Глава I. «Скажи мне, Господи, путь, на который наставит меня десница Твоя...»

Святой апостол Андрей и его брат Симон (святой Петр) родились и выросли в городке Вифсаида, на берегу Генисаретского озера. Отца их звали Иона. Повзрослев, братья перебрались в город Капернаум, где обзавелись собственным домом и продолжили занятия рыбной ловлей. Когда на берегах Иордана начал проповедовать святой пророк Иоанн Креститель, Андрей вместе с Иоанном Зеведеевым (происходившим с ним из одного города Вифсаиды) последовал за пророком, надеясь найти ответы на свои духовные вопросы, и стал его учеником. Он видел, как приходили к Иоанну левиты, спрашивая: «Кто ты?» Предтеча отвечал: «Я не Христос!» (Ин.1:19–20). Слышал из уст его и о Том, Кто уже стоял посреди них, еще неведомый никому, и как только Иоанн указал на грядущего Христа: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин.1:29), – Андрей, не медля, с другим учеником Иоанна устремился за Ним. «Чего ищете?» – спросил их Иисус. Они отвечали: «Учитель, где живешь?» «Приидите и видите», – сказал им Господь. Весь остаток спасительного для них дня апостолы провели под одним кровом с Божественным Учителем, от Которого впервые услышали глаголы жизни. Андрей Первозванный поспешил сообщить благую весть старшему брату Симону и привел его к Иисусу, Который нарек ему новое имя Кифа, или Петр, то есть камень.

Согласно евангелисту Матфею Спаситель встретил Андрея и его брата Симона (Петра) на берегу Генисаретского озера, где братья ловили рыбу. Иисус обратился к ним со словами: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф.4:19). И они последовали за Ним, оставив свои сети.

В дальнейшем в Новом Завете Андрей Первозванный упоминается среди 12 учеников Иисуса Христа. По свидетельству евангелиста Марка, святой Андрей был одним из четырех учеников Иисуса, которым на горе Елеонской Он открыл судьбы мира (Мк.13).

Исполняя заповедь своего Божественного Учителя, после Сошествия Святого Духа апостолы отправились на проповедь Евангелия. Андрей и Петр, взяв с собой избранного на место Иуды Матфия, а также Гая и еще нескольких учеников, пришли в Антиохию Сирийскую, проповедуя слово жизни и творя многие чудеса. Оттуда пошли в каппадокийский город Тиану, где были приняты у одного иудея по имени Онисифора; воскресили там мертвого и далее, проходя города и веси, повсюду проповедовали и чудодействовали, изъясняя Священное Писание, крестя уверовавших и преподавая им Божественные Тайны. Так достигли города Синопа в Скифских пределах, бывшего столицей понтийских царей, где проживало много иудеев (которым впоследствии писал соборное послание Петр). Иудеи были разделены между собой различными ересями, а язычники, обитавшие в Синопе, были людьми жестокого и даже зверского нрава, отчего слыли людоедами. Апостолы в город не пошли, остановившись на краю полуострова, где лежал Синоп. Это пустынное место находилось за шесть миль от города и издавна считалось гнездом демонов. Присутствие апостолов опалило демонов как огнем, они вопили: «Ученики Назарянина пришли сюда изгонять нас!» Жители окрестных мест, услышав о победе апостолов над нечистыми духами, начали стекаться к ученикам Христовым и приводить болящих, одержимых злыми духами и различными недугами.

Как известно, апостолы в начале обращали свою проповедь преимущественно к иудеям. Посетив Синоп, они говорили им: «Для чего, будучи евреями, имеете между собою столько разногласия и не основываетесь на законе Моисеевом, веруя в то, что он написал вам? Не иное и мы что-либо проповедуем, ибо мы обрели имевшего воздвигнуться у вас пророка, и Он послал нас проповедовать во имя Его покаяние и отпущение грехов всем тем, которые пожелают, отложив всякую злобу, принять Святое Крещение».¹ Проповедники истины обратили многих из иудеев и язычников в христианство, непрестанными знамениями утверждая свое учение.

Однажды апостол Матфий пошел в Синоп, и там иудеи заключили его в темницу, намереваясь умертвить на следующий день. Но в ту же ночь извещенный об этом свыше апостол Андрей поспешил в город, ворота которого, как и двери темницы, сами перед ним открылись. Когда же апостол вошел в нее, внезапно спали оковы не только с рук и ног Матфия, но и с прочих семнадцати узников, и освобожденные уверовали в Господа Иисуса. Андрей Первозванный велел им семь дней укрываться в пещере, отстоявшей на семь стадий от города. Пещера располагалась около реки, рядом с которой росло множество смоковниц с созревшими плодами. Здесь апостол Андрей поучал освобожденных и на восьмой день после принятия ими Святого Крещения отпускал в свои дома, заповедав сохранять во всей чистоте принятую ими веру, не смешиваться с язычниками на их требищах и не обращаться с иудеями, ибо избранных Благий и Человеколюбивый Бог назнаменовал именем и крещением возлюбленного Сына Своего Иисуса Христа, обновив их водою и Духом.

После Синопа проповедники истины разошлись в разные страны. Верховный апостол Петр, взяв с собой Гая с некоторыми из братии, отправился на Запад. Блаженный же Андрей с Матфием и прочими учениками направились в противоположную сторону, на Восток, и на время остановился в городе Амисии, на берегу Понта, в доме одного еврея по имени Доментий. В ближайшую субботу апостол Андрей вошел в синагогу и проповедовал иудеям слово истины, доказывая из Святого Писания, что Господь Иисус Христос есть Сын Божий. Находящиеся в синагоге еретики-иродиане восстали против апостола, утверждая, что Ирод был мессия, который, низвергнув первосвященника Гиркана, сам облекся в сан его и, будучи царем, одержал над врагами знаменитые победы. Апостол заграждал уста противникам, говоря, что Ирод был иноплеменником, вероломным убийцей жены и детей и сосудом беззакония. Другие доказывали, будто Иоанн был мессия, хотя и не происходил прямо от колена Иудина, но был в родстве с оным и сыном священника. Апостол отвечал им, что сам был учеником Иоанна, когда он проповедовал крещение покаяния, и слышал из уст его свидетельство о Иисусе: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин.1: 29). Потом три года следовал за Господом, когда Он проповедовал о Царствии Божием, исцеляя всякого рода болящих и расслабленных, доколе по зависти первосвященников не предан был Пилату на смерть; Его распяли, погребли, но Он воскрес в третий день, вознесся на Небо со славою и придет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам.

Выйдя из синагоги, апостол Андрей увидел большую толпу людей, обступивших здание. Они принесли болящих и одержимых нечистыми духами, громко вопивших, что «ученики Галилеянина пришли изгонять их». Беснуемые, припав к ногам Андрея, взывали: «Служитель Божий, через тебя да помилует нас Бог!» Апостол сказал им: «Имеющие уши слышать, внемлите слову жизни и уверуйте, чтобы стяжать бессмертие. Отступите от суеверий ваших и приступите к Богу истинному, живому Богу евреев; один Он, истинный и благой, есть Создатель всея твари, испытующий сердце каждого человека, все созерцая прежде бытия вещей как Творец всего. К Нему Одному обращайтесь на небеса и припадайте в вечер, утро и полдень; приносите жертву чистую, отлагая всякую злобу, не делая другому то, чего не хотите, чтобы делали вам, и являя дела покаяния, милосердие к странникам и рабам и любовь общую ко всем. Тогда избегнете и тяжких болезней от демонов, вам насылаемых, и в мире проведете течение вашей жизни».²

Отпустив народ, он велел прийти на другой день, а сам возвратился в дом вместе с учениками: Фаддеем, Матфием, Тихиком, Стахием, Эводом, Симеоном, Агапитом и Доментием. Все они питались хлебом и водой один раз в сутки, спали на голой земле и после краткого отдыха вставали для славословия. На следующий день опять собрались болящие к Андрею и, осененные крестным знамением, все исцелились. Удивленные его чудесами, граждане жертвовали необходимые вещи, но апостол все раздавал неимущим, и многие, уверовав через него в Господа Иисуса, крестились во имя Святой Троицы. День ото дня число людей, приходящих к апостолу Андрею, увеличивалось, за что он непрестанно воссылал хвалу Богу.

Священное предание сохранило внешний образ апостола Андрея: он был высокого роста, но немного сутулый, нос имел орлиный, глаза, исполненные благодатного выражения, волосы и бороду густые. Одно его слово исцеляло болящих при возложении рук; расслабленных и прокаженных окроплял он освященной водой и возвращал им силу и чистоту телесную; слепым давал зрение через одно лишь прикосновение пальцев. Все изумлялись не столько чудесам его, сколько кротости и смирению, с которыми он произносил слова божественной мудрости.

При помощи новообращенных устроил он церковь, создал алтарь для бескровной жертвы и посвятил священников и диаконов. Крестились и богатые, и бедные, мужи и жены, иудеи и язычники, ибо тогда еще обладатели царства Римского, Тиберий-кесарь, Гай и Клавдий, не препятствовали исповеданию имени Христова. Апостол учил всех молитве и славословию и кроме последования Божественной литургии передал некоторые священные обряды, заповедав верным, чтобы молящиеся становились лицом к востоку на коленях, осеняли себя крестным знамением, пели псалмы, постились и бодрствовали, не читали языческой мифологии, а занимались Священным Писанием, читая Моисея и других пророков, и соблюдали все апостольские постановления без всяких изменений. Так проповедовал блаженный Андрей и просвещал жителей городов и селений Понта, утверждая их в вере Господа Иисуса.

Апостол Андрей посетил Трапезонт, город, лежащий в земле Лазов, на берегу Понта, и после краткого там пребывания, видя грубость и суровые нравы невежественных жителей, отправился далее в Иверию, где довольно долго проповедовал в ее городах: Неглии, Кларджете и Артакан-Колосе, просвещая многих Святым Крещением. Отсюда пошел далее в землю парфян, или Сомхетию, и возвратился в Иерусалим на праздник Пасхи; двенадцать апостолов всегда старались собираться в Иерусалим к этому великому дню, чтобы в присутствии Божией Матери совершать Пасху. После праздника Пятидесятницы Андрей со своим братом Петром, Иоанном Зеведеевым, Филиппом, Варфоломеем и другим Филиппом из числа семи диаконов пошли в Антиохию Сирийскую. Там остался Петр и поставил первым епископом Эвода, одного из учеников Андреевых.

Другие апостолы разошлись по разным странам для распространения проповеди. Филипп из числа двенадцати с Варфоломеем отправились в Верхнюю Фригию, Ликаонию и Писидию, Андрей и Иоанн прибыли в город Эфес. Здесь явился апостолу Андрею Иисус Христос и сказал: «Спеши опять в Вифинию и не бойся, Я с тобою состранствую; еще же и земля скифов тебя ожидает!»³ Об этом видении Андрей рассказал Иоанну Богослову и, простившись с ним, пошел в Лаодикию, в миссийский город Одисс, где поставил епископом одного из учеников своих, Аппиона. Далее горами Олимпийскими достиг обширного селения Никеи в Вифинии.

Андрей проповедал Христа иудеям и язычникам, жившим в Никее, но они были горды, исполнены лжи, а потому и проповедь апостольскую встретили поруганием. Евреи имели здесь синагогу, а у язычников стоял в капище идол Аполлона, который обольщал людей злыми видениями, лишавшими их слуха и речи. Напрасно говорил им апостол, что не избавятся они от этого тяжкого недуга, пока не уверуют во Христа, но они оставались в своем заблуждении. За девять стадий от селения возвышался утес, в котором таился страшный дракон, пожиравший путников. Апостол в сопровождении двух учеников, имея в руке один только жезл с изображением Животворящего Креста, пошел на дракона и сокрушил ему голову. Тогда многие из слышавших о дивном подвиге уверовали во Христа. Жители Никеи просили апостола, чтобы он избавил их и от восьми страшных разбойников, скрывавшихся в недоступной пещере и совершавших жестокие убийства; двое из них были одержимы злыми духами. Народной апостол внял мольбе. Бесноватые встретили его громкими воплями, но от заклинания Андрея демоны бежали. Освобожденные благоговейно пали к ногам Андрея, прочие же разбойники, видя столь необычайное знамение, бросили свое оружие и смиренно поклонились Христову апостолу. Тогда Андрей голосом, исполненным кротости и любви, сказал им: «О человеки, убегайте зла и чего сами себе не желаете, не делайте другим; уразумейте, что есть Бог на небесах, Создатель и Промыслитель всех, Который видит все и каждому воздает по делам его; зачем же убиваете людей и похищаете чуждое имущество? Бог одарил вас здравием и мужеством для того, чтобы вы сами трудились и не нуждались ни в чем. Отныне удаляйтесь от дел злых и нечистых и возвратитесь в свои домы, чтобы приобрести милость Божию и благосклонность царей и правителей».⁴ После этого внушения разбойники приняли Святое Крещение.

В ночное время Андрей восходил на соседний с городом холм, называемый Клидосом, и всю ночь проводил в молитве, прося Бога об успехе своей проповеди. Как-то раз у язычников был праздник, где идолам приносилась жертва, которую все употребляли. Во время жертвоприношения нечистые духи овладели язычниками с такой силой, что те терзали самих себя. Изъязвленные поспешили за помощью к холму, на котором молился апостол. Увидев страждущих, Андрей вошел в толпу народа и крестным знамением укротил тех, которые себя терзали. После этого с возвышенного места он стал поучать людей божественной истине, укоряя в том, что по жестокосердию своему не хотели они покориться Христу. Обнаружив все ничтожество идолов, открыл он народу, что демоны за привязанность к ним платят одним только злом. Тогда слушающие уразумели истину его проповеди.

На другой день опять было стечение народа, но уже не к идольскому требищу, а к апостольской проповеди. Святой Андрей начал проповедовать людям, как сотворил Бог Адама, как первый человек за непослушание был изгнан из рая, доказывал из писаний пророческих, что Иисус Христос, пришедший на землю спасти мир, есть Сын Божий. Далее говорил о крещении и, исцелив болящих через возложение рук, пригласил собраться на следующее утро. Было собрание и на третий день. Апостол начал благовествовать о Святой Троице, о Промысле Божием и Воплощении Христовом, Крестной Его смерти, Воскресении и Вознесении, о сидении одесную Отца и славном Втором Пришествии для воздаяния каждому по делам его. После проповеди множество народа крестилось.

Апостол пробыл в Никее два года, благовествуя и обращая отпадших, разрушая капища и созидая церкви, рукополагал священников и всех обновлял Святым Крещением. На месте бывшей синагоги он поставил церковь Христову и первым епископом в Никее рукоположил благочестивого мужа по имени Драконтий, удостоившегося впоследствии мученического венца.

Далее Андрей Первозванный пошел в соседнюю Никомидию, где встретили его верные, наученные им прежде слову жизни, и остался у них на несколько дней, утверждая их в вере учением и чудесами. Там воскресил некоего Каллиста, умерщвленного яростью бесовской. Оттуда отплыл морем в вифинский город Халкидон, где поставил епископа Тихика, одного из своих учеников. Потом посетил морем Ираклию и Понтийскую Амастриду, город обширный и великолепный, в котором оставался долгое время и где просветил многих светом божественной мудрости. Здесь он поставил епископом Пальма, человека знаменитого словом и делами, который написал много божественных поучений. Из Амастриды апостол поднялся рекой в город Харакон и начал возвещать здесь слово истины, обращая многих. Здесь он воздвиг знамение Животворящего Креста, на этом месте жители соорудили церковь во имя апостола с изображением его лика на стене. По преданию, при этой иконе совершались многие чудеса.

После крещения жителей Харакона апостол отплыл опять в Синоп, где нашел своих учеников, прежде им обращенных, у которых и остался на некоторое время. Но иудеи Синопа, узнав о прибытии Андрея, с яростью обступили дом, где он обитал, намереваясь предать его огню. Самого Андрея извлекли из дома и влачили по улицам, немилосердно поражая камнями и кольями. Один из иудеев даже откусил апостолу палец. Весь покрытый язвами, святой Андрей замертво был брошен за воротами города. Но в наступившую ночь явился ему Сам Господь Иисус и сказал: «Встань, избранный мой и первозванный ученик, спеши опять в город. С дерзновением, без всякого страха, ибо Я с тобою».⁵ Господь исцелил все его язвы и стал невидим. С рассветом апостол возвратился в город и без страха проповедовал Христа. Иудеи, изумленные его терпением и кротостью, смягчились мало-помалу и со вниманием начали слушать толкование Священного Писания об Иисусе Христе, в Которого, наконец, уверовали. Число верных возрастало день ото дня. Избранных апостол посвятил в священники и диаконы, научил их совершать Таинство Евхаристии и, преподав благословение, направился вдоль берегов Понта к востоку. Жители Амисии с радостью встретили апостола и водворили его в том же доме, в котором обитал у них прежде. Далее апостол пошел опять в Трапезонт и в Неокесарию, где с большим успехом, нежели в Трапезонте, проповедовал слово Божие, крестя народ во имя Отца и Сына и Святого Духа. Пройдя многие места Малой Азии, он достиг города Самосата, на границе Парфян, или Армении, где обитало много армян и греков, закосневших в язычестве и вводимых в заблуждение мнимыми философами, противоречащими проповеди апостольской. Но учитель божественной мудрости сказал им: «Рассмотрите сами вражду ложных богов ваших, как они вооружены друг против друга. Истинный Бог один; Он благ, и делатель добра, и источник мира. Рассмотрите, кто творец четырех стихий и кто образовал из них видимый мир? Помыслите, кто устроил звезды и дал им правильное всегда течение? Не сами по себе они двигаются, ибо бездушны, но волею своего Творца. Направьте свои стопы на путь искони избранного и проповеданного пророками Христа, который напоследок явился нам, примирил небо с землею и дарует милость исповедующим Его. Познайте Владыку благого Бога, истинного Иисуса Христа, именем которого, как вы сами ныне видите, мертвые восстают, бесы бегут и упраздняются страсти и болезни!»⁶ Этими и подобными наставлениями долгое время поучал их апостол Андрей, и многие уверовали, крестившись во имя Господа Иисуса. Из Самосата апостол отправился опять в Иерусалим для празднования Пасхи и после праздника вышел на третье свое апостольское странствие в сопровождении Симона Кананита, Матфея, поставленного на место Иуды, и Фаддея (Иакова АлфеТретье странствие апостола Пройдя Эдессу, апостолы достигли Иверской земли и прошли часть Триалетской области до реки Чорохи, беспрепятственно проповедуя Христа Спасителя. Посетили апостолы и гористую Сванетию в княжение некоей жены, которая приняла их проповедь. Здесь остался Матфей, а великий Андрей с Симоном Кананитом проникли глубже в горы, в пределы осетин, и достигли города Фостофор, где обратили многих. Из Осетии спустились в Абхазию и остановились в городе Севасте (ныне Сухуми), жители которого приняли слово Божие. Святой Андрей оставил в этом городе Симона, а сам отправился вдоль поморья в землю джигетов. Обитатели этой страны были жестоки сердцем и погружены во мрак нечестия, они не приняли проповеди апостола и искали случая убить его, но благодать Божия сохранила его. Видя непреклонность джигетов, апостол удалился от них, отправившись в страну, называемую Верхним Сундагом, где жители с радостью приняли его учение и уверовали в Господа Иисуса.

Затем Андрей посетил приморский город Понта Эвксинского Воспор, лежавший около земли таврогуннов. В Воспоре святой Андрей успешной проповедью и чудесами обратил многих в христианство. Оттуда, следуя вдоль южного поморья Тавриды, посетил Феодосию, город обширный и многолюдный, управлявшийся в то время князем по имени Савромат. Малое число жителей Феодосии уверовало в Спасителя, и апостол, оставив их, удалился на западную оконечность полуострова в город готов Херсонес, где обитали люди грубые и неверные, но более склонные к христианству. Долгое время пробыл у них апостол и многих обратил к истине.

Из Херсонеса святой апостол предпринял странствие вверх по реке Борисфен, или Днепр, до Киевских гор и там, молитвенно проведя ночь, на рассвете водрузил по своему обычаю Животворящий Крест. «Видите ли горы сии? – сказал он в духе пророческом своим ученикам. – На сих горах воссияет благодать Божия, и град великий имеет здесь создаться, и церкви многие в нем воздвигнет Господь».⁷ Так предвидел и благословил апостол грядущее распространение христианства в России.

Возвратившись в Херсонес, святой Андрей еще раз посетил Воспор для утверждения в нем христианства и оттуда, переплыв Понт, в третий раз достиг Синопа. Там приветствовал он просвещенных верою и дал им епископом одного из учеников своих, ибо уже, по милости Божией, усердными его трудами, укоренилось здесь христианство.

Посетив многие города и приморские селения, где им были основаны церкви, апостол Андрей достиг Византии, и поставил в предместье Аргирополе, или Серебряном граде, епископом Стахия, одного из семидесяти учеников Христовых, который сделался главою иерархии нового Рима. Недалеко от Византии, в Акрополисе, или Вышгороде, соорудил Андрей еще церковь. Далее пошел Андрей во фракийский город Ираклию и, оставаясь там долгое время, посеял семя божественного ведения. Посещая города Македонии, апостол проповедовал, утешал и исцелял болящих, крестил и созидал церкви, рукополагал пресвитеров. Долго оставался он в Фессалонике, поучая народ и утверждая верующих, обращенных еще проповедью святого апостола Павла. Из Солуни отправился в Пелопоннес и посетил древние Патры.

Быстро распространилась весть по всему городу о чудном событии, все говорили о пришельце, который именем Иисуса исцеляет больных, воскрешает мертвых и изгоняет нечистых духов. Дошла эта весть и до анфипата Лезвия, человека, одержимого лестью идолопоклонства. Лезвий внушал народу, что пришелец является волхвом и что не должно верить его словам. Он даже вознамерился умертвить апостола, но когда помышлял о том, явился ему ночью ангел и грозным голосом сказал: «Почто замышляешь злое на человека, именуемого Андреем, и хочешь его умертвить? Ты отвергаешь Иисуса Христа, которого он проповедует; но вот рука Господа разгневанного на тебе: ты будешь расслаблен, доколе не научишься от него истине!»⁸ При этих словах Лезвий почувствовал совершенное расслабление. Тогда он призвал своих воинов и велел немедленно привести к нему странника, называемого Андреем. Воины поспешили исполнить его волю и привели апостола к анфипату, который с горькими слезами умолял его об исцелении. Ученик Благого Владыки возложил руку на расслабленного, возвел очи на небо, помолился и исцелил больного от недуга. Тогда Лезвий исповедал Бога и сказал апостолу: «Истинен Бог, которого ты проповедуешь; отныне я раб твой и ученик со всем моим семейством и верую в Пославшего тебя».⁹

Отовсюду стекались жители ахайские, чтобы быть свидетелями чудес, совершаемых апостолом. При виде исцелений одной силой его молитвы они с изумлением взывали: «Велик Бог, Которого проповедует сей пришелец!»¹⁰ Жители устремлялись на свои идольские капища сокрушать кумиров, и все единодушно прославляли Бога. Анфипат душевно радовался усердию народа и сам помогал в добрых его начинаниях; а блаженный апостол, на краткое время оставив Патры, проповедал Бога Истинного в окрестных городах и селах ахайских.

Слух о распространении Божественного учения достиг до императора Нерона, по повелению которого Лезвий был сменен, а на его место послан другой правитель, более в духе Нерона. Лезвий с радостью обратился к апостолу, говоря: «Благой мой наставник, отныне с большею ревностью готов я служить Господу, ибо уже свободен от суетных занятий и земной славы; приими меня, апостол Христов!».¹¹ И с тех пор, оставив все дела мирские, повсюду сопровождал проповедника истины. В это время Первозванному апостолу было еще одно таинственное видение Господа. Явился ему Иисус и сказал: «Андрей, избранник Мой, возложи руки на Лезвия и сообщи ему благодать твою, а сам возьми крест свой и спеши в Патры, ибо скоро оставишь мир сей для уготованного тебе венца!»¹² Проснувшись, апостол рассказал о видении ученикам своим и поспешил в Патры исполнить волю Господню.

Тем временем на место анфипата заступил Эгеат, человек, проникнутый духом идолослужения, но имевший благочестивую супругу Максимиллу, которая смертельно заболела в дни пребывания апостола в Патрах. Оставленная врачами, она вспомнила о святом Андрее и призвала его к себе. Апостол нашел ее в отчаянном положении, а мужа в совершенном ожесточении: он держал в руках меч, готовый умертвить себя в минуту смерти любимой жены. Голосом, исполненным любви, Андрей сказал ему: «Вложи меч твой в ножны и призови Господа неба и земли; веруй во имя Его и ты спасешься вместе с супругою».¹³ Ученик Врача душ и телес возложил руку на голову страждущей, и жестокое воспаление оставило ее, она потребовала пищи и встала с одра совершенно здоровой. Многие из видевших столь дивное исцеление уверовали в Господа. Один только Эгеат не мог поверить, ибо не хотел внять слову Божию.

Апостол продолжал поучать жителей города Патры слову жизни, правой вере и заповедям Божиим. Горожане продолжали сокрушать своих идолов, золотых и серебряных, каменных и деревянных, сжигали языческие книги, принося большие пожертвования, которые полагали к ногам своего просветителя. Ученики святого Андрея снабжали этим подаянием нуждающихся вдов и сирот, употребляя некоторую часть на сооружение церквей, сами же довольствовались скудной пищей. Апостол заповедал всем читать книги Священного Писания и, рукоположив священников и диаконов, предложил построить пространную церковь в городе Патры, которую украсил начертаниями Ветхого и Нового Завета.

По неотложным делам Эгеат отбыл в Рим, а его брат Стратоклис приехал в Патры. Здесь неожиданно заболел его раб Алкман: одержимый беснованием, он сам себя терзал. Искренно любивший раба Стратоклис, услышав от Максимиллы о ее дивном исцелении, просил призвать апостола к себе. Ифидамия, рабыня Максимиллы, привела апостола к больному юноше. Именем Господним апостол повелел нечистому духу оставить юношу, и демон с воплем удалился. Свидетели столь славного чуда, Стратоклис, Максимилла и Ифидамия, уверовали в Господа и вместе с исцеленным Алкманом просили удостоить их Святого Крещения. Святой Андрей совершил над ними искупительное Таинство, и с тех пор они неотлучно находились при нем или его учениках. Апостол внушал им более заботиться о бессмертной душе, нежели о тленной плоти, сохранять свое тело в чистоте, смиряя его подвигами поста, и, удерживая язык, употреблять его только на славословие Божие, а в лице нищих призирать самого Господа.

Возвратившийся из Рима, суровый Эгеат нашел чрезвычайную перемену в образе жизни своей супруги. Один из рабов выдал тайну, объявив анфипату, что она и Стратоклис приняли христианство. Эгеат исполнился гневом, повелев заключить проповедника Христова в темницу, как некогда Ирод Иоанна Крестителя, и грозил супруге, что, если она не оставит старца, он распнет его, а ее умертвит. Максимилла не обращала внимания на угрозы мужа и втайне сообщила апостолу жестокие речи Эгеата. Апостол отвечал ей: «Храни только страх Божий, не обращая помысл на угождение плоти, терпи все для имени Христова, и ты получишь за краткое терпение вечную радость; для меня будет радостью распятие мое на кресте, подобно моему Господу, чтобы мне вместе с ним пребывать».¹⁴

Воодушевленная словами апостола, Максимилла объявила мужу, что не боится временной смерти. Эгеат исполнился еще большей яростью и устремился в темницу, собственными руками закрыв на ключ ее двери и приложив к ним печать, строго воспретив стражам пускать кого-либо к узнику. Однако ночью Стратоклис, Максимилла и вся братия постучались в двери темницы. Апостол, узнав духом об их пришествии, осенил крестным знамением двери, и они открылись сами собой. Стражи темницы ужаснулись. «Не бойтесь, – кротко сказал им святой старец, – анфипат о том не узнает».¹⁵ Братия зажгла лампады, и освещенная темница стала более походить на церковь, нежели на узилище. После божественных поучений апостол потребовал хлеба и вина для священнодействия и, совершив Таинство Евхаристии, приобщил всех Пречистой Плоти и Крови Господних. Стратоклиса рукоположил в епископа и заповедал ему совершать Литургию со страхом и благоговением, преподав ему также правила для Таинства Крещения, чтения псалмов и различных молитвословий и, поцеловав на прощание, отпустил всех с миром. Двери темницы силой крестного знамения опять затворились.

Нечестивый Эгеат предал святого апостола воинам и осудил его на распятие, как некогда Понтий Пилат Самого Господа Иисуса. Эгеат велел не прибивать апостола гвоздями, а только привязать веревками растянутые на кресте члены апостола. По древним Патрам распространилась горестная весть, что праведного раба Божия Эгеат осудил на смерть. Все единодушно устремились на плачевное зрелище, укоряя анфипата за его нечестивый суд. Когда воины вели святого старца на лобное место, их настиг Стратоклис. В порыве негодования оттолкнув воинов и разодрав на них одежды, он освободил узника, а потом сказал: «Теперь простите меня; апостол учил меня без гнева все переносить и укрощать свою ярость; когда бы вам открылось, что может сей раб Божий и что злочестивый Эгеат!».¹⁶ Взяв за руку апостола, он пошел вместе с ним на поморье, где предназначалось место казни. Воины возвратились к анфипату сообщить, что сделал с ними его брат Стратоклис. Эгеат велел им облечься в другие одежды и идти исполнить поведенное. Стратоклис, сопровождая апостола, горькими укорами осыпал Эгеата, но апостол Христов сказал ему: «Нет, чадо, не желаю тебя видеть таким когда-либо, но кротким, смиренномудрым, не воздающим зло за зло и памятующим слова Господни: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку» (Лк.6:29). И мы, братия, приемлющие за Христа язвы, последуем за Ним, чтобы, совлекшись внешнего человека, обновить внутреннего и воскрылить его к Богу, к Которому должно быть все наше стремление!»¹⁷

Приблизившись к месту, где должен был довершить свой подвиг, апостол увидел крест, воздвигнутый на песке морском. Оставив всех, Андрей подошел к своему кресту и, став перед ним на колени, из глубины души произнес ему хвалебную песнь. После чего апостол повелел призвать совершителей казни. Исполняя поведенное, они простерли ему руки и ноги на кресте, не пригвоздив их по обыкновению. После чего мучители отступили от повешенного на кресте, а ученики апостола и толпы народные подступили к кресту, надеясь услышать из уст святого какое-либо слово. Тогда, обратившись к народу, апостол Андрей сказал: «Мужи, здесь предстоящие, жены и дети, старцы и юноши, рабы и свободные, внемлите мне и не обращайте внимания на тщетную суету временной жизни, но взирайте на меня, повешенного на кресте ради Христа и уже готового выйти из сего тела. Не должно страшиться смерти тем, которые за истину подвизаются в этом мире. Они достигают блаженного успокоения; одни только рабы греха идут на казнь. Очистите себя, братия, не забывайте моего учения, возлюбите искренно веру во Отца и Сына и Святого Духа, храните заповеди Господа Иисуса Христа и тем явите себя достойными вечного блаженства, которое уготовил Господь любящим Его».¹⁸

Прошел день, прошла ночь, а из уст апостола непрерывно истекали слова любви и утешения. Стратоклис приходил к апостолу, намереваясь снять его с креста, но он отказал ему и, оставаясь на кресте четверо суток, постоянно поучал народ сильным словом. Лицо его не изменялось, голос не ослабевал, вздохи не вылетали из его сердца, глаза не увлажнялись слезами, лик его, полный благодати божественной, озарен был небесным светом. Вокруг креста толпился беспрестанно народ, с умилением внимая речам великого страдальца и с сокрушенным сердцем взирая на мужественного подвижника.

Не вынося более столь плачевного зрелища, все единодушно устремились к Эгеату и заявили: «Неправедный приговор произнес ты, анфипат, и нечестиво осудил неповинного! Беззаконны суды твои; ты оскорбил ими всю Ахайю, недостойно осудив праведника. .. пощади старца, и все Патры успокоятся!»¹⁹ Устрашился нечестивый правитель, испугавшись за собственную жизнь, и пообещал освободить праведника. «Согрешил и каюсь в вине моей, – говорил он народу, – иду сам снять его с креста».²⁰

Возрадовался народ и поспешил возвестить апостолу, с каким намерением приходит анфипат. Но блаженный апостол говорил: «Дайте мне окончить жизнь мою так, как мне судил Господь; никто не разрешит меня от сих уз, ибо таково мое призвание: совлечься сего тела и устремиться к Господу, ради Коего и с Которым распинаюсь».²¹ Обратившись к пришедшему анфипату, апостол сказал: «О, Эгеат, зачем пришел ты ко мне? Для чего лицемеришь, будто хочешь снять меня с креста и принести покаяние? Я далек от тебя, ибо сердце твое объято лукавством, а не раскаянием. Ты напрасно ищешь освободить меня, я давно свободен; меня любит и милует Искупитель мой! К Нему спешу, иду к Тому, Кто открыл мне дела твои и сказал: «Не принимай приношения Эгеата и не страшись его гнева"».²²

Но граждане продолжали громко взывать к анфипату, чтобы освободил апостола, и тогда анфипат сказал: «Кто дерзает, пусть приблизится к древу и разрешит его!».²³ Но апостол возвел очи к небу и громко молился: «Не допусти, Господи, чтобы опять мне разрешиться со креста, и не лиши меня подобия с Тобою, образом таинственной Твоей смерти! Отче, Сыне и Душе Святый! Не дай поколебаться познавшим Тебя и возлюбившим, и в Тебя уверовавшим через мое благовестив! Сохрани их и утверди во святой Твоей вере и даруй им предстать перед Тобою и прославлять Тебя, истинного Бога, Которого знаю, имею в себе и люблю, в Котором есмь и существую; приими и меня с миром в вечные Твои скинии».²⁴ Сказав это, еще раз прославил Господа и, озаренный небесным светом, предал Ему дух свой посреди общего плача.

Кончина славного апостола последовала 30 ноября/13 декабря. Достойный епископ Стратоклис и раба Господня Максимилла сняли с креста святое тело и с великой честью погребли недалеко от места его подвига, на поморье. Нечестивый Эгеат, терзаемый совестью за неправедную казнь и скорбью о потере супруги, впал в мрачное уныние и однажды посреди ночного безмолвия в припадке сумасшествия бросился из окна высокого претория. Благочестивый Стратоклис не хотел наследовать имущество бездетного брата, говоря: «Эгеат, все твое с тобою да пребудет; наследием же моим единый Господь, мой Спаситель, Которому я предал себя и все мое, умоляя, чтобы и меня сделал достойным причастником нескончаемого Его Царствия!».²⁵ Максимилла тоже не коснулась богатств супруга и с верной своей рабыней Ифидамией во все продолжение жизни находилась при гробе святого апостола. Максимилла и Стратоклис часть своего имения раздали нищим, а другую определили для сооружения храма. Долговременна была их благочестивая жизнь в Патрах и тиха кончина.

Со дня преставления святого апостола Андрея беспрестанно совершались над его гробом великие знамения, и все страждущие, притекавшие на гробницу, исцелялись во славу Божию и в честь Его апостола. В 357 году по поручению императора Констанция II мощи Андрея Первозванного (кроме честной главы) были перенесены военачальником вмч. Артемием в Константинополь и помещены в основание церкви Святых апостолов. В VI веке, при императоре Юстиниане I, обретенные при разборке ветхого храма мощи апостолов Андрея Первозванного, Луки и Тимофея были торжественно перенесены в новый храм Святых апостолов и погребены под престолом. После взятия Константинополя крестоносцами кардинал Петр Капуанский увез мощи Андрея Первозванного в итальянский город Амальфи.

Согласно преданию, хранитель мощей апостола в Патрах инок Регул, узнав о намерении императора Констанция забрать мощи Андрея Первозванного в Константинополь, решил увезти их часть. После долгого плавания по морю корабль Регула прибыл в Шотландию, и мощи были помещены в г. Килримонте.

Король Александр I (1106–1124) добился учреждения епископской кафедры в Килримонте, который с этого времени стал называться Сент-Андрус («город святого Андрея»²⁶). Позже Сент-Андрус стал религиозным центром не только Шотландии, но и всей Северной Европы. В 1160 году здесь началось строительство грандиозного готического собора (освящен в 1318 году). В 1559 году собор был разрушен сторонниками Реформации, а мощи Андрея Первозванного уничтожены.

Честная глава и крест Андрея Первозванного на протяжении многих веков оставались в Петрах. Эти святыни пользовались не меньшим почитанием, чем хранившиеся в Константинополе. В 1462 году морейский деспот Фома Палеолог увез главу и крест апостола из Патр, спасая их от турок, и передал на хранение Римскому папе Пию II, который поместил их в соборе Святого Петра. Часть главы была положена вместе с мощами Андрея Первозванного в Амальфи. В 1964 году папа Павел VI принял решение о передаче главы Андрея Первозванного и частиц андреевского креста Элладской Православной Церкви, и эти реликвии были торжественно перенесены в Патры. В 1974 году здесь было окончено длившееся 66 лет строительство собора во имя Андрея Первозванного, крупнейшего на Балканах. В правом приделе храма, на престоле, покоится под беломраморной сенью в серебряном ковчеге честная глава апостола. За престолом – большой андреевский крест-реликварий, хранящий частицы креста, на котором был распят апостол. В 1644 году иноки монастыря св. Анастасии Узорешительницы близ Фессалоники преподнесли в дар царю Михаилу Феодоровичу десницу Андрея Первозванного, которая была положена в Успенском соборе Московского Кремля (в настоящее время хранится в Богоявленском соборе в Москве). К этому времени в Москве уже были части мощей, для которых в 1603–1604 годах, по указанию Бориса Феодоровича Годунова, был изготовлен серебряный ковчег-мощевик, находящийся в Благовещенском соборе Московского Кремля.

Немногие имена на скрижалях истории могут сравниться по значению с именем святого равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси, на века вперед предопределившего духовные судьбы Русской Православной Церкви и русского народа.

Во времена господства язычества на Руси, задолго до предуготовляемого Промыслом Божиим принятия святого крещения, уже жили христиане.

Впервые славянские племена, населявшие территорию будущей Киевской Руси, услышали евангельскую проповедь от святого апостола Андрея Первозванного еще в I веке по Р.Х. Святой Андрей прошел от Крыма через всю страну до будущего Новгорода, повсюду крестя наших предков и утверждая их в вере Христовой. На Киевских горах он предсказал основание великого города со множеством христианских храмов Константинопольский патриарх Фотий (857–867; 877–886) прислал на Русь епископа Михаила, который стал проповедовать Слово Божие среди язычников. По их требованию епископ Михаил совершил чудо: он велел развести огонь и положил в него Евангелие, которое при этом осталось невредимым. Тогда многие уверовали во Христа. Но крещение Русского государства в целом, крещение всего народа произошло только при святом князе Владимире, который по праву называется просветителем русского народа светом Христовой веры.

Святой князь Владимир был внуком святой равноапостольной княгини Ольги († 969; память 11/24 июля), сыном Святослава († 972). Мать его, Малуша († 1001) – дочь Малка Любечанина, которого историки отождествляют с Малом, князем древлянским. Приводя к покорности восставших древлян и овладев их городами, княгиня Ольга повелела казнить князя Мала, за которого пытались ее сватать после убийства Игоря, а детей его, Добрыню и Мал ушу, взяла с собой. Добрыня вырос храбрым, умелым воином, обладал государственным умом, был впоследствии хорошим помощником своему племяннику Владимиру в делах военного и государственного управления.

Малуша стала христианкой (вместе с великой княгиней Ольгой в Царьграде), но сохранила в своей душе таинственный сумрак языческих древлянских лесов. Тем и полюбилась она суровому воину Святославу, который против воли матери сделал ее своей женой. Разгневанная Ольга, считая невозможным брак своей «ключницы», пленницы, рабыни, с сыном Святославом, наследником великого Киевского княжества, отправила Малушу на родину, в весь неподалеку от Выбут. Там и родился около 960 года мальчик, названный русским языческим именем Володимир – владеющий миром.

Став единодержавным князем Руси, Владимир осуществил несколько военных удачных походов: завоевал Галицию (Червонную Русь), смирил вятичей и радимичей, победил камских болгар, успешно воевал с печенегами и таким образом распространил пределы своей державы от Балтийского моря на севере до реки Буг на юге. Он «пас свою землю правдою, мужеством и разумом», как добрый и рачительный хозяин, при необходимости расширял и оборонял ее пределы силой оружия, а возвращаясь из похода, устраивал для дружины и для всего Киева щедрые и веселые пиры.

По слову летописца, «побежденный вожделение», страстный, сильный, любящий войны и походы, безудержный в пирах и забавах, Владимир был сыном своего отца Святослава – язычником не столько по убеждению, сколько по образу жизни. Христианство должно было отталкивать Владимира своими нравственными правилами. Кроме того, Владимир, как и его предшественники, мечу доверял более, чем кресту. Наконец, христианство могло отталкивать его, как и варяга-Олега, угрозой подчинения Византии. Владимир тогда еще не мог, подобно Ольге, оценить значение христианства и отделить в своем сознании веру от политики византийских императоров, которые действительно не прочь были использовать христианство в качестве духовного орудия подчинения себе других народов. Он сумеет сделать это позже. А пока Владимир, как и Олег, был движим одним желанием: во что бы то ни стало укрепить язычество наперекор и в противовес растущему и усиливающемуся христианству. Князь опирался на большинство населения своего государства, которое придерживалось язычества в основной массе, по инерции, по привычке, неосознанно. Это была неорганизованная, слепая стихия, поскольку на Руси не существовало идеологов, устроителей и вдохновителей языческой религии. Поэтому решающее значение приобретал религиозный выбор князя – главы государства. На него смотрели как на вождя не только в военном, но и в религиозном деле.

Утвердив свою власть, великий князь киевский Владимир всячески устремился упрочить на Руси языческую религию – многобожие, культ стихийных сил природы. Он установил на киевских холмах идолов: Перуна, Хорса, Даджьбога, Стрибога, Симарьгла, Мокоши. Этим идолам приносились жертвы, и не раз обагрялась земля Русская невинной кровью.

Между тем в Русском государстве началась подлинная духовная война – открытый поединок язычества с христианством. Как свидетельствует одно из житий князя Владимира, в то время «христиане, иже от святыя Ольги бяху посвещени, страха ради безвестни быша: овии бо бежаша, овии же втайне святую храняху веру, а инии паки на прежнее нечестие обратишася, где бяше церковь христианская разорися рукою идолослужителей».

В 983 году, после победы над ятвягами, князь Владимир, повествует летопись, «пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими. И сказали старцы и бояре: «Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и принесем в жертву богам». Был тогда варяг один Феодор, а двор его стоял там, где сейчас церковь святой Богородицы (Десятинная, которую построил Владимир). И был у него сын Иоанн, прекрасный лицом и душою, на него-то и пал жребий, по зависти диавола. Ибо не терпел его диавол, имеющий власть над всеми, а этот был ему, как терние в сердце, и пытался сгубить его окаянный и натравил людей. И посланные к нему, придя, сказали: «На сына-де твоего пал жребий, избрали его себе боги, чтобы мы принесли жертву богам». И сказал варяг: «Не боги это, а просто дерево – нынче есть, а завтра сгниет; не едят они, не пьют, не говорят, но сделаны человеческими руками из дерева. Бог же один. Ему служат греки и поклоняются; Он сотворил небо, и землю, и звезды, и луну, и солнце, и человека, и предназначил его жить на земле. А эти боги что сделали? Сами они сделаны. Не дам сына своего бесам». Посланные ушли и поведали обо всем людям. Те же схватили оружие, пошли на него и разнесли двор... и так их убили. И не ведает никто, где их положили. Ведь были тогда люди невежды и поганы. Диавол же радовался тому, не зная, что близка уже его погибель. Так пытался погубить он весь род христианский, прогнан был Честным Крестом из иных стран. Здесь же, думал окаянный, обрету себе жилище, ибо здесь не учили апостолы, здесь и пророки ничего не предрекли, не зная, что пророк сказал: «Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Пс.18:5). Если и не были здесь апостолы сами, однако учения их, как трубы, возглашают в церквах по всей вселенной. Их учением побеждаем врага диавола, попирая его под ноги себе, как попрали и эти два праведника, приняв венец победный наравне со святыми мучениками и исповедниками».²⁷

Произошло грозовое столкновение язычества с христианством на Руси! Словно молния, оно осветило небосклон русской духовной жизни, словно гром, потрясло эту жизнь. Ибо любая расправа над христианами – всегда только поражение противной стороны по той единственной и важнейшей причине, что страдания связывают христиан со Христом, пострадавшим ради человеческого спасения, и потому привлекают к месту, к земле, где пролилась кровь христиан, чрезвычайные Божественные силы. Мученическая смерть за Христа святых Феодора и Иоанна привлекла обильную благодать Божию на Русскую землю. И произошло чудо: вождь язычества, гонитель христианства начал обращаться ко Христу! Доказательством служит тот неоспоримый факт, что после окончательного прихода к вере Христовой и крещения равноапостольный князь Владимир поставил благолепную первую каменную Десятинную церковь во имя Божией Матери не где-нибудь, а на месте того дома, где были убиты Феодор и Иоанн. Археологические раскопки, произведенные в 1908 году в алтарной части Десятинной церкви, обнаружили остатки деревянного сруба этого дома. Следовательно, тогда, в 983 году, пережил князь Владимир первое и сильное потрясение, обратившее его духовный взор к христианству.

Помогли и молитвы святой равноапостольной Ольги, молившейся и молящейся за Русь. Князь Владимир был не только сыном своего отца, но и внуком своей бабки – святой равноапостольной Ольги! Многое унаследовал он и от нее. С языческой необузданностью страстей в нем сочеталась и определенная душевная глубина, мудрость, сердечная доброта, а это есть видимые причины того, почему его сердце оказалось способно воспринять Божие посещение.

Церковный писатель второй половины XI века Иаков мних (монах) пишет, что, «взыскав спасения», Владимир стал припоминать свое детство и благочестивые наставления своей бабки Ольги, вспоминал о том, как уверовала она и крестилась, ибо много слышал об этом и «разгорался Духом Святым в сердце, желая святого крещения».²⁸ Вряд ли он прислушивался к рассказам об Ольге до 983 года. Тогда никто не рискнул бы приступить к нему с проповедью о Христе. Но теперь, после того как, «взыскав спасения», равноапостольный князь Владимир сам начал интересоваться историей обращения своей великой бабки, он стал способен воспринимать слова истины, исходящие от его ближайших родственников-христиан. А таковыми были мать Владимира Малуша, а также одна из жен.

В 986 году, по данным летописи, «пришли болгары магометанской веры, потом пришли иноземцы из Рима, пришли хазарские евреи, затем прислали греки к Владимиру...»²⁹ И все проповедали свое. Князь Владимир внимательно выслушивал всех, задавал вопросы.

«Иноземцы из Рима, посланные папой», строили свою проповедь на противопоставлении истинного Бога, сотворившего небо и землю, звезды и месяц и «всякое дыхание», языческим истуканам, которые «суть дерево», подчеркивая, что христианство – свет, а язычество – тьма. Князь Владимир спросил: «В чем заповедь ваша?» (то есть, что требуется от человека, чтобы быть угодным Богу истинному, чтобы спастись). И получил знаменательный ответ: «Пост по силе, если кто пьет или ест, то все это во славу Божию, как сказал учитель наш Павел». Ни слова о необходимости духовного преображения, перерождения человека во Христе и во образ Христов, об отвержении себя с необходимостью, «взяв крест», следовать за Христом! Трудно сказать, чего больше в этой проповеди «иноземцев из Рима», смысл которой вполне отчетливо отражен в кратких словах летописи, – попытки приспособиться к распущенным нравам Владимира-язычника или свойственной вообще западному христианству обмирщенности... Во всяком случае, суть ответа римских посланцев – в призыве переменить веру без особой перемены образа жизни. А вот это как раз и должно было оттолкнуть Владимира, уже хорошо знавшего, какую перемену жизни совершила после крещения княгиня Ольга и каков образ жизни других русских христиан, принявших веру от Константинопольской Церкви! «Идите, откуда пришли, – говорит он посланцам римского папы, – ибо и отцы наши не приняли этого».³⁰

Остроумен отказ князя Владимира и от иудаизма. Пришедшие из Хазарского каганата, проповедуя ветхозаветную веру, «лучшею быти паче всех», старались обратить особое внимание князя на «презренность» христианства по сравнению с их верой: «Христиане же веруют в Того, Кого мы распяли...». Князь Владимир спрашивал сначала о законе иудеев, а затем задал неожиданный вопрос: «А где земля ваша?». Вопрос коварный и продуманный: Хазария недавно разгромлена, а Палестина не принадлежит иудеям. Вынудив проповедников ответить: «Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши...», князь Владимир заметил: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Или и нам того же хотите?».³¹

«Затем прислали греки к Владимиру философа», – сообщает «Повесть временных лет» и передает обширную проповедь этого философа. Беседа князя Владимира с философом сводится к самому важному и главному – к вопросу о Боговоплощении: «Зачем же сошел Бог на землю и принял страдание?». Ответил же философ: «Если хочешь послушать, то скажу тебе по порядку с самого начала...». Князь Владимир же сказал: «Рад послушать». И начал философ говорить так: «Вначале, в первый день, сотворил Бог небо и землю...». Сочинение настолько стройно, последовательно, глубоко и в то же время просто раскрывает основные события Священной истории и некоторые вероучительные истины, что сохраняет свое богословское значение и по сей день.

Философ поведал князю Владимиру о творении мира и грехопадении, быстро и кратко передал важнейшие события в жизни народов ветхозаветного времени, далее привел выдержки из пророческих книг об отвержении Израиля и призвании новых народов, о явлении Бога во плоти, искуплении Его страданиями греха Адама. Затем кратко, точно изложена евангельская история до сошествия Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы: «Когда приняли обетование Святаго Духа, то разошлись по вселенной, уча и крестя водою».

Выслушав внимательно, князь Владимир задал еще один, последний, вопрос, в котором, собственно, содержались три вопроса: «Зачем родился Он от Жены, был распят на древе и крестился водою?». Эти вопросы чрезвычайно ценны: в них отражается то, что более всего интересовало русских людей того времени в Священной истории и учении христианства.

«Через жену, – отвечал на первый вопрос философ, – была первоначальная победа диавола, так как через жену был изгнан Адам из рая; через Жену же, воплотившись, Бог повелел верным войти в рай». На второй вопрос дан ответ: «А на древе был распят потому, что от древа вкусил Адам и из-за него был изгнан из рая, и древом жизни спасутся праведные». В связи с третьим вопросом говорилось, что «обновление водою» совершилось, с одной стороны, потому что водою Бог «потопил людей» при Ное. «Потому-то и сказал Бог: «Водою погубил Я людей за грехи их, теперь вновь водою очищу от грехов людей – водою обновления». Ибо первой была сотворена вода; сказано ведь: «Дух Божий ношашеся верху воды», потому и ныне крестятся водою и Духом».

«Когда апостолы учили во всем мире веровать Богу, учение их и мы, греки, приняли, вселенная верует учению их». Но в летописи за этой «концовкой» следует еще такой текст: «Установил же Бог и день единый, в который, сойдя с Небес, будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его: праведникам – Царство Небесное, красоту неизреченную, веселие без конца и бессмертие вечное; грешникам же – мучение огненное, червь неусыпающий и муки без конца. Таковы будут мучения тем, кто не верит Богу нашему Иисусу Христу; будут мучиться в огне те, кто не крестится». И сказав это, философ показал князю Владимиру занавес, на котором было изображено судилище Господне, направо указал ему на праведных, в веселии идущих в рай, а налево – грешников, идущих на мучение. Князь Владимир же, вздохнув, сказал: «Хорошо тем, кто справа, горе же тем, кто слева». Философ же сказал: «Если хочешь с праведниками справа стать, то крестись». Князю Владимиру же запала на сердце мысль эта, и сказал он: «Подожду еще немного», желая разузнать о всех верах.

Отпустив греческого посла с дарами, князь Владимир собрал своих старшин и бояр на совет. На этом высшем государственном совете Руси дружина, бояре и старцы во главе с князем Владимиром перед окончательным выбором веры (а значит, всего будущего духовного пути земли Русской) в качестве решающего рассматривали вопрос об образе богослужения ислама, западного христианства и Православия. И было решено послать послов и испытать каждую веру на месте, и избрали для этого десять мужей, «добрых и смышленых».

Князь Владимир, призванный Промыслом Божиим быть крестителем Руси, был уже готов принять православную веру от греков, но, будучи мудрым руководителем, подготавливал народ к крещению путем частых бесед о вере на княжеском дворе, путем испытания вер и посылки посольства в другие страны. Отправляя посольство, он знакомил руссов с верою, состоянием торговли, армии, бытия, жизни народов.

И вот эти послы наблюдали в Болгарии, как мусульмане молятся в мечети: «Став там без пояса, сделав поклон, (человек) сядет и глядит туда и сюда, как безумный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их».³² У немцев «видали в храмах различную службу, но красоты не видели никакой». В Византии же, в Константинопольском храме во имя Софии Премудрости Божией, они созерцали праздничное патриаршее богослужение при полном свете паникадил, с пением соборных хоров. «Поставили их на лучшем месте, показав им церковную красоту, пение и службу архиерейскую, предстояние диаконов и рассказав им о служении Богу своему»,³³ то есть пояснив общий смысл богослужебной символики. «Не знали, на небе или на земле мы, – рассказывали послы по возвращении в Киев, – ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом, знаем только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах. Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького, так и мы не можем уже здесь пребывать в язычестве».³⁴ Выслушав их, бояре сказали князю Владимиру: «Если бы был худ закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а она была мудрейшей из всех людей». И спросил Владимир: «Где примем крещение?». Они же сказали: «Где тебе любо».³⁵

Православная Церковь как образ Царства Божия, Царства Небесного, в видимых образах своего богослужения являющая невидимую и неизреченную красоту и радость Горнего мира, новой жизни, вечного пребывания Бога с человеком, открыла Руси светлый лик Христовой истины! В августе 986 года, когда войско Византии было разгромлено болгарами, положение греческих императоров – соправителей Василия II и Константина было очень тяжелым. В начале 987 года мятежный полководец Варда Склир с арабами вошел в пределы империи. На борьбу с ним был послан другой военачальник – Варда Фока, но он, в свою очередь, поднял мятеж, провозгласил себя императором и овладел Малой Азией. В 987 году Варда Фока осадил Ваидос и Хрисополь, намереваясь создать блокаду Константинополя. И вот тут-то император Василий и обратился к могущественному князю Владимиру с просьбой вспомнить греко-русский договор 954 года князя Игоря с Византией, где был пункт о взаимопомощи. «И истощились богатства его (Василия), и побудила его нужда вступить в переписку с царем руссов. Они были его врагами, но он просил у них помощи», – пишет о событиях 980-х годов авторитетный арабский историк Яхья Антиохийский (конец X – начало XI века).

Князь после долгого совещания решил оказать помощь грекам, но в награду потребовал руки царевны Анны, сестры императоров. Это было для византийцев неслыханной дерзостью! Ибо греки имели всегда твердое намерение не родниться с варварскими народами. Еще Константин Багрянородный постановил законом: «С сими северными народами – хазарами, турками, руссами – не прилично дому императорскому обязываться браками». И когда в свое время руки той же Анны домогался для своего сына император Оттон Великий, то ему было отказано. Но сейчас Константинополь вынужден был согласиться, но только при условии, что князь Владимир станет христианином. Князь принял условие.

Был заключен договор, согласно которому в 987 или начале 988 года русское шеститысячное войско прибыло в Константинополь. Но императоры не спешили выполнять условия договора. Тогда возмущенный греческим лукавством князь Владимир «вборзе собра вся своя» и двинул на Корсунь, «град греческий», древний Херсонес. При осаде Херсонеса «не можаше взяти: бе бо крепок град, и воинство в нем греческое мужественно». «Божие же смотрение, – говорит одно из житий князя Владимира, – недоведомыми судьбами полезнейшее не токмо греком, но и всему российскому роду усмотряя, устрой то, да Херсон град покорится Владимиру». И благодаря помощи некоего «протопопа» Анастаса Корсунянина, давшего князю Владимиру совет, как перекрыть водопровод, снабжавший водой осажденных, Херсонес был взят. Пал неприступный оплот византийского господства на Черном море, один из жизненно важных узлов экономических и торговых связей империи.

Из взятого города Херсонеса в Константинополь был направлен грозный ультиматум: «Если не отдадите ее (Анну) за меня, то сделаю столице вашей то же, что и этому городу». Ультиматум князя Владимира должен был возыметь особую силу как раз в связи с тем, что в то время, в 988 году, вблизи Царьграда уже находилось шеститысячное русское войско, от которого в значительной мере зависела судьба империи! И в Константинополе вынуждены были его принять. А сама Анна плакала при мысли о замужестве с князем варварской страны, предпочитая смерть такому супружеству. Решающим доводом для царевны Анны в пользу брака с русским князем послужили слова, влагаемые летописцами в уста ее братьев Василия и Константина: «Может быть, обратит тобою Бог землю Русскую к покаянию, а Греческую землю избавишь от ужасной войны. Видишь ли, сколько зла наделала грекам Русь?»³⁶ Тогда царевна, «разсмотряя спасение толикаго рода российскаго, к Богу обрататися хотящаго, еще же и отечеству своему, Греческому царству мира желая, соизволи совету и молению братии своих и рече со слезами: „Воля Господня да будет"». И послали ее морем в корабле со архиереем (митрополитом) Михаилом, со священниками, и клиром, и многими святыми мощами и другими святынями.

Но царевну Анну в Херсонесе ожидала невеселая новость. Ее жених князь Владимир «по Божию устроению... разболелся глазами и не видел ничего, и скорбел сильно, и не знал, что сделать. И послала к нему царица (так называет летопись Анну) сказать, чтобы он крестился скорей» («если же не крестишься, то не избежишь недуга своего»).³⁷

Какова сила веры царицы! Услышав это, князь Владимир сказал: «Если вправду исполнится это, то поистине велик Бог христианский». И повелел крестить себя. Епископ же Корсунский с царицыными попами, огласив, крестили князя Владимира, «нарече ему имя Василий. Бысть же в крещении его чудо, подобное оному, еже в Дамасце на Савле, Церковь Божию гонившем, егда бо Владимир ослеплен сый очима, вниде во святую купель, а епископ по чину крещения возложи на него руку, абие отпаде от очес его слепота яко чешуя, и прозре, и прослави Бога, яко приведе его в истинную веру».³⁸

Чтобы узнать Бога, нужно особое Божие снисхождение к человеку, отчетливо и сильно переживаемое как личная встреча с Богом. И она произошла! «Теперь узнал я истинного Бога», – в веселии и радости воскликнул великий князь, почувствовав свое исцеление. Видев чудо, крестилась и вся его дружина.

С крещением князя Владимира произошло еще нечто большее и важнейшее. Как повествуется в старинных житиях князя Владимира, в Херсонесе «бояре его и воинство крестишася, и бысть радость велия россияном и греком, а наипаче святым Ангелом на небеси: еже бо о едином грешнике кающемся тии радуются, кольми паче о толь многих душах, Бога познавших, возрадовашася и «Слава в вышних Богу» воспеша. Совершися крещение Владимирова, и бояр его, и воев в Херсонесе в лето бытия мира 6496, воплощения же Бога Слова в лето 988». Крещение князя Владимира с боярами и дружиной было началом крещения всей Русской земли!

Херсонес, «вено (выкуп) царицы», был возвращен Византии, а в память о своем крещении князь построил в нем храм во имя святого Иоанна Предтечи и Крестителя Господня.

Уже упоминаемый арабский историк Яхья Антиохийский, византийские авторы и армянский историк Степанов из Тарона, прозванный Асохиком (конец X века) сообщают, что после женитьбы князя Владимира на царевне Анне он помог византийскому императору Василию подавить восстание Варды Фоки. Таким образом, упрочились династические и межгосударственные связи между Русью и Византией.

«После всего этого, – говорится в летописи, – Владимир взял царицу, и Анастаса (того самого «протопопа», который помог ему овладеть Херсонесом), и священников... с мощами святого Климента, папы Римского и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные и иконы на благословение себе». В сопровождении дружины, бояр, духовенства князь Владимир двинулся к Киеву. Впереди великокняжеского поезда с частыми молебнами и несмолкающими священными песнопениями несли кресты, иконы, святые мощи. Казалось, сама Святая Вселенская Церковь двинулась в просторы Русской земли, и обновленная в купели крещения Святая Русь открывалась навстречу Христу и Его Церкви.

По возвращении в Киев князь Владимир собрал двенадцать своих сыновей и, подготовив их к принятию святой веры Христовой, крестил в источнике, навсегда получившим название Крещатик. Вместе с ними крестился и весь дом его, и некоторые бояре, вероятно, из тех, кто не был в Херсонесе. Одновременно князь повелел везде сокрушать идолов: одни были сожжены, другие изрублены. А главного же идола Перуна с серебряной головой и золотыми усами было приказано, привязав к хвосту лошади, стащить в Днепр, молотя палками для публичного поругания, а затем провожать до порогов, чтобы никто не мог вытащить и взять его. Там идолу привязали камень на шею и утопили. Кануло в воду русское язычество... Со слезами и стонами провожали его те, кто еще не видел духовного света новой веры.

Сразу же по истреблении идолов последовало оглашение киевлян евангельской проповедью. Священнослужители, а также ранее крещеные княжичи и бояре обходили площади и дома киевлян и наставляли их в истинах Евангелия, обличали суетность и тщету идолопоклонства. Многие охотно принимали христианство, были колеблющиеся, некоторые упорствовали. Это побудило князя Владимира назначить день всеобщего крещения киевлян (по некоторым сведениям, 1 августа 988 года). По городу был оглашен указ: «Аще кто не обрящется заутра на реке, богат ли, или убог, или нищ, или работен, противен мне да будет!». «Услышав это, – говорит летописец, – с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не добро это было (то есть крещение и вера), то не приняли бы наш князь и бояре"». Только самые закоренелые язычники воспротивились этому повелению великого князя и бежали из Киева.

В назначенный день к месту, где река Почайна впадает в Днепр, стеклось людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие до груди, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже совершенные (то есть уже крещеные и учившие новопосвящаемых) бродили между ними. Начался небывалый, единственный в своем роде на Руси всеобщий чин крещения. Священники во главе с первым Киевским митрополитом Михаилом читали положенные молитвы и крестили в водах Днепра и Почайны бесчисленное множество киевлян. «И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ», – заключает летопись.

Святой же князь, смотря на крещение «толикаго народа, радовашася духом, и возвел очи к небеси и, руце воздев, рече: „Господи Боже, сотворивый небо и землю, призри на новокрещеныя люди Твоя и даждь им истинно познати Тебя, Бога Истиннаго, и утверди их в православной вере, и мне помози на видимыя и невидимыя враги, и прослави в российских странах имя Твое Пресвятое!"»

В чистых киевских водах, как в «бане пакибытия», осуществилось таинственное преображение русской духовной стихии, духовное рождение народа, призванного Богом к невиданным еще в истории подвигам христианского служения человечеству. «Тогда начал мрак идольский от нас отходить, и заря Православия явилась, и солнце евангельское землю нашу осияло». В память священного события – обновления Руси водою и Духом – установился в Русской Православной Церкви обычай ежегодного крестного хода «на воду» 1 августа, соединившийся впоследствии с празднеством Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня, общим с Греческой церковью и русским церковным празднеством Всемилостивому Спасу и Пресвятой Богородице (установленным святым Андреем Боголюбским в 1164 году).

Всюду от древних городов до дальних погостов, повелел святой равноапостольный князь Владимир ниспровергнуть языческие требища, иссечь истуканов, а на месте их рубить по холмам церкви, освящать престолы для Бескровной Жертвы. Храмы Божии вырастали по лицу земли: на возвышенных местах, у излучин рек, на старинном пути «из варяг в греки», словно путеводные знаки, светочи народной святости. Прославляя храмоздательные труды равноапостольного князя Владимира, автор «Слова о законе и благодати» святитель Иларион, митрополит Киевский, восклицал: «Капища разрушаются, и церкви поставляются, идолы и иконы святых являются, бесы убегают. Крест грады освящает».

С первых веков христианства ведет начало обычай воздвигать храмы на развалинах языческих святилищ или на крови святых мучеников. Следуя этому правилу, святой равноапостольный князь Владимир построил храм святого Василия Великого на холме, где находился жертвенник Перуна, и заложил каменный храм Успения Пресвятой Богородицы (Десятинный) на месте мученической кончины святых варягов-мучеников. Великолепный храм, призванный стать местом служения митрополита Киевского и всея Руси и первопрестольным храмом Русской Церкви, строился пять лет, был богато украшен настенной фресковой живописью, крестами, иконами и священными сосудами, привезенными из Херсона (Корсуни). День освящения храма Пресвятой Богородицы – 12 мая (в некоторых рукописях – 2 мая) – святой равноапостольный князь Владимир повелел внести в месяцесловы для ежегодного празднования. Событие было соотнесено с существовавшим уже праздником 2 мая, связывавшим новый храм двойной преемственностью. Под этим числом отмечается в святцах церковное «обновление Царьграда» – посвящение святым императором Константином новой столицы Римской империи Константинополя Пресвятой Богородице (в 330 году). В тот же день при святой равноапостольной Ольге освящен в Киеве храм Софии Премудрости Божией (в 960 году).

Летопись сохранила молитву святого равноапостольного князя Владимира, с которой он обратился к Вседержителю при освящении Успенского Десятинного храма: «Господи Боже, призри с Небесе и виждь, и посети виноград Свой, яже насади десница Твоя. И сверши новые люди сии, им же обратил еси сердце и разум, познати Тебя, Бога Истинного. И призри на церковь Твою сию, юже создал недостойный раб Твой во имя рождшей Тя Матери, Приснодевы Богородицы. Аще кто помолится в церкви сей, то услыши молитву его, молитв ради Пречистая Богородицы».

С Десятинной церковью и епископом Анастасом некоторые историки связывают начало русского летописания. При ней были составлены житие святой Ольги и сказание о варягах-мучениках в их первоначальном виде, а также «Слово о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь». Там же возникла ранняя греческая редакция жития святых мучеников Бориса и Глеба.

Просвещение Руси сразу же началось на церковно-славянском языке, и Византия направила в Русь с царевной Анной не греческое, а болгарское духовенство и богослужебные книги на церковно-славянском языке. В этом заключалась величайшая историческая правота Греческой Церкви в отношении Руси, Премудрость Божия Промысла о судьбах Православия.

В храмах, устрояемых по велению князя Владимира, богослужение совершалось по православному чинопоследованию на понятном народу родном славянском языке, по тем книгам, которые еще за столетие до того были переведены с греческого на славянский святыми равноапостольными братьями Кириллом и Мефодием, первоучителями Словенскими (память 11/24 мая). Благодаря этому храмы Божии становились всенародными училищами веры, а вера Христова мирно и сравнительно быстро распространилась по всей Руси.

Но для утверждения веры в новопросвещенном народе нужны были ученые люди и школы для их подготовки. Поэтому святой равноапостольный князь Владимир со святым митрополитом Михаилом «начата от отцов и матерей взимати младые дети и давати в училище учитися грамоте». Такое же училище устроил святитель Иоаким Корсунянин в Новгороде, были они и в других городах. «И бысть множество училищ книжных, и бысть от сих множество любомудрых философов».

Апостольская ревность великого князя Владимира, просветителя Руси, простиралась так далеко, что он посылал христианских проповедников на берега Двины и Камы. В Никоновской летописи под 990 г. записано: «Того же лета приидоша из болгар ко Володимеру в Киев четыре князя и просветишася Божественным крещением». В следующем году «прииде печенегский князь Кучу, и прият греческую веру, и крестися во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и служаше Володимеру чистым сердцем». Под влиянием святого князя крестились и некоторые видные иноземцы, например, живший несколько лет в Киеве норвежский конунг (король) Олаф Трюггвасон († 1000), знаменитый Торвальд Путешественник, основатель монастыря святого Иоанна Предтечи на Днепре под Полоцком, и другие. В далекой Исландии поэты-скальды назвали Бога «хранителем греков и русских».

Средством христианской проповеди были и знаменитые пиры святого равноапостольного князя Владимира; по воскресеньям и большим церковным праздником после литургии выставлялись для киевлян обильные праздничные столы, звонили колокола, славословили хоры, «калики перехожие» пели былины и духовные стихи. Например, 12 мая 996 г. по поводу освящения Десятинной церкви князь «сотвори пирование светло, раздавая имения много убогим, и нищим, и странникам, и по церквам, и по монастырям. Больным же и нищим доставляли по улицам великие кады и бочки меду, и хлеб, и мясо, и рыбу, и сыр, желая, чтобы все приходили и ели, славя Бога». Пиры устраивались также в честь побед киевских богатырей, полководцев Владимировых дружин – Добрыни, Александра Поповича, Рогдая Удалого.

В 1007 году святой равноапостольный князь Владимир перенес в Десятинную церковь мощи святой равноапостольной Ольги. А четыре года спустя, в 1011 году, там же была погребена его супруга, сподвижница многих его начинаний, блаженная царица Анна.

У самого же князя Владимира после принятия святого крещения явилась разительная перемена его собственной жизни, его духовно-нравственного состояния. Из страстного, гордого язычника он переродился в целомудренного, кроткого, необычайно милосердного и доброго человека – его милостыни бедным не знали меры. Одно время он не решался даже утверждать приговоры о справедливых казнях особо опасных преступников, на что митрополит и старцы говорили ему: «Аще бо не казниши злых, то веждь, яко добры зле деяши: понеже твоего ради нерадения умножаются злии на пакость добрым: но погуби злых, да добрии в мире жительствуют». «Красным солнышком» прозвал князя Владимира русский народ. При этом князь продолжал оставаться победоносным полководцем, мужественным воином, мудрым главой и строителем государства.

В приготовлениях к последнему своему походу креститель Руси тяжело заболел и предал дух Господу в селе Спас-Берестове 15 июля 1015 года. Он правил Русским государством 37 лет (978–1015), из них 28 лет прожил во святом крещении.

Готовясь к новой борьбе за власть и надеясь в ней на помощь поляков, Святополк, чтобы выиграть время, пытался скрыть смерть отца. Но патриотически настроенные киевские бояре тайно ночью вывезли тело почившего государя из Берестовского дворца, где сторожили его люди Святополка, и привезли в Киев. В Десятинной церкви гроб с мощами святого равноапостольного князя Владимира встретило киевское духовенство во главе с митрополитом Иоанном. Святые мощи были положены в мраморной раке, поставленной в Климентовском приделе Десятинного Успенского храм рядом с такой же мраморной ракой царицы Анны.

Во время монголо-татарского нашествия честные останки святого равноапостольного князя Владимира были погребены под развалинами Десятинного храма. В 1635 году они были обретены, честная глава святого равноапостольного князя Владимира покоилась в Успенском соборе Киево-Печерской лавры, малые частицы святых мощей – в разных местах. Во второй половине XIX века в Киеве был построен храм во имя святого равноапостольного князя Владимира, являющийся в настоящее время кафедральным собором.

Имя и дело святого равноапостольного князя Владимира связано со всей последующей историей Русской Церкви. «Им мы обожились и Христа, Истинную Жизнь, познали», – засвидетельствовал святитель Иларион. Подвиг его продолжили его сыновья, внуки, правнуки, владевшие Русской землей в течение почти шести столетий: от Ярослава Мудрого, сделавшего первый шаг к независимому существованию Русской Церкви, до последнего Рюриковича, царя Феодора Иоанновича, при котором в 1589 году Русская Православная Церковь стала пятым самостоятельным Патриархатом в диптихе Православных Автокефальных Церквей.

Празднование святому равноапостольному князю Владимиру было установлено святым Александром Невским (память 23 ноября/6 декабря) после того как 15 мая 1240 года помощью и заступлением святого князя Владимира им была одержана знаменитая Невская победа над шведскими крестоносцами. Но церковное почитание святого князя началось на Руси значительно ранее. Митрополит Иларион, святитель Киевский († 1053), в «Слове о законе и благодати», сказанном в день памяти святого Владимира у раки его в Десятинном храме, называет его «во владыках апостолом», «подобником» святого Константина и сравнивает его апостольское благовестив Русской земле с благовестием святых апостолов.

Родные братья Кирилл и Мефодий происходили из благочестивой семьи, жившей в греческом городе Солуни (в Македонии). Они были детьми воеводы (по происхождению болгарским славянином). Святой Мефодий был старшим из семи братьев, святой Константин (Кирилл – его монашеское имя) – самым младшим.

Святой Мефодий вначале, как и его отец, был военным. Будучи отличным воином, он стал воеводой в славянском княжестве Славинии, бывшем под греческой властью. Это случилось по особому усмотрению Божию, но и для того, чтобы Мефодий мог лучше узнать славянский язык как будущий духовный учитель и пастырь славян. Пробыв в чине воеводы около 10 лет и познав житейскую суету, Мефодий стал задумываться о том, как направить свою волю к отречению от всего земного. Оставив воеводство и все мирские утехи, он ушел в монахи на гору Олимп, где с большим усердием и смирением старался выполнять монашеские обеты и изучать священные книги.

Брат его Константин с юности проявлял блестящие способности как в светском, так и в религиозном образовании. Он учился вместе с малолетним императором Михаилом у Фотия, ставшим впоследствии константинопольским патриархом. Константин в совершенстве знал несколько языков, но особенно прилежно изучал он творения святителя Григория Богослова. За выдающиеся знания Константин получил от современников почетное прозвище «Философ», то есть мудрый. По окончании учения Константин принял сан иерея и был назначен хранителем патриаршей библиотеки при храме Святой Софии. Но пренебрегая всеми выгодами своего положения, он удалился в один из монастырей на побережье Черного моря. Однако почти насильно был возвращен в Константинополь и определен учителем философии в высшей школе. Мудрость и сила веры еще совсем молодого Константина были столь велики, что в прениях ему удалось победить вождя еретиков-иконоборцев Анния. После этой победы Константин был послан императором на диспут с сарацинами (мусульманами) о Святой Троице.

Сарацины пригласили Константина в княжескую палату на обед. За обедом сидели люди умные и книжные, изучившие геометрию, астрономию и другие науки. Они, искушая Константина, спросили его:

– Видишь ли, философ, дивное дело: пророк Магомет принёс доброе учение от Бога и обратил многих людей. Все мы одинаково держимся и ничего не меняем. У вас же, христиан, соблюдающих закон Христов, один верует так, а другой иначе и живёт, как ему хочется. Есть между вами много учителей, которые учат по-различному, и есть иноки, носящие чёрную одежду и ведущие особый образ жизни. Однако все вы именуетесь христианами.³⁹

– Два вопроса предложили мне, – отвечал блаженный Константин, – о вере христианской и о законе христианском, или: как веруют христиане и как выполняют свою веру в жизни. Скажу прежде всего о вере.⁴⁰

Бог наш, как пучина морская, безмерной широты и глубины, не постижим человеческим умом и не изъясним человеческими словами, как говорит о Нём святой пророк Исайя: «Но род Его кто изъяснит» (Ис.53:8); на основании этого и учитель наш, святой апостол Павел, взывает, говоря: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим.11:33). В эту пучину входят многие, желающие взыскать Бога, и те из них, которые сильны умом и приобрели помощь Самого Господа, безопасно плавают по морю непостижимости Божией; те же, которые умом слабы и по своему самомнению, лишившись помощи Божией, желают переплыть эту пучину в дырявых кораблях, тонут, впадая в ереси и заблуждения, или с трудом остаются на одном месте, волнуясь неизвестностью и сомнениями. Поэтому многие (как говорите вы) из христиан различаются по вере. Это я сказал о вере, а о делах по вере скажу следующее.

Закон Христов не другой какой, а тот, который Бог дал Моисею на Синае (Исх20:1–18), чтобы не убивать, не красть, не прелюбодействовать, не желать чужого и прочее. Наш Господь сказал: «Не нарушить пришёл Я, но исполнить» (Мф.5:17). Для более же совершенной жизни и лучшего богоугождения Господь дал совет проводить более чистую, девственную жизнь и исполнять особые дела, которые ведут в жизнь вечную путём тесным и печальным. Однако к сей жизни Господь не принуждает, но по насилию этого не бывает. Бог создал человека между небом и землёю: разумом и смыслом человек отличается от бессловесных, гневом и похотью отличается от ангелов. Затем Бог дал человеку свободную волю, чтобы он делал то, что захочет, и к чему будет приближаться – с тем и будет иметь общение: или будет общником ангелов, работая Богу, как учит человека его просвещённый верою разум, или будет иметь общение с несмысленными скотами и без всякого воздержания будет исполнять все плотские похоти. А так как Бог сотворил человека с свободную волею, то Он желает, чтобы мы спаслись не насилием, а по своему желанию, и говорит: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф.16:24), и кто может вместить, да вместит» (Мф.19:12). Одни из верных христиан шествуют в своей жизни более удобным путём, живут по законам естества целомудренно в чистом супружестве, другие же, более ревностные и желающие быть более совершенными, стараются жить подобно ангелам, идут путём тесным. Поэтому христиане ведут различную жизнь.

– Ваша же вера и закон, – продолжал Константин, – не имеют никакого неудобства, они подобны не морю, но малому ручью, который может перепрыгнуть всякий, и великий и малый, без всякого затруднения. В вашей вере и вашем законе нет ничего божественного и богодухновенного, но только человеческие обычаи и плотские мудрования, которые можно без труда выполнить. Ведь законодатель ваш Магомет и не дал вам какой-либо трудно выполнимой заповеди: он даже не отвратил вас от гнева и беззаконной похоти, но разрешил всё. Поэтому вы все однообразно выполняете ваш закон, как данный по вашим похотям. Спаситель же наш Христос поступил не так. Сам Он, Пречистый и источник всякой чистоты, желает, чтобы и рабы Его жили свято, отдаляясь от всякой похоти, и чистые присоединялись бы к только чистым, так как в Царство Его «не войдёт... ничто нечистое» (Апок.21:27).

Тогда сарацинские мудрецы спросили Константина:

– Зачем вы, христиане, Одного Бога разделяете на три: называете Отцом, Сыном и Духом. Если Бог может иметь Сына, то дайте Ему и жену, чтобы было много богов.

– Не хулите Пребожественную Троицу, – отвечал христианский философ, – Которую мы научились исповедовать от древних пророков, которых признаёте и вы, как держащиеся вместе с ними обрезания. Они же учат нас, что Отец, Сын и Дух суть три ипостаси, существо же их едино. Подобие сему можно видеть на небе. Так, в солнце, созданном Богом в образе Святой Троицы, находятся три вещи: круг, светлый луч и теплота. Во Святой Троице солнечный круг есть подобие Бога Отца. Как круг не имеет ни начала, ни конца, так и Бог – безначален и безконечен. Как от солнечного круга происходит светлый луч и солнечная теплота, так от Бога рождается Сын и исходит Святой Дух. Таким образом, солнечный луч, просвещающий всю вселенную, есть подобие Бога Сына, рождённого от Отца и являемого в сем мире, солнечная же теплота, исходящая из того же солнечного круга вместе с лучом, есть подобие Бога Духа Святого, Который вместе с рождаемым Сыном предвечно исходит от Отца, хотя во времени посылается людям и Сыном, как, например, на апостолов был послан в виде огненных языков. И как солнце из трёх предметов – круга, солнечного луча и теплоты – не разделяется на три солнца, хотя каждый из сих предметов имеет свои особенности: одно есть круг, другое – луч, третье – теплота, однако не три солнца, а одно, так и Пресвятая Троица, хотя имеет Три Лица: Отца, Сына и святого Духа, однако не разделяется Божеством на три бога, но есть Один Бог.

Помните ли вы, как говорит Писание о том, как Бог у дуба Мамврийского явился праотцу Аврааму, от которого вы храните обрезание? Бог явился Аврааму в Трёх Лицах.

Он (Авраам) возвёл очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатёр свой и поклонился до земли и сказал: Владыка! Если я обрёл благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего (Быт.18:2–3).

Обратите внимание: Авраам видит перед собою трёх мужей, а беседует как бы с одним, говоря: «Владыка! Если бы я обрёл благоволение пред очами Твоими». Очевидно, что святой праотец исповедовал в Трёх Лицах Одного Бога.

Мудрецы сарацин, не зная, что сказать относительно учения о Святой Троице, молчали, а затем спросили:

– Как вы, христиане, говорите, что Бог родился от жены? Может ли Бог родиться от женской утробы?

– Не от простой жены, – отвечал философ, – но от небрачной Пречистой Девы родился Бог Сын действием Святого Духа, Который в Пречистой девической утробе несказанно основал плоть Христу Богу и устроил сверхъестественное воплощение и рождение Слова Отца. Посему и заченшая Сына от Святого Духа Дева как пред рождением, так во время рождения и по рождению пребывала Девой чистой, по изволению Бога, Которому повинуется всякое созданное существо, по словам церковной песни: „Идеже бо хощет Бог, побеждается естества чин». А что Христос родился от чистой Девы Духом Святым, свидетельствует также и ваш пророк Магомет, написав следующее: послан Дух Святый к чистой Деве, чтобы по Его изволению она родила Сына.

– Мы не спорим, – сказали сарацины, – что Христос родился от чистой Девицы, только не называем Его Богом.

– Если бы Христос был простой человек, а не вместе и Бог, то для чего должно было произойти зачатие Его от Святого Духа? Простой человек родится от брачной жены, а не от Неискусобрачной Девицы, и зачинается по естеству от мужа, а не по особому наитию и действию Святого Духа.

После сего сарацины спросили:

– Если Христос есть ваш Бог, то почему же вы не делаете того, что Он велит вам, ведь написано в Евангелии: «Молитесь за врагов, делайте добро ненавидящим и притесняющим вас, и бьющим вас подставляйте щёку». Вы же поступаете не так: против противников ваших вы оттачиваете оружие.

На это философ ответил так:

– Если в каком законе будут написаны две заповеди и даны людям для исполнения, то кто из людей будет истинный исполнитель закона: тот ли, кто исполнил одну заповедь, или тот, кто две?

– Конечно, лучшим исполнителем будет тот, – отвечали сарацины, – кто исполнил две заповеди.

– Христос Бог наш повелел нам молиться за обидящих нас и благотворить им, но Он также сказал и это: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13). Мы переносим обиды, если они направлены только против кого-либо в отдельности, но мы заступаемся и даже полагаем души свои, если они направлены на общество, чтобы наши братья не попали в плен, где могли бы быть совращены к богопротивным и злым делам.

Снова сарацины сказали:

– Христос ваш давал дань за Себя и за других (за апостола Петра). Почему же вы не исполняете этого и не желаете платить дани? Если бы вы действительно заступались друг за друга, то непременно платили бы дань за ваших братьев такому великому и сильному народу измаильтянскому.

– Если кто ходит по стопам своего учителя и желает всегда ходить, – отвечал Константин, – а кто-либо другой совращает его с этого пути, такой человек друг ему или враг?

– Без сомнения, враг.

– Когда Христос давал дань, – спросил тогда Константин, – какое было царство: измаильтянское или римское?

– Римское, – отвечали сарацины.

– Поэтому и мы, – отвечал философ, – следуя за Христом, платим дань царю, живущему в новом Риме (Константинополе) и владеющему древним Римом. Вы же, когда ищете с нас дани, совращаете с пути Христова и бываете нашими врагами.

После этого предложили Константину много других вопросов из тех наук, которые знали. На все вопросы отвечал Константин так, что сарацины не могли ничего сказать. Тогда они спросили его:

– Почему ты всё это знаешь?

– Один человек, – ответил Константин, – почерпнул воду в море и потом носил её в мешке. Отойдя далеко от моря, он, указывая на мешок с водой, говорил всем: „Видите ли воду, которую никто, кроме меня не имеет?». К нему подошёл один приморский житель и сказал: „Не стыдно ли тебе хвалиться каким-то мешком с водой, когда мы имеем целое море». Так и вы поступаете, когда задаёте вопросы из тех наук, которым научились от нас (греков).

Затем, как нечто дивное, сарацины показали Константину виноградник, некогда с усердием насаженный и хорошо разросшийся. Константин объяснил, как это делается. Тогда сарацины показали ему всё своё богатство: дворцы, украшенные золотом, серебром и драгоценными каменьями, и сказали:

– Видишь ли, философ, какую силу и какое богатство имеет Омар, владыка сарацин?

– Нет в этом ничего дивного, – отвечал философ, – за всё это должно прославлять Бога, давшего эти богатства для наслаждения людям. Всё это принадлежит Богу и никому другому.

В конце концов сарацины показали себя такими, какие они есть. Они дали в питьё блаженному Константину яд. Но Господь, обещавший всем, кто трудится во Имя Его и если что смертоносное выпьют, не повредит им (Мк.16:18), сохранил Своего раба целым и невредимым. Сарацины, видя сие чудо, отправили Константина вместе с другими посланными в свою страну с честью и дарами от своего князя.

После этого один из главных советников кагана, знающий хорошо нечестивое учение Магомета, спросил философа:

– Скажи мне, гость, почему вы не почитаете Магомета? Ведь он весьма хвалил Христа в своих книгах и говорил про Него: от Девы, сестры Моисея, родился великий пророк, Который воскрешал мёртвых и великой силой исцелял всякую болезнь.

– Пусть рассудит нас сам каган, – сказал философ, – скажи мне, если Магомет есть пророк, то будем ли мы верить Даниилу, который сказал, что с Христом прекратится всякое видение и пророчество? Как же после этого он может быть пророком? Поэтому, если мы называем Магомета пророком – значит, отвергаем Даниила.

На это многие из присутствующих сказали:

– Мы знаем, что Даниил пророчествовал Духом Божиим, о Магомете же знаем, что он лжец и губитель спасения многих.

Прошло время, Константин уезжает к брату Мефодию и несколько лет разделяет с ним иноческие подвиги в монастыре, проводя время в непрестанной молитве и чтении творений святых отцов. Именно на горе Олимп блаженный Константин впервые стал заниматься изучением славянского языка. Среда, в которой он оказался, благоприятствовала этому. В обителях жило много иноков-славян из соседних стран, и это стало для него постоянной языковой практикой, что было особенно важно, так как он с детских лет находился в греческой среде.

Вскоре император вернул обоих братьев из монастыря и отправил их к хазарам для проповеди христианской веры. По пути византийские посланники остановились в греческом городе Херсонесе (в славянских источниках он называется Корсунь), в Крыму. Здесь Константин и Мефодий, узнав, что христиане вот уже пятьдесят лет лишены возможности поклоняться мощам святого мученика Климента, папы Римского, убедили главу местной церкви провести богослужение на обретение нетленных мощей. После этого Константин собрал горожан, вывел их на мелководье и указал, где нужно копать землю. В указанном месте были найдены человеческие останки с якорной цепью на шее. Ни в Херсонесе, ни в Византии, ни в Риме сомнений по поводу подлинности обретенных мощей не возникло.

Часть останков Константин передал местному кафедральному собору, а часть хранил у себя до 867 года, когда, наконец, передал их Римскому папе Адриану И.

Там же, в Корсуни, Константин нашел Евангелие и Псалтирь, написанные «русскими буквами», и человека, говорящего по-русски. Он стал учиться у этого человека читать и говорить на его языке. После этого братья отправились к хазарам, где одержали победу в диспутах с иудеями и мусульманами, проповедуя евангельское учение. На обратном пути братья вновь посетили Корсунь и вместе с мощами святого Климента вернулись в Константинополь. Константин остался в столице, а Мефодий назначен был игуменом в небольшой монастырь Полихрон, неподалеку от горы Олимп.

Когда к императору пришли послы от моравского князя Ростислава, притесняемого немецкими епископами, с просьбой прислать учителей, которые могли бы проповедовать христианство на родном для славян языке, император призвал Константина и сказал ему: «Необходимо тебе идти туда, ибо лучше тебя никто этого не выполнит». Константин с постом и молитвой приступил к новому подвигу. С помощью брата Мефодия, учеников Горазда, Климента, Саввы, Наума и Ангеляра он в 863 году составил азбуку и стал переводить на славянский язык книги, без которых не могло совершаться богослужение: Евангелие, Псалтирь и избранные службы.

После завершения переводов братья отправились в Моравию, где были приняты с великой честью, и стали учить богослужению на славянском языке. Это обозлило немецких епископов, совершавших в моравских церквях богослужение на латинском языке, и они восстали против братьев, утверждая, что богослужение может совершаться лишь на одном из трех языков: еврейском, греческом или латинском. Константин отвечал им: «Вы признаете лишь три языка, достойных того, чтобы славить на них Бога. Но Давид вопиет: «Пойте Господеви вся земля, хвалите Господа вси язы́цы, всякое дыхание да хвалит Господа!» И в Святом Евангелии сказано: «Шедши научите вся языки..."» Немецкие епископы были посрамлены, но, сильно обидевшись на проповедников, подали жалобу в Рим.

В 867 году Мефодий и Константин были вызваны папою Николаем I в Рим на суд для решения этого вопроса. Взяв с собой мощи святого Климента, папы Римского, святые Константин и Мефодий отправились в Рим, но когда они туда прибыли, Николая I уже не было в живых. Его преемник Адриан II, узнав, что у них с собой мощи святого Климента, торжественно встретил их за городскими воротами. Константин поднес ему Евангелие и другие книги на славянском языке, и папа в знак одобрения положил их на престол в храме св. Марии, а затем по ним было совершено богослужение в нескольких церквях Рима. Папа Римский утвердил богослужение на славянском языке, а переведенные братьями книги приказал положить в римских церквях и совершать литургию на славянском языке.

Находясь в Риме, Константин, в чудесном видении извещенный Господом о приближении кончины, принял схиму с именем Кирилл. Через 50 дней после принятия схимы, 14 февраля 869 года, равноапостольный Кирилл скончался в возрасте 42 лет. Перед смертью он сказал брату: «Мы с тобой, как дружная пара волов, вели одну борозду; я изнемог, но ты не подумай оставить труды учительства и снова удалиться на свою гору». Святой Мефодий умолял папу Римского разрешить увезти тело брата для погребения его на родной земле, но папа приказал положить мощи святого Кирилла в церкви святого Климента, где стали совершаться чудеса.

После кончины святого Кирилла папа, следуя просьбе славянского князя Коцела, послал святого Мефодия в Паннонию, рукоположив его в сан архиепископа Моравии и Паннонии, на древний престол святого апостола Андроника. В Паннонии святой Мефодий вместе со своими учениками продолжал распространять письменность и книги на славянском языке, просвещая свою паству и проповедуя Христа многим другим славянским народам (чехам, хорватам, далматам и др.). При этом Мефодию немало приходилось переносить неприятностей от инославных миссионеров, и он «многая беды и изгнания претерпел». Так, латинские священники восстановили против него немецкого императора; по распоряжению Зальцбургского архиепископа Мефодия сослали в Швабию, где в течение двух с половиной лет он претерпел многие страдания. Освобожденный в 874 году по приказанию папы Римского Иоанна VIII и восстановленный в правах архиепископа, Мефодий продолжал евангельскую проповедь среди славян и крестил чешского князя Боривоя и его супругу Людмилу (память 16/29 сентября), а также одного из польских князей. В третий раз немецкие епископы воздвигли гонение на святителя за непринятие римского учения об исхождении Святаго Духа от Отца и от Сына. В 879 году Мефодий был вызван в Рим, но оправдался перед папой, сохранив в чистоте православное учение, и был снова возвращен в столицу Моравии Велеград.

Здесь в последние годы своей жизни святой Мефодий с помощью двух учеников-священников перевел на славянский язык весь Ветхий Завет, кроме Маккавейских книг, а также Номоканон (Правила святых отцов) и святоотеческие книги (Патерик).

Предчувствуя приближение кончины, Мефодий показал на одного их своих учеников, Горазда, и сказал: «Вот муж вашей земли, правоверный и хорошо знающий латинские книги. Если на то будет воля Божия и ваша любовь, я желаю, чтобы он был моим преемником». Мефодий предсказал день своей смерти и скончался 6 апреля 885 года в возрасте около 60 лет. Его отпевание было совершено на трех языках – славянском, греческом и латинском. Он был погребен в соборной церкви Велеграда.

К лику святых равноапостольные Кирилл и Мефодий были причислены в древности. В Русской Православной Церкви память равноапостольных просветителей славян чествуется с XI века. Древнейшие службы святым, дошедшие до нашего времени, относятся к XIII веку, они были найдены русским ученым-исследователем В. И. Григоровичем в пергаментной болгарской рукописи в Зографском монастыре на Афоне и опубликованы в 1862 году. Торжественное празднование памяти первосвятителей равноапостольных Кирилла и Мефодия было установлено в Русской Церкви в 1863 году.

Святой Михаил (память 30 сентября/13 октября) был первым митрополитом Киевским и Всероссийским и управлял нашей Церковью во дни святого равноапостольного князя Владимира.⁴¹ Святитель Михаил, по Иоакимовой летописи, был родом из Сирии. По другим летописным сообщениям – из Болгарии или Сербии.

На долю первого митрополита Русской Православной Церкви выпало нелегкое, но благодатное служение. Он ревностно обходил новопросвещенную Русскую землю, проповедуя Святое Евангелие, крестя и поучая новообращенных людей, основывая первые храмы и духовные училища. Михаил был ревностный распространитель христианства; проходя обширные страны, он насаждал семена веры Христовой. Митрополиту Михаилу приписывают построение Киево-Златоверхо-Михайловского монастыря, а прибывшим с ним из Царьграда монахам – основание монастыря Киево-Межигорского.

В Ростове он основал первую деревянную церковь в честь Успения Пресвятой Богородицы и поставил там епископом Феодора Грека. Святитель Михаил был мудрым и тихим, хотя и строгим иерархом. Везде, где только мог, строил церкви, поставлял священников и диаконов и ниспровергал идолов. Летописи говорят, что народ, прилепленный к древнему суеверию, не без прискорбия смотрел на сокрушение своих идолов, и когда бог их Перун брошен был в Днепр, то толпа, бежавшая за своим идолом, кричала в след: «Перуне, выдыбай!» – т. е. выплывай. Истукан, стремлением вод несомый, якобы повинуясь гласу вопиющих к нему, пристал к берегу при самом том месте, где после, в XI столетии, был построен монастырь и назван Выдубицким.

Преставился свт. Михаил в 992 году и был погребен в Десятинной церкви Пресвятой Богородицы в Киеве. Около 1103 года при святом игумене Феоктисте (впоследствии святитель Черниговский) мощи его были перенесены в Антониеву пещеру, а 1 октября 1730 года – в Великую Печерскую церковь (Успенский храм). В связи с этим память его установлена на 30 сентября, а также на 15 июня – день преставления. Ранее память его отмечалась также 2 сентября, вместе с прпп. Антонием и Феодосием Печерскими. Мощи его почивают в Великой Соборной Печерской церкви открыто.

Когда свт. Михаил причтен к лику угодников, неизвестно, предположительно, с самого перенесения его мощей в пещеры, ибо он значится в списке преподобных Антониевой пещеры в сочинении инока Киево-Печерского монастыря Афанасия Кальнофойского «Тератургима, или чудеса, совершившиеся, как в самом Печерском монастыре, так в обеих его пещерах» в 1638 году; в книге Акафистов с канонами, напечатанной в печерской типографии в 1677 году, а именно в 9 песни, 1 стихе «П равила преподобных отцов печерских» поставлено его имя. Но в общих месяцесловах его не было, как и прочих преподобных Печерских. Уже указами Св. Синода 15 июня 1762 года, 18 мая 1775 года и 31 октября 1784 года дозволено печатать службы преподобным Михаилу, Антонию, Феодосию и прочим чудотворцам Печерским в книгах, издаваемых Лаврской типографией, а указом Св. Синода от 6 августа 1795 года поведено было сочинить и обстоятельное жизнеописание святителя Михаила для помещения в Четьих Минеях.

Святитель Михаил почитается первым киевским митрополитом. Некоторые летописи называют его вторым, а первым грека Леонтия, или Леова; в Новгородском же летописце роспись митрополитов начинается с Феопемпта (1037 год). До XIII века митрополиты жили постоянно в Киеве. Опустошение этого города заставило их перенести престол митрополии во Владимир на Клязьму, а потом, в начале XIV века, в Москву, где и правили они Русской Православной Церковью до установления патриаршества (1589 год). Митрополиты всероссийские именовались поначалу Киевскими и всея России. По установлению патриаршества, киевские митрополиты по причислению их к российской иерархии занимали первое место после патриархов.

Русская Православная Церковь сохранила память о заслугах первосвятителя Михаила, митрополита Киевского, в синодиках новгородского и киевского Софийских соборов, где он по праву именуется первоначальником.

Иоаким Корсунянин, новгородский святитель (с 993 года), блаженный, был первым епископом Новгородским. Корсунянином его назвали либо потому, что он был родом из Корсуни, греческого города на Таврическом полуострове, либо потому, что, вероятно, до прибытия на Русь он был епископом в Корсуни. В архиерейский сан он был возведен в Константинополе.

По просьбе великого князя Владимира Константинопольский Патриарх Николай прислал на Русь несколько епископов, в числе которых был и Иоаким. Он прибыл в Киев около 991 года и вскоре (в 992 году) отправился в Новгород. Год прибытия в Новгород у разных летописцев указан по-разному. Но судя по тому, что Иоаким прибыл в Новгород с Киевским митрополитом Леоном, который вступил на Киевскую митрополию в 991 году, можно считать 992 год временем прибытия Иоакима в Новгород. Митрополит Леон, оставляя Иоакима в Новгороде, поручил ему просветить святым крещением землю Новгородскую.

Ревностно приступил святитель к обращению новгородцев и апостольски нес свой великий труд. Мужество и благоразумие проявил он в своем трудном деле. Мужество его выразилось в том, что, несмотря на сопротивление язычников, не желавших разлучаться со своими идолами, святитель не устрашился ниспровергнуть в реку Волхов в присутствии всего народа главного идола Перуна, перед которым особенно благоговел Новгород, и истребить кумиры и требища языческие. Однако этот акт был совершен святителем с большим благоразумием. К истреблению предметов суеверного почитания новгородцев он приступил не прежде, как по разъяснению людям их заблуждения.

При св. митрополите Михаиле еще в сане священника проповедовал Иоаким святую веру в Новгороде; он построил здесь храм Преображения Господня и крестил некоторых из язычников. В 993 году Иоаким посвящен был во епископы Новгорода. Замечательным в облике святителя было то, что это был «муж образованный, хорошо знакомый даже со славянским наречием».⁴² Знание славянского языка очень помогало ему. Проповедь архипастыря, исполненная силы и духа, имела благодатное действие. Сотни новгородцев приняли святое крещение и с радостью помогали святителю Иоакиму ниспровергать идолов. Большую осторожность употребил он в деле приведения новгородцев к христианству. Если гражданская власть по отношению к упорным язычникам употребляла строгость, а иногда и насилие, то Иоаким действовал исключительно мерами кротости и благоразумия. Он сам лично и бывшие при нем священники ходили по торгам, улицам, учили людей, сколько могли, и объясняли заблуждающимся всю нелепость их служения бездушным истуканам.

Но язычество было в большой силе в Новгороде и упорно отстаивало власть свою над бедными людьми; оно не слушало проповедника святой веры и выступило с мятежом против распоряжений великого князя Владимира, вызвав на помощь себе вольницу Новгорода. Для обуздания бунтующих язычников киевский воевода Добрыня и тысяцкий Путята явились в Новгород с войсками. В Иоакимовой летописи читаем: «Когда в Новгороде узнали, что Добрыня идет крестить, то собрали вече и все поклялись не пускать его в город в не давать идолов на извержение. И точно, когда пришел Добрыня, то новгородцы разметали мост и вышли против него с оружием. Добрыня стал было уговаривать их ласковыми словами, но они не хотели и слушать и поставили две камнеметные машины. Особенно возбуждал их к непокорности главный из жрецов Богомил Соловей. Епископ Иоаким со священниками находились на торговой стороне: они ходили по площадям и улицам, уча людей, и в два дня успели окрестить несколько сот. На другой стороне тысяцкий Угоняй ездил там и здесь и кричал: «Лучше нам умереть, чем выдать богов наших на поругание». Народ рассвирепел, разорил дом Добрыни, разграбил имущество, убил жену его и еще некоторых из родни его. Иные пошли и разметали церковь Преображения Господня и стали грабить дома христиан». Путята с 500 ратниками ростовскими выступил против мятежников, захватил Угоняя и других лучших людей; Добрыня явился со всею своею дружиною и велел зажечь некоторые дома. Новгородцы, прекратив сражение, бросились тушить пожар, а самые знатные явились с покорностью к Добрыне. Воевода согласился на мир, но велел уничтожить идолов, деревянные сжечь, а каменные, изломав, побросать в реку. «Мужчины и женщины с воплем и слезами просили за них, как за действительных богов. Добрыня с насмешкою отвечал: «Нечего вам жалеть о тех, которые сами себя оборонить не могут; какой пользы ждать вам от них?». И послал объявлять везде, чтоб шли креститься. Тогда многие язычники, желая избавиться от крещения, объявляли, что они крещены. Святитель Иоаким велел всем крещеным надеть на шею кресты, а кто не будет иметь на себе креста, тому не верить, что крещен, и крестить. Разметанную церковь Преображения построили вновь».⁴³ В других летописях читаем: «Иоаким разорил жертвенники и ссек Перуна, он приказал стащить его в Волхов; его опутали веревками, волокли по навозу, поражая палками, и бросили в Волхов: Иоаким заповедал, чтобы никто нигде не останавливал его. Житель местечка Пидола вышел рано на реку, думая везти горшки в город, и вот Перун приплыл к берегу; он оттолкнул его шестом. «Ты, Перунище, – сказал он, – досыта пил и ел, а теперь плыви прочь"».⁴⁴ Это известие показывает, что наставлениями блаженного Иоакима многие из Новгородцев доведены были до сердечного убеждения в несостоятельности идолослужения. И сподвижник блаженного Иоакима Путята, строгий к возмутителям, действовал на совесть мерами убеждения. Известна минея на месяц май, написанная его рукою в Новгороде.

Блаженный Иоаким был ревнителем христианского просвещения. С помощью своего ученика Ефрема он основал в Новгороде первую школу, куда великий князь Ярослав Мудрый повелел собрать около 300 детей у лучших граждан города и у священно-церковнослужителей. Блаженный епископ определил ученика своего Ефрема в наставники, и он усердно обучал детей истинам святой веры, а через них передавал наставления святой веры и их родителям. Все это делалось святителем Иоакимом с целью упрочить христианство в умах и сердцах новообращенных, довести их до полного убеждения путем грамотности, а также приготовить достойных служителей алтаря. Это было незадолго до кончины святителя Иоакима. Прежде того блаженный архипастырь учил народ христианскому благочестию другими способами: строительством храмов и богослужениями. Им построены храмы: Софийский (в 992 году), Иоакима и Анны и обитель Перынь (в 995 году). Деревянный Софийский храм был с 13 главами – символами Христа, Сына Божьего, окруженного 12-ю Апостолами. Храм стоял на берегу Волхова, на том месте, где после, в 1127 году, богатый Новгородец Сотко построил каменный храм Бориса и Глеба, в конце Епископской улицы, недалеко от второго Софийского собора. При кафедральном храме блаженный Иоаким устроил и монастырь, который назывался Софийским и Десятинным. На месте низверженного Перуна в 995 году им была освящена церковь Рождества Богородицы. Кроме того, построен храм во имя ангела своего – Богоотцев Иоакима и Анны.

Более 38 лет управлял новгородскою паствою святитель Иоаким, и за это время язычество пало не только во всей Новгородской области, но и в прилегающих областях.

Скончался святитель Иоаким в 1030 году и был погребен в созданной им церкви святых праведных Иоакима и Анны.

12 октября 1699 года при митрополите Новгородском Иове его мощи были обретены. В конце XVII века мощи его были перенесены в каменный Софийский собор, где положены в золотой паперти, и святой Иоаким изображен в алтаре Софийского собора, на стене, первым между Новгородскими святителями. Память его совершается местно 10 февраля и 4 октября.

В. Н. Татищев считал Иоакима Корсунянина первым русским летописателем. Но Летопись его до нас не дошла, и никто даже не знал о ней до 1748 года, пока сам Татищев не получил от ближнего своего сродника, архимандрита Бизюкова монастыря Мельхиседека (Борщова), трех тетрадок, вырванных из какой-то летописи, а Мельхиседеку сообщенных от некоего монаха Вениамина. В этих тетрадках нашлось упоминание об Иоакиме с замечанием, что «о Князех Русских старобытных Нестор Монах не добре с ведом бе, что ся деяло у нас Славян в Новеграде; а Святитель Иоаким добре сведомый еже». Вслед за этим писано было повествование Иоакимово. Выписку из этих тетрадок со своими примечаниями В. Н. Татищев поместил в 4 главе 1-го тома своей «Истории Российской». Ни в одной из известных доныне летописей нет таких подробных и связных сказаний о Северных славянах и руссах до Рюрикова княжения, какие находятся в этом отрывке. Что-то в нем сходно с летописью Нестора; многое дополняет и изъясняет ее; а нечто и противоречит. Если бы возможно было удостовериться в подлинности этого сказания, то эта находка была бы неоцененна для нашей истории. Впрочем, В. Н. Татищев ссылался везде на этот отрывок как на важное и достовернейшее свидетельство Нестора. Однако же писавшие после него историки не поверили этому открытию. Но с 1784 года И.Н. Болтин опять воскресил доверие к нему в «Примечаниях на историю древния и нынешния России г-на Леклерка» (т. 1–2, 1788–1794 гг.), а потом в «Ответе генерал-майора Болтина на письмо Щербатова, сочинителя Российской истории» (1789 г.). Императрица Екатерина II приняла Иоакимово сказание в свои «Записки касательно Российской истории».

Преподобный отец Авраамий был сыном благочестивых родителей. Оставив своих родителей и мирскую мятежную жизнь, взял на себя крест Христов и последовал Христу. С младых ногтей посвятил он себя Богу и стал монахом, став чистым вместилищем Святого Духа, покорив свою плоть духу, владея плотскими страстями, посвятил себя жестокой и тягостной жизни, изнуряя себя трудами; стал начальником монахов и прожил ангельскую жизнь, по своей благодати многочисленными чудесами исцелил страсти неисцелимые, омыв свою душу слезами.

«Видел же преподобный, что Ростов пребывает в идольском соблазне: не все еще люди приняли святое крещение и поклоняются каменным идолам. Омрачены были сердца их злым бесом, живущим там, так что близко от того места никто не отваживался ходить, ибо творил он наваждения, особенно христианам, являясь им злыми мрачными страшилищами. Преподобный же Авраамий молился Богу, говоря: «Господи Боже, Всевышний! Взгляни с высоты Своей на раба Твоего и дай мне силу и благодать Святого Духа сокрушить этого злокозненного идола». И не смог он этого сделать. Не давал окаянный Авраамию близко к себе подойти злым волшебством своим. Не знал Авраамий, что ему делать, и пребывал от того в скорби. Вдруг увидел он старца благообразного, идущего к нему. Преподобный встретил его, оба поклонились друг другу и взяли друг от друга благословение, а затем сели. Начал же блаженный Авраамий говорить старцу: «Откуда, добрый человек, ты идешь? Из какой ты страны, Божий святой?». И ответил ему старец: «Я, отец, родом из Царьграда, странник, пришедший в вашу землю. Скажи мне, отец, почему ты скорбно сидишь около этого, исполненного страстей, идола Велеса?». Сказал блаженный Авраамий старцу: «Стремлюсь я, моляся Господу Богу, сокрушить этот многострастный идол Велеса и не могу: не внял Бог молитве моей», – и так, скорбя, сел. Сказал же старец Авраамию: «Если ты хочешь, отец, желание свое исполнить, то иди к Царьграду, разыщи там церковь Иоанна Богослова, войди в нее, помолись образу его и не выйдешь оттуда напрасно, и желание свое получишь». Опечалился блаженный по поводу предстоящего ему длинного пути, а старец ему: «Господь Бог окончит твой путь в короткое время"»⁴⁵

Блаженный же Авраамий исполнился Духа Святого, взял благословение у старца и отправился в путь, забыв о долготе его. И перешел он Ишню-реку, и встретил там человека страшного, благоговейного видом, плешивого, с залысинами, с круглою большой бородой и весьма красивого, держащего в руке трость. Припал к его ногам блаженный и поклонился ему. Спросил его страшный муж: «Куда, старец, ты идешь?». И отвечал: Авраамий: «На поиски храма Иоанна Богослова». И сказал ему страшный муж: «Возьми, старец, мою трость и подойди к идолу Велеса, ниспровергни его тростию этой во имя Иоанна Богослова, и рассыплется он в прах, окаянный».⁴⁶ И стал он невидим.

И понял блаженный, что разговаривал он с Иоанном Богословом, и, объятый страхом и радостью, возвратился назад. Подошел он беспрепятственно к идолу и сокрушил его во имя Иоанна Богослова. И взял благословение от епископа и соорудил небольшую церковь на том месте, где прежде стоял идол Велеса, во имя святое Богоявления Господа нашего Иисуса Христа, и кельи там поставил, и монахов призвал, и, заботясь о них, общину создал. И много зла претерпел он от неверных, которые не раз хотели разорить святыню и сжечь ее. Но Бог не допустил до этого молитвами и терпением преподобного. Через некоторое время всех он привел ко Христу благоразумием своим, и крестились все от мала до велика, и начали ходить на славословие Божие и на всенощное бдение и жены, и отроки.

Преподобный же чтением книг и поучением духовным услаждал сердца их, словно медовыми сладчайшими сотами.

Многие же отроки, оставив своих родителей, тайно приходили к нему и постригались. Словно сад насаждал он близ вод и напоял деревья сада того водами – поучениями божественных слов. И увеличил он число монахов, и церковь великую создал, и украсил ее, словно невесту, чудными иконами и святыми книгами, в ней же множилось пение святое. Князья же ростовские стали веру великую иметь к монастырю, и ко отцу своему Авраамию, и ко всем монахам, и богатства много давали на строительство монастыря, и села давали на нужды монахов.

Преподобный епископ, видя процветание монастыря, его изобилие всем необходимым, посоветовался с князьями и учредил ту обитель архимандритией. И посвятил он в архимандриты преподобного Авраамия. И он начал еще более трудиться, один подвиг к другому прилагая, предаваясь посту и молитве, являя собой образец для всех, стяжав славу своим великим смирением, и имел он нелицемерную любовь ко всем приходящим, как высшим, так и низшим.

Старый же ненавистник добра дьявол вооружился на преподобного и пакости ему творил денно и нощно, но не мог никак его устрашить кознями своими: огражден был преподобный Христовой благодатью и крестным знамением. Однажды собрался святой, как обычно, совершать литургию в святой Божьей церкви, творя обычные молитвы, и хотел к святому причащению вымыть руки, а дьявол вошел в умывальник и хотел преподобному вред сотворить водою. Понял преподобный, что лукавый дух пребывает в сосуде, взял он честной крест и положил его сверху сосуда, а вокруг оградил крестным знамением, и не трогал он сосуд тот много дней. Бес же, сжигаемый крестною силой в сосуде, не мог оттуда выйти.

Однажды, как обычно, князья отправились в поле на охоту и к концу дня, возвращаясь в город, зашли в монастырь поклониться церкви и принять благословение от преподобного. Случилось так, что преподобный в то время находился в пекарне, где мыл для братии власяницы, имея обыкновение каждый день для братии трудиться: то для поварни дрова рубил, то власяницы для братии мыл, иногда воду носил в поварню и пекарню. Услышал преподобный о приходе князей и пошел в келью свою благословлять их. Пока же преподобный шел, князья ожидали его в келье, и увидели они накрытый крестом сосуд, и не могли понять, что это значит. Один из князей дерзнул снять крест с сосуда, чтобы сотворить им знамение, и тотчас бес вышел из сосуда, словно дым черный и злосмрадный, испугав всех находящихся в келье.

И встретил лукавый дух преподобного, в келью идущего, и стал поносить его злыми словами: «Как ты, окаянный, заставил меня мучиться силою невидимого Бога, изгнав меня силою крестною, так и я тебе зло причиню, в скором времени одолею тебя, воздвигну козни против тебя, и нанесу тебе раны в укор всем видящим тебя, и муки злые наведу на тебя: будешь ты посажен на пегую ослицу без седла, обутый в женские красные сандалии, и другого прочего зла много причиню тебе за то зло, которое я принял от тебя».⁴⁷ Преподобный же оградил себя крестным знамением, и бес тотчас исчез. Князья спрашивали преподобного о случившемся, почему дым вышел злосмрадный из сосуда, но тот ничего им о том не сказал. Взяли князья благословение от преподобного, и тот, поучив их, отпустил с миром.

Через некоторое время обернулся бес воином и пришел к великому князю во Владимир, и начал на преподобного возводить тяжкие обвинения: «Царь и господин мой, хочу я тебе тайну великую поведать, твоего могущества достойную. В твоей державе, о царь, в городе Ростове есть некий монах Авраам, образом волхв, претворяющийся святым, он прельщает людей, притворяясь смиренным. Он нашел в земле огромный клад – медный сосуд, наполненный золотом, достоин тот клад твоего господства. Тем сосудам золотым, золотым поясам и цепям нет цены, о серебре и других драгоценностях нельзя рассказать. На те сокровища создал он монастырь и поставил большую церковь, а твоему господству о том не поведал».⁴⁸ Князь же великий распалился гневом страшным на преподобного и послал к нему воина свирепого, сказав ему так: «Как найдешь ты старца, то не говори ему ничего, ни единого слова, а в чем его застанешь, в том и приведешь ко мне». Все это было по научению злого того воина, то есть беса.

В это время преподобный пребывал в келье на молитве, после окончания соборной службы. Стоял он на молитве в одной власянице, разутый. Пришел к нему в это время злой и свирепый воин и не дал преподобному ни слова сказать, ни одежду надеть, ни ноги обуть. Так вот сатана обуял его сердце. Увидел преподобный вражду дьявольскую против себя и не испугался, а только более стал благодарить Бога за то, что с ним случилась такая беда. Взял преподобного воин, посадил его на своего коня и помчал к князю Владимиру.

И встретил он на другой стороне ростовского озера поселянина, едущего на пегой ослице, а в руке держащего красные женские туфли. И посадил воин преподобного на ослицу, а туфли натянул на его ноги, и тотчас доставил его в державу великого князя, и привел к князю в одной власянице, которую Авраамий на теле своем носил.

Повелел князь воина того, противника Авраамия, привести к себе. Воин же тот теми же злыми словами стал поносить преподобного, говоря о находке огромного клада, о чем и прежде говорил. Преподобный же, подняв руки к небу, повелел духу лукавому: «Заклинаю тебя именем Господа нашего Иисуса Христа: поведай мне, кто ты, такими словами оклеветавший меня?».⁴⁹ Затрепетал бес и сказал: «Я бес Зефеус, искони ненавидящий добро человеческое, а более всего ненавижу монахов, боящихся Бога. Так узнай же, монах: как я тебе говорил, так сотворил за твою жестокость, поскольку мучил ты меня в убогом своем сосуде!» Так сказал и тотчас исчез. Князь же увидел дьявольское обольщение, а преподобного поруганным стоящего, так, что страшно на него смотреть, и страх охватил всех, находящихся у князя.

Начал тогда князь умолять старца, просить у него прощения за свое прегрешение по отношению к нему и со слезами просил: «Я, отче, виновник твоему насильственному приходу, жестоко оскорбил я тебя, прости меня, отче, за то, что тебя прогневил, и не возводи на меня сей грех!». Старец же ему ответил: «Господь простит тебя, самодержавный царь, ведь все это дело рук старого врага – дьявола, и потому, царь, не удивляйся этому: искони борется он с людьми, особенно с боящимися Бога, всегда готов им зло содеять».⁵⁰ Князь увидел смирение преподобного и, услышав его тихие слова, со смирением сказанные ему, понял, что тот не держит на него зла, и стал князь ублажать преподобного, воздал ему великую честь, дав на расширение монастыря и храмов много сел, сделал тот монастырь своим, княжеским, поставив его выше всех других обителей в Ростове, и много слуг дал храму святого Богоявления, и грамоты жалованные многие дал монастырю тому, которые есть в монастыре до сего дня. Отпустил князь преподобного с великой честью в свой монастырь. И пожил преподобный Авраамий в своем монастыре в великом смирении, труды к трудам прилагая, и в великом смирении отошел к Господу, Его же с младых лет возлюбил.

Почил преподобный в глубокой старости и погребен был учениками в созданной им обители в храме Богоявления. При внуке Мономаха, великом князе Всеволоде Георгиевиче (1176–1212), обретены нетленными мощи преподобного Авраамия. В 1551 году царь Иоанн Грозный перед походом на Казань обходил святые места. В Богоявленском Авраамиевом монастыре ему показали тот жезл, которым преподобный Авраамий сокрушил идола Белеса. Посох царь взял с собой в поход, а крест оставил в обители. Возвратившись после покорения Казанского ханства, Иоанн Грозный приказал построить в Авраамиевой обители новый каменный храм в честь Богоявления с четырьмя приделами и прислал туда книг Преподобный Авраамий канонизирован до Собора 1547 года. В Уставе церковных обрядов, совершавшихся в Московском Успенском соборе (октябрь 1634 года), говорится: «Октября в 29 день, Авраамию, Ростовскому чудотворцу; трезвон средний, а поют по уставу с полиелеосом».⁵¹

Святитель Леонтий, епископ Ростовский, один из выдающихся архипастырей земли русской XI века. По словам святителя Симона, епископа Владимирского, святой Леонтий был пострижеником Печерского монастыря и по происхождению русский, а не грек, хотя родился в Константинополе. Промыслом Божиим будущий просветитель и апостол ростовской земли проходил послушание под духовным руководством основателей русского монашества преподобных Антония и Феодосия Печерских. Он был первым епископом, вышедшим из монастыря в Киевских пещерах, воспитавшим многочисленных святителей Русской земли. «От того Печерского монастыря Пречистыя Богородицы, – пишет святой Симон, – мнози епископы поставлены быша и яко светила светлая осветивша всю русскую землю святым крещением; первый Леонтий, епископ Ростовский, священномученик, егоже Бог прослави нетлением и бысть первопрестольник, егоже неверныи, много мучивше, убиша».⁵²

Свой равноапостольный подвиг священномученик Леонтий начал по возведении его в сан епископа в сороковых годах XI века и назначении на Ростовскую кафедру.

В Ростовской земле, населенной в то время чудскими племенами, святитель встретил жестокое сопротивление язычников, изгнавших двух его предшественников – епископов Феодора и Илариона. Закоренелые язычники и слушать его не хотели, но святой Леонтий, как добрый пастырь, решился положить и душу свою за спасение врученной ему Богом паствы. Невзирая на постоянную опасность, святитель Леонтий ревностно обращал ко Христу местное население, твердо следуя апостольским заповедям.

Однажды он был избит язычниками и изгнан из города, однако не оставил вверенной ему духовной паствы и поселился недалеко от Ростова, у ручья Брутовщины, где построил небольшой храм в честь архистратига Михаила. Святитель все претерпел и ревностно продолжал проповедовать веру, подтверждая истинность ее чудесами. К святителю стали приходить дети местных жителей, привлеченные его духовной добротой. Угодник Божий обучал детей началам Христовой веры и потом крестил. Вскоре и взрослое население потянулось к благодатному архипастырю и также принимало святое крещение.

Дикие язычники взволновались, их неприязнь к просветителю росла, и, наконец, собравшись огромной толпой, одни с дубинками, другие с оружием в руках, отправились к собору, чтобы убить или выгнать Леонтия. Причт соборный испугался, но святитель был покоен и укреплял бывших с ним. Он облачился в святительские одежды и приказал то же сделать клирикам храма. С крестом в руках он вышел навстречу язычникам. Апостольская твердость и спокойствие святителя Леонтия перед грозившей смертью остановили возбужденную толпу, а исполненное благодати его слово произвело на людей еще большее воздействие, и многие из них приняли святое крещение. С того момента святитель Леонтий стал более успешно утверждать свет Христовой веры в земле ростовской. «Тогда начал отходить от нас мрак идольский и воссиял свет благоверия», – говорит древнее ростовское слово в память Леонтия. С проповедью о Христе Спасителе он обходил окрестную землю, и путь его отмечался утверждением Православия в местах прежнего идолослужения.

Леонтий привлек ко Христу многих жителей Ростова, но не успел довершить своего апостольского подвига, который окончился мученическою кончиною. Летописцы молчат о времени преставления великого святителя; по всей вероятности можно полагать, что свт. Леонтий умерщвлен в 1073 году, когда в земле ростовской совершались страшные злодейства проповедниками чудского язычества – волхвами.

Тело святителя было погребено в Ростове Великом в церкви Пресвятой Богородицы. Во время пожара в 1160 году этот храм сгорел, и по повелению благоверного князя Андрея Боголюбского в 1162 году на месте прежнего был заложен каменный собор. «23 мая 1164 года при копании рвов нашли гроб, – сказано в его житии преподобным Никоном Летописцем, – покрытый двумя досками, в недоумении открыли и увидели лице (Леонтия), светящегося славою: ризы на нем были, как бы вчера надетые, сколько лет минуло, и не изменилось священное тело его». В руках у него лежал свиток с именами просвещенных им иереев и диаконов. Обретенные мощи переложили в каменный гроб и поместили в церкви во имя святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова на архиерейском дворе.

В 1170 году, когда было закончено строительство каменной церкви в честь Пресвятой Богородицы, гроб святителя Леонтия перенесли в этот храм и поставили в нише южной стены.

Святой Леонтий, почти не известный при жизни, после смерти сделался таким славным, что кафедра Ростовская стала называться «кафедрою Леонтия чудотворца»; при избрании новых епископов, летописцы писали: «Епископ такой-то поставлен молитвами свт. чудотворца Леонтия».

С молитвой ростовцы прибегали к свт. Леонтию. У гроба просветителя ростовской земли совершались многочисленные благодатные чудотворения. Свидетельства о святости жизни епископа Леонтия, чудесных исцелениях и знамениях по его молитвам были собраны епископом ростовским Иоанном (1190–1214). По благословению митрополита Феодора было установлено совершать празднование памяти святителя Леонтия 23 мая/5 июня, в день обретения мощей. Епископ Иоанн написал и канон святителю Леонтию. До 1609 года мощи святителя Леонтия открыто находились в Успенском соборе, но после того как в смутное время поляки похитили гробницу святителя, они были положены под спудом в том же храме у южной стены придела во имя святителя Леонтия.

Святой Леонтий – один из самых великих святителей земли ростовской. Он велик по действиям земной жизни, как равноапостольный просветитель ростовского края; он велик и на небе как сильный молитвенник за землю русскую.

Святитель Леонтий стоит в ряду первых преемников апостольского служения Русской Церкви вслед за святой равноапостольной княгиней Ольгой и великим равноапостольным князем Владимиром.

Святой Кукша был священноиноком Киево-Печерской Лавры, откуда в начале двенадцатого века (в 1115 году) он пришел на земли язычников вятичей для проповеди им святого Евангелия. Вятичи – это наши предки, небольшое славянское племя, обитавшее в древности по берегам рек Оки и Десны, в нынешней Центральной части России, в пределах Брянской, Орловской, Калужской и Тульской областей, которые в то время представляли собой непроходимые леса и дебри.

Поселившись в стране лесной и дикой, вятичи ничем не отличались от дикарей. По свидетельству преподобного Нестора Летописца, «они живут в лесах, как всякий зверь и едят все нечистое», у них «браки не бывают, а сходятся между селами на игрища и на всякия бесовския песни и тут умыкают себе жен; имели же они и по две, и по три жены».⁵³

Вятичи были удалены от тогдашних культурных центров Киева, Новгорода и прочих городов и значительно отставали от других славянских племен в духовной и материальной культуре. Крайне жалка была жизнь наших предков, пока они оставались во мраке язычества, но, наконец, и среди них раздался голос Евангельского благовестил.

Среди праведников Киево-Печерской Лавры в древности проводил свою подвижническую жизнь блаженный Кукша, происходивший из княжеской ветви вятичей. Нам неизвестно, почему он, имея христианское имя Иоанн, сохранил языческое имя Кукша. Об этом имеется несколько предположений, но, во всяком случае, народное имя провозвестника христианства не должно нас смущать, так как обычай иметь, кроме христианского имени, еще и народное, сохранялся на Руси долгое время после принятия ею Православия.

К сожалению, краткие слова епископа Владимира-Суздальского Симона из Киево-Печерского патерика являются, по существу, единственным источником наших сведений о святом: более никакими данными о нем мы не располагаем. Спустя много лет после мученической гибели преподобного Кукши он так писал о нем в своем послании к печерскому постриженнику Поликарпу: «Как добровольно можно умолчать об этом блаженном черноризце, о котором всем известно, как он бесов прогнал и вятичей крестил, и дождь с неба свел, и озеро иссушил, и много других чудес сотворил, и после многих мук усечен был с учеником своим Никоном».⁵⁴ Рассказывая о других печерских старцах, епископ Симон ссылался обычно на какие-то литературные источники: например, на житие основателя Киево-Печерского монастыря преподобного Антония или на так называемую Печерскую летопись (оба памятника, к сожалению, не дошли до нашего времени). В рассказе же о Кукше он ограничился словами: «его же вси сведають»,⁵⁵ то есть ясно дал понять, что известность преподобного выходила далеко за рамки Печерской обители и достигала пределов его епархии – Владимиро-Суздальской Руси.

Подвизаясь в непрестанной молитве, посте и бдении, этот ревнитель веры с большой скорбью взирал на то, что его соплеменники погибают во мраке язычества, и, быть может, не раз приходила ему мысль взять на себя подвиг апостольской проповеди среди родных ему вятичей, и только отдаленность местности, грубость и жестокость обитателей этой области и нежелание расставаться со святой и дорогой обителью Печерской удерживали блаженного Кукшу от исполнения его заветной мысли.

2 мая 1115 года в Киеве происходило великое торжество: перенесение святых мощей мучеников, князей Бориса и Глеба, из старой деревянной церкви в новый каменный храм, заложенный Святославом Ярославичем и построенный сыном его Олегом Святославичем Северским, владетелем вятичей. Ко дню этого торжества в Киев, кроме Олега, прибыл брат его Давид Святославич Черниговский и владыка Феоктист, епископ Черниговский, которые много говорили о необходимости просвещения светом Христовой веры дикого племени вятичей. И, очевидно, именно тогда святой Кукша принимает решение взять на себя подвиг проповеди веры Христовой среди своих соплеменников.

Из летописи известно, что преподобный Кукша отправился на проповедь к вятичам со своим учеником Никоном по реке Десне, так как в древности лучшими и удобнейшими путями сообщения служили реки. Таким образом, с достоверностью можно предположить, что первая Евангельская проповедь преподобного началась в пределах нынешнего города Брянска. Вот почему для брянцев должна быть в особенности памятна равноапостольная деятельность священномученика Кукши.

Для вятичей, добывавших средства к жизни земледелием, большое значение имели благоприятные погодные условия. Известно, что в те времена случилась долговременная засуха, и местные колдуны, к своему посрамлению, истощили все заклинания и заговоры, чтобы вызвать благодетельный дождь. Но дождя все не было, и тогда святой Кукша, помолившись Господу Богу, даровал нашим предкам обильный дождь на их изсохшие поля. Из Печерского Патерика известно, что проповедь Кукши постоянно сопровождалась великими знамениями и многими чудесами, что привлекало умы и сердца наших предков к проповеднику Христианской веры, свидетельствуя о Божественном посланничестве угодника Божия. Он «прогнал бесов» (скорее всего, исцелил бесноватых), а может быть, ниспроверг какие-то изваяния языческих богов, и «много других чудес сотворил». Известно, что язычники непременно ждут от проповедников новой для себя религии неких поражающих воображение чудес и, как правило, эти ожидания сбываются.

Но не всем была по душе деятельность преподобного Кукши. Если колдуны и чародеи даже и доныне имеют особое значение для некоторых людей, то в древние языческие времена они всецело владели душами народа. Понятно, что появление проповедников христианства лишало их былого влияния, поэтому языческие жрецы и поклонники всякого колдовства разжигали в себе чувство ненависти к проповедникам истины, которые отняли у них народное доверие, и многочисленными чудесами, преимущественно же исцелением больных, привлекали к себе многих. Распространение новой веры казалось крушением прежних устоев жизни, и проповедник Евангелия являлся в глазах местного населения врагом народа, влекущим его к неизвестному и, по их мнению, худшему будущему. Ревнители идолопоклонничества решили убить святого Кукшу и его ученика и сподвижника инока Никона.

Священномученик Кукша сознавал, какую ненависть возбуждал он среди языческих жрецов, и, конечно, мог предвидеть, что эта ненависть побудит их к насилию. Поэтому святой подвижник постом и молитвой готовил себя к мученической христианской кончине. Само собой разумеется, что пламенная любовь к людям и ревность к Богу, которая вела его к просвещению «во тьме сидящих», понудила его пренебрегать опасностью погибнуть от рук людей, которые не вменяли себе во грех грабеж и убийство. Однако согласно Патерику, Кукше и его ученику удалось, по крайней мере, отчасти, выполнить свою миссию: «вятичи крести», как пишет о них епископ Симон.

Святой Кукша был предан мучению и умерщвлен с учеником своим в пределах города Мценска (Орловская область). Так закончилась многотрудная и преславная земная жизнь просветителей Брянского края – священномученика Кукши и ученика его Никона. Епископ Владимиро-Суздальский Симон рассказывает, что в тот день, когда погибли преподобный Кукша и его ученик, в Печерском монастыре скончался еще один старец, блаженный Пимен, прозванный Постником: перед самой своей смертью, стоя посреди церкви, он во всеуслышание воскликнул: «Брат наш Кукша ныне на рассвете убит!». «И сказавши это, умер в одно время с теми двумя святыми».

Уже вскоре после мученической кончины останки преподобного были перенесены в Киево-Печерский монастырь и положены в Ближних Антониевых пещерах. Возможно, они были выкуплены печерянами за деньги, возможно, сами вятичи поспешили выдать их представителям княжеской власти или черниговской епископской кафедры, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от совершенного ими преступления. Что же касается ученика преподобного Кукши, то о судьбе его мощей никаких сведений нет, может быть, они так и остались где-то в вятичской земле.

Неизвестно, когда именно был установлен в Печерском монастыре день памяти преподобного Кукши. Впоследствии (но едва ли ранее XVII века) сложился иконописный облик преподобного Кукши, каким изображался он на нечастых иконах.

«Кукша подобием: власы с ушей, мало кудреват, брада долее Сергия Радонежскаго, ризы преподобнические и епитрахиль, в руках четки», читаем в «Иконописном подлиннике», которым должны были руководствоваться иконописцы. Но насколько это описание имеет отношение к реальному облику крестителя вятичей, сказать, конечно, невозможно.

Вплоть до конца XIX века церковное почитание преподобного Кукши ограничивалось Киевом и даже, еще уже, Киевским Печерским монастырем. В первую очередь, это объясняется трагическими событиями, коренным образом изменившими течение всей русской истории: монголо-татарским нашествием и полным разорением Киева и киевских святынь в XIII веке. Последующее обособление Юго-Западной Руси от Северо-Восточной и разделение надвое единой прежде Киевской митрополии привели к тому, что большинство киево-печерских святых почитались лишь в пределах своей епархии.

Какого-то особого почитания преподобного Кукши в тех областях Центральной России, в которых предположительно развернулась его проповедь, так и не сложилось. Очевидно, этому помешало отсутствие зримых свидетельств его подвига, например, открытия мощей (что обычно становилось поводом к прославлению того или иного святого) или существующего монастыря, в котором могло бы удержаться устное предание о святом. Неизвестны и местные названия, связанные с его именем. Лишь во второй половине XIX столетия значимость подвига преподобного стала осознаваться в полной мере, прежде всего, в Орловской епархии. Церковные историки того времени все чаще стали говорить о преподобном Кукше как об «апостоле вятичей» и «равноапостольном просветителе нашего (то есть Орловского) края». На некоторое время центром почитания святого стал город Брянск, в то время уездный центр Орловской губернии.

Последующие трагические события нашей истории, варварское разрушение храмов и массовое осквернение святынь по всей России в 20–30-е годы XX века, разумеется, не могли не сказаться на почитании святого; имя его оказалось вскоре забытым. Однако его проповедь, равно как и проповедь других, большей частью не известных нам православных проповедников и миссионеров, на века определила все содержание нашей истории, превратив Русь из языческой страны в православную.⁵⁶ Память преподобного Кукши празднуется 27 августа/9 сентября.

Святой Стефан Пермский – просветитель народа коми, населяющего Северное Предуралье. Стефан родился около 1345 года в семье дьячка в городе Великом Устюге, там, где северорусские земли соседствуют с Пермью. Отец Стефана был русским, а мать происходила из Перми, поэтому Стефан с детства знал пермский язык и мог общаться с пермянами (так называли тогда народ коми), которые нередко приезжали в Великий Устюг из своей лесной стороны, привозя на продажу меха. С семи лет Стефан начал учиться грамоте. Обладая острым умом и хорошей памятью, он легко освоил книжную премудрость и пристрастился к чтению. Когда Стефану было двадцать лет, он принял постриг в монастыре Григория Богослова в Ростове Великом. Монастырь славился богатым книжным собранием. Святой Стефан хотел читать святых отцов в подлиннике и для этого изучал греческий язык. В юности, помогая отцу в церкви, он часто беседовал с зырянами. Теперь, овладев богатой церковной культурой, святой Стефан горел желанием обратить зырян ко Христу.

Стефан стал переписчиком книг, писал «гораздо и борзо», а кроме того, освоил иконописное дело. Благочестие, трудолюбие, незаурядные способности снискали Стефану известность и среди монахов, и среди мирян. Через некоторое время он был произведен в дьяконы, потом в священники. Однако Стефан стремился к подвижнической и просветительской деятельности. Он решил покинуть монастырь и отправиться в Пермскую землю – глухой, лесной край, населенный языческими племенами, чтобы проповедовать там христианскую веру.

В 1372 году святитель составил свою знаменитую зырянскую азбуку – Анбур (Абур), названную им так по названиям первых двух букв. Всего в Анбуре было 26 букв. Используя созданную им зырянскую азбуку, Стефан перевел основные богослужебные книги с греческого на зырянский язык. Зырянская письменность, созданная Стефаном, просуществовала три столетия, в XVII веке она была вытеснена письменностью на славяно-русской основе.

За подвиги благочестия ростовский епископ Арсений (1374–1380) посвятил его в сан иеродиакона. Приготовив себя к миссионерской деятельности, святитель Стефан явился в 1379 году в Москву к Коломенскому епископу Герасиму, который управлял тогда делами митрополии, и просил его: «Благослови меня, Владыко, идти в страну языческую Пермь. Хочу учить святой вере неверных людей. Я решился или привести их ко Христу, или сложить у них за Христа голову». Епископ с радостью благословил его и посвятил в сан иеромонаха. Он снабдил его антиминсами, святым миром и Богослужебными книгами, а великий князь Димитрий Иоаннович дал ему охранные грамоты.

Поначалу пермяне встретили Стефана недоверчиво и даже враждебно, чинили ему всяческое «хуление, укорение, досаждение, поношение и пакость», однажды обступили его «с ослопы, смерть ему нанести хотяше», в другой раз обложили сухой соломой, «умысливша огнем немилостиво в смерть вогнать его».⁵⁷ Постепенно мужество и добросердечие Стефана привлекли к нему сердца пермян. Они поверили в его благие намерения, стали слушать его проповеди, и некоторые согласились принять крещение. Так среди пермян появились первые христиане.

Свою первую проповедь в зырянском крае Стефан произнес в селении Пырас – нынешний город Котлас (именно через Котлас мы проезжаем, когда едем в Великий Устюг), находящийся недалеко от Великого Устюга. До Стефана зыряне не вступали в культурный, а тем более в религиозный контакт с христианской Русью. Они поклонялись стихиям природы, в первую очередь воде и огню, зверям и деревьям.

Из Устюга святой Стефан спустился по Северной Двине до впадения в нее Вычегды, откуда начинались поселения зырян. Много трудов, борьбы, лишений и скорбей вытерпел проповедник веры Христовой, живя среди язычников, поклонявшихся идолам.

Стефан полагал, что для успешного насаждения христианства необходимо уничтожить все принадлежности языческого культа. И он принялся разрушать древние языческие святилища. «Без боязни и без ужасти»⁵⁸ ходил Стефан со своими новыми учениками по полям и лесам, отыскивал изображения древних богов, сделанные из дерева, «и обухом в лоб бьяше идола, и по ногам сокрушаше, и секирою ссечаше, и на поление раздробляше, и до конца искореняше, и огнем сжегаше, и в пламени испепеляше».⁵⁹

Особо благоговели зыряне перед так называемой «прокудливой березой». Громадная по толщине и вышине береза росла на возвышенном месте. Зыряне собирались к ней и приносили в жертву добытых зверей. Святой Стефан поставил свою келью невдалеке от березы и использовал собрания суеверных язычников у дерева, чтобы учить их святой истине. Затем святой Стефан срубил и сжег березу для искоренения суеверия. Зыряне собирались убить его. Святой обратился к ним с проповедью: «Судите сами, сильны ли боги ваши, когда они не могут защитить себя от огня? Боги ли они, когда так немощны, да и не имеют не только смысла, но и слуха и зрения? И от меня, слабого, не сумело защитить себя ваше божество. Не таковы же ли и все другие боги ваши? Не таков Бог Христианский. Он видит все, все знает и Всемогущ, ибо создал весь мир и о всем промышляет. И как Он благ, особенно к знающим Его! Я желаю вам добра, проповедуя вам Истинного Бога. Он будет любить вас, будет благотворить вам, когда станете чтить Его искренне».⁶⁰ На месте «прокудливой березы» святой Стефан построил храм в честь Архангела Михаила, низложителя духов тьмы, а пень от этой березы служил алтарем. Некрещеные пермяне приходили к храму вместе с принявшими христианство «не молитвы ради, но видети хотяше красоты здания церковного».⁶¹ Любуясь церковью, они слушали проповеди Стефана и постепенно тоже проникались христианским духом.

Как-то раз Стефан сжег и сравнял с землей очередную кумирницу – деревянное строение, в котором помещался идол. Никого при этом не было, но Стефан, «сотворив победу, не отбежал от места того»,⁶² а сел и стал ждать, когда появятся язычники, «грядущие против него». Язычники явились, вооруженные топорами и кольями, и набросились на Стефана, но тот смог их успокоить разумными речами и даже произнес проповедь.

Из всех пермских языческих жрецов особым авторитетом у пермян пользовался волхв по имени Пам. Пермяне называли его своим учителем и считали, что его волхованием «управляется Пермская земля». Пам, «ненавидя веру христианскую», оказывал сильное противодействие Стефану, запрещал пермянам креститься, а уже окрестившихся убеждал снова вернуться к языческой вере. Окончательный перелом в зырянах произошел после того, как святой Стефан посрамил их главного жреца Пама, который восстал против распространения святой веры. Жрец вступил в спор со святым Стефаном. «У вас, христиан, – говорил Пам, – один Бог, а у нас много помощников и на суше, и на воде, подающих нам счастливую ловлю в лесах и ее избытками снабжающих Москву, орду и дальние страны; они сообщают нам в волхвовании тайны, недоступные вам».⁶³ Святой Стефан отвечал, что Истинный Бог – один; Всемогущество – одно, а бессилие богов-идолов очевидно по опыту. После долгих споров жрец Пам в оправдание своей веры вызвался пройти сквозь огонь и воду и того же потребовал от святого Стефана. «Я не повелеваю стихиями, – смиренно отвечал святой Стефан, – но Христианский Бог велик: иду с тобой».⁶⁴ Пам затрепетал и молил избавить его от верной смерти. «Вы свидетели, – сказал святой Стефан собравшемуся народу, – сам он потребовал решить спор о вере огнем и водой и однако не хочет креститься. За кого считать теперь Пама? Что с ним делать?» «Обманщика предать смерти, – ответил народ, – если отпустить Пама, он наделает тебе пакостей». «Нет, – ответил святой, – Христос меня послал не предавать кого-либо смерти, а учить. Пам не хочет принять спасительной веры, пусть его упорство накажет его, но не я».⁶⁵ Пам был выгнан. В благодарность Господу за победу над главой язычников, святой Стефан построил на Вишере храм в честь Святителя Николая. После этого проповедь святого о Христе стала идти все успешнее.

Стефан проявлял себя не только как просветитель, но и как настоящий отец вверенного ему в управление народа коми и огромной территории Перми Вычегодской. Когда жители Вятки совершили грабительский набег на пермян, Стефан организовал отпор. Во время голода он хлопотал о доставке хлеба из Вологды. Ездил в Новгород увещевать новгородских старейшин, чтобы они не разрешали своим ушкуйникам бесчинствовать на Пермской земле. Во время неурожая святитель снабжал зырян хлебом, много раз избавлял их от насилия и взяток тиунов, облегчал им подати, защищал от нападений других племен, ходатайствуя за них в Москве. Плодом его подвигов и добродетелей стало обращение всей обширной Пермской земли к христианству. Это великое дело было совершено силой веры и христианской любви. Жизнь святителя – это победа веры над неверием, любви и кротости над злобой и нечестием.

Характерно, что в житии Стефана Пермского совершенно отсутствуют какие-либо чудесные явления. Его святость проявлялась не в чудесах, а в самой его подвижнической жизни.

Единственное чудо, связанное с именем Стефана, произошло в 1390 году. Описание этого чуда содержится не в житии Стефана, а в житии Сергия Радонежского. По делам церкви Стефану время от времени приходилось ездить в Москву. Обычно по пути он заезжал в Троице-Сергиеву Лавру к Сергию Радонежскому, с которым был в дружеских отношениях. Святитель Стефан горячо любил Радонежского подвижника и очень желал повидаться с ним на пути из Пермской земли, но не мог исполнить этого из-за недостатка времени. Находясь в 10 верстах от монастыря преподобного Сергия, святитель Стефан, помолившись, обратился в сторону обители и с поклоном произнес: «Мир тебе, духовный брате!».⁶⁶ Преподобный Сергий, который сидел вместе с братией за трапезой, встал, помолился и, поклонившись в ту сторону, где проезжал святитель, ответил: «Радуйся и ты, пастырю стада Христова, и мир Божий да пребывает с тобой!»⁶⁷ Ученики Сергия удивились. Он объяснил им причину своего поступка, указав место, где сейчас находится Стефан. Несколько недоверчивых учеников побежали туда, нагнали Стефана и убедились, что все было так, как сказал Сергий. Впоследствии на этом месте был поставлен крест, разрушенный при советской власти.

О глубокой духовной связи святителя Стефана Пермского и преподобного Сергия Радонежского свидетельствует и ныне особая повседневная молитва к ним на братской трапезе.

В 1383 году, почти через 4 года после начала своей уникальной миссионерской деятельности, Стефан отправляется в Москву, чтобы получить разрешение на создание зырянского епископства. В этом же году, учитывая его огромные заслуги перед государством и церковью, великий князь московский Дмитрий Донской по согласию Собора русских архипастырей назначил Стефана епископом Пермским. Зимой этого же года во Владимире – столице Андрея Боголюбского – митрополитом Пименом была совершена епископская хиротония Стефана Пермского. Как любвеобильный отец он неустанно заботился о своей пастве. Для утверждения в вере новообращенных святитель Стефан при храмах открывал училища, где Священные книги изучались на пермском языке. Святитель присматривался к учащимся, учитывал их способности с тем, чтобы из них ставить священников и диаконов. Некоторых учеников святитель Стефан научил писать по-пермски. Он строил церкви, в которых ставил священников из зырян, ввел богослужение на зырянском языке.

Кроме устройства церквей, святитель Стефан основал для зырян и несколько монастырей: Спасскую Ульяновскую пустынь в 165 верстах от Усть-Сысольска, Стефановскую – в 60 верстах от Усть-Сысольска, Усть-Вымскую Архангельскую и Яренгскую Архангельскую.

Стефан Пермский еще известен и как талантливый иконописец. Икона «Зырянская Троица» (приб. 1395 год) была написана им в то время, когда в календаре Русской Церкви еще не было праздника Троицы. Андрей Рублев написал свою знаменитую Троицу в 1420-х и, как считается, по тем новым канонам, которые использовал Стефан. Сюжет иконы построен на 18 главе книги Бытия, где описывается, как Бог в виде трех ангелов явился праотцу Аврааму и его жене Сарре у мамврийского дуба. Эти три ангела и есть три неразрывных Ипостаси Единого Истинного Бога – Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой. «Зырянская Троица» позволила современникам Стефана в XIV веке и нам сегодня с большим пониманием взглянуть в тайну мироздания.

Промыслом Божиим Стефану Пермскому открылась тайна Троицы и, желая донести ее до разума крещенным им зырян, он поименовал богов-ангелов на своей «Зырянской Троице»: в центре Ай (Отец), справа Пи (Сын), слева Кытлос (Дух Святой). Так он показал, что Бог есть и Ай, и Пи, и Кытлос – Святая Троица неразделимая ни в чем. «Зырянская Троица» до сих пор остается единственной в мире православной иконой, где обозначено КТО есть КТО из богов-ангелов. Более того, люди и боги, изображенные на ней, имеют русские и зырянские лица, что явилось дерзким отступлением от строгих канонов написания «Троицы».

Позже, некоторыми церковными деятелями предпринимались попытки «приблизить» икону к канону, в частности, были загрунтованы зырянские надписи над богами, но потеряв смысл, вложенный Стефаном, икона отторгла «поновление»: «плача, она смывала слезами грунтовку над зырянскими словами Ай, Пи, Кытлос».

Еще при жизни Стефан Пермский учил, что народы, уверовавшие в Единого Истинного Бога, равны между собой и нет среди них избранного – все одинаково Им любимы и одинаково Ему дороги, независимо от национальности, языка, уровня развития. Ныне «Зырянская Троица» хранится в Вологодском областном музее.

В начале 1396 года, по приглашению митрополита Московского болгарина Киприана (которого Дмитрий Донской при жизни, вопреки воле Константинополя, удалил из Москвы) Стефан с нехорошим предчувствием вновь отправился в Москву, где неожиданно заболел и 9 мая умер. Некоторые историки не исключают версию о том, что его отравили. Дело его жизни – создание национальной зырянской церкви было предано забвению, а последующие епископы уже вели службы только на русском языке. Только в настоящее время в Республике Коми официально возобновляется использование коми языка в богослужебной практике.

По приказу Василия I – сына Дмитрия Донского – епископ Стефан был похоронен в Московском Кремле в соборе Спаса на Бору – великокняжеской усыпальнице Рюриковичей, где покоились только представители этого знатного рода. Такое исключение, сделанное для простолюдина Стефана, еще раз подтверждает, насколько он был почитаем и любим великими князьями, высоко ценившими его вклад в бескровное присоединение новых земель к русскому государству.

Горько оплакивали зыряне кончину своего апостола. Они усиленно упрашивали Московского князя и митрополита отпустить в Пермь тело их наставника, но Москва не хотела расстаться с останками великого святителя.

Прославление святителя Стефана началось еще в начале XV века. Житие было написано вскоре после смерти святителя в 1472 году. Службу ему составил иеромонах Пахомий Серб с иеромонахом Епифанием Премудрым, учеником преподобного Сергия Радонежского, который хорошо знал святителя и любил с ним беседовать.

Жизнь Стефана не отмечена чудесами, исцелениями и т. п. Она сама стала чудом, примером миротворения «разумом книжным» и свидетельством торжества в человеке его высшего начала – света Христа, который, просвещает всех.

Святитель Варсонофий, епископ Тверской, Казанский чудотворец, родился около 1495 года в городе Серпухове в семье священника. При крещении младенец получил имя Иоанн, по другим источникам – Василий. Отличаясь трудолюбием и понятливостью, отрок легко овладел грамотой, освоил чтение Псалтири и церковное пение настолько, что мог не только сам читать и петь, но помогать другим.

В 1512 году крымские татары под предводительством Ахмат Гирея и Бурнат Гирея ходили в поход на Рязань, но, «не успев ничтоже во взятии града Рязани», прошли быстрым и неожиданным опустошительным походом по берегам Оки. В числе многих и Иоанн, которому было тогда 17 лет, был уведен в плен. Горько было положение пленника, но молитва и богомыслие облегчали его скорбь и доставляли сердцу такое утешение, какого не чувствовал он в родительском доме. В нем росла любовь к Богу, а с нею и преданность святой воле Его. В таком расположении души молодой Иоанн работал со всем усердием и обучался безответному послушанию, терпению и незлобию. Пост, поначалу невольный, обратился в дело его доброго произволения. Утомительные работы невольника занимали у него все время дня, и только ночь он посвящал молитве, которая стала потребностью его души. Уповая на Господа, будущий святитель молился и пел приходившие на память псалмы, жил, как живет послушник в монастыре, неприметно навыкая послушанию, незлобию и терпению. Спал Иоанн совсем мало, к еде почти не притрагивался, отличался усердием и кротостью, трудился без прекословия и потому расположил к себе ожесточенные сердца иноверцев, которые, невольно признав его достоинства, стали обращаться с ним мягче и снисходительнее, нежели с другими. Постепенно, благодаря незаурядным способностям, он овладел разговорным татарским языком до такой степени, что по прошествии двух лет мог не только хорошо говорить, но и писать по-татарски. Плен продолжался три года. Священник Василий выкупил своего сына Иоанна из татарской неволи, с большим трудом собрав необходимую сумму.

Блаженный Иоанн возвратился домой, однако сердце его охладело навсегда к непостоянным земным радостям. Согласно непоколебимому решению, созревшему в душе юноши еще в плену, он поехал в Москву, где в Спасском-Андрониковом монастыре принял иноческое пострижение, дав Богу обеты девства, послушания и нестяжания. Три года плена заменили для него послушнический искус. Отрекаясь от мира, монах умирает для него, потому и нарекается ему новое имя. Новопостриженного инока нарекли Варсонофием. Строгой и богоугодной жизнью инок Варсонофий преуспевал в подвигах добродетели и молитвы. В Андрониковом монастыре бывал наездами святитель Акакий, епископ Тверской (1522–1567), младший брат преподобного Иосифа Волоцкого и постриженик Иосифо-Волоколамского монастыря, архипастырь добрый и благочестивый, удостоенный от Бога дара прозорливости. Он неоднократно предсказывал преподобному Варсонофию, бывшему еще в сане иеродиакона (как вспоминал впоследствии сам святитель Варсонофий), что именно он станет некогда преемником святителя Акакия на Тверской кафедре.

О добродетельной и благочестивой жизни преподобного Варсонофия стало известно митрополиту Московскому Макарию, который возвел святого Варсонофия в сан игумена Николо-Пешношской Мефодиевой пустыни, основанной в 1361 году преподобным Мефодием (память 14/27 июня) – учеником преподобного Сергия Радонежского – в 25 верстах от Дмитрова (на правом берегу реки Яхромы, при впадении в нее реки Пешноши, в лесной глуши). В старину пустынь эта именовалась «Никола на Песнуше».

В 1553 году в паломничестве (в благодарность за чудесное избавление от смерти), на пути в Кирилло-Белозерский монастырь, Пешношскую обитель посетил царь Иоанн Грозный с семейством. Он обратил внимание на опытного наставника иноческой жизни, побывавшего в плену и сведущего в татарском языке и нравах. Поэтому, когда в 1555 году в Казани открывали новую епархию, из Пешношской обители туда были направлены святой Варсонофий в сане архимандрита и святитель Гурий, первый архиепископ Казанский, для основания там монастыря. 26 мая 1555 года первосвятители Казани торжественно отправились в путь.

В воскресенье, 27 июля 1555 года, святитель Гурий с игуменом Пешношским Варсонофием и игуменом Успенского Старицкого монастыря Германом прибыли в Казань. С крестами и хоругвями были встречены они в казанском Благовещенском соборе местным духовенством и населением. Вместе со святым Варсонофием в Казань прибыли иноки, постриженики Пешноши: Тихон, Феодорит, Иов, Андроник, Сильвестр, а также инок Андроникова монастыря Симеон. Уже в следующем 1556 году преподобный Варсонофий исполнил возложенное на него поручение и устроил Преображенский монастырь в Казанском Кремле. Им был освящен первый каменный теплый храм в монастыре во имя святителя Николая Ратного, а впоследствии и главный храм в честь Преображения Господня.

В уставе монастыря, написанном самим архимандритом Варсонофием, он называет себя в приписке «многогрешным чернецом, что был игуменом на Песноши». Тайно от всех он продолжал носить вериги для изнурения плоти. Монастырь в скором времени сделался средоточием духовной жизни бывшей татарской столицы. Через несколько лет число иноков в нем доходило до ста человек. По воле святителя Гурия, к которому он сохранял полное послушание и сыновнюю любовь, ревностно занимался обращением магометан к христианской вере. Знание татарского языка позволяло ему входить в близкое сношение с татарами, а основательное знание учения Магомета, при глубоком уме святителя Варсонофия, делало неотразимыми его обличения магометанства. Умение лечить болезни привлекало к нему больных всякого рода, тогда как болезнь сама располагает душу для всего лучшего и, следовательно, для принятия христианского учения. 2 декабря 1563 года святой Варсонофий принял постриг в великую схиму, а 4 декабря предал погребению своего ближайшего друга и наставника святителя Гурия, архиепископа Казанского (память 4/17 декабря). По смерти епископа Тверского Акакия († 1567) святитель Филипп, митрополит Московский, вызвал святого Варсонофия в Москву и возвел его в сан епископа Тверского.

Истинным светильником был святитель Варсонофий для своей паствы, не одними словами, но всем своим существом указуя спасительный путь Христов. Несмотря на высокий святительский сан, он продолжал быть смиренным подвижником, каким был он в Пешношской обители и в Казани. Ночи он проводил в молитве, дни в трудах и заботах, отдыхая, шил клобуки и дарил инокам и епископам, непрестанной молитвой усердно врачевал телесные и душевные болезни обращавшихся к нему.

В тяжелое время Господь судил ему управлять тверской паствой. Начались тогда для Московского государства тяжкие испытания: царь Иоанн Грозный, мудро и благочестиво правивший Московским государством, стал ужасом и бичом для своих подданных, насаждая опричнину. Тверь не принадлежала опричнине и потому не пользовалась благосклонностью царя. С ужасом и негодованием видел святитель Варсонофий, как его друг Герман, архиепископ Казанский (память 6/19 ноября), некогда пользовавшийся уважением царя, был вызван из Казани в Москву для возведения в сан митрополита. Однако после того как напомнил царю тихими и кроткими словами, что тот даст ответ на суде Божием за свои жестокости, был изгнан и умер в заточении. Много страшных событий прошло перед очами святителя Варсонофия за 4 года его архиерейского служения. Глубоко сокрушался о своей пастве святитель Варсонофий. Ощущая старческую немощь, он в 1571 году удалился на покой в основанную им в Казани обитель. Пять лет провел он в Преображенском монастыре на покое, в молитве и уединении, где принял великую схиму. Когда он не мог по немощи сам ходить в церковь, любящие ученики помогали ему посещать храм Божий, зная его любовь к богослужению. Скончался святитель Варсонофий 11 апреля 1576 года и был погребен в Преображенском монастыре архиепископом Казанским Тихоном.

В 1595 году по благословению святейшего патриарха Иова (1588–1607) был построен в этом монастыре новый храм в честь Преображения Господня. При строительстве храма были обретены мощи святителей Казанских Гурия и Варсонофия. Описание открытия мощей было сделано очевидцем, святителем Ермогеном (будущим патриархом), в то время Казанским архиепископом: «Когда же, 4 октября, дошли до гробов святых отцов, то пришли сказать об этом мне, смиренному. Принесши со всем освященным собором бескровную жертву Господу Богу и отпев панихиду, мы отправились в монастырь и, пришед на место, поклонились гробам преподобных отец Гурия и Варсонофия. Вскрыв гроб, мы увидали нечто совсем неожиданное: рака святого была полна благоуханного мира, мощи же святого Гурия носились, как губка, поверх мира; ни одна часть не была погружена. Нетлением одарил Бог честное и многотрудное тело его, как это видят все и ныне... Я, недостойный, многогрешною рукою коснулся святого тела, осязал ризы, в которых он был погребен, и они были весьма крепки. Попытался с силою потянуть и мантию его, и прочие погребальные одежды, и они казались крепче новых. В главах у преподобного Гурия лежал греческий клобук вязаный, который, по сказанию учеников святого Варсонофия, был сделан преподобным Варсонофием для Гурия и по смерти святителя положен недоконченным в возглавие гроба его. Мы соборне осмотрели этот клобук и, взяв прядь из него, едва могли перервать ее, потому что она была крепче новой. Мы перелили благоуханное миро в новый сосуд, и православные христиане, пользуясь тем миром, непрестанно получали исцеления. Потом мы открыли раку Варсонофия и увидали, что и его мощи почтены от Бога нетлением... в чем мы удостоверились, перелагая святые и чудотворные мощи обоих своими собственными руками с архимандритом Арсением из гробов в ковчеги. Дивясь неизреченному человеколюбию Божию, мы со слезами и кротостью пропели надгробные песни над преподобными отцами и поставили их поверх земли, дабы все приходящие видели их и, дивясь, слаславили Бога».⁶⁸

В «Иконописном подлиннике» дано описание образа святителя Варсонофия: «Подобием надсед, борода, как Гуриева (а борода свт. Гурия – как Василия $есарийского), на конец раздвоилася, риза святительская, омофор и Евангелие». Жизнеописание святителей Гурия и Варсонофия составлено было священномучеником патриархом Ермогеном (память 11 апреля и 4 октября по старому стилю).

Преподобный Трифон родился и получил воспитание в пределах Новгородских – в самом Новгороде или где-либо в области, о том не сохранилось письменного свидетельства. По устному преданию, он родился близ города Торжка, где и жили его благочестивые родители, принадлежавшие, вероятно, к духовному званию. Время рождения преподобного известно точно – 1495 год. С раннего детства святой отрок начал подражать богоугодной жизни своих родителей, был кроток и милостив. Если кто-нибудь звал его с собой в храм, то он с величайшей радостью стремился туда, всегда стараясь прийти туда первым. Однажды отрока сильно поразили слова, слышанные им в храме: «Пустынным живот блажен есть, Божественным рачением возкриляющимся»,⁶⁹ и он твердо решил удалиться в пустыню. Он стал часто уходить для молитвы в глухие, непроходимые места. И хотя родители старались удержать его дома, но отклонить от такого доброго намерения не могли, ибо огонь Божественной благодати ярко горел в юном подвижнике.

Однажды отрок был в пустыне, и вдруг ему раздался глас: «Я, милующий вас, вспомнил о тебе: ступай в землю пустынную, жаждущую, где не ходил еще никто и не обитал ни один человек». Великий страх объял Трифона, недоумевающего, чей это голос. «Я Иисус, – раздался глас вторично, – Которому ты служишь в пустыне сей». Трифон испугался еще более и сказал: «Владыко Господи, я человек малознающий и некнижный». Тогда опять послышался глас: «Не дерзай противоречить. Ступай, куда Я пошлю тебя, говори, что Я тебе повелю».⁷⁰

Вразумляемый Святым Духом, Трифон понял, что под именем земли пустынной и жаждущей разумеются язычники, жаждущие евангельского благовестил. Тогда он оставил место, где родился, и направился туда, куда ему указывал Господь. И пришел он на берег Северного Ледовитого океана, в Кольскую область, на реку Печенгу. Издавна земля эта входила в состав Новгородских земель, а после падения Новгорода (в 1478 году) перешла под власть великих князей московских. Здесь обитали лопари. Будущий преподобный начал странствовать по реке Печенге, не имея крова и пристанища, скитался по лесам и горам, среди каменных расселин и пропастей. Часто ему досаждали нечистые духи, стараясь помешать его трудам и подвигам духовным, но Трифон мужественно претерпевал все лишения и нападки бесов. Обливаясь слезами, он бросался на землю, молился и в сердечном умилении взывал к Создателю: «Любовь Твоя, Господи, да отженет от меня страх. Скажи мне, Господи, путь, на который наставит меня десница Твоя».⁷¹

Кроме Господа, не с кем было беседовать уединенному подвижнику. Вокруг него обитали лопари – народ, живший во мраке самого грубого язычества. Они почитали богами камни, утесы и горы, реки и озера, зверей и гадов, поклонялись грубо сделанным идолам и приносили им в жертву оленей. Лопари кочевали по гористым или болотистым местам, их бедные и грязные селения, состоящие из шалашей, далеко отстояли друг от друга, верст на сто или более.

Святой проповедник начал вступать с ними в беседы, желая просветить их истинной верой Христовой. Приняв вид торговца, преподобный сначала говорил с ними о предметах купли, а затем с Божией помощью начинал свою проповедь, обличая идолопоклонство, говорил о суетности их богов, а затем уже проповедовать им о Едином Боге, рассказывал о создании мира, о грехопадении, о том, как Единородный Сын Божий Своей крестной смертью искупил грехи всего мира, поведал им о славном Его воскресении и вознесении на небо. Своим словом он проповедовал о вечном Царствии, о блаженстве праведников и бесконечной муке грешников. Но лопари не желали внимать Божественному учению. Особенно же вооружились против святого волхвы, или колдуны лопарей, называемые ими «кебуны». Они вступали в споры с преподобным Трифоном, но, не имея возможности одолеть его словами, словно дикие звери, бросались на свя,трго, били, толкали его, крича, что он глумится над их богами и не чтит их. Они требовали, чтобы святой Трифон тотчас же оставил их пределы, грозили ему страшными мучениями и смертью.

Но Господь Бог всегда пребывал со Своим верным слугою, не раз избавляя его от рук врагов, которые старались убить его. Хранимый Божией благодатью, преподобный укрывался в горах или каменных расселинах, а иногда и невидимо проходил мимо своих врагов. Затем он появлялся снова и безбоязненно продолжал проповедь слова Божия дикому и грубому народу. Нередко лопари видели, как из уст преподобного, проповедующего слово Божие, исходил огонь. Тогда некоторые, внимая словам проповедника, стали принимать евангельское учение. И преподобный радовался тому, что подвергался ударам и поношению ради Господа.

Немало лет трудился преподобный Трифон, благовествуя истинную веру лопарям, жившим по реке Печенге и по реке Пазе. Но не было иерея, который бы мог крестить их, поэтому святой Трифон отправился в Новгород, взял у архипастыря Новгородского грамоту и получил от него благословение. Взял он с собой плотников и, возвратившись на Печенгу, приступил к постройке храма во имя Пресвятой и Живоначальной Троицы. Сам преподобный каждую ночь пребывал в молитве, а днем издалека носил на своих плечах бревна и тес для постройки церкви. Наконец церковь была построена, но неизвестно почему оставалась три года неосвященной.

Через три года преподобный прибыл в Кольскую волость, где русские обустроили поселение. Божиим Промыслом в Коле преподобный неожиданно встретил священноинока Илию, которого Новгородский архиепископ Макарий уже дважды посылал в части епархии, населенные инородцами-финнами, для того чтобы просвещать их светом евангельского благовестил. Особенно в те места, где христианство было проповедано ранее, где были крещеные, но снова отпавшие в язычество. Пригласив священноинока Илию с собою, блаженный Трифон возвратился на реку Печенгу, в то место, где стояла новопостроенная церковь во имя Живоначальной Троицы. Илия освятил церковь и крестил лопарей, и в то же самое время преподобный Трифон принял иноческое пострижение, которое совершил над ним священноинок Илия.

Слух о благочестивой жизни преподобного начал распространяться. К нему приходили из русских земель бельцы и иноки, желающие подвизаться под его руководством. Так образовалась обитель при церкви Живоначальной Троицы, и число подвизавшихся постоянно росло. Стало не хватать средств для жизни обители. И хотя новопросвещенные лопари и делали приношения преподобному, их было недостаточно для поддержания церковного благолепия и пропитания иноков.

Много трудностей пришлось перенести преподобному Трифону при устройстве обители в дикой земле. Однажды преподобный, замесив хлеб, вышел из своей кельи, а в это время туда вошел большой медведь. Опрокинув квашню, он стал пожирать приготовленное тесто. Возвратившись и увидев зверя, преподобный сказал: «Именем Господа Иисуса Христа повелеваю тебе: выйди из кельи и стань вот здесь смирно».⁷² Медведь тотчас исполнил приказание и покорно стал перед кельей. Преподобный взял большую палку и несколько раз стукнул зверя, говоря: «Во имя Иисуса Христа даю тебе удары за то, что ты сделал».⁷³ Затем он отпустил зверя, и с тех пор все было тихо в окрестностях монастыря, ни медведи, ни волки не нападали на монастырское стадо оленей. Такую силу Господь дает Своим угодникам, что даже и дикие звери повинуются им, как некогда повиновались праотцу нашему Адаму!

Однажды преподобный купил для монастырских нужд в городе Коле ручные жернова. Путь предстоял долгий и утомительный, до Печенгского монастыря было 150 верст, дорога проходила по болотам и по гористой местности. Но преподобный сам взял жернова и понес их в обитель на своих плечах. Увидев это, его ученики просили не утруждать себя напрасно, умоляли его, чтобы он передал им свою нелегкую ношу. «Братия, – ответствовал святой, – тяжкое бремя лежит на потомках Адама с рождения и до самой смерти. Нет, лучше мне повесить себе на шею мельничный камень, чем смущать братию своей праздностью».⁷⁴ Ученики дивились такому ответу, но еще более терпению святого. Всю дорогу преподобный Трифон нес на себе жернова, невзирая на тяжелый путь, к тому же он ничего не ел, так как путешествие происходило Великим постом.

Между тем, число иноков в Печенгской обители сильно возросло. Показывая пример смирения, преподобный не захотел принять на себя управление обителью, а поставил игуменом ученика своего Гурия. Тяжела была жизнь иноков в отдаленной и суровой земле. Недалеко от монастыря начиналось Студеное море, большую часть года покрытое льдом. Земли у монастыря было немного, да и та была камениста и малопригодна для земледелия. Зимою стояла великая стужа, летом снег сходил лишь на короткое время; нередко хлеб и овощи замерзали. Несколько лет подряд погибали от морозов все овощи и посевы, скудные монастырские запасы совершенно истощились, и братии грозила голодная смерть. Тогда преподобный, взяв с собою нескольких иноков, отправился к Новгороду и странствовал в этой области целых восемь лет, переходя из города в город, из одного селения в другое. Во время этих странствований ходил преподобный Трифон за милостыней и в Москву, где царевич Федор подарил ему свою верхнюю драгоценную одежду, сняв ее с себя. Призвав к себе одного из бояр, он сказал: «Ступай, отдай эту одежду иноку Трифону и скажи, что царевич посылает ее в дар ему; пусть он сделает из нее священную одежду для богослужения».⁷⁵ Преподобный Трифон с радостью принял драгоценную милостыню и возблагодарил Господа, вложившего благую мысль в сердце царевича.

Именем Христовым святой Трифон собирал милостыню и отсылал ее в монастырь на реке Печенге. Так кормил он своих духовных детей и спас их от неизбежной смерти. Много страждущих и болящих исцелил святой в Новгородских пределах и тем вознаграждал боголюбивых людей за их подаяния. По прошествие восьми лет с большой милостыней он возвратился в свою обитель, где с ликованием был встречен иноками и своей паствой, снова предавшись иноческим трудам.

Святой Трифон достиг глубокой старости: ему исполнилось 88 лет. Незадолго до своей кончины он впал в тяжкий недуг. Игумен Гурий и братия со слезами говорили ему: «Зачем ты, отче, оставляешь нас?». Святой утешал и ободрял их: «Не скорбите, чада мои, и не прерывайте добрый путь течения моего. Возложите все упование на Господа, ибо Он никогда не оставлял меня в бедах и несчастьях. Не оставит Он и вас, собранных во имя Его, только любите Его всей душой и всем сердцем. Чада мои, любите друг друга и твердо соблюдайте свои иноческие обеты. Уклоняйтесь от начальствования; вы знаете, как много мне лет: я всегда старался служить всем и никому никогда не отказывал, всегда у всех был в послушании. Не скорбите о том, что я оставляю вас: смерть для верующего христианина не страшна, она доставляет ему покой... Дети мои, не будем обременять души свои грехами, но станем стремиться к вечному свету. Не любите мира, ни того, что в мире, ибо сами вы знаете, что мир во зле лежит. Еще последнюю заповедь даю вам: когда душа моя покинет грешную плоть, погребите тело мое в пустыне, у церкви Успения Пресвятой Богородицы, куда я часто удалялся для богомыслия и молчания».⁷⁶

Так назидал в последний раз святой Трифон братию. Сподобившись причастия Христовых Тайн, болящий старец сел на своей рогожине. Силы уже совсем оставляли его. Вдруг игумен заметил, что преподобный прослезился. Видя это, он сказал блаженному: «Отче, что с тобой? Ведь сам ты запрещаешь нам скорбеть, ты говоришь, что с радостью идешь к сладкому Иисусу. Так почему же ты проливаешь слезы?». «Тяжкая напасть постигнет сию святую обитель, многие погибнут от острия меча. Но не смущайтесь, уповайте на Бога, Он может возобновить обитель».⁷⁷ Сказав это, святой лег, лицо его просияло дивным образом, и с улыбкой он предал Господу свою чистую душу. Блаженная кончина его последовала 15 декабря 1583 года. Иноки благоговейно погребли его честное тело в пустыне, где он сам указал место.

После своего отшествия ко Господу преподобный Трифон не покинул молящихся ему, часто оказывая скорую помощь призывающим его и с верою притекающим к его мощам. Вот какое чудо произошло вскоре после смерти святого: царь Феодор Иоаннович вел войну со Швецией и осадил один неприятельский город. Шведы коварным образом узнали, где стоят царские шатры, и ночью навели пушки на то место. Царь после воинских трудов почивал в своем шатре, и вдруг во сне пред ним предстал благообразный инок и сказал: «Встань, царь, и выйди из своего шатра, чтобы тебе не быть убитым». Царь же спросил его: «Кто ты, отче?». «Я Трифон, которому ты дал в милостыню одежду свою с намерением, чтобы твоя милостыня была раньше всех. За это Господь, обещавший спасение царям, говорит тебе: скорее встань с ложа и немедленно выйди из шатра».⁷⁸ Царь тотчас же пробудился и вышел из шатра. В это время шведы стали стрелять; одно ядро ударилось в царский шатер и пробило царское ложе. Государь, видя дивное покровительство святого Трифона, возрадовался и возблагодарил Господа за свое спасение. Немедленно он отправил посланцев в Печенгский монастырь разыскать святого: царь не знал, что преподобный уже скончался. С этого времени Феодор Иоаннович возымел еще большую веру и часто делал вклады и пожертвования в монастырь.

Много чудес совершалось в обители преподобного Трифона. Священноинок той обители Иона, по прозванию Сорокоум, должен был проезжать мимо могил убиенного Ионы и святого Трифона. А в обители было установлено правило: если кому-либо из братии случалось проезжать мимо того места, то он должен был совершить панихиду и благоговейно поклониться перед могилами. Инок же Иона дерзнул не только нарушить установление, но даже осмелился сесть на могилу. Не воздав должного поклонения, он отправился далее в путь, но, отъехав немного, вдруг впал в тяжкий недуг: паралич расслабил тело его, так что едва живым привезли его обратно в обитель. Тогда Иона сознал свой грех и перед всеми каялся в нем: «Бог наказал меня, братия, за грех мой: я не сотворил поминовения преподобному и даже сел на могилу праведного».⁷⁹ С великой верой молил он Бога и преподобного Трифона о прощении. На четвертый день ночью явились ему во сне два мужа: один благолепный и благообразный старец был облечен в монашеское одеяние, другой же был в фелони. Больной так испугался, что не мог произнести ни слова. Тогда тот, на котором была иерейская фелонь, сказал: «Отче мой, святый Трифоне, коснись болящего и исцели его». Другой старец же отвечал: «Ты, Иона, почтен саном иерейским, ты должен коснуться, ибо болящий сел на твою могилу». «Нет, отче Трифоне, – говорил первый старец. – Ты первоначальник в сей стране и мой учитель, я же – твой раб и ученик». Преподобный Трифон ответил: «Если ты именуешь меня своим учителем, то тебе подобает исполнить мое повеление». Тогда старец, облеченный в фелонь, осенил болящего крестным знамением и перстом коснулся его со словами: «Во имя Пресвятой Троицы и молитвами преподобного Трифона будь здрав и никогда не нарушай правил, которые установлены были в обители первыми отцами».⁸⁰ Пробудившись, больной почувствовал себя здоровым и, видя свет, который сопровождал удалявшихся преподобных, быстро поднялся с постели и побежал вслед за этим светом. Другие иноки, видя его неожиданное и скорое исцеление, прославили Пресвятую Троицу и преподобного Трифона.

Житель Колы Иларион Грохотов, ловя на море рыбу, разорвал себе глаз удилищем. Все лицо его опухло, глаз закрылся, и от нестерпимой боли Илариону казалось, что он умирает. Товарищи повезли его в Колу. Когда плыли по Кольскому заливу, больной начал громко молить преподобного Трифона об исцелении, обещаясь до кончины своей работать в его обители. Вдруг он спросил товарищей: «Видите ли вы, от города идет к нам судно. На нем сидят молниеносные иноки». Товарищи отвечали ему, что никого не видят. Вдруг больной вскричал: «Прозрел, вижу!»⁸¹ – и начал рассказывать товарищам, как один из монахов, которого он видел на той лодке, подошел к нему, коснулся его глаза краем своей одежды и исцелил его. Все дивились такому чуду, а исцеленный проработал до самого окончания своей жизни на монастырских рыбных ловлях.

Инок из обители Кадалажской, по имени Иоасаф Майков, трудился в Старо-Печенегской обители, но, забыв обеты иноческие, впал в нетрезвую жизнь. Тогда явился Иоасафу преподобный Трифон и грозно сказал ему: «Недостойный инок, так ли ты обещался работать Господу?».⁸² Иоасаф в ужасе упал на землю и почувствовал, будто на него надели тяжелые оковы. Целую неделю пребывал Иоасаф в оковах, и снова явился ему преподобный, запретил грешить и разрешил его от оков.

Много и других чудес на суше и на море совершилось по молитвам преподобного Трифона и совершается доныне. Память преподобного Трифона Печенгского установлено праздновать местно, 15/28 декабря.

Уроженец Ростова, Феодорит ушел из дома своих родителей в Соловецкий монастырь, и уже через год, 14-ти лет, приняв пострижение, был поручен на послушание престарелому и весьма мудрому пресвитеру Зосиме.⁸³ Феодорит прослужил при обители пятнадцать лет и, навыкнув всякой духовной мудрости, укрепился в подвигах добродетели. Тогда он был рукоположен Новгородским архиепископом в иеродиакона и, пробыв один год у своего старца, испросил у него дозволение посетить другие монастыри. Прежде всего он направил свой путь к преподобному Александру Свирскому, который принял его любезно, назвав при встрече по имени. Потом, обойдя другие монастыри, поселился в Кирилло-Белоезерском, где нашел старца Сергия и других святых мужей. Пробыв года два в Кирилловской обители, он углубился в пустыни, окружающие этот монастырь, и здесь нашел Порфирия, бывшего игумена Сергиева монастыря, Артемия, Иоасафа и других пустынников высокой жизни, уже состарившихся в иноческих подвигах. Феодорит, прожив здесь около четырех лет, получил от своего соловецкого наставника письмо, в котором он, предчувствуя кончину, призывал своего ученика к себе. Ни отдаленность расстояния, ни трудности пути не удержали Феодорита: он поспешил к своему учителю, чтобы обнять многолетнего старца, облобызать его священные седины, и с год служил ему в его немощах и недугах до блаженной его кончины. После этого Феодорит решился принять на себя подвиг апостольский: он отправился на устье Колы, в землю диких лопарей. С языком их он успел познакомиться в Соловецком монастыре, потому что, по свидетельству жития преподобных Зосимы и Савватия, многие соседние инородцы, ижора, чудь, лопье, каяне и мурмане, приходили в обитель преподобных и, принимая св. крещение, делались монахами.

Лопари были самые грубые идолопоклонники, кланялись истуканам, боготворили ночных нетопырей, гадов и разных пресмыкающихся, ели нечистое и скверное, не знали жизни городской и селениями, а жили отдельными семьями. Но это были простые сердца, среди которых семя слова Божия могло принести добрые плоды. Феодорит перевел некоторые славянские молитвы на язык лопарей и обучил их истинам веры. Двадцать лет Феодорит трудился в этом святом деле, а помощником ему в христианском просвещении лопарей был старец Митрофан.

В Новгороде он был рукоположен в иеромонаха, несколько времени был духовником митрополита и, возвратившись к лопарям, основал там монастырь, который, впрочем, принужден был вскоре оставить из-за ненависти иноков, не желавших жить по строгим правилам его устава. Между лопарями он оставил уже две тысячи крещеных. Удалившись в Новгородскую область, он около двух лет был игуменом одного монастыря, и потом, вызванный в Москву, поставлен архимандритом Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря. В сане архимандрита Феодорит пять лет, до 1554 года, был настоятелем в Суздальской Спасо-Евфимиевой обители, но, по клевете еретиков, подвергся двухлетнему заточению в Кирилло-Белоезерском монастыре. Освобожденный из заточения, он несколько времени жил в Ярославском монастыре, откуда был вызван в Москву и в 1558 году отправлен царем Иоанном Васильевичем Грозным в Царьград с вопросом к патриарху о короновании. Возвратившись из Греции, Феодорит принес царю ответное послание патриарха, и за эту услугу ему была назначена награда, состоящая из 300 сребренников и собольей шубы, крытой аксамитом (парчою). Но нелюбостяжательный Феодорит пожелал принять только 25 сребренников, а когда царь прислал ему и шубу, то он продал шубу, деньги раздал бедным, а сам удалился на покой в Прилуцкий монастырь в Вологодской губернии. Отсюда он два раза посещал просвещенных им лопарей и наконец после многотрудных подвигов и скорбей мирно почил на месте своего пострижения в Соловецком монастыре и был погребен близ южной стены Преображенского собора. Над могилой его доныне сохранилась белая плита с следующею надписью: «Лета 7079 (1571) августа 17 дня преставися раб Божий священноархимандрит Суздальский Евфимиева монастыря священноинок Феодорит, Соловецкий постриженик».

Вот как повествует о преподобном Феодорите князь А. М. Курбский в «Истории о великом князе Московском»: Феодорит по смерти своего наставника Зосимы «отходит в далечайшую пустыню, в язык глубоких варваров, лопарей диких, пловуще великою Колою рекою, яже впадает своим устьем в Ледовитое море». Спустя несколько месяцев он встречает там другого пустынника, «памятямися, – пишет он, – Митрофан бе имя ему», с которым живет в течение «аки двадцать лет»; затем оба идут в Великий Новгород, где Феодорит получает от архиепископа Макария сан пресвитера, делается его духовником, совершает много благочестивых дел и «паки по дву летех потом», с богатыми дарами, возвращается с некоторыми другими в пустыню и «тамо на устию предреченные Колы реки созидает монастырь и в нем поставляет церковь во имя пребезначальные Троицы; собирает там среду мнишескую» и вводит в монастыре строгое общежитие. «Потом приходящих к нему оных глубоких варваров наказует помалу и нудит на веру Христову, понеже искусен уже был языку их; произволивших же некоторых оглашает к пути спасенному и потом присвещает святым крещением... последи множества от них мнишеское житие возлюбили... понеже, науча их писанию, и молитвы некоторые привел им от словенска в их язык».⁸⁴

Церковь причислила преподобного Феодорита Соловецкого к лику блаженных (память 17 августа по старому стилю).

В списке лиц, занимавших кафедру Рязанской епархии, преосвященный Мисаил по важности своих заслуг перед Русской Православной Церковью и Отечеством должен быть поставлен на одно из важных мест. Этот архипастырь трудился на пользу Церкви и Отечества с ревностью Патриарха Никона, горел пламенной ревностью к святой вере и Церкви Христовой. Важным подвигом его служения было распространение святой веры среди язычников. Он крестил несколько тысяч мордвы и татар в пределах Рязанской земли. Ревность к вере и любовь к ближним преосвященный Мисаил простер до того, что положил за них жизнь свою и сделался мучеником за веру.

Святой священномученик Мисаил, архиепископ Рязанский и Муромский, родился в первой четверти XVII века в селе Грузине Новгородской губернии. Село принадлежало Деревяницкому монастырю. Точный год рождения, сведения о происхождении и родителях святителя неизвестны. Неведомо нам и о жизни его до поступления в Воскресенский Деревяницкий монастырь, где строгий инок ревностью своей к делу спасения обратил на себя внимание священноначалия и братии и был рукоположен во иеромонаха. Митрополит Новгородский Никон (позже Патриарх Московский и всея Руси), прослышав о благочестии отца Мисаила, вызвал его из обители и сделал ризничим своего архиерейского дома. Здесь иеромонах Мисаил еще более стал подвизаться в подвигах иноческого доброделания: изучил правила и образ деятельности своего иерарха на поприще общественного служения, сам приобрел пламенную ревность к Святой Церкви и Отечеству. Митрополит часто беседовал с ним и, хорошо зная его способности, готовил к высокому служению Русской Церкви.

В 1651 году в Рязани скончался архиепископ Рязанский и Муромский Моисей на его место следовало избрать достойного иерарха. Митрополит Никон предложил государю Алексею Михайловичу и Собору святителей своего ризничего иеромонаха Мисаила. Собор святителей дал свое согласие, и государь утвердил избрание нового архиерея.

13 апреля (по старому стилю) 1651 года в присутствии государя Алексея Михайловича Московским Патриархом Иосифом иеромонах Мисаил был рукоположен в епископа с возведением в сан архиепископа Рязанского и Муромского. Состоялось торжество в Успенском соборе Московского Кремля. Впоследствии государь уважал и искренне полюбил преосвященного Мисаила, и когда владыка Мисаил пребывал в Москве, часто с ним беседовал и советовался по вопросам государственной важности. А в 1653 году государь пожаловал святителю Мисаилу как награду архиерейскую митру, взятую по благословению Патриарха Никона, вставшего во главе Церкви в 1652 году, из патриаршей ризницы.

Получив 5 мая грамоту о назначении в Рязанский край, владыка Мисаил 13 мая прибыл в Переяславль Рязанский и с радостью был встречен жителями города.

То было время суеверий и оставшихся от язычества обычаев. И потому немедленно по прибытии в Рязань новый архиепископ, узнав о таком положении дел в епархии, разослал по городам и селениям грамоту, в которой говорилось обо всех замеченных им беспорядках и нарушениях правил церковных: «Игумены, дети смирения нашего, не держите у себя по монастырям в погребах, ледниках, кельях ни вина, ни пива, ни медов хмельных. Прикажите строго в вотчинах монастырских служителям и крестьянам, чтобы не курили вина к праздникам, не варили пьяного пива и браги и не готовили хмельных медов... И вы, соборные, городские, посадские и уездные священники и диаконы, также не держите в своих домах вина и пива, браги и всякого хмельного питья. Не ходите по кабакам, не пейте и в других местах.

Церкви Божии не должны оставаться у вас без пения никогда. Учите своих детей духовных и прихожан страху Божию и запрещайте ходить в кабаки, равно и в домах держать вино, пиво и всякое хмельное питье... Объявите всем в шацкой и кадомской десятинах, чтобы вперед праздники между Рождеством Христовым и Крещением, Рождество Иоанна Предтечи, Петров день проводили без вражьей мечты и игр, не ставили бы качелей и не творили бы смуту в мире».⁸⁵

Чтобы искоренить языческие празднества, архиепископ Мисаил предписывал игуменам и всем священникам отвращать людей от языческих празднеств и обрядов. Это предписание архиерей неоднократно повторял всему духовенству. Чтобы рассеять мрак невежества, он старался, насколько в то время было возможно, поставлять в храмы просвещенное духовенство и через него воздействовать на прихожан и окрестных жителей. И потому строго предписывал церковным старостам, чтобы лица, рекомендуемые ими для рукоположения в священнический сан, были добрыми, благочестивыми и грамотными. Вдовые же священники и диаконы, вступившие во второй брак, были запрещены в священнослужении. Запрещены и отрешены были от своих мест священники, увлекавшиеся спиртными напитками.

Наоборот, достойных священнослужителей владыка представлял к награде. Так, архимандрит Спасского монастыря Боголеп и архимандрит Солотчинского монастыря Сергий были награждены правом служения в митрах.

Много потрудился преосвященный Мисаил по упорядочению церковного богослужения. В то время в храмах утвердился обычай многоголосия. Так, канон читали одновременно три чтеца. Если первый чтец читал первую песнь, то второй читал одновременно уже третью. Ектении и возгласы произносились во время пения тропарей и стихир. Ревностный архипастырь стремился искоренить такой беспорядок, под строгую ответственность предписывая духовенству «петь и говорить в церквах Божиих единогласно».⁸⁶

После смерти Патриарха Иосифа († 1652) на патриарший престол был избран митрополит Никон. Сделавшись Патриархом, он сразу же приступил к начатому еще до него исправлению новопечатных церковно-служебных книг. Но это великое дело встретило в русском обществе сильное сопротивление. Стали распространяться слухи, что этим исправлением извращается старая вера, искореняются старые обряды, вводится новая вера, не православная. Раскол вспыхивал не только в Москве, но и в других городах, в частности в Муроме, где на сторону раскола перешел протоиерей соборной церкви Лонгин, бывший прежде справщиком книг в Москве при Патриархе Иосифе.

Благодаря усилиям ревностного архипастыря Мисаила раскол в Муроме был погашен. Но важнейшим подвигом святителя стало распространение православной веры среди язычников, крещение нескольких тысяч мордвы и татар. Апостольские труды его в великом деле обращения неверных к Христу начались в 1654 году. В том же году по просьбе преосвященного Мисаила государь Алексей Михайлович издал указ, а Патриарх Никон благословил владыку ехать в Касимов, Кадом, Шацк, Тамбов и их уезды крестить мордву и татар. И благочестивый Мисаил с усердием и любовью принял благословение на святое дело евангельской проповеди.

Зимой 1654 года святитель Мисаил отправился в Касимов и Касимовский уезд. Кроме многочисленных жителей Господь благословил владыку крестить здесь двух татарских царевичей с семьями.

Из Касимовского уезда преосвященный Мисаил отправился в Кадомский и Шацкий уезды. Остановился он в государевом селе Конобееве, что в 15 верстах от Шацка. По распоряжению владыки в это же село прибыли игумены и священники из Шацка, Чернеева и других монастырей. Грамотой, разосланной от имени государя по мордовским и татарским селам, преосвященный Мисаил велел жителям явиться в село Конобеево для принятия святого крещения, а сам, сопровождаемый духовенством, в походной мантии с крестом и образом Спасителя отправился в село Ялтуново и в деревни Устье и Ямбирно. В этих местах проповедь преосвященного Мисаила имела успех: в одном селе крестились все 315 жителей. Но жители Ининой слободы, куда тоже была послана грамота, не явились в Конобеево, и через посланных передали, что отказываются принимать Христову веру. Тогда ревностный архиерей сам отправился туда, чтобы убедить народ принять христианство.

Однако язычники встретили архиепископа по дороге к слободе. Было их человек 200: все на лыжах, с кольями, рогатинами и топорами. Мордва не прислушалась к убеждениям святителя.

В то время, когда преосвященный Мисаил проповедовал в Шацком уезде, приходили к нему многие промышленники, бывшие в разных местах на промысле, и извещали, что мордва, живущая в верховьях рек Цны и Вороны, желает принять христианскую веру и креститься. Преосвященный Мисаил отправился в Тамбовский уезд. Здесь он, переходя из одного селения в другое, проповедовал и увещевал местных жителей. И Господь благословил святую ревность святителя: им было крещено весьма много мордвы. Всего же милостью Божией владыка в первое свое путешествие приобрел Церкви Христовой 4200 чад из мордвы.

26 февраля (по старому стилю) 1656 года он во второй раз отправился проповедовать, но мордва воспротивилась более прежнего. Архиепископ сообщил об этом в Москву Государю, прося царской властью содействовать успеху проповеди. Государь не замедлил с царской грамотой, вместе с которой прислал думного дворянина Матюшкина. На этот раз крестилось много мордвы и татар. Святитель радовался и славил Бога.

Некоторое время спустя святитель вновь отправился в те же места и вновь встретил сопротивление. Он снова написал Государю. В ожидании ответа, преосвященный Мисаил остановился в селе Березове, где пребывал четыре недели. Царь повелел преосвященному Мисаилу для безопасности взять с собой из Конобеева государевых людей и с ними отправиться для обращения неверных. В сопровождении архимандрита Чернеева монастыря Василия и священников архиепископ с указом выехал из Березова в Ямбирно. Он не знал, что при въезде в деревню Ямбирно собрались более 500 человек с ружьями, луками, дубинами, а другие залегли в избах и клетях. Когда архиерейский конюший боярский сын Акиндин Бахолдин и другие сопровождавшие архиерея люди въехали в околицу, язычники приготовились к сопротивлению. Бесстрашный святитель сам решил поехать вперед, побеседовать с ними и объявить им царский указ о крещении. Увидев его, язычники выскочили из изб, разогнали его служителей и стали стрелять в святителя, а некоторые хотели заколоть его копьем, но Бахолдин не подпустил их к владыке.

Хоть и ясно сознавая опасность положения, преосвященный Мисаил не повернул назад. Скорбя об ослеплении и ожесточении язычников и ревнуя о спасении их душ, он забыл о своей безопасности. Твердостью и присутствием духа он надеялся вразумить их и победить их упорство и ожесточение, но напрасно.

В то время, когда Бахолдин избавил святителя от одной смерти, ему готовилась уже другая: в него выстрелил из лука один мордвин. Стрела попала сквозь левую руку прямо в сердце. Преосвященный приказал вынуть стрелу. Бахолдин вынул ее из раны, а из рясы вынуть не смог, потому что множество язычников напало на него. Копьем они сбили с него шапку и разбили дубиной седло. И только избавившись от их натиска, Бахолдин подъехал к преосвященному Мисаилу, который изнемогал от раны уже так, что стал падать с коня. Ухватив владыку под руки, они ехали некоторое время, преследуемые толпой язычников, которые хотели забрать смертельно раненного архиепископа. Вскоре к ним присоединился ризничий Варлаам, и им вместе удалось святителя положить в сани, где он исповедался.

После исповеди преосвященного привезли в село Агломазово. Там он велел поставить пред собой образ Спасителя и с горячими слезами и умилением стал молиться, умывая кровью своей голову и лицо. Совершилось это на Страстной неделе, 1 апреля (по старому стилю) 1656 года.

Преосвященный Мисаил был жив еще неделю, слабея телом и укрепляясь духом. Все это время каждый день для него совершалась Божественная литургия, во время которой он приобщался Святых Христовых Тайн. Предчувствуя близкую кончину, архиепископ Мисаил завещал положить свое тело близ Чернеева монастыря, у церкви святого мученика Мины.

Настал день преставления священномученика: в четверг на Светлой неделе, 10 апреля (по старому стилю) 1656 года. Согласно его завещанию, тело его было положено у храма мученика Мины.

Но недолго оставалось при храме честное тело священномученика. После праздника Святой Троицы (Пятидесятницы) того же года, по указу государя и благословению патриарха оно было взято из Чернеева монастыря и в сопровождении игуменов, священников и диаконов перевезено в Рязань. С глубокой скорбью встречали жители города своего владыку. 3 июня (по старому стилю) тело архиепископа Мисаила было положено в гробнице в церкви святого Архистратига Михаила – общей усыпальнице рязанских архиереев – и оставлено без погребения до царского указа, последовавшего почти через год, когда завершилось следствие по делу убиения архиепископа. Все это время над телом святителя Мисаила священники читали Псалтирь и пели панихиды об упокоении души нового мученика.

Наконец, по указу государя и благословению Патриарха Никона, духовником почившего, архимандритом Спасского монастыря Боголепом, было совершено погребение. Множество народа и духовенства пришло попрощаться с покинувшим их святителем.

Тело священномученика Мисаила было положено на южной стороне алтаря впереди клироса. Оно было цело и невредимо, несмотря на то что целый год находилось непогребенным.

Как и в первые века христианства, кровь мучеников собирала в лоно Церкви Христовой еще большее число верующих. Кровь убиенного преосвященного Мисаила, пролитая на земле мордовской, стала для того народа семенем, из которого и после блаженной кончины его возрастали для Церкви Христовой новые плоды – новые верующие из мордвы и татар. Именно в то время, когда по делу священномученика в селе Конобееве проводилось следствие, большое число татар и мордвы приняли православную веру.

Спустя год после убиения священномученика Мисаила рязанский священник Феодор доносил преосвященному Иллариону, митрополиту Рязанскому и Муромскому, что в 1657 году в деревнях, принадлежащих его приходу, он окрестил 684 человека мордвы и татар с женами и детьми.

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена 12 января 1987 года святитель-мученик Мисаил был причислен к лику местночтимых рязанских святых. Походная мантия священномученика Мисаила сохраняется сейчас в Свято-Иоанно-Богословском монастыре. Память священномученика Мисаила совершается на Рязанской земле 10/23 апреля, в день мученической кончины святого.

В самом начале XVII века в городе Старице у Феодора Афанасьевича Полева родился сын, нареченный во святом крещении Григорием в честь святого Григория Декаполита. В Московском государстве в X – XVI веках среди боярских родов род Полевых, потомков смоленских князей, отличался особенным благочестием и ревностью по службе. Несколько лиц из сего рода восприняли иночество и отличались своей благочестивой жизнью и христианскими добродетелями. Благочестие родителей, их строгая жизнь по заповедям Христовым сильно влияли на юного отрока Григория. Еще с молодости он привык соблюдать строго пост и часто предавался молитве. Родители святого старались насадить в сердце своего сына страх Божий. С юных лет благодать Божия почивала на отроке. Среди своих сверстников он отличался скромностью, кротостью и даровитостью. Не любил он детских игр и шумливой резвости, но предпочитал услаждать свою душу полезными размышлениями и беседами. Благочестивые родители Григория обучили сына чтению божественного Писания, что было тогда главным образованием. Святой отрок с великою ревностью стал заниматься чтением Боговдохновенных книг. Особенно часто он читал псалмы Давидовы, которые укрепляли и воодушевляли благочестивого юношу.

С юных лет он неуклонно присутствовал в храме во время Богослужений. Часто удалялся он в уединение и здесь среди тишины горячо молился и размышлял о назначении человека и о промысле Божием. Святой отрок много думал о тщете человеческой жизни. Она мимолетна, как сон, думал он, человек умирает, и память о нем изглаживается. Столь же скоропреходящи и все блага сей жизни: они тленны, быстро приходят и быстро исчезают. Едино есть на потребу угодить Богу, служить Ему всей душой и любить Его всем сердцем.

Благочестивый отрок стал вести жизнь еще более строгую, чем прежде; особенно он соблюдал пост, так, что от великого воздержания едва оставался живым. Но, умерщвляя так свою плоть, он просвещал и украшал свою душу. Видя такое воздержание своего сына, родители просили его, опасаясь за его здоровье, умерить свои подвиги. Но он еще более и более усугублял свои труды. Душа его уже давно стремилась к уединению. Он решил всецело посвятить себя на служение Богу и вступить в число иноков. Испросив благословения у своих родителей, он вступил в Волоколамский монастырь, славившийся строгостью своей жизни. В той же обители уже были пострижены двоюродные братья его отца. В это время там подвизались будущий первосвятитель Казанский Гурий и блаженный Максим Грек, отличавшийся своим просвещением и невинно заточенный по проискам врагов в этом монастыре.

Около 25 лет от роду Григорий вступил в обитель, куда потом поступил и его отец под именем Филофея. Вскоре Григорий был пострижен в иночество, ему наречено было имя Герман. Восприняв иночество, он стал с еще большей ревностью подвизаться в делах благочестия. Особенно трудился он над изучением Священного Писания, часто беседовал с просвещенным Максимом и извлекал пользу из сих бесед. По-прежнему, он строго соблюдал пост, по-прежнему, неуклонно посещал храм Божий. Подавая всем пример своею подвижническою жизнью, он отличался необыкновенным смирением и охотно служил братии, исполняя все послушания, возлагаемые на него. Особенно он любил заниматься переписыванием богослужебных книг. Рукой Германа, последнего в иноках, как он сам называл себя, переписаны Богородичники, Евангелие, сохранившиеся до нашего времени.

Подвижническая жизнь Германа доставила ему уважение среди иноков Волоколамской обители. Они дивились трудам подвижника, назидались его смирением и благодарили Господа. Вскоре молва о благочестивой жизни Германа достигла и до родины святого, города Старицы. Иноки Старицкого Успенского монастыря, слыша о подвигах Германа, настоятельно просили его принять начальство в их обители. Смиренный Герман долго отказывался и наконец, уступив великим просьбам братии, отправился к Тверскому архиепископу Акакию, который с любовью принял святого, возвел его в сан архимандрита и благословил на новое служение. Братия Старицкого монастыря с любовью встретила своего нового настоятеля, которого уже давно желала видеть в своей обители.

Вступив в управление монастырем, святой Герман с пастырской ревностью сталь заботиться о его благоустройстве: он воздвигал постройки, благолепно украшал храмы. Но еще более заботился о благолепии внутреннем: всем подавал пример благочестивой жизни, служил для иноков образцом смирения и кротости, всех назидал, увещевал строго соблюдать иноческие обязанности, ввел в своей обители устав Волоколамского монастыря, словом, был истинным пастырем, добрым отцом и примером, достойным подражания. Иноки старались следовать стопам своего святого архимандрита и преуспевали в подвигах под руководством столь опытного в духовной жизни пастыря. Но вскоре им пришлось расстаться со своим архимандритом.

Стремясь постоянно к уединению, святой Герман через два года оставил Старицкий монастырь, чтобы снова в уединенной келии Волоколамского монастыря подвизаться в молитве и посте. Он передал начальство в Старицком монастыре постриженному им иноку Иову, впоследствии знаменитому подвижнику и страдальцу за русскую землю Патриарху Московскому.

Прибыв в Волоколамский монастырь, святой Герман стал подвизаться как простой инок. Но недолго ему было суждено проводить жизнь в уединении и тишине. В Москве тогда появился новый еретик Матвей Башкин, отрицавший веру во Святую Троицу, не признававший Святых Таинств. В 1553 году из-за него был созван Собор в Москве. На соборные заседания был вызван и святой Герман вместе со своим родителем. Собор осудил ересь Башкина и постановил послать его для вразумления в Волоколамский монастырь к святому Герману. Так была известна всем подвижническая и святая жизнь сего ревнителя Христовой веры.

Дальше святого ожидало другое, более трудное поприще. В то время царем Иоанном Васильевичем Грозным была покорена Казань – главный оплот и твердыня татарского Казанского царства. Царь Московский озаботился распространить свет истинной веры Христовой в покоренной стране между магометанами и язычниками-инородцами. В Казани была учреждена архиепископская кафедра, на которую впервые был возведен святитель Гурий, бывший прежде игуменом в Волоколамском монастыре.

Святителю Гурию было поручено устроить обитель в городе Свияжске. 3 февраля 1555 года Герман стал архимандритом Свияжского новоучрежденного в честь Успения Пресвятой Богородицы монастыря. Получив богатое пособие от царя и святителей, Герман ревностно начал строить обитель. Много трудов и усилий пришлось ему положить при строении обители. Недостаток необходимых материалов, дороговизна работы, враждебное отношение инородцев – все это затрудняло и замедляло строение монастыря. Но при помощи Божией через полтора года работы были закончены. Святитель Герман активно занимался миссионерской деятельностью, которая охватывала нагорную сторону Казанского края (правобережье Волги). В Свияжском монастыре приняли Крещение тысячи местных жителей – чувашей и татар. В 1557 году, когда производилась раздача земель, покинутых жителями во время Казанской войны (1552–1557), святитель добился выделения монастырю больших массивов земель в Свияжском и Казанском уездах, эти земли уже при святителе Германе стали осваиваться. Свияжский монастырь стал крупнейшим в крае. При нем в обители были воздвигнуты каменные храмы: во имя свт. Николая Чудотворца с колокольней и трапезной (освящен 6 января 1556 года), собор в честь Успения Пресвятой Богородицы (освящен 12 сентября 1558 года), который во время настоятельства Германа был расписан фресками. Согласно писцовой книге 1568 года, библиотека Свияжской обители насчитывала до 152 книг, из которых 8 были пергаменными. При Германе в Казани было основано подворье Свияжского монастыря, превратившееся к концу XVI века в самостоятельный казанский во имя св. Иоанна Предтечи монастырь.

Особенно ревностно заботился Герман о распространении истинной веры Христовой между магометанами и язычниками. Строгая и подвижническая жизнь святого пастыря многих привлекала к нему. Одни приходили за советом, другие за благословением. Блаженный всех принимал с любовью, не делая различия между православными и неверующими, всем равно помогая, ко всем одинаково попечительно относясь. Такое обхождение святого мужа сильно действовало на язычников, так что те стали принимать истинную веру Христову. Святой Герман щедро помогал всем, кто обращался к нему с просьбой о помощи. Но щедрый и милостивый к другим, святой был строг и требователен к себе. До сих пор сохраняется тесная и узкая келья святого длиной в полторы сажени, шириной около сажени. Помогая всем, он старался обходиться без посторонней помощи, сам себе чинил одежду. Сохранились наперсток, иглы и нитки, которыми пользовался святой Герман.

Заботясь о спасении своей души, добрый пастырь не менее заботился и об иноках Свияжской обители. Подобно настоятелю, все иноки обязаны были проводить самую строгую жизнь. Из среды их святой Герман избирал достойных проповедовать слово Божие среди неверующих, сам подавая им в этом пример. Трудами святого было собрано большое количество рукописных книг, богослужебных и других, необходимых для великого дела проповеди. Свияжский Богородицкий монастырь был средоточием, откуда стал разливаться свет Христовой веры. Благодаря неусыпным попечениям святителя, сия обитель исполнила свое высокое назначение и долго еще оставалась просветительным центром на северо-востоке России.

Узы братской любви связывали святого Германа с блаженным Гурием. Сей архипастырь ценил заслуги и труды такого ревностного сподвижника, каким был Герман. Они часто переписывались о различных предметах, касающихся церковного просвещения. Со своей стороны, святитель Гурий оказывал ревностному проповеднику Христовой веры доверие во всем. Он поручил суду и управлению самого Германа не только Свияжский монастырь, но и все церкви Свияжской области. Так более 8 лет подвизался святой Герман.

6 декабря 1564 года после многих трудов и подвигов мирно предал Господу свою чистую душу первосвятитель Казанский Гурий. Царь Иоанн Васильевич Грозный и митрополит Московский Афанасий вызвали в Москву святого Германа, желая возвести его на архипастырский престол в Казани. Они уже прежде слышали много о ревности сего святого мужа и видели в нем единственного достойного преемника святителю Гурию. Святой Герман, вызванный соборной грамотою в Москву, сначала отказывался, но потом должен был уступить требованиям царя и освященного собора. 12 марта 1564 года он был рукоположен в архиепископа Казанского и Свияжскаго. Правя своей паствою, он неуклонно шествовал по следам своего великого учителя и наставника святителя Гурия. Особенно ревностно он заботился о распространении Христовой веры. Для сего он ввел общежитие в Зилантовском монастыре, чтобы увеличить число иноков в сей обители и расширить школу для детей инородцев. Один из его современников, знаменитый в русской истории князь Курбский, так отзывается о святителе Германе: «Герман был человек знатного рода, не столько высок телом, сколько разумом, муж честного и святого жительства, исследователь Священных Писаний и ревнитель по Боге в делах духовных; не был он причастен никакому обычаю лукавому и лицемерию, но был человек простой, истинный, непоколебимый, великий помощник объятым бедами и напастями и весьма милостивый к убогим».⁸⁷

При содействии святителя в Казани был построен тогда Ивановский Казанский монастырь, существующий до сего времени. Это видимый знак ревностного старания святителя о благолепии храмов Божиих. В таких трудах святитель управлял Казанской паствою около двух лет.

В 1566 году митрополит Московский Афанасий по расстроенному здоровью отказался от управления Церковью. Строгая подвижническая жизнь святого Германа хорошо была известна царю Иоанну Грозному, и он пожелал, чтобы святой Герман занял архипастырский престол. По распоряжению царя святитель Казанский был вызван в Москву.

В то время в характере Иоанна Васильевича Грозного произошла печальная перемена: подозрительность, которою он отличался и прежде, стала увеличиваться. Он окружил себя толпою недостойных опричников, которые злоупотребляли доверием царя и чинили несправедливости и притеснения. Вызванный по воле царя в Москву, Герман сначала отказывался от возлагаемого на него бремени. Царь не терпел возражений, и Герман должен был поселиться в покоях митрополичьих, еще до посвящения в сан митрополита.

Недолго, однако, ему пришлось пробыть здесь. Он видел, какие несправедливости причиняют людям злые приспешники царя, со скорбью замечал, как сильно изменился характер Грозного – и не мог стерпеть: верный своему пастырскому долгу, он попытался вразумить царя, говорил ему о необходимости чистосердечно раскаяться, о будущих муках и о вечном блаженстве. Грозный царь не мог вынести обличений блаженного святителя. Смиренный, но правдолюбивый истинный светильник Церкви не понравился Иоанну Грозному, ибо при первой же встрече смело обличил бесчинства опричников.

Царь Иоанн Грозный с бесчестьем выгнал святого Германа из митрополичьих палат, но он не был отпущен в Казань, а содержался в Москве, в заключении, почему и не был на Соборе, на котором избран в митрополита святой Филипп; именно поэтому многие думали, что он или отравлен, или задушен. Но он был на посвящении святого Филиппа; перед ним протекла вся страшная буря гонений и страданий Филипповых; он один поднял за него на Соборе искренний голос, когда гневный царь требовал осуждения Филиппа. «Хотя бы и вся братия наша, – говорил Герман, – еще тьмами словес обносила перед тобою сего блаженного – ни один из них не сказал тебе правды. Сей человек от юности своей никогда не произносил неправды и не знал никакого лицемерия!» Безмолвствовал царь, внимая сей дерзновенной речи святителя, пораженный ли крайним его смирением, или стыдясь царской своей багряницы. Но слова Германа не спасли Филиппа от заточения и смерти.

Около двух лет святитель Герман пробыл в Москве под опалой. Его не отпускали в Казань, хотя он и считался архиепископом Казанским. Все это время его держали под надзором приставов, в заключении. Но нелицемерный обличитель неправды и в неволе был страшен опричникам.

Вскоре, 6 ноября 1567 года, Казанский архиерей погиб в своей келье от руки опричника, который 2 ударами топора отсек ему голову.

Переоблачение мощей святителя в 1888 году, когда на его главу была возложена новая митра, и вскрытие мощей святого Германа, имевшее место летом 1922 года, отчасти подтвердили достоверность сведений, приведенных в Житии священномученика Филиппа. В описании мощей Германа отмечено, что «голова его отрублена и притом способом, необычным при обыкновенной казни, а двумя ударами – одним спереди, отсекшим нижнюю часть, а другим сзади, по шее».⁸⁸ Однако, по сообщению Жития святителей Гурия и Варсонофия, Герман Казанский скончался 6 ноября 1567 года от морового поветрия.

Святитель Герман был похоронен архимандритом Свияжского монастыря Иродионом и архимандритом московского Новоспасского монастыря Иеремией 6 ноября (по другим сведениям, 14 ноября) 1567 года согласно завещанию святителя в московской церкви во имя святителя Николая (Николы Мокрого) в Китай-городе в Зарядье.

В 1591 году в результате перестройки храма были обретены мощи святителя Германа, от них начали совершаться чудотворения. По просьбе Казанского митрополита Ермогена, царь Феодор Иоаннович и патриарх Московский и всея Руси Иов разрешили перенести мощи архиерея в Свияжский монастырь.

25 сентября 1592 года мощи святителя были торжественно встречены жителями Свияжска. Много чудесных исцелений и знамений произошло при этом. Лишь только мощи святого Германа были внесены в Успенский храм Свияжской обители, великое благоухание распространилось по всему монастырю. При сем прозрели два слепца и совершилось много других чудес.

Спустя более 100 лет, в 1696 году мощи святого были вновь освидетельствованы, и с сего времени началось всеобщее празднование памяти святителя по всей России. В 1704 году мощи святителя были перенесены из алтаря Успенского храма в самую церковь. Это перенесение произошло 23 июля 1704 года при митрополите Тихоне. Память о сем событии торжественно совершается и до сего дня.

В 1918 году Свияжский монастырь был закрыт. Летом 1922 года состоялось вскрытие мощей святителя Германа. По местному преданию, во время вскрытия по Волге прошел смерч, из-за чего собравшиеся разбежались и мощи святителя остались в обители, монашеская жизнь в которой сохранялась до 1929 года. Впоследствии святыня была утрачена. Сохранилась частица мощей, перенесенная в 1849 году в казанский Иоанно-Предтеченский монастырь. По-видимому, с 30-х годов XX века (после окончательного упразднения Иоанно-Предтеченского монастыря в 1929 году) эта частица сохранялась под престолом кладбищенского казанского храма во имя Ярославских чудотворцев и была вновь обретена в 2000 году. Ныне эта частица разделена: одна часть хранится в Иоанно-Предтеченском монастыре, другая – в Успенском соборе Свияжского монастыря.

В истории русской иерархии XVI века были три наиболее выдающиеся архиерейские хиротонии. В 1515 году, после покорения Смоленска, был рукоположен епископ Иосиф (1515–1532). Затем, когда произошло дальнейшее расширение страны на запад, в Полоцк, в 1563 году был торжественно поставлен архиепископ Трифон (Ступишин). Несколько ранее, после покорения Казани, был рукоположен первый Казанский архиепископ – святитель Гурий (память 5 декабря). В длинном ряду иерархов, которых рукоположил митрополит Макарий, предстоятель Русской Церкви середины XVI века, первый Казанский архиепископ, впоследствии причисленный к лику святых, занимает совершенно особое место. В житии архиепископа Гурия, составленном казанским митрополитом Ермогеном (1589–1606), бывшим в Смутное для России время всероссийским Патриархом († 1612), говорится: «...родился и воспитан был в городе Радонеже...».⁸⁹ Родная земля святителя Гурия ранее была освящена стопами Преподобного Сергия Радонежского.

Преподобный Гурий, в миру Григорий, родился от бедных и малоизвестных бояр Руготиных. В юношеском возрасте Григорий отдан был на служение в дом князя Ивана Пенькова. Григорий был нрава кроткого и уступчивого; он любил часто ходить в храм Божий на молитву, молился и дома; внимательно охранял свое целомудрие, держал строгий пост; любил также подавать нищим милостыню и отличался прочими христианскими добродетелями. Своим благонравием и честностью Григорий приобрел любовь своего господина, и он поручил ему все управление своим домом. Но это возбудило зависть в сослуживцах Григория, и они оклеветали его перед князем в прелюбодеянии с его женою. Князь, поверив клеветникам, приказал убить Григория. Но сын князя, более осторожный и благоразумный, нежели отец его, упросил отца пощадить Григория и своим приговором не позорить своей семьи; узнав же, что все это клевета, он избавил Григория от смерти. Однако князь, побеждаемый злобою, посадил невинного Григория в глубокий ров. Два года провел в нем блаженный, томимый голодом, так как пища подавалась ему непригодная для человека: на три дня ему бросали по одному снопу овса и немного воды. Тяжело было положение невинного страдальца, но он укреплял себя примером древних мучеников и ободрял той мыслью, что темница избавила его от соблазнов и тревог мирских, что уединение доставило ему полную свободу готовиться к вечности. Святитель Ермоген сравнивал страдания Григория с подвигом тезоименитого ему святителя Григория Акрагантийского (VI-VII века; память 23 ноября).

Уже второй год заключения в темнице был на исходе, как один из прежних друзей Григория упросил темничного сторожа дозволить подойти к окну темницы и поговорить с Григорием; сторож согласился. Друг подошел ночью к Григорию и предложил доставлять ему приличную пищу. Но Григорий отказался от принятия всякой иной пищи, кроме той, какая ему доставляется, сказав, что «его питает многая и преизобильная благодать Божия».⁹⁰ Григорий просил своего друга, чтобы он вместо пищи приносил ему бумаги, чернила и перья для написания азбук, по которым обучают детей грамоте. Эти азбуки Григорий поручал своему другу продавать, а деньги просил раздавать нищим.

Через два года милосердный Господь, видя доброе терпение раба Своего, невинно страдающего, благоизволил освободить его от уз, как бы от ада, и невидимою рукою силы Своей отверз ему темничный затвор. Неожиданно Григорий увидал в дверях темницы свет; он пришел в ужас, думая, что это бесовское наваждение, – так как два года те двери не были отворяемы, – и, встав, стал он молиться. И снова свет появился в дверях, даже сильнее первого. Тогда Григорий, подойдя, коснулся до двери рукою, и дверь тотчас отворилась. Уразумев, что Сам Бог посылает ему освобождение из сей темницы, Григорий возблагодарил Господа и, взяв икону Пресвятой Богородицы, которую он имел с собою в темнице, вышел никем не видимый, хотя был уже день.

И ушел он из дома того и из города, и пришел в Успенский Иосифовский монастырь. Здесь Григорий принял пострижение в монахи с именем Гурий и стал добрым иноком и постником. Скорее всего, это произошло при игумене Нифонте Кормилицыне (1522–1543), который в таком случае мог и совершить его монашеский постриг. Когда игумен стал епископом Крутицким, инок Гурий был назначен настоятелем обители. Пробыв настоятелем с 1544 по 1551 год, он по болезни оставил монастырь и два года жил на покое, проводя время в посте и Богомыслии. Затем Гурий послан был на игуменство в Селижаров монастырь в Тверской епархии, но здесь пробыл не более года.

В это время на Руси произошло важное событие: в 1552 году, во время третьего похода Ивана Грозного, была покорена Казань. Несколько лет спустя состоялось учреждение новой епархии Русской Православной Церкви с кафедрой в покоренном городе. Для этого в Москве был созван собор «о многоразличных чинех церковных и о многих делах ко утверждению вере христианской».⁹¹ Одновременно собором было принято решение об открытии епархии в Казани, которой было установлено второе место после древнейшей Новгородской кафедры. Никоновская летопись подробно повествует о создании Казанской кафедры: «И царь, и великий князь, и митрополит Макарий со всеми архиепископи и епископи и со всем священным Собором Русском по священным правилом изобрели в Казаньское царьство на утверждение вере и приговорили быти архиепископу... под его областью город Казань со окрестными улусы, город Свиага з Горною стороною, Василь-город, Вятцкая земля вся. И уложил благочестивый царь и великий князь Иван архиепископу и всем церквам обещанное Богу изо всех доходов Казаньскому земли десятое, а сперва митрополит и все владыки и монастыри пособьствуют Казаньскому архиепископу денгами и хлебом».⁹² Таким образом, в новоучрежденной Казанской епархии была возрождена такая форма содержания церкви, как десятина, существовавшая при князе Владимире после Крещения Руси.

Первым Казанским архиепископом был избран Селижаровский игумен Гурий.

Летопись рассказывает о том, с каким торжеством совершалась хиротония святителя Гурия в Успенском соборе Московского Кремля. Это была, несомненно, самая торжественная хиротония, совершенная святителем Макарием. «И всех, – подчеркивает летописец, – было с митрополитом в Пречистой и со архиепископом Казаньскым архиепископов и епископов, архимандритов и игуменов, протопопов и попов, архидиаконов и протодиаконов и диаконов 76, опричь подьяков».⁹³ Настольная грамота, данная святителем Макарием архиепископу Гурию, хранилась затем в царском архиве.

Царь отправил святителя Гурия в Казань с великою честью, дал ему множество икон, драгоценную церковную утварь и много книг, а кроме этого, многими драгоценными вещами одарил он и самого Гурия. Святители и разные монастыри, со своей стороны, принесли в дар на нужды новопросвещаемого края также множество драгоценных вещей. После Пасхи, неделю Святых отец, 26 мая 1555 года, при звоне всех колоколов кремлевских митрополит Макарий с епископом Крутицким Нифонтом и всеми архимандритами московскими и игуменами, а также и святитель Гурий со своими архимандритами и освященным клиром в присутствии царя и всего синклита торжественно отслужили в Успенском соборе напутственный молебен. По окончании молебна святитель Гурий с крестным ходом подошел к Москве-реке, здесь сел в приготовленные ладьи и с молитвами отправился в путь при звоне колоколов. На пути, в каждом городе, святитель Гурий встречаем был духовенством с крестным ходом и совершал торжественные молебствия, так что все путешествие святого Гурия до самой Казани было почти непрерывным молением. Остановки, делавшиеся при этом, были весьма многозначительны и напоминали о вековой борьбе русского народа с иноземным игом.

Шествие первого Казанского святителя знаменует собою завершение длительной борьбы русского народа с татарским владычеством, получившей таким образом церковно-молитвенное выражение. Историк С. М. Соловьев в связи с шествием первого Казанского архиепископа к месту его архипастырских трудов пишет: «Это отправление было необычное, первое в русской истории: архиепископ ехал в завоеванное, неверное царство распространять там христианство... вез с собою духовенство, нужные для церкви вещи, иконы и проч.; этот духовный поход Гурия в Казань соответствовал отправлению греческого духовенства из Византии и Корсуни для просвещения Руси христианством при Владимире».⁹⁴ В Казани святителю предписывалось «соборовати в церкви в недельный день и поучения простирати народу после молебнов., во граде ж в Казани поучати народы по вся воскресения».⁹⁵

Архиепископу Гурию поручался надзор за деятельностью царской администрации. В наказе также закладывались принципы миссионерства: «А новокрещеных всегда поучати страху Божию, и к себе приучати, и кормити, поити, и жаловать, и беречи во всем, да и прочии видя невернии таковое благочестие и брежение и жалование новопросвещенным, поревнуют христианскому праведному закону и просветятся Святым Крещением, да вкупе с нами прославят Отца и Сына и Святаго Духа».⁹⁶ Тема миссионерства присутствует и в другом наказе святителю: «А которые татаровя похотят креститись своею волею, а не от неволи, и ему тех велети крестити, и лутчих держати у себя в епископье и поучати всему крестьянскому закону, и покоити их как мочно, а иных роздавати крестити по монастырям».⁹⁷

Об успехах миссионерского служения архиепископа Гурия в его житии писал святитель Ермоген: «...и многи неверныя в веру приведе, и крести их множество и жены и дети; всюду убо Божия богатно излился благодать по писанному».⁹⁸

Ближайшими сотрудниками святителя Гурия Казанского были архимандрит Герман, настоятель Свияжского Успенского монастыря, и архимандрит Варсонофий, настоятель Спасо-Преображенского монастыря, ранее бывший в плену в Крыму и знавший татарский язык и обычаи. Эти три имени благодаря общей деятельности по устроению Казанской епархии вместе вошли в историю Русской Православной Церкви. Заботясь о насаждении монашества, архиепископ Гурий дал архимандриту Свияжского монастыря Герману грамоту с разрешением духовенству служить в монастыре, а также предоставил ему судебные податные льготы. Усилиями святителя в Казани был устроен Зилантов монастырь. Учреждение Казанской епархии и последующая забота о ней, можно сказать, носили государственный характер.

Царь Иоанн Грозный весьма ценил Казанского владыку. В послании святителю Гурию он писал: «О Боже! как бы щастлива Руская земля была, коли бы владыки старцы были, яко преосвященный Макарий и ты».⁹⁹ Грамоты царю святителя Гурия не сохранились, но в одной из рукописей Волоколамского монастыря имеется запись XVI века: «Государю великому князю Ивану Васильевичу всея Руси бьет челом и плачетьца сирота твоя Гуреи.. .».¹⁰⁰

Архипастырское служение Казанского владыки продолжалось недолго. Святитель Ермоген так писал об архиепископе Гурии: «Жил преподобный богоугодно: нищих кормил, во всем помогал неимущим, заступался за бедных, вдовиц и сирот, избавлял их от бед, прилагал труды к трудам и все ночи возносил Богу молитвы... всякими добрыми делами угождал Богу и жил по Богу твердо».¹⁰¹ Последние годы святитель много болел. И «много времени пролежал преподобный больным; говорят, что болезнь его мучила три года. Только на святые великие Господские праздники приносили его в церковь на Литургию, и тогда он лежал или сидел в церкви, ибо не в силах был стоять».¹⁰²

В 1563 году отошел ко Господу митрополит Макарий и еще двое иерархов, которые своим отшествием в иной мир предварили Первосвятителя. 26 февраля в Иосифо-Волоколамском монастыре почил находившийся там на покое Новгородский архиепископ Феодосий.

Архиепископ же Гурий «второго декабря позвал. .. архимандрита Варсонофия, к которому имел любовь велию, и повелел возложить на себя великий образ святой схимы».¹⁰³ Скончался он в начале декабря 1563 года. В летописи читаем: «Тоя же зимы... преставися Гурей, архиепископ Казанский и Свияжьский, и положен бысть в Казани в монастыри Преображении Господа нашего Иисуса Христа; сей же бяше Гурий первый архиепископ в Казани».¹⁰⁴ Преемником и продолжателем трудов архиепископа Гурия на Казанской кафедре стал Свияжский архимандрит Герман (Полев), поставленный митрополитом Афанасием (1654–1566).

Боярин Иоанн Застолбский соорудил гробницу и большую каменную часовню над могилой преподобного. Мощи святителя Гурия были обретены вместе с мощами святителя Варсонофия Тверского († 1576; память 11 апреля) 4 октября 1595 года при Казанском митрополите Ермогене († 1612; память 17 февраля).

Святитель Ермоген, автор сказания о Казанской иконе Божией Матери, составил также жития святителей Германа и Варсонофия и службу им. 20 июня 1630 года по благословению Казанского митрополита Матфея (1615–1646) святые мощи были перенесены из Спасо-Преображенского монастыря в кафедральный Благовещенский собор, и в честь этого события было установлено празднование.

Память святителя Гурия празднуется 4 октября, в день обретения его святых мощей, затем в день блаженной кончины святителя – 5 декабря, а также 20 июня, в день перенесения его святых мощей в 1630 году в Благовещенский собор. Для июньской службы по благословению Казанского митрополита Лаврентия (1657–1672) был написан канон.

При митрополите Казанском Тихоне (1699–1724) декабрьская служба святителю Гурию была составлена митрополитом Димитрием Ростовским. Она же творится ныне и 20 июня, в день перенесения его мощей. Митрополит Димитрий составил также «Житие святителей Гурия и Варсонофия, извлеченные из Гермогенова и помещенные в Минеи Четьи», а также написал «Похвальное слово святителю Гурию», печатаемое в 3-м томе его творений. Святитель Гурий прославляется за свои миссионерские труды: «...языче огненный, опаливый Магометово злочестивое учение».¹⁰⁵

Преосвященный Филофей (Лещинский, 1650–1727) был один из приснопамятнейших и доныне свято-почитаемых тобольских иерархов как по своей подвижнической жизни, так и по ревностной и благо-плодной миссионерской деятельности. Образование получил он в Киевской академии, по окончании курса которой был некоторое время священником. Овдовев, он принял монашество с именем Филофея и некоторое время проходил трудную и вместе с тем почетную должность эконома Киево-Печерской лавры, владевшей тогда многими имениями, состоявшими из крестьян и земель. При строго-подвижнической монашеской жизни Филофей отличался большими хозяйственными способностями и распорядительностью. В то же время он был наместником и архимандритом Брянского Свенского монастыря.

Когда свт. Димитрий Ростовский, назначенный на Сибирскую епархию преимущественно с миссионерской целью, отказался от поездки в Сибирь и был перемещен на Ростовскую кафедру, на его место в Тобольск с той же, между прочим, целью был назначен известный уже по благочестивой жизни, высокому просвещению и энергии архимандрит Филофей Лещинский, который и был посвящен в сан митрополита Сибирского и Тобольского января 1702 года.

Святитель Филофей по прибытии на Сибирскую кафедру с обычной ему ревностью приступил к многотрудному служению, вверенному ему Промыслом Божьим, и до конца жизни самоотверженно трудился в этом служении. Архипастырская деятельность преосвященного Филофея высказалась в заботах и трудах его: 1) по образованию духовного юношества; 2) по устроению церквей и улучшению быта сибирского духовенства; 3) по борьбе с расколом и 4) в особенности по миссионерскому делу.

С целью дать епархии хороших пастырей, в которых она так нуждалась, преосвященный в 1703 году завел в Тобольске при архиерейском доме, первую в Сибири славяно-русскую школу, в которой получали образование дети сибирского духовенства. Для преподавания в этой школе и для исполнения других важных поручений по делу духовно-нравственного просвещения христиан и иноверцев были вызваны владыкою многие ученые монахи из Киева.

При вступлении митрополита Филофея в управление Тобольской епархией в ней было всего 160 церквей. Святитель приложил усиленные труды к умножению храмов Божьих в Сибири, и труды эти Господь благословил успехом: ко времени оставления преосвященным Филофеем епархии в ней было уже до 448 церквей и 37 монастырей. Тобольский каменный Успенский собор, построенный митрополитом Павлом, не имел для отправления богослужения в зимнее время теплой церкви, а потому митрополит Филофей усердием своим пристроил к нему каменный теплый придел во имя Преподобных Антония и Феодосия Печерских и освятил его 26 октября 1704 года. В Успенском кафедральном храме он соорудил богатый резной иконостас в византийском стиле. Около 1708 года в Тюмени вместо деревянного Преображенского монастыря владыка Филофей выстроил новый каменный Троицкий монастырь, для чего исходатайствовал у государя 1000 рублей денег и листового железа для крыш, а остальное все устроил на домовую архиерейскую казну. В Иркутске святитель воздвиг также каменный собор. Устраивая новые храмы, он заботился и о поддержании их благосостояния: испросил у правительства возобновление некоторым монастырям, соборным и бесприходным церквям прекращенную было выдачу воска, ладана и красного вина, а при кафедральном соборе исходатайствовал разрешение устроить певческий хор из ссыльных малороссиян. Сгоревший перед самым его прибытием в Тобольск (именно в пожар 6 июня 1703 г.) архиерейский дом владыка вновь отстроил, исхлопотал от казны для обеспечения этого дома некоторые пособия.

Умножая количество церквей и благоустраивая их, митрополит Филофей пополнял недостаток при них духовенства принятием в духовное звание способных людей из крестьян и казаков. Своими стараниями архипастырь улучшил и материальное положение сибирского духовенства, кроме бедности испытывавшего многие притеснения от разных чиновников больших и малых рангов. По ходатайству преосвященного в 1703 году велено было священно-церковнослужителям сибирских соборов и бесприходных церквей, а также монашествующим выдать жалование, которого они были лишены с 1699 года; сельским же церквям отведены пахотные и сенокосные земли, причем священники вместо этого могли получать с прихожан ругу хлебом или деньгами.

В ограждении духовенства от притеснений светских властей по ходатайству преосвященного объявлено было от имени государя о том, что все чиновники за притеснение духовных лиц будут предаваемы строгому суду и наказанию. Так отечески заботился святитель Филофей о вверенном ему духовенстве и за это справедливо стяжал от него благодарность и искреннюю сыновнюю любовь.

Раскол в Сибири продолжал усиливаться и укореняться по-прежнему. Поэтому и борьба с ним была одной из важнейших забот ревностного и деятельного архипастыря. Но кроткие увещевания мало действовали на изуверов, так что духовное и светское начальство вынуждено было принимать против них весьма строгие и крутые меры, которые были в духе того сурового времени. Тюмень была одним из главных притонов раскола. И потому, как оплот против него, преосвященный Филофей тщательно устраивал и по внешности и в особенности по внутренней жизни иноков, любимый им – можно сказать, вполне его детище – тюменский Троицкий монастырь. Но, несмотря на убеждения православного духовенства и меры правительства, раскол в Сибири не поколебался, чему много способствовало лесное приволье малонаселенной страны, где свободно укрывались и откуда могли действовать к совращению и правоверных вожаки раскола.

Миссионерская деятельность митрополита Филофея среди сибирских язычников была главнейшим предметом его забот и трудов и увенчалась благим успехом, которого архипастырь достиг, впрочем, не во время своего управления епархией, а по увольнении от него, когда он всецело посвятил себя апостольскому служению. Просветительную деятельность свою святитель Филофей начал с Камчатки, куда в 1705 году отправил миссионера Мартиниана, после которого там продолжал миссионерствовать монах Игнатий Козыревский. Вторая миссия преосвященным отправлена в 1707 году к остякам Березовского края, а третья – в Монголию, к тамошнему кутухе (первосвященнику). Но успех этих трех миссий был самый скудный, и миссии ограничились, можно сказать, только попыткой и при том весьма неудачной.

В 1711 году митрополит Филофей за болезнью был уволен от управления епархией и удалился в тюменский Троицкий монастырь, где принял схиму с именем Феодора. Но не для покоя и отдыха сошел с архиерейской кафедры, обремененный летами и болезнями старец, а для новых, еще более труднейших подвигов миссионерства на суровом севере Сибири, среди диких язычников. В июне 1712 года митрополит-схимонах Феодор с благословения и согласия вступившего в 1711 году на Тобольскую кафедру митрополита Иоанна (Максимовича), по собственному желанию и побуждению и по предложению тогдашнего сибирского губернатора князя М. П. Гагарина (исполнявшего повеление государя Петра I) начать евангельскую проповедь среди сибирских инородцев вступил самолично в подвиг апостольский.

В этом году святитель совершил водою по рекам Иртышу, Оби и Сосьве свое первое миссионерское путешествие в Березовский край. Для этого путешествия правивший епархией митрополит Иоанн дал ему способных сотрудников из монашествующего и белого духовенства, а губернатор снабдил от казны судном для плавания, гребцами, переводчиками туземных языков, стражей для охранения миссии, деньгами 2000 рублей и различными вещами для подарков новокрещеным.

В этом путешествии веропроповедник имел в виду, главным образом, согласно указу Петра I, как бы подготовить себе почву для дальнейшего делания на предлежащей его возделыванию ниве, именно сокрушить языческие кумирни с их идолами и тем показать язычникам, насколько бессильны защитить даже самих себя их мнимые боги. С помощью Божиею схимонах Феодор успел убедить остяков, живших близ Самарова и в юртах Щеркальских, уничтожить особенно чтимых в тех местах идолов.

В Кондинске преосвященным крещен остяцкий князь Алачев с семейством. В городе Березове, как утверждает летопись, хранящаяся в тамошнем градском Воскресенском соборе, окрестные остяки, узнав о приближении архипастыря-миссионера, во множестве собрались для слушания его проповеди, которая благотворно подействовала на сердца этих дикарей: река Сосьва сделалась купелью крещения множества остяков и обдорского князя Тайшина, в христианстве Алексея, и его жены. Преосвященный схимонах принес молитву и благодарение Просветителю всяческих, оставил в Березове одного из бывших с ним священников для распространения и утверждения веры Христовой, через что в 1712 году положил фактическое основание Низовской духовной миссии, а сам в том же году и тем же путем, то есть водою, возвратился в Тобольск.

Второе путешествие святитель Феодор предпринял в следующем, 1713 году опять вниз по Иртышу и Оби. Подготовленные проповедью схимника в прошлом году и убежденные в ничтожестве сокрушенных тогда идолов, остяки, жившие по Оби между Самаровом и Березовом, без особенного упорства делались христианами, даже руководители их, шаманы, как, например, Мало-Атлымский шаман Палехма, обращались ко Христу и склоняли к тому же своих единоплеменников. В этом году преосвященным окрещено до 3500 человек язычников.

Третье путешествие совершено преосвященным Феодором в 1714 году в Пелымский край и окрещено до 600 вогулов-язычников. Посланными в то же время митрополитом Иоанном другими миссионерами окрещено до 300 вогулов-магометан. В то же лето Феодор в третий раз посетил остяков, живших по Иртышу и Оби, доехав до самого Березова. Во время этого путешествия остяки, крещеные в два предшествовавшие года, с непритворной радостью встречали своего просветителя, слушали его наставления и давали обещание жить по-христиански. По их просьбе преосвященный Феодор с благословения епархиального архиерея положил основание церквям во многих их юртах (селениях).

В следующем, 1715 году схимник-миссионер отправился с проповедью к жившим по реке Конде вогулам и остякам. Это апостольское путешествие имело также добрый успех: язычники без сопротивления, после краткого наставления в христианской вере, принимали крещение во множестве.

Во время этих миссионерских странствований, кроме перенесенных трудов и опасностей плавания по бурным северным рекам, а также не всегда благоприятных, в особенности для старческого возраста ревностного веропроповедника, климатических условий, святитель подвергался не раз смертной опасности и от тех, кому приносил благовестие веры Христовой. Эти дикари, побуждаемые духом злобы – диаволом, не раз намеревались убить маститого миссионера, но Господь хранил его невредимым, а намеревавшихся лишить его жизни, как, например, князь Кошуцких юрт и другие, через того же благочестивого веропроповедника, тронутые его всепрощающей любовью и кроткими наставлениями, делались причастниками жизни вечной, просветившись Святой верой и крещением.

В 1715 году 10 июня скончался Тобольский митрополит Иоанн Максимович, и престарелому митрополиту-схимонаху Феодору в том же году вторично поручено управление Сибирскою епархиею, вступив в которое, он не прекращал своей любимой миссионерской деятельности. В 1716–1719 годах он посетил Сургутский, Нарымский и Кетский округа, а также нынешние губернии Томскую, Енисейскую и Иркутскую, даже отдаленный Туруханский край, и во время этих поездок обратил во христианство немалое число язычников и магометан. В то же время, по поручению святителя, трудились в деле проповеди в Низовском крае игумен бывшего в Березове монастыря Гедеон и настоятель Кондинского монастыря иеромонах Зиновий. В других местах епархии проповедовали слово Божие язычникам и заботились об утверждении новообращенных в вере и жизни христианской многие монашествующие и священники, например, в Томске архимандрит Порфирий и др. Всего преосвященным митрополитом Феодором просвещено верою Христовою 40000 сибирских язычников и магометан.

Немало заботился и хлопотал преосвященный Феодор и об улучшении быта новокрещеных. По его ходатайству запрещено березовским жителям ездить с вином по юртам остяков, спаивать их и выманивать у них дорогие меха и шкуры зверей, притеснять и обижать их, покупать у них в рабство мальчиков и девочек, даны были новокрещеным льготы в платеже ясака и сделано многое другое, доброе и полезное для новых чад Церкви Христовой. Схимонах Феодор так любил просвещенных остяков, что за год до своей смерти, будучи уже вторично на покое и находясь в болезненном состоянии, еще раз, в 1726 году, посетил Низовскои край и доехал до отдаленного Обдорска. Но это было уже последнее миссионерское путешествие приснопамятного святителя.

Обращено было внимание митрополита Феодора во время вторичного управления его епархией и на заграничную миссию, Пекинскую, которую с 1714 года начальствовал архимандрит Илларион Лежайский, отправленный в столицу Китая по высочайшему повелению при митрополите Иоанне Максимовиче. По смерти этого архимандрита начальником миссии был архимандрит Антоний Платковский, возвращенный в 1721 году в Россию, потому что, как по мысли преосвященного схимонаха Феодора, так и по намерению сибирского губернатора и высшего правительства, было решено послать в Пекин начальником миссии архиерея. Преосвященный Феодор хлопотал о поддержании Пекинской миссии с обычным ему усердием.

Еще в первое управление Тобольскою епархией преосвященный исходатайствовал в помощь себе викария, каковым был с 1706 года епископ Иркутский Варлаам Коссовский, живший в Иркутске до 1714 года, когда отбыл в Москву и вскоре назначен на Тверскую архиерейскую кафедру.

Вторичное управление святителя Феодора Сибирскою епархией продолжалось 5 лет. В 1720 году он, согласно просьбе своей, был уволен на покой, причем государем Петром I послана ему похвальная грамота, в которой отдавалась святителю Божию заслуженная им благодарность за ревностное пастырское служение, в особенности же за его неутомимые и успешные труды на поприще миссионерском. Кроме того, архипастырю назначена по отставке пенсия: 200 рублей деньгами и 50 четвертей хлеба в год. Утружденный святитель поселился на жительство в любимом им Тюменском монастыре, где проводил жизнь в уединении, молитве и добрых делах. В 1727 году 31 мая 77-летний схимонах, митрополит Феодор почил мирною христианскою кончиною и погребен в монастырской Троицкой церкви против западных дверей. По завещанию святителя, исполненному кротости и смирения, тело его было погребено в монастыре против входа, «дабы, – как гласит его завещание, – мимо ходящие попирали прах ногами». Память Святителя Филофея совершается также в Соборе сибирских Святых.

Прославленный во святых, дивный в чудесах, чтимый ближними и дальними, чудотворец Иннокентий, первый епископ Иркутский, родился в конце XVII века в Малороссии, в Черниговской губернии. По преданию, родился он в семье священника Кольчицкого (или Кульчицкого), потомка древнего польского рода. Фамилию эту вместе с дворянским достоинством пращуры будущего святителя получили от польского короля Болеслава Храброго. При крещении мальчика нарекли Иоанном и воспитывали его в духе благочестия.

Получив начальное образование дома, он продолжил обучение в Киевской духовной академии. Учился Иван очень хорошо, каждый предмет изучал основательно, и не было ни одной дисциплины, которую бы он не освоил с успехом. С особенным прилежанием он занимался словесностью, надеясь впоследствии подвизаться в проповеди Слова Божия. Ко времени окончания академии Иван был пострижен в монахи с именем Иннокентий. Избранник Божий принял постриг в Антониевой пещере, под Киевом.

По окончании академии, примерно в 1706–1708 годах, благочестивый инок был затребован в Москву на должность учителя и префекта в Славяно-греко-латинскую академию, а отсюда взят в Санкт-Петербург, где в то время только основывался Невский монастырь, будущая Лавра, чтобы послужить здесь примером доброго иноческого жития.

Появление образованного, благочестивого инока стало заметно на общем фоне подвизавшихся, и молодой монах скоро обратил на себя внимание императора Петра I. Опираясь на мнение Сибирского митрополита Филофея (Лещинского), государь утвердился в своем желании образовать в Пекине Русскую православную духовную миссию, которую, по плану царя, должен был возглавить епископ. Митрополит рекомендовал на эту должность иеромонаха Иннокентия, мужа вполне достойного царева доверия.

На третьей седмице Великого поста, 5 марта 1721 года, в воскресенье, в Александро-Невском Троицком соборе за литургией была совершена хиротония иеромонаха Иннокентия во епископа. Таинство в присутствии всероссийского самодержца свершили члены Святейшего Синода митрополит Рязанский Стефан (Яворский) и архиепископ Новгородский Феофан (Прокопович).

Сразу по Пасхе, на Светлой седмице, владыка Иннокентий, нареченный епископом Вельским, выехал из Санкт-Петербурга в страну неведомых хинов. Его сопровождали два иеромонаха, иеродиакон и пять певчих с тремя служителями. Год без малого добирались они до Иркутска, оттуда двинулись дальше, за Байкал, и остановились в пограничном с Китаем Селенгинске. Здесь миссии предстояло дожидаться решения пекинских чиновников о праве на въезд.

В это время в Пекине большое влияние приобрели иезуиты, которые под различными предлогами склоняли местных чиновников уклониться от принятия русского епископа. И повод для отказа был найден. В письме с просьбой о разрешении на въезд владыка Иннокентий был назван «богдо» – то есть «великий», а у китайцев такое обращение было принято только к императору и потому де двум великим особам быть одновременно в Китае невозможно.

В ожидании новых указаний из Святейшего Синода епископ Иннокентий оставался в Селенгинске безвыездно три года. Скорбна была жизнь святителя. Не получая жалования, а назначено ему было 1500 рублей в год, он содержал себя и свиту подаяниями доброхотов. Чтобы не умереть с голоду, миссия добывала себе пропитание рыболовством или нанималась на работы к местным хозяевам и тем кормилась. Поношенное платье владыка чинил себе сам. Утешение находил в молитвах и богослужениях, которые совершал в старом селенгинском соборе.

«Где мне главу преклонити и прочее жития моего время окончати Святейший Правительственный Синод заблагорассудит? – писал он в Синод.–Прошу покорно о милостивом указе, что мне делать: сидеть ли в Селенгинске и ждать того, чего не ведаю, или возвратиться назад... понеже и лисы язвины имут на починок, я же по сие время не имам, где главы приклонити. Скитаюсь бо со двора на двор и из дому в дом переходящи».¹⁰⁶

Кое-как пристроился владыка со свитой жить в летнем доме Троицкого Селенгинского монастыря. А чтобы недаром есть монастырский хлеб, он и его диакон писали для храма иконы.

Не без Промысла Божия отказали китайцы во въезде владыке. Вынужденное его «сидение» в Селенгинске оказалось весьма важным для проповеди Слова Божия среди местных монгольских племен. Используя свое архиерейское право рукополагать в священный сан, святитель, тем самым, восполнял недостаток духовенства за Байкалом и избавлял ставленников от далекой поездки для принятия сана в столицу Сибири Тобольск.

Лишь в марте 1725 года получил владыка Иннокентий повеление переселиться в иркутский Вознесенский монастырь и оставаться там впредь до новых предписаний. Управлял монастырем в отсутствие архимандрита Антония Платковского игумен Пахомий. Он отвел высокому гостю и его свите помещение на восточной стороне обители, на берегу Ангары. Здесь же, на монастырских землях, им выделили участки под огород, и таким образом жизнь обрела некую стабильность, особенно летом, когда нужно было заниматься огородничеством. Узнав о жительстве в монастыре епископа, в поисках духовного утешения к нему стали стекаться люди. Особенно стремились к владыке дети и инородцы.

В тот же год скончался император Петр I. Вдова и наследница престола Екатерина I назначила чрезвычайным послом в Китай графа Савву Владиславовича Рагузинского и обязала его взять с собой в Пекин епископа Иннокентия, если, конечно, китайцы согласятся.

В Иркутск Рагузинский прибыл 5 апреля 1726 года. Встретившись с владыкой, он предложил ему возвратиться в Селенгинск и там ждать его, а сам задержался в Иркутске для необходимых дорожных приготовлений. В это время в Иркутск из Москвы вернулся архимандрит Антоний Платковский, ранее уже бывавший в Пекине с послом Измайловым. Очень ему хотелось быть начальником тамошней миссии, и он постарался расположить к себе графа Рагузинского. Всю ловкость, хитрость, услужливость и хлебосольство, даже наветы и хулу на епископа Иннокентия постарался употребить архимандрит Антоний. Следствием этих маневров архимандрита было письмо посла Рагузинского в Петербург, в котором говорилось, что он не надеется на то, что китайцы примут владыку, а потому находит способным к должности начальника миссии архимандрита Антония Платковского. Письмо было отправлено с нарочным в Петербург и там принято без проверки. В марте следующего года святитель Иннокентий получил новый указ опять переселиться в Вознесенский монастырь. Начальником миссии в Пекине был назначен архимандрит Антоний Платковский.

Только владыка успел устроиться в Вознесенском монастыре, как из Петербурга пришло новое высочайшее повеление: быть ему самостоятельным епископом Иркутским и Нерченским. Этим решением была образована новая кафедра, и с преосвященного Иннокентия началось самостоятельное столование иркутских епископов.

Водворившись на новом месте, владыка Иннокентий столкнулся с теми же проблемами, что и в Селенгинске. По-прежнему не на что было жить, все также не было крыши над головой. Консистория отказалась платить ему жалование на том основании, что назначено оно было якобы для проживания в Китае, а не в Иркутске. В то время Иркутск еще не разросся до пределов Вознесенского монастыря, и владыке приходилось часто путешествовать по плохой дороге в город и обратно. Будучи не очень здоровым человеком и тяжело перенося переезды, он просил граждан Иркутска дать ему на время помещение. Не нашлось среди иркутян того, кто бы принял в свой дом будущего молитвенника и заступника пред престолом Божиим за всю иркутскую паству. Наконец в 1828 году провинциальная канцелярия сжалилась над владыкой и отвела ему дом боярского сына Димитрия Елезова. На этом месте в память жительства здесь святителя воздвигнута каменная часовня.

Немногим более четырех лет окормлял он иркутскую паству, но и это короткое по человеческим меркам время употребил он с великой пользой для спасения. Как было уже сказано, владыка Иннокентий не отличался крепостью здоровья, особенно страдал головными болями, но подвигов своих, ни молитвенного, ни смирения плоти, не оставлял. На теле он носил власяницу, поверх которой всегда был подрясник из шкуры лося и кожаный с железной пряжкой пояс. Молиться святитель любил в пещере за монастырской оградой, которую выкопал основатель Вознесенской обители старец Герасим. Еще был у святителя обычай обходить по ночам Вознесенский храм и молиться на него с четырех сторон.

Очень любил владыка делать что-либо своими руками. Днем помогал тянуть сети тем, кто был на рыболовном послушании, а по ночам шил для учеников обувь (чарки). Своими руками посадил в монастыре два кедра.

Пастырь добрый не только руками трудился, но и на мгновение не оставлял главного дела – проповеди Слова Божия. Язычников, во множестве проживавших вокруг Иркутска, он обращал к святой Церкви не только семьями, но и целыми стойбищами. Так из новокрещеных бурят образовалось целое поселение Ясачное.

Физические немощи не могли остановить его неиссякаемой любви к Богу, которой он спешил поделиться со всеми. Следование за Христом было для него не просто призывом, но смыслом жизни. Этим принципом руководствовался он в каждом деле. Шил ли чарки, учил ли бурят, возводил ли храм, он всегда перед собой имел образ Спасителя нашего Иисуса Христа.

Надлежало ему по должности творить суд, и никогда не перекладывал он на других это неприятное дело. Всегда решал сам, входил во все обстоятельства дела, быстро принимал решения, покрывая любовью строгую правду закона.

При всех неблагоприятных условиях сообщения с городом в его правление почти полностью закончилось строительство кафедрального Богоявленского собора. При Вознесенском монастыре еще архимандритом Платковским была устроена монгольская школа. Святитель Иннокентий не только поддержал это полезное для края начинание, но открыл еще славяно-русскую школу для всех сословий.

Самые теплые заботы святителя обращены были на Монгольскую школу, открытую по указу при Вознесенском монастыре. Она была не устроена при Платковском во всех отношениях. Святитель привел в порядок помещение ее; приказал, чтобы учились в ней и церковнославянскому; вызвал способных учителей, прибавил им жалованье; подвергал штрафу 15 руб. тех духовных, которые не выслали в школу детей 7–15 лет. В школу принимались и дети светских людей. В 1728 году сын поручика Изотова дал подписку в том, что «покамест не изучит Мунгальского языка совершенно, не оставит он школы».¹⁰⁷ В училище было 32 ученика, тогда как и в 1809 году было их не более 70. Святитель сильно заботился и о доставлении школе нужных книг. В 1729 году писал он губернатору Лангу: «...благородный господин Лаврентий Лаврентьевич! Мой всегдашний друг! в нынешнем, 1729 году февраля 28 дня подал нам Мунгальской школы учитель, некрещеный лама Лапсан, доношение и объявил, что он учит собранных по указу детей в школе Мунгальского языка, а книг у него Мунгальских малое число; а которые есть, и те иные ученики изучили и уже учить не по чему; а есть-де книги за Байкалом у разных лам, без которых во учении Мунгальской грамоты пробыть невозможно. А какие книги и у которых есть лам, приобщил при доношении реестр. Просил, чтобы оные книги указом его величества от лам для переписки были взяты в Иркутскую школу; а когда перепишутся, то паки тем ламам отдадутся.

Прошлого, 1728 года в июле месяце против словесного объявления учителя Лапсана о книгах посылал я в Иркутскую провинциальную канцелярию промеморию о посылке за море, к кому надлежит его величества указа для взятия ради переписки тех книг у лам. Сего марта 18 дня ответствовано из канцелярии ко мне, что комиссару Чечеткину в прошлом июле об отобрании тех книг было писано, но от комиссара и поныне ответа не было; а ныне к комиссару Бейтону о том указ послан. Того ради прошу ваше благородие постараться об отобрании книг у лам и присылке к нам в Иркутск для переписки их; а как переписаны будут, то старые тем ламам для возврату к вашему благородию пришлю. А какие книги и у кого именно и которые нужнейшие, тому прилагается при сем моем письме реестр. Надеюся сему от вашего благородия статися скорее, нежели от Бейтона. Марта 29-го 1729 года».¹⁰⁸

Спустя три месяца Ланг прислал следующие книги: 1. Сунду, в ней 237 листов. 2. Також Сунду, 259 листов. 3. Пайма Мингату, 447 листов. 4. Чингис Ханкиту. 5. Гус Ламайн Туку. 6. Хотола Тедусексен Хан Кабудуна Туку. 7. Одесек Хане.

Все эти книги немедленно были списаны, списки отданы Лапсану для школы под расписку июля 27-го 1730 года, а подлинные отосланы с нарочным для возвращения их ламам.

Содержание Мунгалоцерковной школы стоило святителю немалых забот и огорчений. По указу Синода на школу должны были доставлять хлеб и одежду монастыри Киренский, Посольский и Селенгинсий. Но Тобольский митрополит Антоний даже вопреки прежнему распоряжению запретил Киренскому настоятелю доставлять хлеб на содержание Иркутской школы и велел Киренскому монастырю быть в ведении Тобольской митрополии. Свт. Иннокентий предписывал Нерчинскому монастырю доставлять хлеб на содержание 7 учеников из числа 35, но обитель сгорела. Оставалось святителю содержать Мунгалоцерковную школу из доходов Вознесенского монастыря, который питал и его самого.

Первый Иркутский епископ исходатайствовал из государевой казны содержание для своих преемников и средства на сооружение архиерейского дома. Им же были определены границы епархии.

От трудов праведных любил владыка отдохнуть в небольшом селении Малая Бланка, в пятнадцати верстах от Вознесенской обители. Здесь жили направленные из монастыря на полевые работы послушники, монахи и крестьяне. Помогая в будние дни «труждающимся и обремененным», он следил за тем, чтобы воскресные и праздничные дни никакие заботы не отвлекали бы их от службы Божией. В самой Малой Бланке была организована часовня, и владыка не раз предсказывал, что со временем на месте ее будет возведен храм. Пророчество это исполнилось в конце XIX века. При жизни владыка не раз еще поражал современников своей духовной прозорливостью.

Как-то на день Кирилла, патриарха Александрийского, жители селения Фекского просили владыку отслужить у них Божественную литургию. «Хорошо, – ответил владыка, – отслужим. Но только вперед съездим по лету, а назад по зиме».¹⁰⁹ В тот момент селяне не поняли смысла его слов, но на следующий после литургии день выпал такой снег, что владыке пришлось возвращаться в санях.

Был и другой удивительный случай, утвердивший всех в том, что владыка был подлинно сосудом избранным, исполненным Духа Свята. Однажды при совершении крестного хода вокруг города начался ливень, и все промокли до нитки. И только святительских одежд не коснулась ни одна капля!

Такие проявления на нем Божией благодати стяжали ему еще при жизни любовь и уважение паствы, а по кончине стали основанием к благоговейному почитанию его памяти.

Очень любил святитель Иннокентий служить Божественную литургию. До последних дней своей жизни старался он не упускать возможности здесь, на земле, соединиться со Христом. В последний раз совершал он Божественную литургию в день Покрова Пресвятой Богородицы и затем в воскресный день 3 октября. После этого немощи человеческие приковали владыку к одру. Болезнь то усиливалась, то отпускала. В минуты ухудшения здоровья владыка созывал братию, благодарил служивших ему за любовь и попечение, раздавал на память кое-что из своих вещей, а тем, кому подарков не хватило, обещал при первом укреплении сил обязательно вознаградить. Очень скорбел владыка, что оставляет Вознесенский храм в неисправном состоянии и не раз высказывался, что если бы положили ему жалованье, то первую тысячу рублей употребил бы на построение каменной церкви.

Жалованья при жизни он так и не дождался. Решение о начислении ему содержания и удовлетворения некоторых его нужд пришло тогда, когда он уже ни в чем земном не нуждался.

В четверг 25 ноября страдания святителя стали чрезвычайными. Братию и всех городских священников он просил молиться о себе и отслужить после литургии параклис. В субботу, 27 ноября 1731 года, в седьмом часу утра Господь навеки упокоил святителя. Монастырский колокол возвестил о его кончине, последовавшей в присутствии его духовника иеромонаха Корнилия (Бобровникова), братии и келейников. Почившего облекли в его власяницу, поверх которой надели китайского шелка подрясник и шелковую мантию. Голову владыки покрыли клобуком, в котором он ходил при жизни.

О кончине владыки было доложено вице-губернатору Жолобову. Вице-губернатор, непомерно корыстный и алчный человек, решил воспользоваться случаем и отобрал не только все имущество владыки, но и часть монастырского достояния. Обобрав таким образом обитель, он лишил братию не только возможности похоронить святителя Иннокентия, но даже и литургию невозможно было совершать за неимением вина. И только после их настойчивой просьбы Жолобов выделил на погребение святителя триста рублей, запретив при этом впредь обращаться к нему.

Погребение святителя было совершено 5 декабря. Гроб из соснового дерева был обит черным бархатом. Пречистое тело владыки водворили в каменном склепе под алтарем деревянной церкви в честь Тихвинской иконы Божией Матери, возведенной в 1688 году старцем Исаией.

Вскоре после кончины святителя Господь явил суд над обидчиками владыки. Архимандрит Антоний (Платковский), до последней степени обесчещенный в Пекине иноверцем Лангом, который публично и жестоко избил его, в узах был провезен мимо Вознесенской обители в Петербург. Там ожидало несчастного лишение сана и заточение. Вице-губернатору Жолобову по приговору уголовного суда в Петербурге была отрублена голова. Оба эти события поразили промыслительностью всех, даже самых закоснелых в неверии. Но если часть маловеров еще нуждалась во внешних убеждениях, верная паства хранила сердечное чаяние, что Господь не даст «преподобному своему видети истления». Через 33 года после кончины святителя, во время ремонта Тихвинской церкви, было обнаружено, что тело его, одеяние и даже бархат на гробе не тронуло тление, хотя само место погребения было сырым и затхлым.

11 июня 1783 года при сильном ветре загорелась Вознесенская обитель. Весь Иркутск от мала до велика прибежал на пожар, но погасить его не представлялось возможным. Пламя охватило все каменные строения обители и, конечно, деревянную Тихвинскую церковь, под которой почивали мощи святителя. Надежды на спасение нетленных мощей угодника Божия не оставалось никаких. Тогда горожане обратились к прибывшему на пожар преосвященному Михаилу (Миткевичу) с просьбой попытаться достать мощи из огня. «Ежели покойный Иннокентий угодил Богу, – ответил тот, – то ради его нетленных мощей Всемогущий Господь спасет и церковь».¹¹⁰ В ту же минуту огонь потерял силу над осененной благодатью церковью. Милостью Божией она простояла до начала XX века среди каменных, вновь отстроенных стен и зданий монастыря в непререкаемое свидетельство свершившегося над ней чуда. В летописи Иркутска свидетели пожара записали: «В неделю Всех Святых (11 июня) 1783 года, по полудни часу в четвертом, монастырь Вознесенский сгорел, а именно кельи все, три церкви – две каменные снаружи и внутри без остатку; при том два колокола разбились, а другие испортились. Велик страх был! К тому была превеликая погода. А святые образа и что было в церквах: книги, ризы и прочее, ограда вся и два кедра архиерейские сгорели... Осталась одна деревянная церковь Тихвинской Богородицы, где архиерей погребен».¹¹¹

Чудеса от мощей святителя множились. Вера в его заступничество перед Господом передавалась из рода в род. Многие служили панихиды у него на могиле и получали просимое! Слава о новом заступнике множилась среди православных. Угодник Божий не отвергал молитв почитателей ни в Туле, ни в Якутске, ни в Петербурге.

В память о первом перенесении мощей святителя ежегодно в Иркутске совершался крестный ход с иконой Казанской Божией Матери. Так было вплоть до 1920 года, времени жесточайших гонений на христиан.

В 1921 году большевистская власть совершила акт святотатства: мощи святителя Иннокентия были вскрыты для «медицинского освидетельствования». Епископ Киренский Борис (Шипучин), обращаясь к духовенству и прихожанам, писал: «...11 января, мощи святителя Иннокентия были вскрыты. Облачение и одежда сняты, нетленное тело обнажено и оставлено в храме открытым. Церковь заперта. Богослужения прекращены. Монастырь охраняется красноармейцами».¹¹² Позднее, под усиленной охраной, мощи были увезены в неизвестном направлении.

Осиротела иркутская паства. Вместе со всей Русской Православной Церковью рыдала она над своими грехами, смиренно принимая Божие попущение. Долго мощи святителя почитались безвозвратно утерянными, но только Господь «не до конца прогневается, не век враждует». В 1990 году в одном из подсобных помещений ярославской церкви Николы Надеина были обнаружены неизвестные мощи. На кафедре судебной медицины Ярославского мединститута была проведена их идентификация. Описание мощей, сделанное ярославскими медиками, полностью совпало с данными акта, составленного в 1921 году в Иркутске. Мощи святителя Иннокентия, оставленные на семьдесят лет в сыром, неотапливаемом помещении, Господь хранил для явления нам чуда Своей милости.

Священномученик Ювеналий Аляскинский († 1796) был канонизирован в 1980 году.¹¹³ Начал он свою деятельность на военной службе. После принятия монашества и рукоположения в чин иеромонаха он вошел в число восьми духовных лиц, отправившихся в 1793 году под начальством архимандрита Иоасафа (с 1799 года– епископ Кадьякский) для проповеди христианства североамериканским народам, оказавшимся в российском подданстве. Прибыв в 1794 году на остров Кадьяк, Ювеналий вместе с иеромонахом Макарием в течение двух месяцев объехал весь остров и окрестил всех его жителей. Почетные люди Кадьяка под воздействием проповеди Ювеналия отдавали ему своих детей для обучения. Всего иеромонахи Ювеналий и Макарий окрестили более 5000 американцев. В 1795 году Ювеналий отправился в Нучен, где обратил в христианскую веру более 400 чугачей.

В 1796 году география поездок миссионеров стала расширяться, захватывая не только острова, но и Аляскинский материк. Священномученик Ювеналий был в первой группе православных миссионеров на Аляске. В 1797 году русский иеромонах отец Ювеналий покинул остров Кадьяк. Он путешествовал вдоль залива Кука через районы, ныне известные, как Конай и Анкорндж, и пересек горы к озеру Илиамна, после чего след его затерялся. Именно там он был зверски убит племенем юпиков, вероятно, только потому, что они враждебно относились к незнакомцам. Это произошло около озера Илиамна. Когда шаман этого племени после убийства священномученика надел на себя его крест, то не смог совершить языческий обряд. Тогда он сказал своему племени, что следует с уважением относиться и слушать тех, кто носит такой знак – крест. Впоследствии племя юпиков приняло христианство и стало одним из наиболее глубоко верующих среди обращенных племен. В 1980 году отец Ювеналий был прославлен в лике священномучеников.

Преподобный Герман Аляскинский родился в городе Серпухове, под Москвой, в 1757 году в купеческой семье. Его мирское имя и фамилия неизвестны. С самых юных лет имел отрок Герман великую ревность к благочестию и в шестнадцать лет от рождения пошел в монахи. Вначале преподобный нес послушание в Троице-Сергиевой пустыни, расположенной в окрестностях Петербурга, на берегу Финского залива (пустынь принадлежала Троице-Сергиевой Лавре).

В обители будущий миссионер подвизался около пяти лет. Желая полного уединения и безмолвия, преподобный Герман удалился на Валаам. Валаамский монастырь, расположенный на островах Ладожского озера, бывал отрезан от внешнего мира до 8 месяцев в году. После тщательного испытания различными послушаниями игумен Назарий благословил молодого подвижника на постоянное жительство в лесу, в пустынном уединении. По праздникам, приходя в монастырь, преподобный нес клиросное послушание. В Валаамской обители святой Герман принял монашеский постриг.

Есть мнение, что святой Герман пришел на Валаам в 1778 году. В том же году преподобный Серафим пришел в Саровскую обитель. Обстоятельства жизни преподобного Германа на Валааме напоминают об уединенных подвигах его великого современника – Саровского чудотворца. Подобно преподобному Серафиму, валаамский подвижник отличался исключительным и проникновенным знанием духа и буквы Священного Писания, творений святых отцов и учителей Церкви.

Духовным руководителем и наставником будущего миссионера был игумен Назарий, Саровский старец, который ввел на Валааме устав Саровской пустыни. Таким образом, благодатный строй Саровского подвижничества, в котором совершалось духовное возрастание преподобного Германа на Валааме, стал неотъемлемой частью его души и сделал его родным и исключительно близким по духу преподобному Серафиму, Саровскому чудотворцу. Есть сведения, что преподобный Серафим пользовался, в свою очередь, наставлениями старца Назария во время его жительства в Сарове.

Это было время расширения пределов России на север: деятельностью русских промышленников были открыты Алеутские острова. С открытием островов обнаружилась необходимость просветить Евангельским светом и их обитателей. Для этого святого дела по благословению Святейшего Синода высокопреосвященный митрополит Гавриил поручил старцу Назарию избрать способных людей из Валаамской братии.

Так, через 15 лет пребывания преподобного Германа на Валааме Господь призвал смиренного инока на апостольское служение и послал его проповедовать Евангелие и крестить язычников малообжитого и сурового края Аляски и прилегающих к ней островов Северной Америки. С этой целью в 1793 году была создана Духовная миссия, получившая название Кадьякской, с центром на острове Кадьяк. Руководителем миссии был назначен архимандрит Иоасаф (Болотов), инок Валаамского монастыря. В числе прочих сотрудников миссии было еще пять иноков Валаамского монастыря, среди них и преподобный Герман, которому Господь благословил потрудиться в благовестии дольше и плодотворнее, чем кому-либо другому из членов миссии.

По прибытии на остров Кадьяк миссионеры немедленно занялись постройкой храма и обращением язычников. «1794 года, сентября с 24, живу на острове Кадьяке. Слава Богу, более 700 американцев перекрестил, да более 2000 браков обвенчал, состроили церковь, а время позволит – сделаем другую, да походные две, а то и пятую нужно сделать», – замечает в одном из писем архимандрит Иоасаф.¹¹⁴

Отец Герман на новом месте поначалу нес послушание в пекарне и занимался хозяйственными заботами миссии.

Под руководством архимандрита Иоасафа (позднее епископа) миссия находилась недолго: во время бури (в 1799 году) преосвященный Иоасаф со своими спутниками погиб в волнах океана. На помощь оставшимся в живых миссионерам в 1804 году был командирован только один иеромонах Александро-Невской Лавры Гедеон. Он на некоторое время возглавил миссию. Его заботами была устроена школа для детей крещеных алеутов. В 1807 году иеромонах Гедеон навсегда покинул стан миссионеров, возложив всю ответственность на преподобного Германа, который до самой своей кончины оставался духовным отцом, пастырем и попечителем душ человеческих в доверенной ему миссии. Преподобного хотели посвятить в сан иеромонаха и возвести во архимандрита, но смиренный инок отказался от какого бы то ни было возвышения и до конца своих дней пребывал простым монахом.

Преподобный Герман был для местных жителей истинным добрым пастырем и защищал их, как мог, от злых и хищных людей, которые видели в островитянах только объект для жестокой эксплуатации. Непоколебимо и настойчиво, не имея никакой поддержки, кроме своей пламенной веры, старец продолжал свое заступничество за обиженных и угнетенных, видя в этом свой долг и призвание.

Отец Герман жил сначала возле храма миссии на Кадьяке, впоследствии переселился на близлежащий остров Еловый, который он называл «Новым Валаамом». Его современники были постоянными свидетелями подвижнических трудов отца Германа, его забот о больных во время губительных эпидемий, его бесстрашного заступничества за подвергавшихся насилию.

Как смотрел отец Герман на туземных жителей Америки, как понимал свое отношение к ним и как сочувствовал их нуждам, выражает он сам в одном из писем к правителю колонии: «Любезному нашему отечеству – писал он, – Творец как будто новорожденного младенца дать изволил; край сей, который еще не имеет ни сил к каким-нибудь познаниям, ни смысла, требует не только покровительства, но по бессилию своему и слабого ради младенческого возраста – самого поддерживания; но и о том самом не имеет он еще способностей кому-либо сделать свою просьбу. А как зависимость сего народного блага небесным Провидением, неизвестно до какого-то времени, отдана в руки находящемуся здесь русскому начальству, которое теперь вручилось вашей власти, сего ради я, нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица тех пред вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу. Будьте нам отец и покровитель. Мы всеконечно красноречия не знаем; но с немотою, младенческим языком говорим: «Отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали тающие сердца, дайте разуметь, что значит отрада!"»¹¹⁵

Как старец чувствовал, так и поступал. Помогал нуждающимся, чем только мог, и алеуты и их дети часто посещали его. Кто просил совета, кто жаловался на притеснение, кто искал защиты, кто желал помощи – каждый получал от старца возможное удовлетворение. Любовь отца Германа к алеутам доходила до самоотвержения.

Однажды на корабле из Соединенных Штатов занесена была на остров Ситха, а оттуда на остров Кадьяк повальная заразная болезнь. Смертность была так велика, что некому было копать могилы и тела валялись незарытыми. Во все время этой грозной болезни, продолжавшейся с постепенным ослаблением целый месяц, преподобный, не щадя себя, неутомимо посещал больных, увещевал их терпеть, молиться, приносить покаяние или приготовлял их к смерти.

Особенно старался старец о нравственном преуспеянии алеутов. С этою целью для детей-сирот устроено было им училище; он сам их учил Закону Божию и церковному пению. С этою же целью в часовне близ его келий в воскресные и праздничные дни собирал он алеутов для молитвы. Здесь разные молитвы читал для них его ученик, а сам старец читал Апостол, Евангелие и устно поучал их. Так приятно было его слушать, что беседующие с ним алеуты увлекались его словом и нередко только на закате дня нехотя оставляли его.

Преподобный Герман был сподоблен многих сверхъестественных даров от Бога. Однажды отец Герман обратил одного морского капитана из лютеранской веры в Православие. Человек этот был весьма образован; кроме многих наук, он знал языки, но не мог устоять против убеждений и доказательств отца Германа и присоединился к Православной Церкви. Когда он отъезжал из Америки, старец при прощании сказал ему: «Смотрите, если Господь возьмет вашу супругу у вас, то вы никак не женитесь на немке; если женитесь на немке, то она непременно повредит ваше Православие».¹¹⁶ Капитан дал слово, но не исполнил его. Предостережение старца оказалось пророческим. Через несколько лет действительно умерла жена у капитана, и он женился на немке; вероятно, он оставил или ослабил веру и умер скоропостижно без покаяния.

С кроткой любовью, не смотря на лица, обличал он многих в нетрезвой жизни, недостойном поведении и притеснении алеутов. Обличаемая злоба вооружалась против него, делала ему всевозможные неприятности и клеветала на него, обвиняя преподобного старца в возмущении алеутов против начальства. Для проверок и расследований присылались «полномочные». Однажды служители обыскивали келию отца Германа, предполагая найти у него большое имущество. Когда не нашли ничего ценного, один из них стал топором выворачивать половые доски. «Друг мой, – сказал ему тогда отец Герман, – напрасно ты взял топор; это орудие лишит тебя жизни!»¹¹⁷ Через некоторое время потребовались люди в отдаленный форт, и туда из Кадьяка послали русских служителей, в их числе и этого человека; а там местные жители ему сонному топором отсекли голову.

Однажды на Еловом острове случилось наводнение. Жители в испуге прибежали к старцу; тогда он вынес икону Божией Матери на отмель и стал молиться. По окончании молитвы, обратясь к присутствующим, сказал: «Не бойтесь, далее этого места, где стоит святая икона, не пойдет вода».¹¹⁸ Слово старца исполнилось. Старец обещал такую же помощь и на будущее время.

Барон Ф.П. Врангель, по просьбе старца, писал под его диктовку письмо одному митрополиту. Когда окончено и прочитано было письмо, старец поздравил барона с чином адмирала. Изумился барон; это была для него новость, которая действительно подтвердилась только через долгое время при выезде его в Петербург.

Однажды загорелся на Еловом острове лес. Находясь с учеником своим Игнатием в чаще леса, старец провел на земле полосу и сказал: «Будьте спокойны, огонь не перейдет этой черты!».¹¹⁹ На другой день огонь с сильным напором достиг черты, но, пробежав вдоль нее, остановился, не коснувшись густого леса, находившегося за чертой.

Часто говорил старец, что в Америке будет свой архиерей, тогда как об этом никто и не думал, да и надежды не было, чтобы в Америке был свой архипастырь, но пророчество его сбылось в свое время.

Незадолго до кончины старец Герман потерял зрение, но хранил полную ясность ума и удивительную память. Тайные подвиги и келейные молитвы старца оставались неведомыми миру, но виден был окружавшим свет его благодатной жизни, проходившей в условиях полного самоотречения, нестяжательности и сурового пренебрежения всеми удобствами. Одежда его была самая убогая и очень ветхая. Всем своим видом, всеми привычками старец Герман живо напоминал современникам древних отшельников, прославившихся подвигами воздержания и Богоугождения. Беседа старца производила на слушавших его неотразимое впечатление. Особенно поражали собеседников ясность его мыслей, отчетливость и быстрота суждений. Божественная благодать, наполнявшая душу преподобного Германа, преображала сердца людей, общавшихся с ним. Ярко свидетельствует об этом случай с С. И. Яновским, правителем администрации Российско-Американской компании, приступившим к своим обязанностям в 1817 году. Семен Иванович Яновский, аристократ по происхождению, был человеком всесторонне образованным и начитанным, но его религиозно-философские взгляды сводились к модному в те времена деизму (религиозно-философское учение, распространенное в XVII-XVIII вв., допускавшее существование Бога лишь как первопричины мира и отрицавшее существование Бога как Личности).

Христианства он, по существу, не знал (хотя формально считался христианином). Православие, Церковь, Таинства были для него понятиями, не заслуживающими серьезного внимания. Преподобный Герман много беседовал с ним. Впоследствии С. И. Яновский писал: «Такими постоянными беседами и молитвами святого старца Господь совершенно обратил меня на путь истинный, и я сделался настоящим христианином». Он называл старца «святым мужем, великим подвижником»; как великую драгоценность, он хранил у себя письма преподобного Германа. Такое же благоговение к личности святого испытывали и многие другие его современники.

Остров Еловый был последним приютом в многотрудных апостольских странствованиях святого старца. Преподобный Герман предсказал своим духовным детям время своей кончины и объяснил, как похоронить его. 13 декабря 1837 года он попросил зажечь перед иконами свечи и почитать Деяния святых Апостолов. Во время чтения о трудах святых благовестников святой старец Герман перешел от земных трудов к небесному упокоению на 81-м году жизни. Над могилой старца первоначально поставлен простой деревянный памятник, затем сооружена скромная деревянная церковь, освященная во имя преподобных Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев.

В этом храме хранится старинное изображение преподобного Серафима Саровского, находившееся в келье святого старца Германа при его жизни: старец любил и чтил своего прославленного современника и единодушного с ним великого работника на Божией ниве. Господу было угодно одновременно благословить на великий подвиг служения людям этих двух благоговейных любителей безмолвия и умного делания. Преподобный Герман с любовью отзывался на нужды и скорби людские в дни своей земной жизни. Не оставляет он в беде взывающих к нему и после своего преставления. Наиболее известный случай молитвенного предстательства преподобного Германа находится в жизнеописании первого православного епископа в Америке – святителя Иннокентия (память 31 марта и 23 сентября). В 1842 году святитель на бриге «Охотск» направлялся на остров Еловый. Из-за бури корабль долго не мог войти в гавань, и жизнь команды и пассажиров была под угрозой. Святитель Иннокентий обратился с молитвой к преподобному Герману: «Если ты, отец Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер».¹²⁰ Не прошло и четверти часа, как ветер переменился и сделался попутным. И вскоре святитель, спасшийся от бури, служил панихиду на могиле преподобного Германа.

С 1860-х годов Русская Православная Церковь знала о большом почитании памяти старца Германа на Кадьяке. В 1867 году один из аляскинских епископов составил записку о его жизни и чудесах. Первый публичный доклад об отце Германе был напечатан в Валаамском монастыре в Финляндии в 1894 году. В 1927 году русский архимандрит Герасим (Шмальц) прибыл на остров Еловый и оставался там до последнихдней своей жизни. В 1952 году он составил житие и акафист святому Герману. Перед своей кончиной, в 1969 году, архимандрит Герасим открыл останки своего славного предшественника и построил здесь небольшую часовню. Исцеления, связанные с молитвенным заступничеством старца Германа, записывались в течение долгого периода (со времени его жизни и до 1970 года). В марте 1969 года Собор епископов Русской Православной Греко-Кафолической Церкви в Америке под председательством архиепископа Нью-Йоркского, митрополита всей Америки и Канады Иринея совершил прославление преподобного аляскинского инока. Церковь через эту канонизацию формально скрепила своей печатью то, что многие аляскинцы всегда знали: преподобный Герман выполнил свое христианское призвание достойно и продолжает и ныне предстательствовать пред Богом о живущих.

9 августа 1970 года, в день памяти святого великомученика и целителя Пантелеимона, на острове Кадьяк было совершено прославление старца Германа, жизнь и труды которого принадлежат к славным страницам истории Русской православной миссии в Северной Америке.

Определением Священного Синода Русской Православной Церкви от 1 декабря 1970 года имя преподобного Германа Аляскинского было включено в месяцеслов. Память его празднуется 27 июля.

Молитвами праведников сохранялась до времени от гнева Божия Русская земля. По-разному подвизались угодники Божии: кто в храме, кто в общежительном монастыре, кто в миру, кто и в затворе проходил свое поприще. Василию Федотовичу Надежину Бог судил быть основателем иноческого скита в глухой чаще леса, в Чикойских горах, почти у самой границы с Монголией.

Несмотря на некоторые странные обстоятельства его жизни предшествовавшие подвигу пустынножительства, он стяжал себе не только уважение знавших его почтенных граждан и высоких особ, но и приверженность жителей округи, зараженных расколом задолго до его появления.

Василий, в иночестве Варлаам, родился в 1774 году в семье Федота и Анастасии (Яковлевой) Надежиных, в селе Маресиве, что на Рудке Лукьяновского уезда Нижегородской губернии. Происхождения они были самого простого – из крепостных крестьян Петра Ивановича Воронцова. Подробностей детских лет и более позднего периода жизни подвижника предание не сохранило. Известно только, что ко времени он женился на Дарье Алексеевой, тоже из крепостных Воронцовых. Своих детей у них не было, и они принимали на воспитание сирот, согревая их теплом семейного очага. Грамоте Василий Федотович выучился сам. Впоследствии он писал рапорты церковными литерами, полууставом, а свое имя всегда писал по церковному.

Семейная жизнь Василия Федотовича длилась недолго. Однажды он исчез, скрылся неведомо куда, так что и все поиски его ни к чему не привели. Впрочем, господа Воронцовы отнеслись к этому обстоятельству без особенной тревоги; скоро и домашние успокоились, предоставив судьбу Василия Божьему Промыслу.

В 1811 году Василий Федотович объявился богомольцем в Киево-Печерской Лавре, но отсутствие у него паспорта привело к тому, что он как бродяга был осужден к ссылке в Сибирь. Позже, будучи игуменом, вспоминая молодые годы, часто называл он себя бродягой.

Безропотно покорился Василий Федотович своей судьбе. Как ни желанно было ему остаться в Киеве, но предстоял долгий путь в Сибирь. По прибытии в Иркутск он первым делом направился в Вознесенскую обитель, к мощам святителя Иннокентия. В Иркутске он пробыл недолго и уже через месяц продолжил путь за Байкал, в село Малокударинское Урлукской волости, куда был приписан на поселение.

На месте своего водворения будущий подвижник, как и в Иркутске, обнаружил все то же стремление к благочестивой жизни и удалению от мирских соблазнов. И здесь он старался приютиться под сенью храмов, чтобы беспрепятственно предаваться молитве и работать Богу. С этой целью он нанимался трапезником (сторожем) в Урлукскую Богородице-Казанскую церковь, потом в Верхнекудринскую Покровскую, затем в Троицкий собор города Троицкосавска и, наконец, в Воскресенскую церковь Кяхтинской торговой слободы. Всюду он исполнял свои обязанности старательно и добросовестно, так что положительно был отмечен кяхтинскими гражданами. В Кяхте Господь послал ему духовником известного на всю слободу священника отца Аетия Разсохина, который и благословил Василия оставить мир ради трудов во славу Божию на поприще пустынножительства – Чикойские горы, где решил подвизаться Василий Федотович, своими высокими хребтами напоминают высоты Афонские, правда, в ту пору это сходство было лишь внешним. Со дней Адама ни одна тварь в тех местах не слышала славословий Триипостасному Богу, но после того как поселился здесь безвестный пустынник, глухие чащи огласились несмолкаемой песней Ему.

Выбрав местом своего будущего подвига глухой уголок дремучей тайги на Урлукском хребте Чикойских гор, в семи верстах от поселка Урлук и в трех от Галдановки, Василий Федотович прежде всего водрузил там большой деревянный крест и в полутора саженях от него срубил себе келью. Здесь начался его тернистый путь ко спасению, полный молитвенных трудов, телесных утеснений, смиренного богомыслия.

Много претерпел на этом пути Василий Федотович, немало потребовалось ему сил душевных и телесных, чтобы со смирением выносить все тяготы уединенной жизни. Голод и жажду, зной и стужу, помыслы и прилоги воздвигал враг спасения рода христианского на его пути. Не раз приступал он к нему, пытаясь пугать привидениями, подсылая разбойников, а то и в образе знакомого или какого благожелателя пытался соблазнить напоминаниями о прежней жизни, о родных, но все это препобеждал отшельник силой молитвы и благодати Божией.

Около пяти лет прожил он в полной безвестности. Лишь изредка навещал близлежащие Галдановку и Урлук для приобщения святых Христовых Таин. Обыкновенно он останавливался в доме местного диакона либо в домах двух благочестивых граждан: Макарова и Лужникова. Придет, бывало, стараясь остаться незамеченным, поговеет, причастится и опять возвращается в свою пустынь. Но скоро молва о нем стала распространяться по окрестным весям, и потянулись к нему люди в надежде услышать от пустынника назидательное слово.

По прошествии нескольких лет отшельнической жизни Бог наградил Василия Федотовича даром слова, и настолько проникновенным было оно, что никто из приходящих не уходил от него неутешенным, а кое-кто оставался, чтобы не покидать его более. Так возникла община, в которую кроме жителей окрестных поселений стали приезжать и из Кяхты, причем бывали здесь люди всех сословий, в том числе и богатые именитые граждане. Через короткое время, а именно в 1826 году, усердием кяхтских граждан в пустыне была воздвигнута часовня во имя святого Пророка и Предтечи Иоанна. По сторонам от часовни стояло тогда девять келий (по числу насельников) – пять с одно стороны и четыре с другой. Священника в пустыни не было, и поэтому Василий Федотович как самый грамотный читал для братии ежедневное правило, Псалтирь, акафисты.

Вскоре мирная жизнь пустыни была нарушена. Василий Федотович Надежин, несмотря на вынесенное ему наказание – ссылку в Сибирь, по-прежнему числился в розыске, и теперь полиция без труда смогла его обнаружить. Арестовывать его приехал сам исправник. После тщательного обыска в скиту Василия Федотовича увезли в острог.

Словно гром среди ясного неба была эта новость для всех его почитателей. Кяхтинское купечество помнило его беспорочную службу трапезником; известно было, что и в Чикойских горах скрывался от мира исключительно с целью спасения своей души, и граждане Кяхты решили ходатайствовать за Василия Федотовича перед мировым судьей. По их хлопотам дело его было перенесено на рассмотрение епархиального начальства.

Надежин был вытребован в Иркутскую духовную консисторию, и преосвященный Михаил II (Бурдуков) сам испытал нравственные качества и убеждения пустынножителя. Архиерей не нашел ничего предосудительного ни в образе мыслей Василия Федотовича, ни в его поведении. Наоборот. Труды подвижника на ниве Христовой были как бы предуказаны свыше.

Пределы Чикойских гор и далее в основном населяли буряты-язычники, а православные Урлукской волости жили вместе с раскольниками поповской и беспоповской сект. В такой ситуации очень остро ощущалась потребность в миссионерах. Этим-то и был озабочен преосвященный Михаил. Отличавшийся высокой образованностью и апостольской ревностью, он уже не раз обращался в Священный Синод с просьбами о миссионерской помощи, однако имеющиеся кандидаты все еще не были испытаны Синодом в своих способностях и благонадежности. И когда владыка узнал о ревности Василия Федотовича на избранном поприще, он не только не воспротивился его самочинию, но оказал покровительство.

Убедившись в благонадежности Василия Федотовича, архиепископ Михаил предложил ему принять «зрак равноангельский» – продолжить служение Христу в монашеском чине. Установленным порядком Василий Федотович подал владыке собственноручно написанное прошение, и тот предписал настоятелю Троицкого Селенгинского монастыря, иеромонаху Израилю, постричь в монашество пустынножителя. 5 октября 1828 года, по отправлении в скиту всенощного бдения, во время чтения часов, основатель скита был пострижен в монахи с наречением ему имени Варлаам, а скит по воле владыки приписали к Троице-Селенгинскому монастырю. Так спешит Господь устроить доброе произволение желающихся спастись.

Еще до пострижения Василия Федотовича, отпуская его из Иркутска, владыка Михаил предпринял меры «к устроению скита на твердом основании. Им было отправлено в Святой Синод прошение, в котором он писал о нуждах Забайкальской миссии, радеющей об обращении бурят и монголов в православную веру и противостоящей проповеди раскольников.

Терпение «смиренного Михаила» было вознаграждено через шесть лет. Высочайшим рескриптом в Иркутской епархии было образовано несколько новых бесприходских миссионерств с выделением на их содержание средств из казны. В этом указе была поименована и Чикойская пустынь.

Жизнь в Чикойской пустыни не замирала в ожидании административного решения. Отшельники продолжали труды во славу Божию. В часовне, для которой уже и колокола были пожертвованы кяхтинцами, как и раньше читались каноны, акафисты, правила. Не хватало только одного: здесь по-прежнему не было священника.

Так продолжалось до весны 1830 года. В марте владыка Михаил затребовал к себе в Иркутск монаха Варлаама для посвящения его в священнический сан, и 22 марта Варлаам был посвящен в иподиакона и в стихарь. Через два дня в Иркутском кафедральном соборе он был рукоположен во иеродиакона, а 25 марта, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, во иеромонаха.

Новопоставленному иеромонаху помимо обычного служения в Чикойской обители было поручено заботиться об обращении иноверных и о возвращении заблудших – раскольников.

В скиту в то время не было храма, и отцу Варлааму еще предстояло заняться его постройкой, а пока церковь была устроена в часовне. Ее освящение было совершено при преосвященном Иринее в 1831 году.

Отец Варлаам ревностно поддерживал в скиту чин богослужения по уставу Церкви. Немного позже, когда ему в помощь был прислан иеромонах Аркадий, появилась возможность посещать ближайшие к пустыни жилища для исправления треб, и то усердие, с каким он крестил детей, напутствовал умирающих, та горячая вера, с которой он служил Богу и людям, невольно располагали к нему сердца даже закосневших в расколе. Этим он заслужил особенное расположение епархиального начальства. Архиепископ Ириней радовался успехам трудов отца Варлаама и, выражая ему свою архипастырскую благодарность, писал: «Благодаря Бога, споспешествующего в делах ваших, сердечно радуюсь умягчению сердец закоренелых доселе в ожесточении старообрядцев, что они не только начали вас слушать, но и крещением детей своих утешили уже вас, усердных сеятелей, тем, что посеянное пало не на камени и не при пути, но на доброй земле. Господь, положивый благому намерению благое начало, впредняя да поможет вам собирать расточенных овец во едино стадо Единого Небесного Царя».

Щедро расточая духовные дары, которыми награжден был от Господа отец Варлаам, обращал к вере людей разных наций, различных званий. Были среди обращенных и сосланные в Сибирь образованные неверы, были и язычники, а также мусульмане и иудеи. Часто обращения в православную веру сопровождались явленными чудесами над крещаемыми. Предание хранит память об одном из таких эпизодов.

В одном из ближайших к пустыни улусов жила шестидесятидвухлетняя бурятка Кубун Шебохина, несколько лет считавшаяся сумасшедшей. Прослышав о пустыни, о крещении многих бурят, она в тайне от мужа и детей бежала туда, но по дороге была поймана. Несмотря на неудачу, в январе 1831 года она предприняла другую попытку. Босая и полураздетая, в жестокий мороз, вновь бежала Кубун из улуса и снова была поймана. Но на этот раз крестьяне, узнав о ее желании идти в Чикойкий скит, сами привели ее к отцу Варлааму. Здесь она открыла ему желание стать христианкой. Отец Варлаам не стал спешить, но испытал ее и после недолгого оглашения крестил с именем Анастасия. Тотчас по крещении пришла она в полный разум и совершенно здоровой вернулась в свой улус.

Не без скорбей пришлось отцу Варлааму проходить свое поприще на ниве миссионерства. С отбытием преосвященного Иринея с Иркутской кафедры в консисторию посыпались жалобы на «вмешательство» его в дела приходских священников. Дело дошло до разбирательства в консистории, где стали выяснять, откуда отец Варлаам получает святое миро, употребляемое при крещении, и по какому праву обращает в Православие раскольников. Дело ограничилось его объяснением, что миро он получил у благочинного монастырей, а крестит и обращает в Православие инородцев и раскольников по благословению архипастырей: преосвященных Михаила и Иринея. Тем не менее духовной консисторией было принято решение впредь без предварительного разрешения епархиального архиерея запретить ему совершение Таинства Крещения, а требы исполнять только по приглашению приходского священства.

На этом гонения на отца Варлаама не закончились. В феврале 1834 года в скит из Троице-Селенгинского монастыря прибыл с проверкой игумен Израиль, один Господь ведает, в силу каких причин. Но только помрачился умом игумен и образовал что-то вроде секты. Дошло даже до кощунства. Соблазн этот наделал много хлопот епархиальному начальству. Началось следствие, и были предприняты решительные меры к пресечению пагубных последствий этой проверки. Сам отец Варлаам достаточно пережил унижений и оскорблений со стороны игумена Израиля, но с истинным смирением почитал все поношения за награду. Впоследствии эти притеснения обернулись ко благу как обители, так и ему самому.

После того как игумен Израиль нарушил в скиту порядок и церковные уставы, новый Иркутский преосвященный Мелетий обратился в Священный Синод с предложением об изменении статуса скита. Скандал с игуменом оказался кстати, и вскоре на доклад обер-прокурора Его Императорскому Величеству была наложена резолюция: «...причислить скит, учрежденный в Верхнеусинском округе в Чикойских горах, к разряду заштатных монастырей». В соответствии с этим положением основатель скита отец Варлаам был признан в звании строителя. Звание это как нельзя лучше определяло вид деятельности, на которой в то время особенно сосредоточился отец Варлаам.

Как только инцидент с игуменом Израилем исчерпал себя и в Чикойском теперь уже монастыре был восстановлен надлежащий порядок (возобновлено ежедневное служение, распечатаны Царские врата), отец Варлаам занялся перестройкой единственного в обители храма. Средства на это были пожертвованы купцом первой гильдии Ф. М. Немчиновым. После ремонта и обновления храм был заново освящен во славу Божией Матери и Ее иконы «Споручница грешных». Кроме того, отцу Варлааму было поручено приступить к сооружению нового соборного храма.

Период бурного строительства монастырь пережил во времена столования на Иркутской кафедре преосвященного Нила. Новый Иркутский владыка с особой заботой отнесся к Чикойской обители, которую часто посещал. В первый же свой приезд он возвел отца Варлаама в сан игумена.

Справедливо будет сказать, что обитель была любимым детищем владыки. Поручив отцу Варлааму строительство нового храма, преосвященный Нил сам помогал ему в планировке и организации строительных работ, вникал во все мелочи. Он же исходатайствовал в Священном Синоде для монастыря три тысячи рублей. Помимо казенных денег, монастырю были сделаны пожертвования и от частных лиц.

В одном из номеров «Московских ведомостей» была опубликована заметка о создании в Чикойских горах иноческого скита с призывом о пожертвованиях на святую обитель. Очень многие откликнулись на просьбу о помощи. Городские общества и частные лица, простолюдины и августейшие особы жертвовали деньгами и вещами – кто чем мог. Из двора Его Императорского Величества обители была поднесена икона Спасителя, переданная через статс-секретаря от государыни императрицы Александры Федоровны.

Без сомнения, не была забыта Чикойская обитель и кяхтинскими гражданами. Некто Павел Федченко пожертвовал серебряную позлащенную ризу на икону Божией Матери. Стараниями кяхтинского богача Николая Матвеевича Игумнова в каменном этаже соборного храма был сооружен придел во имя апостола и евангелиста Матфея.

Благодетели монастыря жертвовали в его пользу не только деньги и предметы церковного обихода, но и земли, сооружения для обеспечения пропитания братии. Так, крестьянин Купалейской волости Авраамий Осколков пожертвовал двуставную мукомольную мельницу с двумя амбарами. Щедро и обильно благотворительствовал обители купец первой гильдии Иван Андреевич Пахолков. Его усердием в монастыре были построены ограда, дорожные лестницы, тротуары – для жизни монастыря, расположенного на вершине крутой горы, деталь немаловажная. Он же позаботился о строительстве скотных дворов, амбаров, кухни, новых келий (старые по причине ветхости и «неблаголепности» по распоряжению владыки были снесены). Своей супруге Анне Андреевне перед смертью он завещал вложить в Московскую сохранную казну пятьдесят тысяч рублей ассигнациями с тем, чтобы проценты с этой суммы ежегодно выдавались в пользу Чикойского монастыря, в котором он завещал похоронить себя.

В 1841 году соборный храм был уже вполне готов к освящению. Вот как об этом писал владыке Нилу сам игумен Варлаам: «Божией милостью и вашими архипастырскими молитвами и пособием доброхотных дателей внутри святого храма святого Пророка и Предтечи Господня Иоанна два придела, Скорбящей Божией Матери и святителя Христова Иннокентия, пришли уже в совершенное исполнение. Иконостасы поставлены, иконы по местам, престолы, жертвенники и облачения в готовности...» Все ждали прибытия архиепископа Нила на освящение храма, но он не смог быть и позже писал о. Варлааму: «Благодарю Господа, что помог Он вам совершить освящение храма. Молю, да святится имя Его выну в обители Чикойской». Еще через год отцу Варлааму вновь было разрешено самостоятельно освятить другой придел во имя святого евангелиста Матфея.

Заботился игумен Варлаам и о хлебе насущном для братии. В духовной консистории хлопотал он об отводе скиту хлебопахотной и сенокосной земель, а когда обратился к урлукским крестьянам с просьбой об уступке земли, те согласились дать монастырю восемьдесят шесть десятин. Впоследствии правительство выделило монастырю шестьдесят пять десятин земли.

За делами хозяйственными не ослабевал подвижник Варлаам и в проповеди на ниве Христовой. Бывая с требами в домах старообрядцев, отец Варлаам завоевал у них большой авторитет, что послужило делу открытия единоверческих храмов. Преосвященный Нил со дня восшествия на Иркутскую кафедру был преисполнен особого рвения в обращении раскольников и просвещении инородцев.

Успешная миссионерская деятельность отца Варлаама радовала его безмерно. «Попечение твое, о единоверческой (Архангельской) церкви, – писал он игумену Варлааму, – радует меня. Подвизайся, добрый старец, помня, что обративый грешника спасет душу свою и покрыет множество грехов. Посети ради Бога раскольнические селения, один ли или с отцом Симеоном (единоверческим священником Архангельской церкви). Уповаю, что слово ваше обрящет благую землю и принесет заблуждающимся плод спасения».

Одним из безусловных признаков доверия старообрядцев к отцу Варлааму было то, что они без тени колебания отправляли своих детей в организованное в Чикойском монастыре училище. Отец Варлаам сам обучал их грамоте и чтению молитв. Трудно было и представить более действенное средство для воспитания детей раскольников в духе подлинной веры.

Когда ушли в прошлое наветы на отца Варлаама, что он, просвещая заблудших, занимается «не своим» делом, он отправился с паломнической поездкой по реке Никой, по берегам которой во множестве располагались селения раскольников. Поездка эта оказалась весьма успешной. Помимо Архангельской церкви вскоре началось сооружение и Нижненарымской, также на условиях единоверия. «Оттаивание» непримиримых раскольников происходило постепенно, но против главного аргумента – невозможности спасения без Таинств – им было трудно устоять. Они начали соглашаться с необходимостью принять законного священника для отправления богослужения по старопечатным книгам.

Воодушевленный успехом проповеди отца Варлаама, преосвященный Нил исходатайствовал в Священном Синоде средства на строительство единоверческой Нижненарымской церкви. Архиепископ Вологодский Иринарх уступил для храма древний антиминс, освященный еще в 1544 году. Для нужд церкви были высланы старопечатные книги: требник, служебник, Постная триодь, которые в извещении об отправке преосвященный Нил назвал подлинным сокровищем и просил игумена Варлаама порадовать прихожан и священника этим приобретением. Искреннюю заботу о храме проявил сам святитель Филарет, митрополит Московский. Глубоко сочувствуя пресечению раскола на Никое, он в 1842 году прислал для Нижненарымской Покровской церкви древние священные сосуды.

Закрепляя успех проповеди единоверия, отец Варлаам обратил свой взор и на соседние волости. Здесь он оказался не одиноким миссионером, а сотруженником архимандриту Даниилу. Вместе они проповедовали в Куналейской, Тарбагатайской и Мухоршибирской волостях. Всюду, во всех селениях, где только успели побывать миссионеры, обнаруживалось отрадное движение к единоверию. Так, например, в Куналеи и Куйтуне упорством раскольников дало трещину. Жители поселков как бы разделились на три партии. Одни соглашались принять священника при условии, что он не будет зависим от епархиального начальства, другие соглашались принять единоверие, а третьи упорствовали.

Труды миссионеров увенчались успехом – миссия успела учредить два единоверческих прихода: в селе Бичуре Куналейской волости – с церковью Успения Божией Матери, и в селе Тарбагатае – в честь святителя Николая. Священником в Тарбагатайскую церковь был назначен отец Василий Знаменский. Его служение в Николаевской единоверческой церкви привлекало богомольцев из соседних селений. Часто жители соседних Хараузского и Хонхолойского селений просили его послужить у них в местных часовнях.

Всего за время миссионерских трудов отцом Варлаамом было обращено до пяти тысяч душ и устроено несколько единоверческих церквей. Во многом этому способствовала его личная подвижническая жизнь, простота его убеждений. В 1845 году Святейшим Синодом он был представлен к награждению золотым наперсным крестом.

В том же 1845 году старец Варлаам почувствовал в себе крайний упадок сил, но продолжал трудиться. В январе следующего года он еще успел совершить поездку по селениям Урлукской волости, но это скорее походило на прощание с паствой собранных им воедино под управление Господне. В обитель из поездки он вернулся больным. 23 января, на семьдесят первом году жизни, напутствованный святыми Таинами, предал он дух свой в руце Божии на глазах у чикойской братии. По отпевании его тело было погребено против алтарного окна с южной стороны придела Божией Матери. Над могилой впоследствии был сделан кирпичный памятник с чугунной плитой.

По смерти преподобного Варлаама почитатели его памяти стали по крупицам собирать свидетельства о его земной жизни. Многое из открывшегося им было до времени сокрыто и только теперь явилось миру. Так, из писем матушки Елпидифоры, игумении Казанского монастыря в Касимове Рязанской губернии, стало известно, что еще в пору странствий по святыням России будущий пустынник Чикойский встречался с преподобным Серафимом Саровским. В письме отцу Варлааму от 15 января 1830 года она писала: «...имела счастие видеть уже и не в первый отца Серафима... вам посылает свои благословения».

В высшей степени назидательны отношения между подвижниками святой Православной Церкви! Ведая и соблюдая сокровенное от премудрых и разумных, они, сподобляясь плодов Святого Духа, в простоте младенческой веры стяжали себе венец неувядаемой славы. До конца своих дней сохранил преподобный Варлаам искреннюю любовь и глубокое почитание преподобного Серафима. В его келье долго висел прижизненный портрет преподобного Серафима, исполненный маслом на холсте по заказу матушки Елпидифоры и высланный ею в Чикойскую пустынь. Примечательны сделанные на нем надписи. Так, в правом углу было написано: «Пустынножитель, схимонах Серафим, Небесных сил подражатель, Саровской пустыни». В левом углу стояло: «А еже ныне живу во плоти, верою живу в Сына Божия, возлюбившаго мене (Гал.2:20)». И вменяю вся уметы быти, да Христа приобрящу (Флп.3:8)». После смерти старца портрет этот находился в Николаевской часовне Алтайской миссии. Позднее следы его затерялись.

Была у преподобного Варлаама и другая святыня – икона Соловецких чудотворцев Зосимы и Савватия – благословение игумении Елпидифоры. С этой иконой она отправила письмо, в котором писала: «...сей образ из той обители с их мощей. Изливаю вам душевное мое желание, чтобы с помощью Божией и молитвами сих угодников ваше сие место прославилось, как лавра и обитель Соловецких чудотворцев. Наверное, вы помните, как сих угодников Божиих начальное было устроение обители, с трудом и ходатайством ко Господу. Так и вам желаю, чтобы ваша обитель так же устроилась. Просите сих угодников. Они вам будут помогатели. Но всего более да будет с вами воля Божия, и да возрадуется сердце ваше о Господе Бозе, воеже наладитися вам благодатию Христа Спасителя и совершенным здравием преуспевать в духе спасения».

Вплоть до водворения в стране безбожной власти большевиков память старца Варлаама почиталась открыто. Благочестивые паломники, бывая в Чикойской обители и поклоняясь подвигу пустынножителя Варлаама, воочию могли видеть железную кольчугу, которую он надевал на себя во время молитвенного подвига, могли побывать у келии старца, которую он устроил собственными руками, напиться воды из источника, протекающего рядом с нею, – напитаться из источника святости преподобного Варлаама. Кто бывал у его кельи, подобной пещере древних подвижников, тот наполнялся благодатию Божией и уезжал из тех мест, устремляясь за единым на потребу.

Святитель Иннокентий, Московский митрополит (в миру Иван Евсеевич Попов-Вениаминов), родился 26 августа 1797 года в селе Ангинском Иркутской епархии в семье пономаря. Мальчик рано усвоил грамоту. В 1806 году его отдали в иркутскую семинарию. Здесь как лучшему воспитаннику юноше дали фамилию Вениаминов, в честь почившего Иркутского архиепископа Вениамина. 13 мая 1817 года он был рукоположен в диакона Благовещенской церкви Иркутска, а 18 мая 1821 года – в священника.

С 1823 года началось миссионерское служение будущего апостола Америки и Сибири. 45 лет отдал святитель Иннокентий делу просвещения народов Камчатки, Алеутских островов, Северной Америки, Якутии, Хабаровского края, совершая свой апостольский подвиг в суровых условиях, с большими опасностями для жизни. Святитель Иннокентий крестил десятки тысяч людей, строил храмы, при которых основывал школы и сам обучал в них основам христианской жизни. Много помогало ему в трудах знание различных ремесел и искусств.

Святитель Иннокентий был замечательным проповедником. Совершая литургии, молебны и всенощные бдения, он неизменно наставлял паству. Во время многочисленных поездок святитель Иннокентий изучал язык, быт и нравы народов, среди которых проповедовал. Его труды по географии, этнографии и языкознанию получили мировую известность. Он составил алфавит и грамматику алеутско-лисьевского языка и перевел на него катехизис, Евангелие и многие молитвы. Одно из лучших его произведений «Указание пути в Царство Небесное» (1833) переведено на языки малых народов Сибири и выдержало более 40 изданий. Благодаря трудам святителя Иннокентия в 1859 году впервые услышали Слово Божие и богослужение на своем родном языке якуты.

29 ноября 1840 года Московский митрополит Филарет совершил пострижение святителя Иннокентия. 15 декабря того же года архимандрит Иннокентий стал епископом Камчатским, Курильским и Алеутским. 21 апреля 1850 года епископ Иннокентий был возведен в сан архиепископа.

Промыслом Божиим 5 января 1868 года святитель Иннокентий стал преемником митрополита Филарета на кафедре Московских первоиерархов. Через Святейший Синод митрополит Иннокентий закрепил вековой миссионерский опыт Русской Церкви (еще в 1839 году он предложил проект улучшения организации миссионерского служения). Попечением митрополита Иннокентия было создано Миссионерское общество, Московский Покровский монастырь преобразован в миссионерский. В 1870 году учреждена Японская Православная духовная миссия во главе с архимандритом Николаем Касаткиным (впоследствии святитель Николай Японский), которому святитель Иннокентий передал многое из своего духовного опыта. Весьма плодотворно было и управление святителем Иннокентием Московской епархией. Его стараниями построена церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Московской духовной академии.

Святитель Иннокентий преставился 31 марта 1879 года, в Великую субботу, и погребен в Свято-Духовском храме Троице-Сергиевой Лавры. 6 октября 1977 года Русской Православной Церковью святитель Иннокентий прославлен в лике святых. Память его установлено совершать дважды в год: 31 марта/13 апреля – в день его блаженной кончины и 23 сентября/6 октября – в день прославления.

До 1825 года западные острова Алеутской дуги: Ближние (Атту и Круглый), Крысьи (Амчитка, Кыска) и Андреяновские (Атха, Амля, Адах), остров Танах, а также Командорские острова (Беринга и Медный) не входили в состав основной территории Российско-Американской кампании. Решение о переподчинении было принято главным правлением в 1823 году. Этот год был знаменательным и переломным во многих отношениях. Кроме структурных изменений, произошло еще одно знаковое событие: в начале года решением Святейшего Синода на территории Русской Америки была учреждена духовная миссия для «просвещения светом Христовой веры инородцев». Епископ Иркутский и Нерчинский преосвященный Михаил (Бурдуков) получил указ Синода, которым повелевалось послать священника на о. Уналашка. С 1824 года на территории Руссийско-Американской кампании образовался первый, Уналашкинский, приход. Он состоял из 60 небольших островков, самым большим из которых был Уналашка. Второй приход, Атхинский, был образован несколькими годами позже. Его окормлял молодой священник Иаков Нецветов.

Святой праведный Иаков Нецветов (ок. 1804–1864) – питомец миссионерской деятельности святителя Иннокентия и его ученик, стал первым из туземцев Аляски, рукоположенным в священный сан. Получив духовное образование в семинарии в Иркутске, родном городе его отца и его матушки, отец Иаков в 1828 году приступил к миссионерству и духовному окормлению населения Алеутских островов. Паства его располагалась на территории более трех тысяч километров. В труднейших обстоятельствах сурового климата он неутомимо путешествовал как истинный пастырь. Он также занимался переводами Священного Писания, находил и подготавливал ботанические экспонаты для музеев Санкт-Петербурга.

Отец Иаков подвизался на Алеутских островах в течение 20 лет. Он перевел Евангелие на унанганский язык, пользуясь церковнославянским и современным русским текстами, то есть переводил с родного языка своего отца на язык своей матери. Им была основана церковь Св. Николая в Кветлуке. В 1844 году святитель Иннокентий назначил отца Иакова в Кускоквимско-Юконскую часть юго-западной Аляски для миссионерской работы среди юпикских эскимосов. Острова Атха, Амля, Амчитка, Атту, Медный и Беринга к 1828 году были заселены и подчинялись Атхинской конторе, располагавшейся на одноименном острове. Контора осуществляла контроль над территорией Атхинского отдела посредством назначаемых на каждый подотчетный остров управляющих или байдарщиков. Местное население Атхинского отдела приняло христианство приблизительно в то же время, что и остальные алеуты, то есть около 1790 года. Но в отличие от восточных алеутов, они приняли христианство от мирян, так как ни один из миссионеров Русской православной церкви, проповедовавших на Кадьяке и Уналашкинских островах, не посещал западные острова. Таким образом, отец Иаков Нецветов по прибытии застал Ахтинский отдел полным оглашенных алеутов, среди которых не было ни одного взрослого обратившегося бы к нему с просьбой о крещении. Его задача состояла лишь в укреплении веры и совершении миропомазания, завершающего таинство крещения.

Несмотря на все сложности, отец Иаков смиренно переносил испытания, жил скромной жизнью своих прихожан и ежегодно предпринимал морские путешествия, окормляя благочиния своего необъятного прихода. Условия работы были тяжелейшими – суровый климат, почта, приходившая всего раз в год, отсутствие храма, слабое здоровье и одиночество: семья Нецветовых была бездетной, жена отца Иакова умерла в 1832 году.

В бытность на Атхе отец Иаков сделал пояснение к переводу Катехизиса на «уналашкинский язык», подготовленному епископом Иннокентием (Вениаминовым) на диалекте своих прихожан. В 1830 году отец Иаков Нецветов впервые посетил остров Беринга, самый удаленный остров Атхинского прихода. Остров был заселен русскими, креолами и очень небольшим количеством алеутов. Всего на острове проживали 75 человек. 25 мая отец Иаков впервые ступил на землю российского командора и расположился в казарме. На следующий день после установки переносного храма он миропомазал 20 креолов и 11 алеутов – как и на остальных островах отдела, все жители были православными, но в подавляющем большинстве окрещены мирянами.

В последующие дни отец Иаков совершал различные службы и вел беседы с жителями и по их просьбе отслужил «Те Deum laudamus» – благодарственный гимн св. Амвросия Медиоланского «Тебе, Бога, хвалим...» – с освящением воды. По завершении служб он направился к берегам острова Медного.

Остров Медный по структуре управления и роду занятий населения в точности напоминал соседний остров Беринга, здесь также не было аборигенов, а проживали русские, креолы и алеуты. Всего на острове их было 60 человек. Высадившись, отец Иаков, как и на острове Беринга, установил переносной храм и миропомазал в общей сложности 12 креолов и 20 алеутов. Отслужил воскресную службу и столь почитаемый островитянами благодарственный молебен «Те Deum» с освящением воды. И крестным ходом благословил селение.

С тех пор отец Иаков посещал острова не реже одного раза в 2 года. По его распоряжению были отстроены молельные дома: в 1832 году – на о. Беринга и в 1834 году – на о. Медном. Отстроенные из подручных средств часовенки были маленькими и очень тесными. В таких домах было сложно проводить богослужения и невозможно исповедовать в один день всех желающих. Поэтому по распоряжению отца Иакова к лету 1840 года часовня на о. Беринга была увеличена и перестроена. Статус этого строения не совсем понятен: сам о. Иаков называл его то «молельным домом» (в 1840 году), то часовней (в 1842 году). Можно предположить, что во время пребывания епископа строение было освящено в часовню. Вероятно, описание именно этой часовни приводится в клировой ведомости Атхинского отдела за 1851 год: «Зданием деревянная, построенная из выкидного леса, с потолком, покрыта травою, по внутренности длина всей часовни 12 аршин и ширина 6 аршин, имеет при себе паперть ветхая. Имеет олтарь, отделенный иконостасом, в олтаре Престол и жертвенник в малой мере, в иконостасе образа живописныя, из утвари имеется только Евангелие на Алеутском языке, также и прочил к Богослужению необходимые вещи...».¹²¹

Среди многочисленных визитов на Командорские острова своею значимостью выделяется один: в 1842 году по воле случая о. Беринга посетил епископ Иннокентий (Вениаминов). Но прежде чем говорить о самом визите, следует вспомнить хронологию предшествующих событий. Летом 1839 года отец Иоанн (имя святителя Иннокентия до его пострижения в монашество) был принят в Петербурге обер-прокурором Святейшего Синода графом Протасовым и представил ему «Обозрение православной церкви в российских поселениях в Америке, с своим мнением об улучшении состояния оной».

Отец Иоанн предлагал учредить на территории Русской Америки постоянную миссию и настаивал на расширении властных полномочий благочинного. Но Синод был на летних вакансиях, и иерей отправился в Москву к митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету. Владыка принял близко к сердцу старания миссионера и 25 декабря после Божественной литургии возвел отца Иоанна в сан протоиерея. Вскоре у Филарета «возникла мысль об учреждении в Сибири новой, отдельной от Иркутской, епархии III класса»¹²² (до сего момента все территории Русской Америки входили в состав Иркутской епархии). В ее состав должны были войти Камчатка и Охотск, а также Курильские и Алеутские острова. 30 апреля 1840 года Синод вынес определение об образовании постоянной миссии в Северной Америке и учреждении благочиннического ведомства над местным духовенством.

После известия о кончине любимой супруги отец Иоанн больше не мог отказываться от высшего церковного служения и 29 ноября 1840 года был пострижен в монашество с именем Иннокентий в честь свт. Иннокентия (Кульчицкого), а на следующий день был возведен в сан архимандрита. 1 декабря того же года состоялась его аудиенция у императора Николая I, который утвердил постановление Синода от 29 ноября об учреждении отдельной Камчатской епархии. Из трех лиц, удостаиваемых Синодом занять новую епископскую кафедру, император, не раздумывая, избрал «американского пришельца», и 13 декабря состоялось наречение, а 15 декабря архимандрит Иннокентий был рукоположен в сан епископа Камчатского, Курильского и Алеутского. События развивались так стремительно, и решения были настолько единодушны, что невольно приходит мысль о воле свыше.

В 1842–1843 годах преосвященный Иннокентий совершал поездку по своей необъятной епархии, охватывавшей побережья двух материков.

В мае 1842 года он вышел из Новоархангельска на галиоте «Мореход» и направился на Камчатку, взяв в сопровождающие отца Иакова Нецветова. Судно уже миновало о. Беринга, когда погода переменилась и свежий встречный ветер заставил галиот повернуть вспять. Заход на о. Беринга не противоречил планам плавания, и к вечеру 9 августа «Мореход» приблизился к берегу. Его преосвященство присутствовал на всех богослужениях. После литургии епископ Иннокентий сам лично отслужил благодарственный молебен и гимн св. Амвросия в благополучное завершение морского плавания; а затем обратился к жителям с проповедью о христианской жизни, почтении к Господу нашему Иисусу Христу, любви Бога-Отца и значимости Духа Святаго. В скором времени он перевел свою проповедь на алеутский язык. Известно, что две копии на андреяновском диалекте были для постоянного пользования определены в часовню на о. Амле, где отец Иаков Нецветов регулярно читал их после Божественной литургии.

В течение двух лет, с 1850 по 1852 год, путешествуя по реке и морскому побережью, отец Иаков окрестил 437 человек, к середине 1852 года число крещеных аборигенов в Квихпакской миссии составляло 1720 человек. В 1851 года была освящена еще одна вновь построенная церковь.

Подвижник основал в аляскинской епархии ее самый крупный диаконат, где по сей день начинает свой путь большинство современных местных священников. Преемник отца Иакова отец Захарий Бельков, также алеут, продолжал крещение новообращенной паствы и строил храмы по всей местности. Церковь Св. Николая в Кветлуке, ныне являющаяся приходским храмом, – уже третья из деревянных церквей этого прихода за сто лет его существования.

Значительность деятельности отца Иакова заключается в распространении Слова Божия среди племен Аляски. Публикация его дневников, которые были ранее не известными и были обнаружены всего лишь 20 лет тому назад, породила почитание его как святого, подвижника и миссионера. Поэтому в 1994 году Священным Синодом Православной Церкви в Америке он был причислен к лику святых со званием «просветитель народов Аляски».¹²³

Архиепископ Гурий (в миру Григорий Платонович Карпов) родился в 1814 году в Саратове в семье священника. В 1837 году, после окончания Саратовской духовной семинарии, поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где был пострижен в монашество с именем Гурий в честь святителя Гурия Казанского, а 20 ноября 1839 года рукоположен во священника.

В 1839 году защитил кандидатскую диссертацию и 23 декабря в составе Пекинской миссии отправился в Китай. В 1851 году иеромонах Гурий вернулся в Санкт-Петербург, где был возведен в сан архимандрита, а затем удостоен степени магистра богословия.

В 1856 году архимандрит Гурий вновь уехал в Китай. Живя там в течение 18 лет сначала в качестве члена, а потом начальника миссии, он в совершенстве изучил китайский язык, свободно говорил и писал на нем. Перевел на китайский книги Нового Завета, Псалтирь, Священную Историю и ряд богослужебных книг.

Равноапостольные труды архимандрита Гурия в Китае принесли Церкви богатые плоды – сотни китайцев приняли Православие. Во время так называемого «боксерского» восстания, в ночь с 23 на 24 июня (по н. ст.) 1900 года, приняли мученическую смерть духовные дети о. Гурия: 222 человека во главе с китайцем-священником священномучеником Митрофаном.

11 мая 1866 года состоялись наречение и хиротония архимандрита Гурия во епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии.

С 28 ноября 1867 года преосвященный Гурий (Карпов) – епископ Таврический. 12 апреля 1881 года возведен в сан архиепископа.

Владыка Гурий проявил себя необычайно хозяйственным и мудрым в управлении. Он много сделал для епархии: изыскал средства на строительство Таврической духовной семинарии, Консистории, мужского духовного училища, ходатайствовал перед Священным Синодом о выдаче средств на реконструкцию Александро-Невского собора, жертвовал средства на развитие монастырей, основал в Симферополе Таврический архиерейский дом.

Архиепископ Гурий вел большую миссионерскую деятельность и боролся с различными сектами. За свои труды он был удостоен многих церковных и государственных наград.

Отличался владыка и прекрасными личными качествами: незлобием, бескорыстием, добрым отношением к людям, любовью к правде и особым нищелюбием. Через некоторых священнослужителей правящий архиерей часто помогал нищим и поддерживал бедных клириков.

Блаженная кончина архиепископа Таврического Гурия последовала 17 (30 по н. ст.) марта 1882 года. За несколько дней до своего преставления владыка получил от Господа откровение, в котором был предуказан день его кончины. Его честное тело было погребено в склепе Александро-Невского собора.

Перед самым уничтожением собора, в 1929 году, останки архиепископа Гурия удалось перенести на городское кладбище к церкви Всех Святых. Очевидцы этого события засвидетельствовали, что спустя 47 лет после погребения тело святителя оставалось нетленным, сохранилось даже облачение, а из случайно поврежденной при перенесении гроба руки владыки истекла кровь.

Помимо многочисленных случаев прозорливости, которую обнаруживал владыка Гурий во время земной жизни, зафиксированы несколько случаев чудесных явлений его разным лицам и исцелений, полученных после молитвенного обращения к нему.

Во время Великой Отечественной войны владыка явился во сне одной благочестивой монахине и сказал, что сохранит свой город от разрушения. И действительно, несмотря на бои, проходившие в Крыму, Симферополь остался практически нетронутым. Во времена хрущевских гонений на Церковь архиепископ Гурий явился духовнику святителя Луки архимандриту Тихону (Богуславцу), о чем святитель Лука писал в письме Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I.

Как свидетельствуют старейшие клирики Крымской епархии, многие верующие задолго до прославления архиепископа Гурия (Карпова) обращались в кафедральный собор Симферополя с просьбой указать, где похоронен владыка, так как он им являлся во сне. После посещения его могилы эти люди приходили засвидетельствовать о благодатной и скорой помощи. По просьбам верующих у места упокоения архиепископа Гурия совершались панихиды, люди брали землю с его могилки и получали исцеления. 22–23 августа 2008 года в Симферополе состоялись торжества по поводу прославления в лике святых архиепископа Таврического Гурия (Карпова).

В настоящее время мощи святителя Гурия пребывают в кафедральном Петропавловском соборе.

Годился владыка в праздник Покрова Пресвятой Богородицы в 1835 году в селе Шапкино Ковровского уезда Владимирской губернии. Он был шестым ребенком в бедной семье причетника сельского храма Рождества Пресвятой Богородицы Андрея Парвицкого (фамилия Невский у будущего святителя появилась в Тобольской семинарии). Ребенок был очень слаб и не оставлял надежды, что останется в живых. Он был сразу же крещен с именем Михаил и в белой крестильной рубашке положен под святые иконы в ожидании смерти. Но младенец остался жить. Это было первое чудо в его жизни. Благодатная помощь Божия и Покров Богородицы не оставляли его никогда. Первые часы стали как бы прообразом его земного пути: «Всю свою долгую жизнь в разных положениях и даже на высоких служебных постах он так мало брал от жизни, так слабо был связан с земным».¹²⁴

С раннего детства Михаил был связан с молитвой. Епископ Арсений (Жадановский), хорошо знавший Владыку, писал о той духовно-нравственной атмосфере, в какой воспитывался будущий наставник христианских добродетелей: «Родители Михаила, при всей своей нищете материальной, были богаты благочестием. В строгости христианской воспитывали они детей. Родительская молитва, особенно материнская, укрепляла и защищала их».¹²⁵

Бедность и нищета детских лет явились для будущего подвижника подлинной школой жизни. Благодаря родительскому благочестию Михаил научился с христианским терпением переносить жизненные лишения. Одна из его архипастырских проповедей заканчивается призывом: «Братие! Будем чаще вспоминать притчу о богатом и Лазаре, чтобы не видеть горькой участи первого и удостоиться за терпение и смирение вместе со вторым, и удостоиться быть не с Авраамом только, но с Самим Христом в раю».¹²⁶ В 1843 году, побуждаемый крайней нищетой и желанием из пономаря сделаться дьяконом (что вполне соответствовало его способностям), Андрей Парвицкий исполнил свое давнее желание оставить родные места и переселиться в далекую Сибирь. Многочисленная семья направилась в Тобольск. Путь был очень трудным. Дорогой часто нечем было кормить детей. Хотя Андрей Парвицкий желаемого места не получил, переезд этот был важным событием в жизни будущего Владыки. Тут видится действие Божественного Промысла: именно в Тобольске у Михаила Парвицкого родилось горячее желание поехать миссионером на Алтай.

Михаил поступил в Тобольскую духовную семинарию. К этому времени отец с семьей переехал в село Верхне-Ануйское Томской епархии. Отрок остался один. Тоска по любимой матери сильно повлияла на его характер. У него появилась тяга к уединению. Он много читал Священное Писание, творения святителя Тихона Задонского и преподобного Ефрема Сирина, житие преподобного Серафима Саровского. Кроме семинарии и храма, Михаил нигде не бывал. Такая настроенность сохранила его душевную чистоту.

В 1854 году Михаил окончил духовную семинарию вторым по разрядному списку. Столь серьезные успехи давали ему возможность продолжить учебу в Духовной академии. Побуждение способного юноши продолжать изучение богословских наук уступило горячему желанию жертвенного служения Богу и людям. Об этом он вспомнил через тридцать лет в речи, сказанной при наречении его в епископа Бийского: «Не суждено было мне уготовиться к высокому служению святительства в высшем святилище наук, хотя было звание к тому и раз, и два. Смею думать, что не случайно, но промыслительно было сие, да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душею моею от юности излюбленного; ибо еще на школьной скамье мысль о миссионерстве занимала меня. Известия об апостольских трудах патриарха российского миссионерства влекли сердце мое к алеутам американским; но Промысл Божий, случайным разговором со мной одного из присных моих, указал мне путь к алеутам алтайским, в Алтайскую миссию, где и обретен мною мир душе, томившейся исканием пути, в онь же пойду... Тридцатилетняя жизнь на Алтае была для неопытности моей той академией миссионерства, какую некогда открыть предполагалось в центре России».¹²⁷

Выбор этот, в котором так явственно проявились высокие, истинно-христианские стремления души, определил направление всей его долгой жизни. Современник митрополита Макария св. равноапостольный Николай Японский, сам на заре жизни избравший путь миссионера, лучше других мог оценить это решение: «В тот период ранней молодости, когда человек лишь только получает способность к самоопределению, Вы определили себя на служение Миссии»,¹²⁸ – писал он в 1911 году Макарию, бывшему тогда архиепископом Томским.

Родители благословили Михаила, и он 22 февраля 1855 года был принят в Алтайскую миссию в звании учителя и миссионерского сотрудника. Молодому труженику было явление основателя миссии архимандрита Макария (Глухарева), ныне прославленного в лике святых. Сам Владыка в письме к орловскому протоиерею Илье Ливанскому рассказал об этом так: «Я, грешный, в первый или второй год по поступлении в миссию много был утешен и ободрен явлением его во сне. Я видел его явившимся мне в алтаре, когда оттуда был услышан шум в самом храме. Указывая на этот беспорядок, как на последствие нерадения тех, которым поручена Улалинская паства, он сказал мне:

«Ты здесь после меня обучайся». Считаю эти слова пророческими».¹²⁹

Помощь свыше явилась новоначальному работнику Алтайской миссии, когда он принялся изучать язык местных жителей. Сначала было очень трудно, но к весне Михаил Андреевич чудесно усвоил алтайский язык. «Матерь Божия помогла!»¹³⁰ – говорил Михаил Андреевич и стал заниматься вместе с переводчиком протоиерем Михаилом Чевалковым переложением священных книг на язык алтайцев.

В 1855–1857 годах он трудился учителем церковного пения в Улалинском училище и служил псаломщиком в церкви. Современные исследователи располагают разнообразными документами и материалами по истории Алтайской миссии. Есть немало свидетельств о тех тяжелых жизненных условиях, в которых совершалось великое равноапостольное дело. Владыка Макарий вспоминал об этом: «Служение миссионерское как служение апостольское есть более всего ряд скорбей, болезней и трудов... Мы не говорим о трудностях миссионерских путешествий, которые доводятся редко в экипаже, никогда в вагоне, но нередко пешком, на лыжах, часто верхом, на лодке, под дождем, иногда в снежную метель, все это – болезни и труды для тела. Но есть страдания большие – страдания души. Миссионер – страдалец, он страдает душой в начале служения своего от среды, в которую попадает, там нет ни родной семьи, ни родного общества, ни привычной для него жизненной обстановки. Среди инородцев, сперва чуждых для него по языку, по обычаям, чужой и для них, он чувствует иногда ужасную истому от одиночества, он не обретает здесь человека, с которым мог бы поделиться своим горем, поведать свою скорбь и в дружеском и братском разговоре найти для себя некоторую отраду... Немалую тугу для миссионера составляет недостаток материальных средств, таковой недостаток и всегда чувствителен, особенно для семейных, и в начале существования миссии миссионеры буквально нищенствовали. Одежда у них была столь убога, что когда они были посылаемы в ближайший город по делам миссии, то городские жители тотчас узнавали явившегося по одежде его, что он из миссии: на подоле рукава дырявые, сапоги таковые же. Вот миссионер отправляется в путешествие. Чем он тогда питается? Утром – чай с сухарями, вечером опять чай с сухарями, иногда, для разнообразия, чай с толокном».¹³¹

Миссионеры не только просвещали алтайцев и совершали богослужения, но и сами же выполняли физические работы: пекли хлеб, разгребали снег, мыли пол, готовили дрова и топили печь.

Новому служению Михаил Андреевич посвятил себя всецело. Миссионерство стало для него равнозначно жизни. Это можно утверждать без преувеличений на основе дошедших до нас свидетельств. Самоотвержение и любовь к делу в новом сотруднике вскоре заметил начальник Алтайской миссии протоиерей Стефан Ландышев. Его дочь А. Макарова-Мирская, оставившая книгу очерков «Апостолы Алтая» о том времени, записала его слова: «Будет из него толк, из помощника моего нового, смотрю на него и Незабвенного вспоминаю... бывало, так же горел, на дело рвался, и все ему казалось мало... и ни помысла о мире, о семье... будущий инок... помяни меня, приемник будет незабвенному архимандриту, первому Алтая апостолу».¹³²

Изучая язык алтайцев, Михаил Андреевич усиленно молился Матери Божией и вскоре чудесным образом овладел им. Молодой проповедник все свое время проводил в далеких аилах, проповедуя истинную веру. В записках многолетнего миссионера священника Василия Вербицкого рассказывается о двух юношах, которые зимой 1857 года пришли к нему из аила Ужлэпа и попросили крестить их. Отец Василий убедился, что они хорошо наставлены в вере и даже знают некоторые молитвы: «Мы знаем о Боге, – скромно, но убедительно сказал старший. – Ведь он приходил к нам летом, тот, кто научил нас Его любить... такой молодой, добрый... ах, как говорил нам с Кобрахом о том, как любит Господь крещеных людей потому, что Он им Отец, и как хорошо быть детьми такого Отца... Нам никто не мешал: мы сделали ему шалаш из ветвей, потому что пошли дожди. И четыре дня он был с нами... Не разводя огня, проводил он ночи, потому что не хотел, чтобы о нем узнали, пока он нас не научит, и на пятый день сказал нам с грустью, что должен идти к другим...».¹³³ Отец Василий стал расспрашивать новообращенных, как выглядит их наставник. «Мне сразу же подумалось, что их учитель был наш сотрудник Невский, юноша с горячим сердцем, но он постоянно был на деле при миссии и не мог бродить по далеким аилам, так как имел мало досуга... Кто же был этот Божий слуга, чья душа томилась о подвиге и чьи ноги обтекали глухие углы Алтая, ища для Господа людей?»¹³⁴

С 1857 года Михаил Невский становится рясофорным послушником. 16 марта 1861 года он принял монашеский постриг с именем Макария в память преподобного Макария Великого. На другой день епископ Томский и Енисейский Порфирий (Соколовский) рукоположил его в иеродиакона. 19 марта состоялась иерейская хиротония. После этого иеромонах Макарий направляется на миссионерское служение в Чемальский стан. С принятием священства миссионерские возможности отца Макария расширились. Раньше он проповедовал и научал основам христианства тех, кто откликался на его проповедь. Он также готовил людей к причащению. Теперь он мог сам крестить, преподавать святые Христовы Тайны, насколько позволяли условия совершать службы.

Алтай являл собой разительный контраст: по-царски роскошная, поражающая взор своей красотой природа, и убогая жизнь ее обитателей. Нищета, жалкий быт, отсутствие медицинской помощи и постоянная грязь в жилищах вызывали кожные и другие болезни. Люди были суеверны, сознание – примитивным. На религию смотрели только с точки зрения практической пользы. Трудно было таким людям открывать духовную высоту истинной веры.

Но в деле обращения в веру алтайцев много способствовало обаяние светлой личности миссионера, всегда спешившего на помощь вверенному ему духовному стаду. Особенно сделался памятен случай, когда отцу Макарию угрожала опасность быть убитым озверелой толпой. Был праздник, отец Макарий только что закончил службу в церкви, как ему сообщили, что в одном из селений часть инородцев возмутилась и пошла с кольями на другую... Многие были уже тяжело ранены, были и убитые... Как ни отговаривали о. Макария, указывая ему на явную опасность его появления среди разъяренных дикарей, он остался непреклонен. Он немедленно отправился туда и его появление поразило дерущихся своей неожиданностью. Вначале оно их как будто еще более озлобило. Слова увещания не действовали. О. Макарий упал, но быстро поднялся и продолжал говорить. Смелые, ясные глаза миссионера и его бесстрашная проповедь покорили обе враждующие стороны... За минуту дикие и полные гнева алтайцы теперь окружили его, целовали его руки и просили у него прощения.

Иеромонах (будущий митрополит) Нестор (Анисимов), замечательный миссионер, в очерке, посвященном просвещению Сибири, писал: «Сподвижник епископа Владимира по Алтайской миссии игумен Макарий снискал среди населения Алтая такую любовь, что был у них не только пастырем-учителем, но и судьею совести. А его духовные стихи знали там и до сих пор знают наизусть почти все дети. Этот неутомимый труженик 28 лет обогревал ниву православного просвещения на Алтае своею поэтическою душою, исполненною чувством глубокого благожелания».¹³⁵ Освоив еще в начале служения язык местных жителей, иеромонах Макарий довел знание его до совершенства. И в 1864 году прибыл в Санкт-Петербург для печатания в синодальной типографии богослужебных переводов на алтайский язык. Прожил в столице он два года. Живя в Духовной академии, каждый день ходил пешком в синодальную типографию, находившуюся в здании Святейшего Синода, и, проведя в работе весь день, возвращался пешком домой, неся новые корректуры. Вся работа по правке корректур и сношениям с цензором алтайских изданий лежала на нем. В 1867 году отец Макарий вновь вернулся в столицу и трудился там до июля 1868 года. За оба срока пребывания в Санкт-Петербурге были напечатаны на алтайском языке «Литургия св. Иоанна Златоуста»; «Священная история Нового Завета»; «Воскресные Евангелия, читаемые на литургии»; «Евангелия Воскресные, читаемые на утрене на двунадесятые праздники и на Страстную седмицу»; «Последование часов и изобразительных»; «Огласительные поучения для готовящихся ко Св. Крещению»; «Последование Святого Крещения».

Большая часть этих книг переведена была о. Макарием, и только некоторые были переведены до него, а им были пересмотрены и исправлены, причем окончательно установлена была транскрипция алтайской письменности. Во всяком случае, ему принадлежит напечатание первых книг на алтайском языке...

Переводы иеромонаха Макария и его помощника Чевалкова стали для письменности алтайской основами, заключающимися в следующем: перевод на одно из алтайских наречий (телеужское), но с выбором таких слов и оборотов, которые делали бы переводимое понятным алтайцам, говорящим на других наречиях, изучение духа и конструкции алтайского языка, его внутреннего и внешнего склада, чтобы перевод воспроизводил в уме инородца те же мысли и чувства и в том же порядке и направлении, в каком русский текст производит в уме русского свободное творчество в сознании новых слов и в установлении христианской терминологии на алтайском языке, понятном инородцам и в то же время нисколько не напоминающем им прежних образов языческой веры.

Переводы делались очень тщательно и обдуманно. Отец Макарий, чтобы найти и ввести в употребление новый термин, нередко специально отправлялся на несколько недель или месяцев в глухие места Алтая и после многих бесед с местными жителями, убедившись, что для выражения того или иного христианского понятия он подходит, а для алтайцев понятно то, а не другое слово или выражение, принимал его к употреблению.

Важным событием в просветительской деятельности Алтайской миссии было составление в 1868 году о. Макарием совместно с Михаилом Чевалковым алтайской азбуки. Он перевел Евангелие от Матфея, а позже все Четвероевангелие, из богослужебных книг: «Всенощное бдение», «Пение на всенощном бдении и литургии», «Учебный Часослов», «Требник с дополнениями», «Правило для готовящихся ко Св. Причащению», «Полный служебник» на алтайском языке с параллельным славянским текстом.

Проповедь и крещение обратившихся было лишь первым этапом утверждения Православия на Алтае. Дальнейшая работа требовала просвещения и обучения началам христианства новообращенных. Необходимо было организовать на Алтае школьное дело, чтобы просвещенные Христовой истиной алтайцы стали сознательными чадами Православной Церкви.

В 1865 году начальником Алтайской миссии был назначен архимандрит Владимир (Петров). Будучи в Казани, он познакомился с организацией татарских школ для крещеных детей по системе выдающегося ученого и просветителя Н.И. Ильминского и решил использовать этот опыт на Алтае. Он направил о. Макария в Казань, где тот изучал методы обучения крещеных татар с июня 1868 года по декабрь 1869 года. Он не только подробно ознакомился с просветительской деятельностью профессора Н.И. Ильминского, но и сам участвовал в жизни крещено-татарских школ. Отец Макарий, знаток церковного пения, заметил в нем одноголосия и другие недостатки и возгорелся желанием исправить. Он стал учить мальчиков и девочек исполнять хором на родном языке молитвы «Царю Небесный», «Отче наш, Богородице Дево, радуйся», а потом и другие песнопения. Этот добрый почин способствовал тому, что в казанской школе все богослужения упрочились на татарском языке и их охотно стали посещать взрослые крещеные татары, на которых церковные службы производили неотразимое впечатление. В 1868 году иеромонах Макарий совершил впервые литургию на татарском языке.

Труды отца Макария были высоко оценены в Казани. Совет братства святителя Гурия избрал его пожизненным своим членом, а архиепископ казанский Антоний ходатайствовал в Святейшем Синоде о возведении его в сан игумена.

По возвращении из Казани о. Макарий устроил в Чопоше по типу татарских школ Н. И. Ильминского училище на семьдесят человек с общежитием. Уже через два года воспитанники добились впечатляющих успехов. Посетивший училище томский губернатор А. П. Супруненко пришел в восхищение от ответов учеников. Он сообщил об этом министру народного просвещения, ходатайствуя о награждении руководителя училища орденом святой Анны.

И уже в 1872 года училище в Чопоше выпустило первых учителей для других школ. Ученики руководимой отцом Макарием школы сеяли семена христианской веры в окрестных аилах, куда являлись для чтения по-алтайски назидательных рассказов, бесед и пения и церковных молитв.

29 июля 1871 году иеромонах Макарий был возведен в сан игумена, а в 1875 был назначен помощником начальника Алтайской миссии. На него была возложена ответственность ежегодно обозревать все миссионерские станы и наблюдать за состоянием школьного дела. Опытный и ревностный руководитель оживил дело просвещения и обучения среди алтайцев: улучшилось преподавание, возросло число учащихся. Когда в 1880 году была учреждена Бийская кафедра, архимандрит Владимир был рукоположен в епископа и поставлен во главе ее, священноначалие определило быть игумену Макарию его преемником по руководству миссией. В 1883 году отцу Макарию был дан сан архимандрита. И на новой должности отец Макарий проявил те же незаурядные качества, которые позволяли исполнить ответственное послушание начальника миссии образцово. Историк Алтайской миссии, современник Владыки Макария И. И. Ястребов свидетельствовал о том же: «Даже в самых захолустных уголках, недоступных дебрях и среди язычников имя Владыки Макария произносится с великим уважением. Такая популярность достается в удел немногим».¹³⁶

Сердечные отношения к своим сотрудникам, умение подвигнуть их на труды, организаторские дарования, а также любовь и уважение алтайцев обеспечили успех его руководства миссией. При нем значительно возросло число станов, церквей, школ, умножилось число крестившихся, расширилась миссия. Во время его руководства Алтайской миссией раздвинулись и границы миссионерской деятельности. Его просветительское влияние распространилось на Киргизию (в 1882 году была открыта Киргизская миссия, которую также возглавил о. Макарий), Нарымский край, Минусинский округ. Влияние это шло через воспитанников Бийского училища. Оно готовило катехизаторов из местных жителей. Сначала его учащиеся сопутствовали миссионерам в их поездках, а потом сами совершали миссионерские путешествия. Архимандрит поставил это училище на образцовую высоту. Он вникал во все подробности его жизни. Об уровне обучения в Бийском училище говорит тот факт, что питомцы Улалинского миссионерского училища (основано в 1867 году архимандритом Владимиром, но в 1875 году перешло в ведение игумена Макария, обучение в нем было доведено им до возможного совершенства) сначала посылались для усовершенствования в Казанскую духовную семинарию, а с открытием училища в Бийске – в его стены.

Архимандрит Макарий ясно понимал значение монастырей на Алтае в миссионерском деле. В 1881 году Улалинская женская община, основанная еще в 1863, стала Николаевским миссионерским монастырем. Некоторые из сестер его стали учительницами миссионерских школ, а несколько других насельниц было послано в Серафимо-Понетаевский монастырь Нижегородской епархии для обучения иконописи и живописи. 12 февраля 1884 года архимандрит Макарий был рукоположен в епископа Бийского.

Бийск – центр Алтайского края, поэтому владыка Макарий продолжал уделять много внимания Бийскому катехизаторскому училищу, где со временем стали обучаться не только алтайцы, но и представители других народностей: шорцы, киргизы, абинцы, матурцы, сагайцы и даже остяки из Нарымского края.

В целях противораскольнической деятельности епископ Макарий учредил в 1884 году в Бийске Братство святителя Димитрия Ростовского. Его работе он придавал огромное значение. Сам Владыка неоднократно посещал все значительные старообрядческие поселения епархии и устраивал собеседования с раскольниками. Обличал он деятельность и ссыльных революционеров, их разлагающее влияние на народ. 22 мая 1886 года ночью был подожжен дом владыки. Сгорел не только дом с ценной библиотекой и архивом миссии, но и здание Катехизаторского училища. Владыка успел с опасностью для жизни вынести из полыхавшего дома антиминс, Евангелие и потир.

26 мая 1891 года Владыка Макарий был определен епископом Томским и Семипалатинским.

Проповеднические труды митр. Макария органично связаны с его миссионерским и святительским служением. Как проповедника его отличает замечательная ревность в исполнении святого завета апостола: благовествовать благовременно и безвременно. Владыка Макарий учил всегда и везде – не только в храме, но во всех местах, которые он посещал (приходы, школы, общины).

Святитель с особой духовной чуткостью обращал внимание пастырей на воспитание детей. Сознание великой ответственности за духовно-нравственное здоровье детей – будущего поколения православных христиан побуждало к беседам о христианском воспитании. Как многое из того, что было сказано мудрым и опытным архипастырем, полезно вспомнить в наше время: «Помните также и родители, и дети, что человек не может достигнуть желаемого одними усилиями, если не будет ему споспешествовать в этом благодать Божия. Поэтому к усилиям присоединяйте усердную молитву к Тому, от Кого исходит всякое благо, Кому возможно то, что невозможно для человека».¹³⁷

Для регулярного влияния на томское общество проповедью Владыка в архиерейском доме выделил помещение, где в течение всего года в воскресные дни преподавались уроки веры путем объяснения Евангелия и изложения православного учения. Сообщались также сведения исторические. С христианских позиций оценивались современные события. В будние же дни там устраивались богословские чтения для интеллигенции. В 1903 году возникли пастырские собрания Томского духовенства и преподавателей духовно-учебных заведений.

Особой заботой Владыки была подготовка пастырей и наставников. Воспитательную работу в духовных учебных заведениях он стремился связать с назревшими потребностями времени. В Томских духовных учебных заведениях раньше, чем во многих других епархиях, в программы были включены современные научные дисциплины: космография, естественная история, химия, гигиена, а также воспитывавшие художественный вкус музыка, пение, рисование.

Внимание к воспитанию и религиозному образованию народа привело к созданию целой сети церковных школ, которых до епископа Макария не было. При нем по числу их Томская епархия заняла первое место среди сибирских епархий. Подавая пример духовенству, Владыка завел при архиерейском доме школу грамоты, которая со временем стала церковно-учительской. Весь учебный и воспитательный процесс здесь строился по указанию Владыки. Плодотворное развитие при Владыке Макарии получило благотворительное дело. Увеличилось число приходских попечительств. Он основал Томское общество попечения о бедных и бездомных «Печальник». По инициативе Владыки был создан городской приют и для бездомных и нищих людей. Сам он пожертвовал на это крупную сумму в 1000 рублей.

27 октября 1895 года Казанская духовная академия избрала Владыку Макария своим почетным членом. 6 мая 1903 года он был награжден бриллиантовым крестом для ношения на клобуке, а 6 мая 1906 года Владыка был возведен в сан архиепископа.

В ноябре 1912 года митрополит Владимир (Богоявленский) был переведен с Московской на Санкт-Петербургскую кафедру. Обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер предложил царю Николаю кандидатуру архиепископа Антония (Храповицкого). Сначала тот согласился, но через несколько дней переменил решение. 25 ноября 1912 года вышел «Высочайший рескрипт о назначении архиепископа Томского на Московскую Митрополию». В нем царь Николай Александрович как бы от лица всего православного народа подводил итог многодесятилетних безукоризненных трудов на благо Церкви: «Ваше служение Святой Христовой Церкви, свыше пятидесяти лет продолжающееся в пределах Томской епархии и отмеченное подвигами ревности Вашей по просвещению светом Христова учения инородцев Алтая, дало Вам возможность близко ознакомиться с просветительными и миссионерскими нуждами Церкви. С особой ясностью Вы уразумели, сколь трудны задачи духовной школы, призванной подготовить к служению Православной Церкви пастырей просвещенных, твердых в вере, согретых искренней любовью к пастве, ограждающих ее словом истины от всяких заблуждений и способных содействовать поднятию уровня ее нравственного и материального благосостояния...».¹³⁸ В конце выражалась твердая надежда, что и «на новом поприще Вы явите себя ревностным и самоотверженным блюстителем интересов и величия Святой Православной Церкви».

Обращает на себя внимание, насколько точно Государь представлял состояние и духовные нужды Московской митрополии. Не только далекий Алтай, но и первопрестольная Москва нуждалась в пастырях-подвижниках. Религиозное состояние русского общества (особенно образованной его части, все глубже погружавшейся в европейскую культуру) было весьма неблагополучным. Постепенно умножалось число людей, внутренне расцерковленных. Холодная, обрядовая вера делала многих людей безрелигиозными. Мятежно и оппозиционно настроенная часть общества увлеклась различными противохристианскими идеологиями. В умонастроении интеллигенции преобладал скептицизм и рационализм. О современных ему духовно-нравственных болезнях говорил св. прав. Иоанн Кронштадский в Слове на новый 1907 год: «Посмотрите, как мир близится к концу; смотрите, что творится в мире; всюду безверие, всюду наносится оскорбление Существу бесконечному, всеблагому; повсюду хула на Создателя, всюду дерзкое сомнение и неверие, неповиновение... повсюду потеря стремления к высоким, духовным интересам, ибо весь почти интеллигентный мир потерял веру в бессмертие души и вечные ее идеалы.. .».¹³⁹

С покорностью воле Божией 77-летний архиепископ принял на себя труды по управлению Московской митрополией. Это было делом его жертвенного служения Святой Церкви. Сам он к признанию и степеням никогда не стремился.

Миссионер по опыту и духу, митрополит Макарий сразу же по вступлении на кафедру стал подавать личный пример, сопровождая свои богослужения катехизацией народа. Много внимания уделял митрополит Макарий делу общенародного пения в храмах. Он стремился оздоровить духовное пение и дать такие напевы и слова, которые умиляли бы души и настраивали их духовно. Особой заботой митрополита Макария стало учебное дело. Его интересовали не только Московская духовная академия и другие духовно-учебные заведения, но и своим живым примером он сильно влиял на всех, кто его знал и входил с ним в общение. В этом отношении владыка напоминал отца Иоанна Кронштадского, которого, кстати сказать, весьма почитал.

После образования Временного правительства начинается грубое вмешательство революционной власти в жизнь Церкви. Эта политика проводилась через назначенного 4 марта обер-прокурора В. Н. Львова, впоследствии порвавшего с Православной Церковью и присоединившегося к обновленческому расколу. Были смещены с занимаемых ими кафедр как «консерваторы» и «монархисты» видные архиереи: митрополит Петроградский Питирим (Окнов), священномученик архиепископ Тверской Серафим (Чичагов), священномученик архиепископ Калужский Тихон (Никаноров), священномученик епископ Черниговский Василий (Богоявленский) и другие.

Священный Синод постановлением от 20 марта 1917 года решил уволить за преклонностью лет на покой митрополита Макария Московского. Этому решению предшествовали грубые действия обер-прокурора Священного Синода В.Н. Львова. Владыка Макарий сам рассказал о тех мерах воздействия, которые были применены к нему, чтобы получить от него прошение об уходе на покой: «Такое давление совершалось дважды. В первый раз оно выразилось в том, что обер-прокурор, прибыв на митрополичье подворье в Петрограде с вооруженной стражей, вечером вошел в комнаты митрополита и, подозвав меня к себе жестом руки, выкрикивал по адресу моему: «Распутинец! Распутинец!». Потом, пригрозив Петропавловской крепостью, потребовал, чтобы я тотчас садился писать прошение в Священный Синод об увольнении меня на покой. Требование мною молчаливо было исполнено...».¹⁴⁰

Утверждение, что митрополит Макарий был «ставленником Распутина», казавшееся весьма сильным в глазах некоторых недоброжелателей, в действительности было ложью. Искренний, честный, прямой владыка свидетельствовал: «С Распутиным я не имел никакого знакомства до назначения меня на Московскую кафедру, ни личного, ни письменного, ни через каких-либо посредников. Только по назначению моему на Московскую кафедру я получил в числе других коротенькую поздравительную телеграмму, подписанную неизвестным мне Григорием Новых. По прибытию в Москву, подобно другим посетителям, пришел ко мне и Распутин. Это было мое краткое, первое и последнее свидание с ним».¹⁴¹

Митрополиту не разрешили жить в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Он переехал в Зосимову Смоленскую пустынь, но и оттуда попросили его уехать. Местом его пребывания определили подмосковный Николо-Угрешский монастырь: окружной дорогой повезли святителя на ближайшую к Угреше станцию, не дав ему даже заехать в Москву и проститься с паствой. Выслана была одна лошадь с весьма грязным экипажем, в котором повезли владыку на место заточения. Добрые люди передавали, что нельзя было без слез смотреть на это унижение Московского митрополита.

Владыка прожил в Николо-Угрешском монастыре восемь лет. Имея призвание благовествовать Христово учение, учить и преподавать о Христе Спасителе, он был лишен такой возможности и находился в «заточении», как он сам называл свое положение. Это было причиной его душевных страданий. Когда открылся в августе 1917 года Всероссийский Поместный Собор, владыка подал прошение рассмотреть его дело. Его поддержали сибирские иерархи, внесшие запрос о скорейшей ликвидации дела митрополита Макария. «Собор внял, наконец, настойчивому ходатайству архипастырей-миссионеров и вынес полное оправдание святителю-изгнаннику. К сожалению, это постановление не было объявлено всецерковно, а лишь негласно сообщено ему одному».¹⁴²

Привыкший к деятельности святитель просил назначить его на другую кафедру. Дело завершилось три года спустя, когда он был утвержден Святейшем Патриархом Тихоном в звании митрополита Алтайского. Одновременно Преосвященному Иннокентию, епископу Бийскому, было послано указание в пределах Алтайских поминать Владыку Макария митрополитом Алтайским. Святитель Тихон уведомил Владыку Макария письмом: «Высокопреосвященнейший Владыко! Приношу Вашему Высокопреосвященству благодарность за Ваш привет. Скорблю о Вашем недомогании. Господь да подкрепит Вас! Предлагаю Священному Синоду, во внимание к Вашим 50-летним трудам на Алтае, сохранить за Вами пожизненно титул митрополита Алтайского. Поправляйтесь здравием, дабы возможно было и проезжать на Алтай. Прошу Ваших святых молитв и с братской любовью остаюсь Ваш покорнейший послушник Патриарх Тихон. 19 августа 1920 года. Москва».¹⁴³

Дважды митрополита Макария посещали с обыском (20 июля и 20 октября 1918 года). Представители власти унесли ценные документы: дневники за 1915–1917 годы и десять папок, в которых содержались проповеди, письма, бумаги по Алтаю и Москве и др. Живя в Николо-Угрешском монастыре, святитель 3 октября 1918 года подвергся нападению вооруженных бандитов, требовавших денег и угрожавших расстрелом.

После пережитого у Владыки появилось желание перейти в одну из обителей в соседстве с Свято-Троицкой Сергиевой Лаврой. Об этом он 19 ноября 1918 года написал Святейшему Тихону. В этом же письме сообщал о своем намерении посетить Волховский монастырь Орловской епархии, где погребен основатель Алтайской миссии архимандрит Макарий (Глухарев).

Некоторое время спустя митрополит Макарий оставил свое желание покинуть Угрешу, после того как во сне увидел свою мать. Она явилась к нему в дом, осмотрела все вокруг, накинула крючки на все двери. Из этого сонного видения он заключил, что ему должно остаться в Николо-Угрешском монастыре.

По праздничным и воскресным дням владыка служил в соборе монастыря, произносил проповеди, принимал на благословение народ, общался со своими духовными чадами, которые приезжали к нему. Он пользовался любой возможностью учить и наставлять детей.

Владыка был в близких отношениях с братией Николо-Угрешского монастыря. Большую радость доставляло владыке Макарию посещение его духовно близких ему людей. Несколько раз приезжал к нему в Николо-Угрешский монастырь Святейший Патриарх Тихон. Сохранилась совместная фотография. Бывал у митрополита Макария архиепископ Бийский Иннокентий (Соколов), обсуждавший с ним миссионерские дела на Алтае. Особое внимание оказывал владыке Макарию благоговейно чтивший его епископ Серпуховской Арсений, уверенный в его святости. Об этом он писал в богатых жизненными подробностями воспоминаниях.

В 1925 году владыка хотел ехать на похороны Святейшего Тихона, но не смог. А когда новый местоблюститель митрополит Петр (Полянский) приехал к старцу просить благословения на новое, в высшей степени ответственное свое служение, владыка Макарий с любовью принял его, отзываясь о нем как о человеке достойном, простой души, и в знак расположения подарил ему свой белый клобук.

Посещали владыку и московские батюшки вместе со своими приходами. Побывал в Николо-Угрешском монастыре протоиерей Николай Смирнов, настоятель храма Воскресения Христова в Кадашах. Летом 1923 и 1924 годов с многочисленной паствой, включая престарелых женщин и детей, посетил старца прот. Сергий (Мечев), называвший митрополита Макария «живым русским святым».

Вечером 7 (20) августа 1920 г. владыку постигла болезнь, которая до конца жизни изменила внешний строй его жизни – частичный паралич.

Болезни владыка переносил просто и без ропота. Почти постоянное самоукорение было его обычным настроением. Порой оно было настолько сильным, что ему приходили мысли о своей неготовности к смерти. Нередко говорил: «Не готов я. Какой ответ дам Богу, что отвечаю, чем оправдаюсь? Добрых дел не имею, а все сделанное не мое».

В феврале 1926 года владыка заболел воспалением легких. За несколько дней до смерти он перестал принимать пищу и говорить. 16 февраля (2 марта) над ним было совершено Таинство Елеосвящения (соборование) архиепископом Иннокентием, епископом Арсением и другими приехавшими из Москвы пастырями. Болящий владыка сознавал происходящее. Глаза его были открыты, сам он держал свечу.

Вечером 16 февраля в присутствии митрополита Макария была совершена всенощная священномученику Ермогену. Владыка лежал тихо и спокойно. После окончания службы все вышли из комнаты, но через полчаса сестра милосердия сообщила, что владыка умирает. Преосвященный Арсений дважды прочел отходную: «Едва я кончил, как святитель Божий глубоко вздохнув, тихо предал дух свой Господу.. .»¹⁴⁴

Похоронен был митрополит в ограде, близ алтаря местной церкви села Котельники (близ станции Люберцы), где он жил с 1925 года после закрытия Николо-Угрешского монастыря.

3 (16) апреля 1957 года Святейшим Патриархом Алексием была учреждена комиссия, которая вскрыла могилу владыки. Гроб почти весь разрушился (осталась лишь нижняя доска), а тело и облачения оказались нетленными. Тело митрополита Макария было перенесено в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и погребено в нижней части Успенского собора.

В 2000 году на Архиерейском Соборе митрополит Макарий был причислен к лику святых.¹⁴⁵

В конца 50-х годов XIX века Россия вступила в эпоху «великих реформ». Это было время новых чаяний, прогрессивных преобразований и всеобщего воодушевления в российском обществе. Наблюдался подъем и в церковной жизни. В это время Святейшим Синодом Русской Церкви было открыто несколько миссий для проповеди Православия за пределами России. Многие студенты духовных школ мечтали посвятить себя миссионерству. Так, в Петербургской духовной академии лишь только объявили о поиске кандидатуры на место настоятеля консульской церкви в Японии, сразу нашлась масса желающих. Среди них был и Иван Касаткин, сын сельского дьякона из Смоленской губернии.

Высокопреосвященный Николай, в миру Иоанн Димитриевич Касаткин, родился 1 августа 1836 года в селе Березе Вельского уезда Смоленской губернии. Родители его были духовного звания. Тяжелую жизненную школу пришлось пройти юному Иоанну. Жизнь духовенства в то время протекала в крайней бедности, а школьные годы проходили в тяжелой бурсе среди холода и голода. Но Иоанн, с детства отличавшийся прекрасными умственными способностями и живым и веселым характером, в 1856 году блестяще окончил семинарию и был принят на казенный счет в Петербургскую духовную академию. Здесь, на четвертом курсе совершенно случайно попалось ему на глаза приглашение к студентам занять место настоятеля домовой церкви при русском консульстве в Хакодатэ, в Японии. Прочитав это приглашение и не обратив на него внимания, Иоанн Димитриевич отправился ко всенощной. И во время службы в храме Божием совершенно неожиданно явилась и окрепла в нем мысль отправиться в Японию для проповеди христианства. Он подает соответствующее прошение, и 8 июня 1860 года состоялось его назначение в Хакодатэ. И вот только что отпраздновавший окончание академического курса, он вдруг превращается в инока-миссионера.

Как вспоминал потом его однокурсник по академии: «...все мы, двенадцать человек из выпускного курса охотники до миссионерства, записались при условии женитьбы, а Ваня Касаткин один – монахом, и перебил всех!». К тому времени Ивану шел 24-й год.

Перед отъездом в Японию в 1860 году Иван был пострижен в монахи с именем Николай и рукоположен в сан священника. Вскоре после этого о. Николай отправился в Японию через Сибирь. В Николаевске ему пришлось провести зиму. Тут он свиделся с миссионером архиепископом Иннокентием (впоследствии митрополитом Московским), который ласково принял его, дал ему много полезных советов, сам скроил ему рясу и в виде благословения возложил на него бронзовый крест за Севастопольскую кампанию.

Только через год после этого, проехав через всю Россию, молодой иеромонах Николай добрался до места своего назначения. 2 июля 1861 года он прибыл в Хакодатэ.

Сразу приступить к проповеди Евангелия было невозможно. Закон о запрещении чужых религий, действовавший в Японии уже более двухсот лет, был крайне строг, неповиновение ему каралось смертью. Вот как о том времени говорит сам святитель: «Тогда я был молод и не лишен воображения, которое рисовало мне толпы отовсюду стекающихся слушателей, а затем и последователей слова Божия, раз это последнее раздастся Японской стране. Каково же было мое разочарование, когда я по прибытии в Японию встретил совершенно противоположное тому, о чем мечтал! Тогдашние японцы смотрели на иностранцев, как на зверей, а на христианство – как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи».¹⁴⁶

Поэтому на первых порах деятельность молодого миссионера ограничилась церковными службами для консульских служащих и моряков российского флота. Николай верил, что Бог даст ему возможность миссии, и тщательно готовился к этому. «Я старался сначала со всею скрупулезностью изучить японскую историю, – пишет святитель, – религию и дух японского народа, чтобы узнать, в какой мере осуществимы надежды на просвещение страны евангельской проповедью...».¹⁴⁷ Приступил он и к изучению японского языка. «Много было потрачено времени и труда, – писал он, – пока я успел присмотреться к этому варварскому языку, положительно труднейшему в свете, так как он состоит из двух: природного японского и китайского, перемешанных между собою, но отнюдь не слившихся в один. Сколько родов разговорного языка, начиная почти от чисто китайского наречия до простонародной речи, в которой, однако, неминуемо вплетаются китайские односложные слова».¹⁴⁸ Восемь лет прошло в самых упорных трудах по изучению японского языка, и святитель достиг того, что стал как бы природным японцем, отлично знающим историю и всю литературу Японии, как древнюю, так и новую.

Господь помог Своему рабу преодолеть все трудности. Изучая страну, ее язык, присматриваясь к жизни японцев, святитель Божий стал понемногу сеять семена христианского учения. Исповедуя действия благодати Божией, в день своего 50-летнего юбилея об этих первых шагах своей деятельности святитель говорил так: «50 лет тому назад я приехал сюда проповедовать учение Христово; но тогда не только никто не был расположен слушать его, а все с враждой относились к нему. Один из тогдашних врагов христианства здесь, пред нашими глазами, ныне один из почетнейших между нами. Савабе тогда известен был в Хакодатэ как замечательный фехтовальщик, поэтому приглашен был давать уроки фехтования сыну русского консула в Хакодатэ. Каждый день я там встречался с ним, и всегда он молча смотрел на меня с враждебным видом; наконец, враждебное чувство привело его ко мне. Пришедши, он грубо начал: «Вы, варвары, приезжаете высматривать нашу страну; особенно такие, как ты, вредны; твоя вера злая». «А вы знаете мою веру, что так отзываетесь о ней? – спросил я. «Ясно, не знаю». «А не зная вещи, поносить ее разумно ли?» Это несколько остановило его, но он с прежней грубостью произнес: «Так что же за вера твоя? Говори». «Изволь слушать». И стал говорить о Боге Едином, о Боге Творце вселенной, Боге Искупителе.

По мере того как я говорил, лицо моего слушателя прояснялось, и он, не переставая внимательно слушать, одной рукой достал из-за пояса тушницу, другой – из рукава бумагу и стал записывать мою речь. Через час или полтора он был совсем не тот человек, который пришел. «Это совсем не то, что я думал», – сказал он, когда я окончил говорить. «Поговорите еще», – попросил он уже ласково. «Приходите», – пригласил я. И он стал приходить каждый день, а через неделю был уже в душе христианином. Скажите, что его обратило ко Христу? Когда-то сильный противник христианства Савл был внезапно обращен светоносным явлением ему Господа Иисуса Христа. Там было великое чудо. Здесь я вижу также чудо, только прикровенное. Тот же Христос невидимо Своей благодатью коснулся сердца Своего врага, сердца чистого, только пребывавшего во мраке, блеснул на него лучом Своего света – и врага не стало, он обратился не только в верного последователя, но и в горячего проповедника Христа. Дальнейшее также полно указаний на помогающую благодать Божию. У Савабе был друг, доктор конфуцианист, которому он стал сообщать свои познания о Христовом учении и старался передать ему свою веру. Сакай, друг его, сначала только смеялся над ним и опровергал его тогда, но недолго это длилось; Сакая тоже коснулась благодать Божия, и он сделался не только последователем и проповедником Христа, но и великим постником и молитвеником».¹⁴⁹

Так скромно описывает святитель Николай первые шаги своей проповеди. И поистине благодать Божия споспешествовала ему. Ибо первое время было самое труднейшее для него и для обращенных им христиан. Много было перенесено в то время и горя, и нужды, и лишений, и даже гонений на христианство. Надо помнить, как незадолго перед тем Япония поступала с христианами. Их завертывали в соломенные мешки, складывали в кучи и сжигали заживо, распинали и т. п. И только в 1873 году последовала отмена старых антихристианских эдиктов, и с этого только времени явилась свобода христианской проповеди в стране Восходящего Солнца. Около этого времени, в 1869 году, святитель Николай, еще в сане иеромонаха, приехал в Россию хлопотать об устройстве в Японии Русской миссии. В 1870 году миссия была открыта. Иеромонах Николай возведен в сан архимандрита. А с 1873 года православная проповедь стала гласно раздаваться в Японии. Юная Церковь Христова, основанная тайно в Хакодатэ, стала расти и крепнуть по всей Японии. Начали строиться церкви, совершаться богослужения, устраиваться публичные диспуты и собеседования, образовываться христианские общины, открываться школы. И везде, на каждом шагу этой юной жизни создателем и руководителем ее был апостол Японии Николай. Святейший Синод, видя такие труды его и находя неудобным Церковь Японскую оставлять без архипастыря, вызвал архимандрита Николая в Петербург, и 30 марта 1880 года архимандрит Николай был рукоположен в епископа. Это была вторая и последняя поездка святителя в родную страну. Остальные 32 года он провел безвыездно в Японии.

Для приготовления пастырей святитель Николай устроил семинарию, сам учил в ней, а потом, когда постановка дела была расширена, не оставлял ее без своего внимания, но самым бдительным образом относился к ней до последних дней своей жизни, входил подробно во все нужды школы и знал каждого ученика по имени. Устроил женскую японскую школу, вроде наших епархиальных училищ, а также другие школы.

Но заветной мечтой святителя было устройство православного храма в столице Японии Токио. Еще в 1880 году, когда святитель Николай был в России, он стал собирать пожертвования для постройки храма. Господь помог ему собрать около 300 тыс. рублей. В 1884 году приступили к постройке православного храма. Посреди японской столицы, возвышаясь над окрестностями, находится холм Суругадай. Он был куплен у японского правительства для Русской миссии. На этом холме и решено было воздвигнуть храм. Но много горьких минут пережил владыка Николай, прежде чем окончил это святое дело. Сколько нападений, сколько враждебных толков возбудила постройка собора. По словам святителя, каких только «проектов по этому поводу не строили, чтобы исхитить из вражьих рук эту неприятельскую крепость, сооружаемую среди столицы на таком возвышенном месте, что оттуда будто бы император в своем дворце может быть наблюдаем во всякое время».

Наконец, храм был готов и 24 февраля 1891 года был торжественно освящен. В этот день впервые на глазах всей Японии во всей красе православного богослужения была совершена Божественная литургия и принесена Бескровная Жертва Единородного Сына Божия к Отцу Своему Небесному за весь мир. И в то время как христиане-японцы возносили свои молитвы веры и любви в новосозданном храме, их братья-язычники в изумлении стояли около дома Всевышнего. В 8 часов утра раздался первый удар колокола православного собора, за ним другой, третий, а затем и трезвон от рук искусного звонаря, нарочно выписанного из России. Пораженные неслыханным звоном, японцы, как бабочки на огонь, помчались к Суругадаю и несметными толпами окружили собор...

Велика была радость святителя, совершавшего сие торжество. Одиноким он пришел в эту страну, даже не знавшим языка ее, безо всякой помощи от людей, но с великой силой Божией, в немощной природе человека совершающейся, и вот теперь он освящал созданный им храм в языческой стране, храм, стоящий сотни тысяч рублей, и в присутствии своей паствы, им же обращенной ко Христу, паствы, в то время состоявшей уже не из трех человек, а из 216 общин с 18635 обращенных ко Христу язычников! Этот храм благодарные японцы и не называют иначе, как храм Николай («Сейдоо-Никорай»).

Про сей храм святитель писал: «Собор этот будет памятен, будет изучаем, подражаем многие не десятки, а – смело говорю – сотни лет, ибо храм – действительно замечательнейшее здание в столице Японии, здание, о котором слава вознеслась по Европе и Америке еще прежде его окончания и которое ныне, будучи окончено, по справедливости вызывает внимание, любопытство и удивление всех, кто бывает в Токио».¹⁵⁰ И японцы теперь считают это здание своей гордостью. Возле собора построены дома, в которых помещаются духовная семинария, женское училище, миссионерское управление, типография, жилище самого архиепископа и ближайших его помощников. Это как бы отдельный городок, откуда во все концы Японии льется свет православной Христовой веры.

Для непрерывного общения с церквами и наблюдения за их жизнью святитель Николай предпринимал ежегодные пастырские путешествия по Японии. Обычно он объезжал общины со священником, в ведении которого они находятся. Местные христиане задолго до приезда владыки готовились к встречи своего любимого «дайсимпы» (епископа) и устраивали ему по возможности торжественный прием.

Большое внимание преосвященного привлекали дети христиан. Справедливо видя в них будущее Церкви, преосвященный везде, где только можно, собирал их к себе, ласково беседовал и наставлял их в вере. В каждой общине преосвященный оставался дня по два, по три: обходил непременно все дома христиан, присутствовал на их собраниях, поучал, делал различные указания. С утра до глубокого вечера продолжалось это архипастырское посещение христиан. И так изо дня в день полвека работал неутомимый труженик! И благодаря таковым трудам его в Японии было создано около 300 православных приходов и насчитывалось около 40 тыс. православных японцев.

Громадный труд употребил святитель Николай в переводе на японский язык Священного Писания и богослужебных книг. И этот труд он один и мог только исполнить. По этому поводу он сам говорил: «Я не из гордости говорю, но по глубокому сознанию, что я действительно теперь могу лучше всякого другого заниматься переводом богослужебных книг. Я знаю русский и славянский языки, знаю и греческий, а потому могу сличать славянский текст с греческими оригиналами; знаю японский и китайский языки и потому могу излагать переводы. Наконец, я имею уже опытность в деле переводов, и потому мне лучше всего сосредоточить все свое внимание на удовлетворении именно этой, самой важной, нужды Церкви». И святитель с великим усердием трудился над этим делом.

В течение 30 последних лет, минута в минуту, в шесть часов вечера входил в его келью его постоянный сотрудник по переводам Накаисан, садился рядом с архиепископом на низенький, аршина полтора в квадрате, табурет, на котором лежала подушка, называемая по-японски «забутон», и начинал писать под диктовку архиепископа переводы. Работа эта продолжалась в течение 4 часов и оканчивалась в 10 часов вечера. Откладывалась она только в дни вечернего богослужения и праздников. В часы работы над переводами двери келии Высокопреосвященного были абсолютно закрыты, и входил туда только слуга преосвященного Иван-сан, чтобы подать чаю. «Хотя бы небо разверзлось, – говорил владыка, – а я не имею право отменить занятий по переводу».¹⁵¹

И святитель перевел на японский почти весь Ветхий Завет, весь Новый Завет, весь круг богослужебных книг (Октоих, Триодь постную и цветную и все другие богослужебные книги), Православное вероисповедание свт. Димитрия Ростовского, Катехизис, краткую Священную историю и многое другое. В этом случае он один сделал то, чего не смогли бы так сделать десятки других в течение многих лет. Благодаря его трудам на японском языке совершается все православное богослужение во всем его годовом разнообразии, благодаря его трудам Японская Церковь читает слово Божие на своем родном языке.

Кроме сего, святитель устроил прекрасную православную библиотеку. «Библиотека Православной Японской миссии, – пишет собеседник святителя Д. Позднеев, – представляет собою поистине удивительное учреждение. Каким образом архиепископ Николай успел собрать такую чудную коллекцию книг, известно одному Господу Богу! Библиотека эта помещается в специальном здании, построенном со всеми противопожарными приспособлениями, какие только возможны. Одних европейских книг в ней насчитывается свыше 12 тысяч названий, из коих большинство на русском языке, но много также книг английских, французских, немецких. Независимо от этого существуют также особые коллекции книг – японская и китайская. Миссийская библиотека является удивительнейшим доказательством аккуратного и любовного отношения почившего архиепископа к миссионерскому делу и к миссионерской собственности. Каждая получавшаяся книга не только заносилась им собственноручно в каталог, но после переплета он даже сам наклеивал ярлыки и ставил книги на полку. Библиотека до сих пор в глазах православных японцев составляет как бы святилище, куда доступ разрешается только лицам, преданным научным знаниям и стяжавшим полное доверие архиепископа. До самых последних лет архиепископ собственноручно в назначенные часы выдавал книги из этой библиотеки, собственноручно записывал их в отпускной журнал и собственноручно делал отметки о возвращении. Ясно, что при таком порядке библиотека оставалась и остается в идеальном порядке и сохранности. Только в самое последнее время выдача и получение книг доверяется владыкой ректору семинарии Сэнума».¹⁵²

Основаны владыкой православные японские журналы: «Православный Вестник» («Сэикёо симпоо»), «Православная Беседа» («Сэикёо ёова»), издавались также и другие. Под руководством святителя Николая переведены на японский язык все наши лучшие богословские сочинения, издано много и других книг. Есть богословские православные сочинения, написанные самими японцами.

Все это совершалось святителем среди крайней скудости средств, без особенной посторонней помощи, единственно своим упорным, не знавшим отдыха, трудом, твердостью своего железного характера, постом, молитвой и всесильной помощью Божией.

Сильно угнетала святителя бедность священников и катехизаторов. И он не раз обращался к своим христианам с просьбами содержать духовенство самим прихожанам. Сам же святитель все свои личные средства делал достоянием своей юной Церкви. Вот как про это говорит один из японских христиан Кавамото: «Преосвященный Николай служит живым образом миссионерского самоотвержения. Все свои материальные средства он отдает Церкви, покрывая этим недостатки в содержании школ, редакций, проповедников, и при всем том не отказывается жертвовать иногда на разные случайные нужды бедных христиан: на постройки новых молитвенных домов, на обеспечение бедных семейств после пожаров и землетрясений, столь частых в Японии, тогда как сам он лишается первых удобств жизни. Нам лично приходилось встречать его дома одетым, подобно какому-нибудь пустыннику, в грубом, даже местами заплатанном подряснике или же на улице идущего пешком, с одной тростью в руке».

И несмотря на такие труды и ревность о благе созданной им паствы, святителю всю свою жизнь в Японии приводилось бороться с ненавистью. «На него, – пишет Д. Позднеев, – как на крупную фигуру, обрушилась вся злоба, душившая японское общество по отношению к России до последней войны. Начиная с жреца Савабе, желавшего убить архиепископа, проявление ненависти со стороны японцев преследовало владыку постоянно. Без преувеличения миллионы газетных статей за эти 50 лет объявляли его «ротаном», т. е. русским шпионом. Православные христиане назывались в Японии: «Никораи но яцу», т. е. николаевские негодяи, или «Суругадаи но яцу», т. е. суругадайские негодяи.

Всякий шаг архиепископа на почве распространения Православия и апостольского служения толковался печатью как зловредный для Японии, всякое открытие молитвенного дома или церковной общины трактовалось как расширение сети русских шпионов, опасных для государственной независимости Японии».¹⁵³ И только после русско-японской войны, когда Япония воочию убедилась, как далек был святитель от политики, отношение японского общества к святителю переменилось. В день 50-летнего юбилея святителя по случаю сего торжества прислал восторженное и сердечное приветствие Японской Церкви губернатор Токио г. Абе Коо, язычник, в котором называл святителя «основателем православного христианства в нашей (Японской) стране и споспешником развития цивилизации в нашей стране» и желал ему – «маститому учителю Николаю» – «неисчислимых лет и блага».¹⁵⁴ И это было выражением взглядов всего японского общества.

В 1904 году святителю Николаю предстояло пережить тяжкое испытание – Русско-японскую войну. Оставшись в Японии один, Николай разослал по всем храмам официальные послания, в которых отмечал, что «патриотизм есть естественное и верное чувство каждого христианина» и предписывал «молиться о победе японских войск».¹⁵⁵ Этим он сохранил Японскую Церковь невредимой от гонений властей. Сам же святитель в это время не участвовал в общественных богослужениях. Такое поведение святителя много содействовало успокоению японских умов, предотвратило много нежелательных и печальных явлений. Во время войны святитель принял все меры к тому, чтобы облегчить тяжелую участь пленных русских. По его мысли из православных японцев было образовано товарищество духовного утешения военнопленных. Во все места, где проживали военнопленные, им были посланы японцы-священники, которые совершали богослужения, напутствовали умирающих и больных и погребали усопших. Материально и духовно помогал им святитель, тратя подчас последние гроши своих скудных средств. На местах, где были погребены останки наших воинов, он соорудил храмы или памятники.

Миссионер бережно относился ко всем проявлениям японской культуры. Например, в православных храмах Японии, по местному обычаю, ходили босиком, проповеди слушали сидя на полу. «Вначале завоевать любовь, а потом нести слово» – это было руководящим правилом всей деятельности апостола Японии. И чуткие японцы отвечали Николаю взаимностью. «Все глубоко уважают его и питают к нему искреннюю любовь и преданность, – писал впоследствии один из его воспитанников, – не только христиане, но и люди других религий».¹⁵⁶ Так, однажды святитель зашел, чтобы послушать проповедь в буддийский храм. Храм был переполнен. И тогда настоятель подвел его к жертвеннику, снял с него дорогие украшения и любезно предложил сесть, к великому удивлению растерявшегося миссионера.

Так в непрерывных трудах протекала жизнь святителя. С течением времени стали ослабевать и силы святителя. Весь декабрь 1911 года болезнь сильно мучила святителя. По ночам он не спал от страданий, но сидел в кресле, и только днем старался дополнить свой сон. С января болезнь приняла угрожающее течение. Владыку поместили в госпиталь. Здесь сильнодействующими средствами поддерживали жизнь святителя. Ежедневно служились утром литургии о его здравии, а вечером – молебны. Сам святитель, несмотря на страдания от болезни, до последней минуты стремился еще и еще поработать над переводом Священных книг. Но Милосердному Господу было угодно дать покой Своему рабу и труженику, неустанному и верному, и, напутствованный всеми таинствами Святой Церкви, святитель Николай тихо скончался 3 февраля 1912 года в 12 часов дня.

Неизмерима была скорбь Японской Церкви по кончине своего апостола-святителя. С великой скорбной торжественностью было погребено тело святителя в Японии в присутствии министров русского посольства и многотысячного собрания японских христиан, съехавшихся со всех концов Японии. Император не только дал разрешение похоронить его в пределах Токио, что было большой честью для иностранца, но и прислал венок на могилу миссионера, что означало только одно – знак признания выдающихся заслуг усопшего перед страной. Так даже языческая Япония почтила память святителя. Но еще ранее, и особенно к концу жизни, святитель стяжал себе глубочайшее уважение всей Японии. Вековые предрассудки пали пред незлобивым и самоотверженным сердцем святителя. И не только народ, но и правительство и сам император Японии относились к святителю особенно дружелюбно и оказывали знаки особого внимания. Так, приехав в Японию один, без знания языка, святитель Николай оставил после себя более 40 тысяч православных японцев, 276 приходов и 42 священника. Единое пшеничное зерно дало плод многий.

Русская Православная Церковь во главе с патриархом Московским и всея Руси Алексием 10 апреля 1970 года приняла решение о прославлении святителя Николая в лике святых, с именованием – равноапостольный. В Японии святитель Николай до сего времени почитается как великий праведник и особый молитвенный предстатель пред Господом.

Родился Михаил Яковлевич Глухарев, в будущем архимандрит Макарий, 30 октября 1792 года в городе Вязьме Смоленской губернии в семье священника, широко известного в округе своей ревностной проповеднической деятельностью. Начало его образовательного пути было типичным для юношей из духовного сословия: училище и семинария. Первый педагогический опыт получил в 1812 году, когда в связи с событиями Отечественной войны прервались занятия в Смоленской семинарии, – он обучал детей местного помещика. Семинарию Михаил окончил в следующем, 1813 году с отличием и был оставлен в ней преподавателем латинского языка. А в 1814 году за отличные успехи в семинарской учебе и на основании похвального отзыва о преподавательской деятельности его направили в Санкт-Петербургскую духовную академию для продолжения образования. Можно сразу отметить его основательную языковую подготовку, в целом характерную для «дореволюционного» церковного образования. Латынь Михаил хорошо освоил еще в домашних студиях с отцом, училище, семинария и академия дали знание древнееврейского и древнегреческого, французского и немецкого языков.

Несомненно, одним из главных событий его студенческих лет, во многом определившим его будущее, было знакомство и сближение, вплоть до дружеских, доверительных отношений, с ректором академии архимандритом Филаретом (Дроздовым), будущим знаменитым Московским святителем. Это были отношения не администратора и подчиненного, но, прежде всего, пастыря и его духовного чада. Впоследствии, когда жизненные пути этих выдающихся людей разошлись, их связь не прервалась, о чем свидетельствует многолетняя обширная переписка.

Академический курс Михаил Яковлевич Глухарев окончил в 1817 году со степенью магистра богословия и был назначен инспектором в Екатеринославскую духовную семинарию. Помимо исполнения административного послушания, вел курс церковной истории и преподавал немецкий язык. В том же году он назначается ректором Екатеринославских уездного и приходского училищ. Здесь, в Екатеринославе, исполнилось его заветное желание принять иноческое звание, высказанное еще во время учебы в академии. Монашеский постриг совершил архиепископ Екатеринославский Иов (Потемкин) 24 июня 1818 года. На следующий день инок, нареченный Макарием, был рукоположен в сан иеродиакона, а еще через три дня – в иеромонахи. В Екатеринославе отец Макарий прослужил до весны 1821 года, когда указом Святейшего Синода был назначен ректором Костромской семинарии. Здесь же, в Костроме, он был возведен в сан архимандрита.

Как в Екатеринославе, так и в Костроме архимандриту Макарию пришлось проводить в жизнь осуществлявшуюся тогда реформу духовного образования, которая далеко не всегда легко принималась на местах. Молодой пастырь и руководитель подчас оказывался в сложной, изначально конфликтной ситуации. Не все складывалось гладко во взаимоотношениях как с правящими архиереями, так и с находившимися под его непосредственным начальством педагогами. Архимандрит Макарий не был «удобным», «компромиссным» человеком, не всегда давались ему и лестные характеристики. Весьма симптоматичен отзыв о нем епископа Костромского Самуила (Запольского): «При строгой, прямо монашеской жизни и честном поведении часто примечается задумчивым, часто вспыльчивым. Подвержен частым припадкам. Крайне слабогласен. К продолжению должностей впредь кажется малонадежным». Достаточно жесткая характеристика, данная с позиции администратора, с ней резко контрастирует другая. Вот как о нем вспоминает его бывший ученик по Костромской семинарии, архиепископ Казанский Афанасий (Соколов) (позже их пути пересекутся в Сибири уже как правящего архиерея и его клирика): «Моей душе он всегда присущ, как наставник, из уст которого лились сладчайшие речи и в семинарии, и в его келии, куда он нередко призывал меня, юного богослова, для научения, обличения и усовершенствования в истине и правде и для принятия повеления произносить его собственные проповеди в церкви вместо него самого по причине крайней слабости его голоса; но вечное место в душе моей он имеет наипаче потому, что духовная жизнь его при учении удерживала меня, 19–20-летнего, на путях Господних. Истину говорю, полный благодарения Господу, даровавшему мне такого наставника в юности моей...»

Несмотря на различие в подходах и позициях, обе характеристики дают возможность соприкоснуться с внутренним миром архимандрита Макария. И даже в столь кратких отзывах он предстает как человек по преимуществу духовных устремлений. Действительно, весь его жизненный путь есть поиск духовного. Здесь горение его души. Поиск, который для него всегда был не проторенной, мощеной дорогой, но воистину «узким», в евангельском значении, путем. (Говорят, в Сарове святой старец Серафим предсказал ему тяжелый жизненный крест.) Для отца Макария, по крайней мере на начальном этапе его самостоятельного христианского становления, это был, прежде всего, внутренний поиск, проходивший подчас в непростой борьбе с самим собой. О своих борениях он постоянно беседовал со святителем Филаретом еще во время обучения в академии, об этом писал ему впоследствии в Москву, об этом советовался с теми многими духовниками-старцами, которых он неизменно искал и с которыми сводила его жизнь. Здесь он целиком в атмосфере духовной жизни Церкви, вне которой он себя просто не мыслил. Конечно же, и в принятии им монашеского пострига следует видеть выражение этой внутренней стороны его жизни. Такая «интровертивность» его устремлений во многом объясняет его уход из сферы духовного образования. Очевидно, он тяготился необходимостью несения административно-хозяйственных обязанностей, как отвлекавших его от духовных исканий. Конфликты в преподавательской среде, осложнившиеся проблемы со здоровьем, крайне хрупким после той тяжелой болезни, случившейся еще в Вяземском училище, стали «внешним» основанием к прошению об освобождении от административных и учебных должностей.

Весной 1825 года отец Макарий прибыл в Киево-Печерскую лавру для несения монашеского послушания. Тем не менее, его без преувеличения мятущаяся душа не дала ему возможности надолго здесь задержаться. Из Лавры он перебрался в Китаевскую пустынь – 7 верст от Киева. Оттуда написал прошение в Священный Синод о занятии должности библиотекаря в Московской духовной академии – получил отказ. Уже в декабре того же 1825 года с позволения Синода отбыл в Глинскую общежительную пустынь Путивльского уезда Курской губернии. Здесь на некоторое время отец Макарий нашел отдохновение в монашеском делании. Занимался он и литературной работой: переводил святых отцов, написал ряд духовных песнопений. Но и в Глинской пустыни ему не суждено было обрести своего места.

Естественно, его метания не остались без внимания высокого начальства, так, в письмах к нему святителя Филарета Московского в этот период звучит упрек в непостоянстве и своеволии, пренебрежении послушанием. Святитель высказывал опасения, найдет ли он себя на новом месте. Как отнестись к этому «непостоянству» отца Макария? Действительно, на месте ему не сиделось, и упрек представляется справедливым. И, тем не менее, здесь скорее можно усмотреть извечный поиск души, ищущей и не находящей своего пристанища в этом мире, оказавшемся чуждой для нее оболочкой. Вся жизнь архимандрита Макария предстает единым и неустанным поиском, который у него, может быть, не всегда гармонирует с такой традиционной ценностью, как послушание – он ищет свой путь, свое христианское призвание, ни на минуту не останавливаясь в своих исканиях, не соблазняясь проторенной дорогой.

В начале 1829 года в Священный Синод поступило его прошение о переводе в Сибирь и «употреблении» на дело миссии. На этот раз оно было удовлетворено, и уже в конце мая 1829 года отец Макарий получил назначение в Тобольскую епархию, где архиепископ Евгений (Казанцев) организовывал миссию по христианизации народностей, живущих в этом обширном регионе. Так начался страннический путь архимандрита Макария в Сибирь к новой пастве.

XIX век открыл новую страницу в миссионерском служении Русской Православной Церкви. И, без преувеличения, золотыми буквами в историю миссионерского движения эпохи вписано имя архимандрита Макария, основателя Алтайской миссии, «романтического миссионера», как однажды назвал его Московский святитель. Сама же деятельность Алтайской миссии и при ее первом начальнике, и при его преемниках справедливо оценивается как «один из самых героических и святых эпизодов в нашей истории».

Летом, перед отъездом, архимандрит Макарий посетил Москву, где жил в Чудовом монастыре, собирая пожертвования на будущие начинания (как водится в России, его обокрали). В Тобольск он прибыл 30 сентября. План архиепископа Евгения предполагал организацию в епархии двух миссий: на севере – для остяков (ханты) и вогулов (манси); и юге – для киргизов (речь идет о казахах, которые тогда отдельно еще не идентифицировались), калмыков и телеутов Алтая, также черневых татар (дореволюционное название северных групп народов Алтая). Высокопреосвященный Евгений предложил отцу Макарию север, где миссионерствовал сам и хорошо представлял ситуацию. Отец Макарий, однако, высказался за южное направление, конкретно «Киргизскую степь» (современный Казахстан), аргументировав выбор слабостью здоровья для севера и предварительным знакомством именно с языками тюркской группы. На южном направлении и остановились, хотя в результате отношения с архиепископом Евгением были несколько испорчены. Но в «Киргизскую степь» отца Макария не пустили светские власти – был циркуляр правительства, запрещающий здесь какую бы то ни было христианскую проповедь. (Как отмечают, эта нейтральная религиозная политика закончилась распространением ислама, причем мечети часто строились даже руками православных казаков.) В результате окончательным направлением миссии был избран Алтай.

3 августа 1830 года архимандрит Макарий с двумя сотрудниками – тобольскими семинаристами А. Волковым и В. Поповым – выехали из Тобольска. Первоначально обосновались в Бийске, ставшем резиденцией и одним из центров Алтайской миссии, наряду с впоследствии обжитыми Улалой и Маймой. Миссионерам пришлось заниматься буквально всем: катехизацией, обучением вчерашних язычников навыкам земледелия, преподаванием начал грамотности и детям, и взрослым, поставками сельскохозяйственного инвентаря, продовольствия и одежды, лечением, принятием родов... Архимандрит Макарий выписывал книги по агрономии... Один из проектов отца Макария, связанный с этой стороной деятельности миссии и направленный им в Священный Синод, предполагал даже специальную стажировку ее сотрудников в Московском университете по некоторым естественным дисциплинам. Первое крещение миссионеры совершили уже 7 сентября 1830 года – дата, считающаяся днем основания Алтайской миссии.

В общей истории христианского миссионерства, православного русского в том числе, христианизация часто начиналась и заканчивалась актом крещения, после чего новообращенный предоставлялся самому себе. За подобной практикой стояла и «простоватость» миссионеров, и восприятие Таинства Крещения главной, окончательной, целью миссионерского служения. К крещению, по большей части, относились как к деянию самодостаточному, так сказать, «магически» предопределяющему искомый результат. «Издержки» подобного миссионерства достаточно известны, засвидетельствованные многочисленными сообщениями об отпадении крещеных обратно в язычество. (У нас проникновенно писал об этом Н. С. Лесков, в частности, в рассказе «На краю света».)

Алтайская миссия, отдадим должное ее отцу-основателю, сразу же определила для себя иной путь. Сохранилось описание, как архимандрит Макарий готовил обращаемого к крещению: «Обычно он узнавал так или иначе, что в том или ином пункте имеется инородец, расположенный к принятию христианского учения. Тогда он спешил в то место, оглашал инородца, затем крестил, поручал надежному восприемнику, который и ограждал новообращенного от вредных влияний. Но иногда отцу Макарию приходилось сталкиваться при оглашении алтайца с противодействием или его семьи, или шаманов. Тогда он или крестил тайно и велел разрывать семейные связи, или же отказывался крестить... Оглашение продолжалось от одного дня до двух недель, в зависимости от возраста и развития, умственного и нравственного, оглашаемого». За крещением следовало обязательное приобщение новообращенного к жизни церковной общины, собственно – шире – к христианской культуре и цивилизации. Практически это означало переход к оседлому образу жизни. И здесь со стороны правительства по представлению миссии всем принявшим крещение оказывалась необходимая помощь в связи с новым обустройством быта. Вместе с семьями на определенное время они освобождались от податей, предоставлялась и определенная материальная поддержка.

Миссия быстро расширялась. На смену Волкову и Попову, покинувшим отца Макария уже в начале 30-х гг. XX в., приходят – произнесем имена первых делателей Алтайской миссии – двое ссыльных поселенцев: Петр Лисицкий и Иван Савельев, а в конце 30-х гг. там трудились юноши Михаил Нигрицкий из Томского духовного училища, семинарист Стефан Ландышев, будущий преемник отца Макария на посту начальника, ссыльный дьячок Петр Торбаев, иеромонах Анастасий, крестьянин Филипп Гилев, Артемий Левицкий, студент Медико-хирургической академии, впоследствии игумен Акакий, скончавшийся на Алтае в 1875 году... В начале 40-х гг. из Москвы приехала девица Софья де-Вальмон, акушерка, ставшая учительницей в открывшейся при миссии школе. Архимандрит Макарий ставил вопрос и о создании женского монастыря – не разрешили.

Известный востоковед Н.И. Ильминский, активный участник православного миссионерского движения, впоследствии так отозвался о миссионерской деятельности архимандрита Макария: «По силе и благодати Божией, явились нерукотворно, то есть без человеческой миссионерско-научной и искусственной подготовки и выправки, два миссионерских огня в Сибири: Иннокентий и Макарий Глухарев. Иннокентий – самородный сильный и ясный ум: он действовал преимущественно катехизической проповедью и инородческими переводами, которые он вполне убежденно и неотразимо считал (и совершенно справедливо) необходимым орудием миссии. Архимандрит Макарий имел некоторый мистический оттенок, старался возбудить дух христианский и благодатный в инородцах, хотя он не отрицал и даже признавал пользу местных языков. Но в том и другом, в Иннокентии и Макарии, обитала таинственная и благодатная сила и действенность, и они прочно насадили христианскую веру среди полудиких племен Алтая и отдаленнейших окраин Сибири».

Очень значимое сопоставление имен двух величайших деятелей православной миссии XIX столетия, двух, без преувеличения, апостолов Сибири. Позволим себе высказать только одно уточнение в отношении данной оценки маститого ученого. В сравнении с очерченной деятельностью святителя Иннокентия по переводу в ней несколько теряется значение переводческих трудов Алтайской миссии и непосредственно ее первого начальника на языки просвещаемых народов. Конечно же, переводы стали важнейшим направлением в деятельности миссионеров. Трудностей здесь было достаточно: большое количество диалектов в ареале работы миссии, отсутствие грамматик, которые пришлось составлять самим... Однако результаты были и немалые. Так, за время пребывания архимандрита Макария начальником миссии на одно из алтайских наречий, телеутское, были переведены: Четвероевангелие, почти полностью; несколько апостольских посланий и кн. Деяний; многие псалмы и выборочные места из Ветхого Завета; краткая Священная история; краткий катехизис митрополита Филарета; огласительные поучения и сборник молитв.

Однако по мере накопления опыта миссионерского служения архимандрит Макарий стал отдавать предпочтение использованию русского языка в деле христианского обращения и воцерковления. Для нужд христианского просвещения на рубеже 1830–1840-х годов он составляет пособия, причем не только для крещеных алтайцев, но и для проживающих русских: «Начальное учение человеком, хотящим учиться книг Божественного Писания», «Алфавит Библии». Священное Писание в них цитировалось на русском языке. Эти тексты стали программными начинаниями миссии. Приоритетной задачей православной миссии архимандрит Макарий начал рассматривать приобщение новообращенных к культуре русского Православия. И в этой связи выбор русского языка становился принципиальным. Митрополиту Филарету он писал: «Одно из важнейших дел, составляющих службу миссии, есть обучение новокрещеных инородцев грамоте не только природных наречий их, но и славянской и русской, потому что они призваны участвовать в общественном богослужении нашей Церкви, совершаемом на славянском языке, и потому что, вошедши в общение с народом русским в единой вере, для лучшего познания сей спасительной веры они должны искать общения с ним в самом языке русском и изучать сей живой язык, на котором, по милости Божией, имеет Церковь наша уже Новый Завет и некоторые из священных книг Ветхого».

Саму миссию Русской Церкви архимандрит Макарий видел достаточно широкой, не ограничивая ее только язычниками. В 1839 году он послал в Священный Синод проект с выразительным названием: «Мысли о способах успешного распространения христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе». Самому отцу Макарию уже приходилось заниматься проповедью христианства по всем этим направлениям. Кроме того, миссия окормляла и православных русских, живших в районе ее действия. При этом миссионеры столкнулись с крайне низким уровнем религиозной грамотности. Так вырисовываются масштабы православной миссии архимандрита Макария, в которой одной из насущных задач выступает требование серьезной работы в направлении общего религиозного просвещения. И здесь, как настоятельно необходимый, и встал для него вопрос о переводе Священного Писания на русский язык. Со своим замыслом во второй половине 30-х гг. XIX в. он обращался в официальные государственные и церковные инстанции, писал на высочайшее имя. Наконец начал переводить сам... Так в его христианском служении открылась новая трудовая стезя, на которой он прославился не менее, чем своей собственно миссионерской деятельностью.

В конце 1839 года архимандрит Макарий приехал в столицу под предлогом поправить пошатнувшееся здоровье (к старому недугу с голосом и легкими прибавились проблемы со зрением). Разрешение от Синода на поездку ему было дано. Пребывание в Санкт-Петербурге архимандрит Макарий использовал, прежде всего для того, чтобы возможно шире поднять вопрос о переводе Священного Писания. Выбранное для этого время, наверное, надо признать самым неудачным – официальная власть, как церковная, так и светская, крайне нервозно и болезненно реагировала на подобные попытки. Еще свежо было в памяти скандальное, по сути, закрытие Российского Библейского общества. Отцу Макарию было предложено оставить Санкт-Петербург и вернуться в миссию. При этом первенствовавший в Священном Синоде митрополит Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский) грозился выслать отца Макария из столицы с жандармами или сослать его в Спасо-Евфимиевский монастырь.

На обратном пути он некоторое время проживал в Москве, останавливался в Казани, собирая пожертвования и продолжая работу по переводу. Уже с Алтая он вновь обращался в Синод с тем же предложением, посылал рукописи переведенных им книг. Ответом Синода было определение архимандриту Макарию епитимии, которую он отбывал, по существовавшей тогда практике, в доме своего правящего архиерея. Впрочем, и это наказание он использовал для переводческой работы, найдя в библиотеке Томского епископа Афанасия (Соколова), своего бывшего ученика, необходимые книги и пособия. Следующую епитимию он получил через год за попытку издать «Алфавит Библии».

Сейчас трудно достоверно установить истинную причину, почему в конце 1842 года архимандрит Макарий подал в Синод прошение об освобождении его с поста начальника Алтайской миссии. Стало ли в этом решении определяющим намерение целиком посвятить себя делу русского перевода Священного Писания, без которого он с какого-то момента не мыслил успешной миссионерской деятельности? В это время он уже выказывал намерение посетить Святую землю и там завершить свою работу над русским переводом Библии. Во всяком случае, в ряде писем он ссылался на ослабление здоровья, прежде всего зрения, что становилось серьезным препятствием в исполнении служебных обязанностей. От руководства миссии его освободили. Прошение о паломничестве в Палестину удовлетворено не было. Священный Синод определил его настоятелем Троицкого Оптина монастыря Орловской епархии близ города Волхова (решение Синода от 16 июня 1844 года). Здесь место последнего служения отца Макария, продолжавшееся около 3 лет. Волхов, по сути, стал для него продолжением миссионерской деятельности. Православную российскую провинцию он нашел в не меньшей степени нуждающейся в религиозном просвещении, чем Алтай. Касалось это всех слоев общества. Так, выяснилось, что даже городской голова не знал Символа веры, а из молитв только «Вотчу» (так в Волхове именовали молитву «Отче наш», при произношении превращавшуюся в некое заклинательное бормотание). Отец настоятель организовывал катехизические курсы, куда приходили и дети, и их родители, учил молитве, основам веры, Священному Писанию (Евангелие читалось по-русски), вел пастырские беседы... Приходили к нему даже за исцелениями и, говорят, он, сам больной, помогал. И неустанно продолжал работать над переводом...

Только в 1847 году Священный Синод дал архимандриту Макарию свое благословение на поездку в Святую землю, куда он стремился все последние годы. Говорили, у него было намерение поселиться в Вифлееме, в пещере Блаженного Иеронима, где, наконец, и завершить свой переводческий труд. Буквально накануне, когда все уже было готово к отъезду, он занемог...

18 мая 1847 года отошел к Господу архимандрит Макарий (Глухарев), основатель Алтайской миссии, настоятель Свято-Троицкого Оптина монастыря, переводчик Священного Писания... Похоронили его в монастырском соборном храме. Как отмечают биографы, и через пятьдесят лет его могилу посещали, и почитание его памяти в Волхове только возрастало... Закрыли монастырь в 1923 году, и до последнего времени он находился в руинах.

Самое поразительное: даже годы «воинствующей» борьбы с религией не смогли стереть память об архимандрите Макарии среди болховчан. Особо помнят и почитают отца Макария на Алтае. Духовный запал Алтайской миссии, заложенный ее первым начальником, сегодня активно возрождается среди православных приходов Алтая. Создано Макариевское братство. С 1984 года архимандрит Макарий признан здесь как местночтимый святой. В храмах Алтайской епархии представлены его иконы. Наконец, юбилейным Архиерейским собором в августе 2000 года архим. Макарий (Глухарев) прославлен как общечтимый святой. Чествование памяти преподобного Макария, просветителя Алтая, согласно деяниям юбилейного Священного Архиерейского собора о канонизации – 15/28 мая. Достойный христианского пастыря путь и достойное признание.