Часть вторая. О задачах и главнейших средствах истинно-христианского воспитания (по святоотеческому учению)

Выходя из той мысли, что высота, идеала воспитания зависит от того, насколько воспитывающие уяснили себе всю глубину и истинность христианских принципов, составитель сих чтений, по мере возможности, старался проследить, как из глубокой древности, с самых первых дней христианства до наших дней, отцами и учителями Церкви указывалось главное назначение для каждого человека – соединиться с Богом, указывалась главная цель христианской педагогики – подражание и последование Христу, одинаково обязательное и доступное для всех; как все требования о сущности воспитания сводились к сохранению христианской религии, к уяснению её основ и заветов, как источника мощи, силы и великого будущего: – как для каждого отдельного христианина, так и для целого христианского народа. Так как вопросы педагогические тесно связаны с религиозно-этическими вопросами христианства, то в некоторых случаях составитель сих чтений имеет в виду не столько педаготические воззрения отцов и учителей Церкви, сколько основу этих воззрений – веру и нравственность христианскую, как они проповедовались отцами и учителями Церкви и усвоились и проводились в жизни – пасомыми – христианами.

Литература по данному вопросу как за границей, так и у нас не очень богата.

В печатаемых нами чтениях указываются по мере возможности все те сочинения и статьи, которые имеют отношение к тому или другому, излагаемому нами, предмету. Равно указываются и творения св. отцов и учителей Церкви, учение которых о христианском воспитании мы излагаем.

Если бы позволял объем книги нашей, то было бы весьма полезно для лучшего уяснения высоты и превосходства именно христианского воспитания перед всяким другим способом воспитания, – полезно сопоставить основные начала христианского воспитания с теми принципами, которые определяли собою цели, средства и методы воспитания в античном греко-римском мире. Для этого надобно бы познакомиться как с воззрениями философов на существо и различные стороны воспитательной деятельности, так и с фактической постановкой дела воспитания в Греции и Риме и затем отметить то новое, что внесено христианством в понимание задач воспитания и в организацию воспитательного дела.

Сделать такую сравнительную характеристику древне-греческого, римского и христианского идеала воспитания, сказать о происхождении античных и христианских воззрений на воспитание, о целях, материалах и органах древне-греческого, римского и древне-христианского образования и о превосходстве христианской системы воспитания перед классической – придется только вкратце и попутно, имея в виду, что объем нашей книги не может допустить подробного исследования этой именно стороны предмета.

* * *

Понятие о воспитании. – Что такое воспитатель? – Что требуется от воспитателя? – Более верный путь решетя этого вопроса. – Значение истории воспитания. – Замечание о состоянии педагогики до пришествия в мир Иисуса Христа. – Новое направление её со времени явления в мир Иисуса Христа. – Задачи христианской педагогики. – Основа современной цивилизации. – Постепенное уяснение христианских принципов. – Задача и цель «предлагаемых чтений».

Воспитание есть руководство человека к тому, чем он должен быть согласно со своим назначением.

Естественное развитие способностей детей, их сил физических и нравственных, – нуждается в деятельных помощниках. Этими помощниками и являются воспитатели, которые, намеренно дают детям известные средства для упражнения этих способностей. Так, напр., учителя, которых можно назвать «воспитателями ума», укрепляют и развивают различными упражнениями умственные силы учащихся. К укреплению и развитию телесных сил детей, а главным образом, к укреплению и развитию духовных их сил: ума, чувства и воли, и всех духовных способностей детей и сводится прямая, положительная деятельность воспитателей, – потому, конечно, что без упражнения та или другая способность может не только ослабеть, но даже и атрофироваться.

Если воспитатель хочет соответствовать своему званию, он необходимо должен обладать известными познаниями и руководственными правилами. Он сам должен быть хорошо воспитан и, при надлежащем образовании, должен действовать по ясно–дознанным началам. Он хорошо должен знать: что такое человек? Для чего он здесь на земле? Как и чем может он достигнуть своего назначения? Что при этом делает природа, а что – Благодать, и что может и должна сделать человеческая попечительность? Какие препятствия должно отстранять и какие средства надобно употреблять? Какой наилучший путь к легчайшему и вернейшему достижению цели воспитания?

Педагогику, необходимую для нашего времени – педагогику – как систему тех научных понятий и технических правил, без знания и применения которых невозможно правильно вести воспитательное дело, – возможно создать только с помощью истории учения о воспитании и истории самого воспитания.

Современное состояние человечества может быть понятно нам только в том случае, если к внутренним свойствам человека присоединим и все то, что каждое поколение обыкновенно передавало последующему. Если назовем эту передачу общим именем воспитания, то необходимо будет признать, что даже дети самых первых людей получали своего рода воспитание и что, затем, оно велось непрерывно от поколения к поколению, вплоть до настоящего времени.

Но так как педагогическая практика и теория имеют своим предметом только преднамеренное воспитание человека, то история этой практики и теории должна ограничиваться именно этого областью.

Воспитание, говорит Фр. Дитгес⁵⁸, состоит в попечении о задатках ребенка, в поддержке их и в руковождении ими; оно является посредником между потребностями ребенка и всем его окружающим, и состоит в преднамеренных и целесообразных воздействиях на ребенка, – в преднамеренной передаче человеческой культуры одним поколением другому; но во всем этом оно должно быть не противником, а помощником естественного развития человека. Так как естественное развитие обнимает собою все стороны человеческого бытия: тело, ум, чувство, волю и веру, то сообразно с этим и воспитание должно нестись в этих пяти направлениях, т. е. оно бывает: физическое, умственное, эстетическое, нравственно-практическое и религиозное.

Показать, каким образом все это в различные времена и у различных народов теоретически понималось и практически выполнялось, а также – было ли это понимание и выполнение образцовым или же недостаточным – вот что и составляет задачу истории воспитания.

Сущностью же истории воспитания, говорит Карл Шмид⁵⁹, обусловливается её значение или ценность. Она служит для человека школой, где он изучает науку педагогики.

В настоящее время лишь тот сознает лучше всего, к чему он стремится в воспитании и что он в силах сделать, кто наблюдал и изучал, что возможно исполнить; но он научается этому и узнает это, вникая в исполненное и передуманное уже по части воспитания. Только тот постигает сущность и цену воспитания, кто проследил за развитием идеи его в потоке веков. Наконец, лишь тот в состоянии понять истинную науку современной педагогики и творчески подвизаться в ней, кто сам вжился в историю педагогики. Наука педагогики без истории её то же, что здание без основы.

История педагогики происходит, заодно с истрией человечества вообще, одни и те же ступени развития. До пришествия в мир Иисуса Христа она, подобно истории человечества, переживает свое детство и свою юность. В древности народы жили по преимуществу одной жизнью с природой; образование их было природное, первобытное. Даже в созданных ими самими учреждениях, в государственном быту и проч. они не переходили за рубеж природной жизни. Национальность составляет крайний естественный предел их. До Иисуса Христа были одни лишь национальные боги, одни лишь национальные люди, одно лишь национальное воспитание. Рубеж народа был также рубежом его Бога. Человек ценил себя лишь постольку, поскольку он принадлежал своему народу. Воспитание же стремилось прежде всего пробудить в юношах любовь к отчизне и воспитать в возрастающем поколении носителей и хранителей национальности. Вне христианства на детей смотрели только как на вещественное, количественное умножение силы, значения, почета – семьи, рода и племени. – Преобладающими пунктами воспитания считались: то закаленная стойкость в лишениях и страданиях земных (как в Спарте), то гражданская доблесть (как в Риме), то пытливость ума и поклонение внутренним или внешним достоинствам человека (как в Греции).

Притом – воспитывались не все дети. Древность признавала только два класса: господствующих и подвластных. Господствующие – были ли то жрецы, государи или целые роды – имели в своих руках не только всю власть, но и все образование своего времени, они заведовали и воспитанием, и обучением молодых поколений этих господствующих классов; они создали образцы и идеалы древней педагогики. Подвластные составляли безличную массу, которая по их воле шла на работу и на войну, и не получала никакого образования. – Понятие «человек» мыслилось своеобразно и весьма односторонне – в зависимости от религии, какую исповедовал тот или другой народ: или – как ничтожество, зависящее всецело от фатума (как, напр. и ныне в магометанстве), или – как гордая самоуправляющая сила (религия древней Греции).

У Греков образование получали только мальчики свободных граждан. Рабы, девочки и иностранцы образования не получали. Целью образования было гармоническое развитие души и тела. Религиозный и нравственный элементы у Греков занимали в образовании второстепенное место, преобладающими были элементы – эстетический и государственный. Воспитательные элементы в более древнее время группировались вокруг этической поэзии. Кроме произведений Гомера, изучали музыку, пение и гимнастику. Позднее центральное место в образовании у Греков заняла философия. В древнее время существовали школы начальные, в которых обучали письму и чтению, школы музыки и гимнастики. В более позднюю эпоху появились школы риторов, грамматиков и философов.

Грек был идеалистом, римлянин – реалистом. Эта особенность народного характера сказалась и в деле образования. В противоположность греку, римлянин смотрел на образование с практической точки зрения и потому, хотя много перенял от греков, но на многое наложил печать своего характера. Более всего у римлян привились из греческих образовательных предметов грамматика и риторика, затем – история, но главными предметами были – военное искусство, медицина, агрономия и юриспруденция. Математика и астрономия мало привлекали их внимание, а эстетическим образованием, как, с практической точки зрения, бесполезным, они совсем не занимались. При физическом развитии обращали внимание не на развитие красоты, а на развитие только силы. Низшими школами были грамматические, распространенные у них по империи очень широко. Выше их стояли школы ораторские. За высшим же, философским образованием, римляне обращались на родину философии – в Грецию. Религиозный и нравственный элементы в образовании у Римлян тоже, как и у Греков, занимали второстепенное место.

С пришествием на землю Иисуса Христа, человечество вступает в свой зрелый возраст. Христианство даровало каждому человеку права личности; с появлением его не только все человечество явилось прекраснейшим и совершеннейшим созданием Творца, но и каждый отдельный человек – чадом Божиим, предназначенным жить на земле, по дарованным для его же блага заповедям, и получить за это награду, если еще не при жизни, то после смерти.

Христианство утвердило мысль, что дитя в христианском семействе есть дар Божия благословения родителям за их честную жизнь, за взаимную любовь их друг к другу и верность обетам своим. – Воспитание детей возлагается христианством на возросшие поколения, как священнейший долг их перед поколениями грядущими. А так как дитя в христианстве выше и больше всего мыслится как член будущего царства Христова на земле и на небе, царство же Божие, созерцается верою, зиждется любовью, коренится в упованиях: то отсюда ясно и вразумительно открывается то, что средоточным пунктом всего воспитательного дела в христианстве является воспитание этой веры, любовию и упованиями споспешествуемой. Воспитание прирожденного человеку чувства религиозного есть пункт важнейший.

Христианское воспитание есть воспитание жизни человека в самом высоком, в самом необъятном значении этого слова.

Понятие «человек» с точки зрения христианства так беспредельно, что, помимо всего другого, одно оно уже может служить доказательством божественности этой божественнейшей религии. Человек, по учению христианскому, есть существо духовно-телесное, причем духовная сторона создана по образу Божию и богоподобна, и имеет первенствующее значение. Как существо религиозно-нравственное человек является на землю существом высшего порядка, хотя в его религиозно-нравственном состоянии в настоящее время и замечается поврежденность (так называемый «первородный грех»).

Цель и задача жизни человека не ограничивается земным бытием; высшее назначение человека небесное.

Христианство признало духовность и внутреннюю жизнь человека, как истину и сущность естественности и внешности. Оно указало и бесконечный предел совершенствования духовной стороны человека: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48).

А так как – основной и общепризнанный принцип педагогики тот, что воспитание человека, как руководящее содействие естественному процессу его развития, должно быть органическим, сообразным с его природой: то христианская педагогика ставит себе задачей довести до развития и расцвета истинную сущность человека, т. е. божественное в природе его, сделать его, таким образом, нравственно-свободным и подобным Творцу его.

Христианство, сравнительно с классическим миром, указало для воспитания иную цель – богоподобие. Потому религиозный и нравственный элементы заняли в христианском воспитании первое место. Но христианство не отнеслось отрицательно к классическому образованию. То, что сродно было с его учением, оно усвоило из классической системы образования, а кое-что видоизменило сообразно со своими новыми взглядами на человеческую жизнь. Многие отцы церкви смотрели на классическое образование, как на пропедевтическое для христианина, и потому и сами изучали языческие науки и другим советовали. Из наук особенно легко перешли и принесли пользу распространению и утверждению христианства – риторика, грамматика и диалектика. Также очень полезными оказались для борьбы с язычеством филология и история. Некоторые отцы церкви нашли возможным воспользоваться с христианскими целями даже и языческой философией. Но центральное место в христианском воспитании и образовании заняли Св. Писание и религиозно-нравственные истины. Физическое воспитание допускали постольку, поскольку оно не наносило ущерба нравственному воспитанию. Мало также обращали внимания христиане и на эстетическое образование.

В противоположность классическому миру, христианство, изменив взгляд на человека и земную жизнь, уничтожило в деле образования все социальные и национальные перегородки. Оно не лишило образования ни рабов, ни женщин, ни слабых детей. Школы христианские на первых порах делились тоже на низшие – грамматические, в которых обучали, кроме письма и чтения, Закону Божию и пению псалмов, и высшие – огласительные, в которых готовили ученых борцов – апологетов христианства.

Вся наша современная цивилизация построилась, главным образом на христианстве, на его чистых евангельских принципах, которыми мало-помалу проникалось человечество, в продолжение девятнадцати столетий, и первые проблески которых (принципов) мы встречаем в священных книгах Израильского народа. «В каждом должно видеть и воспитывать прежде всего – человека, развивать в нем все лучшие Божественные стороны его природы, вести его к духовному совершенству» – вот главная мысль, проходящая во взгляде христианской педагогики от начала христианства до наших дней.

Этот идеал воспитания постепенно развивался и точнее определялся, да он только и может постепенно развиваться и точнее определяться, – по мере того, как человечество будет более и более уяснять себе всю глубину и истинность христианских принципов.

Проследить то, как Откровение и точные провозвестники Богооткровенного учения – св. отцы и учители церкви представляли и представляют идеалы воспитания человека, как понимали и понимают сущность и цель воспитания, какими средствами старались осуществить представляемые идеалы, и насколько достигали их осуществления; показать, по возможности, готовые образцы и примеры истинно-христианского воспитания в жизни апостолов, мучеников, святых отцов и учителей Церкви; найти в творениях этих светил Церкви богатый, обильный и разнообразный материал для учения о воспитании: вот задача настоящих чтений цель же этих чтений – показать необходимость того, чтобы образование и воспитание детей современного поколения построилось на началах, согласных с учением Слова Божия и с древне-христианскими заветами.

А так как воспитание должно иметь и национальный характер, т. е. сообразоваться с психическими особенностями и традициями народа, то в задачу настоящих чтений входит также – проследить памятники веры и жизни христианской – и в нашей древне-русской истории, точно так же как проследить учение и наставление о воспитании и наших русских учителей и святителей Церкви, а равно поискать в истории нашего народа также готовые образцы и примеры истинно-христианского воспитания, показать, как древне-русские люди – простые миряне – старались осуществить христианские идеалы в своей жизни.

Цель же при этом имеется та, чтобы показать необходимость построения нашего русского, общественного и частного, воспитания и образования на началах, вполне согласных с духом и историческим преданием нашего народа, т. е., чтобы не только обучение, но и воспитание детей русских – образование их сердца и воли велось под влиянием христианства, всецело запечатлено было церковным характером.

Замечание о взгляде древних народов на воспитание – Отличительные черты еврейского народа. На кого возлагалась у евреев обязанность воспитания детей. – Согласие воспитания с Откровением. – Семейный характер его. – В чем состояло обучение. – Цель воспитания. – Одухотворение внешней формы жизни. Приемы воспитания и обучения. – Национально-исторический характер воспитания – Школы – Поэзия – Давид. – Значение идеала воспитания у древних евреев для христианства.

В то время, как одни из древних народов тяготились детьми, другие удаляли детей из семьи, и возлагали все заботы по воспитанию на государство, а, последнее, как например в Спарте, преследуя свои цели, окружало заботами только крепких телом детей, – взгляд евреев на воспитание детей существенно разнится от взглядов других народов. Отличительными чертами еврейского народа являются: глубина и искренность религиозного чувства и религиозного познания⁶⁰, высота нравственных воззрений, мудрое признание человеческого достоинства и высоты человеческого назначения. Как вся жизнь евреев была проникнута строго религиозными началами и построена на божественных заповедях, так и воспитание было строго религиозное. Закон, данный Богом своему народу, определял весь быт его, а потому вне этого закона не могло быть других воспитательных требований. Как Бог воспитывал в законе избранный народ свой, так и отец воспитывал дитя свое, стараясь запечатлеть в его душе этот дарованный свыше, закон, а вместе с ним безусловное повиновение, страх и полную преданность Богу, напоминая постоянно дитяти об этих обязанностях, и сам стараясь, прежде всего, соблюдать закон в собственном семействе. У евреев, более и определеннее всех других народов, обязанность воспитания детей возлагалось на родителей. Дитя почиталось благословением Господним, а не бременем, – священным даром Божиим. В Библии мы видим много примеров того, как усердно и горячо родители просили у Бога детей, и как радовались детям, усматривая в них полноту Божественного благословения. Когда определилось посредством Откровения от Господа, что Спаситель произойдет из колена Иудина, то каждый отец семейства желал иметь своего потомка пред лицом этого Избавителя. В псалмах 126 и 127 псалмопевец говорит о счастье, доставляемом детьми: «Блажен ты, боящийся Господа, жена твоя, как лоза плодовитая в доме твоем. Сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей. Дети – вот тебе награда от Господа». Подобное восклицание проходит через весь Ветхий Завет. Но в нем же видна мысль, что дети являются наследниками родительских склонностей. Господь творит милость Свою в тысячах родов, но не оставляет без наказания грехи отцов, и наказывает детей за грехи отцов до третьего и четвертого рода (Исх.34:7). В виду определенного, присущего только Божественному Откровению взгляда на человека, что он носит в себе: и «образ Божий», и «семя греха», воспитание в еврейском народе было строго соглашенным с Откровением: родители воспитывали дитя в Боге и для Бога. «Начало премудрости есть страх Божий» (Пс.110:10) – вот основной принцип воспитания у евреев. Воспитание должно было, с одной стороны, выяснить положительные обязанности человека посредством изучения Откровения Господа о Себе самом, чтобы человек стремился быть святым, как свят Господь (Лев.11:44). С другой стороны, воспитанию предстояло отсекать в детях те отпрыски греха, которые от юных лет проявляются в человеке. Для достижения такой возвышенной цели наилучшим средством было изучение Закона Божия.

Воспитание у евреев было по существу своему исключительно семейное, так как семейные отношения уподоблялись отношению Бога к Своему народу, поэтому от юношества строго требовалось почтение к родителям. «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет и да долголетен будеши на земли» (Исх.20:12) – эта заповедь рано и глубоко напечатлевалась в душе дитяти. Родители как бы заступали место для него Самого Бога, и почтительность перед родителями сливалась с благоговением и страхом перед Богом: «Око, оскорбившее отца и ослушавшееся мать, выклюют вороны при источнике и пожрут молодые орлы». (Притч.30:17). Произнесший хулу на отца или мать всенародно подвергался проклятию и осуждался на смертную казнь (Исх.21:17), такая же участь постигала и того, кто осмеливается ударить отца или мать. (Исх.21:15).

Почтение и страх детей пред родителями переносились вообще и на отношения младших к старшим, ибо, по словам Иова, у дедов – мудрость, и у старцев – разум. С предписанием почитать родителей тесно связывалось другое предписание: «Пред лицем седаго востани и почти лице старчо» (Лев.19:32). Родительский авторитет сохранялся над детьми до самого вступления их в брак.

Обучение по преимуществу состояло в усвоении Закона и в познании тех благодеяний, которые Иегова оказал своему народу, и воспоминания о которых, сохранились в его первобытной истории. Признавая дитя святым даром Господа, родители вместе с тем считали священной обязанностью воспитать дитя для Бога. «Начало премудрости – страх Божий». – Благоволит Господь к боящимся Его, – «правым сердцем». Такие люди – «дети Божии», народ избранный, «они сильны пред врагами», – «услышаны в своих молитвах», – «точно дерево, стоящее у источника водного и всегда зеленеющее, – у них изобилие хлеба, масла, вина»; они же благоденствуют на земле».

«Если нечестивый оставит путь свой, и беззаконник не станет беззаконствовать», «Господь помилует его с Авраамом, Исааком и Иаковом во веки». «Таково слово уст Моих, говорит Господь, и оно не возращаетси ко Мне тщетным и исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я изрек его». Закон, который нужно было всегда иметь перед глазами, навязать его на руку, описывал весь строй жизни лица и народа. Порядок года был отмечен праздниками, и месяцы – новомесячиями, недели – субботами, причем изображено было самое служение Богу жертвами и песнопениями, особенно со времен Давида. На все важнейшие случаи жизни были установлены жертвы: мира, о грехе, очищения, всесожжения и проч. Определив формы жизни для Бога, закон Господень далее влагал жизнь в эти формы. Стоит лишь припомнить краткое, но выразительное слово пророка Самуила царю Саулу: «послушание Господу выше жертвы», – или привести на память слова пророка Исаии в 1 и в 58 главах об условиях истинного Богоугождения, и мы получим дивное разъяснение основной ветхозаветной заповеди об отношении к Богу: «люби Господа Бога твоего всеми силами души твоей» (Втор.6:5), и к ближнему в словах; «люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18). Далее закон Господень частнее разъясняет отношения к лицам разного возраста и положения. Помазанник Божий – царь в народе – лицо неприкосновенное, облеченное правами самого Бога: ему – повиновение всецелое. Отец и мать – в семье, по милосердию Божию, первые охранители детей и начальники над ними: им почтение, послушание во имя Господа, чтобы снискать Его благословение. У дедов – говорит Иов, мудрость и у старших – разум. Посему пред лицом седого вставай и почитай лице старца и убойся Господа Бога твоего» (Лев.19:32). Из отношений ко всем ближним: «Не враждуй, не мсти, не лги, суди по правде, не будь переносчиком, не грабительствуй, не крадь, не утаивай и платы дня не удерживай до утра, – не дожинай нивы, колосьев, на ней упавших, не подбирай; винограда дочиста не обирай – оставь это бедным, одежды заложенной у тебя, не оставляй на ночь» (Втор.24:13). И все это и с ним однородное совершать нужно было во Имя Господа. Закон Господень руководил людей в распознавании болезней и способов лечения, в различении пищи и воздержании от всего вредного по климату той страны, в устройстве одежды и жилища. Определив со всех сторон жизнь лица и народа, Господь говорил: «исполнивший закон – жив будет им, не исполнивший – проклят, и всякая беда постигнет его, потому что над ним не будет руки благословения от Господа». Обнимая так всесторонне жизнь лица и народа, Богооткровенный закон каждое свое предписание осмысливает, как дело угождения Богу, и распространяет такое возвышение всякого дела на степень служения Богу не только на настроения души, отношения к ближнему, но и на отношения к животным и даже к видимой природе. «Не заграждай уст вола молотящего, не обремени вола твоего, не вари козленка в молоке матери его, не мучь животных, не разоряй гнезда, не засевай поля твоего двумя родами семян, не ешь плодов с дерева ранее пятого года» (Исх.23:19, 34:26; Втор.22:4, 25:4) и т. под. И совершай все это ради Господа твоего.

При таком готовом распорядке жизни, родители с радостью подвергали новорожденное дитя узаконенным омовениям, нарекали ему имя, большей частью с указанием отношений между Иеговой и человеком. Первое попечение принадлежало матери. В младенческие годы в нем пробуждали религиозные чувства и внушали заповеди. Сначала мать, а потом и отец проводили сознание и чувство дитяти по ступеням истории: вот перед дитятей – Авраам, непоколебимый в своем уповании на Господа, твердый и радующийся в испытаниях «отец верующих»; за ним восставал нежный в послушании родителям Исаак, то взирающий на собственную смерть со спокойной преданностью воле Господа, как безмерно любящего Отца; то являющийся терпеливым в лишениях, в ожидании милости Божией. За ним следовал постепенно увеличивающийся ряд видных ревнителей чистой, твердой веры, святой жизни: Иаков, Иосиф, Моисей, и многие другие, которых, по словам апостола Павла, – весь мир не был достоин.

Повести матери и отца о святых лицах, поступавших так точно, как этого требуют родители от своего дитяти, сопровождались разнообразными и по форме и по мелодиям песнями и аккомпанементом на инструментах. Какое глубокое впечатление могли оставлять в душе детей черты детства Исаака, Иосифа, Моисея, Самуила, Давида, Маккавеев! Этим и объясняется глубокое религиозное направление еврейского народа. Во всем воспитании, обучении, строе жизни проходила одна могущественная сила, овладевавшая всецело человеком: все – во славу Иеговы. С живейшей радостью ожидало еврейское дитя времени, когда его пустят в пророческую школу. Пророческие ученики вдохновлялись изучением слова Божия, молитвой, подвигом жизни, пением и музыкой до способности слышать голос Духа Божия и пророчествовать. Дорожил еврейский отрок своим правом с 12 лет посещать храм Иеговы и участвовать в служении Господу вместе со всем народом. И оставался так воспитанный молодой Израиль верным своему Господу до той минуты, когда он присоединялся к отцам своим, оставив детям добрый пример веры и жизни по закону Господа.

По отношению к непослушным детям, не хранившим заповедей Господних, Откровенный закон указывает внешние и очень строгие меры, чтобы пресечь зло в юности и не испытывать укоризны от людей и наказания от Бога за дурное воспитание детей. Пример первосвященника и судии Илия был всегда пред глазами.

Воспитание не допускало ни роскоши, ни наслаждения, которые были почти изгнаны из жизни израильского народа. Дальнейшее образование состояло, главным образом, в изучении Моисеевых книг и вообще истории израильского народа. На знание закона обращалось особенное внимание. Мальчику строго запрещалось мучить животных, разорять птичьи гнезда и т. д. При умеренности во всем, особенно в пище, требовалась опрятность; – но главным предметом отцовских попечений было возбуждение в сыне религиозного чувства и приучение его к религиозным обычаям и праздникам. На празднике кущей мальчики пели «Осанну» и махали особо приготовляемыми к этому торжеству пучками, состоящими из известных растений; они принимали также участие в отправлении пасхи, и перед субботой должны были приготовлять яства. Наконец, их брали в ежегодно отправляемое праздничное путешествие к скинии, а потом к Иерусалимскому храму, – чтобы в сердцах их прочно, на всю жизнь запечатлевались отрадные воспоминания о том, как в этих праздничных караванах собирались во славу Иеговы все семейства, где снова радостно встречались все родные и друзья, где все сливались в один народ во имя своей общей святыни. Таким образом, воспитание у евреев было вместе и обучением, которые жизненно проникали друг друга, причем все воспитание получало национально-исторический характер. В праздничных церемониях, процессиях, и т. п. узнавал молодой еврей, что сотворил Бог для своего избранного народа от самаго начала его существования, и как прославил Он и наградил достойнейших его представителей. Общественных школ долго совершенно не существовало у евреев. Высшее образование, состоявшее из искусства писать, из пиитики, медицины, начатков философии и глубокого изучения Закона, сыновья знатнейших фамилий получали от священников, или от особых домашних учителей, дети же пророков и священников – в отдельных школах. Такие школы, которые существовали уже при Самуиле, и которые, благодаря ему, достигли цветущего состояния, находились во многих городах, напр., Раме, Вифлееме, Иерихоне, Галгале и др. В них юноши, а нередко и взрослые, жили вместе со своими учителями, иногда в числе нескольких сот человек; некоторые из учеников содержались на общественный счет. Здесь изучалась также музыка и поэзия, имевшая у евреев особый, своеобразный характер, вытекающий из их религиозного миросозерцания. Изучение своей национальной поэзии неотразимо действовало на воспитание юношества, для которого, кроме того, было обязательно тщательное изучение Закона, как главного высшего предмета. Все это имело целью вызвать и укрепить в юноше истинно теократический дух, приучив его к сосредоточенному размышлению, к исследованию Писания, к молитве и прославлению Бога, к религиозному настроению, к воздержанному самообладанию. От юноши требовали: кротости, покорности, мудрости, мужества, твердости воли и обращения всех помыслов к небу. Особенно цвтущего состояния достигли эти религиозные школы, бывшие обыкновенно частными учреждениями, в царствование Давида, которому также столь обязаны были своим развитием поэзия и музыка у евреев с их глубоко-религиозным характером. Давид (около 1030 г. до Р. X.) сам создавал свои возвышенные псалмы, сам пел их и сопровождал их дивное пение игрою на арфе. Он образовал в свое царствование 4000 певцов из сословия левитов. По отношению к воспитанию он сам является учителем и совершеннейшим образцом для своего народа, подавая ему пример пламенной веры в Бога, и в Его величие, милосердие, попечение, снисходительность и долготерпение. Псалмы Давида – это, бесспорно, самое поэтическое выражение духа народа израильского. Лирика псалмопевца, неудержимо увлекающая сердце слушателя, то элегически жалобная, то возвышенная, перенеслась потом из иудейства в христианство и осталась образцом церковной поэзии. В своих псалмах Давид выразил дух своего народа, и тем могущественно подвинул его образование и упрочил коренные свойства его природы. Кроме того, Давид собственной жизнью доказал, что счастье прямо зависит от внутреннего состояния души человека, от его нравственной силы; что жизнь есть непременно борьба, в которой каждый должен остерегаться падения.

Вот в главных чертах, идеал воспитания у древних евреев, на основе ветхозаветного Божественного Откровения, которое через пророков народа израильского пролагало путь новому гуманно-христианскому воспитанию.

Поэтому, дохристианский еврейский период истории и педагогики, входит, как существенный момент, в изложение учения о христианском воспитании.

Во взгляде евреев на воспитание заключаются те же элементы, которые яснее и полнее развиты в христианстве.

Взгляд язычества и христианства на достоинство человека и на задачи воспитания.

Все более жизненные элементы древней языческо-еврейской цивилизации получили новую окраску и переработались под влиянием всеобъемлющей христианской идеи, заключающейся в откровенной религии Христа и в творениях главнейших отцов церкви. В язычестве человек значил только как средство других, посторонне-практических целей, как напр., для государства, и уважался лишь настолько, насколько он был полезен для государства, отечества, касты, сословия и т. д. По христианской же идее, напротив того, абсолютное достоинство человека заключается, прежде всего в нем самом, так как в человеке, созданном по образу и подобию Божию, непрестанно пребывает сам Бог, так как человек, по божественному происхождению своему, ближайшей задачей себе ставит сознательное уподобление себя Богу, к Которому он относится, как любящее и послушное чадо – к благому и справедливому отцу. Соединиться с Богом – вот главное назначение для каждого человека, которое олицетворил в Себе Христос, открывший человечеству эту новую Божественную религию, и которое Он поставил, как требование по отношению к каждому, сказав: «Будьте же вы совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». (Мф.5:48). В этой основной истине христианства заключается признание и оправдание бесконечного достоинства каждой человеческой личности: здесь выражено равенство и братство всех людей в Боге, как это объяснено откровенным словом Божиим. По духу этой истины человек имеет право на уважение уже потому, что он человек, сознаваемый в качестве самостоятельной, Богом признанной личности, и все человечество является единым нравственным целым, члены которого взаимно связаны между собою узами любви и справедливости. Вместе с этим, в силу той же истины, должны пасть все формы жизни, основанные на одном своекорыстии, ведущем ко вражде и насилию. Пред Богом, как пред общим Отцом, все люди – дети равны: этим уничтожается резкая противоположность между господином и рабом, мужем и женой и т. д., так как эти естественные различия не определяют более истинного достоинства человека, как самостоятельной личности. Сообразно с этим христианским принципом, вместе с жизнью глубже понимается и воспитание, изменившееся соответственно своей истинной сущности. У всех дохристианских народов, как мы видели, задача воспитания определялась вообще национальностью; в христианстве её общим определением служит человечность. Главная цель, которую поставляет христианская этика, есть подражание и последование Христу, одинаково обязательное и одинаково доступное для всех наций и состояний, и для обоих полов.

Христианство заключает в себе тот духовно-жизненный принцип, который по своей общности находит применение ко всем отношениям и условиям и обнимает собою все истинные стремления духа в науке, искусстве и жизни.

В Откровенной религии Христа глубочайшим и совершеннейшим образом выражается внутренняя природа человека, а потому христианская педагогика ставит себе задачей приблизить человека к Богу, пользуясь при этом всем, что представляет лучшего как наука, так и искусство, как природа, так и жизнь человеческого общества, и стараясь вызвать в телесно- духовном организме питомца полную гармонию всех сил и способностей так, чтобы мышление его направлялось к истине, воля – к свободе и благу, чувство – к любви, при постоянном участии разума. Но для этого конечный дух человека должен познать мир в его ничтожестве прежде, чем он будет в состоянии познать саму истину и в ней – Бога; естественный человек должен сознать себя в своей греховности прежде, чем он может стать совершенным человеком и возвыситься к Богу. Вследствие этого христианство сперва становится во враждебное отношение к миру, но только для того, чтобы победить его истиной и привести его к ней. Потому-то человеку необходимо было сперва аскетически отринуть чувственный мир, и в пламенном порыве веры возлететь к небу, чтобы потом принести на землю все небесное, истинное, совершеное – все что принимает в свое лоно и охраняет вселенская Церковь. В этом заключается весь глубокий смысл, вся победоносная сила христианства. Одним же из могущественнейших средств водворения между людьми нового, лучшего учения было, как и есть воспитание подрастающих поколений, следуя примеру Божественного Учителя. Такого высокого примера не завещала людям языческая древность; а им-то именно и были сильны новые христианские воспитатели.

Иисус Христос идеал для воспитания и образец совершеннейшего учителя. Заповедь Его об отношении к детям. Принцип и цель воспитания по учению Иисуса Xриста: Полная и повсюдная применимость его.

Иисус Христос, Бог и вместе совершеннейший человек, стоит во главе всего созданного им нового христианского времени. Он представляет собой то, чем должен быть каждый человек: единство мыслей, чувств и действий в Боге. Он же даровал и вечный идеал для воспитания: каждый христианин должен, смотря по прирожденным ему способностям, стараться уподобиться Христу, т. е. победить в себе своекорыстную природу и образовать из себя свободную личность, стоящую в сознательных и разумных отношениях к Богу, людям и природе. Это требование Христос осуществил в собственной жизни и утвердил примером, как истинный учитель и воспитатель человечества. Он открыл людям самую глубокую мудрость, что Бог есть Дух, которому и поклоняться должно духом и истиной; возвестил самую высокую истину, что Бог существенно живет в человеке, по мере подчинения и согласования его воли с волею Бога, и указал самое достойное призвание: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, – это первая и большая заповедь; вторая подобна ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Лк.10:27). Это – абсолютная истина, учение для всех времен, усвоение и применение которого определяет назначение и для всего человечества. Христос совершеннейший образец учителя, как человечества, так и каждого отдельного человека, есть вместе и идеал для воспитания развивающегося человека – дитяти; в примере его мы видим образец для правильного развития дитяти. (Лк.2:40:52). История Его детства именно показывает, что истинно почитающий Бога непременно чтит и своих родителей, и в то же время с самоотвержением служит общей нравственной цели жизни. Иисус Христос, еще будучи отроком, обнаружил живое сознание того, что царство Божие выше семейных уз: «Или вы не знали, что мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» (Лк.2:49). Но не смотря на то, Он подчинял Свой свободный дух родительской воле, когда она вызвала Его из храма, где хотелось Ему помедлить. Посещением храма Он освятил это дело религии; пребыванием между учителями – почтил науку; послушанием родителям признал покорность сыновней любви; сперва выслушивая и потом вопрошая – Он указал путь, по которому идет и всегда должно идти раскрытие и усвоение всякой живой истины. Так, «Иисус преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков». (Лк.2:52). Достигнув даже наивысшей степени Богочеловеческого развития, Он никогда не забывал тех, на груди которых провел Свое младенчество: среди предсмертных мук на кресте Он поручил Матерь Свою любимейшему из учеников Своих.

Детский возраст с его естественностью должен быть идеальным миром и для каждого истинного учителя. Иисус Христос должен служить для него образцом совершенного учителя и по мудрости, и по любви, и по вере в Свое учение, и по его осуществлению. Глубочайшую мудрость Он выражал всегда в самой доступной и вместе в самой совершенной форме. Привлекательно, понятно, ясно и убедительно было Его учение для детски чистых душ Его слушателей, так как оно отвечало сущности человека. Примеры Свои Он черпал из природы – этого верного отражения всего вечного и родственно близкого для человека; доказательства Свои Он основывает на законах и требованиях человеческого разума. Своими сравнениями и образами Он действует прямо на сердце, и через него направляет волю Своих учеников. В поучениях Своих Он заимствует содержание непосредственно из самой жизни, а потому и влияет ими прямо на жизнь. Его слово духовно и жизненно: оно могущественно возбуждает дремлющие силы души и устремляет их к самоотвержению, к нравственно-религиозной деятельности. Какова цель учения – таковы были и Его средства. Если совершенство учителя можно измерять числом и достоинством его учеников. – то и в этом отношении Христос является совершеннейшим и вечным Учителем человечества, число последователей которого быстро росло, постоянно растет и вечно будет расти на земле. Проповедуя всем верующим приближение царства Божия, Христос пред всеми чистыми, восприимчивыми сердцами раскрывает и Свое сердце, и замечая в Своих слушателях самоотверженную любовь и преданность, посвящает их в глубочайшие тайны своей религии. И не всем в одинаковой форме предлагает Он Свое учение: пред народом говорит Он в притчах; пред тесным же кружком испытанных учеников Своих Он ограничивается одними краткими изречениями. Но даже и лучшим ученикам Он сообщает не все вдруг, а каждый раз лишь столько, сколько могут воспринять они духом; оканчивая беседу с ними, Он, конечно, мог бы еще много сказать им, но они не были в состоянии усвоить массу новых истин, пока не созрели в душе уже слышанные.

В учении и делах этого совершеннейшего Учителя вообще заключаются все вечные основы педагогики, которым в будущем предстоит лишь дальнейшее развитие и применение. Так как назначение Свое Христос видел не в уничтожении прежнего закона, а в его усовершенствовании; поэтому Он не только не пошатнул основания нравственной жизни и воспитания – брака, но напротив того, сделал значение его из внешне-формального – внутренне-духовным. «Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф.5:28). «Оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть» (Еф.5:31). В отношении детей Он требует высокого уважения и признания их личного достоинства. «Истинно говорю вам: кто не примет царства Божия, как дитя, тот не войдет в него», «И обняв их, возложил руки на них, и благословил их». (Мк.10:15–16). И Он сказал: «кто примет одного из малых сих, во Имя Мое, тот Меня примет; одного из малых сих, верующих в Меня, кто соблазнит – тому лучше было бы, если бы жерновный камень повесили ему на шею и бросили его в море». (Мк.9:42). «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих, ибо сказываю вам, что ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего небесного». (Мф.18:10). Дети с их преданностью и покорностью, с их беспритязательной простотой и невинностью, с их простосердечием и любовью, с их откровенной прямотой и восприимчивостью ко всему прекрасному и божественному являются в главах Христа образцом высочайшего совершенства, какого только может сознательно достигнуть человек, тогда как дети обладают этим совершенством бессознательно. Поэтому Он взывает к своим ученикам о том, чтобы они опять сделались такими, как дети, освободились от всякого тщеславия и честолюбия. Поэтому же на вопрос их: кто будет из них больший в царстве Божием? – Он отвечает: «Кто умалится, как это дитя, тот и больший в Царстве Небесном». (Mф.18:4). Родителям Христос проповедует о преданной любви в деле воспитания их детей и указывает на отца, который даже блудного сына по его возвращении принимает радостно в свои объятия. Но в то же время, остерегая от ложной любви к детям, которая ради них забывает о высшей цели для человека, Он напоминает, что «любящий сына или дочь свою более Его, недостоин Его». (Мф.10:37) Христос признает всю важность телесно-духовного воспитании детей, однако, воспитание духа в Его глазах выше и важнее развития тела и приобретения вещественных сокровищ, ибо: «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф.16:26). «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут. Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше – там будет и сердце ваше». (Мф.6:19–21). «Ищите же, во-первых, царства Божия, и правды Его – и все это (земное) приложится вам». (Мф.6:33). Но как же достигается это царство? «Царство Божие не пища и не питие, но праведность и мир, и радость во св. Духе» (Рим.14:17). «Вот свет живой, который и просвещает всякого человека, идущего в мир». На этих основаниях установил Христос вечно–истинное понятие о воспитании, – его принцип и цель. Воспитание человека по духу Евангелия и есть извлечение его из низменности и чувственности (ибо первородный грех есть и в детях), и возвышение его к божественному совершенству через развитие в человеке истины, свободы и любви в их гармоническом единстве. Этот христианский принцип, не различающий ни национальностей, ни состояний, ни полов, стоит во главе всевозможных воспитательных теорий, так как он совпадает со стремлением человеческого духа к свободе и самобытности, находит полное применение в практике, подходя ко всевозможным условиям, и не отвергает никаких духовных потребностей, выражающихся в науке и искусстве; он, этот принцип, исключает лишь то, что враждебно и опасно нравственной свободе человеческого духа.

Основы её. – Отношения между детьми и родителями. – Воспитатель н наставник по Новому Завету. – Идеал и практика воспитания у Апостолов.

Новозаветная история наглядно представляет нам картину первоначального состояния и распространения христианства. Древнейшая христианская община была в глазах язычников только новой сектой среди иудейства, которая верила уже в пришедшего, Богом обетованного Мессию, искупившего род человеческий. Апостол Иоанн, и затем апостол Павел, обладавший всей ученостью тогдашнего времени и правами римского гражданина, особенно ясно развили в своих творениях всемирное значение новой откровенной религии, в противоположность иудейскому партикуляризму и показали новым христианам, что Божественный Учитель пострадал ради спасения всего человечества. Таким образом, христианство явилось в глазах людей тем, чем оно и должно было быть, т. е. всеобщей, всемирной религией, в которой примирение человека, с Богом возможно единственно через Христа, т. е. через неуклонное последование Ему в духе истины, свободы и любви. Но, кроме этого, субъективного условия необходимы еще объективная милость и благость Божия к людям, ниспославшая им Искупителя, так что небесная награда за гробом не зависит от одной воли человека, – но от Божественной Воли. Человек, по учению боговдохновенного апостола Павла, будучи создан по образу и подобию Божию (Деян.17:26–28), стоит во главе творения и представляет собою микрокосм. Сотворенный из земли и одушевленный духом Божиим, он обладает вечноживой душой. Жизнь духа существенно обнаруживается в мышлении, желании и чувствовании; мышление направляется к познанию Бога и всех вещей, пробуждает чувство и определяет волю.

На этой именно теологии и антропологии Евангелия основывается и новая евангельская и апостольская педагогика. Она начинается вновь установленными понятиями о браке, как о таинстве, преобразующем союз Христа со Своей общиной, т. е. церковью. Моногамия навсегда признана и освящена. Муж, оставаясь главой семьи, подобно Христу – главе Церкви, – является в семье не владыкой, а защитником и попечителем: «мужья, возлюбите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь (собрание верующих) и предал Себя за нее» (Еф.5:25). Отношение родителей к детям должно быть подобно отношению Бога к людям, т. е. основываться на любви и справедливости. Дети только поручаются от Бога на попечение родителей, которые поэтому ответственны за их душевное развитие. В обхождении с детьми, даже в самых наказаниях, предписывается кротость и любовь: «И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем (Еф.6:4). За это дети обязываются повиновением и почтением к родителям, не из одного страха наказания; не из расчета только, – но из любви и страха Божия: «Вы, дети, почитайте родителей ваших, ибо это легко вам». «Воспитатель и учитель призван от Бога, ибо заповедь «паси овцы моя! относится и к нему». «Повинуйтесь наставникам вашим», говорится к обучаемым, «и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет» (Евр.13:17). Но истинный воспитатель должен прежде воспитать самого себя в истине и добродетели: «Ты учишь других, а не учишь себя самого; ты проповедуешь, что не должно красть, а сам крадешь». (Рим.2:21–22). От учителя и воспитателя требуется самоотвержение и вера в свое дело и в высшую помощь. «Я потрудился более всех, говорит апостол Павел, – но не столько я, сколько благодать Божия, пребывающая во мне». (1Кор.15:10). Христианские апостолы и проповедники, подобно древним пророкам, ходили по селам и городам и, собирая вокруг себя тесный круг учеников, учили юношей и взрослых, образуя из них будущих учителей, и посылая их или во вновь образующиеся общины, или к иудеям и язычникам на дело проповеди. Таким образом, они практически осуществляли новозаветные принципы духовно–нравственного воспитания, и при том с тем успехом, который всюду сопровождал первоначальное распространение христианства и упрочил его в возраждающемся человечестве.

Основоположения воспитания, преподанные Спасителем, учениками Господа приближены к сознанию верующих новыми чертами и новыми подобиями. Основа воспитания – святая семья. Апостол Павел, в связи с притчей Господа о 10 девах, называет Церковь – невестой и Спасителя – Женихом её, и по отношениям Господа и Церкви построяет отношения мужа и жены. «Как Церковь повинуется Господу, так жены повинуйтесь своим мужьям во всем. Мужья любите своих жен, как и Господь возлюбил Церковь и предал Себя за нее». (Еф.5:24–25). В силу такого Богоподобного построения отношений между родителями и отношения родителей к детям должны носить те же черты Богоподобия. Бог есть Любовь и все Его действия суть проявления только любви. Отношения родителей к детям должны дышать одною любовью. Дети – дар Божий, Его собственность. Они даны на время родителям для упражнения родителей в Богоподобной деятельности воспитания отдельных личностей, как Господь воспитывает Своей любовью все человечество. Любовью родители должны воспламенять сердца своих детей в любви их к Господу, так как на земле родители представители Господа. В силу такой, по образцу Божию, воспитанной любви, родители остерегутся раздражать детей своих; они не будут наказывать их по своему произволу, но постараются уподобиться мудрости Божией, скорой на милость и медленной на гнев. Как верующий, подобно Аврааму и Иову, в злоключениях жизни видит любящую руку Отца Небесного; так дитя среди самых наказаний, которым подвергнут его родители, должно сохранить веру в их любовь к нему. Дитя должно приучаться совершать добрые дела, как Богоугодное дело во славу Божию. Наставления родителей и воспитателей должны предусмотреть опасность, чтобы доброе поведение не было только наружным исполнением благочестивых обрядов и форм Богослужения, но было служением Богу в духе и истине и проникало сокровенные изгибы душевной жизни и вытекало из радостной преданности своему Господу. «Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем (Еф.6:4), дабы дети не унывали». – Св. Апостол словами: «в вас должны быть такие же чувствования, какие и во Христе Иисусе» (Флп.2:5), указывает и взрослым, и детям первообраз, к которому в Церкви взрослые сами приходят, а детей приводят. По бесконечному разнообразию совершенств Первообраза, все уподобляющиеся Ему сохраняют свою личность и проявляют дары Духа (1Кор.12:1–31) в неисчислимо разнообразных видах, составляя таким образом полноту Церкви Божией.

Направляя свою деятельность к воспитанию человека для христианства, св. апостолы указывали на необходимость устойчивости в деятельности с соблюдением всех условий разумной христианской деятельности. Наставники, подобно пастырю доброму, неусыпно пекутся о душах наставляемых: учащие из них должны пребывать в учении, увещатели – в увещании, все – в великом терпении должны стремиться к самоусовершенствованию (Рим.12:7–8). «Стремлюсь, говорит Апостол, не достигну ли я, как достиг меня Христос» (Флп.3:12). Наставники должны быть мудрыми в применении наставлений – детей питать детской пищей, взрослым преподавать возвышенные истины. Сколько любви полагали первые ученики Господа, видим из примеров св. Павла и Иоанна. Вот смиренный Павел говорит: «я старался быть всем для всех, чтобы спасти их (1Кор.9:22). Я более всех потрудился, но не я, а Христос совершил Свою силу в немощи моей (1Кор.15:10). Если я проповедую, ничего в том нет достойного похвалы, (1Кор.9:16) я должен это делать ради возлюбившего меня Господа, когда я был врагом Его, гонителем Его Церкви, извергом (1Тим.1:13). Дивно ли, если мы возлюбим Того, Кто возлюбил уже нас? Горе, если я не тружусь» (1Кор.9:16). – Или представим себе учителя любви – Иоанна Богослова не только по его посланиям, но и в его попечении о юноше, врученном епископу, но потом ушедшем в шайку разбойников. – «Сжалься надо мною, сын мой» – возглас Иоанна в минуту погони мирного старца за вооруженным начальником разбойничьей шайки – какая дивная иллюстрация в жизни ученика к словам Учителя-Господа, как Он оставляет 99 овец и бегает по горам, отыскивая одну пропавшую.

Ученики св. Павла готовы были вынуть очи свои ради (Гал.4:15) него, и Учитель просил Господа лишить его Царства Небесного, лишь бы только спаслись все единоплеменники его. (Рим.9:3). На таких началах стало созидаться христианское общество, отличившееся сколько внешними формами жизни (обряды таинств и Богослужений), но еще более внутренними основами жизни. Выражения: новый человек, новое творение Божие, добрая ветвь, храм Духа святого и т. п. были точным обозначением многообразных сторон нового мира, воссозданного Иисусом Христом. – Такое преобразование родителей влекло их скорей ввести детей в наследие блаженства, присущего уже отцам. Отсюда происходило не только домашнее воздействие родителей на детей, старших на младших, но и настоятельное желание родителей, за порукой их, крестить младенцев и вести их в Церковь. Допущением крещения младенцев совершен Церковью великий акт христианского воспитания: дитя не только находилось под внешними впечатлениями христиан, принявших на себя обязательство воспитать по христиански сих малых, но на крещенных детях почивала сверх того и благодать Св. Духа, совершавшая таинственное охранение младенческой души от зла и укрепление её в началах правды, мира и радости во славу Божию.

Достойны глубокого внимания те немногие факты воспитательного характера, какие мы знаем из апостольских времен. Св. Павел говорит о юном епископе Тимофее, что он с младенчества знает Божественные писания, способные умудрить его во благое, и Павел хочет сохранить уверенность, что в Тимофее и ныне пребывает та не лицемерная вера, которая прежде обитала в бабке его Лоиде и матери его Евнике (2Тим.1:5). Книга Деяний Апостолов повествует – то о крещении всего дома начальника темницы, то о присутствии юношей на ночных собраниях верующих. Эти факты поясняют наставления Апостола о различии наставлений старцам, мужьям, женам, вдовицам, юношам, девам, что отражалось так радостно на обновлении душ крещеных или приготовлявшихся к крещению. В жизнеописании св. Иоанна Богослова говорится, что он, один раз окруженный детьми, смотрел, как дети стреляли из лука. Пришедший со стороны мудрец побеседовать с Иоанном, осудил в душе Иоанна за праздность и детские забавы и удалился. Прозорливый Апостол возвратил мудреца и предложил ему взять лук и натягивать тетиву более и более. Мудрец сказал: «больше нельзя: она порвется». Апостол прибавил: «так, брат, и детские силы нельзя постоянно упражнять в трудных делах изучения и разумения Божественных истин».

Быстрота распространения христианства. – Жизнь в первой христианской общине. – Семейная жизнь, – Заботы о сиротах. – Воззрение на слуг. – Преобладающее влияние женщины в деле воспитания. – Простота быта, – Воспитательные примеры.

К концу первого столетия последователи нового учения уже были рассеяны по Малой Азии, Греции. Италии, по островам Средиземного моря и по северному берегу Африки, а около 200 года – уже по всем провинциям Римского государства. Чрез 300 л. по Р. X. половина населения Римской империи была уже христианской, и тысячи христиан собирались в крепкие общины в пограничных с нею землях. Безотрадная пустота падавшего язычества – с одной стороны, и внутренняя сила христианской истины – с другой, достаточно объясняют победу этой новой спасительной религии. Тем высоким правам, которые предоставляла она человеку, как гражданину всего человечества, не могли быть противопоставлены права и преимущества римского гражданства, и её духовную силу не могла победить внешняя, материальная сила её гонителей. Среди крепких духом христианских общин, развивалась дивная, небывалая жизнь. Их граждане были счастливы своими правами еще в ином, неземном царстве, и их пламенное одушевление не могло быть охлаждено ничем земным. У них нередко не было частной собственности, столь часто порождающей вражду и эгоизм, но все было общее; и хотя многие из них принадлежали к бедным и низшим классам общества, однако, между ними никто не терпел материальной нужды, так как люди богатые продавали свои дома и поля, и слагали имущество свое в общую кассу – достояние бедных и неимущих. Принцип солидарности здесь впервые выступил в истории с таким величием и выполнялся с такою последовательностью, стремясь к своему дальнейшему развитию; место прежнего начала разъединения в интересах здесь заступило начало дружного гармонического соединения. В этих необыкновенных для тогдашнего мира общинах практически с упорной энергией проводилась мысль; – «все для каждого, и каждый, для всех», как в нравственном, так и в материальном отношениях, ибо каждый отвечал перед Богом за душу своего ближнего, которого он мог спасти, как за свою собственность. Своекорыстие не могло развиваться там, где всех соединяла воедино братская любовь, вышедшая из основной христианской идеи о сыновних отношениях человека к Богу.

Семейная жизнь, столь же воспитательно действовавшая на юношество в духе новых начал, устроилась на подобие храма Божия. Общее духовное пение и общее чтение священного Писания входили в круг ежедневных занятий христианской семьи. Отношения между мужем, женою и детьми уравнивались также одинаковостью отношений их к Богу. Прежнее отвержение собственных детей, их корыстная продажа им хладнокровное умерщвление стали теперь невозможны и преступны. Даже сироты и подкидыши нашли убежище в чужих семействах, как в родных, или во вновь устроенных благотворительных учреждениях, не существовавших в язычестве даже в цветущую пору его цивилизации.

Церковные соборы прямо вменяли в обязанность епископам, диаконам и священникам, стоявшим во главе общин, принимать к себе таких бесприютных детей, поручать опекунам или даже воспитывать на счет Церкви. В церквах Востока начали устраивать воспитательные дома, которые распространялись потом и на Западе. Число сиротских домов для сирот и найденышей впоследствии, постоянно росло; в IV столетии был учрежден первый воспитательный дом в Константинополе, а в VIII – уже в Милане.

В дитяти уважались его человеческие права, его человеческая личность, отражающая в себе образ Божий. Женщина мать видела для себя высочайший образец в Богоматери Марии. Самые слуги в доме рассматривались не как рабы, а как ближние, и обязывались также содействовать делу воспитания детей. Естественное чувство материнской любви нашло себе самое идеальное выражение, самую крепкую нравственную поддержку, только в христианстве, когда женщина получила преобладающее влияние на нравственное воспитание подрастающих поколений. То, что прежде было исключением, в христианстве стало основным приципом, и воспитательная роль матери стала даже выше мужской. Мать – христианка благоговела перед природой дитяти, которую превознес и возвеличил Сам Божественный Учитель своим словом и примером. Она верила, что к её ребенку самим Богом назначен особый Ангел-Хранитель, и потому тем самоотверженнее отдавалась своему призванию – раскрыть образ Божий в своем дитяти, т. е. привести его к всестороннему совершенству. Вследствие этого предметом первых её попечений было не мертвое научение букве закона, но напечатление христианского благочестия и христианской любви в сердце дитяти.

Весь внутренний быт первоначальной христианской семьи был крайне прост, в противоположность прежней языческой роскоши. Мать, даже при богатом состоянии, сама кормила детей своих; если же она сама погибала на деле мученичества, она была уверена, что дитя её не останется без призрения со стороны общины. Попечение о сиротах считали своим особенным призванием христианские девушки. И в пище, и в одежде, и во всей обстановке приучали детей к простоте, стараясь внушить им, что все внешнее имеет значение лишь настолько, насколько оно служит выражением внутреннего. Девочки учились у матерей домашнему хозяйству и благотворительности; сыновья обучались отцами ремеслам и мужественному служению идее. Примеры частого мученичества и добровольных христианских подвигов глубже действовали на юношескую волю, чем все увещания и наказания. Особенно в обыкновении было дело посещения больных, заключенных, по дарованной Христом заповеди. Вообще семейное воспитание нашло самые твердые основания и достигло самого полного развития только в христианстве; все оно построилось теперь на любви и уважении к детской природе, следовательно – и на уважении к свободному развитию человеческой личности. Чистейшим источником этих начал служит Евангелие. Педагог, говорит Пальмер⁶¹, знающий наизусть и Руссо⁶² с Дистервегом⁶³, и Нимейера⁶⁴ с Шварцем⁶⁵, и Песталоцци⁶⁶ с Фребелем⁶⁷, еще далеко не стоит на прямой дороге, если он не узнал и не оценил высоких начал новозаветной педагогики.

Причины возникновения школ христианских. – Печальное положение школ и науки в период упадка Римской империи. – Возникновение христианских школ в видах апологетических. – Катехумен и его назначение. – Четыре класса оглашенных и их обучение – Посещение христианскими детьми и юношами языческих школ. – Повод к возникновению у христиан собственных школ. – Учебные предметы. – Характер школы «катехитов» в Александрии и предметы, преподававшиеся в ней. – Методы обучения.

Апостолы и первые последователи Христа были преимущественно заняты проповедью Евангелия взрослым, избирая местом для этого и иудейские синагоги, и языческие аудитории, и городские площади и улицы. На детей они желали действовать посредством родителей. Но так как крещение каждого предполагало знание веры, а потом и Священного Писания, читать которое стало теперь необходимостью, то это обстоятельство вызвало в христианстве возникновение особенных школ, существовавших, одновременно, рядом с языческими. По свидетельству лучших писателей древности, ученые в период упадка Римской империи все более и более проникались духом ремесла и пошлостью низших классов общества, и не только утратили самостоятельность воззрений и сознание своего личного достоинства, но стали терять даже свое внешнее значение в обществе. Став в полную зависимость от публики и от своих учеников, учители начали заботиться не о своем знании, а лишь о том влиянии, какое оно может доставить; ученики же, занятые одной формой, не обращали внимания на самое содержание. Главной целью домашнего воспитания сделалось даже не образование ума и изящного вкуса, а одно приобретение средств к жизни. Наконец, образовался взгляд на науку, как на что-то замкнутое само по себе. Перестав быть источником истинного внутреннего образования, и главным элементом внутренней жизни, наука сделалась сухой школьной мудростью, делом одной памяти. Общество удовлетворялось собиранием одних материалов; все знания были заключены в энциклопедии и учебники. Подобное состояние науки и ученого сословия неизбежно должно было отразиться и на воспитании юношества. Влияние христианской литературы на образованность начинается несколько позже появления книг Нового Завета. Но как скоро христианство проникло в высшие сословия, сама собою возникла потребность защищать новую религию от обвинений, возводимых на нее язычниками, в особенности учеными, и это имело последствием, что христианское учение, прежде доступное одному сердцу, стали поддерживать также логическими доводами. Таким образом, христианское учение вошло в тесную связь с научными понятиями и философией древности, и потому понадобились школы, как для образования пастырей и учителей, так и для апологетической борьбы с учеными его противниками (Шлоссер). Первым, главнейшим потребностям новой христианской образованности вначале удовлетворял «катехуменат» – учреждение, предназначавшееся на первое время не только для детей, но также для лиц всякого возраста, всех национальностей, сословий и степеней образования, и имевшее целью не одно обучение, но и введение своих членов в новый христианско-аскетический образ жизни. Катехумены, т. е. ученики, – оглашаемые, наставляемые в вере в Отца, Сына и Духа Святаго, и упражнявшиеся в христианском образе жизни, делились сперва на два, а впоследствии на четыре класса. Классы эти обозначали те степени, которые они должны были проходить прежде, чем допускались к крещению. Смотря по степени познаний и христианского развития катехуменов, они или вовсе не допускались к участию в церковном назидании, или были только слушателями при чтении Священного Писания и проповеди на церковных собраниях; но перед началом совершения таинств удалялись. Перешедшие в класс «припадающих» уже могли присутствовать при чтении известных церковных молитв, а особенно читаемых за них; но должны были стоять при этом на коленях; затем они, приняв рукоположение, уже совершенно принимались в общину взрослых, в качестве кандидатов на принятие крещения. В продолжение этого приготовления к христианству все обучение состояло в усвоении существенных особенностей христианской религии, главным образом в форме выучиваемых на память вопросов и ответов (катехизиса).

Кроме катехуменатов – других школ в первые времена христианства вовсе не существовало. Если родители не могли сами научить своих детей читать, писать и считать, и не имели средств содержать для них особого учителя, в таком случае они посылали их в публичные языческие школы. Христианские юноши в первые века христианства также посещали высшие учебные заведения язычества и изучали языческих классиков; многие даже старались основательно усвоить себе все формальное образование и ораторское искусство греков и римлян. Сами духовные лица, как напр., Григорий Богослов и Василий Великий, находились в дружественных отношениях с софистами. Когда же прекратились преследования на христиан, получивших, таким образом, возможность продолжать свое внутреннее развитие, когда христианская религия стала терпима в Риме (313) при Константине Великом, который, наконец, сам на смертном одре принял крещение, – тогда некоторые представители восстали против обучения детей у язычников, и требовали полного и основательного христианского образования для христианского юношества. Это и было первым поводом к учреждению новых, самостоятельных христианских школ. Уже в конце II столетия известен Протоген, который в качестве учителя успешно занимался высшим образованием христианских юношей. В возникших потом у христиан собственных начальных школах учебными предметами были: чтение, письмо, пение псалмов и изучение на память текстов Священного Писания, что тогда было необходимо для соблюдения его в чистоте, сохранить которую было трудно по недостатку книг и по самой новизне его среди языческой жизни и образованности. В высшем, ученом образовании в первые века христианства языческие и христианские элементы, как видно, тесно соприкасались и входили друг в друга. Но вскоре явилось стремление точнее определить отношение этих двух факторов образованности соединить нх, в чем можно, внутренним, органическим образом. Эту задачу примирения язычества и христианства в высшем образовании, в науке, приняли на себя: знаменитая «Школа катехетов» в Александрии и потом отвергнутые Церковью гностики. И, действительно, Александрия была самым удобным местом для сближения греческой науки и христианства, так как здесь был главный центр древне-классической учености; здесь иудей Филон старался гармонически согласовать учение Моисея с философией Платона; здесь язычники и иудеи, философы и риторы, духовные и светские – все общими силами стремились разработать науку до возможной глубины и многосторонности. Этой же цели отчасти стала служить школа катехетов. Сначала она была устроена только для взрослых язычников, желавших перейти в христианство, и потому нуждавшихся в основательном ознакомлении с ним. Но мало-помалу в ней начали открывать ученые чтения о христианстве; наконец, присоединили к этому основательное преподавание философских наук, стараясь также привлечь в школу как христианских юношей, так и молодых языческих ученых, которых желали приготовить и обратить в христианство, вступавшее теперь на путь ученой пропаганды. Таким способом школа катехетов превратилась, собственно, в теологическую академию, где ученым образом истолковывалось Священное Писание, и исконные христианские догматы пытались обосновать философски. Но вместе с тем, она обнимала и все другие христиански-воспитательные цели, соединяя христианскую образованность с изучением пригодного для неё материала из языческой литературы: так здесь занимались и классической философией неоплатонизма, пользуясь всей этой ученостью к защищению христианства против язычества, равно как и к критическому очищению источников христианского вероучения, к его экзегетическому истолкованию. По этой же причине из языческих писателей установился особый выбор, определяемый христианской точкой зрения на них, так что одни из классиков заняли первое место в круге тогдашнего учено-христианского образования, другие же отодвинулись на второй план. Светские науки, говорит Василий Великий, подобны листьям, которые служат украшением для древа христианского познания и охраной для плодов его. На этом основании Александрийская школа катехетов считала для себя главным предметом истолкование Священного Писания, но вместе с тем, принимала в круг преподавания: философию, геометрию, грамматику и риторику. Учители её, не занимавшие никаких особенных церковных должностей, не получавшие никакого определенного жалованья, кроме вознаграждения со стороны слушателей, могли добровольно выступать на эту деятельность или назначать себе помощников. Метода обучения их вначале состояла в вопросах и ответах, в катехизировании; отсюда – и название их «школы катехетов» – и название их науки – «катехетика». Искусство христианской проповеди, которая имела целью назидание простой, необразованной массы и требовала поэтому особой обработки формы, также простой и общедоступной, теоретически изучалось в гомилетике. Так, в начале под катехетикой разумелось только известное обучение, необходимое для того, чтобы сообщить катехуменам начальное познание основных догматов христианской религии и приготовить их к принятию христианства, последним результатом какового обучения было крещение; теперь же понятие о катехетике получило в Александрии самое обширное значение, обнимавшее весь круг ученого и практического образования христианского юношества. Учители катехетов брали на себя обязанность как христианско-философского образования светских людей, так и приготовления будущих духовных учителей веры к их церковному призванию. Для последних знание философии почиталось тем необходимее, что она признавалась полезнейшим средством для должного основательного знания и понимания христианской религии и для полемики и борьбы с ересями.

* * *

Отсутствие строгой системы и обилие отдельных наставлений о сущности и задачах воспитания. Сущность этих требований.

Теоретической педагогики в собственном смысле в первые века христианства вовсе не существовало. Размышления, требования, пояснения и наставления главнейших отцов Церкви о воспитании не представляли строгой определенной системы. Они состояли из отдельных требований и пояснений о сущности воспитания, одинаково необходимых для выполнения со стороны каждого христианина в его ближайшем кругу. Все требования эти сводились к сохранению христианской религии именно: исконной нефилософской веры первых христиан, так как она исключительно занимала дух её пламенных последователей; все же светские науки и искусства сами по себе в их глазах не имели никакого значения. Иные признавали их служебную пользу по отношению к христианству; иные же, напротив того, резко противополагали христианскую науку языческой и осуждали на погибель все языческое и все светское.

h6 Разделение святоотеческой письменности на периодыh6 . – Замечания о важности писаний мужей апостольских и апологетов древнехристианской Церкви, для всех времен и для всех христиан. – Задачи, предстоявшие мужам апостольским и вытекавшие из разности основ воспитания в язычестве и христианстве. – Греховность человечества. – Средства возрождения. – Внутренний опыт веры, необходимый и для детей. – Средства воспитания у первенствующих христиан. – Мысли св. Ермы о созидании Церкви Божией в сердцах верующих. – Наставления св. Игнатия Богоносца об единении всех христиан в вере и о воспитании детей в этом единении. – Наставления св. Поликарпа, еп. Смирнского, о воспитании детей в страхе Божием. – Картина учения и воспитания того времени, передаваемая св. Иринеем Лионским.

Вся святоотеческая письменность от времен апостольских до отпадения западной половины Церкви от восточной (ок. 867 г.) делится на два больших периода и каждый из них еще на два отдела: первый период простирается от 70 – до 313 года и заключает в 1-м отделе (70–140 г.) – ближайших преемников апостольского предания, которые называются «Мужами апостольскими»; во 2-м (140–313 г.) – отцов Церкви, известных под именем «апологетов христианства» и непосредственно следовавших за ними учителей. Второй период, подразделяясь также на два отдела, обнимает время от начала четвертого до половины девятого века, именно: в l-м отделе св. отцов IV и V веков, блестящих для христианского просвещения, – во 2-м остальных отцов и учителей Церкви (с VI до пол. IX в.).

«Не многочисленны писания, дошедшие до нашего времени с именем мужей апостольских: от св. ап. Варнавы мы имеем одно послание, от св. Климента римского – два, от Игнатия Богоносца – семь, от Поликарпа Смирнского – одно и от Ерма книгу «Пастырь»; но эти творения весьма ценны для нас, благодаря особому значению их священных авторов в истории христианской Церкви. Мужи апостольские – очевидцы деяний св. апостолов, слушатели живых наставлений их, вместе с апостолами трудившиеся в благовестии Христовом и непосредственные преемники их в деле устроения церкви Божией на земле. Посему в своих писаниях они являются непоколебимыми столпами православной истины, свидетельства которых (о богодухновенности свящ. кн. В. и Н. завета, о подлинности наибольшей части⁶⁹ новозаветного канона, о всех существенных догматах христианства, о иерархии и таинствах, каковые верования и учреждения составляют основание и необходимую принадлежность Церкви Православной) не дерзает отвергать даже вольномыслие ереси: они передали нам только то, что слышали от св. апостолов и чему научены были Духом благодати, обильно почивавшим на них. Возможно большее распространение таких творений несомненно полезно и необходимо.

Писания апологетов имели важное значение в истории христианства, – важное значение имеют и для настоящаго времени.

Прежде всего в писаниях апологетов древнехристианской Церкви и непосредственно следующих за ними отцов находятся весьма важные свидетельства, относительно подлинности всех новозаветных книг Св. Писания⁷⁰.

Затем, обращаясь в среде языческого общества, они разрушали несправедливые предубеждения против христианства и, представляя его учение во всем божественом величии и красоте, вразумляли и просвещали людей, искавших истины и духовно-религиозного удовлетворения, и медленно, но успешно пролагали пути к распространению и торжеству христианской веры. Кроме того, писания древних апологетов близко соприкосновенны и к той богословской науке, которая занимается вообще защищением и раскрытием божественного достоинства, христианского веро– и нравоучения. Апологетика в смысле науки образовалась в новейшее время; но как по происхождению своему, так по содержанию и внутреннему достоинству она находится в тесной связи с письменностью первых веков христианства, когда трудами апологетов были положены главные основания, намечены существенные черты, преподаны первые правила или приемы в деле обороны святой Богооткровенной истины. А в наше время – время с одной стороны, усиленной критики первоисточников откровенной и частнее – христианской истины, с другой – произвольного рационалистического, будто бы научного религиозно-морального синкретизма, приходится также отстаивать, прежде всего, основоположительные вопросы веры и Церкви о творении мира и промысле Божием, о назначении человека в мире, нравственной свободе и вменяемости его, отрицаемых во имя среды и наследственности или даже во имя происхождения его от животных, о бессмертии души, воскресении мертвых и мздовоздаяния за гробом, о Божеском достоинстве и искупительных заслугах для нас Иисуса Христа, об основании Им Церкви на земле и божественно-чудесном направлении её, как непогрешимой учительницы и руководительницы людей к вечному спасению и т. п. «Как положительная, так и отрицательная задача современной христианской апологетики». – читаем мы в переводной статье из Beweis des Glaubens 1865–1866 гг. «Апологетическая деятельность древней Церкви и её значение для настоящего времени, – хотя – во всяком случае – та же самая, какая была задачей первых веков христианства, но она гораздо глубже: отрицательная потому, что здесь предстоит борьба не с такой духовной жизнью, которая тоскливо, хотя и безсознательно, рвалась к христианству, а скорее с такой, которая отвернулась от христианства вследствие пресыщения и недовольства им, а – следовательно, апологетика нашего времени должна иметь дело не с незнанием истины, а с отпадением от неё. Положительная задача современной апологетики так же глубже, потому что в наше время дело идет не о том, чтобы раскрыть указания на христианство, заключающиеся в природе человека и в историческом развитии человечества, а о том, чтобы истины, перешедшие в сознание современников из самого же христианского Откровения, отделить от примешавшихся к ним не христианских воззрений, представить их перед взорами современников в их первоначальной чистоте, доказать их происхождение от буквы и духа Евангелия и раскрыть в них узел, связующий блудного сына, хотя и бессознательно для него, с небесным отчим домом. Но из того, что задача современной апологетики глубже, чем – апологетики первых веков Церкви, вовсе не следует, что тогдашняя борьба принадлежит исключительно прошедшему и не имеет никакого значения для той умственной борьбы, которой занято настоящее. Ведь считается же до сих пор ознакомление с военной тактикой Цезаря одним из лучших средств для военного образования, хотя образ ведения войны вообще и средства нападения и защиты совершенно изменились со времен этого великого римлянина. Не должен ли поэтому воин Христов в наши дни учиться у древних защитников Откровенной истины, которые оставили нам сколько ободряющий, столько же и пристыжающий нас образец христианской ревности и прямоты? Не может ли он поучиться у них кое-чему и относительно способа нападения и защиты? Даже отдельные приемы, которыми они пользовались при своих доказательствах, должны ли считаться слабыми потому только, что стрелы новой науки дальше бьют? На этот вопрос мы должны отвечать: «нет», и тем с большим правом мы можем так отвечать, что под разными внешними формами скрывается один и тот же дух, с которым ратовали и древние защитники христианства и который теперь опять восстает против дела Христова»⁷¹.

Мужам апостольским, вошедшим в состав Христовой Церкви, не только из иудейства, но и из язычества, предстояло дальнейшее развитие учения о воспитании. До христианства, вне иудейства, люди управлялись разумом и опытом. В основе семейной жизни и воспитания лежали понятия пользы, удобства отца, за ним государства. Даже в жреческих государствах не выступала определенно воля Божия, которую нужно принять верой. Христианство противопоставило и мудрости, и опыту, и обычаям язычества веру в Бога и Его святую волю, возвещенную Единородным Сыном Божиим. Оно опирало свои наставления не на случайныя мнения людей, оспариваемые другими, – не на пользу, которая для других не очевидна, но на неизменную и благую волю Господа. От имени Господа возвещалось, что человек грешен. Человек глубоко, горько и всегда чувствовал глубокую правду этого положения. И язычники сознавали греховность, но не находили средств избавления. Христос благовествовал измученному человечеству, что для него возможно спасение; что для спасения его понес крестную смерть Единородный Сын Божий, воплотившийся на земле. Человеку поэтому нужно возродиться. Человеку далее указывались средства возрождения. Все, возвещаемое Господом, нужно принять верою, ввести в свой внутренний опыт, в себе ощутить истинность всего открытого Господом в Его святом слове. К этому опыту должны быт привлечены дети. Во время постепенного восхождения этим опытом человек ощущает в себе усиливающееся блаженство от подавления в себе греха и ощущения своего единения с источником святости – Господом.

Нужно ознакомить детей с этим блаженством. И вот первенствующие христиане направляют свои усилия усвоить своим детям веру в возможность спасения, в близость его; склонить их начать спасительную жизнь. Участие детей в наставлениях отцов и матерей – дома, епископов или пресвитеров – в собрании верующих, совершение над ними св. таинств, как всемогущих проявлений св. Духа, упражнение детей в делах благочестия и в молитве были средстсами воспитания. Кто из родителей пренебрегал этим высоким и священным делом, – над тем – суд Божий, близкий и грозный. Эти мысли выражены во многих местах творений апостольских мужей.

Св. Ерм († около 100 года по Р. Х.) в своей книге: «Пастырь»⁷² писывает созидание Церкви Божией в сердцах верующих под видом строения башни на водах. Строители приносили камни различной формы и одни полагали в самое здание – как вполне готовые; а другие камни обделывали, иные же совсем отбрасывали. Ерм представляет в книге объяснение: «башня – это Церковь, она строится на водах крещения и сохраняется всемогущей силой Господа. Строители – св. Ангелы; камни вполне годные для строения здания – св. апостолы и их преемники, ходивише во св. учении Господа и непорочно служившие избранным. Это пожившие в мире с ближними, свято исполнявшие заповеди Господни, – это пострадавшие за веру в Господа, это новообращенные любовь которых ведома Господу. Камни, брошенные невдалеке от башни – люди, согрешившие; но они могут раскаяться. Негодные для здания, далеко отброшенные камни, с трещинами – люди, враждовавшие друг с другом, омрачившие свою веру пороками, привязанные к временным благам и не любящие Господа». Посему – прилагается далее наставление от имени общей матери – Церкви⁷³, – посему послушайте меня, дети. Я воспитала, вас в невинности и простоте: имейте мир между собою; помогайте другим и в труде, и в пропитании. Не довольствуйтесь одни Божиими дарами. Сохраните повиновение старшим, иначе гнев Божий на вас, и отбросит вас Господь на веки от спасительного ковчега Церкви.

Самим же родителям у того же отца Церкви говорится⁷⁴: «Вы любите ваших детей, как говорите, и однако, не останавливаете в дурном: разве это любовь? Вы ведете их к погибели. Уготовляйте их в камни многоценные, удобные для созидания башни. Иначе гнев Господень на вас».

Наряду с приточными наставлениями св. Ерма о Церкви и добродетельной жизни стоит св. Игнатий Богоносец⁷⁵ († 107 г. по Р. Хр.) с задушевными и прямыми увещаниями. Св. Игнатий родом сириец. Название «Богоносец» придано ему, может быть, потому что он сказал о себе пред Траяном: «мы имеем в сердце Христа»⁷⁶. Правда, с этим наименованием связано позднейшее сказание, а у нас в России даже облеченное в плавные стихи, что Игнатий, – то дитя, которого Господь Иисус Христос носил на руках Своих (Мф.18:2–3). Св. Игнатий 40 лет был епископом Церкви Антиохийской и оставил в своих 7 посланиях образцы наставлений, в которых он стремился приблизить к бывшему языческому сознанию и строю жизни Христовой, учение и построение жизни от малой домашней Церкви до Церкви великой, – епископии, и Церкви вселенской. «Моя любовь не позволяет мне молчать⁷⁷. Я готовлюсь умереть. Я пшеница Божия и должен умереть; желаю умереть, чтобы сделаться чистым хлебом Христовым. Пусть зубы зверей измелют тело мое, чтобы мне по смерти не быть кому-нибудь в тягость⁷⁸. Вам же напоминаю, что прежде говорил Иисус Христос, общая наша жизнь, едино с Богом Отцем, и мы должны быть едино. Нам нужно дома иметь такое же согласие с домовладыкой отцем, в Церкви – с епископом, как струны в цитре. Нашей общей любовью и единомыслием прославляется Иисус Христос⁷⁹, посему все вы до одного (взрослые и малые) составляйте хор, чтобы единомысленно, начавши дружно песнь Богу, пели ее Отцу чрез Иисуса Христа, во св. Духе, чтобы Он услышал вас. Если молитва двоих имеет великую силу, то сколько сильнее молитва епископа и всей Церкви. Посему кто не ходит в общее собрание, тот уже осудил себя в своей гордости. Вводите с собою в такое собрание и детей ваших. Все вы – спутники друг другу, Богоносцы, Храмоносцы, Христоносцы, Святоносцы, во всем украшенные заповедями Иисуса Христа».

Учите окружающих делами вашими. Собирайтесь все до одного на молитву, для Евхаристии (причащения), и только та молитва и Евхаристия угодны Господу, которые совершаются епископом или кому Он предоставил это. В заключение св. Игнатий пишет: «Приветствую домы братьев моих с их женами и детьми, да утвердитесь все вы в вере, любви, молитве песнопениях, благотворениях»⁸⁰.

О св. Поликарпе († 166 г.)⁸¹, епископе Смирнском ученике и самовидце апостола Иоанна, передает некоторые черты ученик Поликарпа, св. Ириней Лионский. Его воспоминание воспроизводит перед нами картину учения и воспитания, бывшую на всем пространстве Церкви Божией. Если угодно, этот способ наставления можно рассматривать и как школу, которая была при каждом епископе и пресвитере.

Именно Св. Ириней⁸² пишет: «Я был еще очень молод, когда был вместе с Поликарпом. Что было в то время, я помню живее, чем недавно случившееся. Я мог бы теперь указать место, где сидел блаженный и беседовал, – мог бы изобразить его походку, образ его жизни и его внешний вид, его беседы к народу, его дружеское обращение с Иоанном, как он сам рассказывал, и с прочими самовидцами Господа, – то как он припоминал слова их и пересказывал, что слышал от них о Господе, Его учении и чудесах.

«По милости Божией ко мне я и тогда внимательно слушал Поликарпа и записывал слова его не на доске, но в глубине моего сердца». Этот-то дивный старец, много лет епископствовавший и многократно беседовавший с народом, достиг до нас с одним кротким посланием, весьма близким по духу к посланиям св. ап. Павла, в котором он все свои наставления как будто сокращает в одно изречение: «будем сперва учить самих себя поступать по заповеди Господней, а потом учите и жен ваших, чтобы они пребывали в должной им вере, любви и чистоте, чтобы любили мужей своих со всей искренностью и всех других равно со всем целомудрием, и детей своих будем воспитывать в страхе Божием. Наши дети, как и все мы, должны быть непорочны, целомудренны, не клеветники, не двоязычны, воздержны, милосердны, старательны, как служители Бога и Христа, чтобы воскресали царствовать вместе с Ним». Тысячи людей разного возраста слушали наставления старца-епископа. прилагали к своей жизни, пронесли в далекие страны, как св. Ириней, и преподали многим заветы епископа-мученика.

«Вот за что я умираю», – мог воскликнуть св. Поликарп вместе с многими другими.

Обстоятельства его жизни, пребывание его с апостолами, его мученическая кончина; его послания, в коих он дает наставления о воспитании детей и об усовершенствовании родителей для успешнаго воздействия на воспитываемых.

Климент Римский († 101 г. по Р. Хр.), ученик апостола Петра, был родом из богатой и знатной языческой семьи. Несчастье, посетившее их семью, когда он был еще ребенком, вызвало обращение Климента в юношеские годы в христианство. У него было два брата старше его, которых родители решили поместить в одно из училищ в г. Афинах. Во время пути, когда их мать, Матфидия, везла сыновей из Рима в Афины, корабль их был застигнут страшной бурей и потерпел крушение. Братья Климента хотя и спаслись, но попали в руки разбойников, которые их продали в Кесарию, а Матфидия была выброшена на остров, где поселилась у одной вдовы и провела там 24 года, оплакивая своих детей, и не имея возможности известить мужа о постигшем ее несчастии. Сыновья её между тем попали в дом к одной благочестивой христианке, которая воспитала их, как своих детей, и наставила в законе Христовом. Когда они пришли в возраст, то приняли св. крещение от апостола Петра и вступили в число его учеников. Отец Климента, не получая никаких известий от семьи, послал в Афины раба, чтобы разузнать о ней. Последний, вернувшись, объявил, что ни жены, ни детей его в Афинах нет и что никто их там не видел. Огорченный отец покинул Рим и сам отправился на поиски семьи, а маленького Климента поручил верному (слуге) рабу.

Таким образом, с раннего возраста Климент испытал одиночество и не знал родительской ласки. Обладая большим богатством, он мог бы насладиться всеми благами мира; но его не влекло к веселью. Занятый постоянно мыслью о смерти родителей и об участи братьев, Климент пришел к заключению о недолговечности всего земного и стремился разрешить вопрос: все ли кончается этой жизнью, или существует жизнь другая, загробная? Нигде, даже в философии, он не мог найти удовлетворительного решения занимавшего его вопроса. В это время Климент, по воле Промысла, познакомился с одним христианином, который ему подробно рассказал о жизни Иисуса Христа и открыл, что Спаситель обещал вечное блаженство своим последователям. Климент пожелал еще ближе позпакомиться с христовым учением, и решился посетить Святую землю, чтобы там услышать самих апостолов. В Александрии он слушал проповедь апостола Варнавы, причем еще сильнее захотел быть христианином, и в Кесарии принял крещение от апостола Петра, сделался его учеником. Братья его, бывшие тоже в числе учеников Петра, Климента не узнали. Путешествуя со святым апостолом, св. Климент рассказал ему о своей жизни, об утрате родителей и братьев. Во время их путешествия они остановились на острове, на котором жила Матфидия. Болезнь лишила ее возможности зарабатывать хлеб, и она жила милостыней. Печальное её лицо поразило апостола. Вступив с ней в разговор, он из её рассказов узнал, что она мать Климента. Апостол поспешил обрадовать ее вестью о сыне и привел на свой корабль. По сходству с мужем, Матфидия узнала Климента, и между матерью и оплакиваемым сыном произошла трогательная встреча. Молитвами св. апостола Матфидия исцелилась от болезни и стала тоже сопровождать апостола. В Лаодикии встретили они братьев Климента. Последние, видя Матфидию, полюбопытствовали узнать, кто она такая. Климент объяснил, что это его мать, и передал им историю своего детства и встречи с матерью. Братья из этого рассказа увидели, что и они тоже нашли мать и брата, и с радостью их приветствовали. Матфидия благодарила Бога за спасение детей, и теперь ее печалила только мысль о несчастном муже; но скоро и он присоединился к ним. Матфидия пожелала принять св. крещение и была окрещена апостолом на берегу моря. Возвращаясь с берега, апостол встретил старца, который видя, как апостол молился, стал доказывать, что молитва – бесполезный труд, что, по его мнению, нет Бога, и те, которые молятся, напрасно себя обманывают. На вопрос апостола, как он дошел до такого убеждения, старец отвечал, что опыт доказал ему, что нет Бога; иначе Он услышал бы воздыхания плачущих, утешил бы изнемогающих от печали: «Сколько я пролил слез, заключил старец, моля Бога, более двадцати лет в скорби необъяснимой, сколько принес жертв и молений, но некому внимать рыданиям и молитвам, и мольбам!»

Апостол объяснил ему, что он не получал утешения потому, что обращался к ложным богам. Он ему изъяснил веру истинную, спросил о его горе, и из его рассказа он узнал, что он – отец Климента. Возбудив в нем веру и надежду на истинного Бога, апостол обещал ему скорое утешение и повел старца к его семье. Несмотря на долгую разлуку, супруги тотчас узнали друг друга; все горести были забыты, благодарили Бога. Уверовавший Фавст принял крещение.

Вернувшись в Рим, семейство Климента вело самую благочестивую жизнь: богатство употребляли на помощь страждущим и старались о распространении слова Божия. Особенной ревностью в этом случае отличался Климент: он был сотрудником апостола Павла, разделяя с ним и опасности, и труды благовестнического служения; обращаясь с апостолами, живя с ними, Климент бил постоянным слушателем их проповеди и имел предания апостолов перед взорами своими. После смерти апостола Петра, он был сослан в заточение в Крым, близ Херсона. Здесь Климент нашел христиан, осужденных на тяжелые работы; он ободрял их, трудился вместе с ними. Он ревностно проповедовал и многих туземцев обратил к истинной вере. Крестил он их в чудесном источнике, явившемся по его молитве. За отказ Климента принести жертву идолам, он был осужден на смерть: ему привязали на шею якорь и потопили в море.

Климент Римский оставил два послания, схожих по духу и содержанию. Послания эти пользовались большим уважением у христиан того времени и читались в церкви на ряду с Св. Писанием. В них Св. Климент между другими наставлениями дает наставления и о воспитании детей, и об усовершенствовании родителей для успешного воздействия на воспитываемых. «Юношей будем научать страху Божию, говорит он, дети пусть получат христианское воспитание, пусть научатся, как сильно перед Богом смирение, что значит перед Богом чистая любовь, как прекрасен и спасителен страх Божий; а чтобы оказывать на них влияние, будем действовать делами, а не словами. Жен станем направлять к добру, чтобы они отличались целомудрием, кротостью; скромность языка обнаруживали в молчании. Сами будем убегать злословия, гордости, пьянства; станем удаляться от клеветы, проводить жизнь полную братской любви; любовь велика и дивна, возводит на несказанную высоту, соединяет с Богом, покрывает множество грехов; без любви нет ничего благоугодного Богу». Затем Климент увещевает пребывать в покорности к представителям Церкви, соблюдать дух единения и мира, и участвовать в Богослужении. «Будем почитать предстоятелей, уважать пресвитеров. По повелению Господа станем в определенные времена и часы совершать жертвы и священнодействия через тех, кому вверено это дело от Бога, т. е. чрез пресвитеров, диаконов, поставленных апостолами. Как в обыкновенных войсках существует порядок и подчинение, так должно быть и между воинами Христовыми; в человеческом теле есть между членами подчинение, без которого не может быть здоровья, так должно быть и в Церкви. Да будет здраво все тело (Церковь) во Иисусе Христе, да повинуется каждый ближнему своему, соответственно степени, на которую поставлен Христовой благодатью».

а.) У св. Варнавы – сопоставление Ветхого и Нового Заветов; воспитательное значение жизнеописаний ветхозаветных лиц у св. Иустина Философа, когда перед светом жизни ветхозаветного праведника ставится жизнь дитяти и взрослого; б) изображение жизни христиан по существу в сопоставлении её с язычеством у того же Иустина: положительные, идеальные стороны жизни христиан и отрицательные язычников, руководившихся только эгоизмом, и противоположные им добродетели христиан. Твердая память о том, что родители обязаны воспитывать детей для вечной жизни. Средства для этого. Воспитательное влияние доброго примера; в) третий прием: рассмотрение видимой природы и человеческой души, постижение целесообразности существования человеческого рода и показания бытия и свойств Божиих по сим данным; а) учение Минуция Феликса в его сочинении «Октавий»: рассмотрение устройства мира и человека приводит к познанию Бога и научает нравственности: б) учение св. Мелитона Сардийского о рассматривании природы и души человеческой, как средств к постижению Господа; в) учение св. Феофила Антиохийского о познании Бога из рассматривания вселенной; г) учение Афинагора Афинянина о цели сотворения человека и о познании Бога через рассматривание вселенной; д) четвертый прием, вытекающий из предыдущего: уяснение границ человеческого разума, определение меры его знаний и указание значения веры, как необходимого руководства для разума, учение Афинагора и св. мученика Иустина Философа – его жизнью и творениями; е) пятый прием в развитии христианских воспитательных мероприятий: обоснование христианского понимания жизни на твердых основах вселенского усвоения Божественного Откровения через св. Писание и св. Предание; учение св. Иринея Лионского. Его воспитание под руководством св. Поликарпа Смирнского и учение его о единстве веры во всей Церкви, о Предании и его хранении в Церкви. – Его советы о воспитании в недрах Церкви и об участии разума в раскрытии истин веры.

Прочитывая писания мужей апостольских, мы можем найти в них несколько приемов воспитательного воздействия на детей. Собственно какого-либо трактата кого-либо из них на эту тему не дошло до нас. Но в тех случаях, когда они говорят в назидание верующих язычников и иудеев, они представляют следующие педагогические черты. При общем высоком благоговении к Господу, Творцу, Промыслителю, Искупителю, мужи апостольские, каждый своим способом, или один несколькими, внедряют в умы и сердца читателей и слушателей божественные истины.

Св. Варнава⁸⁴ († 72 г. по Р. Хр.). спутник св. ап. Павла в апостольском служении, в своем послании сопоставляет Ветхий и Новый Заветы, как прообраз и прообразованное, как пророчество и исполнение, как несовершенное – путь сумрачный, и совершенное – путь света. Его наставления о ветхозаветных посте и жертвах одухотворяются сначала ветхозаветным же уяснением условий богоугодности поста, жертв, праздников, всего обрядового в законе; затем утверждается словами Господа И. Христа и его апостолов: «мы имеем разум, мы должны понимать благую волю Отца нашего. Жертва Богу – дух сокрушенный, сердца сокрушенного Он не унизит. Посему, зачем вы поститесь предо Мною, чтобы ныне услышан был голос ваш с воплем? Не такой пост изрек Я, говорит Господь, чтобы человек без причины томил душу свою, изогнул шею свою на подобие круга, облекся во вретище, посыпал голову пеплом. Одно это не сделает вашего поста приятным для Меня. Посему, если хочешь твоим постом быть приятным для Меня, разрушь всякий союз неправды, уничтожь всякую злонамеренность, раздробляй алчущим хлеб твой, одень нагого и пр.»⁸⁵.

Другие мужи апостольские проводят сознание руководимых по историческим путям. Так св. Иустин философ и мученик⁸⁶ родился около 105, – † 166 г., обратившийся из язычества после того, как он усвоил себе всю образованность древнего мира, в своих творениях указывает на воспитательное значение жизнеописаний ветхозаветных лиц. Сам он был во многом обязан библейским лицам в том виде, как они представлены в священных книгах, и говорит об этом с высоким благоговением. Первый раз Иустин услыхал о существовании таких драгоценных повествований на восточном берегу Средиземного моря, потом на родине, в Самарии, изучил их, и, простившись, посвятил свою жизнь проповеди той радости, которая скрыта в христианстве. Он в Риме не только подает императору свои защитительные речи (1 и 2 апологии), но основывает там училище, в котором определенное время посвящает на вдохновенное изложение библейских историй о святых патриархах, пророках, мужах благочестия.

Перед светом жизни ветхозаветных праведников ставится жизнь дитяти и взрослого. В каких случаях жизни всякое дитя может поступить так же покорно Господу, как Исаак? Или: готов ли всякий отрок сегодня слышать голос Божий, как удостоился слышать отрок Самуил? Или, соответственно тому временя гонений: готовы ли дети пострадать подобно Маккавеям?

Наряду с другими наставниками в этом роде видное место из мужей апостольских принадлежит св. Иустину⁸⁷.

В самом деле, чтобы ветхозаветные характеристики давнего времени воскресили святых людей и поставили их руководителями сознания, чувства, воли живущих поколений старых и юных, возрастных и незрелых, что могло быть лучше – как провести параллель жизни язычника и христианина? Христиане живут в одних городах и селениях с язычниками и не отличаются от других ничем в одежде, принимают участие в делах гражданских.

Предписывается платить подати, – мы исполняем охотно. Подобно другим, и мы вступаем в брак, но детей не бросаем, как часто у других, но воспитываем даже и чужих, брошенных родителями нехристианами; мы имеем одну трапезу; у нас имущество общее, и делаем это не по принуждению, но добровольно и не только для единоверных, но и для враждующих против нас. Мы научены прощать обиды, сносить побои, молиться за врагов. Мы в мире то же, что душа в теле. Душа находится во всем теле и оживляет все концы земли. Душа невидима, – тело храм её. Христиане в мире, но религия их невидима, по существу, видима по разнообразным проявлениям жизни её последователей. Мы научены одному закону – закону любви к Богу и ко всякому человеку. Любовь, которая дарована нам от Господа через Его Единородного Сына во Св. Духе делает пас блаженными еще здесь на земле. Кто нас отлучит от этой любви? (Рим.8:35) – спрашивал св. Павел, и ответил: никто и ничто. Оттого мы все терпеливо сносим и самую смерть встречаем с радостью: она для нас переселение к Отцу любви и соединение с Ним в любви на веки. Но еще и здесь на земле наши души, как рай утешения, как древо плодоносное, покрытое роскошными листьями и приносящее плоды всякого рода. Плоды эти становятся нашей пищей и пища эта наше блаженство, состоящее в любви. Что отраднее миротворительлости? Она наша святыня, наше духовное солнце, согревающее и просвещающее нас: через любовь, мы, нищие материальными благами, радуемся, что нас ничто не обременяет, не порабощает, тогда как многие впали в рабство сребролюбия, стяжания. Любовь наша к Богу и ближним возвышает нас над страстями и похотями, и мы свободны от тех многообразных уз и сетей, которые опутали и мудрых вне нашей религии, живя с Христом и во Христе. Но наша вера в любви не только возвышает нас над всем земным, но и вводит в разумение божественной жизни. Мы боимся гнева, распутства, невоздержания, сварливости, надменности, сребролюбия, неповиновения родителям, оставления без призора и воспитания детей, потому что такие чувства и пожелания помрачают душу, и Бог не открывается в душах таковых людей.

Поступая же по закону любви, мы очищаем свою душу, мы начинаем понимать, как ангелы сорадуются спасающимся, как святые присоединяются к ним и славословят Творца и Искупителя. Мы по опыту узнаем, как можно непрестанно молиться и среди этой молитвы преуспевать во всяком добром деле. Мы слагаем временные священные песни ао славу св. Троицы, чтобы через них научиться славословить Господа во веки, видя и ведая Господа.

Здесь изложена только положительная сторона в рассмотрении вопроса, каковы христиане. Жизнь же в то время представляла материал для ежедневного наблюдения противоположного строя жизни и отношений язычников. Мужи апостольские подробнее, нежели ап. Иаков, говорят о судебных препирательствах; подробнее св. Павла – о распутстве и невоздержании, и противопоставляют уважение к личности раба и слуги в христианстве презрению к ним язычников.

Картина исторически верная, но возмутительная, естестненно возбуждавшая чувство благоговения к Лицу Божественного Искупителя и Освободителя человечества. «Наше Богопочтение не в заботе о словах, но в учении делами, мы презираем житейские дела и удовольствия; если худые мысли и желания удаляют от Бога: мы и их избегаем». Действительно, все поступки христиан показывали, что в их душе светился образ Того, Кто есть величайшая святость и любовь; между тем, в языческом мире человек, руководясь только эгоизмом, всецело предавался чувственным удовольствиям.

Большая часть дня у язычников проводилась в пирах. Роскошь у них была необыкновенная; вся утварь из золота и серебра, полы густо усыпаны цветами, как будто ковром, курились драгоценные ароматы, подавались самые изысканные кушанья и вина. Тратя столько на свои прихоти, язычники к бедным относились без всякого сострадания; христиане, наоборот, старались об облегчении участи страдающих не только своих, но и чужеверных. В праздники бедным предлагались трапезы; но они отличались, как и все христианские собрания, не только целомудрием, но и трезвенностью: на них не предавались пресыщению явствами, не услаждали пира вином и самую веселость умеряли строгостью и целомудренными речами. Христианская любовь к ближним особенно обнаруживалась во время заразных болезней. Язычннки прогоняли от себя зараженных и оставляли их без призора; христиане дни и ночи проводили около больных, жертвуя своей жизнью. Безотрадно было в язычестве положение рабов. Составляя полную собственность господина, они были лишены всяких гражданских прав; с ними поступали как с вещью, обращались жестоко, хуже, чем с животными. Вся жизнь раба была рядом трудов, лишений, страданий, не озарялась ни одним лучем надежды и радости. Христиане старались просвещать светом Евангелия рабов, в которых видели своих братьев; хотя их внешнее положение и не изменялось, но через принятие христианства, деятельности раба давалось новое побуждение; то, что было принужденным, обращалось в дело любви к Богу: раб христианин смотрел на свои страдания, как на испытание, посланное ему Господом, утешался надеждой на лучшую жизнь, уготованную ему Господом, как возлюбленному чаду небесного Отца. Среди всей роскоши язычники мучились томительной тоской; только зрелище человеческих страданий могло их развлекать, и они наслаждались, видя, как борцы бились, или разъяренные звери терзали людей, брошенных на съедение. Любимым их удовольствием и наслаждением были представления в театре и бой зверей в цирке. Христиане в этих увеселениях никогда не участвовали: для них, чистых по духу, были мерзки эти зрелища по причине их безнравственности; с ужасом отвращались они от жестоких забав в цирке, так как для них смотреть на убийство было то же, что совершать его: «Мы без труда отказываемся от ваших зрелищ, говорили христиане, у нас нет ничего общего с нелепостью цирка и мерзостью театра». «Остается ли непорочным тот, кто смотрит эти зрелища»? Не место оскверняет душу, а то, что происходит в этих местах. Где удовольствие, там страсть; где страсть, там соревнование, споры, ссоры, гнев и бешенство: трудно душе в таком месте пребывать спокойной. Нам не довольно не делать этого, нам не надо иметь общения с теми, кто это делает. Что Бог осуждает, то нигде и никогда не позволительно; что Бог не любит, то всегда богопротивно. В этом истина и полнота христианской нравственности.

В праздники, когда язычники по преимуществу предавались неблагопристойным делам, христиане собирались в храм Божий для участия в Общественном Богослужении, проводили время в чтении Св. Писания, в пении псалмов. Часы, не занятые Богослужением, посвящали делам любви и милосердия, посещали больных, заключенных, должникам прощали их долги, рабов отпускали на свободу. Женщины языческие, в противоположность христианским, отличавшимся кротостью и целомудрием, любили наряды и увеселения, были развратны, воспитанием детей не занимались и примером своим вселяли в детях стремление к жестокости, роскоши и всем порокам. Христиане глубоко содержали в уме и сердце истину, что обязанность родителей воспитать детей не только для этой жизни, для земного общества, но и для жизни вечной, общества высшего, небесного; потому прежде всего старались запечатлеть детям живое познание Иисуса Христа. Имя Спасителя дети впитывали с молоком матери; с понятием об Искупителе внушали правила богоугодной жизни, обязанность подражать Господу в смирении, покорности к родителям. Священное Писание было первой учебной книгой; детская душа, начиная свои ощущения изучением Слова Божия⁸⁸, так свыкалась с этим занятием, что находила в нем высокое наслаждение и предпочитала всяким другим удовольствиям; наконец, собственным примером, который сильнее всяких наставлений, родители подавали образец всяких добродетелей. Под влиянием такого контраста между язычеством и христианством юность становилась с полным самоотвержением на сторону высокой и чистой христианской жизни, восполняя Царство Божие⁸⁹.

Было еще три приема в развитии христианских воспитательных мероприятий. Один (собственно – третий) в) рассмотрение видимой природы и человеческой души, постижение целесообразности существования человеческого рода и показания бытия и свойств Божиих по сим данным. Другой (четвертый) г) вытекающий из первого – уяснение границ человеческого разума, определение меры его знаний и показание значения веры, как необходимого руководства для разума. Третий (пятый) д) раскрытие значении Предании Церкви как основы понимания жизни, т. е. обоснование христианского понимания и жизни на твердых основах вселенского усвоения Божественного Откровения чрез св. Писание и св. Предание.

Прекрасные указания на третий прием находим у Минуция Феликса⁹⁰ † в 210 г., христианского апологета II-го века. Многосторонне образованный, обладающий прекрасными ораторскими способностями, Минуций Феликс занимал видное место среди адвокатов в Риме; в зрелых летах перешел он из язычества в христианство и отличался необыкновенной равностью к вере. В сочинении своем «Октавий», написанном в форме диалога между двумя друзьями, Цецилием язычником и Октавием христианином, Минуций Феликс в лице Октавия опровергает мнение друга его об образовании вселенной из первоначальных элементов, о происхождении явлений природы и человека от случайного соединения этих элементов и недоступности познания Бога ограниченному уму человеческому и доказывает, что Бог – творец мира и души человека, в которой отражаются свойства Божии, что человек непременно придет к познанию Бога⁹¹. «Если поднимешь взоры к небу, говорит он, и рассмотришь, что под ним и на нем, то может ли быть что-либо яснее той истины, что есть существо превосходнейшее человеческого разума, которое движет и управляет всей природой? Во всех явлениях мира усматривается присносущная сила Бога, которая проявляется и в раскатах грома, и в блеске молнии, и в тишине неба, ночью испещренного звездами, днем сияющего яркими лучами солнца. В каком удивительном равновесии держит его верховный Управитель! Год, происходящий от движения на небе солнца, месяцы от движения луны, смена дня и ночи не свидетельствуют ли о верховном художнике, совершеннейшем Разуме, без которого смены эти не могли бы образоваться. Времена года: весна с цветами, лето с жатвой, осень с плодами, зима, изобилующая оливами, не указывают ли на высший Разум? Море, вечно волнующееся, даже во время безветрия, и всплескивающее то сильными седыми волнами, то легкими струйками, как бы ласкающими берег, реки, никогда не останавливающиеся в своем течении, горы, высоко и правильно расположенные, обширные долины, все это ясно доказывает, что мир создан Господом. Отцом всего.

В красоте человеческого образа, открывается, что – Бог – художник: человек имеет способность говорить, имеет ум, посредством которого познает Бога, чувствует Его и подражает Ему. В человеческом теле нет ни одного члена, который не удовлетворял бы какой-нибудь нужде⁹² и не служил бы к украшению, и при общем у всех виде, каждый из нас имеет отличительные черты. Как, войдя в какой-нибудь дом, и видя в нем порядок и красоту, думаешь, что им управляет хозяин, превосходнейший всех благ дома; так и в доме мира, глядя на небо, на землю, и находя в них порядок, промышление, закон, заключаем, что есть Господь – Отец всего, прекраснейший всех частей мира: Он не имеет ни начала, ни конца, всему давая начало; Он не существующее вызвал к бытию Своим Словом, привел в порядок разумом, совершил силою. Его видеть нельзя. Он невидим, подобно тому, как невидим ветер, приводящий в движение и сотрясение воздух; Он как солнце, яркие лучи которого заставляют закрывать глаза, а если долго на них смотреть, теряешь зрение. Он слишком величествен. Его измерить нельзя; при Своем величии, известен только Себе: наше сердце тесно для такого познания, мы Его оцениваем, когда называем «Неоцененным». Для Бога не надо искать другого имени, как Бог, это – имя Его. Мы чувствуем Его сердцем; все небесное, земное, все за пределами видимого мира, все известно Богу, полно Его присутствия. Он повсюду, не только близок к нам, но и внутри нас. Мы не только все делаем пред очами Божиими, но и живем с Ним. Его следует держать в уме, святить в сердце.

Самая угодная Ему жертва – доброе сердце, чистый ум, незапятнанная совесть. Кто чтит невинность, молится Господу, кто уважает правду: тот приносит жертву Ему; кто удерживается от обмана – умилостивляет Бога. Господь управляет всем миром, любит своих, но подвергает несчастиям для испытания. Он смотрит за нравственным расположением в опасности и следит до последнего вздоха за волей человеческой. Какое прекрасное для Бога зрелище, когда христианин борется со скорбью, твердо стоит против угроз, пыток, не боится смерти, преклоняется только перед Богом, Которому принадлежит⁹³.

Св. Мелитон Сардийский. † 177 г., епископ в Лидии, известный как ученейший писатель II-го века, в речи к императору Антонину, для научения его познанию Бога, говорит то же о рассматривании природы и души человеческой, как о средстве к постижению Господа⁹⁴. «Бог поставил пред тобою небо и звезды; солнце и луну, множество вод и ограничил их Своим Словом: землю, чтобы ты не думал, что она стоит собственной силой, потрясает ее, когда захочет. Он поставил облака, которые по Его повелению испускают воду и насыщают землю, чтобы ты познал, что Производящий это больше всего существующего, и познал благость Того, Кто дал тебе разум, способный рассуждать обо всем этом. Я тебе советую: «познай самого себя, и ты познаешь Бога»⁹⁵. Бог, вечно живущий входит в душу твою, которая есть Божий образ, и она невидима, неосязаема, не имеет вида, но, своею волей движет все тело, подобно тому, как Бог управляет всем миром. И ты бесконечен как Бог, и, когда оставишь все видимое, преходящее, будешь вечно предстоять перед Богом, исполненный жизни и знания, дела твои будут богатством, сокровищем неоскудевающим». «Венец добрых дел – познание Бога и служение Ему. Простирай свои непреходящие прошения к непреходящему Богу за твою душу, которая не уничтожается, и благодари Бога, Который одарил тебя разумом и свободой».

Еще указания на этот прием воспитания находим у Св. Феофила Антиохийского⁹⁶, † 181 г., родившегося и воспитанного в язычестве, а затем, через чтение пророческих писаний, уверовавшего во Христа.

«Рассмотри дела Божии, говорит он, преемственные смены времен года, течение звезд, правильное последование дней и ночей, месяцев и годов, красоту семян и растений, плодов, различные виды животных, птиц, гадов, рыб, подчинение их человеку, течение потоков и рек, выпадение росы и дождя: все Бог создал из небытия – в бытие, дабы из дел Его было познаваемо и разумеваемо Его величие. Бог созерцается и познается из Его действий, подобно душе человеческой, которая невидима, и познается из движений тела. Как, видя корабль, снаряженный, идущий к берегу, заключаешь, что на нем есть кормчий, им управляющий, так видя вселенную, прекрасно устроенную, думаешь, что есть Бог, правитель её⁹⁷.

Афинагор Афинянин⁹⁸, † 180 г., намеревавшийся писать против христиан и опровергнуть их учение, для этой цели начавший изучать священные книги, был осенен благодатью Св. Духа и сделался сам проповедником того учения, против которого восставал.

В своем сочинении⁹⁹ «о воскресении мертвых» он говорит о цели, с которой был сотворен человек, и о познании Бога через рассматривание вселенной. Бог сотворил человека не напрасно, ибо Он премудр, и никакое дело премудрости напрасно не бывает, – не для собственной пользы, ибо ни в чем не нуждается, а ради Своей благости и премудрости, созерцаемой во всех созданиях, – и для жизни самих сотворенных, жизни, которая на веки не прекратится, ибо люди, нося образ Творца, определены Творцом на вечное существование, чтобы познавая Творца, силу и премудрость Его, были причастниками разумной жизни и, сделавшись созерцателями Его величества, во веки пребывали пред Богом неизменными и бесстрастными. Бога невидимого познаем из дел природы, рассматривая явления воздуха и земли.

Он вытекал из предыдущего. Тот же Афинагор Афинянин в своем сочинении уясняет границы человеческого разума, определяет меру его знаний и указывает веру как необходимое руководство для разума.

«Тот Бог, Который все сотворил Духом Своим, управляет природой. Прекрасен мир, но не ему, а Создателю его надо поклоняться, подобно тому, как входящие в прекрасное царское жилище воздают почтение царям, и дивятся только убранству их жилищ. Человек, одаренный способностью мышления, естественно стремится к приобретению знаний о существе Божием, о назначении человека, надеясь в этих знаниях найти удовлетворение спросам своего духа; но ограниченный разум человеческий сам по себе без содействия Св. Духа, не озаренный верою, не может иметь правильного познания о Боге¹⁰⁰.

Св. мученик Иустин Философ¹⁰¹ род. 105, † 166 г. дает в своей жизни и творениях ясные наставления о действительности этих воспитательных мероприятий.

С юных лет он имел пламенное желание приобрести знание и мудрость. Не щадя здоровья и силы, переходил он от одной языческой школы в другую в поисках за истиной, так как душа его смутно чувствовала необходимость признания существа высшего, вечного. Ни одна из философских систем его не удовлетворила; более других привлекала его философия Платона, которая отличалась возвышенными стремлениями и давала некоторое понятие о Божестве и бессмертии души. Иустин, ознакомившись с этой системой, думал, что достиг цели своих исканий: возможности постигнуть Существо Божие; но убедился, что несмотря на все усилия и направления мысли и воображения, он уловлял Его только воображением, а приблизиться к нему духом и Сущности Его постигнуть не мог. Однажды, предавшись мыслям, занимавшим его, гуляя в уединении на берегу Средиземного моря, св. Иустин встретил старца – христианина, благообразной наружности, выражавшей кротость и величие его души. Некоторые полагают, что это был св. Поликарп.

Вступив с ним в разговор о Боге и способе познания Его, Иустин старался доказать, по учению Платона, возможность созерцать Бога «умными очами». Старец вопросом: всякой-ли душе свойственны «умныя очи», обратил внимание своего собеседника на душу и вопросом о ней довел до сознания, что сами по себе души человеческие не способны дойти до познания Бога; они могут только сознавать, что есть Бог, что правда и благочестие угодны Ему; для обыкновенного же телесного зрения Бог невидим, непостижим; непросвещенный Духом Святым и верою далек от познания истинного Бога и созерцания Его.

На вопрос Иустина, где же можно найти наставление в истине, старец ответил: «В глубокой древности раньше философов были мужи святые, правдивые, угодные Богу называемые пророками; через них Бог благоволил открыть тайну Богопознания людям. Наставляемые Духом Божиим, они предсказали все, что ныне совершается, они познали истину в самом источнике и возвестили только то, что видели и слышали. Так как они были свидетелями истины, то их свидетельство выше всех человеческих умозаключений. Они поведали славу Отца, Верховного Владыки, они возвестили людям об Иисусе Христе, Сыне Божием. Писания их и теперь существуют. Кто их читает со вниманием, без предубеждения, тот понимает начало и конец вещей, «просвещает ум свой познанием истины. Без веры этой просвещение быть не может. Молись, чтобы и для тебя открылись двери света. Никто не может постигнуть и узреть истину, если Сам Бог и Христос не дадут разумения». Св. Иустин обратился к чтению Св. Писания, и благодать Божия озарила его. Приняв крещение, он в учении Христовом нашел полное насыщение уму и всему внутреннему существу и старался прилагать познанное к своей жизни и выражать в делах.

Все свои силы и способности Иустин посвятил славе истинного Бога. Путешествуя по Азии, где только представлялся случай, проповедовал и устно, и письменно, доказывал все ничтожество человеческих умствований без Божественного откровения и всю важность Св. Писания. Несогласие и противоречие в учении о существе Божием, встречающиеся в системах и учениях философов, не имеющих равных себе по глубине мысли и обширности познания, но не просвещенных верою, приводит он как доказательство, что ум человеческий своими усилиями не может никогда дойти до высоких и прекрасных понятий о Боге. Некоторые из древних философов называли Бога существом таинственным, сокровенным, другие говорили, что трудно постигнуть Бога, и если бы кто и постиг Его, то не может дать о нем определенных понятий. Определенное понятие мог открыть только ют, кто любит соединяться с душами чистыми и избранными. В Божием откровении заключается познание истины. Пророки от Бога получили знание и передали его нам; они учили не сами от себя, но сделавшись способными к тому, чтобы в них действовал Дух Святый, они получили свыше слова Божии, и Бог употреблял их как меру (средство) для сообщения людям истины. Вот почему они так согласно, как бы одними устами учат о происхождении мира, творении человека, бессмертии души, о суде Божием и о всем, что необходимо знать. Хотя они являлись и в разные времена, но всегда проповедовали одно и то же учение божественное.

Изучая Св. Писание, мы узнаем, что спасение мира открылось, разум дан апостолам, хор избранных составляется. Слово рождает святых и торжествует. Через Него Бог Отец прославляется. Какой радостью исполнится сердце, когда познаешь Бога! Как возлюбишь Того, Кто первый возлюбил тебя! Подвигнутый Его любовью, будешь стараться подражать Ему, подражать Его благости. Не довольно только разумом познать истину, нужно, чтобы знание усвоилось сердцем, выражалось в жизни делами добродетели и благочестия. Нет истинной жизни без знания, нет верного знания без истины, да будет же истинное знание в глубине сердца твоего, да будет слово истины твоею жизнью; тогда, ты не перестанешь приносить плод, которого требует Господь.

Наставлениями об апостольском предании и ограничении разума верою особенно велик Святой Ириней Лионский¹⁰² † 178. Юношеские годы свои провел он в Смирне, в числе учеников св. Поликарпа, к которому был приведен родителями в отрочестве. Учение и беседы блаженного старца навсегда запечатлелись в сердце его ученика: «Что мы узнали в детстве, говорит св. Ириней, то укрепляется вместе с душой и укореняется в ней... По милости Божией я слушал все со вниманием и записывал не на хартии, а в сердце своем».

Он усвоил мудрые правила, тихий, кроткий, миролюбивый и вместе с тем твердый характер своего учителя. Влияние св. Поликарпа, а также беседы с другими мужами апостольскими, от которых Ириней собирал все, что они могли сообщить об апостолах и их учении, развили в юноше ревность к делу благовестия о Христе Спасителе, любовь к Церкви, о чистоте и единстве которой он впоследствии особенно заботился и укрепили в нем уважение к историческим основам христианства. Во времена первенствующей Церкви приготовлением к церковным должностям служило близкое обращение с апостолами, потом с их учениками, вокруг которых собирались христиане, желающие высшего христианского образования. Св. Ириней, пробыв несколько лет в сообществе св. Поликарпа, был отправлен им для распространения христианства в Галлии. Престарелый епископ Лионский Пофин рукоположил его в пресвитеры, и Ириней ревностно помогал старцу-епископу в деле благовестия. Когда, во время страшного гонения на христиан, Пофин претерпел мученическую смерть, его заместителем был избран Ириней. 25 лет пас он Церковь Христову и скончался мученически в начале II столетия.

Глубоко уважая основы христианства, будучи ревнителем истинного христианского учения, св. Ириней естественно должен был выступить твердым защитником его против заблуждений гностицизма, которое в пору его епископства проникло в Галлию и увлекло многих. Философы-гностики, по происхождению язычники, были хорошо знакомы со всеми философскими системами тех времен; принимая христианство, они не отставали от своих философских убеждений, и учение их представляло смесь язычества и иудейства с некоторой долей христианства. Они отрицали коренные христианские понятия о едином Боге, как Творце и Промыслителе, о воплощении Сына Божия, неправильно учили о происхождении зла; истолковывая по-своему превратно Евангелие, апостольские и пророческие писания, они старались применять эти толкования как доказательства истинности своего учения.

Держась того мнения, что Писание и Предание, проповедуемые и хранимые Церковью, доступны для всех людей, считали это знание обычным знанием, доносили веру, как принадлежащую черни, а себе присваивали особое высшее знание – гносис, которое ставили выше веры. Св. Ириней в опровержении этого учения указывает на Церковь, как на хранительницу Писания и Предания неповрежденными, наставляет, что усвоение истин веры должно быть общее у всех людей, вследствие чего и является единство веры во всей. Церкви. Он говорит: «Апостолы в Церковь, как в сокровищницу, положили все, что относится к истине, так что всякий желающий берет из неё питие жизни. Она во всей полноте дошла до нас с соблюдением Писания, не прибавляя, не убавляя ничего. В Церкви правильное, тщательное, безопасное толкование Писания. Церковь хотя и рассеяна по всей вселенной, но приняла от апостолов и их учеников веру в Единого Бога Вседержителя, Иисуса Христа, Сына Божия, воплотившегося ради нашего спасения, и в Духа Святаго, возвестившего чрез пророков все домостроительство Божие. Приняв эту веру, Церковь тщательно хранит ее, одинаково верует, как бы имея одну душу и одно сердце, согласно проповедует, учит и передает, как бы у неё были одни уста. Не иначе веруют и не различное предание имеют Церкви в Германии, Испании, Галлии, на востоке, в Египте и в средине мира. Как солнце во всем мире одно и то же, так и проповедь истины везде сияет – одна, и просвещает всех людей, желающих прийти к познанию истины. Усвоив истины эти верою, «ни сильный в слове ничего не прибавит, ни слабый не умалит».

Затем о важности и древности предания находим следующие наставления. После апостолов и времен апостольских за разъяснениями недоумений в понимании писаний обращались к их ученикам – преемникам, получившим от них не только письменное наставление, но и устное. Теперь желающие знать истину – могут во всякий раз у всякой церкви услышать предание апостольское, в котором найдут ответ, исключающий сомнение и противоречие. Предание это открыто проповедуется Церковью и гораздо древнее писания тех людей, которые преподают ложное учение и выдумывают иначе Бога!

Предание верно блюдется в Церквах через преемство пресвитеров. Мы можем перечислить тех, кого апостолы поставили епископами в церквах и их преемников; но так как слишком продолжительно перечислять представителей всех Церквей, то я приведу предание, которое имеет от апостолов величественная, древнейшая, всем известная Церковь, основанная и устроенная в Риме двумя славнейшими апостолами: Петром и Павлом, получившая от них драгоценный залог Предания и веры, проповеданной у всех народов. С нею согласна всякая Церковь, так как в ней сохраняется апостольское предание». Упомянув затем всех епископов, управлявших Римской Церковью после апостола Петра (и Павла), св. Ириней продолжает: «в таком порядке и преемстве Предание и учение истины в Церкви от Апостолов дошло до нас, и что служит доказательством, что одна и та же вера сохранена от апостолов, доныне и предана в истинном виде в Церкви, и потому нигде, кроме Церкви, не надо искать истины». Св. Ириней советует воспитываться в недрах Церкви: «К Церкви, где дарования Господни, надо прибегать, и в Церкви нужно учиться. Кто не прибегает к Церкви, тот не причастен Духа и сам себя отчуждает от жизни. Где Церковь, там Дух Божий и всякая благодать. Церковь насаждена, как рай в этом мире; вкушайте в ней от всякого Писания, но не с надменным умом». При раскрытии истин веры разум может быть допущен только тогда, когда содержание христианского знания будет усвоено верою.

Лучше оставаться простыми и мало знающими и приближаться к Богу посредством любви, чем считаться знающими и опытными и оказываться хулителями Бога; лучше, не постигая, почему какая-либо вещь создана, веровать в Бога, чем, надмеваясь, отпадать от любви. Если в писаниях не можем найти объяснения всего того, чего ищем, все-таки не будем искать другого Бога, кроме Того, Который есть. Мы должны предоставить это Богу, уверенные, что писания совершенны, так как изречены Словом Бога и Духом Его, а мы как низшие лишены знания Его таинств. Если и из вещей творения только некоторые доступны нашему пониманию, что мудреного, если из того, что ищем в Писании, которое всецело духовно, нечто по милости Божией уясняем, а иное предоставляем. Богу, чтобы Бог всегда учил, а человек научался от Бога. Если поступим таким образом, то и веру соблюдем, и пребудем безопасными (от заблуждений), и в многогласии выражений в Писании почувствуется (нами) единая мелодия, восхваляющая песнями создавшаго все Бога».

* * *

Состояние образования в первые века христианства. – Увеличение письменных произведений. – Причины этого. – Образование двух направлений. – Характеристика первого; центр и представители его. – Характеристика второго; центр и представители его.

Представителями педагогической теории в древнехристианском мире были отцы и учители Церкви. Языческое и христианское образование в первые века христианства шли бок о бок друг с другом. Как просвещение вообще, так, особенно высшее образование, в первые христианские века все еще приобреталось в языческих школах. Для наставления в христианском учении отцы и учители Церкви собирали около себя круг юношей и образовывали их к будущему званию беседами и примером. Так действовал, напр., священномученик Поликарп, еп. Смирнский, в Малой Азии. – Беседы и отдельные наставления о воспитании и образовании сохранились до нас в письменных произведениях, число которых – во 2-м и 3-м веках – является в большем разнообразии сравнительно с писаниями мужей апостольских, состоящими преимущественно из Посланий. Явление это объясняется обстоятельствами Церкви Христовой в данное время. Вследствие ожесточенных нападок язычества на христианство со стороны языческих писателей, Церкви надобно было приобретать себе ученых защитников. И она мало помалу приобретала их: с одной стороны – через обращение ко Христу образованных язычников (св. Иустин Философ, Феофил Антиохийский и др.), с другой – через воспитание в своих собственных школах мужей и юношей, которые, владея богатым запасом сведений исторических, философских, мифологических и вместе достаточным искусством логической и литературной обработки их, могли смело выступать пред судом языческого (равно и иудейского) мира, доказывать несравненное превосходство веры в жизни христианской пред всяким другим учением и образом жизни людей и постепенно пролагать путь окончательному торжеству Евангелия.

И вот, при этом уже с III-го века в истории христианской Церкви ясно обозначились два направления в стремлениях и взглядах на отношение христианства к языческому образованию – философии и науке: теоретически-положительное – восточное и практически-отрицательное – западное.

Восточное отличалось стремлениями идеалистическими, философски-научными; представители этого направления старались применяться к образу понимания образованных греков, так как имели задачей обратить их от философии к христианству. Поэтому при раскрытии истин они пользовались нередко греческой философией, сами ее изучали и не отвергали того, что в языческих системах было достойно уважения. Многие из учителей этой школы получили образование в философских школах, и убедившись своим собственным опытом через сравнение в превосходстве христианского учения над всеми другими человеческими, предлагали тот же путь веры и другим, убежденные, что учение, покорившее их ум и сердце восторжествует также и над умами образованных людей. Вместе с тем они не могли забыть, сколько возвышенных мыслей заключалось в лучших системах философии и потому у них могло сложиться убеждение, что мудрость языческая есть откровение того же Господа, просвещающего иудеев через закон, а язычников через философию, – для того, чтобы хотя и разными путями, но привести и тех и других к одной цели: к вере в Искупителя и к принятию Евангелия.

Центром этого направления была Александрия, – в ту эпоху столица греко-римского мира: все, что было выдающегося в области литературы, науки, философии, религии, соединилось в Александрии. Знаменитый её музей и библиотека привлекали юношей и ученых со всего света. К представителям этой школы принадлежали Пантен, Климент, Ориген, а после него Афанасий Александрийский и единомысленные с ним три Каппадокийца – два Григория и Василий Великий и другие.

Западное или карфагено-римское направление восставало против всякого знакомства с языческими авторами. При изложении истин христианского учения приверженцы западного направления обращали преимущественно внимание на истины деятельные, раскрывали их на основании апостольского учениия. Их направление было реальное, практическое, церковное. У них находим стремление к установлению вселенского единства Церкви, они обыкновенно обосновывали теорию церковной организации и иерархии¹⁰⁴.

Центром западного направления был Карфаген, основанный на развалинах старого; в нем были многочисленные, знаменитые школы; рядом с языческими блестящими ораторами христианские проповедники собирали массу слушателей, но не на площадях, а в пещерах – при гробницах мучеников. Карфагенская церковь процветала, славная пастырями и мучениками.

Из самых знаменитых, первых по времени, представителей карфагенского направления назовем Тертуллиана и Киприана.

В соответствие с этим, в дальнейших главах нашего труда мы и постараемся выставить представителей того и другого направления из отцов и учителей восточной и западной Церкви.

Его образование и юность, его характер. Что побудило его к обращению в христианство? Его учение о душе человека; его сочинение «о крещении». Изображение замены языческих воспитательных средств христианскими и отношение его к языческой поэзии; указываемые им добродетели; указание его на основы, воспитания. Где заключается источник христианского просвещения? Необходимость крещения младенцев и религиозных впечатлений для них. Учение Тертуллиана о молитве.

Между писателями Карфагенской школы – ученый, пылкий, красноречивый Тертуллиан занимает первое место. Он родился около 160 г. по Р. X., † около 211 г. Его родители были язычниками из достаточной семьи. Поэтому Тертуллиан мог получить хорошее образование. Он основательно знал греческий язык и хорошо был знаком с мифологией и произведениями языческих поэтов. К философии же он не чувствовал ни малейшего влечения и даже о самых великих философах, как о Сократе и Платоне, отзывался с пренебрежением. По природе Тертуллиан был очень впечатлительный, обладал пылким, увлекающимся характером и потому, в языческую пору жизни, юноше трудно было избежать падений. Обращение Тертуллиана в христианство состоялось в возмужалую пору его жизни, когда ему было около 32-х лет. Главным двигателем его обращения было то, что он называет: «свидетелъство души – христианки по природе». Свидетельство, которое столь же истинно, как просто; – столь же просто, как и божественно. Душа, по природе христианка, носит в себе выразительное свидетельство о Боге, Виновнике её бытия и питает страх к Нему, как к своему отцу. Хотя душа заключена в темницу тела, развращена воспитанием, обессилена и порабощена страстями, но лишь только пробуждается от усыпления, как тотчас начинает взирать на небо, зная, что там жилище Живого Бога, от Которого она произошла, и называет Бога одним Ему лишь принадлежащим именем. Велик Бог, Бог милостив, Бог видит – вот что душа говорит нам во всякое время, на всяком месте¹⁰⁶. Как смотрел Тертуллиан на свое обращение, видно из его сочинения «о крещении», в котором он разбирает, как внутреннюю, так и обрядовую сторону этого таинства. Он говорит о чудесном возрождении, которое он получил в Св. Крещении. «Какое счастье приносит нам таинство Крещения нашего», восклицает он, «Какого действия оно не производит! Оно изглаживает пятна прошедших грехов наших, делает нас чадами Божьими, отверзает нам вход в жизнь вечную». Обращая взгляд на языческую жизнь со всей её роскошью и распутством, Тертуллиан сравнивает ее со святостью христианской жизни и говорит: «Что может быть лучше, усладительнее, как быть примиренным с Богом Отцом и Иисусом Христом, Сыном Его? Что может быть приятнее сознания истины, получения прощения в содеянных прежде преступлениях? Что прекраснее наслаждения свободой, святостью жизни, отсутствием боязни смерти? Что может быть выше, как жить и быть всегда с Богом? Вот святые услаждения христиан, вот в чем состоят их зрелища». Изображая замену языческих воспитательных средств христианскими, Тертуллиан уговаривает христиан не прельщаться сочинениями язычников и их поэзией, которая хотя ласкает слух, но втягивает душу в омут растлевающих чувствований. Прочь ее! Мы имеем довольно превосходных стихов и гимнов, которые при том не басни, а истина, не искусственные мелодии, а простые, сердечные излияния в стройном пении. «У язычников, говорит он, упражнение в борьбе гладиаторов, атлетов; у христиан тоже борьба в полной мере – борьба со страстями. Распутство побеждается целомудрием, безверие – верою, жестокость низлагается милосердием, гордость – смирением, легкомыслие – скромностью. Вот борьба, свойственная христианам, венчающая их славой».

Затем Тертуллиан указывает, что христианские женщины должны убегать роскоши и подражания языческим женщинам. «Простота и целомудрие да будут единственным вашим убранством. Занимайте руки ваше прядением и удерживайте ноги свои в кругу домов ваших. Исполняйтесь радостью мудрости, святости, чистоты и терпения. Терпение служит украшением жен и славой мужей. Оно любезно в дитяти, достойно почтения в юноше, воспитательно ко всяком поле, возрасте, звании».

Тертуллиан не оставил отдельных сочинений о воспитании, но неоднократно высказывал, каковы те основы, на которых оно должно утверждаться. Одновременно созидается Господом душа и тело, и развитие их должно совершаться в одно и то же время. Тело возрастает естественно, по закону необходимости. Душа, одаренная свободой воли, должна быть исправляема путем добра.

Ничто языческое, соблазняющее, не должно представляться её вниманию. Поэтому и обучение языческой литературе должно быть совершено с великим вниманием, выбором только безвредного в описываемых в ней поступках. Нужно помнить, что душа, не в ладу с собою, потому, душе надо дать средства, победить самое себя. Это средство – Христос. Спаситель с его учением, примером, всемогущей благодатью, возрождающей крещенного, утверждающий Св. Духом внутреннего человека.

Говоря об образовании, Тертуллиан указывает источник христианского просвещения: оно заключается не в нелепых учениях философов, а в изучении Св. Писания и Предания, «Бог дал нам Св. Писание в помощь для совершеннейшего познания как Его Самого, так и Его намерений. Мы не нуждаемся в любопытстве после Иисуса Христа, ни в изысканиях после Евангелия. Веруя им, мы не хотим верить другим. Ищите, пока не найдете, верьте, когда нашли».

Важность священных книг Тертуллиан доказывает их глубокой древностью, и божественность их – исполнением всех, заключающихся в них, пророчеств. «Что ныне ни делается, было предсказано, что мы ни видим, прежде было слышано». Предание так же важно, так как передает нам обычаи, которые употребление утвердило, а вера запечатлела, как например: отречение от дьявола и его дел в таинстве крещения, осенение себя крестным знамением при начале всякого дела, воздержание от коленопреклонений в воскресный день и др.

По учению Тертуллиана, благодать действует непрерывно, втайне от человека: поэтому должно крестить младенцев и подвергать их возможным для них религиозным впечатлениям, не ожидая времени их умственного развития и образования в них религиозных понятий. Нужно помнить, что душа «христианская» не рождается (вследствие первородного греха) таковой, а становится ею впоследствии; поэтому ей нужно дать средство для борьбы с самой собой. Средства эти – Христос Спаситель и его учение, пример и постоянная молитва, – молитва, возносимая Богу духом и истиной, которая низводит и умножает укрепляющую душу благодать». «Молитва, говорит Тертуллиан, изглаживает грехи, удаляет искушения, восстановляет падших, укрепляет колеблющихся, убеждает противящихся. Она вера и щит нам. Со всеоружием молитвы должны мы защищать знамя нашего Владыки. Все Ангелы, все твари молятся. Стада, исходя из убежищ своих, поднимают чело свое к небу и приветствуют Его своим мычанием. Птицы с наступлением утра, простирая вместо рук крылья свои в виде Креста, воспевают хвалебную песнь Творцу – Богу». «Что же мне остается сказать об этом необходимом долге, – спрашивает Тертуллиан, и с восторгом восклицает; «да будет Господу честь и слава во веки веков»¹⁰⁷.

Обстоятельства его жизни. – Отличительная черта его сочинений и оттенение тех сторон жизни, которыми христианство влияло на изменение языческого строя жизни и понятий: класс девственников. – Цель сочинения «о единстве Церкви». – Символы единства Церкви: Ап. Петр, священный хитон Спасителя. – В чем заключается единство Церкви? – Советы Киприана в отношении воспитания детей: воспитывать их в твердом сознании глубокого единения всех верующих. – Учение о христианской семье, о благоговении детей к родителям и о послушании к ним. – В чем выражается единство Церкви в единстве семьи? – Следствия этого воспитания.

Св. Киприан принадлежит к числу отцов римско-карфагенского направления. Родился он в 201 г. в г. Карфагене и до 45 лет оставался язычником, занимая место учителя красноречия. Под влиянием бесед пресвитера Цельсия св. Киприан сознал превосходство христианского учения и принял Крещение. После св. Крещения он, как озаренный светом христианской веры, совершенно изменил образ своей жизни: оставил все заботы о земном богатстве, славе, удовольствиях и усердно принялся читать Св. Писание, особенно творения Тертуллиана, которого он всегда называл своим учителем. Впоследствии св. Киприан поставлен был пресвитером, потом епископом карфагенским Много и ревностно потрудился он для своей паствы, особенно во время гонения. При императоре Валериане св. Киприан был сослан в заточение, а затем в 258 г. за твердое исповедание веры Христовой он погиб мученической смертью – ему отсекли голову.

Отличительной чертой всех сочинений св. Киприана является их практическое направление. Св. Киприан в своих творениях оттеняет с большой силой те стороны жизни, которыми христианство особенно сильно влияло на изменение языческого строя жизни и понятий. Так, класс девственников и девственниц – было самобытное явление в христианстве и явилось могущественным орудием Церкви в её стремлениях совершить обновление личностей, семьи, общества. Девственники и девственницы своим примером и словом возбуждали стремление к чистоте жизни у своих младших сверстников. Св. Киприан говорит: «Девы – это цвет церковного отростка, высокое украшение благодати духовной. Ими радуется, в них обильно красуется славное чадородие Матери – Церкви». Св. Киприан убеждал поэтому девственников и девственниц хранить простоту и скромность в одежде и поведении.

Замечательнейшее творение св. Киприана в целях пересоздания общества того времени и отдельных семей и составной их части – лиц, по строгому образцу Церкви Христовой: «О единстве Церкви». Таинственным выражением единства Церкви, по учению св. Киприана, служат слова Иисуса Христа апостолу Петру: «Аз тебе глаголю, яко ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь мою и врата адовы не одолеют ея. И дам ти ключи царства небеснаго» – и слова Его по воскресении: «яко же посла Мя Отец и Аз посылаю вы, примите Дух Свят: имже отпустите грехи отпустятся им, имже держите, держатся». Эти приведенные слова, хотя и были произнесены всем апостолам, но начало их относится к одному Петру. Этот же апостол не был нисколько выше других апостолов и имел ту же власть, как и все остальные ученики Спасителя; поступил же Иисус Христос так потому, что хотел в лице Петра прообразовать единство Церкви. Таким же символом единства Церкви был и священный хитон Спасителя, который не был разделен на части, и единым целым достался одному воину, которому выпал жребий. Это единство Церкви, таким образом таинственно прообразованное, заключается во 1) в том, что Церковь при всем множестве своих членов составляет одно целое общество верующих. По мере увеличения числа верующих Церковь развивается; является много частных Церквей; но она, как основа их и всех, остается единой. Все равно, как основа дерева, корень – один, а от него уже, как от Единой Церкви – частные Церкви, распространяются ветви. Во 2) единство Церкви заключается еще в том, что кроме нее нигде нельзя спастись именем Иисуса Христа; значит, она является единственным местом спасения для христиан. «Вне Церкви, говорит св. Киприан, нет спасения: находящийся вне Церкви мог- бы спастись только тогда, если бы в древности спасся кто-нибудь вне Ноева Ковчега. Оторвать ветку от корня, она засохнет; отпадет человек от Церкви, т. е. перестанет быть её членом – он погибнет, так как вне Церкви нельзя спастись. Поэтому необходимо, чтобы все верующие составляли Единую Церковь, и для этого Бог соединил всех нас с Собою и друг с другом. Соединение с Богом выражается в твердом исповедании людьми данной им непреложной истины, что Церковь наша Матерь, которая печется о нас и ведет к спасению рожденных ею, постоянно изливая на верующих членов Церкви освящающую Благодать Божию в Святых таинствах. Таинственным изображением тесного соединения Бога с членами Церкви воедино является видимое соединение вина (Господа) с водою (верующими) во св. чаше».

Таким образом Бог и Церковь – общество верующих, соединенных одною верою, составляют одно целое – Единую Церковь. Точно также и все мы, члены этой Единой Церкви, должны составлять единое целое. Для этого-то Господь и заповедал людям глубокую любовь к Богу и ближним. Об этой великой любви, которая необходима нам для соединения во Единую Церковь, Сам Иисус Христос сказал: «Господь и Бог ваш – Господь един есть» и «возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душею твоей и всею крепостью твоею; сия есть первая заповедь. И вторая подобна ей: возлюбиши ближняго своего, яко сам себе. В сию обою заповедию весь закон и пророци висят». Взаимная любовь людей не прекращается и после смерти: «Живые молятся за умерших, а умершие праведники являются нашими молитвенниками перед Богом». Таинственным изображением соединения всех людей между собой в единую Церковь является тесное и неразрывное соединение различных зерен, смолотых и смешанных во един святой хлеб – тело Иисуса Христа. И так, для соединения верующих во единую Церковь необходима любовь к Богу и ближнему. В силу этого, если человек не имеет любви, он не может быть членом Церкви, и вне Церкви нет спасения; значит, такой человек неминуемо должен погибнуть. И св. Киприан говорит, что такие люди, хотя бы они, быв преданы на мучение, сгорели в пламени и огне или испустили дух свой, будучи брошены в снедь зверям: однако и это не будет для них венцом веры, но будет наказанием за вероломство; не будет славным окончанием благочестивого подвига, но исходом отчаяния, т. е. не может быть мучеником тот, кто не будет членом Церкви, потому что Иисус Христос даровал нам мир, повелел нам быть согласными, единодушными, заповедал ненарушимо и твердо хранить союз привязанности и любви. И так, внутренними необходимыми условиями для соединения верующих в Единую Церковь являются: твердое исповедание того, что Церковь – наша Матерь, ведущая нас к спасению, и великая любовь к Богу и ближним. Внутренним же хранителем Святой Церкви является её невидимая глава – Сам Иисус Христос, а внешним – заместитель Его – епископ – для частной Церкви, и собор – для всех Церквей. Отсюда прямой совет св. Киприана в отношении воспитания детей: их необходимо воспитывать в твердом сознании глубокого единения всех верующих через великую любовь к Богу и друг к другу для соединения всех в Единую Церковь – общество, в котором одно наше спасение, потому что без этого сознания, без стремления к этому единению, раз оно не будет заложено в их души, они не могут быть членами Церкви; вне же Церкви спастись нельзя; значит, они не могут получить спасения. Для более полного у разумения этой мысли св. Киприан подробно уясняет мысль апостола. Павла, что семья – домашняя Церковь, и что в этой Церкви все должно быть устрояемо по образу великой Святой Единой Церкви: муж и отец должен быть главой домашней Церкви, по образу Господа; жена и мать должна первая показать любовь к Господу, кротость, мудрость, трудолюбие в соответствии с душами, предававшими себя в волю Божию; дети должны усвоить в душе и показать в жизни черты благоговения к своим родителям, как видимым наместникам Господа, посредникам его творчества жизни детей и промышления о них. Благоговение к родителям должно склонить детей к радостному послушанию им и готовности исполнить волю Самого Господа. Единство Церкви вселенской в единстве семьи выражается в том, что в семье все совершается вместе, во едином духе, слове, деле: вместе трудятся, вместе отдыхают, вместе едят и вместе же Бога благодарят, вместе просят о нуждах семьи, благе ближних и всей Церкви, прося мира и благоденствия, тепла и света, дождя и урожая, и вместе славословят Господа за Его дивные милости. Младенец и отрок, так воспитанные в домашней Церкви, придя в юношеский и зрелый возраст, сделаются живыми членами Матери – Церкви и плодотворно поживут в ней во славу Божию.

Основателем её, по преданию, был евангелист Марк. Сначала она служила для образования христианских детей, для приготовления оглашенных ко крещению; но мало-помалу явилась необходимость расширить круг преподавания и приготовлять христиан к борьбе с образованными язычниками.

Отцы и учители Александрийской школы стремились показать согласие христианского учения с советами древних мудрецов, что вытекало из глубокого уважения к ним. Учители Александрийской школы идеализировали древнюю философию, чтобы привлечь к христианству языческих мудрецов того времени и познакомить их с высшей мудростью.

Но Александрийские учители и отцы, защищавшие древнюю философию, не защищали, однако, того, что в ней было неправильного и ложного, напр., суждения о богах и их безнравственных действиях.

Его глубокое философское образование в язычестве и христианское под руководством Пантена, Климент – начальник огласительной школы. Его взгляд на звание огласительного учителя. Чем он влиял на слушателей? Деление их на три класса. Характер сочинения: «Увещание к Еллинам». Сочинение «Педагоги» – как практическое руководство в учении о воспитании. Основная мысль этого сочинения – Бог чрез Логоса хочет подвести взрослых к детям. Притчи Господа понятны детям. К каким средствам мудрости прибегает Божественный Воспитатель человечества. Строгий метод – необходимое при воспитании вспомогательное средство. Что такое порицание? Педагог – основание или источник. Цель действий Логоса. Вторая часть «Педагога»: внешняя сторона христианского лица и общества. Мнение Климента относительно питья, пищи, домашней утвари, поведения христиан при пиршествах. Что должно быть в основе жизни человека? О порядках на вечерях любви, о смехе, о неблагопристойности в речах, о непристойности в поведении, о роскоши, как бедствии богатых и знатных.

Климент Александрийский † 217 г., сделался учителем школы после Пантена¹¹¹, мужа высокого ума и обширной учености, изучившего не только Священное Писание, но также и мирскую литературу (189–195 гг. по Р. X.). Родившись язычником, Климент получил образование частью в Афинах, частью в Риме, и посещал различные философские школы. Стоическая школа, внушала мужество, самообладание; человек должен был пренебрегать радостью и скорбью. Язычники сами чувствовали сухость и бессердечие этой философии. По учению стоиков нельзя было быть сострадательным: делая добро, помогая бедному, мы, может быть, делаем ему зло, так как нашей помощью продлится его жизнь, а вместе с ней и страдания. Эпикурейская школа позволяла человеку отдаваться самым утонченным удовольствиям, говоря: «жизнь коротка, пользуйся ею». Платоновская философия учила, что если благо есть Бог, то служить этому благу есть величайшее счастье: оно облагораживает душу. Многие почувствовали, как прекрасно стать выше страстей и чувственных удовольствий. Действительно, такое направление мышления, как эта философия, вызывало многие хорошие чувства; но она не давала силы выполнить то, что она сознавала, как прекрасное.

Наставником Климента был знаменитый Пантен, сведущий как в Писании, так и в светской литературе. Об обращении своем и учителе Пантене Климент говорит: «Я сделался христианином в зрелом возрасте. Я изучил все роды знаний, все системы философии; наставники мои были самые образованные люди, но не могли удовлетворить жажде знаний. Наконец, встретил я последнего наставника, первого по достоинству; когда послушал его, не захотел слушать других. Эта пчела Сицилии облетела все св. книги; собрала все цветы с писаний пророческих и апостольских и образовала в других, слушавших её, чистые соты света и знания. Следуя за этой пчелой, я перешел от смерти к жизни, вкусил меда Искупителя и подле Христа нашел мир»¹¹².

Климент, человек одинаково глубоко исследовавший языческую мудрость и неисчерпаемую глубину христианского учения, сделался начальником огласительной школы. Он вступил в исправление своих обязанностей со всей ревностью, считая, что звание огласительного учителя есть высшее служение, приближающееся к служению Иисуса Христа, служение посредника между Богом и людьми. Красноречие его, начитанность, высокий нравственный характер, педагогические способности производили сильное впечатление на слушателей, которые теснились у его жилища с утра до вечера. Для удовлетворения религиозных потребностей слушателей, он их разделил на три класса: в первом находились готовящиеся к принятию христианства; во втором – принявшие христианскую веру, но не привыкшие к новой жизни, требовавшие практического руководства; в третьем – христиане, доказавшие жизнью способность принять высшие тайны христианского ведения. Содержание устных бесед к оглашенным он излагает в «Увещании к Еллинам». Он рассматривает христианство в сопоставлении с понятиями языческих греков; не щадит насмешек над суетными обрядами, заклинаниями, поклонениями идолам. Познав собственным опытом пустоту и безнравственность языческих верований, Климент обращается к заблуждающимся с просьбой – обратить внимание на его наставление – и, то угрозами, то ласкою, убеждает их оставить тьму и вступить в царство света.

Для нуждающихся в практическом руководстве при принятии христианства написан им «Педагог», который имеет значение для нашей цели – учения о воспитании. «В Педагоге» Климент ведет речь от имени «Слова», по-гречески «Логоса», О «Слове», как о существе разумном, пророк Давид говорит: «Словом Господним небеса утвердишася».

В ветхом завете не было ясного различения лиц Св. Троицы, и потому в первый раз уясняется в новом завете различие лиц Св. Троицы, и второму лицу – Сыну Божию, усвояется имя «Логос», с указанием его вечности, Личного бытия, Божественноё природы: «в начале было Слово, Слово было у Бога, Бог был Слово». Основная мысль сочинения Климента та, что Бог Отец через Сына, или посредством Логоса совершает воспитание. Дети это мы; наставник – Логос, – Слово, ставшее плотью, Сын Божий, Логос – Педагог; Он, как человек, обладает всеми человеческими свойствами, кроме греха, и, кроме того, Он Бог. Все люди подлежат Его руководительству. Бог не делает различий между взрослыми и детьми, а хочет подвести взрослых к детям. Дети ублажаются Господом за доверчивость, незлобие и чистоту сердца. В послании к коринфянам апостол Павел говорит: «на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1Кор.14:20). Климент и говорит, что люди должны радоваться, что Господь их почитает не взрослыми, а детьми, и не требует от людей особой мудрости.

Спаситель предлагал верующим наставления, изложенные в притчах; эти притчи понятны детям, и по мере возрастания детей эти притчи открывают им все более и более разум Божий. Климент говорит, что воспитатель человечества – Божественный Логос – прибегает ко всяким средствам мудрости, всеми силами настаивает, дабы несовершеннолетнее вести ко благу путем увещания, угрозы, порицания благодеяния. На вопрос, может ли Господь быть человеколюбивым и благим, когда Ои гневается и наказывает, Климент отвечает: «Метод строгий для правильности в воспитании детей полезен; он имеет значение необходимого при воспитании вспомогательного средства. Многие из страстей искоренимы лишь при посредстве наказаний. Как увещания естественны, так – и порицания, упрек и укоризна свойственны Логосу похваляющему. Порицание есть признак благорасположенности, а не ненависти. Не из ненависти обращается Господь к человеку с укоризнами. Он мог бы всех людей изгладить с лица земли за их грехи; по Он за нас даже страдал. Педагог – именно потому, что Он благ, весьма искусно предлагает увещания в форме упрека. Внушение есть порицание, проистекающее из заботливости и посредствуемое точным разумением дела¹¹³. Таким наставником состоит Педагог, говоря в Евангелии: «Сколько раз я хотел собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели (Mф.23:37)». Климент указывает, что Иисус Христос является виноградной лозой: как на виноградной лозе возникают новые побеги и живут полной жизнью с лозой, так и Педагог является основанием или источником. Показав исторически как Божественный Педагог руководил народами, Климент переходит к изображению цели, которая достигается в человеке действием Логоса. При этом Климент сначала, говорит о внутренних настроениях христианина верующего, прощающего, мудрого, сострадательного, миролюбивого, радующегося, перемешивая свою речь выражениями из Св. Писания и языческих мудрецов. Во второй половине своего сочинения «Педагог» Климент Александрийский касается внешней стороны христианского лица и общества. В одной из первых глав он высказывает свое мнение относительно питья и подтверждает это мнение цитатами из древних философов. Не только чрезмерное употребление вина, но и всякого другого напитка он порицает; вино позволительно и полезно только в редких случаях; а также и употребление различных сладких напитков расстраивает организм; всего полезнее употреблять для утоления жажды чистую воду. Говоря о пище, Климент указывает на все разнообразие кушаний у богачей, порицает этот недостаток и ссылается опять на древних писателей, которые осуждали чрезмерное пристрастие к еде. Богомудрый Моисей ограничивает употребление соленой пищи; также и древние философы указывают на необходимость уменьшить употребление мясной пищи и предписывают во всем умеренность, как высшее отличие человека от животного. «Совершенно достаточно 2-х блюд; 3-е блюдо уже не есть потребность». Не надо думать, что Климент предписывает вечный пост, ослабление и утомление организма голодом; он советует умеренность. Требуется необычайная мудрость, чтобы различать необходимое в жизни от того, что может нам повредить.

Далее Климент говорит о домашней утвари, о том, что кувшины, например, украшались слоновой костью, драгоценными камнями, в золотой или серебряной оправе. Стулья устраивались в виде кресел и также украшались дорогими камнями. Климент говорит: «как много труда человеческого, даже жизни (при добывании слоновой кости), стоят эти излишние украшения».

В ярких чертах рисует он поведение христиан при пиршествах. Климент приводит учение Иисуса Христа о том, что делать, когда позовут на пир: но только Климент подробнее об этом говорит: как неудобно протягивать руку за пищей раньше старшего; как неудобно показать свою жадность, тем более что пиры должны быть подобны вечерям любви. В основе жизни человека скрыта любовь, как могучая сила, долженствующая управлять всеми силами человека. Любовь не есть свойство Бога, а самое существо Его: ведь сказано, что Бог есть любовь. Эти вечери в духе христианской любви получили название «агапе», т. е. любовь. Апостол Павел говорит о порядке на вечерях любви; Климент Римский, его ученик, также касается этого вопроса и говорит, что не должна быть между людьми гордость, а все основано на любви. Климент говорит, что пиршества без любви, только для пресыщения и вообще нескромного характера, не должны привлекать людей; тогда как на истинно-христианских вечерях все должно быть благообразно и по чину.

После пиршества Климент переходит к речи «о смехе», он говорит, что изумление, насмешки должны быть совсем изгнаны из общества. Также: «да будет далеко от нас желание возбудить смех. Остроты позволяются, но только в меру. Ничего изящного не представляет вид мрачный; как напротив приятно, когда по лицу человека пробегает улыбка, возбужденная удовольствием, полученным от искусства или мудрости. Присутствуя при рассказе о чем-нибудь печальном, лучше потупить взор, что соответствует нашему сочувствию. Осуждая неблагопристойности в речах, Климент приводит слова Спасителя: «что исходит из уст, то оскверняет человека».

Человек, позволяющий себе нескромность в речи, обличает нескромность внутреннего чувства. Иисус Христос сказал: «кто скажет брату своему ракà (т. е. глупый человек), тот подлежит суду». От слов своих мы оправдаемся или осудимся. Нужно избегать сообществ с дурными людьми: они развращают добрые нравы. Непристойность в речи Климент сопоставляет с непристойностью в поведении. Так же точно надо избегать соблазнительных зрелищ, как и дурных разговоров. Господь говорит не только «не прелюбы сотвори», но и «не пожелай»; не только не делай, но и в сердце не согрешай.

Климент Александрийский весьма пространно говорить об употреблении венков, помады, духов, богатых материй, драгоценных носилок и о многом тому подобном, что отличало жизнь некоторых страдальческой заботливостью иметь во всем этом превосходство, первенство перед всеми. Это бедствие богатых и знатных. Удовлетворение же сих, вовсе не необходимых для блага жизни затей, ложится тяжким бременем на брата – раба и сестру – служанку¹¹⁴.

Многочисленность сочинений Оригена; его умственные и нравственные качества. – Пример христианского воспитания в семье Леонида, бывший всеобщим у христиан того времени. – Заучивание Св. Писания. – Отношение к Оригену его отца. – Поступление Оригена в Александрийскую огласительную школу и отношение к нему Климента. – Совет последнего относительно молитвы. – Отношение Оригена к гностикам. – Деятельность Оригена в школе и письменная его деятельность; труды по проверке Библии и её объяснению, указывающие приемы, которым он следовал в своей воспитательной деятельности. – Его наставления родителям – самим воспитывать своих детей. – Какие качества Оригена, влияли на жизнь его слушателей? – Сущность его наставлений и основной принцип при обучении. – Что он избрал своей задачей? – Какого характера было преподавание Оригена? – Его бескорыстие. – Способ его обучения по свидетельству Гр. Тавматурга: предварительное приготовление учеников, преподавание диалектики, естествоведения, геометрии, астрономии; высшая степень: этика – нравоучение, внутреннее самопознание, знакомство с произведениями древних философов и поэтов, а в заключение – толкование Св. Писания с различением в нем троякого смысла.

Ориген, род. 184 † 254, – знаменитый учитель Александрийской школы – был учеником Климента Александрийского. Его жизнь принадлежит к концу II-го и началу III-го столетия. Ориген был очень плодовитый писатель: он написал 6000 сочинений известных по названию. Конечно, в этом числе есть сочинения очень маленькие, составляющие одну главу, но есть и такие, которые составляют несколько томов. Этот человек выдавался не только по своим умственным качествам, но и по нравственным достоинствам.

Он был сын Леонида и лишился отца, когда ему было 13 лет. Когда отец его, во время воздвигнутого тогда гонения на христиан, был заключен в темницу. Ориген писал ему увещательное письмо, полное горячей любви к Господу и обещаний заменить отца для многочисленной семьи. Сам Ориген был спасен от мучений матерью только тем, что она спрятала его одежду. Евсевий Кесарийский в своей Церковной истории передает следующий пример христианского воспитания в семье Леонида, который был во всеобщем употреблении в христианских семьях.

Детей ежедневно упражняли в заучивании изречений Св. Писания, священных псалмов и исторических рассказов. Ориген глубоко радовал своего отца и запоминанием, и любознательностью. Леонид смотрел на отрока с любовью, и когда Оригену было только 8 л., отец подходил к кроватке его посмотреть на спящего отрока и целовал его. Зачем он это делал? Леонид отвечал, показывая на отрока: «это «храм Св. Духа». Отец приучал Оригена к чтению Св. Писания, и со стороны ребенка получал такие вопросы, на которые отец затруднялся отвечать, и невольно ему приходила мысль: что будет из его сына?

Удерживая сына от излишней любознательности, отец говорил, что есть высшая Божественная мудрость, которая преподается людьми более сведущими, чем он сам. Он разумел учителей огласительной Александрийской школы, в которую и поступил Ориген. Тут он встретился с Климентом, который понял талантливость ученика и приблизил его к себе, хотя он был почти ребенок. В то время отца у него уже не было. Посещая Александрийское училище, он сохранил признание Климента о самом себе, как лие, которому Климент спокойно вверял руководительство школою, несмотря на то что Оригену было всего 18 лет. Климент оставил совет Оригену непрестанно возвышаться в молитве, которая составляет путь к истинной мудрости, мудрость же должна привести к святости. Этими путями учитель советует Оригену возводить на высшие ступени христианского ведения и благочестия, и питомцев училища. Далее присоединяет слова, принадлежащие по преданию самому Спасителю: «Постарайся сделаться добрым меновщиком», т. е. умей отличать истинную монету от поддельной.

Оригену было тринадцать лет, когда он принял на себя заботы о матери и семи братьях. Все имущество после мученической смерти отца, было взято в казну. В Оригене принимала участие одна женщина, увлеченная гностическими заблуждениями, и часто приглашала Оригена в свой дом. Его часто посещал представитель гностицизма, александриец Павел.

Гностические школы имели два типа: первый был попыткой соединить греческую мудрость с христианством, причем спасение приписывалось не Сыну Божию, а одному из сотворенных высших духов, что уничтожало силу искупления и самое христианство. Гностики восточного направления смешивали христианство с персидской религией и мудростью, неправильно учили о происхождении зла, унижали личность Спасителя, видели зло в узаконенных Господом явлениях жизни, как – брак, радость, счастье жизни, здоровье. Увлеченная женщина, покровительствовавшая Оригену, хотела, чтобы Ориген присутствовал на гностических собраниях, устраиваемых у неё; но он ответил: «я готов показать уважение к тебе; но учение это я отвергаю. Благодарность за гостеприимство я не сравню с учением Иисуса Христа». Он отказался от пропитания у этой женщины. Тогда семью его приняли на попечение Церкви, и таким образом, положение его облегчилось. Тогда не было отдельных благотворительных обществ, как теперь: все сосредоточивалось в Церкви, под руководством иерархии. Киприан Карфагенский, как мы уже знаем, развивает ту мысль, что «Церковь должна быть едина не только по духу, но и по форме, имея одного руководителя епископа».

В таком обществе личность исчезает, и все приводится к прославлению Христа. Ориген, благодарный Церкви, совершенно отдается служению имени Господа Иисуса Христа. Когда Климент во время гонения удалился в Палестину, Ориген, имея толъко 18 л., занял его место. Он преподавал здесь наставления в христианской и языческой мудрости, указывая на вторую, как на начальную ступень уразумения первой. Уроками в школе у него занят был весь день; ночью он недолго предавался сну, на сырой земле, а все остальное время он читал творения отцев Церкви, Ветхий и Новый Заветы и труды древних мудрецов. Скоро он приобрел начитанность во всем этом, что побудило его к письменному изложению своих мыслей. Он мог сразу диктовать семь отдельных сочинений, и ни одно из них не страдало от этого. Прежде всего он стал изучать и проверять по спискам Библию. Она подвергалась изменениям, благодаря переписчикам, которые в ней одни слова сокращали, другие изменяли сообразно своим взглядам. Оригену надо было достать самые древние списки и сравнить с ними новейшие. Эти труды его опирались на знакомстве с языками: сирийским, еврейским. Пользуясь таким образом всеми переводами того времени, он изложил Библию в целом ряде столбцов. В следующих своих трудах он объяснял Библию. Толкования его глубоки, полны образов, сравнений, уподоблений, применений к жизни лица, семьи, всей Церкви. Они восстановляют перед нами те приемы, которым следовал гениальный педагог в своей воспитательной деятельности. В разных местах его творений разбросаны увлекательные убеждения родителям сохранить для Господа сердца их детей, раскрыть их разум для разумения дивных дел Божиих от полевой лилии до высот небесных, от насекомого до человека, чтобы, при взгляде на все окружающее, разум непрестанно стремился к пониманию дел Божиих, уразумевал творения Творца, и в сердце славословил Его, уподобляясь Ему: деятельностью, как Он деятелен во веки, – мудростью, как Он премудр от века во всем – чистотою жизни, как Господь духовен и свят. Вспоминая, чем он был обязан своим родителям, Ориген наставляет родителей воспитывать детей своих, к ним прилагать всю свою душу. Пламенная речь Оригена, глубокая ученость, удобопонятливость его наставлений привлекали к слушанию уроков Оригена не только христиан, но и язычников – взрослых и юношей. Суровость жизни, отказ пользоваться вознаграждением от учащихся, необычайное смирение и непорочность влияли прямо на жизнь слушателей.

Кроме публичного преподавания в Александрийском училище, Ориген часто, иногда ежедневно, проповедовал в Церкви, в применении к разным возрастам лет и разумения веры, исполнял миссионерские поручения в разных странах. Вся деятельность Оригена была направлена во славу Всевышнего: он стремился показать, что все разумнейшее, достойное уважения людей – в Церкви. – Здесь – наука божественная, здесь – добродетель высшая и разнообразная. В Церкви – братолюбие до самопожертвования, снисходительность до всепрощения, попечение о спасении каждого малого в вере до смерти в горах, на морях, среди поисков заблудшей овцы. В Церкви – радость о всем добром, разумном, о спасении ближнего; в Церкви небо сходит на землю, Бог обитает среди людей.

Не удивительно, что этот человек производил обаятельное действие на окружающих, возбуждал в них истинный восторг и силу выносить в жизни то, что внушал несравненный учитель. Естественно, что ученики Оригена бежали с песнями славословия Господу на мучения, что они постигли истину и блаженство на земле и переселяются к совершеннейшему образцу ведения и жизни. Ориген, презирая ярость язычников, сам сопровождал своих учеников к трибуналу суда, в тюрьмы и на места казней. Были возмущения и против Оригена со стороны язычников; но он величием своей личности до времени подавлял всякую попытку схватить его: не большая ли часть Александрии благоговела перед Оригеном? Однажды, язычники схватили Оригена и при входе в храм Сераписа заставили раздавать пальмовые ветви язычникам. Он воспользовался этим для своих же поучений. Давая ветви, он приглашал язычников слушать учение Христа в свою огласительную школу.

Сущность наставлений Оригена такова: «Бог есть источник света для разума, блаженства для сердца, в Нем наслаждение, которое надо исследовать сердцем и осуществить в жизни. Одна Церковь, сохраняющая Божественное Откровение, носит в себе сокровища времени и вечности. Она – орган, который настраивал Давид, потрясая не только вещественные струны, но и струны человеческого сердца». «Будем все согласно бряцать на этом органе, будем настраивать струны разума своего, своего сердца, пока освященное на земле таинством в добрую жизнь не составит единого согласия в хвалениях Ангелов и всех разумных Божиих созданий на небе, вознесенных Отцу Славы, через Сына во Св. Духе. Ему слава во веки! Ему Аллилуия. Ему Осанна! Ему: Свят, Свят, Свят, Иже бе, Сый и грядый».

Основным принципом Оригена было не учить ничему такому, чего он сам не старался бы осуществить в своей собственной жизни, чтобы влиять на своих учеников сколько словом, столько же и примером. Ориген много трудился над распространением христианства, имел влияние даже при римском дворе, и в действиях своих вообще руководствовался принципами стоической философии. Он, при громадных дарованиях, обладал обширной ученостью того времени и вместе с учителем своим, Климентом Александрийским, избрал своей задачей сблизить древнюю поэзию и философию с христианством, и представить последнее в новой форме, чтобы доказать его истину ученому и высшему обществу того времени, уже наклонному к мистицизму. Ориген, действительно, приблизил христианское учение к духу тогдашнего общества, став творцом новой науки и нового искусства. На христианство он смотрел, как на единственную философию и поэзию, как на учение, скрытое в произведениях всех лучших мыслителей и поэтов древности, а потому он значительно ослабил общедоступность учения Христа, совершенно ясного здравому смыслу и сердцу каждого. Эта смесь поэтического и философского элемента не вполне согласовывалась с направлением Церкви; но, во всяком случае, Ориген угадал здесь потребность тогдашнего образованного общества и расположил его в пользу христианства. Направление это перешло даже в средние века, с их символизмом, мистицизмом и наклоностью к аллегории и мечтательности.

Преподавание Оригена было отчасти акроматическое, отчасти диалогическое. За свое религиозное обучение он никошда не брал вознаграждения от учеников, сколько бы трудов оно ему ни стоило, и вообще довольствовался самыми скудными средствами к жизни. Так известно, что он составил собрание классиков, им самим прекрасно переписанных, и продал его за сумму, из которой получал по 4 oбoла (около 20 копеек) ежедневно, прожив таким образом много лет беззаботно и независимо. Один из современников, Григорий Тавматурат, в своей похвальной речи в честь великого учителя такими чертами изображает способ его обучения:

Прежде чем Ориген приступал к самому обучению своих учеников, он испытывал их с помощью известных вопросов и старался устранить в них замеченные недостатки. Этим он предварительно располагал и подготавлял ученика к принятию истины и затем уже, как земледелец, сеял в хорошо обработанную и тучную почву, которая обещала богатый плод. Потом он преподавал своему ученику диалектику – с целью упражнять в нем логическую силу суждения; но не ту диалектику, какая преподавалась обыкновенными учителями, а ту, которая была необходима для всех: для греков и варваров, для образованных и необразованных, короче – для каждого человека, какое бы он не избрал бы себе призвание в жизни. С диалектикой он соединял естествоведение, но таким образом, что он разъяснял каждый отдельный предмет, как бы разлагая его, и с помощью ясного толкования приводя к его первым элементам; он обращал внимание на отдельные части предмета, все вместе и каждую порознь, на все его изменения и соотношения, поступая так с той целью, чтобы ясностью изложения и исследованием оснований каждого явления вызвать в ученике вместо неразумного – разумное удивление перед вселенной и перед высочайшим совершенством природы. Далее в системе Оригена следовали: геометрия, как самое прочное основание для других учебных предметов, и астрономия, которая, изучая надземный мир, ведет человека к возвышенному, небесному. После этих подготовительных наук ученик знакомился с нравоучением (этикой), причем Ориген собственной личностью доказывал всем божественную красоту добродетели и скромности. В особенности старался он обратить дух ученика к внутреннему самопознанию, приучать его заботиться прежде всего о собственном духовном совершенстве и искать блаженства в Боге. Затем Ориген читал с учениками произведения древних философов и поэтов, за исключением, однако тех, которые отвергали Бога или Провидение, и потому могли осквернить молодую душу. Впрочем, он все-таки желал, чтобы ученики его ознакомились со всевозможными философскими воззрениями: им потом дозволялось исследовать все с полной свободой, чтобы они могли всесторонне расширить область своего духа и в избытке наслаждаться всеми духовными сокровищами. Он сам зорко следил за развитием своих учеников и руководил ими, когда им, как бы во время путешествия, встречалось что-нибудь превратное, обманчивое и ложное. Он делал это, как искусный мастер, которому в философской области нет ничего уже нового или незнакомого, который сам постоянно находится в спокойной безопасности и только подает руку помощи тем, которым грозит опасность утонуть в заблуждении.

Вся система обучения у Оригена заканчивалась толкованиями Св. Писания, которое он рассматривал, как совершенное гармоническое создание, отдельные части которого звучат, как струны на псалтири пророка Давида. В Св. Писании, с его кажущимися противоречиями, он различал троякий смысл: буквальный, нравственный и духовный, по аналогии с тройственностью человеческой природы – телом, душою и духом. Буквальный смысл доступен и весьма полезен для наивной массы верующих; заключающийся в словах нравственный смысл благотворно действует на душу верующего; внутренний же, мистический, смысл заключает в себе идеи, требующие глубочайшего понимания. Каждое отдельное место писания носит в себе этот смысл сокровенный, духовный, но не каждое может быть понято буквально: часто буква, форма, сама по себе не имеет значения и получает его, только как оболочка для идеального содержания. Во всем надо искать этого божественного, сокровенного смысла, и объяснять аллегорически все, что на первый взгляд кажется непонятным и невозможным.

* * *

1) Наука педагогики тесно связана с её историей. Педагогика без истории то же, что здание без основы. История педагогики проходит, заодно с историей человечества вообще, оди и те же ступени развития. Христианство вызвало, в сравнении с древностью, полный переворот в воззрениях на человека, а отсюда и на воспитание: христианская педагогика ставит себе задачей довести до развития и расцвета истинную сущность человека, т. е. божественное в его природе¹¹⁶.

2) Новое гумано-христианское воспитание является яснейшим и полнейшим развитием основ, данных ветхозаветным Божественным откровением и служивших идеалом воспитания у древних евреев¹¹⁷.

3) Всеобъемлющая христианская идея, заключающаяся в откровенной религии Иисуса Христа и в творениях главнейших отцов Церкви, дала новую окраску всем более жизненным элементам древней языческо-еврейской цивилизации и переработала их¹¹⁸.

4) Сознательное уподобление себя Богу – ближайшая задача для каждого человека и соединение с Богом – главное назначение для него¹¹⁹.

5) Главная цель жизни христианской – подражание и последование Христу, одинаково обязательное и одинаково доступное для всех наций и состояний, и для обоих полов¹²⁰.

6) Задача христианской педагогики – приблизить человека к Богу и вызвать в телесно-духовном организме питомца полную гармонию всех сил и способностей¹²¹.

7) Иисус Христос есть идеал для воспитания и образец совершеннейшего учителя: учение Его отвечало сущности человека¹²².

8) Воспитание человека по духу Евангелия есть извлечение его из низменности и чувственности и возвышение его к божественному совершенству, через развитие в человеке истины, свободы и любви в их гармоническом единстве¹²³.

9) Истинный воспитатель должен прежде воспитать самого себя в истине и добродетели¹²⁴.

10) Отношения родителей (для которых дети – дар Божий) и воспитателей к детям должны дышать одной любовью¹²⁵.

11) Воспитание должно вырабатывать в человеке не только внешнее доброе поведение, не только внешние добрые формы жизни, но должно делать человека новым творением Божиим, должно выработать такие внутренние основы жизни, – чтобы доброе поведение воспитываемого было служением Богу в духе и истине и проникало сокровенные изгибы душевной жизни и вытекало из радостной преданности своему Господу, – чтобы отношения человека к Богу были истинно сыновними¹²⁶.

12) Лучшим воспитательным средством служит христианская семейная жизнь, где отношения между мужем, женою и детьми уравниваются одинаковостью отношений их к Богу, – где в дитяти уважаются его человеческие права, его человеческая личность, отражающая в себе образ Божий¹²⁷.

13) Семейное воспитание нашло в христианстве самые твердые основания и достигло самого полного развития вследствие того, что женщина, мать-христианка, получившая преобладающее влияние на нравственное воспитание подрастающих поколений, самоотверженно отдавалась своему призванию – раскрыть образ Божий в своем дитяти, т. е. привести его к всестороннему совершенству, – напечатлеть христианское благочестие и христианскую любовь в сердце дитяти¹²⁸.

14) Апостолы и ближайшие их преемники – на детей желали действовать посредством родителей¹²⁹.

15) Необходимость знания родителями христианской веры и необходимость защиты последней от обвинений, взводимых на нее учениями языческими, а также сознанная необходимость истолкования Св. Писания вызвали в христианстве возникновение особенных школ¹³⁰.

16) Теоретической педагогики в первые века христианства не существовало: все требования и наставления отцов Церкви о воспитании сводились к сохранению христианской религии¹³¹.

17) Мужи апостольские дали дальнейшее развитие учению о воспитании: они указали на греховность человека, и на средства возрождения, именно на внутренний опыт веры, к которому должны быть привлечены и дети¹³².

18) Средства воспитания были общие для взрослых и детей: наставление, совершение таинств, упражнение в делах благочестия и в молитве¹³³.

19) Все увещеваются пребывать в покорности представителям Церкви, соблюдать дух единения и мира и участвовать в Богослужении¹³⁴.

20) За жизнеописаниями ветхозаветных лиц признается особенно воспитательное значение; равно как за сопоставлением жизни христианской с языческой¹³⁵.

21) Особенно глубоко напечатлевалась в уме и серде родителей та истина, что они обязаны воспитывать детей преимущественно дляя жизни вечной, средствами к чему указывались: познание Христа Спасителя, его пример покорности родителям, глубокое ознакомление, через постоянное чтение и изучение, со св. Писанием и собственный добрый пример родителей¹³⁶.

22) К воспитательным мероприятиям относились также: рассмотрение видимой природы и человеческой души, определение меры знаний человеческого разума и показание значения веры, как необходимого руководства для разума, и, наконец, раскрытие значения Предания Церкви, как основы понимания жизни¹³⁷.

23) Во взглядах на отношение христианства к языческому образованию – явились два направления¹³⁸: теоретически-положительное – восточное и практически-отрицательное – западное. Представители восточного направления применялись к пониманию образованных греков, так как имели задачей обратить их от философии к христианству, поэтому при раскрытии истин они пользовались приемами греческой философии, изучали ее и не отвергали того, что в языческих системах было достойно уважения. Западное или карфагено-римское направление восставало против всякого знакомства с языческими авторами.

24) Душа человека – по природе христианка – свидетельствует о Боге; питать ее надобно сродными ей средствами¹³⁹.

25) Источник христианского просвещения – изучение Св Писания и Предания; таинство св. крещения и разные религиозные впечатления необходимы для детей; молитва – средство для борьбы души с самой собой и для привлечения благодати¹⁴⁰.

26) Благотворный пример девственников и девственниц¹⁴¹.

27) Вне Церкви нет спасения¹⁴².

28) Для единения верующих в Церкви необходима любовь и твердое исповедание Церкви, и подчинение епископу. Церковь должна быть едина не только по духу, но и по форме, имея одного руководителя – епископа¹⁴³.

29) Детей необходимо воспитывать в твердом сознании глубокого единения всех верующих¹⁴⁴.

30) Семья – домашняя церковь, где все должно быть устроено по образу св. Единой Церкви: муж и отец – главя; жена и мать – образец любви к Господу, кротости и мудрости, трудолюбия; со стороны детей требуется благоговение и послушание к родителям, как видимым наместникам Господа; единение членов семьи в духе, слове, деле, молитве, является благотворным для воспитания детей: они, придя в зрелый возраст, сделаются живыми и плодотворными членами Матери – Церкви¹⁴⁵.

31) Звание огласительного учителя есть высшее служение, приближающееся к служению Иисуса Христа, служение посредника между Богом и людьми¹⁴⁶.

32) Воспитание всех людей совершает Бог Отец чрез Сына и не делает различений между взрослыми и детьми, а хочет подвести и взрослых к детям, которые ублажаются Господом за доверчивость, незлобие и чистоту сердца¹⁴⁷.

33) Средства воспитания Божественного Логоса: увещания, угрозы, порицания, благодеяния. Строгий метод – необходимое воспитательное средство¹⁴⁸.

34) Логос – Педагог есть основание или источник полной жизни человека; цель действий Педагога – образовать доброе внутреннее настроение христианина верующего. И воспитатели должны обратить дух ученика к внутреннему самопознанию, приучать его заботиться прежде всего о собственном духовном совершенстве и искать блаженства в Боге¹⁴⁹.

35) Внешняя сторона христианского лица и общества должна соответствовать внутренней. Область духа должна быть всесторонне расширена: все надобно исследовать и наслаждаться всеми духовными сокровищами¹⁵⁰.

36) В основе жизни человека должна быть любовь, как могучая сила, долженствующая управлять всеми силами человека, так как самое существо Бога есть любовь¹⁵¹.

37) Во всеобщем употреблении в христианских семьях было: ежедневное упражнение детей в заучивании изречений Св. Писания, священных псалмов и исторических рассказов. И все обучение, должно оканчиваться толкованием Св. Писания¹⁵².

38) Средством возведения питомцев на высшие ступени христианского ведения и благочестия служит непрестанная молитва, – составляющая путь к истинной мудрости, мудрость же должна привести к святости¹⁵³.

39) В Церкви – личность исчезает, и все приводится к прославлению Христа. Родители и воспитатели должны сохранять сердца детей для Господа, раскрыть их разум для разумения дивных дел Божиих, к делу воспитания детей прилагать всю свою душу, и не учить ничему такому, чего сами не старались бы осуществить в собственной жизни, т. е. влиять и словом, и примером¹⁵⁴.

40) Всe разумнейшее, достойное уважения людей – в Церкви: наука божественная, добродетель высшая и разнообразная, братолюбие до самопожертвования, снисходительность до всепрощения, попечение о спасении каждого малого в вере до смерти в горах, на морях, среди поисков заблудшей овцы. В Церкви радость о всем добром и разумном, о спасении ближнего; в Церкви небо сходит на землю, Бог обитает среди людей¹⁵⁵.

* * *

Разнообразие событий и деятелей. – Классическое время христианской литературы. – Столкновение начал язычества и христианства. – Значение творений и жизни св. отцов и подвижников для воспитания духа.

IV век христианства замечателен разнообразием содержания, обилием деятелей и событий, имевших мировое значение. «Это век светоносный и по числу, и по величию светил Церкви», по справедливому слову Филарета Черниговского (Истор. уч. об Оо. Церкви, т. II, стр. 3). Восток и Запад прославились подвижниками и учителями. Но на Востоке дух развивался самостоятельнее и мощнее, что сказалось в великих творениях христианских мудрецов, которые, воспользовавшись всем лучшим духовным достоянием язычества, осветили его богомудрой мыслью.

Между первым (325 г.) и четвертым (451 г.) вселенскими соборами состояние отеческой письменности было самое блестящее, как по обилию литературных произведений и разнообразию их содержания, так и по внутренним и внешним их достоинствам. – Времена появления творений отцов 4 и 5 веков справедливо называются классическими веками христианской литературы. В этих творениях догматическое учение раскрыто со всей полнотой и основательностью, изложена борьба православной веры с неправоверием, благочестия с развращением нравов, или ложным направлением благочестия – мнимой праведностью. В связи с раскрытием догматического и нравственного учения развивалось изъяснение св. Писания и определялось, и утверждалось употребление св. Предания, т. е. раскрывалось руководительное начало для определения истинности учения веры и для правильного истолкования самого священного Писания.

Вместе с выяснением христианских принципов в их отношении к жизни христиан, в произведениях св. отцов этого времени встречается весьма много рассуждений по вопросам воспитания и образования, так что в IV и V вв. у христиан, можно сказать, составилась уже вполне стройная и законченная теоретическая система воспитания.

Столкновение языческой цивилизации с новыми началами, вносимыми в мир христианством, представляет захватывающий интерес. Языческие традиции в их практических применениях были сильнее на Западе: они поддерживались воспитанием, так как школы, в которых учились христиане, долго оставались языческими. Система воспитания вытекала из мировоззрения, выработанного веками. Сменить ее должна была новая система, созданная вновь сознанными основами жизни.

Прежде чем создалась христианская школа, самая жизнь христиан становилась великой учительницей. Ум образовывался наукой, хранительницей которой была языческая школа; но дух воспитывался деятельной жизнью, примерами подвижников, борьбой за истину. Рядом с городами – представителями вековых цивилизаций – была пустыня. Святые отцы и учители того времени были и вдохновенными теоретиками, создавшими христианскую философию, и несокрушимыми борцами, крепкими стоятелями за правду. Проникнув в тайники духа, открыв его свойства, они указывали на высшие цели существования, представляли широкую картину христианской жизни. Таким образом создавались новые начала, воспитывались новые люди.

Вот почему важно познакомиться и с творениями таких писателей, которые не оставили специальных сочинений о воспитании.

* * *

Воспитание и образование св. Афанасия; значение его деятельности. – Указание высоких свойств чоловеческой души; указание внутренней связи между спасением человека Богом и стремлением человека к высшему совершенству и способов его достижения. О добродетели и об обожествляемости души. – Значение сочинения св. Афанасия: «Жизнь Великого Антония», указывающего внутренний рост человека и основу нравственного развития его.

Св. Афанасий Александрийский – один из главнейших деятелей Никейского собора. Родился Афанасий в Александрии, представлявшей много средств для образования ума. В IV в. она была обширным училищем, доставлявшим всестороннее развитие своим питомцам. По слову св. Григория высшее Александрийское училище и называлось, и было хранилищем всеобщей учености. Языческая мудрость, просветленная христианским учением, образовывала умы, а пустыня, привлекавшая лучших людей, подавала примеры, воспитывавшие дух. Это взаимодействие школы, пустыни и необходимости борьбы порождало борцов закала св. Афанасия. Он приобрел разнообразные сведения, дни и ночи изучал все, относящееся к священному Писанию и, по выражению св. Григория, так хорошо знал все книги свящ. Писания, как другие знали едва ли одну из них. Пустыня привлекала его, и он не раз посещал св. Антония; жизнью же сам был подвижник. Афанасий был поставлен еще в молодых летах в диаконы св. Александром, который очень приблизил его к себе, сделав его домашним секретарем. В 326 г., по смерти Александра, против собственной воли, но по воле покойного, он был посвящен во епископа. 40 лет провел он в тяжелой борьбе с арианами. Его преследовала клевета, неоднократно подвергался он изгнанию, возвращался для новой борьбы, для новых испытаний, поддерживал колеблющиеся умы своих учеников.

Твердый и пламенный защитник Православия против арианства, св. Афанасий силой своего ума влиял на события, переписывался с императорами и во всех случаях своей жизни являл образ истинного пастыря, полагавшего душу свою за овец. В 373 г. пастырь верный и мужественный, жизнь которого была образцом для епископов, а учение законом Православия, почил от тяжких трудов своих.

Св. Афанасий не оставил специального сочинения по воспитанию, но вся деятельность его служит живым примером воспитания воли, а в его произведениях встречаются глубокие указания на самоусовершенствование. Обладая обширной ученостью и светлым умом, Афанасий излагает в стройной системе учение о воплощении Сына Божия, об отношении Божества и человечества в Иисусе Христе.

Слова: «Он очеловечился, дабы мы обожнлись» выражают существенный характер его мировоззрения. Высокая мысль служит освещением того пути, который предлежит стремящемуся к самосовершенствованию.

В «Слове на язычников» св. Афанасий обличает непонимание их, указывает на высокие свойства человеческой души.

«Создатель мира и Царь царей Бог¹⁵⁷, превысший всякой сущности и человеческого домысла, как благий и все превосходящий добротой, сотворил род человеческий по образу Своему, собственным Словом Своим, Спасителем нашим Иисусом Христом, и через уподобление Себе соделал его созерцателем и знателем сущего, дав ему мысль и ведение о собственной Своей вечности, чтобы человек, сохраняя сие сходство, никогда не удалял от себя представления о Боге, и не отступал от сожития со святыми, но, имея в себе благодать Подателя, имея и собственную свою силу от Отчего Слова, был счастлив и собеседовал с Богом, живя невинной, подлинно блаженной и бессмертной жизнью. Ни в чем не имея препятствия к ведению о Боге, человек по чистоте своей непрестанно созерцает Отчий образ, Бога-Слова, по образу Которого и сотворен, приходит же в изумление, уразумевая Отчее чрез Слово промышление, возносясь мыслью выше чувственного и выше всякого телесного представления, силой ума своего касаясь божественного и только умом зримого на небесах. Когда ум человеческий не занят телесным и не примешивается к нему совне возбуждаемое вожделение, но весь он горе и собран в себе самом, как было вначале: тогда, преступив за пределы чувственного и всего человеческого, парит он в горних, и, взирая ва Слово, видит в нем Отца Слову, услаждаясь созерцанием Его и обновляясь в любви к Нему. Так и Священное Писание о первом сотворенном человеке, который на еврейском языке назван Адамом, говорит, что вначале с непостыдным дерзновением устремлен был он умом к Богу и сожительствовал со Святыми в созерцании мысленного, какое имел в оном месте, которое св. Моисей в переносном смысле наименовал раем (Быт.2:8). А к тому, чтобы видеть в себе Бога, достаточно душевной чистоты, как и Господь говорит: «блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф.5:8).

Вот в чем заключается высокое значение человеческого духа, намечающее его задачи. Выяснив причины происхождения греха и идолопоклонства среди людей и открыв естественные способы Богопознания, Св. Афанасий говорит о путях, приближающих к усвоению истины: «К познанию и точному уразумению истины имеем нужду ни в ком другом, а только в себе самих. Путь к Богу не так далек от нас, как и превыше всего сущий Сам Бог; Он не вне нас, но в нас самих; и начало Его может быть нами найдено, как и Моисей учил, говоря: «Глагол веры в сердце твоем есть» (Рим.10:8. Втор.30:14). И спаситель, давая разуметь и подтверждая то же самое, сказал: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21). Внутри же себя имея веру и царствие Божие, можем вскоре узреть и уразуметь Царя вселенной – Спасительное Отчее Слово. Да не отговариваются служащие идолам силины¹⁵⁸, и вообще, никто другой да не обольщает сам себя, будто бы нет у них такового пути, а потому и имеют они предлог к своему безбожию. Все мы вступили на путь сей и всем он открыт, хотя и не все им идут; и многим желательно оставлять его, потому что влекут их совне житейские удовольствия. А если кто спросит: что же это за путь? Отвечаю: душа каждого, и в ней – ум, потому что одним умом может быть созерцаем и уразумеваем Бог».

В слове о воплощении¹⁵⁹ Сына Божия св. Афанасий доказывает необходимость воплощения и вочеловечения Христа для нашего спасения и открывает внутреннюю связь между спасением человеческого рода вочеловечившимся Богом и стремлением человека к высшему совершенству, а также способы его достижения:

«Ибо хотя и благодать, сообщенная в образе Божием, достаточна была к тому, чтобы привести к познанию Бога-Слова и через Него к познанию Отца, однако же Бог, зная немощь людей промышляет о них, и в случае их нерадения, чтобы, если и вознерадят познавать Бога в самих себе, не оставались в неведении о Создателе, имея пред очами дела творения. Поскольку же нерадение постепенно нисходило к худшему, то Бог не оставил без промышления своего и таковую человеческую немощь, дав закон и послав к людям известных им пророков, чтобы, если обленятся возвести взор на небо и познать Творца, близ себя имели учение; потому что люди всего ближе могут учиться лучшему у людей же».

...Но... «для исследования и истинного уразумения сказанного в Писании потребна хорошая жизнь, чистая душа и христоподражательная добродетель, чтобы ум, преуспев в этом, был в состоянии достигать желаемого и приобретать оное, в какой только мере естеству человеческому возможно познание о Божием Слове. Ибо без чистого ума и без подражания жизни святых никто не возможет уразуметь словеса святых».

О христоподражательной добродетели и об обожествляемости души св. Афанасий говорил в «Слове на ариан»¹⁶⁰.

«Посему Господь всегда и по естеству неизменяемый, любя правду и ненавидя неправду, справедливо помазуется и Сам посылается, чтобы Ему, пребывающему одним и тем же, прияв изменяемую плоть, как осудить в ней грех, так и соделать ее свободною; после чего можно уж было бы в ней и нам исполнить всякую правду и придти в состояние сказать: «мы несмы во плоти, но в Дусе, понеже Дух Божий живет в нас» (Рим.8:9).

«В Писании¹⁶¹ нередко предметы естественные представляются людям в образе и примере. И это для того, чтобы из естественного виднее были произвольные движения в людях. И таким образом показывается или дурной, или правдивый человеческий нрав. Так дурные нравы имеет в виду, если заповедует: не будите яко конь и меск, имже несть разума (Пс.31:9), или, когда, укоряя сделавшихся таковыми, говорит: человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс.48:13); и еще: кони женонеистовни сотворишася (Иер.5:8). И Спаситель, доказывая, каков Ирод, сказал: рцыте лису тому (Лук.13:32), и Апостолам заповедал: се посылаю вас яко овцы посреде волков: будите убо мудры яко змия, и цели яко голубие (Мф.10:16). Сказал же сие не с тем, чтобы мы по природе сделались подобными скотам, стали змиями или голубями (не таковыми сотворил Он нас; посему и природа не допускает сего), но с тем, чтобы избегали мы неразумных стремлений, зная же мудрость змия, не вдавались в его обман и усвоили бы себе кротость голубя. В рассуждении же Божественного, представляя опять людям образы, Спаситель говорит: будите милосерди, якоже и Отец ваш, Иже на небесех, милосерд есть (Мф.5:48). Сказал же сие не для того опять, чтобы стали мы такими же, каков Отец, потому что нам тварям, из ничего приведенным в бытие, невозможно сделаться такими же, каков Отец; напротив того, как заповедал: «не будите яко конь» не с тем, чтобы не сделались мы скотами, но чтобы не подражали их неразумению; так сказал: будите милосерди якоже Отец не с тем, чтобы стали мы такими же, каков Отец, но чтобы взирая на Его благодеяния, когда делаем что доброе, делали не ради людей, но ради Его, ожидая наград от Него, а не от людей. Как, хотя один есть Сын по естеству, истинный и единородный, но и мы делаемся такими сынами, не Ему подобно, не по естеству и не по действительности, но по благодати Призвавшего и, будучи земными людьми, именуемся богами, не такими каков Бог и каково истинное Слово Его, но как восхотел даровавший сие Бог: так подобно Богу делаемся милосердыми, не приходя через сие в равенство с Богом, не делаясь по естеству и истинными благодетелями; потому что благодетельствовать не наше, но Божие изобретение, но, поколику совершаемое по благодати для нас самим Богом делаем мы общим и для других, не рассуждая, но просто на всех простирая благотворительность. Сим только, а не иным образом, можем и мы сделаться несколько подражателями Богу, потому что даруемым от Него услуживаем друг другу. Читаемое от Иоанна место имеет тот же смысл... мы по усыновлению и благодати делаемся сынами, приобщаясь Его Духа (ибо сказано: елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его (Ин.1:12). Посему он есть истина, Сам о Себе свидетельствуя: Аз есмь истина (Ин.14:6), что подтвердил и беседуя с Отцем Своим: «святи их во истину Твою: Слово Твое истина есть» (Ин.17:17); а мы по подражанию делаемся добродетельными и сынами. Итак, Спаситель сказал: да будут едино якоже и Мы (Ин.17:22), не для того, чтобы соделались мы такими же, каков Он, но чтобы, как Он, будучи Словом, пребывает во Отце Своем, так и мы, взирая на Него и у Него заимствуя некоторый образ, стали едино друг с другом, по единодушию и единству духа, и не разногласили подобно Коринфянам, но мудрствовали одно и то же подобно упоминаемым в Деяниях пяти тысячам, которые все были как один человек (Деян.4:32).

Люди же, как сказано, безопасно подражают тому, что заимствуется из естества, потому что сие пребывает одинаковым и никогда не изменяется; человеческий же нрав изменчив, и, только взирая на неизменяемое по естеству, может избегать худого и сообразовать себя с лучшим. И таким образом сказанное: да и тии в нас едино будут (Ин.17:21) имеет правильный смысл.

Дело же совершенно, потому что люди, искупленные от греха, не остаются более мертвыми, но, обожившись и взирая на Нас, имеют между собою взаимный союз любви».

Путь к достижению этого «союза любви» посредством внутреннего просветления указывается в одном из наиболее замечательных нравоучительных сочинений св. Афанасия: «Жизнь Великого Антония». Сочинение это имело большое влияние. Бл. Августин говорит о себе, что оно весьма много способствовало обращению его от рассеянной жизни. Св. Златоуст советует читать это жизнеописание каждому, какого бы кто состояния ни был. В этом сочинении мы видим внутренний рост человека, почерпавшего уроки не только из школы, но и из жтни. Мы узнаем также, какие черты полагал св. Афанасий в основу нравственного развития.

Св. Антоний родом был египтянин. Воспитанный по-христиански благочестивыми родителями, он в детстве не знал ничего иного кроме их и своего дома. Еще ребенком ои ходил с ними в храм Божий, внимательно прислушиваясь к тому, что там читалось. По смерти родителей он остался один и имел на попечении и дом, и малолетнюю сестру. Не минуло еще шести месяцев по смерти его родителей, он, идя в храм Господень и собирая воедино мысли свои, на пути стал размышлять, как Апостолы, оставив все, пошли во след Спасителя.

Услышав в церкви слова: «аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим и имети имаши сокровище на небеси и гряди во след Мене» (Мф.19:21), Антоний раздал все имение свое и перед домом своим упражнялся в подвижничестве, внимая себе и пребывая в терпении. Тогда монастыри были еще немногочисленны в Египте, а великой пустыни инок вовсе не знал: намеревавшийся внимать себе подвизался, уединившись недалеко от своего селения. В одном ближнем селении был старец; Антоний, поревновав ему в добром деле, стал уединяться в местах, лежащих близ селения.

И если слышал там о каком рачителе добродетели, шел отыскивать его как мудрая пчела и не прежде возвращался в место свое, как увидевшись с ним. Когда же получал от него напутствие какое для шествования стезею добродетели, уходил назад. Проводя так свою первоначальную жизнь, Антоний наблюдал за своими помыслами, чтобы не возвращались они к воспоминанию о родительском имуществе и сродниках. Все желание устремлял, все тщание прилагал к трудам подвижническим: работал собственными руками, слыша, что праздный ниже да яст (2Фес.3:10), и иное издерживал на хлеб себе, иное же на нуждающихся. Молился он часто, зная, что должно наедине молиться непрестанно (1Фес.5:17), и столько был внимателен к читаемому, что ни одно слово читаемого не падало у него на землю, но все удерживал он в себе, почему наконец память заменила ему книги. Так вел себя Антоний и был любим всеми. Ревнителям же добродетели, к которым ходил, он искренно подчинялся и в каждом изучал, чем особенно преимуществовал тот в подвиге и тщательности: в одном наблюдал его приветливость, в другом неутомимость в молитвах; в ином замечал его безгневие, в другом человеколюбие; в одном обращал внимание на его неусыпность, в другом на его любовь к учению; кому удивлялся за его терпение, а кому за посты и возлежания на голой земле; не оставляя без наблюдения и кротости одного и великодушия другого, – во всех же обращал внимание на благочестивую веру во Христа и на любовь друг к другу. Так с обильным приобретением возвращался он на место своего подвижничества, сам в себе сочетая воедино, что заимствовал у каждого, и стараясь в себе самом явить преимущества всех. А с равными себе не входил в состязание, разве только, чтобы не быть вторым после них в совершенстве. И делал сие так, что никого не оскорблял, но и те, с которыми состязался, радовались о нем. Поэтому все жители селения и все добротолюбцы, с которыми был он знаком, видя такую жизнь его, называли его боголюбивым и любили его, одни – как сына, другие – как брата.

Стремясь к самосовершенствованию, Антоний подвергался тяжким искушениям, тяжелой борьбе. Он удалился сначала в ближайшую от селения пустыню, потом в горы, где в строгом затворе, допуская приходивших к нему не далее ограды, упражнялся в духовном трезвении, углубляясь в себя, готовясь к служению людям, и поучению их. Около двадцати лет провел так Антоний, подвизаясь в уединении, никуда, не выходя и никем не видимый. Укрепившись внутренним подвигом, Антоний снова явился людям, искавшим его, и все дивились тому, как он мало внешним образом изменился.

Господь исцелил через Антония многих пришедших больных, даровал ему и благодать слова: утешил он многих скорбящих, примирил бывших в ссоре, внушая всем ничего в мире не предпочитать любви ко Христу, и увещевая содержать в памяти будущие блага и человеколюбие к нам Бога, Иже Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его (Рим.8:32), убедил многих избрать иноческую жизнь. И вскоре, по силе удивительного слова его, возникают монастыри, и во всех них Антоний как отец делается руководителем. Однажды он выходит; собираются к нему все монахи и желают слышать от него слово. Антоний говорит им следующее: «К научению достаточно и писаний: Однано же нам прилично утешать друг друга верою и умащать словом. Поэтому и вы, как дети, говорите отцу, что знаете, а я как старший из вас возрастом сообщу вам, что знаю и что изведал опытом. Паче всего да будет у вас общее попечение о том, чтобы, начав, не ослабевать в деле, в трудах не унывать, не говорить: давно мы подвизаемся. Лучше, как начинающие только, будем с каждым днем приумножать свое усердие, потому что целая жизнь человеческая весьма коротка в сравнении с будущими веками, почему и все время жизни вашей пред жизнью вечною ничто... Поэтому, дети, не будем унывать, что давно подвизаемся или что сделали мы что-либо великое. Недостойны бо страсти нынешняго времени к хотящей славе явиться в нас (Рим.8:18), и, взирая на мир, не будем думать, что отреклись мы от чего-либо великого...

Поэтому, дети, пребудем в подвиге и не предадимся унынию. Ибо в том нам споспешник Господь, как написано: «всякому, избравшему благое, Бог поспешествует во благое». (Рим.8:28). А для того, чтобы не лениться, хорошо содержать в мысли Апостольское изречение: «во вся дни умираю» (1Кор.15:31).

– ...«Вступив на путь добродетели и начав шествие, тем паче напряжем силы простираться вперед; и никто да не обращается вспять, подобно жене Лотовой, особенно же внимая сказанному Господом: никтоже возложь руку свою на рало, и зря вспять, управлен есть в царствии Божии (Лк.9:62).

– ...«Не приходите в страх, слыша о добродетели, не смущайтесь при её имени. Она не далеко от нас, не вне нас образуется; дело её в нас, и оно легко, если пожелаем только. Эллины, чтобы обучиться словесным наукам, предпринимают дальние путешествия, переплывают моря, а нам нет нужды ходить далеко ради царствия небесного, или переплывать море ради добродетели. Господь еще прежде сказал: царствие небесное внутрь вас есть (Лк.17:21). Поэтому добродетель имеет потребность в нашей только воле; потому что добродетель в нас, из нас образуется. Она образуется в душе, у которой разумные силы действуют согласно с её естеством.

Св. Антоний советовал непрестанно размышлять об Апостольском изречении: «солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф.4:26), и думать, что сказано сие вообще относительно ко всякой заповеди, чтобы не заходило солнце не только в гневе, но и в другом грехе нашем. Ибо хорошо и необходимо, чтобы не осуждали нас ни солнце за дневной проступок, ни луна за ночной грех и даже за худое помышление. А чтобы соблюсти себя от этого, хорошо – выслушать и сохранять Апостольское слово. Ибо сказано: «себе истязуйте, себе искушайте» (2Кор.19:5) Поэтому пусть каждый ежедневно дает себе отчет в дневных и ночных своих поступках. И если согрешил, да перестанет грешить, если не согрешил, да не хвалится тем, но да пребывает в добре, и не предается нерадению, и ближнего не осуждает, и себя не называет праведным, дóндеже, как сказал блаженный Апостол Павел, «приидет Господь» (1Кор.4:5), испытующий тайное. Нередко и от нас самих бывает сокрыто, что делаем мы. Но хотя не ведаем сего мы, однакоже Господь видит все. Посему, суд предоставив Господу, будем сострадательны друг другу, станем носить тяготы друг друга (Гал.6:2) и истязывать самих себя и, в чем мы недостаточны, постараемся то восполнить. А к ограждению себя от греха, будем соблюдать еще последующее: пусть каждый из нас замечает и записывает свои поступки и душевные движения, как бы с намерением сообщать это друг другу; и будьте уверены, что, стыдясь известности, непременно перестанем грешить и даже содержать в мыслях что-либо худое... И так записывание да заменит для нас очи наших сподвижников, чтобы, когда записываем, чувствуя такой же стыд, какой чувствуем когда смотрят на нас и в мысли даже не держали мы чего-либо худого. Если так будем образовать себя, то придем в состояние порабощать тело свое угождать Господу и покорять козни врага».

Воспитательное значение высокой жизни преподобных отцев и цустынножителей на их современников, а письменных их произведении на последующие поколения. Советы их о совершенствовании себя как основа, для руководства и деле воспитания. Поучительные примеры в жизни Св. Ефрема: его воспитание, беспечная жизнь в юности. Что изменило его греховную жизнь? Отшельническая жизнь его и жизнь в пустынном уединении, где он изучал слово Божие; его опыты толкования Св. Писания на сирском языке и открытие им училища в Едессе. Борьба его с лжеучением Ария и Вардесана. Стихотворения Ефрема и их влияние. Посещение Ефремом Египетских подвижников и свидание его с св. Василием Великим; отклонение предлагаемых почестей. Деятельность во время голода в Едессе – его предсмертное завещание. Характер сочинений Ефрема, любимые размышления его и дух сокрушения, – учение его о покаянии и наставления об обязанности каждого христианина совершенствоваться, об отношениях друг к другу, о внимательности к себе, избежании бесполезных речей и бесед, о покорности, о долготерпении, о значении жизненных примеров в деле воспитания детей, о смирении, о любви, о молитве.

Пример высокой жизни преподобных отцев и пустынножителей, устное их наставление, в котором выражалась вся высокая степень их духовной образованности, благодатное состояние их чистой души и богопросвещенный ум действовали воспитательно на их современников, и образовывали из многих – людей, ходящих в истине Христовой; последующие же поколения воспитывались письменными произведениями, в которых в цельности отпечатлелся и сохранился дух этих наставников. Хотя собственно о воспитании св. пустынножителей и не писали отдельных трактатов; но советы о совершенствовании себя, о труде над собой, о воспитании сердца так, чтобы требования страстей были заглушаемы голосом совести, о смирении, покаянии, молитве, о памятовании, что ничто в жизни человека не совершается без воли Господа, составляют основу для руководства в деле воспитания.

В жизни великого учителя и подвижника Св. Ефрема Сирина находим много поучительных примеров. Св. Ефрем, называемый соотечественниками пророком Сирским, чудным Ефремом, Великим Ефремом, учитель покаяния, живой образ покаянных молитв, род. в IV в., в городе Низибии, в Месопотамии. Родители его были бедные земледельцы и воспитали сына в законе Христовом. «Я от отцов получил наставление о Христе, родители внушили мне страх Божий, я видел соседей, живущих благочестиво, слышал о пострадавших за Христа; предки мои нсповедовали Христа перед судьями, я родственник мучеников», пишет о себе преподобный Ефрем. В юности своей он вел беспечную, небрежную жизнь, без веры в Промысл Божий. Вот как он сам о себе говорит: «Будучи пылким от природы, я в юности не шел дорогою святых; за маловажные дела вступал в ссоры, поступал безрассудно, предавался греховным и плотоугодным делам. Юность моя едва не уверила меня, что все, совершающееся с нами в жизни, происходит случайно. Но Господь образумил меня». Один, сам по себе маловажный случай убедил его в бытии Промысла Божия и изменил греховную жизнь. Возвращаясь однажды в свой родной город, Низибию, он запоздал на дороге и остался ночевать в лесу с пастухом, который обвинил его в краже у него овец. Ефрема задержали, судили, приговорили к тюрьме. С ним же находились в тюрьме двое заключенных, посаженных невинно, как Ефрем. По истечении 8 дней Ефрем услышал голос во сне: «перебери дела и мысли твои, и ты поймешь, что если теперь безвинно наказан, то заслужил наказание прежними поступками». Припомнив свои дела, св. Ефрем нашел, что действительно за прежнее достоин наказания. Товарищи его, которым он сообщил о своем видении, сознались, что и они совершили некогда преступления, подобные тем, за которые теперь были безвинно осуждены. Рассказ заключенных сильно подействовал на восприимчивую душу Ефрема: он стал с этих пор исповедовать Промысл Божий, карающий людей за тайные преступления, и дал обет загладить грехи свои покаянием и начать новую жизнь. Оправданный, он вышел из тюрьмы с благочестивым настроением духа: пламенная любовь к Богу, глубокое смирение и сокрушение о грехах, заменили прежнюю беспечность, раздражительность и самомнение. Покинув мир, св. Ефрем удалился к отшельникам в горы и стал учеником Св. Иакова. Низибийского. Под его руководством начал он изучать Св. Писание, упражнялся в подвигах благочестия и учил других в Низибийском училище. Он сопровождал своего наставника на первый вселенский собор. Когда Низибия была покорена Персами и училище было разрушено, св. Ефрем удалился в Едессу. Не имея средств к существованию, он нанялся работником к содержателю бань, а свободное время проводил в молитве, в обращении с посетителями, изъясняя им Слово Божие. По совету одного благочестивого старца он оставил город и стал жить в пустыне, в пещере. В своем уединении он весь предался изучению Слова Божия; все мысли его были устремлены к Богу; внимательно относился он к каждому слову и во всем находил поучительные уроки Промысла Божия. Погруженный в созерцание любви Божией, нас милующей и спасающей, он восклицает: «Когда ложусь для отдыха, любовь Твоя, Господи, к людям приходит мне на мысль, и я встаю среди ночи, чтобы благодарить Тебя. Но воспоминание о грехах устрашает меня, и я начинаю изливаться в слезах, готов даже упасть духом, если бы не укрепили меня, полумертвого, разбойник, мытарь, грешница, хананеянка, кровоточивая, самарянка». В уединении своем Св. Ефрем начал писать толкования на книги Моисеевы. Это был первый опыт толкования Св. Писания на сирском языке и стал привлекать к преподобному массу жителей Едессы, приходивших за наставлениями. Слава Ефрема все возрастала, но он ею тяготился и желал скрыться в большее уединение. Явление Ангела побудило его пожертвовать любовью к уединению и оставаться в звании учителя, к которому он был призван Господом. Устно и письменно наставлял он в вере и благочестии и для большего успеха открыл в Едессе училище. Со всевозможной ревностью старался он охранять церковь Едесскую от лжеучений Ария и Вардесана, волновавших в это время все христианство. Св. Ефрем указывает на нашествие Персов на Едессу, как на грозный суд Божий за внимание и увлечение учением Ария. «Бог наказывает нас посредством нечестивых: вместо того, чтобы быть пшеницей, мы стали пылью, и вот ветер с востока развеял нас; призванные в Церковь спорят: зависть и ревность ожесточили мужей. Занимаются Писанием, но не для того, чтобы преуспеть в благочестии, а для того, чтобы свободнее проповедовать свои заблуждения и быть искуснее в спорах».

Вардесан излагал свои лжеучения в стихах, которые были известны по всей стране. Чтобы отвлечь Едессян от этих песней и оказать противодействие Вардесану, Ефрем излагал истинное учение тоже в поэтической форме. Скоро жители Сирии и Месопотамии, забыв стихи Вардесана, стали повторять вдохновенные песни о Рождестве Христовом, Крещении, Воскресении, Вознесении и гимны о мучениках, покаянии, и по умершим. Всех стихов им написано до 300 000. По распоряжению св. Ефрема, по праздничным и воскресным дням в церковь собирались девы, и он, стоя посреди их, назначал к пению различные гимны, и учил петь их попеременно. Весь город стал скоро собираться к Ефрему, и последователи Вардесана рассеялись. Еретики, раздраженные успехом св. Ефрема, с камнями и оружием напали на него и оставили едва живым; но ревность его этим не была ослаблена. Желая научиться примерами великих подвижников Египта большему совершенству и смирению, св. Ефрем посетил их в пустыне Нитрийской. На возвратном пути в Кесарии навестил он св. Василия Великого. Свидание их произошло в храме в то время, как св. Василий произносил поучение. Слушая его, св. Ефрем воскликнул; «воистину велик ты! Воистину Дух Божий говорит тобой!» По окончании литургии, когда св. Василий призвал преподобного Ефрема к себе и спросил о значении его восклицания, преподобный объяснил, что видел белого голубя, сидящего на плече Василия, и пламень огненный, исходящий из уст его. Св. Василий хотел посвятить Ефрема в пресвитеры, но по смирению своему преподобный на это не согласился и был рукоположен в диаконы. Впоследствии св. Василий приглашал его занять кафедру епископскую, но смиренный подвижник, притворяясь сумасшедшим, отклонил эту почесть. Возвратясь из путешествия в Едессу, св. Ефрем желал провести последнюю часть своей жизни в уединении и удалился из города в пустыню; но, когда Едессу поразил голод, любовь к ближним подвигла его оставить свою пещеру и принять на себя новые труды. Не имея сам ничего, красноречивыми увещаниями своими он убеждал богатых делиться с неимущими; сам раздавал собранные подаяния, устраивал больницы и служил несчастным с любовью и заботливостью. Вернувшись из Едессы и чувствуя приближение смерти, он собрал своих учеников, повторил свои наставления, благословил их и просил похоронить его с величайшей простотой. В предсмертном его завещании¹⁶⁴ высказался вполне тот дух сокрушения и смирения, который наполнял его душу и составляет отличительную черту всех его поучений: «По смерти моей бросьте меня, как человека отверженного; если бы кто показал вам дела мои, вы бы стали плевать на меня. Не покрывайте меня ароматами: – от сей почести нет мне никакой пользы; поспешествуйте мне молитвами, ароматы посвятите Богу, а меня погребите с псалмами. Не кладите меня в ваши гробы; украшения ни к чему не послужат. Странник я; положите меня между ними. Воззри, Господи, умоляю Тебя, Сыне милостивый, не воздай мне по грехам моим».

Все его сочинения проникнуты чувством пламенной любви к Богу, глубокого сокрушения и смирения. Ефрем Сирин указывает источники, откуда можно почерпнуть истинное понятие о Боге. У тебя перед глазами видимая природа, под руками свящ. Писание. Природа для нас неясна, но писание доступно нашему разумению. Обличая еретиков, которые брали из писания только то, что им подходило, св. Ефрем сравнивает такой образ действия с отсече- шем членов от тела. Св. Ефрем доказывает, что и в Ветхом завете Бог есть не только Бог правосудия, но и Бог любви. Он уподобляет Ветхий и Новый Завет двум музыкальным инструментам, из которых одна и та же рука извлекает различные звуки, смотря по состоянию тех, которые должны были принимать эти звуки. Он строго осуждает себя, укоряет свою жизнь, просит других молиться за него. «Сокрушайся душа о тех благах, которые гы приняла от Господа. Сокрушайся о делах злых содеянных тобою! Приидите, братия, приидите, рабы Христовы, будем сокрушаться сердцем и рыдать пред Ним день и ночь». Любимыми его размышлениями были: рай и страшный суд. «Велик страх в час смерти, когда душа разлучается с телом, потому что в этот час предстанут душе дела её добрые и худые и скажут ей: «с тобой пойдем к Богу»; никому не известны день и час разлучения... вот дни, месяцы и годы проходят, как сон, и скоро настанет страшное и великое пришествие Христово; каждый понесет тогда дела свои и слова к престолу праведного Судии. Кто не вострепещет, кто не будет плакать, кто не прольет слез, когда там обнаружится все, что каждый из нас сделал втайне и во мраке? Каким я, грешник, окажусь в тот страшный час? Как предстану престолу Страшного Судии? Как мне рассеянному иметь место с совершенными? Что мне делать, когда святые в чертоге небесном будут узнавать друг друга? Кто признает меня? Праведные будут в чертоге, нечестивые в огне. Мученики покажут свои раны, подвижники добродетели, а я что покажу кроме лени и нерадения. Пока есть время, позаботимся покаянием очистить себя от страстей и насадить в сердце своем добродетели, которые привлекут благоволение Божие на нас». Дух сокрушения бал так силен у преподобного, что плакать для него было то же, что дышать воздухом. День и ночь у него лились слезы; слезы эти были и слезами умиления, так как при всем сокрушении мысль возносилась к благодати Божией, была полна надеждой на милосердие; Божие, и изливалась в глубокой благодарности к Богу; поэтому и наставления его о покаянии¹⁶⁵ утешают, умиляют и сокрушают: «Приступи, грешник, к доброму Врачу и исцелись без труда. Сбрось с себя бремя грехов, принеси молитву, смочи слезами загнившие раны. Небесный Врач слезами и воздыханиями исцеляет язвы. Приступи же и принеси слезы: это наилучшее врачество, которое исцеляет вдруг. Врач ожидает только, чтобы увидеть слезы твои; приступи, не бойся. Покажи ему язву, принеси и врачевство – слезы. О, сила слез! С великим дерзновением входишь ты в самое небо. О, сила слез! Чины ангельские и все небесные силы непрестанно веселятся о твоем дерзновении. О, сила слез! Во мгновение ока воспаряешь ты на небо и просимое тобой получаешь от Бога. Кто не удивится, кто не благословит великое милосердие Твоей благостыни, Спаситель душ наших, когда благоволишь Ты принимать слезы в цену за врачевство Твое. Когда раскаявшийся грешник узрит благодать Божию, тогда не только будет воздыхать, но проливать слезы, потому что душа после долговременного разлучения с Богом, увидев Его, как Отца, возбуждается к пролитию слез. Покаяние – поле, во всякое время возделываемое. Оно – обильно плодоносное дерево, приносящее Богу доблестные плоды; оно древо жизни, воскрешающее мертвых грехами. Бог увеселяет им, как силой Своего творчества. Покаяние всецело делает человека сыном Божиим. Не должно нам отчаиваться во спасении, имея такую матерь – покаяние!»

Прекрасные наставления об обязанности каждого христианина совершенствовать себя дает преподобный Ефрем: «через Св. Крещение мы приняли залог благодати для умножения и приращения обещанного наследия. Как младенец не остается в младенческом возрасте, но растет по закону естества, пока не придет в совершенного мужа: так и рожденный водою и Духом не должен оставаться в младенчестве духовном; но пребывая в подвиге, труде и терпении, обязан возрастать через борьбу с духовным противником до полноты возраста. В какой мере кто предается телесному и душевному подвигу со всяким услаждением добрыми делами, в такой мере он приобретает причастие Св. Духа к духовному возрастанию; не от явных только грехов должна быть чистой душа, но ей надо содержать себя в чистоте от душевных страстей и всякого лукавого помысла. Будем бегать и недоброго помышления, потому что помышление судится наравне с делом. Намерение есть уже дело, потому что в нем, как все производящем, вооружение основания нашей свободы. Как же мы должны жить и вести себя друг с другом? Не исполнять собственной воли, а с радостью исполнять то, что кому приказано: жить между собою в простоте, чистоте, единодушии, мире и искренности; всякий да признает себя скуднейшим всех; всякое упражнение в добродетели да совершается во славу Божию, а не к собственной славе. Так все делай и обо всем все думай, чтобы угодить Богу; если нет этой мысли, теряет цену и все делание твое. Каждый да подвизается по мере сил и в основании всего да будет смиренномудрие, чтобы иначе, превозносясь друг перед другом или предаваясь ропоту, не сделать своего труда напрасным. Мы – духовные купцы и подобны купцам мирским. Купец каждый день высчитывает прибыль и убыток, и, если потерпел убыток, прилагает все старание, чтобы вознаградить потерю; так и ты каждый день вечером и утром тщательно размысли, до чего доведена твоя купля. Будь внимательным к себе, чтобы не вдаться в леность; леность начало погибели; собирай подобно пчеле, из Божественных писаний сокровище богатое и некрадомое. Если будешь внимателен к себе, привлечешь благодать Божию. Без помощи благодати сердце не имеет в себе достаточно сил, чтобы исполниться умиления и исповедываться надлежащим образом Владыке; душу же, которая имеет в себе благодать, не может поколебать никакое бедствие, ни уныние, ни болезни, ни бедность; она непременно преуспевает по Боге и просветляется». Для поддержания должного к себе внимания св. Ефрем советует избегать бесполезных речей и бесед. Потом предлагается вопрос; «отчего у нас умножаются страсти и преодолевает нас враг?» От непокорности; тот идет к преуспеянию, кто отсекает и смиряет свою волю. Прогоняющий от себя духа раздражения и гневливости всегда спокоен духом, весел лицом, здрав умом и есть обитель Св. Духа. Будь долготерпелив, чтобы стать сильным в благоразумии. Долготерпение прекрасный дар, изгоняет раздражительность, гнев и презрительность и приводит душу в мирное состояние».

Св. Ефрем особенно настаивает на значении жизненных¹⁶⁶ примеров в деле воспитания детей. «Необходимо», учит он, чтобы старшие младшим представляли примеры во всех добродетелях и не подавали никакого повода к соблазну. Ибо, если мы взрослые сами не покорны, как меньшим будем внушать повиновение? Если сами преданы многоядению, или нетрезвости и скупости, как низших можем расположить к воздержанию и простоте? Если сами рассеяны, многоречивы и непостоянны: как юнейших научим степенности, постоянству и молчанию?»

О смирении¹⁶⁷ находим следующие уроки: «Не достоинства, не почесть, не величие вводят в Царствие Божие, но смирение, послушание и терпение, любовь – вот что спасает человека. Как тело имеет нужду в одежде, так душа имеет всегдашнюю нужду в облачении себя смиренномудрием. В том нет смиренномудрия, чтобы грешнику почитать себя грешником; но в том состоит смиренномудрие, чтобы, сознавая в себе многое великое, не воображать о себе ничего великого. Быть высоким по заслугам и уничижать себя в уме – вот смиренномудрие. Смиренный не тщеславится, не гордится, не установляет собственной своей воли, но повинуется истине. Смиренный не завидует успехам ближних, радуется с радующимися и плачет с плачущими. Смиренный не впадает в раздражительность, никого не оскорбляет, ни с кем не ссорится, не упрямится и не ленится, хотя бы в полночь позвали его на дело, потому что поставил себя в послушание заповедям Господним. Смиренный не знает ни досады, ни лукавства, но в простоте служит Господу, мирно живя со всеми. Смиренный, если услышит выговор, не ропщет, он ненавидит самолюбие, почему не домогается первенства».

Восхваляя смирение, преп. Ефрем еще выше ставит любовь, говоря: «приобрети любовь, которую Св. Писание поставило выше всякой добродетели, так как уподобило ее Самому Сотворившему все, сказав: «Бог любы есть». Без любви далеко мы будем отстоять от стези, ведущей к вратам небесным. Любовь просвещает мысленные очи. Утвердим в себе любовь, потому что она покрывает множество грехов. Да будет у тебя, говорит он, вместо обуви смиренномудрие, вместо пояса, препояшься совершенною любовью к Богу и ближним. Щитом да будет тебе крест, а вместо лука, простри руки на молитву. Молись с сознанием, кому ты молишься и о чем; если во время молитвы что-нибудь рассеивает ум твой, знай, что это дело врага, и, осудив самого себя, снова собери ум твой и молись ведением, чтобы знать тебе, о чем просить Бога, и для чего. Молитва, совершаемая протяжно с болезнующей душой, с напряженным умом, восходит к небу. Проси Бога всегда о том, что особенно нужно и потребно: посмотри на двух слепцов Иерихонских, они с болезнью и стенанием сердца просили да отверзутся очи их, в чем крайняя их настояла нужда. Посмотри на хананеянку: не сказала она ничего иного, кроме болезни сердца своего. И ты представь Богу болезнь души твоей. Взирай на Него при помощи веры мысленными очами повергнись пред благостию Его, излей пред Ним прошения твои. Сперва исповедуй свои грехи, а потом возвещай глаголы свои или скорбь свою, да умилосердится по благости Своей и излиет на тебя щедроты Свои... Бог не попускает душе, уповающей на Него, впасть в такие искушения и скорби, которых она не может перенести; чем больше подвизается душа, прибегая к Богу с верой и надеждой, ожидая от Него помощи и избавления, тем скорее избавит ее Господь от одержащей скорби... Если пришла на нас печаль, будем ожидать приближения к себе радости; когда у нас радость, будем ожидать скорби, чтобы при избытке радости не забыть о слезах».

Его образование; обстоятельства его жизни и огласительные поучения его; характер их; способ рассмотрения вопроса – восхождение от известного к скрытому и применительность ко всякому возрасту и пониманию. Мудрый прием обучения был воспитательным и переносился в семьи. Доказательства воскресения мертвых из природы. Близость человеческой душе Богооткровенной истины. Вера – необходимая потребность человеческой души. Где она проявляется? Особый вид веры, свойственный одним христианам, как особый дар благодати.

Св. Кирилл родился в Палестине, от христианских родителей. Хорошо знакомый со св. Писаниемъ он не чужд был и всестороннего образования: опровергая заблуждения язычников, св. Кирилл обнаружил знание мифологии, естественных наук и диалектики. Как человекъ хорошо образованный и благочестивый, он избран был в церковный клир и, пройдя все христианские должности, в 350 г. был поставлен в епископы в Иерусалиме. Занимая эту кафедру, св. Кирилл неоднократно подвергался гонению со стороны сильных еретичских партий; несколько раз его ссылали в заточение, лишая кафедры; но Провидение Божие хранило его, и после возвращения своего из заточения в 378 г. он уже все время до своей кончины провел в Иерусалиме.

Его сочинения, известные под именем «огласительных поучений», замечательны тем, что они являются полной живой и наглядной картиной Апостольской веры и близко знакомят нас с религиозным бытом вступающих в Церковь. Способ рассмотрения вопроса, у св. Кирилла – способ наведения всегда направлен от известного, очевидного к скрытому, но еще более действительному. Св. Кирилл в своих наставлениях нагляднее других отцов и учителей Церкви представляет заботу их говорить применительно ко всякому возрасту и пониманию. Этот мудрый прием обучения истинам веры христианской был в высшей степени воспитательным, так как вместе с ясными понятиями утверждал в сердцах слушателей правила благочестия и из храма переносился отцами и матерями, пресвитерами, диаконами, диаконисами – в семьи. Так, для примера, говоря о воскресении мертвых и указав на весну – воскресение природы, как на видимый пример воскресения мертвых, св. Кирилл пишет: «Вот явное доказательство воскресения мертвых, которое каждый месяц бывает засвидетельствовано небом и светилами. Тело луны, дошедшее до совершенного ущерба, так что ни малой части его не бывает видимо, снова восполняется и восстановляется в прежний свой вид. А для полноты доказательства луна, по истечении известных лет, затмившись и явно превратившись в кровь, снова восприемлет световидное тело свое, потому что устроил сие Бог, чтобы ты, человек, состоящий из крови, не оставался неверующим воскресению мертвых, но что видишь в луне, верил тому и о себе. Сими доводами пользуйся против Эллинов. Ибо с неприемлющими Писание сражайся оружием, заимствованным не из Писания, а только из умозаключений и примеров, потому что неизвестно им, кто Моисей, кто Исаия, что такое «Евангелие», кто Павел»¹⁶⁹.

Подобным приемом пользуется св. Кирилл и в своих наставлениях христианам независимо от полемических задач. Он показывает, как близки человеческой душе Богооткровенные истины, сродны ей и легко могут быть усвоены. Вера, по учению св. Кирилла, составляет необходимую потребность человеческой души, не только христианской, но и всякой. «Верой законы супружества сочетают во едино далеких между собой, и по вере в брачные обязательства человек чужой делается участником в обладании рабами и имением другого. Верой держится и земледелие: кто не верит, что получит плод, тот не станет переносить труды. По Вере люди пускаются в море, вверив себя малому древу, самую твердую из стихий землю меняют на непостоянное стремление волн, предаваясь неизвестным надеждам и имея только веру, которая для них надежнее всякого якоря. Поэтому, верой держится большая часть человеческих дел и в этом уверены не мы одни, но и те, которые вне Церкви, ибо хотя не принимают они Писаний, выдают же свои какие-то учения, но и эти учения принимают верою¹⁷⁰. И в св. Писании встречаем подтверждение этого глубокого значения нашей веры: «без веры невозможно угодить Богу» говорит апостол Павел (Евр.11:6). И «аще не уверите, ниже имати разумети», говорит пророк Исаия (Ис.7:9). «И изведен бысть Даниил из рва, и всякаго тления не обретеся на нем, яко верова в Бога своего», читаем мы у пророка Даниила (Дан.6:23). А сколько таких примеров дает нам св. Писание, из которых мы ясно можем видеть, какое великое значение имеет вера для благочестивого: как высоко наградил Господь Авраама, обещая, что из его потомства произойдет Спаситель мира, – за его глубокую веру. Апостол Петр, будучи человеком, подобным нам, ходил по воде, поддерживаемый на ней своей глубокой верой. Когда же он усомнился, что Господь направляет его в этом пути, он не мог далее идти и стал тонуть. Вера, столь необходимая всякой душе и тем более христианской угодна Богу, так что Он иногда, по глубокой вере одних подает помощь другим, за которых они просят. Так Капернаумский расслабленный был исцелен Иисусом Христом за глубокую веру принесших его. Лазарь был воскрешен Спасителем за глубокую веру своих сестер в то, что Иисус Христос спасет их брата. Итак, вера – необходимая потребность души человека вообще, и христианина в особенности, так как сам Господь сказал нам: «веруяй в Сына несть осужден» (Ин.3:18), «но прейдет от смерти в живот» (Ин.5:24)¹⁷¹.

Кроме этого вида, веры есть еще особый её вид¹⁷², свойственный уже одним только христианам, по которой, если скажет горе сей: «прейди отсюда тамо, и прейдет» (Мф.17:20), и еще: «аще имате веру, яко зерно горушно» (Мф.17:20), т. е. как зерно, по величине своей мало, а по действию сильно, и посеянное в малом пространстве раскидает повсюду большие ветви, а когда вырастет, может укрывать и птиц; так и вера в самое краткое мгновение производит в душе много доброго, потому что душа представляет себе Бога, и будучи озарена верой, сколько возможно ей, созерцает Бога, обтекает пределы мира и прежде окончания века видит уже суд и мздовоздаяние по обетованием. Эта вера уже превыше человеческих сил – действенная, она подается Господом, как особый дар благодати: «овому бо духом дается слово премудрости, иному же слово разума о том же Духе; другому же вера тем же Духом; иному же дарования исцелений» (1Кор.12:8–9).

Отцы, учители и пастыри Православной Христианской Церкви суть священнослужители – таинственно и преемственно от Бога и Господа нашего Иисуса Христа, Пастыря и Иерея великого (Ин.10:11; Евр.10:21), от Св. Духа, ниспосланнаго Господом на Апостолов, и от св. Апостолов приемлющие власть возрождать и воспитывать верующих в жизнь духовную (см. 1Кор.12:28 и Еф.4:11–12). Св. отцы, учители и пастыри, прославляемые Церковью, все свои дарования и жизнь посвящали руководству и назиданию верных на защиту и утверждение св. Веры. Церковь почитает их всех вообще, и особенно тех из них, которые преимущественно трудились в слове и учении (1Тим.5:17; 1Фес.5:12–13), глаголали нам слово Божие (Евр.13:7).

С именем пастырей и особенно пастыреначальников и святителей Церковь обыкновенно соединяет наименование тех городов или поместных церквей, в которых они священствовали, напр., Василий – Каппадокийский, Николай – Мирликийский, Митрофан – Воронежский и проч. Некоторые же из пастыреначальников отличены наименованием учителей и святителей всей христианской Церкви, т. е. названием Вселенских¹⁷³ как мы это слышим в молитвах за Богослужением церковным.

Вселенскими отцами, учителями и святителями в Церкви Вселенской, по важности их духовных писаний, назидавших и назидающих её, наречены святые Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоустый.

Первоначальное воспитание детей того времени. Свидетельство Григория Богослова о влиянии матерей того времени. Особенные поучения для детей. Почему христиане откладывали крещение детей? Способы обучения; христианские школы при церквах. Воспитательное влияние семьи. Что переносилось в семью? Поколение святых в Каппадокии. Значение возникших тогда общин или монастырей. Емилия и Нонна – как образцовые жены и матери, как пример воспитательной деятельности. Как обучались Св. Писанию? Знакомство Василия с Григорием. Их поведение во время обучения в Афинах. Какое впечатление производили они на всех? Удаление Василия в пустыню. Как он проводил там время? Его труды и заслуги для Церкви. – Ценность его сочинений для педагогики. – Взгляд Василия Великого на языческих писателей: как ими пользоваться? Внешние учения язычников, суть подготовления к святым и таинственным учениям. Сколько можно христианским юношам принимать участие в изучении языческих авторов? Советы о воспитании и обучении в правилах монашествующим: указание дисциплинарных средств, учебной книги необходимости частых бесед с детьми, общей молитвы, и обучения ремеслам. Взгляд Василия на отношения к детям родителей, теряющих детей, и к Богу, испытующему их.

До IV века лица, родившиеся от христианских родителей, принимали крещение по преимуществу – взрослыми, вполне понимавшими различие между христианством и язычеством и взаимное их отношение. Ребенок до одиннадцати – двенадцати лет находился под руководством христианских родителей. После этого детей отсылали или в низшие школы, или, если позволяли средства, в высшие.

Немало указаний встречаем мы и о том, в чьих руках находилось в то время первоначальное воспитание детей. Так, напр., Григорий Богослов говорит, что его бабушка часто водила его в дом, где были христианские собрания для молитвы. Над входом этого дома была картина, изображавшая жертвоприношение Исаака. Указав на образ, бабушка сказала ему: «Смотри, готов ли ты также безропотно исполнить волю родителей?» Это произвело сильное впечатление на Григория Богослова: он потом часто в жизни задавал себе этот вопрос.

Есть также указания, что устраивались поучения не только для взрослых, но особенные поучения для детей, как крещеных, так и некрещенных; что многие родители не торопились крещением своих детей; причина этому была та, что родители, конечно, – состоятельные люди, хотели дать своим детям возможность учиться в языческих школах, где они могли получить наиболее серьезное образование. Христианские школы имели целью обучение св. Писанию, а потому посторонние предметы там не преподавались, или, если и преподавались, то очень немного. Такие христианские школы были при церквах; преподавали епископы, священники или миряне, уполномоченные на то епископом. Воспитательное влияние семьи было громадно, и язычники удивлялись умению христианских женщин воспитывать детей. Вдумчивое обучение св. Писанию, живое общение пастыря с пасомыми и пасомых с пастырем – все это переносилось в семью. По словам апостола, в семье устроялась малая домашняя Церковь, в смысле живого сохранения тех самых начал жизни, которые лежали в основании великого Союза верующих в Иисуса Христа – в Церкви.

В Каппадокии, в стране отличавшейся довольно суровым климатом и картинами дикой природы, возжено целое поколение святых: Св. Макрина, дочь её Емилия, дети Емилии: Василий Великий, Григорий Нисский, Макрина, – и в мире жили как бы вдали от него, служа Богу и ближним в основанных ими монастырях, – жили для ближних, руководя себя и других к строжайшему исполнению воли Божией. В этих общинах человек не замыкался на всю жизнь, но подвергался такому нравственному перевоспитанию, что вышедший оттуда, не переставал жить так, как был научен. В этих общинах учили и христианской философии, или любомудрию, выясняли, как надо жить по воле Божией и уметь отличать добро от зла. «Вера есть око, озаряющее всякую совесть», говорит св. Кирилл Иерусалимский. Вера была светоч, указывающий, что согласно с христианским учением, и что против него.

Отец Василия Великого, проходя мирские должности, приблизился к Церкви: но его влияния на семью совсем не заметно; гораздо больше влияния оказывала его благочестивая жена Емилия.

В Каппадокии же является другая благочестивая и замечательная женщина, Нонна, мать св. Григория Богослова. Она вела напряженную борьбу со своим мужем, желая привести его к Церкви; она была сдержана в слове, благоразумна в управлении домом, проявила необычайную веру и любовь, воспитывала своих детей и всей своей жизнью, любовью покорила мужа; он крестился и достиг впоследствии епископского звания.

Среди многих матерей эти две дивные матери нагляднее других представляют нам, в дошедших до нас литературных памятниках, в своей воспитательной деятельности образец матерей – христианок.

После домашнего наставления в Св. Писании мальчиков отдавали в школу, а девочки ограничивались домашним воспитанием.

Из Св. Писания были в употреблении сначала места, в которых выражалось познание греховности, жажда спасения, все то, что переживалось ветхозаветными людьми в ожидании Спасителя. Потом велось непрерывное чтение Св. Писания. Очень много заучивалось на память, преимущественно слова Спасителя, апостолов; следовательно, усвоивался детьми не только исторический элемент, но также веро– и нравоучительный. За недостатком книг все воспринималось памятью и, как сказал св. Ириней¹⁷⁵, сердцем.

После домашнего воспитания, Василий Великий учился в Кесарии Каппадокийской и в Афинах. В Афинах Василий встретился с Григорием, сыном Нонны. Григорий оказал Василию любезность, избавив его от различных оваций, с которыми обыкновенно принимали нового студента. Семь лет, проведенных ими в Афинах, очень сблизили их, но не сроднили их с другими товарищами по школе. В отдалении от всех увлечений Василий и Григорий знали только две дороги: в церковь и школу. На языческую мудрость они смотрели, как на средство к отражению нападок язычников на христианство. Они боялись сближения и встреч с товарищами, отличались сдержанностью в поведении, потому что имели страх Божий, основание которому было положено в них в детстве: этот же страх Божий был уздою, удерживающей их от ошибок и увлечений, давал им силу подавлять греховные наклонности. Непрестанная работа мысли в усвоении человеческой мудрости, глубокое внимание к учению Св. Писания делали их мудрыми в слове, сердечными в изложении доводов, привлекательными по духу смирения при всех нравственных преимуществах сравнительно с товарищами на диспутах.

Василий Великий производил чарующее впечатление своим красноречием. Его просили быть учителем красноречия, но он отказался и скрылся для подвигов уединения в Понтийской пустыне, покрытой лесом. Василий проводил время в Богомыслии, молитве и псалмопении, в чем помогала ему его мать, блаженная Емилия и сестра Макрина, устроившая тут монастырь. Но недолго продолжалось уединение Василия: слух о его красноречии, учености привел к нему много последователей, которые хотели учиться у него Богомудрию и посвятить себя уединению. Василий писал к другу своему Григорию и старался склонить его также к удалению в пустыню. Григорий был душою с Василием; но престарелые родители были еще живы, и он им был нужен. Василий собрал иноков в общежитие. Наконец прибыл и Григорий. В своем уединении оба они все делали вместе: вместе молились, оба оставили чтение мирских книг, за которыми прежде много тратили времени, чтобы единственно заниматься св. Писапием. Желая лучше изучить его, они читали древних толковников и составляли изъяснение на некоторые места св. Писания; написали уставы иноческого общежития, которыми иноки восточной Церкви большей частью и руководствуются. – Жизнь проводили весьма суровую... Но два друга инока не долго подвизались вместе в пустыне. Их призывала на помощь Церковь, обуреваемая арианами... По возвращении в Кесарию Василий был (в 362 г.) рукоположен в диакона, а вскоре и в сан пресвитера. В этом сане Василий много потрудился в проповедничестве и в изъяснении св. Писания, в писании уставов и нравственных правил, в чиноположении молитв (Литургия) и проч. В 370 г. возведен был на степень архипастыря Кесарийской Церкви и провел все дни до конца своей жизни в постоянных трудах на пользу Церкви, которая, по кончине его, наименовала его Великим.

Св. Василий Великий был не только великий богослов, но и великий педагог, почему его произведения имеют для нас особенную ценность. Из его произведений педагогического характера особенно замечателен трактат о чтении языческих сочинений. Василий Великий ясно дает нам знать, как он сам смотрит, и как он учит и наставляет других смотреть, на языческие писания. Он говорит, в каком отношении языческие писания вредны и в каком полезны. В своей речи к христианским юношам: «Как пользоваться классическими писателями Греции и Рима» – св. Василий Великий говорит¹⁷⁶: «Не дивитесь, что я сам пришел к вам сказать нечто от себя в старости, хотя вы ежедневно обращаетесь с лучшими учителями и мудрыми мужами древности. Я боюсь, чтобы вы не предоставили тем мужам навсегда управлять вашей душой, как кораблем, и не следовали за ними повсюду, куда бы они ни повели вас. Напротив, извлекая все, что полезно вам, вы должны также избегать того, что вам может повредить. Христианин должен домогаться благ будущей жизни; но к этой жизни указывает путь одно лишь Св. Писание, наставляющее нас путем тайн. Пока мы еще молоды; чтобы постигнуть его глубокий смысл, мы изощряем свои умственные способности на других сочинениях, как на тенях и на зеркале; мы подражаем упражняющимся в военном деле: сначала они приготовляются долго и внимательно, действуют же в действительности лишь на войне. И было бы поздно и опасно начать приготовления во время войны. Нам предстоит величайшая битва. Нужно приготовиться изучением летописцев, ораторов, философов; знать опасность, могущую последовать отовсюду, и напечатлеть неизгладимо в душе силу мудрости и величие добродетели; для этого углубиться сначала в эти внешние учения язычников, чтобы потом ознакомиться во всей полноте и глубине со святыми и таинственными учениями; сначала привыкнем смотреть на отражение солнца в воде, потом в состоянии будем возвести наши взоры к самому свету». Указав на Моисея и Даниила, изучавших языческую мудрость, св. Василий говорит о том, сколько можно христианским юношам принимать участие в изучении языческих авторов. «Что касается поэтов, то у них нужно перенимать речи только о мужах добродетельных, чтобы сравняться с ними, даже превзойти их. Когда они ведут речь о дурных людях, закройте глаза и слух, потому что знакомство с дурными речами в известной мере пролагает путь к дурным мыслям, пожеланиям и поступкам. Потому нам следует ревностно охранять душу, чтобы мы вместе с приятными словами не приняли в нее невзначай чего-либо дурного. Собирая отовсюду хорошее, будем запасаться в вечность». В правилах монашествующим св. Василий вменяет в особенную обязанность христианину воспитывать юношество¹⁷⁷. «Осиротелых детей нужно принимать без всяких справок, а тех, у которых есть родители, тогда, когда родители заявляют о своей готовности отдать детей на воспитание при свидетелях. Дети, как принадлежащие всем братиям, должны пользоваться благочестивым воспитанием. Для этого нужно устроить особые дома и установить особый, соответствующий детскому возрасту, образ жизни; надзор за детьми нужно поручить пожилым, опытным лицам, которые бы терпеливо-отечески, матерински-кротко обращались с детьми».

Дисциплинарные средства должны приучить детей к покорности, к беспристрастному самообладанию. «Каждый поступок должен быть наказуем так, чтобы наказание приучило в то же время к покорности, к терпению и душевному спокойствию. Если воспитанник пустословил, обругал другого, солгал, сказал что-либо непозволительное: его следует наказать постом и молчанием. Если воспитанник озлоблен на другого, то надо понудить его не только примириться с последним, но по мере обиды оказать ему дружескую услугу. Если мальчик позволил себе съесть не вовремя; как он неблагопристойно поглощает яства, пищею же должен быть исправлен: пусть смотрит в терпении и лишении, как другие вкушают.

Учебной книгой должно служить Св. Писание¹⁷⁸. Вместо мифов¹⁷⁹ следует учить наизусть сказания о чудесах, вместо гномов¹⁸⁰ – притчи Соломона. Можно награждать прилежание, чтобы облегчить учение. Но самое важное: поддерживать внимание частой беседой с детьми, в которой бы они откровенно и безбоязненно высказывались, о чем думают, чего желают. Пока душа податлива, как воск, ее легко можно направлять на все доброе. В известные часы общей молитвы взрослые должны сходиться с детьми: молодые должны учиться молитвам у стариков, а старшие, в свою очередь, немало будут поддерживаемы молитвами детей. Весьма полезно обучаться ремеслам и в этом должно упражнять воспитываемых, чтобы они были охранены от трудностей в жизни. В одной из бесед своих Василий Великий высказывает утешение одной матери, потерявшей единственного сына; здесь мы видим вырабатывавшийся тогда взгляд на отношение родителей к детям и к располагающему их судьбою общему отцу – Богу. «Был у тебя сын – юноша, говорит он плачущей матери, единственный преемник имения, утешение старости, украшение рода, цвет сверстников, украшение дома, и он-то похищен смертью в самом прелестном возрасте. Возможно ли, спросишь ты меня, возможно ли в такой скорби не предаваться слезам и отчаянию? Возможно ли в это время приносить благодарение. Богу? Возможно¹⁸¹, если рассудить, что ближайший отец твоему сыну, разумнейший попечитель и строитель жизни – Бог. Почему же разумному Владыке не позволяем мы распоряжаться своим достоянием, но досадуем, как бы лишаемые собственности, и сожалеем об умерших, как будто им делается обида? Но ты рассуждай так, что дитя не умерло, а только отдано назад, что друг не скончался, а, отправился в путь, и ушел от тебя вперед по той же дороге, по которой и нам идти будет надобно. Когда в первый раз известили тебя о рождении сына, то если бы кто тогда спросил у тебя: «что такое родилось?» не сказала ли бы ты, что родился человек? А если человек, то, конечно, и смертный. Что же тут необыкновенного, если умер смертный? Что из окружающего нас постоянно? Что в природе неподвижно и неизменно? Возведи взор на небо, посмотри на землю: и они не вечны. Что же удивительного, если мы, составляя часть мира, испытываем то, что свойственно всему миру?»¹⁸²

Характеристика матери его, Нонны; удивительное умение её соединить созерцательную жизнь с напряженностью практической жизни; её милосердие к бедным, отношение к иноверным. Сын обета; религиозное воспитание его: изучение им Св. Писания, результатом чего явились его стихотворения; жизненные испытания, перенесенные им; его высокая ученость и глубина благочестия, созерцательность мысли и простота слов; склонность к уединению, но с любвеобильным общением со всеми; его благоговение к Богу. Как Григория называли современники его и за что он наименован Богословом? Мысли Григория о воспитании и образовании детей: ученость, просвещение ума, нравственное самоусовершенствование, любовь к словесным наукам, усердное приобретение познаний и сложение их к стопам Христовым, любовь к слову, нераздельная с любовью к Господу; исторические знания, грамматика, логика и диалектика, учения о нравственности и о тайнах природы, а потом уже – светоч учения – изучение Божественного Откровения, которое приведет к вечной жизни сообразно с великими и возвышенными целями; любовь к наукам: наука – первое из благ и в счастье, и в страданиях, и в уединении. Забота отца даровать сыну знания во славу Господа.

Св. Григорий родился в области Каппадокии, в городе Назианзе. Отец его по имени был тоже Григорий, вначале последователь одной секты философско-религиозной, – некрещенный, затем добрый христианин и епископ. Мать Григория, Нонна, была замечательна силой и нежностью своего характера. Ей именно принадлежит наибольшее участие в образовании и воспитании духа их сына, Григория¹⁸⁴. Сама Нонна была заботливо воспитана своими христианскими родителями и ревностным исполнением своих обязанностей напоминала мудрую жену, изображенную Соломоном. Послушная своему мужу во всем должном, она незаметно для него сделалась его руководительницей в вопросах веры. Преданность строгому религиозному благочестию не приводила ее к пренебрежению своими домашними обязанностями. Когда она была занята молитвой дома или в храме, нельзя было допустить мысли, что у этой женщины есть обязанности на земле. Среди её хозяйственных занятий нельзя было заметить всей глубины её благочестия. Она во всех отношениях была женщина внимательная к долгу и все совершала с глубокой основательностью.

Жизненный опыт научил ее глубокой вере в действительность горячей молитвы, и она в молитве искала себе убежища во всех испытаниях. Она сумела удивительно соединить созерцательную жизнь с напряженностью практической жизни. Её любовь к милостыне была такой, что она часто говаривала: если бы понадобилось, она могла бы продать себя и детей в рабство, чтобы достать денег для бедных. Излагая все эти черты характера Нонны, сын её св. Григорий описывает горе своей матери, если она не могла оказать бедным нужной помощи. В своих отношениях к лицам другой веры, другого исповедания, она была сколько участлива, столько же и осторожна.

Св. Григорий Богослов родился через пять лет после крещения своего отца, около 330 г. Нонна желала иметь сына и дала обет: если у неё родится сын, она посвятит его Богу, т. е. воспитает его так, чтобы он сделался верным служителем алтаря Господня. Когда её молитва была исполнена, она на своих руках отнесла ребенка в церковь и возложила его маленькие ручки на Св. Евангелие. Религиозное воспитание св. Григория было так прочно проведено благочестивой матерью в его младенческих и отроческих годах, что Григорий ни одного раза в жизни не подвергся забвению наставлений матери и не отступил от тех внешних форм христианской жизни, в которых проявлялось внешнее благочестие.

Изучивший весьма много изречений из Св. Писания, воспитанный среди природы, св. Григорий наполнил свою душу образами: как Бог говорит с человеком через видимые картины природы, как Он является пророкам, как Он восхищает до небес души апостолов. Он дышал всегда этими наставлениями; потом восполнил, расширил и излил их в своих творениях вообще, в частности в стихотворениях. Над св. Григорием пронеслось в жизни много испытаний; все испытания он чувствовал глубоко; вдумывался в их значение для него и все завершил радостью о Господе, которую он на закате дней выразил в следующих стихотворениях на тему: «О блаженстве души»¹⁸⁵. «Ты мой Спаситель, Христос, Ты отчизна единственная мне! Силу, богатство, защиту, покой, – все – все нахожу я в Тебе»... Св. Григорий сочетал в своей жизни высокую ученость и глубину благочестия, созерцательность мысли и простоту слова, склонность к уединению с любвеобильным общением с людьми всякого возраста.

Для св. Григория Бог – свет высочайший, отражающийся на всех его созданиях; потому нужно при помощи всех Божиих созданий восходить к уразумению этого Света Светов, проникаться благоговением к Нему. Невозможно пройти без хвалы Творцу мимо ручейка и со цветком полевым не разделить славословия в честь общего Создателя. Розы возносят наши души горе, смиряют нас в наших грехопадениях, но Хранящий те и другие тем более сохраняет смиряющиеся души. Разум древних наклоняет меня благоговеть перед Словом Господним, и веселые крики и лепет добрых детей влекут меня в неумолчные хоры бесплотных духов».

В своих писаниях, вообще, сам Григорий сообщает, подробные известия о своей жизни.

Современники Григория называют его святым, божественным; писания его несравненными; и свои суждения о предметах веры подтверждают словами его.

За свое высокое богословское учение о Св. Троице чего так долго лишены были христиане, и в отличие от других Григориев (Нисского, Неокесарийского, Великого – папы Римского – и др.) святитель Назианский назван Богословом, подобно древнейшему Богослову, св. Евангелисту Иоанну.

Во многих своих произведениях св. Григорий так или иначе касается вопросов воспитания и образования.

Говоря о воспитании и образовании детей, святой Григорий так излагает свои мысли: «Ученость первое благо, каким мы можем владеть. Через нее приучили нас и оставили заповедь склонять юных, заимствовать из природы и книг все, что может принести нам временную и вечную пользу»¹⁸⁶. Люди, заботящиеся, как они говорят, об улучшении своей нравственности, но не радящие о просвещении ума своего познаниями, или же ищущие только знания, но не старающиеся о нравственном самоусовершенствовании, кажутся мне похожими на косоглазых, которые все видят вкось и никому не могут нравиться, смотрят ли они сами на что нибудь или другие смотрят на них (Надгробное слово в похвалу Василию Великому).

В поучении юношам Св. Григорий автобиографически говорит¹⁸⁷: «Еще не опушились мои ланиты, а мне уже была привита пламенная любовь к словесным наукам; я старался обогатить свой ум внешней ученостью с тем, чтобы употребить ее в пособие истинному просвещению, чтобы люди ничего не знающие, кроме суетного и пустого по содержанию словоизвития, не превозносились предо мною и не могли опутать меня хитросплетенными софизмами. Одна слава была для меня привлекательна – отличиться познаниями, какие собрали Восток и запад и – краса Эллады – Афины. Над этим я трудился усердно и долгое время. Но все свои познания я положил к стопам Христовым, чтобы подчинить их Слову великого Бога, которое затмевает Собою всякое извитие и многообразное извитие слова ума человеческого. Слово приношу я Всевышнему Слову, как благодарность свою, как лучшую жертву, дар чище золота, превосходнее драгоценных камней, великолепнее блестящих тканей. Этот дар приношу я Богу моему, этот дар я посвящаю Ему. Это все, что осталось у меня, чем одним я богат. От всего прочего я отказался; по заповеди Духа, все, что имел, променял на одну жемчужину драгоценную. Владея словом, я добровольно не хотел бы пренебрегать и злоупотреблять словом, этим неотъемлемым сокровищем моей души. Я чту его, дорожу им, утешаюсь им более, чем другие утешаются всеми другими вещами, вместе взятыми. Слово – образ разума и сердца – спутник всей моей жизни, добрый собеседник и советник, вождь на небо и усердный сподвижник.

На него, на слово, после Бога, обращается вся моя любовь, лучше же сказать: я люблю слово нераздельно с моим Господом, потому что слово, как образ моего духа, ведет меня к Первообразу – Богу».

Св. Григорий Богослов чтил истинную мудрость и призывал людей к её познанию: «сведущий кормчий избегает девятого вала» – писал он, «а ум обогащенный мудрыми мыслями, спасется от всякой беды («Мысли, писанные двустишиями», IV, 301). Но следует искать истинной мудрости и опасаться ложной, которая надмевает человека. «Первая, истинная мудрость», по слову св. Григория «есть жизнь похвальная, очищенная, или очищаемая, для пречистого и пресветлого Бога, который требует от нас одной жертвы – очищения, жертвы, обыкновенно называемой в Писании сердцем сокрушенным (Пс.50:19). жертвою хвалы (Пс.49:14:23), новою о Христе тварию (Гал.6:15), новым человеком (Еф.4:24), и тому подобное. Первая мудрость презирает ту мудрость, которая состоит в одних словах и оборотах речи, в обманчивых и излишних противоположениях. «Лучше мне пять слов сказать в церкви с разумом, нежели тысячи одним языком». (1Кор.14:13), и невразумительным звуком трубы, которой не возбуждает моего воина к духовной брани. Я хвалю и лобызаю ту мудрость, которою прославились незнатные, для которой предпочтены уничиженные, с которой рыбари уловили в сети Евангелия всю вселенную, победив упраздняемую мудрость словом совершенным и сокращенным (Рим.9:28). Не тот для меня мудрец, кто мудр на словах, у кого оборотлив язык, а душа не обучена, кто подобен гробам, которые снаружи благообразны и красивы, а внутри полны мертвых костей и скрывают в себе великое зловоние, – но тот, кто хотя мало говорит о добродетели, однако же много показывает на деле и жизнию удостоверяет в слове. Для меня лучше красота видимая, нежели изображаемая словом, лучше богатство, которое уже в руках, нежели изображаемое во сне, лучше мудрость не словом блистающая, но свидетельствуемая делами. Ибо сказано: разум благ всем творящим (Пс.110:10), а не проповедующим. (Слово 15, т. II, 41). Нужно стремиться к истинному свету и не обольщаться ложным, завлекающим и обманчивым. «Как известен двоякий огонь», говорит святитель, – «так есть и двоякий свет. Один есть светильник ума и направляет стопы наши к Богу. А другой обманчив, пытлив, противоположен истинному свету и выдает себя за истинный свет, чтобы обольстить наружностью. Это есть тьма, и представляется полуднем, лучезарнейшим светом. Это есть ночь, и почитается просвещением у растленных сластолюбием. Ибо, что говорит Давид? – Нощь была вокруг меня окаяннаго, а я не знал, потому что просвещением почитал наслаждение (Пс.138:11). Но таковы предающиеся сластолюбию; а мы просветим себя светом ведения, и он просветит нас, если будем сеять правду и собирать плод живота (Ос.10:12), так как деятельность приводит и к созерцанию, чтобы сверх прочего знать и то, какой свет истинен и какой ложен и не ошибиться, избирая вместо доброго худшее. Соделаемся светом, как именовал учеников великий Свет: вы есте свет мира (Мф.5:14) (Слово 40, на святое крещение – т. III, 257). Свет ведения помогает узнать, «какой из наших путей предпочтительнее и полезнее для всякого христианина: он ведет к Богу и напоминает, что христианин получил бытие не для одного себя, но и для всех, которые имеют с ним одну природу и произведены одним Творцом и для одних целей (т. II, сл. 25:231)».

«Я знаю одну мудрость – бояться Бога», пишет св. Григорий. «ибо начало премудрости – страх Господень (Притч.1:7), и – конец слова: все слушай, Бога бойся (Еккл.12:13). Достижение этой мудрости требует великих усилий, осмотрительности, внимательности. Поэтому св. отец постоянно удерживает от быстрых выводов, скороспелых суждений и гордости ума. Такая гордость часто пробуждается в молодых людях, когда им предлагают знания для них еще недоступные, или они сами наскоро, поверхностно схватывают их. Вот как любомудрствует поэтому поводу св. Григорий: «мудрейшие из евреев говорят, что у них в древности был один особенно прекрасный и похвальный обычай, которым не всякому дозволялось читать всякую книгу Писания. – ибо чтение сие не было бы и полезно; потому что не всякая книга всякому с первого начала, вразумительна, а заключающая в себе более глубокий смысл даже может многим, по своему внешнему смыслу, обратиться в большой вред. Напротив того, книги, которые и по внешнему смыслу назидательны, были с самого начала открыты всякому и находились в общем употреблении, а книги, которые под неважной оболочкой сокрывают таинственную красоту, награду усильных исканий и светлой жизни, проживающую и удобосозерцаемую только для имеющих очищенный ум, доверяемы были только переступившим двадцатипятилетний возраст, потому что в сем только возрасте человек может стать выше чувственного и с успехом восходит от письмени к духу. Но у нас между временем, когда учить и когда учиться, нет никакого предела, подобного камням, поставленным древле между коленами за Иордалом и коленами по сю сторону Иордана. У нас не дано дозволения одним на то, другим на другое, и не положено никакого правила касательно способностей: напротив того, все сие оставлено без внимания и слито. И мы так худо поступаем, что большая часть из нас (чтоб не сказать: все), почти прежде, чем острижем у себя первые волосы, прежде нежели войдем во дворы Божии, узнаем наименования священных книг, научаемся распознавать письмена и писателей Ветхого и Нового Завета (не говорю прежде, нежели омоем душевную нечистоту и гнусность, какими покрыл нас грех), если только затвердим два или три слова о благочестии, и то понаслышке, а не из книги, если хотя мало ознакомимся с Давидом, если умеем ловко надеть плащ, или до пояса походить на философа (о чудное председательство и велемудрие! конечно, Самуил священ и в пеленах!), мы уже и мудры, и учители, и высоки в божественном, первые из книжников и законников, сами себя посвящаем в небесные, желаем зватися от человек: учителю!, нимало не смотрим на букву, все хотим разуметь духовно (сколько грез, какое обширное поле пустословию); и мы стали бы негодовать, если бы нас не очень хвалили. Таковы те из нас, которые еще скромнее других; каковы же более духовные и благороднейшие? Они, если заблагорассудится им, подвергнут нас многим осуждениям и испытаниям и, поставив не во что, удаляются от нас с презрением даже к сообществу с нами, как с людьми неблагочестивыми. Но если, обратясь к кому из них, спокойно и в логическом порядке спросим так: скажи мне, дивный муж, ты почитаешь за что-нибудь пляску и игру на свирели? – ответят, может быть: конечно, почитаем. – А также почитаешь за что-нибудь мудрость и быть мудрым, т. е., как мы полагаем, иметь ведение о божественном и человеческом? – И в сем уступят нам. – Что же назовешь лучшим и высшим? Пляска ли и игра выше мудрости, или мудрость несравненно выше сих искусств? – Очень знаю – они будут столько добросовестны, что даже скажут: мудрость выше и всех искусств. – Но для пляски и игры на свирели есть науки, и им учатся, и на то нужны время, непрерывные труды и усилия, иногда надобно тратить деньги, приискивать людей, которые бы объяснили науку, предпринимать дальние путешествия, а также делать и терпеть все, чем приобретается опытность. А мудрость, которая все превосходит и включает в себе все блага в совокупности (так что самому Богу, хотя Он имеет многие наименования, угоднее именоваться Премудростию, нежели другим каким именем), ужели почтем для себя столь легким и незатрудинтельным делом, что всякому стоит только захотеть, и будет мудрым? Большое невежество так думать! – Но если мы (или кто другой ученее и умнее нас) начнем говорить с ними таким образом, чтобы понемногу рассеять их заблуждение, то все сие будет то же, что и сеять на камне, или говорить в уши глухому. Так мало в них мудрости даже на то, чтобы сознать свое невежество. И мне, кажется, прилично сказать о них Соломоново слово: есть лукавство, еже видех под солнцем мужа непщевавша себе мудра быти (Еккл.10:5; Притч.26:12), и, что еще хуже получившего право учить других, когда не чувствует собственного невежества. Если какой недуг, то сей именно, достоин слез и рыдания. И я неоднократно жалел о сем, очень зная, что самомнение отнимает у человека большую часть того, чем он есть и что тщеславие бывает для людей величайшим препятствием к доородетели» (т. I, сл. 3, 37–38). Глубокое значение имеют эти слова святителя и в наше время так же, как его рассуждение о том, что «не всякому и не всегда, а только в уместное время и известным лицам дозволялось учить о вере, именно тем, которые не вовсе нерадивы и медлительны умом, и не слишком ненасытимы, честолюбивы и более надлежащего горячи в деле благочестия. Таким людям следовало бы давать поручения, исправляя которые, они не могли бы вредить ни себе, ни другим; а право учить предоставить умеренным в слове, как истинно благоустроенным и целомудренным: простолюдинов же отводить от сего пути и от усилившегося ныне недуга – говорливости, обращать же их к другому безопаснейшему роду добродетели, где и нерадение менее вредно, и неумеренность не противна благочестию». (III т., сл. 32:133).

Придавая такое высокое значение образованию и неразрывному с ним, по мысли св. Григория о косоглазых, нравственному усовершенствованию, св. Григорий в 49-м и 50-м своих стихотворениях говорит сначала от имени юного друга образования и просит отца¹⁸⁸: «Я не желаю ни золота, ни серебра, ни шелковых тканей, ни ослепительно сверкающих драгоценных камней, ни обширных полей, подобных тем, которые орошает бурный Нил, ни множество слуг, ни многочисленных стад. Я не думаю также о блестящем браке; не прельщает меня и высокое положение, хотя люди многим восхищаются и гордятся; но по истине жалок род смертных: ничего нет у них прочного и на завтрашний день: мимолетные удовольствия, чуждые бессмертной душе, наделяют их суетной гордостью. Все, что большинством наиболее ценится в жизни, быстро проходит и исчезает, как пыль, которую смертный вихрь увлекает, то в одну, то в другую сторону. Я желаю только одного, что предпочитаю всему остальному: силы знания и слова. Изумительна сила пламенной речи в общественных собраниях, пред трибунами судей и в похвальных речах. Исторические знания составляют также для ума драгоценное сокровище, потому что история заключает в себе коллективную мудрость народов и собрание мыслей многих поколений. Мы не должны пренебрегать и грамматикой, которая делает речь правильной и изящной; она лучшая помощница нашего прекрасного языка. Весьма важно также приобрести знание логики и навык в диалектических спорах, в которых сначала истина бывает скрыта, но по исследованию становится ясной. Не менее заслуживают внимания учения касательно нравственности и тщательные изыскания тех ученых, которые проникали в тайны природы и издали в свет результаты своих трудов. Они старались изучить природу всего, что существует в воздухе, на земле, в океане и небесах. Разум Существа Высочайшего особенно приковывал их внимание. Они старались открыть цели и пути Промысла, управляющего миром, и постигнуть, каков будет конец чудных гармоний творения...

После того, как я пройду в юности этот курс наук, я предамся изучению Божественного Откровения, сообщенного нам таинственно Духом Святым, я пойду за светочем учения Его и буду постепенно приближаться к Его Свету, устрояя жизнь свою по Его божественным наставлениям. Сам Христос будет мне помощником, спутником и вождем. Он поможет мне с радостными надеждами войти в небесные обители и наследовать жизнь чистую и вечную. Тогда истина уже более не будет мне являться лишь издали, под покровом слабых подобий и как бы в зеркале вод, но чистыми взорами я буду созерцать ее в полном её свете».

Далее 10 стихов с 89 и 99 вставлены¹⁸⁹ самим юношей, от лица которого идет в стихотворении речь. «Посмотри, отец, на великого дядю моей матери, превосходящего всех своими познаниями, которые он собрал в разных странах и у народов, говорящих различными языками. Любовь к Христу и возвышенная жизнь положили на его ученость свою, священную печать. Вот образец, на который я смотрю, хотя и должен остаться далеко от жизни его. Благоразумие требует, однако же, устроять и измерять жизнь сообразно с великими и возвышенными целями: лучше быть вторым среди великих людей, чем первым между посредственностями, как более славы летать ниже орла, когда он парит в облаках, чем возвышаться над птицами, которые в своем робком полете задевают крыльями землю». В конце стихотворения юноша просит отца не закрывать для него источника знания, не допускать, чтобы погасло пламя за недостатком елея, чтобы завяло растение, лишенное плодотворной росы.

В стихотворении, составленном св. Григорием от имени Никовула – отца, на просьбу юноши дается ответ, сущность которого состоит в следующем: «Сын мой, ты не можешь желать ничего более прекрасного, чем образование. Я сам питаю любовь к наукам, Христос дал ее смертным, чтобы она была светом для их жизни, как один из высших драгоценнейших Своих даров. Между всеми именами Христа, Ему наиболее приятно название Логос (Разум). По моему мнению, наука есть первое из благ этого мира, она содержит в себе богатства, которые не могут быть похищены. Я не прошел всего курса наук, как желал бы; однако же славу знания предпочитаю всему. С ним и живущий одиноко человек довольствуется самим собою. Ищущие блестящего положения находят в научных познаниях прекрасный венец, который не может поблекнуть как весенние цветы, которые утром бывают сорваны, а вечером, еще до солнечного заката, засыхают. В страданиях же человека образование представляет для него лучшее врачевство. Я же не в состоянии достойно восхвалить науку, как бы ни старался, чтобы слово мое было сообразно с её словами и величием. Иди же, сын мой, исполненный мужества и прекраснейших надежд, туда, куда влекут тебя твои желания. Приложи уста твои к чаше знания и утоли жажду свою. Я же согласно с твоими желаниями, принесу все денежные жертвы, какие будут необходимы; я готов на все лишения, каких потребуют от меня мои отцовские обязанности. Я употреблю все средства, какими пользуются люди для достижения величайших благ. Образованный бедняк лучше невежественного богача. Я не закрою для тебя источника знания, откуда должна притечь великая река, не допущу угаснуть сиянию твоего света за недостатком елея; неиссякаемые ручьи животворной влаги пусть бла- гоприятствуют, юная отрасль, твоему возрастанию на славу нашего Господа!»¹⁹⁰

Его происхождение и воспитание. Его мысли о воспитании. В ком он видел образец воспитательной деятельности? Высшее искусство воспитания – спускаться до понимания воспитываемого, а потом уже возвышать его. Снисхождение во всем, или мудрость принижения: примеры Иудеев, Апостолов, Христа указывают, как поступать при воспитании. Что должна делать мать? – Особенно заботиться о характере, о душе. Надобно ли давать литературное образование? Почему надобно особенно заботиться о знакомстве со Св. Писанием? С религией? Откуда в детях злое? Обязанности родителей. Протест Златоуста против роскоши и зрелищ. Обязанности и значение матери. Значение монастырей для обучения и воспитания детей в сравнении с языческими школами. Забота о поднятии чисто воспитательного элемента. Воспитание нравственное и к чему оно должно быть направлено? – Власть и права родителей. – Наказание небрежности родителей. – Пример первосвященника Илия. – Благотворные плоды воспитания: Исаак. – Приучение детей к чтению Св. Писания. – Пример Анны. – О чем должны заботиться родители? – Обязанности детей. – Полная гармония в отношении между родителями и детьми. – Любовь между ними должна быть разумною. – Как родители могут воспитывать в детях страсти? – Гибельность этого. – Воспитание согласно с духом христианского учения. – Плодотворность его.

Св. Иоанн происходил из знатной фамилии; родился в 347 г. Отец его занимал видный административный и военный пост: был главнокомандующим римского войска в Сирии. Умер он, когда Иоанну был один год. Иоанн стал предметом попечений безмерно любившей его матери, Анфусы. Прекрасные качества ума и сердца Иоанна от природы развились под неусыпным руководством благочестивой матери его, которая, овдовев на двадцатом году своей жизни, не захотела более вступать в брак и до смерти своей не разлучалась с сыном. Раннее влияние благочестивой и покорной воле Божией матери на юное сердце Иоанна поселило в нем глубокую преданность воле Божией, с которой он без ропота и страха переносил впоследствии все бедствия жизни своей. Сначала сама мать учила его, потом она поручила его образование лучшим наставникам того времени и Иоанн учился в школах и, наконец, достигши 18-летнего возраста, учился разным наукам в Антиохии и Афинах у славнейших учителей тогдашнего времени, в том числе и у известного оратора Ливания, и приобрел обширнейшие сведения для того, чтобы достичь первых степеней мирской славы. Но он не прельстился надеждами, которые обещали ему в обществе и его дарования, и образование, и высокое происхождение. От эллинской мудрости он обратился к чтению Св. Писания и принял крещение. Когда спросили у Ливания, знаменитого языческого оратора, кого бы он считал достойным себе преемником, он с грустью отвечал: «Конечно, Иоанна, если бы не отняли его у нас христиане». А о матери его выразился так: «какие бывают высокие женщины у этих христиан».

Иоанн хотел совсем удалиться в уединение, и только слезы и просьбы матери не покидать ее до смерти остановили послушного сына скрыться от мира в пустыню.

В это время Иоанн был чтецом. По кончине матери своей, он, разделив бедным богатое наследие, дал свободу рабам, простился с родственниками и друзьями, и, избегая сана священства, удалился в монастырь, где написал книгу о священстве и многие другие благочестивые сочинения и особенно изучал св. Писание. Потом он, удостоившись в видении явления Ап. Иоанна и Петра и стремясь к строжайшим подвигам безмолвия, скрылся в пустыню, на горах антиохийских. Здесь, найдя старца Сирианина, под руководством его и подражая ему, предался строжайшему самоотвержению. Затем, желая быть никем невидим и непосещаем, удалился в пещеру и провел в ней около 2-х лет, почти без сна, не ложась ни ночью, ни днем, так что некоторые части тела его почти омертвели, и он впал в недуг, которым Промысл возвратил Иоанна в Антиохию, для служения в сане священном. Поставленный в сан священника, Иоанн особенно много проповедовал Слово Божие и имел всегда многочисленных слушателей, из которых иные называли его устами Божиими и Христовыми, другие именовали сладкоглаголивым, некоторые медоточивым, но Златоустым нарекла его в Антиохии одна простая женщина. Слушая и не совсем понимая его поучение, она воскликнула: «учителю духовный, Иоанне Златоустый, ты углубил кладезь святого твоего учения, и ум наш не может досязать». С того времени все начали звать его Златоустым.

Этот знаменитый проповедник и писатель древней церкви, ограждавший свою Церковь богослужебными уставами и предавший письмени и подтвердивший древний чин божественной литургии, очень много и во многих местах своих произведений касается вопроса о воспитании и образовании детей, так что, если бы собрать все эти его рассуждения воедино, то получился бы порядочный том.

Мысли свои о воспитании св. Иоанн изложил в своих «Гомилиях» (беседах) и в известном сочинении «о монашестве». Образец воспитательной деятельности он видел в примере Иисуса Христа, Который снизошел до человечества, чтобы возвести его до Божества. «Поэтому-то и высшее искусство воспитания, говорит он, состоит в том, чтобы сперва спуститься до понимания воспитываемого, а потом уже возвышать его. Есть большая польза в снисхождении во всем. Так, напр., мы учимся и искусствам, не все вдруг воспринимая от учителя, а потому не удивляйся, если это условие вообще имеет столь большую силу в житейских делах, ибо и в делах духовных можно видеть все значение этой мудрости принижения. Точно так Иудеи могли лишь мало-помалу входить в образование и освобождаться от языческого служения. Точно так же после появления Христа, когда пришло время для распространения его учения, этому способу следовали все апостолы, не тотчас проповедуя о самых высоких предметах. Христос не вдруг раскрыл Свое Божество и сперва был признан только пророком или святым человеком, а потом уже словом и делом обнаружил вполне то, чем Он был». «Смотри, как Христос всегда раскрывал не все вдруг, но сначала ставил своего слушателя в затруднение, чтобы он сам доискивался смысла сказанного, и затем, не умея помочь себе, тщетно напрягая свой разум, он с гораздо большим рвением принимал искомое, когда оно раскрывалось ему, и тем более возбуждался к внимательному слушанию.

Таким же образом поступай и при воспитании. Когда родилось на свет дитя, следуй примеру Анны¹⁹²: она тотчас принесла своего сына в храм. Которая из матерей не пожелала бы скорей, чтобы сын её хотя однажды сделался Самуилом, нежели стал тысячу раз обладателем всей римской империи? Вера и пламенное рвение матери могут все сделать. Старайся не о том, чтобы образовать из твоего сына искусного оратора, по воспитывать его в духе христианской мудрости. Здесь все зависит от характера, от поступков, а не от слов; только один характер может сделать его достойным Царства Божия и обогатить его истинными благами. Не язык его упражняй, а очищай его душу. Говорю это не с тем, чтобы запрещать тебе сообщать сыну литературное образование, но только хочу предупредить тебя, чтобы не одно оно было предметом заботливости. Не думай, что с помощью Писания должен образовывать себя один монах, ибо в подобном образовании по преимуществу нуждаются те мальчики, которые предназначаются для мирской деятельности. Как в искусстве кормчего нуждается не столько тот, кто постоянно носится по морю, так же точно можно сказать по отношению монаха к мирскому человеку. Первый находится в свободной от бурь гавани, второму же приходится много бороться с бурями и течениями, и если даже ему самому не грозит никакая опасность, то он должен быть всегда готов других привести через Писание к тихому пристанищу. Поэтому безумно полагать, будто обучение религии еще не нужно для детей: этот возраст особенно нуждается в нем, так как он легко воспринимает все, что слышит, и на юной душе все отпечатлевается, как печать на воске.

Жизнь ребенка уже с первого момента начинает наклоняться или к добру, или ко злу. Если же на самом пороге жизни станем охранять дитя от дурного и направлять на лучший путь, – добро сделается его внутренним качеством и станет как бы его природой, так что он сам добровольно не перейдет ко злу. Все злое возникает в детях вследствие нашего нерадения, когда мы с самого начала не возбуждаем в них страха Божия.

Так мы нередко позволяем детям посещать зрелища, но не ведем их в церковь; а если иногда мальчик и идет в неё, то без цели и пользы, – для одного препровождения времени или развлечения. Не так это должно быть. Ведь спрашиваем же мы, чему научились дети в школе; точно так же мы должны поступать, посылая их в церковь, или, что еще лучше, ведя их туда с собою. Но всего этого мы не исполняем и на нужнейшие наши обязанности смотрим как на побочные. Если же кто и обращается к нашей душе с напоминанием, мы смеемся ему; а потому не удивительно, что все идет превратно и место родителей нередко должны заступать власти».

Со всей ревностью проповедовал Златоуст об обязанности родителей воспитывать своих детей, особенпо резко и сильно говорил против роскоши и тогдашних зрелищ, которые служили продолжением языческого богослужения, праздно губили время и имущество зрителей, часто подавали повод к распрям и убийствам, разрушали нравы и развращали семейную нравственность.

Главные заботы о воспитании он возлагал на мать¹⁹³, так как отца отвлекают от этого разные дела: путешествия, форум и разные общественные обязанности. Женщина же, свободная от подобных забот, может тем более отдаваться своему педагогическому призванию.

Рядом с семейством важными местами христианского воспитания служили для того времени монастыри, рано вводившие мальчиков в новый христианский образ жизни.

В монастырях, говорит Иоанн Златоуст¹⁹⁴, все ведут такую жизнь, которая достойна неба, в них все живут подобно ангелам, в постоянном мире, в непрерывном покое, в неизменной радости. Там не говорят о «моем» и «твоем»: там все общее. Как высоко стоят монастыри с их обучением и воспитанием в сравнении с языческими школами! В последних наблюдается, чтобы дети сперва ознакомились с науками, потом уже с воздержанным аскетическим образом жизни. Но кто знает, успеют ли они достигнуть зрелого возраста? И что пользы посылать их к таким учителям, у которых они приобретут скорее тяжелый груз, чем истинную науку, и в погоне за ничтожным утратят самое важное? Но не следует ли из этого, что должно ниспровергнуть рассадники науки? Я не говорю этого. Я требую только, чтобы не ниспровергалась добродетель. Когда душа добродетельна, то для неё безвредно незнание науки; если же душа порочна, то она потерпит вред, несмотря на все красноречие языка. Когда приложена уже забота о самом необходимом для детей, то можно позаботиться и о наставлении их в науках». Поборники христианства вообще заботились о том, чтобы поднять чисто воспитательный элемент, почти не существовавший ни в семье, ни в школе в период упадка классической образованности.

Беседуя о воспитании детей, Иоанн Златоуст прежде всего замечает, что он «под долгом воспитать детей разумеет попечение об образовании сердца детей», т. е., иначе говоря, – воспитание нравственное, а не воспитание физическое, о котором так громко говорит сама природа. Нравственное воспитание должно быть направлено к тому, чтобы приучить детей «быть благочестивыми, владыками своих страстей, богатыми в добродетелях». Дети – дар Божий, который Господь вручил родителям, дав им полную власть над ними. Желая, как бы помочь родителям в столь важном деле воспитания, Бог угрожает непокорным детям страшным наказанием; «человек, иже аще зло речет отцу своему или матери своей, смертью да умрет». (Исх.21:17). Права родителей обеспечены, власть их полная над детьми; но велика и ответственность их перед Богом: уж если так строго Он наказывает детей за неповиновение родителям, то сколько же велико должно быть наказание за неповиновение высшей верховной власти – самому Богу. И как жестоко карает Господь родителей за небрежное отношение к воспитанию детей, показывает нам пример первосвященника Илия. Как благочестив, кроток был Илий. Все заповеди старался он исполнять, одну только забыл – воспитать сердце своих детей. Правда, он увещевал их; но «здесь требовались не увещания, но уроки сильные, истязания строгие, врачевство крепкое. Ты должен был действовать страхом и исторгнуть это юное сердце их из его оцепенеиия». И что же? Правосудный Бог не замедлил наказать Илия: начинается война, несчастные дети делаются жертвой неприятеля; отец, узнав об этой ужасной участи своих сыновей, падает на землю и, разбивая голову, умирает. Вот кара Божия за пебрежное отношение родителей к воспитанию своих детей. Разве не сам Илий явился причиной смерти своих сыновей? Правда, меч врага их у мертвил; но безличность лже-отца направила его удары; оставленные Божией помощью, они явились беззащитными против стрел филистимских.

С другой стороны, как милостив и благ Господь к тем из родителей, которые помнят Его великую заповедь о воспитании детей: всемогущая помощь Создателя не оставляет их в столь трудном деле. И сколь благотворными являются плоды такого воспитания! Стоит вспомнить только Исаака – этот идеал послушания и преданности воле Бога и отца, Иосифа и др. Но в чем же должно стоять это благочестивое воспитание? «Воспитывайте их в наказании и учении Господни», говорит Св. Апост. Павел, т. е. подайте им пример благочестия и с раннего возраста упражняйте детей в чтении Св. Писания, откуда они и узнают о великом наставлении: «чти отца твоего и матерь твою». Необходимо также детей учить псалмам, в которых говорится о нравственности, чистоте душевной, об избежании общения с неверными. Пример такого благочестивого воспитания ясно выражен нам в Св. Писании в лице Анны¹⁹⁵, матери Самуила, и Иоанн Златоуст, желая остановить внимание матерей на нем, как мы уже выше приводили его слова, говорит: «как скоро ребенок родился, то следуй примеру Анны: она отдала его Богу. Какая из матерей не пожелала бы, чтобы её сын лучше один раз сделался Самуилом, чем тысячу раз владыкою всего римского государства. Ты спросишь, как это может случиться? Почему же невозможно? Ты только пожелай этого и поручи его Тому, Кто может его сделать таковым, т. е. Богу. Не заботься о том, чтобы сделать сына твоего известным по внешней учености и доставить ему славу и богатство, но старайся о том, чтобы научить его презирать славу настоящей жизни, презирать богатство. Не заботься, чтобы сын твой здесь пожил долго, но чтобы там удостоился жизни беспредельной, нескончаемой. Не ритором старайся сделать сына твоего, но научи его любомудрию, потому что христианину нужно благоповедение, а не остроумие, нравственность, а не сила речи, дело, а не слова – все это дарует царство и действительные блага. Говорю все это не с тем, чтобы запретить светское образование, но для того, чтобы не привязываться к нему исключительно».

Далее Иоанн говорит о том, что не надо думать, будто только монахи нуждаются в знании Св. Писания: ведь и в руле нуждается не тот, кто в гавани, но главным образом тот, кто в бурном море; а ведь монах скорее в спокойной гавани, чем мирянин, обуреваемый страстями и грехами. Всякая злоба, в детях происходит от нашего нерадения. Когда ребенок возвращается из школы, его спрашивают, чему он там научился; но приходит ребенок из церкви и ему редко зададут такой вопрос. Вообще же надо, чтобы ребенок запомнил то, что он слышал в Церкви, и научился из этого.

Но, конечно, и жизнь в семье должна быть согласна с учением Церкви. Для того-то Бог и вложил в природу такое влечение родителей к детям¹⁹⁶, чтобы поставить их в необходимость заботиться о детях. А впоследствии установил и законы попечения о них и, учредив праздники, повелел объяснять их установление. Так о Пасхе Он сказал: «и возвестши сыну твоему в день он, глаголя: сего ради сотворил Господь Бог мне, егда исхождах из Египта» (Исх.13:8).

Самим детям Бог также заповедует многое в отношении к родителям, награждая послушных, а непризнательных наказывая.

Таким образом, Богом установлена полная гармония в отношении родителей к детям и детей к родителям.

Чтобы еще теснее скрепить эту связь, необходимую для нравственного воспитания детей, Бог поселил сильную любовь между родителями и детьми. Но и эта глубокая любовь должна быть разумна и клониться ко благу. Когда же эта любовь делается слепой и, вследствие этого, родители перестают думать и заботиться о нравственном развитии детей, тогда, конечно, она не может быть приятна Богу, и родителей, нерадящих о своих детях, Он жестоко наказывает, что мы и видели в жизни первосвященника Илия¹⁹⁷.

А как часто родители не только сами не способствуют душевному развитию своих детей, но еще и вселяют неистовые страсти – сребролюбие, тщеславие, так как часто мы слышим такие речи родителей: «такой-то человек низкий и из низкого состояния, усовершенствовавшись в красноречии, получил весьма высокую должность, приобрел весьма большое имение, взял богатую жену, построил великолепный дом, стал для всех страшен и знаменит»: а о прославившемся на небесах никто не вспомнит, буде же кто вспомнит, то его преследуют, как человека, который все расстраивает. Тело не может жить долго, когда питается вредной пищей; так и душа, юная и нежная, получая такие порочные внушения, неизбежно гибнет, низвергается в геенну: полезных советов нет, а сам по себе юноша, не имеет довольно сил к совершению добродетели. В св. Писании сказано: «горе смеющимся!»; а как часто родители подают детям повод к смеху! «Горе богатым и горе, егда добре рекут вам вси человецы!» – а родители часто только о том и стараются, чтобы дети их были богаты, часто тратят все свое имущество из-за славы людской, «Поносящий брата своего повинен есть геенне»; а родители часто считают и говорят детям, что те слабы и трусливы, которые молчаливо сносят обидные речи от других. Христос повелевает отвращаться брани и распри; а родители часто занимают детей этими злыми делами. Христос сказал, что любящие славу, постятся ли, подают ли милостыню, все это делают без пользы; а родители только стараются о том, чтобы их дети получили ее. «И для чего перечислять все? Если же и сказанные пороки, не только все вместе, но и каждый сам по себе, в состоянии приготовить тысячу геенн; а вы, собрав их все вместе и возложив на детей эту невыносимо тяжелую ношу грехов, с нею посылаете их в огненную реку: то как же они могут спастись, неся столько пищи для огня?» И худо не это одно, что они внушают детям противное заповедям Христовым, но и то еще, что они нечестие прикрывают благозвучными именами, называя постоянное пребывание на конских ристалищах и в театрах – светскостью, обладание богатством – свободою, славолюбие – великодушием, дерзость – откровенностью, расточительность – человеколюбием, несправедливость – мужеством. Потом, как будто этого еще мало, они и добродетель называют противными именами: скромность – необразованностью, кротость – трусостью, справедливость – слабостью, смирение – раболепством, незлобие – бессилием; между тем как название пороков прямыми и настоящими их именами немало способствует к отвращению от них. «Я знаю много таких», говорит Св. Иоанн Златоуст, «которые этим способом были образумлены, и, слыша поносные себе названия, делались скромнее по жизни». Не только словами, но и делами родители часто вселяют зло в души детей, так как они строят великолепные дома, покупают дорогия поля, окружают своих детей сонмом слуг, одевают в роскошные одежды, а чтобы ребенок сам-то был хорош, чтобы душа-то его были чиста, об этом и подумать не хотят. «Пусть прежде займутся словесными науками», говорят многие отцы, «успешно изучат их, а потом уже перейти к изучению любомудрия тогда никто им мешать не будет». И откуда узнали они, что их дети доживут до зрелого возраста? Быть может их похитит ранняя смерть. «Так что же? разрушить нам, скажете, жилища?» – «Не об этом говорю», продолжает Иоанн Златоуст, «но о том, как бы нам не разрушить здания добродетели и не погубить живой души. Когда душа целомудренна, тогда, не будет никакой потери от незнания красноречия, а когда она развращена, тогда от неё величайший вред, хотя бы язык у такого человека был и весьма изощрен, и даже тем больше вреда, чем больше силы в слове, ибо нечестие с искусством в слове производит гораздо больше зла, чем необразованность.

Вот, как современные родители относятся к воспитанию детей; но не так должно идти воспитание, согласное с духом христианского учения: «воспитывайте чада в наказании и учении Господни», говорит св. Ап. Павел. И сколько добрых примеров благочестивого воспитания открыто нам в Св. Писании: мать Самуила, праведная Анна, Авраам и много других. Вот этим-то святым родителям должны подражать отцы и матери, воспитывая своих детей; Бог же не оставит их Своей Святой помощью, как не оставлял он и Анну. И воспитанные таким образом дети явятся молитвенниками не только за себя, но и за своих родителей, потому что, если некоторые дети получили от Бога помощь ради отцов, например царь Езекия, то тем более отцы могут получить помощь ради детей: в первом случае правом на помощь служило только единство природы, а в последнем – и воспитание, которое гораздо важнее природы¹⁹⁸.

* * *

Его воспитание и образование; избрание его во епископа города Медиолана. Как он дополнял свое образование? Школы для мальчиков и для девочек. Сочинение «о должностях». Главная задача воспитания – благоразумное молчание. Руководство словом и делом, и различные способы при одной цели воспитания: самонадеянных и робких; недоверчивых к себе и самонадеянных; ленивых и беспечных и заботливых; суетливых, раздражительных и нетерпеливых; равнодушных, вялых, медлительных и хладнокровных; пылких и впечатлительных; скупых и расточительных и бережливых. Борьба Амвросия с арианством и памятник победы над ним. Архипастырская твердость Амвросия. Забота Амвросия о распространении церковных песнопений, в коих он видел важное воспитательное значение, и указание способа пения их.

Амвросий осиротел на двенадцатом году своей жизни; он получил доброе христианское воспитание от своей матери, прошел школы и из него выработался великий оратор. Конечно, он не был таким самостоятельным умом, как Василий Великий, которому он подражал; но все же он получил прекрасное образование и свободно пользовался языческими произведениями. Вскоре, после окончания воспитания, Амвросий занял высокую должность правителя Лигурии, где был главный город Милан или Медиолан. В то время происходили выборы епископа и обе партии: православная и арианская – единодушно выбрали Амвросия (который еще не был крещен), надеясь его иметь на своей стороне. Амвросий, бывший тогда еще в числе оглашенных, отговаривался и даже тайно удалился из Милана; но все-таки он вынужден был согласиться на всеобщее желание, принял крещение от православного епископа, быстро прошел все церковные степени и был посвящен в епископа Миланского. Первым делом его после крещения было раздать свое богатое имущество бедным; после того он начал ревностно изучать Св. Писание и Творения св. Отцов Восточной церкви, чтобы дополнить свое образование. Дом его был всегда открыт для бедных и нуждающихся в его помощи или совете. Часть дня Амвросий проводил за городом в своем доме, в кругу избранных друзей. У него была школа для мальчиков, из которых многие потом с успехом проходили священные должности, и для девочек, из коих многие потом были диакониссами. Жизнь Амвросия вся была посвящена полезнейшей деятельности. Сознавая серьезность спора между православными и арианами, Амвросий все свободное время употреблял на чтение Св. Писания и писаний отцов; он не давал себе покоя даже ночью, чтобы быть опытным защитником вселенского церковного учения. В своем учении «о должностях» Амвросий говорит о тех свойствах, которые должны смолоду принадлежать христианскому уму. Главная задача воспитания – приучить ребенка к благоразумному молчанию. Как много вреда приносит нам язык: «Если тебя бранят, говорит он, не отвечай, не надейся защитить себя речью, потому что твой противник, будучи рассержен, не обратит внимания на твои слова, и ты дашь ему повод еще более тебя рассердить. Если тебя обвиняют в неправде, разве ты можешь убедить в противном? Молчи, предоставь времени и жизни показать твою невинность». О воспитательных мероприятиях св. Амвросий говорит, что воспитание должно состоять в руководительстве других и словом, и делом. Цель воспитания одна, а способы многоразличны. Нужны чрезвычайная Божья благодать и ревность воспитывающих: руководя самонадеянных в приобретении смирения, нужно опасаться развития страха и уныния у робких и боязливых: часто недоверчивых к себе нужно утверждать в сознании собственного достоинства, но так, чтобы самонадеянные не приходили через это в надменность. У ленивых и беспечных нужно пробуждать заботливость о себе в добром делании для души и тела, но так, чтобы заботливые не напрягали чрезмерно своих сил, и суетливые, за все берущиеся, но ничего не доводящие до конца, еще более не впадали в разбросанность стремлений и начинаний. Ограничивая ревность одних, доводя заботливо до окончания начатого других, нужно остерегаться, чтобы не содействовать беспечности ленивых. Воспитывающие должны обуздывать раздражительность нетерпеливых, притом так, чтобы равнодушные и вялые не нашли в этом поблажки своей небрежности; у медлительных и хладнокровных нужно возбуждать ревность, но при этом так, чтобы пылкие и впечатлительные под влиянием таких возбуждений не увлекались до неумеренной и фанатической горячности. Скупых вовремя нужно склонять к щедрости, но так, чтобы не давать повода к расточительности нарушением всяких правил умеренности; и расточительных нужно располагать к бережливости, остерегаясь как бы благими советами и примерами в этом не повлиять на усиление любостяжательности и скупости людей противоположного направления. Вообще св. Амвросий так советует руководить воспитываемых, чтобы к внушаемому добру не примешалось стороною что-либо, чтобы восхваляя верховное благожелательное не обнаружить пренебрежения к низшему настоящему и, ценя в должной мере жизни благо, не полагать его достаточным, но возводить сознание и волю к высшему, Св. Амвросий мужественно боролся против арианства, которому сильно покровительствовала Императрица Юстина. В память победы над арианством составлена им песнь: «Тебе Бога хвалим» ... Амвросий много содействовал окончательному падению язычества. Св. Амвросий показал высокий образец архипастырской твердости, когда решился не допустить в храм императора Феодосия, после страшного избиения возмутившихся против него фессалоникийцев. Император раскаялся, Амвросий наложил на него епитимию для примирения с Богом и Церковью и настоял на том, чтобы император издал закон, по которому надо исполнять царские указы о смерти не ранее тридцати дней. Амвросий способствовал распространению песнопений в христианской жизни, как в церквах, так и дома. По его мнению, песнопения имеют весьма важное воспитательное значение, пленяя людей гармоническими звуками и молитвенным складом речи. В этом отношении св. Амвросий для западной Церкви сделал приблизительно то же самое, что св. Иоанн Дамаскин для восточной, целым рядом составленных им песнопений и указаний способов петь их.

Образование Иеронима на классической почве. Воспоминания его о своем детстве. Его адвокатская деятельность. Когда определилась его христианская деятельность? Его письма и «Жизнь Павлы». Удаление христиан того времени от идеала христианства, как в своей жизни, так и в воспитании детей. Действительный характер римских матрон того времени. Жестокость их и любовь истинной христианки. Где выразился взгляд блаженного Иеронима на воспитание? Стремление лучших христиан того времени к уединению. Жизнь Павлы во вдовстве. Обстоятельства жизни дочери её, Блезиллы. Отзывы Иеронима о влиянии христианства на женщин. Взгляды его на жизнь семейной женщины, вдовы и девы, на жизнь семейную; изображение строя жизни девы. Удаление Иеронима в Вифлеем. Его великое просветительное влияние на последовавших туда за ним римских женщин. Послание Иеронима к малолетней Покатулле – как взгляд его на воспитание девиц. Воздержание, глубокомыслие, знакомство с пророками и величием Евангелия, приучение к повиновению родителям. В раннем детстве – обучение азбуке и поощрения к этому, приучение к пряже, забава играми, пение псалмов. Допущение женских украшений и нарядов, удаление от нескромных слов, любовь и повиновение матери; после семи лет заучивание на память псалтири и других священных книг. Редкий выход из комнаты своей и удаление от подруг, свободно держащих себя. Какова должна быть воспитательница? К чему надобно приготовлять девицу?

Из жизни блаженного Иеронима известно, что он получил образование на классической почве. «Припоминаю из своего детства, говорит он, как я прыгал в служительской комнате, праздничные дни проводил дома и, вырванный из объятий бабушки, насильно был влачим к жестокому учителю грамматики. Даже теперь, имея седую и лысую голову, я вижу себя одетым в тогу и декламирующим перед ритором речь свою». Иероним был человек с эстетическим вкусом и с задатками христианской нравственности, но оставался долго некрещеным. Когда он был адвокатом в Риме, о не чужд был увлечения собственным красноречием и других пороков; но еще прежде, чем ему минуло тридцать лет, в его душевной жизни произошел переворот. Деятельность его вполне определилась в строго христианском духе, когда он сделался помощником папы Дамаса, будучи посвящен в пресвитеры. Свои воззрения он высказал в 300 письмах к избранным друзьям. Кроме того, он написал «житие преподобной Павлы», как человек знавший состояние тогдашнего общества и литературу. В продолжение всей своей жизни он руководил теми людьми, которые искали совершенства. Он упоминает о матери своей, образ которой точно воскрес для него в личности Павлы. В своих сочинениях он говорит о состоянии общества тех, которые получают благословение от Церкви. Было время, говорит он, когда язычники видели, как христиане умирали: теперь они могут видеть, как христиане живут. Много было именовавших себя христианами, но на самом деле остававшихся язычниками. Обязанность же настоящих христиан возросла, потому что им самим надо было оградить себя от пагубного влияния этих христиан по имени. Многие христианские родители не воспитывали своих детей в идеально-христианском духе, как было прежде: они заботились только о том, чтобы дети их приобретали положение в обществе. Таким образом оставившие язычество требовали, чтобы христианство приноравливалось к языческому образу жизни. В то время нелегко было удалиться от мира в пустыню. Во время такого состояния общества жила преподобная Павла. Она по воле родителей вышла замуж за язычника и до смерти его жила с ним, влияя и пленяя его своими внутренними достоинствми. Иероним именно это отличает и противопоставляет этой женщине христианке римских матрон. Матроны хранят чистоту жизни; но это вытекает из гордости, с которой они рождены и воспитаны. Действительный их характер выражается в обращении с рабынями: тут видно проявление их жестокости, когда они отдают на истязание неугодивших им слуг.

Противопоставляя им христианку, Иероним говорит, что она высока любовью, что она друг мужа во Христе, и показывает этим преимущество христианства перед суетою язычества. Если в то время не было принципиальных защитников язычества, то были традиционные, ни за что не хотевшие отказаться от старого порядка разнузданной жизни. Павла овдовела, когда у неё родился сын. Малютке было 11 месяцев во время смерти отца. Раньше у неё было 4 дочери.

Если мы хотим проследить взгляд блаженного Иеронима на воспитание, то он выразился в письмах его к преподобной Павле и к её трем дочерям. Четвертая была в то время ребенком и воспитание её шло по образу трех первых. Тогда на востоке часто прибегали к уединению, чтобы сохранить чистоту сердца. На Западе о монашестве не было известно, пока Афанасий Александрийский не явился в Рим и не сообщил о жизни иноков египетских пустынь. Ученицами его были знаменитые женщины-патрицианки: Марцела, Марцелина, Нонна, Анфуса; одна из них основала на Аргентинском холме маленький монастырь, где сосредоточивались интересы всех женщин-патрицианок той местности. Женщины в то время не играли роли в государственной жизни. Обрекать же дочерей своих на супружество с блестящими, но безнравственными язычниками, многим матерям христианским было мучительно; легче было отдавать их на мучение, как было прежде; так что поступление в монастырь было прекрасным исходом. Овдовевшая Павла осталась жить в мире, разделив имение своим дочерям, оставив себе лишь небольшую часть для раздачи бедным. Старшая дочь её, Блезилла, отличалась слабым характером и крайней впечатлительностью. Все думали, что она не жилица на этом свете и что ей лучше бы поступить в монастырь. Но мудрость Павлы не насиловала совесть; хотя сама она покрывала язвы сердца, которые еще не зажили после смерти мужа, молитвами, добрыми делами, однако не препятствовала дочери выйти замуж за язычника. Однако опасения её на счет дочери были серьезны.

Блезилла овдовела на 6-м месяце замужества и мать не столько боялась, что дочь будет скорбеть о муже, сколько понимала опасность вдовства для молодой женщины, которая почувствовала свободу. Павла пришла в ужас, когда Блезилла, до окончания времени траура, стала появляться на золотых носилках, носимая рабами. Иероним при этом говорит: «На что похоже поведение и украшение христианок: брови подведены, щеки подкрашены, а шея так обременена золотыми украшениями, что негде было прикоснуться, если бы она должна была умереть мученическою смертью, как первые христианки». Если обратимся к увещаниям Иеронима, которые он обращал к Блезилле, то можем составить понятие о его печали и в лице его о печали всей Церкви об участи этой женщины, которая шла, увлекаясь путем близким к опасности падения. Если смерть мужа не навлекла ее на мысль о строгости христианской жизни, то изнурительная лихорадка, которая угрожала её жизни, привлекла ее к перемене жизни. Когда она оправилась, то была так слаба, что не могла предаваться удовольствиям. Радость Павлы была неописанная: дочь её не уронит своего высокого положения христианки: действительно – кончина её была совершенно христианская. Иероним описывал, как она преклонила колени пред алтарем и покаялась, что не сразу приняла призвание Бога; и потом постоянно носила темные одежды женщин, посвятивших себя Богу. «Когда мы изучим язычество, его безнравственность, чувственность семейной жизни, тогда станет ясно, что дало нам христианство», говорит Иероним в одном месте; в другом повторяет: «мы знаем знаменитые имена Камиллов и др., но они не представляют того настроения, какое мы находим у их потомков, просвещенных христианством». В 3-м месте говорит: «пусть не удивляются, что христианство переродило женщин, оно и было именно причиной, что явились такие прекрасные женщины, как мироносищы, и такие матери, как Нонна, Анфуса и др.», «Да не удивляются и влиянию христианских жен: оно понятно христианству. Бог не всеми дарами одарил их и не лишил немощей. Но даровал им преимущества нежной и впечатлительной природы; потому божественная вера, однажды проникнув в их души, возжигает в них не искру, а пламень. И этот удивительный дар восторга выводит их на удивительную степень преданности Боту и самоотвержения в служении Ему и ближнему. Какие души и какие добродетели! какие девы! какие жены! какие матери! какие дочери! какие вдовицы! какие перлы на челе Церкви! И если бы дух, одушевляющий св. жен, воодушевлял все более и более христиан нашего времени, возобновляя между нами древние добродетели, не заключалась-ли бы в том вернейшая сила настоящего блага и лучшие надежды будущего?» Далее мы видим взгляды Иеронима на жизнь семейной женщины, вдовы и девы. «Христианство учит, что Бог учредил семейную жизнь, как общее призвание человека и как обычное течение жизни его. И как прекрасна, свята и высока жизнь семейная такая, какою установил ее Бог с тремя составными частями её: отцем, матерью и дитятей и с отношениями соединяющими их. Сколько взаимных добродетелей требуется для исполнения обязанностей, на которых основано в семействе семейное счастье! Иероним говорит, что более всего поэзии в жизни девы; так же описывает высокое душевное состояние вдовы и ниже всего ставит семейную жизнь, хотя говорит, что все свято, что чисто перед Господом. Но единственно где можно провести идеальные начала – это в девстве и вдовстве. Бог установил семейную жизнь; она прекрасна, в ней много добродетелей: но христианство знает состояние более высшее – это девство и вдовство. Девство во 1-х чище потому, что душа девы более духовна, она подражает ангелам в отрешении от всего плотского; поэтому она также ближе к Богу, потому что Он есть Дух. Далее он изображает строй жизни девы, но не монастырский: он рассматривает девство в связи с деятельностью в обществе в звании диаконисс. Во 2-х, девство приносит пользу тем, что укрепляет любовь других, потому что любовь девы к Богу есть источник любви её к другим. Те дети и любят родителей, которые посвящают себя Богу, потому что в этом случае дочь есть жертва родителей Богу, которая отдает себя добровольно для служения всем несчастным и покинутым, отрешается от всего родного, что ей дорого. Мать семейства тоже жертвует, но её жертвы сродны ей.

«У вдовы семейная жизнь была не добровольно пожертвована, а разбита. Супруги счастливы, они вполне преданы один другому; но вдруг один умирает, а другой остается одиноким. Христос не требует отрешения от этой временной любви, но поощряет тех, которые отвергают эту любовь для любви к Богу: им то обещан венец славы».

Пока был жив папа Дамас, он был опорой блаженного Иеронима; после же смерти своего покровителя Иероним удалился в Вифлеем, куда за ним последовали многие христианки. Павла основала там монастырь, в котором и окончила свою жизнь. Иероним имел высокое просветительное влияние на этих собравшихся около него бывших патрицианок: многие из них даже стали учиться еврейскому языку, чтобы петь псалмы на том языке, на котором пел Давид. Иероним объяснял им библию и записывал для тех, кто не слыхал его.

В творениях его есть письмо к малолетней дочери его друга Покатулле: «Не легкое дело писать девочке, которая не понимает, что ей говоришь, душевных качеств которой не знаешь и о наклонностях которой неверно предполагаешь, так что, по заключению знаменитого оратора, можно хвалить в ней скорее обещающие задатки, чем действительные качества. Или как увещевать к воздержанию ту, которая просит пирожков, которая на груди матери лепечет болтливым язычком, которой приятнее сласти, чем слова? Будет ли внимать глубокомыслию апостола та, которую больше забавляют бабушкины сказки? Поиимет ли пророческие предвещания та, которую тревожит печальное лицо няни? Уразумеет ли она величие Евангелия, о сияние которого притупляется всякий ум смертный? Как я буду внушать повиновение родителям той, которая нежной ручкой бьет смеющуюся мать? Итак, наша Покатулла пусть получит это письмо с тем, чтобы прочитать его впоследствии; а до того времени пусть учится азбуке, складывает слоги, знакомится с именами, совокупляет слова, и для того, чтобы она упражнялась в этом своим тоненьким голоском, пусть предлагают ей в награду лакомства, сласти и все, что приятно на вкус: пусть она не устает – в надежде получить что-нибудь из милых цветов, красивых игрушек, любимых кукол. Вместе с тем пусть тоненьким пальчиком пробует прясть, пусть часто обрывает нитки, чтобы когда-нибудь не обрывать, а после труда пусть забавляется играми, вешается на шею матери, ласкается к родным, пусть и псалмы поет из-за награды, чтобы полюбить учиться тому, чему заставляют ее учиться, чтобы занятие не было работой, а удовольствием, делом не принуждения, а желания. Некоторые, когда обрекают девушку на вечное девство, имеют обыкновение облекать ее в темную тунику, надевать черную мантию, снимать все полотняное и не класть золота ни на шею, ни на голову, конечно, с тем добрым намерением, чтобы она в нежном возрасте не приучалась к тому, что впоследствии должна будет оставить. А другим это кажется иначе. Они говорят: если она сама и не будет иметь этого, то разве не будет видеть других, которые имеют это? Женский пол любит украшения, и мы знаем, что многие, даже особенно целомудренные, с удовольствием наряжаются, хоть и не для мужчин, а для себя, Пусть лучше она тешится нарядами, имея их, а не смотрит, как другие хвалятся тем, чего она не имеет». «И лучше, если, наскучив им, она получит отвращение к ним, чем не имея их, пожелает иметь. Так поступал Господь с народом Израильским, послав желавшим египетских мяс, множество перепелов до пресыщения».

Пусть она не знает никакого нескромного слова и, среди пустословия прислуги, случайно услышав что-нибудь испристойное пусть не понимает. Жест матери пусть будет для неё вместо слов и увещаний и приказаний. Пусть любит ее, как родительницу, подчиняется, как госпоже, боится, как наставницы.

Когда же молоденькой девочке с выпавшими зубами пойдет седьмой год, и она начнет краснеть, будет знать, о чем нужно молчать, сомневаться, о чем говорят: тогда пусть учит на память Псалтырь и до зрелого возраста книги Соломона, Евангелие, апостолов, пророков: пусть делает их сокровищем своего сердца.

Пусть не ходит слишком свободно в публичных местах и пусть не всегда стремится в большие собрания в церквах. Все её удовольствия пусть будут в её комнате. Пусть никогда не видит завитых молодых людей, пусть будут удалены от неё сладкия речи, которые через слух уязвляют душу, и забавы девушек, которых тем труднее удалить, чем свободнее они себя держат, и которые секретно научают тому, чему научились сами.

Спутницей её пусть будет учительница, а стражем – воспитательница, не преданная много вину (Тит.2:3), по апостолу, не ленивая и болтливая (1Тим. 5:13), а трезвая, строгая, трудолюбивая, и говорит только то, что душу девическую располагает к добродетели. Ибо как вода на ровной площади следует за пальцем, который впереди ведет ее; так и мягкий, нежный возраст удобно склоняется и на ту, и на другую сторону, и влечет туда, куда его поведешь. Среди таких-то забав она проводит время свое, имея узнать слезы прежде, чем смех, имея услышать вопль прежде, чем радость, не зная входа, узнать выход. Пусть думает, что мир был всегда таков. Пусть не узнает прошедшего, избегает настоящего, ждет будущего. Твоя любовь, брат Гавденций, побудила продиктовать это в несвязной речи и меня, старика, написать дитяти для его далекого будущего. И я счел лучшим дать просящему немного, чем не дать ничего: потому что в первом случае обнаруживается доброе расположение, угнетенное печалью, в последнем – оскорбление дружбы»²⁰¹.

Краткие биграфические сведения о нем. Замечание о его сочинении: «Исповедь». Главная мысль его сочинения «О граде Божием» – два царства: гибели и света; взгляд Августина на человеческую природу и историю Римской империи. Сочинение Августина: «Исповедь или Признание», как картина тогдашнего воспитания. Что сообщает Августин об отце и матери своих? а также о своей натуре? Характер его в детстве, отрочестве; обучение в школе. Юность его. Его советы юноше и советы о дружестве с ближними. Доброе влияние на Августина произведений Цицерона. Поиски Христа. Знакомство его с неоплатонизмом и с посланиями ап. Павла. Отыскивание Бога. Психологическое значение этого сочинения; психология человеческого сердца, сила впечатлений детства, могущество материнского влияния на ребенка, внутренняя борьба человеческого духа., ищущего для себя прочных основ; благотворное влияние слов и мыслей великих мыслителей прошедшего на дремлющие в душе человека идеалы; внутренняя борьба человека в периоде возмужалости и успокоение его в пристани веры. Выяснение человечекой природы: дурное употребление свободной воли – причина бедствий, спасение от которых – Благодать Божия. Значение её. Полная противоположность воззрений Августина – язычеству. Учреждение Августином учебного заведения; требование им наглядности в преподавании; – настроение учителя. Разговоры о «музыке» и «об учителе».

Блаженный Августин родился в Африке. Отец его, Патриций, был небогатый гражданин тор. Тагаста в Нумидии; мать его была блаж. Моника, искренняя христианка. Родители из последних средств дали ему воспитание сначала в Мадавре, потом в Карфагене, и затем, придя в возраст, вернулся он учителем риторики в родной свой город. Отец его, Патриций, был язычник; но перед смертью, под влиянием своей жены, Моники, привлеченный к христианству её мудростью, терпением и благочестием принял крещение. Августин от природы был человек горячего духа и ума пытливого, тревожного, порывистый, страстный в своих увлечениях, как чувственных, так и духовных. Жизнь его в первые 33 года прошла беспокойно: не держась твердых начал ни в религии, ни в философии, он переходил от одной системы к другой, попеременно увлекаясь. Не был он, по-видимому, развратником, в смысле своего или нашего времени. С 18-ти летнего возраста взял он себе наложницу (по римскому праву того времени это считалось хотя и низшей, но законной формой супружества) и прожил с ней 13 лет, получив от неё сына, которому дал имя Адеодата (Богом данный). В 376 году потеря нежно любимого друга побудила его оставить Тагаст: страстная натура его не могла помириться с горем, и место это, по словам его, стало ему невыносимо. Он переехал в Карфаген, потом в Рим и наконец в Милан, где открыл публичные чтения о риторике. Здесь-то через 4 года Августин принял крещение от св. Амвросия, продал все свое имущество и деньги роздал бедным. В 388 году он покинул Италию, переехал в и Гиппон, приморский город в Нумидии, и основал там религиозною общину. В следующем году епископ Валерий посвятил его во священника, вопреки своей воле, по требованию народа. В 395 г. тоже народ вынудил Валерия взять его в викарии, а через несколько месяцев, после смерти Валерия, он вступил на епископскую его кафедру. Остальные 35 лет жизни Августина посвящены были: управлению епархией, полемической борьбе с еретиками и раскольниками (Манихеями, Пелагианами, Донатистами); изложению, развитию и утверждению философских и богословских истин христианского учения. Он скончался в 430 году.

Во внешних обстоятельствах жизнь Августина совершенно подобна жизни многих архипастырей того времени. Особливую для нас важность придает ему то, что он изобразил нам внутреннюю жизнь души своей.

В своем творении «Исповедь» блаж. Августин описал нам переворот, совершенный христианством в его душе, в душе отдельного человека. Тут он рассказывает, как покорила его вера Христова и привела его в пленение истинной свободы и какую перемену произвела в нем. В другом своем сочинении бл. Августин описывает действие христианства на все общество. Это сочинение «О Граде Божием» составлено по образцу сочинения Платона «о государстве» и основывается на той главной мысли, что человечество состоит из двух частей: из рабов своей плоти, осужденных на проклятие, и из людей, живущих духом и предназначенных к блаженству. Отсюда он выводит понятие о существовании в мире двух царств, из которых одно погибнет в день страшного суда. Царством гибели управляют диавол и философы: главное основание его – эгоизм, приводящий человека к забвению Бога. Другое светлое царство, находящееся под управлением Бога и духовенства, основывается на любви и приводить к забвению самого себя. Человеческую природу Августин признавал испорченной, и всякую внешнюю деятельность, самую игру детей, греховной. По мнению его, весь древний Рим, как греховное земное государство, находится под властью дьявола; истинное же прочное счастье обретается только в государстве Бога. Во всей римской империи и жизни он видит ряд несправедливостей и жестокостей, упуская из виду героический и политический характер древней истории. При печальном положении империи во время Августина, при грубости средних веков, взгляд его естественно находил себе особенное сочувствие и сделался потом господствующим, определяя воззрения средневекового христианского общества на язычество, его религию, философию и историю.

Другое замечательное и весьма распространенное в средние века сочинение Августина, имеющее педагогический интерес, есть его «Исповедь», или «Признания», в которых он изображает ход своего внутреннего развития от юности до совершившейся в нем перемены и перехода в христианство в 387 г. Сочинение это есть чудная история души, как бы лучистыми слезами писанная, и вместе с тем единственное в мире изложение мистической философии; творение великое, не только по высокому уму, которым все оно проникнуто, но по несравненной чистоте, здравости, сдержанности мысли²⁰³. Оно рисует также картину тогдашнего воспитания, нравственное состояние общества и характер ученых школ. Из него же мы узнаем, что отец Августина, Патриций, был человек пылкий и чувственный, а мать его Моника, кроткая, любящая и благочестивая женщина, которая впродолжении всей своей жизни с изумительной заботливостью, с энергией и самоотвержением старалась внушит своему сыну понятия об истинной вере и об истинном Божестве. Памяти своей матери он посвящает целый ряд очаровательных глав, и просит своих читателей не забывать в молитвах его родителей.

Августин наследовал огненную натуру своего отца, сначала отдался честолюбию и чувственности со всем пылом юности, чтобы потом с ужасом и отвращением от своей прежней жизни перейти в ту область света и покоя, на которую ему постоянно указывала его мечтательная мать. «Еще ребенком, рассказывает он в своих «Признаниях», я криком вымогал себе все вредное для себя, и не исполнявших моих прихотей старался принудить силою. Только слабость моего детского организма не позволяла мне приводить в исполнение мои злые желания; но детская душа моя была уже осквернена. Я сам видел однажды младенца, который не умел говорить, но уже со злой, едкой миной смотрел на брата, питавшегося грудью матери. Матери и няньки, конечно, скажут, что это потом проходит с годами; но можно ли это объяснить невинностью, когда младенец уже не выносит сверстника еще на лоне, питающей его матери?²⁰⁴ Но вот я вступил в отроческий возраст: теперь я был уже не безъязыким младенцем, но болтливым мальчиком. Все это я еще помню, и наблюдал, как я учился говорить. Взрослые не учили меня этому так, как учили многому другому впоследствии. С помощью, дарованной Тобою, Боже, силы, старался я плачем и подобными звуками выразить мои потребности. Но так как я не мог выразить все, что желал, тогда как другие могли это, то я произносил в моей памяти то слово, которым они называли известный предмет, и, если они при этом слове обращались к чему-нибудь, я замечал, что это именно и должен быть тот предмет, который они полагали. Я приучил мой рот к подобным звукам и выговаривал слова. Так шел я далее в шумной жизни, завися от личности моих родителей и от поступков взрослых людей. Затем отдали меня в школу, чтобы ознакомить с науками, пользы которых я, бедный, не понимал, получая в то же время удары за леность в учении. Родители одобряли это, и многие, испытавшие до нас ту же участь, приготовили для нас этот тернистый путь; мы должны были проходить его с трудом и мучением, которые были столь умножены (в школе) для сынов Адамовых. Но, Ты, Господи, сподобил нас встретить людей, которые к Тебе взывали, и от них то мы научились, как могли познавать Тебя, Великого Бога, и Ты услышал нас и пришел на помощь несмотря на то, что чувства наши прежде были далеко от Тебя. Будучи еще мальчиком, я стал прибегать к Тебе, моей защите и убежищу, и постарался разрешить узы языка моего; я, недостойный, с немалым усердием молил Тебя, чтобы мне не получать более ударов в школе. И так, как Ты не услышал меня, ибо это бы привело лишь к суемудрию; то другие взрослые люди и даже сами мои родители, не желавшие мне ничего дурного, смеялись надо мною, над моим великим, тяжким горем. Как есть люди, которые, горя рвением к Тебе, смеются над теми, которые слишком боятся разных орудий пытки, и молят об уничтожении их, так, родители наши смеялись над мучениями, какие причиняли нам, мальчикам, учителя наши. И мы не менее боялись этих мучений и просили отвратить их от нас; но все-таки часто оказывались виновными, когда писали, или читали, или размышляли при обучении менее, чем от нас требовалось. Нельзя сказать, чтобы нам не хватало памяти или рассудка, ибо тем и другим Ты, Господи, обильно наградил нас по нашим летам; но нас забавляла игра и за нее-то карали нас те, которые сами непристойно предавались тому же. Но развлечения взрослых обыкновенно называются занятиями; когда же делают это мальчики – их наказывают. Я перенес розги за то, что любил играть в мячик, и тем отвлекался от заучивания сведений, которыми я должен был потом играть еще сквернейшим образом. И сек меня тот, кто сам мучился завистью и досадой, когда другой ученый побеждал его в споре, точно так же, как сердился я, когда товарищи побеждали меня в игре мячиком. Но я согрешил, Господи, Боже мой! И против родителей, и против учителей! Ибо я был непослушен им не потому, что нашел для себя нечто лучшее, но потому лишь, что я любил игру, что мне приятна была в игре гордость победы, что я охотно ласкал мой слух разными лживыми сказками, и чем больше я чувствовал влечения ко всему этому, тем сильнее завлекало меня опасное любопытство к зрелищам и разговорам старших. Часто я, побеждаемый суетным желанием превосходства, обманом добывал себе победу в игре, и когда я других ловил на том же, что я делал сам, я не хотел простить им этого и был неукротим; если же другие меня обличали, я готов был скорее поссориться, чем уступить. И это ли детская невинность? Нет, Господи Боже мой! а, скорее именно то, что, начинаясь от воспитателей и учителей, от орехов, мячиков и воробьев, выражается потом в начальниках и князьях, в золоте, добыче и рабах. Впоследствии, в зрелом возрасте, за первым точно так же следует последнее; как за розгами еще жесточайшие наказания. При обучении Виргилий был моим любимцем. С наслаждением следил я за странствовалием Энея, жаркими слезами оплакивал я смерть Дидоны, которая из любви умертвила себя. Моим представлениям рукоплескали, во мне видели будущего поэта. Учиться по-гречески, однако, я не чувствовал никакой охоты: так мил мне был Виргилий; Гомер же был несносен для меня. Я полагаю, что и греческим мальчикам Виргилий понравился бы точно также, как мне Гомер, когда, бы им пришлось изучать его по-моему: ибо трудности, вообще сопряженные с изучением чуждого языка, отравили бы горечью всю сладость греческих басен. Я не понимал самых слов, а меня страхом, жестокостью и наказанием принуждали заучивать их. Таким же образом дважды один – два. дважды два – четыре было для меня отвратительной песней»²⁰⁵.

Из этого достаточно видно, что Августин был враг всего чисто формального в образовании, враг филологии и математики. Чувство влекло его ко всему живому, что давало пищу для воображения и сердца. «Не слова собственно обвиняю я, ибо они всегда останутся избранными и драгоценными сосудами, но то вредное в них вино, которым поили нас сами опьяненные им учители; однако, я сам стал потом охотно пить его. Я, несчастный, радовался этому, и меня называли за это полным надежд мальчиком. Право, не дым ли и ветер было все это? Разве не существовало многого другого, на чем можно было упражнять мой ум и язык? Хвала Тебе, Господи! Ты Св. Писанием возделал потом ниву сердца моего и поднял её слабый отросток; но мне еще рано было предаваться тщеславному безделью, мне постыдной добыче суетного прошедшего. Да, не одним только способом можно приносить жертвы падшим ангелам. Увы, мне! Кто мог противостоять тебе, поток людского обычая? И скоро ли ты совершенно иссякнешь? Долго ли ты будешь уносить сынов Евы в то обширное, ужасное море, переплыть которое не по силам даже на утлой ладье счастья? Посмотри, Господи Боже, с Твоим долготерпением, как тщательно соблюдают сыны человеческие все правила языка, но как пренебрегают они вечными законами вечного спасения. Доходит до того, что когда ученик или учитель говорит против грамматических правил, он более обращает на себя общее внимание чем когда он действует против Твоих заповедей, более чем человек ненавидящий своего ближнего»²⁰⁶.

Став юношей, Августин со всей страстностью этого возраста кинулся в чувственную любовь, которую он не отличал от истинной, чистой любви к женщине, и в которой он горько раскаивался в своих «Признаниях». «Я становился все порочнее, чтобы не заслужить порицания от моих заблудшихся сверстников, и даже, когда не имел случая подражать им, я лгал на себя, чтобы казаться тем порочнее, чем чище был на деле». В одном из сочинений он дает поэтому следующие советы юноше: «Должно соблюдать строгую осторожность в выборе людей, с которыми мы желаем обращаться; всего же лучше иметь обращение со старцами испытанной добродетели. Обращение со сверстниками, конечно, приятнее, но со старшими безопаснее. Под руководством их нравы юношей делаются кроткими и укрепляются в добродетели. Как незнающий местности обыкновенно пускается в путь с знающими ее, так и юноши должны вступать и новый для их путь жизни в сопровождении старцев, и иметь их наставниками и свидетелями своей жизни».

Другой совет: «Храните, дети мои, дружество с ближними, ибо нет ничего на свете прекраснее дружбы: она утешение жизни – когда имеешь кому открыть свое сердце, сообщить тайное, и поверить сокровенное; когда имеешь верного собрата, который сочувствует твоему счастью, сострадает несчастью, подает советы в опасности. Перенесите за друга, если нужно, и горе: дружба снискивается не деньгами, но любовью; не ценою, но доброжелательством. Богатые часто бывают без друзей, тогда как бедняки не имеют в них недостатка, ибо где хитрая лесть, там нет истинной дружбы».

Знакомство с произведениями Цицерона привело его от сладострастной, бурной жизни к философскому созерцанию бессмертной истины. Слова «Гортензия» (соч. Цицерона), определяющие высоту и достоинство философии, пробудили дремлющие чувства Августина к новой жизни. Добро и истина стали теперь предметом его внутренних стремлений, и все, что прежде занимало и забавляло его, показалось ему ничтожным. «Но я не нашел в этом произведении, говорит он, имени Христа, тогда, как имя Его проникло в мое детское сердце вместе с молоком матери²⁰⁷. Девять лет я тщетно искал Его (в манихейском учении), вводил других в заблуждение, был то горд, то суеверен и ничтожен во всем. То искал я суетной славы пред народом, как актер, то старался очистить душу». Наконец Августин стал отчаиваться отыскать ту истину, которая удовлетворила бы его, и после тяжелой внутренней борьбы перешел на сторону новой тогдашней академии. Неоплатонизм вновь увлек его пылкий дух, освободившийся от мучительного скептицизма, и весь, проникнутый платоновским идеализмом, Августин приступил к объяснению христианского учения, которому предался всецело. «Но мне не доставало главного, что только и может сообщить истинное понимание христианства, и без чего каждый примет одну скорлупу без зерна – не доставало основанной на смирении любви».

Философия Платона наделила Августина идеалами, восхитившими его дух, но не могла сообщить ему силы победить в себе материю. Она не освободила его, не уничтожила того внутреннего разлада, которым страдала его жизнь со всеми её колебаниями. Послания ап. Павла, за изучение которых он взялся, разрешили загадку его природы, обратив его к вере, ибо «вера предшествует разуму» (tides praecedit intellectum). К знанию Августин перешел теперь от веры. «Что это люблю я, когда люблю Бога? Я спросил землю, и она ответила мне: «это не я, что ты любишь». Я спросил море, его пучины и всех живых существ и они отвечали мне: «Не мы твой Бог, ищи его над нами». Я спросил веющий воздух, – и все воздушное пространство, со всеми его обитателями, сказало: «ты заблуждаешься, – я не Бог твой!» Я спросил, небо, солнце, месяц, звезды: «И мы не Бог твой, которого ты ищешь!» отвечали они. Тогда спросил я все вещи, которые только могли входить в круг моего зрения: «скажите же мне, не вы ли Бог мой, и что можете сказать о Нем?» – и они воскликнули все громким голосом: «Он создал нас!» Мой вопрос – это мое неведомое влечение; а их ответ – их бытие и красота.

В своих «Признаниях» Августин раскрывает целую психологию человеческого сердца, из которой педагог может почерпнуть более, чем из множества теоретических рассуждений о воспитании. Они обнаруживают всю силу впечатлений детства все могущество материнского влияния на ребенка. Они раскрывают далее внутреннюю борьбу человеческого духа, ищущего для себя прочных основ. Они показывают также, как единое слово, единая мысль, высказанная кем-либо из великих мыслителей прошедшего, встречаяст с дремлющими в душе человека идеями, может проложить ей совершенно новый путь, когда мысль эта вдруг приводит в сознание то, что прежде было предметом одного неопределенного влечения, и вдруг разрушает все, что прежде признавал и любил человек. Они показывают нам, наконец, как природа человека после периода детской наивности переходит в период внутреннего раздвоения и мучительной борьбы, и как внутренние силы духа бушуют тем сильнее, чем богаче и подвижнее природа человека, пока он, наконец, утомленный бурями, не бросит якоря в спокойной пристани веры.

Исходя из собственной судьбы и из собственного житейского опыта, Августин выяснил себе человеческую природу. С тех пор как Адам, человек, совместивший в себе весь род человеческий, согрешил, грех, а вместе с тем и наказание за него перешли на всех людей. «От дурного употребления свободной воли начался ряд бедствий, доводящих род человеческий, испорченный в зародыше и как бы в корне уже обреченный тлению, из поколения в поколение до гибели во второй смерти, от которой люди могут быть спасены только благодатью Божией». Ибо «одна благодать предает забвению учиненное нами зло» и помогает нам уклоняться от зла и творить добро. Она не только указует человеку, что ему делать, но также влияет на него и внушает ему склонность делать все то, что признал он долгом своим». И «благодать эта дается от Бога даром. Как телесное око, даже самое здоровое, ничего не видит без дневного света, так точно и человек не может жить праведно без благодати свыше. Бог не поддерживает нас во грехах; но делать добро и исполнять закон справедливости мы не можем, если не будем поддержаны Богом. Ибо как телесное око не для того поддерживается светом, чтобы оно, отвратившись и закрывшись, удалилось от того света, но дабы оно видело, поддерживаясь им; и подобно тому как оно ничего не может видеть, не быв им поддержано: точно так и Бог, сущий свет нашего внутреннего человека, помогает нашему духовному зрению, дабы мы творили добро не по нашей, но по Его справедливости».

Своим глубоким сознанием греховности людей и нужды в освящающей благодати Августин стоит в решительной противоположности к язычеству, все представители которого, даже лучшие, напр. стоики, и даже неоплатоники, лишены были сознания о святости Божией и о нужде в освящении человека.

Для воспитания Августин весьма важен сверх того учреждением учебного заведения в своем епископском здании, в Гиппоне, что в северной Африке, – для образования будущих служителей церкви. В этом заведении был общинный образ в жизни.

О воспитании детей, в частности, Августин говорит в своём сочинении «О катехизации необразованных» (De catechizandis rudibus), где он требует существенно-исторической основы преподавания и наглядности в преподавании. «У детей нельзя ожидать полного понимания и нельзя добиваться его наперед; напротив, им прежде всего доступно объективное понуждение, дисциплина, а субъективно – повиновение». Воспитанник лишь путем благонравного навыка доходит до понимания. Учитель при воспитании должен стараться сохранить веселое настроение: «лишь радушный датель угоден Богу».

Кроме сего Августин писал еще «о музыке», – разговор между учителем и учеником, и «об учителе» – разговор о словах и сущности, указующий на Христа, как на внутреннего наставника.

* * *

Стремление получать образование в языческих школах. – Соединение греческой мудрости с христианством. – Что ограждало христиан от пагубного язычества в школах? и как поставлено было у Римлян воспитание и обучение? – Какая идея была положена в основу греко-римского воспитания – Особенное развитие красноречия, благотворно влиявшее на учащихся. – Ненадлежащее направление риторики, следствием чего было упорное восстание школ против христианства. – Отвращение христиан от чисто языческого воспитания. – Мнение Тертуллиана о посещении христианами школ языческих. – Христианские профессора. – Эдикт Юлиана. – Попытка Аполлинариев. – Возвращение к изучению языческих произведений. – Почему христианам не приходит мысль изучать литературу по священным книгам и по церковным писателям? Трактат бл. Августина «о христианском учении». – Что можно было извлечь для общего образования из этого трактата? – Почему не изучали христианских писателей в школах IV и V веков? – Свидетельство Эннодия. – Кассиодор. – Взгляд обширно-образованных Отцов Церкви на языческую образованность. – Слова Климента Александрийского о вере, опирающейся на науку. – Под каким условием классическое образование допустимо в христианском воспитании.

Христианство в IV веке вступало в новую фазу своего развития. Сталкиваясь с древним миром, оно брало из него все его лучшее достояние. Церковь так же стояла за образование, как и языческое общество, одобряло чтение великих мастеров слова и мысли. Они принадлежали всему греческому народу, и когда император Юлиан хотел сделать из них монополию одного культа, Св. Григорий Богослов сильно восстал против этого и отстаивал право всех и каждого пользоваться ими, говоря Юлиану: «Разве ты единственный эллин в мире?»²⁰⁹

Отцы и учители Церкви сами, большей частью, получили лучшее по своему времени образование в языческих школах. Жажда познаний, стремление к возможно более полному образованию заставили многих из них пройти даже не одну школу, а несколько – в различных местах империи. Св. Василий Великий напр. слушал уроки языческих риторов в Неокесарии, в Понте, в Кесарии Каппадокийской, в Константинополе и Афинах. Климент Александрийский, Ориген, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, блаженный Иероним, блаженный Августин и другие отличались таким же рвением к образованию.

Начинает происходить соединение греческой мудрости с христианской доктриной, сближение старых и новых идей, причем старое стараются приспособить к новому. Такое слияние, сохранившее то, что было наилучшим в древнем мире, должно было иметь большое значение. Новая религия распространялась в обществе, воспитанном старой. Учреждения, привычки, чувства, язык, вся жизнь – все было напитано ею. Тертуллиан говорит, что ребенок не мог избежать идолопоклонства: оно охватывало его с колыбели и провожало до могилы. Глубже всего влияние новой религии вкоренялось воспитанием. Воспитание действовало на ум и сердце молодых христиан и проникало в понимание и выражение их религиозных верований.

Могучее влияние этого воспитания, в духе веры Христовой, под сению и руководством Церкви, ограждало юношей христианских, учившихся в языческих школах, от пагубного влияния язычества и способствовало им усвоить то лучшее, что было в языческом образовании и что могло быть полезным для достижения главной, конечной цели всего христианского воспитания: могло сделать их способными к восприятию и уяснению высоких истин христианской веры и нравственности.

Давая немало для развития умственных сил учащихся и обогащая их познаниями, языческое образование, внедрившееся в греко-римском обществе, было силой, с которой христианству пришлось долго бороться.

В Риме существовали строго установившиеся традиции, обязательные для каждого римлянина. Воспитание давалось на практике и примеры служили уроками. Основой школьного обучения было соединение грамматики с риторикой. Школы были: свободные, находившиеся в руках частных лиц, открывавших школы на свой счет; муниципальные, когда обязанность выбирать профессоров и платить им, брал на себя город; государственные – когда они зависели от центральной власти.

Программа преподавания, сравнительно с современной, была не особенно обширна. Наибольшей широтой и разнообразием отличалось преподавание в Константинополе, где было нечто в роде университета. Преподавание же философии велось серьезно только в Афинах. Два классические языка были основой официального обучения.

На Западе, однако, изучение греческого языка начинает падать, о чем свидетельствует бл. Августин, который сознавался, что в юности он питал отвращение к греческому языку.

Греко-римская система воспитания представляла собой осуществление философской идеи. «Дух есть истинный господин Жизни... Дух должен повелевать, а тело подчиняться. Первый приближает нас к богам, другим мы обладаем наравне с животными», – говорит Саллюстий в Прологах.

Но если дух – господин жизни, то первым из искусств должно быть то, которое наиболее дает духу сознание его превосходства. Такое искусство несомненно – красноречие.

Цицерон, Квинтилиан и Тацит показали это в превосходно начертанных ими картинах народных собраний. В них во всей силе сказывалось преимущество духа, когда толпа грубых, сильных людей стихала под обаянием слова, часто слабого, изможденного человека, властвовавшего ей обаянием своего красноречия. Равно и Св. Григорий Богослов говорит: «изумительна сила пламенной речи в общественных собраниях, пред трибунами судей и в похвальных речах»²¹⁰.

Образование, воспитывающее дух, основывалось естественно на искусстве, в котором так сильно сказывалось его господство. Упражнение в ораторском искусстве было небесполезно молодым умам, заставляя их измышлять всевозможные положения, защищать или осуждать, сообразуясь с ними, вникать во внутреннюю жизнь изображаемых лиц, в их обстановку; оно развивало в них умственное творчество, привычку к размышлению, познание себя и других.

Но красноречие необходимо связывалось с риторикой, т. е. установлением внешней формы для выражения мысли. Вреда преподавание риторики само по себе не представляло; но было крайне опасно преподавать только риторику: она приучала к условному выражению чувств, затеняла действительность фантастическим сопоставлением выдуманных фактов.

Риторы жертвовали многим во имя эффекта успеха, который зависит от толпы.

Привычка опираться в рассуждениях на ходячие мнения (для того, чтобы быть понятными толпе) делала их снисходительными к предрассудкам. Они уважали традицию и жили прошедшим. Вот почему школы так упорно восстали против христианства.

Проникнув в высшие слои общества, христианство столкнулось с языческой образованностью, и христианину пришлось решить затруднительный вопрос, посылать ли ребенка в школу, где он услышит противоположное тому, чему его учили дома. Как поставить его среди двух противоположных воспитаний?

Тертуллиан задает себе этот вопрос в трактате об идолопоклонстве и не находит удовлетворительного ответа. Относительно профессуры решение бесспорно: христианин не может сделаться профессором, так как он был бы принужден чтить Минерву на Quinquatries, украшать цветами школу в дни, посвященные Флоре, и с его стороны было бы «преступлением уклонение от одной из этих дьявольских церемоний». Но воспитать молодого человека дома ему кажется невозможным: он позволяет ему посещать школу. «Как, – говорит он, – без этого проникнется он человеческой мудростью? Как научится он управлять своими мыслями и поступками без образования, необходимого орудия всей человеческой жизни?» Он, стало быть, считал необходимым изучение литературы и не представлял себе, чтобы ее можно было изучить иначе, чем это делалось в его время. Посещение языческих школ, разрешенное таким суровым учителем, каков был Тертуллиан, не могло встретить препятствий среди христиан. Церковь находила даже, что преподавание менее опасно в руках христианина, и потому поощряла христианских профессоров. В конце III в. христианство сделало много приобретений среди ученых. «У нас есть, – с гордостью говорит Арнобий²¹¹, – много талантливых людей, ораторов, грамматиков, учителей красноречия, юристов, медиков и глубоких философов». Сам Арнобий был знаменитый африканский оратор, а его ученик Лактанций²¹² был вызван для преподавания латинской риторики в Никомидию, где жил в то время император. Много христиан было и среди народных учителей.

Со времени Константина число христианских ученых значительно возрасло, что очень тревожило сторонников старого культа, видевших в школах самую главную свою опору. Это объясняет эдикт Олиана, запрещавший христианским профессорам читать и комментировать в классе сочинения авторов, учения которых они не разделяли: это равнялось запрещению преподавать. Профессор должен был или отречься от своей веры, или оставить школу.

Попытка Юлиана обратила внимание Церкви на важное значение книги в деле преподавания. Христианам было важно иметь такие книги, употребление которых им не могли запретить. Такая попытка была сделана Аполлинариями²¹³, отцом и сыном, учеными людьми, из которых один был грамматиком, а другой ритором в Лаодикее, в Сирии. Отец перевел стихами Библию; он написал эпическую поэму из двадцати четырех песен, где события доходят до царствования Саула. Из остального он сделал трагедии по образцу Эврипида, комедии, как у Менандра, оды в подражание Пиндару. Сын переложил Евангелие и послания Апостолов в диалоги, воспроизводившие Платона. Но трудно было вытеснить образцовые произведения античного искусства: для этого нужен был гений, а Аполлинарии отличались, скорее, легкостью изложения.

По отмене эдикта Юлиана его преемником, христианские профессора принялись за прежнее дело, комментируя языческих писателей. В настоящее время нам доступнее поэзия священных книг, чем в ту пору, когда самое благоговение, возбуждаемое ими, препятствовало их литературному изучению: в них искали правил нравственности, а не поэтических красот. Наконец, была еще одна причина, мешавшая, по крайней мере, на Западе, оценить их с литературной стороны. Св. Августин передает, что по мере распространения христианства на Западе, члены нарождавшихся общин, знавшие немного греческий язык, стали передавать по латыни греческий перевод 70-ти толковников. Так как это были люди малообразованные, знавшие только народный язык, то Священное Писание предстало в первый раз перед светским обществом в оболочке варварской латыни. Во II и в III в. появляются замечательные христианские писатели: но тогдашние ученые комментаторы не сумели оценить их, так как они подобно Лактанцию, видели образец совершенства не в действительных достоинствах, а скорее в отсутствии недостатков.

В IV в. мнения изменяются. Св. Иероним, знавший еврейский язык и живший в тесном общении со Священными книгами лучше ценит их красоты: «Что может быть звучнее Псалмов? – говорит он. – Можно ли найти что-нибудь поэтичнее отрывков из Второзакония и Пророков?» В других местах он выражается яснее: «Давид – это наш Пиндар, наш Симонид, наш Алкей, наш Гораций, наш Катулл, наш Серенус». Св. Августин первый в своем трактате «О христианском учении» подробно излагает и определяет качества свящ. книг и церковных писателей, чем заявляет о существовании христианской литературы. Этот трактат воспитательная книга; но он относится только к клирикам; все же выводы его могут иметь более широкое приложение. «Вот, – говорит он – что должны будут делать те, которые хотят заняться изучением и преподаванием Писания, защитою истинного учения и исправлением заблуждений». Он хочет научить сначала, как самим достигнуть понимания свящ. книг, затем как уяснять их другим. «Чтобы понять их надо пройти три последовательные ступени: первая – страх, вторая – благочестие, третья – знание. Наука эта трудна и требует значительных подготовлений. К подготовительным занятиям св. Августин относит и занятия школьные. Он доказывает, что все преподаваемое в школах, грамматика, риторика, диалектика, история и естественные науки, все это может способствовать уяснению Писания. Он щадит школьное образование, хотя оно пропитано язычеством. Это как бы общая подготовка, расширяющая и укрепляющая ум; позднее она послужит на пользу другим более серьезным занятиям. В языческих произведениях есть правила полезные для жизни; их философы прозревали истинного Бога и дали мудрые правила относительно его почитания.

Величайшие учители Церкви достигли новой веры, присвоив наследие старой: «Какими только богатствами веры не был нагружен, выходя из Египта, Киприан, этот красноречивый епископ и блаженный мученик. Сколько богатств унесли с собою Лактанций²¹⁴, Викторин²¹⁵, Оптат²¹⁶, Иларий²¹⁷, не говоря уже о живых. Сколько их похитили знаменитые греческие христиане». Бл. Августин одобряет их поведение. Он находит справедливым, чтобы все, что было хорошего в древнем обществе не погибло вместе с ним; он желал бы, чтобы сохранили не только мудрые учреждения, без которых нельзя обойтись», но все сокровища поэзии, искусства и науки, столь украшающие жизнь; если их употребляли во славу Божию, он не находил ни малейшего преступления в сохранении их.

Во второй части книги бл. Августин задает себе вопрос, каким образом клирик, знающий св. Писание, может объяснять его другим. Ему приходится высказать свой взгляд на воспитание, которое давалось в государственных школах. Проповедник не должен только обучать; он должен нравиться и трогать: именно таким преподаванием гордится риторика. Но может ли христианин пользоваться ей? Бл. Августин отвечает, что, если этим искусством постоянно пользуются для подтверждения лжи, кто осмелится утверждать, что оно не должно служить истине. «Так как дар слова предоставлен всем, как злым, так и добрым, почему же честным людям не стараться приобретать его, если нечестные пользуются им для торжества заблуждений и несправедливости?» «Знакомиться с риторикой можно прежде всего в школах», и блаженный Августин не враг образования, которое сам получил. Он желает, чтобы ему посвящали себя в юности: позже найдется более полезное дело. Однако он находит, что можно обойтись и без него. «Человек обладающий ясным и проницательным умом, – говорит он, – легче сделается красноречивым, читая и слушая тех, кто обладает этим искусством, чем следуя правилам риторики». Для того, чтобы приобрести искусство красноречия, он советует читать не классические образцы, не смотря на их совершенство: посвящающему себя священному служению нет времени читать их. Он доказывает, что свящ. книги познакомят его не только со свящ. Писанием, но и выучать красноречию. В подтверждение мнения, что и св. пророки и св. апостолы были не только великими учителями веры, но и великими писателями, бл. Августин приводит отрывки из пр. Амоса, пастыря, стерегущего стадо, как он себя называет, и разбирает его, как тонкий грамматик. Тот же метод он прилагает и к посланиям ап. Павла. Это не значит, что св. Павел учился риторике, но красноречие – дело вполне естественное: оно вызывается вдохновением: «Когда мудрость идет впереди, красноречие следует за ней, как верный спутник, который приходит без зова». От ап. Павла бл. Августин переходит к духовным писателям последних веков. Всем им была известна риторика; некоторые иной раз слишком увлекались ей. Бл. Августин приводит по этому случаю из св. Киприана отрывок, который ему кажется слишком изукрашенным; но так как он более не делал этой ошибки, бл. Августин остроумно замечает: «Святой человек, сделав это раз, доказал, что был способен так говорить; но, не возвращаясь более, показал, что не хотел этого». Затем, приведя отрывки из своих работ и работ св. Амвросия Медиоланского, он доказывает, что они умели, сообразуясь с обстоятельствами, пользоваться простым, средним или высоким стилем и в заключение говорит: «слушая их, изучая усидчиво и стараясь им подражать, можно достигнуть качеств, которыми они обладают». Трактат о «Христианском учении», занимаясь исключительно вопросом об образовании клириков, дает тем не менее несколько существенных заключений для образования всех вообще. Удивительно, что этим не воспользовались. Бл. Августин нигде в своей работе не жалуется на способ воспитания современного ему юношества: он не только одобряет посещение школ светской молодежью, оно ему кажется полезным и для молодых людей, предназначенных для духовных должностей. На основе общих познаний он хочет построить новое образование, которое главным образом будет состоять из размышлений над свящ. Писанием и изучения религиозных вопросов: он знает, что чем крепче основа, тем прочнее будет целое. А между тем он отлично сознавал, какие опасности представляет это подробное знакомство с классической древностью. В своей «Исповеди» он говорит с гневом о чаше заблуждений, предлагаемой ученикам уже опьяненными ею учителями. Но нигде не восстает он против посещения языческих школ. Бл. Августин доказал, что изучение христианских писателей в школах было бы полезно; однако, такие изменения не встречаются в обучении. Это объясняется, во-первых страхом, который испытывают люди перед опытами, от которых может, по их мнению, пострадать целое поколение; во-вторых, тем, что школа дольше всего хранит прежние традиции, так как людям свойственно дорожить былым и считать недурною систему из которой они вышли сами.

После появления трактата бл. Августина юношество продолжало учиться, как училось четыре, пять веков ранее. Любопытные сведения об этом сообщил нам епископ Павии – Эннодий, один из выдающихся ученых в эпоху Теодориха. Этот епископ был прежде всего bel esprit (остроумный человек), никогда не бросавший риторики, хотя и посвятил себя духовному званию. Он очень интересовался школами и часто говорил о них. Мы узнаем из его слов, что все оставалось по-прежнему. Совершились крупные события; варварский король царствовал в Равенне; Западной империи более не существовало. Но в школах ничего не изменилось: те же объяснения, те же авторы: Эннодий думает, что ничего важнее этих упражнений не существует. Темы – языческие.

Был, однако, человек с умом и сердцем, который внимательно прочел трактат бл. Августина о христ. учении, проникся его идеями и изыскивал средства их применить: это был Кассиодор²¹⁸. Он также признавал значение языческих школ, признавал, что они образуют ум, делают его способным понимать свящ. Писание. Он находил только, что духовная литература имела право занимать главнейшее место в воспитании, должна быть его венцом. И он решил с помощью папы Агапита основать в Риме, по подписке, христианские школы, «в которых душа могла бы познать науку вечного блаженства, а ум научиться честному и безупречному красноречию». Печальное время не позволило Кассиодору выполнить этого намерения. Он хотел, по крайней мере, оставить план его, но и это ему не удалось. В течение долгого времени Церковь не вмешивалась в воспитание, не изменяла его духа, и потому влияние языческого воспитания сказывалось и в жизни христианина. Св. Иероним говорил: «Как хотите вы, чтобы мы забыли выученное в детстве? Я могу поклясться, что, покинув школу, ни разу не открывал светских писателей; но, сознаюсь, что там я их читал. Не должен ли я напиться воды из Леты, чтобы не вспоминать о них более».

Последствия языческого воспитания для христианина были очень важны и разнообразны. Особенно любопытно проследить их – в сочинениях и в жизни писателей и учителей, отцев Церкви.

Последние, испытав на самих себе, что могут дать христианину современные языческие школы, – стоя во главе Церкви и заботясь о лучшем воспитании юных членов своей паствы, не только не заграждают им доступа к языческому образованию, но сами настойчиво предлагают его христианам; сами даже посылают христианских юношей в языческие школы вместе с собственными рекомендательными письмами к тамошним знаменитым риторам. Так, напр., поступал Св. Василий Великий, с изумительным знанием и пониманием дела говоривший о том, как нужно пользоваться языческими писаниями, не раз отправлявший способнейших юношей из своей Каппадокийской паствы к Ливанию, о чем сохранилась целая переписка его с этим ритором. Так же поступал и Св. Григорий Богослов, с логической непререкаемостью говоривший о важном значении развития дара слова: и он посылал христианских юношей для образования к риторам – Евдоксию, Стагирию и другим. – Так относились к современному классическому образованию и знаменитые начальники Александрийской школы – Климент и Ориген, сами так много потрудившиеся для насаждения научного образования среди хрнсти- ан, и блаженный Августин, увлекающий нас своим тонким пониманием детской души, её потребностей и недостатков – и св. Амвросий Медиоланский, и бл. Иероним, и св. Иоанн Златоуст хотя и не восторгавшийся классическим образованием, по все же нигде и не отвергающий его безусловно.

Чем же вызывалось такое отношение отцов и учителей Церкви к образованию христиан путем языческих школ? По древне-отеческому учению, языческое образование, вся эта мудрость классическая, накоплявшаяся и развивавшаяся в течение многих веков в греческом и потом в римском народе, имеет большое значение и для христианина, но не сама по себе, не потому только, что она способна развить умственные силы его и обогатить его познаниями. Значение образования заключается в том, что оно может и должно быть весьма важным средством к достижению главной, конечной цели всего христианского воспитания. И здесь, в области умственного развития питомца, христианское воспитание должно иметь в виду все тот же свой высокий идеал и к нему направляться. Развивая силы ума, все более расширяя пред ним горизонты, углубляя мысль, образование должно стремиться лишь к тому, чтобы этим путем сделать юношу способным к восприятию и уяснению высоких истин христианской веры и нравственности. Последние, конечно, он найдет в Свящ. Писании; но способен ли он понять их? По словам Климента Александрийского, только путем научного образования приобретается та сила ума, та способность его «вырваться из-под власти внешних чувств», при которой только и возможно правильное постижение христианского учения. Верующим, без сомнения, может быть и человек неученый; но «разуметь излагаемое верой» такой человек не может, потому что «здравое учение принимать, а дурное отвергать может не простая вера, а та лишь, которая опирается на науку»²¹⁹. Только под этим условием – в роли помощника к достижению главной цели – классическое образование и допустимо было в христианском воспитании. Только таким образом христианство и могло приспособиться к языческому образованию.

Учение о Едином Боге и Спасителе Иисусе Христе. Несомненность учения Иисуса Христа, переданного человечеству в первые три века, – Лицо Иисуса Христа – источник правил жизни христианской. – Идеал жизни христианина. – Святость Божия и греховность человека. Нужда в освящении. – В чем сущность учения христианского. – Достоинство души человеческой. – Возвышение женщины. – Святость брака. – Нравственная свобода и нравственная ответственность. – Проникновение верой и мыслью о Боге всей земной жизни человека, – Признаки нравственного достоинства общественного строя. – Христианское понятие о власти и о собственности.

В религиозную совесть человечества внедрена идея Единого Бога, всемирного Отца, явленного в лице Иисуса Христа. Подобно тому, как в одном желуде может содержаться целый дуб, так и в этой одной идее содержится все учение и вся дисциплина христианской Церкви, которая есть не что иное, как раскрытие и развитие Евангелия. Делом Церкви в первые четыре века была организация, на твердых основаниях, христианского общества. Первым делом её стало построение учения Церкви о Боге. Сущность этого учения выражена в словах апостола Павла: «Христос открылся Сыном Божиим в силе, по Духу святыни, через воскресение из мертвых» (Рим.1:4).

Учение этого Сына Божия, родившегося от семени Давидова по плоти и являющегося Учителем единственным и несравненным между всеми людьми, когда-либо стремившимися поднять на духовную высоту жизнь и помышления человеческие, вследствие чего во все времена высокие умы с восхищением видели в Нем верховное выражение мысли Божественной, – учение Его²²² не может подлежать никакому сомнению.

Подлинные слова Господа Иисуса Христа и Лице Его Самого как действительного Спасителя всего человечества, и старалась внедрить в сознание современного человечества. Церковь первых четырех веков.

Для первых христиан все заключалось в лице Иисуса Христа, в Коем, по вере, обитает вся полнота Божества телесне: в Нем был источник, из коего почерпали они правила жизни во всех её высших и низших подробностях. Христианство изменило жизнь в людях, изменило в них идеал жизни. Перед людьми поставлен был сверхестественный идеал Отца Небесного. Возбудить к его осуществлению – и было главной задачей деятельности отцев и учителей Церкви первых веков христианства.

В нравственную и духовную природу человечества в первые четыре столетия христианства внесено было ясное сознание о святости Божией и о нужде в освящении человека, – ясное понятие о человеческой личности, о её духовном значении, об уважении к ней. Человеку ясно указан был закон греха, царствующий в членах его и держащий его в плену, – указана и благодать Божия во Христе Иисусе, сильная избавить его от тела смерти. «Облещись в Господа Иисуса Христа» – вот к чему должен стремиться христианин. «Чистота» – отличительная христианская добродетель; учение о самоотвержении, о несении креста, об истинной свободе души – составляет сущность учения христианского.

Духовная природа человека есть область независимая от мирской власти. Достоинство человека определяется не племенем его и национальностью, но религией, и на религии утверждается общественный порядок.

Всякая человеческая личность в христианстве возвысилась тем, что в ней открылось безмерное значение души человеческой. Преобразился взгляд и на семейную жизнь. Христианская вера, проповедуя духовное равенство женщины с мужчиной, тем самым возвела ее в надлежащее положение; вместе с тем, освятив брак единоженственный в смысле неразрывного союза, утвердила её достоинство, и в союзе мужа и жены возвысила до идеального чувства то, что в древнем мире мало чем возвышалось над инстинктом животной чувственности. Учение о нравственной свободе и нравственной ответственности человека возбудило в каждом человеке новый мужественный дух, освободивший и осветивший человеческие способности. Утвердилось в сознании, что общество христиан должно быть христианским обществом, и весь гражданский строй постепенно подчинялся действию и руководству начал веры. Повсюду Крест Христов признан зерцалом и мерилом жизни человеческой, а исходом и целью здешней жизни – жизнь небесная. Всюду господствовала мысль о Боге, Отце небесном, и об откровении Его в Том, Кто не Себе угождал, но смирил Себя до смерти и закон жертвы поставил первым законом своей религии. И этим сознанием первые века христианства преимущественно отличаются от предшествовавшей эпохи: оно и стало главным источником силы, главным возбуждением жизни и деятельности.

Уважение к женщине, попечение о детях, о бедных и немощных является главным признаком нравственного достоинства общественного строя. Христианское понятие о власти является нераздельным с понятием о зависимости от веления Божия о долге, о служении. – Собственность – тоже, подобно власти, достояние Божие, порученное человеку, как домоправителю, соединенное с обязанностью разделять, помогать, раздавать милостыню.

Выводы из сказанного в отделе четвертом настоящего курса чтений²²³.

С каких сторон надобно рассматривать педагогические воззрения свв. Отцов.

На странице 331-й настоящей книги замечено, что из рассуждений по вопросам образования и воспитания, находящихся в письменных памятниках, дошедших до нас от отцов и учителей Церкви IV века, можно составить стройную и законченную систему воспитания. И на той же стр. замечено, что и деятельная жизнь, и примеры подвижников пустыни – служили воспитанию духа христианского.

Мы, по мере возможности, в IV-м отделе указали эти примеры и изложили самые рассуждения. Попытаемся теперь изложить в системе педагогические воззрения свв. отцов.

Так как естественное развитие обнимает собою все стороны человеческого бытия: тело, ум, чувство, волю и веру, и так как сообразно с этим воспитание должно вестись в этих пяти направлениях, т. е. оно бывает: физическое, умственное, эстетическое, нравственно-практическое и религиозное²²⁴: то и педагогические воззрения свв. отцов и учителей Церкви мы постараемся рассмотреть по возможности, с этих пяти сторон.

В виду того, что воспитание религиозное и нравственно-практическое являются, по возрениям свв. отцов и учителей Церкви, основными в деле христианского воспитания, мы и начнем систематическое изложение их воззрений с этих двух сторон.

Основа: «Воспитание религиозно–нравственное». Назначение человека – стремление к Богу. – Направление деятельности воспитания. – Первые воспитатели. – Конечная цель и идеал воспитания, причем, по Златоусту, воспитание – великая сила в жизни, а отсутствие его – причина беспорядка. – Главная цель воспитания, – Духовная природа питомца и религиозно-нравственная сторона в ней; на ней должно сосредоточиться внимание воспитателя. – Следствия такого воспитания. – Пути и средства воспитания. – Особенное влияние матери. – Возжение в дитяти искры веры и любви к Богу. – Участники дела воспитания; их качества. – Когда начинать воспитание? – Средства в воспитании: молитва, крестное знамение, посещение Богослужения; причащение св. Таин; чтение и изучение Слова Божия. – Осторожность и постепенность в ознакомлении с истинами веры и словом Божиим – Воспитательное значение примеров. – Основа христианской нравственности. – Греховность природы дитяти и необходимость предупредительных мер в воспитании детей и мер отрицательных: строгости и наказания. – Необходимость создания доброй, окружающей ребенка, среды: прислуга; товарищи; особенная осторожность в выборе их; удаление от дурных обществ. – Удаление от всего, что может причинить вред религиозно-нравственному развитию. – Строгость, умеряемая любовью.

Оно, по воззрениям свв. отцов касается собственно всей духовной, внутренней жизни дитяти. Религиозно-нравственным характером должно быть проникнуто и умственное образование, и эстетическое; им также должны определяться необходимость и объем физического воспитания.

Вопрос о назначении человека дает постановку и направление всему делу воспитания.

На этот вопрос естественный человеческий разум давал многочисленные и различные до противоположности ответы.

Богопросвещенный разум древнехристианских наставников так отвечает на него. Человек есть создание Божие и будучи сотворен по образу и подобию Божию, лучшей частью своего существа стремится к своему первообразу – Творцу.

Стремление это так глубоко вкоренено в его душе, что ни один человек ни в чем земном не найдет себе полного удовлетворения и покоя, если не удовлетворит этой глубочайшей потребности своей природы.

«Ты (Господи) создал нас для Себя, и душа наша дотоле томится, доколе не успокоится в тебе», говорит блаженный Августин²²⁵. «Много прекрасных предметов окружает человека на каждом шагу земной жизни его, и в них готов он видеть благо и счастье свое: но все они ничто в сравнении с одним благом, истинным: и они не могут равняться с Tобой, Боже мой, сотворивний все»²²⁶.

Поэтому «горе той душе, которая дерзает помышлять и ласкать себя надеждою, что, удалившись от Тебя, она найдет что-нибудь лучше Тебя! Тщетно бросается она во все стороны, тщетно блуждает по всем распутьям; нигде не находит она желаемого, повсюду встречая одни сомнения и огорчения. В Тебе Одном Боже наш, все успокоение наше»²²⁷.

Но, если истинное, счастье человека в Боге, в единении души Его с Творцом, то к этому, конечно, должна направляться и вся жизнь человека, в этом её значение.

«Насколько возможно уподобляться Богу – вот наша цель» говорит Климент Александрийский²²⁸. А если так, то не к тому же ли должна направляться и вся деятельность воспитания? «Господь – источник нашего блаженства», говорит блаженный Августин: «Он предел всех желаний». Наше благо состоит ни в чем ином, как в том, чтобы быть с ним соединенными. К этому благу мы должны быть приводимы теми, которые нас любят и в то же время вести тех, кого любим сами²²⁹, т. е. прежде всего, конечно, детей своих, а затем и всех тех, чье развитие и направление зависит от нас.

Первыми и главными воспитателями в указанном отношении должны быть, по воззрению свв. отцов, родители. «Бог для того и вложил в родителей любовь к детям, говорит св. Иоанн Златоуст²³⁰, чтобы в них они имели наставников в добродетели. Не одно рождение делает отцом, но хорошее образование детей, и не ношение во чреве делает матерью, но доброе воспитание». «Чтобы родители, получив повеление воспитывать детей (Еф.6:4), не пренебрегали Его заповедями, Бог связал их естественною необходимостью»²³¹.

Конечная цель воспитания, в которой должны сходиться все маетнейшие задачи его, тот идеал, к которому должны направляться все стремления воспитания, это – сделать питомца чадом Божиим, человеком, полагающим целью всей жизни своей постепенное приближение к Отцу Небесному, всем существом своим стремящимся к уподоблению Ему. «Сделай твоего сына христианином», т. е. истинно идеальным человеком²³², коротко отвечает Иоанн Златоуст на вопрос о цели воспитания, и в многочисленных словах и беседах своих не раз горячо восстает против тех низменных, корыстных расчетов, какими нередко руководились современные ему христиане при воспитании детей своих и которые совершенно закрывали от них эту истинную цель воспитания.

«Старайтесь не о том, говорит святой отец, чтобы оставить детей ваших богатыми, но о том, чтобы сделать их благочестивыми, а следовательно и владыками своих страстей, богатыми в добродетелях²³³, потому что одно обусловливает другое».

Неуклонно следуя такому направлению, воспитание является великой силой в жизни не только частной, но общественной и государственной. «Если бы отцы тщательно воспитывали детей своих, говорит св. Иоанн Златоуст, то не нужно было бы ни законов, ни судилищ, ни наказаний, ни мучений и публичных убийств; праведнику, говорит апостол, закон не лежит» (1Тим.1:9)²³⁴. Напротив, именно отсутствию такого, единственно правильного и благотворного воспитания, или извращению начал его и «должно приписать все беспорядки, от которых стонет общество».

Итак, полагая в Боге истинное счастье человека и в стремлении к единению с Ним истинное назначение всей человеческой жизни, древние отцы и учители Церкви главной целью всего воспитания считают направление питомца к достижению того же высокого назначения его, образованием в нем человека христианина, истинного чада Христова.

Уже отсюда становится понятным, что главное внимание в таком воспитании должно быть обращено на духовную природу питомца; не в теле, а в душе его заложены те силы и способности, о направлении и развитии которых согласно своей цели, должен заботиться воспитатель. Но и в духовной жизни питомца не все стороны должны иметь одинаковое значение при воспитании. На первое место здесь выдвигается область религиозно–нравственная; на ней поэтому и должны сосредоточиваться и внимание, и силы, и старания воспитателя.

При воспитании детей родители должны, говорить свят. Иоанн Златоуст, внедрять в них «благочестие, благоповедение, а не остроумие; нравственность, а не силу речи: это (т. е. такое воспитание) доставляет царство (Божие), это дарует и действительные блага»²³⁵, «потому что дети, хорошо настроенные в отношении к Богу, будут честными и отличными и в отношении к настоящей жизни»²³⁶. Такое воспитание доставит и семейное счастье родителям и пользу обществу и государству. По словам св. Златоуста «так воспитанный сын будет пользоваться не только уважением от других людей, но и для тебя, родителя, будет более любезным, представляя кроме природы, еще другое не меньшее побуждение к любви – добродетель; и не только более любезным но и более полезным для тебя; угождая тебе, услуживая, поддерживая в старости. Как неблагодарные в отношении к Богу презирают и родителей, так благоговейные пред Создателем оказывают и родителям великое почтение»²³⁷.

Какими же путями и средствами должен воспитатель пользоваться здесь для достижения своей цели? По словам блаженного Августина, «благочестивая мать его, с ранних детских лет его, заботилась о том, чтобы Господь был Отцом её сыну». «По милосердию Твоему, Господи, говорит он, имя Спасителя моего, Сына Твоего, я научился любить и соблюдать в сердце своем с раннего детства, под руководством благочестивой матери»²³⁸. Жизнь и примеры свв. отцов показывают, как велико значение матери, бабушки – вообще женщины в деле воспитания детей²³⁹.

Следуя этому высоко поучительному примеру, врожденную в питомце искру веры в Бога и любви к Нему необходимо зажечь уже в самые ранние детские годы его. Нежность и впечатлительность детской природы в раннем этом возрасте представляют весьма важное благоприятное условие для этого, а особенная устойчивость и прочность именно первых впечатлений делают их особенно ценными для воспитателя.

«С трудом истребляется то, что впечатлевается в молодые души»... говорит блаженный Иероним. «Мягкий, нежный возраст удобно склоняется и на ту и на другую сторону и влечется туда, куда его поведешь»²⁴⁰. Поэтому «детям, замечает св. Иоанн Златоуст, особенно нужно преподавать первые уроки вероучения. Самая гибкость их ума делает их более, нежели другой какой-нибудь возраст жизни, способными принимать и сохранять впечатления, которые останутся неизгладимыми». «Не говорите, что в детстве еще не время заниматься религией. Я утверждаю, что такое занятие не только полезно, но и необходимо для сего возраста»²⁴¹.

«Жизнь ребенка уже с первого момента начинает наклоняться или к добру, или ко злу»²⁴². Итак, дитя уже в самом раннем возрасте своем может и должно слышать имя Божие и повторять Его вслед за первым воспитателем своим – матерью еще лепечущими устами своими. На мать св. Златоуст и возлагал главные заботы о воспитании детей²⁴³.

После родителей первое место в деле воспитания детей должны занимать, по воззрению бл. Августина²⁴⁴, восприемники «поручившиеся пред лицом Самого Бога за будущую веру и христианскую жизнь крещаемых, когда они достигнут момента самосознания». По словам св. Василия Великого²⁴⁵ и св. Иоанна Златоуста²⁴⁶, воспитателями детей должны быть и пастыри Церкви, как духовные их отцы.

Но помимо указанных лиц, воспитателями могут быть и нарочито нанимаемые чужие лица, которые должны обладать особенным целомудрием²⁴⁷, скромностью, степенностью²⁴⁸, доброй жизнью и хорошими сведениями²⁴⁹ и должны вести детей ко спасению, и все свои действия направлять к этой цели²⁵⁰. Воспитание детей надобно начинать с самого раннего детства на том основании, что все, что внушается с детства, прочно и навсегда остается в детях; и к какой жизни приучают их с самого начала, такой они, большей частью, продолжают жить до самой смерти. Такие наставления мы находим у св. Златоуста²⁵¹, у св. Василия Великого²⁵² и бл. Иеронима²⁵³.

Первым, самым естественым приближением детской души к Творцу является молитва, и в христианском воспитании, по древне-отеческому учению, ей должно быть отводимо широкое место. «Молитвы, которые установлено совершать днем, говорит св. Василий Великий, должны быть общие и у детей и у старших; потому что у детей через соревнование совершенным укореняется навык к сокрушенной молитве, и для старших немаловажно пособие детей в молитве»²⁵⁴. Такое участие детей в молитве взрослых предлагается здесь святым отцом собственно тем монастырским общинам, которые принимали к себе на воспитание и детей; но можно ли что-либо возразить против применения такого же порядка и в обыкновенной семейной жизни, при том, конечно, необходимом условии, что дети уже подготовлены к этому предварительными опытами своей чисто детской молитвы. По словам блаж. Августина, каждый отец семьи должен выполнять в своем доме служение пастырское, поскольку и себя, и всех членов семьи своей он должен ставить пред лицем Божиьим, вручая Его святой воле и жизнь и счастье всех присных своих²⁵⁵.

С раннего же возраста св. отцы советуют приучать детей к крестному знамению и к богослужению, считая это наилучшими средствами религиозно-нравственного воспитания. «С самого первого возраста ограждайте детей духовным оружием, – учит св. Златоуст, – и научайте их запечатлевать крестом свое чело, а прежде нежели они будут в состоянии делать это своею рукою, вы сами изображайте на них крест»²⁵⁶.

Двери храма должны быть открыты не для одних взрослых: пусть и дети идут сюда с воспитателями своими и в эти ранние годы открывают нежную душу свою многочисленным, благотворным влияниям христанского богослужения со всей его обстановкой. Вести их сюда есть прямой священный долг родителей, которым св. отцы советуют чаще приобщать детей св. Тела и Крови Христовой²⁵⁷.

Но не всегда и древние христиане, подобно нынешним, относились к этому делу с подобающим вниманием. Св. Иоанн Златоуст не раз по этому поводу обращается к ним с горьким упреком. «Мы позволяем детям, говорит он, посещать зрелища, а чтобы они не убегали Церкви, чтобы не стояли в ней неблагоговейно, о том не заботимся. Мы заставляем их давать отчет в том, что они выучили в светских училищах. Почему же не требовать от них отчета в том, что они слышали в доме Господнем». «Когда надобно вести детей в театр или на зрелища, тогда нет занятий, нет обязанностей, которые бы нас удерживали: все уступает перед этой жалкой приманкой. А когда идет дело о столь важном и полезном занятии (о посещении детьми храма Божия), тогда говорят: не должно терять времени. Можно ли не раздражить гнева Божия? Для всего прочего вы находите досужее время; но служение Богу кажется вам и слишком тяжким, и слишком обременительным для детей»²⁵⁸.

По мере возрастания и общего развития воспитывающихся, круг религиозно-нравственных воздействий для них еще расширяется. Так для них становится доступным и тот глубокий источник религиозно-нравственного назидания, который заключается в слове Божием, в Библии. «Читающие слово Божие для своего спасения, говорит блаженный Августин, ничего более не желают, как только найти в нем мысли и волю тех, коими оно написано, и таким образом найти волю Божию, по которой говорили, как мы верим, все богодухновенные писатели»²⁵⁹.

И эта цель их достигается вполне: они познают здесь всю волю Божию.

Но по мере этого познавания возрастает в них и желание повиноваться ей, руководиться ею во всей жизни своей, и слово Божие становится для них, таким образом, великой воспитательной силой.

«Священные писания, говорит св. Василий Великий, образующие нас посредством учений таинственных, вводят нас в жизнь небесную»²⁶⁰; «чтение их, по словам блаженного Августина, человека надменного и гордого делает кротким и смиренным»²⁶¹.

В виду такого важного значения книг Священного Писания в деле религиозно-нравственного образования человека, чтение и изучение их настоятельно рекомендуется древне-отеческими наставлениями и для детей, как необходимое средство истинно-христианского воспитания. Св. Григорий Богослов, указывая на свой пример, говорит: «Моя кормилица от самой колыбели моей начала питать меня Божиим словом и не прекращала до конца своего попечения о моем младенчестве»²⁶². «Не считайте излишним для детей изучение Свящ. Писания, говорит св. Иоанн Златоуст: оно-то и научит их почитать отца своего и матерь. В священных книгах они узнают правила своего поведения, особенно, если будут проникать в них с самых юных лет»²⁶³.

В частности, уже на седьмом году маленькая Покатулла, по наставлению блаж. Иеронима, должна была начать читать и учить на память Псалтирь: «когда маленькой девочке с выпавшими зубами пойдет седьмой год, говорит он, тогда пусть учит на память Псалтирь и до зрелого возраста – книги Соломона, Евангелия, апостолов и пророков пусть делает сокровищами своего сердца»²⁶⁴. Уже отсюда мы в праве заключить, что в древнехристианском воспитании отводилось место не одному Новому Завету, но и книгам Ветхого Завета: с них даже начинали. На первом месте здесь по порядку ставится Псалтирь, «песни» которой так удобны для заучивания.

Общим правилом, которое должен твердо помнить воспитатель при ознакомлении питомца с истинами веры и словом Божиим, должны служить осторожность и постепенность. Воспитание должно идти постепенно, сообразно возрасту и полу воспитываемых: воспитатель своими нравственными наставлениями должен быть удобопонятен им и снисходить до их детского или юношеского понимания. Так св. Амвросий советует наблюдать то, «что прилично лицу, времени и возрасту, что также доступно разуму каждого»²⁶⁵. «Священное Писание – говорит блаженный Августин – такого свойства, что понимание и любовь к нему могут возрастать вместе с возрастом младенцев»²⁶⁶.

Маленьких детей свв. отцы советуют воспитывать более примерами, особенно, напр., св. Ефрем Сирин²⁶⁷, и конкретными наставлениями, а по мере развития переходить к увещаниям и доводам. «Помните, говорит блаженный Иероним²⁶⁸, что вы, родители, можете воспитать ее (Павлу), молоденькое дитя, более примерами, чем словом». «Жест матери пусть будет для неё (маленькой Покатуллы) вместо слов и увещаний и вместо приказания», пишет тот же Иероним²⁶⁹.

По мере дальнейшего развития детей, нужно переходить к увещаниям и большим наставлениям²⁷⁰. Надобно особенно сообразоваться с полом, характером, наклонностями и, вообще, настроением воспитываемых²⁷¹.

Таковы положительные средства, которыми, по древнеотеческому учению, должен пользоваться воспитатель в области религиозно-нравственного развития своего питомца. Истинно-христианский облик души последнего должен постепепо созидаться на почве молитвы дома, посещения богослужения в храме, глубокого и многостороннего ознакомления со священными книгами Ветхого и Нового Завета, воспитания примерами и конкретными наставлениями. Все эти средства должны воздействовать, прежде всего, конечно, на мир собственно религиозной жизни питомца, но затем, непременно, и на область нравственную в душе его. По воззрениям древних отцов и учителей Церкви, обе эти области находится в самой тесной связи между собою и не потому только, что «вера без дел мертва есть»: истинная христианская вера необходимо должна проявляться в делах человека, – но и потому, что христианская нравственность может и должна созидаться только на основе христианской веры, а не на почве каких-нибудь естественных воззрений или стремлений человека. Бог есть начало и конец, основание и цель всей нравственной жизни христианина.

«Блажен, кто любит Тебя (Боже), кто любит и ближнего в Тебе и врага ради Тебя»²⁷², говорит блаженный Августин, и в этих словах его можно видеть выражение всего древне-отеческого учения по этому вопросу. Эта тесная, можно сказать, неразрывная связь религии и нравственности, веры и жизни в христианстве, должна проявляться и в христианском воспитании, сообщая ему особый характер: древне-отеческие наставления, касающиеся христианского воспитания, нигде не различают строго религиозную и нравственную сторону в нем. Обе они представляют то единое целое, которое св. Иоанн Златоуст не раз называет словом «любомудрие», под чем он везде разумеет истинно-христианское религиозно–нравственное воспитание.

Но может ли воспитатель идти к своей цели только этим положительным путем религиозно-нравственных воздействий и достичь желательных и благих результатов? Так было бы, если бы в душе питомца и от природы заложены были силы и стремления только добрые, влекущие её ко всему высокому и прекрасному, на путь уподобления своему Творцу. Тогда все дело воспитания действительно сводилось бы лишь к пробуждению и развитию их. Но такова ли природа дитяти? «Кто чист от греха пред Тобою, Господи. Никто, хотя бы и один день жития его был на земле», говорит блаженный Августин и далее прекрасно изображает греховность детской природы: «неужели, по самому времени младенчества, неукоризненны и невинны были эти поступки, как например: со слезами требовать чего-нибудь вредного, сердиться и досадовать на неподвластных себе, на старших себя, даже на родителей своих и других, имеющих уже смысл и разум, за то, что они не слушаются детских причуд, царапаясь и кусаясь, стараться по мере сил вредить за то, что не выполняют вредоносных требований? Нельзя упрекать и винить младенцев за слабость их членов; но их душевные свойства подлежат упрекам. Я видел сам завистливого ребенка: он еще не говорил, а между тем бросал взгляды на своего молочного брата с какой-то злобной горечью, досадой и бледностью»²⁷³. Так, человек носит в себе греховную порчу уже при появлении своем на свет²⁷⁴.

Эта сторона детской природы уже сама указывает воспитателю другой путь для его деятельности: он должен всеми мерами стараться, во-первых, где возможно, предупреждать самое пробуждение этих дурных, греховных расположений в душе питомца и, во-вторых, если таковые уже обнаружились в словах или поведении его, побороть их и искоренить, или, по крайней мере, уменьшить силу их.

Имея в виду первую из этих двух задач, воспитатель должен внимательно следить за всем, что окружает питомца и так или иначе влияет на него. Прислуга, с которой не может не вступать в сношения питомец у себя дома, товарищи, с которыми он может быть связан самой тесной дружбой и вне своей семьи, должны быть избраны самим воспитателем и притом с крайней осторожностью. Его прямая обязанность стараться создать для своего воспитанника среду влияний добрых, нравственных и прежде всего окружить его и дома, и вне семьи надежными в нравственном отношении людьми. «Внимательно наблюдайте за поступками детей, говорит Св. Иоанн Златоуст, за их сообществами, за их связями, и не ожидайте от Бога никакой милости, если не исполняете сего долга».

Имея в виду, что товарищество и сообщество оказывают весьма большое влияние на такое или иное направление детей, свв. отцы советуют воспитателям быть очень осторожными в выборе товарищей и друзей для своих воспитанников.

«Как тело погибает от заразы испорченного воздуха, – говорит св. Златоуст, – так точно душа часто терпит вред от общения с людьми порочными»²⁷⁵. И дурные товарищи не только те, которые дурно поступают, но и те, которые ведут худые беседы. «Как дурная вода портит хорошее вино, так худые беседы развращают добрых по жизни и по сердцу людей»²⁷⁶, – говорит св. Антоний Великий; «ибо привычка к словам негодным, – по словам св. Василия Великого, – служит некоторым путем к делам»²⁷⁷. Поэтому свв. отцы советуют удалять детей от дурных сообществ. «Пусть выберет она (Павла) себе, – пишет бл. Иероним Лете, – в компаньонки не щеголиху и красавицу, которая плавным горлом приятно распевала бы песни, но женщину серьезную... С дурными девицами не должна иметь сообщества»²⁷⁸.

Не отрицая пользы доброго товарищества, свв. отцы советуют, чтобы дети больше обращались в обществе взрослых и нравственных людей, так как нередко дурное товарищество может, по словам бл. Августина²⁷⁹, иметь самое пагубное влияние. «Как обращение с равными приятнее, так со старшими безопаснее, – говорит св. Амвросий²⁸⁰ юношам, ибо за предводительством их жизни, нравы юношей укрощаются и напоеваются росою благочестия». Свв. отцы советуют, чтобы воспитатели не позволяли близкого сношения молодых людей одного пола с другим, – чтобы слабость и раздражительность не вовлекли их в сети диавола²⁸¹.

И вне ближайшей среды своей дитя или юноша может встретить предметы и явления, способные причинить вред доброму религиозно-нравственному развитию его, а потому долг воспитателя предвидеть и их, и, по возможности, оберегать от них своего питомца.

«Должно избегать слушания постыдных толков, рассказов и зрелищ», говорит Климент Александрийский, и горячо восстает против посещения детьми и юношами пиршеств, театральных зрелищ и всех тех общественных собраний, в которых для молодой, еще гибкой души так много соблазнительного. Против современных зрелищ и их пагубного влияния на молодые души особенно горячо восставал Святой Иоанн Златоуст: «отцы, приводя туда своих детей, по его словам, ввергают их в самом начале невинного возраста в пропасть нечестия»²⁸².

Свв. отцы советуют удалять детей от роскоши, тщеславия, праздности, не приучать к сребролюбию²⁸³, а учить умеренности, труду и самопознанию, скромности и умеренности в одежде и других внешних украшениях, так как всякое излишество в этом отношении ведет их к нравственному разврату²⁸⁴, – умеренности в пище и питии, потому что невоздержанность и сластолюбие, помимо причинения физического вреда им, могут нанести громадный нравственный вред, возбуждая в них греховные страсти и вожделения²⁸⁵.

Они также желают, чтобы дети реже предавались праздности и больше находились при каком-нибудь серьезном занятии, особенно чтении Св. Писания и молитве, так как праздность ведет к дурным мыслям и поступкам²⁸⁶.

Но как бы ни старались воспитатели предупредить пробуждение нежелательных дурных склонностей в юной душе, эта цель их никогда не может быть достигнута вполне, по той причине, что зло уже есть в природе питомца: зерно греха, погребенное на дне детской души, весьма скоро оживляется и пускает многочисленные ростки. Поэтому воспитателю по необходимости приходится скоро обратиться к различным мерам и средствам уже чисто отрицательного характера.

В виду опасности, какая грозит всему делу воспитания при развитии этих расположений в детской душе, древние отцы и учители Церкви требуют здесь от воспитателя самого серьезного внимания, предписывая держаться вообще начал строгости, не оставляя места никакому «преступному потворству»²⁸⁷.

Пример древнееврейского первосвященника и судии Илия, своим недостаточно строгим отношением к поведению сыновей своих, и их погубившего, и на себя вызвавшего грозную кару Божию, не раз приводится в древне-отеческих наставлениях в назидание христианам.

«Метод строгий для правильности воспитания детей полезен, говорит Климент Александрийский: он имеет значение необходимого при воспитании средства. Многие из страстей искоренились лишь при посредстве наказаний»²⁸⁸.

Однако, общее начало строгости, проникающее все дело воспитания в этой отрицательной области, не должно исключать вместе с тем начала любви; даже самые строгие и суровые меры должны исходить из чувства отеческой любви к питомцам, проникаться им и в нем терять свою острую горечь.

«Родители должны воспитывать детей в учении и наставлении Господнем, говорит Св. Василий Великий, с кротостью и долготерпением и, сколько зависит от пихт., не подавать никакого повода к гневу и скорби»²⁸⁹. Отеческая любовь, умеряющая строгость наказания, всегда удержит воспитателя в тех границах, за которыми уже начинается раздражение и жестокость.

Задача умственного образования. – Необходимость цельности в образовании. – Главная наука. – Взгляд на внешнюю ученость и её значение. – Любовь, удобопонятность и постепенность в деле обучения. – Об обучении письму. – Обучение грамоте на религиозной почве; обучение родному языку и другим предметам, – Венец всего: основательное изучение св. Писания и св. Предания.

По древне-отеческому учению задача умственного воспитания и образования должна вполне согласоваться с главной целью всего христианского воспитания. Для христианина истинное образование ума – необходимо: оно должно содействовать развитию его разумной человеческой личности и достижению им того, чтобы сделаться способным к восприятию высоких истин христианской веры и нравственности. И по содержанию, и по характеру своему умственное образование должно вполне согласоваться с этой главной целью.

Это начало должно служить указателем и при выборе предметов обучения, и при изучении каждого из них; оно же должно давать один общий тон и характер всему образованию христианского юноши. Все образование, при строгом следовании такому началу, должно получить один цельный, строго христианский характер, который должен отражаться в каждом изучаемом предмете, в каждой мысли, усвояемой учениками. Самое главное место здесь должно быть отведено той науке, которая заключает в себе «саму истину» и потому должна служить глубочайшим источником христианского ведения, Священному Писанию; оно должно занимать в программе христианского образования положение господствующее и руководящее: место и значение других предметов здесь обусловливается отношением их к этой главнейшей из наук²⁹⁰.

При изложении учения св. Григория Богослова мы видели²⁹¹, что он «ученость называет первым благом», каким мы можем владеть, и «внешнюю ученость советует употреблять в пособие истинному просвещению»; «ученость может быть и полезною, и вредною, смотря по тому, как пользоваться ею»²⁹². «Философские учения для благонравных – щит добродетели, для злонравных – жало греха», – говорит тот же св. Григорий Богослов²⁹³. По словам св. Василия Великого, «из светских писателей мы должны извлекать все, что полезно нам, и избегать того, что нам может повредить»²⁹⁴.

Вообще св. отцы и учители Церкви в принципе ничуть не отрицают изучения светских наук, хотя некоторые из них и восстают против их изучения, потому только, что считают существовавший тогда способ преподавания несоответствующим основной цели христианского воспитания²⁹⁵. При должном же характере изучения светских наук, считают полезным и необходимым их изучение для цели христианского воспитания, «так как они служат человеку вместо крыльев; без крыльев и птица не летает»²⁹⁶.

У свв. отцов и учителей Церкви находятся указания и на общие дидактические приемы, необходимые при обучении детей.

Так, обучение детей грамоте, как и все вообще умственное их образование, надобно вести так, чтобы вызывать в детях любовь к этим занятиям, а не отвращение, – «любовь учиться тому, чему заставляют ее (Покатуллу) учиться, чтобы занятие для неё было не работой, а удовольствием, делом не принуждения, а добровольного желания»²⁹⁷.

Удобопонятность сообщаемого и постепенность обучения – второе условие успешного образования²⁹⁸.

Научать письму свв. отцы советуют тотчас же после обучения азбуке, или параллельно с этим обучением²⁹⁹. Св. Василии Великий советует детям, при упражнении их в письме, писать ровно, прямо и выводить очертания букв тщательно и наблюдать правописание. «Ты, сын мой, – советует он одному юноше, – не принуждай руку переходить излучинами, подобно Езопову раку, но пусть идет по прямой черте, подаваясь вперед как бы по науке, с помощью которой плотник во всем наблюдает ровность и избегает всякой непрямизмы. Косое неблаговидно, а прямое приятно на вид. Пиши же прямо и строки води прямо, чтобы рука не наносилась у тебя вверх и не пускалась стремглав; очертания букв выводи совершенно и речи разделяй знаками препинаниями, где должно»³⁰⁰.

Чтобы занятие азбукой и вообще обучением было приятно и легко для детей, Бл. Иероним советует употреблять при этом награды и стараться возбудить их дух одобрением и похвалой³⁰¹.

Сообразно основному, религиозно-нравственному характеру христианского образования, св. отцы советуют и самое первое обучение поставить на религиозную почву. Они советуют при обучении азбуке предлагать детям слова не без разбора, но священные, преимущественно, имена ветхозаветных патриархов, пророков и апостолов для того, чтобы дети, при самом изучении первых стихий языка, могли уже запасаться полезными для них на будущее время познаниями³⁰².

После первоначального обучения детей чтению и письму свв. отцы советуют переходить к обучению их, прежде всего, правилам родного языка, потому что, если начать тотчас же изучение чужестранного языка, то можно испортить через это родную речь и вообще затруднить дело образования³⁰³. Изучение иностранных языков они не запрещают, напротив, советуют их изучать, но так, чтобы изучение их не шло в ущерб отечественному языку и начиналось или после изучения последнего, или по ознакомлении с основными правилами родното языка³⁰⁴.

Вследствие взгляда на светскую ученость, как на пособие приготовительное к лучшему уразумению христианских истин, свв. отцы советуют, после сообшения детям первоначальных и основных понятий о главных предметах христианского веро– и нравоучения, обучать их светским наукам, для более солидного умственного развития, а затем переходить к всестороннему и основательному изучению Св. Писания и Св. Предания, как источников христианских религиозно-нравственных истин, соблюдая при этом возможную постепенность³⁰⁵.

Из светских наук свв. отцы советовали изучать: грамматику³⁰⁶, диалектику (логику)³⁰⁷, риторику³⁰⁸, поэзию, музыку, геометрию, астрономию³⁰⁹, под которыми свв. отцы разумели вообще науки естественные, необходимые для уразумения некоторых мест Св. Писания³¹⁰, философию³¹¹, историю – как основание истины и сокровищницу мудрости³¹², литературу – в виду её положительной и формальной важности³¹³, так же науки, которые имеют «немалое приложение к обыкновенной человеческой жизни», как то: медицину, юриспруденцию, агрономию³¹⁴.

Но весь смысл и значение в христианском воспитании это умственное образование, по взгляду свв. отцов и учителей Церкви, будет иметь только тогда, когда оно и по содержанию, и по характеру своему будет вполне согласоваться с главной целью всего христианского воспитания, ее везде будет иметь в виду и к ней направляться.

Проникновение эстетического образования религиозно-нравственным характером. – Прирожденность чувства красоты. – Обучение пению и другим искусствам. – Необходимость при развитии прирожденного влечения к прекрасному – направлять дух питомца к Создателю.

И в деле эстетического развития питомца воспитатель должен всецело руководиться тем же идеалом человека – христианина и с ним сообразоваться в своих эстетически-развивающих влияниях. Свв. Отцы и учители Церкви не запрещают эстетического образования, но желают только, чтобы оно было проникнуто религиозно-нравственным характером: чтобы, с одной стороны, оно было священным орудием служению благочестию и Церкви³¹⁵, с другой – средством к возбуждению и поддержанию благочестия³¹⁶. Чувство красоты и влечение к прекрасному врождены человеку, заложены в душе его Самим Творцом. «От природы в нас есть вожделение прекрасного», говорит св. Василий Великий. Красота, «взаимной соразмерностью частей и наружной доброцветностью, сама собою и естественно привлекает к себе всякого встречающегося, между тем как безобразие производит в зрителях отвращение». Было бы поэтому насилием природы подавлять в душе питомца это естественное влечение. Свв. отцы советуют обучать детей пению, «мелодии которого должны быть проникнуты бесстрастием и целомудрием, не разнеживать и расслаблять душу, но гармонировать с мужественным нашим и великодушным образом мыслей и расположений»³¹⁷, зодчеству, живописи³¹⁸.

Но воспитатель должен твердо помнить, что высшая красота не в мире внешнем, не в этих видимых нами формах и очертаниях чувственно прекрасных предметов, а в мире духовном, в религиозно-нравственной жизни души человеческой, созданной по образу Божию. Воспитатель должен воспользоваться естественным, прирожденным человеку, влечением к прекрасному для того, чтобы при его помощи направлять дух питомца к Создателю, чтобы, отдаваясь ему, юная душа тем успешнее поднималась по пути христианского усовершенствования. «Очаровываемые созерцанием прекрасного, говорит Климент Александрийский, должны мы прославлять Творца. Чувство прекрасного, не одухотворяемое и не возвышаемое началами религиозно-нравственными, приносит, уже не пользу, а вред»³¹⁹.

Задача физического воспитания: приучать тело повиноваться духу. – Забота о здоровье тела, – Простота и умеренность в пище и питии – Забота о благотворном сне. – Простота и скромность в одежде. – Удаление всяких излишеств. – Приучение детей к труду и деятельности и разнообразным занятиям. – Заботы о приличной внешности детей. – Система строгая, даже суровая: приучать к терпению, выносливосии и лишениям. – Результаты этого. – В телесной жизни – преследовать идеал христианского совершенства.

По учению св. отцев и учителей Церкви, нельзя не обращать внимания и на телесную природу питомца; но о ней должно заботиться лишь настолько, насколько это необходимо для преуспеяния его в жизни духовной³²⁰. Вследствие тесной связи между душой и телом, последнее оказывает сильное влияние на жизнь духовную, и это влияние, к сожалению, далеко не всегда идет на пользу человеку. Телесная природа может оказывать сопротивление стремлениям духа, и человек может встретить в собственном теле сильного врага самым горячим порывам своим к идеалу христнского совершенства, если его тело не привыкло повиноваться высшим велениям духа. Отсюда постепенное «приучение его к такому повиновению» и должно составлять задачу физического воспитания. Необходимо заблаговременно, уже с ранних детских лет заложить в питомце начало господства над всякими излишними требованиями и особенно над дурными влечениями телесной природы его и постепенно развивать его в этом направлении до такой степени, чтобы к зрелому возрасту он уже владел достаточной силой в этом отношении.

«Дух бывает крепче и пламеннее, говорит св. Григорий Богослов, когда более и более подчиняется и уступает ему плотское, как вещество, противопоставленное свету, преграждающее его и препятствующее его влиянию»³²¹.

В этом направлении должны быть воспитываемы все стороны телесной жизни питомца.

Прежде всего, в заботе о теле воспитываемых св. отцы советуют иметь в виду главным образом то, чтобы оно было здорово, советуют прилагать «попечение о теле детей столько, сколько нужно для здоровья его, не простираясь далее сего»³²². «Для детей, по словам св. Василия Великого, должны быть приличным образом определены упражнения и правила касательно сна и бодрствования, времени, меры и качества пищи»³²³. Последняя должна быть простая и в умеренном количестве, «так как те, кто простой и обыкновенной пищей довольствуются, бывают сильнее, здоровее и телесно сложенными лучше»³²⁴.

Из напитков лучшим для здоровья детей признавалась вода, «как напиток естественный и поддерживающий трезвость, всего лучше утоляющий жажду»³²⁵. Но и вода для удовлетворения жажды должна быть принимаема в небольшом количестве, «потому что и воды много пить не полезно: можно слишком развести ею питательные соки пищи»³²⁶. В редких случаях, для содействия здоровью, дозволяется «употребление вина, смешанного с водой»³²⁷.

Умеренное употребление пищи и питья внушается свв. отцами, между прочим, и для того, чтобы сон был благотворен. А сон благотворен, когда сон спокоен и умерен по его продолжительности, что возможно только при соблюдении воздержания в пище и питье. «Долговременный сон ни на теле не отзывается пользой, ни на душе³²⁸. При этом постель не должна быть слишком мягкой и теплой, так как такая постель вредна для здоровья³²⁹. Одежда должна быть простая, а не щегольская и роскошная, чтобы она только прикрывала наготу тела и защищала его от холода³³⁰, хотя свв. отцы не одобряют в одежде и небрежности и неряшества и допускают в ней украшения в пределах скромной умеренности и благоприличия, ибо «в неряшестве кроется тщеславие, а в щегольстве просвечивает роскошь»³³¹.

Всякие косметики, румяна, белила, и всякое излишество в туалете свв. отцы находят вредным в нравственном и физическом отношении³³².

Для укрепления телесного организма они советуют приучать детей к труду и деятельности³³³, советуют для этого дозволять детям гимнастические упражнения, игры, прогулки, приучать к физическим занятиям и ремеслам³³⁴. «Для многих, говорит Климент Александрийский, служит телесным упражнением чтение вслух»³³⁵. Прогулки на свежем воздухе считаются весьма благотворными³³⁶.

Свв. отцы и учители церкви советуют приучать детей и к физическим работам, в собственном смысле: копать землю, носить воду, рубить дрова и т. п.³³⁷, а девиц приучать к разным домашним женским занятиям: готовить кушанья, прясть, ткать, вышивать и т. п.³³⁸, приучать к разным искусствам и ремеслам, сообразно их способностям³³⁹.

Заботясь о физическом развитии детей, свв. отцы желают, чтобы и самый внешний вид детей: выражение их лица, походка, разговор и проч., свидетельствовали об их скромности и благоразумии³⁴⁰.

Вообще, по смыслу свято-отеческих наставлений, христианское воспитание в области телесного развития питомца должно держаться системы строгой, почти суровой: физические силы его с раннего детства должны закаляться приучением к терпению и выносливости, к лишениям во всем, что сколько-нибудь выходит за пределы физической необходимости. В результате должны получиться – не только здоровое, выносливое тело, но такой же крепкий, устойчивый дух, сильная воля, способная управлять жизнью тела и подчинять ее требованиям христианского долга.

Итак, даже в этой области, по-видимому, совершенно самостоятельной и не имеющей ничего общего с жизнью религиозно-нравственной, христианское воспитание должно ставить все тот же идеал христианского совершенства; только идти к нему своим путем – соответствующим направлением телесной жизни питомца.

Жнзиь свв. отцов – пример воспитания воли. – Значение уединения – пустыни. Значение воли человека в образовании добродетели и для внутреннего роста его. – Близость Богооткровенных истин к душе человека и значение веры. – Лучший воспитательный прием обучения истинам веры и условие образования добродетели. – Средство ограждения от греха. – Основа для руководства в деле воспитания. – Источники для познания Бога. – Значение покаяния. – Обязанность к самоусовершенствованию, – Цель упражнения в добродетели. – Чем поддержать внимание к себе? – Значение непокорности, долготерпения, смирения и любви. – Значение страха Божия и Св. Писания. – Высший образец жизни женщины. – Отношений к иноверным. – С чем должно быть соединено образование? – Как устроить жизнь? – Значение Св. Писания для мирской деятельности. – Откуда зло в детях? – Значение святой семейной жизни.

Жизнь святых отцев: Афанасия Великого³⁴¹, Антония Великого³⁴², Ефрема Сирина³⁴³, Василия Великого³⁴⁴, Григория Богослова³⁴⁵, Иоанна Златоустаго³⁴⁶, Блаженного Августина³⁴⁷, – жизнь их служит живым примером воспитания воли. Ими выяснены высокие свойства человеческой души, её стремления и задачи, указана внутренняя связь между спасением человека вочеловечившимся Богом и стремлением человека к высшему совершенству³⁴⁸.

Только верующая христианская душа, душа чистая, может делать добро, уподобляться Богу, видеть Его в себе³⁴⁹.

Лучшим из способов к достижению этого служит пустыня, уединение³⁵⁰.

Добродетель в нас, из нас образуется, имеет потребност в нашей только воле³⁵¹. Внутренний рост человека зависит от уроков не только из школы, ио и из жизни, когда человек постоянно стремится сочетать в себе воедино те добрые черты, какие он наблюдает у каждого ближнего в отдельности, и старается в себе самом явить преимущества всех³⁵².

Богооткровенные истины близки человеческой душе, сродны ей и легко могут быть усвоены³⁵³.

Вера необходима всякой душе и тем более христианской и угодна Богу³⁵⁴.

Самый лучший, в высшей степени воспитательный прием обучения истинам веры христианской – это говорить применительно ко всякому возрасту и пониманию³⁵⁵.

В той душе, у которой разумные силы действуют согласно с её естеством, непременно образуется добродетель³⁵⁶.

Для ограждения себя от греха – каждый должен замечать и записывать свои поступки и душевные движения³⁵⁷, быть духовным купцом³⁵⁸.

Поучительные примеры, советы св. подвижников о совершенствовании себя, о труде над собою, о воспитании сердца так, чтобы требования страстей были заглушаемы голосом совести, о смирении, покаянии, молитве, о памятовании, что ничто в жизни человека не совершается без Воли Господа, и составляют основу для руководства в деле воспитания³⁵⁹.

Источником для познания Бога служат: пред глазами видимая природа, под руками Священное Писание³⁶⁰.

Всецело делает человека сыном Божиим – покаяние³⁶¹.

Каждый христианин обязан совершенствовать себя³⁶².

При этом всякое упражнение в добродетели должно совершаться во славу Божию, а не к собственной славе³⁶³.

Для поддержания должного к себе внимания, надобно избегать бесполезных бесед и речей³⁶⁴.

Страсти умножаются от непокорности; долготерпение приводит душу в мирное состояние³⁶⁵.

Смирение и любовь – лучшие средства для привлечения милости Божией³⁶⁶.

Сдержанность в поведении является следствием страха Божия, основание которому полагается в детстве: мудрость в слове – следствием глубокого изучения Св. Писания³⁶⁷.

К будущей жизни указывает путь одно лишь Св. Писание³⁶⁸.

Оно должно служить учебной книгой для детей³⁶⁹.

Соединение созерцательной жизни с напряженностью практической жизни – высший образец жизни женщины³⁷⁰.

К лицам иноверным отношение должно быть сколько участливое, столько и осторожное³⁷¹.

С образованием должно быть неразрывно и нравственное усовершенствование³⁷².

Благоразумие требует устроять и измерять жизнь сообразно с великими и возвышенными целями³⁷³.

Для мирской деятельности имеет особенное значение – знание Св. Писания³⁷⁴.

Все злое возникает в детях вследствие нашего нерадения, когда мы с самого начала не возбуждаем в них страха Божия³⁷⁵.

Бог учредил семейную жизнь – как общее призвание человека и как обычное течение жизни его³⁷⁶. В святости семейной жизни, в чистоте и добродетелях жен и матерей заключается вернейшая сила настоящего блага и лучшие надежды будущего³⁷⁷.

Принципиально устанавливает христианское понимание самых задач воспитания, сообщает единство и цельность всему воспитательному делу. На чем должно созидаться истинное воспитание? Значение святоотеческой педагогики для своего времени и для всего последующего времени, – Необходимость для настоящего времени в ознакомлении с взглядами отцов и учителей Церкви на задачи воспитания.

По мере сил и возможности мы показали, как понимались задачи воспитания в древнехристианском мире великими предстоятелями Церкви. Эта древне-отеческая «педагогика», представленная даже в таком общем виде, весьма поучительна, для нас. Педагогические наставления отцев и учителей Церкви направляются не столько к решению различных частных вопросов из той или другой области воспитания, сколько к принципиальному установлению христианского понимания самих задач воспитания. Но именно с этой стороны учение их и наиболее ценно для нас. Не методы, приемы, различные частные средства и способы, напр.: обучения или физического ухода, все более вырабатывающиеся, и во всяком случае, подвергающиеся изменениям, нужны нам; для нас чрезвычайно важен тот общий христианский взгляд на каждую из обычно выставляемых задач воспитания, который должен остаться неизменным истинным руководителем для христианского воспитателя на все времена. И он ясен для нас: в этом отношении в педагогических наставлениях древних отцев и учителей Церкви нет ничего не только противоречивого, но и неопределенного, двусмысленного, условного. Все задачи воспитания составляют здесь одно целое, потому что все они одинаково подчиняются требованиям того христианского идеала, к которому должно направляться все воспитание. Благодаря этому, тот же характер единства и цельности сообщается и всему воспитательному делу, до малейших частностей включительно.

Всякое истинно-благое воспитание должно созидаться на началах христианских, потому что только в них оно может найти для себя вполне надежную основу. Только руководясь этими началами, заключающимися в христианском веро- и нравоучении, воспитатель, развивая каждую из добрых сил питомца, удовлетворяя запросам каждой из лучших потребностей его природы, будет в состоянии вместе с тем соединить все их в одно гармонически-стройное целое, будет способен воспитать целый истиннохристианский характер.

Какое громадное значение имели педагогическия воззрения свв. отцов и учителей Церкви для своего времени, об этом ясно свидетельствуют: жизнь тогдашних христиан, а также сонмы исповедников в мучеников, благовестников и просветителей язычества.

При этом жизненном, практическом влиянии, какое имели тогда христианские пастыри на своих пасомых, педагогические мнения свв. отцов и учителей Церкви не оставались только мнениями, а всецело проводились в жизнь, всецело применялись на практике.

Из жизнеописаний свв. угодников и лучших представителей христианства первых веков мы видим, что основание их истиннохристианской жизни было положено в детстве, при воспитании, которое именно велось по святоотеческой педагогической системе.

Высокая степень нравственного совершенства первенствующих христиан, большинство которых решилось лучше принять смерть, нежели отступить от какой-либо добродетели, прямо-таки зависела от характера указанного воспитания.

А тот сонм великих богословов и христианских мыслителей, которые поименованы нами в IV отделе настоящей книги, имена которых известны всякому образованному христианину, и которые своими нравственными и умственными качествами удивляли и удивляют всех истинно просвещенных людей, – этот сонм не служит ли живым доказательством великой важности той системы воспитания, по которой они воспитывались и которую они создавали?

Эта система, в основе своей истинно-христианская и общечеловеческая, вошедшая в практику у христиан, передавалась и в последующее время из поколения в поколение и, хотя разнообразилась по обстоятельствам времени и местным обычаям, дополнялась, расширялась и изменялась, но в основе своей удерживалась у всех истинных христиан и всегда, при надлежащем применении, приносила известную пользу.

Усовершенствуемая в частностях, эта система оставалась неизменной в своем основном религиозно-нравственном принципе, важность которого сознавали и все последующие знамениты педагоги, как, напр., Амос Коменский³⁷⁸, Песталоцци³⁷⁹, Дистервег³⁸⁰ и др.

Эти педагоги, усовершая в частностях педагогическую систему, оставляли нерушимым основной принцип её (за который так ратовали св. отцы и который они положили в основу своей педагогической системы), признавали за ним великую пользу для достижения целей истинного воспитания.

К сожалению, далеко не всегда то, что признается за истину и принимается без всяких споров и доказательств, проводится и в жизнь, осуществляется на практике. Истина часто как бы забывается, как бы потемняется в человеческом сознании.

Не избежало этого общечеловеческого удела и наше русское воспитание, односторонность которого чувствуется очень заметно ныне, когда образование ума поглощает все почти заботы наших педагогов, между тем как на нравственное развитие обращается очень мало внимания, и это, в большинстве случаев, к сожалению, считается даже нормальным.

Между тем современное состояние нашего подрастающего поколения указывает на полную ненормальность этой постановки дела воспитания.

Отсюда в настоящее время приобретает особое значение все, что так или иначе может служить к устранению этой ненормальности, хотя бы в смысле общего, принципиального выяснения задач и главнейших средств истинно-христианского воспитания.

Но если так, то не полезно ли будет обратиться к временам древнего христианства и посмотреть, как понимались и решались задачи воспитания великими христианскими наставниками – отцами и учителями Церкви.

Несомненно, та святоотеческая система воспитания, которая требует гармонического, духовно–телесного развития человеческой личности, система, воспитывающая целостных людей, система, основной принцип который признавали и признают все лучшие педагоги христианской истории, несомненно эта система принесет неоспоримую пользу и современному делу воспитания.

Там, где она применяется, польза её несомненна.

В частности, относительно нашей народной школы у нас все более и более крепнет сознание насущной необходимости для неё именно таких православно-церковных начал; все настойчивее выдвигается потребность глубокого проникновения этих начал в дух, характер и во всю постановку народной школы.

* * *

Вот что напечатано в недавно начавшем издаваться журнале «Пастырь», Спб. 12-го Сентября 1912 года, №7, стр. 4-я, столбец 2-й:

«Церковь впервые высказала мысль о всеобщем народном обучении, мысль совершенно чуждую древности», – пишет Рихард фон-Краних, «Эта мысль вытекает из основных начал христианства. Она принадлежит, как и все другие великие принципы нашей европейской культуры, к наследию церкви, и, оторванная от своих корней, является безжизненной и непонятной. Если фактически в настоящее время идея всеобщего обучения выродилась в идею враждебную церкви, то это явление принадлежит к числу юмористических случаев в истории и есть вопиющее извращение истинного отношения вещей, – есть самая опасная форма банкротства педагогики». И эту истину полезно вспомнить теперь и применить к русской школе. Если верно то, что церковь, а никто другой, вынянчила русское государство, то также верно, что она вынянчила и русское просвещение. Откройте первый том известного труда Ключевского по истории России, там перед вами ясно раскроется огромная работа по просвещению языческой страны, которую взяла на себя русская церковь. И сколько веков, темных веков, когда на Руси не было ни интеллигенции, ни правительственной помощи на устройство школ, безропотно и безвозмездно несло духовенство эту работу, среди всевозможных разорений, в период татарскаго ига. Лишь только государство стало оправляться от смут, грамотность в нем сделалась явлением широко распространенным даже среди простого крестьянства, как об этом свидетельствуют юридические акты XVI и XVII в.в., на которых можно видеть иногда сотни собственноручных подписей крестьян одного и того же села, – из чего видно, как местами (села тогда вообще были небольшие) широко была развита грамотность в то далекое время. И все это было делом духовенства и только его одного. В XVIII в. духовенство было устранено от просветительной работы; но в XIX в. снова энергично взялось за нее и в 1864 году передало Министерству Народного Просвещения 17.000 школ.

С 80-х годов XIX ст., когда с высоты престола вновь раздался призыв духовенства к участию в деле народного просвещения, за какие-нибудь 30 лет оно снова создало до сорока тысяч народных школ.

Большую заслугу в деле народного образования составляет то, что духовенство рассеяло предубеждение народа против обучения и школы. Пока школа была в руках духовенства, народ не боялся её. Как только духовенство устранили от непосредственного заведывания школой, так в крестьянстве вновь стал складываться взгляд на обучение, как на барскую затею. – Поднятая в последнее время жестокая агитация против церковных школ, может быть объяснена только принципиальной враждой к церковности и религии, – желанием освободить народные массы от религии, чтобы лучше и скорее их социализировать. Но что принесет нашей родине торжество врагов религии?...