать, начинает течь вода живая? Что считать первым признаком, зарей явления благодати? Мы знаем из Деяний апостольских, что апостолы прославляли Бога за Его дивные дела, то есть молились Ему. Если при обильном действии благодати люди прославляют Бога и обращаются к Нему, то при первоначальном ее явлении человек также, безусловно, должен обращаться к Богу, но при этом, скорее, просить о помиловании. Таким образом, первым признаком того, что в твоей душе открылся источник воды живой и началось твое духовное обновление, является непрестанная молитва.
«Многие из народа, услышав сии слова, говорили: Он точно пророк. Другие говорили: это Христос. А иные говорили: разве из Галилеи Христос придет? Не сказано ли в Писании, что Христос придет от семени Давидова и из Вифлеема, из того места, откуда был Давид?» (ст. 40-42). Никто даже и не пытался исследовать, откуда же был Иисус Христос (ведь Он действительно родился в Вифлееме), поскольку относились к Нему весьма предвзято.
«Итак произошла о Нем распря в народе. Некоторые из них хотели схватить Его; но никто не наложил на Него рук. Итак служители возвратились к первосвященникам и фарисеям, и сии сказали им: для чего вы не привели Его? Служители отвечали: никогда человек не говорил так, как Этот Человек. Фарисеи сказали им: неужели и вы прельстились? Уверовал ли в Него кто из начальников, или из фарисеев? Но этот народ невежда в законе, проклят он» (ст. 43-49). Но тут же один из этих самых начальников иудейского народа, из числа которых якобы никто не уверовал, возражает фарисеям, «Никодим, приходивший к Нему ночью, будучи один из них, говорит им: судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает? На это сказали ему: и ты не из Галилеи ли? рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (ст. 50-52). Иными словами, фарисеи отвечали Никодиму так: «Видимо, и ты тоже невежественный, тоже из Галилеи, поэтому ты ничего не понимаешь и не имеешь права ничего говорить».
«Опять говорил Иисус к народу и сказал им: Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (ст. 12). Действительно, тот, кто следует за Господом, имеет «свет жизни». Как мы убедились, сравнение благодати с потоком воды живой (то есть текущей, проточной) вполне справедливо, ощущения подвижников, испытавших действие благодати, в точности соответствуют этому выражению Спасителя. Слова Его: «Кто последует за Мною будет иметь свет жизни» также очень точны, потому что благодать Божия ощущается в душе человека и как Божественный свет. Она одновременно и поток, и свет.
Апостолы Христовы прославляли Бога, получив благодать во время сошествия Святого Духа в виде огненных языков. Но и мы имеем ту же самую благодать, что и апостолы, — хотя это может показаться странным — и обязаны так же прославлять Бога, быть такими же, как они. Благодать, даруемая в таинстве миропомазания, не меньше, чем та, действие которой испытали ученики Христовы в день Пятидесятницы. Люди, гораздо более нас преуспевшие в духовной жизни, те, кого мы называем святыми, — например, Серафим Саровский, Сергий Радонежский, святитель Игнатий (Брянчанинов), многие другие и древние, и близкие к нам по времени святые — ощущали именно ту благодать, которая изначально была им дарована в таинствах крещения и миропомазания. Никакой иной, большей этой, быть не может. И если мы не чувствуем действия благодати, то в этом наша вина. Понуждая себя прославлять Бога, каяться пред Ним, как бы углубляясь в свою душу, мы находим источник воды живой, который есть в каждом из нас и даруется нам через Церковные Таинства. Если мы откроем его, то и в нас потекут реки воды живой. А понуждать себя к этому нужно непрестанной покаянной молитвой. Наиболее удобны слова молитвы Иисусовой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» (или «грешную»). Бог сошел на землю и искупил нас Своими страданиями, очистил Своим Воскресением и послал нам Святого Духа. Какое еще большее благодеяние мог оказать людям Бог? Поминая имя Господа Иисуса Христа, Сына Божия, мы в краткой форме прославляем Бога. В этих словах: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий» — суть нашего прославления. По учению святителя Игнатия (Брянчанинова), на человека, непрестанно призывающего Господа Иисуса Христа, нисходит Дух Святой. Это происходит совсем не так, как мнят пятидесятники, которые считают признаком благодати то, что человек начинает произносить какие-то слова, сам не зная, что говорит, иногда даже хулит Бога. Действием Святого Духа христианин немногие слова Иисусовой молитвы повторяет со столь напряженным вниманием, столь искренним сердечным чувством, что подчас в своем сердце, в своей душе видит Господа Иисуса Христа, Сына Божия — не в переносном смысле, а в буквальном. Он созерцает Его Божество, приходит в трепет, ужас, умиление, испытывает Божественную любовь, смирение, осознает свое ничтожество, склоняется пред всяким человеком и от любви Божественной и любви к ближнему готов каждого обнять и приветить. От действия молитвы Иисусовой в душу человека сходит такая благодать, что ему хотелось бы в этот момент умереть, лишь бы не прекратилась эта сладость. Вот каковы признаки истинного действия благодати!
Когда в Деяниях апостолов о сошествии Святого Духа читают люди малодуховные, они обращают внимание больше всего на те слова, где говорится собственно об огненных языках, о даре языков, но не на суть этого повествования. Дело не в том, что апостолы говорили на разных языках, а в том, о чем они говорили — о великих делах Божиих. Великие же дела Божий, самые важные из которых совершились благодаря воплощению Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа, постигаются не чтением книг (хотя и оно также необходимо), а духом, просвещенным благодатью. Поэтому кто понуждает себя к Иисусовой молитве, тот по-настоящему и подражает апостолам, прославлявшим великие дела Божий. Хотя мы произносим слова молитвы с покаянием, но первая ее часть представляет собой именно прославление Бога. Каемся же мы при этом, чтобы оградить себя от прелести, от гордости.
Нет большего прославления Бога, чем призывание имени Господа Иисуса Христа, Сына Божия. Нет большей тайны Божией, более великого дела Божия, чем воплощение Спасителя. И потому, понуждая себя к Иисусовой молитве, мы в большей или меньшей степени сподобляемся той благодати, о которой сказал Господь: «Из чрева (то есть из внутренности, из сердца нашего, а не откуда-то извне. — Игум. А.) истекут реки воды живой. Аминь.

2 июня 1996 года

О благодати как главном признаке истинного христианина

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы празднуем великое событие: на пятидесятый день после Воскресения Спасителя на Его учеников сошел в виде огненных языков Дух Святой и исполнил их великой духовной силы, так что они даже обрели способность говорить на всех языках тех народов, среди которых должны были проповедовать.
Апостолы, ближайшие ученики Спасителя, были людьми в основном или неграмотными, или малограмотными, лишь немногие из них имели образование. Благодать же Святого Духа даровала им возможность проповедовать на иностранных языках всем народам земли. Но это было, конечно, не единственное дарование, которое апостолы получили от Господа в день Пятидесятницы. Они также получили дары чудотворения, изгнания бесов, пророчества, распознавания духов и того, от Бога ли они, — все Божественные дарования сошли на них во всей полноте. Когда мы читаем или слышим Деяния апостольские, повествующие об этой великой благодати, то удивляемся, ужасаемся и думаем, что сейчас такое уже невозможно. Поскольку такой благодати сейчас нет, то даже возникает сомнение, возможна ли она была и в то время. Действительно, подобные внешние признаки присутствия в человеке благодати, внешние ее проявления не всегда имеют место. Но в каждом из нас должно быть нечто, показывающее, что человек является христианином не только по имени, но и по жизни. Об этом главном признаке истинного христианина говорит Божественное Евангелие. Господь наш Иисус Христос еще до Своих Страданий предсказал пришествие великой благодати. Он произнес такие слова: «Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него: ибо еще не было на них Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен» (ст. 38-39). Вот признак действия благодати, указанный в Священном Писании, и он должен присутствовать в каждом человеке: «Реки из чрева его потекут воды живой». Это, конечно, образное выражение, ясно, что речь идет не о воде и, собственно, не о чреве, а о «внутреннейшем» человека, то есть о сердце, притом не о телесном органе, а о духовном сердце. Духовное сердце находится там же, где и сердце как телесный орган, но оно не есть сердце в собственном смысле слова, это — духовная внутренность, духовное чрево человека. Место, где оно расположено, в Священном Писании часто называется сердцем, иногда же — чревом, но на самом деле имеется в виду одно и то же. Если человек не только на словах верит в Спасителя, но и показывает свою веру самой жизнью, то у него в этом духовном чреве, сердце, начинает струиться Божественная благодать. Простые слова Спасителя о реках живой воды, кажущиеся, как и многие другие слова Священного Писания, какой-то притчей, аллегорией, в действительности очень точны. В самом деле, человек, испытывающий в душе, в сердце, в этом духовном чреве, действие благодати Святого Духа, ощущает его как некоторое струение, как некий источник, бьющий в его сердце. И в зависимости от обилия благодати это бывает или просто своего рода духовной влагой, или ручейком, или рекой, а иногда целым морем, наполняющим человека, переполняющим его и изливающимся на ближних. Действительно, выражение Спасителя очень точное.
Мы из-за своей неопытности, притом еще соединенной с самоуверенностью, часто выражения Священного Писания воспринимаем в переносном смысле. Мы не можем, например, понять слов: «Я с Отцом приду и вселюсь в них» (см. Ин.14:23), которые говорят о том, что Бог Господь Иисус Христос с Богом Отцом будут жить внутри человека. Нам кажется, что это сказано в переносном смысле. Но тут никакой метафоры нет, слова эти следует понимать в самом буквальном смысле. Действительно, люди, исполняющие заповеди, сподобляются того, что в них вселяется Бог, и они ясно это ощущают. В кратких словах из сегодняшнего евангельского чтения также дано точное описание ощущения благодати истинным христианином. Он чувствует в сердце своем как бы реку. Когда у одного подвижника спросили, есть ли у него непрестанная Иисусова молитва, он, показывая в направлении от головы к сердцу, сказал: «Течет…» Более всего это ощущение благодати проявляется тогда, когда человек молится Иисусовой молитвой. В самом деле, когда благодать действует в полной мере, молитва течет в сердце человека.
Я думаю, что истинные проповедники слова Божия, не такие как мы, обыкновенные священники, а как богоносные отцы, например как Иоанн Златоуст, Максим Исповедник и сами апостолы, ощущали, что слово, выходящее из их уст, истекает из их сердца действием Божественной благодати. Существует такое повествование о Спиридоне Тримифунтском, который был великим чудотворцем. Он участвовал в I Вселенском соборе. Один философ препирался с православными на стороне ариан, и в какой-то момент святые отцы не могли найти, что ему сказать, тогда Спиридон Тримифунтский стал просить слова, хотя он был человеком очень простым и даже неграмотным. Он имел необыкновенную веру, дававшую ему власть творить чудеса, но никакого богословского образования у него не было. Отцы долго его отговаривали, просили не вступать в спор, боясь, как бы он не опозорился и как бы из-за его простоты истина не подверглась поруганию. Но все-таки святитель Спиридон настоял, и ему дали слово. Он встал и в очень простых словах рассказал о воплощении Спасителя, о Его жизни на земле, Страданиях, Воскресении и Вознесении — как будто бы пересказал Евангелие. Потом святитель спросил у философа: «Веришь ли ты,этому?» И вдруг тот против всякого ожидания сказал: «Да, верю». Так Спиридон Тримифунтский своей простой речью обратил его в Православие. У философа стали спрашивать: «Почему ты, когда мы представляли тебе столь убедительные доводы, не внимал им, а к простым словам святителя Спиридона прислушался и поверил?» Он отвечал: «Когда говорил святитель Спиридон, то я чувствовал, что из уст его исходит некая сила, действующая на мое сердце и заставляющая меня принять его слова». Благодать, заключавшаяся в простых словах святителя, вошла в душу этого философа и обратила его к истинной вере. Ведь та вера, которая была в святителе Спиридоне и которая давала ему власть творить чудеса, действует не только в молитве, когда человек о чем-то просит Бога и Господь по вере его исполняет его желания, но и тогда, когда он говорит о Спасителе, о Евангелии — о всем том, во что мы верим. В простых словах может заключаться великая, непобедимая сила. И мы убеждаемся в этом, конечно же, прежде всего на примере Священного Писания. Евангельское повествование чрезвычайно просто, и по сложности изложения, безусловно, Евангелие нельзя сравнить с писаниями святых отцов, которые логически очень выдержанны, заключают в себе множество доказательств и необыкновенно витиеваты: нужда заставляла отцов философствовать, чтобы защищать истину. Однако простота Евангелия, подобная простоте Божества, намного превосходит сложность святоотеческих трудов. Это простота по превосхождению, а не по недостатку, и в ней заключено гораздо больше веры, чем в человеческих рассуждениях.
Итак, благодать, переполняя души людей, истекает и облекается либо в словесную проповедь, либо в писания (подобно тому, как это было с Евангельскими Писаниями), либо в дела, а иногда и в чудеса. Но во всяком случае эта благодать в какой-то степени, пусть даже в малой и без таких внешних проявлений, которые говорили бы о необыкновенном ее изобилии, обязательно должна быть в каждом христианине.
Если мы, допустим, кого-то осудим или сильно прогневаемся, а в особенности если злопамятствуем или долго не исповедуемся и не причащаемся, то чувствуем, что в душе нашей как будто наступает пустота, как-то скверно на душе. Есть даже такое выражение, относящееся к молитве: сухая молитва, или, как еще говорят, сухость в молитве, душевная сухость. Смотрите, какое точное выражение! Хотя оно не святоотеческое, а, скорее, народное, но очень часто употребляется в монашеской среде. Значит, некая влага в душе христианина, некоторая Божественная роса — это состояние, противоположное духовной или молитвенной сухости. И с умножением благодати эта роса превращается, как я говорил, в ручей или реку, а у великих угодников Божи-их и в бурный поток, бурное море, которое выплескивается из человека и освящает тех, кто его окружает. Когда христианин во время Иисусовой молитвы испытывает действие Божественной благодати, то в его сердце происходит нечто подобное тому, что бывает в кипящем котле, когда вода начинает закипать и переливается через край, заливая все помещение. Благодать Иисусовой молитвы орошает молящегося, и согревает сердце, и начинает переполнять его, и, наконец, истекает из него, как бы переливаясь через край, и наполняет тело и душу, и освящает всего человека. И весь он становится преисполненным благодати, как некоторое помещение, заполненное огнем, или светом, или водой. Это ощущение, совершенно точно описанное разными святыми отцами, также совпадает с тем кратким выражением Спасителя: «Реки из чрева его истекут воды живой». Реки, освящающие прежде всего самого человека, а потом уже, при необыкновенном обилии благодати, переливающиеся через край, выходящие за пределы человеческой души и могущие освящать и ближних. Поэтому не торопитесь, братья и сестры, проповедовать, не спешите молиться за других людей: мы не имеем еще той благодати. Она в нашей душе пока едва-едва только проявляется, подобно некой малой росе, а отнюдь не рекам, как сказал Спаситель, истекающим из духовного чрева. Мы должны знать свою меру. Если люди обращаются к нам с вопросом и мы чувствуем, что они вопрошают искренне, а не искушая, тогда мы можем «дать ответ о своем уповании», как сказал апостол Петр (см. 1 Пет.3:15). Но браться за вещи, превосходящие нашу духовную меру, опасно. Однако надо обязательно заботиться о своем внутреннем состоянии, чтобы в нас этот ручеек благодати не иссякал и не иссыхал. Вот о чем нужно думать, вот о чем нужно всегда беспокоиться. А не пенять на то, что вот, мол, мы ведь не апостолы, не святые отцы и живем мы не в то время. Все зависит только от человека. Заповеди можно исполнять везде и всегда, и ничем они не ограничены. Благодать Божия не ограничивается никаким местом, и Дух Святой «дышит, где хочет», как сказано в Евангелии (Ин.3:8). Ничто не может Ему помешать. Все зависит от нашего внутреннего состояния. Ни суета, ни житейские заботы, ни недостаток, казалось бы, времени для молитвы или уединения, ни искушения, окружающие нас и, как нам представляется, превосходящие наши силы, — ничто не может помешать Духу Святому действовать в нашем сердце. Единственное, что на самом деле мешает — это наши грехи. Не будем оправдывать себя, а будем каяться и за это покаяние вернем благодать, а если еще и исправляться начнем, то она станет умножаться. Будем помнить о том внутреннем признаке благодати, который очень точно назван в Писании: некоторая духовная влага, истекающая из духовного чрева, из сердца человека. Аминь.

15 июня 1997 года

О действии благодати Святого Духа

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы вспоминаем сошествие Духа Святого на апостолов, или, правильнее сказать, Его воздействие на них. В этот праздничный день мы читаем зачало из Деяний апостольских, где повествуется об этом событии, а из Евангелия — зачало, в котором Сам Господь Иисус Христос предсказывает, что оно должно произойти. Конечно, об этом явлении можно рассуждать очень много, но мы коснемся только одной его стороны: скажем о признаках действия Святого Духа, о том, как узнать их, основываясь на Священном Писании, и увидим, что они не изменились с самых первых времен христианства и до наших дней. «И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать. В Иерусалиме же находились иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом. Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих?» (Деян.2:2-11). Все это великое множество людей, привлеченных шумом, сбежалось к дому, где произошло великое событие — сошествие Святого Духа. Словно буря почила на этом доме. Все они «изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне?» Они даже не говорили: «Не все ли они евреи?», но: «Не все ли Галилеяне?», то есть люди очень простые, необразованные. Невежественные рыбаки и крестьяне вдруг заговорили на разных языках, и не просто заговорили, а прославили Бога. Как сказано в Писании, «слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих». Тем не менее говорение на разных языках не является главным признаком действия Духа Святого в человеке. Дар этот был дан апостолам для того только, чтобы они могли проповедовать слово Божие по всему миру и говорить с каждым человеком на его родном языке. Сектанты, которые считают, что говорение на разных языках — основной признак действия благодати, конечно же, глубоко заблуждаются. Однако в наше время, как пишет об этом Серафим Роуз, такое мнение распространено среди представителей всех вероисповеданий, в том числе, к сожалению, и среди православных.
Писание указывает на одну очень важную деталь: апостолы говорили «о великих делах Божиих», и всем это было понятно. Когда же человек начинает на другом языке говорить что-то невнятное, и его никто не понимает, и сам он себя не понимает, то это отнюдь не признак благодати. Расскажу о таком неприятном случае. Некий пресвитер-баптист решил со своими близкими посетить собрание пятидесятников (баптисты и пятидесятники — это очень близкие секты; собственно, пятидесятники по своему догматическому учению и есть баптисты, но в отличие от них считают, что человек после крещения Духом должен заговорить на разных языках). Сам этот пресвитер был, если я не ошибаюсь, немцем и знал немецкий язык, а происходило все это где-то у нас в России или на Украине. Во время собрания пятидесятников, когда все заговорили на языках, когда, как они думали, на них сошел Дух Святой, вдруг пресвитер услышал, что кто-то говорит на немецком языке, сам языка этого не понимая, и не прославляет Бога, как сказано про апостолов, а хулит Его. Вот так дьявол смеется и издевается над теми людьми, которые мнят о себе, что на них сходит Святой Дух и что они, как апостолы, говорят на иных языках. Сам человек, если бы даже говорил на ангельском языке, как пишет апостол Павел (см. 1 Кор.13:1), должен понимать, что говорит, в противном случае — это «дарование», конечно же, не благодатное, а прелестное и, может быть, отчасти представляет собой некое психофизическое явление.
Говорение на разных языках не есть главный признак благодати. А вот то, что рассказывается о сошествии Святого Духа — «явились им разделяющиеся языки, как бы огненные», — как раз и есть характерное свойство действия благодати в сердце и душе человека. По Григорию Синаиту, одним из основных ее признаков является именно ощущение теплоты в сердце (и многие другие святые отцы указывают на этот признак, когда говорят о непрестанной сердечной молитве). Он действительно остался неизменным с древнейших времен: как апостолам Дух Святой явился в виде огня, так и в нас Он действует в виде огня до сих пор. Конечно, у обыкновенных людей, несколько преуспевших в умном делании, это только ощущение тепла во время Иисусовой молитвы, но в тех, кто достиг большего преуспеяния, благодать действует в такой степени, что они во время молитвы становятся огневидными, как, например, Арсений Великий или преподобный Серафим Саровский, который просвещался внутренним светом, подобно солнцу.
Итак, вот один из важнейших признаков благодати. О других признаках, также важных, мы читаем в Евангелии от Иоанна. Евангельское повествование, казалось бы, противоречит тому, что описано в Деяниях апостолов. «В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него: ибо еще не было на них Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен» (ст. 37-39). «Реки воды живой» — вот другой признак действия благодати, как будто бы противоположный тому, о котором мы говорили сначала. В Деяниях говорится о том, что действие Духа Святого было подобно огню. Конечно же, апостолы не только увидели огненные языки, которые почили на них, но и ощутили тепло. Мы знаем из рассказов подвижников благочестия, что при молитве они действительно чувствовали тепло, иногда даже словно огонь разгорался в их сердце и заполнял всю душу и тело. Тем не менее ничто не мешает соединяться одному ощущению с другим, как будто бы противоположным. Если в Деяниях говорится, что Дух Святой явился в виде огня, то в Евангелии от Иоанна действие Святого Духа сравнивается с течением прохладной воды.
«Кто жаждет, иди ко Мне и пей». Представьте себе: человек, истомленный жаждой, пьет, и вода прохлаждает его изнутри. И далее: «Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой». Верующий не только насладится прохладой, но и из «чрева» его (под которым имеется в виду сердце человека, его духовная глубина), как из источника, потекут реки живой воды. Поистине, во время действия непрестанной молитвы, когда благодать начинает утешать человека, он чувствует, что из сердца его, как из переполненной чаши, истекает некая влага, которая наполняет постепенно всю душу и тело. Мы видим — особенно подробно описывает это, как мне кажется, святитель Игнатий (Брянчанинов), — что в сошествии Святого Духа есть ощущение и тепла, и прохлады. Они удивительно совмещаются в этом действии благодати, равным образом даруемой и нам, и апостолам. Единственная разница: им благодать была дана в полной мере, и они ее всегда хранили, а мы часто теряем, и она оскудевает до такой степени, что мы ничего не чувствуем, становимся совершенно пустыми и иногда даже уподобляемся безбожникам. В этом случае благодать в нас подобна источнику, который засыпан грязью. Но если мы его расчистим, то вновь живая вода потечет из нашего сердца, оросит душу прохладой и согреет ее благодатным огнем.
«Многие из народа, услышав сии слова, говорили: Он точно пророк. Другие говорили: это Христос. А иные говорили: разве из Галилеи Христос придет? Не сказано ли в Писании, что Христос придет от семени Давидова и из Вифлеема, из того места, откуда был Давид? Итак произошла о Нем распря в народе. Некоторые из них хотели схватить Его; но никто не наложил на Него рук. Итак служители возвратились к первосвященникам и фарисеям, и сии сказали им: для чего вы не привели Его? Служители отвечали: никогда человек не говорил так, как Этот Человек. Фарисеи сказали им: неужели и вы прельстились?» (ст. 40-47). Описанное Господом действие благодати, которое так поразило этих служителей, простых людей, фарисеи сочли признаком прелести. Как было в древности, так происходит и сейчас. Они ничего не знали опытно о предметах духовных, для них это все было чужое, неизвестное. Потому-то Спаситель и упрекал Никодима, после того как сказал ему о необходимости каждому человеку через Крещение родиться свыше от Духа Святого: «Ты — учитель Израилев, и этого лине знаешь?» (см. Ин.3:5; 10). Смотрите, как они возражали простым людям: «Уверовал ли в Него кто из начальников, или из фарисеев? Но этот народ невежда в законе, проклят он» (ст. 48-49). Фарисеи противопоставили действие благодати, опытное богообщение теоретическому знанию закона Моисеева. Они думали о Спасителе: «Как смеет рассуждать этот невежественный Человек о духовных предметах? Что Он может знать о них, если Он плохо знает Священное Писание и Предание старцев (святоотеческое учение, как сказали бы сейчас)? Как можно верить Ему? Это безумие и нелепость». Так фарисеи прикрывали свое невежество и холодность. Мы не должны им уподобляться. Если мы изучаем Ветхий и Новый Завет и святоотеческое Предание, то делаем это, чтобы стяжать благодать, а не для того, чтобы заменять опытное знание теоретическим, ощущение благодати — удовлетворением от того, что мы много знаем. Ибо здесь действует тщеславие, которое нас утешает, а там мы вступаем в истинное богообщение. Когда мы упоены тем, что мы какие-то особенные, многознающие, лучше других, то гордость ослепляет нас и мы не видим собственных грехов. Когда же в нас действует благодать, то мы всегда считаем себя ничтожными, неблагодарными перед Богом и чувствуем себя великими перед Ним должниками.
«Никодим, приходивший к Нему ночью, будучи один из них, говорит им: судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает? На этот сказали ему: и ты не из Галилеи ли? рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк. И разошлись все по домам» (ст. 50-53). «Опять говорил Иисус к народу и сказал им: Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (ст. 12). Еще один указанный в Евангелии признак благодати — свет. Благодать действует в человеке как огонь, как источник воды и как свет. Эти три обычно несовместимые или трудно совместимые вещи во внутреннем восприятии молящегося человека совершенно естественно совмещаются. Он все это ощущает: видит внутри себя свет, орошается Божественной прохладой и согревается благодатным огнем. И мы убеждаемся, что все в Православной Церкви со времен апостольских и по сей день осталось таким же. Каждый из нас, может быть самый немощный и грешный человек, имеет в себе, как это ни странно звучит, ту же благодать, которую получили святые апостолы в день Пятидесятницы. Только беда наша в том, что мы до чрезвычайной степени нерадивы и маловерны. Мы не хотим приложить все усилия к тому, чтобы дарование, полученное нами в Таинствах Крещения и Миропомазания, ожило в нас и стало действовать. В этом наше отличие от апостолов.
Когда мы читаем о подвижниках благочестия, достигших высочайшего духовного преуспеяния: Серафиме Саровском, старце Силуане Афонском, Симеоне Новом Богослове, Арсении Великом, — то мы должны знать, что ничего нового они не приобрели сверх того, что им даровано было в Таинствах. Мы не должны думать, что нам дано мало, а апостолы и святые откуда-то получили еще нечто дополнительное, новое, чего у обыкновенных людей нет. Это не так. Все мы получаем благодать, а ничтожными и пустыми становимся из-за нашего собственного нерадения. Само монашество возникло и распространилось, по мнению некоторых подвижников благочестия, по той причине, что при общем нерадении в христианской среде находились люди, которые желали жить ревностно и иметь такую благодать, какая была у древних христиан. По мнению других, например Дионисия Ареопагита, Симеона Солунского, сами апостолы были монахами. Они носили одежды, похожие на те, которые и сейчас носят монахи (только наши монашеские одеяния дополнены некоторыми деталями). Монашество учреждено Самим Господом Иисусом Христом — так считают священномученик Дионисий Ареопагит и последующий за его учением святитель Симеон Солунский. Поэтому если мы хотим быть истинными монахами, то должны подражать апостолам, их ревности и не оправдывать себя тем, что времена переменились. «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же», — говорит апостол Павел (Евр.13:8). И ничего не переменилось, кроме одного — отношения к христианству. Раньше люди воспламенялись ревностью к великим подвигам, а сейчас едва-едва удерживаются от тяжких грехов. Но будем же и мы всеми силами подвизаться, прежде всего упражняться в молитве Иисусовой, чтобы открылось действие благодати в нас.
Прошло много времени, но ничто не изменилось, кроме нас самих. Так же действует благодать, но и те же ложные помыслы возникают у людей — будто бы подвижники, на самом деле имеющие благодать, прельщены. И сейчас есть фарисеи, только раньше они прикрывались именем истинно верующих иудеев, а теперь прикрываются именем православных. «Закваска фарисейская» по-прежнему существует. Как истина не может угаснуть и с древнейших времен передается из поколения в поколение, так и заблуждения всегда живы. По слову знаменитого богослова, архимандрита Киприана Керна, ересь бессмертна. Пусть это не смущает и не пугает нас, но настораживает, чтобы мы не поддались духу фарисейства, который действует под какими угодно благовидньми предлогами и очень лукаво искушает нас и через помыслы, и через других людей. Мы не должны думать, что стяжание благодати в наше время невозможно или что наши наставники не осведомлены, не знают закона, как говорили фарисеи, и поэтому прельщены. Мы не должны поддаваться помыслам о том, что все переменилось, но должны ревновать о своем спасении и трудиться. И Господь, по мере нашего покаяния, сотворит с нами милость и явит нам истинное действие благодати Святого Духа. Аминь.

30 мая 1999 года

День Святого Духа

(Мф., 75 зач., XVIII, 10-20)

Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного. Ибо Сьш Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее. Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? и если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Тик, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих. Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе. Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.

О евангельском отношении к ближним

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Спаситель, обращаясь к Своим ученикам, сказал: «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (ст. 10). Слова эти, записанные апостолом Матфеем, относятся, конечно, не только к апостолам, которые слышали их от Самого Господа, но и ко всем нам. Они очень важны, потому что иначе не были бы приведены в Евангелии.
Основой духовной жизни является смирение перед ближними, любовное, уважительное отношение к ним — вот чему учит нас духовный опыт. Кто же такие эти «малые»? Это люди, которые выглядят ничтожными, малыми в наших глазах, и неважно, по какой причине. Может быть, человек занимает скромное положение в обществе или кажется нам ничего не достигшим в духовной жизни. Заповедь Спасителя состоит в том, чтобы не презирать никого, потому что Ангел любого «ничтожного» человека, предстоя пред Богом, молится о нем. Получается, что видимое не соответствует невидимому и очевидное для нас совершенно не таково в духовном отношении.
Мы считаем человека малым, а его Ангел предстоит пред Богом и молится о нем Господу, ибо «Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (ст. 11). Погибшее — это то, что кажется нам уже совершенно ненужным, потерянным. Действительно, люди не обращают внимания на падшего, будто бы уже осужденного человека, но Спаситель пришел именно для того, чтобы этого погибшего, «перечеркнутого» в наших глазах взыскать и спасти.
«Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? и если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Так нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих» (ст. 12-14). Эта притча взывает к нашему здравому смыслу. Действительно, если бы пастух потерял одну из ста своих овец, он думал бы о ней больше, чем о тех, которые не потерялись, и беспокоился бы до тех пор, пока ее не нашел.
В Евангелии от Луки есть притча, которая более понятна нам, жителям городским: о том, как женщина потеряла одну из своих десяти золотых монет и прилежно ее искала (см. Лк.15:8-9). Действительно, мы знаем по себе, что если мы потеряем какую-нибудь сумму денег, то, зная, что она лежит где-нибудь дома, мы не успокоимся, пока ее не найдем. Допустим, положили куда-то деньги и забыли куда. Мы не думаем о том, что все остальное имущество на месте, а думаем именно о том, что потеряли (хотя, может быть, могли бы прожить без потерянного). Если мы, люди, так заботимся о своем имуществе, то тем паче Бог заботится о человеке, который представляет собой неповторимый образ Божий. В очах Божиих самый ничтожный, падший, опустившийся, по нашему мнению, человек — бесценен. Вот ради такого самого последнего, но бесценного человека Господь и пришел в мир. Другое дело, что не всякий отзывается на этот любвеобильный призыв Божий, не всякий принимает Крестную жертву Спасителя, принесенную за каждого из нас в отдельности и в целом за все человечество.
Необходимо трезво оценивать свои силы, чтобы после этой проповеди или после прочтения Евангелия вы не подумали, что надо бросаться на помощь всякому погибающему человеку. Это будет безрассудством, потому что сами мы весьма и весьма немощны. Приведете вы к себе домой какого-нибудь нищего, а он вас обворует. Человек этот пал настолько, что на добро отвечает злом, поэтому добро нужно делать с осторожностью, так, чтобы не погибнуть самому. Если бы мы могли спокойно перенести воровство, не осудить, не прогневаться, то, может быть, могли бы так поступать, но ведь мы будем сердиться, негодовать… Таким образом, мы не сможем понести искушения и человек, которому мы хотели помочь, введет нас в грех. Не всем дано быть орудиями Божиими в деле спасения падших, опустившихся людей, но вот не осуждать, не презирать их — обязанность каждого христианина. Если мы будем презирать ближнего, то лишимся всякой благодати и наши труды пойдут прахом. Можно даже сказать так: если человек не научится относиться к ближним с уважением, то он никогда не преуспеет духовно.
«Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего» (ст. 15). Акцент нужно делать не на слове «обличи», а на словах «приобрел ты брата твоего», то есть понимать эти слова Спасителя с учетом предыдущих. Обличать нужно не потому, что ты на человека гневаешься, а потому, что ты его не презираешь. Если я кого-то презираю, то мне нет дела до того, спасается он или погибает. И наоборот, если я отношусь к человеку с уважением, с любовью, то совесть понуждает меня пойти и сказать ему слово обличения (хотя бы он его и не принял) ради того, чтобы помочь человеку опомниться. Вот в таком духе — любви и уважения — должно быть обличение, только тогда мы имеем право обличать. Мы же часто поступаем не по совести и только из-за желания покоя не говорим нашим близким слово вразумления: не буду его трогать, чтобы и он меня не трогал.
Преподобный Исаак Сирин говорит, что обличать ближнего можно только тогда, когда во время молитвы ты проливаешь о нем слезы. Обличать мы должны потому, что уважаем человека, ценим его и осознаем его ценность в очах Божиих. Рассудим трезво: имеем ли мы такую любовь к ближнему, которая оправдывала бы, может быть, иногда и резкое слово в его адрес, или же такой любви у нас нет? Если нет, то лучше будем молчать, потому что в таком случае обличение является признаком не любви, не уважения, не смирения перед ближним, а ненависти или равнодушия, безразличия.
«Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним». Нужно обратить внимание на слова «между тобою и им одним». Это значит: обличи человека наедине, то есть не опозорь его, сделай так, чтобы другие не заметили его оплошности, и тогда ему, возможно, будет легче исправиться. В таком случае, даже обличая, человек проявляет снисхождение и любовь к ближнему. У нас же бывает так: едва нам не понравится какой-нибудь поступок человека, мы тут же, при всех начинаем на него кричать. Это тоже один из признаков того, что наше обличение — от действия страстей, а не благодати. Ясно, что никакой любви в таком обличении нет.
«Если же не послушает, возьми с собой еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово» (ст. 16). Брать с собой двух или трех свидетелей заповедуется не для того, чтобы человеку было стыдно, а чтобы его убедить. Мы говорим человеку: «Ты сделал неправильно то-то и то-то». Если ему это кажется несправедливым, то для того, чтобы он убедился, что он виноват, мы приглашаем людей, согласных с нашим мнением. Если человек увидит, что не только обличающий его так думает, но и кто-то еще, тогда он прислушается к общему мнению и исправится.
«Если же не послушает их, скажи церкви» (ст. 17). Под Церковью понимается собрание верующих. В настоящее время, к сожалению, нет на приходах между нами такого общения друг с другом, чтобы можно было собрание верующих назвать единой духовной семьей. Если бы подобное общение было, то мы могли бы исполнить эту заповедь Спасителя буквально. Поэтому нам необходимо все соизмерять с обстоятельствами действительности. Думаю, что сейчас заповедь Спасителя «скажи Церкви» мы можем исполнить, рассказав о согрешении человека тому священнику, к которому он обычно ходит на исповедь. А священник скажет ему от лица Церкви: «Ты, брат, заблуждаешься в том и том, более этого не делай». И священнику мы говорим не с целью оклеветать ближнего, не для того, чтобы духовник стал плохо к нему относиться, но ради исправления человека, желая ему только добра. Обличать мы должны — и наедине, и при свидетелях, и через священника — только ради блага ближнего, а не ради мести и наказания своего собрата.
«А если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (ст. 17). Известно, что язычников и мытарей евреи презирали. Общение с язычниками было запрещено Моисеевым законом, а мытарей чуждались и презирали как вымогателей и истязателей родного народа, поэтому Спаситель и приводит такое сравнение: «Пусть он будет тебе, как язычник и мытарь», то есть если этот человек не желает каяться и исправляться, то и не общайся с ним, пусть он будет для тебя чужим. Мы пренебрегаем этими словами, хотя они очень важны. Близко общаясь с нераскаянным грешником, человек, даже если бы он этого и не хотел, несомненно, перенимает от него дурные привычки, вообще его отношение к жизни, добру и злу. Поэтому лучше близко не общаться с тем, кто остается нераскаянным, не повинуется Церкви. Никакого греха в этом нет, наоборот, это исполнение заповеди Спасителя. Мы же, самонадеянно пытаясь призвать к покаянию какого-либо человека (пусть даже нашего друга или члена семьи), тем самым нарушаем заповедь Спасителя. Вразумляя человека всеми силами, всеми правдами и неправдами, мы ничего не добиваемся, а только сами грешим и падаем.
«Истинно говорю вам, что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (ст. 18). Эти слова Спасителя призывают нас к ответственности за ближних, и относятся они не только к священникам или епископам, имеющим власть разрешать и связывать грехи, но и ко всем людям. Как бы ни казалось странным, но если мы будем держать на человека обиду за какое-то зло, которое он нам причинил, то за это зло ему придется отвечать пред Богом (за исключением, конечно, тех случаев, когда он вовсе не виноват). И наоборот, если мы человека прощаем, то и перед Богом ему гораздо легче заслужить прощение. Поэтому, даже если человек нас не слушается, не желает откликаться на призывы к покаянию, не желает перед нами смиряться, мы, прощая его, все же содействуем спасению его души.
«Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (ст. 19-20). Если бы мы вдвоем или втроем, простив ближнего, решились бескорыстно, ради Бога молиться о прощении его грехов, то имели бы столь великое дерзновение, что, безусловно, наша просьба была бы удовлетворена. Вот сколь велика наша ответственность перед ближними.
Итак, скажу кратко. Во-первых, необходимо бояться презирать ближнего. Во-вторых, если есть необходимость, то из любви к ближнему (не по страсти!) нужно его обличить или самим, или прибегнув к помощи других людей, к помощи Церкви — как угодно, лишь бы принести ближнему пользу. В-третьих, надо бояться осудить человека, даже если он не покаялся, ибо что мы свяжем на земле, то будет связано и на небе. Страшно то, что от нас зависит вечная участь человека. И, наконец, если есть необходимость молить Бога о каком-либо деле, то будем знать, что мы можем дерзнуть на это только тогда, когда просим во имя Божие и когда понимаем, что мы несем ответственность за свою молитву.
Известен такой случай. Некий каменотес на свой дневной заработок кормил нищих. Об этом узнал подвижник и стал молиться, чтобы Бог послал каменотесу богатство. Господь в откровении предупредил подвижника, что он не знает, о чем просит. Он же дерзновенно говорил: «Пусть его грех будет на мне, лишь бы Ты исполнил то, что я прошу». Тогда Господь его просьбу исполнил. Каменотес разбогател, но если раньше он кормил подобных ему бедняков, то теперь он стал общаться и пировать с такими же, как он, богачами и — погибал. Через некоторое время подвижник, вновь оказавшись в тех местах, увидел, как этот человек развратился, и ужаснулся. Он стал молиться о том, чтобы Господь вернул разбогатевшего каменотеса в прежнее состояние. По его молитве тот разорился и стал, как прежде, делиться с бедными, нищими и странниками своим дневным пропитанием.
Этот случай показывает, как страшно молиться Богу, не зная, угодно ли Ему то, о чем ты просишь. Поэтому, прежде чем дерзновенно взывать к Богу и требовать, чтобы по Его обетованию наша просьба была исполнена, мы должны вспомнить о следующих словах Спасителя: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». То есть наше прошение должно быть во имя Господа Иисуса Христа, мы должны просить не ради своей земной корысти, но ради имени Божия, и только тогда можем молиться с дерзновением, ожидая выполнения просимого. Вот с какой ответственностью мы должны подходить к нашей молитве и как внимательно мы должны относиться к ближним. Аминь.

3 июня 1996 года

О необходимости искреннего исповедания Господа нашего Иисуса Христа

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня второй день праздника Пресвятой Троицы, который называется Днем Святого Духа. В православной церковной традиции на второй день праздника принято вспоминать тех лиц, благодаря которым совершилось то или иное знаменательное событие. Например, на второй день Крещения празднуется Собор Иоанна Крестителя, на второй день Благовещения — Собор Архангела Гавриила. На второй день великого праздника Троицы мы вспоминаем Божественное Лицо Пресвятой Троицы — Святого Духа, благодаря Которому, собственно, и произошло великое освящение начатка Церкви (в лице апостолов и ближайших учеников Спасителя), а затем и всего народа Божия, всех призванных в лоно Православной Церкви. Святой Дух сошел на апостолов в виде огненных языков, принес им великую благодать и открыл тайну Пресвятой Троицы. Именно благодаря этому наитию Святого Духа людям открылось, Кто есть Бог, каково бытие Бо-жие, — не только то, что Бог существует, но и то, каков Он и как Он существует.
В сегодняшнем евангельском чтении говорится о том, что мы не должны презирать никого из наших ближних, даже если он кажется нам самым ничтожным человеком, потому что его не презирает Бог.
«Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее. Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? и если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих» (ст. 10-14). В этой притче говорится о существах праведных, не павших — о святых Ангелах. Девяносто девять овец — это ангельские чины, и некоторые отцы понимают эти слова совершенно буквально, то есть говорят, что существует девяносто девять ангельских миров и один — наш, земной, падший, ради которого Господь Иисус Христос, образно говоря, и спустился на землю, то есть воплотился. Но даже если отказаться от буквального понимания, то несомненно, что в притче под девяносто девятью овцами имеются в виду святые Ангелы, которые не пали, но остались в прежнем своем достоинстве. А вот человеческий мир в лице двух первых людей пал, и поскольку от этих двух людей произошли все человеческие поколения, постольку все люди находятся в падшем состоянии.
Господь Иисус Христос, Сын Божий, не презрел падший человеческий род, не презрел никого: ни тех, кто в Него верит, ни тех, кто не верит. Он сошел на землю и стал искать «заблудшую овцу» — каждого из нас. Как понимать выражение «сошел на землю»? Оно не означает, что когда Бог пребывал на небесах, то Его не было на земле, а в какой-то момент с небес Он сошел на землю. В таком случае можно было бы подумать, что теперь Его нет на небе. Конечно, это не так. Здесь употреблено образное выражение, делается попытка при помощи привычных для нас понятий и образов показать ограниченному человеческому разуму, как произошли все эти неизъяснимые события. Господь Иисус Христос до воплощения соприсносущно пребывал со Отцем и Святым Духом. Как Бог, Он был вездесущим: присутствовал и на небе, и на земле, и в преисподней, и в том, что постижимо нами, — в видимом мире, и неизмеримо превосходя видимый мир.
Как же Бог сошел на землю? Конечно, не буквально. Поскольку люди духом своим от Бога удалились, постольку Ему нужно было к ним приблизиться и говорить с ними так, чтобы они могли Его слышать. Они стали неспособны слышать Его духовно (как Его слышали, скажем, Адам и Ева в Раю до падения и избранные пророки, беседовавшие с Богом), поэтому Господь решил говорить с людьми, открывая им истину о Себе как Человек. Он воспринял на Себя человеческое естество и так общался со всеми нами (в первую очередь, конечно же, со Своими современниками). Апостолы донесли повествование о проповеди и жизни Спасителя и до нас.
Само человеческое имя Иисус и, так сказать, звание — Христос (слово «Христос» означает «Помазанник») являются признаками Его воплощения. Именование «Христос» показывает, что Он — Единственное, Непостижимое, Неповторимое Существо — Богочеловек, Которого никогда не было и более не будет, Бог, сделавшийся Человеком и не переставший быть Богом, Божеством Своим помазавший Свое человечество на царство над всем миром.
Так сошел на землю и явился в мир Господь Иисус Христос. Он совершил дело нашего спасения через проповедь, страдания, Крестную смерть, погребение и Воскресение. Как Бог Он всегда имел ту же самую волю, что и Отец, но как Человек подчинил Себя воле Бога Отца: был, как говорит апостол Павел, «послушлив даже до смерти» (см. Флп.2:8), и ради этого необыкновенного послушания по человечеству Он, несмотря на наше падение, всякому признающему Его действительным Сыном Божиим и Помазанником — Христом дает благодать Святого Духа.
В день «Пятидесятый» Он послал это Божественное действие, действие благодати Святого Духа, на Своих учеников, которые через веру приобщились к Его подвигам, совершенным по человечеству. Поэтому в этот день мы вспоминаем, как сошел на землю «иной Утешитель» — Дух Святой. Спаситель сказал: «Когда Я уйду от вас, Я пошлю к вам иного Утешителя» (см. Ин.14:16). Говоря об «ином Утешителе», Он подразумевает, что первым Утешителем был Он Сам. Действительно, Он пребывал с учениками, проповедовал и, общаясь с ними, утешал их неизъяснимым духовным утешением. Утешитель «иной» — это Святой Дух.
Господь Иисус Христос сошел в мир, воспринял человечество и явился как Человек, общаясь с людьми через Свое человеческое естество, а Дух Святой сошел к нам Своим действием, или, выражаясь богословским языком, энергией (это слово греческого происхождения). Вот эта Божественная энергия, это Божественное действие и явилось на учениках в виде огненных языков. Почему Дух Святой явился именно в виде огненных языков? У святых отцов есть разные мнения на этот счет. Иные говорят, что ученикам нужна была огненная ревность, иные — что апостолам необходим был прежде всего дар проповеди и поэтому на каждом из них почил Дух Святой в виде огненного языка. Но можно предположить и то, что существуют определенные духовные законы, законы Богоявления, и Дух Святой явился так, как Ему свойственно. Хотя такой благодати, какую получили святые апостолы, сподобились немногие угодники Божий, но из церковной истории мы знаем, что бывали случаи, когда некоторые видели сошедший на них Дух Святой так же, как апостолы. Некоторые это скрывали, а некоторые об этом рассказывали. Из рассказа одного из величайших святых Православной Церкви, преподобного Симеона Нового Богослова, мы знаем, что на него сошел Дух Святой в виде огненного языка, который почил на его голове и объял ее. Преподобный Симеон оставил более подробное, чем в Деяниях, описание сошествия Святого Духа, исходя из которого мы можем предположить, что испытывали апостолы. Преподобный чувствовал, как ни странно и удивительно об этом слышать, как бы запах сожигаемой плоти. Видимо, благодать Святого Духа очищала его ум не только в духовном отношении, но и от чего-то в самом буквальном смысле слова плотского, от того, что было ему вредно, может быть, от какой-нибудь болезни.
Нам, людям почти что не знающим вкуса благодати (или, может быть, знающим лишь в малой мере), понять это трудно, для нас это непостижимо. Но как написано, так написано, по пословице — «Что написано пером, то не вырубишь топором». Советую вам прочитать «Божественные гимны» преподобного Симеона, только ни в коем случае не пытайтесь подражать описанному в них, ибо там изображено высочайшее духовное состояние, подобное тому, какое переживали апостолы. Когда преподобного рукополагали в сан пресвитера, он увидел, что весь алтарь наполнился светом. Он изумился и в душе своей сказал: «Господи, что это?» И в душе же услышал ответ: «Я — Господь Бог Дух Святой, Я всегда так сходил на апостолов, пророков и на всех Божиих рабов». С тех пор преподобный всегда совершал литургию в таком Божественном свете.
Для нас все это как бы не существует, но не потому, что этого нет в действительности. Не существует это для нас так же, как для слепца не существует всей видимой глазом красоты, для глухого — прекрасной музыки. С той только разницей, что каждый из нас имеет возможность избавиться от своей слепоты, глухоты и уродства, препятствующих нам общаться с Богом так, как общались апостолы, пророки и богоносные отцы Православной Церкви.
Господь Иисус Христос сошел в мир как Человек, Дух Святой явился в мире Своим действием. Но является Он не там, где хотим мы, а где хочет Он; не там, где мы предполагаем, а только где Ему быть должно, — там, где существует истинное исповедание Господа нашего Иисуса Христа. А оно есть в Православной Церкви. К сожалению, не у всех нас оно есть в полной мере: иные, быть может, и вовсе его не имеют, исповедуя Христа только формально. Из-за того, что мы не исповедуем Его всем своим сердцем, всею душою, всей своей жизнью, мы и ощущаем благодать, то есть Божественное действие, совершаемое Святым Духом в Церкви, в малой, ничтожной степени.
По словам святителя Игнатия (Брянчанинова), Предание Православной Церкви учит нас тому, что ради призывания Господа Иисуса Христа в Иисусовой молитве на нас сходит Дух Святой. Конечно же, Он сходит не только в результате одной этой молитвы. Однако именно в ней в особенности ясно и откровенно исповедуется Иисус Христос. Повторяя эту молитву, человек постоянно исповедует Иисуса Христа, и ради понуждения к такому непрестанному исповеданию благодать Святого Духа в особенности является в человеке. Например, о преподобном Симеоне Новом Богослове мы знаем, что он был делателем Иисусовой молитвы. Знаем об этом как из его жизнеописания, так и на основании того, что он оставил об этой молитве особенные поучения, какие оставили немногие отцы. Нам известно, что святитель Григорий Палама также был делателем Иисусовой молитвы и, подобно апостолам, сподоблялся явления Божественного света.
Отсюда мы можем сделать простой вывод: если более близкие к нам по времени святые, после которых остались подробные описания их духовного опыта, призывая Господа Иисуса Христа, испытывали такую же благодать, как апостолы, то, конечно же, и апостолы призывали Господа постоянно. Да и как они могли не вспоминать Его непрестанно, если, общавшись с Ним три с половиной года, прилепившись к Нему всей своей душой, возлюбив Его всем сердцем, вдруг с Ним разлучились? О любимых нами людях мы вспоминаем по несколько раз в день, иногда думаем о них целыми днями. Какую же любовь должны были испытывать (и испытывали) апостолы к Господу Иисусу Христу! Его нельзя сравнить ни с кем, Он бесконечно превосходит любого, самого замечательного человека. Поэтому апостолы, конечно, не могли не призывать Его непрестанно, повторяя Его прекрасное имя. Я думаю, что после того, как Он явился им в первый раз по Своем Воскресении, а потом являлся на протяжении сорока дней и вознесся на небеса, души их были переполнены памятованием и размышлением о Господе Иисусе Христе и непрестанной молитвой к Нему. Мне даже кажется — просто по аналогии, — что они ни о чем более и не могли помышлять.
Ради такого преискреннейшего исповедания Господа Иисуса Христа и сошел на апостолов в виде огненных языков Божественным Своим действием Дух Святой, исполнив их неизъяснимой благодати, которую, пусть в малой степени, испытываем иногда и мы. Действительно, мы ощущаем ее, например, во время праздничного богослужения или получив некоторое облегчение после исповеди, но в особенности после того, как с благоговением и сердечным сокрушением причастимся Святых Тайн. Порой и при молитве вдруг появляется в душе какая-то теплота, мир, любовь к ближним. Это благодатное чувство, посещающее нас временами, отчасти знакомо и нам, апостолы же знали его в полной мере.
Так явился в мир Господь Иисус Христос, и так явился в мир Господь Бог Дух Святой.
Если мы будем жить, всячески понуждая себя к преискреннейшему исповеданию Господа Иисуса Христа, то Дух Святой посетит и нас. Он нам уже дарован, но пребывает в нас как некая скрытая возможность, и от нас зависит — станет она реальностью или так и останется нереализованной. И если мы в настоящей жизни эту возможность не реализуем, то в будущей жизни она от нас отнимется, и мы будем ввержены во тьму кромешную, то есть останемся вне познания Бога, вне Божественного света. Уже одно это, не говоря обо всем остальном, — страшная мука.
В традиции Православной Церкви молитвой, благодаря которой наиболее удобно можно привлечь действие Святого Духа, считается молитва Иисусова. Для сравнения можно сказать, что у католиков, например, нет учения о непрестанной молитве в буквальном смысле, хотя нечто подобное (какие-то упражнения в молитве) существуют и у них. Некоторые из католических так называемых святых учили, что нужно молиться Святому Духу. Мы тоже, конечно, призываем Святого Духа, но лишь в каких-то отдельных молитвах: более всего Святой Дух подается ради Иисусовой молитвы. Католики же взывают к Самому Святому Духу. В этом моменте видно психологическое искажение духовного опыта западных христиан: с одной стороны, они как будто бы чрезвычайно много говорят и размышляют о Христе, с другой стороны, когда желают получить благодать, они о Нем словно забывают. В то время как мы «забываем» о Святом Духе, каясь, почитая себя недостойными и полагая, что необходимы лишь вера и покаяние, — и в этом смирении нам и дается благодать Святого Духа.
Еще один пример — секта так называемых пятидесятников, которые мнят, что на них сходит Святой Дух, и потому они «говорят» на различных языках. На самом же деле отчасти это психофизическое явление, а отчасти просто беснование. Когда они просят о том, чтоб на них сошел Святой Дух, они сначала импровизируют, молятся своими словами (весьма неуклюже), а потом у них все сливается в одно слово, они просто кричат: «Дай! Дай! Дай!» И больше ничего. Словом «дай!» они просят Бога дать им Святого Духа. Они кричат это «дай!» подолгу — до тех пор, пока, наконец, у них не начинается беснование. Это еще один пример ложного духовного опыта, духовного искажения, гордости, в которой человек почитает себя достойным великой Божественной силы, Божественного действия. Мы же находим себя достойными только покаяния. Мы должны верить в Бога и каяться, и ради этого благодать Святого Духа, которая уже дарована нам в Таинствах Крещения и Миропомазания, начнет в нас действовать. Аминь.

16 июня 1997 года

Недели по Пятидесятнице

Неделя 1-я по Пятидесятнице, всех святых

Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам? Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, — в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними, и последние первыми.

О любви и отречении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы совершаем память всех святых. Весьма разумно Церковный Устав после воскресенья, в который праздновалось сошествие Святого Духа на апостолов, предписывает вспоминать всех от века просиявших святых, потому что освятились они именно Духом Святым. В этот день читается Евангелие от Матфея следующего содержания.
«Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным», — сказал Господь наш Иисус Христос (ст. 32). Вот первое необходимое условие освящения и спасения. Нужно сказать, что наименование, которое мы даем некоторым людям, — «святые» — все-таки условное, потому что на земле не было, и нет, и не может быть человека совершенно святого. Мы знаем только одного человека, никогда не согрешившего, это — Пресвятая Дева Богородица, Которая хотя и имела в Себе первородный грех, то есть наклонность ко греху, но Своим личным подвигом преодолела эту врожденную наклонность, присущую всякому из нас, и, таким образом, никогда никакого греха не совершила. Что же касается Господа Иисуса Христа, то Он, конечно же, как Человек также безгрешен, но мы не можем сравнивать обыкновенного человека с безгрешным Богочеловеком, с Тем, Кто родился, уже не имея в Себе наклонности к первородному греху, потому что родился через непорочное зачатие. Как говорят святые отцы, всякий человек, живущий на земле, хотя бы и именовался святым по сравнению с нами, однако же не может не иметь в себе греха. Пусть иногда греховность его выражается в том, чего мы в себе даже не примечаем: в каких-нибудь заметных для него дурных помыслах или в некоторой человеческой слабости, которую мы в себе даже не видим и никаким грехом, никаким злом для себя не считаем. И тем не менее «нет человека», как говорит богослужебный текст, «который жив будет и не согрешит». Поэтому нужно понимать, что, с одной стороны, мы не абсолютизируем личную святость никакого человека, с другой — видим, что те, кого мы почитаем святыми, не отличаются от нас принципиально, и мы такие же люди, как и они. Но по сравнению с нами они святые. Исходя из этого рассуждения, каждый из нас может понудить себя превзойти свое настоящее нравственное состояние, стать лучше. А что именно нужно для того, чтобы войти в число спасаемых, освящаемых, хотя, может быть, еще и не святых, говорит сегодняшнее евангельское чтение.
Первое из того, что нам необходимо исполнить, — это исповедовать Господа нашего Иисуса Христа. Кто думает, что можно быть нравственным человеком без веры в Христа, тот страшно, жестоко обманывается. Кто думает, что можно быть нравственным человеком, исповедуя Христа тайно, скрывая свое исповедание, внешне от него отрекаясь, тот еще злее ошибается. «Кто отречется от Меня, — говорит Господь Иисус Христос, — пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (ст. 33). Понимаем мы эти слова или не понимаем, но мы должны принять их к сведению. Может быть, они нам неприятны, кажутся нам совсем чуждыми, нелогичными и так далее. Может быть, даже Бог нам кажется жестоким Существом, тем не менее Он поставил такое условие, и если бы даже мы в лукавстве своем смели дерзновенно упрекать Его в жестокости, другого Бога нет и заповеданное Им мы должны исполнить. Если же не исполним, с нами произойдет то, о чем Он нас предупредил, и никто никогда этих слов не отменит: «Кто отречется от Меня (то есть Господа Иисуса Христа. — Игум. А.) пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным».
«Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (ст. 37). Конечно, некоторым немощным, а правильнее сказать хитрым, лукавым, людям эти слова могут показаться чрезвычайно жестокими. Как же так: Господь требует к Себе любви большей, чем к своим близким? Но если бы даже мы и имели такое мнение, то, как свидетельствует другая притча Евангелия, услышали бы следующий ответ: «Лукавый раб и ленивый, от уст твоих буду судить тебя: ты знал, что Я жестокий господин, жну, где не сеял, и собираю, где не расточил. Почему же ты не отдал таланта моего торжникам, чтобы Я, пришедши, взял Свое?» (см. Лк.19:22-23). Если мы знаем, что Бог — жестокий Господин, то почему же не боимся Его? На самом деле это самооправдание, брошенный Богу упрек в жестокости при отсутствии в нас страха говорит не о том, что Бог жестокий, а о том, что мы лукавые. Действительно, в таком случае нас можно назвать, по словам Евангелия, лукавыми и ленивыми рабами.
« Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (ст. 37-38). Кто следует за Господом, но не желает терпеть скорбей ради служения Ему — ибо это означают слова «не берет креста своего», — тот также Его не достоин. Потому что исповедовать Господа мы должны не только устами, но прежде всего жизнью. Если я говорю о себе, что я христианин, а веду, например, развратный образ жизни, то что во мне от христианства? Как человек, живущий нравственно, но не исповедующий Христа (если это было бы возможно), погибает, так погибает и исповедующий Христа, но не живущий по Его заповедям, и такой человек тоже не имеет права называться христианином и услышит, как Господь отречется от него пред Отцом Небесным в день Страшного Суда.
«Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?» (ст. 27). Здесь в Евангелии приводятся в пример ближайшие, преданнейшие и самые ревностные ученики Спасителя — апостолы. От их лица апостол Петр задает вопрос: «Вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?» Действительно, они оставили свои семьи, родителей, дома. Теоретически рассуждать об этом легко, но если кто-то из нас представит себе, что ему нужно совершенно оставить свою семью, дом и превратиться в нищего странника, то увидит, что на самом деле это чрезвычайно тяжело. Апостолы же не только оставили своих родных, но вынуждены были впоследствии покинуть и свою родину: были изгнаны. Представьте себе, что нам приходится ради чего-либо, ради служения Богу или даже какого-нибудь человеческого занятия, которое мы считаем необходимым для себя, не только оставить семью, родных и дом и превратиться в странников, но и быть изгнанными с родины и жить на чужбине. Но апостолов и на чужбине преследовали, они не имели постоянного места жительства, странствовали по всему миру, всюду гонимые, и большая часть из них погибла мученической смертью. «Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, — в пакибытии (то есть в будущей жизни. — Игум. А.), когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых» (ст. 28). Те, которые последуют за Господом, в будущей жизни из гонимых, нищих и бесправных людей превратятся в судей. Конечно же, не все святые будут восседать на двенадцати престолах, подобно апостолам, но все будут судьями людей отпавших, отрекшихся от Бога, пренебрегших Божественным учением, судьями в том смысле, что станут живым упреком для нерадивых, ленивых и лукавых.
«И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (ст. 29). Действительно, если мы в этой жизни по-настоящему оставляем все земное, даже самое дорогое, самое возвышенное, например родину, родителей, и делаем это не из-за своего эгоизма, а из любви к Богу, то мы получаем во сто крат. Во-первых, у нас появляется множество братьев и сестер по всему миру, и, во-вторых, самое главное, мы обретаем в душе своей такую благодать Божию, такое духовное утешение, непонятное для людей, чуждых этого опыта, что действительно можем сказать, что полученное нами во сто крат больше всякой человеческой любви и всякого земного самого невинного утешения.
«Многие же будут первые последними, и последние первыми» (ст. 30). В самом деле, бывает так, что первые в этой жизни оказываются последними в жизни духовной. И наоборот, те, которые ставят себя на последнее место и смиряются, оказываются первыми.
Может создаться впечатление, что эти заповеди Спасителя противоречат понятию любви, противоречат нашему представлению об этой добродетели. Однако христиане, которые хоть сколько-нибудь испытали то, что следует за исполнением заповедей, знают, что на самом деле противоречия здесь нет. Нам, людям грешным и почти ничего духовно не испытавшим, следует ориентироваться не на свои собственные ощущения, а на опыт людей благодатных, тех, кого мы называем святыми: преподобных, праведников, мучеников — и, взирая на их опыт, учиться, как должно исполнять Евангелие. Ведь они стремились к исполнению евангельских заповедей вплоть до пожертвования своей жизнью. Глядя на них, мы понимаем, что же испытывает человек, который ради Бога отрекается от своих родных и самых близких людей, иногда оставляет их как бы на произвол судьбы, отрекается, может быть, и от родины. Противоречит ли это понятию о любви или нет?
Когда мы отказьшаемся от всего ради Господа и следуем за Ним всем умом, всем сердцем, всей душой, всей крепостью, по заповеди Спасителя (см. Мф.22:37; Мк.12:30; Лк.10:27), когда мы как будто бы думаем только о собственном покаянии и спасении своей души, день и ночь призываем Господа Иисуса Христа, прося Его лишь об одном, чтобы Он помиловал нас, простил нам наши грехи, — в это время, по мере преуспеяния в молитве, покаянии, некотором духовном будто бы эгоизме, как кажется с первого взгляда, мы внезапно обретаем в своей душе неожиданное для нас самих чувство любви к ближнему.
Один греческий подвижник произнес замечательные слова, простые, но почерпнутые, безусловно, из его собственного духовного опыта: «Если хочешь найти любовь к ближним, ищи ее в Иисусе». Когда мы молимся, в особенности молитвой Иисусовой, и отрешаемся от всех земных помыслов и пристрастий, то и находим любовь к ближнему гораздо более сильную, могущественную, чем та, которая у нас была. Причем подразумеваются оба случая: мы не имеем семьи и стремимся отрешиться вообще от всяких помышлений и привязанностей к земному (таким людям, разумеется, легче), или мы имеем семью и, по крайней мере во время молитвы, ради покаяния стараемся забыть обо всем земном. И обретаемая нами любовь, конечно же, гораздо более обширна, потому что она распространяется не только на самых близких людей: родителей, детей, жену, — но вообще на всех людей. Да и сама любовь к нашим ближайшим родственникам также изменяется. Вы сами замечали, что подчас, когда мы как будто бы заботимся о своих родных, но встречаем с их стороны некоторое сопротивление, поскольку у них другое представление о том, что им необходимо (касается ли это духовных предметов или каких-то житейских забот), вдруг наша любовь меняется на раздражение. Мы начинаем сердиться, обижаться, вплоть до того, что думаем: тогда не буду тебе вообще помогать. Вот как непрочна обычная человеческая любовь. Любовь же христианская, возникающая в нашей душе от призывания имени Иисуса Христа, даруемая нам Самим Господом, могущественна, способна преодолеть всякие оскорбления, унижения, неблагодарность и все прочее, что приходится встречать нам от своих близких, которым мы искренне хотим сделать добро. При этом в особенности неожиданным и новым для нас является доброе и, я бы сказал, приятное (от слова «принять», или «приять») чувство снисхождения по отношению ко всем людям, даже совершенно незнакомым. Грехи других людей кажутся нам малозначащими, почти не существующими, мы почти не замечаем обид, которые они нам наносят. Более того, люди с самой заурядной внешностью кажутся нам прекрасными существами, Ангелами, как говорит об этом святитель Игнатий (Брянчанинов).
Вот что делает благодать Божия, приходя в душу человека, отрекшегося ради Господа от всего земного! Поэтому никакого противоречия между заповедями Спасителя об отречении и понятием о любви нет, но есть тайна для непосвященных, тайна для тех, кто не испытал это на опыте. Аминь.

14 июня 1998 года

Об исповедании Христа словом и делом

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В этот воскресный день мы совершаем память всех святых, от века просиявших. Сегодняшнее евангельское чтение — составное: из разных мест Евангелия от Матфея подобраны стихи, словами Спасителя объясняющие, какой же подвиг совершили святые угодники Божий.
Когда мы читаем жития святых, мы представляем себе людей, можно сказать, идеальных, вероятно, отчасти из-за того, что эти повествования составлены определенным образом. Обыкновенные черты характеров остаются вне поля нашего зрения, они как бы сглажены. Отсюда может возникнуть неправильное мнение о святых как о людях, никогда и ни в чем не согрешавших, — а это является ересью. Святыми мы называем тех людей, которые святы по сравнению с нами, но совершенной святости на земле достичь невозможно. Мы знаем только одного человека, который никогда не согрешил даже мыслью, как говорит преподобный старец Силуан, — Пресвятую Богородицу (конечно же, Господь наш Иисус Христос также никогда не совершил греха, но об этом мы и не упоминаем, потому что Он — Богочеловек). И потому не нужно смотреть на угодников Божиих как на людей, которым все давалось легко и которые были предназначены для особенного служения. Мы не должны противопоставлять себя им, считая, что подражать святым возможно только в весьма ограниченных пределах, что мы — это одно, а они — совсем другое.
Господь наш Иисус Христос всех призывает исповедать Его перед людьми — исповедать не только словами, но и делами. Его учение относится не к каким-то особенным избранникам, а ко всем верующим. В первое столетие христианства были еретики, которые полагали, что для всех существует одно учение, а для избранных, посвященных — другое. Они приписывали это особое тайное учение некоторым из апостолов: Фоме, иногда апостолу Петру (конечно, все это вымысел и ложь), которые будто бы открывали его своим немногим ближайшим ученикам, а остальным преподавали то, что все мы читаем в Священном Писании. Но это неверно, и давайте не будем уподобляться заблуждающимся людям, придерживающимся этого неправильного мнения. Учение истины, учение о спасении одинаково открыто всем: и так называемым святым, и так называемым грешникам. Апостолы всех вообще христиан называли святыми — не потому, что они все уже были святы по своей жизни, но потому, что они отделялись от общества людей погибающих, стремились к святости и освящались благодатию Христовой.
Вот что из евангельского учения предлагают нам в сегодняшний день святые отцы, чтобы показать самое главное в делании угодников Божиих. Как они достигли такого необыкновенного состояния, что мы называем их святыми? Святыми по сравнению с нами, а отнюдь не по сравнению с Богом, Который Един только поистине Свят.
«Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (ст. 32). Исповедовать Спасителя пред людьми, конечно, нужно прежде всего словом, но исповедание делом также необходимо. Иногда трудно одно, иногда -другое. Во времена гонений, преследований, осмеяния веры Христовой чрезвычайно трудно исповедовать Господа Иисуса Христа даже и словом. Когда же все вокруг по видимости придерживаются христианской веры или, по крайней мере, не противоречат ее истинам, тогда часто возникает полное охлаждение к исполнению евангельских заповедей. Люди как будто бы исповедуют Христа, однако же евангельских дел стыдятся. Мы знаем, что даже в церковной среде людьми как будто бы верующими проявление особенной ревности воспринимается как ханжество, изуверство, прелесть и так далее и ревностного человека осуждают. Например, когда христианин хочет оставить мир и вести монашеский образ жизни, верующие люди — его близкие родственники, друзья, знакомые по храму, который он посещал, — с изумлением смотрят на это его желание, оно для них непонятно, потому что они исповедуют Христа лишь на словах. Когда человек от всей души хочет показать на деле, что он ученик Христов, то на него смотрят с недоумением, насмешкой, и, пожалуй, многие от этого начинают стыдиться ревностного, жизненного исповедания Евангелия. Итак, отречение от Христа бывает полное и явное, произносимое устами, — не дай Бог совершить такое отречение, -а бывает скрытое, тайное и, может быть, более опасное. Речь идет о том случае, когда мы стыдимся поступать по заповедям и хотим быть не в числе избранников Божиих, истинных христиан, о которых Господь сказал: «Не бойся, малое стадо!» (Лк.12:32), а хотим «быть как все». Есть такая русская пословица: «На миру и смерть красна». Когда нас все одобряют, то мы можем сделать даже что-то особенное, а вот когда порицают, осмеивают, осуждают — тогда чрезвычайно трудно поступить сообразно евангельской заповеди, хотя этот поступок совершенно однозначно мы оцениваем как здравый и добрый. Вот почему Спаситель особенно отмечает: «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным». Если мы стыдимся жить по-христиански, то должны отдавать себе отчет в том, что Господь наш Иисус Христос, Которого мы как будто любим, ради Которого живем (а некоторые ради Него даже ушли из мира), постыдится нас и отречется от нас пред Богом. Вся наша внешне христианская жизнь напрасна, если нет искреннего внутреннего, жизненного, сердечного стремления к Богу, проявляющегося, конечно же, и в делах — не в тех, что одобряют окружающие, а в тех, что велит нам совершать наша совесть.
«Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (ст. 37). Слова обычные и привычные для нас, но исполнить их на деле чрезвычайно трудно. Когда перед нами нет необходимости выбора, мы как будто бы действительно любим Бога больше, чем своих родных. Если же судьба, так сказать, нас испытывает и свою любовь к Господу нам приходится показать на деле, начинается страшная душевная борьба, в которой многие терпят поражение, — хотя очень часто это совершенно незаметно посторонним. Внешне все хорошо, мы — добрые христиане, может быть, ревностные послушники или монахи, а внутренне мы забываем о Господе и всей душой привязаны к своим родственникам. Допустим, мы сочувствуем их скорбям и страданиям и забываем о том, что, по крайней мере, должны думать о спасении наших близких в вечности, а отнюдь не об их земном благополучии. Иногда привязанность к родственникам и вообще к близким людям проявляется в том, что мы бываем чрезвычайно внимательны к их сочувствию, жалости, их переживаниям о нас, что также расслабляет нашу душу, делает ее неспособной к подвигу, и мы становимся действительно недостойными Господа Иисуса Христа.
«И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (ст. 38). Многие люди хотят следовать за Господом, но при этом не желают терпеть ничего неприятного. Однако, как сказал святитель Игнатий (Брянчанинов), каким бы мудрым ни был человек, скорбей он не избежит. Ради следования за Господом мы должны быть готовы вытерпеть и страдания, то есть понести крест, наподобие того, как в древности приговоренные к смерти через распятие сами несли к месту казни свой крест (в Римской империи несение креста было частью этого страшного наказания). Если мы желаем следовать за Господом, но не хотим нести креста, иначе говоря, не готовы к страданиям, заранее не настроили себя на то, что нам придется претерпеть и тяжкие скорби, и позор, чтобы стать истинными учениками Христовыми, — то мы не сможем быть достойными Господа Иисуса Христа и не сможем исполнить Его заповеди.
«Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?» (ст. 27). Конечно, апостол Петр произнес эти слова с полным основанием и совершенно искренне. Едва ли мы можем так сказать о себе. Петр оставил своих родных, жену и без оглядки следовал за Господом Иисусом Христом, не помышляя ни о чем земном. У нас же, как я сказал, бывает, что внешне мы отрекаемся от мира, а внутренне сохраняем пристрастие ко всему мирскому, в том числе любовь к родным и даже к имуществу (которое мы как будто бы презираем, только до тех пор, пока не доходит до испытаний). Эта внутренняя связь с миром сохраняется, и наше отречение от всего мирского бывает, к сожалению, неполным.
«Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам? Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, — в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых» (ст. 27-28). Это относится прежде всего к апостолам и, может быть, к их достойным (хотя бы в некоторой степени) последователям — епископам и пресвитерам. А вот следующие слова касаются уже каждого из нас: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (ст. 29). Обратите внимание на слова Господа нашего Иисуса Христа: «Кто оставит домы». Значит, это не мало — оставить дом, то место, куда ты всегда можешь прийти и где чувствуешь себя свободным и защищенным. Как говорит английская пословица, мой дом — моя крепость. Мы недооцениваем это, потому что воспитаны в основном во времена коммунистической власти, когда нас лицемерно учили, будто бы все материальное не имеет значения и нужно быть людьми «идейными» и так далее. На самом же деле, когда доходит до жизненных испытаний, обнаруживается наша необыкновенная привязанность к дому, нашим родным местам, родственникам и даже соседям. От всего этого нужно отречься. Мы все-таки живем в своей стране, в которой воспитывались, среди своего народа, говорим на родном языке. Апостолы же и истинные христиане первых веков существования Церкви отрекались даже от своего отечества. Сейчас родина считается самым святым, и ради нее люди готовы отказаться и от самых возвышенных принципов. Но изречение Господа: «Кто оставит домы… или земли» — можно отнести не только собственно к земле или дому в узком смысле слова, но и вообще к родине. Мы знаем, что апостолов изгнали из родной страны их же сродники по плоти — евреи, и жили ученики Спасителя среди людей с другими обычаями — греков, римлян, говорили на чужих языках. Однако апостолы почитали это радостью, потому что терпели все ради имени Христова. И их подвиг не мал. Преподобные отцы разных времен оставляли свою родину и шли подвизаться в далекие края. Так, например, Иоанн Кассиан Римлянин из западной части Римской империи пришел в Египет. Арсений Великий, образованнейший человек своего времени, принадлежавший к культурной нации — грекам, подвизался также в Египте среди монахов, которые по происхождению были простыми неграмотными крестьянами и даже не знали общего языка культурного мира того времени, то есть греческого. Угодники Божий ради спасения души были готовы отказаться от всего. Мы же по сравнению с ними весьма и весьма немощны, и наше отречение очень скромное, если так можно выразиться, даже когда мы совершаем его искренне. Мы фактически еще ни от чего не отреклись даже внешне.
«И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними, и последние первыми» (ст. 29-30). В жизни бывает так, что отрекшиеся первыми не проявили достаточной ревности, потому что их отречение было только внешним, и оказались последними. Проведя в подвиге много лет, они мало приобрели. А те, которые показали истинное, полное, внутреннее отречение — не просто ушли из мира, — стали первыми. И Господь наш Иисус Христос о таких людях говорит, что они получат во сто крат. Мне кажется, неслучайно четки, или, как их называли в старину, вервица, по которым мы молимся Иисусовой молитвой, имеют сто узлов. Это символ того, что человек, ради имени Господа Иисуса Христа отрекающийся не только внешне, но и внутренне от всего земного и от всех пристрастий (ведь именно это отречение и совершается при подвиге умного делания), действительно получает во сто крат. Четки подсказывают нам, каким образом нужно при помощи Иисусовой молитвы совершить отречение истинное, полное, внутреннее, а не только внешнее. Вот Иисусова молитва, заключающая в себе имя Иисуса Христа, и вот четки, образ того воздаяния, которое вы получите.
Не думайте, что это все маловажно, а такое толкование Евангелия — произвольное, как бы несколько натянутое. Мнение, что толкования, согласующиеся со святоотеческими поучениями, являются случайными и произвольными, складывается у нас потому, что наш взгляд на Евангелие — исторический в порочном смысле слова, подобный взгляду баптистов. Например, в Евангелии говорится, что нужно оставить все земное ради имени Господа Иисуса Христа. А нам кажется, что это лишь какое-то образное выражение, метафора. То, что я сейчас говорил, — не только мое мнение, хотя и его было бы достаточно: мнение любого человека, каким бы он ни был ничтожным или грешным, если оно правильно, — достойно внимания. Если же это мнение неверно, то, каким бы великим и авторитетным ни был в глазах других людей человек, излагающий его, этим мнением нужно пренебречь. Следует смотреть на смысл толкования, а не на то, из чьих уст оно исходит.
Имея неверный взгляд на Евангелие, мы хотим видеть некое развитие в истории Церкви. Мы не понимаем, что основа подвига, основа нашего спасения, ради которого, собственно, и нужен подвиг, уже преподана нам Самим Господом Иисусом Христом. Если даже мы — немощные, грешные, теплохладные христиане последнего времени, о которых Спаситель сказал, что по причине умножения беззаконий во многих охладеет любовь (см. Мф.24:12), — иногда с любовью, удовольствием повторяем имя Иисуса Христа в молитве Иисусовой, то с какой сладостью, радостью, можно сказать, вожделением (как выражается Дионисий Ареопагит) повторяли имя Иисуса Христа святые апостолы! Об этом с дерзновением говорит святитель Игнатий (Брянчанинов) в «Слове о молитве Иисусовой», где он рассуждает о молении именем Господа Иисуса Христа. Зная силу этого имени, ученики Господа не могли не повторять его непрестанно.
Евангелие нужно понимать просто, буквально, а не метафорически, как пытаются делать некоторые, чтобы оправдать себя. Постичь Священное Писание может только тот, кто имеет духовный опыт. Такой человек понимает истинную силу слов Писания и осознает, что перед ним не какие-то образы и туманные метафоры, но точное описание внутреннего состояния настоящих христиан, по своей точности подобное научному. Поэтому нет никакой натяжки в моих словах о том, что, творя Иисусову молитву, ради имени Иисуса Христа мы отрекаемся от всего земного.
Мы не знаем, пользовались ли христиане в древние времена четками, но то, что они молились Иисусовой молитвой, несомненно. Иначе апостолы не имели бы ни любви к Иисусу Христу, ни смирения и покаяния — а этого быть не может. Уже впоследствии святые отцы, исходя из собственного духовного опыта, а иногда получая откровение, как, например, Пахомий Великий, изобретали в дополнение к этому благочестивому деланию разные приспособления для того, чтобы было удобнее исполнить преподанное с самого начала Господом Иисусом Христом через апостолов. Именно через непрестанное повторение Иисусовой молитвы наиболее последовательно, полно и даже, можно сказать, точно исполняется заповедь Спасителя об отречении от всего. Как учит нас само устройство четок, можно еще в этой жизни получить во сто крат по сравнению с вложенными нами трудами и наследовать жизнь вечную, предвкушая ее еще здесь, на земле. Аминь.

6 июня 1999 года

Что значит быть христианином?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В первое воскресенье после праздника Пресвятой Троицы всегда совершается память всех святых. И это знаменательно. Церковь тем самым поучает нас, что святые освятились не своими подвигами и усердием, а благодатью Святого Духа. Наше же усердие в очах Божиих является лишь доказательством нашей искренности. Видя настоящее, деятельное, а не только декларируемое усердие человека, Дух Святой освящает его и делает таким, что в глазах обыкновенных, нерадивых людей, каковы все мы, он выглядит святым. В подлинном же смысле святым можно назвать только Единого Бога.
Словами Самого Господа Иисуса Христа Церковь говорит нам о том, что необходимо, чтобы стяжать благодать Святого Духа, какое расположение души и поведение нужны нам для того, чтобы стать истинными христианами. «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным» (ст. 32-33). Здесь прежде всего имеется в виду буквальное исповедание, при котором человек не только утверждает на словах, что он христианин, но и живет во Христе. Даже подвергаясь гонениям, христиане не должны стыдиться Христова учения, но должны быть готовыми отдать за него и свою жизнь. Совсем недавно, начиная с 1918 года, в нашей стране верующие люди в большей или меньшей степени преследовались большевиками, особенно в сталинское время. Многие христиане в этих условиях проявили истинную ревность — положили свои души ради верности Господу Иисусу Христу и стали мучениками или исповедниками. Но другие оказывались немощными и отрекались от Христа или от своего служения, предавали друг друга, хотя им, может быть, недавно казалось, что они представляют собой нечто особенное, поскольку занимают высокую должность в Церкви и почитаются всеми как духовные люди. Иногда при таких испытаниях более ревностные на вид люди оказывались, напротив, более немощными.
Как председатель комиссии по канонизации святых в Екатеринбургской епархии я сталкиваюсь с документами допросов священнослужителей, духовенства и верующих мирян, которые во времена Сталина подвергались преследованиям. И мы видим удивительные вещи: незаметные, казалось бы, люди проявляли мужество, а имевшие славу ревностных подвижников или выдающихся духовников оказывались предателями.
Испытание обнаруживает тайное сердца человеческого. Конечно, мы не будем осуждать этих немощных людей, потому что они, может быть, загладили свои преткновения и падения покаянием. Но сделаем отсюда вывод, что исповедовать Господа Иисуса Христа не так просто, как нам представляется сейчас, когда у нас нет никаких неприятностей. Мы именуем себя христианами, и подчас нас за это даже больше уважают, в особенности священнослужителей. А нужно быть христианами на деле.
Что же значит быть христианином на деле? Это значит жить во Христе, жить перед Богом, не ожидая похвал от людей. Спаситель сказал: «Кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным», имея в виду отнюдь не то легкое и приятное исповедание в дни благополучия, которое вызывает даже особенное уважение к таким мнимым исповедникам. Нет, доказательство нашей любви и преданности Богу, признак нашего общения и единения с Ним — это исповедниче-ство в дни гонений и презрения. Испытания обнаруживают, имеем ли мы единение с Богом, без которого нам не устоять, ибо без соединения нашей немощной человеческой силы, нашего слабого усердия с Божественной помощью невозможно победить никакие искушения.
Тот, кто в дни мира и покоя не стяжал единения с Богом, оказывается беспомощным в дни скорбей. Скорби — это не только гонения в буквальном смысле слова, но и вообще презрение людей. Если мы, называя себя христианами, стыдимся жить по-христиански, потому что хотим быть как все, то, значит, это незаметное гонение на веру делает нас отступниками, хотя на словах мы как будто бы искренние христиане. Но показывают все не слова, а дела. Подчас перед людьми мы на словах исповедуем Господа, а ведем себя так, что они не видят, чтобы мы были христианами. Таким «исповеданием» мы только соблазняем людей и заставляем их относиться к христианству с презрением.
«Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (ст. 37). Теоретически мы принимаем эти слова, но в жизни, когда нам нужно выбирать между верностью Господу, следованием Его заповедям и любовью к нашим близким, мы, даже не колеблясь, избираем любовь к близким людям и готовы пойти на любой компромисс со своей совестью, лишь бы только они были счастливы и жили в благополучии. Таким образом мы показываем, что на самом деле любим своих родных больше, чем Господа Иисуса Христа. Иногда даже бывает так, что мы своим неверующим родственникам желаем не спасения души, а только материального благополучия и здоровья. И, видя в этом их счастье, мы не думаем молиться о том, чтобы они покаялись, стали жить чистой нравственной жизнью, по-христиански и обрели душевный покой.
«И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня» (ст. 38). Что это значит? Под следованием за Господом имеется в виду, конечно же, не буквальное хождение вслед за Ним — для нас это невозможно, — а нравственное, духовное, то есть исполнение заповедей. Нам часто кажется, что мы испытываем искреннюю, глубокую любовь к Богу, но, стараясь исполнять Его заповеди, мы оказываемся совершенно неготовыми претерпеть ради них скорби, которые Спаситель образно называет крестом. Мы считаем, что за исполнение заповедей мы заслуживаем утешения и наград, причем не только духовных, но даже и земных, и хотим получить их от Бога. И когда вследствие того, что мы исполнили заповедь, нас посещает какая-либо скорбь — например, приходится потерпеть клевету или человеческую неприязнь, — мы воспринимаем это как наказание Божие за то, что мы что-то делаем не так. Мы оставляем заповедь, стараясь всеми силами избавиться от своего креста, хотя он посылается всякому, кто предан Богу. Можно сказать, что сам этот крест и является нашей наградой, а не то, что мы хотим получить от Бога. Следуя за Господом, мы должны нести свой крест — должны быть готовы претерпеть страдания.
«Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою; что же будет нам?» (ст. 27). Апостол Петр здесь является как бы олицетворением всех угодников Божиих, тех, кого мы именуем святыми, кто воистину исполнил повеление Спасителя и ради Него отрекся от всего.
«Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, — в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (ст. 28-29). Что значит «получит во сто крат»? Можно ли понимать, что мы получим во сто крат больше домов, братьев и сестер? Некоторые подвижники благочестия считают, что истинные христиане, особенно избравшие монашеский подвиг, отрекшись от мира и от родственников, обретают во сто крат больше братьев и сестер в лице других монашествующих, живущих по всему миру. И мы, если бы были истинными христианами, то обрели бы в лице всех православных христиан во сто крат больше духовных родственников. Однако поскольку для нас кровная связь гораздо важнее, чем духовная, то мы, как будто бы избравшие христианский образ жизни, испытываем гораздо большее тяготение и любовь к родным по плоти, чем к родным по духу. Поэтому на нас не исполняется обещанное Господом. Но более правильно понимать слова «получить во сто крат» в сугубо духовном смысле: отказавшись от утешения, которое люди получают при общении со своими родственниками, мы в этой жизни получаем во сто крат большее утешение, бывающее от общения с Богом, а перейдя границу смерти, не умираем, но наследуем жизнь вечную.
«Многие же будут первые последними, и последние первыми» (ст. 30). Казалось бы, все просто — необходимо отречься от мира, оставить своих родственников. Но это не всегда возможно и не всегда необходимо. Одни люди свободны и могут, так сказать, заранее отказаться от связей, которые помешали бы им всецело устремиться к духовному. Другие — обременены семьями и потому оставить родных для них означало бы поступить жестоко. И апостол Павел говорит: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1 Тим.5:8). Как же понимать слова Господа об отречении? Каким образом каждый человек, независимо от своего семейного положения, должен отречься от всего ради Христа? Ведь бывает и так, что человек, пришедший в обитель и сделавшийся монахом, имеет привязанности к земному, и они вновь и вновь низвергают его долу, подобно тому как птица запутывается в сети, если попадет в нее хотя бы одним когтем. И он не может взлететь к духовным небесам.
Чтобы понять это, нужно более глубоко вникнуть в смысл слов Спасителя: «Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным». Есть некое особенное, таинственное исповедание, заключающееся в том, что мы непрестанно, где бы ни находились, наедине или среди людей, внутренне исповедуем Господа Иисуса Христа Сына Божия и просим Его о помиловании и о прощении наших грехов, понуждая себя непрестанно произносить слова Иисусовой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». При помощи такого внутреннего исповедания нам, даже если мы обременены семейными узами, бывает гораздо легче отречься от неразумной и чрезмерной любви к своим родственникам и возлюбить их евангельской любовью — любовью чистой, желающей только спасения, а не земного благополучия, которое зачастую препятствует спасению души.
При помощи Иисусовой молитвы мы можем совершить истинное отречение и в миру, и в монастыре. Монашествующим эта молитва необходима, чтобы они не кичились тем, что внешне отличаются от мирян (потому что пред Богом по своему внутреннему состоянию они могут оказаться и хуже их), а мирянам — чтобы не унывали, думая, будто, находясь среди земной суеты, они не способны исполнить заповедь об отречении.
Случайно ли это или промыслительно, но то приспособление, какое изобрели святые отцы для моления Иисусовой молитвой, напоминает нам евангельское учение Господа Иисуса Христа. Спаситель сказал: «Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня». И вот знамение этого — четки, по которым мы читаем Иисусову молитву, оканчиваются крестом. Есть и другие символы, заключенные в этом удивительном святоотеческом изобретении.
Господь сказал: «Всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего» (ст. 29). Обратите внимание: не просто ради Меня, но и ради «имени Моего». Значит, необходимо это имя содержать в себе непрестанно. Делая так, внешне ты пребываешь с людьми, внутренне же — с Богом, внутренне ты оставил все земное.
«Получит во сто крат» (ст. 29). В четках мы видим именно сто узлов, изображающих это стократное воздаяние. Сказано далее: «И наследует жизнь вечную» (ст. 29). В четках и это удивительным образом отражено: они замкнуты и кругообразны. Окружность бесконечна, и, таким образом, кругообразность четок изображает вечную жизнь.
Помимо тех символов, которые связаны с сегодняшним евангельским чтением, есть и другие. Например, четки напоминают нам «бич от вервий» (см. Ин.2:15), который Господь Иисус Христос сплел для того, чтобы изгнать из храма торгующих. Так и мы при помощи Иисусовой молитвы изгоняем из храма своей души тех, кто ее оскверняет и вносит в нее пагубную суету, то есть страсти.
Мы видим на четках кисть. В ветхозаветные времена по заповеди Моисея верхняя одежда верующего человека оканчивалась кистями, или так называемыми воскрилиями, в напоминание об исполнении заповедей. Из евангельского повествования вы помните, что кровоточивая женщина исцелилась прикосновением к воскрилию ризы Спасителя (см. Мф.9:20-22). Кисть на четках и символизирует это воскрилие. Прикасаясь к ней, мы словно прикасаемся умом к Самому Господу и, наподобие кровоточивой жены, исцеляемся от унижающего нас течения страстей.
Вот сколько замечательных символов заключено в этом, казалось бы, простом приспособлении для молитвы Иисусовой — чтобы мы, молясь, вспоминали о заповедях и понимали чрезвычайное значение молитвы Иисусовой в деле угождения Богу и освящения, в деле невидимого, тайного, нетщеславного исполнения заповеди об отречении от всего земного и от всех людей ради Бога. И потому пусть никто из нас не оправдывает свое нерадение тем, что он находится в миру среди обстоятельств, делающих это отречение совершенно невозможным. Духовно всякий должен и может его совершить. Монахам внешнее отречение не принесет пользы, если не будет внутреннего. А мирян пребывание в миру не освобождает от необходимости совершить внутреннее, обязательное для спасения души всякого христианина отречение ради Господа Иисуса Христа. Аминь.

10 июня 2001 года

Неделя 2-я по Пятидесятнице, всех святых, в земле Российской просиявших

(Мф., 9 зач., IV, 18-23)

Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним. Оттуда, идя далее, увидел Он других двух братьев, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, в лодке с Зеведеем, отцом их, починивающих сети свои, и призвал их. И они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним. И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их и проповедуя Евангелие Царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях.

Во имя Отца и Сьша и Святаго Духа!
Прошло более тысячи лет с тех пор, как предки русского народа во главе с князем Владимиром приняли Святую Православную веру. Хотя некоторые люди считают, что русский народ в отношении достижений культуры не является выдающимся по сравнению с великими западноевропейскими нациями, но несомненно то, что в отношении святости и верности Православию ему, вслед за православными греками и египтянами, нет равных. Ни один народ, кроме греков, не принес столь обильного плода святости на ниве Христовой веры, как народ русский.
Святой равноапостольный князь Владимир принял христианство не без испытания. Он чувствовал, что Православие — вера истинная, но, будучи человеком осторожным и здравомыслящим, прежде принятия окончательного решения желал все исследовать. Для этого он пригласил в Россию представителей самых знаменитых и распространенных в то время, можно даже сказать великих, религий. В Россию прибыли послы от православных и западных христиан, от магометан, буддистов и иудеев. Западные христиане в то время еще формально были православными, но по сути уже отделились от единства Православной Церкви и только благодаря долготерпению Бо-жию не порвали с ней окончательно. Все эти религии были распространены в странах, с которыми соседствовала Россия.
Итак, князь Владимир начал выслушивать послов. После того как православный монах показал ему икону Страшного Суда и объяснил смысл того, что на ней изображено, объяснил, что ждет грешников за нераскаянность и отступление от Бога, Владимир устрашился и стал склоняться к Православию, однако решил еще отправить своих послов в разные страны, чтобы они посмотрели, как все эти люди молятся. Посланные побывали и в соборах западных стран, и в магометанских мечетях, но ни с чем не сравнимое впечатление произвело на них православное богослужение в храме Софии Константинопольской. После такого тщательного исследования князь Владимир принял Православие.
Поэтому не нужно говорить, что мы не знаем, во что мы верим, верим будто бы как-то стихийно, не раздумывая. Нет, русский народ в лице своего предка, справедливо названного равноапостольным, прежде принятия Православия исследовал все религии, в том числе и те, которые пользуются сейчас какой-то особенной популярностью (это слово в данном случае очень подходит), — я имею в виду буддизм. Мы принимали христианство в то время, когда уже существовали все религии, все они были нам известны, и веру свою мы выбрали сознательно.
Сейчас считается, что народ должен принимать решение большинством голосов. Но мы видим, что это большинство голосов завоевывается самыми дешевыми, глупыми и даже грубыми способами. Политические деятели, желая привлечь избирателей на свою сторону, обещают им какие-то неосуществимые в данный момент земные блага, подчас угождают самым низменным желаниям толпы, кривляются перед народом, как клоуны. Некоторые духовные писатели различают понятие «толпа» и понятие «народ». Толпа — это народ, проявляющий свои самые грубые, низкие, почти животные качества. Народ — это соборный разум. Князь Владимир был в то время во всех отношениях вождем народа и, безусловно, пользовался его доверием, поэтому можно сказать, что в лице князя выразил свое мнение именно весь русский народ.
Обратите внимание на то, что совсем незадолго до своего крещения князь Владимир был одним из самых закоренелых язычников, но вера Христова победила и его. Он принимал христианство от лица таких же, как он, язычников, и поэтому перелом в сознании русского народа при Крещении Руси можно рассматривать как нечто неизбежное. Выбор русского народа был выбором вполне осознанным и разумным.
Из истории мы знаем, что бывали такие времена, когда Русь желали обратить в другую веру. Например, в Смутное время пытались насадить католичество. Когда самозванец Лжедмитрий творил в Кремле всяческие бесчинства, русские это терпели, но, как только он стал вводить в богослужение католические обычаи, народ тут же его сверг. Могли терпеть все, кроме одного: измены в вере. Другой пример относится ко времени, когда Россия была уже могущественным государством. В эпоху царствования Екатерины Великой делались попытки навязать стране протестантизм в самой явной его форме, желали упразднить церковную иерархию и монашество. Все эти начинания остались неисполненными только потому, что потонули в народном неприятии.
На этих примерах можно убедиться, что русский народ избрал Православную веру сознательно, иначе он оказал бы послушание вождям иных религий и отошел бы от Православия. Он не сделал этого даже в условиях страшных гонений, например, когда на Украине и в Белоруссии людей почти что насильно заставляли принимать католичество. Поэтому тот, кто упрекает русских за якобы несознательную веру, просто лжет или лукавит. Русский народ верит гораздо более осознанно, чем многие христиане других конфессий. Другое дело, что отдельные представители нашего православного народа невежественны и не знают, во что они верят, но, тем не менее, в душе людей хранится преданность Православию.
Один священник рассказывал мне следующий случай. Во время войны в Афганистане один русский солдат попал в плен. Афганцы стали требовать от него отречься от Христа и принять мусульманство. Казалось бы, какая ему разница, если он, вероятнее всего, был комсомольцем, как почти все служившие в армии в то время? Но он проявил такую твердость и мужество, что и под пытками остался верен Православию и не принял магометанство. Значит, в глубине души у него все же были вера и преданность Православию, которые живут даже в тех людях, которые, к сожалению, бывают совсем чужды Церкви. Но именно это и дает нам надежду на то, что когда-нибудь русский народ вновь вернется в лоно своей Матери-Церкви и Православие вновь восторжествует на всей русской земле. Аминь.

21 июня 1998 года

Сонм Русских святых

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
После дня Пятидесятницы, когда мы вспоминали о том, как Дух Святой сошел на святых апостолов, первых учеников Христа, которые приняли благодать, проповедовали истину во всей вселенной и основали Святую Церковь, уместно вспомнить и всех впоследствии благодатью этой освятившихся и спасшихся. Ныне мы совершаем память всех святых, в земле Российской просиявших.
На протяжении многих столетий Россия славится как могущественная держава, не сравнимая со многими другими государствами, а российский народ — как один из величайших народов мира. Все это происходит, может быть, благодаря тому, что страна наша велика своими святыми и своей святостью. Действительно, русский народ дал Вселенской Церкви великий сонм святых. Многие из них по некоторым причинам еще не прославлены. Прежде всего, это новомученики российские, пострадавшие от рук коммунистов начиная с 1917 года вплоть до окончания беспрецедентного и страшного гонения на Церковь, какого не было, может быть, даже и в первые века христианства, -столь много христианской крови было пролито. Конечно, не все люди, которые пострадали в то время, являются святыми. Чтобы составить представление о том, какому ужасному преследованию большевики подвергли свой собственный народ, нужно сказать, что, по мнению некоторых историков, в войнах, разразившихся по вине коммунистов, а также — и в особенности — в советских лагерях погибло от шестидесяти до ста миллионов человек. Если бы не было этих страшных катастроф (можно даже сказать, что власть большевиков была одной сплошной катастрофой, наказанием Божиим), то в России и на территории бывшего Советского Союза сейчас жило бы приблизительно на сто миллионов человек больше. Среди погибших было много таких, которые страдали за Христа сознательно: священники, епископы, монахи, монахини, миряне. Они проявили необыкновенное мужество и твердость. Конечно, были и малодушные, но покаяние помогает всякому человеку очиститься и спастись.
Я приведу пример не из книг, а из жизни. Когда я был еще мирянином, то паломником ездил в Троице-Сергиеву Лавру и останавливался там в монастырской гостинице. Как это часто бывает в таких поездках, я разговорился с одним из паломников, и он рассказал мне любопытную историю своей жизни. Как оказалось, раньше он был диаконом. В конце или середине 1920-х годов он и два его друга поступили на так называемые пастырские курсы в какой-то епархии, так как духовных семинарий тогда уже не существовало. После обучения он успел принять сан диакона, а его два друга — стать священниками. Когда был очередной всплеск гонений на Церковь, то диакон этот, чтобы не пострадать, не отрекаясь от сана, скрыл его, ушел, так сказать, в тень и стал жить мирской жизнью. Он уговаривал и своих друзей, двух священников, поступить так же, но они сказали: «Раз уж мы этим путем пошли, мы с него не свернем». И так случилось, что друзья его, как и многие другие священнослужители Русской Церкви, были арестованы. В итоге они, вероятно, погибли в лагерях, а их друг остался жить. С человеческой точки зрения, он поступил благоразумно, мудро ушел в сторону, но всю жизнь он носит в своем сердце (это чувствовалось в разговоре) чувство вины за то, что не смог донести свой крест до конца. На некоторое время он даже отошел от Церкви, но потом христианская совесть все-таки заставила его покаяться и вернуться. Когда я с ним познакомился, он жил уже как обыкновенный христианин, мирянин. Воспоминание о друзьях никогда не покидало его, и вот почему-то ему захотелось рассказать мне, совершенно незнакомому человеку, эту свою давнюю историю. Значит, в душе это его мучило.
Вот пример того, как одни следовали за Христом, а другие из малодушия отступали. Кто же из них блаженный, кто действительно мудрый, кто проявил истинный разум и правильно поступил? Конечно, его друзья, эти священники, которых, может быть, сразу же расстреляли, а скорее всего, долго пытали, а потом дали огромные, совершенно немыслимые сроки. Тогда за несуществующую вину (например, придуманный шпионаж в пользу какой-нибудь иностранной державы) давали десять-пятнадцать лет; если кто-то получал пять лет, считалось, что ему повезло. Если осужденные выживали в нечеловеческих условиях лагерей, то продолжали жить в ссылках или вновь подвергались арестам, потому что как один раз отбывшие срок они считались уже неблагонадежными, и справедливо: ведь они видели всю изнанку советского режима. Так и погибали люди один за другим, как сказано в псалме: «Вменихомся яко овцы заколения» (Пс.43:23). Люди уподобились овцам, совершенно беспомощным, беззащитным, которых одну за одной закалывают целыми стадами. Так произошло в России. Причем многие пострадали, сами не зная за что, были потерпевшие даже среди самих коммунистов. Этот страшный режим был поистине сатанинским наваждением. Мне вспоминаются слова Апокалипсиса о саранче, вышедшей из «кладязя бездны» (см. Откр.9:1-11). Большевики и были этой саранчой, все пожирающей и уничтожающей.
Сейчас постепенно в разных епархиях начали прославлять новомучеников российских. Я думаю, что необходимо исследовать подробности их жизнеописаний, чтобы разобраться, потому что не все так просто — иные проявили малодушие, но это им не помогло, и они также пострадали. Необходимо знать, кто вел себя мужественно и был стойким до конца, а кто хотя и пострадал невинно, но не имел в себе христианской твердости (мы не будем их осуждать). Один мой знакомый священник хотел узнать, что же будет с людьми, которые пострадали в советское время, в особенности в 1937 году, когда были самые страшные репрессии. Тогда во сне ему был голос: «Все они будут причислены к лику святых». Это пророчество было дано ему ради утешения, потому что он и сам был в ссылке пять лет, видел это собственными глазами и, наверное, никогда не забудет, как это страшно. Сейчас мы являемся свидетелями того, что пророчество это сбывается.
Но непрославленные святые — это не только новомученики российские, потому что со времен Петра Великого в Русской Православной Церкви к канонизации святых относились очень осторожно, можно даже сказать несколько враждебно, в особенности во времена Екатерины П. За эти многие столетия почти никого не причислили к лику святых, хотя в XVII, а в особенности в XVIII и XIX столетиях у нас было много подвижников благочестия, достойных прославления, которые своей святостью и подвигом превзошли многих святых, живших прежде, но до сих пор не прославлены. В XIX веке в наших краях подвизался великий подвижник благочестия, который достиг высочайшего духовного совершенства, старец Василиск Сибирский, известный по всей России своей святостью, подвигами и возвышенными молитвенными состояниями, и он не прославлен. Не хотели канонизировать преподобного Серафима Саровского, и только по настоянию царя Николая II Священный Синод совершил это деяние. В царствование Николая II было прославлено еще несколько святых, среди которых Иоанн Тобольский и Иоасаф Белгородский. После революции канонизация святых вновь стала невозможной.
Можно было бы найти и много других примеров непрославленных угодников Божиих: праведников, преподобных, Христа ради юродивых, живших в ХУПІ-ХІХ столетиях, когда было сдержанное и осторожное отношение к православной святости из-за превратного мнения о ней. В их числе и многие новомученики, совершившие свой подвиг в XX веке во времена гонений и атеистического рабства. И поэтому Церковь учредила празднование дня всех святых, в земле Российской просиявших. Мы не имеем возможности назвать всех этих людей по именам, но, по крайней мере, будем молиться им, понимая, что в число всех русских святых входят не только те, кто прославлен, но и тысячи, может быть, десятки тысяч неведомых нам угодников Божиих, живших в ХУП-ХХ веках. Аминь.

23 июня 2000 года

В чем состоит истинное блаженство?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы совершаем память всех святых, в земле Российской просиявших. Праздник этот был установлен по следующей причине. После революции, когда в России начались гонения на Церковь, было много пострадавших за Христа, мучеников Христовых. И конечно же, наши иерархи понимали, что невозможно при таком безбожном, я бы сказал, антихристовом режиме прославлять в Церкви угодников Божиих, проливших свою кровь за Христа, поэтому было установлено празднование памяти всех святых, в земле Российской просиявших: ведомых и неведомых, подвизавшихся для спасения своей души тем или иным подвигом, мученики ли то были, преподобные или какие-либо иные тайные подвижники. Таким образом, мы празднуем память не только тех угодников Божиих, которые уже прославлены, не только ведомых, известных нам святых, но и неведомых, неизвестных.
Что нужно понимать под святостью? Вы сами прекрасно помните и знаете слова песнопения, звучащие во время Божественной литургии: «Един свят, Един Господь Иисус Христос…», а также слова Господа «Никтоже благ, токмо един Бог» (Мф.19:17; Мк.10:18). Значит, нет человека, которого можно было бы назвать в точном смысле слова святым или благим (в богословском смысле это синонимы), потому что совершенство является уделом Единого Бога. Человек отстоит от этого совершенства на такое огромное расстояние, что можно назвать его непреодолимой бездной. Если бы даже кто-то из людей имел почти безупречную совесть и не совершил почти никаких грехов, разве что мыслью, или если даже представить, что он не имел бы вообще никакого греха, был бы безгрешен, тем не менее между безграничным совершенством Божественным и ограниченным совершенством человеческим — непреодолимое, бесконечное различие. Поэтому под святостью человека мы должны понимать некое относительное уподобление его Богу. Он свят по сравнению с нами, свят, потому что любит Бога и всеми силами к Нему стремится, понуждая себя к исполнению заповедей. Он свят еще и потому, что понимает свою греховность и ограниченность и оттого всегда пребывает в покаянии.
В сегодняшнем евангельском чтении вкратце, тезисно, если можно так выразиться, говорится как раз о том, в чем состоит святость, или блаженство, благость, человека. С этого — с заповедей, известных как заповеди блаженства, — Господь наш Иисус Христос начал Свою знаменитую Нагорную проповедь, в которой Он изложил основы христианского нравственного учения.
«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Мф.5:3-12).
Что прежде всего обращает на себя внимание в этом учении Господа? Его необычность: Господь называет блаженными тех, кого мы всегда считаем несчастными и обездоленными. Он называет блаженными нищих, плачущих, кротких, а не, наоборот, могущественных и энергичных людей; алчущих и жаждущих праведности, а не самодовольных и пребывающих в удовольствии и покое; милостивых, а не богатых; чистых сердцем, чистых внутренне, а не внешне — чистых телом или одетых в какие-то блистательные, прекрасные одежды; миротворцев, а не тех, кто умеет извлечь выгоду из коллизий, возникающих в человеческом обществе. И, наконец, что самое удивительное, Господь называет блаженными «изгнанных правды ради». Но кто же из нас будет считать себя блаженным, когда его будут изгонять из дома, лишать родины, как апостолов лишили родины их соотечественники — отступившие от Христа иудеи? Кто из нас будет считать себя блаженным, когда его будут поносить, и гнать, и всячески неправедно злословить? Спаситель требует от нас и заповедует нам, чтобы мы в это время радовались и веселились.
К какому же счастью стремимся мы? Что понимаем под счастьем? К сожалению, нужно признать, что мы, хотя и называемся православными христианами и, наверное, искренне верим во Христа, тем не менее имеем такое же представление о счастье, как и неверующие или маловерующие люди, которые нас окружают. Все мы живем одними интересами и представлениями; находясь в среде нехристианского общества, мы поневоле незаметно для себя впитываем всю его идеологию — не ту, которая официально проповедуется, а ту, которая является своего рода жизненной философией каждого человека. Коммунисты ли, магометане ли — все хотят жить благополучно, сыто, иметь хорошее, удобное жилище, видеть здоровыми и богатыми своих родственников, быть счастливыми в семье в том смысле, чтобы все было спокойно, чтобы сохранялось взаимное согласие, но не на почве религии, а просто из-за земной, плотской привязанности друг к другу. Конечно же, мы почитаем счастливыми, прежде всего, богатых людей. Если мы добрые, милосердные люди, то мы сочувствуем нищим и бедным, а как искренне верующие мы, разумеется, должны сочувствовать и плачущим. Мы огорчаемся, когда нас увольняют с работы или проявляют по отношению к нам какую-либо иную несправедливость. Итак, мы видим, что представление о счастье у нас совершенно иное, чем то, о каком мы прочитали сейчас в заповедях блаженства, — можно сказать, противоположное. Мы ищем счастье, коротко сказать, в земном благополучии. А те, кого мы почитаем святыми, кому мы поклоняемся и кому должны подражать, искали счастья в духовном. То, что для нас часто является признаком счастливой жизни, для них являлось искушением и препятствием к достижению духовного блаженства. Чтобы приобрести счастье, то есть блаженство, заповеданное Господом Иисусом Христом, они отвергали то блаженство, которое иногда им как бы даром давал мир. Отвергали его потому, что оно являлось препятствием для угождения Богу, для следования за Господом Иисусом Христом. Например, богатые люди раздавали свое имение, люди крепкие и здоровые изнуряли свою телесную крепость постом и подвигами. Люди, счастливые в семейной жизни, расторгали семейные узы, если те препятствовали им исполнять заповеди. Они оставляли благополучное, спокойное жительство в своих домах и городах, уходили в леса или пустыни или вселялись в монастыри, где подвергали себя как бы нарочитым неудобствам. Например, один подвижник запер себя в такой келье, где никогда, ни в каком положении нельзя было полностью выпрямиться.
Наши русские святые так же, как и все святые, от века просиявшие, избирали блаженство, проповедуемое Господом Иисусом Христом. Они всячески стремились приобрести блаженство Божественное и для этого лишали себя счастья человеческого. И действительно, они были не только подвижниками, добровольно, а часто и невольно, претерпевая различные скорби, но и истинно счастливыми людьми. Обретя драгоценный жемчуг Царствия Небесного, благодать Святого Духа, действующую в их сердцах, они ради нее отвергли все призрачное, временное, земное. Отвергли его заранее, до того как его отнимет у них смерть. Также и Царство Небесное святые приобрели еще во время земной жизни, уже здесь стяжали его залог, предчувствие, предвкушение.
Русские приняли христианство спустя тысячу лет после основания Церкви Господом Иисусом Христом и Его учениками, святыми апостолами. Спустя тысячу лет! Это срок немыслимый, время, которое человеку трудно даже вообразить. Сменились многие, многие поколения, и уже не было апостолов, творивших великие чудеса, не было непосредственных свидетелей земной жизни, Крестных страданий, чудес и Воскресения Господа Иисуса Христа. И тем не менее, несмотря ни на что, когда, казалось бы, христианство уже охладело и многие народы даже уклонились в различные ереси и заблуждения и отпали от Церкви, русский народ в это время принял истинную веру так горячо, так искренне, что принес обильный, великий плод святости. Тысячи русских людей последовали Евангелию, услышанному не из уст апостолов, а от священников и святителей, живших через тысячу лет после них! Последовали ему так, будто Сам Господь призывал их, стремились угождать только Богу и счастье свое находили не в чем-то человеческом, а только в исполнении воли Божией.
Казалось бы, постепенно и в России вера должна была остыть: таково уж свойство человеческое, что со временем охладевают даже самые ревностные люди и народы. Но вот мы видим, что происходит в XX веке, когда русскому народу пришлось испытать великие, нечеловеческие скорби, причем под русскими здесь нужно понимать и украинцев, и белорусов — вообще славянские народы, а не только великороссов. Это разделение на народности возникло уже впоследствии, исторически, но когда славяне принимали веру, то был единый народ. Когда на Россию обрушились такие страшные скорби, то хотя, конечно, многие христиане оказались немощными, отступили от Бога и предали Церковь, но в то же самое время тысячи и тысячи людей положили свою жизнь за Христа и на церковном небосклоне воссиял сонм новомучеников российских.
Греки и другие древние народы, принявшие христианство от апостолов, полили ниву духовную мученической кровью и удобрили ее страдальческими телами своих мучеников, свидетелей Божиих. У русских, когда они приняли христианство, этого не было, потому что в то время христианство являлось уже господствующей, наиболее распространенной религией во всем мире, хотя в некоторых странах и существовало в форме ереси. И пришло время, когда этот исторический пробел, если так можно выразиться, был восполнен такими жестокими гонениями и соответственно страданиями верующих людей, каких, наверное, не было даже в первые века христианства. Русские новомученики, находясь в лагерях и тюрьмах, терпели унижения, подвергались пыткам, испытывали страдания иногда на протяжении многих и многих лет, потому что получали огромные, нечеловеческие сроки. Проведя в заключении, например, десять лет, человек выходил на свободу, а через год или два его опять арестовывали; и чаще всего крепость человеческая не выдерживала такого насилия над природой и человек так и погибал в заключении. Перенося унижения и страдания на протяжении многих лет, наши новомученики доказали, что для них служение Богу было дороже всего, что блаженство во Христе для них драгоценнее спокойной жизни. Ведь они были лишены даже того, что минимально необходимо человеку. Так, как обращались с заключенными в лагерях, добрый человек, пожалуй, не будет обращаться и со своим скотом.
Примеры древних русских святых и угодников последнего времени — новомучеников российских — показывают всем нам, что мы должны всегда и всюду предпочитать земному духовное, Евангелие — общепринятым представлениям о добре и зле, о счастье и несчастье. Мы должны всегда внимать своим поступкам, мыслям, мотивам своих действий, чтобы проверять, действительно ли мы живем по Евангелию, действительно ли оно является для нас жизненным руководством или же мы, сами того не замечая, следуем человеческим, так называемым здравым, а на самом деле безумным, представлениям о добре и счастье. Нам необходимо стремиться к духовному блаженству, которое нам преподал Господь Иисус Христос, и стремиться так, как нам объяснили святые отцы и, самое главное, показали примером своей жизни. Тогда мы будем чадами, достойными своих духовных предков (не телесных, а духовных!) — русских святых. Иначе мы не имеем права хвалиться и гордиться ими.
Среди русских верующих людей — и из высшего класса, и, в особенности, из простого народа — было много святых, которые до сих пор не прославлены и, наверное, никогда не будут прославлены, потому что они подвизались втайне от всех, даже и не думая, что делают что-то необыкновенное. Например, святитель Димитрий Ростовский рассказывает, что когда он причащал простых поселян, то есть крестьян, то видел, что лица их светились Божественной благодатью, — а ведь это были простые, малограмотные люди. Наш знаменитый русский философ, славянофил Алексей Степанович Хомяков, хотя был богатым человеком и принадлежал к высшему, господствующему классу, но в жизни своей проявлял истинно христианские добродетели, тем более удивительные, что они не соответствовали тому духу, который царил в окружавшей его среде — среде дворян и офицеров. Например, будучи офицером и проходя службу в армии, что считалось обязательным долгом всех русских дворян, он во всех военных походах, везде и всегда соблюдал посты, хотя это было очень затруднительно и в армейской жизни XIX века совершенно не предусматривалось. Когда сослуживцы Алексея Степановича, офицеры, смеялись над этим, он переносил их насмешки кротко, с улыбкой, а когда его за соблюдение постов начинали хвалить, он резко обрывал хваливших и заставлял замолчать. Алексей Степанович был счастлив в браке, имел жену и троих детей, но Господь послал ему такое испытание, что он лишился семьи: от болезни умерли жена и все его дети, однако он пребывал непоколебимым и никогда не показывал, что страдает или испытывает душевную скорбь. Один его знакомый, уже после смерти Алексея Степановича, рассказывал о следующем эпизоде. Некогда этот знакомый гостил у него в поместье, время проводили как обычно, по-светски, легли спать, когда было уже поздно. Алексей Степанович пригласил своего друга спать с ним в одной комнате, потому что гостей собралось много и, видимо, больше негде было его разместить. Среди ночи гость услышал какие-то звуки, проснулся и увидел, что Алексей Степанович стоит на коленях опершись о стул и с плачем молится. Смерть же этого человека была подобна смерти мучеников.
Он оказывал помощь своим больным крестьянам во время эпидемии холеры, болезни тогда почти неизлечимой, и сам заразился ею и умер, не достигнув старости, — в пятьдесят шесть лет.
Вот два примера, показывающие, что и среди крестьян, и среди высшего класса были на Руси люди, почти никому не известные, как будто бы обыкновенные, но по жизни своей, можно сказать, святые, потому что они жили по Евангелию. Кроме того, это и пример, и укор для нас, чтобы мы не извиняли себя тем, будто мы живем в таких обстоятельствах, когда невозможно исполнять Евангелие. Это хула на Божественное Евангелие, нигде в Евангелии не сказано, что его можно исполнить только в пустыне или в монастыре; где бы и при каких бы обстоятельствах кто ни жил, каким бы ни было его социальное и семейное положение, следование Евангелию — его долг. Он обязан, да это и естественно для него, видеть свое счастье в угождении Богу, в исполнении заповедей, а не в следовании человеческому так называемому здравому смыслу, который в каждую эпоху бывает разный. В каждую эпоху он проповедует что-то свое, особенное, и только одно общее: и в девятнадцатом, и в двадцатом, и в первом, и в десятом веках — всегда этот человеческий, земной здравый смысл противоречит христианству. Вражда против Христа — вот что общее у всех идеологий, сменяющих одна другую. Поэтому мы не должны поддаваться идеологиям, но должны всегда следить за собой и помнить, что наш здравый смысл — это здравый смысл апостольский, это Святое Евангелие, это учение Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

17 июня 2001 года

Неделя 3-я по Пятидесятнице

(Мф., 18 зач., VІ, 22-33)

Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды? Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры! Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.

О поиске правды Божией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос сказал: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто (или по-славянски «просто». — Игум. А.), то всё тело твое будет светло» (ст. 22). Что это означает?
Господь всегда говорит, обращаясь к нашему здравому смыслу, и приводит такие доводы, которые для нас убедительны, ясны, как бы сами собой разумеются. Все мы понимаем, что глаза для человека — словно светильник для темной комнаты, ибо через зрение мы получаем большую часть знаний, которыми владеем. Господь наш Иисус Христос сравнивает наш ум с оком. Действительно, чувственное зрение является для человека самым дорогим чувством, освещающим всю его жизнь, приводящим человека из тьмы к свету, из безобразности и хаоса ко всему прекрасному, к тому, что мы называем услаждающим зрение. Премудрый Екклесиаст говорит: «Не насытится око зрением» (Еккл.1:8). Так и для человеческой души, для духа ум есть око. Неслучайно в приведенном изречении Господа слово «око» употребляется в единственном числе: «Светильник для тела есть око». В действительности человек видит двумя глазами, но Господь говорит об оке в единственном числе, имея в виду именно ум, или дух человеческий, просвещающий душу.
Ум, говорит Господь, должен быть «прост» (на славянском языке), или «чист» (на русском). Славянский текст Евангелия мне кажется более емким. «Аще убо будет око твое просто» — говорится в славянском переводе, то есть если мы будем смотреть на вещи правильно, просто, а не криво. В Евангелии есть такое выражение: «Око лукаво». В славянском тексте оно тоже далее приводится. Русский перевод и здесь, как мне кажется, не совсем удачен: «Если же око твое будет худо…», по-славянски же это звучит так: «Аще ли око твое лукаво будет», то есть криво (ст. 23). Свет, как мы знаем, может распространяться только по прямой. Если он проникает, например, в какой-нибудь изогнутый коридор, то не достигает его конца, и там все остается во тьме, и наоборот: в обычной комнате днем светло. Так же происходит и в нашей душе: если мы неправильно, превратно будем взирать на вещи, не так, как учит Евангелие, не так, как заложено в самом нашем естестве (потому что Евангелие учит нас не чему-то искусственному, а пробуждает в нас то доброе, что было заложено Творцом в наше естество с самого начала), то мы будем судить о вещах неправильно, а если око нашего ума будет смотреть просто, прямо, тогда и душа наша будет просвещаться. Мы будем поучаться даже при воззрении на самые простые предметы. Преподобный Григорий Синаит, перечисляя начальные видения, бывающие у человека, преуспевшего в умном делании, называет среди них «видение вещей сотворенных», то есть такое состояние человеческого ума, когда человек, взирая на сотворенные Богом существа, поучается от этого и просвещает свою душу, наслаждаясь видением благости Божией, Божией премудрости и всемогущества. Тем более будет просвещаться наше внутреннее око — ум, и вместе с ним наша душа, — если мы будем смотреть на предметы возвышенные и небесные. И более всего оно будет просвещаться, если мы воззрим умом своим на Самого Бога. На все можно смотреть как правильно, так и криво и превратно. Например, существует множество различных христианских вероисповеданий и других религий, и это доказывает, что можно молиться Богу, но думать о Нем неверно, идти к Нему ложным путем. Человек прельщенный может истово, от всей души молиться Богу, но поскольку ум его извращен, не «прост» и он взирает на Бога неправильно, постольку душа его остается темной: благодать Божия, Божественный свет не проникает в нее, и она пребывает во власти страстей, во власти духовной тьмы.
В евангельском тексте далее объясняется, в чем проявляется ложное воззрение ума, и приводится пример превратного отношения к земным предметам. «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (ст. 24), то есть богатству. Казалось бы, это само собой разумеется: Бога надо любить более, чем богатство. Теоретически никто из нас не сравнивает земные блага с Богом, потому что все мы понимаем, что нельзя сравнивать Всемогущего, Премудрого, Всеблаженного Бога с земным имуществом, с тлением. Но на деле, в жизни мы часто надеемся на свои приобретения и на какие-либо земные преимущества (которые также можно понимать под словом «маммона») более, чем на Бога. Мы не надеемся, например, на то, что Бог нас пропитает в старости, дарует здоровье, позаботится о наших телесных нуждах, а более стараемся помочь себе при помощи своего земного имущества. Мы знаем, что должны в первую очередь заботиться о духовном, о спасении души, но получается все наоборот. Мы думаем, что забота о духовном — на втором месте, Бог Сам это каким-то образом устроит и нам не нужно об этом особенно беспокоиться. Главное — позаботиться о земном благополучии.
Не всегда забота о земном выражается в стремлении к богатству в собственном смысле слова. Служение маммоне может проявляться в привязанности к чему-то совсем ничтожному, например к какой-нибудь малой вещи, без которой мы, как нам кажется, не можем обойтись. Вспомним повествование о блаженном Досифее из книги «Поучения аввы Дорофея». Преподобный Дорофей, заботясь о воспитании своего духовного сына Досифея, запрещал ему привязываться даже к незначительным, но нужным предметам, например к хорошему ножу, который был нужен Досифею для исполнения его послушания. Вот как святые отцы боялись привязанности даже к самому малому из земных вещей! Важно не то, большое у нас имущество или маленькое, а то, надеемся мы на него или на Бога.
«Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?» (ст. 25). Действительно, счастье человека не зависит от его материального благополучия. Душа человеческая не может пребывать в блаженном покое от одной только пищи. Если не будет в ней самого главного, искренней веры в Бога, то никакие земные блага не могут ее удовлетворить. Также и тело не может получить здоровье от одной лишь одежды. Люди здоровые, крепкие телом, легко переносят всевозможные лишения: и голод, и чрезвычайное переутомление, и холод, ничего им от этого не бывает, потому что Господь даровал им здоровье. А другой человек, больной, немощный, малейшее перенапряжение или какие-то иные неудобства переносит с большим трудом, они приводят его к страданиям и болезням. Это пример того, что тело действительно больше одежды, а здоровье даруется Богом и чаще всего не зависит от нашей, порой неразумной, заботы.
«Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (ст. 26). Мы лучше их не в том смысле, что можно сравнивать нас с птицами: они — хуже, мы — лучше, а в том, что человек сотворен по образу и подобию Божию, и потому Господь печется о нас более, чем о птицах. Животные не имеют бессмертной души и все-таки как-то питаются, поддерживаются Богом, тем паче нас Господь пропитает и позаботится о наших бессмертных душах. И поскольку мы существа духовные, то должны более прилежать именно в духовном служении Богу. За это духовное служение Господь позаботится о том, чтобы мы не имели нужды ни в чем земном. Наши представления о земных потребностях часто бывают очень преувеличенными. Когда человек постепенно просвещается, когда око его действительно становится простым и он смотрит на вещи правильно, а не превратно, тогда он видит, что на самом деле нужды его гораздо более скромные. В этом также есть забота о нас Небесного Бога Отца. Он очищает нас от излишней заботливости, а то, что нам действительно необходимо, дарует нам разнообразными способами, иногда даже чудесными. Чаще всего чудеса также бывают незаметными, так что человеку представляется, что он получил все необходимое ему для жизни, для спасения души каким-то обыкновенным, естественным способом.
«Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть? И об одежде что заботитесь?» (ст. 27-28). Мы не можем изменить даже наш рост, это не зависит от нашего желания, хотя некоторые люди желали бы стать более высокими, а другие, которым кажется, что они слишком высоки ростом, хотели бы быть ниже, но нам это недоступно. Тем меньше от нас зависит наше здоровье. Мы не можем изменить свое тело по собственному усмотрению. Это говорит о том, что тело дано нам от Бога и его состояние зависит исключительно от Него. Почему один человек имеет одну внешность, а другой — другую? Почему один человек женского пола, а другой — мужского? Все это в воле Божией, от нас на самом деле ничего не зависит.
«И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!» (ст. 28-30). Действительно, цветы и вообще растительный мир так прекрасны, что как бы человек ни старался, он никогда не сможет создать подобной красоты. Бог есть такой Творец, такой Художник, Которого никакой человек не способен превзойти, с Которым никто не может соперничать. Самое лучшее, что человек в состоянии сделать, — это лишь изобразить ту красоту, которую создал Бог.
Если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!» Красота, говорит Господь, состоит не только в одежде. Настоящая красота, как знаем мы, православные христиане, состоит в красоте внутренней, душевной. Эта внутренняя красота может преобразить даже безобразные черты лица и сделать их прекрасными. Напротив, если человек, который обладает гармоническими, красивыми чертами лица и внешностью, живет жизнью греховной, страстной, то его внутреннее безобразие непременно просвечивает через внешность и делает его подобным диаволу, как говорит об этом преподобный старец Силуан. Он рассказывает, что знал одну прекрасную девицу, которая вела греховный образ жизни, и постепенно черты ее лица стали безобразными, по его словам, она внешне уподобилась диаволу. Я видел людей, продолжает старец, которые были грешными, но покаялись, и постепенно черты их лица и вся их внешность изменились таким образом, что они как бы засветились внутренним светом, человек становился прекрасен.
«Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (ст. 31-32). Это не означает, что мы совсем не должны трудиться, потому что оставление всех попечений — удел преуспевших людей, в совершенстве исполнивших Евангелие. Такие люди были. Нам же нужно знать свою меру. Это значит, что мы должны на первое место ставить заботу о спасении души, потому что наша цель — духовное, а не материальное благо. Счастье состоит в общении с Богом, в надежде на милость Божию, на вечную блаженную жизнь. И потому мы не должны уподобляться язычникам, которые все свое предназначение, цель всей своей жизни видят в земном наслаждении. Сегодняшнее евангельское чтение призывает нас не к тому, чтобы мы совсем ничего не делали, а к тому, чтобы мы видели целью своей жизни наслаждение благами духовными, а не земными. Отец наш Небесный знает земные наши нужды, мы действительно имеем такие потребности, это признает Евангелие, да и никто не отрицает, что люди нуждаются во всем земном, иное мнение было бы уже прелестью. О преподобном Иоанне Колове повествуется, что он в юности по неразумной ревности оставил своего родного брата, с которым они вместе подвизались, сбросил с себя одежду и ушел в пустыню, сказав: «Я буду жить в пустыне, как Ангел». Потом он был вынужден вернуться, и брат его смирил. Иоанн понял свою немощь, понял, что он человек и должен трудиться. Но одно дело, когда человек трудится единственно ради того, чтобы наслаждаться материальными благами, и другое дело, когда он трудится, чтобы получить некий необходимый минимум, и имея что-то сверх того, употребляет избыток на добрые дела — таким образом он не нарушает заповеди о том, что не нужно беспокоиться ни о чем земном.
«Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (ст. 32-33). Нужно искать Царства Божия и правды Его, то есть справедливости и правды небесной. Правда небесная состоит не в том, чтобы получить что-то, как нам кажется, необходимое или заслуженное, а в том, чтобы умиротворить свою душу, смирить ее, исполнить заповеди. Тогда нам приложится и все остальное. Однако нужно иметь в виду, что забота о Царстве Божием и правде его состоит, между прочим, и в труде ради своих ближних, ради братьев и сестер во Христе. Если человек трудится ради того, чтобы подавать милостыню, то это также исполнение заповеди о поиске Царствия Божия и правды его. Все зависит от нашего внутреннего намерения. В монастыре сестры трудятся на послушании и тем самым служат друг другу и ближним. Они не нарушают заповедь о том, что не нужно заботиться ни о чем земном, а именно ищут правды Божией. Если мы всегда будем к этому стремиться, тогда все приложится нам: и небесное, и земное. Именно в этом мы должны видеть простоту душевного ока, духа нашего. Это и есть правильный взгляд на вещи — искать всегда и всюду духовного. Работаем ли мы, молимся ли, отдыхаем ли, мы всегда должны искать Царствия Божия. И не нужно думать, что если мы работаем, то отвлекаемся от того поиска Царства Божия, которое нам заповедал Спаситель, ведь трудиться можно как ради корысти, так и ради смирения, как ради себя, так и ради ближнего, трудиться можно, забыв о Боге, а можно — постоянно помня о Нем в непрестанной молитве. Последнее в каждом из этих случаев и будет поиском Царства Божия в каждую минуту нашей жизни. Всегда и всюду, что бы мы ни делали, будем взирать на вещи именно таким образом, то есть в каждое мгновение при любом занятии будем искать Царства Божия и правды его, сохранять евангельскую праведность и справедливость, и тогда все земное приложится нам. Случается, что мы не получаем того, что, как нам кажется, этими словами обещает нам Господь Иисус Христос. Причин может быть две: либо мы ищем чего-то ненужного нам, лишнего, либо мы ищем не Царства Божия и правды Его, а какой-то своей корысти, например, славы или телесного покоя.
Вот в чем состоит правильный, простой — в евангельском смысле — взгляд на все, что нас окружает. Если мы будем таким образом взирать на все, то ничто не помешает нам сделать наше душевное око светильником, который просветит нашу внутреннюю жизнь. Аминь.

20 июня 1999 года

О простоте душевного ока

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Светильник для тела есть око» (ст. 22), — сказал Господь наш Иисус Христос. Безусловно, нельзя не согласиться с этими словами — если человек слеп, то можно сказать, что весь он как бы погружается во мрак и пребывает во тьме. Но здесь Господь Иисус Христос под «оком» подразумевает ум, почему и употребляет слово «око» в единственном числе. Для зрения мы имеем два органа — два глаза, а наша душа имеет лишь одно око — ум.
«Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло» (ст. 22). По-славянски это звучит так: «Аще убо будет око твое просто, все тело твое светло будет». В том случае, если наше душевное око помрачено, если оно нечисто или, как сказано по-славянски, не «просто», то есть не прямо, то свет, который распространяется по прямой, не может проникнуть вглубь нашей души, как не проникает он через какой-нибудь искривленный коридор. Поэтому наш ум должен быть прост. Такую простоту ума надо отличать от той простоты, которая является синонимом глупости и о которой говорится в русской пословице «Иная простота хуже воровства». Некоторые люди придерживаются превратного мнения, будто христианин обязательно должен быть простым до потери всякого рассуждения. Это не так, наоборот, ум должен быть столь чист и «прям», чтобы Божественный свет, свет Евангелия, возжжен-ный в нем, как в светильнике, просвещал душу человека и вразумлял его, научая правильному восприятию вещей.
Когда человек из-за плохого зрения или освещения не может хорошо разглядеть предмет, едва угадывает его очертания, то он часто путает одну вещь с другой или в воображении дорисовывает себе то, чего на самом деле нет. Подобное происходит и в духовной, нравственной жизни человека. Если наш ум помрачен страстями, не освещен евангельским учением, а руководствуется тьмой века сего, то есть земными человеческими принципами, основанными на так называемом здравом смысле, то тогда мы действительно видим вещи превратно, как бы в сумраке, и воспринимаем мир не таким, какой он есть на самом деле. Это касается и того мира, который нас окружает, и мира человеческих взаимоотношений, и мира наших душевных, нравственных чувств. Те люди, чей светильник, то есть ум, погашен, воспринимают все это криво, превратно. «Аще ли око твое лукаво будет, все тело твое темно будет» (ст. 23). «Если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно». При слепоте телесной человек чувствует, что его тело как бы пребывает во мраке, а при слепоте ума помрачается и погружается в глубочайшую тьму душа человека, которая для ума является как бы телом.
«Аще убо свет, иже в тебе, тма есть, то тма кольми?» (ст. 23). «Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» Если твой разум («свет, который в тебе»), кажущийся тебе светом, по сравнению с Евангелием оказывается тьмой, «то какова же тьма», в которую приведет тебя твоя самоуверенность и самонадеянность, надежда на свой разум, кажущийся светом, и нежелание видеть свой мрак, то есть заблуждение, неведение и невежество?
Далее Господь Иисус Христос поясняет, в чем может проявляться наша слепота и помрачение: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (ст. 24). Наша душевная слепота состоит, в частности, в том, что мы думаем, будто наша жизнь зависит от имущества, от материального благосостояния, а не от Бога. В своем ослеплении мы не видим, что все наше благополучие, вся наша жизнь, все до последнего волоска зависит только от Бога, и потому устремляемся на служение вещественному, не радея о Боге.
«Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?» (ст. 25). Конечно, это не значит, что мы вовсе не должны заботиться ни о пище, ни об одежде. Речь здесь идет о заботе чрезмерной. В предыдущем стихе говорилось о маммоне (богатстве), и Господь имеет в виду заботу о стяжании некоторого избытка благ — не о необходимом для нашей жизни, но о чрезмерном.
«Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (ст. 26). Птицы небесные как будто бы беззаботны, но, с другой стороны, для своего пропитания они трудятся весь день, и даже больше, чем человек. Поэтому речь идет не о том, чтобы совсем не трудиться — ведь сказано: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт.3:19), — а о том, чтобы во всем полагаться на Бога и не проявлять излишней заботы. Мы лучше птиц, и Бог, заботящийся о них, конечно же пропитает и нас, но только в том случае, если мы трудолюбивы и усердны, а не чрезмерно самонадеянны (например, ничего не делаем и думаем, что Бог и так о нас позаботится).
В древности существовала секта мессалиан. Мессалиане понимали слова апостола «непрестанно молитесь» (1 Фес.5:17) буквально и считали, что необходимо ничем не заниматься, кроме молитвы, в частности вовсе не заботиться о пище. Они пренебрегали даже богослужением, считая, что достаточно одной келейной, то есть домашней, молитвы. Церковь осудила такую крайность и признала этих людей заблуждающимися.
Нельзя впадать в чрезмерную самонадеянность, думая, что Бог пропитает нас, если мы сами ничего не будем делать для того, чтобы позаботиться о себе и о своих близких. В трудолюбии и усердии проявляется наше смирение перед Промыслом Божиим. Мы должны со смирением признать себя недостойными жить так же беззаботно, как жили Адам и Ева в Раю до грехопадения и как живут Ангелы. Мы — падшие люди и должны трудиться, в этом состоит наше наказание. В то же время не нужно и проявлять о будущем излишнее беспокойство, не нужно чрезмерно трудиться ради роскошной жизни.
«Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?» (ст. 27). Спаситель приводит простое доказательство: как бы мы ни трудились, как бы ни заботились о себе, мы не сможем прибавить себе роста даже на самую малую меру, на локоть. То есть от нас не зависит даже такая черта нашей внешности, как рост (хотя многие люди чрезвычайно дорожат своим ростом — гордятся высоким или, наоборот, стыдятся низкого), все дается нам только Богом.
«И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» (ст. 28-29). Действительно, красота полевых лилий и других цветов, красота природы, которой нас окружил Бог, не сравнима ни с чем. Человек никогда не сможет изобрести ничего подобного. Даже о Соломоне, самом богатом израильском царе, славившемся своей мудростью и богатством по всей земле, сказано, что и он не одевался так, как лилия, о которой не заботится никто, кроме Бога. Тем паче мы должны пренебрегать излишней заботой о себе. В отношении своей внешности нужно придерживаться золотой середины — не одеваться убого, чтобы таким образом не привлекать к себе внимания и не хвастаться своим мнимым смирением, и наоборот, не выглядеть слишком роскошно. Часто гордость проявляется и в убожестве. Один ученик знаменитого древнего философа Сократа одевался в рваное рубище, а Сократ, будучи весьма мудрым человеком (его даже называют христианином до Христа), обличил его такими словами: «Сын мой, через дыры твоего плаща просвечивает гордость». Поэтому мы должны одеваться и выглядеть обыкновенно, не стремясь к нарочитому убожеству.
Человек прекрасен тогда, когда прекрасна его душа. Когда в душе человека действует благодать Божия, тогда и все тело его становится в буквальном смысле светлым. Благодать каким-то неизъяснимым образом просвещает глаза человека и черты его лица, она сквозит во всех его манерах и телодвижениях, как бы невидимо проповедуя через них. А в особенных случаях, например у святых, лик человека может сиять подобно тому, как сиял преобразившийся на Фаворе Господь, руки могут становиться как огонь или молния. Внешность человека прекрасна тогда, когда в нем обитает Бог, а не тогда, когда он прикрывает свое греховное тело и греховную душу роскошной одеждой, как бы стыдясь своего падения и пытаясь лицемерно предстать перед людьми в блистании некоего ложного света.
«Если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!» (ст. 30). Если бы мы думали о вечности, если бы мы помнили о том, что наша душа бессмертна, и заботились о ней, то Господь, конечно, позаботился бы и о нашей временной жизни, украсил бы нас одеждой благодати, которую потеряли наши прародители в Раю после грехопадения.
«Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (ст. 31 -32). Действительно, если мы живем, заботясь только о вещественном и полагая в этом смысл всей своей жизни, то мы уподобляемся неверующим людям и забываем о том, что мы — христиане и по заповеди Господа Иисуса Христа должны прежде всего заботиться о духовном. В таком случае мы ничем не отличаемся от неверующих людей по своей нравственности, по своим делам, мыслям и чувствам. И хорошо, если хоть иногда вспоминаем о своей вере и вздыхаем о том, что живем не так, как должно… Но после этого мы вновь погружаемся в суету, в служение маммоне.
— Не нужно думать, что «маммона» — это какое-то огромное богатство. Это может быть нечто сравнительно ничтожное, но привлекающее к себе душу человека. Все относительно. При советской власти богатым считался человек, который имел хорошую квартиру, автомобиль и дачу, — это был предел человеческих мечтаний. Весьма многие люди лицемерили, шли на компромисс со своей совестью ради того, чтобы достигнуть такого ничтожного, как мы сейчас видим, благополучия. Ныне наши представления о богатстве изменились, но и то, что мы сегодня считаем «богатством», — ничто по сравнению с тем, как живут в Европе. А в Азии, например в Индии, мы увидим такую глубокую нищету и убожество, что наша современная жизнь покажется нам каким-то райским благополучием.
Важно не то, чем мы обладаем, а то, как мы к этому относимся. Служа богатству и стремясь ненасытимо насыщаться земными благами (в первую очередь пищей и одеждой), мы таким образом помрачаем свое душевное око, все более и более погружаемся во тьму вещества, удаляемся от Бога и забываем о вечности. В таком случае справедливо назвать нас маловерами. Если бы мы имели истинную веру, помнили о вечности и бессмертии, тогда бы мы во всем полагались на Бога, заботились прежде всего о своей душе, а все остальное ставили, по крайней мере, на второе место, понимая, что это не столь важно.
«Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники (безбожники, как бы мы сейчас сказали. — Игум. А.), и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом». Господь наш Иисус Христос напоминает нам имя Божие, открытое нам Им Самим, — «Отец ваш Небесный». Если бы мы имели истинную веру в Бога, то относились бы к Нему как к отцу, с полным доверием, как маленькие дети относятся к своим родителям. Они знают, что сами ничего не могут сделать, обо всем позаботятся родители. Мы должны так же относиться к Богу — не только верить в Его бытие, но и верить тому, что Он действительно о нас печется. Однако так бывает только тогда, когда мы ищем Его Самого, ищем небесных благ, заботясь о земном, вещественном мало или вовсе им пренебрегая.
Бог знает, в чем мы имеем нужду, и даст нам это. Часто наши нужды являются мнимыми: нам кажется, что мы лишены чего-то необходимого, а с точки зрения Евангелия это оказывается совершенно лишним, пустым приобретением. И вот, гоняясь за призраками, люди погружаются во тьму вещества.
«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (ст. 33). Прежде всего мы должны искать Царствия Божия, и тогда, прилагая некоторые малые, умеренные усилия к тому, чтобы приобрести необходимое для поддержания нашей телесной жизни, «земное», мы получим его. «Это все приложится» нам как само собой разумеющееся, как упаковка, которую нам дают в магазине вместе с покупаемой вещью. В духовном отношении можно сравнить внешнее с упаковкой, а внутреннее — с самой вещью, которая нам необходима. Мы стремимся к внешнему, хотим приобрести красивую упаковку, не понимая, что вещь, которую нам красиво упаковывают, бывает иногда некачественной. Мы часто поддаемся на подобный обман и своей жизнью уподобляемся людям, чуждым Церкви. Бывает, начинаем вздыхать и говорить, как бы осуждая сами себя: «Какие мы грешные, плохие христиане! Но мы не исполняем Евангелие, потому что это очень трудно, почта невозможно. Кто сейчас в состоянии это исполнить? Таких людей, наверное, и нет». Таким образом мы только доказываем, что даже и не пытаемся в своей жизни следовать евангельским заповедям, которые являются обязательными для всякого христианина, а не только для отшельников и пустынников. Мы не о Царствии Божием заботимся прежде всего, а, наоборот, печемся почти исключительно о царстве мира сего, о служении маммо-не, оправдывая это служение и суету своими мнимыми нуждами.
Господь преподал своим слушателям, и нам в том числе, такой урок для того, чтобы мы не оправдывали свою суету необходимостью одеваться, питаться и прочим, потому что Отец наш Небесный, любящий нас гораздо больше, чем мы любим своих родственников и даже самих себя, знает, в чем мы имеем нужду. И если мы всегда, в каждое мгновение своей жизни, будем искать прежде всего Царства Божия и правды Его, праведности, будем требовать правды не от других людей, а от самих себя, тогда все остальное естественно и как бы само собой приложится нам. Аминь.

24 июня 2001 года

О том, как самонадеянность погружает нас во тьму неведения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Светильник для тела есть око» (ст. 22) — так начинается сегодняшнее евангельское чтение. Выражение это если не приточное, то символическое, аллегорическое. Конечно, Евангелие рассказывает нам о том, как человек созерцает предметы видимого мира. Спаситель, желая объяснить нам наше внутреннее восприятие действительно-сти, приводит этот очевидный для всякого пример: созерцание видимого мира через зрение. Мы понимаем, что выражение «светильник для тела есть око» не буквальное, а аллегорическое, потому что про око сказано в единственном числе. Таким оком является человеческий ум. То, что в совокупности воспринимают наши чувства — зрение, вкус, слух, осязание, -изображается в нашем уме; можно сказать, что чувства являются его орудиями. Ум является истинным зрением в глубоком смысле слова, потому что именно с его помощью мы оцениваем предметы и объясняем их. Правильно или неправильно мы это делаем, зависит от направленности ума, как и говорит далее Господь Иисус Христос. В нашем уме отображаются понятия о предметах не только материальных, которые доступны нашим телесным чувствам, но и о предметах мысленных, духовных. Мы воспринимаем свой внутренний мир — многообразные переживания, ощущения, мысли, мечтания, — может быть, даже гораздо ярче, чем мир внешний. В этом внутреннем мире есть истинное, которое мы можем правильно и с пользой для себя воспринять, и — ложное, мнимое. Человек одинаково способен устремлять свой ум и на внешнее, через чувства, и на внутреннее, в свою душу. В этом смысле не глаза, а именно ум является настоящим оком человека.
«Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло» (ст. 22). Если кто-нибудь засорит или повредит свои глаза, то он плохо видит и воспринимает действительность искаженно. Однако нечто гораздо более страшное происходит с человеком, если он своим умом воспринимает и оценивает действительность неправильно. Иногда человек увлекается неправильным взглядом на мир (под миром я имею в виду и внешнее, и внутреннее — то, что в философии называется соответственно объектом и субъектом) до такой степени, что вещи, очевидные для других, он видит совершенно превратно. Преподобный авва Дорофей рассказывает, например, такой случай: некий монах стал осуждать своего старца, и дьявол внушил ему мысль, что к тому каждый вечер приходит женщина, с которой он уходит за пределы монастыря, чтобы согрешать. На самом деле ничего подобного не было, но монах до того поддался своим помыслам — этой мысленной клевете, что стал видеть это на самом деле: один раз он решил проследить, куда же пошел старец и что он будет делать. Он отправился за старцем и действительно увидел его лежащим с женщиной. Долго он, как ему казалось, терпел, потом не выдержал, подошел, пнул их ногой и говорит:
«Ну хватит вам!» И вдруг видит, что перед ним два снопа. Вот до какой степени человек может поддаться внутренней лжи! В это даже трудно поверить.
Еще одним примером может послужить явление, к сожалению, весьма распространенное и всем известное — пьянство. В состоянии алкогольного опьянения человек видит галлюцинации и вообще воспринимает вещи не такими, каковы они есть. Такое состояние и высмеивает пословица «Пьяному море по колено». Действительно, пьяному человеку кажется, что он легко преодолеет препятствие, по видимости ничтожное, — а оно может послужить причиной его гибели. Нечто подобное, можно сказать, почти то же самое (хотя мы этого и не понимаем) происходит с нами под влиянием не только страсти пьянства, но и всех прочих страстей, например блудной, когда человек под действием вожделения взирает на плоть людей иного пола как на нечто прекрасное и совершенно ему необходимое. Человек, не подверженный этой страсти, все видит совсем иначе: он воспринимает окружающих спокойно, понимая, что это такие же люди, как и он, они не являются для него предметом вожделения, и, между прочим, он трезво оценивает человеческую внешность. Человеку, поддавшемуся гневу, все вокруг кажутся врагами, которые так или иначе, нарочно или неосознанно, ему вредят. Даже внешние обстоятельства, не зависящие от людей, например погода, явления природы, видятся такому человеку враждебными; все представляется восстающим против него. Для человека, поддавшегося отчаянию или унынию, каждый предмет служит поводом для того, чтобы впасть в депрессию, оправдать свое унылое настроение, бездеятельность, лень, ропот и хулу на Бога. Какая-нибудь ничтожная мелочь, которую в обычном, спокойном состоянии духа человек и не заметит, при унынии воспринимается как ужасная скорбь, приводящая его в глубочайшее отчаяние.
Можно было бы привести еще множество примеров того, как страсти искажают восприятие действительности. Иногда, как мы видели из рассказа аввы Дорофея, это доходит до такой степени, что человек видит на самом деле несуществующее и, наоборот, не замечает очевидного. Действительно, всем известно: человек смотрит на то, что ему интересно, приятно, вожделенно, к чему его влечет страсть (или доброе чувство), и отвращается от того, что ему кажется неприятным или ничего не значащим. Таким образом, восприятие действительности, которое нам кажется совершенно объективным, на самом деле зависит от нашего внутреннего состояния, которое должно быть подобно, как сказал Спаситель, «чистому оку», или «оку простому», — по-славянски сказано, как мне кажется, более емко.
«Аще убо будет око твое просто, все тело твое светло будет» (ст. 22), то есть в этом случае ты будешь просвещен светом разума, потому что увидишь вещи такими, какие они есть на самом деле. Это касается как предметов ничтожных, может быть, малозначащих для спасения души, так и самых главных, касающихся вечности, бессмертия души и нашего спасения.
«Аще ли око твое лукаво будет, все тело твое темно будет» (ст. 23). Действительно, если око человека лукаво, то он погружается во тьму, хотя ему представляется, что он все понимает правильно. К сожалению, мы все находимся под сильнейшим влиянием людей, чуждых истинной веры, чуждых благодати. Мы боимся мыслить независимо от них и воспринимать действительность такой, какой преподает нам ее Откровение. Своими собственными усилиями человек не способен постичь духовную действительность и разобраться в той необозримой бездне, которая открывается ему при воззрении на собственную душу. Наша душа и есть духовный мир, потому что в ней отображается не только то, что происходит в нас самих, но и впечатления о предметах чувственных и невидимых, приходящие извне. Мы не можем разобраться не только в своем внутреннем духовном мире, но и понять истинное значение вещей материального мира. Без откровения свыше невозможно и это. Сам по себе человек может видеть вещи только превратно, он всегда будет ошибаться. Если он и познает истину, то только частично, потому что для человека познание всякого предмета не исчерпывается до конца. Еще раз повторю, что это касается мира и чувственного, и духовного. Именно поэтому Священное Писание начинается откровением о сотворении видимого мира: «В начале сотвори Бог небо и землю» (Быт.1:1), которое записал святой пророк и боговидец Моисей. Хотя бы из этого мы должны сделать вывод, что человек не может постичь действительность, если ему не откроет ее Господь. Когда же человек горделиво пытается сделать это самостоятельно, он впадает в прелесть — неважно, будет это духовное заблуждение или же человек, прельщенный своей гордостью и самонадеянностью, начнет считать себя ученым и первооткрывателем и мнить, что исследует так называемую объективную реальность (на самом деле и в последнем случае он лишь высказывает некоторые предположения о том, что на самом деле никто и никогда не сможет постичь до конца). От нас сокрыто все, мы можем лишь в малой степени понять то, что приоткрывается нам Богом, — настолько, насколько необходимо для нашего спасения и после этого — для наших житейских нужд.
Итак, «если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло. Если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно». Действительно, мы погрузимся во тьму, происходящую от нашей самонадеянности, — и в этом состоит наше лукавство. Мы должны ужаснуться: если наш собственный разум не столько просвещает нас, сколько погружает во тьму неведения, — то какова же тьма заблуждения, которая может объять нас, если мы увлечемся своей самонадеянностью, прелестной верой в то, что все можно познать собственными усилиями?! Человек должен со смирением взирать на мир видимый и на мир духовный, открывающийся ему внутри него самого, — и тогда Сам Господь, приблизившись к человеку, открывает ему Свои вечные истины. Правильнее же сказать: Господь, будучи Истиной, соединяется с человеком, который отныне уже живет в истине, воспринимая ее как собственную внутреннюю сущность. Господь Иисус Христос сказал: «Аз есмь Путь и Истина и Живот (Жизнь. — Игум. А.)» (Ин.14:6), и поэтому всякий человек, который хочет приобрести правильный взгляд на вещи, должен соединиться с этой Живой Истиной. Тогда внутри нашей души таинственно воссияет свет, открывающий нам то, как правильно относиться ко всему, что мы чувствуем и видим внутри самих себя и во внешнем мире. Мы приобретем правильное понятие и о своей душе, и о ближних, и даже о самых маловажных предметах.
Например, Евангелие учит нас: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (ст. 24). Невозможно с напряжением всех сил души и тела одновременно служить Богу и заботиться о земном. Это касается не только хлопот собственно о пропитании, одежде и прочем, но и вообще отношения к земным благам. Если мы устремимся к земному всем своим существом, подобно тому как это происходит с людьми современной западной цивилизации (которая исторически возникла именно как уход от Церкви, обмирщение), то материальное затмит наши глаза и мы забудем о вечности. По словам святителя Игнатия (Брянчанинова), в последние времена люди будут так заботиться об устроении жизни на земле, будто собираются жить на ней вечно. Это — глубокая слепота и страшная, кромешная тьма, подобная той, которая во времена Моисея спустилась на египетскую землю, когда даже светильники не давали света. Зачем же нам погружаться во тьму и смотреть на все глазами людей, отвернувшихся от всего духовного, от Откровения и мечтающих познать вещи только собственными умственными усилиями? Невозможно служить двум господам: Богу и маммоне, нельзя верить людям, отошедшим от Церкви и Христа, предполагая, что какие-то их знания все-таки правильны, — и одновременно верить откровению Моисея, прочих пророков, Евангелию, откровению святых апостолов.
«Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?» (ст. 25). Необходимо думать более о духовном, а прочим заниматься лишь для того, чтобы поддержать свою жизнь и не соблазнить других своей, быть может, чрезмерной, нарочитой нищетой.
«Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» (ст. 26). Эти слова нужно также понимать не только в отношении пищи, но и в отношении знания. Посмотрите на птиц, на всех животных — в них заложено некое знание, которое неотъемлемо от их природы. И если бездушным, неразумным существам Бог его даровал, то неужели нам, существам одухотворенным, разумным и бессмертным, Господь не даст знание? «Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе росту хотя на один локоть?» (ст. 27). И может ли кто собственными усилиями хоть немного прибавить себе мудрости, даруемой только Богом? Мы знаем, что и мудрые люди впадали в безумие или, превосходя прочих людей в одном, в другом оказывались презренными и смешными.
«Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» (ст. 28-29). Неслучайно здесь упоминается имя Соломона, который не только был самым богатым царем израильским (и этим необыкновенным богатством в свое время славился по всему миру), но и отличался чрезвычайной мудростью. Со всех сторон света приходили даже великие люди, как, например, царица Савская, чтобы поучиться у него мудрости. Однако полевые лилии одевались прекраснее, чем сам Соломон, и устроены они мудрее, чем все, что может постичь человеческий ум.
«Если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!» (ст. 30), то есть наше обращение к земному — и в узком смысле (забота о теле), и в более глубоком и таинственном (стремление приобрести земные знания) — обличает наше маловерие.
«Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом» (ст. 31-32). О внешнем благополучии и о земном знании более всего заботятся язычники. Зачем нам уподобляться им? Устремимся к тому знанию, которое исходит от Бога и спасает человека, а не к тому, которое частично, мнимо и в конечном счете ничего человеку не приносит. Об этом в древние времена справедливо сказал премудрый Соломон: «Мудрые и глупые одинаково умирают» (см. Еккл.2:16).
«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (ст. 33). Если человек будет искать Царство Божие, истину о нем и его праведность, то все остальное: и его телесные потребности, и любознательность ума — будет удовлетворено через откровение или иным действием, благодатным, а не человеческим, потому что человеческие усилия ограничены краткостью жизни и многими немощами и страстями, искажающими стремление человека к знанию истины и в конечном счете оставляющими его во тьме. Аминь.

14 июля 2002 года

Неделя 4-я по Пятидесятнице

(Мф., 25 зач., VIII, 5-13)

Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник и просил Его: Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает. Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его. Сотник же, отвечая, сказал: Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой; ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает. Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры. Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. И сказал Иисус сотнику: иди, и, как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час.

Возможно ли для нас исполнить Евангелие?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Только что мы слушали повествование Божественного Евангелия, повествование евангелиста Матфея об исцелении слуги сотника. Во времена земной жизни Господа Иисуса Христа Иудея уже полностью принадлежала римлянам. Господь наш Иисус Христос родился тогда, когда Римская империя была объединена под единым правлением первого императора Октавиана Августа. Таким образом, промыслительно было подготовлено поле для свободной проповеди Евангелия и истинной религии по всей огромной территории Римской империи, хотя завоеватели, конечно, вовсе и не думали, что именно для этого завоевывают такие гигантские просторы. Совсем другие мысли были у них: римлянами двигала жажда земного господства, желание создать всемирную державу. Но Промысл Божий использовал их как слепое орудие.
Римский сотник, о котором повествуется в Евангелии, конечно же, оказался в этой далекой стране — Иудее по долгу военной службы. Неизвестно, какого он был происхождения, был ли он римлянином или принадлежал к другой нации, ибо к тому времени римское войско стало уже наемным и в нем служили люди самых разных национальностей. Воины нанимались иногда из завоеванных римлянами народов, из диких племен, которые благодаря естественному образу жизни отличались от цивилизованных людей большей физической силой. Сотник попадает по долгу службы в далекую Иудейскую землю, провинциальную и дикую, с точки зрения цивилизованного мира. По мнению римлян-завоевателей, иудейская вера — это какая-то непонятная религия, потому что люди поклоняются неизвестному Богу, Которого никто не видел. Римлянам казалось, что их религия самая здравая: вот я вижу перед собой того или иного бога и поклоняюсь ему. Суть идолопоклонства состояла в том, что у людей не хватало веры, чтобы поверить в Бога невидимого, в Бога, Которого невозможно описать; маловерие в соединении с другими страстями приводило к идолопоклонству. Однако в этой дикой, с точки зрения римлян, провинциальной стране, в Иудее, сотник и обрел истинную веру. Он еще не уверовал в грядущего Господа Иисуса Христа, но уже творил милостыню и совершал добрые дела, как мы узнаем об этом из Евангелия. Хотя евангелист Матфей не упоминает этого, но другие евангелисты описывают события более подробно и рассказывают о том, что верующие иудеи, пришедшие от сотника к Господу Иисусу, просили исцелить его слугу ради того, что сотник делает многие добрые дела. Значит, благодать коснулась сердца этого язычника, и он оказался даже более благочестивым, чем многие иудеи, родившиеся в истинной вере. Непостижимо для нас, как Господь использует злые человеческие намерения во благо. Жажду всемирного господства, овладевшую римским народом, жажду богатства, земного благополучия, наслаждения и счастья, поработившую себе отдельных его представителей, воинов или начальников, — все эти низменные страсти Бог использует для того, чтобы привести человека к покаянию и истинной вере.
«Когда же вошел Иисус в Капернаум, к нему подошел сотник и просил Его: Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает. Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его» (ст. 5-7). Надо сказать, что римские воины отличались необыкновенной жестокостью и грубостью. Сейчас солдаты тоже ведут себя грубо и жестоко, но мы все-таки живем во время, когда уже прозвучала проповедь Евангелия, которая смягчает нравы и неверующих людей, даже незаметным, непонятным для них образом. Мы живем в христианском мире, и пусть он уже отступил от Христа, пусть приближается к своему концу, но влияние христианской проповеди сказывается на нравах людей. До христианства и все человечество, а в особенности воины, отличались необычайной жестокостью и грубостью. И вот мы видим в этом воине, сотнике, любовь к ближнему — страшное ремесло убивать не уничтожило в нем милосердия. А может быть, истинная вера смягчила его сердце, так что он почувствовал любовь, сострадание и жалость по отношению к своему рабу. К рабу, то есть к человеку, который в то время в Римской империи считался все равно что одушевленной вещью, никто и никогда не думал о его пользе. Вся забота о рабах сводилась к тому, что они должны были быть годными для какого-то служения или работы; о них заботились не как о людях, а как о вещах, как добрый хозяин печется о своем имуществе. Но если бы этот сотник думал об исцелении своего раба только ради материальной пользы, если бы он просто был нужен ему именно как слуга, как необходимый работник, тогда он не сказал бы таких слов: «Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает». Скорее он сказал бы так: «Он лежит дома в расслаблении, исцели его». Но сотник добавляет: «Жестоко страдает», — и в этих словах видны человеческое сочувствие и жалость.
«Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его». Всеведущий Господь, конечно, знал, что произойдет далее, но Он хотел, чтобы вера сотника обнаружилась, и, может быть, даже не просто обнаружилась, но и, если можно так выразиться, пришла в действие, получила повод развиться до конца. Ведь человек — существо, находящееся в постоянном движении. Душа человека не может пребывать в покое, она постоянно мыслит, чувствует и живет этим своим постоянным движением. Человек непременно изменяется либо к лучшему, либо к худшему, поэтому и Спаситель сказал в ином месте: «Кто не приобретает со Мною, тот расточает» (см. Мф.12:30; Лк.11:23). Итак, желая, чтобы вера в душе сотника развилась до конца, Господь дает ему повод к этому и, как бы предваряя его намерение, соглашаясь с ним, говорит: «Я приду и исцелю его». Но делается это с умыслом.
«Сотник же, отвечая, сказал: Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой; ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает» (ст. 8-9). Сотник обнаружил перед другими людьми, а может быть и перед самим собой, сильнейшую веру — он был убежден в том, что Господь может исцелить его раба и на расстоянии. Мы знаем, что многие люди, приходящие к Господу, просили Его прикоснуться к ним, искали непосредственного телесного прикосновения. Вспомним кровоточивую женщину, которую Господь похвалил за ее веру. Она прикоснулась к одежде Спасителя, хотя Он этого и не видел, она считала, что только от прикосновения может произойти исцеление. Вера же сотника оказалась еще более сильной, чем у нее, хотя и ее Господь наш Иисус Христос похвалил именно за веру: «Вера твоя спасла тебя» (Мф.9:22; Мк.5:34; Лк.8:48). Сотник как человек, обладающий жизненной мудростью, которая появляется от опыта и, конечно же, от действия Божественной благодати (ибо истинной мудрости не может быть без содействия благодати), приводит такой пример: «Я подвластный человек, у меня есть начальники, но и я распоряжаюсь своими воинами, и они делают то, что я им приказываю». Можно сделать косвенный вывод о том, что сотник, видимо, уже понимал, что Господь Иисус Христос никому не подвластен, что Он имеет возможность совершенно свободно распоряжаться всем Своим творением, Ему принадлежащим. «Я и подвластный человек…», — говорит сотник. Отсюда вывод: «Но Ты ведь не подвластный, можешь сделать все, что Тебе угодно». Язычник, человек, рожденный в неверии, над которым не были совершены иудейские обряды, необходимые в то время для присоединения к истинной вере, проявил большую веру, чем люди, с детства воспитанные в правоверии.
«Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры» (ст. 10). Как же Господь удивился, ведь Он все видит, Ему все заранее известно? Как Он может чему-либо удивляться? Господь наш Иисус Христос есть Богочеловек, и поэтому из ложного благоговения перед Его Божеством не нужно абстрагировать Его личность от конкретных проявлений тех или иных человеческих чувств. Он был совершенный Человек не только в том смысле, что не имел греха, но и в том, что обладал всей полнотой человеческого естества. Все человеческое было свойственно Ему в полной мере, в Нем присутствовало все, что безгрешно: и удивление, и гнев, и плач. Это говорит о том, что человеческие чувства сами по себе не являются греховными. Некоторые люди, особенно находящиеся под влиянием восточных учений, понимают бесстрастие и чистоту как полную бесчувственность. В восточных религиозных учениях считается, что бесстрастие — это полное безразличие и безучастие ко всему. Но с православной точки зрения это страшное состояние именуется окамененным нечувствием, гибелью души, тем, чего мы боимся более всего. Лучше человек, который грешит и кается, но имеет в себе живые христианские чувства, чем человек, который по видимости как будто бы не совершает грехов, но впал в окамененное нечувствие и на самом деле одержим сатанинской гордостью до такой степени, что совершенно безразличен, бесчувствен ко всему, что вокруг него происходит. Итак, удивление Господа не представляет собой в данном случае ничего особенного: Он удивился как Человек, ибо Его человеческое естество действовало в полной мере. Если и мы часто удерживаемся от проявления каких-то чувств, умеем не показывать их внешне и до какой-то степени подавить даже и внутри себя, с молитвою или без молитвы, хорошие чувства или плохие, то тем паче Сын Божий мог либо дать человеческим чувствам свободу, либо скрыть их, либо не дать им никакой свободы действовать в Нем ни внешне, ни внутренне. Господь дал свободу всему человеческому действовать в Нем, ради того чтобы показать нам, что жизнь человеческая сама по себе не является чем-то предосудительным и порочным. Нужно избегать греха и не бояться ничего естественного. Мы должны быть живыми людьми, а не истуканами. Поэтому нет ничего странного в том, что Господь удивился, не будет странным, если и мы испытаем те или иные чувства, лишь бы они не были перемешаны с грехом, замараны.
«Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры». Некоторые святые отцы говорят, что в этих словах речь идет об Израиле в собственном смысле слова, то есть о ветхозаветном патриархе Иакове, который получил от Бога имя Израиль, что значит «видящий Бога», «зрящий Бога». Почему говорится именно о нем? Иаков, когда находился в пути, убегая от своего брата Исава, увидел во сне лестницу, по которой сходили и восходили Ангелы Божий, а вверху ее — подобного Сыну Человеческому, то есть как бы Бога в образе человеческом. Иаков, или Израиль, назвал это место домом Божиим. Заметьте, что он назвал домом Божиим определенное место, а сотник-язычник верил, что Бог присутствует везде и может сделать все, что Ему угодно в любом месте. Таким образом, вера сотника превзошла веру того, кто зрел Бога, — Израиля, от которого и весь еврейский народ получил название израильского народа, или Израиля. Иные отцы понимают эти слова Спасителя по-другому: в истинной Церкви, то есть в израильском народе, который тогда составлял истинную Церковь Божию на земле и был просвещен верой, не нашел Господь столь сильной веры, какую нашел в язычнике, не воспитанном в благочестии и, может быть, по сравнению с иудеями мало знающем, однако же искренно верующем.
«Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (ст. 11-12). Как для нас сейчас само собой разумеется, что истинная вера — это вера таких святых, как святители Николай, Иоанн Златоуст, Василий Великий, Григорий Богослов и другие великие угодники Божий, так и для евреев того времени истинной верой была вера патриархов Авраама, Исаака и Иакова. Поэтому для нас смысл, заключающийся в словах Господа, можно передать так: «Говорю вам, что многие придут с разных сторон и возлягут со святителями Василием Великим, Григорием Богословом и Иоанном Златоустом в Царстве Небесном, а вы будете извержены вон». Так прозвучали слова Спасителя и для евреев, Его современников и слушателей; слова эти означали, что в Царствии Божием окажутся многие люди, как будто ничего не знающие об истинной вере, как будто не православные. Слово «Православие» можно употреблять по отношению не только к Новозаветной Православной Церкви, скажем русской или греческой, но и ко всем правоверующим всех времен, начиная от Адама. Если человек верит правильно, значит, он православный, значит, он славит Бога правильно и является истинно верующим. Итак, для евреев слова «сыны царства извержены будут во тьму внешнюю» прозвучали страшно и дико. Как же так, почему нам говорят такое, если мы правильно верим, посещаем храм, соблюдаем обряды, как будто бы стремимся исполнять заповеди?
Не нужно думать, что Евангелие — это только история, Евангелие — это воистину живое слово Божие. Поэтому мы должны приложить слова Спасителя к самим себе и задаться вопросом, достойны ли мы Царствия Небесного, делаем ли мы все, для того чтобы приобрести обручение ему уже в этой жизни и само Царствие Небесное в жизни вечной? Не бывает ли так, что человек много лет ходит в церковь, но в нем нет никакого благотворного изменения? Не бывает ли так, что человек не один год посещает храм и считает себя верующим и в то же время совершенно пренебрегает многими церковными узаконениями и Божиими заповедями, не радеет о них? Разве не распространен в наше время такой взгляд, что ныне Евангелие исполнять невозможно, что это было уделом древних христиан и посильно лишь для святых людей, а не для нас, людей обыкновенных, с которых и не спросится? Если мы трезво взглянем на свое сердце, на свою совесть, то увидим, что мы очень редко думаем об исполнении Евангелия. В течение дня едва ли один раз мы вспоминаем о Евангелии, о том, что обязаны исполнять его всегда. Едва ли вспоминаем, что должны исполнять Евангелие каждое мгновение своей жизни, руководствоваться прежде всего им и всегда думать о Царствии Небесном, о благодати Божией, о спасении души и лишь потом — о земных нуждах.
Как иудеи, которые считали себя правоверующими и, само собой разумеется, достойными Царствия Небесного, раз они потомки по плоти Авраама, Исаака и Иакова, так и мы автоматически считаем себя достойными Царствия Небесного потому только, что мы православные христиане, что мы из православных семей и что наш русский народ уже тысячу лет православный. Мы даже не сомневаемся, что, само собой, попадем в Царствие Небесное. Но для того чтобы войти в него, нужно много потрудиться! Если мы уже сейчас, на земле, находимся во тьме, не знаем и не ощущаем в своей молитве действия благодати Божией, живем холодно, далеки от Божественного света; если уже сейчас совесть мучает нас и мы, хотя еще не плачем и не скрежещем зубами, однако же сожалеем о своих грехах, то надо думать, что в будущей жизни, если мы не приобретем Божественной благодати, залога Царствия Небесного, или, как говорит апостол Павел, «обручения Святаго Духа» (см. 2 Кор.1:22; 2 Кор.5:5), нас тем более ожидает тьма внешняя, где будет «плач и скрежет зубов». Что такое «тьма внешняя», какая она? Нам непонятно, что значат эти необыкновенные слова. Неужели в вечности одни будут жить при свете, а другие во тьме? Конечно же, в будущей жизни все будет наполнено Божественным светом. Но для человека, ослепленного своими грехами и своей преступной жизнью, этот свет окажется недоступным — грешник останется вне Божественного света.
Бог милосерд, Он всегда желает всякому человеку блага и распространяет его на всех людей и, более того, даже и на демонов, самых падших и низких существ. Но человек, погрязший в грехе, не может воспринять Божественную благость, потому что он сам себя ослепил и сделал чуждым ее. Так бывает уже и в этой жизни, тем паче так будет в вечности. Но здесь у всякого грешника еще есть надежда, в будущем же надежда погибнет. Божественный свет, Божественные любовь и благость будут достигать всякого человека, но если у него не будет органа, не будет чувства, чтобы воспринять эту Божественную любовь, то он и окажется вне ее — во тьме внешней. Как говорит преподобный Исаак Сирин, Божественная любовь будет услаждать и просвещать праведников и жечь грешников. Вот что значит вечный огонь — это не какое-то особенное место: сам человек делает себя либо блаженствующим, либо страдающим; он или воспринимает Божественные свет и благоухание, или отвергает их и погружается во тьму и смрад. Естественно, в последнем случае человек будет испытывать горькое сожаление и кроме внешнего страдания — необыкновенное страдание душевное, которое окажется столь реальным и могущественным, что будет действовать более явно и ощутимо, чем любое физическое страдание, действующее в нашем земном мире. К этому внутреннему страданию присоединится и горчайшее сожаление, выражающееся в плаче безутешном и скрежете зубов. Это можно сравнить с тем, как человек, испытывая глубокое сожаление, но будучи не в силах что-либо изменить, скрежещет зубами. Вот каковы страдания будущего века! Я говорю об этом для того, чтобы мы пришли в чувство, начали заботиться о своей душе и сделали реальные шаги к своему спасению. Очень хотелось бы, чтобы обличение Спасителя перестало нас касаться, как касалось оно древних евреев. Постараемся, чтобы не случилось так, что придут иные люди, которые в настоящий момент ничего не знают об истинной вере, а впоследствии обратятся из неверия и спасутся, а мы, которые давно ходим в храм Божий, окажемся вне Божественного света и Божественной благодати и будем сожалеть и мучиться так, что едва-едва можно передать это терзание человеческими словами.
«И сказал Иисус сотнику: иди, и, как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час» (ст. 13). Обратив внимание на веру сотника и обличив маловерующих иудеев, а вместе с тем и всех нас, маловерующих православных, Господь совершил чудо и показал, что истинная вера не остается без вознаграждения.
Святые отцы считают одной из самых важнейших добродетелей память смертную. Преподобный Нил Сорский говорит, что она нужна нам, как хлеб. Как из всей пищи более всего необходим хлеб, так и из всех добродетелей более всего необходима нам память смертная. Вот почему я и огорчаю вас, и, можно сказать, уязвляю, и обличаю -для того, чтобы возбудить в вас память смертную, эту нужнейшую добродетель, чтобы мы всё делали, помня о том, что все мы умрем, все предстанем пред Господом и будем отвечать за все свои дела, слова и мысли. Мы должны с полной ответственностью подойти к делу своего спасения, чтобы Церковь была для нас не каким-то воскресным утешением, не скажу развлечением, но действительно, как говорят святые отцы, вра-чебницей — местом, где мы получаем исцеление и избавляемся от вечной смерти. А вечная смерть — это смерть души, полное и окончательное отпадение от Бога, это тьма кромешная, горькое сожаление и скрежет зубов, плач, который никогда не будет утешен. Как говорил преподобный Макарий Великий монахам, желавшим получить от него наставление, «братья, будем плакать здесь, чтобы не плакать там, где наши слезы будут жечь наши тела». Аминь.

30 июня 1996 года

О том, что никакое занятие не может помешать быть истинно верующим

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник и просил Его: Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает» (ст. 5-6). Сотником, иначе говоря центурионом, назывался командующий одним из небольших подразделений римского воинства — сотней, или центурией. В то время римляне владели Иудеей, и поэтому, как правило, все евреи относились к ним с внутренней враждой. Но из повествований евангелистов мы знаем, что именно этот римский сотник был человеком верующим. Он не был многобожником и идолопоклонником, как его соплеменники, но верил в Единого Бога и даже жертвовал деньги на постройку иудейской синагоги, куда иудеи, если не имели возможности посещать Иерусалимский храм, собирались в субботний день, чтобы читать Священное Писание и молиться Богу. За это сотник, как бы в виде исключения, пользовался расположением еврейского народа и, может быть, потому-то и дерзнул подойти ко Господу.
Евангелист Матфей стремился в своем Евангелии охватить все события земной жизни Господа, но рассказывал о них кратко. И здесь он опускает те подробности, которые есть у евангелиста Луки. В Евангелии от Луки повествуется, что сначала ко Господу подошли иудейские старейшины, прося помочь сотнику, а когда Господь уже приближался к его дому, тогда сотник выслал навстречу Ему людей и просил Господа не заходить к нему в дом (см. Лк.7:2-10). Потом, может быть, он вышел и сам, повторяя свою просьбу, но просил он не так, как гадаринские жители, которые начали просить Его, чтобы отошел от их пределов, потому что не хотели, чтобы Господь зашел в их город (см. Мк.5:17). Он просил не с враждебностью, а со смирением, как просил апостол Петр, чтобы Господь вышел из его лодки после чудесного лова рыбы: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лк.5:8).
«Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает. Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его» (ст. 6-7). Господь Иисус Христос, конечно, знал веру сотника, но желал, чтобы она обнаружилась перед всеми. Может быть, этот человек и сам внутренним, душевным усилием напряг свою веру, и она стала более глубокой, что, конечно же, больше любого чудесного исцеления.
«Сотник же, отвечая, сказал: Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой; ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает» (ст. 8-9). Сотник был человеком простым, но, тем не менее, обладал житейской мудростью. Потому он и говорит: «Если я, будучи человеком подвластным, имея у себя в подчинении воинов — пусть их всего сто человек, пусть я начальник над самой малой военной единицей римской армии, — говорю одному из них что-то делать, и он это делает, то тем паче Ты, Человек никому не подвластный, можешь сказать, и слуга мой выздоровеет». В этих словах сотника проявилось его, может быть, уже вполне ясное осознание того, что Господь Иисус Христос есть Сын Божий, Божий посланник и Бог, Который никому на земле не подвластен, Он просит Его сказать только слово, и как воины повинуются приказанию сотника, так и больной его слуга по слову Господа Иисуса Христа выздоровеет.
«Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры» (ст. 10). Под Израилем здесь, конечно же, прежде всего нужно понимать израильский народ. Действительно, все израильтяне, ищущие исцеления, желали, чтобы Господь сотворил над ними чудо либо непосредственно прикосновением Своей руки, как Он исцелил прокаженного (см. Мк.1:40), либо Своей молитвой, совершаемой над самим человеком, как будто бы для молитвы расстояние может иметь какое-то значение. Так и мы сейчас больше верим Богу, если получаем благословение от какой-либо святыни. Это, конечно, не плохо, потому что уже говорит о наличии в нас некой веры, однако гораздо большая и совершеннейшая вера состоит в том, чтобы человек не нуждался ни в каком внешнем проявлении действий благодати Божией и верил, что Бог может непосредственно услышать его и сотворить с ним то, в чем он нуждается и о чем просит.
«Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (ст. 11-12). Это — упрек израильтянам, потому что в Израиле Господь не нашел истинной веры. Тут же Он предсказывает, что, подобно этому сотнику, придут многие с востока и с запада. С запада, так называемого цивилизованного мира, придут люди, принадлежащие греко-римской цивилизации, в которой преобладает дух рационализма. А с востока, где господствует иррационализм, придут люди, имеющие своеобразные верования. И те и другие были совершенно чужды истинной вере и пребывали в полном неведении истины, но они придут и возлягут с величайшими праведниками, которые навеки стали для христиан образцом твердой и непоколебимой веры. «Возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю», — то есть окажутся вне Церкви, вне спасительной благодати. Сыны царства — это те, кому оно было предназначено, те, которые и родились, можно сказать, для того, чтобы войти в Царство Небесное. Ведь израильский народ произошел от праведника Авраама именно для того, чтобы быть народом избранным, народом священников, на котором должны были исполниться все пророчества Божий. И это пророчество Спасителя также исполнилось. «Там будет плач и скрежет зубов» — плач горького сожаления и скрежет зубов, оттого что назад уже ничего не вернешь, не исправишь жизнь, прожитую неправильно, потраченную не на спасение души и угождение Богу, а на служение призракам.
«И сказал Иисус сотнику: иди, и, как ты веровал, да будет тебе. И выздоровел слуга его в тот час» (ст. 13). В то самое время, как Господь Иисус Христос произнес эти слова, произошло великое чудо исцеления. От нас это чудесное событие как бы сокрыто туманом, дымкой тысячелетий, отделяющих нас от него, поэтому для того, чтобы нам не просто понять умом, но и принять к сердцу его действительность, представим себе, как все происходило. Сотник как римский воин был, с одной стороны, так сказать, господином положения, а с другой — как человек верующий стыдился того, что является захватчиком и вызывает к себе неприязненное отношение у еврейского народа, который он почитал истинно и право верующим. Преодолевая некоторый стыд, он подходит к Великому Праведнику и Пророку, может быть, уже догадываясь, что перед ним — Мессия, Спаситель, Божий Помазанник, и просит исцелить его слугу, или по-славянски «отрока». В то же самое время он считает, что как язычник он недостоин принять такого Великого Праведника в своем доме, — и со смирением и верою просит совершить чудо на расстоянии. Окруженный толпой народа, Господь укоряет людей, почитающих себя истинно верующими,, и восхваляет этого язычника — воина, который по своему происхождению и по роду занятий не мог как будто быть человеком глубоко верующим. Ведь наличие веры можно больше ожидать в людях, упражняющихся в чтении Священного Писания и молитве, чем в человеке, который сделал своей профессией убийство. Тем паче если учесть, что в то время римская армия состояла уже не только из римлян, поскольку в Римской империи не было обязательной воинской повинности для каждого гражданина и воинское служение стало профессией. В армию нанимались люди, отличавшиеся прежде всего физической силой, иногда и сами римляне, но по большей части язычники, или варвары. И этот сотник, происходивший, может быть, из варваров, сделал своей профессией убийство, ради того чтобы жить на территории благоденствующей Римской империи и тем самым обеспечить свое благополучие, потому что воинская служба считалась у римлян привилегированной и римская армия пребывала на содержании государства. Но человек этот, казалось бы никак не склонный к благочестию, имел в себе веру большую той, которая была во всем израильском народе, — он не считал необходимым, чтобы Господь непосредственно Своей рукой прикоснулся к его умирающему слуге, но верил, что и слово, выходящее из Его уст, обладает достаточной силой, чтобы совершить великое чудо. Поэтому Господь похвалил сотника перед всеми людьми и укорил «сынов царства».
Итак, вера и душевное состояние человека зависят не от того служения, которое он несет, а от его собственного душевного расположения, от его стремления и любви к Богу. Ничто не может помешать нам стяжать такую же глубокую, твердую, ясную веру, какая была у евангельского сотника. Вспомним его слова: «Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает». Захватчик и профессиональный убийца имел такую любовь к ближнему, что испытывал жалость к своему слуге в то время, когда рабство считалось само собой разумеющимся, а раб назывался одушевленной вещью. По тем временам поведение сотника было исключительным, поскольку римляне считали, что могут всецело распоряжаться своими рабами и даже лишать их жизни. Но вот сотник проявляет и смирение: «Господи! — говорит он. — Я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой».
Из любви к ближнему сотник пренебрегает своим положением, то есть превосходством над слугой, которого в то время считали ничтожным человеком, а затем показывает свое смирение по отношению к Господу, почитая себя грешным и недостойным того, чтобы столь Великий Праведник посетил его дом. Наконец, он проявляет свою веру: «Но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой».
Ничто, никакое занятие не может помешать быть истинно благочестивым и верующим или, как мы можем сказать в наше новозаветное время, истинно евангельским человеком. Поэтому не будем оправдывать себя своими занятиями, суетой и не зависящими от нас обстоятельствами. Будем стремиться делать то, что в нашей власти, чтобы обновить и очистить свою душу, — будем искать любви к ближнему, смирения и веры. И тогда мы действительно достигнем того необыкновенного состояния, которое было у евангельского сотника. Мы приобретем надежду на то, что в будущей жизни возляжем в Царстве Небесном вместе с великими праведниками, ставшими образцом веры и благочестия на все времена, — с Авраамом, Исааком и Иаковом. Аминь.

27 июня 1999 года

«Как ты веровал, да будет тебе…»

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник и просил Его…» (ст. 5). Из истории и даже из самого Священного Писания — хотя оно и не уделяет таким подробностям особенного внимания — известно, что во время земной жизни Спасителя иудеи находились под властью Римской империи. Иудея, как бы мы сейчас сказали, была оккупирована римскими войсками. Естественно, что народ, потерявший свою самостоятельность и государственность, должен был относиться к захватчикам с неприязнью. Однако, если внимательно вглядеться в историю, можно понять, что вина за то, что римляне овладели Иудеей, в значительной степени лежала на самих евреях. Желая избавиться от неугодного им правителя, начальники еврейского народа — старейшины пригласили римлян, предпочитая покориться им, в надежде, что их правление будет более мягким. Но надежды их не оправдались. Конечно же, собственная вина иудеев забылась, и помнилось только то, что римляне — это язычники и захватчики, оскверняющие Святую Землю, Святой город Иерусалим. Сам вид римлян вызывал отвращение у благочестивых иудеев. Согласно Моисееву закону, иудеи обязательно должны были носить бороды, которые им даже запрещалось подстригать. Римляне же, как известно, брили подбородки и коротко стригли волосы. Этот обычай оказался столь стойким, что широко распространился и дошел до наших дней, став господствующим благодаря тому, что западная цивилизация, имеющая греко-римское происхождение, влияет сейчас на весь мир. Иудеи ходили в длинных одеждах: носили хитон, поверх него — еще одно одеяние, а сверху покрывались плащом, оканчивавшимся кистями, так называемыми воскрилиями, которые должны были напоминать им о заповедях; и головы иудеев тоже были покрыты, в особенности во время молитвы. Одежды же римлян, по крайней мере одежды римских воинов, были короткими: плащ не закрывал их обнаженные ноги, обутые в сандалии или короткие сапоги — калиги. Поэтому сам внешний вид римлян вызывал негодование иудеев, считавших его богомерзким и отвратительным. Кроме того, военные символы римлян (каждый легион имел свой определенный знак, а общим символом римского войска был орел) также казались иудеям языческими идолами, и они чрезвычайно болезненно переживали, когда эти знаки вносили в Иерусалим. Римляне же считали все это совершенно нормальным.
Итак, сотник, подошедший к Господу Иисусу Христу, внешне сильно отличался от тех людей, которые находились рядом со Спасителем. Конечно же, мы не знаем об их внутреннем состоянии (я имею в виду не ближайших учеников Господа Иисуса Христа, а тех людей, которые следовали за Ним из любопытства, чтобы послушать Его проповедь или получить исцеление действием чудотворной силы, исходящей от Него), но внешне эти люди выглядели благочестиво, их вид соответствовал требованиям закона, и на пришедшего сотника они смотрели с негодованием и презрением. Были, однако же, среди иудеев и те, которые его защищали. В Евангелии от Матфея об этом не говорится, а вот евангелист Лука рассказывает, что сотник, несмотря на то что он был римлянином и язычником, не был чужд благочестию, он даже построил иудеям синагогу — здание, в котором они могли собираться для молитвы, чтения Священного Писания и слушания поучений. Богослужения же иудеи совершали только в Иерусалимском храме — единственном месте, где разрешалось приносить жертвы. За такое благочестивое поведение сотника некоторые иудеи просили Господа помочь ему: «Не смотри на его внешний вид и языческое воспитание, — как бы говорили они Ему, — в нем есть нечто доброе, несмотря на то что он захватчик». Тем паче следует отметить, что этот сотник творил добро совершенно бескорыстно, ничто его к тому не вынуждало. Ведь мы обычно стараемся угодить тем людям, от которых зависим, сотник же ни в коей мере не зависел от иудеев, более того — он был воинским начальником. Сотником в русском и славянском переводах Евангелия назван центурион, как говорили римляне. Скорее всего, этот свой чин он заслужил: чины, как правило, давались за военные подвиги и заслуги. Может быть, он был даже начальником гарнизона или одним из значимых лиц в этом городе — Капернауме — и отнюдь не нуждался ни в чьей помощи или добром расположении.
Этот человек, по видимости совершенно чуждый благочестию, по внутреннему же своему расположению, о котором свидетельствовали его дела, весьма благочестивый, подошел к Господу и просил Его: «Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает» (ст. 6). В Евангелии от Луки говорится о том, что сотник не смел сам выйти навстречу Спасителю, а послал к нему своих знакомых, которые могли, так сказать, замолвить за него доброе слово (см. Лк.7:1-10). Но противоречия между евангелистами в этом нет. Можно полагать, что евангелист Матфей либо для краткости опустил эти подробности, оставив только суть происшедшего, либо описал конец встречи Спасителя с сотником: не стал упоминать, что сначала навстречу Спасителю вышли друзья сотника, а рассказал лишь о том, как сам сотник, видя, что Господь приближается к его дому, вышел Ему навстречу и просил не входить в его дом, так как чувствовал себя недостойным такого посещения. Даже если мы видим в повествованиях евангелистов некоторые несоответствия, это не умаляет главного — стремления евангелистов показать веру и благочестие этого человека, язычника по происхождению.
«Господи! слуга мой лежит дома в расслаблении и жестоко страдает». Эти слова сотника говорят о его любви к ближнему и благочестии. Он относился к своему слуге с такой заботой, какую люди обычно проявляют по отношению к своим друзьям или, в особенности, родственникам, а не к своим подчиненным, тем паче что этот слуга мог быть даже его рабом, то есть, как говорили римляне, — одушевленной вещью. К этой «одушевленной вещи» сотник испытывает чувства, совершенно несвойственные римлянам, потому что они относились к рабам с презрением, заставляли их участвовать в страшных зрелищах ради кровавой потехи: в гладиаторских боях и боях со зверями. И вдруг сотник, который по роду своей профессии должен был быть жестоким и бесчеловечным, проявляет любовь к ближнему.
«Иисус говорит ему: Я приду и исцелю его» (ст. 7). Конечно, Господь Иисус Христос сказал это, испытывая веру сотника и желая, чтобы она обнаружилась перед всеми. «Сотник же, отвечая, сказал: Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой» (ст. 8). Сотник проявляет еще и смирение. Смотрите, как сначала он обнаружил свое благочестие — совершенно свободное и произвольное, — когда без всякого понуждения со стороны построил для иудеев молитвенный дом, или синагогу. Потом мы видим, что он испытывал любовь и жалость к своему слуге, а может, и рабу. И наконец он проявляет и свое смирение: «Я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой». Презрение, которое испытывали иудеи к язычникам, поскольку контакт с ними, по мнению иудеев, оскверняет благочестивого человека, сотник считал справедливым по отношению к самому себе, полагая, что он действительно не достоин общения. Он думал, что благочестивый человек, тем паче Такой Великий, как Иисус, войдя в его дом, дом язычника, этим осквернится. Конечно, непонятно, верил ли уже сотник в то, что Иисус — это Мессия, Сын Божий, или принимал Его за Пророка, но, тем не менее, вера его была велика.
«Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой». Вот еще одна добродетель сотника — необыкновенная вера. Другие люди, желая получить от Господа исцеление, обязательно требовали Его непосредственного прикосновения или присутствия. Так, Марфа и Мария говорили Господу: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин.11:21; 32). А сотник просит: «Скажи только слово, и выздоровеет слуга мой». И убеждает примером из собственного опыта. Обычно Господь наш Иисус Христос приводил примеры из повседневной жизни, чтобы именно такой апелляцией к здравому смыслу человека убедить людей поверить в действительность и подлинность вещей духовных. Здесь же происходит нечто противоположное: сам сотник как бы убеждает Господа Иисуса Христа в том, что Он может совершить исцеление одним Своим словом, и в доказательство приводит пример из своей собственной жизни. Конечно, сам сотник имел над собой ряд военачальников, так как более значительной по сравнению с сотней военной единицей римского войска была когорта, а несколько когорт составляли уже легион. Командующий более крупными подразделениями, допустим гарнизоном, находившимся в Иудее, обычно исполнял и функции гражданского правителя — во времена Спасителя им был Понтий Пилат.
И вот сотник говорит: «Ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов (центурион командовал сотней человек, или центурией, которая редела в боях и часто не насчитывала полного числа воинов. — Игум. А.), говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает» (ст. 9). Пример этот очень яркий. В римском войске была необыкновенно жесткая дисциплина, за неподчинение приказу наказывали палками, а за бегство с поля боя воина ждала смертная казнь, причем если бежал один из десятка, то казнили весь десяток, а иногда и всю сотню могли подвергнуть жестокому наказанию. Когда войско проявляло малодушие во время битвы, то смертной казни предавали каждого десятого. Отсюда можно сделать вывод о том, что римские воины, которых сотник и приводит в пример, были чрезвычайно дисциплинированны и послушны. Говорит он и о слуге: «И слуга делает то, что я ему приказываю», — а слуги, как правило, полностью принадлежали своему господину, были его рабами, с которыми он мог сделать все что угодно, даже лишить жизни. Поэтому рабы старались слушаться беспрекословно; кроме того, желая получить свободу, они изо всех сил стремились угодить тому, кто ими владел, и иногда, снискав его любовь и благодарность, освобождались от рабства и входили в разряд вольноотпущенников. Впоследствии они могли даже достигнуть весьма высокого преуспеяния в обществе и сделать государственную карьеру, как, например, некоторые вольноотпущенники римских императоров. Сотник, приобретя из своего земного, ограниченного опыта представление о подчинении и послушании, верил, что Христос Мессия никому не подвластен, обладает Всемогуществом, повелевает всем творением и одним Своим словом может распоряжаться небесными ангельскими силами, жизнью и смертью человека. Так обнаружилась его необыкновенная вера во Всемогущество Христа.
«Услышав сие, Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры» (ст. 10). Нас может немного смущать выражение: «Иисус удивился». Что это значит, неужели Господь Иисус Христос, Сын Божий, всеведущий (то есть знающий все) мог чему-либо удивиться, что-то могло оказаться для Него неожиданным? Конечно, по Своему Божеству Господь был всеведущим, и всеведение сообщалось Его человеческому естеству через человеческий ум, неизреченно соединенный с Божественной Ипостасью Сына Божия. В то же время Спаситель обладал всеми человеческими чертами, свойствами и качествами, конечно, кроме греха. Поэтому Он мог испытывать печаль, плакать, как, например, над гробницей Лазаря (см. Ин. И, 35), негодовать и скорбеть о заблуждениях людей, гневаться на тех, кто противился слову истины. Когда на брачном пире в Кане Галилейской Спаситель чудесным образом превратил воду в вино, то сделал это из сочувствия к людям, которым не досталось вина, мог Он также радоваться счастью жениха и невесты. И потому нас не должно смущать и то, что в данном случае Господь удивился. То, что Он сотворил чудо и на расстоянии исцелил больного слугу сотника, говорит о Его Божественном Всемогуществе, а то, что Он удивился, свидетельствует о полноте человеческого естества в Нем. Он был совершенный Человек, то есть имел все человеческие свойства. Как говорит апостол Павел, Христос, Сам «искушен быв (то есть как человек. — Игум. А.), может и искушаемым помощи» (Евр.2:18), сочувствуя людям в их скорбях, немощах и преткновениях.
«Истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры». Господь похвалил веру сотника, выражавшуюся в смирении и живом сердечном чувстве. Он считал себя недостойным того, чтобы Господь вошел в его дом, и верил, что Бог может сделать все что угодно одним только Своим словом, подобно тому как он сам повелевает подчиненными ему воинами. Удивившись такой подлинной глубокой вере язычника, Господь укоряет всех иудеев: «И в Израиле не нашел Я такой веры» (то есть во всем израильском народе, или, как бы мы сейчас сказали, в Церкви. — Игум. Л.). И сейчас некоторые люди, как будто бы далекие от Церкви, имеют живое и сердечное чувство благоговения, а мы осуждаем и презираем их. Но кто знает, может, завтра они будут призваны к служению Господу в лоне Православной Церкви и окажутся гораздо более благочестивыми, чем мы. Поэтому мы не имеем никакого права с презрением смотреть на тех, которые кажутся нам грешниками, безбожниками, неверными.
«Говорю же вам, что многие придут с востока и запада, и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (ст. 11-12). С того времени, как Спаситель произнес эти слова, прошло уже почти две тысячи лет, и действительно миллионы людей пришли с востока и с запада — не буквально приехали на Святую Землю, в Иерусалим, но вошли в спасительное лоно Церкви. Это и греки, и римляне — те самые, которые были врагами благочестивых иудеев, — и многие народы, о которых иудеи ничего не знали, которые в то время, может быть, еще не существовали (скажем, русский народ оформился как нация и принял христианство спустя девять веков после пришествия в мир Спасителя). В более поздние времена, как мы знаем, к вере обращались и японцы, и китайцы, и так называемые инородцы, то есть малые северные народы, живущие на территории России. Русские проповедовали Православие даже в Америке, обращая к вере алеутов. Так, например, преподобный Герман Аляскинский многие годы подвизался на острове Еловом и был для его жителей, в то время еще полудиких племен, как отец или даже мать. С востока и запада приходят разные народы, и в Царствии Небесном они будут пребывать с великими праведниками, которыми иудеи гордились и почитали как своих праотцев: с Авраамом, Исааком и Иаковом.
Мы должны извлечь для себя урок из горького опыта иудеев и всегда оценивать себя с осторожностью и смирением. Иудеи гордились своими праведными предками, но отпали от истины, и мы не должны хвалиться своими предками — русскими святыми. Мы не хвалимся своими добрыми делами, если мы люди хоть сколько-то здравомыслящие и смотрим на себя трезво, не поддаемся ослеплению гордости и понимаем, что хвалиться нам нечем. Но своими предками мы гордимся и даже прикрываемся ими, как иудеи хвалились Авраамом, Исааком и Иаковом. Однако им это не помогло, поэтому и мы должны молиться своим святым предкам, почитать их, подражать им, но не гордиться. Наоборот, нужно укорять себя, понимая, что такие же, как мы, люди достигли совершенства в евангельской жизни, а наш образ жизни далек от евангельского идеала.
«А сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов». Сыны царства — это те, которые Промыслом Божиим были предназначены ко спасению, но вели себя недостойно, и по отношению к ним этот Промысел оказался бездейственным и бесполезным. Но не потому, что Бог бессилен, а потому, что они сами отвергли от себя милость Божию. То же может произойти и с нами, и поэтому до самого последнего дня своей жизни мы должны подвизаться о своем спасении и не успокаиваться. Иначе и мы окажемся вверженными во тьму внешнюю, то есть останемся вне Церкви, вне благодати Божией, вне общения с Богом, где «будет плач и скрежет зубов» — уже не покаянный плач, ибо в вечности покаяния не будет, а плач отчаяния, оттого что мы напрасно и неправильно прожили свою жизнь, и скрежет зубов — от уже бесплодного сожаления и ощущения своего бессилия.
«И сказал Иисус сотнику: иди, и, как ты веровал, да будет тебе» (ст. 13). Если бы он веровал неправильно и неполно, если бы вера его не была истинной, тогда бы не произошло то, о чем далее говорит Евангелие: «И выздоровел слуга его в тот час» (ст. 13). Не только слова сотника, но и все то, что было, может быть, гораздо больше слов и пребывало в его душе, оставаясь невысказанным, составляло его веру, по которой он и получил от Господа просимое. Так и мы получаем по мере нашей веры, и поэтому, глядя на то, что мы получаем, уже можно судить и о том, сколь велика наша вера. Взирая на то, что Господь даровал сотнику, мы восхищаемся его верой, преклоняемся перед ней и делаем ее образцом для подражания. Аминь.

21 июля 2002 года

Неделя 5-я по Пятидесятнице

(Мф. 28 зач.)

И когда Он прибыл на другой берег в страну Гергесинскую, Его встретили два бесноватые, вышедшие из гробов, весьма свирепые, так что никто не смел проходить тем путем. И вот, они закричали: что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас. Вдали же от них паслось большое стадо свиней. И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней. И Он сказал им: идите. И они, выйдя, пошли в стадо свиное. И вот, всё стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде. Пастухи же побежали и, придя в город, рассказали обо всем, и о том, что было с бесноватыми. И вот, весь город вышел навстречу Иисусу; и, увидев Его, просили, чтобы Он отошел от пределов их. Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город.

О необходимости смирения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском повествовании говорится об исцелении бесноватых в стране Гергесинской, или Гадаринской, как называют ее другие евангелисты. Все они описывают один и тот же эпизод, но евангелист Матфей говорит, что бесноватых было двое, а евангелисты Марк и Лука упоминают только об одном. Почему такая разница в повествованиях, казалось бы, существенная? Человек предубежденный может увидеть здесь несоответствие и сказать, что Евангелия говорят о событиях вымышленных, потому что разные писатели описывают происходившее по-разному, хотя и претендуют на то, что были очевидцами этих событий или, по крайней мере, общались с их непосредственными свидетелями. Но дело в том, что один из этих бесноватых, как повествуют евангелисты Марк и Лука, был одержим легионом демонов, то есть в нем находилось огромное количество бесов, которые сами себя назвали легионом. Легион — это подразделение римской армии, которое насчитывало от четырех с половиной до шести тысяч человек, и поскольку римская армия во времена земной жизни Спасителя была самой могущественной в мире, то смысл слов демонов был двоякий: «нас много» и «мы могучи». Второй же бесноватый по сравнению с первым был, видимо, не столь одержим, может быть, в нем находился один демон, и потому евангелисты опустили повествование о нем как о чем-то неважном. Ведь исцеления бесноватых, совершенные Господом Иисусом Христом, были столь многочисленны, что можно было не упоминать об одном из таких заурядных случаев и рассказать только о том душевнобольном, в котором был целый легион демонов.
Когда Господь Иисус Христос «прибыл на другой берег в страну Гергесинскую, Его встретили два бесноватые, вышедшие из гробов» (ст. 28). Под гробами здесь нужно понимать склепы, то есть природные или же высеченные в скалах пещеры, в которых в Иудее, а страна эта гористая, погребали умерших. Одно из таких заброшенных пещерных кладбищ, может быть, весьма древнее, стало жилищем двух бесноватых, которые, как говорится далее, были «весьма свирепые, так что никто не смел проходить тем путем» (ст. 28). Обратите внимание на то, что сказано в евангельском повествовании несколько ниже: «Вдали же от них паслось большое стадо свиней» (ст. 30). Стадо паслось «вдали», то есть действительно близ того места никто не смел проходить, потому что бесноватые, видимо, нападали на путников, устрашали и, может быть, даже избивали их. Однако можно было все же увидеть пасущееся стадо, а значит, расстояние до той местности, где жили бесноватые, не было слишком большим, люди решались заниматься там своими делами, в частности пасти свиней. Конечно, как всеведущий Бог, Господь Иисус Христос знал, что в тех склепах живут бесноватые, может быть, и ученики Его знали о том, что проходить там опасно, но Господь нарочно пристал к берегу именно в том месте.
«И вот, они закричали: что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас» (ст. 29). Демоны, конечно, не знают истины, но, как существа духовные, чувствуют то, что не видно и не известно людям, душа которых как бы угнетена плотью. Они ощутили, что Тот, Кто присутствует рядом с ними, обладает великой благодатью, великой духовной силой, и устами этих бесноватых воскликнули, объявляя свою догадку: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас», — то есть «прежде Своего Второго пришествия Ты пришел нас угнетать и истязать».
«Вдали же от них паслось большое стадо свиней. И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней» (ст. 30-31). Здесь упоминается просто о большом стаде, а другие евангелисты говорят, что свиней было две тысячи, то есть стадо было огромным. Демоны были готовы даже перейти из человеческого тела в свиней, только бы остаться на земле и не пойти в бездну. Мы должны очень внимательно рассмотреть это место Евангелия: безусловно, демоны более, чем кто-либо другой, знают, что происходит в адской бездне, им известны страшные мучения, которым там подвергаются не только души грешников, но и сами падшие духи. Не нужно думать, будто бы демоны, мучая других, сами блаженствуют, — с момента своего отпадения от Бога они пребывают в невыносимых, нескончаемых мучениях и сообщают это свое страшное состояние людям, по зависти желая, чтобы и они подверглись тем же страданиям. В этом, собственно, и состоит загробное мучение. Некоторые невежественные люди наивно полагают, что в преисподней горит вещественный огонь и грешники испытывают там различные вещественные муки, например невыносимый холод. Ощущения там до какой-то степени подобны нашим телесным ощущениям — жжению или замерзанию, но они имеют духовное происхождение, потому что их источником являются сами демоны. Они, испытывая постоянное внутреннее умственное беспокойство и мучение, своей могущественной, сверхъестественной силой воздействуют на человека, желая причинить ему страдания. Демоны, существа крайне гордые, некогда превознесшиеся и пожелавшие стать равными Богу, были готовы перейти даже в стадо свиней только для того, чтобы не оставлять землю, где они имеют хотя бы некоторое утешение, не испытывая тех страданий и мучений, какие терпят в преисподней.
«И Он сказал им: идите. И они, выйдя, пошли в стадо свиное. И вот, всё стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде» (ст. 32). Стадо паслось «вдали», то есть в пределах досягаемости человеческого взора, может быть, на расстоянии нескольких километров, точно мы этого не знаем; и вот демоны, выйдя из бесноватых, стремительно преодолели это расстояние — и стадо вдруг, без всякой причины взбесилось и бросилось в море. Вы знаете, что животным свойственен инстинкт самосохранения и никакое животное никогда не убьет само себя, как делают некоторые отчаявшиеся люди. Ведь у человека разум господствует над телом, над природой, потому что человек может совершить как добрый поступок, превозмогая свою природу, так и самый ужасный и отвратительный, вплоть до самоубийства, также превозмогая свою природу. И вот, огромное стадо ни с того ни с сего, как казалось находившимся там пастухам, бросилось с крутизны в море. Заметьте, что демоны не могли погубить бесноватых на протяжении долгого времени, а стадо погубили во мгновение ока. Может быть, это произошло потому, что животные не могли вынести присутствия демонов или же для всех демонов, так сказать, не хватило места. Демонов был легион, то есть пять или шесть тысяч, а свиней в стаде было две тысячи, поэтому можно предположить, что между демонами произошла борьба, так как каждый из них желал захватить себе «отдельное жилище» в одном из животных. Из-за этого невидимого сражения между падшими духами стадо взбесилось и, в исступлении бросившись с обрыва, утонуло. Может быть, демоны, которым не хватило «жилища», от зависти сделали так, чтобы животные сами себя погубили и никому не достались: «Раз мне нет места в этом животном, пусть и тебе не будет». Ведь если и в людях зависть весьма развита, то тем паче в демонах — среди них нет мира, они ведут непрестанную борьбу между собой, что и видно на примере гибели этого стада. Впрочем, иногда злые существа объединяются.
«Пастухи же побежали и, придя в город, рассказали обо всем, и о том, что было с бесноватыми. И вот, весь город вышел навстречу Иисусу; и, увидев Его, просили, чтобы Он отошел от пределов их» (ст. 33-34). Соблазнившись гибелью своего стада, люди эти не обратили внимания на совершившееся чудо, а заметили только то, что потерпели материальный убыток. Испугавшись, что могут лишиться и другого своего имущества, они попросили Господа Иисуса Христа покинуть их. «Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город» (ст. 1). Посмотрите, Господь Иисус Христос ради двух людей пришел в это пустынное место и исцелил их, несмотря на великое унижение, которое, как всеведущий Бог, Он, конечно, предвидел. Он не погнушался этими бесноватыми людьми, пренебрег унижением, которое должен был вытерпеть ради них, и помог им, преподав нам таким образом пример того, как действительно нужно любить ближних: не пренебрегать никаким человеком, если ты имеешь возможность ему помочь, несмотря ни на какие последствия для себя.
Демоны хотели войти в стадо свиней только для того, чтобы остаться на земле, потому что знали, что ждет их в бездне. Эти крайне гордые существа, чье имя является синонимом гордости, которые сами есть изобретатели гордости (гордость — это первый грех, изобретенный диаволом и сообщенный им всем тем ангелам, которые пожелали его слушать, приняли его учение и после падения своего стали демонами), устремились в свиней, чтобы не возвращаться в адскую бездну. Они знали, что их там ждет. Как же мы должны быть внимательны к себе, как должны понуждать себя к смирению, быть готовыми на всякое унижение для того, чтобы избежать будущего мучения! Если даже сама гордость, так сказать, пошла на унижение, чтобы по возможности избегнуть страданий хотя бы на некоторое время, то на какие унижения должны быть готовы мы, чтобы избавить себя от вечных мук навсегда! Из этого евангельского эпизода нам необходимо извлечь для себя урок смирения — научиться смирению, как это ни странно звучит, у демонов. Преподобный Григорий Синаит говорит, что истинно смиренный человек считает себя хуже скотов и даже самих демонов, потому что побеждается ими. Поэтому пусть нам будет уроком поведение этих падших духов, готовых на самое отвратительное унижение, какое только можно себе представить, — на пребывание в свинье, самом мерзком, низком животном, которое является как бы синонимом грязи и низости. Пусть это послужит примером для нас — людей, которые не хотят потерпеть ни малого унижения, ни какого-либо упрека, не хотят сами себя укорять и смирять, но думают о себе высоко, не понимая, что это может привести к вечной погибели. Мы должны были бы всеми способами стремиться при помощи смирения искоренить в себе всякую страсть, стремиться прежде всего обрести именно смирение, потому что эта добродетель делает человека открытым для действия благодати. Если в нас нет смирения, то прочие добродетели пребывают в нас бездейственными, слабыми, как бы сухими, по той причине, что не получают поддержки свыше. Всякая добродетель заключает в себе две составляющие: наше собственное понуждение и Божественную благодать. Такое соединение двух действий, человеческого и Божественного, древние православные богословы назвали синергией, то есть содействием. И если мы должны изо всех сил себя понуждать, то в то же время должны просить помощи у Бога, потому что своими только силами мы не можем сами себе помочь, нам необходимо Божественное содействие, которое приходит только к смиренным. Если нет смирения, то как ты ни молись, как ни ищи благодати — ты ее не найдешь. Благодать приходит не ради уединения, не ради исполнения большого молитвенного правила, не ради чего-то другого, но единственно ради смирения. Если мы уединяемся, строго постимся и совершаем другие подвиги, то все это делается только ради смирения. Приобретя смирение, мы можем получить свыше Божественную помощь, и тогда наша добродетель одухотворится и наполнится внутренней силой.
Смирение — одна из важнейших добродетелей в деле спасения. Другое дело, что его нельзя приобрести, так сказать, одним мечтанием, одним только понуждением себя именно к этой добродетели без понуждения ко всем прочим. В то же самое время, стараясь исполнить все то, что нам заповедал Спаситель в Евангелии, мы должны всегда помнить о смирении, потому что только тогда мы получим помощь свыше. Когда в нас ослабевает усердие к приобретению этой добродетели, нам нужно напоминать себе о тех ужасных мучениях, тех невыносимых бесконечных страданиях, которые ожидают в будущей жизни людей нераскаявшихся и о которых свидетельствует страх самих демонов перед адской бездной.
Вспоминая эпизод, переданный в сегодняшнем евангельском чтении, будем сами себя подбадривать, устрашать и укорять примером демонов. Это не значит, конечно, что мы должны им подражать, но поскольку мы видим, что демоны, которым хорошо известны адские муки, сами боятся их, то и мы должны устрашиться мучений, ожидающих в будущей жизни и духовных существ, и нас самих, людей падших, если мы не покаемся. Аминь.

4 июля 1999 года

О действии в нас страстей

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении говорится об исцелении двух бесноватых. Прежде всего мы должны, конечно же, изумиться Божественной силе Всемогущего Господа нашего Иисуса Христа, исцелившего этих двух безумных людей, одержимых демонами до такой степени, что они лишились рассудка. Но кроме того действительные события и совершенные Господом чудеса, описанные в Евангелии, имеют такую силу, что прообразуют собой нашу внутреннюю жизнь, и мы безо всякой натяжки можем уподобить их тому, что происходит у нас в душе. Конечно, беснование и одержимость человека страстями — понятия разные, если рассматривать их в прямом значении. Страстность — это состояние, при котором те же самые демоны овладевают человеком при помощи своих внушений, входя в него не самим своим существом, как это бывает при бесновании, а своими действиями, непостижимыми для нас, но по их результату вполне очевидными. Демоны влияют на человека так, что делают его еще более невменяемым, чем даже при настоящем, действительном бесновании. Представим себе человека, опьяненного алкоголем, не владеющего собой, совершающего безумные поступки. Иногда в этом страшном состоянии, как известно, люди даже убивают своих близких, а потом, придя в себя, ужасаются от того, что они совершили. То же самое происходит с человеком под действием любой другой страсти. Иногда опьянение страстью, грехом длится не несколько часов или день, как это бывает с тем, кто находится под сильным действием алкоголя, но многие дни, месяцы и годы, и человек совершенно не понимает, что он делает. Здесь нет преувеличения. Сребролюбивый готов по страсти, ради наживы даже пойти на убийство, что мы сейчас, к сожалению и ужасу своему, часто видим. Развращенный человек не останавливается ни перед чем и, как безумный, ищет возможности бесконечно удовлетворять свое сладострастие, хотя сама плоть его уже не выдерживает такого образа жизни. Можно было бы привести, наверное, бесчисленное множество примеров того, как люди под действием страстей ведут себя еще более безумно, чем настоящие бесноватые.
Мы можем смело провести аналогию и увидеть в двух евангельских бесноватых самих себя: мы подобно им не владеем собой, страсти делают нас такими свирепыми, что порой с нами и общаться никто не хочет и даже близкие нас избегают. Не буду говорить о людях, в которых какая-нибудь страсть действует особенно сильно, а приведу обыкновенный пример. Мы знаем, что у наших близких друзей, с которыми мы постоянно общаемся, есть какие-либо слабости. Допустим, один из них не терпит никакого прекословия, когда разговор заходит на определенную тему. Ради дружбы мы стараемся избегать этой темы, и если нечаянно коснемся ее, то сразу умолкаем, снисходя к своему другу, желая избежать ссоры. Именно это можно сравнить с тем состоянием, которое описано в сегодняшнем евангельском чтении. Когда Господь наш Иисус Христос «прибыл на другой берег в страну Гергесинскую, Его встретили два бесноватые, вышедшие из гробов, весьма свирепые, так что никто не смел проходить тем путем» (ст. 28). Эта самая «свирепость», или, как сказано по-славянски, «лютость», и заставляет нас обходить острые углы в общении друг с другом. Наши друзья, хотя мы этого и не замечаем, также проявляют снисходительность к нам, избегают общения с нами, когда, может быть и не понимая нашего состояния, и не умея объяснить его, по опыту чувствуют, что с нами что-то происходит, и стараются не задевать там, где проявляются какие-то наши страсти, доставляющие и им неприятности. Вот это и есть внутренняя свирепость каждого страстного человека.
О бесноватых сказано, что они вышли из гробов, по-славянски «от гроб исходяща». Это также можно отнести к нашему душевному состоянию, ибо мы, одержимые страстями и от действия их как бы бесноватые, живем в неком духовном омертвении, словно в гробовых пещерах. Мы как мертвые, потому что в нас нет ничего живого, духовного, у нас нет никаких добродетелей, мы пустые и постоянно испытываем в душе своей сухость. «И вот, они закричали: что тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас» (ст. 29). Так и мы чувствуем, что с нами происходит нечто странное, когда люди, которым мы вверили себя для спасения своей души, понуждают нас к жизни по Евангелию либо мы сами понуждаем себя бороться со страстями, отсекать греховные помыслы и таким образом исполнять заповеди. От этого, казалось бы, благого дела, понуждения себя к жизни по Евангелию, от приближения к нам Господа Иисуса Христа, Сына Божия, в Его заповедях — мы испытываем мучение. Нашу душу, а иногда даже и плоть, охватывает невыносимая мука, и хотя мы не смеем сами сказать так, но чувства наши говорят: «Пришел Ты сюда прежде времени мучить нас». Понуждение себя к жизни по Евангелию или исполнение той или иной евангельской добродетели кажется нам преждевременным, мучительным и ненужным. Но на самом деле из дальнейшего евангельского повествования мы можем понять, что это не мы сами кричим и возмущаемся тем, что нас как будто истязают понуждением к исполнению Евангелия, а вопиют наши страсти, которые не терпят приближения Спасителя. Они стараются скрыться и обманывают нас самих таким образом, чтобы мы подумали, что все это не есть действие бесовское в нас, но так ведет себя само наше естество, мы сами, иначе говоря, наша сущность, личность противится и мучается от приближения к нам благодати Божией в учении Христовом, в учении евангельском. Когда мучение становится для нас невыносимым, мы желаем, чтобы нас освободили от этого бремени, чтобы нам позволили вести образ жизни свободный, животный. Я сказал так потому, что любые страсти, даже гордость, как говорят отцы, есть страсти плотские, дух же по природе своей подобен Богу. Когда человек увлекается жизнью телесной, плотской, тогда в нем возникают все страсти. Вот почему и гордость можно совершенно справедливо назвать страстью плотской. Когда мы ищем «свободы», мы тоже уподобляемся евангельским бесноватым и находящимся в них демонам.
«Вдали же от них паслось большое стадо свиней. И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней» (ст. 30-31). Когда мы чувствуем, что не можем вести строгий, евангельский образ жизни, что это для нас мучительно трудно, невыносимо тяжело, то мы хотим «свободы», хотим, как сказано здесь в Евангелии, свинской жизни, но это невозможно, потому что за обретением этой как будто бы свободы следует наша гибель. «И Он сказал им: идите. И они, выйдя, пошли в стадо свиное. И вот, всё стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде» (ст. 32). Тому, кто по немощи своей вел когда-то греховный образ жизни, но потом пришел ко Христу, все прощается. Но тот, кто, уже придя ко Христу, отвращается от Него и ищет скотской свободы, безусловно, погибнет, подобно этому стаду свиней. «Пастухи же побежали и, придя в город, рассказали обо всем, и о том, что было с бесноватыми. И вот, весь город вышел навстречу Иисусу; и, увидев Его, просили, чтобы Он отошел от пределов их» (ст. 33-34). Здесь мы видим уже не приточный, а действительный пример того, как люди, одержимые страстями, повели себя еще хуже, чем бесноватые. Даже демоны из уст бесноватых просили только о том, чтобы им позволили войти в стадо свиное, а эти люди дерзают просить Спасителя уйти от них. В изложении евангелиста Матфея опущен один момент, о котором упоминают другие евангелисты. Из их повествований известно, что люди, увидевшие бесноватых исцеленными, весьма удивлялись, потому что те, которые только что кричали: «Зачем Ты прежде времени пришел мучить нас?», — теперь сидели у Его ног и не хотели с Ним разлучиться. Только по Его приказанию они пошли в город и стали проповедовать о сотворенном с ними чуде, о милости Божией, чтобы учение Господа Иисуса Христа и слава Его распространялись и там, несмотря на упрямство и противление жителей.
Два человека стали учениками Спасителя, а весь город воспротивился, можно сказать, возненавидел Господа и пожелал Его удаления (см. Мк.5:15-20; Лк 8,34-39).
Поэтому мы, когда в нас происходит внутренняя борьба, не должны смотреть на большинство, не должны оглядываться на всех. Заблуждающихся людей так много, что можно считать, что это почти все люди. Недаром и святые отцы, и само Евангелие противопоставляют истинно верующим весь мир, то есть совокупность всех людей, — вот как много заблуждающихся! О спасающихся же Господь говорит: «Не бойся, малое стадо!» (Лк.12:32). Итак, мы не должны следовать за всеми, не должны думать, что, живя как все, мы можем спастись, потому что мир, пусть не так явно и откровенно, как гадаринские жители, но, тем не менее, изгоняет Господа Иисуса Христа, не желая слышать Его проповеди, не желая исцелиться и очиститься, желая спокойно пребывать в своем греховном состоянии. Противопоставление, сделанное в Евангелии, весьма характерно и для нашей жизни. Это противопоставление немногих исцеленных и очень многих, либо совершенно и откровенно не желающих принять учение Спасителя, то есть неверующих, либо верующих формально, но не имеющих желания жить по Евангелию. И мы, находясь в меньшинстве, не должны удивляться и смущаться тем, что раньше, когда мы были как все, нам было покойно и хорошо, нас не бороли страсти, не изнуряли всевозможные скорби и искушения, потому что, пребывая с Господом, несмотря на мучения, которые доставляет нам понуждение себя к христоподобной жизни, мы имеем надежду на исцеление и обязательно исцелимся, если претерпим до конца. Если мы уйдем от Спасителя, ища скотоподобной свободы, то погибнем в море греха, подобно тем свиньям; если изберем как будто бы приличный и обыкновенный образ жизни, то, несмотря на внешнее спокойствие и благообразность, удалим себя от Иисуса Христа и спасение наше станет почти невозможным.
Конечно, в Евангелии описаны действительные события, и уподобление их нашей внутренней, нравственной жизни нисколько не должно умалять силу и значение прямого, буквального смысла повествования Евангелия. Наоборот, нам нужно, взирая на это чудо исцеления двух бесноватых, понимать и помнить, что Господь наш Иисус Христос,
Всемогущий Господь, исцеливший двух бесноватых, живших в гробах, таких лютых, что никто не мог пройти тем путем, может и нас исцелить — какими бы мы ни были страстными, какими бы мы ни были погибшими и каким бы затруднительным ни казалось нам наше душевное очищение. Но для этого нам нужно прибегнуть к Господу, подобно евангельским бесноватым, и не отходить от Него, несмотря на мучительную борьбу. Тогда Господь сотворит с нами подобное чудо и хотя не в одно мгновение, но все же очистит и освободит нас от действия страстей, которые, по учению святых отцов, суть демоны. Очищенные и свободные, мы будем готовы к истинному служению Богу и радостному, сопровождаемому надеждой переходу в вечную жизнь. Аминь.

23 июля 2000 года

О том, что страстность подобна беснованию

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Нам кажется, что мы уже бесчисленное множество раз слышали и читали Божественное Евангелие. Некоторые теплохладные христиане даже говорят, что так как они прочли Евангелие несколько раз, то уже не найдут в нем ничего неожиданного для себя, и потому считают за лучшее почитать какую-нибудь святоотеческую душеполезную книгу или, может быть, даже и светскую, но приносящую конкретную пользу. Такое отношение к Евангелию неправильно, оно обнаруживает холодное душевное состояние человека.
По словам Екклесиаста, «не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием» (Еккл.1:8), потому что действительность, которая нас окружает, никогда не может быть полностью познана человеческим разумом. Даже какой-то отдельный предмет человек не способен познать до конца, поскольку это превышает ограниченные возможности его ума. Но если окружающий нас видимый, вещественный мир непознаваем, бесконечно интересен и привлекателен и навсегда останется загадкой и тайной для каждого человека, то тем паче таков мир Священного Писания — Божественное Откровение. Конечно, внешне книги Священного Писания похожи на все остальные книги, которые написаны усилиями человеческого ума и которые могут даже содержать в себе какую-то прелесть или заблуждение. Однако по сути Священное Писание бесконечно отличается от них, потому что содержит в себе непреложную истину и открывает нам мир горний, невидимый. Действительно, читая повествования, казалось бы, даже о простейших человеческих поступках Спасителя, мы видим за ними Божественную тайну, приоткрывающийся горний мир. Если видимый мир до конца никогда не может быть познан, то тем паче мир духовный, который для нас привлекателен, загадочен и таинствен в хорошем смысле этого слова, — Царство Небесное, пока что только приоткрывшееся на земле после пришествия в мир Христа Спасителя.
Размышляя над Евангелием, мы вновь и вновь открываем для себя что-то полезное и новое. Священное Писание называется Откровением не потому только, что оно когда-то было нам дано — открыто, но и потому, что при чтении, соединенном с благоговением, верой и вниманием, оно каждый раз становится для нас личным откровением. Это не значит, конечно, что мы имеем право произвольно толковать Священное Писание, но когда мы, читая в Евангелии о каких-либо вещах, как будто бы давным-давно известных и понятных, переживаем их так глубоко, что они доходят до нашего сердца и потрясают нас, то это и есть правильное восприятие Евангелия.
Сегодняшнее евангельское чтение тоже хорошо нам знакомо, в особенности тем из нас, кто, как положено, посещает храм Божий каждый воскресный день и несколько раз в году слышит это повествование, так как оно содержится в Евангелии от Матфея, от Марка и от Луки. Но мы постараемся почерпнуть из него и новый урок для себя, хотя не пренебрежем и старыми известными и полезными истинами, потому что напоминание о них всегда хорошо.
«И когда Он прибыл на другой берег в страну Гергесинскую, Его встретили два бесноватые, вышедшие из гробов, весьма свирепые (по-славянски «люта зело». — Игум. А.), так что никто не смел проходить тем путем» (ст. 28). Всем, конечно, известно, что такое беснование. Это страшное состояние, при котором человек находится под властью нечистого духа. Демон проникает в человека и живет в нем, как в неком сосуде, овладевая его волей и сознанием в большей или меньшей степени, в зависимости от попущения Божия или от греховности самого человека. Бесноватые, о которых говорит Евангелие, были так подвержены власти демонов, что демоны пользовались их телами как своим орудием и говорили их голосом, как бы от их лица.
«Весьма свирепые («люта зело». — Игум. А.), так что никто не смел проходті тем путем» — это тоже очень важное обстоятельство, на которое нужно обратить внимание, чтобы правильнее оценить дальнейшие поступки гадаринских, или гергесинских, жителей. Мы видим, что эти люди, которые впоследствии стали умолять Господа отойти от их пределов, сами страдали от бесноватых, потому что боялись ходить мимо того места, где они жили. Самый вид бесноватых был страшен и ужасен: обнаженные, грязные, с всклокоченными волосами, свежими следами крови и запекшимися язвами, потому что, как говорят другие евангелисты, бесноватые бились о камни (см. Мк.5:5; Лк.8:27).
Нужно еще обратить внимание на то, что евангелист Матфей говорит о двух бесноватых, а евангелисты Марк и Лука об одном. Почему такое разногласие? Толкователи Священного Писания считают, что один из бесноватых был сравнительно безвредным, свирепость же другого превосходила всякую меру, и потому о первом евангелисты Марк и Лука умалчивают.
«И вот, они закричали: что Тебе до нас, Иисус, Сью Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас» (ст. 29). Может быть, те, которые услышали эти слова бесноватых, подумали, что они по собственной воле высказывают свои мысли, а не бесы говорят их устами. И, вероятно, только тогда присутствующие там вполне осознали, что слова эти исходили от демонов, когда Господь Иисус Христос спросил имя бесноватого и услышал в ответ: «Легион имя мне, потому что нас много», о чем повествуют евангелисты Марк и Лука (см. Мк.5:9; Лк.8:30).
Конечно, беснование и страстность — это совершенно разные явления, но в них есть и нечто общее. Человек, подверженный действию любых страстей, тоже находится под властью демонов. Он не думает о борьбе со страстями, не противится им, полагая, что таким образом просто исполняет свои желания. К сожалению, иногда такой человек, обладая здравым умом, по демонскому внушению творит гораздо большее зло, чем человек безумный, то есть бесноватый в точном смысле этого слова. Святые отцы говорят, что страсти суть демоны. Содержание понятия «страсть» этим не исчерпывается, в данном случае речь идет о внешней стороне этого явления — о том, что демоны внушают нам те или иные соблазнительные помыслы и желания. Внутренняя же сторона состоит в том, что само наше естество предрасположено к принятию тех или иных греховных помыслов. Итак, страсти суть демоны, а человек, поддавшийся их действию, иногда бывает чрезвычайно похож на бесноватого. Он совершает, по существу, безумные поступки, но, в отличие от действительно безумного человека, основательно продумывает, как добиться результата и достигнуть своей цели, поэтому и зло, исходящее от него, бывает гораздо более опасным. Когда такой страстный человек чувствует упреки совести (например, получает какое-то внушение свыше или вразумление от благочестивого, нравственного человека или при чтении Священного Писания что-то затрагивает его совесть и разум), то у него возникает такая же реакция, как у описанных в Евангелии бесноватых, — негодование и сопротивление. Может быть, оно не выражается так же отчетливо и кратко, как в Евангелии переданы слова этих бесноватых, но по своему содержанию совпадает с этими словами: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас». Всякое стеснение нашей страстности, даже мысленный упрек совести, воспринимается нами как мучение, не дающее нам удовлетворить свои страсти. Мы считаем, что это мучение неожиданно и преждевременно. Часто можно наблюдать нечто подобное на примере детей: они приходят в ужас и негодование, если родители ограничивают их явно греховное или даже опасное для их здоровья, а иногда и для жизни, поведение.
Еще один важный момент: демонам свойственно глубочайшее отчаяние, отчаяние сознательное, отчаяние при полном понимании истины. «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий?» — говорят они, почувствовав, как существа духовные, что перед ними не просто человек, например пророк, но Сам Сын Божий. Они говорят, что Господь пришел «прежде времени», потому что знают о Втором, страшном, пришествии, когда они будут наказаны и осуждены за свое противление Богу. Но, несмотря на это, у них нет никакого покаяния, никакого желания измениться, и это не потому, как думают некоторые, что они не могут, у них такая природа. Ведь и сама их природа есть результат действия их свободной воли. Согрешив один раз, они уже не могут измениться, потому что не хотят этого — однажды сознательно выбрав зло, демоны постоянно следуют ему произвольно. Зная обо всем, что их ждет, они, тем не менее, продолжают пребывать в своем противлении Богу, в своей страстности. Они не просто сами страстны, но и являются изобретателями всех страстей, прежде всего гордости, но в том числе и плотских страстей, которые сами они удовлетворить не в состоянии.
Такое чувство сознательного противления благу, добру, нравственности и истине, к сожалению, присутствует и в страстных людях — не только неверующих, но и христианах. Хотя совесть заставляет христианина отказаться от какого-либо греховного поступка или мысли, от греховного образа жизни, хотя он и осознает, что за это будет подвергнут мучению после Страшного Суда, и страшится этого, но в то же самое время он желает удовлетворить свои страсти, как бы он их ни называл — естественными потребностями, жизненной необходимостью или невинной слабостью. А иногда человек вполне осознает, что это явный грех, но, воспринимая упреки своей совести как муку, он не желает, чтобы Господь мучил его сейчас, прежде времени, прежде Страшного Суда, и приходит в страшное негодование и в отчаянии говорит: «Пусть лучше потом меня Господь накажет, зато сейчас я буду наслаждаться». «Зачем Ты пришел прежде времени мучить меня?» — спрашивает он у Господа, действующего через его совесть или через вразумления от окружающих людей.
«Вдали же от них паслось большое стадо свиней. И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней» (ст. 30-31). Здесь также можно провести аналогию между страстными и бесноватыми людьми, между происшествием, описанным в Евангелии, и внутренним состоянием грешника. Демоны испытывают влечение к нечистой жизни, поэтому, увидев большое стадо свиней, они захотели войти хотя бы в него, раз Господь изгоняет их из человека. В отношении же страстных людей можно понимать это так: подверженные страстям, они хотят грешить, сохраняя при этом некую разумную свободу, по крайней мере, человеческий облик. Когда же это не удается, потому что Промысл Божий препятствует грешнику сохранять видимость человеческого достоинства и одновременно противиться Богу своими греховными страстями, тогда человек готов даже на свинское низменное существование без всяких приличий.
Он согласен потерять даже внешний человеческий облик, лишь бы только не возвращаться через покаяние и очищение совести к нравственному поведению.
«И Он сказал им: идите. И они, выйдя, пошли в стадо свиное» (ст. 32). Спаситель как бы пожалел демонов, но сделал это, скорее, для того, чтобы всем показать, что низкая, греховная, свинская жизнь в конечном счете не принесет человеку никакого утешения, мира или удовольствия, но кончится гибелью. Невозможно, чтобы человек сознательно пребывал в греховном состоянии и в итоге не был бы за это наказан. «И они, выйдя, пошли в стадо свиное. И вот, всё стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде» (ст. 32). Поддавшись своим страстям, человек начинает с ожесточением противиться Евангелию, которое звучит для него, можно сказать, отовсюду. Наша совесть, которая есть голос Божий, — это то же самое Евангелие, звучащее внутри нас. Когда же какой-то человек, может быть даже неверующий, говорит нам о предметах нравственных, то он является посланником Божиим, пусть даже он действует несознательно. Если мы будем по собственной воле упорно противиться Евангелию, подобно демонам, живущим в бесноватых, то и нас ждет такой же печальный конец — мы погибнем так же бесславно, как свиньи в Геннисаретском озере.
«Пастухи же побежали и, придя в город, рассказали обо всем, и о том, что было с бесноватыми. И вот, весь город вышел навстречу Иисусу» (ст. 33-34). Мы переходим к другой части повествования, в которой говорится уже о поведении жителей тех мест. Выше было сказано, что никто из них не мог пройти мимо жилища бесноватых, все старались обходить вокруг, чтобы не подвергать себя опасности. Значит, избавившись от такой напасти, люди должны были бы обрадоваться своему спасению и успокоиться. Тем более что бесноватые представляли действительно необыкновенную опасность для гадаринских жителей. Из подробностей, сообщенных нам евангелистами Марком и Лукой, мы знаем о чрезвычайной свирепости, по крайней мере, одного из бесноватых. Нечистый дух возымел над ним такое страшное действие, что бесноватый мог рвать цепи: «Его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни» (Лк.8:29). Обыкновенный человек не может разорвать цепь, значит, в бесноватом действовала сила сверхчеловеческая. Ведь демоны даже в отношении физической силы, конечно, гораздо более могущественны, чем обыкновенный, пусть и сильный, человек. Когда Антония Великого избили демоны, то братья спросили его, насколько сильным было это искушение. Он ответил, что демоны бьют больнее, чем люди. Конечно, не дай Бог никому из нас испытать эту разницу, но вот Своим святым избранникам Господь иногда попускает нападение демонов как особое испытание, и по их опыту мы знаем, что это намного страшнее нападения людей. Поэтому гадаринские жители должны были бы радоваться, что спасены от столь великой опасности, но вместе со страхом за свою жизнь, от которого Спаситель их избавил, в них действовала страсть корыстолюбия. Потеряв стадо свиней, они тем самым лишились своего имущества и обратились к Господу с необыкновенной просьбой, «чтобы Он отошел от пределов их» (ст. 34). По-славянски это звучит более емко: гадаринские жители «молиша» Господа. Получается, что и бесы, и гадаринские жители обращались к Нему с мольбой, умоляли. Что такое по сути молитва, как не обращение к Богу, как не просьба? Мы и друг к другу иногда обращаемся с такими словами: «Я умоляю тебя сделать то-то». Демоны, умоляя Господа Иисуса Христа, называли Его Сыном Божиим, и гадаринские жители также должны были увидеть в необыкновенном чуде исцеления бесноватого нечто сверхъестественное. Непонятно, конечно, осознавали ли они до конца, Кто перед ними, или нет, но догадываться об этом они могли, а потому так обратились к Господу с просьбой, то есть молились.
И демоны молились, и гадаринские жители молились, но о чем они просили в своих молитвах? Об одном и том же — чтобы Господь удалился от них. Демоны сначала закричали: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас», потом просили послать их в стадо свиней. Находясь в свином стаде, которое, как сказано, паслось «вдали», демоны не только в отношении образа жизни отдалились от Господа, но и в прямом смысле слова отдалились в пространстве. Так же и гадаринские жители просили Господа удалиться, уйти. Можно и здесь провести аналогию с нашей жизнью: мы часто просим о том, чтобы нас оставили в покое, не заставляли отказываться от греховной жизни, которая уподобляет нас бесноватым, или о том, чтобы нас не лишали какой-то земной корысти. В такой ситуации мы начинаем искренне молиться, потому что не хотим отказаться от своих страстей, например, когда нас принуждают, как в случае с бесноватыми, укротить свой гнев или ярость, заставляют, как гадаринских жителей, отречься от сребролюбия. Мы молимся не о том, чтобы следовать воле Божией и исполнять заповеди, а о том, чтобы Господь избавил нас от испытания и оставил в прежнем, уже привычном для нас бесовском, свинском состоянии.
На примере гадаринских жителей становится ясно, что страстность еще хуже, чем беснование, потому что бесноватые исцелились: одетые, они тихо сидели у ног Спасителя, что и поразило пришедших, как говорят об этом евангелисты Марк и Лука (см. Мк.5:15; Лк.8:35). А вот гадаринские жители, наоборот, испугались и одновременно пришли в негодование, стали испытывать гневные, неприязненные чувства к Спасителю из-за того, что Он лишил их стада свиней. Вот пример того, что страстность может принести больше вреда, чем откровенное безумие.
Господь никому не навязывает Своей благодати и Своего присутствия, не вторгается насильно в душу и в жизнь человека, хотя любит каждого и снисходит ко всем. Так же и в этой ситуации: Господь не разгневался на гадаринских жителей за их оскорбительную и унизительную для Него просьбу. Он мирно отошел от этих упорных грешников, а исцеленного бесноватого послал в Десятиградие проповедовать чудо, произошедшее с ним. Поэтому и мы должны быть чрезвычайно осторожны в отношении своей внутренний жизни. Нужно бояться того, что своими неразумными молитвами, своим противлением благости Божией и собственной совести мы можем отдалить от себя Господа Иисуса Христа. Это происходит тогда, когда мы хотим спокойно жить в прежних грехах и страстях, а всякую попытку изменить нас воспринимаем как невыносимую муку. Зачем нам уподобляться демонам в их упорстве и ужасном отчаянии? В нашей власти, конечно с помощью Божией, избавиться от страха перед будущими мучениями, ведь мы сами произвольно делаем их для себя неминуемыми. Не следует нам предаваться отчаянию и лукаво прикрывать этим собственную леность, нерадение и любовь ко греху.
Когда в нас появляются подобные чувства и мысли, то мы должны осознавать, что это не мы так думаем, но, подобно тому как устами бесноватого говорили демоны, страсти говорят и действуют через наши чувства. Поэтому нужно следить за собой и отделять действие страстей от нашего естества, которое Бог сотворил прекрасным. В таком подвиге, в борьбе с помыслами, со страстями мы должны совершать свое спасение. Господь может исцелить нас, даже если мы находимся в таком страшном состоянии, как гадаринские бесноватые. Однако если мы будем умолять Его отойти от нас, то Он отойдет по той единственной причине, что на протяжении всей жизни человека Он оставляет его свободным и потому богоподобным существом. Аминь.

28 июля 2002 года

Неделя 6-я по Пятидесятнице

(Мф., 29 зач., IХ, 1-8)

Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город. И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои. При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует. Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой. И он встал, взял постель свою и пошел в дом свой. Народ же, видев это, удивился и прославил Бога, давшего такую власть человекам.

Прощение грехов важнее телесного исцеления

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня за Божественной литургией мы слышали повествование о том, как Господь наш Иисус Христос исцелил расслабленного. «Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город» (ст. 1). Под городом здесь имеется в виду не Назарет, а Капернаум, в который Господь переселился с началом проповеди и время от времени возвращался туда, чтобы отдохнуть со Своими учениками. «И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (ст. 2). На современном языке расслабленный — это парализованный человек, который не владеет своими членами. При этой страшной болезни человек становится абсолютно беспомощным и полностью, даже в мелочах, зависит от людей, которые его окружают и за ним ухаживают. Самая малая небрежность, может быть и не замеченная ими, часто доставляет человеку тяжкую скорбь. Люди, которые принесли расслабленного, видимо, относились к нему с любовью (может быть, он был их родственником или другом) и желали ему всего самого лучшего. И вот они в надежде на то, что расслабленный получит исцеление, нашли возможность принести больного к уже прославившемуся Христу, Которого принимали за пророка. Они надеялись, по крайней мере, что услышат какое-то слово утешения от Этого необыкновенного Человека, Каковым уже почитали Господа Иисуса Христа. Можно предположить, что хотя в Евангелии сказано, что Спаситель увидел именно их веру, но и сам расслабленный также имел твердую веру. Если же точно следовать смыслу текста, то, надо думать, веровали только люди, принесшие его, а сам он либо не имел достаточной веры, либо и вовсе не верил. Вы знаете, что часто родственники какого-нибудь больного имеют большую веру, чем сам больной, и уговаривают его пойти в церковь, исповедаться, пособороваться или заказать молебен. Это всегда было свойственно людям, поэтому вполне вероятно, что расслабленный и в самом деле не имел веры. Однако ради тех людей, которые его принесли, Господь сказал ему: «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои». Я думаю, что это более правильная точка зрения: именно за веру людей, принесших расслабленного, а не за его собственную веру были произнесены эти слова.
«При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует» (ст. 3). Книжники — это люди, изучающие волю Божию по книгам Священного Писания, по Библии. В плохом смысле слова книжники — это люди, которые изучают волю Божию только теоретически, а не на опыте, не самой своей жизнью. Они, пытаясь запомнить те или иные изречения из Священного Писания, может быть, более или менее удачно применяют их в жизни и как будто бы обо всем имеют правильное понятие, а человека несведущего поражают своим многознанием. Это люди исключительно умственного склада, у которых мысль намного опережает дела. В Иудее их называли книжниками, в более позднее время, в Византии, — софистами, а в наше время — интеллигентами. Яне хочу сказать, что на любом интеллигенте, на любом «книжнике», занимающемся умственным трудом, сугубо теоретическим изучением чего-либо, заведомо можно поставить крест. Сам Спаситель говорит: «Вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников» (Мф.23:34). И мы знаем, что многие книжники угодили Богу, например, многие святые отцы-богословы, писавшие книги в защиту православных догматов, безусловно, были книжниками, людьми многоучеными. Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов, Максим Исповедник — это целый сонм книжников, угодивших Богу. Часто книжные знания соединялись в них и с духовными дарами: даром чудо-творения, прозорливости. Собственно слово «книжник» характеризует род деятельности, но поскольку книжники времен Спасителя в подавляющем своем большинстве были людьми исключительно умственного склада, которые только теоретически изучали волю Божию, а на деле ее не исполняли, то у нас и сложилось негативное представление о книжниках, а слово «книжник» стало означать почти то же самое, что фарисей.
И вот эти люди, судящие обо всем лишь теоретически, не имеющие истинного сердечного чувства, происходящего от духовного опыта, мысленно произнесли следующие слова: «Он богохульствует». Действительно, по книгам Священного Писания можно заключить, что прощать грехи силен один только Бог, и поэтому, если человек говорит: «Прощаются тебе грехи», то он восхищает себе власть Божию. Это вполне справедливо, потому что и мы, священники, когда прощаем грехи на исповеди, то делаем это не своей властью, а силой благодати Христовой, которая дарована нам в Таинстве Рукоположения, то есть делаем это от имени Господа Иисуса Христа. Теоретически взгляд книжников на исцеление расслабленного был совершенно справедлив, но так как у них не было сердечного чувства и духовного опыта, то они не увидели в Господе Иисусе Христе Того Самого, Кто только и имеет власть прощать грехи, то есть Сына Божия. О том, что Иисус есть Сын Божий, они могли бы догадаться по многим делам, которые Он уже совершил, и, по крайней мере, им не следовало так категорично судить, а нужно было задуматься и спокойно, трезво рассудить, почему Он сказал расслабленному: «Прощаются тебе грехи твои», имел ли Он на это право. Однако они не захотели или не смогли этого сделать по причине, которая открыта нам в следующих словах Евангелия: «Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших?» (ст. 4). По-славянски смысл выражен более глубоко: «Векую вы мыслите лукавая в сердцах своих?» Сказано не просто «плохое», но «лукавое», ибо выносить строгое суждение, не разобравшись, — это лукавство. Формально фарисеи были правы, но Господь как бы упрекает их: «Разберитесь, исследуйте возникший вопрос и потом только выносите суждение. Поспешное суждение обличает ваше лукавство, вы не хотите разобраться под предлогом того, что обладаете знанием Священного Писания, и осуждаете невиновного». Иисус видел тайные помышления книжников, и уже одно то, что Он обнаружил их сердечные мысли, свидетельствовало о том, что Он есть всеведущий Бог, Которому известно все происходящее в сердце человека. Мы знаем, что люди умственно развитые, каковыми, конечно же, в своем роде были и книжники, умеют вести себя так, чтобы скрывать свои чувства, поэтому когда книжники помыслили «лукавая в сердцах своих», то внешне, я думаю, они никак этого не обнаружили. Напротив, внешне они оказывали большое почтение к уже прославленному Учителю — Господу Иисусу Христу, поэтому обычный человек никак не мог бы догадаться об их внутреннем состоянии,
«Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи?» (ст. 4-5). Конечно же, с точки зрения книжников, легче сказать: «Прощаются тебе грехи», потому что многие люди, злоупотребляя тем, что духовные вещи невидимы, бросаются подобными выражениями или даже самими духовными понятиями. Они говорят, что главное — это внутреннее, духовное, но говорят так не потому, что для них это действительно является главным, а потому, что духовное, как они думают, никто не может увидеть и узнать. Однако они ошибаются, потому что увидеть то, что внутри человека, не может человек бездуховный, такой как фарисеи, а человек духовный может проникнуть в чужое сердце, может почувствовать или же заключить по поведению человека, что внутри он пустой. Да, действительно, главное — это духовное. Однако духовное всегда должно иметь и внешнее выражение. Человек, благоговеющий в сердце перед Богом, не может, например, вести себя развязно в церкви или перед какой-либо святыней. Желающий угодить Богу человек не может спокойно, без всякой на то причины нарушать посты. Человек, который любит Бога, не может не любить молитву, в том числе и внешнюю, не может пренебрегать исполнением того или иного правила или участием в богослужении, которое есть общественная молитва. Книжники же судили по себе, и потому когда услышали слова Господа: «Прощаются тебе грехи», то подумали: «Он сказал слова, которые ничего не значат, но дерзнул взять на Себя такую власть». Они не понимали того, что человек духовный никогда не дерзнет напрасно произнести такие слова, ему гораздо легче совершить какой-то внешний поступок, чем бросаться столь страшными в духовном отношении словами, ибо для него все духовное реально и действительно. Для книжников же это фантазия, потому что они не живут духовной жизнью и не знают ее.
У человека, имеющего опыт в той или иной области, складывается точное понятие о тех вещах, которые он опытно знает. У какого-нибудь ремесленника, допустим, есть точное представление о том, как сделать то или иное изделие, потому что он имеет опыт, хотя не всегда может объяснить это другим. Так же и в духовной жизни: для живущего ею все, что он говорит, — конкретно, и он никогда не скажет о духовном что-либо пустое. Книжники же и во времена Спасителя, и в наши времена рассуждают и пустословят о духовных вещах, не имея о них определенного, именно опытного знания. Основываясь на своем сугубо теоретическом знании, которое едва ли вообще можно назвать знанием, книжники и осудили Спасителя. Он же объяснил им: «С вашей точки зрения, сказать: «Встань и ходи» — тяжелее, а с Моей — гораздо легче, ибо для человека намного важнее прощение грехов, чем здоровье». Гораздо труднее даровать человеку внутреннее, духовное здоровье, так сказать, возобновить праведность его души и чистоту совести, чем дать ему телесное здоровье. Мы знаем, что есть искусные врачи, которые могут даже тяжелобольному человеку при помощи тех или иных средств возвратить здоровье, но где найти такого врача, который исцелит человека от грехов?
Итак, слова Спасителя могут быть восприняты двояко, это зависит от степени духовного развития человека. Для духовных людей проще сказать больному: «Встань и ходи», чем: «Прощаются тебе грехи». Для людей же бездуховных, каковыми и мы являемся, гораздо более удивительно слышать обращенное к больному: «Встань и ходи», чем: «Прощаются тебе грехи». Ведь для нас духовное мало что значит, мы почти ничего не знаем о нем, в том числе и о прощении грехов, очищении сердца и совести человека.
«Ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой» (ст. 5-6). Господь исцелил расслабленного не столько для него самого, сколько для того, чтобы вразумить книжников, потому что Его любовь распространялась и на них, хотя они из-за своего лицемерия и лукавства были ее недостойны. В то время, когда прозвучали слова Спасителя: «Прощаются тебе грехи твои», расслабленный, безусловно, почувствовал в своей душе необыкновенную перемену. Ведь и мы, обыкновенные православные христиане, услышав на исповеди разрешительную молитву от самого заурядного, ничем не выдающегося священника, чувствуем, что с нашего сердца как будто камень свалился. Можно себе представить, что испытывал этот больной человек, когда он услышал от Самого Господа Иисуса Христа о прощении своих грехов, — какие необыкновенные чистота, мир, покой и радость влились в душу этого человека. В состоянии такого внутреннего, духовного блаженства ему не нужно было ничего другого, он уже был готов терпеть расслабление до самой смерти, а может быть, даже прожить не одну, а две жизни в таком мучительном и непонятном для людей плотских, но понятном для людей духовных состоянии: в страданиях, но с внутренним блаженством и сердечной чистотой. Поэтому Спаситель не говорит: «Я исцеляю этого расслабленного человека ради него самого», но: «Чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи». Ради того Господь сотворил это чудо, чтобы уверились эти книжники, маловеры, эти «теоретики духовной жизни».
«Тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой. И он встал, взял постель свою и пошел в дом свой» (ст. 6-7). Расслабленного принесли на неком жестком ложе, которое по-славянски названо «одр», потому что иначе принести его было бы трудно. Человек, который еще мгновение назад не мог пошевелить своими членами, не только встал, но взял свой «одр» и пошел в свой дом, то есть не просто выздоровел, но совершенно окреп и стал полноценным, здоровым человеком. Приведу такой пример: допустим, человек сломал ногу и вынужден долгое время лежать в гипсе. Безусловно, члены его слабеют от бездействия, и ему потребуется много времени, чтобы мышцы его пришли в нормальное состояние. Если же представить себе, что из-за болезни человек будет лежать много лет, то по исцелении, совершенном обыкновенным врачом, безусловно, нужно будет постепенно приучать его к обычной жизнедеятельности, даже к тому, чтобы он мог смело ходить. А исцеленный Господом Иисусом Христом расслабленный в одно мгновение до такой степени окреп, что смог один взять свое ложе, то есть стал совершенно здоровым и крепким. Вот еще одно доказательство чудесности исцеления, потому что подобное невозможно при обычном, естественном ходе вещей.
«Народ же, видев это, удивился и прославил Бога, давшего такую власть человекам» (ст. 8). Народ присутствовал при необыкновенном споре между Господом Иисусом Христом, Человеком и Богом, Который стал родоначальником новой духовной жизни, и теми, которые были лишь «теоретиками» духовной жизни. Ведь духовная жизнь — это не абстракция, это жизнь христианина; жизнь без Христа не может быть духовной, хотя некоторые этого и не понимают. И вот, в то время как книжники приводили какие-то доказательства из книг, Господь привел необыкновенное доказательство — сотворил чудо. Однако народ, видя это, не сделал правильного вывода. Люди, бывшие свидетелями чудесного исцеления, не увидели в Господе Иисусе Христе Бога, увидели в Нем только Человека, получившего необыкновенную власть от Бога. Черствость иудеев того времени была такова, что они, даже видя необыкновенные чудеса, противились истине.
Какой же урок желает преподать нам Церковь, предлагая это евангельское чтение именно в воскресный день? Церковь напоминает нам, что все чудеса, которые сотворил Господь наш Иисус Христос, есть лишь доказательство того, что Он имеет власть прощать людям грехи, и прощение грехов гораздо важнее, чем телесное исцеление. Наступят времена, и, может быть, они уже наступили, когда будет происходить очень мало чудес. Чем ближе к концу веков, тем более гордыми и лукавыми становятся люди, маловерие умножается даже среди православных христиан, и поэтому чудеса становятся весьма редкими, они исчезнут вообще, но самое главное останется. Доколе существует Православная Церковь, а она будет существовать до кончины мира, в ней будут священники, которые прощают грехи от имени Господа Иисуса Христа. И нет на земле другого такого места, где бы человек мог душевно исцелиться и получить прощение грехов. Однако не будем забывать о том, что необходимо и наше собственное усилие, чтобы нам получить прощение грехов и душевное облегчение. Мы должны не только просить священника помолиться за нас во время молебна или Божественной литургии, во время Таинства Исповеди, но и сами должны умолять Того, Кто один имеет власть прощать грехи, — Господа Иисуса Христа, о том, чтобы Он помиловал нас, — и Он сотворит с нами чудо.
Когда человек молится Иисусовой молитвой, о которой я и хочу сказать, то порой на душе у него бывает сухо и молитва идет с трудом. Однако если он проявляет упорство, усердие и понуждает себя, то в конце концов у него наступает некоторый душевный перелом и он чувствует в душе просветление, какую-то тихость, покой, мир, тихую радость. Все это также является признаком того, что Господь Иисус Христос прощает нам наши грехи. Я бы сказал, что Таинство Исповеди есть некое завершение, венец покаяния, а не само покаяние. Мы должны всегда каяться, всегда просить Милосердного, Всемилостивого Господа Иисуса Христа даровать нам прощение грехов — тогда мы будем ощущать и от Таинств большую пользу, чем если бы мы не понуждали себя ко вседневному и, можно сказать, непрестанному покаянию. Вот об этом мы должны помнить.
Наше спасение совершается не только благодаря тем Таинствам и обрядам, которые существуют в Церкви, но и благодаря нашему собственному усердию и, главным образом, нашему покаянию. Господь Иисус Христос коснется всякого нерадивого, черствого и, может быть, осуетившегося человека, лишь бы тот проявил посильное для него усердие. Когда Господь приблизится к нам, и мы почувствуем в своей душе то, что почувствовал расслабленный, исцелимся от духовного расслабления и будем способны к исполнению добродетелей. Подобно тому как расслабленный смог взять свой одр и пойти домой, окрепнем и мы — всеми своими духовными членами — и сможем исполнять евангельские заповеди. Аминь.

14 июля 1996 года

О том, что нужно просить отпущения грехов

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Божественное Евангелие писалось святыми апостолами и евангелистами в первом столетии начиная приблизительно с 30-40-х годов и до конца века, когда было написано последнее Евангелие — от Иоанна. С того времени прошла почти одна тысяча девятьсот лет, на протяжении которых многие святые отцы истолковывали Евангелие: либо — отдельные его главы, притчи и изречения, либо — весь текст (как, например, блаженный Феофилакт Болгарский или другие толкователи, менее у нас известные). В новое время (в XIX — начале XX столетия) также предпринимались попытки истолкования Евангелия (речь идет, конечно же, только о православных толкователях). И тем не менее Святое Евангелие не перестанет быть актуальным, живым, действующим словом Божиим — актуальным в том смысле, что всякий человек, если в нем есть хоть сколько-то благодати, всегда с интересом будет читать его, узнавать новое и получать пользу. Иногда это новое представляет собой нечто как будто уже хорошо известное и умом понятое, но еще не проникшее в сердце, а иногда и действительно новую мысль. И в этом нет никакого противоречия святоотеческому Преданию, по той причине что церковные правила хотя и запрещают учить иначе, чем учили святые отцы, но запрещают именно в том смысле, что мы не должны выходить за определенные рамки. Если же мы позволяем своему уму внутри этих рамок действовать с какой-то свободой и принимать некоторые полезные, нужные именно нам мысли, то в этом нет ничего предосудительного.
В сегодняшнем евангельском чтении, казалось бы, тоже все уже известно, потому что вы его многократно слышали: оно повторяется каждый год в один из воскресных дней. И тем не менее в нем можно найти новую полезную для нас мысль. Господь наш Иисус Христос, «войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город. И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (ст. 1-2). По какой причине Господь наш Иисус Христос сказал эти слова расслабленному, парализованному человеку, которого принесли и, видимо, положили пред Его глазами? Он увидел веру людей, принесших расслабленного, и, наверное, веру его самого. Итак, прощение грехов подается по вере, а верующему человеку больше ничего и не нужно — для него самое главное и, можно сказать, единственно важное и ценное — это прощение грехов. Мудрые духовные люди даже ничего больше и не просят у Бога, кроме прощения грехов. Примером и доказательством этому служат слова Иисусовой молитвы, которой мы непрестанно молимся. Они не содержат в себе никакой иной просьбы, кроме как о помиловании и прощении грехов, ибо все остальное, как сказал Спаситель, подастся нам Господом, знающим наши нужды и прежде прошения нашего (см. Мф.6:8; 33). Если мы истинно верующие люди, то нам не следует ни просить, ни даже желать ничего другого, потому что только через покаяние, через прощение грехов мы и можем приобрести Царство Небесное, которое мы должны искать в первую очередь. Можно сказать, мы должны были бы вообще искать единственно Царствия Небесного, если бы были истинными верующими христианами.
«При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует» (ст. 3). Книжники, то есть люди, сведущие в законе, образованные, начитанные и, как бы мы сейчас сказали, интеллигентные, соблазнились словами Господа, потому что имели меньше веры, чем те простые люди, которые принесли парализованного человека. «Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой. И он встал, взял постель свою и пошел в дом свой» (ст. 4-7). Мы видим, что Господь Иисус Христос сотворил чудо для людей, которые были до такой степени неверующими, что утверждали, будто Он богохульствует. Верующим нужно было только прощение грехов, а чудо сотворено было именно для неверующих. Но не только для того, чтобы они приобрели веру, — главное, для того, чтобы они поняли, что «Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи» и, следовательно, обратились к покаянию и стали прибегать к Господу, желая получить у него единственно важное для человека — прощение грехов. Странный, казалось бы, вывод, ведь мы обычно считаем, что чудеса происходят по вере, а с умалением веры становятся невозможными, как и Спаситель говорит: «По вере вашей да будет вам» (Мф.9:29). Но, видимо, не всегда бывает так: чудеса происходят и ради неверия, а отсутствие чудес случается и по причине чрезвычайной веры. Понимая это, мы не должны искать чего-то сверхъестественного, потому что Господь всегда, даже когда мы находимся в скорбях, желает нам единственного истинного блага — очищения нашей души, прощения грехов, а через это — вечной блаженной жизни. Если же мы ждем чудес, ждем чего-то сверхъестественного, то нам нужно хорошо проанализировать себя: не происходит ли это с нами от нашего маловерия и непонимания того, что скорби, болезни или какие-либо другие тяжелые жизненные обстоятельства, которые нам приходится терпеть, на самом деле не имеют никакого существенного значения? Может быть, они являются на самом деле какими-то ничтожными, мелкими неприятностями, которые человек праведный и благочестивый не заметит, а мы преувеличиваем и воспринимаем как скорби?
Один священник рассказывал о себе, что во время Второй мировой войны, когда советские войска вошли в Сербию, он попал в советский лагерь и испытывал там тяжкие скорби: нес непосильный труд и прочее. Это было для него крайне тяжело, и к тому же он очень болезненно переживал разлуку со своей семьей, которая жила в Советском Союзе и о которой он много лет ничего не слышал, постоянно вспоминал о ней с тоской. Ему стали приходить навязчивые мысли о самоубийстве, и как-то ночью, когда он после таких тяжелых раздумий заснул, ему во сне явился преподобный Серафим Саровский и сказал: «Все, что ты терпишь невольно, я терпел добровольно. Тебе кажется, что на тебя возложен непосильный труд, а я всегда носил на себе сумку с камнями. Тебе кажется, что ты голодаешь, а я гораздо строже постился. Кроме того, Господь помилует тебя, и скоро придет известие о твоих родных», что и случилось впоследствии.
Итак, мы видим, что добровольные скорби, которые терпели преподобные отцы, намного превосходят наши невольные скорби. Отцы добровольно искали скорбей, древние мученики даже более того — искали не только скорбей, но и самой мучительной смерти ради Христа. Они желали того, чего мы больше всего боимся. Например, мы хотим, чтобы наши родные жили благополучно, чтобы у нас в семье всегда все было хорошо. А древние святые хотели, чтобы их родственники, если выражаться современным языком, испытывали тяжкие страдания. Вспомним, например, мученика Иакова Персянина, который, будучи христианином, служил при дворе персидского царя. Христианство в то время преследовалось, и поэтому когда случайно узнали о том, что он христианин, то из зависти донесли на него царю, который любил его. Иаков же или как-то несерьезно отнесся к сложившимся обстоятельствам, или испугался и отрекся от Христа. Когда его жена и мать узнали об этом, то написали ему: «Если ты не покаешься, то мы не хотим тебя знать, ты для нас никто. Мы от тебя отрекаемся, раз ты отрекся от Христа». Иаков, опомнившись, покаялся и стал вновь жить по-христиански, хотя открыто свою веру еще не исповедовал. Случилось, что он сопровождал царя во время охоты и несколько уединился в лесу, чтобы помолиться. Его увидели какие-то придворные, из зависти вновь донесли царю — и Иакова арестовали. Сначала его уговаривали отречься от Христа, потом стали пытать и наконец мучительно казнили, отсекая по одному все члены тела: пальцы рук, ног, сами руки и ноги по частям и под конец мечом отсекли голову. Когда он еще находился в темнице, то его мать и жена с другими христианами подбадривали его и молились за него.
Казалось бы, абсурдная картина: мы желаем своим родственникам добра любой ценой, добра в обычном человеческом представлении, и совсем не заботимся об их спасении, а святые люди желали своим родным спасения любой ценой, совершенно не думая о том, что они будут страдать, но даже считая эти страдания благом и заслугой перед Христом. Значит, истинные христиане ищут прощения грехов, а маловерные, которые не понимают, в чем состоит сущность христианства, ищут земных благ, а если естественным путем их получить невозможно, то они желают чудес. Если Господь все же и дает нам эти блага и совершает над нами чудеса, то делает это с той лишь целью, чтобы мы вернулись к самой главной и единственно важной мысли, необходимой нам для спасения: мы должны стремиться получить прощение грехов. Понуждая себя к совершенно бескорыстному покаянию, то есть не ожидая никаких благ, ни земных, ни даже духовных, а желая только одной милости Божией и прощения грехов, мы избираем самый мудрый путь. И тогда, действительно, про нас можно будет сказать так же, как про людей, принесших расслабленного, и про самого расслабленного: увидел Иисус веру их. Аминь.

19 июля 1998 года

О правильном понимании духовной жизни

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь Иисус Христос, «войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город. И вот, принесли к Нему расслабленного, положенного на постели» (ст. 1-2). Человек этот был столь болен, что его, как говорит евангелист Марк, «несли четверо» (Мк.2:3). Он был совершенно беспомощным и неспособным к самостоятельному передвижению.
«И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (ст. 2). Увидев веру самого расслабленного и веру тех людей, которые его принесли, Господь прощает больному его грехи. Ведь для верующего человека самое главное — это не земные блага, не здоровье, не попечение о чем-то телесном и суетном, а забота о своем внутреннем, нравственном состоянии, стремление к тому, чтобы получить от Бога прощение грехов, ибо нет такого человека, который жив будет и не согрешит. И святой апостол Иоанн Богослов пишет: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Ин.1:8-9), и потому всякий искренно верующий человек желает единственного, что необходимо для спасения его души, — прощения грехов. Даже самые великие праведники, даже преподобные и богоносные отцы, сподобившиеся бесстрастия и дара чу-дотворений, достигали такого состояния через покаяние. Однако и в этом состоянии человек, если, конечно, он истинный праведник, а не какой-то прельщенный, продолжает осознавать себя грешником и каяться. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что покаяние — это начало, середина и конец духовной жизни.
Видя искреннюю, неподдельную веру людей, пришедших к Нему за помощью, Господь Иисус Христос сказал им именно то, что могло их утешить и принести им истинную пользу. Даровав расслабленному прощение грехов, Он даровал утешение и людям, заботившимся о нем, потому что больной получил единственно важное для своего спасения.
«При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует» (ст. 3). У образованных, начитанных людей, которые приобрели свои знания только из книг, а 1 не из собственного опыта, часто складывается превратное мнение о духовной жизни. Даже когда они читают книги необходимые и полезные, они понимают их неправильно, потому что не имеют опытного познания духовных истин. Так и иудейские книжники, хотя и изучали книги Священного Писания, но не имели опыта, который бы соответствовал учению Писания, и потому понимали его превратно. Нечто подобное часто происходит с теми людьми, которые интересуются одной теорией не только в деле спасения души, но и в любом человеческом занятии. «Он богохульствует», — сказали в себе книжники, потому что превратно понимали происходящее на их глазах: им показалось, что Господь Иисус Христос дерзнул на то, что прилично только Единому Богу, — прощать грехи может только Бог. В этих дерзновенных словах Господа, в Его любви к ближнему книжники не увидели действия Божественной силы, а правильнее сказать, они не поняли, что от Господа исходит Божественная сила, что Он Сам как Бог является источником этой силы. Не заметили они и того, как изменился сам расслабленный, как на его лице и во всей внешности отразилось состояние внутреннего облегчения и радости. Не увидели они, что и близкие больного утешились словами Господа. Из всех этих видимых признаков книжники уже могли сделать вывод о том, что Господь отнюдь не богохульствует, но, наоборот, проявляет Свою Божественную силу, прославляет Своего Небесного Бога Отца, Который имеет любовь ко всем: и праведным, и грешным. Прославляет и Самого Себя как Бога. Подобно всякому человеку, увлеченному теорией, книжники были поглощены отвлеченными сведениями, почерпнутыми из книг, и не обращали внимания на реально происходящие события.
«Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших?» (ст. 4). Обличив помышления книжников, Господь Иисус Христос проявил Свое Божественное свойство всеведения — способность знать все, даже тайные помышления людей. Ведь иудеи «сказали сами в себе», то есть внутренне (может быть, при этом и переглянулись между собой), но произнести вслух: «Он богохульствует» они не посмели. А Тот, Кто знает тайные грехи человека, совершаемые в душе, в мыслях, Тот, несомненно, имеет власть и силу прощать грехи. «Иисус же, видя помышления их, сказал: для чего вы мыслите худое в сердцах ваших? ибо что легче сказать: прощаются тебе грехи, или сказать: встань и ходи?» (ст. 4-5). Люди недуховные полагают, что слова: «Прощаются тебе грехи», безусловно, сказать легче, потому что внутренняя жизнь им кажется невидимой, неощутимой. Она для них как бы нереальна, не имеет определенных границ и критериев, обладает некой эфемерностью, и о ней нельзя сказать ничего конкретного. Прощены грехи или нет, как будто бы никто не сможет проверить, а сказать парализованному человеку: «Встань и ходи» не решится тот, кто не имеет духовной силы.
«Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, -тогда говорит расслабленному: встань, возьми постель твою, и иди в дом твой» (ст. 6). Господь говорит так для того, чтобы преодолеть неверие этих людей и показать им, что Он — Сын Божий, Который стал Сыном Человеческим и имеет власть прощать грехи. «И он встал, взял постель свою и пошел в дом свой» (ст. 7). По-славянски сказано: «Возми твой одр», то есть не просто постель, а носилки. Человек, который только что был расслаблен и не способен самостоятельно передвигаться, которого вынуждены были нести четыре человека, не только исцелился, но совершенно окреп, так что поднял то ложе, на котором его принесли. Так Господь показал, что Тот, Кто может исцелять телесные болезни, имеет власть и прощать грехи. Нужно обратить внимание на то, что это знамение, это чудо было совершено для неверующих людей. И если Господь Иисус Христос простил больному грехи, потому что увидел веру его самого и его близких, то исцеление Он совершил, видя неверие книжников. При этом как вера, так и неверие внешне никак не проявились, ведь расслабленный не обращался к Господу с просьбой об исцелении, а книжники не упрекали Его вслух. Однако Господь увидел в сердцах одних людей веру, а в сердцах других — неверие. Потому прощение грехов нужно верующим людям, а чудеса — людям неверующим или маловерующим.
«Народ же, видев это, удивился и прославил Бога, давшего такую власть человекам» (ст. 8). Одни верят и ищут не чудес, а только прощения грехов, ибо только оно и необходимо людям, а другие могут поверить лишь тогда, когда увидят нечто необыкновенное. Не будем искать чудес, не будем искать внешнего подтверждения истинности нашего учения. Будем искать этого подтверждения только внутри себя, потому что очищение души и прощение грехов для истинного христианина столь же ощутимы и зримы, как и явное, видимое чудо. Духовная жизнь не есть нечто абстрактное и эфемерное, о чем нельзя сказать ничего определенного. Это ошибочное мнение неопытных и маловерных людей. Истинно верующий человек живет духовной жизнью и руководствуется своей верой. Он видит многочисленные и вполне определенные изменения, происходящие в нем как от действия благодати, которая очищает его от страстей или ослабляет их действие, так и от действия лукавого, который соблазняет его на тот или иной грех. Наша жизненная задача — сделать свою внутреннюю духовную жизнь вполне определенной, плодотворной, для того чтобы наше внутреннее, духовное расслабление исцелилось действием благодати Божией, чтобы мы стали людьми, которые уже не нуждаются в помощи посторонних людей, более здоровых духовно, и которые способны действовать самостоятельно.
Приблизившись к Господу, расслабленный по своей вере получил от Него возможность впредь передвигаться без посторонней помощи, а нам нужно стремиться к внутреннему исцелению, к тому, чтобы Господь простил нам наши грехи и мы смогли бы самостоятельно совершать дело Божие и жить по Евангелию Христову. Аминь.

11 июля 1999 года

Неделя 7-я по Пятидесятнице

(Мф., 33 зач., IX, 27-35)

Когда Иисус шел оттуда, за Ним следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, сын Давидов! Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их; и Иисус строго сказал им: смотрите, чтобы никто не узнал. А они, выйдя, разгласили о Нем по всей земле той. Когда же те выходили, то привели к Нему человека немого бесноватого. И когда бес был изгнан, немой стал говорить. И народ, удивляясь, говорил: никогда не бывало такого явления в Израиле. А фарисеи говорили: Он изгоняет бесов силою князя бесовского. И ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях.

Отчего Бог не избавляет людей от страданий?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
За Господом Иисусом Христом «следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, сын Давидов!» (ст. 27). Для нас эти слова, может быть, не представляют ничего особенного, потому что мы уже твердо знаем, что Иисус есть Мессия, то есть Христос и Сын Божий, но со стороны слепцов обращаться к Господу со словами «Сын Давидов» значило исповедовать действительность пришествия в мир Мессии, ожидаемого тогда всеми евреями. И, понимая, что эти люди уже обрели веру, которой еще не имел еврейский народ, за исключением немногих избранных, то есть апостолов, Господь обратил на них внимание.
«Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!» (ст. 28). Однако мало иметь веру, так сказать, догматическую, то есть верить в действительность воплощения и пришествия в мир Мессии, — нужно еще иметь веру и в то, что этот Мессия может сделать все, что Он пожелает. Например, мы, люди как будто бы искренне верующие, приняли и исповедуем догматы Святой Православной Церкви и пребываем внутри нее, ограждаемые этими догматами, то есть правильным, истинным учением о Боге и воплощении Сына Божия, но многие из нас не имеют веры жизненной и потому, прибегая ко Господу в молитве, не получают просимого в различных своих нуждах.
Святые отцы говорят, что есть вера, которую можно назвать догматической, и есть вера живая. Живая вера приобретается долгим подвигом и очищением сердца. Движимые такой верой, святые отцы творили многие чудеса, не своей силой, конечно же, а силой Божией, ибо они верили, что по их молитве — будь то просьба об исцелении от болезни, об избавлении, например, от засухи или иной какой-нибудь неприятности и скорби — сила Божия будет содействовать людям в тех или других ситуациях.
Когда Господь Иисус Христос услышал, что слепцы имеют правильную веру, то захотел испытать их, имеют ли они и веру живую, сердечную, иначе говоря, исповедуют ли они эту правую догматическую веру своим сердцем или только умом. Ведь то, что пребывает лишь в уме человека, что не проникло в его сердце и не укоренилось в нем, еще нельзя назвать истинным убеждением. Слепцы ответили просто: «Ей, Господи!», то есть: «Да, Господи, мы имеем веру!», — и тогда Господь Иисус Христос «коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам» (ст. 29). Если бы у слепцов не было настоящей, сердечной, жизненной веры, которая укоренилась уже в их сердцах и стала их глубочайшим, искреннейшим убеждением, тогда слова Господа Иисуса Христа: «По вере вашей да будет вам», так сказать, прилюдно опозорили бы их, потому что обнаружилось бы, что они не имеют настоящей веры. Но произошло иначе: «И открылись глаза их; и Иисус строго сказал им: смотрите, чтобы никто не узнал» (ст. 30) — выяснилось, что они на самом деле верят так, как говорили.
В нашей жизни чаще всего бывает совершенно противоположное: когда мы молимся Господу, чтобы Он избавил нас от какой-либо нужды или скорби, мы не получаем просимого, будь то душевная скорбь от борьбы с грехом или какие-то жизненные трудности, ведь мы люди, облеченные плотью, и нуждаемся также и в телесном благополучии.
Можно сказать, что слова Господа: «По вере вашей да будет вам» — обращены и к нам, следовательно, мы ничего не получаем потому, что верим только умом, наша вера не доходит до нашего сердца и не укореняется в нем. Вера еще не превратилась в наш внутренний стержень, не стала для нас самым важным, самым необходимым, попросту говоря, не стала нашей жизнью. Наша внешняя и внутренняя жизнь протекает сама по себе, а вера занимает в ней только некоторую малую часть. И вот, поскольку мы не имеем этой добродетели — сердечной веры, то и не получаем от Бога почти ничего, о чем просим.
«И открылись глаза их; и Иисус строго сказал им: смотрите, чтобы никто не узнал. А они, выйдя, разгласили о Нем по всей земле той» (ст. 30-31). Не нужно думать, что слепцы ослушались Господа и согрешили. Господь Иисус Христос, будучи человеком совершенным в отношении исполнения всех добродетелей, повел себя смиренно и нам дал пример смирения, можно сказать, скромности. Речь, конечно, не идет о том, что Он поступил так специально для нас, но вся жизнь Спасителя является для нас примером, ибо он естественно совершал все те добродетели, которые необходимо творить и нам. Глядя на земную жизнь Спасителя, мы можем подражать Ему, и в данном случае -подражать в смирении.
Подавая нам пример смирения, Господь запретил исцеленным слепцам рассказывать о Себе, но они не смогли сдержать благодарности и любви к Господу Иисусу Христу и прославили Его по всей той земле. Как Господь проявил отнюдь не лицемерное, а свойственное Ему смирение, потому что оно было для Него совершенно естественной добродетелью, так и эти люди повели себя вполне естественно, сделав то, что должен был бы сделать любой благодарный Богу человек, хотя на первый взгляд они и ослушались Господа Иисуса Христа. Вспомним, как Господь исцелил десять прокаженных: Он послал их показаться священникам, и по дороге все они исцелились, но только один самарянин вернулся и благодарил Бога, Господа нашего Иисуса Христа, остальные же пошли дальше. Они как будто бы исполнили в точности приказание Спасителя, но на самом деле правильно поступил тот, кто вернулся, и Спаситель подтвердил это Своими словами: «Не десять ли очистились? где же девять?» (Лк.17:17) — то есть: «Неужели только один пришел благодарить Бога?» Значит, и исцеленные слепцы поступили совершенно правильно, воздав хвалу Богу.
«Когда же те выходили, то привели к Нему человека немого бесноватого. И когда бес был изгнан, немой стал говорить. И народ, удивляясь, говорил: никогда не бывало такого явления в Израиле. А фарисеи говорили: Он изгоняет бесов силою князя бесовского» (ст. 32-34). Я часто повторяю в своих проповедях, что евангелисты изобразили в Евангелии только самые примечательные чудеса, которые особенно запомнились им и впечатлили их. И вот следом за чудом исцеления двух слепых описывается исцеление немого, который был немым не от природной болезни, не по причине некоторого органического поражения органов речи, но будучи связан бесом. Изгнав беса, Господь исцелил и этого немого. Однако, несмотря на все чудеса, подтверждавшие Божественность Спасителя и указывавшие на то, что Он есть истинный Мессия, фарисеи не желали признавать эту очевидную истину и клеветали на Него: «Да, — говорили они, — чудес мы отрицать не можем, но совершает Он их силою не Божией, а бесовскою». Иногда Господь опровергал клевету фарисеев ради тех людей, которые присутствовали при совершении чуда, но в данном случае Он оставляет ее без внимания, ибо сами чудеса были столь очевидны, произвели такое сильное впечатление на всех людей, окружавших Господа, что не нуждались ни в каком оправдании.
«И ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях» (ст. 35). Вот слова, подтверждающие то, что в Евангелии описаны только самые примечательные чудеса: «исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях». Сколько нас сейчас присутствует в церкви — и многие чем-то больны, можно даже сказать, что здоровых людей почти нет. Некоторые талантливые врачи могут, конечно, лечить определенного рода болезни, но Господь Иисус Христос исцелял «всякую болезнь», даже и ту, которая казалась уже совершенно неизлечимой. Он исцелял всех людей, которые к Нему приходили или встречались с Ним в собраниях верующих, то есть в синагогах, от любых болезней.
Но что еще кроме прозрения даровал Господь исцеленным слепым? Благодать прославлять Бога! Сразу после исцеления они увидели не только вещественный мир со всей его красотой, не только творение Божие, но и Самого Творца — в Господе Иисусе Христе. Для того и даровано им было телесное здравие, чтобы они приобрели здравие душевное, прозрели духовно и смогли и телесными, и душевными очами созерцать вожделенного для всех Мессию, Сына Божия. И исцеленный бесноватый немой в первую очередь, конечно же, также благодарил и восхвалял Господа Иисуса Христа, хотя Евангелие и не упоминает об этом. Господь дарует людям телесное здравие только тогда, когда это необходимо им для большего познания Его Самого. Если же исцеление может увести нас от познания Бога, то Он оставляет нам наши земные скорби. Ведь часто бывает так, что люди, получив от Бога просимое, избавившись от какой-нибудь беды, тут же перестают молиться. Единственное, что понуждает их к молитве, — это скорбь или неприятность, и если по милости Божией она проходит, то люди забывают Бога. Например, когда в наш монастырь обращались люди, которые шли воевать в Чечню, то священники служили над ними особенный молебен, который мало где совершают. Впоследствии эти люди возвращались, не получив, бывало, ни одной царапины. Не буду подробно описывать (так сказать, выдавать чужую тайну), как искренне эти люди молились перед страшными испытаниями и как потом, вернувшись целыми и невредимыми, забывали Церковь, забывали поблагодарить Господа.
Подчас люди ропщут на то, что на земле много страданий: почему Господь не помогает, не исцеляет людей, не избавляет их от этих страданий, если Он Всемогущий и одновременно Милосердный, если Он действительно «есть любовь», как говорил апостол Иоанн Богослов (см. 1 Ин.4:8)? Но если бы Господь даровал всем людям полное благополучие, то, наверное, тогда почти никто даже и не вспомнил бы, что Бог существует. Так бы мы и пребывали в своем беззаботном, плотском состоянии, ни о чем не задумываясь. Не будем и о себе думать слишком хорошо: если мы внимательно и беспристрастно на себя посмотрим, то увидим, что и мы наиболее искренне молимся, когда у нас какая-нибудь неприятность. У кого-то это телесные скорби, а у кого-то — душевные, когда человека мучает какая-то страсть и он, желая сохранить свою христианскую совесть чистой, искренне молится, чтобы Господь помог ему победить страсть, к примеру, блудную, или осуждения, или уныния, или гнева. Может быть, молитва об избавлении от страсти несколько выше молитвы о телесных нуждах, но, тем не менее, и она вызвана скорбью. Когда же у нас все хорошо, нет ни внутренних браней, ни внешних беспокойств, то мы почти и не молимся, молитва наша как бы засыпает.
Мы должны смириться перед Промыслом Господа Вседержителя и понимать, что если Он не дает нам телесные блага, то это происходит потому, что они могут увести нас от познания Пресвятой Троицы, от познания Господа Иисуса Христа, воплотившегося Второго Лица Пресвятой Троицы. Действительно, скорби часто заставляют нас духовно прозреть и отверзают наши внутренние, духовные уста для того, чтобы мы молились Богу. Они избавляют нас от душевной слепоты и немоты, подобно тому как Господь исцелил двух слепцов и немого. И как эти люди, исцелившись, в первую очередь прославили Господа Иисуса Христа, так и мы, прозревая духовно, своими внутренними устами должны призывать Его в молитве Иисусовой и этим призыванием прославлять. Постоянно призывая Господа, мы подражаем слепцам, вопиявшим: «Иисусе, сыне Давидов, помилуй нас!», и можем постепенно приобрести живую веру, ибо даже Сам Господь Иисус Христос, Сын Божий, может содействовать человеку только тогда, когда в нем есть живая вера. Своим неверием или маловерием мы делаем Господа бессильным по отношению к нам, а призывая Его непрестанно, мы, хотя и по крупицам, приобретаем все больше и больше благодати, и наконец в нас пробуждается такая вера, что если бы Господь действительно сказал нам: «По вере вашей да будет вам», -то наши желания исполнились бы. При прохождении подвига Иисусовой молитвы сами желания наши постепенно очищаются, мы избавляемся от суетных, пустых, ненужных прихотей и приобретаем желания богоугодные и спасительные. И вот, когда в нас появятся желания истинные, достойные образа Божия, каковым является человек, тогда и вера в нас усилится, и по вере нашей мы получим прощение грехов, очищение души и жизнь вечную. Аминь.

3 августа 1997 года

Подвиг веры

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении повествуется о нескольких чудесах, сотворенных Господом нашим Иисусом Христом. Интересно, что в конце евангельского зачала, которое мы сегодня слышали, говорится: «И ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях» (ст. 35). Здесь не рассказывается подробно, сколько было исцеленных и от каких болезней, но просто говорится, что Господь наш Иисус Христос исцелял «всякую болезнь и всякую немощь в людях». Этим подчеркивается, что не было такой болезни, которая бы не поддавалась Его чудодейственной силе, и всякий, кто к Нему обращался, получал исцеление. Исцелений этих было множество, но евангелист Матфей останавливает свое внимание на двух чудесах и более подробно их описывает. Несомненно, причина этого в том, что евангелист увидел в них нечто необыкновенное и особенное, делающее их достойными описания.
«Когда Иисус шел оттуда, за Ним следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, сын Давидов!» (ст. 27). Поскольку мы постоянно читаем Священное Писание, то привыкаем к нему и совершенно необыкновенные вещи, не только чудеса, но и обстоятельства, им сопутствующие, воспринимаем уже как нечто само собой разумеющееся. Но если мы постараемся свежим взглядом и именно с чувством посмотреть на это описание, то увидим, что действительно в нем есть нечто такое, что могло привлечь внимание, что казалось особенным. Как можно не удивиться тому, что два человека долгое время следовали по дороге за Господом и не уставали кричать, причем это были слепые, которым, собственно, и идти вслед за кем-то было затруднительно, потому что такие люди, как правило, передвигаются на ощупь?! Не знаю, были ли в то время у слепых посохи, чтобы ощупывать ими дорогу, но всем известно, что слепые передвигаются с большим трудом. Эти же не только не уставали следовать за Господом и не смущались тем, что Он ничего им не отвечал, но еще и непрестанно кричали: «Помилуй нас, Иисус, сын Давидов!» Но Господь не отвечал им до тех пор, пока не пришел в дом, где они смогли к Нему приступить. Почему же Он медлил до этого момента? Между прочим, здесь нужно отметить и то, что слепцы прошли за Господом в дом совершенно незнакомых им людей, преодолели и это препятствие на своем пути, что тоже является признаком их необыкновенного желания. Итак, они приступили к Господу только в доме, потому что Господь наш Иисус Христос не хотел, чтобы чудо сотворено было явно, как мы увидим это из последующего описания. «Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему. И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их; и Иисус строго сказал им: смотрите, чтобы никто не узнал» (ст. 28-30). Вот для чего Господь позволил слепцам приступить к Себе только в доме — чтобы толпа, оставшаяся на улице, не была свидетельницей чуда, которое увидели лишь немногие ученики. «Смотрите, чтобы никто не узнал. А они, выйдя, разгласили о Нем по всей земле той» (ст. 30-31). Исцеленные слепые не послушались Господа и, преисполненные радости и благодарности, рассказывали о сотворенном с ними чуде всем, кого только видели. Как смело они просили исцеления, так же смело стали проповедовать Господа Иисуса Христа. В этом их поступке не было греха, потому что Господь, повелев им молчать, показал нам, во-первых, на Своем собственном примере, как нам нужно смиряться, а во-вторых, на примере поведения этих людей, как безбоязненно нам нужно проповедовать истину, когда мы испытали на себе ее действие. Речь, конечно, идет не о том, чтобы хвалиться своими благодатными ощущениями, а о том, чтобы прославлять и проповедовать Бога. Сейчас, когда мы так хвалимся, то ожидаем только доброго отношения к себе и рассчитываем, что нас будут больше уважать или любить, а тогда, проповедуя Иисуса Христа, можно было ожидать, скорее всего, скор-бей, гонений и отлучения от собрания верующих иудеев. Потому нельзя смотреть на нашу похвальбу и на проповедь исцелившихся слепцов совершенно одинаково, нельзя оправдывать себя их примером, когда мы беремся рассказывать о своей внутренней жизни.
Господь спросил слепых: «Веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!» Когда Господь на протяжении определенного времени якобы не обращал внимания на мольбы слепцов, то таким образом Он испытывал, действительно ли в них есть истинная вера — вера на деле, а не на словах. И они, неотступно следуя за Господом, показали, что имеют такую веру. Но Господь еще раз спросил их, веруют ли они, и сделал это для того, вероятно, чтобы они и сами для себя окончательно все уяснили и сделали последний шаг — показали Ему, что веруют до конца, а правильнее сказать, сами в себе увидели твердую веру в то, что Иисус есть Сын Божий. Называя Его Сыном Давидовым, слепцы тем самым провозглашали Его Христом, как бы мы сейчас сказали. Ведь никто не знал тогда, что Иисус происходит из царского рода и является потомком царя Давида, а слепые во всеуслышание утверждали, что Он есть сын Давидов, то есть признавали в Нем истинного Мессию, Христа, Который, по учению пророков, должен был происходить от царя Давида.
«Веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!» Значит, для того чтобы совершилось исцеление, от слепых потребовалась вера. Но что такое вера и какая вера нужна, чтобы на нас подействовала Божественная благодать, чтобы явилась на нас сила Божия и мы испытали в самих себе действие Божие? Верили и фарисеи, которые в народе считались праведниками. Верили и саддукеи, которые, как правило, занимали высшие должности при храме и в иерархии Ветхозаветной Церкви, Верил даже царь Ирод, потому что, когда ученики Спасителя по Его благословению проповедовали по всей Иудее и данною им Господом силой творили чудеса, Ирод сказал: «Это Иоанн Креститель; он воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им» (Мф.14:2). Значит, Ирод при всей своей бесчеловечности, развратности и низкой, властолюбивой натуре был верующим и верил в воскресение мертвых, то есть имел даже большую веру, чем саддукеи, которые отрицали воскресение. Но, конечно же, с этими людьми никакие чудеса не происходили, и Божественная сила оставалась для них бездейственной, хотя Господь и жаждал их покаяния. В Евангелии от Марка говорится, что Господь, негодуя на нераскаянность фарисеев, посмотрел на них «с гневом, скорбя об ожесточении сердец их» (Мк.3:5). Если Господь Иисус Христос и испытывал гнев по отношению к заблуждающимся людям, то Его гнев был гневом любящего Человека, подобно тому как мы гневаемся на больных, когда они не слушаются нас и либо нарушают диету, либо делают еще что-нибудь вредное для своего здоровья, отчего мы переживаем и сердимся.
Итак, и фарисеи, и Ирод верили, но были чужды благодати Божией. Значит, нужно не только правильно верить, то есть придерживаться правильного догматического учения и иметь в уме точное представление о формальном содержании веры, но более всего необходимо иметь веру живую, сердечную, такую, которая помогает человеку пережить любые испытания. Когда человек проходит через испытания, тогда истинная вера помогает ему мужественно переносить и преодолевать все те препятствия, которые как будто не дают ему возможности получить просимое, будь то что-либо земное или тем более небесное, будущая жизнь, спасение в вечности. В конечном счете человек либо здесь, на земле, получает просимое, либо обретает твердую надежду, выражающуюся в ясном, откровенном, реально ощутимом действии благодати в его душе, так что он, подобно евангельским слепым, прозревает внутренним духовным зрением. Тогда, созерцая истины Божий не только верой, но вполне реально и ощутимо, человек может безбоязненно прославлять и проповедовать Бога, как и эти слепцы.
Событие, произошедшее со слепцами, было кратким, оно длилось приблизительно чуть более или менее часа, но за это время они пережили необыкновенное напряжение внутренних сил и совершили подвиг веры. Они следовали за Человеком, в Котором многие сомневались, действительно ли Он пророк, действительно ли Он чудотворец. Фарисеи, как сказано в сегодняшнем евангельском чтении, говорили о Господе, что «Он изгоняет бесов силою князя бесовского» (ст. 34), и, конечно, эти слова многие слышали, это их противление истине не было ни для кого тайной. Но слепцы преодолели сомнение в вере, преодолели и такое как бы пренебрежение со стороны Иисуса Христа, проявили даже некоторое, я бы сказал, дерзновение, когда вошли в дом незнакомого человека и там приступили ко Господу. К тому же нужно помнить, что это были слепые люди, они находились во тьме, совершенно не понимая, что происходит вокруг, как к ним относятся, как реагируют на их поведение: негодуют или одобряют. Проявляя такое упорство, твердость и мужество, они действовали по своей вере, сохранили ее и даже умножили, а потому и получили просимое.
Поведение этих людей является примером для каждого христианина. Каждый может сказать, что он духовно слеп и ему также нужно чрезвычайное напряжение сил в течение не одного мгновения, а долгого времени. Только тогда Господь даст просимое, когда, испытав нас каким-либо образом, может быть, даже в самый последний момент уверится, что мы верим в то, что Он в силах исцелить нас от духовной слепоты. Только после всех испытаний мы можем надеяться на то, что душа наша получит исцеление.
Второе чудо, которое описывается в сегодняшнем евангельском чтении, — это чудо исцеления немого бесноватого. «Когда же те выходили (то есть слепцы выходили из дома. — Игум. Л.), то привели к Нему человека немого бесноватого. И когда бес был изгнан, немой стал говорить. И народ, удивляясь, говорил: никогда не бывало такого явления в Израиле» (ст. 32-33). И здесь тоже внимание апостола Матфея привлекло нечто особенное, что и заставило его посчитать это чудо достойным описания. Видимо, евангелист удивлялся тому, что немота была следствием беснования и бес, живущий в теле человека, не только помрачил его разум, но и связал его язык, лишив дара речи. Ведь дар речи, собственно, и является признаком человека, признаком его разумности в отличие от бессловесных животных. В современном языке слово «животное» — синоним слову «зверь», но по-славянски это просто «живое существо», поэтому, когда мы говорим «бессловесное животное», то тем самым указываем на разницу между живыми существами. В этом смысле животным словесным, то есть разумным, является человек, и дар речи является признаком его разума и бессмертия души. И конечно, евангелиста Матфея поразило, что человек потерял этот дар из-за беснования.
«И народ, удивляясь, говорил: никогда не бывало такого явления в Израиле. А фарисеи говорили: Он изгоняет бесов силою князя бесовского» (ст. 33-34). Несмотря на то что столь необыкновенное чудо изумило всех присутствующих, фарисеи дерзали безумно хулить Господа. Как человеческая вера совершенно свободна и для нее не существует никаких препятствий, потому что ничто не может воспрепятствовать человеку получить просимое по вере — ни пренебрежение, ни хула со стороны окружающих, так и человеческое неверие совершенно свободно и может пренебрегать самым очевидным. Поэтому не будем оправдываться, будто что-то мешает нам очистить свое сердце, это душевное око, чтобы прозреть духовно. Если мы не получаем внутреннего исцеления, значит, в нас есть то безумное, дерзновенное неверие, которое противится очевидному. Если же мы получаем желаемое, очищаем свою душу и чувствуем, что с нами происходит нечто необыкновенное, то это потому, что мы в какой-то степени проявили веру. Проявили бы ее в большей степени, вели бы себя более мужественно, приступали бы ко Господу с большим дерзновением и любовью — обязательно получили бы просимое: чем больше дерзновения мы проявим, тем быстрее получим то, чего хотим.
«И ходил Иисус по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях». Мы не должны оправдываться и тем, что наши страсти, наши пороки, наши душевные и телесные немощи столь велики, что уже как бы не подлежат исцелению. Евангелие ясно говорит, что Иисус исцелял «всякую болезнь и всякую немощь в людях», поэтому не будем оправдываться, а с доверием прибегнем к Евангелию, прибегнем к этому простому на вид, но весьма поучительному и важному для нас евангельскому повествованию. Будем знать, что если мы не получаем исцеления, в особенности душевного, как получали его все, приходившие ко Господу Иисусу Христу со своими душевными и телесными недугами, то причина этого в нашем собственном нерадении. Причина в том, что мы не понимаем, какою силою Господь Иисус Христос изгоняет бесов, то есть страсти, из нашей души. Если бы мы приняли Евангелие просто, всей душой, непосредственно, тогда в нас появились бы и ревность, и вера в то, что Божественная сила, исходящая от имени Господа Иисуса Христа, Сына Божия, от Святых Христовых Тайн, от всех Таинств и обрядов Православной Церкви, от Священного Писания, может исцелить нашу душу от всякой болезни и немощи, несмотря даже на все обстоятельства, которые, как нам кажется, препятствуют этому. Может очистить нас, сделать нас духовно зрячими, чтобы мы также могли не столько словами, сколько своим поведением, жизнью и делами прославлять Господа по всей земле. Аминь.

августа 2000 года

О непрестанной молитве

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
За Господом Иисусом Христом «следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, сын Давидов!» (ст. 27). Это событие, описанное в Евангелии, настолько древнее, настолько отстоит от нас по времени, что мы не можем в точности представить себе его конкретные подробности. Не знаем, например, какая одежда была у людей того времени, каковы были их нравы и привычки, как звучала их речь. Чтобы помочь нам понять Священное Писание, современные библейские археологи и историки по крупицам собирают и затем исследуют те сведения о глубокой древности, которые дошли до нашего времени, но все эти второстепенные, дополнительные знания различных исторических обстоятельств не слишком помогают нам постигнуть смысл Евангелия, как и незнание их не препятствует этому. Смысл любого события, описанного в Евангелии, всеобъемлющ. Евангелие не только распространилось по всему миру, но и проникло за границы времени. Через тысячелетия, прошедшие после земной жизни Спасителя, оно проповедует истину всем людям, которые желают ее услышать, в какие бы времена и в каком бы месте они ни жили. Поэтому и мы должны проникнуть в смысл сегодняшнего евангельского чтения и извлечь из него поучение для себя, чтобы не получилось так, что мы поневоле рассматриваем Евангелие как некую историческую книгу и просто слушаем о событиях глубокой древности, непосредственно нас не касающихся. Мы можем почувствовать, что все, о чем говорится в Божественном Евангелии, в особенности в повествовании о Воскресении Спасителя, относится непосредственно к нам, как и сегодняшнее повествование о слепцах, потому что и мы — подобные им люди. То, что сотворил Спаситель с ними, творит Он и с нами.
«Когда Иисус шел оттуда, за Ним следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, сын Давидов!» Конечно, под помилованием они понимали, прежде всего, исцеление от слепоты. В наше время мы уже не способны к такой вере — не способны призывать Господа тогда, когда болезни и страдания сделали нас, как нам кажется, недоступными для Божественной благодати. Скорее, мы можем сравнить себя с начальником синагоги: когда ему сказали, что его дочь умерла, он решил, что ей уже ничем невозможно помочь, однако Спаситель воскресил ее (см. Мф.9:23-25; Мк.5:35-42). Так и мы считаем, что можно молиться за человека тогда, когда он еще только заболел. Но когда болезнь его стала уже необратимой (например, человек ослеп), когда все самое страшное уже свершилось, то мы не находим, о чем просить. Конечно, мы имеем еще меньше веры, чем люди, жившие во времена Спасителя, однако в духовном отношении мы имеем право дерзновенно просить Господа об исцелении нашей душевной слепоты, в каких бы телесных болезнях и немощах мы ни находились. В духовном отношении мы такие же слепцы, как следовавшие за Христом: мы так же следуем за Ним, и кричим, и не слышим никакого ответа в течение долгого времени. Мы душевно слепые, мы еще не знаем Бога — верим, но наша вера не есть полное знание Бога. Мы верим умом, но еще не верим сердцем. Наша вера не превратилась в созерцание Божественных тайн, в созерцание Самого Господа. Подобно евангельским слепцам, мы молимся — Иисусовой молитвой или произнося другие молитвословия, — мы следуем за Господом на протяжении многих дней, месяцев и лет, но ничего не получаем и уже теряем надежду. Можно думать, что и во времена Господа Иисуса Христа также были люди (Евангелие только кратко упоминает о них), которые, желая получить исцеление, шли за Спасителем, но не почувствовали вовремя, как им казалось, Его сострадания и любви и отступили от своего намерения. Евангелие подробно повествует только о тех немногих, кто до конца проявлял упорстве, доказав этим свою веру. Так, сегодня мы читали о двух слепцах, которые следовали за Господом и кричали. Может быть, в этот момент у одного из них уже пропадала всякая надежда, но, видя, что другой продолжает кричать, он тоже не замолкал, стыдясь показать свое малодушие. Тогда он вновь понуждал себя, и вместе с понуждением в нем просыпалась вера. Потом, может быть, ситуация менялась на противоположную — и тот, кто недавно выказывал маловерие, теперь проявлял твердость, а другой колебался, но также не отступал, подбадриваемый криками своего товарища.
Слепцы эти не просто говорили, но именно кричали, потому что им нужно было докричаться до Спасителя через шум окружавшей Его толпы. И мы, также следуя за Господом, должны именно кричать душой, то есть напрягать в молитве все свои душевные силы. Как человек напрягает весь свой голосовой аппарат — связки, легкие, — для того чтобы издать громкий звук, так и мы должны напрягать свои душевные силы, вопиять умом. Это как раз и есть внимание при молитве. Это не значит, что нужно внутренне имитировать какой-то крик. Подобно тому, как мы напрягаем тело, чтобы издать громкий звук, мы должны напрягать дух свой, чтобы произвести внимательную молитву и через внимание быть услышанными Господом. Ибо внимание при молитве — это как бы громкость, сила умственного голоса.
Евангельские слепые подбадривали друг друга своим примером. Так и мы, глядя на окружающих нас верующих людей, которые не устают призывать милость Божию, должны брать с них пример терпения, твердости и неотступности, должны подбадривать друг друга. Если же мы проявим малодушие или нетерпение, возмутимся или начнем роптать на то, что Господь будто бы немилосерден и не слышит нас, тогда, конечно же, мы не получим просимого.
Вспомним знаменитого своим необыкновенным духовным преуспеянием подвижника нашего времени, преподобного старца Силуана Афонского. Испытывая страшные душевные борения, он усиленно молил Господа Иисуса Христа избавить его от них, простить ему его грехи. Душевное напряжение его было столь велико, что когда он уже отчаялся получить просимое и дошел до состояния полной безнадежности, то от всей души и искренне, как очень простой человек, воскликнул внутренне (ведь Господь более всего внимает человеческому уму): «Господи, Ты неумолим!» После этого он вошел в храм Божий и увидел, что икона Господа Иисуса Христа преобразилась: вместо изображения Спасителя он увидел Самого Спасителя, взирающего на него. Созерцание этого видения исполнило всю его душу и даже тело неизъяснимой и безграничной благодати. Впоследствии старец говорил, что если бы это видение продлилось еще мгновение, то он умер бы от избытка благодати, потому что человеческое естество в его тленном состоянии не способно пережить полноту Божественного явления. На протяжении всей его последующей жизни подвиг преподобного Силуана состоял в том, чтобы вернуть ту благодать, которую он получил в начале своего монашеского пути после этой отчаянной молитвы. До такого состояния доходит иногда человеческая душа, упрашивая Спасителя о прощении грехов, но это не значит, что Спаситель неумолим, немилосерден или безразличен к человеческому страданию, даже внутреннему, которое связано только с чувством неудовлетворенности из-за отсутствия благодати в душе человека. Об одном древнем подвижнике, преподобном Нифонте Кипрском, известно, что он молился Господу, прося вразумить его и укрепить в вере, потому что испытывал такую страшную брань, так сильно был мучим диаволом, что на четыре года даже лишился рассудка. Наконец он воскликнул в отчаянии: «Господи, дай мне познать, что Ты — Бог и что, кроме Тебя, иного нет!» А потом в храме он увидел на иконе живого Спасителя.
Итак, не только нам, обыкновенным людям, кажется, что мы чувствуем неумолимость Спасителя и бесплодность своего молитвенного крика, но и великие подвижники благочестия древнего и нового времени часто испытывали подобную муку. Серафим Саровский три года стоял на камне, вопия день и ночь: «Боже! милостив буди мне грешному!» — и делал это, конечно, не только потому, что хотел угодить Богу своими подвигами, но, вероятно, и потому, что ощущал такое страшное душевное томление, что других слов ему было не нужно. Все его чувства выражались в этих нескольких словах молитвы мытаря: «Боже! милостив буди мне грешному!» (см. Лк.18:13). Следуя за Господом по пути жизни, мы, как слепцы, неустанно должны вопиять: «Иисусе, сыне Давидов, помилуй нас!» — или, как учит нас Церковь, взывать словами Иисусовой молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Эти слова в кратчайшей форме содержат всю полноту Божественного Откровения. Следуя за Спасителем и взывая к Нему в особенности этой молитвой, а может быть, и другими молитвословиями, соответствующими определенному состоянию нашей души, мы просим исцеления и прозрения, как просили евангельские слепцы. Они знали о том, что Спаситель идет мимо них, и, может быть, смутно слышали Его шаги, Его голос, шум людей, которые Его окружали. Все это — некое подобие нашей веры. Мы так же смутно знаем о Господе Иисусе Христе и так же смутно верим в Него.
Если мы проявим твердость, то и с нами Спаситель поступит точно так же, как поступил с этими двумя слепцами, которые для всех людей на все времена стали примером неустанного моления. Может быть, сопоставление поведения этих людей и нашего душевного состояния покажется натянутым: ведь мы молимся, а они просто кричали — а это совсем разные вещи. Опровергнуть такое мнение очень просто. Когда слепцы взывали к Спасителю, то к Кому они обращались? Разве не к Тому же Самому Сыну Божию, Господу Иисусу Христу, Которому молимся и мы? Да, слепцы ощущали Его присутствие своими телесными чувствами, а мы — нет, но Тому же Самому Господу мы молимся умом. Разве в призывании Спасителя не участвовал и их ум, разве не было в этом крике внутреннего сердечного чувства? Если бы не было, то Господь не услышал бы их, не призвал бы к Себе и не сказал бы: «По вере вашей да будет вам» (ст. 29), потому что вера — это, конечно же, не телесное чувство, но состояние души.
«Когда же Он пришел в дом, слепые приступили к Нему» (ст. 28). Значит, долгое время они не прекращали своего молитвенного вопля и когда наконец пришли в дом, то и тогда Спаситель не сразу исцелил их, а сначала заговорил с ними. «И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи!» (ст. 28). Хотя своими криками и своим следованием за Спасителем они уже доказали свою веру наделе, Господь потребовал от них еще и того, чтобы они на словах перед всеми исповедали, что верят в Него. И они сделали это, не постыдившись тех людей, которые всегда были возле Спасителя, которые осуждали Его, клеветали на Него и искали всякий повод, чтобы упрекнуть Его Самого и Его последователей в ереси.
«Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам» (ст. 29). Господь показал всем нам, что получаем мы по мере нашей веры. Вера — это такая способность человеческой души, может быть, не врожденная, но даруемая свыше при нашем, конечно, усердии и усилии, которая дает нам возможность получить от Бога благодать Божию. А благодать мы ощущаем либо непосредственно в своей душе, либо в таком чудесном действии, которое может исцелить нас от телесных болезней или удовлетворить иные наши земные нужды, избавить от каких-то житейских скорбей и страданий.
Вера слепцов и правильность их поведения обнаружились из того, что они получили просимое: «И открылись глаза их; и Иисус строго сказал им: смотрите, чтобы никто не узнал» (ст. 30). И не только сами они почувствовали, что вели себя правильно, прибегнув в своем молении к такой благочестивой дерзости, не только Всеведущий Господь знал это, но и все люди, как присутствовавшие там, так и читающие или слышащие об этом событии, удостоверились и удостоверяются в этом. В своей дерзости мы должны не отступать от Господа Иисуса Христа, прося Его о помощи в житейских и, в особенности, душевных нуждах, конечно, с той оговоркой, чтобы просимое не препятствовало нашему спасению.
Что же мешает нам получить от Бога просимое, как получили евангельские слепцы? Прежде всего, это неверие или маловерие. Вера наша колеблется: умом своим мы то устремляемся к Господу, то совсем забываем о Нем, то усердно просим, то рассеиваемся в мыслях или даже вовсе оставляем молитву. Такое внутреннее непостоянство, смущение, постоянное колебание нашей воли как раз и делает нас безуспешными. Святой пророк Давид сказал: «Всяк человек ложь» (Пс.115:2), имея в виду, конечно, не только ту ложь, которую мы говорим друг другу, но и ложь внутреннюю. Мы искренне устремляемся к Богу душой, и нам кажется, что мы всегда будем Ему служить, что мы готовы чуть ли не умереть за Него. Тут же или, может быть, через час, оставив молитвенное правило, мы увлекаемся каким-либо греховным занятием и услаждаемся соблазнительными помыслами. «Всяк человек ложь» — именно наша внутренняя лживость перед Богом, непостоянство нашего произволения оставляют нас безуспешными.
Слепцы следовали за Господом и неустанно кричали. Они не думали о том, чтобы отдохнуть или заняться своими делами, а потом опять начать звать Спасителя. Нет, они кричали беспрерывно, не давая Спасителю покоя, не позволяя Ему ни на одно мгновение забыть о себе. Представьте, что мы находимся приблизительно в таком же положении: например, очень желаем от кого-то что-то получить. Пусть даже мы вполне могли бы прожить без этой вещи, но очень хотим ее получить и знаем, что просить об этом можно в течение какого-то сравнительно короткого времени. Ведь мы будем всячески надоедать человеку, от которого это зависит, будем использовать все способы, чтобы обратить на себя его внимание и снискать его расположение, чтобы не упустить представившейся нам возможности. Если же мы будем вести себя безразлично и спокойно, то и у окружающих возникнет простая мысль, что мы не очень-то хотим того, о чем просим.
Приведу отнюдь не возвышенный пример из собственной жизни. Однажды мне нужно было вылететь домой из другого города, и я мог, если бы не достал билет туда, купить билет до какого-нибудь близлежащего места, откуда можно добраться поездом или автобусом. В кассе тогда творилось что-то невообразимое, все толкались, кричали, я же не очень сильно возмущался и не проявлял рвения, поскольку у меня было несколько вариантов. И когда кто-то попытался оттеснить меня от кассы, как это обычно бывает в таких ситуациях, то я сказал, что тоже стою в очереди. Мне ответили, что, судя по тому, как я себя веду, мне это не очень нужно. И в общем, это была правда, мне действительно не очень-то было нужно. Наверное, у каждого в жизни бывали такие ситуации, когда ему так сильно было нужно что-нибудь, что он даже забывал о приличиях. Поэтому, когда мы молимся Спасителю, Божией Матери или святым и время от времени проявляем охлаждение, спокойствие, безразличие в молитве, мы должны осознавать, что не получаем просимого потому, что оно нам не нужно. Не потому, конечно, что мы не нуждаемся в Божией благодати и спасении, а потому, что не осознаем этой своей нужды в полной мере, — в какой степени осознаем, в такой и получаем. Если не осознаем совсем, то не получаем ничего, — тогда в душе у нас бывает холодно и пусто, даже если мы долгое время провели в молитве, например присутствовали на богослужении или исполняли келейное правило. Мы должны просить неотступно, не ослабевая духом. Если же настроение наше меняется — ведь мы немощные люди, -если не хватает у нас ревности, то, хотя бы только умом осознавая свою нужду в спасении для вечности (ведь кто Бога не знает, тот и спастись не может), мы должны вопить ко Господу день и ночь неустанно, подобно евангельским слепцам: «Помилуй нас, Иисус, Сын Давидов! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!»
Некоторые скажут, что не всем дано в этой жизни познать полноту благодати и, подобно старцам Силуану Афонскому, Серафиму Саровскому или блаженному Нифонту, созерцать Господа лицом к лицу. Это справедливо: Господь не всем дает такую благодать, потому что не все могут понести ее. Иной, получив великое откровение, может погибнуть из-за гордости или впасть в отчаяние, если впоследствии потеряет эту благодать; может последовать какое-нибудь иное искушение. Адам в раю также знал полноту Божественной истины, однако же пал. Значит, не все могут вместить эту полноту, однако же в какой-то мере знать опытно и сердцем чувствовать действие Божественной благодати и близость Божию должен каждый христианин, иначе он не является христианином, а только, в лучшем случае, хочет им быть. Ведь если мы молимся в церкви или дома и при этом ничего не ощущаем, то значит, мы ничего не получаем от Бога, и можем таким образом постепенно совершенно охладеть и перестать верить даже только умом. Кроме того, самое главное — это даже не то, что еще в этой жизни мы ради нашего усердия и молитв получаем от Господа доступную для нас в какой-то малой степени благодать и все полезное, но то, что если мы будем вопить ко Господу день и ночь, то в будущей жизни должны обязательно познать славу Божию и увидеть Господа лицом к лицу. И это уже обязательно для всех. Не нужно думать, что в будущей жизни наслаждаться благодатью Божией смогут только те, кто познал ее полноту в этой жизни, а те, кто жил только покаянием, не испытывая полноты богообщения, не будут к этому способны. Всякий христианин, если он будет неустанно вопить ко Господу и просить Его о помиловании, в конце концов обязательно получит просимое, если и не в этой жизни, то в будущей. А это для нас самое главное. Представьте себе такую невероятную ситуацию: человеку предложили в этой жизни испытать полноту богопознания и благодатного утешения, но в будущей жизни быть навеки лишенным славы Божией. Неужели разумный человек согласился бы на это? Наоборот, он предпочел бы в этой жизни мучиться и терпеть страдания от богооставленности, лишь бы навеки соединиться с Богом в жизни будущей.
Если мы будем, имея такую надежду, твердость и благое намерение, день и ночь вопиять ко Господу и кричать к Нему духом: «Помилуй нас, Иисус, Сын Давидов! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!», то наступит такой момент, когда мы, подобно евангельским слепцам, которые вошли в дом, войдем в обители Царя Небесного и Господь скажет нам: «По вере вашей (то есть: «По вере, которую вы проявили во время всего вашего жизненного пути, следуя за Мной». — Игум. А.) да будет вам!» И мы прозрим, и узрим славу Божию, и будем пребывать в ней вовеки. Аминь.

11 августа 2002 года

Неделя 8-я по Пятидесятнице

(Мф., 58 зач., XIV, 14-22)

И, выйдя, Иисус увидел множество людей и сжалился над ними, и исцелил больных их. Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи. Но Иисус сказал им: не нужно им идти, вы дайте им есть. Они же говорят Ему: у нас здесь только пять хлебов и две рыбы. Он сказал: принесите их Мне сюда. И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей. И тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ.

Что такое истинное богословие?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Что такое богословие? Что обозначает это слово, что вмещает в себя это понятие? В современном представлении под богословием понимается богословская наука, рассуждения об отвлеченных истинах, не имеющих подчас, как нам кажется, отношения к нашей жизни и нравственности. Но не так понимали слово «богословие» древние христиане. Прежде всего, в христианской традиции богословом был назван святой апостол Иоанн, потому что он повествовал о том, как воплотился Сын Божий. «В начале бе слово, и слово бе к Богу, и Бог бе слово» (Ин.1:1). Итак, богословом называется тот, кто говорит, кто рассуждает о воплощении Сына Божиего. Древний учитель Церкви — священномученик Дионисий Ареопагит, ученик апостола Павла, называет богословами пророков и апостолов, то есть людей, которые опытно знали истину и говорили о Боге как о Том, о Ком имели совершенно точное знание; их слова не были отвлеченным рассуждением, но — изложением опыта. Конечно же, в первую очередь Дионисий Ареопагит называл богословами всех святых евангелистов, и это совершенно справедливо.
Что же такое богословие? Непосредственное, истинное богословие, как понимали его древние христиане, современники и ученики святых апостолов, — это, собственно, сама вера, истинная, живая, сердечная. Разумеется, читая Священное Евангелие, мы становимся богословами вместе с евангелистами, если всем сердцем, искренне принимаем то, о чем они повествуют. И вот сегодняшнее повествование также является поистине богословским, хотя кому-то это может показаться непривычным и странным.
«И, выйдя, Иисус увидел множество людей и сжалился над ними, и исцелил больных их. Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи» (ст. 14-15). Господь Иисус Христос сотворил здесь множество чудес, и хотя о них упоминается кратко, но предполагается, что чудес этих действительно было много, потому что сказано: «Увидел множество людей и сжалился над ними, и исцелил больных их». Надо полагать, что те люди, которые шли за Господом, вели с собой больных, и каждого больного сопровождал один или, может быть, несколько человек, в зависимости от тяжести недуга. Допустим, четвертая часть всех людей были больными, то есть если за Спасителем следовали пять тысяч человек с женщинами и детьми, то больных среди них могло быть до двух тысяч. Евангелие говорит об этом кратко и просто: «И исцелил больных их». И это уже богословие, потому что, поверив в то, что Господь Иисус Христос исцелял больных, мы начинаем догадываться, что Он сделал это Своей Божественной силой, что Он есть Сын Божий и Бог. Так от простого и краткого упоминания о чем-либо в Евангелии мы, если воспринимаем его чистым сердцем, действительно восходим к истинному богословию, то есть к вере в Божество Иисуса Христа.
«Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи. Но Иисус сказал им: не нужно им идти, вы дайте им есть» (ст. 15-16). С одной стороны, в этих словах содержится предсказание о том, что сейчас произойдет, а с другой — так Господь заставляет учеников проверить и узнать, нет ли здесь такой пищи, которой можно было бы насытить все собравшееся множество людей. «Они же говорят Ему: у нас здесь только пять хлебов и две рыбы» (ст. 17), — иными словами: «Ты ошибаешься, полагая, что мы можем их насытить, потому что здесь есть лишь один человек, у которого всего пять хлебов и две рыбы, и, конечно же, насытить ими несколько тысяч человек невозможно». Нужно сделать такую оговорку: Господь чудесным образом полностью исцелял больных людей, они моментально оправлялись от своих болезней и сразу восстанавливали свои силы, а не так, как это бывает обычно: человек лечится и постепенно, постепенно выздоравливает, довольно-таки долго еще чувствуя некоторую немощь. Поэтому, можно думать, что эти люди особенно хотели есть, ведь выздоровевший человек испытывает необыкновенный аппетит. «Он сказал принесите их Мне сюда» (ст. 18), и ученики, привыкшие без рассуждения во всем по виноваться Спасителю, принесли те пять хлебов и две рыбы. «И велел народу возлечі на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу» (ст. 19). Видимо, была какая-то корзина, в которую сложили эти умноженные пять хлебов и две рыбы, а ученики ходили и раздавали всем людям, находившимся там. Эти люди, возможно, и не понимали, откуда появилась пища, и вообще не ждали никакого чуда, а просто им сказали: «Сейчас вас накормят», и все по обычаю того времени возлегли на траву.
«И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных» (ст. 20). В этой подробности многие видят какой-то аллегорический смысл, и, может быть, присутствие его здесь допустимо, но при этом ни в коем случае нельзя отвергать самого чудесного и самого важного смысла, в котором, собственно, и заключается истинное богословие: умножение хлебов было воистину действительным и таким обильным, что насытились все. Именно для того, чтобы ученики хорошо запомнили все произошедшее и усвоили его смысл и чтобы никто не подумал, будто это было какое-то призрачное явление, или, как бы мы сейчас сказали, галлюцинация, Господь и повелел ученикам собрать остатки пищи, которых набралось двенадцать корзин. Значит, каждый из апостолов — любопытно, что среди них был и Иуда Искариотский, -ходил с корзиной и собирал оставшиеся куски, лично убеждаясь в том, что чудо было действительным. Конечно же, это событие врезалось в память апостолов на всю жизнь. В самой простоте этого описания и есть истинное богословие, потому что здесь становится очевидным Всемогущество Господа Иисуса Христа. Из таких будто бы простых фактов, не имеющих никакого загадочного смысла, святые отцы, занимавшиеся догматическим богословием, и делали различные философские отвлеченные диалектические выводы. На эти факты опирались все, желавшие найти опору в Священном Писании: как ревнители истины, так и еретики, последние, правда, безуспешно. Ибо в итоге все вновь возвращается к Евангелию.
«А евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей» (ст. 21). Славянский перевод, как всегда, оказывается более точным, поэтому имеет смысл к нему обратиться: «Идущих же бе мужей яко пять тысящ, разве жен и детей». Здесь тоже делается простое, реалистическое примечание, сообщается дополнительная подробность: евших было пять тысяч именно мужчин. Эта подробность очень важна: она укрепляет в нас веру в Божество Иисуса Христа. Представьте себе, сколько пищи нужно было пяти тысячам мужчин, которые долго не ели, и к тому же многие из них только что выздоровели и должны были подкрепить свои силы! Женщин и детей евангелист Матфей даже не подсчитывает, но не потому, что презирает их, а потому, что считает излишним такое упоминание: женщины и дети едят в сравнении с мужчинами мало. И кто знает, сколько их было? Может быть, женщины шли в пустыню с больными детьми, их могло быть тысяча, две тысячи человек. «И тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ» (ст. 22).
Вот из таких простых рассказов о действительных чудесах, совершенных Господом Иисусом Христом, и складывается богословие, то есть истинная, живая, сердечная вера в Божество Иисуса. И если бы не было лукавых людей, которые по внушению диавола желают исказить простую евангельскую истину, то, может быть, и не нужно было бы богословие как отвлеченная философская система, которая при помощи разных логических аргументов и изощренных доводов доказывает и защищает христианские догматы. Недаром святые отцы употребляют такое прекрасное выражение: «евангельские догматы». Все христианские истины, в каких бы отвлеченных словах они ни выражались, восходят к Евангелию и опираются на евангельскую простоту. Более того, и все святые отцы, какими бы мудрыми они ни были, а многие из них были такими мудрыми, изощренными и тонкими писателями, что мы даже с трудом понимаем их писания, — все они имели в себе живую, простую евангельскую веру, потому что принимали евангельское повествование детским сердцем. Они защищали его от еретиков даже до крови, ибо не считали рассуждение о христианских истинах чем-то ненужным и отвлеченным, но понимали, что еретики, искажая как будто бы отвлеченные догматы, посягают на само Евангелие. Не думайте, что, например, баптисты, которые прекрасно знают евангельские тексты (подчас, к сожалению, лучше, чем православные) и часто цитируют наизусть огромные отрывки из Евангелия, на самом деле проповедуют Евангелие. Они исказили евангельские догматы, потому и само Евангелие понимают превратно и, цитируя его, учат в действительности не христианству, а скорее антихристианству. Еретики теряют ту самую евангельскую простоту и подменяют ее изощренными человеческими словами, так что святые отцы, как и современные духовные писатели-апологеты и православные богословы вынуждены вступать в битвы с ними на их же языке. Но на самом деле истинное богословие — это та самая простая евангельская вера, которая принимается всем сердцем и с детской простотой. Собственно, такая вера и спасает нас и делает истинными христианами — христианами, верующими не только умом, но и сердцем. И если самый изощренный богослов, который правильно рассуждает о христианских истинах, не имеет этой простой, живой и детской веры и не воспринимает Евангелие с сердечной простотой, то, значит, он богослов только по имени и все его рассуждения на самом деле — пустословие.
Мы знаем, что некоторые святые отцы были совсем необразованными, к примеру египетские пустынники, но их простое слово, насыщенное именно этим евангельским, детским, если можно так выразиться, богословием имело больше силы, чем изощренные рассуждения. Например, на Первом Вселенском Соборе святитель Спиридон Тримифунтский, который был человеком совершенно необразованным, выступил против одного еретика, выдающегося философа, защищавшего ересь Ария. Сначала прочие святые отцы удерживали его, полагая, что он, как необразованный человек, не сможет ничего ему сказать, но святитель Спиридон требовал слова, и они вынуждены были уступить. Тогда святитель в самой простой, почти детской форме рассказал о жизни Господа Иисуса Христа — он не цитировал Евангелие, а просто пересказал, но пересказал именно так, как понимают его православные, то есть говорил о Божестве Иисуса Христа. После этого святитель спросил у философа: «Веришь ли ты тому, что я сказал?» И неожиданно для всех тот ответил: «Да, я верю». Присутствовавшие на Соборе в изумлении стали спрашивать: «Почему, когда мы приводили тебе логические доводы, ты не обращал на них внимания и не принимал их, а когда святитель Спиридон в такой простой форме пересказал тебе Евангелие, ты сказал, что веришь?» «Потому, — ответил тот, — что когда он говорил, я чувствовал необыкновенную силу, исходящую из его уст и проникающую в мою душу». Вот что значит простая вера! Когда мудрость соединена с этой простотой, с сердечной верой, с «детским» богословием, тогда от рассуждений бывает великая польза; когда же рассуждения не имеют за собой богословия жизненного, тогда они ничего не стоят.
Поэтому, братья и сестры, будем стремиться не столько к приобретению познаний, сколько к приобретению духовного опыта, знаний духовных. Будем стремиться к тому, чтобы со всей простотой и искренностью принять Евангелие в свое сердце. Аминь.

2 августа 1998 года

О том, как правильно заботиться о земных нуждах

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Святые отцы, составившие Устав православного богослужения и, в частности, установившие порядок евангельских чтений, в праздничные и воскресные дни предлагают нам особенно знаменательные евангельские повествования. Большинство людей обременены заботой о хлебе насущном и не имеют возможности посещать богослужения каждый день, поэтому все особенно полезное и важное для нашего утверждения в вере и благочестии, для возбуждения в нас ревности предлагается читать именно в воскресенье. И мы обязаны с особенным вниманием вникнуть в сегодняшнее евангельское повествование и постараться извлечь из него пользу.
Сегодняшнее Евангелие рассказывает о чуде умножения хлебов Господом нашим Иисусом Христом. Это чудо Спаситель сотворил дважды, для того чтобы было понятно, что это не случайность: Господь совершает великие дела не поневоле, не движимый какой-либо необходимостью, но по Своему желанию и самовластно. Почему же не более, чем дважды? Вот как раз об этом мы и попытаемся сейчас подумать. Почему Господь Иисус Христос не умножает хлебы многократно, каждый раз для всех нуждающихся? Почему Он не освобождает нас совершенно от заботы о хлебе насущном, хотя и Своими поучениями, и самим этим чудом предлагает нам заботиться прежде всего о духовном.
Вот как описывает Евангелие великое чудо умножения хлебов: «Иисус увидел множество людей и сжалился над ними, и исцелил больных их» (ст. 14). Конечно, люди стекались к Спасителю и ради исцелений, и ради того, чтобы послушать Его Божественную проповедь и узнать «сокрытое от творения мира» (см. Мф.13:35) — то, что пришел возвестить людям Сын Божий. Иногда они пренебрегали заботой даже о самых необходимых вещах, лишь бы только получить желаемое, в особенности исцеление. Вот и тогда произошло нечто подобное, и Господь, сжалившись, исцелил множество больных людей. Однако они следовали за Ним в пустыню, и так как прошло слишком много времени, то небольшие запасы пищи, которые они взяли с собой, иссякли. «Когда же настал вечер, приступили к Нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное и время уже позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селение и купили себе пищи» (ст. 15). Надо понимать, что место было пустынно, но Иудея (или, как сейчас мы говорим, Палестина, Святая Земля) — страна очень маленькая и в то благоприятное для нее время довольно заселенная. Нужно было отпустить людей купить пищу, чтобы они хоть как-то себя подкрепили, если Спаситель желал еще удержать их при Себе, может быть, для поучения или для того, чтобы исцелить тех, кто еще не был исцелен. Но неожиданно Господь Иисус Христос произносит слова, странные для учеников, — они показались бы такими и любому из нас, если бы он там оказался. «Иисус сказал им: не нужно им идти, вы дайте им есть» (ст. 16). Конечно, это было сказано в преддверии чуда, которое Господь намеревался совершить, но ученики этого не поняли. Такую невозможную вещь, как умножение хлебов, не только трудно было себе представить — это оказалось и совершенно неожиданным. Даже какой-нибудь мечтатель не смог бы вообразить такое чудо, до той поры совершенно небывалое.
«Они же говорят Ему: у нас здесь только пять хлебов и две рыбы» (ст. 17). Ученики отреагировали на слова Спасителя просто, по-человечески, не зная и не рассуждая о том, что Он намеревается сделать. Господь же дает апостолам приказание, вновь не-1 ожиданное, и ученики, привыкшие к беспрекословному послушанию, повиновались Ему, хотя и не понимали, о чем идет речь, что же хочет совершить Спаситель. «Он сказал: принесите их Мне сюда. И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две рыбы, воззрел на небо, благословил и, преломив, дал хлебы ученикам, а ученики народу» (ст. 18-19). Из того, что Спаситель велел народу возлечь на траву, можно сделать вывод, что время было весеннее: зимой травы еще нет, а летом в южных странах она мгновенно выгорает. Только в краткий промежуток времени, где-то два весенних месяца, там можно видеть свежую траву. И ученики, привыкшие беспрекословно повиноваться Господу Иисусу Христу, имевшие истинное послушание, хотя и не понимали, что должно произойти, однако передали повеление Спасителя всем людям, и те возлегли на траве. Нужно иметь в виду, что, конечно же, никак иначе там и нельзя было принимать пищу, потому что место было пустынным. В то время среди иудеев распространился эллинский обычай вкушать пищу полулежа: обычно левой рукой опирались на подушку, а правой брали кушанья. Люди по привычке возлегли на траве кругами, потому что тогда ложа устраивались вокруг стола и люди возлежали головой к нему, здесь же и ложем, и столом служила трава. Господь взял хлебы и рыбу, преломил их, как было в обычае того времени — раньше пищу не разрезали ножами, как сейчас, — и раздал ученикам. Как произошло чудо умножения хлебов, Евангелие точно не описывает. Умножились ли эти пять хлебов и две рыбы сразу же или они умножались в руках учеников, когда те стали раздавать пищу народу, — об этом мы можем только догадываться. Возможно, были какие-то корзины, в которые ученики сложили эти умноженные пять хлебов и две рыбы, и из них раздавали всем, находившимся там людям, которые возлегли на траву и ждали насыщения. Однако из последующих евангельских повествований ясно, что это чудо стало известно всем, и, значит, каким-то образом его все видели, поэтому можно предположить, хотя и это только догадка, что хлебы умножались прямо в руках учеников, потому что иначе трудно было бы всем там присутствовавшим и вкушавшим хлеб узнать о совершившемся чуде.
«И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей» (ст. 20-21). Евангелист говорит, что «ели все и насытились», и делает примечание, что осталось еще много кусков хлеба и рыбы. Почему так получилось? Известное психологическое явление: когда человек голоден, ему представляется, что он может съесть много, когда же насытится, то видит, что пожадничал. Видимо, и тогда проголодавшиеся люди взяли столько, сколько им казалось необходимо, а когда насытились, то оказалось, что взяли много лишнего, — и это лишнее составило двенадцать коробов. Мы видим, каким изобильным было это умножение хлебов, какую оно принесло пользу: насытило пять тысяч человек кроме женщин и детей. Как на особую подробность евангелист указывает на то, сколько ело взрослых мужчин, которые, как известно, нуждаются в гораздо большем количестве пищи, чем женщины и дети. Такими деталями: осталось двенадцать коробов, ели все и насытились, было пять тысяч мужчин кроме женщин и детей — подчеркивается вещественная сторона чуда. Кажется, что эти подробности не нужны (ведь и так все удивительно), но они подтверждают реальность происшедшего. И далее евангелист замечает, что «тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ» (ст. 22).
Великое, необыкновенное чудо! Приблизительно то же самое Спаситель совершил через некоторое время еще раз. Но какой же вывод сделали люди из этого чудесного, небывалого события? Неважно, будем ли мы говорить именно о первом умножении хлебов или о втором подобном чуде, — суть от этого не изменится. Вот что говорит евангелист Иоанн: когда Спаситель после умножения хлебов чудесным образом перешел по воде в лодку учеников и таким образом перебрался на другой берег, то люди, насытившиеся хлебом, стали Его искать. «И, найдя Его на той стороне моря, сказали Ему: Равви! когда Ты сюда пришел? Иисус сказал им в ответ: истинно, истинно говорю вам: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились» (Ин.6:25-26). Народ, вместо того чтобы ужаснуться этому чуду и прославить Господа — Сына Божия, явившегося в мир, начал искать Спасителя исключительно ради человеческой заботы о насыщении. Отсюда можно понять, почему Спаситель совершил это чудо всего лишь два раза: иначе люди сделали бы вывод не о том, что нужно беспрекословно верить Господу, что необходимо искать прежде всего духовного, не заботясь о телесном, а о том, что можно всячески пренебрегать повседневным трудом и обычными добрыми делами. Они пребывали бы рядом с Господом не ради бескорыстного служения истине, даже не ради спасения души, а только из желания насытиться.
К сожалению, этот мотив и в нашей душе действует, как правило, более сильно и откровенно, чем мотивы сугубо духовные. Мы ревностнее молимся Господу и искреннее прибегаем к Нему тогда, когда у нас есть какая-либо телесная нужда. Когда же речь идет о спасении души, об избавлении от тех или иных грехов, то мы, к сожалению, бываем к этому совершенно безразличны и наша ревность ослабевает. Болезни, нужда, бедность, какая-то непредвиденная скорбь — вот что заставляет нас усиленно молиться. А если мы испытываем нужду духовную: необходимость избавиться от своей греховности, насытить душу благодатью, — то молитва в нас едва действует и мы молимся, пожалуй, только по обязанности. Тогда упрек Спасителя: «Вы ищете Меня не потому, что видели чудеса (не ради духовного. — Игум. А.), но потому, что ели хлеб и насытились», — относится и к нам. Нам кажется, что мы любим Бога, но мы прибегаем к Нему с молитвой только ради того, чтобы получить удовлетворение своих земных потребностей, и забываем о Царствии Божием. Конечно, Господь, как Милосердный, и нас насыщает земными благами, подобно тому как насытил пять тысяч людей хлебом. Но нужно понимать, что такое расположение нашей души неправильно и несовершенно. Однако и сами ученики Спасителя, как говорит евангелист Матфей, не вполне осознавали, что произошло. Казалось бы, это необьжновенное чудо совершилось их руками и они были первыми свидетелями, прежде всего, величия Божия, но и они еще не до конца могли понять то, что сделали сами, по благословению Господа. «Переправившись на другую сторону, ученики Его забыли взять хлебов. Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской» (Мф.16:5-6). Конечно, речь шла об учении фарисеев и саддукеев и об их душевном расположении, которое можно назвать лицемерием. «Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли. Уразумев то, Иисус сказал им: что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли? Еще ли не понимаете или не помните о пяти хлебах на пять тысяч человек, и сколько коробов вы набрали? ни о семи хлебах на четыре тысячи, и сколько корзин вы набрали?» (Мф.16:7-10). Ученики также не имели той веры, какую должны были бы приобрести, взирая на чудо насыщения хлебами нескольких тысяч человек и даже, можно сказать, сами совершая его. Они не сделали верный вывод из того, что видели, и не поняли того, что им, как ближайшим ученикам Христовым, Его апостолам, в первую очередь надлежало понимать, что нужно заботиться только о небесном, духовном и совершенно забыть обо всем земном, потому что Господь, если захочет, может удовлетворить все наши земные нужды.
Чудо умножения хлебов было совершено именно в доказательство того, что Господь печется о нас, хотя бы Его попечение и не выражалось каким-то сверхъестественным образом. Мы имеем возможность вкушать от своих трудов, и это, как говорит древний мудрец Екклесиаст, есть дар Божий, потому что иногда человек, трудясь и вдаваясь в великую суету, не может вкусить от трудов своих (см. Еккл.2:24; 3,13). Мы вкушаем пищу и получаем пользу от нее: эта пища превращается в нашу плоть и кровь, дает нам силы и продлевает жизнь. Это, хотя и кажется нам совершенно привычным и само собой разумеющимся, также есть великая милость Божия, постоянно совершающееся чудо, не менее великое, чем насыщение хлебами пяти тысяч человек.
Уместно здесь вспомнить заповедь Спасителя: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф.6:33). Мы должны были бы всегда искать Царствия Божия, в каждое мгновение нашей жизни. Даже занимаясь необходимым трудом ради своих телесных нужд и нужд наших близких, мы должны помнить о Боге, чтобы, и трудясь, не погрешать, не нарушать заповедей, не уклоняться от евангельского пути, начертанного нам Господом Иисусом Христом.
Мы живем спустя многие века после окончания земной жизни Спасителя, когда нас вразумляет уже не Он Сам, а Евангелие и святые отцы, объясняющие нам, как правильно относиться к Господу и окружающей нас действительности. Взирая на столь давно совершившееся необыкновенное чудо умножения хлебов, мы должны понять, что обязаны заботиться прежде всего о духовном, искать именно его. Даже при стремлении удовлетворить телесные потребности для нас на первом месте должно быть духовное, а уже на втором — сами наши нужды. Этот обязательный для всякого христианина — не только для монашествующих, уединившихся и ушедших от мира, — подвиг мы совершаем прежде всего непрестанной молитвой, непрестанным трезвением и хранением ума. Все мы должны следовать евангельским путем. Авва Дорофей говорит, что монашествующие отличаются от мирян только двумя обетами: нестяжания и целомудрия, — все остальное совершенно обязательно для тех и для других. Мы все обязаны исполнять Евангелие, и поэтому не думайте, что монахи должны быть ревностными, а миряне могут сделать себе послабление в отношении, допустим, заповеди о любви к ближнему или необходимости заботиться прежде всего о духовном.
Святые отцы, как мне кажется, предлагают сегодня это чтение о насыщении пяти тысяч пятью хлебами для того, чтобы успокоить нас и умиротворить. Они как бы говорят нам: «Не думайте о земном, не заботьтесь о нем чрезмерно, потому что Господь ни на одно мгновение не забывает о вас».
Люди, которые окружали Господа и ждали от Него вразумления, помощи, исцеления, относились к Нему не как к человеку, обладавшему врачебным искусством, но как к Тому, Кто совершает чудеса, низводит благодать Божию, многоразлично всем помогает. Если мы, подобно им, будем стремиться к духовному, то и Господь, пусть не явно сверхъестественным, но, тем не менее, чудесным образом, о нас позаботится и не попустит нам такого труда, который вынуждал бы нас отвлекаться от единения с Ним. Ведь что означало чудо умножения хлебов? Ученики предложили Спасителю: «Пусть эти люди пойдут в окрестные селения и купят себе пищу», но Спаситель, желая на некоторое время удержать людей при Себе, чтобы они получили духовную пользу, совершил это чудо. Поэтому если мы будем искать духовной пользы, то Он позаботится и о нас, чтобы ничто не помешало нам пребывать в единении с Ним — Господом Иисусом Христом, Сыном Божиим. Аминь.

18 августа 2002 года

Неделя 9-я по Пятидесятнице

(Мф., 59 зач., XIV, 22-34)

И тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ. И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный. В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь. Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде. Он же сказал: иди. И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу, но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня. Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился? И, когда вошли они в лодку, ветер утих. Бывшие же в лодке подошли, поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий. И, переправившись, прибыли в землю Геннисаретскую.

О необходимости сопротивления греховным помыслам

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении вспоминается необыкновенное событие — шествие Господа нашего Иисуса Христа по водам Геннисаретского озера. После чуда насыщения несколькими хлебами пяти тысяч человек Господь, как повествует об этом более подробно евангелист Иоанн Богослов, удалился на гору для того, чтобы скрыться от тех Своих поклонников, которые неразумно желали сделать Его царем (см. Ин.6:15). Они не понимали, что Царство Господа нашего Иисуса Христа «не от мира сего» (см. Ин.18:36). После долгого ожидания и ученики Господа, и Его неразумные последователи отплыли на другую сторону озера.
«А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный» (ст. 24). Господь же глубокой ночью (как пишется «в четвертую стражу ночи», что означает время далеко после полуночи) пошел по водам вслед за учениками.
Я думаю, подробность о том, что лодку било волнами, евангелист Матфей приводит неслучайно. Незадолго перед этим, рассказывая о чуде насыщения несколькими хлебами пяти тысяч человек, он упоминает, что было собрано «двенадцать коробов полных» остатков (Мф.14:20). Это указывает на то, что пять тысяч человек, помимо женщин и детей, насытились до такой степени, что от пяти хлебов были собраны еще и обильные остатки — двенадцать полных корзин. Так и в этом случае подробность о том, что ветер был противный и лодку било волнами, апостол Матфей приводит для того, чтобы мы, читая или слушая о шествии Спасителя по водам, еще более удивлялись. Ведь Он шел по бурному морю, по противящейся стихии, а не по гладкой и спокойной поверхности воды. Представьте себе: если иногда трудно идти по обычной холмистой местности, то сколь необыкновенно было шествие ночью по вздымающимся волнам при противном ветре.
«В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали» (ст. 25-26). По-славянски вместо слова «встревожились» употреблено более емкое и, я думаю, более точное слово «смутишася»: «Смутишася, глаголюще, яко призрак есть: и от страха возопиша». И действительно: ночь, буря и вдруг — видение Господа, идущего по волнам. Несмотря на все чудеса, которые ученики уже видели, им и в голову не могло прийти, что человек может идти по воде. Им показалось, что они видят призрак, привидение, поэтому они и возопили — от страха. Подробность, передающая непосредственную реакцию учеников, вновь подтверждает истинность повествования. Не было у них ни восторга, ни радости, ни вообще чего-то такого, о чем нам хотелось бы услышать в подтверждение того, что ученики увидели чудо. Для них это видение было совершенно неожиданным, и потому они от страха закричали.
«Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь» (ст. 27). Вновь по-славянски употреблено более емкое слово: «Дерзайте: Аз есмь, не бойтеся». Услышав знакомый голос и почувствовав своей душой и сердцем, что это голос Самого Господа Иисуса Христа, ученики успокоились, умиротворились. Господь сказал им: «Дерзайте!», и самый горячий и порывистый человек, апостол Петр, проявил наибольшее дерзновение, сказав: «Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде» (ст. 28). Господь не порицал этого, но «сказал: иди. И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу» (ст. 29). Необыкновенное зрелище: по вздымающимся волнам идет Господь, а навстречу Ему движется Его ученик. Какое изумление, какой страх, а может быть уже и восторг, испытывали в это время оставшиеся в лодке ученики, взирая на это чудо!
«Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня» (ст. 30). Человеческое смущение, страх перед высотой волн и силой бури одержали в Петре верх над верой. Здравый человеческий смысл Петра победил его дерзновенную, можно даже сказать безумную, веру. Он поверил было в возможность идти по воде, но вдруг вера в нем поколебалась от мысли о том, что он не сможет идти именно при такой сильной буре. Вот какова немощь человеческая! Если вообще возможно идти по воде, то почему нельзя идти при буре?! И как только смущение победило в душе апостола веру, он начал тонуть и погружаться в те самые воды, по которым только что ступал, как по холмам.
«Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился?» (ст. 31). Этими словами Спаситель открыл причину потопления Петра: «Не потому, что была буря или какое-то другое препятствие, но только потому, что ты усомнился, за это отступила от тебя Моя благодать, за твое маловерие отошла поддерживавшая тебя на воде Божественная сила, и ты стал погружаться в воду».
«И, когда вошли они в лодку, ветер утих. Бывшие же в лодке подошли, поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий» (ст. 32-33). Когда апостол Петр начал тонуть, Господь воздвиг его, взяв за руку и поставив на воду, как на твердую почву. В Евангелии сказано: «И когда вошли они в лодку» — значит, Петр укрепился в вере и вместе с Господом вновь пошел по воде, возвращаясь в лодку. Видя, как они столь великим, непостижимым образом шествуют по волнам, как апостол Петр погрузился в воду и был спасен и как Господь воздвиг и утвердил его на поверхности озера, — видя все это, ученики не могли не воскликнуть от всей души: «Истинно Ты Сын Божий».
«И, переправившись, прибыли в землю Геннисаретскую» (ст. 34). В повествовании евангелиста Матфея опускается подробность, которую приводит апостол Иоанн Богослов. Он говорит, что не только утих ветер, но и сама лодка чудесным образом тотчас оказалась на другом берегу (см. Ин.6:21). Тем самым Господь показал, что чудо хождения по воде было сотворено не потому, что Ему просто нужно было переправиться на другой берег, то есть совершить вынужденное передвижение. Все это произошло для того, чтобы ученики убедились: человек Иисус, великий учитель и пророк, является не только благодатным духовным человеком, но Сыном Божиим и Богом Вседержителем, владеющим стихиями как Своими рабами. Божественная Его сила заставляла растекающуюся от малейшего давления воду становиться под ногами Господа твердой опорой. Как это происходило, можно только догадываться — либо она расстилалась перед ним ровной дорогой, либо Он восходил на эти затвердевавшие под Его ногами водяные холмы, подобно человеку, идущему по неровной местности. Важно другое: стихия подчинилась Ему и тем самым показала, так сказать исповедала, что Иисус есть Сын Божий, Вседержитель и ее Господин.
В этом чуде проявляется одновременно и человеческая сущность Христа. Господь идет по воде дивным образом, но идет как человек, ступая ногами. Он чудесно воздвигает Петра, начавшего тонуть, но и это совершает как человек, взяв его за руку. Итак, мы истинно видим, что Иисус есть воплотившееся Слово Божие, Богочеловек. Заблуждаются и те, кто считают Его только Богом, и те, кто считают Его только духовным, богоносным человеком.
Бывают такие обстоятельства, когда мы вправе применить это евангельское событие к нашей жизни и извлечь из него урок, для того чтобы понять, что с нами происходит и в чем наша ошибка, почему Господь нам не помогает, и, соответственно, научиться правильно себя вести. Почему так случается, что некоторое время Божественная благодать содействует нам в какой-нибудь добродетели, например в молитве или в наших житейских обстоятельствах, а потом внезапно отступает? По той же самой причине, по какой она отступила и от апостола Петра.
Странное явление происходит с нами! Мы как будто бы уповаем на Бога, получаем от Него помощь в духовной жизни или делах земных и действительно чудесным образом преодолеваем непреодолимые, по человеческому рассуждению, трудности. Однако при неожиданном столкновении с какими-то новыми трудностями здравый смысл уничтожает в нас веру. Мы начинаем думать, что в этой ситуации Господь уже не может помочь: эти обстоятельства чересчур страшные, неожиданные. И тогда благодать отступает. Мы лишаемся привычной для нас помощи Божией, теряем опору и начинаем «тонуть» в житейских скорбях. Нас одолевают греховные помыслы, и мы побеждаемся в духовной брани.
Если с апостолом Петром это действительное событие — я имею в виду то, что он начал тонуть, — произошло только один раз, то с нами это бывает, может быть, не однажды в день. И если мы начинаем «тонуть» подобно Петру, то и вести себя дальше будем так же, как он. Он был маловером, но не невером. Вера в нем поколебалась, но не пропала совсем, иначе он бы не возопил: «Господи, спаси меня, погибаю!» Несомненно, мы гораздо большие маловеры, чем апостол Петр. Поэтому, если мы начинаем тонуть, погружаться в стихию греха или житейской скорби, будем так же вопить к Богу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» И пусть не всегда Его помощь будет оказана в то же мгновение и так явно, как в этом евангельском событии, но, несомненно, Он услышит нас и поможет так, как Он считает нужным. Если у нас есть сколько-то христианского рассуждения, то мы поймем, что это не случайность, а действительно помощь Божия. Конечно, лучше иметь такую твердую веру, которая не позволяла бы нам погружаться в волны искушения, но если мы из-за маловерия и погрузились, то и здесь не нужно отчаиваться, а надо продолжать вопить ко Господу. Он обязательно нам поможет.
У нас же в отношении борьбы с греховными помыслами, ощущениями, страстями получается так: если мы несколько поддались действию какой-нибудь страсти, то дальше уже и сопротивляться не хотим. Пришел нечистый помысел на ум — мы согрешили.
Что делать дальше? Нужно опомниться и возопить ко Господу, подобно апостолу Петру. Мы же думаем: «Вот, я уже согрешил» и полностью погружаемся в поток этого мысленного греха, по крайней мере, почти все так делают. Не отбросили греховный помысел сразу, подчинились ему полностью и влечемся этим греховным потоком, куда ему угодно.
Подобным образом мы поступаем и в скорбных житейских обстоятельствах. Не смогли сразу противостать отчаянию и унынию, в некоторой степени поддались этому, а потом уже и вовсе не противимся: беспредельно погружаемся в эту скорбь и отчаяние, тонем в ужасном, отвратительном грехе, который обезоруживает человека и делает его совершенно беспомощным как в духовной жизни, так и в борьбе с обстоятельствами житейскими.
Если мы поддались греху, то это не значит, что все кончено, мы погибли. Нужно вести себя благоразумно. Господь может восхитить нас и из бездны, если захочет. Лишь бы только мы не перестали Его об этом просить, лишь бы не потеряли полностью веры. Пусть мы маловеры, но не будем неверами! Пусть упования в нас мало, но не потеряем его до конца! И тогда, подобно апостолу Петру, будем спасены. Снова станем на эту, казалось бы, непроходимую стихию нашей духовной или повседневной жизни, и Господь вновь поведет нас так же, как Он повел апостола Петра. Узнав силу Божию на опыте, мы еще более утвердимся в вере и воскликнем, как воскликнули ученики Господа, что Иисус есть воистину Христос, Сын Божий.
И так в этой борьбе вера наша будет укрепляться. Только вместо слов Петра: «Спаси меня, погибаю» мы будем вопить непрестанно: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» И когда утвердимся, воспрянем от греха, в котором мы тонем, вновь вместо слов: «Воистину Ты есть Сын Божий» будем взывать: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» В этой святой молитве заключается все, лишь бы мы имели то упование, какое должно быть, иначе слова эти останутся пустым звуком. Если же мы будем иметь это упование, значит, и с душой нашей произойдет то же, что произошло с апостолом Петром, когда он тонул, а Господь его воздвиг. Аминь.

17 августа 1997 года

Как приобрести апостольскую веру?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Огромная толща времени отделяет нас от того чудесного события, о котором мы только что читали в Евангелии. Оно произошло во время земной жизни Спасителя, почти две тысячи лет тому назад, и описано тремя евангелистами: Матфеем, Марком и Иоанном. Они повествуют о том, как Господь наш Иисус Христос шествовал по бурной воде, воздымаемой сильным ветром. Это чудо трудно, невозможно постичь человеческим разумом.
Мы живем в такое время, когда достижения цивилизации позволяют нам как будто бы побеждать природные стихии. Некоторые из этих достижений мы называем даже «чудесами научного прогресса» или «чудесами техники». И действительно, они позволяют нам совершать нечто необыкновенное, чудесное по сравнению с данными нам от рождения естественными способностями. Люди переносятся по воздуху на огромные расстояния, стремительно переплывают моря и океаны, могут передвигаться под водой без вреда для жизни, хотя все это человеку от природы не свойственно. Кажется, достижения человеческого разума столь велики, что затмили все чудеса и нас уже невозможно удивить. Именно так утверждают атеисты, которые на вопрос: «Действительно ли были чудеса?» — отвечают, что все это выдумка. Так они относятся и к истинным чудесам, описанным в Священном Писании, и к сотворенным демонской силой (всевозможными еретиками или иноверцами, например основателями всемирных религий, такими как Будда). Но, может быть, нам только кажется, что достижения нашего времени столь удивительны? Может быть, мы находимся в том же положении, что и люди, некогда считавшие великим достижением цивилизации изобретение колеса? Когда-то люди изумлялись тому, что при помощи паруса можно использовать ветер для передвижения по воде на деревянных кораблях или лодках. И многие другие вещи, для нас уже столь привычные, что почти не отделяются в нашем сознании от явлений природы, когда-то изумляли современников, казались им непревзойденными достижениями человеческого разума — до тех пор, пока новые изобретения не затмевали предыдущих.
Однако могут ли научные открытия на самом деле затмить чудеса Божий? Изменил ли человеческий разум кардинально саму природу? Можем ли мы сказать, что такое чудо разума, как, например, самолеты, позволяющие стремительно преодолевать огромные пространства, изменило само наше естество? Нет, это не так. Человеческая жизнь осталась столь же уязвимой и немощной, какой она была и в глубокой древности, от самого сотворения человека.
Представим, что человек плывет по морю на огромном современном лайнере и вдруг разыгралась буря. Корабль терпит крушение — и человек познает свою полную беспомощность, видит, что природа человеческая по-прежнему бессильна перед водной стихией и ничего не изменилось. Природа как была, так и осталась враждебной человеку силой, которая гораздо могущественнее его. Каким бы мудрым человек ни был, рано или поздно он может неожиданно для себя столкнуться со всей силой природы, которая легко его погубит.
Поэтому чудо — истинное чудо, — описанное в сегодняшнем Евангелии, никак не умалилось из-за окружающих нас технических «чудес», поскольку они, в отличие от чудес Божественных, по сути ничего не меняют. И нас не может не удивлять евангельское повествование, хотя оно рассказывает о событии, происшедшем много столетий назад.
«И тотчас понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ. И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. А лодка была уже на средине моря», — так повествует евангелист Матфей (ст. 22-24). У евангелиста Марка есть следующая подробность, опущенная Матфеем: «Вечером лодка была посреди моря, а Он один на земле. И увидел их бедствующих в плавании, потому что ветер им был противный» (Мк.6:47-48). Господь Иисус Христос мог увидеть лодку, так как находился на горе. Видимо, лунная ночь, ясная погода и высота горы позволили Ему с дальнего расстояния увидеть учеников, бедствующих в лодке, носимой волнами. Евангелист Иоанн также добавляет подробность к этому повествованию: «Проплыв около двадцати пяти или тридцати стадий, они увидели Иисуса, идущего по морю и приближающегося к лодке, и испугались» (Ин.6:19). Значит, ученики проплыли не так много, всего двадцать пять или тридцать стадий, а потому Спаситель и смог увидеть, что они в беде.
«А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный. В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали» (ст. 24-26). По-славянски чувство страха, испытанное учениками, описывается, может быть, даже более впечатляюще: «И видевше Его ученицы по морю ходяща, смутишася, глаголюще, яко призрак есть: и от страха возопиша».
«Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь» (ст. 27). Конечно, ученики были поражены таким чудом, событием, противоречащим обычной человеческой логике. То, что Господь шел к ним по воде, казалось им столь невероятным, что они приняли Его за призрак. Как говорит один философ, наше чувство рациональности в значительной степени основано на привычке. Привычная связь вещей кажется нам разумной. Когда же мы видим нечто, еще не испытанное опытно и для нас непривычное, то теряемся и смущаемся. Поэтому ученики и сделали странный вывод о том, что перед ними призрак. Подобный же вывод они сделали и тогда, когда Господь Иисус Христос после Своего Воскресения предстал пред ними, пройдя через закрытые двери. В обоих этих случаях ученики, зная, что для человека такие действия невозможны, предположили, что перед ними дух, или, как сейчас говорят, привидение. Их реакция объяснима, это страх. Он естественен для человека, видящего нечто необыкновенное и странное.
«Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь». Этими словами Господь смог успокоить учеников, потому что они услышали Его голос со знакомыми интонациями, столь привычный им. Но самое главное, Его слова были исполнены благодатной Божественной силы, которая неизъяснимым образом подействовала на их души, умиротворив и успокоив учеников.
Тогда произошло нечто неожиданное: апостол Петр не только отбросил нелепую мысль о том, что перед ним призрак, но и обратился к Господу, исполнившись дерзновения, с необыкновенной просьбой. «Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде» (ст. 28). Какое необыкновенное дерзновение и какая великая вера проявились в Петре! И Господь не смирил его, не запретил ему, сказав, что он просит невозможного. Напротив, желая, чтобы эта пламенная вера возгорелась в Петре еще больше и чтобы все прочие ученики также утвердились в вере, Спаситель ответил: «Иди» (ст. 29). Простое краткое слово, но оно сделало Петра способным идти по воде, потому что в этом слове была Божественная всемогущая сила, поддержавшая апостола Петра благодаря его вере. Вера — это то, что воспринимает; благодать — то, что воспринимается. Вера делает человека способным получить помощь Божию. Мы со своей стороны прилагаем усилия, отбрасываем сомнения, а Господь снисходит к нам и ради нашей веры, ради нашего стремления и возвышения духа к Нему дарует нам Свою Божественную помощь. Не сама по себе вера спасает человека, но — вера, одухотворенная сверхъестественной Божественной силой, можно сказать — оббженная. Сама по себе вера — ничто, и только в соединении с Богом она становится той спасающей силой, про которую мы говорим, что без веры невозможно совершить спасение.
«И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу» (ст. 29). Из этих слов можно сделать вывод о том, что Господь находился еще на некотором расстоянии от лодки, в которой были ученики. По крайней мере, Петру надо было сделать несколько шагов. Подумайте только, какая вера была у этого человека! Он перешагнул через борт лодки, встал на воду, словно на твердую почву, и пошел. Мы не знаем, как это в точности происходило: приходилось ли апостолу Петру переступать через волны, как через комья земли, как делаем мы, когда идем по вспаханному полю, или вода под его ногами превращалась в ровную гладкую тропу, — но он шел по воде. Шел до тех пор, пока не стал думать по-человечески о происходящем вокруг него, пока не забыл о той вере, которая заставила его отречься от всякого здравого смысла.
«Но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня» (ст. 30). Только что апостол Петр шел по воде и тут же стал в нее погружаться. Пока была вера — было и то, чем он воспринимал Божественную силу, удерживавшую его на столь зыбкой стихии, как вода. Когда же вера была поколеблена сомнением, тогда нечем стало воспринять Божественную помощь и Петр превратился в обыкновенного человека. Из чудотворца он стал немощным человеком, подобным нам, и начал утопать. Но все же не до конца потерял он веру и вскричал: «Господи! спаси меня», г-
«Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился?» (ст. 31). Вот причина того, почему Петр стал тонуть: он усомнился. Сомнение, колебля ум, нарушает нашу непрерывную связь с Богом.
Латинское слово «религия» в переводе означает «восстановленная связь», конечно же, имеется в виду духовная связь со сверхъестественным миром. Истинно религиозный человек восстанавливает эту связь и пребывает или, по крайней мере, стремится пребывать в непрерывной связи с Божеством. Эта связь умственная, но она дает человеку возможность при твердости веры не только очищать душу от грехов, умиротворять душевные порывы и заботиться о спасении своей души для вечности, но и преодолевать иногда само естество, саму природу. Именно это и произошло с апостолом Петром.
Однако когда ум человека начинает колебаться в вере, то эта непрерывная связь нарушается и Божественная благодать более не может приступить к естеству человека, отчего он теряет возможность преодолевать природу. То, что казалось человеку уже ставшим его собственным достоянием и вторым естеством, вдруг от него отходит, и он вновь ощущает свою немощь.
Мы на собственном опыте иногда обнаруживаем это, когда, встав на молитву, неожиданно осознаем, что не имеем более не только прежнего дерзновения к Богу, но даже и внимания. Все это оттого, что наш ум начал колебаться. Неважно, чем было вызвано в нас это колебание, подобное бурному волнению на Геннисаретском озере, смутившему апостола Петра. Там это было обычное природное явление. В нас же колебание могут вызвать суета, страх перед житейскими скорбями и трудностями, недоверие к Промыслу Божию, недоверие, как ни странно это звучит, к Самому Богу. Мы сомневаемся в том, что Он будет заботиться о нас до конца. Колебание нашего ума, который, подобно морю, то воздымается к Богу, то устремляется долу, лишает нас помощи Божией.
Сомнение еще не есть неверие, но оно колеблет веру, подобно тому как ветер колебал волны Геннисаретского озера. И мы тоже бываем вынуждены возопить к Богу: «Господи, спаси нас!» Господь помогает нам и протягивает Свою Божественную руку. Про-мыслительно, через других людей или через какие-то события, даже через внутреннее душевное изменение мы вдруг чувствуем помощь Божию и вновь уверенно встаем на зыбкую стихию нашей многосуетной, постоянно меняющейся жизни и шествуем по ней вместе со Спасителем.
«И, когда вошли они в лодку, ветер утих. Бывшие же в лодке подошли, поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий» (ст. 32-33). Конечно, нельзя было не уверовать при виде этого чуда, величие которого усиливалось еще и необыкновенным хождением по воде апостола Петра. Евангелист Иоанн приводит подробность, отсутствующую в повествованиях апостолов Матфея и Марка: «Они хотели принять Его в лодку; и тотчас лодка пристала к берегу, куда плыли». (Ин.6:21). Вот еще одно чудесное событие: лодка внезапно перенеслась на огромное расстояние, хотя до этого противоположный ветер мешал ей отплыть далеко от берега.
Вот чудо, не ставшее чем-то обыкновенным и привычным оттого, что мы видим так называемые технические «чудеса». Некоторые люди, жившие столетия спустя после земной жизни Спасителя и Его Вознесения на небеса, ощущали, как и апостол Петр, помощь Божию, уподобившись этому святому даже в шествии по водам.
Преподобная Мария Египетская, жившая в VI столетии, как повествуется в ее жизнеописании, перешла по воде через Иордан, перекрестив его, так что преподобный авва Зосима ужаснулся, видя это великое чудо.
Опуская многие примеры, которые можно привести, перенесемся сразу в XX столетие, в котором так страшно, при помощи грубой физической силы восторжествовал атеизм, заставивший тех, кто его принял, пролить потоки человеческой крови. Уже приближалась страшная октябрьская катастрофа 1917 года, интеллигенция и дворянство почти полностью отошли от веры. Даже в самом простом народе все более и более распространялось безразличие к вере, если не полное неверие. Казалось бы, никаких чудес уже не может быть, потому что люди потеряли веру, благодаря которой и совершаются чудеса. Однако и у нас в России в 1912 году произошло чудо, подобное шествию по водам апостола Петра.
Настоятелем Глинской пустыни в то время был архимандрит Иоанникий, много потрудившийся во славу этой святой обители и отличавшийся высокодуховной жизнью. Он был оклеветан перед Святейшим Синодом как растратчик казны, ложно обвинен и в прочих нелепостях. Правящий архиерей, не разобравшись, отстранил его от настоятельства. Когда архимандрит Иоанникий выходил из обители, случился весенний разлив рек и без лодки невозможно было куда-либо добраться. Он перекрестился сам, перекрестил воду и пошел по воде как по суше. Все его клеветники из числа братии поняли, что он совершенно ни в чем не повинный человек. Святость архимандрита Иоанникия была подтверждена этим чудом.
Начало XX века. Уже существует железная дорога, изобретены аэропланы, создано страшное оружие — артиллерия, строятся подводные лодки. И в это время технических «чудес» происходит то же самое чудо, что и с апостолом Петром.
Мы часто говорим, что если бы своими глазами увидели те чудеса, какие видели ученики Спасителя, то имели бы такую же веру, как они. Но где же увидеть их сейчас? Кто поможет нам приобрести такую веру, которую имели апостолы и современники Господа Иисуса Христа?
Однако давайте вспомним, что и многие современники Спасителя, взиравшие на Его чудеса, остались неверующими. Чудеса не помогли утвердиться в вере и одному из двенадцати апостолов — Иуде Искариотскому, тогда как преподобная Мария Египетская, архимандрит Иоанникий и другие подвижники благочестия, жившие многие столетия спустя после описанного в сегодняшнем евангельском чтении чуда, имели такую же веру, какую имел и апостол Петр. Та же Божественная сила, которая изошла от Господа Иисуса Христа к апостолу Петру, поддерживала и этих людей. Они не видели Господа своими телесными очами, но, безусловно, взирали на Него глазами души и не отрывали от Него своего умственного взора, видели Господа духом. Они были религиозными людьми в буквальном смысле слова, потому что их связь с Богом была неразрывной, непоколебимой. Они были словно бы постоянно носимы на руках Божиих.
Вот кому мы должны подражать! Не видя Спасителя телесно, мы должны созерцать Его духовно. Не имея той поддержки, какую получил апостол Петр, когда к нему протянулась рука Самого Сына Божия и утвердила его на воде, как на суше, мы, тем не менее, можем также получить Божественную помощь. Да, Господь вознесся плотью на небеса и недостижим для наших телесных чувств. Но нужно понимать, что не человеческая рука восставила Петра. К действию руки присоединилось Божественное действие, которое, собственно, и поддержало Петра. Ведь если бы кто-то из нас попытался при помощи физической силы поставить человека на воду, как на твердую почву, у него бы ничего не получилось, каким бы мудрецом он ни был.
Итак, Божественная благодать простирается к верующим и помогает им во всех их нуждах. Бурю на Геннисаретском озере можно сравнить с бурей, испытываемой нами в душе, когда наша плоть колеблется, воздымаемая нечистыми духами, как море ветром. Можно сравнить эту бурю и с нашими земными скорбями: с неожиданными трудностями, противящимися обычному ходу нашей жизни, подчас угрожающему ей. Нашу обычную суету, которая постоянно препятствует нам совершать путь ко спасению, можно также уподобить тому морскому волнению. Но если мы своей верой соединимся с Господом Иисусом Христом, то благодать Божия поможет нам преодолеть даже и кажущиеся непреодолимыми природные, естественные преграды.
Это не означает, что одно простое усилие или желание без всякого истинного, деятельного понуждения себя способно сделать нас людьми религиозными в буквальном смысле этого слова, то есть восстановившими связь с Божественным миром. Для этого необходимо постоянное усердие, постоянное призывание Господа Иисуса Христа и стремление через непрестанную молитву сохранить умственное общение с Ним, умственное созерцание Его. Если мы будем понуждать себя к вере (я имею в виду не человеческое доверие, а некое сверхъестественное чувство), то через эту веру сила Божия проникнет в наш ум, в нашу душу и сделает нас способными преодолеть все, что кажется непреодолимым. Аминь.

25 августа 2002 года

Неделя 10-я по Пятидесятнице

Когда они пришли к народу, то подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени, сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду, я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его. Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда. И запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час. Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас; сей же род изгоняется только молитвою и постом. Во время пребывания их в Галилее, Иисус сказал им: Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и в третий день воскреснет. И они весьма опечалились.

О молитве, сдвигающей гору греха

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
После того как Господь наш Иисус Христос чудесным образом явил на горе Фавор Свою Божественную славу ближайшим ученикам, которые впоследствии стали свидетелями и Его страданий, Он спустился вместе с ними к остальным апостолам. Там Спаситель узнал, что за время Его отсутствия произошло событие, которое как бы унижало Его учеников и бросало на них тень, а таким образом косвенно и на Него Самого (конечно, только с точки зрения обычных человеческих понятий).
«Когда они пришли к народу, то подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени, сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду, я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его» (ст. 14-16). Отсутствовал не только Сам Спаситель, для Которого нет ничего невозможного, но и самые близкие, самые ревностные Его ученики: Петр, Иаков и Иоанн. Когда же к другим ученикам Господа привели бесноватого юношу, то у них не хватило веры для того, чтобы исцелить его. Впрочем, и у самого отца отрока ее также оказалось мало. Об этом мы узнаем из Евангелия от Марка: «Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк.9:23-24). Видимо, юноша был совершенно невменяем, поэтому чудо могло совершиться только по вере его отца. Значит, вина не только учеников, но и самого просителя заключалась в недостатке веры.
Евангелие от Матфея эту подробность опускает, поэтому и мы не будем рассуждать о неверии отца отрока, а коснемся именно того, о чем рассказывает сегодняшнее евангельское повествование, — маловерия учеников Спасителя. «Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда» (ст. 17). Слова Спасителя: «О, род неверный и развращенный!» — это упрек не только ученикам, но и тем людям, которые хотят чуда, но не имеют необходимой для его совершения веры. Это упрек тем, кто желает получить что-то от Бога, но для Него ничего не хочет делать.
«О, род неверный и развращенный!» Бог нужен нам только для того, чтобы нам хорошо жилось. Мы хотим иметь все земные блага, прежде всего здоровье и благополучие, хотим жить беспечальной, почти блаженной жизнью. Но потрудиться для Бога мы не хотим, ни к чему не хотим себя понудить. Может быть, в данный момент у нас и не хватает веры. Однако, трудясь на ниве духовной, особенно понуждая себя к молитве, посту, покаянию, участию в богослужении, совершению добрых дел и, наоборот, отвращаясь от греховных помыслов и пожеланий, противясь демонам, искушающим нас, и собственному падшему естеству, мы могли бы постепенно приращивать и увеличивать свою веру. Так поступали люди во все века от сотворения мира.
Святые не в одно мгновение достигали такого состояния, что могли творить чудеса. Не от рождения, не едва научившись говорить, они приобретали такую веру. Значит, необходимо понуждение себя, необходим труд. А мы хотим получать плоды веры, трудиться же для возделывания этой веры не имеем никакого желания и не проявляем в этом никакого усердия. Если мы так нерадивы и безразличны к Богу, что относимся к Нему только как потребители, желающие от Него одних земных благ, а не как любящие Его, то и к нам относится обличение Спасителя: «О, род неверный-и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?»
Как совершенный Бог, ни в чем и никогда не претерпевающий изменений, Господь Иисус Христос, конечно, пребывает в состоянии безграничной, ничем непоколебимой любви ко всему творению. Поэтому, произнося эти слова обличения, Он негодовал только как Человек. Спаситель никогда не совершил никакого греха, Его негодование -справедливое, святое. Глядя на поведение Господа, как оно изображено в Святом Евангелии, мы научаемся не только кротости и смирению, но и ревности — святому гневу, святому негодованию. Прекрасно негодовать на свое нерадение. Если мы стяжаем это негодование, прежде всего по отношению к самим себе, то это будет означать, что мы уже приступили к делу исправления себя, к духовному труду.
«Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда. И запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час. Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничег,о не будет невозможного для вас; сей же род изгоняется только молитвою и постом» (ст. 17-21). Для того чтобы апостолы смогли совершить чудо исцеления, у них должна была быть особенно твердая вера, ибо отец отрока не имел достаточной веры. Однако и у них ее не оказалось. Апостолы, вероятно, боялись, чтобы Господь не обличил их при всех, а потому спросили Его наедине, почему они не смогли исцелить юношу. Наверное, они ожидали услышать объяснение, которое бы их оправдывало, объясняло, что они не виноваты, что есть какая-то особенная причина их неудачи. Но Господь, желая, чтобы они получили пользу и исправились, прямо сказал, что никакой внешней причины, никакого оправдания или извинения нет, виноваты только они сами и чуда не произошло по их неверию.
«Если вы будете иметь веру с горчичное зерно… ничего не будет невозможного для вас». Самая малая вера, уподобляемая мельчайшему, едва заметному зерну, делает человека способным совершать чудеса. Господь внимает молитве верующего.
Если мы внимательно посмотрим на самих себя, то мы увидим, что наша молитва слаба и немощна, и мы поймем, что у нас действительно нет веры «с горчичное зерно». Наша вера, конечно, меньше, чем у апостолов, которых обличил Спаситель. Она едва-едва в нас теплится. Поэтому в конце XX столетия так мало бывает чудес — оскудела вера в людях. Еще апостолами и древними святыми отцами было предсказано, что в последние времена спасительная благодать Божия будет действовать в Православной Церкви, Православие и праведники будут существовать до кончины мира, но чудеса исчезнут, потому что иссякнет вера. В наше время, кажется, даже праведные люди не имеют той веры, какую имели в древности иные падшие грешники.
Известен такой необыкновенный случай. У одной женщины умерли один за другим два сына, остался третий, которым она, естественно, чрезвычайно дорожила. Но и он тяжело заболел. Когда она несла его в город к врачам, он умер. Мать была в неописуемом горе и плакала над телом умершего отрока. Вдруг она увидела блудницу, которая проходила мимо того места. В отчаянии женщина обратилась к ней с необыкновенной просьбой: «Помолись, чтобы Господь воскресил моего сына». Блудница ужаснулась и сказала: «Как я могу просить о таком, когда я только что согрешила и еще даже не омылась от греха?» Но мать отрока так настаивала и умоляла ее, что сердце блудницы дрогнуло от жалости, она не смогла отказаться и встала на колени для молитвы. Вдвоем они стали молиться о том, чтобы произошло чудо воскресения. Один великий подвижник, столпник, духом увидел, как по молитвам этой блудницы благодать Святого Духа сошла на отрока и воскресила его. Чудо было столь великим и потрясающим, что даже душа блудницы преобразилась. Она покаялась, пошла в монастырь и окончила свои дни в покаянии. А отрок, восставший из мертвых, впоследствии стал знаменитым святителем.
Вот какая вера была в те времена даже у падших людей! Наши же душа и ум настолько извратились, исказились лукавством, что в нас нет простоты. И при таком своем необыкновенном лукавстве и гордости мы желаем чудес и просим их у Бога! Мы должны были бы просить Его наказать нас в этой жизни за наши грехи, чтобы в будущей быть помилованными, а мы просим чудес, просим благополучия, безмятежной жизни, считая, что мы вполне этого заслуживаем. Мы удивляемся, возмущаемся и ропщем, если не получаем того, что нам кажется необходимым для спокойной, беспечальной жизни на земле.
«Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас; сей же род изгоняется только молитвою и постом». Господь обличил Своих учеников не для того, чтобы оскорбить их, но для того, чтобы показать, как им исправиться, как изгнать из себя неверие, это бесовское наваждение, которое мучает человека, отводит от Бога, преграждая его уму путь к Богу.
«Сей же род изгоняется только молитвою и постом». Ни чтением книг, ни рассуждениями, ни доказательствами, ни беседами с мудрыми людьми, но молитвой и постом. Если и есть такие мудрые люди, которые имеют необыкновенно твердую веру и могут наставлять других, то и они стяжали веру молитвою и постом. Под молитвою здесь имеется в виду молитва непрестанная, потому что в другом месте Господь говорит: «Итак бодрствуйте на всякое время и молитесь» (Лк.21:36). Пост тоже имеется в виду непрестанный, не в том смысле, что мы никогда не должны вкушать скоромную пищу, а в том, что нам необходимо постоянное воздержание в пище. Мы не всегда постимся в строгом значении этого слова, но следить за своим чревом и в зависимости от своего телесного состояния ограничивать себя в пище нам необходимо всегда для того, чтобы от объедения не затуманивался наш разум. Разве можно, поддаваясь страсти чревоугодия, иметь бодрый, трезвенный ум и упражняться в непрестанной молитве? Тот, кто хоть сколько-то пытается молиться, понимает, что если человек поддался греху объедения (а все мы ему иногда поддаемся, может быть даже нечаянно), то молиться ему, как и заниматься любой умственной деятельностью, бывает очень трудно. Значит, для непрестанной молитвы необходимо разумное, посильное, но постоянное воздержание в пище, во сне и во всем, что касается потребностей тела.
Святые отцы сравнивают наше тело с вьючным животным: мы должны давать ему необходимое, чтобы оно нам служило, но в то же время не давать ему лишнего, чтобы оно было нам покорным. Тогда мы сможем сохранять непрестанную молитву. Если мы будем всегда повторять про себя краткую Иисусову молитву, понуждая себя ко вниманию и к покаянию в меру данного ему от Бога преуспеяния, то, может быть, эта молитва явится тем самым горчичным зерном, благодаря которому мы сможем и горы передвигать, и совершать самые как будто бы непосильные дела.
Разве Иисусова молитва не меньше всех молитв? Но если мы будем в ней усердствовать, то благодаря вниманию и покаянию ее действие будет в нас усиливаться. Благодаря этому горчичному зерну — Иисусовой молитве — мы сможем делать то, что раньше казалось нам совершенно невозможным, столь же трудным, как сдвинуть гору. Конечно, едва ли кто-то из нас достигнет дара чудотворения: мечтать об этом было бы безумием и признаком гордости. Однако в наших силах достигнуть состояния истинных, деятельных христиан, которые не просто верят, но и могут совершать дела веры. И каждый из нас обязан стремиться к тому, чтобы прийти в такое состояние. То, что вчера казалось нам невозможным, столь же неподвижным, как гора, сегодня благодаря покаянию и Иисусовой молитве мы сможем сдвинуть с места, и для нас не будет уже ничего невозможного в делании добродетелей. Аминь.

24 августа 1997 года

О неверии и борьбе с ним

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда Господь наш Иисус Христос вышел к народу, то «подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени, сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду» (ст. 14-15). Отец бесноватого, душевнобольного отрока подошел к Спасителю, потому что сам этот юноша находился в таком положении, что не мог за себя просить, то есть совершенно не владел собой. Беснование — это состояние человека, когда бес (конечно, по попущению Божию) входит в его тело, как в некий сосуд, и, пребывая в нем, в большей или меньшей степени овладевает несчастным, иногда до того, что человек теряет какие-то естественные способности. Мы знаем из Евангелия, что были бесы немые, которые вызывали немоту и глухоту, были бесы, скрючивавшие и сгибавшие человеческое тело; так, некая женщина на протяжении многих лет ходила согбенной (см. Лк.13:11). Бывает, что демоны овладевают человеком до такой степени, что лишают его и рассудка.
Находясь в подобном состоянии, этот отрок не мог попросить сам за себя и вообще не владел собой: когда наступало новолуние, он подвергался припадкам беснования и бросался то в огонь, то в воду. Бросался, конечно, не по своей воле, потому что она была совершенно подавлена, а по внушению демона, который таким образом хотел его погубить. Бог не допускал гибели отрока, потому что желал спасения как ему самому, так и его отцу, и берег юношу до того момента, когда произошла описанная в Евангелии встреча.
Отец бесноватого отрока подошел к Господу Иисусу Христу и сказал Ему: «Я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его» (ст. 16). Как мы знаем из повествования апостола Марка, более подробно рассказывающего об этом чуде, «не могли исцелить» прежде всего из-за неверия отца (см. Мк.9:17-26). Вера апостолов не могла преодолеть, если можно так выразиться, маловерия отца отрока. Как вы помните, он воскликнул впоследствии, обращаясь к Господу: «Верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк.9:24) Только тогда Господь Иисус Христос исцелил его сына, а ученики своей верой не смогли превозмочь маловерия или даже неверия этого человека.
«Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда» (ст. 17). К кому относилось это восклицание Господа? Конечно, в первую очередь к стоящему перед Ним человеку, потому что он сам же и страдал из-за своего неверия и развращения. Самое большое мучение для родителей, большее их собственных болезней или скорбей, — это страдания их детей. Я думаю, что и в этом случае беснование юноши было наказанием прежде всего для его отца за то неверие и развращение, в котором обличил его Спаситель. Этот человек был развращен не какими-то плотскими страстями, скорее, это было развращение как отдаление от закона Божия, от той ревности, которую должен иметь истинно верующий человек, — так что Господь даже сожалел, что пребывает с подобными людьми. Конечно, сами мы далеко не праведники и нас ни в коем случае, ни в каком отношении нельзя сравнивать с Господом Иисусом Христом, но все же малая благодать и малая вера в нас присутствуют. Даже мы знаем по себе, что иногда бывает тяжело до отвращения находиться рядом с неверующим человеком, который, может быть, и не кощунствует в нашем присутствии, но ведет себя так, как это свойственно неверующим, — попирает все требования Евангелия, все заповеди. Нам тягостно слушать, когда он, например, начинает с удовольствием говорить в нашем присутствии о какой-то нечистой мерзости, когда он проявляет свое безбожие, цинизм. Даже в манерах неверующих людей нередко проскальзывает что-то отталкивающее. В самом хорошем человеке, зараженном мерзостью неверия, иногда встречаются черты, которые очень трудно терпеть верующему. Поэтому нам и бывает тяжело в миру, и если, допустим, наши сотрудники по работе или соседи — неверующие, то мы избегаем их общества, тяготимся ими. Можно себе представить, как тяжело было Господу терпеть присутствие людей, которые требовали, ожидали от Него чудес, а своею жизнью (ведь Господь видел их души) показывали, что они не веруют и совершенно чужды всякого общения с Богом. «Доколе буду терпеть вас?» В то же время Господь Иисус Христос проявил и милосердие, Он сказал это не только потому, что по Своему человеческому естеству возмутился, но и ради того, чтобы отец этого юноши опомнился и понял, что страдает из-за своего духовного развращения.
«И запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час» (ст. 18), В то мгновение, когда отец признался в своем неверии, в отступлении от Бога и устремился к вере в Бога, выразив это словами, опущенными Матфеем, но приведенными евангелистом Марком: «Верую, Господи! помоги моему неверию», Господь Иисус Христос исцелил его сына.
«Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его?» (ст. 19) Ученики задали этот вопрос, потому что к тому времени они уж изгоняли бесов именем Иисуса Христа, творили многие чудеса и имели, так сказать «опыт» чудотворения, для нас совершенно неизъяснимый, непонятный, но для ни; вполне реальный. Они удивлялись, почему не могли изгнать беса из этого юноши, тогда как ранее им это удавалось. «Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (ст. 20). Итак недостаточна была и сила веры учеников Господа. Поэтому справедливо Господь Иису Христос упрекает их, говоря, что если бы они имели веру с горчичное зерно, то моглі бы сделать все что угодно.
Что значит «вера с горчичное зерно»? Это вера пусть малая, но совершенно непоколебимая. Если бы мы имели такую веру, тогда, подобно апостолам, могли бы творить великие чудеса. Некоторые угодники Божий, знаменитые и малоизвестные, жившие в самые разные времена, в том числе близкие к нам, благодаря подобной вер творили чудеса, сходные с теми, которые совершал Сам Спаситель. Например, свято праведный Иоанн Кронштадтский, который творил великие чудеса и умер сравнительно недавно, в начале XX века. В Одесском монастыре окончил свои дни преподобный Кукша, ныне причисленный к лику святых. Он исцелял некоторых людей так: собери в кастрюлю остатки пищи, они портились и начинали бродить. Больным людям он довал съесть немного этого отвратительного месива, и они, по вере своей, становились здоровы. Не всех он исцелял именно так, но подобные случаи известны. Умер он в начале 60-х годов XX столетия.
Итак, есть чудотворцы — те, кто имеет веру с горчичное зерно. У нас нет веры «с горчичное зерно»: мы молимся, но не получаем просимого, и даже просить кого-то, чтобы он помолился о нас и мы исцелились, мы не смеем. Судить об этом можно не только по тому, что с нами не происходит почти никаких чудес, но и в особенности по тому, что мы часто совсем забываем о цели христианской жизни — о Царствии Небесном, о том, что мы должны жить ради Христа, то есть каждый наш вздох, каждое движение души должно совершаться ради Господа. Мы же помним о Боге в лучшем случае во время молитвенного правила, а часто и тогда отвлекаемся на посторонние мысли. Это говорит о том, что вера наша далеко не такова, какой требует Спаситель, — она меньше, чем горчичное зерно, потому что мы не заботимся о вечности, почти забываем о ней.
Спаситель учит, как изгонять неверие: «Сей же род изгоняется только молитвою и постом» (ст. 21). Не чтением (хотя оно может в чем-то помочь), не какими-то вызывающими ревность рассуждениями, но молитвой и постом. Надо сказать, что когда в человеке действует страсть — любая, не только неверие, но и гордость, и блудная страсть, и гнев, — то тут рассуждения помочь не могут. Сила страсти преодолевает самые справедливые доводы. Мы знаем, что наши рассуждения правильны, но тем не менее увлекаемся соблазном, который оказывается сильнее, чем доказательства. Неверие — тоже страсть, а не естественное состояние человека. Не верить — безумно и безрассудно, потому что вера на самом деле совершенно естественна. Созерцая природу или строение человека, читая Священное Писание, не верить невозможно. Как мне кажется, мы как бы вынуждены верить, даже если бы и не хотели. Но неверие — такая же слепая страсть, как и прочие, например блудная: мы знаем, что нужно жить целомудренно, однако она влечет нас к тому, что нам отвратительно. Гнев также вызывает в нас чувства, которые мучают нас и терзают, но мы не можем от него удержаться. То же самое можно сказать и о других страстях. Поэтому, когда страсти овладевают нами, помочь могут только молитва и пост. Я думаю, что можно дополнить эти слова, а правильнее сказать — пояснить: непрестанная молитва и непрестанный пост. Пост понимается широко — как постоянное воздержание и ограничение себя, потому что даже в те дни, когда разрешается вкушать скоромную пищу, нужно знать меру и не забывать о воздержании. Молитву же оставлять не нужно никогда. Ум человека никогда не должен быть праздным, он должен быть занят, может быть по необходимости, умственным трудом, а лучше — молитвой или душеполезным чтением.
Итак, какой урок преподает нам сегодняшнее евангельское чтение, кроме того, что неверие нужно изгонять молитвой и постом? То, что буквально происходило с этим отроком, часто происходит с нами в переносном смысле — с нашей душой. Душа наша тоже находится под властью демона. Может быть, не в прямом смысле, как у бесноватых, но, тем не менее, демоны ею владеют и тиранят ее. Мы поневоле бросаемся то в огонь, то в воду: то разжигается в нас гнев или блудная страсть, которые схожи с огнем; то подступают уныние и отчаяние, подобные воде, — охлаждающие душу человека и приводящие ее в безразличное состояние. Всеми этими способами диавол желает нас погубить. Но если мы все-таки не до конца теряем веру и стремимся к Господу, понуждаем себя приблизиться к Нему в молитве, то тогда Он поможет нам исцелиться. Пусть это произойдет не сразу, пусть Господь испытает нас, обличит, но у нас нет другого выхода — никто нам больше помочь не может. И если мы сохраним хотя малую веруй будем себя понуждать, то даже в состоянии, когда никто из людей как будто бы не в силах нам помочь, нам поможет Господь Иисус Христос.
Какой еще урок мы можем извлечь из этого евангельского повествования? Отец привел своего сына к ученикам Спасителя, а они не смогли его исцелить. Так часто происходит и с нами, когда душа наша настолько осквернена страстями, что слуги Божий — священники — не обладают достаточной силой, чтобы помочь нам, потому что и они подвержены человеческим немощам. Случается даже, что мы обращаемся к великим старцам и люди высокопреуспевшие являются время от времени нашими руководителями или наставниками в некоторых духовных вопросах. Но наши неверие и страстность настолько сильны, что и эти люди не могут нам помочь, как будто никто и ничто не в состоянии оказать нам помощь. Однако мы должны помнить, что священник может помочь нам только отчасти. Иногда наши страсти действуют до такой степени сильно, что он не может их преодолеть, и тут нужно наше собственное чрезвычайное усердие, необыкновенное понуждение себя. Только тогда бес или, может быть, даже легион бесов (страсти суть демоны, как говорят святые отцы) выйдут из нас и мы совершенно исцелимся. Итак, будем постом и молитвой преодолевать свое неверие, будем стремиться к Господу, несмотря на свое маловерие и немощь. Не будем терять надежды даже тогда, когда люди не в силах нам помочь, потому что Господь любвеобилен и хотя обличает и наказывает, но и милует. Не будем терять надежды — будем трудиться. И пусть не полное очищение от страстей, не полное бесстрастие, но некоторое ослабление, некоторое отрезвление и просветление доступны для каждого христианина, и каждый из нас должен к этому стремиться. Не нужно отчаиваться! Господь может помочь, как мы видели в сегодняшнем евангельском повествовании, и в случае, который кажется нам самым безнадежным. Аминь.

23 августа 1998 года

Горчичное зерно веры

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Святое Евангелие написано по внушению Святого Духа, правильнее даже сказать — непосредственным действием Святого Духа. Тем не менее повествования четырех евангелистов, описывающих одно и то же событие, несколько отличаются друг от друга. Это объясняется прежде всего тем, что они рассказывали так, как запомнили.
Уже после Своего Воскресения Спаситель говорил ученикам, что Дух Святой будет свидетельствовать о Нем и они сами будут свидетелями Ему (см. Лк.24:48-49; Деян.5:32). Человеческое свидетельство выражается и в том, что каждый евангелист рассказывает о подробностях, которые произвели на него наибольшее впечатление и потому особенно запомнились. Это не должно служить поводом для смущения, а скорее, наоборот, должно заставлять нас еще более верить апостолам, потому что в этом чувствуется живость, непосредственность их повествования. Наш дух чувствует и необыкновенное благоговение перед текстом Священного Писания. Действительно, никто из последователей апостолов не дерзнул прибегнуть ни к каким искусственным согласованиям, все дошло до наших дней в неизменном виде, потому что каждое слово Священного Писания оберегалось как произнесенное Святым Духом.
Такое благоговейное отношение к Священному Писанию имеет под собой серьезное основание. Даже когда Писание повествует о действительных событиях, в них подразумевается некий духовный, таинственный смысл, поэтому то, что на первый взгляд кажется небольшим отличием или даже разногласием в повествованиях евангелистов, на самом деле имеет ясный для просвещенных, мудрых христиан таинственный смысл.
Сойдя с горы Фавор после Преображения, Господь стал свидетелем смятения, возникшего среди народа и учеников из-за того, что ученики не смогли изгнать демона из бесноватого отрока. Вот как рассказывает об этом событии евангелист Матфей: «Когда они пришли к народу, то подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени, сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду» (ст. 14-15).
Евангелист Марк упоминает о том, что этот человек был маловерным (см. Мк.9:23). Тем не менее, он испытывал благоговение перед Господом Иисусом, потому что преклонил перед Ним колени. Возможно, он сделал это и от отчаяния, оттого что находился в безвыходном положении и готов был просить кого угодно, лишь бы только сын его исцелился. Так часто поступают люди, видя страдания своих родственников, в особенности детей.
«Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется» — конечно, эти слова не означают, что беснование, или душевная болезнь, зависит от каких-то явлений природы. Демоны, желая ввести людей в заблуждение, нарочно устраивали так, что приступы беснования повторялись с появлением полной луны. Таким образом они отводили от себя подозрения и возлагали вину болезней и страданий людей на прекрасное Божие творение, каким является, например, ночное светило. В наше время многие душевные болезни тоже пытаются объяснить какими-то псевдонаучными причинами.
«Он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду». Эти слова нужно понимать прежде всего буквально: демон желал погубить отрока, но Господь его хранил. Беснование было промыслительно попущено как для того, чтобы смирить юношу и его отца, так и для того, чтобы в нужное время с душевной пользой для этих людей и для тех, кто будет при этом присутствовать, проявить по отношению к больному милость и чудесно его исцелить.
«Я приводил его к ученикам Твоим, — продолжает отец, — и они не могли исцелить его» (ст. 16). В этих словах уже видно его смущение и маловерие. Конечно, толпа народа, окружавшая Спасителя, видела это событие и стала сомневаться в правильности Его учения. Этот человек оказался маловерным и, может быть, был даже недостоин милости Божией — исцеления своего сына, однако Господь совершил чудо не только ради него, но и ради тех, кто усомнился. После исцеления отрока люди должны были еще более увериться в истинности учения Спасителя и в том, что Он является истинным посланником Божиим, Христом. В то же время Господь выразил и Свое необыкновенное огорчение неверием этих людей, показав этим, что Он испытывает обыкновенные человеческие чувства, хотя, конечно, безгрешные и чистые. «Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда» (ст. 17). Необыкновенное огорчение и досаду высказал Господь наш Иисус Христос в отношении прежде всего этого человека: «О, род неверный и развращенный!» Этими словами Он публично обличает его неверие, а уже наедине, после вопроса учеников о причине, по которой они не смогли совершить чудо исцеления и превозмочь своей верой неверие отца бесноватого, он обличает и их собственное неверие. «О, род неверный и развращенный! доколе буду с вами?» Спаситель досадует столь сильно, что как бы желает даже скорее отойти из этой жизни, только бы не общаться с людьми, которые, несмотря на все великие, необыкновенные чудеса, несмотря на то, что явно сбываются пророчества, тем не менее, продолжают оставаться неверными. Этот человек был, так сказать, типичным представителем «рода неверного», то есть иудеев.
Из этого евангельского эпизода мы можем сделать выводы и для себя. Наше упрямое неверие, наше духовное развращение отвратительно для Господа, и Он его как бы едва-едва терпит. Это неверие происходит от того, что мы предпочитаем наслаждаться действием своих страстей, нежели утешаться действием Божией благодати. Когда мы таким образом себя ведем, то чувствуем в душе опустошение — признак того, что благодать Божия нас покидает. Господь, видя такое произволение, являющееся, по сути, корнем неверия, от нас отходит. Если благодать Божия и остается с нами в этом состоянии, то только едва-едва держится: «Доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» шо «и запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час» (ст. 18). Господь совершил чудо более всего для того, чтобы уничтожить неверие, которое возникло в народе из-за бессилия учеников совершить исцеление.
Христос в переводе с греческого означает «Помазанник», то есть Мессия, Спаситель мира.
«Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине…». Обратите внимание: «наедине». Господь не обличал их при всех, потому что не хотел, чтобы учители, проповедники истины были унижены перед маловерными. Желая обличить в чем-то своих собратьев или сестер и тем самым принести им какую-то пользу, и мы должны поступать таким образом. Все православные христиане, даже обыкновенные миряне, являются свидетелями, проповедниками истины, по крайней мере, должны быть ими. И потому нельзя обличать их при тех людях, которые это обличение воспримут как унижение христиан и умаление веры.
«Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его?» (ст. 19). Апостолы, совершившие уже множество великих чудес, испытывали беспокойство из-за того, что не смогли исцелить отрока и своим бессилием подвергли опасности веру народа в истинность учения Спасителя. Кроме того, они задавались вопросом: может быть, их оставила благодать Божия и что-то в них бесповоротно изменилось? Желая исправиться, желая вести себя мудро и богоугодно, они и спросили: «Почему мы не могли изгнать его?» «Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас; сей же род изгоняется только молитвою и постом» (ст. 20-21). Таким образом, было две причины: с одной стороны, неверие отца отрока, с другой — недостаточная вера учеников.
Спаситель объясняет, в чем состояла причина их неудачи: «Истинно говорю вам…», то есть: «Не сомневайтесь в том, что если бы ваша вера была размером даже с горчичное зерно — необыкновенно маленькой, но истинной, — то и в таком случае, сказав горе сей: «Перейди туда», вы заставили бы ее перейти и ничего не было бы невозможного для вас».
Нам кажется непонятным: что значит «вера с горчичное зерно»? Уместно вспомнить другие изречения Спасителя, подобные этому. «Чему уподоблю Царствие Небесное? Уподоблю его зерну горчичному, которое бывает меньше всех семян; но когда вырастает, бывает великим деревом и на ветвях его птицы небесные вьют гнезда» (см. Мф.13:31-32). В южных странах из горчичного зерна вырастает довольно большое растение, по крайней мере, оно больше других растений подобного рода, поэтому Спаситель и использует этот образ. Зернышко горчицы как будто бы маленькое, ничтожное, но оно обладает значительным потенциалом, возможностью. И возможность эта может быть приведена в действительность: заключающаяся в зерне сила способна произрастить из него огромное растение.
Вера подобна такому зерну. Казалось бы, ее даже не видно, однако человек, обладающий ею, способен совершать великие дела. Вера является первоначальной и самой важной добродетелью, без которой никакие другие добродетели не только не приносят пользы, но и вообще не имеют значения.
Обратите внимание на слова Спасителя, которые помогают понять Его разговор с учениками: «Если бы вы сказали горе сей перейти с одного места на другое и не размыслили бы в сердце своем, тогда было бы так, как вы сказали». Отсюда следует, что вера должна быть сердечная. Некоторые люди могут сказать: «Да, теперь я понимаю, как нужно верить, и не буду ни в чем сомневаться». Ум или рассудок человека есть только некая поверхность его души, не сомневаться в уме легко. Однако существует и нечто внутреннее, глубинное, то, что, следуя традиции Священного Писания, святые отцы называют сердцем. Конечно, имеется в виду не телесный, а некий духовный орган человека, находящийсяв том же месте, где и телесное сердце, производящее кровообращение в человеческом организме. Именно в этом, духовном, сердце мы не должны «размыслить».
Можно вспомнить еще одно изречение Спасителя: «Из сердца исходят помышления злая, и они оскверняют человека» (см. Мк.7:21-23) или другие Его слова: «Не может осквернить человека то, что входит в уста, потому что оно входит ему не в сердце» (см. Мк.7:18-19), то есть если бы оно входило в сердце, то оскверняло бы человека. Когда Господь явился ученикам по Своем Воскресении и они усомнились, подумав, что видят духа, Он сказал им: «Почто допускаете помышлениям входить в сердца ваши?» (см. Лк.24:38). Из всех приведенных слов можно сделать простой вывод: корнем человеческой жизни является сердце, хотя допускаю, что это покажется странным человеку, представляющему строение человеческого организма согласно современным научным теориям.
Таким образом, слова о том, что нужно иметь веру «с горчичное зерно» означают, что хотя бы она была и маленькой, но она должна быть в сердце, то есть она должна быть такой, чтобы человек «не размыслил» в сердце. Если у нас есть какой-то, пусть малый, духовный опыт, то мы знаем, что это очень тяжело. В сердце множество всяких страстей: «из сердца исходят помышления злая» (см. Мф.15:19; Мк.7:21), и эти помышления противятся тому доброму, благодатному, что Господь насевает в нас Своим неизъяснимым действием. Божественная благодать может действовать по-разному: через проповедь, чтение Священного Писания или как-то иначе, по сути же под всеми этими внешними способами скрывается единое неизъяснимое Божественное действие, насевающее веру в нашем сердце. «Помышления злая», эти тернии, веру уничтожают, так что мы и верим-то с трудом, «с размышлением», то есть с сомнением. Именно наши страсти губят это «горчичное зерно» веры, малое, ничтожное, но заключающее в себе великую и даже бесконечную возможность.
Слова Спасителя «скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет» мы сейчас воспринимаем только как притчу, но ведь многие истинные христиане достигали такого состояния! Эти люди, имевшие ум, чистый от всех греховных, суетных и вообще посторонних помышлений, думали, мыслили и верили так, как учил Господь наш Иисус Христос, они «имели ум Христов», как говорит апостол Павел (см. 1 Кор.2:16). Они могли сделать даже больше, чем просто передвинуть гору с одного места на другое. Они воскрешали мертвых, исцеляли неизлечимо больных, изгоняли демонов, ходили по воде; желая помочь бедным, превращали сено или даже ядовитую змею в золото и делали многое-многое другое, то, что непостижимо для человеческого разума. Бывали и такие случаи, когда эти слова Евангелия исполнялись буквально и по повелению святых угодников Божиих, истинных христиан, горы действительно передвигались с одного места на другое. Известно, например, что такое чудо совершил Марк Фраческий.
Но нам до этого далеко. Страшно даже и помыслить о том, что кто-то из нас способен иметь такую веру, чтобы по его молитве происходили какие-то внешние изменения. Мы знаем по опыту, что у нас, к сожалению, не хватает веры даже на то, чтобы произвести внутреннее, духовное изменение, «передвинуть гору» в себе самих. Вот такую веру нам нужно приобрести.
Что можно понимать под «горой»? По мнению некоторых толкователей, гору, о которой говорит Спаситель, можно понимать и в символическом смысле, как обозначение диавола. Если бы мы имели в своем сердце непоколебимую веру, то смогли бы сказать диаволу: «Отойди», и он бы ушел от нас, перестав нас искушать. Но поскольку в сердце нашем колебания, постольку нет в нас для этого даже возможности. «Горчичное зерно веры» является такой возможностью. Она почти не видна, и мы начинаем ее осознавать только тогда, когда возможность переходит в действительность. Если бы была в нас эта возможность, тогда, конечно, мы бы смогли совершить сказанное Господом.
Спаситель сказал: «Ничего невозможного не было бы для вас». Однако, к сожалению, с нами такого не происходит. Многие наши начинания, как будто бы искренние, усердные, быстро рассыпаются при возникающих неудачах, наша ревность исчезает. Причина этого в том, что у нас нет веры. Если бы она была, то мы бы повелели этой «горе», то есть диаволу: «Уйди отсюда», и он был бы вынужден нам повиноваться.
Спаситель далее объясняет: «Сей же род изгоняется только молитвою и постом». Не чтением книг, не размышлениями (потому что наши размышления осквернены тем же неверием, лукавыми помышлениями, страстями и грехами), не при помощи логики или иных способов убеждения нужно пытаться сделать себя настоящим верующим, но, как подчеркнул Спаситель, «только молитвою и постом». И если святые отцы — святитель Василий Великий, Иоанн Златоуст, преподобный Иоанн Дамаскин и другие, — которые были прекрасными проповедниками, духовными писателями и церковными деятелями, и прибегали к другим способам воздействия на паству, чтобы сохранить ее в ограде Церкви, то силы для этого они черпали в своем внутреннем состоянии. Прежде всего молитвою и постом они приобретали истинную веру.
Прекрасно сказал об этом святитель Григорий Богослов — величайший учитель Церкви, писания которого так авторитетны, что почти приравниваются Церковью к Священному Писанию: «Хорошо рассуждать о Боге, но лучше очищать себя ради Бога». Есть и другое подобное изречение, широко известное и, безусловно, справедливое: «Тот богослов, кто чисто молится».
Молитвой и постом (который служит помощью, поддержкой для молитвы) мы очищаем свою душу от всех суетных, греховных помыслов, подавляющих «горчичное зерно» веры, всеянное в нашу душу действием Божественной благодати. Правильнее даже сказать: сама вера является действием Божественной благодати.
Таким образом, понуждая себя к самой главной добродетели — молитве и поддерживая ее постом, мы постепенно очищаем свою душу и сердце. Только тогда и может появиться в нас вера с горчичное зерно, с которой мы «не размыслили бы в сердце своем». Пока же ее нет, мы не только не сможем совершить никаких чудес (о чем даже упоминать неуместно и страшно), но и не будем способны изгнать демонов, то есть страсти, из своего сердца. Аминь.

1 сентября2002года

Неделя 11-я по Пятидесятнице

(Мф., 77 зач., XVIII)

Посему Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими; когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов; а как он не имел, чем заплатить, «^ то государь его приказал продать его, и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить; тогда раб тот пал, и, кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу. Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему. Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен. Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе. Но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее. Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, кик и я помиловал тебя? И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего дожа. Тик и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его.

О необходимости от сердца прощать ближних

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Спаситель сказал: «Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими» (ст. 23). Конечно, Царство Небесное невозможно изобразить в нескольких словах. Поэтому Спаситель, говоря о нем различными притчами, изображал в них лишь ту или иную его сторону. Под Царством Небесным могут подразумеваться как те благодатные переживания, которые будут испытывать люди в будущей жизни, так и — в широком смысле — то, что необходимо, чтобы приобрести Царство Небесное, войти в него. Сегодняшняя притча говорит именно о том, что должен делать человек, чтобы стяжать Царство Небесное и затем не потерять, удержать его.
«Когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов» (ст. 24). Конечно же, под царем подразумевается Господь, а под тем человеком, который был приведен к Нему, — любой из нас, потому что все мы являемся должниками Богу. Так много мы Ему должны, настолько велик этот долг; что отдать его для нас невозможно. Бывают в жизни такие ситуации, когда отдать долг, может быть, и сравнительно небольшой совершенно немыслимо, потому что мы бедны и не имеем денег вообще или же именно в данном случае. Вот Спаситель и приводит такой пример — долг в «десять тысяч талантов». «А как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать его, и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить» (ст. 25). Что имеется в виду под всем имуществом и семьей? Все, чем мы обладаем в этой жизни. Мы лишаемся всего, если только не можем воздать Господу этот долг. Но как мы его воздадим? Нет у нас такой возможности, и тогда нам остается делать то, что делал раб в притче. «Тогда раб тот пал, и, кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу. Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему» (ст. 26-27). Раб умолил своего господина о прощении. Если бы и мы могли умолить Господа, чтобы Он простил наш бесконечный долг перед Ним, который мы не можем отдать, но можем только ожидать прощения! И никто, даже самый великий угодник Божий, не вправе сказать о себе, что он отдал свой долг. И о величайшем святом не может так сказать ни один человек, если он православный. Все мы просили и просим у Бога прощения, начиная от преподобного Серафима Саровского и кончая самым обыкновенным прихожанином сельской церкви. Никому никогда не удастся отдать свой долг. Как мы можем это сделать, если и мы сами приведены Богом в бытие из небытия, и наша жизнь со всем, что мы имеем и чем мы желаем послужить Богу, также дарована Им?
«Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен» (ст. 28). Господь в этой притче изобразил то, что часто бывает с нами: получив прощение от Бога, мы не желаем или, как нам кажется, не можем простить долги наших ближних, будь это члены нашей семьи, случайные прохожие или наши сотрудники — люди, с которыми мы общаемся. Мы не можем им простить тех нравственных долгов, которые они перед нами имеют: обид, оскорблений, ненависти. Возможно, мы считаем, что они должны нам чем-то послужить, как-то отблагодарить нас или нравственно нам обязаны, как, допустим, дети считают, что родители им обязаны, а родители то же самое думают про своих детей. Когда мы встречаемся с кажущейся несправедливостью, то забываем, что Бог только что отпустил нам совершенно неоплатный долг и мы, в свою очередь, должны были бы на радостях все всем простить. Если бы даже мы собрали все эти долги со своих должников, то они не покрыли бы и малой части того безграничного долга, который мы имеем пред Богом. Поэтому, прощенные в великом, мы должны были бы и все мелочи простить. Но мы об этом забываем даже после усердной и пламенной молитвы. Окончив молитву, почувствовав в душе прощение грехов, прощение нравственного долга перед Богом, мы тут же начинаем раздражаться на тех, с кем сталкиваемся, и благодатное состояние от нас отходит, мы теряем его.
«Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе. Но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга» (ст. 29-30). Конечно, это притча и в жизни не бывает точно так, как здесь изображено. Не всегда человек, которого мы считаем своим нравственным должником, просит и умоляет нас о прощении. Иногда он даже и не подозревает, что мы считаем его таким, И хотя нравственная справедливость, само естественное чувство — все взывает к нашей совести, мы не хотим прощать. Если не можем отомстить этому человеку на деле, то в душе своей его всячески казним и мучаем. Внутренне мы были бы рады, если бы было возможно посадить его в темницу, пока он не отдаст долга.
«Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее» (ст. 31). Кого Евангелие называет товарищами? Конечно, Бог знает все безо всякого доклада, но мы можем предположить, что это Ангелы, а возможно, и сама действительность, реальные факты взывают к Богу, к Его справедливому суду. «Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» (ст. 32-33). С помощью такого яркого образа Господь Иисус Христос призывает нас к тому, чтобы мы прощали своих должников если не из чувства милосердия, то хотя бы руководствуясь здравым смыслом. «Не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя? И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга» (ст. 33-34). Эти истязатели — демоны. Как в этой жизни они истязают нас и всячески уничижают через действие страстей, так и в будущей жизни будут истязать и мучить человека. Но наш долг Богу мы никогда не отдадим. Сказанное здесь «пока не отдаст ему всего долга» значит, что практически этот человек лишился всякой надежды на благополучный исход, потому что вернуть долг никому из нас невозможно. Либо мы будем прощены, либо, если справедливость восторжествует, нам придется вечно отдавать свой долг, то есть вечно страдать.
«Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (ст. 35). Итак, мы должны простить нашему брату, но простить не просто на словах, а от сердца. В Священном Писании о сердце многократно говорится как о глубоко сокровенной сущности человека, где он бывает самим собой. Если человек не простит от сердца — значит, он вообще не простит. Если человек не смирится сердцем — значит, он вовсе не смирится. Если человек не очистил свое сердце — значит, весь он не чист. Поэтому нужно простить от сердца. Не только не делать никакого зла нашему обидчику или должнику, в каком бы виде этот долг нам ни представлялся, но и очистить наше сердце от чувства неприязни к ближнему. Ведь Бог требует от нас не только того, чтобы мы никому не делали зла, но и, в особенности, того, чтобы мы ни к кому не испытывали злобы.
Большинству из нас кажется, что мы никому не делаем ничего плохого, хотя на самом деле многих окружающих нас людей мы всячески обижаем, доставляем им неприятности, досаждаем им. Мы не видим того, что с нами происходит. Иногда даже мы хотим человеку сказать что-то, как нам кажется, приятное, а человек от наших слов скорбит. Но если мы очистим свое сердце, если в нем не будет никакой неприязни ни к кому, то тогда мы не сможем, даже если бы и захотели, причинить ближнему зло, доставить ему неприятность, как-либо досадить. Поэтому Господь и призывает, чтобы мы простили нашим братьям. Простили им от сердца, а не только на словах или даже на деле. Итак, после того как мы помолимся Богу, прося Его о прощении наших грехов, и почувствуем в душе облегчение, когда благодать Божия коснется нашего сердца и мы уйдем после молитвы просветленные и очищенные душой, — будем внимательны. Будем помнить прежде всего, что нужно беречь себя от всякой неприязни по отношению к тому, с кем мы соприкасаемся, будь то наш родственник или совершенно случайный человек. И не забудем, что признак настоящей молитвы и истинного прощения грехов — это расположение к ближним. В противном случае можно усомниться, действительно ли Бог простил нам грехи. Если после молитвы мы не просто ощущаем некоторое облегчение на сердце, но, оборачиваясь лицом от Бога к людям, бываем с ними приветливы, чувствуем снисхождение к ним, желание помочь — одним словом, испытываем к ним любовь, то это и есть признак того, что Бог простил или прощает наши грехи. Аминь.

16 августа 1998 года

О снисходительном отношении к ближним

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Рече Господь притчу сию…» Притча при помощи знакомых всем повседневных образов изображает предметы духовные. В устах Спасителя этот способ изложения обретал такую силу, что предлагаемые Им образы и без всяких доказательств убеждали Его слушателей, несмотря на то что многие из них в большей или меньшей степени противились Его учению или не могли его понять. Но в то же время притча не может описать всех сторон духовной жизни, или, как говорит Евангелие, Царствия Небесного. Поэтому, чтобы найти основной смысл притчи, нужно здраво, внимательно ее исследовать, не увлекаясь подробностями, которые там неизбежно присутствуют? поскольку образы, предлагаемые в притче, заимствованы из жизни.
Сегодняшняя притча, которую все вы много раз читали и изъяснение которой слышали в проповедях, повествует, прежде всего, об отношении человека к Богу и к ближнему. Но не будет погрешительно рассмотреть ее и в более узком смысле: приложить ее к тому, что происходит с нами во время молитвы. Молитва делает явной всю нашу внутреннюю духовную жизнь и для нас самих, и для тех людей, с которыми мы советуемся о своем молитвенном преуспеянии.
«Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими» (ст. 23). Под царем можно понимать не только Царство Небесное, но и Самого Господа Иисуса Христа. Вечная жизнь, по словам Спасителя, заключается в том, что мы знаем единого истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа (см. Ин. 17,3). Царь хочет сосчитаться с рабами своими, то есть с любым из нас. Он призывает каждого из нас. Совесть, страх Божий заставляют нас прийти ко Господу, несмотря на то что, может быть, нас ожидает наказание. Но ведь умолить о прощении мы не можем никого иного, как только Того, в чьей власти наказать нас за наши долги, то есть грехи.
«Когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов» (ст. 24). Из-за упреков совести у нас возникает потребность молиться, и мы каким-то внутренним велением оказываемся как бы приведены ко Господу, к Царю. Становясь перед Ним, мы прежде всего ощущаем страх от того, что совесть обличает нас во многих и тяжких грехах. Грехи наши столь велики, что можно их назвать практически неоплатным долгом. В притче они изображены под десятью тысячами талантов. Все мы, как рабы, принадлежим Богу, потому что Он нас создал, Он подает нам бытие и силу действовать, являясь не только Творцом, но и Вседержителем. Будучи полностью принадлежащими Ему рабами, мы, конечно же, не имеем столь огромного имущества, чтобы отдать долг. Все, что у нас есть, даже само бытие наше, составляет Его собственность. Господь устрашает нас тем, что мы должны вернуть безграничный долг. Но устрашает не потому, что не любит нас, а наоборот, именно из любви, из желания этим страхом привести нас к покаянию, заставить нас молиться и как бы из нужды упрашивать Его о прощении грехов. И это наше обращение к Богу милее и дороже Ему, чем попытка в какой-то степени погасить долг своими делами, даже если мы совершаем их с искренним желанием отплатить добром за то безграничное благо, которое Бог даровал нам вместе с бытием.
«Когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов; а как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать его, и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить» (ст. 24-25). Тогда раб тот из страха перед ужасным наказанием, которое состоит в лишении всего: благодати, добродетелей, земных благ, а может быть и самой жизни, — стал усердно молиться. «Тогда раб тот пал, и, кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу» (ст. 26). Конечно, заплатить мы не в состоянии, но от страха начинаем таким образом умолять Господа, наивно предполагая, что можем исправиться так, что уже ничего Богу не будем должны. Но Бог обращает внимание не на эту нашу наивность, а на то усердие, с каким мы упрашиваем Его о прощении. Смотрите: в своем смирении человек просит только о том, чтобы государь потерпел, а он сразу все ему прощает.
«Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему», или по-славянски: «Милосердовав же господь раба того, прости его и долг отпусти ему» (ст. 27). Казалось бы, человек получил просимое. Он совершенно очистился, из состояния страха, ужаса, безысходности он пришел в состояние мирное, покойное и блаженное, потому что теперь ему уже нечего бояться. Ему даже не нужно заботиться о том, чтобы вернуть долги. Он понимает, что прощен во всем и навсегда. Естественно, у такого человека в душе наступает безмятежность. И мы знаем, что часто после усердной молитвы, когда мы умоляем Бога о прощении грехов, в душе нашей водворяется мир. Если же мы этого еще не испытали, то, по крайней мере, знаем из книг, что так должно быть у человека, правильно молящегося. После дерзновенной покаянной молитвы в душе его водворяются тишина и духовный мир, которые удостоверяют в том, что Господь к нему милостив.
Но потом в нас происходит нечто странное. Получив прощение от Бога, очистившись, поднявшись над своим прежним страстным состоянием, мы начинаем превозноситься над ближними, которые, по нашему мнению, не получили такого очищения и прощения грехов. И несмотря на то, что мы уже не раз подобное испытывали и нам следовало бы это предвидеть и бороться с собой, такое чувство приходит вновь и вновь.
«Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен» (ст. 28). Конечно, можно понимать этот долг как грехи по отношению друг к другу, и, быть может, в этом состоит основной смысл притчи. Если наши многие и тяжкие согрешения перед Богом изображаются столь огромной суммой — десять тысяч талантов, то грехи наши друг перед другом — всего лишь сотней динариев. Но мы можем увидеть здесь и другой смысл и отнести это евангельское повествование к учению о молитве. Бог, как всеведущий, взирает на наше сердце и видит, что мы бесконечно грешны, совсем погрязли в грехе, и эта греховность есть десять тысяч талантов. Мы же, глядя на человека, но не зная, что происходит в его душе, видим только то, что лежит на поверхности, — некую малую часть его согрешений, которую можно изобразить суммой в сто динариев. Зная о ближнем столь немного и в то же время испытывая обличения совести (которая есть, по учению святых отцов, голос Божий) в том, что мы лишь недавно должны были десять тысяч талантов, мы, однако, начинаем превозноситься над этим ближним. Себя мы считаем уже очистившимися, святыми, праведными. Хотя никто не посмеет вслух о себе сказать, что он святой, но в душе мы сами себя хвалим и потому дерзаем осуждать человека, о котором знаем очень мало. Необязательно понимать это в том смысле, что мы на самом деле начинаем требовать от него отдать нам нравственный долг. Но это значит, что мы внутренне можем человека схватить и душить, говоря: «Отдай мне, что должен!» Иными словами, мы постоянно думаем о нем и рассуждаем о его долге, и это можно расценить как некое мысленное насилие над человеком. Пусть он не видит нашего осуждения и не знает о нем, но перед Богом имеет значение наше внутреннее состояние.
«Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе» (ст. 29). К нам приходят и другие мысли, добрые, праведные. Мысли о том, что мы такие же грешники, что нужно быть снисходительными к ближнему и что, недавно получив прощение, мы должны и ближнему простить, подобно тому как Бог простил нам. Но гордость в нас превозмогает, мы эти мысли отвергаем и поступаем так, как изображает притча. «Но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга» (ст. 30). Внутренне мы осуждаем человека до такой степени, что он кажется нам совсем чуждым благодати. Мы считаем его неспособным ни к какой добродетели, совершенно грешным. Это значит, что мысленно, своим произволением мы как бы заключаем его в темницу до тех пор, пока он не отдаст долга, то есть пока он до конца не исправится, пока нам не покажется, что у него уже нет никаких грехов и что те сто динариев, которые он должен, возвращены.
«Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее» (ст. 31). Некоторые толкователи, объясняя эту притчу, говорят, что товарищи того человека — Ангелы, которые охраняют верующих людей. Но можно понимать под товарищами (если мы рассуждаем о внутреннем состоянии, о молитве) и изменения в нашей душе, которые следуют за проявлением нашей жестокости и осуждения. Эти изменения влияют на наше внутреннее состояние, так что происходящее с нами можно без всякой натяжки изобразить словами притчи: «Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее». Это значит, что изменение, которое совершилось в нашей душе, мгновенно становится известно Богу.
«Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» (ст. 32-33). Мы забываем, что молитва — это не наша заслуга и что в действительности вся сила ее заключается в том, что мы упросили Того, Кому должны. Пророк Давид сказал: «Тебе единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих» (Пс.50:6). Итак, Того единого, перед Которым мы в конечном счете только и согрешаем, мы умолили. Однако эту нашу усиленную просьбу, это наше моление, унижение ради собственного спасения мы возводим потом в добродетель. Но ведь не сама молитва нас очищает и изменяет, а Господь, услышавший ее. Мы же из молитвы делаем кумира, забывая, что милость исходит от Того, Кому мы молимся, — от Господа.
«Весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» Естественным и правильным следствием молитвы является снисхождение, милость по отношению к ближнему, такому же грешнику, как и мы сами. Но если в нашей душе происходит противоположное изменение, оно мгновенно влияет на наши отношения с Богом. Весь душевный мир, вся благодать, радость, все небесное счастье вмиг от нас отходят. Все это может происходить на протяжении дней и лет, а иногда в течение одного лишь часа, если мы предадимся таким неправильным чувствам и размышлениям.
«И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга» (ст. 34). Страсти вновь набрасываются на нас, и мы вынуждены долго молиться, противиться им, хотя до этого мы уже пребывали в безмятежности и тишине. Если мы закоснеем в своем отвратительном, страшном состоянии, тогда и в будущей жизни должны будем отдавать свой долг. Но отдать его невозможно, потому что он столь велик, что не в наших силах вернуть Богу хотя бы некоторую значительную его часть. Мы не в состоянии отплатить Господу за то безграничное благо, которое Он нам даровал, и за ту милость, которую Он проявил к нам даже после нашего грехопадения.
Заканчивает Господь наш Иисус Христос Свою притчу такими словами: «Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (ст. 35). Мы как будто бы понуждаем себя к тому, чтобы никого не осуждать, чтобы всех простить. Но нет мира в нашей душе, а молитва, как нам кажется, не приносит плода. Почему? Потому, что мы прощаем только умом, но не сердцем. Иначе говоря, мы понимаем, что нужно прощать, но сердце наше не прощает. И вот до тех пор, пока мы не научимся прощать именно сердцем, пока не очистим его от всякой неприязни к ближнему, и Отец Небесный будет поступать с нами так, как описано в притче.
Господь наш Иисус Христос оставил нам единственную молитву — «Отче наш». Эта молитва содержит в себе еще и учение о молитве. В ней есть такие слова: «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Мы сами ставим перед собой условие. Молясь Богу, мы говорим Ему: «Прости нам так, как мы прощаем должникам нашим». Но можно слова эти понять иначе: «И прости нам долги наши, если и мы прощаем должникам нашим». Прощаем от сердца, со всей искренностью. Научимся же не только усердно, искренне, покаянно молиться, но и понуждать себя во время молитвы смиряться перед ближним, искренне считать себя хуже всякого человека, в сердце своем прощать даже наималейшее согрешение своему брату. Тогда благодать Божия, мир Божий вместе с прощением согрешений наших снизойдут в наше сердце и всегда будут пребывать в нем. Аминь.

3 сентября 2000 года

О неоплатном долге пред Богом

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня на литургии читалась евангельская притча о государе и его рабе. Чтобы правильно ее понять, нужно обратиться к тем словам Евангелия, которые ее предваряют. Петр приступил к Спасителю и сказал: «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» (Мф. 18,21). Видимо, в то время существовало мнение, что нужно прощать ближнему, согрешающему против тебя, до семи раз. Говоря откровенно, многие из нас не способны сделать это даже один раз. Бывает, что обида очень долго действует в нашем сердце. Мы едва с ней справляемся, и то, по большей части, лишь потому, что время изглаживает из памяти впечатление от нанесенного оскорбления, тем паче если это не просто оскорбление, а вред, причиненный нашему имуществу или родственникам. Этого человек совершенно не способен простить, даже один раз. «Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф.18:22). Слова Господа о том, что нужно прощать семьдесят раз по семь, не следует понимать буквально — прости четыреста девяносто раз. Смысл этих слов другой: нужно бесконечно прощать, сколько бы брат твой против тебя ни согрешил.
После этого Господь произносит притчу: «Посему Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими; когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов; а как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать его, и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить» (ст. 23-25). Под государем (об этом Спаситель откровенно говорит в конце притчи) подразумевается Бог, а под рабом — всякий из нас.
Прежде чем преподать поучение о том, как мы должны прощать друг другу взаимные согрешения, притча говорит о почти безграничном долге перед Богом, который есть у всякого. Кажется, что в отношении совершённых грехов люди очень различаются между собой. Одни тяжко и много грешили, а другие, как представляется, с детских лет пребывали в благочестии, стараясь жить по совести. Но перед Богом почти не имеет значения, уклоняемся ли мы от Него и забываем Его при «приличном» образе жизни или при явно греховном. Уклонение от любви к Богу и сама человеческая наклонность ко греху называется первородным грехом: человек при каждом удобном случае предпочитает удовлетворение земных страстей стремлению к Небесному Богу Отцу. Не так важно, много или мало мы грешим. Я говорю это не потому, что совершать тяжкие грехи будто бы позволительно, а, наоборот, потому, что следует понимать: и так называемые малые грехи уводят нас от Бога. Как говорят святые отцы, если малый грех лишает тебя Бога, то он уже не мал.
Наше греховное состояние, наш неоплатный долг перед Богом изображен в притче в образе огромной суммы. По-славянски сказано: «тьма талантов». Буквальный перевод — «десять тысяч талантов». Видимо, эта сумма во времена Спасителя была для Его слушателей баснословной, немыслимой. Ее невозможно было бы отдать, если бы кто-то ее задолжал. «А как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать его, и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить». Если бы мы отдали все, что имеем, если бы претерпели всякие скорби, гонения, притеснения, лишились бы всех земных удовольствий и благ, то и тогда мы едва ли могли бы уплатить свой долг Богу. Все мыслимые утраты изображены здесь под продажей имущества и родственников. При рабовладельческом строе, когда люди владели другими людьми как живыми вещами и могли распоряжаться ими как угодно, вплоть до лишения жизни, было очевидно, что господин, желающий вернуть себе имущество раба, имеет право продать и его самого, и все, что этот раб имеет, в том числе и родственников его, и детей.
«Тогда раб тот пал, и, кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу» (ст. 26). Когда нас посещает скорбь, как нам кажется, невыносимая, мы чувствуем, что можем лишиться чего-то весьма дорогого для нас, когда речь идет о здоровье нашем и наших близких, об их жизни и смерти или о лишении имущества — тогда мы прибегаем к Богу, умоляем Его искренне, от всей души, чтобы Он потерпел, обещаем сделать все, чтобы исправиться и добрыми делами отдать Ему долг. Хотя на самом деле это невозможно, потому что и наши добрые дела, и сама возможность совершать добродетели — это также дар Божий. И мы вновь оказываемся должниками. Мы просим Бога, и, если наша молитва искренна и произносится от всей души, Господь отнимает Свою карающую руку и милует нас. «Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему» (ст. 27) — простил ради молитвы. Само слово «молитва», понимаемое уже в определенном, привычном для нас смысле, первоначально обозначало крайне смиренную просьбу.
«Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен» (ст. 28). «И емь его дав-ляше», — говорит славянский текст. К сожалению, подобное происходит и с нами. Наши бесчисленные согрешения прощены Богом, а мы придирчиво и требовательно относимся к близким, хотя наш долг перед Богом неизмеримо выше того, что должны они нам. От радости, что Господь нам простил все то, что мы должны были бы Ему вернуть своими добрыми делами, покаянием, молитвами, милостынями, терпением скорбей и прочим, — мы могли бы простить те малые обиды и скорби, которые причинили нам ближние. Вместо этого мы требуем справедливости, забывая о том, что по отношению к нам самим Господь проявил не справедливость, а милосердие. Мы требуем, чтобы нам вернули все до конца, попросили у нас прощения, возместили материальный и моральный ущерб, покаялись перед нами. Мы не хотим прощать обид. Иногда мы, вместо того чтобы примириться с человеком, продолжаем ссору. Иногда в душе своей требуем, чтобы Бог наказал обидчика. Мы ждем, чтобы восторжествовала справедливость — справедливость, совершенно неуместная по отношению к нам, тяжким грешникам, ою аээя у той атвдто «Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе» (ст. 29). Конечно, не всегда те, кто нас обидел, просят у нас прощения. Но наша совесть взывает к нам, чтобы мы прощали ближних. Жалость и сочувствие к людям уже представляют наших обидчиков как бы павшими к нашим ногам. Но мы пребываем неумолимыми под предлогом того, что справедливость должна восторжествовать. Однако если она восторжествует по отношению к нашим должникам, то должна также восторжествовать и по отношению к нам, потому что и мы являемся должниками Божиими. Если же мы хотим милосердия от Бога, то должны проявить милосердие к ближнему.
«Но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга» (ст. 30), Иногда в ответ на действительное или мнимое зло, причиненное нам, мы отвечаем злом, пытаемся отомстить, причинить человеку такую же, а то и большую скорбь. Иногда в душе мы осуждаем человека, считаем его достойным не прощения, а наказания и всяких скорбен. Мы мысленно как бы заключаем обидчика в темницу и требуем, чтобы Бог его наказал.
«Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее» (ст. 31). Кто такие «товарищи»? Конечно, можно под ними подразумевать Ангелов, хотя Бог как всеведущий не нуждается в том, чтобы ему что-то сообщали. Притча, используя обычную житейскую ситуацию, образно преподает нам учение о всеведении Божием. Господь знает обо всем, что происходит в мире и даже в человеческих душах. И сама эта притча обращена прежде всего к нашей внутренней жизни, потому что жизнь человека рождается в его сердце. Господь говорит о злых помышлениях: «А исходящее из уст — из сердца исходит — сие оскверняет человека» (Мф.15:18).
« «Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» (ст. 32-33). Как Господь, господин наш, может призвать человека? Может быть, речь здесь идет о смерти. Каждый из нас должен постоянно помнить о ней, чтобы оградить себя страхом смерти от стремления ко греху. Но может быть и другая ситуация. Например, становимся мы на молитву. Мы умолили Бога простить наши грехи, а через какое-то время выказали жестокость и неблагородство по отношению к нашим ближним. Вновь становимся на молитву, вновь упросили Бога о прощении грехов, но до вечера опять успели нагрешить. Тогда, встав на молитву, может быть, мы уже не ощутим того, что должно быть в ней: облегчения, чистоты сердца, внутренней легкости. А почувствуем, наоборот, тяжесть грехов, которые вновь навалились на нас: и тех, которые были уже прощены, и тех, которые мы вновь совершили в течение дня. Грехи невыносимой тяжестью придавливают нас, не давая вновь возвыситься к Богу и искренне, как дети к отцу, обратиться к Нему. Итак, мы сами виноваты в том, что вынуждены за все отвечать. Если бы мы научились только этой добродетели — прощать ближним грехи по отношению к нам, — то Господь прощал бы и нам. А ведь Господь прощает не так, как представляется нам: мы бесконечно грешим, а Он бесконечно прощает. Нет, вместе с прощением Господь дает силы не грешить, исцеляет нас от самих страстей, от привычек, влекущих к совершению греха на деле.
«И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга» (ст. 34). Можем ли мы (ведь под рабом из притчи подразумевается каждый из нас) отдать Богу весь свой долг? Слова Евангелия обозначают, что мы будем отвечать за все и ничего нам не простится. Мы никогда не вернем нашего долга, потому что нам не у кого взять, кроме Бога, и никто, кроме Него, не способен нам помочь. Даже святые люди, даже Ангелы, если захотят помочь нам, могут только испросить нам милость у Бога. Поэтому если Бог нас не простит, то никто нам не поможет. Тогда будем мы отдавать свой долг сполна: отвечать даже за самые малые и ничтожные грехи, а тем паче за тяжкие.
«Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (ст. 35). Мы должны простить ближнего до конца, так чтобы в сердце нашем не было и тени зла — досады или негодования, а тем паче желания мщения. Это очень важно, потому что Бог взирает на сердце, откуда исходят все поступки человека.
Вернемся к тому, что предваряет эту притчу. Апостол Петр спросил Спасителя о том, нужно ли прощать грехи до семи раз. И Господь ответил ему: «Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз». Под суммой в сто динариев в притче изображены бесчисленные согрешения человека перед ближними. Нам кажется, что мы можем простить грубое слово или еще какой-нибудь проступок, и даже несколько раз. Некоторые люди, каких мало, могут с Божией помощью простить и тяжелые проступки. Но кто способен бесконечно прощать, как сказано, «семь раз по семьдесят»? А между тем грехи, которые нужно прощать «семь раз по семьдесят», — это лишь сто динариев по сравнению с тем долгом, который мы имеем перед Богом, с той бесчисленной суммой в десять тысяч талантов. Даже если человек беспрестанно грешит перед нами, мы должны понимать, что наш долг перед Богом неизмеримо больше. И потому бесконечно должны мы прощать ближнему нашему, чтобы и Бог наш, как милосердный Отец, бесконечно прощал нам неизмеримо большие, бесчисленные согрешения. Аминь.

31 июля 2003 года

Неделя 12-я по Пятидесятнице

(Мф., 79 зач., XIX, 16-26)

И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне добро-ч го, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно.

О спасении и христианском совершенстве

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда мы читаем или слушаем Евангелие, совесть говорит нам о том, что мы должны внимать словам Спасителя с целью исполнять то, о чем мы только что прочитали или услышали, с целью подражать Его жизни. Однако мы начинаем лукаво себя оправдывать и говорить, что в наше время и при тех обстоятельствах, в которых мы находимся, исполнять строгие требования Евангелия невозможно. Так оправдывают себя почти все. Если мы доведем эту мысль до логического конца, то увидим, что она абсурдна. Получается, будто проповедь Спасителя, прозвучавшая в первом столетии нашей эры, устарела и будто сейчас нужна другая проповедь. И если бы Господь явился в наши дни, то Он учил бы уже иначе, чем в первом столетии. Он бы «приспособил» Свое учение к нашей жизни, учил бы нас, может быть, более снисходительно или вообще как-то иначе. К такому абсурду приводит наше самооправдание.
Спаситель сказал: «Я открыл вам сокрытое от сотворения мира» (см. Мф.13:35), то есть те незыблемые истины, которые жаждали услышать и увидеть цари, пророки и многие праведники, но не имели возможности. Ничего большего или иного сказать уже никто не сможет.
Четыре Евангелия — это записанная проповедь апостолов, слово, с которым они обращались к людям везде, куда их направлял Дух Божий. Апостол Павел говорит: «Если мы или Ангел с неба будет благовествовать вам иное, чем мы благовествовали, анафема да будет» (см. Гал.1:8). Итак, мы видим, что нельзя позволить себе исказить хотя бы одно слово Священного Писания. Никто из святых отцов, комментируя его, не посмел изменить в нем ни одного слова. На основе Писания они преподавали нам догматические, нравственные истины или аскетическое учение, но это только их комментарий, они не дерзали «приспособить» учение Евангелия. Святые отцы лишь объясняли, как нужно это незыблемое, единственное, в полной мере истинное евангельское слово применять к нашим обстоятельствам.
Евангельское повествование, которое читается в это воскресенье, чрезвычайно содержательно и налагает на нас строгие требования. Выслушав его, постараемся без всякого оправдания и лукавства применить услышанное к своим жизненным обстоятельствам. Применить, повинуясь голосу только своей совести, а не самолюбию и происходящему от него самооправданию.
«Некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» (ст. 16). К Господу Иисусу Христу подошел человек, юноша, с необыкновенно важным вопросом, который свидетельствовал о добром внутреннем расположении вопрошавшего, о том, что он имел истинную веру и задумывался о вечности. Ведь единственное, что должно волновать всякого человека, живущего на земле, -это вечная жизнь, а наша земная жизнь временна, когда-нибудь она кончится.
«Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (ст. 17). Спаситель сказал это не для того, чтобы упрекнуть юношу, но для того, чтобы тот сделал вывод из своего обращения. Господь хотел натолкнуть юношу на мысль о том, что Тот, к Кому он обратился как к благому, есть истинный Бог. Благость, которая распространялась вокруг Господа Иисуса Христа при всяком Его слове или движении, свидетельствовала о Его Божестве.
«Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (ст. 17). Конечно, Господь Иисус Христос знал, что подошедший к Нему — человек высоконравственный. Однако Он желал преподать урок не только ему, но и всем окружающим, в том числе Своим ученикам. Словами «если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» Он как бы заставил его высказаться. «Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя» (ст. 18-19). Эти заповеди были даны Богом через Моисея еще в Ветхом Завете. Все иудеи с детства воспитывались в благочестии и поэтому знали эти заповеди, однако исполнить их было чрезвычайно тяжело. Народ в то время уже отпал от веры. Были некоторые люди, считавшие себя ревнителями благочестия, они пытались исполнить заповеди внешне (хотя часто их и нарушали) и выглядели праведниками только перед людьми. То была секта фарисеев. Бо’льшая же часть народа чувствовала, что исполнить заповеди не может. Отчасти это происходило от теплохладности большинства иудеев, а отчасти от того, что без действия благодати Божией (которую в мир принес только Господь Иисус Христос), движимые одним страхом наказания, люди могли с трудом исполнить лишь некоторые из этих заповедей. Тем более удивительны были случаи, когда люди исполняли все заповеди. Таким и оказался этот юноша.
«Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне?» (ст. 20). Этот юноша не только исполнил все предписанное законом, но имел еще и смирение, испытывал то алкание и ту жажду правды, о которых говорил Спаситель. Он чувствовал, что праведности, какую он стяжал, недостаточно, необходимо что-то еще. В духовной жизни так бывает всегда: чем больше человек делает, тем большую он чувствует жажду, тем сильнее влечет его к Богу, тем меньше он видит своих добрых дел и больше — своих грехов. Юноша осознавал, что исполнения Моисеевых заповедей недостаточно, и это говорит о его искренности и сердечной чистоте.
«Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим» (ст. 21). Евангелист Марк передает подробность, которой нет у евангелиста Матфея. Он говорит, что, после того как юноша спросил у Господа: «Чего еще недостает мне?», «Иисус возлюбил его» (см. Мк.10:21). За это его смирение Господь проникся чувством любви к юноше, который осознавал, что исполнения ветхозаветных заповедей недостаточно.
«Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (ст. 21). Здесь начинается вторая часть этого евангельского повествования. В первой части говорится о том, что необходимо сделать человеку, чтобы наследовать жизнь вечную: не убивать, не прелюбодействовать, не красть, не лжесвидетельствовать, почитать отца и мать и любить ближнего своего, как самого себя. Во второй части речь идет уже о христианском совершенстве: «если хочешь быть совершенным». Нужно обратить внимание на два словосочетания: первое — «если хочешь», второе — «быть совершенным». Значит, мы имеем власть желать или не желать быть совершенными. Это не значит, что человек погибнет, если не достигнет христианского совершенства. Необходимо исполнять заповеди, не нарушать закон Божий на деле и каяться внутренне. «Если хочешь быть совершенным…» — то есть человек может не хотеть совершенства, но при этом наследовать жизнь вечную.
Путь, ведущий к совершенству, обычно выражается в принятии монашеского образа (так было на протяжении истории, так происходит и в наше время). Монахи, словно палимые духовной жаждой, которую не может утолить обычное мирское благочестие, желая совершенства, желая все сделать для своего спасения, стремятся дальше. Конечно, они не имеют возможности спросить Господа так, как спросил Его этот юноша. Однако они вопрошают свою совесть, иногда спрашивают своих друзей, обращаются с вопросом к духовным старцам: «Что еще мне нужно сделать, потому что я чувствую, что того, что я делаю, мало?» Итак, тот, кто хочет, избирает путь совершенства. Здесь мы уже говорим о второй части замечательного изречения Спасителя «Если хочешь быть совершенным».
Что же такое совершенство? «Пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною». Оставляя все, человек отрекается от всего земного, даже невинного. Мы знаем, что во времена Ветхого Завета земное благополучие считалось признаком Божия благоволения, а скорби — наказанием за какие-нибудь грехи. Не всегда, конечно, так бывает, но часто. По крайней мере, ветхозаветные люди были уверены, что праведник должен пользоваться земным благополучием. Но вот человек отказывается от земного благополучия — от того, что как будто бы является благословением Божиим, — и следует за Господом. Как же можно, раздав все свое имение и став нищим, при этом исполнить хотя бы две заповеди: «Почитай отца и мать» и «Люби ближнего твоего, как самого себя». Как я могу почитать отца и мать, если я нищий и мне нечем им помочь? Как я могу любить ближнего, как самого себя, когда я не могу оказать ему даже небольшой помощи, может быть, не могу подать даже куска хлеба, ведь я нищий и сам нуждаюсь в помощи? Вот это и заповедует Спаситель человеку, желающему совершенства, — стать нищим. Только тогда человек, будучи уже свободным от всех внешних обязанностей по отношению к людям, имеет возможность служить Богу сердцем, совершенно Ему преданным, которое наполняет один Господь Иисус Христос и которое ничем другим не занято. Раздав все свое имение, человек раз и навсегда исполняет заповедь по отношению к ближним и с того момента от нее освобождается. Это не означает, что он не должен любить ближнего. Но исполнять эту заповедь он должен не телесно, а духовно, то есть не с помощью каких-то материальных средств, а внутренним расположением: прощением обид, снисхождением, смирением перед ближним, в каких-то случаях — молитвой. Под ближними имеются в виду не только родственники, но и вообще все люди, с которыми человек встречается в своей жизни.
«Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раз дай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах». Человек, исполнивший эти слова Спасителя, приобретает «сокровище на небесах» как некий залог своего спасения. Может быть, он не является столь же высоконравственным человеком, каким был этот евангельский юноша, и даже едва-едва удерживается от тяжких грехов, а может быть только что отошел от безнравственной жизни, но потому, что он отказался от всего ради Господа, этот человек уже имеет «сокровище на небесах». За свое отречение ОБ получает от Господа благодать как некий капитал, который он может до определенной степени тратить, и даже если согрешит, то вправе надеяться на милость Божию. Вот что приобретает человек, отрекшийся от всего.
«И приходи и следуй за Мною». Во времена земной жизни Спасителя эти слова можно было исполнить буквально: следовать за Господом, внимать каждому Его слову, следить за каждым Его движением, подражать всем Его поступкам, как бы пропитаться учением и самой жизнью Спасителя. В наше время следование за Господом выражается в неукоснительном исполнении евангельских заповедей. Мы должны непрестанно молиться, погружать свой ум, если можно так выразиться, в Господа Иисуса Христа, в евангельское повествование и не давать своему разуму выйти за пределы этого учения, где бы мы ни находились. На каждом перекрестке своего жизненного пути мы должны выбирать путь Господень, предпочитая его собственным желаниями мнению людей. Это и означает для нас идти вслед за Господом.
«Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение» (ст. 22). После того как Господь сказал юноше эти слова, обнаружилось, что человек этот имеет пристрастие к своему имению. Наверное, большинство из вас -люди бедные, но все равно какое-то имущество есть у всех. Мы все стремимся к жизненным удобствам, думаем о своих детях и о родных, думаем о себе: своих болезнях, трудах. Мы желаем отдыха, вкусной пищи, тепла, крова, приличной одежды и считаем свое желание законным. Пусть это немного, но все равно это — наше богатство. И если перед нами вдруг встает вопрос о том, что мы должны от чего-то, касающегося нашего земного благополучия, отказаться, то оказывается, что мы, теоретически любя только Бога, на деле предпочитаем Ему земные блага. Мы пытаемся найти возможность не следовать за Господом, отступить от заповедей и при этом стараемся себя оправдать.
«Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение». Юноша не возразил. Ответ он услышал, но понести его не смог и потому отошел с печалью. Мы не знаем, что было в дальнейшем с этим человеком: может быть, он покаялся, все осознал и последовал за Господом, может быть, это было даже после Воскресения Спасителя. Но в данный момент он «отошел с печалью».
«Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (ст. 23-24). Почему богатому трудно войти в Царство Небесное? Этому мешает не само богатство. Не нужно думать, что если человек имеет средний достаток или беден, то к нему эти слова уже не относятся. Богат тот, кто надеется на свое имущество, и такому войти в Царство Небесное трудно. И неважно, какое у него богатство: огромная сумма денег с недвижимостью или небольшая, обставленная мебелью по вкусу и возможностям хозяина квартира. Богат даже и нищий, который дорожит небольшой поданной ему на паперти суммой денег, или монах, думающий о каких-то своих книгах и личных вещах. Одинаково ничтожны и груды золота, и медный пятак. Это условности грешной человеческой жизни, а все дело заключается в пристрастии человека. Богатый человек который в случае необходимости легко и без скорби расстанется со своим богатством и надеется не на него, а на Бога, — этот человек войдет в Царство Небесное. Напротив нищий, бедный человек, который имеет пристрастие к своему малому имуществу и надеется на него, может войти в Царство Небесное лишь с трудом.
«И еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие». Толкователи Божественного Евангелия разъясняют эти слова по-разному. Иные говорят, что моряки в древности называли верблюдом корабельный канат. Подобно тому как толстый канат трудно пропустить сквозь игольное ушко, так и надеющемуся на богатство трудно войти в Царствие Небесное. В наше время сделаны такие археологические открытия, которые позволяют толковать эти слова иначе. Дело в том, что в городской стене Иерусалима были узкие пешеходные ворота, называвшиеся «игольное ухо». В них человек мог протиснуться боком. Прочие ворота с наступлением темноты закрывались, а этот вход оставляли открытым, чтобы человек без груза и вьючных животных мог войти в Иерусалим ночью. Может быть, это делалось ради безопасности, может быть, ради того, чтобы купцы не входили в город без уплаты пошлины. Сквозь эту пешеходную калитку едва-едва может пройти рослый человек. Когда мы были в Иерусалиме, то проходили сквозь это «игольное ухо». В одном месте города были произведены раскопки, в ходе которых обнаружили небольшой участок городской стены с этими воротами. Вот в них-то мы могли протиснуться. С нами была монахиня небольшого роста, она прошла легко, а мне было уже тяжело: пришлось согнуться и пролезать боком. Конечно, хотелось бы так и в Царство Небесное пройти…
Вьючному животному, например верблюду, пройти именно в эту обнаруженную археологами калитку невозможно. Однако есть предположение, что где-то были воротца несколько большего размера, и через них верблюд мог проползти на коленях. Наверное, купцы заставляли верблюда становиться на колени и проползать через эти ворота со своим грузом (или проносили груз сами) и таким образом проходили в Иерусалим. Может быть, и человек богатый если смирится и признает свою немощь, то, подобно этому верблюду, «проползет» в Царство Небесное. Еще раз повторю: под богатым нужно понимать не того человека, которого признают таким люди, а того, кто имеет пристрастие к своему имуществу, хотя бы оно было и ничтожно.
«Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись?» (ст. 25). Изумление апостолов понятно. Праведный человек, благочестие которого, как кажется, засвидетельствовано его земным благополучием, богатством, — и вдруг с трудом может войти в Царство Небесное. Если этот праведный человек почти не имеет надежды, то «кто же может спастись»? «А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (ст. 26). Из этих слов следует, что спасение вообще выше человеческих сил. Человек не может спасти себя сам. Ему не может в этом помочь ничто: ни духовные силы (которых он не имеет), ни тем более земной разум и какие-то житейские, необходимые в человеческой жизни способности. Если нравственный человек не может войти в Царство Небесное только из-за того, что не хочет оставить свое богатство, то что же говорить о людях грешных. Поэтому Господь говорит: «Человекам это невозможно».
Итак, мы получим возможность войти в Царство Небесное только тогда, когда смиримся, познаем свою немощь, бессилие и убожество, будем надеяться только на Единого Бога и просить Его помощи, ибо человек спасается не своими силами, человека спасает Бог. Отсюда становится ясным великое значение молитвы — добродетели, которая многими людьми, в особенности чуждыми Церкви, вовсе презирается, считается самообманом, пустым времяпровождением. Они говорят верующему: «Вместо того чтобы делом помочь ближнему, ты молишься». Им кажется, что таким образом человек лицемерит. Но именно в молитве человек призывает Бога, именно в молитве он получает помощь Божию. Ту помощь, которой не только этому евангельскому юноше не хватало, но и всем нам не хватает. Как бы ни был человек силен нравственно, как бы ни был совершенен и мудр, однако ни мудрости его, ни нравственности не хватит для того, чтобы победить диавола и грех. Ведь если грех живет в самом человеке, то какой может победить сам себя? Как он может искоренить грех из самого себя? Он сам свой враг. Именно поэтому молитва, призывание помощи Божией становится самой главной, самой важной добродетелью. Только тот, кто осознал, что он сам не может спастись, что это возможно единому Богу, получает помощь Божию. Мы молимся против своих грехов, страстей, которые иногда мучают нас как свирепые звери. И если мы падаем вновь и вновь и не можем победить грех, то будем знать, что происходит это оттого, что мы надеемся на самих себя, думаем справиться собственными силами. До тех пор, пока мы не осознаем до глубины души, пока на опыте не почувствуем, что только Бог может спасти нас, мы будем падать, и падать, и падать. К сожалению, случается так, что и многочисленные падения не могут вразумить человека. Он думает, что Бог не хочет ему помогать. Он теряет веру и даже совсем отходит от Бога, считая, что, если Бог ему не помогает, значит, Его нет. Однако он не чувствует помощи Божией по той причине, что не понял своего ничтожества. Тот, кто свое ничтожество познал опытно, обязательно ее получит.
Можно представить себе, как Спаситель говорил эти слова. Когда человек хочет сказать нечто особенно важное, внушительное, он внимательно смотрит на своего собеседника. Пусть он говорит и простые слова, но с какой-то многозначительной интонацией, и они глубоко врезаются в память человека, запечатлеваясь в его душе. «А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно». Аминь.

13 октября 1996 года

«Что сделать доброго, чтобы иметь жизнь вечную?»

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Некто подошел к Господу Иисусу Христу и сказал Ему: «Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» (ст. 16). К сожалению, немногие люди задаются этим вопросом и даже мы, православные христиане, вспоминаем о вечности нечасто. Как будто бы пришедшие в Православную Церковь, чтобы наследовать жизнь вечную, как будто бы уверовавшие и принявшие учение истины, мы, однако же, в действительности думаем об этом чрезвычайно мало. Вопрос же человека, подошедшего к Господу Иисусу Христу, показывает его беспокойство о своей вечной участи. В то время было много авторитетных учителей, называемых по-еврейски раввинами, которые преподавали свое учение, основанное на законе Моисеевом и на предании других уважаемых учителей, так называемых старцев (примером такого старца, впоследствии обратившегося в христианство, является праведный Гамалиил, учитель апостола Павла, известный во всем иудейском мире. Некоторые его поучения, по смыслу очень близкие христианскому учению, вошли в знаменитую вероучительную книгу иудеев — Талмуд). Казалось бы, все ясно. Поэтому вопрос: «Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» выглядит неожиданным. Зачем спрашивать, когда и так много учителей? Значит, заданный вопрос очень беспокоил этого человека. Он понимал, что старцы, с которыми он раньше беседовал, не могут дать удовлетворительного ответа — такого, чтобы юноша уже мог быть безмятежным и действительно мог надеяться на вечную жизнь. Их слова не приносили желаемого утешения — не давали надежды. Настойчивость этого человека, вопрошавшего о жизни вечной, как раз говорит о его искренности, которой, к сожалению, еще раз повторяю, нам самим, несмотря на то что мы христиане, часто не хватает. Нас не беспокоит этот вопрос, мы относимся к вечности чрезвычайно равнодушно.
«Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (ст. 17). Этими словами Господь Иисус Христос, наш Спаситель, намекал, что подобное обращение, для человека как будто бы слишком возвышенное, в данном случае подходит по той причине, что Он есть не просто человек, но Бог. Иначе говоря, слова Его нужно понимать так: если ты считаешь Меня просто человеком, не называй Меня благим; если же называешь Меня благим, тогда верь в то, что Я — Бог.
«Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» — эти простые слова мы также не понимаем. Мы желаем наследовать жизнь вечную, хотим, чтобы Господь простил наши грехи, но не понимаем, казалось бы, совершенно простой вещи: если хочешь войти в жизнь вечную — соблюди заповеди. Если же ты не хочешь исполнять заповеди, значит, на самом деле ты не желаешь вечной жизни.
«Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя» (ст. 18-19). Здесь перечислены только те заповеди, которые относятся к ближнему, к человеку, но нет тех, которые говорят о правильном отношении к Богу, поскольку юноша право исповедовал веру, закон Моисеев и не нуждался в заповедях, относящихся к богопочитанию. Нужно сказать, что это напоминание Господа относится и к нам, оно очень нам близко. Мы тоже правильно верим: правильно исповедуем истину, правильно верим в Бога. И хотя догматы понимаем в разной степени, но все мы, самое меньшее, знаем Символ Веры, принимаем его и признаем истинным исповеданием. Однако заповедями, относящимися к ближнему, мы пренебрегаем и считаем, что только одной нашей правой веры уже почти достаточно для спасения. Конечно же, заповеди, о которых в этом евангельском повествовании Спаситель напоминает юноше, мы должны исполнять более строго, чем исполнял их он. Здесь говорится только о заповедях закона Моисеева. Но мы знаем, что Спаситель также сказал: «Вы помните, что сказано древним: не убивай. Я же говорю вам: не гневайся. Сказано: не прелюбодействуй. Я же говорю: не смотри с вожделением» и так далее (см. Мф.5:21-22; 27-28). Даже заповедь любить ближнего своего, как самого себя, в Новом Завете преподается Господом по-новому, углубленно: Евангелие заповедует любить ближнего не только, как себя, но больше, чем самого себя. На Тайной вечере Спаситель сказал Своим ученикам: «Нет больше той любви, как если кто жизнь положит за друзей своих, вы — друзья Мои» (см. Ин.15:13-14). Подав этот пример, Он и призвал людей к тому, чтобы они любили друг друга больше самих себя. Но, к сожалению, мы даже и ветхозаветные заповеди едва-едва исполняем (это в лучшем случае), и притом почитаем себя праведными, совесть наша спокойна. Но, например, многие из нас сами виновны или являются соучастниками в том убийстве, о котором я не буду говорить — вы меня понимаете. От прочих грехов мы в лучшем случае кое-как удерживаемся, а бывает, что и совершаем их. Если же покаемся — просто скажем о них на исповеди, без всякой епитимьи, без должных покаянных трудов, — то уже считаем, что нас обязаны простить. Словно наше дело -грешить, а Божие — всегда прощать, что бы мы ни сделали. Когда же священник хочет к нам применить некоторую малую строгость для того, чтобы мы лучше покаялись (не из желания досадить, а с целью помочь нам осознать тяжесть греха), то в нас это вызывает возмущение. Итак, очевидно, что и ветхозаветные заповеди мы почти не исполняем, а к новозаветным даже не считаем нужным приступать. Мы думаем: как же можно жить — и не гневаться или не иметь похотливых мыслей? Как же можно любить ближнего, если он плохой (вот если бы он был добрым, тогда я его любил бы)? Таким образом, мы находим множество различных оправданий и даже не приступаем к новозаветным заповедям, а ветхозаветные в лучшем случае не нарушаем. Если же нарушаем и каемся, то раскаиваемся только умом, а не на деле.
«Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне?» (ст. 20) Можно вновь похвалить этого юношу. Исполнив все то, чего мы, православные христиане, почти не делаем, он все-таки испытывал беспокойство. Он понимал, что этого мало для того, чтобы наследовать жизнь вечную. Совесть его упрекала, он искал чего-то большего. Юноша хотел твердой надежды на вечную жизнь. Мы же, беспристрастно посмотрев на себя, увидим, что если нам удается исполнить только первоначальные, еще несовершенные, заповеди Моисеева закона, то мы успокаиваемся и считаем, что нам вход в Царствие Небесное уже обеспечен. Однако юноша чувствовал, что еще не имеет истинной надежды на вечную жизнь, ему чего-то недостает. И тогда Иисус преподал ему урок истины — учение о том, что нужно сделать, чтобы быть спокойным за себя, чтобы действительно надеяться на вечную жизнь.
«Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (ст. 21). Итак, тот, кто соблюдает заповеди, исполненные юношей, хотя и надеется на вечную жизнь, но нетвердо Мирянин, имеющий семью, детей и заботящийся о них, не оставивший все ради Господ;, приобретает надежду, но неполную. Тот же, кто хочет иметь твердую надежду, должен от всего отречься — жить только ради вечности. Потому Спаситель и говорит: «Если хочешь быть совершенным». Святитель Игнатий (Брянчанинов), толкуя это место Евангелия, на слово «совершенный» обращает особое внимание. Можно спастись, надеяться на вечную жизнь, исполнив все то, что исполнил юноша, однако же при этом нельзя иметь настоящей, полной, твердой надежды, как говорят святые отцы — удостоверения в своем спасении. Если хотим иметь удостоверение в своем спасении, мы должны идти этим путем, то есть быть совершенными. Совершенство же достигается через отречение от всего. Не нужно думать, что если мы от всего отреклись, то уже стали совершенными — нет! Но именно для того, чтобы вступить на путь совершенства, нужно от всего отречься. «Если хочешь быть совершенным…», то есть это в нашей власти: хотим быть совершенными — можем пойти этим путем, не хотим — будем спасаться иначе. Может быть, у нас недостаточно сил и мужества, чтобы совершить этот шаг, — он предоставляется произволу каждого. Не нужно думать, что не желающий стремиться к совершенству, о котором говорит Господь, уже погибает. Но он должен понимать, что полного удостоверения, уверенности в своем спасении не найдет до самой последней минуты своей жизни. Он будет каяться, молиться, но не будет иметь твердой надежды. А получить удостоверение в своем спасении — это участь монашествующих. Хотя, конечно, на деле бывает и так, что какой-нибудь мирянин лучше иного монаха.
«Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною». Конечно, этот человек имел возможность следовать за Господом самым буквальным образом. У людей, живущих в другие времена, в последующие столетия существования Христианской Церкви, такой возможности нет. Но жить только ради Господа, следовать только Его заповедям, не думая больше ни о чем, и в этом видеть единственную цель своей жизни — это действительно удел монахов. Об этом говорит преподобный Иоанн Лествичник: монах — тот, кто на всякое время и на всяком месте думает только об одних евангельских заповедях. Вот что значит следование за Господом.
«Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное» (ст. 22-23). Оказалось, что праведная жизнь довольно-таки легко дается при материальном благополучии. А вести праведный образ жизни, отрекшись от всего, став нищим, не подавая милостыни, но нуждаясь в подаянии, — это очень тяжело. Нищета телесная — средство к тому, чтобы приобрести нищету духовную и вслед за этим исполнить и все заповеди блаженства. Это начало. Человек, который от всего отрекся, уже не оглядывается назад. Собственно, у него и дороги назад нет. Когда человек делает решительный шаг и отваживается вступить на путь совершенства, он похож на того, кто бросается вниз головой в пропасть и при этом надеется, что не потерпит никакого вреда, что Господь его сохранит. Вот какое мужество иногда необходимо для того, чтобы от всего отречься! Дело даже не в том, что мы имеем большое имение. Мы можем и немного иметь. Но если любим то малое, чем владеем, оно для нас также является большим. Требуется отречение от своих пристрастий, привязанностей, отречение от близких, но, отрекаясь от немногих близких, мы приобретаем весь мир. И когда нужно совершить такой шаг, многие из нас впадают в малодушие. Часто бывает, что, как будто бы уже сделав в эту сторону первый робкий шажок, люди потом не выдерживают и отступают, хотя им, собственно, и отрекаться-то не от чего. Но сама возможность жить свободно, мечта о том, что ты будешь что-то иметь, так дорога человеку, что он даже от собственной мечты не может отречься, ничего на самом деле не имея. Гораздо же труднее отказаться от чего-либо, чем ты в действительности обладаешь. В нашем случае этому юноше было необыкновенно тяжело отречься от своего имения.
«Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное». Богатому, как я уже сказал, не только в буквальном смысле слова, но и тому, кто только желает чем-либо обладать, кто имеет привязанность к миру или даже свое малое имущество считает чем-то вожделенным и чрезвычайно им дорожит. Точнее было бы сказать, что трудно богатому привязанностями войти в Царство Небесное,
«И еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (ст. 24). На этот стих Евангелия есть несколько толкований. Феофилакт Болгарский говорит, что верблюдом в древности называли толстый корабельный канат. Так, например, сейчас есть якоря, называемые «кошкой». Толстый корабельный канат невозможно продеть сквозь игольное ушко — это одно толкование. Другое толкование, историческое и, как мне кажется, более вероятное, говорит, что «игольным ухом» назывались узкие пешеходные ворота в стене Иерусалима, через которые человек мог пройти, немного согнувшись, боком. Верблюду это было невозможно. Правда, иногда люди того времени прибегали к ухищрениям: когда закрывались городские ворота и было опасно оставлять скот за городскими стенами и оставаться там самим, то верблюда ставили на колени и он проползал через это узкое отверстие — существуют такие исторические описания. По тому или другому толкованию выходит, что богатому войти в Царствие Небесное либо невозможно, либо чрезвычайно трудно, почти невозможно — именно надеющемуся на богатство, на что-либо, чем он обладает. Это может быть и ум, и образование, и связи, могут быть мечты о каком-то богатстве или земном преуспеянии и зависть, в конце концов, к тем людям, которые все это имеют. Вот что понимается в Евангелии под богатством. Бывает, что человек не обладает ничем, совершенно нищ и убог, но имеет необыкновенную привязанность к миру, потому что завидует тем, кто преуспевает в отношении земного благополучия. Ему также трудно спастись, и пусть он не осуждает состоятельных людей, поскольку в духовном отношении, может быть, такой человек еще дальше отстоит от Царствия Небесного, хотя никакого материального богатства и не имеет. Если я беден и завидую богатым, всех их проклинаю и осуждаю, говоря, как это сейчас модно, что всякий богатый человек обязательно бандит и все они нечестные, то говорю я так от зависти и только от зависти. Ведь на самом деле я не знаю, кто честен, а кто нет. Эта зависть также делает нас привязанными к земле, правильнее сказать, обличает нашу привязанность к земле. И такому человеку тоже трудно — если не более трудно — войти в Царствие Небесное.
«Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись?» (ст. 25). Действительно, слова Спасителя казались чрезвычайно странными, ведь богатство и земное благополучие в то время считались признаком Божия благоволения к человеку. Да и сейчас, честно сказать, мы думаем так же. Когда испытываем неприятности, терпим болезни, материальные лишения, мы начинаем усиленно молиться, считаем, что нормальное положение — это такое, при котором у нас все благополучно. Когда же возникают трудности, то это, по-нашему, наказание Божие. Если мы, христиане, так к этому относимся, то что же говорить о людях того времени! Богатство, множество детей, здоровье близких, их преуспеяние в земном отношении — все это считалось признаком благоволения Божия. И вдруг оказывается, что такому человеку трудно, почти невозможно войти в Царство Небесное. Ученики, естественно, изумились: «Так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (ст. 25-26). Ученики действительно поняли, что не только богатый, но и завидующий богатому, и имеющий какое-либо, даже малое, пристрастие, правильнее сказать — сильное пристрастие к чему-то малому, также с трудом может войти в Царствие Небесное. «Кто же может спастись?» И Спаситель открыл им истину: «Человекам это невозможно, Богу же всё возможно». Мы спасаемся не своими усилиями, но только Бог может нас спасти. Поэтому на первое место выступает добродетель молитвы. Мы должны молиться, умолять, просить Бога, требовать от Него — как угодно. Мы должны понять, что от этого зависит наше спасение. Мы забываем о приличиях, когда дело касается нашей жизни. гкоі
Посмотрим, с чего началась беседа Спасителя с юношей и чем закончилась. Началась она словами: «Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» — а завершилась: «Кто же может спастись?» Итак, в жизни юноши все как будто бы было правильно, но привязанности отвращают человека от Царствия Небесного, заставляют оглядываться назад, подобно жене Лотовой. И речь уже идет не о совершенстве, которого трудно достигнуть, но хотя бы о спасении. Если человек не имеет мужества от всего отречься и искать совершенства, искать твердой надежды на спасение, то пусть, по крайней мере, покаянием, непрестанной молитвой умоляет Бога о помиловании. И тогда, может быть имея некоторое пристрастие, но борясь с ним и каясь, он получит надежду на то, что войдет в вечную жизнь. Вот о чем мы должны всегда думать, вот что должно нас беспокоить. Совершенно справедливо пишет святитель Игнатий (Брянчанинов): когда мы говорим о спасении, то должны помнить, что спасение необходимо погибающим. Мы должны осознавать себя погибающими и умолять, просить Бога о спасении, делать все, что в наших силах, и не думать, будто мы уже много сделали. Никакие из наших дел недостаточны для спасения. И юноша думал, что сделал уже довольно, однако совесть его беспокоила, и в конце концов оказалось, что он не может совершить следующий шаг. Поэтому будем всячески понуждать себя к исполнению заповедей и к покаянию через непрестанную молитву, будем стараться изо всех сил. Ведь мы говорим не о каком-то предмете, без которого можно было бы жить, хотя и не слишком легко и приятно, но о вечной жизни или о вечной смерти. Аминь.

30 августа 1998 года

Быть совершенным — значит сделать все для своего спасения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» — или по-славянски: «Что благо сотворю, да имам живот вечный?» (ст. 16). Многие из нас думают о вечной жизни как о чем-то уже приобретенном. Нам кажется, что если мы православные христиане, посещаем храм Божий, молимся и не совершаем каких-то особо тяжких грехов, то, таким образом, мы уже все сделали для своего спасения и наследовали вечную жизнь. Нам остается просто до конца своей жизни делать то же самое. Однако такой взгляд на вещи типичен для сектантов, а не для православных.
Православный христианин всегда должен каяться, искать погрешности не только в своем поведении и поступках, но даже и в мыслях. Через покаяние, через изменение прежде всего своей нравственности, своей внутренней жизни (ибо источником человеческой жизни является внутреннее существо человека) христианин должен готовиться к вечности и просить милости Божией, а не надеяться на то, что он уже все приобрел одним тем фактом, что он верующий человек. Успокаивая себя таким образом, мы уподобляемся баптистам, методистам или приверженцам какой-то другой из бесчисленного множества существующих сейчас сект — тем людям, которые считают, что они приобрели истинную веру и благодаря ей уже спасены.
Собственно, именно в том, что человека спасают не дела, а вера, и состоит доктрина протестантизма. Изобретателем этого учения был Лютер, живший в XVI столетии. Сам он считал себя реформатором христианства, но на самом деле лишь исказил его. Все протестантские деноминации, вплоть до самых мельчайших сект, усвоили эту доктрину. Для протестантов дела человека как бы затушеваны и не имеют никакого принципиального значения по сравнению с верой. Хотя наша Православная вера, в отличие от сектантских лжеучений, на самом деле истинна, тем не менее мы уподобляемся сектантам, если думаем, что спасаемся вне зависимости от наших дел, только благодаря тому, что мы православные христиане.
В таком случае мы оказываемся хуже, чем юноша, о котором говорится в сегодняшнем евангельском чтении. Он хотя и не знал тех истин, которые известны нам, христианам, но для своего времени был истинно верующим человеком и следовал всем заповедям, которые были открыты евреям через Моисея. Однако же он не считал, что этого достаточно для спасения, напротив — чувствовал, что этого мало, и потому задавался таким вопросом: «Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» 0 Сама мысль о вечной жизни уже говорит о глубокой вере. Честно признаемся себе, что мы думаем о вечности чрезвычайно мало. Мы исполняем свой христианский долг, а вечная жизнь не беспокоит нас, как беспокоило бы нечто насущное и необыкновенно важное. В течение всей своей повседневной жизни мы едва-едва вспоминаем о ней, больше же думаем о том, чтобы Господь в этой временной жизни удовлетворил все наши нужды и избавил от скорбей. О вечности мы вспоминаем лишь поневоле, либо в преклонном возрасте, когда уже естественно об этом задуматься, либо когда нас, не дай Бог, посетит тяжелая болезнь или кто-то из наших родных отойдет ко Господу. Л{^
Таким образом, мы видим высоту духа и добродетель юноши, подошедшего к Спасителю. Он задал Господу вопрос, который всех нас беспокоит, но мы отставляем его куда-то в сторону. Нам кажется, что он либо уже решен для нас положительно, либо его предстоит решить когда-нибудь потом, а не сейчас. А этот совсем еще молодой человек, только начинавший свою жизнь, обеспокоился тем, что ему нужно сделать для приобретения вечной жизни. Он желал не просто узнать, чего ему не хватает, но и исполнить это, чтобы наследовать вечную жизнь.
Господи ответил ему: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (ст. 17). Спаситель поправляет юношу и уже намекает ему, что нужно, чтобы наследовать вечную жизнь, а именно — уверовать в Божество Господа Иисуса Христа. Он как бы говорит ему такие слова: «Если ты называешь Меня благим Учителем, значит, должен предполагать, что Я есть Тот Самый благой Бог, Который только и может именоваться благим. Если же ты считаешь Меня просто учителем, то не называй Меня благим. А если Я не являюсь благим Богом, то едва ли могу дать ответ на твой необыкновенный вопрос».
Далее Господь говорит: «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (ст. 17). Для всех нас как будто бы очевидно, что для спасения необходимо соблюдать заповеди, мы все знаем это с полной уверенностью. Но, тем не менее, бывает, что человек, как будто бы он никогда не читал ни Евангелия, ни святых отцов, задается таким искусительным вопросом: «Что конкретно нужно делать?» Вместо того чтобы спросить, как исполнить ту или иную заповедь, применив ее в конкретной ситуации, мы часто задаем духовникам просто риторический вопрос, оправдывая себя. Духовник отвечает нам: «Нужно исполнять заповеди», а мы продолжаем оправдываться: «Все это так туманно и сложно, духовная жизнь — это нечто неизъяснимое, и вы, как и прочие люди, не можете сказать мне ничего конкретного и ничего не можете объяснить». В отличие от нас евангельский юноша действительно желал узнать, что еще ему необходимо для спасения.
Из церковной истории известно, что некие монахи вопрошали одного подвижника, преуспевшего в духовной жизни: «Что нам нужно делать для спасения?» Он спросил их: «Вы Евангелие читали?» Они, конечно же, ответили, что читали. Тогда он им просто сказал: «Вот и исполняйте то, о чем вы читали». Через некоторое время они опять решили задать тот же вопрос, но, чтобы получить более обстоятельный ответ, употребили следующую, может быть примитивную, хитрость. Когда подвижник снова спросил, читали ли они Евангелие, они отвечали, что нет. Тогда он сказал им: «Прочтите и исполняйте». Всем нам подходит этот ответ: читайте Евангелие и исполняйте его. Но мы желаем себя оправдать и говорим: «А какие заповеди нам исполнять? Эту заповедь мне мешает исполнить здоровье, эту — моя семья и близкие, а эту — вообще все современные условия жизни». Выходит, что нет такой заповеди, которую мы можем исполнить. У нас находятся причины для того, чтобы отвергнуть каждую из них и оправдать свое полное пренебрежение Евангелием. Ведь мы даже и не задумываемся о том, что жить по евангельским заповедям — это наша прямая обязанность, как для юноши обязанностью было жить по заповедям Моисеева закона.
«Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя» (ст. 17-19). Я думаю, что если бы мы, православные христиане, в точности, строго исполнили эти заповеди, в особенности последнюю — «люби ближнего твоего, как самого себя», — то могли бы смело надеяться, что наследуем вечную жизнь, что милость Божия будет с нами и в этой жизни, и в будущей. Юноша утверждал, что он все это исполняет, а мы, к сожалению, часто не можем или не хотим исполнить этого, в особенности заповедь о любви к ближнему.
«Юноша говорит Ему: всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне?» (ст. 20). Если бы мы все это исполнили, то не без основания могли бы считать, что сделали все для своего спасения. Юноша же, исполнив все, считал, что еще не сделал чего-то самого главного. Это говорит о том, что у него была чрезвычайно чуткая совесть, ибо чем больше человек следует своей совести, тем громче она свидетельствует о его прегрешениях и тем строже требует от него в нравственном отношении.
«Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (ст. 21). Что нужно понимать под совершенством? Некоторые восточные религии под этим имеют в виду такое состояние, когда человек становится как бы проявлением самого божества. Человеку приписываются Божественные свойства, то есть такое совершенство, какое невозможно для существа ограниченного. Спаситель, конечно, не в этом смысле призывает нас быть совершенными. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что под совершенством нужно понимать призвание к монашеству, ибо спасение заключается в соблюдении заповедей, а совершенный должен от всего отречься, и тогда он наследует не только спасение, но и нечто большее. Но из дальнейшего повествования Евангелия мы увидим, что юноша, не приняв требования отречься от своего богатства, не получил и спасения. Отказавшись от совершенства, он не остался с надеждой на спасение, но ушел опечаленным. Значит, под совершенством подразумевается не какое-то особое призвание человека, как, например, монашество, а то, что человек делает все для своего спасения, то есть совершенен в покаянии.
Если мы точно знаем, что богатство, или какое-нибудь душевное качество, или образование, или жизненные обстоятельства, или что-то иное препятствует нашему спасению, то мы должны отказаться от этого наперекор всякому здравому смыслу. Нам необходимо все сделать для того, чтобы стяжать милость Божию. В этом мы должны быть совершенными.
Не обязательно отрекаться от семьи, нужно внутренне отречься от всего. Апостол Павел говорит: «Имеющие жен должны быть, как не имеющие» (1 Кор.7:29). Так же можно сказать и о тех, кто имеет богатство, что они должны быть как не имеющие его. Древние христиане, как и подавляющее большинство нынешних верующих людей, тоже вступали в брак. Однако они были готовы оставить все в любой момент, ибо тогда Церковь подвергалась почти непрестанным преследованиям. Один историк протестантского толка замечает, что все древние христиане были как монахи — в том смысле, что они всегда были готовы отречься от всего ради Христа. Притом отречься не так, чтобы оставить себе часть имущества, сохранить некое благополучие или положение в обществе, а так, чтобы, следуя за Христом, принять ради Него и мученическую кончину.
Итак, в этом смысле нет никакого различия между монашествующими и мирянами. Монашествующие, будучи как бы более предусмотрительны или, может быть, более осторожны и зная, что их могут ждать испытания, заранее отрекаются от всего. А миряне должны быть внутренне готовы к тому, чтобы в случае необходимости отречься от всего так же, как и монахи. И монашествующие, и миряне должны быть совершенными в покаянии, совершенными во внутреннем отречении.
«Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною». Мы, конечно же, не можем следовать за Спасителем в буквальном смысле слова, как следовали за Ним апостолы и ближайшие ученики. Но зато мы можем идти за Спасителем, строго исполняя все Его заповеди и ни в чем не идя на компромисс со своей христианской совестью.
«Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение» (ст. 22). Разве отошел бы он с печалью, если бы, получив ответ на свой вопрос, сохранил надежду наследовать вечную жизнь? Нет, этот юноша отказался не только от совершенства, но и от самой жизни вечной, потому что не смог отречься от богатства и не проявил должной решимости. Спаситель, конечно же, знал, как поступит юноша, и потому обличил его в том, что мешало ему наследовать вечную жизнь, — в привязанности к богатству. Обличил не само богатство, но пристрастие к нему. «Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (ст. 23-24). Это значит, что человеку, имеющему пристрастие к чему-либо земному, практически невозможно войти в вечную жизнь. Совершенство и состоит в том, чтобы, даже обладая чем-либо земным, не иметь ни к чему из этого пристрастия.
«Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (ст. 25-26). Избавиться от пристрастия ко всему земному, может быть даже к чему-то прекрасному и доброму, но меньшему, чем любовь к Богу, возможно только с помощью Божией. Только Бог может устранить это препятствие на нашем пути к стяжанию вечной жизни.
Именно поэтому Святая Церковь в своем нравственном Предании не только монашествующим, но и всем мирянам рекомендует упражняться в непрестанной молитве, непрестанно призывать Господа на помощь, чтобы Он помог нам совершить внутреннее отречение. Чтобы в любых ситуациях мы надеялись не на себя и не на что-либо человеческое, а только на Него и с Его помощью достигли нравственного совершенства, которое состоит в решимости сделать все для своего спасения. Аминь.

15 сентября 2002 года

Неделя 13-я по Пятидесятнице

(Мф., 87 зач., XXI, 33-42)

Выслушайте другую притчу: был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню и, отдав его виноградарям, отлучился. Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схватив слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями. Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же. Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его. И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои. Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла? Это от Господа, и есть дивно в очах наших?

О понуждении себя к христианской жизни

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос произнес притчу. Он чаще всего обращался к слушателям в приточной форме. Только с ближайшими учениками, в особенности перед Крестными страданиями и исходом из сего мира, Он говорил откровенно и просто. Люди же неподготовленные легче постигали истины и тайны Царствия Небесного в форме житейских примеров, понятных и принимаемых без труда, правдоподобных и разумных с точки зрения здравого смысла. Простая форма поучений не означает, что и смысл их также прост. Да, он прост так, как проста сама жизнь. Мы много в жизни делаем простого, но необходимого, без чего человек погибает: едим, спим, дышим воздухом — все это как будто бы несложно, но без этой жизненной простоты и самой жизни не будет. В таком смысле можно сказать и о тайнах Царствия Небесного, открытых нам Спасителем: они просты и принимать их нужно так же просто, как мы принимаем естественные житейские истины. Однако поучения Господа возвышенны и исполнять их нам, немощным, трудно. Поэтому называть поучения простыми в смысле «примитивными» ни в коем случае нельзя. Пусть эта кажущаяся простота нас не обманывает. Ведь если кто-то произносит слова изощренные, лукавые, по выражению апостола Павла — хитросплетенные, то это не значит, что он обязательно говорит правильно. Нас же эта загадочность, запутанность как будто бы убеждает в том, что человек говорит нечто умное, необыкновенное, сложное и уже потому правильное. Напротив, простота вызывает некоторое недоверие, смущение и человеку наивному, но считающему себя умным, представляется примитивностью, глупостью. Итак, будем внимательны к притчам Спасителя, чтобы нам, мнящим о себе, что мы умны, не оказаться на самом деле глупцами, чтобы за этой простотой увидеть возвышенные истины, необходимые для нашего спасения так же, как необходимы для телесной жизни дыхание или пища.
«Был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню и, отдав его виноградарям, отлучился» (ст. 33). Под виноградником имеется в виду прежде всего Ветхозаветная Церковь, потому что притча была обращена к фарисеям, мнящим о себе, что они владеют этим духовным виноградником — Церковью. Но можно отнести это и к душе всякого человека. Крещением, Миропомазанием и другими Таинствами и обрядами Православной Церкви Господь создал в нашей душе виноградник. Мы должны были бы обрабатывать его, с тем чтобы плодами этого духовного виноградника отблагодарить его Хозяина, отплатить Ему за то, что Он доверил нам в нем трудиться (потому что виноградник не наша собственность, он дан нам в пользование).
«Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схватив слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями» (ст. 34-35). Господь в разные времена посылал Своих посланников — пророков и праведников — к виноградарям, то есть к священникам, учителям иудейского народа, которые хотели сами пользоваться плодами виноградника, то есть наслаждаться теми преимуществами, которые дает власть над людьми, и потому их не принимали. Они совершенно не думали отплатить за данный им виноградник духовными плодами, не желали воздать благодарность Богу, то есть заботились не о людской пользе, а о своей выгоде. Подобное тому, что произошло с иудейским народом как исторический факт, может случиться и с душой каждого из нас. Через каких-либо людей, в том числе и священников, а также различными жизненными ситуациями Господь призывает нас проявить свое христианство на деле. Допустим, обстоятельства требуют от нас проявления кротости, а мы гневаемся. Или священник, духовник, желая принести нам большую пользу, настраивает нас на какие-то труды -чтобы мы увеличили молитвенное правило или более строго соблюдали посты, — а мы спорим, сопротивляемся. Когда мы сталкиваемся с обстоятельствами, требующими от нас проявления христианских добродетелей, мы часто или просто с презрением к этому относимся, или всячески своими доводами, лукавыми рассуждениями, как камнями, побиваем этих Божиих посланников, пришедших к нам в виде разных обстоятельств или в лице людей. Таким образом мы отвергаем Хозяина, то есть Господа, требующего от нас плодов.
«Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же» (ст. 36). Господь долготерпелив: видя нашу неисправность в чем-то, Он вновь и вновь предоставляет нам возможность показать свои добродетели — принести плоды, которые мы должны были бы, как верные Его слуги, Ему возвратить. Мы же, осуждая древних иудеев за лицемерие, себялюбие, отвержение Христа, на деле часто поступаем подобно им, вновь и вновь отвергая требования, которые Господь нам предъявляет. Как говорит Евангелие, «видим бревно в глазу брата своего, сучец же в глазу своем не видим» (см. Мф.7:3-5). Получается (не хочу произносить этих страшных слов), что хотя словами мы не отрекаемся от Христа, но отрекаемся от христианства на деле — жизненного христианства, являясь христианами только по имени.
«Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его» (ст. 37-38). Конечно, эти слова относятся прежде всего к иудеям, которые отвергли Сына Божия. Подобно тому, как эти слуги вывели сына своего хозяина из виноградника, иудеи вывели Спасителя за пределы Иерусалима и убили на Голгофе (сейчас Голгофа находится в самом Иерусалиме, в древности же это место было за стенами города). Однако и здесь мы можем провести параллель с собой. Отвергая все случаи, предоставляемые нам Промыслом Божиим, когда можно совершить христианскую добродетель, показать, что мы христиане на деле, а не только на словах, мы таким образом уподобляемся приточным виноградарям. В конце концов нашей душой овладевает такое безразличие, что мы не хотим ни думать о Господе, ни молиться Ему, не хотим «держать» Его в своей душе. Мы стараемся даже забыть о Нем, хотя и считаем себя верующими, — потому что воспоминание о Господе мешает нам жить свободно, мешает пользоваться земными благами. Пусть мы не совершаем такого тяжкого преступления — богоубийства, которое совершили древние иудеи, но в душе своей мы стараемся создать такой настрой, чтобы быть совершенно спокойными и чтобы совесть нас не мучила. А для этого нам необходимо забыть о Господе, и мы забываем о нем.
Забываем не нечаянно, а, можно сказать, специально делаем все, чтобы не думать о том, чем мы Ему обязаны и как должны Ему служить.
«И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями?» (ст. 39-40) Господь Иисус Христос как Бог наказал иудеев: спустя сорок лет после Распятия римские войска уничтожили Иерусалим, разгромили Иудейское государство. Евреи были рассеяны по всему миру, их богослужение прекратилось, его у них нет и по сей день. Так же Господь может и нас наказать и наказывает за наше нерадение, за упорное лукавое равнодушие. Наказывает тем, что отнимает имеющуюся у нас благодать, и в нашей душе воцаряется совершенная пустота.
«Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (ст. 41). Таинства, которые нам дарованы Православной Церковью и которые являются, собственно, основанием виноградника нашей души, отнимаются от нас, хотя и не до конца, перестают действовать. И Господь ждет уже от других людей, чтобы они принесли Ему достойные плоды. Пока человек живет, как говорит преподобный Серафим Саровский, благодать Святого Крещения даже помимо его воли вопиет к Богу, говоря: «Авва Отче, прости ему, не до конца прогневайся на его нераскаянность». Таким образом она взывает к милости Божией, чтобы любыми способами, «имиже веси судьбами», как сказано в молитве, Господь спас этого человека, иногда и скорбями.
«Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла? Это от Господа, и есть дивно в очах наших?» (ст. 42). Подобно древним иудеям, мы пренебрегаем тем, что является самым главным в жизни, — тем краеугольным камнем, лежащим во главе угла, на котором стоят все стены, держащие душевный дом добродетелей. Мы же делаем основой своей жизни все что угодно, но только не Христа. Надо откровенно признаться, что в жизни большинства людей, даже, к сожалению, православных, религия занимает второстепенное место, составляя лишь малую часть их сознания и умонастроения. Мы живем по большей части земными заботами, земной, а не христианской любовью к своим близким, желанием устроиться не хуже других, иногда завистью, сребролюбием — вот на чем мы действительно созидаем свой душевный дом. На этом основана вся наша жизнь. Честно признаемся сами себе — когда мы думаем о Христе? Даже на утренней и вечерней молитве мы отвлекаемся на суетные помыслы, что же говорить об остальном времени дня? Разве что при сильных искушениях мы вдруг вспоминаем, что мы христиане, понимая: этот поступок совершить нельзя, эту грань перейти невозможно. Но если не произойдет ничего особенного, то мы проживем день так же, как и люди, совершенно чуждые Христа. Только вечером, когда станем на молитву, опять вспомним о своей вере, да и то механически, и дай Бог, чтобы мы хоть несколько молитвенных слов произнесли искренне и они затронули наше сердце, вызвав некоторое умиление, покаяние. Наше состояние неправильно, ненормально, его и обличает Спаситель. Все дол-д; жно быть построено на христианстве. Мы должны на все смотреть по-христиански, по-христиански одеваться, ложиться спать и вставать, есть и пить, обращаться с людьми, даже дышать. Я уже не говорю о добродетелях, об отношении к людям, о любви к Богу и ближнему. Все нужно делать по-христиански — и жить, и умирать. Убеждения и чувства истинного христианина пронизывают всю его жизнь и все освящают. Всегда и всюду, в малом и великом мы должны думать об угождении Христу. Самый простой способ для этого — непрестанное воспоминание всесвятейшего и сладчайшего имени Господа Иисуса Христа, Сына Божия. Постоянно молясь, мы постоянно напоминаем себе о том, что мы христиане, что мы грешники, немощные и нуждаемся в Его помощи, и таким образом делаем хотя бы слабую попытку, некоторое усилие, чтобы приблизиться к тому состоянию, которое можно назвать свойственным истинному христианину. Нужно ставить во главу угла веру в Господа Иисуса Христа, а не что-то земное — семейное благополучие, личное счастье, плотские наслаждения. Конечно, не нужно думать, что если мы механически, без внимания будем постоянно повторять Иисусову молитву, то все вмиг изменится. Иисусова молитва не заменяет добродетели, а является средством для их стяжания. Заповедь о непрестанной молитве — это начальная заповедь, которая дает нам силу исполнить и все остальные.
Нужно понуждать себя не только к молитве, но и к тому, чтобы жить по Евангелию. Для этого нужно чаще читать Новый Завет, книги святых отцов, толкующих его, а в особенности — учиться применять в своей повседневной жизни нравственное учение Церкви, заключенное в Священном Писании и святоотеческом Предании. Не нужно думать, что христианство обязательно проявляется в чем-то великом или заключается в непрестанной молитве. Когда мы едем в автобусе и нас толкают, мы и на это должны реагировать по-христиански, а не как неверующие люди — грубостью, гневом; когда возникает неудовольствие в семье, и здесь нужно вести себя по-христиански. В автобусе ли, на вечеринке или обеде у своих друзей, в самом неподходящем, казалось бы, месте — везде и всюду во главу угла должен быть поставлен Христос. Во всех мелочах, которыми мы обычно пренебрегаем, не замечаем их и потому бесконечно грешим, — во всем мы должны быть христианами. В своей повседневной и, как нам кажется, суетной жизни мы должны в каждое мгновение ставить во главу угла Господа Иисуса Христа и Его заповеди и на этом основывать свою жизнь. Иначе мы не имеем права называться христианами. В нашем представлении должно наступить какое-то великое испытание, в котором мы покажем себя христианами. А ты покажи себя христианином в то время, когда тебе в автобусе наступили на ногу или когда ты пришел домой, а обед не приготовлен, тогда и в более серьезной и ответственной ситуации благодать Божия поможет тебе проявить христианские добродетели. Иначе, пренебрегая малыми, повседневными случаями и ища особенных, мы показываем свое лицемерие, лукавство и то, что на самом деле мы жить по-христиански не желаем. Быть может, в нашей жизни не будет никаких особенных испытаний, и дай Бог, чтоб не было (только самонадеянный и гордый человек желает скорбей и испытаний, здравомыслящий никогда не будет их искать). Так пройдет вся наша жизнь, и мы так и не увидим случая, когда нужно вести себя по-христиански. Не было, как нам кажется, у нас возможности показать, что мы верующие люди. Все это обличает наше безразличие к Господу Иисусу Христу, обличает то, что христианство в нашей жизни и сознании стоит на последнем месте.
Начнем с Иисусовой молитвы, начнем с понуждения себя ко всему, что требует Церковный Устав. Постепенно мы научимся следить за собой и увидим, что каждому христианину, самому обыкновенному человеку, с утра до вечера предоставлено обширное поприще, для того чтобы принести плоды Господу и показать людям, что он действительно христианин. Аминь.

6 сентября 1998 года

О том, что у нас есть все для спасения

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодняшнее евангельское чтение рассказывает о некоем хозяине дома. Наверное, это был богатый человек, умевший управлять своим хозяйством (славянский текст Евангелия говорит: «Человек некий бе домовит»). Будучи предусмотрительным хозяином и желая получить прибыль, он насадил виноградник, обнес его оградой, выкопал точило, построил башню, то есть сделал все, что было необходимо для того, чтобы виноградник приносил плоды и из них можно было получать вино. Все это он отдал в управление виноградарям, а сам отлучился. Нужно думать, что слушатели Спасителя, израильтяне, видели в этой притче образ чрезвычайной хозяйственности, предусмотрительности и умения извлекать выгоду. В то время все страны мира в основном занимались сельским хозяйством, а Израиль вообще был исключительно аграрной страной, там не было каких-то особенных ремесел, люди жили собственным хозяйством.
Что обозначает эта притча? Можно толковать дерзновенно, понимать под каждым ее образом то или иное явление церковной или внутренней, духовной жизни. Например, что-то конкретное подразумевать под «оградой», «точилом», «башней». Можно рассмотреть притчу и в общем смысле: Спаситель рассказал ее, имея в виду, что Бог сделал все для того, чтобы люди приносили обильный духовный плод. Тогда совсем не важно, что конкретно обозначает тот или иной образ притчи.
«Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды» (ст. 34). Что нужно понимать под образом виноградника? Если толковать притчу с исторической точки зрения, то можно понимать под ним Ветхозаветную Церковь. В ней все было устроено Начальником, который вручил ее в управление вождям еврейского народа. Но можно понимать эту притчу и более широко и одновременно более глубоко. Такое широкое толкование дает нам само Евангелие, где есть слова, которые являются толкованием на эту притчу Самого Спасителя (сегодня за Литургией они не читались). «Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла? Это от Господа, и есть дивно в очах наших? (Обратите внимание: следующий стих объясняет, что нужно понимать под образом виноградника. — Игум. А.) Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (ст. 42-43). Итак, образ притчи, виноградник, нужно понимать более широко — как Царство Божие. Церковь также есть Царство Божие. Это толкование не противоречит предыдущему, в котором под виноградником понимается Ветхозаветная Церковь, которая была отнята от евреев за противление и неприятие проповеди Спасителя и дана другому народу, точнее — многим народам: сначала греческому, в более поздние века — русскому и другим.
Если мы будем помнить об этом более широком толковании, то нужно признать, что Церковь — это только одно из проявлений Царствия Божия, а существуют и другие его проявления. Христианин, который живет в Церкви и Церковью, ничего не получает помимо Нее. Однако он отличает нечто общее, допустим общественное богослужение, от личной молитвы, то есть отличает те ощущения, которые получает во время молитвы в храме, от тех, которые испытывает во время молитвы келейной. Поэтому можно условно разделить проявления Царствия Божия на внешние, церковные, и внутренние, индивидуальные. Наверное, для нас более полезно толковать эту притчу именно в таком смысле, потому что тогда она приобретает жизненно важное значение для каждого из нас. Нужно задумываться о своем личном спасении, а не думать о каких-то исторических, глобальных понятиях, недоступных нашему пониманию.
«Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды». «Приблизилось время плодов…» Каждый из нас должен принести Богу духовные плоды. Время плодов можно рассматривать как время исполнения заповедей, а это, как учат подвижники Православной Церкви, — каждое мгновение нашей жизни. Каждое мгновение мы должны приносить духовные плоды этого виноградника — Царства Божия, которое даровано нам благодатью Таинств Крещения и, в особенности, Причащения Святых Христовых Тайн.
Однако часто случается, что, когда наступает такая ситуация, в которой нам нужно проявить себя христианами, мы оказываемся к этому не готовы. Допустим, кто-то нас оскорбляет и унижает. Вот и пришло время плодов, пришло время принести плод кротости. Мы же воспринимаем человека, причиняющего нам обиду, как своего врага и обидчика (хотя этот человек неосознанно является Божиим слугой, испытывающим наши добродетели) и готовы нанести ему всевозможный вред. Могут встретиться и другие ситуации, в которых мы должны проявить те или иные добродетели, исполнить те или иные заповеди и таким образом «принести плоды», но мы оказываемся на это неспособны и только ропщем на те обстоятельства, которые причиняют нам скорби и неудобства. При этом мы совершенно нелепо себя оправдываем, говоря, что мы бы исполняли заповеди, если бы не было искушений. Если развить это оправдание до логического конца, то получится, что мы будем исполнять заповеди тогда, когда нужды в их исполнении не будет.
Под временем плодоношения можно понимать и всю жизнь человека. Каждый из нас предстанет пред Богом и должен будет принести Ему плоды. После этого человек услышит решение своей участи: получит награду за добрые дела или наказание за злые. Можно понимать под временем плодоношения определенный возраст: в каждый период своей жизни человек должен приносить Богу плоды каких-то добродетелей. Скажем, в юности особенно ценно и важно целомудрие, в зрелом возрасте — смирение, отсутствие тщеславия и простота, в престарелом возрасте — мудрость, опытность (конечно, прежде всего духовная, имеющая для христианина большее значение, чем житейская). Мы же не приносим в свое время, то есть в том или ином возрасте, подобающих плодов и опять оправдываемся тем, что всевозможные искушения мешают нам исполнять заповеди. На самом же деле эти обстоятельства лишь обнаруживают наше внутреннее состояние: хотим мы приносить плод Богу или нет.
Некоторые высказываются очень странно: «Мы хотим исполнять заповеди, но не можем. Мы хотим совершать добродетели, но не получается». Это лукавство. Оно свойственно, конечно, всем людям, но не должно иметь места у православного христианина. Когда мы говорим, что не можем исполнять заповеди, мы обманываем не только себя, но и Самого Господа дерзко пытаемся обмануть. Мы не исполняем заповеди именно потому, что исполнять их не хотим. Причина того, что мы грешим, — в развращенности нашей воли, в том, что наши желания колеблются между добродетелями и грехами. Именно в таком смысле нужно понимать слова пророка Давида: «Всяк человек ложь» (Пс.115:2), то есть не только в прямом смысле, что мы склонны к обману, но и в том, что мы сегодня или даже в какое-то мгновение хотим, скажем, быть кроткими, а в следующее мгновение, когда появилось какое-либо искушение, гневаемся, раздражаемся, забывая о своем твердом намерении сохранять всегда мирное, спокойное состояние души. Нужно понимать, что «не получается» не является оправданием. Мы должны сделать свою волю постоянной в следовании, стремлении к добродетели. Только тогда мы сможем приносить те плоды, которых от нас требует «домовитый человек» — Господь Иисус Христос. Он сделал для нашего спасения все, а требует от нас весьма немного: чтобы мы, пользуясь теми могущественными и многочисленными средствами, которые нам предоставлены, исполняли заповеди. Это и изображено в притче под образами виноградника, ограды, точила и башни, то есть символически показано, что для нас сделано все.
«Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же. Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его» (ст. 36-38). Во времена Спасителя эта притча была пророческой: Господь предсказал, как поступят иудеи с посланным к ним Сыном Божиим, изображенным в притче под видом сына «домовитого человека». Но такое историческое толкование не исключает и другого, при котором человек может отнести образы притчи к самому себе. Притча эта рассказана для того, чтобы призвать к спасению душу каждого охладевшего и начавшего уклоняться от веры человека или даже целый народ, например еврейский или какой-то другой.
Мы должны осознать, что для того, чтобы исполнить заповеди и спастись, нам дано абсолютно все, с этой же целью нам делаются многочисленные напоминания, обличения и увещания. На протяжении многих веков Божий слуги — апостолы и святые отцы — писали книги и делали все для того, чтобы воззвать к покаянию и духовному плодоношению очерствевшие души людей. Если же мы, охладев и не принося Богу своевременных плодов, даже после всевозможных обличений нашего сердечного окаменения желаем жить только для себя, а не для Бога, то есть желаем как бы завладеть Его наследством, тогда мы уподобляемся, как это ни страшно звучит, богопротивным иудеям. Мы совершаем некое богоубийство в своей душе и впадаем в совершенное сердечное окаменение, а это, по мнению преподобного Иоанна Лествичника, — самый страшный порок.
«И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями?» (ст. 39-40). Притча была настолько ясной и мудрой, что слушатели Спасителя были вынуждены свидетельствовать против самих себя. Такой же ответ, какой дали иудеи, если совесть в нас еще не совсем умерла, должны дать и мы. «Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (ст. 41). Мы тоже должны признать, что если не покаемся, то благодать, Царство Божие, будет от нас отнято, и мы, формально оставаясь православными христианами, уже никогда не вернем этой благодати. Наше сердце совершенно окаменеет, и мы станем неспособны к покаянию. Может быть, некоторые меня осудят и скажут, что это противоречит учению святых отцов, которые говорят, что любой человек может покаяться. Однако бывает такое состояние, когда человек уже неспособен к покаянию. Так говорит один из самых авторитетных аскетических писателей, преподобный Иоанн Лествичник. Наступает такое состояние после того, как человек долгие годы противится упрекам совести и всевозможным обстоятельствам, которые промыслительно устраивает Господь для того, чтобы призвать его к плодоносной, истинно христианской жизни.
«Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла? Это от Господа, и есть дивно в очах наших?» (ст. 42). К сожалению, так получается, что этот камень — спасительное евангельское учение — отвергаем и мы, а ведь это учение действительно является главой всей жизни человека. К нему, как к камню, который положен во главу угла, сходятся две стены: духовная — ожидаемое нами вечное блаженство, и земная — счастье этой жизни. Формально, внешне мы верующие люди, но поскольку нам кажется, что во многих житейских обстоятельствах Евангелие применить невозможно, постольку мы этот камень отвергаем, делая для себя при исполнении заповедей многочисленные исключения. Если все их сложить, то получится, что у нас никогда не будет удобного момента для исполнения заповедей. Мы оправдываем себя тем, что в такой-то ситуации люди какие-то неприятные, в этой — здоровье мешает, в другой — еще какие-либо обстоятельства общественной или личной жизни. Вот и выходит, что исполнять Евангелие негде и некогда (разве что только в храме). Происходит же это, повторяю, потому, что мы отвергаем камень, который должен быть положен во главу угла, должен быть основанием всей нашей жизни — и духовной, и земной.
Итак, мы должны отнести эту притчу к самим себе. Нам дарованы все средства для того, чтобы приносить духовные плоды и спастись: все устроено для этого и в Церкви, и в нашей личной христианской жизни. Людям с зачерствевшим сердцем, какими являются большинство из нас, Церковь всевозможными способами напоминает о необходимости исполнения христианского долга. Если же мы будем всем этим пренебрегать, то может так случиться, что мы уподобимся богопротивным иудеям, которые отвергли Спасителя. За это от них было отнято Царство Божие и даровано другим народам, возможно, и не ожидавшим этого, но более благодарным, преданным Господу и приносящим, как мы знаем из церковной истории, многочисленные плоды. Поэтому, хотя нам иногда и неприятно слышать упреки священника, а правильнее -упреки самого Евангелия, но мы должны принять их к сведению. Не нужно огорчаться и приходить от этого в уныние, а надо приободриться, опомниться и собрать все свои силы для жизни по Евангелию. Аминь.

22 сентября 2002 года

О теплохладности и эгоизме

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь сказал притчу, которая начинается так: «Был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню и, отдав его виноградарям, отлучился» (ст. 33). Когда же Спаситель, окончив притчу, обличил иудеев, к которым, собственно, она и была обращена, то Сам объяснил, что здесь имеется в виду. «Потому сказываю вам, что отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф.21:43). Обнесенный оградой виноградник, в котором выкопано точило, чтобы выжимать из винограда сок и делать вино, с построенной сторожевой башней — это образное изображение Царствия Божия. Что такое Царствие Божие, отданное виноградарям, то есть людям, которые должны были в нем работать?
«Когда же приблизилось время плодов, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схватив слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями. Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили так же. Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его и завладеем наследством его. И, схватив его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои» (ст. 34-41).
Прежде всего эта притча была обращена к иудеям. Это они побивали камнями пророков, приходивших к ним для того, чтобы научить их пути ко спасению. Это они убили сына господина виноградника, то есть Господа нашего Иисуса Христа. Когда Спаситель говорил эту притчу, она имела пророческий характер, потому что тогда богоубийство еще не совершилось. Однако притча относится не только к тому краткому историческому периоду, когда Спаситель пребывал на земле. Царство Божие, насажденное сначала только среди иудеев (как Ветхозаветная Церковь), теперь уже не ограничивается иудеями. Церковь впоследствии была отнята у них и передана другим народам, населявшим Римскую империю: грекам, латинянам и многим другим. Однако и с ними произошло нечто подобное тому» что случилось с иудеями. Через какое-то время эти народы стали отпадать от Христа, сохраняя христианство лишь Формально. Искажая христианское вероучение и впадая в ересь, они, по сути, отрекались от Христа и потому лишались подлинного пребывания в Церкви Христовой. Наконец наступили и такие времена, когда враги Церкви стали отрицать веру во Христа уже вполне открыто. Появились безбожие, или атеизм, индифферентизм к истине, то есть безразличное к ней отношение, агностицизм, который вообще отрицал возможность познания истины. Это время отступления, и, кто знает, не о нем ли предсказывал апостол Павел как о времени перед пришествием антихриста (см. 2 Фес.2:1-4)?
Можно понять эту притчу и иным образом: отнести ее к своей жизни. Царствие Божие может быть насаждено внутри нашей души. И мы также должны приносить плоды, то есть добродетели, добрые дела, исполнение заповедей. Если же мы вовремя не приносим этих плодов и, более того, негодуем на обличения нас Священным Писанием и творениями святых отцов (которых можно рассматривать как слуг Божиих, посланных для сбора плодов у виноградарей), значит, мы ничем не отличаемся от древних иудеев. Мы уничтожаем в своей душе все ростки покаяния и добродетелей, но хотим присвоить себе наследство Царствия Божия, что, конечно, совершенно невозможно. С одной стороны, мы стремимся жить благополучно и комфортно, утешаться верой и христианскими истинами, совершенно необоснованно надеясь на вечное блаженство, а с другой — не только не приносим Богу плодов, но еще и враждуем против всего, что понуждает нас к такому плодоношению и обличает в нерадении. Если мы не изменим отношение к своей жизни, то с нами произойдет то же, что произошло с иудеями и другими народами, отпавшими от христианства.
Нужно понимать, что и их отпадение произошло не внезапно: не в одно мгновение правоверующие стали Божиими врагами. Это отпадение происходило через внутреннее неприятие истин христианства — как догматических, так и нравственных. Мы, например, догматы христианства принимаем, но с его нравственными истинами соглашаемся не вполне искренне, не всем сердцем. Из самих наших дел можно сделать вывод, что мы непоследовательны. Отпадение целых народов от христианства начиналось с отдельных людей, потому что при умножении числа тех, которые не принимали сердцем Божественную истину, не принимали Царствия Божия и не желали приносить плоды Богу, происходило отречение народа, к которому принадлежали эти люди, от Христа, а следовательно, и от Бога, ибо Сам Спаситель сказал: «Никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин.14:6), — то есть никто не может служить Богу, отрекшись от Христа.
Доказательством этому служит недавнее прошлое нашей страны. Как произошло отпадение от Церкви такого великого православного народа, каким был народ русский? Через безразличие и равнодушие к своему христианскому долгу. Сначала, в ХУП-ХУШ веках, стал отпадать от веры и отказываться от строго православной жизни высший класс, аристократия, потом — прочие образованные круги общества. В дальнейшем неверие, как раковая опухоль, стало распространяться на все большие слои населения, пока наконец не охватило значительную часть народа. Вы можете возразить, что среди простых людей было много верующих. Да, это так, но в то же время красноармейцы, которые в основном были из простого народа, совершали страшные зверства над духовенством, разрушали храмы, кощунствовали. Что-то ведь предварило их отпадение от Бога! Ведь не мог человек, который с благоговением исповедовался и причащался, в одно мгновение перемениться так резко, чтобы кощунственно сказать священнику: «Сейчас я тебя причащу» — и выстрелить ему в рот из нагана. Не мог человек мгновенно превратиться из искренне верующего в какое-то воплощение демона. Безразличие и душевная холодность стали постоянными спутниками человека, хотя он и продолжал именовать себя христианином. Еще в конце XIX века святитель Феофан Затворник писал в одном из своих писем, что по церковным канонам нужно было бы отлучить от Церкви половину Москвы. Можно думать, что приблизительно так происходило отпадение от веры и в другие исторические времена. Человек мог отречься от истины только в том случае, если он потерял к ней любовь, стал безразличным.
Некоторые люди оправдывают свое безразличие к вопросам веры тем, что нужно быть кроткими и сохранять со всеми мир, но тем самым они подменяют кротость безразличием и равнодушием. Конечно, когда нам все безразлично и ничто не волнует, то мы можем сохранять некоторое спокойствие. Но нужно понимать, что такое состояние не имеет ничего общего с миром, о котором Христос сказал: «Блаженны миротворцы» (Мф.5:9). Мир Христов человек сохраняет и среди скорбей, и среди гонений и притеснений, и среди врагов. Этот мир является следствием нашего примирения с Богом. Какое примирение с Богом может быть у человека, который безразличен к Богу и готов ради сохранения душевного равновесия отступить от любой истины?
Именно оттого, что в России массы народа были к вере безразличны, случилось так, что малому числу злонамеренных людей удалось отвратить от Православия многочисленный народ и погубить огромную процветающую державу. Большинство людей, которые сохранили ревность и преданность Церкви, было просто уничтожено. Я думаю, что так было всегда. Во времена магометанского нашествия на Византию люди отрекались от веры по той же причине. Тогда многие христиане предпочли спокойную жизнь угнетению под игом исламистов и, выбрав материальное благополучие, приняли магометанство. И во времена отпадения Западной Церкви от Православия, и во времена, когда католики насаждали унию на Украине, безразличие было союзником неверия.
Мы должны всячески остерегаться этой страсти и не путать ее с душевным миром. Никогда не нужно под предлогом душевного мира сохранять безразличие к вопросам, касающимся нашего спасения. Виноградник истинной веры, Церковь Христова, насажден в разных народах, но он же насажден и в сердце каждого из нас. Совершая дело своего спасения, занимаясь своей душой, то есть борясь со страстями и понуждая себя к исполнению заповедей, мы думаем, казалось бы, только о себе, о своем спасении. Мы поступаем как будто бы эгоистично, но тем самым мы возделываем Церковь Божию, приносим пользу Церкви. А тот, кто думает о Церкви, но ограничивается пустыми разговорами и ничего не делает, конечно же, не принесет пользы ни себе, ни другим православным христианам. Так мы можем истолковать эту притчу по отношению к каждому из нас и извлечь для себя практическую пользу. Аминь.

14 сентября 2003 года

Неделя 14-я по Пятидесятнице

(Мф., 89 зач., XXII, 1-14)

Иисус, продолжая говорить им притчами, сказал: Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели придти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и всё готово; приходите на брачный пир. Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их. Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их. Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими. Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных.

Облечемся в ризу покаяния

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос изображал Царствие Небесное притчами, то есть примерами, взятыми из повседневной жизни. Люди здравомыслящие, хотя и настроенные против Спасители, даже против своей воли были вынуждены принимать учение Господа, так же как благодаря обычному здравому смыслу принимали возвышенные истины Его учения те, которые никогда не стремились к духовной жизни и относились к этому всегда безразлично.
«Царство Небесное, — сказал Спаситель, — подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего» (ст. 2). Царь — это, конечно же, Бог Отец. Под брачным пиром можно понимать Святую Православную Церковь, где люди воссоединяются со Христом и блаженствуют в предвкушении будущих вечных благ, пируют, вкушая духовные яства. Под брачным пиром можно подразумевать и будущую жизнь. Противоречия в этом нет, потому что Церковь есть уже открывшееся, начавшееся на земле Царствие Божие.
«И послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели придти» (ст. 3). Рабы — это ветхозаветные пророки, жившие от сотворения мира до Авраама, и от Авраама до Моисея, и от Моисея до самого пришествия Христова, а также святые апостолы, которые тоже приглашали все человечество на брачный пир — призывали людей вступить в Церковь. Все посланники Божий и есть те самые рабы, которых Господь неоднократно посылал к разным народам, но в особенности и более всего — к народу еврейскому.
«Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и всё готово; приходите на брачный пир» (ст. 4). «Бог есть любовь», — говорит апостол Иоанн Богослов (1 Ин.4:8). Это значит, что Бог относится с любовью ко всему творению. Он прощает грехи всякому человеку, даже и хулящему Его, и всячески желает людям спасения. Его любовь — непреложная и всегда неизменная, ничто не может поколебать Его безграничного человеколюбия. Если же мы иногда говорим, что Бог гневается, то ведь мы сами поступаем так, что навлекаем на себя несчастья, называемые гневом Божиим, можно сказать, сами себя наказываем и подвергаем бедствиям. Поэтому Бог, не прогневавшись на презрение к Нему, выраженное через невнимание к Его посланникам, вновь и вновь их посылает и еще более убеждает людей прийти, «прельщая» их благами, уготованными на этом пиру. Ведь и мы, приглашая в гости друзей или родственников, иногда говорим, что приготовили хороший обед, порой, может быть, и блюда перечисляем, любимые нашими близкими. Так и это описание пира: «Вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото» является изображением тех духовных благ, которые ожидают пришедшего в Церковь. Через Своих посланников Господь объясняет людям, какие блага их ждут в Церкви, чтобы они согласились, пусть даже не бескорыстно, а ради предлагаемых благ, прийти на этот духовный пир, который доставляет душе человека наслаждение, утешение и спасение.
«Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою» (ст. 5). Люди пренебрегли этими обещанными им духовными благами и занялись своими обычными делами, которые здесь изображены как работа в поле и торговля. Один пошел трудиться в поле, не веря, что Господь может пропитать человека и все дать ему — и духовное, и телесное, думая, что он должен все заработать своими трудами. Другой духовным благам предпочитает земное обогащение, приобретение благ житейских и наслаждение ими, что изображено под видом торговли. Но эти люди все же не самые худшие. Хуже их поступили те, кто не желал слышать этого призыва, потому что совесть обличала их в том, что нужно ему последовать. Нельзя жить спокойно, когда Бог призывает к покаянию, сверхъестественной, небесной жизни. «Прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их» (ст. 6), потому что не желали слышать даже упоминания о духовном, о Царствии Небесном, для того чтобы спокойно жить земной, греховной жизнью.
«Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их» (ст. 7). Это пророчество Спасителя сбылось спустя почти сорок лет после распятия Спасителя. Апостолы и их ученики проповедовали Евангелие в Иерусалиме и в Иудее. Господь ждал на протяжении почти сорока лет, для того чтобы могли покаяться те, которые были предуготованы к спасению, после чего пришли римские войска, разорили и сожгли Иерусалим, а иудеи были рассеяны по всей земле. В то же время слова Спасителя касаются не только конкретного исторического события, но и каждого человека. Мы отвергаем голос совести, требования Священного Писания, наставления наших пастырей или благочестивых друзей, братьев и сестер во Христе -отвергаем для того, чтобы жить земной жизнью. Иногда мы до такой степени ненавидим эти наставления, что избегаем упрекающих нас людей, заставляем их замолчать, так что никто уже не смеет сказать нам никакого слова в назидание и обличение нашего нерадивого жития. Если мы так себя ведем, то уподобляемся отвергшим Господа иудеям. Господь долго терпит и дает нам время для покаяния, но в конце концов Он накажет нас, и мы потеряем все, что имеем. Нам кажется, что мы живем по-христиански. Однако если мы не последуем велению совести до конца, то потеряем и то, что, как нам мнится, мы имеем. Все будет разорено и истреблено, как было разорено у иудеев, мнивших, что у них есть богослужение, храм, что они угождают Богу и соблюдают заповеди Моисеева закона.
«Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир» (ст. 8-9). Иудеи не приняли слово Божие, поэтому Господь призвал язычников, в число которых входили и славяне. Христианство проповедовалось по всему миру на протяжении нескольких столетий, пока не стало господствующей религией. Многие народы покаялись, одним из последних принял христианство и русский народ. Народы, некогда отвергнутые и забытые, были призваны, поскольку званые не отозвались на глас Божий — проповедь Евангелия. Слова Спасителя можно отнести и к каждому конкретному человеку. Большинство из нас приобрели веру уже в зрелом возрасте, после того как заблудились и далеко отошли от христианских истин, поправ свою совесть и действительно став духовными, нравственными калеками. «Итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир». Сначала посланные шли к людям, живущим достойно, потом, когда праведники не захотели откликнуться на зов Божий, стали искать и людей опустившихся — грешников. «И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых, и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими» (ст. 10). Итак, были призваны и злые, и добрые. Званые, которые по видимости были достойны, не приняли евангельской проповеди, а те, кто далеко ушел от истинного пути, находился на всевозможных «распутиях», — нравственно заблудившиеся люди — вошли на брачный пир. Господь зовет всех: и злых, и добрых. Но это не значит, что человек, призванный в Церковь со своими грехами, пороками, дурными наклонностями, имеет право таким оставаться. Об этом говорит дальнейшее евангельское повествование.
«Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду» (ст. 11). Существует предание, что в древности приглашенные на брачный пир одевались в особую одежду. Это вполне вероятно, ведь известно, что жизнь в те времена сопровождалась различными ритуалами и обычаями. Возможно, одну одежду надевали, когда шли в храм, другую — на брачный пир, иную одежду носили в будни. Собственно, нечто подобное происходит и сейчас, только мы судим о необходимости той или иной одежды просто по ее нарядности и соответствию нашим понятиям о приличиях, а в древности существовал особый подход. Однако вне зависимости от того, как мы будем понимать «брачную одежду» — по-современному ли (человек оделся недостаточно торжественно и прилично для этого случая) или так, как понимали это в древности (не надел положенную для такого случая специальную одежду), — царь, как сказано в притче, этим возмутился. «И говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал» (ст. 12). Что можно понимать под этой брачной одеждой, если на брачный пир призваны мы все — и злые, и добрые? Я думаю, что это — покаяние. Что иное может надеть на себя злой человек, чтобы стать достойным присутствовать на церковном пире? Некоторые святые отцы считают, что это любовь, но может ли злой человек надеть на себя ризу любви? Есть ли она у него? Покаяние же — такая «одежда», которую любой может на себя примерить и в которой будет выглядеть прилично. В ней, действительно, нуждается и злой, и добрый по сравнению с другими людьми, но перед Богом такой же грешный, как и остальные. Не нужно думать, что поскольку Господь нас призвал, то мы уже спасены: в Церковь нужно приходить с покаянием. Справедливо сказано о реакции человека: «он же молчал». Такому человеку нечего сказать, он не имеет никакого оправдания. Бог призвал тебя, когда ты был совершенно падшим, утопал в грехах и был далек от истины до такой степени, что даже не подозревал о ее существовании. Это относится к каждому из нас. Бог призвал тебя, привел в Церковь — и ты не хочешь каяться, как же ты после этого можешь оправдаться? Поэтому нам будет нечего сказать, у нас нет никакого оправдания.
«Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов» (ст. 13). Что значит «связав руки и ноги»? Возможно, это просто образ изгнания недостойного человека с царского пира, а может быть, Спаситель говорит о том, что человек, не имеющий покаяния, не способен ни на какие нравственные, духовные поступки. Он не может ни шествовать по пути заповедей — это обозначают связанные ноги, ни творить добрые дела, что символизируют связанные руки. Он брошен во тьму кромешную, то есть лишается Божественного света, лишается всякой благодати. «И будут последняя человеку тому, — как сказано в другом месте Священного Писания, — горша первых» (Мф.12:45). Лучше бы такой человек блуждал на «распутиях», но не до конца потерял надежду, чем, найдя истину, оказался выброшенным уже не на распутья, но во тьму внешнюю, где остается только бесполезное сожаление, плач и скрежет зубов. Человек скрежещет зубами, когда уже не имеет сил выразить свои чувства, у него нет никаких слов, а остается только одно безысходное сожаление и отчаяние. Это ждет всех верующих людей, которые не захотят присутствовать в Церкви в брачной одежде, то есть не захотят взять на себя подвиг покаяния.
«Ибо много званых, а мало избранных» (ст. 14). Много званых: Господь зовет и достойных, ведущих по видимости добродетельную жизнь, зовет и пребывающих на распутьях, заблудившихся. Он не пренебрегает ни злыми, ни добрыми, но требует от всех не только откликнуться на этот зов и войти в храм, в Церковь, стать членами Тела Христова, ветвями Божия виноградника (в таких образах изображает Священное Писание жизнь Церкви), но и находиться там в покаянии. Если мы не будем иметь покаяния, то низвергнемся во тьму внешнюю, то есть совершенно лишимся всякого бого-познания. Уже в настоящей жизни мы это чувствуем, если внимательно следим за своей внутренней жизнью: после согрешения в душе появляется опустошение, некая тьма. Это — предзнаменование и предостережение от того страшного бедствия, которое ожидает человека в вечности, если он не покается. Это только слабая тень того отчаяния, которое почувствует человек, когда будет извергнут из Церкви окончательно, то есть после своей кончины.
Мы должны, во-первых, отозваться на зов Божиих посланников: пастырей Православной Церкви, и уже умерших — пророков, апостолов, святых отцов, и ныне живых -епископов и священников. Хотя мы, священники, может быть, и недостойны именоваться пастырями и носить этот высокий сан, но если мы наставляем согласно Евангелию, то вы обязаны повиноваться. Различные события, например скорби, призывающие нас войти в Церковь и только в ней одной искать спасения и утешения, призывы нашей совести, время от времени громко звучащие в нашей душе, — это тоже Божий посланники. Книги святых отцов — тоже тот самый зов отшедших от нас пастырей, древних посланников Божиих. Всеми способами Господь призывает нас войти в Церковь и наслаждаться духовными благами, но только при одном условии — если мы наденем на себя приличную нашему состоянию и тому положению, в которое мы призываемся, одежду. А это и есть покаяние. Оно необходимо всем. Без покаяния невозможно ни приобрести какую-либо добродетель (в том числе и любовь), ни удержать ее, если она у нас уже есть. Только стяжав покаяние, мы сможем спокойно, смело, как близкие друзья, наслаждаться этим необыкновенным церковным пиром — пиром Христовым. Опомнимся, если у нас нет покаяния, постараемся всеми силами его приобрести, облечься в него и таким образом обезопасить себя от всевозможных духовных падений и преткновений, сделать себя достойными пребывания в Церкви. Как сказал святитель Игнатий (Брянчанинов), единственная жертва, которую Бог принимает от падшего человеческого естества, — это дух сокрушенный. Аминь.

13 сентября 1998 года

О необходимости постоянного духовного труда

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Мы много раз читаем и перечитываем Евангелие, слушаем его в храме, знакомы и с толкованиями. В домашнее молитвенное правило каждого христианина обязательно должно входить и чтение Священного Писания Нового Завета. Однако часто случается, что чтение Евангелия не производит должного впечатления на нашу душу. Апостол Павел говорит: «Не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим.2:13). А апостол Иаков пишет: «Ибо, кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он» (Иак.1:23-24). Действительно, Священное Писание должно быть для нас зеркалом. Мы должны рассматривать в нем свое душевное состояние, сравнивать его с требованиями Евангелия и исправлять те изъяны, которые в себе видим. Однако, к сожалению, мы так сильно подвержены действию своих страстей, что чтение Евангелия или святых отцов, научающих нас жить по Евангелию, служит нам, как это ни странно, поводом для того, чтобы осуждать и презирать других людей.
Евангельская притча, которая читалась за сегодняшним богослужением, обращена к людям, не принявшим проповедь слова Божия, отвергшим пришедшего в мир Христа Спасителя. Это, прежде всего, иудеи, ибо сначала слово Божие было обращено к ним, и в первую очередь ради них Господь наш Иисус Христос явился в мир. Это можно отнести и ко всем тем, кто по Промыслу Божию тем или иным образом столкнулся в своей жизни с христианскими истинами, но пренебрег ими и даже встретил их враждебно. Итак, в первой части притчи говорится о том, как обличаются люди, которые отвергают истину. Мы считаем, что к нам это обличение совершенно не относится.
«Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели придти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и всё готово; приходите на брачный пир. Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их» (ст. 2-6). Люди, отвергающие христианские истины, часто относятся к ним либо с пренебрежением, либо даже с откровенной враждой.
«Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их» (ст. 7). Это изречение, по сути, является пророчеством о гибели Иерусалима, о наказании богопротивных иудеев. Можно увидеть здесь и то, как Бог наказывает людей за пренебрежение к Его истинам. Бог наказывает не всех, чтобы при виде несчастий, случающихся с другими (например, техногенных катастроф или стихийных бедствий), и остальные устрашились и, опомнившись, обратились к Нему.
«Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими» (ст. 8-10). Часто малоцерковные или вообще неверующие люди спрашивают: «Почему у вас в Церкви люди с плохими характерами, со всевозможными недостатками, убогие?» В притче дано объяснение: Господь призывает всех, лишь бы только они согласились войти на Его брачный пир, неважно — злые они или добрые. С одной стороны, это оправдание того, почему в Церкви много самых разных людей, на первый взгляд, может быть, и недостойных быть христианами, и почему за пределами Церкви остаются люди добродетельные и весьма достойные. Кто отозвался на Божий зов, тот и есть «званый», вошедший в лоно Церкви. Кто же сам отверг свое избранничество, тот, пусть людям он и кажется избранником, остается вне спасительного лона Церкви.
С другой стороны, в притче содержится урок и для нас. Мы должны трезво смотреть на себя и понимать, что у нас нет никаких особенных достоинств. Конечно, хорошо, что мы откликнулись на призыв Божий, что проповедь Божия, и по сей день звучащая в мире через проповедников (допустим, священников или миссионеров), через Священное Писание и поучения святых отцов, нашла себе отклик в наших душах, но ничего доброго, кроме того, что мы вошли в лоно Церкви, в нас нет. Мы не должны считать себя какими-то особенными людьми. Однако очень часто, только покаявшись и едва-едва отойдя от прежних смертных грехов, мы уже смело и безумно осуждаем тех, кто еще в них пребывает. Может быть, человек грешит даже меньше, чем совсем недавно грешили мы сами, но о своей греховности мы быстро забываем и мним, что мы праведники. И часто Господь, конечно промыслительно, попускает нам нравственное преткновение или падение, чтобы мы опомнились и вспомнили, что без благодати Божией ничего собой не представляем.
«Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду» (ст. И). Эта часть притчи уже прямо относится к людям верующим, то есть ко всем нам. Мы порой гордимся своей верой, хотя и в этом нет никакой нашей заслуги. Мы гордимся своей праведностью, хотя это дар Божий, который мы приобрели недавно и притом совершенно незаслуженно. И в дальнейшем притча будет обличать непосредственно тех, кто думает, что благодаря одной своей вере, без добродетельной жизни, он уже стал избранником Божиим. Когда мы приходим в Церковь, то вскоре успокаиваемся, полагая, что исполнили свой долг. Мы думаем, что для нашего спасения достаточно того, что мы соблюдаем посты, регулярно ходим в храм, участвуем в церковных Таинствах и не совершаем смертных грехов. Однако мы потеряли прежнее покаяние и сердечное сокрушение, которые привели нас в Православную Церковь и сделали ее чадами. Значит, и с нами может произойти то, о чем говорится во второй части притчи.
«Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду». Что имеется в виду под «брачной одеждой»? Возьмем пример из нашего житейского опыта. Человек, которого пригласили на свадебный обед, конечно, постарается надеть самую лучшую одежду, чтобы выглядеть нарядно и этим почтить пригласивших. Некоторые, в особенности женщины, даже пользуются этим как поводом, чтобы блеснуть новым нарядом. Даже бедные люди, приглашенные на свадьбу к своим друзьям или родственникам, стараются в меру своих возможностей одеться нарядно. Если же кто-то придет на свадебный обед в грязной рабочей одежде или просто в повседневной, то это может обидеть жениха и невесту, их родителей и родственников. Да и другие гости осудят такого человека за пренебрежение к пригласившим и неприличное поведение. Вот самое обычное, житейское толкование этого места притчи. Некоторые толкователи Евангелия считают, что «брачная одежда» — это особая церемониальная одежда, которая выдавалась приглашенным на брачный пир к царю. Тот, кто не надевал ее, бросал вызов обычаям того времени. Такое толкование мы тоже можем принять, оно по сути не противоречит первому. Важно здесь то, что на брачном пире люди должны выглядеть наилучшим образом.
Облеклись ли мы в самую лучшую одежду, будучи позванными Богом Отцом на брачный пир Его возлюбленного Сына, Господа нашего Иисуса Христа, на брачный пир Христа с Церковью? Сделали ли мы все от нас зависящее для того, чтобы предстать пред Богом, так сказать, нарядными и не оскорбить Его безграничной к нам любви? Конечно, в Церковь приходят и высоконравственные люди, духовная и телесная чистота которых находит сродное себе в Церкви Божией, но нас Бог призвал, невзирая на наше нравственное достоинство, несмотря на все наши недостатки, а мы ведем себя по отношению к Нему пренебрежительно.
Что же означает эта «брачная одежда» в духовно-нравственном смысле? Некоторые святые отцы говорят, что это любовь. Действительно, нет ничего прекраснее любви. Любовь к Богу и к ближнему делает даже самого тяжкого в прошлом грешника прекрасным пред Богом. Добродетель любви так украшает человека, что просвещает даже черты его лица, светится в его глазах, меняет мимику и жестикуляцию человека и тем более отражается в его делах. Конечно, мы должны всеми силами стремиться стяжать эту добродетель — любовь. Пусть у нас еще каменное сердце, но будем, по крайней мере, стараться делать то, что должен делать любящий человек. Не имея любви к Богу, будем понуждать себя к делам любви: молитве, исполнению заповедей. Не имея любви к ближнему, будем стараться оказывать ему милосердие и снисходительность, когда нам кажется, что он неправ по отношению к нам. Это отнюдь не будет лицемерием, ибо, понуждая себя к любви, мы будем постепенно смягчать свое сердце, пока наконец благодать Божия не дарует нам искреннюю, сердечную, подлинную любовь. Наверное, это самое важное из толкований.
Если это требование кажется чересчур возвышенным для нас, людей грешных, то давайте прибегнем к другому, доступному для всех пониманию «брачной одежды». Под «брачной одеждой» можно понимать покаяние. Это добродетель, которая возможна для всех, она прикрывает нашу нищету и убожество, наш нравственный позор неким благообразием, делая нас в глазах Божиих достойными, несмотря на нашу прошлую греховность и внутреннюю порочность. Имеем ли мы «брачную одежду» покаяния? Нет. Мы успокоились, мы думаем, что, придя в Церковь, уже все сделали, а дальше все должно происходить само собой. Когда же у нас не получается победить какой-то свой нравственный порок или недостаток, то мы обвиняем в этом духовника, который якобы плохо за нас молится и плохо нас учит. Мы доходим даже до разочарования: «Вот, мы пришли в Церковь, а ничего не меняется». Но ничего и не может измениться у человека, который ничего не делает.
На земле мы должны трудиться. После грехопадения первого человека, Господь предрек ему: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт.3:19). Этот пот мы должны проливать не только ради пищи телесной, но и ради пищи духовной, то есть и в отношении нашей нравственной жизни, иначе мы не сможем насытить свою душу духовным хлебом. Покаяние и есть духовный труд. Но покаяние — это не только слезы и сердечное сокрушение, это еще и постоянная напряженная борьба с самим собой, со своей греховностью и дурными наклонностями, противостояние самому себе. В нас как бы живут два человека. Один — христианин, другой — грешник. Один — новый человек, другой — ветхий. Ветхий противится новому так, как преступник противится палачу. Он никак не может согласиться с тем, что его хотят казнить. Поэтому мы должны быть готовы к чрезвычайно напряженной борьбе с самим собой. В этом заключается покаяние. А слезы — это только внешнее проявление внутренней и невидимой брани.
«И говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде?» (ст. 12), то есть: «Как ты посмел прийти сюда без любви или хотя бы без покаяния? Почему ты спокоен и ничего не предпринимаешь, как будто у тебя уже все хорошо? Откуда такое дерзновение, на что ты надеешься? Я нашел тебя на обочине какой-то дороги, всеми забытого и негодного, Я привел тебя сюда, а ты Меня оскорбляешь своим пренебрежением». Ведь мы считаем, что ничего не должны Богу, а Он нам должен все. Он должен не наказывать нас, не вразумлять, а всегда прощать, миловать и посылать нам земные и небесные блага. Некоторые люди доходят до логического конца этого кощунственного и богохульного размышления, заключая, что Бог не может быть таким «злым», чтобы наказывать человека вечными муками, что Он должен обязательно всех простить, независимо от их дел. Или уж, по крайней мере, тех, кто верит в Него, даже если, кроме, так сказать, голой, умственной веры, они ничего другого не имеют.
«И говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал» (ст. 12). Действительно, что мы можем ответить Богу на такой вопрос? Если бы наша совесть вдруг ожила и заговорила смело и отчетливо, если бы мы встали с ней лицом к лицу, как стоим перед другим человеком, то у нас бы не нашлось ни одного слова, чтобы ответить на ее вопрос: «Почему ты, зная заповеди Божий, пребываешь в Православной Церкви таким негодным?» Обличаемые своей совестью, мы остались бы безответны и печально замолчали.
«Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов» (ст. 13). Значит, не всякий, входящий в храм Божий и числящийся православным, спасается. Вот о чем мы должны думать, а не осуждать тех людей, которые находятся за церковной оградой. Мы не должны повторять за фарисеем из притчи Спасителя: «Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь» (Лк.18:11). Лучше обратим взор на свою внутреннюю жизнь. Посмотрим трезво, насколько наша внешняя и внутренняя жизнь соответствуют Евангелию, есть ли у нас настоящее, полное, глубокое покаяние, я уже не говорю о любви к Богу и ближнему. При таком трезвом взгляде на себя мы, может быть, и начнем ткать ту духовно-нравственную одежду, в которую облечемся и которой прикроем свой греховный срам. Тогда мы станем достойными пребывания в Церкви и получим надежду на милость Божию.
«Ибо много званых, а мало избранных» (ст. 14). Много людей, призываемых к спасению, но мало тех, кто от всей души откликается на призыв Божий. Мало тех, которые остаются последовательными христианами. Мы станем избранными только в том случае, если будем делать все, что от нас требуется, и, испытывая при этом какие-либо трудности и неудачи, приобретем покаяние и сердечное сокрушение. Даже если мы не достигнем состояния любви, то ради нашего покаяния, исполнения нашего христианского долга Господь помилует нас. Аминь.

29 сентября 2002 года

Неделя 15-я по Пятидесятнице

(Мф., 92 зач., XXII, 35-46)

И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки. Когда же собрались фарисеи, Иисус спросил их: что вы думаете о Христе? чей Он сын? Говорят Ему: Давидов. Говорит им: кик же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему? И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его.

Без правой веры нельзя любить Бога и ближнего правильно

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Евангельское чтение сегодняшнего дня повествует о том, как один законник, искушая Господа Иисуса Христа, спросил: «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?» (ст. 36). Законники составляли чуть ли не отдельное сословие в иудейском народе, это были люди, изучавшие закон Моисеев, Священное Писание, а часто и толкования старцев. Ничем, кроме изучения закона, они не занимались и считали себя большими его знатоками (сейчас бы мы сказали — специалистами). До сего дня в среде религиозных иудеев считается, что очень хорошо иметь в семье подобного законника. Состоятельные люди стараются одного из своих сыновей освободить от занятий каким-либо трудом для того, чтобы он проводил время только в изучении Священного Писания и Талмуда. Если же сыновей в семье нет вообще или они не проявляют к этому способностей, то иудеи стараются выдать замуж за законника одну из своих дочерей. До такой степени даже тоньше в среде иудеев (к сожалению, заблуждающихся) уважаемо звание законника.
Законники часто понимали Священное Писание не по духу, а по букве. Формально они знали все, но в жизни применять эти знания не умели, а может быть, и не хотели. Однако они считали себя выше тех, кто закона не изучал. Люди, вращавшиеся в этой среде, друг друга знали, и потому им было известно, что Господь Иисус Христос специально не изучал закон. Поэтому-то один из этих законников спросил Его, какая наибольшая заповедь в законе (неизвестно, сделал он это по собственному желанию или по внушению тех, кто желал испытать, знает ли Спаситель закон).
«Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею ду-шею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (ст. 37-40). Несмотря на то что этот человек Господа иску шал, Господь этим пренебрегает и думает только о пользе тех, кто стоит вокруг Него и Его слушает, в том числе и о пользе самого законника. Он желал вразумить людей и потому пренебрег тем, что вопрос был задан горделиво.
Заповеди «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» и «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» взяты из Священного Писания Ветхого Завета. Это было заповедано еще пророком Моисеем, правильнее сказать — Господом через пророка Моисея. Первая заповедь приводится в Книге Второзаконие, другая — в Книге Левит.
Что же значит возлюбить Господа Бога всем сердцем своим? Мы можем очень хорошо что-либо знать, в чем-либо разбираться, но до тех пор, пока мы не убедимся в чем-то своим сердцем, мы не можем сказать, что на самом деле верим так, как думаем.
Настоящие, искренние мысли — это те, которые «из сердца исходят», с которыми оно! согласно или в которых убеждено, поэтому Господь и сказал: «Возлюби Господа Бога! твоего всем сердцем твоим». Может быть, эта заповедь была особенно уместна как упрек законнику, считавшему самым важным умственное религиозное развитие и ста-1 вившему выше всего теоретическое знание. Такому ученому человеку в особенности нужно было напомнить, что Бога нужно любить прежде всего сердцем, а не одним умом.
«И всею душею твоею». Под душой надо понимать волю человека, его свободное произволение. Человек должен всегда думать о том, чтобы угодить Богу, он должен понуждать себя подчинить свою волю воле Божией. Можно понимать под душою и всю человеческую жизнь, то есть нужно всю свою жизнь посвятить Богу, жить только ради Него.
«И всем разумением твоим». Возлюбить разумением означает изучать волю Божию, рассуждать, сравнивать, сопоставлять и, выбрав наилучшее, стараться это исполнить. Можно понимать под разумением и правильную веру. Некоторые рассуждают так: «Главное — любить ближнего, а все остальное — второстепенно». По мнению таких людей, даже если человек придерживается, допустим, какой-нибудь ереси или вообще принадлежит к другой религии, но при этом любит ближнего, то он не хуже, чем христианин, а значит, Бог его тоже спасет и помилует. Это неправильно. Еще в Ветхом Завете была дана заповедь, которую повторил и тем самым утвердил Спаситель, о том,; что нужно любить Бога еще и «всем разумением своим», то есть любить Бога, думать о; Нем, верить в Него надо правильно.
Вообще все, касающееся нашего спасения, преподанное нам через апостолов и святых отцов, мы должны сохранять, а то, что является человеческой выдумкой, — отвергать, следуя таким образом учению Церкви. Хотя каждый из нас, может быть, и не способен рассудить, что действительно принадлежит апостольскому и святоотеческому Преданию, а что чуждо ему, но» мы должны повиноваться рассуждению святых отцов. Для нас, простых людей, это как раз и будет исполнением заповеди о том, что нужно возлюбить Бога «всем разумением своим». Некоторые из отцов понимают эту заповедь в том смысле, что мы должны молиться настолько внимательно, чтобы ни о чем другом не помышлять. Эти толкования не противоречат друг другу, но одно служит дополнением другого.
Спаситель сказал: «Сия есть первая и наибольшая заповедь», то есть самая главная. Вот и упрек тем людям, которые утверждают, что любовь к ближнему выше всего и будто бы совсем не важно, как ты веришь. Святые отцы толкуют, что если у человека нет любви к Богу, то у него не может быть и любви к ближнему. Еще они говорят, что от любви к Богу рождается истинная любовь к ближнему. Действительно, если я желаю своему ближнему добра, но при этом верю неправильно, то я и желать ему буду чего-то неправильного. Например, буддийская религия учит милосердию, однако одновременно целью человеческой жизни в буддизме считается растворение в некоей неопределенной субстанции — нирване. Это похоже на совершение духовного самоубийства. Учения о Боге у буддистов нет совсем. Итак, если я буддист и желаю добра ближнему, то я должен учить его этому неправильному пути и тем самым отвращать от Бога. Какая же это любовь к ближнему? Имея милосердие, но не имея правильной веры в Бога, я буду человека губить; если он меня послушается, то я погублю его окончательно. Поэтому не может быть истинной любви к ближнему, если нет правильной (то есть происходящей от правой веры) любви к Богу. Мы должны любить Бога так, как от нас требует Он Сам, а не так, как мы выдумываем.
«Сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя». Человек является образом и подобием Божиим, и заповедь о любви к такому же, как и мы, человеку есть «подобие» заповеди о любви к Богу. Что это значит: возлюбить ближнего своего, как самого себя? Это значит желать ему того, что мы желаем себе. Но и тут получается, что если я желаю себе чего-то неправильного (что происходит от моих неправильных убеждений), то и ближнему я буду желать вредного для него. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит об этом очень мудро и тонко. По его словам, прежде чем возлюбить ближнего, нужно правильно возлюбить самого себя.
Если мы желаем себе только плотских удовольствий и наслаждений, если мы совсем не думаем о спасении, а думаем только о земном благополучии и готовы любой ценой его отстаивать, то мы погибаем. Желая своему ближнему того же, мы и его губим. Если мы неправильно верим, не исповедуем истинное христианство, Православие, а пребываем в какой-то секте или ереси и желаем того же ближнему, то мы также его губим. Итак, нужно возлюбить правильно самого себя, а потом уже можно исполнить и эту вторую часть заповеди. Возлюбить ближнего, как самого себя, значит относиться к нему так, будто бы ближний — это я сам, потому что мы ничем не отличаемся от нашего ближнего. Конечно, мы дороги сами себе, но если немножко отстраниться от своей индивидуальности, то можно увидеть, что окружающие нас люди — точно такие же, как и мы. Они чувствуют боль от того же, от чего и мы; что приятно нам, приятно и им, то есть другие люди ничем не отличаются от нас. И поэтому мы должны всей душой желать, чтобы наш ближний пользовался теми же благами, что и мы: и духовными, и земными.
«На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки». Эти слова также обличали законника, искушавшего Господа. Люди, относящиеся к Священному Писанию как к некой науке, склонны внешнему поведению придавать очень большое значение, а о внутреннем, собственно духовном, не радеть. Законники детальнейшим образом изучали Моисеев закон, но не понимали его сути, не стремились к исполнению этих двух заповедей о любви — они обращали внимание лишь на внешнее. Жертвоприношения, некоторые обряды и разнообразные мелочи, второстепенные вещи затмили от них суть Писания, которая заключается в любви. С течением веков эта наклонность обращать внимание только на внешнее привела к тому, что иудеи составили огромную книгу толкований на Ветхий Завет, называемую «Талмуд». Причем в результате того, что в этой книге были и толкования на Писание, и толкования на толкования, иудеи создали между Священным Писанием и самими собой непреодолимую преграду, которая мешала им правильно его понимать. Во время земной жизни Спасителя именно эта преграда помешала им принять Его как истинного Мессию, а в последующие века она же мешала принятию христианства.
Чтобы не уподобиться этим законникам, мы должны понимать, что главное в Священном Писании Ветхого и Нового Завета — это исполнение заповедей, а не только их теоретическое изучение. Святитель Игнатий (Брянчанинов) еще в XIX столетии говорил, что наступило страшное время, когда христианство изучают не по заповедям, а по книгам. Я это говорю не в том смысле, что читать книги нельзя, но в том, что читать их нужно для того, чтобы прочитанное исполнять. Если же мы будем заниматься только теорией, насытим свой ум всевозможными сведениями, а к жизни применить ничего не сможем, то пользы от этого учения нам не будет, даже если мы читаем при этом святых отцов, Ветхий и Новый Завет или само Евангелие.
Итак, прежде всего нужно учиться любви. Любви правильной, такой, какой учит Церковь, а не произвольно понимаемой.
«Когда же собрались фарисеи, Иисус спросил их: что вы думаете о Христе? чей Он сын? Говорят Ему: Давидов» (ст. 41-42). Ответ этот, конечно, справедлив, но это была только часть ответа. Фарисеи, считавшиеся ревнителями веры того времени, не понимали самого главного. Они видели в грядущем Мессии только человека, сына Давидова, но не хотели признавать Его Божества. Об этом Спаситель далее и говорит.
«Говорит им: как же Давид, по вдохновению (по-славянски: «духом». — Игум. А.), называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?» (ст. 43-45). Этими пророческими словами царя Давида Господь Иисус Христос говорит о Своем Божестве, о том, что Он не только сын Давидов, но и Сын Божий, такой же Господь, как и Бог Отец. Давид говорит: «Сказал Господь Господу моему», то есть сказал Бог Отец воплотившемуся Сыну Божию: «Седи одесную Меня». Это — предсказание о Воскресении и Вознесении на небеса Господа Иисуса Христа и Его восседании одесную Бога Отца до Второго славного пришествия. «Доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» — то есть доколе все народы не познают истину, не исповедают волей или неволей, что Иисус есть Христос, помазанник Божий, что Он есть Сын Божий и Бог.
«Итак, если Давид нарекает Его Господом, как же Он сын ему?» Конечно, по земному происхождению Господь Иисус Христос — сын, точнее — потомок Давида, но по Своему Божеству Он его Бог. «И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его» (ст. 46), потому что это была Божественная премудрость и человек не мог состязаться с Богом. Ради нашего понимания Божественные истины выражены простыми словами. Из пророчества о том, что Сын Давидов, Мессия, является Сыном Божиим, Богом, мы можем прийти к выводу, что одной любви к ближнему мало. Некоторые же безумно говорят, что главное — это любить, а как человек верит — не важно, пусть даже неправильно. Нет, это не так! Мы должны возлюбить Бога всем разумением своим, то есть правильно исповедовать Пресвятую Троицу, понимать, что это — первая заповедь. Правильно нужно исповедовать и воплощение Сына Божия, Господа Иисуса Христа, понимая, что Христос есть и Сын Божий, и Сын Человеческий: и Сын Давидов, и Сын Девы Марии, и Сын Бога Отца. Он единосущен по Божеству Богу Отцу, а по человечеству — Деве Марии и всем людям (то есть Он имеет одинаковую с нами человеческую сущность). Не нужно думать, что спасает только нравственность. Нужна и правая вера, без которой не будет истинной нравственности и любви, а будет любовь ложная, губящая ближнего. Лучше безразличие, чем такая любовь.
Если какой-либо заблуждающийся еретик или иноверец, одержимый духом ложного милосердия, ложной любви, распространяет свои убеждения и всеми способами увлекает в свои сети других людей, то такая любовь страшна. Она недостойна называться этим великим именем — любовь. Если человек считает, что есть только земная жизнь, а загробной жизни нет, и что цель этой жизни — наслаждение, если он хочет, так сказать, взять от жизни все, в таком духе воспитывает своих детей и привлекает к такой жизни друзей, близких и родственников, то его любовь страшна. Это — гибель, смерть, а не любовь, поэтому необходимо прежде всего иметь правую веру и любить Господа Бога всем сердцем и всей душой. При этом нельзя забывать, что любить надо «всем разумением», живя только Православием и внутри Православной Церкви. Не нужно впадать ни в ту, ни в другую крайность: ни в отвлеченное умственное изучение христианства, ни в какую-то безразличную к истине любовь. Только так, держась золотой середины, стараясь исполнить заповеди Господни в жизни и правильно понять истины христианства, мы будем спасаться. И лишь тогда мы будем не только считаться и именоваться, но и действительно быть истинно православными христианами. Аминь.

28 сентября 1997 года

О том, как возлюбить Бога и ближнего

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?» (ст. 35-36). Законники, или по-славянски законоучители, были людьми которые столь преуспели в изучении закона Божия (то есть Пятикнижия Моисеева и иных священных книг), что считались способными научить делу спасения и других людей. Как знатоки Священного Писания и учителя они пользовались чрезвычайным почетом в народе. Один законник, считая себя самого — употребим современное выражение — экспертом, решил задать Господу Иисусу Христу искусительный вопрос, чтобы выяснить, действительно ли Он знает закон и заповеди, в нем содержащиеся. Ведь в любом деле требуется большое умение и искусство для того, чтобы из большого количества материала выбрать самое главное.
«Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь» (ст. 36-38). Господь Иисус Христос из всего Священного Писания выделил несколько самых главных и важных слов. Можно даже сказать, единственно важных, потому что, как говорит апостол Павел, любовь есть «совокупность всех совершенств» (см. Кол.3:14).
«Сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (ст. 38-39). Вторую заповедь Господь Иисус Христос называет подобной первой. В этом нет того противоречия, которое часто возникает в нашей жизни. Мы не умеем как следует любить ни Бога, ни ближнего и поэтому видим противоречие между этими двумя заповедями. Господь же говорит, что вторая заповедь подобна первой, она — как бы ее тень, образ. Подобно тому как человек есть образ и подобие Божий, так и заповедь о любви к ближнему есть образ и подобие заповеди о любви к Богу. Любовь к человеку — это подобие любви к Богу. «На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (ст. 40). Этими словами Господь говорит законоучителю: «Все, чему вы учите, вкратце заключается в двух фразах. И если человек исполнит это, то тем самым он исполнит весь закон и учение пророков».
Что значит возлюбить Господа Бога всем сердцем, всей душой и всем разумением? Сердце человека является источником всех его чувств и мыслей — мыслей как сокровенных убеждений человека, а не как конкретных образов и желаний, ибо настоящее, истинное убеждение человека состоит именно в том, к чему он стремится внутренне и в чем убежден в своем сердце. Конечно, любой человек может говорить о возвышенных вещах и о нравственности, но если из его сердца исходят безнравственные пожелания и помыслы, значит, таковы его сердечные убеждения. Поэтому любить сердцем — значит, любить действительно. Если же человек не имеет/любви в сердце, то в лучшем случае он только хочет любить. Нам заповедано прежде всего любить Бога, причем не какой-то частью своего сердца, а всем сердцем, до самой его глубины. В сердце не должно быть места, чуждого любви к Богу. Мы же, привязываясь к каким-то незначительным вещам, отдаем им часть своего сердца, хотя теоретически как будто понимаем, что они никак не могут заменить нам любовь к Богу. Даже и говорить так есть почти кощунство, но мы часто больше скорбим о потере дорогих нам вещей, чем о потере благодати или любви Божией. Итак, во-первых, нужно любить Бога сердцем, а не произносить возвышенные слова о своей любви. Во-вторых, надо любить Его не частью сердца, а всем сердцем.
«И всею душею твоею» — то есть всей жизнью. Не только поступки, но и желания человека не должны противоречить любви к Богу. Все должно быть ею пропитано. Вся наша жизнь должна быть посвящена Богу и пронизана одним стремлением — все делать ради Господа, от Которого мы полностью зависим.
«И всем разумением твоим». Насколько мы к этому способны, необходимо любить Бога и всем своим умом. Некоторые толкователи дают очень возвышенное объяснение: возлюбить Господа «всем разумением», или по-славянски «всею мыслию», — значит всегда устремлять свой ум к Богу, а отвлечь его от молитвенной сосредоточенности, или богомыслия, — значит будто бы прервать эту любовь.
«Сия есть первая и наибольшая заповедь», ибо в ней заключено все. Можно было бы и не говорить о второй заповеди, потому что тот, кто истинно любит Бога, не может не любить ближнего. Тот, кто истинно любит Первообраз, Каковым является Бог, будет любить и образ, Им созданный, то есть человека. Часто, желая угодить Богу и как-то выразить свою любовь к Нему, человек, не имея возможности ничего для Него сделать, ибо Бог ни в чем не нуждается, изливает это свое чувство на ближнего как на образ невидимого Бога. Нужно понимать, что первое место занимает заповедь возлюбить Бога, а о второй заповеди Господь говорит именно как о второй и подобной первой. Некоторые люди неправильно понимают любовь к ближнему — будто бы нужно в любом случае ему угождать, терпеть все его душевные немощи, в том числе и пороки, то есть страсти, и потакать им, потому что человек — это венец творения. Такое отношение неправильно. Человеку нужно угождать только до тех пор, пока это не противоречит любви к Богу. Ведь иногда желания людей противны заповедям Божиим, и, потакая им, мы нарушаем первую и наибольшую заповедь. Своими добрыми поступками, совершенными как будто бы искренне, мы можем отвлечь человека от вечной жизни, лишить его любви к Богу и воспрепятствовать его спасению. Это уже не любовь к ближнему, потому что мерилом и показателем истинности любви к ближнему должна служить любовь к Богу. Итак, сначала нужно исполнять первую заповедь, а потом вторую.
«На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки». Тот, кто имеет истинную, сердечную любовь к Богу и к ближнему, а не такую, которая проявляется только во внешнем поведении, уже исполнил закон и писания пророков. Такой человек даже не имеет необходимости тщательно следить за каждым своим поступком, потому что любовь умудряет его поступать по совести и тем самым он соблюдает все заповеди.
«Когда же собрались фарисеи, Иисус спросил их: что вы думаете о Христе? чей Он Сын? Говорят Ему: Давидов. Говорит им: как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих?» (ст. 41-44). Дав ответ законнику, Господь и Сам задает вопрос, содержащий в себе намек на пришествие в мир Мессии, Сына Божия. На основе слов псалма Господь показывает, что, хотя Христос, то есть Помазанник Божий, по плоти действительно потомок царя Давида, Он в то же самое время является Господом Давида. В этом заключается великая тайна богословия, богословия в буквальном смысле — то есть слова о Боге, или о Боге Слове, о Сыне Божием. Сын Божий воплотился и стал Сыном Давидовым, но не перестал быть и Тем, Кем Он был прежде всех веков, — Господом. В одной ипостаси Он и Сын Божий, и Человек.
«Итак, если Давид называет Его Господом, как Он сын ему? И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его» (ст. 45-46). Фарисеи не сумели объяснить тайны воплощения Сына Божия. Тот, кто имеет истинную любовь к Богу, конечно, принимает и Откровение о воплощении Сына Божия, верит в Евангелие, которое говорит о пришествии в мир Спасителя, принявшего на Себя человеческое естество и жившего на земле как человек. Тот же, кто не приемлет учения о воплощении Сына Божия, не имеет и любви к Богу. Его сердце остается холодным, какими бы абстрактными, теоретическими умствованиями об этой возвышенной добродетели он ни прикрывался.
Помимо полного отрицания воплощения Сына Божия, существует еще как бы некий его отголосок, некий дух отрицания, который по своей немощи и ограниченности принимаем и мы, православные христиане, как будто бы принявшие спасительное учение о воплощении. Мечтая любить Бога и ближнего, мы пренебрегаем памятью о Сыне Божием. Господь Иисус Христос в Своем вопросе к фарисеям показал, что истинная любовь к Богу и ближнему приобретается исповеданием воплотившегося Сына Божия. Если мы будем постоянно прибегать к этому спасительному воспоминанию и с покаянием исповедовать воплотившегося Сына Божия, то есть творить Иисусову молитву, то в нас зародится истинная любовь к Богу и ближнему. Через одно это покаянное исповедание Господа Иисуса Христа Сыном Божиим мы действительно исполним весь закон и пророков.
Один греческий подвижник благочестия, живший в недавнее время, сказал: «Если ты хочешь найти любовь к ближнему, то ищи ее в Иисусе». В этих простых словах заключается великий опыт молитвенной практики. Постоянно повторяя Иисусову молитву и прося Господа о прощении собственных грехов, мы, казалось бы, должны забывать о ближнем. Но на самом деле через покаяние и сладостное исповедание имени Иисусова в нашей душе рождается любовь к Богу и ближнему. Мы исповедуем Спасителя не только сыном Давидовым, но и Господом, то есть Сыном Божиим, и таким образом исполняем сразу две заповеди — любить Бога всем сердцем, всей душой и всем разумением и любить ближнего. Эти две как будто бы противоположные вещи соединяются в сердце действием благодати Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия. Аминь.

12 сентября 1999 года

Неделя 16-я по Пятидесятнице

(Мф., 105 зач.,ХХV, 14-30)

Ибо Он поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего. По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое. Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!

О приумножении Божественной благодати

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Все люди, сотворенные Богом, от первого человека до тех, которые будут жить до конца существования всего нашего видимого мира и своими глазами увидят его кончину, одинаковы. Различия между нами ничтожны, мы сами их преувеличиваем. Из-за нашего эгоцентризма и самолюбия нам кажется, что в сравнении с другими людьми мы представляем из себя нечто особенное, исключительно важное и ценное. Поэтому в отношении нравственных принципов мы очень снисходительны к себе и весьма строги к другим. Евангельское учение Господа нашего Иисуса Христа обращено к человеку такому, какой он есть: оно как бы преодолевает самомнение человека, считающего себя достойным снисхождения, а потому оно никогда не потеряет своей актуальности.
Евангелие учит и пробуждает совесть человека, заставляет посмотреть на себя трезво, поэтому слова Господа нашего Иисуса Христа никогда не устареют. Эти слова были сказаны на еврейском языке, записаны на греческом, затем переведены на разные языки мира, в том числе на славянский, а сейчас мы читаем их на русском языке. Тем не менее они остаются словами Господа Иисуса Христа, потому что смысл их вечен и касается каждого человека. Поэтому, услышав поучение Господа нашего Иисуса Христа, отнесемся к нему как к обращенному к каждому из нас: «Это слово, хотя и прозвучало давно, но относится именно ко мне, ибо я ничем не отличаюсь от тех людей, которые своими ушами слышали голос Господа и видели Его своими очами».
Сын Человеческий «поступит, как человек, который, отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое» (ст. 14). Господь наш Иисус Христос вознесся на небеса, но оставил нам Свою Божественную благодать — это и есть Его имение. «И одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился» (ст. 15). Каждый человек наделен определенной силой: у одного большие ревность и усердие, у другого — меньшие, а у иного совсем мало ревности в духовной жизни. Это и означают слова: «Одному дал пять, другому два, а иному один, каждому по его силе». Человеку дается столько благодати, сколько он может, так сказать, реализовать, насколько он может потрудиться — не больше. Если человек знает собственные силы и понимает, сколько может понести, например, вьючное животное или какую нагрузку выдержит стена возводимого здания, тем паче всеведущий Бог знает, что по силам каждому из людей.
«Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два» (ст. 16-17). Благодать, дарованную нам в Таинстве Крещения как залог, мы должны умножить, то есть потрудиться, совершая добрые дела, и приобрести «благодать на благодать» (Ин.1:16). Все добродетели: молитва, милостыня, любовь к ближнему, покаяние и смирение — умножают благодать Божию, дарованную нам в святых Таинствах. Иному, может быть, изначально дается больше, в зависимости от его способностей. Понимать это можно по-разному: например, что в самих Таинствах человек получает больше благодати или сподобляется принять те Таинства, которые другой по какой-то причине не принял. Например, человек принял Таинство Рукоположения и стал диаконом или священником. Можно понимать и так, что один принял постриг и стал монахом, а другой остался мирянином. Каким образом дарована эта благодать — не самое важное: пусть каждый применяет ее в своей собственной жизни; главное, что иной имеет более благодати, а иной менее.
«Получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего» (ст. 18). Этот человек как будто бы не сделал ничего плохого, он просто сберег серебро своего господина. Часто мы, православные христиане, проводя сравнительно добродетельную жизнь, этим гордимся, кичимся, хотя едва ли кто-то из нас может похвалиться хотя бы тем, что он только сохранил дарованную в Таинствах благодать. В Евангелии же человек, совершивший как будто бы доброе дело — сохранивший имение господина, порицается как преступник.
«По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (ст. 19-21). «В малом» — потому что та благодать, которую мы получаем на земле, и вообще все земные наши дела и добродетели малы по сравнению с тем, что мы получим в вечной жизни. Если мы были верны в той малой благодати, которая дарована нам на земле, то мы будем поставлены «над многим» — нам будет даровано Царствие Небесное. Человек, живущий на земле, не может постигнуть того, какие потоки благодати, Божественной сладости напоят помилованную душу. Апостол Павел, восхищенный на небеса, сказал, что он «слышал глаголы неизреченные, которые ухо человеческое не может слышать» (см. 2 Кор.12:4). Он же говорит, что ум человеческий не может представить, какую благость уготовал Господь любящим Его (см. 1 Кор.2:9). О ней невозможно рассказать человеку, который ничего подобного не испытал.
В человеческом языке нет слов, чтобы передать те чувства, которые будут испытывать люди в будущем веке и вкусить которых отчасти сподобились величайшие из подвижников, такие как апостол Павел, другие апостолы, святые отцы, жившие в более позднее время. Люди, испытавшие действие Божественной благодати, не находили слов для того, чтобы это передать, они могли сказать только то, что вечное блаженство неописуемо.
«Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (ст. 22-23). Священное Писание имеет обыкновение повторять одни и те же слова для того, чтобы они произвели на нас большее впечатление и врезались в нашу память. Эта мнимая примитивность на самом деле заставляет задуматься над словами Писания, придает им большее значение.
«Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое» (ст. 24-25). Кажется, что этот человек имел страх Божий: он говорит, что боится господина, а потому сохранил все то, что он ему дал. Однако слова господина: «Лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью» (ст. 26-27) показывают, что рассуждение: «Я скрыл твое серебро, потому что ты человек жестокий» — на самом деле лукавство, оправдание своей лени. Об этом и говорит Господь: «Если ты действительно Меня боялся, то почему же ты не отдал серебро Мое торжникам, не попытался Мое серебро умножить? Это было тебе по силам, и ты сам об этом знаешь, Я не дал тебе больше того, что ты можешь сделать (в начале притчи сказано: «Каждому дано было по силам его»). Умножить этот один талант было тебе по силам. Почему же ты не отдал его торжникам, то есть добродетелям, добрым делам, упражняясь в которых, ты мог бы умножить благодать? Ты не сделал этого потому, что ты ленивый человек, и теперь лукаво оправдываешься».
«Посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов» (ст. 27-28). Почему в притче сказано отнять у него талант и дать имеющему десять талантов? Потому что если мы не умножим в земной жизни ту благодать, которая дарована нам в Таинствах Крещения, Миропомазания, Исповеди и Причащения, то она будет у нас отнята в будущей жизни, мы ничем не будем отличаться от язычников, а может быть, нам будет хуже, чем им.
Некоторые люди считают, что участие в Таинстве полезно в любом случае, но это католическое, а не православное представление. Многие думают, что если они любой ценой уговорят человека креститься или исповедаться и причаститься, то все это пойдет на пользу, но это не так. Таинство может послужить человеку в осуждение, и крещеный человек, умерший без истинного покаяния, не совершивший добрых дел, которые подобало бы совершать христианину, все потеряет и уподобится язычникам. Об этом и говорится в словах: «Возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет» (ст. 28-29). Тот, кто имеет благодать, будет иметь ее с избытком, а тот, кто ее не имеет, потеряет совсем. Это можно понять из другого евангельского чтения, может быть, более точно передающего слова Спасителя: «И то, что он мнит имеющим, будет у него отнято» (см. Лк.8:18). Многие думают, что поскольку они крещены, или приняли монашеский постриг, или имеют священный сан, то это уже им законно принадлежит. Но если человек будет нерадиво исполнять свой христианский долг, в каком бы чине он ни был призван — мирянина, монаха или священника, благодать будет у него отнята. Тебе принадлежит не то, что, по твоему мнению, ты имеешь. Ты должен ощущать, что пребываешь в благодати. Если же ты этого не чувствуешь, значит, и того, что, как тебе кажется, преподано в тех или иных Таинствах, ты лишишься. Если ты мирянин, значит, должен чувствовать благодать в своем сердце. Если священник — должен чувствовать благодать священства, а не просто осознавать, что она есть, потому что должна быть. Конечно, благодать должна быть, но если человек ее не чувствует, следовательно, ее нет.
«Итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (ст. 28-30).
Негодный раб будет выброшен «во тьму внешнюю»… Человек, находящийся вне действия Божественной благодати, пребывает «во тьме внешней». Он сам себя таким сделал. Как слепой не может увидеть даже очень яркого света, так и человек, лишивший сам себя тех органов, которыми, так сказать, воспринимается и усваивается Божественная благодать, становится чуждым Божественного света и, таким образом, сам себя обрекает на «внешнюю тьму». «Плач и скрежет зубов» означают горькое сожаление о том, что время земной жизни упущено, благодать, дарованная нам в Таинствах, не отдана торгующим, то есть добродетелям, приумножающим и возвращающим ее нам же.
Конечно, это — притча, не нужно думать, что господин, то есть Господь, заинтересован в умножении Своего богатства, как какой-нибудь человек, который отдает деньги своим служащим и ждет, чтобы они увеличили его доход. Богатство, которое нам даровано и нами приумножается, нам же и достается. Закапывая его в землю, то есть употребляя все силы своей души на земное, мы и в этой жизни сами себя лишаем сладости общения с Богом, и в будущей жизни подвергаем опасности свою вечную участь.
Не нужно надеяться на то, что перед смертью мы исповедуемся, причастимся и Господь нас простит, даже если мы всю свою жизнь прожили нерадиво. Таинство Исповеди и Причастия перед кончиной — это тоже дар Божий. Иной человек, может быть, всю жизнь мечтает о том, что покается перед смертью, а Господь ему такой возможности не даст. Может случиться и так, что формально такая возможность будет, но человек потеряет память и не сможет ничего сказать. Бывали у меня такие страшные случаи, когда человек не мог исповедать ни одного греха из-за склероза, это страшно слушать. Спрашиваю его: «Такой грех был?» — «Нет». — «А такой был?» — «Нет». Все-все спросил — ничего нет. Страшно, просто страшно. Родственники позвали меня к нему, а человек уже не способен каяться… Поэтому не надейтесь на Таинство Покаяния перед кончиной. Не потому, что оно ничего не значит, но потому, что это дар Божий и надо еще заслужить возможность умереть с покаянием. Но даже если предположить, что у нас будет возможность подробно исповедаться перед смертью, покаяться в грехах, зачем пренебрегать тем временем, которое у нас есть сейчас? В каком бы возрасте Господь нас ни призвал, мы должны потрудиться изо всех сил, тогда и то, быть может малое, время, которое осталось до нашей кончины, Господь вменит нам в великие труды. Случается и наоборот: например, мы воспитаны в вере с детства или призваны в юном возрасте, но живем нерадиво, думая, что когда-нибудь потом за себя возьмемся: начнем исправляться, молиться, заниматься, так сказать, образованием своей души, а годы идут, мчатся, незаметно приходит старость, и нет на все это уже ни времени, ни сил, ни способностей. Поэтому пусть пожилые люди не отчаиваются и все то время, которое у них еще есть, усердно трудятся, делают все, что представляется для них возможным, не упускают никакого случая сделать что-то доброе — помолиться ли, помочь ли кому в чем-то. А молодые пусть не впадают в беспечность и не думают, что времени у них много. Время летит, как молния, — не успеешь оглянуться, а жизнь уже окончена, и ничего сделать невозможно.
Будем стараться приумножить Божественную благодать, которая нам дарована: пять ли талантов, два ли таланта, один ли — не будем об этом думать, а употребим все наши силы на приумножение этой благодати. Тогда еще в этой жизни мы утешимся ожиданием радости от общения с Господом и в будущую жизнь перейдем с надеждой и весельем, а не со страхом, не со скорбью, не с плачем и скрежетом зубов. Аминь.

22 сентября 1996 года

О том, что такое истинная духовная жизнь

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Человек, «отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое» (ст. 14). Господь наш Иисус Христос произнес притчу о Своем Втором пришествии. Когда Он произносил эту притчу, то, говоря об отправлении «в чужую страну», Он еще только предсказывал Свое преславное Вознесение на небеса с телом и Свое сидение одесную Бога и Отца, доколе, по пророчеству царя Давида, весь мир не будет покорен Ему и враги Его не будут положены «в подножие ног» Его (см. Пс.109:1). «Отправляясь в чужую страну», то есть взойдя на небо, Господь даровал нам Свою благодать в Таинствах. И вообще все, что мы имеем, — какие-то дарования, те или иные естественные способности — на самом деле принадлежит Богу, ибо что мы имеем, что не получили бы от Него? Разве мы чем-то заслужили то, что Бог наделил нас какими-то естественными способностями, которые вложены в нашу природу с самого рождения, умственными или эстетическими? Какие благодатные дары у нас есть, которые бы мы не получили через Таинства Крещения, Миропомазания, Покаяния, Причащения Святых Христовых Тайн и, если говорить о священниках и епископах, — хиротонии? Все мы получаем от Бога даром, а не за свои заслуги, и в действительности все принадлежит Богу, а нам Он поручает только этими дарами распоряжаться.
«И одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился» (ст. 15). Мы не должны завидовать друг другу, потому что всем нам, каждому по силе, даны дарования, благодатные и естественные, чтобы послужить ими Богу. Не нужно думать, что если тебе дано меньше, чем другому, то ты как-то обделен. Ты должен принести плод от того меньшего, что тебе дано, а не оставлять своего делания по зависти к чужому дарованию. Господь знает, как каждый из нас способен употребить то, что ему дано, и потому Он премудро распорядился, уделив каждому по силе, то есть столько, сколько человек может понести.
«Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два» (ст. 16-17). Эти люди, независимо от того, что одному из них было дано больше, а другому меньше, сделали все, что было в их силах. Приобретя равное тому, что было им дано, они оправдали надежду, возложенную на них их господином, под которым нужно понимать Господа Иисуса Христа. Здравый смысл подсказывает, что для того и было им дано имение, чтобы они потрудились над его умножением. Ведь просто сохранить свое имение мог бы и сам господин, для этого не нужно было поручать распоряжаться им сразу нескольким людям.
Господь наш Иисус Христос, для того чтобы рассказать людям, не имеющим никакого духовного опыта, о чем-то возвышенном и таинственном, в данном случае вынужден был прибегнуть к обыкновенному здравому смыслу. Слушатели Спасителя были людьми здравомыслящими, но совершенно безразличными ко всему духовному, и Господь заставляет их поверить Ему при помощи их собственного здравого смысла, который обыкновенно противится всему духовному — тому, что отвращает человека от земного.
Всякий здравомыслящий человек согласится, что деньги даются слугам для того, чтобы они их как-то употребили, например занялись торговлей, а не для того, чтобы они просто их сберегли. Еще с древних времен было принято, хотя это и считалось занятием недостойным, давать деньги в рост, то есть давать деньги в долг другим, ожидая получить свое с прибылью, то есть каждый старался приумножить свое состояние. Две тысячи лет назад слушатели Спасителя были вынуждены признать, что господин, изображенный в притче, имел только одно желание — чтобы его рабы, получив от него один, два и пять талантов, умножили его имущество. Конечно, с этим должны согласиться и мы. Дарованное нам свыше — как природные способности, так и благодать, получаемую в церковных Таинствах, — мы должны приумножить, по крайней мере, вдвое и возвратить своему Господину.
«Получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего» (ст. 18). Как мы увидим дальше, он сделал это не просто из страха, но по некой скрытой причине, которую он не хотел открыть даже своему господину, пытаясь его обмануть.
«По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета» (ст. 19). Что значит «по долгом времени?» Господь наш Иисус Христос потребует отчета у всего человечества на Страшном Суде, но для каждого человека будет и свой собственный суд. Наделив нас дарованиями, Господь как бы отходит от нас и требует, чтобы мы потрудились. Некоторые люди представляют себе, будто духовная жизнь должна состоять только из одного наслаждения духовными благами. Приступая к ней и отказавшись от обычных земных удовольствий и греховных наслаждений, они думают сразу же, не трудясь, получить блаженство. Но истинная духовная жизнь — это труд над умножением тех дарований, которые нам даны, а не только наслаждение ими.
«И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (ст. 20-21). Посмотрите, за что господин хвалит своего раба: за то, что он умножил дарованную ему благодать, то есть приобрел для себя большее блаженство, или, как сейчас принято говорить, стал более духовным. Этот раб не только заслужил похвалу и название доброго и верного раба (по-славянски: благого и верного), но также был поставлен над многим. Оказавшись верным в отношении той малой благодати, которая была дарована человеку на земле, будет поставлен над многим он и в будущей жизни. Конечно, это не значит, что он станет управлять другими людьми, городами или странами. Стремиться к власти или преимуществу над людьми принято здесь, на земле, а ему будет даровано Царствие Небесное, то есть безграничная Божественная благодать, постоянно изливающаяся в его душу, насыщающая и наполняющая ее. Ему уже не нужно будет трудиться над умножением того малого, что он получил на земле, ибо он обретет бесконечное наслаждение неограниченным богатством благости Божией.
«Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (ст. 22-23). В притче не делается разницы в наградах, которые получили верные рабы. Трудясь, каждый из них приобрел соразмерно тому, что ему было даровано: получивший пять талантов приобрел еще пять, а получивший два приобрел еще два, и награда для них одна: «Над многим тебя поставлю». Тот и другой равно получат блаженство Царствия Небесного, приобщение к Божественной славе. Они оба будут бесконечно наслаждаться в будущей жизни, и, видимо, никакого различия между их близостью к Богу не будет. Потому и мы не должны скорбеть, что другие имеют больше духовных дарований, чем мы. Если мы будем трудиться над умножением той благодати, которая нам дарована, то в будущей жизни мы получим равную с ними награду.
«Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое» (ст. 24-25). Слова этого раба не были искренними, он лишь пытался найти оправдание своему нерадению в том, что его господин якобы жестокий человек и требует от него того, на что не имеет права. Но стремление хозяйственного человека умножить свое богатство отнюдь не противоречит здравому смыслу. И поэтому страх, которым оправдывается раб, неискренний — будто бы он боялся потерять даже то малое, что имел, и потому скрыл это в земле. Под словами «скрыл талант твой в земле» можно понимать, что он употребил свои способности не на небесное, не на служение Богу, а на нечто земное.
«Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью» (ст. 26-27). Господин как бы говорит ему: «Если ты действительно меня боялся, то почему ты не сделал так, чтобы мое серебро умножилось? Ты лукав и ленив и твое оправдание неискреннее». Истинный страх заставил бы этого человека трудиться над умножением вверенного ему имущества.
«Итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет» (ст. 28-29). Благодать, полученная человеком в христианских Таинствах, духовные дарования и естественные способности — все это будет отнято у него и дано тому, кто более преуспел. У того, кто имеет благодать, она еще преумножится, а у того, кто ничего не приобрел, отнимется и то, что он имеет. В Евангелии от Луки сказано: «Отнимется и то, что он думает иметь» (Лк.8:18), ибо все, что мы имеем, на самом деле не наше. Такой человек не получит никакой пользы ни от благодатных дарований, ни от участия в Таинствах, ни от хиротонии, ни от монашеского пострига — ни от чего, потому что он не захотел трудиться над умножением дарованных ему небесных благ.
«А негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (ст. 30). Негодный раб, ставший совершенно чужим своему Господину, Господу Иисусу Христу, выбрасывается «во тьму внешнюю», то есть пребывает в полнейшей тьме, вне Божественного света и общения с Богом. «Там будет плач и скрежет зубов» — плач раскаяния и скрежет от бесплодного и уже бесполезного сожаления о том, что он не исполнил своего христианского долга.
Может быть, эта притча кажется нам чересчур жестокой и строгой, но мы не должны уподобляться лукавому и ленивому рабу, оправдывая свою лень строгостью требований. Если бы мы действительно понимали, что Господь строг, «жнет, где не сеял, и собирает, где не рассыпал», то нам, скорее, следовало бы убояться и от страха трудиться еще усерднее, а не оправдываться тем, что при таких условиях мы ничего не можем сделать.
Действительно, это страшная притча! Мы часто хотим только сохранить то, что нам даровано свыше, а от нас требуется именно приумножить, иначе мы будем извержены «во тьму кромешную». Тот, кто лишь сохранил, оказывается «неключимым», или по-русски — негодным, рабом. На самом же деле невозможно просто сохранить дар, ничего не потеряв, и в ином месте Господь сказал: «Кто не собирает со Мною, тот расточает» (Лк.11:23). Человек, который не трудится над совершенствованием себя, а думает лишь о том, как бы не потерять того, что у него уже есть, пытаясь остаться в неизменном состоянии, волей-неволей начинает терять, расточать и духовно оскудевает.
«Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» Тот, чей духовный слух отверст, чтобы слышать эти Божественные словеса, устрашится и примется за дело своего спасения — начнет по повелению Господа Иисуса Христа через покаяние и исполнение евангельских заповедей умножать то, что даровано ему свыше, будь это естественные способности, заложенные от рождения, или благодатное дарование, полученное в Таинствах или каким-либо другим образом.
Каким же образом это можно совершить? Конечно, это не означает, что мы должны развивать все свои наклонности, ведь они могут быть и дурными. Развивать в себе нужно то, что соответствует евангельскому учению о христианском совершенстве, причем не просто развивать, а употреблять на служение Богу. Все то, что мешает этому служению, то есть лишнее, мы должны отсекать, как садовники отсекают лишние ветки у плодовых деревьев для того, чтобы они приносили большие и сочные плоды. Если этого не сделать, плоды бывают хотя и обильными, но маленькими и малопригодными в пищу. Подобным образом и мы должны относиться к себе: все лишнее отсекать, давая возможность обильно плодоносить тому, чем мы действительно можем послужить Богу.
Именно таким образом мы и отдаем свои таланты торгующим. В Евангелии сказано: «Посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью». «Отдать серебро торгующим» означает трудиться над исполнением евангельских заповедей, стараясь с пользой употребить дарованную благодать. Понуждая себя к добродетелям, мы умножаем благодать, а пытаясь просто ее сохранить, не понуждая себя к этой Божественной торговле, мы теряем все и оказываемся «неключимыми рабами». Не только в будущей, но и в этой жизни мы можем оказаться в кромешной тьме, то есть совершенно лишиться Божественного утешения и даже веры, ибо вера в Бога и в те Божественные истины, которые открыл нам Господь Иисус Христос, — есть также действие благодати Божией в нашем сердце. Тогда наше состояние будет действительно страшным — мы будем плакать и скрежетать зубами. Итак, устрашимся предупреждения Спасителя — отдадим вверенные нам таланты торгующим, приумножим их и станем рабами благими и верными. Аминь.

19 сентября 1999 года

Неделя 17-я по Пятидесятнице

(Мф.,62 зач.,ХV,21-28)

И, выйдя оттуда, Иисус удалился в страны Тирские и Сидонские. И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велики вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час.

Смирение привлекает к нам милость Божию

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня мы слышали Евангелие, в котором говорится, что Господь Иисус Христос удалился «в страны Тирские и Сидонские» (ст. 21), то есть ушел из той местности, где проживали благочестивые иудеи. В то время только этот богоизбранный народ правильно чтил Бога. Палестину тогда населяло множество разных народностей. Господу нужно было пересечь местность, где жили так называемые финикийцы. Иначе их еще называли сирофиникийцами, в отличие от тех финикийцев, которые населяли область возле знаменитого города Карфагена, некогда соперничавшего своим военным и торговым могуществом с Римом.
Конечно, в каждом народе есть люди, благочестивые от природы, которые стремятся к Богу наперекор тому нечестию, которое господствует в окружающем их обществе. Видимо, таким человеком и была женщина, о которой повествует сегодняшнее евангельское чтение.
«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется» (ст. 22). Далее из евангельского повествования мы узнаем, что Спаситель разговаривал с ней, как кажется, даже грубо. Для того чтобы понять причину этого, нужно вспомнить, что представляла собой эта народность — хананеяне, или финикийцы (это более позднее их название), и какой образ жизни они вели.
Этот народ был развращен до такой степени, что евреям, когда они входили в Землю обетованную, было разрешено их просто истреблять (см. Исх.23:23-24). Зло соединилось с самим существом этих людей, так что было невозможно отделить его от них, чтобы таким образом их спасти. У них были страшные религиозные культы: Молоха, Ваала и Астарты. Даже рассказывать о том, что совершалось во время этих «религиозных» действий, — неприлично.
Молох представлял собой человекообразного идола с огромной пастью и протянутыми вперед руками. Обычно его изваяния делались из меди. Этот идол служил некоего рода печью, потому что во время так называемого «богослужения» внутри этой скульптуры горел пламень, и она раскалялась докрасна. На руки этого изваяния клали человеческую жертву, преимущественно детей. В особых случаях приносили в жертву даже детей высокопоставленных особ. Например, во время Второй Пунической войны, в которой прославился карфагенский полководец Ганнибал, его отец, который был одним из князей города, вынужден был принести в жертву одного из своих сыновей, брата Ганнибала. Для того чтобы не были слышны крики жертв, все присутствовавшие при этом жертвоприношении, в том числе и родители, должны были радостно кричать и смеяться. Толпа поднимала неистовый шум и выказывала противоестественную радость в то время, когда люди в муках погибали в пасти этого сатанинского изваяния. Таков был культ Молоха.
Не менее страшным, хотя несколько в другом отношении, был культ Астарты, которой приносили в жертву целомудрие. Для истинного христианина это, наверное, еще хуже, чем потерять жизнь. Всякая женщина (даже из знатных семей) была обязана хотя бы раз в жизни в храме, посвященном Астарте, совершить блуд с кем-либо из иностранцев. Деньги, полагавшиеся этой женщине (часто очень незначительная сумма, скорее символическая), отдавались в жертву этой богине, то есть жертвовались «на храм». Даже перед свадьбой девица была обязана совершить такую мерзость в этом «храме». А ведь мы привыкли, что в храме совершаются религиозные действия, посредством которых человек должен возвышаться, становиться лучше, чем он есть… Здесь же, наоборот, человек развращался и становился ниже животного. Зная это, можно понять, что грубое обличение Господа Иисуса Христа относилось не столько к самой хананеянке, сколько к заблуждениям ее народа.
«И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется». Эта женщина имела понятие о пришествии в мир Мессии, Христа. Об этом говорит ее возглас: «Помилуй меня Господи, сын Давидов» — она знала, что Христос должен быть сыном, то есть, говоря современным языком, потомком царя Давида. Имела она и некоторое понятие о благочестии. Более того — несмотря на то что она росла в среде, где была распространена такая ужасная религия, тем не менее она взывала ко Господу, исповедуя Его Христом, чего не хотели делать богоизбранные иудеи. Несмотря на то что воспитание и культура ее народа препятствовали ей уверовать в Мессию, она имела большую веру, чем иудеи, которым все способствовало к тому, чтобы они приобрели веру во Христа, но которые сами этому противились.
«Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами» (ст. 23). По-славянски сказано: «вопиет вслед нас». Видимо, вопль ее был столь громким, частым и надоедливым, что ученики, зная, что Господь может совершить все, стали упрашивать Его, чтобы Он пожалел ее и удовлетворил ее просьбу. Таким образом этот неприличный шум прекратился бы, а они бы перестали привлекать к себе внимание людей.
«Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (ст. 24), иначе говоря, к тем, кто принадлежит к Церкви. Ученики, видимо, уже не зная, что сказать, замолчали, но женщина проявляла настойчивость. Несмотря на то что ею как бы пренебрегли, потому что Господь молчал, показывая, будто бы Ему нет никакого дела до ее нужды, «она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» (ст. 25-26).
После того, что я сказал о культе хананеев, понятно, почему Господь так ответил. Истинно верующих Господь называет овцами и даже больше — детьми, а хананеев — псами, потому что религия совершенно их развратила, превратив их почти в животных. Если религиозность толкала их на ритуальную проституцию, то на что же они были способны вне храма? Им позволялось делать все что угодно.
«Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их» (ст. 26-27). Господь обличил нечестие ее народа, но она не проявила никакого возмущения или негодования, как это обычно бывает в подобных ситуациях. Многие люди очень болезненно переносят, когда задевают их национальные чувства (мы знаем это по собственному опыту), даже если обличение, может быть, в чем-то справедливо. Хананеянка же проявила смирение и полное согласие с тем, что религия, которую в то время исповедовали иудеи, — истинная, а религия ее соотечественников — нечестивая и богомерзкая. Сказав: «Так, Господи!», она как бы согласилась: «Да, правильно, мы недостойны милости по своим грехам, нечестию и заблуждениям, только истинно верующие достойны всех благодеяний», однако добавила: «Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их». Женщина вступила в благочестивый спор со Спасителем, и возражение ее было наполнено столь искренним смирением, что Господь, попросту говоря, более не имел что ей сказать. Так смирение привлекает к нам милость Божию даже тогда, когда мы ее недостойны.‘
«Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велика’ вера твоя» (ст. 28). Итак, женщина согласилась с тем, что псы действительно недостойны хлеба. Вера, признание истинной религии выразились как в этом, так и, самое главное, — в дерзновенной просьбе наперекор тому, что ее презрели и не захотели слушать. И она добилась своего. «О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час» (ст. 28). По одному слову Господа Иисуса Христа, бесноватая дочь этой хананеянки мгновенно выздоровела.
Сегодня мы празднуем память всех новомучеников Российских: и тех, чьи имена уже известны, и тех, чьи имена еще только ждут своего прославления в лике святых. Множество людей пострадало от безбожников в нашем Отечестве в недавние годы. Иные не выдержали страданий, проявили малодушие. Мы не осуждаем их, но сострадаем им и молимся о них. Но есть и такие, которые вели себя чрезвычайно мужественно и показали, что ради Христа готовы претерпеть все. В нашей епархии тоже было множество таких страдальцев, в том числе из священников и монашествующих. Пока официально прославлен только один подвижник благочестия, преподобный Иоанн Исповедник. Многие его знали под монашеским именем Игнатий (Кевролетин), в схиме он носил имя Иоанн.
Этих прекрасных, благородных, умных и благочестивых людей действительно можно назвать детьми Божиими. Они были достойны получать хлеб благодати Божией, достойны были не только духовного и небесного, но и вообще всякого земного благополучия, но были этого лишены. Многие из них погибли в лагерях и тюрьмах в страшных страданиях и унижениях. Их закапывали живыми, топили в реках, расстреливали целыми толпами… Например, при закрытии одного монастыря, красноармейцы стреляли из пулеметов в толпу беззащитных монахинь. Сестер другого монастыря утопили на барже. Но, может быть, еще хуже было тем, которые десятками лет томились в лагерях, где жили хуже, чем скот: среди уголовников, хулы, безбожия, без храма, без Причащения, что является самым страшным испытанием для верующего человека.
Нас же, грешных и недостойных, пришедших к вере после совершения многих грехов, действительно можно было бы назвать псами из-за нашего нечестия и греховной жизни (потому что псы являются символом нечистоты). Большинство из нас приняло веру уже в зрелом возрасте, немногие были воспитаны в благочестии с детства и сохранили эту детскую чистоту и веру.
И вот мы видим, что произошло нечто обратное евангельской логике: хлеб был отобран у детей и брошен псам (то есть нам). Причем греховно не только наше прошлое у нас и в настоящем нет должной ревности! Мы и сейчас служим одновременно двум господам, «хромаем на оба колена», как обличал пророк Илия израильский народ, составлявший Ветхозаветную Церковь. «Доколе вы будете хромать на оба колена? Если Ваал — истинный Бог, служите Ваалу, а если Господь — служите Господу», — говорил он (см. 3 Цар.18:21). Вот и мы служим миру и Господу одновременно. Мы приносим Молоху человеческие жертвы, воспитывая (или уже воспитав) своих детей вне Церкви, в нечестии, не говорю уже про детоубийство. Чем мы лучше тех, кто приносил детей в жертву этим так называемым богам? А разве мы не служим Астарте, удовлетворяя свое сладострастие? Мы оправдываемся тем, что не можем с этим справиться, хотя на самом деле просто не хотим с собой бороться.
И все же именно нам, может быть ради мученического подвига и заслуг наших предков, Господь дает духовный хлеб, для того чтобы мы насытили свою умирающую от духовного голода душу. При каком условии мы можем получить просимое? Как мы можем исцелить свою душу, которая, подобно дочери хананеянки, «зле беснуется», ибо страсти так изнуряют наше внутреннее существо, что мы не владеем собой, становясь как бесноватые? Как бесноватые совершают безумные поступки, иногда даже опасные для их жизни, так и мы грешим, подвергая опасности свою душу, прежде всего в отношении ее участи в вечности. Но наши безумные поступки приводят к печальным последствиям также и в этой жизни, ко всяким земным бедам и несчастьям.
Что же нам нужно делать? В чем мы должны подражать евангельской хананеянке, чтобы, подобно тому как она получила просимое — исцеление своей дочери, и нам получить исцеление для своей души? Во-первых, она имела веру. Выражаясь привычным для нас языком, она осознавала, что Православная вера, то есть вера правильная, выше всех других религий. Она не побоялась признать, что ее соотечественники заблуждаются, и имела мужество отречься от заблуждений своего воспитания и от всего того, чем дорожит человек под предлогом патриотизма. Итак, во-первых, превыше всего для нас должна быть истина, истинная религия.
Во-вторых, хананеянка проявила особенное усердие и ревность в вере, показав, что верит не отвлеченно, не только умом, но и сердцем. Наперекор, казалось бы, полному пренебрежению, которое проявил Спаситель, она не уставала вопить ко Господу и исповедовать его Христом (ее слова: «Помилуй меня, Господи, сын Давидов» говорят как раз об этом). Она исповедовала Его всемогущество словами «помилуй меня», зная, что Он может совершить все, что захочет. У нас же часто бывает так, что мы на словах признаем Православие истинной религией и говорим, что правильно верим, а ревности в вере не проявляем.
И, наконец, самое главное — это то, что дерзновенная молитва хананеянки соединялась со смирением. На наш взгляд, это вещи противоречащие друг другу. Нам кажется, что если у человека есть смирение, то он не имеет никакого права на дерзновение, мы считаем это проявлением гордости. И наоборот, если человек проявляет дерзновение, то, значит, ему уже не нужно смиряться. Однако нам кажется так только потому, что мы не имеем духовного опыта, а иногда просто потому, что мы оправдываемся, не желая проявить должного усердия. Потому-то мы и не получаем того, о чем просим Бога, прежде всего в отношении своей внутренней жизни, — не исцеляемся от беснования, причиняемого нам страстями. Хананеянка же дерзновенно и неотступно молилась и при этом признавала себя недостойной благодеяний Божиих, будучи согласной и на самые крохи милости Божией. По своей вере она получила просимое — исцеление дочери.
Так и мы должны сочетать в себе две вещи: неотступную и дерзновенную молитву с глубочайшим смирением — то есть, признавая себя недостойными, должны понимать, что, кроме Единого Бога, нам больше не у кого просить милости. Никто, кроме Него, не может помочь нам и помиловать, что и заставляет нас быть дерзновенными. При таком сочетании смирения с дерзновением и бывает плод. Как сказал один подвижник, «молитва рождает смирение, а смирение рождает молитву».
Каждое действительное событие имеет наряду с внешней и внутреннюю сторону, в которой заключается его сущность. С полным правом мы можем перенести сущность вспоминаемого нами сегодня события на свою внутреннюю жизнь. Почему нам не отождествить этот неотступный вопль хананеянки «Помилуй меня, Господи, сын Давидов» с молитвой Иисусовой? И признание в том, что она недостойна милости Божией, конечно, можно считать проявлением покаяния и смирения. В духовном отношении с нами происходит, по сути, то же, что с женой-хананеянкой. Потому и должны мы научиться неотступно вопить ко Господу, хотя бы нам казалось, что Он нас совершенно не слышит и какое-то время остается безразличным к нашему молитвенному воплю. Проявив смирение, которое выражается не только в признании своего ничтожества и недостоинства, но и в том, чтобы продолжать просить, когда тебя отвергают и унижают, мы получим исцеление души. Мы получим его в тот час, когда приобретем такое же глубокое смирение и такое же неотступное молитвенное дерзновение, какое имела язычница-хананеянка. Аминь.

10 февраля 2002 года

Неделя 18-я по Пятидесятнице

(Лк., 17 зач., V,1)

Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, выйдя из них, вымывали сети. Войдя в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки. Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть. Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась. И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть. Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных; также и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, бывших товарищами Симону. И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков. И, вытащив обе лодки на берег, оставили всё и последовали за Ним.

Евангельские сети

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодняшнее евангельское чтение на первый взгляд может показаться довольно простым. Оно не содержит в себе никакой притчи, но повествует об одном из многих сотворенных Господом Иисусом Христом чудес. Иные чудеса, описанные в Евангелии, гораздо более удивительны. Тем не менее Святая Православная Церковь предлагает нам сегодня обратить особенное внимание именно на это чудо, с той целью чтобы мы нашли для себя нечто назидательное в этом по видимости простом повествовании.
«Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, выйдя из них, вымывали сети» (ст. 1-2). Это озеро существует и по сей день. Оно само и природа вокруг него необыкновенно красивы и в пасмурную, и в ясную погоду, и на закате, и на восходе солнца. Даже сам воздух там кажется особенным. И сейчас, как и в апостольские времена, местные жители занимаются тем же промыслом — ловлей рыбы. Рыбу, которую ловят, и христиане, и не христиане, называют, основываясь на предании, «рыбой апостола Петра» — такова достопримечательность тех мест.
«Войдя в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки» (ст. 3). Столь много было народа, так сильно люди Его теснили, что Ему необходимо было от них несколько отдалиться.
«Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» (ст. 4-5). Конечно же, апостол Петр, которого в то время звали Симон, как профессиональный, знающий свое дело рыбак, понимал: никакого улова быть не может. Ведь если его не было ночью, то тем более не будет днем. Зная это и по личному опыту, и по опыту своих наставников в рыболовстве, он, однако, смирился перед Господом Иисусом Христом, поскольку к тому времени уже испытывал к Нему почтение. Петр видел в Нем великого пророка и учителя, хотя еще и не понимал, что Он — Сын Божий. Может быть, такое смирение и такая уступчивость были природной наклонностью Симона, благодаря которым, как, впрочем, и благодаря своему послушанию и доверию Господу, он стал способен увидеть великое чудо.
«Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть. Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась» (ст. 5-6).
Интересно рассуждает об этом святитель Иоанн Златоуст. Какая удивительная, говорит он, была ловля: рыбы сами устремлялись в сеть, словно соревнуясь между собой, кто туда попадет. И это небывалое явление, это необыкновенное чудо, которое по-настоящему оценить мог только опытный рыбак, окончательно обратило апостола Петра к Господу Иисусу и сделало его верным учеником Христовым.
«И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть» (ст. 7). Всю ночь не могли поймать ничего — и вдруг столько рыбы, что сеть прорывалась. Столько рыбы, что лодки, наполненные ею, стали уже тонуть и погружаться! «Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (ст. 8).
Когда все это произошло, Симон Петр понял, что случившееся было чудом, а не . следствием какого-то совпадения. Потому он «припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных» (ст. 8-9).
Часто с нами происходят некие неожиданные для нас события, которые, по сути, являются чудесными. Например, находится необыкновенный выход из, казалось бы, безвыходного положения. Однако мы сразу пытаемся найти объяснение: это совпадение, все произошло нечаянно. Но разве и апостол Петр не мог сказать: «Господь велел бросить сеть, и вот в нее попало много рыбы. Нет в этом ничего удивительного, просто косяк рыбы нечаянно подошел»? Конечно же, он мог бы так объяснить этот чудесный улов. Для того чтобы в обыкновенных по видимости событиях увидеть чудеса Божий, нужно иметь простоту. Эта простота и была у апостола Петра, именно она и заставила его признать в случившемся несомненное чудо Божие.
Посмотрим внимательно вокруг себя: часто и в нашей жизни бывают такие удивительные вещи. Например, все наши обстоятельства неожиданно улаживаются. Почему так происходит? Нечаянно — кажется нам. На самом же деле это Господь услышал наши молитвы, а может быть, и прежде прошения нашего помог нам и исполнил наши нужды. Ведь и Евангелие благовествует, что Господь знает наши нужды прежде прошения нашего (см. Мф.6:8). Но мы не хотим видеть чудо — не подлежащее никаким сомнениям, не нуждающееся ни в каком анализе — и уподобляемся фарисеям, говорившим: «Покажи нам знамение с неба» (см. Мф.12:38; 16,1; Мк.8:11). Все те чудеса, какие творил Господь, казались им недостаточными, и они просили знамения «с неба», то есть того, чтобы чудо было показано именно в воздушном пространстве. Так и у нас часто получается: мы хотим знамения с неба в буквальном смысле. Только тогда мы готовы признать за тем или иным событием исключительность, дающую ему право называться чудом. Происходит же это оттого, что в нас нет душевной простоты.
«Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных; также и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, бывших товарищами Симону. И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков» (ст. 9-10). Видя это чудо, Петр признал в Иисусе великого пророка или, может быть, почувствовал, что перед ним Сын Божий, и потому припал к Его ногам и сказал: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный». Предоставив Спасителю возможность проповедовать из своей лодки, он вместе с тем не считал себя достойным получить вознаграждение за оказанную им Господу услугу. Мы же, напротив, считаем себя достойными благодеяний Божиих за наши малые добрые дела. Он не возгордился тем, что с ним произошло такое чудо, а, наоборот, смирился до такой степени, что счел себя недостойным находиться в одном месте с этим великим Человеком, Господом Иисусом Христом. «Выйди от меня, Господи…» Почему «выйди»? Потому что я человек грешный, я не достоин быть рядом с Тобой, я не достоин этих чудес.
«Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных». Ужас их объял потому, что они, как я говорил, будучи рыбаками, знали: при обычном ходе вещей такому улову случиться невозможно. Если бы там присутствовали мы, незнакомые с этим промыслом, то нам, может быть, такая ловля показалась бы чем-то обыкновенным. Люди же сведущие пришли в ужас, настолько потрясающе было это чудо. И не только Петр, но и его товарищи Иаков и Иоанн, сыновья Зеведеевы, будущие апостолы. Эта подробность еще раз подтверждает, сколь необыкновенным было чудо улова. Оно поразило всех, а не одного человека, как бывает, когда он удивляется чему-то .в силу свойств своего характера, тогда как ничего удивительного не происходит.
«И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков». Возможно, сказанные Господом слова кому-то кажутся дерзкими. Нас, пастырей Христовой Церкви, часто упрекают за то, что мы ведем некую пропаганду, улавливаем, так сказать, человеческие души и так далее. Однако и те, кто не говорит о пропаганде, и те, кто открыто пропагандирует религию или нечто другое, — все пытаются уловить людей. Но есть сеть Христова, улавливающая людей ради их спасения, и есть сети, улавливающие людей в погибель. Поэтому не будем смущаться выражением, что апостол Петр будет «ловцом человеков». Лучше подумаем, как он их улавливал? Какими-то соблазнами? Обещаниями богатства или греховных наслаждений? Подкупом или угрозами он улавливал людей в сети евангельские? Нет, он улавливал их любовью, кротостью, долготерпением, проповедью о любви, проповедью о вечном блаженстве, вечном спасении. Улавливал их многочисленными чудесами. Как мы знаем из Деяний апостольских, даже тень апостола Петра, осенявшая людей, лежавших вдоль дороги, по которой он проходил, исцеляла их (см. Деян.5:15). Вот из чего состоят евангельские сети. Нищие, совершенно ничего не имевшие, беззащитные люди ходили бесстрашно по всему миру. Своей проповедью, своим необыкновенным словом, которое было сильно не красотою, а убедительностью (ведь проповедь апостолов была подтверждена многочисленными чудесами и добродетелями самих проповедников), они уловили всю вселенную и наполнили Церковь Христову. Вот как была основана Православная Церковь.
Не так распространялась, например, магометанская религия. Первоначально лишь немногие сторонники Магомета добровольно приняли его «откровение», а впоследствии, еще при его жизни, началась так называемая «священная война». В ней непокорных магометанской вере людей просто уничтожали, то есть вера распространялась силой оружия. Доходило иногда до абсурда. Один человек, обратившийся в магометанскую веру, беседовал со своим братом, еще не вполне принявшим новое вероисповедание, и брат спросил: «Если бы я не захотел обратиться в вашу веру, что бы ты сделал?» Тот ответил: «Если бы Магомет приказал, я убил бы тебя». И на его брата эти слова произвели такое впечатление, что он окончательно решил принять эту веру. Бесчеловечное отношение к ближним для некоторых людей являлось доказательством абсолютной правоты. Вот так распространялось магометанство.
Основатель буддизма приобрел себе последователей иным путем. В самом начале своей проповеди Будда нашел могущественных покровителей — современных ему великих царей. Благодаря этому его учение и начало распространяться в Индии. Когда же это покровительство иссякло, буддизм в Индии почти совсем исчез, уступив место прежнему традиционному языческому вероучению, а вернее, учению многочисленных индуистских языческих сект.
Можно было бы сказать и о том, как католики насилием распространяли свое неправильное вероучение, в том числе и среди православного народа, — и о многих других инославных конфессиях.
А теперь вспомним, как распространялось христианство во времена апостольские, в первые столетия по Рождестве Христовом. Триста лет Церковь в Римской империи была гонима. Гонения почти не прекращались. Временами они ослабевали, а затем вновь начиналось преследование и уничтожение христиан. Эти бедствия продолжались долгое время, но евангельские сети все-таки уловили значительную часть населения Римской империи. А поскольку могущество проповеди было необыкновенно велико, то она в конце концов уловила в свою сеть и самих римских царей. И гонения эти прекратились после воцарения Константина, который был христианином.
Вот из чего сплетены сети, в которые уловили вселенную апостолы. Поэтому не будем бояться слов Спасителя. Евангельские сети не прельщают, они спасают. Дай Бог нам всем хотя бы отчасти приобрести благодать улавливать в евангельские сети окружающих нас людей! Но как ее приобрести? Обратимся вновь к сегодняшнему повествованию.
Мы видим, что прежде всего апостол Петр проявил послушание. Согласно здравому рассуждению, никакого улова не следовало ожидать, но апостол Петр, тем не менее, отвечает Спасителю так: «Ничего не выйдет, но все-таки, Господи, я тебя послушаюсь». Потом, когда произошло чудо, ужаснувшее всех присутствовавших, Петр обнаруживает смирение и покаяние: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный». Итак, послушание, потом покаяние, смирение, сознание своего недостоинства. А мы разве почитаем себя недостойными имени христианина? Разве мы считаем себя недостойными доброго к себе отношения? Нет, мы считаем себя достойными всех благ. Мы не можем сказать, подобно апостолу Петру: «Выйди от меня, Господи», то есть признать свое полное недостоинство.
Не должны мы забывать и о той вере, которую проявил апостол Петр. Я уже говорил, что чудесный улов можно было при желании объяснить неким естественным совпадением. Простота и вера — вот что еще было у апостола Петра. И когда он все это проявил, показал себя человеком совершенно благонамеренным, тогда Господь сказал ему: «Не бойся; отныне будешь ловить человеков. И, вытащив обе лодки на берег, оставили всё и последовали за Ним» (ст. 10-11). Итак, вот что нам необходимо: послушание, смирение, покаяние, выражающееся в сознании своего недостоинства, простота, от которой рождается вера. И тогда только мы получаем благословение Божие.
Необходимо и еще одно качество — совершенное самоотвержение: оставив все, Петр пошел за Спасителем. Казалось бы, вот, ты всю ночь трудился и сейчас получил такой улов, о котором мог только мечтать, твое желание сбылось. Однако духовно прозревшему человеку все это уже не нужно, для него все это уже не имеет никакого значения. Он оставляет все и следует за Господом.
Необходимость полного самоотвержения отнюдь не означает, что люди, как примитивно понимают сектанты, должны бросать семьи и совершать какие-то экстраординарные поступки, совершенно меняя свою жизнь. Нет, такое самоотвержение мы должны иметь прежде всего внутри себя, в нашем следовании заповедям. Внутренне мы должны отказаться от всех своих привычек, пороков, заблуждений и следовать за Господом, оставив все, что нас привязывает к прежней нашей греховной жизни. Пусть даже та или иная наша привычка или наклонность сравнительно невинна, негреховна — и ее мы должны оставить, если она препятствует нам следовать за Христом.
Из сегодняшнего евангельского чтения нужно извлечь урок правильного отношения к действию благодати Божией на человека. Благодать Божия сначала человека проверяет: имеет ли он послушание. Если он проявит послушание, она открывает ему вещи, до той поры ему неизвестные. Не всегда это бывает явным, видимым чудом, чудо зачастую происходит в самой его душе: он чувствует вдруг необыкновенную духовную прибыль.
Много потрудившись, но пребывая в самонадеянности, как во тьме ночи, не зная точно, что делать, человек ничего не приобретает и уже начинает терять надежду. Но если он послушает Господа и в конце концов станет поступать не по своей воле, а именно по воле Божией, то неожиданно ощутит в душе своей необыкновенный улов благодати. И когда он это почувствует, тогда должен признать в происшедшем чудо Божие, а не свою заслугу, и ужаснуться необыкновенной милости Божией к себе. И уже после этого Господь дарует ему благодать «ловить человеков» — не обязательно проповедью и силою убеждения, но силою личного примера. Когда люди нечаянно узнают о каком-то высоконравственном человеке, что он христианин, то это всегда привлекает их в Церковь. И, наконец, кроме всего этого необходимо полное самоотвержение, беспрекословное следование евангельским заповедям.
Итак, будем внимательны к действию в нас благодати. Проведенная аналогия не является надуманной, поскольку происшедшее однажды с апостолом Петром происходит с душой каждого человека. Ибо законы духовной жизни одинаковы, говорим ли мы о явном чуде, случившемся во времена земной жизни Спасителя, или о внутреннем, никому не известном чуде нашей души. Будем прислушиваться к Евангелию, будем внимательны к себе. Будем относиться к действию благодати в нашей душе так, как отнесся апостол Петр к чуду, происшедшему с ним, и тогда получим то благословение, какое получил он. Аминь.

6 октября 1996 года

Ради чего Господом совершаются чудеса?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении повествуется о том, как через чудесный лов-! рыбы Господь наш Иисус Христос призвал Своих учеников к полному и безраздели ному служению Себе. Раньше, до этого события, они почитали Его Учителем и пророком, однако, считая Его своим наставником, одновременно все же продолжали заниматься обычными своими делами, традиционными для того времени. Чудесны же лов рыбы подействовал на учеников столь сильно, что они все оставили и без оглядки последовали за Господом Иисусом Христом. Спаситель избрал такой способ уловить святых апостолов в служение Себе неслучайно, но именно по той причине, что они были рыбаками. Другие люди могли бы объяснить событие, описываемое в сегодняшнем Евангелии, некоторым стечением обстоятельств или, может быть, просто тем, что Спаситель знал, как нужно правильно заниматься ловлей рыбы. Рыбаки же, сведущие в своем ремесле, будучи совершенно уверены, что никакого улова уже не может быть, увидели в этом событии чудо. Вот как повествует о нем Евангелие.
«Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, выйдя из них, вымывали сети» (ст. 1-2). Когда в Евангелии говорится, что Господь увидел или узнал, то не нужно понимать подобные выражения так, что ранее Спаситель чего-то не знал. Как Всеведущий Он знает все, но как человек, естественно, пользуется Своими человеческими чувствами. И в этом случае Ему было уже, конечно, известно, что здесь происходит и что должно произойти. Тем не менее Своим взором Спаситель ищет то, о чем Его человеческий ум, соединенный нераздельно с умом Божественным, уже знает, и Он удостоверяется в том через человеческие чувства. Господь призывает апостолов и просит их, чтобы они позволили Ему проповедовать из лодки.
«Войдя в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки» (ст. 3). Так как место было равнинное и укрыться от толпы было негде, а люди теснили Его, каждый хотел подойти поближе, то Господь наш Иисус Христос вынужден был несколько отступить от толпы, отплыв на недалекое расстояние от берега, и учить народ с некой «трибуны» в виде лодки, стоявшей в озере. «Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова» (ст. 4). Как видите, здесь не говорится, о чем именно Господь учил в данный момент: либо о чем-то из рассказанного в других местах Евангелия, либо, может быть, и о том, что опущено евангелистами, потому что они многое не записали, передав только самое главное. Учение Спасителя, не внесенное в Евангелие, но передаваемое устно от человека к человеку, от поколения к поколению, называется устным Преданием. Постепенно оно было записано святыми отцами и в настоящее время составляет святоотеческое учение. Мы называем это Предание святоотеческим, хотя по сути оно апостольское и восходит к Самому Господу Иисусу Христу. Сегодняшнее евангельское повествование доказывает, что устное Предание существует, ибо сказано лишь, что Господь учил народ, а о чем именно Он говорил в данный момент, евангелист нам не сообщает.
«Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» (ст. 4-5). Симон хотя совершенно удостоверился, что уже ничего невозможно поймать, однако же проявил некоторое послушание, уважая Господа Иисуса Христа, считая Его авторитетным Учителем и потому повинуясь Ему даже вопреки здравому смыслу.
«Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась» (ст. 6). Святитель Иоанн Златоуст говорит, что этот лов был необыкновенно чудесным, рыбы сами плыли в сеть и словно просили, чтобы их поймали. Если после того, как напрасно трудились всю ночь, рыбаки промывали пустую сеть, то теперь в одно мгновение поймали столько рыбы и такой крупной, что сеть прорывалась, потому что рыба в ней билась и сеть не могла выдержать необыкновенного улова.
«И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть» (ст. 7). Почему евангелисты говорят о таких подробностях? не только потому, что они имеют символическое значение, но и потому, что они удостоверяют нас именно в чудесности события. Сети сначала были пустыми и их нужно было промывать от нечаянно попавшей туда травы, а теперь они оказались столь наполнены, что прорывались. Мало того, лодки, в которые собрали улов, начали погружаться и тонуть. Эти подробности указывают на то, что описываемое явление не было случайным стечением обстоятельств. Громадная разница между пустыми сетями и лодками, тонущими от обилия рыбы.
«Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (ст. 8). Как человек простой, искренний, Симон Петр всегда высказывал то, что было у него на сердце, иногда даже во вред себе. В данном случае он сказал то, что думали и все ученики. Он, опытный рыбак, живший возле озера и зарабатывавший себе и своей семье на жизнь именно этим трудом, оценил происшедшее как чудо. Апостол Петр прекрасно знал свое ремесло. Думаю, что его ближайшие предки также были рыбаками. По крайней мере, про апостолов Иоанна и Иакова — братьев, сыновей Зеведеевых — мы знаем, что их отец был рыбаком. Обычно с детских лет люди учатся тому, чем занимаются их родители. Отсюда можно сделать простой вывод и об апостоле Петре. Ему, как и его брату Андрею, и Иакову с Иоанном, труд рыбака был прекрасно известен, для них он был жизнью, они словно дышали этим, и здесь для них все было ясно и просто. Поэтому они и смогли оценить случившееся как чудо, а мы, глядя со стороны и почти ничего не понимая в рыболовстве, можем усомниться и счесть чудесный улов обыкновенным событием, просто странным совпадением.
«Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный». Иными словами: «Я грешный человек и недостоин стоять в одной лодке с таким великим Чудотворцем».
«Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных; также и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, бывших товарищами Симону» (ст. 9-10). Происшедшее показалось апостолам до того необычным и удивительным, что их объял ужас. Представьте себе: они ловили всю ночь и ничего не поймали, хотя обычно ночь считается благоприятным временем для ловли рыбы, да и, наверное, апостолы, как люди, жившие около озера, знали, когда лучше этим заниматься. И вдруг необыкновенный, огромный улов — днем, после беседы с толпой народа, стоявшей у берега, шум от которой мог и распугать рыбу (те, кто занимался рыбной ловлей, знают, что обычно рыбаки стараются сидеть очень тихо). Учеников объял ужас, не только апостола Петра и его брата Андрея, но и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, бывших товарищами Симона, — тех, которые пришли в другой лодке ему помогать.
«И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков» (ст. 10). Здесь Господь Иисус Христос открыл апостолу Петру тайну, для чего это чудо было совершено. Не потому, что апостолы нуждались в пропитании, не потому, что нужно было насытить людей: они могут и своими трудами заработать себе хлеб насущный. Это видно из того, что лодки были оставлены. Ученики уже забыли о результате своего необыкновенного, чудного труда и последовали за Господом. Чудесный лов послужил тому, чтобы самих апостолов сделать ловцами человеков. Святитель Иоанн Златоуст рассуждает, что часто избранники Божий промыслительно получают ту или иную профессию: таким образом Господь Иисус Христос предсказывает, чем они будут заниматься в духовной жизни. Апостолы были рыбаками и стали ловцами человеков. Апостол Павел был ремесленником, изготовлял шатры и палатки, и Господь сделал его творцом нерукотворенной скинии — Церкви Божией. Сам Господь Иисус Христос, как и его названный отец Иосиф, занимался плотничеством, и оно послужило прообразом Его работы над человеческой душой. Подобно тому как необработанное дерево Он превращал в прекрасные изделия, сейчас Он трудится над душой каждого православного христианина.
«И, вытащив обе лодки на берег, оставили всё и последовали за Ним» (ст. 11). Апостолы уже не думали ни о рыбе, ни о лодках, ни о той сети, которую тщательно промывали перед этим, но все бросили и последовали за Господом, потому что поняли: Тот, Кто может сотворить столь великое чудо, не бросает слов на ветер и Его слова о призвании на уловление человеков, на проповедь, не напрасны, но истинны, и они сбудутся. Между прочим, существует ходячее выражение: «Вы попались в сети церковные, в сети священников». Подобным образом говорят и про сектантов. Но если мы попались в сети апостолов, то должны не бояться того, что они уловили нас, а радоваться этому. Потому что уловили не на погибель, а на спасение. Подобные укоризненные слова, которые нам бросают люди, оставшиеся вне этих сетей, не уловленные апостольской, святоотеческой проповедью, должны быть для нас ничего не значащими, даже смешными, презренными, нужно пренебрегать ими.
В Священном Евангелии несколько раз повествуется о чудесном лове рыб. Господь Иисус Христос совершал это чудо, чтобы удостоверить апостолов в Своем Божестве. Сейчас мы читали и рассуждали о первом таком чуде. Второе было тогда, когда сборщики податей на храм спрашивали Петра, не даст ли их Учитель пожертвование, так называемую дидрахму (см. Мф.17:24-27). Это была жертва, установленная Моисеем. Все: и бедные, и богатые — приносили ее в одинаковом размере, тем самым она показывала, что перед Богом все равны. Когда апостол Петр пришел к Господу и сказал, что просят это пожертвование, то Спаситель ответил ему, что сыны не имеют нужды жертвовать, но ради того, чтобы не соблазнить сборщиков, велел Петру: «Пойди на море, брось удочку и поймаешь рыбу. Открыв уста этой рыбы, найдешь там статир (то есть монету, которая составляет достоинство двух таких пожертвований. — Игум. А.) и дашь им за Меня и за себя» (см. Мф.17:27). Апостол Петр исполнил повеление, и произошло чудо: он поймал рыбу, в устах которой была золотая монета. Так Господь Иисус Христос показал, что Он, во-первых, не нуждается ни в каких сокровищах и может приобрести все, что Ему угодно, не делает же этого только потому, что это излишне, а во-вторых, — что творение повинуется Ему и, если необходимо, даже рыба может принести золотую монету. Показал снова через уловление рыбы, чтобы уверить именно апостола Петра. Это было уже вторым таким уверением.
Третье чудо уловления рыбы произошло по Воскресении Господа Иисуса Христа. Апостол Петр с еще несколькими учениками пошел ловить рыбу, видимо, по той простой причине, что они нуждались в пропитании. И вновь, много потрудившись, они ничего не поймали. Вот что говорит Евангелие: «Пошли и тотчас вошли в лодку, и не поймали в ту ночь ничего. А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус. Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет» (Ин.21:3-5). Этот испытывающий вопрос был необходим, чтобы ученики ясно осознали, что у них в то время не было ничего. «Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы. Тогда ученик, которого любил Иисус, говорит Петру: это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, — ибо он был наг, — и бросился в море. А другие ученики приплыли в лодке, — ибо недалеко были от земли, локтей около двухсот, — таща сеть с рыбою. Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб» (Ин.21:6-9). И теперь Господь Иисус Христос даровал ученикам возможность стать участниками этого чуда, стать теми людьми, через которых оно совершилось, не для того, чтобы напитать их. Он показал это тем, что на земле уже был разложен огонь и приготовлены рыба и хлеб. Но все произошло, чтобы удостоверить их, что это Он — Тот самый, Который первый раз уверил их через чудесный лов, а позже повелел апостолу Петру поймать рыбу, несущую в своих устах золотую монету. Вот как повествует далее о третьем чудесном лове апостол Иоанн Богослов: «Иисус говорит им: принесите рыбы, которую вы теперь поймали. Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть» (Ин.21:10-11). Обратите внимание, что апостол Иоанн Богослов также был рыбаком, поэтому он, выражаясь современным языком, как специалист, указывает точное количество рыб. Сто пятьдесят три большие рыбы — и не прорвалась сеть! Нам это ни о чем не говорит, мы этого не понимаем. Апостол же Иоанн увидел необыкновенное чудо в том, что сеть не прорвалась от ста пятидесяти трех больших плещущихся рыб. По-видимому, рыбы не противились тому, чтобы их поймали, а как бы стремились к этому, плыли к сети навстречу своей гибели, потому что так повелел их Создатель. Ибо Господь Иисус Христос не просто человек, не просто великий чудотворец и пророк, но воистину Сын Божий, Вседержитель, Который владеет всей тварью и повелевает ей. Ему повинуется самая ничтожная часть этого творения, как, например, немая рыба, — существо, живущее совершенно непонятной, особой жизнью. Всю ночь ловили рыбу люди, которые занимаются этим с детства, и ничего не поймали, а по повелению Господню вся рыба со всех концов, где она пряталась от рыбаков, устремилась в сеть и как бы с радостью дала себя уловить. Это и говорит о том, что Господь Иисус Христос владеет всей тварью.
Не нужно думать, что повествование о чудесах Спасителя является второстепенным по сравнению с Его проповедью, Его нравственным учением. В чудесах открывается великая тайна Божества. Господь Иисус Христос говорит устами как человек, но ведь нашим словам, даже самым убедительным, творение не повинуется. С большим трудом мы дрессируем животных некоторых пород и заставляем их себе служить. Но рыба никому никогда не повиновалась, ибо она к этому не способна. Господь повелевает ей — и она Его слушается, потому что человеческое слово Спасителя одновременно является и Божественным словом. Звучит человеческий голос, но под ним сокрыто слово Божие, повелевающее всей твари. Мы видим в одном Иисусе Христе и человеческую природу, и Божественную, каждая из которых действует соответствующим ей образом. О присутствии Божества свидетельствует Божественная сила.
Кроме того, из сегодняшнего евангельского чтения можно извлечь еще и нравственный урок. Господь Иисус Христос творил чудеса во время Своего пребывания на земле среди апостолов и творит их сейчас не столько для того, чтобы принести нам телесную пользу, сколько для того, чтобы уверить нас в истинах Царства Небесного, в Своем Божестве, в вечной, блаженной или мучительной, жизни, в бессмертии нашей души. Он делает это так, чтобы нам было понятно. Бывают и в нашей жизни необыкновенные случаи. Например, человек тяжело заболел. Он обращается к врачам, не жалеет денег, если они у него есть, использует различные связи, чтобы найти хороших врачей, и прилагает все усилия к тому, чтобы исцелиться, но у него ничего не получается. Человек видит собственное бессилие, и тогда он вынужден прибегнуть к усердной молитве. И вдруг все меняется: появляется врач, который помогает ему, находится нужное лекарство, о котором, может быть, всем было известно и раньше, но почему-то не догадывались, что нужно именно оно. Человек получает помощь от других людей, и, кроме него, никто не понимает, что на самом деле совершилось чудо. Так же и здесь: кроме рыбаков-апостолов, никто не увидел чуда, а просто думали, что поймали много рыбы, вот и все. Только они сами сознавали, что это оказалось бы невозможным, если бы не было благословения Божия, если бы Иисус Христос не приказал необыкновенным образом, чтобы рыбы повиновались людям. Будем же внимательны к себе и к чудесам Божиим, потому что часто Господь совершает их через посредство других людей, так, чтобы и не подать нам повода для гордости, и утвердить нас в вере, а может быть, и помочь, хотя это не самое главное. Когда волей-неволей мы перейдем в иную жизнь, даже только подойдем к границе между временным и вечным, тогда поймем, что все земные скорби и радости равнозначны переживаниям, которые человек испытывает во сне. Не потому, что наша жизнь — сновидение, а потому, что все земное в конечном счете окажется ничего не значащим, как и пережитое во сне — после пробуждения. Аминь.

11 октября 1998 года

О необходимости добровольного покорения Евангелию

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского…» (ст. 1). Спасителя окружала многочисленная толпа тех, кто желал слышать слово Божие, эти люди старались быть к Нему поближе, теснили Его. И вот Господь наш Иисус Христос увидел на озере две лодки и рыболовов, которые, выйдя из них, промывали сети. Конечно, все это было неслучайно, хотя присутствовавшим там людям и казалось нечаянным совпадением.
Призвание каждого христианина к последованию за Христом в глазах многих людей также выглядит лишь каким-то стечением обстоятельств, которые заставили человека обратиться к вере. Не нашел, например, кажется им, человек в себе силы преодолеть жизненные препятствия и ищет утешения в вере. Однако же как в этом описанном в Евангелии случае все было втайне от людей устроено таким образом, чтобы призвать к апостольскому служению Петра, Иакова и Иоанна, так и в любом другом случае, когда человек призывается к служению Богу, пусть даже к самому скромному служению в миру, все происходит не случайно, но промыслительно.
«Увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, выйдя из них, вымывали сети» (ст. 2). Они уже окончили свою ловлю и очищали сети от попавшейся в них тины. И вот Господь, «войдя в одну лодку, которая была Симонова… просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки» (ст. 3). Может быть, Господь вошел именно в эту лодку потому, что Симон был Ему уже знаком. Из Евангелия от Иоанна мы знаем, что почти сразу после крещения апостол Андрей, одним из первых последовавший за Господом и потому названный Первозванным, привел к Спасителю своего брата Симона, которому Господь сказал, что имя его будет Петр, то есть «камень» (см. Ин.1:40-42). И вот, будучи уже несколько знаком с Симоном, Господь вошел в его лодку и попросил, чтобы он отплыл. По-славянски сказано: «Моли его от земли отступити мало», то есть на совсем небольшое расстояние, — как для того, чтобы Его проповедь из лодки была слышна, так и для того, чтобы толпа не мешала Ему излагать Свое учение.
«Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова» (ст. 4). Он сказал это, как следует из повествования, не покидая лодки. Люди начали расходиться — видимо, было понятно, что проповедь уже закончена. Но, может быть, некоторые еще и не успели отойти, ведь если толпа собралась столь большая, что теснила Его и Он должен был отплыть, то нужно думать, что для того, чтобы разойтись, требовалось некоторое время. Возможно, некоторые и стали свидетелями этого чуда; и хотя они не понимали, что происходит, но, по крайней мере, видели внешнюю сторону события.
«Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» (ст. 5). Видимо, только что произнесенная проповедь произвела на Симона сильное впечатление и внушила ему глубокое уважение к Иисусу как к духовному руководителю. Поэтому он и называет Его Наставником. Но в то же самое время Симон думал, что Он ничего не понимает в его ремесле, в рыболовстве, и потому далее как бы дает Ему понять, впрочем, смиренно, вежливо, что ничего не выйдет, что они это дело знают лучше Него. Твое дело, так сказать, говорить о предметах духовных, а в этом скромном нашем занятии мы разбираемся, конечно, лучше. Мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но из уважения к Тебе, из-за того, что Ты великий духовный Наставник (как тогда казалось Петру, ибо он, безусловно, еще не понимал, что Иисус есть Сын Божий), «по слову Твоему закину сеть». Далее опускается тот момент, когда они отплыли от берега, близ которого находились, на глубину, на середину озера. «Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась» (ст. 6). Если чуть раньше они промывали сеть от травы, потому что ничего иного в нее не попало, то теперь она даже не выдерживала обильного улова и от тяжести, от движения этой трепыхавшейся рыбы стала прорываться. «И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке…» (ст. 7). Видимо, то были будущие апостолы Иаков и Иоанн, которые или вместе с ними также несколько отплыли от берега, или, скорее всего, находились на берегу, потому что сказано, что Спаситель вступил в лодку Симона. Итак, те быстро вскочили в свою лодку, подгребли к месту, где произошел чудесный улов, и стали вытягивать сети. Получилось, что они наполнили не одну лодку, а обе, притом так, что лодки стали погружаться, тонуть. Здесь, наверное, имеется в виду не то, что лодки вот-вот могли утонуть, а то, что от тяжести рыбы они погрузились настолько, что борта их уже сравнялись с поверхностью воды.
«Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (ст. 8). В этих словах видна необыкновенная искренность и простота, свойственная апостолу Петру. С одной стороны, он припал к коленям Иисуса, может быть, даже обнял их руками или, по крайней мере, прикоснулся к ним своей головой, а с другой — говорит: «Выйди от меня». Петр и не отпускает Господа, потому что сердце его влечет к Нему, и по смирению своему, по простоте считает себя недостойным того, чтобы такой великий Чудотворец находился в одной лодке с ним, обыкновенным, невежественным, грешным человеком. Ведь у апостола Петра не было ничего такого, чем он мог бы гордиться. Он был простым рыбаком, женатым человеком. Хотя он был, надо полагать, праведной жизни, но, видимо, думал о себе как о грешнике, поскольку у иудеев считалось, что истинным праведником может быть только глубокий знаток закона Моисеева, а он был даже неграмотным и, как ему казалось, просто не знал, что нужно исполнять. Осознавая свое ничтожество, Петр одновременно и обнимает у Господа колена, воспылав любовью к Нему, и говорит: «Выйди от меня».
«Ибо, — объясняет далее евангелист Лука, — ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных» (ст. 9). «Всех, бывших с ним», то есть бывших в лодке. Видимо, это были какие-то слуги Петра или друзья, имена которых не названы потому, что в дальнейшей евангельской истории эти люди не имеют никакого значения, как бы исчезают из нашего поля зрения. «Также и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, бывших товарищами Симону» (ст. 10). В этих словах поясняется, что в другой лодке были как раз Иаков и Иоанн, сыновья Зеведеевы, друзья Симона, отныне ставшие ему товарищами и по служению Господу, по апостольской проповеди.
«И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков» (ст. 10). Апостол Петр ловил рыбу и считал, что для него это, как обычно бывает, занятие на всю жизнь, ведь, по словам Библии, человек должен в течение всей жизни в поте лица своего добывать хлеб свой (см. Быт.3:19). И вдруг он слышит слова о том, что отныне он будет ловить уже не рыбу, а людей: «Отселе будеши человеки ловя». Господь показал Своим будущим ученикам, Своим сослужителям, апостолам, что Он является Вседержителем, что Он повелевает тварью: рыба по невидимому повелению Господа устремилась в сеть и тем самым как бы доказала, что все повинуется Ему. Он пребывал с учениками, говорил с ними как человек, но вся тварь, покоряясь непостижимому, сверхъестественному Божественному гласу, служила Ему, и было очевидно, что Тот, Кто повелевает рыбами, живущими по непонятным для человека законам в совсем другой, чуждой для нас стихии, может повелевать и всем остальным творением.
Но иное дело ловить рыбу, а иное — людей. Одно дело повелевать тварью бессловесной, и другое — разумной, потому что бессловесная тварь мало чем отличается от любой другой вещи: когда мы изучим свойства какого-либо животного, мы можем заставить его служить нам ради нашего блага. Но вот ловить человеков, повелевать людьми, которые обладают свободной волей и разумом (а разум есть слуга и свидетельство свободной воли, ибо, как говорит Иоанн Дамаскин, не нужен разум тому, кто не имеет нужды обдумывать свои поступки и совершать свободный выбор), — это неизмеримо выше, чем покорять себе бессловесные существа, будь то животные или так называемая неодушевленная материя. Ведь разумные существа могут покориться только добровольно. Если иногда кто-то и заставляет человека против его собственной воли, против его желания служить себе, то эта власть не более, чем власть над бессловесным животным, потому что она заставляет людей повиноваться другим только телом, то есть материальной, вещественной частью своего существа. Если же человек внутренне противится, значит, на самом деле он, как разумное существо, своим господам, кто бы они ни были, не подчинился. И потому слова Господа Иисуса Христа: «Не бойся; отныне будешь ловить человеков» говорят о непостижимом для нас, возвышенном, таинственном призвании проповедника и апостола.
«Ловить человеков» — это значит заставить их добровольно последовать за Господом Иисусом Христом, за Его слугами, учениками и сослужителями, которыми были апостолы. И как показывает церковная история, эти простые рыбаки через несколько лет изменились необыкновенным образом. Если ранее они и в Иерусалим приходили с робостью, считая себя ничтожными и невежественными, заслуживающими всякого презрения людьми по сравнению с образованными, знающими Моисеев закон иудеями, то после пребывания с Господом в продолжение Его трехгодичной проповеди и, в особенности, после сошествия на них в день Пятидесятницы Святого Духа они смело устремились в самые разные незнакомые страны и города. Проповедовали они и в Риме: тот самый Рим, который прежде этого покорил Иудею силой оружия, они отныне покоряли силой своего слова. Устремлялись они, как, например, апостол Матфей (который, в сущности, ничем не отличается от апостолов Петра, Иакова и Иоанна), и в варварские страны, где едва-едва людям была известна цивилизация и где не действовали почти никакие законы нравственности и совести. Проповедовали они и в далекой Индни. В наше время некоторые люди считают Индию оплотом духовности, однако апостолы покоряли эту языческую ложную духовность. Никого и ничего они не боялись, но, по слову Господа Иисуса Христа, ловили людей и уловляли их в сеть любви. Без оружия, без войска, без всякой поддержки, будучи изгнаны из собственного отечества, они покорили весь мир, и христианство распространилось повсюду.
Но всегда нужно помцить, что попасть в эту апостольскую сеть можно только добровольно, только понуждением самого себя. Как бы премудро ни рассуждали апостолы в Священном Писании или святые отцы, ставшие их последователями в своих писаниях, но если мы сами не дадим уловить себя, как бы не окажемся в поле действия учения Господа, преподанного через апостолов и святых отцов, то самая великая, прекрасная и возвышенная проповедь и даже чудеса, совершенные апостолами или святыми отцами в первом веке или в последующие века, сделаются для нас бесполезными. И не потому, что проповедь апостольская умалилась или обессилела, — нет, мы сами будем в этом виноваты.
Ученики Господа Иисуса Христа, апостолы Симон Петр, Иаков и Иоанн Зеведе-евы, которые, как сказано в Евангелии, вытащив обе лодки на берег, оставили все и последовали за Спасителем, сами же первыми были уловлены в сеть евангельской проповеди. Так же и все мы, для того чтобы оказать помощь другим, должны прежде помочь самим себе, то есть добровольно, при помощи самопонуждения покориться евангельскому учению. И самому подчиниться евангельской проповеди, и тем паче помочь другим покориться ей — это неизмеримо выше, чем повелевать всем видимым миром. Настолько выше, насколько, как сказал Господь наш Иисус Христос апостолу Симону Петру, ловля человеков выше ловли рыбной. Аминь.

8 октября 2000 года

Неделя 19-я по Пятидесятнице

(Лк., 26 зач., VI, 31-36)

И кик хотите, чтобы с вами поступали люди, тик и вы поступайте с ними. И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники тб же делают. И если взаймы даёте тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд.

Любовь к ближнему как путь в Царство Небесное

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодняшнее евангельское чтение посвящено проповеди Спасителя о любви. В настоящее время мы, наверное, находимся в еще худшем состоянии, чем современники Господа: люди совсем забыли о том, что такое любовь, в чем она состоит. Мы перестали понимать, как можно чистым, искренним сердцем любить ближнего, и потому Спаситель дает такое мерило, которым может воспользоваться любой, даже каменносердечный человек. Он говорит: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (ст. 31).
Конечно, никто не желает себе зла, а если человек — христианин, то он не желает себе и чего-то душевредного. Этот принцип может применять не любой человек, а лишь тот, кто имеет некоторое понятие о нравственности, о смысле жизни, об истине. Слова эти, безусловно, относятся к людям верующим, потому что если их применит человек, который наслаждается грехами и видит в них смысл жизни, то он, желая ближнему того же самого, что и себе (допустим, чтобы другой так же, как он сам, наслаждался пьянством), принесет ему вред.
«Поступайте с другими так, как хотите, чтобы с вами поступали». Поступайте не так, как люди поступают с вами, а так, как вы хотите, чтобы они с вами поступали. Мы, люди грешные, в основном придерживаемся другого принципа: поступаем с другими так, как они сами поступают с нами, то есть если люди относятся к нам плохо, то и мы отвечаем им тем же, если относятся хорошо, то и мы отвечаем добром. Притом и этого-то принципа (отвечать на зло злом, а на добро — добром) придерживаются не все, а лишь те люди, которых считают хорошими. Есть и такие люди (и их очень много), которые, не имея даже чувства благодарности, и на добро отвечают злом.
Итак, мы видим, что этот как будто бы универсальный нравственный принцип в определенном отношении очень ограничен: во-первых, нашей греховностью, во-вторых, тем, что многие из нас не понимают, чего они, собственно, хотят. Если бы мы хотели себе самим добра, то есть спасения души, вечной жизни, благодати, мира, смирения, покаяния, то мы желали бы того же и ближним. Но мы (даже верующие!) желаем лишь приобретения земных благ, почти забываем о вечности и искренне молимся не тогда, когда нам нужно бороться с грехом, когда речь идет о спасении души, а когда дело касается наших земных скорбей: болезней, каких-либо других неприятностей. Таким образом, как будто бы имея принцип, который можно применить к себе и другому человеку при любых обстоятельствах, мы не умеем и не можем его применить. Мы не просто не знаем, чего мы хотим, но даже, собственно, не знаем, чего нам нужно хотеть, и часто желаем приобрести то, что для нас губительно и вредно.
Чтобы научиться любви, чтобы желать людям того, чего мы бы хотели себе, нужно прежде всего научиться желать добра самим себе. Если бы мы хотя бы теоретически приняли христианские принципы, вооружились ими, то мы смогли бы заставить себя поступать с ближними при самых неудобных обстоятельствах так, как заповедует нам Спаситель. Пусть в нашем окаменелом сердце нет никаких чувств и мы совершенно безразличны к ближнему, нас не трогают его беды, заботы, душевные или телесные скорби, но мерило у нас есть: как мы хотим, чтобы люди поступали по отношению к нам, так и мы должны поступать с ними. Содержа в уме этот принцип, мы можем заставить себя «измерить» отношение к ближнему самими собой. Вот мерило, которое предлагает нам Господь.
Каждый человек любит себя, каждый человек желает, чтобы к нему относились снисходительно, по-доброму, прощали его грехи и ошибки. Когда мы выясняем отношения с ближними: друзьями ли, семейными ли нашими, то всегда находим себе оправдание, снисходим к себе, а вот других людей судим строго. Однако так, как мы снисходим к себе, мы должны снисходить и к ближним. Пусть, еще раз говорю, в нашем сердце нет никаких чувств, но умом мы должны отмерить: я прощаю себе эту ругань, почему же я не прощаю ее своей жене? Я прощаю себе вот эти колкости и обиды, которые я нанес своим друзьям, почему же я не прощаю колкости, сказанные в мой адрес? Я нашел себе оправдание в том, что не могу вовремя отдать долг, почему же я не могу найти оправдание моему должнику?
Вот мерило: как мы хотим, чтобы относились к нам, так будем относиться к другим людям. А ведь себя мы, конечно же, любим, снисходим к себе и как бы совершенно естественно, даже без всякого рассмотрения всегда предпочитаем себя ближнему. Истинная же христианская любовь действует по такому принципу: снисходить к ближнему и предпочитать его себе или, по крайней мере, ставить его на равных с собой, ибо считать ближнего лучше себя, считать его более достойным всякого блага — это удел людей высокопреуспевших. Будем же относиться к ближнему хотя бы как к равному.
Если мы критически посмотрим на свои дела, на образ мыслей, чувства, то увидим, что мы возвышаем себя над всеми людьми. Казалось бы, обыкновенный человек, допустим, работает на заводе, ведет самый заурядный образ жизни, однако же он предпочитает себя многим и многим великим и знаменитым людям, от которых зависят даже судьбы народов. О себе он думает больше, чем о них, его не волнует, что происходит с другими людьми, это его как бы не касается. Так неприметным образом гордость живет в каждом человеке. Мы ставим себя выше всякого человека, желаем блага только себе, в лучшем случае — еще своим семейным, то есть самым близким людям. Но и тут обратим внимание на такой феномен: мы часто обнаруживаем пренебрежение к тем людям, которые нас окружают, даже самым близким.
Например, приходит горе в семью — смерть близкого человека. Мы скорбим, плачем, но продолжаем исполнять свои обязанности, наслаждаться жизнью и постепенно об этом горе забываем, не понимая, что когда-то и нам придется пережить ту же страшную скорбь, переход из временной жизни в вечную. Значит, и в этом случае мы любим себя больше другого человека, ставим себя выше ближнего, даже если он тяжело болен или его постигла смерть. Вот как глубоко въелись гордость, презрение к ближнему в сердце каждого из нас: это стало нашим естеством. И дело тут не в том, что одни люди лучше, добрее, а другие хуже, а в том, что каждый из нас является врожденным, как бы природным эгоистом — человеком, который живет только для себя. Поэтому Господь наш Иисус Христос нам, безнравственным и уже от рождения как бы изуродованным, предлагает этот принцип любви: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Если мы будем следовать этим простым словам, исполненным, тем не менее, необыкновенной мудрости, то постепенно будем развивать в себе чувство любви и сможем дойти до такой безграничной любви, что будем готовы ради ближнего пожертвовать жизнью, как это делали некоторые великие угодники Божий.
Об одном таком палестинском подвижнике рассказывает в своей книге «Луг духовный» Иоанн Мосх. Предсказывая будущее, этот подвижник сказал двум монахам: «Чада мои, я буду царствовать». Они возразили ему: «Не только из твоего рода, даже из этой страны никто никогда не царствовал». Он ответил: «Нет, чада мои, поверьте, я буду царствовать». Они приписали эти слова его простоте и пропустили их мимо ушей. Потом на страну, в которой они жили, совершили набег варвары и пленили нескольких подвизавшихся там монахов. Варвары обещали выпустить их за определенную сумму. Одного из них они отпустили в город для того, чтобы он попросил у Патриарха денег. Однако нашлась только треть нужной суммы, и монах, будучи человеком слова, был вынужден вернуться обратно. Тогда подвижник, который говорил о том, что он будет царствовать (звали его авва Лев), пошел к Патриарху, взял у него эту треть нужной суммы и пошел к варварам. Он уговорил их отпустить захваченных монахов (которых было трое), так как они были немощны и не могли работать, а сам обещал работать за них и сверх того передал принесенные деньги. Варвары поддались его уговорам, отпустили монахов, а его взяли в рабство. Через некоторое время, после изнурительных трудов и скорбей, которые авва Лев испытал в плену, он совершенно обессилел, стал неспособен ни к какому труду, и варвары отсекли ему голову. Только тогда монахи поняли его пророчество: «Поверьте, чада, я буду царствовать», ибо авва Лев воцарился со Христом, проявив любовь к ближнему. Есть слова об этом и в Евангелии: «Нет больше той любви, как если кто жизнь свою положит за друзей своих» (см. Ин.15:13).
Ветхозаветная заповедь говорила: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18). Новозаветная же заповедь сводится к следующему: возлюби ближнего более, чем самого себя. Но Спаситель не требует этого от всех, потому что это — высочайшее совершенство. А вот любить ближнего, как себя, то есть положить мерилом любви к ближнему любовь к себе, — обязанность каждого христианина. В этом случае мы исполняем только ветхозаветное правило, и ничто не будет служить нам извинением, если мы будем им пренебрегать.
«Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». В любом месте: в общественном ли транспорте, на улице, среди случайных прохожих, на работе ли, дома ли, в общении с друзьями, вообще при общении со всяким человеком — всегда будем помнить эти слова. Как хотим мы, чтобы с нами поступали (не так, как с нами поступают, а как мы хотели бы), так и мы будем поступать с людьми. Придерживаясь этого принципа, мы сможем любить и тех, кто нас ненавидит. «Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники тб же делают» (ст. 32-33). Нам будет легко исполнить и следующие заповеди Спасителя, мы сможем делать добро тем, кто нам ничего доброго не делает, ибо мы будем относиться к ним так, как хотим, чтобы относились к нам.
«И если взаймы даёте тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (ст. 34-36).
Вот в чем состоит уподобление Богу — в любви к ближнему. Даже подвижники, уединявшиеся в глубочайшей пустыне, придерживались этого принципа. Преподобный Антоний Великий, который считается учителем отшельников и основателем отшельнической жизни, говорил, что ближний — это наша жизнь и смерть. Можно и в пустыне ненавидеть ближнего или любить его. Не думайте, что если вы удалитесь от людей, которые вас как будто искушают, раздражают, то таким образом вам будет легче исполнить заповедь о любви. Нисколько не легче! Напротив, гнев, презрение к ближним еще более в вас укрепятся. Находясь в обществе людей, общаясь с ними, мы, так сказать, «искушаемся», то есть в нас обнаруживаются страсти, и мы начинаем с ними бороться. При желании, хотя и с трудом, мы можем выйти победителями. Если же мы будем избегать общения с людьми ради того, чтобы избавиться от соблазна, то это порочный путь. Страсть от этого в нас только укрепится и при первом удобном случае начнет действовать с сокрушительной силой, так что мы падем страшным падением.
Поэтому не будем объяснять свое безразличное или раздражительное и немилосердное отношение к ближним тем, что наши ближние плохие и что у нас нет возможности приобрести любовь. Везде и всюду православный христианин может и обязан исполнять заповеди. Спаситель не только говорит о том, что нужно жить по евангельским заповедям, но и указывает средства к их исполнению. Если идеалом милосердия для всякого христианина является милосердие Небесного Бога Отца, то средством к достижению этого идеала является та заповедь, которую я пытался истолковать в проповеди: «Ка’к хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними».
Будем придерживаться такого правила, и тогда в этих немногих словах нам откроется путь в Царство Небесное, путь к совершенству; тогда мы поймем, как полюбить ближнего. Неуклонно следуя этому принципу, мы сами удивимся происходящим в нас изменениям и неожиданно обнаружим, что сердце наше ожило, перестало быть каменным, мы стали сочувствовать людям и нам уже не нужно что-то объяснять, рассказывать, в чем-то убеждать нас, потому что мы сами сострадаем человеку и ищем, как ему помочь. Тогда мы будем не бежать от людей, а стремиться навстречу им (не физически, конечно, не телом, а душою, сердцем). А начинается все с этого простого принципа: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Аминь.

13 октября 1996 года

Что такое истинная любовь к ближнему

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Слова, сказанные Спасителем, никто никогда не отменял и отменить не сможет. Как они были действительны в то время, когда Господь произнес их перед иудеями, так действительны и сейчас при чтении нами Евангелия. Мы не слышим живого голоса Спасителя, но верою воспринимаем Евангелие как слова Сына Божия, не обыкновенного человека или пророка, но Самого Бога, и потому в них нет ничего преходящего. Когда говорится, что в будущей жизни уже не будет ничего из того, что есть в жизни земной, это не означает, что будет отменено учение Священного Писания, но означает, что оно будет действовать в помилованных Богом во всей полноте.
«Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (ст. 31). Эти простые слова, к сожалению, редко кем исполняются, их даже понимают неправильно. Почему Спаситель их произнес? Потому что люди настолько утратили чувство правильного отношения к ближним, что нужно было дать им критерий, который был бы приемлем для всех. В нашем сердце нет любви, сочувствия, даже снисхождения к окружающим, и Спаситель дает нам ориентир: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди…». Конечно, всякий человек хочет, чтобы с ним поступали по-доброму: за добро воздавали добром, зло, которое он причиняет другим людям, прощали, снисходили к его слабостям. Это понятно всем. Поэтому мы должны все время думать о том, какого отношения к себе хотели бы мы, и так относиться к ближним. При этом желать себе нужно, конечно, истинного добра, а не мнимого. Есть действительное добро, которое относится к вечности, бессмертной душе человека и которого от нас требует Евангелие, и есть добро мнимое, то есть телесное наслаждение.
Мы часто воспринимаем нечто приятное как добро, хотя это не всегда так. Злом же нам кажется все неприятное, но это не всегда зло: наказания Божий могут быть неприятны, однако они всегда спасительны. Приведем такой пример: если больному ребенку дать какую-нибудь вредную для него сладость, добро мы ему сделаем или зло? Ребенку приятно, но болезнь-то от этого усугубляется. А если сделать больному какую-нибудь неприятную, но полезную для его здоровья процедуру, дать ему горькое лекарство, добро это будет или зло? Конечно, добро, хотя больному это неприятно. В нравственном отношении мы подобны детям, поэтому мы, воспринимая все превратно, считаем злом неприятное, а добром приятное, не задумываясь о пользе для души. Поэтому, прежде чем делать ближним то, чего мы желаем себе, нужно научиться самим себе желать истинного добра.
«Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят» (ст. 32). Можно сказать, что здесь Спаситель истолковывает слова о том, как нужно относиться к людям. Действительно, мы желаем, чтобы нас любили! даже тогда, когда мы этого не заслуживаем. Значит, мы должны любить вообще всех! людей, а не только тех, от которых ожидаем получить благодарность, ибо в последнем} случае мы ничем не будем отличаться от людей грешных, неверующих.
« Если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают» (ст. 33). Конечно, имеется в виду не человеческая «благодарность», а Божия. По-славянски эти слова звучат более понятно: «Кая вам благодать есть? ибо и грешницы тожде творят».
«И если взаймы даёте тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность (по-славянски: «кая вам благодать есть?» — Игум. А.)? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же» (ст. 34). Значит, истинную любовь, правильное отношение к ближним мы проявляем тогда, когда не ожидаем от них никакой благодарности, когда любим не только тех, которые нас любят, но и тех, которые к нам безразличны, а может быть, даже нас ненавидят; когда помогаем не только тем, которые могут нас отблагодарить и, так сказать, вернуть эту помощь, ной тем, от которых нельзя ожидать никакой благодарности (по той причине, что они жестокосердны или не имеют возможности как-либо отблагодарить). В этом и состоит настоящее христианство.
Обычно мы поступаем с людьми так, как они поступают с нами. Спаситель же, добавив одно слово, все переменил: мы должны вести себя с людьми не так, как они себя с нами ведут, а так, как мы хотим, чтобы они себя вели. Простой пример: мы видим человека, который относится к нам с неприязнью, и платим ему таким же неприязненным отношением. А мы должны были бы подумать: ведь я же хочу, чтобы этот человек относился ко мне снисходительно, любил меня, помогал мне? Поэтому для того, чтобы исполнить заповедь, я буду относиться к нему по-доброму, как бы не замечая его неприязни. Такие требования предъявляет к нам Господь. Эти евангельские слова чрезвычайно просты, но, как известно всем людям, пытающимся жить по Евангелию, необыкновенно трудно исполнимы. Когда мы сталкиваемся с каким-нибудь искушением, например, кто-то делает нам нечто неприятное, то в большинстве случаев обида не дает нам вспомнить Евангелие. Гнев застилает наши глаза, туманит разум, и мы ведем себя так, будто бы никогда ничего не читали и не слышали о евангельских заповедях. Иногда, правда, мы Евангелие вспоминаем, но сила страсти в нас столь велика, что, несмотря на желание исполнить заповедь, мы не можем с собой совладать и действуем наперекор собственному разуму.
Однако, несмотря ни на что, мы должны с собой бороться. Пусть мы пали не тысячу раз, а «тьму тем» раз, мы все равно должны понуждать, или, по выражению преподобного Иоанна Дамаскина, «пересиливать», себя и поступать с ближними так, как хотим, чтобы они поступали с нами. Так нужно делать даже если у нас нет любви, нет искреннего чувства по отношению к людям (ведь если бы у нас была любовь, нам бы не нужно было ничего объяснять). Спаситель в Своем учении напоминает нам о том, что на самом деле содержится в нашей совести. Он преподал его именно потому, что человечество утратило любовь. Даже если мы не имеем любви, потеряли ее, будем понуждать себя, постоянно вспоминая, что нужно придерживаться этого принципа: поступать с людьми так, как мы бы хотели, чтобы поступали с нами. И если мы всегда будем об этом помнить, бороться с собой и наперекор своему страстному, грешному сердцу делать то, что заповедовал Господь, тогда постепенно в нас может появиться и настоящая любовь. О ней Господь Иисус Христос говорит далее: «Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым» (ст. 35). Что значат слова о том, что мы будем иметь великую награду и будем «сынами Всевышнего»? Некоторые люди, сердце которых окаменело, ничего не чувствуя сейчас, представляют, что это произойдет только в будущей жизни. Однако это не так. Человек, понуждающий себя относиться к людям так, как он бы хотел, чтобы относились к нему, получает награду от Бога, благодать Божию уже в этой, земной жизни. То, что он сейчас делает через силу, потом он будет делать легко и естественно, потому что в сердце его поселится благодать Христова, которая будет руководить его в делании добрых дел, вразумлять и укреплять. Этот человек действительно станет сыном Всевышнего, сыном Божиим. Конечно, не в том смысле, в каком является Сыном Божиим Господь Иисус Христос, а в том, что ему будут сообщены те свойства, какие имеет Бог, и эти свойства сделаются как бы его вторым естеством, благодаря чему он уподобится Сыну Божиему, станет сыном Божиим по благодати. Он будет действовать уже не по приказанию, не как раб, а как сын, охотно исполняющий желания своего Небесного Бога Отца. Тогда человек действительно уподобится Богу, Который «благ к неблагодарным и злым». Благость Божия, как ясно всякому здравомыслящему человеку, распространяется на все человечество, ею пользуются все: и враги Божий, и безбожники, и язычники, и тяжкие грешники, да и мы сами, тоже не святые люди. Святые отцы говорят, что благостью Божией пользуются даже демоны, потому что само бытие есть не что иное, как благость Божия. Господь дарует бытие всем существам, не только праведникам, любящим Бога, но и грешникам, дарует его даже самим демонам и диаволу, от которых благость Божия не отнимается, несмотря на их страшную злобу, сознательное противление Господу. Столь непостижима, безгранична благость Божия! Ни человеческая, ни сатанинская злоба не могут ее преодолеть.
«Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (ст. 36). Спаситель призывает нас к высочайшему совершенству: к уподоблению Богу. В чем же мы должны Ему уподобиться? В милосердии и любви. Наши прародители Адам и Ева по наущению диавола захотели быть «как боги, знающие добро и зло» (Быт.3:5), то есть уподобиться Богу всеведением. Они думали получить то, что несвойственно людям, и эта горделивая мысль лишила их Божественной благодати. За стремление к преждевременному и, может быть, вообще ненужному, вредному для человека знанию (потому что человек не может обладать всеведением) они были наказаны изгнанием из рая, смертью и всем тем, что испытываем сейчас и мы, их потомки. Если же мы будем стремиться уподобиться Небесному Богу Отцу в милосердии, то это похвально, к этому и призывает нас Спаситель.
Диавол говорил людям: «Откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт.3:5). Спаситель говорит: «Будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». По смыслу эти высказывания противоположны. В словах «будете, как боги» и «будете сынами Всевышнего» как будто есть и сходство, но противоположность заключается в следующих словах: «Откроются глаза ваши, и познаете добро и зло» и «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». Человек милосердный словно не различает добра и зла: он не видит зло, которое ему причиняют, не отличает тех людей, которые делают ему добро, от тех, которые доставляют ему неприятности, причиняют скорбь. Он смотрит на всех одинаково, ведет себя по отношению ко всем милосердно: всем все прощает, ко всем снисходит, никого не осуждает, всех оправдывает. И если после падения наших прародителей наши глаза «открылись» и мы познали добро и зло, то сейчас наши очи должны «закрыться», чтобы мы видели в каждом человеке образ и подобие Божие, не различая в людях худое и прекрасное, безобразное и небесное. Вот к чему нужно стремиться, вот к чему нужно себя понуждать, вот к какому богоподобию призывает нас Спаситель.
В этом стремлении нет гордости, наоборот, в нем проявляется истинное смирение. Мы должны трезво смотреть на себя и понимать, что нельзя быстро и без труда достигнуть преуспеяния в этой великой заповеди, но нужно понуждать себя, руководствоваться этим принципом в своей жизни («как хотите, чтобы с вами поступали люди, тик и вы поступайте с ними»). Пусть хотя бы до некоторой степени в нашем сердце пробудится доброе отношение к ближним, скажем, мы начнем оправдывать тех, кто доставляет нам неприятности, и это уже очень много, это уже движение к Богу. Может быть, не все достигнут такого состояния, о котором говорится в Евангелии, но стремиться к нему, двигаться по этому пути обязаны все.
Преподобный Исаак Сирин в ответ на заданный ему вопрос «Что такое любовь?» сказал, что любовь есть милующее сердце. Тогда его спросили: «А что есть милующее сердце?» Он ответил, что милующее сердце есть такое сердце, которое любит и своих врагов, и блудников, и разбойников, и даже демонов, не желая, чтобы какое-нибудь живое существо потерпело вред. Вот к какой любви призывает нас Господь Иисус Христос.
Это не значит, что если мы сейчас вообразим, что мы любим демонов, и будем молиться за них или за каких-нибудь падших в смертные грехи людей, то у нас тут же появится любовь. Так думают некоторые люди, о которых можно сказать, что они прельщенные. Надо трезво смотреть на себя. Григорий Палама говорит, что признаком любви к Богу и вообще истинной любви является искренняя, сердечная молитва за всех людей. Однако он говорит, что прежде нужно исполнить все добродетели, то есть проявить любовь на деле, в каких-то, как нам кажется, мелочах, и только потом можно молиться за всех людей. Некоторые неразумно, по-детски легкомысленно берутся за такой подвиг: молиться за всех людей или за каких-то глубоко падших грешников. Они думают, что этим исполняют дело любви. Но они просто не понимают, что такое молитва и какую ответственность несет человек, взявшийся за этот подвиг. У этих людей бывают тяжкие, непосильные для них искушения, например, они вдруг подвергаются сильнейшему наплыву греховных помыслов, с которыми не могут справиться, или их постигают тяжкие болезни, или случаются скорби у родственников. Они не понимают, какая же этому причина. А причина в том, что человек только вообразил, что имеет совершенную любовь, и взялся за подвиг, который для него непосилен. Нужно вести себя просто, не искать высших себя подвигов, а поступать по-евангельски с теми, кто находится вблизи тебя, с кем ты сталкиваешься каждый день на работе, в транспорте, дома, то есть с ближними в самом буквальном смысле слова, в пространственном отношении. У нас же бывает так, что мы «любим весь мир», молимся за каких-то далеких от нас грешников (которые подчас не имеют к нам никакого отношения), а когда соседи нас как-то обидят, нечаянно или специально, тогда мы обижаемся, гневаемся, желаем отомстить и прочее. Отсюда ясно, что никакой любви у нас нет. Можно внушать самому себе, что любишь весь мир, но если раздражаешься, когда тебя толкнут в автобусе, то понятно, что такая любовь — мечта, а не реальность.
Сейчас я, с одной стороны, призываю вас понуждать себя к стяжанию этой высочайшей добродетели — милосердия и любви, с другой стороны, вынужден предостеречь вас от того, чтобы вы не вообразили, что у вас есть любовь, когда ее еще нет. Не нужно искать каких-то великих подвигов и великой благодати. Будем кропотливо трудиться и каждый день понуждать себя правильно относиться к тем, кто нас окружает. Тогда постепенно мы действительно приобретем Божественную благодать. Не нужно думать, что все это мелочи: в автобусе вспылила — мелочь, на мужа рассердилась — мелочь, на работе поругалась — тоже мелочь, и так везде у нас одни мелочи. Воображая, что всех любим, мы на самом деле во всех этих так назьшаемых мелочах ко всем испытываем неприязнь. Вот с таких мелочей и нужно начать. Замечательно говорит в одной из своих проповедей отец Иоанн Крестьянкин: нужно делать малые, повседневные добрые дела.
Один подвижник имел великую любовь к людям, он действительно молился за весь мир. Имел он и смирение, так что всевозможные обиды и оскорбления терпел с кротостью. Окружающие презирали его и считали каким-то простаком, а он смотрел на это снисходительно и не только не обижался, но и старался оправдать тех, кто доставлял ему разные скорби. Он так рассуждал о неопытных монахах, мечтавших о каких-то возвышенных добродетелях: «Они звезды считают, а я копейки собираю». Считая звезды, человек не разбогатеет, а если он будет смотреть себе под ноги, то действительно что-то приобретет. Вот к чему нужно стремиться.
Едва ли мы достигнем такой благодати, чтобы молиться за весь мир, но мы должны стремиться приобрести сердце доброе, не жестокое, не раздражительное, не злопамятное, не мстительное. К этому обязывает нас Евангелие. Будем себя к этому понуждать и помнить, что мелочей в христианской, духовной жизни нет. Аминь.

19 октября 1997 года

О добродетели, которая уподобляет нас Богу

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (ст. 31). В этих немногих словах Спасителя—в одной фразе — заключается великий нравственный принцип, мерило, заложенное в каждом человеке, применяя которое христианин сможет относиться к ближним так, как того желает Господь Иисус Христос, как требуют от нас Бог и наша совесть. Эта заповедь дана нам в связи с тем, что естественное чувство любви, дарованное людям при сотворении, после грехопадения было утрачено. До этого не нужны были никакие законы, учения, внешние наставления, благодать действовала в душе первозданного человека, и он естественно, без какого бы то ни было понуждения, в определенном смысле даже без всякого рассуждения, правильно относился к себе подобным. Первым людям — Адаму и Еве — была дана одна простая заповедь: не вкушать от древа познания добра и зла. Это говорит не о том, что от них ничего больше не требовалось, а о том, что они знали все остальные заповеди нравственного закона, который находился в их душе, и не нуждались в напоминании о них. Когда же люди согрешили и отпали от благодати, этот нравственный закон, начертанный в людских сердцах, постепенно стал изглаживаться. Первые люди еще руководствовались устным Преданием, наставлениями прародителя Адама о праведной, богоугодной жизни, но мало-помалу и устное Предание стало забываться, и тогда понадобилось напоминание свыше.
Сначала это были откровения некоторым праведникам, которые учили своих близких и тех, кто находился под их влиянием и властью, потом эти откровения были записаны. Они не являются чем-то внешним, дополнительным, искусственно привитым человеческому естеству, но напоминают о том, что некогда было заложено в человеке. После падения человека нравственный закон не исчез из его души полностью, а лишь исказился. И поныне в каждом человеке есть совесть — отголосок естественного, благого состояния, в котором пребывали люди до падения.
Но наконец человек до такой степени потерял всякое представление о нравственности, о правильном отношении к себе подобным, что понадобилось дать ему некий принцип, который бы позволил и совершенно несведущему, чуждому нравственности и любви человеку понять, что же от него требуется. Поскольку сердце человека безмолвствовало и стало окаменевшим, этот принцип был дан уже через разум, и Господь изобразил его в этих немногих словах: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Даже самый черствый человек постепенно приобретет навык к любви, если будет стараться применять этот принцип, и тогда благодать Божия сойдет в его сердце и сделает это чувство в нем естественным. Он сможет относиться к ближним с любовью уже без понуждения, просто и легко, даже не нуждаясь в напоминании, ибо не сможет поступить иначе. Святитель Иоанн Златоуст говорит, что если бы мы достигли состояния, которого от нас требует Евангелие, то нам был бы не нужен письменный закон — Священное Писание. Но ныне, не имея того, что должны иметь, не зная опытно, что такое любовь, мы обязаны пользоваться нравоучением Господа Иисуса Христа о правильном отношении к людям, этим принципом, выраженным в простой, ясной форме: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, как и вы поступайте с ними». Бывает, что люди обходятся с ближними даже хуже, чем те с ними. Встречаются и неблагодарность, и зависть, и беспричинная ненависть. Ветхий Завет требовал от человека, чтобы он поступал с ближним хотя бы так, как ближний поступает с ним, дав заповедь «око за око, зуб за зуб» (Лев.24:20). Этим предписывается не мстить, но не причинять человеку боль, не причинять ему больше зла, чем он причинил нам. К сожалению, в наше время даже среди христиан часто преобладают чувства, которые должен был искоренить еще Моисеев закон, — желание причинить человеку зла больше, чем он сделал нам. Ветхий Завет ограничил распространение зла принципом «как с вами поступают люди, так и вы поступайте с ними», а Новый Завет требует, чтобы мы относились к людям так, как хотим, чтоб они обходились с нами.
Далее Спаситель показывает обычные человеческие отношения. «Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят» (ст. 32). То, что мы воздаем человеку должное, не означает, что мы праведники или нравственные люди: так делают и грешники. Это совершенно естественно, в этом нет никакой праведности и святости; мы не понуждали себя и поэтому не получим от Бога благодати, или, как сказано по-русски, — благодарности, за поведение, которое ничем не отличается от поведения грешников. «Если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают» (ст. 33). Как я уже говорил, мы часто отвечаем злом и на добро, а Спаситель требует, чтобы не только тем, кто делает нам добро, мы платили взаимностью, но больше того: чтобы и тем, кто относится к нам безразлично и даже враждебно, мы делали добро.
«Если взаймы даёте тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтоб получить обратно столько же» (ст. 34). Речь идет не только о собственно одолжении денег. Когда мы кому-либо оказываем одолжение в любом отношении, например помогаем в чем-нибудь, то ждем в ответ взаимного доброго расположения, хотя бы благодарности, что, конечно, уже является некоторой отдачей долга. Но это свойственно даже совершенно грешным людям, совсем не заботящимся о чистоте своей совести, а мы не должны ничего ждать в ответ.
«Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым» (ст. 35). Конечно, очень трудно полюбить врагов, кажется — почти невозможно, но если мы не будем себя понуждать, заставлять, то даже теоретически не приблизимся к заповеди о любви. Может быть, у нас нет в душе, в сердце того чувства, которого требует от нас Евангелие — любви к врагам, но, по крайней мере, будем делать им то, что делал бы человек, любящий их, будем относиться к врагам так, как хотели бы, чтобы они относились к нам. Через это понуждение постепенно и будет вырабатываться в нас навью к любви. Более того, в наше сердце сойдет Божия благодать, о которой упоминает Спаситель в Евангелии, говоря: «Кая вам благодать есть?» «Благодать» — слово славянское, оно переводится как «благой дар» или «благодарность».
Исполняя эту заповедь, мы получаем благодарность, но не от людей, а от Бога. Таким образом мы научимся быть любвеобильными, быть праведниками на деле. «Награду великую» надо понимать не в приземленном смысле (допустим, будто отдавая в долг деньги, мы получим больше, увеличится наше состояние). Подобное не исключено, но это было бы слишком маленькой наградой, не великой, а обыкновенной и даже, можно сказать, ничтожной. Великая же награда состоит в действии благодати в нашей душе, благодати такой обильной, что Спаситель называет людей, ее получивших, «сынами Всевышнего», потому что, кроме любви, человек не может стать подобным Богу ни в каком другом отношении. Если Бог захочет, Он может дать человеку дар пророчества или чудотворения, но искать этого не нужно, такие дарования — удел избранников, они даются людям промыслительно, по большей части для того, чтобы они приносили пользу другим. Однако каждый человек обязан искать любви и ею уподобляться Богу. Понуждая себя к этому, мы становимся сынами Всевышнего, то есть становимся подобны Ему, как дети подобны отцу, и как бы заново рождаемся от Бога, живем новой жизнью, доселе нам неизвестной.
«Ибо Он благ и к неблагодарным и злым». Господь милостив ко всем, неблагодарным по отношению к Нему и злым людям (к которым, быть может, принадлежим и мы). Потому, чувствуя по отношению к себе Божие милосердие, мы должны так же относиться к ближним. Сами по себе мы не можем сделать никому ничего доброго: ни Богу принести никакого дара, потому что Он не нуждается в нем, ни людям ничем помочь. Господь может всем даровать всевозможные земные и небесные блага, но Он не делает этого для того, чтобы мы имели возможность проявить любовь к подобным нам людям, нуждающимся в материальной и духовной помощи. Бог предоставляет нам такую возможность, и мы обязаны ею воспользоваться.
«Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» (ст. 36). Если обычно всевозможные образы, используемые Священным Писанием, описывают совершенства Божий для того, чтобы человек уподоблялся Богу и устремлялся к Нему, то здесь Господь Иисус Христос ради того, чтобы нам было понятнее и мы почувствовали, в чем состоит благость Божия, наоборот, описывает это качество человеческим словом. Он называет Бога милосердым, то есть имеющим милующее сердце. Мы знаем, что Бог есть Дух, без вида и образа, что Он бесконечен, всесовершенен, непостижим и неописуем никакими словами. Но Господь Иисус Христос ради того, чтобы мы поняли, как должны относиться друг к другу и в чем можно уподобиться Богу, называет Его Отцом с милующим сердцем. Этот образ понятен и знаком всем, он взят из жизни. Бог изображен в этом поучении Спасителя милосердным, добрым Отцом, и мы так и взираем на Него: как на своего Отца, Который все нам прощает, во всем нас милует и жалеет, потому что у Него доброе, милующее сердце. Он не может поступить иначе. Так добрый человек не умеет отвечать злом на зло, не может рассердиться, отомстить, сказать грубое слово, потому что ему это несвойственно, его сердце — милующее. Тем более, если этот добрый человек является нашим родным отцом; таким сравнением Господь делает этот образ особенно ярким. Как Он может своих любимых детей, будучи милосердным, наказать, пусть даже заслуженно? Теперь нам, людям без всякого духовного опыта, имеющим каменное сердце, становится понятным, в чем мы должны уподобляться Богу. Мы обязаны понимать, что нужно относиться к ближним так, как хотим, чтобы они относились к нам, — так, как относится к людям милосердный Небесный Бог Отец.
Легко ли достичь этого состояния? Чрезвычайно трудно, почти невозможно, потому что мы отпали от Божественной любви, стали необьжновенно далеки от совершенства, которое было даровано нам при творении. Благодатью святого Крещения все доброе в нас было возобновлено, и наше естество восстановлено, тем не менее и эту благодать мы утратили, поэтому нам так трудно вновь двигаться вперед, восстанавливать в себе утерянное и разрушенное, собирать разрозненное, разбитое. Однако если мы не будем этого делать, то тогда действительно ничего не добьемся и никогда не постигнем даже умом, что же скрыто за этими евангельскими словами. Если же станем себя понуждать и трудиться над собою, делать то, что должен был бы делать любящий человек, пользоваться этим прекрасным, совершенным, в немногих словах переданным нравственным принципом, то постепенно наше сердце начнет оживать.
Нужно иметь в виду, что когда человек трудится над совершением какой-либо добродетели, то он приобретает навык, возникающий естественно при многократном совершении одного и того же действия. Вырабатывается опыт, человек видит свои ошибки и учитывает их в следующий раз, постепенно все более и более совершенствуя свои действия. Но в духовной жизни помимо собственно навыка присутствует и нечто другое, более важное: по мере нашего понуждения и старания начинает действовать благодать Божия. При этом «награда великая», или «мзда многа», как сказано по-славянски, дается по мере исполнения заповеди, а не после окончательного ее исполнения, являясь одновременно и вознаграждением, и укреплением человека для большего совершенствования в заповеди о любви. Постепенно наше сердце начинает оттаивать, оживать и действительно превращается из каменного, как сказал пророк, в плотяное (см. Иез.11:19), то есть живое. Пусть мы мало преуспели в любви, но все же что-то приобрели: мы стали живыми людьми, начали, по крайней мере, что-то чувствовать. Это уже много по сравнению со страшным, бесчувственным, окаменелым состоянием, в котором мы находились. Совершенство в этой заповеди бесконечно, как бесконечна, всеобъемлюща и безгранична любовь Божия к человеческому роду и ко всему сотворенному миру. Поэтому пусть малопреуспевший утешается тем, что хотя бы прикоснулся к этому безграничному совершенствованию, а преуспевший много пусть смиряется, думая, что только начал исполнение заповеди Спасителя о любви.
В жизни будущей любовь, как сказал апостол Павел, «пребудет» (см. 1 Кор.13:1-13). Вера и надежда существуют до времени, вера — пока мы не знаем, надежда — пока еще не получили того, что обещал нам Бог, а любовь пребывает всегда, потому и совершенство в ней бесконечно. Человек, совершенствующийся в этой добродетели, правильнее сказать, человек, получающий благодать — ибо истинная любовь есть благодать Божия, — будет испытывать такое многообразие самых прекрасных чувств и ощущений, пребывать в таком блаженстве, в непостижимом, глубочайшем, неописуемом счастье, что это, казалось бы, простое чувство, любовь, наполнит смыслом всю его жизнь. Настолько велика и всеобъемлюща эта добродетель, что вся вечность благодаря ей наполнится смыслом. Кто не познал сказанного в Евангелии на деле, хотя бы в малой степени, насколько это возможно для людей, живущих на земле, тот не может постичь этой сладости, этого всеобъемлющего переживания. Тот же, кто хотя в малой степени его испытал и правильно понимает учение святых отцов, описывающих пережитый ими опыт любви к ближним, — поймет, что ради этой единственной драгоценной жемчужины можно продать все, отречься от всего и сделать все только для того, чтобы приобрести ее (см. Мф.13:46), потому что она бесценнее всей нашей жизни, бесценнее всего мира. Аминь.

17 октября 1999 года

Неделя 20-я по Пятидесятнице

(Лк.,30 зач., VII, 11-16)

После сего Иисус пошел в город, называемый Наин; и с Ним шли многие из учеников Его и множество народа. Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города. Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь. И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань! Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его. И всех объял страх, и славили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой.

Не будем бояться быть христианами!

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В прочитанном сегодня апостольском послании есть замечательные слова: «В научения странна и различна не прилагайтеся: добро бо благодатию утверждати сердца, а не брашны, от нихже не прияша пользы ходивший в них» (Евр.13:9) — или в русском переводе: «Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь; ибо хорошо благодатью укреплять сердца, а не яствами, от которых не получили пользы занимающиеся ими». Это означает, что не нужно увлекаться разнообразными учениями, пусть даже интересными своей необыкновенностью, и пренебрегать учением благодати. Все самые великие, знаменитые учителя, основатели религиозных движений или философских школ, в действительности не получили никакой пользы от своего учения. Апостол Павел восклицает: «Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» (1 Кор.1:20). Еще в древности премудрый Соломон сказал: «Какая польза мудрому от мудрости его? Ведь глупый и мудрый одинаково умирают» (см. Еккл.2:16). И если мудрость эта человеческая, а не духовная, не сходящая свыше, от Бога (см. Иак.3:15), то действительно от нее нет никакой пользы.
Мы должны быть чрезвычайно осторожны, осмотрительны, принимая чье-либо мнение. Мы привыкли доверять тому, что говорится вокруг нас. Это проявляется в том, что мы охотно, с какой-то непонятной, в плохом смысле слова детской, верой принимаем всякие нелепости. Мы принимаем все, что нам говорят по телевизору, что сами прочитываем в газете или какой-нибудь научно-популярной брошюрке, верим так называемым «научным новостям» (устаревшим уже лет на пятьдесят), о которых нам рассказывает соседка… Принимая на веру все это, мы начинаем смущаться и колебаться, если услышим какие-нибудь факты, опровергающие (как нам кажется) учение Церкви. Не имея способности самостоятельно разобраться в том, что правильно, а что ложно, мы принимаем все с наивной верой. Подчас то, что самим изобретателям того или иного учения, первооткрывателям того или иного научного факта, казалось сомнительным и являлось для них только гипотезой, мы принимаем как неоспоримый факт и тем самым нарушаем заповедь апостола Павла, вдаемся в «научения странна и различна». В соответствии с этими весьма сомнительными (а на самом деле мнимыми) фактами мы начинаем «корректировать» свою веру, пытаясь найти соответствие нашей веры с современной наукой, современными знаниями, в то время как знания эти менялись, меняются и будут меняться с течением времени. Все человеческие знания зыбкие, нетвердые. И в X столетии, и в I веке, и до нашей эры были люди, занимавшиеся объяснением мироздания. Все они думали, что их объяснение является абсолютно правильным, окончательным. Проходило время, иногда весьма непродолжительное, может быть, десятки лет, появлялись новые гипотезы, предположения, а фактически — догадки, фантазии, и старое забывалось, а эти новые версии тоже казались окончательными объяснениями. Опровергая таким образом один другого, мудрецы века сего так и не могли прийти к познанию истины, так и умирали в неведении.
Если мы будем следовать за этими людьми, то и с нами может произойти нечто подобное. Мы же должны укреплять свои сердца благодатью, а не теми измышлениями, которые никому не принесли пользы. Наше учение не противоречит требованиям разума, даже наоборот, точно им соответствует, однако основано оно не на измышлениях или догадках человеческого ума, а на великих, непостижимых, с точки зрения здравого смысла, но произошедших в действительности чудесах.
Сегодня в евангельском чтении мы слышали о великом чуде, сотворенном Спасителем, — о чуде воскресения из мертвых умершего отрока, сына наинской вдовы. «После сего Иисус пошел в город, называемый Наин; и с Ним шли многие из учеников Его и множество народа. Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города» (ст. 11-12).
Представьте мысленно: вот встречаются две толпы — одна идет вслед за Иисусом, другая — похоронная процессия с плачущей вдовой — идет вслед за гробом. Горе этой женщины было непоправимо, ведь она, будучи вдовой, потеряла единственного сына и уже не могла надеяться иметь детей. Наверное, при встрече произошло некоторое смятение, потому что люди должны были уступить друг другу дорогу, но, конечно, никто не ожидал, что произойдет. Видимо, похоронная процессия была вынуждена остановиться.
«Увидев ее, Господь сжалился над нею (то есть над вдовицей. — Игум. А.) и сказал ей: не плачь» (ст. 13).
Как можно было не плакать в такой момент? Конечно же, от этих слов она пришла в недоумение, и если и перестала плакать, то только от неожиданности: кто-то вдруг остановил процессию, велел ей перестать плакать, тогда как никто до этого не смел и слова сказать, наоборот, люди, шедшие с ней, тоже плакали, что считалось некой поддержкой и даже соблюдением приличий. В то время иногда специально нанимали плакальщиц, которые своим искусственным плачем возбуждали и усиливали в людях скорбь от понесенной утраты. Собственно, и в наше время иногда так делают, только вместо плакальщиц нанимают оркестр, который своими печальными мелодиями тоже возбуждает в людях искусственную скорбь.
«И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань!» (ст. 14). Конечно, никто не станет обращаться к мертвецу, как к живому. Разве что во время погребения родственники могут обратиться к усопшему, но, конечно, он этих слов не услышит. Скорее, это обращение не к умершему, а к окружающим, может быть, к самому себе.
Спаситель сказал эти необыкновенные слова: «Юноша! тебе говорю, встань!» — и «мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его» (ст. 15). Юноша был не только воскрешен, но и исцелен. Конечно, он не мог умереть просто так: видимо, смерть наступила от какой-то болезни. Теперь он был полностью исцелен, потому что, как сказано в Евангелии, «сел (очевидно, на том же одре, который держали несшие его. — Игум. А.) и стал говорить». Можно предположить, что слова его были выражением удивления и радости — удивления от того, что его несут хоронить, а радости — от осознания, что он восстал из мертвых, вернулся к жизни. Слов, которые он произнес, мы не знаем, можем только о них догадываться. «И всех объял страх, и славили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ свой» (ст. 16). Конечно, не мог не объять страх всех, кто видел это чудо.
В XIX столетии жил один подвижник, обладавший великой благодатью (пока он малоизвестен и не причислен к лику святых). Он был приходским священником, но совершал литургию ежедневно и стяжал великую Божественную благодать. Случилось так, что у него в селе, на приходе, умер благочестивый, порядочный, чистый мальчик лет восьми-девяти, которого очень любили родители и односельчане за его прекрасный характер. Когда он умер, горе родителей было так велико, что они долго не могли его похоронить и принесли его в церковь на отпевание только на шестой день (тогда как по обычаю это совершается на третий день). Еще до начала отпевания этот благодатный священник из сочувствия родителям и из любви к этому кроткому, благочестивому мальчику неожиданно для всех перед престолом, при открытых Царских вратах, начал молиться приблизительно так: «Господи, Ты видишь, что я не могу похоронить этого мальчика, Ты видишь горе родителей… Воскреси его!» Конечно, все были потрясены этими словами. Но еще более был поражен сам священник, когда он услышал общий крик в храме. Оглянувшись, он увидел, что мальчик сел в гробу. Этот случай произошел при многих свидетелях — и не в первом столетии, а в девятнадцатом.
Вспомнив это недавнее событие, мы можем себе представить ужас народа, присутствовавшего у ворот Наина. Вероятно, люди, вышедшие из города с погребальной процессией, и народ, который был со Спасителем, смешались, и ученики Господа, Его приверженцы, стали рассказывать людям (которые не могли не интересоваться, кто такой Иисус) о Спасителе. Это была необыкновенная проповедь, основанная не на каких-то рассуждениях и умозаключениях, а на увиденном собственными глазами великом чуде воскресения.
Вот на чем основана наша вера. Зачем нам искать какие-то интересные, может быть, необыкновенные, оригинальные и даже убедительные учения, которые, однако, противоречат нашему простому Евангелию с его повествованием о воскресении из мертвых? К чему нам красота, изысканность, сложность какого бы то ни было философского или религиозного учения помимо Православия? Не нужно нам этого. Нужно другое — «благодатью укреплять сердца», то есть молитвой, чтением Священного Писания и изъясняющих его святоотеческих творений, защищающих эту высшую всякой сложности евангельскую простоту от мудрецов века сего.
Сейчас человеческая жизнь часто не стоит ничего. Даже думать об этом страшно и не хочется, но это факт. Люди настолько подвержены страстям, что ради денег готовы без всякой жалости убить безвинного человека: своего конкурента или соперника. Ради чего? Ради пустоты: для того, чтобы убийца или тот, кто его нанял, имел возможность есть, пить, наслаждаться грехом. Также, поверьте, люди готовы навязать любое свое заблуждение, любой сомнительный факт ради славы, чтобы их считали какими-то необыкновенными, ставили выше других людей. Есть и такие, которые мечтают прославиться не только среди своих современников, но и во многих поколениях в будущем (к сожалению, они часто этого достигают). Эти люди не думают о том, что своими учениями они губят других и тем самым, подобно сребролюбивым убийцам, также ни во что не ценят человеческую жизнь.
Не думайте, что человеческие страсти — слишком слабый мотив для поступков. Многие люди настолько ослеплены своими страстями, что думают исключительно о том, как удовлетворить свои страсти, у них нет никаких идеалов. Святые отцы говорят о трех главных страстях, от которых происходят все прочие: это славолюбие, сребролюбие и сластолюбие. Можно сказать, что это три кита, на которых стоит греховный мир, эти страсти руководят миром.
Разве можно быть столь легкомысленными, чтобы доверять людям, руководствующимся не жаждой истины, а жаждой славы, денег и наслаждения? Конечно, мы не должны так делать. И не нужно бояться прослыть глупым в глазах людей, не знающих истины. Человеку, прожившему на земле свой век, совершенно безразлично, знал он физику и химию или нет, были ему известны какие-нибудь новейшие научные открытия или он о них ничего не слышал. Для него важно другое: каково его нравственное состояние? Имеет ли он чистоту сердечную? Разве не одинаково разлагаются в гробу царь и нищий, ученый-физик и обыкновенный рабочий? Зачем же придавать столь великое значение этим весьма сомнительным, пустым и происходящим от человеческих страстей знаниям? Не думайте, что открытия ученых являются, так сказать, объективной истиной. Ученый направляет свой ум туда, куда его влекут собственные страсти. Так называемые открытия на самом деле есть изобретения подверженного страстям ума. Вера в науку — это просто вера в человеческий разум, да и сама наука ни в каком смысле не достовернее философии или ложного богословия, бывших в древние времена.
Не будем бояться не верить тому, что противоречит Евангелию! Не будет нам никакой пользы от таких знаний. Конечно, бывают ситуации, когда человеку приходится знакомиться с теми или иными научными открытиями и использовать их в работе. Но и тогда нельзя ставить научное знание (считая его как бы объективным, а не человеческим) над христианством, над Евангелием, потому что это уже идолопоклонство. Разве научное знание не от людей исходит? Почему же мы ставим его выше Евангелия, доказанного великими чудесами и преподанного тоже через людей, но не составленного путем умозаключений и догадок, а данного по Божественному откровению? Не будем бояться быть христианами во всех отношениях, в полном смысле слова, потому что доказательством нашей веры являются не человеческие рассуждения, но дела. И дела столь великие, что, по словам Спасителя, таких дел никто от сотворения мира никогда не творил (см. Ин.15:24). Аминь.

26 октября 1997 года

О живом восприятии Евангелия

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении, братья и сестры, рассказывается о воскрешении сына наинской вдовицы. Древние пророки, такие как Илия и Елисей, тоже совершили подобное чудо, но только один раз в своей жизни (если не считать того чуда воскресения, которое произошло после смерти Елисея: в могилу, где лежали его кости, бросили тело покойника; прикоснувшись к костям пророка, покойник воскрес). Господь же, помимо всех прочих бесчисленных великих чудес, за время Своего пребывания на земле с людьми совершил пять чудес воскрешения из мертвых. Это были самые великие из чудес Спасителя. Первое — сына наинской вдовицы, второе — дочери начальника синагоги Иаира, третье — Лазаря Четверодневного. Еще два произошли, можно сказать, одновременно: это Воскресение из мертвых Самого Господа нашего Иисуса Христа, когда Он Своей Божественной силой вновь соединил Свою бессмертную человеческую душу, не разлучавшуюся с Божеством, со Своим телом, почивавшим во гробе, и воскресение праведников, которые, как повествуется в Евангелии, вошли в Иерусалим и свидетельствовали о Воскресении Спасителя. В пасхальном тропаре мы воспеваем: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав» — и обратите внимание, что в последних словах тропаря подразумевается как раз воскресение из мертвых всех тех праведников, которые восстали вместе с Воскресением Господа. Всеми этими чудесами: прежде всего, собственным Воскресением, потом и воскрешением Лазаря Четверодневного, плоть которого уже подверглась тлению, и воскрешением многих праведников — Господь показал, что Он сильнее смерти, что Он, Сам будучи «первенец из мертвых» (Кол.1:18), воскресит из мертвых и всех людей и будет их Судьей. Он дал нам как бы знание или образ того, как произойдет воскресение мириад людей.
Когда Господь наш Иисус Христос воскрешал умерших, Он обращался к ним с самыми обыкновенными словами. Наинскому юноше Он, например, сказал: «Юноша! тебе говорю, встань!» (ст. 14). Подобным образом Он обратился и к дочери Иаира: «Девица, тебе говорю, встань» (Мк.5:41). Лазарю же Четверодневному повелел так: «Лазаре, гряди вон» (Ин.11:43). Это обыкновенные выражения, не отличающиеся красноречивостью и не заключающие в себе никаких убедительных доказательств и логических построений, но через эти простые слова действовала Божественная сила. В самом деле, не всегда за убедительными, красивыми словами стоит нечто значительное, и, наоборот, простые слова часто имеют могущественную силу, так как через них действует Божия благодать. Сказано было просто: «Юноша! тебе говорю, встань!»
Но если бы кто-то из нас с такими же или с какими-то убедительными словами стал обращаться к мертвецам, то, конечно, ничего чудесного не произошло бы. Слова Спасителя имели столь необыкновенное действие потому, что за ними скрывалась Его Божественная сила. На этих примерах мы видим, как проявлялось соединение в Господе Иисусе Христе двух природ, Божественной и человеческой. Он говорил как человек, но действовал как Бог, слова Его звучали в воздухе и были слышны для человеческого уха, а могущественная, вседейственная сила Божия проникла в преисподнюю, возвела оттуда душу умершего юноши и вновь воссоединила ее с телом. Через простые слова: «Юноша! тебе говорю, встань!» действовало то, что выше человеческих слов, выше всего тварного, — через них действовала, как выражаются святые отцы, Божественная энергия. И воскрешение из мертвых сына наинской вдовицы, и другие случаи воскрешения из мертвых, и вообще все чудеса были сотворены и человеческим, и Божеским действием Спасителя. Он простирал человеческую руку и прикасался к телу прокаженного, но через эту руку действовала Божественная сила. Он шел по водам, шел ногами как Человек, но удерживался на воде силой Божества. Он повелевал ветру: «Умолкни, перестань» (Мк.4:39), произнося эти человеческие слова на языке Своих современников, но слова Его имели столь великую силу, что им повиновались стихии, потому что их говорил Бог. Вот что мы должны усматривать за простыми повествованиями о чудесах Спасителя — это не просто нечто удивительное, за покровом слов и описанием обычных человеческих действий мы должны прозревать Божество, Божественное Всемогущество, Всеведение и прочие сверхъестественные свойства, которыми обладает единый Бог и не может обладать человек.
Наша вера, как говорит апостол Павел, укрепляется от слышания. Вера вообще возникает от слышания (см. Рим.10:17). Конечно, мы не можем слышать проповедь апостолов непосредственно, как слышали ее их современники, но через Евангелие мы имеем возможность ознакомиться с их учением, потому что евангельское повествование — это, собственно, и есть апостольская проповедь. Читая Евангелие, нужно стремиться к тому, чтобы живо, естественно и просто воспринимать описываемые в нем события. Осмелюсь привести такой пример. Когда мы, допустим, читаем в газете о каком-нибудь преступлении, то возмущаемся жестокостью и лукавством преступников, а иногда — бездействием и беспомощностью властей. Происшествие, о котором мы узнаем, вызывает в нас живые чувства возмущения или страха, потому что это случилось рядом с нами, это событие из той жизни, которая нас окружает. А евангельские события кажутся нам далекими по той причине, что мы не понимаем, какое значение имеет для нас Евангелие. Надо воспринимать Евангелие живо, естественно, просто, ведь, читая, например, жития святых, мы часто умиляемся: иногда выступит слеза, иногда возникнут чувства радости, покаяния или сострадания подвигам мучеников. Почему же при чтении Евангелия трудно испытать такое? Потому что оно далеко от нас, мы не понимаем, что оно имеет непосредственное отношение к каждому из нас, нам кажется, что Евангелие — это Благая Весть, обращенная вообще ко всем людям, а не конкретно к нам.
Нужно научиться внимательному и чуткому чтению Евангелия, и тогда повествование о чудесах, которое мы пробегаем глазами как уже давно знакомое и скучное, оживет перед нами. Оно начнет придавать нам ту силу, которая вновь и вновь ежедневно, во время каждого чтения, будет укреплять нас, воодушевлять и вдохновлять на исполнение евангельских заповедей. Аминь.

25 октября 1998 года

О евангельских чудесах как основании нашей веры

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском повествовании рассказывается о том, как Господь наш Иисус Христос воскресил из мертвых сына наинской вдовицы. Евангелие не сохранило имен этих людей: ни сына, ни матери, однако до нас дошли некоторые сведения о других подобных случаях. Например, мы знаем, что отца отроковицы, которую Господь также воскресил, звали Иаир; известны нам также имена сестер воскрешенного из мертвых Четверодневного Лазаря. В данном же случае из житейских подробностей сообщается только название самого города, в котором произошло чудо, — Наин, однако же это не умаляет достоверности евангельского рассказа.
«После сего Иисус пошел в город, называемый Наин; и с Ним шли многие из учеников Его и множество народа. Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города» (ст. 11-12). Господь Иисус Христос и множество людей, шедших с Ним, встретили у городских ворот — при входе в них или, может быть, несколько поодаль — сопровождавшую умершего юношу похоронную процессию, в которой находилась и глубоко скорбевшая мать юноши. «Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь» (ст. 13). Наверное, вид матери был очень печальный, она плакалаи не могла не вызвать к себе жалости. «И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань!» (ст. 14). Одними словами утешения, хотя в них и дышала необыкновенная сила, Господь все же не мог успокоить вдовицу, пока причина ее скорби не была устранена, и поэтому сразу, почти мгновенно, Он, как говорится, от слов переходит к делу. Обычно бывает очень трудно и как-то даже неловко утешать человека в подобных страшных скорбях, но Господь не только дерзнул утешить женщину столь простыми словами: «Не плачь», но от этих необычайных по своей простоте и силе слов приступил и к чудесным делам.
«И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань!» Древние евреи погребали своих умерших в пещерах — природных или специально высеченных — и хоронили их не в гробах, как принято сейчас у нас, а в саванах. Покойника одевали в специальную одежду, обматывали пеленами и в таком виде хоронили; поэтому несли юношу на одре (нечто вроде носилок). «И Он сказал: юноша! тебе говорю, встань! Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его» (ст. 14-15). Эти необыкновенные слова, обращенные к мертвецу, оказали чудесное действие: мертвый поднялся и сел, и не просто сел, но и стал говорить, показывая, что совершенно пришел в себя. Я не думаю, чтобы человек молодой просто умер безо всякой причины, — возможно, этот юноша скончался от какой-нибудь неизлечимой болезни, а после его воскресения оказалось, что не только смерть побеждена, но и никаких последствий болезни также нет.
«И всех объял страх, и славили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой» (ст. 16). Безусловно, читая эти простые слова, мы сейчас не можем понять тех чувств и необыкновенных переживаний, которые испытали присутствовавшие там люди — как ученики Спасителя, так и те, кто составлял похоронную процессию и стал свидетелем великого чуда. «Всех объял страх…» Конечно же, не тот страх, который мы испытываем перед какими-то печальными, скорбными происшествиями, когда чувство страха словно предостерегает нас, чтобы мы не подвергали себя опасности, и заставляет нас устранить ее от себя. Здесь был страх благоговейный, вызванный тем, что произошло нечто необычайное и непостижимое, он соединялся с радостью. Это видно из того, что люди славили Бога, — не могут люди, прославляя Бога, испытывать только скорбь, страх и душевное мучение, вместе со страхом была и радость. Это признак истинного духовного страха, который возникает при столкновении нашей души со сверхъестественными Божественными явлениями. «Великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой». Эти люди еще не понимали, что Великий Пророк, о Котором они говорили, и есть Сам Бог и Он посетил Свой народ в самом буквальном смысле слова. Они пока не достигли полного понимания случившегося и думали, что Господь Иисус Христос сотворил это чудо силой Божией всего лишь как пророк и чудотворец, но Он не Тот Самый ожидаемый Мессия и воплотившийся Сын Божий.
Что же произошло, если рассмотреть это событие и попытаться понять его смысл? Господь Иисус Христос всеми чудесами, которые Он совершал, доказывал истинность Своего учения и то, что Он есть Истинный Бог, явившийся на земле. И в Евангелии нужно обращать внимание не только на нравственное учение Спасителя, ведь нравоучение, безусловно, не может быть без веры, а вера появляется именно тогда, когда мы принимаем евангельские чудеса и соглашаемся, что все это было на самом деле так, как описано, — соглашаемся в своем сердце и верим в действительность этих необыкновенных событий. Однако нужно еще понимать, что обозначает то или иное событие, что скрыто за тем или иным чудом. Существует наука «догматика» — наука о догматическом учении Церкви, в котором раскрывается истина о Боге, о воплощении Сына Божия и о прочих, как будто бы отвлеченных вопросах, касающихся нашего спасения. Но без этих отвлеченных предметов не будет и веры, наша вера должна быть здравой. Мы должны понимать, что обозначает то чудо, о котором мы только что читали. Когда Господь сказал: «Юноша! тебе говорю, встань!» — Он показал этим, что имеет власть не только исцелять болезни живых людей, что Он повелевает не только бессловесными тварями (например, морскими рыбами, как в случае чудесного лова рыбы Петром и его друзьями, будущими апостолами), что приказывает Он не только стихиям — ветру, морским волнам, когда укрощает бури, и что Он может не только ходить по воде, которая способна носить Его так, как нас носит земля, но может повелевать даже и умершими людьми: «Юноша! тебе говорю, встань!» Кто и когда мог своими словами как-либо подействовать на мертвеца? Конечно же, всякая связь с умершим прекращается, он превращается в существо, которое никому не подвластно. Но для власти Спасителя смерть не является препятствием. Если Он захочет исполнить Свое желание, то и мертвый подчинится Ему так, будто он живой человек: «Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его». Если бы Господь не имел настоящей власти, то, конечно, юноша Ему не повиновался бы. Надо думать, что юноша тут же встал с одра, на котором его несли, и Господь за руку или, может быть, как-то иначе подвел его к матери, а мать, вероятно, обняла сына, и ее совершенно неожиданному счастью не было предела.
Итак, воскресив из мертвых сына наинской вдовицы, а также дочь Иаира и Лазаря Четверодневного, который находился в гробнице четыре дня и уже подвергся тлению, Господь наш Иисус Христос воистину доказал, что Он сильнее даже самой смерти, что Он есть Истинный Бог и могущество Его беспредельно, что Он Тот Самый, Кто восставит из мертвых всех усопших людей, когда придет определенный час. На этом основывается наша вера, наши догматы. Святые отцы Православной Церкви справедливо называют вероучительные истины евангельскими догматами, и это излюбленное их выражение, потому что все христианские истины почерпнуты из Евангелия. На евангельских повествованиях, которые мы часто оставляем без особого внимания, потому что они нам привычны и до нашего сердца не доходит их реальность, в особенности реальность чудесных событий, и основано вероучение Православной Церкви, оно питается ими. И святые отцы, желая доказать заблуждающимся или колеблющимся людям вероучительные истины, обращаются именно к Священному Писанию; правильное его толкование они считают самым сильным доводом.
За простотой сегодняшнего евангельского повествования скрывается вера в действительность явления Сына Божия. Вера в то, что человеческое естество Господа прикрывало всю полноту Его Божества, хотя Он жил среди людей и был во всем подобен им по внешности и поведению, отличаясь лишь Своей праведностью и безгрешностью. Вот что раскрывает нам это простейшее евангельское повествование, которое мы теперь слышим.
Что необходимо для того, чтобы Евангелие дошло до нашего сердца? Конечно же, искреннее, простое отношение, детское доверие, детское не в том смысле, чтобы мы ничего не понимали и не могли рассуждать, как дети. Напротив, необходимо думать и именно духовно рассуждать над евангельским текстом или, по крайней мере, читать толкования святых отцов. Мы должны подходить к евангельским повествованиям с умственным напряжением, но принимать прочитанное просто, как дети. Воспринимать Евангелие нужно не как художественные книги, в которых мы по привычке ищем только некоего содержания, пренебрегая условностью повествования о выдуманных событиях, а, скорее, как исторический документ, как хронику. И конечно же, мы должны молиться и просить Бога о том, чтобы сердце наше разогрелось от покаяния, от действия благодати Божией.
Евангелие мы читаем на протяжении всей своей жизни, оно никогда и никому не может надоесть по той причине, что оно есть живое Слово Божие. По мере нашего духовного возрастания, по мере очищения или, можно сказать, оживления нашего окаменевшего сердца мы все больше и больше понимаем Евангелие, а оно всегда остается для нас новым, остается действительно Благой Вестью. Поэтому будем внимательна не только к каждому слову, но и к каждой букве Священного Писания, к каждой букве; Евангелия. Если с таким вниманием и тщательностью, участвуя при этом в церковный Таинствах и усердствуя в молитве, мы будем читать Евангелие, то оно все время будет! нам помогать, воодушевлять нас, укреплять нашу веру, станет нашей опорой в жизни. Главное же: Евангелие явится неиссякающим источником силы, укрепляющим нашу веру в действительность пришествия Господа и другие спасительные для нас христианские истины.
Вся наша нравственность основана на вере. Если наша живая вера будет остывать, то одновременно с этим мы начнем становиться безразличными и к исполнению заповедей, хотя, может быть, будем все понимать и правильно относиться к нравственному учению Спасителя. Если же мы будем иметь веру, по силе подобную той, какую приобрели свидетели чуда воскресения из мертвых сьша наинскои вдовицы, то есть когда мы исполнимся благоговейного страха и будем прославлять Бога, тогда самая трудная заповедь станет для нас исполнимой. Нарушить заповедь станет для нас делом немыслимым, мы просто не сможем этого сделать из-за чувства благоговения или страха наказания. Если же мы не испытываем этих чувств, значит, у нас нет той сильной веры, которая поддерживала бы нас и укрепляла в исполнении заповедей. От силы веры зависит и усердие в нравственном отношении, поэтому будем заботиться об укреплении нашей веры, не станем пренебрегать (как, к сожалению, мы часто делаем) одним из самых могущественных средств к достижению этого — усердным, внимательным, обильным чтением Божественного Евангелия. Аминь.

25 ноября 1998 года

Неделя 21-я по Пятидесятнице

(Лк., 35 зач., VIII, 5-15)

Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его; а иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги; а иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его; а иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит! Ученики же Его спросили у Него: что бы значила притча сия? Он сказал: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют. Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие; а упавшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись; а упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают; а упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода; а упавшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении. Сказав это, Он возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!

Об очищении сердца

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Спаситель, возвестивший людям истину, которая была сокрыта от них (конечно, по вине человека, а не Бога) после грехопадения человеческого рода, сравнивает Себя и всякого, кто проповедует эту истину от Его лица, с сеятелем.
«Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его» (ст. 5). Притча, конечно, не может в точности изобразить того, что происходит в человеческой жизни, ибо она является лишь приблизительным сравнением, однако она с точностью изображает неизъяснимые тайны Царствия Небесного. Семя — это слово Божие, это проповедцем или иным способом возвещающая истину — непосредственно или через книги. Спаситель сравнивает слово Божие с семенем, а человеческую душу и сердце — с почвой, которая в большей или меньшей степени способна его принять и принести плод. Надо понимать, что когда в притче говорится о том, что почва человеческого сердца может быть неодинаково плодородной и неодинаково способной к принятию проповеди об истине, то это не означает, что между людьми с рождения существует такая разница, ибо это зависит только от произволения человека. Сердце одного можно сравнить с почвой при дороге, а другого — с почвой плодородной. Однако последний не был с самого рождения более способным к духовной жизни, он сам сделал себя таким.
«При дороге» же означает, что около сердца человеческого как бы пролегает тот путь, по которому ходит диавол. Это увлечение каким-то грехом, или, иначе, страсть. Диавол в этом случае имеет свободный доступ, как бы протоптанную дорожку к сердцу человека, а семя, упавшее возле нее, естественно, легко можно затоптать. Притом мы знаем, что граница между грунтовой дорогой и почвой, по которой она пролегает, очень нечеткая, ведь край дороги тоже вытоптан и в нетронутую почву переходит постепенно. Таким образом, почва при дороге становится столь плотной, что семя практически не может в нее погрузиться и пустить корни. Оно лежит почти на дороге и затаптывается проходящими по ней, то есть демонами и нашими грехами. Страсти являются той дорогой, по которой проходят различные грехи. А поскольку семя не может пустить корень и лежит на поверхности земли, оно легко становится добычей птиц, то есть различных греховных помыслов.
«А иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги» (ст. 6). С камнем сравнивается сердце того человека, у которого как будто и нет никакой страсти или греховной привычки, а сердце совершенно окаменело. Некоторые люди, казалось бы, не совершили никаких тяжких грехов, не имеют никаких особенно ярко проявляющихся страстей и ведут более или менее праведный образ жизни, однако же сердце у них каменное. У них нет не только страстей, но и добрых дел и добрых чувств, они совершенно безразличны по отношению к Церкви. И если редкие из них и посещают храм, может быть даже регулярно, однако же ничего не чувствуют. По привычке такие люди молятся утром и вечером, по привычке несколько раз в году исповедуются и причащаются, а сердце у них совершенно каменное и не ощущает ничего духовного. И кто знает, что страшнее — сердце, одержимое страстями, или сердце окаменевшее! Святые отцы считают окамененное нечувствие одним из самых страшных состояний человеческой души. Если человек, одержимый страстями, может от самого действия этих страстей, от угнетения ими прийти в покаяние и опомниться, то человек с окамененным сердцем думает, что у него все хорошо, и не имеет никакого побуждения к покаянию. И если на окаменевшую почву сердца такого человека падает семя слова Божия, то он как будто бы и принимает его, но только по той причине, что он принимает все, ко всему безразличен и ничему не противится. До глубины его сердца ничего не доходит. Равнодушие, выражаясь современным языком, — вот болезнь такого человеческого сердца. Слово Божие не доходит до глубины сердца равнодушного, человек не кается и не исправляется. Он ведет свой обычный образ жизни. Приняв слово Божие, он через некоторое время забывает его и остается прежним, совершенно спокойным и холодным человеком.
«А иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его» (ст. 7). Под тернием Господь наш Иисус Христос подразумевает человеческие страсти, и в особенности приверженность к земной суете. Кажется, что здесь особенного — человек заботится о своем пропитании и о своих близких? Однако люди подчас настолько этим увлекаются, что хлопочут уже не только о том, что необходимо для жизни, но и о том, что совершенно им не нужно, обо всем мелочном и суетном — приобретают много бесполезных вещей, ведут много праздных разговоров. Можно было бы обойтись и самым необходимым, а всем остальным пренебречь как ненужным и необязательным для человеческой жизни. Но человеку хочется устроиться на земле так хорошо, как в раю.
Из библейского повествования мы знаем, что изобретателями цивилизации, то есть всех тех удобств и развлечений, которые постепенно развились в то, что называется человеческой культурой, были потомки Каина, то есть проклятое семя. Они изобрели кузнечное дело, придумали шатры, музыкальные инструменты и оружие. Есть мнение о том, что и проституция произошла также от потомков Каина, ибо среди них упоминается некая Ноема (см. Быт.4:22) (хотя обычно в родословии не говорится о женщинах), которая, по толкованиям святых отцов, была первой блудницей. Вот кто является изобретателем земного благополучия — проклятое семя!
Потомки же Сифа изобрели богослужение, ибо сказано: «Тогда начали призывать имя Господа» (Быт.4:26). Каиниты стремились хорошо устроиться на земле ради того, чтобы блаженствовать на ней. Они понимали, что при греховном образе жизни, который они вели, подражая своему родителю Каину, рай для них недоступен. Уподобляемся им и мы, если чрезмерно хлопочем о том, чтобы благополучно устроить свою жизнь на земле и жить в совершенном комфорте, не испытывая никаких неудобств, но это недостижимо, ибо человека неизбежно должны встречать всевозможные скорби и болезни, старость и смерть. Если мы будем подражать каинитам, то терние земных забот и суеты заглушит семя слова Божия, которое упало в наше сердце.
«А иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (ст. 8). Какими же качествами должна обладать добрая земля? Из предыдущего повествования мы можем сделать вывод о том, что она не должна находиться при дороге, не должна быть усеяна камнями, ибо каменистая почва не годится для земледелия, и на ней не должно расти терние, потому что его почти невозможно истребить. Если корни терния остаются в земле, то оно вновь и вновь всходит и заглушает другие растения. На языке аскетическом это означает, что на доброй почве сердца не должно быть привычки к страстям. Нужно как бы перепахать и взрыхлить дорогу, чтобы не давать доступа диаволу в наше сердце, то есть изгнать из сердца окаменение, равнодушие, очистить почву от камней и вырвать терние. Причем истребить не только побеги терния, но и сами корни, чтобы не иметь даже стремления к земным удобствам и довольствоваться только самым необходимым для жизни. Ведь апостол Павел говорит: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1 Тим.6:8). Действительно, что нужно человеку? Пища, кров и одежда, а разнообразие и чрезмерное удобство — это от лукавого.
Человек, приняв семя слова Божия, очистив свое сердце и сделав его доброй почвой, приносит сторичный плод, то есть слово, многократно умножаясь в нем, делает его высоконравственным человеком. Конечно, можно сказать (и это будет правильно), что число «сто» является здесь только образом. Но относительно самих себя мы можем сделать следующий вывод: мы, принося плод в два раза больший (а едва ли кто из нас приносит и такой плод), считаем, что этого уже много. Так что же значит «сторичный» плод, почему мы его не приносим? Видимо, потому, что в нас в той или иной степени присутствует все, о чем говорил Спаситель: страсти, безразличие и суета. Чем меньше в нас этого, тем более обильным становится наш плод, он может стать даже сторичным.
Вероятно, поэтому святые отцы, изобретя такое приспособление для молитвы Иисусовой, как четки, или вервица, сделали в ней сто узлов. Четки являются изображением сторичного воздаяния. Человек, принимая в себя слово Божие (а что может более соответствовать ему, как не слова молитвы Иисусовой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», ибо в них вкратце заключена вся христианская проповедь), может принести сторичный плод. Слово, услышанное им как будто бы краем уха, может сделать его высоконравственным человеком.
Некоторые из нас оправдывают себя так: «Мы не были воспитаны в христианской вере, мы ничего не слышали и не знали о ней. Да и сейчас много препятствий для слышания слова Божия». Но все это лишь оправдания. Из притчи Спасителя мы видим, что если даже всего одно слово, одно семя упадет на почву нашего сердца и оно окажется готовым принять его, то мы принесем плод сторицею. И наоборот, если даже много семян упадет на почву вытоптанную, каменистую или поросшую тернием, то она не принесет никакого плода.
Итак, семя вовсе не прорастает, когда падает на почву, не дающую возможности пустить корень: вытоптанную, находящуюся при дороге или каменистую. Иногда оно и пускает корни, но так как, желая принять слово Божие, человек вместе с тем занят суетой, то суета делает все его труды бесплодными и пустыми, хотя он и верит, и живет по вере. Колосья вырастают, а зерен в них нет, потому что терние высасывает из них все соки.
Господь наш Иисус Христос сказал: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» (Мк.12:30). Сердце у человека одно. Если мы предаем его суете, то она увлекает его целиком и забирает все наши жизненные силы и энергию, пусть даже умом мы и понимаем, что главное в нашей жизни — это Бог, а остальное — пустые и ничего не значащие вещи. Оказывается, что на деле мы служим пустякам: то нам нужно пойти купить какую-нибудь зубную щетку, вместо того чтобы помолиться, то вдруг мы вспомним, что нужно побежать к подруге и о чем-то с ней поговорить. И так одно, другое, третье — и день прошел. Мы думаем, что завтра все будет хорошо, но вот опять одно, другое — и еще день прошел, а ведь наша жизнь состоит из дней!
Мы заглушаем семя слова Божия тернием суеты, пустых занятии, пустых разговоров, пустых дел. Прежде чем что-то сделать, подумаем: «Необходимо ли это?» Есть одна широко известная русская поговорка: «Работа не волк — в лес не убежит». Многие видят в ней оправдание лени, а мне кажется, что наши предки употребляли ее потому, что духовное предпочитали земному и понимали, что от земной суеты и забот никогда не избавиться. Русские люди вообще мало заботились о своем земном благополучии. Древние русские города и селения обычно выглядели очень просто: дома были деревянные, простые. Даже боярские палаты до XVII века мало чем отличались от крестьянских изб, они были несколько украшены, но во всем была та же простота. И только храмы представляли собой совершенно исключительное явление — они резко контрастировали с тем, что в быту окружало русских людей. Можно, конечно, сослаться на так называемые объективные обстоятельства, чтобы объяснить бедность русского народа. Но я предполагаю, что они просто не слишком заботились о земном, а думали о спасении своей души и о вечности. Это, наверное, тоже объективное обстоятельство. Имея огромные семьи, в которых было иногда более десяти детей, эти люди не роптали, а трудились как могли, ели что Бог послал и соблюдали все посты. Обычная пища русского крестьянина, работающего в поле, состояла из кваса с редькой — похлебал и опять за работу. Известна и такая поговорка: «Щи да каша — пища наша». Даже в XIX столетии, когда люди в России стали жить побогаче, крестьяне могли себе позволить есть мясо только на Рождество и на Пасху, хотя и разводили скот. В основном же у них была постная и скудная пища. Люди имели огромные семьи и спасались, потому что жили, благодаря Бога. А сейчас никто не хочет иметь детей — и ради чего? Ради того, чтобы было время ходить в кино, болтать часами и получше одеваться? Но неужели мы заберем все это в могилу?!
Желание благополучно жить дошло у нас уже до ненависти к своим собственным детям. Раньше многочадие считалось благословением Божиим, а сейчас — чуть ли не проклятием и бедой. Если кто-то хочет иметь много детей, то над ним все смеются. Все это от нашей суетности и желания устроиться на земле так, будто мы будем жить на ней вечно. Святитель Игнатий (Брянчанинов) предсказывал, что во времена, близкие к антихристу, и при антихристе люди будут стремиться устроиться на земле так, будто она — их вечное обиталище, которое они никогда не покинут. И апостол Павел предсказывает, что «в последние дни люди будут имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (см. 2 Тим.3:1-5), то есть отрекутся от Божественной благодати и христианской нравственности.
Я так подробно говорю именно об этом неправильном духовном состоянии, потому что мы как раз и являемся теми людьми, которые приняли слово Божие, то есть семя, посеянное Господом, и оно возросло в наших душах, но заглушается тернием суеты. Будучи по убеждению православными христианами, мы живем как безбожники и не замечаем того, что во всем подражаем им. То, что они считают правильным, ценным и вожделенным, и мы считаем таким. Потому наша вера не приносит вовсе никакого плода, не то что сторичного, — дай Бог, чтобы она при таком нашем нерадении вообще сохранилась.
Не будем оправдывать себя, будто бы это Бог создал нас такими, с каменным сердцем или сердцем, которое заросло тернием или вытоптано страстями. Поймем, что все зависит от нас, и, с усилием призывая Господа Иисуса Христа, Сына Божия, понудим себя начать христианскую жизнь, скромную и покаянную. Будем подражать в этом, я уже не говорю — святым, но хотя бы нашим предкам, которые всего несколько столетий назад жили в простоте и правой вере. Они жили с надеждой на вечную жизнь, имея взор, устремленный в вечность и касающийся земли лишь по необходимости, в силу того, что люди облечены плотью.
Забота о земном более всего служит для нашего смирения, и потому будем отдавать ей то малое, что должно, а главное стремление души обратим к вечности. Все мы перейдем порог между жизнью и смертью, и нам прежде всего нужно каждый день думать именно о вечной жизни и о том, что ждет нас за гробом. Позаботимся же о том, чтобы слово Божие в нас принесло плод для вечной жизни и стало горчичным зерном, о котором говорит Спаситель в другой притче (см. Мф.13:31-32)! Тем малым зернышком, которое, став огромным деревом, сможет укрыть нас от зноя страстей и будет для нас как бы райским деревом жизни в Божественном Эдеме. Аминь.

27 октября 1996 года

Молитва Иисусова — семя Божие в нашем сердце

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Притча, которая читалась сегодня за богослужением, может относиться не только к слову Божию, то есть к проповеди в широком смысле, но и к молитве Иисусовой, о чем сейчас я хочу сказать несколько подробнее.
Под семенем, которое всевается в человеческое сердце, можно понимать молитву Иисусову. Многие из нас, может быть, слышали о ней из проповедей или читали в книгах разных святых отцов. Очень многие отцы более или менее подробно говорят об Иисусовой молитве, называя ее разными аскетическими терминами. Иные — умным деланием, иные — просто непрестанной молитвой, иные — памятью Божией или поучением Божиим. Мы слышим проповедь о молитве Иисусовой, пытаемся молиться ею, но если при этом наше сердце, по слову притчи, совершенно вытоптано страстями, то, конечно же, диавол приходит в него как бы по проторенной, уже привычной для него дороге. Греховные помыслы, которые изображены в притче под видом птиц, похищают у нас Иисусову молитву, и мы, начав молиться, вдруг совершенно забываем о ней — она исчезает из нашего сердца, как будто бы ее вовсе не существует. Подчас, много раз на дню вспомнив о молитве, мы пытаемся творить ее, но вновь и вновь теряем и полностью забываем о ней, даже в тех обстоятельствах, когда, казалось бы, мы должны были бы молиться особенно усердно. Это происходит потому, что когда мы молимся Иисусовой молитвой, то не препятствуем диаволу непосредственно входить в наше сердце — под видом сильно действующей страсти или мелких греховных помыслов. И молимся, и одновременно даем диаволу, страстям, греховным помыслам доступ в наше сердце.
Для того чтобы молитва удержалась в нашем сердце, чтобы она имела возможность пустить в нем корни, не нужно позволять греховным помыслам «вытаптывать» или «выклевывать» ее. Нам необходимо не просто молиться, не просто посеять семя Иисусовой молитвы в своем сердце, но еще и противиться греховным помыслам — и страстям, сильно действующим в нас, и мелким греховным помыслам, потому что и они способны привести нас к забвению молитвы.
Бывает также, что мы молимся и совершенно не беспокоимся о том, что наше сердце остается бесчувственным, пребывает безразличным и холодным, не испытывая никакого сочувствия к молитве. Мы повторяем Иисусову молитву без всякого чувства и думаем, что так и нужно, что, вероятно, это наше естественное состояние, — да и откуда, мол, может у нас взяться что-то большее? Мы не ревнуем о том, чтобы молиться с чувством, прежде всего — покаяния. Это главное и первое чувство, которое должно сопровождать молитву начинающего, хотя есть и другие: смирение, любовь к Богу, кротость и все прочие добродетели, изображенные в Евангелии. Не стоит думать, будто духовная жизнь и бесстрастие — синонимы бесчувственности. Бесчувственность — это самый страшный порок, а бесстрастие — вожделенная добродетель. Бесстрастие нужно понимать не в том смысле, что у человека пропадают все чувства, но именно греховные чувства. Им мы должны противиться, а естественным, тем паче духовным, — наоборот, должны дать возможность процветать в нашей душе, должны заботиться об их развитии.
Посмотрим на Спасителя: Он гневался. Но как и на кого? На тех людей, которые погибали в неверии, причем гневался, «скорбя об ожесточении сердец их» (Мк.3:5), то есть именно по причине того, что любил их. Иногда мы сердимся на своих близких за то, что они, например, не хотят поесть или отдохнуть, хотя очень устали, — не берегут своего здоровья. Мы сердимся, потому что сочувствуем им. Подобное чувство гнева, основанное на любви, было и у Спасителя. Также в Евангелии говорится, что Спаситель скорбел и плакал о смерти Лазаря, которого Писание называет Его другом (см. Ин.11:33-35), — значит, у Спасителя были человеческие чувства, Он испытывал привязанность к конкретным людям. Например, Он особенно приблизил к Себе апостола Иоанна Богослова, который был Его любимым учеником и возлежал на Его персях на Тайной вечере (см. Ин.13:23). Значит, и в этих чувствах не было ничего плохого и греховного. Далее, в Гефсиманском саду, Спаситель плакал и молился Отцу Своему до кровавого пота, прося избавить Его от чаши страданий (см. Лк.22:41-44). Следовательно, когда человек смирится перед Господом и будет готов в конечном счете, если нужно, вытерпеть все, то он не согрешит, если будет умолять Бога избавить его от скорбей. Можно было бы и более подробно разбирать каждый поступок и слово Спасителя, чтобы увидеть, что Он был в действительности живым человеком, в Котором было все человеческое, кроме греха. А из этого понять, что и нам следует стремиться не к бесчувственности, а к отсутствию греховных чувств. В молитве же чувства даже должны быть, и нам нужно стремиться развивать их в себе. Однако не разгорячая при этом своего воображения, чтобы не прийти в состояние некой экзальтации. Как я говорил, прежде всего нам необходимо искать покаяния — вместе с ним в нас откроются и другие духовные, чистые чувства. Итак, для того чтобы молитва укоренилась в нашем сердце, мы должны победить еще и свое сердечное окаменение, безразличие и равнодушие и возбудить в своем сердце духовные чувства, прежде всего — чувство сердечного сокрушения.
Первое, что нам необходимо, — это противиться греховным помыслам и страстям, второе — возбудить в себе чувство покаяния, а третье — не предаваться суетным помыслам. Ведь часто когда мы молимся, совершая свое правило или во время богослужения, то не перестаем думать и вспоминать о разных мелочах, которые будто бы очень для нас важны. Иногда нам на память приходят какие-то действительно необходимые дела — только вспоминаем мы о них не вовремя. Но иной раз мы думаем о предметах совершенно посторонних и ненужных, без которых мы прекрасно можем обойтись: о каких-нибудь бесплодных поступках, о людях, общение с которыми не приносит пользы ни нам, ни им, и так далее. Вот поэтому, когда мы молимся, мы должны также заботиться и о том, чтобы не увлекаться суетными помыслами, иначе эти помыслы постепенно окрадут нашу молитву, и мы будем просто формально повторять ее без всякого внимания и сердечного сокрушения, не имея никакого духовного плода. В такой молитве мы не приобретаем благодати, поэтому происходит то, что мы как будто и заставляем себя молиться и осознаем необходимость молитвы, в особенности молитвы Иисусовой, однако же или вовсе о ней забываем, или молимся чисто формально, не ощущая действия благодати и не испытывая никаких чувств.
Для того чтобы преуспеть в молитве, нужно проявить усердие. Когда же мы преуспеем в молитве, то получим от Бога благодать — ту силу, то Божественное содействие, которое будет помогать нам преуспевать и в прочих добродетелях. Преподобный Иоанн Лествичник называет молитву матерью всех добродетелей, ибо тот, кто приобрел молитву, получает помощь Божию — своими же силами человек, как известно, не может исполнить возвышенные евангельские заповеди. Они кажутся нам даже совершенно неисполнимыми, идеальными настолько, что реальный человек в реальной жизни не может, по нашему мнению, этого совершить. Однако мы думаем так по той причине, что рассчитываем только на свои собственные силы, — и действительно, человек сам по себе не может исполнить заповеди, ему необходимо Божие содействие, которое как раз и преподается ему через молитву, в особенности через непрестанную молитву Иисусову. Мы должны всегда просить помощи у Бога и тогда только сможем совершать добродетели.
Итак, притчу о сеятеле нужно понимать не только в смысле вообще проповеди христианского учения и евангельских заповедей, но и в узком смысле — в смысле Иисусовой молитвы, которую мы должны хранить так, как учит нас Евангелие. И молиться мы должны так, как учит Евангелие, и жить так, как учит Евангелие, а не по своей логике, не по своему уму. Как в физическом, так и в духовном мире существуют свои непреложные законы. И как тот, кто попытается нарушить законы физического мира, только причинит себе этим лишнюю скорбь, а то и погибнет, так и тот, кто попытается в духовной жизни руководствоваться не евангельским законом, а своим собственным и изобретенным, обязательно падет. Поэтому будем жить, мыслить и чувствовать по Евангелию, ибо другого пути у христианина нет. Можно сказать просто: иного пути вообще нет. Ибо что такое христианин? Это человек, живущий правильно, по естеству, каким его создал Бог. Именно поэтому можно сказать, что другого пути, кроме пути Евангелия, в духовной жизни нет. Аминь.

27 октября 1996 года

Почему слово Божие не доходит до нашего сердца

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Вышел сеятель сеять семя свое» (ст. 5). Под сеятелем нужно понимать Самого Господа нашего Иисуса Христа. По толкованию святых отцов, только о Нем можно сказать, что Он сеет «семя Свое», тогда как все остальные, сеющие слово Божие, сеют не свое семя, а принадлежащее Богу. Если какой-либо проповедник преподает не слово Божие, а какое-то свое собственное учение, то он на самом деле распространяет лжеучение, ибо ценность истинного учителя в том и состоит, что он учит не своему, а Бо-жию. Только Господь Иисус Христос, Истинный Бог, сеет «семя Свое», то есть проповедует слово Божие, Ему принадлежащее и от Него Самого исходящее.
«И когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его» (ст. 5). Некоторые толкователи считают, что дорога — это путь Божий, а слова «при дороге» означают, что семя оказывается вдали от этого Божественного пути. Но мне кажется, что это не совсем точное толкование. Наверное, правильнее будет понимать под дорогой страсть, действующую в сердце человека, как протоптанный путь к какому-либо искушению. У каждого из нас есть какие-то господствующие страсти: один человек гневливый, другой — сребролюбивый, третий — подвержен блудной страсти. Любая из страстей является протоптанной через сердце человека «дорогой». Когда семя слова Божия падает в сердце человека возле этого проторенного страстью греховного пути, тогда «птицы небесные», то есть демоны, или, иначе говоря, греховные помыслы, как хищники, уничтожают его, похищая из сердца. Как грунтовая дорога обычно бывает утоптана прохожими не только в середине, но и по краям, и земля там также непригодна для произрастания семени, так и в сердце: семя, упавшее не только на самой «дороге», но и «при дороге», уже не может взойти и становится пищей для птиц. Упавшее же на вспаханную землю скрывается в ней и для птиц недоступно.
«А иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги» (ст. 6). Спаситель, предлагая эту притчу, рассчитывает на здравый смысл слушателей, которые, конечно, прекрасно понимают, что для того чтобы растению вырасти и укрепиться, ему необходима влага, а камень не пропускает ее сквозь себя. В человеке же с окаменевшим сердцем, может быть, какие-то ростки добродетелей и есть, но поскольку влага не питает их постоянно, то от солнца и непогоды они быстро усыхают. Для сердца влагой является внимание и усердие: внимание — если говорить о молитве, усердие — если говорить о добродетели вообще: Семя, слово Божие, не может вырасти в сердце человека, если он не проявляет усердия. Некоторые святые отцы называют сердечное окаменение самой страшной страстью, потому что человек, одержимый ею, почти не способен к покаянию. Когда нас одолевает сердечное окаменение, то нам все становится безразлично и всякое усердие к добрым делам пропадает. Тогда, даже если мы прекрасно знаем Евангелие, учение Церкви о нравственной и духовной жизни, даже если в свое время интересовались писаниями святых отцов, мы остаемся совершенно безуспешными, и именно потому, что в нас нет этой влаги — усердия.
«А иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его» (ст. 7). Мы понимаем, что если семя упадет даже на добрую, но не очищенную от сорных трав почву, то эта почва не принесет никакой пользы, потому что сорные травы — терние — заглушат семя. Оно может прорасти и даже вырасти, но будет совершенно бесплодным. Как пшеницу или любые другие злаки сеют не для того, чтобы только любоваться их красотой, а для того, чтобы они принесли плод, так и в делании добродетелей нужно всегда взирать на конечный результат, а не на само дело. Когда человек совершает какие-то телесные подвиги, допустим постится, кладет поклоны, исполняет большое правило, то он делает все это не ради самих подвигов, а ради стяжания благодати и приобретения добродетелей. Если семя выросло, а плода нет, то есть если человек ничего не приобрел от своих дел, то можно сделать вывод о том, что семя — слово Божие — оказалось для него бесплодным, потому что, как говорится в притче, «выросло терние и заглушило его». Ведь кроме слова Божия в нашем сердце, можно сказать, посеяны и другие семена. Посеяны не Богом, а миром и диаволом: это всевозможные заботы о земном, об удовлетворении своих страстей, о поиске наслаждений — все это терние. Почти все люди считают, что добро — это наслаждение, это нечто приятное, а зло — это какие-то скорби и неприятности. Иногда мы, даже осознавая, что на самом деле это зло, как бы против воли принимаем наслаждения за добро и в поисках наслаждений заглушаем в себе семя слова Божия. Вот что означает терние.
«А иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (ст. 8). В Евангелии кратко сказано о доброй земле и не разъяснено, какая это земля. Однако можно сделать вывод, что если плохая земля — это земля при дороге, каменистая или поросшая тернием, то земля добрая — это очищенное сердце, в котором, во-первых, нет проторенной дороги, то есть привычной страсти, подчиняясь которой человек допускает в сердце диавола, как только тот захочет войти. Во-вторых, это сердце не окаменело, оно имеет в себе живительную влагу, необходимую для произрастания семени Божия, то есть усердие. И, в-третьих, это сердце не увлечено чрезмерной заботой о земном и погоней за наслаждениями.
«Кто имеет уши слышать, да слышит!» — Господь часто повторял эти слова, потому что хотя Он и говорил для всех, но не все имели духовный слух, дающий человеку способность воспринимать слово Божие. Так и сейчас не все имеют этот слух, причем у разных людей он развит не в одинаковой степени. На протяжении своей жизни человек бывает то более, то менее восприимчив к слову Божию. Например, преподобный Антоний Великий, будучи юношей, однажды зашел в храм и услышал евангельские слова о том, что нужно оставить все и следовать за Господом. Он и раньше много раз уже слышал и читал эти евангельские слова, но в тот момент они так поразили его, так подействовали на его сердце, что он все оставил и ушел подвизаться в пустыню. В то мгновение в храме, наверное, было очень много людей, которые тоже слышали эти слова, но остались к ним безразличны. Иногда у человека обостряется духовный, внутренний слух.
«Ученики же Его спросили у Него: что бы значила притча сия?» (ст. 9). Мы уже привыкли к евангельским повествованиям, может быть, читали толкования на них у святых отцов, слышали проповеди. Поэтому когда мы слышим притчу о сеятеле, то сразу понимаем, что речь в ней идет не о сеятеле в буквальном смысле слова, а о проповеди слова Божия, но во времена Спасителя это не было столь очевидным. Мы, зная толкования многих святых отцов, чувствуем себя людьми посвященными, но на самом деле слово Божие часто не доходит до нашего сердца, потому что мы не слышим его внутренним слухом. Ученики же Спасителя были всегда готовы воспринять слово Божие и хотя нередко по простоте своей не понимали его, но жаждали уразуметь и расспрашивали Господа о том, что значит то или иное Его поучение.
Если мы сравним себя с ними, то увидим, что нам совершенно безразличен смысл евангельского учения, мы часто не понимаем Евангелие и не хотим понимать, некоторым даже кажется, что они уже достаточно его поняли. Прочитав Новый Завет один раз, эти люди говорят: «Зачем читать второй раз, что я узнаю нового?» И обличают тем самым свое нежелание постичь евангельское учение. А наивные и непонятливые, как нам может показаться, ученики Спасителя — апостолы — спрашивают: «Что бы значила притча сия?» И Спаситель отвечает им: «Вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют» (ст. 10). Учение о спасении, о стяжании Царствия Божия людям внешним кажется всего лишь притчей даже тогда, когда все объяснено, потому что они не могут понять тайн Царствия Божия. Например, такие слова Спасителя, как: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин.14:21) или «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин.14:23), людям внешним, от которых сокрыты тайны Царствия Божиего, которые не знают духовной жизни опытно, кажутся притчей. Людям же, которые имеют усердие в деле своего спасения, живут истинно духовной жизнью и преуспевают в ней, понятно, что Спаситель действительно является в сердце человека, является со всей очевидностью и живет в нем, так что в Его присутствии нет никакого сомнения. По мере умножения благодати человек углубляется во внутреннее общение с Господом и опытно познает, что Господь Иисус Христос и Бог Отец — это одно, как и сказал Спаситель: «Аз и Отец — едино есма» (Ин.10:30). Однако для людей внешних, не стяжавших такой благодати, эти слова остаются только притчей.
Приведу другой пример. Спаситель сказал: «Истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет» (Мф.17:20). Мы пытаемся как-то аллегорически истолковывать эти слова, относя их к тем или иным добродетелям или страстям. Говорим, например, что надо с верой молиться и тогда избавишься от каких-то тяжких страстей или приобретешь великие добродетели. Для нас это притча, однако для людей преуспевших, стяжавших великую благодать и обретших веру «с горчичное зерно», это становится действительностью, жизнью. Святой Марк Фраческий в беседе с одним человеком произнес слова: «Если имеешь настоящую веру, то скажешь горе сей: «Сойди с места» — и она сойдет», и гора начала двигаться. Он стал просить ее: «Подожди, это я сказал для примера».
Авва Виссарион однажды шел со своим учеником к другим старцам по какой-то нужде. Когда они еще находились в пути, солнце стало заходить, ночь могла застать их в пустыне, а это было очень опасно, потому что там нередко встречаются хищные звери, а дневная жара сменяется ночным морозом. Тогда Авва Виссарион помолился — солнце остановилось, и они благополучно завершили свой путь. Другой подвижник шел со своим учеником по берегу моря. У них не было запаса воды, а ученик захотел пить. Старец помолился, благословил море и сказал ученику: «Почерпни воду и пей». Ученик почерпнул — вода оказалась пресной и вполне пригодной для питья, так что он смог напиться. Однако когда спустя некоторое время он решил попить воды из моря уже без благословения старца, то вода была горькой, соленой, совершенно не пригодной для питья. Вот что означают слова Спасителя: «Вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют».
«Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие» (ст. 11). Слово Божие распространяется по-разному, например через книги или через проповедь. Можно сказать, что оно проповедуется и через природу, потому что красота и совершенство окружающего нас мира говорят о славе Божией: «Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь» (Пс.18:2). Под словом Божиим можно понимать и учение о спасении, и молитву, в особенности молитву Иисусову, ибо в кратких словах этой молитвы как бы в концентрированном виде содержится все учение о спасении. Первая часть Иисусовой молитвы говорит о пришествии в мир Сына Божия, а также о Пресвятой Троице, потому что когда мы называем Иисуса Господом и Сыном Божиим, то подразумеваем, что у Сына должен быть и Отец, а называя Его Христом, упоминаем и Духа Святого, потому что Иисус Христос помазан Духом Святым, а в переводе с греческого Христос значит «помазанный». Само слово «Господи» указывает на единосущие Лиц Пресвятой Троицы, потому что как Отец есть Господь, так и Сын — Господь, и Дух Святой — Господь. Во второй части молитвы содержится учение о покаянии и милости Божией. Когда мы произносим слова: «Помилуй мя грешнаго», то, с одной стороны, каемся, называя себя грешниками, и просим у Бога милости, а с другой — исповедуем то, что помилование даровано нам именно благодаря пришествию в мир Господа Иисуса Христа. Если бы мы не надеялись на милость Божию, то и не молились бы. Вот каким образом в Иисусовой молитве содержится все учение о спасении.
Человек, который принимает слово Божие, то есть Иисусову молитву, и пытается укоренить его в своем сердце, сталкивается с определенными трудностями. Об этом и говорится в притче: «А упавшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись» (ст. 12). Страсти действуют в нас весьма сильно, и поэтому рассеянность и греховные помыслы побеждают нашу молитву. Если во время молитвы мы принимаем греховные помыслы, даем им свободный доступ к нашему сердцу, то они, постепенно овладевая нашим вниманием, совершенно уничтожают молитву — мы увлекаемся ими и совсем о ней забываем. В начале притчи Спаситель говорил о «птицах небесных», которые выклевывают семя, а теперь прямо говорит о диаволе, потому что все разнообразие помыслов исходит от диавола.
«А упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают» (ст. 13). Иные с радостью принимают молитву и пытаются усвоить ее себе, но когда приходит искушение, то молитва их погибает, потому что они не имели внимания, то есть корня молитвы. Вниманием мы углубляемся в свое сердце, внимание подает молитве влагу, то есть жизнь. Когда нет корня молитвы, тогда при появлении искушений — неважно, внешних ли скорбей, отвлекающих нас от молитвы, или искушений духовного характера, — мы чувствуем, что молитва наша слабеет и исчезает. Нам кажется, что она не помогает нам во время духовной борьбы, и мы ее оставляем. Происходит это потому, что мы не заботимся о внимании.
«А упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода» (ст. 14). Внимательной молитве очень мешают всевозможные житейские заботы. Они представляются нам очень нужными и важными, и мы им полностью предаемся, забывая о том, что на самом деле все исходит от Бога («без Бога ни до порога», как говорит русская пословица), забывая, что нужно прежде искать Царствия Небесного, а остальное приложится (см. Мф.6:33). Всевозможные заботы, часто совершенно ненужные и лишние, отвлекают наше внимание от молитвы, и если мы и продолжаем молиться, то совершенно невнимательно, без умиления и покаяния. Такая молитва не приносит никакого плода, не помогает нам ни стяжать благодать в своем сердце, ни приобрести добродетели, ни получить милость Божию. Как только человек становится на молитву, он вспоминает об очень нужных и важных, как ему кажется, делах. Пока он ужинал, придя с работы, пока беседовал со своими родными, он ничего такого не вспоминал, но, встав на молитву, будь то Иисусова молитва или другие молитвословия, он тут же вспоминает разнообразные дела: например, нужно к чему-то подготовиться, нужно позвонить знакомым и предупредить о чем-то, чтобы не забыть и не сорвать важного дела. В лучшем случае человек начинает думать о завтрашнем дне: что нужно будет сделать, куда пойти после работы, как себя вести на работе или с родственниками и прочее, прочее, прочее… Эти пустые, ничего не значащие, как будто бы и не греховные мысли лишают человека всякого духовного плода. Так почему же мы считаем, что они ничего не значат, если они причиняют нам столь большой вред? Напротив, мы должны сделать выпод, что несвоевременные попечения о суетных вещах очень опасны, они делают нашу молитву бесплодной, тогда как мы оправдываемся тем, что не думаем ни о чем греховном, тем, что обязаны заботиться обо всем этом.
«А упавшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении» (ст. 15). Очень важно обратить внимание на последние слова: «Приносят плод в терпении». Терпение совершенно необходимо как вообще при всякой добродетели, так и, в особенности, при занятии Иисусовой молитвой. Нам необходимо терпение, чтобы противостоять тем искушениям, о которых я сейчас говорил: суетности, страстности, безразличию. Мы должны противиться давлению диавола и терпеть, а мы, если что-то у нас не получается, сразу оставляем дело. Не нужно думать, что в одно мгновение мы избавимся от искушения, — только в терпении мы можем принести сторичный, то есть обильный, плод. Возможно, что четки, имеющие обычно сто узлов, символизируют как раз тот сторичный духовный плод, который приносит Иисусова молитва творящему ее в терпении. Аминь.

2 ноября 1997 года

О причинах отвержения истинной веры

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос открывал Свое учение по большей части в притчах -самых простых и доступных для человека, обладающего только житейским опытом и не имеющего даже никакого представления о духовном. Спаситель излагал возвышеннейшие истины в самой доступной форме. В сегодняшней притче Господь объясняет, почему люди не принимают Слова Божия. Многие задают такие вопросы: почему столько неверующих людей, почему столько людей, исповедующих ложные религии, почему многие вероисповедания, называемые христианскими, также считаются в Православии погибельным заблуждением? Так получается, что число спасаемых, даже если бы это были все православные (а ведь нужно не только верить, но и жить соответственно вере), оказывается незначительным. Предсказывая это, Спаситель во время Своей земной проповеди сказал: «Не бойся, малое стадо!» (Лк.12:32). Некоторые неразумные люди начинают упрекать православных в жестокости за их взгляд на спасительность веры: якобы мы осуждаем большую часть людей на погибель. Однако это зависит отнюдь не от нашего взгляда, ибо истина спасает, а ложь, даже при самом искреннем убеждении в ее истинности, спасти никак не может. Не искренность или лицемерие спасают нас или губят, но настоящая вера в истину. Если человек исповедует истину лицемерно, то это уже не вера, как и в том случае, когда человек искренне верит в ложь. И в том, что так много заблуждающихся, вина отнюдь не православных, которые якобы выдумывают это, и не Господа, Которого некоторые дерзают считать несправедливым, но самих людей, которые принимают слово Божие неправильно или совсем его не принимают.
«Вышел сеятель сеять семя свое» (ст. 5). Кто этот сеятель? Конечно же, это Господь наш Иисус Христос, «Единородный Сын, сущий в недре Отчем» (Ин.1:18), Который воплотился, или, иначе, вочеловечился, воспринял на Себя человеческое естество и начал сеять на земле Свое семя, то есть учить истинам, которые были сокровенны «от создания мира» (Мф.13:35). С воплощением Сына Божия явилась полнота истины.
«И когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его» (ст. 5). Слушатели Спасителя в основном были людьми, занимающимися земледелием, поэтому они прекрасно понимали Его слова и принимали их без всякого сопротивления, не подозревая, что за ними кроется и духовный смысл. Действительно, если семя упадет на дорогу или рядом с ней, то оно, конечно же, будет либо потоптано прохожими, либо поклевано птицами, поскольку лежит на поверхности земли. И это всякому понятно, но что же подразумевается под дорогой? Конечно, на самом деле Спаситель говорит об истинах духовных, а не о занятии земледелием. Дорога — это такое состояние человеческой души, когда она уже как бы вытоптана и доступна для того, чтобы всевозможные помыслы, греховные желания, страсти и, можно сказать, диавол и демоны ходили по ней. И когда наши сердце и душа совершенно открыты для вхождения и исхождения всех злых, лукавых, греховных помыслов — а если мы посмотрим на себя трезво, то увидим, что так оно и есть у любого из нас, — тогда семя, то есть Слово Божие, попирается и уничтожается в нас. Птицы — это многочисленные помыслы, суетные или греховные. Что не вытаптывается грубыми страстями, которые господствуют в нас и заставляют совершать тяжкие грехи даже против воли, то уничтожают «птицы небесные» — эти суетные, мелкие греховные помыслы, которым нет числа. Вот что бывает с сердцем человека, которое подобно дороге.
«А иное упало на камень и, взойдя, засохло, потому что не имело влаги» (ст. 6). Каменистая почва — это также образное выражение, но уже иного состояния души человека. Мы часто употребляем такое избитое выражение, как «каменное сердце», имея в виду сердце, мертвое для всех духовных чувств, в котором нет глубины и искренности. Если такое сердце и принимает слово Божие, то остается совершенно холодным и безразличным к нему, потому Спаситель и говорит, что семя засохло, не имея влаги, ведь пробиться через камень к почве, из которой корни растения черпают животворящую влагу, невозможно. Так и слово Божие погибает в безразличном сердце. Вначале оно как будто бы и дает всходы, но поскольку нет искренности, нет живого переживания и чувства, то они как бы иссыхают, то есть слово Божие теряет для человека всякий смысл и актуальность.
«А иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его» (ст. 7). Это третье состояние души. Мы, христиане, как будто бы приняли слово Божие, но его заглушает терние. Тернием здесь названы многочисленные суетные помыслы, все наши стремления, обращенные на житейские нужды, все наши пустые занятия, которым мы придаем чрезвычайное значение, не понимая, что без благословения Божия любые наши намерения и дела окажутся тщетными и бессмысленными. Слово Божие прорастает в душе, но, будучи заглушено сорной травой, то есть суетными попечениями, не дает никакого плода, оставаясь пустоцветом.
«А иное упало на добрую землю и, взойдя, принесло плод сторичный. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (ст. 8). Спаситель не объясняет, какая земля добрая, но можно сделать вывод о том, что она как раз обладает всеми свойствами, противоположными вышеописанным: она не при дороге, мягкая, через нее семени легко пробиться к живительной влаге, и на ней нет терния — суетных желаний. Вот каково сердце, не только формально принимающее Слово Божие и при этом остающееся бесплодным, как это часто бывает, но и дающее плод, и плод сторичный. Для человека, понимающего что-либо в сельскохозяйственном труде, этот образ говорит об очень многом. Сторичный плод — это плод весьма обильный. Кроме того, число «сто» является символом полноты. Выражение «сторичный плод» обозначает плод максимальный — все, что было возможно. Вот каким должно быть сердце человека.
Итак, причина того, что одни люди верующие, а другие — нет, одни — праведные, а другие — грешники, одни — ревностные, а другие — нерадивые, заключается в нас самих. Не нужно думать, что приточное описание нравственного состояния человеческого сердца — это просто констатация факта и от нас самих не зависит, каково наше сердце, будто одним оно дано каменное, другим — поросшее тернием, а третьим — доброе. Нет, это не так. От каждого из нас зависит привести свое сердце в должное состояние, чтобы оно стало способно принять учение Христа и сделать Евангелие действительно своим жизненным руководством, а не только совокупностью отвлеченных взглядов. Спаситель сказал: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» — то есть, кто хочет понять истину и принять ее, для того чтобы спасти свою душу в вечности, тот пусть поймет, каким должно быть его сердце и как человек должен потрудиться, чтобы привести его в должное состояние. Если мы вновь вернемся к тому житейскому примеру, который Спаситель приводит в притче, то сделаем вывод, что, во-первых, для того чтобы сделать дурную почву пригодной для возделывания, нужно обрабатывать ее, уничтожая протоптанные на ней ненужные тропинки. Можно обработать и каменистую почву, как это и делают люди, например, в горах, где очень мало земли и приходится много трудиться, чтобы устроить на склонах гор хотя бы небольшие участки, пригодные для земледелия. Можно, конечно же, и поле очистить от терния. Итак, с точки зрения здравого смысла очевидно, что человеку по силам превратить непригодную почву в добрую, сердце вытоптанное, окаменевшее или поросшее тернием — в сердце искреннее.
«Ученики же Его спросили у Него: что бы значила притча сия? Он сказал: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют» (ст. 9-10). Спаситель не объяснил всем людям слова притчи, а только заинтересовал их, чтобы желающие стали искать разъяснений. Можно предположить, что либо Господь вразумил бы их непосредственно действием благодати Святого Духа, либо они сами были бы вынуждены обратиться за пояснениями к Спасителю и Его ученикам. Это была некоторая уловка для безразличных людей — при помощи притчи заставить их размышлять над ее предметом. Ученики же проявили интерес сразу, и поэтому Господь Иисус Христос объяснил им то, что прочим говорил в притчах. Прочим — то есть всем безразличным к возвышенным Божественным истинам, всем, которые сами себя сделали неспособными к их восприятию, «так что они видя не видят и слыша не разумеют»; хотя все очевидно, они не хотят принимать учение Спасителя. Мы же, хотя и люди грешные, оказались в числе учеников Христовых и поэтому, принимая Евангелие в целом, принимаем и объяснение притчи.
«Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие» (ст. 11). Слово Божие может действовать на земле под самыми разными видами: это и непосредственная проповедь Спасителя, которую слышали Его современники, это и записанная проповедь, то есть Евангелие, это и рассуждения на тему евангельского благовестия, каковыми являются апостольские послания и святоотеческие творения, это и пророчества, выраженные в таинственной форме, например Откровение Иоанна Богослова. Но слово Божие — это еще и мысли, посещающие нас, когда мы рассматриваем окружающее нас творение и размышляем о загадочности и таинственности бытия, в которое мы, можно сказать, погружены, как в некий великий и непостижимый для нас поток. Это и здравые рассуждения, посещающие наш ум. Человек, не знакомый со Священным Писанием, не может оправдываться тем, что не слышал слова Божия, ибо оно звучит в самой его душе и отвечает на вопросы его пытливого разума. Мы знаем, что некоторые угодники Божий приходили к вере, именно размышляя над тайнами творения, например святая великомученица Варвара.
Слово Божие действует и в совести человека — в том нравственном чувстве, которое является врожденным у любого живущего на земле разумного существа. По выражению некоторых святых отцов, совесть есть голос Божий в человеке. Причем не нужно думать, что у магометанина совесть одна, у буддиста другая, а у безбожника или атеиста совсем иная, — совесть у всех одинаковая, а вот убеждения, если они ложные, попирают ее отчасти или полностью, если же истинные, развивают. Истинное убеждение, каковым является Православная вера, развивает этот врожденный голос нравственности в душе человека, и он звучит в ней ясно и внятно, обличая, советуя или вразумляя. Поэтому нельзя говорить, что люди, не знакомые со Священным Писанием, никогда не слышали слова Божия, как нельзя этого сказать и про жителей тех стран, в которых христианство не было проповедано или было проповедано в искаженном виде. Слово Божие звучало и в их сердцах, и если бы они прислушивались к голосу своей совести и разума, то он, становясь все более и более ясным, в конце концов привел бы их в лоно Православной Церкви. Такое не раз случалось со многими людьми, живущими в странах, совершенно чуждых христианства, ведь и из нас многие были воспитаны в атеизме. Что-то все-таки привело нас в Церковь, хотя нам и внушали, что Евангелие — это нечто смешное и глупое, а христианство — вера невежд, старух и стариков. Значит, и в нас звучал голос Божий, несмотря на наше неправильное воспитание и нелепые убеждения, которые нам навязывали с детства. Итак, тем людям, которые не внимают внутреннему голосу своей совести, зовущему их ко спасению, можно оказать лишь некоторое снисхождение, но полного оправдания им нет. И мы не имеем никакого права упрекать Церковь или Самого Господа в несправедливости за то, что многие люди, чуждые евангельской проповеди, погибают в неведении.
«Вот что значит притча сия: семя есть слово Божие; а упавшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись» (ст. 11-12). В данном случае слово буквально уносится из сердца человека — он его слышит, но не может воспринять, оно кажется ему некой глупостью из-за того, что в нем могущественно действуют страсти. Страсти делают человека безумным и слепым, как бы опьяненным, так что он не может трезво судить ни о том, что происходит в его душе, ни вообще о чем-либо ином. Любую полученную информацию он трактует неправильно: пустое кажется ему значимым и важным, а важное и единственно на самом деле значимое — проповедь христианства — ничтожным. Когда речь заходит о вере, такой человек говорит: «Я не вижу никаких весомых доводов, докажите мне», но никто никогда и ничего не сможет ему доказать, ибо причина не в том, что он не понимает, а в том, что страсти ослепляют его и не дают понять совершенную, ясную и простую достоверность Евангелия. Если же человек не уверует, то, даже будучи нравственным, спастись он, естественно, не сможет, ибо наших добрых дел, как бы много их ни было, недостаточно для того, чтобы ввести нас в Царствие Божие. Только всемогущество и благость Божий могут дополнить наше собственное ничтожество, поэтому если нам кажется, что мы творим много добра, то это от наивности, а правильнее сказать, от гордости. На самом деле все наши добрые дела ничтожно малы, и если Бог, видя наше доброе произволение, не поможет нам, то наше слабое, малое доброделание нас не спасет, ибо без веры спастись невозможно даже человеку в каком-то отношении нравственному.
«А упавшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают» (ст. 13). Есть люди, которые легко принимают все что угодно, но не по причине своей душевной простоты, а из-за своего безразличия. Безразличный, «спокойный» и равнодушный человек соглашается со всем, все принимает и так же легко от всего отказывается — и от правильного, и от ложного, тогда как человек, имеющий свои убеждения и принципы, не отступает от них с легкостью и твердо держится того, что принимает. Это простое жизненное наблюдение, которое, наверное, многим знакомо, но то же самое происходит и в отношении слова Божия: безразличные люди принимают его с радостью. Действительно, почему бы им не принять Евангелие, ведь оно привлекательно, оно прекрасно? Человеку кажется, будто его сердце откликнулось радостью, но это чувство — до первого испытания. Когда начнутся искушения и от человека потребуется, по выражению Евангелия, влага, то есть сила искренности, действующая из глубины человеческого существа и подкрепляющая его убеждения, тогда он не выдержит и откажется от евангельских слов, и семя слова Божия засохнет в его сердце. Что же может подразумеваться под этими искушениями? Это и страсти, внезапно начавшие действовать, и какие-либо внешние скорби, и отсутствие глубины восприятия — такого человека мы называем поверхностным. Человек может быть легкомысленным и несерьезным в любом отношении — в отношении политических новостей или событий, в отношении своей работы, лишь бы он не был поверхностным в отношении слова Божия, лишь бы дал ему углубиться, дойти до сокровенной сущности человека — до сердца. Тогда услышанное будет питаться убежденностью и искренностью человека — самым главным, что действительно делает те или иные слова нашим жизненным принципом, а не только некоторыми сведениями, хранящимися в памяти.
«А упавшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода» (ст. 14). Это третье предупреждение в самой большей степени касается именно нас — мы как раз принимаем слово Божие, оно растет в нас и не погибает. Однако, предаваясь заботам о богатстве, поскольку оно обеспечивает наше, как нам кажется, беспечальное существование, чрезмерно увлекаясь житейскими наслаждениями, может быть и сравнительно невинными, разрешенными, придавая им слишком большое значение, мы также губим в себе слово Божие и становимся пустоцветом. Вера как будто бы сохраняется в нас, но никаких нравственных, духовных плодов мы не приносим. Спаситель приводит четыре примера: в трех случаях семя погибает или остается бесплодным, и только в одном случае оно дает плод. Значит, плодоносящих меньшинство, образно говоря, их в три раза меньше.
«А упавшее на добрую землю, это те, которые, услышав слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении» (ст. 15). Очень важно хранить слово в сердце добром и чистом, то есть подобном доброй почве, чистой от терния, и приносить плод в терпении. Иные люди действительно с радостью принимают слово Божие, но когда приходит время потрудиться, когда необходимы усердие, терпение и понуждение себя, тогда они остывают и становятся тегогохладными, безразличными. И поэтому Господь наш Иисус Христос говорит, что только тот, кто будет в терпении трудиться над словом Божиим, принесет сторичный плод. «Сказав это, Он возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (ст. 15). Не только тот, кто находится пока вне Церкви, должен напрягать свой слух, чтобы правильно понять слово Божие, но и мы, ученики Христовы, также должны приложить усилие, чтобы действительно услышать слово Божие, услышать его внутренним слухом, сердцем, чтобы наше сердце почувствовало что-то, поколебалось, ожило, перестало быть каменным и безразличным. Если мы так услышим слово Божие, если оно прикоснется к нашему сердцу и по-настоящему затронет нас, тогда только мы воистину сможем принести Господу Богу плод как в этой жизни, так и в будущей. Аминь.

1 ноября 1998 года

Неделя 22-я по Пятидесятнице

(Лк., 83 зач., XVI, 19-31)

Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь; и сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят. Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения. Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, покаются. Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят.

О вечной жизни

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно» (ст. 19). Порфира — это дорогая ткань, и в древности носить ризу из одной только порфиры было преимуществом римского императора, поэтому если человек мог также позволить себе носить одежду из порфиры и виссона, то это означало, что он жил в необыкновенной роскоши. Господь показывает, что богатство этого человека было неограниченным, он был богат подобно царю. Он «каждый день пиршествовал блистательно», что даже и из богатых людей не всякий может себе позволить, потому многие очень обеспеченные люди разорялись именно из-за того, что не знали воздержания в своих роскошных пиршествах. В притче же ничего не говорится о том, что этот состоятельный человек ограничивал себя в чем-то, то есть он был богат безгранично. Конечно же, это лицо вымышленное — это образ человека, который может позволить себе все.
«Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его» (ст. 20-21). Вот другой приточный персонаж — человек, который был нищ до такой степени, что мечтал насытиться крошками, падающими со стола того богача, у ворот которого он лежал. Он был болен — весь в струпьях, он был совершенно беззащитным и беспомощным, так что псы приходили и облизывали его раны. Чтобы лучше представить себе эти евангельские образы, обратимся к нашей повседневной жизни: едва ли мы встретим такого богача, который может себе позволить каждый день блистательно пиршествовать, и такого нищего, который настолько беспомощен, что псы облизывают его раны. Эти евангельские персонажи изображают две крайности — чрезвычайное богатство и чрезвычайную нищету.
«Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его» (ст. 22). Наверное, вы обратили внимание на то, что жизнь нищего описывается более подробно, чем жизнь богача: о последнем лишь сказано, что он «пиршествовал блистательно», а нищенское состояние Лазаря изображено более детально. Когда же речь заходит об их кончине, то, наоборот, о нищем говорится кратко, что он «отнесен был Ангелами на лоно Авраамово», а о богаче более пространно: «Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его» (ст. 22-23). Подробно не объясняется, почему именно нищий был помилован Богом и сразу отнесен Ангелами на лоно Авраамово, которое для древних евреев (а эта притча была обращена, прежде всего, к ним) являлось синонимом блаженства, то есть той участи, которую наследуют праведники. И для нас, как и для ветхозаветных евреев, современников Господа Иисуса Христа, «недра Авраама» -это образ жилища праведников и синоним блаженства; например, произнося отпуст на погребении, священник говорит такие слова: «В селениях праведных учинит, в недрах Авраама упокоит».
«И, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем» (ст. 24). При жизни богач ничего не подавал нищему, который мечтал просто насытиться крошками, хотя если он каждый день блистательно пиршествовал, то ему наверняка ничего не стоило не только подать Лазарю крошки или какие-то объедки, но и каждый день обильно кормить его. Однако он оставался совершенно безразличен к участи этого беспомощного, несчастного человека. Теперь все переменилось, и богач мечтает лишь о том, чтобы его язык смочили водой. Видимо, совесть подсказывает ему, что он страдает вполне заслуженно, страдания же эти столь велики, что богач не смеет мечтать о большем и не решается ничего просить, кроме такой малости — чтобы несколько прохладили его язык.
«Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь» (ст. 25). Ты уже воспользовался той возможностью, которая у тебя была в жизни, ты наслаждался жизнью. Ты не пренебрег хотя бы частью своих удовольствий, чтобы помочь ближним, ты не делился с ними благами, дарованными тебе Богом. Ты отверг милосердие и наслаждался сполна, теперь же заслуженно страдаешь. Если бы ты делился с ближними тем достатком, который имел, то был бы причастен блаженству будущей жизни в той степени, в какой ты делился с ближними. Если же ты ничего им не отдал, но жил только для самого себя, то теперь пожинаешь плоды этого и страдаешь в полной мере, без всякого отдохновения. «И сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (ст. 26). В будущей жизни уже нет никакой возможности сообщения между людьми праведными и грешными. В этой жизни мы можем получить помощь от своих близких, а иногда даже от чужих людей, которые нам сочувствуют. Собственно говоря, благодаря взаимной поддержке между людьми человеческое общество и существует.
В будущей жизни каждый человек получит по заслугам, и уже никто не сможет ему помочь. Конечно, мы, православные христиане, верим в то, что можем своими личными молитвами и молитвами общецерковными облегчить загробную участь умерших людей, которые не совершили достаточно добрых дел, для того чтобы заслужить милость Божию, но это возможно только в том случае, если они умерли в вере и покаянии. Тогда недостаток добрых дел покрывается молитвами Церкви и нашими собственными молитвами. Если же человек жил в грехах и умер без покаяния, то едва ли он может на что-то надеяться, поэтому наша вера никак не противоречит этому евангельскому повествованию, ведь здесь ничего не говорится о том, что богач перед смертью покаялся.
«Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтоб и они не пришли в это место мучения» (ст. 27-28). Пребывая в аду, богач заботится о своих братьях, и надо думать, что тем более заботился он о них и при жизни, хотя, может быть, его братья ни в чем и не нуждались, живя в таком же довольстве, как и он сам. Он желает, чтобы его богатые братья, наслаждающиеся земным счастьем, покаялись, и ради этого просит послать к ним Лазаря, чтобы тот рассказал им, какую участь заслужил в вечной жизни их брат, и предупредил о тех муках, которые и их ожидают, если они не принесут покаяния. «Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их» (ст. 29). У древних евреев было учение Моисея и пророков, а у нас есть нечто еще большее — Новый Завет, поэтому мы гораздо подробнее знаем и о вечном блаженстве, и о вечных муках, нам больше открыто и о духовной жизни в целом. Значит, слова праведного Авраама: «У них есть Моисей и пророки» — тем более относятся к нам, ибо у нас есть не только Моисей и пророки, но еще и проповедь Самого Господа Иисуса Христа и Его святых апостолов, а также учение святых отцов. Нам гораздо больше известно, и тем строже с нас взыщется.
«Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, покаются» (ст. 29-30). Мы знаем, что в нашей жизни едва ли происходят подобные случаи, обычно мы пытаемся сделать какие-то выводы о загробной жизни только по своим сновидениям или каким-то духовным ощущениям, которым, скорее всего, нельзя верить. Сны от Бога — это редчайшее исключение, а в основном они недостоверны, и их нельзя принимать за истину. Итак, мы можем только догадываться о загробной участи наших близких, зато имеем достаточно откровений о том, как нам жить праведно. Если мы пренебрегаем этими откровениями, то не нужно ждать, что мы получим вразумление через своих умерших родственников. «Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (ст. 31). Эти слова совершенно справедливы и только при поверхностном взгляде кажутся неправильными. Бывает, что не только те люди, которым являлись усопшие, не каются, но и те, которые сами побывали за гробом и видели, что там происходит. Например, я читал о таком случае. В то время, когда русская интеллигенция была заражена вольнодумством и безбожием, некоторый молодой человек вступил в студенческую среду и тоже стал безбожником. Когда он тяжело заболел, то во время своей болезни пережил состояние, которое сейчас врачи назвали бы клинической смертью. Он увидел мытарства, увидел все, что происходит за гробом с умершими, испытал все посмертные ужасы, а затем услышал голос: «Он еще не готов» — и его душа вернулась в тело, он ожил. Казалось бы, теперь он должен был покаяться и начать новую жизнь, однако друзья убедили его, что все это было галлюцинацией, и он вновь вернулся к своим прежним грехам, а в скором времени умер без покаяния. Итак, если люди имеют окаменелое сердце, то они не верят даже своему собственному опыту, даже лично побывав за гробом и получив непосредственное откровение.
Не нужно думать, что притча о богаче и нищем не относится к нам, потому что мы не имеем никакого богатства или хотя и живем обеспеченно, но не до такой степени, чтобы каждый день «пиршествовать блистательно». Если мы, в избытке обладая материальными благами, не делимся ими со своими ближними и, пренебрегая ими, относимся к ним совершенно безразлично, то и мы уподобляемся евангельскому богачу. Богатство — вещь относительная. Даже очень богатый человек лишь малую часть своего состояния использует на собственные нужды. Много ли надо человеку? Он может лишь несколько лучше питаться и одеваться и не более того. Поэтому если мы имеем избыток или даже живем просто благополучно, не голодаем, не терпим лишений, но при этом равнодушно относимся к своим ближним, то и нас без всякой натяжки можно сравнить с богачом из притчи. Но даже если мы действительно не имеем возможности поделиться своим материальным достатком с кем-то из нуждающихся, мы все равно можем уподобиться богачу, который не желал отдавать и крохи со своего стола. Это произойдет в том случае, если мы, например, не скажем человеку доброго слова, если даже просто не пожалеем его, если человеку нищему нравственно на зло ответим злом, а не добром, не дадим ему крохи с пиршества добродетелей, в котором все мы, христиане, должны участвовать, если не поделимся с людьми тем духовным добром, которое приобретаем в Церкви, не окажем снисхождения, не простим нанесенных нам обид. С другой стороны, мы уподобляемся этому приточному персонажу и тогда, когда почти или совершенно не задумываемся о будущей жизни, радуемся, что сыты, вкусно едим; может быть, иногда даже совершаем тяжкие грехи или желаем их совершить, то есть живем, погрузившись в земные наслаждения. Сравнивая себя с евангельским богачом, мы увидим в себе некоторые черты этого черствого, каменносердечного человека, поэтому задумаемся: что же нас ожидает в будущей жизни, если мы вовремя не покаемся?
Сейчас мы наслаждаемся: одни — чревоугодием или пьянством, другие — искусством или чтением книг, иные — общением с друзьями или путешествиями. Кто-то испытывает удовольствие от общения со своими близкими и дорогими ему людьми, кто-то радуется, видя счастье своих детей, но придет время, когда все земные наслаждения прекратятся и это пиршество жизни окончится для нас. Тогда если мы умрем без покаяния, если не принесем плодов покаяния — не совершим добрых дел, то, может быть, и для нас станет вожделенным то, чтобы просто прохладили наш язык. Не помилования и спасения будем вожделеть, но хотя бы небольшого облегчения мук, в которых мы будем пребывать.
И если сейчас для нас эта проповедь — какое-то мелкое, частное происшествие в нашей жизни, то наступит такой момент — если мы не покаемся, — когда она вспомнится нам как грозное предупреждение, которым мы пренебрегли. Многие будто бы необходимые теперь и важные для нас разговоры, деловые отношения и связи с людьми тогда представятся нам ничтожными и малозначащими, а случайное, может быть, посещение храма и проповедь о будущей жизни, об угрозе вечных мук — самым важным событием какого-то периода жизни или всего нашего земного существования в целом.
Посмотрим же на себя трезво (я часто повторяю эти слова, но, к сожалению, мы не имеем этой трезвости, и поэтому приходится постоянно призывать к ней и вас, и себя самого), и мы увидим, что первостепенное значение мы придаем тому и вообще живем только тем, что для христианина, казалось бы, не должно представлять никакого интереса. Мы очень боимся поссориться с начальством, близкими, друзьями, мы тщательно продумываем, как провести следующий день, планируем, что мы должны будем делать, но совершенно не думаем о том, что ждет всех нас — о переходе через границу смерти, о будущей жизни. Мимолетному мы придаем огромное значение и, можно сказать, только об этом и думаем, а все, что связано с вечностью, считаем ничего не значащим. Мы лишь называем себя верующими, но совершенно не заботимся о будущей жизни. Однако и для нас наступит такой момент, когда все переменится, как в жизни богача и Лазаря: богатство обернется мукой, а страдания — блаженством, подобно тому как наступил он в жизни этих приточных персонажей — богача и Лазаря. Тогда то, что для нас имело огромную важность, то, чем мы жили, окажется ничтожным и как бы несуществующим, тенью, дымом, который развеялся. И, наоборот, то, что мы считали непринципиальным, о чем совсем не задумывались или, в лучшем случае, выделяли на это малую часть нашей жизни, одно это и станет для нас значащим. И это не кончится никогда.
Каждого из нас — человека, полностью погруженного во временную материальную жизнь, — можно уподобить пиршествующему богачу. Пиршество — это земная жизнь. Нашей собственной душе, которую можно сравнить с нищим Лазарем, желающим получить какие-то крохи, мы не уделяем и малого времени своей жизни, она страдает, подобно Лазарю, с той только разницей, что и в вечности она будет пребывать в вечных муках из-за нашего нерадения. Братья и сестры, конечно, все мы вынуждены уделять значительное внимание заботе о хлебе насущном, о пропитании своих близких, о воспитании детей, но первостепенное значение будем все же придавать вечной участи. Будем всегда думать о ней, чем бы мы ни занимались, что бы ни делали: работаем ли, общаемся ли со своими сотрудниками, участвуем ли в каких-нибудь делах. Как же возможно, уделяя большую часть времени труду ради пропитания себя и своей семьи, думать при этом о вечности? Это очень просто, братья и сестры, мы только пренебрегаем этим. Будем всегда каяться. Одно воспоминание о будущей жизни, соединенное с покаянной молитвой Иисусовой, уже делает нас совсем другими людьми, которые всегда и везде непрестанно готовятся к переходу в вечную жизнь и помнят, что там, возможно, они захотят, чтобы только язык их смочили, чтобы хоть слегка облегчились их страдания. Людьми, которые помнят, что каждое мгновение этой жизни можно утерять безвозвратно и, может быть, именно этого малого мгновения им и не хватит для покаяния. Так, пребывая в постоянном покаянии, непрестанно молясь и каясь, чем бы мы ни занимались (может быть, и не имея возможности специально уделять молитве продолжительное время, а молясь всего лишь какие-нибудь полчаса или час в день), будем всегда готовить себя к переходу в будущую вечную жизнь.
Благодать Божия, которая даруется за непрестанную молитву, научит нас совершать добрые дела. Она избавит нас от каменносердечия, заставит сочувствовать людям, нуждающимся в нашей помощи, научит, как им помочь, как делать добро. Творить добро отнюдь не просто, только в теоретических рассуждениях это легко, а на практике мы находим себе много извинений, чтобы совсем ничего доброго не делать. Даже творя добро, мы часто поступаем неразумно: оказываем помощь тому, кому, наоборот, нужно было бы в ней отказать, или делаем это неправильно, или ищем не будущего воздаяния, а человеческого одобрения. Правильно творить добро и совершать добродетели можно только при содействии Божией благодати, Божия вразумления, поэтому, пребывая в непрестанном покаянии, постоянно призывая в Иисусовой молитве Господа Иисуса Христа, Сына Божия, мы просим у Бога помощи, мудрости, рассуждения, чтобы исполнять Его волю, творить добро. И таким образом уже с некоторой надеждой можем приближаться к нашему неминуемому концу, то есть к переходу в вечную жизнь.
Еще раз напоминаю, братья и сестры, что нужно понуждать себя к духовной трезвости, чтобы видеть себя такими, какие мы есть, — это послужит для нас поводом к покаянию. Мы увидим, что на самом деле мы придаем значение вещам преходящим и ничтожным, а то, что неминуемо и вечно, считаем бессмысленным. Взглянем на себя трезво, исправимся и будем думать о вечной жизни не как о литературном образе Евангелия, а как о той реальности, которая когда-нибудь обязательно наступит и для нас и в которой мы будем пребывать вечно. Аминь.

3 ноября 1996 года

О памяти смертной

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении приточно изображается будущая загробная жизнь. Но, воспринимая это ее образное и схематичное изображение, не нужно думать, что и она сама есть некая притча, которую нельзя понимать буквально. Мы, конечно, не знаем в точности природы блаженства и вечных мук, однако само их существование является для нас несомненным.
Святые отцы говорят, что память смертная — это одна из важнейших добродетелей, и сравнивают ее с хлебом. Как хлеб, можно сказать, есть наша основная пища, и мы почти ничего не едим без него, так и память смертная должна сопровождать все христианские добродетели. Нам нужно прибегать к ней и тогда, когда мы впадаем в леность и уныние. Уныние же следует понимать не только как некую одолевающую нас грусть, но и как лень к духовной жизни. Ведь и это уныние, хотя бы оно и сопровождалось земным весельем. Можно даже сказать, что всякое земное чрезмерное веселье, всякая излишняя радость и все развлечения происходят от уныния, ибо таким образом человек пытается заглушить в себе тоску, вызванную потребностью в истинно духовной жизни.
После того как Адам и Ева были изгнаны из рая, у них родились сыновья. От одного из них — праведного Сифа — произошло праведное потомство, а от другого — Каина -потомство проклятое. Эта, так сказать, проклятая ветвь, впоследствии полностью уничтоженная потопом, естественно, восприняла от своего прародителя стремление жить без Бога. Поэтому потомки Каина и были первыми изобретателями музыкальных инструментов, оружия и прочего. Некоторые святые отцы говорят, что среди потомков Каина была и первая блудница. Так, в Книге Бытия сказано о некой Ноеме (см. Быт.4:22) (Ноема в переводе значит «красивая»), и под упоминанием о ней святые отцы видят прикровенный намек именно на порок блуда. Потомки же Сифа изобрели богослужение.
Итак, когда мы пытаемся при помощи развлечений заглушить в себе внутреннюю жажду общения с Богом, которая вложена в нашу природу Самим Творцом и которую ничем не заменишь, то мы уподобляемся проклятым потомкам Каина. Если же мы любим богослужение, молитву и добрые дела, если ищем утешение в общении с Богом через посещение храма или домашнюю молитву, через чтение или даже богоугодное общение друг с другом, тогда мы уподобляемся благословенным потомкам Сифа.
А для того чтобы нам время от времени, так сказать, отрезвляться и сбрасывать с себя забвение — страсть, которую святые отцы называют злейшей из всех страстей, — нам весьма полезно вспоминать о смерти. Смерть — это не притча, не сказка, смерть — это действительность! Не помнить и не думать о ней есть признак безумной легкомысленности. Даже если человек еще не имеет достаточной веры и сердечной силы, чтобы думать о загробной жизни, и с трудом представляет себе, что такое вечная жизнь и Страшный Суд, то и ему полезно думать, по крайней мере, о самой смерти, то есть о разлучении души с телом. Если же человек, видя множество своих грехов, при мысли о смерти начинает унывать и отчаиваться (хотя это неправильно, ибо настоящее покаяние, наоборот, обнадеживает человека), то пусть он думает о вечном блаженстве и о награде, которая ждет его за труды. И это тоже память смертная: она выражается по-разному. Например, вспоминая о смерти, человек может смирять себя сознанием того, что он грешный и все его добродетели ничего не стоят в глазах Божиих, потому что никто не знает, как Бог оценит то, что людям представляется добрым. Может быть, Он, наоборот, осудит это, ибо, как говорил один подвижник, «иной суд Божий, иной суд человеческий».
Если же из-за множества наших грехов нас одолевает отчаяние, то нам нужно, наоборот, вспоминать о милосердии Божием и о вечном блаженстве. Когда нам кажется, что у нас больше нет сил терпеть скорби или нести какие-то благочестивые труды, тогда мы также должны вспоминать о вечном блаженстве и награде, которая нас ждет. Итак, разумно и своевременно вспоминая то о муках, то о блаженстве, мы можем и пробуждать себя от сна нечувствия, и подбадривать себя при унынии. В этом, говоря кратко, и заключается память смертная. А подробнее о ней можно прочитать в творениях святых отцов, писавших аскетические поучения. Почти все они так или иначе затрагивают эту тему. Одни посвящают памяти смертной целые главы, как святой Иоанн Лествичник и преподобный авва Дорофей, другие упоминают о ней среди повествования о других предметах.
Конечно, во всем нужно соблюдать меру, и каждый человек должен применять эту добродетель в той степени, в какой он может понести. Ведь если немощный человек, только-только начавший бороться со своими страшными страстями, отвратившись хотя бы от тяжких смертных грехов, начнет вспоминать о смерти и вечных муках, ожидающих его за грехи, то он может опустить руки и совсем отчаяться в своем спасении. Кроме того, не каждый сможет выдержать те помышления о смерти, которые имели святые отцы. Например, преподобный старец Силуан Афонский говорил, что после смерти его окаянная душа сойдет во ад и будет пребывать там одна, вопия: «Господи, где Ты?» А Пимен Великий говорил своим духовным чадам так: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду».
Нас удивляет, как такие великие святые и чудотворцы, преисполненные благодати, на деле исполнившие заповеди Божий, могли думать о себе с таким смирением. Память смертная, при всей своей кажущейся абсурдности, принесла им великую пользу. Они, осудив самих себя на вечные муки, получили вечную благодать. Но если мы дерзнем говорить и помышлять о себе подобным образом, то обязательно впадем в отчаяние. Поэтому нам, хоть мы и должны помнить о смерти, нужно делать это умеренно и разумно: достаточно просто помнить о том, что мы отойдем из этой жизни, и стараться не совершать дел, за которые нам пришлось бы отвечать на Страшном Суде. Ведь когда мы совсем забываем о будущей жизни, то начинаем вести себя бесстрашно, позволяем себе совершать многие, пусть даже и мелкие, согрешения. А когда вспоминаем о Страшном Суде, то приходим к осознанию того, что нам придется отвечать за все свои грехи, и становимся более осторожными, стараясь бороться с собой.
Настоящая память смертная ставит человека как бы перед Господом на Его суде. И когда человек так живет, поставляя себя перед лицом Божиим, то ему становится гораздо легче исполнять заповеди. Ведь мы не для того стараемся приобрести память смертную, чтобы напугать себя и сделать свою жизнь тяжелее, а для того, чтобы нам стало легче исполнять заповеди и приобрести духовную трезвенность.
Не нужно думать, что память смертная — это какая-то игра. Это истина, ибо смерть -страшная действительность, которой никто не избегнет. Когда мы действительно стяжаем добродетель памяти смертной и, если так можно выразиться, будем измерять ею всю свою жизнь, тогда она принесет нам неоценимую пользу.
Ни одна добродетель не является игрой: ни смирение, ни покаяние, ни память смертная. Мы же потому и не можем стяжать их, что не принимаем их всерьез. Думаем, например, будто смирение заключается в том, чтобы напустить на себя смиренный вид и представляться грешником, а на самом деле смирение — это опытное познание своей греховности. Покаяние тоже состоит не в том, чтобы иметь вид кающегося человека, а в том, чтобы стяжать глубокое осознание своей греховности и просить Бога о прощении. И память смертная тогда принесет нам пользу, когда мы познаем и почувствуем, что мы неуклонно приближаемся к смерти. Аминь.

9 ноября 1997 года

О стяжании духовной нищеты

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно» (ст. 19) — так Господь начал Свою притчу. Имя богача не называется, для того чтобы всякий мог отнести рассказ о его судьбе к себе самому. Под богатством же подразумевается не только имущество в собственном смысле слова, но и вообще то, что дает человеку возможность показать свое превосходство над другими людьми, например, положение в обществе, знатность происхождения, умственные способности, образование или что-то иное, что позволяет человеку пользоваться большими земными благами по сравнению с другими людьми.
Богатство этого приточного персонажа было столь велико, что он не просто безбедно и беззаботно жил, но даже мог позволить себе каждый день устраивать блистательные пиры. По-славянски — «веселяся на вся дни светло» — говорится в еще более широком смысле, что не было такого дня, чтобы человек этот был грустен и не веселился.
«Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его» (ст. 20-21). Конечно, в притче утрируются жизненные обстоятельства, и редко можно столкнуться с соединением таких крайностей, чтобы один человек каждый день веселился «светло», а другой желал насытиться крупицами с его стола, то есть даже не всегда ел досыта и эти крупицы. Этот нищий терпел такое уничижение, что, как сказано по-славянски, «и пси приходяще облизаху гной его», то есть он ходил почти нагим, и его тело от голода, нищеты и грязи гноилось, в то время как богач одевался в порфиру и виссон, в самую дорогую, какая только могла быть, одежду, которую носили одни императоры.
«Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его» (ст. 22). Заметьте, что когда говорится о смерти нищего, то не упоминается о его погребении, видимо, он был либо похоронен с безродными в общей могиле, как это часто делали в старину, либо вообще остался без погребения. Бывало также, что трупы безродных умерших, подобно некому сору, сбрасывали в какую-нибудь яму, которая находилась за городом, где были разные отбросы и где с пренебрежением предавали земле тела преступников. Хотя и трудно предположить, чтобы с телом Лазаря поступили таким образом.
Напротив, о богаче сказано, что «его похоронили». Телом нищего пренебрегли, но душа его была отнесена Ангелами на лоно Авраамово; богач же сподобился погребения, но душа его оказалась в аду. «Ив аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его» (ст. 23). Обратите внимание на то, что место пребывания богача в потустороннем мире было весьма отдалено от того места, где находились праведники. Лоно Авраамово являлось символом блаженства, поэтому всякий иудей, слышавший притчу Спасителя, понимал, что Авраам, справедливо почитаемый за величайшего праведника, должен находиться в единении с Богом, испытывать Божественное утешение и блаженство за подвиги, понесенные на земле ради Бога.
«Он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его и, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем» (ст. 23-24), или по-славянски: «Стражду во пламени сем». Так богач описывает испытываемые муки. Может быть, в этой евангельской притче упоминается только одно из мучений — «в пламени», а о других муках, более страшных и на человеческом языке трудно изъяснимых, не говорится. И само пламя — это скорее образ, а не огонь в буквальном смысле слова, то есть тот, который мы видим в этом мире. Поскольку, соприкасаясь с человеческим телом, огонь обжигает его и причиняет человеку мучения, Священное Писание и употребляет образ пламени для изъяснения одной из мук, которые будут испытывать грешники в будущей жизни. Может быть, это огонь страстей, сжигающий человека, или некая бесовская сила, набрасывающаяся на людей из-за неизъяснимой, беспричинной ненависти, которую демоны испытывают к людям. Может быть, это какое-то иное непонятное для нас явление, причину которого мы объяснить не в состоянии. Главное, нам нужно верить в то, что в будущей жизни грешников действительно ожидают такие муки.
Богач был в отчаянии, в изнеможении. Он был измучен до такой степени, что даже не просил избавления от мук, так как, видимо, понимал, что достоин их за свою суетную и бессмысленную жизнь и жестокосердие. «Веселяся на вся дни светло», он наверняка имел возможность как-то утешить нищего Лазаря, мог не только насытить его, но и позаботиться об одежде и крове для этого человека. Однако, расходуя огромные средства на свои удовольствия, он оставался совершенно безразличен к нищему Лазарю, который лежал под воротами его дома и желал даже не то что поесть на его трапезе, а насытиться крохами с его стола. Поэтому богач понимал справедливость наказания и желал хотя бы малого облегчения. Ничтожность его состояния передана необыкновенным образом: богач просил, чтобы Лазарь омочил в воде даже не весь палец (я уже не говорю про руку или про то, чтобы он принес воды), но только «конец перста своего», то есть кончик пальца, и прохладил его язык. Столь страшны были его мучения, что даже прикосновение кончика увлажненного пальца к языку казалось ему необыкновенным облегчением. Он умоляет Авраама об этом, как о чем-то необыкновенно вожделенном. И если ранее нищий Лазарь желал насытиться крупицами с его стола, то теперь, напротив, богач желает, чтобы Лазарь кончиком своего увлажненного пальца хоть немного остудил его язык. Вот как изменилась жизнь этих людей в потустороннем мире! Лазарь стал богачом, изобилующим Божественной благодатью, благами Царства Небесного, а богач оказался до такой степени нищим, что желал даже не крупицами насытиться, а просто увлажнить свой язык.
«Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь» (ст. 25). Авраам напоминает богачу о Божественной справедливости: он уже насытился земными благами и милостями Божиими, которые были ниспосланы ему свыше, и теперь должен страдать, потому что не делился ими с нуждающимися ближними. Лазарь же из-за безразличия богача получал в земной жизни вместо доброго злое, за что теперь и утешается.
Поэтому богач и не имеет права ничего требовать, даже такого, как нам кажется, совершенно ничтожного утешения, однако представляющегося необыкновенным и великим благом человеку, страдающему в адском огне. Далее Авраам объясняет богачу, что, даже если бы находящиеся в раю и желали как-то ему помочь, они никак не могли бы этого сделать: «И сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят» (ст. 26). Конечно, те, которые находятся в Царствии Небесном, хотели бы перейти в ад не ради простого желания побывать в преисподней. Они, будучи еще во время своей земной жизни исполнены любви, тем паче находясь в Царствии Божием под действием обильной Божественной благодати, желали бы помочь осужденным грешникам, испытывающим адские муки, но сделать этого они не могут. «В отличие от тебя, — как бы говорит богачу праведный Авраам, — Лазарь, может быть, и захотел бы тебе помочь, и помог бы, но Промысл Божий не предоставляет ему такой возможности. Ты же, имея возможность, не помог ему». Однако «и оттуда к нам не переходят», — говорит святой Авраам. Грешники, наоборот, желают избавиться от вечных мук. И если в этой жизни мы только верим в будущую бессмертную жизнь, в блаженство или муки будущей жизни, то души умерших людей все это видят. Праведники видят страдания грешников, а грешники — блаженство праведников.
«Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения» (ст. 27-28). Под образом пяти братьев богача Господь Иисус Христос имеет в виду всех людей, живущих в мире. К нам это также относится, потому что и мы часто хотим получить какое-то свидетельство о будущей жизни, чтобы точно знать, не напрасно ли мы трудимся, действительно ли ради спасения своей души надо терпеть скорби или, может быть, стоит предаться земным наслаждениям и, наподобие этого богача (конечно, в меру своих возможностей), «веселиться на вся дни светло», «пиршествовать блистательно».
«Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их» (ст. 29). Того, что сказано в Священном Писании, достаточно для спасения всех живущих на земле людей. Тем более для нас, христиан, живущих после вочеловечения Христова, потому что в Новом Завете с гораздо большей откровенностью и ясностью (даже в этой притче) открыто о будущей жизни. Мы не имеем никакого права оправдываться неведением. Есть у нас Моисей и пророки, есть у нас евангелисты и апостолы, и мы должны их слушать.
«Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, покаются» (ст. 30). Безусловно, для всемогущего Бога не составило бы труда совершить такое великое чудо. Но Господь этого не делает. Из евангельского повествования мы знаем, что за время Своей проповеди Господь Иисус Христос неоднократно воскрешал мертвых. Он воскресил сына наинской вдовицы, дочь Иаира. Показывая Свое всемогущество, Он воскресил Четверодневного Лазаря, плоть которого стала уже разлагаться. Наконец, Он воскрес Сам и воскресил многих праведников, которые явились в Иерусалиме и свидетельствовали о Воскресении из мертвых Господа нашего Иисуса Христа. Таким образом, всего нам известно пять случаев воскресения из мертвых (при условии, что мы рассматриваем чудо воскресения праведников, явившихся по Воскресении Спасителя, как один случай). Итак, свидетельств было достаточно, но иудеи остались неверующими. Далее из церковной истории мы знаем, что после Вознесения Господа апостол Петр воскресил праведную Тавифу, а апостол Павел — юношу, упавшего с третьего этажа во время ночной беседы. Многие Божий угодники в разные времена воскрешали умерших, хотя это, конечно, великое и редкое чудо. Однако неверующих или нерадивых верующих — большинство, а заботящихся о своем спасении чрезвычайно мало, и к этим последним справедливо отнести слова Господа: «Не бойся, малое стадо!» (Лк.12:32). Богача из притчи Спасителя тоже нельзя назвать неверующим, ведь о его неверии нигде не упоминается, но зато говорится о нерадении в отношении спасения. «Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (ст. 31). И мы видим, что это действительно так, что слова эти совершенно справдливы.
Человек, который живет ревностно, упражняется в покаянной молитве, борется со своими страстями, понуждает себя к исполнению заповедей и стяжанию добродетелей, имеет страх Божий, — приобретает веру и видит перед собой будущую жизнь как некую приближающуюся, уже почти наступившую реальность. Он предчувствует Суд Божий и почти предстоит на нем. Таково состояние человека внимательного, заботящегося о своей душе, поэтому он и не нуждается ни в каких доказательствах или потусторонних явлениях. Более того, некоторые ревностные люди, достигнув преуспеяния в исполнении заповедей, сподобляются дара чудотворений и чудесами могут удостоверять и других в истинности христианского вероучения. Но самому чудотворцу, например такому, каким был преподобный Макарий Великий, воскрешавший мертвых, было вовсе необязательно видеть чудеса, совершаемые другими святыми, потому что ему достаточно было и того, что изображено в Священном Писании Нового Завета. Макарий Великий благодаря своей внимательной жизни (скромные слова, но совершенно точные!) приобрел дар чудотворений, так что мог и мертвых воскрешать. Человек же нерадивый, живущий рассеянно, тем паче в грехах, постоянно расточает ту благодать, которая даруется ему в Божественных Таинствах Крещения, Миропомазания, Исповеди и Причащения Святых Христовых Тайн. Он постоянно опустошается, и вера в нем почти пропадает. Он признает действительность Божественного Откровения, правдивость евангельского повествования и всего того, о чем говорится в Священном Писании, но только отвлеченно, умом, сердце же его пусто и безмолвствует. Он не имеет такой веры, которая заставила бы его изменить свою жизнь. Один грех влечет за собой другой, опустошение от греховной суетной жизни влечет за собой фактическое неверие, то есть неверие сердечное, и потому, какие бы чудеса ни совершились перед глазами человека, даже воскресение из мертвых, он отнесется к этому безразлично. И в наше время бывали такие редкие случаи, когда люди возвращались из загробной жизни, для того чтобы покаяться и засвидетельствовать перед неверующими поколениями, выросшими во времена безбожия, истинность бессмертия души, но принимали их свидетельства весьма и весьма немногие люди: единицы, десятки, может быть, сотни, но отнюдь не весь народ.
Значит, все зависит от нашего внутреннего состояния. Нужно жить в покаянии и, подобно нищему Лазарю, терпеливо нести земные скорби, а может быть, и добровольно брать их на себя. Так делали преподобные отцы, и так попытаемся делать и мы, хотя бы в малой степени, насколько позволяют наши скудные силы. Тогда и мы сподобимся того, что будем отнесены Ангелами на лоно Авраамово и водворимся там со всеми праведниками, а те святые, на которых мы взираем как на возвышенный и неподражаемый пример, окажутся в будущей жизни нашими друзьями.
По своей немощи мы не можем добровольно избрать такую глубочайшую нищету, в какой жил Лазарь, питаясь одними крохами и будучи настолько уничижен, что псы облизывали струпья ран его гниющего тела. Однако подвижники, которые вели подобный образ жизни, были. Они так удручали себя скорбями, так изнуряли свою плоть, что в сравнении с ними, пожалуй, и этот приточный Лазарь находился в большем покое. Например, некий монах заключил себя в столь тесную келью, что ни в каком положении не мог в ней выпрямиться, и питался, конечно, весьма убого. В Сирии были подвижники, питавшиеся одной травой, которую они косили серпом, составлявшим все их имущество. Были подвижники, которые десятки лет стояли под открытым небом на возвышенных башнях и предавались непрестанной молитве, как, например, Симеон Столпник и его последователи. Некоторые надевали на себя железные оковы, носили железные шлемы и так удручали свою плоть, что даже не верится, что это вообще возможно. Они совершали все эти подвиги для того, чтобы стяжать нищету духовную, глубочайшее смирение. Они примирялись с любым, самым уничиженным своим положением, не просто не помышляли о земных благах или о каком-то земном достоинстве, но, более того, считали себя недостойными и будущих вечных благ. Например, Пимен Великий говорил о себе: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду», преподобный старец Силуан Афонский говорил так: «Когда я умру, то окаянная душа моя сойдет во ад», а Антоний Великий считал, что все вокруг спасутся, один он погибнет (между прочим, он заимствовал этот помысел от обыкновенного мирянина). Они говорили это не шутя, а от сердечного чувства, потому что настоящее смирение должно быть сердечным, искренним, по словам Господа: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф.11:29). Эти святые люди смирялись не только в земной жизни перед ближними, их смирение простиралось и на будущую жизнь. О том, в каком уничижении они жили, говорит совет одного подвижника: одежда монаха должна быть такой, чтобы если ее бросить на обочине дорога, то никто не захотел бы ее подобрать.
Вот как трудились угодники Божий, чтобы уподобиться нищему Лазарю, мы же, немощные и духом, и телом, не можем этого сделать. Промысл Божий почти никому из нас не предоставил такой возможности. Но нищета духовная — это обязанность каждого христианина, в особенности избравшего монашеский образ жизни. И потому мы должны стяжать эту нищету и внутренне чувствовать себя так, как чувствовал себя нищий Лазарь, желавший насытиться крохами и позволявший псам облизывать свои струпья.
Положение Лазаря противопоставлено суете, гордости и надменности богача. Безусловно, человек, каждый день устраивавший блистательные пиры, одевавшийся в порфиру и виссон, был гордым, тщеславным и высокоумным, а человек, который был всего лишен, вел внимательную жизнь и поневоле углублялся в себя. Если бы Лазарь роптал и негодовал на свою судьбу, то, несомненно, он не был бы помилован Богом и отнесен Ангелами на лоно Авраамово. Многие святые уподобились приточному персонажу, Лазарю, он стал образцом для многих и многих подвижников благочестия. Например, святым отцам было открыто, что душу преподобного Антония Великого вознесли на небеса Ангелы, а Глинскому игумену Филарету было откровение о том, что душу преподобного Серафима Саровского также вознесли на небо Ангелы. И дай Бог, чтобы и мы в меру своих сил подражали в своей жизни нищему Лазарю и стяжали блаженную духовную нищету! Если мы будем внимательны к своей духовной жизни, то нам не будут нужны никакие доказательства бессмертия души, существования вечного блаженства и вечных мук, потому что мы будем созерцать их своим духом и, умом пребывая в вечности, незаметно перейдем от тления в нетление, от смерти в бессмертие. Аминь.

31 октября 1999 года

Неделя 23-я по Пятидесятнице

(Лк., 38 зач., VIII, 26-39)

И приплыли в страну Гад арийскую, лежащую против Галилеи. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, — потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, видя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее; и, придя к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме; и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся. И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них, потому что они объяты были великим страхом. Он вошел в лодку и возвратился. Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус отпустил его, сказав: возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог. Он пошел и проповедывал по всему городу, что сотворил ему Иисус.

Легион страстей

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении говорилось об исцелении Господом бесноватого человека, в котором был легион демонов, то есть несколько тысяч бесов, терзавших его плоть и душу. И если бы не милость Божия, то, конечно же, они погубили бы его. Однако и мы с вами, как будто бы здоровые люди, также одержимы своего рода беснованием. Нужно различать собственно беснование от подверженности страстям, но иногда человек настолько сильно поддается действию страсти, что, пожалуй, ведет себя даже хуже, чем бесноватый. Если бесноватого можно удержать силой крестного знамения, святой воды, какими-нибудь другими святынями или молитвой, то человека, одержимого страстями, подчас нельзя удержать ничем. Я даже думаю, что самому диаволу приятнее иметь рабов, которые подчинены ему через страсти, — они более преданно и искренне ему служат, чем те, в кого он вселяется непосредственно. Бесноватый — это душевнобольной, безумный, не владеющий собой человек, который едва ли сможет осуществить какие-то ухищренные замыслы, если они у него вообще есть. А вот человек, одержимый страстью, может с сатанинской хитростью и лукавством исполнить самые сложные замыслы, для того чтобы удовлетворить те или иные свои страсти: гордость, тщеславие, блудную страсть, сребролюбие и другие. Можно сказать, что как в гадаринском бесноватом был легион бесов, так и в нас — легион страстей. Ведь если бы мы подробно стали разбирать свои страсти со всеми их оттенками и перечислять их, называя каждую страсть одним словом, то, пожалуй, и получилось бы несколько тысяч слов.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) по традиции, идущей с давних времен, делит все человеческие страсти на восемь видов. Вообще святые отцы говорят о восьми главных страстях. Но это деление сделано только ради удобства, для того чтобы можно было вести со страстями, так сказать, целенаправленную борьбу. Некоторые отцы утверждают, что основных страстей три: славолюбие, сребролюбие и сластолюбие. Иные говорят, что всего две: славолюбие и сластолюбие, — а от этих страстей происходят все прочие. Классификация не так важна. Однако, если называть каждую реально действующую в нас страсть своим именем — не условную, как бы научно абстрагированную, а реально действующую, — мы увидим, что страстей великое множество. Таким образом, хотя страсти и разделены на восемь основных видов, но в этом делении под каждым видом только обозначается та или иная страсть, каждая из которых, если ее разобрать детально, имеет сотни оттенков. Например, существуют сотни разновидностей гордости. Бывает, скажем, что человек мнит, будто он представляет собой нечто великое, чуть ли не равен Богу. Иные адепты восточных религий отождествляют себя с божеством; мы знаем, что и антихрист будет отождествлять себя с Богом — это гордость сатанинская. Другие воображают, что они призваны спасти человеческий род и, действуя с полной самоуверенностью, подчас губят сотни, тысячи, миллионы людей ради какой-нибудь нелепой идеи, а в сущности — по своей гордости. Иные воображают себя учителями, писателями, поэтами. Иные считают себя лучшими, чем их друзья или соседи. У одних гордость проявляется в самонадеянности, у других — в самоуверенности, у третьих — в презрении ближних. У одних гордость требует, чтобы их постоянно хвалили, а другие вовсе не нуждаются в человеческом одобрении и замыкаются в себе.
Если мы будем подробно разбирать каждую из восьми условно определяемых святыми отцами страстей, то увидим, что существуют тысячи их разновидностей. Сколько людей, столько вариантов страстей. Каждый человек имеет свою индивидуальность -чем-то он. похож на других, а чем-то отличается. Это проявляется как в его молитве и иных добродетелях, так и в грехах и страстях. Поэтому можно смело сказать, что любой из нас одержим легионом страстей и почти каждый наш шаг оскверняется действием какой-либо страсти. Делаем ли мы что-то доброе, тут же примешиваются тщеславие и гордость. Беседуем ли о как будто бы нужных, полезных предметах с лицом противоположного пола — примешивается блудная страсть. Даем ли милостыню примешивается сребролюбие: мы начинаем рассуждать, можно ее дать или нет и в каком размере. Когда делаем доброе дело и думаем при этом о вознаграждении — то опять действует сребролюбие. Таким образом, чуть ли ни каждый наш шаг оскверняется действием даже не одной, а многих страстей. И при всем этом мы так ослеплены, что не видим этого! Так ослеплены, что иногда исповедуем лишь два-три греха! И это еще хорошо, потому что иные люди вообще не знают, что сказать на исповеди. Это говорит об их совершенной слепоте и извращенном духовном состоянии: они не только не борются с грехом, но и не видят его.
Однако и при таком обилии страшных, мучительных страстей не будем отчаиваться. Надо вести себя благоразумно. Когда к нам приближается Господь и пытается нас исцелить, не будем вести себя подобно гадаринскому бесноватому, который говорил: «Что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? Пришел Ты прежде времени мучить меня» (см. ст. 28; Мф.8:29). Ведь и мы также не хотим, чтобы нас исцеляли, потому что это исцеление бывает мучительно. Отчего так происходит? Оттого, что мы так срослись со своими страстями, что избавление от них воспринимаем как смерть, мучение, как лишение собственного естества — вот мы всеми силами и противимся своему исцелению. Нас Господь исцеляет уже не так, как исцелял людей во времена Своего пребывания на земле: сейчас Он действует как бы скрытно, таинственно. Например, если какой-либо человек нас обидел, оскорбил, то это попущение Божие, для того чтобы мы смирились, — мы же противимся. Кто-то хочет лишить нас заслуженного, как нам кажется, вознаграждения — мы ропщем и негодуем, а на самом деле так Господь хочет избавить нас от сребролюбия. Скорее всего, наш обидчик и не сознает, что он является лишь слепым орудием Господа Иисуса Христа для нашего исцеления, для изгнания из нас этого легиона страстей, которые бросают нас то в огонь, то в воду, то бьют о камни, разрывая все цепи: уставы, требования, заповеди, — и ничто не может нас удержать. Мы противимся Божию исцелению и умоляем: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Бога Всевышнего? Оставь нас в покое, не трогай нас! Дай нам спокойно пожить такими, какие мы есть, нам нравится быть бесноватыми!» Мы до того обезумели и ослепли, что эта дикая жизнь нам нравится, это беснование, эта духовная нагота привычны для нас…
И не будем превозноситься над действительно бесноватыми людьми. Поймем, что есть и иное беснование, не менее губительное для человека, хотя и без явного вселения беса. Будем исповедовать не словами, а внутренним осознанием, сердечным чувством, что мы великие грешники, что в нас бесчисленное количество страстей, и потому мы нуждаемся в непрестанном покаянии. Мы не должны противиться Господу, Который приходит исцелить нас тем или иным образом: какой-либо скорбью, через чтение вразумляющей нас книги, которая вдруг открывает нам наши грехи и показывает путь к исправлению, через проповедь священника, через исповедь, через какое-либо ощущение во время молитвы, может быть даже через беседы с друзьями. У Господа есть множество разных способов, для того чтобы таинственно прикоснуться к нам и попытаться нас исцелить. Не будем противиться этому, не будем восклицать: «Что Тебе до нас, не мучай нас прежде времени!» Вспомним, как мы ведем себя: разве мы хотим страдать ради Господа Иисуса Христа? Разве мы не пытаемся всеми способами, какими только возможно, избежать мучений? Разве не уклоняемся всячески от этой мучительной борьбы с легионом демонов, живущих в нас? При всем том, не согрешая только смертными грехами, мы считаем себя чуть ли не праведниками. Забыв о своем страшном греховном прошлом, мы легко впадаем в осуждение и превозносимся над теми людьми, которые еще не покаялись и, как нам кажется, находятся под Божественным осуждением.
Взирая на все это бесчисленное количество страстей, терзающих и мучащих нас, будем прибегать к непрестанному покаянию, призывая Господа Иисуса Христа, Сына Божия. Увидеть страсти мы сможем только тогда, когда мужественно и беспощадно предъявим к себе те требования, которые должны исполнять, то есть евангельские заповеди. Увидим мы и то, насколько далеко отстоим от исполнения этих заповедей. И когда Господь придет к нам в какой-либо скорби или вразумлении, то вспомним, что мы сами Его призывали, сами хотели, чтобы Он нас исцелил, и не будем Ему противиться. Согласимся на эти мучения, претерпим жестокую борьбу со страстями, которую Сам Спаситель сравнивает с отсечением собственных членов, — претерпим ее, ради того чтобы в будущей жизни быть помилованными возлюбленным Господом нашим Иисусом Христом. Аминь.

10 ноября 1996 года

Кто может проповедовать Евангелие?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь Иисус Христос со своими учениками переправился через озеро. «И приплыли в страну Гадаринскую, лежащую против Галилеи. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени» (ст. 26-27). По-славянски сказано: «Иже имяше бесы от лет многих», то есть в течение многих лет. Я думаю, здесь недаром говорится о том, что человек этот был бесноватым уже многие годы. Любую болезнь тем труднее излечить, чем дольше она длится. Тем паче, когда речь идет о душевной болезни, о бесновании. Человек становится привычным жилищем для демонов, и они, конечно же, не желают его покидать. Ведь, только пребывая в человеке, они обретают некоторый покой для себя. Будучи существами, преисполненными всякой злобы, они не могут найти никакого утешения ни в себе самих, ни в окружающем мире. Как некие голодные звери, никогда не насыщающиеся, они постоянно терзаются духовным голодом. Только наслаждаясь мучениями человека, демоны несколько, если так можно выразиться, умиротворяются. Зло не может «успокоиться» не только потому, что стремится распространиться на все окружающее, но и потому, что в самом себе не имеет покоя.
«…И в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах» (ст. 27). Человек этот был до того безумен, что совершенно не стыдился своей наготы, жил в самых диких местах, «в гробах», как здесь говорится, и пугал людей, которые проходили через это место. Тот, кто сталкивался с проявлениями безумия, знает: если человек лишился стыда, это признак того, что он почти полностью лишился рассудка, потому что стыд глубоко заложен в естество человека. Люди, которые без стыда обнажают свое тело, находятся, может быть не в полной степени, но хотя бы отчасти, под влиянием демонов. Бесстыдство — это результат демонического действия.
«Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни» (ст. 28-29). Боясь, что этот человек в безумии своем сам себя погубит, на него пытались наложить узы — железные цепи. Представьте себе, какой нечеловеческой силой он должен был обладать, чтобы суметь растерзать эти узы. Бес сказал устами этого человека: «Не мучь меня». Что это значит? Что плохого в том, что Господь Иисус Христос повелел бесу выйти? Для человека это, конечно, было хорошо, мука для него прекратилась бы. Но в этом случае говорил не человек, а бес. Так и мы часто противимся действию Божественной благодати, противимся исполнению заповеди не потому, что заповедь плоха и мучительна. Исполнение любой заповеди, несомненно, приносит в наши сердца утешение, мир и покой, примиряет нас с совестью. Но грех, зло, демон, который пребывает в нас (не своим существом, как в этом бесноватом, а своими внушениями, своими действиями), внушает нам, что исполнять заповеди мучительно.
«Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, — потому что много бесов вошло в него» (ст. 30). Легион — это военное подразделение древних римлян, численностью от четырех с половиной до шести тысяч человек. Бесноватый не имел возможности скрывать от Сына Божия свое имя, а Спаситель нарочно задал такой вопрос, чтобы обнаружилось: не один бес, не один демон находился в этом человеке, но целое полчище — легион. В этом названии видна сила демонов. Поскольку римский легион в то время был символом непобедимого войска, то и здесь это имя говорит о количестве и могуществе демонов. Тем самым в исцелении бесноватого всемогущая сила Спасителя и Его слава проявляются еще более, чем в некоторых других случаях.
«И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну» (ст. 31). Здесь, конечно, под бездной подразумевается ад, а не какое-нибудь глубокое море или озеро. Почему бесы не желали идти в бездну? Пребывая в земном мире и, в особенности, обитая в человеке, демоны получают некоторое утешение. Внушая человеку те или иные греховные мысли, понуждая его к греховным делам, демоны услаждаются этими чувствами и делами человека. Они сами на деле не могут совершить греха, потому что не имеют тела, но услаждаются, так сказать, испарениями наших страстей. И поэтому пребывание на земле в какой-то мере насыщает злобой их ненасытную утробу. В аду это невозможно, там внутреннее зло демонов оборачивается против них самих, они бесконечно терзаются, мучают самих себя и друг друга. Зло, как уже было сказано, не может найти покоя в самом себе, ибо оно есть некая болезнь и нарушение порядка. А нарушение порядка возможно только тогда, когда порядок есть. Если насытить страсти чем-то внешним невозможно, то они обрушиваются на самого демона или злого человека и начинают терзать его ненасыщаемым, бесконечным голодом. Это страшная мука, в особенности для существ, которые всецело злы, какими являются демоны.
«Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им» (ст. 32). Для чего Господь это сделал? Он мог бы сразу отправить их в бездну. Но, во-первых, Он хотел показать, какая сила владела этим бедным душевнобольным человеком и что было бы с ним, если бы Господь не покрывал его и не оберегал от страшной смерти. Во-вторых, нужно было наказать гадаринских жителей, которые, будучи иудеями, по закону Моисееву не имели права держать свиней — животных, запрещенных к употреблению в пищу. Это считалось тогда страшным, тяжким грехом.
«Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло» (ст. 33). Здесь говорится «большое стадо свиней», другие евангелисты уточняют, что их было две тысячи. И вот представьте себе, что две тысячи свиней взбесились. Если огромное стадо сильных животных не могло и мгновения терпеть беснования, то что было бы с этим человеком, гадаринским бесноватым, если бы Господь не охранял его? Он тоже мог бы низвергнуться в это озеро или погибнуть как-то иначе. Но Промысл Божий — над всеми людьми. Даже над теми, которые как будто совершенно чужды Бога: над бесноватыми и над людьми, которые, может быть, еще хуже бесноватых. Ведь этот человек, лишившись ума, повиновался демонам невольно, бессознательно. Гораздо хуже тот, кто подчиняется им и исполняет их повеления добровольно. Вероятно, легче изгнать демона из человека, чем исцелить его от страстей. Те из нас, которые хоть как-то пытаются бороться со своими страстями, знают, что это очень тяжело. Это страшная борьба, иногда кажущаяся безнадежной. Порой думаешь, что никогда не наступит исцеление от страсти или хотя бы некоторое освобождение от нее. А тот, кто не борется со страстями и видит цель своей жизни в наслаждении блудом, пьянством, сребролюбием, властью, бывает еще хуже, чем бесноватый, и может причинить гораздо больше зла.
«Пастухи, видя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях» (ст. 34). Конечно, на них напал страх. Я думаю, и пастухи, пасшие свиней, понимали, что становятся соучастниками нарушения закона Моисеева. «И вышли видеть происшедшее; и, придя к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме; и ужаснулись» (ст. 35). Здесь вновь указывается на то, что является характерным признаком безумия: этот человек прежде не носил никакой одежды, поскольку не имел стыда. А то, что он оделся, свидетельствовало о его душевном выздоровлении. Поэтому будем очень внимательны к своему внешнему виду, но не для того, чтобы нам быть соблазнительными и льстить своему тщеславию, а чтобы, наоборот, никого не соблазнять, бесстыдно обнажаясь, подобно бесноватым. Видя преображение этого человека, люди ужаснулись — настолько они привыкли к его безобразному виду. Здесь говорится только об основных признаках его внутренней перемены. Конечно, она отразилась и на его лице: представьте себе лицо человека безумного, который не владеет собой, и лицо человека, совершенно здравого, сидящего у ног Иисуса и слушающего Его поучения, может быть, с выражением благодарности.
«Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся» (ст. 36). Но вместо того, чтобы возблагодарить Бога за исцеление своего соотечественника, гадаринский народ возроптал на Господа за то, что у него погибло стадо свиней. Они не смели высказать этого вслух, потому что боялись Иисуса, видя Его способность творить чудеса, но внутренне они вознегодовали и предпочли человеку свиней.
«И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них, потому что они объяты были великим страхом. Он вошел в лодку и возвратился» (ст. 37). Страх в них был, видимо, оттого, что совесть обличала их еще в чем-то. Может быть, это было не единственное их стадо свиней, а может, у них были еще какие-то нарушения закона. И они боялись, что если примут проповедь Иисуса, то Он снова их накажет. Возможно, они, как и мы теперь, боялись, что придется от многого отречься, если принять до конца евангельское учение и до конца исполнить требования Церкви. Посмотрите трезво на себя, загляните в свою совесть! В жизни каждого из нас бывают случаи, когда мы знаем, что нужно исполнить заповедь, но от этого у нас будут неприятности или нам придется чего-то лишиться. Нас объемлет великий страх, и мы стараемся выбросить эту заповедь из головы, забыть о ней, вытравить из своего сознания. Разве мы не уподобляемся в таком случае гадаринским жителям? Не живем ли мы своим духом в гадаринской стране?
«Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним» (ст. 38). Может быть, он боялся, что беснование повторится, или из чувства благодарности желал постоянно находиться возле Господа Иисуса Христа. «Но Иисус отпустил его, сказав: возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог» (ст. 38-39). Хотя гадаринские жители отвергли Господа, Он не отверг их. Не имея возможности Сам проповедовать, потому что Его прогнали оттуда, Он послал исцеленного бесноватого, чтобы тот проповедовал вместо Него. Это тоже урок нам, здесь есть чему подражать: незлобию, кротости, любви к ближнему, которые проявил Господь Иисус Христос, хотя и был унижен гадаринскими жителями.
«Он пошел и проповедывал по всему городу, что сотворил ему Иисус» (ст. 39). Гадаринский бесноватый, может быть, не рассказывал ничего особенного, ведь он всего один раз видел Иисуса. Но, говоря о своем исцелении, он самим своим видом доказывал действительность этого чуда, доказывал Божественную силу Господа Иисуса Христа. Весь город видел его, многие, наверное, выходили из своих домов, вступали с ним в беседу или просто издалека смотрели на него — и это также была проповедь, проповедь делами. И мы, хотя мы люди немощные и грешные, желаем проповедовать, например, своим близким, чтобы обратить их в Православие и привести к настоящей христианской жизни. Если мы не можем проповедовать словом, потому что его не принимают, то будем проповедовать своими делами. Будем проповедовать при помощи тех изменений, которые происходят в нашей душе, когда мы из людей страстных и грешных превращаемся в людей с чистой совестью и добродетельных. А если это не так, то кто примет нашу проповедь? Кто принял бы проповедь гадаринского бесноватого, когда он был еще болен? Когда он был еще одержим легионом демонов? А мы, одержимые многочисленными страстями, часто добровольно предаваясь им, тем не менее, желаем, чтобы другие приняли наше учение и наставление, несмотря на наши грехи. И если не принимают — удивляемся и осуждаем людей, хотя виноваты в этом в большей степени мы сами, потому что учим одному, а делаем другое и бесконечно часто соблазняем своих собратьев, друзей и родственников. И наоборот, мы можем ничего не говорить, но если люди увидят нашу доброту, кротость, смирение, чистоту, трезвенность, то это будет для них лучшим доказательством того, что христианство — это та самая сила, которая может изменить человека. Тогда поневоле они прислушаются к тому, что мы говорим, а может быть, и сами начнут расспрашивать, даже когда мы будем молчать.
Конечно, прежде всего нужно понимать этот рассказ именно как реальное событие — как великое чудо, бывшее на самом деле, но нужно постараться извлечь из него и духовные уроки. Каждый из нас может сравнить себя с гадаринским бесноватым, ибо каждый из нас одержим многими страстями. Чем больше человек от действия молитвы и благодати познает самого себя, тем больше он находит в себе страстей. Иногда человек доходит до такого состояния, что видит в себе целый легион, тысячи страстей. Видит, что каждый его шаг, каждое движение ума, каждое слово сопровождается не одной, а несколькими страстями, что даже доброе дело сопровождается иногда отвратительными грехами, например тщеславием. Когда мы подаем милостыню, к этому примешиваются и тщеславие, и жадность, и раздражительность, и презрение к ближнему, если этот бедный человек вызывает в нас своим внешним видом отвращение. И можно было бы привести много примеров того, что каждый наш добрый поступок сопровождается многочисленными грехами, которых мы не замечаем. Человек, который познал самого себя и пришел в здравый духовный разум, по учению святых отцов, видит свои грехи во множестве, подобном песку морскому. Иначе говоря, видит себя подобным гадаринскому бесноватому, в котором был легион грехов и страстей. Как гадарин-ский бесноватый вынужден был сказать Господу Иисусу Христу, что в нем легион бесов, так и мы, чем более приближаемся к Господу, тем больше осознаем свою греховность. А признание своей бесконечной греховности перед самим собой, перед своей совестью и пред Господом уже является началом исцеления. Не думайте, что когда вы видите множество своих грехов, то это означает, что вы стали еще грешнее, чем были раньше. Когда человек находится в миру, вне Церкви, вне веры, он совершает грехи тяжкие, смертные, но почти не замечает их. Покаявшись, обратившись в истинную веру, человек отвращается от страшных грехов и на некоторое время как будто успокаивается, но затем начинается процесс самопознания. Ведь покаяние — это самопознание, смирение — это самопознание. Постепенно человек начинает видеть в себе бесконечное множество греховных наклонностей и дурных привычек, отчего приходит в уныние. Но не нужно унывать: грехи не умножились в тебе, они были в тебе всегда, просто ты их не замечал, а теперь начал видеть. Старайся и впредь быть возле Бога, старайся стяжать Господа Иисуса Христа в своем сердце — и Он постепенно исцелит тебя. Может быть, не сразу, как гадаринский бесноватый, но и ты очистишься, облечешься в ризу добродетелей и обретешь здравый смысл, для того чтобы жить по воле Божией. Аминь.

16 ноября 1997 года

О том, что наши страсти подобны легиону демонов

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь Иисус Христос со своими учениками приплыл «в страну Гадаринскую, лежащую против Галилеи. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах» (ст. 26-27). Почти с первых слов в этом евангельском повествовании говорится о человеке, который был одержим не просто одним бесом, а бесами во множественном числе — он был, если так можно выразиться, бесноватым в чрезвычайной степени. Нужно, конечно же, отличать беснование от страстности, однако людей страстных также можно в переносном смысле назвать бесноватыми. Иногда страстный человек, одержимый демонами лишь через их внешнее воздействие, в отличие от бесноватых, которые находятся в полной власти демона, так как он живет внутри их тела и владеет их душой, бывает, однако же, гораздо более опасным и невыносимым для окружающих, чем иной бесноватый. Подчас он ведет себя так, что начинаешь сомневаться, в здравом ли он уме. Вообще же каждого из нас можно было бы сравнить с гадаринским бесноватым, потому что под действием страстей мы уподобляемся ему, в одежду не одевавшемуся, и теряем всякий стыд. Когда человек, одержимый, допустим, страстью гнева, проявляет ее в своих поступках: кричит, краснеет, начинает говорить бессвязно, так как от гнева не может даже правильно составить фразу, и, будучи приличным и воспитанным человеком, вдруг начинает нецензурно браниться, — то по отношению к нему хотя и грубо, но весьма уместно будет сказать, что он беснуется. Такой человек бесстыден в духовном смысле, он как бы снимает с себя покровы приличия, уподобляясь нагому гадаринскому бесноватому. Как бесноватый жил «не в доме, а в гробах», так и человек, в чрезвычайной степени одержимый страстями, живет в постоянном мраке — он как бы мертв, в его душе пусто и уныло, он часто испытывает отчаяние и иные душевные мучения.
«Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня» (ст. 28). Может быть, кто-то даже по собственному опыту знаком с таким явлением: одержимые демонами люди испытывают страдания и мучения, когда сталкиваются со святыней, поскольку от нее исходит благодать Христова, поскольку любая святыня, будь то чудотворная икона, или святые мощи, или место подвига какого-либо угодника Божия, освящается благодатью Христовой. При этом мучаются, собственно, не сами бесноватые, а демоны, в них пребывающие, но, испытывая мучения сами, они причиняют страдания и тем людям, в которых находятся. Тем более гадаринский бесноватый, а правильнее сказать демоны, живущие в нем, должны были испытывать мучения и необыкновенные страдания при виде Самого Господа Иисуса Христа. Это мучение состояло просто в близком присутствии Господа, но бесноватый умолял Его, чтобы Он не мучил его. Спаситель, конечно, не желал никому причинять страдания, но падшим ангелам и злым людям сама благодать Божия, Божественное действие, доставляет мучения — добро для злых становится мучительным. Нечто подобное происходит и с нами, страстными людьми, потому что мы, когда встречаемся с Господом в Его учении или молитве, также испытываем мучение, наша душа начинает невыносимо страдать. Учение Христово для нас мучительно. Евангелие, в котором пребывает Сам Христос (почему и уместно сказать, что мы, читая его, приближаемся ко Христу), само Евангелие приносит нам муку, потому что запрещает нашим страстям свободно действовать, враждует против душевного беснования, которым мы одержимы, когда поддаемся действию страстей. Мы тоже не хотим, чтобы Евангелие нас мучило, и часто отвращаемся от него. Надо сказать, что, по большей части, это главная причина того, что люди не желают быть верующими. Они лукавят и отвращаются от Бога, попирают веру, которая от рождения естественно вложена в душу каждого человека, ибо душа, по выражению Тертуллиана, по природе христианка, — и все ради того, чтобы свободно жить и беспрепятственно грешить. Будучи верующими людьми, мы сами тоже тяготимся Евангелием, мы желаем найти какое-нибудь оправдание, чтобы позволить себе хотя бы некоторую греховную свободу. Может быть, мы и повинуемся некоторым заповедям, скорее всего, только ветхозаветным, которые запрещают смертные грехи, — но Евангелие во всей его полноте мы не хотим принимать и всякими лукавыми доводами освобождаем себя от его исполнения, как бы умоляя Бога не мучить нас.
«Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни» (ст. 29). Здесь не упоминается, как именно Господь приказал демону выйти из человека. Надо думать, что либо эта деталь опущена, либо Господь каким-то тайным образом повелел демонам выйти. Сами демоны, конечно, поняли, что от Господа изошла Божественная сила, которая стала понуждать их покинуть тело истязуемого ими человека. Еще евангелист примечает, что демон долгое время мучил этого бесноватого, так что, оберегая, его связывали цепями и узами. Нечто подобное происходит и с нами: даже общепризнанные правила приличия, которые сохранили в себе много христианского, поскольку вся наша культура формировалась под влиянием евангельского учения, а тем более само Евангелие, наставления наших духовных руководителей, учение Церкви — все это как бы связывает нас цепями и узами. Наши наставники не желают причинить нам зло, но, напротив, стремятся хоть как-то ограничить нашу страстность, оберегая, как сказано в Евангелии, каждого из нас. Мы же бываем настолько безумны, что разрываем эти узы, причиняя себе вред. Иногда разрываем даже уз^ы внешнего приличия и вежливости, допустим, в страсти гнева. И также бываем гонимы бесом в пустыню, то есть отвращаемся от Божественного учения, удаляемся от полноты евангельской в некую пустоту, где можно свободно предаваться мучительному действию страстей. Они нас истязают и приносят нашей душе чрезвычайные муки, мы, однако же, готовы потерпеть их ради некой сладости, заключающейся в страсти. Правильнее сказать, увлекаясь сладостью страстей, мы обрекаем себя на невыносимые терзания и минутным наслаждением почти убиваем свою душу.
«Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, — потому что много бесов вошло в него» (ст. 30). Легион — это воинское подразделение древних римлян, в котором насчитывалось от четырех до шести тысяч человек. Мы не знаем, сколько точно демонов пребывало в этом гадаринском бесноватом, и, хотя евангелист Марк говорит, что в стаде, в которое потом вошли бесы, было две тысячи свиней (см. Мк.5:13), это не значит, что именно две тысячи демонов находились и в человеке: в одно животное могло войти и несколько демонов, раз в самом бесноватом жило несколько тысяч. Представьте себе страдания этого человека, если в нем было, может быть, четыре или пять тысяч демонов! Как это возможно? Демоны, как и все сотворенные существа, имеют тело, но природа их тела такова, что они могут, подобно газу, сжиматься и расширяться, потому что их тело в сравнении с нашим нематериальное. Таким образом они пребывали в этом человеке и желали его погибели. Как существа немирные, своевольные, пребывающие друг с другом в постоянном препирательстве, борьбе и войне, они как бы разрывали душу этого человека на части. Страдания были невыносимыми, можно сказать, что бесноватый испытывал адские муки еще в этой жизни. Из рассказа Мотовилова мы знаем о том, какие страшные мучения он испытывал, когда в течение некоторого времени сам был одержим демоном: сначала он будто сгорал от адского пламени, потом чувствовал невыносимый адский холод и затем — самое страшное — угрызения неусыпающего червя. Отсюда мы видим, что беснование доставляет человеку те же самые страдания, которые описываются в Священном Писании и в творениях святых отцов при упоминании о будущих геенских муках. Так терзался гадаринский бесноватый, но и мы, к своему несчастью, можем сравнить себя с ним, потому что страсти, имя которым легион, постоянно терзают и как бы разрывают нас. Одни грехи противятся другим: тщеславие борется с гневом, блуд готов даже смириться… Не только эти, но и другие противоречия, которым нет числа, постоянно пребывают в нашей душе. По учению святых отцов, существует восемь главных страстей, но не нужно думать, что ими только и ограничивается число наших мучительных страстей, наших главных грехов. Они бесконечно сочетаются и смешиваются друг с другом, существует бесчисленное количество их разновидностей. И можно сказать, что в любом человеке есть какие-то новые страсти, потому что каждый из нас неповторим, к сожалению, не только в добром, но и в злом. Без преувеличения можно сказать, что тысячи разнообразных страстей мучат любого человека.
«И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну» (ст. 31). Пребывая на земле, демоны испытывают некоторое утешение и не желают возвращаться в бездну — место их безраздельного господства, — потому что, истязая души грешников в преисподней, они и сами нестерпимо терзаются. Мы можем судить об этом даже по себе: любая страсть, доставляя нам минутное наслаждение, в конечном счете бесконечно нас мучит, потому что мы никогда не можем ее насытить. Собственно, так называемое наслаждение — это просто минутное удовлетворение страсти, прекращение мучений на миг, который мы называем счастьем. И если даже демоны боятся идти в бездну, т.о как должны страшиться этого мы; как должны опасаться, чтобы в будущей жизни мы не были осуждены и посланы в то место, где и демоны, являясь господами, все же страдают, а мы, не имея там никакой власти, будем полностью подвержены сатанинской тирании! Если даже в этой жизни мы страдаем от бесов, то в будущей эти мучения станут почти что безграничными, а по времени и в самом полном смысле — бесконечными.
«Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им» (ст. 32). По-славянски говорится несколько иначе. Господь не то чтобы позволил, не то чтобы разрешил им, потому что демоны не имеют возможности делать все что захотят, тем более в таком особенном случае, но повелел им, то есть приказал: «И моляху его, да повелит им в ты внити. И повеле им». «Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло» (ст. 33). Этим чудом изгнания бесов Господь Иисус Христос показал, во-первых, что этот бесноватый был храним Промыслом Божиим, раз он мог на протяжении долгого времени переносить такие страшные терзания и невыносимые страдания, которых свиньи не смогли терпеть и несколько мгновений. Во-вторых, Спаситель показал, чего достойны наши страсти: в сущности, они хуже, чем такие низменные животные, как свиньи, потому что и свиньи не выдержали этого, для них это оказалось невыносимо и привело их к гибели, а мы терпим свои страсти, услаждаемся ими. И, поступая так, бываем действительно хуже самих свиней.
«Пастухи, видя происшедшее, побежали и рассказали в городе и в селениях. И вышли видеть происшедшее; и, придя к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисуса, одетого и в здравом уме; и ужаснулись» (ст. 34-35). Евангелист Матфей передает еще такую подробность, опущенную евангелистом Лукой, что многие боялись проходить через то место, где жил этот бесноватый, видимо, потому, что он нападал на людей. Подобное происходит и с нами: мы бываем настолько страстными, что многие люди — признаемся в этом откровенно, — даже наши близкие друзья, наши братья и сестры, боятся заводить с нами разговоры на такие темы, которые, как они знают, могут вызвать у нас гнев, или уныние, или проявления еще какой-либо порочной наклонности. Они как бы боятся пройти тем путем, где мы беснуемся, одержимые своими страстями. Но когда Божией благодатью мы исцеляемся, может быть, к сожалению, и не полностью, но в значительной степени, когда действие страстей умаляется в нас и становится почти незаметным, тогда многие люди, которые прежде общались с нами, если они маловерующие и малоцерковные, пугаются и смущаются от произошедшей в нас перемены. Опять-таки они начинают нас избегать и, вместо того чтобы благодарить Бога, ужасаются евангельскому учению, которое привело нас в здравое духовное состояние. Они даже говорят: «Ты чересчур увлекся, ты слишком фанатично следуешь учению Церкви, стал чрезмерно послушным. Ты соблазняешь нас, перестаешь нас любить, становишься к нам безразличным». Люди не хотят видеть нашего духовного здоровья. Пусть мы и не исцелились окончательно, пусть не достигли совершенной и полной чистоты, но, по крайней мере, мы претерпели хоть некоторое изменение — мы «одеты», мы «в здравом уме», то есть уже не ведем себя так, что наши страсти показывают наше внутреннее уродство, поступаем здраво, не совершаем тех поступков, которые досаждают или вредят другим. Но маловерующих людей как раз это и ужасает. Поэтому мы не должны удивляться ни тому, что нас избегают и боятся с нами общаться, когда мы страстны, ни тому, что отвращаются от нас, когда мы исцеляемся. Бывает даже, что люди, видя наш, как им кажется, «фанатизм», отвращаются от учения Христова, подобно гадаринским жителям.
«Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся. И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них, потому что они объяты были великим страхом» (ст. 36-37). Гадаринские жители, видимо, потому были объяты страхом, что имели нечистую совесть. Они обладали неправедным имуществом, потому что иудеям было абсолютно запрещено разводить свиней: употреблять в пищу мясо этих животных, которые считались нечистыми, не дозволялось Моисеевым законом. Может быть, эти люди имели и другие свиные стада, а может быть, нарушали закон как-то иначе, ведь они жили в такой местности, где было множество язычников, которые не имели никаких нравственных принципов, не то что заповедей Моисеева закона. И сами иудеи, живя там, были заражены их греховной свободой и нарушали закон, поэтому они боялись, что если Господь останется среди них, то запретит им отступать от Его заповедей. Вот почему жители Гад арийской страны были объяты великим страхом и просили Господа уйти от них.
«Он вошел в лодку и возвратился. Человек же, из которого вышли бесы, просил Его, чтобы быть с Ним. Но Иисус отпустил его, сказав: возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог» (ст. 37-39). Этот человек, испытав на себе необыкновенное чудо, исцелившись, очистившись и почувствовав разницу между своим прежним состоянием беснования и состоянием здоровья, желал, конечно же, непрестанно пребывать с Господом. И это понятно. Но Господь велел ему вернуться домой, ради того чтобы он мог рассказать всем, что с ним произошло. Так и мы не всегда можем пребывать с Господом через молитву или чтение Священного Писания, но должны возвращаться к своей повседневной жизни, чтобы, совершая правильно, по-евангельски, свои обычные дела, показать, что мы действительно исцелились и уже находимся в здравом уме. Обратите внимание, что когда человек был бесноватым, то демоны его устами, как будто бы от его лица, просили Господа: «Умоляю Тебя, не мучь меня», а потом признались, что их было много. Так и мы, отвращаясь от евангельского учения, думаем, что это мы сами не хотим исполнять Евангелие, но на самом деле это страсти, сущие в нас, противятся Евангелию и нашими устами умоляют, чтобы Господь нас не мучил. Но не нас мучит Господь, а демонов, которые нас губят, потому когда мы исцелимся, то, подобно бесноватому, уже не будем говорить: «Не мучь меня», но, наоборот, будем желать всегда пребывать с Господом. Аминь.

14 ноября 1999 года

Неделя 24-я по Пятидесятнице

(Лк., зач. 39, VIII, 41-56)

И вот, пришел человек, именем Иаир, который был начальником синагоги; и, пав к ногам Иисуса, просил Его войти к нему в дом, потому что у него была одна дочь, лет двенадцати, и та была при смерти. Когда же Он шел, народ теснил Его. И женщина, страдавшая кровотечением двенадцать лет, которая, издержав на врачей всё имение, ни одним не могла быть вылечена, подойдя сзади, коснулась края одежды Его; и тотчас течение крови у ней остановилось. И сказал Иисус: кто прикоснулся ко Мне? Когда же все отрицались, Петр сказал и бывшие с Ним: Наставник! народ окружает Тебя и теснит, — и Ты говоришь: кто прикоснулся ко Мне? Но Иисус сказал: прикоснулся ко Мне некто, ибо Я чувствовал силу, исшедшую из Меня. Женщина, видя, что она не утаилась, с трепетом подошла и, пав пред Ним, объявила Ему перед всем народом, по какой причине прикоснулась к Нему и как тотчас исцелилась. Он сказал ей: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя; иди с миром. Когда Он еще говорил это, приходит некто из дома начальника синагоги и говорит ему: дочь твоя умерла; не утруждай Учителя. Но Иисус, услышав это, сказал ему: не бойся, только веруй, и спасена будет. Придя же в дом, не позволил войти никому, кроме Петра, Иоанна и Иакова, и отца девицы, и матери. Все плакали и рыдали о ней. Но Он сказал: не плачьте; она не умерла, но спит. И смеялись над Ним, зная, что она умерла. Он же, выслав всех вон и взяв ее за руку, возгласил: девица! встань. И возвратился дух ее; она тотчас встала, и Он велел дать ей есть. И удивились родители ее. Он же повелел им не сказывать никому о происшедшем.

Есть ли у нас вера?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодняшнее евангельское чтение повествует о том, как к Господу Иисусу Хри пришел некий «человек, именем Иаир, который был начальником синагоги; и, пав к гам Иисуса, просил Его войти к нему в дом, потому что у него была одна дочь, лет двен цати, и та была при смерти» (ст. 41-42). На должность начальника синагоги выбир; человека за особенное благочестие, может быть, и за то, что он отличался каким-то по жением в обществе. Ведь во времена Моисеева закона земное преуспеяние считал признаком Божия благословения. И вот этот уважаемый человек, уже ни от кого не о: давший помощи и доведенный до отчаяния безвыходным положением — страшной болезнью единственной дочери, — был вынужден обратиться к Господу Иисусу Хриту Если бы такой крайней нужды не было, он, наверное, этого бы не сделал, потому начальники иудейского народа относились к великому Проповеднику и Пророку с большой осторожностью. Некоторые из них и уверовали во Христа, как говорит апостол Ио Богослов, но, боясь отлучения фарисеями от синагоги, Его не исповедовали (а в то вр в Ветхозаветной Церкви партия фарисеев пользовалась высочайшим авторитет (см. Ин.12:42). Однако Иаира не испугало даже это, поэтому он пришел к Иисусу, 1 только пришел, но и пал к Его ногам, прося войти к нему в дом.
«Когда же Он шел, народ теснил Его» (ст. 42). Спасителя часто окружало, в особенности в местах людных — городах, селениях, множество людей, ожидавших услышать какие-то поучения, а более всего — ждавших увидеть чудеса исцелений. Может быть этот раз среди народа были и просто любопытные, желавшие увидеть какое-нибудь чудо.
«И женщина, страдавшая кровотечением двенадцать лет, которая, издержав на чей всё имение, ни одним не могла быть вылечена, подойдя сзади, коснулась края одеждыды Его; и тотчас течение крови у ней остановилось» (ст. 43-44). По закону Моисея женщина в нечистоте не имеет права ни к кому прикасаться. Считалось, что оскверняется даже тот, кто сел с ней на одну кровать. Поэтому прикосновение этой женщины ризам Спасителя было явным нарушением Моисеева закона. Но она была доведен отчаяния и, не получив ни от кого помощи, готова была пойти даже на это, лишь получить исцеление.
Конечно же, у нее была вера. Притом вера столь сильная, что заставила ее прикоснуться тайно. От этого тайного, как будто бы без ведома Самого Спасителя, прикосновения она ожидала исцеления. Вера заставила ее пойти на нарушение общепринятых норм поведения. И вера ее не посрамила: тотчас течение крови у нее остановило’ она получила исцеление.
«И сказал Иисус: кто прикоснулся ко Мне? Когда же все отрицались, Петр сказал и бывшие с Ним: Наставник! народ окружает Тебя и теснит, — и Ты говоришь прикоснулся ко Мне?» (ст. 45). Мы обычно не обращаем внимания на один удивительный момент: «Когда же все отрицались». Господа теснило множество людей и, конечно, они не могли к Нему не прикасаться. Но в ответ на вопрос Спасителя все стали это отрицать, испугавшись: «Почему вдруг Он это спрашивает, может быть, мы что-то не так сделали?» Из людей, ожидавших от Спасителя проповеди и чудес исцелений, они вдруг превращаются в людей, которым вообще до этого нет дела. «Нет, мы к Тебе не прикасались», — хотя это была неправда, многие из них не могли этого не сделать. Почему же они так испугались? Они не понимали, в чем смысл вопроса, восприняв его совершенно буквально: «Зачем, мол, вы ко Мне прикасаетесь?», а потому и ответили: «Нет, нет, мы к Тебе не прикасались». Апостол Петр говорит: «Наставник! народ окружает Тебя и теснит, — и Ты говоришь: кто прикоснулся ко Мне?» «Зачем Ты их спрашиваешь, прикасались они к Тебе или нет? Ясно же, что они Тебя теснили!» — говорит этими словами апостол Петр. И тогда Господь открывает причину Своего вопроса.
«Но Иисус сказал: прикоснулся ко Мне некто, ибо Я чувствовал силу, исшедшую из Меня» (ст. 46). То есть «некто» прикоснулся не так, как все прочие, но некоторым особенным образом, потому что «Я чувствовал силу, исшедшую из Меня». Сила, которая изошла через тело и одежду Спасителя и мгновенно исцелила женщину, — это, несомненно, Божественная благодать, Божественное действие. Благодать изошла не без Его ведома, ибо это невозможно. Конечно же, Господь сказал «некто» не потому, что Он не знал, кто к Нему прикоснулся. Он хотел, чтобы исцелившаяся женщина сама обнаружила происшедшее с ней чудо, сама призналась как в нарушении закона — в своем дерзновении, так и в чуде исцеления — в своей вере. Он хотел, чтобы этим признанием она показала, что иногда нарушение закона (конечно, ветхозаветного), если оно совершается по вере, приносит необыкновенный плод. Спаситель обладал Божественным всеведением, Его человеческий ум был непостижимым для нас образом соединен с Божественной Ипостасью Бога Слова. Можно сказать, что ум человека Иисуса был умом Слова Божия, и поэтому Он, будучи человеком, тем не менее знал все, обладал Божественным всеведением. Знал Он и то, кто, когда и почему к Нему прикоснулся. Впрочем, может быть, взирая на толпу, Он, как человек, мог просто не разглядеть, где находится женщина, ведь она прикоснулась к Нему сзади и, конечно, после прикосновения скрылась в толпе.
«Женщина, видя, что она не утаилась, с трепетом подошла и, пав пред Ним, объявила Ему перед всем народом, по какой причине прикоснулась к Нему и как тотчас исцелилась» (ст. 47). В этом признании проявилось ее смирение, ведь для того, чтобы объявить о своем кровотечении, ей пришлось перешагнуть через себя, преодолеть естественный женский стыд. «Он сказал ей: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя; иди с миром» (ст. 48). Спаситель говорит ей эти слова после того, как она смирилась, понесла стыд, позор, объявив перед толпой народа о своей болезни и исцелении. Ведь прикосновением в нечистоте она явно нарушила Моисеев закон; кроме того, она прикоснулась к Тому, Кого почитали пророком или великим учителем. Но Господь говорит ей не только о том, что она получила исцеление, но и о том, что вера спасла ее. Спасла не только от болезни. Такая вера спасает и от вечных мук, и от рабства греху и диаволу. «Вера твоя спасла тебя; иди с миром», то есть «отныне ты можешь примириться с Богом в душе своей. Отныне ты не будешь смущаться, бояться и трепетать от страха перед адскими муками и наказанием Божиим. Ты будешь иметь мир в своей душе, потому что совершила подвиг веры. Ты сделала то, что другие сделать не смогли». Действительно, многие в то время прикасались к Господу — об этом говорит апостол Петр. Наверное, среди них было много больных, желавших, чтобы Христос их исцелил (именно по этой причине они за Ним и следовали), но никто из них исцеления не получил.
И мы с вами, братья и сестры, окружаем Спасителя. Конечно, не так очевидно, как окружал Христа народ во время Его земной жизни, но, тем не менее, так же действительно, как и тогда. Мы приходим в храм, место явления славы Божией. Все Таинства здесь совершаются именем Иисуса Христа. Мы прикасаемся к Нему самым необыкновенным образом: не одежды лишь Его касаемся, но принимаем Христа внутрь себя во время Причащения Его Тела и Крови. Ведь и саму церковную обрядность — храм, иконы, богослужение, ризы священника, те или иные священнодействия — можно назвать одеждой, прикрывающей невидимое Божество. Мы все прикасаемся к этой одежде, все «тесним Господа», но не многие из нас получают исцеление. Я говорю не о телесном исцелении (можно спасаться и будучи больным, болезнь иногда для человека может оказаться даже полезнее телесного здоровья), а об исцелении душевном, то есть прекращении течения страстей из нашего сердца, которое получают немногие. Ведь как мучительная болезнь кровотечения изнуряет тело женщины, так и течение страстей изнуряет и душу, и тело всякого человека.
Мы получим исцеление только в том случае, если умом прикоснемся к Господу с такой верой, какая была у этой женщины, если будем с дерзновением преодолевать свое неверие и пробиваться сквозь мешающую нам толпу греховных помыслов и всевозможных суетных обстоятельств. Однако ничто не принесет нам пользы, если мы будем делать это без веры, по крайней мере без понуждения себя к ней, как не принесло пользы присутствие Спасителя многим и многим людям, окружавшим Его, но не имевшим веры. Спаситель ясно сказал: «Вера твоя спасла тебя».
Мы можем оправдывать себя: «Но мы же верующие люди! Мы ходим в храм, исполняем церковные требования: соблюдаем посты, читаем домашние молитвы, исповедуемся и причащаемся, в конце концов, принимаем Символ Веры. Как же можно о нас сказать, будто у нас нет веры?!» Однако вера бывает разная по своей силе. Спаситель сказал, что если бы наша вера была величиной лишь с горчичное зерно, то мы бы сказали горе: «Сойди с места!», и она бы сошла (см. Мф.17:20). Мы же оправдываем себя, говоря, что есть две веры: одна — умственная, другая — живая, о которой сказал Спаситель. На самом деле это только снисхождение святых отцов, которые позволяют нам, немощным, несмотря на наше маловерие, все-таки присутствовать в церкви, приобщаться Христовых Тайн и таким образом надеяться на то, что когда-нибудь и у нас появится настоящая, истинная, живая вера.
Двух вер быть не может. Не нужно думать, что одна вера — у какого-нибудь человека, который правильно исповедует истины христианства (например, Символ Веры), а другая вера — у отца Иоанна Кронштадтского, творившего чудеса. Нет, это одна и та же вера, только степень ее — разная. Иоанн Кронштадтский тоже верил так, как учат церковные догматы, а не как-то иначе, но все дело в том, что эти догматы стали его сердечной верой. Разве вера в то, что Иисус Христос есть Сын Божий, не является догматом? Но один признает это лишь умом, а другой воспринял это всем сердцем. Только человек, имеющий настоящую веру, может получить у Бога просимое. Пусть не исцеление тела, не дар чудотворений, но, по крайней мере, исцеление от собственных страстей, от этого духовного кровотечения.
Я говорю это не для того, чтобы привести себя и вас в уныние и отчаяние и отсечь нас от Церкви по той причине, что мы, мол, не имеем настоящей веры и поэтому страдаем, но для того, чтобы мы старались ту малую веру, я бы сказал, тень веры, которая в нас есть, постоянно развивать, чтобы она стала как «горчичное зерно» и мы всем своим существом поверили бы в то, что Иисус есть Сын Божий. И тогда все Церковные Таинства и обряды начнут приносить нам пользу, очищая от внутренней нечистоты. Нельзя надеяться лишь на то, что поскольку мы ходим в храм и имеем какую-то веру, то за одно это Господь должен нас спасти. Я не говорю, что Он не помилует и не спасет, но в то же время ожидать от столь слабой веры, от добровольной, так сказать, духовной немощи, исцеления от страстей не приходится. Потому многие из нас, оправдывая и успокаивая себя тем, что мы ходим в храм и этого достаточно, пребывают в страстях, не меняясь в лучшую сторону. Они с трудом удерживаются от смертных грехов, почитая это за нечто великое.
Каждый из нас обязан стремиться к внутреннему очищению, сердечной чистоте. На деле чаще всего это совершается при помощи призывания имени Господа Иисуса Христа Сына Божия. Понуждая себя к непрестанной Иисусовой молитве, мы умом прикасаемся к Господу подобно тому, как прикоснулась к нему рукой евангельская кровоточивая жена. От внимательной Иисусовой молитвы в нас постоянно увеличивается вера, и мы начинаем не только доверять Писанию, но и опытно познавать его истину. Именно через Иисусову молитву все Таинства приходят в соприкосновение не только с нашими чувствами, но и с душой, и только тогда начинает происходить исцеление. Не думайте, что я ставлю Иисусову молитву выше Церковных Таинств, нет. Иисусова молитва делает их для нас действенными, делает нас способными получить от них пользу, воспринять Таинства глубоко внутрь себя. Так происходит соприкосновение нашей грешной, нечистой души со Спасителем, и тогда наша вера действительно нас спасает, а в нашей душе водворяется мир. Аминь.

23 ноября 1997 года

О вере в помощь Божию

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Святое Евангелие, которое мы все постоянно читаем и в котором должны поучаться ежедневно до конца своей жизни, в определенном смысле такая же книга, как и все прочие, и имеет свой текст, неизменный на протяжении уже почти двух тысяч лет. В то же самое время оно принципиально отличается от книг обыкновенных, составленных действием человеческого ума. Евангелие есть живое слово Божие, и иногда оно кажется настолько неожиданным и новым, что изумляешься и думаешь, будто эта книга внутри под обложкой каким-то необыкновенным образом меняется и ее текст обновляется постоянно. Евангелие похоже на реку, которая всегда течет в одном и том же русле, но вода в нем постоянно бурлит, кипит, течет и никогда не останавливается. Как сказал некий мыслитель, нельзя войти в реку дважды так, чтобы она была неизменна. Мы не можем рассуждать о правильности этого изречения вообще, но в отношении Евангелия оно справедливо. Иногда наши чувства, мысли, наше душевное состояние меняются таким образом, что мы становимся способны воспринять некоторые вещи, упущенные ранее, или Господь ради нашего спасения открывает нечто необходимое нам именно в данный момент духовной жизни. Неизреченным и непостижимым для нас образом Дух Святой действует через священные евангельские слова, и всякий истинный христианин знает, что Евангелие никогда не может наскучить. Оно всегда интересно. Вновь и вновь погружаясь в него, мы вдруг обнаруживаем, что как будто бы понятное ранее повествование содержит новый, важный, волнующий нас и неожиданный для нас смысл и по-иному воспринимается нашим умом и сердцем.
Человек некий, «именем Иаир, который был начальником синагоги», подойдя к Господу Иисусу Христу и «пав к ногам Иисуса, просил Его войти к нему в дом, потому что у него была одна дочь, лет двенадцати, и та была при смерти» (ст. 41-42). В славянском тексте говорится: «И та умираше», то есть не просто находилась при смерти, но уже умирала. У ее отца не было, конечно же, никакой надежды. Видимо, ранее он обращался к врачам, но ничего не помогло. Воспользовавшись тем случаем, что рядом оказался великий Праведник, Учитель, Пророк, Чудотворец — так воспринимали Спасителя Его современники, — Иаир прибег к Его помощи.
«Когда же Он шел, народ теснил Его» (ст. 42). Это замечание имеет большое значение для дальнейшего повествования. Совершенно не напрасно сделал его евангелист Лука. Эта подробность впоследствии многое нам объяснит — и в исцелении кровоточивой женщины, и в еще более удивительном чуде — воскрешении дочери Иаира. «И женщина, страдавшая кровотечением двенадцать лет, которая, издержав на врачей всё имение, ни одним не могла быть вылечена, подойдя сзади, коснулась края одежды Его; и тотчас течение крови у ней остановилось» (ст. 43-44). Из того, что народ теснил Спасителя, можно сделать вывод: толпа двигалась очень медленно и была плотной. Кровоточивая женщина, как описывает это же событие евангелист Марк, увидев Спасителя, говорила в себе: «Если хотя к одежде Его прикоснусь, то выздоровею» (Мк.5:28). Видимо, она пыталась подойти к Господу, но толпа оттесняла ее. Вы прекрасно себе представляете, что женщина, на протяжении двенадцати лет болевшая такой страшной, унизительной и изнурительной болезнью, как кровотечение, была, конечно же, истощена и немощна, и, возможно, не только пробираться через толпу, но и просто следовать за Спасителем ей было трудно. Поскольку она не могла приблизиться к Нему и попросить об исцелении, стыдясь к тому же объявить о своей болезни, не имея возможности или душевных сил сказать о ней вслух, постольку желала только прикоснуться к одежде Спасителя. Однако и это было затруднительно. Женщина должна была приложить необыкновенные усилия, напрячь все свои оставшиеся силы для того, чтобы пробиться через толпу. И, как мы можем предположить, она, повторяя постоянно про себя эту мысль: «Хотя бы только к одежде Его прикоснусь и выздоровею», вдохновляла себя напрячься для того, чтобы заставить расступиться теснивших Господа людей и исполнить задуманное. Апостол Матфей приводит еще более конкретную деталь: женщина прикоснулась, как сказано в славянском Евангелии, к воскрилию ризы Спасителя (см. Мф.9:20). Воскрилия — это кисти, которые привешивались к одежде всех благочестивых иудеев с определенной целью — напоминать о заповедях Божиих. Некоторые, желая подчеркнуть свое благочестие, нарочито увеличивали их, за что Спаситель и обличал книжников и фарисеев (см. Мф.23:5). Господь наш Иисус Христос, как благочестивый иудей, исполнивший весь закон, также имел эту обязательную часть одежды. И вот женщина прикоснулась даже не к одежде, а к кисточке, к нитям, едва передающим ощущение легчайшего прикосновения. Через это прикосновение благодать Божия воздействовала на кровоточивую женщину, и она получила исцеление.
«И сказал Иисус: кто прикоснулся ко Мне? Когда же все отрицались, Петр сказал и бывшие с Ним: Наставник! народ окружает Тебя и теснит, — и Ты говоришь: кто прикоснулся ко Мне?» (ст. 45). Конечно, учеников удивили слова Спасителя, но Господь знал, что произошло, и объяснил стоявшим там апостолам — Петру и другим: «Прикоснулся ко Мне некто, ибо Я чувствовал силу, исшедшую из Меня» (ст. 46). В евангельском зачале, читаемом в дни памяти преподобных угодников Божиих, говорится: «Весь народ искал прикасаться к Нему, потому что от Него исходила сила и исцеляла всех» (Лк.6:19). Здесь же, хотя к Спасителю прикасались многие, но исцелилась только кровоточивая женщина, потому что прикоснулась с верою, а прочие смотрели на Него лишь как на выдающегося человека, но не понимали и не верили, что Он — Сын Божий, от одного прикосновения к Которому можно получить исцеление.
«Женщина, видя, что она не утаилась, с трепетом подошла и, пав пред Ним, объявила Ему перед всем народом, по какой причине прикоснулась к Нему и как тотчас исцелилась» (ст. 47). Эта женщина преодолела стыд, из-за которого ранее не хотела вслух просить Спасителя об исцелении, и перед огромной толпой народа объявила о своей унизительной, постыдной болезни. И Господь «сказал ей: дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя; иди с миром» (ст. 48), то есть «не смущайся тем, что ты будто бы без Моего ведома и согласия получила исцеление, но пойми: как твоя вера избавила тебя от болезни, так она должна спасти тебя и от вечной погибели, если ты вполне поверишь в то, что Я — Сын Божий».
Когда мы читаем это повествование, возникает некоторое недоумение: как женщина получила исцеление будто помимо воли Господа Иисуса Христа — без Его ведома и желания? Ведь Он даже не знал, где находится прикоснувшаяся к Нему, и глазами искал ее в толпе. Действительно, как Человек Спаситель не проявил никакого произволения. Но одновременно мы видим, что сила, исшедшая из Него, исцелила кровоточивую, — значит, как Бог Он благоволил ее исцелению. Как Человек, Он не знал, где она находится в толпе, не мог увидеть человеческими глазами, хотя, как Всеведущий, конечно, знал, кто она.
Здесь нам открывается богословская истина — тайна воплощения, тайна домостроительства Божия. Мы видим два естества: одно — человеческое, обладающее некоторой ограниченностью, другое — Божеское, действующее самостоятельно и исцеляющее. Как человек, Спаситель ищет эту женщину глазами; как Бог, Он уже исцелил ее и знает ее веру. Исцеление происходит как будто бы без Его ведома, но Спаситель знает, кто к Нему прикоснулся и что произошло. Видим мы и две воли Господа: человеческую, устремленную на то, чтобы Спаситель добрался до дома Иаира, и Божественную, воздействовавшую на женщину таким образом, что силой Божества исцелила ее. И одновременно — одно сознание Иисуса Христа, потому что Он знал как человек, что Он сотворил как Бог. Мы познаём тайну двух естеств в одной Ипостаси Сына Божия: Божеское естество с присущими Ему действием и волей и человеческое естество с ограниченным человеческим действием и волей. Но в то же время видим, что человеческий ум Спасителя от Своей Божественной природы имел всеведение, и таким образом ясно созерцаем здесь истину домостроительства Божия — единство двух естеств Господа Иисуса Христа в одной Ипостаси.
Когда произошло чудо исцеления, Господь остановился и оглядывал толпу, ища прикоснувшуюся. И мы также можем остановиться умом на этом необыкновенном, но действительном событии, чтобы увидеть в нем нечто, относящееся к нашей внутренней жизни. Под женщиной мы можем подразумевать свою собственную душу, а под кровотечением, которым она страдала много лет, — течение наших страстей, унизительное и изнуряющее. Никто и ничто не может нам помочь. Мы приходим в отчаяние от того, что становимся еще хуже, чем были. Но, подобно этой женщине, твердившей: «Если только прикоснусь к одежде Его, то буду исцелена», начнем постоянно с усердием повторять молитву Иисусову, произнося: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Эти слова: «Помилуй мя грешнаго» содержат то же самое чувство, какое имела болящая женщина, мысленно твердя о своем желании исцелиться через одно прикосновение к одежде Спасителя. И тогда мы сможем, пробиваясь через толпу помыслов и страстей, препятствующих нам, приблизиться к Господу Иисусу Христу, прикоснуться к воскрилиям риз Его, то есть к той благодати, той Божественной силе, которая окружает Божество Спасителя. Когда мы умом хотя бы едва соприкасаемся с этим краем риз Божиих, тогда унизительное, изнуряющее, мучительное и, как нам кажется, бесконечное течение страстей прекращается и мы чувствуем внезапное исцеление и просвещение.
«Когда Он еще говорил это, приходит некто из дома начальника синагоги и говорит ему: дочь твоя умерла; не утруждай Учителя» (ст. 49). Вероятно, архисинагог думал, что именно из-за задержки Спасителя женщиной они вовремя не успели к одру умирающей. С другой стороны, чудо исцеления кровоточивой уверяло его в возможности всего самого необыкновенного, в том, что Господь Иисус Христос может совершить все, что пожелает. Иисус, услышав эти слова, может быть тихо сказанные архисинагогу, находившемуся рядом с Ним, ответил ему удивительно: «Не бойся, только веруй, и спасена будет» (ст. 50). Как можно веровать, когда дочь уже умерла? Казалось бы, все кончено, никакого выхода нет. Но любовь к своему ребенку и чудо, только что совершенное, заставляли этого человека надеяться на невозможное. Вероятно, он думал, что произошла ошибка и ему неверно сообщили, а может быть, и вообще не смел рассуждать, потому что в такой ситуации человеческий разум умолкает. Горе заставляет человека впасть в некое безумие и надеяться даже на невозможное.
«Придя же в дом, не позволил войти никому, кроме Петра, Иоанна и Иакова, и отца девицы, и матери» (ст. 51). Толпа двинулась дальше. Спаситель прошел в дом и более не позволил войти никому. Наверное, многие свидетели чуда исцеления кровоточивой желали узнать, что же произойдет здесь: неужели Спаситель и умершую воскресит? А может быть, они и не слышали о том, что девица скончалась, и думали, что Господь пришел исцелить еще только умирающую. Но Спаситель, не желая, чтобы это чудо сразу получило огласку, никому не позволил остаться с Ним, кроме Петра, Иоанна и Иакова, которые были свидетелями нескольких Его великих чудес. Он взял их впоследствии и на Фавор, и в Гефсиманский сад, и здесь ввел только этих троих избранных учеников. И, конечно же, вошли отец и мать девицы.
«Все плакали и рыдали о ней» (ст. 52). Смерть девицы была совершенно очевидной для всех: для родственников, для ухаживавших за ней, для друзей. Поскольку в качестве архисинагога выбирали людей наиболее уважаемых, благочестивых, возможно, даже и богатых, то друзей — и искренних, и неискренних — у них обычно было много. Все они находились здесь, принимая участие в этом горе, плакали и рыдали о девице, тем более что она была единственной дочерью. Они оплакивали и жалели не только ее, но и родителей, лишавшихся единственного ребенка.
«Но Он сказал: не плачьте; она не умерла, но спит» (ст. 52). Настолько всем было очевидно, что слова Спасителя неверны, что Евангелие говорит: «И смеялись над Ним, зная, что она умерла» (ст. 53). Господь пренебрег презрением этих людей, не стал им ничего доказывать. Он изгнал всех, оставив только, как ранее говорилось, ближайших учеников и родителей девицы. И когда все вышли, Он, «взяв ее за руку, возгласил: девица! встань. И возвратился дух ее; она тотчас встала, и Он велел дать ей есть» (ст. 54-55). Она не только воскресла, но и оказалась совершенно здоровой. И как всякий выздоровевший ребенок, желающий подкрепить свои ослабленные болезнью силы, почувствовала голод, отчего Господь велел тотчас дать ей есть.
Опять мы созерцаем великую богословскую истину. Спаситель произносит слова человеческим голосом, берет умершую за руку и обращается к ней странным образом, как к живой: «Девица! встань». Это внешняя, человеческая сторона. Но вместе со звуком Его голоса действовала тайная, однако ощутимая по результату этого необыкновенного действия всемогущая Божественная сила. Вновь мы видим во Христе два естества: человеческое, которым Он произносит простые человеческие слова и совершает обычные человеческие жесты, и Божественное, которым Он воскрешает умершую, призывает ее душу из преисподней и заставляет вернуться в тело, восставить его и сделать здоровым.
«И удивились родители ее. Он же повелел им не сказывать никому о происшедшем» (ст. 56). Апостол Матфей добавляет иную подробность: «И разнесся слух о сем по всей земле той» (Мф.9:26). Несмотря на запрещение Спасителя, слух о чуде, тем не менее, разнесся. Может быть, не выдержали и рассказали родители. Или же люди, оплакивавшие девицу, вполне уверившиеся, что она умерла, и потому смеявшиеся над Спасителем, после ее воскресения, не удержавшись (ведь они не могли не знать, что девица восстала отнюдь не от сна), разгласили о чуде всем, жившим в окрестности. «По всей земле той» разнеслась чудесная весть.
И опять мы усматриваем в евангельском повествовании некое подобие нашей внутренней жизни. Когда в нас действуют страсти, но мы молимся, прибегаем к Господу, прося Его о помиловании, то мы, хотя и изнурены и унижены борьбой со страстями, оскверняющими нас до такой степени, что мы, подобно кровоточивой женщине, не в силах сказать вслух об испытываемом нами внутри, тем не менее еще не теряем надежды. Но когда бываем уже совершенно побеждены страстями и, уподобляясь евангельской отроковице, становимся мертвыми душой, тогда начинаем думать, что все уже кончено. Начинаем смеяться над теми советами, которые читаем в книгах или слышим от желающих нам помочь, будь то духовник или любой другой более опытный христианин. Сами в себе осмеиваем этих людей, когда они пытаются нас обнадежить и говорят: «Еще не умерла твоя душа, она только спит». Но если мы в молитве Иисусовой все-таки допустим к себе Господа Иисуса Христа, то даже наша окаменевшая, омертвевшая, уже как бы погибшая душа может восстать и дух в нее возвратится. Если в тело девицы возвратился ее дух, то в нашу душу возвратится Дух Святой, потому что как смерть тела есть разлучение его с душой, так смерть души — разлучение ее с Духом Святым. И вот в нашу умершую душу возвратится Дух Божий, и она восстанет. Тогда мы, подобно той девице, которая сразу стала есть, показав этим свое выздоровление, начнем насыщаться словом Божиим, святоотеческим учением и, самое главное, исполнением заповедей Божиих. Аминь.

13 января 2002 года

Неделя 25-я по Пятидесятнице

(Лк., 53 зач., Х, 25-37)

И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний? На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.

Ближний — это тот, кто нуждается в помощи

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
За Божественной литургией мы слышали евангельское повествование, весьма обширное как по своему объему, так и по самому содержанию. Даже начальные его стихи можно было бы истолковывать весьма долго и обстоятельно. Говорится в нем не только о том, в чем состоит сущность закона, — о любви, но и о том, как этот закон исполнить, как на деле относиться к ближнему.
«Один законник встал и, искушая Его (Господа Иисуса Христа. — Игум. А.), сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (ст. 25). Законники были людьми, всю свою жизнь посвятившими изучению Моисеева закона. Сейчас по-настоящему верующих иудеев осталось сравнительно мало, потому что безбожие проникло во все народы, вне зависимости от того, правильная исповедуется религия или ложная. Однако и до сих пор изучение закона считается у иудеев весьма почетным занятием. Человек, избравший такую жизнь, сначала учится в определенных религиозных заведениях, потом женится (у иудеев безбрачная жизнь считается чем-то ненормальным) и после этого ничем не занимается, кроме чтения священных книг. Богатые люди, у которых есть дочь, стараются выдать ее замуж за законника, потому что иметь в семье такого зятя или сына весьма почетно. Я думаю, во времена Господа Иисуса Христа законники пользовались даже большим уважением, так как благодать Божия тогда еще не отошла от ветхозаветного Израиля. Наверное, среди них были люди, действительно исполненные благодати и духовного знания, а не просто, как говорится, буквоеды.
Законник, задавший Спасителю вопрос, знал, как ему казалось, что необходимо делать для наследования вечной жизни. Однако, считая себя экспертом в духовном отношении и большим знатоком закона, он хотел испытать, знает ли закон Господь Иисус Христос, Который был как будто бы необразованным человеком. Он же сказал ему: «В законе что написано? ка’к читаешь?» (ст. 26). Законник мнил себя всезнающим, так что дерзнул испытать Того, Кто в то время уже имел славу пророка. Но Господь уловил этого человека на его же собственном тщеславии, спросив: «А ты сам как считаешь?» Законник не мог ответить: «Не знаю», так как этим он показал бы свое невежество перед окружавшими их людьми. Тщеславие не позволяло ему это сделать, поэтому он был вынужден ответить.
«Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить (по-славянски: «жив будеши». — Игум. А)» (ст. 27-28). Из его ответа ясно, что формально он все понимал. Удивительно то, что законники, не исполняя ничего или, по крайней мере, самого главного, тем не менее все правильно понимали. Вспомним время Рождества Христова. Когда волхвы пришли в Иерусалим и спрашивали: «Где должен родиться Царь Иудейский?», тогда Ирод призвал книжников и задал им этот вопрос. Они сказали: «В Вифлееме Иудейском, ибо так написано: Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных, ибо там родится Царь Израилев» (см. Мф.2:1-6). Но далее мы не увидим, чтобы эти книжники пошли и поклонились новорожденному Христу. Они все знали и понимали, однако ничего не делали. Так же и в случае с этим законником: он абсолютно верно сказал, что сущность духовной жизни заключается в любви, но совершенно не понимал, как проявлять любовь на деле, и даже не хотел об этом думать, что видно из дальнейшего повествования.
К сожалению, так бывает и в нашей жизни. Мы, люди, живущие в новозаветной благодати, обыкновенно все правильно понимаем, потому что черпаем знания из книг святых отцов, получаем назидания более или менее опытных духовников или умудренных в христианской жизни друзей. Понимаем, но не делаем. Часто случается так, что, общаясь с друзьями или сотрудниками, в особенности с маловерующими или неверующими людьми, мы проповедуем слово Божие и все говорим совершенно правильно, но сами этого не исполняем. Это очень распространенный человеческий порок: учить, а самому не исполнять. Пусть же пример евангельского законника послужит нам уроком, чтобы мы не уподоблялись этому человеку. Если мы христиане, значит, должны во всем — и в большом, и в малом — поступать по-христиански. Если мы верим во Христа, значит должны следовать за Ним, а не только декларировать свою веру, не делая из нее никаких практических жизненных выводов.
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим». Первая и наибольшая заповедь — заповедь о любви к Богу. Его нужно любить не какой-то частью сердца, а всем сердцем. У человека одно сердце, а не два или три, и вот все наше сердце должно быть заполнено любовью к Богу. У нас же часто любовь к Нему совмещается с любовью к какой-либо вещи (я уж не говорю про любовь к человеку, скажем, к супругу, детям или друзьям). На словах это кажется абсурдным, но на деле получается, что мы привязаны к той или иной вещи больше, чем к Богу. Например, к своей квартире, которую мы ремонтируем, обставляем мебелью и так далее. Можно привести множество примеров того, как в сердце человека любовь к Богу уживается с любовью к совершенно ничтожному предмету; более того, оказывается, что на деле любовь к этой ничтожной вещи преобладает над любовью к Богу. Поэтому Спаситель и говорит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею…» Душа — это синоним слова «жизнь». Богу должна быть посвящена вся наша жизнь, а не какая-то ее часть.
«И всею крепостию твоею». Под крепостью имеется в виду как физическая сила, так и вообще сила воли или характера. Человек должен понуждать себя угождать Богу всеми силами.
«И всем разумением твоим». Весь наш ум должен быть занят Богом — это, конечно, идеальное состояние. Святые отцы для этого упражнялись в Иисусовой молитве, занимая свой ум этой и другими молитвами так, чтобы не помышлять ни о чем другом. Для нас, наверное, это трудноисполнимо, но мы должны, по крайней мере, постоянно рассуждать о Боге, Его заповедях, обо всем Божественном, направлять ум на угождение Ему. Это и будет исполнение заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем разумением твоим».
«И ближнего твоего, как самого себя». Мы совершенно потеряли чувство любви, оно нам незнакомо. Ведь все люди являются братьями и сестрами в буквальном смысле слова, поскольку произошли от одних прародителей, Адама и Евы, однако естественное по отношению к своим братьям и сестрам чувство было истреблено в душе человека грехом. Поэтому нужен был некий критерий, мера того, как нужно любить ближнего. И Бог дал людям такую меру. Безусловно, каждый из нас любит себя, и своего ближнего нужно возлюбить, как самого себя.
Все рассмотренные нами слова были сказаны законником, но принадлежали они не ему — это слова Божий. Законник весьма мудро привел заповеди, преподанные Богом Моисею в Откровении на горе Синай и записанные в книгах Второзаконие и Левит (см. Лев.19:18; Втор.6:5).
«Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить». Спаситель по Своей премудрости заставил законника дать ответ самому себе, как бы говоря ему: «Зачем ты Меня спрашиваешь, ты же сам знаешь, что делать, вот и делай!» Такова суть их краткого диалога. Но законник, «желая оправдать себя (то есть объяснить, почему он этого не делает. — Игум. А.), сказал Иисусу: а кто мой ближний?» (ст. 29). Вопрос действительно трудный. Иудеи совершенно превратно истолковывают Моисеев закон; это их духовное извращение изложено в Талмуде — основной религиозной книге иудеев. И по сей день они полагают, что ближним является только иудей, то есть единоверец. Они считают, что человека, не принадлежащего к еврейской нации, можно даже обмануть, нарушить данную ему клятву, и в этом не будет никакого греха, а вот своего единоверца обижать ни в коем случае нельзя. Подобно иудеям относятся к людям и магометане: ближний для них лишь тот, кто исповедует ту же религию, что и они, а все остальные — враги. Надо сказать, что такую ситуацию можно увидеть и у православных христиан, только ближним является не единоверец, а член семьи или друг. Мы не понимаем, кто наш ближний, и поступаем подобно иудеям. Человек думает так: друзей обманывать нельзя, а чужого для меня человека — пожалуйста, ничего страшного в этом нет. Или так: перед близкими, друзьями нужно быть искренним, а перед чужими людьми можно и лукавство проявить, и даже сделать какую-нибудь подлость. При этом человек сам определяет, кто ему друг и насколько он ему близок. Так что, действительно, это очень трудный вопрос: кто мой ближний?
«На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым» (ст. 30). В то время дорога из Иерусалима в Иерихон была очень опасна: там случалось много трагических происшествий, и Спаситель употребил этот образ для того, чтобы воздействовать на здравый разум законника и, в особенности, окружающих людей, которые желали услышать разрешение этого спора.
«По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо» (ст. 31-32). Левиты жили в отдельных городах и были людьми особенного сословия. Они имели определенную степень посвящения и прислуживали во время богослужений, кроме того, для них существовали строгие предписания в отношении нравственности. На священников и левитов в то время взирали как на образец для подражания, они пользовались особым почетом и уважением. И вот эти люди, от которых, казалось бы, в первую очередь следовало ожидать праведного, нравственного поведения, прошли мимо.
«Самарянин же некто, проезжая, нашел на него (по-славянски: «прииде над него», то есть нечаянно столкнулся с ним. — Игум. А.) и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла (по-славянски: «на свой скот». — Игум. А.), привез его в гостиницу и позаботился о нем» (ст. 33-34). Есть разные версии происхождения самарян. Иные говорят, что они произошли от халдеев, которых ассирийский царь переселил на земли уведенных в плен на чужбину израильских колен. Другие высказывают мнение, что самаряне произошли от смешения иудеев с язычниками. Соответственно, и религиозные взгляды у них были искаженные. Они неправильно истолковывали Моисеев закон: отчасти следовали ему, а отчасти сохраняли идолопоклонство. Евреи относились к самарянам с презрением и ненавистью и даже боялись с ними сообщаться по причине как национальной, так и, в особенности, религиозной вражды. Но именно самарянин оказал помощь пострадавшему от разбойников.
«А на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему. позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе» (ст. 35). Речь идет не просто о какой-то разовой помощи, а о помощи, учитывающей дальнейшие нужды человека. Мы тоже иногда подаем милостыню, оказываем помощь, даже и существенную, но в дальнейшем о человеке не заботимся, не думаем о том, что он и далее нуждается в нашей помощи. Мы как бы отделываемся от нуждающегося, успокаиваем свою совесть и продолжаем беззаботно жить, любя только себя, а не ближнего. Спаситель изображает правильный вид доброделания, правильную милостыню: надо не один раз помочь человеку, но позаботиться о нем и в дальнейшем. Ведь человек хочет есть каждый день, а не один раз. Если он болен, то нуждается не в одноразовой помощи, а в ежедневном уходе до выздоровления. Необходимо проявить терпение и заботиться о человеке столько, сколько он в этом нуждается.
Желая вразумить законника, Спаситель спрашивает его: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» (ст. 36). Тем самым Он почти дословно повторяет тот вопрос, который задал Ему сначала сам законник: «Кто мой ближний?» Спаситель рассказал эту притчу для того, чтобы этот человек сам себе ответил на очень важный в духовной и нравственной жизни вопрос: кто его ближний. Иначе, если бы правильный ответ дал ему Спаситель, законник вновь стал бы оправдываться, чтобы жить по-прежнему, не меняя своей жизни, не понуждая себя к трудноисполнимой добродетели любви к ближнему.
«Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же» (ст. 36-37). Милость попавшемуся в руки разбойников оказал самарянин, и вдруг Спаситель советует законнику поступать так же. Как? Так, как поступил этот презренный самарянин. Законник ожидал услышать иной ответ, их разговор принял для него неожиданный оборот.
Скажу вам откровенно: раньше я много раз читал эту притчу и думал, что ответ дан какой-то странный. Однако сейчас, как мне кажется, стал его с Божией помощью понимать. Обычно мы думаем, что наш ближний — это тот, кто делает добро нам. А Спаситель говорит: «Нет, ближний не тот, кто делает добро тебе. Добро должен делать ты сам, и тогда ты сделаешься ближним тем людям, которым оказываешь милость». Ведь это и означает диалог Спасителя с законником:
— Кто ближний попавшемуся разбойникам?
— Оказавший ему милость.
— Иди и ты поступай так же.
Так же, как этот самарянин. Пусть тебя презирают, считают ничтожным, негодным человеком. Ты все равно делай добро людям, которые в этом нуждаются, вне зависимоста от того, какое они проявляют к тебе отношение. Пусть они относятся к тебе самым ужасным образом, но если ты будешь делать им добро, то сам станешь им ближним.
Настоящая любовь свободна. Если я буду любить только того, кто делает добро мне, то я окажусь в зависимости от этого человека: он меня любит, делает добро, — значит, и я буду его любить; он начнет делать мне зло — и я стану его ненавидеть. В таком случае я раб, я не имею свободы. Любовь же предполагает свободу: я люблю того, кого хочу, люблю всех. Хорошо человек ко мне относится или плохо, пусть даже ненавидит и презирает, я должен его любить, должен делать ему добро, и если он нуждается в моей помощи, то он — мой ближний. Я свободен, у меня нет зависимости от отношения ко мне людей — вот что даровал нам Христос. А мы по своей немощи и, скажем откровенно, по своему лукавству этого избегаем. Не хотим, чтобы нашими ближними были все те люди, которые в нас нуждаются, не хотим, чтобы ближними были те, кто относится к нам плохо. Однако обрести ту свободу, о которой все мечтаем, мы сможем только тогда, когда будем понуждать себя поступать по заповеди Спасителя.
Сейчас много рассуждают о свободе. Ради того чтобы обрести ее, люди готовы прибегнуть к чему угодно, дело доходит до совершенного беспредела, беззакония. И никак не могут понять, в чем же состоит человеческая свобода. А она состоит в том, чтобы всех любить. Тот, кто любит, — свободен, он ни от чего не зависит. Его могут оскорблять, унижать, гнать, даже убивать (и убивали таких людей — мучеников, подвижников благочестия), а он остается свободным, любит своих врагов. Пример показал Сам Господь, когда молился о распинавших Его: «Отче! Прости им: не ведают, что творят» (см. Лк.23:34). Первомученик архидиакон Стефан, первым пострадавший за Христа, тоже молился о тех, кто побивал его камнями: «Господи! Не вмени им греха сего» (см. Деян.7:60). Идеал, к которому должны стремиться все православные христиане, — это любить всех. Только тогда мы поймем заповедь: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».
Никаких препятствий для исполнения заповеди быть не должно. Допустим, у человека, к которому мы чувствуем неприязнь, раздражение, осуждение, негодование, случилось несчастье. Он нам почему-то так противен, что мы даже не можем сказать ему ласковое слово. В этом случае мы, по крайней мере, должны понять, что виноват в этом не он. Препятствие для любви к нему заключается не в его греховных злых поступках или отвратительном характере, а в нас самих. Виноваты мы сами, потому что явно нарушаем заповедь Божию. Ведь мы должны поступать так, как этот самарянин: делать добро даже тем людям, которые нас презирают, и если мы этого не делаем, то нарушаем заповедь Спасителя. Необходимо укорить себя в том, что живем не по-христиански, все делаем не так, как учит нас Господь Иисус Христос. И если у нас нет любви, то пусть будет самоукорение, которое хотя бы отчасти привлечет милость Божию и принесет прощение грехов.
Мы не должны себя оправдывать, будто мы не любим кого-то потому, что любить его не за что. Он наш ближний, потому что нуждается в нашей помощи, в чем бы она ни выражалась. Он наш ближний уже потому, что так заповедовал Спаситель. И никакого извинения в нарушении заповеди у нас быть не должно. Нужно иметь такую жизненную установку: мы обязаны исполнять евангельские заповеди (хотя бы потому, что нас по ним будут судить). И неважно, препятствуют обстоятельства их исполнению или благоприятствуют, достоин человек, по нашему мнению, чтобы ему делали добро, или не достоин. Если мы станем вести себя таким образом, то даже при многократных преткновениях, при неполном, неискреннем исполнении Божественных заповедей у нас, по крайней мере, появится покаяние и смирение. Увидим, что виноваты мы сами.
Один святитель спросил у знаменитого подвижника: «Что ты нашел на монашеском пути?» Тот ответил: «Я нашел, что нужно всегда укорять самого себя». Святитель сказал ему: «Правильно ты говоришь, иного пути, кроме этого, нет».
Действительно, мы должны всегда укорять только самих себя. Это не значит, что нужно внутренне говорить нечто вроде: «Вот, я великий грешник, я негодяй, я негодный человек, я пропал, я погиб», тем паче произносить это вслух (многие так делают и думают, что это смиреннословие принесет им какую-то пользу). Не нужно этого говорить, а нужно помнить, что если я нарушаю заповеди, то виноват в этом я один. Не погода, не политика, не обстоятельства, не друзья, не близкие — виноват я один. Если мы будем так о себе думать, то мы уже встали на верный путь и постепенно приобретем покаяние и научимся исполнять Божественные заповеди. Тогда, собственно, мы и будем настоящими христианами, тогда осознаем, что мы действительно грешники. Ведь бывает так, что человек, покаявшись в тяжких грехах, совершенных им, будучи еще неверующим, впоследствии приходит на исповедь и даже не знает, в чем каяться. Я как духовник часто с этим сталкивался. Отчего это происходит? Оттого, что человек хотя и не совершает грубых грехов, но и не понуждает себя жить по Евангелию, даже считает, что оно к нему вовсе не относится. Он говорит: «Не такое сейчас время, чтобы жить по Евангелию. Кто вообще ныне живет по Евангелию? Слава Богу, что я не пьянствую, не совершаю блуд, не ворую…» Именно по той причине, что он не понуждает себя жить по Евангелию, не укоряет себя за нарушение Евангелия, он и не видит в себе никаких грехов. Если же мы будем рассуждать так: «Я один виноват в том, что не живу по Евангелию и нарушаю евангельские заповеди. Никакой другой причины для того, чтобы я грешил, нет», — тогда мы ясно увидим множество своих грехов. Увидим, например, что очень часто поддаемся осуждению, хотя есть заповедь: «Не судите, да не судимы будете» и, следовательно, осуждать мы не имеем никакого права. Не сказано: «Не судите того, кого не за что судить», но: «Не судите». А мы думаем: «Как же его не осудить, он ведь такой плохой!» И так мы всегда извиняем себя различными обстоятельствами. Когда же мы перестанем это делать, тогда встанем на истинный христианский путь и приобретем покаяние. А вслед за покаянием с искренним самоукорением научимся и соблюдать Божественные заповеди. Аминь.

24 октября 1996 года

О том, что необходимо творить милостыню всякому нуждающемуся

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В Божественном Евангелии, как и во всем Священном Писании, каждое слово имеет глубочайший смысл, потому что эти слова, хотя и сказаны человеческим языком и через людей и зачастую несут на себе некоторый отпечаток их характера, тем не менее являются словами Духа Святого, словами Божественного Откровения. Поэтому даже сам порядок, сочетание или кажущееся случайным употребление тех или иных выражений на самом деле имеют большое значение. Это не напрасные и не праздные слова, но слова премудрости. Поэтому мы должны читать Священное Писание с усиленным вниманием, как бы вглядываясь в каждую букву его текста, и искать в нем Божественный смысл, конечно же, не столько собственными усилиями, сколько надеясь на помощь и вразумление свыше, потому что лишь Тот, Кто изрек слово, может открыть и его смысл.
Некий законник встал и, искушая Господа, сказал: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (ст. 25). Этот вопрос Спасителю задавали несколько раз: и когда искушали Его, как сейчас законник, и когда искренне желали получить совет, как некогда богатый юноша. Всякого истинно верующего человека волнует вопрос о том, что нужно делать, чтобы наследовать жизнь вечную. Мы ищем краткого ясного ответа, чтобы, следуя услышанному совету, быть обнадеженными в получении необыкновенного наследства, чудесной награды — вечной жизни. Господь ответил законнику: «В законе что написано? как читаешь?» (ст. 26). Этот человек был сведущ в Писании и спрашивал именно искушая, испытывая, насколько знает Божественный закон Господь наш Иисус Христос, Который иудеям казался человеком необразованным, некнижным. Спаситель же задал законнику встречный вопрос, чтобы, задев его тщеславие, заставить его самого ответить. Удивительно, но законник ответил совершенно правильно. «Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (ст. 27). Он понимал, по крайней мере теоретически, что эти две заповеди неотделимы друг от друга: нельзя любить Бога и одновременно не любить ближнего. И наоборот, нельзя правильно, истинно любить ближнего, если ты не любишь Бога.
Мы часто смущаемся тем, что другие религии, в особенности иудейская, содержат учение, отчасти схожее с христианским. Например, в Талмуде есть изречение, подобное евангельскому: «Нужно делать другому то, что хочешь, чтобы делали тебе». И нас это смущает и удивляет: как же так, в религии людей заблуждающихся содержатся те же самые истины, какие открыты нам, православным христианам? Однако по ответу законника мы видим, что теоретическое знание истины еще не является знанием сердечным, жизненным, спасительным. Не только в иудаизме, но и в некоторых других мировых религиях могут быть как и очень искусные подделки под богооткровенное учение, так и некоторые действительные догадки об истине, в правильности которых никто не станет сомневаться, если они на самом деле совпадают с учением Евангелия. Но одно дело, додумавшись и догадавшись, понимать истину только рассудком, и совсем другое — деятельно, действием благодати познать ее сердцем. Многие гениальные люди, совершенно чуждые какой-либо религии, занимаясь умственным трудом, философией, достигали прозрения Божественных вещей, видя их как бы издалека, с другого берега, но не могли их постигнуть опытно, не могли ими овладеть. Так же и здесь: мы видим, что законник ответил Спасителю весьма искусно. Но когда люди, чуждые истины, говорят мудро, не нужно этому удивляться и этим смущаться, как сейчас, читая это евангельское зачало, так и в жизни, сталкиваясь с подобными случаями. Вспомним Евангелие от Матфея: после Рождества Христова явилась звезда и в Иерусалим пришли волхвы, спрашивая, где должен родиться Царь Иудейский. Ирод призвал книжников и законников, которые совершенно правильно ответили ему, что, согласно предсказанию пророка Михея, Мессии надлежит родиться в Вифлееме. Однако, как мы видим из Евангелия, никто из книжников не пошел и не поклонился вместе с волхвами, которые были язычниками, магами и до того времени еще безбожниками. Эти люди, чуждые истины, воздали поклонение новорожденному Богомладенцу — Господу Иисусу Христу. А как будто бы точно знавшие истину книжники на деле оказались чуждыми ей, не познали ее опытно, своей душой, сердцем и потому проявили безразличие к собственному правильному истолкованию пророчеств. Поэтому нам не следует удивляться, когда кто-то говорит истинные, мудрые, правильные вещи, не будучи при этом христианином. Это еще не есть истинное знание, которое всегда должно быть жизненным, пережитым.
Когда законник правильно ответил Спасителю, «Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить» (ст. 28), то есть и здесь будешь жить, как бы предвкушая жизнь будущую, и тем более будешь жить в вечности (ибо страдания в вечности нельзя назвать жизнью в полном смысле, и в Священном Писании они называются вечной смертью). Но законник, по тщеславию ответив правильно, уловил себя своими собственными словами. Он захотел оправдаться в том, что не исполняет уже известное ему откровение, необходимое для спасения, желая одновременно все-таки запутать Господа, задав Ему затруднительный вопрос. Он «сказал Иисусу: а кто мой ближний?» (ст. 29). Так и мы, уподобляясь этому человеку, заранее определенно зная, что нужно делать для своего спасения, тем не менее ищем оправдания, ищем возможности сделать для себя исключение, чтобы избежать той деятельности, которой требует от нас наша совесть. Конечно, мы не всегда задаем подобные вопросы, но, тем не менее, хотим найти для себя исключение — думаем, что для других заповеди обязательны, в нашей же ситуации заповедь можно нарушить, а при каких-то жизненных обстоятельствах ее совсем не нужно исполнять. И, желая оправдаться, сами в себе говорим Господу: «А кто мой ближний, кого я должен любить? Вокруг меня люди, недостойные любви: совершенно чужие, неблагодарные, злые, низкие, развращенные. Даже среди верующих трудно найти надежного друга. Почему я должен делать добро человеку, от которого, как я знаю, не получу никакой благодарности? Почему я обязан обращать внимание на какие-то мелочи? Мне надо прежде позаботиться о себе, а потом уже, если представится возможность, и ближнему сделать некое одолжение и помочь ему».
Очень часто мы оправдываем себя тем, что встречающиеся ситуации слишком мелочны, чтобы вспоминать о Евангелии. Разве в таком пустом, ничтожном случае, говорим мы, важно обращать внимание на ближнего и предпочитать его себе? Не лучше ли в этой мелочи пренебречь заповедью о любви к ближнему и позаботиться о себе? Кто мой ближний в данной ситуации, ведь здесь вообще эта заповедь неприменима? Мы оправдываем себя разными способами, и все их можно заключить в простые слова законника: «А кто мой ближний?» Таким образом мы уходим от той внутренней необходимости исполнять заповеди, которую внушает нам наша христианская совесть. К тому же мы думаем так: что такое любовь к Богу? Этого точно никто не знает, в мое сердце, в мою душу никто не заглянет. Кто может определить, насколько я понуждаю себя угождать Богу в делах невидимых, таинственных, например в молитве или других духовных добродетелях? А то, как я отношусь к ближнему, видит всякий. Поэтому здесь мы ищем для себя оправдание, чтобы избегнуть необходимости жить по Евангелию.
«На это сказал Иисус…» (ст. 30). Можно перефразировать это выражение и так: «На это говорит Иисус», потому что Его слова относятся, конечно же, не только к законнику. В противном случае евангелист Лука, а правильнее сказать Дух Святой, не открыл бы нам это событие через Священное Писание, оно было бы предано забвению как относящееся лишь к одному человеку. Но поскольку разговор Спасителя с законником нам пересказан и повествование о нем звучит уже на протяжении многих веков, то уже из этого мы видим, что оно относится ко всем нам и приточный ответ Господа Иисуса Христа полезен для всех читающих и слушающих его. «Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо» (ст. 30-32). Очень емко это выражено по-славянски: «И видев его, мимоиде. Такожде же и левит, быв на том месте, пришед и видев, мимоиде». Соприкасаясь с нуждами ближних, мы часто считаем их проблемы мелочными и даже недостойными нашего внимания. Хотя нашему ближнему требуется помощь, поддержка, доброе слово, может быть, какая-то маленькая услуга не потому, что он не может без них обойтись, но потому, что каждый человек нуждается в любви. Мы же, будучи в глазах окружающих людьми добрыми, порядочными, как будто бы праведно, по-христиански живущими, в то же самое время зачастую поступаем подобно священнику и левиту, также как будто бы достойным по своему положению людям: как и они, проходим мимо. Мимо ближнего, нуждающегося в нашей помощи, в большой или малой поддержке.
«Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился» (ст. 33). Казалось бы, милосердие или обыкновенное чувство жалости должно быть у всякого человека по отношению не только к людям, но и вообще ко всему живому и даже к бездушным предметам. Иногда мы испытываем жалость, когда на наших глазах разбивается или ломается какая-нибудь красивая вещь. Тем большую жалость мы должны были бы испытывать к существу, сотворенному Самим Богом и являющемуся образом и подобием Божиим. Но, признаемся себе честно и откровенно, это естественное чувство действует в нашем сердце весьма редко. Это, скорее, исключение, чем правило, когда мы испытываем жалость, проявляем милосердие по отношению к пострадавшему человеку. По большей же части мы бываем замкнуты в себе и обращены только на собственные нужды.
Самарянин же, как сказано по-славянски, «приступль обвяза струпы его» (ст. 34). Обратите внимание: священник «мимоиде», левит «мимоиде», самарянин же «приступль». Мы должны приблизиться к ближнему, именно приступить к нему. Когда мы приближаемся к человеку, вникаем в его нужды, беды, его страдания и переживания, тогда понимаем, что на самом деле они не такие мелкие и неважные, как нам кажется, и этот человек достоин жалости хотя бы потому, что он человек; и тогда мы начинаем оправдывать даже его грехи. Самарянин же, «подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем» (ст. 34). Это — притча, но она сказана Самим Господом, и потому, как я уже говорил, каждое слово в ней имеет глубочайший смысл. При помощи этого образа Спаситель показывает нам, что мы должны не только посочувствовать человеку, не только сжалиться над ним, но именно приступить и помочь. Обвязать его раны, то есть грехи. Оказать ему милость в житейских нуждах, подобно тому как самарянин очистил раны этого человека вином и умягчил их маслом. Если наш ближний не может сам встать, проявить силу для ревностной жизни, мы должны «посадить его на своего осла», то есть приложить усилия к тому, чтобы некоторое время помочь ему передвигаться. Нужно позаботиться о нем не только в данный момент, но и в будущем, то есть привести его в гостинцу, ухаживать за ним первое время, когда израненный человек еще нуждается в том, чтобы от него не отходили. (Вы знаете, что в больницах наибольшая смертность бывает в выходные дни, когда больные остаются без присмотра, поскольку не только нет врачей, но и медсестер остается очень мало.) Когда человеку необходимы внимание и уход, а их нет — приступает смерть. В евангельской притче изображена простая истина: человек первое время после страданий или болезни нуждается в усиленном уходе. Но и потом, когда его положение станет менее опасным, о нем также нужно заботиться, об этом и сказал Спаситель: «А на другой день, отъезжая, вынул два динария дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе» (ст. 35). Самарянин позаботился об этом человек не настолько, насколько несчастному было необходимо, а не для того лишь, чтобы доставить себе удовольствие и успокоить свою совесть. В жизни исполнить это бывает очень трудно, потому что мы всегда оправдываем себя собственными скорбями и заботами и устраняемся от помощи другим людям.
Спаситель, рассказав притчу, задает этому законнику вопрос, на который нельзя было не дать правильного ответа: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» (ст. 36). И законник ответил единственное, что мог сказать веян кий здравомыслящий человек, будь он знатоком закона или нет. «Он сказал: оказавший ему милость» (ст. 37). Самарянин — в глазах иудеев еретик, человек презренный, нечистый, в отличие от почитаемых по своему положению священника и левита, — ни зван ближним, потому что оказал милость.
Казалось бы, ответ уже дан, все ясно, притча закончена и окончательно объяснен самим законником. Но Господь еще добавляет весьма значительные и важные, моя быть, самые важные, самые главные слова. «Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же» (ст. 37), то есть поступай, как самарянин. Оказывай милость людям нуждающимся в тебе, даже если они к тебе заведомо относятся с презрением, считают врагом, чужим человеком. Ты же, оказывая помощь всякому человеку, делаешь его своим ближним, и кто им станет, зависит от твоей собственной любви. Если твоя любовь деятельна, не просто присутствует в душе, но выражается в определенных, ощутимых делах, простирается на других людей, значит, ты их любишь, ты ближний этим людям и они твои ближние. Насколько широко ты распространишь эту любовь на людей, настолько много у тебя будет ближних. И если ты окажешься сильным духом до такой степени, что сможешь, как некоторые подвижники благочестия Православной Церкви, охватить этой любовью все человечество и даже умерших и еще не родившихся людей, то все люди будут твоими ближними. Некоторые угодники Божий молились за весь мир, и это был тяжкий подвиг. Иные жертвовали собой ради проповеди Евангелия, как это прежде делали апостолы. Если люди видят перед собой нуждающегося и действительно приступают к нему, вникая в его нужды, то потом уже не могут ему не сочувствовать и находят много разных способов помочь.
Вернемся к началу евангельского повествования, вспомним вопрос, заданный книжником: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Может быть, теперь для нас яснее будет и ответ, данный Спасителем, который можно было бы пересказать так: «Иди, твори милость всякому нуждающемуся — и наследуешь жизнь вечную». Аминь.

26 ноября 2000 года

Неделя 26-я по Пятидесятнице

(Лк., 66 зач., XII, 16-21)

И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет.

О признаках духовного богатства

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Как мы можем узнать, приобрели ли мы духовное богатство? Каковы признаки богатства в Боге? Еще преподобный Серафим Саровский говорил, что мы под предлогом просвещения и образования настолько отдалились от христианских истин, что уже не можем рассудить, есть ли в нас благодать Святого Духа. Апостол Павел очень кратко перечисляет все признаки духовных дарований: «Плод же духовный есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (см. Гал.5:22-23). Значит, по своему настроению мы уже можем судить о том, есть ли в нас благодать, приобрели ли мы ее в данный момент или потеряли.
Первым и важнейшим признаком духовного богатства и присутствия в душе благодати Божией является духовный мир и покой. Но нужно отличать его от покоя телесного. Нам бывает трудно даже объяснить, что представляет собой мир, даруемый нашей душе Богом. А вот покой телесный мы испытываем тогда, когда все наши житейские обстоятельства складываются удачно, когда мы уверены в себе и нас ничто не смущает. Если мы сами сыты и здоровы и у наших родных все хорошо, то мы бываем спокойны, но это состояние не имеет ничего общего с тем благодатным чувством духовного мира, которое испытывают истинные христиане, ибо оно, напротив, часто даруется им в тяжких скорбях. Например, когда христианина посещает тяжелая болезнь или он подвергается сильнейшему искушению от людей, то Господь укрепляет его, чтобы он смог достойно перенести это искушение. Тогда человек внешне скорбит, но в его душе одновременно водворяются мир и совершенный покой. Если в самых невыносимых скорбях благодать Божия дарует человеку духовный мир, то это есть признак того, что эти скорби посылаются Богом для испытания и утверждения человека в истинном христианстве.
Истинные христиане — мученики, преподобные и другие святые, начиная с древнейших времен, — подвергались искушениям и от людей, и от демонов, претерпевая столь тяжелые испытания, что мы даже и представить себе не можем, как они их выдерживали. Но при этом они имели необыкновенный покой и мир в душе. Рассказывают, например, как некоторые епископы, которые жили в недавние времена, когда у нас в стране были гонения на Церковь, даже сожалели о том, что их освободили из лагерного заключения, так как в миру они не чувствовали такого мира и покоя, как в лагере. Когда они находились в лагерях, то ради тех скорбей, которые они претерпевали, необыкновенная благодать Божия пребывала с ними.
Один древний подвижник, подвизавшийся в пустыне, был рукоположен во епископы. Когда это произошло, он почувствовал, что в его жизни что-то переменилось, потому что в пустыне ему прислуживали Ангелы, а после рукоположения это чудесное явление прекратилось. Тогда он стал молиться: «Господи, наверное, я начал грешить, раз Ангелы оставили меня?» — и получил такое откровение: «Когда ты не имел помощи от людей, тебе прислуживали Ангелы, а теперь тебе прислуживают люди». Другой древний подвижник тяжело заболел, и о нем целый месяц никто не вспоминал: пустынники вообще редко видели друг друга. Но наконец старцы спохватились, заметив, что один из них не был в храме уже несколько воскресных дней, и пришли его навестить. Когда они открыли дверь его кельи, он закричал: «Прошу вас, братья, уйдите от меня!» Представьте себе: человека тридцать дней никто не навещал, никто за ним не ухаживал — а он говорит пришедшим: «Уйдите от меня!» Смутившись, они все-таки не ушли, а спросили, почему он недоволен их приходом. Он так объяснил свои слова: «Когда не было людей, мне прислуживали Ангелы, а как только дверь келий открылась, Ангелы удалились». Я привел этот пример не для того, чтобы призвать вас избегать друг друга и не оказывать помощи в скорбях, но для того, чтобы показать, что истинный христианин и в самых тяжких скорбях имеет утешение от Бога. Такого утешения, такой благодатной радости человек не может получить ни от общения с людьми, ни от телесного покоя.
Но мы можем испытывать мир в душе и по другой причине. Например, когда человек искушается какой-либо страстью — гнева или сребролюбия, но не удовлетворяет ее, то он чувствует в своей душе смущение и беспокойство. Разгневался на друга, но промолчал, а на душе как-то нехорошо; обманули, потерпел материальный ущерб, но уступил и как будто смирился, а на душе неспокойно. И наоборот: в гневе ответил злом на зло — и на душе хорошо и спокойно. Что же это за явление? Дело в том, что когда еще немощный христианин не удовлетворяет свои страсти, то они начинают изнутри беспокоить и мучить его. И вот, не исполнив на деле повеление той или иной страсти, человек испытывает беспокойство. В этот момент он должен бы начать бороться со страстью, ибо она поселилась в его душе, но вместо этого он предпочитает ее удовлетворить (например, ответить на грубость грубостью), лишь бы на душе стало спокойно. И действительно становится спокойно, но не оттого, что в душу вернулась благодать Божия, а оттого, что человек насытил греховную страсть, выполнив свое злое пожелание.
Итак, мы не должны путать духовный мир, во-первых, с телесным упокоением, а во-вторых, с удовлетворением страстей. Духовный мир, даруемый Богом, отличается от телесного покоя тем, что приходит и в скорбях, а от спокойствия, наступающего после удовлетворения страсти, — тем, что наступает после борьбы. Это его основные признаки. Это признаки духовного богатства, пусть малого, но могущего разрастись и подающего нам надежду. Этот духовный мир безграничен, потому что при умножении в нашей душе благодати Божией и мир все более умножается, настолько, что мы не видим его границ и пределов, как говорит пророк Исайя: «И мира Его несть предела» (Ис.9:7). Мир, даруемый Богом, бесконечен. Он так сильно действует в людях, стяжавших обильную благодать Божию, что они чувствуют в своей душе абсолютный покой и бывают как бы опьянены им: не хотят ни говорить, ни есть и почти ни на что не реагируют. Конечно, в таком состоянии человек может вытерпеть все что угодно — любое унижение, любое оскорбление и даже побои, как и терпели мученики Христовы.
«Мира Его несть предела» — вот основной признак присутствия в нашей душе благодати Божией, по которому мы всегда должны ориентироваться, приобретаем ли мы духовное богатство. И наоборот, потеря духовного мира есть признак постепенного удаления от нас благодати Божией за совершение какого-то греха. И тогда мы должны искать, чем мы оскорбили Бога, чем согрешили, в чем причина того, что благодать Божия нас покинула.
Однако если мы не прибегаем к помощи непрестанной молитвы Иисусовой, то нам бывает очень трудно ощутить в себе потерю или приобретение благодати. Когда мы непрестанно молимся Иисусовой молитвой, то она является для нас тем средством, тем орудием, при помощи которого мы приобретаем внимание к самим себе. Взирая на то, как молитва развивается в нас, мы можем судить и о том, что с нами происходит: усиливается ли у нас желание молиться или пропадает, становится ли наша молитва внимательной или рассеянной, а может быть, благодать Божия так действует, что молитва сама течет в нашем сердце или произносится в уме, или же наши уста, как бы понуждаемые какой-то невидимой силой, не могут выдержать и непрестанно произносят Иисусову молитву.
Кроме того, молитва Иисусова обостряет наше духовное зрение, она побуждает нас рассматривать себя, чтобы научиться определять, что происходит в нашей душе. Она делает нас из духовно слепых духовно зрячими, и мы своим духовным оком, то есть умом, видим, что с нами происходит. В первую очередь, как я уже говорил, мы видим в себе умножение или оскудение благодатного мира Христова. Без молитвы Иисусовой бывает трудно и приобрести этот мир, и сохранить его, трудно и покаяться в его потере. Поэтому ощущение неземного покоя в душе есть главный признак, а молитва Иисусова — главное орудие приобретения духовного богатства. Аминь.

1 декабря 1996 года

О духовном корыстолюбии

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись» (ст. 16-19). Казалось бы, эти слова относятся только к богатым людям, а если понимать их совсем в узком смысле, то лишь к тем, кто занимается земледелием, то есть к помещикам, собравшим обильный урожай. Но нужно помнить, что это — притча, которая на самом деле имеет значение не только для земледельцев и вообще богатых людей, но и для каждого человека, приобретающего что-то земное. Может быть, у нас и нет такого огромного имущества, чтобы можно было сказать, что оно доставит нам успокоение «на многие годы», однако каждый из нас желает иметь в жизни хотя бы минимальные удобства, каждый ищет себе покоя. Какая-то мечта есть у любого человека: допустим, человек мечтает приобрести квартиру и обставить ее мебелью, получать удовлетворительную заработную плату и думает, что тогда у него все будет хорошо, можно будет жить спокойно. Пожалуй, каждый мечтает о том, чтобы жить беззаботно, ни о чем не думать и никогда не иметь никаких скорбей или трудностей. Получается, что даже если мы по сравнению с другими живем не так обеспеченно, то все равно ничем не отличаемся от богача, изображенного в притче.
«Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (ст. 20-21). Никто из нас: ни богатый, ни бедный, ни тот, кто обладает большим имуществом, ни тот, кто стремится найти покой благодаря своему скромному достатку, — никто не знает, когда придет день его смерти. Смерть может настичь человека внезапно, не только старого и не только больного, но и совершенно здорового и молодого. Случается, что человек в течение долгого времени неизлечимо болен, но не знает об этом, и лишь скоропостижная смерть открывает его уже давнюю болезнь. Нередко происходят какие-нибудь страшные несчастья: например, человек погибает во время катастрофы или, будучи абсолютно здоровым, человек вдруг заболевает и, как говорят, «сгорает» за месяц… Даже к людям, достигшим уже глубокой старости, смерть приходит неожиданно, если они проводили жизнь неблагочестиво, не заботясь ни о вечной жизни, ни об участи своей бессмертной души, если они не предупреждали смерть добрыми делами, в особенности покаянием. Казалось бы, человек все приобрел для того, чтобы жить беззаботно и спокойно, — и вдруг все это у него отнимается или смертью, или, может быть, какими-то обстоятельствами. Отнимается все то, на что он надеялся, чем он уже жил, что успокаивало его дух. Перед человеком могут встать новые трудности и заботы, и он должен будет начинать все сначала. Таковы превратности земной жизни человека, который надеется не на Бога и не на свои духовные труды, молитву и покаяние, а на свои земные способности. Об этом еще в древности говорил премудрый Соломон в своей книге «Екклесиаст»: человек трудится, приобретает, копит богатство — и не знает, кому оно достанется. Он много работает, достигает каких-то результатов, а, может быть, тот, кто будет продолжать его труд, станет все делать иначе или просто испортит. Получается, что человек, ищущий утешения в земных трудах, всегда оказывается обманутым. Соломон называет все это великой суетой и томлением духа (см. Еккл.1:14). Не только те, которые имеют богатство, но и все люди подвержены этой бесконечной суете, все надеются на призрак, потому что земное благополучие, в котором мы видим надежную, твердую опору, доставляющую нам покой, в действительности оказывается именно призраком. Если кто-либо и не познает эту истину в юности или в среднем возрасте, то в час смертный все обязательно познают ее, когда каждый из нас будет вынужден оставить и землю, и само тело, и все то, что он приобрел и благодаря чему, казалось бы, мог уже спокойно наслаждаться жизнью. Тогда мы познаем истину слов Спасителя: «Безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» И «так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет. Человек, который думает что-либо приобрести для своего земного существования, претерпевает то же, что претерпел богач из притчи. Конечно, все мы желаем себе блага, любовь к себе вложена в нас Богом, она даже является критерием любви к ближнему: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:39; Мк.12:31; Лк.10:27), хотя на Тайной вечере Спаситель заповедал ученикам любить ближнего даже больше, чем самих себя (см. Ин.15:12-13). Когда же говорится, что мы должны богатеть не для себя, а для Бога, то противопоставляются наше земное тело, земная, так сказать, сущность, и сущность небесная, то есть бессмертная душа. Слова «богатеть в Бога» вовсе не означают, что мы копим для Бога, будто бы Бог нуждается в нашем богатстве. Правильнее было бы сказать, что нужно богатеть в Боге, то есть приобретать благодать Божию, а не земное имущество. Для того чтобы нам не уподобиться неразумному богачу и рано или поздно не испытать горькое разочарование в напрасных трудах, оттого что усилия наши были направлены не на то, на что нужно, мы, живя на земле, все свои силы должны употребить на приобретение богатства духовного. Как другие люди трудятся для обеспечения своего земного благополучия, так мы должны потрудиться для обеспечения благополучия духовного. Если мы сравним, сколько сил и времени мы тратим на то, чтобы доставить себе сытое и спокойное существование, и сколько — на то, чтобы насытить свою душу духовными благами, то мы увидим, что это несопоставимо: мы почти ничего не делаем для души и при этом с утра до вечера трудимся для своего тела. Мы работаем день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом — и внезапно все это от нас отнимается. Для чего же мы трудимся? Для чего всю свою жизнь полагаем на то, чтобы приобрести призрак, и почти никаких усилий не прикладываем к тому, чтобы насытить свою душу, чтобы приготовить ей вечные обители?
Ощущение благодати в душе является залогом вечного блаженства на небесах. Не нужно думать, что это друг с другом не связано, ведь душа чувствует то, что она приобретает. Можно сказать, что, если мы ничего не чувствуем в своей душе сейчас, значит, мы ничего не приобрели и для жизни будущей, поэтому, заботясь о своем теле, о пропитании, мы всегда должны помнить и о своей душе. Я не призываю вас оставить житейские дела и жить так, как живут монахи, однако попечение о душе необходимо иметь всем. Преподобный Иоанн Дамаскин говорит, что в Ветхом Завете иудеи посвящали Богу один день — субботу, а во времена Нового Завета христиане посвящают Богу всю свою жизнь. Заповедь о субботе не отменена, но распространяется на всю жизнь христианина, который субботствует всегда, то есть все, что он ни делает, он посвящает Богу. Христианин должен стараться отовсюду извлекать выгоду для своей души, стать неким духовным корыстолюбцем, который в любом самом мелком деле что-нибудь приобретает для своей души. Даже среди самых обычных земных занятий нужно думать о духовном прибытке. Допустим, работаешь ты на заводе или в какой-то конторе и тебя там оскорбляют, унижают, а ты смиряйся, думай о своей духовной выгоде, о вечной жизни. Сделал тебе кто-нибудь подлость — ответь на нее благородным поступком или, по крайней мере, стерпи — и вот ты уже что-то приобрел. Искушают тебя какими-то развратными речами — отойди, помолись, не бойся насмешек; и вновь ты сделал приобретение, потому что отступил от греха, выбрал целомудрие, мысленную, душевную и телесную чистоту. И так нужно поступать везде и всюду, где есть какая-нибудь возможность исполнить заповеди. Вся жизнь человека должна быть ими пронизана: везде и всюду ищи выгоду, копи духовное богатство, стремись к обогащению в Боге, а не к накоплению земного имущества. Мы должны оценивать каждый свой поступок: что мы приобретаем? Исполняем заповедь или нарушаем? Как исполняем? И так ежедневно, ежечасно, подобно человеку, который считает каждую свою копейку. Если мы приобретем это духовное корыстолюбие, некую духовную жадность, то будем постоянно внутренне обогащаться, даже если внешне наша жизнь ничем не будет отличаться от жизни всех окружающих. Средством для этого служит, прежде всего, непрестанная молитва, потому что без нее невозможно приобрести никакие добродетели.
Таким образом мы будем постепенно накапливать духовное богатство, которое, несомненно, ощутим в своей душе. Если мы в чем-нибудь согрешим, то тут же это увидим, почувствовав некий убыток, и станем выяснять, почему мы его потерпели, подобно деловым людям, которые стараются вести свои дела так, чтобы не иметь убытков совсем или хотя бы свести их к минимуму, и из всего извлекают прибыль. Так должны поступать и мы в отношении Божией благодати, тогда мы и будем богатеть в Боге, богатеть духовно. Изо дня в день, из года в год это духовное сокровище будет накапливаться, и к неизбежному моменту смерти мы придем уже приобретя некое богатство, которое, хотя мы и называем его богатством в Боге, пребывает в нашей душе. Таким образом духовный человек обретает Бога, Творца всего внутри своего сердца, а все земное, материальное, остается вне его.
Поэтому будем все стремиться к приобретению этого внутреннего богатства — благодати Божией. Тогда мы, богатея в Боге, приобретая Самого Бога в своем сердце, при переходе в вечную жизнь возьмем это богатство с собой. Только оно и является собственно нашим, а все остальное — чужое, ведь даже наше тело нам не принадлежит. Будем же всегда, каждое мгновение нашей жизни понуждать себя заботиться о том, чтобы приобрести Божественную благодать, приблизиться к Богу и вселить Бога в свое сердце. Аминь.

1 декабря 1996 года

Что значит «богатеть в Боге»?

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос к народу, который искал Его поучений, обращался в притчах. Как и непосредственные собеседники Спасителя, все мы, слушающие или читающие Евангелие, принимая слово Господа Иисуса Христа, не имеем почти никакого собственного духовного опыта. Мы смотрим на вещи поверхностно, видим жизнь лишь материальную, телесную, не обладаем познанием жизни духовной, которой, собственно, движется и существует все созданное Богом. Только о внешней стороне нашего бытия мы знаем довольно много и имеем в этом отношении житейский опыт и рассудительность, и поэтому Господь наш Иисус Христос взывает именно к нашему здравому смыслу, к земному, человеческому — в узком смысле слова — опыту, для того чтобы, опираясь на него, мы были вынуждены признать справедливыми примеры, приведенные Спасителем из жизни, а потом принять и скрывающиеся за ними духовные истины, которым наша душа воспротивилась бы, если бы они были изложены открыто и просто, без житейских примеров.
«У одного богатого человека был хороший урожай в поле» (ст. 16). По-славянски это звучит более образно и впечатляюще: «Человеку некоему богату угобзися нива». Выражаясь языком современным, к нему пришла удача, выпал счастливый случай. В таких ситуациях люди обычно начинают впадать в беспечность, как и этот приточный богач, который возрадовался неожиданной удаче и стал строить далеко идущие планы: «И он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих?» (ст. 17). Его заботой было не спасение души, не стремление к праведной жизни, не старание быстрее загладить свои грехи добрыми делами и умолить Бога о прощении своих беззаконий, но попечение о том, куда деть это внезапное богатство, приобретенное по счастливому стечению обстоятельств. Если у тебя появилось что-то лишнее и ненужное, так что тебе даже и сложить-то это некуда, то тебе следует раздать это бедным, нищим, нуждающимся. Они всегда найдутся — всегда есть люди, живущие хуже, чем ты. Но евангельский богач беспокоится о своем земном будущем и вместо того, чтобы увидеть в этой внезапной удаче, счастливом случае проявление благости Божией, подающей ему возможность совершать добрые дела, он строит планы, которые, как доказывает притча, на деле никогда не осуществятся. Так бывает и с нами: когда у нас все благополучно, мы впадаем в беспечность и перестаем заботиться о вечности.
«И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись» (ст. 18-19). Вот пример безрассудства: богач не думает о душе как о бессмертной сущности и считает, будто ей необходима пища телесная, а не духовная, не молитва, покаяние, смирение и любовь, а покой, пища, питье и веселье. Да, иногда душа в какой-то степени услаждается и земными благами, потому что удовольствие, доставляемое телу, передается и душе, и наоборот — скорби душевные удручают и человеческую плоть. Например, человек, предавшийся унынию или отчаянию, испытывает и телесное расслабление; можно было бы привести и другие примеры. Однако из того, что душа наслаждается телесными удовольствиями, ощущениями, поступающими через телесные чувства, вовсе не следует, что только в этом заключается смысл ее существования. Ее сущность состоит не в том, чтобы быть просто придатком тела. Душа знает удовольствия гораздо более высокие, а человек, испытавший их, познавший сладость общения с Богом, никогда не променяет этого на страстные удовольствия, которые роднят нас с животными.
«Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» (ст. 20). Душа, которая, по мысли евангельского богача, отныне, благодаря его неожиданной удаче, имеет возможность жить многие годы счастливо и безмятежно, будет взята у него в эту же ночь — тогда, когда человек еще ничего не успел сделать, а только начал строить планы, как говорят, размечтался о своей будущей беспечной и счастливой, блаженной земной жизни. Если душа будет отнята от тела, то человек умрет и его тело останется как некая сброшенная одежда, обветшавшая и ненужная. Так Спаситель показывает, что нам необходимо заботиться прежде всего о душе; приточный же богач, обращаясь к своей душе, думал только о плоти.
«Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (ст. 21). Это замечательные слова, объясняющие сущность этой притчи! «Так бывает с тем» — не только с одним описанным богачом, но со всеми кто собирает сокровища для себя, и с нами тоже. Неважно, великие это сокровища или малые, — может быть, мы радуемся каким-то скромным приобретениям, например, отремонтировали квартиру, обставили мебелью, купили бытовую технику и думаем: «Душа, ты имеешь блага на долгие годы. Покойся, ешь, пей, веселись». Разве мы не уподобляемся приточному богачу, когда стремимся к житейским удобствам и уюту, почитая их за единственное счастье, когда приобретаем эти немногие земные блага и воображаем, что все у нас будет хорошо? Но ведь наша собственная жизнь и судьба наших родственников зависит не от наших малых приобретений. Приведу случай из жизни: замужняя женщина жила со своей семьей в большой бедности, они занимали впятером одну комнату в неблагоустроенной коммунальной квартире. Всю жизнь эта женщина мечтала о квартире — трехкомнатной, отремонтированной, где можно было бы жить спокойно. И в конце концов она получила желаемое, но затем у нее умер муж, скончалась старушка-мать, жившая с ними, потом не стало и дочери — она осталась с одним сыном в пустой квартире. Ни о каком счастье не могло быть и речи, все ее мечты оказались тщетой, пустотой, миражом. Это похоже на то, как путешественнику в пустыне кажется, что рядом оазис с водой, но когда он приближается к нему, то обнаруживает, что там ничего нет, а только песок, пустота, растрескавшиеся от жары камни… Так происходит с теми людьми, которые мечтают найти счастье лишь в житейском благополучии, в безмятежной земной жизни, с теми, «кто собирает сокровища для себя».
Что же обозначают следующие, как будто бы странные с точки зрения грамматики, слова: «Не в Бога богатеет»? Богатеть в Бога, или в Боге, — это значит приобретать духовное сокровище, собирать себе богатство на небесах. А где будет наше сокровище, там будет и наше сердце (см. Мф.6:21). Богатеть в Боге — значит делать добрые дела, правильнее сказать, добрые дела не сами по себе являются истинным, неокрадываемым и действительным богатством, но тем средством, благодаря которому мы его приобретаем. Молитва также в каком-то смысле является нашим сокровищем, но и она — лишь средство, способствующее приобретению богатства на небесах, в Боге. Так можно сказать и о покаянии, и о смирении, и о любви к ближнему — обо всех великих и малых добродетелях. Само же сокровище, которое мы собираем в Боге, — это Божественная благодать, даруемая истинным христианам за усердие в исполнении евангельских заповедей. Это настоящее сокровище и на небесах, и на земле, и в сердце человека. Можно даже сказать, что это сокровище — Сам Бог, неизреченно являющийся и пребывающий в человеческом сердце. Бог не отделен от нас пространством, потому что Он Вездесущ, но неизмеримо далеко отстоит от нас Своей сверхъестественной и непостижимой природой, Божественной сущностью. И это бесконечное расстояние Бог преодолевает Своими энергиями, то есть действиями, проникающими в душу и сердце человека. Но и мы со своей стороны также должны стремиться к Господу, должны открыть ему свое сердце, должны желать приобрести нетленное богатство. Наши грехи, в особенности неверие, гордость и нерадение, являются тем препятствием, которое мешает даже Самому Богу войти в наше сердце, потому что Бог никогда не нарушает свободной воли человека, но действует согласуясь с ней. И если человек действительно стремится к Богу, то Господь близ него. Он и на небесах, и возле тебя, Он бесконечно далек и находится к тебе ближе, чем твоя собственная одежда.
Вот что значит богатеть в Бога и собирать себе сокровища на небесах — в этом заключаются настоящее благоразумие и истинный здравый смысл. Вот какие житницы мы должны строить и собирать в них сокровища для себя, не думая, что собранного уже достаточно. В духовном отношении мы должны быть, если можно так выразиться, жадными и сребролюбивыми, должны стремиться собрать все больше и больше небесных сокровищ. Мы не знаем, когда возьмут у нас нашу душу и какой выкуп потребуется за нее, но мы знаем, что ничем иным не сможем выкупить ее, как только благодатью, приобретенной за краткое время нашей земной жизни.
Если нам понятно, что человек, имеющий большое богатство, думает о том, как его сохранить, сберечь и приумножить, то почему мы не понимаем того, что мы должны так же приумножать наше духовное богатство? Почему мы имеем скромные притязания в духовном отношении и необыкновенно сильное желание земного благополучия? Подумаем об этом, опомнимся и начнем истинное стяжание, истинное приобретение сокровища в Боге, которое делает человека богатым во веки веков. Аминь.

6 декабря 1998 года

Неделя 27-я по Пятидесятнице

(Лк., 71 зач., XIII, 10-17)

В одной из синагог учил Он в субботу. Там была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться. Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога. При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний. Господь сказал ему в ответ: лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний? И когда говорил Он это, все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его.

О том, как правильно читать Священное Писание

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь вошел в одну из синагог, или в иудейское собрание, в субботу, что было в обычае у благочестивых иудеев того времени. Как сейчас каждый богобоязненный христианин обязательно посещает в воскресный день христианский храм, так и во времена Ветхого Завета, когда еще действовал Моисеев закон, благочестивые иудеи посещали свои собрания в субботу. Эти собрания не были тождественны храмовому богослужению, потому что у иудеев был один храм — в Иерусалиме, и только в нем совершалось жертвоприношение и истинное богослужение. В синагогах же они собирались для того, чтобы читать Священное Писание и молиться. Если среди собравшихся находились мудрые люди, то с разрешения старейшин они дерзали поучать народ. Обычай собираться в синагогах возник из-за того, что далеко не все иудеи имели возможность в субботний день посещать Иерусалимский храм: отчасти по причине необходимых дел, а главное — потому, что храм, в лучшем случае, был доступен иерусалимским жителям. Остальные люди, населявшие Иудею, а тем более иудеи, находившиеся в рассеянии в других странах, бывать в храме часто не могли.
Господь Иисус Христос, пользуясь обычаем, всюду посещал синагоги, желая, во-первых, показать этим, что Он не отвергает закон и сохраняет благочестие, принятое в Его время, а во-вторых (и это самое главное), таким образом Он имел возможность учить людей истине.
«В одной из синагог учил Он в субботу. Там была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи (по-славянски: «дух недужен». — Игум. А.): она была скорчена и не могла выпрямиться» (ст. 10-11), то есть была поражена своего рода параличом. Встречаются такие больные люди, которые не могут выпрямиться и вынуждены передвигаться каким-то неловким образом, многие и многие годы пребывая в стеснительном и мучительном состоянии. Болезнь эта может быть связана с поражением нервной системы или с какими-то физиологическими нарушениями, а иногда, как в данном случае, описанном в Евангелии, она бывает душевной. В этой женщине жил бес, который мучил ее плоть, он-то и назван здесь духом недужным. Она не просто страдала болезнью, как бы в переносном смысле названной духом недужным, или по-русски — духом немощи, но в ней действительно жил дух, который истязал ее. Эта женщина мучилась на протяжении восемнадцати лет. Можно полагать, что до этого она была здорова, но, видимо, за какие-то свои грехи или по иному неведомому попущению Божию демон вошел в нее и таким образом скорчил. Находясь в противоестественном положении долгие годы, эта женщина терпела ужасную скорбь.
«Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога» (ст. 12-13).
Демон — тот самый «дух недужен», который истязал ее, — вышел из женщины, она выпрямилась и стала нормальным, здоровым человеком. Здесь, можно сказать, произошло два чуда, хотя по видимости — одно. Первое состоит в том, что дух вышел из женщины и освободил ее, второе — в том, что ее тело, уже искаженное и искалеченное многолетним противоестественным положением, вдруг стало здоровым. С точки зрения здравого смысла, следовало бы ожидать, что после изгнания духа недужного женщине необходимо будет долгое время каким-то образом упражняться и развивать свои мышцы, чтобы привыкнуть к правильному положению тела. Однако она сразу стала совершенно здоровой, ей не понадобилось времени для того, чтобы снова освоиться с нормальным, но пока что непривычным для нее положением тела.
«При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний» (ст. 14). Старейшина собора, или начальник синагоги, как сказано по-русски, был избран на такую почетную должность, наверное, за свое благочестие, сущности которого он, однако, совершенно не понимал. Апостол Павел про таких людей говорил, что они имеют вид благочестия, от силы же его отреклись (см. 2 Тим.3:5). Сила благочестия — это благодать Божия, это любовь: если в человеке есть благодать, то она обязательно проявляется как любовь к ближнему. И надо полагать, что начальника синагоги выбрали лишь за то, что он по наружности всегда вел себя благоговейно и благочестиво, ведь люди часто судят друг о друге по внешности. Однако оказалось, что его благочестие было только формальным — он не имел истинного понимания закона, не имел любви и сочувствия к ближнему. Он стал упрекать исцеленную женщину, хотя не решался говорить прямо, в лицо. Также и Господа Иисуса Христа он не посмел укорить прямо, потому что видел перед собой явного чудотворца, прославленного пророка, возможно, уже известного ему. «Есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний», — говорит начальник синагоги, не обращаясь прямо ни к Господу, ни к женщине, но, тем не менее, упрекая обоих в нарушении субботы, в которую не положено ничего делать.
На самом деле постановление Моисеева закона о субботе означало то, что этот день не должно было посвящать человеческим попечениям: заботиться об обычных делах и своей плоти. Заботиться же о душе, о спасении своем и своих ближних, конечно, было необходимо. Начальник синагоги либо не понимал этого, либо из зависти к славе Спасителя делал вид, что не понимает. Для того чтобы скрыть свою зависть, он прибегает к ловкому приему и упрекает двух находившихся перед ним людей, напоминая им о необходимости соблюдать закон. Конечно, он хотел и показать свое старшинство, свое право распоряжаться происходящим и лучшее знание того, что нужно делать. Но такое поведение обнаружило в нем зависть, и «Господь сказал ему в ответ: лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить?» (ст. 15). Спаситель назвал его лицемером, сразу указав на то, что он руководствуется не искренней ревностью к закону, а завистью, которую он лицемерно прикрывал видом благочестия. «Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?» (ст. 16). Господь упрекает его в отсутствии жалости к человеку. Этот упрек относится и к нам. Мы также уделяем много времени своему имуществу или буквально, как здесь сказано, своим животным, например кошке, собаке или, если держим, скоту. Мы заботимся о них, переживаем за них, но если случится что-то с нашим соседом, как будто бы человеком досторонним, то нам это совершенно безразлично. Подчас, проявляя заботу о чем-то своем, мы нарушаем закон или даже вовсе не вспоминаем о его соблюдении, а когда дело касается другого человека, мы предъявляем к нему самые строгие требования. Хотим, чтобы другие соблюдали все то, чего сами и не думаем соблюдать, когда речь заходит о нашем имуществе или наших близких родственниках.
«Лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?» Ты жалеешь свою скотину и ведешь ее поить в субботу, а к своей сроднице по плоти, дочери Аврамовой, ты совершенно безразличен, хотя считаешь себя потомком Авраама и гордишься этим. Ведь она также является дочерью этого великого праведника, но ее участь тебя не интересует, ты не сочувствуешь тому, что она уже восемнадцать лет мучается тяжким недугом, зато беспокоишься о своих животных, ведешь их на водопой, даже если они всего день оставались без воды.
«И когда говорил Он это, все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его» (ст. 17). Настолько точными были простые слова Спасителя, раскрывавшие внутреннее состояние начальника синагоги, настолько метко Он обличил в нем и подобных ему людях порок эгоизма, что совесть, вложенная в этих людей Творцом, все-таки заговорила. Несмотря на вражду, они не могли не признать, что каждый из них действительно заботится только о себе и совершенно безразличен к ближнему, и стыд овладел ими. Остальные же радовались всем чудесам, которые творил Господь Иисус Христос.
Будто бы простые евангельские слова, простое повествование. Но упрек Господа, обращенный к лицемеру, относится ко всем нам, потому что это и наш недостаток — забота исключительно о себе и своих близких, тот же самый эгоизм и безразличие к чужим людям. Истолковывая эти будто бы простые евангельские слова, мы словно начинаем видеть в Евангелии более глубокий смысл. В нашем толковании повествование как бы усложняется и становится более мудрым, но это не так, ибо ничто не может быть мудрее Евангелия. Простая форма еще не говорит о простоте содержания. Смысл евангельского повествования вообще и приведенных нами слов Спасителя в частности необыкновенно глубок, поскольку все, сказанное в Евангелии, жизненно, а выражено в простой форме для того, чтобы нам было понятнее. Толкователь вовсе не делает Евангелие более мудрым — говорить так было бы почти кощунством, — скорее, он возводит людей, слушающих его, на высоту Евангелия, которое им самим недоступно по причине того, что благодать Божия еще не коснулась их и не просветила их разум. Поэтому святые отцы, истолковавшие Святое Евангелие (а я, как мне кажется, только на них и основываюсь, не говоря ничего своего), пользовались им не просто как поводом для рассуждений, как некой канвой для своих глубоких размышлений. Они, пребывая через чтение евангельских слов в глубочайшем созерцании, поистине видели сокровенный смысл Евангелия, который недоступен людям недуховным.
Часто бывает, что мы, читая Священное Писание, например Книгу Бытия, отмечаем чрезвычайную простоту повествования, в частности о сотворении мира, и все это нам кажется как бы детским. Когда же читаем святых отцов, то их творения представляются нам умными, возвышенными и глубокими, иногда даже неудобопонятными. В моей жизни был такой случай. Желая привести к вере одного человека, который интересовался религиозными вопросами, я дал ему почитать две книги: Новый Завет и «Исповедь» блаженного Августина. Через некоторое время я спросил его, интересно ли ему было читать и какое осталось впечатление? Он ответил, что «Исповедь» — это весьма интересная книга, а Новый Завет — не очень. Новый Завет показался ему чересчур простым и примитивным, а «Исповедь», написанная так называемым цицероновским языком, исполненная красноречия и высоких полезных мыслей, но все так же не сравнимых с Евангельской мудростью, представилась ему книгой гораздо более интересной. Хотя сам блаженный Августин, конечно, не соревновался с евангелистами и пытался изъяснить только немногое из христианского учения. Мы видим, что человеку неопытному, духовно не подготовленному чтение Священного Писания кажется скучным занятием, в особенности его многократное перечитывание.
Некоторые начинающие христиане, прочитав Евангелие один или два раза, читая его впоследствии, начинают скучать. Им кажется, что это уже неинтересно и не имеет смысла. Они либо продолжают читать просто по обязанности, как бы нехотя, либо даже начинают пренебрегать регулярным чтением Священного Писания, которое является долгом всякого христианина, и больше увлекаются книгами святых отцов, потому что они кажутся им более интересными, живыми и полезными. Это происходит по той причине, что люди подходят к чтению Библии, пытаясь все понять только своим рассудком, а не при помощи благодати Божией. А между тем Священное Писание, в особенности Евангелие, нужно понимать сердцем. Нужно углубляться в чтение так, как мы углубляемся в молитву. От такого внимательного многократного чтения постепенно именно до нашего сердца доходят те истины, которые кажутся нам простыми и даже примитивными. Какими безыскусными были слова Господа: «Ты отвязываешь скотину и ведешь ее поить, а эту женщину, связанную сатаной, не жалеешь». Но сколько в них мудрости! И как они приложимы к каждому из нас! Не раз мы пробегали их глазами и не замечали этого. Мы не задумывались над тем, что действительно о самих себе и о своих близких мы заботимся даже в мелочах, прилагаем все свое старание к тому, чтобы наши родные всегда были сыты и здоровы. Также и о животных своих печемся, а вот к участи людей, которые не входят в нашу семью, мы совершенно безразличны: нам все равно, что с ними происходит, мы не пытаемся оказать им какую-то помощь. Если же деятельность другого человека почему-либо мешает нам или, как в данном случае с начальником синагоги, умаляет наше значение в глазах окружающих — ведь старейшине показалось, что чудо, сотворенное Иисусом Христом перед всем иудейским собранием, наносит ущерб его авторитету духовного руководителя, — мы начинаем роптать. Мы негодуем и ищем любой повод, чтобы, как говорится, убрать этого человека со своего пути и тем самым защитить собственное благополучие, скажем, отстоять свое положение в обществе или на работе.
И это только один пример, но если человек читает Священное Писание внимательно и искренне, то время от времени различные слова, уже много раз им прочитанные, западают ему в сердце. Это значит, что в тот момент человека касается благодать Божия и вразумляет его через те или иные евангельские поучения. Можно привести следующий пример, взятый из церковной истории. Преподобный Антоний Великий, будучи человеком верующим и воспитанным в христианстве, всегда имел возможность во время богослужения слышать Евангелие. Читать его он не мог, так как сам был неграмотным. Наверное, не раз в его присутствии звучали слова Спасителя: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19:21). Однако же наступил такой момент, когда Антоний, однажды войдя в храм и услышав эти слова об отречении от мира, призывающие его оставить все и следовать за Господом, не мог больше медлить — так они вдруг на него подействовали. Раздав все свое имущество, он определил сестру, вместе с которой они оставались сиротами, в женский монастырь и ушел в пустыню. Слова эти только теперь коснулись его сердца, хотя и раньше он слышал их многократно.
Случается нечто подобное и с нами. Может быть, слова Евангелия не до такой степени действуют на нас, как на Антония Великого, но так бывает, когда перед нами вдруг раскрываются какие-нибудь простые евангельские слова, например: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:39; Мк.12:31; Лк.10:27). Сколько раз мы их до этого слышали, но поняли только сейчас: мы должны любить ближнего точно так, как самих себя, потому что он ничем от нас не отличается, такой же, как и мы. И такое чтение Евангелия будет правильным. Для каждого из нас это могут быть разные слова, потому что Господь вразумляет нас теми средствами, которые подходят именно нам в данное время. А толкователи — святые отцы или проповедники в храме — пытаются это живое ощущение евангельских слов донести до всякого человека, возвести людей до созерцания, которое необходимо при чтении Священного Писания. Священное Писание нужно воспринимать сердцем, нужно читать его не как обыкновенную книгу, а как молитву, не размышляя и не рассуждая, ибо человеческий разум здесь бессилен. Углубившись в чтение, как в молитву, и отвергнув все посторонние мысли, необходимо воспринимать написанное, так сказать, созерцательно. Тогда хотя у нас и не получится, подобно Иоанну Златоусту, объяснить те или иные евангельские слова, но зато эти слова, простые с виду, без всяких комментариев дойдут до нашего сердца. Это и будет означать, что мы понимаем Евангелие, что оно действует на нас, являясь жизненной необходимостью и руководителем в духовной жизни. Через правильное чтение Евангелия мы сможем начать руководствоваться не формальным отношением к закону, а именно духовным, сердечным. Аминь.

8 декабря 1996 года

Неделя 28-я по Пятидесятнице

(Еф., 233 зач., VI, 10-17)

Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолев, устоять. Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.

О правилах духовной брани

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем апостольском чтении содержится замечательное поучение святого апостола Павла: «Братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (ст. 10-12).
Нам надо облечься во всеоружие Божие, чтобы противостоять козням диавольским. Это значит, что мы должны все свое внимание, все свои силы употребить на то, чтобы бороться именно с духами, а не с теми или иными людьми, считая их своими врагами. Например, во времена апостола Павла римская власть преследовала Православную Церковь и была ее врагом. Однако апостол Павел говорит: «Наша брань не против крови и плоти (то есть не против какого-нибудь конкретного человека и не против целого народа или государства. — Игум. А), но против духов злобы поднебесных». Человеческая вражда и вообще любые отношения между людьми — явление преходящее, а вот от исхода брани, битвы между человеком и духами злобы зависит вечная участь человека. Смысл этих слов апостола Павла мы могли приложить не только к взаимоотношениям между людьми, но также и к самим себе, то есть наша брань не против собственного тела, как думают некоторые христиане, водимые ложной ревностью, которые удручают себя непосильными постами и подвигами, считая, что в этом и состоит духовная жизнь, но «против духов злобы поднебесных», «против начальств, властей, мироправителей тьмы века сего». Мы должны бороться против тех, кто управляет тьмой века сего, то есть человеческими заблуждениями, ибо жизнь по законам этого века есть тьма, в которую нас погружают демоны. Возьмем пример из времен апостола Павла. Почему римские власти угнетали Церковь и стремились уничтожить ее даже физически? Почему убивали епископов, священников, почему вообще преследовали христиан? Потому, что гонители Церкви были прельщены духами злобы и обмануты ими — погружены в тьму века сего. Управителями же тьмы века сего являются духи злобы, то есть демоны.
Итак, мы должны облечься во всеоружие Божие, и апостол Павел объясняет нам, в чем оно состоит: «Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолев, устоять» (ст. 13). В древности воины, облекшись во всеоружие, то есть вооружившись не частично, а полностью всеми доспехами: шлемом, поножами, щитом, мечом, копьем, луком — были таким образом готовы противостоять любым нападениям видимого врага. А мы, подобно древним воинам, должны облечься во всеоружие духовное и таким образом противостоять всем козням врага невидимого.
«Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною (древние воины всегда препоясывались особыми воинскими поясами, которые были своеобразными знаками отличия. —Игум. А.) и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир (то есть в те самые воинские поножи, которыми воины защищали свои ноги от поражений врагов. — Игум. А); а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого (то есть щит необходим нам более всего. —Игум. Л.)» (ст. 14-16). Древние воины очень ловко пользовались щитом, чтобы обороняться от ударов врагов. Обычно они держали его в левой руке, защищая свое самое уязвимое место — сердце. Более того, древние римляне так разработали воинское искусство владения доспехами и оружием, что изобрели совершенно неуязвимую воинскую фигуру — так называемую «черепаху», которую они делали при помощи щитов. Когда они были окружены врагами, то становились в круг на колени и смыкали щиты — по бокам прямоугольные, а сверху — круглые. По такой «черепахе» можно было даже ездить верхом на лошадях, она была совершенно неуязвимой. Таким способом римляне могли обороняться еще долгое время, хотя до этого были уже в безнадежном состоянии. Вот какое огромное значение имел в древности щит. Поэтому и апостол Павел, уподобляя нашу духовную брань воинскому искусству своего времени, говорит: «А паче всего возьмите щит веры» — то, что наиболее необходимо воинам.
Итак, препоясание апостол сравнивает с истиной, то есть с правой верой, броню — с праведной жизнью, чистой христианской совестью. Призыв же обуть «ноги в готовность благовествовать мир» означает не то, что нужно просто проповедовать людям кротость, научая их жить в мире и любви, но также и то, что необходимо самому быть готовым на любую обиду, на любые оскорбления отвечать человеку кротостью — то есть благовествовать мир самой своей жизнью. «А паче всего возьмите щит веры» — в данном случае веры не в смысле вероисповедания, веры от ума, но в смысле надежды на Бога, потому что она более всего необходима нам в борьбе с духами злобы. «И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие» (ст. 17). Шлем спасения — это надежда на спасение. Мы должны надеть шлем спасения, потому что наш ум должен быть всецело занят только одним — заботой о спасении души. «И меч духовный, который есть Слово Божие». Когда мы уже облеклись во все перечисленные доспехи и сделали самих себя трудноуязвимыми или, по крайней мере, несколько обезопасили себя от ударов и поражений врага, диавола, тогда только мы можем взять слово Божие, начать проповедовать и поражать врага. Ведь если человек будет иметь прекрасное оружие, чтобы побеждать врага, но не будет никак защищаться, то его сразят в один миг и он при всем своем желании одержать победу ничего не сможет сделать.
Апостол Павел, уподобляя христиан древним воинам, ясно показывает, в каком состоянии должен пребывать истинный христианин. А мы проводим свою жизнь спокойно и беззаботно: в церкви хотя бы несколько напрягаемся, понуждая себя более или менее внимательно слушать службу и, если кто имеет здравый смысл, читать Иисусову молитву, а выйдя из церкви, впадаем в беспечность. Часто сразу после Причащения идем в гости к своим, пусть и верующим, друзьям, братьям во Христе, и поневоле впадаем в празднословие, потому что все мы немощны. Таким образом мы теряем благодать. И это в тот самый день, когда мы причащаемся, — в тот единственный день недели, в который мы хотя бы несколько сосредоточиваемся, для того чтобы как-то помолиться, как-то послужить Богу духом. Что же говорить о прочих днях, когда мы бываем совершенно беспечны?!
Из одних только слов апостола Павла о необходимости облечься во всеоружие Божие мы уже могли бы сделать вывод о том, какую опасную брань поневоле ведет каждый из нас, вступив в воинство Небесного Царя — в воинство Христово. Если мы не будем внимательны к себе, не будем помнить о том, что это духовное всеоружие необходимо иметь всем нам, чтобы обороняться от диавола и поражать его, то тогда он всегда будет поражать нас. Мы же добровольно, с утра и до вечера, бесконечно предаем себя диаволу — он стреляет в нас то теми, то другими греховными помыслами, ранит, соблазняя на греховные поступки и слова, а мы даже не знаем, что нам делать, что с нами происходит. Мы совершенно беспомощны и, более того, даже не помышляем о том, что можем находиться в каком-то ином состоянии, не знаем, что, оказывается, мы должны быть воинственны, собранны, вооружены против диавола, как говорится, до зубов.
Есть такое выражение: «Рыцарь, спящий во всеоружии». Средневековые рыцари, зная, что им предстоит какая-то битва, спали не разоблачаясь, прямо в воинских доспехах, потому что облачаться в них было довольно-таки долго, а если случался неожиданный бой, то и невозможно. И считалось, что таков должен быть совершенный рыцарь, совершенный воин — он всегда готов к борьбе и даже спит в доспехах. Таким должен быть и христианин — он никогда не должен расслабляться, как воин, спящий во всеоружии. И апостол Павел призывает: «Облекитесь во всеоружие Божие» — то есть во все те духовные доспехи, которые дарует нам благодать Божия через Таинства Православной Церкви и вообще через все средства, существующие в Церкви: молитву, трезвение, Исповедь, чтение святых отцов, которое является как бы стратегическим планом борьбы с диаволом. Как у полководцев всегда бывает стратегический план, так есть он и у нас — он изображен в Священном Писании и истолкован в творениях святых отцов, а вот тактическая борьба зависит уже от нас. Церковь все равно победит — ее можно представить как некое непобедимое воинство. Но тот или иной воин этого воинства, то есть каждый из нас, может пасть, если будет вести брань неразумно.
В сегодняшнем евангельском чтении, которое как будто бы совсем никак не соприкасается по смыслу с апостольским посланием, говорится, как вы помните, о том, что Господь Иисус Христос изгнал духа недужного из скорченной женщины. Так и мы побеждаем не сами, но победу над диаволом дарует нам Господь наш Иисус Христос. Но это не значит, что мы можем делать все как придется, можем не соблюдать никаких правил духовной жизни, раз нам помогает Христос. Ведь если бы, допустим, в древности даже могучий человек, какой-нибудь богатырь, надеясь на свою физическую силу, не соблюдал правил воинского искусства, то и его, конечно же, поразили бы враги. Точно так же и даже очень искренний, глубоко верующий человек не избежит падений, если не будет жить по правилам, которые преподали нам Сам Господь Иисус Христос и Его апостолы и которые истолковали святые отцы в своих аскетических произведениях. Последние объяснили нам, как нужно вести брань с грехом, с греховными помыслами.
Мы бываем до такой степени порабощены диаволом, что, хотя он постоянно, ежедневно и ежечасно поражает нас, мы, уже свыкнувшись с таким своим состоянием и считая его нормальным, естественным, как ослепленные, даже и не видим, что находимся в порабощении у врага. Однако если мы станем соблюдать все духовные законы и согласно с ними вести свою брань, то у нас откроются глаза на наше духовное состояние и мы будем знать, откуда ожидать опасности. Будем вести себя как полководец, который рассчитывает, в каких условиях ему легко сражаться, а в каких тяжело, и в соответствии с этим выбирает подходящие для себя условия, стараясь избегать опасных ситуаций. Мы будем знать, в чем состоят наши преимущества и недостатки, и таким образом научимся вести брань разумно.
Например, приходят к нам греховные помыслы. Чаще всего мы принимаем их без всякого разбора, собеседуем с ними и так увлекаемся, что едва не доходим до греха на деле — и слава Богу, если не доходим. Нам даже невдомек, что в действительности это не просто наши мысли, но нападение диавола, который пустил в нас, по выражению апостола Павла, свою раскаленную стрелу. В древности воины раскаляли наконечники стрел, для того чтобы стрелы не просто вонзались своим острием, но еще и обжигали внутренности врагов. Например, когда раскаленные стрелы попадали в военных животных, слонов или лошадей, те приходили в бешенство и становились совершенно неуправляемыми. Так и диавол поражает нас не только соблазном, но и огнем страсти, иногда заставляя человека вдруг, неожиданно, в одно мгновение воспылать страстью. А все потому, что мы не знаем, как угасить, как отразить его стрелу — греховный помысел. Первая наша ошибка состоит в том, что мы обычно принимаем мысли, которые приходят нам в голову, за свои собственные. К примеру, пришла мысль: вот такой-то сказал тебе то-то, какой он плохой, зачем он это сделал, это не по-христиански, он безбожник и так далее — и мы, не разобравшись, сразу с этим соглашаемся, даже не заподозрив действия врага, диавола. Иногда мы не можем противостать и явно греховным помыслам, вся омерзительность которых совершенно очевидна для нас. Допустим, не можем сопротивляться блудным помыслам, которым заведомо не хотим следовать, понимая, что это плохо и что мы сознательно отреклись от этого.
Мы не можем противостоять помыслам не только потому, что у нас мало благодати, но в значительной степени и потому, что мы не владеем искусством ведения борьбы. Мы сражаемся как попало — просто машем руками, поражая воздух, как говорит апостол Павел (см. 1 Кор.9:26), а попасть в нашего врага, ударить его не можем. Пришел помысел — мы знаем, что он бесовский, отвратительный, мерзкий, он явно сам себя изобличает. Он поражает нас своей неожиданностью, своей чудовищностью и противоестественностью. Мы вовсе не хотим того, что он нам предлагает, так как нам это совершенно чуждо. Однако как будто в каком-то оцепенении мы взираем на него, он начинает овладевать нашим сознанием, мы вступаем с ним в беседу. Поначалу еще пытаемся спорить — но можно ли переспорить демона? Можно ли переубедить того, кто заведомо желает нам погибели? Конечно, нет — и потому, вступив в беседу с помыслом, мы, вместо того чтобы переубедить его, так сказать переспорить, поддаемся ему и соглашаемся с его внушениями. Тогда он уже вовсе вытесняет из нашего ума и молитву, и память о евангельских заповедях — и мы начинаем бесстрашно мечтать и фантазировать, фактически совершая грех в своем уме. Хорошо еще, если ради нашей немощи и новоначалия благодать Божия снисходит к нам и оберегает нас от того, чтобы мы не совершили грех на деле.
Но мы должны вести себя совершенно не так, как я описал, — не так, как мы ведем себя обычно. Нам нужно помнить, что есть степени принятия помыслов. Есть прилог — его приносит нам диавол, а это от нас не зависит. И у праведных людей бывают прилоги, но желательно сразу же их отвергать. Однако если по нашей неопытности нам все-таки не удастся этого сделать, если мы не успеем проконтролировать тот момент, в который внезапно появился помысел и овладел нашим умом, не надо отчаиваться — надо призывать Господа Иисуса Христа. Если же нам не удается умом углубиться в молитву, как бы убежать в молитву от этого помысла, тогда надо молиться Господу Иисусу Христу против помысла, может быть, против многочисленных помыслов. И если мы проявим некоторое упорство, то помыслы отойдут.
Прежде всего нужно осознавать, что в человеке, как бы сменяя друг друга, действуют три воли: Божественная, собственно человеческая и бесовская. Человеческая воля желает естественного покоя, допустим, насытиться, отдохнуть, жить комфортно. Бесовская воля всегда желает погибели человека. Божественная же всегда желает его спасения. Поэтому мы должны контролировать себя и определять, чью волю мы исполняем в данный момент. Для того чтобы это стало яснее, я нарочно приведу самые простые примеры. Так, естественное человеческое желание состоит в том, чтобы насытиться, а бесовское действие, примешиваясь к нему, выражается в объедении или нарушении поста. Естественное человеческое желание — отдохнуть, бесовское же — не пойти на службу, чтобы как следует выспаться в свой единственный выходной. Мы даже не замечаем этого. Божественное же действие всегда выражается в напоминании о евангельских заповедях или святоотеческих советах о том, как эти заповеди исполнить.
Рассуждая таким образом о своих внутренних стремлениях, находясь в постоянном трезвении над собой, научившись от святых отцов военному духовному искусству и облекшись с их помощью во всеоружие Божие, описанное апостолом Павлом, мы сможем противостоять козням диавольским и отражать его раскаленные стрелы. Но если мы будем продолжать вести борьбу стихийно, неразумно и неорганизованно, как мы это делаем, то, конечно же, мы получим многочисленные душевные раны. И тогда дай нам Бог хотя бы избежать душевной смерти, то есть впадения в смертные грехи. Аминь.

8 декабря 1996 года

О правильном понимании церковных обычаев

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда мы слушаем проповедь в храме, то обычно желаем услышать какое-то назидание и нравоучение. Так уж это принято и считается само собой разумеющимся. Если же нам покажется, что ничего конкретного и приложимого именно к нашей жизни мы не услышали, то такую проповедь мы считаем бесполезной. Но я думаю, что это неправильный подход к чтению и толкованию Священного Писания, а в особенности Евангелия. Самого евангельского повествования было бы уже достаточно и даже предостаточно для нашей пользы, хотя бы мы и не понимали ничего, кроме самого буквального его смысла, то есть того, что легко можно понять при первом же прочтении. Ведь что может быть полезнее и нравоучительнее, чем вера в то, что Иисус есть Сын Божий — Христос, то есть помазанник Божий, пришедший спасти мир?! Этого было бы уже достаточно!
В сегодняшнем евангельском повествовании содержится рассказ о том, как Господь исцелил скорченную женщину, много лет страдавшую этим страшным недугом. Из самого рассказа об этом чуде мы получаем великую пользу, ибо из него мы можем сделать самый главный вывод: Иисус есть Сын Божий, так как, совершив это чудо, Он показал Свое Божественное всемогущество.
Некоторые из святых отцов говорят о таком признаке довольно высокого духовного преуспеяния человека, который заключается в том, что чтение Священного Писания превращается для него в богословие. Оно перестает быть простым чтением, при котором человек рассуждает и пытается понять смысл прочитанного. Евангельские слова действуют на душу преуспевшего в духовной жизни человека с такой силой, что вызывают в нем искреннейшую веру и он уже не просто читает Евангелие, а созерцает в нем воплотившегося Сына Божия.
При таком отношении и даже, можно сказать, ощущении Священного Писания нравоучительные выводы уже не так важны, потому что есть живая вера, вера не от ума, а от сердца, вера действенная и благодатная. Она без всяких нравоучений заставляет человека переменить свою жизнь и начать относиться к себе гораздо более ответственно. Вот что нам в первую очередь необходимо извлекать из евангельских повествований прежде всяких нравоучений, ибо описанное в Евангелии имеет значение само по себе, а не только как поучительное для нас.
Сейчас мы через толщу веков взираем на чудо исцеления скорченной женщины и из него хотим получить назидание и конкретную пользу для самих себя. Но в то время самым главным, наверное, было то, что исцелился человек, и то, что Иисус Христос как Своим всемогуществом, так и милосердием обнаружил Свое Божество. И лучше всего, если именно это производит на нас впечатление и волнует нас, когда мы читаем Священное Писание, ибо это и значимо. Пусть мы не будем в точности понимать ни смысла притч, ни смысла тех или иных поступков Спасителя, но зато будем созерцать Евангелие своим духом. Для нас важно просто и по-детски верить в Евангелие, так, чтобы все описанное в нем как бы проходило перед нашими глазами. Если же не будет этого самого главного, то никакие нравоучения и назидания вовсе не будут иметь значения.
В XIX столетии на Западе в лоне Лютеранской Церкви существовала так называемая новая Тюбингенская богословская школа. Ее представители в своем истолковании Евангелия доходили до совершеннейшего абсурда: пытались во всех поступках и словах Спасителя увидеть какое-то нравоучение. Само Евангелие и даже самые простые поступки Спасителя они считали некой аллегорией, так что вообще перестали верить в бытие Иисуса Христа как исторической личности. В бесконечных поисках нравственного назидания они свели религию к одной только нравственности, а все остальное, что больше и выше нравственности, отринули как некое иносказание. Не дай нам Бог иметь такой дух, каким были проникнуты эти «богословы»!
Прежде всего — вера! Прежде всего — буквальный смысл Священного Писания, принимаемый всем сердцем! Потом уже — назидание. Нельзя бесконечно гоняться за одним только нравоучением, отрицая самое главное — любовь к Богу и даже саму веру в Бога. Конечно, недостаточно довольствоваться только буквальным смыслом Евангелия, нужно еще и поучаться и назидаться, но важнейшее назидание дарует нам именно вера, ради чего, собственно, мы и признаем Евангелие. А уже после этого будем стараться оценивать свои конкретные поступки с позиций Евангелия, чтобы применять его в своей жизни.
Я бы назвал такое чтение Священного Писания созерцательным. Мы знаем, что святые отцы много читали Богодухновенное Писание. Преподобный Серафим Саровский каждый день прочитывал одного евангелиста, преподобный Парфений Киевский — даже нескольких евангелистов. Один из основателей общежительного монашества учредил для всех монахов в своем монастыре правило выучивать наизусть Евангелие и Псалтирь. Святитель Тихон Задонский, если не ошибаюсь, тоже знал наизусть Евангелие и Псалтирь. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что весьма полезно выучивать наизусть Евангелие. И многие другие великие подвижники обильно питали свои души чтением Священного Писания, придавая особенно важное значение Евангелию, ибо такое чтение Евангелия, о котором я говорил, есть одновременно и самое безопасное, и полезное богомыслие. Когда мы сами размышляем о каких-то возвышенных предметах, то по своей неопытности и невежеству в богословских вопросах мы можем уклониться от православных догматов. А когда мы просто, без всякого размышления читаем Евангелие, то такое богомыслие безопасно для нас и приносит огромную пользу, так как возбуждает в нас искреннюю живую веру. Ничто так не укрепляет и не воспламеняет в нас веру, как чтение Божественного Евангелия.
Постоянные прихожане нашего монастыря, конечно, заметили, что в своих проповедях я иногда говорю что-то нравоучительное, а иногда просто стараюсь живо описать то, как происходило то или иное евангельское событие. И это последнее порой бывает для меня гораздо интереснее. Я, если хотите, даже завидую тем людям, которые были непосредственными свидетелями чудес, совершенных Господом Иисусом Христом, и, насколько это возможно для моего воображения, представляю себя свидетелем тех событий. Может быть, я не совсем правильно и точно изображаю некоторые подробности, так что они не всегда соответствуют действительности, но евангельские события оживают для меня и становятся близкими. Поэтому я хочу преподнести вам Евангелие именно как действительность — это дороже и выше всего.
«В одной из синагог учил Он в субботу. Там была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться» (ст. 10-11). Вы, наверное, видели таких больных людей; врачи приписывают их мучительное состояние действию какой-то нервной болезни, и, может быть, иногда они оказываются правы. Однако причина болезни этой женщины заключалась в «духе немощи», то есть ее мучил демон.
«Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога» (ст. 12-13). Возложив руки на эту женщину, Господь Иисус Христос показал и Свое Божество, и истинность Своего воплощения, то есть что Он есть также истинный человек. Божественное всемогущество выразилось в исцелении, а человеческое свойство — в возложении рук. Божественная сила воздействовала на несчастную женщину через человеческие руки.
«Она тотчас выпрямилась и стала славить Бога». Произошло нечто великое: женщина, которая восемнадцать лет страдала от страшного недуга и, наверное, как это обычно бывает, роптала на свою беспомощность, унывала и отчаивалась, вдруг исцелилась и стала прославлять Бога. Казалось бы, благочестивые люди, считавшиеся духовными авторитетами в израильском народе, должны были возрадоваться этому. Но в данном случае, как и во многих других описанных в Евангелии, произошло иначе.
«При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний» (ст. 14). Какая нелепость, что в субботу нельзя творить чудеса! Нужно будто бы соблюдать ее до того строго, что даже пророк, каким в то время уже почитался за Свои очевидные чудеса Господь Иисус Христос, не имеет права творить чудеса в субботу, будто суббота выше чудотворений! Начальник синагоги, избранный на эту должность, видимо, за свое благочестие, не смел, однако, упрекнуть Самого Спасителя и обратился с упреком к женщине. Вместо того чтобы прославить Бога и возрадоваться с исцеленной женщиной, он упрекает ее за то, что она пришла исцеляться в субботу. Но ведь она не для этого пришла, она и не ожидала, что исцелится, значит, упрек косвенно относился к Самому Господу. Получается, что в субботу нельзя творить чудеса и в благодарность за них нельзя прославлять Бога. Вот до чего доводят формализм и благочестие, понимаемое только в смысле внешнего соблюдения закона!
«Господь сказал ему в ответ: лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?» (ст. 15-16). Конечно, даже обычный житейский опыт учит нас, что есть вещи, которые необходимо исполнять при любых обстоятельствах, так как без них мы не можем обойтись. Такой пример и приводит Спаситель. Если человек, руководствуясь своим разумом, может ограничивать себя, то животные на это неспособны, поскольку имеют лишь естественные инстинкты, поэтому если какой-нибудь чересчур благочестивый иудей вздумал бы не поить скотину в субботу, то животные своим ревом не дали бы ему покоя и все равно вынудили бы отвязать их и отвести на водопой. Если же необходимо проявлять заботу о животных и о разных житейских вещах, например готовить еду, накрывать на стол и убирать со стола (а это, конечно, делали и те иудеи, которые строго соблюдали закон), то тем паче надлежало развязать, то есть освободить от страданий, больную женщину. Пример, приведенный Спасителем, имеет даже буквальное сходство с чудесным исцелением скорченной женщины: как люди отвязывают животных, так нужно было развязать и эту женщину, связанную сатанинскими узами. Конечно, лицемерный начальник синагоги не мог ничего возразить Спасителю и был вынужден замолчать. Из других мест Евангелия мы можем сделать вывод о том, что лицемерие его происходило от зависти, поскольку все иудейские начальники завидовали славе Спасителя.
«И когда говорил Он это, все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его» (ст. 17). Все те, которые сочувствовали начальнику синагоги и противились Господу под благовидным предлогом соблюдения закона, были пристыжены, а народ радовался всем славным делам Господа. Еще раз повторю, что самое главное в этом повествовании — это реальность произошедшего и то, что Спаситель, проявив Свое Божественное всемогущество, показал Свое Божество.
Но мы должны извлечь отсюда и нравственный урок. Суть Божественного закона состоит не во внешнем соблюдении его предписаний, а в милосердии, которое должно стоять у нас на первом месте. Мы не соблюдаем субботу, а праздничным днем считаем день воскресный, и я сейчас не буду объяснять, почему это так, но скажу о том, как мы должны относиться к нашим праздникам. Праздник существует не для того, чтобы ничего не делать, и не только для того, чтобы отдыхать, но для того, чтобы прославлять Бога, как прославляла Его исцеленная женщина. Ведь действием Божественной благодати мы также освобождены от уз греховных, пусть и не в полной еще мере. При некотором усердии с нашей стороны и понуждении себя мы с Божией помощью и по Божию благоволению освободились от тех греховных уз, которыми были связаны, живя без Бога вне Церкви. В благодарность за это мы и должны прославлять Бога и проводить праздничные дни в молитве, чтении Священного Писания — и в первую очередь посещать богослужения. А тот, кто думает, что в праздник нужно просто отдыхать и ничего не делать, тот уподобляется лицемерному начальнику синагоги.
Мы не должны поддаваться этому духу лицемерия и фарисейства, который внешнее предпочитает внутреннему, нужно прежде всего смотреть на суть дела. К сожалению, часто бывает так, что люди, которые регулярно посещают храм, соблюдают посты, читают утренние и вечерние молитвы и вообще исполняют все внешние требования, справедливо предъявляемые нам Церковью, довольствуются этим и считают, что они ведут едва ли не праведный образ жизни. Однако при этом они совершенно не замечают того, что остаются такими же раздражительными, как и раньше, так же много осуждают, пустословят и даже злословят, предаются нечистым помыслам и любят похвалу человеческую. За своим внешним благочестием они не видят того, что не исправляются в самом главном. Все требования Церкви, предъявляемые к нашему внешнему образу жизни, являются лишь средством для достижения главной цели, которая заключается в исполнении евангельских заповедей. По учению преподобного Серафима Саровского, цель христианина состоит в стяжании Божественной благодати и в приближении к Богу. Если мы все соблюдаем и исполняем, а близости к Богу не чувствуем, то, значит, мы поддаемся духу фарисейства.
Потому будем разумно исполнять внешние добродетели, относясь к ним как к средству, которое должно привести нас к нравственному изменению. Тогда мы станем истинными христианами. Иначе если мы не будем понуждать себя к такому отношению, то, подобно тем людям, которые противились Господу, устыдимся, когда другие начнут нас упрекать в том, что мы ходим в Церковь, а сами ругаемся и тому подобное. Разве мы не слышим такие упреки довольно часто и, признаемся себе, разве они не вполне справедливы? Вот о чем нам нужно задуматься, чтобы не потерпеть стыда, как противники Господа. Аминь.

14 декабря 1997 года

О сочувствии людям

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос по Своему обыкновению учил в субботу собравшихся в синагоге верующих иудеев. Все вы знаете, что по ветхозаветному закону полагалось именно субботу посвящать Богу и предписывалось посещать в этот день храм Божий. Храм, в котором совершались положенные по закону богослужения и жертвоприношения, по немощи людей того времени был всего один. Ибо если бы храмов было много, то наклонные к многобожию люди — многобожие казалось тогда естественным — стали бы изобретать и многих богов, поселяя в каждом храме нового бога, как это и происходило среди язычников. Вот почему иудеям была дана заповедь иметь только один храм, который находился в Иерусалиме. Однако, поскольку не все иудеи имели возможность туда прийти, у них появился обычай собираться в субботу в особых помещениях, называемых синагогами, где они проводили время в чтении Священного Писания, размышлении над ним и молитвах. Чин нашего богослужения чем-то напоминает эти собрания: у нас торжественно выносится Евангелие, а тогда выносили Тору, Пятикнижие; мы читаем апостольские послания, а тогда читали пророков. По мнению некоторых историков-богословов, основа чина литургии взята из синагогального богослужения. На эти благочестивые собрания люди приходили, собственно, для того, чтобы благодаря размышлениям над Священным Писанием научиться исполнять волю Божию. Сейчас мы назвали бы это проповедью, но в синагоге проповедовали не священники, а почитаемые в народе благочестивые мудрые люди. Итак, заповедь Моисеева говорила о том, что шесть дней человек должен трудиться для себя, а седьмой день — субботу — посвящать Господу Богу.
На одном из таких собраний, где, казалось бы, люди должны были быть настроены на то, чтобы служить Богу и стремиться исполнять Его волю, «была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться» (ст. 11). Ее болезнь имела происхождение не естественное, а бесовское — по бесовскому действию у нее было нечто вроде паралича, и этот дух немощи мучил ее на протяжении восемнадцати лет. «Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога» (ст. 12-13). Вы все, конечно, знаете, что человек, даже просто сутулый по причине какой-то болезни, вылечившись, не может тут же совершенно избавиться от сутулости, потому что тело его уже привыкло к ненормальному положению и болезнь стала для него как бы естественной. Или, допустим, когда больной человек, долгое время проведший в постели, встает на ноги, то он должен привыкать к ходьбе. Тем паче подобное должно было произойти и в этом случае, когда исцелилась женщина, пребывавшая в противоестественном скорченном состоянии целых восемнадцать лет! Поэтому особенно удивительно было то, что она выпрямилась совершенно безболезненно, без всяких последующих страданий.
«При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний» (ст. 14). Этот человек негодовал на Иисуса за то, что Он исцелил в субботу, но у него не хватило дерзости упрекнуть Его Самого, да и как можно было упрекнуть Того, Кто сотворил столь великое чудо?! Вместо этого он стал лицемерно укорять исцеленную женщину, тем более, что она была ему подчинена, являясь, как бы мы сейчас сказали, прихожанкой его синагоги. Как начальник, он и упрекал ее за то, что она исцелилась не в обычный, так сказать, «рабочий» день, а в субботу. Можно догадаться, что человек этот завидовал Господу и именно зависть заставила его произнести такие абсурдные слова, потому что исцеление никак нельзя назвать нарушением заповеди о соблюдении субботы, ведь никакого труда ради себя здесь не предпринималось. Напротив, Господь Иисус Христос этим чудом исполнил волю Божию, а значит, и саму заповедь о посвящении субботы Богу.
«Господь сказал ему в ответ: лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить?» (ст. 15). В те времена у всякого, тем паче у более или менее обеспеченного человека, были какие-то домашние животные: вьючные или приспособленные для сельскохозяйственных работ. Понятно, что в субботу скот так же, как и в другие дни, нуждается в пище и воде, но при таком буквальном понимании заповеди о субботе, какое имел начальник синагоги, нельзя было отвязывать животных и вести их на водопой в субботу, ведь и это простейшее действие можно считать трудом. Господь продолжает: «Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?» (ст. 16). Если ты жалеешь свое животное — потому ли, что это твое имущество, или, может быть, от обыкновенной, свойственной всем людям жалости — и отвязываешь его, чтобы вести на водопой, то почему же ты не пожалел женщину, которая уже восемнадцать лет пребывает в таком ужасном связанном состоянии?! Причем если хозяин привязывает свое животное ради его пользы, то диавол связывает людей исключительно для истязания и мучения, потому что он испытывает наслаждение от их душевных скорбей и страданий.
«И когда говорил Он это, все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его» (ст. 17). Настолько здравым, ясным и точным был ответ Спасителя на нелепое замечание начальника синагоги, что все люди, которые противились Спасителю и также сочувствовали этому замечанию, устыдились. Едва ли, конечно, они поняли свою неправоту и согласились с тем, что негодование начальника синагоги было несправедливым, но зато они поняли, что в глазах тех, кто сочувствовал Спасителю, они выглядят лицемерами и пристрастными людьми.
Казалось бы, в наше время давно уже не стоит вопрос о соблюдении заповеди о субботе, однако это евангельское поучение, а правильнее сказать, событие, которое Церковь нам сегодня предлагает как поучение, нисколько не устарело и назидательно также и для нас. Мы часто требуем от окружающих точного исполнения тех или иных предписаний, будь то предписания монастырского устава, наставления святых отцов или евангельские заповеди. Мы предъявляем к людям чрезвычайно строгие требования, совершенно не задумываясь о том, подходят ли они человеку или нет, мы и не хотим вникать в суть дела по той причине, что окружающие нам совершенно безразличны. Наше желание состоит в том, чтобы оправдать себя и показать, что сами мы все строго соблюдаем. Всякий, кто поступает иначе, чем, с нашей точки зрения, следовало бы поступить, является для нас уже нарушителем закона. Мы не испытываем к людям никакого сочувствия, мы жестокосердные, нами владеют безразличие и равнодушие. При всем том по действию самой обыкновенной сентиментальности мы с любовью относимся к животным, привязываясь к ним всем сердцем, и не осознаем, что неразумное существо мы жалеем, а к ближнему относимся очень жестоко. То же происходит и в отношении наших друзей и родственников: мы любим их, а потому все прощаем, во всем к ним снисходим, позволяем им делать все что угодно и даже бываем готовы ради них, сами того не замечая, нарушать свои собственные принципы. Зато от других людей мы всегда требуем строго. И в этом смысле мы очень похожи на лицемерного начальника синагоги. Если бы мы сочувствовали человеку и вникали в его душевные и житейские трудности, то, конечно, снисходили бы к нему во всем, все ему прощая и радуясь о всяком его исправлении; мы желали бы лишь того, чтобы человек получил утешение и помощь свыше, чтобы он «выпрямился», то есть исцелился от того мучительного состояния, в котором он пребывает, когда его как бы сковывает, стесняет диавол или, может быть, он терпит какие-то земные скорби и страдания. Посмотрим на себя трезво и беспристрастно — и мы найдем повод устыдиться. Если мы чрезвычайно строго относимся к другим и снисходим к себе и близким нам людям, то таким образом мы, уподобляясь этому начальнику синагоги, противимся Господу и потому должны исполниться стыда. Признаком же избавления от такого неправильного отношения к людям является то, что мы начинаем сочувствовать всякому человеку, снисходить к нему, радоваться его исправлению и не замечать того, что другим людям кажется нарушением обязательных для всех правил. И если мы видим, что человека посещает благодать или в его жизни просто происходит что-то радостное, то мы радуемся вместе с ним и уподобляемся тем людям, которые радовались «о всех славных делах» Господа Иисуса Христа.
Таким образом, в наше время нарушением заповеди о субботе можно считать нарушение общепринятых в Православной Церкви или вообще в человеческом обществе норм. Мы должны снисходить к человеку и думать, что даже если он что-то и нарушит, чтобы получить таким образом какое-то облегчение и пользу, то мы только порадуемся за него, потому что и сами нуждаемся в снисхождении и можем оказаться в таком же, как и он, положении. В этой ситуации нам необходимо исполнить заповедь: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:39; Мк.12:31; Лк.10:27). Что это значит? Наш ближний — такой же человек, как и мы, ничем от нас не отличающийся, поэтому если мы думаем, что в чем-то лучше его, то это признак нашей гордости. Какие-то черты нашего характера представляются нам некими преимуществами, которые позволяют нам не любить ближнего и даже презирать его, потому что он якобы не достоин нашей любви. На самом же деле все люди совершенно одинаковы, а различия, которые кажутся нам значимыми, чрезвычайно ничтожны, и даже, можно сказать, их не существует вовсе. Значит, если я люблю себя, то обязан любить и ближнего, если снисхожу к себе, то обязан во всем снисходить и к ближнему. Тогда, если с человеком происходит что-то доброе, я буду радоваться вместе с ним и не замечу его проступков, ни мнимых, ни действительных, потому что для меня они станут несуществующими; и неважно, нарушил ли что-то человек или исполнил, я буду всегда радоваться, если ему хорошо. Вот в таком простом чувстве по отношению к каждому человеку и состоит любовь к ближнему. Аминь.

12 декабря 1999 года

О нашем каменносердечии

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос учил в одной из синагог — собрании верующих иудеев. Учил в субботу, когда все благочестивые люди собирались вместе для молитвы Богу и слушания Священного Писания. Как за нашим богослужением произносится проповедь на евангельское чтение, так и в древности говорилось поучение с толкованием прочитанного места Священного Писания, с той только разницей, что это поучение мог предложить любой уважаемый, достойный человек, которому позволяли назидать народ. Однако нужно отличать собрания в синагогах от богослужения в православном храме. Это собрание иудеев частью походило на нашу совместную молитву в церкви, а в какой-то степени напоминало простую беседу благочестивых людей, занимающихся чтением Писания и назиданием друг друга. Господь наш Иисус Христос учил в субботу в синагоге и не только предлагал Свое учение, но и творил такие добрые дела, какие непосильны обыкновенным людям, хотя в глазах других Он был ничем не примечательным человеком.
«Там была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться. Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога» (ст. 11-13). В этом чуде исцеления совершенно явно и очевидно действовала благодать, сила Божия. И, казалось бы, кто мог посметь возражать Человеку, Который сотворил это великое знамение на глазах у всех собравшихся, кто мог упрекнуть Его в нарушении субботы? Однако в то время многие среди иудеев ревновали только о формальном благочестии, как и сейчас, когда мы с излишней строгостью требуем — чаще от других людей, а иногда и от себя — соблюдения общепринятых предписаний. Таким общепринятым и даже, как казалось иудеям, незыблемым и непререкаемым законом было соблюдение субботнего покоя, потому что Моисей заповедал в субботу ничего не делать, а только служить Единому Богу. Но не много, кажется, требовалось рассуждения, для того чтобы понять, что исцеление больной женщины — это также есть служение Богу, и, может быть, даже превосходящее молитву и чтение Священного Писания. Можно было сделать очевидный вывод: если благодать Божия действует через слова Писания, когда мы его читаем, и через молитву, то тем более действовала она через слова Господа Иисуса Христа и через возложение Его Божественных рук. Но люди, о которых говорится в сегодняшнем евангельском повествовании, были формалистами, или фарисеями, поскольку слово «фарисей» в современном языке приобрело именно такое значение. Это имя стало уже нарицательным для людей, которые придают чрезвычайное, преувеличенное значение внешнему соблюдению предписаний закона и пренебрегают внутренним, то есть самым главным.
«При этом начальник синагоги (который, как правило, избирался на эту должность за свое благочестие. — Игум. А.), негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний» (ст. 14). Он не посмел упрекнуть Самого Господа Иисуса Христа в нарушении субботы, а обратился ко всем людям, которые с восторгом и удивлением созерцали это чудо, и в особенности к исцеленной женщине. Но за что же он упрекнул ее, неужели за то, что она после восемнадцати лет страданий получила исцеление, освобождение, как сказано в Евангелии, от духа недужного? «Господь сказал ему в ответ: лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний?» (ст. 15-16). Господь Иисус Христос обращается не прямо к самому начальнику синагоги, а ко всем, кто мыслит подобно ему, поскольку и он упрекал не Самого Спасителя, а всех, кто, прибегая к Нему за помощью, якобы нарушал субботу. Мы видим, что на самом деле отношение иудеев к своим ближним было даже не просто формальным, а совершенно безразличным. Они не столько ревновали о соблюдении закона до мелочей, сколько были каменносердечными людьми. Обратите внимание на обличительные слова Господа: «Не отвязывает ли каждый из вас вола своего», то есть именно своего вола или осла, именно своих животных. Ведь любой хозяин понимает, что животное нельзя оставить без воды даже на один день, и поэтому ведет его на водопой, не думая, что этим действием нарушает субботу. Однако к другим людям этот человек предъявляет самые строгие и мелочные претензии, потому что другие ему безразличны, они для него чужие, не свои.
Когда мы читаем Евангелие, то справедливо вместе со Спасителем осуждаем этих лицемеров, однако же мы должны всегда стараться и себя отождествить с теми или иными лицами, о которых говорится в евангельском повествовании. И если мы будем придирчивы или хотя бы беспристрастны к самим себе, то, возможно, сделаем неприятный для нас вывод. Мы увидим, что и сами, подобно фарисеям, жалеем самих себя и своих родственников, даже своих животных, как говорится в Евангелии, но к нуждающимся и бедствующим людям бываем совершенно безразличны, потому что они нам чужие. Иногда мы скорбим по поводу испорченной мебели или разбитой посуды, потому что она наша, но с полным равнодушием узнаем о горестях не только неизвестных нам людей, живущих по всей земле, но даже и наших ближайших соседей. Нам безразличны не только бедствия жителей других стран, но и наших соотечественников и, что самое ужасное, — наших братьев и сестер во Христе. Я высказываю это не как упрек, а как сожаление о нашем общем бедствии и несчастии. В своем сердце мы находим полное равнодушие и безразличие: нас не трогает, например, что человек, всегда стоявший рядом с нами в церкви, тяжело заболел. Мы не испытываем никакого беспокойства, если по неизвестной нам причине он отсутствует в храме, хотя мы знаем, что на протяжении, может быть, многих лет в воскресные дни он всегда стоял на этом месте. Мы должны были бы хотя бы поинтересоваться, что с ним случилось. Но у нас происходит так: если мы видим человека, тогда, может быть, приветствуем его, а если нет — мы и не вспомним о нем. Мы любим своих близких родственников, своих детей, переживаем о них, и это естественно. Кажется, что здесь в нас все же действует любовь. Но задумаемся немного: чем наши дети отличаются от других, например, от детей наших соседей? Почему мы о своих детях переживаем, заботимся и скорбим, а к чужим совершенно безразличны? Получается, что мы любим не только людей, каждый из которых, конечно, достоин любви, не только животных, но иногда даже и вещи не по той причине, что они этого на самом деле заслуживают, а просто потому, что они наши, свои. В людях и даже в вещах мы любим самих себя.
Конечно, от одного упрека, от одного только осознания своего каменносердечия, безразличия и равнодушия — едва ли можно сразу измениться. К тому же вряд ли для нас вообще возможно испытывать такую любовь, какую испытывал, например, преподобный старец Силуан Афонский, который молился за весь мир. Он говорил, что молиться за людей — значит проливать кровь, показывая тем самым, насколько усердна молился и подвизался он сам, ради того чтобы помочь людям, которых он даже никогда в своей жизни не видел и не знал. Молился он, между прочим, и так: «Господи, дай познать Себя всем народам земли». Это и есть настоящая христианская, полная и всеобъемлющая любовь, не терпящая, чтобы хоть кто-либо из людей погиб в своем заблуждении и нераскаянии. Мы же, конечно, бесконечно далеки от такого совершенства, хотя Господь наш Иисус Христос Своими словами: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5,48) призывает нас именно к совершенству в любви. Поэтому мы должны, по крайней мере, возбуждать в себе чувство сострадания к тем людям, с которыми мы общаемся, и быть снисходительными к ним и требовательными к себе, а не наоборот. Ведь обычно мы, подобно начальнику синагоги, который осудил женщину, исцелившуюся в субботу, строго судим ближних за многие — мнимые или, может быть, действительные — отступления от правил, а к себе снисходим в любых вещах, как в самых неизвинительных, так и в мелочах, которые можно было бы легко исполнить.
Что такое сочувствие к животным по сравнению с исцелением человека? Кажется, даже странно говорить об этом. Тем не менее, мы проводим, может быть, даже более глубокое различие между нашими собственными мелкими нуждами и бедами, страданиями, скорбями других людей, чуждых нам, как мы считаем. Порицая евангельских фарисеев, Господь наш Иисус Христос также и в нас обличает лицемерие, строгость к ближним, происходящую от безразличия к ним, и снисходительность к себе, проистекающую от себялюбия, или, как сейчас принято говорить, эгоизма. Для нас «эго», наше «я», стоит в центре мироздания и является как бы богом, сутью всего существования. Мы не понимаем, что и мы сами, и наши родственники, и дети ничем не отличаемся от других окружающих нас людей, почему мы и должны всех равно любить.
«И когда говорил Он это (когда Господь Иисус Христос обличал начальника синагоги и вместе с ним всех нас в лицемерии. — Игум. А.), все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его» (ст. 17). «Все противившиеся Ему…» Так и внутри нас есть много того, что противится Божественному Евангелию, противится Божественному повелению всех любить, относиться ко всем одинаково, ко всем снисходить, всем сострадать, сочувствовать. И все наши эгоистичные чувства: себялюбие, самолюбие, плотолюбие — должны также постыдиться, когда мы слышим эти евангельские слова, и, устыдившись, уйти из нашего сердца. Но чтобы всегда помнить о Господе Иисусе Христе и Его возвышенном Божественном учении, нам недостаточно выслушать Евангелие в воскресный день. Мы должны неустанно упрекать и обличать себя, назидать чтением Божественного Евангелия, более того — постоянно содержать в своем уме, в своей душе Самого Господа Иисуса Христа, непрестанно призывая Его в молитве Иисусовой. Когда мы почувствуем, что рядом с нами или даже в нас Сам Господь Иисус Христос, наш Всесвятейший Спаситель, тогда наше сердце начнет поневоле стыдиться любых нечистых, безбожных движений, которые противятся Его учению. Отвратительные, противоестественные, можно сказать, антихристианские чувства начнут покидать нашу душу, не терпя этого постоянного стыда от присутствия в нашей душе Господа Иисуса Христа, источающего из Себя святость, чистоту и совершенство. По мере очищения нашей души от страсти себялюбия и эгоизма мы все больше будем ощущать действительность присутствия в нашем сердце возлюбленного нами Господа Иисуса Христа. Тогда все доброе, что есть в нашем естестве, в котором добро смешано со злом, будет очищено, возвышено, сохранено действием Божественной благодати и, подобно народу, ликующему о великих делах, совершенных Господом Иисусом Христом, также возрадуется и возвеселится. Тогда на нас исполнятся слова святого апостола Павла: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите» (1 Фес.5:16-18). Аминь.

4 декабря 2000 года

Неделя 29-я по Пятидесятнице

(Лк., 85 зач., XVII, 12-19)

И когда входил Он в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали и громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас. Увидев их, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились. Один же из них, видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин. Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника? И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя.

О благодарности Богу и человеку

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда Господь наш Иисус Христос, как повествует Евангелие, входил «в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали» (ст. 12). Проказа — это страшная, неизлечимая болезнь, которая заживо разъедает тело человека, и он еще при жизни как бы разлагается. К счастью, в наших краях она редко встречается, но в южных странах весьма распространена. Проказа проедает тело до самых костей, плоть отпадает кусками, сама кость разлагается. Человек может испытывать такие страдания на протяжении многих лет. Иногда он терпит при этом мучительную боль, а иногда наступает омертвение плоти, и человек, пораженный проказой, видя разложение своего собственного тела и уже не чувствуя никакой боли, ждет приближения смерти. Во времена земной жизни Спасителя такие нечастные люди скитались вдали от человеческих поселений, только изредка приближаясь к ним, чтобы попросить пищи у милосердных людей, потому что сами прокаженные не имели возможности зарабатывать каким-либо трудом. Из евангельского повествования мы узнаем, что девять прокаженных были иудеями, а один — самарянином, хотя эти племена не общались друг с другом, так как иудеи гнушались самарянами как еретиками и полу язычниками. Но тут их объединила общая беда, и они уже не обращали внимания на различия в вере. Несчастье их было столь велико, страдания столь мучительны, что все остальное уже было для них несущественно.
Десять прокаженных, видя Господа Иисуса Христа, «громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас» (ст. 13). Что они имели в виду и чего просили, из этого повествования непонятно, но можно догадаться, что они просили исцеления или хотели только получить милостыню. Для нас важен следующий момент: именно иудеи, скорее всего, привели этих несчастных людей, включая самарянина, к Господу Иисусу Христу. В то время Он уже считался иудейским Пророком, необыкновенным Учителем, Святым. Самарянин, будучи еретиком, пренебрегал иудейскими нравами, обычаями и верованиями, но, тем не менее, в данном случае подчинился. Может быть, по той причине, что надеялся получить какую-то пользу от этого иудейского Пророка.
«Увидев их, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились» (ст. 14). По Моисееву закону, больной должен был показаться священнику, чтобы тот освидетельствовал его, посмотрел, есть ли на нем проказа. Когда человек исцелялся, он также должен был прийти к священнику, чтобы исцеление было засвидетельствовано, и после некоторых обрядов считался здоровым и мог жить с прочими людьми. Вот какой смысл имело приказание Спасителя. По дороге вдруг произошло очищение. Видимо, в этих людях была крепкая вера. Вспомним другое евангельское повествование о неком прокаженном, который, подойдя к Спасителю, требовал Его прикосновения,« бы очиститься (см. Мф.8:2; Мк.1:40; Лк.5:12). Но эти десять прокаженных понимают что исцеление возможно и на расстоянии. Тем не менее только один из них, как повествует Евангелие, «видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бол пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин» (ст. 15-16). К сожалению, в нашей жизни бывает такое: получив пользу от человека, мы в дальнейшем пренебрег? им. Желаем прославить Бога и не замечаем того, что Бог действовал через определен! го человека. В особенности это касается христианской жизни — жизни духовной, когда речь идет об исцелении нашей души от греховной проказы. Получив пользу от духовника, наставника, мы забываем о нем и продолжаем свой путь, подобно этим девяти иен ленным иудеям, думая, что мы исполняем закон. Но когда мы пренебрегаем тем человеком, который исцелил нас от греховной проказы, мы не получаем дальнейшего исцеления. А получить некоторую пользу — это еще не значит быть спасенным.
Самарянин прославлял Бога, но он понимал, что Бог действовал через Господ Иисуса Христа. Едва ли в нем уже появилась вера в то, что Господь Иисус Христос -Бог, но он понимал, что слава Божия явилась через этого иудейского Пророка. «Тогд! Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять?» (ст. 17). Этим Он показал, чти самарянин поступил правильно, возвратившись и воздавая славу Богу перед Господом Иисусом Христом, Который его исцелил. «Как они не возвратились воздать славу Богу! кроме сего иноплеменника?» (ст. 18). Значит, настоящее прославление Бога бывает тогда, когда мы испытываем благодарность к человеку. Если же мы, получив пользу от человека в духовной жизни или даже в житейских обстоятельствах, Бога прославляем, а к человеку не испытываем благодарности — то это лицемерное, неискреннее прославление Бога. Ибо мы должны благоговеть не только перед Промыслом Божиим, но так» же и перед орудием, через которое этот Промысл Божий в отношении нас свершился/
«И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя» (ст. 19). Итак, мы видим, что, придя благодарить Бога перед Господом Иисусом Христом, этот человек получил нечто большее, чем исцеление от проказы, — он получил спасение. Ибо слова Спасителя не могут быть ошибочными или праздными, ничего не значащими. Если спасение самарянина и не совершилось в тот же момент, то он получил такую благодать, что она, безусловно, к концу жизни привела его к спасению.
Каждый из нас желал бы быть твердо уверенным в том, что он будет помилован Богом, что он будет спасен, но мы живем в неведении в отношении этого определения. Неведение это чаще всего бывает нам полезно, чтобы мы не впадали в нерадение. Те же редчайшие люди, которые сподобляются такого уведомления от Бога, являются великими избранниками Божиими. Самарянин сподобился такого уведомления: «Вера твоя спасла тебя». И обратите внимание: иудеи привели его к Господу Иисусу Христу еретиком, имеющим неправую веру, а он, получив исцеление, вернулся к Господу и обрел: веру истинную, спасительную, тогда как эти несчастные люди такой веры не имели и не сумели правильно возблагодарить Бога. Формально они исполнили закон Моисеев, однако на самом деле оказались чужды закона Божия. Так бывает и в нашей жизни: мы помогаем некоторым людям прийти к вере, а они потом оказываются лучше нас. Мы должны помнить, что помочь нашим друзьям и близким прийти к Богу, к Церкви — это не значит стать их спасителями, потому что они могут пойти дальше нас, могут преуспеть больше, быть более последовательными и ревностными. А мы останемся в своем обычном теплохладном состоянии.
Какой вывод можно сделать из этого евангельского повествования? Можно рассуждать о благодарности и неблагодарности человеческой. Можно видеть всемогущество Божие, ибо тот, кто исцелил от проказы, может исцелить и нашу прокаженную душу. Но главным образом, когда читаем это или любое другое евангельское повествование, мы должны помнить, что все это было на самом деле. Ибо если бы ничего этого не было, то повествование Евангелия не имело бы никакого значения, оно не оказало бы никакого влияния на нашу душу, но представляло бы собой просто интересный рассказ или прекрасную сказку. Но мы должны знать, что десять прокаженных людей действительно встали вдали от Господа и взывали к Нему и Он сказал им идти к священникам. И действительно, отойдя немного, они вдруг увидели, что их тела совершенно очистились и стали здоровыми. Надо думать, что они отошли на небольшое расстояние от селения, потому что самарянин, вернувшись, еще застал там Господа Иисуса Христа. Вернулся один из десяти! И только! Ученики Господа и народ увидели, что этот человек, прежде заживо гнивший, оказался совершенно очищенным.
Все это мы должны увидеть своим умственным взором. Увидеть, как бывший прокаженный, а ныне радостный духом и чистый телом человек упал к ногам Спасителя и с радостью благодарил Бога. И представьте себе, насколько большая радость охватила этого самарянина, когда он услышал слова Спасителя: «Иди; вера твоя спасла тебя». Если и до того лицо его сияло радостью, то можно догадаться (судя по жизнеописаниям святых, получивших благодать Божию), каким внутренним светом озарилось оно от этих слов. И все изумились, глядя на этого человека, который только что заживо разлагался, был еретиком, чуждым истинной веры, — погибал как телесно, так и духовно. Теперь его увидели здоровым, право верующим, благодарящим Бога и получившим обетование спасения в вечности. Аминь.

20 декабря 1998 года

О спасительной вере

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда Господь наш Иисус Христос входил «в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали» (ст. 12). Проказа — это страшная, неизлечимая болезнь. В древние времена исцеление от нее воспринималось не иначе как чудо Божие, да и сейчас едва ли можно назвать проказу излечимой болезнью, потому что врачи, если человек выздоравливает, всегда недоумевают: случайно ли это произошло, или помогло их лечение. По закону Моисееву человек, исцелившийся от проказы, должен был показаться священникам, которые по определенным признакам устанавливали, что он действительно исцелился, и совершали над ним положенные священнодействия, после чего объявляли этого человека чистым, и тогда он мог жить с прочими людьми. Больные этой страшной болезнью жили вне человеческих селений и криком предупреждали о своем приближении, для того чтобы случайные прохожие остерегались встречи с ними, ибо проказа считалась заразной. Известно, что прокаженные настолько изнемогали от этой болезни, которая заживо разлагала их тела, что становились совершенно беспомощными людьми. Но кто помогал им? Никто не хотел стать таким же прокаженным, как и они. Потому они вынуждены были собираться в группы и скитаться вдали от селений, помогая друг другу кто чем может.
«И громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас» (ст. 13). Видимо, прокаженные уже слышали о том, что Господь Иисус Христос творит многие чудеса и считали Его не обыкновенным человеком, а великим Учителем и Чудотворцем, поэтому назвали Его Наставником. Обычно чести именоваться наставниками сподоблялись люди, находящиеся уже в летах более или менее солидных, Господь же был молодого возраста — вспомним, как упрекали Его фарисеи: «Тебе нет еще пятидесяти лет, — и Ты видел Авраама?» (Ин.8:57).
«Увидев их, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам» (ст. 14). Может быть, по той причине, что они не были способны в тот момент вместить большее, Господь и сказал им сделать лишь то, что требовал закон. Они поверили Господу и послушались Его, решив, вероятно, что или священники их исцелят, или с ними произойдет какое-то чудо. И, казалось бы, с верой они пошли по направлению к Иерусалиму, к храму Господню. «И когда они шли, очистились» (ст. 14). Господь еще не успел удалиться из того селения, как один из исцеленных вернулся, а значит, времени прошло совсем немного, и отошли они весьма недалеко. В дороге с прокаженными произошло чудо: благодать Божия сошла на них, и их изъеденные проказой тела вдруг совершенно очистились и стали выглядеть так же, как тела обыкновенных здоровых людей. Они все исцелились. «Один же из них, видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его (то есть Господа Иисуса Христа. — Игум. А), благодаря Его; и это был Самарянин» (ст. 15-16). Остальные девять человек, видимо, последовали по тому пути, который сразу наметили, — пошли в Иерусалим, чтобы их исцеление засвидетельствовал священник. Может быть, они и вовсе забыли о Боге, потому что в Евангелии ничего не говорится об их дальнейшей судьбе, а только упоминается о том, что они не возвратились прославить Бога, Который через Христа сотворил это чудо, — правильнее сказать, не возвратились прославить Иисуса, Который есть Бог.
«Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?» (ст. 17-18). Можно воздавать славу Богу формально, как предписывает общепринятое правило, в данном случае — Моисеев закон, а можно воздавать славу Богу истинно, искренне, от всего сердца. Эти девять человек, если они все же пошли в Иерусалим после исцеления, хотели воздать славу Богу формально, по предписанию закона. Их сердца не были исполнены той благодарности Богу, какая была у самарянина. Ведь если ему уже ничто не мешало совершить этот короткий обратный путь, так как проказа больше не препятствовала его общению с людьми, то что же мешало вернуться и всем остальным исцеленным, чтобы прежде возблагодарить Бога в лице Господа Иисуса Христа, а потом уже, если бы в том была необходимость, последовать и в храм? Ничто. Но самарянин нашел в себе силы, мужество и веру вернуться, а иудеи — люди, казалось бы, в отличие от него воспитанные в благочестии (ведь самаряне многое искажали в истинном вероучении), тем не менее не имели такой веры, не познали, как истинно воздавать славу Богу, и в своем сердце остались безразличными.
«Как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника? И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя» (ст. 18-19). Смотрите, какие необыкновенные слова сказал ему Господь Иисус Христос: «Вера твоя спасла тебя». Но что же получается? Ведь эти слова были сказаны ему уже после исцеления, когда и с прочими прокаженными произошло то же величайшее чудо, а чудеса, казалось бы, в значительной степени зависят от веры человека. Чем же вера остальных отличалась от веры самарянина, если им не были сказаны слова: «Вера твоя спасла тебя»? Значит, суть дела состоит не в том, что люди исцелились. Даже если они и имели веру, то она еще не являлась для них спасительной. Так происходит и в нашей жизни: если мы получаем от Бога какие-либо дарования, пусть даже они будут столь же великими и необыкновенными, как чудесное исцеление прокаженных, мы еще не можем сказать, что наша вера спасает нас. Когда же мы познаем истину, благодарим Бога и служим Ему, потому что настоящая благодарность Богу — это истинное, искреннее служение Ему, а не пустые слова, тогда, собственно, в нас и проявляется настоящая, неподдельная, живая, сердечная вера, которая нас спасает. Господь тайно и явно изливает множество Своих благодеяний на весь человеческий род: «Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф.5:45). Можно даже забыть о каких-то сверхъестественных случаях, которые иногда происходят с некоторыми людьми, а помнить только о том, что Бог дает всем и всякому. Ведь и само наше бытие не меньшее чудо, чем те чудеса, которые иногда случаются с больными или скорбящими людьми. Однако все эти бесчисленные благодеяния, изливаемые Богом на человеческий род, не делают людей по-настоящему верующими, не вызывают в них истинной благодарности Богу.
«Вера твоя спасла тебя». Эти слова мы часто встречаем в Евангелии. Посмотрим же, когда Господь произносил их и что они означают.
Кровоточивая женщина подошла к Господу и незаметно прикоснулась к Его ризе. И Господь исцелил ее Своим Божественным действием, может быть, по-человечески действительно не зная или же делая вид, что не знает, что Он творит чудо. Когда же эта женщина перед всеми людьми призналась в своем исцелении, тогда Он сказал ей: «Вера твоя спасла тебя; иди в мире и будь здорова от болезни твоей» (Мк.5:34). Да, Господь подтвердил, что она выздоровела, но ведь это произошло еще раньше, чем Он сказал ей: «Вера твоя спасла тебя». Значит, одна вера — та, которая дарует исцеление, и другая — та, которая спасает человека.
Когда Господь выходил из Иерихона, слепой Вартимей взывал к Нему, просил прозрения и даже требовал, чтобы его подвели к Господу Иисусу Христу. Спаситель сначала не отвечал и шел мимо, как бы не замечая его, но после непрестанных криков и воплей слепого Он все-таки подозвал его к Себе — и тот, сбросив с себя верхнюю одежду, чтобы она не мешала ему, торопливо подошел к Спасителю. Тогда Господь сказал ему те же слова: «Иди, вера твоя спасла тебя» (Мк.10:52). Да, слепой действительно тотчас прозрел, и поэтому кажется, что слова Господа касаются прежде всего телесного исцеления, но на самом деле спасение состоит не в этом. Обратите внимание на следующие затем евангельские слова: «И он тотчас прозрел и пошел за Иисусом по дороге» (Мк.10:52). Спасение слепого заключалось не в прозрении, которое явилось только началом его обращения, а в том, что он с верой последовал за Господом.
Когда грешная женщина, блудница, омывала ноги Спасителя своими слезами и, лобызая, мазала их миром, отирая своими волосами, она не нуждалась в чудесном исцелении от какой-то болезни, ей только нужно было прощение грехов. И когда она совершала такое необыкновенное омовение — омовение слезами — и не смела, как грешница, ни о чем просить Спасителя, то Он Сам, видя ее любовь к Нему, сказал ей: «Прощаются тебе грехи. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: кто это, что и грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя, иди с миром» (Лк.7:48-50). Опять произнесены те же самые слова, но в данном случае для нас уже совершенно очевидно, что речь идет не об исцелении от телесной болезни, не об удовлетворении какой-то земной нужды и не об избавлении от скорби, а о спасении души. Такая вера спасает человека! Поэтому, братья и сестры, какие бы дарования мы ни имели, какую бы помощь или милость от Бога мы ни получили, нам нужно помнить, что мы должны стяжать такую веру, которая спасает, а не только помогает в наших земных нуждах. Если мы люди благоразумные, если мы истинные христиане, то мы понимаем, что, собственно, только такая вера и нужна. Посмотрите, ведь блудница, описанная в Евангелии, вообще ни о чем не просила, однако получила необыкновенное благословение: «Вера твоя спасла тебя, иди с миром». Действительно, когда человек приобретает веру, спасающую его от грехов, как эту блудницу, а не от какой-либо болезни, тогда он ощущает в своей душе необыкновенный, непостижимый Божественный мир — состояние, которое ни с чем нельзя сравнить и вообще едва ли возможно описать человеку, не испытавшему его на опыте. Вот какая вера спасает человека, вот какую веру похвалил Господь Иисус Христос в исцелившемся прокаженном — веру, приводящую ко Христу, заставляющую следовать за Ним, каяться и плакать, находясь как бы у Его ног, подобно блуднице, которая омывала их своими слезами. Все остальное, даже и чудеса, — это лишь средство для достижения сердечной веры, веры великой, возвышенной и истинной, которая очищает человека и наполняет его сердце миром и великой благодарностью к Богу, заставляет его пренебрегать всеми условностями и общепринятыми мнениями ради служения Господу Иисусу Христу. Такая вера заставляет нас, подобно прозревшему слепцу, следовать за Господом Иисусом Христом, всегда пребывать с Ним и видеть в этом единственное благо, единственную милость, единственное благодеяние Божие. Аминь.

19 декабря 1999 года

О молитве как благодарении Бога

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос вошел в одно селение, где «встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали» (ст. 12). Проказа — это страшная болезнь, которая в наше время встречается редко, но и сейчас она почти неизлечима, а в древности не было никаких способов от нее избавиться. Прокаженные, можно сказать, заживо гнили и разлагались: их тела покрьшались струпьями и постепенно гниение доходило до костей. Человек страдал долгие годы, пока болезнь не поражала жизненно важные органы, после чего он в мучениях умирал. Прокаженным было запрещено общаться с другими людьми, потому что эта болезнь заразна, и они жили отдельно. Более того, они должны были предупреждать здоровых людей о своем приближении, чтобы те могли удалиться с их пути.
Видимо, прокаженные уже знали о том, что Иисус творит многие и великие чудеса, что Он исцеляет неизлечимых больных. Они не могли получить исцеление естественным образом, от врачей, и потому начали говорить громким голосом или, как сказано по-славянски: «И тии вознесоша глас, глаголюще», то есть возвысили голос, говоря: «Иисус Наставник! помилуй нас» (ст. 13). Ясно, что просьба о помиловании была вызвана их желанием вылечиться от ужасной болезни. Возможно, эти десять прокаженных ходили вместе, для того чтобы добывать себе пропитание, они ведь не имели возможности заниматься никаким обычным трудом и жили только милостыней. Страдания, болезнь, вынужденное отчуждение от человеческого общества заставили их так дерзновенно просить о помощи. В то же самое время они не могли приблизиться к Господу и, как сказано в Евангелии, стояли вдалеке.
«Увидев их, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились» (ст. 14). По закону Моисееву, если прокаженный чувствовал свое выздоровление, то он был обязан показаться священнику, чтобы тот, тщательно осмотрев его и засвидетельствовав, что он действительно выздоровел, признал его очистившимся. Только после этого исцелившийся мог считаться обычным, нормальным человеком и войти в общение со своей семьей, родными и другими людьми, то есть стать полноправным членом общества. Эти прокаженные пошли к священникам и по дороге с ними случилось необыкновенное чудо — они очистились от проказы, притом десять человек одновременно. Евангелист сказал об этом кратко, но тот, кто представляет себе, что такое проказа, поймет величие совершившегося чуда. Тела этих людей стали совершенно здоровыми, как у обычных людей. И исцелился, подчеркиваю, не один, а сразу десять человек. Однако только один из них, как говорит Евангелие, «видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога» (ст. 15). Им всем нужно было бы прославить Бога таким образом, потому что они должны были догадаться, что Иисус не просто Наставник, как они Его называли, а воплотившийся Бог, ведь Он смог на расстоянии, одним словом или даже без всякого слова очистить их всех сразу от ужасной, неизлечимой болезни. В этом чудесном исцелении десяти прокаженных на расстоянии, когда Господь не видел их, и не прикасался к ним, и не сказал им ничего, кроме: «Пойдите, покажитесь священникам», Он явил Свое вездесущие и всемогущество. Казалось бы, эту великую истину исцелившиеся прокаженные могли познать из собственного опыта, но только один из них «возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин» (ст. 15-16). Мы не знаем точно, какими словами он прославлял Бога, но если он пал ниц к ногам Иисуса, значит, он, по крайней мере, чувствовал, что перед ним не просто Человек, и воздал Ему поклонение, подобающее Богу. Обратите внимание на то, что самарянин, пришедший благодарить Спасителя, ходил вместе с остальными прокаженными, которые были, как можно понять из Евангелия, израильтянами. Израильтяне гнушались самарянами из-за их смешанного происхождения — от браков евреев с язычниками, потому что такой брак запрещался законом Моисеевым. К тому же самаряне исказили и истинное богопочитание, смешав его с языческими обычаями и суевериями. Кроме того, как бы в противовес храму, который евреи воздвигли на месте храма Соломонова на горе Мориа, где Авраам намеревался принести Исаака в жертву Богу, самаряне построили свой храм на горе Гаризим. К этому примешивалась и многолетняя национальная неприязнь евреев к самарянам, передававшаяся из рода в род. Но среди десяти прокаженных этого не было: проказа сделала и израильтян, и самарянина одинаковыми изгоями. Нечто подобное происходит и с нами, когда мы осознаем свою греховность и чувствуем, что мы хуже и ниже всех. Тогда мы перестаем гнушаться кем-либо, никого не презираем, потому что считаем, что ничто нас уже унизить не может.
«Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?» (ст. 17-18). Они не возвратились, потому что не захотели или не сумели понять, что нужно было прославить Бога прежде всего, воздав благодарение Иисусу, Сыну Божию, Который творил не Свои дела, но Отчие, как Он Сам говорит в других местах Священного Писания: «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также (Ин.5:19). «И сказал ему: встань, иди; вера твоя спасла тебя» (ст. 19). Спасла, конечно, не только от проказы, но и от гораздо более страшного бедствия, самого ужасного, какое только может быть, — от заблуждения, от греха, от вечной погибели. С этого момента исцеленный, как можно догадаться из слов Спасителя, стал Его учеником. Может быть, он не ходил всегда вслед за Господом, подобно апостолам, но, конечно же, впоследствии примкнул к Церкви Христовой и оказался в числе спасаемых избранных чад Божиих.
Я сказал, что каждый из нас может уподобиться этому самарянину, если осознает свою греховность и поймет, что он болен душевной проказой и его душа совершенно неисцелима. Действительно, если мы приходим к Господу, когда Он призывает нас к покаянию, то из-за своей греховности, духовной проказы мы, подобно десяти евангельским прокаженным, не смеем или не можем приблизиться к Нему. Только издалека созерцая Его, мы с верой просим, чтобы Он избавил нас от этого ужаса, от греховного разложения, в котором мы пребываем, оставаясь вне общения с Богом. И тогда Господь Иисус Христос дарует нам надежду и как бы говорит нам слова, подобные тем, с которыми Он обратился к прокаженным: «Пойдите, покажитесь священникам», — то есть Господь призывает нас войти в Церковь Божию, участвовать в ее Таинствах и с их помощью совершать свое спасение. Когда мы проявляем искреннее покаяние, стремление к воцерковлению, когда приходим в Церковь Божию и в буквальном смысле слова, то есть начинаем посещать храм, и в духовном, то есть внутренне входим в нее своим душевным расположением — намерением жить по-христиански, по-евангельски, — тогда, еще только совершая этот путь, мы уже получаем исцеление. Однако, подобно девяти исцеленным израильтянам, мы не хотим понимать, что теперь нам нужно воздать славу Богу не одним только посещением храма (которое хотя и обязательно, но не исчерпывает всего долга христианина), не одним только участием в Таинствах и обрядах церковных — то есть не только обрядовым благочестием, как это принято называть. Некогда, изъязвленные проказой греха, мы только издалека взирали на Спасителя, но теперь мы имеем возможность вернуться и приблизиться к Нему и, подобно самарянину, припасть к Его ногам и вступить с Ним в непосредственное общение, а не только видеть Его издалека посредством веры. Мы должны приобрести живой опыт богопознания, должны заменить веру в смысле доверия на опытное духовное знание — на истинную веру. Но, как правило, мы не хотим этого делать и довольствуемся обрядовым благочестием. Мы не имеем Иисуса в своем сердце и не припадаем к Нему непрестанно, не благодарим Его, исповедуя Господом, Христом и Сыном Божиим, не стремимся к тому, чтобы очищаться все более и более. По сравнению с Божественной чистотой и святостью наша чистота всегда относительна, и мы можем все больше совершенствоваться и очищаться, чтобы тем теснее соединиться с Господом и в этой, и, конечно же, в будущей жизни. И потому упрек Спасителя относится не только к девяти израильтянам, но и ко всем нам — ко всем православным христианам, которые только внешне служат Богу, посещая храм, и не заботятся о стяжании Иисуса в своем сердце и своей душе.
«Не десять ли очистились?..» Господь очистил нас от греха, даровал нам все, что мы имеем, привел нас в Церковь, призвал к участию в богослужениях, обрядах, церковной жизни. Почему же мы в благодарность за это не хотим поклониться Ему духовным поклонением? Если говорить прямо — почему мы не хотим при помощи Иисусовой молитвы воздать Ему то благодарение, какое воздал самарянин? Не нужно думать, что во времена земной жизни Спасителя его современникам и свидетелям Его чудес сделать это было легко и просто, а мы не имеем тех возможностей, которые были у них. Если мы так думаем, то мы — маловерные люди. В кондаке Великого канона про Господа Иисуса Христа сказано, что Он «везде сый и вся исполняяй». Как Бог Он вездесущ, все наполняет Собой и проникает через все наше естество, в равной степени присутствует во всяком месте вселенной и в нас самих. Мы всеми своими духовными органами и чувствами можем это познать, увидеть в себе и ощутить. К тому же Господь в нас насажден и соединен с нами в Таинстве Святого Крещения, и потому каждый христианин является нерукотворенным, богосозданным храмом Божиим. Если бы мы верили в это и не поддавались маловерию, говоря, что мы не имеем возможности физически поклониться Спасителю, тогда мы, нисколько не задумываясь, поняли бы, что в этом отношении совершенно ничем не отличаемся от исцеленного самарянина и можем так же возблагодарить Бога, приблизиться к Нему, соединиться с Ним, припасть к Его ногам, то есть духом припасть к Его Божественному естеству со смирением, что и обозначает преклонение колен. Для нас это так же возможно и реально, как это было реально для самарянина, ничто нам не мешает.
Мы знаем многих подвижников благочестия, достигших такого состояния и имевших великую благодать, равную даже благодати апостолов: например, преподобный Симеон Новый Богослов, живший в X—начале XI веков по Рождестве Христовом; преподобные Серафим Саровский и Сергий Радонежский; может быть, не столь известный, ныне забытый, но, тем не менее, великий подвижник конца XVIII—начала XIX века Василиск Сибирский, подвизавшийся в лесах возле Туринска; можно перечислить и много других имен. Угодники Божий, совершив духовное поклонение Спасителю, соединились с Ним. Они исполнили то, что велела им совесть: возвратились к Господу, даровавшему им исцеление, и возблагодарили Его тем единственным благодарением, которое одно Ему угодно, благодарением духовным — молитвой, потому что Бог ни в чем не нуждается и только хочет обрести нас самих, ведь разве слова самарянина, которыми он благодарил Бога, и припадание к ногам Спасителя — это не молитва? Припадая к ногам Господа, может быть, лобызая их и прикасаясь к ним руками, он и своим духом прикоснулся к Божественному естеству, и потому, по сути, нет никакого различия между духовным поклонением, которое необходимо совершать нам, и буквальным, телесным, которое совершил самарянин. Если бы поклонение самарянина было только внешним, телесным, лишенным внутреннего духовного чувства, то оно было бы лицемерным. Но Спаситель Своими словами: «Вера твоя спасла тебя» показал, что этот человек был вполне искренним.
Итак, братья и сестры, сделаем усилие над собой и вернемся к Спасителю — конечно, не в том смысле, что отвратимся от храма Божия и будем молиться только внутренне. Но мы вышли изнутри себя, когда каялись и созерцали свои грехи и как бы только издалека взирали на Господа, желая прощения. Вернемся вновь внутрь себя, теперь уже со смелостью и дерзновением приблизимся к Господу Иисусу Христу и соединимся с Ним духом. Это то поклонение и благодарение, какие каждый истинный христианин должен воздать Богу. Не будем говорить, что Иисусовой молитвой необходимо заниматься только монахам. Да, конечно, монашествующие имеют больше возможностей для упражнения в этой добродетели, но и любой мирянин — и одинокий, и состоящий в браке — к деланию Иисусовой молитвы и всех прочих добродетелей не имеет никаких преград, кроме нечистой совести. Все остальное, если совершается согласно нравственному учению Церкви, не может служить препятствием — ни суета, ни брачные отношения, ни что-либо иное. Святитель Симеон Солунский говорит, что всякий христианин: и епископ, и священник, и монах, и мирянин, и даже дети — все должны упражняться в Иисусовой молитве и в течение дня по возможности непрестанно сохранять ее. В особенности необходимо выделить какое-то удобное время, в которое человек ничем не развлекается, чтобы посвятить его занятию молитвой Иисусовой. Об этом говорили многие святые отцы Церкви.
Отец великого подвижника благочестия, учителя и защитника умного делания от еретиков, Григория Паламы, — Константин — был министром при византийском императоре. Будучи мирянином, он упражнялся в Иисусовой молитве и порой так углублялся в нее, настолько она его увлекала, что даже на заседаниях в присутствии императора забывался, уходя в себя. Некоторые придворные, может быть, желая досадить ему и избавиться от него, завидуя его положению при дворе, говорили императору: «Посмотри, он так невнимателен к тебе, что даже пренебрегает твоим царским величеством». Но император был человеком мудрым, имевшим представление о духовной жизни, он знал духовную тайну Константина и говорил: «Ничего страшного, Константин имеет Собеседника гораздо лучшего, чем мы», то есть Господа Иисуса Христа. Вот пример того, как человек, занимавшийся государственной деятельностью, смог преуспеть в умном делании. Макарий Оптинский рассказывает нечто подобное про одного купца. Какое занятие суетнее торговли? Но этот купец настолько преуспел в умном делании, что даже преподобный Макарий удивлялся: он не встречал такого и среди монахов.
Ничто нам, братья и сестры, не препятствует воздать духовное благодарение Господу Иисусу Христу. Если же мы не захотим этого делать, то и к нам будет относиться обличение Спасителя: «Не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу?» Аминь.

23 декабря 2001 года

Неделя 30-я по Пятидесятнице

(Лк., 91 зач., XVIII, 18-27)

И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог; знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою. Он же сказал: все это сохранил я от юности моей. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат. Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие. Слышавшие сие сказали: кто же может спастись? Но Он сказал: невозможное человекам возможно Богу.

О ненадеянии на себя и уповании на Бога

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
«И спросил Его некто из начальствующих (по-славянски: «и вопроси Его некий князь». — Игум. А.): Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (ст. 18). Этот князь, с точки зрения общества, был человеком весьма преуспевающим, как будто наделенным от Бога особыми привилегиями. В иудейском народе знатность приравнивалась к некой избранности, потому что народ этот представлял собой Церковь Божию, а этот человек, таким образом, от природы занимал особенное положение в Ветхозаветной Церкви. Например, пророк Иеремия, обличавший пастырей израильского народа в различных злоупотреблениях, обращается со словом обличения не только к первосвященникам (мы сейчас считаем пастырями только священников или архиереев), но и к царям и князьям, потому что они в то время тоже считались пастырями народа.
Человек, казалось бы, уже обладавший каким-то даром от Бога, не довольствовался этим, чувствовал сердцем, что он не имеет всего, что необходимо для спасения. Поэтому он обратился к Господу: «Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Имея все на земле, он не успокоился подобно тому приточному богачу, который говорил: «Душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись» (Лк.12:19). Но он искал спасения души и не считал, что одного его избранничества в глазах человеческих и привилегий для этого достаточно.
«Иисус сказал ему… знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою» (ст. 19-20). Господь Иисус Христос перечислил ему заповеди, относящиеся ко второй части закона, в которой речь идет о правильном отношении к ближнему, о правильной любви к нему: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою. Господь наш Иисус Христос не сказал ему: «Люби Бога». Человек этот, будучи правоверным иудеем, или, как бы мы сейчас сказали, православным, уже тем самым показал, что имеет любовь к Богу. Сам вопрос: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» — говорит о том, что человек этот любил Бога, думал, помнил, размышлял о небесном, о будущей жизни.
«Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог» (ст. 19). Не потому Он так сказал, что не являлся благим, но потому, что хотел намекнуть этому человеку — искреннему, благочестивому, имевшему добрые стремления, — что Он и есть Тот Бог, Которого единственно можно назвать благим. Один из древнейших богословов, Дионисий Ареопагит, говорит, что Благо есть наиболее точное наименование Бога из всех возможных. Бог выше всякого имени, выше всякого мышления, выше всякого понятия. Он на бесконечную бесконечность отстоит от всего, что человек может наименовать. Но поскольку Он снисходит к нам, разумным со-! творенным существам, и до некоторой степени может быть нами познан, постольку Он’ называется различными именами.
Господь говорит: «Что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог». Он хочет сказать: «Если Я благий, значит, Я Бог. А если ты не считаешь Меня Богом, то не называй никакого человека благим, ибо человека так назвать нельзя. Если ты назвал Меня благим, значит, Я Бог». Таким образом Господь вразумлял этого человека. Он намекал ему, что его православная вера проявилась не до конца, ибо ему не открылось, что Иисус есть Бог, как это открылось апостолу Петру и другим апостолам еще до того, как Господь Иисус Христос пострадал, а затем прославился Своим Воскресением. Ибо истинная вера состоит не только в правильном почитании Бога вообще, но и в почитании Господа Иисуса Христа, Сына Божия, — Богом. Именно такого почитания не хватало этому человеку, хотя он и исполнял заповеди в отношении к ближним. Во всем остальном князь почитал Бога правильно, в той мере, в какой это было открыто иудеям и насколько они знали закон. Им не хватало именно такого почитания, и это оказалось не малым, потому что из-за того, что иудеи не признали Иисуса Сыном Божиим, произошло страшное преступление — богоубийство. Самое главное даже не то, что иудеи совершили это преступление, ибо все происходило промыслительно, а то, что сами они отпали от Бога, и это страшнее всего. И все это случилось только потому, что они не признали Иисуса благим, то есть Богом.
«Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог; знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою. Он же сказал: все это сохранил я от юности моей» (ст. 19-21). Некоторые толкователи считают это хвастовством, утверждают, что человек этот имел некоторую гордость, думая, что исполнил все заповеди. Другие считают, что он действительно исполнил заповеди, по крайней мере в самой общей форме: не внутренне, а внешне. Он действительно никого не убивал, хотя, может быть, и гневался; не крал, хотя, может быть, и завидовал; не лжесвидетельствовал, хотя, может быть, и осуждал людей; почитал отца своего и матерь свою, хотя, может быть, к другим нуждающимся людям относился с безразличием. Он исполнил заповеди в самой грубой форме — в той, в которой это предписывал Моисеев закон. Может быть, князь и не хвастался, но в простоте своей думал, что внешнее исполнение заповедей — это уже много, и не понимал, что необходимо ему для спасения. Но внутренне он чувствовал, что чего-то не хватает, искал ответа, по-видимому, не только у Господа, но и у других людей, которых в то время почитали учителями и называли уважительно «учитель», или по-еврейски «равви». Скорее всего, он спрашивал об этом не у одного Иисуса Христа, ибо, если человек жаждет спасения, если этот вопрос его мучит, он, наверное, обратится с ним ко многим другим людям. Этот человек беседовал с людьми, которых почитал сведущими. Однако их ответами он не удовлетворялся и, наконец, спросил у Господа Иисуса Христа.
«Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною» (ст. 22). Ты исполнил внешнее, ты исполнил предписания Моисеева закона, но ты не исполнил внутреннего. А для того, чтобы исполнить внутреннее, нужно не только не совершать внешних грехов — убийства, воровства, лжесвидетельства и прочего, — но и внутренне очиститься, очистить свое сердце: нужно от всего отказаться. Если человек отказывается от всего своего имущества, делает себя нищим и бесправным, как бы изгоем общества, у него прерываются почти все связи с человеческим обществом и, если вдруг в нем проявляется какая-нибудь страсть, он почти не имеет возможности ее удовлетворить. Тогда он вынужден обратить свой взор уже не на поступки, а на сами мысли и желания. Человек, отрекшийся от всего, начинает очищаться еще и внутренне. Вот что значит следовать за Господом. Это нужно понимать не в буквальном смысле.
Из этого повествования может показаться, что речь шла только о том, чтобы продать имение и действительно пойти за Господом. Но у Христа даже в то время было много учеников, которые не следовали за ним. Известен даже случай, когда некто именем Иисуса Христа изгонял демонов и ученики стали ему запрещать, но Господь сказал: «Никто, сотворивший чудо именем Моим, не может вскоре злословить меня» (Мк.9:39). Были ученики, которые не следовали за Господом, однако же имели такую благодать, такую веру в Него, что именем Его изгоняли демонов. Поэтому можно сделать вывод о том, что речь идет не о буквальном следовании за Господом. Буквально за ним следовали только двенадцать Его ближайших учеников, и даже остальные семьдесят избранных Им Самим не всегда были с Ним. Мы не должны думать, что у него было только около восьмидесяти ближайших учеников. Было, наверное, и много других, но они не могли всегда находиться рядом с Ним. Поэтому призыв Господа надо понимать в том смысле, что надо всегда во всем повиноваться Господу Иисусу Христу, не жить частью для себя, а частью для Господа. Если бы человек даже и последовал за Богом внешне, а внутренне остался предан своим желаниям и стремлениям, то что принесло бы такое следование? Разве Иуда Искариотский не следовал в числе двенадцати учеников всегда за Господом? Но это не принесло ему пользы, и он отпал от сонма избранных учеников. Поэтому, конечно же, речь идет о внутреннем следовании, о полной преданности учению Спасителя, о беспрекословном исполнении Его повелений, иначе говоря, заповедей.
И если во времена земной жизни Господа Иисуса Христа нужно было именно так понимать приказание следовать за Ним, то тем паче — сейчас, когда мы уже не видим Его телесными глазами, когда Он восседает одесную Бога Отца. Следовать за Ним — значит следовать духовно. Иначе мы должны будем допустить, что эти слова Спасителя уже устарели, что призыв следовать за Ним в наше время уже не действителен и относится только к тем немногим людям, которые слышали слова Господа на земле, видели Его своими телесными очами. Получится, что слова Спасителя уже упразднены, но этого не может быть. Евангелие названо в Апокалипсисе Евангелием вечным (см. Апок.14:6). Если в будущей жизни Евангелия уже не будет, то не в том смысле, что переменятся заповеди и учение Спасителя, а в том, что они раскроются вполне. То, что мы сейчас частично знаем из Евангелия, в полной мере мы узнаем в будущей жизни. Мы увидим Евангелие вокруг себя, увидим его осуществившимся, мы будем жить в Евангелии. Но это не значит, что оно устареет. Никогда не сможет прейти его смысл. Потому и сейчас мы должны следовать за Господом духовно — отрекшись от всех привязанностей, беспрекословно исполнять Его волю, где бы мы ни находились.
«Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат» (ст. 22-23). Когда князь услышал, казалось бы, тот ответ, которого он так долго искал, он опечалился. Многие годы от многих людей он желал услышать о том, что нужно делать, чтобы наследовать жизнь вечную, но не мог удовлетвориться ничьим ответом. И даже Сам Господь Иисус Христос не пожелал открыть ему сразу всего. Ведь Он мог бы ему тут же повелеть: «Следуй за мною». Но, как всеведущий Бог, предчувствуя, какая борьба в нем начнет происходить, зная, что князь не готов услышать волю Божию в полной мере, Он открыл ее отчасти: перечислил заповеди и предложил исполнять их. Когда же тот не удовлетворился этим, Господь как бы вынужденно открыл ему волю Божию во всей полноте: «Следуй за мною». Но князь не смог ни принять воли Божией во всей полноте, ни исполнить ее, потому что богатство удерживало его.
Здесь дело не в том, что у человека много денег или много имущества, а в том, что он привязан к этому богатству, которое делает его беспечным и беззаботным, которое дает ему власть и уважение людей. Богатство делает человека по-земному счастливым, так уж устроено человеческое общество. Однако иногда бывают общественные катаклизмы, когда все это перестает иметь значение, деньги превращаются в бумагу, а положение человека вдруг изменяется, и он из князя превращается в нищего. Отказаться от богатства, от всех преимуществ, которые оно дарует, этот князь не смог. Не нужно думать, что здесь говорится только о богатом человеке в собственном смысле слова. Всякий из нас, если он привязан к каким-то земным преимуществам, пусть это будет даже нечто ничтожное, не хочет от этого отказываться и боится этого лишиться, потому что это дарует некую свободу (хотя и земную, плотскую). Даже монах привязан к земному: он дорожит своим уединением, кельей, свободным временем. Все это тоже можно назвать богатством. А для того чтобы следовать за Господом, беспрекословно во всем исполнять Его волю, нужно отречься от привязанности ко всему, чем мы обладаем (или мним, что обладаем). Вот о чем идет речь: не просто о богатстве, а о привязанности к земным преимуществам, в чем бы они ни выражались и как бы ничтожны ни были. Конечно, легче отречься от ничтожного имущества, чем от большого богатства. В этом и состоит разница между бедными и богатыми. Но в духовном отношении разницы никакой нет. Привязанность к земному — вот богатство, от которого не смог отречься этот будто бы право верующий, ищущий истину и вечной жизни, искренний человек.
«Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (ст. 24-25). Трудно потому, что человек, имеющий богатство, поневоле к нему привязывается. Человеку легче отречься от скромного имущества, чем от большого состояния, поэтому богатому труднее, чем бедному. Но бывает и так, как говорит авва Дорофей: человек, даже находясь в монастыре и как будто бы от всего отказавшись, привязывается к какой-то ничтожной вещи. И получается, что ничтожная вещь заменяет этому человеку многое богатство, от которого он отрекся. В таком случае он ничего не приобрел, сохранил свою страсть и не исполнил еще этой заповеди. Это может быть не только с монахом в монастыре, но и с любым мирянином, как будто бы нищим, но который имеет привязанность, скажем, к своей скромной квартире или еще к чему-нибудь.
«Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Под верблюдом Феофилакт Болгарский понимает корабельный канат — так его называли в старину. Как невозможно корабельному канату быть продетым через игольное ушко, так богатому невозможно войти в Царство Небесное. Но есть другое толкование, более позднего времени, основанное на археологических раскопках. «Игольными ушами» называлась узкая калитка для пешеходов в городской стене. Когда на ночь закрывались все ворота, открытыми оставались только пешеходные проходы. Это делалось для того, чтобы караваны без пошлины не вошли в город. Но говорят, что при некоторой сноровке люди умудрялись протаскивать верблюда через «игольные уши», то есть ставили его на колени и он проползал через этот узкий проход. Поэтому и появилось такое выражение: легче верблюду пройти сквозь игольные уши, то есть это возможно, хотя и очень трудно.
«Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?» (ст. 26). Этот человек как будто исполнял все заповеди. Богатство в то время тоже считалось благословением Божиим. Он был князем, особо почитаемым человеком в народе избранном, то есть в Церкви. Это воспринималось в то время так, как если бы сейчас кто-нибудь из нас занимал особенное положение в церковной иерархии. Поэтому ученики Спасителя стали недоумевать: если даже такой человек едва-едва может попасть в Царствие Небесное, да и это почти невозможно, то кто может спастись? В ответ они услышали глубочайшие, полные смысла, хотя и краткие слова: «Невозможное человекам возможно Богу» (ст. 27). Чего не может человек, что выше его сил, то может Бог. Поэтому всякий человек на любом месте, богатый или бедный, в миру или в монастыре, может спастись тогда, когда он надеется на Бога. Если человек надеется на себя и свои силы, то никакие преимущества, даже преимущества в Церкви, даже внешнее исполнение заповедей, — ничто не спасет его и не поможет войти в Царство Небесное. Если же человек (пусть и грешный) — занимает ли он самое скромное положение или имеет препятствием богатство — уповает на Бога, он может спастись, потому что спасает его Бог. Вот что мы должны усвоить. Самому человеку спастись невозможно, какое бы положение, самое завидное или самое убогое, он ни занимал и каким бы ни было его нравственное состояние. Как фарисеи, уповавшие на свои добрые дела, погибли, отпав от Господа Иисуса Христа (и таким образом отпав от Бога), так и люди, уповающие на свою нравственность, не могут спастись. Человек спасается покаянием, надеждой на Бога, неверием в свои силы.
Этим я не хочу дать повод для уныния, но говорю, что мы должны понуждать себя. Мы должны понуждать себя к тому, чтобы искренне надеяться на Бога, чтобы не отпасть от Него, а говоря конкретно — непрестанно молиться, непрестанно призывать Господа Иисуса Христа. Таким образом мы покажем, что надеемся не на себя, но на Бога. Поэтому молитва для православных христиан считается главнейшей добродетелью — матерью всех прочих добродетелей, потому что они рождаются от нее. Не надеяться на себя, а надеяться на Бога — вот в чем спасение, вот чего мы должны искать, вот чему мы должны учиться. И тогда при самых неблагоприятных, как нам кажется, обстоятельствах спасение станет для нас возможным. И наоборот, при самых, казалось бы, удобных для спасения обстоятельствах (допустим, в монастыре, где люди имеют уединение и свободу для духовной жизни) можно не достичь спасения, если надеяться на себя и забывать о Боге. Тогда сбываются эти страшные слова: «Человеку это невозможно». Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что молитва Иисусова — это добродетель, которая учит человека высшему виду смирения, ненадеянию на себя. Поэтому, с одной стороны, Иисусова молитва—это выражение ненадеяния на себя, с другой — именно она учит человека надеяться только на Единого Бога.
Но только этим все не ограничивается. Не нужно думать, что если мы будем молиться, то остальными добродетелями можно пренебрегать. Если, например, человек много ест и думает победить блудную страсть — разве он не самонадеянный? Если он живет рассеянно, говорит много лишнего и при этом думает, что он сможет жить по-христиански и сохранить дарованную ему в таинствах благодать, — разве это не самонадежность? Можно привести много и других примеров. Мы должны думать о своем поведении, о том, чтобы не проявилась наша самонадеянность, и молиться, чтобы Господь вразумил нас. Это непросто, но это мудрость и, можно сказать, почти спасение. Каждому нужно этому учиться. У нас разные жизненные обстоятельства, умственные способности, образование, здоровье, общественное положение, окружение и прочее. Но каждому в своих обстоятельствах нужно прежде всего молиться, надеясь таким образом на Единого Бога, Господа Иисуса Христа, и в то же время избегать таких ситуаций, в которых проявилась бы наша самонадеянность. Сама молитва Господня «Отче наш» учит нас тому, чтобы мы избегали этой страсти. Мы молимся: «Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». Не нужно искать таких обстоятельств, которые явились бы искушением для нас. Если мы так молимся, зачем же мы сами погружаемся в эти искушения? Зачем мы ведем себя так, что создаем вокруг себя кроме соблазнов, которых и так достаточно, такие обстоятельства, которые лишают нас всякой благодати, лишают нас помощи Божией? Одно дело, когда я поневоле оказался в обстоятельствах, в которых диавол меня искушает, — тут Господь мне поможет, потому что я не виноват. Другое дело, если я сам приблизился к соблазну, — в этом случае Господь мне не поможет. Раз я самонадеянный, благодать Божия отступит от меня — и я упаду.
Пимен Великий говорит, что человек, находящийся вдали от соблазна, подобен человеку, который находится далеко от края пропасти. Пока его тянут к краю, он имеет возможность сопротивляться и освободиться. Человек же, который стал вблизи соблазнов, похож на того, кто находится на краю пропасти: его осталось только толкнуть — и он упадет. Поэтому нужно стараться по возможности избегать соблазна во всех отношениях, вести себя так, чтобы нам легче было исполнять заповеди. Не нужно горделиво говорить: «Мы не боимся трудностей». Это самонадеянность и гордость, это, повторяю, противоречит самой молитве Господней, ее словам «не введи нас во искушение». Надеясь на Бога в молитве, мы должны еще и научиться рассуждать, чтобы не вести себя самонадеянно во всем остальном. Тщательно все соизмеряя, мы научимся уповать на Бога. И тогда Господь поможет нам всегда, даже в безвыходном положении.
Приведу два примера. Один юный подвижник по благословению своего старца пошел в мир исполнять какое-то поручение и сказал ему: «Отец, я боюсь впасть в блуд». Старец ответил: «Надеюсь, что Бог молитвами моего духовного отца тебя сохранит». Старец тоже надеялся не на себя, а на молитвы своего духовника, уже ушедшего из этой жизни. Ученик отправился в путь. В гостинице некая женщина, закрыв за ним дверь, стала его насильно соблазнять. Он, чувствуя себя в опасности (может быть, даже поколебалась его твердость), вскричал: «Господи, молитвами моего духовного отца спаси меня!» И вдруг оказался на дороге к монастырю. Чудесным образом Ангелы восхитили его и перенесли. Вот что значит не надеяться на себя! Человек был не виноват в том, что оказался в таких обстоятельствах: его благословили на это, и притом благословил человек незаурядный, духовный. Бывает, к сожалению, что и священники ошибаются. Поэтому мы, православные христиане, в особенно трудные периоды нашей жизни едем к старцам и спрашиваем благословения. И хороший священник сам пошлет свое чадо к старцу, потому что знает, что его собственные духовные возможности ограничены.
И другой пример, печальный. Один старец, обладавший даже даром чудотворения, был болен. За ним ухаживали братья. Он решил, что это нехорошо, лучше он, чтобы братьев не отягощать, пойдет в мирское селение, и там миряне будут за ним ухаживать. И когда он сказал об этом игумену, игумен ответил ему: «Отец, не ходи, ты впадешь в блуд». Старец обиделся: «Я уже умер телом, а ты говоришь, что я впаду в блуд». Он пошел и нашел себе пристанище и как будто бы даже исцелил какую-то девицу то ли от неизлечимой болезни, то ли от беснования. А потом с этой же девицей впал в блуд. Она родила впоследствии ребенка, и он принес его в церковь, показал всем и сказал: «Вот чадо преслушания». Все братья заплакали, старец пошел в пустыню каяться. Это пример самонадеянности. Один говорил: «Отец, я боюсь впасть в блуд». А другой: «Разве я могу впасть в блуд?»
Когда мы говорим, что нужно надеяться на Бога, это не значит, что мы будем делать всякие глупости, вести себя безрассудно, преувеличивая свою нравственную силу и стойкость, и при этом утверждать, что мы надеемся на Бога. Нет. В этом случае мы только говорим, что надеемся на Бога, а на самом деле надеемся на себя. Искренне надеяться на Бога может только тот, кто совершенно в себе разочаровался и понял, что он совсем немощное, бессильное существо и только Господь от начала и до конца ведет его ко спасению. Он все дарует нам, начиная с благой мысли о бытии Бога и вплоть до великой благодати и познания Бога, которое было у людей, опытно вкусивших Божественную благодать, таких как старец Силуан, Исаак Сирин и многие другие высоко преуспевшие подвижники. Всё, от мысли о Боге до истинного опытного знания Бога, есть дар Божий. От нас исходит только смутное стремление к добру, но и оно возбуждается и развивается также содействием благодати Божией. Поэтому человек, который надеется на Бога, пусть прежде научится не надеяться на себя. Тогда он вкусит великую благодать Божию, тогда Господь будет всегда с ним. Для этого, во-первых, нужно приучить себя к непрестанной молитве Иисусовой, к этим, казалось бы, кратким словам и малому делу. Во-вторых, изучать святых отцов, читать их с целью исполнения воли Божией, а не ради любопытства. Желательно иметь более или менее опытного духовного наставника, если такой найдется, потому что наше время скудно наставниками. Более приходится уповать на святых отцов. Читая их творения, упражняясь в молитве Иисусовой, мы научимся не надеяться на свой разум и на свои силы. Господь Иисус Христос не сказал бы, что Богу все возможно, если бы спастись было легко. Человеку спастись невозможно, а слова «Богу все возможно» говорят о том, что для спасения нужно наше особенное усилие. Богу все возможно — мы должны это понять, испытав опытно. Тогда мы познаем помощь Божию, ощутим ее в своей душе и в своих делах. Аминь.

15 декабря 1996 года

О том, что во всем необходимо надеяться только на Бога

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Первые же слова сегодняшнего евангельского чтения говорят, что собеседником Господа Иисуса Христа был не простой человек. Он был не только богат, что становится ясно из дальнейшего повествования, но и знатного происхождения — князь. «И вопроси Его некий князь…» (ст. 18). Знатность и богатство обычно делают людей самоуверенными, а этот человек не стыдился вопрошать Господа о самом важном, самом необходимом для истинно верующего — о жизни вечной. Будучи благочестивым верующим и в то же время богатым и знатным, имея благословение Божие и преимущество во всех отношениях — и в материальном, и в духовном, — этот князь, тем не менее, был недоволен собой (так бы мы сейчас сказали).
«И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог» (ст. 18-19). Князь произносит слова обращения, не совсем понимая, что означает выражение: «Учитель благий», вероятно, он просто желает оказать почтение Господу Иисусу Христу как Человеку, достойному особенного уважения за необыкновенную проповедь и чудесные дела. Но Господь, воспользовавшись его словами, вразумляет его: «Что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог». Ответ Господа означает не то, что Он отрицает Свое достоинство и считает Себя не заслуживающим такого обращения, а то, что Он хочет понудить этого человека до конца осознать произнесенное им. Этими словами Господь как бы говорит: «Называя Меня благим Учителем, ты должен понимать, что перед тобой не просто человек, но действительно благой Бог». Священномученик Дионисий Ареопагит говорит, что возвышенное имя «благий», описывающее совершенство Божие, наиболее точно соответствует природе Божества. Мы называем Бога премудростью, любовью, именуем Его вездесущим, человеколюбивым, совершенным, употребляем и другие имена, описывающие Его Божественные свойства. Но, по мнению священномученика Дионисия Ареопагита, который был учеником апостола Павла и, безусловно, знал Божественные тайны и со слов своего великого учителя, и опытно, свойство «благий» — это свойство преимущественно Божие. Выражение: «Учитель благий» являет Божественное происхождение Господа Иисуса Христа и потому равнозначно выражению: «Учитель Божественный». Господь желает, чтобы этот князь осознал до конца истину, пока еще понимаемую им смутно, только предчувствуемую, и узрел в Господе Божественную благость.
«Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою» (ст. 20). Спаситель перечисляет только те заповеда, которые относятся к ближнему. Он не упоминает о тех, которые описывают должное отношение человека к Богу, но не потому, что они ничего не значат. В наше время многие считают: «Главное — это хорошо относиться к людям, а то, как мы верим и верим ли вообще, не имеет существенного значения». Нет, о заповедях по отношению к Богу Господом не сказано по той причине, что этот князь, безусловно, был благочестивым человеком. Вообще, все иудеи считали себя верующими. В отношении исповедания своего вероучения, по крайней мере устного, они такими и были, поэтому их не требовалось учить истинной вере, от них требовалось применение веры в жизни. Например, зачем здесь, в храме Божием, произносить апологетические речи и убеждать вас в истинности нашей религии? Конечно, уместнее сказать о нравственности, потому что если мы пришли в Церковь, молимся, участвуем в Таинствах, то, конечно, являемся людьми верующими, православными — право славящими Бога. Князь был тоже «православным», но чувствовал, что ему недостает того, что сделало бы его правую веру действенной, жизненной. Спаситель говорит ему о заповедях (хотя и знает, что князь все их исполняет) ради того, чтобы обнаружилась добродетель князя, а он сам осознал, чего ему не хватает. Если он соблюдает все заповеди и чувствует, что этого недостаточно, значит, необходимо сделать следующий решительный шаг, чтобы исполнить внушенное свыше стремление получить жизнь вечную и не пребывать в страхе и неуверенности, а уже здесь, на земле, стяжать душевный мир, удостоверение в том, что милость Божия соприсутствует ему и он может надеяться на спасение в вечности.
Ответ князя: «Все это сохранил я от юности моей» (ст. 21) — показывает, что он был праведен с самого детства. Он не был нечестивым грешником, хотя бы и покаявшимся впоследствии, но, вероятно, был воспитан добродетельными родителями и усвоил заповеди Священного Писания как естественные правила поведения, как образ жизни, естественный для верующего человека. В то же время князь ощущал, что этого недостаточно, и это говорит о его высокой нравственности и о действии в нем благодати Божией, побуждавшей его стремиться к большему. Господь ответил в соответствии с душевным состоянием вопрошавшего: «Еще одного недостает тебе (или по-славянски: «еще единаго не докончал еси». — Игум. А.): все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною» (ст. 22). Обратите внимание: Господь требует от него весьма многого, но не потому, что это требование обязательно для каждого, а потому, что князь сам, желая совершенства, вопрошал Господа. Господь, видя, что он способен совершить подвиг отречения от всего, что он имеет, предложил ему такой путь. Этот благочестивый человек должен был, как это ни парадоксально, отказаться от совершения добрых дел: от почитания отца и матери, по крайней мере в вещественном отношении, то есть от служения родителям своим имуществом; отказаться от любви к ближнему, то есть, если понимать ее тоже как материальное служение, от милостыни. Он должен был сам стать нищим, нуждающимся в посторонней помощи. Но любой человек свободен до конца и может принять Божественный призыв или усомниться в нем и отвергнуть его.
Евангелие говорит: «Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат» (ст. 23). Когда мы владеем малым имуществом, так что нам почти нечего терять, совершить отречение легко, и, может быть, в результате мы получаем даже больше, чем оставили. Но благочестивому князю совершить подвиг отречения было действительно трудно: богатство по самому своему свойству обеспечивать благополучие и беспечальное существование вынуждает человека на него надеяться. В болезни, скорби, разных непредвиденных обстоятельствах состоятельный человек как будто бы располагает некоторой независимостью и возможностями, которых нет у бедных и неимущих людей. Отказ от богатства предполагает, что человек полностью предается на волю Божию, отрекается от веры в собственные силы и возможности, надеясь только на Промысл Божий. Справедливо и очень мудро говорит преподобный Исаак Сирин, учитель отшельников, то есть подвижников, ведущих самый строгий монашеский образ жизни: насколько ты преуспел в нищете, настолько преуспел и в безмолвии. Иными словами, в какой мере ты научился надеяться на Бога, не имея никакого имущества и не рассчитывая на него, в той мере ты можешь жить уединенно, не нуждаясь в помощи от людей. Такое беспечалие, то есть отсутствие попечения, требовало иногда необыкновенного мужества. Тот же Исаак Сирин говорит, что человек, имеющий веру, выдержит и голод, и болезни, и всевозможную нужду, а потерявший ее — в тех же обстоятельствах может умереть. Вот до чего простирается вера людей, истинно отрекшихся от всего мирского, от всего, что они ранее имели. Такое душевное состояние приводит подвижника к осознанию того, что Бог — его единственное богатство и что во всех случаях — и значительных, и как будто бы малых — он может рассчитывать только на Бога. По словам преподобного Марка Подвижника, Господь Иисус Христос бывает человеку вместо всего, то есть даже вместо любой вещи или какой-нибудь пищи. Не хватает у тебя чего-то — и ты вспоминаешь о Господе Иисусе Христе, заменяя этот недостаток действием Христовой благодати, присутствием и созерцанием в себе живого Бога — Господа Иисуса Христа.
Однако князь не смог понести призыва Спасителя к отречению и «отошел с печалью». Он воспользовался свободой, данной каждому человеку, и не захотел иметь «сокровище на небесах», не понимая, что оно может заменить ему все земное, даже то, без чего, кажется, и жить невозможно. Князь более надеялся на имущество — по своему опыту он считал его реально необходимым в жизни человека. У него не было достаточно веры и мужества, чтобы исполнить совет Спасителя, который он, может быть, многие годы жаждал услышать. Немощь, выразившаяся в желании телесного, земного покоя, победила в нем жажду истины.
«Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат. Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!» (ст. 23-24). По-славянски это звучит более образно и емко: «Како не удобь (то есть неудобно. — Игум. А.) имущий богатство в Царствие Божие внидут». Действительно, очень неудобно и трудно войти в Царствие Небесное человеку даже праведной жизни, но уповающему не на Бога, а на что-либо земное. Неудобно до такой степени, что Спаситель приводит устрашающий пример — как сказали бы литературоведы, употребляет гиперболу: «Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (ст. 25). Верблюд — одно из самых больших животных, известных в тех местах, которое, конечно же, не может пройти в игольное ушко. Так и человеку, надеющемуся на богатство, как уточняет слова Спасителя евангелист Марк (см. Мк.10:24), практически невозможно войти в Царствие Небесное. Именно надеющемуся на богатство, потому что можно обладать значительным состоянием, но уповать на Бога, и наоборот — иметь малое имущество и надеяться на него, сделав себя богатым лишь в собственных глазах.
«Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Конечно, ученики Спасителя весьма изумились Его словам. Во-первых, этот князь был, как я уже сказал, благочестивым; во-вторых, богатство и земное благополучив были в глазах людей того времени (впрочем, многие и сейчас так считают) признаком Божия благословения. Но, оказывается, это не так. Спаситель открыл нам еще одну духовную тайну: богатство не имеет никакого значения и не является признаком Божия благоволения. Отсюда следует, что бедность и нищета — не обязательно признак гнева Божия. Главное — внутреннее отношение человека к имуществу. Если мы будем надеяться на что-то земное, то сами себе создадим препятствие для того, чтобы войти в Царствие Божие и получить некий залог ожидаемой блаженной вечности, испытав благодатные переживания не только в будущей, но уже и в этой жизни.
«Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?» (ст. 26). Действительно, если богатство, благополучие, знатность не являются признаком благословения Божия и для спасения недостаточно даже самой праведности, то что же нужно сделать, чтобы спастись? В ответ на этот вопрос Спаситель открывает нам возвышенную, необыкновенную духовную тайну, очень важную для каждого из нас. Это не просто теоретическое рассуждение, не имеющее отношения к нашей повседневной жизни, но совет, чрезвычайно важный и полезный для укрепления нас в совершении добродетелей, нашей ежеминутной борьбе с грехом. «Но Он (Господь Иисус Христос. — Игум. А.) сказал: невозможное человекам возможно Богу» (ст. 27). Тайна эта состоит в том, что сами мы спастись не можем, и богатство является для нас препятствием именно потому, что вынуждает нас даже невольно на него надеяться, вместо того чтобы уповать на Бога. Своими силами, при помощи каких-то земных средств и даже праведности войти в Царствие Божие мы не можем, спасти нас может только Бог. Естественно, что человеку неимущему, вынуждаемому самими обстоятельствами, удобнее надеяться только на Бога и понимать, что его спасает Господь, чем тому, кто обременен земными привязанностями и благами и который поневоле отвлекается умом от Бога, заботясь о земном. Такой человек думает, что богатство дает ему некое преимущество перед прочими людьми. На самом же деле это, скорее, дополнительная опасность в деле его спасения. Итак, из воистину Божественного изречения Спасителя: «Невозможное человекам возможно Богу» необходимо сделать вывод о том, что мы должны уповать только на Господа. Мы не имеем права надеяться на себя и на все то, что нам принадлежит или даже, как нам кажется, послано от Бога. Мы должны всеми силами своей души устремиться к исполнению одной из самых возвышенных христианских добродетелей — добродетели смирения и понимать, что сами, своими силами мы ничего не можем сделать.
Никакое земное преимущество, а тем более богатство, не является признаком благословения Божия, и ничто, даже праведность, не дает нам права быть спокойными и уверенными в своем спасении, перестать заботиться о будущей жизни. Мы никогда не должны думать, что уже спасены, что все сделали для своего спасения. Мы должны всегда содержать в своем уме истину: спасает нас Бог, а самому человеку спастись невозможно. Значит, мы должны надеяться только на Бога и, во-первых, смириться, а во-вторых, приобрести естественную при смирении добродетель, а именно — непрестанную молитву Богу, мольбу о помощи. Православная Церковь, наставляя нас молиться Иисусовой молитвой, как раз и учит тому, чтобы непрестанно призывать Господа Иисуса Христа и просить у Него помощи во всех делах, даже самых ничтожных и мелких. Один духовный писатель, живший до революции, рассказывает о случае, свидетелем которого он был. В Оптиной пустыни некий монах никак не мог открыть замок, но через некоторое время опомнился и сказал: «Это потому, что я молитву не сотворил». Произнес вслух Иисусову молитву, и замок тут же открылся. Вот как истинные монахи, хотя, быть может, и не достигшие особенного духовного преуспеяния, стремятся всегда надеяться только на Бога. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что непрестанно повторяемая Иисусова молитва учит нас всегда уповать на Бога, наставляет высшему виду смирения — ненадеянию на себя.
Исполняя заповедь о смирении, непрестанно молясь Иисусовой молитвой с чувством ненадеяния на свои силы, мы научаемся тому, что все наши преимущества, како вы бы они ни были (все их можно назвать богатством: не только собственно имущество, но и ум, добрые дела, образование, благочестивое воспитание, даже саму нашу православную веру), сами по себе не могут нам помочь. Нас может спасти только Бог, Господь Иисус Христос — Сын Божий, Бог от Бога и Свет от Света.
Для того чтобы не повторить ошибки благочестивого князя, человека праведного, но нерешительного, мы должны вопрошать Господа и прислушиваться к Его советам И вопрошание, и ответ, и средство к исполнению услышанного — все присутствует в краткой Иисусовой молитве. Когда мы обращаемся к Господу Иисусу Христу, Сыну Божию, невидимо, тайно присутствующему и в нас, и повсюду, и говорим Ему: «Помилуй мя грешнаго», мы тем самым задаем вопрос: что нам нужно сделать, чтобы наследовать жизнь вечную? В этих же словах Иисусовой молитвы содержится и ответ: необходимо непрестанно молиться и каяться, никогда и ни в чем не надеясь на себя. Я уже¹ не говорю про земное преуспеяние, которое исчезает подобно тени или дыму. Даже праведность может стать препятствием ко спасению, если мы начнем ею гордиться и думать, что сделали «нечто». Покаяние, ненадеяние на себя и есть действительное исполнение этого Божественного, Богооткровенного изречения Спасителя: «Невозможная у человек возможна суть у Бога». Аминь.

16 декабря 2001 годя

Как исполнить заповедь о любви к Богу

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Некий князь, или, как говорит русский перевод, «некто из начальствующих», вопросил Господа: «Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (ст. 18). Вопрос этот, видимо, был особенно значимым, и считалось, что ответ на него знает человек, сведущий в Священном Писании, а также иудейском предании старцев. В Евангелии есть и другой эпизод, когда некий законник, испытывая Господа, задает такой же вопрос: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Спаситель говорит ему: «В законе что написано? как читаешь?» И тогда он был вынужден, как бы против воли, назвать две важнейшие заповеди: о любви к Богу и любви к ближнему (см. Лк.10:25-27). Это показывает, что в то время названный вопрос мучил людей и был, как говорится, у всех на устах. Его задавали, искушая, как упомянутый законник, и искренне — желая узнать, что нужно сделать, чтобы приобрести самое великое, самое важное, можно даже сказать, единственно важное для человека — вечную жизнь. Тот, кто задает такой вопрос искренне, понимает, что земная жизнь пройдет, а за ней наступит вечность, он не думает о том, как бы в этой жизни получше устроиться, быть счастливым, потому что осознает, что все земное не имеет никакого значения. Такой человек понял нечто весьма важное.
«Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Прежде чем дать ответ на этот вопрос, Господь Иисус Христос вразумляет спросившего Его. Тем самым Он открывает, что не только спрашивать об этом можно не у всякого, но и не каждый полученный ответ является истинным. Сам вопрос был задан в некотором смысле неправильно, его нужно было поправить, чтобы показать, Кто может на него ответить, и чтобы ответ, который, по сути, уже дан всем нам, был правильно усвоен. Господь обращает внимание спросившего на слова «Учитель благий». «Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог» (ст. 19). Иными словами, Он говорит так: «Если ты считаешь Меня только человеком, таким же учителем, как и прочие раввины (в древности, да и сейчас иудеи называли учителей словом «раввин»), как прочие еврейские мудрецы, приобретшие мудрость не столько деятельной жизнью, сколько изучением книг, тогда ты не можешь получить ответ на этот вопрос». Ответ на этот вопрос неизвестен простому человеку, а если он скажет нечто особенное, новое в сравнении с тем, что Богом уже открыто, это будет означать лишь то, что учение его неистинное и потому, как несоответствующее действительности, оно совершенно бесполезно.
«Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? никто не благ, как только один Бог». Ответ на этот вопрос нужно ждать лишь от Того, Кто еще в древние времена преподал людям истину через Моисея, а потом восполнил ее, открыл во всей полноте, явившись на земле во плоти, то есть став Человеком. Только Бог может ответить на вопрос: «Что нужно | делать, чтобы наследовать жизнь вечную». Так было в ветхозаветное время, так происходит и сейчас. Никакой самый мудрый, духовный, возвышенный и добродетельный человек, какие бы совершенства он ни имел, не является благим сам по себе. В лучшем случае он — носитель и проводник Божественной благости, и в таком случае он ничего не говорит от себя, а иначе он — обыкновенный учитель, имеющий не Божественную, а человеческую мудрость. Строго ли он говорит или по-доброму — неважно: говоря от себя, он вводит людей в заблуждение.
Вот что прежде всего нужно было осознать князю для того, чтобы правильно воспринять ответ Господа Иисуса Христа. В сущности, Господь не сказал ему ничего нового. Мы с вами тоже уже все знаем, потому что читаем Священное Писание и изъясняющие его святоотеческие книги, но это не доходит до нашего сердца. Нужно внять этому поучению: на самый важный, страшный и мучительный для всякого думающего человека вопрос Богом уже дан ответ, и мы должны принять его своим сердцем.
«Никто не благ, как только один Бог; знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца твоего и матерь твою» (ст. 19-20). Конечно, князь эти заповеди знал. Знаем их и мы. Он сказал о себе, что исполнял их «от юности» (см. ст. 21). Мы, к сожалению, о себе этого сказать не можем, и в этом смысле между этим князем и нами огромная разница. Однако в одном отношении мы совершенно ему подобны: и он, и мы желаем услышать нечто новое, дополняющее то, что уже дано в Откровении. Мы хотим услышать некую оригинальную человеческую подсказку, которая позволила бы нам без труда исполнить возвышенные заповеди. Мы хотим открыть какой-то секрет, который позволил бы нам некоторые заповеди не исполнять или исполнять их не до конца. Наконец, мы хотим услышать нечто такое, что облегчило бы нам их исполнение, дало возможность сделать это без всякого понуждения. Мы хотим узнать нечто дополнительное. Но ничего нового мы, люди, живущие в новозаветное время, не узнаем, да и не можем узнать, потому что все уже открыто.
«Он же сказал: все это сохранил я от юности моей. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною» (ст. 21 -22). Может быть, эти слова кажутся вам чем-то новым в сравнении с тем, что было открыто в древности через пророка Моисея. Наверное, так показалось и князю. Он желал услышать, что’ нужно сделать кроме того, что он исполнял от юности, и он это услышал. Ответом Спасителя он, однако, пренебрег. Может быть, князь оправдывал себя тем, что повеления раздать все и следовать за Господом Иисусом Христом в законе нет и, следовательно, исполнять это необязательно. Однако ничего нового нет и в самом повелении Спасителя: по сути, это заповедь о любви к Богу.
Перечислив основные заповеди: «не прелюбодействуй», «не убивай», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «почитай отца твоего и матерь твою» и, по упоминанию других евангелистов, «возлюби ближнего, как самого себя», Спаситель будто бы не назвал заповедь о любви к Богу. Однако Он дал этому человеку практический совет: «Следуй за Мною». Для нас заповедь следовать за Господом приобрела уже духовный смысл, а для князя слова Спасителя имели вполне реальное, прямое значение: он должен был раздать свое имение и в буквальном смысле последовать за Господом. Так сделали апостолы и многие другие люди, не желавшие упустить ничего из поучений и чудес Спасителя. Таким образом, это был совет человеку о том, как ему исполнить заповедь о любви к Богу.
Исполнить эту заповедь буквально мы не можем, но можем духовно. У каждого из нас возникают определенные обстоятельства, в которых нам необходимо принять конкретное решение и, подобно евангельскому князю, поступить мужественно: предпочесть всему земному Бога. Мы должны показать, что действительно любим Его и принимаем заповедь о любви к Богу не только умом, но и своей жизнью. Эта заповедь является для нас принципом, заставляющим совершать те или иные поступки. Нам дано Откровение, содержащееся в Священном Писании, особенно в Евангелии; у нас есть богомудрые писания святых отцов, изъясняющих Откровение. На основе этого, а также руководствуясь совестью и рассуждением, каждый из нас и должен принимать жизненные решения. Нельзя любить Бога теоретически (если так можно выразиться) и оправдываться тем, что любовь к Нему якобы ни в чем конкретном не может проявляться. Это означает Его не любить.
Можно привести очень простой и всем понятный пример. В чем наиболее ярко и ясно выражается заповедь о любви к Богу? Конечно же, в молитве — именно в ней человек вступает в духовные отношения с Господом. В молитве нет почти ничего внешнего, и как раз в ней проявляется наша привязанность к земному. Нас отвлекают от молитвы многочисленные суетные помыслы, впечатления, заботы и переживания. Наша мысль, подобно волне, едва поднимающейся над уровнем моря и тут же падающей, отходит от созерцания Бога, от общения с Господом. Конечно, это самый общий пример. У каждого из нас есть жизненные ситуации, которые не похожи на происходящие в жизни других людей. И каждый человек в такой ситуации обязан показать, что любит Бога более, чем ту или иную земную вещь (я не говорю: более, чем вообще все, что мы имеем, к чему привязаны).
«Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе». Даже если бы мы сделали по отношению к ближнему все: жили нравственно, не завидовали, не лгали, почитали своих родителей (а мы знаем, что сейчас не так уж много людей, ведущих такую праведную жизнь), то и в этом случае без любви к Богу мы бы не наследовали жизнь вечную. Любовь к Богу заставляет человека в случае необходимости даже менять свою судьбу, а не только, так сказать, в душе Его любить.
«Еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат» (ст. 22-23). Конечно, трудно расстаться с богатством. Жизнь человека на земле прискорбна и многотрудна, а богатство обеспечивает человеку жизненные удобства, делает его жизнь в сравнении с жизнью людей неимущих беспечальной и беззаботной. И вдруг нужно от этого отказаться, стать нищим, надеяться впредь только на Бога, а не на те преимущества, которые ты имел перед другими людьми благодаря своему богатству, и следовать за Господом, полностью предавшись в волю Божию. Конечно, это показалось князю трудным. Так, к сожалению, и нам трудно отказаться от чего-либо ради беспрепятственного служения Христу. Мы всегда находим какое-нибудь оправдание, как нам кажется, вынуждающее нас пойти на компромисс со своей совестью.
«Иисус, видя, что он опечалился, сказал: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (ст. 24-25). Человек опечалился, потому что не был готов услышать такой ответ. Даже у христиан богатство считается одним из проявлений Божия благоволения, а в особенности так считали в древности: на него смотрели как земную награду за праведную жизнь. Пророк Давид говорит: «Я видел много праведни-1 ков, которые дают милостыню, и не видел, чтобы потомки его просили хлеба» (см. Пс. 25-26), то есть такой взгляд на богатство считался как бы само собой разумеющимся. Однако в то же время и сам пророк Давид испытывал гонения, нищету и лишения, считая это не каким-то наказанием, а лишь испытанием своей любви к Богу. Мы знаем и других великих праведников: Иова, который был лишен всего ради того, чтобы проявились его смирение, терпение, любовь и преданность воле Божией; Илию и Елисея, не I имевших ничего, кроме милоти, то есть плаща. Можно было бы привести имена и других ветхозаветных праведников, на время лишенных чего-то земного ради Бога или же вообще никогда ничего не имевших. Во времена новозаветные воплотившийся Бог открыл нам полноту ведения, и мы тем более обязаны без всяких компромиссов, безжалостно по отношению к своей плоти и сластолюбию следовать за Христом. Но и мы печалимся при необходимости сделать выбор. И потому сказанное Спасителем: «Трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие» — касается не только богатых людей, но и вообще всех привязанных к чему-либо земному, пусть даже это будет нечто ничтожное. Все познается в сравнении. В недавнее время — лет пятнадцать назад — богатым считался человек, который имел квартиру, дачу и легковой автомобиль. В наше время это считается средним достатком, чем-то, не привлекающим внимания, потому что представление о богатстве изменилось. Уровень жизни некоторых наших, так сказать, «богачей» по сравнению с уровнем жизни какого-нибудь квалифицированного американского рабочего будет выглядеть весьма скромно. Как говорил один человек, побывавший и в Западной Европе и в Америке, Западная Европа в сравнении с Америкой по уровню своего благосостояния то же самое, что Россия по сравнению с Западной Европой. В то же время наша жизнь покажется, наверное, роскошной простым людям из Афганистана, где царит страшная нищета. Все познается в сравнении. Спаситель говорит не о богатстве в прямом смысле слова, а о привязанности к земному. Велико оно или мало — неважно. Если у нас есть привязанность, значит, к нам тоже относятся эти слова.
«Ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Есть разные толкования этого образа. Некоторые считают, что «игольным ушком» назывался узкий проход для пешеходов в городской стене Иерусалима, который оставляли незапертым на ночь. Вы знаете, что в древности города были ограждены крепостными стенами для защиты от разбойников и неожиданных нападений врагов. В Иерусалиме на ночь оставлялась открытой только небольшая калитка в стене. Есть исторические сведения о том, что если люди не успевали до закрытия городских ворот войти в город со своими караванами, то они заставляли верблюдов на коленях проползать в эти пешеходные ворота, называемые игольными ушами. По мнению других толкователей, под этим образом нужно подразумевать настоящее игольное ушко. Подтверждение такому буквальному взгляду на эти слова Господа мы можем найти в самом Евангелии, там, где Спаситель говорит, обличая фарисеев: «Горе вам, ибо вы оцеживаете комара, а верблюда поглощаете» (см. Мф.23:24), то есть боитесь проглотить насекомое, а поглощаете верблюда. Понятно, что никто не поглощает верблюда, это образное выражение. Верблюд — очень распространенное в тех краях и потому всем известное животное. Подобно тому как верблюд, символ чего-то огромного, не может пройти сквозь игольное ушко — символ неизмеримо малого, человек, имеющий привязанность к богатству, вообще к чему-либо земному, не может войти в Царствие Небесное.
«Слышавшие сие сказали: кто же может спастись?» (ст. 26). Почему они задали такой вопрос? Во-первых, потому, что вопросивший Спасителя князь был праведной жизни. Ведь Спаситель не обличил его в том, что он несправедливо говорит о себе, будто исполнил заповеди от юности, но молча согласился с его словами. Во-вторых, само богатство считалось благословением Божиим. Кроме того, еще и потому, что богатый мог посвятить свою жизнь изучению закона, чего не мог сделать человек бедный, вынужденный заботиться о своем пропитании. Богатый мог пребывать в счастливой праздности. Об этом говорит премудрый Иисус, сын Сирахов: «Где вы видели крестьянина, который бы изучал книги?» (см. Сир.38:25). Действительно, для того чтобы приобрести книжную премудрость, нужна праздность, свобода, а для того чтобы иметь свободу, нужны какие-то средства. Таким образом, считалось (да и сейчас считается), что богатство дает человеку возможность возвыситься над общим уровнем невежества. И вдруг оказывается, что оно препятствует человеку войти в Царство Небесное! Оказывается, что ни праведность, ни благополучие, ни добрые дела (возможность делать которые часто связана с благополучием), ни даже возможность изучать Божественный закон не являются преимуществами. Потому ученики Спасителя и удивились: «Кто же может спастись?», если даже для такого праведного человека, находящегося в обстоятельствах, позволяющих ему совершать добрые дела, спасение настолько трудно, насколько верблюду сложно пройти через игольное ушко.
«Но Он сказал: невозможное человекам возможно Богу» (ст. 27). Господь Иисус Христос говорит, чтобы мы надеялись на Бога. То, что невозможно для нас в силу нашей немощи, можно преодолеть с помощью Божией. Тот, Кто дал заповеди, Тот, Кто является Единым истинным Учителем, Тот, Кто благ, — Тот может помочь преодолеть и все трудности, и все пристрастие к земному, ничтожно оно или велико. Только так, надеясь на Бога, а не на человека (даже какого-то особенного учителя) и, конечно же, не на свои силы, мы можем исполнить, казалось бы, невозможное.
«Невозможное человекам, возможно Богу». Поэтому-то святые отцы самой главной, важнейшей добродетелью считают молитву. В ней человек яснейшим образом осознает, что сам по себе он немощен и только умоляя Бога о помощи может исполнить Его заповеди, то есть сделать невозможное. Человек обременен грехом до такой степени, что похож на некое огромное, чудовищное животное, наподобие верблюда, и может избавиться, очиститься от этого бремени, стать способным к соединению с Богом только с помощью Божией. Те из вас, кто имеют хотя бы небольшой молитвенный опыт, понимают, что образ игольного ушка очень подходит для описания того, что испытывает человек, когда он пытается сосредоточиться. Человек старается «втиснуть» свой ум в слова молитвы, а тот никак не может в них поместиться, потому что обременен всевозможными впечатлениями и страстями. Но по мере очищения от всего постороннего, когда ум человека становится «голым», очищенным от всего внешнего, он становится способным проникнуть в слова молитвы, подобно тому как нить проходит через игольное ушко.
Господь Иисус Христос преподал нам такое откровение для того, чтобы мы понимали, что нужно сделать, чтобы наследовать жизнь вечную. Нужно исполнять заповеди, данные нам в Евангелии и вообще во всем Священном Писании. Нужно исполнять заповеди! И никакой человек, никакая человеческая уловка или изобретение не заменят нам понуждения себя, ревности, покаяния и молитвы. Аминь.

27 января 2002 года

Неделя 31-я по Пятидесятнице

(Лк., 93 зач., XVIII, 35-43)

Когда же подходил Он к Иерихону, один слепой сидел у дороги, прося милостыни, и, услышав, что мимо него проходит народ, спросил: что это такое? Ему сказали, что Иисус Назорей идет. Тогда он закричал: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня. Шедшие впереди заставляли его молчать; но он еще громче кричал: Сын Давидов! помилуй меня. Иисус, остановившись, велел привести его к Себе: и, когда тот подошел к Нему, спросил его: чего ты хочешь от Меня? Он сказал: Господи! чтобы мне прозреть. Иисус сказал ему: прозри! вера твоя спасла тебя. И он тотчас прозрел и пошел за Ним, славя Бога; и весь народ, видя это, воздал хвалу Богу.

Об исцелении от душевной слепоты

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнем евангельском чтении повествуется о Спасителе: «Когда же подходил Он к Иерихону, один слепой сидел у дороги, прося милостыни» (ст. 35). Город Иерихон находился на пути к Иерусалиму. Желавшие попасть в Иерусалим (а таковых было весьма много) должны были пройти через него. Слепой, сидящий у дороги, рассчитывал, что кто-то из многочисленных прохожих обратит на него внимание и, может быть, сжалится над его слепотой и подаст милостыню. «И, услышав, что мимо него проходит народ, спросил: что это такое?» (ст. 36). С Господом Иисусом Христом шла большая толпа, и слепой понял, что это не обычные прохожие, но что происходит нечто необыкновенное. «Ему сказали, что Иисус Назорей идет» (ст. 37). К тому времени, за три года проповеди, уже почти весь израильский народ услышал о Спасителе. Неудивительно, что и этот слепец знал о том, кто такой Иисус Назорей. И поскольку в то время все ожидали Мессию, то есть Спасителя, Христа, и евреи знали, что Мессия происходит из рода царя Давида, то этот слепец, как говорит Евангелие, «закричал: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня» (ст. 38). Этим он показал, что верит в Него как в Христа, в Мессию, а не как в одного из великих пророков.
«Шедшие впереди заставляли его молчать» (ст. 39). Вероятно, они считали, что этот нищий недостоин обращаться к Господу, точнее, к великому Человеку Иисусу, каким они Его считали. И, скорее всего, они велели нищему молчать по той причине, что сами считали Господа Иисуса Христа только пророком. Обращение «Сын Давидов» показалось им неправильным. Но тогда слепой перестал повторять даже имя Иисус и настаивал на самом главном, на происхождении Его от царя Давида, которое в то время считалось у еврейского народа признаком истинного Мессии. «Он еще громче кричал: Сын Давидов! помилуй меня» (ст. 39).
«Иисус, остановившись, велел привести его к Себе» (ст. 40). Господь дал возможность этому человеку проявить свою веру: через настойчивость показать Ему перед всеми, что он призывал Его неслучайно. Если бы он делал это из человекоугодия, называл Его Сьшом Давидовым из одного желания исцелиться и польстить Иисусу, то он бы так не упорствовал. Он бы не выдержал порицания множества людей, которые были по положению гораздо выше его, слепого и нищего человека. Представьте, что в наше время какой-то нищий у ворот церкви говорит то, что нам не нравится. Если мы прикажем ему молчать, разве он будет упорствовать? За много лет люди не изменились. Другими стали обычаи, одежда, но сущность человеческая осталась той же.
«Иисус, остановившись, велел привести его к Себе: и, когда тот подошел к Нему, спросил его…» (ст. 40). Видимо, толпа уже в этот момент миновала слепца или поравняласъ с ним. Возможно, Иисус несколько удалился от человека, чтобы испытать, не потеряет ли он надежды. И, когда тот продолжал взывать: «Сын Давидов! помилуй меня», Господь велел его подозвать и «спросил его: чего ты хочешь от Меня?» (ст. 40-41). Конечно, Господь Иисус Христос и без того знал помышления этого человека. Для нас это непостижимо, но вера в Бога как в Совершенное Существо предполагает, что Он должен обладать всеведением. А всеведение не ограничивается только внешним, но касается, безусловно, и внутреннего состояния человека, его мыслей. Он спросил слепого: «Чего ты хочешь от Меня?», чтобы еще раз испытать, действительно ли у него есть вера. Не ослабела ли она по причине того, что народ заставлял его замолчать? Не испугался ли он быть верующим? Иные и верят, но из-за человекоугодия, из опасения прослыть глупцами или из страха физической расправы отказываются от своей веры или скрывают ее.
Слепой же не побоялся сказать: «Господи! чтобы мне прозреть. Иисус сказал ему: прозри! вера твоя спасла тебя» (ст. 41-42). Одного слова «прозри» было достаточно для того, чтобы невидящие глаза стали зрячими. И тут же Спаситель объяснил, что помогло прозреть этому нищему, убогому, беспомощному слепому человеку: «Вера твоя спасла тебя». Именно вера была в его словах: «Иисус, Сын Давидов! помилуй меня» -и в повторной просьбе, в громком крике: «Сын Давидов! помилуй меня», а также в словах: «Господи! чтобы мне прозреть». Вера спасла этого человека от слепоты не только телесной, но и духовной. Сделала его из верующего в Бога верующим также и в воплотившегося Сына Божия — Господа Иисуса Христа.
«И он тотчас прозрел и пошел за Ним, славя Бога; и весь народ, видя это, воздал хвалу Богу» (ст. 43). Сначала его подвели к Господу, а теперь зрение позволяло ему самому следовать за Ним. И он, конечно же, прославлял Бога. То, что он пошел вслед за Господом, вновь доказывает, что этот человек был верующим. Если бы он заговорил с Христом только ради своей выгоды, то после исцеления он отправился бы домой, к своим родным. Может быть, он был одним из тех, кто вошел с Господом Иисусом Христом в Иерусалим. Во время торжественного Входа Господня в Иерусалим, который мы празднуем в Вербное воскресенье, в толпе людей, шедших с Ним, было много исцеленных, которые одним своим видом свидетельствовали о Божестве и всемогуществе Господа Иисуса Христа.
Я уже упомянул о том, что человеческое мнение, мнение толпы часто бывает для нас выше, чем вера. Когда наши родственники, сотрудники, соседи оказываются неверующими, думающими иначе — мы стыдимся, скрываем свою веру. В лучшем случае просто молчим, а в худшем — мы готовы даже отречься от веры и подчас не считаем это грехом. Это проявляется не обязательно в том, что мы отрицательно отвечаем на вопрос: «Веришь ли в Бога?» Бывает, при нас хулят Бога — а мы молчим. Рассказывают кощунственный анекдот — мы смеемся. При нас обливают грязью духовенство, хвалят ложную религию, высмеивают церковные обычаи и правила как нелепые и устаревшие — мы молчим и даже соглашаемся. Всем этим мы фактически отрекаемся от Христа, показываем, что на деле вера нам безразлична. Ради одобрения человеческого мы готовы отказаться от своих убеждений. Но если потом в случае какой-нибудь нужды мы прибегаем к Господу, просим Его о помощи, то ничего получить не можем, потому что не имеем той веры, которая избавила этого слепца от слепоты и спасла его душу для вечности.
Мало в душе согласиться с учением евангельским. Вера настоящая, действенная состоит в исполнении евангельских заповедей, по крайней мере, в понуждении себя к этому. Я не говорю о том, что мы должны вступать в спор со всяким, кто при нас ведет себя нечестиво. Это не всегда уместно, и не всегда у нас есть возможность переубедить его. Но чтобы выразить свое несогласие, иногда достаточно просто удалиться или сказать: «Нет, это не так» — и замолчать. И ваша совесть будет чиста. В следующий раз человек уже не посмеет при вас этого сказать, если относится к вам дружелюбно. Он будет знать, что вам это неприятно. А если мы ведем себя иначе, мы тем самым показываем, что мнение людей нам дороже, чем учение Церкви. В таком состоянии мы не можем ничего получить от Бога, не исцеляемся от слепоты телесной (или любой другой болезни) и пребываем в слепоте душевной. Обязательно наступит момент, когда мы все разрешимся от уз плоти, когда мы оставим эту землю и прозреем. Тогда все люди узнают Истину. Но это познание для многих будет горьким и страшным. Дай Бог, чтобы для нас оно было утешительным, удостоверяющим в том, что мы правильно поступали, живя по Евангелию.
Это действительное чудесное событие можно понимать еще и в переносном смысле. Аллегорический, таинственный смысл следует за реальным событием, как тень следует за человеком. Каясь и понуждая себя к молитве, в особенности к молитве Иисусовой, мы просим прощения у Господа. Но толпа помыслов, греховных или суетных, окружает нас и заставляет молчать. Как сказано в Евангелии, «шедшие впереди заставляли его молчать». Так и у нас получается, что впереди Иисуса шествует «толпа» помыслов. Для того чтобы приблизиться к Господу умом, нужно пройти через эту «толпу», заставляющую нас или вовсе оставить молитву, или отвлечься от нее. Мы должны по подобию иерихонского слепца еще громче кричать: «Сын Давидов! помилуй меня». Действительно, есть крик внутренний — душевный или духовный. Когда человек в крайнем напряжении ума взывает в молитве, то это похоже на внутренний вопль. А слова молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий» являются, можно сказать, расшифровкой кратких слов: «Сын Давидов». То, что смутно понимали иудеи в то время (то есть что Мессия есть Сын Давидов), мы понимаем ясно и раскрываем в молитве Иисусовой, называя Его Христом и Сыном Божиим. И когда мы во время смущения помыслов еще сильнее вопием к Богу, Господу Иисусу Христу, тогда Он призывает нас и приближает к Себе. Мы чувствуем Его присутствие, мы ощущаем близость Божию, хотя не видим Его. Молитва наша становится необыкновенно внимательной — мы чувствуем, что не просто бросаем слова в пространство, но беседуем с Самим Господом Иисусом Христом, присутствующим в нашей душе неизъяснимым, таинственным образом.
Конечно, у нас не может быть такой беседы, какая была у слепца с Господом, чтобы Господь напрямую спросил любого из нас: «Чего ты хочешь от Меня?» Но, безусловно, в душе мы чувствуем, что Господь желает услышать нашу просьбу. Человеку, желающему своего спасения, мудрее всего просить в молитве исцеления от душевной слепоты. Ему не нужно просить ни здоровья, ни благополучия — вообще ничего земного. При внутренней близости, собеседовании с Господом Иисусом Христом человек понимает тщету всего. Все земное, даже самое дорогое — здоровье наше или наших близких, — все останется на земле, все это временно, тленно, эфемерно. Только то пребудет с нами, что есть в нашей душе: истинное знание, которое состоит в созерцании Бога. Если мы в земной жизни сподобимся этого знания, если наши душевные глаза откроются и мы увидим Господа так же ясно, как увидел Его исцеленный иерихонский слепец, тогда мы легко последуем за Господом в исполнении Его заповедей и подражании Ему. Иисус Христос был совершенным Человеком, и подражание Господу — это самая мудрая и добродетельная жизнь, какая только может быть. Если, конечно, мы сумеем понять, в чем нужно Ему подражать. Через покаяние, через вопль молитвенный, через собеседование с Господом и прозрение душевное мы сподобляемся благодати и помощи Божией, так что уже с открытыми очами можем следовать за Ним и искренне, от всей души прославлять Его. Аминь.

январь 1998 года

О нашей душе, которая подобна иерихонскому слепцу

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос приближался к Иерихону. Читавшие Ветхий Завет знают, что в Книге Иисуса Навина рассказывается о том, как израильтяне чудесным образом захватили этот древний город: семикратно обойдя Иерихон с ковчегом Завета, все израильское войско вместе возопило и затрубило в священные трубы, и стены города рухнули. После этого народ Божий вошел в него и истребил язычников, погрязших в беззакониях, грехах, идолослужении, пролитии невинной крови и разврате. Иисус Навин проклял это место, сказав: «Проклят тот, кто восстановит этот город», и даже предсказал, что погибнет и сам тот человек, и его дети, что впоследствии и случилось (см. Нав.6:1-26). Впрочем, позже, несмотря на проклятие Иисуса Навина, Иерихон был восстановлен, ради чего потребовалось даже пролить кровь. Этот город во времена Спасителя был богатым торговым центром, через него проходили многие торговые пути, и потому он процветал. Кроме того, Иерихон находился в субтропиках, то есть климатические условия были мягкими, приятными и удобными для жизни.
Итак, Господь подходил к этому городу. «Слепец некий седяше при пути прося» (ст. 35). В Книге Второзакония сказано, что всякий, кто сбивает слепого с пути, будет проклят (см. Втор.27:18). Так пророк Моисей заботился о несчастных людях, страдавших этим недугом. В древности в южных странах — Израиле, Палестине — от постоянного яркого солнечного света, а также и от различных болезней было довольно много людей, страдавших слепотой. Господь, как будто бы пренебрегая тем, что слепец был жителем города, возникшего вопреки Божественной воле, снизошел к этому человеку и исцелил его. Вот как это было: «Когда же подходил Он к Иерихону, один слепой сидел у дороги, прося милостыни, и, услышав, что мимо него проходит народ, спросил: что это такое?» (ст. 35-36). Конечно, с Господом было много людей, и, наверное, они переговаривались между собой — делали друг другу какие-то замечания, обращались с разными просьбами, может быть, тихо, а может, и повышали голос, разговаривая с человеком, который находился несколько впереди или сзади от них. Таким образом, и от тихого говора, и от отдельных громких выкриков естественно, как это бывает при движении толпы, образовывался шум. У слепых слух обычно обострен: зрение бездействует, и сам организм приспосабливается к этому лишению тем, что усиливается другое важнейшее для нас чувство — слух. Слепой, разобрав, что слышит шум не простой толпы, насторожился. Человек воспринимает действительность не только телесными, но и душевными чувствами, и, вероятно, слепец почувствовал, что возле него происходит нечто необыкновенное, душа его вострепетала. Люди неверующие, материалисты пренебрегают тем, что в жизни человека очень большое место занимает его внутренний душевный мир. Если мы внимательно к себе приглядимся, то сможем убедиться, что всевозможные переживания, мысли, представления составляют, может быть, даже более значительную часть нашей жизни, чем события внешние. Да и сами впечатления извне так или иначе влияют на наш внутренний мир — обогащают его или обедняют и разрушают. Некие необъяснимые чувства и переживания, которые испытывает каждый человек, говорят ему о том, что существует не только мир вещественный, но и мир духовный, высший. Человек пытается их осознать, понять их природу и значение. Мы знаем по себе, что иногда интуиция, то есть внутреннее чувство, подсказывает нам то, что не могут сообщить внешние обстоятельства и впечатления.
Видимо, нечто подобное произошло и с евангельским слепцом. То, что мимо него проходит не обыкновенный человек, но Кто-то Великий, он почувствовал не только благодаря своему обостренному слуху (когда, может быть, услышав некоторые непривычные слова и выражения, он понял, что это не простые прохожие), но еще и благодаря своему внутреннему чувству. Я думаю, что у человека, который обделен этим ценнейшим телесным чувством — зрением, внимание естественно обращено более внутрь себя. Слепец ощутил в своем внутреннем мире что-то необыкновенное и потому понял, что происходит то, что раньше ему никогда не доводилось испытывать.
Он стал спрашивать: «Что это такое?» Неужели мимо этого слепого никогда не проходила толпа? Неужели он никогда не слышал людского шума? Этого не может быть. Конечно, он почувствовал своей душой, что рядом присутствует какая-то великая духовная сила. Может быть, он лишь смутно что-то понимал (мы не можем знать этого точно), а может быть, даже догадывался, что здесь находится Сам Бог. «Ему сказали, что Иисус Назорей идет» (ст. 37). По последующим словам слепца и по той настойчивости, с которой он их выкрикивал, можно понять, что он тогда понял, внутренне пережил и ощутил. Конечно, он слышал об Иисусе Назорее, да и не мог не слышать, потому что слух о Господе Иисусе Христе в то время распространился уже по всей Палестине. Люди относились к Нему по-разному. Этот слепой, почувствовав в своей душе некое изменение, понял, что Тот Иисус Назорей, о Котором он слышал и Который проходит мимо него, и есть Мессия, — и потому назвал Его «Сыном Давидовым». Это то же самое (только сказанное несколько иначе), что признать и исповедать Иисуса Назорея Христом, то есть Сыном Божиим, явившимся на земле для спасения человеческого рода. «Тогда он закричал: Иисус, Сын Давидов! помилуй меня» (ст. 38). И слова эти — «помилуй меня» — говорят о его вере и о том, что он понял: наступил тот момент, когда Сам Бог приблизился к нему. И если он сейчас этот миг упустит, Господь удалится и такая необыкновенная возможность получить желаемое им исцеление, может быть, никогда не повторится.
«Шедшие впереди заставляли его молчать; но он еще громче кричал: Сын Давидов! помилуй меня» (ст. 39). Видимо, его заставляли замолчать по той причине, что считали такое исповедание неуместным, а может быть, были и не согласны с ним. К этим людям, наверное, можно отнести слова пророка Моисея, которые я приводил в начале проповеди: «Проклят всякий, кто сбивает слепого с пути», ибо они действительно хотели сбить его с пути, конечно, не с обычной дороги, а с духовного пути ко Господу. Но слепой пренебрег их неверием и даже давлением на него, проявив твердость и мужество. Всегда бывает очень трудно идти против всех, даже если точно знаешь, что ты прав.
«Но он еще громче кричал: Сын Давидов! помилуй меня». Он словно бы не слышал окрики запрета, обращенные к нему из толпы, и кричал «еще громче», то есть заглушая их. Господь, как Всеведущий Бог, конечно, знал о том, что происходит в душе этого слепого, но позволил ему проявить свою ревность и веру для того, чтобы слепой сам утвердился в своем стремлении приблизиться к Господу Иисусу Христу и получить от Него просимое — зрение телесное и духовное, то есть истинную веру.
«Иисус, остановившись, велел привести его к Себе: и, когда тот подошел к Нему, спросил его: чего ты хочешь от Меня? Он сказал: Господи! чтобы мне прозреть» (ст. 40-41). Конечно, это первостепенное желание для человека, лишенного зрения. Но в этих словах видна и его вера: он понимал, что Сын Давидов, Иисус из Назарета, может сделать все. «Иисус сказал ему: прозри! вера твоя спасла тебя» (ст. 42). Вера спасла его, потому что даровала зрение и в то же время посредством этого чуда укрепилась в его душе. Перед ним вполне раскрылась тайна воплощения Сына Божия. И, конечно же, если он еще до исцеления так настойчиво выкрикивал это исповедание: «Иисус, Сын Давидов!», то тем более теперь он всей душой поверил в Мессию. «И он тотчас прозрел и пошел за Ним, славя Бога» (ст. 43). Из того, что слепой, прозрев, пошел за Господом Иисусом Христом, славя Бога, можно сделать вывод, что он стал учеником Христовым, Его последователем. Действительно, в таком случае справедливы слова Спасителя, что вера его спасла, — потому что она сделала его христианином. «И весь народ, видя это, воздал хвалу Богу» (ст. 43).
Как можно расценить эту ситуацию с духовной точки зрения? Соотносимо ли случившееся с нашей жизнью? Является ли это чудо Спасителя просто одним из необыкновенных случаев, который укрепляет нашу веру в Божественность Господа Иисуса Христа, Его всемогущество и благость, или содержит урок и непосредственно для нас? Можно ли провести аналогию нашего состояния и поведения с обстоятельствами чуда, описанного в Евангелии? Для того чтобы это понять, прежде всего обратим внимание на крик слепца: «Иисус, Сын Давидов! помилуй меня». Внешне это был крик о помощи, поскольку человек желал, чтобы его услышали и удовлетворили просьбу о помиловании. Но слышавший эти слова — не только Своим человеческим слухом, но, если можно так выразиться, и Своим Божественным всеведением — был воплотившимся Сыном Божиим, Богом. Да и сам слепец, называя Иисуса Сыном Давидовым, то есть Христом, Мессией, показывал, что обращается не к обыкновенному человеку: он верил, что сила Иисуса превосходит обычные человеческие возможности, и видел в нем Христа, Помазанника Божия. Таким образом, мы можем смело сказать, что это обращение: «Иисус, Сын Давидов! помилуй меня» — молитва. А если так, то, конечно же, описанное в Евангелии мы можем применить и к себе, потому что и мы должны просить помощи Божией, то есть молиться, но нам также иногда мешают это делать — или люди, отвлекающие нас от духовного делания, от исполнения заповедей своей суетой, или помыслы. Быть может, от криков толпы, запрещавшей слепцу обращаться к Спасителю, в душе его рождались смущающие помыслы, и он выкрикивал свою молитву громче, желая их преодолеть. Так происходит и с нами, аналогия практически полная. Когда мы молимся и просим Господа, чтобы Он помиловал нас, мы должны делать это с усердием, настойчиво, даже если нам мешает что-то, внешнее или внутреннее. Когда в нашей душе усиливаются помехи от шума и крика помыслов, которые порой звучат даже громче, чем доносящиеся до нас крики людей, мы должны, подобно евангельскому слепцу, произносить молитву еще усерднее. Святые отцы советуют при усилившейся греховной брани произносить слова молитвы даже вслух, громко, чтобы «заглушить» свои собственные мысли. В том случае, если наперекор толпе помыслов и грехов, а может быть, даже и людей, мешающих нам приблизиться к Господу Иисусу Христу и отводящих нас от спасительного с Ним единения, мы проявляем такое усердие, Он останавливается и уже не проходит мимо нас.
Иногда случается и так: мы смутно чувствуем, что Господь рядом с нами, но «идет мимо», недоступен для нас из-за того, что мы окружены толпой разных помыслов, через которые не можем пройти. Кроме этого, нам мешает приблизиться к Богу духовная слепота, и беда состоит в том, что мы не осознаем ее: нам кажется, что мы зрячие и все у нас нормально. Исполнение евангельских заповедей является долгом для христианина, но мы неразумно сравниваем свое душевное состояние с состоянием не духовных, праведных людей, подвижников благочестия, а людей, ведущих подчас еще более рассеянный образ жизни, чем мы, и этим оправдываем себя. Если бы мы имели мужество и решились взять за норму поведения жизнь истинных христиан (какими являются праведники, подвижники благочестия, изображенные в житиях святых и других книгах, иногда, может быть, люди, еще не прославленные Церковью), то увидели бы, что мы поистине слепы, потому что духовный мир от нас закрыт. В мире вещественном мы ориентируемся легко и свободно, а в пространстве духовном бредем наугад, спотыкаемся, падаем и совершенно не знаем не только пути, по которому нам необходимо идти, но и цели своей жизни. Если бы мы это осознали, то вопили бы к Богу от всей души, как этот иерихонский слепец: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» Осознав свою беду и проявив усердие и мужество, мы приблизились бы к Господу посредством упорной, непрестанной молитвы и услышали Его голос, может быть, не как произносимые слова, но как реальное действие Божие в нашей душе. Мы почувствовали бы, как наши духовные очи прозревают, и то, во что мы раньше только верили, становится нашим знанием, то есть прежнее лишь умственное убеждение превращается в непосредственное переживание, предмет духовного созерцания и во внутреннее ощущение — реальное и ясное; как и во мгновение ока прозревший от слов Спасителя слепец ясно увидел Господа Иисуса Христа, стоявшего перед ним. И тогда, конечно, мы последовали бы за Спасителем, благословляя Бога. Но пока мы погружены во мрак неведения, мы ропщем, унываем, в лучшем случае каемся в своих грехах, но повода для прославления Бога у нас нет, как нет и осознания своего убожества, удаленности от Бога, мрачности нашей души.
Итак, наше внутреннее состояние весьма полно и точно можно описать словом «слепота». Но разница между евангельским слепцом и нами состоит в том, что слепец осознал свою беду и имел мужество довести начатое дело до конца. Мы же, во-первых, не понимаем своего духовного убожества, не осознаем своей слепоты, во-вторых — не имеем решимости наперекор всем обстоятельствам — внешним и внутренним — вопить ко Господу так, как вопил этот слепец; и, наконец, у нас нет терпения, чтобы довести начатое дело до конца.
Чудо исцеления иерихонского слепца, описанное в сегодняшнем евангельском чтении, должно быть для нас не только примером благости, всемогущества и милосердия Божия, но и разумного, истинно христианского поведения, которое каждого из нас может привести к истинной вере. Тогда вера наша станет столь действенной и могущественной, что про нее можно будет сказать словами Спасителя: «Вера твоя спасла тебя». Аминь.

6 февраля 2000 года

Неделя 32-я по Пятидесятнице

(Лк., 94 зач., XIX, 1-10)

Потом Иисус вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом, и, забежав вперед, взлез на смоковницу, чтобы увидеть Его, потому что Ему надлежало проходить мимо нее. Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме. И он поспешно сошел и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку; Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее.

О том, что Господь взирает на сердце человека

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
В сегодняшнее воскресение по Церковному Уставу на литургии положено читать евангельское повествование о Закхее. До Великого поста еще далеко, но Церковь заранее, постепенно подготавливает нас к вступлению на поприще покаяния. Святые отцы рассуждают об этом следующим образом: как в Ветхом Завете Богу посвящали десятую часть всего, что приобретали, так и мы посвящаем Богу десятую часть года, которая как раз составляет время Великого поста. Люди, которые всей душой принадлежат Богу — такими в особенности были первые христиане, апостолы, ближайшие ученики Господа, — посвящают Ему всю жизнь. Но Церковь снисходит к нам ради нашей немощи, из-за того что мы развлекаемся всевозможными заботами и не можем напряженно, собранно проводить духовную жизнь в течение всего года, и настаивает лишь на том, чтобы мы посвятили Богу, покаянию, очищению души хотя бы десятую часть года. В течение этих сорока с лишним дней от нас требуются сугубые духовные усилия, для того чтобы очистить свою душу от согрешений и, может быть, хоть несколько усовершенствоваться в христианской жизни. С этой целью нам предлагаются образцы покаяния: притчи Спасителя и действительные события из Евангелия, то есть из описания земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, которые могут быть в особенности назидательны в данном отношении. И первое из них — повествование о покаянии Закхея.
Господь Иисус Христос «вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом» (ст. 1-3). Начальник мытарей — это начальник сборщиков податей, которые собирались в пользу римского правительства. Сборщики податей считались у евреев презренными людьми, предателями собственного народа, и, конечно, их начальник, который был ближе к римским властям (а евреи почитали римлян захватчиками), вызывал еще большее презрение и негодование, хотя, может быть, эти чувства соединялись и со страхом — так как начальник сборщиков податей был человек, с которым все-таки следовало считаться. И вот в Закхее, несмотря на его безнравственное, по общепринятому мнению, состояние, несмотря на то, что он считался отверженным израильским обществом, жила вера и любовь к Богу. Когда Закхей узнал, что через Иерихон проходит уже в то время знаменитый проповедник Иисус (это был последний год проповеди Спасителя, и Он уже прославился Своими чудесами и необыкновенными убедительными поучениями), он пожелал Его видеть, но из-за маленького роста это было трудно осуществить. И этот человек, который, с одной стороны, был так презираем, а с другой — занимал высокую должность, не постыдился того, что над ним посмеются, но, «забежав вперед, взлез на смоковницу, чтобы увидеть Его, потому что Ему надлежало проходить мимо нее» (ст. 4).
Эта смоковница сохранилась и по сей день, только сейчас это уже мертвое дерево. Паломники, приезжающие на Святую Землю, посещают то место Иерихона, где она находится. Она обнесена специальной сетчатой изгородью для того, чтобы к ней не прикасались и таким образом не повредили ее, но можно на нее посмотреть, постоять рядом и лишний раз убедиться в том, что события, описываемые Евангелием, действительно происходили. Ствол у нее очень толстый, наверное, она разрослась за две тысячи лет, и сейчас только три-четыре человека вместе смогли бы обхватить это дерево.
Закхей не постеснялся залезть на смоковницу, чтобы увидеть Спасителя. Представим себя на его месте. Конечно же, перед другими людьми мы стараемся выглядеть прилично. Если нас заинтересует что-то необыкновенное — едва ли кто-то из нас наберется смелости и залезет на дерево, желая увидеть это своими глазами. Но представьте себе: человек, имеющий высокое положение, среднего возраста, — и вдруг, не обращая ни на кого внимания, совершенно презрев человеческое мнение, забирается на дерево, чтобы посмотреть на проходящую мимо процессию. Заметим, что это происходит на глазах у подчиненных и тех, кто относится к нему неприязненно и ждет случая, чтобы посмеяться над ним и осудить. Это я говорю для того, чтобы мы представили, какой психологический барьер преодолел Закхей, чтобы увидеть Господа Иисуса Христа, и оценили поступок этого человека по-настоящему, а не так, как иногда мы воспринимаем написанное в Евангелии: написано — и что с того? Какое это отношение имеет к нам?
«Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (ст. 5). Этот человек мечтал лишь увидеть Господа Иисуса Христа и, конечно же, считал себя недостойным общаться с Ним, он знал, что окружавшая Спасителя толпа относится к нему презрительно, и даже не пытался просить: «Пропустите меня вперед», потому что понимал, что люди нарочно этого не сделают. Он залез на дерево только ради того, чтобы увидеть Спасителя, больше он ни на что не надеялся. Но неожиданно этот человек сподобился того, что Господь вошел к нему в дом. Вошел к тому человеку, которого все презирали и отвергали, — не к тем людям, которые были почитаемы в израильском обществе, в обществе жителей Иерихона как праведники, но к тому, кто считался едва ли не предателем своей родины. (Какое клеймо может быть страшнее этого?)
«И он поспешно сошел и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку» (ст. 6-7). Господь взирает не на лица, не на положение человека в обществе, не на отношение к нему окружающих, а на его сердце. Бывает так, что сердце грешного человека ближе к Богу, чем сердце того, который мнит себя праведником, потому что в сердце этого грешника есть жизнь, а сердце человека, внешне кажущегося праведником, но на самом деле ослепленного и порабощенного гордостью, бывает будто мертвое или каменное. Такой человек внешне никак не кажется грешным, удерживается от тяжких грехов, но не потому, что он действительно праведник и любит Бога, а потому, что ему все безразлично и демоны его не искушают; потому, что он не ведет борьбы. Одержимый одной из самых страшных страстей — сердечным окаменением, — он пребывает в покое и почитает себя бесстрастным, иногда даже окружающие его люди бывают о нем такого мнения. И напротив, есть люди грешные, которые пали и остаются в этом состоянии падения, но в них есть жизнь. Такой человек может восстать, очиститься и возвыситься до необыкновенного духовного состояния, иногда такого, что даже и представить себе нельзя. Мы знаем много подобных примеров из церковной истории, и в частности пример Закхея — человека падшего, но с живым сердцем.
«И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку; Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (ст. 7-8). Вот пример истинного покаяния, к сожалению, весьма редко встречающегося! Этот человек не только совершенно искренне признался в своих грехах и прекратил прежнюю греховную жизнь, но и постарался загладить свои согрешения добрыми делами. Едва ли что-то останется для него самого и для его семьи, если он половину своего имения отдаст нищим, а всем, кого обидел, воздаст вчетверо. Но он думал не о материальном благополучии своих близких, а о спасении своем и своего дома. Закхей знал, что его родственники, пользуясь этим несправедливо приобретенным богатством, тем самым погрешают сами и оскверняются. Если же они будут терпеть нужду из-за его добродетели — милосердия, то этой скудостью и лишениями они очистятся. Вот каково было чувство кающегося начальника мытарей, этого кающегося вымогателя, — он был готов пойти на лишения не только в отношении самого себя, но и своих близких. В Евангелии не говорится, сколько их было, но по словам Спасителя: «Ныне пришло спасение дому сему» (ст. 9) — можно судить о том, что семейство Закхея было большим: наверное, были дети (пусть даже и одно чадо), была супруга, родители самого Закхея или его жены, слуги и рабы. В древности добрый хозяин считал рабов и слуг членами своей семьи. Рабы жили в мире со своими господами, любили их и из-за этого часто даже не желали получать свободу. И все это большое семейство, названное здесь домом, получило спасение ради подвига Закхея, ради его истинного покаяния, которого у нас, к сожалению, почти нет. Если мы в чем-то и каемся, то едва-едва возмещаем последствия наших грехов. Я приведу самый простой, обыкновенный пример: прогневались мы на человека, обидели его, оскорбили, ранили. На следующий или в тот же день мы осознаем, что согрешили, и успокаиваемся: мы же покаялись. Если же человек на нас обижается, мы говорим: «Я его простил, а он меня не прощает». Но ведь его ранил и довел до такого состояния ты сам, значит, ты должен не только сам покаяться и успокоиться, но и этого человека как-то утешить. А мы не только не стараемся умиротворить обиженных нами, но и вовсе не думаем о последствиях нашей греховности, например о том, как мы раним и обижаем людей, я уже не говорю про все остальные многочисленные грехи. Мы искушаем людей, потом сами каемся, а о том вреде, который принесли нашим ближним, и не думаем.
Не так вел себя Закхей. Он обещал, что половину отдаст нищим (чего он вовсе не был обязан делать) и кроме того не просто возместит убытки, но тем, кого он обидел — имеется в виду не грубым словом, а лихоимством, отнимая у людей их имущество, — воздаст вчетверо. Закхей понимал, что мало вернуть человеку отобранное, надо еще утишить его душевную скорбь, и поэтому воздавал обиженным вчетверо. Вот пример истинного покаяния — покаяния на деле, а не только на словах, покаяния, которое имеет действительные последствия, а не только успокаивает нас самих и таким образом является неискренним, лукавым, потому что мы не думаем о других людях. Мы не хотим ничего делать ради собственного исправления, а лишь прекращаем грех на деле и после этого считаем себя уже чуть ли не праведниками.
Ради искреннего, деятельного, жизненного покаяния Закхея «Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (ст. 9-10). Господь вошел в дом этого человека, дал ему возможность без всякого призыва со Своей стороны совершить подвиг покаяния и только после этого похвалил его, сказав, что «ныне пришло спасение дому сему», то есть всем людям, которые жили возле Закхея: его родным, слугам, рабам, -«потому что и он сын Авраама». Как своей предыдущей жизнью и грехом вымогательства Закхей многих соблазнил, так ныне многих он спас своим покаянием. И мы, если каемся искренне, так же спасаем людей, которые находятся вокруг нас.
«Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее». Господь Иисус Христос взыскал Закхея, который был как бы потерян. Есть даже такие выражения: «Этот человек потерян для общества» или «Он какой-то потерянный». И человека, отверженного до такой степени, что, казалось бы, он уже ни на что не годен и на нем, как говорится, поставили крест, — Господь «взыскал», то есть нашел его. Он дал возможность Закхею обратиться к Себе и спас то, что уже почиталось «погибшим», совершенно пропавшим. Про Закхея здесь сказано, что «и он сын Авраама», то есть ни про какого человека нельзя думать, что он уже совершенно погиб. Всякий человек может стать чадом Христовым, родиться от Него, и потому никого нельзя называть совершенно погибшим.
Церковь, предлагая нам это евангельское повествование как пример настоящего, жизненного покаяния, говорит: какими бы мы ни были — падшими, опустившимися, потерянными, совершившими страшные грехи (а грехи вымогательства и предательства считаются самыми страшными, отвратительными и позорными грехами), — даже и в таком состоянии не нужно отчаиваться. Нужно только проявить ревность и преодолеть человеческие понятия о том, что хорошо и что плохо, — как бы возвыситься, подобно Закхею, влезшему на смоковницу, над теми представлениями о приличии, которые существуют в нашем обществе. Мы должны сделать это ради того, чтобы прийти к добру истинному, евангельскому, а не мнимому, человеческому. И если мы совершим такой подвиг — возвысимся над расхожими представлениями о добре и зле, тогда Господь войдет в дом нашей души и наше покаяние во время Великого поста принесет плоды. Я говорю сейчас не о том, чтобы попирать все человеческое, но чтобы следовать только Евангелию и не бояться осуждения и презрения людей за ревностную христианскую жизнь, будет ли ее выражением соблюдение постов, скромный внешний вид, многочадие (ведь сейчас люди смотрят на это как на что-то презренное), внимательное отношение к себе или молитвенная сосредоточенность. Пусть окружающие думают, что мы какие-то чудаки, мы не должны на это обращать внимания, но должны заботиться только об одном — как угодить Господу нашему Иисусу Христу и увидеть Его очами своего сердца. Если мы будем поступать так, тогда, быть может, Он захочет войти в дом нашей души и скажет: «Сегодня надобно Мне быть у тебя в доме». Аминь.

9 февраля 1997 года

Об осуждении

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Сегодня, братья и сестры, Святая Церковь начинает готовить нас к поприщу Великого поста. И предлагает нам образец покаяния из евангельской истории. Некогда Господь наш Иисус Христос «вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом» (ст. 1-3). Иерихон — город, находящийся недалеко от Иерусалима, поэтому, шествуя в Иерусалим, Господь наш Иисус Христос обязательно должен был пройти через него. «И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей…» Что значит «начальник мытарей»? Мытари — это сборщики податей. Надо сказать, что даже справедливо взимаемые налоги во все времена люди платили с неудовольствием. Мы знаем, что и сейчас для многих это бывает в тягость. Тем более так было в то время в Иудее, жители которой платили налоги не своему правителю, а завоевателям — римлянам. Евреи же, поступившие к римлянам на государственную службу, являлись в глазах своих соплеменников не только вымогателями, но и, более того, — предателями, собиравшими деньги для захватчиков. Иначе говоря, кроме обыкновенной неприязни, которую всегда и везде испытывали на себе сборщики податей, они еще имели репутацию предателей. С одной стороны, нередко это были люди богатые и потому имевшие преимущества перед своими согражданами, с другой же — презренные в их глазах. Закхей был одним из таких людей. Он был даже начальником мытарей, то есть тем, кто руководил целой группой подобных сборщиков податей, которые, несомненно, должны были делиться с. ним своей, подчас беззаконной, прибылью. О том, что они иногда поступали незаконно, мы можем судить по словам Иоанна Крестителя, который говорил приходившим к нему мытарям: «Ничего не требуйте более определенного вам» (Лк.3:13), то есть не собирайте больше, чем вам положено. Это было обычным злоупотреблением таких людей: пользоваться своим положением и собирать деньги ради своей корысти, а не по долгу службы. Закхей, безусловно, не мог не осознавать своего падения, но, видимо, страсть обогащения, а может быть, даже какая-нибудь нужда приводили его к такому унижению и таким грехам. Теперь же Закхей «искал видеть Иисуса, кто Он», потому что хотя уже много слышал о Нем, но желал видеть Его своими глазами, как и поговорка гласит: «Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать». В самом деле, увидев один раз какого-то человека или какое-нибудь явление, мы сразу или убеждаемся в истинности того, что о нем говорится, или, наоборот, разочаровываемся. Наш жизненный опыт, наш собственный трезвый взгляд позволяют нам точно определить, соответствует ли действительности то, что говорят о том или ином человеке, или это только слухи.
«Но не мог за народом, потому что мал был ростом». Вы знаете из евангельского повествования, что, когда Спаситель проходил через людные селения, Его часто сопровождала огромная толпа людей. Все они теснились возле Него, желая услышать наставление, а некоторые, может быть не столь верующие, не столь жаждущие услышать слово истины, — надеясь получить исцеление. Возможно, были и любопытные. Начальник мытарей Закхей не мог приблизиться к Господу. Отчасти действительно из-за своего малого роста, а отчасти, может быть, потому, что сограждане его, воспользовавшись случаем, будто мстя ему за его богатство и, как им казалось, предательство, не желали его пропустить, делая вид, что они его не замечают. Он все ходил вокруг этой толпы, но никто не отзывался. Если бы здесь были его друзья, они, возможно, сделали бы попытку как-то пропустить его вперед или даже протолкнуть, но окружавшие Закхея в тот момент люди были не просто безразличны к нему, но даже и враждебно настроены. В таком безвыходном положении он предпринимает отчаянный поступок, который для человека, занимающего большое положение, выглядит нелепым и странным. Если бы сейчас кто-нибудь сделал нечто подобное, то, пожалуй, это всех изумило бы. «Забежав вперед, взлез на смоковницу, чтобы увидеть Его, потому что Ему надлежало проходить мимо нее» (ст. 4). Представьте себе, что в наше время человек, желающий увидеть какую-нибудь процессию, например процессию, встречающую высокого гостя, скажем президента, вдруг залезает на дерево. Никто из людей, занимающих более или менее высокое положение в обществе, никогда не посмел бы этого сделать, потому что побоялся бы насмешек, позора. Но желание увидеть Господа и духовная жажда в этом униженном грехами человеке были настолько сильны, что он пренебрег людским мнением и залез на дерево.
«Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (ст. 5). Господь Иисус Христос, как всемогущий Бог и Промыслитель, нарочно устроил все эти обстоятельства таким образом, чтоб Закхей проявил свою веру. Он не дал ему возможности пробиться через толпу отнюдь не потому, чтобы тот, влезши на дерево, унизил себя таким образом, но чтобы возвысился своей верой и смирением. Действительно, это было истинное духовное возвышение. Господь, подойдя, сказал ему: «Надобно Мне быть у тебя в доме». Ибо, конечно же, Господу надлежит быть с теми, кто имеет веру, ревность и смирение. «И он поспешно сошел и принял Его с радостью» (ст. 6). Закхей желал лишь увидеть Господа, но его ревность, смирение сделали небывалую вещь: он, вместо того чтобы только издалека посмотреть на Господа Иисуса Христа, сподобился принять Его в своем доме.
«И он поспешно сошел и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что он зашел к грешному человеку» (ст. 6-7). Господь дал возможность совершиться еще одному чуду — чуду покаяния. Проявив любовь, снисхождение и всепрощение по отношению к этому падшему человеку, Господь тем самым вызвал в нем бурю чувств и необыкновенную, неожиданную для людей перемену.
«Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (ст. 8). Представьте себе: каким бы большим ни было его имение (тут дело не в величине), но если половину отдать нищим, а из оставшейся половины вчетверо воздать тем, кого он обидел, то самому Закхею и его семье, как можно догадаться, едва ли что должно было остаться. Здесь не говорится о том, какова была его семья, но надо думать, что она состояла из его супруги и нескольких детей. Кроме того, поскольку Закхей был человеком богатым, он, может быть, содержал еще своих родителей и родителей своей жены. Как принято в Иудее, семья эта была, скорее всего, большой и многодетной. Конечно, это только догадка, но, мне кажется, весьма правдоподобная. «Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама» (ст. 9). В чем состояло спасение? В той нищете, на которую Закхей обрек свою семью, и в том, что своим покаянием он обрел благоволение Божие и прощение всех грехов, причем не только для себя, но и для всех своих домашних. Ибо Господь не сказал: «Ныне пришло спасение Закхею», но сказал: «Ныне пришло спасение дому сему», конечно же, подразумевая под словом «дом» не собственно дом как строение, а семью Закхея, его родственников. Вот каким образом добровольная нищета ради Господа привлекает великую милость Божию. И вот каким образом жестокость к своим родным приносит им пользу (в ином месте Спаситель сказал о ней так: «Не может быть Моим учеником тот, кто не возненавидит жену свою, детей своих и родителей своих» (см. Лк.14:26). То, что по-человечески выглядит как жестокость и ненависть, в духовном отношении, с точки зрения Евангелия, является высочайшей, мудрейшей любовью. «Ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама». Никто из нас не имеет права ни на ком «ставить крест». Любой человек может покаяться, и когда он сделает это — мы не знаем.
К сожалению, мы часто совершенно безжалостно осуждаем человека, явно грешащего на наших глазах, во-первых, забывая о том, что мы сами грешили и только недавно покаялись, а во-вторых, совсем не понимая судеб Божиих. Мы не знаем: может быть, он покается перед смертью или спустя несколько дней после того, как мы осудили его за какой-нибудь даже и тяжкий грех. Каждый из нас в этом смысле потенциально является «сыном Авраама», то есть сыном одного из величайших праведников, которые когда-либо жили на земле. «Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (ст. 10). Господь наш Иисус Христос простирает Свою любовь до того, что не только принимает тех, кто приходит к Нему добровольно, но и, как Он Сам здесь выразился, приходит «взыскать», то есть поискать человека, который потерялся, погиб, как какая-нибудь вещь, которая где-то затерялась, или, говоря архаичным языком, «погибла». И Господь Иисус Христос ищет эту потерянную, забытую, уже как бы не существующую вещь — душу каждого человека. Господь не пренебрегает никем. И посему никто из нас не имеет права осуждать никакого человека, даже самого на вид погибшего, роптать, подобно фарисеям, на то, что Господь вошел обедать к грешнику. Напротив, мы обязаны подражать Закхею в его ревности, смирении, его пренебрежении человеческим мнением ради спасения, его кажущейся жестокости, а в действительности — самой мудрой любви, которая только возможна по отношению к своим близким. Тогда и мы будем детьми Авраама, тогда Господь взыщет, спасет и нас самих, и, ради нашего самопожертвования, наших близких. Аминь.

1 февраля 1998 года

О подражании Закхею

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Когда мы читаем Евангелие, то нам иногда кажется, что все это было давно, далеко от нас и что, собственно, подражать тем или иным историческим персонажам Евангелия невозможно по одной простой причине: мы живем в другое время. Этим мы часто оправдываем себя, свое нерадение и, теряя ту малую ревность, которая у нас есть, приходим в охлаждение. Так же и сегодня, слушая евангельское повествование о Закхее, мы недоумеваем: как мы можем ему подражать? Легко ему было в то время: Спаситель жил на земле, и он, конечно же, желал увидеть Его. И мы бы желали Его увидеть, но не имеем такой возможности, потому что с того времени прошло уже много лет и Спаситель, как говорит апостол Павел, уже не известен нам по плоти (см. 2 Кор.5:16), то есть мы не видим Его своими телесными глазами, Он пребывает одесную Бога Отца. Но все это только отговорка. Мы тоже можем разумно — именно разумно — подражать праведному Закхею. В чем? Если мы желаем созерцать Христа, наслаждаться общением с Ним, то должны, подобно Закхею, презирать человеческое мнение. Презирать его, конечно, следует не в любом случае, а тогда, когда оно противоречит нашей христианской совести, расходится с Божественным учением. В этом случае мы возвысимся над толпой пустых человеческих мнений и сделаемся способными увидеть Христа, способными подражать Ему своей жизнью. И тогда Он придет в нашу душу.
Кроме того, не будет натяжкой увидеть в этом евангельском повествовании и другой, более таинственный, смысл, касающийся нашей внутренней жизни. Ибо подражать можно не только внешне, телесно, но и, главное, внутренне, духовно. Когда толпа помыслов смущает наш ум, не дает нам приблизиться к Господу, мы должны при помощи молитвы возвыситься над этой толпой, и тогда мы Его увидим. Господь Иисус Христос, видя нашу ревность, наше понуждение к тому, чтобы пренебречь греховными или пустыми, суетными помыслами, препятствующими нам созерцать Его в своем сердце, снизойдет к нам и не только даст Себя созерцать, но и войдет в дом нашей души. Он очистит Своей благодатью не один лишь ум, но и все наши душевные и даже телесные свойства, спасет все человеческое существо, подобно тому как ради покаяния Закхея была спасена вся его семья.
Когда человек начинает умом созерцать Христа, то он не может не каяться. Чем ближе человек становится к Богу, тем более он исполняется страха, смирения и покаяния, даже непроизвольно. Наступит такое время, когда и безбожники покаются, но, правда, это не принесет им пользы. Это будет время, когда Господь наш Иисус Христос на облаках благодати явится во второй раз судить мир. Тогда, как сказано в Священном Писании, «восплачутся все племена земные» (Мф.24:30), все покаются. Но нужно успеть покаяться, пока не окончилась наша земная жизнь. Если мы так разумно будем подражать Закхею, то сподобимся увидеть Господа и следовать за Ним как внешней своей жизнью, так и в душе своей, внутренне. Будем подражать Закхею в пренебрежении человеческим мнением, в ревности, в желании увидеть Иисуса, будем подражать ему, несмотря ни на что: ни на наши грехи и страсти, ни на многочисленные помыслы. И если мы приобретем такую ревность, то ничто не сможет разлучить нас с возлюбленным Господом нашим Иисусом Христом, воспрепятствовать нашему покаянию и спасению. Аминь.

1 февраля 1998 года

О необходимости возвыситься над собой через смирение

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Братья и сестры, приближается время Великого поста, и Церковь заранее подготавливает нас к этому подвигу. Еще не наступили те воскресные дни, которые непосредственно предваряют вступление на поприще поста, но уже сегодняшнее евангельское чтение учит нас покаянию. Великий пост — время, как будто специально отведенное для этой добродетели, благодаря которой приобретаются и все прочие. Покаяние — это не просто сокрушение и плач о своих грехах, это изменение жизни, борьба со страстями, обновление своего духа, поэтому можно сказать, что, каясь, мы спасаемся. Сегодняшнее чтение рассказывает нам о покаянии на примере Закхея-мытаря.
«Потом Иисус вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто, именем Зак-хей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом» (ст. 1 -3). Имя Закхей в переводе означает «праведный» или «справедливый». Оно, казалось бы, противоречит жизни этого человека: Закхей был начальником мытарей, то есть сборщиком податей, а сохранить справедливость при такой должности было весьма сложно. В Римской империи привилегия собирания податей отдавалась богатым, знатным римлянам, как правило, из сословия всадников. Они перепродавали свои права более мелким «чиновникам», те вновь их продавали и так далее. Эта порочная система приводила к вымогательству: покупая право на собирание податей, люди, естественно, предполагали собрать больше, чем положено отдавать в казну. Можно было нажить целое состояние или, по крайней мере, жить безбедно. Не поддаться на такой соблазн мог только праведный, мудрый, благоразумный человек. Судя по тому, что Закхей был начальником мытарей и вдобавок богатым человеком, можно предположить, что он как раз занимался вымогательством. Иерихон славился производством дорогих тканей, в нем жили состоятельные, обеспеченные люди. Тот, кто занимался сбором податей (налогов, как бы мы сейчас сказали) в Иерихоне, имел возможность обогатиться, что Закхей и сделал. Нужно также иметь в виду, что мытари собирали подати не в пользу национального иудейского правительства, а в пользу римлян, которых евреи считали захватчиками, поработителями. Это вызывало еще большее презрение к сборщикам податей. Но, несмотря на то что Закхей занимался таким отвратительным делом, составлял себе состояние на людских слезах, доставлял неприятности и скорби соплеменникам, угождая своим господам, римским захватчикам, и думая только о себе, он сохранил жажду к истине. Зло, порок и жадность не до конца уничтожили в нем любовь к Богу.
Он желал видеть Иисуса. Вероятно, он уже слышал о Нем, знал, что это великий человек: Пророк, Учитель и Чудотворец. Но, как говорит пословица, «лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать». Желая удостовериться своими глазами в величии Иисуса, Закхей тщетно пытался пробиться сквозь толпу, плотно обступившую Спасителя. Вполне вероятно, что, если бы эти люди хотели пропустить Закхея, это бы не составило для него труда, но поскольку они презирали его, то под предлогом скопления народа пренебрегли его желанием. Тогда, горя пламенным желанием увидеть Господа, Закхей решился на шаг весьма неожиданный для богача и начальника мытарей, как бы мы сейчас его назвали — главы налоговой службы города. Я намеренно использую это сравнение, чтобы вы могли представить себе, как выглядел поступок Закхея в глазах его современников.
Забыв о своем статусе, начальник мытарей влез на смоковницу (или на сикимору, согласно более точному переводу), «чтобы увидеть Его, потому что Ему надлежало проходить мимо нее» (ст. 4). Вот что может сделать с человеком жажда истины! Ради познания ее он пренебрегает людским мнением, не обращает внимания на препятствия, не боится позора. А ведь позор иногда вынести тяжелее, чем какую-либо скорбь, особенно если скорбь при этом соединена с человеческим одобрением и славой. Есть даже такая пословица: «На миру и смерть красна». Нам не страшно даже жизнь свою отдать, если при этом нас хвалят и одобряют, — такой поступок кажется нам прекрасным и вожделенным. А вынести позор, всеобщее презрение и насмешки (даже если нас осуждают за какое-то доброе дело) нам бывает чрезвычайно тяжело, часто — просто невозможно. Однако Закхей презрел и превозмог свое тщеславие: залез на дерево, чтобы увидеть Господа.
«Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (ст. 5). Неожиданно для себя Закхей не только увидел Господа Иисуса Христа, но и услышал показавшиеся ему странными слова. Господь сказал, что хочет войти к нему в дом, — к нему, которого все презирали и считали ничтожным человеком. Господь Иисус Христос проявил здесь Свое всеведение: Он назвал мытаря по имени, хотя ранее не встречался с ним. «И он поспешно сошел и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку» (ст. 6-7). Среди учеников Господа Иисуса Христа тоже был мытарь, Матфей. Спаситель не презирал никого, даже людей, опустившихся до вымогательства, притеснений и грабежа ближних. Он вошел в дом к Закхею, невзирая на мнение других людей, думая только о том, чтобы спасти этого человека и обрести его для Царствия Небесного.
Словно в ответ на людскую молву и осуждение, «Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (ст. 8). Таким образом, Закхей исполнил закон Моисеев, который повелевал воздавать обиженным вчетверо, но кроме того, он добровольно решил отдать нищим половину имущества, нажитого, как он сам понимал, нечестным путем. В одно мгновение из грешника он превратился в праведника, потому что очистился покаянием и поступил справедливо по отношению ко всем, кому причинил скорбь. Имя его — «праведный», «справедливый» — подтвердилось. «Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама» (ст. 9). Слова «сын Авраама» означают не только то, что Закхей является потомком Авраама по крови, но и то, что он член ветхозаветной Церкви, потомок и сын Авраама по вере, по духу.
Не нужно презирать никого, каким бы падшим человек ни был, ибо всякий может | восстать и покаяться. У каждого человека есть, как некое зерно, может быть, еще не’ взошедшее, возможность покаяться. «Ныне пришло спасение дому сему». Как говорит! святитель Игнатий (Брянчанинов), само слово «спасение» указывает на то, что человек погибает. Закхей, этот грешник, вымогатель и обидчик, осознавал, что погибает, а те люди, которые его осуждали, почитали себя праведниками, будто бы не имеющими столь тяжких грехов, хотя на самом деле они нуждались в спасении так же, как и Закхей. Конечно, им было трудно увидеть свои, казалось бы, малые и ничтожные грехи, тогда как тяжкий грех Закхея был для него очевиден. Это не значит, что нужно совершать какие-то явные, тяжелые грехи, чтобы потом можно было покаяться. Однако и этим мнимым ветхозаветным праведникам уподобляться нельзя, нужно взирать на себя без снисхождения, применяя к себе строгие, евангельские, а не так называемые общечеловеческие мерки. Какой мерой мы сами себе возмерим, в такой же мере воздастся нам благодать Божия. Кающийся грешник становится истинным праведником, как это случилось с Закхеем, а тот, кто мнит себя праведником, остается в грехах.
Господь наш Иисус Христос сказал всем, кто осуждал Его за то, что Он снизошел войти в дом грешника и не презрел того, кем гнушался весь город: «Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (ст. 10). Взыскать означает найти нечто утерянное. Как говорит другая притча Спасителя, если человек потеряет одну только овцу из своего стада, то не может успокоиться, пока не найдет ее, и тогда радуется и делится этой радостью с друзьями. Женщина, потерявшая одну только монету из десяти, также не будет спокойна, пока тщательно не обыщет свой дом, чтобы найти эту монету, и тогда будет радоваться вместе со своими подругами и соседями (см. Лк.15:4-9). Так бывает и в нашей жизни. Теряя малую вещь или часть своего имущества, мы скорбим и стараемся возместить этот ущерб. Тем паче Господь Иисус Христос скорбит о каждой потерянной человеческой душе, ибо человек — это драгоценное существо, микрокосмос, малый мир, как справедливо называли его древние философы. Каждый человек содержит в себе неповторимый мир. И Господь взыскует эти погибшие миры. Ради этого он сошел с небес на землю, воспринял на себя человеческое естество, не пренебрег родиться в пещере, с самого детства терпел гонения и скорби со стороны завистников — фарисеев, книжников и архиереев, — наконец, умер позорной, мучительной смертью на Кресте. И все это совершено для того, чтобы обрести потерянную душу каждого из нас.
Нам иногда кажется, что мы живем своей частной жизнью, незаметно проходя по миру от рождения до смерти. Мы чувствуем, что существуем только для себя и, может быть, для немногих близких. Но это не так. Каждая душа для Господа драгоценнее любого сокровища. Безмерно дорог для Него каждый человек, и Господь наблюдает за нами, как родители за малыми детьми. Если мы сбиваемся с истинного пути, Он пытается найти нас. Он не только принес Себя в жертву за все человечество, но и непосредственно участвует в судьбе каждого из нас, устраивая наше спасение, несмотря на наше безразличие и неверие, нерадение и лень, а иногда страшные, отвратительные грехи, о которых мы и сами гнушаемся вспоминать. Преодолевая все препятствия, Спаситель пытается взыскать наши души. Мы уже погибли, нас уже нет, мы уничтожены для вечности: грехи убили нас духовно, лишили всякой благодати. Мы уже почти не люди, потому что в нас нет ничего возвышенного, ничего святого. Мы думаем только о земном, о поддержании своей телесной жизни, о чувственных удовольствиях. Но, несмотря на все это, Господь ждет нас и устраивает ситуации, в которых мы могли бы возвыситься над собой, подобно тому как это сделал Закхей. Он влез на дерево, не побоявшись унижения. Так и мы можем подняться над суетой, над своими грехами, которые как бы окружают нас плотной толпой и мешают нам узреть Господа. Мы возвышаемся через смирение, через покаяние, через осознание своего ничтожества, и Господь, невзирая на наше греховное прошлое, приходит в дом нашей души. Как бы вдохновленные этим снисхождением и неизреченным милосердием Божиим, мы становимся способны на подвиг, подобный Закхееву: мы можем мгновенно исправить свою жизнь, полностью перемениться, превратиться из грешников в праведников, из обидчиков — в справедливых, из погибших — в тех, кто обрел спасение.
Евангелие повествует о том, что многие люди шествовали за Господом и окружали Его. Многие хотели с Ним пообщаться и считали для себя великой честью, когда Господь пребывал в их доме, даже если это были люди, считавшиеся праведными или знатными, как, например, фарисей Симон, о котором повествует евангелист Лука (см. Лк.7:36). Но Спаситель вошел в дом даже к начальнику мытарей, преуспевшему во зле и вымогательстве, несомненно, больше рядовых сборщиков податей. Он вошел к нему, потому что тот сумел возвыситься над собой и над толпой через смирение и презрение самого себя. Если мы, подобно Закхею, сумеем осознать свою греховность, пренебречь собственным достоинством, возвыситься над суетой, чтобы хотя бы взглянуть на Господа в молитве, тогда благодать Божия будет к нам близка. С нами может произойти чудо, которое случилось с Закхеем. Мы как будто бы лишены сейчас возможности увидеть Господа своими глазами и в этом уступаем Его современникам. Но на самом деле это не так. Мы можем уподобиться Закхею в видении Господа духовно. По сути, мы испытаем то же самое, что и он. Мы не увидим Господа телесными глазами, но узрим Его умом столь же ясно, очевидно и убедительно. Мы примем Его не в свой дом, но в свое сердце. Мы услышим Его голос, призывающий нас к покаянию и возвещающий нам спасение, услышим не телесным слухом, а неизъяснимым действием благодати. Мы сможем в точности испытать все, что испытали люди из евангельских повествований. Мешает нам в этом лишь то, что мы не имеем такой решимости и смирения, как у Закхея. Так гордость и маловерие мешали современникам Закхея, окружавшим Спасителя. Будем подражать в покаянии праведному Закхею, настроим свою душу так, чтобы хотя бы в дни Великого поста — этой десятины человеческой жизни, которую мы должны пожертвовать Богу, — усилить свои труды, сокрушение сердечное, устремиться к изменению своей жизни и приблизить себя к вечному спасению. Аминь.

15 февраля 2001 года

О том, как изменить себя

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Господь наш Иисус Христос «вошел в Иерихон и проходил через него» (ст. 1), направляясь, как ясно из повествования, в Иерусалим. «И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он, но не мог за народом, потому что мал был ростом» (ст. 2-3). Евангелист делает примечание «начальник мытарей и человек богатый» (или по-славянски: «сей бе старей мытарем, и той бе богат») для того, чтобы подчеркнуть необычность, экстраординарность поступка этого человека. И далее: «Искал видеть Иисуса, кто Он». Видимо, он знал о Его проповеди и чудесах, а может быть, и слышал о чуде исцеления слепого, которое произошло недавно при входе Господа Иисуса Христа в Иерихон. Весть об этом (так часто бывает) должна была разнестись по Иерихону быстрее, чем Спаситель через него пройдет, потому что Он двигался медленно, окруженный большой толпой людей. А слух, передаваемый от одного человека к другому, мог быстро разнестись по городу. И Закхею не удавалось из-за маленького роста увидеть Спасителя из толпы, но желание его было столь сильным, что он решился на необычный и странный, с точки зрения обычных представлений о приличии, поступок. При этом нужно обратить внимание на то, что он был начальником мытарей. Хотя это занятие и было у иудеев презренным, однако же как начальник Закхей обладал некоторой властью и, несомненно, должен был внушать страх всем жителям Иерихона, потому что они в значительной степени от него зависели. И в наши дни люди, в особенности обладающие имуществом, боятся произвола со стороны властей при сборе налогов, потому что и сейчас возможна несправедливость. А в древности это было, можно сказать, общепринято. Дело в том, что система сбора налогов была такой: кто-то брал у власти на откуп право собирать налоги, вносил положенную сумму, которую требовало государство, и уже сам для себя собирал деньги. Естественно, что этот человек рассчитывал получить и прибыль. Человек, купивший у государства право собирать налоги, потом продавал его низшим чинам, но уже за большую цену, те — другим людям, и так далее, вплоть до непосредственных сборщиков податей. И потому начальник мытарей, несомненно, представлял собой хотя и неприятную, однако же внушительную власть в этом городе. К тому же он был богат. А богатство, праведно оно нажито или неправедно, в любом случае дает человеку преимущество и вызывает непроизвольное уважение к его владельцу даже у тех людей, которые осуждают человека за будто бы неправедно нажитое имущество. Занимая такое положение, Закхей, тем не менее, решается на презренный с точки зрения других людей поступок.
«И, забежав вперед, взлез на смоковницу, чтобы увидеть Его (то есть Господа Иисуса Христа. — Игум. А.), потому что Ему надлежало проходить мимо нее» (ст. 4). Не обращая внимания на то, что люди могут изумиться и посмеяться, Закхей влез на дерево, чтобы видеть Господа Иисуса Христа. Каждое событие, происходящее в этом мире с любым человеком, всегда имеет две стороны. Одна сторона — внешняя, всем видимая, доступная для восприятия человеческими чувствами, другая — тайная, невидимая, то есть внутренние чувства человека, его переживания, мысли, намерения, заставляющие его поступить тем или иным образом. На первый взгляд, между нашим временем и временем, когда жил на земле Спаситель, существует очень много различий. Современники Господа имели возможность непосредственно, телесными глазами видеть Его, а для нас это невозможно, потому что ныне Своею Пречистою Плотью Господь пребывает на небесах одесную Бога Отца. Мы отличаемся от людей времен земной жизни Спасителя по разным признакам: эпохой, в которой живем, страной, национальностью, культурой и так далее. Но внутренне все люди друг другу подобны, когда бы они ни жили, и мотивы их поступков приблизительно одинаковы. Поэтому мы можем сопоставить свое поведение с поступком Закхея. Он желал видеть Господа Иисуса Христа, но не имел такой возможности из-за того, что ему было трудно пробиться через толпу. Тогда Закхей, невзирая на человеческое мнение, предпринимает необычный шаг.
Вы уже можете догадаться о том, что я скажу далее. Желаем ли мы видеть Господа Иисуса Христа? Телесными глазами мы, конечно, не можем Его увидеть и не должны к этому стремиться, потому что тот, кто желает видеть Бога в каком-либо образе, заранее обрекает себя на прелесть. Воображение при молитве должно безмолвствовать. Но увидеть Господа Иисуса Христа духом, то есть постичь Его Божество, или, по словам Евангелия, познать, Кто Он (а Он есть Бог), увидеть Его пребывающим внутри себя и во всем мире как вездесущего Бога и Сына Божия может каждый из нас, и всякий должен к этому стремиться. Но хотим ли мы, подобно Закхею, увидеть Господа Иисуса Христа и познать, Кто Он? По большей части мы совершенно безразличны к такому познанию. Мы спокойны и считаем, что достаточно того, что Господь как бы проходит мимо, а мы находимся рядом с Ним. Достаточно того, что мы смутно чувствуем некий шум, говор или, может быть, отдельные слова, доносящиеся до нас. Сами мы не желаем приложить никаких усилий к тому, чтобы созерцать Господа. А если для этого необходимо еще и совершить определенные шаги, переменить свою жизнь, из-за чего в человеческих глазах, как нам кажется, мы будем выглядеть смешными и вызовем презрение, то всякая решимость и ревность в нас угасают и нас охватывает отвратительное чувство ложного стыда и человекоугодия. Мы пренебрегаем стремлением к Господу ради человеческого одобрения и похвалы, а иногда даже просто ради того, чтобы быть «как все». Мы боимся чем-то отличаться от других людей, если это может им не понравиться. И, конечно же, по причине того, что мы не пользуемся предоставляемой нам Промыслом Божиим возможностью прийти в общение с Господом Иисусом Христом, соединиться с Ним духом, созерцать Его и познать, Кто Он, мы не получим явного, действенного прощения грехов. Не будет у нас и действенного покаяния, то есть в нашей жизни не произойдет изменения, подобного тому, какое произошло с Закхеем.
«Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (ст. 5). Конечно, на первый взгляд между Закхеем и каждым из нас, имеющим свой особенный образ жизни, привычки и черты характера, разница громадная. Но если мы обратимся к нашей внутренней жизни, то найдем чрезвычайно много сходного с жизнью Закхея. Господь, увидев ревность этого человека и его пренебрежение человеческим мнением, остановился. Ибо благодаря такой устремленности к богопознанию человек возвышается над другими людьми, хотя в их глазах выглядит презренным и смешным. Спаситель остановился возле этого человека, который возвысился над толпой в буквальном и, самое главное, в духовном смысле, и сказал ему: «Надобно Мне быть у тебя в доме». Войдя в дом Закхея, Господь Иисус Христос присутствовал там не только телом, но и Своим Божеством. Он проникал в души людей Своим Божественным действием, прежде всего в душу кающегося Закхея. Так происходит и с каждым из нас, когда мы, для того чтобы достигнуть единственно вожделенного для нас созерцания Господа Иисуса Христа, возвышаемся над толпой и презираем человеческое мнение. И Господь приближается к нам. Он входит в нашу душу и сердце, подобно тому как Он вошел в дом Закхея, и в нашей душе происходит необыкновенное изменение и преображение, называемое обычно покаянием.
«Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме. И он поспешно сошел и принял Его с радостью» (ст. 5-6). Поспешно! Задумайтесь: ведь когда человек поспешно слезает с дерева, то это, наверное, выглядит еще более смешно, чем когда он на него взбирается. И если тогда Закхей мог думать, что толпа устремила все свое внимание на Господа, а на него никто не смотрит, то теперь всеобщее внимание было привлечено к нему. Он не постыдился этого и слез поспешно, потому что радость, охватившая его оттого, что Господь неожиданно проявил к нему снисхождение, милосердие и любовь, заставила его еще более пренебречь мнением толпы.
«И он поспешно сошел и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он (то есть Господь Иисус Христос. — Игум. А.) зашел к грешному человеку; Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (ст. 6-8). Всякий человек, обидевший другого в материальном отношении, обязан был, по Моисееву закону, воздать вчетверо против причиненного ущерба (см. Исх.22:1). И Закхей исполнил это предписание. Любовь заставила его сделать то, что не могла заставить сделать строгость закона. Но кроме того он обещал раздать нищим половину своего имения, что уже не входило в требования закона, но было его добровольным решением. Таким образом, раздав свое имущество, он едва ли оставил что-нибудь себе и своей семье. Что же он мог оставить себе, после того как воздал вчетверо всем, кого обидел (а таких, наверное, было очень много), да еще половину раздал нищим? Может быть, только недвижимость.
«Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама, ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (ст. 9-10). Обратите внимание на то, что Закхей мгновенно переменяет всю свою жизнь, когда Господь Иисус Христос входит в его дом. Мы часто недоумеваем: «Что же нам делать, чтобы исправиться? Мы так стараемся, понуждаем себя, искренне стремимся исполнять заповеди и жить добродетельно, но у нас ничего не получается». Ответ дан в этом повествовании: прими Господа в свое сердце, в дом своей души, и тогда Господь Иисус Христос изменит тебя необычайным образом. Из гневливого ты станешь кротким, из каменно-сердечного — любвеобильным и милосердным, из ленивого и унылого — ревностным. Ты приобретешь и многие другие добродетели, так что даже изумишься: «Что со мной происходит?» А все потому, что Христос, источник всякого блага и добра, пребывает в тебе и как бы напояет тебя этим благом. Но изменение не совершится, пока ты желаешь победить зло сам, рассчитываешь на свои силы и думаешь, что сможешь что-либо сделать без Господа. Надеясь на себя, ты вновь и вновь претыкаешься и падаешь. И будешь падать до тех пор, пока не поймешь евангельскую истину, выраженную Господом Иисусом Христом: «Без Мене не можете творити ничесоже» («Без Меня не можете делать ничего») (Ин.15:5). Поэтому отцы называют молитву матерью всех добродетелей. Господь Иисус Христос, Который как бы пребывает в молитве, постигается и приобретается нами через нее, является источником всякого блага. И если Он будет в нас, то и нас сделает добрыми ради нашей причастности к Его Божественному действию, которое очищает, освящает и преображает человека, попаляя в нем все грехи и страсти.
«Ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама». Искреннее стремление к Богу люди часто оценивают как эгоизм. Они говорят нам, что мы думаем только о молитве, пренебрегаем своими родственниками и друзьями, не оказывая им обычного уважения и дружеского расположения. В особенности монашествующих часто упрекают за то, что они якобы, вместо того чтобы исполнять Евангелие и делать людям добро, от людей убегают. Но любой благочестивый христианин, испытавший хотя бы некоторую сладость в молитве, тяготится всякой суетой. И вот за это нас упрекают. А мы часто теряемся. В действительности же, если мы проявим такой «эгоизм», который выдающийся русский философ Константин Леонтьев назвал трансцендентальным, то есть сверхъестественным, то благодать Божия будет так действовать в нас, что мы научимся истинной евангельской любви. И ради нашего покаяния, ради нашего трансцендентального эгоизма спасение будет даровано не только нам самим, но и нашим близким.
Сегодняшнее евангельское чтение заканчивается словами: «Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее». Как Он «взыскал погибшее»? Обратите внимание на то, что Закхей сам залез на дерево, сам стал искать возможности увидеть Спасителя. Только когда он проявил свое произволение в конкретном действии, Господь приблизился к нему и сказал: «Сегодня надобно Мне быть у тебя в доме». Значит, это «взыскание и приобретение погибшего» происходят не без нашего произволения. Господь сначала возбуждает в нас жажду познать Его, Господа и Спасителя, а когда мы эту жажду пытаемся удовлетворить, тогда, видя нашу деятельную, а не только «теоретическую» ревность, Он приходит к нам. Так происходят взыскание и спасение. Ни то ни другое не совершаются тогда, когда мы, пусть даже с сокрушенным сердцем, с некоторым умилением и покаянием, но пассивно ожидаем пришествия к нам Господа. Молитва—это единственная добродетель, благодаря которой мы можем увидеть Господа Иисуса Христа и духовно приблизиться к Нему. Итак, понуждаемые Божественной благодатью, устремимся к молитве, чтобы и Сам Господь приблизился к нам, вошел в нас и чтобы таким образом совершилось наше спасение. Аминь.

17 февраля 2002 года

О приготовлении к Великому посту

Вы знаете, братья и сестры, что приближается Великий пост, уже началась духовная и умственная подготовка к этому посту. Она началась через чтение в воскресные дни Евангелий, которые наводят нас на покаянные мысли, пробуждают настроение, соответствующее Великому посту. Это чтение внутренне подготавливает нас к тому, чтобы наш пост был не только внешним, телесным, но, самое главное, внутренним и духовным. Сегодня мы вспоминали Закхея, который через свое смирение получил прощение грехов. Следующая неделя будет о мытаре и фарисее. Поэтому мы уже сейчас должны настраиваться на то, что скоро вступим в поприще Великого поста, и нужно готовиться к нему не так, чтобы наесться скоромной пищи, а так, чтобы постепенно собираться с духом. Мы должны постепенно внутренне собираться, избавляться от рассеянности, которая захватила нас отчасти поневоле, из-за суеты, а отчасти и по нашей вине, по нашей немощи и нерадению. Будем настраиваться, чтобы Великий пост не наступил для нас неожиданно и не оказалось вдруг, что мы в пище ограничены, а духовно пусты, не подготовлены, не чувствуем покаяния и ревности. Будем сейчас больше молиться, больше читать духовную литературу, в особенности Священное Писание. Будем внимательнее к себе. Начнем, как советует нам Церковь, загодя, постепенно входить в это великое спасительное поприще предпасхального поста. Аминь.

17 февраля 2002 года