[Февраль]

(Очерк философии сект).

„Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста“ (1Ин.4:2–3).

Слово „секта“ (происходит от латинского слова sectari – следовать за кем, – отсюда secta – свита, дружина, шайка, приверженцы) в своём первоначальном значении не выражает, как можно было бы думать, понятия обособленности, но скорее выражает понятие совокупности, согласия и употребляется в смысле следования за каким-нибудь вождём и безусловного подчинения его авторитету. В таком именно смысле говорят древние писатели о секте Антония, причём разумеются политические приверженцы римского государственного мужа Антония (ум. 30 г. до Р. Хр.); также встречается упоминание о секте Эпикура, причём разумеются последователи греческого философа Эпикура (ум. 270 г. до Р. Хр.). То же самое слово секта обозначает определённое общество, которое руководится в жизни своими особенными убеждениями и взглядами и преследует свои особенные цели; при этом, конечно, с понятием секты соединяется понятие обособленности от остальной массы. В этом смысле слово секта употребляется неоднократно в библии. Так, из Деяний апостольских (Деян.24:5, 14) мы видим, что первые христиане обозначались их противниками – иудеями, как секта, – секта назореев, в отличие от иудеев. Но с тех пор, как Церковь приняла миро-объемлющий характер, название секта, которое презрительно усвоилось христианам их противниками, перестало употребляться по отношению к Церкви Христовой и удержалось только для обозначения небольших христианских обществ, которые, следуя за особыми учителями, отделились от единства Церкви, её учения и обрядов. Но при этом и само слово секта принимает свой специфический, более отрицательный смысл, в каком оно употребляется и в настоящее время: под сектой разумеется религиозное общество, которое отделилось от господствующей Церкви, так как оно (общество) не нашло осуществлёнными в ней (т. е. Церкви) его идеалы спасения и святости.

Каждая секта стремится жить самостоятельно, обособленно, жить сама по себе, чтобы в своей замкнутой среде осуществить свои религиозные идеалы. Отсюда секта характеризуется, как нечто самовольное, мятежное, обособленное. Немецкая евангелическая конференция в Эйзенахе (в 1855 г.) следующим образом определяет понятие секты. „Под сектами, которые вызывают общие церковные мероприятия, разумеются все общества, которые по свойственному им учению и управлению, или же в силу своего отделения от церковного учения и управления, не находятся в согласии относительно учения и управления с открыто признанной в Германии Вестфальским миром Церковью и отреклись от вероисповедания этой Церкви“¹⁰⁵.

В древней христианской Церкви согласно с апостольским словоупотреблением (1Кор.11:19; Гал.5:20; 2Пет.2:1) уклонения от общепринятого учения назывались ересями (αἱρέσεις от αἱϱέω), что означает выбор, произвольное принятие определённых пунктов учения, вне совокупной связи их с остальным учением и ложное толкование их, тогда как схизма (σχίσμα от σχίζω – раскалывание) обозначает церковный раскол (1Кор.1:10,12:25,11:18), возникший из-за церковного устройства, обрядов или дисциплины. Между прочим раскол прямо ведёт к ереси и обратно.

Возникновение ересей в Церкви началось очень рано: оно современно первым провозвестникам истин Евангелия – св. апостолам. Борьба с сектантством – это удел Церкви, предсказанный ей Господом во время Его земной жизни и многократно повторенный св. апостолами. Когда Господь предостерегал Своих последователей от лжепророков (Мф.24:11; Мк.13:22), которые внесут в общество христиан многие соблазны, то кого другого Он разумел, как не еретиков, проповедников разных сектантских заблуждений, возбуждающих соблазны в Церкви, которых в другом месте (Ин.10:12) Он назвал хищными волками, врывающимися в стадо (Церковь) и похищающими из него овец. Апостол Павел предостерегает пресвитеров Ефесской Церкви от тех же хищных волков, проповедников еретических заблуждений, в следующих трогательных словах: „внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрёл Себе Кровью Своей, ибо я знаю, что, по отшествии моём, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собой“ (Деян.20:28–30). О том же предупреждали христиан и другие апостолы (см, 2Пет.2:1).

Орлиный взор евангелиста Иоанна видит все секты выходящими из одного общего источника: „всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога, а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста“ (1Ин.4:2–3).

Дух заблуждения может принимать различные образы: то он ходит, как лев рыкающий, ища кого поглотить (1Пет.5:8), то он принимает вид ангела светла (2Кор.11:13,14). Должно также помнить, что и бесы веруют и трепещут (Иак.2:19). То обстоятельство, что члены известной сектантской общины в данное время исповедуют Христа, пришедшего во плоти, не служит ещё доказательством, что дух антихриста чужд им, что они водятся духом истины... История Церкви знает много сект, которые начинали с открытого признания Христа, пришедшего во плоти, и, однако, оканчивали тем, что отвергали Бога, явльшагося во плоти (1Тим.3:16). Объясняется это тем, что основные принципы каждой секты, проведённые в логическом порядке до своих крайних выводов, всегда приводят к отрицанию догмата воплощения. Мы разумеем, конечно, те секты, которые, как, напр., наши штундисты, хлысты и др., prima facie признают догмат воплощения. Итак, если будет установлено, что учение данной секты в конечных своих выводах приводит к отрицанию Христа, пришедшего во плоти, то этим ясно будет доказана и то, что секта водится духом антихриста. Это положение мы и примем за критерий, при рассмотрении известных нам сект.

Всё христианство заключается в одном универсальном факте: „Слово плоть бысть“. Этими словами св. Иоанна (Ин.1:14) выражена вся сущность евангельского учения. – „За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?“ – спрашивает Господь Своих учеников. – „Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон, же Пётр, отвечая, сказал: Ты – Христос, Сын Бога живого“ (Мф.16:13–16). Это исповедание ап. Петра не было результатом рассудочного соображения, но оно возникло по вере, которая, не отдавая себе отчёта, как она к этому приходит, всей душой привязывается к богочеловеческой личности Христа, подобно тому, как грудной ребёнок к груди и взору матери. Естественный разум никогда не может понять факта воплощения, почему и ответ Господа Петру был следующий: „Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах“ (Мф.16:17). В христианстве всё зависит от того, как человек относится к Личности Искупителя, т. е. видит ли он в Нём Единородного Сына Божия, единосущного Отцу, или нет. Кто не верит факту воплощения Бога, тот не христианин. Церковь утверждается на исповедании: „Бог явился во плоти“ (1Тим.3:16). Кто уклоняется от этого исповедания, хотя бы в самой незначительной степени, тот переходит на сторону противника Христа (антихриста), водится духом заблуждения.

Факт воплощения отрицают или вследствие открытого неверия, или в силу сектантских заблуждений. Это разделяет врагов Церкви на два больших лагеря – врагов, с которыми она ведёт борьбу начиная с первых моментов своего существования. Первое нападение произошло, как и естественно, извне, т. е. со стороны неверия частью в форме иудейства, частью – язычества. К этому внешнему антихристу скоро присоединился внутренний – дух заблуждения и раздора, под обманчивой маской христиан по имени. Уже во времена апостольские этот дух заблуждения проявил себя в отдельных личностях (1Ин.2:18). С этого времени он всегда существовал в Церкви и будет оставаться в ней до тех пор, когда всё будет покорено Сыну, когда и Сам Сын покорится Покорившему всё Ему, да будет Бог всё во всём (1Кор.15:28). Число ложных учений – легион. Но все они соответственно сущности христианской религии могут быть разделены на четыре основные формы. Христианство предполагает нужду в искуплении и способность к нему человека. Еретическое же понимание происходит тогда, когда как 1) Личность Христа, так и 2) природа человека представляются так, что идея искупления не имеет значения. В обоих случаях это может происходить двояким образом: или отрицают нужду в искуплении для человека, как это делает пелагианство, или способность человека к искуплению, как это и существует в манихействе. В Личности Христа отрицаются: или Его Божество, или Его реальное человечество. Первое делает евионитство, последнее – ересь докетов. Эти четыре основные формы способны, в свою очередь, к разнообразным модификациям, которые, перепутываясь между собой, приходят к отрицанию того, что Христос действительно пришёл во плоти¹⁰⁶. Представим краткий исторический обзор главнейших сектантских заблуждений, указанных четырёх форм.

Ещё до смерти апостолов открылся в Церкви дух антихриста в том, что, хотя и признавалось Божеское достоинство в Лице Искупителя, но отрицалась Его действительная человеческая природа: по этому представлению факт воплощения сводился к пустой мечте, человечество Христа было только тенью, и Его дело, и страдания: были только видимыми (докетизм). Напротив, евионитизм видел во Христе исключительно человека, который только при крещении получил божественные силы. Правда, оба эти направления не имели определённого характера, они были спутаны, неясны, неустойчивы, отзывались частью язычеством, частью иудейством, – были скорее общим направлением, нежели системой. Во 2-м веке дух заблуждения принимает уже устойчивый вид в фантастических образах гностицизма. Но как ни различны были гностические системы, их христологическое основное воззрение всегда было одно и то же: все они отрицали Христа, пришедшего во плоти. Личность Христа, которая едина, была разделена на две личности: на низшую и высшую, на земную и небесную, связанные между собой только временно и внешне. Объединение их произошло не в утробе Богоматери, но только при крещении на Иордане; До этого времени Христос был только человек, который за свою добродетель сделался органом и временным вместилищем Христа Небесного в этом мире. Церковь вынуждена была вести продолжительную борьбу для того, чтобы восторжествовать над гностическими спекуляциями, причём эта борьба послужила к тому, что Церковь достигла более ясного разумения своей веры. Наконец, гностицизм исчез подобно туману перед солнцем; но принцип его не исчез. Он ожил в тонких, неуловимых и привлекательных формах, чтобы тем вернее достигнуть своей цели. Около 150 г. прославился своими откровениями монтанизм (названный так по имени своего основателя Монтана), – откровениями, по которым обетованный Христом Св. Дух (Параклит) приводит через „пророков“ монтанизма к концу оставшееся неоконченным дело Христа, тогда как Церковь, вследствие господствующей в ней порчи, не может достигнуть этого. Отсюда отрицание значения церковной иерархии, благодатных даров, получаемых верующими в св. таинствах. Очевидно, что искание нового божественного свидетельства истины заключает в себе пренебрежение к прежнему, данному во Христе на все времена откровению, а это, в свою очередь, ведет к отрицанию во Христе Его божеского достоинства. В манихействе 3–5 вв. (названном по имени основателя его – Мани, ум. 247 г.) отрицалось истинное соединение (примирение) в Иисусе Христе божества с человечеством, откуда, естественно, вытекала непримиримая противоположность их в Искупителе. Человеческая природа, как таковая, по этому ложному учению, изначала есть природа злая, тьма от тьмы, и мир, к которому она принадлежит, должен быть враждебным, ненавистным по отношению ко всякой божественной жизни. Только искра из высшей (божественной) жизни, которая воспламенена в сфере злой материи, заключает в себе способность к освобождению уз материи, из царства тьмы. Само освобождение (искупление) не совершается в действительности; во всяком случае, оно не моральное, но лишь магически-тёмное; сверхъестественное остаётся отличным от естественного. Отрицание способности человека к искуплению в манихействе приводит к ложному учению и о Христе, отрицая в Нём Его действительную человеческую природу, т. е. не исповедуя Христа, пришедшего во плоти. Совершенную противоположность этому ложному учению представляет собою пелагианство (получило своё название от имени британского монаха Пелагия, около 410 г.), которое хотя и рассматривает человеческую природу способной к искуплению, но в то же время не нуждающеюся для сего в божественном содействии. Человек по природе обладает способностью делать добро и зло, грешить и не грешить. Поэтому он может достигнуть спасения собственными силами. Благодать внутреннего, освящающего и возрождающего влияния на силы человека не имеет. Воплощение поэтому излишне, т. е. и пелагианство не исповедует Христа, пришедшего во плоти.

Если в пелагианстве дух заблуждения выступает открыто и смело, то в донатизме он прокрадывается под видом ангела светла (2Кор.11:14), в скромном монашеском одеянии и с ореолом святости. Донатисты (получили название от Доната, одного из своих представителей) представляли из себя церковную партию 4–5 вв., стоявшую за то, что отпавшие во время гонений не должны быть принимаемы обратно в Церковь. Церковь есть общество святых, поэтому все отпадшие и соделавшие смертные грехи после крещения должны быть извергаемы из неё и ни в каком случае не принимаемы обратно. Если же Церковь делает противное, то она сама делается нечистой, перестаёт быть святой. Поэтому своё общество они считали обществом чистых, святых, которое должно обособляться от прочих, не имевших ничего общего со Христом; только своему обществу они приписывали истинное совершение таинств. Легко видеть, что при провозвещении чистоты и святости всех членов Церкви, в которой только и возможно спасение, терялась всеобщность христианства и донатизм стал в явное противоречие с общецерковным учением о том, что Церковь в силу заслуг Господа Иисуса Христа может прощать всех грешников, что она всегда остаётся святой, не смотря на присутствие в ней грешников, так как глава её, Господь Иисус Христос, свят, и святы её таинства. Таким образом, донатисты, хотя и более скрыто, пришли к отрицанию догмата о воплощении, т. е. отвергли Бога, явившегося во плоти (1Тим.3:16): если искупительные заслуги Иисуса Христа не имеют характера всеобщности, т. е. не распространяются на всех людей, то и всё дело искупления является делом не божественного всемогущества, и совершивший его Искупитель – не обладающим полнотой божественных свойств.

Еретические учения, которые мы бегло обозрели, суть основные формы антихристианства – „кардиналы ересей“, которые во все века Церкви появляются в весьма разнообразных видоизменениях. Но как ни многочисленны и ни разнообразны секты, какой бы тонкой диалектикой ни были обвиты основные положения их заблуждений, – всем им присуще одно роковое заблуждение: они, частью скрытно, отрицают действительность воплощения Бога. Относительно каждой из существующих сект остаётся достоверным одно, что в основных положениях её вероучения найдётся нечто такое, что органически связывает её с той или иной из четырёх основных форм сектантских заблуждений, указанных нами выше. Как только эта связь будет установлена, то естественно, что и относительно каждой из современных сект остаётся справедливым то, что найдено относительно сект древних, т. е. что все они отрицают Христа, пришедшего во плоти, другими словами – водятся духом антихриста. Для примера возьмём одну из наиболее распространённых в нашем отечестве сект – штундистов и попытаемся проверить на ней наш способ обнаружения в сектах духа антихриста. Штундисты догматической стороной своего вероучения, а именно там, где они отвергают первородный грех, а с ним необходимость крещения младенцев, и не признают возрождающего и освящающего действия на силы человека божественной благодати, – примыкают к пелагианству. Легко видеть, что, подобно сему последнему, они, идя простым логическим путём, даже не делая особенных умственных усилий, приходят к отрицанию необходимости искупления. И этот логический путь краток и ясен: если первородного греха нет, и падение Адама и Евы повредило только лично им, то в таком случае и смерть, от которой искупил нас Господь наш Иисус Христос, не есть следствие грехопадения, а природное свойство человека; проклятия же, которое тяготело над всем ветхозаветным миром, и не должно быть, так как следствия грехопадения первых людей ограничились только ими одними. Итак, штундисты, подобно пелагианам, отрицают догмат об искуплении, так как человечество, по их мнению, как не имевшее в себе ни одного из последствий первородного греха, в искуплении не нуждалось. Воплощение Бога Слова, Его учение и смерть искупительного значения не имеют; и без этого человек, в силу своих естественных способностей, может достигнуть состояния святости, как и достигали этого ветхозаветные праведники: Ной, Авраам и друг. Личность Христа имеет только нравственное значение, как высочайший пример добродетели, каковыми примерами служили и ветхозаветные праведники. Следовательно, то, что совершил Иисус Христос, как только высочайший пример добродетели, мог совершить и всякий праведник (явить собой пример добродетелей). Отсюда очевидно, что штундисты в крайнем развитии своего учения приходят к отрицанию божеского достоинства Иисуса Христа, т. е. отрицают Бога явльшегося плотью (1Тим.3:16. и, таким образом, впадают в то заблуждение, которое ап. Иоанн называет (1Ин.4:2–3) духом антихриста. Нравственною стороной своего вероучения штундисты примыкают к донатистам. Подобно сим последним, они утверждают, что Церковь должна состоять из одних чистых – святых. На этом основании они считают своё общество обществом святых, а всякого переходящего в их веру перекрещивают. По понятию штундистов, Церковь свята не потому, что имеет главой своей Господа Иисуса Христа и освящается благодатными таинствами, но потому, что состоит из лиц святых. Посему все грешники вне Церкви и, следовательно, спастись не могут, так как вне Церкви, в чём убеждены и штундисты, спастись невозможно. Таким образом, по понятию штундистов, всё дело спасения, совершённое Господом Иисусом Христом, ограничивается тесным кругом святых, чем явно отрицается всеобщность искупительных заслуг Иисуса Христа, а вместе с этим отрицается и Божеское достоинства Иисуса Христа, т. е. отрицается догмат воплощения (1Тим.3:16). В самом деле, – если искупительные заслуги Иисуса Христа не имеют характера всеобщности, то и Христос не обладает полнотой божественных свойств: Он не всемогущ, так как не мог сообщить совершенному Им делу искупления характер всеобщности. Итак, штундисты отвергают Бога, явльшегося плотию.

Отсюда, по нашему мнению, ясно намечается тот путь, по которому должна направляться богословская полемика с штундистами: 1) отправляясь от догматических положений сектантов (отрицание первородного греха, необходимости крещения младенцев, признание Иисуса Христа только примером добродетели и др.), должно доказать им, что они, подобно пелагианам, отрицают само Божеское достоинство Иисуса Христа В этом случае лучше всего начинать собеседование с необходимости крещения младенцев 2) к тому же заключению можно прийти, становясь на почву нравственного учения сектантов, через раскрытие указанных нами положений (признание себя штундистами обществом святых и др.). В этом случае предметом беседы должно быть избрано учение о Церкви.

Подробное раскрытие доказательств в том и другом случае не входит в задачу настоящей статьи, составляя предмет особой науки, к сожалению у нас почти забытой, – методики собеседований с сектантами.

А. Дородницын

Новизна божественного жизнепонимания, по мнению Л. Толстого, заключается в том, что оно смысл, счастье жизни полагает не в служении общему благу, в выполнении предписаний коллективной воли, а в служении и исполнении воли Бога, – и в том ещё, что двигателем жизни здесь признается не слава, а любовь. Думается, что новизна христианского жизнепонимания и его отличие от общественного вовсе не здесь, так как при всяком жизнепонимании (кроме атеистического) целью жизни полагается исполнение воли Божества, а любовь может существовать и у язычников, и у неверующих. Ведь язычник, напр., грек или римлянин, когда поступал во имя своего гражданского долга, верил, что в своём поведении он творит не общественную только, но и божескую волю. С этой стороны, не христианское только, но и общественное, и личное жизнепонимания могут называться „божескими“. Значит, новизну христианства по сравнению с общественным жизнепониманием надо искать в том, какую именно волю Божию возвестило оно миру¹⁰⁷.

В античном мире воля богов не отграничивалась от воли государственной: последняя была так же священна, как первая, потому что обе они были одно. Евангелие с силой божественного авторитета открыло людям совершенно независимо от мирской власти чистую, отличную от общественной, определённую волю Божию. Самостоятельность и суверенитет божеской воли по сравнению со всякой человеческой волей, – вот первая и весьма важная черта в содержании „божественного“ жизнепонимания. В нравственном сознании христианина эта черта „божеского“ жизневоззрения выражается в признании им безусловно обязательным для него осуществления в жизни образа Всесовершенной Личности. Но такое подчинение христианина закону Божию есть в то же время освобождение его от всяких человеческих законов, не согласных с волей Бога.

Таков социально-политический результат, производимый отмеченной чертой христианского жизнепонимания. Этот элемент в сознании и поведении христианина называют „христианской, свободой“. Гр. Л. Толстой с своей точки зрения подробно описывает такую свободу. „Свобода, говорит он, не может быть дарована или отнята у христианина или христиан. Свобода есть неотъемлемое свойство христианина. Если же говорится о даровании или отнятии свободы от христиан, то, очевидно, говорится не о действительных христианах, а о людях, только называющих себя христианами. Христианин не может не быть свободен потому, что достижение поставленной им для себя цели никем и ничем не может быть воспрепятствовано или хоть бы задержано. Стоит человеку понять свою жизнь так, как учит понимать и христианство, т. е. понять то, что жизнь его принадлежит не ему – его личности, ни семье, или государству, а Тому, Кто послал его в жизнь; понять то, что исполнять он должен поэтому не закон своей личности, семьи, или государства, а ничем не ограниченный закон Того; от Кого он исшёл, чтобы не только почувствовать себя совершенно свободным от всякой человеческой власти, но даже перестать видеть эту власть, как нечто могущее стеснять кого-либо. Стоит человеку понять, что цель его жизни есть исполнение закона Бога для того, чтобы этот закон, заменив для него все другие законы и подчинив его себе, этим самым подчинением лишил бы в его глазах все человеческие законы их обязательности и стеснительности... Христианин может подвергаться внешнему насилию, может быть лишён телесной свободы, может быть не свободен от своих страстей (делающий грех есть раб греха), но не может быть не свободен в том смысле, чтобы быть принужденным какой-либо опасностью или какой-либо внешней угрозой к совершению поступка, противного своему сознанию“¹⁰⁸.

Всё это верно, поскольку выражает собой христианский завет: Богу следует повиноваться больше, чем царю¹⁰⁹; однако читатель, конечно, видит, что вполне – то отношение нового жизнепонимания к государству должно определяться самим содержанием указываемой этим жизнепониманием воли Божией. Мы обязаны повиноваться Богу более, нежели человеку, но если сама небесная воля стоит в согласии с волей человека или предписывает нам повиноваться ему, то само собой понятно, что христианство в таком случае не отрицает человеческого закона. Наоборот, если божественный закон предписывает не согласное с человеческим законом или запрещает повиноваться ему, то в этом случае христианское жизнепонимание приводит к отрицанию людских законов. Значит, мы должны теперь узнать, как представляет себе Л. Толстой Божью волю со стороны её содержания.

На высоту заветов божественной воли Л. Толстой возвёл своё учение о безусловном самоотречении, как единственно верном пути к счастью¹¹⁰. В связи с его „божеским“ жизневоззрением, в частности с его учением о человеческой личности, самоотречение это представляется якобы законом природы и Бога и выражается в пяти заповедях: не противься злому или злу насилием, не клянись, не судись, не воюй, не развратничай. Как личное и общественное жизнепонимания кристаллизировались в соответствующих формах внешней жизни – звероподобной и политически-организованной, так, по разумению Л. Толстого, новое, христианское жизнепонимание стремится выразиться в новом укладе общественной жизни. Ближайшим образом основы для нового строя жизни божеское жизневоззрение даёт в перечисленных заповедях. Эти заповеди, содержащие в себе предписания воли Божией, превращают религиозно-нравственное учение христианства в социально-политическую доктрину. Л. Толстой пишет об этом: „напрасно говорят, что учение христианское касается личного спасения, а не касается вопросов общих, государственных. Это только смелое и голословное утверждение самой очевидной неправды, которая разрушается при первой серьёзной мысли об этом. Хорошо, я не буду противиться злу, подставляю щеку, как частный человек, говорю я себе, но идёт неприятель, или угнетают народ, и меня призывают участвовать в борьбе со злыми – идти убивать их. И мне неизбежно решить вопрос: в чём служение Богу и в чём „тогу“? Идти ли на войну или не идти? Я – мужик, меня выбирают в старшины, судьи, в присяжные, заставляют присягать, судить, наказывать, – что же мне делать? опять я должен выбирать между законом Бога и законом человеческим. Ни один человек не может уйти от решения этого вопроса. Личная моя жизнь переплетена с общей государственной, а государственная требует от меня нехристианской деятельности, прямо противной заповеди Христа... Каждый гражданин должен прийти в суд и быть участником суда и наказаний, т. е. каждый должен отречься от заповеди Христа непротивления злому не словом только, но делом“¹¹¹. „Невозможно в одно и то же время исповедывать Христа – Бога, основа учения которого есть непротивление злому, и сознательно и спокойно работать для учреждения собственности, судов, государства, воинства, учреждать жизнь, противную учению Христа, и молиться этому Христу о том, чтобы между нами исполнялся закон непротивления злому и прощения... Гораздо проще было устраивать и учреждать жизнь по закону Христа, а молиться уж о том, чтобы были суды, казни, войны, если они так нужны для нашего блага“¹¹². Значит, новизна „божеского жизнепонимания“ заключается в трёх, важных для нас, элементах: в признании самостоятельности и верховенства воли Божией по отношению к воли государственной; в усвоении воле Божией нового содержания в виде, главным образом, заповеди о непротивлении злому силой; наконец, в роковой тенденции к созиданию нового строя жизни на началах непротивления и к разрушению старого, основанного на насилии.

Против первого из этих трёх положений никакой христианин спорить не будет: каждому верующему известна азбучная истина, что Богу следует повиноваться больше, чем царю.

Приходится подробно остановиться на остальных двух положениях с вытекающими из них выводами по отношению к государству.

„Христианство, говорит Л. Толстой, в его истинном значении разрушает государство. Так оно было понято и с самого начала, за то был и распят Христос, и всегда так понималось людьми, не связанными необходимостью оправдания христианского государства. Только со времени принятия главами государств номинального, внешнего христианства начали придумываться все те невозможные хитросплетённые теории, по которым христианство можно совместить с государством. Исповедание истинного христианства не только исключает возможность признания государства, но и разрушает основы. его“¹¹³.

Какие основы государства и как разрушаются христианством по мнению гр. Л. Толстого?

Современные государствоведы при определении понятия о государстве, желая отметить всегда и везде присущие этому институту признаки, ограничиваются указанием на его самостоятельную принудительную власть. Так, проф. Н.М. Коркунов видит в государстве „общественный союз, представляющий собой самостоятельное, признанное, принудительное властвование над свободными людьми“¹¹⁴. Так же определяет государство Б. Н. Чичерин: „оно есть союз людей, образующих единое целое, управляемое верховной властью“¹¹⁵. Такое определение мы осмеливаемся назвать неполным: в него необходимо ввести признак правомерности государственной власти. Так поступить понуждает нас несомненный факт повсюдного подчинении власти правовым нормам. Случаи деспотизма не говорят нисколько против нас, потому что ни одно деспотическое правительство не считало себя безусловно свободным от контроля права и обнаруживало более или менее широкое, но, всегда частичное нарушение прав. Поступая в определённых случаях или областях по своему произволу, каждый деспот в других случаях признаёт над собой правовую силу. Сам проф. Коркунов говорит: „ограничение власти правом, и притом с развитием общественной жизни всё более и более развивающееся, есть несомненный исторический факт. Нет правительства, которое бы не признавало за собой хотя каких-либо юридических обязанностей, и чем выше стоит политическое развитие общества, тем круг таких обязанностей шире“¹¹⁶. Если же сам авторитетный учёный признаёт, что подчинение праву со стороны власти факт повсюдный, общий для всех государств, то он и должен был отметить его в своём определении государственной организации общества. В виду этого, кажется, лучше всего определить государство, как союз людей, связанный правовой организацией и обладающий самостоятельной, признанной, принудительной властью. Коренные устои государственного строя общественной жизни – власть и право. Под эти-то основы государства подкапывается и старается их упразднить толстовское христианство. При этом его удары поражают власть с двух сторон: присущего ей насилия и управления чужой волей.

Отрицание принудительных государственных мер является в доктрине яснополянского реформатора прямым выводом из его заповеди о непротивлении злому насилием. Толстовец говорит про себя: „Я не могу участвовать ни в какой деятельности власти, имеющей целью ограждение людей и их собственности насилием“¹¹⁷.

Вопрос о непротивлении злу силой подробно и всесторонне обсуждался в нашей духовной и светской печати и, можно сказать, получил уже окончательное решение и не в пользу Л.Н. Толстого. Наиболее основательные и содержательные рассуждения на эту тему читатель найдёт в сочинениях проф. А.Ф. Гусева („Основные „религиозные“ начала гр. Л. Толстого“. Казань. 1893), В. С. Соловьева („Право и нравственность“. Юридич. Библиот. № 14), еп. Антония (Поли. собр. сочин. т. III. Казань. 1900). В настоящей статье, посвящённой особым специальным вопросам, излишне повторять то, что сказано другими по вопросу о непротивлении. Достаточно сказать, что научно-богословская критика признает толстовское учение о непротивлении злому неосновательным и вредным. Ниже сам читатель увидит вредность этого учения. Противление же силой злому надо признать чуждым безусловному идеалу христианской, безгрешной жизни, но неизбежным и полезным в наличных условиях существования человечества. С точки зрения относительного осуществления идеальной христианской морали противодействие злому силой даже одобряется, если оно вызывается нравственно добрыми мотивами и целями. Конечно, этот способ борьбы со злом хуже духовных мер противодействия злому, должен применяться только в крайних случаях и с особенной осторожностью.

Ради специальных целей журнала „Миссионерское Обозрение“ мы позволим себе сказать несколько слов лишь о главном „текстуальном“ основании толстовской заповеди непротивления. Разумеем 38–48 ст. V гл. Евангелия Матфея: „Вы слышали, что сказано: око за око, и зуб за зуб (Исх.21:24). А я говорю вам: не противиться злому. Но кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую (Мф.5:38–39) ... Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас, и молитесь за обижающих вас и гонящих вас“ (Мф.5:44) ... Филологическое исследование подлинного текста 39 стиха (μὴ ἀντιστῆναι τῷ πονηρῷ) не даёт ничего нового для его понимания сравнительно с русским переводом. Плодом такого исследования является перевод 39 стиха, предложенный проф. А.А. Некрасовым: „А Я говорю вам не то, чтобы не уступить злому человеку, а напротив, кто ударит тебя по правой твоей щеке, подставь тому и другую“¹¹⁸. Значит, „Христос говорит то, что говорит: „не противиться злому“. Но это не значит, что Л. Толстой лишь повторяет Христову заповедь, когда высказывает своё правило: „никогда не противься злу или злому насилием“. Сравнивая формулы обеих заповедей, мы находим, что граф прибавил к наречению Спасителя два своих слава: „никогда“ и „насилием“. Спрашивается, имел ли Л. Толстой право делать такое добавление к заповеди Христа, и не исказил ли он её смысл? Всякий, кто прочтёт и вдумается в слова Спасителя, содержащиеся в 38–48 ст. V гл. Матфея, ясно поймёт, что они отнюдь не дают основания к восполнению Его заповеди словом „насилием“. Напротив, речь Христа решительно исключает такое добавление. Пусть читатель возьмёт Евангелие и следит за словами Спасителя с 38 до 48 стиха, и он сам увидит, что сначала Господь запрещает противиться злому вообще, значит, – не только силой, но и словом (39–42). Спаситель заповедует смиренной безмолвно подставлять щеку, отдавать рубаху и верхнюю одежду. Далее мысль об абсолютном непротивлении выступает в речи Христа ещё яснее и определённее. В 44 стихе Он уже неоспоримо запрещает противление словом, заповедуя лишь благословлять проклинающих и молиться за обижающих. Если возвести эти наставления во всеобщий и всегда обязательный закон, то непременно следует запретить христианину как бы то ни было обличать, увещевать злого человека. И Л. Толстой оказывается неправым в добавлении к заповеди Спасителя слова „силой“. По подлинному смыслу 38–48 ст. V гл. Евангелия Матфея, Христос заповедовал Своим последователям безмолвно сносить обиды, терпеть зло, устами же благословлять врага, заповедовал не противиться злому даже словом. Уже этот несомненный факт заставляет нас усомниться в основательности второго дополнения Христова завета словом „никогда“. Невозможно допустить, чтобы Спаситель дал наставление о безусловном непротивлении и безусловном благотворении злому, как всегда и для всех обязательный закон. Всю жизнь Свою посвятивший на борьбу со злом силой слова и примера, не только благословлявший, но и обличавший своих врагов, Он не мог дать такого закона. „Никогда (и никак) не противься злому“, – этого не мог сказать Тот, Кто заповедал нам: „если согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его“¹¹⁹. Раз мы убеждены, что в 39 ст. заповедуется полное непротивление злому, то тем самым вынуждаемся признать, что эта заповедь обязательна не везде и не всегда, а только иногда. А если так, то ясно, что нельзя включать в 39 ст. и второго толстовского слова „никогда“. Подлинный смысл Христовой заповеди о непротивлении, как он теперь нам выяснился, таков: „никак не противься злому, но, наоборот, побеждай его смиренным терпением, благотворением и благословением, когда это указывается благоразумием и ведёт к целям любви христианской“. Всматриваясь пристальнее в евангельский текст, читатель может даже увидеть в нём указания на то, когда именно надо уступать злому, в чём уступать и какому злому человеку следует не противиться. Спаситель ясно говорит: уступай злому, когда он тебя обидит, и ничего не говорит о том, как поступать при виде зла, наносимого ближнему. Стало быть, Толстой, прибавляя к изречению Христа слово „никогда“, поступил произвольно, как это много раз указывалось критикой. Но она упустила из виду то, что Спаситель ещё одной границей очерчивает область уступчивости. Дело в том, что всеми Своими примерами Он указывает зло одного рода, так сказать физическое или материальное. Боль от удара по щеке, имущественный ущерб, принуждение силой к труду, – вот какое зло Христос заповедует сносить смиренно и отвечать на него готовностью понести большее зло. Он не случайно сделал такой подбор примеров, но с целью указать круг зла, к которому особенно приложима Его заповедь. Иного предположения нельзя допустить, нельзя подумать, что здесь Спаситель разумел всякое зло, как то хотелось бы графу. Ведь невозможно, напр., в 41 стих вложить такое содержание: „и кто принудит тебя идти с ним на разбой, иди с ним дважды“. Даже безумие не может приписать Евангелию подобное наставление. Значит, заповедь Христа о непротивлении злу не имеет в виду всякого рода зла и злых, не простирается на весь круг человеческих злодеяний. Он предписывает христианину ради воспитания в себе духовного, возвышенного характера и для исправления порочных собратьев не дорожить и поступаться охотно и смиренно низшими, материальными интересами. И это всё говорит против толстовского „никогда“. Наконец, в примерах Спасителя злым называется просто гневливый, или завистливый, или деспотичный человек. Сопротивление, оказываемое таким характерам, обыкновенно вызывает в них большее возбуждение и готовность к худшему поступку. Поэтому разумнее простить вспыльчивому, не дорожить вещью, которой завидуют, подчиняться деспоту, когда дело касается зла, аналогичного с указанным в евангельском тексте.

Итак, всё указывает на то, что заповедь Христова о полном непротивлении злому удобоприменима и обязательна, по мысли Самого Спасителя, не всегда, а иногда. Мы утверждаем только это, а отнюдь не желаем впадать в буквализм и заявлять, будто в случаях, подобных указанным Спасителем, безусловно обязательно такое поведение, какое указывается 38–48 стихами¹²⁰; равно как не утверждаем, что в обстоятельствах иного рода непременно надо противиться злому силой. Вот что мы считали нужным сказать о главном текстуальном основании учения гр. Л.Н. Толстого о непротивлении злому силой. Устраняя произвольное толкование графа известных слов Спасителя, наше понимание основывается на прочном основании контекста речи и её буквального смысла. В 38–48 ст. V гл. Евангелия Матфея указывается полное непротивление и положительное благотворение злому, как один из способов борьбы со злом.

На ряду с этим средством Евангелие, по мнению учёно-богословской критики, допускает и одобряет и иные способы противодействия злым, не исключая принудительных мер. Когда духовные средства не помогают борцу за правду и добро, он должен прибегнуть к принуждению силой, руководясь желанием сделать добро самому насильнику.

Как признающий и проповедующий непротивление силой и безусловно отрицающий физическое принуждение, Л. Толстой вполне логично требует нового строя общественной жизни, основанного на соблюдении правила о непротивлении. С такой же последовательностью христианин, считающий нравственно-дозволенным разумное применение принудительных мер для предупреждения и уменьшения зла, не считает себя в праве принципиально отрицать государственную принудительную силу. Более того, так как он признаёт в известных случаях применение физического принуждения к злому человеку нравственно-обязательным, то считает себя обязанным положительно благословлять государственную силу, направленную разумно к осуществлению идеальных целей. С этой стороны государство ценно ещё в том отношении, что оно даёт организацию принуждению, отбирая его от частных лиц и подчиняя требованиям справедливости. Известно, какими добрыми последствиями сопровождалось отнятие принудительной власти у отдельных лиц и сосредоточение её в органах государственного управления: хаос насилий сменился порядком¹²¹. Так как евангельская мораль не отрицает принципиально-физического принуждения, то она не отрицает принудительной силы даже языческого государства. Христианин только тогда откажет языческому правительству в повиновении, когда оно потребует антихристианской деятельности. По отношению к языческому государству христианин будет стремиться лишь к тому, чтобы вдохнуть в его членов дух христианской веры и жизни, христианизировать его изнутри, а не к тому, чтобы уничтожить всякую политическую организацию. Но, признавая за государством обязанность и право разумного пользования принудительной силой, христианин вместе с тем желает, чтобы применение этой силы ограничивалось крайней необходимостью, за пределами которой должна царить свобода. В действительности ни одно общество никогда не руководится в своей жизни только принудительными указаниями власти, а всегда и везде значительная часть общественной жизни остаётся вне воздействия (непосредственного) правительственного принуждения. Л. Толстой напрасно позволяет себе отзываться об общественной жизни, протекающей под контролем государства, как основанной на одном только насилии: она зиждется на принуждении и на свободе, насилии и непротивлении. И если толстовское христианство произвольно устраняет один из этих устоев, то истинная христианская этика при наличных условиях жизни требует существования их обоих.

Однако, возразят нам, принудительные меры, как посягающие на свободу человека и влекущие за собой поведение, не имеющее нравственной ценности, стоят ниже духовных, и поэтому задачей христианского человечества становится устранение их. Совершенно верно, ответим мы, на надо дать себе ясный отчёт в том, при каких условиях и как произвести это устранение. Пока будет на свете такое зло, которое для своего ограничения неизбежно требует физического принуждения, до тех пор, очевидно, нельзя будет совершенно оставить принудительные меры. Во-вторых, – и это главное, – устранить насильственные средства можно и следует только сделавши их ненужными, лишними. Это будет делаться по мере нравственного развития человечества и развития духовных средств борьбы со злом. Рука об руку с такого рода прогрессом будет уменьшаться сумма насилий на земле. Но просто последовать совету Л. Толстого и, оставив принуждение, расположить общественную жизнь по закону непротивления и невозможно исторически, и неразумно. Пока у хромого не окрепли ноги, нельзя отнимать у него костыли, иначе он принуждён будет ползать и пачкаться в грязи и пыли. Если же он сам раньше времени бросит их, то горький опыт заставит его снова взяться за них. Л. Толстой берёт одну черту, притом – внешнюю, из жизни, стоящей по внутреннему достоинству на высшей ступени, и хочет её привязать к наличной жизни, внутреннему содержанию которой она не соответствует. Христианство-де в идеале исключает насилие, а потому христианин не может им пользоваться; но христианский идеал исключает и духовное противодействие злу, потому что при осуществлении идеала, исчезнет всякое зло, однако, Л. Толстой не отрицает духовных мер в борьбе со злом. Когда исчезнет зло, прекратится и всякая борьба с ним, когда исчезнет такое зло, которое ограничивается лишь насилием, или, когда достаточно будет бороться со злом одними не принудительными мерами, тогда исчезнет насилие. Меры борьбы со злом служат и всегда будут служить показателями степени нравственного развития человечества и соответствовать им. Чтобы упразднились принудительные меры и их организация, надо стараться о внутреннем, нравственном возрождении общества; здесь надо полагать цель деятельности, а упразднение одних средств борьбы со злом произойдёт, как неизбежное последствие. Надеяться на то, что человечество дорастёт до такой высоты, когда всякое насилие исчезнет на земле, нет никаких оснований; но что оно будет смягчаться и уменьшаться, на это даёт полную надежду история насилий.

Как из графского отрицания всяких принудительных мер получается неизбежный вывод, отрицающий государственную организацию, так признание истинным христианином дозволительным и даже нравственно-обязательным разумного применения принуждения обязывает его положительно одобрять государственное принуждение поскольку оно разумно.

К. Григорьев

(Продолжение следует).

В истекшем году¹²² нам пришлось познакомиться с лицами, принадлежащими по своим религиозно-нравственным мыслям (не можем сказать „убеждениям“) к финляндской секте хехулитов, которые известны среди простого рабочего люда нашей северной столицы под именем „каюков“. Секта эта представляет из себя один из многочисленных отпрысков, выросших, вырастающих и имеющих постоянно вырастать на принципе свободного толкования и понимания Слова Божия, провозглашённого лютеранством. Основателем своей общины хехулиты считают пастора Лестадиуса, жившего в Финляндии и умершего 21 февраля 1861 г.; сочинения пастора Лестадиуса (проповеди) тщательно хранятся у природных финляндцев-хехулитов и пользуются большим уважением; эти сочинения они охотно нам показывали. Вообще говоря, хехулиты не отличаются той нетерпимостью к внешней, обрядовой стороне православно-христианской религии, т. е. иконам, крестному знамению, таинствам и т. п., какую приходится наблюдать в других сектах протестантского характера. По мнению хехулитов, иконы Словом Божиим не запрещаются, но и не узаконяются; ношение креста на груди и крестное знамение тоже для христианина необязательно, так как св. крест ровно никакой силы в себе не имеет; впрочем, не вредно, если верующий во Христа, придя в православный храм, станет осенять себя крестом вместе с присутствующими. Но совершенно противно Слову Божию лобызание, поклонение, возжжение лампад и другие виды чествования икон и св. креста, какие существуют в православной Церкви. В виду таких воззрений многие хехулиты, как нам лично пришлось убедиться при посещении их жилищ, имеют у себя иконы и различные священные изображения, помещающиеся у них, как у православных христиан, в почётных углах. Хехулиты не признают догмата почитания святых и призывания их в молитвах и восстают против присяги или клятвы именем Божиим. Водного крещения (и в частности крещения детей), причащения, брака, священства и т. п. хехулиты не отрицают; они только не усвояют им благодатно-таинственного значения, а смотрят просто, как на обряды, необходимые или для гражданского благоустройства, или же напоминающие нам о том или другом событии из жизни Христа-Спасителя; для совершения этих обрядов нужно обращаться к священнику, ксёндзу или пастору, смотря по тому, к какой вероисповедной Церкви принадлежит хехулит; поэтому хехулиты, по откровенному их признанию нам, ежегодно бывают на исповеди и у св. причащения; св. причащение они называют преломлением хлеба; участвующие в этом преломлении вкушают простой хлеб и вино. Посещают хехулиты и религиозно-нравственные собеседования, которые ведутся столичным духовенством в разных местах, – но при этом говорят, что духовенство проповедует Слово Божие нечисто, смешивая доброе зерно св. Писания с мякиной. Характерной же и выдающейся особенностью хехулитов в ряду других сект протестантского характера составляет торжественное отпущение грехов, которое у них происходит в собраниях. Эта особенность, насколько нам пришлось убедиться из бесед с хехулитами, имеет свою историко-психологическую подкладку в неправильном учении о спасении человека других сект, возросших на лютеранской почве, и является как бы протестом против этого учения. Учение лютеран об оправдании одной верой без добрых дел приняло сначала в немецком баптизме, а затем и в русском сектантстве крайне уродливые формы; так, штундо-пашковцы, или духовные штундисты, с совершеннейшей откровенностью заявляют и печатно (см. брошюры „Пшеница или солома?“ СПб. 1880 г., стр. 16; „Лиза, бедная певица...“ СПб. 1881 г. и друг.), и устно, что человек, раз он верит или поверил в искупительные заслуги Христа Спасителя, должен сбросить с души своей всякие сомнения относительно получения небесного блаженства; верующий во Христа не судится (Ин.3:18); всякий, верующий, что Иисус есть Христос, от Бога рождён (1Ин.5:1); а мы знаем, что всякий, рождённный от Бога, не грешит (1Ин.5:18), потому что кровь Иисуса Христа очищает его от всякого греха (1Ин.1:7). В виду этого всякий, верующий во Христа, уже по этому самому и свят; а как таковой, он не может сокрушаться о своих грехах; нет, в его сердце должна господствовать одна только совершенная радость“. Это нахально-гордое представление о своей личной святости сильно претило нравственному чувству как тех последователей штундо-пашковщины, в которых ещё не заглох обличительный голос совести и не была потеряна способность критически относиться к сектантским толкованиям св. Писания, так и всех других людей, которые входили с немецкими баптистами и русскими штундо-пашковцами в многообразные столкновения. Давая отпор учению о мнимой святости штундо-пашковцев, все названные лица стали, наоборот, высказывать другое положение, что человек нуждается не только в постоянном покаянии и плаче о своих грехах, но и в постоянном отпущении их от Бога. „Как может человек здесь, на земле, называть себя святым, – говорили нам хехулиты (особенно женщины), – когда Слово Божие определённо учит, что нет человека, который не грешил бы (3Цар.8:46), – и если мы говорим, что не имеем греха, то обманываем себя (1Ин.1:8)“. Истинный последователь Христа постоянно должен стараться покаянием сбросить с себя запинающий грех (Евр.12:1); только свергнув с себя это греховное бремя, он может считать себя рождённым свыше и вошедшим в общество совершенных христиан. Покаяние и прощение грехов и есть, по мнению хехулитов, та дверь в царство небесное, о которой говорил Спаситель Никодиму (Ин.3:5): желающий поэтому возродиться к иной благодатной жизни во Христе должен публично покаяться в собрании хехулитов и получить от них торжественное отпущение своих грехов. Полученный при отпущении „благодатный дар“ нужно затем „возгревать“ в себе дальнейшими „покаяниями“; потребность в дальнейшем „покаянии“ указывается каждому свыше, иногда независимо от его воли и сознания.

Сам процесс отпущения грехов на собраниях хехулитов совершается так. Хехулит или хехулитка, чувствующие на своей совести какую-либо тяжесть и испытывающие потребность в покаянии, заявляют об этом грехе вслух всего собрания с полнейшей откровенностью (при пишущем эти строки, напр., однажды молодая девушка каялась в прелюбодейной связи с солдатом). Тогда каждый из присутствующих подходит к кающемуся или кающейся и, кладя свою руку на плечо грешника, говорит: „по вере твоей прощается тебе грех твой“, или „именем Иисуса Христа прощаются тебе грехи твои“ и т. п. Вообще у хехулитов определённой разрешительной формулы для кающихся грешников не существует. В некоторых общинах хехулитов исповедь и отпущение грехов соединяется с обрядами, поражающими постороннего наблюдателя своим курьёзным реализмом; так, в дер. Ку-но, Ямбургского уезда, в собрание приносится небольшая кадочка; каждый из присутствующих подходит к этой кадочке и, наклоняясь над ней, шёпотом исповедует свои грехи; после того наставник покрывает верх кадочки полотном, тщательно и крепко увязывает это полотно бечёвкой, затем эту кадочку, „наполненную грехами“ выносит вон и зарывает в землю где-либо в укромном месте. В основание своего странного обычая разрешать друг друга от грехов хехулиты приводят многие места св. Писания и особенно слова ап. Иакова: признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга (Иак.5:16). А какое же значение имеет исповедь перед православным священником? „Её нельзя отвергать, – отвечают на это хехулиты, – ибо Слово Божие говорит нам: „всё, что они (книжники и фарисеи) велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают (Мф.23:3);“ поэтому в требуемое церковным законом время нужно приходить для покаяния и к православному священнику. Но ведь этой исповедью не всегда можно пользоваться: иногда в собрании при чтении Слова Божия душу охватит внезапно щемящее чувство скорби о каком-либо содеянном грехе; нельзя же бежать сейчас из собрания к священнику на исповедь; нет, этот грех тут и нужно открыть перед собравшимися и попросить у них прощения и разрешения от духовного бремени“. – За описанную особенность своих религиозных собраний хехулиты и были прозваны нашим простым народом „каюками“ (сокращённо – испорченное слово „кающийся“). Что же касается термина „хехулит“, под которым они известны в Финляндии, то относительно его смысла нам удалось добыть (хотя и с большим трудом) следующие разъяснения от самих же сектантов. „Хехулит“ в переводе на русский язык значит веселящийся. Веселящимися нас называют потому, что мы испытываем необыкновенную радость после полученного в собрании разрешения от грехов; эта радость не может сокровенно таиться в нашей душе; она стремится вылиться наружу и выразиться в тех или иных действиях (по преимуществу во взаимном целовании, которое женщины дают женщинам, а мужчины – мужчинам), как это было, напр., с царём Давидом, скакавшим перед ковчегом (2Цар.6:14–16), или с исцелённым хромым, прыгавшим и славившим Бога (Деян.3:8). В виду этой радости, зависящей от сознания отпущенных будто бы грехов, у хехулитов (особенно природных финляндцев) на собраниях происходили и происходят очевидно некоторые явления физического нервоза (напр., прыганье), которые дают некоторым повод смешивать их со скакунами (хлысты); но для такого смешения хехулитов со скакунами в нашем распоряжении пока ещё нет никаких оснований. Нам лично пришлось наблюдать религиозную аффектацию на собраниях хехулитов; ею отличаются, как это обыкновенно бывает во всех сектах с мистическим элементом, женщины; впрочем, справедливость требует сказать, что эта аффектация, выражающаяся обычно в плаче, судорожных всхлипываниях и восторженно-громких криках: Христос – Учитель наш, Он – наш, Господь – наш... иногда отличается деланностью и направляется, вероятно, к тому, чтобы или замять неприятную для сектантов речь миссионера, или произвести должное впечатление на нового человека, пришедшего в собрание хехулитов. Припоминаем мы одно собрание: на нём завели мы речь о праве толкования св. Писания законными пастырями и учителями Церкви; незначительные возражения, делавшиеся нам со стороны хехулитов по заведённому вопросу, внезапно были прерваны одной женщиной; последняя в продолжении 5–6 минут восторженно и слезливо выкрикивала бессвязные фразы об учительстве Христа-Спасителя, но при этом она нисколько не теряла, так сказать, своего физического равновесия, сидела твёрдо на стуле и продолжала держать на своих руках маленькую свою дочь; между тем остальные присутствующие внимательно глядели на нас, желая узнать, какое впечатление мы вынесем из этой сцены.

На своих собраниях хехулиты поют или псалмы Давида (особенно любят они петь Псал. 1 и 83), или же духовные стихи, переведённые без рифмы с финского языка; пение их довольно нестройное и однообразно-унылое, напоминающее напевы наших странствующих нищих-слепцов; после пения и молитвы идёт толкование св. Писания, в котором принимают участие все присутствующие мужчины и женщины, так как каждому, и самому простому человеку, Господь, по мнению хехулитов, может открыть смысл того или другого места библии. При взаимных встречах хехулиты приветствуют друг друга словами: „мир Божий“ и „Божие здоровье“. Во внешнем благоповедении они не отличаются особенным ригоризмом: многие из хехулитов (и мужчины, и женщины) курят довольно крепкий табак и притом в большом количестве; так что человеку, свободному от этой вредной и соблазнительной привычки, бывает крайне трудно беседовать с сектантами в низеньких и тесных комнатах, составляющих обычное помещение для простого рабочего люда в г. С.-Петербурге.

При своей сравнительной терпимости в отношении православной Церкви и других христианских вероисповеданий хехулиты отличаются однако живым и деятельным стремлением к пропагандированию идей своей секты. „Всем должно родиться свыше в покаянии, – говорят хехулиты. – А к этому возрождению можно побудить человека только через строгое и беспощадное обличение его пороков. Мы это и делаем в отношении мирских грешников, т. е. людей. не принадлежащих к нашему обществу. Право на эти обличительные проповеди дано нам в словах, сказанных Господом пророку Иезекиилю“ (Иез.3:16–21). Особенно настойчиво хехулиты стараются действовать со своим прозелитизмом в тех семействах, где некоторые члены уже приняли хехулитские воззрения. Вот что нам пришлось услышать от одной женщины, муж которой перешёл к хехулитам. „Хехулиты часто устраивали многолюдные собрания в нашей квартире, приходили и запросто к моему мужу, во время всех этих посещений они настойчиво уговаривали меня вынести иконы из квартиры или же, по крайней мере, перестать их чествовать и возжигать перед ними лампады. Муж запрещал мне посещать моих православных родителей, живущих в Петербурге. Мне наконец невмоготу стало терпеть приставания сектантов, и я пригрозила им жаловаться и искать себе законной защиты“. Пропаганда, ведомая хехулитами, должна служить предметом особенно серьёзного пастырского внимания, так как хехулитов легко смешать с православными, только экзальтированно настроенными.

В настоящее время среди хехулитов идут большие разногласия и споры, да и вообще всё вероучение хехулитов отличается характером неустановившимся и мало определённым, почему мы и назвали религиозные воззрения хехулитов „мыслями“, а не „убеждениями“. Такое положение вещей делает весьма возможным благотворное воздействие на хехулитов со стороны пастырей православной Церкви. Необходимо только, чтобы это воздействие было последовательным, а не носило бы случайного характера; особенную же пользу принесло бы посещение по праздникам хехулитов православными пастырями, так как сектанты воочию убедились бы, что православные пастыри служат своей пастве не из-за денег, а охотно и богоугодно (1Пет.5:2), в силу истинно-христианской любви, которая не гордится, не ищет своего, но всё покрывает и всё переносит (1Кор.13:4–7).

С.-Петерб. епарх. миссион. Н. Булгаков

В последние годы современной социально-общественной жизни России выступает граф Толстой в качестве адвоката практических реформ и ходатая от имени того класса, к которому он часто выражал полное несочувствие. Он всегда говорил, что относится с одинаковым отвращением ко всякому правительству, основанному на насилии, безразлично – меньшинства, как в России, или большинства, как в Западной Европе. И он, конечно, сочувствует насильственному протесту не более, чем насильственной репрессии. Однако теперь, под давлением обстоятельств, Толстой внезапно появляется на сцене, как борец за русский либерализм, который не менее, чем само русское правительство, является для него воплощением всех ненавистных для него идей.

Среди обстоятельств, выдвигающих перед нами имя Толстого с большей силой, чем ранее, является, во-первых, отлучение его Св. Синодом и, во-вторых, известие, что он занят новым романом, в котором воплотятся все его нравственные и общественные доктрины. Отлучение Толстого не было неожиданным. Утверждая христианство, он в то же время отрицался от Церкви, а Церковь, в ясном сознании, что только она – Христова, отвергла его от себя. Форма отлучения в Русской Церкви очень мягка, и Толстой сначала промолчал. Но оно вызвало очень сильный протест со стороны его жены, которая держится Церкви, и со стороны студентов (!?), которые столь же мало верят в Церковь, как и Толстой, и ещё менее верят в христианство. Графиня написала весьма запальчивое протестующее письмо г. Победоносцеву, в котором она откровенно выразила свой взгляд на принятую Синодом меру. Поведение студентов было очень характеристично. В числе 500 они отправились в Казанский собор, где просили, чтобы их также подвергли анафеме¹²³.

Отлучение сопровождалось обращением к православным, изъясняющим, что граф может ещё спастись, если покается. Но Толстой думал не о своём собственном спасении, а о спасении русского общества. Настоящий ответ его на акт Св. Синода заключается в письме к властям. Оно является одним из самых замечательных произведений Толстого в том отношении, что в нём он впервые публично выступает в качестве адвоката либеральной реформы. Меры, которые защищает Толстой, не имеют никакого отношения к осуществлению христианского учения, которое в его глазах до сей поры было единственным социальным движением, достойным сочувствия. Это меры, давно применённые другими правительствами, также не христианскими, и они ни в какой степени не смягчают того основного зла, которое Толстой находит во всяком правительстве, а именно – упование на силу.

Насколько произведения Толстого известны, в упомянутом письме он в первый раз, так сказать, признаёт существование правительства и даже находит его способным к улучшению. Тому, кто совершенно не знает жизни Толстого, может показаться, что Толстой оставил путь огульных отрицаний и пошёл по дороге практических реформаторов, отличаясь от них только своим большим бесстрашием. Но такой взгляд докажет только непонимание личности Толстого. Он всегда был практически человеком, в котором его идеи и неотложные нужды окружающего его мира всегда вели между собой жестокую борьбу. В своём письме к власти Толстой выступает просто, как деловой русский либерал. Но несомненно, что как только острота настоящих обстоятельств минует, он вновь вернётся к своей роли академического изобличителя основ современной жизни. То обстоятельство, что он способен входить в ту и другую роль, не изменяя ни той, ни другой, свидетельствует о какой-то странной двойственности в его характере.

* * *

Толстой как личность. Речь Толстого вообще спокойна, остроумна, полна афоризмов и примеров, взятых из народной жизни. Но когда он начинает говорить о гнёте и несправедливости, речь его меняется и становится гневной, но не сострадательной даже в тех случаях, когда дело идёт о таких бедствиях, за которые никого нельзя считать ответственным. Он производит впечатление человека, в котором место чувствительности занято напряжённым (и едва ли определённым) чувством справедливого и несправедливого. Хотя и очень терпимый к различию во мнениях и привычках, вообще он, кажется, нетерпелив, раздражителен и не выносит противоречий. Противоречие по общим вопросам возбуждает в нём досаду. Язык его – язык человека горячего и властного темперамента, для которого всякая попытка подчинись самого себя отвлечённым правилам смирения и терпения должна быть невыносима. Во время покоя лицо его принимает строгий, суровый и пророчественный вид. О том, чего он не любит, он говорит с саркастическим презрением, и смех его, вызванный даже просто весёлостью, звучит иронически.

* * *

Дом графини Толстой в Хамовническом переулке. Все (заграницей) привыкли думать, что постоянное местопребывание Толстого находится в Ясной Поляне, и что он избегает города, как чумы. Между тем полгода он живёт в Москве и может считаться таким же горожанином, „как лондонский лорд-мэр“.

Комната, где он работает, принимает посетителей и вообще живёт, расположена в верхнем этаже дома. Как большая часть русских домов, распланированных с таким расчётом, чтобы поддерживать повсюду равномерное тепло, все комнаты дома графини соединяются одна с другой, и чтобы добраться до комнаты Толстого, нужно сначала пройти целый ряд других. Здесь вы невольно бросите мельком взгляд на семью Толстых, отношения одного члена семьи к другому, их отношения к жизни. Взгляды Толстого далеко не встречают в его семье единодушного признания. В этом нет ничего странного и это даже оказывает Толстому практическую пользу. Отсутствие единства сразу бросается в глаза. Две комнаты, через которые нужно пройти, чтобы добраться до кельи отшельника, обставлены так, как это принято в том круге общества, к которому принадлежит Толстой. На всём лежит печать вкуса, роскоши и светской весёлости. В мой первый визит к Толстому и в большую часть следующих я находил в этих комнатах весёлое общество; это осколки большого света, в котором Толстой не принимает участия, но с которым ради домашнего единства он поддерживал отношения делового компромисса. Спустившись на две ступени вниз, вы отворяете маленькую дверь направо, и перед вами жилище Толстого. Это маленькая комната, освещаемая по вечерам одной свечой, а днём – тремя небольшими окнами, обставленная просто, но без аффектированной простоты. Два стола, заваленные книгами и газетами, шкаф с книгами, софа и пара кресел – вот и вся обстановка комнаты; однако при мерцающем свете свечи комната производила впечатление загромождённости и беспорядка. Было ясно, что здесь живёт человек, относящийся к комфорту с пренебрежением и считающий такое пренебрежение совершенно естественным.

Но всё это производило впечатление контраста с прочими частями дома, контраста, имеющего высокое символическое значение в глазах того, кто изучал и жизнь Толстого, и его учение. Для такого наблюдателя кажется, что дом Толстого, даже и с умеренной степенью роскоши столь несогласимый с его нравственными принципами, был для него подобием того мира, в котором он жил. Он не мог игнорировать его; он не мог даже попасть в свою келью, не пройдя мимо него. Но он сумел установить превосходный деловой компромисс в своём доме, живя своей особой жизнью и не отказываясь ни от одного дюйма своих принципов, но признавая, прежде всего, что он не в силах принудить жить этими принципами других. Это как раз тот самый компромисс и двойственность, который в более широкой области он заключил между идеями и действиями, что, несмотря на весь его академический догматизм, сделало из него исключение между крайними мыслителями именно благодаря его способности слаживаться на деле с миром, каков он есть.

Первый взгляд на Толстого подтверждает это мнение. Его внешность – внешность интеллектуального фанатика, но не мечтателя. У него, как и у Тургенева, выражение преобразившегося мужика. Но в нём нет ничего, похожего на лучшие типы христолюбивого крестьянина. У него грубое лицо, широкий нос с расширенными ноздрями, жёсткий и решительный рот и высокий, убегающий назад лоб. Из-под косматых, ниспадающих бровей блестят маленькие светло-серые глаза. Общее выражение лица аскетичное и раздражительное, во взгляде – что-то татарско-жестокое. Его лицо подходит скорее казачьему офицеру, чем мечтательному, добродушному крестьянину. Общее впечатление после первого взгляда на него вполне согласуется с теми намёками, которые можно встретить в его сочинениях относительно его прежней жизни. Это лицо человека с нравственными инстинктами и нравственными наклонностями заурядного человека, который отличается однако от заурядных людей фанатической интеллектуальной серьёзностью и, вследствие этого, в борьбе между инстинктом и убеждением становится на сторону последнего. В то же время – это лицо человека, который, будучи безусловно непоколебим в своих убеждениях, видит вещи так, как они есть, и не обольщается своей силой изменить их. По-английски он говорит правильно, но с сильным русским акцентом. По-русски он выражается с замечательной простотой, избегая иностранных слов и постоянно употребляя простонародное туды и сюды, вместо туда, сюда. Он говорит медленно, отчеканивая каждое слово с той ленивой интонацией, которую только тень отделяет от крестьянского говора.

* * *

Что бы Толстой стал делать? Если бы Толстой имел более широкую область деятельности, он отложил бы свою личную веру в сторону и занялся бы живым делом немедленного удовлетворения возникающих кругом нужд. В той узкой области деятельности, которая ему доступна, он проявляет большую энергию. Если бы он жил в свободной стране, он, наверное, сделался бы практическим государственным деятелем, или по крайней мере практическим революционером. „Сам Толстой, конечно, не согласится с таким взглядом“, – замечает по этому случаю Лонг, – „но несомненно, что Толстой вовсе не мечтатель, по самой сущности своей натуры, видит мир таким, как он есть“.

Чтобы однако стал делать Толстой если бы завтра получил такое же влияние на ход дел в России, какое имеет на ход мыслей? Это очень любопытная спекуляция, причём ни в литературных трудах его, ни в его личной жизни нельзя почерпнуть достаточно материала, бросающего на этот вопрос правильный свет. Как практический деятель он очень хорошо понимает, что его этические абстракции могут быть осуществлены в России столь же мало, как и во всякой другой стране (по крайней мере – в ближайшем будущем). Но он знает Россию, её нужды: и недостатки много лучше, чем всякий другой в его положении, так как он практически является единственным образованным человеком, который жил как равный среди того класса, который на деле составляет всю Россию, – т. е. среди крестьян. И как практический деятель он с такой же готовностью приветствовал бы введение реформ и улучшений, как и всякий либерал в этой стране, хотя, в то же самое время, никакая либеральная реформа, способствующая поддержанию существующих правительств (всё равно – в России или на Западе), не заставила бы его, без всякого сомнения, смягчить своих отвлечённых осуждений всех основ современного строя жизни.

Что же он сделал бы, получив высшею власть и в тоже время сознавая, что ввести своё крайнее христианство в действие – немыслимо и невозможно?

При беседе относительно образа правления и социальных реформ, Толстой был категоричен и придерживался мнения славянофилов, что западные учреждения всегда были бы ничем иным, как нарывом на политическом теле России. Я спросил Толстого, как более интеллигентные из крестьянства и рабочих смотрят на конституционные вожделения образованных классов?

„Что вы разумеете под словом реформа?“ – спросил Толстой.

„Западные учреждения вообще – парламент, свобода печати, легальные гарантии“. –

„Что бы мы стали делать с вашими легальными гарантиями и западными учреждениями?“ – прервал Толстой, по-видимому, изумлённый, что возможно предлагать такие вопросы. „Ваша всегдашняя ошибка заключается в том, что западные учреждения вам кажутся какой-то стереотипной моделью, по которой должны производиться всякие преобразования. Это и есть именно то самое самообольщение, которое лежит в основе половины войн и разбойнических нападений европейцев на иноплеменные народы. Россия нуждается в реформах, но это не восточные или западные реформы, а просто меры, нужные народу, и при том именно русскому народу, а не другим народам. Мнения, что т. наз. реформы должны совершаться по западным шаблонам, является результатом западного самомнения и противно как христианству, так и здравому смыслу“.

„Но, ведь русские отличаются от прочих европейских народов“, – заметил я, – „не более, чем европейские народы отличаются один от другого. Поэтому и политика, пригодная для прочих народов, пригодна prima facie, и для русских“.

„Ни на одно мгновение не допускаю, чтобы европейская политика более подходила к европейским народам, чем русская политика подходит к России: и те и эта одинаково дурны и противны христианству. (Как многие другие русские, Толстой всегда говорит о „Европе“ как об определённой географической единице, в состав которой Россия не входит). Но у всякого народа есть свой особый дух, столь же ясно определённый, как и религиозный дух, и все эти разговоры о поправках и переделках имеют не более практической цены, чем предложение о переделке религии Конфуция по образцу христианской религии. И что стали бы мы делать с легальными гарантиями? Я отвечаю на этот вопрос заявлением, что для массы русского народа закон совсем не существует. Они смотрят на закон или как я – как на нечто совершенно внешнее для них, с чем им нечего делать, или же сознательно презирают его, как преграду и узы для их внутренней жизни. Западная жизнь богаче русской во внешних проявлениях – политических, гражданских и художественных. Для такой жизни закон необходим, и на западе смотрят на закон как на венец и охрану их существования. Жизнь же русского народа менее экспансивна, и поэтому русские не считают закон за действующее начало“ (активный фактор).

Лонг: „Но, ведь, русские подчиняются законам так же, как и мы?“

Толстой: „Они подчиняются им, но не руководятся ими. Не подчинение закону, но совершенное пренебрежение им – вот что сделало наш народ таким миролюбивым и таким долготерпеливым. И то же небрежение законом, сделало наших чиновников величайшими плутами в мире. Вы спрашиваете – почему? Потому что народные массы, пренебрегая всякими внешними ограничениями, руководятся в своей жизни совестью. Образованные же чиновники, продолжая придерживаться национального пренебрежения к закону, в тоже время освободились от совести. У них нет, т. обр., ни принципов, ни внешней узды, почему они и стали тем, чем мы их знаем. Если я говорю, что русские руководятся в своей жизни совестью, то я не хочу этим сказать, что у нас менее нищеты и преступлений, чем в Европе. Я хочу этим сказать только то, что совесть занимает у нас то место, которое на Западе принадлежит закону, и как у вас закон не в силах предотвратить преступления, точно также и здесь совесть, благодаря власти тьмы, не непогрешима. Практическое же различие заключается в том, что русский крестьянин совершенно не в состоянии испытывать к преступнику презрение или гнев. Он, полагает, что преступник – человек, попавший в беду по недостатку рассудительности или по страсти. Такова правда о так назыв. необразованных русских. Низшие чиновники в Сибири в прямое нарушение закона разрешают бездомным ссыльным ночевать в общественных банях (?). Каковы бы ни были правительственные распоряжения об обращении с преступниками, общее отношение к ним сочувственно и добродушно“.

Лонг: „В чём лежит главное различие между западными европейцами и русскими?“

Толстой: „Это различие заключается в том, что русские более христиане, чем европейцы. Да, более христиане. И это отличие возникает отнюдь не из факта более низкой культурности русского народа, но вытекает из самого духа народа и обязано тому, что в течении веков в учении Христовом народ находил единственное водительство и защиту. Ваш народ со времени реформации читает Библию и при том сознательно-критически. Наш народ только теперь начинает читать, но он сохранил предание и учение Христово и, при отсутствии защищающих его законов и учреждений, он только в нём и мог находить руководство и правило для своей жизни. Этот-то элемент, это упование на совесть и христианство в противоположение закону и образует глубокую пропасть между Россией и западными странами. Различие между отдельными европейскими государствами всегда представлялось мне незначительным. Определение француза как тщеславного, итальянца – как легко возбудимого, англичанина – как холодного и расчётливого – может быть очень верным. Но для русского и Франция, и Германия, и Англия представляются просто как бы отдельными областями одного и того же государства, сущность которого в отличие от России заключается в материалистическом духе и в том, что оно основано на законе. В России совесть и христианство занимают то самое место, которое на Западе занимают материалистические воззрения и законные формы“.

Лонг: „Итак вы полагаете, что Россия способна создать действительно более высокий тип цивилизации, чем западноевропейская?“

Толстой: „Этого я не могу сказать. Если под цивилизацией вы разумеете Западную цивилизацию, то не может быть и речи о сравнительной высоте. Я только говорю, что между нами есть существенное различие“.

Лонг: „Однако допустив, как вы, что условия русской жизни весьма далеки от совершенства, – на что находите вы возможным опереться ради улучшения этих условий?“

Толстой: „Разумеется, не на то, что вы называете „западническими реформами“. Ибо, признав, что между Россией и Европой нет ничего общего, нет основания производить опыты в России над западными реформами. Западная система не сумела обеспечить истинной нравственности на самом Западе: почему же она должна дать лучшие результаты в стране, для которой она предназначена не была, чем в странах, для которых она именно и изобретена? Самое большое, что мы можем допустить, это то, что русская система также обанкротится. Я же могу лишь повторить, что как для России, так и повсюду единственным средством улучшения положения вещей является развитие совести и морального чувства населения“.

Толстой продолжал в том же духе, проявляя всё время полное несочувствие к ординарному русскому либерализму и в частности к марксизму – его наиболее популярной среди молодёжи форме. Социализм всех видов кажется ему немногим лучше деспотизма. Однако о кооперации он говорил с уважением, которое не совсем вяжется с его абстрактным осуждением всех проявлений индустриализма.

(Окончание следует).

б) Постановления на собрании в Томской губ.¹²⁴

Благоволением Вседержителя Бога и Отца, иже прежде век пребывающего, ниже начинаема, ниже престаема, и поспешением Единородного Его Сына, Слова Божия, бессмертного, и изволившего спасения нашего ради воплотишася от Святые Богородицы и Приснодевы Марии, и действом Святого Духа истинного и животворящего, иже от Отца исходящего, иже со Отцем и Сыном спокланяема и славима, в Троице славимого Бога нашего неизреченным Его милосердием. Молитвами и щедротами нашея христианские Заступницы и Приснодевы Марии, к её же мольбам призирая, Единочадный Сын – Слово Божие, иже из нея прошед неизреченно; и молитв ради святых славных и всехвальных апостол, и святых великих трёх святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, и святых преподобных и богоносных отец наших, и всех святых; поспешением и заступлением честного славного и великого пророка Иоанна Предотечи, Крестителя Господня.

Днесь собрашася вси православнии християни всех сибирских стран и российских некиих предел, и из северных поморских архангельских стран в доме христолюбца и ревнителя древнего благочестия Никифора Максимова Гилева, в деревне Гилевой, Томской губернии, Бийского окрута, в 24-й день месяца июня 7398 – 1890 года, на праздник рождества честного и великого пророка и Предотечи Иоанна.

Совершив Господу Богу обычное молитвословие, по сем приступили к соборному рассуждению о некоторых возникающих недоразумениях, и по многом рассуждении и опасном рассмотрении, постановили следующее:

Первое: Царем и властем, нетокмо верным, но и неверным, по апостолу (Павлу): – яко всяка власть учинена есть от Бога; темже противляяйся власти, Божию повелению противляется, повиноватися им подобает и молитися о них, токмо о живых, а не о мертвых, и дани им платити, и чести им воздаяти; их спасение – наше бо беспечалие суть. А тропарь читать сице:

Спаси, Господи, люди Своя, и благослови достояние Твое. Победы дая царю нашему на сопротивные. И своя сохраняя крестом си люди.

И прочее, по обычаю християнскому...

Второе: Всеобще соборне судиша и постановиша: глаголемии старообрядцы – федосеевцы, филипповцы, аристовщина, подпольники и самокресты бракоборы подлежат сицевым, еретикам:

Еретик Сатурнин супружества и рождения, мняше быти от диавола, гнушашеся (Евсевий, книга 4, глава 22. Ириней, книга 1, глава 23. Барония 120 лето).

Еретик Карпократ рождения гнушашеся (Епифаний Кипрский, на ересь 26-ю. Барония в лето 120).

Еретик Маркион (от Понта) брак хуляше и брачным не обещаша спасения (Епифаний, на ересь 42-ю. Барония в лето 146).

Еретик Монтан с великими постами и чистым житием перед людьми являшеся, а тайно пространно живяху; хуляше брак, и разводов не возбраняше, новые посты налагаше (Евсевий, книга 4, глава 26. Барония в лето 173).

Еретики Етрактиты, и воздержницы учили, яко брак зол есть, и от кровомешения, и нечистоты не разньствует; а сами тайно нечистое житие провождаше, от Маркиона прия заблуждения, возбраняя пити вина, и мясо ясти (Евсевий, книга 4, глава 27. Василия Велик. прав. 47. Барон, 174 лето).

Еретик Маненс персянйн брак хуляше, а похоти плотьские вся исполняше (Епифаний, на ересь 66, ю. Барония в лето 277).

Еретик Иеракс, хуляше брак, и брашна от Бога созданная. А брачным живота вечного не обещаша, токмо самым воздержником (Епифаний, на ересь 67. Иларий, кн. 6 О Троице. Баронія 288).

Еретикъ Евстафий. Проклят на Гангрьском соборе (Кормч. глава 8, лист 6). Научаше, яко брак зол есть, и гнушашеся в браце жительствующих, мяса ясти возбраняше, женам мужей оставляти учаху (Сократ историк (сущий новат), книга 2, глава 32. Созомент, книга 3, глава 13. Варония 361 лето. Кормчая 7 лист).

Месалияны, или Евхаиты; разводы в браце по воли всякого творяху; брака гнушахуся, и от брак отступающих, яко постники приимают я (Августин, на ересь 57-ю. Никон Черн. слов. 4, лист 37. Барония 361 лето).

Воздержники и вретищники, и апотактиты, томужде слову подлежат, иже и наватиане, яко понеже маркионская отрасль тех ересь, гнушающийся брака, и отвращающийся вина (Василия Великого; прав. 47. Никона Черногор. слов. 63, лист 563. Барон. 254).

Манихеи, еретики, брак ненавидяще, и брашна гнушахуся (Беседы апост., лист. 2761. Толков. апост. на 284 зачало).

И святии отцы всех бракоборов и тако мудрствующих проклятию и анафеме предаша.

Из сих вышеприведенных свидетельств, святых апостол и святых отец всеобще соборне признали всех вышепоименованных бракоборов (по 1-му прав. Вас. Велик.) раскольниками, то есть еретиками второго чина.

Третие: Всеобще соборне рассудиша и со тщанием рассмотреша, и постановиша сице: Приходящих к истинней православней християнстей вере (т. е. к поморцам) федосеевых, филиповых, аристовых, подпольников и самокрестов бракоборов с общего совета, перед святым Евангелием, и с истинно душевным признанием, постановиша крестить совершенно святым крещением. А ранее сего собора приобщившихся к нашей истинно православной Христовой Церкви, то сих мы оставляем в судьбах Божиих, и предков в том не виним, и принятых ранее сего собора не покрещеваем; а если кто из них усумнится в своём крещении, яко не наследова благодать Святого Духа, то тии могут совершенно креститися святым крещением.

А котории не сумневаются в своём крещении, тех оставляем в Божиих судьбах.

Вышеупомянутые бракоборы, по мудрованию своему, за отвержение шестой тайны (т. е. брака) подлежат проклятию и анафеме, от Церкви положенной.

И святии церковнии вселенские учители повелевают крестити от всех еретиков и раскольников: а ихже приимали без крещения, сие творили точию смотрения ради. В сообразность же сему, и наши первобытные отцы и предки сих вышереченных бракоборов принимали без крещения, точию с единым постом и обещанием; а по сему чаяли от них обращения от своего заблуждения ко святей непорочней християнской вере и считали их не за еретиков второчинных, но только за блудников, сиречь за подцерковников. Но когда они оказались не заблудниками, но настоящими раскольниками, и нетокмо бы от своего гнусного заблуждения они восхотели отстать, но паче же к нему крепце прилепишася, и брак до конца возненавидеша, и девство в закон, по бесовскому научению, постановиша, и нас християн, и весь наш християнский закон ни во что не вмениша, и до конца все отвергли, и на своём богомерзским соборе (в 7891 – 1883 г.) в Москве всех наших християн и предков наших назвали и сочли за еретиков николаитов, люторов и кальвинов, и постановили обще соборне всех християн, оправдавающих законный брак, снова перекрещивать, и к сему их нелепому, паче рещи скверному и богопротивному постановлению подписались сто одиннадцать отцов, то есть во всей России согласились они, и сочли всех правомудрствующих християн за новых и лютейших еретиков; то, следовательно, все бракоборские главные учители вознесли хулу на Дух Святый. О сем бо во Евангелии глаголет Сам Господь наш Иисус Христос: „Аще кто речет слово на Сына человеческого, то отпустится. Аще же кто похулит Дух Святый, то сему не отпустится ни в сей век, ни в будущем, но повинен вечному суду“.

Эти-то злые мудрования и бесчеловечные узаконения федосеевских-то бракоборов нас и заставили собраться, и со слезами разбирать, и тщательно изыскать правила и учения святых апостол и святых богоносных отец.

Божиею милостию днесь собрашася и со тщанием рассмотреша и постановиша всеобще соборне, чтобы вышереченных бракоборов, приходящих к непорочней христианской истинной вере, совершенно крестить святым крещением.

К сему и руки приложиша...

Четвёртое: Жителей, деревни Солоновки, Томской губернии, Бийского округа, – сии христиане крещение получили в лето 7270 (1762) от поморянина Семена Тимофеева Каменьщикова; то сих вышереченных жителей обще соборне признати за настоящих христиан, пребывающих в недрах соборной и апостольской Христовой Церкви.

Пятое: Жителей деревни Гилевой, того же округа, крещение получивших в лето 7290 (1782) от поморянина Сысоя Герасимова и подобных ему, постановили следующее: если кто от гилевских жителей сумневается в своем, крещении, если кто крещен от неискусных крестителей, то есть, не знающих и не глаголющих правильно богословных Ипостасей во время погружения, и крестивших в девять лиц; и прочее, то тех подобает совершенно крестить по правилу 50-му святых апостол, и 73-му правилу карфагенского собора, и 85-му правилу шестого вселенского собора. А если которые крещены от разных бабушек, и не сомневаются в своём крещении, и которые получили крещение от Сысоя Герасимова и подобных ему, то тех оставляем в судьбах Божиих, и непокрещаем.

Шестое: А которые из Гилеевских христиан приняты до сего собора в сообщение с верными христианами настоятелем Спиридоном Коростиным, и Петром Ефимовым, всеобще соборне постановиша сице: принятых до сего собора исправить по усмотрению отца духовного; а которые не приняты во время собора, тех подобает исправить двенадцать-недельным постом; понеже они все венчались в еретических церквах. А которые не венчались, то тех подобает принять и дать им поста одну неделю, и тысячное правило на кийждо день¹²⁵.

Двадцать четвёртое: Божиею милостью днесь собрашася и со тщанием рассмотреша, что ныне у нас христиан по всем сибирским странам отцы духовные и причетники церковные находятся в великой скудости и не имеют ничего чем либо питатися и семейство свое содержати, а от паствы своей не собирают ни волны, ни млека, и эта их скудость может довести до отчаяния, и до самой погибели. А некоторые уже являются из среды духовных пастырей, по невежеству своему, берут деньги за покаяние, и за крещение, и уподобляются Искариотскому Июде; а которые деньги за это не берут и кормятся от своих трудов, занимаясь крестьянством, или каким тягостным ремеслом, и весь свой разум положили в земной суете, то есть в приобретении себе пищи и одежды, а о духовном деле нисколько не радят, и божественного писания не читают и не испытывают, правил святых отец не знают, и детей духовных правильно наказывать не умеют, а браки сочетают и родства не разбирают, и чину церковного и обычая христианского сами отцы многие не знают, то како могут иных научить? Слепец бо слепца водяй, не оба ли в яму впадутся? Сие с Божиею помощию всеобще соборне рассмотреша, и постановиша, согласно божественному писанию: чтобы на отечество избирать людей сведущих святое писание и достойных сему быти – не токмо бо себя единого пасти, но и прочих бы мог научить и наставить на путь спасения. А питатися и одеватися, чтобы всем настоятелем сие имети от Церкви, сиречь, от общества христиан. А християном всем, имевшим способность к труду, то есть не менее 18 лет, каждому платить в Церковь годичную пошлину – по одному рублю с человека (1 р. сер.) в год, я из усердия – кто сколько благоволит, – а по рублю платить всем обязательно, исключая лишь одних сирот и детей, или неимущих способности к труду. Пошлина церковная бе искони уставлена святыми отцами, о чем есть много свидетельств от святого писания. А которые отцы духовные будут брать деньги за крещение, или за исповедание, таковых, по правилом святых отец, от отечества отставлять и впредь мздоимцев не поставлять.

Двадцать пятое: Аще которые христиане, а паче причетницы, своевольно с еретиками ядят и пьют вместе, и в корчемницы ходят и пьянствуют, и на пирах бесчинствуют, таковых всеобще соборне постановиша от Церкви отлучать, и эпитимиями правильно исправлять, то есть шестинедельным постом, или по усмотрению отца духовного. А которые отцы духовные послабевают и о пастве не радят, и детей духовных не учат и не наказывают, и бесчинствовать им не возбраняют; то таковых отцев всеобще соборне постановиша – от отечества и от духовных дел отстранять и впредь таковых потаковщиков не поставлять.

Двадцать шестое: Всеобще соборне постановиша, согласно божественному писанию, чтобы без ведома и без благословения отцев духовных браки не совершались. А хотящих брачитися жениха и невесту, без исповедания их отцу духовному, брак не совершать. Супружество бо, или законный брак, есть вещь святая, темже и свято сию свершати достоит.

Двадцать седьмое: Всеобще соборне постановиша, чтобы здесь, во всех сибирских пределах, всем християном три крещении младенцев, также и взрослых, восприемников поставлять по одному, потому что здесь все перемешались в духовном родстве, и браки многи совершаются по неведению в родстве. Сего ради мы соборне и постановили, чтобы восприемников двоих к одному младенцу не поставлять. Аще во уставе и повелевает обычай быти двоим восприемником, но мы сему не противимся, а только ради великой скудости християн и необходимой нужды нынешнего времени сие в сибирских токмо пределах постановиша, а не повсеместно; а в прочих местностях России како изволят, тако и творят, се бо есть не догмат, но обычай Церкви християнской кафолической, а закон повелевает восприемнику быть только единому.

Двадцать восьмое: Всеобще соборне постановиша, что всем Христианом подобает в домех и в общемолитвенных домех имети иконы святые, древле-християнские, или нынешнего християнского бракоприемлющего общества, от сущих християн иконописцев. А еретических икон в домех не держати и им не поклонятися. Крестов с надписанием I. Н. Ц. I. не принимать. Бога Отца, испущающего Дух Святый в виде голубя, на крестах и на прочих иконах не писать. Еретикам святых икон поправлять не отдавать. А медно-литые бракоборского литья оставить по прежнему без зазрения; и тем иконам кланятися подобает, и их иконы не хулити, если только по подобающему образу сотворены.

Двадцать девятое: Книги переводные и называемые единоверческой печати, по нужде и обстоянию нынешнего времени, всеобще соборне постановиша принимать и читать, а которые окажутся не согласным древле-печатными и с древле-письменными, то те книги принимать с великим и опасным рассмотрением.

Тридцатое: Милостью и помощию Божиею всеобще соборне, рассмотреша и постановиша, чтобы всем християном соборной и апостольской кафолической Христовой Церкви чин содержать, якоже прияхом от отец наших, сиречь: пение знаменное подобает пети на он¹²⁶, а не на речь, понеже бо пение сие знаменное на он, в руссийстей земли приято святыми отцами от лет равноапостольного князя Владимире, и святии отцы сие пение ни в чем не зазрили, то и мы не смеем сего дерзнуть, чтобы его похулить и отвергнуть. А еже при отцах святых содержашася сие оное ангелоподобное пение, есть во свидетельство много древле-письменных книг знаменного пения, например, в Нижегородской губернии, в селе Городце есть и хранятся сии оригиналы у Ивана Васильевича Богданова¹²⁷.

Божиею помощию и благим его изволением, се днесь собрашася и всеобще соборне со тщанием рассмотреша иг постановиша, что вышеизложенные статьи сего собора согласны святому божественному писанию, и для сибирских пределов сии статьи подобает сохранить, и не нарушить, и не поколебать, вечно и ныне, и присно, и во веки веком. Аминь.

(После этого следуют подписи участников собрания, числом 67).

Сообщил свящ. В. Прозоров

Как известно, к испытаниям на получение льготных по воин. повинности свидетельств в экзаменационных комиссиях духовного ведомства могут быть допускаемы все воспитанники церковно-приходских школ, без различия исповеданий, но с тем, чтобы испытания воспитанников

неправославного исповедания и раскольников производились во всём согласно требованиям, изъяснённым в изданных, по определению св. синода от 8–15 окт. 1886 г., правилах для производства сих, испытаний (определ. Св. Синода от 15–25 апр. 1887 г. за № 676). Следовательно, воспитанники инославных исповеданий и раскольники обязательно должны подвергаться в вышеупомянутых комиссиях испытанию и по Закону Божию в объёме программы для церковно-приход. школ, если только желают получить от духовного ведомства льготные по воин. повинн. свидетельства или простые удостоверения об окончании курса церковно-прих. школы. Посему, заведующим школами священникам и вменяется в обязанность, при приёме учеников в церк.-прих. школы, предварять родителей детей неправославного исповедания, что дети их обязательно должны обучаться, наравне с воспитанниками православными, Закону Божию по утверждённой для означенных школ программе и подвергаться испытанию в знании сего предмета в экзаменационных комиссиях духовного ведомства, так как без соблюдения сих условий они не могут получить от последнего ни льготных по воин. повинн. свидетельств, ни удостоверений об окончании курса школы (определ. Св. Синода от 7–16 нояб. 1890 г.). Впрочем, в тех случаях, когда означенные питомцы церковно-прих. школ или их родители и заступающие место последних, по окончании детьми установленного курса учения, не пожелают выполнить обязательных для всех вообще воспитанников церк.-прих. школ требований для получения льготных по воин. повин. свидетельств, то таковым питомцам предоставляется право получить сии свидетельства путём испытания в экзаменац. комиссиях министер. народн. просвещения, в которых производство испытаний им происходит на точном основании установленных названным министерством правил и программ для сего рода испытаний (предлож. мин. нар. просв. начальствам учебн. округов от 15 мр. 1888 г., за № 4140). По правилам же министер. нар. просв., в экзаменационных комиссиях последнего для производства испытаний на право получения льготных по воинской повинн. свидетельств: „ученики из неправославных христианских исповеданий испытываются по Зак. Божию их исповеданий..., а ученики из раскольников и нехристианск. исповеданий освобождаются от испытания по Зак. Божию“ (правила, утвержд. 16 нб. 1885 г., § 19 и § 39, примеч. а).

Из вышесказанного ясно, что в церковно-приход. школах все, без исключения, воспитанники должны, во 1-х, обучаться Закону Божию по утверждённой для сих школ программе и, во 2-х, сверх обучения, выдержать по сему предмету испытание в экзаменацион. комиссиях духовного ведомства, чтобы получить от последнего льготные по воин. повинн. свидетельства, или же удостоверения об окончании курса церк.-прих. школы.

В ведомстве министер. народи, просвещ. дело обстоит иначе. Решая определённо вопрос обучения Закону Божию в своих народных школах для учеников инославных христиан. исповеданий, названное министерство совершенна не решает того же вопроса для воспитанников из раскольников и нехристиан. Далее, требуя от питомцев инославн. христ. исповеданий, желающих получить от министер. нар. просв. льготные по воин. повинн. свидетельства, прежде выдержать удовлетворительное испытание и по Зак. Божию их исповеданий в образуемых для сего экзаменац. комиссиях, то же министерство совершенно освобождает от испытания в названных комиссиях по Зак. Божию лиц нехристиан. исповеданий и раскольников.

Нас интересует в данном случае положение в народных школах детей раскольников и затем сектантов, причём исключительно в их отношении к предмету Закона Божия.

В церковно-приходских школах данный вопрос разрешён по отношению к детям раскольников всесторонне, т. е. дети раскольников должны в сих школах: во 1-х, обучаться Закону Божию и, во 2-х, выдержать по оному испытание в зкзаменац. комисс. духовного ведомства, если желают получить от последнего льготные по вони, повинн. свидетельства, или же удостоверения об окончании курса школы.

В ведомстве же министер. народн. просвещения тот же вопрос прямо разрешён лишь с одной стороны, именно со стороны отношения детей раскольников к испытанию по Зак. Божию, от которого они освобождаются в экзаменац. комиссиях сего министерства (правила, утвержд. 16 нб. 1885 г. § 19 и § 39, примеч. а). Но так как министерство данным постановлением имело в виду, по нашему мнению, лишь облегчить условия получения льготных по воинской повинности свидетельств для детей раскольников¹²⁸, а не изолирование последних от религиозного воздействия Церкви православной, которая числит их своими, хотя и заблудшими овцами, то оно нигде не говорит об освобождении детей раскольников от обучения, или слушания уроков Закона Божия в течение учебного времени в школе и, таким образом, уравнивает их в этом пункте с православными питомцами своих школ. Отсюда ясно, что дети раскольников, освобождаясь от испытания по Зак. Божию в экзаменационных комиссиях министер. народ. просвещения, в то же время обязаны, на равных с православными учениками основаниях, обучаться Зак. Божию во всё время своего пребывания в этих школах.

Переходя к вопросу о детях сектантов, мы должны заметить, что положение последних в церк.-прих. школах укладывается в общие рамки, обязательные для всех вообще воспитанников сих школ, как читаем о том в определениях Св. Синода от 15–25 апр. 1887 г., за № 676 и 6–16 нб. 1890 г., из которых видим, что все, без исключений, питомцы церк.-прих. школ обязательно должны обучаться Зак. Божию по программе, утверждённой Св. Синодом для этих школ и затем подвергаться испытанию по сему предмету в экзаменац. комиссиях духовного ведомства, если желают получить от последнего льготные по воин. повинн. свидетельства или удостоверения об окончании курса школы.

В ведомстве же мин. нар. просвещ. положение детей сектантов в народных школах совершенно не выяснено. Существующие в этом министерстве и вышеприведённые нами постановления, как по историческому своему происхождению, так равно и по прямому своему смыслу, касаются только детей раскольников – старообрядцев, и отнюдь не могут, быть применяемы к детям сектантов.

Между тем в практическом применении приведённых постановлений министерства о детях раскольников происходят весьма важные ошибки. Так, например, г. инспектор народных школ по Л-ому уезду сделал словесное распоряжение, чтобы питомцы К-ой земской школы из сектантов – молокан освобождались не только от испытания по Зак. Божию в экзаменац. комиссиях министер. народн. просвещения, но и от обучения или слушания уроков посему предмету в школе в течение учебного года¹²⁹. В данном распоряжении г. инспектора народных школ мы видим двойную ошибку, именно: во 1-х, существующие в названном министерстве правила относительно детей раскольников ошибочно применены им к детям сектантов и, во 2-х, неправильно понято им министерское постановление, по которому дети раскольников освобождаются лишь от испытания по Зак. Божию в экзаменац. комиссиях означенного министерства, а не от обучения, или слушания уроков по тому же предмету в течение учебного времени в школе, что далеко не одно и тоже, как с формальной, так особенно с религиозно-воспитательной точки зрения: освобождение упомянутых воспитанников от испытания по Зак. Божию в экзаменац. комиссиях имеет целью лишь облегчить им условия получения льготных по воин. повинн. свидетельств, а освобождение тех же учеников от обучения или слушания в школе уроков Зак. Божия имело бы целью освободить их от религиозно-воспитательного воздействия Церкви православной!..

Посему, полагаем необходимым просить в надлежащем порядке г. министра народного просвещения разъяснить подведомственным ему начальствам учебных округов, что: во 1-х, постановления министерства народн. просвещения относительно детей раскольников касаются лишь раскольников – старообрядцев, а не сектантов; во 2-х. дети раскольников, освобождаясь от испытаний по Зак. Божию в экзамен. комисс. министерства, в то же время обязаны обучаться сему предмету в школе на равных с православными учениками основаниях и, в 3-х, выяснить положение в народных школах детей сектантов, собственно в их отношении к предмету Зак. Божия.

С своей стороны, мы выскажемся в пользу уравнения детей сектантов в данном вопросе с детьми раскольников, т. е., чтобы дети сектантов обязательно обучались в школе Зак. Божию, на равных с православными учениками основаниях и по общей с последними программе, и чтобы освобождались лишь от испытания по сему предмету в экзаменнац. комиссиях министерства народн. просвещения¹³⁰.

Иван Айвазов

Ваше Преосвященство.

Когда вы прощались со своей паствой в Л-сном соборе, вы пожелали всем предстоящим мира.

„Прощаясь с вами, – изволили сказать ваше преосвященство, – я вам желаю мира: мира между вами, мира с вашей совестью“. Далее, ваше преосвященство изволили высказать, что лучшего блага вы не могли бы пожелать нам, и затем объяснили – почему.

Я был в числе предстоящих; я жадно ловил ваши слова. Никогда я не слыхал лучшей проповеди.

Я скорбел, что не состою вашим духовным сыном и что слова эти очевидно сказаны не мне, а всем православным, бывшим в соборе, хотя я не сомневался в том, что вы и мне готовы были бы сказать то же самое.

Мне страшно хотелось тогда броситься к вашим стопам и умолять вас дать мне ту же милостыню, в которой вы не отказывали другим, но я не смел этого сделать, боясь нарушить порядок, царивший в соборе.

Между тем, я больше других, может быть, нуждался в вашем горячем слове.

Во мне не было мира.

Моя душа много лет блуждала в потёмках. Я давно отпал от католицизма; тринадцать лет я не говел, но я посещал православные храмы, и православные священники служили в моём доме молебны.

Я никогда не был убеждён в том, что папа – глава Церкви, и вот вы мне сказали в соборе, что Иисус Христос – глава Церкви; сказали это с таким убеждением, так просто, что разом решили во мне все сомнения. Я глубоко скорбел, что вы уехали, и что я не мог уже просить вас присоединить меня к православию, но с вашим отъездом росла и крепла во мне мысль обратиться к православной Церкви и в ней искать мира, – той Церкви, которая имеет таких пастырей, как ваше преосвященство. Простите меня за непрошенную откровенность. Я не могу забыть, к кому я обращаюсь; я сознаю, что разница в положениях вашего преосвященства и моём слишком велика, чтобы я мог выражаться просто, но не умею, не могу иначе выразить свои чувства, а потому скажу, что на меня вы произвели такое чарующее впечатление, какого я никогда не испытывал. Хотя и мало вы со мной говорили во время посещений Л.-П., но и этого для меня было достаточно; вы подготовили во мне то душевное настроение, которое побуждает меня ныне искать мира в православной Церкви; последние же прощальные ваши слова дали созреть моему решению. Зная его, и жена моя, А. И., также решила присоединиться к православию. Жена моя вероисповедания евангелическо-лютеранского, дети же её от первого брака православные. Приняв такое решение, мы обратились к настоятелю А.-С-ского монастыря с просьбой удостоить нас присоединения к православной Церкви. Архимандрит А. милостиво принял наши просьбы, обещал испросить благословения владыки и затем известить нас о дне, который будет назначен для совершения над нами таинства миропомазания.

Ожидая этого радостного дня, я осмеливаюсь почтительнейше просить ваше преосвященство вознести молитву к Господу Богу, дабы никакая печаль и никакая посторонняя мысль или забота не отвлекали моего внимания в день присоединения и дабы в душу мою низошёл тот мир, который вы пожелали своей бывшей пастве в Л.-П-ском соборе.

Искренно любящий и глубокопочитающий ваше преосвященство.

В. Д-ни.

22 ноября 1901 года.

Дорогой отец.

С какой радостью я произношу эти слова, обращаясь к вашему преосвященству, и как давно я не произносил их! Своего крестного отца я никогда не знал, а родного отца я потерял 29 лет тому назад.

Теперь я счастлив, что вновь могу произносить дорогое слово „отец“. Предо мной ваше письмо; оно даёт мне на это несомненное право; я никогда не расстанусь с ним и крестиком, при нём присланным; я постоянно перечитываю это письмо, и оно снова и снова служит для меня источником глубокой радости. То же радостное чувство разделяет и жена моя, и мы вместе благодарим вас, дорогой отец, за оказанные нам великие милости.

Я не мог тотчас отвечать, так как через несколько дней должно было состояться наше присоединение к православно-кафолической Церкви, а именно жена моя присоединена 15-го, а я 16-го сего декабря.

Пишу вашему преосвященству под свежим впечатлением пережитого мной счастливого, незабвенного дня.

Признаюсь, данное мне поручение описать, что я перечувствовал и испытал, свыше моих сил, и только ваше благословение даёт мне храбрость взяться за эту задачу. Начну с того, что я был тронут заботливым отношением отца архимандрита ко мне и моей жене с самого прибытия нашего в монастырь. Его высокопреподобие сам изволил руководить нами, определял, что и когда нам надо исполнять, приказывал потеплее топить печи в церкви, словом, проявлял необыкновенное внимание к нам, недостойным. И вся братия не отставала в усердии. С каким чувством читались все молитвы и правила! Как разумно и усердно приготовляли нас к трём таинствам! Взлелеянное вашим преосвященством высокорелигиозное настроение моё росло с каждым часом, с каждой минутой. Тут я познал, что монастыри не менее нужны нам, мирянам, чем самим монахам. Нигде нельзя так успокоиться и сосредоточиться к принятию святых тайн, как в монастыре! Тёплое чувство любви к этим бедным монахам, у которых такая же душа и сердце, как и у меня, всё более и более меня охватывало. Что сделал я для них, думалось мне?

Почему они так усердно молятся за меня? Никогда до этого времени духовенство за меня так не молилось. И я, действительно, ожидал „великие и богатые милости“.

Как приятно было мне понимать всё мною слышанное! Мне казалось, что я сам участвую в служении. Так приближался ко мне великий день присоединения к православной Церкви. То, что я передумал и перечувствовал за это время, не поддаётся описанию. Надо было родиться в такой благочестивой семье, в какой родился я; надо было быть воспитанным в страхе Божием и любви к ближнему, подобно мне; надо было быть религиозным в детстве и юности, подобно мне; надо было перестрадать, читая историю духовной инквизиции, Варфоломеевской ночи, религиозных войн, драгонад Людовика XIV, смерти Иоанна Гуса и других, как я перестрадал; надо было потом, закрасться в мою душу страшным сомнениям, терзаться ими, блуждать в потёмках, искать истины, услышать слово вашего преосвященства в Л. соборе, найти истину, возродиться к новой жизни, душевным страданием выносить истину, – чтобы испытать то, что испытал я. Но за то, как сладко чувство, мной испытываемое! Пожалуй, лучше, что всё так произошло. Да, несомненно лучше! Теперь я в лучшем положении, нежели иные православные с детства; они, подобно зрячим и здоровым, не понимают, какое великое благо видеть свет Божий и быть здоровым. Тяжело заболев, человек думает: „ах, как хорошо быть здоровым“, и, выздоравливая, испытывает неизъяснимое наслаждение. Так и иные православные не понимают, какое великое благо быть православным, я же, готовясь к великому дню, чувствовал себя в положении выздоравливающего, а в сам день присоединения получил полное исцеление. Предчувствуя близость этого исцеления и собрав последние силы, твёрдо отвечал я на вопрошения отца архимандрита Агафангела; „хощеши ли приити в соединение веры православно-кафолические?“ и другие. Все ответы я сам читал по книге чинов присоединения к православию. Обставлено было присоединение таким торжеством, какого я не ожидал. Радостно принял я миропомазание и опять думал, что я в положении лучшем, чем православные от детства, так как я чувствую радость, какой они чувствовать не могут, так как над ними этого великого таинства более не совершат. По окончании чина миропомазания меня поздравили мой восприемник E. X. О. и другие близкие мне люди; у всех их были слёзы на глазах. Затем, за литургией я причастился пречистых тайн. По окончании литургии отец благочинный В. Г. сказал прекрасное слово по поводу нашего присоединения; я был растроган до глубины: души и не мог удержать своих слёз; многие молящиеся плакали; минуты – для меня незабвенные. Ах, как хорошо, как хорошо я себя чувствовал! Да, я возродился к новой жизни!..

Простите, дорогой отец, что слишком много написал я; ваше же преосвященство, по доброте своей изволили прочитать письмо моё до конца, не смотря на многие занятия и докуки.

Да ниспошлёт вам Господь великие и богатые милости за ваше любвеобильное сердце! Ещё раз я и моя жена благодарим вас, дорогой отец, и просим вашего благословения. Вашего преосвященства благодарный, крепко любящий и почитающий вас сын

В. Д.

17 декабря 1901 г.

(Значение церковных обрядов в религиозной жизни христианина).

Генри Друммонд – профессор естественных наук Гласговского университета (в Англии).

Немногие, вероятно, слыхали это имя и мало кто знаком с его религиозно-нравственными воззрениями. А между тем они таковы, что именно в настоящее время всего уместнее вспомнить о них. Друммонд, как сказано выше, профессор и в будни читает лекции по физике, а по воскресеньям ведёт беседы со студентами на нравственные и религиозные темы. Эти его беседы в Англии пользуются громадной популярностью и, будучи отпечатаны, разошлись в 900 тысячах экземпляров. Нашёлся добрый человек (С. Долгов), перевёл их и на русский язык под заглавием „Самое великое в мире“. Брошюрка не большая по объёму, но по внутреннему содержанию заслуживает того, чтобы о ней вспомнить; особенно в настоящее время религиозного шатания (книга издана в 1893 г.). Как это ни покажется странным, однако это факт, что Друммонд, хотя иноверец, но многим православным не лишне поучиться у него, „как подобает в дому Божии жити“, и особенно тем, которые думают, что они всех и всё превзошли и не нуждаются ни в каких наставлениях и пособиях. Это люди, о которых сказал ещё апостол Павел: самолюбцы, величавы, горды, хульницы, предатели, напыщени, имущие образ благочестия, силы же его отвергшиеся (2Тим.3:2–5). Но не для таковых пишется сие, а ради тех, которых они могут уловить в „преумножении льстивых словес“, – „для душ не утвержденых“ (2Пет. 2 гл.).

В последнее время мы читаем и слышим, что не нужна нам церковная служба, не нужна нам молитва и всякое внешнее выражение одушевляющих нас религиозных чувств, ибо религия христианская есть нечто „отвлечённое“. Послушаем, что по этому поводу говорит Друммонд, не богослов, а профессор-естественник. „Религия христианская, говорит он, не есть нечто случайное, загадочное и отвлечённое. Это нечто совершенно последовательное и приобщается нам согласно естественным законам. Никто, проводящий жизнь во сне, не может сделаться истинным христианином. Для успешного возрастания в духе Христа требуются известные средства. Всякий успех в любом отношении требует приготовления и прилежания, так и в религии. Случайно ничто в мире не происходит, и мир религии тоже управляется своими законами. По определённым законам вырабатывается и христианский опыт. В религии люди ищут покоя, ищут счастья и многие воображают, что радость и счастье снисходят на них с неба подобно дождю и снегу. Но напрасны ожидания, христианская жизнь не случайна, а имеет свою причину, и причина всех причин лежит во Христе-Богочеловеке. Он сказал: придите ко мне и найдёте покой душам вашим. Но как же и каким образом покой этот даётся? Прежде всего он не даётся, а приобретается, ибо сказано далее: „научитесь от Мене“, – чему же научиться? – „яко кроток есмь и смирен сердцем“. Вот чему нужно учиться у Христа: кротости и смирению. В этом и заключается одна из целей христианской религии – преподать людям искусство жизни, этому искусству можно научиться, смотря на всю жизнь Спасителя и стараясь подражать ей.

Какие же для этого есть средства и способы? Некоторые, говорит Друммонд, воображают, что для этого достаточно одной решимости (таков и есть граф Л. Толстой) и надеются на силу своей воли. Но это грубое заблуждение, подобное тому, как если бы пассажиры парохода, остановившегося вследствие поломки в машине, решились бы сдвинуть его одной своей силой, не исправивши машины. Итак, одной решимости мало, нужна ещё способность к восприятию. Но и этого мало. Нужно ещё нечто. Это нечто есть высшая сила – благодать. Как растёт дерево? Как зреет плод? Как растёт тело человека? – спрашивает Друммонд. Всё это совершается под невидимым давлением сил извне. Так же совершается и духовный рост человека, и всякая в этом отношении перемена в нас совершается силой высшей нашей. В доказательство этого Друммонд ссылается на слова апостола Павла к Коринф. (2Кор.3:18): „мы же вси откровенным лицем славу Господню взирающе, в той же образ преобразуемся, от славы в славу, якоже от Господня Духа“. Вот откуда в человеке происходит духовная перемена – от постоянного общения со Христом. Если, живя с хорошими людьми, мы делаемся лучшими, то что же сказать о влиянии на нас совместной жизни со Христом-Богом? – Мы, очевидно, должны переродиться. Но это перерождение, это преображение нашего духовного естества совершается не вдруг, а постепенно, медленно и незаметно. Как незаметно и медленно совершается физический рост человека, так и ещё медленнее совершается его духовный рост, ибо тело растёт только для временной жизни, а дух и для вечной. А потому в деле духовного возрастания требуется терпение, покорное ожидание и вера в силу всесовершающего Духа. „Аз насадих, говорит апостол Павел Аполлос напои, Бог же возрасти. Темже ни насаждаяй есть что, ни напояяй, но возращаяй Бог (1Кор.3:6–7).

Заставить расти никого и ничто нельзя; никто не может прибавить себе росту хотя бы на вершок, не может этого сделать и для растения. А потому со стороны человека все усилия должны быть направлены к тому, чтобы поставить нашу душу в такие условия, при которых она могла бы свободно, легко и беспрепятственно иметь общение с Богом и возрастать духовно. Какие же эти условия?

Для лучшего уяснения этого важнейшего момента религиозной жизни Друммонд прибёг к прекраснейшему и убедительному сравнению. Речи его и вообще изобилуют удачными сравнениями, прекрасно иллюстрирующими его мысли, но данное сравнение мы находим самым удачным. Он говорит: припомните, как поступает астроном, желая сфотографировать спектр какого-нибудь светила. Войдя под тёмный свод обсерватории, он первым делом зажигает свечу, для того, чтобы при её свете установить инструмент, при помощи коего можно бы увидеть звезду. При свете свечи устанавливается зрительная труба, вкладывается в аппарат пластинка. Вся эта подготовительная работа очень продолжительна, очень утомительна и кропотлива. Установив инструмент и вложив в него пластинку, астроном задувает свечу. Она больше не нужна, ибо снимок делает звезда сама. Подобным же образом, продолжает Друммонд, и христианин должен ежедневно приводить свой душевный механизм в полное, необходимое для восприятия Божьего отображения. Сделав это, он может задуть свою свечу. Все приведшие его к этому состоянию внешние виды поклонения, все вспомогательные средства Церкви (молитва, обряды) могут быть отодвинуты на второй план в этот торжественный и важнейший момент общения души с Богом. Но только на этот момент. „Мудр тот, добавляет Друммонд, кто быстро опять зажигает свечу; мудрее же всех тот, кто никогда её не тушит“. Как знать, через минуту же его бедной, омрачённой душе может снова понадобиться поправка для лучшего восприятия Божественного Образа; явится необходимость смахнуть пыль со стекла, вытереть зеркало, отпотевшее от коснувшегося его дыхания жизни. Мир находится в постоянном движении, поэтому и душе ежечасно приходится передвигаться, переменять свою установку, чтобы небесная звезда постоянно в ней отражалась. „Следовать Христу“ – означает постоянно держать свою душу в положении прямо против отражаемого. Это неослабное укрепление способностей души при всяких превратностях и составляет задачу воли.

Отсюда до очевидности ясно, что дело освящения нашего есть дело постоянное и беспрерывное, дело всей нашей жизни. Создание в нас нового сердца есть дело всемогущества Божия. От нас же требуется подвиг, ибо требуется не только многому учиться, но и от многого отвыкать. «Вот почему, говорит Друммонд, школа эта особенно трудна для тех, кто вступает в неё, когда способности к учению на половину утрачены, и развитие характера уже приняло своё роковое направление. „В 50 лет трудно научиться арифметике, тем труднее усвоит христианство“. Научиться кротости и смирению для того, кому они не внушались с раннего возраста, будет стоить очень дорого». – Кажется не трудно понять, к кому из современных нам лжеучителей эти последние слова могут иметь поучительное применение. Нам торжественно и с гордостью было объявлено, что вот более года некто изучал все христианские истины и целый год соблюдал все обряды Церкви, и ничего из этого не вышло, а получилось убеждение, что всё это суеверие и даже колдовство. Сейчас мы видели даже из слов иноверца, к чему должны приводить и действительно приводят эти обряды, насколько они необходимы и неизбежны в деле религиозного общения с Богом.

Отчего же происходит это различие взглядов, отчего источник воды живой не утоляет иногда жажды к нему приходящих? От недостатка в людях смирения и терпения, от гордости духовной и самомнения. Великий и талантливый писатель наш вообразил, что в деле религии достаточно одного знания; он ознакомился с обрядами и думал, что дело возрождения окончено. Грубое заблуждение. „Не думайте, говорит таким скороспелым богословам Друммонд, не думайте, что одно знание способа уже обеспечивает и результаты его применения. Это похоже на то, как если бы купивший поваренную книгу думал ею удовлетворить свой голод“. Тысячи людей идут каждое воскресенье в церковь в надежде открыть тайну общения с Богом. Присутствуя в церкви, сколько раз считали они себя близкими к разрешению этой загадки – и каждый раз напрасно. Как часто, сидя над духовными книгами, они думали, что вот-вот не в этой, так в следующей главе откроется искомое ими, но все оставалось по-старому. Страницы книг прочитывались, а тайна всё оставалась тайной до конца. Почему же они не нашли? Потому, что в них самих не было того, чего они искали. Потому, что освящение наше заключается в характере, а не в настроениях; божественность должна обнаруживаться во всей нашей повседневной жизни, и, следовательно, это дело длящееся, а не одного года. Друммонд порицает тех, которые настолько нетерпеливы в делах веры, что, не имея немедленного и видимого успеха, впадают в уныние и искушение бросить начатое и испробовать другой способ. Осуждая таких людей, Друммонд прибегает к следующему сравнению.

Фотограф знает, что может делать снимки с негатива только тогда, когда светит на него солнце. Если же он беспрестанно будет наблюдать, как проявляется изображение, то он только помешает проявлению. Коль скоро душа предоставлена воздействию на неё божественного света, уже ничто стороннее не в состоянии ускорить её освящение; предоставьте всё всемогущему Богу, а, вмешиваясь своим наблюдением, можете уничтожить начавшееся настроение. Это, к прискорбию, и случилось с нашим талантливым во всех других отношениях писателем. Не отдавшись искренно и всем сердцем делу веры и не дождавшись терпеливо плодов общения с Богом, он возроптал гордо на Бога, что Он не сотворил для него быстрого и чудесного превращения его в ангела. Ибо ясно, что он вошёл в храм не мытарем, а фарисеем; не с целью учиться, а учить, не послужить всем, но да послужат ему. Он усомнился в силе Духа Божия, а такой человек, по апостолу, и не может надеяться что-либо получить от Бога (Иак.1:7 ст.), ибо мы видели выше, что для получения чего-либо от Бога требуется наш постоянный подвиг, подвиг целой нашей жизни. Прекрасное наставление даёт Друммонд таким нетерпеливым искателям плодов зимой.

„Не в благоговейном созерцании, говорит он, а в живой и серьёзной работе заключается истинная религия; не в сферах воображения, а в серой действительности совершается истинная жизнь; не в области идеалов, а среди осязаемых вещей вырабатывается освящение человека. Твёрдая решимость, настойчивость, упорный и тяжёлый труд, самораспинание, борьба до последнего издыхания – всё это в деле освящения имеет первейшее значение. Всё это нужно для того, чтобы возбуждать косную нашу душу к деятельности, направлять её туда, где бы могли действовать на неё духовные силы. Созидающийся в нас образ Христа должен быть единственной задачей нашей жизни. Ради неё все другие цели должны отходить на второй план. Время здесь ни причём, одно оно не может изменить нас. Это возможно только Христу. Поэтому „облекайтесь во Христа“ и от Него, от одного Его ждите плодов духовных“.

Так сильно, так метко и православно-верно иноверец вразумляет православного. Профессор физики даёт урок веры великому, но заблудившемуся писателю. Свидетельство Друммонда в глазах нашего писателя-вероучителя должно иметь особую важность, ибо это человек одного с ним класса, одной учёной среды, это человек науки, и притом какой науки? естественной, о приверженцах коей со времён Дарвина мы привыкли думать, как о противниках всякой религии и всякого богопознания. Но времена изменились. И мы видим, что тот, кто над своими сочинениями выставляет слова Христа, является ярым Его отрицателем, а преемники по профессии отрицателя Бога являются Его верными проповедниками. Ищущие чудес только не стараются замечать их. И в наше время Савлы обращаются в Павлов, хотя с другой стороны, к прискорбию, и среди нас восстают Юлианы. Причина их появления указана давно и заключается в том, что только истинное знание приводит к Богу.

А потому мы, не смущаясь ложными учениями тех, которые говорят о том, чего не видели „без ума дмя́ся от ума плоти своея“ (Кол.2:18), будем, по завету апостола, продолжать „творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте, хваляще и благословяще Бога во псалмех и пениях, и песнех духовных“.

В этом мы видим единственное средство общения с своим Создателем и цель нашей жизни. Так на это, как мы видели, смотрят и люди науки, так же смотрят и лучшие служители чистой поэзии. Один из них так выражается о призвании поэта:

С иною силою он дружен;

В его груди пылает жар,

Которым зиждется созданье.

Служить Творцу – его призванье.

Говоря далее о том, какие ему воспеть дела, какие битвы или войны, поэт отвечает:

Не в венце сияет Он,

К Кому душа моя стремится.

Не блеском славы окружён,

Не на звенящей колеснице,

Не в торжестве величья – нет,

Я зрю Его передо мною

С толпою бедных рыбаков;

Он тихо, мирною стезёю,

Идёт меж зреющих хлебов,

Благих речей своих отраду

В сердца простые Он лиёт:

Он правды алчущее стадо

К её Источнику ведёт.

Эта картина земной жизни Спасителя так воодушевляет поэта, что он с грустью изливает свои чувства в таких словах:

Зачем не в то рождён я время,

Когда меж нами, во плоти,

Неся мучительное бремя

Он шёл на жизненном пути,

Зачем я не могу нести,

О. мой Господь, Твои оковы,

Твоим страданием страдать

И крест на плечи Твой приять

И на главу венец терновый.

О, если б мог я лобызать

Лишь край святой Твоей одежды,

Лишь пыльный след Твоих шагов,

О, мой Господь, моя надежда,

Моя и сила, и покров;

Тебе хочу я все мышленья,

Тебе всех песней благодать,

И думы дня, и ночи бденья

И сердца каждое биение,

И душу всю мою отдать.

Прочтя эти восторженные слова, можно подумать, что их писало лицо духовное, и даже какой-нибудь отшельник. Нет, это писал человек светский, граф А. Толстой, но, очевидно, истинно верующий христианин, который „своих всю бодрость сил, и мысли все, и все свои стремленья одной лишь цели посвятил, хвалить Творца и славить в песнопеньи“. Не хула на Творца, вложившего в нас драгоценный дар слова, и не дерзкий вызов на бой со всем святым и чистым; нет, с притрепетным сердцем и с тёплой мольбой, во имя Божье он выходит на бой со всем, что не право и ложно. А потому вот вечная задача поэта: „хвалить Того, Кого хвалить в своём глаголе не перестанут никогда ни каждая былинка в поле, ни в небе каждая звезда“. Итак, и в нашем стане есть, хотя уже умерший, свой граф Толстой; последуем его призыву и будем посвящать Богу все наши мышления и думы дня, и ночи бденья, и сердца каждое биенье.

Но если бы кто и пожелал последовать графу Льву Толстому, то прежде всего столкнулся бы с неразрешимым вопросом: чему же именно следовать? что даёт его учение взамен имеющихся в православной Церкви религиозных утешений? Как и чем советует он приводить души в такое настроение, чтобы его последователям храмом сделаться Духа Божия? На все эти вопросы духовной жизни у него ответов нет. Стараясь разбить и уничтожить всё старое, святое, он взамен того не даёт ничего. Обзывая всё прежнее суеверием, какое же он даёт правоверие? На все эти и другие важные вопросы мы ответов не слышим. Вместо религии осталось одно пустое место, или, как выражается философ В. Соловьев, одна „дыра“. Он сравнивает предлагаемую Л. Толстым религию с религией так называемых „дыромоляев“¹³¹ и находит между ними много общего, и даже более того, считает „толстовство“ как бы продолжением „дыромоляйства“. Ибо как те, так и другие веруют в пустоту, так как толстовцы отвергли Христа и Евангелие, однако называют себя христианами. „Но, говорит Соловьев, христианство без Христа и Евангелие без веры в воскресение есть пустое место, как и дыра в стене“. „Обо всём этом можно бы и не говорить, добавляет Соловьев, если бы над этой дырой не ставилось поддельного христианского флага, соблазняющего и сбивающего се толку множество малых сих. Когда люди, отвергнув Христа, продолжают называть себя истинными христианами и проповедь своего пустого места прикрывать переиначенными евангельскими словами, заражая систематической ложью нравственную атмосферу, тогда общественная совесть громко требует, чтобы дурное дело было названо своим настоящим именем, ибо обман этот не имеет извинения“. Так открыто и ясно бичует лжеучение Л. Толстого учёнейший философ В. Соловьев в своей небольшой книжечке, вышедшей в 1900 г. под названием „Три разговора“. Чтобы держать себя добросовестно, продолжает автор (в предисловии), от проповедников пустоты требовалось только одно – умалчивать об И. Христе, игнорировать Его. Но они; предпочитают наружно примыкать к Христову Евангелию. Вот чём особенно и был возмущён В. Соловьев, и вот что побудило его написать действительно едкую сатиру на толстовство, чтобы дать почувствовать иной обманувшейся, но живой душе всю нравственную фальшь этого мертвящего учения. И действительно, прочтя означенную книжку, всякий убедится и в бессодержательности толстовского лжеучения, и в логических противоречиях оного. Разбор толстовства навёл автора на мысль об антихристе, который будет говорить „громкия и высокия слова“ и набросит блестящий покров добра и правды на тайну крайнего беззакония, чтобы, по слову Писания, „даже и избранных, если возможно, соблазнить“. Показать заранее эту личину, под которой скрывается злая бездна, было моим высшим замыслом, когда я писал эту книжку“. Так заключает автор своё предисловие, и всякий, прочтя эту книжку, скажет, что цель эта автором достигнута, и всякий пожелает ему вечного покоя за доставление успокоения истинно верующим православным христианам.

„Подобает бо и ересем в вас быти, да искуснии явлени бывают в вас“, говорит апостол Павел коринфским христианам (1Кор.11:19). Так мы должны смотреть и на ересь нашего времени. Если Господь допустил явиться Юлиану, то Он же воздвигнет и Петра – горячего ревнителя православия. „Истина Христова воскресения, говорит Соловьев в одном своём письме, есть истина всецелая, полная – не только истина веры, но также и истина разума. Если бы Христос не воскрес, если бы Каиафа оказался правым, а Ирод и Пилат мудрыми, мир оказался бы бессмыслицей, царством зла, обмана и смерти“. По поводу же упрёков, посылаемых христианству, в том, что оно требует безусловной веры в свои истины, – Соловьев указывает на одобряемое самим Евангелием „добросовестное неверие“, проявившееся в лице апостола Фомы. Это неверие, жаждущее полного и окончательного удостоверения в истине, нужно отличить от неверия лукавого, сознательно злоупотребляющего разными полуистинами из враждебного страха перед полной истиной. „За этой змеёй, говорит Соловьев, необходимо следить, раскрывая все её ухищрённые извороты“, что он и сделал блестяще.

Говорят: „чем ночь темней, тем звёзды ярче“. Подтверждение этой истины мы видим здесь. Вот сгустилась вне Церкви православной ночь, и засияли её великие светила, архиепископы: Никанор Херсонский и Амвросий Харьковский, первые мужественные поборники веры Христовой и изобличители ереси Новой. По воле Всеведущего Господа почили они, оставив в научение наше писания свои. Но мы знаем, что Господь не преминет восставить на защиту Церкви иных, сильных словом и делом, ибо Он силен, и по слову Его не только люди, но и камни возопиют. Не будем же страшиться тьмы, ибо Сам Законоположник пашей Церкви „во тьме светится и тьма Его не объят“.

Мирянин

В одной из окрестностей Петербурга, у небольшого домика, освещённого тёплым августовским солнцем стоял мужчина среднего роста и, осеняя себя крестным знамением, шептал слова молитвы: Величаем Тя, Жизнодавче Христе, и чтем Крест Твой святый... Из города доносился протяжный церковной благовест, приглашавший православных к ранней литургии. „Василий, – ты, я вижу, к обедни направляешься“, – проговорил мужчина, высокого роста, быстро подходя к стоявшему. – Да! – ответил тот. – „В следующее воскресенье сходишь, а сейчас не желаешь ли пойти со мной на крестины?“ – „На какие крестины?“ – спросил удивлённо Василий. – „На пашковские“, – смеясь ответил пришедший, – „но скорее, некогда, идём на станцию!“ и, не дожидаясь ответа, он взял Василия за руку и потащил его за собой, говоря: „иди, иди; будет интересно, а впереди, может быть, не выпадет больше случая видеть“. Василий неохотно повиновался товарищу. Они скоро дошли до вокзала и, выйдя на платформу, сели на ближайшую скамейку. – „Но где же будут крестить?“ – недовольном тоном спросил Василий товарища. – „Подожди: сейчас восемь часов, и скоро должны сюда прибыть те, кто нам нужен. А вот гляди!“ – толкнул он Василия, указывая ему на входившую на платформу женскую фигуру в английском плаще. – „Чего же глядит эта женщина? Она – англичанка?“ – спросил Василий. – „Тише, услышит!“ – Между тем женщина в английском плаще вошла на платформу, окинула её спокойным быстрым взглядом и, убедясь, что ещё нет того, кто ей нужен, пошла к концу платформы. – „Вот видишь, – шептал Василию товарищ, – её сегодня и будут крестить“. – „Как крестить?! разве она – жидовка?“ – спросил Василий. – „Нет, она – русская“. – „Так зачем же её крестить? если она – русская, то значит крещена. Она – православная?“ – „Да, православная“. – „Так в какую же веру она будет креститься?“ – удивлённо спросил Василий. – „А теперь её окрестят в евангелическую веру“. – „Как?“ – привскочив на скамейке, спросил Василий, – как же она теперь будет называться?“ – „Сейчас она ещё называется православной, а после перекрещивания будет называть себя евангельской веры“. – „Да разве это – возможно? Ведь с неё и Бог, и закон царский строго взыщут, как с отступницы от истинной веры православной. Ведь она – отступница?“ – „Да!“ – произнёс товарищ. – „Но знает ли она, что делает? – беспокойно спрашивал Василий. – „Всё знает“, – ответил товарищ, – „но тише, сюда идёт“. – „Отступница“ подходила к ним и спокойно смотрела на все встречающиеся ей предметы, вдруг она улыбнулась и быстро пошла влево. – „Куда она направилась?“ – „Сиди здесь, а я стану за вагон, иначе они меня узнают“, – и товарищ Василия скрылся за стоящий близ скамейки вагон. Отступница весело подошла к вошедшему на платформу мужчине с небольшой сумочкой в левой руке и, подавая ему руку, беспечно произнесла: „ещё никого нет“. – „Будут! – как-то нерешительно и озираясь кругом проговорил вошедший, и они пошли по платформе; отступница спокойно говорила и смотрела на бывшую на платформе публику, а господин с сумочкой в руке нервно и отрывисто давал ответы и подозрительно осматривал каждого проходившего на платформе. Он имел растерянный вид преступника, который сейчас готовится совершить тяжкое преступление и в то же время боится, а нет ли здесь людей, знающих о его замыслах и поэтому могущих схватить его. „Кто это?“ – спросил Василий товарища. – „Это – ихний поп“. „Как поп? Да у него вид такого же мирянина, как и мы с тобой“. – Да он такой и есть, но только избран обществом в попы: вот он-то и будет её крестить“. – „Почему он озирается по сторонам, как заяц в лесу, учуявший присутствие человека?“ – „Будешь бояться, когда знаешь, что делаешь незаконное, за что строго могут взыскать по суду, строже, чем с неё; поэтому то у них никто и не говорит о своём крещении, нельзя и добиться каких-либо сведений от них об этом таинстве“. – „Ему то по делом: не перекрещивай“, – сердито сказал Василий. – „Нет!“ – сказал товарищ Василию, – „я на них смотрю, как на жертвы, запутавшиеся в эту проклятую паутину гнусных обманщиков; раз ты попадёшь в этот омут, то уже будешь не в силах выкарабкаться из него, должен служить им и не имеешь возможности отказаться исполнить то, что тебе поручают“. – „Что же он у них – один?“ – „Нет, не один“.

– „Поедем или будем ждать? – спросил поп отступницу, – „уже скоро девять часов“, – и он с беспокойством посмотрел на нее.

– „Вы говорите, что они должны быть“, – сказала отступница.

– „Но они могут приехать с того вокзала“, – пытливо глядя в глаза отступнице, сказал поп. „Так поедемте“, – беспечно сказала отступница, и быстро вскочила в вагон; поп последовал за ней. Василий уселся на скамью против отступницы, спутник которой всё беспокойно посматривал то на часы, то на платформу, то на саму отступницу, как бы боясь, что она раздумает и выйдет из вагона; он вынул из жилетного кармана листок от календаря и подал его отступнице. Та прочитала листок и, возвращая его обратно, сказала: „Да, немало таких поздних сожалений; поздно ему работать для неба: потрудился для ада, туда и пошёл“. – „Да“, – сказал довольный её словами поп, – „крышка накрыта, теперь всё уже кончено; надо торопиться, пока ещё свободны“, – с нежной улыбкой добавил он. Заглавие этого листка гласило „Запоздавший“. Между тем послышался свисток отходившего поезда; „едем!“ – радостно произнёс поп. Поезд тронулся. Во всю дорогу поп занимал свою спутницу, рассказывал ей о лесах и полях, как бы желая отвлечь её внимание от мысли о предстоящем крещении. Скоро поезд приблизился к станции. Все вышли.

– „Никого ещё нет“, – сказал поп, отворачиваясь от отступницы. – „Что же нам делать?“ – спросила она. – „Вы побудьте здесь, а я пойду: они с того вокзала должны приехать“.

Минуты через две креститель возвратился и, не глядя на отступницу, сказал: «никого нет». – „Будем ждать“, – спокойно сказала она.

– „Кого они ждут?“ – спросил Василий товарища. – „Никого: он ей врёт. При перекрещивании у них никого не бывает; они друг от друга это скрывают“. – „Почему же?!“ – „А чтобы на случай суда не было свидетелей совершения этого акта“. – «Зачем же они его совершают?» „Это таинство пашковцы не считают необходимым; но многие православные указывают им на слова Спасителя: если не будете есть плоти Сына человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин.6:53). Допустить таких православных прямо на собрания, где совершается чаша и преломление, они опасаются: вдруг православный возьмёт да и скажет об этом собрании, кому не следует; как раз и пострадаешь. Вот они предварительно и накидывают новичку из православных уздечку, – покрепче привязывают к секте вторичным крещением его в воде; за этакого они уже спокойны; если он позволил себя вторично перекрестить в воде, то, значит, уже навсегда простился с православной Церковью и не будет изменять и рассказывать о тайных собраниях сектантов. Вот почему немногие и только после долгого испытания допускаются до этих обрядов (т. е. крещения и чаши). Впрочем, на кого имеется надежда, что он будет верно служить сектантской общине, то такого человека сами же сектанты наталкивают на эти акты, дабы он скорее приступил к ним; на собраниях, где бывает преломление, льются свободные речи о замыслах сектантов, пускаются в ход различные клеветы о православных пастырях и миссионерах, даются поручения по делам сектантской общины и т. п.“

– „Тогда зачем же они её крестят, если её можно было допустить и без этого до преломления!“ – „Ей было предложено принять участие в преломлении, но она сама пожелала сначала перекреститься“. – „Да зачем же?“ – «А вероятно, хочет знать, каково пашковское купанье». Ты видишь, у неё никакого чувства не просвечивается.

– „Что же нам делать?“ – спросил между тем поп свою спутницу. – «Они не могли раньше нас прибыть?» – беспечно спросила она. – „С того вокзала могли“, – сказал он, отворачиваясь от неё, как бы боясь встретить её спокойно-проницательный взгляд. – «Ну, если они обещали быть здесь, то надо ждать». – «Нет, такого обещания не было», – поспешил заявить поп. «В таком разе легко может случиться, что они уже ждут нас там?» «И так может быть», – сказал поп. – «Так что мы будем ждать их здесь, а они – нас там?» – смеясь, сказала отступница. – «В таком случае пойдёмте», – нерешительно, сердитым тоном сказал креститель. «Пойдёмте!» – решительно сказала она, и наша пара направилась в лес.

– «Вот бесстрашная», – сказал Василий. – «А она, вероятно, держится русской пословицы, что если волков бояться, то и в лес нельзя ходить», – сказал улыбаясь товарищ. – «А далеко им идти?» – спросил Василий. – «Да часа два слишком, если идти скорым шагом. Нам за ними нельзя следовать, а посмотреть очень ведь любопытно во всех отношениях, пойдём вправо; придётся прыгать по кочкам и вязнуть в песке, зато мы раньше их поспеем к забору, перейдём пески и скроемся от их глаз». Любознательные заговорщики соглядатаи перешли пески и, войдя во второй лес, сели отдыхать. – «А вот и они», – сказал товарищ Василию, – «пойдём вправо на ту сторону речки: там лес гуще, и они нас не заметят, хотя и будут близко к нам». «Вот и место собрания», – громко произнесла отступница, – «только никого ещё нет» – «Будут», – сказал поп, и он пошёл впереди отступницы по берегу реки; перейдя речку, они поднялись в лес; остановившись на небольшой полянке, поп сказал отступнице: «здесь можно, отдохнуть; вы посидите, а я сейчас приду», – и он скрылся в лесной чаще; отступница начала осматривать лес и речку, а потом устремила свои, глаза на чистое голубое небо.

– «Что она звезды на небе считает?» – сказал Василий. – «Молится. Разве ты не видишь?» – ответил товарищ. – «Почему же она не крестится?».

– «У них нет креста: они креста бояться, как бесы. Ты видел в опере «Демон», как демон дрожит, видя крест на храме монастыря; так и многие из них при виде креста дрожат, бледнеют и трясутся», – сказал товарищ. – «Почему же они на небо глядят молча, когда молятся?» – спросил Василий. «Нет, – они когда молятся, то наклоняют головы и закрывают лицо руками». «Как мало здесь воды», – сказал появившийся поп. – «Да, речка очень мелкая», – ответила отступница. В это время послышался звон церковного колокола; по-видимому, селение было близко.

– «Вы были вчера у А.?» – спросил поп отступницу. – «Да», – ответила она. – «Виделись с К.?» – снова спросил он. – «Да!» – «Говорили с ним?» – «Говорила и молилась». – «Так и должно быть», – сказал поп и, посмотрев на часы, прибавил: «уже 12». – «Будем ждать», – сказала отступница, – «кто-нибудь да придёт». – «Те, которые должны были быть, уже не будут; а другие могут только помешать нам в исполнении нашего дела. Вы побудьте здесь, а я ещё посмотрю, нет ли кого», – и он снова скрылся в лесной чаще. Спустя минут пять, он подошёл к отступнице. – «Никого нет. Больше ждать не будем, а пойдёмте и одни исполним то дело, ради которого мы сюда приехали», сказал поп, беспокойно глядя на отступницу, как бы боясь получить отказ.

– «Пойдёмте», – сказала та с некоторым недовольством.

Дойдя до густого дерева, находившегося у самого спуска в речку, поп остановился. «Вот тут гораздо больше воды» – сказал он, – «остановимся здесь».

– „Вам сказал К., зачем вы сегодня сюда едите?» – спросил поп отступницу. – „Да!“ – ответила последняя.

„Так приступим же“, умоляюще проговорил креститель и, вынув из кармана небольшое Евангелие, начал читать 3-ю главу Евангелия от Матфея, начиная с 13-го стиха.

– „Итак вы пришли сюда исполнить эту правду?“ – спросил он отступницу, пристально глядя ей в глаза.

– „Да!“ – ответила она равнодушно. „Попросим же благословения на это дело!“ – и, опустив голову, мнимый пресвитер начал так молиться: „Господи! благодарю Тебя, что Ты искупил нас и омыл Своей кровью, что Ты страдал за наши грехи, что Ты оставил нам Своё слово и заповедь Твою, которую Ты открыл исполнить (он назвал имя отступницы), благослови её исполнить эту заповедь и всякую правду и меня благослови исполнить над ней эту Твою заповедь (он снова произнёс имя отступницы). Аминь!“

– „Господи, – в свою очередь заговорила отступница, – благодарю Тебя за моё искупление, за прощение всего, что было сделано мной против Твоей воли, – за то, что Ты открыл мне заповедь Твою, которую надлежит мне исполнить, благослови меня для исполнения Твоей святой воли и всякой правды, также благослови и брата, которому Ты поручил исполнить надо мной эту заповедь. Аминь!“ – «Аминь!» – закрепил поп. – «Теперь будем готовиться к погружению», – сказал он. – «Вы готовьтесь здесь, а я буду на той стороне», – и поп зашёл за дерево.

– «Что готовы?» – спросил он через некоторое время. – «Да!» – сказала отступница, – «Спускайтесь же к реке», – сказал поп и, приблизившись к отступнице, подал ей руку; затем оба они, ступив в воду, пошли на средину реки.

– «Смотри, смотри, да они в одинаковых сарафанах», – удивлённо проговорил Василий. – «В этих сарафанах они будут положены и в гроб», – ответил товарищ, – «Дошли», – сказал, останавливаясь, поп и положил при этом свою правую руку под спину отступницы, а левую на её грудь. «Ну, теперь доверьтесь мне; я сейчас вас погружу», – пробормотал он и, положив её навзничь, опустил весь её корпус в речку, потом плеснул ей на голову водой и сказал: «я крещу (поп произнёс имя отступницы) во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».

После этой кощунственной церемонии лже-пресвитер поднял отступницу и повёл её за руку на берег.

– «А детей они тоже крестят в речке?» спросил Василий. – «Детей они совсем не крестят», – ответил товарищ. – «Следовательно, дети у них не христиане? Что же будет с ними, если они умрут в детском возрасте?» – спросил Василий. – «А вот рассуди сам: Господь Иисус Христос говорит, что никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин.16:6), и кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин.3:5); а потому дети их в царство небесное войти не могут, так как отцы преградили им путь к этому царству. Спаситель сказал апостолам: пустите детей приходить ко Мне (Лк.18:16); эти слова ясно указывают на необходимость совершения над детьми таинства крещения. В самом деле, как я могу назвать себя русским подданным и германского императора – своим государем, если предварительно не приму на себя подданства прусскому правительству; так и христианином может называться только тот, кто крестился во имя Иисуса Христа, будет ли крещаемый взрослым или дитятей. Только крестившиеся во Христа и облекаются в Него (Гал.3:27); а до тех пор тщетна их надежда быть наследниками Господа», – сказал товарищ. – «Следовательно, они – губители многих человеческих душ?» – спросил Василий. – «По Евангелию выходит так» – ответил товарищ.

Между тем поп, одевшись на берегу, подошёл к одетой уже отступнице. – „Прочитаем“, – сказал он, – „4-ю главу Евангелия Матфея с первого стиха“. – „Смотрите, сатана указывает Сыну Божию на Писания“, – начал поп, но вдруг прервал свою речь и опустил голову. „Почему он внезапно замолчал?“ – спросил Василий. – „Вероятно, прочитал ответ в глазах новообращённой, что и ты тоже подобен сатане, так как ссылаешься на Писание,“ – ответил товарищ. – „Сатана пытается покорить Иисуса, не Иисус побеждает его“, – несвязно говорил поп, – „такие искушения предстоят и вам“, – продолжал он, не глядя на отступницу, – „вам, может быть, будет легче, чем другим, – и, может быть, они вас минуют. Но, может быть, вам будет и трудно, постарайтесь победить врага, и он убежит от вас. А теперь помолимся!“ Произнеся эти слова, поп начал молитвенно благодарить Бога за успешное выполнение Его заповеди (перекрещивание), потом просил Всевышнего сохранить новообращённую от искушения, от зла и от мира, просил благословить её обильно Духом Святым для служения обществу (т. е. пашковцам), сохранить от врага, просил облегчить новый путь, на который она вступила и которым должна идти, просил Господа вести её по этому пути через все, могущие встретиться, препятствия. Молитва была закончена обычным „аминь“. Отступница тоже благодарила Бога за допущение её к выполнению Господней заповеди и просила вести её непоколебимо по тому пути, на который поставил её сам Господь, как бы ни был труден этот путь. По окончании молитв, поп подал ей руку, – „Поздравляю вас, – сказал он, – теперь вы – новая тварь во Христе“. – Они пожали друг другу руки и отправились в обратный путь, пробираясь через чащу леса.

„Куда нам ехать? – спросил поп новообращённую, „домой или на собрание?“ – „А куда надо, туда и везите меня“, – сказала новообращённая. – „В таком случае идём на тот вокзал“, – сказал поп, и они направились через полотно железной дороги. – „Куда он ещё хочет её везти?“ – спросил Василий. – „На собрание. Их там уже ждут, и там он объявит о её присоединении“. – „Интересно было бы пробраться туда“, – сказал Василий. – „А вот мы сейчас сядем в другой вагон, а на станции поспешим вперёд их и незаметно для них придём в собрание. Дом, где они сейчас собрались, хорошо я знаю“. Подошёл поезд, и наши пилигримы направились в окрестности ближе к Петербургу.

Сестра Агния Двинская

(Окончание следует).

(Село Паны, Наровчат. у., Пензен. г.).

Кирей Нефедов, богатый мужик в селе. Его слово и на сходе, и вообще между крестьянами своего села авторитет. Односельчане у Кирея получают деньжонки в ссуду и попутно совет, как нужно жить на белом свете.

Кирей издавна заделался раскольником беглопоповской секты, накупив себе толстых старопечатных книг времён первых 5 патриархов на Руси, и погрузился в чтение их. И он скоро стал слыть за начетчика в селе и по окружности между старообрядцами своего толка. „Этакий разум Господь вселил в голову Кирея Михайловича, говорили старообрядцы про него, что и уму не постижимо. Каждой строчки в писании он даст развод, укажет что и к чему... Для нас слепота, а ему книги, что столбовая дорога в город. Ума палата!..“ Кирей знал это мнение о себе раскольников и гордился им...

На праздники к Кирею Нефедову собирались мужики и бабы послушать „Божье писание“. Усадив всех по лавкам, он брал одну из толстых книг, примерно: „Маргарит“, „Лимонарь“, „Никона Черные горы“ и пр., развёртывал её, крестился, целовал и потом уже приступал к чтению самой книги. Прочитав 2–3 строчки, он уже останавливался и давал толкование прочитанному. Слушатели вздыхали, охали, некоторые даже плакали, хотя ровно ничего не понимали или же понимали очень мало, потому что чтение было на старославянском языке. Круг воззрений Нефедова вращался исключительно в области обрядов: какими пальцами должно крестить своё лицо, и какое великое значение имеет для всякого христианина это крестное знамение; нужно ли поститься в понедельник; справлять ли пятницы в году перед Рождеством, Троицей и др. дни; какой великий грех есть раков (чёртовы сверчки), колбасу, зайца и пр. в этом роде; в каком обряде должно стоять перед Богом на молитве мужчинам и женщинам, чтобы молитва дошла до Бога, к небу и пр. и пр. Таких предметов у Нефедова был целый лексикон, и он твёрдо знал, за какой грех и какое наказание положено. За чаепитие, за кофе, табак, слушание музыки, смотрение лицедеев (актёров и паяцев), убранство женщинами волос на голове, вместо косы и пр., – на всё это у Нефедова был готов ответ, и этим он главным образом и поучал своих слушателей в праздники. Любовь к Богу у него заключалась в почитании старинной иконы – и то писанной своим же христианином, а не еретиком и чужой веры; любовь к ближнему заключалась только в помощи своему же единоверцу, остальных же можно и надувать, и обманывать, ибо они еретики, – то же, что татары. Воспринимая всё это научение Кирея, мужики и бабы благодарили потом Нефедова, называли его Златоустом, а чтобы похвала эта и благодарность не были так сухи, словесны, они продавали ему свои избытки дешевле, чем еретику, или на базаре. Нефедов всё скупал в селе, продавал и превращал собранное в деньги. Таким путём он сколотил себе немало „презренного металла“, что побудило его познакомиться и с банком, и различными акциями, облигациями и др. государственными бумагами. Но в эти еретические дела он не посвящал свою единоверную братию, а по-прежнему читал им из псалма Давида „сребра своего не даждь в лихву“. Его поучения слушали – и остатки от своего бюджета раскольники несли к нему и вполне чувствовали себя довольными, что деньги их пребывают в целости.

Подошёл праздник Благовещения Богородицы. Обычное собрание у Кирея поселось на лавках, на печке, на полатях, откуда, свесивши свои бороды, мужики и бабы внимательно слушали речь своего доморощенного Златоуста. Тишина стояла образцовая, примерная, каковой мужики не держат даже в церкви, когда бывают за богослужением.

– А вот какое назидание предложу я вам, братия, сегодня, – сказал Кирей. – Ноне праздник-то по женской нации (Нефедов любил пустить иностранное слово, сам наслушавшись их в городе, при торговле) идёт, хорошо бы вашим бабам подражанье иметь Пресвятой Богородице. Она, Преблагословенная, шляпок не носила, бурнусов да платьев не вздевала на себя. Посмотришь вон в городе на баб то, таково изуверчены все да раскрилены, что не знаешь, как и почесть её: не то прелюбодейца, не то хорошая семейственная баба. На голове, что копна, хвост тащится, точно у беса. Даже руки то с мордой сатана надоумил их оболочь в какую-то сетку. Нешто Господь Бог создал сияние света, чтобы укрывать от него свою морду. Мы должны откровенным лицом славу Господню лицезреть, а не оболакивать себя сетками, да разными кожами. Это поругание Господу Богу, посмеяние над его сотворением. Вот уж по истине пророк предрече: „одебеле сердце людей сих, и ушима слышаще, не слышаху, и очима зряще, не видяху...“ Где глаза у мужей то их, что позволяют такое распутство своим бабам? А хвалятся, что они учёны и много книг знают! – „Буии мира сего“, говорит о таких св. Писание. – „Тщетной философией и лестью, яже по стихиям мира“, думают утвердиться эти никоновцы.

– Экий разум то Господь наслал Кирею Михайловичу, – послышалось с палатей. Всяко слово у него натрафлено в линию.

Помолчав немного, Кирей Михайлов продолжал: „Мы вот соблюдаем благочестие, состоим на линии единственных истинных христиан на свете, потому все остальные давно уже отступили от истинной веры и в ересь вдались, так и должны мы во всём благочестие своё проявлять „да видима будем перед человеки“. Никоновцы и др. пропащие уже люди, а мы то не должны брать с их пример. Мало ли они как коверкают себя и превращают в блудодейственный образ. Иной и браду, и ус подскоблил, и главу оточил, на манер арбуза или картошки, а об одеянии его срамно и глаголати: везде урезано, оголено, штаны на улицу простёрлись, а не в сапогах, где им положено быть; рот то и дело протапливает огнём и дымом бесовской табаки; истее рещи: во всем богомерзко и отвратительно. Так вот я заметил и у вас есть отступление от учения св. отец. Апостол Павел, примерно, поучает, что всякая жена должна иметь главу покровену и посему св. отцы составили даже особую молитву, как должно покрыть главу жене и повелели её читать и исполнять этот христианский обряд в чине венчания. Знаешь о чём я держу речь? Это о повойнике¹³², который вы носите на голове своей“.

– Как не знать, – откликнулись бабы: – каждой из нас поп освящал его и благословил его носить.

– У никоновцев нет этого обряду; у них прямо венец на голову и всё, – сказала Авдотья Красноухина.

– В городе то и совсем раскрывши венчают, – заметил на это Кирей. – Утычут голову разными цветками, волосы растрепют, точно её кто за волосы таскал – чего уж об этих погибших людях и говорить! Всё слово Божие они ниспровергли и исказили. Нет, бабыньки, христианский закон не повелевает нам держаться поганского обычая, и вы не подражайте никоновцам, ибо они пропащие и заблудящие люди. Девицам св. Писание указывает украшать свои власы в одну косу, а егда поведут её к повенчанию повелено разделить сию косу на две косы и возложить их кругом главы её и по сём прикрыть их, освящённым от иерея, повойником. Мужчина никогда не должен видеть обнажённую голову женщины, не точию чужой ему, но и сопряжённой ему в браке.

– Экую премудрость вложил Господь в головушку! Всё то он знает и на всё у него от Писания довод прилажен, – говорили женщины. – А мы и не знали этова доселе!

– Теперь я должен другое наставление присовокупить. Повойник носить необходимо завсегда, ибо сие, как поучает пророк Давид, „красота есть дщери цареви“. Вы не знаете, что это за дщерь такая? Это разумейте, что самой Царице Небесной вельми приятно видеть такое украшение на главе вашей. Вот это что такое. Она радуется и веселится на небеси, когда видит вас в таковом преукрашении. Но на смертный час вы приуготовляйте повойник такой, чтобы у него на средце (на средине), т. е., просто рещи, на маковице главы была дырка или скважинка. Это необходимо, потому на страшном суде Христовом будет страх и трепет, власы главы наше я будут стоять яко тростие, а посему, если будет учинено отверстие в повойнике, тогда испарение главы проникнет через сию щель; иначе он может скинуться и тогда перед Царём Небесным вы явитесь с обнажёнными главами. А это велие посрамление жены. К сему и то возьмите в память, чтобы сарафан был всегда чёрный и на нём четыредесять (40) пуговиц на преди (на переднем полотне), что означает, яко Пречистая Богоматерь 40 недель Христа во чреве носила. Видите, какая богословия состоит, не только в покрытии главы женой, но и в каждой пуговице сарафана.

– Святая речь твоя, касатик. Весь обиход наш ты до ниточки рассмотрел и на всяку статью привёл Божье писанье. Спасибо тебе, кормилец, за это! Напитал нашу душеньку, – кланялись бабы Кирею Нефедову.

– Чего и не слыхали ещё ты вложил им в головы, – поддакнули мужики.

– А как по писанию то надо делать сарафан: с лифом аль на промцах? Научи, Христа ради, Кирей Михайлович, – молили бабы.

– Это в обтяжку то и без рукавов? Нет, сёстры о Господе, сарафан должен быть устроен со сборками и висеть на постромках; а то будет еретическое платье, только без рукавов. Так беспоповцы носят, а по нашему христианскому обряду сего не должно быть.

– Ау нас и так и этак делали, – на произволеньи было.

– Не довлеет разликованию быти между христианами, но паче союз и единение. Как я сказал, так и творите. Как у мужчин кафтан со сборами, так и у вас сарафану надлежит быти со сборами. Перед Господом Богом мы должны явитися в своём христианском одеянии, чтобы Он видел, что мы соблюли Его заповеди непорочно. И тогда Он, видяще, повелит нам на десное стати, а грешницы пойдут на ошуюю страну.

– И там то знает, что будет, – говорили в толпе. – Ну, Кирей, навалил ты в свою голову!

Вскоре поучение Кирея разнеслось по окрестным старообрядческим местам и толковалось с различными вариациями. – „Нефедыч наш! Уж дочитался и до того, в чём мы должны явиться на страшный суд. На волоснике, говорит, дыра должна быть, а сарафан никакой, как, чёрный только, и с 40 пуговицами, потому всё это Богородица сама носила и нам заповедала так делать. Иначе, баит, и в Царство Небесное не взойдёшь“. – „Дотошный, милая, в книгах-то. Точно пёс, прикован к им! Так и лежит, так и лежит на них, што твой зверь“, – рассуждали по селениям бабы-раскольницы.

Читатель может только дивиться, какими мелочами заняты наши старообрядцы и какими бреднями начетника раскола набивают головы своих доверчивых слушателей. В то время, как мы говорим о прогрессе России, заботимся об улучшении условий нашей жизни сообразна с усовершенствованиями культуры, стремимся поставить себя на европейский лад, народ наш настолько ещё погружён во тьму невежества, что среди его возможны ещё целые заседания, на которых рассуждают о волоснике, а сарафане и пуговицах, как аттрибутах, необходимых для душевного спасения. В этом состоит вся вера мужика, весь его умственный кругозор. Есть над чем подумать.

Пензенский епарх. миссион. свящ. К. Попов

3) Письмо того же автора Даниленко (19 ноября 1900 г.)¹³³

Я пишу известия от себя о благодарении, Господи, Тебя, что не оставил Ты меня жить у аду навсегда, но вывел и показал путь до самого рая. А теперь прошу, Господи, у Тебя, приведи меня до небесного царствия. А у раю рассмотрел, что всё, что Ты, Господи, сотворил, и всё оно радуется. Также человека сотворил по образу Своему, и всё кушать ему повелел. Одно дерево, любимое Евой. Адам сильно любил Еву. Так они между собой рассуждали: и будем с этого дерева плоды вкушать познания добра, не хочем смотреть познание и с этого дерева зла. Откуда ни взялся сатана, начал предъявлять и эти плоды. Но Адам видит, что это великая беда. „Отойди от меня прочь, сатана, не делать нам вреда“. А как Ева слыхала, Адам упрекал. А сатана так ухитрился, светлым Ангелом явился, что Адам у беседи и с ним согласился так. Когда вместе и с ним стал. А Еву по саду смотреть посылал. Сатана у саду её встречал, плоды смерти ей предлагал. Ну так Бог Еве знать не дал, что сатана и с этого дерева и снял и Еве у руки давал, так Еву прельщал. Адам в это время спал, как Авеля он рождал; а как Каина родил, то он Авеля убил. А Бог ему и по саду запретил ходить. Ну, что делать Адаму и с Евой? Адам больно кричит, а Ева совсем молчит. Когда Адам в постели лежит, а Ева и с ним не хочет дружить; но с сожалением и к Адаму бежит и в левой руке познания плоды держит зла. Так от жалости Адаму предлагала, сама плодов этих не укушала, Адама досыта накормила. Вдруг Адам проснулся, на постели исвернулся, увидел свою наготу. Стал он громко кричать и Еву увещевать. А Ева стала совсем молчать, не хочет Адаму ничего отвечать. Адам стал от боли и больше кричать. Один раз пришлось ему быть в одном углу райского сада, где сатана вышел прямо из ада. Смотрит он с Евою улыбнулся. Адам громко посреди сада закричал: „Бог ты, мой Бог! почему Ты мне сатаны побить не помог?“ Вдруг Адам и сделал тревог; а как Ева услыхала, то Адаму руки и связала. Тут вдруг по всем саду птицы крылами захлопали и животные завыли разными голосами, и четвероногие; и к Адаму приступили, как на добычу. Враны прилетели, чуть Адама не проглотили. То неизвестно было, откуда Адаму силы прикатили, ажь у раю все дерева повредили. А как Адам от связы освободился, то увидал, все силы небесные ожили, а все райские птицы, животные, четвероногие его дорожили, все Еву повалили, а Адаму прикрутили. Ну, Бог Адама знал и под Своё правое плечо взял, воевать ему приказал. Так Он силу Свою ему дал. Вдруг Адам стал силу принимать и начал сильно воевать, что стала из рук кровь брызгать. А как подошёл к деревам, то все дерева затрусились, и птицы и животные четвероногие и пресмыкающиеся все по раю рассыпалися; а Ева руками захлопала, всем райским животным уроки давала, от Адама их не прогоняла. Ну у Адама так тогда ненависть устала, и еслиб под меч Ева попала, жива уже бы не встала. А Божья любовь Адаму возгоряла, и еслиб и вся подселенная в руки его попала, то любовь Божия все грехи её покрывала. Ну Бог все птицы и животные с раю прогнал, а Адаму по раю ходить приказал и все силы ему Свои показал. А Ева Адама жалеть не стала, из рая убежала и к галлилеянам как раз попала. И один галлилеанин так сказал, что Адам совершенно ничего не знал, и Еву всё-таки прельщал; но так Еве сказал: Адам то и знал, что Бог ему дал. А Бог уже Еву из рая согнал. Теперь будь ты, Ева, с нами, и будете богами сами, и будете управлять всеми садами, будете петь разными голосами вместе с всеми птицами и зверями. Но Адам эту ночь не дремал, все здания по раю раскидал. А как подошёл к одному зданию, стал он столбы дрожать, то животные стали из пещеры бежать, и где б Еву разыскать, и к Адаму Еву приставлять. Она начала Адама укорять, Адам начал плакать и рыдать, начальную жизнь передавать. Но Ева совсем не стала принимать, а ещё больше стала Адама укорять: „ты ничего, Адам, не можешь знать, о чём мои мысли стали мечтать“. А тут Адам ещё больше стал плакать-горевать, и стал Господа своего умолять: дорогой Ты, мой Господи, чтобы я Тебе сказал, еслиб Ты мне мысли Евины знать дал? Я бы никогда. Евы не укорял, а Тебя. Господи, всегда прославлял“. Еслиб ты подвадцати камений вместе складал, и тогда, друг друга все мысли знал.

Ещё много имею просить, но не на чем уже умещать. Да и трудно мне писать, что я пера не могу в рука держать. Теперь вы мне напишите всё подробно, почему в Петербург ехать было не удобно, и что сделали с сестрицей. Нам дух предсказал, что будто враг ей грудь разрезал, а тебе, братец, вязи ломал. Дома я на свою телеграмму ответа ожидаю, поэтому и письма не слал. Я одного брата в пятнадцату посылал, и там он о вашем письме узнал; а в точности мне ничего не сказал. Я горько заплакал и зарыдал,¹³⁴ что никакого собрания этих народов не видал. Скажи, братец, и где восточная золотая звезда? Которая мать двенадцать рубашек дала? И как она братьев нашла? И как братья рубашки признали и куда она дела эти рубашки? и куда улетели эти белые лебеди и что они теперь делают? и как она теперь батей приобретёт? и из чего она теперь рубашек наделает?¹³⁵ Если она и молчит, то она хочет братьям рубашки повить. Хотя Кротова¹³⁶ и руки будет жилеть, по об руках не будет жалковать; хотя и кровь будет проливать, а рубашки братьям надо соткать. Им, белым лебедям, век не летать; а царством батюшкиным надо владеть. Жених её стал уже дожидаться, на охоту стал рассылать, в дремучих лесах стал пещеры разыскивать. Стал отец и мать двенадцать братьев помирать, и ничего не могли своим детям передать, не могли их знать. Скорей, братец, про всю жизнь святу, отчего я не увижу небесную красоту, и когда я получу твою полноту. Я, как верному царю, всегда служу, сына человеческого при жизни всегда хвалю. Куда голову его приклоню? Я всё, Господь, узнать тебе его волю, и составить божью судьбу, я, Господи, у тебя воинов прошу. А как ты будешь мне воинов давать, то я буду воевать. Действительно, приучать надо к войне. Скорей поспешите, нечего уже дремать, смертельные раны у зверей исцелять, по сто семнадцати докторов собирать. Зверям стали раны залечать; а сын человеческий стал страдать, что некому помочь давать. Долго ли, Господи, будешь дремать? Враг уже всю силу мог собрать, и по всем деревням и городам воевать. Он так стал гордо поступать, что человеку живому нельзя изнутри пускать. А человека некому защищать.

Адрес мой: станция Дебальцево. В село Ольховатку, получить Василию Даниленку.

4) К Увару Ермоленко от его последователя из Забайкальской области…

Бесценный и милый сердцам нашим батенька Увар Феодорович и дорогая маменька Феодосия и все окружающие вас братия и сестры! Уведомляем вас, что мы до гор. Благовещенска не доехали, и возвратились опять в Мысовую, так как реки стали; а туда езда пароходом. И хотя мы 1000 вёрст проехали по железной дороге; а потом воротились, и теперь расположились зимовать в Мысовой все вместе; поэтому просим, адрес пиши постарому на Мысовскую Поч. Кон., Заб. об. Брат же Пётр Воспитанников остался в Сретенске у сына Ивана, а мы воротились: Пётр, Григорий и я с Любой; а Воспитанников ещё не возвратился, вот уже более недели живёт.

Затем шлём мы наш сердечный привет и до ног низкий поклон во-первых – тебе, родимый наш батенька, и маменьке, и всем братьям и сёстрам; и просим ваших святых молитв о нас, грешных, к Творцу миров. Уведомляем, что мы от Ивана Петровича¹³⁷ из Елизаветполя получили твои два письма большие. В одном есть примеры, приведённые для назидания и восстановления заблудших, чтобы не брали чужих жён, писанные на сестру Дашу; там есть и пример, упомянутый о Петре Воспитанникове и Феодосии Токаревой и т. п. А другое письмо – послание, ¹³⁸ писанное твоим мальчиком, а на конце твоей рукой, тоже большое, из которого я усмотрел, грешник, что там упомянуто, как я был у вас. О, как премудр и непостижим ты, бог наш. Я думал, что я теперь всё узнал, и познал, что уверовал истинне, и довольно; а осмотрелся хорошенько и увидел, что я ещё не познал духа истины, кто он; что хотя был у тебя, родимый батенька, но не познал тебя и не видел; но к утешению моему прочитал Откр.3:17, что ещё наг и слеп,¹³⁹ и ещё: кто принимает обличения – сын разумный; а кто отвергает – сын безумный.

Теперь я, Михаил, изолью печаль свою из сердца моего перед тобой. Родимый ты мой батенька! Не отвергни ты меня, грешника, от лица своего. Я готов собирать крохи, падающие со стола твоего. Умились ты, кормилец мой! прими меня хоть не как сына, но хоть как раба; ибо я не достоин быть и называться сыном твоим, потому что размотал имение твоё, которое ты даровал мне. Ибо земная суета весь разум мой затмила мраком; и, хотя я, грешник, был у тебя плотью лично, но жизни твоей не просмотрел, т. е., жены твоего разума и твоего духа не видал и не познал, кто он и в числе каких состоит. Так как я не имел и не имею ещё духовных очей, а плотскими глазами хотя и смотрел, но только на осуждение других. О, бедный и грешный я человек! Неужели ты, родимый мой батенька, призвал меня на уловление и истребление? О, не оставь и не оставь вопиющей души моей из мрачной пустыни, научи меня оправданию твоему, открой очи мои и выведи меня на свет твой благий! Если ты оставишь меня, родимый мой батенька, то куда я пойду и обрящу покой душе моей? Укажи мне путь правды и не вспоминай преступлений моих! Если ты будешь вспоминать о прежних пороках моей жизни, то я рассыплюсь, как прах, и нельзя собрать меня. Яви милость к вопиющей душе моей и приезжай ты к нам, родимый ты наш. Сколько потребуется на дорогу, пиши, и я вышлю вскоре, хотя бы сто рублей. Всё это сор для меня, – один ты, – бесценный мой батюшка, дорог и мил для сердца моего; ибо рвётся сердце моё из плоти моей, желает беседовать с тобой, бьётся, как голубь, запутанный в силке, но не знает, как освободиться. О, как бы я мог передать тебе, родимый батенька, моё желание, дабы оно явилось перед тобой. Не знаю, грешный человек, как. О, прилети, прилети ты к нам сам, орёл ты наш сизокрылый! Собери ты нас под крылья свои, разгони ты от нас всех хищных птиц.

Письмо, посланное тобой с приложением стиха: „как вознёсся наш Спаситель во седьмые небеса“, мы получили и очень радовались неописанным (?) словам, и при чтении пролили источники слёз, с благодарением Господа Бога за милость его.

От сего письма остаёмся живы и здоровы ваши верные и неизменные слуги: Пётр, Григорий, Михаил и Любовь. Октября 21 дня 1900 года.

Просим тебя, родименький батенька, по получении, сего письма, пиши нам, будем ожидать с нетерпением.

Свящ. Михаил Тифлов

(Продолжение будет).

Грустную картину успехов зловерия в нашем отечестве рисует опубликованный недавно в „Церковных Ведомостях“ всеподданнейший отчёт господина обер прокурора св. синода. Штунда делает всё новые завоевания, проникая в те губернии, где её раньше не было, достигая, благодаря переселенческим движениям, восточных окраин нашего отечества (Владивостокской епархии).

Правда, в каждом месте новые появления успеха штунды, как и вообще всякой секты, выражаются в приобретении иногда нескольких прозелитов, очень редко нескольких десятков человек или целой деревни. И мы могли бы сказать, что эти успехи естественны и неизбежны. В самом деле, в любом обществе православных людей разве все одинаково горячо веруют, одинаково привержены к Церкви? Разве каждый из нас не может указать из среды известных ему людей личностей, почти совершенно равнодушных к религиозным обязанностям? А всякое равнодушие к вере есть уже удобная почва для сектантской пропаганды, особенно в массах тёмных и. невежественных. Благодаря всем этим естественным и постоянным причинам, коренящимся в самых разнообразных условиях воспитания и жизни отдельных людей, каждая нелепая религиозная доктрина может рассчитывать на то, что если не здесь, то там найдёт себе в нескольких умах подходящую и благодарную почву. Одним словом, „подобает и ересям быти“ в истинной Церкви и никогда Церковь не была свободна и не освободится от этого внутреннего врага своего.

В „слове истины“, звучащем в живой церковной проповеди, в беседах, в обличениях, Церковь имеет сильное оружие против этого внутреннего врага, оружие, которым она и борется с большим или меньшим успехом против него. А в последнее время эта борьба нашей православной Церкви с расколом и сектантством получила и правильную организацию: вся Россия покрыта сетью противо-раскольнических и противо-сектантских учреждений и лиц, не только преграждающих путь дальнейшему развитию сектантства, но и отвоёвывающих у него захваченные области.

Если трудно судить об успехе и шансах физической борьбы, войны, пока она не кончена и когда долго ещё ждать её окончания, то тем труднее судить об успехе и измерять шансы борьбы духовной в самом разгаре её особенно такой, постоянной, непрерывной борьбы, какова борьба Церкви с сектантством.

Подавит ли и как скоро подавит русская Церковь народившиеся в России секты? Не задавят ли они её своей тяжестью? Можно ли ставить такие вопросы и можно ли делать попытки, если не ответить на них окончательно и уверенно, то по крайней мере подготовлять ответ и заглядывать в далёкое будущее? Во всяком случае, нужно немало самоуверенности, чтобы заглядывать в будущее великой борьбы Церкви с отщепенцами её, чтобы делать даже предположительные предсказания об этой борьбе и делать их не на основании всестороннего и глубокого изучения вопроса, а на основании нескольких статистических цифр.

Светская печать всегда отличалась самоуверенностью в своих суждениях по вопросам веры и Церкви.

Поэтому нас не должен поразить своей новостью и тот неожиданный вывод, который сделала одна газета из названного „Отчёта“, вывод относительно настоящего положения и, так сказать, шансов борьбы русской Церкви в лице её духовенства с сектантством.

Газета¹⁴⁰ находит, что „сведения, изложенные в отчёте, представляют драгоценные свидетельства, впрочем более печального, нежели отрадного свойства“. Вот вкратце то впечатление, которое автор вынес из чтения „Отчёта“: „если смотреть на духовенство и его сектантских противников, как на два враждующих лагеря, то из обнародованного отчёта видно ясно, что армия противо-православная является в роли успешно осаждающей, а армия русского духовенства – в роли тяжко осаждённых, постепенно теряющих одну позицию за другой. А если так пойдёт и далее, к чему мы придём? На это отчёт, по крайней мере, в этой своей части не даёт ни ответа, ни даже какого-либо светлого луча для прозрения в будущее“.

Представим себе, что заграничному читателю, совершенно незнакомому доселе с положением дела, незнающему ни численности, ни области распространения в России сектантства (т. е. главным образом штунды, так как о ней преимущественно в отчёте речь, и её имеет в виду автор статьи), попалась бы в руки эта статья, какое представление должен бы составить он по приведённой тираде о ходе у нас сектантской пропаганды? Он мог бы и должен был бы подумать, что скоро вся Россия станет сектантской (напр. штундистской), что „тяжко осаждённая армия“ русского духовенства не сегодня–завтра совсем сложит оружие и что у неё скоро будут отбиты „последние позиции“. Можно ли газете, рассчитывающей на заграничное распространение, так легкомысленно писать? Даёт ли какой-нибудь повод к таким мрачным опасениям „Отчёт“, на основании которого автор строит свои заключения?

В самом „Отчёте“ мы встречаем ответ на поставленный автором вопрос, ответ, основанный на почве фактических данных и совершенно расходящийся с мнением автора, но почему-то просмотренный автором.

Вот что „Отчёт“ говорит о причинах области и степени распространения у нас штунды, этого главного и опаснейшего вида русского сектантства: „штунда находит благоприятную для себя почву там, где при скоплении населения (как, например, в новых группах переселенцев) нет православных храмов со школами и постоянного богослужения. К сожалению, удовлетворить этой существенной нужде повсюду не дозволяет недостаток материальных средств, которые, по обширности русских пустынь, потребовались бы в громадном количестве, так что этот недостаток может быть восполняем лишь постепенно и мало-по-малу. Усилившееся в последнее время промышленное движение повело к учреждению во многих местах заводов, привлекающих к работе нередко многотысячную массу рабочего населения, которая остаётся без Церкви и богослужения, – чем и пользуются проникающие в рабочую среду проповедники штунды. К сожалению, руководство новым заводским делом находится часто в руках иностранцев и иноверцев, совершенно равнодушных к удовлетворению духовных потребностей рабочего населения“.

И так штунда, как и другие рационалистические секты, делают завоевания в тех областях, которые лежат вне сферы непосредственного влияния духовенства, куда не достигает – или достигает не в достаточной степени это влияние. В тех же местах, которые поставлены под постоянное благодетельное влияние православного храма и православного священника, сектантство находит незначительное распространение. Если так, то кто же является в этой борьбе успешно осаждающим? Духовенство ли, одно присутствие которого парализует действие сектантства, или же сектантство, старающееся свить себе гнездо подальше от православного храма и духовенства, от их действенного и могучего влияния на народные массы?

* * *

Болея душой и страшась за созданное воображением его тяжёлое положение русской Церкви о борьбе с сектантством, автор упомянутой статьи не задумывается смело предложить верное и решительное средство для поправления дела, для уничтожения в самом корне всякого сектантства в России. Средство это настолько простое и лёгкое, что нужно только удивляться, как оно до сих пор не применено к делу, как не додумались и не решились на него. Вероятно, по мнению автора, одна важность и упорство русского духовенство виной в нём...

В чём, думали ли бы вы, заключается это средство, эта панацея против всех рационалистических сект? Не только секты, но и само религиозное вольномыслие в России, включая сюда и толстовщину, исчезнут в России, если только Церковь русская ни больше, ни меньше, как снимет клятвы прежних своих соборов на старообрядчество.

Не правда ли, совет довольно неожиданный? Кажется, трудно представить себе противоположности более редкие, явления более разнородные и разнохарактерные, чем старообрядчество и рационалистическое сектантство. Казалось бы, самое большее, чего можно было бы ожидать от предлагаемого автором снятия клятв с старообрядчества – это, воссоединения с Церковью этого последнего.

И в достижении такого скромного результата не только можно, но и есть все основания сомневаться. Учреждением единоверия Церковь русская разъяснила, что клятвы ею были наложены не на обряды сами по себе, а на упорство и противление церковной власти, скрывавшее себя за старым обрядом. И несмотря на это разъяснение немногие лишь из старообрядцев пожелали воссоединиться с православной Церковью (приняли единоверие). Этот факт со всей ясностью показал, что не столько старыми обрядами дорожит наш раскол, сколько своей обособленностью и отделением от русской Церкви, что он не только не ищет примирения с Церковью, по бежит и боится такого примирения, видя в нём утрату мнимой своей независимости и самостоятельности.

Итак, что же Церковь ещё может сделать, чтобы возвратить к себе своих строптивых чад? Автор рассматриваемой статьи, знающий об учреждении единоверия и о том, как мало оно достигло, не отвечает прямо на этот вопрос, ограничиваясь общими и неопределёнными местами – о примирении и единении Церкви с старообрядчеством. Но насколько можно его понять, он хочет, кажется, чтобы Церковь православная признала старообрядчество во всей целости его теперешней организации, признала другой, рядом с ней существующей Церковью, и вступила с этой Церковью в такое же единение и союз, какой возможен между двумя самостоятельными и независимыми Церквами. Мало того, автор требует от православной Церкви, чтобы она признала свою вину перед старообрядчеством, чтобы она покаялась перед ними, сознала, что она поступила с ним „противохристиански“ (выражение автора). Тогда, по желанию автора, старообрядчество соединится и сплотится с православной Церковью для дружного отпора материализму и неверию. Не в примирении ли, говорит автор, с древнерусскими силами верных сынов, по старым обрядам чтущих Бога и христианство, не в упразднении ли клятв, на них противохристиански (?) наложенных русским собором, не в единодушном ли и братском объединении с ними „едиными усты и единым сердцем“ для отпора материализму лежит путь к духовному и религиозно-нравственному перевоспитанию русского народа“.

Основанием для таких больших надежд, которые автор возлагает на примирение Церкви с старообрядчеством, служит сама история русской Церкви со времени возникновения старообрядчества, история, конечно, своеобразно понимаемая и истолковываемая автором. По мнению его, всякое нестроение, вольномыслие и неверие в России пошло именно с отделения от Церкви старообрядчества. До этого тихо и спокойно было в русской Церкви: все чада её горячо веровали и чтили Бога. Старообрядчество своим отделением повергло в сомнение Церковь. С отпадением его, как бы вдруг иссякла вера и благочестие в ней, и вот она теперь оказывается бессильной против напора всякого рода зловерия и нечестия. Автор готов даже считать все религиозные нестроения в России прямым наказанием Божиим за тяжкий грех русской Церкви и её духовенства против древнего старообрядчества. „Всё что незаслуженно и непоправимо было вынесено русским православным (!) старообрядчеством за его фанатическую веру и преданность учению Церкви и старым обрядам, всё это теперь как бы по пущению Божию обратилось против самой Церкви и преимущественно против её представителей – духовенства“.

Автор ошибается, когда думает, что религиозное вольномыслие появилось в России после отделения старообрядчества от Церкви. Существовало оно и раньше, грозило даже большими гласностями Церкви и требовало сильной, напряжённой борьбы против него с её стороны (ереси стригольников и жидовствующих). Затем автор рисует наш раскол в слишком уже привлекательном свете. Тёмные стороны раскола известны всем. Между толками его были и есть явно безнравственные, у которых по истине „бог чрево и слава в студии их“. Ужели и такие (толки) способны противодействовать современному материализму и неверию? Ужели и с нашими толками был бы полезен православной Церкви союз и единение? Не запятнала ли бы она себя таким союзом и таким единением?

Отдельные светлые личности могут существовать и в расколе (напр., недавно умерший Солдатенков). Но идеализировать так ради них весь раскол, явно возвышать его над православной Церковью можно только из некоторой затаённой вражды к русской Церкви и её духовенству. Это значит забывать о делах сонма борцов за веру, подвижников и ревнителей благочестия, которых выдвинула и продолжает выдвигать русская православная Церковь, её духовенство и монашество. Конечно, есть плевелы и на ниве русской Церкви и в ереси духовенства её. Но порочить и чернить из-за них всю Церковь – это значит забывать, что вселенская Церковь, а, следовательно, и такая громадная часть её, как русская Церковь, в основе своей свята и непорочна. Сильна она и собственною силой своей для борьбы со вратами адовыми, – и несколько тысяч раскольников, которые соединились бы с ней, немного прибавили бы к её духовной мощи, которая есть Бог и истина.

М. Ск.

Хлыстовское учение об Иисусе Христе.

I

Основной догмат христианского учения, догмат о Святой Троице в мистической, тайной секте хлыстов всецело извращается, искажается в самом своём существе. По учению хлыстов Бог един по существу и по лицу. Если хлысты и упоминают в своих распевцах, или радельных стихах, которые они поют при своих молитвенных собраниях, о втором и третьем лицах Св. Троицы: о Сыне Божьем, Христе и Святом Духе, то они признают Сына Божия и Духа Святого не особыми лицами, как учит о сём православная Церковь, а считают их только нравственными качествами, силами, отдельными проявлениями одного и того же единого Божества, открывающегося в мире, то в образе Христа, то в образе Святого Духа в хлыстовских пророках¹⁴¹. Со стороны человека необходимым условием для воплощения Христа в человеке является его известная нравственная настроенность, нравственная подготовка добродетели: пост, молитва за врагов, кротость и делание добра. А для Божества побуждением к воплощению Христа в человеке является необходимость подновления в человеческом роде истинного богопознания и богопочитания. Упадок истинного богопознания и богопочитания в людях для Божества служит поводом к новому откровению Себя в людях путём воплощения Христа в человеке, Который своей проповедью, делами и жизнью снова восстановляет в человеческом роде истинное богопознание и богопочитание. Христос евангельский, богохульствуют хлысты, родился обыкновенным естественным порядком от Иосифа и Марии. На тридцатом году Его жизни, ради чистоты и непорочности Его сердца и святости дел, вселился в Него Сын Божий, второе Лицо Св. Троицы. С этого времени Иисус Назорей стал Христом, удостоился нравственного усыновления Богу Отцу, назван был Сыном Божиим по своему естеству, равным Богу Отцу по своим божеским свойствам – святости, вечности, всемогуществу и проч. Такого нравственного усыновления Богу Отцу могут достигать и другие люди путём упражнения в нравственных подвигах добродетели. Таких христов есть и может быть столько, сколько есть и может быть высоких праведников на земле. Нужна только пламенная молитва со стороны людей и Христос снова воплотится, сделается видимым. Потому почти всегда хлысты свои радения, или общие молитвенные собрания начинают пением такого стиха:

„Дай нам, Господи,

К нам Иисуса Христа;

Дай нам, сударь, Сына Божия...“

Поэтому в секте хлыстов учение о перевоплощении Христа Спасителя, описанного в Евангелии, или о многократных воплощениях Христа, Сына Божия в людях составляет главный и основной догмат всего хлыстовства. Из этого догмата, как из общего основания с логической последовательностью выводятся и все другие более частные и второстепенные положения хлыстовской ереси и её отношения к православной Церкви.

Своё еретическое учение о многократных воплощениях Христа в людях хлысты, для большего успеха при распространении его между православными, стараются обосновать на некоторых отрывочных местах св. Писания, взятых без связи с предшествующими и последующими местами. Бог весьма ясно и определённо устами старого (Евангельского) Христа, говорят хлысты, предсказал о возможности и даже необходимости повторения воплощений. Он говорит: Кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и матерь (Мк.3:34). Кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё, и Отец Мой возлюбит его, и мы придём к нему и обитель у него сотворим (Ин.14:23). В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин.1:1). Вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом; и они Моим народом (Ин.1:14; 2Кор.6:16; Лев.26:12). Из указанных мест св. Писания хлысты делают такие выводы. Христос, описанный в Евангелии, не один. И теперь у Христа евангельского могут быть братья, сёстры, матери, то есть, христы-боги, пророчицы, богородицы, которые становятся такими через усердное исполнение воли Божией, тщательное соблюдение хлыстовских заповедей. И в церковной песне поётся: „Христос рождается“. Значит Он не один только раз родился, а рождается и теперь и будет рождаться и после нашего времени¹⁴². Евангельское писание о Христе нельзя понимать по букве, буквально. Буква убивает, а дух животворит (2Кор.3:6). И в другой церковной песне поётся: „тайно образующе“. В Писании нужно отыскивать таинственный смысл. Историю воплощения Христа хлысты распространяют и на ветхий завет. Родословие Иисуса Христа по плоти, изложенное в евангелиях Матфея и Луки, хлысты объясняют как историю многократных воплощений Христа. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его (Мф.1:2). Как это мужчина рождает мужчину, задаёт себе вопрос хлыстовский толкователь этого места в своём собрании? И отвечает. Это означает, что христы были и в ветхом завете. Дух Христов переселялся по смерти одного праведника в другого. Все лица мужеского пола, упоминаемые в родословиях, как предки Христа Спасителя по плоти, суть праведные люди ветхого завета, в которых вселялся Сын Божий, суть христы. Подтверждение этой мысли хлысты видят, между прочим, и в словах пророка Моисея при купине, когда он назвал Господа Богом Авраама и Богом Исаака, и Богом Иакова (Лк.20:37). Подтверждение своего учения о перевоплощении Христа, хлысты стараются отыскивать и в святоотеческих творениях и сочинениях современных пастырей, истолковывая все заимствованное ими оттуда совершенно произвольно в смысле притчи.

Основания православного учения об Иисусе Христе, как втором Лице Св. Троицы, воплотившемся Сыне Божием.

Первый, основной и важнейший догмат всей христианской веры есть догмат о Пресвятой Троице. Бог, будучи единым по существу, троичен в лицах: Первое Лицо есть Бог Отец, Второе Лицо есть Бог Сын, Третье Лицо есть Бог Дух Святой. Эти Три Лица, или Ипостаси нельзя сливать вместе в одно лицо и нельзя разделять их по Божескому существу. Бог Отец есть истинный Бог, Бог Сын есть истинный Бог и Бог Дух Святый есть истинный Бог; но эти три лица не три Бога, но один Бог. Этот догмат есть самый непостижимый из всех христианских догматов, есть таинство таинств христианской веры. Второе Лицо Св. Троицы, воплотившийся Сын Божий, Христос Спаситель говорил, что Он послан был на землю Богом Отцом, Первым Лицом Св. Троицы (Ин.20:21) и что Он умолит Отца, Который пошлёт на землю Духа Святого, Третье Лицо Св. Троицы, Который будет наставлять апостолов и Церковь на всякую истину (Ин.14:16,26; 16:13). Эти три Лица Св. Троицы, или Ипостаси, будучи отличены одно от другого по своим личным ипостасным свойствам, по своему Божескому существу составляют одно нераздельное. Апостол Иоанн пишет: три свидетельствуют на небе: Отец, Слово, и Св. Дух, и сии три суть одно (1Ин.5:7).

В предвечном совете Св. Троицы, прежде создания мира, было определено совершить спасение человеческого рода через Второе Лицо Св. Троицы, воплотившегося Единородного Сына Божия, Который и явился в последние времена (1Пет.1:19–20). в полноту времени (Гал.4:4), Верою в Него, как имеющего некогда прийти на землю обетованного Мессию, жили и спасались все ветхозаветные патриархи, пророки и праведники. Он был предметом постоянного пламенного ожидания всей ветхозаветной Церкви (Мф.13:17; Лк.10:24; Евр.11:13,39). Все ветхозаветное домостроительство спасения человеческого рода, начавшееся в раю первообетованием о семени жены, имеющем стереть главу змия (Быт.3:15), приготовляло ветхозаветный мир к принятию Мессии (Гал.3:24). Дабы истинные чада Церкви Божией могли узнать истинного Мессию и не увлекались обманом лже-мессий, являвшихся и после Христа Спасителя (Деян.5:36–37), Дух Святый устами ветхозаветных пророков (2Пет.1:21), предсказал все обстоятельства явления и жизни на земле воплотившегося Сына Божия, Христа, начиная с одного из двенадцати колен Израилевых, от которого Он родился, времени и места Его рождения до Его славного вознесения на небеса и второго пришествия на землю для страшного суда, когда Христос Спаситель потребует от человеческого рода отчёта в том, как он воспользовался проповедью Евангелия и плодами крестных искупительных заслуг Христа Спасителя, благодатными дарами, споспешествующими и необходимыми для дела спасения человеческого рода. Пророк Моисей более чем за полторы тысячи лет и царь Давид более чем за тысячу лет предсказали, что Христос Спаситель родится от семени жены (Быт.3:15), от семени Авраама (Быт.22:18) и семени Давида (Пс.89:36–37. Иер.23:5–6). И в св. книгах нового завета мы видим точное исполнение этих пророчеств (Мф.3:15; Гал.4:4; Мф.1:1; Лк.3:23–34; Гал.3:16; Ин.7:42; Деян.2:30,13:23; Рим.1:3; 2Тим.2:8). Патриарх Иаков более чем за 1800 лет предсказал, что Христос – Примиритель (человека с Богом) родится от колена Иудина и тогда, когда в царстве иудейском прекратится ряд своих, происходящих из своего народа и племени, царей, когда иудейское царство подпадёт под власть иноплеменных, чуждых для иудейского народа по своему происхождению, царей (Быт.49:10). В Евангелии мы читаем исполнение сего пророчества, что Христос родился, во дни иудейского царя Ирода (Мф.2:1), который, по свидетельству историка Евсевия, был у иудеев первым иноплеменным царём, происходившим по отцу от идумеянина, а по матери от аравитянки (Церк. ист. кн. 1 гл. 6).

Царство иудейское в это время до того было унижено, что вошло в состав Сирской провинции. Пророк Михей более чем за семьсот лет предсказал, что Христос Спаситель родится в иудейском городе Вифлееме (Мих.5:2). И евангелисты свидетельствуют, что Христос Спаситель, действительно; родился в Вифлееме иудейском (Мф.2:1–6; Лк.2:4–6). Пророк Самуил более чем за тысячу лет предсказал, что Христос Спаситель назовётся назореем (Суд.13:5). Исполнение этого пророчества мы видим в Евангелии Матфея (Мф.2:23). Пророк Исаия более- чем за семьсот лет предсказал, что Христос родится от Девы и будет назван Еммануилом (Ис.7:14), что значит „с нами Бог“. Из Евангелия мы видим, что пророчество это вполне сбылось (Мф.1:21–23,25; Лк.1:27,31,2:7).

А так как некоторые из еретиков, а в том числе и хлысты нередко богохульно отвергают приснодевство Божией Матери, то необходимо самым текстом св. Писания доказать эту святую истину. Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что она имеет во чреве от. Духа Святого (Мф.1:18). Праведный Иосиф, зная, что он не имел с Девой Марией супружеских сношений и видя её имеющей во чреве, её беременность, усомнился в её целомудрии и хотел воспользоваться бывшим у евреев правом мужа отпустить от себя жену, которая не понравилась мужу. По строгости суда ветхозаветного закона Иосиф, обручник имел право Деву Марию, по его мнению, не сохранившую добрачного целомудрия, привести на суд городских старейшин и потом побить её камнями (Втор.22:23–24). Но обручник Иосиф, по свидетельству евангелиста, был праведен, а потому, не желая огласить её, обесславить перед всем городом и подвергнуть жестокой смертной казни, по мягкосердечию своего характера, хотел, написавши и давши ей в руки разводное письмо (Втор.24:1), тайно отпустить её. Но когда он подумал это, ангел явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов, не бойся принять Марию жену твою; ибо родившееся в ней от Духа Святого. Сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се Дева во чреве приимет, и родит сына и нарекут имя Ему Еммануил, что значит с нами Бог (Ис.7:14). Праведный Иосиф поступил так, как, повелел ему ангел. И не знал её, как наконец Она родила Сына Своего первенца, и он нарёк имя Ему Иисус (Мф.1:25). Слово знал, когда в Библии употребляется для обозначения отношений между мужчиной и женщиной, то оно указывает именно на супружеские отношения. Подтверждение этого мы можем видеть в тех местах Библии, где говорится о супружеских отношениях первых людей. Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина (Быт.4:1). И познал Каин жену свою; и она зачала и родила Еноха (Быт.4:17). И познал Адам ещё Еву, жену свою, и она родила сына и нарекла имя ему Сиф (Быт.4:25). И о праведном Иосифе, обручнике Девы Марии в Евангелии читаем, что он не знал её, то есть не имел с ней супружеских отношений. Это незнание праведным Иосифом Девы Марии несомненно продолжалось и после рождения Богомладенца Иисуса. Хотя в славянском тексте об этом сказано так: и не знаяше Ея, дóндеже роди Сына Своего первенца, а в русском переведено так: и не знал ея, как наконец Она родила Сына Своего первенца, но здесь слова дондеже и как отнюдь не означают, что после рождения праведный Иосиф познал Марию. Если он и до рождения оставил Св. Марию Девой неприкосновенной, то, говорит св. Иоанн Златоуст, посуди сам, мог ли такой праведник, как Иосиф, видя, как Св. Мария столь чудно соделалась Мариею и удостоилась родить неслыханным образом и произвести необыкновенный плод, мог ли он после этого коснуться Св. Девы Марии. Слово же дондеже, доколе, как – в св. Писании часто не означает предела времени, после которого обозначаемое им состояние изменилось, а употребляется в значении неопределённого времени. Ворон, выпущенный Ноем из ковчега, читаем в Библии, не прилетал доколе, пока не осушилась земля от воды. Но он и после того не прилетал (Быт.8:7; Пс.71:7). Точно также и слово Первенца – первородного не означает того, что и после Него были Св. Мариею рождены дети. „Христос есть и первородный, как родившийся первым, и единородный, как не имеющий братьев“ (Блаж. Феофилакт). А если у евангелиста Матфея говорится, что в одно время народ» слушая притчи Христа Спасителя и удивляясь Его мудрости, говорил о Христе: „не плотников ли Он сын? Не Его ли мать Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? И сёстры Его не все ли между нами? (Мф.13:55,56), то эти лица были не родными по плоти братьями и сёстрами Христа, а были детьми Иосифа обручника от его первого брака, как объясняют это св. отцы и учители Церкви: Григорий Богослов, Епифаний кипрский, Кирилл александрийский, Иларий пиктавийский, Евсевий памфил и другие.

Св. Дева Мария родила такого человека, который, как зачатый силой и действием Св. Духа, с самого зачатия был уже воспринят в Ипостась, в личное единение с Сыном Божиим; Она родила Богочеловека, почему архангел уже при благовестии о Его рождении назвал Его Сыном Божиим (Лк.1:32). Да и само искупление человеческого рода от греха, проклятия и смерти могло быть совершено только Богочеловеком, чуждым всякого греха (Ин.14:30; Евр.4:15). Смерть грешного человека послужила бы для искупления только его личной вины, а отнюдь не грехов всего человечества.

Пророк Давид за тысячу лет предсказал, что цари придут с дарами поклониться Богомладенцу Христу (Пс.71:10–11). И евангелист Матфей свидетельствует, что когда родился Христос, то волхвы, с востока пришли к новорождённому Младенцу с дарами из золота, ладана и смирны и поклонились Ему (Мф.2:1–12). Пророк Иеремия за шестьсот лет предсказал, что по случаю рождения Христа Спасителя будет избиение младенцев в Вифлееме и его окрестностях, населённых коленом иудейским, происшедшим от второй жены патриарха Рахили (Иер.31:15). И у евангелиста Матфея мы читаем, что царь иудейский Ирод, узнавши от волхвов о рождении царя иудейского в Вифлееме и боясь, что этот новорождённый царь со временем, когда вырастет, отнимет царскую власть над Иудеей у Ирода, послал избить в Вифлееме и его окрестностях от двух лет и ниже по времени всех младенцев мужского пола. И вслед за этим повествованием евангелист приводит и само предсказание о сём пророка Иеремии (2:16–18). Пророк Осия за восемьсот лет предсказал о возвращении Богомладенца Христа с Его Материю и Иосифом из Египта, куда они бежали по повелению ангела от Ирода, искавшего убить Богомладенца Христа (Ос.11:1). Евангелист Матфей свидетельствует об исполнении этих пророчеств (Мф.2:15). Пророки Исаия за семьсот лет и Малахия за четыреста лет предсказали, что предтечей открытого служения Христа спасению рода человеческого будет Иоанн Креститель (Ис.40:3. Мал.3:1,4,5). И в Евангелии во многих местах читаем об исполнении сих пророчеств (Мф.3:1–3,11:10,17:10–13; Мк.1:2–4,9:11–13; Лк.1:76,3:4,7:27; Ин.1:23). Пророки Моисей более чем за полторы тысячи лет, Давид более чем за тысячу лет, Исаия за семьсот лет и Даниил почти за пятьсот лет предсказали, что Христос будет помазан от Св. Духа (Ис.11:2,42:1,61:1; Дан.9:24), будет пророком, подобным Моисею (Втор.18:15–18), будет священником по чину Мельхиседекову (Пс.109:4), будет ходатаем нового завета (Ис.2:6; 55,3–4; Дан.9:27,3:1). И в книгах нового завета мы видим ясное исполнение всех этих пророчеств (Мф.3:16,12:18; Мк.1:10; Лк.3:22,4:1; Ин.1:32,3:24; Деян.4:27,10:38; Ин.1:45; Деян.3:22,7:37; Евр. 5:6,7:17,22:8,6,9:15,12:24). Пророки Давид и Исаия предсказали, что открытое служение Христа делу спасения рода человеческого начнётся в Галилее (Ис.8:23,9:1), что учение его будет в притчах (Пс.77:2), что Он будет чудесно исцелять людей от болезней (Ис.35:5–6,53:4). Исполнение всех этих пророчеств мы видим в евангельских повествованиях о делах и учении Христа Спасателя (Мф.4:12–16; Мк.1:14; Мф.13:34–35; Мк.4:33–34; Мф.8:17,11:4–5; Лк.7:21–22).

Выше было сказано, что хлысты признают Христа Спасителя, описанного в Евангелии, за простого человека, подобного лжехристам, которые у них появляются в настоящее время. А так как Христос Спаситель Своё Божественное достоинство проявлял в знамениях и чудесах, обнаруживал Свою Божественную власть над смертью, болезнями, бесами, видимой природой: воскрешал мёртвых, исцелял больных, прогонял бесов, повелевал ветрам, ходил по водам и проч. и каждый малограмотный христианин в этих чудесах признаёт проявление Божественной силы Христа Спасителя, то хлысты и особенно представители их секты стараются все евангельские и библейские сказания о чудесах объяснить в смысле притчей, иносказаний, исторические повествования вытолковывают в духовном, возводном смысле. Девица или женщина, путём проповеди хлыстовского учения успевшая некоторых из православия или другого какого-либо исповедания склонить к принятию хлыстовской ереси, есть богородица. Упоминаемые в книгах св. Писания мёртвые и потом воскрешённые, больные, хромые, слепые, бесноватые и потом исцелённые – суть люди, которые прежде не веровали хлыстовскому учению и были грешниками, а потом уверовали, уразумели слово, научились делать добро, то есть, воскресли духовно и исцелились духовно. Путём такого ложного толкования св. Писания хлысты получают возможность кощунственно на ряду с Христом Спасителем становить представителей своей секты, лжехристов, говоря, что их христы могут творить и творят такие же чудеса¹⁴³.

По поводу таких хлыстовских толкований св. Писания нужно заметить следующее. Под притчами разумеется раскрытие какой-либо отвлечённой мысли под видимыми образами, предметами, взятыми из видимой природы. Приточный, возводный, иносказательный смысл некоторых речей Христа Спасителя прежде всего виден из самого текста евангельского. Такие речи Христа Спасителя или прямо в Евангелии называются „притчами“ (Мф. 13 гл.), или в таких речах встречается слово „подобно“. Царствие небесное, например, говорить Христос Спаситель, подобно хозяину дома, который рано поутру вышел нанять работников в виноградник свой (Мф.20:1). Или вслед за поучением Христа, предложенным в притче, Христос, как сердцеведец, видя, что слушатели не поняли Его поучения, сейчас же делал и объяснение притчи. В одно время, например, Христос сказал своим ученикам: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской. Ученики же думали: это значит, что хлебов они не взяли. Уразумев это, Иисус сказал им: что помышляете в себе, маловерные, что хлебов не взяли... как не разумеете, что не о хлебе сказал Я вам: берегитесь закваски фарисейской и саддукейской. Тогда они поняли, что Он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского (Мф.16:6–8,11–12). Или же сам евангелист, написавши известные слова в иносказательном смысле, затем сейчас же поясняет их. Вот такой пример. Христос сказал ученикам: Лазарь, друг наш, уснул, но Я иду разбудить его. Ученики Его сказали: Господи, если уснул, то выздоровеет. Затем сейчас же евангелист от себя замечает, что Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорил о сне обыкновенном (Ин.11:11–13). Ни в одном же из евангельских повествований о чудесах, сотворённых Христом Спасителем, нет замечания, что их нужно понимать, как притчи. Все видевшие сии чудеса понимали их, как дела сверхъестественные, возможные только для Бога, что никто из людей естественными человеческими силами не может творить их. И Христос Спаситель ни однажды не заметил по этому поводу, что чудеса, совершённые Им, понимаются неправильно, что их нужно понимать в другом каком-либо переносном смысле, в смысле притчи. Понимая чудеса, совершённые Христом Спасителем в смысле действительных, сверхъестественных событий, ни ученики Христа Спасителя, ни другие слушатели и очевидцы Его чудес, никогда не просили Его объяснить сами чудеса, как дела непостижимые для человеческого разумения.

Что евангельские повествования о чудесах Христа Спасителя нужно понимать в смысле исторических, действительных, видимых чувственными очами человека событий, это с непререкаемой ясностью видно и из того, что даже враги Христа Спасителя, книжники и фарисеи, которые в прославлении Христа знамениями и чудесами видели подрыв своего значения и уважения в народе, а потому естественно желали ослабить в народе впечатление и обаяние, производимое на народ чудесами Христа, и те никогда не решались отвергать историческую действительность и очевидную несомненность чудес, совершаемых Христом. Будучи враждебно настроены против Христа Спасителя и желая умалить в глазах народа значение чудес, совершённых Им, книжники и фарисеи нередко пытались, упрекать Христа, что он совершением чудес нарушает закон Моисея, совершает чудеса, по их понятию, в недозволенное время, в субботу, день покоя, когда закон Моисея воспрещал заниматься обыкновенными житейскими делами. Низводя чудеса Христа в ряд обыкновенных дел, книжники и фарисеи обвиняли Христа в нарушении закона Моисея, но никогда не осмеливались не только отвергать, но даже и заподозривать несомненную действительность и очевидность чудес, так как свидетелем несомненной очевидности чудес был народ, который, при первой попытке врагов Христа заподозрить действительность чудес, мог обличить заподозривателей в неправде. Возьмём для примера одно из таких Евангельских повествований. В одной из синагог учил Христос в субботу. Там была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться. Иисус, увидев её, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на неё руки; и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога. При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний (Лк.13:10–14). Если бы, согласно хлыстовскому толкованию, в этом евангельском рассказе под духом немощи, державшем женщину в скорченном положении, разуметь духа немощи делать добрые дела, согласные с хлыстовскими заповедями, а под исцелением, совершенным Христом, научение, преподанное Им женщине о том, как творить добрые дела, то усвоение этого научения женщиной, как психологическое явление, доступное только внутреннему сознанию женщины, внутреннему самонаблюдению и недоступное для внешнего наблюдения посторонних, окружавших её лиц, очевидно не могло бы у начальника синагоги вызвать такого замечания женщине: есть шесть дней, в которые должно делать, в те и приходите исцеляться, а не в день субботний. Во-вторых, если бы под исцелением скорченной разуметь научение, то начальник синагоги, основываясь на законе Моисея, и не мог сказать, что в субботу нельзя поучаться в законе. День субботний, по закону Моисея, как посвящённый на служение Богу, евреи должны были проводить в добрых делах – молитве и поучении в законе Господнем. Ещё подобный пример. Случилось Христу в субботу прийти в дом одного из начальников фарисейских... и вот предстал перед Него человек, страждущий водяной болезнью. По сему случаю Иисус спросил законников и фарисеев: позволительно ли врачевать в субботу. Они молчали. И прикоснувшись исцелил его и отпустил (Лк.14:1–4).

Опять, если под исцелением разуметь научение, то почему же законники и фарисеи молчали на вопрос Христа Спасителя: позволительно ли учить в субботу? Не только законникам и фарисеям было хорошо известно, что именно в субботу по преимуществу перед другими днями нужно поучаться в законе Господнем, но и всем евреям это было вполне известно. И вопрос Христа Спасителя не представлял бы никакого затруднения для ответа. Подобные же евангельские повествования о чудесных исцелениях, совершенных Иисусом Христом в субботу, есть и в других местах Евангелия: Мк.3:1–6; Ин.5:1–18,9:1–16. Евангелист Матфей повествует о чудесном насыщении Христом семью хлебами и небольшим количеством рыбы четырёх тысяч человек (Мф.15:33–39). Если, согласно хлыстовскому толкованию, в этом чуде нужно разуметь духовное насыщение алчущих и жаждущих правды, то как понимать следующие слова Христа Спасителя, что народ уже три дня находится при Мне, и нечего ему есть; отпустить же его не евши не хочу, чтобы не ослабел в дороге (Мф.15:32). Недостатка в духовной пище у Господа не могло быть. Он для того и явился на земле, чтобы дать людям духовную пищу для вечной жизни. (Ин.6:27). Эту духовную пищу Христос Спаситель предлагал людям всегда и везде: и на море, и на горе, и в пустыне, и в сёлах, и в городах, словом везде, где только являлся Господь. Далее. Если под чудесным насыщением семью хлебами и небольшим количеством рыбы разуметь духовное насыщение алчущих и жаждущих правды, то для чего евангелисты включают в число евших детей, между ними, нужно полагать, были и несмысленные младенцы, которые не могли слушать, понимать и насыщаться учением Христа Спасителя. О чудесах Христа Спасителя, как действительных, исторических событиях, известных очевидцам и современникам оных, свидетельствуют писатели и иудейские, и языческие. Современный Христу иудейский историк Иосиф Флавий пишет, что в его время явился в Галилеи великий чудотворец – Христос. А учитель христианской Церкви Тертулиан свидетельствует, что римский император Тиверий Август, собравши сведения об Иисусе Христе, предлагал римскому сенату внести Христа Спасителя в число богов, чтимых римлянами.

Таким образом, прежде всего сам евангельский текст повествований о знамениях и чудесах, совершённых Христом Спасителем, даёт много ясных и твёрдых оснований к отрицанию хлыстовского учения, что евангельские рассказы о чудесах нужно понимать в смысле притчей, иносказаний.

Пророк Даниил за пятьсот лет предсказал с точностью время смерти Христа Спасителя, прекращение ветхозаветных жертв и установление нового завета, что должно совершиться в семидесятую седьмину лет, то есть от 486 ½ года по 490 год от появления второго указа персидского царя Артаксеркса (Неем. 2 гл.), изданного в двадцатый год его царствования, за 453 года до Рождества Христова, о восстановлении Иерусалима после разрушения его полководцем Навуходоносора Навузарданом (Иерем. 52 гл.), когда Неемия, виночерпий царя Артаксеркса, помолившись Богу, выпросил у царя дозволение возвратиться в Иудею, довершить недостававшее в храме Божием, обстроить город Иерусалим стенами, башнями, призвать в него жителей и возбудить у священников ревность к исполнению закона Божия (Творения блаж. Феодорита Кирского часть 4 стр. 182–183. Москва. 1857 г.). В евангелиях мы видим, что Христос Спаситель, действительно, в последнюю седьмину из семидесяти седьмин со времени издания указа царя Артаксеркса Неемии, принесши себя в жертву за грехи людей на кресте, отменил кровавые ветхозаветные жертвы (Евр.10:1–18). Пророки Захария за пятьсот лет и Малахия за четыреста лет предсказали торжественный вход Христа во Иерусалим (Зах.9:9) и явление Его во храм (Мф.3:1), и в Евангелии мы видим исполнение этих пророчеств (Мф.21:4–9; Ин.12:12–16; Мф.21:12; Мк.11:15; Лк.19:45; Ин.2:13–16). Пророки Давид и Исаия предсказали, что Христос на земле будет в уничиженном состоянии (Ис.53:2), будет отличаться кротостью и смирением (Ис.42:2), любвеобильностью и состраданием к людям (Ис.40:11,42:3), чистым безукоризненным характером (Ис.11:5,53:9), ревностью по Боге (Пс.68:9). И все эти пророчества оправдались на Иисусе Христе (Мф.13:55; Мк.6:3; Лк.9:58; Ин.6:42; Флп.2:7; Мф.11:29,12:16–19; Лк.22:27; Фил. 2, 8; Мф.9:36,12:15–20,14:14,20:34; Мк.6:34; Лк.19:41; Деян.10:38; 2Кор.5:21; 1Пет.1:19,2:22,3:18; 1Ин.3:5; Мф.21:12–13; Мк.11:15–17; Лк.19:45; Ин.2:14–17). Тоже пророки – Давид и Исаия предсказали, что Христа Спасителя будут презирать (Пс.21:6; 68:7,9,20; Ис.49:7,53:3), что Он будет отвергнут братьями (Пс.68:8; Ис.53:3), князьями и начальниками языческими и иудейскими (Пс.2:1–2,117:22), будет для иудеев предметом ненависти, камнем претыкания и соблазна (Пс.68:4,108:5; Пс.8:14). И эти пророчества исполнились на Иисусе Христе (Мф.13:54–57; Мк.6:3,9:12,23:11; Ин.6:42,9:29; Рим.15:3; Мк.3:21; Ин.1:11,7:5; Мф.27:18; Мк.15:10; Ин.15:18–25; Мф.2:3–18; Лк.23:12; Деян.4:25–27; Мф.21:42–45; Ин.7:48,9:29; Деян.4:11; IКор.2:8; Мк.12:10–12; Лк.20:17–19; 1Пет.2:7–8; Рим.9:32–33). Пророки Давид, Исаия, Даниил, Моисей и Захария предсказали, что Христос Спаситель будет предан врагам одним из Его учеников (Пс.40:9), оставлен своими учениками (Зах.13:7), будет продан за тридцать сребреников (Зах.11:12), что за эти деньги потом будет куплено поле горшечника (Зах.11:13), что Он будет страдать и мучиться за грехи всего народа (Ис.53:4,6–11,63:1–5), что Ему нанесут удары-побои по ланитам, будут плевать в лицо и оскорблять (Ис.50:6; Мих.5:1; Пс.21:7–8; Ис.68:19–20; Пс.88:51). что Он будет обвиняем ложными свидетелями (Пс.26:12,34:11), что Его руки и ноги будут прободены (Пс.21:16; Зах.13:6), что Ему дадут пить уксус с желчью (Пс.68:21), что Он будет как бы оставлен Богом (Пс.21:1), поставлен в число злодеев (Ис.53:12), с молчанием, будет терпеть это от своих гонителей (Ис.53:7) и будет даже ходатайствовать за своих убийц (Ис.53:12; Пс.108:4), которые осудят Его на смерть (Ис.53:12; Дан.9:26). Из книг нового завета мы видим, что все эти пророчества сбылись на Христе Спасителе: предательство – Мф.26:23–25; оставление учениками – Мф.26:31,56; Мк.14:27,50; Ин.16:32; сребреники – Мф.26:14–16,27:9; Мк.14:10–11; Лк.22:4–6; поле горшечника – Мф.27:6–10; мучение за грехи народа – Мф.20:28,26:67; Мк.10:45,14:33–36; Лк.22:42,44; Ин.12:27; Деян.3:18; 1Пет.2:21,3:18; удары, плевание в лице и оскорбления – Мф.26:39–62,27:39–49; Мк.14:65,15:19,29–39; Лк.22:63–64; Ин.18:22,19:3; обвинение лжесвидетелями – Мк.26:59–62; Мк.14:55–60; Лк.23:10; прободение рук и ног – Мф.27:35; Мк.15:24; Лк.23:33; Ин.19:18,20:25–27; желчь и уксус – Мф.27:34.48; Лк.23:35–37; Ин.19:28–30; кажущееся оставление Богом – Мф.27:46; Мк.15:34; поставление в число злодеев – Мф.27:38; Мк.15:27–28; Лк.22:37,23:33; молчание перед гонителями – Мф.26:62,27:12–14; Мк.14:60–61,15:3–5; Лк.23:9; Деян.8:32–35; ходатайство за убийц – Лк.23:34, осудивших на смерть – Мф.27:50; Мк.15:44; Лк.23:46; Ин.19:33; Деян.10:39,13:27–29. Пророки Моисей, Давид, Исаия, Иоиль (за 700 лет), Амос (за 700 лет) и Захария пророчествовали, что смерть Христа Спасителя будет сопровождаться чудесами (Иоил.2:30–31; Ам.8:9). что разделят Его одежды и будут бросать о них жребий (Пс.21:18), что ни одна из костей Его не будет повреждена (Исх.12:46; Чис.9:12,46; Пс.33:20), Он будет прободен (Зах.12:10), похоронен будет богатыми (Ис.53:9), тело Его не подвергнется тлению (Пс.15:10), что он воскреснет и вознесётся на небеса (Пс.15:10,23:7–10,67:18,109:1; Ис.53:9). В св. книгах нового завета видим исполнение и этих пророчеств: чудеса по смерти – Мф.27:45; Мк.15:33; Лк.23:44–45; разделение одежд – Мф.27:35; Мк.15:24; Лк. 23:34; Ин.19:23,34; – о целости костей – Ин.19:33,36; – о прободении – Ин.19:34,37; погребение богатыми – Мф.27:57,60; Мк.15:43–46; Лк.23:50–53; Ин.19:38–42; нетление тела – Деян.2:25–31,13:35–37; воскресение и вознесение на небеса – Мф.16:6,28:6–7; Лк.24:6,34,51; Ин.20:14; Деян.1:9,2:24,32–35,13:30,37; Еф.4:8–10. Пророки; Давид, Исаия, Иеремия, Иоиль, Захария, Даниил и Михей предсказали, что Христос по своём вознесении на небо сядет одесную Бога Отца (Пс.109:1), что Он пошлёт своим ученикам Святого Духа (Пс.67:18; Иоил.2:28–29), что Он будет первосвященником на небе и ходатаем за грешников (Зах.6:13), будет краеугольным камнем в Церкви (Пс.117:22; Ин.28:16) и её верховным пастырем (Ис.34:23,40:11), светом и спасением народов (Ис.11:10,42:1,6,49:6,55:4–5) и будет царствовать с правдою над всеми народами вечно, (Чис.24:17; Пс.2:7–9,44:6–7,71:2–8; Ис.9:6,11:4,42:3; Иер.23:5,33:15; Дан.7:14; Мих.7:4). И эти пророчества о Христе Спасителе исполнились и исполняются доселе, как мы видим из книг св. Писания нового завета: седение одесную Бога Отца – Деян.2:34; Рим.8:33–34; Евр.1:3,10:12; посольство Св. Духа ученикам – Деян.2:1–4,16:18; первосвященство и ходатайство на небе – Рим.8:33–34; Евр.7:25; краеугольный камень Церкви – Мф.16:16–18,21:42; Мк.12:10; Лк.20:17; Деян.4:11; IПет.2:6–7; IКор.3:11; Еф.2:20; верховное пастырство в Церкви – Ин.10:11,14; Евр.13:20; 1Пет.2:25,5:4; свет и спасение народов – Мф.12:18,21; Мк.16:15–16; Лк.2:32,24:47; Ин.1:4–9,8:12,10:16,12:46; Деян.11:17–18,13:47; вечное с правдой царствование над всеми народами – Лк.1:32–33; Ин.5:30; Флп.2:9–11; Откр.19:11. Наконец ветхозаветные пророки Самуил, Давид, Соломон, Даниил, Иоиль и Сам Христос Спаситель и апостолы предсказали, что воплотившийся Сын Божий, на Котором со всей ясностью и неукоснительной точностью исполнились ветхозаветные пророчества о Его первом пришествии на землю и открытом и униженном служении дела спасения человеческого рода, о Его смерти, воскресении, вознесении на небеса и последующем духовном царствовании над миром, снова во второй раз придёт на землю в Своём прославленном теле с силой и славой многой для окончательного страшного суда над миром, потребовать у людей отчёта в том, как они воспользовались евангельскою проповедью и плодами искупительных заслуг Христа Спасителя, то есть благодатными дарами, необходимыми для нашего спасения (1Пар.16:33; Пс.9:7–8,49:1–6,95:13,97:9,109:5–6; Еккл.13:17; Ис.1:27–28,2:10–21; Дан.7:10; Иоил.2:30,3:13–17; Мф.11:21–24,16:27,24:30–31,25:31–46; Лк.10:12–14; Ин.5:25–29; Деян,17:31; Рим.14:10; 2Кор.5:10; 2Фес.4:16–17; Евр.9:27). Второе пришествие Христа Спасителя на землю по обстоятельствам, при которых оно произойдёт, будет совершенно отлично от первого Его пришествия. Первое пришествие Сына Божия на землю не предварялось никакими особыми чрезвычайными явлениями в видимой природе, кроме звезды на востоке, которую заметили волхвы. В первое Своё пришествие на землю Христос родился по плоти от Пресвятой Девы Марии, по наитию Св. Духа, младенцем; возрастал, как человек, по законам человеческой природы, ел, пил, чувствовал усталость, спал, скорбел и даже плакал; словом, в первое Своё по плоти пришествие на землю Христос Спаситель явился в самоуниженном смиренном человеческом образе раба и жил на земле тридцать три года с половиной. Второе пришествие Сына Божия на землю будет предварено особыми чрезвычайными явлениями, как в человеческом роде, так и в видимой природе. Люди будут переживать такую невыносимо тяжёлую скорбь, какой не было от начала мира... и не будет. После скорби дней тех солнце померкнет и луна не даст света своего, и звёзды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Явится на небе знамение Сына Человеческого, то есть, крест, победное знамение Христа Спасителя над адом и смертью. Само второе пришествие на землю Христа Спасителя в прославленном теле будет быстро, мгновенно, подобно молнии. Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада; так будет пришествие Сына Человеческого (Мф.24:27), грядущего на облаках небесных с силой и славой великой. Все племена земные, неверовавшие учению Христа Спасителя, увидевши Его идущего судить их, восплачутся. Он пошлёт своих ангелов с громогласной трубой, дабы собрать избранных Его со всей вселенной. Все ветхозаветные пророчества о первом пришествии на землю воплотившегося Сына Божия, о Его жизни и делах на земле, как мы видели из книг св. Писания нового завета, исполнились со всей неукоснительной точностью. А это всем православным христианам даёт полную и несомненную уверенность, что и пророчества о втором пришествии на землю воплотившегося Сына Божия для страшного суда исполнятся.

Христос, описанный в Евангелии, есть Единородный Сын Божий (Ин.1:14. 18; 3:16; 1Ин.4:9), истинный и вечный Бог (1Ин.5:20), равный по Божеству – Божеским достоинствам и совершенствам Богу Отцу (Ин.5:17,19:21–26; Ин.10:28–29,14:7), всемогущий (Ин.5:17,19:21; Мф.28:18; 1Кор.1:23,24; Еф.1:21) Творец всего видимого и невидимого (Ин.1:3,10; 1Кор.8:6; Кол.1:16; Евр.1:2,10,9:2). Христу Спасителю приличествует Божеское поклонение и почитание (Ин.5:23; Флп.2:10–11). Христос Спаситель есть Бог, явившийся во плоти (1Тим.3:16; Кол.9:2) для искупления людей от греха (2Пет.2:22; 1Ин.3:5; Тит.2:14), проклятия (Гал.3:13) и вечной греховной смерти (Ин.10:28). У нас один Господь Иисус Христос (1Кор.8:6). Если мы знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем (2Кор,5:16). Христос есть единый Спаситель всех людей (Деян.4:12; 1Тим.2:5–6) и единым остающийся на веки (Евр.13:8), Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний (Откр.1:10,17,2:8,22:13). Других, новых воплощений Сына Божия и явлений истинных Христов на земле, подобных первому явлению Сына Божия во плоти на земле, описанному в Евангелии, быть не может и в них нет нужды, так как Христос единократным принесением Себя в жертву искупил людей от всякого греха (Евр. 9:28; 10:14), совершил искупление вполне достаточное, довлеющее для удовлетворения правосудию Божию (Рим.5:15–17; Евр.9:2,10:12,14).

Таким образом подробное обследование ветхозаветных пророчеств о явлении Сына Божия во плоти на земле, Его жизни, делах и чудесах, страданиях, смерти, воскресении и вознесении на небеса и сопоставление этих пророчеств в известном последовательном порядке даёт возможность верующему христианину по ветхозаветным пророчествам изучить новозаветную евангельскую историю жизни Христа Спасителя и Его искупительной жертвы за грехи человеческого рода. На такое значение ветхозаветных пророчеств указывал и Сам Христос Спаситель неверовавшим в Него иудеям: исследуйте писания, ибо вы думаете чрез них иметь, жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне (Ин.5:39). Так Промысл Божий, неусыпно пекущийся о спасении человеческого рода, предуведомлял его и подготовлял к принятию Искупителя. Поэтому и апостолы, обращаясь с проповедью о Христе к евреям, в подтверждение своих речей ссылались на ветхозаветные пророчества, как, например, ап. Пётр в день Пятидесятницы (Деян. 2 гл.) и ап. Павел в Риме (Деян.28:23) и проч. А потому если бы были возможны и необходимы для спасения людей новые воплощения и явления Сына Божия на земле, то в св. Писании Христос Спаситель не был бы назван Единородным Сыном Божиим (Гал.4:4), Альфой и Омегой, Началом и Концом, Первым и Последним (Откр.1:10,17,2:8,22:13). Дух Святой с поразительной ясностью, подробностью и точностью за несколько сот лет устами пророков предсказавший все обстоятельства рождения, смерти, воскресения и вознесения на небеса Христа Спасителя, описанного в Евангелии, несомненно устами тех же или других боговдохновенных пророков предсказал бы людям, предуведомил бы их и о новых воплощениях и явлениях Сына Божия на земле, так как Он неусыпно печётся о спасении людей. Но в св. Писании не только нет пророчеств о новых воплощениях и явлениях Сына Божия, Христа на земле, но ясно и решительно запрещается думать о новых явлениях и принимать вновь являющихся Христов. Св. Писание называет лжехристами и повелевает удаляться и беречься их. Иисус сказал: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие придут под Моим именем, и будут говорить: я Христос, и многих прельстят. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно и избранных (Мф.24:4,5,24). В виду таких ясных и решительных предостережении мы не только не должны принимать вновь являющихся Христов; но и пророков и чудотворцев, если они будут являться на земле, только тогда признавать за истинных посланников Божиих, когда они будут творить чудеса и пророчествовать не в своё имя, но во имя Единого Бога, во Святой Троице славимого, и во имя Христа Спасителя евангельского. И последний антихрист, и его помощники, желая уподобиться своими делами Христу евангельскому и Его апостолам, тоже будут творить чудеса, как видно из вышеуказанных слов Христа Спасителя; но они, как противники Христа Евангельского, будут творить чудеса не божественной силой, а силой веельзевула, князя бесовского, как его слуги и орудия; будут творить чудеса не во имя истинного Бога, во Святой Троице славимого, и Христа Евангельского, так как они всё это будут отвергать.

В виду ясного и неукоснительного исполнения всех ветхозаветных пророчеств о Мессии на Иисусе Христе напрасны и ожидания субботников имеющего быть явления Мессии на земле. Их неверие Мессии Евангельскому есть неверие Самому Богу Отцу, посылавшему ветхозаветных пророков для изречения обетований о Мессии Иисусе Христе, на Коем они вполне оправдались.

Прот. Н. Кутепов

(Продолжение следует).

В сентябре 1899 года мной было проведено несколько публичных собеседований с раскольниками города Ростова. Выступавший тогда в защиту раскола крестьянин села Городища, слепец П.И. Подрядчиков, сознавшись в своём бессилии оправдать учение раскола, заявил, что он, с согласия ростовских раскольников, пригласит в Ростов для собеседований со мной кого-либо из видных защитников раскола.

И действительно, 16 января 1900 года я получил от председателя Ростовского миссионерского комитета, священника о. Константина Молчанова, телеграмму о приезде в Ростов защитника раскола Усова. 17 января я поехал в Ростов, предварительно сообщив телеграммой о. Молчанову, что беседы начнутся 18.

18 января мы с о. К. Молчановым поехали к лже-священнику Филиппу Привалову, у которого остановился И. Г. Усов.

Познакомлю читателей „Мисс. Обозр“. с г. Усовым. Это – низенький, несколько сгорбленный молодой человек, лет 32–35, худощавый, с маленькой, остренькой черноватой бородкой, с быстро бегающими хитрыми глазами. Одет он был тогда в московскую поддёвку с сборками, обут в „смазные“ сапоги „с дутыми глянцевыми бураками“; волоса на голове густо напомажены и тщательно расчёсаны на две равные половины („прямой ряд“) и подстрижены „в скобку“; говорит Усов в домашней беседе тихо, вкрадчиво, с слащавой улыбочкой на устах.

Когда мы вошли в квартиру Привалова, там был на лицо весь ростовский раскольничий „причет“ и некоторые купцы – представители раскола.

Познакомившись с Усовым (остальных я уже почти всех знал), мы решили в этот же день начать собеседования по следующей программе вопросов:

Беседа первая. „О вечности Церкви Христовой с трёхчинной иерархией и седьмью таинствами“,

Беседа вторая. „О незаконности и безблагодатности австрийской иерархии“, и

Беседа третья. „О причинах отделения раскольников старообрядцев от православной Церкви“.

В 12 часов дня, 18 января, с колокольни городского собора раздался звон, возвещавший о собеседованиях. Народ переполнил обширный собор, окружив плотной стеной со всех сторон устроенное среди собора возвышение для собеседований. Каждое собеседование начиналось пением молитвы Духу Святому: „Царю небесный“ и оканчивалось пением же „Достойно есть“ и тропаря: „Спаси, Господи, люди Твоя“; во время кратких перерывов бесед певчими городских церквей исполнялись догматики древнего знаменного распева. Городское духовенство, во главе с благочинным о. А. Крыловым, усердно посещало собеседования, а некоторые священники, как, например, о. К. Молчанов и с. Батайска о. П. Шикунов, принимали и участие в них.

Предпослав сии предварительные краткие и общие сведения о собеседованиях, приступаю и к подробному описанию их, вменив себе в непременную обязанность указать все доказательства, какие только мог придумать и привести в защиту незащитимого раскола г. Усов.

* * *

Вот содержание нашей первой беседы о вечности Церкви Христовой с трёхчинной иерархией и седьмью таинствами.

Миссионер. Св. апостол Павел, уподобляя Церковь Христову телу человека, в первом своём Послании к Коринфянам говорит: как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, так и Христос (1Кор.12:12 ст.). „Сие есть, – поясняет св. Иоанн Златоуст, – тако и Христово тело, еже есть Церковь“. Тело же, – продолжаем слова св. апостола, – не из одного члена, но из многих... А если бы все были один член, то где было тело? Но теперь членов много, а тело одно... И вы тело Христово, и порознь члены... И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, апостолами, во-вторых пророками, в третьих учителями... Все ли апостолы? Все ли пророки? Все ли учители?.. (1Кор.12:14–29). Тело человека состоит из многих членов: головы, рук, ног и проч., но все эти члены составляют одно тело, все одинаково заботятся друг о друге: страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И св. Церковь Христова, составляя одно тело Христово, состоит из многих членов, выполняющих разное служение, но крепко связанных между собой узами взаимной христианской любви, единством веры и благодатных даров.

Первый и главный член видимой, существующей, на земле, Церкви – суть епископы, преемники апостольского служения. „У нас место апостолов занимают епископы“, говорит блаж. Иероним (27 посл. к Маркеллу). „Епископ представляет собой лицо Христа и есть наместник Господа“, учит св. Амвросий Медиоланский (толков. на 1 Посл. к коринф.). „Епископи убо по образу Господа нашего Иисуса Христа, и глава церковного телеси именуеми суть“ (Кормч. л. 15 об. в толков. на 55 апост. правило). „Что. бо есть епископ, аще не паче всякого начальства и власти над всеми начальствуяй, елико возможно начальствовати человеку, подражающему по силе Христу Богу“ (Св. Игнатий Богон. 1 посл. Тралл.). „Церковь без епископа быти, не может“ (Златоуст; 154 л. об. в Маргар. втор, счета) „и никогда не была“ (Полинод. Захар. Коп.), ибо „епископ в Церкви, и Церковь во епископе, и не находящиеся в единении с епископом не находятся и в Церкви“ (св. Киприан 69 посл.). Кроме епископов, необходимыми членами Церкви Христовой являются священники и диаконы: „пресвитери и диакони (говорится в толковании 55 пр. св. апостол) по образу суще рук , яко теми церковное правление содевает епископ“. „Епископ (Бога) Отца всех образ есть: пресвитери же, яко сонм Божий и союз апостолов Христовых: без них Церковь несть избранна, ниже, собрание святое, ниже сонм преподобных. Иже без епископа и пресвитеров и без диаконов что-либо творит: таковый оскверняется совестью и неверного горший есть“ (св. Игнатий Богон. 1 посл. Траллиан). Кроме головы и рук, тело человека имеет ноги. Точно также и в церковном организме некоторые члены – миряне – уподобляются ногам (толков. на 64 пр. шест. всел. соб.). „Суть в Церкви, говорит св. И. Златоуст, многи на высоту исправлени, якоже глава, небесная сматряюще, якоже очи, иже в главе, много от земли отстояще, ничто же обще имущей к ней, инии ног чин содержат, землю попирающих“ (беседы на 14 посл. стр. 1677). Итак, Церковь Христова, подобно телу человека, имеет разные члены: голову, руки, ноги, – т. е., епископов, священников, диаконов и мирян. Если человек не имеет головы, он уже не человек, а безжизненный и безглавый труп, неизбежно подлежащий разложению; если человек не имеет рук или ног, он физически неполный человек. И общество христиан, если не имеет епископов, есть общество безглавое, безжизненное: „От окаянного Севира произыде еретичествование акефалитов. сие есть безглавых, нареченных тако того ради, яко не хотяху быти над епископами православными начальствующими церквам, якоже глава начальствует прочим членам“ (Чет. Минея Авг. 30 дня, л. 139 об. изд. 1835 г.). „Главы кроме не может жити человек“, говорит св. Златоуст: не может духовно и спасительно жить и безглавое общество христиан, не имеющее епископа „Егда ту несть архиерея, таковем не дается Дух Святый, якоже веруем“ (Тактик. препод. Никона Черн. сл. 23, л. 141 об.).

Представив кратко внешний вид Церкви Христовой, т. е. показав, из каких членов она состоит и должна вечно, неизменно состоять, скажем несколько слов и о духовных её признаках.

Не всякое христианское общество, имеющее трёхчинную иерархию, можно назвать Церковью Христовой, и только то, которое, кроме трёхчинной иерархии, имеет и все спасительные средства, яже к животу и благочестью. А такими средствами и служат – полная вера во всё евангельское учение, исполнение всех божественных заповедей, содержание и постоянное совершение богоустановленных спасительных седьми церковных таинств: крещения, миропомазания, причащения, покаяния, священства, брака и елеосвящения. Так как старообрядцы, с которыми мы имеем беседу, доверяют старопечатным книгам, то для подтверждения своих слов мы и находим возможным указать свидетельства из старопечатных книг. Так, в книге Великий Катехизис говорится: „Се есть Церковь соборная, яже всему Евангелию и всему учению вселенских соборов верует, а не части“ (л. 121). Несколько выше, на вопрос: что есть Церковь Божия, – даётся ответ, что Церковь Божия есть собрание всех верных Божиих, таких, которые, содержа непоколебимую единую православную веру и пребывая в любви нелицемерной, облобызают учение Евангельское непоколебимое, которые, пребывая в законе христианском незазорно, достойни суть приимати св. божественные совершенные тайны, и которые, находясь под единою Главою, Господом нашим Иисусом Христом, подчиняются правлению, или спасительному руководству совершенних святых, от Него поставленных, т. е. епископов, пресвитеров и диаконов. На листах 365, 356, 360 и 395 той же книги сказано, что всех церковных таинств, „ихже святая Церковь всегда употребляет “, должно, быть непременно, ни больше и не меньше седьми.

Все старообрядческие общества по отделении своём от св. православной Церкви не имели ни полноты священной трёхчинной иерархии, ни полноты святых седьми церковных спасительных таинств. Некоторые из старообрядцев, известные под именем беглопоповцев, „окормлялись“, как они выражаются, одними беглыми священниками без епископов, т. е. имели только руки, отсечённые от чужого тела; к числу этих старообрядцев принадлежало и общество австрийцев; другие оставались совершенно без священных лиц (беспоповцы), составляя всё своё церковное тело из одного члена – ног, т. е. мирян, вопреки словам св. апостола Павла: „если бы все были один член, то где было бы тело“ (1Кор.12:19)? У первых из этих старообрядцев не совершалось таинств великого совершения св. мира и рукоположения, а у последних: миропомазания, причащения, священства и елеосвящения. Следовательно, эти общества не имели ни внешних, ни духовных признаков св. Христовой Церкви. Где же пребывала и пребывает св. Церковь с полнотой иерархии и таинств? Ведь удобнее солнцу угаснути, нежели Церкви без вести быти? А между тем среди старообрядческих обществ не было даже и признаков её. Где же она, светлейшая солнца, пребывала? Там, где эти несчастные, ослеплённые враждой, злобой и самомненным мудрованием, не хотели видеть и доселе отвращаются признать её. Как для лишившихся зрения невиден свет солнца, так и для старообрядцев св. Церковь находится как бы под неким мраком. Но она, Непорочная Невеста небесного Жениха; как раньше патр. Никона, так и после его пребывает и пребудет до второго пришествия Христова такой же, какой создана вначале. Учение старообрядцев, что св. Церковь Христова, под давлением неблагоприятных ей, чисто внешних условий, может лишиться и епископов, и священников, и диаконов, и некоторых божественных таинств, ясно противоречит словам Господа, изрекшего Своими пречистыми устами, что врата адова, т. е. совокупность всех сил диавола, – не одолеют ей (Мф.16:18). И, действительно, кто знает историю Церкви Христовой, тот не может не удивляться силе и крепости Церкви Божией, яже есть несокрушимый столп и незыблимое утверждение истины. С самых первых дней своего существования на земле, она подвергалась нападениям то со стороны иудеев, то от язычников, то от лже-братий – еретиков, но никогда не увядала, никогда не падала и не ослабевала, ибо борющиеся с ней боролись с Самим непобедимым Богом, а потому всегда не она, а враги её оставались побеждёнными и посрамлёнными в своём бессилии. „Колицы ратоваша Церковь, и ратовавший погибоша... Борима есть и не побеждается. И чего ради попусти брань? Яко да покажет её светлейшую победу!“ – восклицает св. Иоанн Златоуст. Никто не может указать нам такого случая из истории св. Церкви, чтобы она лишалась всех епископов, чтобы еретики увлекли всех их в свои пагубные сети. Поэтому беспримерное состояние глаголемых старообрядцев, лишившихся всех епископов, не может быть оправдано ни Словом Божиим, ни учением св. отцов, ни даже какими-либо историческими событиями. Следовательно, их учение не истинное, их состояние вне общения со св. Церковью неспасительное: „вси иже ныне в Церкви святей не будут, тии во озеро оное огненное ввержени будут“, так как „иже не пребывает в сей соборней Церкви, тех Христос не спасет и Духа Святого сицевии не имут“ (Вел. Катех. л. 121).

Послушаем теперь, чем будет оправдывать себя и своё общество г. Усов.

Усов. В виду того, что я не перебивал моего собеседника, и он не имеет права перебивать мою речь до тех пор, пока я её не кончу: на публичных беседах мы с ним равноправны. Я знаю, что мои объяснения придутся ему не по вкусу: он будет и ёжиться, и краснеть, и обязан молчать. Итак, господа старообрядцы, слушайте со вниманием. Прежде всего объявляю, что о. миссионер сказал много правды, указал много мест из Писания, но это достоинство его ещё не особенно велико, ибо и диавол знает писание и иногда приводит его. О. миссионер, говоря иногда правду, густо переплетал её и неправдой, так что неправды-то он в сущности наговорил больше, чем правды. Первая его неправда: он учит, что под словом Церковь нужно понимать людей разных степеней и в этих людей верить. Это такая неправда, которую нельзя назвать иначе, как идолопоклонством. Мы должны веровать, буди вам это, о. миссионер, известно, не в людей, а во единого точию Бога. И когда говорим: „верую во едину святую соборную и апостольскую Церковь“, то опять-таки исповедуем этими словами свою веру не в людей, а в Бога, Главу сей Церкви. Вижу, что о. миссионер поражён и удивлён этим: он не знал и не ожидал такого возражения, но мы ему покажем, что оно не ново и не нам принадлежит. В книге Великий Катехизис на 17 листу мы читаем: „ко единому ли Самому Богу веру имети достоит, или и ко святым Его“? – „Веру убо имамы к Богу, в Него же и крестихомся“. „Сие же како имамы разумети, еже глаголем: верую во едину святую соборную и апостольскую Церковь, в человеки ли мы то верим, или во иное что? – Не в человеки, но в проповедание и догматы их божественные, сиречь, полагаем на уставах церковных, и предания соборная и апостольская“. Далее на 119 л.: „веруем во едину святую соборную и апостольскую Церковь, сиречь, уповаем на учения и догматы святых апостолов, и святых вселенских седьми соборов, а не в люди верим“. Мои слова, как слышали вы сейчас, подтвердило и писание, значит, я верно сказал, что о. миссионер проповедует ложь. А кто проповедует ложь, тот во истине не стоит, и есть сын сатанин. Мы обязуемся веровать не в людей, а во Евангелие, а посему и под святой Церковью Божьею должно понимать божественное и спасительное учение. И такое учение принадлежит опять не лично мне, а преподобному отцу, Максиму Исповеднику, который, обличая верующих, подобно о. миссионеру, в людей, говорил: Христос Господь кафолической Церковью нарече правое и спасённое веры исповедание“. Затем о. миссионер говорил, что св. Церковь должна иметь три признака: веру во Евангелие, трёхчинную иерархию и седьмь таинств. Это верно. Но почему же он говорит больше всё о двух последних, а о первом умалчивает? Не кроется ли в этом умалчивании его лукавство и затмение истины?

Ведь в этом первом признаке вся и сила: где есть полная вера во св. Евангелие, там и св. Церковь, а где нет этой веры, там нет и Церкви. Если же та будет веровать и учить так же, как и о. миссионер, то над нами умные люди только посмеются и, чтобы не оскорбить нас, из вежливости припишут нам самый безобидный признак – назовут нас близорукими. Видим мы, что есть полнота иерархии и таинств, должны верить, что там и Церковь. Этак мы, пожалуй, и всех бессловесных животных назовём людьми. Мы видим, что у человека два глаза, видим и у животных тоже два глаза – значит, – они люди! Такой здравой логики придерживается наш почтенный о. миссионер; перед таким его здравомыслием мы, конечно, не можем не преклоняться. Нет, о. миссионер, не в обиду будь вам сказано, вы не продумали хорошенько того, что наговорили. Я исправлю вашу ошибку и скажу, что св. Церковь имеет только один существенный признак – веру во св. Евангелие, а другие указанные ваши два признака несущественны. Поэтому, хотя наша св. Церковь и оставалась без епископов, но всегда пребывала верна учению евангельскому, следовательно, и неодолённой от врат адовых. Что, действительно, и без епископов Церковь Христова остаётся неодолённой от врат адовых, в этой мысли утверждает нас и св. Иоанн Златоуст следующими словами: „Невозможно переплыть море без корабля, а корабль этот означает единую святую соборную апостольскую Церковь; господин сего духовного корабля Сам Всемогущий Бог Отец; кормчий Единородный Сын Его; благоприятный ветер – Дух Святый; подчинённые правители корабля-Церкви: Апостолы и их преемники пастыри и учители церковные; плывущие на сём корабле – все правоверующие христиане; дно и основание сего корабля есть правая вера во Святую Троицу; бока корабля, передняя часть его и кормило – означают правые догматы веры, заповеди Божии, предания Церкви, правила апостольские и вселенских соборов и вообще постановления церковные; мачта – святой крест Христов, которым всё в Церкви скрепляется и утверждается; паруса – любовь; якорь – надежда. Духовный сей корабль Церкви из разных мест и стран перевозит через житейское море всех правоверующих и истинных христиан в небесный Иерусалим, и, хотя обуревается многими ветрами и волнами, но никогда не подвергается крушению. Сколько врагов и гонителей ни восставали на святую Церковь, она никогда не была побеждена, потому что утверждается словом Господним: созижду Церковь Мою, врата адова не одолеют ей Матф. зач. 67“ (Дьяченко: „Уроки и примеры христ. веры“, изд. 1894 г. стр. 421). Поясним эти слова. Святая, соборная и апостольская Церковь есть корабль Всемогущего Бога Отца. Кормчий корабля Сын Божий; дно и основание – правая вера; бока и передняя часть и кормило – правые догматы, апостольские правила и святоотеческие уставы и предания. Всё это у нас было и есть: мы в догматах веры никогда не погрешали, от апостольских и соборных правил, от учений и преданий святоотеческих не отступали и на едину йоту; следовательно, мы всегда пребывали на этом св. корабле. Хотя у нас и не было единомысленных епископов, но они и не входят, равно как и миряне, в состав корабля, а суть только подчинённые правители корабля, а миряне – плывущие на нём; верховный же правитель – Господь наш Иисус Христос был всегда с нами; поэтому нельзя сказать, не погрешив против истины, и того, что мы оставались без правителя. Небытие с нами единомысленных епископов ставить нам в обвинение нельзя даже и потому, что это не ересь, не заблуждение, а событие историческое; за события же никого нельзя обвинять, так как все они совершаются, как в жизни частного лица, и тем более в жизни св. Церкви, совершаются по воле Божией, посему – дерзающие обвинять нас – обвиняют Самого Бога. Миссионеры никонианской Церкви обыкновенно смущают маломощных и малограмотных наших братий такими словами, что все епископы не могут уклониться в ересь, но привести доказательство в подтверждение этих слов не могут. Все их доказательства содержат только ту мысль, что обязательно должно подчиниться истинно-православным епископам. Но с этим мы всегда согласны: православных епископов должно слушаться, но если их нет? Неужели тогда должно подчиняться еретическим? Но с этим и о. миссионер не согласится и опять скажет: все православные епископы не могут сделаться еретическими. А мы докажем, что могут. В этом убеждает нас само Слово Божие, повествующее, что все апостолы впадали в полнейшее неверие. Вижу, что о. миссионер опять поражён: все его доказательства разрушены, подобно мыльным пузырям, одним только дуновением Евангельского события. В таком случае прочитаем по самой божественной книге. Слушайте: „Во едину же от суббот зело рано приидоша на гроб, носяще, яже уготоваша ароматы, и другие с ними. Обретоша же камень отвален от гроба. И вшедше не обретоша телесе Господа Иисуса. И бысть недомыслящимся им о сем, и се мужи два стаста перед ними в ризах блещащихся. Пристрашным же бывшим им и поклоншим лица на землю, рекоста к ним: что ищете живого с мертвыми? Несть зде, но воста: помяните яже глагола вам, еще сый в Галилеи, яко подобает Сыну человеческому предану быти в руце человек грешник, и пропяту быти, и в третий день воскреснути. И помянуша глаголы Его: и возвращшеся от гроба, возвестиша вся сия единомунадесяте и всем прочим. Бяше же Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария Иаковля и прочия с ними, яже глаголаху ко апостолом сия. И явишася перед ними яко лжа глаголы их, и не вероваху им“ (Лук. зач. 112). В Евангелии от Марка: „Воскрес же Иисус заутра в первую субботу явися прежде Марии Магдалиини, из неяже изгна седьмь бесов. Она же шедпш возвести с ним бывшим... И они слышавше, яко жив есть, и виден бысть от нея. не яша веры, по сих же двема от них грядущема явися инем образом, идущема на село. И та шедша возвестиста прочим: и ни тема веры яша. Последи же возлежащим им единому падесяте явися, и поноси неверствию их и жестосердию: яко видевшим Его восставша не яша веры“ (зач. 71). Из этих евангельских слов мы усматриваем, что не один, не два, а все без исключения апостолы впадали в неверие. Если же все апостолы, ближайшие ученики Господа, ежедневно услаждавшиеся Его небесным учением, могли впасть в неверие Господу, то о преемниках апостольских – епископах, которые никогда с Господом усты ко устам не беседовали, и говорить нечего. Вот наше основание и оправдание о возможности падения в ересь всех епископов. Что же касается до церковных таинств, то всем заявляю, что таинства мы никогда не отвергали: их обязательно в Церкви Христовой должно быть седьмь – так старообрядцы учили всегда и учат теперь. Возразят, что у нас были не все таинства, но это неправда. Нужно знать, что таинства разделяются на повторяемые и неповторяемые; к числу неповторяемых, т. е. совершающихся над христианином только один раз, принадлежат крещение и священство, так что если эти таинства совершены даже и еретиками, то православная Церковь, принимая еретиков, эти таинства над ними не повторяет. Правда, у нас не совершалось таинство рукоположения во священные степени, по каждый приходящий к нам от ереси священник имел священство, а посему мы никогда без седьми таинств не оставались. Итак, наше общество было и есть та святая Церковь, которую создал Господь неодолённой от врат адовых.

Миссионер. Г. Усов неоднократно высказывал, что я поражаюсь его учением и удивляюсь его доказательствам, хотя я этого ничем и не проявил. Вероятно, он сам сознаёт, что его неосновательному учению нельзя не удивляться. И, действительно, странно слышать из уст мнимого приверженца и защитника буквы старопечатной книги опровержение учения, изложенного в этих книгах. Невольно удивишься и подумаешь: с кем я имею дело – с старообрядцем или сектантом? Выдаёт он себя за старообрядца, берётся защищать старообрядчество, а в словах и мыслях его проглядывает – далеко не старообрядец. Настоящий старообрядец перед старопечатной книгой благоговеет, начинает читать её не иначе, как предварительно перекрестившись, каждому слову её доверяет, как непреложной истине, а Усов наоборот. Когда я прочитал из старопечатного Катехизиса вполне точное определение понятия о Церкви, как собрании всех верных Божиих, верующих всему Евангельскому учению, подчиняющихся богопоставленным пастырям и освящающихся св. церковными таинствами, Усов с таким учением не только не согласился, но обозвал его неправдой и даже идолопоклонством! Прошу, братия, на это обратить особенное внимание. Это заявление Усова важно в том отношении, что показывает неискренность защитников раскола в приверженности к старопечатным книгам: они принимают из этих книг только то, что при поверхностном чтении будто бы оправдывает их, а всё обличающее их заблуждение называют неправдой, не стесняются публично заявлять, что старопечатные книги научают нас идолопоклонству, хотя эта грубая несправедливость: Великий Катехизис, называя Церковь Божию собранием всех верных Божиих, учит вполне согласно приведённым мной в начале беседы словам апостола Павла. Не принимая этого учения и не создав нового, Усов невольно впадает в явные противоречия. Он сначала сказал, что „под святой Церковью должно понимать божественное учение“. Но и это учение не ново, и нисколько не поражает нас. Мы знаем, что Усов – ученик раскольника Швецова, осуждённого за еретические мнения даже и самими раскольниками, поэтому считаем вполне естественным, слыша от ученика повторение лжеучения своего учителя. Мысль, что под словом Церковь должно понимать учение, а не христиан, Швецовым высказана уже давно и православными миссионерами изобличена, как неправославная. Да не только православные, но и единомысленные Усову раскольнические защитники не соглашаются со Швецовым. Так, например, Антон Егоров пишет: „Анисим Васильев (Швецов) такую дичь порет, так и слушать не хочется, – проповедует Церковь совсем без народа“ („Арх. раск. архиер. Амвросия“, изд. К. Попова, стр. 289). Эту же „дичь порет“, по выражению Егорова, и Усов. Что такое учение действительно „дичь“ видно уже и из того, что в конце своей речи Усов сказал: „наше общество всегда было и есть та св. Церковь, которую создал Господь“. Этими словами Усов уже отказывается от своего первоначально высказанного учения: называет св. Церковью не учение, а людей, принадлежащих к своему обществу. Поэтому вполне применимы к Усову следующие слова книги Кирилловой: „Златоустый глаголет, детем убо свойство есть, неуставным быти в разуме, слушающе ложного учения. Ныне сие, а потом иное, преходяще вся разумная хотяще солгати. Тако убо и еретицы творят“ (л. 17). Этого сопоставления противоречий Усова в его учении о безлюдной Церкви, кажется, было бы достаточно, но мы находим нужным показать неосновательность его и более подробно. Христос Спаситель о Своей Церкви сказал: создам Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей. По словам Усова это значит: „создам учение Моё, и врата адовы не одолеют его“. А так как св. Церковь создана в день Сошествия Св. Духа, то до этого дня, по учению Усова, не было ещё учения Спасителя. Далее св. ап. Павел говорит: „Христос возлюбил Церковь и предал Себя за неё, чтобы освятить её, очистив банею водной (в крещении), чтобы представить её себе славной Церковью, не имеющею пятна, или порока, и – чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна“ (Еф.5:25–27). Если понимать по-усовски под словом Церковь „учение“, то выйдет из этих слов такая ересь, с которой не согласится и сам Усов. „Христос возлюбил Церковь“, т. е. учение добавит Усов, и предал Себя за него... чтобы освятить, очистить его в крещении... чтобы представить его Себе славным учением, не имеющим пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы оно было свято и непорочно“. Но неужели учение Спасителя нуждается в очищении и освящении? Неужели до страданий Господа Его учение было учением не славным, имеющим пятна и пороки, и было не свято? Согласитесь же, братия старообрядцы, что учение вашего защитника есть непростительное богохульство.

Укажем примеры из старопечатных книг, которые всегда отличали учение от содержащих сие учение, т. е. св. Церкви. Кн. Кириллова говорит: „Церковь Христова православная и вера всегда пребывает в соединении неизменно по вся дни до скончания века, и показует и держит истинное и нераздельное, и ни в чём неразрушено учение предания своего всегда во вся веки“ (л. 93 об.). Следовательно, Церковь Христова, и по учению книги Кирилловой, есть общество христиан, которое содержит и показует истинное учение. А Усов утверждает, что не люди, а одно только учение без людей есть Церковь Божия. Странное учение и неудобь-приемлемое. Может ли быть учение без учащих, слышание без слышащих, вера без верующих? „Как призывать того, в кого не уверовали? Как веровать в того, о ком не слыхали? Как слышать без проповедующего (Рим.10:14)? Усов утверждает, что учение о безлюдной Церкви принадлежит преподобному Максиму Исповеднику, который изрёк: „Господь кафолическою Церковью нарече правое и спасённое веры исповедание“. Но, во-первых, „исповедание веры“ без людей, исповедующих веру, быть не может, а во-вторых, в Благовестном Евангелии читаем: „исповедание, еже исповеда Пётр, основание хощет быти верующим“ (Матф. зач. 67, л. 128 об.), т. е. Церкви. Из этого ясно видна неосновательность усовского лжеучения о Церкви безлюдной.

Усов проповедует, что веровать должно не в людей; а в Бога. И это доказывает словами книги В. Катехизис. Но вопрос у нас не о том, в кого мы должны веровать, а том, что должны понимать под словом Церковь. Усов как будто бы не понимает вопроса и с намерением начинает читать слова, не отвечающие на прямой вопрос. Цель его для нас понятна. Но и прочитанные Усовым слова книги В. Катехизис не оправдывают, а обвиняют его, ибо из них видно, что автор сей книги понимал под словом Церкви не учение, а человеков. „Се же како имамы разумети, еже глаголет: верую во едину святую соборную и апостольскую Церковь; в человеки ли мы то верим?“ Не отвергая того, что Церковь есть человеки, или, как говорит та же книга в другом месте, „собрание всех (человеков) верных Божиих“, писатель Катехизиса отвечает, что веровать мы должны не в человеки, а в проповедание и догматы их божественные, т. е. мы должны принимать учение пастырей церковных: не в самих пастырей, как человеков, должны мы веровать, а в их учение. Где же тут идолопоклонство? Прежде чем изрыгать такие словеса, Усов должен был бы припомнить, что Господь наш Иисус Христос есть невидимая Глава и Основание святой Церкви, так что всё, что творится во святой Церкви к её благу, творится им: „без Мене бо, сказал Он, не можете творити ничесоже“; поэтому, веруя в Церковь и принимая учение Слова Божия, постановления апостольские и соборные, мы верим в Бога, а не в людей, излагавших сие учение. Единственным признаком истинной Церкви Христовой Усов признаёт только веру во св. Евангелие, а священная иерархия и святые таинства, по его лжеучению, признаки несущественные, т. е. такие, без которых св. Церковь может свободно обойтись. Таким учением Усов опередил даже лютеран и наших русских штундистов, и баптистов: эти еретики много ближе к истине, чем Усов, так как они не вполне отвергают необходимость таинств и совершителей их. Чтобы не утомлять слушателей многими доказательствами, прочитаем одно. Таин церковных, говорит В. Катехизис, должно быть в истинной Церкви Христовой седьмь: „сих же тайн аще кто по чину святые соборные и апостольские Церкве восточные не употребляет, но пренебрегает я (как Усов), той без них, яко без известных посредств оного крайнего блаженства сподобитися не может“ (л. 395 об.). Но тайны эти совершать „никто же может, разве святителей хиротонисанных, им же дана есть власть от Господа Бога рукоположением наследников апостольских“ (л. 358). Следовательно, где нет священно-иерархических лиц, там не может быть законного совершения таинств, а где нет совершения таинств, там нет и самого христианства, нет спасения. „Без епископа, поучает бл. Симеон Солунский, ниже жертвенник будет, ниже хиротония, ниже миро святое, ниже крещение, ниже убо христиане“ (кн. 1, гл. 77). Как же Усов дерзает проповедовать, что иерархия и таинства не нужны, когда без них не может быть и самого христианства, самой Церкви? Несправедливо обвиняет меня Усов и в том, что я будто бы умалчиваю о первом признаке Церкви Христовой – вере во св. Евангелие: я считаю этот первый признак так же существенным, как другие два. Тупая же острота Усова относительно приписываемой мне нездравой логики, по законам которой будто бы я могу назвать человеком и всякое животное, есть ни больше ни меньше, как детская выходка, рассчитанная на то, чтобы выставить себя перед слушателями остроумным. Если нельзя назвать человеком животное, хотя оно имеет и два глаза, точно также нельзя назвать св. Церковью и еретиков, не имеющих всех признаков св. Церкви; нельзя назвать св. Церковью и русских раскольников, которые не имели ни иерархии, ни таинств в той полноте, какую благоволил предать во своей св. Церкви Спаситель.

Усов говорит, что, хотя старообрядцы и оставались без епископов, но всегда были верны евангельскому учению. Так ли это? Лица, проповедующие возможность существования Церкви без трёхчинной иерархии и седьми таинств, не могут быть истинными последователями св. Евангелия. Во св. Евангелии сказано, что перед Своим вознесением на небеса „приблизившись Иисус сказал им (апостолам): дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак – идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь“, т. е. во истину так, утверждает св. евангелист (Мф.28:18–20). „Не видишь ли силы Его? – восклицает св. Иоанн Златоуст, толкуя эти слова. – И не видишь ли притом, с каким снисхождением Он говорит это? Не с нами только будет находиться (заметьте: будет находиться), говорит Он, но и со всеми теми, которые после них будут веровать. Ибо апостолы не могли пребывать до скончания века; но Он говорит ко всем верным, как бы к единому телу (а в состав этого тела входит и трёхчинная иерархия). Не говорите Мне, сказал Он, о препятствиях обстоятельств; Я с вами; Я – разрушающий все обстоятельства“. В другом месте во св. Евангелии читаем притчу Господа о мнасах и рабах, получивших сии мнасы (Лук. зач. 95). В толковании на эту притчу бл. Феофилакт, архиеп. болгарский, говорит: „Рабом же своим десять мнас вда; раби же им же Церкви поручи; десять глаголем быти совершенного ради церковного состояния; ибо в Церкви чин совершение имать, предстоящими украшение и ни большим лепо быти, ни мнее; еже слова благодатию трие сие образи в Церкви, очищение, просвещение и совершение; три сия действа, наследуема чинов, диакони очищают оглашением учения; пресвитеры, просвещающе крещением; архиереи же священные чины поставляют и совершают, еже есть рукоположение. Видиши ли чины к действом ни вящше ни мнее реку предстоящих“ (л. 205). А Усов учит, что исторические события могли разлучить Господа с епископами, что в Церкви Христовой может быть этих чинов и меньше, и даже совершенно не быть, да они и не нужны, так как не составляют существенного признака Церкви Христовой. Св. апостол Павел поучает; „И Он (Господь) поставил (в Своей Церкви) одних апостолами (а преемники апостолов – епископы, 14 пр. неокес. соб.), других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова, доколе все прийдем в единство веры и познание Сына Божия, в мужа совершеннаго, в меру полнаго возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися, и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения“ (Еф.4:11–14). „Сиречь дóндеже вси покажемся Едину веру имуще, сие бо есть Единение вера; егда вси едино есмы. егда вси подобне союз познаем, даже дотоле делати подобает“ (Златоуст бесед. на 14 посл. стр. 1689). А Усов учит, что в то время, когда люди не достигли единения веры, когда на земле ещё целые миллионы неверующих во Христа, св. Церковь может будто бы быть без богопоставленных делателей, пастырей св. Церкви – епископов. Где же тут полная вера Евангелию и апостольскому учению? Она только на словах, а не на деле.

Приводил далее Усов в оправдание своё слова из книги священника Гр. Дьяченко о духовном корабле – Церкви, приписывая эти слова св. И. Златоусту. Но у св. Иоанна таких слов нет. Да и в словах о. Дьяченко нет оправданий для старообрядцев. Этот духовный корабль, хотя и имеет невидимым Кормчим Господа, но тем не менее, по словам о. Дьяченко, имеет ещё подчинённых Господу, „правителей“, т. е. епископов. А „правителей“ этих и по сознанию Усова их корабль не имел, значит, их общество нельзя назвать таким кораблём: на Христовом корабле посажены епископы – правителями, а старообрядческим кораблём кто управлял? „Сам Господь“, отвечает Усов. Но Господь управляет Церковью, хотя и Сам, но через посредство епископов, которым и вручил всю Свою власть на управление Церковью. Церковь без епископов называется неустроенной: „Не восхоте Господь достояние Своё неустроенно оставити на земле“, говорится в Книге о вере, но поручил управление её пастырям – архиепископам и епископам, с которыми обещался пребывать и невидимо пребывает во вся дни до скончания века (л. 59 об.). А на неустроенном корабле далеко не уедешь. Общество, не имеющее единоверных себе епископов. не может даже и называться кораблём – Церковью: „Ты должен знать, учит св. свящ. муч. Киприан, что епископ в Церкви, и Церковь во епископе, и не находящийся со епископом, не находятся и в Церкви“ (Пис. 69). „Не может бо Церкви без епископа быти“ (Златоуст), Усов говорит, что небытие с ними епископа не ересь, а историческое событие; за исторические же события нельзя никого обвинять, кроме Бога, так как все они совершаются по воле Божией. Но где же и когда Господь выразил свою волю о том, чтобы все епископы уклонились в ересь? Неужели, по учению Усова, Бог желает всем епископам пребывать в ереси и погибать? Далее. Все ереси, все отступления, даже наши личные грехи тоже события, случившиеся во времени, а посему и исторические; так неужели и в этих событиях мы будем обвинять Бога? Нет, г. Усов, такие рассуждения ваши нельзя назвать иначе, как богохульством. По воле Божией, говорите вы, все епископы впали в ересь. Но так как без епископов не может быть ни Церкви, ни христианства, то, значит, воля Божия направлена, по вашему лжеучению, к уничтожению всего того, ради чего пострадал Господь. Нет, воля Божия нам известна из следующих слов Господа: „создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её... Небо и земля прейдут, а словеса Моя не прейдут Церковь Христова будет существовать вечно, – такова воля Божия; вечно будут существовать и епископы, без которых не может быть и Церкви. „Вся совокупность дарований сосредоточивается в апостольстве (епископах), как в главе.., так что если бы оно прекратилось, то всё расстроилось бы и разрушилось“ (Злат. Бесед. на разн. места, стр. 318), но св. Церковь расстроиться и разрушиться не может, не может прекратиться в ней и друго-преемственный ряд епископов. А так как у старообрядцев не было епископов, то их общество и есть разрушенное, и расстроившееся. История показывает, что, действительно, русский раскол сначала дал много трещин, а потом и совершенно рассыпался на мелкие частицы.

Думает Усов оправдать себя клеветой на св. апостолов, которые будто бы впадали в неверие Господу. Но никогда этого с св. апостолами не было. В Евангелии от Марка ясно говорится, что св. апостолы не веровали не Господу, как ложно учит Усов, а женам-мироносицам и двум ученикам, шедшим в Еммаус. „Наконец, сказано во св. Евангелии, явился (Воскресший Господь) самим одиннадцати, возлежащим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили (гл. 16). Не поверили же они им, по объяснению св. И. Златоуста, потому, „что они и не знали ясно тайны домостроительства, не имели ясного знания ни о Его воскресении, ни о тех действиях, которые Он намерен был совершить после сего, это было скрыто от них... что другие других воскрешали, это они видели: а чтобы кто-нибудь сам себя воскресил, и так бы воскресил, чтобы никогда после того ни умирать, такого чуда никогда не видали. И сего-то они не понимали, хотя Он и часто говорил (им) о том... Бе сокровен глагол сей от них (Лк.18:34); они всё ещё оставались как бы в некоем мраке, не зная, что должно Ему воскреснуть“ (Беседы Златоуста на Ев. Матф. ч. 3, стр. 110; ч. 2, стр. 427). Следовательно, Усов грубо клевещет на св. апостолов, обвиняя их в неверии Господу. Не поверили они только вестникам о Его воскресении, так как в то время они ещё не имели в себе Духа Святого. После же сошествия на них Духа Святого они остались навсегда верными исполнителями велений Господа. Значит, Усов и в данном случае, является не истинным последователем евангельского учения, а лжеучителем. Примера, оправдывающего 180-летнее пребывание своего общества без епископов и полноты церковных таинств, таким образом он не указал, а потому мы вправе вопрос этот считать нерешённым и старообрядческое общество не оправданным. Последнее заявление Усова, что в Церкви Христовой обязательно должно быть седьмь церковных таинств, служит также обвинением для старообрядцев, не имевших полноты сих таинств, например, таинства хиротонии, или рукоположения, и совершения св. мира, и доказывает, что они находились и теперь находятся вне св. Церкви. Защитник их, кривя душой, утверждает, что каждый священник есть священство, т. е. таинство хиротонии, или рукоположения. Но, быть, может он учит так по неведению; в таком случае прочитаем ему, что должно понимать под таинством священства. „Которая есть четвёртая тайна?“ – спрашивается в Малом Катехизисе и отвечается: „Священство установленное от Христа во апостолех. их же возложением рук на епископах, от епископов же на священниках, яже освящени бывают чином церковным на строение святых тайн и на преподание спасительного учения Христова... рукоположения же сила никтоже имать, точию епископове... Вещь или образ тайны священства есть возложение рук епископских на главе приемлющего священство, совершение же, учинённая тому молитва; юже епископ единою с возложением рук, над главою освящающегося глаголет; „еже есть божественная благодать“. Вот в чём состоит таинство священства. А так как у раскольников-старообрядцев епископов не было, то некому было и совершать сие таинство, равно как некому было и освящать миро. Следовательно, у них не могло быть, – за отсутствием полноты иерархических чинов, – полноты церковных таинств, не могло быть и, действительно, не было и св. Церкви.

С. Шалкинский

(Продолжение следует).

Окружники. Усиление пропаганды раскола. Главные столпы окружничества. Борьба из-за „кафедры“ между лже-епископами. Противоокружники. Раздоры и смуты в среде противоокружников. Беглопоповщина. Общее состояние раскола в Черниговской епархии и отношения его к православной Церкви.

В Черниговской епархии существуют следующие виды раскола: поповцы по австрийскому священству, с подразделением их на окружников и противоокружников, беглопоповцы и беспоповцы. Но в последнее время поповщина австрийского поставления заметно берёт перевес над беспоповщиной и беглопоповщиной и теперь самое видное место в Стародубье принадлежит так называемым окружникам. Они становятся всё сильнее и сильнее с тех пор, как появились в Стародубье братья Мельниковы. Деятельность этих вожаков окружничества упорна и постоянна, не смотря на некоторые преграды, встречаемые ими на своём пути. По словам епархиального миссионера о. Рябухина, „с появлением на горизонте расколо-стародубья братьев Мельниковых и самого прелукавейшего отца их – лже-попа Евфимия, наше расколо-стародубье становится особенно популярным в глазах раскола“. В доме Мельниковых нередко получают решение или же принимают известное направление многие дела австрийского раскола. Старший брат Василий, проживая в Новозыбкове, имеет постоянные письменные сношения с канцелярией лже-епископа Арсения Швецова, у которого секретарём в настоящее время состоит другой брат – Феодор, а писцами – два брата Усовы – жители посада Святской. Как сам отец – поп Ефим, так и дети его усердно разъезжают по разным раскольническим центрам с целью пропаганды раскола; они бывают не только в посадах Черниговской епархии, но и в Могилёвской губернии, заглядывают и в Москву, и в Нижний. Посещая посады Черниговской губернии, Феодор Мельников и его сотрудник – Иван Усов, известный составитель „замечаний на 105 вопросов“, по поручению Швецова, распространяют в них разные подпольные раскольнические издания, устраивают собрания главарей раскола, дают им руководственные наставления и пр. Для приобретения наибольшего влияния на Стародубских раскольников и для снискания авторитета в их глазах, Мельниковы в таких случаях много баснословят о своих победах на публичных беседах с православными миссионерами, происходивших в губерниях Московской, Нижегородской, Екатеринославской и по всему Кавказу. Мало этого. Для привлечения раскольников на сторону Белокриницкого священства они распустили молву, что „славное раскольническое казачество не в далёком будущем постарается исходатайствовать у русского правительства признание Белокриницкого священства равноправным с духовенством господствующей Церкви“ и что „после этого старообрядцы свободно будут строить величественные храмы с колокольным звоном, совершать торжественные крестные ходы и т. п., а в конце концов старообрядчество вступит в решительную борьбу с господствующей Церковью и весь коренной русский простой люд сбросит с себя никонианство и примет старожитность первых российских патриархов“. Конечно, все эти сказки производят своё впечатление на доверчивых простолюдинов.

Не ограничиваясь этим, главари окружнической партии стараются распространять окружничество насчёт других раскольнических партий в Стародубье; с этой целью передовые окружнические деятели, под руководством всё тех же Мельниковых и К°, открывают новые штаты своих причтов в беглопоповских центрах, обеспечивая их жалованьем из особо учреждённого для этой цели раскольнического фонда, причём на новые места стараются определить питомцев Швецовско-Мельниковской школы. Так, в 1897 и 1898 гг. ими открыты трёхклирные причты в беглопоповских центрах – посадах Лужках и Чуровичах, а в 1899 году вновь открыт причт в беглопоповском же центре – посаде Митьковке. В сём же году Мельниковы склонили на свою сторону противоокружнического попа Василия Мясникова, имеющего жительство в посаде Добрянке, а за Мясниковым последовали и многие из его паствы. Попов, которые оказываются малоспособными вести пропаганду в пользу окружничества, заправилы окружников удаляют с мест; так в посаде Климове удалён был за это поп Мирон.

Главными центрами окружнической партии являются по-прежнему посады: Клинцы, Елионка и Святская. В Елионке проживают два окружнических попа – Терентий Воскобойников и поп Димитрий. Здесь же, как известно, проживают раскольники-миллионеры Гусевы.

Говоря о наиболее выдающихся событиях в мире окружников за последний год, нельзя обойти молчанием ту борьбу из-за „кафедры“, какая ведётся теперь между лже-епископами Сильвестром и вновь явившимся Порфирием. Борьба эта вызвана была следующими обстоятельствами. Известно, что все, так называемые, окружнические вожаки заправилы, или представители окружничества в существе дела совершенно безразлично относятся к окружному посланию: для них важно только и желательно объединить, сплотить стародубский раскол в единое целое под своим управлением, так чтобы он через это являлся наиболее сильным врагом православной Церкви. Для этой цели мнимые сторонники окружного послания, не отказываясь от имени окружников, готовы обеими руками подписаться под актом об уничтожении окружного послания, лишь бы только это вело к присоединению к ним стародубских противоокружников. Но лже-епископ Сильвестр издавна известен, как искренний сторонник окружного послания, а потому он никогда не соглашался подписываться под определениями об уничтожении „послания“, за что его и не любят мнимо-окружники. Ещё года два тому назад собор окружников грозил ему увольнением и схимой за то, что он не согласился подписаться к соборному определению об уничтожении окружного послания в целях примирения с противоокружническими епископами. Но Сильвестр на покой идти не желает. Между тем явился сюда новый лже-владыка, – вышеупомянутый Порфирий. Происходя из мещан посада Клинцов, он более 20 лет проживал сначала в звании лже-инока, а потом – лже-диакона и лже-иерея, при Сильвестре, причём имел весьма большое влияние на ход дел в окружническом обществе. По рекомендации Мельниковых, этот Порфирий был поставлен в Москве в епископы г. Самары. Но как самому Порфирию, так и его покровителям не того хотелось, чтобы он оставил Клинцы и отправился в Самару, а напротив того, – чтобы он, сделавшись епископом, заместил Сильвестра. С этою целью из Москвы он отправился не на свою кафедру, а возвратился в Полосянский монастырь (в 15 верстах от Клинцов) и проживал здесь около трёх месяцев. Тогда-то и начались снова усиленные попытки усадить Сильвестра на покой, чтобы его место предоставить Порфирию. С этой целью местные купцы и Мельниковы начали писать послания в Московский раскольничий духовный совет о том, что владыка Сильвестр стар и дряхл мало совершает архиерейских служб, плохо правит епархиями и т. п. Но Сильвестр с своей стороны отписывался. Указывая на несправедливость доносов на него, он заявил духовному совету, что совсем не желает удаляться на покой и согласен только в крайнем случае оставить у себя Порфирия хорепископом или викарием. Результатом этих пререканий было то, что Порфирий всё-таки вынужден был удалиться из Полосы в Москву, а оттуда, вероятно, в Самару, согласно своему назначению.

Что касается партии противоокружников, то здесь за последнее время особенно часты стали раздоры и смуты, характеризующие внутреннее разложение противоокружничества. Так, лже-епископ Михаил, стоящий во главе противоокружников и проживающий в посаде Воронке, невзлюбив Воронковского попа Антипа Демидова, в конце 1898 года удалил его с прихода за то, что сын его Пётр начал открыто защищать православную Церковь. Назначенный на его место Иоанн Ромадин оказался фанатичным противоокружником и лютым врагом окружников и единоверцев. Прежде всего он запретил своим пасомым иметь какое бы то ни было общение с окружниками. Затем, являясь на публичные беседы с миссионером, священником о. Василием Родионцевым, Ромадин открыто похулял четвероконечный крест и имя Спасителя Иисус, выражаясь об них в духе первых расколо-учителей. Поэтому большинству раскольников-противоокружников новый поп весьма нравился, и они усердно посещали его моленные, в которых он служил, так что в великом посту, напр., говевших у Ромадина было более 3000 душ. Но впоследствии с Ромадиным произошла замечательная перемена: он стал охладевать к расколу и сильно тяготеть к православной Церкви. Произошло это, по собственному его сознанию, от того, что начал внимательно читать полемические против раскола книги, которые доставлял ему о. Родионцев, и беседовать с миссионером. Для бесед с о. Родионцевым Ромадин ходил в квартиру его. Всё это не только удивляло, но и крайне раздражало раскольников и они всячески старались препятствовать своему попу беседовать с миссионером и вообще иметь с последним какое-либо общение. Однажды, когда Ромадин сидел в квартире о. Родионцева и беседовал с ним, раскольники толпой окружили дом, а более дерзкие из них вошли даже в комнату, где происходила мирная беседа миссионера с раскольническим попом, и стали укорять последнего говоря: „зачем ты, батюшка, зашёл сюда?“ Когда же Ромадин в ответ на это стал открыто обличать неправоту раскола, то некоторые из раскольников схватили его и насильно увели домой, сопровождаемые стоном и воплем женщин: „родимый ты наш батюшка! куда это ты зашёл?!“ – Чтобы сгладить дурное впечатление, произведённое описанными действиями на неокружников, раскольники распространили слух, что Ромадин помешался и в припадке сумасшествия зашёл к о. Родионцеву. В первое же после этого воскресенье, после литургии, Ромадин, желая обличить ложь таких слухов, остановил народ и сказал: „мои чада провозгласили меня сумасшедшим, но пусть лучше тот сойдёт с ума, кто говорит это, а я, благодаря Господа, в здравом уме и твёрдой памяти“. – В другой раз, в августе месяце, Ромадин в молельне, в присутствии лже-владыки Михаила, остановил народ и публично заявил, что он лже-епископа Михаила не признаёт за епископа, а также и всё раскольничье духовенство признаёт незаконным. Все были поражены этим, а лже-епископ Михаил кричал: „о. Иоанн от меня запрещается!“ Тогда Ромадин заявил, что он пойдёт к вечерне в Богоявленскую единоверческую церковь; действительно пришёл туда и даже пел и читал на клиросе. Всё это в конец смутило и озадачило раскольников, которые толпами ходили возле Богоявленского храма. Казалось, Ромадин был на пороге присоединения к православной Церкви, но узы раскола крепки, и он доселе ещё пребывает в нём, чему главной причиной является его материальная зависимость от раскольников. – Между тем удалённый с прихода воронковский поп Антип Демидов отправился в Нижний Новгород и здесь передался в подчинение лже-епископу Иосифу, который за это особой грамотой разрешил Антипу „совершать богослужение в простых домах и исправлять все духовные требы, не смотря ни на какие михайловские запрещения“. Возвратясь в Воронок, Антип в своём жилом доме поставил маленькую пятиглавую церковь с походным антиминсом (вероятно выданным ему Иосифом) и стал служить в ней обедни, успевши привлечь на свою сторону немало прихожан. Таким образом в посаде Воронке образовалась вторая противоокружническая секта Иосифовской части, вследствие чего в расколе идут различные толки и споры.

Кроме посада Воронка, более заметными центрами противоокружнической партии являются посады Лужки и Добрянка. В Лужках проживает противоокружнический поп Михаил, отличающийся особенным фанатизмом, благодаря чему и имеет большое влияние в среде раскольников. Он ведёт внешне-аскетическую жизнь, в сношениях и беседах с православными весьма осторожен, среди раскольников проповедует неустанно. Всё это не может не нравиться раскольникам.

Что касается беглопоповщины, то последователи её проживают ещё во многих местностях и посадах Стародубского края. Во главе беглопоповцев стоит беглый поп Илья, проживающий в посаде Лужках и отсюда разъезжающий по своим прихожанам в разные селения.

Бросая взгляд на общее состояние старообрядческого раскола в Черниговской епархии за 1898–1899 гг., мы видим, что итоги получаются весьма внушительные и мало отрадные для деятелей миссии. Прежде всего мы видим здесь значительный штат раскольничьего духовенства, во главе которого стоят три белокриницких лже-архиерея, под ведением которых находится более 20 попов, несколько диаконов и до 50 псаломщиков. В ведении же их находится два мужских окружнических и два мужских противоокружнических монастыря, в коих проживает свыше 100 человек братии. Затем в этой армии воинствующего раскола следуют: начетчики, уставщики, чтецы и певцы. Кроме этих духовных белокриницких радетелей и деятелей в пользу раскола, на фоне Стародубского раскола ярко выступают его главные вожаки – Мельниковы, которые стремятся объединить деятельность различных влиятельных и сильных лиц в расколе и направить их к одной цели во вред православной Церкви и к ослаблению значения православной миссии.

Говоря об отношении различных раскольнических партий к православной Церкви, нужно отметить, что, по отзывам оо. миссионеров, гораздо враждебнее других раскольнических партий настроены к православной Церкви окружники, причём не столько из религиозных побуждений, сколько из-за расчёта и иных интересов, не имеющих ничего общего с религией. Поэтому окружники, хотя по принципиальному своему учению стоят, по-видимому, ближе к учению православной Церкви, но на деле являются наиболее опасными её врагами и именно этой самой мнимой близостью к ней. Противоокружники относятся к православной Церкви также весьма враждебно, – узы раскола здесь очень прочны и ими он крепко держит в своих сетях своих последователей. Наконец, беглопоповцы отличаются особенным фанатизмом и живут между собой очень сплочённо, а потому почти не поддаются какому-либо миссионерскому воздействию. Для характеристики общего отношения раскольников к православной Церкви приведём отзыв епархиального миссионера, о. Родионцева о раскольниках посада Лужки, где гнездятся все три партии Стародубского раскола – и окружники, и противоокружники и беглопоповцы: – „Богатые люди в Лужках, говорит о. Родионцев, пока очень далеки от православия; привыкши жить по своей воле, они отличаются гордостью и надменностью. Мастеровые же и вообще простой народ в материальном отношении зависят от них, вследствие чего, если кто и желает оставить раскол, но боится притеснений и по-прежнему остаётся в расколе, хотя бы и не верил в него“. Отзыв этот характерен тем, что рисует в общем настроение и отношение к православной Церкви раскольников не одних только Лужков, но раскольников и всей Черниговской епархии.

В каком же состоянии находилась миссия среди раскольников и каковы её результаты за отчётный 1898–1899 год? Борьба с расколом в Черниговской епархии состояла в противо-раскольнической деятельности двух миссионеров, в таковой же деятельности пастырей заражённых расколом приходов и в содействии делу миссии некоторых частных лиц как из среды православных, напр., воронковского купца Д. В. Карамина, так и из среды самих раскольников.

Деятельность оо. миссионеров заключалась в том, что они почасту вели с раскольниками беседы, как публичные, так и частные, так сказать, келейные беседы; в том, что ограждали православных от увлечения в раскол; в том, что руководили священниками и другими лицами, принимавшими более или менее деятельное участие в деле противо-раскольнической миссии. Всего оо. миссионерами в отчётном году было произведено 45 публичных бесед, кроме множества частных по разным случаям.

Кроме оо. миссионеров, в борьбе с расколом трудились усердно священники тех местностей, где раскол пустил свои корни. Так, священники посада Чурович о. Михаил Острицкий и посада Елионки о. Феодор Маслюков неоднократно производили публичные беседы с раскольниками; священник посада Лужков о. Юдин путём частых сношений и бесед с беглопоповцами удерживает их от массового перехода к белокриницкому священству; священник посада Клинцов о. Василий Еремеев разными мероприятиями достиг того, что окружнические лже-попы перестали совращать в раскол православных посредством смешанных браков с раскольниками; так священник посада Святской о. Феодор Храмцов сумел настолько расположить к церковноприходской школе родителей-раскольников, что они очень охотно отдают туда своих детей, так что в настоящее время более 9% учащихся в школе детей – дети раскольников, причём некоторые из них даже посещают единоверческий храм и участвуют в церковном чтении и пении, а несколько учеников приняли православие. Посещение многих стародубских раскольнических посадов преосвященным Михаилом, епископом Новгород-северским, (ныне епископ Ковенский) также сильно способствовало успехам миссии. В июне месяце 1899 года им были посещены посады: Лужки, Воронок, Княжая, Климов, Елионка, Клинцы и города – Стародуб и Новозыбков. Везде истовое богослужение преосвященного, его проповеди и беседы производили на раскольников сильное впечатление, хотя многие из них и встречали православного архиерея с немалым предубеждением, которое, впрочем, скоро рассеивалось, когда раскольники ближе присматривались к нему. В Лужках и Елионке раскольники даже поднесли преосвященному хлеб-соль. Служение преосвященного в посаде Воронке и его полное отеческой благоснисходительности к заблуждающимся обращение с раскольниками подействовали на них настолько благотворно, что двое из них не пожелали более оставаться в расколе и в скором времени после отъезда преосвященного из Воронка присоединились к святой Церкви. Вообще же, раскольники не могли не усмотреть того великого превосходства, каким отличаются православные законные епископы и в своём богослужении, и в проповедях, и в беседах, от их полуневежественных лже-владык, взаимно друг друга проклинающих¹⁴⁵. „Богослужения, совершённые преосвященным Михаилом, по замечанию миссионера свящ. Родионцева, были причиной того, что со стороны раскольников не стало слышно похвальбы истовыми архиерейскими богослужениями, совершаемыми их лже-архиереями“.

Наконец, говоря о плодах миссионерской деятельности среди раскольников Черниговской епархии за 1898–1899 г., нельзя, конечно, все результаты миссии сводить к числу обратившихся из раскола в православную Церковь и по этим только обращениям определить успехи миссии. Здесь необходимо принимать во внимание и то нравственное влияние, какое оказывают деятели миссии на волю, умы и сердца как православных, так и раскольников своим богослужением, своими всенародными и частными беседами, на которых для всех ясно и очевидно была раскрываема ими вся ложь и заблуждения раскола и чистая, неповреждённая истина православия. Эти беседы, ведшиеся деятелями миссии с неослабным усердием, имели то великое значение, что одних совершенно отвращали от раскола и приводили к святой Церкви; в-других – в значительной степени поколебали доверие к нему; третьих, наконец, вовремя удержали от совращения в раскол и укрепили в них святую преданность Церкви православной. – Но помимо этих нравственных и, так сказать, не всегда ощутительных результатов деятельности миссии, были ещё и другие, более осязательные, более очевидные, плоды деятельности её – это не малочисленные случаи обращения раскольников в православие на правах единоверия. Так, по отчётам оо. епархиальных миссионеров, всех обратившихся из раскола и воссоединившихся с святой Церковью было в отчётном году 104 человека обоего пола. Так Единый Пастыреначальник Христос, при посредстве пастырей Своего словесного стада, мало-по-малу приводит во святую ограду Своей Церкви блуждающих вне его спасительной ограды, – в дебрях раскола – Своих словесных овец. Так, Господу содействующему и слово укрепляющу последствующими знаменьями“, укрепляется и расширяется деятельность православной миссии среди раскольников в Черниговской епархии.

И. Гр-ев

Избрав Закавказский край местом ссылки для зловреднейших русских сектантов и предоставив им, при переселении сюда, большие общественные льготы, русское правительство, не смотря на то, что сектантская пропаганда не могла быть страшна здесь для православия, всё же отнеслось к религиозным верованиям переселенцев со всей строгостью существовавших законов. В „наставлении“ прежде всего требовалось, чтобы со стороны сектантов не было публичного оказательства раскола, соблазнительного для православия; также запрещалось „такое пение внутри молелен, которое было бы слышно вне оных“, возбранялось торжественное совершение браков, погребений и пр., и пр.

Как же, спрашивается, руководясь подобным наставлением, относилась к сектантам местная администрация, и какие меры принимала в борьбе с ними духовная власть?“

Нужно сказать правду, что печальные уроки таврической истории автономной жизни сектантов не послужили никому ни в пользу, ни в назидание; и здесь, в Закавказском крае, повторяются те же ошибки невмешательства власти во внутреннюю общинно-бытовую жизнь сектантов, то же умиление администрации перед экономическим благосостоянием и трудолюбием сектантского населения, то же невнимание к духу и характеру их религиозных воззрений. Увеличивая земельные наделы сектантов путём предоставления им, якобы лучшему колонизационному элементу, самых плодоносных земель, восхваляя до небес в своих отчётах добродетели их и во многом предпочитая их перед православными переселенцами и местным туземным населением, местная администрация или послабляла, или совершенно бездействовала в деле пресечения сектантских беззаконий. Характеризуя выше религиозно-нравственное состояние сектантов здешнего края, мы уже указывали на то, какой религиозной свободой противозаконно пользуются они здесь до настоящего времени.

Местное духовенство также ничего не сделало в борьбе с сектантством. Оно не стремилось помочь делу спасения этих несчастных отщепенцев, не пыталось рассеять страшную тьму сектантских заблуждений светом православной истины. Да и что, на самом деле, могло сделать местное духовенство для вразумления многих тысяч сплочённых, как стена, упорных сектантов, когда свет духовного учительства и просвещения едва мерцал в самом местном духовенстве, когда в нём не хватало сил для просвещения и ограждения верных чад Церкви от приражения к ним лжеучений сектантства, магометанства и язычества недавно присоединённого края!

Благодаря такому отношению духовенства и светской власти к русским сектантам Закавказского края, последние зажили здесь совершенно изолированной общинной автономной жизнью – с своим сельским начальством, с своим чисто бытовым правом, с ревниво оберегаемыми традициями секты.

Не смотря, однако, на всю обособленность и сплочённость, закавказское сектантство представляло удобную и доступную для миссии почву. Но в то время, как миссия православной Церкви бездействовала, и кавказские администраторы смотрели умилённым взглядом на одни лишь внешние стороны добродетельной жизни сектантов, – в это тёмное царство пробрались самые опасные, недремлющие враги Церкви – протестантствующие немецкие штундо-баптисты. Ещё в 60-х годах они выдвинули для сеяния своих, плевел на закавказской молоканской ниве – все лучшие наличные проповеднические силы и своей строго организованной пропагандой успели многих из молокан увлечь в свои сети. Немалую услугу делу пропаганды штундо-баптизма в здешнем крае оказала местная администрация ошибочным применением на первых порах к штунде неправильно понятого закона о немецких баптистах от 27-го марта 1879-го года.

В самом начале 90-х годов в среду закавказских духоборцев пробрались с своей анархической пропагандой интеллигентные просветители – толстовцы, которые в течение каких-нибудь 3–4 лет настойчивой, ловко задуманной и искусно проведённой пропагандой своего пагубного лжеучения успели заронить искру в горючий материал, и искра эта произвела страшный пожар анархического движения среди духоборческой невежественной толпы. Как известно, движение это выразилось в грубом отрицании государства и законов, всякой власти, в неповиновении требованиям правительства, в уклонении от исполнения воинской повинности и податей. Естественно и неизбежно должен был последовать в отношении духоборов-анархистов целый ряд тяжких для главарей и массы правительственных репрессий, закончившихся, как известно, добровольным выселением мятежной партии сектантов в Америку. Таким образом, братья наши по плоти и крови, отщепившись от православного корня, отвернувшись от исконных начал общерусской народной жизни, находясь в течении многих лет в своей духовной жизни без разумного руководства и мощного содействия со стороны миссии Церкви и местных властей, погибли и для царствия Божия и для государства Российского!

Закончившаяся так печально толстовская пропаганда, среди закавказских духоборцев побудила, наконец, и духовную власть принять с своей стороны должные меры. Прибывший в 1896 году для исследования духоборческого движения чиновник особых поручений по сектантским делам при Обер-Прокуроре Свят. Синода В. М. Скворцов первый высказал в своей докладной записке мысль о необходимости открытия в Грузинской епархии двух, должностей епархиальных противо-сектантских миссионеров. Высказанная В. М. Скворцовым мысль встретила живое сочувствие со стороны высокопреосвященнейшего Экзарха Грузии Владимира, ныне митрополита Московского, по ходатайству которого в следующем же году были учреждены Святейшим Синодом в Грузинском Экзархате две должности епархиальных противо-сектантских миссионеров.

Став во главе совершенно нового здесь миссионерского служения, миссионеры скоро убедились, что на этом многотрудном поприще перед 56-ти-тысячной сектантской армией они стоят совершенно одиноко. Только надежда на помощь Божию, сознание правды и святости дела, которому они служат, поддерживали и ободряли их в многотрудной деятельности... Несмотря на то, что миссионерские беседы с сектантами являлись как бы первым опытом в здешнем крае, всё же нельзя не заметить некоторого благотворного влияния их как на православных, так и на сектантов. Православные, проживая в сектантских селениях, находят в этих беседах немалое утешение для себя и утверждение в истинах своей веры; поэтому, при первом же появлении миссионера в то, или другое сектантское селение, они сейчас же собираются вокруг них, прося побеседовать с отступниками по тому или другому вопросу православной веры. Так на беседы в селении Пришибе, Ленкоранского уезда, приходили, вместе с своим священником, чуть не все православные жители соседнего селения Михайловки, так что не только обширный молоканский молитвенный дом не мог вместить всех желающих послушать беседу, но и по улице было трудно пройти от многочисленного стечения народа.

Не проходили бесследно собеседования и для сектантов. Недоверчиво относясь к миссионерам при первой встрече, они скоро убеждались, что миссионер приезжает к ним не для притеснений и преследований их, а исключительно с целью кроткой беседы о вере и для разрешения недоумённых религиозных вопросов. Уверившись в этом, они не только охотно начинали посещать беседы и свободно выступать на них, но часто до того заинтересовывались ими, что приходили к миссионерам на квартиру, чтобы на свободе поговорить по тем или иным религиозным вопросам. Ново-Ивановские штундо-баптисты, Елисаветпольской губернии, во главе с своим наставником, приезжали даже в Тифлис, чтобы посоветоваться с миссионером и приобрести, по его указанию, различных книг богословского содержания. Встречались не единственные даже случаи, что после целого ряда проведённых миссионером бесед молокане того или иного селения публично заявляли о своём желании присоединиться к православной Церкви. Впрочем, справедливость требует заметить, что некоторые из сектантов, особенно же духоборцы и субботники, весьма неохотно и плохо посещают наши беседы, а если и приходят, то ведут себя на них очень несдержанно и шумно. Вообще же нужно сказать, что, при усиленной и правильно организованной деятельности приходской миссии православной Церкви, число членов последней могло бы значительно пополниться в Закавказском крае на счёт русского сектантства.

Заканчивая свой краткий очерк русского сектантства и противо-сектантской миссии в Закавказском крае, мы не можем не отметить одного весьма радостного для здешней миссии события, именно, состоявшийся 26–27 сент. 1901 г. в городе Баку первый в Грузинской епархии миссионерский благочиннический съезд духовенства. На съезде присутствовали два епархиальных миссионера и до пятнадцати православных священников, во главе с благочинным церквей Бакинской губернии – прот. А. Юницким. Опреде-лив количество сектантов в Бакинской губернии и приписав сектантские селения к православным приходам, съезд выработал немало духовных мер к улучшению религиозно-нравственного состояния православного населения и к вразумлению и обличению сектантов Бакинской губернии. Дай Бог, чтобы положенное Бакинским благочинием начало миссионерским съездам послужило добрым примером и для других благочиний Грузинской епархии!

Епарх. противосект. миссионер В. Обтемперанский

Современные буддисты не занимают в настоящее время в Японии того положения, которое принадлежало им во времена Такугавы. Тогда буддизм не только отождествлялся с великолепными мавзолеями, украшавшими страну, но употреблялся как официальное орудие для подавления христианства.

Каждый японец должен был озаботиться, чтобы его имя было внесено в церковные списки, и чтобы подробный отчёт об исполнении им его религиозных обязанностей мог удовлетворить священников, ибо только при соблюдении этого он мог избежать подозрения в христианстве и рассчитывать на безопасность от тех ужасных истязаний, которым подвергались последователи запрещённой веры. Таким образом буддистские священники являлись руководителями совести японца и защитниками его против официальных обвинителей. Японец имел, т. обр., огромный интерес в приобретении милостей буддийского духовенства, а оно, в свою очередь, извлекло в свою пользу всё, что было можно, из политической системы, делавшей его – решителем судьбы и самой жизни каждого японца. Часто говорят, что твёрдая почва, приобретённая в Японии философией Ванг-Янг-Мина, начиная с 17 стол., является огромным препятствием для распространения между японцами христианства, благодаря утверждению в умах народа следующих положений: божество не может быть одновременно антропоморфным и вездесущим; человеку не должно беспокоиться о сверхъестественном; награды или наказания следует искать только в своей совести; истинная религия может быть универсальной, но одинаковость обрядностей и форм у различных национальностей – дело немыслимое.

Нет сомнения, что для многих образованных японцев философия Ванг-Янг-Мина является серьёзным препятствием к усвоению христианства и предрасполагает их против утилитарианизма современной Европы. Что касается народных масс, то здесь решающим влиянием является их наследственно-воспитанное убеждение, что буддизм не только преддверие рая, но также и щит против гнёта светской власти. Из поколения в поколение исполнение церковного долга (по буддийскому ритуалу) ассоциировалось у них с идеей о домашней безопасности и личной свободе, и таким образом их вера обратилась, почти в инстинкт. Однако буддийское духовенство ясно понимает, что дело не может находиться в таком положении вечно, и считает, что нет лучшего средства укрепить веру, как вновь предоставить ему в какой-либо форме официальное положение. Оно давно уже работает в этом направлении, но так как до настоящего времени не добилось и малейшей тени успеха, то многие священники решили выступить непосредственно на политическое поприще. Для начала была сделана следующая попытка.

После освобождения посольств в Пекине, охране японских войск был предоставлен тот участок города, где находится Ламайский храм. Сам Лама искал безопасности в бегстве, и прекрасные здания со всеми их сокровищами были оставлены на милость победителей. Японцы отнеслись к священному для китайцев месту с уважением, оберегали его от святотатства и в заключение передали владельцам в том виде, в каком заняли. Само собой разумеется, что благодарность китайцев была очень велика, и между японцами и Ламой установились такие отношения, что Лама решил лично посетить Японию. Японские буддисты заранее „учли все возможности“, которые связаны с этим счастливым для них случаем. Так как сундуки Ламы пусты, то они немедленно собрали средства для его путешествия и 11 июля текущего года знаменитый иерарх высадился в Кобе (японский порт). Приезд такой особы, важный и сам по себе, приобрёл особое значение благодаря искусным приёмам буддистов.

Благодаря событиям, имевшим место в Китае в минувшем году, кредит христианства в этой стране сильно подорван.

По мнению многих, даже европейцев, возбудителями и даже прямыми виновниками боксерского восстания являются миссионеры; деяния европейцев в час победы были бесславны; поведение европейских войск в Чи ли и Манчжурии доказало (по крайней мере тем, кто держался этого же взгляда и прежде), что узы, налагаемые христианской моралью, не способны обуздать зверя в человеке и бессильны перед первым же искушением. С другой стороны, японские войска, номинально исповедующие учение Будды, отличались порядком, милосердием к побеждённым, защитой домов и собственности мирных китайцев. Этим контрастом и решили воспользоваться буддисты при таком счастливом событии, как визит Ламы Японии. Совершенно естественно, что Лама, как верховный представитель буддизма на востоке, нашёл вполне уместным выразить публичное одобрение поведению своих единоверцев. Дело было обставлено артистически. Сначала Лама ограничился выражением удовольствия, что ему удалось навестить страну, где буддизм имеет многих и столь искренних последователей. Затем, при следующем случае, он начал говорить о благодарности, которой он обязан японским войскам за охрану священного здания в Пекине и возвращение его в целости со всеми его сокровищами. При следующем случае он выразил надежду, что Тибет и Япония, исповедуя общую религию, могли бы всегда находиться в дружелюбных отношениях. Наконец, во время своего последнего приёма в Токио, он объявил, что Япония, Китай и Корея – все почерпнули свою религию из одного и того же чистого источника, и что превосходство этой религии над христианством доказано во время недавних смут в Китае.

Должно заметить, что Лама старательно ограничивался исключительно религиозной стороной вопроса. И его заключительная речь не имела бы политического значения, если бы ей не было предпослано, как предисловие, приветствие виконта Миуры, выдающегося политика, настаивающего на неотвратимой необходимости, при существующих обстоятельствах, тесного единения между Китаем, Японией и Кореей и полагающего, что единственным цементом этого союза может быть только буддизм. Таким образом ясно, что буддизм стал союзником политической партии – „Национального Союза“, который избрал девизом целость Китайской империи и рассчитывает связать народы дальнего Востока против западного вторжения религиозными крепами.

Для такого назначения буддизм не носит в себе достаточно жизнедеятельности, но попытка его представителей выдвинуть его для такой несвойственной ему роли во всяком случае очень любопытна.

К изложенному, однако, следует прибавить, что попытка обратить учение Будды в орудие политической борьбы далеко не находит себе всеобщего одобрения в самой Японии. Некоторые японцы спрашивают, на каком основании Лама за все бесчинства и преступления, совершённые европейскими войсками, делает ответственным христианство, а в бесчинствах и преступлениях, совершённых боксерами, не хочет винить буддизма? Очевидно, что если за вины христиан должно отвечать христианство, то за вины буддистов будет ответствен буддизм. И наоборот, если буддизм не причём в преступлениях боксеров, то и христианству нельзя ставить в вину бесчинств христианских войск. Впрочем, эти софизмы слишком сильно отзываются лицемерием английских клэрджименов, и японское происхождение их весьма сомнительно.

Другие замечают: пусть уж „делают религиозный капитал“ на рыцарском поведении и великодушии японских войск; но какую услугу может оказать буддийской морали виконт Миура, тот самый министр, который навсегда опозорил себя соучастием в убийстве Корейской королевы?

Всё это свидетельствует, между прочим, о том, как неосторожно примешивать религию в область политики.

(Times).

Французское правительство потребовало недавно у турецкого правительства признания халдейского патриарха.

Вот положение этого иерарха в Восточной Церкви.

В 428 г. константинопольским патриархом был избран Несторий. Выступив борцом против учения Ария, он сам, в свою очередь, впал в ересь, противоположную по своему содержанию ереси Ария, признав в Иисусе Христе двойственность естества.

Ефесский собор 431 г. осудил учение Нестория, который был вынужден оставить патриарший престол.

Но в Сирии и Антиохии у Нестория оказались ревностные приверженцы, и учение его о двойственности естества второй Ипостаси продолжало распространяться под видом истинного и единственно христианского. Главное ядро последователей этого учения жило в Месопотамии, почему несториане известны обыкновенно под именем ассирийских или халдейских христиан.

Константинопольские императоры, ревнуя о спасении душ заблудшихся, прилагали все средства для искоренения ереси и возвращения заблудших в лоно материнской Церкви. Тогда несториане ушли в значительном числе в Персию, где встречаются и теперь.

Несмотря на всё это и даже на сам ислам, заступивший место Восточной Империи, несторианство и по сей день всё ещё живо в народах Месопотамии. Число их определяется в настоящее время в 400.000 человек, причём они разделяются на две ветви: национальную Церковь и „воссоединившуюся“, т. е. латинизированную. К национальной Церкви принадлежит 320.000 человек, к латинской 80.000.

Два месяца тому назад латино-несторианский патриарх. Иосиф Фома умер и собор архиепископов и епископов, собравший в Моссуле, избрал новым халдейским патриархом монсиньора Эмманула, из-за неутверждения которого Турцией Франция и поднимает теперь шум.

В настоящее время в Соединённых Штатах насчитывается 2.000 мормонских миссионеров. Каждый из них обязан посетить все без исключения дома в назначенном ему округе и трижды побеседовать со всяким, кто подаёт малейшую надежду на обращение.

Мормонство, по мнению одной из проповедниц реформатской церкви, представляет опасность троякого рода: социальную, политическую и религиозную. Социальную – так как доктрины мормонства враждебны семье и воспитанию; политическую – так как мормоны уже теперь контролируют четыре штата и имеют влияние в трёх; и, наконец, религиозную – так как мормонство ставит в исключительное положение старейшин, давая религиозную санкцию всему, чтобы им заблагорассудилось сделать.

Иосиф Смит, глава партии мормонов.

Во всяком случае предсказание, данное в первые времена мормонства, что учение это в течение полустолетия пробьёт себе дорогу через весь американский материк, исполнилось в полном размере.

Внутренний вид храма мормонов.

Daily News обнародовали весьма важный документ: манифест, подписанный 5.270 священниками, принадлежащими к различным английским сектам, и домогающийся заключения мира с бурами. Само собой разумеется, что под таким документом не стоит подписи ни одного священника, принадлежащего к господствующей алгликанской церкви. Манифест требует предоставления бурам автономии, амнистии для жителей Капской колонии, присоединившимся во время войны к бурам, и вознаграждения за уничтоженные во время войны дома и фермы.

Следует заметить, что в числе священников, подписавших манифест, встречаются лица, принадлежащие к различным политическим партиям, так что манифест этот является не партийным делом, а действительно плодом христианского человеколюбивого настроения, признаки которого не обнаружились лишь в среде господствующей Церкви.

„Миссионер. Обозрение“, желая дать своим читателям более целостный обзор статей о расколе, печатавшихся в духовных журналах прошлого года, преднамеренно отложило свою летопись до настоящего нового года. Так как, бесспорно, наиболее выдающиеся статьи помещены были в московском жур. „Душеполезное Чтение“ и принадлежат, главным образом, опытному перу почтенного расколоведа Н.И. Субботина, благодарение Богу, продолжающего свою литературную миссию на пользу Церкви, то мы и начнём наше обозрение с этого журнала.

Вот те статьи, принадлежащие Н.И. Субботину и заслуживающие особого внимания и интереса деятелей противо-раскольничьей миссии: 1) „Какое понятие о расколе, его характере и отношениях к православной Церкви даёт нынешняя раскольническая литература?“ 2) „Об исповеди беглого греческого митрополита Амвросия перед беглым раскольническими, попом Иеронимом“; 3) „«Дружба паче правды», заключённая между еретиком Швецовым и обличителем его Механиковым“ и 4) „Заметка об основателях Белой Криницы“.

Из других статей следует отметить: «Рассмотрение изданной поповцами австрийского согласия книги: „Разбор ответов на 105 вопросов“», Е. Антонова, и стоит упоминания: письмо преосвящ. Феофана-Затворника о сектантах и слово о. Иоанна Кронштадтского против современной толстовской ереси, сказанное в день рождения Государыни Императрицы Александры Феодоровны.

В первой статье, представляющей собой окончание „Мыслей и заметок по вопросам о расколе“, напечатанных в „Душеп. Чт.“ за 1900 г., И. И. Субботин знакомит с способами и приёмами новых раскольнических писателей, употребляемыми как в защите раскола, так и в нападении на Церковь. Приёмы эти относительно новые. Так, а) нынешние раскольнические писатели австрийско-окружнического толка не признают авторитета за старо-печатными книгами, не считают их непреложно-истинными и даже, когда нужно, доказывают их неосновательность и недостоверность, хотя в то же время приводят из них свидетельства в подтверждение любимых раскольнических мнений, б) Взамен старопечатных книг для защиты своих мнений они ищут помощи в сочинениях наших „никонианских“ светских и духовных писателей, даже в иностранных книгах, католических и протестантских, почему с редким усердием следят за всеми выходящими в свет сочинениями православных и даже протестантских (в русском переводе) писателей, стараясь отыскать в них хотя что-нибудь благоприятствующее учениям раскола. Но „вылавливая у них всякое благоприятное для раскола свидетельство и даже выражение, они обыкновенно, с свойственной им беззастенчивостью, совершенно игнорируют, или замалчивают иногда прямые даже обличения раскола, находящиеся у тех же самых авторов и в тех же самых сочинениях“, в) Склад речи, или язык нынешних раскольнических писателей австрийско-окружнического толка мало отличается от современного литературного языка и совсем отличен от того, каким писали прежде вполне грамотные раскольнические авторы (Денисовы, Иван Алексеев и др.) и каким пишут доселе малограмотные, воспитавшиеся на старопечатных книгах, г) Вместе с бойкой литературной речью нынешние раскольнические писатели усвоили себе диалектическое искусство сбивать читателей, особенно из старообрядцев, ловко составленными софизмами, д) Наконец, самую примечательную особенность этих писателей составляет господствующая в их сочинениях озлобленная и крайне дерзкая брань на православную Церковь, её священноначалие и её защитников. В этом отношении они, если не превзошли знаменитого протопопа Аввакума, то едва ли не сравнялись с ним.

Вторая статья Н. И. Субботина представляет собой разбор брошюры „Об исповеди преосвященного Амвросия митрополита Белокриницкого“, напечатанной в какой-то Черновицкой типографии в Целях защиты австрийского раскола. С нашей православной точки зрения, вопрос об исповеди Амвросия, как она происходила, сам по себе не имеет в сущности никакого значения. Если бы Амвросий исполнил исповедь перед беглым иеромонахом Иеронимом во всей точности по старопечатному Потребнику, то исповедь его, как принесённая перед беглым раскольническим попом, не имевшим власти на совершение священнодействий, не имела бы силы и значения таинства, точно так же, как и совершенное им перемазание Амвросия фальшивым миром, т. е. простым маслом не было таинством миропомазания. То и другое действие, совершенно независимо от того, как они совершены, имеют для нас значение в том только смысле, что, подчинившись им, Амвросий через это именно отступил от общения с православной Церковью и вступил в соединение с обществом, канонически отлучённым от Церкви, за что и сам, по силе церковных правил, подпал под отлучение, лишился права на совершение архиерейских действий, и потому совершённые им в расколе поставления нескольких лиц в священные саны совершены незаконно и вся происшедшая от него иерархия – незаконная, недействительная, безблагодатная. Для самих же старообрядцев вопрос о том, действительно ли состоялась, исповедь Амвросия перед Иеронимом, т. е. была ли совершена правильным, как положено в Потребнике, Порядком, особенно прочёл ли Амвросий на исповеди символ веры с именем Исус, с приложением истинного в 8 члене, несть, вместо не будет, конца – в 7-м, – покаялся ли и получил ли от духовного отца прощение и разрешение не только в нравственных прегрешениях, но, самое главное, в содержании тех мнимых ересей, за которые раскол отделяется от православной Церкви, имеет весьма важное значение. Если нет, то, значит, Иероним солгал перед народом, присутствовавшим в Церкви, „объявив достоинство митрополита“, т. е. объявляя, что по вере и по жизни он достоин быть липованским митрополитом; значит, Амвросий сделался митрополитом старообрядцев и основал им иерархию, не раскаявшись перед духовным отцом и не получив от него прощения и разрешения в тех мнимых ересях, за которые именно всех православных архиереев, и его самого в том числе, не признают они за действительных архиереев, имущих благодать архиерейства и власть поставлять других в священные саны; значит, иерархию, им основанную, сами старообрядцы должны признать незаконной, безблагодатной, недейственной. После этого понятно, почему автор брошюрки усиливается доказать, что Амвросий знал славянский и русский язык, а потому на исповеди мог будто бы объясняться с Иеронимом. Но усилия его напрасны: Н. И. Субботин с историческими документами в руках ясно доказал в своей статье, что Амвросий никогда не знал ни русского, ни славянского языка и объясняться на них не мог.

По благословению Иоанна Картушина, именуемого архиепископа старообрядцев, известный раскольнический писатель лже-священник в Туле, Василий Механиков, написал сочинение под заглавием: „Защита Белокриницкого Устава перед судом православия“. В этом сочинении он с достаточной полнотой и основательностью обличил еретичества известного раскольнического лже-епископа Арсения Швецова, которые последний упорно проповедует, защищая Белокриницкий Устав, а в частности внесённые сюда Павлом Белокриницким еретические мнения о подлетном, вместе с веками, рождении Сына Божия и исхождении Св. Духа от Бога Отца. В 1900 г. Н. И. Субботин огласил это сочинение в печати. В австрийском расколе по этому случаю начались волнения: большинство ревнителей австрийского раскола было смущено сочинением „отца Василия“ о ересях „владыки Арсения“. Чтобы положить конец смущению и недовольству, Картушин предложил Механикову и. Швецову написать и подписать удостоверение, что они, оставаясь каждый при своём мнении, одинаково исповедуют православную веру, а потому и прекращают все пререкания. Это удостоверение под заглавием: „Исповедание православные веры епископа Арсения Уральского и временно Нижегородского и священника града Тулы Василия Механикова“ подписано ими 10 ноября 1900 г. Сказав, что примирение Механикова со Швецовым, не отказавшимся „попирать благочестие“ своими еретичествами, будучи непонятно как по отношению к Швецову, так и Механикову, есть дружба паче правды и, по своей лживости и лицемерию, составляет позорное явление в австрийском расколе, изолгавшемся в последнее время до последней крайности, Н. И. Субботин приводит в своей статье подлинный текст этого мирного договора и подробно разбирает его, показывая со всей ясностью его несостоятельность и ложь от начала до конца.

Четвёртая статья Н. И. Субботина представляет собой простую поправку к сказанному на 116–118 стр. его „Истории Белокриницкой иерархии“ об основателях Белой Криницы.

Сочинение Е. Антонова († 1901 г.), долгое время бывшего неутомимым разоблачителем хитросплетений раскольнических писателей нового пошиба – Швецова, Перетрухина, Механикова – обязано своим происхождением следующим обстоятельствам. 11 марта 1890 г. на одной из публичных бесед, происходивших тогда в Москве под председательством преосвященного Виссариона, еп. Дмитровского (ныне Костромского), несколько членов раскольнического братства св. Креста представили преосвященному тетрадь своих вопросов с требованием – прочитать эти вопросы тут же на беседе и потом дать на них письменные ответы. Подателям вопросов было замечено, что на устных беседах письменное рассмотрение и решение вопросов совершенно неуместно. Тогда податели тетради, взяв её обратно, немедленно и с нескрываемым торжеством вышли из собрания и стали распространять слух, что православные собеседники потому не согласились дать письменные ответы, что не в состоянии сделать это. Чтобы положить конец самохвальству раскольников, Е. А. Антонов, под руководством о. архим. Павла (Прусского), составил весьма обстоятельные „Ответы на 105 вопросов, сочинённых старообрядцами австрийского согласия“. Появление этого сочинения было крайне неприятно раскольникам, и потому они решились опровергнуть его. За это дело взялся небезызвестный в расколе писатель Усов, который целых пять лет трудился под руководством Щвецова и Механикова и составил огромную книгу под заглавием „Разбор ответов на сто пять вопросов“, которая и служит предметом „Рассмотрения“ Е. Антонова. „Рассмотрение“ начато печатанием в Братском Слове, а по прекращении последнего, продолжается в Душеполезном Чтении, начиная с 1900 г. Оно представляет выдающийся интерес для православных, особенно для изучающих раскол и соприкасающихся с ним в жизни, так как в нём, можно сказать, собрано всё, что выставляется расколом поповщиной против православной Церкви, и всё, что обличает заблуждения раскола. Е.А. Антонов приложил всё старание, чтобы вразумить Усова и К°: отмечает все слабые стороны их „Разбора“ и разоблачает их хитросплетения, а Н.И. Субботин в своих примечаниях дополняет недосказанное и указывает те особенности, которыми отличается новейшая раскольническая литература, созданная Швецовым и его питомцами, вышедшими из „Безводненской Академии“. В напечатанной части, составляющей 2-й вып. „Рассмотрения“, содержатся краткие сведения о происхождении, задаче и значении его и затем рассматриваются разборы ответов на 23–34 вопросы.

В письме преосвящ. Феофана-Затворника содержится несколько указаний относительно борьбы с сектантами, а в слове о. Иоанна Кронштадтского краткое, но сильное и авторитетное обличение учения Толстого, отвергающего необходимость живой, разумной, твёрдой веры в Сына Божия Единородного, Господа И. Христа, как Искупителя рода человеческого.

В январской книжке Душеполезного Чтения, замедлившей выходом в нынешнем году, по случаю смерти своего редактора профессора-протоиерея Д.Ф. Касицына († 3 декабря), в ряду интересных нравоучительных статей помещена новая статья Н.И. Субботина под заглавием: „Правда паче дружбы“, которая имеет тесную связь с его же статьёй „Дружба паче правды“, только что рассмотренной нами, а потому считаем необходимым рассмотреть её теперь же. В своей новой статье маститый профессор пишет, что по поводу его статьи „Дружба паче правды, заключённая между еретиком Швецовым и обличителем его Механиковым“, Механиков прислал в редакцию Душеполезного Чтения два своих сочинения: 1) „Поправка к статье: „Дружба паче правды“ проф. Н.И. Субботина“ и 2) „Дополнительное объяснение к исповеданию веры от 10 сего месяца еписк. Арсения Уральского и временно-Нижегородского и свящ. г. Тулы Василия Механикова“. В первом из этих сочинений он указывает причины, побудившие его подписать „Исповедание веры“ 10 ноября 1900 г., и сообщает интересные сведения о том, что произошло за подписанием этого „Исповедания“. А произошло вот что. Вскоре же после подписки Механиков „ужасно пожалел об этой невольной оплошности своей“, „лично“ (вероятно, наедине) поговорил со Швецовым и, когда увидел из разговора, что тот по-прежнему держится своего еретического учения о Св. Троице, то 14 ноября „формально заявил“ своему „архиепископу“ Иоанну Картушину, что „уничтожает свою подпись под общим исповеданием веры и что до тех пор не перестанет считать действительными свои критические разборы сочинений Швецова в защиту Белокриницкого Устава, пока не будет сделано на них опровержение, при достаточном основании из слова Божия и учения святых отцов“; затем послал Швецову „Дополнительное объяснение к исповеданию веры ют 10 ноября 1900 г.“, где в 8 пунктах им изложено православное учение о Лицах Святой Троицы, убедительно прося подписать его. Но Швецов „под разными предлогами решительно отказался от этого подписа и повторил почти все те же воззрения“, против которых сделаны были „основательные замечания“ в прежних „критических разборах“ Механикова. Тогда Механиков начал со Швецовым „новую полемику“, – послал ему 20 декабря обширное (на 40 страницах) письмо, в котором „подробно разобрал его мнимые основания для отказа“ от подписи изложенного в 8 пунктах православного учения о Лицах Св. Троицы. „На4 этом, пишет Механиков, дело и остановилось“.

К. П.

„Может ли Церковь Христова лишиться всех истинно-православных епископов и полноты церковных таинств?“

Вторую беседу¹⁴⁷ о. Шалкинский начал, как и следовало, кратким повторением предыдущей, причём сделал вывод, что общество старообрядцев, не имевшее около 200 лет ни полноты иерархических членов, ни полноты святых церковных таинств, Церковью Христовой именоваться не может, а потому и повинно в грехе раскола, которого и кровь мученическая не может загладить. Затем он доказал, хотя и с недостаточной полнотой, что в Церкви Христовой должны быть три чина иерархии и семь таинств, и сделал такой вывод: „в вашем (старообрядческом) обществе не было епископов, следовательно, не было трёхчинной иерархии, не было законного совершения таинств, а некоторые таинства совершенно некому было „строити“ (В. Катех. л. 358). Пусть же Перетрухин докажет, что св. Церковь может дойти до такого состояния“.

Вместо прямого ответа Перетрухин, по обычаю раскольничьих апологетов, начал городить околесицу. Надавав нелепостью учение о невозможности существования Церкви без епископа, он сослался на св. И. Златоуста и св. Афанасия Великого, которые будто бы учат о возможности такого существования, и затем с запальчивостью заговорил: „Чего же говорит о. Сергей, что без епископов Церковь не может быть? Кто выше то – святые отцы или о. С. Ведь тоже проповедником считается, а какую нелепость проповедует“! Попытался он, далее, доказать, что в их обществе священство было, так как были священники, что таинства не совершались в их обществе не по их вине, а по вине православных, которые теснили и преследовали их. Когда же о. Ш. попросил ответить на вопрос прямо, то П. сказал: „хотя у нас „по-видимости“ не было совершения всех семи церковных таинств., но мы принимали учение о них и учение о епископах, а посему никогда без них и не были“. После этого о. Ш. следовало указать, что в ответе П. имеет отношение к предмету беседы, а что нет, и разобрать первую часть ответа по существу; между тем он начал со второй половины, а именно: стал доказывать, что гонениям и мучениям подвергались и еретики, но мучение им не на пользу; что через гонения святая Церковь „во утешении вельми процветание“, а общество старообрядцев, вследствие гонений, всего лишилось, – и лишь после этого занялся разбором первой половины. Разбор сделан умело и основательно, а некоторые из употреблённых при этом приёмов заслуживают подражания. Так, сославшись на то, что П. неоднократно называл нелепостью учение о том, что Церковь без епископов быть не может, о. Ш. сравнивает это учение с учением И. Златоуста, бл. Симеона Солунского, св. священно-муч. Киприана и св. Игнатия Богоносца и делает такой вывод: „слышите, все эти учители и отцы св. Церкви ясно утверждают, что без епископов не может быть не только Церкви, но даже и самого христианства. П. дерзает публично говорить, что эти св. отцы и учители говорят нелепость! А ещё хвалится тем, что подражает в вере первым пяти русским патриархам. Да разве какой-либо из этих патриархов называл святоотеческое учение нелепостью? Нет, до такой дерзости доходят только еретики штундисты, баптисты, толстовцы, подражателем которых является и П.“. Такой приём хорош и производит на слушателей сильное впечатление, но последней фразы не следовало употреблять, потому что П. едва ли из подражания штундистам, толстовцам и т. д. назвал нелепостью указанное учение, зачем же обижать его напрасно?

Другой хороший приём, употреблённый о. Ш., это – указание противоречий в словах П., который то скажет: „у нас не было совершения всех тайн“, то: „мы никогда без них не были“, то старается оправдать неимение в своём обществе епископов, то сразу объявит: „у нас епископы были всегда: мы их не лишались“...

Третий хороший его приём – это подтверждение учения православной Церкви доказательствами из сочинения самого Перетрухина. Вот как он употребил его. Указавши вышеприведённые противоречия в словах П., о. Ш. продолжал „ Чтобы вам ещё яснее была вся неправда и ложь изворотов г. Перетрухина, я хочу познакомить вас с следующими словами самого Перетрухина, написанными им в его книге: „Меч духовный“. Вам всем известно, что у вас не было трёхчинной иерархии и седми таинств. А Перетрухин в своём „Мече“ говорит: „В Церкви Бог установил священство и седмь таинств церковных, якоже видим из слов св. апостола Павла: внимайте убо себе и всему стаду, в немже вас Дух Святый постави епископы пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию Своею (Деян. зач. 44). В благовестном же Евангелии в толковании на зачало 95 от Луки объясняется, что в Церкви должны быть три чина иерархии (Отв. на 4 вопр. беспоповцев). У вас не было священства. А Перетрухин говорит беспоповцам: „Священства ли взыщеши? и сего они не имеют; без священства же спастись невозможно“ (Отв. на 3 вопр.). В начале своих ответов (в предисловии) Перетрухин уподобляет даже беспоповцев еретикам за то, что неции из них даже не веруют оным (трёхчинной иерархии) пребывати до скончания века, вопреки св. Евангелию и учению святых (Лук. зач. 95. Кирил. л. 77, Кн. о вере гл. 7). Но и сам, подобно беспоповцам, также учит, что Церковь Христова может лишиться главного иерархического лица. В ином месте Перетрухин говорит: „наша православная христианская Церковь приемлет все совершенно седмь таинств церковных, и вселюбезно проповедует оным быти до второго пришествия Христова. И сие неоспоримо“ (1 гл. отв. на 11 вопр.). Общество, не имеющее всех седми таинств, Перетрухин называет „нечистым колодцем“. „Вот таковой-то, говорит, есть нечистый колодязь, лишившийся благодатных даров, в преподаянии седми церковных таинств, преданных от Христа Спасителя; и от такового то их безблагодатного источника уже не может изливатися приснотекущая, чистая вода учения Божественного писания; о таковых безошибочно можно заключить, что эти беспоповские общины есть сонм злых и нечестивых людей (Кат. гл. 25). Понеже по всей поднебесней не имеют седми церковных таинств“ (Отв. на 3 вопр. беспоповц.). Так как и ваше общество „по всей поднебесней“ не имело седми церковных таинств, то и оно, по суду Перетрухина, есть нечистый, безблагодатный колодезь, сонм злых и нечестивых людей, а не святая Церковь“.

В дальнейшей беседе Перетрухин пытался доказать, что судьбы Церкви Божией в руках её Создателя, Который может оставить её с епископами и таинствами, может лишить её всего этого и потом опять даровать по примеру ветхозаветного жертвенного огня (2 Маккав. 1 гл.). Но о. Ш. кратко и основательно показал всю неосновательность и этих доказательств.

Кстати. От одного миссионера мне пришлось слышать, что будто бы последнее доказательство нынешними раскольниками оставлено и более не приводится, почему комиссия, пересматривавшая программу учения о русском расколе, выпустила его; между тем, как видно из беседы о. Ш. с П., это доказательство не оставлено даже таким видным апологетом раскола, как Перетрухин. Да едва ли оставят его скоро и другие, потому что оно не лишено видимой основательности и может произвести впечатление на слушателей. Если же так, то не поспешила ли упомянутая комиссия со своим заключением об этом доказательстве? Нужно „скоростью дела не охулити“.

В третьей беседе: „О незаконности австрийской иерархии“ о. Ш. на основании св. Писания, Кормчей и слов блаж. Августина сначала доказал, что в истинной Церкви Христовой должно быть во все времена друго-преемственное посланничество священно-иерархических лиц: Бог Отец послал на Первосвященническое служение И. Христа; И. Христос послал св. апостолов; св. апостолы послали своих преемников – епископов, а эти последние – своих преемников; в заключение же спросил: кто послал митр. Амвросия на Белокриницкую кафедру, и кто был его предшественником по кафедре? В ответ на этот вопрос П. заметил, что преемственная передача епископской власти должна быть во времена мира, а во времена гонений на св. Церковь эти правила не обязательны для выполнения.

Так это было, напр., во времена иконоборческой ереси: до патр. Тарасия преемство епископов продолжалось, а после него прекратилось; точно так было и у нас: до лет патр. Никона оно продолжалось, а потом прекратилось, и митр. Амвросий, подобно Тарасию, был рукоположен еретиками. Затем в доказательство своих слов П. привёл 15 пр. второ-первого собора, 8 пр. 1 всел. соб. и попытался обвинить православную Церковь в новатианской ереси, так как патр. Никон и его последователи запрещают допускать к таинству причащения отъявленных разбойников. Но о. Ш. показал всю неосновательность его доказательств и снова поставил свой вопрос. Ответа не последовало, и беседа на этот раз кончилась.

В этой беседе невольно бросается в глаза то обстоятельство, что все тексты св. Писания о. Ш. приведены по-русски. Конечно, для ясности хорошо приводить их так, но везде ли это можно? Если в Москве в 1899 или 1890 г. на собеседовании один из защитников раскола требовал, чтобы тексты св. Писания приводились по патриаршей библии (каковой и не существует), а вообще раскольники доверяют безусловно лишь Острожской (1580–1581 г.) и Московской (1663 г.) библии; то едва ли для большинства, их будут убедительны места св. Писания, приведённые по русской библии.

На следующий день беседа продолжалась. П., по своему обычаю, сначала прочёл по тетрадке описание предыдущей беседы, затем сказал, что у митр. Амвросия предместников не было и что послал его в Белую Криницу сам Бог; сделал, далее, несколько замечаний в доказательство того, что беглые священники и митр. Амвросий, по совершении над ними миропомазания, оставались лицами священными, причём сослался на 19 и 8 пр. 1 всел. соб. и 69 пр. Карфаг. соб., а в заключение решительно заявил, что кто не признаёт митр. Амвросия законным митрополитом, а происшедших от него епископов и священников – законными пастырями, тот не подчиняется церковным правилам, преданным святыми отцами, и есть анафема (Кормч. л. 641). „Не убежит этой анафемы, прибавил он, и о. С. и все те, которые не признают нашей иерархии законной“. В ответ на его слова о. Ш. сделал краткое замечание о клятве, которой будто бы он подлежит, подробно выяснил важное значение епископа в Церкви Христовой, доказал, что митр. Амвросий – отнюдь не Божий посланник, разъяснил ещё раз 8 пр. 1 всел. соб., причём в противовес Перетрухинскому толкованию этого правила по редакции, приведённой в послании к Мартирию, сослался на лже-священника Механикова (вот ещё приём достойный подражания) и сделал краткое замечание о 69 пр. Карфаг. соб. и словах бл. Августина, приведённых Перетрухиным. После этого поднялся шум среди старообрядцев, которые были недовольны предыдущими беседами и требовали беседы о клятвах, возлагая, на неё большие надежды. Но при помощи более влиятельных старообрядцев порядок восстановился и П., требовавший перед тем, чтобы его речь была последней, на что о. С. согласился, но с оговоркой; „если в ней не будет ничего несправедливого“, стал доказывать, что Амвросий поступил по примеру свв. Афанасия и Евсевия Самосатского, которые во время гонения совершали рукоположение не в своей области; что еретиков, принятых через миропомазание, не следует снова рукополагать, как будто бы учит об этом и Питирим еп. Нижегородский в своей Пращице (вопр. 168); что единоличное рукоположение митр. Амвросием Киприана Тимофеева в преемники себе имеет для своего оправдания ряд примеров, которые и приводятся далее. О. Шалкинский внимательно рассмотрел все приведённые доказательства и объявил беседу закрытой.

В этой беседе, кроме выше отмеченных черт, следует обратить внимание на то, как о. С. Ш. отвечал на дерзости и оскорбления Перетрухина. Твёрдо помня, что рабу Господню не подобает сваритися, а следует вооружаться божественным терпением; что дерзости и оскорбления со стороны Перетрухина имеют целью вывести его из терпения и через это лишить возможности спокойно и беспристрастно обсудить вопрос, о. С. сказал: „Тяжкое оскорбление нанёс лично мне и Русскому Правительству ваш защитник, утверждая, что я и подобные мне миссионеры не говорят правды, потому что за это получают жалованье от правительства, но Бог с ним; дух злобы и гордости заставляет его изрыгать эти недостойные русского человека слова. Страшно подумать, какая дерзость, какое неуважение к правительству проглядывает в словах Перетрухина: правительство платит деньги за то, чтобы лгали! И после этого ещё обвиняют правительство за то, что оно не позволяет публично издеваться над православием. А эти слова разве не дерзость, разве не издевательство? Правительство нанимает лгать и кого-же? священников! Нет, г. Перетрухин, лично я прощаю вам эту дерзость, но прошу подобных фраз вперёд не произносить, так как они совершенно неуместны, но крайне оскорбительны, а ведь мы сюда собрались не для того, чтобы изощряться в придумывании оскорблений, а, чтобы примириться, уничтожить двухвековую распрю одноплеменного народа, посеянную врагом рода человеческого. А такими приёмами собеседований, где затрагивается и оскорбляется личность, где всё сводится к тому, чтобы вывести собеседника из терпения и через это лишить его возможности спокойно и беспристрастно обсуждать религиозные вопросы, едва ли мы чего-нибудь достигнем хорошего. Оставим же эти недостойные серьёзных людей приёмы и будем продолжать собеседование в духе христианской любви и кротости.

Беседа „О клятвах Московских соборов 1666–1667 годов и о порицаниях полемических писателей на именуемые старые обряды“ только начата печатанием, а потому мы скажем о ней по напечатании.

Что же касается „Публичного собеседования с старообрядцами в актовом зале Екатеринославской дух, семинарии февраля 1901 г.“, то оно не удовлетворяет одному из главных требований: не уклоняться от главного предмета беседы. Правда, требование это трудно выполнимо на практике, так как собеседники-старообрядцы отчасти по непривычке к логическому мышлению, отчасти из-за желания замаскировать свою несостоятельность в каком-нибудь предмете или избежать затруднительного для них вопроса, часто уклоняются от главного предмета и удержать их от уклонений (особенно намеренных) трудно; но всё-таки для опытного миссионера возможно, а по существу дела и необходимо, потому что когда в беседе затрагивается много вопросов, то у слушателей всё сказанное перепутается в голове и беседа не принесёт существенной пользы.

К. Плотников

„Предлагаемые лекции, читанные студентам I курса Петербургской Духовной Академии доцентом Академии, Архимандритом Михаилом (Грибановским), в 1888 и 1889 учебном году, были отпечатаны в „Православном Собеседнике“ за 1899 г. и затем изданы отдельным оттиском. Вместо предисловия помещено превосходное Слово, сказанное преосвященным Антонием Храповицким над гробом Епископа Михаила“.

Введение в круг богословских наук занимается решением предварительных вопросов, устанавливает общие основные принципы, которые затем уже трактуются остальными богословскими науками, как неоспоримые аксиомы. Главнейшие её вопросы – это вопрос о сущности религии и неразрывно связанный с ним и из него вытекающий вопрос о Божественной или что тоже истинной Религии, а также вопросы о Боге, мире и человеке с общей, принципиальной точки зрения. Универсальная проблема философии является, таким образом, задачей богословского „Введения“.

Но как всякая философская система начинает с теории познания, с установления методов и источников исследования, так и христианская философия должна предварительно решить гносеологический вопрос.

С этого начинает и архимандрит Михаил.

„Задача нашей науки доказать истинность православного христианского вероучения. Откуда же почерпать основания для доказательства этой истины?

По учебнику преосвященного Августина эти основания находятся в священном Писании, св. Предании и в основаниях разума. Чтобы подтверждать что-нибудь текстом св. Писания, для этого нужно наперёд верить в истинность этого текста. С другой стороны, наша наука не может быть построена из внешнего опыта, ибо бесконечное не дано в нём. Остаётся, таким образом, внутренний опыт. В человеческом самосознании и самоопределении мы находим положительную бесконечность и, изучая их, приближаемся к пониманию той положительной бесконечности, которая есть Бог. Равным образом, вопросы о разумности и целесообразности мира, о зле и свободе человека могут быть решены на основании законов нашего самосознания и посредством исследования данных нашего внутреннего опыта. Т. е. основной принцип гносеологии арх. Михаила состоит в том, что „нравственный опыт лежит в основе всякой богословско-философской науки“.

Что же говорит этот опыт о Боге, мире и человеке?

Вопрос о Боге состоит прежде всего в том, есть ли Он в действительности, существует ли Он как реальность, а затем уже в том, что Он есть, как мы должны мыслить и определять Его.

Идея Безусловного – реальна, она есть субъективное откровение объективного образа Безусловного. Но от объективного следствия можно заключать к объективной причине. Поэтому, бытие идеи Безусловного достоверно, это непосредственная связь самосознанию нашего с бытием Безусловного. Второй вопрос о Боге выражен в Ведах: „как твоё имя; как тебя назвать.“ Вопрос идёт о природе Божества. С этой стороны Оно определяется прежде всего, как единое и сущее, как τὸ ἕν и τὸ ὄν. По отношению же к миру Оно является причиной и целью всего существующего, бесконечна возвышенной над всем – тем, что Оно есть самопричина и самоцель. А как таковое Оно должно быть личностью. Показав несостоятельность возражений против личности Божества, арх. Михаил справедливо замечает, что как единство, так и бытие нам даны собственно только в личности. До понятия о Боге, как личности, может ещё дойти человеческий разум.

Автор с особой внимательностью останавливается на откровенном учении о св. Троице и, кратко заметив об отрицательных теориях (древних и новых антитринитариях), предлагает очерк попыток уяснить Троичность Лиц и Единство Божества. С особым вниманием он рассматривает святоотеческое учение и старается прояснить его при помощи современных научных и философских воззрений. Отделы о творении мира, о человеке, о бессмертии человека, о религии, о происхождении зла и свободе не представляют ничего особенно оригинального. В отделе о религии автор критикует деление религий на естественные и сверхъестественную. Религия может быть только сверхъестественной, и название религии естественной заключает в себе противоречие. Раз есть религия, есть союз Бога, есть сверхъестественное. Но дело в том, что неистинной религии не может быть, и у язычников были лишь субъективные верования, но не религия. Всё исследование отличается научной серьёзностью и основательностью, сжатым, строго логическим и вместе с тем ясным и простым изложением. Принимая во внимание, как бедна эта богословская отрасль солидными систематическими трудами, нельзя не рекомендовать лекций преосв. Михаила вниманию интересующихся коренными вопросами веры и знания.

Издана книга весьма хорошо.

М. Леонович

Произведение Марии Корелли принадлежит к разряду тех длинных на фоне священных событий повестей и рассказов, которыми в таком изобилии снабжает нас родина автора. Имя исторического разбойника, стоящее в заголовке повести, указывает, что предметом её служат последние события земной жизни Спасителя и Его крестная смерть и воскресение.

Пытливый и беспокойный ум человеческий не довольствуется обычно кратким и ясным евангельским рассказом о великом деле Искупителя и очень часто поддаётся искушению поднять завесу над мрачной страницей общемировой истории, чтобы уяснить себе, если не смысл Страстей Христовых, то, по крайней мере, смысл участия в них людского и всей исторической обстановки, в которой совершилось по предвечному определению это неслыханное преступление, лежащее, с одной стороны, несмываемым пятном на имени человеческом – с другой, по своим вечным результатам, носящее в себе залог всепрощения и семя новой, бессмертной жизни.

Христианское чувство и богословствующая мысль автора стараются по возможности оправдать и извинить всех ближайших участников, которым выпало на долю нести на себе первую тяжесть общечеловеческого греха и затмения совести.

Вся повесть написана с явным намерением осветить факты истории в современном их понимании. Для этого необходимо было вывести в повести человека, который стоял бы выше тогдашней толпы. Выразителем мыслей автора здесь и является некто Мельхиор, как он сам после объясняет – бывший царь, один из тех, которые пришли поклониться Необычному Младенцу. Мельхиор тогда же «сложил свой венец к ногам Младенца с клятвой верности» и с тем, чтобы «следить за Ним от колыбели до креста» (361 стр.). Этот пророчествующий человек, пришедший неизвестно из какой страны, обладает прямо немыслимым по тому времени жизнепониманием, и он-то истолковывает все факты, проходящие перед его глазами.

В предании Христа смерти было что-то роковое, и нет возможности обвинить в этом кого-нибудь одного. Достойно только примечания, что «распял Посланника Бога так называемый священник Бога» – Каиафа (145, 164, 362). Отсюда автор делает общее заключение, что самыми непримиримыми врагами свободы духа, которую проповедовал Христос, были и будут жрецы религии. Анна и Каиафа боялись Христа, как Человека, думающего самостоятельно, пришедшего пошатнуть их теории, законы и авторитет над людьми. «Ничего нет более страшного для священства, как свобода мысли, свобода совести и презрение к общему мнению» (24). Священники вели всю интригу, и пылкий Иуда был лишь жалким орудием в руках, которым они играли через его сестру Иудифь, как будто в его же видах прославления Христа (164). Сребреники были простой формальностью, уловкой: Иуда их не требовал, принял нехотя, по настоянию священников, прикрывающихся законом, которого Иуда не понимал (167). Ученик предал Христа из любви к Нему (156), чтобы показать всенародно Его славу, которую Назорей необходимо должен был проявить, будучи выдан священникам и осуждён ими, как преступник.

В этом пункте с Иудой был солидарен даже и Симон Пётр: он почти одобрил план, хитро набросанный Иудифью Искариот (158, 162). Нужно думать поэтому, что и Иуда «получит справедливость в конце, несмотря на то, что грех его никогда не забудется людьми» (220, 240). – «Летопись людей не летопись Бога!» Ненавидевшая Назорея Иудифь, измучившись душой за погибшего брата и раскаявшись, тоже нашла своего «Царя» (334). Она была, пожалуй, даже первой христианкой, понявшей силу креста, как символа спасения. Она первая сделала изображение креста драгоценным, нося его, как утешающий муки талисман, в своём горестном исступлении.

Варавва – это воплощение горячего и страстного человека, жаждущего веры и сомневающегося – «тип Грубого человечества, против которого всегда ведёт борьбу Божественный Дух», в данном случае – успешно.

В лице его, как Иудея, Мельхиор провидит грядущие судьбы отверженного народа еврейского. Всеми презираемые евреи будут владычествовать над миром силой золотого тельца (226. 78).

В апостоле Петре у автора проглядывает явная тенденция видеть все зародыши жестокого, гордого и властолюбивого папства, объясняющего по своему учение Христа. «Привязанность души Петра к вещам земным, по словам Мельхиора, будет ему всегда мешать и испортит его миссию» (160). Вера его сильна, на ней будет держаться всё здание, построенное апостолом, но и «сомнениями его тоже будут жить, ложь его будет семенем целых неурожаев неправды» (161). «На этой неправде люди построят целое здание лжи, в котором Учитель, отвергнутый им, не будет участвовать» (150). «Мечта его об обладании миром осуществится его последователями» (170). Жестокий Пётр, снисходительный к своим ошибкам, не знает жалости по отношению к другим грешникам (331); он с первых же шагов начинает извращать учение всеобъемлющей Христовой любви (336).

Переходим к описанию Спасителя.

Едва ли можно изобразить в художественном и целом предоставлении духовный Облик Самого Божественного Страдальца. Перо, схватывая частности, бессильно передать всю святую прелесть Богочеловека, как бессильна была когда-то кисть художника передать Его телесный облик. Попытки автора не выходят за пределы изображения потрясающего впечатления, которое производил Искупитель на всех видевших Его. Этому впечатлению покоряется не только Пилат, против воли приговоривший Христа к смертной казни, но и жестокая Иудифь, даже главный виновник ужасного события – Каиафа. Озлобленный Варавва при одном взгляде на Христа теряет всю свою жестокость и сознаётся Мельхиору, что с тех пор, как он увидал Лик Назорея – не может отнять жизнь у кого бы то ни было (230).

Не находя слов для изображения Самого Божественного Существа, автор обливает Христа то необычным и ярким солнечным освещением, то заставляет видеть присутствующих (Пилат, Варавва) над Его главой необычное небесное сияние, вроде венца – нимба.

Но там, где автор останавливается на плотяности Богочеловека, фантазия его выливается в через чур тяжёлые и резкие формы, никак не мирящиеся с представлением одухотворённого и чуждого грубых черт Облика Необычного Человека.

Получается впечатление, что Христос, как всякий человек занятый ручным трудом, представлял Собой тип богатыря со всеми его телесными функциями. Он выше и крупнее даже Симона Киринеянина (72), нёсшего крест, который оказался не под силу четверым могучим палачам. Сам крест Искупителя делался не по обычной мерке, а как будто по особому заказу. Достаточно привести на выдержку хотя бы слова главного палача, занятого выбором исторического орудия казни, на котором «приходилось поднять настоящего Геркулеса... Разве ты не видишь какого Он высокого роста, какие у Него мускулы... Был бы я на Его месте, я одним ударом уничтожил бы всю стражу...» (62–63).

Некоторые события евангельской истории передаются в повести частью неверно, частью неточно. Пилат, повинуясь воле народа и закону (?), собственноручно бичует Спасителя (70–74). Прободение ребра было после слов Искупителя – «Отче, в руки Твои предаю дух Мой», а не после Его кончины (142). Ударом копья именно и положен конец страданиям Богочеловека (188). Воскрешение Лазаря отдаляется, по крайней мере, на полтора года от Пасхи страданий, как видно это из воспоминаний заключённого Вараввы (20–21).

Есть в книге прямо странные заключения. Так: Иосиф, родственник и обручник Марии, не знает места её рождения и склонен думать, что если Она и принадлежит какой стране – то Египту, так как (?!) туда во время избиения младенцев приказано было ему бежать с обручённой Девой. О происхождении Пресвятой Девы из Египта¹⁴⁸ говорит Пилату и Иосиф Аримафеянин. Можно подумать, что Сам И. Христос не только не происходил из рода Давидова, но не был даже и евреем (189).

Таким образом из краткого обзора содержания вышеозаглавленной повести можно видеть, что она в миссионерском, христианско-просветительном отношении, окажет плохую услугу. Но подобные книги имеют сбыт, расходятся и с жадностью читаются той частью нашей публики, которой эпически спокойный рассказ Евангелия представляется слишком скучным и мало её воодушевляет. Произведения этого рода литературы служат для некоторых почти единственным обстоятельным источником сведений о земной жизни Искупителя, Его проповеди и действиях, полных Божественной силы и мудрости. Нужно помнить, однако, что эти сила и мудрость воспринимаются не столько знанием исторической обстановки, сколько проникновением общим возвышенным духом дел Спасителя во всей их целокупности и верно и любовно к Богочеловеку без всяких художественных прикрас, которые в большинстве случаев только оскорбляют Его Святую чистоту.

Романическая интрига и заманиванье едва ли вообще допустимы там, где с жизнью мира непосредственно соприкасается Сила Божия – в данном случае – в особенности.

Перевод книги сделан очень тщательно. Он живо, легко и образно передаёт все общие картины и частные описания. И если бы повесть не имела главным своим предметом подрисовку фактов и слишком смелое объяснение смысла единственнейших событий – она читалась бы с большим интересом.

В. К-в

Брошюра покойного профессора СПб. Д. Академии представляет собой строго-научное и беспристрастное исследование истории талмуда и его содержания. В первой части (1–19) выясняется политические и социально-экономические условия и религиозно-нравственные причины возникновения основных талмудических учений, составляющих, так называемую, мишну, – главную часть талмуда; здесь же сообщаются краткие сведения о некоторых изданиях мишны, как без гемары (т. е. объяснений к мишне, составленных палестинскими или месопотамскими еврейскими учёными), так и с гемарой, – а также интересные данные о значении талмуда для современных евреев и о попытках секты караимов сбросить с еврейского народа иго талмудических воззрений и правил жизни.

Во второй части брошюры (20–44) характеризуется самое содержание талмуда со стороны наиболее интересных и важнейших в богословском отношении пунктов его, таковы: истина бытия единого личного Бога, Его свойства, творение мира, в частности человека, – земная и загробная жизнь последнего; далее, нравственные воззрения талмуда и, наконец, весьма любопытные для христиан свидетельства талмуда о Христе и Богоматери, Их именах, учениках Спасителя и первых временах христианства.

Достоинство брошюры – сжатое, но ясное, строго-научное, доказательное изложение, сопровождаемое ссылками на отделы талмуда, преимущественно вавилонского (т. е. с месопотамской гемарой), как более обработанного в литературном отношении, а потому получившего всеобщее распространение среди евреев. В виду интереса, возбуждаемого в обществе нерешённым до сих пор еврейским вопросом, настоящую брошюру можно рекомендовать читателям, желающим sine ira et studio ознакомиться с историей и главными предметами содержания талмуда.

А. Ф-н

22 января исполнилось 35-летие святительского служения высокопреосвященного Феогноста, митрополита Киевского и Галицкого.

Ровно 35 лет тому назад, 22 января 1867 года, высокопреосвященный Феогност, в то время архимандрит и ректор Подольской семинарии, был посвящён в Киеве митрополитом Арсением в сан епископа Балтского, викария Подольской епархии. В речи, которую произнёс новонаречённый епископ Феогност, он исповедовал своё великое недостоинство и смирение, в сознание недостаточности своих сил для осуществления высокой задачи епископского служения и, вместе с тем, в надежде на помощь Божию, выразил ревность, его одушевлявшую, и желание всеми силами стремиться к достижению задачи, какая тогда, по его пониманию, предстояла новому епископу.

Задачу епископского служения он понимал в борьбе с религиозным вольномыслием, которое тогда особенно, сильно стало заявлять о себе, в защите и охранении православия, в просвещении простого народа, тогда только-что получившего свободу, в духе православной веры и русских народных начал, наконец, в заботе об улучшении духовно-учебных заведений и материальном обеспечении всего духовенства.

Последующая 35-летняя архипастырская деятельность высокопреосвященного Феогноста была и является доселе непрерывным подвигом смиренного архиерея-инока, направленным к осуществлению глубоко-созданной и понятой высокой задачи.

Ревность к православию и Церкви православной он выразил в заботах о восстановлении древнейших православно-русских святынь, а также в учреждении особых институтов, например, церковно-исторического комитета Подольской епархии, который принял на себя заботу изучения прошлого Подольской епархии и доказательства, что этот край издревле был православным и русским. В противовес вольномыслию, распространившемуся среди общества, он призвал к деятельности церковные братства, которые имели целью оживить и усилить дух церковности, православной веры среди колеблющихся, сомневающихся, или же просто равнодушных. С целью просвещения простого народа в духе православной веры и русской народности, он особенно заботился о распространении церковно-приходских школ в тех епархиях, где Бог судил ему служить.

В настоящее время митрополит Феогност обратил особенное внимание Киевского духовенства на усиление церковно-школьного дела в епархии и особенно на привлечение в школы девочек, которые, как будущие матери семейств, могут быть особенно полезными насадительницами духа церковного среди нашего народа.

Киевская паства радостно празднует знаменательный день в жизни своего архипастыря. Можно быть вполне уверенными, что и паствы других епархий, где служил митрополит Феогност и где он всегда пользовался любовью, усердно молились в этот день о маститом архипастыре. 8 сентября сего года исполняется 50-летие должностной деятельности высокопреосвященного Феогноста.

По благословению высокопреосвященного Антония, митрополита С.-Петербургского, при Обществе учреждён религиозно-просветительный союз из членов Общества обоего пола, которые, желая быть активными членами Общества, принимают на себя труд чтения священных и назидательных книг везде, где потребуется в этом надобность. Совет, по благословению его высокопреосвященства, выработал следующие правила религиозно-просветительного Союза:

1) При Обществе учреждается особый „Религиозно-просветительный Союз“ из членов Общества, принимающих на себя обязанность заниматься чтением книг священного Писания, святоотеческих творений, житий святых и других книг религиозно-нравственного и поучительного содержания для заключённых в тюрьмах, для больных в больницах, для призреваемых в богадельнях и других богоугодных заведениях, а также в домах трудолюбия и ночлежных домах.

2) При обсуждении чтений с слушателями и вообще при разговорах с ними члены должны иметь в виду приведение их в послушание святой православной Церкви, настаивая на необходимости ежедневной молитвы, частого посещения богослужения в храмах, исполнения долга исповеди и св. причастия.

3) Союз состоит в ведении Совета Общества, который сносится с начальствами учреждений, избранных для устройства в них чтений членами Союза, о разрешении этих чтений, их времени и месте и проч.

4) Совет непосредственно или через наблюдателей приглашает местных священников, настоятелей церквей к участию и содействию членам Союза, в ведении ими чтений.

5) В число членов Союза принимаются лица обоего пола, совершеннолетние, православные, известные своей преданностью православной Церкви и ревностью о христианском просвещении ближних, по рекомендации их духовников или трёх членов Союза.

6) Каждый член имеет особый билет на право вести чтения, с печатью Общества, за подписью председателя и делопроизводителя Совета и наблюдателя Союза, предъявляемый по требованию.

7) Во главе Союза поставляются священники – наблюдатели, избираемые Советом Общества.

8) Наблюдатели суть духовные руководители членов Союза по всем вопросам их деятельности: для этого – а) они собирают членов Союза, по мере надобности, в собрания; б) рекомендуют книги для чтений, применительно положению слушателей, или одобряют таковые по предложению членов; в) обсуждают и предлагают к исполнению в том или другом случае программу чтений; г) посещают чтения на месте; д) разрешают недоумения членов, вынесенные ими из практики.

9) Словесно в собраниях и письменно в конце года, члены представляют наблюдателям сведения о своей деятельности: о месте, числе и предметах чтений, об отношении к ним слушателей и влиянии на них чтений.

10) Наблюдатели в начале января каждого года представляют в Совет подробный отчёт о числе членов, местах ведения ими чтений и числе их, и все сведения о жизни Союза в течение истекшего года, для включения его в общий годовой отчёт Общества.

11) Ведение списка членов Союза, учреждений, в коих ведутся чтения, и другие канцелярские работы возлагаются на кого-либо из членов, по избранию самих членов Союза.

Нельзя не пожелать, чтобы многополезное столичное начинание нашло отклик и в других городах.

С 13 января сего года в Киеве открыты Религиозно-Просветительным Обществом богословские чтения. Первое было предложено заслуженным профессором Киевской: духовной академии В. Ф. Певницким на тему – „Об отношении к Церкви нашего образованного общества“. Собрание происходило под председательством преосвященного Сергия, епископа Уманского. Интерес избранного предмета чтения, равно и личность досточтимого лектора, издавна пользующегося особенной известностью в Киеве своим красноречием, уже не один год выступавшего с своими неподражаемыми богословскими чтениями от имени Киевского религиозно-просветительного Общества, – на этот раз привлекли необычайно большое количество слушателей, получивших великое духовное утешение от чтения.

По окончании чтения пел архиерейский хор Михайловского монастыря. Затем преосвященный, председатель Общества – еп. Сергий, взойдя на кафедру, произнёс речь по тому же вопросу об отношении к Церкви нашего общества. Между прочим, он остановил внимание на том, как лица образованные, выдавая себя за знатоков свящ. Писания, в действительности же в этом отношении слишком не искусны, в образец чего преосвященный указал место в известной речи г. Стаховича, читанной на Орловском миссионерском съезде, „Иде же Дух Господень – ту свобода“. Чтобы показать несообразность сопоставления приведённого текста свящ. Писания с требованиями, предложенными г. Стаховичем, преосвященный, указав на повод к написанию 2-го послан. к Коринфянам, изъяснил стихи 12–17 главы 3-ей этого послания. Остановись подробно на ст. 17 – „Господь же Дух есть: а идеже Дух Господень, ту свобода“, преосвященный привёл отеческие толкования этого текста – Златоуста, Блаж. Феодорита и др., из чего следовало, что в данном месте идёт речь, во 1-х, о Третьем Лице Святой Троицы, и, во 2-х, отнюдь не о свободе слова, – мнения, сомнения или исповедания, – а о свободе, осеняемой Духом Божиим, при чтении и разумении свящ. Писания ветхого завета, в понимании „конца престающего“, который есть Христос, – и вообще о свободе человека от грехов и страстей, чтобы ему, пользуясь этой свободой, быть рабом Божиим, а не употреблять свободу для прикрытия зла (1Пет.2:16).

Далее в своей беседе преосвященный изъяснил, что высочайшей свободой пользовался человек только в первозданном раю, когда он и свободно мог избирать и избирал одно лучшее, находясь во всесовершенном послушании воле Божией. А когда послушание было нарушено, утрачена была и свобода, ибо человек, переставши быть сыном Божиим, сделался рабом греха. С тех пор свобода человеческая должна быть определяема, как способность разумно избирать и делать лучшее; но эта свобода всегда стесняется тем, что „еже хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе не обретаю“ (Рим.7:18). Вот для того-то, чтобы не только хотеть, а и делать добро нужна нам помощь Духа Господня. Отрывочное знание Слова Божия, священного Предания и поверхностное отношение к таинствам и обрядам Церкви делают, таким образом, самих провозвестников мнимой свободы лишь обещающими свободу, рабами тления (2Пет.2:19).

Призвав Божие благословение на множество слушателей, преосвященный просил и впредь с таким же усердием слушать слово истины от служителей Слова, дабы „не увлекаться всяким ветром учения, не прельщаться философией и тщетной лестью по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христе“ (Кол.2:8). Закончилось первое богословское чтение пением задостойника Богоявления Господня и Архипастырским благословением.

Следующие богословские чтения членов Киевского Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной Церкви будут происходить в таком порядке. Второе – доцента акад. Д.И. Богдашевского – „О Евангелиях и Евангельской истории против современного рационализма“ – 20 января. Третье – проф. А.А. Дмитриевского – „Книга требник и её значение в жизни христианина“ (по поводу новейших воззрений на эту книгу) – 3 февраля. Четвёртое – доцента акад. В.П. Рыбинского – „Библия, как основа религиозно-нравственного просвещения“ – 10 февраля. Пятое – проф. М.Ф. Ястребова – „Что такое Церковь“ – 17-го февраля. Шестое – проф. В.Н. Малинина – „Религиозные воззрения Н.В. Гоголя“ – 10 марта. Седьмое – доцента акад. Н.К. Маккавейского – „Педагогические воззрения графа Л. Толстого“ – 17 марта. Восьмое – инспектора, академии архимандрита Платона – „Можно ли жить по-христиански без веры в Христа-Бога“ – 31 марта.

Редакция наша надеется познакомить читателей с этими чтениями через напечатание их на страницах „Мисс. Обозр.“.

Из Казани. (Открытие собеседований со старообрядцами при; Казанской духовной семинарии).

Вследствие сделанного Св. Синодом распоряжения о том, чтобы преподаватели учения о расколе и сектантстве в духовных семинариях вели публичные со старообрядцами и другими местными сектантами собеседования, 2-го декабря, по благословлению высокопреосвященнейшего Арсения, архиепископа казанского и свияжского, происходило открытие означенных собеседований при казанской семинарии, которые будет вести преподаватель, священник Н.А. Воронцов. После литургии ректором семинарии, протоиереем А.Ф. Зеленецким, было совершено молебствие, а вечером происходила первая беседа. Беседу почтили своим присутствием преосвященный Арсений, епископ чистопольский, ректор академии, профессор Н.И. Ивановский и некоторые из городского духовенства с ректором и инспектором семинарии во главе. Беседа происходила в семинарском коридоре близ церкви, переполненном воспитанниками семинарии и собравшимся народом; очень многие из приходящих не могли уже поместиться и возвращались обратно.

Беседу открыл преосвященный Алексий, сказав несколько душевных слов о значении собеседований именно в семинарии, где воспитывающиеся подготовляются к высокому, но вместе и трудному пастырскому служению, которым предстоит в жизни самим быть борцами за святую Церковь и отражать всякие враждебные против неё нападения. В заключение своего архипастырского слова преосвященный преподал всем Божие благословение, пожелав успешного ведения бесед.

После владыки взошёл на кафедру профессор Н.И. Ивановский и в своей речи прежде всего напомнил о том, что 30 лет назад здесь, в этом самом помещении, он начинал и в течение нескольких лет вёл свои беседы; много после этого переменилось мест его собеседований и вот теперь, если не он, то дети и ученики его возвращаются на старое „пепелище“, в стены семинарии, где он более 20 лет был и преподавателем. При этом, неуверенный в начале, будут ли его беседы иметь будущность, получат ли развитие, не прекратятся ли через два–три года, не оставив следа, – так как в первые года многие смотрели на них очень легко, как на „толчение воды в ступе“, – профессор передал рассказ из книги Деяний Святых Апостол, 5 главы. „Живо припоминается мне, говорил он, одно изречение, записанное св. Лукой в Деяниях Апостольских. Однажды св. апостолов Христовых привели на еврейское сонмище, и бывший тут первосвященник сказал им: сколько раз говорили мы вам, чтобы не смели учить, как учите. Апостолы ответили, что Богу должно более повиноваться, чем людям и тут же начали проповедовать о Господе Иисусе. Тогда, при общем гневном смятении, один фарисей Гамалиил, всеми уважаемый, сказал: подумайте, оставьте этих людей: ибо если их дело от человек, то оно само собой разорится, если от Бога, то вы не можете разорить (Деян.5:27–39 ст.). Прошло 30 лет, как начаты собеседования, и они не только не прекратились, но теперь ведутся уже не в одном месте Казани, а в нескольких и везде находят слушателей. Открывается здесь и ещё новое место и дай Бог, чтобы и оно процвело“. Затем, так как вопрос для беседы был поставлен о исповедуемой в символе веры Христовой Церкви, то Николай Иванович объяснил в своей речи всю важность этого вопроса. В частных примерах он показал, что о чём бы ни заговорили мы со старообрядцами, – о перстах ли, о клятвах ли, о порицательных ли выражениях, в некоторых полемических книгах находящихся, или о чём другом, – везде вопрос сведётся в конце концов к тому, осталась ли и при этом Церковь православной, лишилась ли благодати Св. Духа, или стала уже еретической, обнажённой благодати спасающей. При этом он указывал и общие руководственные ответы по означенным вопросам. Таким образом, по его словам, вопрос о Церкви, о её устроении, чистоте и святости есть первый и последний вопрос при всех собеседованиях со старообрядцами. В заключение он коснулся и нареканий на недостатки в жизни частных лиц, причём он сравнил Церковь с Ноевым ковчегом, назвав её ковчегом новозаветным. „Как первый сохранил живущих существ от потопления, так и последний, – и только он один хранит от погибели. И в первом, в ряду живых существ, были и нечистые животные, но благоразумно ли было-бы, видя их, бросаться в воду? Так и при существовании новозаветного ковчега, не для спасения праведных созданного, но для очищения грешных, и плывущего по волнам обуреваемого житейского моря, благоразумно ли, видя нечистоту многих, бросаться из него на слабые, дырявые судишки или просто голые доски, что и представляют собой разные согласия, – в надежде доплыть на них до тихой пристани?! Нужно смотреть не на тех, кто в корабле, а на то, крепко ли устроен корабль, есть ли пища на нём изобильная, есть ли во что одеться и управляется ли он теми, кому Христом вверен, чтобы вести его по житейской пучине, в коей множество подводных камней. Вот, об этом-то устроении новозаветного корабля Христова, – т. е. Церкви Божией – и будут ваши первые беседы“.

По окончании речи профессора о. Николай Воронцов и начал свою беседу. На основании Слова Божия, творений святоотеческих (свв. Киприана и Златоуста) и уважаемых старопечатных книг он изложил учение о необходимости для спасения принадлежать к Христовой Церкви, раскрыл понятие о ней, указав разные значения слова „Церковь“, и указал существенные её признаки. Каждое положение он подтверждал свидетельствами Писания. Речь его лилась свободно и имела пастырски-назидательный характер. В основу беседы было положено „Руководство по обличению раскола“ профессора Ивановского. По окончании сказанного, возражателей не явилось, и беседа была закончена. На следующей беседе предположено по указанным признакам истинной Христовой Церкви указать, где, в каком обществе она находится, т. е. у православных ли, или где-либо у старообрядцев. Беседа начата была молитвой „Царю Небесный“ и окончена пением „Достойно есть“. Всё сказанное выслушано было с напряжённым вниманием. По окончании беседы преосвященный Алексий долго благословлял народ.

Итак, доброе начало положено. Дай Бог, в добрый час!

N. N.

Из Тамбова. В зале народных чтений Нарышкинской читальни, при участии хора архиерейских певчих, 26 и 28 декабря состоялись два вечерних чтения: „о свободе совести, в связи с докладом г. Стаховича и миссионерским съездом в Орле“. Лектором был местный епархиальный миссионер И. Г. Айвазов. Содержание чтений: 1-го – Предисловие. Введение. Миссионерский съезд. Доклад r. Стаховича в связи с критикой оного; 2-го – Мнения периодической прессы по поводу доклада г. Стаховича. Вопрос о „свободе совести“. Оба чтения были платными. Чистый сбор поступил на учреждение в епархии при Тамбовском братстве „Миссионерского фонда“ для пособия лицам, преимущественно крестьянам, оказавшимся в беспомощном состоянии по переходе из раскола и сектантства в православие. При весьма низких ценах на места: от 55 коп. до 15 коп. включительно, сбор равнялся за билеты: 91 р. 70 коп., за программы 5 р. 90 коп., пожертвование от В. М. Аносова 44 р. 50 коп., – итого 142 р. 10 коп. За вычетом всех расходов по устройству чтений в „Миссионерский фонд“ поступило – 80 рублей. – С 8 января в книжном складе Тамбовского братства (Большая ул. соб. д.) будет продаваться книга того же лектора: „Орловский миссионерский съезд в связи с вопросом о „свободе совести“, по поводу доклада г. Стаховича“, в состав которой войдут полностью и два вышеозначенные публичные чтения. Цена книги 75 коп. без пересылки.

Чистый сбор от продажи книги также поступит в пользу „Миссионерского фонда“.

Как известно, в Церкви нашей подвизаются два рода миссий, – внешняя и внутренняя. Первая имеет объектом своих христиански-просветительных забот огромной численности нехристианское население России, исчисленное всероссийской переписью 1897 г. в количестве 15 миллионов душ, в том числе 14 миллионов магометан. Внешняя миссия имеет свой распорядительный центр в лице всероссийского московского миссионерского общества и печатный орган „Православный Благовестник“, обязательно выписываемый во все храмы Московской епархии. Однако сведения о состоянии и деятельности внешней миссии мало популяризируются в обществе; оттого и не растёт сочувствие к этому св. делу среди православных ревнителей веры в той мере, каким, напр., пользуются подобные инославные общества. „Миссионер. Обозрение“, будучи органом внутренней миссии, однако не может, по самому своему характеру, равнодушно проходить около печальных и радостных фактов и из жизни внешней миссии. А потому считаем нелишним отметить следующие не лишённые интереса сведения.

Преосвященный приамурский Никодим в прошлом ноябре, в предложении епархиальной консистории, высказал, что при обозрении им прошлым летом мисс. станов были наблюдены следующие печальные явления.

Все миссионеры-священники решительно почти не знают ни одного слова из языка своих пасомых инородцев, так что некоторые слово „Бог“ не могли сказать мне по-инородчески, от чего, конечно, происходит то, что совершенно не знающие русского языка инородческие женщины и дети навсегда остаются и будут оставаться вне пастырского влияния священников. 2) Инородцы почти никогда не видят церковного богослужения, так как церквей они не посещают, а если и бывают в сёлах в дни богослужений, то ютятся или в ограде, или у церковных дверей, потому что русские православные прихожане, как мной замечено, и как многие сообщали мне, относятся к инородцам брезгливо и хотя, может быть, безмолвно, но очень ясно показывают, что они – вовсе не желательные посетители храма. Женщины и дети (из неучащихся в школе) навсегда остаются незнакомыми даже с внешним видом богослужения, потому что не отлучаются из юрт в селения, где находятся церкви, за исключением редких случаев. Если оо. миссионеры во время посещений стойбищ, может быть, и служат иногда молебны, то это случается: во 1-х, не часто, во 2-х, молебен, не литургия и не может в такой степени действовать на чувство, а в особенности – совершаемый в обыденной обстановке жилой фанзы с её грязью, присутствием иногда собак и т. п., 3) Инородцы не молятся у себя дома и даже не знают, как молиться и что говорить во время молитвы, в чём я лично убедился, беседуя с некоторыми из них.

В виду этого преосвященный Никодим предложил миссионерам:

1) чтобы они непременно старались изучить язык инородцев, а так как это не легко, то они обязываются теперь же завести особые книжки, в которых должны быть написаны на русском языке и по-инородчески краткие фразы религиозно-нравоучительного содержания. Этими книжками и должны пользоваться миссионеры при научении инородцев истинам веры; 2) чтобы миссионеры в более многолюдных стойбищах совершали молебны, бдения, панихиды, летом на открытом воздухе, зимой в особых небольших фанзах, к устройству которых миссионеры должны стремиться, располагая к сему и инородцев и обращаясь за вспомоществованием в мисс. комитет. В этих фанзах-часовнях оо. миссионеры могли бы совершать хотя изредка даже и божественные литургии на переносных антиминсах. В тех местах, где устроить подобные часовни нельзя, миссионеры могут весной и летом служить литургию на открытом воздухе, на особом чистом месте и на походном складном престоле, который миссионерам непременно следует иметь. Описание его устройства будет указано особо через начальника миссии. 3) Чтобы оо. миссионеры во время посещения стойбищ научали инородцев молиться утром и вечером, перед принятием и после принятия пищи. Молитвам лучше всего учить инородцев на их языках.

Недостаточное знакомство с иногородческими наречиями, наблюдаемое у многих сибирских миссионеров, доселе ещё замечается местами и у священников иногородних приходов в Европейской России, почему в некоторых епархиях обращается внимание на изучение местных инородческих наречий воспитанниками духовных школ, будущими священниками. Новые по этому предмету сведения имеются из таврической противо-мусульманской миссии, поставлен вопрос о преподавании татарского языка в таврической семинарии и симферопольском духовном училище. Суждениям об этом предмете было посвящено особое собрание таврического миссионерского комитета 16 декабря минувшего года. Собранием было постановлено:

1) Преподавание татарского языка ввести в курс учебных предметов семинарии и училища, как предмет необязательный, с тем, чтобы семинарским и училищным начальствами были располагаемы к изучению языка особенно те из учащихся, которые, по месту жительства родителей, находятся в близком соседстве с татарскими поселениями; для всех же, изъявивших желание изучать татарский язык, этот предмет должен быть обязательным до окончания полного по нему курса; 2) для татарского языка назначить 3 еженед. урока в училище (1 в 3 кл. и 2 в 4 кл.) и 4 ежен. урока в семинарии (по 1 в первых четырёх классах); преподавание языка в семинарии и училище поручить одному лицу, владеющему татарским языком, как природным, и хорошо знающему русский язык из получивших высшее или среднее образование в России, с вознаграждением по 750 руб. в год; для изучающих язык ввести изучение Корана с обличением его, по 1 уроку в 5 и 6 кл., возложив преподавание полемики на одного из наличных преподавателей богословских предметов, с платой по 150 р. в год.

Вместе с указанными предполагаются и осуществляются и другие полезные для миссионерства меры. В Благовещенской епархии местный преосвященный признал нужным озаботиться приготовлением для инородческих школ учителей из инородцев и потому предложил миссионерам – приискивать бедных инородческих мальчиков и отдавать их в школу при начальнике местной миссии, в черемховскую и в имеющую открыться в г. Николаевске или в другом месте второклассную миссионерскую школу. В таврической епархии миссионерским комитетом решено устроить новую русско-татарскую школу в Бахчисарае, с миссионерской целью. В пермской епархии дано дальнейшее движение делу перевода нужных книг на инородческие языки. В последние 3–4 года в этой епархии переведено несколько новых книг религиозно-нравственного содержания. Книга по Закону Божию на пермяцком языке, с объяснительной статьёй директора казанской иногородческой семинарии, пермским епархиальным советом уже разослана по инородческим церковным школам инвенского края, как школьное пособие.

Уважаемая редакция!

Недавно „Миссионерское Обозрение“ усмотрело важный пробел в деятельности наших миссионеров, гоняющихся с обухом за сектантской мухой: редакция в лице одного из своих членов совершенно справедливо заметила, что самой значительной и опасной по своему влиянию и антицерковному направлению сектой на святой Руси является интеллигенция. Совершенно справедливо! Но „Миссионерское Обозрение“ не должно думать, что вражда интеллигенции к Церкви есть слепая, бессмысленная вражда, и что вражда эта находится во время внутренней связи с интеллигентностью; антицерковное направление постепенно распространяется на другие классы русского народа и может со временем дойти до низших его слоёв.

Такие отношения между Церковью й обществом не только представители Церкви, но и представители истинной интеллигенции не могут назвать нормальными в государственной и общественной жизни России.

Благо последней, поверьте, не менее дорого русскому интеллигенту, чем вам, представителям Церкви. Вот почему я, один из рядовых русской интеллигенции, решился откликнуться на ваше верное замечание, в надежде помочь хоть немного правильной постановке и верному решению предстоящей русскому миссионерству важной задачи, а если и не потому, то всё же – audiatur et altera pars. Вы можете распорядиться с письмом, как вам угодно; сочтёте ли нужным напечатать и ответить на него или нет, мне всё равно, но, может быть, не откажетесь дочитать его до конца.

Общеизвестно, кажется, историческое наблюдение, что всякое сектантство, всякое отделение от официальной Церкви имеет своим исходным пунктом ненормальное состояние этой Церкви. Сектанты в большинстве случаев неудачно разрешают свою задачу, они заблуждаются, но это обыкновенно лучшие люди своего времени: они жаждут, они ищут истины, в то время как другая часть общества, остающаяся в лоне Церкви, к истине равнодушна и довольствуется обрядом.

Лучшие представители Церкви, знакомые с историей, должны искать и лечить глубокие основные причины недуга, а не ограничиваться бесконечной борьбой с его внешними проявлениями. Сколько уже раз повторялись в истории эти ошибки, и мы всё ещё не научены опытом. Довольно одного примера: вспомните Гусса; вместо того, чтобы реформировать внутренний строй церковной жизни, римская Церковь осветила Европу огромным костром, на котором мученически гибли её „враги“, но причины недуга остались нетронуты, и в результате – немецкая реформация... Вернёмся в Россию. Вы обвиняете русскую интеллигенцию в антицерковном направлении. Мне кажется, чтобы устранить это ненормальное явление, остаётся одно средство: лучшие русские миссионеры, искренне преданные своей идее, должны заняться проповедью чистого, бескорыстного христианства – среди русского духовенства. Интеллигенция может только тогда принадлежать к Церкви, когда в её представителях видит искреннее отношение к проповедуемым истинам, когда они действительно проникнуты христианским направлением.

Но оглянитесь кругом, присмотритесь к фактам, соберите всю свою искренность и скажите: можно ли признать таковыми пастырей нашей Церкви? Назовёте ли вы меня клеветником, если я скажу вам, что эти пастыри сами не верят в то, что они проповедуют? Как же мы должны уверовать? И если мы верим, зачем мы пойдём к ним? – За обрядом без чувства? за формой без содержания?..

Я жил в деревне и в городе, присматривался к жизни духовенства, там и здесь, бывал в монастырях, следил за газетными фактами, я знаком лично с некоторыми пастырями...

Далее автор поветствует о своих наблюдениях по части некрасивых случаев из жизни приходского духовенства и монашества. Тут фигурируют и взаимные ссоры, и дрязги, случающиеся в причтах из-за доходов и треб, и скопидомство, и равнодушие духовенства к духовным и материальным нуждам своих паств, и хождение с иконами по домам. Строгий обличитель о монастырях говорит, что они превратились в убежища для желающих праздно и сытно провести свою жизнь. Что здесь красок автор не пожалел, читатель может догадаться из восклицания.

Мне стыдно продолжать рассказывать вам вещи общеизвестные, при свете дня тысячи раз повторяющиеся. Неужели наши миссионеры этого слона не заметили? Вы скажете, быть может: не судите и не судимы будете. Мы рады не судить, но ходить по улице с закрытыми глазами невозможно, а видеть и оставаться к этому злу равнодушным – безнравственно. Церковь сама роет под собой пропасть. Нужны серьёзные реформы. Дайте священнику приличное жалованье, но запретите ему торговать таинствами. Введите в духовное образование больше гуманитарных элементов, дайте духовенству более широкое развитие...

У вас хватило мужества бросить в лицо русской интеллигенции обвинение во враждебности (подразумевается: незаслуженной) к Церкви, но в вас вряд ли хватит мужества сознать глубокую вину самой Церкви в печальном для неё явлении.

Оно понятно: требуется героизм. Христианская Церковь, как западная, так и восточная, в продолжение двух, тысячелетний до него ещё не дошла.

Отдаляясь всё более и более от заветов Спасителя, заменяя смысл закона буквой, заповедь любви, простую и. высокую, обрядом и многословными, но бездушными формулами, она всегда предпочитала громить своих „врагов“ проклятиями и сжигать их на кострах. Не сомневаюсь, предпочтёт и современная русская Церковь.

Разве что исторический опыт и простой расчёт благоразумия и дальновидности заставит иной путь выбрать.

Интеллигент

В Америке вышел в свет „Отчёт фонда Воскресения“, основанного для распределения прибылей от продажи романа гр. Толстого. „Воскресение“. Брошюра содержит 26 стр.; в ней говорится, что сделанный м-с Эльмер Мод перевод „Воскресения“, написанного для вспомоществования духоборам – эмигрантам, дал всей прибыли 1.500 долл.; из них 1.360 долл. поступили от издателей иллюстрированного американского издания, а 140 д. – от издателя того же перевода без иллюстраций. В отчёте упоминается между прочим „о затруднениях, встречаемых в управлении делами фонда“. Одно из таких затруднений возникло вследствие письма mr. John Bellows, клерка духоборческого братства; в этом письме автор заявляет администрации фонда, что содержание „Воскресения“ противно христианской нравственности, а потому он возвращает чек на 150 д., полученный на имя братства. Возвращая чек, mr. Bellows действовал на свой страх! „Давало ли ему право на это само братство, – говорит автор отчёта, – я не могу сказать“. – Газета, сообщающая это известие, прибавляет, что в Америке ждут с большим интересом объяснений по этому поводу от духоборческого братства и отзыва графа Толстого.

Давая место нижеследующему мнению известного профессора А. Ф. Гусева, мы ясно сознаём, как жестоко его твёрдое слово для людей нашего духовно-истеричного времени, а также живо представляем тот вопль негодования, которое способно вызвать заявление маститого профессора-апологета среди людей, на словах, ратующих «за свободу слова, за свободу мнений и сомнений», а на деле деспотически нетерпимых к мнениям и убеждениям людей иного образа мыслей и настроения. Повторяем, что для нас принцип audiatur et altera pars – не есть пустой звук или фиговый лист для прикрытия душевной наготы, – а потому смело помещаем письмо проф. Гусева.

Редактор

* * *

Этого вопроса неоднократно касались русские журналы и газеты. Либеральные из них старались и стараются всячески снять с Л.Н. Толстого даже и нравственную ответственность за то в высшей степени возмутительное и преступное деяние, которое дозволили себе сектанты слободы Павловок, Сумского уезда, Харьковской губернии. В журнале Вестник Европы¹⁴⁹ со всей решительностью говорилось, что указанное деяние безусловно противоречит основному принципу этики гр. Толстого, – принципу непротивления злу силой, – и потому никак не могло быть совершено под влиянием толстовского учения. Такого рода либеральные печатные речи в конце всего повлияли и на тех, которые первоначально поставляли павловское страшное дело в непосредственную, зависимость от влияния толстовских идей. Пишущему эти строки приходилось в последнее время читать и в так называемых консервативных периодических изданиях замечания о том, что лишь судебное расследование может разъяснить, есть ли какая-нибудь связь между толстовским учением и совершённым павловскими сектантами великим злодейством.

В виду этого ожидалось, что г. Терлецкий, напечатавший в первой книжке Миссионерского Обозрения статью под заглавием: «Смысл Павловского страшного дела», выяснит на основании сочинений Л. Толстого нравственное соучастие или неучастие этого писателя в указанном злодействе. Между тем, наши ожидания не оправдались. Г. Терлецкий, с одной стороны, говорит, что нельзя обвинять гр. Толстого за искажение его учения разными лицами, а с другой стороны, утверждает, что «неумолимая логика фактов навсегда связывает имя Л. Н. Толстого с дикими сценами павловского побоища»¹⁵⁰ причём, однако, не приводит никаких фактов в подтверждение последней из своих мыслей. Между тем, есть бесспорные факты, доказывающие, что сектанты слободы Павловок, разрушая церковь-школу и предпринимая попытку разрушить приходский храм, поступали согласно с идеями и воззрениями Л. Толстого.

Имея в виду евангельское повествование об изгнании Иисусом Христом из храма торгашей и животных (Ин.2:14–15), гр. Толстой истолковывает это повествование в том смысле, будто Спаситель сделал попытку разрушить сам храм иерусалимский и через то, значит, внушал Своим последователям разрушать храмы. Вот подлинные слова Л. Толстого касательно этого. «По евангелисту Иоанну, говорит он, первое дело Иисуса есть так называемое очищение храма, в действительности же уничтожение храма, и не какого-нибудь храма, а храма в Иерусалиме, того, который считается домом Бога, святыней из святынь“¹⁵¹. Попытка Иисуса Христа, якобы, разрушить сам храм иерусалимский, по словам гр. Толстого, была необходимым «очищением почвы для посева» Его учения о возвещённом им Боге и об особом служении Ему со стороны людей¹⁵². Не имея возможности сразу уничтожить иерусалимский храм, Спаситель, по уверению Л. Толстого, «уничтожил всё, что нужно для богослужения в нём»¹⁵³.

Из этого ясно, что именно гр. Толстому принадлежит мысль о необходимости разрушения и христианских храмов, и что он, по своему мировоззрению, вполне сочувствует сектантским попыткам к их разрушению. Я в праве утверждать, что собственно Л. Толстой и возбудил так или иначе в сектантах мысль предпринять разгромы церкви-школы и приходского храма. Произошло ли это возбуждение к кощунственному злодеянию путём чтения сектантами сочинений гр. Толстого, или через устные речи наиболее ярых его последователей, или же как-нибудь иначе, главным нравственным виновником гнусного и варварского деяния остаётся всё-таки Л. Толстой. До какой степени в мнении его заманчива и хороша мысль о разрушении храмов, это ясно свидетельствуется уже тем, что именно он первый дерзнул прибегнуть даже к обману, чтобы как-либо провести её в народное сознание. До гр. Толстого никто из врагов христианства не отваживался взвести на Христа клевету, будто Он пытался разрушить иерусалимский храм и ставил Своей задачей уничтожать всё нужное для иудейского богослужения. Наш же писатель дерзнул сделать это, для чего умышленно извратил евангельское повествование. В последнем ясно сказано, что Спаситель именно по ревности о храме, как доме Божием, изгнал из него торговцев и ими приведённых животных (Ин.2:17), и что под храмом, о разрушении и воздвижении которого потом говорится в Евангелии, Он разумел лишь тело Своё, имевшее умереть и затем воскреснуть (ст. 19–22). Между тем Л. Толстой, вопреки ясным и неоспоримым словам Евангелия, утверждает, будто Христос делал и говорил совершенно иное. Не очевидно ли, что гр. Толстой нарочито постарался навязать Спасителю собственные свои воззрения и вожделения, чтобы побудить своих последователей к соответственным с ними действиям? Иначе нельзя объяснить с достаточной резонностью преднамеренное и явное искажение Л. Толстым того, что находим к Евангелии. Во всяком же случае остаётся бесспорным фактом, что именно Он умышленно приписал Самому Христу такое варварское дело, как покушение на разгром храма Божия, и с сочувствием говорит об этом. Что же после этого оставалось и остаётся делать более прямолинейным последователям гр. Толстого? Коль скоро, по уверению последнего, Сам Спаситель предпринимал разрушение храма, то павловские сектанты творили годное Л. Толстому дело.

Гр. Толстого нужно считать, по требованию здравого смысла и совести, главным виновником ужасного злодейства, совершившегося в Павловках. Ссылки либеральной печати на то, что кардинальным правилом этики гр. Толстого является мысль о непротивлении злу силой, нисколько не говорят против этого. Во-первых, Л. Толстой сам допускает некоторые исключения из этого правила. Так, например, дозволительно, по его словам, употребление насилия для избавления ребёнка от предстоящего ему зла¹⁵⁴. Значит, он может допустить, в качестве исключения же и разрушение храмов его последователями. Во-вторых, гр. Толстой, – как я уже замечал, – не без особого умысла и не без особой цели настойчиво навязывает Христу покушение на разгром иерусалимского храма и уничтожение предметов, условливавших саму возможность иудейского богослужения. Наконец, этот писатель не только не оговорился ни в одном своём сочинении, что разрушение храмов дело гнусное и недозволительное, но явно одобряет то, что он кощунственно и обманным образом приписал Спасителю. Как же, в виду этого, не считать Л. Толстого главным нравственным виновником преступнейшего злодейства, совершённого в Павловках лицами, несомненно совращёнными в толстовское лжеучение?

Полагаю даже, что если не пренебрегать требованиями справедливости, то следовало бы привлечь гр. Толстого и к юридической ответственности. Ведь то, что он обманно навязывает Спасителю, является в сущности подговариванием к разрушениям храмов. Это тем более должно сказать, что Л. Толстой не только не противодействует, но всячески содействует печатанию и распространению своих сочинений, заключающих в себе подстрекательство и к разрушению храмов. В Швейцарии, в этой республиканской и par excellence свободной стране, недавно обнародован Союзным Советом законопроект, в силу которого лица, виновные в каком бы то ни было подстрекательстве граждан к нарушению долга по отбыванию воинской повинности, должны подлежать каре – тюремному заключению. У нас же гр. Толстой уже давно, но безнаказанно, упражняется в подстрекательстве не только к нарушению обязанностей по отбыванию воинской повинности, но и к разрушению храмов. Я всё ожидал, что наши либералы, любящие толковать о «правовом порядке» и о равенстве всех перед законом, заговорят же, наконец, о необходимости применить и к Л. Толстому постановления русского законодательства, воспрещающие творить то, что он давно и настойчиво творит. Убедившись же, что нашим либералам дороги отнюдь не интересы правды и добра, а нечто совсем иное, дерзаю печатно возбудить вопрос о привлечении гр. Толстого к юридической ответственности, по крайней мере, за павловское ужасное дело. По моему убеждению, грешно карать только исполнителей, а вдохновителя оставлять в покое.

Профессор А. Гусев

Казань.