Сентябрь

—227—

опустошён и пал подобно тому, как и жалкая Ниневия.

Бог всяческих, как я сказал, восстал против синагоги иудейской и за беззаконие против Христа подверг её праведному наказанию, явив её нагой и гнусной и совершенно лишённой вышнего облачения, и об этом предвозвестил устами Осии, говоря: обращусь и возму пшеницу мою во время ея, и вино мое во время его, и отъиму ризы моя, и плащаницы моя, да не покрывает студа своего: и ныне открыло начистоту ея пред похотниками ея, и никто же отъимет ея от руки моея (Ос.2:9–10). Церковь же из язычников будет славословить, говоря: да возрадуется душа моя о Господе: облече бо мя в ризу спасения и одежду веселия (Ис.61:10); эта же напротив, как я сказал, оказывается обнажённой, гнусной и безобразной и лишённой украшения божественных дарований; и обратилась она в притчу и стала весьма отвратительной и страдающей всяким видом мирской нечистоты.

Ст. 7. И будет всяк видяй тя снидет с тебе, и речет: окаянная Ниневиа, кто постенет по ней? откуду взыщу утешение ей?

Если бы, говорит, кто-нибудь из прежде знавших твоё могущество увидел бы твоё падение и разорение; то пролил бы много слёз и со страхом удалился бы, говоря следующее: кто постенет по ней? Но так как нет никого, или не осталось даже и одного человека, кто бы мог только посмотреть на это; то он и говорит так. К этому премудро присовокупил: откуду взыщу утешение ей? Смысл этих слов следующий. Когда постигают город или страну война и битва; то жители частью подвергаются бедствиям, а частью

—228—

спасаются и убегают от победителей, что и бывает утешением для жителей; или не весь сжигается город и остаётся часть его не опустошённой, или некоторые пали, а другая значительная часть (жителей) осталась невредимой. А Ниневии кто может подать утешение? Или каким способом можно ободрить её? Она вся разрушена, вся опустошена и все в ней погибли. Слова: кто постенет по ней? можно понимать и иначе, как будто кто-нибудь говорит: найдётся ли столь искусный в составлении плачевных и похоронных песней, чтоб мог сказать что-либо вполне достойное этих событий, и пролить слёзы вполне соответствующие бедствиям.

Ст. 8–10. Уготови¹⁶⁴⁹ часть, устрой¹⁶⁵⁰ струну, уготови¹⁶⁵¹ часть Аммону, живущая в реках: вода окрест ея, ей же начало море, и вода забрала ея: и Ефиопиа крепость ея, и Египет, и несть конца бегству твоему и¹⁶⁵² Ливиане Быша помощницы ея: и сия в преселение пойдет пленница и младенцы ея разбиет в началех всех путей её, и о всех славных ея вергут жребия, и вся воеводы ея свяжутся путы.

Смысл изъясняемых слов очень неясен; он не иначе может быть понят, как после предварительного рассказа об исторических событиях, в них заключающихся. Дело было так. Когда Израиль отвратился от Бога и стал служить идолам и неисчислимым множеством нечестивых дел про-

—229—

гневлял Бога всяческих, тогда против Иудеи и Иерусалима вооружился Навуходоносор, потому что божественный гнев возбудил его на это. Тогда Израильтянам нужно было оставить теперешнее нечестие, воздержаться от желания покланяться иным богам, – ниспровергнуть жертвенники, предать огню капища и сокрушить литые изображения и делами покаяния умилостивить Бога и призвать Его на помощь. Однако ж этого они не сделали, несчастные; но воображали, что при помощи множества людей они победят Вавилонян и превозмогут врагов, хотя бы Бог и не хотел спасти их. Посему они нанимали многих из соседних народов, посылали послов и к Египтянам, и в так называемый Ог, или Амон, что ныне – Александрия; они давали обещание быть союзниками и давали Израильтянам повод думать, что они легко могут прогнать Вавилонян и что, хотя бы Бог не помогал им, они в состоянии сделать сами по себе, потому что ни в ком не нуждаются. Когда же Навуходоносор взял Иудею, потому что Бог помогал ему и подчинил ему его врагов; то после этого он пошёл и против Египта (потому что божественный гнев послал его), покорил его весь и сам Ог или Амон (так некогда называлась, как я сказал, Александрия), который по сравнению с другими городами Египта был особенно славен, служил недоступным и безопасным убежищем, потому что со всех сторон окружён водами: с северной стороны имеет море, с южной же стороны – широкое и длинное, как другое море, озеро, говорю, Мареотидское и окружён другими реками и болотами. Помогали ему и обитатели соседней Ливии, простирающейся до

—230—

земли Ефиопов, к западу и югу, – те Гараманты, которые живут позади Афров. Союзниками по оружию были ему и некоторые из Ефиопов, живущие к востоку и югу, построившие себе внутри страны город Мерое и обитающие в дикой и мрачной стране. Вот что говорит нам история. Перейдём теперь к изъяснению смысла прочитанных слов. Уготови, говорит, часть; этим он как бы так говорит: о несчастная Ниневия! избери участь себе, подобную участи какой либо из стран, которые опустошены вокруг тебя (между тем как ты высоко думала о себе и воображала, что будешь совершенно неприступной, потому что ты окружена большими стенами и имеешь неисчислимое множество союзников); хотя ты, говорит, имеешь весьма большое количество жизненных припасов, так что можешь считаться неодолимой и неприступной. Устрой струну, то есть, и ты сама будь для городов и стран предметом пения и музыки, потому что ты потерпела от Персов и Мидян тоже самое, что ты сама сделала с другими. Уготови часть Амону, да постигнет тебя, говорит, участь и жребий Амона; что ты сделала с ним, тому же самому должна подвергнутся и ты. А что такое был Амон или живущая в реках! Это значит, – очень хорошо защищённая морем и реками, помощью Египтян, гордившаяся стрелами Ефиопов, и имеющая в своём распоряжении множество весьма храбрых Ливийцев. Но хотя она обладала таким положением и могуществом и внешней помощью, но не смотря на то она отведена была на чужбину и сделалась пленницей и младенцы её убиты; о знаменитых её людях бросали жребий, самые славные сделались частью победителей и связаны были

—231—

ручными оковами. Итак, как ты взяла Амон, бывший неодолимым вследствие помощи союзников и местоположения (ибо Бог предал его), так и сама ты будешь непременно предана в руки врагов, хотя ты много думаешь о себе вследствие множества воинов и стен своих.

Ст. 11. И ты упиешися, и будеши презрена, и ты сама себе взыщеши помощи от враг.

Как, говорит, Амон бедствовал, подвергшись ударам твоей жестокости и бедствиям твоего нашествия; так и сама ты омрачишься и будешь как бы в опьянении, не имея устойчивости, то есть, потрясаемая и падающая от врагов и лишённая вышнего попечения. Да, на кого Бог призирает, того Он всячески милует и исполняет молитвы его.

И Иерусалим, противящийся Богу и не обладающий трезвенностью, был как бы в опьянении от того, что не хотел просветиться божественным светом и внимать словам Христа: аз есмь свет миру (Ин.8:12) и другим: дóндеже свет имате, ходите во свете, да тма вас не имет (Ин.12:35). Под опьянением же можно разуметь тьму духовную и под ночью в сердце – неведение бедствия и совершенную невозможность знать путь спасения. А что он потрясён и не имеет в себе основания для совершения добрых дел, – в этом как и почему можно усомниться? Ведь он сдвинулся с Основания всяческих и не имеет непоколебимого основания, то есть, Христа; он презрен и предан врагам, или Римлянам, или же возбуждающим ко всем страстным движениям, говорю, нечистым духом. Итак, Христос и вера в Него избавит нас от всякого зла и сделает нас победителями над суровыми врагами и поставит нас

—232—

пред очами Бога; ибо Он никогда не презрит любящих Его.

Ст. 12. Вся твердели твоя (яко) смоквичие стражу имущее: аще поколеблются, впадут в уста ядущего.

Зрелые смоквы, если кто тряхнёт дерево, без труда падают, как бы прыгают в руку трясущего и сами собой достаются желающим их есть. Когда Кир напал на Ниневию и осаждал её и приставлял к стенам её осадные машины или тараны; тогда защитники её охраняли укрепления. Но осаждающие, стреляя из луков, легко повергали их на землю. Посему он берёт сравнение от того, что обыкновенно бывает со зрелыми смоквами. От того и говорит, что вся твердели твоя, то есть стены, смоквичие стражу имущее, весьма легко падающее в руку желающего их есть, если только кто потрясёт дерево.

Так будет и со всякой душой, лишившейся вышней помощи: она легко подвергнется грабительству и плену и без труда попадёт в руки пожирающего сатаны: ибо написано, что пищи его избранныя (Авв.1:16).

Ст. 13. Се людие твои, яко жены в тебе: врагом твоим отворяема отворятся врата земли твоея, и пояст огнь вереи твоя.

Объявляет их надежду напрасной; ибо они думали, что, собрав неисчислимое множество помощников себе и обитая в городе, ограждённом несокрушимыми стенами, они никогда не могут быть покорены. Но что это не принесёт им никакой пользы, он ясно предвозвестил, говоря, что защитники их дойдут до такого малодушия, что ничем не будут отличаться от слабых женщин; что отворены будут и ворота, очевидно когда втор-

—233—

гнутся враги, ибо не подлежит сомнению, что аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий (Пс.126:1).

Итак, надобно иметь вышнее ограждение; меньше всего надеяться на самих себя, но больше на Бога спасающего, не превозноситься помощью человеческой и не думать, что можно избежать гнева, когда Бог прогневан (против нас); ибо никто не может избавить от беспокойства и бед того, на кого прогневался Бог всяческих. И божественный Давид весьма премудро воспевает и говорит: не на лук мой уповаю, и меч мой не спасет мене (Пс.43:7), но сотворю силу о Бозе, по древнему его изречению (Пс.107:14).

Ст. 14. Воду одержания восхити себе сама.

Говорят, что когда Кир и бывшие с ним опустошали соседние с Ниневией страны и пресекли возможность всякой помощи с их стороны; тогда Ниневитяне, уже опасаясь, как бы не был разрушен (сам город), пересекли окружающую город местность многими и длинными рвами и, соединив с ними реки каналами и наполнив их водой, сделали местность болотистой и таким образом непроходимой для врагов. Но враги или вернее воля оставляющего их Бога восторжествовала над такими их предприятиями. А что эти усилия их не будут иметь никакого успеха, показывает говоря: воду одержания восхити себе. Некоторым кажется, что здесь под водою собранною можно разуметь собрание или множество народов, призванных на помощь. И таким способом понимаемое слово не отвлечёт нас от цели, потому что водами часто называется и множество народов.

И утверди трердели твоя: влези в брение, и поперися в плевах, утверди паче плинфа.

—234—

Не побуждает их к этому Бог, но, в совершенстве зная будущее, осмеивает их опору и через это, как я только что сказал, показывает, что усилия их будут совершенно напрасными. Поскольку оказалось, что стены имеют нужду или в укреплениях, или в других каких либо исправлениях (почему они и работали кирпичи, очевидно, из глины, но очень крепкие, ибо обжигаемый кирпич есть самый необходимый предмет для работ и они имели весьма прочный кирпич): то поперися, говорит, в плевах, работай и кирпичи. Будь даже такой твёрдой и несокрушимой в сражении, как твёрд, без сомнения, и самый кирпич; – и всё-таки будешь легко взята и отнюдь не останешься несокрушимой и без труда потерпишь поражение от тех, кои очень искусны в этом и отличаются стремительностью сильнейшей твоей твёрдости.

Ст. 15. Тамо пояст тя огнь, потребит тя меч, поядят тя аки прузи, и отягчавши аки мшица.

Тамо ты можешь понимать в смысле: в то время; ибо принимает это речение в отношении ко времени, а не к месту. Если бы, говорит, и случилось это и ты наделала бы кирпичей; то и в таком случае будешь ты истреблена как бы огнём и война опустошит страну на подобие саранчи. Ты будешь связана косностью и так же медленна в бегстве, как отяжелевшая саранча. Говорят, что когда падает град и идут дожди; то саранча становится тяжёлой для летания от того, что у ней намокли крылья. Итак, для изображения медленности Ниневитян в бегстве берет опять образ от того, что бывает с саранчой.

Ст. 16. Умножила еси купли твоя паче звезд небесных: мшицы устремишася, и возлетета: возскочи

—235—

аки пруг смесник твой, аки акрида восходящая на ограду в день студеный: солнце взыде, и отлете, и не познася место ея.

Кажется, что под куплями здесь разумеет не те, которые совершаются посредством денег и для приобретения барышей и увеличения богатства, но вернее те, которые совершаются для собрания и сосредоточения народов. Ведь они, как я сказал, нанимали соседние народы, как бы торгуя имеющими умереть и собирая в битву долженствующих скоро погибнуть. А таких было очень много и неисчислимое количество; посему и уподобляются множеству звёзд. Но если бы, говорит, и все они собрались и соединились, то и тогда они будут устрашены войной и погибнут точно так же как мшица¹⁶⁵³ и пруг¹⁶⁵⁴. Это вид малой саранчи, которая, когда встречается с заборами и оградами садов во время холода, как я сказал, и при падении дождя, закрывает глаза и остаётся неподвижной, от сильной влажности будучи не в состоянии летать. Но когда восходит солнце и согревает их лучами своими; то они быстро удаляются и по обыкновению улетают. Так, говорит, поступят с тобой союзники твои; они улетят и удалятся опять в дом свой, обращая в ничто твоё упование на них. Итак, непреложно слово, сказанное устами Пророка: благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека (Пс.117:8).

Ст. 18. Люте им. Воздремашася пастуси твои, царь Ассирийск успи сильныя твоя, воздвигошася людие твои на горы, и не бяше приемлющаго.

Выражает сожаление о толпах народа, поддав-

—236—

шихся такому малодушию и страху, что они при одном только приближении войны обессилели и побежали на вершины гор и непроходимые места считали как бы ограждением от опасности. Потом, объясняя причину такой боязливости, в качестве соответствующего разъяснения делает указание на погибель их начальников, как бы говоря благоприлично, что от сего они подверглись разорению и погибели и оказались не сведущими в военном искусстве. Употребляя выражение: воздремашася, указывает на то, что предались сну (бездействию) те, которые обладали могуществом и властью, предводители народа и достигшие высоких и славных почестей. Подверглись они усыплению от царя Ассириян, то есть имеющего происхождение от них; ибо Кир был туземец и происходил от крови Персидской. Но пророческое слово располагает нас к плачу или насмешке над легко поддающимися страху: воздвигошася, говорит, людие твои на горы, и не бе приемлющаго, то есть такого, который отличается отвагой, пресекает робость бегущих и может бессильного и бросающего щит (свой от страха пред врагом) воина отвлечь от нанёсших первые удары; так как способные делать это и знатоки военного искусства погибли прежде.

Но слова: люте им. Воздремашася пастуси твои, царь Ассирийск успи сильныя твоя можно относить, и вполне справедливо, и к толпе Иудейской. Подлинно горе тем, которые убили Спасителя и Искупителя всех и к крови святых присовокупили и кровь самого Господа. Это пришлось им испытать вследствие того, что сильно задремали по причине развращения призванные начальствовать над

—237—

ними и поставленные быть пастырями, говорю, книжники и Фарисеи и увенчанные преимуществами священства, которых действительно усыпил ассирийский царь, то есть, сатана; ибо часто для изображения его берётся начальство Вавилонское. А что задремали пастыри и имеющие власть у них, – как можно усомниться в этом, когда богодухновенное Писание повсюду приписывает им погибель народа? Ибо написано: о пастыри, погубляющие и расточающие овцы паствы моея (Иер.23:1) и опять: священницы не рекоша, где есть Господь? и держащии закон неведеша мя, и пастыри нечествоваша на мя, и пророцы пророчествоваша в Ваала (Иер.2:8). И Исаия также говорит: како бысть блудница град верный, Сион полн суда, в немже правда почиваше, ныне же убийцы: сребро ваше не искушено, корчемрицы твои мешают вино с водою. Князи твои не покоряются, общницы татем, любяще дары, гоняще воздаяние, сирым не судящии, и суду вдовиц невнимающии (Пс.1:21–23).

Ст. 19. Несть цельбы сокрушению твоему, разгореся язва твоя.

Можно перенести самые тяжёлые бедствия, если они приходят постепенно и не простираются далее надлежащего; у подвергшихся страданиям остаётся утешительная надежда, что они ещё смогут оправиться (как бы от болезни и получить возможность жить в добром здоровее) и что они опять достигнут благополучия, после того как обстоятельства их жизни переменятся к лучшему. Но если события приводят к самому жалкому положению; тогда бедствие становится совершенно неизбежным или лучше совершенно непоправимым. Так как Ниневия это именно и испытала; то и говорит, что она сокрушена и погибла, потому что

—238—

вместе с тем погибла надежда на возможность уврачевания её и потому что язва пришла как бы в состояние сильного воспаления и требует самого тяжёлого рассечения.

Не противореча истине можно сказать, что в таком же состоянии находится и Иерусалим, убивший Господа. Он часто подвергался ударам, когда враги нападали на него: но вслед после того употребляемы были и врачевства, потому что Бог питал сострадание к нему и смягчал нанесённый ему удар. Когда же они нагло поступили против Владыки всяческих; то он был сокрушён и пал и не было цельбы, по слову Пророка, и устремление постигших их несчастий осталось несмягчённым. Посему блаженные пророки и говорили, уподобляя Иерусалим Вавилону: врачевахом Вавилона, и не исцеле: оставим его и отъидем кийждо в путь свой, взыде бо к небеси суд его, и воздвижеся даже до звезд (Иер.51:9). Преступление же его до неба и грех его до высоты состоит в том, что они, как я сказал, нагло поступили не просто с кем-либо из святых, но с Владыкой святых.

Вси слышащии весть твою¹⁶⁵⁵ восплещут руками о тебе: понеже на кого не найде злоба твоя всегда?

Что справедлив был приговор божественный, осудивший на разрушение государство Вавилонское, об этом ясно засвидетельствует то обстоятельство, что совершенно никто не выразит сожаления о нём; напротив все будут рукоплескать и радоваться этому и смеяться над падшим ради того, что оно подвергло других невыносимым бедствиям и притеснениям и заставило испытать многое такое, что в особенности причиняет скорбь; ибо оно

—239—

для всех было тяжело и нестерпимо и давало чувствовать жестокость свою и находящимся вдали от него.

Сказал бы я, что и изобретатель греха, то есть, сатана, повсюду, распростирающий сети злобы своей, увлёкший в заблуждение поднебесную и опутавший её сетями погибели, теперь поражённый Христом и лишённый владычества над нами, по справедливости мог бы выслушать (слова Пророка): вси слышащии весть твою возрадуются и восплещут руками о тебе: понеже на кого не найде злоба твоя всегда?

Предисловие

Подлежащее пророчество изложено для нас весьма ясно и искусным образом; оно, как увидим, построено так, как приличествует святым, ибо к самим святым подобает восклицать и говорить: не вы будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Мф.10:20). Но от желающих уразуметь его требуется немалая проницательность; потому что каждый может видеть, что пророчество заключает в себе двоякий смысл – духовный и исторический вместе. Но для пользы дела, я в кратких словах прежде изложу части пророчества и скажу, по какому поводу оно было произнесено; ибо в таком случае читатели легко уразумеют смысл (пророчества) и ничего не найдут в нём трудного. Итак, поскольку Израиль не мало негодовал на предсказания пророков (ибо он несомненно знал, что некогда будет пленником и впадёт в руки врагов и будет нести иго необычайного рабства), то блаженный Аввакум старается показать ему, что это случится с ними некогда по справедливому определению над всем владычествующего Бога и по причинам вполне достаточным; ибо они, возлюбив противную закону и непри-

—241—

стойную жизнь и склонившись ко всему предосудительному, не переставали возбуждать против самих себя чистый ум до тех пор, пока наконец события не довели их до такого бедствия. И это он ясно показывает, произнося обвинение против живших нечестиво и ставя это как бы целью и содержанием всего пророчества, потом вводя в речь Бога, угрожающего презрителям нападением Вавилонян. Но поскольку ему необходимо было не только явиться предсказателем печальных и обыкновенно причиняющих весьма большую скорбь событий, предстать (пред ними) и провозгласить им о постыднейших из всех бедствий, имеющих некогда постигнуть их, но и предвозвестить о том, что могло послужить к их уврачеванию и что должно было ободрить пострадавших; то он и вопиял против жестокости Вавилонян, и называет их презрителями, предавшими пламени и самый божественный храм, и опустошившими святой город и небрежно обращавшимися с священными сосудами; вскую, говорит, призираеши на презорливыя? премолчаваеши егда пожирает нечестивый праведнаго? (Авв.1:13). Потом присовокупил и о пленении самого Вавилона и об освобождении подвергшихся необычайному рабству, имеющем некогда совершиться через Кира; от частного же освобождения слово обращается ко вселенскому и всеобщему, то есть, к бывшему через Христа всем через веру избавленным, свергнувшим с себя иго греха и избежавшим жестокого и безжалостного владыки – сатаны. В этих словах тебе кратко мы выразили цель всего пророчества. Теперь же рассмотрим каждое изречение насколько возможно подробно.

Глава I, ст. 1. Видение, еже виде Аввакум пророк.

—242—

Видением¹⁶⁵⁶ здесь называет восприятие видения или принятие предведения, которое получил кто-либо от подающего Бога, ибо Он, по написанному, умножил видения и глаголал ко пророкам (Ос.12:10), предвозвещая им будущее через Святого Духа и поставляя его уже как бы настоящим и совершающимся пред их очами. А что он (Аввакум) не имел в мыслях говорить что-либо от своего сердца, напротив, намерен передавать нам словеса Божии, – в этом он наперёд убеждает ясно, назвав себя пророком и показывая себя исполненным благодати, необходимой для этого.

Ст. 2. Доколе Господи, воззову, и не услышиши? возопию к тебе обидим, и не избавиши!

Пророк созерцает лицо угнетаемого и терпящего невыносимую обиду и издевательство со стороны тех, которые привыкли поступать несправедливо, и весьма искусно свидетельствует о свойственном Богу неизреченном человеколюбии, ибо изображает Его весьма долготерпеливым, хотя и ненавидящим злых. А что Он не тотчас подвергает наказанию согрешающих, это ясно показал, говоря, что его молчание и долготерпение доходит до того, что наконец нужен бывает вопль к Нему, чтоб одни не совершали нестерпимого притеснения над другими и не наносили слабейшим беспрепятственно обиды. И тем самым, что он как бы упрекает долготерпеливого Бога, свидетельствует о безмерном Его человеколюбии: доколе, говорит, воззову, и не услышиши? возопию к тебе обидим, и не избавиши? хотя Он угрожает весьма многими и жестокими наказаниями желающим нарушить закон.

Высочайшее повеление. О возвышении окладов содержания и пенсий служащим в духовно-учебных заведениях.

Государь Император, по всеподданнейшему докладу Синодального Обер-Прокурора, в 25-й день июля 1894 г., Высочайше соизволил утвердить определение Святейшего Синода от 1–17 июня сего года о возвышении существующих окладов содержания и пенсий служащим в духовно-учебных заведениях в следующем размере: I. С наступающего учебного года прибавить к существующим окладам содержания (700 р.) преподавателей и помощников инспекторов семинарий и преподавателей духовных училищ с высшим образованием, состоящих на службе первое пятилетие, по 50 р. в год и за дополнительные уроки по 10 руб. за каждый урок; к окладам преподавателей училищ с средним образованием (420 руб.) – по 80 руб. и за дополнительные уроки – по 10 руб. и к окладам помощников инспекторов духовных академий (800 руб.), прослуживших 5 и более лет, по 100 руб. в год. II. Не изменяя ни в чём действующих правил о пенсиях для служащих в духовно-учебных заведениях, установить для сих лиц, имеющих выходить в отставку по утверждении настоящих предположений, и для их семейств оклады пенсий согласно расписанию, при сём прилагаемому, и III. Для лиц, прослуживших не менее 10 лет в духовно-учебных заведениях Камчатской и Якутской епархий, применить сокращённые сроки службы на получение пенсий (полной пенсии за 20 лет и половинной за 15 лет), на точном основании ст. 37 Высочайше утверждённого 13-го июня 1886 г. положения об особых преимуществах службы.

—2—

На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано:

«Быть по сему».

Расписание окладов пенсий служащим в духовно-учебных заведениях

Примечание 1. По размерам пенсий отнести: к 1-му разряду служащих в духовных семинариях и училищах в столицах, ко 2-му – служащих в городах: Киеве, Харькове, Одессе, Казани, Риге и Варшаве и к 3-му разряду – служащих во всех прочих местностях.

Примечание 2. Поименованным в сём расписании лицам, служащим в духовных семинариях и училищах, производить за выслугу сверх 25 лет, в добавок к положенным в сём расписании окладам пенсий, по одной пятой части сих окладов за каждое выслуженное сполна пятилетие впредь до выслуги двойного склада пенсии (за 50 лет службы).

—3—

Слава Господу Богу! Великая благодарность и до земли поклон нашему щедрому Монарху! Сердечная признательность всем тем, кто содействовал осуществлению благого дела!

Отрадно вздохнут теперь скромные труженики, работающие по духовно-учебным заведениям на всех концах России, осенят себя крестным знамением и вознесут к престолу Божию горячую молитву за своего Царя-Благодетеля. Бодр и радостен будет отныне труд их, озарённый утешительным сознанием, что «за Царём служба не пропадаёт», что затрата сил в напряжённой работе многих лет учения и последующей затем учёной и учебной деятельности на пользу церкви и отечества вознаградится спокойной и обеспеченной старостью. Нет у нас таких слов, которые казались бы достаточными для выражения переполняющего нас чувства, и не словами, а делом будем мы до конца дней своих выражать свою признательность за высокую Царскую милость.

Слава Тебе Богу, Благодателю нашему во веки веков!

Лишь только радостная весть донеслась до посада, во вторник 23-го августа, все профессора, должностные лица и студенты московской академии поспешили собраться на молитву в свой академический храм. Здесь о. ректор академии, соборне, совершил благодарственное Господу Богу молебствие с коленопреклонной молитвой, при конце которого, выражая мысли и чувства всей академической семьи, произнёс следующее слово:

«Велика и светла наша радость, возлюбленные: та радость, которая собрала нас сегодня на благодарственную сию молитву. Тем теплее должна быть молитва, тем горячее благодарные чувства, что сродных нынешнему поводов к подобным собраниям немного знают русское духовенство и рассадники духовного просвещения. Посему последние годы должны мы назвать особенно счастливыми для того и для других, ибо вот уже второй раз воспеваем мы хвалу Господу, подвигшему благоверного Государя обратить своё царственное внимание на обеспечение служащих Церкви. Правда, прежние бедствия тружеников просвещения духовного не были так гнетущи, как нищета самих пастырей сельских, по всё же ни для кого

—4—

не составляет тайны и то обстоятельство, что духовная школа до последнего времени жила сиротой в нашем отечестве. Не ущедрялось на неё государство, поглощённое заботами об учреждении многочисленнейших светских училищ, – не очень дружелюбно смотрели на сии духовные вертограды и те чисто церковные учреждения, которые изобиловали богатством средств денежных и влиянием на дух народа, каковы славные обители и древние богатые соборы. Не много щедрот уделяли они на церковное просвещение, шедшее из Малороссии и руководимое иерархами южнорусскими, воспитанными в иных бытовых условиях, нежели церковные деятели великороссы и потому не пользовавшимися от последних ни доверием, ни сочувствием. Это печальное раздвоение между народным и школьным направлением в русском клире продолжалось и впоследствии, не исчезло и доныне. Сами питомцы духовной школы, сельские пастыри, благодаря своему образованию и связанному с ним расширению интересов и потребностей, стали испытывать более тягостную нужду, нежели прежние священники, мало чем отличавшиеся по образованию и по быту от землепашцев, среди которых они жили. Так бедствует русское сельское духовенство доныне, сильно бедствовала и школа духовная до недавнего времени, а нужду терпела она даже до дней сих, сиротствуя в государстве, не пользуясь полным сочувствием и в церковной жизни народа.

Вот почему так светла нынешняя радость, что в царских милостях мы можем наблюдать не просто одно из небольших изменений в одной из множества отраслей управления, но нарочито выраженное нам сочувствие, соединённое с праздником царской семьи – бракосочетания царственной дщери. Мы радуемся, что наш Венценосец, пекущийся с первых дней воцарения о нуждах разных сословий, начиная с самого бедного и обездоленного крестьянства, не оставил без своей милости и пастырей своего народа и воспитывающих их учреждений. Правда, как нынешняя, так и первая недавняя милость царская, не отличается внешним блеском или пышностью: благодетельное преобразование введено сдержанно и спокойно, как и прочие мероприятия нынешнего царствования, но именно

—5—

это и даёт нам возможность видеть в сём даре дар любви, любви, пекущейся не об угождении, не об уступках, но любви предусмотрительной, взирающей на прочность и устойчивость самого начатого дела, а не на силу производимого впечатления. Немало-значительно то, что сделано нынешним Высочайшим повелением об усилении профессорских пенсий. Не говорим уже о многих успокоенных старцах – служителях науки и семействах их, об утверждении молодых в намерении оставаться на всю жизнь на академической службе в надежде на обеспеченную старость: обратим внимание на то, что само прохождение профессорской должности не будет отныне ослабляться заботой о скоплении сбережений на случай отставки, ни вытекающими из такой заботы занятиями какой-либо посторонней работой; точно также и выходящие на пенсию старцы, слабые телом, но иногда сильные духом, тяготящиеся преподаванием, но вполне способные работать пером, получат отныне полную возможность посвящать свою старость служению науке, а не каким-либо иным письменным трудам, оплачиваемым дороже, но конечно не столь полезным для просвещения. Итак, к нашей радости и молитвенному благодарению призываются днесь не только люди – служители науки, но и сама наука: не за себя только, но и от лица её, её успехов и процветания, приносим мы благодарение Господу и Государю.

Но как благодарить? чем воздать за полученное благодеяние? Бога благодарить мы знаем как – добродетельной жизнью и сугубой ревностью об исполнении нами долга пред Его Церковью, а Государя за дар Его любви, любви более дорогой, чем самый подарок, мы можем благодарить лишь той благодарностью, сверх которой русский человек издревле не хотел знать никакой другой, когда оказывал ближнему благодеяние. Это благодарение есть усердная молитва за благо деявшего. Пусть же она обильно возносится от сердец наших ко Господу во святом храме сем и в домах наших. Пусть она со всей теплотой прилепляется к имени нашего Монарха и не к его только, но и к той нововенчанной чете, которая была виновницей царского праздника, соединённого с благодетельным узаконением, – и за всю царственную семью,

—6—

всегда близкую и родную всему народу русскому. Да дарует Господь Царю и Царствующему Дому многая лета жизни, здравия и благоденствия во спасение Им и во благо православного отечества. Аминь.»

На отпусте молебствия архидиаконом лавры, о. Димитрианом, провозглашены были многолетия Государю Императору, Государыне Императрице, Наследнику Цесаревичу, Великому Князю Александру Михаиловичу и Великой княгине Ксении Александровне, всему Царствующему Дому, Святейшему Синоду, Владыке-Митрополиту Московскому и «всем послужившим при даровании царской милости»...

Тотчас после молебствия вся академическая корпорация собралась в квартире о. ректора. Здесь секретарём совета прочитано было Высочайшее повеление 25-го июля, после чего все присутствующие обратились к о. ректору с усерднейшей просьбой, немедленно, при посредстве Его Высокопреосвященства и Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода, повергнуть к стопам Его Императорского Величества всеподданнейшую признательность московской духовной академии. Отправленная на имя Его Высокопревосходительства, Г. Обер-Прокурора Свят. Синода, телеграмма составлена была в следующих выражениях:

«Вознесши благодарственное Господу Богу молебствие, Московская Духовная Академия почтительнейше просит Ваше Высокопревосходительство повергнуть к стопам Его Императорского Величества её всеподданнейшие чувства беспредельной благодарности за Высочайшую милость, дарованную 25 июля».

Затем поданы были бокалы и о. ректор провозгласил тост за Государя-Императора, сопровождавшийся общим пением народного гимна и восторженными кликами «ура!»

На следовавшие потом тосты за Святейший Правительствующий Синод, Высокопреосвященнейшего Митрополита Сергия и за всех послуживших осуществлению нового благодетельного узаконения присутствующие отвечали единодушным пением «многая лета!»

Радостное собрание заключилось единогласным постановлением «в благодарную память о высокой царской милости, на добровольные пожертвования лиц, служащих в академии, соорудить и поставить в академическом храме святую икону с неугасимой пред ней лампадой». –

—327—

И нося крест свой изыде на глаголемое лобное место, – идеже пропяша Его, и с Ним ина два сюду и сюду, посреде же Иисуса (Ин.19:17:18).

Вот чем кончился суд беззаконный! Царие земстии и князи собрашася на Господа и на Христа Его, – и после многих усилий отыскать вину в Чистейшем из праведников, после всех измен и отрицаний со стороны близких к Нему, после всех клевет, поруганий, биений в синедрионе, после продолжительных изысканий какого-либо преступного действия, и убеждения в невинности Предстоящего на суде, после истязаний и бесчеловечных мучений в преторе, наконец произносится смертный приговор Сыну Человеческому. Третицею свидетельствовал Пилат: ничесоже достойна смерти обретох в Нем, – и однако же посуди быти прошению их (Лук.23:22:24). – Как же это случилось?

В делах человеческих, где часто трудно бывает добраться до правды оттого, что обе спорящие стороны не безвинны, и обе стараются предвосхитить друг у друга решение спора в свою пользу, не удивительно, что бывают погрешности. Как же дело Божие не поставило себя в таком свете, чтобы невозможен был никакой погрешительный суд? Как суд неправедный не распался сам собой? Он и действительно готов был и не однократно пасть. Но нужно было Правде Божией, чтобы чрез самих же людей совершился её неумытный приговор над грехом и её спасительное промышление о человеках, – и вот совет Божественный исполнился во всей точности.

—328—

Иудеи сперва настаивали на обвинении в том, что Господь объявляет себя Царём Иудейским, – превращая и перетолковывая по своему звание Мессии, которое присвоил себе Господь в смысле пророчеств Ветхозаветных. На этом основании они требовали у Пилата, чтобы Иисус был распят, по закону Римлян, как виновный в замыслах политических. Но это обвинение не нашло себе подтверждения со стороны правителя, у которого в области жил Спаситель и в последние годы занимался проповедью. Иудеи клеветали на Него, будто он возбуждает народ против правительства римского, внушая не платить ему податей, и хочет сам сделаться царём. Но в Галилее никто не слыхал ничего подобного об Нём. Там Он действовал, как написал о Нём пророк: не преречет, ни возопиет, ниже услышит кто на улице гласа Его. А в Иерусалиме, дня за три до суда, на искусительный вопрос о дани, Он прямо отвечал: воздадите кесарева кесаревы. Таким образом и Пилат, хотя не был другом истины, не мог не видеть всей невероятности обвинения политического, тем более что у мнимого Царя Иудейского не оказывалось никаких приверженцев, никакой партии в народе. Друзья Его и ученики разбежались. Народ не подал никакого голоса за Него. Напротив, наущаемая первосвященниками, чернь требовала Его на смерть, и даже предпочла Ему мятежника Варавву. Итак, обвинение в замыслах, опасных для правительства римского, совершенно должно было пасть, и правитель римский только для того, чтобы не оставить совсем в пренебрежении эти вопли и требования главных виновников волнения, решился подвергнуть ни в чём неповинного страдальца бичеванию. Весь изъязвлённый, окровавленный, в терновом венце и поругательной порфире представлен Он был народу. Се извожу Его вам вон из судилища моего, говорил Пилат прямо обвинителям, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нём вины (Ин.19:4). Кончено. – Как же случилось, что Господь предан на смерть, и смерть именно крестную?

Первосвященники Иудейские увидели необходимость переменить способ действования. Они находят себя вынужденными обратиться к своим правам, к своему закону,

—329—

и в нём искать нового обвинения против Пророка Галилейского, решились обратиться к тому самому обвинению, на основании которого синедрион признал Иисуса Христа, яко Сына Божия, достойным смерти. Это обвинение, хотя и заставляло отказаться от надежды видеть Его на кресте (злоупотребляя своим законом, они могли выпросить у Пилата только позволение побить Иисуса камнями, как в последствии Стефана); но, в крайности, не желали отказаться и от этого удовлетворения своей ненависти. Итак, первосвященники снова приступают к Пилату с неистовым требованием: мы закон имамы, и по закону нашему должен есть умрети, яко себе Сына Божия сотвори (Ин.19:7).

Господи! и это ли стерпишь Ты, по Божественной Своей кротости! – Давно ли Ты вопрошал учителей израилевых в храме: как это богодухновенный царь Давид в псалме своём пророчески называет Мессию своим Господом и говорит, что сам Иегова глаголал ему: седи одесную Мене? И никто из учителей израилевых не посмел возразить Тебе, что это не о Мессии говорится, и не мог объяснить, почему Давид усвояет Ему Божественное достоинство. А теперь они, издеваясь над безмолвствующим, измученным, поруганным Сыном Человеческим, требуют жизни Твоей во имя закона, которого Сам Ты был учредителем и вернейшим исполнителем!

Уже двукратно прежде, в этом самом Иерусалиме, мнимые ревнители закона вооружались против Господа Иисуса камнями, когда он начинал говорить им о Своём Предвечном бытии, когда указывал на то, что Его жизнь не измеряется летами человеческого бытия, что Он был прежде нежели Адам родился (Ин.8:58–59), или когда свидетельствовал о Своём единстве со Отцем: Аз и Отец едино есма (Ин.10:30). И никогда не было у них лучшего доказательства своих слов и сильнейшего возражения против свидетельства Сына Божия, кроме насилия. – Не без особенного намерения Божия и теперь, обвинение это в присвоении себе имени Божия, принятое на суде синедриона, поставлено на вид и на суде Пилата. В синедрионе не отрёкся от него Сын Человеческий, и это исповедание послужило основанием для смертного про-

—330—

тив Него приговора. На суде Пилата снова должна была открыться неизменность сего исповедания и тем доказать, что Божественный Посланник всегда и везде был Себе верен, что не приверженность друзей, не позднейшее какое либо уклонение от чистого учения Иисуса Христа, как утверждают лжемудрые учители, дало Ему и утвердило за Ним имя Сына Божия; нет, оно засвидетельствовано, пред лицом мира иудейского и языческого, собственным Его двукратным исповеданием, утверждено Его кровью ещё сильнее, чем множеством Его чудес. При благоприятном обороте дела, после обличения всей лживости обвинения в самозванническом присвоении Себе имени Царя, стоило только сказать слово Пилату, что новое обвинение в присвоении Себе имени Сына Божия ещё менее справедливо, – и обвиняемый наверное был бы освобождён. – Да и теперь что?

Новое обвинение против Господа Иисуса произвело неожиданное действие: оно сильно поразило римского правителя Иудеи. Судить и разбирать Его не почитал он себя в праве: первосвященники основывали его на своём законе. Тем не менее Божественная кротость Обвиняемого, Его величественное спокойствие при всех истязаниях, обличение неправды прежнего обвинения, явная вражда обвинителей и ещё недавно, во время самого суда над Иисусом принесённое ходатайство за Него жены Пилатовой, которая в сновидении не только получила удостоверение в невинности Божественного страдальца, но и сама испытала не мало беспокойства и страдания за Него, – всё это казалось Пилату крайне загадочным. Он решается снова призвать Иисуса в свою судебную палату, и предложить Ему не судебный допрос, но предложить некоторые вопросы о Его лице.

Откуду еси Ты? спрашивал Его Пилат. На суде уже было раскрыто, что Он пришёл из Галилеи. Конечно, Пилат знал, что Он был из Назарета, как это было означено и в надписи на кресте. Следовательно, история Его земного происхождения, более или менее верно и полно, была передана Пилату. Вопрос его относился к другой, высшей области бытия. Откуду еси Ты? По своим прежним верованиям Пилат мог думать, что видит пред

—331—

собой какое-нибудь лицо из сонма богов, которых нисхождение на землю допускала религия языческая. – Иисус же ответа ему не даде. Посланник Божий и от духов нечистых не принимал исповедания Его Сыном Божиим, но заставлял их молчать: и теперь Он безмолвствовал. Прямое исповедание Себя Сыном Божиим могло подать повод язычнику к смешению Его Лица со множеством чтимых язычниками богов. Посланничество Сына Божия на землю объяснялось только законом и пророками народа Божия, к которым римский правитель отнюдь не имел веры. Ответа не даде ему. Божие Слово, как сокровище, даётся в долг нуждающемуся и просящему с тем, чтобы возвращено было с лихвой. Кто уплатит взятое, тому даётся вновь ещё с большей доверенностью. А кто не расплачивается, тому однажды поверят, а больше не дают. Пилат не верен оказался первым сообщениям, полученным от Господа, не воспользовался очень ясным приглашением быть в числе друзей истины, Христом возвещаемой, соделаться членом Его царства; с сомнением отозвался: что такое истина? И теперь Господь более не поверяет ему Своих тайн. Иисус же ответа не даде ему. – Но и теперь, если бы Пилат хотел глубже вникнуть в это божественное молчание, где истина очевидно не скрывалась желанием самосохранения, но только охранялась достойным её покровом, и теперь он мог бы в самом этом молчании услышать ответ на свой вопрос. Ясно было, что Тот, Кто на сие родился и на сие пришёл в мир, чтобы свидетельствовать истину (Ин.18:37), не попустил бы Себе святотатственно присвоить Божеское имя и достоинство.

О, как внимательно, как благоговейно надлежит обходиться с истиной! Как легко можно утратить её понимание, своим неуважением к её свидетельству. И в какой мрак впадём, пренебрегши однажды её святое слово!

Сам виновный в преступном невнимании к слову Сына Божия, Пилат считал однако же себя вправе гневаться на это молчание, обижаться им! – Мне ли не глаголеши? Не веси ли, яко власть имам распяти Тя, и власть имам пустити Тя (Ин.19:10)? Как ничтожно это хвастливое величание властью пред судом

—332—

истины! – Если подлинно в твоих руках власть отпустить, для чего же ты давно ей не воспользовался, признав Обвиняемого ни в чём неповинным? Для чего ты позволяешь волноваться народу? Для чего ставишь Неповинного на одну доску с разбойником Вараввой? Для чего Праведного предаёшь мучительным истязаниям, поруганию? – Итак, значит, нет у тебя власти отпустить Стоящего на суде пред тобой: ты сам себя лишил её. Но нет у тебя власти и распять Его. Гордый представитель державного Рима, выслушай приговор Божественной правды о твоих правах. Не имаши власти ни единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше (Ин.19:11). Свыше – не Тиверием Кесарем, а Всевышним Царём. Дано свыше. О, если бы ты мог разуметь величие настоящей минуты, если бы ты понимал, какое значение в настоящем случае имеет та власть, которой ты превозносишься! – Язычник не понимал, для чего дана ему эта власть, но ты, христианин, ты должен знать и знаешь, для чего это было ему дано. Нужно было, чтобы мир своим неправедным судом сам против себя подписал приговор пред лицом Правды Божией. К нему послан Сын Божий, Ходатай за него, Искупитель его. И он, этот мир, вопреки вечной правде сам предал Его на смерть! – Пусть же знает мир, что нет для него иного средства к умилостивлению Бога, как обратиться с верой, молитвой и покаянием к Тому Самому, Которого беззаконно предал он на смерть. – Сказал своё богоубийственное слово синедрион устами Каиафы, назвав своего Мессию богохульником. Пусть скажет своё богоубийственное слово и мир языческий, устами представителя державного Рима, да будет весь мир, Иудейский и языческий, повинен пред Богом, и да ведает весь мир, что несть иного имене под небесем, о нем же подобает иудею и язычнику спастися, кроме имени Господа Иисуса Христа (Деян.4:12). Пусть весь мир знает, что судьба Иисуса решается не по приговору какой-нибудь случайной прихоти, но во имя власти, какой тогда не было выше на земле.

Дано тебе свыше. Но не думай, что этим оправдан, обезвинен ты в своих беззаконных действиях. Сего ради предавый Мя тебе, продолжал Господь, болий грех

—333—

имать (Ин.19:11). Предстоящий на суде Сам изрекает суд Своему судье, суд правый, но вместе и благий! Кротость и милосердие Страждущего не отяготят участи несчастного судии свыше меры. Каждый отвечает за свой грех. Пилат знал, что он подвергает наказаниям Неповинного, и – он грех имать. Ему сказано было, что пред ним Царь истины, сама Истина, которая от своего слова отступиться не может: и он грех имать, за то, что не последовал её голосу. Пилат сам напрашивался на разрешение вопроса: Иисус Назарянин не есть ли подлинно Сын Божий? Но Сын Божий, предвидя его неверность, не усугубил его ответственности новым откровением о Своём лице. – Но Каиафа знал не только невинность Галилейского Пророка во всех взносимых на Него клеветах, но и знал, или должен быть знать, кого и когда обещал послать Бог народу израильскому и всему миру для спасения его, знал о бесчисленных чудесах, доказывавших Божественное посланничество Иисуса, знал и на суде своём заклинанием вынудил у Иисуса торжественное объявление, что Он есть Сын Божий, – и не смотря на всё это предал Его Пилату. Сего ради Каиафа, предавый Сына Божия Пилату, болий грех имать.

Сие то нелицеприятное, по вместе снисходительное обличение судии римского повело было к совершенному освобождению. От сего искаше Пилат отпустити, Его (Ин.19:12). Значит, всё доселе сделанное Пилатом для избавления Иисуса признано недостаточным, и Пилат стал искать (только теперь стал искать) более действительных средств освободить Узника от смерти, исхитить Его из рук врагов Его. – Но и те не дремали. Они уже приберегли на решительный бой такое оружие, которое наверное могло сразить Пилата. Аще сего пустиши, неси друг кесарев. Вот что объявили Пилату первосвященники. Это значило: если ты не исполнишь нашу волю, то полетят доносы в Рим, что ты покровительствуешь человеку опасному для владычества кесарева в сей стране, – и ты можешь гадать, чего ожидать тебе от подозрительного и жестокого Тиверия. – И вот, чего не сделали все опасения за благосостояние общественное, чего не произвело уважение к закону религиозному, чего не вынудил страх предать смерти

—334—

Божественного Посланника, то совершила привязанность к личному интересу. Пилат сам собой, без дальнейших напоминаний, снова обращается к извращённому, представленному в ложном свете обвинению Иисуса в именовании себя Царём. Се Царь ваш, говорит он с язвительной насмешкой пароду, представляя им ещё раз измученного страдальца. Царя ли вашего распну? И наконец, как бы уличённого в самозванстве, предаёт Его на распятие, и пишет вину Его на кресте: Царь Иудейский. – Так исполнилось, по замечанию евангелиста Иоанна, слово, еже рече Иисус, назнаменуя, коею смертию хотяше умрети, – когда говорил о кресте (Ин.18:32). Совет человеческий едва не разорился, но совет Божий должен был исполниться, и он исполнился во всей строгости. Языческий представитель верховной власти в мире изрекает смертный приговор Искупителю мира, и именно смерти крестной!

Братие! мы слышали, по суду самого Судии мира на Пилате менее было греха, чем на предавшем Иисуса Пилату, Каиафе с сонмом иудейским! А что, если бы нашлись и между христианами виновные в новом предательстве своего Господа. Менее ли было бы на них греха, чем на иудеях, или на язычниках? Или, напротив, суд Божией Правды тем с большей тяжестью обрушится на сынах Нового Завета, чем обильнейших они сподобились даров благодати, чем более имели возможности дознать по достоверным повествованиям учеников Христовых, по действиям христианства в истории человечества, по внутреннему опыту, дознать Его Божественную силу, и следовательно Божественное достоинство самого Искупителя мира? Земля, пившая многократно сходящий на нее дождь, – и производящая терния и волчцы, негодна и близка к проклятию, котораго конец сожжение (Евр.6:7:8). – Много согрешаем вси, исповедует ап. Иаков (Иак.3:2). И каждый грех есть измена в отношении к обязанностям нашим к распятому за нас Искупителю нашему. Но грех состоит не в том только, что открыто нарушаем закон, но и в том, если, зная доброе, не творим добра. Ведущему добро творити и не творящему, грех ему есть (Иак.4:17). Итак, если мы,

—335—

призванные, при помощи благодати Божией, быть святыми и совершенными, якоже Отец наш Небесный свят и совершен есть, и получившие для этого все средства от нашего Искупителя, живём беспечно во грехах, с каждым днём не совершенствуемся, но становимся хуже, то с кем ставим себя наравне? – Есть в настоящее время враги, не менее опасные, чем те, от которых пали Пилат и Каиафа. Есть у общественных деятелей свой кесарь Тиверий, которого оскорбить они боятся, это – общественное мнение, которое, не справляясь с судом Божиим, нередко белое называет чёрным, и чёрное белым. Есть в области веры свой Каиафа, мнящий найти себе опору в самом Евангелии, – это лжемудрое иудействующее разумение слова Божия. Но ещё страшнее, ещё гибельнее, – потому что всегда к нам ближе, от нас неотступнее владычество гнездящегося в нас пилатова демона – преклонения пред личными интересами, вопреки совести, закону, вере.

Господи! избави нас от окаянства Твоих предателей. – Аминь.

Прот. А. Горский

—336—

1. Первым святым, канонизованным после учреждения св. Синода, был Феодосий Тотемский, основатель Спасского Суморина монастыря, который находится близь города Тотьмы Вологодской губернии, скончавшийся 28-го января 1568-го года. Спустя около 40-ка лет после его смерти начали совершаться при его гробе чудеса. С 1626-го года начали изображать его на иконах¹⁶⁵⁸. Наконец, в 1729-м году, следовательно – в царствование Петра II, было установлено ему местное празднование в его монастыре. Сведения об установлении этого местного празднования мы находим в указе св. Синода 1798-го года, содержащем объявление об открытии его мощей. Именно, в указе читаем: «преподобного Феодосия Суморина, по происходящим чудотворениям, вся Тотемская округа и другие окрестные места издавна почитают святым и изображают на иконах, почему и служба на память преставления его на 28 число Генваря ещё в 1729-м году сочинена, и по ней отправлялись ему в том Суморине монастыре молебства». В 1796-м году, при копании рва под фундамент новой церкви, обретены были нетленными мощи преп. Феодосия¹⁶⁵⁹. После троекратного свидетельствования мощей

—337—

в продолжение 1796–1798-го годов¹⁶⁶⁰, св. Синод, с доклада импер. Павлу и по его повелению, сделал о явлении мощей, для всенародного сведения, повсеместное оглашение в государстве посредством указа своего от 30-го сентября 1798-го года¹⁶⁶¹. Что касается до празднования Феодосию после открытия мощей, то в указе говорится, что быть «ему (празднованию) по прежнему тамошнему установлению, что «празднование сему новоявленскому чудотворцу, установленное издавна, совершать на память преставления его Генваря 28». Указ не совершенно ясен, но как будто должно понимать его так, что он не установляет общецерковного празднования Феодосию, а только подтверждает уже прежде установленное местное празднование¹⁶⁶².

2. Вторым святым, канонизованным в текущий Синодальный период, был Димитрий, митрополит Ростовский, скончавшийся 28-го октября 1709-го года и погребённый в Ростовском Яковлевском монастыре, в соборной церкви последнего. 21-го сентября 1752-го года, по случаю починки повредившегося пола церкви над могилой святителя, были открыты нетленными его мощи¹⁶⁶³. От мощей тотчас начали совершаться чудотворения¹⁶⁶⁴, пошедшие по-

—338—

том непрерывным рядом. В конце 1756-го года по именному повелению императрицы Елизаветы Петровны истребованы были св. Синодом от митрополита Ростовского Арсения Мацеевича записи о чудесах, совершившихся при гробе святителя¹⁶⁶⁵; в след за тем наряжена была Синодом комиссия из митрополита Суздальского Сильвестра, архимандрита Симонова монастыря Гавриила и самого митрополита Ростовского для осмотра мощей святителя и для дознания о происходящих при них (мощах) исцелениях¹⁶⁶⁶. После исполнения комиссией в феврале 1757-го года возложенного на неё поручения¹⁶⁶⁷, св. Синод входил с докладом к государыне о причтении Димитрия к лику святых, на что и последовало изволение государыни 1-го апреля 1757-го года. В указе о сём св. Синода митрополиту Ростовскому от 15-го апреля 1757-го года пишется: «Всепресветлейшая, державнейшая, великая Государыня наша Императрица Елизавета Петровна против поданного Ея императорскому Величеству от Синода о новоявленных преосвященного Димитрия митрополита Ростовского мощах доклада оные святые мощи за совершенные святые мощи огласить, празднование оному новоявленному чудотворцу святителю Димитрию 21 числа сентября (коего оные святые мощи обретены) установить, всенощные бде-

—339—

ния и молебные пения желающему народу открыто отправлять и тому новоявленному чудотворцу особливую службу сочинить и в печатаемые книги, в кои надлежит, оное святых мощей обретение, с приложением жития его с прочими на ряду внесть высочайше указать изволила» ¹⁶⁶⁸. А в указе св. Синода к тому же митрополиту Ростовскому от 22-го числа того же апреля месяца того же 1757-го года о всенародном объявлении о новообретёных святых мощах излагаются мотивы, по которым установлено празднование святителю Димитрию, именно – здесь читается: «Понеже во дни ныне благочестивейшия Ея императорскаго Величества державы, то есть в 1752 году сентября 21 покойнаго преосвященнаго Димитрия митрополита Ростовскаго тело, в 1709-м году в октябре месяце в Ростовском Яковлевском монастыре погребённое, через сорок три года обретено не точию со многою, но почти совсем с отменною от прочих погребённых тел отличностию и с того времени даже поныне чрез полпята года частыя происходят от того тела чудеса, то есть слепые прозирают и расслабленныя и другими тяжкими и неисцельными болезнями одержимые чрез призывание по Бозе его себе в помощь и приносимые при том теле молитвы и усердие благодатию Божиею исцелеваются, что все как вашим преосвященством, как и нарочно посланными от Святейшего Синода преосвященным митрополитом же Суздальским Сильвестром и Симонова монастыря архимандритом Гавриилом исследовано и в самой истине без всякого сомнения утверждено: в рассуждении каковых доныне происходимых от того тела чудес и удостоверительного о том от вышеозначенных, яко вероятия достойных, персон засвидетельствования и о совершенном оного за святыя мощи почитания их признания, также и по его святому и богоугодному житию и церкви святой всем известными и полезными трудами и Святейший Синод не ипако о том разсудил, как оное вновь обретенное покойнаго преосвященнаго Димитрия митрополита Ростовскаго тело за самые святые мощи противо других свято почивающих святых угодников Божиих мощей

—340—

почитать и иметь должно, о чем и Ея императорскому Величеству всеподданнейше от Святейшего Синода докладом было донесено»¹⁶⁶⁹. Изъявив своё согласие на причтение святителя Димитрия к лику святых, императрица Елизавета Петровна, как говорится в указе Синода Арсению Мацеевичу от 15-го апреля 1757-го года, «точию перенесением святых мощей в другое место до указу обождать высочайше повелела». Это значит, что государыня, решившая устроить серебряную раку для мощей святителя, сама желала присутствовать при положении мощей в устроенную ею раку. Не знаем, почему, но дело замедлилось и государыня скончалась 25-го декабря 1761-го года, не исполнив своего желания лично переложить мощи святителя в свою новую раку¹⁶⁷⁰. Это последнее сделала Екатерина II 25-го мая 1763-го года¹⁶⁷¹.

—341—

3. Третьим святым, канонизованных в Синодальный период, был Иннокентий, первый епископ Иркутский, скончавшийся 26-го ноября 1731-го года и погребённый в находящемся в 5-ти верстах от Иркутска Вознесенском монастыре, который был при нём кафедральным архиерейским монастырём. Около 1766-го года по случаю работ в церкви, под которой был погребён епископ, было обретено нетленным его тело, которое хранилось потом под церковью «в обложенной кирпичной палатке». В 1800-м году осматривавшие Иркутскую губернию два

—342—

сенатора донесли рапортом импер. Павлу о нетленном теле святителя, с приложением краткой выписки тогдашнего Иркутского епископа о чудесах, происходящих от того нетленного тела, и император повелел св. Синоду войти в рассмотрение всех обстоятельств, изъяснённых в рапорте сенаторов. Сделав это, Синод, с соизволения государя, послал в конце 1800-го года в Иркутск одного епископа, чтобы он вместе с тамошником епископом осмотрел надлежащим образом нетленное тело Иннокентия и произвёл обстоятельное разведание о совершившихся от него исцелениях. Епископы два раза осматривали тело, 29-го января и 3-го марта 1801-го года, – в первый раз с несколькими лицами из духовных, во второй раз при участии гражданского губернатора Иркутска, нескольких чиновников, городского головы и многих из почётного купечества, и нашли его (тело) нетленным. В промежуток между осмотрами тела епископы произвели исследование объявлений о чудотворениях, «в котором исследовании, как доносили они св. Синоду, осторожность и внимательность, каковых обстоятельства могли и долженствовали требовать, всегда были употребляемы с крайним старанием, дабы не упустить ничего, что нужно было для утверждения оных» (?), и нашли объявления о чудотворениях неложными. Заключительное рассуждение или мнение епископов в донесении св. Синоду было то, «чтобы сего первого Иркутского епископа Иннокентия причесть к лику святителей, церковью почитаемых и прославляемых; тело его нетленное, яко истинные мощи и достойные, чтобы для почитания народного были объявлены и открыты». Донесение епископов св. Синоду было от 5-го марта 1801-го года. По прошествии ровно двух лет, указом от 5-го марта 1803-го года св. Синод потребовал от епископа Иркутского, «прислать ещё сведение: не было ли в течение сих последних лет каких либо новых достопамятных происшествий, кои бы могли служить вящим подтверждением прежде представленным? какое ныне народное мнение о нетленном оном теле и не примечено ли в нём какового изменения? присовокупи к сему ему-епископу и своё о том мнение, по долгу его архипастырскому и по самой сущей справедливости, дабы можно было судить Синоду с

—343—

твёрдым основанием яко о важнейшем обстоятельстве». На указ Синода епископ отвечал от 9-го октября 1803-го года, что «исцеления и явления от святителя Иннокентия продолжаются; (что) в нетленном теле его никакой измены не усматривается; (что) усердие жителей тамошних стран не только к нему не ослабевает, но и более ещё увеличивается и (что) он-епископ, совестью убеждён, почитает святительское его ходатайство у милосердия Божия уважаемым». К ответу своему епископ приложил выписку о 24-х новых исцелениях и явления сверх прежних 61-го. В след за тем, как получен был Синодом ответ Иркутского епископа, Сибирский генерал-губернатор прислал отношения к митрополиту Новгородскому и обер-прокурору Синода, в которых ходатайствовал об открытии нетленного тела святителя. «По рассмотрении с прилежнейшим вниманием упомянутых обстоятельств, уважая описанные свидетельства и чудотворения, а при том возрастающее время от времени к сим мощам святителя Иннокентия усердие тамошнего народа», св. Синод представил на усмотрение императора Александра Павловича своё мнение: «1. оное тело первого епископа Иркутского Иннокентия огласить за совершенные святые мощи и с подобающим благоговением епархиальному Иркутскому епископу с прочим духовенством поставить в церкви показанного Вознесенского монастыря на верху того, где обретено или в другом пристойном месте, с установлением празднования ему ноября 26-го числа, на память преставления сего святителя, о чём и объявить из Синода во всенародное известие указами; 2. всенощные бдения и молебные пения желающему народу открыто и надлежащую тому святителю Иннокентию службу отправлять, а также и в печатаемые церковные книги, в кои надлежит, наряду с прочими внести позволить». 28-го октября 1804-го года мнение Синода было утверждено Государем, который написал на докладе ему первого: «Согласен с мнением Святейшего Синода», а 1-го декабря 1804-го года Синод разослал, куда следует, свои указы «о должном по сему Высочайшему Его Императорского Величества соизволению исполнении», причём приказал предписать, «чтобы в печатаемые в обеих синодальных типографиях и Киево-

—344—

Печерской Лавры церковные книги, в кои надлежит, наряду с прочими внесено было ноября 26-го числа тако: «Память преставления святителя Иннокентия, первого епископа Иркутского чудотворца»¹⁶⁷².

4. Четвёртым святым, канонизованным в Синодальный период, был Митрофан, первый епископ Воронежский, скончавшийся 23-го ноября 1703-го года. «Память христианских и пастырских добродетелей святителя Митрофана, говорит официальная записка об его канонизации, которую мы передадим вкратце, – чтима была в Воронеже со времени кончины его, то есть с 1703 года: усердствующие приходили на место погребения его и просили совершать по нём панихиды... В 1830 году замечено, что число таковых почитателей святителя Митрофана возросло до многолюдного стечения их к месту погребения его... О возрастающем в народе благоговении к памяти святителя Митрофана доведено было до сведения Святейшего Синода,.. и (Синод) предписал Антонию, епископу Воронежскому, скромное и осторожное наблюдение событий. (А) поскольку из числа благоговейно притекавших ко гробу святителя Митрофана некоторые объявляли о полученных ими чудесных исцелениях: то епископ Воронежский приказал о таковых событиях вести записку». Осенью 1831-го года по случаю исправления ветхостей Воронежского кафедрального собора, в котором погребён был святитель, обретены были нетленными его мощи. Об этом обретении с началом 1832-года донесено было «в тайне» императору Николаю и Его Величество «повелел предоставить сие дело на рассмотрение Святейшего Синода, также с сохранением тайны». «Святейший Синод, приступая к рассмотрению сего дела, истребовал из Московской Синодальной Конторы хранящееся в Синодальной библиотеке подлинное завещание преосвященного Митрофана, которое открывает некоторые черты жития его и представляет излияние благочестивого, смиренного, ревностью о спасении паствы исполненного, духа его. А от епископа Воронежского истребована вышеупомянутая записка о исце-

—345—

лениях, совершающихся при гробе святителя Митрофана. Собранные таким образом предварительные сведения оказались довольно важными, чтобы для удостоверения о нетлении тела преосвященного епископа Митрофана, в схимонасех Макария, и о чудесных действиях, совершающихся при гробе его над болящими, употребить те средства испытания, какие для сего предписаны в духовном регламенте и какие употреблены были прежде в подобных случаях, как то при обретении мощей святителя Димитрия Ростовского и Иннокентия Иркутского. Составлена исследовательная комиссия, которая должна была открыться на месте исследования в Воронеже и действовать по данному от Синода наставлению». Комиссия, состоявшая из архиепископа Рязанского Евгения, епископа Воронежского Антония и Спасо-Андроньевского архимандрита Гермогена, освидетельствовала (8-го и 9-го Апреля 1832-го года) мощи святителя Митрофана, причём «подтверждено (было) сведение о нетлении мощей,» и произвела исследование о чудесах, причём подтверждена была их истина.

«Когда произведённым исследованием достаточно открылось Святейшему Синоду в нетлении телеси святителя Митрофана и в происходящих от него исцелениях истинное дело Бога, дивного во святых своих: Святейший Синод не медлил более торжественно открыть церкви сей дар Божий: разрешить иерархическим благословением то, что доселе было действием частного усердия, то есть, призывание предстательства иже во святых Отца нашего Митрофана в молитвах к Богу, и святые, чудодейственные и целебные мощи его поставить в церкви, яко светильник, не под спудом, но на свещнице, да светит всем. Ежегодное церковное празднование в честь сего святителя совершать положено в день его преставления 23 ноября». Для испрошения дозволения на сие императора Николая поднесён был ему св. Синодом доклад, который и был утверждён императором 25-го Июня 1832-го года через положение на нём резолюции: «согласен с мнением Святейшего Синода». Днём открытия мощей святителя Митрофана было назначено 6-е августа 1832-го года, а для присутствования при сём назначен был член св. Синода Григорий архиепископ Тверской. «Через краткое время

—346—

после литургии праздника Преображения Господня благовест при Воронежском кафедральном соборе возвестил начатие нового торжества»... С подобающей церемонией мощи «вознесены были» из могилы, положены в новую кипарисную раку и покрыты приготовленным покровом¹⁶⁷³. На другой день, во время совершения литургии, «когда приспело время вшествия архиереев во святый алтарь: тогда и честные мощи святителя Митрофана внесены в оный царскими вратами и поставлены на горнем месте, лицом к святому престолу..., (причём) два архиерея стояли по сторонам его (т. е. мощей святителя), как служащие... По окончании литургии при пении тропаря святителю Митрофану честные мощи его изнесены из алтаря и поставлены на уготованном месте, на правой стороне собора при самом иконостасе»¹⁶⁷⁴.

5. Пятым и последним святым, канонизованным в Синодальный период, был Тихон, 11-й епископ Воронежский, скончавшийся на покое в Задонском Богородицком монастыре 13-го августа 1783-го года. «Память преосвященного Тихона, епископа Воронежского, – объявлял св. Синод в своём указе от 20-го июня 1861-го года, – со дня его преставления, последовавшего в Задонском Богородицком монастыре 13 августа 1783 года, благоговейно чтима была в православном Русском народе, стекавшемся во множестве из отдалённых мест

—347—

в Задонский монастырь к могиле иерарха, для принесения молитв об упокоении души сего святителя, с упованием на молитвенное ходатайство его перед Богом. К почитанию святителя влекли верующих и воспоминания о высоких христианских добродетелях, которыми сиял он во время земной своей жизни и вещания мудрости евангельской, оставленные в его бого-просвещённых писаниях, и чудодейственные исцеления различных недугов, совершившиеся при его гробе. На всём этом основывалось благочестивое упование, что сей иерарх, прославленный Богом, причтён к лику святых. Ещё в конце прошедшего столетия такое упование выражено было в прошениях, поступавших на Высочайшее имя и в святейший Синод»... В 1846-м году в Задонском монастыре начата была кладка нового каменного собора вместо прежнего, под алтарём которого покоилось тело святителя Тихона. При этом случае, по распоряжению архиепископа Воронежского Антония, был досмотрен гроб святителя, и тело его оказалось нетленным, о чём архиепископом и было донесено обер-прокурору св. Синода (а тело святителя было положено в новую гробницу, которая была поставлена в тёплой монастырской церкви). Спустя немного времени после сего, 20-го декабря 1846-го года, в самый день своей смерти, архиепископ написал письмо императору Николаю, в котором свидетельствовался архиерейской совестью, что по особому внушению вменяет себе в священный долг довести до Высочайшего сведения о чудесах, совершающихся при гробе св. Тихона, а также о всеобщем «притрепетном желании» многочисленных богомольцев, «да явлен будет пред очи всех сей великий светильник веры и добрых дел, лежащий теперь под спудом»...

Торжественное причтение святителя Тихона к лику святых последовало в 1861-м году. В начале 1860-го года архиепископ Воронежский Иосиф вошёл с донесением в св. Синод, в котором, подтвердив прежние донесения архиепископа Антония, «вместе с тем свидетельствовал, что в самое недавнее время совершились чудесные исцеления при гробе святителя Тихона и что многие лица неоднократно выражали ему, архиепископу Иосифу,

—348—

всеобщее желание об открытии мощей сего иерарха Божия». Св. Синод вошёл с докладом к Государю Александру Николаевичу о том, «что ныне благовременно уже приступить к необходимым распоряжениям для удостоверения в истине нетления тела святителя Тихона и в достоверности чудес, при гробе его совершающихся над верующими», и, получив соизволение Государя, возложил ближайшее обследование дела на комиссию из митрополита Киевского Исидора, местного архиепископа Иосифа и архимандрита Московского Покровского монастыря Иосифа. 19-го мая 1860-го года комиссия вскрывала гроб святителя Тихона и по освидетельствовании его нашла, что тело святителя сохранилось нетленным. Относительно чудес комиссия получила «зарукоприкладствованные показания разных лиц, которые под присягой засвидетельствовали, что одни из них на себе, а другие на своих сродниках испытали чудесные исцеления заступлением святителя по молитвенном призвании благодатной его помощи» (всех случаев чудесных исцелений было обследовано комиссией 48). «Св. Синод, рассмотрев во всей подробности и со всевозможным тщанием все вышеизложенные обстоятельства, пришёл к полному убеждению в истине нетления тела святителя Тихона и в достоверности чудес, через него совершающихся», почему 25-го мая 1861-го года подносил Государю всеподданнейший «доклад, в котором изъяснил следующее мнение: 1) В благоухании святыни почившего Тихона, епископа Воронежского, признать в лике святых, благодатией Божией прославленных, и нетленное тело его мощами святыми; 2) Изнеся оные с подобающей честью из Христорождественской церкви, где ныне покоятся (т. е. тёплой монастырской, в которой находились под спудом с 1846-го года), в главный Богородицкий собор, положить в приличном и открытом месте для общего поклонения; 3) службу святителю Тихону составить особую, а до времени составления таковой отправлять ему службу общую святителям; память же святителя праздновать как в день преставления его 13 августа, так и в день, который Его Императорскому Величеству благоугодно будет назначить для открытия мощей святителя; 4) объявить о сём во всена-

—349—

родное известие указами Синода». Государь утвердил доклад Синода 25-го мая 1861-го года, написав на нём резолюцию: «Согласен с мнением святейшего Синода», и назначил днём для торжественного открытия мощей 13-с августа того же года¹⁶⁷⁵. В назначенный день открытие мощей и совершено было митрополитом Санкт-Петербургским Исидором с архиепископом Воронежским Иосифом и епископами Курским (ныне митрополитом Московским) Сергием и Тамбовским Феофаном. На литургии в день открытия мощей последние, так же как и мощи Митрофана, вносимы были в алтарь, причём архиереи стояли по сторонам их; лишнего против церемонии открытия мощей Митрофана было то, что после литургии мощи обнесены были с крестным ходом вокруг монастыря. Духовенства приглашено было для участия в торжестве открытия мощей до 300 человек; число богомольцев, собравшихся в Задонск к торжеству открытия мощей, простиралось, по официальным сведениям, до 220:000 человек.

При весьма немногих новых канонизациях святых Великорусская или Московская Русская церковь обогатилась в Синодальный период очень большим количеством прежних святых. Это – святые Киево-печерские. До 1762-го года в Московских месяцесловах и месячных минеях не было Киевских святых, за исключением свв. Бориса и Глеба, Владимира и Ольги равноапостольных, Антония и Феодосия Печерских. Указом св. Синода от 15-го июня 1762-го года, который подтверждён был в 1775-м и в 1784-м году, повелено было памяти Киево-печерских святых внести в общие месяцесловы, а службы их в общие месячные минеи (всех Киево-Печерских святых более 125-ти)¹⁶⁷⁶.

—350—

Из периода Синодального знаем один пример того, что прекращено было довольно долго существовавшее празднование святому. Святой этот есть Симон, юродивый Юрьевецкий (города Юрьевца Костромского), скончавшийся 4-го ноября 1584-го года. С самой минуты его погребения началось пение над гробом его панихид о нём. В 1619-м году в том монастыре города Юрьевца, в котором он был погребён, была построена новая церковь, причём гроб его пришёлся внутри последней: тогда священники и миряне Юрьевецкие, по общему рассуждению и совету старых людей, которые ещё помнили святую жизнь блаженного Симона, положили устроить над помостом церкви деревянную гробницу поверх его могилы. В 1635-м году игумен монастыря донёс патр. Иоасафу о житии и чудесах блаженного Симона и о большом стечении народа к его гробнице: и патриарх благословил игумена, ради терпеливого жития и чудес блаженного Симона, бывших при жизни его и после преставления, написать лик его иконным писанием на доске, с сиянием вокруг главы, вместе с тезоименитым ему апостолом Симоном Зилотом, и почитать с прочими святыми¹⁶⁷⁷. Так с 1635-го года началось местное празднование блаженному Симону. Но в 1722-м году посетил Юрьевец епископ Нижегородский Питирим, к епархии которого незадолго перед тем причислен был город: неизвестно нам чем побуждаемый, он приказал разобрать гробницу, находившуюся в церкви над могилой Симона, а бывший сход из церкви к его могиле запечатал своей печатью, и, запретив отправлять службу ему, приказал петь по нём только панихиды, причём для рассмотрения дела о нём взял с собой его житие. Питирим оставлял нерешённым дело о Симоне до самой своей смерти 8-го мая 1738-го года. После смерти Питирима в 1741-м году последовал указ св. Синода, неизвестно нам –

—351—

чем непосредственно вызванный, произвести дознание об иконах, гробнице и почитании Симона. В 1742-м году дознание действительно и производилось. Чем оно кончилось, опять остаётся вам неизвестным, но во всяком случае конец дела был тот, что местное празднование Симону не было возобновлено¹⁶⁷⁸.

Е. Голубинский

(Окончание следует).

В одном месте своего во многих отношениях замечательного труда («Мир как воля и представление»), Шопенгауэр прямо и категорически заявляет, что в его этической книге читатель не найдёт, «ни предписаний, ни учений о долге», ни тем более указания на общий моральный принцип, который бы служил, по его выражению, «универсальным рецептом» к произведению всех добродетелей. Странно, поэтому, видеть, как этот писатель-философ, осудивший христианство в его существенных основах и моментах, трактует в заключении упомянутого труда об искуплении, вере и благодати: все мы, пишет он, «подвластны злу и так с ним связаны, что наши дела по закону и предписаниям, т. е. по мотивам, никогда не в силах удовлетворить правосудия, или спасти нас; но спасение приобретается только верой, т. е. изменённым родом познания, и эта вера может исходить только от благодати» и т. д. Но чувство странного и неожиданного будет несомненно ослабевать по мере лучшего и более глубокого ознакомления со всей метафизической системой автора указанных слов, так что после этого легко прийти к такому заключению: «да, это так; эти слова суть прямой и логический вывод из всего, что было сказано раньше мыслителем».

Особенную, впрочем, близость к вопросу о спасении в Шопенгауэровском смысле имеет учение его о зле и добре: первое рассматривает он, как такое начало, которое нужно пресечь; – второе, как посредствующую ступень, необходимую для достижения спасения; – наконец, спасение, как ту высочайшую цель, которая может составлять предмет желания человеческих существ.

—353—

Вот почему мы и наметили уяснение вопроса о спасении личности (как это представлено в учении Шопенгауэра) не иначе, как в связи с теорией его о добре и зле: в ней, как в фокусе, собраны все лучи знаменитой философии мыслителя-пессимиста и, потому-то, эта теория имеет в наших глазах особенный интерес, поскольку она, именно, знакомит нас с глубочайшими основаниями пессимистической философии германского мыслителя и даёт ключ к пониманию всей его этической системы, заслуживающей изучения и не в одном только историко-философском и психологическом, но, вдобавок ещё, и богословском отношениях, как живой образчик истории души человеческой, искавшей иных законов, кроме законов моральных, и иных путей, кроме путей нравственного совершенствования, с страшной и поучительной тоской по высшем, абсолютном идеале, с бессознательными порывами к свету, источник которого – выше пределов конечных вещей. Если присоединить сюда художественные достоинства произведения, мастерское изложение предмета, уменье автора – проникать в глубь человеческой души и в общем верное понимание некоторых отдельных сторон нравственного бытия, то этим вполне исчерпывается значение этико-философских трудов Шопенгауэра в сфере богословской мысли.

Но прежде всего мы постараемся изложить, как учит этот философ А) о зле, его источниках и формах обнаружения; – затем В) о добре, его основаниях и проявлениях, и, наконец С) о спасении личности, как особой форме нравственно-человеческого бытия, при особых моральных настроениях и состояниях, – на основании, главным образом, его важнейших трудов, к каким бесспорно принадлежат: 1) Мир как воля и представление (перев. Фета, изд. 2-е, 1888 г.) и 2) Die beiden Grundprobleme der Ethik (4-е изд., Лейпциг, 1891 г.). И так–

I.

А) Как учит Шопенгауэр о природе зла?

Зло, рассматриваемое с конкретной точки зрения, есть одно из проявлений жизни. Что же такое жизнь? Бесспорно, в основе её должно лежать какое-то существенное начало,

—354—

как общая основа, как носитель всего сложного многообразия жизненных явлений. По учению Шопенгауэра, таким началом, объединяющим всю многообразную сеть мировых явлений, может служить только «воля», как вещь сама в себе, внутреннее содержание, «существенное мира», а жизнь, весь видимый мир, всякое явление – «только зеркало воли», отражающее её существо. Между ними, т. е. волей и миром (жизнью) существует такая тесная связь, что если есть воля, то будет и жизнь-мир и последний «настолько же неразлучно будет сопровождать волю, как тень – тело». Истинная форма, в которой проявляется воля, след. форма жизни или реальности, собственно только настоящее, а не будущее, и не прошедшее: «последние существуют лишь в понятии», а не в настоящей объективной действительности. В прошедшем не жил ни единый человек, и в будущем никогда жить не будет, напротив, одно настоящее есть форма жизни и, вместе с тем, её прочная, никогда не расторжимая собственность: как для воли жизнь, так для жизни настоящее – «несомненны и обеспечены». Если мы оглянемся на истекшие тысячелетия, на миллионы людей, в них живших, мы спрашиваем себя: что они были? что с ними сталось? – Но нам стоит только воззвать к прошлому собственной жизни и живо возобновить в воображении его сцены, и затем снова спросить: что всё это было? что из него стало? – Что сталось с ним, пишет Шопенгауэр, то же сталось и с жизнью тех миллионов: наше собственное прошлое, даже вчерашний день, есть только «ничтожный сон фантазии», – то же самое и прошедшее всех тех миллионов. «Что было? что есть»? спрашивает он и отвечает: «Воля, коей зеркало жизнь, и безвольное познание, которое в этом зеркале ясно её видит»¹⁶⁷⁹. Источник и носитель жизни есть, таким образом, воля, или «вещь сама по себе, которая – мы сами». Она в своих явлениях ни мало не затрагивается ни рождением, ни смертью, которые принадлежат к явлению, как таковому и суть мимолётные, в форме времени выступающие, проявления того, что само в себе не знает

—355—

времени, но именно должно проявиться сказанным образом, чтобы объективировать своё собственное существо¹⁶⁸⁰.

Посредством «привходящего, к её услугам развитого, мира представления» воля получает «познание собственного хотения и того, что это такое, чего она хочет», и так как то, «чего она хочет», есть жизнь (мир), то потому она и может быть названа «волей (желанием) жизни». Смело можно сказать, говорит Шопенгауэр, что желанием жизни жизнь обеспечена, и пока мы исполнены желания жизни, нечего нам бояться за наше существование, даже и в виду смерти, потому что, как сказано было раньше, воля, как вещь сама по себе, нисколько не затрагивается смертью, и человек, который, напротив, находил бы удовлетворение в жизни, которому в ней было бы вполне хорошо и «коего жизненное мужество было бы столь велико, что он за наслаждения жизни охотно и радостно принял бы все трудности её и муки, – такой человек стоял бы «костью дебелой на крепкозданной, прочной земле», и ему нечего было бы бояться: он равнодушно взирал бы на приближающуюся смерть, смотря на неё, как на призрак, «бессильное привидение, пугающее слабых», но не имеющее власти над тем, кто знает, что ведь он «сам та воля, коей объективация или отражение весь мир, кому поэтому всегда обеспечена жизнь, равно как и настоящее, истинная, единственная форма проявления воли.»¹⁶⁸¹. Это и есть то, что Шопенгауэр называет точкой зрения полного подтверждения воли к жизни (Bejahung des Willens zum Leben), т. e. когда познание идёт об руку с обыденным людским хотением, с полной ясностью для самих себя.

Воля бесспорно подтверждает саму себя, когда её собственное существо даётся ей в мире и жизни вполне и ясно, как познание или представление, всегда готовое к её услугам и никогда не задерживающее её хотения: «эта, таким образом познанная, жизнь продолжает и как такая быть ей (воле) желанной» вполне сознательно и обдуманно, как дотоле в неорганической и растительной природе эта же самая воля проявляется слепо и без сознания.

—356—

Подтверждение воли к жизни обнаруживается в многоразличных образах и действиях, но основной темой всех разнообразных актов воли служит удовлетворение потребностей, нераздельных с бытием тела в здоровом его состоянии, – кои могут быть сведены на двоякую цель: сохранения индивидуума и продолжения породы. Человек, с наступления своего сознания, находит себя желающим, и в этом случае вся жизненная задача его сводится к тому, чтобы вполне познать сначала объекты своего хотения, затем средства к ним. Тогда он знает, что ему делать, и сознание, что он работает для целей своего хотения, поддерживает в нём бодрость духа и возбуждает энергию сил. Из этого происходит известная весёлость, по крайней мере спокойствие, с которым люди совершают свою жизненную работу.

Самосохранение составляет первое стремление человека, и как скоро он о нём позаботился, он, по словам Шопенгауэра, стремится только к продлению породы: «к большему он, как чисто природное существо, стремиться не может» и недаром природа, внутреннее существо которой есть сама воля к жизни, направляет со всей своей силой человека и животное к размножению. А так как в половом стремлении внутреннее существо природы (воля к жизни) высказывается всего сильнее, то древние поэты и философы, Гезиод и Парменид, говорили весьма многозначительно, что Эрот – первое, творящее, принцип, из которого происходят все вещи и индийскую Майю, коей произведение и ткань есть видимый мир, парафразирует amor.

В своём стремлении к самосохранению и продолжению рода человек заходит слишком далеко: уже в удовлетворении полового влечения замечается это захождение «за границу подтверждения собственного существования», вперёд на неопределённое время. Тоже и во всех других целях и стремлениях: везде, говорит Шопенгауэр, во всей природе, на всех ступенях объективации воли, необходимо существует постоянная борьба между индивидуумами всех пород, так как для воли, как вещи самой в себе, единственно реальное существует только то, что она находит непосредственно внутри себя. Поэтому

—357—

«каждый желает всего для себя, желает всем владеть, по крайней мере над всем властвовать, и всё, что ему противится, желает уничтожить».

Но – ведь – это есть эгоизм! Шопенгауэр и не отрицает его; напротив, он утверждает положительно, что в эгоизме-то и заключается источник всей мировой борьбы. Само зло есть не что иное, как высокая ступень эгоизма, а именно, – если человек не только подтверждает волю к жизни, как она проявляется в его теле, но в таком подтверждении заходит так далеко, что отвергает волю, проявляющуюся в других индивидуумах и даже старается уничтожить их бытие, будучи склонным совершать при всяком удобном случае несправедливость, то такого человека мы называем, говорит он, злым. Здесь тотчас же, продолжает он, очевидны две вещи: «во-первых, что в таком человеке высказывается через меру сильная, далеко за подтверждение собственного своего тела переходящая, воля; и во-вторых, что познание его, вполне преданное закону основания и объятое principio individuationis остановилось упорно на полагаемом последним полнейшем различии между его собственным лицом и всеми другими»¹⁶⁸². Эти два качества составляют, по замечанию Шопенгауэра, основные стихии злого характера, способного дойти до высшей степени злобы и до жестокости, – до того душевного состояния, при котором чужое страдание «не есть уже средство к достижению целей собственной воли, а само в себе цель». Спрашивается, – о каком познании здесь идёт речь, преданном закону основания и объятом principio individuationis? Здесь необходимо хоть вкратце коснуться Шопенгауэровской теории познания.

По определению Шопенгауэра, то, что всё познаёт и никем не познаваемо, есть субъект. Он есть сплошное, постоянно предполагаемое, условие всякого явления, всякого объекта, ибо только для него существует всё, что существует. Таким субъектом находит всяк самого себя, притом «настолько, насколько он познаёт, а не на

—358—

сколько он составляет объект познания», потому что объектом является даже его тело и, подобно всем объектам, оно лежит в формах всякого познания – во времени и пространстве, посредством коих существует множественность. Напротив того, субъект (познающее, никогда не познаваемое) не лежит в этих формах, так как он ими самими уже предполагается; поэтому к нему не приложимо «ни множество, ни его противоположность – единство». Обе эти половины (субъект и объект) нераздельны для мысли, ибо каждая из них имеет значение и существует «посредством и для другой, непосредственно ограничивая друг друга так, что «где начинается объект, кончается субъект».

Общие формы всякого объекта суть время, пространство и причинность, но замечательно, что эти же формы могут быть открыты и вполне познаны и «без познания самого объекта, а только исходя из субъекта», т. е. лежат а priori в нашем сознании. Но я утверждаю сверх того, пишет Шопенгауэр, что закон основания есть общее выражение для всех этих а priori известных форм объекта, и потому всё, что мы знаем чисто а priori, не что иное, «как содержание этого закона и его последствий», – будет ли это знание касаться чистого времени (форма познания, на которой зиждется счёт и вычисление), или чистого пространства (геометрия), или, наконец, того и другого вместе, в их взаимном соединении и ограничении по закону причинности (материя). Везде и над всем владычествует закон основания. Требуется, напр., понять, каким образом закон причинности, составляющий, по Шопенгауэру, всё существо материи, должен быть мыслим, как вид закона основания? Объясняется это тем, что раз дано известное основание, то должно вытекать из него и известное следствие, или – если дана определённая причина, проявляющаяся в известном месте и в известное время, то должно быть и определённое действие, – именно там, а не здесь, – тогда, а не в какое-либо другое время: всё это по необходимости так, а необходимость и есть, как говорит Шопенгауэр, основное требование закона основания; вот почему, говорит он, быть необходимым и быть следствием данного основания суть взаимно

—359—

заменимые понятия¹⁶⁸³. Поэтому сказать, что такое-то познание предано закону основания, значит – выразить ту мысль, что оно обусловлено формами времени и пространства и содержит в себе ряды знаний на основании причинности, если речь идёт о реальном мире вещей, или в силу закона достаточного основания, если дело касается логического мира идей.

Но если, с одной стороны, формы времени, пространства и причинности составляют содержание вышеуказанного закона и его последствий, то, с другой, – они суть начало, через которое происходит множественность. Воля, как вещь сама в себе, по замечанию Шопенгауэра, вполне отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм, в которые она входит только при появлении, и «которые, след., касаются только её объективации, а ей самой чужды». Время и пространство – вот те формы, через которые существует и стало возможным множество. В этом отношении я назову, говорит он, время и пространство principium individuationis, ибо только время и пространство суть то, посредством чего «равное и единое» по существу и понятию является, тем не менее, множеством – «рядом и одно за другим». Поэтому-то они и суть principium individuationis. Как вещь сама в себе, воля находится вне области закона основания во всех его видах и следовательно, «вполне безосновна», хотя каждое её проявление непременно подчинено закону основания. Несмотря на бесчисленность её проявлений во времени и пространстве, она свободна от всякого множества: она едина, как то, что находится вне времени и пространства, вне principii individuationis, т. е. возможности множества. Признано, что закон основания есть общее выражение всех а priori известных форм познания, общая форма всякого явления, и человек в своей деятельности, подобно всякому другому явлению, должен быть ему подчинён, потому что всякий индивидуум, лицо – вовсе не воля сама в себе, а только проявление воли и, как такое, уже определено и вошло в форму явления по закону основания, отчего и происходит, что всякое отдель-

—360—

ное действие вытекает «со строжайшей необходимостью из влияния мотива на характер». Однако как же получилось то, что мы сознаём себя свободными? Это объясняется тем, говорит Шопенгауэр, что мы слишком увлекаемся априорным познанием и мало придаём значения опытному, апостериорному. Дело в том, что «в самосознании воля познаётся непосредственно и сама в себе»: из этого проистекает та изумительная вещь, что всякий а priori считает себя вполне свободным «даже в своих отдельных действиях» и думает, что может каждую минуту начать новый образ жизни, – между тем а posteriori (по опыту) он к своему удивлению находит, что он не свободен, а подчинён необходимости, т. е. вынужден действовать по закону основания, а если он, при этом, бывает объят principio individuatonis, – началом, обусловливающим различие людей между собой, то в этом-то и заключается корень всякого зла.

И действительно – исходная точка всей мировой борьбы есть, по воззрению Шопенгауэра, эгоизм; но подлинным и несомненным источником его служит principium individuationis, – время и пространство, так как только посредством их и в них возможно множество однородного, – через которые сама воля всюду является перед собою во множестве индивидуумов. К этому нужно присоединить ещё два обстоятельства: во 1-х, для каждого индивидуума в отдельности вся природа вне его, след. и все остальные индивидуумы существуют только в его представлении, только посредственно и как нечто от его собственного существа и бытия зависящее, ибо «вместе с его сознанием для него необходимо исчезает и мир», т. е. бытие и небытие его тогда становится совершенно безразличным, во 2-х, каждый познающий индивидуум в действительности есть и чувствует себя как целую волю к жизни, или «само в себе мира», след. как микрокосм, равный макрокосму. Оттого-то, по замечанию Шопенгауэра, и происходит, что каждый в безграничном мире совершенно и до ничтожества умалённый индивидуум, тем не менее, соделывает себя средоточием мира, своё собственное благополучие предпочитает всему другому, даже готов уничтожить мир, чтобы только соб-

—361—

ственное «я» поддержать несколько долее. Этот образ мыслей есть эгоизм, всякой вещи в природе существенный, но он-то именно и есть, по словам Шопенгауэра, то, посредством чего внутреннее противоречие воли самой в себе достигает страшного откровения в выступающей борьбе индивидуумов, в bello omnium contra omnes. А что такое эта борьба? Она есть выражение противоречия, коим воля к жизни внутренне запечатлена, и которое достигает обнаружения посредством pricipii individuationis, – именно в том, что через эту форму воля является самой себе одинаковым образом в бесчисленных индивидуумах, и, притом, в каждом из них (как воля и представление) вполне и всецело: вот почему в то время как всякий самому себе непосредственно дан, именно как целая воля и целое представление, остальные индивидуумы «даны ему только как его представления». Поэтому впереди всех других у него стоит его собственное существо и его сохранение с полнейшим равнодушием к благополучию всех других; – и это, говорит Шопенгауэр, в лучшем смысле слова, но в действительности оказывается, что не только всякий старается вырвать у другого, чего сам желает, но даже готов для незначительного приращения своего благосостояния разрушить все счастье или жизнь другого. Это и составляет высочайшее проявление эгоизма.

В) Всем этим уже косвенно предполагается, что зло можно пресечь не иначе, как пониманием его истинной и существенной причины, одним словом, не иначе, как прозрением principii individuationis, от которого, по сказанному раньше, и происходит всё мировое зло. Как же достигается это прозрение? – каким путём? – через какие факторы? Уже злой человек, по словам Шопенгауэра, может прозревать действительную причину своих поступков. Нужно только непосредственно познать ту силу, с которой в злом индивидууме подтверждает себя воля к жизни, выходящая далеко за пределы индивидуального явления, до отрицания той же самой воли, которая в чужом индивидууме проявляется. Тогда злодей испытывает внутренний ужас перед собственным поступком, который он старается скрыть от самого себя, а вместе

—362—

тем уже начинает проступать в сознании его догадка о ничтожности и призрачности principii individuationis и «поставляемого оным различия между им и другими»; в то же время злодей познаёт собственную силу воли, с которой он ухватился за жизнь, так сказать, впился в неё, в ту именно жизнь, коей страшную сторону он видит перед собой в муках и страданиях, им переживаемых. Тогда он познаёт себя, как концентрированное проявление воли к жизни, чувствует, до какой степени он подпал жизни, а с тем и бесчисленным мучениям, свойственным ей.

Об этом же довольно внушительно говорит нам и внутреннее чувство совести. Как бы плотно покрывало Майи ни окутывало смысла злого человека, т. е. как бы крепко ни был он объят principio individuationis, в силу которого он своё лицо считает абсолютно отличным от всякого другого и отделённым от него глубокой пропастью (ибо ведь такое познание всегда почти подкуплено волей), тем не менее, замечает Шопенгауэр, в глубине его сознания таится чувство, что «такой порядок вещей всё-таки лишь явление, само же в себе дело обстоит иначе», что как бы время и пространство ни отделяли его от других индивидуумов, тем не менее, «само в себе и независимо от представления и его форм», во всех них проявляется единая воля к жизни, – та самая воля, которая, ища в одном из своих проявлений увеличенного благополучия именно тем самым возлагает на другое из проявлений величайшее страдание, притом – кто бы ни был злой индивидуум, он должен помнить, что он не только мучитель других, но и мучимый, так как он непременно должен заплатить мучением за наслаждение, должен пережить всё страдание, «познаваемое им лишь как возможное», ибо только с помощью principii individuationis различны между собой возможность и действительность, близость и отдалённость времени и пространства, но «не так это само в себе». В этом заключается суть тех невыразимых мук, которые называются терзаниями совести, приуготовляющими раскаяние.

Что же такое совесть? – какие действия она контролирует и где то место, на которое направлено её жало?

—363—

При определении совести нужно иметь в виду, что, по Шопенгауэру, все отдельные действия человеческие подчинены закону причинности, след. суть действия необходимое. Как всякое действие в неодушевлённой природе, говорит он, есть необходимый продукт двух факторов, именно – проявляющейся здесь общей силы природы и вызывающей это проявление отдельной причины, точно также и каждое действие человека есть необходимый продукт его характера и наступившего мотива. Как скоро оба эти фактора даны, действие следует неизбежно. Даже можно бы было, говорит он, предсказать с достоверностью всякое деяние, если бы частью не было весьма трудно изучить характер, частью если бы мотивы не были сокровенны и не подвергались постоянно противодействию других мотивов, лежащих единственно в сфере мыслей человека, недоступной другим. Способ, каким характер развивает свои качества, вполне подобен тому, каким всякое тело бессознательной природы обнаруживает свои. Вода остаётся водой, со всеми присущими ей качествами, отражает ли она как тихое озеро свои берега, или, пенясь, низвергается с утёсов, или, при пособии искусства, брызжет вверх высоким столбом, – всё это зависит от внешних причин: одно так же естественно для неё, как и другое, и только, смотря по обстоятельствам, выкажет она то или другое, одинаково готовая на всё, но в каждом случае верная своему характеру и всегда только его и проявляя. Также точно проявляется и всякий человеческий характер во всех обстоятельствах, причём явления, отсюда истекающие, будут таковы, каковы были обстоятельства.

Характер человека постоянен¹⁶⁸⁴; в течение всей жизни он остаётся одинаков. Под изменчивой оболочкой своего возраста, своих отношений, даже своих познаний и воззрений скрывается, как рак в своей скорлупе, тождественный и истый человек, вполне неизменный и всегда тот же. Человек никогда не меняется: как поступил он раз в одном случае, так всегда будет поступать и впредь, при совершенно одинаковых обстоя-

—364—

тельствах (к которым относится также и правильное познание этих обстоятельств). Как ботаник, говорит Шопенгауэр, по одному листу узнаёт целое растение, как Кювье по одной кости строил целое животное, так по одному характеристическому поступку человека можно составить правильное понятие о его характере, след. некоторым образом построить его; – при этом у каждого человека свой характер, из которого мотивы вызывают те или другие действия с необходимостью.

Но если все вообще деяния человека запечатлены характером необходимости, то какой же смысл имеет совесть со всеми её тревогами, муками и сомнениями? Может ли человек считать себя ответственным за свои дела?

Шопенгауэр отвечает на это утвердительно и высказывает по этому поводу такое соображение: как ни строга, говорит он, необходимость, с которой, при данном характере, деяния вызываются мотивами, тем не менее, никому не придёт в голову оправдывать себя этим и сваливать вину на мотивы, ибо он ясно понимает, что здесь, по положению дела и поводов, след. объективно, было весьма возможно совершенно иное, даже противоположное деяние, если бы только он был другим человеком. Но что он, как это следует из деяния, таков, а не иной, это и есть то, за что он чувствует себя ответственным: здесь, в этом Esse находится то место, в которое направлено жало совести. Ибо совесть, по Шопенгауэру, и есть только из собственного поведения возникающее и делающееся всё более интимным знакомство с самим собой¹⁶⁸⁵.

Укоры совести, хотя и касаются прежде всего и явно того, что мы сделали, но главным образом того, что мы являем собой, о чём достоверное свидетельство дают нам наши деяния, которые относятся к нашему характеру так, как симптомы к болезни. Потому в Esse, в том, что мы есть, и должна заключаться вина и заслуга. То, что в других мы или высоко чтим и любим, или презираем и ненавидим, не есть то, что переменчиво и превратно, но то, что в них несомненно, раз и

—365—

навсегда сущее: их сущность; и если, как иногда бывает, мы от них отделяемся, то не потому, что они изменились, а потому, что мы сами в них ошиблись. Точно также и предмет нашего довольства и недовольства собой есть наша сущность, то, что мы есть и чем мы бесповоротно остаёмся; это простирается, замечает Шопенгауэр, даже на интеллектуальные и физиономические свойства. Как же после этого вина и заслуга не заключается в том, что мы есть, спрашивает он? Всё совершеннее становящееся знакомство с самим собой, всё более и более пополняющийся протокол наших деяний – вот что такое совесть¹⁶⁸⁶. Operari sequitur esse. Operari, – это наши деяния, подчинённые закону необходимости, но esse, это наша сущность, то, что мы есть и чем бесповоротно остаёмся на всю жизнь: на эту сущность совесть и простирает своё жало.

Если бы, оговаривается Шопенгауэр, воля не встречала себе препятствия в познании, а исполняла всегда только то, что с ней согласовалось, то не существовало бы и самого факта раскаяния; но в том то и суть, что подобно тому, как «воле, когда она раскрывает свои идеи в одном пространстве, т. е. посредством одной формы, противодействует материя...., так проявляющаяся в одном времени, т. е. в действиях, воля находит себе аналогическое препятствие в познании, которое редко вполне правильно сообщает ей данные, вследствие чего поступок затем выходит не вполне соответствующим воле и тем приуготовляет раскаяние». Следовательно, раскаяние происходит не оттого, что воля изменилась, но оттого, что изменилось познание. Я никогда, говорит он, не могу раскаиваться в том, чего хотел, но только могу раскаиваться в том, что я сделал, так как «руководимый ложными понятиями, я сделал нечто другое, чем то, что согласовалось с моей волей». Так, напр., я мог, продолжает он, поступить более эгоистично, чем свойственно моему характеру, введённый в заблуждение преувеличенным представлением о нужде, в которой я находился сам, или же хитростью, коварством, злобой дру-

—366—

гих, или тем, что поступил опрометчиво, т. е. без обсуждения, но в таком случае возврат обдуманности есть лишь исправленное познание, из коего может произойти раскаяние, которое в этом случае проявляется исправлением сделанного, насколько это возможно.

Но угрызение совести по поводу содеянного – ни мало не раскаяние, а страдание по поводу познания себя в самом себе, т, е. как воли. Злому человеку жизненное поприще рисует картину его характера и он пугается такой картины; всё равно, написана ли она большими чертами, или такими мелкими, что только он один её видит, ибо только его одного она непосредственно касается. Силой, с которой злой подтверждает жизнь, измеряет он даль, в которой отстоит от него отрицание воли к жизни, – это единственно возможное избавление от мира и его мучений. Он видит, как крепко привязан он к нему; страдание других не в силах его тронуть: он жертва жизни и ощущаемого страдания («ещё вопрос, сокрушит ли и победит ли когда-либо последнее напряжённость его воли»), – всё это составляет содержание терзания совести в качестве простого чувства, коим постигается внутреннее существо зла, а не в смысле ясного абстрактного познания, которое приобретает больше ясности и полноты при изложении добра, как качества человеческой воли.

Под именем добра разумеется такое проявление воли, в котором обнаруживается высокая степень прозрения principii individuationis.

Начало этого прозрения замечается уже в справедливости, как простом отрицании злого. Справедливым, по определению Шопенгауэра, можно назвать того, кто в подтверждении своей собственной воли никогда не доходит до отрицания чужой воли, высказывающейся в другом индивидууме, кто добровольно признаёт и блюдёт моральную границу между неправотой и правом даже там, где «ни государство, ни иная сила её не охраняет». Такой человек не станет для увеличения собственного благополучия причинять другим страданий, в чём бы они ни состояли: он не сделает преступления, но будет уважать права другого, следовательно, для него principium indi-

—367—

vlduationis уже не представляет «абсолютной разделительной стены» между ним и другими: он подтверждает собственное проявление воли, чего не отрицает и у других, и этим он несомненно показывает, что он узнаёт волю к жизни, как вещь саму в себе «и в чужом проявлении, данном ему лишь как представление»; – в этом смысле существо вне его он ставит наравне с собственным, совершенно отказываясь от причинения страданий другим.

Более высокая степень этого прозрения должна, по Шопенгауэру, приводить к положительному доброжелательству и благодеянию, к человеколюбию и «это возможно, – говорит он, – как бы сильна и энергична ни была сама в себе воля, проявляющаяся в таком индивидууме». Всё дело в познании, которое может научить противостоять искушению несправедливости и «производить всякую степень добра». Поэтому не следует, говорит он, считать доброго человека за слабейшее проявление воли, чем злого, и всегда нужно иметь в виду, что только познание сдерживает в первом слепую стремительность воли. Правда, есть индивидуумы, которые, по-видимому, добры только по слабости, проявляющейся в них воли, но потом скоро оказывается, что они не способны ни на какое значительное самообладание, чтобы исполнить справедливое или доброе дело.

Да и как добро не есть сильнейшее проявление воли, когда человеку, желающему достигнуть высшей степени добра и даже ресигнации, необходимо бывает проявить любовь к ближнему с полным отрицанием всякого себялюбия, – благотворительность, доходящую до отдачи приобретённого тяжким ежедневным трудом, – безграничное терпение всяких оскорблений, – воздаяние за всякое зло, как бы велико оно ни было, добром и любовью, – добровольное и радостное претерпение всякого позора? Наконец, эта постоянная борьба с волей к жизни, – с телом, которое есть воля «только в форме объективации», – эта внутренняя душевная борьба с различными соблазнами, наполняющая историю жизни святых, – всё это, как само следует, должно быть плодом наисильнейшей и несокрушимейшей воли.

—368—

Но чему бывает обязан человек, достигающий такого высокого нравственного состояния? Помогает ли в этом случае догмат, вероучение, или абстрактное познание вообще, в качестве мотива для воли?

Шопенгауэр утверждает, что посредством морали «и вообще абстрактного познания» никакой настоящей добродетели достигнуть невозможно, а последняя, «хотя и происходит из познания, но не из абстрактного», передаваемого словами. Напротив, говорит он, приготовить добродетельного этическими уроками или проповедями столь же мало возможно, как «когда-либо произвести поэта всеми эстетиками, начиная с Аристотелевской,» ибо для внутреннего существа добродетели понятие бесплодно, как оно бесплодно и для искусства. Velle non discitur. Наряду с привычкой и примером догмы могут иметь сильное влияние на деяния, на внешние поступки, но этим духовное настроение не изменяется. Всякое абстрактное познание даёт только мотивы: «мотивы же могут изменять лишь направление воли, а никак не самое её», след. как бы догмы её ни направляли, всё-таки то, что человек действительно и вообще хочет, остаётся тем же: разница может быть только в путях, коими оно достигается, т. е. берутся ли во внимание воображаемые, или действительные мотивы, хотя те и другие могут иметь одинаковое влияние на деяния человека. Поэтому, с точки зрения этического достоинства, всё равно, говорит Шопенгауэр, принести ли большие дары неимущим в твёрдой уверенности на награду в будущей жизни, или ту же сумму обратить на улучшение имения, ибо в обоих случаях «только для себя, для своего эгоизма» хлопочут люди, отличаясь друг от друга только в средствах, коими удовлетворяется их эгоизм.

Истинная доброта настроения, бескорыстная добродетель и чистое благородство не исходят, таким образом, из абстрактного познания, но всё-таки из познания: именно «из непосредственного и интуитивного», – из познания, которого, так как оно не абстрактное, нельзя и сообщать, но которое находит своё действительное выражение не в словах, а единственно в поступках, в деяниях, в целом жизненном поприще человека. Сущность этого

—369—

познания выражается в том, что «вещи самой в себе не приличествуют формы явления» и что, так как воля есть само в себе всякого явления, то причиняемое другому и самим испытываемое мучение поражает всё одно и то же существо, хотя явления, в которых высказывается как одно, так и другое, стоят как совершенно отдельные индивидуумы и разделены временем и пространством. В обоих них живёт одна и та же воля, вносящая в сферу индивидуации постоянную вражду с самой собой, которую носит она внутри себя. Стоит только прозреть эту истину и совершится тогда полный подъём лица «над индивидуальностью и принципом её возможности»: тогда взглянет ли оно на мир и населяющие его существа, живые и безжизненные, оно может сказать только, по выражению Упадишад: tat twam asi, что значит: «это ты». Кто с ясным познанием и твёрдым убеждением в состоянии сказать это самому себе, перед всяким существом, с которым он приходит в соприкосновение, тот, по словам Шопенгауэра, уже этим самым сопричастен всякой добродетели и блаженству и на прямом пути к искуплению. При этом, насколько познание, следующее закону основания, заставляет нас сосредоточиваться на самих себе, на отдельных явлениях собственного индивидуума, и вследствие этого постоянно указывает на бесконечные опасности, непрестанно угрожающие нам, настолько познание того, что всё живущее, подобно нам, есть существо само в себе, распространяет наше участие на всё живущее: «этим сердце расширяется». Отсюда та спокойная, уверенная радость, которая сообщается добродетельным настроением и доброй совестью. Эгоист чувствует себя окружённым чуждыми и враждебными явлениями, и вся его надежда основана на собственном благоденствии, тогда как «добрый живёт в мире дружественных явлений»: благоденствие каждого – его собственное благоденствие и пребывающее познание собственного существа во всём живущем сообщает добродетельному известное равновесие и даже радостное настроение. В таком случае характер, достигнувший высшей доброты и чистого благородства, принесёт вполне собственное и жизнь в жертву за благо многих других и на

—370—

этой же ступени стоит каждый, добровольно принимающий страдания и смерть, отстаивая то, что споспешествует благу целого человечества, т. е. из-за общих, великих истин и ради великих заблуждений.

Но при всей этой яркой характеристике добра и соединённых с ним радостей добродетельного жития, Шопенгауэр не забывает своей излюбленной идеи, что все эти радости, хотя и «лгут желанию, будто они положительное благо, но поистине они только отрицательного свойства и только конец зла». Что бы поэтому доброта, любовь и благородство ни делали для других, всё это есть лишь утоление их страданий – не больше. Почему? потому что жизни в целом страдание существенно и с ней нераздельно: воля, на всех ступенях своего проявления, с нижайшей до высочайшей, лишена последней цели и меты, постоянно стремится, так как единственная её сущность – стремление без конца, без надежды на конечное удовлетворение. Хотеть и стремиться – составляет всё её существо, вполне уподобляемое неутолимой жажде; основание же всякого хотения есть нужда, недостаток, след. страдание, но всякое удовлетворение, или то, что обыкновенно называется счастьем, в действительности и по существу только отрицательно и никак не положительно. Оно всегда должно быть удовлетворением желания, ибо желание, т. е. недостаток, есть предшествующее условие всякого наслаждения; – с удовлетворением же его кончается желание и, следовательно, наслаждение. Поэтому удовлетворение или счастье никогда не может быть ничем иным, как освобождением от страдания, от нужды. Тоже самое и в отношении настроения доброты и любви: всё это лишь утоление своих и чужих страданий и, следовательно, имеет отрицательный характер, а не положительный.

То, что приобретается прозрением principii individuatiоnis, есть доброта, непосредственный источник которой – сострадание. Познание, лежащее в основе эгоизма, выражается в следующей формуле: «Всякий индивидуум есть существо радикально отличное от всех других. Только в самом себе имею я истинное бытие; напротив, всё другое есть не я и мне чуждо», – реальным выражением такого познания и служит обыкновенно всякое безжалостное, несправедливое, или злое деяние.

—371—

Но есть, говорит Шопенгауэр, другая формула, которую можно выразить так: «Моя истинная, внутренняя сущность обретается в каждом живущем столь же непосредственно, как она только даёт о себе знать мне самому в моем самосознании». – Это познание, для которого в санскритском языке и имеется формула tat twam asi и есть то, что выступает наружу как сострадание, на котором поэтому и зиждется всякая истинная добродетель и реальным выражением которого служит всякое доброе дело. То удовлетворение, которое мы ощущаем после каждого бескорыстного поступка, т. е. добрая совесть, возникает из того, что такой поступок, исходя из непосредственного признания нашего собственного существа в самом себе и в чужом проявлении, даёт нам и подтверждение такого познания, что наше истинное я существует но только в собственной нашей особе, этом отдельном проявлении, но и во всём, что живёт. Этим сердце ощущает себя расширенным, как от эгоизма суженным.

Господство того или другого из этих способов познания обнаруживается не только в отдельных поступках, но и в целом образе сознания и настроения, который поэтому так существенно различен у доброго и дурного характера. Последний везде чувствует крепкую перегородку между собой и всем, что вне его. Мир для него – абсолютное не-я, и его отношение к нему исконно враждебное; от этого основным тоном его настроения становится ненависть, подозрительность, зависть, злорадство. Напротив, добрый характер живёт в однородном с своим существом внешнем мире: другие для него никоим образом не я, но «я ещё раз». Поэтому его исконное отношение к каждому дружелюбное, он чувствует внутреннее родство своё со всеми существами, непосредственно принимает участие в их беде и благе и с уверенностью предполагает такое же участие и с их стороны.

С) Но самая высшая степень прозрения principii individuationis состоит в том, чтобы достигнуть полной и совершенной отмены воли, т. е. такого состояния, в котором чувствуется полное отвращение к воле жизни, «к

—372—

зерну и сущности» самого мира. Это, говорит Шопенгауэр, вполне возможно для того, в ком непосредственное познание тождества воли во всех её проявлениях получит высшую степень ясности: в таком случае оно окажет дальнейшее влияние на волю, а именно – если пред глазами человека покрывало Майи, т. e. principium individuationis, так стало прозрачно, что он уже не делает эгоистического различия между своей особой и чужой, а в страданиях других принимает такое же участие, как в своих собственных, тогда само собой следует, говорит Шопенгауэр, что такой человек должен и на бесконечные страдания всего живущего взирать как на собственные и усвоить себе страдание всего мира. Так как он прозрел principium individuationis, то для него всё одинаково близко. Он познаёт целое, воспринимает его существо и находит его в постоянном страдании и внутреннем противоречии, видит всюду страдающее человечество и исчезающий мир. Как же ему теперь, спрашивает Шопенгауэр, при таком познании мира, подтверждать постоянными актами воли именно эту же самую жизнь и тем самым всё теснее с ней связываться, всё теснее прижимать её к себе? Если тот, кто ещё объят эгоизмом, познаёт только отдельные предметы и их отношения к своей особе и если последние затем становятся всё новыми мотивами его хотения, то, напротив, познание всего существа вещей самого в себе становится квиэтивом всякого и всяческого хотения. В этом случае воля такого человека изменяется, не подтверждает более своего существа, отражающегося в отдельных явлениях, а отрицает его: – феномен, в котором это обнаруживается, есть переход, по словам Шопенгауэра, от добродетели к аскетизму. Отсюда квиэтизм, т. е. отречение от всякого хотения, аскетизм, т. е. намеренное умерщвление собственной воли, и мистицизм, т. е. сознание тождественности собственного существа с существом всех вещей, находятся в теснейшей связи, так что кто принимает один, нечувствительно приходит к принятию и других, даже против своего желания. Аскету недостаточно уже любить других, как самого себя; а в нём возникает отвращение к существу, коего выражением

—373—

служит собственное его явление, к воле жизни, «к зерну и сущности» того мира, который им признан в высшей степени несчастным. Не будучи в существе ничем иным, как проявлением воли, он перестаёт чего-либо хотеть, остерегается прилепить свою волю к чему-нибудь, старается утвердить в себе величайшее равнодушие ко всем вещам, не исключая своего тела, которое он уличает во лжи: «он не хочет полового удовлетворения ни под каким видом». Посему добровольное, полное целомудрие – первый шаг в аскетизме или отрицании воли к жизни. Но для этого требуется великая внутренняя борьба. Мы не должны, говорит Шопенгауэр, думать, что раз наступило отрицание воли к жизни, оно уже не может более колебаться, и на нём можно успокоиться, как на приобретённом достоянии. Напротив, оно должно быть всё вновь достигаемо постоянною борьбой, ибо постоянного покоя никто на земле иметь не может. Поэтому мы видим историю внутренней жизни святых исполненной душевной борьбой с соблазнами воли, стремящейся к самоподтверждению. И мало одной борьбы; необходимо прежде сломить волю величайшим собственным страданием, дабы могло наступить её самоотрицание. Тогда видим мы, что человек, пройдя по всем ступеням возрастающего бедствия, доведённый до края отчаяния, внезапно приходит в себя, познаёт себя и мир, возносится над самим собой и всем своим страданием и, как очищенный и освящённый им, в неоспоримом спокойствии и блаженстве добровольно отказывается от всего, чего раньше желал он с величайшей пылкостью. Это и есть внезапно выступающий из очистительного пламени страдания серебряный блеск отрицания воли к жизни, т. е. искупления. Ясное и наглядное изображение такого отрицания воли, вызванного великим несчастием и отчаянием во всяком спасении дал нам, по мнению Шопенгауэра, великий Гёте в своём бессмертном, мастерском произведении, – «Фаусте», в истории страданий Гретхен. Это есть совершеннейший образец второго пути (δεύτερος πλοῦς), ведущего к отрицанию воли путём прочувствованного страдания и добровольно усвоенного, не так, как первый путь, ведущий к той же цели отрицания воли одним познанием страданий

—374—

целого мира. В силу этого истинное спасение, избавление от жизни и страдания, без полного отрицания воли немыслимо. Великое этическое различие характеров имеет то значение, что злой бесконечно отдалён от познания, из которого происходит отрицание воли и, потому, поистине отдан на жертву всем мукам, являющимся в жизни, так как даже и настоящее, счастливое состояние его особы есть только «призрак Майи, счастливый сон нищего». Напротив, всякая истинная и чистая любовь, даже справедливость исходят уже из прозрения principii individuationis, которое, когда «наступит с полной силой, приводит совершенную святость и избавление», коих феномен есть состояние ресигнации, с сопровождающим оную невозмутимым миром и радостью пред лицом даже смерти.

Более того, когда наступило прозрение principii individuationis, когда идеи, даже существо вещей непосредственно познаны как единая воля во всём, и из такого познания произошёл общий квиэтив хотения, тогда отдельные мотивы становятся, по мнению Шопенгауэра, бессильными, потому что совершенно отступил соответственный им род познания. Но тогда самый характер может быть вполне отменен изменённым познанием. Это и есть то, что в христианской церкви весьма метко названо возрождением, а то познание, из коего оно исходит, благодатью; ибо то именно, говорит Шопенгауэр, что христианские мистики называют действием благодати и возрождением, для нас единственное непосредственное проявление свободы воли: «она наступает лишь тогда, когда воля, достигнув познания собственного существа самого в себе, получает из оного квиэтив и тем самым освобождается от действия мотивов, лежащего в области другого рода познания, коего объекты – одни явления», – причём, так как самоотменение воли исходит из познания, а всё познание и понимание, как таковые, независимы от произвола, то и помянутого отрицания хотения – этого вступления в свободу –«нельзя преднамеренно вынудить», а происходит оно в человеке из глубочайшего отношения познания к хотению, «находит, поэтому, вдруг и как бы налетает извне», без личного участия с нашей стороны. Да этого,

—375—

по мнению Шопенгауэра и не нужно, потому что само спасение состоит ни в чём другом, как в отрицании и отмене нашей личности и если «в полной святости заключается отрицание и устранение всякого хотения и тем самым избавление от мира, коего всё бытие оказалось для нас страданием, (то) нам именно это самое является переходом в ничто».

Вот в главных чертах воззрение Шопенгауэра на спасение в его отношении к вопросу о зле и добре, как оно изложено им самим! Цель этой статьи – показать 1), что нравственная система Шопенгауэра, не смотря на частые ссылки последнего на христианство (в подтверждение яко бы верности доказываемых им идей), ничего общего с христианским учением не имеет и 2), что она сама в себе носит начало разрушения, как в силу недостаточно-твёрдого психологического анализа разных процессов, входящих в систему этических понятий, так, равным образом, в силу ложной философской идеи, положенной в основу её.

Ив. Розанов

(Окончание следует).

—376—

Ὁ πατριάρχης καδέζετκι εἰς τὸν πατριαρχικὸν θρόνον αὐτοῦ ὡς κύριος καὶ δεσπὸτης τῆς οἰκουμενης, καὶ κρίνει καὶ ἀποφασεις ποιεῖ, καὶ τίμια πατριαρχικὰ γρὰμματα οἱ χριστιανοὶ επέρνουν εἰς τἁς υποϑέσεις αὺτῶν, καὶ ἔχουν τὸ βέβαιον εἰς ὅλην τὴν οἰκουμένην.

Historia Patriarchica, ad finem.

«Одной из главных задач нашего труда будет историческая жизнь константинопольских патриархов, патриархов – хорошо знаем это: часто озлобляемых, унижаемых, гонимых, изгоняемых и умерщвляемых; едва ли не в большинстве случаев – унижающихся, роняющих свой сан и достоинство, корыстолюбивых и порочных; положим редко – совершенно невежественных, еле бредущих по части греческой грамоты; положим ещё реже – шатающихся по улицам столицы с протянутой рукой; живущих в грязном и вонючем Фанаре, не знающих что такое творцы прелатов, но всё же великих своим авторитетом и влиятельным положением в церкви вселенской».

А.П. Лебедев.

С наименованием патриархия соединяются неодинаковые представления. Иногда этим названием обозначается просто место жительства патриарха константинопольского в столице Турции, иногда же им указывается на ту систему управления, которой руководится патриарх и подчинённые ему архиереи в своей церковно-общественной деятельности; а при других случаях тем же именем обозначается вся вообще жизнь и деятельность патриархов константинопольских с теми особенностями, которые ха-

—377—

рактеризуют этих иерархов в течение всей истории греческой церкви турецкого периода, причём разумеются исторически сложившиеся и теперь проявляющиеся черты умственного, нравственного, церковно-общественного и материального положения этих самых патриархов – не такие черты, которые возникли и продолжают обнаруживаться в силу церковных и гражданских законов страны, а которые создаются влиянием и условиями действительной жизни всегда разнообразной и неуклонно действующей в том или другом направлении и образующей то, что называется силой обстоятельств. Мы станем разуметь выражение: патриархия в этом последнем, широком, смысле, который позволит нам подвести под это понятие явления очень разнородного свойства. Само по себе понятно, что проявления свойств константинопольской патриархии наблюдаются всего яснее на самых константинопольских патриархах, этих характеристичных исторических личностях, вокруг и около которых и будут вращаться наши рассуждения и сообщения¹⁶⁸⁷.

—378—

Кто-нибудь и когда-нибудь напишет полную историю константинопольских патриархов от эпохи падения ви-

—379—

зантийской империи до близких к нам времён, – такую историю, впрочем, можно было бы и теперь уже писать, но

—380—

только мы отнюдь этого делать не станем. Такая история не нашла бы ни издателя, ни читателей. В виду этого

—381—

мы ограничиваемся краткой характеристикой константинопольской патриархии, которую было бы удобно напечатать

—382—

и которая – надеемся – найдёт не совсем малочисленный круг читателей.

—383—

Чтобы не слишком много мудрствовать над планом, который должен руководить нашим предприятием, мы

—384—

остановимся на самом простом и обычном в подобных случаях плане: сначала воспроизведём факты, разъясняю-

—385—

щие интеллектуальную сторону жизни патриархов изучаемого периода, потом соберём черты, характеризующие

—386—

нравственную физиономию тех же патриархов и их церковно общественную деятельность, наконец опишем их материальное положение, которое составляет не такой простой вопрос, как где либо в других странах.

—387—

Хорошо понимаем, что этот обычный и довольно часто встречающийся план не есть лучший.

Лучше всего было бы описывать патриархов¹⁶⁸⁸ и их деятельность в хронологическом порядке, переходя от описания одного патриарха к другому, но такой план, кроме того, что потребовал бы для своего осуществления много места в печати, должен был бы вести к частому повторению рассказов одинакового характера, имеющих значение в отдельной биографии¹⁶⁸⁹, но лишённых

—388—

значения в истории, как разъяснительнице общего развития и общего движения тех или других сторон исторической жизни. Впрочем, мы по возможности дадим место и требованиям этого лучшего плана, не отступая много в то же время от плана, нами принятого.

—389—

Первым константинопольским патриархом, по падении византийской империи, был как известно, Геннадий Схоларий. О нём мы скажем отдельно, сейчас же, не вводя его личность в ряд других патриархов. Так поступим потому, что, во-первых, он заслуживает такого особенного внимания историка, а во вторых потому, что факты, относящиеся к кратковременному правлению Геннадия церковью, требуют строгой критической проверки, а эта проверка их может дать удовлетворительный результат только тогда, когда они будут проанализированы в совокупности.

Геннадий (в мире Георгий) родился около 1400 года или в Константинополе, или на о. Хиосе. Получил образование у учителей константинопольских и главным образом у Матфея Камариота (который оставался наставником в патриаршей школе и после падения Византии, и у известного Марка Евгеника. По окончании образования он и сам был наставником в константинопольской «академии», затем получил сначала должность царского судьи, а потом государственного секретаря. Само собой понятно, что это было ещё до катастрофы, низвергшей византийскую империю. Об образованности Геннадия учёные держатся и вполне справедливо – самого высокого мнения. Он был славен, как законовед, считался человеком красноречивым, как ритор, и превосходил других в качестве богослова и философа¹⁶⁹⁰. Но мы не намерены распространяться о Геннадии, как представителе века Палео-

—390—

логов, а будем говорить о нём исключительно, как о первом патриархе, избранном при первом султане на троне византийском, – Магомете II.

При каких исторических обстоятельствах Геннадий был избран в патриархи? По-видимому, этот вопрос такого рода, что много трудиться над его решением нет необходимости: источников для решения его существует не мало и притом достаточно компетентных; но тем не менее мы прямо должны сказать, что вопрос этот и до сих пор (не смотря на сотни писателей, занимавшихся им) не разъяснён и не решён достаточно точно. К нашему удивлению оказывается, что мы должны начинать дело с самого начала. Разгадка этого, по-видимому, странного явления заключается в том, что все историки, принимаясь за решение указанного вопроса, без дальних хлопот брали во внимание какой-нибудь один источник, ни мало не заботясь ни о сравнении его с другими, ни о том, чтобы дать себе отчёт о тех противоречиях, какими переполнены источники. Не сделанное другими сделаем мы сами, как умеем.

Существует три более авторитетных рассказа относительно обстоятельств избрания Геннадия в патриархи, из которых тем или другим, – иногда смешивая их, позднейшие историки и пользуются, смотря по вкусу или случайности. Эти рассказы следующие: во первых Георгия Франдзия, очевидца падения Константинополя и современника события; во-вторых рассказ, заключающийся в известной Historia Patriarchica, изданной Крузием и наконец рассказ, находящийся в Historia Politica, изданной тем же Крузием. Начнём наш критический разбор с первого рассказа. Франдзий говорит, что в третий день по падении Константинополя Магомет II с триумфом въехал в столицу и первым делом объявил, чтобы все попрятавшиеся от страха люди (Греки) оставили свои убежища, так как им нечего бояться опасностей; затем он распорядился, чтобы и все бежавшие (Греки) из города спокойно возвращались в свои дома, так как султаном давалось им право жить сообразно их религии, как было прежде. А также он приказал, чтобы жители (Греки) избрали себе нового патриарха; вследствие этого

—391—

последнего приказания, замечает Франдзий, собрались архиереи, какие только случились здесь, а также некоторые, немногие клирики – и народ; собравшиеся затем избрали известного Геннадия патриархом¹⁶⁹¹. Вот рассказ Франдзия. Нет сомнения, в общем он очень прост и пробуждает доверие к себе. Но вот что непонятно в нём и что делает его сомнительным: вероятно ли, чтобы султан на третий же день по завоевании Константинополя дал приказание избрать патриарха, и что бы архиереи, клирики и народ с необычайною торопливостью выполнили волю нового повелителя Византии? Это невероятно. Сам Франдзий даёт основание считать его рассказ сомнительным. Он сначала говорит о том, что султан приказал всем попрятавшимся и разбегшимся Грекам свободно возвращаться восвояси, и затем – не объяснив того, было ли исполнено или нет это распоряжение султана – прямо приступает к рассказу об избрании патриарха клиром и народом. Но само по себе понятно, что если, выше нами указанное, распоряжение о возвращении Греков в столицу не сейчас же было приведено в исполнение – а это, конечно, невозможно было сделать – то факт избрания первого патриарха произошёл не на третий день после завоевания Константинополя и даже не очень скоро после этого события, потому что нужно было значительное время, чтобы напуганный, ограбленный, разорённый народ вернулся в столицу. А если, сообразно словам Франдзия, будем представлять дело так, что приказание султана об избрании патриарха было исполнено раньше возвращения Греков из более или менее отдалённых мест, куда они разбежались было, то мы никак не можем дать себе отчёта в том: да кто же мог избрать патриарха в опустелом городе, в который сначала нужно было снова привлечь Греков? Да и откуда, как по мановению волшебного жезла, взялись бы архиереи и клирики, участие которых в избрании патриарха необходимо предполагается рассказом самого Франдзия? Нет, рассказ Франдзия не может удовлетворять историка, критически относящегося к историческим свидетельствам. Не смотря на явную несообразность рас-

—392—

сказа Франдзия, однако ж даже новейшие и лучшие историки и до сих пор повторяют его в своих исторических трудах¹⁶⁹². Как случилось, что Франдзий, будучи современником, интересовавшимся событиями, и человеком образованным, мог так напутать – решить этот вопрос нелегко. К. Сата хочет объяснить рассматриваемую странность тем, что Франдзий писал на основании слухов¹⁶⁹³, но ведь слухи можно проверять. Не естественнее ли объяснять путаницу в рассказе византийского историка тем, что он писал свою хронику в старости и больной и потому не всё твёрдо помнил? Что забывчивость играла не последнюю роль в ошибках Франдзия, об этом отчасти можно догадываться и потому, что он наприм., (в том же рассказе) утверждает, будто последнего патриарха, на место которого избран Геннадий, не было в живых, тогда как этот патриарх, будучи униатом (говорим о Григории Мамме), много раньше бросил Константинополь и ещё долго прожил мирно на западе.

Столь же неудовлетворительно, как и рассказ Франдзия относительно обстоятельств избрания Геннадия, повествование об этом событии, находящееся в Historia Раtriarchica. Повествование это довольно длинно, но к сожалению мы должны войти во все его подробности. Рассматриваемый историк поступает ещё страннее, чем Франдзий, когда заставляет султана Магомета назначить выборы чуть ли не в самый день падения Константинополя (29 мая). Рассказ начинается известием, что султан Магомет, въехав в столицу и принимая поздравления с победой, заметил с удивлением, что патриарх константинопольский не является приветствовать счастливого победителя. Такое неуважение к своей личности, – по рассказу историка – возбудило его сильный гнев, и он, призвав к себе клириков (откуда они взялись?), начал их спрашивать: почему патриарх не явился приветствовать его, как своего законного царя. Клирики – по сло-

—393—

вам автора – отвечали, что в Константинополе уже давно нет патриарха, что последний патриарх самовольно оставил кафедру, а что на его место нового патриарха избрано не было (нужно сказать, что слова, влагаемые здесь в уста клириков, заключают действительную историческую истину). Тогда гнев султана остыл, и он приказал им выбрать в патриархи того, кого они сами хотят¹⁶⁹⁴. Повествование это, находящееся в Historia Раtriarchica, ниже всякой критики. Не говорим уже о хронологии, она ни с чем не сообразна, – и весь-то рассказ о беседе Магомета с клириками висит на воздухе. Франдзий ни словом не упоминает об таком событии. Да и взятый сам по себе рассказ обличает собственную нелепость. Прежде, чем начать речь о беседе Магомета с клириками, автор заявляет, что этот султан и раньше очень хорошо был знаком с Константинополем и всеми порядками в нём, так как подолгу живал в нём ещё когда был жив отец его – Мурат. Но если Магомет в самом деле знаком был с положением дел в Константинополе, то он, конечно должен был знать, что патриарха в Константинополе давно нет, что он бежал на запад: патриарх был слишком важным лицом, чтобы об отсутствии его не было всеобщего говора. Далее: автор настойчиво внушает читателю мысль, что будто Магомет сильно гневался, не видя патриарха, который, по его соображению, должен был явиться на поклон к новому властелину Византии. Но гнев султана не имеет для себя достаточного мотива, судя по рассказу автора. Прежде, чем гневаться, самое простое благоразумие требовало, чтобы султан первее всего навёл справки: в столице ли патриарх? Не бежал ли он? Или не убит ли? Рассказывая о том, что султан гневался на патриарха за неявку к нему, историк в то же время заявляет, что Магомет очень сильно желал побеседовать с патриархом о христианской вере и поучиться у него божественному. Но, конечно, – что-нибудь уж одно нужно допускать: или то, что султан сильно гневался на патриарха, предполагая, что он не является

—394—

к нему из упорства, или то, что он сильно желал побеседовать с константинопольским первосвятителем о предметах божественных. Допускать одновременное существование в душе Магомета и гнева, и религиозных порывов – может только автор разбираемого рассказа. Затем автор передаёт известия о том, как происходило самое избрание Геннадия в патриархи и его интронизация. Но и эта часть повествования не выдерживает критики. Автор, сообщив краткие сведения о Геннадии, уверяет, что архиереи, откуда-то призванные клириками, избрали Геннадия в патриархи¹⁶⁹⁵ (несмотря будто бы на его сопротивление – о чём ничего не говорится в других источниках), совершили малое провозглашение патриархом (μιϰροὺ μήνυμα), а потом в присутствии народа и великое провозглашение (μἐγα μήνυμα), и наконец повели его в храм св. Апостолов, где и рукоположил его митрополит Ираклийский¹⁶⁹⁶. Рассказ этот явная выдумка автора, ничем не подтверждающийся и заключающий внутренние противоречия, и переполнен аналогиями, взятыми из более позднего или более раннего времени. В самом деле, что клирики бегали по окрестностям Константинополя и собирали архиереев для совершения избрания патриарха, это нимало не вероятно. Такое примышление явилось у автора в качестве естественного результата, полученного от того, лишённого всякой вероятности, утверждения разбираемого историка, что будто султан допрашивал константинопольских клириков: почему не явился к нему на поклон патриарх, и что будто он приказал им избрать нового пастыреначальника столицы. А что касается разглагольствий автора о малом и великом провозглашении Геннадия патриархом и посвящении его Ираклийским митрополитом, то всё это аналогии, взятые автором частью из прежнего времени, а частью из более позднего – аналогии, для которых нет оснований в том, что мы знаем об избрании первого

—395—

патриарха, из хроники Франдзия: акт избрания Геннадия, конечно, происходил донельзя просто. Не до парада уже было! Наконец, живописуя избрание Геннадия на константинопольскую кафедру, автор явно договорился до странности, когда уверяет, что посвящение Геннадия теперь же происходило в храме св. Апостолов; но ведь храм то этот сначала нужно было получить от султана, которому по праву завоевателя принадлежали все монументальные публичные здания в столице, а потом уже распространяться в нём, по своему усмотрению? Наш автор и сам потом сообразил, что нельзя было архиереям вести Геннадия в храм Апостолов, не получив сначала права на владение им от самого султана; а потому, через несколько строк, как ни в чём не бывало он рассказывает о том, как Магомет, убедившись в мудрости Геннадия и почувствовав к нему расположение, отдал в его распоряжение храм Апостолов¹⁶⁹⁷. Это так и было в самом деле, но где и как происходила хиротония Геннадия – мы ничего не знаем. Можем сделать следующее предположение и его нужно признать очень вероятным: Геннадий был хиротонисан (нужно помнить, что Генна-

—396—

дий не был архиереем до избрания в патриархи) в храме Апостолов, с этим вместе он сделался и патриархом, но это произошло после того, как султан утвердил его избрание в патриархи и отдал названный храм в распоряжение ново-поставленного предстоятеля церкви константинопольской.

Спрашивается: каким образом мог возникнуть такой, переполненный небылицами, рассказ в Historia Patriarchica? Автором этого сочинения, как известно, был митрополит артский Дамаскин Студит, рукописью которого воспользовался Малакс, исполняя желание Крузия иметь у себя историю патриархов турецкого периода. По Малакс, который, как утверждает Сата (см. «Обзор источников»), иногда пополнял рассказы Дамаскина, на этот раз ни в чём невиновен: случаи, где Малакс позволил себе сделать дополнения к повествованию Дамаскина, известны, благодаря опять-таки Сате (см. там же), к сообщениям же о Геннадии этот не делал никаких прибавок. Значит вся ответственность падает исключительно на первоначального автора – Дамаскина. Откуда взял свои известия Дамаскин, мы ничего не знаем. Возможно, что он их не сочинял сам, а брал откуда-нибудь со стороны, наприм., из предания. Чтобы не слишком строго судить Дамаскина за его погрешности в указанном случае, мы должны сказать, что ему не была известна хроника Франдзия, которая могла бы служить для него регулятором, по крайней мере до известной степени, в вопросе об избрании Геннадия. Во всяком случае мы делаем, как нам кажется, очень вероятную догадку, что Дамаскин, сообщая разбираемый нами рассказ, лишь варьировал другой рассказ о Геннадии, именно тот, который находится в третьем из вышеуказанных вами источников – в Historia Politica¹⁶⁹⁸, которая по своему происхождению

—397—

приписывается, впрочем, самому же Дамаскину (как это делает Сата. См. «Обзор источников»).

Лучше прочих рассказов о событии избрания Геннадия повествование об этом предмете, находящееся в Historia Politica. Оно лучше впрочем не тем, что богаче известиями или более компетентно, а тем, что оно даёт ясный и точный ответ на вопрос о времени, когда именно избран был Геннадий в патриархи, впрочем и сам рассказ о событии, не смотря на его краткость, даёт удовлетворительное разъяснение этого последнего. Из Historia Politica, приписываемой по её происхождению, как мы сейчас сказали, Дамаскину и пересланной потом Феодосием Зигомола к Крузию в Тюбинген, где она в первый раз и напечатана, открывается, что дело избрания Геннадия далеко не вдруг случилось, а что между фактом падения Константинополя и актом избрания Геннадия воды много утекло. Здесь говорится, что, по завоевании Константинополя, Магомет первым делом озаботился приведе-

—398—

нием города в благоустроенный вид, учредил полицейскую стражу, назначил судей и вообще ввёл административный порядок. А устроив необходимые дела в Константинополе, Магомет совсем уехал из завоёванной столицы и стал жить в Адрианополе¹⁶⁹⁹ (о патриархе в то время ещё у него, по-видимому, и думы не было). Долго ли он оставался в Адрианополе, в точности неизвестно. Думают, что он пробыл здесь до осени 1453 года, а может быть и до весны следующего 1454 года; из Адрианополя Магомет не прямо вернулся в столицу, а побывал ещё в городе Пруссе в Вифинии. Во всяком случае вернулся он снова в Константинополь не раньше весны 1454 года¹⁷⁰⁰, а потому раньше этого времени и избрания Геннадия в патриархи быть не могло. Уже по тому самому не могло происходить выбора Геннадия в патриархи и его посвящения в скором времени, после падения Константинополя, – что, как оказывается, и Геннадия то в это время в столице совсем не обреталось. В виду грозящей катастрофы (падения Константинополя) или точнее после неё Геннадий бежал в Адрианополь, где с величайшей тщательностью и скрылся в какой-то деревеньке: он, конечно, боялся быть схваченным и проданным в плен. И многого потом труда стоило отыскать его в сельском уединении. Думают, что в поисках за ним участие принимал султан Магомет¹⁷⁰¹. Разве всё это могло произойти быстро и без запинок? Но продолжим рассказ, находящийся в Historia Politica. Когда султан после продолжительного отсутствия возвратился в столицу и увидал, что христиане не делают религиозных собраний (вероятно здесь дело идёт о собраниях синода и торжествен-

—399—

ном праздновании важнейших праздников), то обратился с вопросом к своим приближённым, а равно своим секретарям – из христиан, о том, что это значит? Понятно, что в ответ получилось заявление, что греческие христиане не имеют патриарха. Тогда султан, вероятно под влиянием христиан, бывших на его службе в качестве секретарей¹⁷⁰², дал повеление, чтобы собрался христианский народ греческий и выбрал себе патриарха, какого пожелают (ход дела, заметим, очень натуральный и описание безыскусственно). Очень уместным представляется здесь добавление писателя, что, давая подобное дозволение, Магомет, руководился не чувством какого-нибудь расположения к христианам, а просто этой милостью он хотел привлечь к себе сердца своих новых подданных и заставить их снова вернуться в столицу из того рассеяния, к какому привело их падение столицы и водворение здесь иноверной власти. Затем писатель Historia Politica сообщает краткие сведения о личности новоизбранного патриарха – Геннадия; эти известия уже нам встречались прежде. Наконец делается писателем замечание, что султан подчинил патриарху церкви Константинополя и все церкви всех прочих эпархий константинопольского патриархата, как это было при патриархах до завоевания Константинополя¹⁷⁰³. (Весь рассказ этот, при его замечательной простоте, дышит исторической правдивостью.) Таково сказание автора Historia Politica. Мы находим, что наука должна придавать ему большое значение и считать его наиболее достоверным. Это сказание тем более драгоценно, что оно в главном и существенном не разнится с вышеприведённым сказанием Франдзия, современника события. Если выбросить из рассказа Франдзия об обстоятельствах избрания явные несообразности, то известия этого византийского историка и автора Historia Politica вполне совпадают, что не может не служить к подтверждению достоверности повествования

—400—

этого последнего автора Кто писал Historia Politica – сам ли Дамаскин Студит или же он нашёл её в готовом виде и усвоил себе, – во всяком случае нужно благодарить судьбу, что она сохранила до нашего времени такой памятник седой старины, как Historia Politica.

Что же последовало далее после того, как избран был Геннадий патриархом и ему возвещено от имени султана, что он будет иметь такие же права, какие имели его предшественники по кафедре? Последовало представление Геннадия Магомету II. Это обстоятельство всеми более авторитетными древними писателями описывается почти одинаково. Но лучше всех изобразил его Георгий Франдзий. Его повествование производит сильное впечатление на читателя своей ясностью, правдивостью и прямотой. Вот что говорится у Франдзия. Желая в отношениях к христианам показать себя подражателем византийских христианских императоров, Магомет, тотчас по избрании Геннадия на константинопольскую кафедру, пригласил его во дворец. Когда он прибыл к султану, новый властелин Византии принял его с большою честью, разделял с ним трапезу и много беседовал. В разговоре султан наобещал ему много хорошего. Автор Historia Politica прибавляет к этому, что Магомет между прочим сказал Геннадию: «да будет патриаршество твоё благополучно, охотно буду исполнять твои желания, даю тебе храм св. Апостолов, где ты и станешь жить». Когда окончилась трапеза, а с нею и беседа двух глав – мусульманской и христианской – греческого мира, тогда султан передал Геннадию многоценный жезл, как делывали и византийские императоры, при первом представлении им новоизбранного патриарха; наконец, он проводил его до выходных дверей дворца¹⁷⁰⁴, здесь уже приготовлена была прекрасная лошадь, богато разукрашенная;

—401—

она назначалась в подарок новоизбранному святителю столицы. Подобным же образом поступали и византийские императоры, когда провожали нового патриарха. Геннадий сел на коня – честь, которой лишена была греческая райя – и двинулся по направлению к храму Апостолов, который, по воле султана, должен был стать резиденцией патриархии. Многочисленная султанская свита, блестящая и пёстрая своим поразительным разнообразием, отправилась в путь вместе с Геннадием, – окружив его как кольцом. Наконец новоизбранный патриарх приехал к месту назначения¹⁷⁰⁵ и водворился около великолепного храма, служившего прежде усыпальницей императоров. Автор Historia Patriarchica к этому рассказу присоединяет сведение, что султан весьма полюбил патриарха за его ум и религиозность. Так ли сильно полюбил Геннадия султан за ум и благочестие, этого мы не можем утверждать с решительностью: в глазах Магомета и Геннадий всё же был гяур. Но, несомненно, ему было приятно, что избран именно Геннадий, враг унии, папства и, следовательно, запада, а султану было очень выгодно, в интересах политики, чтобы во главе Греков стоял недруг папы и запада. Это могло служить гарантией, что патриарх не будет интриговать против нового властелина и искать помощи своему народу там, где искали её императоры – Палеологи в борьбе с осмаплисами.

О самом патриаршествовании Геннадия не много можно сказать любопытного. Это зависит не только от того, что наши источники не богаты в этом отношении, но и от того и это главное – что Геннадий правил церковью очень короткое время. Он вскоре отказался от кафедры. До сих пор, согласно показаниям общеизвестных источников, полагали, что Геннадий восседал на престоле или пять лет, или столько же лет с несколькими месяцами¹⁷⁰⁶. Но теперь самым положительным образом на основании вновь открытых свидетельств, предъявляемых К. Сатой и Μ. Гедеоном, стало несомненно, что всего-навсего первый

—402—

патриарх турецкой империи правил столичной церковью лишь два года¹⁷⁰⁷. Разумеется в два года нельзя много сделать и самому энергичному патриарху; положим Геннадию отнюдь нельзя отказывать в деятельных способностях и энергии, но всё-таки и он едва ли много мог сделать для блага церкви в такое время, когда всем христианам Греции, начиная с самого патриарха, нужно было паче всего думать о том, как устроить modus vivendi. Потому-то ничем особенным и не было ознаменовано это патриаршествование замечательнейшего по уму и учёности из патриархов турецкого периода.

При Геннадии произошло перенесение патриаршей резиденции от храма Апостолов в монастырь «Всеблаженной» (т. е. Богоматери). Причина перенесения во всех лучших источниках указывается согласно. Место вокруг храма Апостолов было очень пустынно: война с Турками и последовавшее за падением Византии бегство Греков из отечества имели следствием то, что окрестности этого храма походили на пустыню. К тому же близ самого храма найден был убитый. По одним известиям (Франдзий) – это был Турок, по другим – какой-то неизвестный человек. Такое обстоятельство привело в страх патриарха. Если убитым был Турок, само собой понятию, что это могло вести к неприятным столкновениям с Портой, а если убитый и не был Турком, то всё же у патриарха появилась боязнь за личную безопасность и за жизнь своих приближённых. Как бы то ни было, под влиянием указанного инцидента Геннадий решился переселиться в место более людное. О своём намерении он доложил Магомету II, который вполне благосклонно принял известие. Согласно желанию патриарха, султан предоставил ему право – перейти на жительство в храм «Всеблаженной». Гедеон думает, что патриарх перебрался на новое место жительства или в конце 1455, или начале следующего года.¹⁷⁰⁸ Храм Всеблаженной составлял часть древнего женского монастыря, не покинутого монахинями и в то время, когда патриарх пожелал взять этот монастырь

—403—

себе под патриархию. Монахини были переведены в какой-то монастырь Предтечи, что в Трулле. Так патриарх водворился в новом местожительстве. Монастырь, сделавшийся патриархией, был очень удобен: па север от храма находился прекрасный дворец, в котором, конечно, и поселился патриарх, вокруг жило много народу и ничто не напоминало пустынных окрестностей храма Апостолов¹⁷⁰⁹. Судя по имеющемуся у нас плану Константинополя XVI века, место где находилась патриархия после её перенесения, было прекрасное; сама патриархия имела очень внушительный и почтенный вид – она походила на замок, вокруг была обширная площадь и простор¹⁷¹⁰. Патриархи оставались при храме «Всеблаженной» почти до самого конца XVI века.

В новой патриархии Геннадий имел удовольствие принимать у себя редкого гостя, – разумеем султана Магомета. Источники удостоверяют, что будто бы случайно султан раз ехал мимо патриархии, обратил на неё внимание, захотел сделать визит патриарху, что, конечно, и исполнил. Беседа вселенского патриарха с падишахом, по известиям источников, имела очень знаменательный характер. Султан, питая уважение к вере христианской, долго беседовал с Геннадием, интересуясь разными богословскими вопросами. Мы однако ж не думаем, чтобы визит султана был случаен, а равно не допускаем, чтобы Магомет искренно интересовался христианской религией. Магомету не сразу, конечно, удалось помирить цивилизованный греческий народ с новым варварским правительством; между тем в видах султана было привлечь на свою сторону образованных Греков. С этой целью он при первой возможности дал им право избрать патриарха; а теперь, с той же самой целью, он удо-

—404—

стоил посетить патриарха и поговорить с ним о христианской вере¹⁷¹¹. Известно, что по достоверным рассказам, Магомет будто бы так заинтересовался богословским разговором с патриархом, что просил его изложить на бумаге главные мысли, высказанные Геннадием в беседе с высоким гостем. К чему это? Опять единственно затем, чтобы показать Грекам, как он дорожит-де их религией. Султан, по нашему мнению, явно обнаружил свою тенденцию, когда приказал богословский трактат, изготовленный, согласно воле султана, Геннадием даже перевести с греческого на турецко-арабский язык¹⁷¹². Ведь известно, что султан, кроме родного турецкого и арабского, владел ещё греческим языком. Зачем понадобился перевод? Опять – думаю – затем, чтобы внушить Грекам мысль, как султан будто бы полюбил своих новых подданных. Богословский трактат Геннадия, представленный Магомету, сохранился до нашего времени¹⁷¹³. Некоторые учёные позволяют сомневаться в полной подлинности этого интересного документа¹⁷¹⁴, но нужно сказать, что подобное сомнение ни на чём не основано. Те из учёных, которые по роду своих занятий имели случай специально изучить трактат Геннадия, заявляют о полной его подлинности¹⁷¹⁵. С своей стороны касательно содержания рассматриваемого трактата, мы должны сказать, что даже у самых известных богословов древности не часто можно встречать такую способность просто, ясно и точно описывать догматы христианства, как находим это

—405—

в рассматриваемом памятнике. Особенно замечателен такт, с которым христианский архиерей излагает христианские истины пред могущественным мусульманином: деликатный и умный собеседник ни одним словом не затрагивает чувствительных струн иноверного султана, оставаясь однако ж нелицеприятным проповедником истины.

Русский учёный, проф. И.И. Малышевский в числе действий, ознаменовавших патриаршествование Геннадия, указывает на борьбу этого патриарха с симонией, допускавшейся со стороны греческих архиереев. Г. Малышевский пишет: «на дальнем востоке, давно уже порабощённом мусульманами, существовал (особый) вид платы за поставление на архиерейство – эта плата взималась иноверной властью. Патриарх Геннадий в своём известном (?) ответе на разные вопросы синаитов внушал не соблазняться этой платой, как печальной необходимостью. Но хуже – прибавлял он ещё – это зло в наших странах (в его патриархате); у нас продают и покупают архиерейство – христиане. Мы старались искоренить это зло и даже подавали (добрый) пример, рукополагая многих архиереев не только безо всякой мзды, но и с нашими издержками, потому что они были из пленных; но нимало не успели»¹⁷¹⁶. Мы не знаем, действительно ли Ген-

—406—

надий говорит здесь о своих временах, а не о временах прошедших? Но если он говорит о своих временах, то остаётся непонятным: как неужели архиереи в короткое правление Геннадия и при тех печальных обстоятельствах, которые перевернули весь порядок жизни в византийской империи – не уврачевались хотя на некоторый срок от своих старых недугов? Давая место приведённому известию, мы однако ж находимся, в некотором недоумении по поводу его содержания¹⁷¹⁷.

Геннадий правил константинопольской церковью лишь два года и в мае 1456 года он отказался от патриаршей кафедры. Почему Геннадий патриаршествовал недолго? Что было причиной его отречения? Вопросы – на которые нет в науке прямого ответа. Существует один рассказ, записанный в Historia Patriarchica и наводящий на мысль, что Геннадий должен был оставить кафедру из-за женщины: «ищите женщину» (cherchez la femme), по-видимому, и на нём оправдалось это изречение нашего вре-

—407—

мени. А рассказывается в указанном источнике следующее: жила-была красавица попадья (по-гречески παπαδία), – она была действительно красавица (πολλὰ ἔυμορφη). Не хорошо было однако ж то, что при своей редкой красоте – она очень рано овдовела. Вдовье положение дало ей излишнюю свободу, а пользоваться свободой она не умела. Она начала вести зазорную жизнь, сделалась притчей во языцех, тем более что она и не старалась прикрывать свою нравственную наготу фиговым листом. А так как её дом отстоял недалеко от патриархии, то скоро узнал о её нравственной погибели и патриарх Геннадий. Будучи ревностным пастырем, он желал наставить заблудшую овцу на путь истинный: увещевал попадью бросить позорную жизнь – увещевал её и келейно, и в присутствии синода; но потерянная женщина не изменяла своего поведения. Мало того, по внушению духа злобы, она начала даже клеветать на патриарха: рассказывала всем, что однажды Геннадий, призвал её к себе как будто бы для увещаний, на самом же деле хотел было совершить над ней насилие. В Константинополе поднялся говор. Одни защищали патриарха, другие нападали на него. Тогда патриарх в один из праздников объявил всенародно в церкви, что если та женщина говорит о нём правду, то она получит благоволение в очах Божиих, а если она распространяет ложь, то после её смерти тело её не обратится в персть – в наказание за клевету. Скоро умерла злосчастная, и тело её не обращалось в персть: в гробу она лежала точно живая – и только что не говорила (μόνον δέν ὀμίλιε)¹⁷¹⁸. Рассказ этот с некоторыми видоизменениями повторяет и Иерофей Монемвасийский¹⁷¹⁹. Легендарность рассказа бросается в глаза, и не стоило бы большего труда доказать его фантастичность. Но мы считаем за лишнее дело брать на себя критику приведённого рассказа, потому что в нём совсем нет речи о том, о чём мы говорим теперь – об отречении Геннадия от кафедры. Из рассказа не видно, чтобы этот инцидент – допустим на минуту его действительность – заставил Ген-

—408—

надия удалиться от дел правления. И однако ж не только писатели второстепенные, но и сам Μ. Гедеон, Гедеон – столп теперешней церковно-исторической науки в Константинополе – утверждают, что будто красавица-попадья была причиной отречения Геннадия от кафедры¹⁷²⁰. Как приходят к такому оригинальному выводу разные другие писатели – нас это мало интересует; остановимся лишь на рассмотрении того, каким образом получился этот неожиданный вывод у Гедеона. Константинопольский учёный отлично понимал, что из рассказа о прелюбодейной красавице ровно нельзя сделать никакого заключения по вопросу об отречении Геннадия. Поэтому, он старается дать рассказу надлежащий смысл через сопоставление его с другими известиями об обстоятельствах отречения Геннадия, находящимися в том же памятнике, где заключается и первоначальная повесть о попадье. Не мешает пояснить для читателя, что рассказ об этой последней личности помещён в памятнике при изложении истории одного позднейшего патриарха, правившего церковью 20 лет спустя после Геннадия, а известия об отречении Геннадия изложены в памятнике там, где им и быть надлежит – при передаче сведений о первом патриархе турецкой эпохи. Что же это за известия об обстоятельствах отречения Геннадия? Какую связь они имеют с повествованием о необыкновенной попадье? В памятнике об отречении Геннадия говорится, что в константинопольской церкви возникло много больших соблазнов, почему патриарх и решился оставить свой пост. Он созвал собор, представил грамоту, в которой написал своё отречение. Архиереи, клирики и весь народ стали упрашивать Геннадия изменить своё намерение, но Геннадий остался непреклонным¹⁷²¹. Гедеон, приводящий этот рассказ подле и после повествования о злосчастной попадье – почему-то воображает, что сейчас переданное летописное сказание об отречении Геннадия служит выводом из повествования о попадье; но мы решительно не видим ни малейшей связи между двумя представленными рассказами. Непонятно:

—409—

как Гедеон не обратил внимание на то важное обстоятельство, что, хотя автор памятника, в котором заключаются вышеизложенные два рассказа, знал оба эти рассказа, но не поставил их в генетическую связь, передал их при изложении истории разных патриархов (Геннадия и Максима) и отнюдь не сделал того вывода, какой делает Гедеон и ему подобные решительные и смелые историки. А как скоро автор первоисточника не сделал указанного вывода, последующие историки лишены права поступать вопреки намерениям своего руководителя в науке. Гедеон, по-видимому, придаёт большое значение в рассказе об отречении Геннадия фразе, что тогда, т. е. пред временем отречения «возникли в Константинополе многие и большие соблазны»; но что можно построить на этой общей фразе? Ровно ничего. Она не даёт никакой определённой мысли исторического достоинства. Да и нужно помнить, что эту самую фразу тот же самый автор весьма часто вставляет в свои рассказы и к делу – и не к делу; это его loca topica¹⁷²². Затем древний рассказчик о событии отречения Геннадия говорит, что архиереи, клирики и весь (ὅλος) народ упрашивали Геннадия не покидать кафедры; не такое общее моление не представимо, если возьмём во внимание рассказ о всеобщем соблазне из-за попадьи, соблазне, разделившем на две партии и жителей столицы, и жителей подгородных, о чём наш источник говорит очень настойчиво. Значит: или было общее моление, но в таком случае не было сейчас указанного деления в народе на партии; или если были партии, то не могло быть общего моления. Что-нибудь одно из двух. А следовательно, два рассказа, о которых у нас речь, не стоят в связи между собою, противоречат один другому, чего кажется совсем не замечает или не хочет замечать Гедеон. Итак, но нашему мнению, «искать женщину» в вопросе об отречении Геннадия – не след. Так многие и делают, т. е. пикантный рассказ о попадье оставляют без малейшего внимания. Так делает

—410—

и К. Сата, и нужно отдать ему честь – поступает похвально¹⁷²³. Он думает, что Геннадий оставил бремя правления церковью потому, что пожелал душевного покоя и решился остаток дней своих посвятить уединению и молитве. Нужно сказать, что, высказывая подобное соображение, Сата не остаётся одиноким с своим мнением. Нет, в пользу этого учёного говорит и такой источник, как Historia Politica, здесь говорится, что Геннадий потому отказался от правления, что пожелал уединения и неразвлечённого жития¹⁷²⁴. Мотив для отречения Геннадия – возможный. Но, к сожалению, он ничего решительно не говорит ни уму, ни сердцу историка. Такой мотив обыкновенно выставляется тогда, когда не знают, что ещё можно было бы сказать. Это объяснение события едва ли кого удовлетворит. – Рассмотрим ещё одно и последнее объяснение, которое даётся, когда хотят выразуметь причину оставления кафедры Геннадием. В старинном жизнеописании Геннадия, написанном на латинском языке (напечатанном между прочим и у Миня) приводится отрывок из какого то сочинения, будто бы Геннадиева, – сочинения по-видимому, имеющего целью объяснить, почему этот патриарх покинул кафедру. В этом отрывке главным образом упирается на распущенность монахов, которые и прежде и теперь служат будто бы тормозом, препятствующим идти делам церковным своим чередом¹⁷²⁵. Но мы не приписываем пи малейшего значения рассматриваемому отрывку¹⁷²⁶. Во-первых, – этот отрывок известен только в латинском тексте, и нет его на том языке, на котором говорил и писал Геннадий; во-вторых, Греки, учёные между ними, не знают никакого акта отречения Геннадия, и, сколько знаю, никогда не пользуются подобным актом для разъяснения Геннадиева удаления от деятельности патриаршей; в третьих, документ беден содержанием и носит черты риторики; в четвёртых, в

—411—

некоторых отношениях он противоречит достоверным историческим известиям, напр., в нём говорится, что Геннадий избран в патриархи «собором многих епископов как европейских, так и азиатских», но это противоречит твёрдым летописным показаниям¹⁷²⁷.

Итак, мы не имеем в своём распоряжении точных данных, которые бы давали нам возможность уяснить побуждения, заставившие Геннадия покинуть кафедру. История не знает ничего определённого по этому вопросу. Со своей стороны думаем, что заставить Геннадия оставить свой пост могло что-нибудь очень важное, непреоборимое. С иноверным правительством патриарх был в наилучших отношениях; духовенство его любило и уважало. Не здесь нужно искать поводов к его отречению. В то время, время тяжёлое и мудрёное, какое наступило с падением Византии и утверждением мусульманской империи, всякий самоуважающий человек, любящий свой народ и своё призвание – а таким и был Геннадий – мог покинуть многотрудное служение церкви и своему народу – только по причине, от него независящей, какова напр. болезнь. Думаем, что единственно слабость здоровья заставила Геннадия искать успокоения от дел правления. Перенеся так много нравственных потрясений, нужно полагать, он заболел и физически. Некоторым основанием для нашей догадки служит скоро затем последовавшая кончина Геннадия. Компетентные греческие летописцы ничего не говорят о времени смерти Геннадия. Гедеон тоже не делает никаких предположений о том, когда умер этот патриарх. Но Сата¹⁷²⁸ утверждает, что он скончался около 1460 года. Мне кажется, что смерть Геннадия случилась ещё ранее. Дело в том, что Сата, указывая эту дату, руководился ещё старыми представлениями о продолжительности патриаршества Геннадия, т. е. полагал, что он управлял церковью не два года, что совершенно правильно, а пять лет,

—412—

что очень не точно; поэтому, сообразно новым исчислениям лет правления Геннадия, можно утверждать, что смерть его, вероятно, последовала настолько же лет раньше, насколько следует сократить время его патриаршествования, т. е. допускать, что Геннадий умер около 1-J57 года.

Вот наши сведения о патриаршествовании Геннадия Схолария.

А. Лебедев

Статья шестая¹⁷²⁹.

Служение при венденской церкви в должности священника. – Напечатание 2-х статей «о настоящем положении православия в Лифляндии»; впечатление их на православных и лютеран; обвинение автора в клевете; опровержение содержания статей балтийской печатью; дело о пасторе Вальтере, как доказательство неправды автора; обвинение в оскорблении Их Величеств; суд над цензором.

В 1864 году минуло пятнадцать лет, как я служил в Лифляндии и всё почти это время был благочинным сперва вольмарским и потом венденским; в это время я достаточно ознакомился с делами православия в рижской епархии, и по моему убеждению оно находилось в плачевном положении; дело дошло до того, что сам венденский орднунгсгерихт стал совращать православных в лютеранство и пособником своим имел самого гражданского губернатора. Очень многое я слыхал от подведомственных и знакомых мне священников и благочинных о действиях ревнителей лютеранства в унижение и вред православию и православным; многое такое я знал и по официальным бумагам. Иному, что мне рассказывали некоторые священники о действиях пасторов и других поборников лютеранства, я не хотел верить; но меня уверили, что так было и на самом деле и давали мне письменные показания. И вот, запасшись такими сведениями, я решился написать и написал две статьи под названием: «О настоящем положении православия в Лифляндии», чтобы отпечатать их в духовном журнале и тем поведать русскому православному миру, как много терпит православие от лютеранства в Лифляндии. Но

—414—

прежде отсылки статей в редакцию «Православного Обозрения» я посылал их для просмотра своему архипастырю; в одном месте я упрекнул распоряжение его самого, а именно указал на его предписание священникам, чтобы они в своих проповедях даже не упоминали о лютеранстве. Это распоряжение слишком стесняло священников в проповедании ими превосходства православия пред лютеранством. Пастор громил русскую веру в своей церкви, а священник не смей в своей проповеди и назвать лютеранство, а называй его инославием, чего простой человек и не поймёт. Я думал, что это распоряжение сделано было архипастырем недобровольно, а потому и высказал свой горький и неодобрительный отзыв. Против этого отзыва приснопамятный архипастырь карандашом написал: вы уже и против своего архиерея?! Я не хотел идти против него и выпустил упрёк владыке в своей статье. Посылая в редакцию «Православного Обозрения» первую свою статью, я спрашивал, будет ли она напечатана? Мне отвечали: присылайте вторую, напечатаем, – и статьи были напечатаны в мартовской и апрельской книжках «Православного Обозрения» за 1865 год. В этих статьях мной наглядно показано, какие притеснения, унижения и гонения претерпевали слабые православные от сильных и хитрых поборников лютеранства, особенно от пасторов и помещиков, как сильно колеблют ещё слабых в вере новоприсоединённых к православию те же поборники и как хитро и безнаказанно умеют они действовать во вред православию.

Мои статьи «о настоящем положении православия в Лифляндии», как сказывал мне незабвенный святитель Вениамин, сперва викарий, а потом епископ рижский, вскоре по напечатании их бывший в Москве, произвели сильное впечатление па русских – православных; последние не могли себе представить, чтобы так много терпело и так было унижено православие в русском православном государстве, как оно терпело и было унижено в Лифляндии. Вот, ещё как выражал свои чувства в письме к рижскому архиепископу, от 20 октября 1865 г., православный – русский, прочитавший моё описание положения православия в Лифляндии:

—415—

Ваше Высокопреосвященство!

«Вы взываете к русскому народу о помощи в построении православных церквей во вверенном Вашему духовному управлению крае, а исповедующие там православную веру вопиют об угнетении их лютеранским фанатизмом и умоляют о защите и их, и самого православия».

«Взгляните, Владыко, на статью об этом, помещённую в июльской книжке «Странника» за нынешний год¹⁷³⁰. Кровью обливается сердце православного русского при чтении описания гонений, направленных в прибалтийском крае к искоренению исповедания, которое по закону считается господствующим. А ведь это описание, Владыко, не первое и конечно не последнее. Не менее грустно изображалось состояние православия там и прежде в других газетах духовных и светских, особенно в «Духовной Беседе», но, по-видимому, оставалось и будет долго оставаться гласом вопиющего в пустыне».

«Ваше Высокопреосвященство! Неужели на Руси нет средства оборонить в ней русскую веру? Неужели на Руси не стало более Георгиев Конисских? Неужели голос Ваш, Владыко, – голос специального представителя и защитника православия в прибалтийском крае, – будет ли он обращён к главному местному гражданскому начальству, или к центральному русскому правительству, – может оставаться не услышан, не уважен, и православию, в силу его, не будет оказано покровительства против дерзкой неправды и обид, так ярко и многообразно представленных в упомянутой статье «Странника» и в других журналах? И где ещё эти обиды? – в соседстве с местопребыванием центрального правительства и при том от горсти иноверных, по уши наделённых благами на счёт русского народа?»

«Ваше Высокопреосвященство! Какие горькие мысли рождаются из сопоставления этих взываний, идущих в глубь России из прибалтийского края и какой вывод отсюда надо сделать? Воздержусь от вывода; но с стес-

—416—

нённым сердцем истинного русского и истинного православного доложу Вам, Владыко, что та рука, которая по Вашему зову уже была опущена в карман, чтобы извлечь оттуда посильную лепту на отечественную церковь в остзейских губерниях, невольно остановилась при виде печальных обстоятельств, по коим самое существование там православия, по крайней мере в массах, составляет ещё грустный, но далеко не призрачный вопрос и при виде всей беззащитности, в какой его оставляют лица, законно призванные к его ограждению».

Православный – Русский¹⁷³¹.

Полуденная Россия.

Не меньшее, чем на русских, если только не большее впечатление мои статьи о положении православия в Лифляндии произвели на немцев-лютеран остзейского края. По русской пословице, правда сильно уколола им глаза; но остзейцы не таковы, чтобы сознаться в своей вине против гонимого ими православия. «Знать ничего не знаем, ведать не ведаем, всякому твердили остзейцы-лютеране, да нам и на ум ничего подобного не приходило, что написал автор в означенных статьях, – всё это неправда, клевета на немцев, во всём мире славящихся своей честностью. Мы – лютеране, дающие каждому полную свободу в делах веры, станем ли притеснять веру православную, веру, господствующую в русском государстве? Да этого быть не может!!». Но иное дело рассуждать, на что немцы мастера, – иное дело поступать, а приводимые мной в статьях факты ясно показывают, что православие сильно страдает от ревнителей лютеранства и всего немецкого и противников всего русского и православного. Многие из немцев вели крупный разговор о моём описании положения православия в Лифляндии и со мной самим. Так как статьи мной были подписаны не полным моим именем, а только начальными буквами И. И. П., то разговаривавшие со мной менее стеснялись возражать автору статей, хотя, думаю, все знали, что статьи мне

—417—

принадлежат. Я, разумеется, защищал автора и пояснял изложенное им примерами, или доказывал живыми свидетелями, которых и называл по имени, или ссылался на официальные документы. Особенно резко нападал на автора статей твёрдый защитник остзейцев граф М.К. Сиверс, – венденский помещик, прибывший из Петербурга на летние каникулы; безбоязненно и ему я доказывал правоту автора и указывал на такие факты, которых он не мог не знать, не мог и опровергнуть. Некоторые и из русских в разговоре со мною о статьях моих упрекали меня в том, что я не уважительно отнёсся в одном месте об Их Императорских Величествах; это подсказывали им немцы-лютеране, как увидим ниже.

Но остзейцы одними спорами со мной о моём будто несправедливом обвинении их в угнетении православия не ограничились; они хотели и печатной и официальной жалобой на меня оправдать себя и обвинить меня в клевете. Так они обратились через лифляндского губернатора с жалобой на автора означенных статей к рижскому архиепископу и просили его отыскать этого автора, отдать под суд и примерно наказать за клевету. Владыка сделал такое распоряжение по этой жалобе: так как сочинитель статей о настоящем положении православия в Лифляндии венденский благочинный протоиерей Поспелов: то потребовать от него объяснения, на каком основании он обвинил немцев-лютеран в оскорблении и притеснении ими православных в здешнем краю, да спросить как его, так и всех благочинных рижской епархии, не делают ли поборники лютеранства православным таких же оскорблений и притеснений, какие описаны в статьях, или подобных им? – и если делают, то какие именно? Из официальных донесений благочинных всей рижской епархии открылось, что прописанное мной в статьях – истинная правда и что много и других оскорблений и притеснений терпят православные от лютеран. С провисанием разных обид и притеснений, какие причиняют ревнители лютеранства православным, архипастырь просил лифляндского губернатора защищать православных, так много обид претерпевающих от их гонителей.

—418—

Что касается до протоиерея Поспелова, автора означенных статей, писал владыка, то никакой клеветы на немцев лютеран он не написал; на его печатные обвинения лютеран в притеснениях ими православных имеются достаточные доказательства и большей частью официальные данные. И если протоиерей Поспелов в чём виноват, то виноват разве только в том, что ещё недостаточно высказал в печатных своих статьях о злословии, оскорблениях и гонениях, какие терпят православные от лютеран. Так кончилась жалоба на меня немцев-лютеран архипастырю за мнимую клевету на них.

Немцы-лютеране вооружились на меня и печатно. Через месяц по напечатании моей второй статьи в апрельской книжке «Православного Обозрения», в июньской книжке немецкого журнала «Baltische Monatsschrift» появилось в немецком переводе почти целиком моё описание положения в Лифляндии за исключением одного места, где упоминалось о Государе Императоре и Государыне Императрице; некоторые мои обвинения пасторов при переводе смягчены. Этот немецкий перевод моих статей облетел весь остзейский край и хорошо познакомил с содержанием их всех немецких читателей журнала. Попятное дело, какое возбуждение произвели в немцах статьи, обвиняющие их в оскорблении и гонении православных. Но редакция немецкого журнала составила и напечатала пред статьями и после них как бы ответ мне, в котором старалась опровергнуть моё обвинение немцев-лютеран. Замечательно начало предисловия.

«Однако ж это удивительно! До сих пор лютеранская церковь остзейских губерний думала о себе, что она есть сторона утесняемая в своих правах – ecclesia pressa, и не ожиданию копьё оборачивается: мы, лютеране, вдруг оказываемся людьми, исполненными нетерпимости, фанатиками, угнетателями и гонителями другой церкви¹⁷³². В самом деле это превращение так для нас неожиданно и до такой степени противоречит всем нашим обычным представлениям, что когда в первый раз раздался об этом голос в русских газетах, здесь

—419—

на месте решительно не хотели считать это чем-нибудь серьёзным. Наконец и главный обвинительный акт, из которого с удовольствием черпали и будут черпать упомянутые газеты, лежит теперь перед нами, и мы считаем своей обязанностью познакомить с ним балтийскую публику». Какая ребяческая наивность! Редакция газеты, повествующей о делах остзейского края, и слыхом не слыхала о воплях православных, так давно и сильно преследуемых сильными лютеранами; она, видите, всё думала и была убеждена, что горсть бедных и бессильных православных, главным образом, крестьян притесняют лютеран-пасторов, помещиков, судей, начальников, градоначальников и даже губернаторов!?

Далее редактор балтийской газеты говорит, что сочинитель статей о состоянии православия в Лифляндии, «как по всему кажется, пишет с непритворной верой в справедливость своих взглядов и рассказов, не прибегая к тем полемическим уловкам, которых столь дурные образцы нам приходится теперь видеть в некоторых русских газетах». Но, похвалив меня за прямоту и откровенность, редактор всеми силами хочет доказать, что я сам обманывался и что моё обвинение немцев и лютеран в оскорблении и притеснении ими православных несправедливо. Это он доказывает тем, что у меня в статьях, по его словам, «чрезвычайно часты такие выражения: «как мне рассказывали«». Но защитник ревнителей лютеранства непростительно обчёлся: в обеих моих статьях, на 35 печатных страницах, подобных выражений только четыре. В других местах я прямо заявлял, что мне рассказывали о гонениях лютеран сами потерпевшие, или же выписывал о том из сообщений мне священников и такую выпись обычно означал принятыми в печати вносными знаками. Редакция журнала заподазривает в правдивости показаний и самих крестьян, рассказывавших мне о притеснениях их лютеранами, и прибегает к истинно немецкому приёму. Крестьяне-де такой народ, что тотчас же замечают, какого сорта рассказами они могут особенно услужить спрашивающей их духовной особе, а потому имеют побуждение рассказывать неправду. Такими известны всякому недостаточно морали-

—420—

зованные низшие народные классы в большей части стран мира, – подразумевается: кроме немецкой. «Из такого-то источника заимствует автор обвинения, на которые решиться, мы не хотим сказать, духовное лицо, – но даже всякий честный человек должен был бы только при самом обстоятельном знании положения дела». А автор-де основывает своё обвинение только на формуле: как мне рассказывали.

Видите, редакция уже обвиняет меня самого в нечестности, что я по лютеранскому суду не доказал гонений православных в Лифляндии. Но если бы она беспристрастнее прочитала моё описание положения православных в Лифляндии, она могла бы увериться, что я основательно знал это положение и писал вовсе не на основании одних только слухов. Приведу пример. Из 31 прихода венденского и вольмарского благочиний, мне так хорошо знакомых, только в трёх число православных домохозяев увеличилось против прежнего, а во всех других уменьшилось¹⁷³³ и уменьшилось значительно, с 26 на 6 и даже на 4, или с 36 на 12, с 11 на 6, с 88 на 57. А в одном приходе, довольно значительном по числу¹⁷³⁴, теперь только один хозяин православный и тот держится только потому, что он хозяином в казённом имении, а прежде в этом приходе было хозяев, как говорят, до 30 или 40 (Прав. Обозрение, апрель, 1865 г. стр. 388). Ужели справедливость и основательность моего рассказа о значительном числе православных хозяев, выбывших из 28 приходов двух благочиний, ослабляются от того, что в одном приходе, в котором остался только один православный хозяин, я указал на неопределённое число прежде бывших в нём хозяев – 30 или 40 и при этом употребил фразу: как говорят? Таковы были у меня сведения, и я не хотел их изменять. Но, несомненно, для каждого беспристрастного читателя, что такая огромная убыль православных хозяев в 28 приходах могла произойти только от притеснений их ревни-

—421—

телями лютеранства – немецкими помещиками и арендаторами имений; что неопровержимо доказывают и рассказанные мною в той же статье живые примеры. Нет, мой противник ничего этого не хочет видеть, а указывает только на мою фразу: «как говорят» и старается показать своим читателям, будто все мои доказательства о притеснении православных домохозяев основываются у меня только на фразе: «как говорят» и считает меня за такие, будто слабые, доказательства нечестным. Грех честному немцу считать меня бесчестным.

Противник мой упрекает ещё меня в том, что в доказательство своих обвинений немцев-лютеран, указывая на газеты, я не называю, какие именно это газеты, и не цитирую номера. Это – единственное указание на газеты в моих статьях, где я говорил, что в латышской газете напечатано о водоосвящении, как о суеверии (стр. 306) и о том, что пастор, вскоре после того определённый ещё в должность благочинного, православную веру назвал собачьей верой. Признаюсь, я сам не хотел этому верить: но сообщивший мне об этом факте, получивший высшее образование священник, уверил меня в справедливости его сообщения и, как помнится, по моей просьбе изложил своё показание письменно; из этого письменного сообщения я и взял означенное место в моей статье; в этом сообщении не указано было ни название газеты, ни номер её, и я по мог указать их.

Впрочем, пишет редакция балтийского журнала, «может быть протестантское большинство, само того хорошо не сознавая¹⁷³⁵, действительно угнетает православное меньшинство; может быть и есть кое-где отдельные лица, которые вследствие посеянного между ними с сороковых годов религиозного раздвоения, дошли до настроенности, противной терпимости и гуманности». Спасибо редакции и за слабое признание виновности некоторых остзейцев в угнетении ими православных; но она приглашает всех прикосновенных к делу лиц, узнавших себя в моих статьях, сообщить ей нужные поправки, точно означая место и время события; «покажем нашим обвинителям»,

—422—

пишет редакция, «что мы не боимся света публичности, хотя бы он проникал в малейшие частности». Не знаю, прислал ли кто из ревнителей лютеранства и гонителей православия в редакцию какие-либо заявления по поводу моих обвинений. Всего скорее никто не прислал. Помещику, выгнавшему из своего имения всех православных домохозяев, как прислать заявление, что действительно в его имении было прежде довольно православных домохозяев и они все выгнаны, но выгнаны вовсе не за веру, а за то, что они были неисправные домохозяева? Да и в моих статьях тоже самое прописано, значит, никакого опровержения моему обвинению не будет. Помещик, не давший места под православную церковь и кладбище, прислал бы в редакцию заявление, что он действительно не дал, что земля необходима для имения и он, как владелец имения, в полном праве не уступать земли около 816 квад. сажен под церковь и около 1632 квад. сажен под кладбище за такую низкую плату, за 470 руб. Кто имеет право отнять у него землю насильно? Опять не опровержение, а подтверждение моего показания. Крестьянин православный был наказан двадцатью ударами розог за то, что пожаловался на лютеранина за оскорбление им православной веры. Суд прислал бы в редакцию балтийского журнала копию протокола, в котором сказано, что православный крестьянин наказан за то, что хотел мыться в бане с женщинами и что убежал от приговорённых ему сначала 15 ударов розгами; а об оскорблении веры православной не было никакого дела; вот, смотрите, протокол суда неопровержимо доказывает клевету православного на лютеранина, оскорбившего будто веру православную. И я то же самое писал.

Но вот, у меня в статье прямо назван суд – венденский орднунгсгерихт и описано его преступное деяние – совращение православных в лютеранство предложением расписываться в желании оставить православие и воротиться в лютеранство. Что же редакция балтийского журнала? Ей нужно было сказать, справедливо ли моё обвинение, или несправедливо? Действительно ли суд записывал православных, желающих воротиться в лютеранство? или я основывал своё обвинение на одних слу-

—423—

хах, как мне рассказывали? Имеет ли право суд совращать православных в лютеранство, или это законами российского государства запрещено? Редакция отклонила от себя решение этих вопросов, а повернула в сторону, именно упрекнула православное духовенство в недостаточном его влиянии на саму паству и в том, что будто в моих статьях находится открытое признание факта, что стремление к обратному выходу из православной церкви между лифляндскими крестьянами стало почти всеобщим. Это не правда, этого я не говорил, а говорил, что ревнители лютеранства хотели возбудить во всех православных желание отпасть от православия; но эта затея им не удалась. Редакция балтийского журнала прибегла к излюбленному между остзейскими немцами способу защищаться, когда их обличают в противозаконных поступках: «а вы сами-то что делаете?» Так и редакция поступила. В то самое время, как венденский орднунгсгерихт записывал православных, желающих снова возвратиться в лютеранство, повествует она, один священник позвал на дом своих прихожан, объявил им благословение его преосвященства архиепископа рижского¹⁷³⁶ и после того предложил им вопрос: «что они лучше желали бы, владельцам, как прежде, или же короне платить свою арендную плату? присовокупивши однако же лукавое замечание, чтобы они не рассчитывали получить себе прислугу «даром»». Или другой священник совсем отдалённый от первого, «собрал толпу православных крестьян в своё жилище и через посредство гостившего у него ученика рижской духовной семинарии предлагал им вопросы, которые касались только барщинных и фермерских отношений крестьян, и весьма способны были возбудить в них недовольство делами этого мира». В том и другом случае, по показанию журнала, крестьянам показывали вид, что их ответы были записываемы.

—424—

В последнем случае редакция балтийского журнала не пояснила, что же именно священник сказал православным крестьянам о их фермерских и барщинных отношениях и почему его слова способны были возбудить недовольство крестьян делами этого мира? Ужели священнику, как отцу духовному, возбраняется говорить с своими духовными детьми о делах житейских?.. Не то, видно, было на самом деле; наверно дело было так, что несколько прихожан пришли к священнику вовсе не по зову его, а сами добровольно и утесняемые за православие сильными ревнителями лютеранства жаловались ему на это притеснение. Священник, конечно, поболел за них душой, а может быть донёс о том и своему архипастырю. Вот это-то и неприятно ревнителям лютеранства и притеснителям православия. Пусть они преследуют православных за веру, мстя им жестоко в житейских делах, а священник не смей им сказать и слова утешения. В первом случае редакция балтийского журнала привела даже содержание разговора священника с своими прихожанами, которых он собрал к себе, чтобы объявить архипастырское благословение за их твёрдость в вере. И я не понимаю, что тут возбудительного для крестьян, если священник и спросил их: казне, или помещикам они желают платить аренду за землю? И какое тут лукавство в дополнении священника, что крестьяне не получат даром прислугу? Трудно даже понять, о какой прислуге здесь ведёт речь повествователь, обвиняющий священника за разговор его с прихожанами об отношениях их к помещикам. Да, прибавлю от себя, эта-то совершенная зависимость крестьян от помещиков и дала последним полную возможность безнаказанно притеснять латышей и эстов за принятие ими православия. И если бы правительство устроило в Лифляндии положение крестьян, как оно устроило в России; великое благо оно оказало бы православию и благоденствию крестьян в остзейском крае. Думаю, и сделать это-то было бы не трудно; стоило бы правительству всю крестьянскую землю взять у помещиков в казну за определённую цену, которую назначить нужно было бы, конечно, без обиды для самих помещиков, сообразно с существующей в означенном крае

—425—

ценой на землю; – и уплатить помещикам или облигациями, или арендной платой от крестьян, которую крестьяне должны были бы вносить в казну. Освобождённые от всякой зависимости от помещиков, латыши и эсты были бы вполне свободными крестьянами и не могли бы уже жаловаться на гонения их владельцами земли за принятие ими веры православной; не могли бы и священники обольщать их, как думают ревнители лютеранства, земными выгодами. Вполне свободные крестьяне могли бы уже вполне свободно или оставаться в лютеранстве, или же переходить в православие.

С такими-то обвинениями священников выступила редакция балтийского журнала, с обвинениями, по её мнению, более основательными, чем обвинение мною венденского орднупгсгерихта в совращении им православных в лютеранство! Мнимо важные обвинения священников печатает балтийский журнал и они принимаются за основательные обвинения целым немецким краем и дают немцам повод кричать на весь Божий свет, что священники прельщают крестьян в деле присоединения их к православию земными выгодами, да ещё вооружают крестьян против помещиков, бунтуют! А если бы спросить самых священников и разговаривавших с ними прихожан – крестьян, о чём они говорили между собой: то вполне уверен я, что даже и таких обвинений, какие взводила редакция, не нашлось бы. Замечательно, что умная редакция немецкого журнала не могла набрать каких-нибудь обвинении поумнее, поважнее, поизобличительнее для священников!

Самое оскорбительное для немцев обвинение ревнителей лютеранства в моих статьях было обвинение пастора, который с церковной кафедры назвал православие собачьей верой. Без сомнения и самым ярым лютеранам было слишком неловко от того, что их духовный вождь унизил себя такой неприличной бранью в церкви при богослужении. И вот, сама редакция, и все немцы и даже православные не верили, чтобы это была правда; но не хотели обвинять меня за это в клевете; обвиняли меня только как клеветника вообще во всех описанных мной оскорблениях и притеснениях лютеранами православных.

—426—

Но лютеранскому духовному начальству следовало бы вступиться за пастора, возбудить особое дело о пасторе, назвавшем православие собачьей верой и обвинять меня в клевете на пастора, потребовать бы от меня сведения, кто именно из пасторов назвал православие собачьей верой и когда именно. На это указывает притворно или непритворно и сама редакция балтийского журнала, – она пишет: «спрашивается: не надлежит ли в настоящем случае законным путём принудить «Православное Обозрение» к принятию поправки его ошибок, или даже подать на него жалобу в клевете? Впрочем, это пусть решают те, чью составляет это обязанность». По указанию этой газеты меня и пытались обвинить в клевете, и не обвинили. Но в клевете на пастора, назвавшего православие собачьей верой не обвиняли; видно, уже было такое дело: как у лютеранского, так и у православного начальства, и обвинять меня в клевете было нельзя. Однако же редакция балтийского журнала сама решилась защитить пастора, будто вовсе неповинного в таком преступлении, в каком я обвинил его, – и пыталась доказать это документально: но оказалось на самом деле, что сделать это невозможно.

Я служил сначала при вольмарской церкви и знал Вальтера, известнейшего проповедника, ревнителя лютеранства и в сороковых годах, когда много латышей присоединялось к православию, оскорбившего православие публично в проповеди на фетельнском кладбище¹⁷³⁷, о чём было официальное следствие и разбирательство дела в суде. Редакция намеренно, или не намеренно и вообразила, что я обвиняю в неприличном названии православия собачьей верой, именно пастора Вальтера. И вот, редакция стала утверждать, что рассказ мой о событиях сороковых годов баснословен и прямо противоречит истине; в извинение будто бы меня и в доказательство того,

—427—

что я не мог знать событий сороковых годов, она указывает на то, что в сороковых годах меня не было в Лифляндии. И это неправда; я прибыл в Лифляндию в 1848 году, а посему и сам лично мог знать события из последних сороковых годов и слышать от непосредственных свидетелей этих событий.

Пастор Вальтер в проповеди своей, сказанной па фетельнском кладбище¹⁷³⁸, по донесению на него слышавших трёх православных латышей 1) назвал православную церковь языческой, 2) перешедших в эту церковь назвал ворами, убийцами и язычниками и 3) утверждал, что души их никогда не достигнут вечного спасения. Дело было ещё при генерал-губернаторе Головине, – наряжена была особенная следственная комиссия из жандармского полковника, приходского судьи и уездного фискала Комиссия допросила как трёх свидетелей, принесших жалобу на пастора Вальтера, так и других лиц лютеранского исповедания из фетельвского прихода: пастор оказался виновным в взводимом на него преступлении, и очень многие думали, что он пострадает за свою вину. Но в 1848 г. на счастье пастора Вальтера прибыл в Ригу новый генерал-губернатор светлейший князь Суворов, и по внушению, конечно, немцев решено было почему-то вновь переследовать дело по обвинению пастора Вальтера. Сочли вовсе неприличным обвинить такого знаменитого пастора; знали защитники Вальтера, как повести дело в пользу виновного; оно передано было в немецкий – венденский – ландгерихт, который командировал в Фетельн отделение. Призван был сам обвиняемый и депутат с лютеранской стороны, – пастор, конечно, для защиты виновного; только забыли почему-то призвать депутата с православной стороны, хотя дело касалось веры православной, оскорблённой пастором. На суде три свидетеля, принесшие жалобу на пастора, подтвердили прежние свои показания, служащие к обвинению пастора «но смотря на то, что следователи объяснили им

—428—

всю важность и последствия этих показаний¹⁷³⁹. Особенную твёрдость показала обвинительница, жена одного из трёх обвинителей, обнаружившая как внешнюю, так и внутреннюю бедность». Ещё бы ей быть не глупой, если она твёрдо свидетельствует о виновности пастора! Но первый из 20-ти свидетелей показал по прочтении ему прежних показаний, что он «не говорил того, что здесь написано, а показал только, что вольмарский пастор действительно говорил о подражании язычникам тех, которые оставляют свою веру из-за земных выгод, а также о том, что продажа веры за хлеб и за землю ничем не отличается от воровства и, наконец, что тот, кто таким образом отпадает от веры, никогда не достигнет вечного спасения». Почти то же показал свидетель, что заключается в обвинении; посему, конечно, следователи других свидетелей стали спрашивать уже иначе, а именно предлагали такие вопросы: говорил ли пастор Вальтер о том, в чём обвиняли его? И свидетели отвечали на каждый из трёх обвинительных пунктов: нет. На очной ставке обвинители и свидетели упорно стояли на своих показаниях, хотя, замечает редакция балтийской газеты, первые казались унылыми и пристыженными¹⁷⁴⁰. Наконец в зале пред судом и зерцалом «явился, в полном облачении, сам обвиняемый пастор, высокого роста, величественной наружности, вполне напоминавший доктора Мартина Лютера, от которого он будто бы происходит по женской линии», и с позволения судей в своё оправдание, изложил краткий очерк своей проповеди, которую он произнёс на фетельнском кладбище; при каждой его остановке и наверно вопросе обвинителям и свидетелям – они отвечали: «да, это вы говорили, добрый пастор¹⁷⁴¹, это так было». В заключение этой речи, когда оратор спросил обвинителей: «можете ли вы теперь утверждать,

—429—

что ваши обвинения истинны и что я произносил объявленные вами показания? Несчастные обвинители пали ниц, обняли колена пастора и громко со слезами на глазах, объявили: «мы лгали, вы этого никогда не говорили, мы отказываемся от наших обвинений и берём их назад»¹⁷⁴². Да как же они и свидетели – лютеране показывали следственной комиссии совсем другое? Как же обвинители самому суду и на очной ставке упорно настаивали на своём обвинении пастора Вальтера? Видно, речь пастора была так грозна для бедных латышей и так сбили их с толку вопросы умнейшего пастора, что они вынуждены были сказать: мы лгали. Может быть подействовали на них и другие убеждения ревнителей лютеранства. Но повествователь события свалил всю вину на православного священника; это, видите, уговорил латышей сделать ложный донос на пастора кокенгузенский священник из латышей, первый обратившийся из лютеранства к православию. Подразумевается: вот какие священники из латышей в православной церкви! Следовало бы и священника привлечь к ответственности; да оказалось, что этого сделать было будто нельзя, – он был переведён из Кокенгузена в другое место¹⁷⁴³. Жаль, что описатель не изложил содержания самой речи пастора на суде; может быть в ней было то же сказано, что показал первый из 20 свидетелей. Кроме отсутствия на суде депутата с духовной православной стороны, суд дозволил обвиняемому делать допросы доносителям и свидетелям, – это дело вовсе не его, а самого суда. Да ещё маленькое опущение сделал суд: в уголовном деле, пред допросом свидетелей, не привёл их к присяге, а бесприсяжные показания не имеют силы доказательства.

Дело по обвинению пастора Вальтера в порицании православ-

—430—

ной церкви редакция балтийского журнала передала для того, чтобы доказать мою неправду, будто пастор Вальтер называл православную веру собачьей верой; да и сами обвинители пастора – потомка Лютерова, не говорили, что он так называл православие, – а я смею печатью утверждать это. Но редакция напрасно так много потрудилась: я разумел в моей статье по сообщению мне моего доброго сотоварища, вовсе не вольмарскато пастора – Вальтера, который не был благочинным, а мариенбургского пастора.

За название пастором православия собачьей верой досталось мне и от православных, а особенно от немцев. В конце уже восьмидесятых годов сильно нападал на меня г. пастор Дальтон в своём открытом письме г. обер-прокурору Св. Синода, называя меня злым советником, обманщиком и грозя мне горем, какое изрёк Господь на соблазнителей¹⁷⁴⁴. Дальтон упрекнул меня в том, что я печатью сообщил нелепое известие, будто один пастор назвал православную веру собачьей. К счастью моему в 211 номере «Московских Ведомостей» за 1890 год, когда я составлял свой ответ пастору Дальтону, изложено было дело по обвинению курляндского пастора Тилинга в том, что он в церковной проповеди назвал православную веру верой чёрта. Так вот ещё какими названиями честил православную веру один из пасторов в настоящее время! А что сказать о пятидесятых годах? Замечательно, что и курляндский обергофгерихт оправдал было пастора Тилинга, как оправдал г. Вальтера венденский ландгерихт; но в первом суде был православный губернский прокурор, который не мог согласиться с явно несправедливым определением суда и пастор Тилинг был обвинён уже Правительствующим Сенатом, куда дело было перенесено; при суде же над пастором Вальтером не было ни одного православного прокурора.

Ревнители лютеранства не ограничивались обвинениями меня в клевете только и в изложении сказочных и невероятных событий; нет, они хотели обвинить меня в

—431—

самом тяжёлом преступлении, – в оскорблении их Императорских Величеств, за что грозило мне и самое тяжёлое наказание. Почин тому дала редакция того же балтийского журнала: она указала это место в моей статье. Вот что было там напечатано: «чтобы поколебать православных в той мысли, что им уже нельзя возвратиться в лютеранство, враги православия распускали и распускают разные неверные слухи. Так со времени увольнения в лютеранство некоторых лиц, уклонившихся в оное по недостатку доказательств присоединения их к православной церкви, распространяли везде молву, что из православия уже можно переходить в лютеранство и этот слух так был силен назад тому года три, или четыре, что дошёл до нашего правительства, и в Лифляндии было объявлено, что он не справедлив. Между тем лютеране поддерживали этот слух и так как находились новые лица, уклонявшиеся в лютеранство, то они указывали на этих людей как на доказательство справедливости слуха и тем подрывали у крестьян доверие к священникам, объявлявшим, что этот слух не справедлив. В последнее время слух слишком усилился; говорят, будто уже и в газетах напечатано, что можно переходить из православия в лютеранство, будто сам Государь дозволил это, – будто он прежде и не знал, что в Лифляндии есть православные, а узнал об этом тогда только, когда был недавно в Зегевольде и Кремоне¹⁷⁴⁵, а иные к этому прибавляют, что Государыня Императрица из немецкой стороны и лютеранского исповедания, а посему она защитит тех, которые перейдут из православия в лютеранство; мало того, иным говорили, что Государь даже велел православным идти в лютеранство. Пасторы и другие ревнители лютеранства сильно поддерживают такие слухи; я слышал, что некоторые пасторы даже и в церквах объявили, что можно православным идти в лютеранство. Такие слухи слишком вредят православию». (Правосл. Обозр., апрель, 1865 г., 402–403 стр.).

В этом рассказе редакция балтийского журнала увидела – страшное преступление моё – оскорбление Их Вели-

—432—

честв; почему слова, касающиеся Государыни Императрицы, как будто слишком нелепые, и выпустила в немецком переводе моей статьи. По указанию этого журнала, как мне стало известно, о преступлении моём представлен был на автора, то есть, на меня, донос, министру Внутренних Дел, в ведении которого состоит печать и цензура. По так как цензура духовных произведений принадлежит ведению Святейшего Синода; то дело об оскорблении мною Их Величеств перешло в духовное ведомство. И вот, Высокопреосвященнейший митрополит московский получил от обер-прокурора Св. Синода отношение от 31 августа 1865 г., в котором сказано, что за помещённые в статье «Православного Обозрения» о положении православия в Лифляндии совершенно неуместные неблагоприятные слухи Высочайше повелело подвергнуть цензуру взысканию; при отношении препровождена была вышеозначенная выписка из моей статьи. Высокопреосвященнейший святитель московский потребовал от цензора протопресвитера Д.П. Новского сведения и объяснения, кто написал означенную статью и почему цензор решился допустить до напечатания касающиеся Высочайших особ выражения, которые хотя представлены как ложные, произошедшие от людей не благонамеренных, но сим не оправдывают допущения их до гласности. Протопресвитер отвечал архипастырю, что означенная статья написана рижской епархии города Вендена протоиереем Иоанном Поспеловым. «Статья эта в общем её составе допущена до напечатания потому, что обличает в авторе не только благонамеренность, но и искреннюю ревность к защите православия против неимоверных, но подтверждаемых фактами усилий к стеснению православия со стороны неправославных. Что же касается до приложенного к выписке извлечения из той же статьи, где говорится о ложном слухе, который неблагонамеренные люди распространяют во вред православия, злоупотребляя Высочайшим Именем Их Величеств, то о. цензор никак не предполагал, что допущением до напечатания содержащегося в извлечении, не исключая и выражений, касающихся Их Величеств, нарушен будет закон, коим предписывается строго наблюдать, чтобы в печатаемых статьях не содержалось ничего оскорби-

—433—

тельного для Верховной Власти, так как нарушение этого закона было бы в высшей степени противно собственному глубокому чувству благоговения о. протопресвитера к священным особам Их Величеств. Увлёкся же при этом о. цензор той мыслью, что на касающиеся Их Величеств выражения автор статьи указывает, как на совершенно ложные, – в виде жалобы на распространяющих оные к унижению православия и что быв приведены в этом смысле они могут возбуждать одно только негодование против посягающих злоупотреблять священными именами Их Величеств» (Прибавления к творениям св. Отцов в русском переводе, 30 часть, 2 т. за 1882 г. 404–406 стр.).

Как слышно было, о. протопресвитеру Новскому предложено было на выбор, какому суду он желает подвергнуться в этом деле: обычному епархиальному, или учёному академическому, – он указал на последний и конференция московской духовной академии, рассмотрев дело, постановила: «Из статьи о настоящем положении православия в Лифляндии видно, что автор её распространяемые в народе слухи о дозволении будто бы правительством переходить из православия в другое исповедание и о воззрениях, приписываемых Государю Императору и Государыне Императрице на такие отступления от православия, признавал и признаёт ложными. Тем не менее, замечая вредное влияние таких слухов на православных в лифляндском крае, которые все почти состоят из поселян, он, как лицо духовное, и по сану своему, и по отношению своему к местной пастве, и по долгу верноподданничества, почитал себя обязанным по возможности противодействовать вредоносному распространению таких слухов. Но он избрал для себя не совсем удобное средство, заявляя такие слухи совершенно неуместно в литературной статье, которая, свидетельствуя о зле, не даёт ещё видеть, приняты ли какие-нибудь меры для его прекращения». Что касается до цензора, то конференция, принимая во внимание его оправдания, нашла только одну его неосмотрительность в допущении напечатать извлечение из статьи, но не неблагонамеренность, а по сему определила за это опущение сделать ему замечание с подтверждением вперёд внимательнее вести дело цензора.

—434—

Представляя это определение конференции архипастырю, ректор академии незабвенный А.В. Горский писал: «Может быть покажется излишним довольно пространное замечание в самом начале, касающемся собственно автора статьи; но нам представлялось нужным обратить внимание правительства на то, что статья содержит более важные предметы, нежели одно несоблюдение должного молчания, что в таких обстоятельствах, в каких находится православие в Лифляндии, оказывается неудобным молчать. Кесарева Кесарева, а Божия Боговии (Там же стр. 406–408).

Высокопреосвященный митрополит московский, посылая определение конференции обер-прокурору Св. Синода, кроме изложенных в определении её смягчающих вину цензора представлений его, указал на то, «что в одну и ту же ошибку с московской духовной цензурой впала и петербургская, допустив напечатать в журнале «Странник», подвергшиеся осуждению выражения, ибо сия служит некоторым признаком, что сии выражения по свойству своему могли увлечь всё внимание цензора к стороне ревности за православие и тем ослабить внимание к другой неблагоприятной стороне сих выражений.» Вместе с тем архипастырь ходатайствовал о даровании погрешившему цензору Всемилостивейшего прощения; на что и соизволил Государь Император (там же. 410–411 стр.).

Слышно было, что обвинители меня и цензора в таком важном преступлении представляли ещё о необходимости изъять из обращения мою вторую статью, в которой напечатаны были оскорбительные будто для Высочайших особ слухи. Но мудрый святитель московский запрещение моей статьи отклонил, представив, что при сём запрещении всех книжек «Православного Обозрения» изъять из обращения невозможно и что запрещением сделается как бы указание на то, что в печатной статье оскорбляются Высочайшие Особы; тогда как без этого запрещения едва ли кто из читателей статьи найдёт в них такое оскорбление, как этого не нашли в ней цензоры ни московский, ни петербургский.

Когда поднялось дело о взыскании с цензора за допущение напечатать мою вторую статью, архипастырь риж-

—435—

ский потребовал меня к себе и сообщил мне о сильном недовольстве моими статьями ревнителей лютеранства и о возбуждении гонения против меня. Теперь идёт дело только о цензоре, говорил мне владыка, а потом может дело коснуться и вас, как автора; приготовьтесь к основательному ответу. Дело довести умели немцы-лютеране до Высочайшего сведения и по Высочайшему повелению производится следствие о наших статьях. Что мне приготовляться к ответу, владыка святый! – говорил я. О нелепых слухах, касающихся Государя Императора и Государыни Императрицы, я доносил вам официально; на эту официальную бумагу я и сошлюсь в своём ответе; это удостоверит, что я не с ветру взял такие слухи. При том я буду доказывать, что ничего оскорбительного для Государя Императора и Государыни Императрицы в моей статье нет и я не предполагал. В самом деле, какое же оскорбление даже в утверждении, что Государь Император не знает, какие именно Его подданные и какого вероисповедания живут в той или другой области обширной Его империи? Какое оскорбление для Него в том, что Он дозволил православным латышам возвратиться в лютеранство? Разве Он не мог дать такого дозволения? О Государыне Императрице сказано у меня, что она немка по роду; да разве это неправда и разве это ей оскорбление? Она была и лютеранского вероисповедания и если бы она могла остаться в этом исповедании, то конечно могла бы защищать своих единоверцев. Чем же тут оскорбляться?

Но до меня, как автора статьи о настоящем положении православия в Лифляндии, дело не коснулось, к огорчению, конечно, редакции балтийского журнала и других ревнителей лютеранства.

Протоиерей И. Поспелов

—436—

Вот уже прошёл и ещё один учебный год. Как быстро мчатся эти годы! Конечно весьма приятно, когда наступает июнь и месяца на три можешь чувствовать себя на полной свободе; но приходит такая пора жизни, когда наступление каждого нового июня не радует только, но и вызывает па некоторые размышления, невольно заставляет припомнить, что с каждым промчавшимся годом всё ближе и ближе спускаешься к роковому пределу. Эта тревожная мысль очень часто приходит мне в голову, но так уж устроен человек, что он всего более склонен жить настоящим и, не задумываясь слишком долго над тяжёлыми вопросами будущего, спешит пользоваться тем, что есть у него под руками.

Значительно опустела по обычаю с наступлением вакации наша академия. Большинство её деятелей разбрелись на лето в разные стороны, смотря по возможности или желанию, а мне на этот раз Господь привёл отправиться на южный берег Крыма.

Было время, и ещё очень недавно, когда далёкие путешествия к минеральным водам или морским купаниям составляли дорогую роскошь, доступную лишь людям весьма богатым, т. е. таким, которые в большинстве своём и трудятся меньше других и пользуются постоянно лучшими условиями жизни, а следовательно, и меньше других нуждаются в отдыхе и подкреплении сил. Из людей, живущих личным трудом, двигались в дальний путь только очень немногие, которым или почему-либо осо-

—437—

бенно благоприятствовала судьба, или которых гнала крайняя необходимость. Теперь уже, слава Богу, не то. Разного рода льготы и скидки за проезд по железным дорогам и множество расплодившихся повсюду недорогих сравнительно меблированных помещений со столом дают в настоящее время возможность и людям очень скромного достатка, при некоторой экономии в продолжении года, скопить сотню – две, чтобы провести хотя некоторую часть лета на каком-либо курорте. По дороге на юг я видел очень много студентов, учителей и особенно учительниц, которые все стремились провести свою вакацию или в Славянске, или на Кавказе, или на южном берегу Крыма. Один из таких туристов в случайной беседе говорил, что отныне в продолжении года он ни в карты играть, ни вина пить не станет, лишь бы только скопить денег на какую-нибудь летнюю поездку. Конечно, за всех этих людей можно только радоваться. Если кому, то в особенности им – людям напряжённого умственного труда, вполне законно и уместно подкрепить свои расшатанные нервы прекрасным воздухом юга и его целебными водами.

Могучая природа южно-крымского края производит на непривычного к ней северного человека и чарующее и вместе подавляющее впечатление. Эти вершины гор с играющими на них лучами солнца; эти непрерывно куда-то бегущие волны моря, то синие, то тёмно-свинцовые, то серебристые, то отливающие всеми цветами радуги; эта роскошная флора кипарисов, лавров, каштанов, магнолий и пр. и пр.; эти всюду журчащие ручьи и водопады; эти величественные каменные утёсы, то обнажённые во всей своей дикой красе, то увитые плющом и виноградом, то омываемые вечно плещущей волной, – всё это представляет очарованному взору бесконечный ряд таких чудных картин, от которых не хочется оторваться по целым часам. Зачем я не художник, зачем я не поэт, часто думается мне. Целые дни сидел бы я в каких-либо очаровательных уголках с своим альбомом и десятки разных набросков увёз бы с собой хотя бы только из одной Алупки. Но любуясь каменными громадами гор, на которых останавливаются даже облака, не на-

—438—

ходя себе прохода, или беспредельной ширью волнующегося моря, или возносящимися к небу стройными вершинами пирамидальных тополей и кипарисов, не только испытываешь наслаждение от этих грандиозных картин природы, но вместе и невольно смиряешься, чувствуешь своё великое ничтожество. Смотрю я на громадный морской пароход и думаю: какой ничтожной скорлупкой представляется он над бездной моря. Стоит лишь немножко нахмуриться этому морю и покрыться туманом, стоит лишь порассердиться ему и забушевать своими волнами, чтобы заскрипел и затрещал пароход по всем своим составам, а нередко и пошёл ко дну, оглашаемый отчаянными воплями погибающих, наскочив на какой-либо утёс, или не справившись со штормом. Смотрю я на величественные вершины Ай-Петри и думаю: какой жалкой букашкой представляется человек, когда он карабкается по крутым обрывам. Стоит лишь оторваться от каменного великана какой-либо стотысячной частичке, чтобы под её ужасающей тяжестью погибла эта букашка, не оставив по себе даже малейшего следа. Каким ничтожеством представляется человек на ряду с величием природы, какими мелочами кажутся его обыденные маленькие интересы, заботы и стремления!.. Долго я никак не мог отрешиться от этой мысли. Долго она не давала мне взяться за перо, как я ни старался убедить себя в необходимости своевременного выполнения раз предпринятого дела. Стоит ли, думалось мне, даже и вспоминать о мелочах нашей обыденной жизни, когда вокруг всё так могуче и величественно?! Однако зачем же унижать и человека. Как ни величава природа, как ни кажется человек бессильным и ничтожным при сравнении с ней, однако он царит над ней силой своего ума, обуздывает и заставляет подчиняться себе её по-видимому непреоборимые стихии. Правда, нередко он гибнет в непосильной жизненной борьбе; но, и погибая, не умирает совсем, как умирает всё в природе, а остаётся живым в творениях, идеалах и стремлениях своего бессмертного духа. Ничтожен и жалок человек по своим размерам на лоне могучей природы; но он велик и неизмеримо выше её силой своего гения, богоподобными свойствами и стремлениями своего

—439—

разума; он и царь, и раб, и червь, и бог, а потому можно ли считать только мелочами хотя бы и обыденные интересы и явления его умственной жизни? Что говорить, чудно-хороши роскошные картины юга, но и среди их красот мне с удовольствием вспоминается родной север и уносится подчас душа

«опять в затишье бора,

Опять в немую даль синеющих лугов;

Туда, где так грустна родная мне картина,

Где ветви бледных ив склонились над прудом,

Где к гибкому плетню приникнула рябина,

Где утро обдаёт осенним холодком

И часто предо мной встают под небом Юга,

В венце страдальческой и кроткой красоты,

Родного Севера – покинутого друга

Больные, грустные, по милые черты»

Оторвём же хотя на некоторое время очарованный взор от красот юга, оглянемся назад на свой север и постараемся припомнить что-либо из прожитого в минувшем учебном году нашей родной академией.

Нельзя сказать, чтобы вторая половина этого года была особенно богата событиями. Академическая жизнь шла своим обычным порядком и потому лишь немногое может быть занесено на страницы нашей летописи.

К концу 1893-го года две кафедры в нашей академии оставались вакантными, а именно: кафедра Свящ. Писания ветхого завета, освободившаяся с выходом доцента А.А. Жданова на службу по министерству народного просвещения, и кафедра нравственного богословия, осиротевшая со смертью инспектора академии, о. архим. Григория.

Уже вскоре после его кончины стали распространяться слухи, что наиболее вероятным преемником ему следует считать исправляющего должность доцента Спб. академии по кафедре Свящ. Писания ветхого завета, молодого о. иеромонаха Сергия (Страгородского). Одной из наиболее важных причин, препятствовавших немедленному назначению о. Сергия в Московскую академию, была без сомнения тяжёлая болезнь, на многие недели приковавшая его к постели. Лишь 29-го декабря 1893 г. состоялся указ Святейшего Синода о назначении о. Сергия, «исправ-

—440—

ляющим должность инспектора Москов. Дух. академии, с предоставлением ему участия во всех собраниях академического совета и правления на правах штатного инспектора». По желанию Высокопреосвященнейшего Владыки Московского Сергия, новый инспектор занял в академии кафедру нравственного богословия и в первых числах января 1894 г. был уже на месте своего нового служения. Иеромонах Сергий, в мире Иван Николаевич, родился в 1867 г. в городе Арзамасе, Нижегородской губернии. Получив образование в Нижегородской духовной семинарии и С.-Петербургской духовной академии, о. Сергий тотчас по окончании курса в 1890 г. (первым кандидатом), отправился в Японию на служение церкви при японской православной миссии. Здесь он трудился сперва в качестве преподавателя семинарии в Токио, затем более пяти месяцев плавал в японских и китайских водах, прикомандированный для отправления пастырских обязанностей на военном судне, и наконец, опять возвратившись в Японию, работал при миссии в Киото и др. местах. В июле 1893 г. о. Сергий был избран на кафедру Св. Писания ветхого завета в С.-Петербургскую дух. академию, но пробыл на ней только до конца этого года, получив назначение в академию Московскую.

На вакантную кафедру Свящ. Писания ветхого завета избран советом академии, в заседании его 21-го февраля 94 г., преподаватель греческого языка в Рязанской духовной семинарии В.Н. Мышцын, окончивший курс в Московской духовной академии в 1890-м году. Одиннадцатого марта г. Мышцын, согласно требованию академического устава, прочитал две пробные лекции на темы: «сущность ветхозаветного прообраза и значение его для ветхозаветных верующих» и «очерк содержания книги Екклесиаста». Обе эти лекции совет признал удовлетворительными и, по его ходатайству, г. Мышцын утверждён Его Высокопреосвященством на академической кафедре.

На ряду с этими обычными переменами, минувшей весной в учёном сонме Московской академии произошло и чрезвычайное, почти не бывалое доселе приращение, – я разумею почётное возведение в учёную докторскую степень питомцев Московской духовной академии, а ныне высо-

—441—

ких и уважаемых иерархов Русской церкви, Высокопреосвященнейшего Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского, и Преосвященнейшего Виссариона, епископа Костромского и Галичского. Параграфом 143 ныне действующего академического устава православным духовным академиям предоставлено право возводить в учёную докторскую степень лиц известных своими учёными трудами и заслугами, по своему собственному почину, без всякого с их стороны ходатайства и без представления специально для сей цели написанных докторских диссертаций. Ревностно охраняя достоинство высшей учено-богословской степени, духовные академии доселе чрезвычайно редко пользовались и пользуются этим предоставленным им правом, а в частности наша Московская академия до нынешнего года ещё ни разу не сделала употребления из 143-го параграфа. Текущий 1894-й год составляет в этом случае первое исключение. Возбудив вопрос о почётном возведении уважаемых иерархов в учёную докторскую степень, совет академии, в своём заседании 15-го марта 94 г., составил две комиссии, которым поручил изготовить подробный отзыв об их учено-литературных трудах и заслугах. В состав первой комиссии для составления отзыва о трудах Высокопр. Саввы вошли ординарный профессор E.Е. Голубинский, экстраординарные профессоры Г.А. Воскресенский и И.Н. Корсунский и доцент А.П. Голубцов, а в состав второй для отзыва о трудах Преосв. Виссариона: о. ректор академии архим. Антоний, ординарный профессор М.Д. Муретов и экстраординарные профессоры П.И. Горский-Платонов и А.П. Смирнов. Через два месяца обе комиссии представили свои отзывы, которые и были прочитаны 19-го мая в заседании совета.

Первая комиссия, упоминая лишь вкратце о магистерской диссертации Высокопр. Саввы («об устной исповеди»), о собрании его слов и речей и о многих его мелких исследованиях археологического и церковно-исторического содержания, останавливает своё внимание преимущественно на характеристике и оценке его главнейших трудов. Таким трудом комиссия признаёт прежде всего: «Указатель для обозрения Московской патриаршей (ныне сино-

—442—

дальной ризницы) и библиотеки». Не смотря на своё скромное заглавие, этот указатель с полным правом должен быть назван учёным сочинением. В нём помещён научно-составленный исторический очерк синодальной ризницы и библиотеки, а самое изложение указателя и описание предметов ризницы и библиотеки вполне отвечает требованиям науки, сопровождаясь по местам разными учёными соображениями и заключениями и многочисленными примечаниями, обнаруживающими в авторе богатую эрудицию. Второе издание указателя было так переработано и расширено учёным автором, что оказалось по своим размерам втрое большим первого. В этом втором издании автор значительно дополнил историю библиотеки новыми данными, добытыми из разных мест и источников, особенно же из Московского главного архива министерства иностранных дел и из архива Московской Оружейной палаты и затем, вместо прежнего описания лишь некоторых рукописей, составил полный библиографический, научно обставленный, указатель всех, и греческих и славянских, рукописей синодальной библиотеки, с приложениями и объяснительным словарём как к предметам ризницы, так и к сокровищам библиотеки, также вполне научно составленными и, по суду самих учёных, раскрывавшими многое совершенно новое даже для учёных. Встреченный с сочувствием и одобрением в учёном мире и удостоенный от академии наук Демидовской премии, указатель Высокопр. Саввы служит, по отзыву комиссии, необходимою справочной настольной книгой не только для обычных посетителей синодальной ризницы и библиотеки, но и для любителей и тружеников науки. «Древнерусский, особенно церковный, быт, с его религиозным мировоззрением, с его домашним и общественным обиходом, с его искусством на различных степенях развития последнего и т. д. до наглядности ясно раскрывался в описании ризницы, а многочисленные, разновременные по происхождению и разнообразные по содержанию, памятники древней письменности, хранящиеся в библиотеке и описанные в указателе простирающиеся не только на Русь в разные времена её истории, но и на иные страны, особенно же Грецию, открывали собой, по указателю, обширное поле

—443—

для изучения состояния просвещения в сих странах, для исследований в области наук богословских, философских, исторических, словесных, юридических и др.» – К работам над указателем тесно примыкал другой серьёзный труд Высокопр. Саввы – это «палеографические снимки с греческих и славянских рукописей Московской синодальной библиотеки VI–XVII века». Это издание, «особенно для тогдашнего состояния науки палеографии у нас в России, имело очень большое значение, не утратившееся и доселе»... «Достаточно сказать, что палеография, как вспомогательное средство читать и разбирать древние рукописи, дотоле у нас была совершенно неизвестна, и труд Высокопр. Саввы был первым опытом в этом роде; а между тем потребность в чтении и разборе рукописей для разных научных целей... уже давно назрела и в рассматриваемое время всё более и более усиливалась». Издание Высокопр. Саввы «для учёных, особенно начинающих, стало служить хорошим руководством при их занятиях не только синодальными, а и какими бы то ни было рукописями». – «Последнее тридцатилетие учёно-литературной деятельности Высокопр. Саввы посвящено главным образом собранию и изданию разного рода церковно-исторических материалов, по большей части весьма важных и для развития исторического самосознания в нашем отечестве и для разных отраслей научного труда». Издание материалов у Высокопр. Саввы представляет собой труд не механический, а глубоко осмысленный, с обширными предисловиями и многочисленными примечаниями, строго-проверенными справками, основанными на точных архивных сведениях, а потому является как бы живой летописью церковно-гражданской жизни нашего отечества за время, начиная с последней половины прошедшего и кончая последними годами истекающего столетия, сопровождаемою светлым, верным и беспристрастным взглядом на события того времени и на деяния исторических лиц. В ряду церковно-исторических трудов и изданий Высокопр. Саввы можно, между прочим, указать: «воспоминания о Высокопр. Леониде, архиепископе Ярославском и Ростовском», «письма Московского митрополита Филарета к покойному архиепископу Тверскому Алек-

—444—

сию», «письма Филарета, митрополита Московского и Коломенского к Высочайшим Особам и разным другим лицам», «письма Моск. м. Филарета к игуменьи Спасо-Богородицкого монастыря Сергии», «сборник писем духовных лиц XVIII в. к преосв. Арсению (Верещагину), архиеп. Ростовско-Ярославскому, бывшему епископу Тверскому и Кашинскому», а в особенности «собрание мнений и отзывов Филарета митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам» (в шести томах) и «собрание мнений и отзывов Филарета, митр. Моск. и Колом., по делам православной церкви на востоке». – Эти замечательные писания великого Московского святителя; «извлечённые из архивов Св. Синода, духовно-учебных заведений Петербургских и Московских, министерств иностранных и внутренних дел и народного просвещения» и др., «в лице Высок. Саввы, одного из лучших и верных питомцев и хранителей заветов митрополита Филарета, нашли себе наилучшего истолкователя и издателя. А между тем не легко и измерить весь объём, всю громаду значения и пользы этих писаний для церкви, для гражданского общества и из наук – для церковной (и отчасти гражданской) истории, для церковного (и отчасти гражданского) права, для словесности (также церковной и гражданской), для богословия во всех его частях и видах, даже для философии и наконец для церковной практики». Во всех указанных трудах и изданиях Высокопр. Саввы имеется много ценного, важного в различных отношениях и по большей части дотоле неизвестного в печати, а затем не редко сообщаются принадлежащие именно ему самому, как автору, сведения и данные, которыми проливается совсем новый свет на многие исторические лица и события, исправляются и изменяются взгляды, дотоле существовавшие и уже утвердившиеся в науке, открываются новые точки отправления в научных исследованиях.

Вторая комиссия в своём отзыве писала:

«Преосвященный Виссарион, начав свою литературную деятельность учёным исследованием, привлекшим к себе вполне заслуженное внимание, именно, магистерской диссертацией «Святый Димитрий митрополит Ростовский», не-

—445—

устанно, в течение уже почти полувека (1848–1894 гг.), обогащает русскую богословскую литературу многочисленными сочинениями, содержащими 1) истолкование Священного Писания, 2) раскрытие истин православного нравоучения и вероучения 3) изъяснение богослужения и общеупотребительных молитв и 4) обличение заблуждений раскольнических».

«Истолковательные труды автора содержат изъяснение паремий из Пятикнижия Моисеева, из книг Иисуса Навина, Судей, Царств, Паралипоменон, Иова, Притчей и Премудрости Соломона, прор. Исаии, Иеремии, Иезекииля, Даниила, Иоиля, Ионы, Михея, Софония, Захарии, и Малахии. Главная цель истолкования паремий состояла для автора в том, чтобы облегчить разумение их для тех читателей, которые, слыша чтение их при богослужениях, ищут в них духовного назидания. Этой целью изъясняется, во-первых, строгое следование церковно-славянскому тексту богослужебных книг и церковно-славянской библии; во-вторых, – общедоступность изложения; в-третьих, – обстоятельное раскрытие связи речи, оснований для такого, а не другого истолкования, значения изъясняемых событий и изречений в отношениях: догматическом, нравственном, психологическом, историческом и, наконец, оснований для ответов на различные недоумения и возражения. Нередко истолкователь паремий приводит святоотеческие истолкования. Он пользуется, с соблюдением строгой критики, и трудами иностранных толкователей, наприм., Розенмиллера, Шольца и Дерезера, Кейля, Делича, Курца и некоторых других. Истолковательные труды преосв. Виссариона вполне самостоятельны и, в то же время, в точности сообразны с началами толкования, принятыми православною церковью»....

«Истины православного нравоучения и вероучения излагаются преосв. Виссарионом в следующих книгах: «Сборник для любителей духовного чтения», «Очерки христианской жизни», «Черты христианского учения», «Сборник для назидательного чтения», «Духовная пища», «Духовный свет» и др.... Точность, ясность и простота изложения составляют отличительные черты всех сейчас перечисленных трудов».

«Изъяснение богослужения и молитвословий православной

—446—

церкви автор даёт в следующих трудах: «Толкование на божественную литургию по чину св. Иоанна Златоустого и св. Василия Великого», «О вечерне» и «Обозрение употребительнейших церковных молитв». В толковании на литургию автор раскрывает ближайший смысл её, на сколько он вытекает из самого текста её. Автор не разделяет воззрения на литургию тех толкователей её, которые видят во всём составе литургии последовательное, в хронологическом порядке, изображение земной жизни Христа Спасителя от рождения Его до вознесения на небо. По справедливому взгляду автора, вся литургия, во всём её составе, есть проповедь о Христе, воспоминание о Нём, особенно о последних днях Его земной жизни, но отнюдь не есть хронологическое о ней повествование. К особенностям рассматриваемого труда автора должно отнести и подробное, не встречающееся в других сочинениях о литургии, изъяснение антифонов, прокимнов, входных стихов, аллилуариев и причастных, с присовокуплением обстоятельных соображений о значении в литургии этих составных частей её».

«Книга о расколе и по поводу раскола» содержит собрание церковных бесед автора, которые он произносил ежегодно, начиная с первого года открытия Московского противораскольнического Братства св. Петра митрополита, в течение шестнадцати лет, в каждый годовой праздник Братства. Для утверждения православных в преданности святой церкви и для вразумления отпадших от неё беседы автора о расколе имеют важное значение».

По выслушании представлений обеих комиссий совет постановил ходатайствовать установленным порядком о возведении Высокопреосвященного Саввы, архиепископа Тверского и Кашинского, в учёную степень доктора церковной истории, а Преосвященного Виссариона, епископа Костромского и Галичского, в учёную степень доктора богословия¹⁷⁴⁶.

Возведение Высокопр. Саввы в высшую учёную степень даёт нам основание с великой признательностью упомянуть здесь об одном добром деле, которым уважаемый

—447—

архипастырь выразил в истекшем учебном году своё особенное расположение к родной ему Московской академии, и воспитавшей его и состоявшей некогда под его начальственным руководством.

Ещё в первой половине минувшего 1893-го года Высокопр. Савва выразил желание, чтобы после его кончины Московская Духовная Академия явилась главной наследницей тех научных сокровищ, книг и рукописей, какие имеются в его обширной и многоценной библиотеке. Во исполнение этого желания, профессор И.Н. Корсунский, по поручению академического совета, обозревал библиотеку Его Высокопреосвященства на месте её нахождения в Твери и затем, при содействии библиотекаря академии И.А. Колосова, отметил по её общему каталогу всё то, что можно было признать желательным и полезным для приобретения в академию. В результате такого пересмотра оказалось, что из 8607 названий книг по каталогу библиотеки Его Высокопреосвященства было отобрано для академии 6147 названий, список коих и был представлен совету профессором Корсунским вместе с донесением об исполнении им возложенного на него советом поручения. – В феврале 1894-го года Высокопреосвященнейший Савва писал в совет М.Д. Академии следующее:

«По окончании в 1850 г. образования в Московской Духовной Академии, я, свыше сорока лет проходя разные церковные служения и учебно-административные должности (в том числе должность Ректора и профессора в Московской академии), а также состоя членом многих учёных обществ, – имел возможность составить очень значительную библиотеку, состоящую из книг и частью рукописей разного, преимущественно Богословского и церковно-исторического содержания. Собранными таким образом сокровищами я пользовался до сего времени при своих учено-литературных трудах. Ныне же, по преклонности лет и при оскудевающих силах, я не в состоянии более продолжать учёные занятия и потому не могу уже пользоваться помянутыми книжными сокровищами. Но чтобы эти сокровища не оставались без полезного и целесообразного употребления, я заблагорассудил лучшие и наиболее ценные

—448—

книги и рукописи своей библиотеки принесть в дар Московской Духовной Академии, в благодарную память о моём воспитании в этой академии и о начальствовании в оной».

«Препровождая при сём в Совет Академии сделанное мною духовное завещание о передаче, после моей смерти, лучшей и важнейшей части моей библиотеки, по особому списку книг и рукописей, в собственность Московской Духовной Академии, покорнейше прошу принять от меня этот посмертный дар».

Тотчас по получении этого официального заявления и нотариальной выписки из духовного завещания Владыки, признательная академия, имея в виду очень высокую ценность дара (свыше 50:000 рублей), поспешила торжественно засвидетельствовать Его Высокопреосвященству свою глубокую благодарность. Февраля 23-го в час пополудни к Высокопр. Савве явилась нарочно прибывшая в Тверь особая депутация от академии, состоявшая из профессоров: П.И. Горского-Платонова, Г.А. Воскресенского и И.Н. Корсунского, причём старейший из её членов, проф. Горский, прочитал следующий адрес: «Ваше Высокопреосвященство, Высокопреосвященнейший Владыко! Милостивейший Отец и Архипастырь»! – «Московская духовная академия уже давно знала о богатстве книжных сокровищ Вашей библиотеки, с глубоким уважением взирала на постоянное увеличение этих сокровищ, как на выражение Вашей любви к науке и словесности, и с чувством искренней радости и признательности относилась к бескорыстию и беззаветности, с какими Ваше Высокопреосвященство открывали свободный доступ к этим сокровищам всякому, искавшему в них пособия к своим научным или литературным исследованиям. Ныне Ваше Высокопреосвященство изъявили готовность самую большую и важнейшую часть этих сокровищ пожертвовать в библиотеку академическую, с предоставлением академии права воспользоваться для сей библиотеки всем, что было бы признано для неё в научном отношении более или менее важным, нужным, и полезным. Пользуясь этим правом, академия извлекла свыше 6:000 названий Книг и рукописей по каталогу Вашей библиотеки, из

—449—

коих весьма многие очень редки и ценны, а все в том или другом отношении важны, нужны и полезны для библиотеки академической. Такой беспримерно щедрый и драгоценный дар истинно отеческой любви Вашей к родной академии побуждает последнюю выразить пред Вашим Высокопреосвященством истинно сыновние горячие чувства духовной радости и глубочайшей благодарности за сей дар, которые всегда будут жить в сердцах академической братии и одушевлять собой воспоминание о Вас, как одном из лучших и славных питомцев, начальников и благодетелей академии».

По утверждённому Высокопреосвященнейшим Сергием, митрополитом Московским и Коломенским, определению академического совета постановлено: «по получении книг, поместить их, вместе с портретом Архипастыря, в особом зале библиотеки».

Щедрым и драгоценным даром своим Высокопреосв. Савва оставляет теперь по себе неизгладимую память в академии. Не часто бывают примеры, чтобы библиотека какого-либо учреждения сразу получала такое громадное приращение. Наша академическая библиотека, справедливо пользующаяся почётной известностью, насчитывает в настоящее время свыше пятидесяти тысяч названий. Многие десятки лет копились эти книжные сокровища, а теперь щедротами Архипастыря она одновременно получает такой богатый вклад, какой ей пришлось бы наживать ещё многие годы. Имя Высокопр. Саввы и доселе всегда глубоко чтилось в Московской Академии. Правда, уже не много осталось здесь людей, сохраняющих личные воспоминания о его ректорском служении в академии, но признательная память о нём переходит из рода в род в академических преданиях как о человеке, сумевшем и в краткий (1861–62 гг.) срок своего ректорства «сделать так, что не могло остаться о нём никаких других воспоминаний, кроме добрых»¹⁷⁴⁷. Теперь жертвуемые Архипастырем тысячи томов ещё более оживят и навсегда укрепят признательную о нем память в академии и сотни

—450—

духовных юношей, воспитывающиеся в её стенах, пользуясь научными сокровищами библиотеки, вечно будут поминать имя Высокопреосвященного Саввы вместе с столь же дорогими именами А.В. Горского и К.И. Невоструева.

В мартовском заседании совета происходило обычное присуждение премий за учёные труды, появившиеся в печати в истекшем году. На этот раз на премию Высокопр. Митрополита Макария были представлены сочинения: доцента А.И. Введенского «Современное состояние философии в Германии и Франции» и экстр. профессора В.Ф. Кипарисова «Митрополит Московский Макарий (Булгаков), как проповедник».

В отзыве о книге А.И. Введенского о. ректор академии, между прочим, писал: «означенный труд представляет собой результат изучения автором заграничной философии не только по книгам, но и через слушание преподававшихся в 1891 году курсов в Берлине и Париже. Последним обстоятельством обусловливается двойной интерес книги, описывающей, как содержание философских курсов, так и отношение к ним слушателей и общества и таким образом раскрывающей различные направления современной мысли в их взаимной связи с жизнью запада.... В книге своей, занимающей собой свыше 30-ти печатных листов, автор изложил и критически рассмотрел полные системы четырёх германских и трёх французских мыслителей, и сверх того отметил характеристические черты едва ли не всех сколько-нибудь выдающихся представителей философских кафедр. Главные достоинства изложения А.И. Введенского заключаются, во-первых, в талантливой систематизации учений и, во-вторых, – в умении поставить их во взаимную связь и показать, что даёт каждый мыслитель для разрешения вопросов, наиболее соприкосновенных с религией и моралью. Таким образом автор является не пассивным излагателем конспектов, а критиком и систематиком. Полнота содержания, глубина мысли, ясность и жизненность изложения делают труд автора заметным вкладом в русскую философскую литературу»...

О книге В.Ф. Кипарисова орд. профессор А.П. Лебедев в своём отзыве писал: «Автор, если не оши-

—451—

баемся, изучил всё, что прямо или косвенно относилось к вопросу о проповедничестве покойного митрополита Макария, как то: письма его и к нему, воспоминания о нём, материалы, характеризующие то время, в какое жил и действовал этот пастыреначальник… Сочинение автора послужит в будущем очень ценным пособием для составителя полной биографии покойного московского святителя – каковая биография очень желательна.... Так как автор, изучая своё дело, руководствовался методом историко-критическим и отчасти сравнительным, то ему пришлось много изучать – ради его специальной цели – других известнейших русских проповедников прежнего времени, напр. Иннокентия, арх. Херсонского, что отчасти вело к необходимости изучать и то, что говорилось об Иннокентии, как проповеднике, в литературе. – Автор не оставил без внимания и древнюю святоотеческую литературу, справедливо отыскивая здесь надёжное руководство и критерии для правильности собственных суждений. И что особенно хорошо, – он извлекает отсюда такие изречения и тирады, которые оставляли без внимания другие исследователи по гомилетике.... Сочинение В.Ф. Кипарисова, заключал свой отзыв проф. Лебедев, заслуживает премии уже по тому одному, что оно имеет темой то самое лицо, щедротами которого создалась и сама премия. Премируя труд нашего автора, академия тем самым выразит свои благодарные чувства к основателю премии, имя которого – уверен – дорого для всего учено-богословского мира».

Совет определил разделить имевшуюся в его распоряжении 500-рублевую премию на две половины и выдать их доценту А.И. Введенскому и экстр. профессору В.Ф. Кипарисову.

Ещё года полтора тому назад мы говорили об учреждении Преосв. Николаем, епископом Алеутским и Аляскинским, премии в 300 рублей за составление «обстоятельной биографии покойного ректора М.Д.А. протоиерея А.В. Горского». К сожалению, доселе никто из наставников академии не изъявил желания принять на себя этот труд. Думаем, что желающий нашёлся бы с течением времени; но, конечно, не тотчас, так как многие из

—452—

академических профессоров заняты своими срочными серьёзными работами и, при всём своём искреннем желании почтить должным образом память незабвенного Александра Васильевича, не имеют возможности принять на себя немедленно новый труд. Между тем дальнейшее ожидание многим представлялось неудобным и найдено было нужным дать делу о премии теперь же какое-либо движение. В заседании совета 21-го февраля 94 г. проф. А.П. Лебедев сделал предложение «включить «обстоятельную биографию А.В. Горского» в число тем, которые будут назначены в следующем учебном году в качестве кандидатских». Премия, по проекту проф. Лебедева, должна быть присуждена автору сочинения на таких основаниях: 1) балл на сочинении должен быть не менее 4½ , 2) присуждается премия в июньском заседании совета, 3) суждение о том, заслуживает ли сочинение премии, поручается особой комиссии под председательством о. ректора академии и 4) удостоенное премии сочинение составляет собственность редакции «Богословского Вестника» и в нём печатается. – Совет академии принял предложение проф. Лебедева и таким образом мы можем надеяться, что через год будет наконец составлена обстоятельная биография Александра Васильевича. От души желая полного успеха будущему автору биографии, мы можем пожалеть лишь о том, что таким автором выступает лице, отделённое целыми десятилетиями от покойного о. ректора и потому не имевшее счастья стоять под благотворным влиянием непосредственного с ним знакомства. Конечно, в его распоряжении будут многие письма и бумаги Александра Васильевича; он прочтёт не малое количество воспоминаний, написанных в своё время под свежим впечатлением кончины незабвенного о. ректора; многие из наличных профессоров академии, служивших или учившихся при Александре Васильевиче, изъявили готовность содействовать составителю биографии сообщением каких-либо сведений или своих личных впечатлений; но всё это не даст ему, конечно, того живого и целостного образа, какой неизгладимо запечатлелся бы в душе его, если бы сам он был учеником и сослуживцем бесценного «папаши». Но, что же делать?! Чего нет, того не создашь.

—453—

Дай Бог, чтобы по крайней мере в пределах возможного предполагаемый труд был достойным своего предмета, а затем будем надеяться, что первый шаг автора не останется одиноким.

Во внешних условиях существования Московской академии минувший год произвёл некоторое улучшение. Давно уже и неоднократно нам приходилось и слышать, и высказывать сетования на тесноту и неудобство помещений, занимаемых в стенах лавры нашей академией. Отчасти вероятно благодаря таким свойствам помещений, а отчасти вследствие некоторых недостатков в устройстве, унаследованном от седой старины, которая не любила сообразоваться с требованиями гигиеническими, санитарное состояние нашей академии за последнее время далеко нельзя было назвать блестящим. Среди учащегося юношества слишком часто стали обнаруживаться лёгочные заболевания, иногда сопровождавшиеся, как мы знаем, печальным исходом. Чтобы по возможности предотвратить впредь такие явления, возбуждено было пред высшею властью ходатайство об ассигновании сумм, потребных для производства в академии некоторых построек и переделок. Инициатором этого ходатайства и главным деятелем в проектировании планов постройки был покойный о. Архим. Григорий. К концу 93-го года ходатайство было уважено и с весны 94-го года начались работы. Вся ассигнованная по смете сумма простирается до 60-ти тысяч рублей, но она должна быть израсходована не на одну какую-либо постройку, а на несколько различных работ. Прежде всего, около двадцати тысяч исчислено на сооружение нового двухэтажного корпуса, который непосредственно примыкает к одному из прежних, вмещающих в себе студенческие помещения, аудитории и квартиры чинов инспекции. Новый корпус весьма незначителен по своим размерам, – в нём всего 27 аршин длины и 16 аршин ширины. По предположению, в верхнем этаже этого корпуса устраиваются помещения для студентов, а в нижнем – квартира помощника инспектора академии. Таким образом весь этот новый корпус, уже седьмой в общем счёте академических зданий, послужит к расширению студенческих помещений, так как прежняя квартира помощника инспек-

—454—

тора предоставляется также студентам. Для улучшения санитарных условий академии от всех её зданий устраивается канализация с выводом труб за стены лавры и с сооружением там фильтра. Весьма значительному ремонту подвергается здание академической библиотеки, страдающее, особенно в её нижнем этаже, сыростью, т. е. таким свойством, которое в хранилище драгоценных рукописей и книг всего менее может быть терпимо. Для устранения этого недостатка теперь предпринята переделка всех печей, выемка земли с устройством сводов и вытяжных труб для осушки и замена всех колод и рам новыми. Наконец около десяти тысяч употребляется на ремонт главного корпуса, т. е. так называемых чертогов, где в недавнее время замечена в некоторой части осадка, образовались трещины в потолках и местами значительно осыпался фундамент. Конечно и после благополучного совершения всех этих работ наша академия с точки зрения внешнего благоустройства и удобств всё-таки оставляет желать ещё очень многого. Так уж ей, как говорится, на роду написано, чтобы сколько в ней ни производилось построек, всё-таки оставалась она навсегда неуклюжей и неудобной. Когда проект последних построек был на рассмотрении одного высокопоставленного лица, оно, говорят, заметило: «сколько вы ни стройтесь, ничего хорошего всё-таки у вас не выйдет». Совершенно верно. Из семи отдельных корпусов никак уж одного не сделаешь, а пристройкой к ним всё новых и новых, насколько позволяет то скученность зданий внутри стен лавры, можно достигнуть лишь сравнительного простора, но никак не красоты и удобства. При взгляде на наши академические здания, разрастающиеся то вверх, то вбок, нам нередко приходит в голову всё та же мысль, что даже и с хозяйственной точки зрения было бы вероятно гораздо лучше, если бы позволили наконец Московской академии навсегда проститься с посадом. Нам думается: лучше было бы однажды затратить несколько сотен тысяч, чтобы устроить в Москве для академии раз навсегда удобное и во всех отношениях хорошее помещение, чем хронически расходовать в посаде по многим десяткам тысяч, без надежды добиться когда-либо удовлетворитель-

—455—

ных результатов. Чтобы составить себе некоторое понятие о том, какие суммы выходят в конце концов из этих постоянно повторяющихся затрат, сделаем маленькую историческую справку. В 1870-м году в духовных академиях производилась реформа. В это самое время, в виду необходимости приспособления и существующих академических зданий к требованиям нового устава, возбуждён был серьёзно в печати вопрос о переводе Московской академии в Москву. Противники перевода, между прочим, указывали и на то, что это предприятие обойдётся слишком дорого. Как бы то ни было, академия осталась и доселе остаётся в посаде; но не думайте, чтобы её пребывание здесь стоило очень дёшево. С той поры, т. е. в продолжение двадцати четырёх лет, в нашей академии произведены были, сверх обычных ремонтов, следующие постройки:

а) В 1874 году началась постройка нового особого двухэтажного здания для академической библиотеки. Израсходовано по смете на эту постройку 61:000 рублей¹⁷⁴⁸.

б) В то же время и в связи с этой постройкой началось производство и других работ, а именно столовая студентов, кухня, хлебная и др. хозяйственные помещения были переведены в здание, прежде занимавшееся библиотекой, а вместо их в главном корпусе устроены помещения для студентов. Израсходовано на это 29:000 руб.

в) В 1879 г. над академической церковью устроен купол и её помещение расширено особой пристройкой. Израсходовано на это 11:000 руб.

г) В 1883–85 гг. над большим корпусом, где помещались аудитории, надстроен третий (кроме подвального) этаж. Сюда переведены все аудитории, а их прежнее место занято жилыми помещениями студентов. Кроме того, надстроен второй этаж и произведено расширение здания больницы. Израсходовано на это 85:000 руб.

д) В 1892 г. произведено весьма значительное расширение академической церкви с прибавлением к ней каменной двухэтажной пристройки, в верхнем этаже которой помещён алтарь и ризница, и с неизбежной пе-

—456—

рестройкой смежных с ней помещений. Израсходовано на это до 25:000 руб.

е) В настоящем году произведена постройка ещё нового двухэтажного корпуса для увеличения помещений студентов, а также значительно переделано здание библиотеки, устроена канализация и т. д. Ассигновано: 60:000 руб. – Итак на улучшение и расширение академических помещений истрачено 271:000 рублей, а что же вышло в результате? Не отличается наша академия ни красотой, ни удобствами, да едва ли когда и будет в состоянии похвастаться этими свойствами. Могло бы выйти и выйдет, конечно, не то, если вместо постоянно повторяющихся частичных затрат, однажды была бы произведена, или произведётся крупная постройка. Впрочем, что мечтать о том, чего, говорят, пока мы живы, быть не может. Будем пока довольны и тем, что наша академия теперь состоит не из шести, а из семи корпусов, и в её санитарных условиях произведено некоторое существенное улучшение.

По примеру прежних лет, Московская академия и в минувшем учебном году стояла в живой связи с местным населением Сергиевского посада, уделяя часть своего внимания и труда на духовно-просветительную деятельность в его пользу, насколько позволяли это её главные, научно-богословские занятия. Такого рода деятельность выразилась в богослужениях и воскресных беседах, совершавшихся в домовом академическом храме. Во всё почти продолжение учебного года, с 30 сент. до недели Фоминой, божественная литургия совершалась в академическом храме ежедневно, причём в дни учебные она начиналась в 7 часов утра, чтобы участвующие в богослужении студенты к началу лекций были уже свободными. Особенною торжественностью и многолюдством отличалось, конечно, богослужение утрени и литургии в светлый день Воскресения Христова, совершавшееся о. ректором академии в сослужении восьми иеромонахов и священников, и трёх диаконов. Евангелие на литургии читано было на языках: еврейском, греческом, латинском, славянском, русском, болгарском, сербском, французском, немецком, английском, японском и арабском. – Вскоре после

—457—

пасхи, а именно 1-го мая в неделю жен мироносиц, по обычаю, совершена была о. ректором соборне литургия на греческом языке, причём часы пред литургией читал студент-араб П. Жузе, апостол и символ веры студент-араб Хабиб-Ханания, а евангелие студент-диакон грек о. Каллист. – По воскресным дням, в 3 часа пополудни, во всё продолжение года неизменно происходили вне-богослужебные собеседования при общем пении всего, собиравшегося на них народа. В произнесении бесед более всех потрудился о. ректор академии (10 раз), главным помощником ему явился студент священник С. Никольский (7 раз), а затем беседовали по одному или по два раза в год ещё девятнадцать студентов, из коих восемь имеющих священный сан Предметом бесед до января 1894 г. служила история апостольская и церковная до эпохи вселенских соборов, а с января – история церкви с IV-го в. в очерках жизни и подвигов великих учителей и святителей и преподобных подвижников монашества. По окончании бесед народу раздавались Троицкие листки, а иногда мелкие брошюры или образки. Слушатели стекались всегда на беседы с большим усердием. Наименьшее количество их выразилось в цифре 230, а наибольшее – 1:400 чел. Средним числом на каждую беседу приходится 642 слушателя. Всего более беседы посещались в воскресные дни святой четыредесятницы, а общее число всех, бывших на беседах в продолжение учебного года выражается в почтенной цифре 23:757 чел.

Хотя наша академия и деревенская, хотя, вследствие её отдаления от столицы, всякого рода высокие посетители заглядывают в неё сравнительно не часто, однако многие, особенно из лиц духовных, приезжая в Лавру для поклонения мощам преподобного Сергия, считают не лишним оказать внимание Московской академии своим посещением. Из православных архипастырей в минувшем 1893-м году академию посетили Высокопреосвященные: митрополит Иоанникий Киевский и архиепископы: Феогност Новгородский, Владимир Казанский, Модест Волынский и Ионафан Ярославский и Преосвященные епископы: Антоний Черниговский, Никанор Архангельский, Дионисий Уфимский,

—458—

Ювеналий Курский, Александр Витебский, Антонин Псковский, Иустин Тобольский, Ириней Тульский, Пётр Сухумский, Герман бывший Кавказский, Иларион Полтавский, Никон Угличский, Владимир Острогожский, Сергий Новгород-Северский, Александр Дмитровский, Тихон Можайский, Иоанникий Михайловский и Иоанн Сумский. В первую половину 1894-го года в числе почётных посетителей академии были преосвящ. епископы: Александр Калужский, Алексий Балахнинский, Анастасий Воронежский, Иероним Литовский и Виссарион Костромский. Некоторые из посещавших академию архипастырей, а именно: преосвященные Александр Калужский, Тихон Можайский, Пётр Сухумский и Иоанникий Михайловский, совершали богослужение в академической церкви.

Само собой разумеется, что для Московской академии всего более цены и значения имели те благосклонные и продолжительные посещения, какими удостоил её в мае месяце её высокий покровитель и руководитель, Высокопреосвященнейший Сергий митрополит Московский и Коломенский. Прибыв в Лавру 19-го числа, Его Высокопреосвященство на другой же день посетил академию и более часа присутствовал на экзамене студентов четвёртого курса по догматическому богословию, а 23-го числа был столько же времени на экзамене студентов 1-го курса по введению в круг богословских наук. На обоих этих экзаменах Владыка принимал самое живое участие в производстве испытания, предлагал студентам многие вопросы, требовал различных разъяснений и дополнений к их ответам, и вместе с экзаменаторами обсуждал некоторые научные вопросы, насколько позволяло время. Самое окончание учебного академического года совершилось при непосредственном благословении Его Высокопреосвященства. В день Св. Троицы, 5-го июня, после торжественного богослужения в Лаврском Троицком соборе, вся академическая корпорация принимала благословение Владыки в митрополичьих покоях и удостоилась его благосклонного приглашения на сервированный здесь завтрак, а на другой день, т. е. 6-го числа окончился наш учебный год. В академическом храме в этот день после литургии совершено было торжественное молебствие с обычными воз-

—459—

глашениями, а пред началом молебствия о. ректор академии обратился к студентам с напутственным словом. Ещё один год прибавился в академических летописях, ещё несколько десятков молодых людей, завершив своё образование, вступили в жизнь с горячими юношескими мечтами и стремлениями послужить Св. Церкви и отечеству, а оставшиеся в академии деятели и питомцы получили на несколько месяцев полную свободу располагать своим временем, как им угодно.

В. Соколов

Иже не искусися, мало весть: обходяй же страны умножит хитрость.

Много видех во обхождении моем, и вящшая словес моих разум мой (Сир.34:10–11).

Блага мудрость с наследием (Еккл.7:12).

Все эти изречения Св. Писания как нельзя более применимы к почившему 19 апреля 1885 года преосвященному епископу Порфирию (Успенскому), заглавие новой книги которого мы только что выписали и который, почти целую четверть века самых лучших лет жизни своей проведши в странствованиях по разным землям запада и особенно востока и следовательно имев много разнообразных опытов, весьма умножим своё знание (Сир.34:10) и мог смело сказать о себе: многое я видал в моем странствовании, и я знаю больше, нежели сколько говорю (Сир.34:11). – Родившись в 1804 году в Костромской губернии и по окончании низшего и среднего образования в местных духовно-учебных заведениях докончив его в С.-Петербургской духовной академии, преосв. Порфирий (в мире Константин Александрович Успенский), при самом же окончании курса академического, именно 15 сентября 1829 года принял монашество и тем самым покорил свою волю в послушание воле Божией

—461—

и воле начальства. 9 ноября того же года, уже будучи в сане иеромонаха, он назначен был на должность законоучителя в С.-Петербургский 2-й кадетский корпус и на этой должности через год был утверждён в степени магистра богословия. Но при талантливости и живости, даже пылкости характера, обладая неутолимой жаждой кипучей деятельности и не удовлетворяясь однообразием занятий, он естественно не мог долго оставаться при одной законоучительской должности и на одном месте, и вот уже в 1831 году мы видим его в Одессе, где он с должностью законоучителя (а с 1838 г. профессора богословия) в Ришельевском лицее соединяет разнообразные другие должности (члена цензурного комитета, директора попечительного о тюрьмах комитета и т. д.), причём в 1834 году возводится в сан архимандрита и уже в то время совершает более или менее продолжительные путешествия в Крым и Бессарабию (в 1833 и 1836 годах); а в 1840 году мы видим его назначенным в настоятели церкви при Императорской Российской миссии в Вене. Во время пребывания своего в Вене на означенной должности архимандрит Порфирий делал также отлучки для путешествия по Далматинскому побережью, хотя и само пребывание его на этой должности было непродолжительно. В конце 1842 года он отозван был из Вены с тем, чтобы ему дать особое назначение – послать на восток с целью ознакомления с настоящими нуждами православия в Палестине и Сирии, куда он отправился в следующем 1843 году. Этим положено было начало его продолжительному затем и на короткое лишь сравнительно время прерываемому пребыванию на православном востоке и его обширному, глубокому и многостороннему знакомству с сим последним, хотя теоретически он знаком был несколько с ним и раньше, при том не только по книгам, а и по живым устным рассказам путешественников, именно когда жил в Одессе и по преимуществу от известного А.С. Стурдзы, с которым о. Порфирий очень сблизился и который своими обширными сведениями по делам востока и своими большими знакомствами там с разными, более или менее влиятельными лицами, очень полезен был ему. Поэтому-то

—462—

и теперь, когда архимандрит Порфирий специально назначен был на восток на службу, он, после предварительных сношений с людьми официальными в Петербурге и после получения инструкций оттуда, нарочито заехал в Одессу и, прожив в ней по разным обстоятельствам около 4-х месяцев, имел полную возможность запастись и запасся самыми подробными и точными сведениями по делам востока и в частности от Стурдзы получил множество рекомендательных писем к разным, преимущественно духовным высоким особам из греческого духовенства в Константинополе, Иерусалиме и других городах, каковые сведения и письма ему были потом очень полезны. Первое пребывание архим. Порфирия на востоке продлилось лишь до 7 августа 1844 года, после чего наш путешественник через Сирию возвратился в Константинополь и прожив здесь до начала следующего 1845 года, в январе сего года отправился на Синай и Афон для дознания нужд тамошних монастырей. На Египет и Синай архимандрит Порфирий употребил время до 25 июня, и плодом внимательного осмотра его этих местностей были известные его труды по описанию их, которые печатаны были частью в Журнале министерства народного просвещения, частью отдельно. Разумеем его статьи: Синайский полуостров, – Синайская обитель и книгу: Первое путешествие в Синайский монастырь в 1845 г. 30 июня того же 1845 года архим. Порфирий, через Солунь, отправился и на Афон, где пробыл почти год, а после того, через Константинополь, Молдавию и Валахию (где находилось много имений, принадлежавших Св. Гробу Господню в Иерусалиме, Синаю и Афону), в Петербург. Плодом этого путешествия его были статьи его: Указатель актов, хранящихся в обителях св. горы Афонской, Описание монастырей Афонских в 1845–1846 годах, О святом Кирилле, просветителе славян Моравских. Отрывок из путешествия в Афонские монастыри и скиты в 1846 году и книга: Первое путешествие в Афонские монастыри и скиты. Но вот в 1847 году организована была первая русская духовная миссия для Иерусалима, которая имела тайной целью, кроме Заботы о русских поклонниках, влиять и на улучшение

—463—

дел православия на востоке, особенно в виду неудовлетворительности греческого духовенства в святой земле для сей цели при усилении пропаганды римско-католической и протестантской, без права вмешательства впрочем в дела греческой иерархии и иерархий инославных исповеданий и с соблюдением поклоннического лишь характера, без всякого политического значения – со стороны официального своего положения. Начальником этой миссии и назначен был архимандрит Порфирий, как человек опытно знакомый с делом и святыми местами Палестины и других стран востока. В половине октября того же 1847 года эта миссия выехала из Петербурга и пробыв последние месяцы 1847-го и начало следующего 1848 года в Константинополе, в половине февраля прибыла в Иерусалим. На этот раз миссия, с о. Порфирием во главе, пробыла в Иерусалиме до 1854 года, когда, по случаю Крымской войны, 3 мая отозвана была из Иерусалима. В продолжение этого времени архим. Порфирий, с своей дружиной (как он называл членов состава вверенной ему миссии), кроме поездки по Сирии и Палестине, в 1850 году совершил вторичное путешествие в Египет. Плодами этого вторичного пребывания архим. Порфирия на востоке и путешествия его по св. местам были опять, в связи с некоторыми прежними, следующие новые работы, изданные в виде журнальных статей и книг: 1) Сирийская церковь. 2) Рас-эль – Айнские водомётные колодцы, у города Тира. Отрывок из путешествия, по св. земле – 3) Второе путешествие в Синайский монастырь в 1850 году. 4) Путешествие по Египту и в монастыри св. Антония Великого и препод. Павла Фнвейского в 1850 г. – 5) Вероучение, богослужение, чиноположение и правила церковного благочиния. Египетских христиан (Коптов). – 6) Письмена Кинея Манафы, на Синайских утёсах. – 7) Восток христианский: Египет и Синай, виды, очерки, планы и надписи к путешествиям.

Вернувшись с востока, через Италию и Австрию, в отечество, архим. Порфирий пробыл в Петербурге до 1858 года, а 24 апреля сего года был снова, в третий раз, командирован на восток, теперь уже исключительно

—464—

с учёной целью, для собирания сведений о церковной архитектуре и живописи, для описания церковных утварей, библиотек и архивов и для возобновления своих сношений с Коптским духовенством, внимание к которому со стороны православной церкви привлечено о. Порфирием ещё в 1850 году. На этот раз он отправился, через Константинополь и Солунь, на Афон, где пробыл до конца 1858 г., часть 1859 и 1861 гг., со святой горы Афонской, в промежутки этого времени, предпринимая путешествия ещё в 1859 году в Фессалию и Метеорские монастыри, а в 1860 году – в Константинополь, св. Землю, Египет, Малую Азию, Сирию и Одессу, где оставался до конца 1860 года и первой четверти следующего 1861 года, а затем опять вернулся через Константинополь на Афон, где пробыл до 15 июня сего года и в августе того же года возвратился в Россию. Этим кончились его путешествия за границу и с 13 августа 1861 года до конца жизни архим. Порфирий, рукоположенный в 1865 году во епископа Чигиринского¹⁷⁴⁹, не покидал более России.

Во время всех этих путешествий своих преосв. Порфирий так умножил своё знание, собранный им тогда материал научный так был обилен, что целой четверти столетия усидчивых трудов такого энергического и неустанного труженика, каким был и до конца жизни оставался преосв. Порфирий, мало было для того, чтобы он мог сообщить, поведать миру это знание, обработать и издать весь этот материал. Преосв. Порфирий так много напечатал и статей в различных, духовных и светских, повременных изданиях и отдельных книг и брошюр, имевших предметами своими все плоды его путешествий, как ни один, из бывших доселе путешественников. Одно перечисление заглавий этих статей и книг с брошюрами могло бы занять несколько страниц. Не желая утомлять читателей этим перечислением и отсылая желающих знать о сём к, известным уже в

—465—

печати библиографическим трудам и указателям¹⁷⁵⁰, мы укажем лишь на главнейшие печатные труды преосв. Порфирия, изданные в рассматриваемый период, каковы, по порядку времени: 1) Мнение о Синайской рукописи Библии, содержащей в себе Ветхий Завет не полный и весь Новый Завет, с посланием св. Апостола Варнавы и книгой Ермы. 2) Четыре беседы Фотия, святейшего архиепископа Константинопольского и рассуждение о них. 3) Ерминия или наставление в живописном искусстве, написанное, неизвестно кем, вскоре после 1566 года. 4) Восток христианский: Сирия и список Антиохийских патриархов. 5) Афон языческий. 6) Восток христианский: Афон. 1) Второе путешествие по святой горе Афонской.

Но – блага мудрость с наследием. Плоды глубокой, обогащённой к тому же опытностью в путешествиях, мудрости преосв. Порфирия далеко не исчерпаны были тем, что напечатано при жизни его, хотя уже и напечатанное давно по справедливости стяжало ему звание действительного и почётного члена многих учёных обществ и учреждений и почётную степень доктора эллинской словесности, полученную им от Московского университета. Он и после смерти своей оставил богатое научное наследие, которое завещал Академии Наук издать, оставив на то и денежные средства, и которое, по сознанию самих лиц близко стоящих к делу, нуждается ещё в четверти столетия для того, чтобы его обнародовать¹⁷⁵¹. Частичку из этого наследия и составляет огромная книга, вышедшая в нынешнем году, заглавие которой мы выписали в начале настоящей статьи и по поводу которой мы стали писать саму эту статью.

Рассматриваемая книга так велика и так богата содержанием, так характерно, многообразно и многосторонне представляет во многих местах своего содержания саму личность автора, что краткой статьёй нельзя ни обнять

—466—

всего этого содержания, ни оценить книгу по достоинству. Сделаем возможное в этом отношении.

После общего предисловия издателей о научном наследии преосв. Порфирия (стр. I–IV) и краткого очерка жизни и деятельности его (стр. V–ХIII), «Книга бытия» преосв. Порфирия в изданной части I-й содержит в себе из дневников его: а) «Поездку из Петербурга в Вену» в 1841 году (стр. 1–33); б) Поездку в Далмацию из Вены в 1842 году (стр. 34–102); в) По возвращении из Вены в Петербург пребывание в сём последнем, с 11 октября 1842 и по 23 мая 1843 года (стр. 103–138); г) Путь из Петербурга в Сирию (стр. 138–214); д) Поездку по Сирии и Палестине – в 1843 году (стр. 215–353); е) Пребывание в Иерусалиме в 1843–1844 годах (стр. 353–466); ж) Поездку по Галилее в 1844 году с 23 февраля по 13 марта (стр. 467–582) и з) Пребывание в Иерусалиме с 27 марта и по 30-е апреля того же 1844 года (стр. 582–689). К этому издателями присоединены: переводы иностранных речений, встречающихся в книге (стр. 691–702), азбучный указатель не только «собственных», как сказано в заглавии его, но и многих нарицательных имён (стр. 703–774), а к концу приложена раскрашенная карта Палестины. Само собой разумеется, главнейшую и важнейшую часть содержания книги составляют дневники преосв. Порфирия, то полные и обстоятельные, в тот же или в один из последующих дней записанные, а то краткие, перечневые (см. напр. стран. 153 и дал., 214 и дал., 222 в дал., 261 и мн. др.). Среди дневных записей там и сям встречаются специально и с особенной тщательностью обработанные отделы или прямо предназначенные к напечатанию и где-либо в своё время напечатанные (как напр. на стр. 108–114 известие о кончине и погребении митрополита Новгородского и С.-Петербургского Серафима) или настолько обдуманно составленные и систематически изложенные, что они могли бы с пользой быть тогда же напечатанными в любом духовном или светском современном издании (как напр. на стран. 78 и дальн. Описание округа Каттарского, на стран. 532 и дал. Описание Назарета Галилейского и др.). Но и помимо того в дневниках и автобиографических

—467—

записках преосв. Порфирия мы на каждом почти шагу встречаемся со множеством интереснейших и весьма важных и для историка, и для этнографа, и для археолога, и для географа, и для путешественника, и для богослова и для моралиста описаний местностей, природы, нравов и обычаев, бытовых очерков, исторических и археологических заметок и так далее, встречаем любопытнейшие, живые и меткие, характеристики лиц исторических, верное изображение взаимных отношений разных национальностей, и исповеданий, официальных деятелей и заурядных лиц, по местам до мелочей подробное начертание планов будущих действий России вообще и будущей духовной миссии в частности на востоке на пользу православия и местных интересов, ради чести имени русского, и проч. Возвышенная религиозность, высокое нравственное чувство, искренний и глубокий патриотизм, откровенность, задушевность, нередкий юмор оживляют изложение и ещё более возвышают интерес к чтению «Книги бытия» преосв. Порфирия, а многие, нередко даже романические (напр. см. стран. 411 и дал., 433 и дал., 442 и 658 и дал.), подробности невольно даже увлекают читателя, который иногда не может оторваться от книги, чтобы не довести до конца того или другого отдела её. В доказательство всего сказанного можно напр. указать на описание Львовской семинарии (стр. 25 и дал.), или описание местности по дороге от селения Подгорце до города Злочова в Австрийской Галиции (стран. 18), или описание пути к Финикийскому городу Триполи в Сирии (стр. 291–293). И таких или подобных описаний местностей, природы, остатков древностей и проч. мы встречаем множество в «Книге бытия» преосв. Порфирия¹⁷⁵². Его самородный ум, меткость суждения, тонкая наблюдательность, широта взгляда и познаний всюду видны¹⁷⁵³ и дают обильные плоды для всестороннего интереса читателя, как

—468—

то отчасти мы могли видеть уже и в приведённых примерах. Его бытовые очерки¹⁷⁵⁴, исторические и особенно библейские воспоминания и сопоставления¹⁷⁵⁵, археологические заметки¹⁷⁵⁶ и т. д. дают богатый материал для разнородных научных изысканий.

По его книге, как «Книге бытия» его, мы знакомимся, ближе всего, с его собственной личностью, с его характером, пылким и живым, решительным, с его высокой настроенностью, добросердечием, с его иноческими стремлениями, с особенностями его ума, с его горячей, Илииной, ревностью, с его возвышенными намерениями, заветными планами и проч. Не в одном только собирании сведений и научных материалов состояла задача путешествий преосв. Порфирия и по официальному назначению, и по его собственному намерению. Хотя дело его в конце концов и свелось почти на одно лишь такое собирание, однако не от него зависела такая постановка дела и не таково было и должно было быть оно по первоначальной задаче его посольства за пределы России. Служение делу и пользам православия, следовательно славе имени Божия и чести имени Руси православной, – вот ближайшая и главнейшая задача его посольства, его миссии. Не будем говорить о служении его, в видах осуществления такой задачи, – в Австрии. Оно было и не продолжительно и не особенно многоплодно, потому что и не могло быть многоплодно по особым обстоятельствам места и времени. Служение на востоке, откуда воссиял свет Христов всем нам, – вот для чего как бы рождён и предназначен был преосвящ. Порфирий. Получив основательное, строго классическое образование¹⁷⁵⁷ в духовной школе своего времени, теоретически и практически ознакомившись с несколькими новыми языками, а на разных местах своих

—469—

путешествий изучив и другие разговорные языки того же времени¹⁷⁵⁸, снабжённый подробными, и устными, и письменными инструкциями из Петербурга¹⁷⁵⁹, приняв и принимая во внимание советы и мысли таких опытных в деле лиц, как русский генеральный консул Сирии и Палестины Базили, упомянутый раньше Стурдза и др., преосв. Порфирий отправился на восток, можно сказать, в полном вооружении для борьбы за православие и честь русского имени. А борьба предстояла и в действительности была жестокая; ибо врагов его высокой задачи было много и тайных, и явных. Будучи жестокой, борьба эта была и опасной для нашего борца, ибо он должен был действовать преимущественно не на открытом поле, а как бы из засады и вообще с величайшей осторожностью. Само его посольство на восток, в политических видах, окружено было величайшей таинственностью: он должен был, в силу данных ему инструкций, всюду выдавать себя и действовать не как официальный представитель России и русской церкви при патриархе Иерусалимском и в других православных центрах востока, а лишь как богомолец, поклонник, хотя, понятно, всем более или менее проницательным деятелям востока сразу виделась нарочитая, но скрываемая от них, цель его путешествия. Не удивительно, поэтому, что архимандрита Порфирия на востоке одни принимают за русского шпиона, другие за консула (см., напр., стран. 354:355, 364–365) и т. п. Бороться он должен был не только с врагами православия естественными – представителями ислама, инославных исповеданий и проч., но, к глубокому сожалению, и с представителями православия. Явившись на восток с самыми возвышенными, как мы замечали, намерениями и стремлениями, одушевлённый святыми чувствами, высоко-религиозными и нравственными порывами, архим. Порфирий встретил на востоке среди последнего рода представителей так много несоответствия своему высокому назначению, так много недостатков, злоупотреблений и проч.,

—470—

такое пренебрежение высших начал справедливости, нравственности, даже правил благоразумия и т. п., что, при пылкости своего характера, часто не мог удерживаться в пределах спокойной осторожности, воспламенялся Илииной ревностью (стр. 563) и высказывал, если не всегда (по требованиям практического благоразумия и осторожности и в исполнение данных ему инструкций) лично этим представителям, то в своём дневнике, которому поверял тайны своего наболевшего сердца, с свойственной ему откровенностью и прямотой, истину и правду. Не говоря о светских представителях православия, нередко политическими видами и самым светским настроением оправдывавшихся и побуждаемых в несоответствующем высоким целям православия образе жизни и действования, само греческое духовенство на востоке, особенно высшее, представляло в себе печальные явления корыстолюбия, зазорной жизни, преступного небрежения о пастве, о духовном просвещении её, о храмах своих епархий и т. п. В порыве ревности о славе Божией и о чести православия в ярких красках, иногда даже слишком резкими чертами изображая эти печальные явления, преосвященный Порфирий, тогда ещё полный сил, пылкости и энергии архимандрит, говорил, что «истина и правда заставляют» его «обнаружить все мерзости здешние», т. е. творимые в православном святогробском братстве. «Я секира, – говорил он смело, – н лежу при корени гнилого дерева»... (стр. 436). И он, отнюдь не скрывая добрых сторон тамошних представителей православия, без пощады бичует их порочные стороны, их недостатки (см. напр. стр. 229:248, 415:435, 469:524 и др.). – Между прочим сильно возмущало архим. Порфирия не только пренебрежение, а и нарочитое унижение греками арабов, – племени и даровитого, и преданного православию и имеющего исторические права на большее к себе внимание. «Какие хорошие христиане арабы! – говорит он в одном месте. – Их не жалуют греческие архиереи; у них нет церкви: а всё-таки они сохраняют веру по преданию» (стр. 453). Игумен Афанасий «дышит любовью к племени арабскому, – читаем в другом месте, – и горюет о том, что оно страдает под ужасным игом греков, которые

—471—

не признают арабов людьми, а считают их хуже собак» (стр. 642; срав. также стр. 654–655:664 и др.). – «Между арабами, – говорил архим. Порфирий даже русскому консулу Базили, – ещё не было ни Ариев, ни Несториев, ни Евтихиев, ни Феофилов. Арабы приняли унию: но кто был причиной этого горестного события? Не греки ли? Не их ли презрение к арабам? Не их ли хитрая и, может быть, корыстная политика, заградившая арабам вход на епископские кафедры»? (стр. 676). Особенно опасно было такое преступно-пренебрежительное отношение греческой патриархии и вообще архипасторства и пастырства к пастве своей православной в виду уже начинавшего тогда (в 1843–1844 г.) усиливаться в Палестине папизма (римского католичества) и протестантства. «Бедная церковь Палестинская! – восклицает архим. Порфирий. – Чему она подобна? Она подобна старому кораблю, управляемому слабым кормчим и обуреваемому столь бурными ветрами. Сколько врагов у ней и как они сильны! Не говорю я о папистах и армянах; наползли сюда новые змеи – протестанты. Здешний синод¹⁷⁶⁰ не предвидит ни малой опасности от них. При необразованности греческого духовенства, при его невнимательности и презрении к арабам, при его посягательстве на ослабление древних обычаев Палестинской церкви, каков напр. обычай: никогда не разводить мужа с женой, или не отлучать от церкви за малые погрешности; при негодовании на греков арабского духовенства, выражающемся в письменных прошениях и угрозах, протестантство может пустить свои корни глубоко и далеко, лишь бы удалось поборникам оного построить церковь в Иерусалиме и лишь бы арабы узнали, в чём состоит это новое учение. В арабском племени, без всякого сомнения, таятся зародыши духовного образования, и протестантство, по обнажённости обрядов, за кои не нужно платить попам долог, по дешевизне устройства без иконостасов храмов и особенно по щедрой благотворительности, – протестантское общество может понравиться арабам. Паписты и проте-

—472—

станты – вот будущие деятели на востоке! Может ли противостоять их натиску греческое духовенство, почти беззащитное, не любимое туземцами и иждивающее огромнейшие доходы свои на бесполезную покупку пустых земель и домов, на бесконечные судебные процессы и на подарки туркам»? (стр. 650–651). И хотя на русское правительство, при тогдашней его политике, и на всероссийский святейший Синод, при тогдашних его главных деятелях в Петербурге, архим. Порфирий также мало возлагал надежды для полного торжества православия во святой земле¹⁷⁶¹, однако всё же лишь в России и русской церкви он видел якорь спасения в этом отношении. «О, как бы я возрадовался духом, – говорил он в порыве своей Илииной ревности, взирая на вершину горы Кармила, где пророк Илия приносил жертву, – если бы туг мне можно было устроить небольшую обитель русскую! Боже Илии! подвигни сердце русского Царя, великого помазанника Твоего и вложи в оное огненное желание построить обители на Кармиле, на Фаворе, на Елеоне и возобновить обители на Иордане и Мёртвом море»! (стр. 575). – «По моему мнению, – говорил он консулу Базили при рассуждении о мерах к поддержанию православия в Сирии и Палестине, – кроме единодушия православных церквей и монастырей, нужно установить где бы то ни было центр, соединяющий все частные православные церкви и одушевляющий их примерами благими (под этим центром я разумел, – добавляет он в скобах, – Российскую миссию, но не обнаружил этой мысли консулу) (стр. 677). Но так как в то время, как очевидно и из приведённых недавно слов самого преосв. Порфирия, протестантство и папизм ещё не усилились до великой опасности для православия, то в сильную борьбу с ними он и не вступал¹⁷⁶²; но не мог, в виду будущей опасности, не подумать о мерах к этой борьбе и вообще к поддержанию православия во святой земле. Эти меры он обдумал весьма хорошо и практично. Они разнообразны, но ведут

—473—

к одной цели, и будучи основаны на опыте, на здравом понимании как высших целей православия, так и местных условий и потребностей, носят на себе печать проницательного ума и глубокой мудрости. В существенных своих чертах они легли в основание тех мероприятий, которые исходили от русского церковного и гражданского правительства, начиная с 1847 года, т. е. с учреждения первой Российской миссии в Иерусалиме. Вот эти меры, сведённые во едино и изложенные ещё в начале 1844 года: «1) Не лучше ли, чтобы здешние архиереи, исключая двух епитропов¹⁷⁶³, жили в их епархиях. 2) В патриархии устроить семинарию и обучать в ней молодых монахов. 3) Этих монахов набирать из славян, арабов и греков для поддержания равновесия православия и для духовных утешений единоплеменников их. 4) Уменьшить число монашествующего духовенства как в патриархии здешней, так и в патриархии цареградской. 5) Увеличить число монахов в Палестинских монастырях. 6) Обратить внимание на улучшение сельского духовенства Палестинского. 7) Устроить народные училища при митрополиях. 8) Обратить внимание на поправку и починку сельских церквей. 9) Патриархия богата, всё прочее бедно. 10) Казна Гроба Господня пусть будет единая и нераздельная, но расходы пусть поступают и на сельское духовенство и церкви. 11) Сосчитать число сельских церквей и соразмерить с ними явные подаяния России...? Тайных подаяний довольно для казны Гроба. 12) Уменьшить число сельского духовенства. Больно видеть в крошечной деревне пастырей двух священников беднейших и оборванных. Для этой деревни достаточно и одного попа. 13) До распространения просвещения в народе не уменьшать числа церквей сельских и не присоединять их к другим ближним. 14) Учредить в Иерусалиме русскую миссию а) для видимого единения церквей Иерусалимской, и Антиохийской, и Российской, и для взаимных известий; b) для наблюдения за расходами денег, высылаемых из России; с) для наблюдения за русскими поклонниками; d) для снабжения всех сельских церквей Сирии

—474—

и Палестины иконами. При миссии должны быть иконописцы и школа иконописания; е) для принятия и отсылки подаяний из России в назначенные места. Ибо теперь этого не делают, f) для наблюдения, где, в каких деревнях арабы обращены в магометанство из христиан и где они помнят прежнее христианство, где имеют почитание к святым нашим и пр., дабы при будущем торжестве православия начать с этих деревень миссионерство и обращение в христианскую веру, h) для подаяния полезных советов при устройстве школ народных, и семинарии, и академии в самой патриархии. 15) Русскую миссию устроить на горе Елеонской или, по крайней мере, в монастыре св. Креста, или Илии пророка. 16) Для покупки горы Елеонской и для постройки монастыря на месте вознесения Господня собрать добровольные подаяния в России. Их будет много. 17) Обратить бдительное внимание на поклонников русских, которые приходят в Иерусалим по два, по три раза. Они ведут торг..., живут крайне безумно, особенно из духовного звания». И далее предлагаются более подробные мероприятия относительно поклонников собственно (стр. 358–360. 361–362¹⁷⁶⁴).

Так обильно, так поучительно содержание одной уже 1-й части «Книги бытия» преосв. Порфирия, судя даже по тому краткому обзору его, какой мы сделали. Эта «Книга», в виду непосредственности наблюдений преосв. Порфирия, его полного беспристрастия, основательной подготовки к делу наблюдения, добытых им фактических и документальных данных и т. д., по истине является с значением «первоклассного источника» для новейшей истории греческой церкви на востоке¹⁷⁶⁵. Мы из неё ясно видим, чем была, чем должна была и могла бы быть эта церковь, какие в ней крылись задатки, какие пятна дожали на светлом лике её, и т. д., и судя потому, что было

—475—

потом не только в период управления архимандрита Порфирия русской миссией в Иерусалиме (1847–1854), но и после того, даже до настоящего времени, мы не можем не признать многого как бы пророчески изложенным в дневниках преосв. Порфирия. Усиление папизма и протестантизма в Палестине, печальная судьба (низвержение с патриаршего престола) архиепископа Лиддского Кирилла, бывшего потом Кирилла II, патриарха Иерусалимского, и друг. совершились потом воочию всех¹⁷⁶⁶. Само изложение «Книги бытия», если не принимать в расчёт некоторых слишком резких выражений¹⁷⁶⁷, некоторых своеобразных слов и оборотов речи, так живо, картинно, свежо, по местам художественно, что забываешь, что дневники писаны были в 1841–1844, а не в 1893–1894 годах. И нельзя не отдать чести и не воздать благодарности и Академии Наук и особенно Православному Палестинскому Обществу за издание этой книги, – чести за превосходное во всех отношениях, снабжённое прекрасным и обстоятельным указателем, не дорогое сравнительно и по цене (5 р.), издание, и – благодарности в виду указанного уже содержания книги. Издание такое огромное, крупной печати, изящное по внешности, как и все издания Православного Палестинского Общества, без сомнения, стоило дорого Обществу, а продаётся не дорогой ценой, которая ещё более уменьшается в виду богатого и интересного содержания книги. Содержание рассмотренной 1-й части «Книги бытия» преосв. Порфирия заставляет с нетерпением ожидать выхода в свет и последующих частей её.

Иван Корсунский

—1—

Составить полный и верный список святых было бы очень нетрудно, но под условием получения сведений путём официальным. Местной власти в каждой епархии известно или может стать известным, какие в каждой епархии есть святые; будь сведения истребованы из епархий и обнародованы св. Синодом, тогда и мог бы быть составлен полный и верный список святых. Составить же подобный список путём, так сказать, научным, при помощи существующих частных каталогов святых, представляющих собой произведения книжных людей XVII века и учёных людей нынешнего времени, не оказывается возможным потому, что в каталогах смешиваются канонизированные или настоящие святые с неканонизированными или ненастоящими святыми. Святой канонизированный или настоящий есть тот, которому установлено и совершается ежегодное празднование, которому молебствуется (поются молебны) и к которому обращаются с молитвами; святой неканонизированный или ненастоящий есть тот, который почитается за святого от народа, но которому не установлено и не совершается празднования и не молебствуется, и память которого, в чаянии и с желанием его прославления, совершается поминовенными литургиями и панихидами. У нас речь о святых канонизированных или настоящих, и когда мы говорим о полном и верном списке святых, то разумеем именно этих, канонизованных или настоящих, святых. Между тем в каталогах святых значительная часть канонизованных или настоящих свя-

—2—

тых сливается в одно место с неканонизированными или ненастоящими святыми. Канонизированные святые разделяются на два класса: на таких, время канонизации которых известно, и таких, время канонизации которых не известно. Говоря о времени канонизации святых первого класса, каталоги тем самым и дают знать или через то самое и сообщают, что святые суть канонизованные святые. Но о святых второго класса, без какого-либо отличия их от святых неканонизированных, они делают одну и ту же с последними заметку, что ежегодная память их совершается тогда-то. Это «память совершается» в первом случае значит: совершается празднование, во втором случае: совершается поминовение; но мы не имеем возможности узнавать, в каком смысле употребляется оно в котором случае, а потому и остаёмся в неведении, какой святой разумеется в котором случае – канонизованный или неканонизированный. Употребление в каталогах этого неопределённого выражения: «память совершается» зависит частью от того, что составителям каталогов остаётся неизвестным о святых – канонизированные они или же неканонизированные, а частью, кажется, и от того, что держатся неправильных понятий о святых канонизированных. Некоторые из составителей каталогов как будто считают канонизированными святыми только тех святых, время канонизации которых известно положительным образом. Но это совершенно не основательно: канонизированный святой есть всякий святой, которому установлено празднование, общее или местное, хотя бы время установления празднования и оставалось неизвестным. Таким образом, повторяем, мы не можем составить полного и верного списка святых потому, что в существующих каталогах значительная часть святых канонизированных сливается в одно со святыми неканонизированными. Но если бы в каталогах и тщательно отличаемы были святые канонизированные от святых неканонизированных, так что мы имели бы возможность составить полный список первых святых, насколько их находится в каталогах: то всё-таки мы не могли бы поручиться, что список есть на самом деле полный, потому что мы вовсе не можем поручиться, чтобы в каталогах, при обилии святых неканонизирован-

—3—

ных, не отсутствовало, по причине пропуска, большего или меньшего количества святых канонизированных. А таким образом, конечное слово есть то, что полный список святых, относительно которого мы могли бы быть уверенными, что он действительно есть полный, может быть составлен единственно указанным нами официальным путём.

Вместе с каталогами святых читателю естественно вспомнить о святцах при богослужебных книгах. Но в святцы при богослужебных книгах, самые полные между которыми суть находящиеся в Уставе и в Следованной псалтири, и о которых нарочито мы скажем ниже, внесены только общие или обще-празднуемые Русские святые, без святых местных. А обще-празднуемые святые составляют менее чем треть всего числа святых, так что в них (святцах) не достаёт более чем двух третей последних. Точно также и о Месяцеслове всех святых, празднуемых православной Греко-восточной церковью, издаваемом от св. Синода, должно быть сказано, что он вовсе не отличается полнотой, в отношении к Русским святым и что из местных Русских святых в нём находятся только очень немногие.

Обращаемся к дополнениям и поправкам, которые мы будем делать по епархиям и которые на сей раз мы сделаем очень не о многих епархиях.

Московская епархия

Митрополиты: Феогност, скончавшийся 14-го Марта 1353-го года¹⁷⁶⁸,

Киприан, скончавшийся 16-го Сентября 1406-го года и

Фотий, скончавшийся 2-го Июля 1431-го года.

Обыкновенно принимается, что празднование всем трём митрополитам установлено в 1472-м году, когда по случаю перестройки Московского Успенского собора были открываемы (и перенесены на новое место) мощи второго и третьего из них. Но общепринятое мнение должно быть признано за неосновательное. В 1472-м году, после от-

—4—

крытия или «обретения» мощей, было установлено празднование митрополиту Ионе, о чём прямо говорит одна летопись¹⁷⁶⁹. Если бы были установлены празднования и нашим трём митрополитам, то по нераздельности предмета летопись необходимо должна была бы сказать об установлении и этих последних празднований, а между тем о них она вовсе не говорит¹⁷⁷⁰. И, до какой степени, в частности, неосновательно относить к 1472-му году установление празднования митр. Феогносту, видно из сообщаемого той же летописью под 1474-м годом. В этом году при гробе Феогноста совершилось чудо; «и сказаша (о чуде), – пишет летопись, митрополиту Геронтию и великому князю; они же неверием одержими беша, не повелеша звонити и всему городу славити его, но последи новую церковь сотвориша ту святую Богородицю и заделаша мощи его, в землю покопавши, и покрова на гробници каменной не положиша, и ныне в небрежении гроб его»¹⁷⁷¹. Выше мы указываем, что имя митр. Киприана находится в святцах одной Следованной псалтири, написанной в 1487-м году (домакариевских святых № 68). Но со всей вероятностью это должно понимать не так, чтобы до 1487-го года было установлено Киприану празднование, а так, что писец рукописи внёс в святцы его имя произвольным образом, по собственному мнению о нём как о святом. Сохранились до настоящего времени записи о совершении богослужения в Московском Успенском соборе или так называемые уставы этого собора за первую и за вторую половину XVII века¹⁷⁷². Если бы в XVII веке было празднуемо нашим митрополитам, то в числе записей непременно были бы записи о празднованиях им, как о местных праздниках собора. Но записей нет, из чего необходимое заключение есть то, что в XVII веке празднование ещё не было. Когда после XVII века установлены

—5—

ныне совершаемые в соборе празднования митрополитам, сказать не можем¹⁷⁷³.

Евдокия, в монашестве Евфросиния, супруга вел. кн. Дмитрия Ивановича Донского († 22-го Мая 1389-го года), строительница Московского Вознесенского монастыря, скончавшаяся 7-го Июля 1407-го года. В деянии собора 1678-го года по делу Анны Кашинской говорится, что великой княгине не совершается празднования, но поются по ней панихиды¹⁷⁷⁴. Когда после 1678-го года началось местное ей празднование в Вознесенском монастыре, остаётся нам неизвестным.

Андроник Московский, ученик преп. Сергия Радонеж-

—6—

ского, строитель для св. митр, Алексия и первый игумен Московского Спасо-Андроникова (по его имени) монастыря, скончавшийся между 1374–1404-м годами, и

Савва, ученик Андроника и его преемник на игуменстве в Андрониковом монастыре, скончавшийся между 1410–1420-м годами¹⁷⁷⁵.

Обоим местно празднуется в Андрониковом монастыре в один и тот же день, 13-го Июня, с неизвестного времени¹⁷⁷⁶.

Князь Даниил Александрович. Выше мы высказали предположение, что празднование ему установлено патр. Иовом, по благословению которого написаны стихиры ему и канон (послемакарьевских святых № 24). Из деяния собора 1678-го года об Анне Кашинской и из Устава Московского Успенского собора второй половины XVII века оказывается, что и в этой второй половине XVII века ещё не было совершаемо князю празднования, а были петы панихиды о нём¹⁷⁷⁷, так что о службе, написанной по благословению патр. Иова, нужно думать, как о назначенной не для церковного, а для частно-домашнего употребления, о чём см. ниже в общих речах о канонизации. Когда после конца XVII века установлено празднование князю, ничего не можем сказать кроме того, что митр. Платон в своей Истории Русской церкви говорит о праздновании, как уже о существующем¹⁷⁷⁸.

Вологодская епархия

Покойный митрополит Киевский Евгений, в бытность свою епископом Вологодским (1808–1813), составил список Вологодских святых, который напечатан в Прибавлениях к Вологодским Епархиальным Ведомостям 1864-го года, № 1, стрр. 10–20. Так как у одних святых Евгений отмечает день ежегодной памяти

—7—

их, а у других святых не делает этой отметки, и так как выражение: «память такого-то святого тогда-то» одинаково употребляется им и о тех святых, канонизация которых составляет для нас вопрос, и относительно тех святых, о канонизации которых мы знаем несомненно: то ясно, что под святыми, у которых нет отметки о дне памяти должно разуметь у него святых неканонизированных или непразднуемых, и что под святыми, у которых есть отметка о дне памяти, во всех случаях должно одинаково разуметь святых канонизированных или празднуемых, – подразумевается: канонизированных к общецерковному или местному празднованию.

К приведённым нами выше святым в нашем списке последних на основании списка Евгениева должно быть прибавлено ещё значительное количество местных Вологодских святых. В хронологическом порядке жизни эти святые суть следующие.

Александр Куштский, основатель упразднённого Александрова (по его имени) Успенского Куштского монастыря, который находился в Кадниковском уезде, в 40 верстах к северу от Вологды, скончавшийся 9-го Июня 1439-го года.

Филипп Рабанский, основатель упразднённого Рабанского Спасопреображенского монастыря, который находился в Вологодском уезде, на реке Сухоне, в 32-х верстах к северо-востоку от Вологды, живший в середине XV столетия (память 15-го Ноября).

Леонтий, юродивый Устюжский, живший в XV столетии (память 18-го Июня).

Харитон Сянжемский, игумен упразднённого Спасо-Евфимиева Сянжемского монастыря, который находился в Кадниковском уезде, в 120 верстах к северу от Вологды, скончавшийся 11-го Апреля 1509-го года.

Иннокентий Охлебинин, ученик преп. Нила Сорского, основатель упразднённого Иннокентиева (по его имени) Спасопреображенского монастыря, который находился в Грязовецком уезде, в 12-ти верстах от Грязовца, скончавшийся 19-го Марта 1511-го года¹⁷⁷⁹.

—8—

Иоанн, в монашестве Игнатий, сын Угличского князя Андрея Васильевича, заточённый дядей вел. кн. Иваном Васильевичем в Вологодский Прилуцкий монастырь и скончавшийся здесь 19-го Мая 1522-го года.

Лаврентий, ученик Корнилия Комельского и второй преемник его на игуменстве в Комельском монастыре, скончавшийся 1й-го Мая 1547-го года.

Симон Сойгинский, основатель упразднённой Спасопреображенской Сойгинской пустыни, которая находилась в Сольвычегодском уезде, в 75-ти верстах вверх от Сольвычегодска по реке Вычегде, скончавшийся 24-го Ноября 1562-го года.

Антоний, епископ Вологодский, поставленный из игуменов Дорогобужского Болдина монастыря в 1586-м году, скончавшийся 26-го Октября 1588-го года.

Вассиан Тиксненский, основатель упразднённой Тиксненской Спаса Нерукотворенного пустыни, которая находилась в Тотемском уезде, в 50-ти верстах к западу от Тотьмы, скончавшийся 12-го Сентября 1633-го года.

Димитрий Цилибинский, основатель упразднённой Цилибннской Архангельской пустыни, которая находилась в Яренгском уезде, в 28-ми верстах от Яренгска вниз по реке Вычегде, живший неизвестно когда, но почитавшийся уже до 1666-го года. Заимствуя сведения о Димитрии из Истории иерархии (VI, 649), преосв. Евгений не говорит, чтобы совершалась память его и в настоящее время; а поэтому он есть святой сомнительный.

—9—

Андрей, юродивый Тотемский, скончавшийся 10-го Октября 1674-го года.

Прокопий Устьянский, живший и скончавшийся неизвестно когда до 1696-го года. Мощи его, открыто почивающие в Устьяновской волостной приходской церкви (в Кадниковском уезде, в котором есть округа, носящая название Устьянщины? см. в Словаре Семенова это слово), в 1696-м и 1739-м году были свидетельствованы Архангельскими архиереями (и потом ещё, как сообщает редакция Вологодских Епархиальных Ведомостей, в 1818-м году Вологодским архиереем, по отношению Обер-прокурора св. Синода кн. Голицына. – Память 8-го Июля).

Ярославская епархия

В Ярославских Епархиальных Ведомостях за 1887-й год (№№ 20:22 и 23) напечатан список святых Ярославской епархии, составленной священником К. Ярославским. Святых празднуемых автор ясно отличает от святых непразднуемых тем, что относительно первых употребляет выражение: «празднование ему тогда-то», а относительно вторых – выражение: «память его тогда-то», а таким образом и даёт нам возможность воспользоваться его списком. Новые местные святые, сверх приведённых нами выше, по этому списку суть следующие.

Прохор, в схиме Трифон, епископ Ростовский, скончавшийся 7-го Сентября 1327-го года (в Спасо-Ярославском монастыре).

Трифон, архиепископ Ростовский, скончавшийся 30-го Декабря 1468-го года (в том же Спасо-Ярославском монастыре).

Вассиан Рябовский, основатель упразднённого Троицкого Рябовского монастыря, который находился в нынешнем Кашинском уезде Тверской губернии, в 40 верстах к востоку от города Кашина (на самой границе с Угличским уездом Ярославской губернии), скончавшийся 21-го Мая 1497-го года (cfr Ист. Иер. V, 734).

Константин, в монашестве Кассиан, князь Мавнукский (Манкупский, что в Крыму), основатель упразднённого Кассианова (по его имени) Учемского монастыря, который находился в Угличском уезде, скончавшийся 2-го или

—10—

4-го Октября (в которые в оба празднуется ему) 1504-го года.

Севастиан Сохотский, основатель упразднённого Преображенско-Сохотского монастыря, который находился в Пошехонском уезде, скончавшийся в 1542-м году (празднование ему 26-го Февраля, 17-го и 18-го Декабря. Cfr Ист. Иер. VI, 190 fin.).

Леонид Пошехонский, ученик и сподвижник преп. Адриана Пошехонского, скончавшийся в 1549-м году (память 5-го Марта).

Игнатий Ломовский, основатель упразднённого Спасо-Ломовского монастыря, который находился в Пошехонском уезде, скончавшийся 28-го Декабря 1591-го года.

Анастасия, игуменья Угличского Богоявленского монастыря, потерпевшая смерть вместе с 35-ю монахинями своего монастыря от Литовцев 10-го Апреля около (sic) 1609-го года.

Иринарх, затворник Ростовского Борисоглебского монастыря, скончавшийся 13-го Января 1616-го года.

Дорофей Югский, основатель Дорофеевой Югской или Южской пустыни, которая находится в Рыбинском уезде, в 15-ти верстах от Рыбинска, скончавшийся в 1622-м году (празднование 5-го Июня).

Иоанн Никифорович Чеполосов, младенец, страстотерпец Угличский, скончавшийся 25-го Июня 1663-го года¹⁷⁸⁰.

Алексей Стефанович, юродивый Борисоглебский Ростовский, скончавшийся в 1781-м году (празднование 12-го Февраля)¹⁷⁸¹.

—11—

К сказанному о службах св. Димитрию Ростовскому имеем сделать небольшое добавление. В том же 1758-м году, в котором Арсений Мацеевич послал в Синод две службы, составленные архимандритом Бонифацием, напечатана в Москве служба св. Димитрию, которая усвояется Арсению Мацеевичу, но которая, вероятно, представляет собой одну из служб Бонифация, см. Очерк Славяно-русской библиографии Ундольского, № 227 5. Так как Устав повелевает отправлять службу святителю Димитрию по общей минеи, то должно думать что наша служба (как и последующие службы других составителей, см. ibid. № 3183) была напечатана для домашнего употребления.

Костромская епархия

У нас под руками книжка неизвестного автора: «Святые угодники Божии и подвижники Костромские, их жизнь, подвиги, кончина и чудеса», напечатанная в Костроме, в 1879-м году. В книжке этой, во-первых, находим одного нового святого Костромской епархии, лишнего против тех, о которых сказано выше, во-вторых – на основании её мы должны сделать поправку или сообщить разнопоказание к речам об одном святом, о котором говорим выше.

Новый святой, лишний против упоминаемых выше, есть Макарий Писемский, основатель упразднённой Макариевой (по его имени) Спасо-Преображенской пустыни, которая находилась в Буйском уезде, живший во второй половине XIV века и скончавшийся неизвестно в каком году. В приходской церкви, остающейся от его пустыни, празднуется ему вместе с преп. Павлом Обнорским, которому он был сподвижником, 10-го Января.

Поправка или разнопоказание относится к речам о преп. Симоне Юрьевецком. Выше, на основании источника, который мы там указали, мы говорим, что празднование Симону, запрещённое епископом Нижегородским Питири-

—12—

мом, не было потом восстановлено. Книжка напротив говорит: «жители Юрьевца чтут его (Симона), как молитвенника своего и поныне; память блаженного Симона в Юрьевце совершается дважды в год: 4-го Ноября в день преставления и 10-го Мая в день святого апостола Симона Зилота, ангела блаженного Симона».

Киевопечерские святые

В пещерах и в соборной церкви Киевопечерской Лавры находятся мощи не только местных святых, из монахов самого монастыря, но и некоторых сторонних. Этих последних святых мы и укажем. Они суть:

Иоанн младенец, сын Варяга Феодора, убитый Киевлянами вместе с отцом в 983-м году (память обоих 12-го Июля).

Михаил, первый митрополит Киевский (как принимается). Мощи его, до 1730-го года находившиеся в ближних или Антониевых пещерах (в которые, как принимается, в древнее время перенесены были из Десятинной церкви), в последнем году, по указу импер. Анны Иоанновны, перенесены были в соборную церковь монастыря (память 30-го Сентября).

Ефрем, епископ Переяславский, скончавшийся около 1100-го года (в XVII веке называвшийся резанцем, что с Польского значит скопец, каковым он был. Память 28-го Генваря).

Нифонт, архиепископ Новгородский, скончавшийся в Киеве 21-го Апреля 1156-го года. Мы говорили о нём выше.

Евфросиния, княжна Полоцкая, основавшая близь Полоцка два монастыря – женский Спасский, существующий до сих пор, и мужской Богородицкий, упразднённый, скончавшаяся в Иерусалиме на богомолии 24-Мая 1173-го года (мощи её перенесены из Иерусалима в Киев неизвестно когда. Память 23-го Мая).

Илия Муромец, в XVII веке по-народному именовавшийся Чоботком (Чоботок), скончавшийся, как полагают, около 1190-го года (память 19-го Декабря).

Симон, епископ Владимирский, скончавшийся во Владимире 22-го Мая 1226-го года и неизвестно – когда перенесённый в Киев, в пещеры (память 10-го Мая).

—13—

Меркурий, епископ Смоленский, убитый Батыем (как принимается) 24-го Ноября 1247-го года (память 22-го Сентября).

Дионисий, архиепископ Суздальский, скончавшийся в Киеве 15-го Октября 1385-го года и погребённый в Антониевых пещерах (но мощей которого теперь в пещерах уже нет¹⁷⁸²). Память 15-го Октября).

Феофил, архиепископ Новгородский, скончавшийся на дороге в Киев в 1484-м году и положенный в Киевопечерском монастыре (память 28-го Августа).

Иулиания девица, княжна Ольшанская, неизвестно когда в XV–XVI веке жившая. Тело её, погребённое в Лавре, было обретено нетленным при архимандрите Елисее Плетенецком, который был архимандритом Лавры с 1599-го по 1624-й год. Установлено было ей празднование, по причине чудесных исцелений от её мощей, митрополитом Петром Могилой, который занимал кафедру с 1632-го года по 1647-й год (память 6-го Июля¹⁷⁸³).

Волынская епархия

Иов, игумен Почаевского монастыря, нынешней Лавры, скончавшийся 28-го Октября 1651-го года. В 1659-м году были обретены нетленными и поставлены в главной церкви монастыря его мощи, которые непосредственно за тем прославились чудотворениями. В 1833-м году, после того как два года назад – в 1831-м году Почаевский монастырь взят был у униатов, которые владели им с 1720-го года, «епископу Волынскому дано было разрешение высшего начальства установить на Волыни особый праздник преп. Иова»¹⁷⁸⁴. Таким образом, с этим Ио-

—14—

вом Почаевским должно быть считаемо святых, канонизированных в синодальный период, не пять, а шесть.

Архангельская епархия

Выше мы говорим о Никодиме Кожеезерском, что в Прологе, напечатанном в 1662-м году, положено творить его память с пением стихир и канона (после Макарьевских святых № 125-й). Это сказали мы на основании Житий святых Муравьева. Теперь у нас под руками сам Пролог 1662-го года, и оказывается, что ссылка на него Муравьева неверна: в Прологе ничего не говорится о праздновании памяти. Вероятно, Муравьев берёт сведение из того рукописного жития преп. Никодима, на которое ссылается.

Новгородская епархия

Зосима Ворбозомский, основатель упразднённого Благовещенского монастыря, который находился в 20-ти верстах к югу от Белозерска, на острове озера Ворбозомского, живший – неизвестно когда, но если справедливо то, что был учеником Корнилия Комельского¹⁷⁸⁵, то во второй –

—15—

третьей четверти XVI века, ибо Корнилий скончался в 1537-м году. Когда причислен к лику местных святых, остаётся неизвестным, но в одной из церквей его бывшего монастыря, теперешнего прихода, построенной в 1809-м году, есть придел его имени¹⁷⁸⁶. – Ворбозомский Зосимин и Илоезерский Иродионов (послемакарьевских святых № 42) монастыри, как следует думать, принадлежали к числу тех многих пустынь или маленьких монастырей, которые, образуя собой так называемое монашеское «Заволжье», располагались вокруг Кириллова Белозерского монастыря.

Псковская епархия

Княгиню Евфросинию, в монашестве Евпраксию, мы отнесли к местным Псковским святым на основании Словаря исторического о святых, который говорит, что «местная память ей творится Октября 16». Но в настоящее время мы имеем под руками Описание Иоанно-Предтечева Псковского монастыря¹⁷⁸⁷, в котором покоятся останки княгини, и из сего Описания узнаём, что она остаётся не канонизированной. У гроба её повешена таблица или доска, на которой читается: «Гробница под спудом благоверной княгини схимонахини Евпраксии; память ей совершается Октября 16 числа, – поётся всенощное за упокой, тако ж литургия за упокой; по церквам раздаётся на поминовение 40 пометок (sic)» (Описания стр. 7 прим.).

Русские святые в печатном Уставе, в главе 48-й, содержащей последование церковного псалмопения по месяцеслову, и в святцах других печатных богослужебных книг

До половины XVI века в сейчас указанную главу Устава и в святцы других богослужебных книг Русские святые были вносимы только в весьма незначительном числе, и при этом без всякой какой-либо правиль-

—16—

ности, – то одни, то другие, и т. д. Причины сего были: во-первых, то, что до половины XVI века действительных общецерковных или обще-празднуемых Русских святых, которых надлежало вносить в Устав и в святцы других книг, было очень немного (см. выше главу 2-ю под конец) и что эти немногие святые могли оставаться неизвестными писцам рукописей; во-вторых, то, что для внесения святых в Устав, из которого они могли бы переходить в святцы других книг, писцам рукописей нужно было бы иметь под руками службы им, чтобы указание порядка и содержания служб помещать в Уставе, а это могло быть не всегда¹⁷⁸⁸; в-третьих и главное, то, что не установилось обычая вносить Русских святых в Устав и святцы¹⁷⁸⁹. От половины XVI века известны списки Устава, содержащие весьма большое и более или менее полное количество памятей общецерковных или обще-празднуемых Русских святых¹⁷⁹⁰: но в то же время известны и такие списки, из которых ясно видно, что эта полнота памятей указанных Русских святых ещё не была признана за дело общеобязательное¹⁷⁹¹. Настоящим образом полнота эта началась с печатного Устава. В первый раз Устав напечатан в 1610-м году, быв приготовлен к печати известным последующим устав-

—17—

щиком Троицкого Сергиева монастыря Логгином Шишеловским¹⁷⁹². Во второй и третий раз он напечатан в 1633-м году¹⁷⁹³. В четвёртый раз напечатан в 1641-м году¹⁷⁹⁴. В пятый раз, после нарочитого и тщательного исправления, напечатан в 1682-м году¹⁷⁹⁵. В своих речах о 48-й главе печатного Устава по отношению к обще-празднуемым Русским святым или о сих Русских святых в нашей главе Устава мы остановимся на сейчас указанном последнем его издании и затем прямо обратимся к нынешнему Уставу. Так поступим мы, с одной стороны, потому, что нынешний Устав идёт от Устава 1682-го года, а с другой стороны – потому, что мы не имеем средств для изложения непрерывной истории Русских святых в Уставе за промежуток времени от 1682-го года до современных нам его изданий.

На вопрос: откуда редактор первопечатного Устава 1610-года взял свой более или менее полный список обще-празднуемых Русских святых, нам не даётся положительного ответа ни в самом Уставе ни где-нибудь стороной. Самый вероятный предположительный ответ был бы тот, что он взял его с практики Московского Успенского собора, т. е. что его список святых представляет собой тех святых, которым было празднуемо в этом последнем соборе. Но мы имеем нарочитые записи

—18—

о совершении богослужения в Московском Успенском соборе за первую половину XVII века или частнейший устав нашего собора за сейчас указанное время, и из сличения этого частнейшего устава с первопечатным Уставом 610-го года оказывается, что, с одной стороны, в последнем Уставе находится святых значительно более, чем в первом, с другой стороны, что в нём не достаёт некоторого количества святых, находящихся в первом. Таким образом, остаётся предполагать, что редактор первопечатного Устава 1610-го года взял список святых, которым было празднуемо в Московском Успенском соборе, и что, с одной стороны, он значительно дополнил этот список по своему усмотрению, а что, с другой стороны, он несколько сократил его по тому же своему усмотрению, причём в обоих случаях с полной вероятностью должно быть предполагаемо одобрение патриарха Гермогена, по благословению которого напечатан был Устав. Поэтому, мы поставим так сказать исходным списком не список святых, находящихся в первоначальном издании 1610-го года, а список святых, находящихся в уставе Московского Успенского собора, и затем, начиная со списка первопечатного Устава, постепенно будем показывать отличие последующего списка от предшествующего.

Список обще-празднуемых Русских святых, находящихся в уставе Московского Успенского собора первой половины XVII века¹⁷⁹⁶.

Сентябрь.

7 Иоанн, архиепископ Новгородский.

19 Князь Ярославский Феодор с сыновьями Давидом и Константином.

20 Князь Черниговский Михаил с боярином Феодором.

25 Сергии Радонежский.

30 Григорий Пельшемский.

—19—

Октябрь.

1 Савва Вишерский.

5 Три святителя Московские Пётр, Алексий и Иона.

19 Царевич Димитрий (день рождения).

29 Аврамий Ростовский.

Ноябрь.

5 Иона, архиепископ Новгородский.

6 Варлаам Хутынский.

11 Максим юродивый Московский.

17 Никон Радонежский.

22 Вел. кн. Михаил Тверской.

23 Александр Невский.

Декабрь.

1 Савва Сторожевский.

7 Антоний Сийский.

21 Митр. Пётр.

Январь.

10 Павел Обнорский.

11 Михаил Клопский.

31 Никита, епископ Новгородский.

Февраль.

4 Вел. кн. Георгий Владимирский¹⁷⁹⁷.

10 Князь Всеволод-Гавриил Псковский.

12 Митр. Алексий.

14 Принесение (в Москву) мощей кн. Михаила Черниговского и боярина его Феодора.

Март.

2 Арсений, епископ Тверской.

11 Евфимий, архиепископ Новгородский.

30 Митр. Иона.

Апрель.

1 Евфимий Суздальский.

17 Зосима Соловецкий.

—20—

21 Александр Каргопольский или Ошевенский.

26 Стефан, епископ Пермский.

Май.

1 Пафнутий Боровский.

2 Борис и Глеб (перенесение мощей в новую церковь, построенную вел. кн. Изяславом, имевшее место в 1072-м году),

3 Феодосий Печерский.

7 Антоний Печерский.

14 Исидор Ростовский.

15 Царевич Димитрий.

16 Исаия, епископ Ростовский.

17 Евфросин Псковский.

20 Митр. Алексий (обретение мощей).

23 Леонтий, епископ Ростовский.

24 Никита Переяславский.

28 Игнатий, епископ Ростовский.

Июнь.

1 Дионисий Глушицкий.

3 Царевич Димитрий (перенесение мощей из Углича в Москву).

9 Кирилл Белозерский.

25 Пётр и Феврония Муромские.

30 Пётр царевич Ростовский.

Июль.

5 Сергий Радонежский (обретение мощей).

7 Прокопий Устюжский.

15 Вел. кн. Владимир.

24 Борис и Глеб.

26 Макарий Унженский.

26 Николай Кочанов.

Август.

2 Василий блаженный Московский.

3 Антоний Римлянин.

4 «Проявление мощей» митр. Петра¹⁷⁹⁸.

—21—

20 Аврамий Смоленский.

24 Перенесение мощей митр. Петра (из временного помещения в церкви Иоанна Лествичника под колоколами или под колокольней в новый Успенский собор).

30 Александр Свирский.

В первопечатном Уставе 1610-го года лишние святые против устава Московского Успенского собора суть следующие:

5 Сентября Князь Глеб,

4 Октября Обретение мощей Гурия, архиепископа Казанского, и Варсонофия, епископа Тверского,

23 Октября Перенесение мощей Иакова Боровицкого,

27 Ноября Иаков, епископ Ростовский,

28 Ноября Феодор, архиепископ Ростовский,

17 Января Антоний Римлянин (день ангела),

5 Марта Перенесение мощей князя Феодора Ярославского с чадами,

16 Марта Серапион, архиепископ Новгородский,

17 Марта Макарий Колязинский,

30 Апреля Обретение мощей Никиты, епископа Новгородского,

16 Мая Ефрем Перекомский,

26 Мая Обретение мощей Макария Колязинского,

27 Мая Перенесение мощей митрополитов Киприана, Фотия и Ионы,

—22—

29 Мая Иоанн юродивый Устюжский,

11 Июля Вел. кн. Ольга,

14 Августа Максим юродивый Московский.

В первопечатном Устава недостающие святые против устава Московского Успенского собора суть следующие:

19 Октября Царевич Димитрий,

4 Февраля Вел. кн. Георгий Владимирский,

21 Апреля Александр Ошевенский,

30 Июня Пётр царевич Ростовский.

Евфросин Псковский вместо 17-го под 15-м Мая.

В двух Уставах 1633-го года список Русских святых один и тот же. Святых, лишних в них против первопечатного Устава 1610-го года или вновь внесённых в список редакторами их (Уставов), всего один. Это – 27 Ноября князь Всеволод-Гавриял Псковский (обретение мощей).

Святых, не достающих в Уставах 1633-го года против первопечатного Устава 1610-го года или опущенных редакторами их, довольно значительное количество. Они суть следующие:

5 Сентября Князь Глеб,

11 Ноября Максим юродивый Московский,

28 Ноября Феодор, архиепископ Ростовский,

5 Марта Перенесение мощей князя Феодора Ярославского с чадами,

16 Марта Серапион архиепископ Новгородский,

30 Апреля Обретение мощей Никиты, епископа Новгородского,

26 Мая Обретение мощей Макария Колязинского,

27 Мая Перенесение мощей митрополитов Киприана, Фотия и Ионы,

4 Августа Проявление мощей митр. Петра.

В Уставе 1641-го года список Русских святых есть один и тот же со списком первопечатного Устава 1610-го года, т. е. его редакторы, не принимая перемен, произведённых в списке редакторами Уставов 1633-го года, снова взяли список, составленный редактором первопечатного Устава 1610-го года.

В Уставе 1682-го года лишние святые против Устава 1641-го года или внесённые редакторами его суть:

—23—

9 Сентября Иосиф Волоколамский и

9 Января митр. Филипп.

В Уставе 1682-го года недостающие святые против Устава 1641-го года или опущенные его редакторами суть следующие:

5 Сентября Князь Глеб,

30 Сентября Григорий Пельшемский,

23 Октября Иаков Боровицкий,

27 Ноября Иаков, епископ Ростовский,

28 Ноября Феодор, архиепископ Ростовский,

1 Декабря Савва Звенигородский,

14 Января Принесение мощей кн. Михаила Черниговского,

17 Января Антоний Римлянин,

2 Марта Арсений епископ Тверский,

5 Марта Перенесение мощей кн. Феодора Ярославского и чад,

16 Марта Серапион архиепископ Новгородский,

30 Апреля Никита Новгородский,

2 Мая Борис и Глеб,

15 Мая Евфросин Псковский,

16 Мая Ефрем Перекомский,

26 Мая Обретение мощей Макария Колязинского,

27 Мая Перенесение мощей митрр. Киприана, Фотия и Ионы,

3 Июня Царевич Димитрий,

7 Июля Прокопий Устюжский,

4 Августа Проявление мощей митр. Петра,

13 Августа Максим юродивый Московский¹⁷⁹⁹

Кроме того, два святые перенесены с одних чисел на другие:

Митр. Иона с 30-го Марта на. 15-е Июня¹⁸⁰⁰ и

—24—

Антоний Печерский с 7-го Мая на 10-е Июля¹⁸⁰¹.

В нынешнем Уставе лишние святые против Устава 1682-го года, неизвестно нам когда впервые или снова внесённые, суть следующие:

24 Ноября Меркурий Смоленский,

27 Ноября Иаков, епископ Ростовский,

1 Декабря Савва Звенигородский,

7 Декабря Нил Столбенский,

28 Января Феодосий Тотемский,

4 Февраля Кирилл Новоезерский,

2 Марта Арсений, епископ Тверский,

16 Мая Ефрем Перекомский,

19 Мая Корнилий Комельский,

27 Мая Обретение мощей Нила Столбенского,

5 Июня Князь Феодор Ярославич,

3 Июля Перенесение мощей митр. Филиппа,

Святых, недостающих в нынешнем Уставе против Устава 1682-го года один, это – 27 Июля Николай Кочанов.

История списка обще-празднуемых Русских святых в подлежащих нашим речам Уставах, как видно из сейчас сказанного, есть следующая. В первопечатный Устав 1610-го года внесено значительное количество новых святых против устава Московского Успенского собора и исключено из него некоторое количество святых, находившихся в сём последнем. В Уставы 1633-го года внесён один новый святой (собственно – одна новая память) против Устава, 1610-го года и исключено довольно значительное количество вновь внесённых в него святых с одним святым, находившимся и в уставе Успенского

—25—

собора. В Уставе 1641-го года восстановлен список святых первопечатного Устава 1610-го года. В Уставе 1682-го года внесены два новые святые и исключено из него довольно значительное количество святых Устава 1610–41-го года с четырьмя святыми, находящимися и в Уставе Успенского собора. В нынешнем Уставе восстановлено некоторое количество святых, исключённых из Устава 1682-го года и внесено некоторое количество святых совершенно новых.

Новые святые после устава Московского Успенского собора, которые остаются и до настоящего времени, суть следующие:

Внесённые в первопечатный Устав 1610-го года:

4 Октября Гурий, архиепископ Казанский и Варсонофий, епископ Тверской,

23 Октября Иаков Боровицкий,

27 Ноября Иаков, епископ Ростовский,

17 Марта Макарий Колязинский,

16 Мая Ефрем Перекомский,

11 Июля Вел. кн. Ольга.

В Уставе 1633-го года нет нашего класса новых святых.

Внесённые в Устав 1682-го года:

9 Сентября Иосиф Волоколамский, и

9 Января митр. Филипп.

Внесённые в нынешний Устав:

24 Ноября Меркурий Смоленский,

7 Декабря и 27 Мая Нил Столбенский,

4 Февраля Кирилл Новоезерский,

19 Мая Корнилий Комельский,

5 Июня князь Феодор Ярославич,

3 Июля Перенесение мощей митр. Филиппа.

Новые святые после устава Московского Успенского собора и новые памяти святых, которые были потом исключены, так что, находившись в списке снятых временно, не находятся в нынешнем Уставе:

Внесённые в первопечатный Устав 1610-го года и повторяющиеся в Уставе 1641-го года;

5 Сентября Князь Глеб,

28 Ноября Феодор, архиепископ Ростовский,

—26—

17 Января Антоний Римлянин,

5 Марта Перенесение мощей Феодора Ярославского с чадами,

16 Марта Серапион архиепископ Новгородский,

30 Апреля Обретение мощей Никиты, архиепископа Новгородского,

26 Мая Обретение мощей Макария Колязинского,

27 Мая Перенесение мощей митрополитов Киприана, Фотия и Ионы,

13 Августа Максим юродивый Московский.

Внесённый в Устав 1633-го года:

27 Ноября Всеволод-Гавриил Псковский.

В Уставе 1682-го года нет нашего класса новых святых.

Из числа святых, находящихся в Уставе Московского Успенского собора, некоторые исключены были временно и находятся в теперешнем Уставе, другие исключены были навсегда.

Святые, исключавшиеся временно и находящиеся в теперешнем Уставе суть:

4 Февраля Вел. кн. Георгий Владимирский, не находящийся ни в одном из Уставов до нынешнего,

11 Ноября Максим юродивый Московский, исключённый из Устава 1633-го года, и снова явившийся в Уставе 1641-го года,

30 Сентября Григорий Пельшемский, исключённый из Устава 1682-го года.

Святые, исключённые навсегда:

19 Октября Царевич Димитрий,

21 Апреля Александр Ошевенский и

30 Июня Пётр царевич Ростовский:

все трое исключённые из первопечатного Устава 1610-го года или не внесённые в этот Устав;

14 Января Принесение мощей кн. Михаила Черниговского,

3 Июля Принесение мощей Царевича Димитрия,

15 Мая Преставление Евфросина Псковского,

4 Августа Проявление мощей митрополита Петра:

все четыре празднования, исключённые из Устава 1682-го года.

—27—

В Московском Успенском соборе, конечно, должно было бы праздноваться всем Русским святым, которым установлено повсеместное или общецерковное празднование, ибо если празднование – везде в Русской церкви, так, конечно, прежде всего в главенствующем и представительном месте этого «везде» и так сказать в соборе соборов Русских; равным образом и в главе Устава, содержащей последование псалмопения по месяцеслову, должны были бы находиться все без пропусков обще-празднуемые Русские святые. Но на самом деле оказывается, что в этом отношении было не без упущений. В уставе Московского Успенского собора не было целых пяти общецерковных или обще-празднуемых святых, именно: вел. кн. Ольги, которой установилось общецерковное празднование сице в период домокарьевский; Макария Колязинского, которому было установлено общецерковное празднование на соборе 1547-го года; Ефрема Перекомского, которому было установлено (по всей вероятности) общецерковное празднование на соборе 1649-го года; Иосифа Волоколамского, которому было установлено общецерковное празднование в 1591-м году, и Корнилия Комельского, которому было установлено общецерковное празднование в 1600-м году. Из этих пяти святых трое: вел. кн. Ольга. Макарий Колязинский и Ефрем Перекомский внесены были в первопечатный Устав 1610-го года. Но Иосиф Волоколамский внесён был только в Устав 1682-го года; а Корнилий Комельский только уже в нынешний Устав.

Я говорил уже о том, по какому поводу выключен был из Устава 1682-го года преп. Евфросин Псковский и что означало это выключение. Он выключен был по тому поводу, что его житие (без его вины) служило в пользу раскольников. Выключение означало то, что из общецерковных святых, каковым он был, он низведён был в число святых местных.

Редактор первопечатного Устава 1610-го года поставил у себя под 27-м Мая «перенесение» мощей митрополитов Киприана, Фотия и Ионы, тогда как на самом деле было установлено празднование обретению мощей одного Ионы, как должно думать, быв введён в заблуждение Прологом, в котором несправедливо утверждается,

—28—

будто установлено было праздновать память обретения мощей всех трёх митрополитов. Если в Уставе помещены тропарь и кондак всем трём митрополитам, то нужно думать, что тропарь и кондак составлены были для домашнего употребления (или, может быть, их составил сам редактор Устава вместе с тем, как вносить в последний это пренесение мощей).

Я сказал выше, что издание Устава 1682-го года представляет собой издание нарочитым и тщательным образом правленное. В отношении к Русским святым в нём сделано то нововведение против предшествующих Уставов, остающееся и в нынешнем Уставе, что под памятью каждого святого означено, где ему празднуется, а вместе с тем в нём упорядочены и знаки праздничные.

Так как далеко не каждый из читателей имеет у себя под руками Устав, разумеем – нынешний, а между тем для полноты сведений относительно канонизации святых не мешает знать отметки о них, сделанные издателями Устава 1682-го года и сохранённые в нынешнем Уставе: то мы приведём здесь из последнего список святых. При этом, по неудобству в типографском отношении, не будем печатать знаков праздничных, т. е. самых их фигур или изображений, а будем указывать их словами.

Сентябрь.

7. Иже во святых отца, нашего, Иоанна архиепископа, Новгородского чудотворца¹⁸⁰². Совершается собор¹⁸⁰³ его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его¹⁸⁰⁴.

—29—

Знак праздничный – три красные точки в боковом красном полукружии или в боковом красном подковообразном окружении.

9. Преподобного отца нашего Иосифа, Волоцкого чудотворца. Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак тот же, что́ и выше.

19. Преставление благоверного великого князя Феодора, и чад его, благоверных князей, Давида и Константина, Смоленских и Ярославских чудотворцев. Совершается собор их, идеже лежат мощи их, или храм.

Знак тот же, что́ выше.

20. Святых мученик и исповедник, великого князя Михаила и болярина его Феодора, Черниговских чудотворцов.

Совершается собор их, идеже лежат мощи их.

Знак тот же, что́ выше.

21. Память иже во святых отца нашего Димитрия, митрополита Ростовского. Службу святителю отправлять по общей минеи.

Знак – красный крест.

О местах совершения собора нет.

25. Преподобного отца нашего Сергия игумена, Радонежского чудотворца. Совершается собор его и во обители его и во храмех, в прочих же полиелей.

Знак – красный крест.

27. Преподобного отца нашего Савватия. Соловецкого чудотворца. Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак – три красные точки в полукруге.

30. Преподобного отца нашего Григории, иже на Пелгиме реце, Вологодского чудотворца. Совершается собор его во обители его, и во храмех.

Знак тот же, что́ выше.

И святого Михаила, первого митрополита Киевского, и все я России чудотворца.

О местах совершения собора и знака праздничного нет.

—30—

Октябрь.

1. Преподобного отца нашего Саввы. Вишерского чудотворца. Совершается собор его во обители его, по свидетельству архиерея сущего тамо.¹⁸⁰⁵

Знак тот же, что́ выше.

4. Обретение честных мощей, иже во святых отец наших Гурия первого архиепископа Казанского и Варсонофии епископа Тферского. Совершается собор их во граде Казани и во храме их.

Знак тот же, что́ выше.

23. Пренесение честных мощей святого Иакова Боровицкого, Новгородского чудотворца. Совершается собор его, идеже храм его, по рассуждению и благословению архиерея.

Знак – три чёрные точки в чёрном полукруге.

29. Преставление преподобного отца, нашего Аврамия, архимандрита Богоявленского, Ростовского чудотворца. Совершается собор в обители его, идеже лежат мощи его, или храм его.

Знак – три красные точки в полукруге.

Ноябрь.

5. Преставление иже во святых отца нашего Ионы архиепископа. Новгородского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак тот же, что́ выше.

6. Преподобного отца нашего Варлаама Хутынского, Новгородского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак тот же, что́ выше.

11. Преставление святого и блаженного Максима, Христа ради юродивого, Московского чудотворца. Собор его совершается, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

17. Преподобного отца нашего Никона чудотворца,

—31—

ученика святого Сергия. Совершается собор его во обители его, и во храме: повсюду же шестерик, во ин день.

Знак – три красные точки в полукруге.

22. Убиение свитого благоверного великого князи Михаила Тферского. Совершается собор его во Тфери, и идеже храм его.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

23. Преставление святого благоверного великого князя Александра Невского, и всея России чудотворца.

Совершается собор его, идеже храм его:

Знак – три красные точки в полукруге.

В той же день память первого Воронежского святителя Митрофана, в схимонасех Макариа.

О местах совершения собора и знака праздничного нет.

24. Святого мученика Меркурии Смоленского. Совершается собор его во храме его.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

27. Иже во святых отца нашего Иакова епископа, Ростовского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его.

Знак три чёрные точки в полукруге.

Декабрь.

3. Преподобного отца нашего Саввы Звенигородского. Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак – три красные точки в полукруге.

7. Преставление преподобного отца нашего Антония Сийского, нового чудотворца. Совершается собор его, во обители его и во храме.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

И преставление преподобного отца нашего Нила, иже на озере Селигере, на острове зовомом Столобное, нового чудотворца.

Знак – три красные точки в полукруге.

О местах совершения собора нет.

21. Преставление во святых отца нашего Петра, митрополита всея России.

Знак – красный крест.

О местах совершения собора нет.

—32—

Январь.

9. Иже во святых отца нашего Филиппа, митрополита Московского и всея России.

Знак – красный крест.

О местах совершения собора нет.

10. Преподобного Павла, Комельского, иже на Обноре реце. Совершается собор его во обители его.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

11. Память преподобного отца нашего Михаила Клопского, Новгородского чудотворца. Совершается собор его во обители его, и во храмех.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

28. Преподобного отца нашего Феодосии Тотемского, Спасосуморина монастыря начальника и основателя, новоявленного чудотворца.

О местах совершения собора и знака праздничного нет.

31. Память во святых отца нашего Никиты епископа, Новгородского чудотворца. Совершается собор его идеже лежат мощи его, и идеже храм его есть.

Знак – три красные точки в полукруге.

Февраль.

4. Святого благоверного великого князя Георгия. Совершается собор его, идеже лежат мощи его.

Знака праздничного нет.

В тот же день преподобного отца нашего Кирилла, Новоезерского чудотворца. Совершается собор его во обители его.

Знака праздничного нет.

11. Преподобного отца нашего Димитрии, Прилуцкого чудотворца. Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак – три красные точки в полукруге.

И преставление святого благоверного великого князя Всеволода, наречённого во святом крещении Гавриила, Псковского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

12. Иже во святых отца нашего Алексии митрополита, всея России чудотворца. Аще несть пост, и

—33—

изволит настоятель пети святителю Алексию со бдением, поем ему якоже и прочим великим святым имущим бдение. Аще ли пост: поем ему по Маркове главе, якоже указася пети обретению честныя главы Предтечевы. А идеже лежат мощи его, подобне и во храме, поется служба его по Маркове главе, якоже Сретения Господня.

Знак – красный крест.

Март.

2. Преставление иже во святых отца нашего Арсениа епископа Тферского. Совершается собор его во Тфери.

Знак – три красные точки в полукруге.

11. Преставление иже во святых отца нашего Еифимиа архиепископа, Новгородского чудотворца.

Совершается собор его в Новеграде, и во обители его.

Знак – три красные точки в полукруге.

17. Преподобного отца нашего игумена Макарии, Колязинского чудотворца. Совершается собор его во обители его.

Знак тот же, что́ выше.

Апрель.

1. Преподобного отца нашего Еифимиа, Суждальского чудотворца. Совершается собор его во обители его.

Знак тот же, что́ выше.

17. Преподобного отца нашего Зосимы Соловецкого. Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак тот же, что́ выше.

26. Святого отца Стефана, епископа Пермского. Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак тот же, что́ выше.

Май.

1. Преподобного Пафнутиа Боровского.

Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак тот же, что́ выше.

3. Успение преподобного отца нашего Феодосии, игумена монастыря Печерского, и начальника в Российстей земли монашеского общего жития.

Совершается собор его во обители его, и идеже храм его: в прочих же церквах полиелей.

Знак – красный крест.

—34—

14. Святого Исидора, Христа ради юродивого. Ростовского чудотворца. Совершается собор его в Ростове, с рассуждением тамошнего архиерея.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

15. Иже во святых отца нашего Исаии епископа, Ростовского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак – три красные точки в полукруге.

И убиение святого благоверного царевича Димитрии, Московского и всея России чудотворца.

Знак тот же, что́ выше.

О местах совершения собора нет.

16. Преподобного отца нашего Ефрема Перекомского, Новгородского чудотворна.

Знак тот же, что́ выше.

О местах совершения собора нет.

19. Преподобного отца нашего Корнилиа, чудотворца Комелского.

Знак тот же, что́ выше.

О местах совершения собора нет.

19. Обретение честных мощей иже во святых отца, нашего Алексиа, митрополита киевского и всея России чудотворца. Бдение во обители его, и в велицей церкви; повсюду же полиелей.

Знак – три красные точки в полукруге.

21. Память святого благоверного князя Константина и чад его. Михаила и Феодора, Муромских чудотворцев.

Собор их совершается в Муроме.

Знака, тот же, что выше.

23. Обретение честных мощей иже во святых отца нашего Леонтиа епископа, Ростовского чудотворца.

Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак тот же, что выше.

24. Преподобного Никиты столпника, Переяславского чудотворца.

Знак тот же, что выше.

О местах совершения собора нет.

27. Обретение мощей преподобного отца нашего Нила, иже на озере Селигере, на острове зовом (sic) Столобное, нового чудотворца.

—35—

Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его.

Знак тот же, что выше.

28. Память святого Игнатия епископа, Ростовского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его.

Знак – три чёрные точки в полукруге,

29. Преставление святого и блаженного Иоанна, Христа ради юродивого, Устюжского чудотворца.

Совершается собор его на Устюге.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

Июнь.

1. Преподобного отца нашего Дионисия Глушицкого. Совершается собор его во обители его.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

5. Преставление святого благоверного великого князя Феодора Ярославича.

О местах совершения собора и знака праздничного нет.

9. Преподобного отца нашего Кирилла, игумена Белозерского. Совершается собор его во обители его, идеже лежат мощи его, и во храме его.

Знак – три красные точки в полукруге.

15. Во святых отца нашего Ионы, митрополита Московского и всея России.

Совершается собор его, идеже лежат мощи его, и идеже храм его: повсюду же полиелей.

Знак – красный крест.

25. Святых чудотворцев Муромских, князя Петра, во иноцех Давида, и княгини Февронии, во инокинях Евфросинии. Совершается собор их, идеже лежат мощи их, и идеже храм их.

Знак – три красные точки в полукруге.

Июль.

3. Пренесение мощей во святых отца нашего Филиппа, митрополита Московского, и всея России чудотворца.

Знак – красный крест.

О местах совершения собора нет.

—36—

5. Обретение, честных мощей преподобного и богоносного отца нашего Сергиа игумена, Радонежского чудотворца. Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак – три красные точки в полукруге.

8. Святого Прокопиа, Христа ради юродивого, Устюжского чудотворца.

О местах совершения собора и знака праздничного нет.

10. Намять преподобного отца нашего Антониа Печерского, иже в Киеве, бывшего начальника всех Российских монахов.

Совершается собор его во обители его, и идеже храм его; в прочих же полиелей.

Знак – красный крест.

11. Преставление блаженные Ольги, княгини Российские, во святом крещении нареченные Елены.

Знак – три чёрные точки в полукруге.

О местах совершения собора нет.

15. Святого и равноапостола великого князя Владимира, нареченного во святом крещении Василиа.

Знак – красный крест.

О местах совершения собора нет.

25. Преподобного отца нашего Макария Желтоводского, Унженского чудотворца. Совершается собор его во обители его, и идеже храм его.

Знак – три красные точки в полукруге.

Август.

2. Преставление святого блаженного Василии, Христа ради юродивого, Московского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его.

Знак тот же, что выше.

3. Преподобного Антониа Римлянина, Новгородского чудотворца. Совершается собор его, идеже храм его.

Знак тот же, что выше.

21. Преставление преподобного отца нашего Аврамиа архимандрита, Смоленского чудотворца. Совершается собор его, идеже лежат мощи его.

Знак тот же, что выше.

24. Пренесение честных мощей иже во святых

—37—

отца нашего Петра, митрополита Киевского, и всея России чудотворца. Идеже лежат мощи его, совершается полиелей.

Знак тот же, что выше.

30. Преставление преподобного Александра Свирского. Совершается собор его во обители его.

Знак тот же, что выше.

Святцы Следованной псалтири, Служебника и Требника в отношении к списку Русских святых не представляют собой совершенного тождества с 48-й главой Устава, содержащей последование церковного псалмопения по месяцеслову, но имеют против неё некоторый излишек святых; именно – в святцах Следованной псалтири шесть лишних святых против главы Устава, в святцах Служебника пять лишних и в святцах Требника четыре лишних святых. Лишние святые Следованной псалтири суть: четыре старых: 24 Сентября Никандр Псковский, 12 Июня Арсений Коневский и 28 Июня Сергий и Герман Валаамские, и два новые святые, до сих пор ещё не внесённые в Устав: 26 Ноября Иннокентий Иркутский и 13 Августа Тихон Задонский. Пять лишних святых Служебника суть первые пять лишние святые Следованной псалтири, а четыре лишних святых Требника суть первые четыре лишние святые Следованной псалтири (т. е. в первом случае без Тихона Задонского, которого нет в святцах Служебника, а во втором случае без Тихона и без Иннокентия, которых обоих нет в святцах Требника).

Русские святые, находящиеся в 48-й главе теперешнего Устава, содержащей последование церковного псалмопения по месяцеслову, представляют собой тех Русских святых, которые в настоящее время признаются нашей церковью за святых повсюдных или обще-почитаемых. Общее число их есть 75¹⁸⁰⁶. Число это составляется: из 22-х святых, которые стали обще-почитаемыми до митр. Макария (см. выше, гл. 2), из 14-ти святых, канонизованных на соборе 1547-го года к общецерковному

—38—

празднованию и из 9-ти святых, канонизованных к местному празднованию, или всего – из 23-х святых собора 1548-го года, из 11-ти святых, канонизованных на соборе 1549-го года и из 19-ти святых¹⁸⁰⁷, канонизованных после собора 1549-го года до настоящего времени.

Особенное составляет тут то, что все святые, канонизованные собором 1547-го года к местному празднованию удостоены потом общецерковного празднования и что не все святые, канонизованные на соборе 1549-го года к общему празднованию, остались доселе теми же обще-празднуемыми; именно, из числа 15-ти святых, канонизованных на соборе 1549-го года к общему празднованию, теперь нет в числе обще-празднуемых: Нифонта архиепископа Новгородского, мучеников Литовских Антония, Иоанна и Евстафия и Евфросина Псковского. Причиной, почему местные святые собора 1547-го года все причислены потом к общим святым, должно быть считаемо последующее прославление всех их как чудотворцев. О причине исключения Евфросина Псковского из числа обще-почитаемых святых мы говорили несколько раз выше. Остаётся не совсем понятным, что исключены были из числа обще-почитаемых святых Нифонт архиепископ Новгородский и мученики Литовские. Вероятной причиной нужно считать то, что гробы и мощи архиепископа и мучеников находились вне Московской Руси, – первого в Киеве, в пещерах, вторых – в Вильне (в Духовом монастыре).

Обще-празднуемые святые из числа канонизованных после собора 1519-го года до настоящего времени, в хронологическом порядке их канонизации, суть:

Макарий Унженский, канонизованный в первой половине XVI века,

Иаков Боровицкий, канонизованный после 1572-го года,

Антоний Сийский, канонизованный в 1579-м году,

Василий Блаженный, канонизованный в 1588-м году,

5. Иосиф Волоколамский, канонизованный в 1591-м году,

Гурий Казанский и Варсонофий Тверской, канонизованные в 1595-м году,

—39—

Нил Столбенский, канонизованный после 1595-го года,

Антоний Римлянин, канонизованный в 1597-м году,

10. Корнилий Комельский, канонизованный в 1600-м году,

Димитрий царевич, канонизованный в 1606-м году,

Князь Феодор Ярославич, канонизованный к местному празднованию после 1614-го года,

Кирилл Новоезерский, канонизованный после 1648-го года,

Вел. кн. Георгий Владимирский, канонизованный не позднее первой половины XVII века,

15. Митр. Филипп, канонизованный в 165‘2-м году,

Феодосий Тотемский, канонизованный в 1798-м году,

Димитрий Ростовский, канонизованный в 1757-м году,

Митрофан Воронежский, канонизованный в 1832-м году,

19. Меркурий Смоленский, канонизованный неизвестно когда¹⁸⁰⁸.

Е. Голубинский

—337—

Определили: Благопочтительнейше представить о совершении акта Его Высокопреосвященству.

На сём журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «Окт. 9. Смотрено».

12 октября 1893 года

Присутствовали, под председательством Ректора Академии, Архимандрита Антония, члены Совета Академии, кроме Инспектора Архимандрита Григория и проф. Н. Субботина, не присутствовавших вследствие нахождения в отпуску, и профессоров: Василия Ключевского и Андрея Смирнова, не бывших по болезни.

В собрании сём учитель Карачевской учительской семинарии, кандидат богословия, Иван Назарьевский защищал представленную им на степень магистра богословия диссертацию под заглавием: «Послание святого Апостола Павла к Филиппийцам. Опыт исагогического и экзегетического исследования». Сергиев Посад, 1893 г. Официальными оппонентами были: Ректор Академии, Архимандрит Антоний, и экстраординарный профессор по кафедре греческого языка и его словесности И. Н. Корсунский.

По окончании коллоквиума Ректор Академии, Архимандрит Антоний, собрав голоса членов Совета, объявил, что Совет признал защиту магистрантом его диссертации удовлетворительной.

Справка: 1) По § 136 устава духовных академий кандидаты удостаиваются степени магистра богословия не иначе, как по напечатании сочинения и удовлетворительном защищении его в присутствии Совета и приглашённых Советом посторонних лиц (коллоквиуме). 2) По § 81 лит. в. п. б того же устава удостоение степени магистра богословия значится между делами Совета Академии, представляемыми через Епархиального Преосвященного на утверждение Святейшего Синода.

Определили: 1) Просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении учителя Карачевской учительской семинарии кандидата, богословия, Ивана Назарьевского, в степени магистра богословия. 2) Представить Его Высокопреосвященству и в Святейший Синод по экземпляру диссертации кандидата И. Назарьевского и копии с отзывов о ней ординарного профессора Митрофана Муретова и экстраординарного профессора И. Корсунского.

На сём журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «Окт. 30. Согласен».

—338—

13 октября 1893 года.

Присутствовали, под председательством Ректора Академии, Архимандрита Антония, члены Совета Академии, кроме Инспектора, Архимандрита Григория, и ординарного профессора Н. Субботина, находящихся в отпуску, ординарного проф. В. Ключевского и экстраординарного проф. А. П. Смирнова, не присутствовавших по болезни.

Слушали: I. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «Сент. 3. В Совет академии к исполнению» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 13 августа за № 3588: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали предложенный Г. Синодальным Обер-Прокурором от 8 апреля сего года за № 299, журнал Учебного Комитета, № 80, по прошению действительного Статского Советника лекаря Александра Колесова (59 лет) о разрешении ему поступить вольнослушателем в Московскую Духовную Академию и сдать в течение двух лет экзамены по богословским предметам академического курса для получения, по представлении диссертации, степени кандидата богословия. Приказали: Принимая во внимание искреннее желание Действительного Статского Советника Колесова посвятить остаток дней своих служению Православной Церкви, Святейший Синод, по выслушании заключения Учебного Комитета, определяет: разрешить Совету Московской Духовной Академии допустить Колесова к слушанию в сей Академии лекций, с правом в течение двух лет сдать экзамен по богословским предметам академического курса для получения, по представлении диссертации, степени кандидата богословия; о чём, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: 1) Указ Святейшего Синода принят к исполнению. 2) Уведомить Действительного Статского Советника, лекаря, Александра Колесова о состоявшемся относительно его распоряжении Высшего Начальства.

II. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «Сент. 4. Допустить к испытаниям, с объявлением требования» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 13 августа за № 3590: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали поступившие на имя Г. Синодального Обер-Прокурора прошения вольнослушателей

—339—

Московской Духовной Академии: бывшего учителя Белевского памяти поэта Жуковского училища Феодора Чуфрина, окончившего курс в 3-м Московском кадетском корпусе Евгения Воронцова и имеющего свидетельство на право вольноопределяющегося 1-го разряда крестьянина Василия Волкова о допущении их к приёмным испытаниям для поступления в число студентов Московской Духовной Академии, с освобождением их от испытаний по древним языкам. Приказали: Рассмотрев настоящие прошения, Святейший Синод определяет: разрешить Совету Московской Духовной Академии, в виде особого изъятия из устава духовных академий, допустить вольнослушателей оной: Фёдора Чуфрина, Евгения Воронцова и Василия Волкова в текущем году к поверочным испытаниям для поступления в число студентов 1 курса названной академии, с освобождением их от испытаний по древним языкам, с тем, однако, чтобы для получения звания окончивших курс академии они, согласно § 101 академического устава, выдержали, при окончании академического курса, испытание по одному из древних языков; о чём, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ, с приложением документов названных лиц».

Справка: Все означенные в указе Святейшего Синода лица были допущены к приёмным испытаниям, но в число студентов I курса Академии принят только один – Евгений Воронцов, который выдержал удовлетворительно экзамен и по латинскому языку получил балл 4 ½.

Определили: Принять к сведению.

III. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью; «Сент. 3. Исполнить с отобранием подписок» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 27 Августа за № 3842: «По указу Его Императорского Величества Святейший Правительствующий Синод слушали: 1) представленный Г. Синодальным Обер-Прокурором, от 9 сего Августа за № 629, журнал Учебного Комитета, № 229, с заключением Комитета по прошению бывшего студента Казанской духовной Академии, ныне ефрейтора Ланшевского резервного баталиона, расположенного в г. Казани, Константина Кибардина, уволенного из Академии за предосудительное поведение, о разрешении ему поступит в Московскую Духовную Академию для продолжения образования и 2) прошение бывшего студента С.-Петербургской Духовной Академии, ныне помощника учителя Рижской Вознесенской церковно-приходской

—340—

школы, Алексея Канавина, уволенного из Академии за предосудительное же поведение в 1891 году, о разрешении поступит в одну из духовных академий для окончания образования. Приказали: В виду выражаемого бывшими студентами духовных Академий С.-Петербургской – Алексеем Канавиным и Казанской – Константином Кибардиным искреннего раскаяния в совершенных ими в академиях проступках, Святейший Синод определяет: разрешить Совету Московской духовной Академии принять в текущем учебном году в число академических студентов – Канавина IV курса и Кибардина – I курса, поручив при сём Совету отобрать от них, а равно и от студентов Луппова и Преображенского, коим разрешено – первому в июне, а последнему в мае сего года поступить в число студентов Академии (Преображенскому, в случае если по ближайшему усмотрению Совета не встретится к тому особых препятствий) собственноручные подписки в том, что они будут вести себя вполне благонравно, подчиняясь всем правилам академического устава и требованиям академической инструкции; о чём, для зависящих распоряжений, Вашему Преосвященству, а для объявления просителями, Рижскому и Казанскому Губернскому Правлению послать указы».

Определили: 1) Указ Святейшего Синода принять к исполнению. 2) Отобрать (и отобраны) от студентов Преображенского, Канавина, Луппова и Кибардина требуемые указом подписки.

IV. Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «Сент. 30. В Совет академии» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 27 сентября за № 4404: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали представление управлявшего Московскою епархией, Преосвященного Дмитровского, от 1 июня сего года за № 4719, по ходатайству Совета Московской Духовной Академии об утверждении преподавателя Харьковской Духовной Семинарии, кандидата богословия, Николая Страхова в степени магистра богословия за представленное им на соискание сей степени сочинение под заглавием: «.Брак, рассматриваемый в своей природе и со стороны формы его заключения». Харьков, 1893 г. Приказали: Принимая во внимание, что по отзыву Преосвященного Гермогена, бывшего епископа Псковского, сочинение Страхова под заглавием: «Брак, рассматриваемый в своей природе и со стороны формы его заключения» написано без строго определённого плана

—341—

и походит на сборник статей о браке, в котором одна статьи следует за другой без всякой связи, причём нередко статья, отдельно написанная, по своему содержанию почти тожественна с другой, наполнена многословием, изложена языком тяжёлым, по местам похожим на буквальный перевод с иностранного, обилует иностранными словами, без нужды употребляемыми, и имеет характер более философский, чем богословский, так как изложению учения о браке по Священному Писанию Ветхого и Нового Завета и творениям св. отцов и учителей церкви уделено в сочинении всего 61 стр. из 326, Святейший Синод определяет: ходатайство Совета Московской Духовной Академии об удостоении Страхова, за означенное сочинение его, степени магистра богословия, отклонить; о чём для зависящих распоряжений послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: 1) Принять к сведению 2) Сообщить преподавателю Харьковской духовной семинарии Николаю Страхову о состоявшемся относительно его определении Святейшего Синода.

V. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «Окт. 9. В Правление Академии для сведения о перемещении Инспектора» и сообщённый Правлением Академии указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 7 октября за № 4654: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод имели суждение о замещении должности настоятеля в Московском Ставропигиальным Симоновом монастыре. Приказали: На основании бывших рассуждений, Святейший Синод определяет: на вакантную должность настоятеля в Московский Ставропигиальный Симонов монастырь назначить настоятеля нашей Посольской церкви в Константинополе Архимандрита Арсения, а на его место, настоятелем Константинопольской Посольской церкви, определить Инспектора Московской Духовной Академии Архимандрита Григория, о чём, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству и Московской Синодальной Конторе указы, а в Хозяйственное Управление, для распоряжения о выдаче архимандритам Арсению и Григорию из подлежащего источника прогонных денег на проезд к местам назначения, передать выписку из сего определения».

б) Отношение на имя Ректора Академии Г. Министра Народного Просвещения от 14 сентября за № 16817: «Вследствие письма Вашего Высокопреподобия от 15 февраля сего года мною было

—342—

сделано сношение с Г. Попечителем Одесского учебного округа о предоставлении доценту Московской Духовной Академии Александру Жданову должности Инспектора народных училищ.

Ныне Тайный Советник Вольский сообщил мне, что г. Жданов назначен им, с 1 сего сентября, Инспектором народных училищ Екатеринославской губернии, Мариупольского уезда».

в) Отношение, на имя Ректора Академии, Г. Попечителя Одесского учебного округа от 11 сентября за № 10783 с уведомлением о том же и с просьбой отослать документы А. Жданова Директору народных училищ Екатеринославской губернии.

г) Предложение Ректора Академии, Архимандрита Антония: «По случаю назначения доцента по кафедре Священного писания Ветхого Завета, А. Жданова, на службу по Министерству Народного Просвещения честь имею предложить Совету Академии войти в обсуждение вопроса о замещении означенной кафедры».

Справка: По § 81 лит. а п. 7 устава духовных академий принятие мер к замещению преподавательских вакансий значится в числе дел, окончательно решаемых самим советом академии. 1) Избрание кандидата па вакантную кафедру Священного Писания Ветхого Завета отложить до одного из будущих собраний Совета, а кафедру нравственного богословия оставить для будущего инспектора академии. 2) Препроводить документы бывшего доцента Академии А. Жданова г. Директору народных училищ Екатеринославской губернии.

VI. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на журнале совета Академии от 6 сентября сего года: «Сент. 22. Определение о составе курса утверждается, и по четвёртому и пятому пунктам оного ходатайствовать от меня. – Представление о почётных членах будет сделано. – Профессор Николай Субботин увольняется от должности члена Правления, в которой утверждается профессор Пётр Казанский. – Студент Константин Субботин утверждается в степени кандидата богословия. – Испрашиваемое в статье под числом XXIII разрешается, – Студент Николай Цыганков утверждается в звании действительного студента, с предоставленным правом. – Прочее к исполнению».

Справка: В статье XXIII означенного журнала было изложено ходатайство Совета Академии пред Его Высокопреосвященством о разрешении принять окончившего курс в Московском Университете Владимира Киреевского в число своекоштных сту-

—343—

дентов I курса Академии, а студентов семинарий: Венедикта Туркевича, Михаила Григорьева и священника Александра Константиновского – в число вольнослушателей академических лекций.

Определили: 1) Об увольнении ординарного профессора Н. Субботина от должности члена Правления Академии и утверждении в означенной должности и. д. ординарного профессора П. Казанского внести в формулярные о службе их списки и сообщить Правлению Академии для зависящих распоряжений. 2) Об утверждении Константина Субботина в степени кандидата богословия и Николая Цыганкова в звании действительного студента сообщить в Учебный Комитет при Святейшем Синоде и в Канцелярию Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода. 3) Изготовив для К. Субботина кандидатский диплом, а для Н. Цыганкова аттестат на звание действительного студента, препроводить их в подлежащие духовные Консистории. 4) Прочее принять к исполнению.

VII. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на представлении Ректора Академии от 17 сентября за № 505: «Сент. 20. Принять и зачислить в состав штатных студентов, когда откроются вакансии».

Справка: В означенном представлении о. Ректор ходатайствовал пред Его Высокопреосвященством о разрешении принять в число своекоштных студентов I курса Академии студентов семинарий: священника Михаила Доброхвалова и диакона Александра Вознесенского, получивших на приёмных испытаниях в среднем выводе – первый 3⅕ балла и последний – 3⅓, но не принятых в состав курса вследствие малопоместительности академических зданий, – в виду того, что означенные священнослужители, занимая помещения не студенческие, а особые, для духовных только лиц предназначенные, не будут служить помехой для других студентов.

Определили: Резолюцию Его Высокопреосвященства принять к исполнению.

VIII. Отношения Канцелярии Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода:

а) от 22 сентября сего года за № 5052: «По утверждённым Г. Исправляющим должность Синодального Обер-Прокурора докладам Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определены учителями в духовные училища кандидаты Московской Духовной Академии: Василий Данский в Соликамское по латин-

—344—

скому языку, Константин Богданов, состоявший доселе надзирателям в Тульском духовном училище, в Сарапульское и Фёдор Богоявленский, состоявший секретарём при Митрополите Московском, в Саратовское, оба по русскому языку, первые двое с 15; а последний с 17 текущего сентября».

б) от 30 сентября сего года за № 5183: «По утверждённому Г. Исправляющим должность Синодального Обер-Прокурора 23 текущего сентября докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определён на духовно-учебную службу кандидат Московской Духовной Академии Алексей Волков учителем по русскому языку в старшие классы Порховского духовного училища».

в) от 6 октября сего года за № 5306: «По утверждённому Г. и. д. Синодального Обер-Прокурора 1-го текущего октября докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определён на духовно-учебную службу кандидат Московской Духовной Академии Алексей Виноградов учителем по русскому языку в три последние класса Оршанского духовного училища».

К сему Канцелярия присовокупляет, что об ассигновании поименованным кандидатам следуемых им, по положению, денег сообщено Хозяйственному Управлению при Святейшем Синоде.

Справка: По распоряжению о. Ректора Академии всем означенным лицам сообщено о состоявшемся относительно их распоряжении высшего начальства.

Определили: Принять к сведению.

IX. Предложение и. д. Инспектора Академии, ординарного профессора А.П. Лебедева: «По случаю имеющего исполниться 30 ноября сего года пятидесятилетнего юбилея Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Ионафана, Архиепископа Ярославского и Ростовского, имею честь предложить Совету Академии почтить Высокопреосвященнейшего Ионафана избранием в почётные члены академии».

Справка: 1) По § 9 устава духовных академий «академия имеет право избирать в звание своих почётных членов на основании устава». 2) По § 81 лит. в. п. 3 того же устава «избрание в звание почётных членов академии лиц, известных покровительством духовному просвещению, или прославившихся своими заслугами Церкви и учёными трудами» значится в числе дел Совета академии, предоставляемых через Епархиального Преосвященного на утверждение Святейшего Синода.

—345—

Определили. Благопочтительнейше просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утверждении Высокопреосвященного Ионафана, Архиепископа Ярославского и Ростовского, во уважение его пятидесятилетнего служения церкви и просвещению юношества и во внимание его многопопечительной и плодотворной заботливости о приумножении и благоустроении духовно-учебных заведений, – в звании почётного члена академии.

X. Отзыв ординарного профессора Μ.Д. Муретова о сочинении действительного студента священника Алексея Смирнова, под заглавием: «Святый Иоанн Златоуст, как толкователь Священного Писания».

«Сочинение о. Смирнова: «Святый Иоанн Златоуст, как толкователь Священного Писания» состоит из следующих отделений: 1) жизнь св. Златоуста (1–122 стр.), – 2) состояние экзегеса (Александрийская и Антиохийская школы) до Златоуста (стр. 122–237), – 3) о сочинениях Златоуста по изъяснению Священного Писания (стр. 237–247), – 3, о Златоустовом каноне священных книг Ветхого и Нового Завета (стр. 250–266), 4) об отношении Златоуста к библейским текстам – подлинным и переводным (стр. 266–290), – 5) учение Златоуста о Библии, как слове Божием и Писании Священном, в частности: о происхождении Библии, её богодухновенности, о способах примирения кажущихся разноречий между священными писателями, о взаимоотношении Ветхого и Нового Заветов и о типах (291–372 стр.).

Наиболее важным недостатком сочинения должно признать: 1, кроме начальных совершенно излишних 122 страниц, посвящённых жизни св. Отца, всё прочее изложение сочинения отличается чрезмерной растянутостью, между тем как ощущается недостаток в буквальных выдержках из Златоуста, которые облегчили бы труд проверки цитат; 2) осуждение в натянутости Златоустова, разделяемого и другими православными толкователями – древними и новыми, способа примирения кажущихся разногласий между Евангелистами отличается неосновательностью, голословностью и субъективизмом; 3) учение о богодухновенности слова Божия раскрыто довольно обще и не всесторонне; 4) в отделе о типах не раскрывается учение Златоуста о пророчествах; 5) даже и в важных местах автор не сверял русского перевода с греческим подлинником творений Златоуста; 6) в должной мере не уяснено отношение Златоуста к пред-

—346—

шествовавшему экзегесу и влияние его на последующих толкователей.

Достоинства сочинения: 1) обширность работы (374 страницы in folio); 2) достаточно внимательное изучение и умелое пользование большой литературой по данному вопросу – иностранной и русской (Розенмюллер, Дистель, Кин, Ферстери др.) и общими источниками и пособиями; 3) обширное и тщательное изучение огромного количества трудов св. Отца, которые и послужили главным источником и основанием работы о. Смирнова.

Признаю сочинение вполне удовлетворительным для кандидатской степени».

Справка: 1) Священник Алексей Смирнов окончил курс в Академии в минувшем учебном году с званием действительного студента и правом на получение степени кандидата богословия по представлении сочинения, заслуживающего сей степени. 2) По § 81 лит. б. п. 10 устава духовных академий значится в числе дел совета академии, представляемых па утверждение Епархиального Преосвященного.

Определили: Благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством об утверждении действительного студента священника Алексея Смирнова в степени кандидата богословия.

XI. а) Заявление о. Ректора Академии о том, что студенты III курса Василий Сенатов и Добросав Маркович и II курса Евгений Попов представили семестровые сочинения: первый – по догматическому богословию, второй – по педагогике и третий – по общей церковной истории, которые и отмечены подлежащими наставниками следующими баллами: Сенатова – 4; Марковича – 3 ½ и Попова – 4 ½.

б) Донесения экзаменационных комиссий, производивших испытания студентов академии: III курса Николая Преображенского – по русской церковной истории, патристике, гомилетике, педагогике и метафизике и I курса болгарского уроженца иеродиакона Протасия (Нампулова) – по еврейскому языку. Из донесений видно, что успехи означенных студентов отмечены следующими баллами: Н. Преображенского – по русской церковной истории – 4, патристике –5, – гомилетике – 4 ½, педагогике – 5 и метафизике – 4 и иеродиакона Протасия (Пампулова) – по еврейскому языку – 2.

Справка: 1) По определению Совета Академии от 6 сентября

—347—

сего года суждение об увольнении В. Сенатова, Д. Марковича и Е. Попова, не представивших в установленный срок семестровых сочинений, из числа студентов академии предоставлено было, на основании указа Святейшего Синода от 4 октября 1888 года за № 5047 Правлению Академии, которое, в собрании 17 минувшего сентября, признало представленные Сенатовым, Марковичем и Поповым причины неявки в назначенный срок из отпуска и непредставления семестрового сочинения уважительными и разрешило им, с утверждения Его Высокопреосвященства, подать семестровые сочинения к 1 октября.

2) По определению Совета от того же числа студенту III курса Н. Преображенскому, в виду болезненного его состояния дозволено было сдать устные испытания по вышеозначенным предметам к 1-му октября.

3) По определению Совета Академии от 6 сентября болгарскому уроженцу иеродиакону Протасию (Пампулову) – в виду определения Святейшего Синода от 11 марта/9 апреля 1869 г., на основании которого поступающим в духовно-учебные заведения иностранцам должно быть оказываемо всевозможное снисхождение как на приёмных и выпускных экзаменах, так и во время прохождения наук, – сдача экзамена по еврейскому языку до 1 октября.

4) По § 81 лит. а. п. 5 устава духовных академий перевод студентов из курса в курс значится в числе дел, окончательно решаемых самим Советом академии.

Определили: Студентов: III курса – Василия Сенатова, Добросава Марковича и Николая Преображенского, II курса – Евгения Попова и I курса иеродиакона Протасия перевести в следующие курсы и дать им соответствующие места в списке.

XII. Заявление о. Ректора Академии о том, что им допущен был к приёмным испытаниям явившийся в Академию сербский уроженец Михаил Попович, окончивший курс в белградской семинарии, который написал три сочинения и сдал устные экзамены по Священному Писанию Нового Завета и церковной истории. Письменные работы Поповича отмечены следующими баллами: по пастырскому богословию 4, догматическому богословию –3½ и философии – 3½; устные ответы: по Священному Писанию Нового Завета – 3 и церковной истории 2. Устных испытаний по латинскому языку и немецкому языку, которым подвергались в текущем году лица, желавшие поступить в состав I академиче-

—348—

кого курса, Попович, вследствие недостаточности своих познаний в этих предметах, не сдавал.

Определили: Принимая во внимание с одной стороны определение Святейшего Синода от 11 марта /9 апреля 1869 г., на основании которого начальства духовно-учебных заведений поступающим в эти заведения иностранцам должны оказывать всевозможное снисхождение, как на приёмных а выпускных экзаменах, так и во время прохождения наук, не стесняясь требованиями уставов сих заведений, с другой то, что не вполне достаточные познания сербского уроженца Михаила Поповича в предметах семинарского курса могли зависеть от недостаточного знания им русского языка и могут быть восполнены в течение академического курса, благопочтительнейше просить ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом о разрешении принять сербского уроженца Михаила Поповича в число действительных студентов I курса академии и, в случае разрешения, ассигновать на содержание его особую сумму из кредита, назначенного на содержание воспитанников, в духовно-учебных заведениях.

XIII. Ведомость о. Ректора Академии о пропущенных наставниками лекциях в сентябре месяце сего года, из которой видно, что вовсе не были читаны лекции по нравственному богословию и истории и обличению русского раскола, – вследствие нахождения в отпуску Инспектора Академии Архимандрита Григория и ординарного профессора Н. Субботина, и по Священному Писанию Ветхого Завета – вследствие перехода доцента А. Жданова на службу по Министерству Народного Просвещения.

Определили: Ведомость напечатать вместе с журналами Совета.

XIV. Записки профессоров: Μ. Муретова, П. Казанского и И. Корсунского о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

Определили: Поручить библиотекарю Академии Н. Колосову выписать для академической библиотеки, по справке с её наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии.

XV. а) Отношение на имя о Ректора Академии Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Сергия, Архиепископа Владимирского и Суздальского от 6 октября за № 674: «При сём имею честь препроводить Вам дубликат накладной на

—349—

получение двух ящиков содержащих полное собрание Деяний святых (Acta sanctorum) с 1 января по 31 октября включительно, с прибавлениями. Кладь сдана для отправления 5 сего октября. О получении книг покорнейше прошу уведомить меня».

б) Донесение библиотекаря академии Н. Колосова: «Честь имею донести Совету Академии, что от Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Сергия, Архиепископа Владимирского, поступило в академическую библиотеку весьма ценное пожертвование, именно: «Acta sanctorum», editio novissima, Parisiis, 1863–1883 гг., в количестве 63 томов».

Определили: В виду высокой ценности дара (около 1001) рублей) Высокопреосвященнейшего Сергия Архиепископа Владимирского и Суздальского академической библиотеке, – благодарить Его Высокопреосвященство особым адресом от Совета Академии.

XVI. Донесение библиотекаря Академии Н. Колосова: «Честь имею донести Совету о следующих пожертвованиях, поступивших в библиотеку.

1. От Высокопреосвященного Сергия, Архиепископа Владимирского – составленные им «Избранные жития святых».

2. От профессора Академии И.Н. Корсунского – его брошюры: 1) «Высокопреосвященный Исидор, Митрополит Новгородский и С.-Петербургский», 2) «Высокопреосвященный Никандр, Архиепископ Тульский» и 3) «Черты из жизни св. Филарета Милостивого в жизни Филарета Митрополита Московского».

3. От профессора Казанской Академии А.Ф. Гусева – его сочинение: «Основные религиозные начала графа Л.Н. Толстого».

4. От священника Н.Μ. Мидовского – его брошюра: «Неканонизированные святые г. Шуи Владимирской губернии».

5. От преподавателя Вифанской семинарии И. Виноградова – его брошюра: «Федон» Платона.

6. От преподавателя 1-й Московской гимназии И.В. Неговорова: 1) А. Hunnü «Jsagoge in Thesaurum evangelico-apostolicum» voll. 2; 2) Wahl «Clavis Novi Testamenti philologica»: 3) Σπυϱιδῶνος ἰερομον. «Ἐνχολόγιον τὸ μέγα»; 4) Τὰ βίβλία 1821; 5) «Требник», рукоп. 1785.; 6) Ἡ παλαιὰ διαϑήκη, 1628 г. и 7) Les pseaumes de David, 1713 г.

7. От священника В. Металлова – его брошюры: 1) «Церковное пение, как предмет преподавания в народной школе» и 2) «Очерк истории православного церковного пения в России».

—350—

8. От священника Н. Лебедева – его брошюра: «Право рукоположения в древней русской церкви».

9. От преподавателя И. Богословского – его брошюра: «Бог Отец, Первое Лицо Св. Троицы в памятниках древнехристианского искусства».

10. От преподавателя Д. Наумова – его сочинение: «Филарет, Митрополит Московский, как канонист».

11. От преподавателя А. Яхонтова – его брошюра: «Н.Μ. Карамзин».

Получено с почты:

1. Сборник Императорского Русского Исторического Общества т. 83-й.

2. Записки Историко-филологического факультета С.-Петербургского университета. Ч. 32–9.

3. А. Панкова «Церковные братства».

Определили: Благодарить жертвователей.

XVII. Заявление Ректора Академии Архимандрита Антония: «Честь имею заявить Совету Академии, что во время болезни покойного Высокопреосвященного Митрополита Леонтия в собрании Совета Академии от 25 февраля текущего года между прочим было постановлено относительно содействия к умножению церковно-археологического музея обратиться с благопочтительнейшим ходатайством к Высокопреосвященному Митрополиту Московскому».

Определили: Благопочтительнейше просить Его Высокопреосвященство предложить Московской Духовной Консистории предписать приходским принтам, чтобы древние церковно-богослужебные вещи и иконы, не употребляющиеся ныне за ветхостью, были препровождены ими в Московскую Духовную Академию для церковно-археологического музея.

XVIII. Прошение кандидата XLVIII академического курса Николая Виноградова: «Имея намерение заняться дальнейшей обработкой своего кандидатского сочинения «Современные биологические теории и библейское учение о жизни» и чувствуя нужду в более подробном знакомстве с некоторыми естественными науками (для переработки первой части сочинения), покорнейше прошу Совет Академии ходатайствовать пред Советом Московского Университета о допущении меня в качестве стороннего слушателя к слушанию лекций в университете по естественному факультету и к пользованию университетской библиотекой»,

Определили: Просить Совет Императорского Московского

—351—

Университета о допущении кандидата Николая Виноградова к слушанию в текущем учебном году в университете лекций по факультету естественных наук и к пользованию университетской библиотекой.

XIX. Прошение преподавателя Костромской духовной семинарии Ивана Студитского: «Честь имею покорнейше просить Совет Академии выслать мне моё рукописное сочинение под заглавием: Никифор Влеммид, византийский писатель XIII века». Означенное сочинение было представлено мной в ноябре 1885 года в Совет Академии для получения учёной степени магистра богословия. Совет Академии в своём заседании 18 ноября 1885 года постановил «препроводить мою диссертацию Ректору Могилевской духовной семинарии, архимандриту Сергию, бывшему приват-доценту Академии, которым была предложена тема для означенной диссертации, и просить его принять на себя труд рассмотрения оной и свой отзыв о ней представить в Совет Академии».

Как известно, рецензент вышеназванного моего рукописного сочинения почил в Бозе 24 августа текущего года в сане Епископа Черниговского и Нежинского, вследствие сего обстоятельства я и утруждаю Совет Академии покорнейшей просьбой получить из г. Чернигова моё рукописное сочинение и препроводить его за сим мне».

Определили: Просить Черниговскую духовную Консисторию выслать сочинение Студитского, если таковое имеется в бумагах, оставшихся после покойного Преосвященного Епископа Сергия, в Совет Академии и, в случае получения, – препроводить по принадлежности.

XX. Прошения кандидатов Академии: законоучителя Костромского реального училища священника Павла Европина, преподавателя Могилевской Духовной Семинарии Павла Борисовского, помощника смотрителя Ефремовского духовного училища Василия Георгиевского, Павла Тихомирова, Михаила Светлаева и Николая Виноградова о выдаче им кандидатских сочинений на трёхмесячный срок.

Определили: Выдать просителям их кандидатские сочинения на испрашиваемый срок.

XXI. Собственноручные показания студентов 1 курса о желании их изучать предметы первой и второй группы, один из древних и новых языков и слушать лекции по естественно-научной апологетике. По сим показаниям изъявили желание слушать:

—352—

предметы первой группы: из языков:

1. Абрютин Владимир … латин. франц.

Бережков Иван диакон … греческ. немец.

Борисоглебский Иван … греч. англ.

Вылегжанин Николай … греческ. немец.

5. Горский Сергей … греческ. немец.

Доброхвалов Михаил, свящ. … греч. франц.

Забавил Борис … греческ. немец.

Иванов Ксенофонт, свящ. … латин. немец.

Каверзнев Фёдор … греческ. немец.

10. Казанский Николай … латин. немец.

Кибардин Константин … греческ. немец.

Киреевский Владимир … лат. франц.

Краснов Михаил … греческ. немец.

Крестим Григорий, … серб. греческ. немец.

15. Ласточкин Онисифор … греч. англ.

Миловидов Виктор … греческ. немец.

Минкевич Иван. … латин. немец.

Молчанов Павел … греч. франц.

Некрасов Сергей … греческ. немец.

20. Орловский Иван … латин. немец.

Павлов Александр … греч. франц.

Петров Тихон … лат. англ.

Подобедов Сергей … греческ. немец

Преображенский Николай … лат. франц.

25. Певницкий Михаил … греческ. немец.

Розанов Андрей … греч. англ.

Силин Дмитрий … греч. немец.

Смирнов Александр … лат. англ.

Смирнов Гавриил … греч. немец.

30. Смирнов Сергей 1-й … лат. франц.

Смирнов Сергей 3-й … лат. нем.

Смирнов Сергей 5-й … греч. англ.

Соболев Пётр … греч. франц.

Фелицын Егор … лат. немец.

35. Цветков Сергей … лат. франц.

Шутов Николай … греч. франц.

—353—

Предметы второй группы:

1. Альбов Вениамин … лат. франц.

Березовский Николай … греч. франц.

Бонин Григорий … лат. франц.

Васютин Гавриил … греч. английск.

5. Вишерский Модест … лат. англ.

Вознесенский Александр диакон … греч. франц.

Вознесенский Николай … греч. франц.

Волнин Александр … греч. немец.

Воронцов Евгений … лат. нем.

10. Воскресенский Евгений … лат. немец.

Голованов Иван … латин. нем.

Голубцов Николай … лат. немец.

Грибановский Александр … лат. англ.

Долганов Ефрем … греч. франц.

15. Достойнов Яков … лат. немец.

Зверев Александр … греч. франц.

Кобрин Михаил … греч. нем.

Колтыпин Леонид … лат. англ.

Кречетович Иосиф … лат. франц.

20. Литкевич Алексей … греч. нем.

Москвин Александр … лат. нем.

Нарбеков Николай … лат. нем.

Николин Николай … лат. англ.

Никольский Владимир … греч. нем.

25. Орлов Никанор … греч. нем.

Петрович Милан … серб. греч. нем.

Покровский Александр … греч. нем.

Полозов Николай … лат. нем.

Попович Михаил … серб. греч. нем.

30. Попов Николай … греч. франц.

Рубин Николай … греч. англ.

Савабини Панаиот … араб. греч. франц.

Радованович Светозар … лат. нем.

Соколов Иван … лат. немец.

35. Троицкий Иван … лат. нем.

Слушать лекции по естественно-научной апологетике изъявили желание все студенты 1-го курса.

Определили: 1) Утвердив распределение студентов 1 курса по группам, древним и новым языкам, собственноручные пока-

—354—

зания студентов хранить при делах Совета Академии 2) Список студентов изъявлявших желание слушать лекции по естественно-научной апологетике, сообщить преподавателю оной, профессору Димитрию Голубинскому.

На сём журнале резолюция Его Высокопреосвященства: «Окт. 13. Постановление IX-е исполнено. По X-й, священник Алексей Смирнов утверждается в степени кандидата богословия. По ст. XII-й представлено. По XVII-й приготовить предложение. Прочее к исполнению».

14 Декабря 1893-го года

Присутствовали, под председательством ректора академии архимандрита Антония, члены совета академии, кроме ординарного профессора Н. Субботина, не присутствовавшего по домашним обстоятельствам.

Слушали: I. а) Сданный Его Высокопреосвященством с надписью: «Окт. 14. В совет академии» указ на имя Его Высокопреосвященства, из Святейшего Синода от 8 Октября сего года за № 4714:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали, представление Вашего Преосвященства, от 23 минувшего Сентября за № 21, в коем, донося, что совет Московской духовной академии, в собрании 6-го того же Сентября, избрал Преосвященных – Уфимского Дионисия и Подольского Димитрия, протоиереев – Кронштадтского собора Иоанна Сергиева и Московской Николаевской, что в Толмачах, церкви Дмитрия Касицына, Государственного контролёра Действительного Тайного Советника Тертия Филиппова, Товарища Обер-Прокурора Святейшего Синода Владимира Саблера и заслуженного ординарного профессора Московского университета Тайного Советника Алексея Павлова, в звание почётных членов академии, ходатайствуете об утверждении означенных лиц в таковом звании. Приказали: Преосвященных – Уфимского Дионисия и Подольского Димитрия, протоиереев – Кронштадтского собора Иоанна Сергиева и Московской Николаевской, что в Толмачах, церкви Дмитрия Касицына, Государственного Контролёра Действительного Тайного Советника Тертия Филиппова, Товарища Обер-Прокурора Святейшего Синода Тайного Советника Влади-

—355—

мира Саблера и заслуженного ординарного профессора Московского Университета Тайного Советника Алексея Павлова, избранных советом Московской духовной академии в звание почётных членов сей академии, утвердить, согласно представлению Вашего Преосвященства, в таковом звании; о чём для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

б) Сданный Его Высокопреосвященство м с надписью: «Ноябр. 4. В совет академии» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от Ноября за № 5145:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали представление Вашего Преосвященства, от 23 сего Октября за № 87, в коем доносите, что совет Московской духовной академии, в собрании 13 того же Октября, избрал Преосвященного Ярославского Ионафана в звание почётного члена академии, ходатайствуете об утверждении названного Преосвященного в таковом звании. Приказали: Преосвященного Ярославского Ионафана, избранного советом Московской духовной академии в звание почётного члена академии, утвердить, согласно представлению Вашего Преосвященства, в таковом звании; о чём, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Справка: Лицам, утверждённым в звании почётных членов академии, дипломы на сие звание препровождены.

Определили: Принять к сведению.

II. Сданный Его Высокопреосвященство м с надписью: «Ноябр. 11. В совета академии» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 9 Ноября за № 5288: «По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали представление Вашею Преосвященства, от 29 минувшего Сентября за № 27, по ходатайству совета Московской духовной академии об утверждении кандидата богословия Дмитрия Наумова в степени магистра богословия, за представленное им на соискание сей степени сочинение под заглавием; «Филарет, Митрополит Московский, как канонист» Москва. 1893 года. Приказали: кандидата богословия Димитрия Наумова, удостоенного советом Московской духовной академии за сочинение «Филарет, Митрополит Московский, как канонист» степени магистра богословия, утвердить, согласно представлению Вашего Преосвященства и отзыву Преосвященного Ми-

—356—

трополита С.-Петербургского, в таковой степени; о чём, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: Изготовить для Дмитрия Наумова магистерский диплом и препроводить его по принадлежности.

III. Сданный Его Высокопреосвященство м с надписью: «Дек. 1. В совет академии» указ на имя Его Высокопреосвященства из Святейшего Синода от 30 Ноября за № 5637:

«По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод слушали предложение Г. Синодального Обер-Прокурора; от 19 сего Ноября за № 19478, с заключением Хозяйственного Управления, по прошению окончившего в нынешнем году курс учении в Московской духовной семинарии Сирийского уроженца Панаиота Савабини о дозволении ему поступит в число студентов Московской духовной академии без экзамена, с назначением ему стипендии из сумм Святейшего Синода. Приказали: В виду выраженного сирийским уроженцем Панаиотом Савабини желания получить высшее богословское образование и принимая во внимание, что он не мог сдавать вступительные экзамены в академию вследствие болезни, Святейший Синод определяет: 1) разрешить совету Московской духовной академии принять сирийского уроженца Панаиота Савабини в число академических студентов I курса и 2) назначить ему, Савабини, согласно заключению Хозяйственного Управления, стипендию, в размере двухсот двадцати руб. в год, со времени поступления его в академию, с отнесением сего расхода на счёт кредита, ассигнуемого на содержание в духовно-учебных заведениях воспитанников из славян и иностранцев; о чём, для зависящих распоряжений, послать Вашему Преосвященству указ».

Определили: Указ Святейшего Синода принять к исполнению.

IV. Резолюцию Его Высокопреосвященства, последовавшую на журнале совета академии от 13 Октября сего года: «Окт. 23. Постановление ХII-е исполнено. По ХIII-й Николай Остроумов и священник Алексей Смирнов утверждаются в степени кандидата богословия. По ст. ХV-й представлено. По ХХIV-й приготовить предложение. Прочее к исполнению».

Справка: 1) В ст. ХII-й означенного журнала совет академии благопочтительнейше просил ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом об утвержде-

—357—

нии Высокопреосвященного Ионафана, Архиепископа Ярославского и Ростовского в звании почётного члена академии. 2) В ст. ХV-й совет академии благопочтительнейше просил ходатайства Его Высокопреосвященства пред Святейшим Синодом о разрешении принять сербского уроженца Михаила Поповича в число действительных студентов I-го курса академии с ассигнованием на его содержание особой суммы из кредита, назначенного на содержание в духовно-учебных заведениях воспитанников из славян и иностранцев. 3) В ст. ХХIV-й было изложено ходатайство совета академии пред Его Высокопреосвященством о предложении Московской духовной консистории предписать приходским приxтам, чтобы древние церковно-богослужебные вещи и иконы, не употребляющиеся ныне за ветхостью, были препровождены ими в Московскую духовную академию для церковно-археологического музея.

Определили: 1) Об утверждении священника Алексея Смирнова и Николая Остроумова в степени кандидата богословия сообщить в Учебный Комитет при Святейшем Синоде и в Канцелярию Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода. 2) Изготовить для того и другого кандидатские дипломы, препроводить диплом священника А. Смирнова в место его службы – Сергиево-Посадскую прогимназию, а диплом Н. Остроумова – в Костромскую духовную Консисторию. 3) Прочее принять к сведению и исполнению.

V. Отношения почётных членов академии:

а) Высокопреосвященнейшего Ионафана, Архиепископа Ярославского и Ростовского от 2 Декабря сего года за № 4278:

«Считаю долгом своим принести совету академии глубочайшую благодарность как за изъявление мне приветствия по случаю исполнившегося 30-го минувшего Ноября 50-летия моей службы, так и за благосклонное избрание меня в число почётных членов академии».

б) Преосвященного Дионисия, Епископа Уфимского и Мензелинского от 25 Ноября за № 1067:

«Совет Московской духовной академии удостоил меня избрать, а Святейший Правительствующий Синод благоизволил утвердить в звании почётного члена сей академии. Получив ныне на звание сие диплом, спешу принести совету академии глубокую благодарность мою за столь высокое внимание к посильным, хотя далеко не успешным трудам служения моего в среде разно-племенных инородцев».

—358—

в) Преосвященного Димитрия, Епископа Подольского и Брацлавского от 26 Ноября за № 7721:

«В приснопамятный для меня день памяти св. Митрофана, 1-го Епископа Воронежского, 23 Ноября, по совершении Божественной Литургии, с почты доставлен был диплом на звание почётного члена Московской духовной академии и я принял оный не как что-либо заслуженное мной, но как знамение невидимого покровительства надо мной от дней юности и доныне глубокочтимого мной Святителя дорогой и незабвенной моей родины и как поощрение к продолжению занятий к составлению житий отечественных святых (так как к этому времени заканчивался печатанием 2-й выпуск месяцеслова русских святых). Совершенно неожиданно было избрание меня советом Моск. академии в почётные члены оной, так как я воспитанник другой (С. П. Б.) академии и мои труды, названные в дипломе, по снисхождению, учёными, незначительны и по содержанию и по количеству и к тому издаются анонимно, без обозначения автора и в большинстве как материал для будущих церковных историков. Отныне Московская академия, удостоившая меня принятием в почётные члены, близка и дорога для меня, и я желал бы и со своей стороны принести ей посильную помощь. Своими литературными трудами не надеюсь достойно послужить высшему рассаднику духовных наук, а потому уделяю от своих средств одну тысячу рублей с тем, чтобы, по обращении наличных денег в государственные процентные бумаги, проценты через два года выдавались бы в поощрение студентам академии за лучшие (семестровые или кандидатские) сочинения преимущественно по описанию жизни и деятельности в Бозе почивших иерархов отечественной церкви, в видах пополнения сведений о Русской церкви. При сём препровождается переводный билет за № 2188-м на одну тысячу рублей на имя Его Высокопреподобия, о ректора академии, архимандрита Антония».

г) Протоиерея Кронштадтского собора Иоанна Ильича Сергиева от 25 Октября:

«Приношу глубокую благодарность совету академии за удостоение меня звания почётного члена академии. Диплом на звание получил от профессора академии Григория Александровича Воскресенского. Чтобы быть в чём-либо полезным и деятельным членом, – имею честь препроводить в совет двести рублей в пользу недостаточных студентов досточтимой академии».

—359—

д) Протоиерея Московской Николаевской, что в Толмачах, церкви Димитрия Фёдоровича Касицына от 21 Октября:

«Приношу глубокую благодарность всем членам академического совета за высокую честь, оказанную мне избранием меня почётным членом академии. Но ещё выше и для меня несравненно дороже в этом избрании нравственное утешение, что я не перестал быть членом дорогой мне академии и, по выходе из неё в Июне месяце, теперь снова возвращён в неё в Октябре».

е) Заслуженного ординарного профессора Императорского Московского Университета Алексея Степановича Павлова:

«Получив при отношении совета от 5 Ноября сего года за № 651 диплом на звание почётного члена Московской духовной академии, долгом считаю привести досточтимейшему профессорскому сословию академии мою глубочайшую благодарность за высокую честь, оказанную мне избранием в означенное звание».

и ж) Заявление о. ректора академии о том, что Высокопреосвященный Ионафан прислал на нужды студентов 500 р., а Преосвященный Дионисий – 300 р.

Справка: Деньги в количестве тысячи рублей, наличными, по переводному билету за № 2188, присланные Преосвященным Подольским Димитрием получены.

Определили: 1) Деньги, присланные на нужды студентов Высокопреосвященным Ионафаном, Преосвященным Дионисием и протоиереем Иоанном Сергиевым передать в братство Преподобного Сергия и благодарить жертвователей. 2) Предложить правлению академии купить процентных бумаг на тысячу рублей, присланных Преосвященным Подольским Димитрием и, составив в ближайшее будущее собрание совета проект положения о премии имени Преосвященного, представить этот проект установленным порядком на благоусмотрение и утверждение Святейшего Синода.

VI. Отношения Канцелярии Г. Обер-Прокурора Святейшего Синода:

а) от 14 Октября сего года за № 5484:

«По утверждённому Г. и. д. Синодального Обер-Прокурора, 7-го текущего Октября, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определён на духовно-учебную службу кандидат Московской духовной академии Сергей Верещагин учителем по русскому языку в старшие классы Житомирского духовного училища».

—360—

б) От 29 Октября за № 5768:

«По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 21 текущего Октября, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определён на духовно-учебную службу кандидат Московской духовной академии Александр Лепорский преподавателем по латинскому языку в Черниговскую духовную семинарию.

в) От 3 Ноября за № 5827:

«По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 28 минувшего Октября, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде определены преподавателями кандидаты Московской духовной академии Сергей Троицкий и Евгений Бречкевич, первый во Владимирскую духовную семинарию, по всеобщей гражданской и русской истории, а последний в Единецкое духовное училище (в параллельные классы) по Св. Истории, катехизису и объяснению богослужения с церковным уставом.

г) От 11 Ноября за № 5983:

«По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 4 текущего Ноября, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определены преподавателями кандидаты Московской духовной академии: Василий Воскресенский и Никандр Тихомиров, первый в Благовещенскую духовную семинарию, по гомилетике, литургике и практическому руководству для пастырей и последний в Починковское духовное училище (в старшие классы) по русскому языку».

д) От 18 Ноября за № 6101:

«По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 11 текущего Ноября, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде, определён на духовно-учебную службу кандидат Московской духовной академии Александр Товаров учителем по арифметике и географии в Измаильское духовное училище».

е) От 2 Декабря за № 6397:

«По утверждённому Г. Синодальным Обер-Прокурором, 25 минувшего Ноября, докладу Учебного Комитета при Святейшем Синоде кандидат Московской духовной академии Сергей Глаголевский, определённый 6-го того же Ноября, по распоряжению Митрополита Московского на должность учителя по русскому языку в 1-й класс Звенигородского духовного училища, утверждён Г. Синодальным Обер-Прокурором в означенной должности».

К сему Канцелярия присовокупляет, что об ассигновании поименованным кандидатам следующих им, по положению, де-

—361—

дег сообщено Хозяйственному Управлению при Святейшем Синоде.

ж) От 25 Ноября за № 6276:

Кандидат Московской духовной академии Сергей Верещагин, назначенный на должность учителя по русскому языку в Житомирское духовное училище, ныне, в виду поступления на должность священника к церкви св. Петра Митрополита в Ярославле, уволен, 18 текущего Ноября, от данного ему назначения на службу по духовно учебному ведомству. Канцелярия Обер-Прокурора долгом поставляет сообщить о сём совету академии для надлежащего сведения, в дополнение к отношению оной от 14 минувшего Октября за № 5484».

з) Отношение на имя о. ректора академии правителя дел Учебного Комитета при Святейшем Синоде Александра Добрякова от 2 Декабря за № 1064:

«В дополнение к посланной мной Вашему Высокопреподобию телеграмме о невыдаче денег кандидату Товарову, имею честь покорнейше просить Ваше Высокопреподобие объявить Товарову, когда он явится в Академию за получением третного не в зачёт жалованья и прогонных денег для следования на службу в Измаильское духовное училище, что по изменившимся обстоятельствам он, Товаров, получит на днях другое назначение на службу по духовно-учебному ведомству вместо службы в Измаильском духовном училище, где ныне нет свободных вакансий».

Справка: По распоряжению о. ректора академии всем означенным лицам сообщено было о состоявшихся относительно их распоряжениях высшего начальства.

Определили: Принять к сведению.

VII. Ведомость о. ректора академии о пропущенных наставниками лекциях в Октябре и Ноябре месяцах сего года, из которых видно, что а) ординарный профессор Н.И. Субботин опустил 6 лекций, экстра-ординарный профессор Г.А. Воскресенский – 12 лекций – вследствие нахождения в отпуске; б) экстраординарный профессор Η.Ф. Каптерев – 4 лекции – по случаю назначения присяжным заседателем и в) экстра-ординарные профессоры А.П. Смирнов, И.А. Татарский – по 4 лекции, доцент А.И. Введенский – 3 лекции, ординарный профессор E. Е. Голубинский, и. д. доцента Π.П. Соколов – по 2 лекции, экстра-ординарный профессор В.А. Соколов и и. д. доцента И. В. Попов –

—362—

по 1 лекции – по болезни. Кроме того вовсе не были читаны лекции на IV курсе по нравственному богословию, вследствие перемещения инспектора академии архимандрита Григория на должность настоятеля Константинопольской посольской церкви и на II курсе – по Св. Писанию Ветхого Завета, вследствие перехода доцента А.А. Жданова на службу по Министерству Народного Просвещения.

Определили: Ведомость напечатать вместе с журналами Совета.

VIII. Отзывы о. ректора академии, экстра-ординарного профессора И. Каптерева и доцента Н. Заозерского о сочинениях действительных студентов академии: Алексея Целебровского под заглавием: «Разбор современных рационалистических сект в России»; Ивана Орловского под заглавием: «Причины успеха и ход католической пропаганды в конце ХVIII-го и в начале XIX века в России»; Владимира Троицкого под заглавием: «О судебных доказательствах по каноническому праву и ныне действующим судебным уставам» и Николая Берсенева под заглавием: «Арсений Мацеевич и его административная деятельность». Все сочинения представлены были для получения степени кандидата богословия.

Справка: 1) Алексей Целебровский, Иван Орловский, Владимир Троицкий и Николай Берсенев окончили курс в академии в минувшем учебном году с званием действительного студента и правом на получение степени кандидата богословия по представлении сочинений, заслуживающих сей степени. 2) По § 81 лит. б. п. 10 устава духовных академий присуждение степени кандидата богословия значится в числе дел совета академии, представляемых на утверждение Епархиального Преосвященного.

Определили: Благопочтительнейше ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством об утверждении действительных студентов; Алексея Целебровского, Ивана Орловского, Владимира Троицкого и Николая Берсенева в степени кандидата богословия.

IX. Прошения кандидатов академии: священника Сергия Бельского, Константина Сильченкова и Кирилла Перевозникова о выдаче им кандидатских сочинений на трёхмесячный срок.

Определили: Выдать просителям их кандидатские сочинения на трёхмесячный срок.

—363—

X. а) Отношение Преосвященного Подольского и Брацлавского Димитрия от 29 Ноября сего года за № 3417:

«В виду предположенного открытия с 1-го Января 1894 года в Подольской епархии двух должностей Епархиальных наблюдателей за церковно-приходскими школами, имею честь просить совет Московской духовной академии рекомендовать на означенные должности способных кандидатов с высшим богословским образованием, согласных принять и священный сан. На ежегодное содержание каждому Наблюдателю назначается 1200 рублей жалованья, 200 руб. на разъезды для обозрения школ и 100 руб. квартирных, впредь пока не будет отыскано помещение при какой-нибудь приходской церкви. Местом пребывания для одного Епархиального наблюдателя будет служить г. Каменец или какое-нибудь близлежащее местечко, а другого – г. Балта или Винница, смотря по удобству инспекции за школами.

б) Отношение совета Тамбовского миссионерского Казанско-Богородичного Братства от 8 Ноября за № 150:

«Совет Тамбовского Казанско-Богородичного миссионерского Братства сим имеет честь покорнейше просить совет Московской духовной академии объявить окончившим курс студентам, не пожелает ли кто-либо из них занять должность Епархиального противо-сектантского миссионера в Тамбовской епархии на нижеследующих условиях: жалованья миссионеру полагается тысяча двести (1200) рублей и четыреста (400) рублей в год разъездных; изъявившему согласие быть миссионером назначается три месяца на подготовку по обличению сектантства для открытой миссионерской деятельности с платой за это время по тридцати (30) рублей в месяц, после чего он должен сделать две публичных беседы в присутствии членов совета Братства; при определении миссионер должен дать письменное обязательство прослужить в сей должности 5 лет; в случае же отказа от должности ранее указанного срока, он обязуется уплатить в совет Братства израсходованную на него сумму за время подготовки к миссионерской деятельности.

Определили: Предложить окончившим курс кандидатам академии, не пожелает ли кто-либо из них занять должность епархиального наблюдателя за церковно-приходскими школами в Подольской губернии, или должность епархиального противо-сектантского миссионера в Тамбовской губернии на указанных в отношениях условиях.

—364—

XI. Отношение Императорского Московского археологического общества от 4 Декабря за № 2378:

«Совет IX археологического съезда, состоявшегося в Вильне в Августе текущего года, постановил созвать будущий Х-й археологический съезд в 1896 г. в г. Риге и поручить Императорскому Московскому археологическому обществу войти в сношение с Г. Министром народного просвещения и испросить разрешение созвать предварительный комитет для устройства будущего съезда. Ныне Г. Министру отношением от 20-го Ноября за № 20745 угодно было разрешить Императорскому Московскому археологическому обществу созвать предварительный комитет в Москве, приурочив его к 4–8 Января наступающего 1894 г. В виду этого Императорское Московское археологическое общество имеет честь обратиться в Московскую духовную академию с покорнейшей просьбой благоволить избрать депутатов в вышеупомянутый предварительный комитет и просит их представить предварительному комитету те вопросы и запросы, обсуждение и разрешение которых желательны на съезде в Риге, равно как и те задачи, которые должны были бы лечь в основу будущего съезда».

Определили: Предложить доценту по кафедре церковной археологии и литургики А. Голубцову отправиться в Москву в качестве депутата от академии на предварительный комитет, имеющий быть 4–8 Января будущего 1894 г.

XII. Донесение экстраординарного профессора академии Ивана Корсунского:

«Честь имею донести совету о последствиях данного мне поручения по делу о выборе книг и рукописей из библиотеки Высокопреосвященнейшего Архиепископа Тверского Саввы для библиотеки академической. В исполнение этого поручения и согласно желанию изъявленному самим Высокопреосвященнейшим Саввой, побывав летом истекающего 1893 года в Твери и сделав там на самом месте нахождения библиотеки Его Высокопреосвященства, всё существенное с этою целью, т. е. отобрав по каталогу, по возможности всё наиболее важное, нужное и полезное для академической библиотеки, причём со многими печатными изданиями и рукописями я ознакомился в их наличности, для более внимательного и обстоятельного рассмотрения всего подлежавшего выбору, я испросил соизволение Высокопреосвященнейшего Саввы на отпуск каталога его библиотеки со мной сюда, в Сергиев посад. Здесь я, снова и

—365—

внимательно просмотрев каталог и имея в виду наличность академической библиотеки, дополнил отобранное прежде, в Твери, многими новыми названиями. Приглашённый к содействию мне библиотекарь академии Н. А. Колосов, имея в виду преимущественно употребительность тех или других книг между наставниками и студентами академии, хотя бы эти книги и имелись уже в академической библиотеке, ещё весьма многими названиями увеличил список книг и рукописей, мной отобранных. Таким образом из 8607 названий книг (по каталогу) библиотеки Его Высокопреосвященства было отобрано 6147 названий. Беспокоясь мыслью, не слишком ли много отобрано, я обращался за разрешением своего недоумения к самому Тверскому Архипастырю, причём указывал ещё на желательность иметь в академической библиотеке и не помеченные в каталоге, но известные мне из наличности библиотеки Его Высокопреосвященства издания Общества любителей древней письменности и Православного Палестинского Общества. Благостнейший Архипастырь, в письме от 25 Октября удостоил меня таким ответом: «Имеющиеся у меня издания Общества любителей древней письменности и Палестинского Общества, без сомнения, должны принадлежать академической библиотеке. Вообще всё, что, найдено будет для академической учёной корпорации нужным и полезным из моей библиотеки, всё это заносите в свой список». Этот список с вышеупомянутым числом названий отобранных книг и рукописей и имею честь представить при сём на благоусмотрение совета академии в двух экземплярах, из коих один, согласно воле Тверского Архипастыря, должен быть препровождён к Его Высокопреосвященству в Тверь а другой останется в академии.

Определили: Имея в виду очень высокую ценность дара (свыше 50000 руб.) Высокопреосвященного Саввы, Архиепископа Тверского академической библиотеке, – благодарить Его Высокопреосвященство особым адресом от совета академии и, по получении книг, поместить их вместе с портретом Архипастыря в особом зале библиотеки.

XIII. а) Прошение ординарного профессора академии Алексея Лебедева:

«Покорнейше прошу выписать для меня из Румянцевской Публичной библиотеки в Москве следующую книгу: «Stephan Gerlachs des Aeltern-Tagebuch. Francf. am. Μ. 1674. In folio». Относительно этой книги по точным справкам, я знаю, что она

—366—

имеется в названной библиотеке. Желательно было бы из той же библиотеки выписать и ещё следующую книгу: «Λωρόϑεος Моνεμβασίας Βιβλίον ἱστορικὸν περιέκον ἑν συνόψει διαφόρους ἱστορἰας» – какого бы то ни было издания, если книга эта имеется в библиотеке. Книги нужны на три месяца».

б) Прошение экстраординарного профессора Г. А. Воскресенского:

«Честь имею покорнейше просить совет академии выписать требующуюся для моих учёных занятий рукопись Евангелия-апракоса, на пергамене, в лист, 301 л. XV в., хранящуюся в ризнице Успенской церкви Клементьевского прихода в Сергиевом Посаде, сроком на две недели».

Определили: Обратиться с просьбой к Г. Директору Московского Публичного и Румянцевского Музеев и к священнику Сергиево-Посадской Успенской церкви о высылке книг и рукописи, означенных в прошениях профессоров А.П. Лебедева и Г.А. Воскресенского на испрашиваемые сроки.

XIV а) Отношение ректора Императорского Московского университета от 30 Октября за № 3041 с просьбой выслать из бывшей библиотеки Волоколамского монастыря две рукописи: 1) за № 111 (432) и 2) за № 20 (39), – необходимые для научных занятий приват-доцента университета В. Истрина.

б) Отношение правления Псковской духовной семинарии от 11 Октября за № 344 с просьбой выслать на трёхмесячный срок следующие книги, необходимые для научных занятий преподавателя семинарии Михаила Тареева: 1) Bodemeyer Lehre von der Kenosis... Gotting. 1860 r. 2) Lenz. Der Wiederspruch des Weltelends zur Liebe Gottes Revol 1889 и 3) Recolin personne de Iesus-Christ et la theorii de la Kenonosis. Paris. 1890.

в) Отношение Попечительного комитета Александровской публичной библиотеки в г. Самаре от 8 Ноября за № 72:

«В г. Самаре существует Общественная публичная библиотека, с Высочайшего соизволения наименованная «Александровской», при ней: бесплатная читальня и «зал Императора Александра II», основанный в память юбилея 25-тилетия славного царствования в Бозе почившего Императора. Александровская публичная библиотека, независимо от доставления всем членам местного общества, даже самым недостаточным, возможности пользоваться лучшими произведениями отечественной письменности, имеет главной задачей способствовать серьёзному изучению всех отраслей

—367—

знаний человеческих. Таковая задача, представляющая особое значение в местности столь удалённой от главнейших центров умственной жизни государства, как г. Самара, была бы трудно выполнима при тех, относительно скудных средствах какими располагает Александровская библиотека, без содействия тех учреждений и учёных обществ, которым более других должны быть дороги интересы отечественного общества, и которые высокою целью самого существования своего имеют распространение знаний в массе населения – каждое по своей специальности. В виду этих оснований, Попечительный Комитет Александровской публичной библиотеки позволяет себе испросить просвещённого содействия Московской духовной академии к пополнению богословского отдела библиотеки доставлением ей изданий за прошлые и настоящий год, или хотя бы некоторых из них. Исполнением изложенной всепокорнейшей просьбы, достопочтенная Московская духовная академия, сделав доступным плоды трудов своих многим любознательным людям, которые без этой жертвы со стороны академии никогда не нашли бы возможности воспользоваться этими трудами, сделает новый, твёрдый шаг к достижению цели, столь блистательно ею преследуемой по развитию духовного просвещения в массе народной. В особенности Комитет позволяет себе просить о присылке ей «Богословского Вестника».

Определили: 1) Выслать в совет Императорского Московского университета означенные в отношении рукописи. 2) Сообщить правлению Псковской духовной семинарии, что преподаватель семинарии Μ. Тареев означенными в отношении книгами может пользоваться только в академической библиотеке. 3) Высылать в Александровскую публичную библиотеку в г. Самаре «Богословский Вестник» с 1894 года и предложить профессорам и преподавателям академии не пожелают ли они пожертвовать для этой библиотеки свои печатные произведения.

XV. Донесение библиотекаря академии Николая А. Колосова:

«Честь имею донести совету академии о следующих пожертвованиях, поступивших в библиотеку:

1. От Преосвященного Арсения, епископа Каширского – 63 названия книг в 85 томах.

2. От попечителя Кавказского учебного округа К.П. Яновского – «Сборник материалов для описания местностей и племён Кавказа», вып. 17-й.

—368—

3. От г.г. профессоров академии: а) «Русский Архив» 1892. № 12; 1893 г. №№ 1–5; б) «Русский Вестник» 1892 г. № 12.; в) «Северный Вестник» 1893 г. №№ 1–3; г) «Русское Обозрение» 1892. №№ 7–10:12; 1893 г. № 1 и д) Сборник «Нивы» 1893 г. №№ 1–3:6.

4. От профессора академии А.П. Лебедева – 4 немецких брошюры богословского и церковно-исторического содержания.

5. От экстраординарного профессора академии И.Н. Корсунского – его брошюра: «Русская благотворительность. Филарет, Митрополит Московский и Ф.П. Гааз».

6. От доцента академии А.И. Введенского – его книга: «Западная действительность и русские идеалы», в 3 экз.

7. От и. д. доцента академии С.С. Глаголева – его брошюра: «Чудо и Наука».

8. От Московского общества истории и древностей российских – «Чтения» в сём обществе за 1892 г. кн. 3 и 4 и за 1893 г. кн. 1–4.

9. От общества любителей естествознания при Московском университете. 1) Труды отдела антропологии т. 15-й и 2) «Дневник отдела антропологии» 1893 г. вып. 1 и 2.

10. От наследников профессора С. Петербургского университета А.В. Васильева: – «Anecdota Graeco – bysantina» edit. A. Uasiliev, p. 1.

11. От Демидовского юридического лицея – «Временник лицея» кн. 59.

12. От священника И. Поспелова – его книга: «Православие и лютеранство. Беседы пастыря о превосходстве православной веры сравнительно с лютеранством».

13. От слушательниц С. Петербургских высших женских курсов – Виндельбанд «История древней философии».

14. От А.А. Титова – его книга: «Указатель к неофициальной части Ярославских епархиальных ведомостей 1860–1892 г.»

15. От С.А. Белокурова – 9 названий книг разного содержания в 14 томах.

16. От Священника И. Ливанского – его брошюра: «Преп. Тихон, Калужский Чудотворец».

17. От преподавателя Вифанской духовной семинарии Н. Виноградова – его брошюры: 1) «Notandum» 2) Слово в день тезоименитства Государя Императора Александра Александровича и 3)

—369—

Слово в день тезоименитства Государыни Императрицы Марии Феодоровны.

18. От священника И. Скворцова – его брошюра: «Московская Тихвинская, что в Малых Лужниках, церковь».

19. От преподавателя Аболенского – его книга: «Изложение и объяснение сведений из математической и физической географии».

20. От студента 4 курса академии И. И. Преображенского – Lav. Tigurini. Despectris lemuribus, Lugd, – Batavorum, 1659.

21. От послушника Лавры Александра Непак – Brockhaus’ kleines Conversations – Lexieon. Bd., 1–11.

22. От протоиерея А. Н. Иванова – его брошюра: «Существенные черты православного нравоучения».

23. Получено с почты: 1) «Мнения и отзывы по вопросу о праве лиц, брак которых расторгнут по причине нарушения ими супружеской верности, на вступление в другой брак», изд. 2-е. 2) Отчёт Томского епархиального училищного совета за 1891–2 г.

24. От иеромонаха Палладия (Добронравова) – его брошюра: «Преп. Ефрем Сирин, как церковный деятель».

Определили: Благодарить жертвователей.

XVI. а) Отношения: Высокопреосвященного Архиепископа Ярославского Ионафана от 12 Октября за № 3211., гг. Директоров – Императорской публичной библиотеки от 31 Октября за № 1314 и Московского публичного и Румянцевского музеев от 2 и 12 Ноября за №№ 512:530 и 534, совета Казанской духовной академии от 27 Октября за № 1735, Правлений духовных семинарий – Полтавской от 10 Ноября за № 1770, Нижегородской от 20 Ноября за № 773, Тверской от 8 Декабря за № 1135 и совета Братства Св. Благоверного Великого князя Александра Невского в г. Владимире от 1 Декабря за № 55, – при коих препровождены различные рукописи и книги.

Справка: Присланные рукописи и книги переданы для научных занятий: доценту академии А. Голубцову и студентам 4 курса: Владимиру Ильинскому, Михаилу Сменцовскому, Петру Перхоровичу, Ювеналию Тиховскому и Александру Знаменскому.

б) Отношения: совета и ректора С. Петербургской духовной академии от 28 Октября за №№ 1079 и 1712 и библиотек – Московского публичного и Румянцевского музеев от 22 Октября за № 494 и Императорской академии наук от 22-го Ноября за 24

—370—

№ 170 – с выражением благодарности за полученные от совета академии книги.

Определили: Принять к сведению.

XVII. Записки профессоров академии: Е. Голубинского, А. Лебедева, Μ. Муретова, Г. Воскресенского, И. Корсунского, И. Татарского, доцента А. Введенского, и. д. доцента А. Спасского и библиотекаря Н. Колосова о выписке книг, которые они считают нужным приобрести для академической библиотеки.

Определили: Поручить библиотекарю академии Н. Колосову выписать для академической библиотеки, по справке с её наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить правлению академии.

XVIII. Представление библиотекаря Н. Колосова:

«Честь имею представить на благоусмотрение совета академии выбор и назначение к выписке в библиотеку на будущий 1894 год периодических изданий, предполагаемый список которых относится к истекающему 1893 году.

А. Иностранные:

1. The Academy.

2. Archiv für Slavische Philologie.

3. Archiv für Geschichte der Philosophie.

4. Beweis des Glaubens.

5. The Church Review and Church news.

6. The Nineteenth Century.

7. Neue Iahrbucher für Philologie und Pädagogik.

8. Allgemeine evangelisch-lutherische Kirchenzeitung.

9. Theologische literaturzeitung.

10. Philosophische Monatshefte.

11. Natur und Offenbarung.

12. Römische Quartalschrift.

13. Theologische Quartalschrift.

14. Theologisch practische Quartalschrift.

15. Rad Judoslavenske Academije Znatnosti i unietnosti.

16. Bulletino di archeologia cristina.

17. Revue internationale de Theologie.

18. Revue de l’art chrétienne.

19. Revue philosophique.

20. Revue des questions scientifiques.

—371—

21. Revue scientifiques.

22. Revue des deux Mondes.

23. Starine.

24 Philosophische Studien.

25. Theologische Studien und Kritiken.

26. Vierteljahrschrift für wissenschaftliche Philosophie.

27. Historische Zeitschrift.

28. Zeitschrift für Kirchengeschichte.

29. Zeitschrift für Kirchenrecht.

30. Zeitschrift für Philosophie und philosophische Kritik.

31. Zeitschrift für Praktische Theologie.

32. Zeitschrift für Wissenschaftliche Theologie.

33. Zeitschrift für die alttestamentliche Wissenschaft.

34. Byzantinische Zeitschrift.

Б. Русские.

35. Русский Архив.

36. Вопросы философии и психологии.

37. Церковные ведомости.

38. Вера и разум.

39. Вестник Воспитания.

40. Вестник Европы.

41. Исторический Вестник.

42. Правительственный Вестник.

43. Русский Вестник.

44. Русский Филологический Вестник.

45. Гимназия.

46. Журнал Министерства Народного Просвещения

47. Философские записки.

48. Русская Мысль.

49. Наука и жизнь.

50. Нива.

51. Филологическое Обозрение.

52. Этнографическое Обозрение.

53. Педагогический Сборник.

54. Собрание узаконений и распоряжений Правительства.

55. Киевская Старина.

56. Русская Старина.

57. Русская Школа.

58. Церковно-приходская школа».

—372—

Определили: Выписать для академической библиотеки на 1894-й год поименованные в представлении библиотекаря периодические издания.

XIX. Предложение о. ректора академии архимандрита Антония:

«Честь имею предложить совету избрать кого-либо из наставников академии для ревизии академической библиотеки за текущий учебный год вместо назначенного для этой цели и скончавшегося в Ноябре месяце бывшего инспектора академии архимандрита Григория».

Справка: По определению совета академии от 6 Июня текущего года ревизию академической библиотеки в 189³/₄ учебном году поручено было произвести инспектору архимандриту Григорию и и. д. доцента С. Глаголеву.

Определили: Поручить произвести ревизию академической библиотеки в 189¾ учебном году вместе с и. д. доцента С. Глаголевым экстра-ординарному профессору Н. Каптереву.

XX. Прошение студента II курса Василия Тронина:

«Страдая сильным нервным расстройством, я не могу явиться в текущем учебном году в академию для учебных занятий и покорнейше прошу совет Московской духовной академии оставить меня на повторительный курс. При сём прилагаю медицинское свидетельство о моём болезненном состоянии.

Справка: 1). Из медицинского свидетельства видно, что студент В. Тронин действительно страдает сильным нервным расстройством и нуждается в продолжительном отдыхе. 2) По § 81 лит. а п. 5 устава дух. академий оставление студентов на том же курсе значится в числе дел, окончательно решаемых самим советом академии. 3) Но § 134 того же устава «в случае неуспешности, зависевшей единственно от болезни, студенты могут быть оставляемы, с разрешения совета, на второй год в том или другом курсе, но один только раз в продолжении четырёхлетнего академического курса». 4) Василий Тропин в первом курсе не оставался на второй год и пользовался на второй год казённой стипендией. 5) Из студентов 2-го курса по успехам, поведению и материальному положению заслуживает казённой стипендии более других Матвей Запольский.

Определили: Студента Василия Тронина оставить во втором курсе на второй год, казённую стипендию после него предоставить студенту того же курса Матвею Запольскому, а суждение о принятии Тронина на стипендию, в случае его выздоровления, иметь по прибытии его в академию.

—373—

XXI. Доклад секретаря совета и правления академии Михаила Казанского:

«По смете доходов и расходов по Московской духовной академии в 1893 году ассигнованы следующие премии: одна в 165 рублей покойного Митрополита Литовского Иосифа и одна в 158 рублей покойного протоиерея Новоструева за лучшие кандидатские сочинения студентов академии; две премии, по 100 рублей каждая, покойного Митрополита Московского Макария, за лучшие успехи в сочинении проповедей. Честь имею доложить о сём совету академии».

Определили: 1) Препроводить к членам совета академии для рассмотрения кандидатские сочинения окончивших курс в минувшем учебном году, признанные отлично-хорошими и отзывы о них. 2) Поручить преподавателю гомилетики, экстраординарному профессору Василию Кипарисову представить отзывы о лучших проповедях, написанных окончившими курс в минувшем учебном году. 3) Назначение премий отложить до одного из будущих собраний совета академии.

XXI. Донесение комиссии, состоящей из ординарного профессора академии Алексея Лебедева и экстраординарных профессоров: Андрея Смирнова и Василия Соколова:

«Вследствие возложенного на нас советом академии поручения принимать в установленные сроки семестровые сочинения студентов первых трёх курсов, имеем честь донести следующее.

Большинство студентов академии первых трёх курсов, представило нам первое семестровое сочинение за текущий учебный год в назначенный для того день. Не исполнившие же указанной обязанности, студенты поименованных курсов, представили нам письменные объяснения с указанием причин неисполнения ими своих обязанностей. Рассмотрев в особом заседании эти объяснения, мы нашли: 1) Объяснения студентов: III курса – Николая Городенского, Алексея Данилова, Сергея Попова, II курса – Папаиота Мутавчиева, Николая Федоровского, Александра Титова, Александра Успенского, Ивана Пальмова, Константина Алмазова, Сергия Молчанова, Николая Боголюбова, Николая Лихачева, Евтихия Маминайшвили; I курса – Сергея Горского, Сергея Победова, Николая Преображенского, Григория Крестима, и Панаиота Савабини – заслуживающими уважения. 2) Объяснения студентов: II курса – Христофора Надеждина, Василия Речкина,

—374—

Матвея Запольского, Иеродиакона Протасия; I курса – Николая Вознесенского, Сергея Смирнова 5-го, Михаила Поповича, Милана Петровича, Светозара Радовановича, Николая Шутова и III курса – Михаила Смирнова не заслуживающими уважения.

Определили: Студентов, означенных в 2 п., при составлении списка после годичных испытаний, понизить на три №. Прочее принять к сведению.

На сём журнале последовала резолюция Его Высокопреосвященства: «Дек. 29. Действительные студенты – Алексей Целебровский, Иван Орловский, Владимир Троицкий и Николай Берсенев утверждаются в степени кандидата богословия. – Прочее в сём журнале читано и по оному исполнить всё, требующее исполнения».