ГЛАВА XI. Церковная диаспора

Революционные события в России, ужасы красного террора, гражданская война и поражение Белых Армий вызвали исход огромных масс русских людей – мирных беженцев и остатков разбитых войск – за пределы России: в Китай, Турцию, на Балканы, в Западную Европу и Америку. К октябрю 1920 г. только в европейских странах оказалось около 2 млн. русских; всего российскую эмиграцию начала 20-х гг. оценивают в 3–4 млн. человек, главным образом, это были люди православного вероисповедания.

Вместе с паствой за рубеж ушли и многие пастыри, и архипастыри. Конечно, большинство архиереев оставили родину и свои епархии перед лицом прямой угрозы для жизни, и все-таки с канонической точки зрения своевольное оставление епархии является предосудительным действием. Впоследствии, сознавая каноническую уязвимость своего положения на чужбине, сами архипастыри, их сторонники и апологеты ссылались на 39 правило Трулльского Собора, которым архиепископу Кипрскому, бежавшему после захвата острова мусульманами в Гелеспонт, предоставлялось право продолжить свое архипастырское служение в качестве первого епископа своей автокефальной Церкви, находящейся в изгнании на территории иной поместной Церкви – Константинопольского Патриархата. Однако ссылка на этот канон едва ли правомерна, потому что тогда произошло переселение почти всего православного народа Кипра, в ХХ в. лишь небольшая часть паствы вместе со своими архипастырями покинула родину.

Главными очагами русской эмиграции, если не считать те государства, которые образовались вследствие крушения Российской империи – Польшу, Финляндию, Латвию, Эстонию и Литву,– стали китайская Маньчжурия, Франция, Германия, Чехословакия, Болгария и Югославия. Крупнейшим перевалочным пунктом русских беженцев оказался на время Константинополь-Стамбул, занятый на исходе первой мировой войны войсками Антанты. 19 ноября 1920 г. в Стамбуле высадились 150 000 русских беженцев во главе с генералом П. Н. Врангелем. Среди них была и группа архиереев, в том числе Киевский митрополит Антоний (Храповицкий). Значительная часть эмигрантов переправилась оттуда в Югославию.

В Сербии, которая стала ядром нового государства – Югославии, к русским беженцам отнеслись с особым гостеприимством в благодарность России за спасение Сербии в первую мировую войну. Архиепископ Евлогий (Георгиевский), прибывший в Белград в феврале 1920 г. вместе с архиепископом Минским Георгием (Ярушевским), епископами Сумским Митрофаном (Абрамовым), Челябинским Гавриилом (Чепурным) и Белгородским Аполлинарием (Кошевым), вспоминал об искреннем радушии и гостеприимстве сербских архиереев, короля Югославии Александра, простых сербов»⁷⁷⁶.

В Югославии и Болгарии русские беженцы могли молиться в местных православных храмах. Церковная жизнь эмигрантов в Западной Европе сосредоточилась вокруг русских церквей в столичных и курортных городах: в Париже, Вене, Берлине, Брюсселе, Лондоне, Копенгагене, Дрездене, Висбадене, Карловых Варах, Марианских Лазнех, Женеве, Ницце, Канне, Мюнхене, Флоренции. Православные храмы существовали также в Харбине, ставшем крупным центром русской эмиграции в Китае.

Киевский митрополит Антоний и Волынский архиепископ Евлогий первоначально собирались затвориться в монастырях, на Афоне или в Сербии. Митрополит Антоний считал, что всякая деятельность русского высшего церковного управления за границей должна быть прекращена, а духовное окормление беженцев должны взять на себя поместные православные Церкви. «Затем, ознакомившись с действительным положением русской эмиграции и узнав о намерении генерала Врангеля во что бы то ни стало сохранить военную организацию для возобновления борьбы с большевиками, владыка Антоний,– пишет его биограф,– пришел к непоколебимому убеждению в необходимости сохранить русскую церковную организацию»⁷⁷⁷. Архиепископ Евлогий сообщал тогда из Женевы в Константинополь митрополиту Антонию: «Много овец осталось без пастырей... Нужно, чтобы Русская Церковь за границей получила руководителей. Не думайте, однако, что я выставляю свою кандидатуру»⁷⁷⁸. Между тем еще 15 октября 1920 г. в Симферополе Высшее церковное управление на юге России назначило управляющим церквами в Западной Европе архиепископа Евлогия.

19 ноября 1920 г. на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» в Константинопольском порту состоялось первое за пределами России заседание Высшего церковного управления на юге России, в котором участвовали митрополиты Киевский Антоний, Херсонский и Одесский Платон (Рождественский), архиепископ Полтавский Феофан (Быстров) и епископ Севастопольский Вениамин (Федченков). На нем было принято решение о продолжении деятельности Высшего церковного управления, а также подтверждено постановление о назначении архиепископа Евлогия управляющим западноевропейскими русскими церквами, включая русские приходы в Болгарии и Румынии; за собой оставлено управление русскими церквами Югославии, Греции и Турции.

Архиереи, принявшие решение о продолжении деятельности Высшего церковного управления, находились на канонической территории Константинопольского Патриархата, поэтому они должны были вступить в переговоры с Местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Досифеем о правомерном устроении статуса своего учреждения. Эти переговоры вели митрополит Антоний и епископ Севастопольский Вениамин (Федченков). Результатом переговоров явилось издание указа Местоблюстителя от 2 декабря 1920 г. об учреждении Эпитропии (Временного высшего русского церковного управления за границей) под председательством митрополита Антония в каноническом ведении Константинопольской Патриархии, которая сохраняла за собой все судебные прерогативы. В послании Патриарха Тихона 1923 г. справедливо говорилось о том, что Константинопольская Патриархия создала зарубежное ВЦУ без ведома Московской Патриархии.

Канонический статус ВЦУ был двусмысленным: образовано оно было как учреждение, подведомственное Константинопольской Патриархии, а само себя считало идентичным с Высшим церковным управлением на юге России и оставшимся в подчинении Патриарха Московского. После переезда из Константинополя в Югославию ВЦУ, не испросив и не получив отпуска от Константинопольского Патриарха, 30 июля 1921 г. обратилось к Сербскому Патриарху Димитрию с посланием, в котором говорилось о признании Патриархом Тихоном зарубежного ВЦУ. В действительности признание это было выражено лишь в косвенной форме: 8 апреля 1921 г. Священный Синод во главе с Патриархом Тихоном издал указ на имя архиепископа Финляндского Серафима, в котором говорилось: «Ввиду состоявшегося постановления Высшего церковного управления за границей считать православные русские церкви в Западной Европе находящимися временно, впредь до возобновления правильных и беспрепятственных сношений означенных церквей с Петроградом, под управлением преосвященного Волынского Евлогия, имя которого и должно возноситься в означенных храмах вместо имени преосвященного митрополита Петроградского»⁷⁷⁹.

Сербский Патриарх Димитрий оказал гостеприимство российскому ВЦУ за границей, предоставил ему резиденцию Патриархии в Сремских Карловцах и не стеснял его ни в чем: в отличие от Константинопольской Патриархии он считал ВЦУ учреждением Русской Церкви, подведомственным Патриарху Тихону. Само же ВЦУ, не вполне правомерно ссылаясь на указ Священного Синода и Высшего церковного совета от 20 ноября 1920 г. за № 362 о временной автономии епархий, связь которых с Патриархией прервана, действовало совершенно независимо от Московской Патриархии, ограничивая свою каноническую связь с нею только возношением за богослужением имени Святейшего Патриарха Тихона.

Летом 1921 г. в баварском городе Бад-Рейхенгале состоялся монархический съезд русской эмиграции, на который почетными гостями были приглашены митрополит Антоний и архиепископ Евлогий. В Бад-Рейхенгале прозвучали самые радикальные высказывания: председательствовавший на съезде А. Крупенский, например, заявил, что постановления Поместного Собора 1917–1918 гг. не имеют силы, потому что они не утверждены императором. Съезд образовал Высший монархический совет во главе с А. Крупенским, почетным председателем совета стал митрополит Антоний, а его заместителем архиепископ Евлогий. На съезде была образована также церковная комиссия во главе с архиепископом Евлогием для подготовки церковного собрания, но умеренная политическая линия, которой придерживался архиепископ Евлогий, вызвала недовольство большинства членов Высшего монархического совета, и из-за их противодействия владыка Евлогий по существу дела не оказывал влияния на ход подготовки собрания. Прямым инициатором его созыва в Карловцах стал Севастопольский епископ Вениамин (Федченков), а готовили собрание митрополит Антоний и правые политические деятели русской эмиграции: Рклицкий (впоследствии архиепископ Никон), Е. И. Махарабалидзе, Н. Тальберг, граф П. Граббе.

* * *

21 ноября 1921 г. в Сремских Карловцах с согласия Сербского Патриарха Димитрия состоялось первое заседание Общецерковного заграничного собрания, потом переименовавшее себя в Русский Всезаграничный церковный Собор. В состав Собора вошли все оказавшиеся за рубежом и сумевшие добраться до Карловцев русские архиереи и члены Поместного Собора 1917–1918 гг., а также делегаты от приходов, эвакуированной армии, от монашествующих и лица, приглашенные митрополитом Антонием, архиепископом Евлогием, архиепископом Анастасием (Грибановским), управляющим русскими православными общинами в Константинополе, и епископом Вениамином, управляющим военно-морским духовенством. Среди 163 членов Собора было 11 епископов, из них 2 сербских; 22 представителя монашествующих и белого духовенства, 67 делегатов были политическими и военными деятелями. 30 членов Собора были участниками монархического съезда в Бад-Рейхенгале. Председателем Собор избрал митрополита Антония, его товарищами – архиепископа Кишиневского Анастасия, протоиерея С. Орлова, А. Крупенского, князя Ширинского-Шихматова.

Участие в Соборе руководителей эмигрантского Высшего монархического совета Н. Маркова, А. Трепова, которым сочувствовал митрополит Антоний, придавало деяниям Собора сильную монархическую направленность. Об атмосфере острой нетерпимости к инакомыслию, которая сложилась на Соборе, говорит то обстоятельство, что председатель Государственной думы при Временном правительстве М. В. Родзянко, появившийся на Соборе как член Всероссийского Поместного Собора, был изгнан с заседаний, его обвинили в развале Российской империи. Собор заседал до 2 декабря. В обращении Собора к чадам Русской Церкви в рассеянии и изгнании сущим, были такие слова: «И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша – да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли, да даст защиту вере и Церкви и всей земле Русской и да осенит Он сердце народное; да вернет на всероссийский престол помазанника, сильного любовью народа, законного православного царя из дома Романовых»⁷⁸⁰. Против этого места из обращения возражали многие члены Собора. Архиепископ Евлогий призывал к благоразумию: «Поберегите Церковь, Патриарха. Заявление несвоевременно. Из провозглашения ничего не выйдет. А как мы отягчим положение! Патриарху и так уже тяжело!»⁷⁸¹ 34 члена Собора, в том числе архиепископы Евлогий и Анастасий, епископы Вениамин (Федченков), Аполлинарий (Кошевой), Сергий (Королев), Максимилиан, 12 священников, сделали письменное заявление: «Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что данная большинством отдела «Духовное возрождение России» постановка вопроса о монархии с упоминанием притом и династии носит политический характер и как таковая обсуждению церковного собрания не подлежит, почему мы в решении этого вопроса и голосовании не считали возможным принять участие»⁷⁸². Но Собор не внял голосу оппозиции, митрополит Антоний сказал: «Вопрос династии не политический, а чисто церковный, ибо отвергать этот вопрос – значит отвергать существующие, никем не отмененные основные законы, соглашаться с так называемыми «завоеваниями революции», то есть одобрять низвержение государя с царственной династией, уничтожение русского народа и вместе с тем подвергать народ русский кровопролитию и ужасам бонапартизма и самозванщины. Вопрос этот моральный, нравственный, и следовательно,– чисто церковный»⁷⁸³. Впоследствии митрополит Евлогий писал: «Только злой дух мог продиктовать «Обращение»⁷⁸⁴.

Карловацкий Собор образовал Высшее церковное управление за границей под председательством митрополита Антония, которому Собор усвоил звание заместителя Патриарха. ВЦУ состояло из архиерейского Синода и Высшего церковного совета. Оно претендовало на возглавление церковной жизни всего русского зарубежья и составило послание, адресованное Генуэзской конференции, направив его от имени уже закончившегося Карловацкого Собора. В послании говорилось: «Народы Европы! Народы мира! Пожалейте наш добрый, открытый, благородный по сердцу народ русский, попавший в руки мировых злодеев! Не поддерживайте их, не укрепляйте их против ваших детей и внуков! А лучше помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие, дайте им своих добровольцев и помогите изгнать большевизм, этот культ убийства, грабежа, из России и всего мира»⁷⁸⁵. Легко было предвидеть опасные последствия для Русской Церкви от этого воззвания, тем более что все постановления Собора начинались со слов: «По благословению Святейшего Патриарха Тихона», хотя на деле ни один из документов Карловацкого Собора не был послан на утверждение Патриарху.

Вскоре после окончания Карловацкого Собора Патриарх Тихон направил Сербскому Патриарху Димитрию грамоту: «Сердце наше тем более исполнено чувством радости и благодарности Вашему Блаженству, что мы живо сознаем все то добро, какое сделало и делается Вами по отношению к русским изгнанникам – епископам, клирикам и мирянам, которые, силою обстоятельств оказавшись за пределами своей Родины, нашли себе радушие и приют в пределах Сербской Патриархии»⁷⁸⁶. Многими русскими клириками эти слова были восприняты как косвенное одобрение постановлений Карловацкого Собора.

* * *

Между тем 5 мая 1922 г. в Москве на соединенном Присутствии Священного Синода и Высшего церковного совета под председательством Патриарха Тихона было вынесено постановление, которое в виде указа Патриарха было выслано митрополиту Антонию и возведенному 30 января 1922 г. в сан митрополиту Евлогию, временному управляющему западноевропейскими русскими приходами: «1) Я признаю Карловацкий Собор заграничного духовенства и мирян не имеющим канонического значения и послание его о восстановлении династии Романовых и обращение к Генуэзской конференции не выражающими официального голоса Русской Церкви. 2) Ввиду того что заграничное русское церковное управление увлекается в область политических выступлений, а с другой стороны, заграничные русские приходы уже поручены попечению проживающего в Германии высокопреосвященнейшего митрополита Евлогия, Высшее церковное управление упразднить. 3) Священному Синоду иметь суждение о церковной ответственности некоторых духовных лиц за границей за их политические от имени Церкви выступления»⁷⁸⁷. Получив указ Святейшего Патриарха Тихона, митрополит Евлогий писал митрополиту Антонию: «Указ этот поразил меня своей неожиданностью и прямо ошеломляет представлением той страшной смуты, которую он может внести в нашу церковную жизнь. Несомненно, он дан под давлением большевиков. Я за этим документом никакой обязательной силы не признаю, хотя бы он и был действительно написан и подписан Патриархом. Документ этот имеет характер политический, а не церковный. Вне пределов Советского государства он не имеет значения ни для кого и нигде»⁷⁸⁸. Сам митрополит Антоний сначала решил подчиниться указу Патриарха, но большая часть членов ВЦУ склонялась к тому, чтобы не исполнять воли Патриарха. 1 сентября 1922 г. в Карловцах состоялось заседание ВЦУ, на котором секретарь ВЦУ Е. И. Махарабалидзе сделал доклад об указе Патриарха и высказал ряд доводов против подчинения патриаршему указу.

На следующий день в Карловцы из Константинополя прибыл архиепископ Анастасий, и 2 сентября 1922 г. состоялся архиерейский Собор, в котором участвовали митрополиты Антоний и Евлогий, архиепископы Анастасий и Феофан, епископы Черноморский Сергий, Курский Феофан, Челябинский Гавриил, пребывавший на покое бывший Екатеринославский Гермоген, управляющий приходами в Греции епископ Александровский Михаил, Царицынский Дамиан, Севастопольский Вениамин и Лубенский Серафим, управляющий русскими приходами в Болгарии. Собор постановил выразить сыновнее послушание Патриарху, упразднить ВЦУ, созвать Русский Всезаграничный Собор Русской Православной Церкви. На Соборе был образован Синод, которому впоследствии и передали все полномочия Высшего церковного управления, и его членами избрали митрополитов Антония и Евлогия, архиепископа Феофана, епископов Гавриила и Гермогена. Епископ Вениамин предлагал, чтобы Синод возглавил митрополит Евлогий, но было вынесено решение, чтобы председательствовал старейший иерарх – митрополит Антоний. Таким образом, воля Патриарха была исполнена лишь формально, в действительности карловацкий церковный центр не был упразднен, а сохранил свое существование под новым названием. Митрополит Евлогий, в отличие от других членов Синода, выводил свои полномочия из указа Патриарха и не считал себя подчиненным Синоду. В Париже, где он обосновался, образовав там свое епархиальное управление, архипастырь нашел поддержку со стороны таких деятелей, как П. Струве, А. В. Карташов, Н. А. Бердяев, протоиерей Сергий Булгаков, Г. П. Федотов. Митрополита Евлогия поддерживал и митрополит Платон, возглавивший Североамериканскую епархию. Митрополит Антоний, не желая быть камнем преткновения, решил в канун Рождества 1922 г. удалиться на Афон и принять схиму, но афонский протат, согласившись вначале на приезд маститого русского архипастыря, потом отказал ему в разрешении поселиться на Афоне.

31 мая 1923 г. в Сремских Карловцах состоялся очередной архиерейский Собор, на котором присутствовало 12 епископов, 16 других заграничных архиереев прислали письменные мнения, всего за рубежом тогда находилось 32 русских епископа. Собор вынес ряд постановлений, в одном из которых говорилось: «Представители епархий, находящихся за пределами России, в их совокупности выражают голос свободной Русской Заграничной Церкви, но ни отдельное лицо, ни Собор иерархов этих епархий не представляет собой власти, которой принадлежали бы права, какими во всей полноте обладает Всероссийская Церковь в лице ее законной иерархии... Все находящиеся за пределами России русские православные епископии... суть неразрывная часть автокефального Московского Патриархата»⁷⁸⁹. В постановлении Собора о Западноевропейской епархии было сказано, что она «на основании прав, данных митрополиту Евлогию указами Святейшего Патриарха Всероссийского... и вследствие того, что территория ее обнимает не одну страну, как в прочих епархиях, а заключает в себе большую часть европейских государств,– выделяется в автономный митрополичий округ»⁷⁹⁰. На следующем архиерейском Соборе, состоявшемся в Карловцах 16 октября 1924 г., был поднят вопрос о статусе Западноевропейской митрополии, в связи с тем что митрополит Евлогий не признал за Синодом канонической власти. Восемью голосами против четырех при нескольких воздержавшихся вынесено было решение об упразднении автономии Западноевропейской митрополии. По настоянию митрополита Евлогия, Собор, однако, согласился отложить исполнение этого постановления до утверждения его Патриархом.

Напряженные отношения между митрополитом Евлогием и карловацким центром привели к формальному разрыву в 1926 г. На очередном архиерейском Соборе в Карловцах в июне 1926 г. митрополит Евлогий потребовал в первую очередь рассмотреть вопрос об управлении Русской Православной Церковью за границей, Собор отказался менять повестку дня, и митрополит Евлогий покинул Карловцы. Собор осудил митрополита Платона (Рождественского) за его попустительство автокефалистским тенденциям в Североамериканской епархии, в ответ на это митрополит Платон тоже ушел с Собора. Решение Собора о выделении Германии в особую самостоятельную епархию во главе с епископом Тихоном (Лященко) вызвало резкий протест со стороны митрополита Евлогия, разрыв стал совершившимся фактом. Митрополита Евлогия поддержала большая часть парижской эмиграции: бывший председатель Совета министров В. Коковцев, генералы и офицеры, профессора, литераторы, студенческая молодежь.

В юрисдикции Карловацкого Синода остались русские приходы на Балканах, в Германии и на Дальнем Востоке. На архиерейском Соборе в январе 1927 г. в Карловцах митрополит Евлогий и его викарии были запрещены в священнослужении. В ответ на это митрополит Евлогий обратился с посланием к духовенству и приходам, в котором отверг эти решения как неправомочные: «Собор и заграничный архиерейский Синод в нынешнем их составе не являются моею канонической властью и посему не могут вмешиваться в дела моей епархии и не могут ведать и решать духовную совесть вверенной мне паствы. Отныне наша Западноевропейская митрополия становится на путь самостоятельного, не зависимого от заграничного архиерейского Синода существования, так же как независимо от него живут Американская Русская Православная Церковь с митрополитом Платоном во главе и со всеми его епископами, Латвийская Церковь с архиепископом Иоанном, Литовская с архиепископом Елевферием и другие»⁷⁹¹.

Для многочисленной русской эмиграции русских православных храмов, имевшихся за рубежом, решительно не хватало, поэтому на скудные эмигрантские средства по всей Европе и в Китае строились новые церкви. Православным религиозным центром Парижа стал Александро-Невский храм на улице Дарю. На пожертвования русских парижан в столице Франции был приобретен участок земли с находящейся на нем заброшенной немецкой кирхой и другими строениями. Протестантская кирха была перестроена в прекрасный православный храм во имя преподобного Сергия Радонежского, отделанный в древнерусском стиле, который был освящен 1 марта 1925 г. в прощеное воскресенье митрополитом Евлогием. Храм вместе со строениями вокруг него получил название Сергиевского подворья. Вскоре на этом подворье разместился Сергиевский православный богословский институт. По словам митрополита Евлогия,

«Александро-Невская церковь и Сергиевское подворье захватывали лишь тонкий слой беженцев, а эмигрантская масса, расселившаяся в отдаленных кварталах Парижа и в пригородах, в храмы не попадала, не говоря уже о тех тысячах эмигрантов, которые осели в фабричных и промышленных районах в провинции. Все эти эмигранты жили бесцерковно. Отсутствие церковного влияния сказывалось: люди морально опускались и духовно дичали. Некрещеные дети, незаконное сожительство, огрубение нравов, распущенность... Там, где храмов не было, положение казалось безвыходным, но и в Париже дело обстояло не лучше. Съездить в храм к обедне всей семьей – значило истратить на автобусы и метро больше, нежели бюджет рабочего позволяет. Старым, больным людям приходилось приезжать издалека, тогда как, будь церковь под боком, они бы усердно ее посещали. Все эти явления и соображения заставили меня задуматься о значении малых приходов и церквей»⁷⁹².

Во 2-й половине 20-х гг. в Париже были выстроены церковь общества галлиполийцев во имя преподобного Сергия и церковь преподобного Серафима Саровского, храм в Кламаре под Парижем, церкви в Бийанкуре, Медоне, Шавиле, Аньере, Пти-Кламаре, Клиши, Севре, Лилле, Лионе. Позже, в 30-х гг., воздвигнут был храм в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, на кладбище при «Русском доме» – пансионате для престарелых эмигрантов, храм был расписан художником А. А. Бенуа, в нем отпевали многих русских, чьи имена вошли в историю. Православные русские храмы строились и в городах других европейских стран: в Данциге, Праге, Прешове, Братиславе, Брно, Льеже, Антверпене, Милане, Осло, Гааге, Цюрихе. В Китае, в одной только Харбинской епархии, где жило большинство русских, эмигрировавших в Маньчжурию, к 1930 г. было уже 46 храмов, 2 монастыря, богослужение совершали 88 священников.

До 1927 г., несмотря на острые разногласия и разделения в церковной диаспоре, Карловацкий Синод и митрополит Евлогий одинаково признавали свою каноническую зависимость от Московской Патриархии; при этом, однако, Карловацкий Синод во главе с митрополитом Антонием совершенно игнорировал требования Патриарха Тихона отказаться от политической деятельности, наносящей серьезный удар по положению Церкви в Советской России, объясняя эти требования тем, что они навязывались Патриарху большевистской властью.

Освобождение Патриарха Тихона из-под ареста в 1923 г., его возвращение к церковному управлению вызвало неодинаковую реакцию в карловацких кругах. Значительная часть эмиграции была шокирована последовавшими за этим заявлениями и обращениями Патриарха, в которых он подчеркивал свою лояльность советскому правительству и резко осуждал вовлеченность священнослужителей-эмигрантов в политическую борьбу.

Митрополит Антоний на освобождение Патриарха Тихона откликнулся статьей «Не надо смущаться», в которой пытался успокоить взбудораженные умы своей «в рассеянии сущей» паствы.

«Настоящее заявление Патриарха,– писал митрополит Антоний об обращении Святителя Тихона в Верховный суд, за которым последовало его освобождение,– имеет для Церкви уже, несомненно, благодетельное значение: оно избавило ее от духовного безначалия, от опасности превратиться в беспоповскую секту. Православная Церковь снова приобретает в Совдепии если не правовое, то терпимое положение и получает возможность постепенно освобождаться от той шайки лжеепископов и лжепопов, не верующих в Бога, не стыдящихся людей и совершенно незаконно признавших себя «Живой церковью» – вместо принадлежащего им по праву названия «церкви лукавнующих»... Но если скажут: не лучше было бы Патриарху проклясть и самую советскую власть и мужественно обречь себя на лютую смерть, призвав к тому же подведомственное духовенство и всех мирян? Да, ответим мы, если бы от него требовали прямого отречения от истин Христовой веры и святых заповедей и канонов, а так как этого не было, то требовать от предстоятеля Церкви нарочитого стремления к мученичеству и притом не только своей собственной личности, но и без малого почти всей православной России, незаконно. Может быть, кто скажет: но ведь Патриарх знает, что так называемая гражданская власть в России враждебна Христу и всякой вообще религии, что она состоит на 85 процентов из христоненавистников-иудеев, точнее сказать безбожников, а разве не под безбожною властью были древние христиане, святые мученики, святые апостолы и, наконец, Христос Спаситель, повелевший выплачивать подати безбожному язычнику Пилату. И однако, ни мученики, ни апостолы не боролись против безбожной власти, а, наоборот, требовали к ней послушания, когда не было возможности низвергнуть ее военной силой и заменить властью справедливой...»⁷⁹³

Статья митрополита Антония успокоила взбудораженную эмигрантскую паству.

Политическая активность зарубежного Синода вызывала настороженность и со стороны Константинопольской Патриархии. Архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) оставался в Константинополе, окормляя русских беженцев в Турции. 29 марта 1924 г. он получил грамоту Константинопольской Патриархии, в которой русским клирикам, находившимся на территории Патриархата, предписывалось избегать «проявлений политического свойства, равно как возношения имен и особ, указывающих на политические упования и предпочтения и потому могущих причинить серьезный вред и в частности, и вообще»⁷⁹⁴. Разъясняя содержание этой грамоты, секретарь патриаршего Синода писал, что здесь «запрещается касаться большевизма со всех точек зрения, даже как ярко выраженного антирелигиозного и антиморального начала, так как это могло бы набросить тень на советскую власть, признанную законной всем русским народом и Патриархом Тихоном»⁷⁹⁵.

Вскоре Константинопольский Патриарх Григорий VII признал обновленческий синод канонически законной церковной властью в России. Митрополит Антоний, узнав о предательском акте по отношению к святому исповеднику Патриарху Тихону со стороны Константинопольского Патриарха, обратился 17 февраля 1925 г. к преемнику Патриарха Григория VII Константину VI с письмом, исполненным чувства глубокой горечи:

«Доныне от дней юности своей я возвышал свой голос только для прославления Восточных, и в частности Вселенских, Патриархов, устно и печатно... я и делом и словом всегда заявлял себя филэллином и поклонником великой идеи. Однако я не папист и хорошо помню то, что кроме великих епископов Церкви, как Павел Исповедник, Григорий Богослов, Иоанн, Прокл, Флавиан, Герман, Тарасий, Фотий, бывали там многие другие, и внутренние враги Церкви, еретики и даже ересиархи, как Македоний, Несторий, Сергий, Пир, Петр, Павел и многие иконоборцы; о них сказано горькое, но правдивое слово в 1 правиле VI Вселенского Собора и сообщено вселенной, что они осуждены и отлучены вместе с Гонорием, папой Римским, и другими еретиками. Вот к этому же пути ослушания святой Церкви и канонов склонялись и последние два предшественника Вашего Святейшества... Со времен печального Всеправославного конгресса у бывшего Патриарха Мелетия (давшего такое наименование собранию 4–6 архиереев и нескольких священников и мирян) – со времени помянутого неправославного конгресса начался тот противоцерковный вандализм, который проектировал многое воспрещенное Церковью со страшными проклятиями, как, например, женатых архиереев, второбрачие клириков, упразднение постов»⁷⁹⁶.

Когда после кончины Патриарха Тихона в эмиграции ознакомились с содержанием его «Завещания», оно вызвало вновь, как в свое время обращение Патриарха в Верховный суд, большое смущение в церковной среде. Но в отличие от позднейшей официальной позиции Карловацкого Синода, отвергавшей «Завещание» как фальшивку, столь авторитетный тогда карловацкий архипастырь, как Анастасий (Грибановский), писал об этом документе как о подлинном. В том, считал он, убеждает «внутренняя его логика... отвечающая направлению мысли и действий Патриарха в последние годы: никаких уступок в области веры и канонов, но подчинение не за страх, а за совесть советской власти, как попущенной волей Божией... Все послание проникнуто искренним желанием блага Церкви, и потому... оно не могло выйти от большевиков». По словам архиепископа Анастасия, «отсюда начинается для нас новая духовная трагедия... Патриарх ушел от нас, осудив наши взгляды и нашу церковную работу»⁷⁹⁷.

Карловацкий епископат медлил с признанием митрополита Петра Местоблюстителем патриаршего престола, 24 мая 1925 г. архиепископ Анастасий писал, что он «не имеет и малой доли того авторитета, каким обладал почивший Святейший... Он слишком спешит протянуть руку общения и дружбы советской власти»⁷⁹⁸. Митрополит Антоний в интервью, которое он дал корреспонденту газеты «Русь», заявил: «Согласно канонам и уставам Собора 1917 г., Местоблюститель патриаршего престола избирается соединенным собранием Св. Синода, старейших иерархов и старейших членов Высшего церковного совета, а этих учреждений более двух лет не существует. Уже по этому одному Петр, митрополит Крутицкий, не может быть патриаршим правопреемником, тем более, что в монашестве он пребывает совсем недавно»⁷⁹⁹. В карловацкой церковной группировке возникла даже мысль провозгласить митрополита Антония главой Русской Церкви, с тем чтобы он управлял ею из-за рубежа, но сам владыка Антоний на столь дерзкий антиканонический акт не пошел. Одной из причин того, что зарубежный Синод выжидал с признанием митрополита Петра, могли быть опасения, что он ужесточит антикарловацкую линию Патриарха Тихона, так как было известно о резко негативном отношении митрополита Петра к зарубежному Синоду еще в бытность его ближайшим помощником Патриарха.

Между митрополитами Антонием и Евлогием состоялась тогда переписка о признании митрополита Петра. Историк Русской Церкви так передает ее содержание: «Карловцы ссылались на антиканоничность назначения преемников патриаршего престола в «Завещании». Митрополит Евлогий указывал на ничтожность зарубежной ветви Российской Церкви и считал, что вопрос должен стоять не о признании митрополита Петра зарубежниками, а о признании зарубежников Петром»⁸⁰⁰. 12 ноября 1925 г., незадолго до ареста патриаршего Местоблюстителя, когда до зарубежья дошли сведения о его энергичном противодействии обновленческому расколу и в эмиграции стал известен текст завещательного распоряжения Патриарха, митрополит Петр был признан главой Русской Православной Церкви, а в храмах, подведомственных Карловацкому Синоду, стало возноситься его имя.

Известие о том, что после ареста митрополита Петра его Заместителем назначен митрополит Сергий, воспринято было в церковной эмиграции с удовлетворением. Вероятно, давняя дружба митрополита Антония с митрополитом Сергием влияла на восприятие личности Заместителя Местоблюстителя в окружении митрополита Антония. И сам митрополит Сергий в первое время своего управления Церковью обнаружил по отношению к карловацким архиереям больше терпимости и снисхождения, чем его предшественники Патриарх Тихон и митрополит Петр. В связи с разделением между митрополитами Антонием и Евлогием Заместитель Местоблюстителя 12 сентября 1926 г. обратился с доверительным письмом к своим собратьям-архипастырям, оказавшимся в изгнании. Это письмо было одновременно получено в Сремских Карловцах и в Париже митрополитом Евлогием. Письмо опубликовали в 1927 г. в «Вестнике Христианского студенческого движения», хотя для печати оно вовсе не предназначалось. Послание митрополита Сергия зарубежным архипастырям отличается такой теплотой тона, какой нет ни в обращениях к ним Патриарха Тихона, ни в позднейших посланиях самого митрополита Сергия.

«Дорогие мои святители,– писал он,– вы просите меня быть судьей в деле, которого я совершенно не знаю. Не знаю, из кого состоит ваш Синод и Собор и какие их полномочия, не знаю я и предмета разногласия между Синодом и митрополитом Евлогием. Ясно, что судьей между вами я быть не могу. Ваше письмо дает мне повод поставить общий вопрос, может ли вообще Московская Патриархия быть руководительницей церковной жизни православных эмигрантов, когда между ними фактически нет отношений. Мне думается, польза самого церковного дела требует, чтобы вы или общим согласием создали для себя центральный орган церковного управления, достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоразумения и разногласия и имеющий силу пресекать всякое недоразумение и всякое непослушание, не прибегая к нашей поддержке (всегда найдутся основания заподозрить подлинность наших распоряжений или объяснять их недостаточной осведомленностью, одни будут их признавать, другие – нет, например, митрополит Евлогий, как вы пишете, ссылается на указ Святейшего Патриарха от 22 г., а вы – на указ 20 г. и т. п.), или же, если такого органа, общепризнанного всей эмиграцией, создать, по-видимому, нельзя, то уж лучше покориться воле Божией, признать, что отдельного существования эмигрантская Церковь устроить себе не может, и потому всем вам пришло время встать на почву канонов и подчиниться (допустим, временно) местной православной власти, например в Сербии Сербскому Патриарху, и работать на пользу той частной Православной Церкви, которая Вас приютила. В неправославных странах можно организовать самостоятельные общины или церкви, членами которых могут быть и нерусские. Такое отдельное существование скорее предохранит от взаимных недоразумений и распрей, чем старание всех удержать власть и подчинить искусственно созданному центру»⁸⁰¹.

Взаимоотношения между митрополитом Сергием и зарубежным Синодом омрачились в 1927 г. в связи с изданием «Декларации», и в особенности после того, как возглавляемый митрополитом Сергием Временный Синод в Москве издал 14 июля указ № 93 на имя управляющего русскими церквами Западной Европы митрополита Евлогия с требованием к зарубежному духовенству прислать в Патриархию обязательства в том, что оно «не допустит в своей общественной, в особенности церковной, деятельности ничего такого, что может быть принято за выражение нелояльности советскому правительству»⁸⁰². Назначен был и срок – 15 октября, после которого не подавшие такого заявления увольнялись из клира Московской Патриархии.

«С целью выяснения настроения в своей пастве,– рассказывает митрополит Евлогий,– я устроил совещание, в котором приняли участие о. Сергий Булгаков, А. В. Карташов, кн. Г. Н. Трубецкой, М. Н. Гирс, И. П. Демидов и др. Мнения разделились. М. Н. Гирс высказался весьма резко против соглашения с м. Сергием; о. Булгаков, Карташов, Демидов... стояли за соглашение. Эти два противоположных мнения отражали настроение моей паствы. Объединенная вокруг меня и мне преданная, она была указом митрополита Сергия озадачена, встревожена и смущена... Я решил исполнить требование митрополита Сергия не безусловно, а при условии, что термин «лояльность» означает для нас аполитичность эмигрантской Церкви, т. е. мы обязуемся не делать амвона ареной политики, если это обязательство облегчит трудное положение родной нашей Матери Церкви; быть же «лояльными» по отношению к советской власти мы не можем: мы не граждане СССР, и таковыми нас СССР и не признает, а потому политическое требование с канонической точки зрения для нас необязательно... В ответ на мое разъяснение о «лояльности» митрополит Сергий написал мне, что считает его удовлетворительным, но требует немедленно препроводить ему подписи всех зарубежных епископов и приходского духовенства. Я отправил предписание митрополита Сергия в Карловцы, но никакого ответа оттуда не последовало. А в моей епархии духовенство подписи дало, за исключением нескольких настоятелей приходов, которые из-за «лояльности» отпали и перешли в юрисдикцию Карловацкого Синода»⁸⁰³.

Митрополит Антоний в ответ на требование митрополита Сергия и Временного Патриаршего Синода издал окружное послание, составленное в крайне раздраженном тоне:

«Ныне повсюду пропечатаны в газетах и читаются во многих храмах, которые еще недавно были православными, два послания моих, увы, когда-то единомышленников и любимых учеников -митрополитов Сергия и Евлогия, ныне отпавших от спасительного церковного единства и связавшихся с врагами Христа и святой Церкви – гнусными богохульниками большевиками, подчинившимися во всем представителям еврейского лжеучения, которое известно под именем коммунизма или материализма... И пусть те новые обольстители не оправдываются, заявляя, что они не друзья большевиков и евреев, стоящих во главе большевистского царства: в душе они, может быть, и не друзья им, но они этим врагам Христовым, хотя бы и неохотно, подчинились и стараются расширить власть последних не только над злосчастными жителями Святой Руси, но и над всеми русскими людьми, хотя бы и далеко от Русской земли ушедшими»⁸⁰⁴.

Архиерейский Синод в Карловцах 5 июля 1928 г. вынес постановление: «Настоящий указ в положение заграничной Церкви ничего нового не вносит. Он является повторением того же пресловутого указа Святейшего Патриарха Тихона в 1922 г., в свое время решительно отвергнутого всей заграничной Церковью»⁸⁰⁵.

Подписи, затребованные из Москвы, помимо митрополита Евлогия и зависимых от него епископов, дали также архиепископ Литовский Елевферий (Богоявленский), архиепископ Японский Сергий (Тихомиров) и некоторые другие епископы. После того как часть священников во Франции, отказавшихся дать подписку о лояльности, перешла вместе со своими приходами в юрисдикцию Карловацкого Синода, тот назначил в Париж епархиальным архиереем для Франции архиепископа Серафима (Лукьянова). Таким образом, в конце 20-х гг. церковное разделение в русской эмиграции стало более острым и глубоким, чем раньше.

В 1929 г. в Советском Союзе закончился период нэпа, началась принудительная коллективизация и грабительское раскулачивание крестьян, масштабы террора в стране стали сравнимы с периодом гражданской войны, происходило повсеместное закрытие церквей. В этом же году Красная Армия вошла в пределы Китая, в Трехречье, где сосредоточена была значительная часть русских эмигрантов, начались массовые расправы над беженцами. Митрополит Антоний (Храповицкий) откликнулся на эти события «Обращением к народам мира», в котором взывал также и к правителям государств «положить предел... жестокости красных зверей»:

«Уничтожаются целые поселки русских, истребляется все мужское население, насилуются и убиваются дети, женщины. Нет пощады ни возрасту, ни полу, ни слабым, ни больным. Все русское население, безоружное, на китайской территории Трехречья умерщвляется, расстреливается с ужасающей жестокостью и с безумными пытками... Вопиют архипастыри и пастыри Дальнего Востока, протестуют пред всем миром русские общественные организации, взывает ко всем русская печать. Но не слышно ни о помощи, ни слов утешения. Припоминая, как еще недавно раздавались горячие протесты из-за резни в Палестине и как заволновались тогда некоторые державы, у нас создается впечатление, что мир задался целью уничтожить русский народ и в этом осуществляется какой-то диавольский план. Вот уже 12 лет насильники в Москве раздирают русские души, уничтожают тысячелетнюю культуру, развращают народ, разрушают храмы, оскверняют и уничтожают древнейшие святыни, подвергают гонению духовенство и верующих, морят и гноят в тюрьмах множество невинных людей, культивируют утонченные пытки, перед которыми бледнеет все, ведомое в этой области истории»⁸⁰⁶.

Это были искренние слова, сказанные из глубины сердца, исполненного болью за свой народ, но и опасные, поскольку они еще более осложнили существование Московской Патриархии и дали в руки врагов Церкви внутри России еще один повод для ужесточения давления на нее. «Обращение» митрополита Антония заставило Патриархию избегать каких-либо контактов с карловацким церковным центром, отчего каноническая ущербность зарубежного Синода становилась особенно очевидной.

В 1930 г. от заявлений политического характера не смог удержаться и митрополит Евлогий. В Великий пост англиканская Церковь провела по всей Великобритании моление о гонимой и страждущей Русской Церкви. Митрополит Евлогий получил от архиепископа Кентерберийского приглашение участвовать в этих молениях. О последовавшем затем развитии событий сам митрополит Евлогий рассказывал так: «Мое присутствие в те дни в Англии, общение с англиканами, мои речи были истолкованы в Москве, вероятно, агентами большевиков как политика, направленная против государственной власти. Я получил грозный запрос от митрополита Сергия Московского, на который ответил разъяснением, что я вовсе не занимался политикой, а лишь проявил солидарность с теми, кто сочувствует страданиям родной нашей Церкви, что отказаться от этого участия в молитвах английских братьев за нашу Церковь я считаю, по долгу совести, недостойным, невозможным»⁸⁰⁷. Вслед за тем 10 июня 1930 г. Заместитель патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий вместе с Временным Синодом издали постановление, которым митрополит Евлогий увольнялся от управления русскими церквами в Западной Европе, а управление временно передавалось архиепископу Владимиру (Тихоницкому), старшему после митрополита Евлогия архиерею в Западноевропейской епархии, но архиепископ Владимир отказался принять это назначение. Переписка митрополита Сергия с митрополитом Евлогием продолжилась. Заместитель Местоблюстителя требовал от митрополита Евлогия осудить свою поездку в Англию, дать подписку впредь подобных действий не повторять и подтвердить ранее данное обещание о неучастии в политических акциях. Митрополит Евлогий созвал епархиальный съезд духовенства и мирян, большинство участников этого съезда просили митрополита не оставлять епархии. Опираясь на решение съезда, митрополит Евлогий обратился к Заместителю Местоблюстителя с посланием, в котором просил предоставить ему право на самостоятельное управление заграничными церквами «временно, до установления нормальных сношений с центральной властью»⁸⁰⁸. Митрополит Сергий не мог на это пойти, и 24 декабря 1931 г. Заместитель патриаршего Местоблюстителя и Временный Синод издали постановление за № 261, которое гласило: «1) Признать указ об увольнении митрополита Евлогия от управления русскими церквами в Западной Европе вошедшим в силу со дня получения его в Париже в июне месяце и всех преосвященных архипастырей, клириков и мирян, находившихся в юрисдикции митрополита Евлогия, свободными от всяких по отношению к нему канонических обязательств. 2) Находящееся в Париже епархиальное управление (Собор и собрание) упразднить и все его действия отселе считать не имеющими канонической силы»⁸⁰⁹.

Управление Западноевропейской епархией было поручено митрополиту Литовскому Елевферию (Богоявленскому). В своем первом обращении к пастве новый управляющий Западноевропейской епархией писал: «Святитель м. Евлогий не потому постепенно отходил от канонического пути послушания высшей церковной власти, что считал неканоническим носителем ее м. Сергия; нет, он и теперь признает за ним это достоинство, но, думаю, по боязни того, что если он будет в единении с м. Сергием и будет исполнять все его распоряжения, то от него отшатнется вся паства и он останется с немногими, если не один, в силу чего, будто бы спасая паству, он должен не столько следовать указаниям высшей церковной власти, сколько угождать желаниям, каковы бы ни были они, своей паствы... Любя Вас мирскою, а не Христовою любовью, м. Евлогий постепенно и шел к естественному прискорбному концу»⁸¹⁰.

После разрыва митрополита Евлогия с Патриархией большинство приходов в Западной Европе последовало за ним. По словам самого митрополита Евлогия, «в юрисдикцию митрополита Елевферия отошли очень немногие: епископ Вениамин, иеромонахи Стефан и Феодор, имевшие его своим «старцем», и протоиерей Григорий Прозоров (Берлин)»⁸¹¹.

Ревностным сторонникам сохранения канонических уз русской православной эмиграции с Матерью Церковью был В. Н. Лосский, выдающийся православный богослов XX в., в послушании ей остался известный философ Н. А. Бердяев, крупный историк И. А. Стратонов. В Париже оставшиеся верными Матери Церкви во главе с епископом Вениамином (Федченковым) в 1931 г. образовали общину и, взяв в аренду подземный автомобильный гараж, расположенный в 15 районе Парижа, одном из центров русской эмиграции, создали в нем православный храм во имя трех святителей. Таким образом возникло Трехсвятительское подворье. В 60-х гг. на этом месте был построен новый дом, первый этаж которого занял Трехсвятительский храм. Этот храм является кафедральным собором Корсунской епархии Московского Патриархата. В период до второй мировой войны во Франции возникло несколько новых приходов в юрисдикции Московской Патриархии, умножилось число монашествующих. В 1936–1937 гг. организовано издательское дело, расширилось православное молодежное движение. Большое место в жизни нашей Церкви во Франции заняло православное братство святителя Фотия, важнейшей задачей которого было свидетельство о православии на Западе. Одним из членов братства был В. Н. Лосский. В 1944 г. в Париже был создан Православный богословский институт св. Дионисия. За пределами Европы в послушании Патриархии оставался архиепископ Сергий (Тихомиров), возглавлявший Православную Церковь в Японии и осуществлявший архипастырское окормление Русской православной миссии в Корее, и Камчатский епископ Нестор, который в ту пору возглавлял Камчатское подворье в Харбине, впоследствии, правда, перешедший в юрисдикцию Карловацкого Синода.

Между тем митрополит Евлогий, продолжая управлять епархией вопреки постановлению Московской Патриархии, искал канонического прикрытия для своего неповиновения первому епископу. По совету своего окружения он без отпускной грамоты решил обратиться к Константинопольскому Патриарху Фотию II, который поддерживал тогда обновленческий раскол, состоя в полном евхаристическом общении с раскольниками и подчеркнуто дистанцируясь от Московской Патриархии, на явный разрыв с которой он, однако, не шел. Как рассказывал сам митрополит Евлогий, епископ Вениамин и митрополит Елевферий уговаривали его в Константинополь не ездить, но он в своем решении был тверд. В результате состоявшихся в Константинополе переговоров Патриархом Фотием 17 февраля 1931 г. была издана грамота, адресованная митрополиту Евлогию, на основании которой Западноевропейская митрополия во главе с митрополитом Евлогием была принята в юрисдикцию Константинопольского Патриарха; из русских приходов был образован экзархат, а митрополиту Евлогию дарован сан экзарха»⁸¹². Сторонники митрополита Евлогия в Париже были удовлетворены исходом переговоров в Константинополе. Как рассказывал митрополит Евлогий: «В Париже нас ожидали с великим нетерпением. Сейчас же было созвано приходское собрание Александро-Невской церкви, на котором отец настоятель протопресвитер Иаков Смирнов от имени собравшихся горячо приветствовал меня. Паства одобрила избранный мною путь подчинения Вселенскому престолу»⁸¹³.

Тем не менее переход архиерея без отпускной грамоты из одной поместной Церкви в другую канонически в любом случае неправомерен. Митрополит Евлогий, оправдывая свое своеволие, утверждал, что, «согласно церковным канонам и церковной практике, и древней и новой, каждая Церковь и каждый епископ имеют право апеллировать ко Вселенскому (Константинопольскому) Патриарху в тех случаях, когда они не находят справедливости у своей церковной власти»⁸¹⁴. Но эта ссылка на каноны (вероятно, имеются в виду 9 и 17 правила Халкидонского Собора) не основательна, ибо эти каноны предоставляют право подавать жалобу Константинопольскому престолу на такого только митрополита, который находится в юрисдикции Константинопольского престола, а не всякому вообще клирику на всякого митрополита, как стали интерпретировать в Константинополе это правило по существу дела только в XX в., когда там сложилось учение об особых юрисдикционных правах Константинопольского престола; действия митрополита Евлогия, предпринятые в 1930 г., внесли свой вклад в формирование этой ложной и опасной, папистской по своим тенденциям доктрины.

Митрополит Елевферий в письме архиепископу Японскому Сергию, отправленном в марте 1931 г., так комментировал сложившуюся ситуацию:

«Митрополит Евлогий еще летом, по словам преосвященного Вениамина, говорил, что если бы мы были надлежащими христианами, то, конечно, должны бы следовать по пути, указываемому м. Сергием, но мы еще слишком политичны и потому должны питать свою паству молоком, а не твердою пищею. И мне он писал и говорил, что м. Сергий и я с канонической точки зрения правы, но нам-де нужно спасать паству. Против поездки были почти все в Париже; по крайней мере я не слышал, чтобы кто-нибудь разделял это решение. Больше того, говорил, что едет с апелляцией на митрополита Сергия, а приехал с неожиданным для всех томосом от Вселенского о временном принятии его последним в свою юрисдикцию со всем церковным имуществом и с титулом греческого экзарха, и все подчинились. Вот Вам и церковность»⁸¹⁵.

30 апреля 1931 г. митрополит Евлогий и его сторонники были запрещены в священнослужении Временным Патриаршим Синодом в Москве. В связи с незаконным переходом митрополита Евлогия в юрисдикцию Константинополя митрополит Сергий 6 июня 1931 г. обратился с письмом к Патриарху Фотию, в котором оспаривал каноничность присоединения русских церквей в Западной Европе к Константинопольскому Патриархату. В своем ответе митрополиту Сергию, составленном 25 июня того же года, Патриарх Фотий, с одной стороны, примирительно объяснял присоединение Западноевропейской митрополии как временную меру, вызванную обстоятельствами, а с другой – развивал доктрину об исключительных правах Константинопольского престола: «Со стороны нашей Великой Христовой Церкви было бы неуместно и недопустимо всякое дальнейшее промедление в том, чтобы вступиться в это дело согласно ее долга и права, и в качестве канонического судии в этой области, где угрожала православному народу буря, и в качестве той, которой вверено попечение, общее попечение о нуждах Православных Церквей повсюду, не говоря уже об особо тесных узах и обязательствах, искони связывающих ее с возлюбленною Дщерью и Сестрою Великою Российской Церковью и возлюбленным православным народом русским»⁸¹⁶.

«Бурную реакцию возмущения, недовольства новым нашим каноническим положением проявили «карловчане»,– писал митрополит Евлогий о том, как развивались события дальше.– Посыпались инсинуации: я продался грекам, я передал им церковное имущество, за свое положение экзарха заплатив большие деньги... и прочие небылицы. Постарались они воздействовать и на Сербского Патриарха Варнаву, который моей поездкой в Константинополь был недоволен. Он предлагал быть сам нашим суперарбитром, но его решения были обязательны только для Сербской Церкви, а не для всего православия»⁸¹⁷. Митрополит Антоний прокомментировал действия митрополита Евлогия и патриарха Фотия в частном письме графу Ю. П. Граббе в свойственном ему грубовато-саркастическом стиле: «Евлогианская эпопея даже меня удивила обнаружившимся в ней непроходимым невежеством русского общества. Эти болваны совершенно не понимают, что всякое действие Вселенского Патриарха вне своего диоцеза имеет не более силы, чем действия любой кухарки, и что святейший Фотий имел столько же права признать евлогиевский экзархат, как Матрена Сидорова, его кухарница. А газетные идиоты пишут: «М [итр.] Е [влогий] упрочил свое положение, утвердил его» etc.»⁸¹⁸.

* * *

На Американском континенте Православная Церковь имела свою особую историю, отличную от истории церковной диаспоры в Европе и на Дальнем Востоке. До 1917 г. там существовали не отдельные русские приходы, как в Европе, а целая епархия; причем среди православных в Америке были не только русские переселенцы, но и крещеные местные жители, в особенности на Аляске и на Алеутских островах,– эскимосы, индейцы, алеуты, обращенные трудами преподобного Германа Алеутского, святителя Иннокентия и других миссионеров. Среди православных в Америке были и присоединенные к Православной Церкви белые американцы из протестантов, в состав епархии входили также грекоязычные и арабоязычные приходы; часть греческих эмигрантов, в особенности на восточном побережье, не пожелала войти в состав Американской епархии Российской Церкви, официальное название которой с 1900 г. было Греко-православная Церковь Алеутских островов и Америки, и в Нью-Йорке был открыт приход под названием Эллинистическая восточно-христианская Церковь. Значительную часть (около 100 000) русских в Америке составляли воссоединившиеся с православной Церковью бывшие униаты из Галиции и Карпатской Руси.

С 1905 г. епархиальная кафедра находилась в Нью-Йорке; в том же году открыты были две викарных кафедры – на Аляске и в Бруклине – арабо-сирийская. Юрисдикция архиепископа распространялась на два государства: США и Канаду. В дело устроения православной церковной жизни на Американском континенте огромный вклад внес Святейший Патриарх Тихон, который возглавлял Американскую епархию с 1898 по 1907 г.; его преемником был архиепископ (позже митрополит) Платон, наконец, с 1914 по 1918 г. правящим архиереем в Америке был архиепископ Евдоким (Мещерский), впоследствии отпавший в обновленческий раскол. В 1918 г. правящим архиереем с титулом епископа Алеутского и Североамериканского стал Александр (Немоловский), ранее служивший викарным епископом в Америке.

Последствием русской революции явился наплыв новых политических, а не экономических, как это было ранее, эмигрантов из России, которые благодаря высокому образованию и принадлежности к состоятельному классу заняли лидирующее положение в русской диаспоре, что вызвало трения и в церковной жизни; новые русские беженцы сознавали себя частью российской белой эмиграции, в то время как американские галичане и карпато-россы к тому времени уже достаточно прочно укоренились в стране. Серьезно ухудшилось экономическое положение епархии, потому что субсидии из России прекратились. В этих обстоятельствах «епископ Александр,– как пишет митрополит Евлогий,– в хозяйственных делах человек неопытный, послушался каких-то советчиков и заложил наши церкви, до собора в Нью-Йорке включительно. Это обеспечило на время оплату духовенства, но, когда наступили сроки платежей по закладным, платить было нечем. Поднялись протесты, возникли серьезные трения с карпатороссами,– словом, положение создалось запутанное и тревожное»⁸¹⁹. Финансовое положение Американской епархии спасено было помощью, которую оказал бывший посол Временного правительства в Америке Бахметьев, который дал деньги на выкуп православных церквей.

В 1921 г. ввиду исключительно тяжелого положения Русской Церкви в СССР Константинопольский Патриарх Мелетий IV Метаксакис предоставил Синоду Элладской Церкви «право» принять в свою юрисдикцию православные греческие приходы в Северной Америке, находившиеся в ведении Московского Патриархата, без согласия на это их священноначалия. 1 марта 1922 г. Священный Синод Константинопольской Церкви по предложению Патриарха Мелетия IV принял решение «об обязательном и исключительном подчинении» Константинопольской Патриархии всей православной диаспоры. Вслед за тем Константинопольский Синод взял обратно у Синода Элладской Церкви право юрисдикции над православными греческими приходами в Северной Америке и перевел их под омофор Патриарха Константинопольского. Впоследствии из Североамериканской епархии выделялись и другие нерусские эмигрантские приходы, образуя отдельные епархии в составе поместных православных Церквей своих национальностей. Так происходил процесс дробления Американской Церкви на сообщество юрисдикций.

В сентябре 1922 г. состоялся III Всеамериканский церковный Собор клириков и мирян, избравший митрополитом Американским и Канадским Платона (Рождественского). Митрополит Платон был утвержден в этой должности Карловацким Синодом. Патриарх Тихон в сентябре 1923 г. издал указ о назначении Платона управляющим Североамериканской епархией с освобождением от управления Херсонской и Одесской епархией.

В конфликте между митрополитом Антонием и митрополитом Евлогием, разгоревшемся после Карловацкого Собора, митрополит Платон был на стороне владыки Евлогия, оспаривая права Карловацкого Синода на высшую церковную власть в диаспоре, и в связи с этим, а также в условиях отсутствия нормальных сношений с Московской Патриархией в делах текущего церковного управления держался вполне самостоятельно.

После освобождения Патриарха Тихона из-под ареста и его заявлений о лояльности советскому режиму митрополит Платон и подведомственное ему духовенство в Америке выступили с рядом политических заявлений и в церковной печати, и даже с амвона. Вынужденный реагировать на них, 16 января 1924 г. Патриарх Тихон издал указ следующего содержания:

«Ввиду имеющихся данных о контрреволюционных выступлениях Североамериканского митрополита Платона (Рождественского), направленных против советской власти и пагубно отражающихся на Православной Церкви, постановляем: 1) уволить митрополита Платона от управления Североамериканской епархией со дня объявления настоящего Нашего распоряжения. 2) Иметь особое суждение о кандидате на Североамериканскую кафедру, коему и предписать объявить настоящее мое распоряжение митрополиту Платону и принять от него все церковное имущество, управляя Североамериканской епархией по особо данной мною ему инструкции. Предложить митрополиту Платону (Рождественскому) прибыть в Москву, в наше распоряжение»⁸²⁰.

Этот указ не был, однако, официально выслан митрополиту Платону, и это обстоятельство помогло ему в отстаивании имущества епархии, в том числе церквей и даже Свято-Никольского собора в Нью-Йорке, от посягательств со стороны назначенного в Америку обновленцами лжемитрополита Кедровского. Если бы указ Патриарха Тихона был официально отправлен, шансы Кедровского на выигрыш процесса, который он вел в американском суде, могли бы вырасти; однако он проиграл процесс 23 декабря 1924 г., когда его иск был отвергнут американским апелляционным судом.

В апреле 1924 г. под председательством митрополита Платона в Детройте состоялся 4 Собор Американской митрополии, на котором была провозглашена временная автономия Церкви на период до урегулирования взаимоотношений между Церковью и государством в СССР. На архиерейском Соборе в Сремских Карловцах в октябре 1929 г. митрополит Платон заявил, что временная автономия его архиепископии не является автокефалией и не означает разрыва с Патриархом Тихоном, в тот момент Карловацкий Собор поддержал митрополита Платона в особом обращении к американской пастве. Но митрополит Платон демонстрировал независимость от Карловацкого Синода. Один из видных американских церковных деятелей, богослов протоиерей Леонид Туркевич (впоследствии митрополит Леонтий), так писал тогда о взаимоотношениях Американской Церкви с карловацким церковным центром («епископами в изгнании»): «Поскольку будет обсуждаться вопрос о защите Церкви от большевизма... наш митрополит станет всецело сотрудничать с епископами в изгнании. Однако если возникнут тенденции... распространить власть и привилегии этих епископов... до размеров всерусской центральной власти, митрополит, без сомнения, скажет свое слово»⁸²¹.

В 1926 г. в Карловцах состоялся очередной архиерейский Собор, в котором участвовал и митрополит Платон. На этот раз митрополиты Евлогий и Платон выступили заодно против притязаний зарубежного Синода во главе с митрополитом Антонием на церковное управление в диаспоре. Оказавшись в меньшинстве, они покинули Собор и порвали отношения с Синодом. Реакцией Синода был указ о смещении митрополита Платона, с должности управляющего Североамериканской епархией и назначении на его место находившегося тогда в Америке епископа Белгородского Аполлинария (Кошевого). Митрополита Платона среди прочего обвинили и в самовольном провозглашении автокефалии. Однако лишь малая часть американских приходов признала власть епископа Аполлинария и вошла в юрисдикцию Карловацкого Синода. Большинство православных общин Америки осталось в ведении митрополита Платона.

В 1928–1929 гг. митрополит Платон вел переписку с Заместителем Местоблюстителя патриаршего престола митрополитом Сергием. Митрополит Платон просил Заместителя Местоблюстителя подтвердить законность его пребывания во главе Североамериканской епархии в каноническом послушании Матери Церкви, в свою очередь, митрополит Сергий настаивал на том, чтобы митрополит Платон дал подписку о лояльности советскому правительству и напомнил ему об указе Святейшего Патриарха Тихона от 16 января 1924 г., которым Патриарх уволил митрополита Платона от управления епархией и предупреждал, что теперь этот указ может быть приведен в исполнение. Митрополит Платон уклонился от подписки, упрекал митрополита Сергия за то, что он слишком далеко пошел по пути компромиссов с большевистской властью. Не оспаривая права митрополита Сергия на возглавление Церкви в отсутствие митрополита Петра, митрополит Платон, однако, не выполнил указа Заместителя Местоблюстителя о возношении его имени за богослужением вслед за именем митрополита Петра. Ограждая самостоятельность своей епархии от Московской Патриархии и Карловацкого Синода, митрополит Платон в 1933 г. снова объявил свою епархию автономной Церковью.

В 1933 г. митрополит Сергий направил в США возведенного годом ранее в сан архиепископа Вениамина (Федченкова) для выяснения положения дел в епархии. Отчет архиепископа Вениамина о церковных делах в Америке дал основание митрополиту Сергию вместе с Временным Священным Синодом 16 августа 1933 г. издать постановление об увольнении митрополита Платона от управления Североамериканской епархией за самочинное провозглашение автокефалии и учинение тем самым раскола и о предании его суду епископов с запрещением в священнослужении его и подведомственного ему духовенства впредь до раскаяния или церковно-судебного решения о нем. Временное управление Североамериканской епархией было возложено на архиепископа Вениамина, а несколько позже, 22 ноября 1933 г., он был назначен архиепископом Алеутским и Североамериканским и экзархом Русской Православной Церкви в США. Однако, как и в случае с назначением епископа Аполлинария Карловацким Синодом, лишь часть приходов в Америке признала своим правящим архиереем. Большинство русских приходов, более 300, осталось в юрисдикции митрополита Платона. 20 апреля 1934 г. митрополит Платон скончался. 12 лет спустя, 19 апреля 1946 г., Святейший Патриарх Алексий I, уважая просьбу американской паствы, разрешил совершение по нем панихиды, с тем чтобы с этого момента наложенное на него церковное прещение считалось посмертно снятым.

Между тем очередной Собор Американской епархии, состоявшийся в ноябре 1934 г. в Кливленде, избрал викарного архиепископа Чикагского Феофила (Пашковского) митрополитом всея Америки и Канады. В основном докладе, прочитанном на Соборе, парадоксальным образом утверждалась канонически несостоятельная идея о том, что в Америке законны и правомерны все три юрисдикции Русской Церкви: экзархат Московской Патриархии, епархия Синодальной Зарубежной Церкви и Автономная Американская Церковь; однако существование двух первых юрисдикций в Америке, по мнению Кливлендского Собора, сомнительно с точки зрения церковной пользы, поскольку православная Америка нуждается в автономии. В 1935 г. Заместитель Местоблюстителя и Священный Синод Русской Православной Церкви подтвердили запрещение в священнослужении, наложенное на митрополита Феофила и подчиненное ему духовенство.

* * *

В середине 30-х гг. предпринимались усилия по нормализации церковной жизни русской диаспоры, по соединению ее ветвей в единую церковную организацию. К тому времени председатель зарубежного Синода 70-летний старец митрополит Антоний заболел. В разные периоды жизни его связывали узы тесной дружбы и с Заместителем Местоблюстителя митрополитом Сергием, и с перешедшим в юрисдикцию Константинополя митрополитом Евлогием. Разрыв общения с ними тяготил митрополита Антония, но митрополит Сергий был далеко и в исключительно трудном положении, на взгляд митрополита Антония, в плену большевиков, так что всякое сближение с ним могло только усложнить его судьбу. Митрополит Евлогий был на свободе. Близкий к митрополиту Антонию внук последнего председателя Государственной думы Владимир Родзянко (ныне епископ Василий) взял на себя посредничество в примирении митрополитов Антония и Евлогия. После приезда из Парижа, где он был студентом Богословского института, в Югославию и беседы с митрополитом Антонием о русской церковной жизни во Франции он получил от престарелого архипастыря письмо: «Если преосвященный Евлогий явится с повинной, то от имени Церкви получит прощение за свое отпадение от нее, хотя бы и остался под властью Константинопольского Патриарха. 17 октября 1933 г.» Искренне стремясь примирить владык, Владимир Родзянко, чтобы смягчить жесткость тона записки, своей рукой добавил: «Вспомните, дорогой Владыко, как мы были вместе заключены в Бучаче, как были дружны! Не будем умирать, не простив друг друга»⁸²². И митрополит Антоний поставил под этой припиской свою подпись. Вернувшись в Париж, Родзянко в прощеное воскресенье Великого поста передал письмо митрополиту Евлогию.

Вслед за этим митрополит Евлогий получил телеграмму из Сербии от архимандрита Виталия (Максименко), в которой тот приглашал его на свою архиерейскую хиротонию. Официальная пригласительная телеграмма на хиротонию была прислана и председателю Синода митрополиту Антонию, и митрополит Евлогий в мае 1934 г. решил отправиться в Белград. О своем свидании с владыкой Антонием он рассказывал так:

«Когда я вошел, митрополит Антоний в окружении нескольких духовных лиц доканчивал утреннее правило. Больной, дряхлый, он сидел в кресле и заплетающимся языком произносил возгласы. Я подошел к нему. Он заплакал... Первые минуты нашей встречи прошли на людях. Пили чай. Говорить было трудно. Митрополит Антоний грустно глядел на меня. «Все такой же... и улыбка все та же...» – сказал он. Слушать бедного больного моего друга и учителя было мне горько. «Пойдем, прочтем молитву»,– предложил он. Мы перешли в его маленькую спальню. Митрополит Антоний надел епитрахиль и прочел надо мною разрешительную молитву. Потом я над ним. На душе стало ясно и легко... «Ты с дороги устал – отдохни... Потом поговорим""⁸²³.

Зарубежный Синод, однако, счел это недостаточным для возобновления общения с митрополитом Евлогием; и он не был допущен до сослужения с карловацкими архиереями. Усилия Сербского Патриарха Варнавы довести дело примирения до конца успехом не увенчались. В эмигрантской среде распространились слухи о том, что разделение преодолено, но эти слухи не имели достаточных оснований. В окружении митрополита Евлогия в Париже большинство было против возобновления общения с карловчанами. Эти настроения усилились после того, как в № 399 газеты «Царский вестник» появилась статья за подписью управляющего канцелярией архиерейского Синода Ю. П. Граббе, в которой сообщалось, что архиерейский Собор будет вскоре снимать запрещение с митрополита Евлогия.

В августе 1934 г. в Сремских Карловцах состоялся очередной архиерейский Собор. Митрополит Евлогий получил на него приглашение от Синода и от Сербского Патриарха Варнавы, но на Собор не приехал. Этот Собор в отсутствие митрополита Евлогия принял постановление о снятии с него запрещений, но самого митрополита Евлогия это постановление не удовлетворило. Он писал, объясняя свою позицию: «Этот акт был составлен в унизительных для меня формах, а именно, что «я сам осудил свой поступок», «сам просил простить меня» и что лишь «по снисхождению к моим просьбам и ради пользы Церкви» Собор постановил вернуть мне право священнослужения, т. е. канонически правонарушителем являюсь я, а вовсе не Собор, незаконно меня осудивший. Это побудило меня обратиться к пастве с посланием, в котором я постарался еще раз разъяснить правду и освободить ее от кривотолков. Я свидетельствовал о незаконности наложенного на меня запрещения»⁸²⁴.

Формальное возобновление общения не стало реальным, продолжалось взаимное недоверие, соперничество, взаимные претензии; карловчане вновь стали обвинять митрополита Евлогия в том, что он «продался грекам». В своем послании от 8 октября 1934 г. карловацкий архиепископ Серафим (Лукьянов) заявил, что митрополит Евлогий «отошел от Русской Церкви, отторг паству от Матери Церкви, что он больше не русский, а греческий епископ»⁸²⁵. Митрополита Евлогия возмущало это обвинение, но оно было по существу дела констатацией факта. Однако несомненно и то, что Карловацкий Синод, само существование которого после ряда постановлений высшей власти Русской Церкви было канонически незаконно, не имел права ни налагать церковные прещения, ни снимать их. Эта власть в полной мере принадлежала, естественно, Московской Патриархии, которую ввиду изоляции Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра представлял тогда его Заместитель митрополит Сергий и образованный им Синод. В 1933 г. митрополит Сергий еще раз принял меры к тому, чтобы ввести статус Зарубежной Церкви в каноническое русло, он обратился к своему бывшему ученику Патриарху Варнаве с письмом, в котором просил его стать посредником в улаживании взаимоотношений Московской Патриархии с Карловацким Синодом. Митрополит Сергий, как и ранее, в 1926 г., исходил в этом письме из того, что есть два пути канонически правомерного улаживания ситуации с зарубежным церковным центром: либо ему вернуться в послушание Патриархии, а условием административных связей с Матерью Церковью остается подписка о лояльности советскому правительству, без которой Патриархия не может взять на себя ответственность за поведение зарубежного духовенства,– в 30-х гг. этот путь был только теоретической возможностью,– либо выбрать другой путь, который, собственно, и предлагался в письме Патриарху Варнаве,– принять в юрисдикцию Сербской Патриархии епископов-беженцев, находившихся на территории Югославии. Патриарх Варнава допускал возможность включения Русской Зарубежной Церкви в юрисдикцию Сербской Патриархии, но лишь как особого автономного образования вместе с их паствой, а митрополит Сергий считал, что епископы-беженцы должны войти в состав Сербской Церкви индивидуально, с упразднением Синода. Заместитель Местоблюстителя просил также Патриарха Варнаву предупредить епископов-карловчан о том, что если они не пересмотрят своей позиции, то Московская Патриархия вынуждена будет запретить их в священнослужении впредь до суда. Для зарубежного Синода этот план был неприемлем, и, считаясь с мнением карловацких архиереев, Патриарх Варнава в этом не пошел навстречу своему учителю по Петербургской Академии.

Узнав о переписке между митрополитом Сергием и Патриархом Варнавой, митрополит Антоний обратился с письмом к митрополиту Сергию:

«Вы, очевидно, настолько впали в пленение к гонителям Церкви, что забыли о существовании Белых Армий, занимавших большие территории, в пределах которых мы все находились, организовав Временное церковное управление и благословляя оружие, поднятое для освобождения Родины от мучителей. По грехам нашим сие не удалось и, отступая пядь за пядью, мы вынуждены были покинуть пределы юга России с весьма значительною частью паствы. Если бы Вы видели ту флотилию, которая приплыла к Царьграду, то убедились бы в том, что это был воистину исход, подобный некогда бывшему из Кипра. Из Крыма спасались все, кто мог, как некогда ведь и из Кипра, разумеется, не все население уехало, а лишь более или менее значительная часть его. Там был во главе архиепископ – здесь было все Высшее церковное управление юга России. Вселенский Патриарх оказал нам такую же братскую помощь, как некогда его предшественник архиепископу Иоанну. И с его согласия наше церковное управление, находясь в Константинополе, духовно окормляло изгнанников; но так как паства наша была уже не на юге России, а за границей, то и переименовалось в Высшее церковное управление за границей. Из Константинополя, с согласия Священного Собора Сербской Церкви, это управление переселилось в Сремские Карловцы. Без всякого принуждения, само собой, вокруг этого церковного управления, получившего приют и покровительство Сербской Церкви, объединились все заграничные иерархи. От Всероссийской церковной власти мы были оторваны и применительно к постановлению от 7/20 ноября 1920 г. продолжали временно существовать самостоятельно. В 1922 г., под несомненным давлением большевиков Патриарх Тихон прислал нам указ об упразднении Высшего церковного управления за наши противокоммунистические выступления. Постановление это, как противоречащее определению Всероссийского церковного Собора от 2/15 августа 1918 г., было незаконным, но мы все же подчинились... Мне странно было читать в Вашем послании в качестве «канонического» возражения против законности нашего положения ссылку на то, что мы не смогли удержать в единении с собою митрополита Евлогия. Вы сами пишете: «Эмигранты, группирующиеся в церковном отношении около митрополита Евлогия, не хотели больше подчиняться Карловацкому управлению. Как люди мало церковные и мало сознающие значение церковных принципов (подчеркнуто мною.– М. А.) они с легким сердцем пошли на раскол сначала с карловцами. Чтобы спасти свое церковное положение, митрополит Евлогий попытался восстановить свою непосредственную зависимость от нашей Патриархии. Но для политиков и эта зависимость оказалась стеснительной, и они со столь же легким сердцем пошли на раскол и с Патриархией». Митрополит Евлогий отпадал и от нас, и от Вас. От нас по приведенным Вами основаниям, от Вас потому, что взял на себя невыполнимые за границей обязательства... Мы, свободные епископы Русской Церкви, не хотим перемирия с сатаной. Хотя Вы и стараетесь затуманить вопрос, называя наше враждебное отношение к большевикам только политикой, между тем как мы веруем, что борьба с ними брань не против крови и плоти, но против начальств, против властителей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6. 12)"⁸²⁶.

Немаловажно в этом письме то место, где митрополит Антоний объявляет незаконным указ Патриарха Тихона о роспуске заграничного ВЦУ. Из письма видно, что, вопреки позднейшим утверждениям представителей карловацких кругов, для митрополита Антония была очевидной преемственность линии Патриархии по отношению к эмиграции от святого Тихона к митрополиту Сергию. Письмо это характерно для митрополита Антония, человека прямого, искреннего, но увлекающегося, нетерпимого к другим и весьма легко пренебрегающего соображениями канонической скрупулезности.

22 июня 1934 г. митрополит Сергий и Священный Синод Русской Православной Церкви постановили запретить в священнослужении карловацких епископов и находящихся в общении с ними клириков и предать их церковному суду; запрещение это носило временный характер, являясь предусмотренной канонами предсудебной мерой. Сам же суд не мог тогда состояться из-за непреодолимых обстоятельств. Ссылка зарубежных архиереев на то, что они не могут явиться на суд в Москву ввиду прямой угрозы для их жизни, не могла бы быть правомерно отведена как лишенная оснований. Ответом на этот акт явилось письмо митрополита Антония на имя архиепископа Литовского Елевферия: «Отрицая всякую силу за постановлениями митрополита Сергия и его «Синода», я глубоко скорблю, что мой бывший ученик и друг находится в таком не только физическом, но и нравственном пленении у безбожников. Признаю деяния его преступными и подлежащими суду будущего свободного Всероссийского Собора... Вам же,– обращался митрополит Антоний непосредственно к архиепископу Елевферию,– удивляюсь, что, будучи на свободе, Вы принимаете участие в разрушительных для Церкви актах наравне с плененными иерархами, для которых самое пленение их служит некоторым извинением»⁸²⁷. 10 сентября 1934 г. архиерейский Собор в Карловцах особым постановлением отверг указ митрополита Сергия о запрещении в священнослужении. Под соборным постановлением стоят подписи митрополита Антония, архиепископов Анастасия, Серафима, Гермогена, Дамиана, Сергия, Феофана, Мелетия, Нестора, Тихона, Виталия, Серафима, епископов Тихона, Виктора, Серафима, Иоасафа, Димитрия и Иоанна.

Между тем примирение между Карловацким Синодом и митрополитом Евлогием оставалось непрочным и почти фиктивным. Во взаимоотношениях между двумя митрополитами появилось новое осложнение, связанное с богословскими трудами протоиерея Сергия Булгакова, находившегося в юрисдикции митрополита Евлогия. Его влияние сказывалось на том богословском направлении, которое принял Парижский богословский институт преп. Сергия. Идеи протоиерея Сергия Булгакова, как и все вообще софианство, вызвали осуждение и со стороны Заместителя патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия в его письме В. Н. Лосскому, который ознакомил его с богословием протоиерея С. Булгакова. Однако митрополит Сергий воздержался от того, чтобы квалифицировать эти заблуждения как ересь, потому что ересь предполагает умышленное и упорное противление учению Церкви, в то время как отец Сергий Булгаков софианские идеи развивал как свое частное мнение, не претендуя на непогрешимость этих идей.

18 июня 1935 г. митрополит Евлогий обратился к митрополиту Антонию с письмом, в котором предлагал своей проект устроения церковного управления в диаспоре, который предусматривал автономное существование четырех митрополичих округов: Западноевропейского, Американского, Дальневосточного и Балканского – с сохранением за зарубежным Синодом и Собором только координирующей функции и с тем, чтобы сам митрополит Евлогий оставался экзархом Константинопольского Патриарха.

Инициативу примирения и улаживания споров в русской церковной диаспоре взял на себя Сербский Патриарх Варнава, в ноябре 1935 г. в Сремских Карловцах под его председательством состоялся Собор епископов-эмигрантов, в котором участвовали архиереи, принадлежавшие всем ветвям церковной диаспоры, кроме тех епископов, кто находился в послушании Матери Церкви. Собор принял «Временное положение», которое усиливало власть Карловацого центра в значительно большей мере, чем это предусматривал проект митрополита Евлогия. Синоду предоставлялось право поставлять епископов в автономные регионы, которыми признаны были Балканы во главе с архиепископом Анастасием, Западная Европа во главе с митрополитом Евлогием, Северная Америка во главе с митрополитом Феофилом (Пашковским) и Дальний Восток во главе с архиепископом Хайларским Димитрием (Вознесенским). На этот раз новый глава Американского округа митрополит Феофил поддержал линию карловчан. Митрополит Евлогий возражал против проекта «Положения», но в конце концов согласился подписать его, выговорив для себя следующие условия: «Временное положение» должно быть одобрено епархиальным собранием в Париже и утверждено Вселенским Патриархом. Кроме того, по его настоянию были приняты следующие поправки: 1) сослужение священнослужителей всех областей русской эмиграции; 2) осуждение недружественных выступлений клириков одной ориентации против клириков других направлений; 3)запрещение создавать приходы параллельных юрисдикций на одной территории; 4) запрещение неканонических переходов священников из одной епархии в другую. Собор завершился Божественной литургией, которую совершил Патриарх Варнава в сослужении русских и сербских архиереев. Евхаристическое общение было восстановлено, но ненадолго.

Епархиальное собрание, созванное в Париже митрополитом Евлогием, по докладу графа Коковцева, в прошлом премьер-министра России, отказалось утвердить «Временное положение». По словам митрополита Евлогия, Коковцев «совершенно раскритиковал «Временное положение», разъяснив собранию, что этот проект своей централизацией предусматривал лишение их «всякой самостоятельности и сосредоточивал всю власть в Карловацком Синоде»⁸²⁸. В результате взаимоотношения между Карловацким Синодом и митрополитом Евлогием вернулись «на круги своя». Возобновилось соперничество из-за приходов в Западной Европе, прежде всего в Германии, где все большее их число переходило от митрополита Евлогия к епископу Тихону (Лященко), представлявшему Карловацкий Синод.

В Соединенных Штатах реакция на решение «примирительного» Собора 1935 г. была иной, чем в Париже. В мае 1936 г. в Америке состоялся совет русских епископов Америки, который включал в себя и проживавших в США епископов карловацкой ориентации. Совет ратифицировал «Временное положение», подтвердив одновременно автономный статус Американского округа. Затем в октябре 1937 г. в Нью-Йорке состоялся VI Всеамериканский Собор, предметом его обсуждения были решения Карловацкого Собора 1935 г. Как пишет Н. Д. Поспеловский,

«для большинства православных американцев, в основном западноукраинского происхождения, группа эмигрантских епископов-монархистов, сидящих в Югославии, ничего не значила... В большинстве своем миряне и клир американских приходов были против этих действий, (имеется в виду решение митрополита Феофила войти в юрисдикцию Карловацкого Синода.– В. Ц.), однако воздержались от подрыва авторитета митрополита. При голосовании 122 воздержались, 9 проголосовали против компромисса и только 105 проголосовали «за». Собор вновь подтвердил приверженность принципу автономии, и епископы заверили свою паству, что союз с карловчанами никоим образом не затрагивает автономию»⁸²⁹.

Однако и в Америке неприязненные отношения между приходами «карловацкой» и собственно американской ориентации сохранялись; соединение их было скорее формальным, обусловленным соображениями церковной дисциплины. И как пишет тот же историк, «карловчане сохраняли в Америке «боевую готовность», чтобы организоваться в параллельную юрисдикцию при первых признаках несогласия с «американцами""⁸³⁰.

10 августа 1936 г. скончался митрополит Антоний. Это был, несомненно, один из самых крупных, талантливых и влиятельных архипастырей Русской Церкви XX столетия. Его мирское имя – Алексей Павлович Храповицкий. Он родился в 1863 г. в селе Ватагино Новгородской губернии в семье помещика из старинного дворянского рода. Детство его прошло в родном селе и в Петербурге, где он окончил классическую гимназию. Пылкая религиозность, интенсивное чтение отцов Церкви, житий святых уже в отроческие годы, увлечение идеями религиозного славянофильства определили его жизненный путь после гимназии, которую он окончил с золотой медалью. В 18 лет он вопреки желанию отца поступил в Петербургскую Духовную Академию. По окончании академии, в 1885 г., он принял постриг, был рукоположен в иеромонаха и назначен субинспектором академии. Так началось его церковное административно-педагогическое служение. На этом поприще он служил в Холмской семинарии, потом снова в родной академии. В 1889 г. его назначили ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита, и в том же году состоялся его перевод на должность ректора Московской Духовной Академии. В истории русской духовной школы это был уникальный случай – впервые ректором академии назначался молодой человек в возрасте 27 лет.

Митрополит Антоний был необычайно любим студентами, и любовь эта была взаимной. Один из его учеников, протоиерей Сергий Четвериков, вспоминал о своем ректоре и учителе: «Владыка Антоний был сердцем нашего академического мира... Двери его покоев во всякое время были открыты для студентов. Сам он часто приходил на нашу вечернюю молитву в академическую церковь и после молитвы о чем-нибудь беседовал. Он умел подойти к каждому из нас, и из наших отношений с ним был устранен дух формализма и официальности. Мы жили, согретые его любовью и лаской. И вместе с тем эти отношения были чужды всякой фамильярности. Мы чувствовали его неизмеримое превосходство...»⁸³¹

Одной из главных забот ректора было привлечение своих студентов к монашескому постригу. В монашестве владыка Антоний видел не столько поприще аскетического подвижничества, выбор которого должен проистекать из склада личности, сколько своего рода передовой отряд Церкви в борьбе с миром, лежащим во зле. Свою ревность в призвании студентов к монашеству он обнаружил и в бытность ректором Казанской Академии. Один из выпускников Казанской Академии, впоследствии митрополит Харбинский Мелетий (Заборовский), вспоминал: «В своих беседах со студентами наш о. ректор часто говорил, что духовная академия должна преимущественно приготовлять служителей Церкви Христовой и особенно монашествующих, которые могут себя всецело посвятить на это великое служение. Высоту этого служения Церкви наш о. ректор раскрывал перед юными слушателями и воспитанниками с такой силою красоты и убедительности, что вскоре, приблизительно на другой же год, взгляд на монахов-студентов, в которых ранее людская молва видела только карьеристов, изменился. Монашествующая братия стала расти и умножаться»⁸³².

Несколько иной взгляд на ревность владыки Антония о монашестве высказал в своих воспоминаниях митрополит Евлогий, который учился в Московской Академии, когда ректором ее был юный архимандрит Антоний:

«Молодой, высокообразованный, талантливый и обаятельный, с десятилетнего возраста мечтавший стать монахом, архимандрит Антоний был фанатиком монашества. Его пламенный монашеский дух заражал, увлекал, зажигал сердца... Монашество в нашем представлении благодаря ему возвысилось до идеала сплоченного крепкого братства, ордена, рати Христовой, которая должна спасти Церковь от прокуратуры (обер-прокуратуры Синода.– Ред.), вернуть подобающее ей место независимой воспитательницы и духовной руководительницы русского народа. Перед нашим взором развертывались грандиозные перспективы: восстановление патриаршества, введение новых церковных начал, переустройство академии в строго церковном духе... Идею монашества архимандрит Антоний пропагандировал среди нас поистине фанатически»⁸³³.

Некоторые из послушников митрополита Антония делали под его влиянием выбор, который превышал их душевные силы, их монашеская жизнь складывалась поэтому неудачно и даже трагично, но большинство из 60 его послушников времен ректорства в двух академиях впоследствии стали архиереями.

В сентябре 1897 г. архимандрит Антоний был хиротонисан в сан епископа Чебоксарского, викария Казанской епархии, потом он носил титул епископа Чистопольского, оставаясь ректором академии. В 1900 г. епископ Антоний был назначен на самостоятельную Уфимскую кафедру, а в 1902 г. переведен в Волынскую епархию, где в его ведении оказалась Почаевская Успенская лавра.

Владыка Антоний был плодовитым и талантливым духовным писателем, автором нескольких книг, множества статей, опубликованных проповедей. В годы первой русской революции в его трудах заметное место стала занимать церковная и политическая публицистика; когда Российское государство оказалось в опасности крушения, он энергично выступил на защиту его устоев, поддерживал «Союз русского народа» и другие монархические организации, чем заслужил в либеральных и революционных кругах репутацию крайне правого, почти черносотенца. Но владыка Антоний вовсе не был апологетом сложившейся при Петре Великом государственной системы. В вопросах церковно-государственных отношений он был сторонником коренных реформ: стремясь восстановить основные начала византийской симфонии церковной и государственной властей, он твердо стоял как за тесный союз Церкви и государства, так и за независимость Церкви от государственного контроля, введенного при Петре. Он был ревнителем восстановления патриаршества в России; его любимым образом из русской церковной истории был Патриарх Никон. В мужественном стоянии за восстановление патриаршества – а эта идея не встречала понимания со стороны высшей бюрократии России, прежде всего у такого влиятельного сановника, как обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев, который в патриаршестве видел угрозу царскому самодержавию,– главная заслуга митрополита Антония. С 1914 по 1918 г. владыка Антоний занимал Харьковскую кафедру. На Поместном Соборе он стал кандидатом в Патриархи, который получил больше всех голосов. Воля Божия, обнаружившаяся через жребий, сделала иной выбор, чем воля человеческая. Патриархом избран был святитель Тихон, а владыка Антоний был возведен в сан митрополита; после убийства священномученика Владимира, митрополита Киевского, преемником его на Киевской кафедре стал митрополит Антоний.

Пытаясь понять характер личности митрополита Антония и оценить значение его церковной деятельности, такой наблюдательный автор, как протоиерей Василий Зеньковский, не раз сталкивавшийся с владыкой Антонием, писал:

«В нем я вижу образ трагический – и с точки зрения его собственной судьбы, и с точки зрения судеб Русской Церкви. Будучи большим талантом, с глубокой и редкой богословской ученостью, митрополит Антоний являл пример великого и неутомимого церковного деятеля, отдавшего всю свою незаурядную энергию на церковную работу. Его центральная идея, как мне кажется, всегда заключалась в вере, что подлинное и чистое христианство осуществимо лишь в монашестве... В этом смысле и Церковь для митрополита Антония не семя обновления жизни в мире, в истории, а некий Ноев ковчег, со всех сторон окруженный бурными водами. Правда в мир не входит и не может войти – и единственно, что может справляться с миром, это не Церковь, а светская власть. Светская власть есть от Бога данная, естественная, но и постоянно благословляемая свыше сила на обуздание природного хаоса, природной неправды, поэтому Церковь потонула бы в миру, если бы с мира были сняты оковы, налагаемые на него властью (!). Отсюда для м. Антония вытекает тезис, который по существу ужасает своим неверием в Церковь, который определяет все церковно-политическое мировоззрение митрополита Антония, а именно его глубокое убеждение, что Церковь нуждается для своего мирного и плодотворного развития в монархии. Но м. Антоний слишком глубоко и горестно перестрадал тот плен Церкви государству, какой был при нашей монархии. Поэтому искренно и непоколебимо защищая идею монархии, митрополит Антоний столь же твердо стоит за свободу Церкви, за соборное ее управление, за патриаршество. Возрождение патриаршества на Руси есть по преимуществу заслуга митрополита Антония, неутомимо защищавшего эту идею в течение нескольких десятилетий»⁸³⁴.

Впрочем, Патриарх Сербский Варнава в надгробном слове митрополиту Антонию выразил иной, более светлый взгляд на его личность и на плоды его деятельности: «Имя митрополита Антония связано с громадным периодом развития великой духовной мощи Русской Церкви и русского народа, развития русской богословской мысли и русской церковной литературы... Митрополит Антоний должен быть поставлен в один ряд с великими иерархами первых веков христианства... Прощаясь ныне с митрополитом Антонием, стоя у его бездыханного тела, мы все должны навсегда сохранить его священный завет в том, чтобы православная царская Россия была бы восстановлена во что бы то ни стало. В этом спасение всех нас»⁸³⁵.

Незадолго до кончины митрополита Антония, в 1935 г., Кишиневский архиепископ Анастасий (Грибановский) был возведен Сербским Патриархом Варнавой в сан митрополита, после кончины митрополита Антония он возглавил зарубежный Синод.

В августе 1938 г. в Сремских Карловцах состоялся II Всеэмигрантский Собор с участием епископов, клириков и мирян. В действительности всеэмигрантским он не был, в нем не участвовала ни та часть эмиграции, которая находилась в послушании Московской Патриархии, ни представители Западноевропейского экзархата Константинопольского Патриарха, за которыми уже закрепилось название евлогиан. Участвовали в Соборе карловчане, бывшие с самого начала в ведении зарубежного Синода, и представители Американского округа во главе с митрополитом Феофилом, в 1935 г. признававшим юрисдикцию Синода. Председательствовал на Соборе митрополит Анастасий. II Карловацкий Собор резко осудил митрополита Евлогия за переход в юрисдикцию Константинопольского Патриарха, а Константинопольскую Патриархию за захват русских приходов в Западной Европе. Собор не обошел вниманием гонения на Церковь в Советском Союзе, он высказался также в защиту православной Церкви в Польше; протестуя против разрушения православных храмов польскими властями, полонизации и украинизации богослужения⁸³⁶.

В годы, предшествовавшие второй мировой войне, и в мировую войну Карловацкая группировка не избежала компрометации сомнительными связями с гитлеровским режимом, для одних, вероятно, вынужденными, для других, может быть, и вполне добровольными. Впрочем, контакты некоторых членов Высшего монархического совета, составивших окружение митрополита Антония, с нацистами восходят еще к началу 20-х гг., когда Высший монархический совет помог идеологу нацизма А. Розенбергу приобрести газету «Фелькише беобахтер», ставшую рупором национал-социалистической партии. В 1921 г. Высший монархический совет вел переговоры с Гитлером о возможной помощи в случае его прихода к власти в подготовке духовенства для служения в России после краха большевизма.

После 1933 г., когда нацисты оказались у власти в Германии, немецкое правительство стало оказывать давление на евлогианские приходы, настаивая на их подчинении епископу Берлинскому Тихону (Лященко), находившемуся в ведении Карловацкого Синода. В 1938 г. немецкими властями была оказана помощь в ремонте 19 православных храмов карловацкой юрисдикции в Германии, в том числе кафедрального собора в Берлине, на Курфюрстендамме. 12 июня 1938 г. митрополит Анастасий обратился к Гитлеру с благодарственным адресом, в котором среди прочего писал: «Лучшие люди всех народов, желающие мира и справедливости, видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду. Мы знаем из достоверных источников, что верующий русский народ, стонущий под этим рабством, ожидающий своего освобождения, постоянно возносит к Богу молитвы, чтобы Он сохранил Вас и дал Вам Свою всесильную помощь»⁸³⁷. Адрес этот был, по меньшей мере, опрометчивым документом, во всяком случае апологетам митрополита Анастасия не пристало обличать Московскую Патриархию за ее лояльность советскому режиму, несомненно в гораздо большей степени вынужденную, чем реверансы от карловчан, в 1938 г. еще не находившихся в сфере германского влияния, в адрес Гитлера.

Оказав финансовую поддержку карловчанам, германские власти настояли на том, чтобы Берлинским епископом Карловацкий Синод поставил архиерея немецкого происхождения. Зарубежный Синод подчинился этому требованию: архиепископ Тихон был отправлен на покой и вскоре выехал из Германии в Белград, а на его место Синод назначил епископа Потсдамского немца Серафима (Лядэ). Викарий архиепископа Тихона, бывший обновленческий епископ на Украине, принятый в епископат Зарубежной Церкви митрополитом Антонием (Храповицким) после покаяния,– таков «послужной» список нового епископа, вступившего на Берлинскую кафедру. Карловацкий Синод, похваляющийся чистотой своих риз, признал действительным его рукоположение, совершенное несомненными раскольниками, причем отделившимися от Патриаршей Церкви как раз по причине своей идеологической близости к коммунизму. От нацистского правительства Германии он получил титул «фюрера всех православных в III Рейхе и во всех контролируемых им территориях»⁸³⁸. Впрочем, о личных качествах Серафима (Лядэ) даже самые жесткие критики карловчан отзываются весьма положительно: он был человеком скромным и во время войны старался помочь русским военнопленным. 25 февраля 1938 г. Гитлер издал указ о передаче собственности Православной Церкви в Германии под контроль Министерства религиозных культов, а министерство передало эту собственность, прежде всего православные храмы, в распоряжение епископа Серафима (Лядэ). После назначения епископа Серафима в Берлин немецкие власти ужесточили давление на священнослужителей-евлогиан, принуждая их переходить в карловацкую юрисдикцию. Упорствовавших в стремлении остаться у митрополита Евлогия вызывали на допросы в гестапо. Сохранился весьма характерный документ, иллюстрирующий методы и цели церковной политики нацистов. Это запись беседы архимандрита Иоанна (Шаховского), впоследствии архиепископа, с чиновником германского Министерства религиозных культов Гауггом. Запись сделана присутствовавшим при беседе 22 апреля 1938 г. И. Ф. Васильевым и заверена рукой архиепископа Иоанна:

"Гаугг: Мы двух Церквей не хотим иметь и не допустим. Мы признали Карловацкий Синод... и только из этого факта можно исходить и с ним считаться. Отец Иоанн: С епископом Серафимом у меня хорошие отношения, и с ним возможно литургическое общение... Но... при отсутствии объединения архипастырей я не считаю для себя возможным самовольно вступать в карловацкую юрисдикцию. Гаугг (настаивает и угрожает): Мы не хотим непременно в отношении вас применить полицейские меры теперь, но к тому идет. Государство должно провести свой закон в жизнь. Отец Иоанн: Я вполне отдаю себе в этом отчет... но не могу под давлением этого обстоятельства изменить свою основную точку зрения... о канонической невозможности... переходить в другую юрисдикцию самовольно... С епископом Серафимом всегда есть возможность сослужения... (поддержания) модус вивенди. Гаугг: Нас не интересует литургическое сослужение, и не о модус вивенди идет речь, но о включении в карловацкую юрисдикцию. Правительство... заботится о православной Церкви, построен прекрасный храм. Отец Иоанн: Мы в России имели много великолепных храмов, но Господь все их взял у нас и попустил уничтожить, ибо мы внутренно не заслужили их пред Богом. И теперь только внутреннее единение в Христовой любви может быть названо единением, а не внешнее. Гаугг: Государство интересует только одно... православная Церковь должна быть одна, и именно Карловацкого Синода»⁸³⁹.

Давление было оказано и на митрополита Евлогия. Германские власти предложили ему для блага Церкви передать его приходы карловчанам. Митрополит Евлогий пытался договориться с зарубежным Синодом о совместном управлении германскими приходами, но в Карловцах это предложение было отклонено. В результате вытеснения евлогиан в ведении Константинопольского экзархата в Германии не осталось ни одного прихода. Последние евлогианские приходы в Германии: Берлинский, Дрезденский и на Муезерских озерах в Восточной Пруссии, в 1937 г. были подчинены митрополиту Серафиму (Лядэ), который, однако, обращался с ними весьма деликатно и не совершал в них богослужений.

* * *

Вторая мировая и Отечественная война углубила политическое размежевание в эмиграции. Решительное большинство ее исполнилось патриотических настроений и оказалось на стороне своего страждущего народа, борющегося за независимость Отечества.

Экзарх Московской Патриархии в Соединенных Штатах митрополит Вениамин (Федченков), выступая на многотысячном митинге в Мэдисон Сквер-Гардене 2 июля 1941 г., сказал:

«Настоящее столкновение Советского Союза с Германией произошло в необычайный, знаменательный день. Есть единственный день в году, когда Русская Православная Церковь празднует память всех святых земли Русской от начала христианства до наших дней. И этот единственный день в нынешнем году совпал с 22 июня. Как раз именно в ночь под этот день по-американски и утром этого дня по-европейски немцы открыли войну против нас. Это знаменательное совпадение несомненно, не случайно!.. Не буду говорить много о нем, но мы верим, что это есть знак милости русских святых к общей нашей Родине и это дает нам великую надежду, что начатая борьба кончится благим для нас концом»⁸⁴⁰.

Митрополит Вениамин, выступая на многочисленных митингах, настаивал на скорейшем открытии второго фронта в Европе, организовал и возглавил весьма эффективную кампанию по сбору пожертвований в пользу Красной Армии.

Патриотические настроения охватили не только тех русских эмигрантов, кто входил в приходы, находившиеся в ведении Московской Патриархии, но и большинство русских в Америке, окормлявшихся в церквах юрисдикции митрополита Феофила. Эти настроения стали почти всеобщими в русской диаспоре после перелома в ходе мировой войны, приблизившего поражение Германии. Однако часть эмигрантов в Америке, главным образом та, которая и до примирительного Собора 1935 г. находилась в юрисдикции зарубежного Синода, с тревогой наблюдала за ростом просоветских симпатий в диаспоре. В стремлении не допустить раскола по политическим мотивам митрополит Феофил в сентябре 1942 г. предостерегал клириков от каких бы то ни было политических заявлений. Реакцией на требование митрополита был переход ряда феофиловских приходов в юрисдикцию экзарха Московской Патриархии митрополита Вениамина.

Германская оккупация Парижа поставила в трудное положение митрополита Евлогия и возглавляемый им экзархат Константинопольской Патриархии. Немецкие власти не доверяли владыке Евлогию, вели негласный надзор за ним, вызывали на допросы в гестапо. Митрополит заявлял о своей лояльности оккупационным властям, но сердце его было на стороне противников Гитлера. При получении вестей о поражении русских армий в начальный период Великой Отечественной войны его охватило чувство великой печали и тревоги за судьбу родного народа. Настроения, мнения и чувства митрополита в 1941 г. так передает его биограф: «Владыка следит за военными действиями в страшной тревоге. Он подавлен, он «сам не свой»... «Не сплю ночей... Не нахожу себе места... Варвары!.. Какие варвары!» – с негодованием восклицает он. Владыка говорит всегда теперь о России, не может не говорить о ней и, по-видимому, его чувства и переживания глубже и сильнее, чем можно их выразить словами»⁸⁴¹. Тот же биограф так передал содержание проповеди, произнесенной митрополитом Евлогием летом 1942 г. в Медоне: «Потоками, реками льется сейчас русская кровь, омываются тяжкие грехи революционных лет... Очистительные, искупительные страдания – проявление гнева Божия. Без крови нет и не бывает искупления всенародного греха.... Может быть, потом, по очищении Бог простит, Бог спасет русский народ»⁸⁴². Тайно, келейно митрополит Евлогий молился о победе русского оружия в войне против смертельно опасного врага. Когда на фронтах второй мировой войны произошел перелом, после поражения немцев под Сталинградом, он испытал огромную радость. «Владыка внимательно следит за военными событиями,– пишет его биограф.– При встречах радостно говорит о продвижениях русских армий, рассматривает карту. Теперь добрые вести о войне – его утешение, его отрада. На столе «Война и мир». Он перечитывает Толстого с живейшим интересом. «Сейчас мы вновь переживаем вторую Отечественную войну, тот же всенародный подвиг спасения родины»,– говорит он»⁸⁴³.

Русские патриоты, священнослужители и архиереи, участвовали во французском Сопротивлении, одни из них принадлежали евлогианской юрисдикции, другие хранили верность Московской Патриархии. Многие из них были казнены фашистами. Мученическую кончину в концентрационном лагере приняли священники Димитрий Клепинин († 1944) и монахиня Мария (Кузьмина-Караваева; † 1945); казнены были В. А. Оболенская, Б. Вильде, А. Левицкий. В Сопротивлении участвовали также архимандрит Афанасий (Сахаров), протоиерей Андрей Сергеенко, В. Н. Лосский, А. Блум (ныне митрополит Сурожский Антоний), И. А. Кривошеин, Н. А. Полторацкий. В 1941 г. гестапо арестовало в Берлине профессора Иринарха Александровича Стратонова, который в эмиграции оставался верным сыном Матери Церкви, находясь в каноническом послушании Московской Патриархии. В ноябре 1942 г. в оккупированном Брюсселе гестапо арестовало архиепископа Брюссельского и Бельгийского евлогианской юрисдикции Александра (Емоловского), бесстрашно обличавшего в проповедях Гитлера и выражавшего сочувствие порабощенному населению Бельгии. Узника поместили в тюрьму гестапо, где состояние его здоровья резко ухудшилось. Узнав об этом, митрополит Серафим (Лядэ) добился у властей передачи архипастыря ему на поруки и поместил его в Русском доме для престарелых в берлинском тайоне Тегель. Здесь архиепископ Александр пробыл до разгрома Германии. Со стороны митрополита Серафима к нему были проявлены полнейшая корректность и доброе попечение.

Часть эмигрантов, однако, с нападением гитлеровской Германии на Советский Союз связывала надежду на крушение большевизма. Эти надежды выразились в некоторых официальных заявлениях и проповедях карловацких иерархов и клириков. Митрополит Анастасий, находясь в стране, где развернулась ожесточенная борьба с оккупантами, воздерживался от прямых заявлений в поддержку Германии, но в пасхальном послании 1942 г. он, касаясь положения русского народа на занятых немцами территориях, писал: «Настал день, ожидаемый им (русским народом), и он ныне подлинно как бы воскресает из мертвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы. И древний Киев, и многострадальный Смоленск, и Псков светло торжествуют свое избавление как бы из самого ада преисподнего. Освобожденная часть русского народа повсюду давно уже запела «Христос воскресе""⁸⁴⁴.

26 мая 1942 г. с согласия германского правительства был открыт Среднеевропейский митрополичий округ, в который вошли церкви Германии, Бельгии, Чехословакии, Венгрии, а также часть оккупированных западных областей СССР – Орловская, Смоленская и Белостокско-Гродненская епархии. Митрополитом этого округа был назначен Серафим (Лядэ), окончивший Московскую Духовную Академию.

Карловацкий Синод не только направил священнослужителей для окормления военнослужащих Русской освободительной армии, Русского охранного корпуса, сформированного немцами в Югославии, что еще можно было бы расценить как пастырскую заботу о несчастных, заблудших людях, но и всячески поддерживал генерала Власова и других русских военачальников, воевавших на стороне врагов России. Попытки представить генерала Власова героем неизменно предпринимались авторами карловацкой ориентации и в послевоенную пору. Протопресвитер Георгий Граббе в 1961 г. писал: «Власовская армия, созданная в крайне тяжелых условиях, никогда не скрывала своего русского патриотизма и рассматривала немцев в качестве только временных союзников для уничтожения коммунизма на Русской земле, нередко ясно давая это понять и им самим. Никто из русских патриотов не мечтал о конечной победе немцев, но все думали и молились об освобождении России от большевицкой тирании»⁸⁴⁵. Наверно, Гитлер для того только и развязал войну, чтобы ценой гибели миллионов «расово полноценных соотечественников» привести к власти в России «унтерменша», расово неполноценного русского генерала-патриота, который укажет немцам на дверь. Или генерал Власов всерьез считал себя умнее и дальновиднее германского правительства, генерального штаба, нацистской партии, что надеялся перехитрить их? Вторая мировая война ни в коей мере не была продолжением гражданской войны, и на ее фронтах решался вопрос не только о том, оставаться или не оставаться большевикам у власти в России, но в первую очередь о государственной независимости России, о самом существовании русского народа как нации. Дело не в том, что патриотизм большинства карловчан и самого митрополита Анастасия оказался фальшивым, а в том, что за годы эмиграции произошло болезненное искажение их национального сознания, ставшего крайне радикальным и узко партийным. Осознанно или неосознанно, но они исповедовали принцип: никакая цена не будет слишком большой, если Россия заплатит ее за победу над большевиками. К тому же в силу ряда особенностей мировоззрения большинства активных деятелей карловацкой группировки нацизм, с которым они, конечно, не отождествляли свою идеологию, казался им все-таки нравственно более приемлемым, чем коммунизм и даже, западные демократии.

Особенно удивителен был поступок 80-летнего архиепископа карловацкой юрисдикции Гермогена (Максимова), который до эмиграции занимал викарную Аксайскую кафедру. В 1942 г. он возглавил Хорватскую православную Церковь – раскольническое образование, выделившееся из Сербской Церкви, марионеточное учреждение усташеского правительства Хорватии, которое осуществляло массовый геноцид православного сербского народа, далеко превзойдя своими зверствами террор немецких оккупантов Югославии. Действия архиепископа Гермогена архиепископ Иоанн (Шаховской) охарактеризовал так: «Удар для православной Церкви Сербии, сильно пострадавшей во время войны. И это после того, как Сербская Церковь великодушно приняла под свое покровительство епископов Карловацкого Синода»⁸⁴⁶. Правда, митрополит Анастасий, узнав о действиях, учиненных архиепископом Гермогеном, запретил его в священнослужении, о запрещении было доведено до сведения Сербской Патриархии, однако напечатать сообщение о запрещении архиепископа Гермогена, по словам епископа Григория (Граббе), «немцы... не позволили»⁸⁴⁷. В 1945 г. архиепископ Гермоген был казнен партизанами Тито.

После избрания митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси 21 октября 1943 г. в Вене, контролируемой немецкими властями, состоялось совещание 8 епископов карловацкой группировки во главе с митрополитом Анастасием (Грибановским). Венское совещание вынесло постановление, в котором избрание Патриарха признано незаконным и недействительным, главным аргументом был тот, что процедура выборов не соответствовала предусмотренной в «Определении» Собора 1917–1918 гг., т. е. на Соборе не было клириков и мирян. Но очевидно, что созвать избирательный Собор такого состава, какой устанавливался «Определением» Поместного Собора, было невозможно ввиду исключительных обстоятельств, в которых жила тогда Церковь. Неубедительна ссылка и на то, что в избирательном Соборе участвовала только часть российского епископата. Право карловацких архиереев на участие в Соборе было, с одной стороны, сомнительно из-за их запрещения законною церковною властью с 1934 г., а с другой стороны, абсолютно нереализуемо. Не могли участвовать в деяниях Собора и архипастыри, находившиеся в местах заключения, либо и на свободе, но не на кафедрах: полноту канонических прав имеют только правящие епископы.

Полнота власти в Церкви принадлежит епископату, находящемуся у реальной церковной власти, и при первой возможности к замещению патриаршей кафедры епископат обязан позаботиться о реализации ее. Все епископы, находившиеся у действительной церковной власти, управлявшие епархиями, участвовали в избрании Патриарха. Заграничные архипастыри, состоявшие в юрисдикции Московской Патриархии, но отсутствовавшие на архиерейском Соборе 1943 г. «по надлежащей нужде» и «по дальности» и крайней затруднительности «пути» в военное время, после избрания Патриарха изъявили на то согласие в разных формах. Так, митрополит Вениамин (Федченков) из Бруклина прислал телеграмму Патриарху Сергию: «Я, клир, народ счастливы присоединить свой голос к главе Церкви, достойному титула Патриарха. Надеемся, это поможет примирению в Америке»⁸⁴⁸. Митрополит Евлогий, по словам его биографа, «известие о прекращении гонений, а потом о Соборе и избрании Патриарха воспринял как великую радость духовной победы, связанную с победой на полях сражений, как знак «прощенности» русского народа. Нахлынувшие новые впечатления эту радость могли только укреплять. О его настроении в победные месяцы Великой Отечественной войны тот же биограф рассказывает так:

«В один из этих победно-финальных дней я застала Владыку счастливым, сияющим, вокруг него лежали газеты, в руках был иллюстрированный журнал: он любовался портретами советских маршалов... «Смотрите, смотрите, подлинные орлы... Вот этот на Кутузова похож, а вот – Багратион, а вот этот – Барклай... Какие молодцы! Какие лица! Благообразные, волевые, умные...» – с веселой улыбкой говорил он. Когда разговор заходит о существующем в России государственном строе, Владыка на мгновение задумывается... «Да... да... но национальные задачи могут, по произволению Божию, выполняться путями нам неведомыми...– убежденным тоном говорит он.– России сейчас возвращается все, что мы утратили во время революции. Пожалуй, и основной славянский вопрос разрешится – вековая задача... вековая задача, завещанная предками... Политика ведется национальная, отвечающая интересам России. Это ново. Это явление надо учесть... с ним надо считаться""⁸⁴⁹.

Митрополит Евлогий мечтал уже о возвращении в лоно Матери Церкви, более того, он хотел вернуться в Россию и умереть на родине. 20 ноября 1944 г. он тайно посетил советское посольство, восстановленное в освобожденном от немцев Париже. Советский посол Богомолов пообещал ему, что он будет приглашен на Собор, которому предстояло избрать нового Патриарха ввиду последовавшей через несколько месяцев после избрания кончины Патриарха Сергия. Однако приглашение на Собор, датированное 20 декабря 1944 г., митрополит Евлогий получил только 5 февраля 1945 г., когда Собор уже завершился.

В Соединенных Штатах митрополит Феофил отозвался на избрание Патриарха Сергия дружелюбным поздравительным посланием, выразив в нем надежду на то, что Патриарх с пониманием отнесется к проблемам Американской Церкви. В октябре 1943 г. собрание епископов, клириков и мирян Американской митрополии, в котором участвовали и архиереи карловацкой ориентации, архиепископ Сиэтлский Тихон (Троицкий) и епископ Детройтский Виталий (Максименко), вынесло постановление о поминовении Патриарха Сергия вслед за возношением имен Восточных Патриархов. После кончины Патриарха Сергия Собрание духовенства и мирян Американской митрополии постановило возносить за богослужением имя Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Ленинградского Алексия.

Ряд приходов в Америке перешли из юрисдикции митрополита Феофила к экзарху Московской Патриархии митрополиту Вениамину. В этой обстановке митрополия начала переговоры с Патриархией о воссоединении. Местоблюститель патриаршего престола митрополит Алексий пригласил делегацию от Американской митрополии на избирательный Поместный Собор. Американская делегация вылетела из Нью-Йорка в Москву через Аляску на военных самолетах 15 января 1945 г. По причине тумана или под предлогом тумана делегация Американской Церкви во главе с митрополитом Феофилом задержалась в Сибири и прибыла в Москву после завершения Собора. Новоизбранный Патриарх Алексий делегацию принял радушно, но от сослужения с ней отказался ввиду прещений, наложенных на епископат и клир Американской митрополии в 1933 г. Тем не менее переговоры о воссоединении, состоявшиеся в Москве, закончились успешно, хотя не все спорные вопросы были улажены. В частности, американская делегация настаивала на полной административной автономии Американской митрополии от Патриархии и на том, чтобы выборы правящих митрополитов проводились на Соборах митрополии и только утверждались Патриархом. Окончательного положительного ответа на это требование не было дано, и все-таки после возвращения делегации из Москвы во всех храмах Американской митрополии стало возноситься имя Патриарха Алексия. По указу Патриарха Алексия, привезенному из Москвы, предусматривалось, что Собор в Америке соберется под председательством архиепископа Ярославского Алексия (Сергеева), который был направлен в США Патриархом для переговоров с митрополитом Феофилом, и что этот Собор изберет митрополита; кандидатами Патриарх предлагал митрополита Вениамина (Федченкова) или архиепископа Алексия (Сергеева), однако допускалась возможность избрания и иного лица, причем избранный митрополит подлежит утверждению в своей должности Патриархом. В указе выражено было также требование, чтобы клирики и миряне Американской митрополии дали обещание воздерживаться от антисоветских выступлений и чтобы всякие контакты с Карловацким Синодом были прекращены. Только при выполнении этих условий с клириков Американской митрополии могло быть снято запрещение, наложенное в 1933 г. Совет епископов Американской митрополии в мае 1945 г. постановил, что условия, выдвинутые Патриархом, неприемлемы, и предложил сохранить существующую связь с зарубежным Синодом. Но в приходах Американской митрополии происходило брожение; одни прихожане поддерживали решение совета епископов, другие, и их было большинство, настаивали на разрыве с карловчанами и полном восстановлении общения с Московской Патриархией. Такие же настроения существовали и в евлогианских приходах, и даже в некоторых кругах карловацкой ориентации.

* * *

Отвечая на стремление к возвращению в лоно Матери Церкви, Патриарх Московский и всея Руси Алексий I 10 августа 1945 г. издал обращение к архипастырям и клиру карловацкой ориентации. В этом обращении обстоятельно рассматривалась история возникновения карловацкой группировки во главе с митрополитом Антонием (Храповицким), цитировались указы Патриарха Тихона и Заместителя Местоблюстителя митрополита Сергия, в которых осуждалась деятельность карловчан; крайне суровой критике подвергнута позиция карловацких иерархов во время второй мировой войны. «Одним из примеров того, в какую бездну падения уносит архиерея нарушение им епископской присяги и уклонение в церковный раскол и разрыв с Матерью Церковью,– говорится в обращении,– является «благодарственный адрес Адольфу Гитлеру», поднесенный ему в 1938 г. «архиерейским Синодом за границей» и подписанный председателем Синода митрополитом Анастасием. В этом недоброй памяти и достойном возмущения документе предавалась Русская Церковь, предавался русский народ»⁸⁵⁰.

Издание этого обращения ускорило распад карловацкой группировки, начавшийся в последние месяцы войны. 24 августа из Москвы в Париж выехала русская церковная делегация во главе с митрополитом Николаем. Митрополит Николай встретился с экзархом Константинопольского Патриарха, в ведении которого находилось 75 приходов в Западной Европе и Северной Африке,– большинство из них, более 50, во Франции,– а также с митрополитом Серафимом (Лукьяновым), главой Западноевропейской епархии карловацкой ориентации, объединявшей около 30 приходов. В результате переговоров митрополита Николая с митрополитами Евлогием и Серафимом они оба вместе с находившимися в их ведении приходами вошли в юрисдикцию Московской Патриархии. 7 сентября 1945 г. Священный Синод по докладу митрополита Николая принял постановление:

«Считать митрополита Евлогия и его викариев – архиепископа Владимира и епископа Иоанна со всеми 75 приходами воссоединенными с Матерью Церковью и принятыми в юрисдикцию Московской Патриархии и сохранить на будущее время экзархат западноевропейских церквей в существующих его границах во главе с митрополитом Евлогием как экзархом Московской Патриархии на основаниях, изложенных в соответствующем Положении об управлении этими церквами... Считать митрополита Серафима и приходы его области воссоединенными с Матерью Церковью и принятыми в юрисдикцию Московской Патриархии и временно, впредь до окончательного канонического устроения церковных дел за границей, сохранить за митрополитом Серафимом управление его областью при существующем составе его приходов»⁸⁵¹.

В октябре 1945 г. с Матерью Церковью воссоединились русские приходы в Германии во главе с архиепископом Александром (Немоловским), бывшим викарием митрополита Евлогия. После воссоединения он был назначен архиепископом Берлинским и Германским.

Еще до издания обращения Патриарха Алексия I к архипастырям и клиру карловацкой ориентации, 26 июня 1945 г., русскими епископами епархий, находившимися на территории Китая и состоявших в ведении Карловацкого Синода, было направлено Патриарху обращение, в котором они поздравляли его с восшествием на Первосвятительский Престол:

«Наша Дальневосточная Православная Церковь за границей и, в частности, Харбинская епархия,– говорилось в этом обращении,– в течение всего своего существования с 1922 г., по милости Божией пользовалась тишиной и миром во внутренней своей жизни; Церковь умножалась, приходы устроялись, насаждались рассадники духовного просвещения – Богословский факультет и духовная семинария, и вся жизнь текла по указаниям Соборного определения 1917–1918 гг. и по заветам Патриарха Тихона. Но каждый из нас в эти долгие годы переживал великую душевную тяжесть, будучи оторван прошедшими событиями от нашей святой Матери родной Российской Православной Церкви. В настоящее же время благодаря великой милости Господней снова радостью забились сердца наши, ибо, почитая себя верными сынами святой Матери нашей Русской Православной Церкви (мы всегда в храмах наших поминали православное епископство Церкви Российския и богохранимую страну Российскую), мы снова имеем возможность возносить в молитвах наших имя первосвятителя Церкви Российской – Святейшего отца нашего Алексия, Патриарха Московского и всея Руси, законного преемника Святейшего Патриарха Тихона, избранного Поместным Собором 1945 г., имеющего каноническую связь с прошлым Собором 1917–1918 гг. Всем этим великую радость и милость послал нам Господь, ибо не оставил нас сирых – воздвиг нам отца, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, поминаемого ныне нами в наших молитвах в храмах наших за богослужением. Смиренно припадая к стопам Вашего Святейшества и испрашивая Вашего Первосвятительского благословения, усердно молим Ваше Святейшество раскрыть нам объятия отца, принять нас под высокую руку Вашего Первосвятительского окормления»⁸⁵².

Под обращением стояли подписи митрополита Харбинского и Маньчжурского Мелетия (Заборовского), архиепископа Камчатского и Петропавловского Нестора (Анисимова), архиепископа Хайларского Димитрия (Вознесенского) и епископа Цицикарского Ювеналия (Килина). В октябре 1945 г. в Харбин направилась делегация Русской Православной Церкви во главе с епископом Ростовским Елевферием (Воронцовым) для переговоров с архипастырями китайских епархий. После этих переговоров был подписан акт о воссоединении митрополита Мелетия, архиепископа Нестора, архиепископа Димитрия и епископа Ювеналия с Матерью Русской Православной Церковью.

Патриотические настроения и ностальгия побудили многих русских эмигрантов из разных концов света вернуться на Родину. Среди репатриантов были священнослужители и архиереи: из США вернулись митрополит Вениамин (Федченков), епископы Феодор (Текучев), Антоний (Васильев) и Алексий (Пантелеев); из Европы – митрополит Серафим (Лукьянов), архиепископ Иоанн (Лавриненко), из Китая – архиепископы Виктор (Святин), Ювеналий (Килин), Димитрий (Вознесенский), Никандр (Викторов).

В послевоенные годы карловацкая церковная группировка переживала острый кризис и глубокие перемены. После перехода в юрисдикцию Московской Патриархии дальневосточных архиереев вместе с большинством духовенства и паствы в Китае в ведении Карловацкого Синода остался только архиепископ Шанхайский Иоанн (Максимович) с горсткой приходов. Владыка Иоанн в течение года колебался, склоняясь одно время к тому, чтобы последовать примеру своих собратьев, вел переговоры с Московской Патриархией через советское консульство в Шанхае, пытался убедить свою паству перейти в юрисдикцию Патриархии, но в конце концов все-таки остался в ведении зарубежного Синода и выехал из Китая через Филиппины в Соединенные Штаты. На Балканах в ведение Московской Патриархии перешел архиепископ Серафим (Соболев). Таким образом, в Европе осталось только два карловацких архиерея: председатель Синода митрополит Анастасий и митрополит Серафим (Лядэ), который из-за своего немецкого происхождения и официального положения в III Рейхе был объявлен теперь в самой же карловацкой среде главным виновником компрометации Синода сотрудничеством с гитлеровским режимом. Между тем, как справедливо писал известный канонист С. В. Троицкий, «Серафим Лядэ, по сообщению лиц, хорошо знавших его деятельность во время войны, в отличие от митрополита Анастасия делал все, что мог, для облегчения тяжелого положения русских военнопленных в Германии, рискуя навлечь на себя недовольство немецких властей. И благоволение к нему митрополита Анастасия продолжалось только до падения Гитлера; когда же Гитлер погиб, митрополит Анастасий, чтобы представить себя противником немцев, стал враждебно относиться к Лядэ и вынудил его выйти из состава архиерейского Синода»⁸⁵³. 25 марта 1946 г. митрополит Серафим писал в одном частном письме: «Теперь я вышел из состава архиерейского Синода. Ясно, конечно, почему митрополит Анастасий занял такую позицию. Он хочет теперь зарекомендовать себя как противника Германии. Я ведь немец. Но я заявил графу Граббе:

«Пусть подумают, что моя защита может стать опасной для кого-то». Ведь не я просил о месячном пособии в размере 600 марок от прежнего германского правительства, а архиерейский Синод через покойного генерала Бискупского. Не я получил незадолго до катастрофы 3000 марок от национал-социалистического правительства, а архиерейский Синод. Не я состоял в числе тех, которые выполняли определенные задания прежней германской власти, а кое-кто из братий Владимировской обители. А теперь эти господа выступают в роли моих противников, потому что я немец... Многое я мог бы сказать на эту тему, но время неподходящее, и наша церковная жизнь не вынесла бы новых потрясений»⁸⁵⁴.

Митрополит Серафим скончался 14 сентября 1950 г. в больнице от травм, нанесенных ему двумя неизвестными лицами при невыясненных в процессе расследования обстоятельствах.

Оставаться в Югославии после освобождения ее от фашистского ига Карловацкий Синод, разумеется, не мог. Он переместился вначале на короткое время в Карловы Вары, а потом – в Мюнхен. По существу Синод прежнего состава распался, но в Мюнхене он был воссоздан в 1946 г. вследствие присоединения к митрополитам Анастасию и Серафиму, тогда еще не исключенному из Синода, значительной группы архиереев, выехавших из Советского Союза и входивших ранее в состав Украинской Автономной Церкви и Белорусской Церкви. Среди прочих это были митрополиты Пантелеимон (Рожновский), скончавшийся в Мюнхене в 1950 г., архиепископы Феофил (Нарко), Димитрий (Маган), епископы Пантелеимон (Рудык), вернувшийся в 1959 г. в юрисдикцию Московской Патриархии, Леонтий (Филиппович), Афанасий (Мартос). Воссозданный в Мюнхене Синод возглавил по-прежнему митрополит Анастасий, сохранил в нем должность управляющего делами граф Юрий Граббе.

В первые послевоенные годы изменилась и паства Зарубежной Церкви. Активную часть ее составили теперь перемещенные лица: военнопленные, жители оккупированных территорий, угнанные на работы в Германию и теперь из страха вполне вероятных репрессий не пожелавшие вернуться на родину. Среди них были и власовцы, сумевшие избежать выдачи советским властям. В связи с этим изменилось и географическое распределение карловацких общин. Если в годы между двумя мировыми войнами центрами сосредоточения карловчан были Балканы и Китай, то теперь на первое место выходит Германия, где в послевоенные годы под окормлением 22 карловацких священников состояло около 200 000 перемещенных лиц. Усиливается влияние Карловацкого Синода и на Американском континенте – не только в Северной Америке, но и в странах Южной Америки, где поселилось значительное число невозвращенцев из Советского Союза.

В обстановке начавшейся в 1946 г. холодной войны агрессивное отношение Карловацкого центра к Московской Патриархии, лояльной советскому правительству, получило поддержку со стороны правительств западных государств, в том числе и Соединенных Штатов, и Карловацкий Синод в 1950 г. переехал из Мюнхена в Америку, в Джорданвилль, расположенный в штате Нью-Йорк.

В конце 40-х гг. наиболее влиятельными лицами в окружении митрополита Анастасия становятся протопресвитер Михаил Польский и граф Ю. П. Граббе, крайне враждебно относившийся к Московской Патриархии. В православном мире в связи с ростом влияния и авторитета Московской Патриархии усиливалась изоляция карловчан. Если в довоенный период к зарубежному Синоду вполне покровительственно относилась Сербская Патриархия, то после второй мировой войны уже ни одна поместная православная Церковь не поддерживала с ним нормального канонического общения, и только в порядке исключения Иерусалимский и Сербский Патриархаты допускали иногда сослужение с клириками Русской Зарубежной Церкви.

8 августа 1946 г. скончался вернувшийся незадолго до смерти в юрисдикцию Московской Патриархии и назначенный ею экзархом в Западной Европе митрополит Евлогий. Его погребли в крипте освященного им храма Успения Божией Матери на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа. В погребении участвовал приехавший из Москвы Ленинградский митрополит Григорий. 14 августа он вручил архиепископу Ницскому Владимиру (Тихоницому) постановление Священного Синода о назначении экзархом Западной Европы на основании достигнутой ранее договоренности присоединенного из карловацкого раскола митрополита Серафима (Лукьянова). Назначение это встретило негативную реакцию у значительной части бывших евлогиан, которые в 30–40-х гг. упорно боролись с карловацкими приходами во Франции, во главе которых стоял митрополит Серафим. Архиепископ Владимир заявил о том, что он не может согласиться с решением Патриархии, потому что еще не получен канонический отпуск от Патриарха Константинопольского на переход евлогианских приходов в юрисдикцию Москвы. В октябре 1946 г. в Париже созван был епархиальный съезд, на котором значительное большинство высказалось за то, чтобы остаться, справедливее было бы сказать – вернуться, в ведение Константинопольской Патриархии. Вместе с архиепископом Владимиром в подчинение Константинополя перешел хиротонисанный в 1946 г. митрополитом Евлогием по указу Московской Патриархии в сан епископа Сергиевского Никон (Гревс) и епископ Иоанн (Леончуков). Правда, 6 бывших евлогианских приходов не пожелали следовать за решением епархиального съезда, и одни из них сохранили верность Матери Церкви, а другие ушли к карловчанам.

27 мая 1947 г. Московская Патриархия издала указ № 873, который гласил: «а) Архиепископа Владимира и епископов Иоанна и Никона исключить из иерархии Русской Церкви; кроме того, епископа Никона лишить права именоваться епископом Сергиевским, право на каковое именование он получил от Русской Церкви как викарий экзарха Московской Патриархии; б) указанных архиепископа и епископов, равно как и все примкнувшее к ним духовенство, лишить права именоваться священнослужителями Русской Православной Церкви; в) всему отделившемуся и вследствие этого лишившемуся церковного общения с Русскою Православною Церковью духовенству предписать прекратить, как лицемерное действие, возношение имени Патриарха Московского и всея Руси Алексия»⁸⁵⁵.

Константинопольская Патриархия возвела архиепископа Владимира в сан митрополита и назначила его своим экзархом в Западной Европе, повторно захватив русские приходы. После этого митрополит Владимир вел переговоры с митрополитом Анастасием, предлагал ему подчинить свои приходы зарубежному Синоду с тем, однако, чтобы зарубежный Синод признал юрисдикцию Константинопольской Патриархии. Предложение это было отвергнуто митрополитом Анастасием. Воссозданный Константинопольский экзархат, в обиходе по-прежнему называвшийся евлогианским, был малочисленнее и менее влиятелен, чем в своем довоенном составе. Помимо потерь ряда приходов, ушедших к Московской Патриархии и зарубежному Синоду, он понес еще значительные утраты в результате массового отъезда русских эмигрантов в конце 40-х гг. из разоренной войной Франции в более благополучную Америку. Как правило, евлогиане, переселявшиеся в Америку, входили там в юрисдикцию Американской митрополии, возглавлявшейся митрополитом Феофилом.

Сама же Американская митрополия в 1946 г. находилась в состоянии разброда. Одни клирики и миряне хотели воссоединения с Московской Патриархией, другие – сохранения подчиненности зарубежному, в ту пору Мюнхенскому, Синоду. В этой обстановке в ноябре 1946 г. в Кливленде состоялся Собор духовенства и мирян Американской митрополии, на котором в центре обсуждения стоял вопрос о юрисдикционной принадлежности Американской Церкви. Представители «белой» эмиграции высказались за сохранение связей с Мюнхенским Синодом, выходцы из Закарпатья и потомки дореволюционных эмигрантов – за юрисдикцию Московской Патриархии; но и те и другие стремились при любом решении вопроса о юрисдикции сохранить административную автономию Американской митрополии.

Кливлендский Собор вынес резолюцию, в которой Патриарх Московский и всея Руси Алексий признавался духовной, но не административной главой для Церкви в Америке, сохраняющей за собой автономный статус и полную независимость в делах внутреннего управления. Высшим органом власти в Американской Церкви считались периодически созываемые Соборы в составе епископов, клириков и мирян. Этим Соборам предоставлялось право и впредь избирать митрополитов. Во взаимоотношениях с Русской Зарубежной Церковью Собор постановил прекратить всякое административное подчинение, но сохранить молитвенное и евхаристическое общение. Постановление принято было 187 голосами против 61, но среди этих 61 члена Собора были все 4 карловацких епископа, вошедших в свое время в юрисдикцию митрополита Феофила, во главе с архиепископом Детройтским Виталием (Максименко). Кливлендский Собор в особом постановлении объявил незаконными прещения, наложенные на митрополита Феофила и подведомственное ему духовенство Московской Патриархией. В отдельном постановлении Собор заявил, что если для Московской Патриархии выдвинутые им постановления неприемлемы, то Американская Церковь не перейдет в ее ведение, «покуда Московский Патриархат не сочтет возможным принять выдвинутые условия и даровать нам то, что мы требуем»⁸⁵⁶.

Решения Кливлендского Собора оказались неприемлемыми и для Московской Патриархии, и для Синода Зарубежной Церкви. Архиереи карловацкой ориентации, голосовавшие против решений Кливлендского Собора, отказались подчиниться им. И самый Собор провозглашен был ими и их сторонниками неканоническим, поскольку на Соборе миряне и пресвитеры имели равные права с епископами, которым, по учению Церкви, вверена власть в ней Самим Богом. Эти четыре архиерея 27 и 28 мая 1947 г. провели совещание, на котором приняли постановление о неканоничности соборного постановления прекращения о подчинении зарубежному Синоду. В связи с этим Мюнхенский Синод в 1947 г. решил восстановить свою юрисдикцию в Америке, порвав общение с митрополитом Феофилом и его сторонниками. В юрисдикцию карловчан вошло 40 американских приходов с 4 епископами. В том же году эти 4 архиерея были отлучены митрополией за неподчинение решениям Кливлендского Собора.

Постановление Кливлендского Собора не могло вполне удовлетворить и Московскую Патриархию. Патриарх Алексий I направил в Соединенные Штаты для переговоров с митрополитом Феофилом митрополита Григория (Чукова). Патриарх просил митрополита Феофила служить вместе с митрополитом Григорием, что явилось косвенным выражением снятия прещений с митрополита Феофила и его сторонников. Владыка Григорий довел до сведения иерархии Американской митрополии проект постановления Патриархии о статусе Американской Церкви. Она признавалась автономной и подчиняющейся постановлениям своих Соборов, но с соблюдением определенных условий, а именно: утверждение Патриархией избранного Американским Собором митрополита, участие делегатов митрополии в Соборах Русской Церкви, сохранение за Патриархией статуса высшей судебной инстанции для Американской Церкви и осуществление контактов Американской Церкви с другими Церквами через Московскую Патриархию; иными словами, это был статус полной автономии; причем никаких политических условий, никаких требований лояльности советскому правительству со стороны духовенства Американской Церкви на этот раз не выдвигалось. И тем не менее совет епископов митрополии отверг эти условия, заявив, что возможна лишь духовная, но никак не административная связь с Патриархией. Митрополит Григорий вынужден был констатировать, что Американская митрополия по существу дела домогается не автономии, а автокефалии, каковую Московская Патриархия не готова была тогда ей предоставить. Митрополит Григорий вернулся в Россию. 31 октября 1947 г. исполняющим обязанности экзарха Московской Патриархии в США был назначен принятый в общение с нею за полтора года до этого, в прошлом примыкавший к феофиловской группировке архиепископ Макарий (Ильинский). Прежний экзарх митрополит Вениамин (Федченков) вернулся на родину и 21 августа 1947 г. был назначен на Рижскую кафедру. 12 декабря 1947 г. архиепископ Макарий стал полноправным экзархом Северной и Южной Америки, позже, в 1952 г., он был возведен в сан митрополита Ньюйоркского. В юрисдикции Московской Патриархии в конце 40-х гг. находилось более 50 приходов. Большинство же русских приходов в Америке, около 500, осталось в юрисдикции Американской митрополии, по существу дела самочинно усвоившей себе автокефальный статус без формального ее провозглашения. В декабре 1947 г. Московская Патриархия подтвердила прещения, наложенные ранее на митрополита Феофила и находившихся с ним в общении епископов и клириков, а также принято было постановление о предании их суду епископов. После этого в приходах Американской митрополии прекратилось возношение имени Патриарха Алексия.

* * *

В результате перемен, происшедших в русской церковной эмиграции на исходе второй мировой войны и в послевоенные годы, количество приходов Московской Патриархии за рубежом значительно выросло, хотя оно по-прежнему уступало числу приходов других, канонически сомнительных юрисдикций.

В послевоенный период Русская Православная Церковь имела за рубежом несколько экзархатов. Западноевропейский экзархат возглавлял до возвращения на родину в 1949 г. митрополит Серафим (Лукьянов). Преемниками митрополита Серафима последовательно были архиепископ Фотий (Тапиро; 1950–1951), архиепископ Борис (Вик; 1951–1954), архиепископ Николай (Еремин; 1954–1963), митрополит Антоний (Блюм; 1965–1974), митрополит Никодим (Ротов; 1974–1978), митрополит Филарет (Вахромеев; 1978–1986) и митрополит Владимир (Сабодан; 1986–1989). В состав Западноевропейского экзархата входили епархии: Корсунская (с кафедрой в Париже), Сурожская (с кафедрой в Лондоне), Брюссельская и Гаагская. В Западноевропейском экзархате совершали в разное время архипастырское служение и такие видные церковные деятели, как архиепископ Бельгийский Василий (Кривошеин), эмигрант, сын крупного государственного деятеля императорской России, афонский монах, аскет и выдающийся богослов, епископ Медонский Алексий (Ван дер Менсбрюгге), фламандец, присоединенный к православной Церкви, архиепископ Петр (Л’Юиллье) французского происхождения, ныне архиерей Американской Православной Церкви, один из крупнейших православных канонистов.

Позднее в Европе был образован еще один экзархат Московской Патриархии – Среднеевропейский, в его состав входили епархии: Берлинская, Дюссельдорфская, Венская, Баден-Баденская. Центром экзархата был Берлин. Должность экзарха в разное время занимали епископ Иоанн Вендланд (1960–1962), епископ Владимир (Котляров) (1967–1970), архиепископ Мелхиседек (Лебедев) (1978–1984) и другие архипастыри.

Экзархами Патриархии в Северной и Южной Америке среди прочих архиереев после митрополита Макария (Ильинского) (1947–1953) были архиепископ Борис (Вик; 1954–1962), архиепископ Иоанн (Вендланд; 1962–1967).

После воссоединения с Матерю Церковью дальневосточных епархий и российской духовной миссии в Китае во главе с архиепископом Виктором (Святиным) в 1946 г. был образован Восточный экзархат, его первым экзархом стал митрополит Нестор (Анисимов). После его ареста советскими властями в 1948 г. новым патриаршим экзархом в 1950 г. был назначен архиепископ Виктор (Святин), вернувшийся в 1955 г. на родину и получивший вскоре после этого назначение на Краснодарскую кафедру. С отъездом архиепископа Виктора российская духовная миссия в Китае прекратила свое существование. В ноябре 1956 г. Святейший Патриарх и Священный Синод определили образовать Китайскую Автономную Православную Церковь. В мае 1957 г. в Москве была совершена хиротония архимандрита Василия (Шуана) во епископа Пекинского, который и получил от священноначалия полномочия архипастырского окормления Китайской Автономной Церкви. В ходе массового коммунистического террора, названного «культурной революцией», православная Церковь в Китае была разгромлена. Епископ Василий (Шуан) скончался 3 января 1962 г. Часть православных священников и мирян выехала на рубеже 50–60-х гг. в Австралию, Соединенные Штаты и другие страны, немногие вернулись на родину в Россию. Оставшиеся же в самом Китае православные русские люди почти все были репрессированы, и многие из них погибли. В настоящее время идет трудный процесс возрождения православия в Китае.

В 1948 г. Русской Православной Церкви властями государства Израиль частично были возвращены владения Русской Православной Церкви, расположенные в Западном Иерусалиме и на территории Израиля, которыми ранее распоряжалась Русская Зарубежная Церковь. В ноябре 1948 г. в Палестину выехал первый состав Духовной миссии во главе с архимандритом Леонидом (Лобанковым). В юрисдикцию Московской Патриархии вернулся тогда Горненский женский монастырь, расположенный на окраине Западного Иерусалима, в то время как Елеонский и Гефсиманский монастыри в Восточном Иерусалиме, в ту пору отошедшем к Иордании, остались в ведении зарубежного Синода. Обязанности начальника русской Духовной миссии в Иерусалиме в разное время исполняли такие видные церковные деятели, как архимандриты Поликарп (Приймак), Никодим (Ротов) и Ювеналий (Поярков).

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, состоявшийся 30–31 января 1990 г., постановил упразднить зарубежные экзархаты.

В 1997 г. за пределами своей канонической территории Русская Православная Церковь имела 6 епархий в Европе и одну в Южной Америке, а также приходы в Соединенных Штатах и Канаде, управляемые викарными епископами. Правящими архиереями зарубежных епархий Русской Церкви были митрополиты Сурожский (с резиденцией в Лондоне) Антоний (Блум), Венский и Австрийский Ириней (Зуземель), архиепископы Аргентинский и Южноамериканский Платон (Удовенко), Берлинский и Германский Феофан (Галинский), Брюссельский и Бельгийский Симон (Ишунин), временно управляющий Гаагской и Нидерландской епархиями, и епископ Корсунский (с резиденцией в Париже) Гурий (Шалимов). На территории Венгрии находится благочиние Московского Патриархата во главе с протоиереем Феризом Берки. Общее число приходов Московского Патриархата в дальнем зарубежье – около 160, кроме того, в ведении находится 2 монастыря и 2 скита в Западной Европе.

* * *

27 июня 1950 г. в Сан-Франциско скончался митрополит всей Америки и Канады Феофил (Пашковский). Новым предстоятелем Американской Церкви был избран преосвященный Леонтий (Туркевич), давний сторонник автономного и в перспективе автокефального статуса Американской Церкви. Он был одним из вдохновителей решений Кливлендского Собора, в свое время энергично противодействовал как более тесному сближению Американской митрополии с Карловацким Синодом, так и ее подчинению Московской Патриархии. При митрополите Леонтии Американская Церковь не только стала фактически автокефальной, произошла ее американизация: она постепенно утратила характер Церкви беженцев и стала одной из многих американских религиозных общин. Все большее число приходов Американской Церкви переходит на английский язык в богослужении; среди прихожан в храмах Американской митрополии преобладают дальние потомки выходцев из Российской империи, из Галиции и Карпатской Руси, родным языком которых является английский. Все более заметную часть ее паствы составляют конвертиты, обращенные в православие американцы, никак не связанные своим происхождением с Россией. При такой переориентации Церкви и столь заметном изменении ее национального состава часть принадлежащих к ней православных, стремящихся сохранить свою русскость и национальное лицо, переходят в зависимости от политических предпочтений либо в карловацкие приходы, либо реже в приходы экзархата Московской Патриархии.

В такой обстановке в 1963 г. по инициативе председателя ОВЦС Московского Патриархата митрополита Никодима (Ротова) начались неофициальные переговоры с епископатом Американской Церкви, официально называвшейся тогда Русско-Православной Греко-Кафолической Североамериканской митрополией, о снятии запрещения в богослужении и нормализации ее канонического статуса. В 1965 г. в Нью-Йорке скончался престарелый 89-летний предстоятель Американской Церкви митрополит Леонтий. Новым митрополитом всей Америки и Канады избран был Ириней (Бекеш). При нем продолжены были переговоры с Московской Патриархией о нормализации взаимоотношений с Церковью Матерью. Одновременно епископат Американской Церкви вступил в контакт с Константинопольским Патриархом Афинагором, предлагая ему предоставить автокефалию Греческой Церкви в Америке, с тем чтобы потом Русская митрополия в Америке присоединилась к новой автокефальной Церкви. Константинопольская Патриархия решительно отказалась обсуждать этот план. После этого в 1969 г. переговоры с Московской Патриархией, осуществлявшиеся через ОВЦС, приняли официальный характер.

31 марта митрополитом Никодимом и митрополитом всей Америки и Канады Иринеем (Бекешем) было подписано достигнутое на переговорах соглашение, в котором определены основные принципы взаимоотношений между Церковью Матерью и ее Американской Дщерью, а также основы будущего автокефального бытия Американской Церкви. В тот же день митрополит Ириней от имени Собора епископов Американского митрополичьего округа обратился к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I как своему кириарху с прошением о даровании автокефалии Американской Церкви. После письменного опроса всех архиереев Московского Патриархата Священный Синод ратифицировал соглашение, подписанное митрополитами Никодимом и Иринеем, и принял решение о даровании Православной Греко-Кафолической Церкви в Америке автокефалии, с тем чтобы впредь она именовалась Православной Церковью в Америке.

Особым соглашением был упразднен экзархат Московской Патриархии в Северной Америке, или, точнее сказать, прежний экзархат в Северной и Южной Америке переименован был в Южноамериканский экзархат, и юрисдикция его с тех пор распространялась лишь на южноамериканские страны. В ведении Патриархии остались 30 приходов в Соединенных Штатах и 20 приходов в Канаде, но и они получили право на переход в Православную Церковь в Америке по решению большинства прихожан. С тех пор для управления приходами Московской Патриархии в США и Канаде – стали, как правило, назначаться викарные епископы. В ведении и собственности Русской Православной Церкви сохранился Свято-Никольский собор в Нью-Йорке, который построен в начале XX столетия по благословению и под попечением святого Патриарха Тихона трудами священномученика протопресвитера Александра (Хотовицкого).

Автокефальный статус Православной Церкви в Америке не был признан Константинопольской Церковью и некоторыми другими поместными Церквами.

* * *

10 апреля 1970 г., ровно через 100 лет после создания русской православной миссии в Японии, были нормализованы отношения с Японской Церковью. Преемник святого равноапостольного Николая Японского митрополит Японский Сергий (Тихомиров) неизменно до своей кончины 11 августа 1945 г. хранил верность матери Церкви и оставался в каноническом послушании Московской Патриархии. Между тем в 1939 г. в Японии был издан закон, по которому лишь урожденные японцы могли возглавлять религиозные общины. В связи с этим митрополит Сергий в 1940 г. назначал своим официальным преемником в должности главы Православной японской миссии протоиерея Иоанна (Оно); в марте 1941 г. он был пострижен с именем Николая, а в апреле того же года хиротонисан во епископа Японского в Харбине архиереями, находившимися в ведении Карловацкого Синода; сразу после хиротонии он возвратился в юрисдикцию Московской Патриархии. Официально ушедший на покой митрополит Сергий (Тихомиров) продолжал оказывать помощь епископу Николаю в управлении Японской Церковью.

После поражения Японии в войне она была оккупирована американцами. Посылаемые в Японию Патриархом Алексием I для возобновления нормальных деловых контактов с Японской Церковью епископы Борис (Вик) и Сергий (Ларин) не получили виз на въезд в страну. В этих обстоятельствах группа православных японцев во главе с протоиереем Арсением Ивасавой в апреле 1946 г. провела Собор, на котором решено было подчинить Японскую Церковь Американской митрополии во главе с митрополитом Феофилом. Японскую Церковь возглавил архиепископ Вениамин (Басалыга), присланный из Соединенных Штатов. Несколько приходов сохранили, однако, верность Матери Церкви. Один из них окормлял епископ Николай (Оно), перешедший в 1954 г. в юрисдикцию митрополита Феофила, а в 1956 г. скончавшийся. Оставшиеся верными Московскому Патриархату приходы в 1957 г. были объединены в благочиние во главе с рукоположенным еще архиепископом Николаем протоиереем Антонием Токай.

После нормализации отношений Американской митрополии с Московской Патриархией православная Церковь в Америке отказалась от притязаний на Японскую Церковь, которая вернулась в лоно Матери Церкви, с ней было возобновлено молитвенно-каноническое общение, Японской Церкви дарован был автономный статус. 10 апреля 1970 г. главой Православной Японской Церкви Святейший Патриарх Алексий I и Священный Синод утвердили архиепископа Токийского и митрополита всей Японии Владимира (Нагосского), его преемником стал митрополит Феодосий (Нагашима). Церковь эта немногочисленна, сейчас она насчитывает около 20 000 христиан, столько, сколько она имела в конце подвижнического жития святого равноапостольного Николая. В Токио находится патриаршее подворье, настоятелем которого в настоящее время является протоиерей Николай Кацба.

* * *

На рубеже 60–70-х гг. изменился также статус Константинопольского экзархата – так называемой евлогианской группировки, которую до своей кончины в 1959 г. возглавлял митрополит Владимир (Тихоницкий). Само существование Константинопольского экзархата, включавшего в себя русские приходы Франции и других стран Западной Европы, являлось обстоятельством, осложнявшим взаимоотношения между двумя наиболее влиятельными Церквами в православном мире – Русской и Константинопольской. Московская Патриархия в своих контактах с Константинополем настаивала на возвращении канонически неправомерно захваченных приходов в юрисдикцию Матери Церкви, и в 1965 г. Патриарх Афинагор прекратил юрисдикционную связь с Парижским экзархатом, предложив ему вернуться в лоно Матери Церкви. Но этот путь оказался неприемлемым для большинства евлогиан. И тогда экзархат провозгласил себя временно Автономной Церковью Франции, поставив своей целью в будущем стать Автокефальной Французской Православной Церковью. Константинопольская Патриархия, отказавшись от юрисдикции над этим самочинным автономным образованием, сохранила с ним молитвенно-евхаристическое общение. После смерти Патриарха Афинагора Патриарх Димитрий в 1971 г. вновь принял Парижскую епархию в юрисдикцию Константинопольской Церкви, но уже не в качестве русского экзархата, а как Русскую Православную архиепископию Западной Европы, ныне ее возглавляет архиепископ Эвкарпийский Сергий (Коновалов). Несмотря на русские корни этой епархии и русское происхождение значительной части ее духовенства, она в течение последних десятилетий утрачивает былую связь с Россией, когда у большинства духовенства и паствы сохранялось русское самосознание. В 90-е гг. это во многом уже православная Церковь натурализовавшихся французов с широким употреблением французского языка в богослужении, в проповеди, с преподаванием на французском языке в ведущей духовной школе епархии – Свято-Сергиевском богословском институте. В состав епархии входят и обращенные в православие французы, и люди других национальных корней. Эта Церковь по существу дела в такой же мере галлицизирована, в какой американизуется и Православная Церковь в США. Русская православная архиепископия Константинопольского Патриархата имеет несколько приходов и за пределами Франции, в других западноевропейских странах.

* * *

Эмигрантский характер стойко сохраняли в русской диаспоре в послевоенный период лишь приходы Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви. В первые послевоенные десятилетия к Зарубежной Церкви принадлежало до полумиллиона пасомых. По причине ассимиляции русских эмигрантов в странах рассеяния, вследствие смешанных браков паства Зарубежной Церкви сокращалась и в настоящее время насчитывает около 300 000 человек, рассеянных по разным странам и континентам. После крушения фашизма и переезда зарубежного Синода в 1950 г. в Джорданвиль, иерархия Зарубежной Церкви меняет акценты в своей политической ориентации. Если ранее, при митрополите Антонии, и потом, во время второй мировой войны, карловчане ориентировались на крайне правые политические круги, выступали как последовательные русские националисты, всячески подчеркивали свой монархизм, позволяли себе антизападные, антиамериканские выпады, отождествляли большевизм с масонством, то в Америке эта тенденция хотя и сохранилась, но стала маргинальной даже и в карловацкой печати; ведущий идеолог зарубежной Церкви протопресвитер Георгий Граббе в 50–60-х гг. выступал уже скорее как апологет США и американской политики. Главной темой его обличений архипастырей Русской Православной Церкви становится обвинение их в том, что они, поддаваясь советской пропаганде, допускают антиамериканские, антизападные заявления. Вот, например, типичный пассаж из его печатных трудов: «В своей речи Патриарх говорил о непрестанной работе всех исповеданий в СССР в пользу мира и в то же время сделал отнюдь не мирный клеветнический выпад против Запада»⁸⁵⁷.

В этом протопресвитер Граббе видит проявление апостасии, которая делает невозможным признание каноничности Московской Патриархии. Под влиянием Г. Граббе архиерейский Собор Русской Православной Церкви за границей, состоявшийся в Джорданвиле в 1959 г., определил формулу присяги, которую должны принимать клирики, переходившие из Московской Патриархии в юрисдикцию зарубежного Синода: «Я, нижеподписавшийся, бывший клирик Московской Патриархии, рукоположенный... (таким-то епископом, там-то и тогда-то) прошу о принятии меня в состав клира Русской Православной Церкви за границей. Искренно сожалею о своем пребывании в клире Московской Патриархии, находящейся в союзе с богоборческой властью. Отметаю все беззаконные действия Московского священноначалия в связи с поддержкой им богоборческой власти и обещаю впредь быть верным и послушным законному священноначалию Русской Зарубежной Церкви»⁸⁵⁸. Не все члены Зарубежной Церкви разделяли позицию протопресвитера Георгия Граббе, например владыка Иоанн (Максимович), в последние годы жизни архиепископ Сан-Францисский и Западноамериканский. Он был аскетом, молитвенником, благотворителем и, по вере своих почитателей, прозорливцем и чудотворцем. Архиепископ Иоанн старался держаться подальше от политических дрязг, любил Россию и родной ему русский народ; в своей жизни он много пострадал от церковных политиканов, подобных Г. Граббе, которого ныне здравствующий епископ Зарубежной Церкви Митрофан (Зноско), тоже много пострадавший от его интриг, назвал «чиновником в рясе»⁸⁵⁹.

27 мая 1964 г. ушел на покой глава Зарубежной Церкви митрополит Анастасий (Грибановский), архиерей дореволюционного поставления, сохранив за собой почетное председательство в Синоде. 22 мая 1965 г. в возрасте 92 лет митрополит Анастасий скончался. Преемником, новым первоиерархом Русской Православной Церкви за границей был избран младший по хиротонии среди архиереев Зарубежной Церкви митрополит Филарет (Вознесенский), сын возвратившегося в 1946 г. из Китая на родину архиепископа Хайларского Димитрия. Оставаясь в Китае, архимандрит Филарет был настоятелем одного из монастырей в Харбинской епархии, находился в юрисдикции Московской Патриархии и только после выезда из Китая в конце 50-х гг. перешел в юрисдикцию Зарубежной Церкви. Избрание первоиерархом мало известного прежде архиерея способствовало пребыванию у кормила церковных дел правителя канцелярии Г. Граббе. О ситуации в Зарубежной Церкви в первые годы предстоятельства митрополита Филарета епископ Митрофан (Зноско) писал так: «Ушел на покой авва Анастасий, старец мудрый, великий иерарх Церкви Российской. На его место избран архиерейским Собором владыка Филарет – самый младший по хиротонии епископ, ставший пленником отца и сына (по выражению покойного архиепископа Тихона Сан-Францисского) без Духа Святого и группы его молодежи»⁸⁶⁰.

В 60-х гг., после вступления в ВСЦ Русской Православной Церкви, в полемических выступлениях карловчан против Московской Патриархии появляется новая тема – обвинение ее в экуменической ереси. Конечно, и раньше карловацкие священнослужители и миряне не отличались экуменическими настроениями, но та риторическая непримиримость к инославному миру, которая столь остро характеризует позицию зарубежного Синода в три последних десятилетия, не была свойственна ему в довоенные и первые послевоенные годы, что, впрочем, не мешало и не мешает Зарубежной Церкви получать финансовую помощь от ВСЦ, которая оказывается ей как Церкви беженцев. Русская Зарубежная Церковь, пережив угрозу распада, перед которой она стояла в первое время после второй мировой войны, теперь старается подчеркнуть свое национальное русское лицо, свою верность традициям старой царской России.

С этих пор в полемике против священноначалия Русской Православной Церкви карловчане стали выдвигать три главных обвинения: в непочитании мучеников или даже клевете на них (под клеветой подразумевались вынужденные заявления некоторых иерархов о том, что священнослужители подвергались судебным преследованиям по обвинениям в политических преступлениях,– заявления, формально правильные, но могущие быть неверно понятыми, будто мученики и исповедники действительно совершали политические преступления, и пострадали не за веру), в так называемом «сергианстве» и, наконец, в экуменической ереси.

В 1965 г. зарубежный Синод причислил к лику святых отца Иоанна Кронштадтского, а вскоре и блаженную Ксению Петербургскую, что благоприятно повлияло на отношение православных людей внутри России к Зарубежной Церкви.

В 1971 г. состоялся Собор епископов Зарубежной Церкви. Собор решил создать комиссию по подготовке канонизации императора Николая II, его семьи и всех новомучеников и исповедников Российских. Состоявшаяся в 1981 г. канонизация новомучеников во главе с императором Николаем II, была проведена без тщательных предварительных исследований обстоятельств жизни и кончины прославленных лиц. В числе канонизированных оказались лица неправославного исповедания: протестантка гофлектриса Е. Шнейдер и католик А. Трупп. Тем не менее большинство православных людей в России вполне сочувствовали самому факту канонизации, потому что почитание новомучеников и новых исповедников в России никогда не прекращалось, хотя в условиях советского режима не носило официального церковного характера. Собор 1971 г. призвал также заканчивать официальные эмигрантские встречи и конференции пением национального гимна «Боже, царя храни». Собор объявил незаконной автокефалию Православной Церкви в Америке, полученную от Московской Патриархии. Всякое общение с этой Церковью было воспрещено для клириков и мирян Зарубежной Церкви. Собор постановил также, что все западные христиане, как еретики, впредь могут присоединяться к православной Церкви только через крещение; такое решение обозначает возвращение к практике, которая в Русской Церкви существовала только в XVII в.– от Собора 1620 г. до Патриарха Никона.

В 1971 г. Русская Православная Церковь за границей включала в свой состав 6 епархий в Соединенных Штатах, 1 в Канаде, 3 в Южной Америке, 4 в Западной Европе и 1 в Австралии, а также духовную миссию в Иерусалиме с подчиненными ей монастырями и скитами на Святой земле и приходы в странах Северной Африки и в ЮАР. Епископат Зарубежной Церкви насчитывал помимо первоиерарха-митрополита 12 епархиальных, 7 викарных епископов и 4 архиерея на покое. В состав Синода, помимо предстоятеля-первоиерарха входили заместитель предстоятеля архиепископ Вашингтонский Никон (Рклицкий), члены Синода архиепископы Чикагский Серафим, Монреальский Виталий (ныне первоиерарх) и секретарь Синода епископ Манхеттэнский Лавр.

Значительным событием в жизни Зарубежной Церкви стал III Собор епископов, духовенства и мирян, состоявшийся в сентябре 1974 г. в монастыре Святой Троицы в Джорданвиле. С приветственным посланием к Собору обратился Святейший Патриарх Пимен. В послании Патриарха, проникнутом духом христианской любви, не было и малейшего намека на политические требования и условия, которые ранее, от Патриарха Тихона до Патриарха Алексия I, содержались в официальных документах Патриархии, связанных с Зарубежной Церковью. «Русская Православная Церковь ничего не имеет против своих чад, порвавших с ней,– говорилось в послании Патриарха Пимена.– Однако она почитает своим долгом напомнить тем из своих чад, которые вооружились на нее, что они вступили на дорогу духовных опасностей... вражды и ненависти, которые истребляют духовную благодать... Возлюбленные братья и сестры, чада Церкви, мы молим Бога, Благодатного и Всемилостивого, чтобы Он внушил всем не отвергать этого призыва к миру и любви»⁸⁶¹. Ответом Карловацкого центра на призыв к примирению, с которым обратилось священноначалие Матери Церкви, явилось «Заявление первоиерарха Русской Зарубежной Церкви по поводу послания Патриарха Пимена», помещенное в сентябрьском номере «Православной Руси» за 1974 г. В этом заявлении митрополит Филарет с гневом отворачивался от руки, протянутой ему Матерью Церковью: «Настоящее послание отличается от прежних только тем, что не содержит абсурдных призывов к выражению лояльности советскому правительству... Свободная часть Русской Православной Церкви,– говорилось далее в «Заявлении» митрополита Филарета,– никогда не признавала и не признает... иерархов, контролируемых врагами Церкви... в качестве законной церковной власти России»⁸⁶².

В «Послании православному русскому народу на Родине», с которым обратился Собор, содержалось признание малочисленности катакомбной Церкви в России, о которой ранее в карловацких документах часто говорилось как о Церкви большинства православных русских людей, а к катакомбникам, имеющим благодать священства, причислялись в «Послании» и те священники Московского Патриархата, которые без регистрации крестят и отпевают, кто занимается запрещенной советским законодательством катехизацией. В «Послании» Собора делаются ссылки на критические высказывания А. И. Солженицына из его «Великопостного» письма Патриарху Пимену 1972 г., в то же время в этом документе умалчивается то обстоятельство, что, обращаясь к III Собору Зарубежной Церкви, А. И. Солженицын заявил, что, несмотря на несогласие с политическими декларациями некоторых епископов Московской Патриархии, он остается ее духовным сыном и что не в пример карловчанам он, «пересеча границу, утратил право говорить» слова укора, с которыми он обращался к Патриарху, находясь в Советском Союзе⁸⁶³. III Собор составил «Обращение к Американской Автокефальной Церкви», в котором призвал ее начать поиски путей сближения, предлагал в качестве модели взаимоотношений то положение, какое существовало с 1936 по 1946 г., когда Американская митрополия подчинялась Карловацкому Синоду. Помимо подчинения зарубежному Синоду, III Собор ставил условием возобновления общения прекращение всяких сношений с Московской Патриархией, которую Собор объявил безблагодатной.

10 августа 1983 г. архиерейский Собор Зарубежной Церкви издал окружное послание, главной темой которого является экуменическая ересь. В этом послании содержится постановление о внесении анафематствования экуменической ереси в чин православия, а поскольку одно только участие во Всемирном Совете Церквей квалифицируется как экуменическая ересь, то, по логике этого документа, анафематствованы все поместные православные Церкви, ведь все они состоят в ВСЦ.

Митрополит Филарет (Вознесенский) скончался в 1985 г., его преемником в должности первоиерарха и председателя зарубежного Синода стал митрополит Виталий (Устинов). Перемена в высшем управлении Зарубежной Церковью совпала с началом преобразований в Советском Союзе, которые в конечном счете привели к его распаду и падению коммунистического режима. Многим и внутри России, и в диаспоре, в том числе и в пастве Карловацкой Церкви, казалось, что поскольку исходной причиной разделения послужили политические события – установление коммунистической диктатуры в России, то с ее падением падет и средостение, разделяющее Мать Церковь и ее отделившуюся часть за рубежом. Но надежды эти пока далеки от осуществления: в епископате и Синоде Зарубежной Церкви возобладали не примирительные, а агрессивные настроения по отношению к Московской Патриархии. У некоторых иерархов возникла надежда, что с падением советского режима падет и авторитет Патриархии в верующем народе и церковная власть в России перейдет к епископам-эмигрантам, не имевшим ничего общего с режимом. Другие противодействовали сближению, вероятно, из вполне беспринципного стремления к сохранению свой фактической самостоятельности и независимости при отсутствии каких бы то ни было канонических оснований для автокефального бытия церковного образования, не имеющего своей определенной территории и рассеянного по всему миру.

10 августа 1988 г. зарубежный Синод ответил на вполне аргументированное, открытое, братское послание Поместного Собора 1988 г., адресованное русской православной диаспоре, заявлением, в котором выразил уверенность, что недалек тот час, когда советский режим падет, «и только тогда кончится самостоятельное существование Зарубежной Церкви»⁸⁶⁴. Высокомерный, менторский тон по отношению к Московской Патриархии выразительно говорит о нравственном уровне составителей документа; утверждение о том, что в тюрьмах и лагерях умирают исповедники веры, в ту пору было уже несомненным анахронизмом. И все-таки это заявление давало основание надеяться на близкое воссоединение карловчан с Матерью Церковью. Однако, когда Русская Православная Церковь стала ничуть не менее свободной, чем Зарубежная Церковь в странах расения, «самостоятельное существование Зарубежной Церкви» вовсе «не кончилось», как это было обещано, зарубежный Синод даже ужесточил тон своих нападок на Патриархию и предпринял действия, подорвавшие надежды на диалог, ведущий к нормализации взаимоотношений между Матерью Церковью и Церковью русской диаспоры.

В мае 1990 г. архиерейским Собором Зарубежной Церкви было принято беспрецедентное решение об открытии приходов и епархий на канонической территории Московского Патриархата. В послании архиерейского Собора по этому поводу, датированном 16 мая 1990 г. (выбрано было время междупатриаршества в России), среди прочего говорилось: «Стоит перед нами и следующий вопрос: может ли иерархия Русской Православной Церкви за границей иметь своих епископов в России, на Русской земле? Мы думаем и верим, что не только может, но и должна. Ведь Русская земля не является для русских епископов территорией чужой автокефальной Церкви»⁸⁶⁵. Этим актом зарубежная иерархия обнаружила свой раскольнический характер и вызвала единственно возможную реакцию со стороны духовенства и паствы Русской Церкви. Даже у тех мирян и клириков, кто сочувствовал ранее Зарубежной Церкви, разделяя ее политическую идеологию, действия зарубежной иерархии вызвали протест, а открываемые ею приходы наполнились не идейными антикоммунистами, как, может быть, рассчитывали в Джорданвиле, но мелочными скандалистами, раздорниками и авантюристами. С самого начала устроения приходов в России и других странах, входящих в каноническую территорию Русской Православной Церкви, многие клирики за рубежом не одобряли этого опрометчивого шага. Не было согласия по этому вопросу даже и среди епископов Зарубежной Церкви. Так, епископ Митрофан (Зноско) писал: «Данная возможность организации там приходов Русской Зарубежной Церкви не является ли одним из хорошо продуманных путей в борьбе с Церковью вообще и дискредитации Русской Православной Церкви зарубежья, которую многие отечественные иерархи и верующий народ воспринимали как хранительницу чистоты Христова Благовестия, как путеводную для себя звезду? Нет ли тут расчета предержащей власти на возникновение в церковной ограде новых провокаций, ссор, вплоть до раскола в доселе единой Церкви Российской?»⁸⁶⁶

Слова епископа Митрофана о взаимоотношениях между Зарубежной Церковью и Московским Патриархатом, хотя они сказаны с позиций Зарубежной Церкви и не лишены односторонности: «Помочь нашей страждущей Церкви – это не только наша задача, это наш долг. Мы имели бы полное право и нравственное основание резко обличать и даже судить подъяремных иерархов страждущей Матери Церкви, если бы сами, пройдя на их долю выпавшие испытания, вышли из них совершенно чистыми. Наш долг скорбеть о их немощах и молиться за них. Там ожидают, ибо в этом нуждаются, воссоединения Русской Зарубежной Церкви с Церковью Российской. Уверен в том, что о воссоединении говорить еще рано, но не приспело ли время для встреч, как говорят, на всех уровнях»⁸⁶⁷.

В настоящее время в Германии проводятся регулярные встречи между представителями Русской Православной Церкви во главе с архиепископом Берлинским и Германским Феофаном (Галинским) и клириками Зарубежной Церкви во главе с архиепископом Марком (Арендтом).

* * *

С окончанием войны все епископы Украинской Автокефальной Православной Церкви (УАПЦ), за исключением престарелого «митрополита» Феофила (Булдовского), и большая часть клириков эмигрировали, обосновавшись главным образом в США и Канаде. Оставленные ими приходы воссоединились с Матерью Церковью.

Лжемитрополит Поликарп (Сикорский) обосновался вначале в Германии, потом во Франции, под Парижем, откуда он осуществлял руководство Украинской Автокефальной Православной Церковью, бульшая часть клириков и паствы которой постепенно переместилась на Американский континент. Поликарп (Сикорский) скончался в 1953 г. в своей резиденции в Оле-су-Буа под Парижем. Состоявшийся в 1947 г. в немецком городе Ашаффенбурге Собор епископов УАПЦ командировал самого энергичного из своих «архиереев» – Мстислава Скрыпника в Америку для ведения переговоров с самосвятским лжемитрополитом в Америке Иоанном (Теодоровичем). Переговоры эти закончились соединением с Теодоровичем, правда, после того как он был «рукоположен» экзархом Александрийского Патриархата. В 1947 г. Мстислав (Скрыпник) получил титул архиепископа Винницкого и Канадского, потом в 1950 г.– архиепископа Ньюйоркского, а в 1971 г.– митрополита Филадельфийского и главы УАПЦ за границей. В общении с митрополитом Мстиславом находилась и Украинская греко-православная Церковь в Канаде во главе с лжемитрополитом Василием.

Существуют еще две эмигрантские украинские Церкви, которые, однако, с тремя названными выше общения не имеют. Это так называемая «УАПЦ соборноправная», откровенно пренебрегающая канонами и не стремящаяся к общению с каноническими православными Церквами, и Украинская православная церковь в Америке во главе с епископом Богданом (Шпилько), состоящая в юрисдикции Константинопольской Патриархии. Та и другая церковные организации крайне малочисленны.

Иерархи украинских Автокефальных Церквей в Северной Америке искали сближения с Константинопольской Патриархией, чтобы получить от нее признание своего статуса. Однако, после того как 18 июля 1988 г. Константинопольский Патриарх Димитрий I обратился с посланием к «блаженнейшему киру Мстиславу, возлюбленному брату во Святом Духе и сослужебнику нашей мерности, митрополиту Украинской Православной Церкви в США», в котором поздравил его с 1000-летием «Крещения Украины», у автокефалистов появились некоторые надежды.

В 1989 г. украинские автокефалисты перенесли центр своей деятельности на Украину; оставшиеся же за границей автокефалистские епископы, по существу дела преемственно связанные с самосвятами, были приняты в общение Константинопольской Патриархией и вошли в ее юрисдикцию. Этим канонически незаконным актом Константинопольская Патриархия создала еще одну проблему в своих отношениях с Русской Православной Церковью.