Глава II. «Кровь мучеников – семя Церкви». Страницы истории русской церковной святости – миссионеры-новомученики XX века

31 октября 1917 года в Царском Селе открылась новая яркая, исполненная дольней печали и вместе с тем горней радости, страница истории русской церковной святости – святости новомучеников XX века. Открытие этой страницы оказалось связанным с именем русского православного пастыря, ставшего одним из первых, положивших душу свою за чад своих в богоборческом XX веке, протоиерея Иоанна Кочурова.

Родился Иоанн Александрович Кочуров 13 июня 1871 года в селе Бигильдино-Сурки Данковского уезда Рязанской губернии в семье сельского священника Александра Кочурова и его супруги Анны. Отец совмещал свое приходское служение с исполнением обязанностей законоучителя Бигильдинского народного училища.

Будущий новомученик получил начальное духовное образование в Данковском духовном училище. Затем в Рязанской духовной семинарии, которую окончил в 1891 г., и Санкт-Петербургской духовной академии.

Уже в студенческие годы отец Иоанн связывал возможность своего пастырского служения с миссионерской деятельностью, в которой для него воплощался идеал православного пастыря. По окончании Санкт-Петербургской духовной академии 10 июня 1895 года со званием действительного студента отец Иоанн был рукоположен в сан священника 27 августа 1895 года преосвященным Николаем, епископом Алеутским и Аляскинским. И в соответствии с его давним желанием был направлен на миссионерское служение в Алеутскую и Аляскинскую епархию.

Приезд отца Иоанна, незадолго до оставления России вступившего в брак с Александрой Чернышевой, в протестантскую Америку привел его в соприкосновение с жизнью, во многих отношениях не схожей с привычной для него жизнью православной России.

Начало приходского служения отца Иоанна было связано с открытым Преосвященным епископом Николаем в 1892 году православным приходом города Чикаго. Чикагский храм святого Владимира и приписанная к нему церковь Трех Святителей города Стритора за менее чем трехлетний период своего существования еще не успели сформироваться как полноценные православные приходы и требовали для своего становления поистине подвижнических пастырских трудов со стороны еще совсем молодого священника отца Иоанна. Уже в первые три года своего приходского служения отцом Иоанном были присоединены к Православной Церкви 86 униатов и 5 католиков, а число постоянных прихожан в храмах чикагскостриторского прихода возросло до 215 человек в Чикаго и 88 человек в Стриторе. При обоих приходских храмах успешно функционировали детские церковные школы, в которых обучались более 20 учеников, и курс обучения в которых предполагал еженедельные субботние занятия в период учебного года и ежедневные занятия в каникулярные периоды.

Уже в первые годы пастырского служения труды отца Иоанна были отмечены священническими наградами. В мае 1896 года за пожертвование 600 долларов на иконостас храма Владимирской церкви в Чикаго, сделанное им вместе с его другом настоятелем Нью-Йоркской церкви Александром Хотовицким, отец Иоанн был награжден набедренником, 30 марта его служение было отмечено фиолетовой скуфьей, 6 мая 1901 года он был удостоен права ношения камилавки.

Продолжая лучшие традиции русской православной епархии, отец Иоанн организовал в Чикаго и Стриторе Свято-Никольское и Трех-Святительское братства, ставившие своей целью активизацию социальной и материальной взаимопомощи среди прихожан чикагскостриторского прихода и входившие в состав «Православного общества взаимопомощи».

1 апреля 1897 года отец Иоанн был включен в состав только что образованного в Алеутской и Аляскинской епархии Цензурного Комитета «для сочинений на русском, малорусском и английском языках», а 22 мая 1899 года резолюцией недавно прибывшего в епархию святителя Тихона, тогда епископа Алеутского и Аляскинского, отец Иоанн был назначен председателем правления «Православного общества взаимопомощи».

Особое значение в решении проблем богослужебной жизни прихода отца Иоанна имело вступление на Алеутскую и Аляскинскую кафедру 30 ноября 1898 года святителя Тихона, будущего Патриарха Московского. Впервые прибыв в Чикаго 28 апреля 1899 года, святитель Тихон преподал свое архипастырское благословение отцу Иоанну и его пастве, и уже на другой день совершил осмотр территории, предполагавшейся стать местом для постройки нового храма, столь необходимого чикагскому приходу. 30 апреля, побывав в Трех-Святительской церкви Стритора, святитель Тихон в сослужении отца Иоанна совершил всенощное бдение во Владимирском храме Чикаго, а на следующий день после совершения Божественной литургии святитель Тихон утвердил представленный ему протокол заседания комитета по постройке нового храма в Чикаго, деятельностью которого руководил отец Иоанн.

Ограниченные материальные возможности чикагско-стриторского прихода не позволяли отцу Иоанну сразу приступить к возведению нового храма. В то же время с момента его приезда в Северную Америку прошло уже более пяти лет и желание хотя бы ненадолго побывать в православной России побуждало отца Иоанна обратиться к святителю Тихону с прошением о предоставлении ему отпуска.

Успешно совместив путешествие на родину со сбором средств для нужд прихода, отец Иоанн вскоре после своего возвращения из отпуска приступил к возведению нового здания храма, на закладку которого 31 марта 1902 года прибыл святитель Тихон.

С подлинным пастырским вдохновением и трезвым практическим расчетом руководил отец Иоанн строительством нового храма, возведение которого было завершено в 1903 году и потребовало очень значительных по тем временам затрат в сумме 50 тысяч долларов. За эти вдохновенные труды, по представлению святителя Тихона, отец Иоанн 6 мая 1903 года был награжден орденом святой Анны III степени.

Ревностно исполняя свои многочисленные приходские обязанности и являясь в течение первых 9 лет своего служения единственным священником в приходских храмах Чикаго и Стритора, отец Иоанн продолжал принимать активное участие в решении общих вопросов епархиальной жизни в Северной Америке. В феврале 1904 года отец Иоанн был назначен председателем цензурного комитета Алеутской и Североамериканской епархии, членом которого он уже являлся на протяжении 7 лет.

В июне 1905 года отец Иоанн принял активное участие в заседаниях подготовительного съезда епархиального духовенства в Ольдфордже, на котором под руководством святителя Тихона обсуждались вопросы, связанные с подготовкой первого Собора в истории Алеутской и Североамериканской епархии. Именно на этом съезде 20 июля 1905 года в торжественной обстановке произошло чествование отца Иоанна в связи с исполнявшимся в августе 1905 года десятилетним юбилеем его священнического служения. В церкви святого Архистратига Михаила города Ольдфорджа, в присутствии большой группы епархиального духовенства отцу Иоанну были поднесены золотой наперсный крест и приветственный адрес, который содержал в себе глубоко прочувствованное и вместе с тем исчерпывающее в своей объективности описание всего периода пастырского служения отца Иоанна в Северной Америке.

Менее чем через год после празднования десятилетнего юбилея своего священнического служения отец Иоанн был удостоен со стороны высшей церковной власти одной из почетных священнических наград: Указом Святейшего Синода от 6 мая 1906 года отец Иоанн был возведен в сан протоиерея.

В священническом служении отца Иоанна в Северной Америке наступал качественно новый период, когда он во все большей степени привлекался высоко ценившим его святителем Тихоном к решению важнейших вопросов епархиального управления. В мае 1906 года отец Иоанн был назначен благочинным Нью-Йоркского округа восточных штатов, а в феврале 1907 года ему суждено было стать одним из наиболее активных участников первого Собора североамериканской Православной Церкви в Майфилде.

Однако сколь бы ни казались благополучными внешние обстоятельства служения отца Иоанна в Северной Америке в период 1903–1907 годов, когда воздвигнутый его трудами чикагско-стриторский приход превратился в один из самых обустроенных и перспективных приходов епархии, глубокая тоска по горячо любимой родине, где отец Иоанн за последние 12 лет жизни мог провести лишь несколько месяцев во время единовременного отпуска, и необходимость дать своим трем старшим детям возможность проходить обучение в русских средних учебных заведениях все чаще заставляли отца Иоанна задумываться над возможностью продолжать свое священническое служение на родной российской земле. 20 мая 1907 года, согласно прошению, отец Иоанн получил увольнение от службы в Алеутской и Североамериканской епархии.

На основании Указа Духовной консистории Санкт-Петербурга отец Иоанн в августе 1907 года был приписан к клиру Преображенского собора города Нарвы и стал исполнять обязанности законоучителя нарвских мужской и женской гимназий. Именно эта должность стала основной сферой его церковного служения на предстоящие 9 лет жизни.

Эти 9 лет законоучительской деятельности, лишенной ярких внешних событий, но наполненной сосредоточенной духовно-просветительской работой, обусловили отца Иоанна как добросовестнейшего, практикующего церковного педагога и эрудированного православного проповедника.

Уже через 5 лет после начала законоучительской деятельности отец Иоанн 6 мая 1912 года был награжден орденом святой Анны II степени. А еще через 4 года заслуги отца Иоанна на ниве духовного просвещения были отмечены орденом святого Владимира IV степени, который прибавлял к многочисленным церковным и гражданским наградам заслуженного протоиерея право на получение дворянства.

Однако будучи лишь приписан к нарвскому Преображенскому собору и не являясь штатным священником этого храма, отец Иоанн был лишен возможности полнокровно участвовать в приходской жизни собора. Лишь в ноябре 1916 года, когда Указом Духовной консистории отец Иоанн был назначен на вторую вакансию в Екатерининском соборе Царского Села в качестве приходского священника.

В Царском Селе Екатерининский собор занимал особое место, являясь крупнейшим приходским храмом города среди преобладавших в нем церквей дворцового и военного ведомств. Тепло и с большим уважением принятый паствой Екатерининского собора, отец Иоанн с первых месяцев своего приходского служения зарекомендовал себя не только как ревностный и благоговейный совершитель службы Божией, но и как красноречивый и эрудированный проповедник, собиравший под своды Екатерининского собора православных христиан со всех концов Царского Села.

Однако события Февральской революции, разразившейся в Петрограде уже через 3 месяца после назначения отца Иоанна в Екатерининский собор, стали постепенно втягивать Царское Село в кровавый водоворот революционных событий.

Через несколько дней после захвата большевиками в октябре 1917 года власти в Петрограде, эхо грозных событий, происшедших в столице, отозвалось в Царском Селе. Стремясь вытеснить из Царского Села казачьи части генерала П. Н. Краснова, к городу двинулись вооруженные отряды красногвардейцев, матросов и солдат, поддержавших большевистский переворот. Утром 30 октября 1917 года, находясь на подступах к Царскому Селу, большевистские отряды стали подвергать город артиллерийскому обстрелу. В Царском Селе началась паника, многие горожане устремились в православные храмы, надеясь обрести молитвенное успокоение и услышать с амвона пастырское увещевание в связи с происходившими событиями. Весь клир Екатерининского собора живо откликнулся на духовное вопрошание своей паствы и после особого молебна о прекращении междоусобной брани, совершенного под сводами храма, настоятель собора протоиерей Н. И. Смирнов вместе с другими соборными священниками, отцом Иоанном и отцом Стефаном Фокко, приняли решение о совершении в городе крестного хода с чтением нарочитых молений о прекращении междоусобной братоубийственной брани.

Желая предотвратить возможность боев на улицах Царского Села, командование казачьих частей вечером 30 октября стало выводить их из города, и утром 31 октября, не встретив какого-либо сопротивления, в Царское Село вступили большевистские отряды. Священники были арестованы. В тот же день отец Иоанн за бесстрашную проповедь подвергся избиению, а затем его, полуживого, красногвардейцы долго волокли по земле на окраину города, к Феодоровскому собору, и там убили на глазах сына-гимназиста. Тело убитого пастыря было вечером доставлено в часовню Дворцового госпиталя, оттуда перенесено в Екатерининский собор, где 4 ноября 1917 года было совершено отпевание. Погребли батюшку по просьбе прихожан в усыпальнице под собором, который был взорван в 1939 году. Через три дня, не выдержав потрясений, скончался и 17-летний сын отца Иоанна.

О трагических событиях тех дней в письме протоиерею Ф.Н. Орнатскому писал один из безымянных очевидцев: «Вчера (31 октября), когда большевики вступили вкупе с красногвардейцами в Царское, начался обход квартир и аресты офицеров, а отца Иоанна (Кочурова) свели на окраину города, к Федоровскому собору, и там убили за то, что священники, организуя крестный ход, молились будто бы только о победе казаков, что, конечно, на самом деле не было и быть не могло. Остальных священников вечером вчера отпустили. Таким образом, одним мучеником за Веру Христову стало больше. Почивший хотя и пробыл в Царском недолго, но снискал себе всеобщие симпатии, и на его беседы стекалась масса народу».

Петроградский корреспондент воспроизвел ужасающую картину мученической гибели отца Иоанна и последовавших за ней событий с дополнительными подробностями: «Священники были схвачены и отправлены в помещение Совета рабочих и солдатских депутатов. Священник отец Иоанн Кочуров воспротестовал и пытался разъяснить дело. Он получил несколько ударов по лицу. С гиканьем и улюлюканьем разъяренная толпа повела его к царскосельскому аэродрому. Несколько винтовок было поднято на безоружного пастыря. Выстрел, другой – взмахнув руками, священник упал ничком на землю, кровь залила его рясу. Смерть не была мгновенной. Его таскали за волосы, и кто-то предлагал кому-то «прикончить его, как собаку». На утро тело священника было перенесено в бывший дворцовый госпиталь. Посетивший госпиталь председатель Думы вместе с одним из гласных, как сообщает «Дело народа», видел тело священника, но серебряного креста на груди уже не было».

Последнее, упомянутое корреспондентом трагическое обстоятельство, которое сопровождало мученическую смерть отца Иоанна, приобретает особый духовный смысл в связи с оказавшимися в каком-то смысле пророческими словами, произнесенными отцом Иоанном за 12 лет до своей кончины в далекой Америке при вручении ему золотого наперсного креста во время чествования 10-летия его священнического служения. «Целую этот Святой Крест, дар вашей братской любви ко мне, – проникновенно говорил тогда отец Иоанн. – Пусть он будет поддержкой в трудные минуты. Не буду говорить громких фраз о том, что я не расстанусь с ним до могилы. Эта фраза громка, но неразумна. Не в могиле ему место. Пусть он останется здесь, на земле, для моих детей и потомков, как фамильная святыня и как ясное доказательство того, что братство и дружество – самые святые явления на земле».

Так благодарил своих сослужителей и свою паству отец Иоанн, не подозревавший, что именно молитва о ниспослании «братства и дружества» русским православным людям в годину оскудения любви и милосердия в многострадальной России вызовет к нему беспощадную ненависть богоотступников, которые, лишив его земной жизни и сорвав с его бездыханного тела наперсный крест, не смогли лишить его нетленной славы православного мученичества.

Вскоре после архиерейской панихиды, совершенной в Казанском соборе, Епархиальный совет Петроградской епархии принял обращение «К духовенству и приходским Советам петроградской епархии». Обращение явилось первым, официально провозглашенным, от имени Церкви признанием мученического характера кончины отца Иоанна и первым церковным документом, указавшим конкретные пути вспомоществования семьям всех священнослужителей, гонимых и убивавшихся богоборцами в России.

Отец Иоанн стал первым (из известных нам) священномучеником, пострадавшим от коммунистов после Октябрьского переворота. Святейший Патриарх Тихон, лично знавший отца Иоанна, писал его вдове: «Храним в сердце твердое упование, что украшенный венцем мученичества почивший пастырь предстоит ныне Престолу Божию в лике избранников верного стада Христова».

Ровно через 5 месяцев после кончины отца Иоанна, 31 марта 1918 года, когда количество поименно известных Священному Синоду убиенных священнослужителей уже достигло 15 человек, в храме Московской духовной семинарии Святейшим Патриархом Тихоном была совершена первая в истории Русской Православной Церкви XX века «заупокойная литургия по новым священномученикам и мученикам». Во время произнесения на заупокойной литургии и панихиде молитвенных возношений «Об упокоении рабов Божиих, за веру и Церковь Православную убиенных» вслед за первым убиенным архиереем митрополитом Владимиром поминался первый убиенный протоиерей Иоанн – отец Иоанн Кочуров, открывший своей страстотерпческой кончиной исповедническое служение сонма новомучеников российских XX века.

Во второй половине XIX века число оригинальных работ, написанных православными авторами и посвященных исламу, значительно возросло. Из дореволюционных авторов, писавших об исламе, прежде всего назовем тех, которые были прославлены Русской Православной Церковью в лике святых: святитель Филарет (Дроздов) и Игнатий (Брянчанинов), святой праведный Иоанн Кронштадтский, святитель Николай Японский, преподобный Макарий (Глухарев) и священномученик Александр (Миропольский). Их труды входят в Предание Православной Церкви.

Священномученик Александр родился в 1847 году в семье диакона Степана Гурьевича Миропольского, служившего в Покровском храме в селе Белая Гора Чистопольского уезда Казанской губернии. Начальное образование Александр получил в Духовном училище, где учителя отмечали его исключительные способности к изучению языков и советовали ему поступать в университет; как способному ученику, они усердно преподавали ему французский и немецкий языки. По окончании училища Александр поступил в Казанскую духовную семинарию и, проучившись в ней некоторое время, принял твердое решение стать священником.

В 1868 году Александр окончил Духовную семинарию и отправился домой. В это время туда же приехал его брат-священник, служивший в селе Новотроицком, и пригласил его к себе погостить. Александр согласился. По дороге они заехали к благочинному, но дома его не застали; здесь хозяйствовала его сестра, Евгения, так как сам благочинный был вдов. Брат спросил Александра: «Не посватать ли нам за тебя сестру благочинного?!» – «И вот как бы какой-то туман покрыл мою голову, – вспоминал он впоследствии, – и я бессознательно отвечал: как хотите.. .»¹⁵⁷

Отец Евгении служил священником в храме в селе Апазово Казанского уезда в приходе, состоявшем в основном из крещеных татар. Заручившись его согласием, Александр отправился к архиепископу Казанскому Антонию (Амфитеатрову) просить место священника и, получив его, женился и был рукоположен во священника ко храму в селе Александровское Чистопольского уезда.

Но прослужил он здесь недолго. В 1871 году тяжело заболел его тесть, и, когда отец Александр приехал навестить больного, тот стал его уговаривать перейти на его место, так как собирается уходить по болезни. Отец Александр не хотел переходить в село, где жило много мусульман, и многие уже крещеные татары снова перешли в мусульманство. Но было трудно отказать тестю, которого отец Александр искренне любил, он согласился и написал прошение, но с большими оговорками, так что в тот момент был почти уверен, что ему откажут. Тесть, прочитав прошение, встал на колени перед иконой Спасителя и молился перед ней с такой верой, что отец Александр, бывший тут же, понял, что Господь эту молитву услышит. И действительно, вскоре он был переведен в Покровский храм в село Апазово, где прослужил большую часть жизни. Хотя отец Александр знал татарский язык в совершенстве, местные крещеные тартары с неудовольствием приняли его, так как в это время среди них началось движение за назначение в приходы священников из татар. В начале своего служения он был назначен увещателем отпадших, а затем и окружным миссионером. Впоследствии был возведен в сан протоиерея.

В 1881 году отец Александр овдовел и, оставшись с двумя малолетними дочерьми, он принял решение, пристроив дочерей, принять монашество, но явившийся ему во сне отец Иоанн Кронштадтский посоветовал взять в дом девочку-сироту и продолжать служить в том же селе. Священник так и сделал, и впоследствии эта девочка стала ему большой помощницей.

«В 1881 году... более двухсот душ отпало... в мусульманство, – писал отец Александр. – Я немного пал... духом и хотел уйти в другой приход; но предварительно пошел в церковь, помолился и о намерении писать прошение после литургии забыл. .. Я продолжал служить и работать, насколько мог... Слава Богу, в 1883 году мои отступники все возвратились в Православие, и я еще более ожил духом. Однако же меня стала чаще беспокоить мысль, почему эта школа производит малое влияние на инородцев, которые продолжают стремиться в мусульманство. Я начал заглядывать повнимательнее в учебники и пособия. Оказывается, учебники по Закону Божию составлены пусто и темно, а еще хуже пособия... Меня это поразило. Я написал об этом доклад... что таковое содержание книжек составляет сеяние не пшеницы, а плевел...

В 1887 году я убедился, что миссионерские курсы при академии приносят больше вреда, чем пользы, ибо там, не преподавая необходимых сведений о христианстве, весьма подробно выясняли учение Мухаммеда, без сопоставления его с христианским – а от сего крещеные инородцы-курсисты отатаривались. Я, как миссионер архиепископа, написал ему о том доклад, который сдан был владыкою на рассмотрение Совета академии и для составления новой программы для курсов, о чем я просил владыку.. .».¹⁵⁸

В 1900 году отец Александр был назначен служить в Троицкий собор в городе Мамадыш, где в 1905 году в связи с революционными волнениями у него начались неприятности: мамадышская интеллигенция стала упрекать в устарелости и отсталости его взглядов, найдя поддержку в своих суждениях и среди местного духовенства; в результате создалась невозможная для отца Александра обстановка в городе, и он попросил архиерея перевести его на старое место, но архиепископ Казанский Димитрий (Самбикин) предложил ему вместо этого поступить без вступительных экзаменов, как человеку пенсионного возраста, в казанскую Духовную академию, куда отец Александр и был принят в 1906 году.

Он имел право прослушивать все лекции, пользоваться академической библиотекой, но, как не сдававший вступительных экзаменов, не имел права писать семестровые работы, сдавать экзамены и переходить с курса на курс. Однако, выслушав весь курс преподаваемых в академии предметов, он мог получить удостоверение, что в течение четырех лет прослушал академический курс по выбранному им отделению. Отец Александр выбрал отделение миссионерское. Он мечтал, прослушав курс академии, вооружиться новыми знаниями и послужить еще Церкви Христовой на миссионерском поприще.

Оценив вполне за свою долгую жизнь важность знаний, он за четыре года не пропустил ни одной лекции, первым приходил в аудиторию и последним уходил из нее, а все свободное время проводил в библиотеке. Он был самым усердным богомольцем и священнослужителем академического храма. Являя собой образец исправности в исполнении своего послушания, он к тому же призывал и своих однокурсников, которые по возрасту годились ему во внуки. И когда, бывало, студенты не приготовят вовремя учебную работу, протоиерей Александр мягко им замечал: «Эх, молодые люди... Вам погулять все хочется, вот дело то и стало... а ведь жизнь не ждет... В жизни придется волей-неволей быть аккуратными, вот и надо бы приучаться к этому в академии. Ведь потом, небось, других учить этому будете».¹⁵⁹

Оканчивая академию, он стал размышлять, какое выбрать место служения. Один из учившихся с ним студентов предложил ему поехать в Екатеринбургскую епархию, откуда сам был родом, а кроме того, там проживало много мусульман, а отец протоиерей был известен как опытный противомусульманский миссионер.

Отец Александр последовал его совету и в 1911 году был направлен служить в Успенский храм Каслинского завода Екатеринбургской епархии. 22 декабря 1912 года он был назначен епархиальным миссионером.

«В течение всей моей 44-летней службы, – писал отец Александр, – все передвижения мои с места на место были под руководством Промысла Божия, Который... направлял службу мою на миссионерское служение инородцам. Даже супружество мое состоялось не по моему выбору, а как будто по случайности, приведшей меня в село Апазово. Даже и то обстоятельство, что, несмотря на мои усердные труды в Духовной академии, мне не дали формально ученой степени, послужило к тому, что я теперь служу «инородцам»... Да будет же святая воля Господа Бога моего... до конца дней моих.. .».¹⁶⁰

Делясь с собратьями богатым опытом на поприще миссионерской деятельности, отец Александр писал: «Наша довольно продолжительная, пастырская и миссионерская деятельная практика дала нам возможность убедиться в том, где и в чем скрывается условие успеха... Итак, любовь – любовь не на словах, в виде учения Христова, но любовь – жизнь Христова в нас – крайне необходима для успехов в пастырской и миссионерской деятельности. Только жизнь любви в пастырях и пасомых может обновить приходскую жизнь и «восстановить приход», раздираемый самолюбием тех и других».¹⁶¹

Через несколько лет после принятия в 1906 году закона о свободе совести, все воочию смогли наблюдать его отрицательное влияние на нравственное состояние общества. «Совесть человека есть зеркало жизни его, – писал отец Александр, – догреховная она была совокупностью совершенств, отпечаток образа и подобия Божия, а греховная она стала отпечатком нравственного уродства сердца человеческого, «сознанием» своих самолюбивых, чувственных страстей и пороков. «Свобода» таковой «совести» должна быть всемерно ограничиваема и утесняема...

Всякая ли «совесть» должна в одинаковой степени пользоваться «свободою» проявления своего внутреннего содержания, и всякая ли религия может пользоваться свободою воспитания своих исповедников? Нельзя же сравнить в правах пользования «свободою» христианства, проповедующего любовь ко всем, и мухаммеданства, проповедующего ненависть к врагам и убийство иноверцев. Можно теперь понять и то, какая великая ошибка кроется в даровании «свободы» вероисповеданий. Не свобода здесь нужна, а лишь веротерпимость».¹⁶²

Но свобода для развития всякого рода греха расширялась, захватывая все большие слои народа, и, в конце концов, завершилась разбоем.

В первый раз семидесятилетний старец был арестован в конце 1917 года за распространение религиозно-нравственных книг на татарском языке. Только после удостоверения татар, что в книгах нет ничего контрреволюционного, совет рабочих депутатов освободил священника. Вторично протоиерей Александр был арестован красногвардейцами 22 июня 1918 года и в ночь на 23 июня расстрелян. Палачи, не удовлетворившись расстрелом, нанесли ему несколько столь сильных ударов, что лицо его обезобразилось до неузнаваемости, в боку зияла страшная рана, одна нога была сломана и проколота ступня, «и, в конце концов [его], связанного по рукам, бросили в яму».¹⁶³

Тело пастыря-мученика было найдено после ухода из селения красногвардейцев. 7 июля 1918 года в Успенском храме Каслинского завода состоялось отпевание протоиерея Александра Миропольского и священников Петра Беляева и Петра Смородинцева и двадцати семи мирян. Пострадавшие от безбожных властей священномученики были погребены около Успенского храма.

Преподобномученик Варлаам (в миру Василий Евфимович Коноплёв) родился в 1858 г. в Юго-Кнауфском заводе Осинского уезда Пермской губернии в крестьянской семье старообрядцев-беспоповцев. В автобиографии, в которой преподобномученик описал свои поиски истины и приход в Православную Церковь, он так рассказывал о себе: «На десятом году я выучился грамоте; молился с беспоповцами, со стариками и простолюдинами; когда стал приходить в возраст, полюбил читать Божественное Писание. Всё свободное время я отдавал чтению книг, покупая их или прося у других для прочтения. И постепенно стал разгораться во мне дух к Богу – я размышлял о вере, о расколе, о Православной Восточной Церкви, размышлял о священстве, без которого, видел, спастись нельзя. В этих думах я забывал всё. Ночью часто вставал на молитву перед иконами Господа Вседержителя и Пречистой Богородицы и молился усердно, горячо, со слезами, просил Господа: „Господи, открой мои очи, дай разуметь путь спасения; скажи мне путь, каким мне идти, научи творить волю Твою». И ещё просил указать, в какой Церкви и через каких пастырей благодать Святого Духа действует».

До 35 лет Василий был постоянно в размышлении о Церкви, стараясь уразуметь Евангельские, апостольские и прочие Писания, находя их зачастую несходными с писаниями о Церкви и священстве у старообрядцев. В это время он много путешествовал, посещал старообрядцев-беспоповцев, присутствовал на их беседах. Перелом в поисках истины совершил чудесный случай в неделю Всех святых, когда Василий уехал в Саратовскую губернию в старообрядческую обитель.

Там он усердно молился: «Милостиве Господи, как мне уразуметь о Церкви Твоей святой; не хочу быть раскольником, но не знаю, как уразуметь раздоры церковные, не знаю, какая половина ошибается, то ли старообрядцы что-то недопонимают, то ли Церкви Восточная или Греко-Российская погрешают. Господи, покажи мне чудо, разреши мои сомнения и недоумения; если Церковь Российская за перемену в обрядах не лишилась благодатных даров, то во время торжества духовенства на Белой Горе, во время их молебна, пошли, Господи, в это знойное время дождь обильный на землю, чтобы мне уразуметь, что через их пастырей действует благодать Святого Духа». И, действительно, по дороге домой он услышал разговор, что на Белой Горе среди торжественного молебна сошёл на землю обильный дождь.

В результате своих поисков Василий Коноплёв в 90-х гг. XIX в. через таинство миропомазания присоединился к Православной Церкви. Соединился с Церковью и его отец Евфим Тихонович – ему было тогда 75 лет, а также младшие его братья Антон и Павел с женами и детьми и семейство старшей сестры. Всего присоединилось 19 человек. В ноябре 1893 г. Василий был пострижен в рясофор и поселился на Белой Горе. Постепенно к нему стали собираться все желающие монашеского жития. К 1894 г. собралось двенадцать человек. 1 февраля 1894 г. Василий принял постриг в монашество с именем Варлаам, а на следующий день он был рукоположен в иеродиакона. 22 февраля во время освящения престола в малом храме во имя Святителя Николая его рукоположили в иеромонаха. С этого времени отец Варлаам был назначен управляющим новостроящегося миссионерского монастыря на Белой Горе, получившего впоследствии название Уральского Афона. Он восстановил Православное уставное Богослужение и, памятуя, что монастырь миссионерский, поставил на должную высоту проповедь, которая звучала в нём утром и вечером. Ни одно богослужение не оставалось без поучения.

Аскетические подвиги и трудовая жизнь изнурили здоровье батюшки, но он никому не отказывал в совете и в помощи. Великие таинства совершались в его тесной келье: здесь возрождалась жизнь, утихали скорби и текли слезы умиления и радости. Четверть века Белогородская обитель утешала страждущих.

В первых числах июня 1917 г. в обители состоялось последнее величественное торжество – освящение Белогорского собора. Через год, в августе 1918 г. большевики захватили обитель. В главном алтаре собора красноармейцы разворотили и осквернили престол. В келье архимандрита Варлаама устроили отхожее место, а иконописную мастерскую превратили в театр, где монастырских мальчиков-певчих заставляли петь светские фривольные песни. Многие монахи были после зверских пыток убиты. Могилы мучеников были скрыты властями и пребывают в неизвестности.

12 (25) августа красноармейцы арестовали настоятеля монастыря архимандрита Варлаама и по дороге в уездный город Осу расстреляли.

Иеромонах Антоний Арапов был выдающимся миссионером-проповедником, его проповеди, как и проповеди настоятеля монастыря архимандрита Варлаама Коноплева, привлекали в монастырь тысячи паломников. В 1911 году о. Антоний был назначен казначеем Белогорского монастыря. В это время собор был выстроен только наполовину, об украшении его внутри нечего было и думать; не было средств для окончания постройки. Благодаря энергичной деятельности о. Антония и его проповедям, которыми он расположил сердца многих людей к щедрым пожертвованиям, строительство собора было завершено, и он был богато украшен. При наступлении красных о. Антоний и часть братии ушли вместе с войсками адмирала Колчака. Иеромонах Антоний был арестован и расстрелян в Иркутске в 1919 году.

В пяти километрах от Белогорского монастыря располагался Серафимовский скит. Сюда не допускали женщин, за исключением одного дня в году – престольного праздника. Скит окружала деревянная ограда. Скитяне жили в маленьких бревенчатых избушках; пищу принимали однажды в день без масла. Были среди них такие суровые подвижники, которые, захватив с собой немного сухарей, удалялись из скита в соседние меловые горы, где жили по месяцу в совершенном безмолвии и молитве. При захвате скита красными были замучены монахи Сергий, Иоанн, Иосиф, скитский эконом Исаакий и инок Павел. Тела Сергия, Исаакия и Павла были завалены нечистотами. У мучеников были размозжены головы, вырваны куски тела с боков и штыковые раны по всему телу. За отказ сражаться в армии красных против правительственных войск были расстреляны послушники скита: Григорий, Василий, Пантелеимон и Симеон. Прославлены в 1998 г. как местночтимые святые Пермской епархии. Причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.¹⁶⁴

Начало XX столетия было ознаменовано страшным гонением на Церковь Христову в России. Подобно тому, как в первые века христианства мученики кровь свою проливали за Господа, так и в наше время свидетели веры «даже до крове» прославляли Бога и отдавали жизнь свою за истину Православия.

Один из первых исповедников-новомучеников российских – Святейший Патриарх Тихон – призывал православную паству в трагическую эпоху мужественно принять испытание и разделить с ним чашу страданий: «Если нужно будет пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою. Если нужна искупительная жертва, нужна смерть невинных овец стада Христова, – благословляю верных рабов Господа Иисуса Христа на муки и смерть за Него».¹⁶⁵

Бесчислен сонм мучеников Русской Православной Церкви XX века – все они, уже знаемые и еще не знаемые, прославлены Господом. И в этом многочисленном ряду свидетелей истины одним из первых стоит имя протоиерея Константина Голубева, душу свою положившего за вверенных ему Господом чад.

Родился Константин Алексеевич Голубев, будущий священномученик Константин Богородский, в 1852 году в селе Барановке Вольского уезда Саратовской губернии в семье псаломщика. Во святом крещении он был наречен именем благоверного князя Константина, Ярославского чудотворца. Отец его отошел ко Господу, когда мальчику исполнилось девять лет. Вскоре после смерти отца, Константин поступил в саратовскую Духовную семинарию, которую окончил по первому разряду. Когда ему исполнилось 24 года, он почувствовал в себе дар миссионерского служения. Укрепляемый богословскими знаниями, он вступил в Саратовское братство Святого Креста и по благословению епископа Саратовского и Царицынского Тихона отправился в качестве миссионера братства в родное село Барановку, население которого находилось под сильным влиянием старообрядцев.

Константин Алексеевич был уверен, что отход от Православия возможен только тогда, когда нет церковной проповеди и подлинного просвещения. Поэтому его первым делом было основание церковноприходской школы, где он состоял директором и законоучителем. Настоятель местного храма священник М. Васильев помогал молодому миссионеру, поддерживало его и Вольское земство, определив ему постоянное жалование за учительскую деятельность в основанной им миссионерской школе.

Круг его миссионерской деятельности постепенно расширялся, по благословению преосвященного Тихона он был утвержден учителем русско-славянского языка Вольского духовного училища и назначен миссионером братства Святого Креста, руководителем миссионерских бесед и основателем противораскольнической библиотеки в Вольске.

Еще через три года преосвященный Тихон, учитывая успех Константина Голубева на миссионерском поприще, назначил его противораскольническим миссионером Саратовской епархии. За время своего самоотверженного подвижнического миссионерского служения в Саратовской епархии с 1876 по 1895 годы Константину Алексеевичу удалось многих удержать от перехода в старообрядчество и различные раскольнические секты и утвердить в Православии более пятисот человек, хотя, по свидетельству современников, их число и «исчислить трудно».

Деятельность Саратовского епархиального миссионерства обратила на себя внимание митрополита Московского и Коломенского Сергия (Ляпидевского), обеспокоенного активностью старообрядцев и сектантов в Московской губернии, особенно в Богородском уезде.

Именно сюда, в Богородск, 4 марта 1895 года Константин Голубев был определен митрополитом Сергием на протоиерейскую вакансию в Богоявленский собор с правом предстояния между всеми священнослужителями Богородского и Павлово-Посадского уездов.

12 марта епископ Можайский Тихон (Никаноров) рукоположил Константина Голубева во священники. Отец Константин очень быстро завоевал расположение не только православных верующих, но и старообрядцев. В том же году протоиерей Константин вошел в число обязательных директоров Богородского уездного отделения попечительного комитета о тюрьмах и стал принимать активное участие в его деятельности на пользу заключенных – так, он совершал богослужения в тюремном храме, покуда туда не был определен постоянный священник.

За обращение православных из старообрядчества и сектантства отец Константин был награжден наперсным крестом. Весной 1896 года он назначается председателем богородского Богоявленского отделения Кирилло-Мефодиевского братства. В 1897 году он был поставлен заведующим Истомкинской церковноприходской школы при фабрике Шибаевых, при которой с 1901 года стал состоять законоучителем.

В 1897 году протоиерей Константин Голубев был избран на три года членом попечительного совета Богородской женской прогимназии. Занятия в попечительном совете открыли перед священником проблемы религиозного образования и просвещения женщин в России, от которых в значительной мере зависело религиозно-нравственное воспитание народа. Какими будут женщины в стране, считал он, какова будет их вера и религиозная просвещенность, такими будут и граждане России. Это имело особенное значение для фабричных городов, каким был Богородск в то время. И в 1900 году отец Константин открыл при Богоявленском соборе женскую церковноприходскую школу, в которой состоял заведующим и законоучителем.

В 1901 году он был избран членом Богородского комитета о народной трезвости. При всех своих обширных начинаниях отец Константин не оставлял миссионерской деятельности, и, кроме проповедей в соборе, им по приезде в Богородск было организовано более десяти публичных бесед как в самом городе, так и в селах и деревнях Богородского уезда.

Несмотря на огромную пастырскую деятельность, отец Константин находил время и для своей семьи. Семья отца Константина была большая, дружная, дети – а их было семеро – воспитывались в строгом православном духе. Две старшие дочери его были замужем за священнослужителями, старший сын, митрофорный протоиерей Константин Константинович Голубев, в послевоенные годы был настоятелем Троицкой церкви в Наташине (преставился в 1970 году), а младший, Леонид Константинович, окончивший Московскую духовную академию, позднее был педагогом, директором средней школы.

Отец Константин, по свидетельству членов семьи, был духовно близок протоиерею Иоанну Восторгову, часто бывал в Москве, служил в Покровском соборе и Чудовом монастыре, а в приезды императора Николая был участником торжественных молебствий в Кремле.

В 1913 году преставилась о Господе супруга отца Константина матушка Мария Никитична. Замечательны обстоятельства ее предсмертной болезни и кончины. Перед всенощной дня, когда совершалась память праведного Филарета Милостивого, отец Константин прилег отдохнуть. Ему в тонком сне явился святой Филарет и сказал: «Что же ты смотришь, ведь жена твоя серьезно больна».¹⁶⁶ Мария Никитична почила о Господе 30 января (13 декабря), накануне дня, когда в Церкви празднуется память святого Филарета Милостивого.

Но вот над Россией разразилась страшная катастрофа 1917 года, а вместе с ней наступили небывалые за всю историю гонения на Церковь Христову. Докатились они и до тихого, жившего своей патриархальной жизнью, Богородска, и в первую очередь обрушились на исповедников святого Православия. И хотя новая власть еще не вполне была установлена в Богородске, отец Константин довольно быстро был арестован.

Это произошло после одной из всенощных в апреле – мае 1918 года (по другим сведениям в сентябре – октябре). Несколько дней отец Константин содержался под арестом в богородской тюрьме. Из членов его семейства в это время в Богородске жила его дочь Маргарита, бывшая замужем за учителем, а вместе с отцом Константином – незамужняя дочь Анна.

Без суда и следствия отец Константин был приговорен к смертной казни. По-видимому, о том, что он будет расстрелян, ему было объявлено, так как после этого он передал из тюрьмы на волю свой наперсный крест и служебник.

Священник не просил, чтобы его освободили, он знал, что осужден на смерть и был к ней готов. Не знал он только того, что злодеи, вполне испытав силу веры священника за время его нахождения в тюрьме, избрали для исповедника казнь мучительную. Отец Константин это понял тогда, когда она началась. Но и тогда он не просил, чтобы его отпустили, но чтобы, уже решив убить, убивали скорее, без того мучительного изуверства, к которому прибегли палачи...

Дата кончины отца Константина не известна – мы только знаем, что была ненастная погода, дул сильный ветер. О подробностях гибели протоиерея Константина мы узнаем из доклада члена всероссийского церковного Поместного собора 1917–1918 годов В. П. Шеина, впоследствии архимандрита Сергия, будущего новомученика российского, расстрелянного в 1922 году вместе со священномучеником митрополитом Петроградским и Гдовским Вениамином (Казанским). Не явился ли для него мученический подвиг многих свидетелей веры первых лет гонения на Церковь Христову, в том числе и мученичество отца Константина Голубева, примером свидетельства за истину «даже до крове»?

В докладе будущего мученика мы читаем такие слова о смерти отца Константина: «При расстреле в Богородске Московской епархии протоиерея отца Константина Голубева убийцы нанесли ему только рану и еще живого бросили в яму и стали засыпать землею. Несчастный поднимал из ямы голову и молил прикончить его; находящаяся при этом дочь его на коленях с рыданиями умоляла также, чтобы отца не хоронили живым, но ничего не помогало, и злодейство было доведено до конца – его засыпали живым».¹⁶⁷

О предстоящей казни священника было известно заранее. Протоиерей Константин прослужил в Богородске 23 года и за это время стал духовным отцом православных жителей города. Когда отряд красногвардейцев вывел священника из тюрьмы и повел к месту казни, за ним двинулась большая толпа людей, и те, кто шли близко, слышали, как отец Константин говорил, вспоминая слова Спасителя: «Не ведают, что творят».

Расстреляли отца Константина на опушке соснового бора и закопали в неглубоком овраге полуживым, по свидетельству очевидцев, земля над погребенным еще некоторое время «дышала». Впоследствии пришедшие на место расстрела отца Константина закапывали торчавшие из-под земли ступни его ног и концы рясы.

Свидетели расстрела священника также вспоминали, что вместе с отцом Константином были расстреляны женщина, бесстрашно его защищавшая, и воин, отказавшийся привести в исполнение смертный приговор. Их тела были сброшены в тот же ров.

По свидетельству старшей дочери убиенного протоиерея Марии Константиновны, приговор привел в исполнение некий Белов. Больная совесть, очевидно, тревожила убийцу. Ему не раз являлся покойный отец Константин. И вот, однажды, увидев свою жену, вошедшую в дом с неубранными волосами, Белов в припадке умопомешательства принял ее за расстрелянного протоиерея и убил ее, а затем застрелился сам.

Многие десятилетия место кончины отца Константина почиталось благочестивыми жителями Богородска, и хотя безбожники не раз выравнивали маленький холм, пытаясь уничтожить все признаки погребения мученика, духовные дети и почитатели отца Константина вновь и вновь воссоздавали его, принося на могилу цветы, иконы и свечи, возжигали лампады, служили панихиды по убиенному протоиерею.

Так память о выдающимся миссионере и мученике дошла да нашего времени, когда Господь со всей силой явил славу Своего свидетеля: 20 ноября 1995 года были открыты нетленные мощи протоиерея Константина, а также останки двух других убиенных с ним мучеников.

В 1996 году священномученик Константин Богородский был канонизирован как местночтимый святой Московской епархии, а в августе 2000 года прославлен в лике новомучеников российских уже для общецерковного почитания. Память его совершается 2 октября (по новому стилю). По молитвам священномученика Константина совершаются чудеса и знамения. Замечено, что особенно он помогает тем, кто, как и он, трудится на ниве духовного просвещения народа и борьбы с ересями и сектами.

Православные верующие Богородска и паломники из разных уголков нашей страны, приходя поклониться честным останкам священномученика Константина и иже с ним убиенных, хранят в своем сердце упование, что эти свидетели веры Христовой первых лет гонения на святую Церковь предстоят ныне Престолу Божию в сонме бесчисленных святых Его избранников и молятся о нас.

Мощи святого почивают в Богоявленском соборе, в котором он 23 года предстоял Престолу Божию.

Лев Евфимиевич Ершов родился 12 февраля (по старому стилю) 1867 года в городе Красноуфимске Пермской губернии в семье купца 2-й гильдии, раскольника Евфимия Ершова, имевшего на берегу реки Уфы мельницу. В 1870 году, спустя три года после рождения Левушки, в городе вспыхнула эпидемия холеры. Семейство Евфимия Господь хранил. Лев и его брат Василий воспитывались в строгих традициях старообрядчества. Они сызмальства знают о вере в Бога от родителей и из самочинного учения староверов-наставников.

В 1876 году в возрасте 9 лет Лев был определен обучаться грамоте в двухклассное приходское мужское училище. В течение пяти лет он изучает наравне с другими предметами и Закон Божий, составленный по учению Православной Церкви. Этот предмет вел священник Свято-Троицкого собора о. Василий (Василий Петрович Филатов). В классах занимались 90 мальчиков, большинство из них – дети купцов и мещан, немного – из крестьян и совсем незначительное количество отроков – из сословий духовенства, чиновников и военнослужащих.

От своих сверстников Лев отличался стремлением к рассуждению, сосредоточенностью, внимательностью и интересом к религиозной литературе. В 1881 году он получает начальное образование, пройдя 1 и 2 ступени образования.

Повзрослев, юноша значительное время проводит за чтением старинных богослужебных книг и творений святых отцов. Его не влекут ни развлечения на городском катке, освещаемом в синих сумерках керосиновыми фонарями, ни посещения частного электрического театра (кинотеатра). Его внутреннему состоянию ближе размышления и молитвенное уединение.

Часто Лев посещает общественную библиотеку. В ненастную погоду, оставив калоши и верхнее пальто в прихожей, он проходит в «Кабинет для чтения», где часами в тишине просматривает новые издания. Нередко случается, что начинающий купец встречается здесь с кем-либо из священников и вступает с ними в полемику на богословские темы.

Способность мыслить, отстаивать свои убеждения, начитанность и нравственный авторитет определяют для молодого человека почетное место чтеца, начетчика федосеевской секты. Лев становится активным проповедником и ревностным защитником старообрядчества. Федосеевская секта была создана новгородским беспоповцем Феодосием Васильевым в 90-х годах XVII века. В секте в духе агрессивной беспоповщины проповедовался строгий аскетизм, непримиримое отношение к государственной власти, иным вероисповеданиям. В православные храмы сектанты не ходили, устраивали моленья в домах-молельнях.

Бывая в Перми по торговым делам, он посещает духовную семинарию, где во время практических занятий по обличению раскола в присутствии отца-миссионера дискутирует с воспитанниками, удивляя всех обширными знаниями.

Но вопрос о противоречиях между православной верой, основанной на смирении, и расколом в ней, становится для Льва Ершова главным и важным содержанием жизни. Размышляя об истинном православном вероучении, он приходит к осознанию, что, живя среди православного общества, невозможно испытывать по отношению к нему растлевающую душу враждебность.

2 февраля 1894 года в праздник Сретения Господня и почти накануне своего дня рождения 27-летний купец Лев Евфимиевич Ершов в переполненной богомольцами Иоанно-Богословской домовой церкви Пермской духовной семинарии предстает перед епископом Петром (Лосевым). Перед архипастырем стоял коренастый молодой человек приятной наружности. Темные волосы его аккуратно зачесаны назад, лицо окаймляла густая коротко стриженая борода. Из-под очков на епископа был устремлен внимательный, скорее, проницательный взгляд.

С глубоким осознанием происходящего Лев обращается к Владыке со словами: «Преосвященный Владыка, милостивейший мой архипастырь!.. Умоляю тебя, святитель Божий, прости мне грех противления Святой Церкви, уврачуй мои струпы, раскольническим учением моей душе нанесенные, и прими меня в ограду Святой Соборной и Апостольской Церкви...».¹⁶⁸ Епископ ответил Льву назидательно и спокойно, что старообрядцев «губит привязанность к букве и не искание в Святом Писании и отеческой мысли смысла и значения, она их умерщвляет, тогда как дух, смысл и знание значения слова и обряда оживило бы их».¹⁶⁹ Архипастырь сказал, что верит его обещанию обратить в Православие заблудших и совращенных, и призвал Божие благословение на христианский подвиг Льва Ершова. Восприемником будущего христианина стал ректор духовной семинарии протоиерей К. М. Добронравов.

Торжественный чин присоединения красноуфимского купца к Православию состоялся по его желанию и «по искреннему личному убеждению в истинности, святости Греко-Российской Православной Церкви».

6 февраля, в воскресенье, Лев во время архиерейского богослужения в Кафедральном соборе причащается Христовых Тайн, а вечером участвует в беседе миссионеров с раскольниками в пристрое часовни св. Стефания.

18 сентября 1894 года после окончания литургии в Свято-Троицком соборе Лев Евфимиевич присутствует на заседании Городской Думы в числе 18 красноуфимских именитых граждан – членов Комитета по сбору денежных средств на возведение храма в память убиенного государя императора Александра Второго.

Вскоре Лев Ершов поселяется в Белогорском монастыре, где в числе монашествующей братии несет послушание письмоводителя и занимается миссионерской деятельностью, положительно зарекомендовав себя на новом поприще.

4 сентября 1896 года он женится на девице Надежде Михайловне (в 1897–1902 годах у них родилось трое детей: сын Сергей и дочери Лидия и Елена), а 1 ноября этого же года насельник монастыря Лев епископом Петром рукополагается в сан священника. В 1897 году он возвращается в родной город, где несет «блаженное ярмо» иерея Свято-Троицкого собора, а также состоит помощником противораскольнического миссионера по Красно-уфимскому уезду.

С матушкой Надеждой Михайловной он проживает в двухэтажном полукаменном церковном доме по ул. Никольской. Недвижимого имущества не имеют оба. 9 июля 1897 года в семье появляется первенец Сергий.

С января 1898 года (по январь 1908 года) батюшка заведует городской одноклассной Кирилло-Мефодиевской церковно-приходской школой, которая не имеет своего здания. При поддержке гласного Земского уездного собрания протоиерея Иоанна Михайловича Луканина (далее у Луканина другие инициалы) иерей Лев добивается ассигнования на оплату квартир для проведения занятий в наемных домах Иринариха Светланова и купца Г. И. Сидякова.

В школе батюшка ведет Закон Божий, прилагая большие усилия и труд. Учитель Н.И. Сажин преподает по программе Священного Синода обязательное церковное пение (с голоса). 60 обучающихся мальчиков обязаны посещать праздничные богослужения в храме, а способные к пению – петь на клиросе. Одновременно иерей Лев преподает Закон Божий (до 1902 года) во вновь открывшемся одноклассном земском училище в деревне Соболя Криулинской волости, находящейся в 4 верстах от города вниз по течению реки Уфы. Недалеко от часовни во имя Иоанна Предтечи расположено учебное здание, в котором занимаются 17 мальчиков и 10 девочек в возрасте от 8 до 13 лет.

В 1901 году отец Лев «за заслуги по духовному ведомству» был награжден набедренником. Вместе с исполнением своих пастырских обязанностей батюшка прилежно трудился и на миссионерском поприще: вначале он стал противораскольническим миссионером по Красноуфимскому и Кунгурскому уездам, а в 1904 году был назначен на должность епархиального миссионера. Будучи прекрасно знаком с понятиями старообрядцев и сознательно присоединившись к Православию, батюшка занимался миссионерской деятельностью столь успешно, что был награжден за это бархатной фиолетовой скуфьей. Кроме того, советом Пермского епархиального братства святителя Стефана отцу Льву была объявлена на общем собрании «глубокая благодарность за выдающуюся деятельность на миссионерском поприще». (В 1914 году «во внимание к выдающейся миссионерской деятельности» его избрали почетным членом братства святителя Стефана и святых его приемников: Герасима, Питирима и Ионы.) Имел он и серебряную медаль на двойной Владимирской и Александровской ленте – в память 25-летия церковных школ.

С 20 октября 1902 по 2 апреля 1903 года отец Лев преподает в открывшемся земском одноклассном училище деревни Колмаково Александровской волости. За уроки батюшка получает скромное жалование в 60 рублей. Законоучителю определяют «ямщика-недоростка» и плохонькую лошадь. Случается, что зимой при разъезде с встречными лошадьми сани заносит в глубокий снег и священнику приходится самому вытаскивать их из сугроба, а заодно и перепрягать лошадь.

В день Воздвижения Креста Господня происходит не менее благодатное событие в жизни иерея Льва, по-прежнему состоявшего в Особом комитете по возведению храма. После окончания Божественной литургии в Свято-Троицком соборе верующие идут многолюдным крестным ходом с иконой св. бл. князя Александра Невского к Сенной площади – месту закладки будущего храма. Возле временной деревянной часовни духовенство служит молебен с водосвятием, на котором присутствуют учащиеся Кирилло-Мефодиевской школы и других учебных заведений города.

Но для некоторой части молодежи богоборческие настроения, как и противоправительственные убеждения, оказываются сильнее религиозных чувств. Сын кунгурского книготорговца, учащийся промышленного училища А. К. Суслов без смущения демонстрирует отцу Льву (издаваемую в 1902 году за границей партией социал-демократов) газету «Искру» и другую марксистскую литературу. Это, без сомнения, огорчает батюшку, желавшего видеть в нем православного христианина, а не пропагандиста революционных идей.

В 1903 году иерей Лев Ершов назначается на должность миссионера по Кунгурскому уезду (с освобождением от законоучительства), а с 5 апреля 1904 года исполняет обязанности епархиального миссионера, оставляя прежние должности по Красноуфимскому и Кунгурскому уездам.

Он продолжает заведовать одноклассной церковно-приходской школой, к этому времени занимавшей часть первого этажа в здании Городской Управы. Полутемный коридор площадью 12 квадратных метров служит и раздевалкой, и местом проведения в ненастные дни уроков гимнастики. Решая материальные проблемы учебного заведения, иерей Лев вкладывает личные средства, также поступает и попечитель школы – городской голова И. В. Луканин, пожертвовавший 40 рублей на проведение праздников в святки и в день памяти равноапостольных Кирилла и Мефодия в 1904 году.

Вскоре в школе вспыхивает оспа, и число учеников резко уменьшается, к тому же начинается Русско-Японская война. В домашних делах детям пришлось заменить сражающихся на фронте отцов и братьев.

Но дети погибших воинов, нетрудоспособных инвалидов и пропавших без вести на фронте окружены заботой городской власти и покровительством Особого комитета. Приобретаются детская одежда, школьные принадлежности, семьям выделяется пособие по 24 рубля на ребенка. Утешает, поддерживает духовно и наставляет чад, переживающих душевное потрясение, их пастырь отец Лев, принимающий в свое сердце детскую боль и первую их скорбь.

В небольшом городе Красноуфимске начинаются серьезные революционные волнения, спровоцированные членами нелегального марксистского кружка. В январе 1908 года происходит убийство террористом В. П. Рогозинниковым прокурора С. А. Свиридова, председателя красноуфимского Союза монархистов. Отца Льва связывали с погибшим общие труды в Комитете по возведению церкви св. бл. князя Александра Невского и верноподданнические чувства к государю императору Николаю Второму.

С 1910 года Лев Ершов вновь на педагогическом поприще. Преподает Закон Божий в Кирилло-Мефодиевской школе, попечителем которой был племянник отца Льва Виссарион Ершов, и в двухклассном женском приходском училище. (Позднее купец С. М. Коробов на личные средства выстроил одноэтажное деревянное здание начальной школы на углу улиц Площадной и Манчажской, в которой дочь купца Мария Коробова бесплатно учила детей.) Классы женского приходского училища размещались на верхнем этаже Городской Управы, а на нижнем этаже находился пожарный обоз, где постоянно стояли запряженные тройки лошадей. Через рассохшиеся половицы проникал густой запах конского помета. Он не только мешал ученикам сосредоточиться на теме урока, но и вызывал у ослабленных детей головокружение и даже обморок. Случалось это и на уроках отца Льва.

До города докатилось и эхо залпов Первой мировой войны. Многие преподаватели были мобилизованы. Закрылось четырехклассное мужское училище, были заняты на неопределенное время кабинеты двухклассного женского училища. В уральский городок стали прибывать пленные австрийцы и немцы. Местное земство откликнулось на военные события телеграммой к императору с просьбой «навсегда воспретить в России казенную продажу водки». Ибо нерадивые горожане по-прежнему маются возле кабаков Торгового ряда, хоть и закрытых на время богослужения, в то время как благочестивые семейства идут в храмы.

12 марта 1917 года Земским уездным собранием было признано Временное правительство. А уже 23 мая 1918 года в Красноуфимском уезде устанавливается советская власть. 30 мая на Втором уездном съезде Советов председательствующий В. Юдин заявил о новых формах работы школ со следующего учебного года, которые должны встать «на путь, обслуживающий интересы трудового народа, чтобы усилить самосознание трудовых масс и распространять пролетарское просвещение».¹⁷⁰ Оно-то и легло в основу укоренения безбожия.

Во время гражданской войны город попеременно находился под властью то «белых», то «красных». Летом 1918 года, помимо военных действий, которые шли во многих городах и поселках Урала, практически во всех его областях начались массовые крестьянские выступления против власти большевиков. Это было вызвано как грабежом крестьян со стороны продотрядов и запретами на свободную торговлю, так и насильственной мобилизацией их в части Красной армии. Не остался в стороне от этого и Красноуфимский уезд, где преобладало резко отрицательное отношение к большевикам. Однако все выступления и протесты населения были жестоко подавлены. Отец Лев открыто и безбоязненно высказывался против массовых арестов и расстрелов, производившихся большевиками. Для того времени характерен и такой случай, когда погибло несколько красноармейцев, священнослужители отслужили по ним панихиду в Иннокентьевской церкви. Влияние духовенства на чувства верующих по-прежнему оставалось огромным, а влияние большевиков – ничтожным, что последние вынуждены были признать и сами.

Во второй половине одного из сентябрьских дней в город вошла часть Добровольческой армии Белого движения. Улицы и окрестности огласились колокольным звоном. Приветствовать «белых» вышли священнослужители, миряне с хоругвями и иконами, городской голова И. Луканин с хлебом-солью. Впереди с крестом в руках шел иерей Лев Ершов.

Но вскоре городом вновь овладели «красные». Осенний день, на улицах студено и грязно. В храме св. бл. князя Александра Невского идет богослужение. Ворвавшись в церковь, красноармейцы открывают беспорядочную стрельбу, ударами кулаков сбивают с ног молящихся. Чтобы вразумить лютующих и успокоить паству, отец Лев обращается к вооруженным людям с просьбой вспомнить о суде Божьем и прекратить бесчинство. Он обещает после службы предстать перед их судилищем.

Православные приложились к кресту, и иерей Лев пошел к выходу. Кто-то из красноармейцев стал срывать с батюшки наперсный священнический крест, дергать за седую бороду. Продолжая избивать, духовника на глазах многочисленной паствы выволокли из притвора храма на паперть.

В это время возле церкви находился уже арестованный молодой священник из Верх-Суксунского села Александр Малиновский. Оба батюшки пытались обняться, что вызвало негодование у большевиков. Священников стали бить прикладами винтовок по голове. Затем их погнали к зданию ревкома.

Поводом для обвинения в контрреволюционной деятельности епархиального миссионера иерея Льва Ершова послужило его проповедничество Слова Божия и ревностное служение Богу, но также и то, что батюшка не примирился с новой властью и не признал «красного антихриста» – В. И. Ленина.

14 сентября, в праздник Воздвижения Креста Господня, после пыток и истязаний батюшке вынесли смертный приговор, по которому он и был расстрелян вместе с другими жертвами «красного террора» за городским кладбищем в березовой роще Холодного лога.

17 сентября 1918 года «красные» оставили Красноуфимск, живший в голоде и страхе. В него вновь вошли колчаковцы. Погибшего иерея Льва, лежавшего в одном гробу с отцом Александром, после панихиды предали родной земле под погребальный звон колоколов Свято-Троицкого собора.

В 2000 году священномученик Лев был прославлен в Соборе новомучеников и исповедников российских от Пермской епархии. В 2002 году были обретены его честные мощи. Они покоились у северной стены склепа возле алтаря кафедрального собора Красноуфимска. Священник был среднего роста, лучезапястный сустав его левой руки оказался раздроблен, грудная клетка и правый висок повреждены. Сохранились пряди седых волос и бороды, части ризы, позеленевшие от окисления медных нитей. Были найдены также Евангелие, деревянный наперсный крест с инкрустацией и серебряный нательный крестик.

С 5 декабря 2002 года мощи отца Льва открыто почивают в Свято-Троицком соборе, где ведется запись чудесных случаев и исцелений, происходящих по молитвам к нему и священномученикам Александру Малиновскому и Алексию Будрину.

В трудные времена, когда нарушается обычный ход жизни, когда жизнь возмущается грандиозными событиями, опрокидывающими в бездну все и вся, когда кругом наступает гибель и отчаяние, Бог посылает в этот мир Своих святых, богатырей духа, людей особого мужества и самоотвержения, подвижников веры и любви, которые необходимы миру, чтобы устоять в истине, чтобы не потерять различение добра и зла, чтобы духовно не погибнуть. И подвиг таких святых исполинов, духовных вождей народа, вероятно, можно назвать самым трудным из всех подвигов.

Обращаясь к нашей истории, мы вряд ли найдем даже среди прославленных московских святителей человека, который был бы призван к кормилу церковной жизни в столь трудный и трагический период, как тот, что выпал на долю Святейшего Патриарха Тихона.

Святитель Тихон родился 19 января 1865 года в семье сельского священника Торопецкого уезда Псковской епархии. В миру он носил имя Василий. Когда Василий был еще малолетним, его отцу Иоанну Белавину было откровение о каждом из его детей. Однажды, когда он с тремя сыновьями спал на сеновале, то вдруг ночью проснулся и разбудил их. «Знаете, – заговорил он, – я сейчас видел свою покойную мать, которая предсказала мне скорую кончину, а затем, указывая на вас, прибавила: этот будет горюном всю жизнь, этот умрет в молодости, а этот – Василий – будет великим». Понял ли старец-священник, что его сына будут на всех ектениях по всей России и даже по всему миру поминать великим господином? Пророчество явившейся покойницы со всею точностью исполнилось на всех трех братьях.

Василий любил Церковь, имел особую религиозную настроенность и был кроток и смирен. Никакого сильного покровительства он не имел и своим великим и славным служением всецело обязан помощи Божией, даровавшей ему мудрость и трудолюбие, восприняв которые, он предал всего себя в волю Божию.

Учился Вася Белавин в Псковской духовной семинарии в 1878–1883 годах. Он был физически крепким, довольно высокого роста, белокурым, остроумным и жизнерадостным мальчиком. Товарищи любили его. Примечательно, что товарищи в семинарии шутливо называли его «архиереем».

В Петроградской духовной академии, куда поступил он в 19 лет, не принято было давать шутливые прозвища, но товарищи по курсу, очень любившие ласкового и спокойного религиозного псковича, называли его «патриархом». Впоследствии, когда он стал первым в России, после 217-летнего перерыва, патриархом, его товарищи по академии не раз вспоминали это пророческое прозвище.

В 1888 г. Белавин 23 лет от роду окончил академию и в светском звании получил назначение в родную Псковскую духовную семинарию преподавателем. Стремясь своей чистой душой к Богу, он вел строгую, целомудренную жизнь и в 25 лет, в 1891 году принял монашество. Ему, с молодости отличавшемуся кротостью и смирением, было дано имя Тихон в честь святителя Задонского.

Из Псковской семинарии иеромонаха Тихона перевели инспектором в Холмогорскую духовную семинарию, где он стал ректором в сане архимандрита. В 1898 г. 34-летний архимандрит Тихон был возведен в сан епископа Люблинского, с назначением викарием Холмской епархии.

14 сентября 1898 года владыка Тихон был направлен для несения ответственного служения за океан, в далекую Американскую епархию, в сане епископа Алеутского.

Возглавляя Православную Церковь в Америке, епископ Тихон много сделал в великом деле распространения Православия, в благоустройстве своей огромной епархии. На ее территории жили люди разных национальностей: русские, сербы, галичане и другие славяне, греки, арабы, креолы, индейцы, алеуты и эскимосы. Одни были из православных стран – России, Греции, Сербии, другие – из стран Оттоманской или Австро-Венгерской Империи; некоторые стали православными благодаря миссионерским усилиям на Северо-Американском континенте – Аляске и Алеутских островах. Епископу столь разнообразной паствы необходимо было быть щедрым, гибким и иметь ко всем сердечное расположение.

22 мая 1901 года епископ Тихон освятил при закладке камень в фундамент Свято-Николаевского собора. Такая церемония состоялась в Нью-Йорке впервые. Примерно через год, в ноябре 1902 года сирийские и русские приходы в Нью-Йорке имели уже настоящие дома молитвы: сирийский храм в Бруклине во имя Свт. Николая был освящен 9 ноября 1902 года; 23 ноября был освящен русский храм во имя Свт. Николая. Строительство храма св. Троицы в Чикаго заняло меньше года – с апреля 1902 года до марта 1903 года.

Одновременно с заботой о строительстве церквей епископ Тихон осуществлял пастырские поездки по своей епархии. «Вестник» тех лет давал ежемесячную хронику его постоянных и трудных визитов на Аляску, на Алеутские острова, в Канаду и в разные части Соединенных Штатов.

Епископ Тихон посещал самые разные общины. Хорошо известно, что в те годы, когда он управлял Северо-Американской епархией, с Православной Церковью воссоединилось множество униатов. Многие приходы, возникшие в восточных штатах, состояли из бывших униатов, и епископ нес ответственность за то, чтобы эти общины всегда оставались составной частью Православной Церкви.

Епископ Тихон был возведен в сан архиепископа 19 мая 1905 года. В документе, написанном архиепископом Тихоном в декабре 1905 года, отражены его пророческие представления о Православной Церкви в Америке. В ответ на анкету, разосланную всем епархиальным архиереям Русской Церкви Св. Синодом в ходе подготовки к давно ожидаемому Собору Русской Церкви, архиепископ Тихон высказал свои идеи о структуре православной Миссии в Северной Америке. Он предложил превратить епархию в экзархат Русской Церкви, но с широкой автономией. Уже тогда он высказывался о возможности рассмотрения вопроса об автокефалии. Он усматривал необходимость автономии и независимости только в вопросах, влияющих на внутреннюю жизнь или структуру каждой национальной епархии или викариатства, и подчеркивал также необходимость согласованных общих решений, выработанных епископами на заседаниях под председательством архиепископа в вопросах, касающихся всех.

Как епископу миссионерской епархии, распростершейся по всему континенту, епархии с многонациональной паствой, владыке Тихону приходилось думать о создании таких учреждений, которые помогли бы Церкви в Америке стать самостоятельной. Существовала очевидная необходимость в школе. В 1905–1906 учебном году Миссионерская школа в Миннеаполисе была преобразована в семинарию. В 1913 году она была переведена в Тенальфи, Нью-Джерси. В семинарии было воспитано два поколения священников для Церкви в Америке.

Становящаяся все более самостоятельной, Церковь нуждалась также и в монастыре. В июне 1905 года архиепископ Тихон дал благословение на создание монастыря близ Саут-Канаана в Пенсильвании. К моменту перевода архиепископа Тихона в Ярославль Свято-Тихоновский монастырь был уже освящен и насчитывал пять насельников.

Хроника пастырских поездок архиепископа Тихона показывает, что он возглавлял богослужения, совершавшиеся на нескольких языках. К концу пребывания архиепископа Тихона в Америке в Северо-Американской Миссии была Сирийская Миссия с девятью общинами и Сербская Миссия также с девятью общинами. Многие приходы были многонациональными, и богослужения должны были проводиться на двух-трех языках.

В Америке, как и в предыдущих местах службы, архиепископ Тихон снискал себе всеобщую любовь и преданность. Он очень много потрудился на ниве Божией. Паства и пастыри неизменно любили своего архипастыря и глубоко чтили. Американцы избрали архиепископа Тихона почетным гражданином Соединенных Штатов.

В 1907 году архиепископ Тихон был назначен на Ярославскую кафедру. Одним из первых распоряжений по епархии архипастыря было категорическое запрещение духовенству при личных к нему обращениях класть вошедшие в обычай земные поклоны. В Ярославле святитель быстро приобрел любовь своей паствы, оценившей его светлую душу и теплую заботу о всех своих пасомых. Все полюбили доступного, разумного архипастыря, охотно откликавшегося на все приглашения служить в многочисленных храмах Ярославля, в его древних монастырях и приходских церквах обширной епархии. Часто посещал он церкви и без всякой пышности ходил пешком, что в ту пору было необычайным делом для русских архиереев. В посещении церквей вникал во все подробности церковной обстановки, поднимался иногда на колокольню к удивлению батюшек, непривычных к такой простоте архиереев. Но это удивление скоро сменялось искренней любовью к архипастырю, разговаривавшему с подчиненными просто, без всякого следа начальственного тона. Даже замечания обыкновенно делались добродушно, иногда с шуткой, которая еще более заставляла виновного стараться устранить неисправность.

Владыка Тихон оказывал неизменную поддержку тем церковным кругам, которые боролись за правду и церковную свободу. На этой почве у него произошло столкновение с ярославским губернатором, вследствие которого он 22 декабря 1913 года был переведен на Литовскую кафедру. Ярославское общество приняло сторону архипастыря и выразило ему сочувствие, избрав его почетным гражданином Ярославля.

После перевода в Вильну он сделал особенно много пожертвований в различные благотворительные учреждения. Здесь также выявилась его натура, богатая духом любви к людям. Здесь, в Вильне, преосвященного застало в 1914 году объявление войны. Его епархия оказалась в сфере военных действий, а затем через нее прошел и военный фронт, отрезавший часть епархии от России. Пришлось преосвященному покинуть Вильну. Во всех организациях, так или иначе помогавших пострадавшим на войне, обслуживавших духовные нужды воинов, преосвященный Тихон принимал деятельное участие: посещал и болящих, и страждущих, побывал даже на передовых позициях под неприятельским обстрелом, за это позднее он был награжден орденом.

Для преосвященного владыки Тихона, верного своему архиерейскому долгу, интересы Церкви всегда были дороже всего. Он противился любым посягательствам государства на Церковь. Это, конечно, влияло на отношение к нему правительства. Именно поэтому он довольно редко вызывался в столицу для присутствия в Святейшем Синоде. Когда же произошла февральская революция и был сформирован новый Синод, архиепископа Тихона пригласили в число его членов. 21 июня 1917 года Московский епархиальный съезд духовенства и мирян избрал его как ревностного и просвещенного архипастыря, широко известного даже за пределами своей страны, своим правящим архиереем.

15 августа 1917 года в Москве открылся Поместный Собор, и архиепископ Московский Тихон был удостоен сана митрополита, а затем был избран председателем Собора.

Собор ставил своей целью восстановить жизнь Русской Церкви на строго канонических началах, и первой большой и важной задачей, остро ставшей перед Собором, был вопрос о патриаршестве.

Приступили к выборам патриарха. Решено было голосованием всех членов Собора избрать трех кандидатов, а затем предоставить воле Божией посредством жребия указать избранника. Первое и второе голосование дало требуемое большинство архиепископам Харьковскому Антонию и Новгородскому Арсению, и лишь на третьем определился митрополит Московский Тихон. Итак, свободным голосованием членов Собора на патриарший престол были избраны три кандидата. «Самый умный из русских архиереев – архиепископ Антоний, самый строгий – архиепископ Арсений и самый добрый – митрополит Тихон»,¹⁷¹ – так выразился один из членов Собора.

Перед Владимирской иконой Божией Матери, принесенной из Успенского собора в храм Христа Спасителя, после торжественной литургии и молебна, 5 ноября, схииеромонах Зосимовой пустыни Алексий, член Собора, благоговейно вынул из урны один из трех жребиев с именем кандидата, и митрополит Киевский Владимир провозгласил имя избранника – митрополита Тихона. С каким смирением, сознанием важности выпавшего жребия принял преосвященный Тихон известие о Божием избрании. Он не жаждал нетерпеливо этой вести, но и не тревожился страхом – его спокойное преклонение перед волей Божией было ясно видно для всех.

Время перед торжественным возведением на патриарший престол митрополит Тихон проводил в Троице-Сергиевой лавре, готовясь к принятию высокого сана. Соборная комиссия спешно вырабатывала давно забытый на Руси порядок постановления патриархов. Добыли из богатой патриаршей ризницы облачения русских патриархов, жезл митрополита Петра, митру, мантию и белый куколь патриарха Никона.

Великое церковное торжество происходило в Успенском соборе 21 ноября 1917 года.

Рука Божия в деле возглавления Русской Церкви именно Святейшим Тихоном в качестве патриарха не могла быть не усмотрена тогда же. Архиепископ Харьковский Антоний от лица всех епископов сказал новоизбранному: «Ваше избрание нужно назвать по преимуществу делом Божественного Промысла по той причине, что оно было бессознательно предсказано друзьями юности, товарищами вашими по академии. Подобно тому как полтораста лет тому назад мальчики, учившиеся в Новгородской бурсе, дружески шутя над благочестием своего товарища Тимофея Соколова, кадили пред ним своими лаптями, а затем их внуки совершили уже настоящее каждение пред нетленными мощами его, то есть Вашего небесного покровителя – Тихона Задонского, – так и Ваши собственные товарищи по академии прозвали Вас патриархом, когда Вы были еще мирянином и когда ни они, ни Вы сами не могли и помышлять о действительном осуществлении такого наименования, данного Вам друзьями молодости за ваш степенный, невозмутимо солидный нрав и благочестивое настроение».¹⁷²

Интересна встреча будущего патриарха с Иоанном Кронштадтским в 1908 г. в Петербурге. Старый уже и больной о. Иоанн, вопреки этикету, первый закончил беседу следующими словами: «Теперь, владыко, садись на мое место, а я пойду отдохну».¹⁷³ Эти слова многими истолковывались так, что о. Иоанн как бы назначил архиепископа Тихона своим преемником в качестве религиозного вождя русского народа и предрек ему Патриаршество.

Вступление Святейшего Тихона на патриарший престол свершилось в самый разгар революции. Государство не просто отделилось от Церкви – оно восстало против Бога и Его Церкви. Став предстоятелем Церкви, патриарх Тихон не изменился – остался таким же доступным, ласковым человеком для простых людей. Близкие к нему лица советовали по возможности уклоняться от утомительных служений, но Святейший служил часто. Только в первый год своего первосвятительства им совершено 196 служб – следовательно, патриарх совершал служение через день, а иногда и каждый день.

Великая любовь ко Христу, к Его Церкви и к людям проходила светлой полосой через всю жизнь и деятельность Святейшего Патриарха Тихона. «Он был олицетворением кротости, доброты и сердечности»,¹⁷⁴ – кратко и верно охарактеризовал Святейшего епископ Августин (Беляев). «Он любил вас всей силой великой души. Он душу полагал за вас...» – говорил другой архиерей бесчисленным тысячам православного русского народа, собравшимся ко гробу своего дорогого первосвятителя. «Молитвенник народный, старец всея Руси»,¹⁷⁵ – называли патриарха пасомые.

Его необыкновенная чуткость и отзывчивость проявлялись и в его широкой благотворительности, в щедрой помощи всем неимущим и обездоленным. Редкую заботу Святейшего Тихона не могли отрицать даже его враги и часто бывали обезоружены ею. «Подите к патриарху, попросите у него денег, и он вам отдаст все, что у него есть, несмотря на то, что ему, патриарху, в его возрасте, измученному после богослужения, придется идти пешком, что и было недавно»,¹⁷⁶ – свидетельствовал даже один из зачинщиков церковной смуты.

Почти сразу после Октябрьской революции отношения государственной власти и предстоятеля Русской Православной Церкви приобрели характер острого конфликта, так как уже первые декреты советской власти коренным образом ломали и церковную, и народную жизнь. В 1917 году, очень скоро после революции, в Петрограде был убит большевиками о. Иоанн Кочуров, сподвижник патриарха Тихона по американскому служению. Патриарх очень тяжело пережил эту первую мученическую смерть. Затем, в конце января 1918 года был расстрелян в Киеве митрополит Владимир, почетный председатель Собора. В Петрограде начались прямые нападения на Александро-Невскую Лавру.

Патриарх не уклонялся от прямых обличений, направленных против гонений на Церковь, против террора и жестокости. Вскоре после обстрела Кремля и вооруженного захвата Александро-Невской и Почаевской Лавры патриарх Тихон выпустил послание от 19 января 1918 г., известное как «анафематствование Советской власти». Патриарх мужественно исполнял свой пастырский долг, разъясняя народу смысл происходящего с церковной точки зрения и предостерегая от участия в грехах и преступлениях, в которые втягивали простой народ большевики. В послании патриарх выступил против разрушения храмов, захвата церковного имущества, гонения и насилия над Церковью. Указывая на «зверские избиения ни в чем не повинных людей», которые совершаются «с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью», святитель Тихон призывал творящих беззакония опомниться, прекратить кровавые расправы, и данной ему от Бога властью запрещал тем из беззаконников, кто носил еще имя христианское, приступать к Святым Тайнам Христовым. Отлучив от Церкви всех «творящих беззакония», патриарх призвал христиан не вступать в общение и союзы с кем-либо из них. И хотя в послании речь шла лишь об отдельных «безумцах» и советская власть прямо не называлась, послание было воспринято как анафема советской власти.

Неизмеримо тяжел был его крест. Руководить Церковью ему пришлось среди всеобщей церковной разрухи, без вспомогательных органов управления, в обстановке внутренних расколов и потрясений, вызванных всевозможными «живоцерковниками», «обновленцами», «автокефалистами».

Неоднократно устраивались грандиозные крестные ходы для поддержания в народе религиозного чувства, и патриарх неизменно в них участвовал. А когда была получена весть об убийстве царской семьи, то патриарх на заседании Собора отслужил панихиду, а затем служил и заупокойную литургию, сказав грозную, обличительную речь, в которой говорил, что как бы ни судить политику государя, его убийство, после того как он отрекся и не делал ни малейшей попытки вернуться к власти, является ничем не оправданным преступлением. «Не достаточно только думать это, – добавил патриарх, – не надо бояться громко утверждать это, какие бы репрессии ни угрожали вам».¹⁷⁷

Это были трудные времена для Церкви: отбиралось церковное имущество, имели место преследования и массовое истребление духовенства. Со всех концов России приходили к патриарху известия об этом. Для спасения тысяч жизней и улучшения общего положения Церкви патриарх принял меры к ограждению священнослужителей от чисто политических выступлений. 25 сентября 1919 года в разгар уже гражданской войны он издал послание с требованием к духовенству не вступать в политическую борьбу. Таким образом, патриарх Тихон в этот решающий момент войны выразил верность принципу невмешательства Церкви в политическую борьбу при сохранении своей внутренней свободы.

Патриарх искренно и прежде всего сам отрекся от всякой политики. Когда отъезжающие в добровольческую армию просили тайного благословения вождям белого движения, патриарх твердо заявил, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику.

14 августа 1919 г. Наркомат издал постановление об организации вскрытия мощей, а 25 августа 1920 г. – о ликвидации мощей во всероссийском масштабе. Было вскрыто 65 рак с мощами российских святых, в том числе и самых почитаемых, таких как преп. Сергий Радонежский и преп. Серафим Саровский. Патриарх Тихон не мог оставить без ответа это глумление и написал воззвание, требуя прекратить кощунства.

Вскрытие мощей сопровождалось закрытием монастырей. В 1919 г. власти посягнули на национальную святыню – Троице-Сергиеву Лавру и святые мощи преп. Сергия Радонежского, вызвав этим бурю возмущений. Несмотря на то что вскрытие мощей было чрезвычайно оскорбительно для Церкви и означало прямое гонение на веру, народ не ушел из Церкви.

Летом 1921 года разразился голод в Поволжье. В августе патриарх Тихон обратился с посланием о помощи голодающим, направленным ко всем русским людям и народам вселенной и благословил добровольные пожертвования церковных ценностей, не имеющих богослужебного употребления, рекомендуя контроль верующих над их использованием. Однако позднее, по постановлению ВЦИК от 23 февраля 1922 года, изъятию подлежали все драгоценные предметы. Таким образом речь шла об изъятии предметов, имеющих сакральный характер в Православной Церкви, что по церковным канонам рассматривается как святотатство (73-е Апостольское правило). Естественно, патриарх не мог одобрять такого полного изъятия, тем более, что у многих возникли сомнения в том, что все ценности пойдут на борьбу с голодом. На местах насильственное изъятие вызвало повсеместное народное возмущение. Произошло до двух тысяч процессов по России и расстреляно было до десяти тысяч верующих, в связи с этим расстрелян был и Петроградский митрополит Вениамин.

24 марта 1922 г. «Известия» поместили передовицу, в которой в жестком тоне заявлялось, что мирный период в кампании изъятия ценностей закончен.

В конце апреля – начале мая 1922 г., как ни старались большевики, кампания по изъятию церковных ценностей не была завершена. Напротив, ужесточались методы ее ведения. Проведенная «бешеная» кампания не достигла поставленных Политбюро ЦК РКП (б) целей. Власти получили примерно одну тысячную часть планируемого количества золота. Собранные драгоценности составили лишь незначительную часть той суммы, на которую рассчитывали, – всего немногим более 4,5 миллионов золотых рублей, которые в основном были потрачены на проведение самой кампании по изъятию. Но ущерб не укладывался ни в какие цифры. Погибли святыни Православия, национальные сокровища России.

Чекисты, фальсифицируя действительность, возложили на церковное руководство ответственность за волнения верующих и кровавые столкновения. 28 марта 1922 г. Патриарха Тихона вызвали на Лубянку и допросили. После этого его вызывали в ГПУ еще трижды.

Все эти допросы не дали ожидаемого результата: осуждение Патриархом Тихоном антиправительственных действий духовенства не состоялось. 6 мая 1922 г. патриарх был заключен под домашний арест.

19 мая 1922 г. патриарх Тихон был заточен в Донской монастырь в одну из квартир маленького двухэтажного дома рядом с северными воротами. Теперь он находился под строжайшей охраной, ему запрещалось совершать богослужение. Только раз в сутки его выпускали на прогулку на огороженную площадку над воротами, напоминавшую большой балкон. Посещения не допускались. Патриаршая почта перехватывалась и изымалась.

Вместе с делом Патриарха в ГПУ находились дела всех членов Священного Синода, и под арестом содержалось около 10 человек.

Во всех газетах того времени ежедневно печатаются большие погромные статьи, которые обличают патриарха Тихона в «контрреволюционной деятельности», а «тихоновцев» – во всяких преступлениях. В 1923 году устраивается обновленческий «Собор», на котором присутствуют несколько десятков по большей части незаконно поставленных архиереев, многие из которых женаты. На этом «Соборе» делается лживое объявление о том, что «единогласно принято решение о снятии с патриарха Тихона сана и даже монашества. Отныне он просто мирянин Василий Иванович Белавин».¹⁷⁸ Этот разбойничий «Собор» получает широкое освещение и поддержку в печати, где отныне Патриарх Тихон до самой смерти именуется только «бывшим патриархом».

В это время патриарх Тихон обладал уже всемирным авторитетом. Весь мир следил с особенным беспокойством за ходом судебного процесса, мировая печать была полна возмущениями по поводу привлечения Патриарха Тихона к суду. И позиция власти изменилась: вместо вынесения смертного приговора патриарх был «лишен сана» обновленцами, после чего власти начали усиленно добиваться от него покаяния.

Но Бог судил иначе: 27 июня 1923 года в «Правде» и в «Известиях» было совершенно неожиданно опубликовано «Постановление Верховного Суда об освобождении гражданина Белавина из-под стражи». Патриарх подписал заявление Верховному трибуналу с признанием всех возведенных на него в обвинительном акте обвинений, «с покаянием в них и с отречением от сочувствия монархическим идеям»,¹⁷⁹ завершавшееся указанием, что он отныне «не враг Советской власти». «Конечно, – писал патриарх, – я не выдавал себя за такого поклонника Советской власти, каким объявили себя церковные обновленцы, но уж и не такой контрреволюционер, каким представляет меня Собор... Я решительно осуждаю всякое посягательство на советскую власть, откуда бы оно не исходило».¹⁸⁰ По каким психологическим мотивам и в каких условиях подписал патриарх Тихон это заявление, он, насколько известно, никогда и никому не говорил, но никогда и не отрицал, что подписал его, не раз разъясняя буквально следующее: «Я написал, что отныне не враг советской власти, но я не написал, что я друг...».¹⁸¹ Тем, кто не понимал его поступка и соблазнился им, он говорил: «Пусть погибнет мое имя в истории, только б Церкви была польза».¹⁸² И добавил, что лично с радостью принял бы мученическую смерть, но судьба остающейся Православной Церкви лежит на его ответственности.

28 июня 1923 г., на следующий день после освобождения из внутренней тюрьмы на Лубянке, Святитель Тихон поехал на Лазаревское кладбище, где совершалось погребение известного старца отца Алексия Мечева. «Вы конечно слышали, что меня лишили сана, но Господь привел меня здесь с вами помолиться»,¹⁸³ – сказал патриарх Тихон во множестве собравшемуся народу (отца Алексия Мечева знала вся Москва). Встречен он был с восторгом, народ забросал его коляску цветами. Сбылось предсказание отца Алексия: «Когда я умру, вам будет большая радость».¹⁸⁴

Властям казалось, что главная притягательная сила патриарха для русского народа заключалась не в церковной области, а в политической, в том, что он был его идейным вдохновителем. Поэтому они были убеждены, что после публичного отречения от враждебного отношения к советской власти все противники ее, а таковыми были, по утверждению большевиков, все искренне верующие люди, увидят в заявления патриарха измену их идеалам и решительно отвернуться от него, и патриарх, выйдя из заключения, не сможет найти себе среди верующих и духовенства сколь-нибудь значительного количества приверженцев. В церковном же отношении всякая притягательная сила патриарха, по расчетам властей, была уничтожена авторитетом «Собора» 1923 года. В полной уверенности, что теперь патриарх и политически, и церковно умер для народа, власти объявили ему, что он свободен в области церковной жизни предпринимать, что сочтет нужным. Однако Советская власть, как безбожная, не учла одного и решительного фактора в церковной жизни – того, что Дух Божий правит Церковью. Случилось совсем не то, что ожидалось по чисто человеческим расчетам.

«Покаянное» заявление патриарха, напечатанное в советских газетах, не произвело на верующий народ ни малейшего впечатления. «Собор» же 1923 года не имел для него никакого авторитета; плохо разбираясь в канонических тонкостях, простой народ, однако, интуитивно почувствовал всю фальшь его постановлений. Подавляющая масса православных людей открыто приняла освобожденного патриарха как своего единственного законного главу, и патриарх предстал пред глазами властей в полном ореоле фактического духовного вождя верующих народных масс. То не была популярность, слава, обаяние личности. То не было и благоговение перед святостью и преклонение перед силой чудотворения, которыми окружена была личность о. Иоанна Кронштадтского, при всей видимой схожести встречи народом того и другого. Патриарх являл народу своей личностью радость сознания себя в Церкви! Отсюда ликование при непосредственном лицезрении его, принимавшее формы стихийного торжества чисто пасхальной настроенности. Отсюда тихая радость одного лишь сознания, что он есть.

Выход на свободу Святейшего принес огромную пользу Церкви, восстановив и утвердив в ней законное церковное управление.

Полностью же истории сущность и оценка обновленческого раскола и выводы, обязательные для всех членов Церкви, изложены Святейшим Патриархом Тихоном в его основном послании 15 июля. Это воззвание, прозвучавшее, как величественный благовест по всей России, открыло собой полосу покаяния многих обновленцев. Кончается оно призывам Святейшего к отклонившимся от церковного единства... «Умоляем сознать свой грех, очистить себя покаянием и возвратиться в спасающее лоно Единой Вселенской Церкви!»¹⁸⁵

Стремясь не на словах только к истинному церковному миру, Святейший Патриарх поручил состоявшемуся при нем архиерейскому Синоду вести переговоры с главенствующими обновленцами о присоединении их к Православной Церкви.

Последний период жизни Святейшего Патриарха Тихона поистине был восхождением на Голгофу. Постоянные провокации ЧК, злоба и клевета обновленцев, непрерывные аресты и ссылки архиереев и духовенства. Лишенный всякого управленческого аппарата, патриарх Тихон часто не имел связи с епархиальными архиереями, не имел нужной информации, должен был все время как бы разгадывать тайный смысл назойливых требований чекистов и противостоять им с наименьшими потерями.

Фактически, всякий раз, когда патриарх отвергал очередное требование советской власти, арестовывался и посылался на смерть кто-либо из его ближайших помощников. Положение патриарха Тихона в это время ярко изображает эпизод, связанный с требованием Е. А. Тучкова ввести в Церковное управление протоиерея Красницкого – главы «Живой Церкви», предателя, который будто бы покаялся.

Сама жизнь святителя все время была под угрозой: кто-то несколько ночей подряд пилил железную решетку на окнах патриаршей квартиры на втором этаже. 9 декабря 1924 г. внезапно дверь квартиры была открыта ключом, и в квартиру вошли два человека. Навстречу им вышел любимый келейник Святейшего Патриарха Яков Анисимович Полозов, который был убит в упор тремя выстрелами «бандитов». Очевидно, выстрелы предназначались патриарху, т. к. в это время обычно он оставался один.

Патриарх Тихон, чрезвычайно любивший Якова Анисимовича, пережил эту смерть очень тяжело. Он понимал, что пуля предназначалась ему, поэтому повелел похоронить своего келейника рядом со стеной храма в Донском монастыре. Тучков это запрещал, но патриарх Тихон сказал: «Он будет лежать здесь» – и завещал себя похоронить рядом с ним, по другую сторону стены храма, что и было потом исполнено.

В период кровавых междоусобиц, полных ужаса и стремлений, которые «не могут не производить гнетущего впечатления на сердца каждого христианина»¹⁸⁶ (Послание 1919 года), он многократно обращался к верующим с церковной кафедры со святыми словами пастырского назидания о прекращении распрей и раздоров.

Его огромный авторитет и общее почитание не ограничивалось пределами России. Православные восточные патриархи приветствовали его в 1917 году как своего брата и до самой его смерти, как правило, поддерживали с ним, насколько это было возможно, самую тесную каноническую связь. Когда обновленцы в 1924 году стали распространять свою очередную ложь об «устранении Святейшего всею Восточною Церковью», патриарх Сербский Димитрий в особой грамоте опроверг это утверждение, а обновленцам ответил советом прекратить церковную смуту и подчиниться Святейшему Тихону, единственной главе Русской Православной Церкви.

Крайне больно было переживать все церковные беды любящему отзывчивому сердцу патриарха. Начиная с 1924 года, Святейших Патриарх стал настолько сильно недомогать, что в день Рождества Христова написал свое завещание, в котором согласно постановлению Священного Собора от 25 апреля 1918 года указывает себе преемника по управлению Русской Церковью. В силу этого распоряжения Святейшего Тихона после его кончины патриаршие права и обязанности перешли к митрополиту Крутицкому Петру.

Усилившаяся болезнь – сердечная астма – вынудила Святейшего лечь в больницу. Однако, находясь там, патриарх Тихон регулярно выезжал по праздничным и воскресным дням для служения в храмах.

В воскресенье, 5 апреля, за два дня до своей кончины, Святейший Патриарх, несмотря на болезнь горла, выехал служить литургию в церковь Большого Вознесения на Никитской. Святейший, по-видимому, чувствовал себя окрепшим и даже предполагал через несколько дней совсем выйти из больницы, тем более, что приближалась Страстная неделя. Но Господь судил иначе. Это была его последняя служба, последняя литургия.

Во вторник, 25 марта/7 апреля 1925 года, в последний день его земной жизни, он принял митрополита Петра и имел с ним продолжительную беседу, после которой чувствовал себя очень утомленным. Еще за три часа до своей кончины патриарх беседовал с навещавшими его лицами, живо интересовался ходом церковных дел, сообщал о предполагаемом своем скором выходе из лечебницы и жалел, что недомогание не позволило ему совершить богослужение в великий праздник...

В половине двенадцатого ночи у Святейшего начался сердечным приступ. Медицинские усилия оказались тщетны. Было 11 часов 45 минут вечера. Святейший Патриарх Тихон умирал. Умирал он с тихой молитвой к Богу, молитвой благодарности, славословия и крестясь: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе, Господи, слава Тебе...»¹⁸⁷ – не успел он перекреститься в третий раз.

Ужасная весть быстро облетела столицу. В храмах начались богослужения. Верующие останавливались на улицах и передавали друг другу последние вести из Донского монастыря. На следующий день были совершены во всех московских храмах литургии Иоанна Златоуста.

Знаменательно, что патриарх умер в день смерти праведного Лазаря и за его погребением началась Страстная седмица.

Из патриаршей келье, куда было сначала доставлено тело почившего, Святейший был торжественно перенесен в сопровождении сонма духовенства во главе с преосвященным Борисом, епископом Можайским, в Большой собор Донского монастыря и облачен в патриаршее облачение – золотое с темно-зеленой бархатной оторочкой, шитой золотом и образами. На голову надета драгоценная патриаршая митра. Присутствовавшие архиереи по окончании облачения вложили в руки Святейшему трикирий и дикирий и его руками благословили народ при произнесении диаконом измененных слов богослужения: «Тако светится свет твой пред человеки и вси видеша добрая дела твоя и прославиша Отца нашего, Иже есть на небесах», точно сам почивший патриарх прощался со своей паствой, в последний раз благословляя ее.

Поклонение почившему во гробе первосвятителю началось в среду и беспрерывно продолжалось день и ночь, не прекращаясь во время всех богослужений.

В Вербное воскресенье, в праздник Ваий хоронила Православная Российская Церковь своего патриарха. Благолепно и без торопливости совершался чин отпевания. После печального напева «Вечная память...» наступило молчание, точно никто не решался подойти, чтобы поднять гроб Святейшего и нести на место последнего упокоения.

На ответственейшем посту первосвятителя Святейший Тихон пробыл семь с половиной лет. Заслуги Святейшего перед Российской Церковью неисчислимы. Замечательные слова сказал о нем митрополит Сергий Нижегородский: «Он один безбоязненно шел прямым путем в служении Христу и Его Церкви. Он на себе одном нес всю тяжесть Церкви последние годы. Им мы живем, движемся и существуем как православные люди».¹⁸⁸

Святейший Тихон был мудрым и опытным кормчим церковного корабля в бурные годы. Он сумел провести и сохранить его среди бушующих волн житейского моря. «И уже в одном этом, – сказал над гробом патриарха профессор-протоиерей Страхов, – несомненная и величайшая твоя заслуга».¹⁸⁹

В смирении и подвигах Святейшего Патриарха была видна помощь Божией Матери, Которая всегда опекала и укрепляла его; известно, что первое служение Московского митрополита Тихона было в Успенском соборе в праздник Успения Пресвятой Богородицы, позднее он избирается Поместным Собором перед образом особо чтимой святыни – иконой Владимирской Божией Матери. Патриаршая интронизация состоялась в Кремле, в Успенском соборе, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, и кончина совершилась тоже в Богородичный праздник – Благовещение.

Имеется еще одно знамение милости Божией Матери: в больнице, где находился перед кончиной патриарх Тихон, не было иконы. Он попросил принести икону, не указав, какую именно, его просьбу исполнили – из Зачатьевского монастыря принесли икону Благовещения Пресвятой Богородицы.

Несмотря на всю свою первосвятительскую занятость, Святейший Патриарх Тихон часто служил. В среднем в месяц он совершал 23–25 богослужений. Это был его благодатный подвиг предстояния престолу Господню. Это его земное предстояние Царю славы за Русскую Церковь ныне продолжается в предстоянии небесном. Патриарх Тихон обладал даром прозорливости, он многим предсказал будущее. Сам он, конечно, часто будущее предвидел и навык вручать себя, судьбу Церкви, паствы, всех своих ближних воле Божией, которой он всегда был верен и всегда ее искал. И верил, что воля Божия одна только может управить Церковью, она одна спасительна.

В заключение можно привести слова нескольких церковных деятелей о патриархе Тихоне. «Патриарх в узах во главе России, в узах стал светом мира. Никогда от начала истории Русская Церковь не была столь возвышена в своей главе, как она была возвышена в эти прискорбные дни испытаний, и во всем христианском мире нет имени, которое повторялось бы с таким уважением, как имя главы Русской Церкви» (прот. Сергий Булгаков).¹⁹⁰ «Он, патриарх Тихон, исчерпал все возможные для Церкви и церковного человека меры примирения с властью гражданской и явился жертвой в самом внутреннем, широком и глубоком смысле этого слова. Жертвуя собою, своим именем, своей славой исповедника и обличителя неправды, он унижался, когда переменил свой тон с властью, но никогда не пал. Он унижал себя, но никого больше, не сохранялся и не возвышался унижением других. Он не щадил себя, чтобы снискать пощаду пастырям, народу и церковному достоянию. Его компромиссы – делание любви и смирения. И народ это понимал и жалел его искренне и глубоко, получив полное убеждение в его святости. Это мужественное и кротчайшее существо, это исключительно безукоризненная святая личность» (прот. Михаил Польский).¹⁹¹

Есть еще одно свидетельство святости патриарха Тихона, которое малоизвестно. В Париже некий недавно обратившийся к вере православный врач М. пришел к митрополиту Евлогию, патриаршему экзарху Западной Европы, сообщил ему, что он видел сон. Во сне ему было сказано, что «Вот идет Божия Матерь за душою патриарха Тихона со святым Василием Великим, который много помогал ему при жизни в управлении Церковью».¹⁹² После этого он услышал некий шум и понял, что проходит Божия Матерь. На этом сон кончился. Врач стал спрашивать митрополита Евлогия, почему с Божией Матерью шел Василий Великий? На это митрополит Евлогий ответил, что патриарх Тихон в миру носил имя в честь святого Василия Великого. На другой день поступили газетные сообщения о кончине патриарха Тихона. Именно в тот момент, когда патриарх Тихон умирал, Божия Матерь явилась этому доктору.

Говорили, что в 1927 году после закрытия Донского монастыря чекисты извлекли тело святителя Тихона из могилы в Малом соборе монастыря и сожгли его в крематории. По другим версиям тело было тайно перезахоронено на Немецком кладбище или где-то в Донском монастыре. То, что останки святителя Тихона могли быть уничтожены, не вызывало удивления: ненависть к патриарху у советской власти была исключительной.

В мае 1991 года была возобновлена монашеская жизнь в Донском монастыре. Вскоре после празднования четырехсотлетия обители начался ремонт в Малом Донском соборе. 18 ноября, через две недели после окончания ремонта, Малый Донской собор был подожжен. Разбив окно, злоумышленники бросили бомбу с зажигательной смесью рядом с гробницей патриарха. В несколько минут выгорел почти весь храм, сохранился только алтарь и четыре чудотворные иконы в трапезной части.

Промыслительно было попущено это зло: именно во время второго затянувшегося ремонта Малого собора и были обретены мощи Святителя. День поджога, 18 ноября, особо знаменателен. В этот день в 1917 году в Храме Христа Спасителя жребий патриаршества пал на святителя Тихона.

В день праздника Сретения Господня с благословения приступили к раскопкам, и на глубине около метра обнаружили каменный свод склепа патриарха – мощное, необычайно укрепленное сооружение. Подняв одну из плит, покрывавших погребение, обнаружили дубовый гроб, на котором лежала мраморная табличка: «Патриарх Московский и всея Руси Тихон», год и день интронизации, день и год смерти.

Трудно передать те чувства, которые испытывали в ту ночь собравшиеся у открытой могилы. Пред ними были благодатные святые мощи. Это произошло 19 февраля. Через несколько дней мощи святителя омыли по древнему чину, облачили в новые святительские одежды и уложили в специально изготовленную раку. Святые мощи, несмотря на влажность в склепе, сохранились почти полностью. Полностью сохранилась десная рука, большая часть туловища, часть ног, волосы, борода и все кости. Сохранилась даже вербочка (святителя хоронили на Вербное Воскресение).

Подобно тому как в начале века святитель Тихон был дан Церкви в период смутных времен, чтобы укрепить Ее, так и теперь Господь явил его святые мощи – небесного покровителя Москвы и молитвенника о душах наших.

На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 9 октября 1989 года Святейший Патриарх Тихон был причислен к лику святых: память совершать в сей день его прославления (9 октября), а также внести в месяцеслов дату его преставления в день Благовещения Пресвятой Богородицы.

Архиерейским собором, проходившим в Москве 13–16 августа 2000 года, в сонме новомучеников и исповедников российских причислен к лику святых для общецерковного почитания епископ Кирилловский Варсонофий (Лебедев), викарий Новгородской епархии.

Василий Павлович Лебедев родился в 1871 году в селе Старухино Белавинской волости Боровичского уезда Новгородской губернии в семье сельского псаломщика Павла Михайловича Лебедева и его супруги Агриппины Ивановны. Когда Василию Лебедеву исполнилось 8 лет, умер отец. Мать осталась с восемью детьми, старшему из которых было 14 лет, и без средств к существованию. Рано познав нужду и лишения, отрок рос чутким и отзывчивым, любил церковную службу, проявлял склонность к монашеству. Набожная мать часто водила сына в уединенный скит, имевший необычное название «Забудущие родители». Забудущие – то есть позабытые людьми. Там было древнее кладбище на берегу реки Удины, и давно позабылось, чьи предки на нем похоронены. Рядом был родник со святой водой и часовня во имя великомученицы Параскевы Пятницы. У часовни жил старец – дедушка Петруша. К дедушке Петруше за советом и с бедой шел крестьянский люд, и он, хорошо зная крестьянские нужды, кого утешал, кому давал мудрый совет, за всех молился.

Влияние дедушки Петруши на отрока Василия было огромным. Поначалу приводимый матерью, Василий и сам потом посещал старца, когда учился в духовном училище в Боровичах и приезжал на каникулы домой. Глубокая вера старца и благочестие приходивших к нему для духовной беседы людей питали юную душу будущего епископа радостью и молитвой. Петруша оборудовал молитвенную комнату в ските «Забудущих» и мечтал устроить там церковь великомученицы Параскевы, особо чтимой святой в тех местах. Умер Божий человек Петруша в апреле 1903 года 70-летним старцем. Горько оплакивая потерю, окрестные жители начали хлопотать, чтобы на «земле дедушки» была построена церковь. И место это просияло. Немало трудов приложил к процветанию его и устройству в нем обители будущий святитель Варсонофий.

В Боровичское духовное училище Василий поступил в 1881 году, когда ему исполнилось 10 лет, в нем уже учились три старших брата. Содержались Лебедевы на стипендию, завещанную одной благочестивой вдовой. (Вдова штабс-капитана Меланья Никитична Козлянинова завещала проценты с неприкосновенного капитала в 2100 рублей направить на помощь неимущим ученикам, преимущественно, из села Старухина.) Опекуном детей Лебедевых был священник отец Михаил Соколов. Стипендиатами имени вдовы Козляниновой сначала были старшие братья, затем Василий Лебедев. Годовое пособие составляло 36 руб. 50 коп. Кроме учащихся братьев, «мать, три брата и сестра – малолетние. Получают от попечительства о бедных духовного звания пособие в размере 5 руб. в год. Других средств к жизни не имеют».

Успешно завершив начальное образование, Василий поступил в 1888 году в Новгородскую духовную семинарию, которая располагалась в стенах древнего монастыря преподобного Антония Римлянина, основанного в 1106 году. Поступая в семинарию, Василий Лебедев не мог предполагать, что проведет в стенах обители 30 лет.

Среди преподавателей особое влияние на молодого семинариста имел Николай Андреевич Сперовский – будущий епископ Димитрий, читавший курс по истории старообрядчества. Сперовский был замечательным педагогом и увлеченным человеком, он сумел привить учащимся глубокий и деятельный интерес к своему предмету. Склонность к миссионерству семинарист Василий Лебедев проявил на уроках «классных собеседований», на которые приглашались те старообрядческие начетчики, которые воссоединились с Церковью. На таких занятиях приобретались навыки вести публичные собеседования с вожаками раскола и предоставлялась возможность будущим пастырям быть готовыми к миссионерской работе.

В 1894 году в конце февраля преподаватель Н. А. Сперовский с тремя воспитанниками выехал в Старорусский уезд, в село Лось, где в глухих лесах жило немало старообрядцев. Материал об этой поездке он опубликовал в «Новгородских епархиальных ведомостях», где писал, что беседы с приехавшим миссионером вызвали живой интерес не только у старообрядцев, но и у православных. Первая беседа состоялась в Лоси 24 февраля в здании церковно-приходской школы. В полемике участвовал и воспитанник Лебедев. Так, на вопрос о посолонном хождении он сказал: «Весьма грешно отделяться от святой Церкви из-за посолонного хождения. В Кирилловой книге написано: «...да ся научат манихеи, да не почтут планит и солнца, паче слова Божия; да не рекут яко церковный устав словом Божиим утвержденный по солнечному хождению». Итак, ревнители посолонного хождения в Кирилловой книге приравниваются к еретикам манихеям».¹⁹³

К обличению по поводу совершения старообрядцами богослужения и таинств без благословения епископа мирянами, не имеющими сана, Василий Лебедев добавил: «Если мирянин присвояет себе самовольно права и обязанности священников, то он, по свидетельству Номоканона, поступает горше...самых тех нечестивых бесов во ангела светла, точию преобразующихся, но не сущих; и Божие убо лицемерующих, безбожных же сущих и противных Богу».¹⁹⁴

Вскоре состоялась вторая поездка в Старорусский уезд с участием Василия Лебедева. Вновь возник спор о троеперстном крещении православных. Миссионеры напомнили, что и двоеперстие у старообрядцев неодинаково, и что в Греции первые христиане задолго до патриарха Никона крестились троеперстно. А потом показали фотографии икон преподобного Антония Римлянина, на которых изображено вообще латинское перстосложение.

По поводу имени Иисусова, которое старообрядцы пишут с одним «и», Василий Лебедев привел в пример книгу преподобного Никона Черногорца, почитаемого самими старообрядцами. Монах Черной Горы Никон, живший близ Антиохии в XI веке, составил книгу «Тактикон», которая впервые была напечатана старообрядцами. В ней, как доказал Василий, на отдельных страницах также несколько раз употреблено имя Иисуса Христа в православном написании.

Поскольку беспоповцы не признавали православных священников, то возник диспут об исповеди: можно ли исповедоваться у своих благочестивых старцев. Миссионеры объяснили, что исповедоваться можно, но это не будет таинством. Василий Лебедев, помогавший Сперовскому, прочитал присутствующим два отрывка из житий святых, где рассказывалось о том, как бесы окружали умирающего, исповедавшегося во грехах у мирянина, и как они отступали, когда больной вразумился и призвал священника. Этим чтением был закончен вечер встречи со старообрядцами. Пропев молитву, все разошлись.

Подобных бесед было немало и в стенах семинарии. На них выявлялись наклонности молодого семинариста, выковывались его проповеднические дарования. Здесь требовалось не только основательно знать Священное Писание, учения Отцов Церкви, но и быстро уметь ориентироваться в старообрядческих книгах, владеть приемами убедительной речи. Наблюдая за замечательным педагогом, будущий монах Варсонофий приобретал опыт умелого и горячего миссионера.

В 1894 году оканчивался для Василия Лебедева курс обучения в Новгородской духовной семинарии. Наступало время выпускных экзаменов. 24 мая архиепископ Новгородский Феогност (Лебедев), который регулярно посещал семинарию, желая лично знакомиться с успехами ее питомцев, целых 45 минут опрашивал Василия Лебедева по истории старообрядчества. Владыка высоко оценил выдающиеся познания выпускника. Было очевидно, что выбор жизненного пути у него будет связан с миссионерством. Окончив курс по второму разряду, он был определен помощником епархиального миссионера.

Миссионерское дело в Новгородской епархии было поставлено на твердую основу. Каждый из священников на своем приходе должен был заниматься просветительской деятельностью, особенно в тех регионах, которые были заражены расколом. В глухих лесах и болотах обширной Новгородской губернии жили разных толков раскольники. С 1866 года миссионерской деятельностью стали заниматься члены Братства, основанного при новгородском Софийском соборе. Братство Святой Софии Премудрости Божией создавалось для нравственно-религиозного просвещения в духе Православной Церкви, проводимого в пределах Новгородской епархии. Устав Братства предписывал участие в нем почти всех священнослужителей. Но в состав Братства приглашались и все желающие православного вероисповедания, всех званий, обоего пола.

Свою задачу члены Братства видели в необходимости оградить население от влияния неправославных учений. Выполнение этих важных задач было возможно через развитие церковно-приходских школ и открытие новых, через продажу церковной литературы и организацию миссионерских библиотек. Способствовало этому возведение новых храмов в местах, населенных раскольниками. Чтобы усилить миссионерское направление в жизни епархии, в 1893 году для этой работы выделили двух священников и двух помощников.

Владыка Феогност, высоко оценив познания Василия Лебедева, решил по окончании им семинарии отправить выпускника для подготовки к делу миссии в Москву к известному архимандриту Павлу Прусскому. Архимандрит Павел (Леднев, 1821–1895), уроженец Сызрани, был известным деятелем раскола федосеевского толка. В 27 лет он отправился в Пруссию, где устроил раскольничий монастырь, управлял им 18 лет и считался вождем федосеевщины. Он был самоучкой, основательно знал древнерусскую и святоотеческую литературу. Внимательное изучение книг и сопоставление наследия отцов Церкви с учением раскольников убедили инока Павла в неистинности последнего. В 1868 году он присоединился к единоверию и переселился в Никольский единоверческий монастырь в Москве, а вскоре был избран его настоятелем.

Былые заблуждения архимандрит Павел направил на службу истинному учению. Он оставил много сочинений, которые издавались Священным Синодом. Писал ясно и просто, доказательно опровергая все пункты учений раскола. Переход его в единоверие имел огромное значение для миссионерского дела. Кроме того, старец весьма почитался народом. Встреча помощника миссионера Василия Лебедева со знаменитым миссионером Павлом Прусским произошла за год до блаженной кончины старца. Их беседа не только утвердила начинающего миссионера в выборе своего призвания, но и в значительной степени повлияла на решение последовать иноческому пути.

Начав миссионерскую деятельность, Василий Лебедев убедился, что призван целиком посвятить себя проповедничеству и что это возможно, лишь если он станет монахом. Монашеские наклонности постепенно воспитывались в нем древней Антониевой обителью, в стенах которой протекала учеба в семинарии. Решающее влияние на выпускника оказал его учитель Н. А. Сперовский, который принял монашество в сентябре 1893 года, и на следующий год этот шаг совершил Василий Лебедев. А под впечатлением бесед с иеромонахом Димитрием созрело решение всецело посвятить себя служению Богу и ближнему. Поездки по монастырям укрепили решимость.

1 апреля 1895 года насельники Антониева монастыря стали свидетелями того, как один из недавних семинаристов давал горячие обеты забыть все мирское и стать монахом. Василию исполнилось 24 года. Он был полон сил и здоровья, красив и статен. Однако имел твердую решимость отказаться от земных радостей. Была Великая Суббота 1895 года. В Сретенском храме Антониева монастыря перед Святой Плащаницей настоятель обители архимандрит Михаил (Темнорусов) постриг Василия и нарек его Варсонофием. Поздравляя новопостриженного, отец Михаил обратился к нему со словом наставления: «Возлюбленный брат наш Варсонофий! В знаменательные дни совершилось твое пострижение. И сие не без воли Божией. Ты избрал путь, по которому шел на земле Сам Спаситель; ты избрал путь, по которому Он завещал идти своим апостолам – путь самоотверженного, бескорыстного благовествования слова Божия. Великий, но не легкий это путь: не розами и цветами он усеян; не богатство и почести ожидают тебя. С посохом в руках, с сумою за плечами ты должен ходить по лицу земли, как ходили святые апостолы... Лишения и скорби, беды и напасти предстоят тебе. Твое слово назидания и научения, проникнутое одною правдою и любовию, не всегда будут воспринимать твои слушатели, и глагол твой будет часто возвращаться «тощ». Всегда найдутся люди, которые самые святые твои намерения будут истолковывать превратно. Немало встретишь других неожиданных скорбей; может быть, настанет время и тебя будут изгонять люди из селений, осыпая упреками и порицая жестокими словами; а может быть, даже возьмутся за каменья... Но не малодушествуй, не скорби тогда, брат Варсонофий. Не падай беспомощно под тяжестью креста, какой ты подъял на свои рамена. Неси его бодро и смело, как ты несешь его сейчас. Знай, что не тебе одному тяжелый в удел достался крест... Припомни святых апостолов. С посохом в руках, не беря с собою ни золота, ни лишних одежд, ни пищи, они отправлялись возвещать миру учение Христово. И с каким дивным самоотвержением они благовествовали это учение... Некоторые из них умерли на кресте, другие были усечены мечом, третьи замучены. За что все это? Припомни и жизнь других великих угодников Божиих... И видишь ты здесь, что ни один из них не пал под тяжестью креста, ни один не бежал постыдно с поля брани. Не падай и ты; и не возвращайся с ратного поля. Господь, дававший силы бороться со врагами своим возлюбленным чадам, даст эти силы и тебе...».¹⁹⁵ Такое напутствие на миссионерский путь получил новопостриженный Варсонофий. Все сказанное он испытал в полной мере в течение своей долгой миссионерской жизни.

Через несколько дней после пострига, 9 апреля, монаха Варсонофия рукоположили во иеродиакона, а 30 июля – во иеромонаха и назначили одним из епархиальных миссионеров. Иеромонаха Варсонофия причислили к братии монастыря преподобного Антония Римлянина, однако свой монашеский подвиг он нес не столько в келье, сколько в самой гуще народа. Молодому миссионеру приходилось преодолевать огромные расстояния, объезжая обширную Новгородскую епархию. За ним были закреплены Старорусский, Крестецкий, Демянский и Валдайский уезды.

Уроки по истории старообрядчества дали многое, но жизнь преподносила свои уроки. Каждая встреча требовала готовности и умения ориентироваться в данных обстоятельствах. Каждый раз надо было подбирать убедительные доводы в беседах и выходить из сложнейших жизненных ситуаций. Часто беседы проходили под открытым небом, иногда собиралось до 500 человек православных и старообрядцев. Отец Варсонофий обладал исключительным даром слова, он говорил горячо и убежденно. Громкий и сильный голос, четкая дикция и ясность мыслей проповедника приковывали внимание слушателей.

Иеромонах Варсонофий проповедовал повсюду: в городах и деревнях, на постоялых дворах и станциях, в домах и на улице, в вагонах поездов и в аудиториях семинарии. Он посещал жилища старообрядцев и сектантов, многих заблудших и равнодушных сумел вернуть к православной вере. Старообрядцы признали молодого миссионера, и сами приглашали его на беседы. В «Новгородских епархиальных ведомостях» стали появляться статьи, рассказывающие о встречах отца Варсонофия со старообрядцами и сектантами. Содержавшиеся в них материалы давали возможность использовать его опыт другим священникам, которые сталкивались с подобными трудностями на своих приходах.

Отец Варсонофий стремился пробудить желание у собеседников самим убедиться в истинности православного вероучения. Так, после одного из собеседований несколько крестьян специально пришли в Антониев монастырь, чтобы своими глазами увидеть новгородские древности. Варсонофий повел их в библиотеку и в ризницу. В обители веками хранились принадлежавшие преподобному Антонию Римлянину эмалевые образки и другие древности: хорос со священными изображениями, каменный шестиконечный крест. Только за 1902 год состоялось 76 публичных бесед о. Варсонофия.

Иеромонах Варсонофий участвовал во Всероссийских миссионерских съездах. В 1897 году его направили на 3-й миссионерский съезд в Казань, в 1908 году – на 4-й, в Киев, в 1912 году – в Петербург. В 1909 году отец Варсонофий был приглашен на первый Поморский всероссийский миссионерский съезд, который проходил в Москве. Участие в нем очень много дало миссионеру, кроме того, свидетельствовало о признании его заслуг и авторитете у старообрядцев.

Одним из вопросов, обсуждаемых на съезде в Киеве в 1908 году, был вопрос о течении «иоаннитов». Митрополит Вениамин (Федченков) писал, что на этом съезде ему пришлось быть наблюдателем. И после разноречивых мнений постановлено было все же считать иоаннитов сектантами хлыстовского духа. Особенно горячо выступали епископ Мамадышский Андрей (Ухтомский), известный противосектантский миссионер Иван Георгиевич Айвазов, профессор Казанской духовной академии Н.И. Ивановский и архиепископ Антоний (Храповицкий).

Впоследствии с проблемой иоаннитов отцу Варсонофию пришлось столкнуться вплотную, когда он 13 апреля 1912 года был приглашен в Священный Синод в качестве одного из экспертов при обсуждении вопроса о положении в благовещенском Воронцовском монастыре. Обитель эта была основана в 1898 году в Холмском уезде Псковской губернии св. праведным Иоанном Кронштадтским и трудами известной подвижницы игумении Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря Таисии (Солоповой). В 1903 году община по определению Синода была обращена в монастырь. Лжеучение иоаннитов достигло и Воронцовского монастыря. Отцу Варсонофию поручили расследовать деятельность сторонников лжеучения в монастыре и на его подворье в Санкт-Петербурге.

Среди мер, предпринятых Святейшим Синодом против иоаннитов, стало подчинение сестер обители и призреваемых ими детей особому надзору архимандрита Варсонофия. Игумению Воронцовскую Таисию (Павлову), которая была настоятельницей со времени основания монастыря, переместили в число сестер псковского Иоанно-Предтеченского монастыря. В дальнейшем ей было разрешено вернуться в Леушинский монастырь.

Результатом многолетней миссионерской деятельности отца Варсонофия был переход многих старообрядцев в единоверие, открытие нескольких единоверческих храмов. В них о. Варсонофий и сам часто служил по древнему чину, со знанием всех особенностей старого богослужения. Это вызывало еще большее доверие к нему. После одной из таких служб к единоверию присоединились сразу 141 человек. Поздравляя богомольцев с освящением Виджинской единоверческой церкви в Старорусском уезде 10 октября 1904 года, о. Варсонофий сказал: «Братие – единоверные, креститесь вы, как внушает вам ваша собственная совесть – двуперстно! Ходите посолонь, как вы привыкли и желаете ходить! Читайте молитвы и пойте священные песнопения, как привыкло к ним ваше ухо.., но только помните, что все это хорошо и спасительно лишь в единении со Святой Христовою Вселенскою Церковью!».¹⁹⁶

Не только обличением чад, отошедших от Матери Церкви, занимался отец Варсонофий. На встречах огромное место занимали рассказы о Святых местах. Особенно много выступал он после своего паломнического путешествия в Палестину, на Святую Гору Афонскую и в Константинополь. Еще в 1898 году он вступил в новгородское отделение Императорского Палестинского общества и проводил чтения о Святой Земле с показом «туманных картинок». Выступая перед слушателями, отец Варсонофий рассказывал о том, что читал по книгам, что изучал в семинарии, что пережил с каждой строкой Святого Евангелия. Но сам он не бывал в этих местах.

Мечта поклониться святыням Востока исполнилась, когда настоятель новгородского Антониева монастыря архимандрит Арсений (Стадницкий) стал епископом Волоколамским и ректором Московской духовной академии. Владыка Арсений задумал совершить с некоторыми профессорами и слушателями академии путешествие в Палестину и взял с собой отца Варсонофия. Эту поездку, предпринятую летом 1900 года, о. Варсонофий вспоминал, как одно из самых важных событий своей жизни, о чем сказал в своей речи во время хиротонии во епископа.

26 февраля 1916 года на годовом собрании Братства Святой Софии и Миссионерского общества выступил архимандрит Варсонофий, сетуя на то, что хотя он и сам проводил занятия в семинарии в проповедническом кружке, Братство за долгие годы его деятельности еще не подготовило ему преемника. Миссионерская работа требовала участия большего числа людей, чем их было в Новгородской епархии. Четыре миссионера и два помощника – этого было слишком мало для обширной нивы. Хотя каждый священник должен был уделять место этому виду деятельности, однако возможности приходских батюшек были очень ограниченны. Поэтому, стремясь расширить и укрепить дело миссии, архимандрит Варсонофий организовал ряд краткосрочных курсов по уездам для городского и сельского духовенства. Они проходили в Старой Руссе, Малой Вишере, валдайском Иоанновском монастыре, Боровичах, Крестцах, в селе Чуровском Череповецкого уезда – повсюду они были весьма полезными и имели благодарных слушателей.

Деятельность миссионера-проповедника не раз отмечалась наградами. Он был награжден набедренником, наперсным крестом, выдаваемым от Священного Синода. Указом Священного Синода от 10 февраля 1909 года иеромонах Варсонофий был «утвержден в должности епархиального миссионера-проповедника Новгородской епархии с возведением его, во внимание к продолжительности и усердной его службе на поприще миссионерской деятельности, в сан архимандрита».¹⁹⁷ В 1912 году о. Варсонофия наградили орденом Св. Анны II степени и в 1916 году – орденом Св. Владимира IV степени.

В миссионерских трудах отца Варсонофия прошло 22 года. Наступил 1917-й год. В первых его числах, 7 и 8 января, состоялось наречение и хиротония архимандрита Варсонофия во епископа Кирилловского, викария Новгородской епархии. Наречение происходило в Грановитой палате Новгородского Кремля в церкви святителя Иоанна Новгородского, а хиротония – в древнем Софийском соборе. В своем слове при наречении архимандрит Варсонофий сказал: «Богомудрые Архипастыри! Волею Монаршею, по Вашему архипастырскому гласу, предстал я сейчас пред Вами для того, чтобы, припадая к стопам Вашим, испросить Ваше Святительское благословение на восприятие епископского сана. До нынешнего года жизнь моя и деятельность вращались преимущественно среди простого деревенского народа, с городскими мне мало приходилось иметь дела по своей миссионерской службе. Часто путешествуя по селам и деревням, по дебрям Кунженским и по пустыням Черноезерской, Забудущской и иным весям земли Новгородской, я там беседовал с народом... Не страшен был для меня ни один старообрядческий начетчик... А утомленный своими путешествиями, я всегда находил успокоение душевное и телесное в родной для меня обители преподобного Антония Римлянина и под покровом Святынь Новгородских. Таким образом, по окончании курса в родной для меня Новгородской семинарии жизнь моя вот уже 22 года шла сложившимся для меня путем и знакомой для меня миссионерской дорогой. Теперь я призываюсь Вами, Святители Христовы, стать на свещницу Церкви Христовой, Единой, Святой, Соборной и Апостольской. Страх и трепет прииде на мя! Смущают сердце мое мои немощи и грехи...

Без страха человеческого, но со страхом Божиим я прошу тебя, Архипастырь церкви Новгородской, принять меня под твое мудрое руководство и на предстоящем мне святительском служении в твоей епархии. В эти священные для меня минуты я не могу теперь таить и не сказать открыто о том духовном родстве, которое всегда лежало и будет лежать на сердце моем к тебе, Архипастырь церкви Новгородской. Меня сроднила духовно с тобою «страна священных воспоминаний» – святой град Иерусалим, святая Палестина. Ныне я снова... приведен на Сион, на сие духовное торжество. Сердце мое уже слышит шум и дыхание Всесвятаго Духа во всех Вас, Святители, собравшихся сюда, ко Святой Софии, на сие торжество. Преклоняю свою главу и прошу Вас, Святители Божии: сотворите и меня причастником того Божественного света, который сошел в день Святой Пятидесятницы на святых учеников и Апостолов Христовых в виде огненных языков. Аминь».¹⁹⁸

После хиротонии новый епископ Варсонофий еще оставался несколько дней в Новгороде. Он непрерывно служил в храмах, рукополагал во священников и диаконов, постригал в монашество, сдавал дела и готовился к переезду в свой кафедральный город, где его уже ждали. О новом месте своего служения он говорил при наречении: «Милосердие Божие ко мне, грешному, я уже вижу в эти священные для меня дни в том, что я призываюсь на святительское служение в родную для меня епархию, под кров великого угодника Божия преподобного Кирилла Белозерского Чудотворца, в его славную Кирилловскую обитель».¹⁹⁹

31 января 1917 году епископ Варсонофий прибыл в город Кириллов (ныне Вологодская область). Торжественным колокольным звоном градского собора, а за ним и монастырских колоколов встречало духовенство и горожане своего архиерея.

Вскоре начались смутные времена. Только полтора года новый владыка окормлял паству, взбудораженную новыми веяниями, голодом и бунтарским духом. В декабре 1917 года в городе и уезде была установлена советская власть, в январе уездный исполком объявил городскую думу распущенной. Вскоре прекратило свою деятельность и земство. В июне из-за нехватки продовольствия был запрещен въезд в город и уезд. Положение было объявлено катастрофическим.

В это тяжелое время епископ Варсонофий неустанно призывал народ к вере, к жизни в Церкви, указывая на предосудительность изгнания Закона Божия из школ. Он никого не боялся, а слушал только голос своей пастырской совести. Епископ обладал даром горячей проповеди, и народ верующий внимал каждому его слову среди лжи, разливаемой революционными ораторами. Долго это продолжаться не могло, новая власть была сильно раздражена влиянием архиерея. Епископ был далек от политической борьбы, но он не мог не давать духовную оценку происходящему, призывая паству не участвовать в грабежах и насилии. «Православные, – писал он в своем воззвании к народу в марте 1917 года, – сохрани вас Бог понимать свободу как разрешение ехать в чужую дачу за лесом или грабить своего соседа. Так понимать свободу грех, ибо грабители и воры по суду Слова Божия Царства Небесного не наследуют (1Коринф.6:10), а здесь на земле получат наказание от Власти», имея в виду власть, «которую в настоящее время в граде Кириллове представляют Комитеты общественного спокойствия».²⁰⁰ Однако вскоре и о Комитете, и о спокойствии никто не вспоминал.

Видя все ухудшающееся положение православных, Владыка открыл в Кириллове Братство православных жен и мужей. Основные положения его были таковы: «Братство Кирилло-Белозерского монастыря имеет целью: поднятие религиозного духа и нравственности среди народа; сохранение чистоты веры православной; охрану православных церковных святынь и церковного имущества как достояния всего православно-верующего народа, в частности охрану местной святыни – Кирилло-Белозерского монастыря...»²⁰¹

Занятый исключительно церковными делами и большим монастырским хозяйством, епископ Варсонофий, тем не менее, внимательно относился к запросам советских властей. Тем неожиданней представляется его арест и расстрел. Исполнились пророческие слова, сказанные ему при монашеском постриге в 1895 году: «Креста ты не смущайся. Для человека, не просвещенного светом Евангелия, он безумие, а для христианина – он великая сила, с которою не может сравниться ни одна из сил в свете. Крестом было спасено грешное человечество; крестом был побежден языческий мир; крестом побеждаются народы и теперь. Крест давал людям силы восходить на костры и сгорать здесь с молитвою на устах о своих врагах».²⁰² Путь священномученика Варсонофия на Голгофу был прямым и бескомпромиссным – «царским», с молитвой за своих палачей.

14 сентября, в субботу, Владыка вместе с новгородским реставратором А. И. Анисимовым, командированным по заданию И. Э. Грабаря в монастыри Белозерья, возвращались из горицкого Воскресенского монастыря, где они осматривали местные древности. Епископ торопился в тот же день вернуться в монастырь, так как непременно хотел молиться за всенощной, чтобы утром служить литургию.

На обратном пути из Гориц, проехав 3 версты, они встретили подводу почтаря, которая везла двух красноармейцев. Поравнявшись с экипажем епископа, конвоиры соскочили с подводы. Один из них подошел к епископу и спросил: «Вы Варсонофий?» Владыка подтвердил. Красноармейцы пересели в экипаж, один – сзади, за поднятым верхом, другой – рядом с кучером, лицом к Владыке. Наступило тягостное молчание. Некоторое время ехали молча. Наконец Владыка спросил сидевшего напротив красноармейца: «Вы комиссар будете?». «Нет, я инструктор Красной армии», – ответил тот. Снова наступило молчание, которое прервал Владыка: «За что же вы меня арестовали?» «Вот бумага», – ответил красноармеец и протянул бумагу. Епископ Варсонофий и Александр Иванович прочли: «Епископа Варсонофия предписывается арестовать и доставить в тюрьму».²⁰³

Анисимов стал успокаивать Владыку, говоря, что аресты в наше время стали обычным делом, на что святитель заметил: «Если и расстреляют, то, что же сделаешь».²⁰⁴ Когда экипаж подъехал к Кирилло-Белозерскому монастырю, епископ сказал своему спутнику: «Вы здесь сойдите». Александр Иванович предложил прислать епископу белье, но Владыка на это возразил: «Пришлите духовника, иеромонаха Адриана».²⁰⁵

Конвоиры повели архиерея в тюрьму, где уже находилась арестованная накануне игумения Ферапонтова монастыря Серафима (Сулимова) и несколько заложников из мирян. Они стали говорить, что время сейчас таково, что их арест может кончиться расстрелом. Епископ на это ответил: «Я не боюсь насильственной смерти, но я не смею думать, чтобы Господь нашел меня достойным мученической кончины».²⁰⁶

Всю ночь епископ молился. В 5 часов утра заключенных вывели из тюрьмы и повели по старой горицкой дороге. Их сопровождал отряд палачей из 20 человек. Впереди шел архиерей в клобуке и с посохом в руке, за ним матушка Серафима, следом четверо мирян: бывший гласный Кирилловской городской думы Николай Бурлаков, бывший мировой судья и капитан 2-го ранга Михаил Трубников и крестьяне Анатолий Барашков и Филипп Марышев. На второй версте от города конвоиры велели свернуть вправо, к горе Золотухе, где было учебное стрельбище. Сомнений не оставалось – ведут расстреливать. «Вот и наша Голгофа»,²⁰⁷ – спокойно произнес святитель, приблизившись к месту казни. Игумения Серафима покачнулась, не вполне веря, что их будут казнить без суда. Она полагала, что ведут их к горицкой пристани, чтобы посадить на пароход и отправить в Череповецкую тюрьму, куда был отправлен арестованный в мае священник Ферапонтова монастыря отец Иоанн Иванов.

Епископ протянул руку, поддержал ее и сказал: «Матушка, приободрись! Ты – лицо духовное, нам надо на смерть идти, не боясь, как на брачный пир, с веселием. Наступит время, когда нам с тобой завидовать будут».²⁰⁸ Слабость прошла, и игумения Серафима спокойно, с миром душевным пошла к месту казни. Один из приговоренных стал резко высказываться по адресу палачей, но владыка остановил его: «По примеру Спасителя нам нужно всем всё простить: в иную жизнь мы должны перейти в мире со всеми».²⁰⁹

Приговоренных поставили лицом к горе Золотухе, спиной к монастырю. Раздалось шесть выстрелов. Пятеро упали замертво. Епископ остался стоять с воздетыми к небу руками. Он читал отходную, и когда закончил молиться, то произнес «аминь» и услышал, как один из палачей закричал: «Да опусти ты руки!». «Я кончил, – сказал святитель, – кончайте и вы».²¹⁰ С этими словами он повернулся к обители, благословил ее и опустил руки. Последовал выстрел в упор, епископ упал. Услышав на рассвете выстрелы, многие горожане устремились к месту казни. Палачи, повстречавшиеся им по дороге, говорили с насмешкой: «Бегите, бегите! Ваш воскрес! Через три года мощами объявится!»211

Тела мучеников положили в одну могилу. В тот же день братия монастыря во главе с наместником игуменом Феодоритом обратилась к властям с ходатайством о разрешении перенести тело убиенного епископа в монастырь. Власти разрешили выкопать тело, назначив время между 4 и 6 часами утра. Монахи раскопали могилу, но тут вновь вмешались красноармейцы, которые стали стрелять в воздух и требовать, чтобы могила была зарыта. История повторилась и на следующее утро. Монахам пришлось зарыть могилу. Вечером 17 сентября было совершено заочное отпевание при закрытых вратах обители.

Летом в 2000 году на горе Золотухе начались поиски останков расстрелянных. Указом епископа Вологодского и Великоустюжского Максимилиана была создана комиссия, которая должна была провести подготовительные работы для поиска мощей. Работы велись с привлечением специалистов из отдела криминалистики Генеральной прокуратуры.

Гора Золотуха была поначалу для православных местом тайного почитания, от почитания место огородили и постарались уничтожить даже признаки могилы. Потом под горой построили свинарник, а местность превратили в карьер и свалку костей забитого скота. Найти потерявшуюся могилу при таком изменении рельефа оказалось делом более чем трудным. В год 600-летия Ферапонтова монастыря на горе Золотухе был установлен Поклонный крест. 2/15 сентября 2000 года в Кирилло-Белозерском мужском монастыре соборно четырьмя приходами Белозерского благочиния впервые была совершена Божественная литургия в память новопрославленных мучеников. Богослужение завершилось Крестным ходом на Золотуху, к месту расстрела, на белозерскую Голгофу.

Значение произошедшего в 1918 году на святой Кирилло-Белозерской земле лучше всего выразил патриарх Алексий I, близко знавший епископа Варсонофия. В ответ братии монастыря на посланную телеграмму он написал: «Совершилась воля Божия о Преосвященном епископе Варсонофии. В награду за его благочестивую жизнь, за его усердие и твердость в несении иноческого подвига, за его кротость и незлобие и вместе ревность о Церкви Христовой дана ему от Господа величайшая награда еще здесь, на земле, удостоиться части избранных и сподобиться венца мученического. Житие его было честно и успение со святыми. Приклонимся пред неисповедимыми судьбами Божиими и, скорбя об утрате приснопамятного владыки, возблагодарим Бога за то, что и в наши дни, в назидание нам, Он воздвигает светильников веры и благочестия...»²¹¹

Священномученик Андроник, архиепископ Пермский и Соликамский (в миру Владимир Никольский), родился 1 августа 1870 года в семье диакона, служившего в селе Поводнево Ярославской епархии, что в одиннадцати верстах от Углича. С отрочества он занимался крестьянским трудом и участвовал в церковной жизни своего села, быстро возрастая разумом о Христе. Первоначальное образование Владимир получил в Угличском духовном училище, поступив туда девяти лет от роду, а затем в Ярославской духовной семинарии. По окончанию семинарии юноша поступил в Московскую духовную академию, где на 2-м курсе (1 августа 1893 года), в 23 года, принял монашеский постриг по благословению и совету святого праведного Иоанна Кронштадтского с именем Андроник, в честь святого Апостола от семидесяти епископа Паннонийского.

По окончании Академии, в 1895 году, получив звание кандидата богословия за работу «Древне-церковное учение о Евхаристии как жертве в связи с вопросом об искуплении», он принимает сан иеромонаха и назначается помощником инспектора в Кутаисскую духовную семинарию. Через год становится преподавателем, а затем инспектором Александровской миссионерской семинарии, находившейся в местечке Ардон в Осетии.

Отец Андроник сразу расположил к себе местное население. Но готовясь ко второму учебному году в 1897 году, он неожиданно получает телеграмму о своем назначении миссионером в Японию.

По приезде на место назначения он горячо взялся за дело миссионерства под вдохновляющим окормлением уже славно трудившегося там Святителя Николая (Касаткина). Японцы поразили его простотой восприятия учения Христова и силой веры.

Но болезнь заставляет отца Андроника вернуться в Россию, и в течение шести лет он является ректором Уфимской семинарии.

5 ноября 1906 года отец Андроник был хиротонисан в епископа Киотского и назначен помощником архиепископа Николая (Касаткина). Вторично приехав в Японию, в город Осака, он за короткое время сумел создать там православную общину. Но климат южной азиатской страны резко ухудшил и без того слабое здоровье епископа Андроника, и через два года Синод по его прошению отзывает владыку Андроника в Россию, назначив его в 1908 году епископом Тихвинским, викарием Новгородской епархии.

В те годы резко обострилось отступление общества от Церкви – на этом поле брани владыка выступает могучим воином Христовым, препобеждая безбожие и падение нравов словом Божиим: «Древний антихристианский заговор, начавшийся от тех, которые кричали Пилату с яростью на Иисуса Христа: „Распни, распни Его; кровь Ею на нас и на чадах наших», – продолжавшийся в тайных обществах, слился со всемирной иудейской организацией... Собирайся же плотней, Русский народ, заграждая уста безбожных, как триста лет тому назад ты ... обманываемый, обольщаемый всеми, собрался вокруг Минина и Пожарского и прогнал всех врагов, поставил пред Господом Богом Царя и с ним водворил порядок».²¹²

В 1913 году владыка назначается в Омскую епархию, охватывавшую тогда территорию современного Восточного Казахстана, включая будущую Карагандинскую область. Обширные земли осваивались русскими переселенцами. Епископ игумен налаживал в переселенческих селах церковную жизнь, преодолевая тысячи верст зачастую без келейника и иподиакона. Подвижнический труд истощил его физически до крайности, и священноначалие сочло необходимым перевести его на «благополучную» Пермскую кафедру.

Полтора года служения в Сибири завершились переездом за Урал, на русский Север. Епископ Андроник вступил в управление Пермской епархией. На Пермскую кафедру взошел подвижник и архипастырь-миссионер, подобный святому Стефану Пермскому – крепкий молитвенник, ни во что вменявший всякое богатство. Все средства жертвовал владыка на помощь беднякам; одевался просто, никогда не носил шелковых ряс. Его жизнь была образцом древнего благочестия, а время служения Святителя – временем расцвета духовной жизни в Пермской епархии. Устраивались лекции, беседы, собрания духовенства и мирян, при Стефановской часовне начались занятия миссионерского и народно-певческого кружков, составилась хорошая библиотека, из которой всем желающим выдавались книги, во всех храмах города служились акафисты, после которых проводились беседы. Владыка объяснял народу духовный смысл идущей в это время войны.

Пермь тогда отличалась прекрасными проповедниками, в подготовке которых Владыка много потрудился и которые позднее целым сонмом засвидетельствовали истину своего служения мученичеством и исповедничеством.

При одном из храмов было организовано «Попечительство о бедных» со своей дешевой столовой. При свечном заводе и на подворье Белогорского монастыря открылись книжные лавки. При храме училища слепых и в женском монастыре были устроены детские приюты. Воскресенский храм содержал на свой счет богадельню, в которой жили около пятидесяти стариков. При кафедральном соборе организовалось общество хоругвеносцев, насчитывавшее несколько десятков человек, а в 1917 году была создана дружина по охране собора и архиерейского дома.

Владыка высоко ценил духовную культуру русского народа. В своей книге «Письма архиерея к иереям» (выдержавшей несколько изданий) он утверждал: «Во всем уклад нашей жизни, в обычаях, в душевных исканиях, в народном и даже литературном творчестве непременно есть искание нравственной ценности жизни, отношение к ней именно с этой стороны».²¹³

А при вступлении на Пермскую кафедру он сказал: «Нет, не было на земле народа, который так глубоко и жизненно воспринимал бы веру Христову... Если современному одряхлевшему миру суждено от Вседержителя еще воскреснуть к новой жизни, то это воскресение его будет от Богоносного русского народа».²¹⁴

Касательно богослужебной практики владыка советовал приходским священникам завести в храмах общенародное пение, считая, что: «Нет лучших распевов, чем знаменные... Начать нужно со всем известных молитв и кончить тем, чтобы все богослужение вместе с канонархом исполнялось самими прихожанами».²¹⁵ И это было именно то, что позволяло верным быть «едиными усты и единым сердцем». «Кроме того, непременно нужны внебогослужебныя чтения и беседы в храме, в школе... На них уместно и следует завести пение хоровое и общенародное. Тут будет и чтение от Божественного, и рассказ из жизни святых или из истории поучительной. На сих чтениях удобно может исполняться и самая катехизация народа».²¹⁶

Большое значение епископ придавал кружкам ревнителей благочестия, рассматривавшимся им как очаги духовно-нравственного возрождения нации. В 1917 году на обсуждении в Предсоборном совете вопроса о допущении русского языка в богослужении владыка твердо отстаивал незыблемость церковно-славянского языка как особого богослужебного языка, допуская перевод церковных книг лишь для домашнего употребления.

На своем личном миссионерском опыте он убедился, сколь велико и положительно влияние разного рода паломничеств, а также крестных ходов к святыням: «Влияние на народ таких народных торжественных богомолений весьма велико и несомненно. Особенно, если такие богомоления устраиваются вовремя, с предварительной подготовкой, с личным воодушевлением священника. Нужно пользоваться всяким удобным случаем, чтобы вызвать народ на это».²¹⁷

Владыка Андроник много способствовал народному просвещению и проведению миссионерской деятельности в жизнь. В губернии было немало старообрядцев, и, в конце концов, благодаря его стараниям стали возникать единоверческие приходы, для которых трудами преосвященного были учреждены специальные пастырские курсы для подготовки единоверческих священнослужителей. Обучение заканчивалось торжественным Богослужением. Литургию в единоверческом храме совершал по служебнику XVI века сам владыка.

Он всячески пробуждал в народе интерес к собственной истории. Так, по его благословению десятки тысяч православных со множеством крестных ходов собирались в монастыре на Белой горе в память избавления от пугачевских разбойников.

Войну 1914 года владыка встретил открытием у себя в епархии лазаретов для раненых и сам часто посещал находившихся в них воинов. Летом 1916 года он отправляется на фронт, в Царскую Ставку, где был принят государем.

Святитель предупреждал народ об опасности внутреннего врага, который опаснее внешнего: «Россия разрушается теориями масонского либерального кагала».²¹⁸ Позднее, в 1918 году, он рассылает открытки и письма многим архиереям по поводу беспорядков в стране, но не получает ни одного ответа, о чем он сокрушается в письме к Патриарху.

Наблюдая почти всеобщее государственно-правовое невежество и упадок веры на Руси, владыка считал, что переход от монархии к иной форме правления без разрушения российской государственности невозможен, и в 1916 году в Пермской епархии были созданы особые миссионерские курсы по обличению нового социалистическо-коммунистического лжеучения. «Долг совести верноподданного и безграничная любовь к Отечеству не дают мне молчать»,²¹⁹ – говорил святитель Андроник.

Когда произошел Февральский переворот в 1917 году, владыка, узнав об отречении императора, 5 марта в Спасо-Преображенском кафедральном соборе при огромном стечении народа на Литургии после чтения Евангелия с великой душевной болью сказал: «Не стало у нас Царя... Безчестные царские советники и слуги в своих расчетах скрывали правду от сердца Царева и делали все, чтобы разъединить Царя с народом и добились своего, но, добившись, они первые же и оставили Царя одного, отказавшись далее служить ему. Итак не стало у нас Царя... и Церковь не смеет провозгласить эту святыню Русского народа, всех объединяющую во единого соборного человека. Около Царя Русияне объединялись, как дети возле отца... Как триста лет тому назад, в лихолетье, разворовали Отечество подлые людишки и ввергли его в погибель, так и ныне до этого довели безчестные царские слуги... <...> Все как один человек в эту грозную пору устоим в ровности духа и далее со Христом единодушно, согласно и мирно да пребываем все в это трудное время, возложенное на нас как испытание. Пусть всякий знает: Отечество в Опасности; оно потрясено в основах своих».²²⁰

В марте 1917 года Пермский исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов отправил телеграмму обер-прокурору Святейшего Синода с требованием уволить епископа Андроника от управления епархией «как опасного для общественной безопасности и как препятствующего духовенству в его праве соорганизоваться». Узнав об этом, владыка отправил обер-прокурору протест, указывая, что «моя опасность... очевидно, состоит. .. лишь в опасности для... самого совета рабочих и солдатских депутатов, всем заправляющего по указке немецких и еврейских провокаторов».²²¹ Синод решил оставить владыку на месте.

Вскоре начал работу Поместный Собор, и епископ уехал в Москву. На Соборе был избран Священный Синод из шести человек, а на случай гибели членов Синода было избрано шесть заместителей и среди них и епископ Андроник. На Соборе он вошел в состав Издательского отдела и был одним из энергичнейших его деятелей. «Огнь пылающий» – епископ Андроник – делал все возможное, чтобы документы Собора и Послания продолжали печататься. В декабре и январе он в Перми обращается с нарочитым Посланием к своей пастве об организации приходов. А вначале 1918 года возвращается в Москву и возводится в сан архиепископа.

С февраля, после опубликования большевистского декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, начались бесчинства и зверства со стороны властей по отношению к Церкви. Владыка возвращается на кафедру, где продолжает обличать распоясавшуюся безбожную власть как разбойников, бесстыдно обманывающих народ. Тысячи людей – даже совершенно неверующих – шли послушать мужественное слово святителя. В ответ на декрет о национализации церковного имущества, осуществление которого вылилось в грабежи храмов, архиепископ в своей проповеди с амвона, обращаясь к агентам власти, прятавшимся среди верующих, сказал: «Идите и передайте вашим главарям, что к дверям храмов и ризниц они подойдут, только перешагнув через мой труп, а при мне и гроша ломаного церковного не получат».²²²

И большевики решились на крайние меры. Город объявили на военном положении. Для ареста Святителя 4 июня было поднято до полутора тысяч человек. Боясь, как бы кто не оповестил народ, у колокольни поставили двух конных милиционеров. Далеко за полночь отряд чекистов подошел к собору, и несколько человек, поднявшись к владыке, бодрствовавшему вместе с двумя священниками, увели Святителя. Внезапно с соборной колокольни ударили в набат, но он был остановлен двумя выстрелами в героя, пытавшегося поднять народ. Набат был услышан и к зданию милиции стали спешно подтягиваться люди, требуя освободить владыку Андроника, однако с помощью силы возмущение людей было подавлено.

6 июня 1918 года начался допрос архиепископа. Святитель Андроник молча занял одно из кресел возле письменного стола и долго не отвечал ни на один вопрос. Затем снял панагию, завернул ее в большой шелковый лиловый платок, положил перед собой на письменный стол и, обращаясь к следователям, сказал: «Мы враги открытые, примирения между нами быть не может. Если бы я не был архипастырем и была необходимость решать вашу участь, то я, приняв грех на себя, приказал бы вас повесить немедленно. Больше нам разговаривать не о чем».²²³ Сказав это, он неспешно развернул платок, надел панагию, спокойно поправил ее на груди и, весь погрузившись в молитву, не проронил более ни слова.

Палачи отвезли исповедника по Сибирскому тракту в лес в ночь на 7 июня и заставили вырыть себе могилу, грозя закопать его живым. Закончив работу, владыка минуть десять помолился, поклонился на четыре стороны света и лег в свое последнее пристанище. Его тут же начали закапывать заживо, но священномученик не подавал признаков жизни. Несколькими выстрелами чекисты закончили свою «работу адову». Перед этим они сняли с владыки архиерейский наперсный серебряный крест, на цепи от которого затем держали собаку.

В последние месяцы жизни святителя многие потеряли надежду на духовное возрождение нашей обманом завоеванной Руси. «Стоном стонет наш народ, – говорил со слезами сам владыка. – Но воскреснет погибающая в прахе и пепле Россия родимая», – пророчески не сомневался он.²²⁴

Поместный Собор Российской Православной Церкви направил в Пермь особую комиссию для расследования ареста архиепископа Андроника и последующих церковных событий. Она состояла из священномученика Черниговского архиепископа Василия, ректора местной Духовной семинарии архимандрита Матфея и еще члена Синода – мирянина. Советская власть вроде бы позволила ей произвести следствие и выехать до Камского железнодорожного моста, но там поезд был остановлен и члены комиссии расстреляны ворвавшимися в вагон красноармейцами. Произошло это 1 (14 н. ст.) августа 1918 года.

Священномученик Андроник причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников российских на Юбилейном архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

Новомученик российский Александр Хотовицкий родился 11 февраля 1872 года в городе Кременце в благочестивой семье ректора Волынской духовной семинарии протоиерея Александра, память о котором, как о добром пастыре, хранится в сердцах православных жителей Волыни. Родители дали отроку доброе христианское воспитание, внушили ему любовь к Православной Церкви и народу Божию.

Образование будущий пастырь получил в Волынской семинарии и Санкт-Петербургской духовной академии, которую закончил магистрантом в 1895 году. По окончании академии он был направлен на миссионерское служение в Алеутскую и Североамериканскую епархию, в Нью-Йорк, где занял место псаломщика при только что отстроенном православном храме святителя Николая. После брака с воспитанницей петербургского Павловского института Марией Щербухиной он был рукоположен в сан диакона, а вскоре, 25 февраля 1896 года, епископом Алеутским Николаем (Зиоровым) и в пресвитера.

Хиротония состоялась в кафедральном соборе епархии в Сан-Франциско. В своей речи к новопосвященному епископ Николай так объяснил свой выбор ставленника: «Твоя особенная порядочность и благовоспитанность, твой благородный идеализм, твоя религиозность сразу расположили меня к тебе и заставили выделить из ряда других молодых людей, которые бывали с тобою у меня в Петербурге. Я увидел, что ты имеешь ту искру Божию, которая всякое служение делает воистину делом Божиим и без которой всякое звание превращается в бездушное и мертвящее ремесло. Первый твой опыт в проповедничестве мог убедить тебя, что значит это воодушевление: ты сам видел, как собирались около тебя люди, чтобы послушать тебя, и с каким напряженным вниманием выстаивали они не один час во время твоих бесед. Почему же эти люди слушали тебя, а не шли к другим проповедникам? Ясно, почему: та искра Божия, которая горит в тебе, подобно магниту, влечет к тебе сердца этих людей».²²⁵

Через неделю после рукоположения юный священник возвратился в Нью-Йорк, чтобы стать настоятелем того прихода, где ранее нес послушание псаломщика. С 1898 по 1907 год о. Александр совершал пастырское служение под омофором святителя Тихона, которого в трагический для России 1917 год промысел Божий возвел на первосвятительский Престол Московских Патриархов. Святитель высоко ценил сердечное благочестие, дар пастырской любви и всестороннюю богословскую образованность отца Александра. Поприще его деятельности в Соединенных Штатах было весьма широким и многоплодным: он с успехом совершал миссионерское служение, главным образом среди эмигрантов-униатов, выходцев из Галиции и Карпатской Руси, он был также одним из ближайших помощников архипастырей православной Америки, представляя Православную Церковь в американских религиозных учреждениях и собраниях.

Трудами отца Александра были созданы православные приходы в Филадельфии, Юнкерсе, Панайке и других больших и малых городах Северной Америки. Прихожанами этих храмов были как православные по рождению люди, которых судьба занесла в Новый Свет, так и обращенные из униатства русские и присоединившиеся к Православной Церкви выходцы из протестантов.

Серьезный вклад в дело свидетельства истины Православия инославному американскому обществу внес выходивший под редакцией отца Александра на английском и русском языках журнал «Американский Православный Вестник», в котором регулярно печатались его статьи.

Будущий новомученик Александр Хотовицкий принял деятельное участие в создании епархиального Православного общества взаимопомощи, исполняя в разное время обязанности его казначея, первого секретаря и председателя. Общество оказывало материальную помощь австрийским русинам, македонским славянам, русским воинам в Маньчжурии и российским военнопленным в японских лагерях.

Отец Александр взял также на себя подвижнический труд по строительству в Нью-Йорке замечательного в архитектурном отношении грандиозного храма святителя Николая, ставшего украшением города. Собирая средства на его сооружение, он объездил множество православных общин Америки и даже побывал в 1901 году на родине, в России. В летописи храма святителя Николая, кафедрального собора с 1903 года, запечатлено: «Основан и создан сей кафедральный собор в городе Нью-Йорке, в Северной Америке, иждивением, заботами и трудами всечестнейшего кафедрального протоиерея отца Александра Хотовицкого в лето от Рождества Христова 1902-е».

6 февраля 1906 года православная Америка праздновала десятилетие священнического служения протоиерея Александра. Поздравляя юбиляра, святитель Тихон сказал: «Когда ты вспоминаешь в годовщину свое посвящение во иерея Божия, то невольно задаешься мыслью о том, как ты употребил данный тебе от Бога талант, не вотще ли была благодать Божия на тебе, как далеко ты ушел по пути нравственного усовершенствования. Ты при этом производишь сам себе суд, но тут ты являешься сам и судьей, и судимым. А для правильности суда требуется выслушать голоса людей – посторонних свидетелей. Вот они и выступают пред тобою: прислушайся же к их голосу! Благодарение Господу! Сейчас мы выслушали пространное и воодушевленное свидетельство их в похвалу тебе. Со своей стороны, как начальник твой, могу свидетельствовать, что ты оправдал доверие и чаяния, которые возлагались на тебя при твоем посвящении».

Самоотверженное пастырское служение о. Александра в Америке знаменательным образом закончилось ровно через 18 лет после его рукоположения в сан пресвитера, 26 февраля 1914 года. В прощальном своем слове отец Александр сказал: «Прощай, родная мать моя, святая Американская Церковь, Православная американская Русь. До земли склоняется пред тобою сыновним поклоном вечно благодарный тебе сын твой. Ты меня родила духовно, ты взрастила меня, от недр твоих ты силой своей вдохновила меня. Исповедничеством насадителей твоих облистанная, апостольством проповедников твоих озаренная, ревностью верных чад твоих облагоуханная – величайшее счастье дала ты мне – быть сыном твоим!»

С 1914 по 1917 годы отец Александр несет священническое служение в Гельсингфорсе (Хельсинки), в Финляндии, где большинство верующих составляли протестанты. Хотя Финляндия и входила тогда в состав Российской Империи, но православному духовенству приходилось проявлять большие усилия, чтобы оградить православных карел от прозелитической экспансии со стороны финских лютеран. В Финляндии о. Александр был деятельным и самоотверженным помощником своего архипастыря Сергия (Страгородского), впоследствии Святейшего Патриарха.

В августе 1917 года протоиерей Александр был переведен в Москву с назначением ключарем кафедрального храма Христа Спасителя и вновь оказался под ближайшим началом святителя Тихона.

Он участвует в деятельности Поместного Собора 1917–1918 гг. на котором было восстановлено патриаршество в Русской Православной Церкви. Когда на Соборе обсуждался вопрос о составлении послания к православной пастве по поводу выборов в Учредительное Собрание, он высказался за то, чтобы в дни, когда решается судьба России, Церковь в лице Собора не устранялась от борьбы за спасение Отечества. Говоря о церковно-строительных трудах Собора, о разрабатываемых им предначертаниях по налаживанию и оздоровлению внутрицерковной жизни, он не без горечи сказал: «Похоже на то, как если бы в руках смотрителей какого-либо здания кипела работа по изготовлению чертежей, проектов и т. д. для наилучшего сооружения, и они спокойно смотрели бы в то же время, как кирпич за кирпичом вражеской рукой это же здание разрушается».²²⁶

В трудные годы гражданской войны будущий новомученик Александр был одним из ближайших помощников патриарха Тихона по управлению Московской епархией. В 1918 году при храме Христа Спасителя под духовным окормлением его настоятеля протоиерея Николая Арсеньева и ключаря отца Александра учреждается братство по сбережению храма, подлинной святыни России. В самом начале своей деятельности братство направляет православной пастве воззвание, в составлении которого участвовал и отец Александр: «Русские люди! Храм Христа Спасителя – краса Москвы, гордость России, радость Православной Церкви – обречен на медленное разрушение. Ему, этому славному памятнику великих подвигов русских богатырей, положивших душу свою за родную землю и святую веру православную, отказано в государственной поддержке. Русские люди! Ужели отдадите вы чудесный храм Спасителя на посмеяние? Ужели правду утверждают гонители Святой Церкви, будто русские люди уже не нуждаются в святынях – храмах, таинствах, богослужениях, будто все это пережитки и суеверия? Отзовитесь, богомольцы! Отзовитесь, все как один! Встаньте на страже своих святынь! Щедрые жертвы богатых да сплетутся в добром порыве с драгоценными грошиками верующей бедноты. Сердце России, Москва! Сбереги свою святыню, свой храм Спас златоглавый!»²²⁷

Пастырское служение в те годы было сопряжено со многими скорбями и опасностями. В мае 1920 и в ноябре 1921 года отец Александр подвергался кратковременным арестам. Его обвиняли в нарушении декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, в преподавании Закона Божия детям.

Тяжелые испытания обрушились на Церковь в 1922 году, когда под предлогом помощи голодающим проводилось насильственное изъятие церковного достояния, в том числе священных сосудов, икон и других святынь. Православная Церковь по призыву своего предстоятеля щедро жертвовала на голодающих, но когда патриарх Тихон в обращении к своей всероссийской пастве высказался против соучастия священнослужителей в запрещенной канонами выдаче священных сосудов для нецерковного употребления, началась кампания печатной клеветы на Церковь, патриарх был арестован, и по всей России прокатилась волна процессов по обвинению служителей Алтаря Господня в контрреволюционной деятельности. На этих процессах многие из верных чад Христовой Церкви были приговорены к смертной казни и пролили кровь как священномученики и мученики.

В скорбные для Церкви дни отец Александр неукоснительно руководствовался обращениями патриарха к пастве и его указаниями. В храме Христа Спасителя регулярно проводился сбор для помощи голодающим, но в то же время предпринимались усилия к тому, чтобы сохранить святыни храма. На квартире отца Александра проходили заседания клириков и прихожан храма Христа Спасителя, на которых вырабатывалась резолюция приходского собрания по поводу правительственного декрета. В проекте резолюции, составленном отцом Александром, был выражен протест против насильственного изъятия церковных ценностей. Собрание прихожан, созванное 23 марта 1922 года уже после ареста о. Александра, приняло окончательный текст резолюции, в котором от правительства были затребованы гарантии, что все пожертвования будут действительно обращены на спасение жизни голодающих. Участники собрания протестовали против печатной травли Церкви, против оскорблений иерархии. Составление этого документа власти расценили как преступное контрреволюционное деяние.

После двух противоцерковных процессов, закончившихся казнями, 27 ноября 1922 года в Москве открылся новый громкий процесс против духовенства и мирян, которые обвинялись в том, что они будто бы «пытались удержать в своих руках церковные богатства и на почве голода свалить советскую власть». На скамью подсудимых посадили 105 священнослужителей и мирян. Среди главных обвиняемых были благочинный протоиерей Сергий Успенский, настоятель храма Христа Спасителя протоиерей Николай Арсеньев, ключарь храма протоиерей Александр Хотовицкий, священник храма Христа Спасителя Илия Громогласов, смотритель этого же храма Лев Евгеньевич Анохин, настоятель церкви Иоанна Воина протоиерей Симеон Голубев.

После допроса всех обвиняемых и свидетелей на судебном заседании 6 декабря впоследствии зловеще знаменитый прокурор Вышинский произнес обвинительную речь. Он просил суд приговорить к смертной казни 13 обвиняемых и среди них протоиереев Александра Хотовицкого, Сергия Успенского, священника Илию Громогласова, игумению Новодевичьего монастыря Веру (Побединскую), А.Е. Анохина. Других обвиняемых Вышинский просил осудить на разные сроки тюремного заключения. Обвиняемым была предоставлена возможность сказать последнее слово. В своем последнем слове отец Александр прежде всего попытался снискать у суда снисхождения и милости к своим собратьям: «Прошу обратить внимание на тех, которые были у меня на собрании; одни из них – старики, а другие – совсем молодые и ни в чем не виновные. Собрание у меня было самое обыкновенное, оно не являлось контрреволюционным и не имело характера темного заговора».²²⁸

Приговор революционного трибунала оказался более мягким, чем кровожадные приговоры, вынесенные на прежних процессах по делам об изъятии церковных ценностей. Главные обвиняемые – игумения Вера (Побединская), протоиерей Сергий Успенский и протоиерей Александр Хотовицкий – были приговорены к лишению свободы сроком на 10 лет, конфискации имущества и поражению в правах на 5 лет.

После возвращения святого Патриарха Тихона к церковному управлению и ряда его заявлений о лояльности государственной власти многие из архипастырей, пастырей, церковных деятелей и рядовых мирян, осужденных трибуналами по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей, были амнистированы. В октябре 1923 года освободили из-под стражи и отца Александра. После освобождения он не имел штатного места ни в одном из приходов и служил по приглашению в разных московских церквах.

Но на свободе он оставался недолго. Уже 4 сентября 1924 года составляется список из 13 священнослужителей и церковных деятелей Москвы, которых рекомендуется подвергнуть административной ссылке. О. Александру, включенному в этот список, дается в этом документе такая характеристика: «Поп-проповедник с высшим образованием, очень активный, резок и пользуется влиянием на тихоновцев. Настроен антисоветски».²²⁹ Особым совещанием при коллегии ОГПУ новомученик Александр был сослан на поселение в Туруханский край сроком на 3 года, где его и без того слабое здоровье было подорвано.

После возвращения из ссылки, отец Александр, удостоенный сана протопресвитера, стал одним из ближайших помощников заместителя Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского), который хорошо знал его со времени его служения в Финляндии.

В 1930-е годы протопресвитер Александр служит настоятелем храма Ризоположения на Донской улице. Один из прихожан этого храма вспоминает о нем: «В 1936 году отец Александр проповедей не произносил, очевидно, они были ему запрещены. Я присутствовал в 1936–37 годах много раз на служении отца Александра. Высокий седой священник, тонкие черты лица, чрезвычайно интеллигентная внешность. Седые подстриженные волосы, небольшая бородка, очень добрые серые глаза, высокий громкий тенор... четкие вдохновенные возгласы. Своим обликом он напоминал целый ряд священников-беженцев из западного края. У отца Александра было много прихожан, очень чтивших его... И сегодня помню глаза отца Александра. Казалось, что его взгляд проникает в твое сердце и ласкает тебя. Это же ощущение было у меня, когда я видел святого Патриарха Тихона... Так же и глаза отца Александра; светящийся в них свет говорит о его святости».²³⁰

Осенью 1937 года отец Александр был вновь арестован. На этом имеющиеся о нем документальные сведения прерываются, однако большая часть устных сообщений говорит о его мученической кончине. Православная Церковь в Америке, на территории которой протопресвитер Александр совершал свое пастырское служение до 1914 года, почитает его как страстотерпца, исповедническая жизнь которого закончилась страданиями за Христа. Место его погребения неизвестно.

Причислен к лику святых как новосвященномученик на Архиерейском Соборе в Москве в 1994 году. Память его празднуется 21 ноября в день прославления и в ближайшую Неделю к 25 января вместе с Собором новомучеников и исповедников Российских.

Исповедник веры, мужественно принявший мученическую смерть во дни гонений на Православную Церковь, Николай Юрьевич Варжанский, родился 25 ноября 1881 года в Овручсском уезде Волынской губернии в семье чиновника, потомственного почетного гражданина Георгия Варжанского и его супруги Герминии Маркелловны (урожденной Раевской).

Когда пришло время поступить в учебное заведение, юный Николай выбрал духовную школу. Это решение человека, не принадлежавшего по происхождению к духовному званию, свидетельствовало о его глубокой вере и твердом желании посвятить свою жизнь святой Церкви.

По окончании Духовной семинарии Николай Варжанский в 1903 году поступил в Московскую духовную академию, которую окончил в 1907 году со степенью кандидата богословия. 13 июня 1907 году он обвенчался с Зинаидой Неофитовной, дочерью профессора протоиерея Неофита Порфирьевича Любимова, принявшего мученическую смерть за веру в сентябре 1918 года. В 1908 году он определен сначала помощником противосектантского миссионера Московской епархии, а затем назначен московским епархиальным миссионером. За десять лет ревностных трудов в борьбе с противоцерковными учениями (главным образом с сектантством) молодой миссионер созрел и раскрылся как талантливый защитник Православия.

В 1908 году в «Миссионерском обозрении» (№ 6) он опубликовал статью «Новая „универсальная» религия», вышедшую затем отдельным изданием. В этом же году выходит его работа «Как проповедует граф Л. Н. Толстой о Боге». С этой публикацией Николай Варжанский принял участие в той борьбе, которую вели против толстовства как опасного лжеучения такие выдающиеся православные проповедники: святой праведный Иоанн Кронштадтский, протоиерей Иоанн Восторгов и другие. Николай Варжанский, приводя места из сочинений Л. Толстого, доказывает, что он писатель-пантеист, отрицающий Бога Творца, и что, несмотря на использование им религиозных понятий, учение его, по существу, атеистично.

В 1909–1910 годах он публикует ряд статей и брошюр апологетического содержания: «Против пьянства телесного и духовного (о «братцах» и «беседчиках»)». (М., 1909); «О бессмертии души. О субботе и воскресенье». (Почаев, 1910); «Церковь и секты». (Почаев, 1910). Неутомимому борцу против антицерковных лжеучений принадлежит более тридцати больших и малых работ.

Выдающимся явлением миссионерской литературы стал капитальный труд Николая Варжанского «Доброе исповедание. Православный противосектантский катехизис». (Почаев, 1910. 2-е изд. испр. и доп., М., 1912; 4-е изд. испр., М., 1913; репринт: М., 1998.) Книгу редактировал духовный наставник автора архиепископ (впоследствии митрополит) Антоний (Храповицкий), которого он называл «постоянным вдохновителем». Николай Варжанский также опирался на помощь своего тестя, протоиерея Неофита Любимова, опытного в вопросах апологетики и имевшего свое миссионерское издательство. Работе над этим православным противосектантским учебником предшествовали проводимые автором народные курсы, главным образом в рабочей среде. Второе издание труда имеет посвящение: «Посвящаю книгу искренне любимым православным московским рабочим». Замечательной является и та духовно-нравственная настроенность, с какой писалась эта книга. Он признавался: «Я мало доверял себе лично, не давал места сознанию собственного достоинства и самолюбию, а работал исключительно для горячо любимого дела; это, я думаю, достаточно может уверить любящих Истину и подвизающихся за веру Евангельскую, что я нуждаюсь в их помощи и они придут на помощь мне со своими указаниями и поправками, необходимыми для возможной полноты и ясности настоящего народного учебника».²³¹

Все 29 разделов «Доброго исповедания» охватывают главные темы христианского учения, по которым православные люди ведут борьбу с различными лжеучениями сектантов. Весь материал, преподанный в форме «вопрос-ответ», расположен в строго систематическом порядке: о единстве истины Божией, о Церкви, об источниках изучения христианства – Священном Писании и Священном Предании. Затем говорится о таинствах, храме, св. Кресте, иконах, мощах, о почитании Божией Матери и Церкви Небесной, о молитвах за умерших и о бессмертии души.

Книга получила огромный отклик. За десять месяцев разошлось пять тысяч экземпляров первого тиража. Автор получил много теплых благодарственных писем. Так, диакон Антоний Романенко писал: «Ознакомившись с Вашими руководствами, я пришел к заключению, что это превосходит все, написанное доныне. Я слышал на курсах в Екатеринославе Дмитрия Ивановича Боголюбова, он бесподобен в живой беседе; читал все его сочинения, а также слышал многих других, но то, что я нашел в Ваших сочинениях, меня положительно поразило: такая оригинальность и новизна положений, популярность языка и сила впечатления!.. Опыты по Вашим руководствам в школах, в которых я состою законоучителем, дали прекрасные результаты и, можно сказать, превзошли все мои ожидания».²³²

Автор получил письмо и от Преосвященного Сильвестра (Ольшевского), епископа Прилукского, викария Полтавской епархии, в котором он писал: «Сердечно благодарю Вас за присланные мне Вами Ваши прекрасные миссионерские книжки. Вашими трудами мы понемногу пользуемся, так как они очень по сердцу пришлись моим сотрудникам по миссионерскому делу. Укрепи Вас Господь продолжать свое святое дело!»²³³

Книга «Доброе исповедание» была высоко оценена и в опубликованных на нее рецензиях. Харьковский епархиальный миссионер Л. 3. Кунцевич писал: «Хотя народная листковая литература у нас слаба, но зато в прошлом году многие миссионеры обогатили православных ревнителей солидными руководствами к ведению полемических бесед. К числу их принадлежит книга «Доброе исповедание». Для ревнителей она очень полезна...»²³⁴

Вторая его противосектантская книга «Оружие правды» (М., 1910; 2-е изд., М., 1911; 3-е изд., М., 1913; репринт: Джорданвиль, 1993; М., б.г.) представляет собой весьма удобный конспект для ведения противосектантских бесед. Конспект содержит места из Священного Писания по темам и пунктам, по которым сектанты ведут наиболее активные споры, отстаивая свои заблуждения.

Кроме этих пособий, Николай Варжанский составил небольшой курс сектоведения для церковноприходских школ «Образец здравого учения» (М., 1912, 2-е изд., 1914). Книга вышла под редакцией выдающегося организатора миссионерского дела протоиерея Иоанна Восторгова. Руководимое им книгоиздательство «Верность» способствовало распостранению трудов Н. Варжанского.

Н. Варжанский не ограничивал свою миссионерскую противосектантскую деятельность теоретической работой. Он много и убежденно выступал в самых различных аудиториях, неустанно проводил духовные беседы с простыми людьми. Специально для рабочих, с целью обогатить их духовно, привлечь к общественно-полезной деятельности и отвратить их от пьянства, он организовал Общество трезвости, располагавшееся на Семеновской заставе. Филиал его находился в Высокопетровском монастыре.

Помимо миссионерских трудов, Николай Юрьевич вел также полезную для Церкви административную работу. С 14 марта 1911 года, оставаясь в должности московского епархиального миссионера-проповедника, он состоял также на службе канцелярии Святейшего Синода. В 1914 году он стал титулярным советником и за свои труды был удостоен правительственных наград – орденов Станислава и Анны третьей степени. С 7 января по 28 марта 1915 года Н. Варжанский занимал должность псаломщика при храме св. равноапостольного кн. Владимира Московского епархиального дома. В качестве штатного преподавателя Московской духовной семинарии он вел курс словесности.

Н. Варжанский был одним из активных участников Пятого всероссийского миссионерского съезда, проходившего с 25 июля по 5 августа 1917 года в Бизюковском монастыре Херсонской епархии. Он участвовал в обсуждении доклада киевского епархиального миссионера протоиерея С. Потехина о современном положении Православия на Украине в связи с активностью католичества и униатства. Н. Варжанский выступил против приспособляемости к национальным особенностям в религиозных вопросах: «Нельзя обосновывать православную веру на национальных особенностях и на влияниях момента... Латинство бессильно, когда мы сильны».²³⁵ 3 августа 1917 года Н. Варжанский был избран в числе десяти делегатов на Священный Поместный Собор. В ходе работы Собора обсуждался вопрос о включении в состав членов делегатов Всероссийского миссионерского съезда (в том числе Н. Варжанского), но предложение о расширении состава было отклонено ввиду многочисленности участников. На Священном Соборе Н. Варжанский исполнял обязанности делопроизводителя по Отделу внешней и внутренней миссии и церковной дисциплине.

30 мая 1918 ода Н. Варжанский был арестован на квартире протоиерея Иоанна Восторгова (в 2000 году был прославлен как священномученик) и заключен в Бутырскую тюрьму. Причиной его ареста, несомненно, была его десятилетняя плодотворная миссионерская деятельность. Никаких политических обвинений ему предъявлено не было. Следственное дело, по-видимому, на него даже не заводилось. 2/15 июля 1918 года Святейший патриарх Тихон обратился в Верховный трибунал и ВЧК по делу епископа Ефрема (Кузнецова), протоиерея Иоанна Восторгова, священника Димитрия Корнеева и преподавателя Московской духовной семинарии Н. Варжанского: «Тяжелое тюремное заключение, которому они подвергаются уже полтора месяца, угрожает им полным расстройством здоровья и едва ли вызывается требованиями правосудия, так как своевременная явка их на суд может быть обеспечена как их подпискою, так и поручительством надежных людей. Несколько тысяч православных людей, близко знающих этих заключенных, уже подали прошение об освобождении их из тюрьмы, под их личное поручительство. Зная Преосвященного Ефрема, протоиерея Восторгова и священника Корнеева как достойных служителей Церкви Божией и Н. Ю. Варжанского как полезного церковного деятеля, я присоединяюсь к ходатайству, поданному несколькими тысячами православных, об освобождении арестованных под наше личное поручительство, в том, что подлежащие суду не уклонятся от него и не скроются».²³⁶

Из публикации в «Известиях» (1918, 28 июля, №159, с.2) известно, что с ходатайством об освобождении Н. Варжанского обращался к В. И. Ленину тесть заключенного протоиерей Неофит Порфирьевич Любимов (ныне священномученик). Сам Николай Юрьевич трезво оценивал свое положение и видел приближающуюся смерть. Из тюрьмы он передал родным небольшую икону Божией Матери «Взыскание погибших». На ее обороте было написано его прощальное письмо к жене и детям, свидетельствовавшее о духовной силе и нравственной стойкости человека, готовящегося принять за веру мученическую смерть: «Да сохранит тебя и заступит, и покроет Своим Материнским Покровом Пречистая Заступница Матерь Света. Молись, дорогая Зиночка, голубка моя, Богородице: Она покроет твое вдовство раннее и сироток. Прости меня, дорогая моя, и за меня молись». Ниже этих слов сделана приписка: «Усердно молимся за дорогих страстотерпцев, смиренный иерей... (подпись неразборчива), 1918, май, 24».²³⁷

19 сентября 1918 года Н. Варжанский был расстрелян на Калитниковском кладбище, где и был похоронен. Сохранилась фотография с изображением креста на его могиле.

Священномученик Герман родился 23 ноября 1883 года в семье крестьян Афанасия и Екатерины Кокель. Он был третьим сыном, названным в святом крещении Григорием. В селе Тарханы Батыревской волости Буинского уезда Симбирской губернии, где проживала эта благочестивая семья, была деревянная церковь. Частое пребывание с родителями в родном сельском храме пробудили в нем желание послужить Господу. Родители рано умерли, оставив после себя четырех малолетних детей. Григорию с братьями и маленькой сестрой приходилось содержаться простым крестьянским трудом, но Господь не оставил сирот одних.

Однажды Григорий со своим старшим братом Алексеем нанялись пилить дрова у местного объездчика. Приближалось полуденное время. Объездчик позвал мальчиков обедать домой, поставил еду и куда-то вышел. Между тем Алексей разрисовал картинами все стены дома. Вернувшись домой, хозяин увидел прекрасные картины. Он решил учить мальчиков грамоте, стал их приемным отцом и благодетелем. Впоследствии Алексей стал первым чувашским художником и получил профессорское звание.

В родном селе Тарханы Григорий окончил церковно-приходскую школу, затем учился в симбирской школе просветителя чувашского народа Ивана Яковлевича Яковлева, по окончанию которой был направлен учителем чувашского и немецкого языков в школу села Батырево Буинского уезда. Здесь он познакомился с Ириной Егоровной Спиновой, выпускницей Сумароковского женского двухклассного училища. Ирина Егоровна преподавала русский язык. Отец Ирины Егор Спинов был зажиточным крестьянином, имел двухэтажный дом, магазин, водяную мельницу в селе Новое Ахпердино, пахотную землю. Егор Спинов и вся его семья были благочестивыми православными христианами. Познакомившись с Егором, Григорий рассказывает ему о давнем заветном желании послужить Господу и стать священнослужителем.

Будущий тесть отправляет молодого учителя Григория Афанасьевича в Симбирскую духовную семинарию. С 12 марта 1901 года Григорий становится послушником симбирского Архиерейского Дома. В Симбирске он активно сотрудничает с И. Я. Яковлевым, школу которого окончил, помогает ему переводить богослужебные книги, Евангелие, Псалтирь. 4 октября 1901 года Григорий выдержал экзамен на звание псаломщика и определен к симбирскому Архиерейскому дому. Закончив Духовную семинарию, Григорий был направлен в Крестовоздвиженскую церковь села Шерауты Буинского уезда, а 2 августа 1903 года переехал в село Батырево. Вступил в брак с Ириной Егоровной Спиновой и 26 января 1905 года посвящен в стихарь.

9 октября 1907 года поступил на миссионерские курсы при Казанской Духовной академии. По окончании миссионерских курсов, Григорий Кокель был определен на священническое место в церкви села Туруново Буинского уезда Симбирской губернии. 12 июня 1909 года был рукоположен в сан диакона, а 26 июня – в сан священника. Хиротонии были совершены в кафедральном соборе Симбирским высокопреосвященнейшим архиепископом Иаковом (Пятницким). Владыка, обращаясь к народу, тогда сказал: «Перед вами новый добровольный мученик, который за вас, за свою паству, за святую Церковь должен оставить все, что любил. Даже жену свою он будет любить меньше, чем прежде, он должен будет оставить ее, когда долг призовет его идти на служение Святой Церкви».²³⁸ И эти пророческие слова сбылись.

Священник Григорий Кокель помогал в создании в Курмышском уезде Вараксарской религиозной общины, при которой была построена домовая церковь. Она должна была способствовать в деле просвещения чувашского народа. Своей миссионерской проповедью он способствует крещению чуваш и татар. Активно занимается не только делами Вараксарской общины, но и переводит богослужебные книги и распространяет среди населения Евангелие, Псалтирь и другие религиозные книги на чувашском языке. Там, где он служил, каждая семья получала от него святое Евангелие, Псалтирь, Канонник.

Приобретя печатную машинку и типографский станок, привозит их в село Сюрбеево, где издает такие книги на чувашском языке, как «Толкование на катехизис», «Поучение для новокрещеных», миссионерские листовки, воззвания и другую религиозную литературу. В 1915 году печатает и распространяет брошюры о войне.

С 17 февраля 1912 года отец Григорий назначается настоятелем Михайло-Архангельской церкви села Пандиково Курмышского уезда, с 8 июня 1915 года – Никольской церкви села Чурачики Буинского уезда. Последним местом его службы в сане священника стал храм Рождества Христова в селе Старочелны-Сюрбеево Буинского уезда.

В Сюрбеевской церковно-приходской школе отец Григорий преподавал Закон Божий, немецкий язык, музыку, учил детей играть на рояле. В этом помогала ему и матушка Ирина. Здесь же открывается и школа псаломщиков. Видя в человеке образ Божий, он безгранично любил его, вел по пути веры, учил, наставлял, молился за него. Придя домой со службы, он иногда спрашивал: «Много ли было сегодня в церкви народу?».²³⁹ Видимо, предстоя перед святым Престолом, отец Григорий настолько уходил в молитву, что не замечал происходящего вокруг. Иерей Григорий жил просто, не думал о деньгах, роскоши. Он стремился к знаниям – одна из стен в его комнате была заставлен шкафами с книгами. Он читал Священное Писание на латинском и греческом языках, владел французским, английским и немецким языками, свободно говорил на татарском языке.

Наступил 1917 год. Отец Григорий еще более ревностно проповедует истины Евангельского учения и Православной веры. Бывший псаломщик церкви, уроженец деревни Козловки, доносит властям на отца Григория, обвиняя его в контрреволюции. Карательные органы приговаривают отца Георгия к расстрелу.

На 9 утра в декабре 1917 года в волостном центре деревни Новые Мураты Буинского уезда был назначен расстрел. К месту казни собрался народ. Отец Григорий в одной рясе шел под конвоем и пел погребальные песнопения. В этот момент к месту казни на лошади подъехала матушка Ирина с распоряжением ЧК об отмене расстрела. Всю ночь ей пришлось собирать подписи прихожан села Старочелны-Сюрбеево о невиновности священника. И отца Григория освободили.

25 июля 1920 года от сердечного приступа умирает матушка Ирина. Отец Григорий остается один с тремя малолетними детьми. Самой младшей дочери Софии было 5 лет, сыну Аркадию – 9, дочери Александре –11.

Новая власть предложила отцу Григорию оставить службу в церкви и отказаться от сана. Ему обещают хорошую работу в Чебоксарах, квартиру. Отец Григорий отказывается от всего земного. Он помнит слова Спасителя: «Никто возложивший руку на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк.9:62). Он всецело отдает себя и своих детей в руки Господа и, беря крест свой, следует за ним: «Для нас, Православных, на земле самое важное, самое священное – это святая вера, которая пребывает вечно, а все другие блага на земле скоропреходящие, тленные».²⁴⁰

В 1921 году отец Григорий поступает на очное отделение петербургского Богословского института, живет на частной квартире, но из-за трудностей содержания и ухода детей приходится устроить в приют. В письме профессору Никольскому в 1924 году отец Григорий пишет: «Я овдовел в 1920 году; в 1921 – поступил в Петроградский Богословский институт, ныне курс учения в нем окончил, а теперь пишу кандидатскую работу. Святейший Патриарх направляет меня к Преосвященному Афанасию, епископу Чебоксарскому «остричь в монашество и озаботиться о дальнейшем служебном положении о. Кокеля». Так гласит определение патриарха и Синода. Дальнейшая служба выяснится в Казани, где я буду в начале августа. Между прочим, патриарх упомянул о епископе чувашском Тимофее. Я крайне удивлен, что послужило к переходу его к красным? Ведь он старик, скоро умирать пора и вдруг такой позор для чувашей. Патриарх сказал, что он считается отпадшим от Православной Церкви. При этом добавил, «что если вас послать на его место, то как бы он не съел вас». Печально! Ведь теперь настали такие времена, когда мы, чуваши, законным образом получили бы самостоятельную епархию. Вообще мое положение будущее покрыто неизвестностью.

Направя в чувашскую область, неизбежно со стороны Тимофея – обычно в этих случаях – клевета, обвинения перед властью. Я, конечно, не могу участвовать в самочинном сборище обновленцев. Бывал у них на всех собраниях и знаю все детали незаконного дела их. Бывать в церквях, где служат обновленцы, не находишь мира, так и чувствуешь, что нет тут Христа, а все самовольно, только раздоры, обвинения патриарха слышишь от них.

Здесь число красных церквей весьма ничтожно, в Москве их около десяти. В деревнях их совершенно не признают».²⁴¹

В 1924 году отец Григорий успешно оканчивает Богословский институт. Сразу же после окончания Святейший Патриарх Тихон, будучи сам в заключении, но имея разрешение на церковную службу, хиротонисует Григория во епископа Ибресинского, викария Ульяновской епархии. По совершении Божественной литургии Святейший Патриарх Тихон в напутственном слове тихо сказал новохиротонисанному епископу Герману: «Благословляю тебя на борьбу с обновленцами, неустанно борись!».²⁴²

Прибыв на архиерейскую кафедру в Чувашию, епископ встретил противодействие со стороны нескольких епископов – самозванцев и раскольников Тимофея (Зайкова), Даниила (Филимонова), Иоанна (Никольского), совращавших народ в обновленчество.

Епископ Герман обращается с прошением к Святейшему патриарху Тихону на временное управление всеми православными приходами Чувашской области до прибытия митрополита Казанского Кирилла, поскольку как викарий Симбирской епархии он не имел юридического права на это.

Получив такое благословение Святейшего Патриарха Тихона резолюцией от 11 декабря 1924 года на управление всеми православными приходами Чувашской области, он посешает приходы Чувашии, вразумляя перешедших в обновленчество священников. Епископ Герман 19 февраля 1925 года был в селах Солдыбаево и Карамышево в сопровождении священников Дунина, Глинского, Емельяна Федорова и Белова. Был в селах Шихраны, Хормалы, Ново-Тинчурино, Кошлоуши, Тарханы и др. 21 февраля 1925 года прибыл в город Мариинский Посад, служил всенощную в Казанском храме, 22 февраля – обедню в Троицком Соборе. Во второй половине февраля 1925 года объезжал села Чебоксарского уезда. Власти арестовывают его и высылают на поселение в Козью Слободу близ города Казань, но вскоре за недостаточностью улик освобождают.

Епископ Герман немало потерпел от еретиков. Так, в селе Хормалы, ныне Ибресинский район Чувашии, он был избит обновленцами и еле спасся от насильственной смерти. Об этом рассказывает митрополит Иоанн Сычев в своей работе «Церковные расколы в Русской церкви 20–30 годов XX столетия»: «...известен такой случай, бывший с епископом Германом, когда последний управлял Ибресинским викариатством (1925–26 гг.). В один из воскресных дней он направлялся на богослужение в Киево-Николаевский монастырь. Но едва он миновал монастырские ворота, как на него со всех сторон посыпались камни – это в него с руганью и поношением бросали монашки. Оказалось, что монастырем завладели григорианцы во главе с епископом Виссарионом (Зориным), и они-то научили монашек встретить «Сергиевского» епископа градом камней».²⁴³

Но истинно православные с нетерпением ждали приезда святителя. Они не только неукоснительно выполняли распоряжения епископа Германа, но и, не боясь властей, как, например, церковный совет Вознесенского храма (бывший женский монастырь) г. Алатыря, приглашают его к себе служить и жить.

Епископ Герман рассылает многочисленные послания на русском и чувашском языках, в которых предлагает не признавать раскольников, выданные ими награды не принимать, удалять второбрачных священников, освидетельствовать брачные обыски, вести записи о крещеных, бракосочетаниях, вести метрические книги. «Придет время, и ими будут дорожить», убежден он. Такие же наставления он направлял ульяновской пастве. Умоляя оставить обновленчество, приводит в качестве примера такие города, как Чебоксары, Ядрин, Цивильск, Мариинский Посад, где нет ни одной обновленческой церкви. Объясняет, что Тимофей – обновленец, еретик и что он лишен сана. В начале 1925 года епископ Герман получил от М. И. Калинина разрешение на открытие в городе Казани «Пастырских курсов для чувашей» и на издание православного журнала «Вестник Православной Церкви АЧО». Но Чувашское ОГПУ не разрешило.

После смерти патриарха Тихона 12 апреля 1925 года епископ Герман подписывает акт о передаче высшей церковной власти Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому) и дает распоряжение благочинным оповестить всех о кончине патриарха Тихона, совершить заупокойные службы и после каждой литургии панихиду. Председатель чувашского церковного управления обновленческий архиепископ Тимофей (Зайков) пишет донос в отдел областного исполкома на епископа Германа: «Епископ Герман призывает жить по-старому, снимает неугодных ему священников и назначает новых. Выступает против священного синода. Областное церковное управление обвиняет в расколе, выступает с контрреволюционными речами, лишен сана, учиняет поборы, возмущает народ, призывает к старому царскому режиму».²⁴⁴

Деятельность молодого и энергичного проповедника становится заметной для антихристианской власти. Начинаются ночные визиты сотрудников ОГПУ, обыски и допросы. На этот раз он безропотно не кладет свою голову на плаху, как это было в селе Мураты. Епископ понимает, что он нужен Церкви, народу. Он должен бороться за чистоту православной веры.

Епископ Герман рассказывал инокине Марии (в миру Марфа Егоровна Алешева, родная сестра Ирины Егоровны, супруги священника Григория Кокеля): «Однажды пришли с обыском, а у меня много воззваний, написанных к народу. Работники ОГПУ требуют впустить их, но я закрыл дверь, поставил столы, стулья около двери. Тогда чекисты начали стрелять по закрытой двери. Стреляли высоко, как стояли, так и стреляли, а я под пулями, ползком собрал воззвания и сжег в печке, когда они сломали дверь и вошли, у меня уже ничего не было. Как только они ушли, я снова начал писать».²⁴⁵

Однако власти этим не ограничиваются и заставляют епископа Германа подписать следующее заявление, датированное 6 мая 1925 года: «Мне Чувашским отделом ОГПУ объявлено о том, что с сего числа никаких административных прав, присвоенных мною ранее, не имею, в дальнейшем обязуюсь по отношению к церквям и приходам Чувашской области никаких административных функций не проявлять, в случае нарушения буду нести ответственность».²⁴⁶ Для того чтобы выехать в приход служить, епископу приходится испрашивать разрешения у ОГПУ.

18 мая 1925 года епископ Герман пишет уполномоченному отдела ОГПУ Батыревского уезда заявление: «Церковные советы сел Шихраны, Хормалы, Ново-Тинчурино, Кошлоуши и др. приглашают на приход служить. В связи с этим прошу разрешения на выезд».²⁴⁷ Приходится отчитываться даже за покупки: в Батыревкую уездную милицию предъявляет счет о покупке шапирографа на свободной продаже в Петрограде. Тогда как обновленцы имеют полную свободу.

4 августа 1925 года епископ Герман в своем заявлении в ОГПУ пишет, что советская власть не должна вмешиваться в область культа, ссылаясь на разъяснение 5-го отдела НКЮ от 16 августа 1924 года «Об отделении церкви от государства». Он просит аннулировать ранее данную подписку и разрешить свободный выезд.

20 августа 1925 года епископа Германа вызывают в отдел ГПУ в городе Чебоксары. Через два дня в отношении его возбуждается уголовное дело. Он обвиняется в распространении ложных провокационных слухов на территории Чувашской и Ульяновской областей и в присвоении административных функций по ст. 73, 122, 123 УК РСФСР. И это несмотря на то, что еще 29 апреля зарегистрировался в Адмотделе как служитель культа религиозного общества церкви с. Ибреси Батыревского уезда, а раннее, в марте 1925 года, просил административный отдел Чувашской Республики зарегистрировать союз приходов Православной церкви. Ответа епископу не дали, хотя по закону должны были сделать это в двухнедельный срок.

После многих издевательств и откровенной лжи обновленцам с помощью ОГПУ все же удается его выслать из Чувашии. ОГПУ принимает решение о том, что дальнейшее пребывание епископа Германа на территории ЧАССР может вредно отразиться на политическом настроении и спокойствии населения. Дело передается на рассмотрение особого совещания при коллегии ОГПУ. 4 июня 1926 года было принято постановление о высылке из Чувашской Республики епископа Германа Кокеля сроком на 3 года с прикреплением к определенному месту жительства.

В 1926–27 годы Герман является епископом Бугульминского викария Самарской епархии. Проживая в Бугульме, он неоднократно участвует в диспутах верующих и неверующих, хоть и возят его на диспуты на машинах НКВД. В спорах с неверующими епископ всегда побеждает. И однажды на вопрос дочери «И кто же из вас победил?» Епископ ответил: «Конечно, Бог».²⁴⁸

8 сентября 1933 года отца Германа, в это время он был епископом города Благовещенска, арестовали и заключили в тюрьму, осудив на 10 лет лагерей.

Лагерная жизнь особая. Заключенные определялись не по фамилиям, а по номерам. На каждого заключенного заводилось личное дело, куда записывалась информация от доносителей-заключенных и давалась характеристика. Епископ Герман был охарактеризован как не отказывающийся от своих религиозных убеждений.

Сначала епископ работал счетоводом финчасти второго отделения, потом – делопроизводителем в санчасти. Даже в лагере отца Германа обвинили в том, что он состоит членом Алтайской контрреволюционной организации «Мракобесы» и ставит своей задачей свержение советской власти вооруженным путем в момент интервенции, для чего проводит вербовку новых членов. В обвинении были приведены его слова, якобы сказанные им кому-то в санчасти: «Зачем расстреливать людей, можно обойтись без расстрела. Христос сказал: «Не убей!». Ну, сослали бы куда-нибудь подальше, вот как меня, и довольно бы с них. Если бы они не воевали между собой, то народу было бы и церкви бы не закрывали».²⁴⁹

За каждым шагом владыки Германа следили. В архиве УФСБ по Хабаровскому краю сохранилось его дело, переполненное доносами: «Коммунисты не знают историю России, они разрушают архитектурные памятники... Нельзя расстреливать ученых, ведь они еще пригодятся России».²⁵⁰

«Большевики не знают историю и не щадят исторических памятников. Когда был государь, этот помазанник Божий, он заботился о православных и о нас, служителях алтаря Господня, а теперь антихристы со злобой дьявольской гонят Церковь Божию. Но ничего, мы, верующие, уйдем в подполье и оттуда будем проповедовать распятого Христа. Мы добьемся тех счастливых дней, когда колокола Кремлевских соборов со славою встретят помазанника Божия. А эту свору, эту нечисть, этих поганых коммунистов и комсомол с их нечестивыми вождями сметут, как прах, с лица земли русской».²⁵¹

«Не дает Господь жизни врагам. Пусть как ни стараются коммунисты победить христиан, не удается им это сделать. Сейчас нужно всеми силами вовлекать в нашу религиозную общину молодежь. Мы должны вернуть в лоно святой церкви колхозное крестьянство. Главная задача нас, пастырей, внедрить мысль молодому поколению, что Советская власть, что Сталин и прочие его приемники, закрывая церкви и монастыри, действуют неверно...».²⁵²

17 октября 1937 года епископ Герман был приговорен к расстрелу и 2 ноября ночью он был расстрелян. 17 июля 2001 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви епископ Герман (Кокель) был причислен к Собору новомучеников и исповедников российских от Чебоксарско-Чувашской епархии. Память его совершается 20 октября (2 ноября).

Лев Захарович Кунцевич родился в 1877 году в городе Гайворон Курской губернии. Имея высшее юридическое образование, он поступил в духовную академию, закончив ее со степенью кандидата богословия. Решив посвятить свою жизнь миссионерской деятельности, Лев Захарович согласно своему прошению был зачислен 1 января 1908 года на должность миссионера-проповедника в Донскую епархию. Здесь он много преуспел в своих благочестивых трудах.

16 ноября 1908 года Донской епархиальный противостарообрядческий и противосектантский миссионерский комитет вынес благодарность Л. 3. Кунцевичу «за особые труды, понесенные в ведении миссионерских курсов в слободе Ровеньки», при этом «ввиду замеченной пользы от пастырских миссионерских курсов как для духовенства, так и для населения» покорнейше просил его «устраивать в удобное для себя время пастырские миссионерские курсы в более населенных местностях Донской епархии».²⁵³

Вскоре Л.З. Кунцевича пригласили в Харьковскую епархию, где он прослужил до 1912 года. После этого он перешел в Воронежскую епархию, где также немало преуспел в своих миссионерских трудах. Так, в городе Павловске им было организовано отделение миссионерского «Братства святителя Иоасафа Белгородского чудотворца».

В 1916 году он перешел в Саратовскую епархию, где кроме обязанностей епархиального миссионера-проповедника, также состоял на должности псаломщика покровской единоверческой церкви.

Здесь же в Саратове осуществилась его давняя мечта – издание своего православного миссионерского журнала. Журнал назывался «Ревнитель», и содержал миссионерские проповеди и многие полемические статьи, направленные на борьбу с сектантством.

Лев Захарович был известен своей огненной ревностью в изобличении еретических заблуждений врагов святого Православия, и его журнал получился жесткий. Многим не нравился тон его статей. Особенно много шума наделала переписка Л.З. Кунцевича с Д. Зайцевым, в которой он уже после февральской революции писал: «Тон моих статей, несмотря на всевозможные свободы, останется тот же. А кто из нас больше ругается (имеются в виду сектанты) – это позволим решить читателю. Ведь не в шахматы же мы играть собрались, а бороться за истины веры, а ведь в этой борьбе и апостолы не всегда хранили самообладание».²⁵⁴

Но недолго пришлось выходить журналу. До февральской революции успели выйти два номера, после чего журнал сочли «монархическим» и закрыли. Сам его издатель по доносу либерального духовенства Саратова был посажен под домашний арест, будучи объявлен «монархистом».

Из своего узилища Л.З. Кунцевич обратился в совет Саратовского Православно-Церковного братства Святого Креста (членом которого он состоял), прося походатайствовать об его освобождении. Совет братства смог лишь обратиться в Миссионерский совет при Священном Синоде, прося «о скорейшем освобождении епархиального миссионера Кунцевича от должности миссионера Саратовской епархии с перемещением его в другую... ввиду того что с освобождением Кунцевича от обязанностей Саратовского епархиального миссионера связано и освобождение Кунцевича из-под ареста».²⁵⁵

Случилось это 21 марта, но положение Льва Захаровича ничуть не изменилось. Его еще месяц продержали под домашним арестом, пока 27 апреля Саратовский Губернский исполнительный комитет не постановил: «Миссионера Кунцевича отправить под конвоем в Петроград в распоряжение обер-прокурора Священного Синода и передать правительству о воспрещении Кунцевичу миссионерской деятельности с указанием на его вредное влияние и о воспрещении его возвращения в Саратовскую губернию».²⁵⁶

В Петрограде Л. 3. Кунцевич еще месяц провел в тюрьме, но после этого был отпущен за отсутствием улик. На следствии его обвиняли в «монархизме» и «черносотенстве», что было прямой клеветой, так как Лев Захарович никогда до этого политикой не занимался. Оправданный, он смог все же вернуться в Саратов, но не вступил в прежнюю должность епархиального миссионера, а объявил себя «свободным православным проповедником».

Во время своих весенних «мытарств» по тюрьмам Л.З. Кунцевич смог разглядеть, что главную опасность Православной Церкви ныне несли не сектанты и раскольники, а социалисты, пропитанные духом нигилизма и прямого богоборчества.

Путешествуя по югу России, он читал публичные лекции на темы «Христианство и социализм», «Религия и социализм». В лекциях он объяснял своим слушателям, что Церковь и социалистическое учение несовместимы, что социализм пытается уничтожить веру в Бога и поставить на Его место свои собственные ложные идеалы.

Он очень тяжело переносил происходящее в России, видя, как значительная часть духовенства увлеклась революционными призывами о свободе и пытается перестроить каноническую основу Церкви по своему усмотрению. Во многих епархиях царила настоящая анархия, епархиальные съезды духовенства смещали своих архиереев, обвиняя их в расположении к «старому монархическому режиму». Казалось, строгий церковный строй рушится. Сдержать, остановить это крушение стало смыслом деятельности Льва Захаровича. В это время он писал своему другу миссионеру: «Брось казенную службу и займись публичным опровержением социализма, пользы будет значительно больше».²⁵⁷

Приближалось открытие Всероссийского Поместного Собора. Неожиданно для всех Л.З. Кунцевич был избран депутатом на собор от Донской епархии. Сам Лев Захарович не ожидал этого, был несколько обескуражен, но все же обрадован. На соборе проявилось то, что большая часть депутатов приехала отстаивать истинные интересы Церкви, а не какие-то революционные идеалы. Особенно это стало видно при обсуждении вопросов о необходимости восстановления патриаршества.

Л.З. Кунцевич быстро сблизился на Соборе с Астраханским епископом Митрофаном (Краснопольским). Вместе они отстаивали на соборных прениях необходимость для Церкви духовного вождя, каким мог быть только патриарх. Владыка Митрофан предложил Л. 3. Кунцевичу потрудиться в Астраханской епархии, и тот согласился.

С 1 ноября 1917 года он был определен астраханским епархиальным миссионером, промыслительно, что накануне Лев Захарович получил письмо от своего давнего друга священника Лина Колпикова, служившего в селе Элисте Черноярского уезда Астраханской губернии. В этом письме писалось: «Прежде всего прошу принять от меня сочувствие Вашему горю (закрытию журнала) и добрые пожелания. Подписную плату мне прошу не возвращать ни деньгами, ни книгами. У нас в Астраханской губернии, в Черноярском уезде свободно место епархиального миссионера с окладом 3000 рублей в год и разъездные. Дай Бог Вам силы, терпения и всего хорошего, а главное скорее устроиться».²⁵⁸

Но не скоро пришлось Льву Захаровичу отправиться на место своего нового служения в Астрахань. Продолжившиеся заседания Поместного собора задержали его в Москве. К тому же он принял на себя в это время еще одно важное и ответственное служение.

После случившегося октябрьского переворота 1917 года в Москве шли долгие бои между большевиками и сторонниками Временного правительства. Центром боев стал Московский Кремль с его многочисленными духовными святынями. Во время обстрела большевиками Кремля сильно пострадали его храмы, особенно Успенский собор, храм Двенадцати апостолов и Чудов монастырь. Весть об этом содрогнула всех православных. Вскоре для восстановления поруганных святынь было создано «Всероссийское Православное братство ревнителей Святынь Московского Кремля», председателем которого стал протопресвитер Успенского собора отец Николай Любимов. Лев Захарович Кунцевич также вошел в состав этого братства.

10 декабря 1917 года Советом братства Л. 3. Кунцевичу было выдано удостоверение, подтверждающее, что ему предоставляется право устройства публичных лекций от имени и в пользу означенного братства. Правда, вскоре, в связи с начавшимся явным гонением безбожных властей на Церковь, такие публичные лекции устраивать стало невозможно.

Л. З. Кунцевич вернулся в Москву на вторую сессию Поместного собора, по окончании которой, в апреле 1918 года, он вместе с архиепископом Митрофаном (Краснопольским) отправился в Астрахань.

В Астрахани Лев Захарович пробыл недолго, в конце мая месяца отправившись в город Черный Яр. Прибыв в Черный Яр, Л.З. Кунцевич выполнил одно очень важное, данное ему архиепископом Митрофаном, поручение – прочесть в местном соборе послание Святейшего Патриарха Тихона от 19 января 1918 года, в котором предавались анафеме творящие беззаконие гонители веры и Церкви Православной.

Вот как об этом писали представители черноярского Исполнительного комитета в местную Чрезвычайную комиссию: «26 мая, во время вечерней службы, Кунцевич с кафедры церкви выступил в качестве проповедника, защищая воззвание патриарха Тихона. Это воззвание носит контрреволюционный характер, обвиняет советскую власть, называя угнетательницей церкви в вере православной. Называя лиц, стоящих у власти, захватчиками, жидами, немцами и т.д.; после защиты этого воззвания Кунцевичем была произнесена проповедь на тему отделения Церкви от государства, где указывалось, что Церковь просто-напросто грабится немецкими агентами; относительно преподавания Закона Божия в школах указывалось, что большевистская власть как власть немецко-еврейская изгоняет учение жизни Христа из школы, с чем надо бороться отторжением такой власти, и, кроме того, всячески старался очернить рабоче-крестьянскую власть.

Исполнительный комитет тогда же учредил за ним надзор, чтобы арестовать его не на виду народа, ибо не было реальной силы, но он скрылся из Черного Яра. Исполком считает Кунцевича по этим вышеприведенным действиям контрреволюционером...»²⁵⁹

Самое интересное из этого документа следует, что местные большевики боялись арестовать Л. 3. Кунцевича, страшась возмущения народа.

Арестован Л.З. Кунцевич был в 20-х числах июля 1918 года. Об этих событиях сохранились воспоминания С.В. Громова, находившегося с Кунцевичем в одной камере Черноярской тюрьмы: «Вся трагедия произошла в Черном Яре, на Волге, куда он пробрался со своей женой в надежде на то, что близость белых (ибо фронт тогда проходил сравнительно недалеко от Черного Яра, где оперировал отряд Корвин-Круковскаго) даст ему возможность перейти на их сторону и, таким образом, избежать всех большевистских ужасов. Но Господь ему судил совсем другое.

От церковных властей он имел распоряжение в одно из воскресений прочитать послание Святейшего Патриарха Тихона, в котором последний анафематствовал большевиков. Об этом было широко оповещено среди населения, и в день, когда он читал послание, народа собралось такая масса, что ему пришлось читать не в церкви, а на паперти перед всем народом. Среди собравшихся было, конечно, много большевиков, которые донесли об этом в центр.

Фронт перебросился под Царицын. Большевики бушевали, свирепствовали повсюду «чрезвычайки». Приехала ЧК и в Черный Яр. Населению было запрещено выезжать куда бы то ни было без особого разрешения последней. Но некоторым удавалось после тщательной проверки со стороны большевиков, выезжать из города. Об этом узнала жена Кунцевича и, желая помочь мужу выбраться из Черного Яра, тоже пошла в ЧК за получением пропуска.

Надо сказать, что его жена была просто святая женщина; в полном смысле этого слова «не от мира сего». При своей святой простоте она не могла себе представить, что такое большевики. Она всем и всему верила, как может только верить самый чистый ребенок. Попав же в руки искусных мастеров сатанинского дела, она, бедняжка, и не представляла себе, что ожидает впереди ее мужа. Большевики, выслушав от нее просьбу и узнав от нее, кто ее муж, обрадовались такой находке. Они сказали ей, чтобы он сейчас же пришел, и они сразу дадут ему пропуск. На самом же деле большевики имели из центра специальное распоряжение об его розыске и аресте.

Ввиду того, что супруги жили скромно и уединенно, редко показываясь на улицу, большевики не могли их обнаружить.

Жена, обрадованная таким заявлением большевиков, прибежала к мужу сообщить об этой новости. После небольших колебаний они вдвоем отправились в ЧК, откуда Лев Захарович больше уже не вернулся».²⁶⁰

В тюрьме Л. 3. Кунцевич провел более двух месяцев. Трудно описать, каким издевательствам и глумлениям подвергался он здесь. Лев Захарович не чувствовал за собой никакой вины. Он боролся лишь с «идеей», защищая Церковь, но ни в каких контрреволюционных организациях и заговорах не участвовал. Поношения он сносил с великим терпением и требовал лишь одного, чтобы ему дали возможность оправдаться, доказать свою невиновность. Но чекисты томили его, не вызывая на допрос, и лишь в начале октября, 3 числа, Лев Захарович предстал перед следователем.

Л.З. Кунцевич отрицал свою контрреволюционную деятельность, заявив: «В городе Черном Яру я в церкви лекций не читал, но сказал несколько проповедей, которые не носили контрреволюционного характера».²⁶¹ В отношении того, что он скрывался от преследования, Лев Захарович отвечал: «...когда будто бы меня хотели арестовать и я будто бы уходил, то это неправда – я никуда из Черного Яра не уходил и не уезжал. А 24 мая я приходил в Исполнительный комитет на получение продовольственной книжки, которая и до сих пор у моей жены находится».²⁶²

Виновным он себя ни в чем не признал. Следователь же, ведший допрос, в своем заключении написал: Рассмотрев настоящее дело и принимая во внимание, что при допросе его (т. е. Л. 3. Кунцевича) в продолжении «минимум 2 часа», нашел явным контрреволюционером».²⁶³

Через три дня, 6 октября 1918 года, Черноярская уездная Чрезвычайная комиссия вынесла свое постановление: «В момент колоссальной борьбы с врагами трудового народа, когда хищники мирового капитала стремятся задушить русскую революцию и в крови тружеников потопить добытую кровью свободу – миссионер Кунцевич признается контрреволюционером, а по сему... приговаривается к расстрелу».²⁶⁴

Приговор был приведен в исполнение в этот же день в 18 часов.

Расстреливали публично, на центральной площади города. Что особенно характеризует мучителей, не постеснявшихся пойти на крайнюю подлость: за час до расстрела они дали жене Кунцевича свидание с мужем, обнадежив ее в скором его освобождении. Она плакала от радости, веря в возможность скорого освобождения мужа. А через час после этого свидания, проходя по площади, увидела его, привязанного к столбу и расстреливаемого красноармейцами. Увидев эту ужасающую картину, она сошла с ума.

Последние дни своего пребывания в тюрьме Лев Захарович чувствовал, что судьба его решена, и горько плакал, думая о судьбе своей беззащитной жены. Он постоянно молил о ней Господа и просил всех сидевших с ним в камере, если кто спасется, не оставить его жену. Господь услышал его молитву, и о его супруге позаботились мало знавшие Кунцевича, но добрые и отзывчивые жители села Старицы.

Добрая память о Льве Захаровиче Кунцевиче долго жила в сердцах черноярцев. Прославлен Лев Захарович Кунцевич Русской Православной Зарубежной Церковью в 1981 году в лике новомученников и исповедников российских.

Епископ Красноярский и Енисейский Амфилохий (в миру Александр Яковлевич Скворцов) родился 17 февраля 1885 года в селе Норваш Цивильского уезда Казанской губернии в семье псаломщика Якова Васильевича Скворцова. В семье было одиннадцать детей: трое сыновей и восемь дочерей. Александр был самым младшим.

Окончив Чебоксарское духовное училище, а затем Казанскую духовную семинарию, он поступил в Казанскую духовную академию и вышел оттуда со степенью кандидата богословия.

22 марта 1907 года Александр Скворцов был пострижен в монашество, а в 1908 году он становится иеродиаконом. В 1909 году его командируют в Астраханскую калмыцкую степь для изучения калмыцкого языка и для работы в Православной миссии среди калмыков. В совершенстве изучив калмыцкий язык и литературу (по большей части, рукописную), касающуюся переводов священных и богослужебных текстов, он защищает диссертацию под названием «Религиозно-нравственные переводы на калмыцкий язык как средство миссионерского воздействия», которая была удостоена премии митрополита Иосифа. Активно участвует в миссионерских съездах, на которых обсуждались вопросы перевода Священного Писания и богослужебных текстов на калмыцкий язык.

С 1910 года – иеромонах. В 1910–1911 годах будущий епископ Амфилохий слушает лекции на восточном факультете Санкт-Петербургского университета, чтобы изучить монгольский язык до свободного понимания священных рукописей ламаизма. С 1911 года – и. о. доцента Казанской духовной академии по кафедре монгольского языка, истории и обличения ламаизма, а в 1911–1912 годах он становится профессорским стипендиатом академии.

С 1912 по 1914 год направляется в командировку в Монголию для изучения тибетского языка и тибетской литературы, касающейся ламаизма. После возвращения из Монголии епископ Амфилохий продолжает преподавание и одновременно становится помощником директора историко-этнографического музея в Казани, которому преподносит в дар коллекцию предметов буддистского и ламаистского культов.

В 1918 году он поселяется в Успенском мужском монастыре, находившемся неподалеку от Красноярска, а с 1919 по 1921 год живет в основанном им вместе с пятью монахами скиту на озере Тиберкуль в Минусинском уезде, затем едет служить в храм в село Белый Яр. Некоторое время епископ Амфилохий живет при женском монастыре на Матуре, затем основывает скит в тайге.

В 1923 году его арестовывает ОГПУ, но вскоре, из-за отсутствия улик для обвинения, освобождает. В июне 1924 года он становится настоятелем Минусинской кладбищенской церкви, ведет активную борьбу против обновленчества, и его вновь ненадолго арестовывают.

В 1925 году он хиротонисан в епископа Красноярского и Енисейского (хиротония прошла в Москве, ее возглавлял патриарх Тихон). 13 июля 1926 года епископ Амфилохий был арестован за продолжение борьбы против обновленчества, помещен в Красноярскую тюрьму, затем был приговорен к трем годам заключения в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). Освобожден в апреле 1928 года, но въезд в Красноярск ему был запрещен. В 1928 году был назначен епископом Донским и Новочеркасским, но власти запретили ему въезд на территорию епархии. Тогда его назначают епископом Мелекесским, викарием Самарской епархии.

В эти непростые времена епископ Амфилохий предлагает заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) поминать власти по следующей формуле: «Еще молимся о стране нашей и о властех ея, да обратит Господь их к истинному познанию святыя веры и обратит их на путь покаяния». Такая позиция была неприемлема ни для большевиков, ни для владыки Сергия, и епископ Амфилохий был уволен на покой.

С июля 1928 года он живет в селе Анжуль Таштыпского района Хакасии, где в это время жили монахини закрытого в 1926-м году Матурского женского монастыря. Амфилохий возглавляет образовавшийся в селе небольшой монастырь, служит в домашней церкви, ведет с монахинями беседы на религиозные темы и о современном положении Церкви. В апреле 1931 года его арестовывают вместе со священником и монахинями и заключают в тюрьму при Минусинской исправительно-трудовой колонии.

Его обвиняют в создании нелегального монастыря и в том, что под влиянием религиозной агитации местные крестьяне отказались вступать в колхозы. На допросе епископ заявляет: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. Объясняю, что агитации не проводил, но не отрицаю, что я выражаю несочувствие к советской власти».²⁶⁵ 16 ноября 1931 года он был приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Находился в Сиблаге, в Мариинске (1931–1932 годы), потом в Осиновском отделении Сиблага. 12 декабря 1932 года был отправлен в Шушталепскую штрафную командировку, а затем переведен в Елбанскую штрафную группу, где работал в шахтах на добыче угля.

28 апреля 1933 года он был арестован прямо в лагере по обвинению в контрреволюционной деятельности, организации антисоветской группы и намерении бежать. На допросе показал: «Ранее при допросах я утверждал, что являюсь противником советской власти, и существующий строй моим убеждениям и идеям враждебен. Сейчас я снова заявляю, что советской власти и ее укладу я желаю падения, в этом нахожу возможность восстановления правильной духовной жизни народа. Эти взгляды я высказывал своим духовным единомышленникам, бывшим вместе со мною в лагере. Влияние на лагерников я оказывал исключительно духовного характера, внушая лагерникам религиозное настроение – быть в личной лагерной жизни терпеливыми, не роптать, быть покорными своей судьбе, усматривая во всем волю Божию».²⁶⁶

Никаких доказательств существования антисоветской группы найдено не было. Поэтому 28 января 1934 года коллегия ОГПУ ограничилась тем, что постановила увеличить срок наказания епископу Амфилохию на один год; он был оправлен в исправительно-трудовой лагерь в поселке Яя Кемеровской области. После окончания срока заключения в апреле 1937 года освобожден не был, и 4 июня против него было возбуждено новое уголовное дело по обвинению в антисоветской агитации, причем, причины этого были сформулированы следующим образом: «Учитывая, что у Скворцова кончается срок наказания, и он из лагеря подлежит освобождению, и что, будучи на воле, снова будет проводить контрреволюционную деятельность, заключенного Скворцова из лагеря не освобождать и немедленно приступить к следствию по его делу, предъявив ему обвинение».²⁶⁷

Как и ранее, епископ Амфилохий виновным себя не признал. В поисках улик следствие обратило внимание, что он хранил у себя деревянные дубовые дощечки, изъятые при обыске. Владыка показал, что после освобождения хотел из этих дубовых плашек делать крестики, чтобы в трудный момент дать их нуждающимся. После чего его обвинили в желании «нелегально распространять крестики, этим существовать и нелегально вести религиозную пропаганду».²⁶⁸

20 сентября 1937 года тройка УНКВД по Западно-Сибирскому краю приговорила владыку к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 1 октября 1937 года. Талантливый проповедник и миссионер епископ Амфилохий был причислен к лику святых новомучеников и исповедников российских на Юбилейном архиерейском соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.

Выдающийся организатор миссионерского дела и яркий проповедник протоиерей Иоанн Восторгов родился 30 января 1867 года в станице Кавказская на Кубани. Отец его, священник Иоанн, был сыном профессора Владимирской духовной семинарии магистра богословия Александра Восторгова. В марте 1868 года семья переехала в станицу Новоалексеевскую. Здесь прошло детство и отрочество Иоанна. Иоанн Восторгов по окончании в 1887 году Ставропольской Духовной семинарии по первому разряду был назначен 15 августа того же года надзирателем за учениками ставропольского Духовного училища. 30 сентября того же 1887 года он назначается штатным учителем русского и церковно-славянского языков в том же училище. Обязанности свои исполнял он усердно и хорошо, о чем свидетельствуют отмеченные в Послужном списке вознаграждения, выдававшиеся с разрешения Преосвященного епископа Владимира.

Вскоре решением епископа Владимира Иоанн Восторгов определяется на священническую должность в Михайло-Архангельской церкви поселка Кирпильский Кубанского края. Первого августа 1889 года, в праздник Происхождения честных древ Животворящего Креста Господня он был рукоположен в диакона, а 6 августа, в двунадесятый праздник Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа Иоанн Восторгов стал иереем. При первом своем служении он сказал, как страшно ему, молодому, совсем еще юному, в священнических одеждах стоять перед людьми, убеленными сединами, учить и управлять каждую вверенную ему душу к Царствию Небесному: «Но совершается воля Божия, и рождением, и воспитанием, и призванием церковной власти... и желанием моего сердца пришел я на эту высоту и тяготу священства и готов повторить пред призывающим Богом то, что говорят при этом высшие священноначальники: благодарю, приемлю, ничесоже вопреки глаголю».²⁶⁹

Молодому пастырю предстояло священство в необычайно трудных условиях: большую часть населения составляли раскольники, около ста лет здесь не было православного священника. Надо было сначала создать и духовно воспитать приход. Но даже сам храм пришлось батюшке устраивать самому. За год служения 25-летний священник добился поразительных результатов. Люди стали более богобоязненными, привыкли ходить в храм, меньше стало пьяниц и закоренелых грешников. Более ста человек из старообрядцев познали истину и присоединились к православной церкви.

Отец Иоанн не ограничил себя только священством и приходским пастырством, вскоре на свои собственные средства он открывает церковноприходскую школу. 6 ноября 1889 года епархиальный Училищный совет назначает его законоучителем и учителем в этой школе. Им же было основано в селе общество трезвости. В этой благотворительной деятельности у начинающего священника обнаружились те свойства его личности – жертвенность, ревность в трудах и любовь к учительству, к которым он, несомненно, имел особое призвание. 12 мая 1890 года епархиальный Училищный совет назначает его наблюдателем всех церковноприходских школ 12-го благочиннического округа Кубанского края, а 15 сентября того же года отец Иоанн получает новое назначение – законоучителя Ставропольской мужской гимназии. На прощанье он обращается к своим духовным чадами: «Со словом мира и любви не на языке только, но и в сердце, я в первый раз приходил к вам, возлюбленные братие, когда по воле Пастыреначальника Господа Иисуса паства эта вручена была моему недостойному попечению. И вот прошел год, в который я день и ночь оглашал вас, неимущих прежде пастыря, оглашал, поучал слову Божию. Не прошло ни одной службы, не пропущено ни одного случая, чтобы не сказал я вам слово поучения, назидания... Любите Господа Бога всею душою вашею, почитайте Божию Матерь, угодников Божиих, крепко держитесь святой православной нашей веры. Наша вера Христова, наша вера – правая, наша вера – спасительная».²⁷⁰

21 августа 1891 года епископ Ставропольский и Екатеринодарский назначает его настоятелем церкви Ставропольской мужской гимназии, а епархиальный съезд духовенства Ставропольской епархии, состоявшийся 24 августа 1893 года избирает отца Иоанна членом Совета Ставропольского епархиального женского училища. В этом же году он был избран членом Правления Ставропольской духовной семинарии.

В том же году попечитель Кавказского учебного округа назначает его законоучителем гимназии в Елисаветполе (ныне город Гянджа в Азербайджане). Он покидает родную епархию и начинает деятельность на Кавказе. И на новом месте отец Иоанн проявляет сугубую ответственность и усердие. Как и в Ставрополе, отец Иоанн наряду с богослужением, воспитанием и обучением учащихся ведет разнообразную общественно-административную работу: 7 сентября 1895 года епархиальным начальством Грузинского экзархата он назначен членом Елисаветпольского отделения Грузинского епархиального Училищного совета, а 11 августа 1896 года избран на три года секретарем Педагогического совета гимназии.

С 1897 года жизнь и деятельность отца Иоанна Восторгова проходит в Тифлисе.

В декабре 1900 года Священный Синод определил отца Иоанна в должности епархиального наблюдателя церковно-приходских школ и школ грамоты Грузинской епархии с возведением в сан протоиерея. Затем его назначают наблюдателем за преподаванием Закона Божия во всех низших и начальных учебных заведениях Кавказского учебного округа в пределах Грузинской епархии. Указом Священного Синода от 13 февраля 1901 года отец Иоанн Восторгов назначен редактором журнала «Духовный вестник Грузинского экзархата». В августе 1901 года вышло новое определение Священного Синода об отце Иоанне Восторгове: он назначен окружным наблюдателем школ церковно-приходских и школ грамоты во всех епархиях Грузинского экзархата. На том же заседании Священного Синода было принято решение командировать его в Персию для обозрения дел Российской духовной миссии в Урмии и ревизии состоящих при миссии школ. В этой поездке отец Иоанн находился до 9 октября 1901 года.

28 декабря 1902 года отец Иоанн принял от священноначалия еще одно послушание – был назначен председателем Попечительства при Тифлисской церкви Иверской иконы Божией Матери, а месяц спустя (28 января 1903 года) на него были возложены и обязанности председателя Попечительства при Тифлисской Кукийской Иоанно-Крестительской церкви.

Духовная жизнь отца Иоанна этого периода запечатлелась в его проповедях. Настроение его было бодрое, а сердце исполнено благодарения к Богу. «Вот мы стоим сейчас на грани прошлого и настоящего, – говорил он на полунощном молебствии 1 января 1903 года в экзаршей церкви Тифлиса. – Что говорит нам прошлое, какие чувства оно подсказывает нам для молитвы? Мы живы, мы сохранены для земли, для работы, для покаяния, для спасения. О, благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его! Благослови, душе моя, Господа и не забывай всех воздаяний Его! В этот миг новогодней молитвы возблагодарим Отца Небесного, щедрого и милостивого...за свет дня, за покой ночи, за каждое биение сердца, за радость осмысленного труда, за уроки нужды и страданий, за сладость молитвы, за отрадное и светлое чувство, за бодрость духа жизни... Слава Богу за все!»²⁷¹

Особо значимым в жизни отца Иоанна становится день 25 января 1906 года. Указом Священного Синода он назначается на должность проповедника-миссионера Московской епархии с правами противосектантского епархиального миссионера. Начинается последний, Московский, период его жизни. Протоиерею Иоанну исполнилось 42 года. Яркие и многообразные дарования, соединившись с опытом жизни, созрели для новых выдающихся трудов. Все силы своей незаурядной личности он всегда отдавал на служение любимой им Церкви. «В Церкви – наше спасение; в Церкви – мир, радость, счастье и жизнь; без нея не стоит работать, не к чему стремиться, без нея – скажем дерзновенно – не стоит и жить, ибо бессмысленно жить. Итак, будем в послушании Церкви».²⁷²

Последние 12 лет жизни были отданы отцом Иоанном Восторговым святому делу миссионерского служения. Его кипучая энергия, блестящий дар слова, творческий ум и высокое чувство долга вполне соответствовали требованиям этого важнейшего общецерковного дела. Священномученик митрополит Московский Владимир, оценивший отца Иоанна еще в Тифлисе, будучи экзархом Грузии, возлагает на него ряд ответственных поручений, назначает его членом редакционной комиссии по изданию и распространению журнала «Московские церковные ведомости» (с 29 июня того же года – исполняющим обязанности редактора). Трудился он и в миссионерском Братстве Св. Петра Митрополита, членом Совета которого он был назначен 25 января 1906 года.

В сентябре 1906 года отец Иоанн посетил Самарскую и Симбирскую епархии, знакомясь с состоянием церковных школ, после чего направился в Нижний Новгород для участия в работе Миссионерского съезда. Затем он изучает состояние миссионерского дела в 24 епархиальных городах: Твери, Рязани, Тамбове, Воронеже, Ярославле, Вологде, Вятке, Калуге, Казани, Ставрополе, Харькове, Туле, Орле и др. 6 декабря 1906 года отец Иоанн был всемилостивейше пожалован митрою.

Отец Иоанн Восторгов был одним из организаторов 4-го миссионерского съезда, проходившего в Киеве с 12 по 26 июля 1908 года. Общим собранием съезда он был избран председателем Отдела по организации мер борьбы с социализмом, атеизмом и противоцерковной литературой. Он выступает с докладом на съезде о нарастающей опасности сектантства, и все 15 предложенных им тезисов были приняты общим собранием членов съезда.

Отец Иоанн Восторгов с обостренным и тревожным вниманием следил за деятельностью социалистов в России и за успехами их пропаганды. Многочисленные его работы о социализме (составляющие целый том его собрания сочинений) свидетельствуют о том, насколько точным было его духовное видение сущности происходивших общественных процессов. Никто из церковных писателей того времени не посвятил столько усилий для раскрытия богоборческой природы социализма и коммунизма. Отец Иоанн особо подчеркивает, что социализм пытается приобрести все внешние черты религии и стать на место христианства: «Раз социализм отрицает Бога, душу, бессмертие, свободу духовную в человеке, постоянные правила нравственности, то он должен обратиться к единственному средству воздействия на человека – к насилию».²⁷³ Последующая история нашего отечества это полностью подтвердила.

1909 год прошел для отца Иоанна, как и предшествующий, в напряженнейших делах и многотрудных поездках. Священномученик митрополит Московский Владимир утверждает его в звании Товарища председателя Братства Воскресения Христова в Москве. В конце января 1909 года государь Николай Александрович вновь поручает ему совершить поездку по восьми переселенческим епархиям (включая Владивостокскую) для определения порядка открытия новых приходов и школ, построения церквей и школьных зданий в переселенческих районах. Кроме этого, Совет Православного миссионерского общества поручил ему ознакомиться с состоянием миссионерского дела в Японии и Корее с обозрением местных миссионерских учреждений, и в течение многих месяцев он совершал путешествие по обширным просторам Сибири, Китая, Кореи, Манчжурии и Японии. Исполнение такого множества поручений было под силу лишь недюжинному по своим духовным и физическим силам человеку. Отец Иоанн пишет в своем дневнике: «Проехал в Китай и Японию, посетил Сеул, Чемульно, а оттуда прорезал всю Корею к северу с большими неудобствами и лишениями через реку Ялу и горы Манчжурии, мимо знаменитого Тюринчена. Посетил всюду могилы русских воинов, совершил везде панихиды».²⁷⁴ После наблюдений за жизнью переселенцев в Сибири и на Дальнем Востоке и понимания во всей остроте их духовных нужд, отец Иоанн пришел к мысли о создании в Москве пастырско-миссионерских курсов по подготовке священников и учителей для создаваемых в переселенческих районах приходов и школ. Он издал пособие «Народно-миссионерские и катехизаторские курсы» с подробными программами занятий, с указанием учебников и обширной литературы по этому вопросу.

В 1910 году отец Иоанн предпринял еще одну поездку для изучения духовных нужд переселенцев. На этот раз он объехал Туркестан от персидской границы до северных пределов Сыр-Дарьинской области, посетил Семиреченскую и Семипалатинскую области, участвовал в работе Общесибирского миссионерского съезда, проходившего в Иркутске с 24 июля по 5 августа 1910 года.

По возвращении в Москву он участвует в организации Высших Богословских женских курсов в Москве и становится их руководителем. А вскоре высокопреосвященнейший Владимир возлагает на него еще одно поручение, назначив председателем Совета по управлению Московским епархиальным домом. С 15 ноября по 15 декабря 1910 года отец Иоанн руководит первыми Московскими епархиальными миссионерскими курсами.

В 1912 году протоиерей Иоанн организовывает для Сибири и Дальнего Востока выездные пастырско-миссионерские курсы в Тобольске и Хабаровске. О колоссальном труде, который был совершен отцом Иоанном, говорят цифры: занятия начинались в 9 часов утра и продолжались до 10 вечера. На обоих курсах им было прочитано 140 лекций.

25 ноября 1912 года митрополитом Московским стал Высокопреосвященный Макарий (Невский). Он, как и его предшественник по кафедре, ценил деятельность отца Иоанна и опирался на него как на одного из ближайших своих помощников, прежде всего в делах миссионерских. В 1913 году протоиерей Иоанн Восторгов был поставлен настоятелем Покровского собора на рву (Собор Василия Блаженного). Для отца Иоанна это было очень значимым событием. Он, несомненно, имел особое призвание к священству: человек глубокой церковности, обладавший огромными пастырско-педагогическими дарованиями, выдающийся проповедник, неутомимо-ревностный в служении и послушаниях христианин. Хотя большая часть его жизни была посвящена исполнению важнейших общецерковных послушаний, священство свое он всегда считал самым драгоценным достоянием.

Протоиерей Иоанн обладал высоким даром проповедника. Его исключительная сила поучения и назидания заключалась и в кристальной ясности творческой мысли, и в красоте выразительного слога, и в удивительной цельности его духовно-нравственного облика, насквозь пронизанного духом церковности, и, конечно, в чуткости и отзывчивости ко всем нуждам современной ему жизни. Проповеди его производили на современников сильное и благодатное воздействие.

Митрополит Макарий, ценивший протоиерея Иоанна Восторгова как выдающегося церковного деятеля, предложил Священному Синоду возвести отца Иоанна по принятии монашества в сан епископа, викария Московской епархии с целью объединения в митрополии всего миссионерского дела. Владыка Макарий закончил представление надеждой найти в лице Иоанна Восторгова «умелого и верного пособника во всяком добром и церковном деле, особенно в деле миссии и организации приходской жизни».²⁷⁵

Революционную смуту 1917 года протоиерей Иоанн встретил, когда ему было 50 лет. Несмотря на огромные труды, совершенные им на ниве священства, духовного просвещения и миссионерства, дух его был исполнен свежих и бодрых сил. Все свои силы и время протоиерей Иоанн Восторгов отдает делу священства, руководит жизнью Покровского собора, проповедует. Часть его слов и поучений публикуется в издаваемой им газете «Церковность». Отец Иоанн бесстрашно говорит о тяжелых днях гонения на веру и Церковь. Сильное впечатление производит его проповедь 9 мая 1918 года по случаю крестного хода к чудотворной иконе Святителя Николая на Никольских воротах Московского Кремля. Он рассказывает о недавнем чуде, которое произошло на глазах у многих людей: революционные власти завесили огромными кумачовыми полотнами Спасские ворота, закрыв икону Спасителя и Никольские ворота, на которых было изображение святителя Николая. Кумачовая завеса сама собой упала со Спасских ворот; люди, вышедшие после всенощной из храма, увидели ее лежащей на земле, а лампада на Спасской башне ярко горела перед образом Спасителя. На Никольских воротах полотнище также само разодралось крестообразно перед иконою, потом стало быстро истлевать, распалось на части и развеялось ветром по площади.

31 мая 1918 года протоиерей Иоанн Восторгов был арестован. Перед богоборческой властью стояла цель, которую они стремились достичь любыми средствами: уничтожить неутомимого миссионера, талантливого обличителя всех лжеучений (включая и социализм), преданнейшего служителя Церкви. Ему предъявили обвинение в совершении в своекорыстных целях, в обход декрета об отделении Церкви от государства, незаконной сделки по продаже дома, ранее принадлежавшего Православному миссионерскому обществу. В своих показаниях отец Иоанн полностью опроверг выдвинутое против него обвинение. Но смертный приговор был предрешен заранее, и 4 сентября 1918 года следственная комиссия Революционного трибунала при ВЦИК приговорила протоиерея Иоанна Восторгова к расстрелу. На следующее утро он вместе с епископом Ефремом (Кузнецовым) и несколькими государственными деятелями был привезен на братское кладбище на Ходынском поле. Умер отец Иоанн, как и жил: непоколебимым в вере мужественным исповедником, удостоившимся смерти христианского мученика. До нас дошла запись рассказа очевидца-заключенного, имевшего обязанность копать могильные рвы и засыпать расстрелянных: «По просьбе отца Иоанна Восторгова палачи разрешили всем осужденным помолиться и попрощаться друг с другом. Все встали на колени и полилась горячая молитва смертников, после чего все подходили под благословение преосвященного Ефрема и отца Иоанна, а затем все простились друг с другом. Первым бодро подошел к могиле протоиерей Иоанн Восторгов, сказавший перед тем несколько слов остальным, приглашая всех с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины принести последнюю искупительную жертву. «Я готов», – заключил он, обращаясь к конвою. Все встали на указанные им места. Палач подошел к нему со спины вплотную, взял его левую руку, вывернул за поясницу и, приставив к затылку револьвер, выстрелил, одновременно толкнув о. Иоанна в могилу».²⁷⁶

К протоиерею Иоанну Восторгову можно применить слова, сказанные им на Священном Соборе о священномученике, убиенном митрополите Киевском Владимире: «И мученическая смерть старца-митрополита, человека чистого и цельного. .. внесет много в то начинающееся движение покаяния, отрезвления, которое мы все предчувствуем сердцем, которое мы призываем и которое одно принесет спасение нашему гибнущему в кровавой и безверной смуте народу».²⁷⁷