ГЛАВА XII. Религиозное просвещение
Революционные события 1917 г. явились катастрофой для духовного образования в России. По богословским школам удар был нанесен уже на самом раннем этапе борьбы с Церковью декретом Совнаркома «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви»: «Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается»868. Церковным и религиозным обществам запрещалось владеть собственностью, поэтому духовные школы, существовавшие на средства Святейшего Синода, практически теряли финансовую основу, а специальные богословские школы могли создаваться только заново, без предоставления им денежных средств и без права пользоваться учебными помещениями прежних академий, семинарий и духовных училищ, которые подлежали конфискации. Помещения, библиотеки и даже часть педагогического персонала духовных учебных заведений использовались новыми властями для устройства общеобразовательных средних школ, педагогических училищ, учительских институтов. Высшее церковное управление своим указом от 1 ноября 1918 г. вынуждено было констатировать, что не располагает средствами содержать духовные учебные заведения. Однако профессура духовных академий предпринимала попытки в той или иной форме сохранить православные школы.
В Московской Духовной Академии трудности начались уже при Временном правительстве. Обер-прокурор Святейшего Синода В. Львов 13 марта 1917 г. направил для ревизии академии комиссию во главе с профессором Петроградской Академии Б. В. Титлиновым. Комиссия обвинила ректора, епископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), в неправомерных действиях, не назвав их конкретно, и на этом основании Святейший Синод по указанию Львова уволил епископа Феодора с поста ректора и назначил его настоятелем Даниловского монастыря. Временное исполнение обязанностей ректора возложено было на инспектора академии архимандрита Илариона (Троицкого). Одновременно смещен был и редактор академического органа «Богословский вестник» священник Павел Флоренский, его заменил профессор М. М. Тареев. После начала 1917/18 учебного года, новым ректором избрали профессора по кафедре истории и обличения западных исповеданий А. П. Орлова, который через месяц был рукоположен и возведен в сан протоиерея.
Декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви» ставил академию под прямую угрозу закрытия. 21 мая 1918 г. по благословению Святейшего Патриарха Тихона Московский епархиальный совет союза духовенства и мирян по предложению профессора Московской Академии В. П. Виноградова постановил открыть Православную народную академию богословских наук во главе с председателем союза профессором Московского университета протоиереем Н. И. Боголюбским. Православная народная академия «создавалась для более глубокого и сознательного усвоения христианского мировоззрения и взаимопонимания между всеми слоями церковного народа»869. Целью ее была подготовка всех членов Церкви к работе в приходских и епархиальных учреждениях, к пастырскому служению тех, кто чувствует к этому призвание, а также совершенствование в пастырском служении лиц священного сана. Предполагалось открыть три отделения: общедоступные богословские курсы для всех желающих, высшие богословские курсы для лиц, имеющих среднее и высшее образование или прослушавших курс первого отделения (оба отделения для мужчин и женщин), и пастырские курсы. В качестве преподавателей собирались привлечь главным образом профессоров Московской Духовной Академии, в том числе и ее последнего ректора протоиерея А. П. Орлова. Но проект этот осуществить тогда не удалось.
Московская Духовная Академия в Сергиевом Посаде умирала, в 1918 г. она последний раз приняла абитуриентов. «Из зданий нас постепенно вытесняют, а денег на содержание академии у Церкви нет»,– с горечью писал в феврале 1919 г. профессор И. В. Попов петербургскому коллеге Н. Н. Глубоковскому870. 3 мая другой профессор, С. Глаголев, сообщал в Петербург, что «отца Илариона арестовали, он теперь пребывает в Бутырской тюрьме. Дел за ним на самом деле никаких нет, но, кажется, скоро выпускать его не собираются. Нет у нас и церкви. Академическая запечатана. Перешли было в церковь Иоанна Предтечи. Но там тесно и холодно. Теперь переходим в трапезную»871. Занятия в академии прекратились, некоторые преподаватели в светском звании устроились на различные должности в государственные культурные и образовательные учреждения. Но в Москве и Сергиевом Посаде отдельные профессора продолжали занятия в частном порядке, студенты готовили к защите курсовые сочинения по крайней мере до 1924 г. Об этом сообщал 8 сентября 1924 г. профессор академии священник Павел Флоренский в письме Патриарху Тихону, в котором он просил об отставке и выдаче документов из-за конфликта с ректором протоиереем Владимиром Страховым, возглавлявшим после А. П. Орлова Московскую Духовную Академию. Правда, П. Флоренский уже называет академию «бывшей».
Лекции для желающих получить высшее богословское образование читались в Московском епархиальном управлении и до 1928 г. в Высоко-петровском монастыре, настоятель которого епископ Сергиевский Варфоломей (Ремов) и возглавил полулегально существовавшую школу. В преподавательскую корпорацию также входили епископы Иларион (Троицкий), пока он был на свободе, и протоиерей Василий Виноградов. На содержание школы собирались пожертвования в московских храмах. Варфоломей (Ремов), уже в сане архиепископа, был расстрелян в 1936 г., репрессиям подверглись и другие лица, преподававшие и учившиеся в этой богословской школе.
В Петрограде для спасения академии ее руководство обратилось в совет Петроградского университета с просьбой о включении академической корпорации и студентов в состав университета в качестве богословского факультета. Университетский совет готов был пойти навстречу, но Наркомат просвещения во главе с Луначарским воспрепятствовал осуществлению этого плана. 23 июня 1918 г. скончался последний ректор Петроградской Духовной Академии епископ Ямбургский Анастасий (Александров). Этот год стал последним в существовании старой Петербургской Академии, занятия профессоров со студентами продолжались только в частном порядке.
Перед угрозой прекращения существования Казанской Академии ее совет, испросив благословение священноначалия, готов был к тому, чтобы преобразоваться в богословский факультет Казанского университета. 20 апреля 1918 г. профессор К. В. Харлампович писал Н. Н. Глубоковскому, что «Луначарский стоит на непримиримой позиции и не допустит государственных богословских факультетов. Везде горе, мрак и позор, и просвета нигде не видно». Как и в Петрограде, большевистские власти не допустили слияния Казанской Академии с университетом, и положение ее ухудшалось с каждым днем. О состоянии, в котором она оказалась к началу 1919 г., пишет ее последний ректор епископ Чистопольский Анатолий (Грисюк) все тому же профессору Н. Н. Глубоковскому: «Библиотека в наших руках и взята под свою защиту Архивной комиссией. Половина наличных студентов (человек 20) и Ваш покорный слуга, а равно и канцелярия, помещаются в здании академическом. В главном здании заразный госпиталь, почему пришлось отказаться даже от академической церкви и перейти в приходскую. Треть корпорации находится по ту сторону фронта, а трое в Москве. Остальные профессора почти все служат на советской службе и сравнительно немногие на епархиальной или совмещают должности в академии»872. Казань в ходе гражданской войны переходила из рук в руки, поэтому репрессии со стороны властей оказались особенно кровавыми. Коснулись они и академической корпорации: был расстрелян эконом академии священник Филарет Великанов.
В отличие от Московской и Петербургской Казанская Академия существовала до весны 1921 г. О том, как проходили занятия в эти последние годы, епископ Анатолий писал ректору Московской Академии протоиерею Анатолию Орлову: «Мы продолжаем заниматься, предполагая закончить учебный год к Пасхе, хотя питаемся от занятий неакадемических. Правду сказать, студенты на первых двух курсах академии насчитываются единицами, но из старших двух их по десятку. Некоторые студенты (4 человека, в том числе двое священников) мобилизованы на военную службу. Территории своей у нас теперь не имеется, хотя нужные книги пока достаем из прежней библиотеки. Из штатных профессоров в Казани сейчас 22 лица, отсутствующих – 9, двое умерли»873. Профессора продолжали читать лекции в помещении епархиального управления и у себя на квартирах. В марте 1921 г. 20 преподавателей академии во главе с ректором епископом Чистопольским Анатолием были арестованы за нарушение декрета об отделении Церкви от государства. Епископа Анатолия этапировали из Казани в Москву и заключили в Бутырскую тюрьму, а преподавателей академии в октябре 1921 г. освободили, приговорив к одному году заключения в концлагере условно. И уже в ноябре академическая корпорация организовала Богословский институт во главе с профессором Казанской Академии протоиереем Николаем Васильевичем Петровым и его помощником архимандритом Варсонофием (Лузиным). Коллегия Татарского Наркомпроса зарегистрировала институт, но просуществовал он менее года.
Киев, до окончания гражданской войны, за исключением коротких промежутков, не был в руках красных, поэтому Киевская Академия находилась в более сносных условиях до 1920 г.; при большевистской власти она тоже была обречена на уничтожение. Ее последний ректор епископ Каневский Василий (Богдашевский) писал профессору Н. Н. Глубоковскому:
«Крайне бедствуют и профессора академии. Бедствие дошло до того, что В. И. Попов пошел в деревню в псаломщики; собирается в псаломщики и М. Н. Скабалланович. Почтеннейший Н. П. Смирнов, тяжко болевший тифом, отправился искать свободного прихода в Киевский уезд, ибо семья буквально умирает с голоду. Страшно, что ожидает нас в будущем... С. Т. Голубев до того исхудал, что прямо стал неузнаваем и еле передвигает ноги... Академия наша существует и кое-что делает. Произведен выпуск студентов IV курса в количестве 8 человек; подвергаются испытанию и некоторые из студентов первых курсов, живущие в Киеве. Читают кандидатские сочинения, один из студентов представил даже сочинение на степень магистра богословия (в рукописи). Но вообще наше существование крайне бедственно». А уже 14 октября епископ Василий писал Глубоковскому: «Академия, к великому прискорбию, почти умерла, и никак нельзя ее восстановить, потому что студентов нет и профессора многие отсутствуют. Что дальше будет, неизвестно, но утешительных перспектив не предвидится. Открыты пастырские курсы, и они «оттянули» важнейшие профессорские силы. Предложил я читать лекции «по домам»... но ничего пока из этого не выходит»874.
* * *
В 20-х гг. наиболее серьезный и успешный опыт создания высшей духовной школы нового типа, совместимого с советским законодательством, предпринят был в Петрограде. Еще в 1918 г. преподаватель Петроградской духовной семинарии Иван Павлович Щербов († 1925) организовал пастырское училище, которое существовало на местные епархиальные средства. В 1919 г. он поставил вопрос о создании Богословского института – высшей духовной школы. Предложение И. П. Щербова поддержал митрополит Петербургский Вениамин, и в апреле 1920 г. Богословский институт был открыт. Его ректором по избрании стал настоятель Казанского собора протоиерей Николай Чуков (впоследствии митрополит Григорий), опытный пастырь и педагог, в прошлом ректор Петрозаводской семинарии. Среди преподавателей института были профессора Петроградской Академии – протоиереи Василий Верюжский, А. В. Петровский, А. И. Бриллиантов, Н. Н. Глубоковский, С. М. Зарин, И. А. Карабинов, Н. В. Малицкий, Д. П. Митров, И. П. Соколов и профессора Петроградского университета – академик Б. А. Тураев, Д. И. Абрамович, Л. П. Карсавин, С. С. Безобразов (впоследствии епископ Кассиан), М. Д. Приселков, А. П. Алявдин, М. Н. Соколов, С. В. Меликова-Толстая. В Богословский институт принимались лица обоего пола с высшим или средним образованием, желающие послужить Церкви как пастыри или на иных послушаниях. Принято было 100 слушателей, из них 32 человека имели высшее образование. В мае 1923 г. Богословский институт прекратил существование. Ужесточение антицерковного террора в связи с кампанией по изъятию церковных ценностей, арест ректора протоиерея Николая Чукова и угроза захвата обновленцами института привели к его роспуску. Выйдя на свободу, протоиерей Николай Чуков в 1925 г. сумел организовать в Ленинграде Высшие богословские курсы, которые, по мнению митрополита Кирилла (Гундяева), «имели более скромный состав профессоров и студентов, да и учебная программа на них была поуже»875. Но эти курсы позволили некоторым из студентов института завершить высшее богословское образование, например Н. Д. Успенскому, известному впоследствии профессору-литургисту. В 1928 г. власти закрыли ленинградские Высшие богословские курсы. Протоиерей Николай Чуков, пытаясь возобновить богословское образование, разрабатывал проект открытия новой церковной школы. Этот проект был одобрен Заместителем Местоблюстителя митрополитом Сергием; но осуществить его в обстановке массового террора 1929 г. было, конечно, невозможно.
Поместный Собор в определении от 7 (20) апреля 1918 г. постановил, наряду с существовавшими духовными учебными заведениями, учредить в епархиях пастырские училища. На основании этого определения в Москве, Киеве, Казани, Симбирске, Харькове, Смоленске, Перми, Вологде, Могилеве, Угличе, в Павловске Воронежской епархии на местные средства в 1919–1922 гг. открывались псаломщические и пастырско-богословские курсы, которые, просуществовав по нескольку лет, закрывались властями.
К концу 20-х гг. школьное богословское образование совершенно прекратилось на всей территории Советского Союза. Оставалась возможность только для частного, индивидуального и нелегального преподавания, которое, видимо, не прекращалось никогда. До 30-х гг. свои духовные школы имели раскольники-обновленцы и самосвяты, но в 30-х гг. и эти школы были закрыты.
* * *
В относительно нормальных условиях находились только те русские богословские школы, которые оказались за границами СССР. Так, на территории Польского государства существовали две православные духовные семинарии в Кременце и Вильне и богословский факультет в Варшаве, где уровень образования был весьма высоким благодаря тому, что к преподаванию были привлечены серьезные ученые-эмигранты. Церковную историю и церковное право преподавал профессор М. В. Зызыкин, большой популярностью пользовались лекции по философии известного русского мыслителя Н. С. Арсеньева. Преподавал здесь и будущий Патриарх Румынский Юстиниан. Русские православные школы в Польше не состояли в ведении Московской Патриархии, поскольку Православная Церковь в Польше самочинно вышла из юрисдикции Русской Церкви. Условия, в которых жили православные духовные школы в этой стране, были нелегкими; правительство пыталось полонизировать факультет и семинарию вплоть до полного запрещения вести обучение на русском языке. Само существование этих школ, в которых польские шовинисты видели, как во всей вообще Православной Церкви, осколки ненавистной им императорской России, было под угрозой, но закрыты они были уже советскими либо нацистскими властями в дни оккупации Польши.
В послевоенные годы, когда духовные учебные заведения в нашей стране лишь в малой степени могли удовлетворить потребности в пастырях с богословским образованием, значительную часть священнослужителей, особенно на Украине, в Белоруссии и Литве, составляли выпускники Виленской и Кременецкой семинарий, а также православного богословского факультета Варшавского университета. Из его стен вышли такие видные архипастыри послевоенных лет, как архиепископы Вениамин (Новицкий) и Мстислав (Волонсевич), митрополит Леонтий (Бондарь) и протопресвитер Виталий Боровой. Православные духовные семинарии существовали также в Латвии и Эстонии. Кишиневская семинария была преобразована в богословский факультет университета, но это было румынское учебное заведение и по языку преподавания и по составу преподавателей.
В диаспоре крупнейшим православным образовательным и научным центром стал Парижский богословский институт, организованный на подворье преподобного Сергия под покровительством митрополита Западноевропейского Евлогия (Георгиевского). Инициатива создания этого института принадлежала Русскому студенческому христианскому движению. Крупную субсидию на обустройство Свято-Сергиевского богословского института выделил председатель Всемирного комитета ИМКА (Христианской ассоциации молодых людей) доктор Мотт. По словам митрополита Евлогия, он «придавал огромное значение» «созданию богословского института – единственной русской богословской школы за границей... В России большевики закрыли все духовные академии и семинарии, богословское образование прекратилось; образовалась пустота, которую наш институт хоть в минимальной мере мог заполнить»876.
1 марта 1925 г. был освящен храм преподобного Сергия на подворье, и после Пасхи принято было 10 человек, с которыми велись подготовительные занятия. Осенью началось систематическое преподавание, а 30 апреля 1926 г. институт был официально открыт. Для непосредственного управления институтом митрополит Евлогий пригласил из Сербии епископа Вениамина (Федченкова), который в дореволюционные годы возглавлял Тверскую семинарию, назначил его инспектором. Он пользовался большой любовью студентов и придал всей жизни института, по словам митрополита Евлогия, «строго монашеское направление»877: для студентов обязательным стало ежедневное посещение богослужений в храме преподобного Сергия, воспитанники одевались в подрясники, за трапезой непременно читались прологи или жития. Первыми студентами института, по воспоминаниям митрополита Евлогия, были люди «самых разнообразных профессий и биографий. Важно было одно: большинство поступающих были люди убежденные, идеалисты, через Церковь пришедшие к решению посвятить себя церковному служению. Полумонашеским строем они не тяготились, напротив, чувствовали себя в нем, как в своей стихии. Некоторые из воспитанников еще студентами приняли монашество и стали прекрасными монахами-миссионерами, монахами-пастырями, подвизающимися в миру, попадая иногда прямо из института в какой-нибудь приход в отдаленном захолустном углу нашего эмигрантского рассеяния»878. Через год епископ Вениамин оставил институт, уехав в Сербию. В 1929 г. он вернулся в Париж и руководил институтом до 1930 г., когда после разрыва с митрополитом Евлогием, перешедшим вместе с институтом в юрисдикцию Константинопольской Патриархии, он оставил свою должность. После епископа Вениамина инспекторские обязанности исполнял протоиерей Сергий Булгаков. Как рассказывал митрополит Евлогий, «отец Сергий имел большое влияние на студентов. Он стал их духовником, другом, советчиком, и авторитет его в студенческой среде огромен. Но административные, инспекторские обязанности не соответствуют философскому складу о. Сергия – он более философ, нежели администратор»879.
Экономическое положение Богословского института было нелегким, он зависел от пожертвований эмиграции, которая в основной массе своей была бедна, и от помощи ИМКА и других международных организаций. Финансовая зависимость от ИМКА давала повод некоторым эмигрантам, главным образом тем, кто находился в юрисдикции Карловацкого Синода, обвинять Богословский институт в связях с масонством.
К преподаванию в Свято-Сергиевском институте удалось привлечь лучшие богословские и философские научные силы русского зарубежья. Кафедру истории Русской Церкви занял бывший доцент Петербургской Духовной Академии и бывший министр исповеданий во Временном правительстве А. В. Карташов; догматическое богословие читал протоиерей Сергий Булгаков; курс патрологии был поручен Г. В. Флоровскому, впоследствии протоиерею, Священное Писание Нового Завета читал профессор С. С. Безобразов, впоследствии епископ Кассиан, с 1947 г. до своей кончины в 1964 г. ректор института. Кафедру философии занимал В. В. Зеньковский, в прошлом министр исповеданий в правительстве гетмана Скоропадского, позже протоиерей, в первые послевоенные годы декан института. Пастырское богословие преподавал архимандрит Киприан (Керн). Агиологию читал Г. П. Федотов, нравственное богословие – Б. П. Вышеславцев, каноническое право – Н. Н. Афанасьев, позже протопресвитер, литургику – В. Н. Ильин, историю христианского искусства – В. В. Вейдле, историю Западных Церквей – К. В. Мочульский, сравнительное богословие – А. А. Зандер, древние языки – П. Е. Ковалевский, французский язык – принявший православие иеромонах Лев Жилле, английский – монахиня Евдокия. Для чтения отдельных лекций приглашались Н. О. Лосский, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк. Со временем преподавателями института стали его выпускники Б. И. Сове, С. С. Верховский, П. Т. Лютов, А. П. Князев, впоследствии протоиерей и ректор института после кончины епископа Кассиана. В послевоенные годы среди лучших профессоров были протопресвитеры Александр Шмеман и Иоанн Мейендорф, переехавшие затем, как и протоиерей Георгий Флоровский, в США и составившие ядро Свято-Владимирской Академии.
За первые 11 наиболее ярких лет своего существования Богословский институт окончили 133 студента, 52 из них приняли священный сан. В послевоенные годы Богословский институт постепенно стал утрачивать свою русскую ориентацию. В настоящее время преподавание ведется на французском языке, и студенты, и преподаватели принадлежат к разным Церквам. Из русских по происхождению профессоров института наиболее известен в богословской науке протоиерей Борис Бобринский, читающий курс догматического богословия.
Другие духовные школы русской эмиграции по своему вкладу в церковную науку несопоставимы с Парижским богословским институтом, но и они исполняли свою главную миссию – готовить пастырей для окормления лишившейся родины и оказавшейся в рассеянии паствы. Так, в Харбине были открыты духовная семинария и богословский факультет института святого князя Владимира, находившиеся в ведении Карловацкого Синода. В 1922 г. в болгарском городе Станимаке (ныне Асеновград) епископ Дамиан (Говоров) основал пастырскую школу, в которой преподавал епископ Серафим (Соболев), и за первые десять лет было подготовлено около 50 священников. В послевоенные годы единственной пастырской школой Русской Зарубежной Церкви стала Свято-Троицкая семинария в Джорданвиле под Нью-Йорком.
Русские студенты имели также возможность получать духовное образование на богословских факультетах Софийского и Белградского университетов, ведущими профессорами которых стали эмигранты из России, такие крупные ученые, как Н. Н. Глубоковский, М. Э. Поснов – в Софии, А. П. Доброклонский, С. В. Троицкий и Ф. И. Титов – в Белграде. Богословский факультет Белградского университета стал одним из крупных центров русской церковной науки в эмиграции.
* * *
В самой России возможность возобновления духовного образования открылась только на исходе Великой Отечественной войны. В сентябре 1943 г. на встрече со Сталиным митрополиты Сергий, Алексий и Николай просили открыть богословские курсы в нескольких епархиях. Как пишет участник встречи Г. Г. Карпов, «Сталин, согласившись с этим, в то же время спросил, почему они ставят вопрос о богословских курсах, тогда как правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие духовных семинарий во всех епархиях, где это нужно. Митрополит Сергий, а затем митрополит Алексий сказали, что для открытия духовных академий у них еще очень мало сил и нужна соответствующая подготовка, а в отношении семинарий – принимать в них лиц моложе 18 лет они считают неподходящим ко времени и по прошлому опыту, зная, что пока у человека не сложилось определенное мировоззрение, готовить их в качестве пастырей весьма опасно»880. Договорились об открытии курсов. Вероятно, это отчасти объяснялось осторожностью и стремлением обезоружить тех советчиков Сталина, кто, удерживая его от шага навстречу Церкви, потом мог ссылаться на чрезмерные аппетиты архиереев. За словами митрополита Алексия стоял также опыт дореволюционной семинарии и те суждения о духовном образовании, которые преосвященные архиереи выразили в своих «Отзывах» на материалы Предсоборного Присутствия в 1906 г.
Вскоре после беседы Сталина с тремя митрополитами архиепископ Саратовский Григорий (Чуков) по поручению главы Церкви разработал проект организации Православного богословского института в Москве и богословско-пастырских школ в епархиальных центрах. Этот проект был утвержден Священным Синодом уже после избрания Патриарха Сергия. В № 4 «Журнала Московской Патриархии» за 1943 г. было помещено объявление о принятии в Православный богословский институт «лиц с высшим или средним образованием, не моложе 18 лет, с удостоверением от своего епархиального архиерея или кого-либо из пастырей той епархии, в которой проживает проситель».
Торжественное открытие Богословского института и пастырских курсов состоялось после кончины Патриарха Сергия, 14 июня 1944 г., в московском Новодевичьем монастыре. На торжествах присутствовали находившиеся в Москве епископы, московские священнослужители, преподаватели института и курсов во главе с проректором С. В. Савинским. В 12 часов в Новодевичий монастырь прибыл патриарший Местоблюститель митрополит Алексий в сопровождении митрополита Крутицкого Николая и архиепископа Псковского Григория (Чукова). Перед началом молебна митрополит Алексий обратился к собравшимся с назидательным словом:
«Прежняя духовная школа была школой серьезной, глубокой, строгой, а в иных случаях и суровой школой. Добрая ей память, честь и слава. Из нее вышел целый сонм святителей, пастырей, ученых богословов, скромных, но трудолюбивых работников на всех поприщах церковной, государственной и общественной деятельности. Ее прошел святитель Тихон Задонский, Филарет, митрополит Московский, преосвященные Иннокентий и Никанор Херсонские, приснопамятный отец Иоанн Кронштадтский; такие светила богословского знания, как ректор Московской Духовной Академии протоиерей А. В. Горский, профессор протоиерей Голубинский, профессор Болотов, профессор Глубоковский и многие, очень многие труженики богословской науки, и такой выдающийся государственный деятель, как граф Сперанский. Наконец, из духовной школы вышел и наш Святейший Патриарх Сергий, крупнейшая величина как богословский мыслитель и духовный писатель... Слабой стороной прежней духовной школы было то, что она имела двойственную задачу. Это была школа сословная; она имела задачей дать возможность духовенству, сословию в общем бедному, на льготных началах давать воспитание и образование своим детям; другой задачей ее было создавать кадры будущих священнослужителей. Понятно, что не каждый сын священника, или диакона, или псаломщика имел склонность к пастырскому служению, к тому, чтобы следовать по стопам своих отцов и предков, и от этого получалось, что такие подневольные питомцы духовных учебных заведений вносили в них дух, чуждый церковности, дух мирской, снижали тон его церковного настроения. С другой стороны, и само руководство допускало несвойственные строго духовной школе послабления в отношении режима и общего внутреннего уклада. И получалось, что наши духовные школы носили полусветский характер, который отражался на всем строе – учебном и воспитательном. Теперь же не так должно быть и не так будет. Сословий у нас нет... и каждый гражданин, чей бы он ни был сын и потомок, может свободно избирать себе путь по своему влечению; и потому те, кто поступает в наши духовно-учебные школы, поступят в них не подневольно, а следуя влечению своему послужить святой Церкви в священном сане. Весь строй этих школ должен быть строго церковным, без всякого уклонения в сторону мирского, светского уклада, и все питомцы нашей школы должны будут ему подчиняться»881.
Учебные аудитории института разместились в лопухинском корпусе Новодевичьего монастыря, а его общежитие и аудитория Богословско-пастырских курсов – в помещениях при монастырской Успенской церкви. К преподаванию в институте и на курсах были приглашены немногие из наставников и питомцев старой духовной академии, а также некоторые из преподавателей светских школ, имевших основательные богословские знания. Проректор института, возглавивший его на первых порах, Сергей Васильевич Савинский, магистр богословия, впоследствии протоиерей, до революции преподавал догматическое богословие в Черниговской семинарии. Первым ректором института стал протоиерей Тихон Попов, присоединенный незадолго до открытия института из обновленческого раскола, где он носил архиерейский сан; выпускник Казанской Академии, он успел защитить в ней магистерскую диссертацию о святителе Тихоне Задонском. К преподаванию в институте удалось привлечь известного миссионера дореволюционной эпохи протоиерея Димитрия Боголюбова. Среди первых преподавателей высшей богословской школы были Анатолий Васильевич Ведерников, назначенный инспектором, и Алексей Иванович Георгиевский, ставший секретарем института. По своему возрасту они не могли получить образование в дореволюционной духовной академии, но полученные ими благодаря самообразованию богословские знания были широкими и основательными. Впоследствии преподавателями стали выпускники Киевской Духовной Академии Николай Иванович Муравьев и Владимир Семенович Вертоградов, Казанской Академии Николай Петрович Доктусов и Александр Андреевич Ветелев. Один из студентов Богословского института вспоминал, что учащиеся первого «военного» набора
«пришли отовсюду... были и молодые, и совсем пожилые люди. Одни из них имели законченное гуманитарное образование, другие прошли курс духовной семинарии в далеком прошлом, но были и такие, кто вообще не имел никакой подготовки, кто по зову сердца пришел с сельскохозяйственных работ, от станков тыловой промышленности или с передовых позиций Великой Отечественной войны – опаленные огнем военного пожара, с нашивками ранений, боевыми наградами. Среди студентов нашего курса был Павел Александрович Голубцов (впоследствии архиепископ Сергий; † 1982), в выцветшей зеленой гимнастерке с погонами солдата технических войск. Были и специалисты с большим жизненным опытом, работавшие прежде в конструкторских бюро, и люди, много лет служившие на приходах псаломщиками... Но в этой сложной и разноликой массе главным и определяющим фактором была пастырская направленность»882.
Подготовить достаточное число пастырей для нескольких тысяч приходов, нуждавшихся в них, Московский богословский институт и пастырские курсы, конечно, были не в состоянии, поэтому вскоре после своего избрания Патриарх Алексий I обратился в Совет по делам Русской Православной Церкви с письмом: «Считая необходимым иметь пастырско-богословские курсы в городах Ленинграде, Минске, Киеве, Ставрополе, Луцке и Львове, прошу Совет войти в ходатайство к правительству о разрешении открытия означенных курсов в указанных городах»883. В другом письме Патриарх Алексий I просил об открытии таких курсов в Одессе и Таллине. За исключением Таллина, во всех городах, упомянутых в его письме, были открыты духовные учебные заведения.
В Учебном комитете под руководством митрополита Ленинградского Григория (Чукова) был разработан план перехода на традиционную систему духовного образования. Предполагалось преобразовать Богословский институт в духовную академию, а Богословско-пастырские курсы в духовную семинарию. При этом академия по своим учебным планам, программам и продолжительности обучения должна была в целом повторить старую академию. В отличие от дореволюционной семинарии, соединявшей в себе общеобразовательную среднюю школу с богословско-пастырской, новая не ставила цели давать своим воспитанникам полное среднее образование. Значительная часть ее абитуриентов приходила в стены духовной школы с аттестатом зрелости, хотя правила допускали прием и выпускников 7-классных школ. Обучение в духовной семинарии и академии рассчитаны были на четыре года. Учебные планы двух первых классов семинарии в основном воспроизводили церковно-образовательную программу старого духовного училища с вводным курсом основ православного вероучения (катехизиса, священной истории, церковного устава) и церковнославянского языка. Два старших класса семинарии приближались по предметам и объему материала к дореволюционной семинарии. Особое значение придавалось воцерковлению питомцев духовных школ, строго церковной системе их воспитания. Хотя и в ненормальных условиях, но возрождающаяся семинария явилась осуществлением тех проектов преобразования духовной школы, которые предлагали архиереи в своих «Отзывах» 1906 г. «В задачу духовной академии, как высшей школы, входит совершенствование богословских знаний, полученных студентами в семинарии,– писал инспектор Богословского института А. В. Ведерников.– Отгораживаясь от соблазна умножать знания ради знаний, академия должна готовить пастырей, способных направлять религиозно-нравственную жизнь верующих в более широких масштабах городской общины и даже епархии»884.
На ходатайство Патриарха о преобразовании духовных школ 15 июля 1946 г. последовал ответ Г. Г. Карпова о согласии Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров Союза ССР на преобразование пастырско-богословских курсов в Москве, Саратове, Ленинграде, Киеве, Львове, Одессе, Минске, Луцке и Ставрополе в духовные семинарии с четырехгодичным сроком обучения. Соответствующее разрешение из Совета получено было на преобразование Богословского института в духовную академию. Московские духовные школы были преобразованы в духовную академию и духовную семинарию 31 августа 1946 г.
Вступительные экзамены в Московские духовные школы сдавали более 200 абитуриентов, а принято было в 1-й класс духовной семинарии – 79 человек, во 2-й – 9, в 3-й – 9 и на 1-й курс академии – 3 человека. Вместе с зачисленными в академию и семинарию студентами Богословско-пастырских курсов и Богословского института в 1946 г. в семинарии насчитывалось 147 воспитанников, а в академии – 14 студентов.
Исполняющим обязанности ректора академии и семинарии назначили профессора протоиерея Тихона Попова, возглавлявшего ранее Богословский институт и Богословско-пастырские курсы. Но вскоре Священный Синод постановил освободить его по состоянию здоровья от занимаемых должностей с оставлением профессором нравственного богословия, а ректором Московской Духовной Академии и духовной семинарии и настоятелем академического храма назначить инспектора академии протоиерея Николая Чепурина. Протоиерей Николай Чепурин был исповедником, прошедшим через аресты, тюрьму, лагеря и ссылку. Магистр богословия, в прошлом он служил петербургским епархиальным миссионером. Находясь в Средней Азии и не имея возможности служить в Церкви, он защитил кандидатскую диссертацию по биологии и возглавлял кафедру микробиологии Медицинского института. Один из первых студентов академии вспоминал: протоиерей Н. Чепурин «вступил в должность осенью 1946 г. и 7 февраля 1947 г. скончался. Всего несколько месяцев студенты слушали его вдохновенные беседы-проповеди на занятиях и в храме. Помню его первое выступление перед учащимися в Успенском храме Новодевичьего монастыря после запричастного стиха, когда он произнес свои полные глубокого смысла слова о том, что многие богословские предметы учащимся предстоит освоить в стенах духовных школ, но лишь по одному предмету придется каждому сдать главный экзамен своей жизни. Наукой, по которой придется сдавать этот главный экзамен, будет наука жертвовать собой. Вот чему должен посвятить себя священнослужитель, пастырь Православной Церкви»885. На отпевании профессора протоиерея Николая Чепурина в Успенском храме Новодевичьего монастыря Патриарх Алексий I сказал, что «за короткое время своего ректорского послушания он совершил больше, чем многие могут сделать за долгие годы»886. Затем в течение 9 месяцев обязанности ректора исполнял профессор протоиерей С. В. Савинский.
В январе 1947 г. при МДА Священным Синодом была образована Аттестационная комиссия, которая утвердила в профессорском звании преподавателей академии – протоиереев Тихона Попова, Вениамина Платонова, Димитрия Боголюбова, а также С. В. Савинского и И. Н. Шабатина, в звании доцента преподавателей: архимандрита Вениамина (Милова), впоследствии епископа, священника Александра Ветелева, а также В. С. Вертоградова, Н. П. Доктусова, Н. И. Муравьева, А. В. Ведерникова и А. И. Георгиевского. В конце 1946/47 учебного года в академии были успешно защищены докторская диссертация профессором протоиереем Василием Верюжским, в прошлом ведущим деятелем иосифлянства, вернувшимся в юрисдикцию Патриархии, и магистерская – В. С. Вертоградовым. Этот учебный год закончился первым выпуском 18 воспитанников Московской семинарии. Постановлением Священного Синода от 28 октября 1947 г. новым ректором Московских духовных школ был назначен епископ Гермоген (Кожин). В прошлом обновленец-митрополит, он, к тому времени уже овдовевший, был воссоединен с Матерью Церковью в 1945 г. в сане протоиерея. Сразу после этого он был пострижен и скоро получил законную епископскую хиротонию.
В 1946 г., в день Покрова Божией Матери состоялось открытие Патриархом Алексием I Ленинградской Духовной Академии и преобразование уже год существовавших Богословско-пастырских курсов в семинарию. В докладе протоиерея Иоанна Богоявленского, назначенного ректором Ленинградских духовных школ, приведены были статистические сведения о поступивших в духовные школы: «К началу 1946/47 учебного года,– сказал он,– на 1-м курсе семинарии – 28 человек; на 2-м курсе семинарии – 30 человек и на 1-м курсе академии – 16 человек. Всего – 74 человека»887. При Ленинградских духовных школах открыт был заочный сектор. Первая корпорация Ленинградских духовных школ включала в себя 10 преподавателей (3 профессоров и 5 доцентов), большинство составляли выпускники дореволюционных духовных школ, а некоторые – протоиерей Василий Верюжский, А. И. Сагарда и В. В. Четыркин – имели опыт преподавания в дореволюционной Петербургской Академии.
С сыновней любовью и благодарностью вспоминает о преподавателях и профессорах Ленинградских духовных школ Святейший Патриарх Алексий II. Одним из них, «отдавших нам свои силы, знания и опыт», был профессор Александр Иванович Сагарда, призванный в академию митрополитом Григорием, брат знаменитого патролога. «Помню, на одном из занятий – а состав у нас был очень разнообразный по возрасту – один из учеников, человек уже пожилого возраста, не смог ответить урока. Нужно было видеть лицо Александра Ивановича. Он разволновался, взял книгу Нового Завета и сказал: «Вы должны полюбить эту Книгу!». Сказано это было с таким чувством, что его слова запали в душу навсегда»888.
В речи, произнесенной в храме Ленинградской Духовной Академии в день памяти святого князя Александра Невского, 6 декабря 1949 г. Патриарх Алексий I сказал:
«Православный народ истомился в искании истинных добрых духовных пастырей. Их, верим, не мало и теперь, но далеко не так много, как бы хотел православный русский народ и сколько их нужно для блага и процветания нашей Православной Церкви. Поэтому, молясь здесь вместе с теми, которые со временем будут пастырями, которые теперь готовятся быть пастырями, русский народ с особой любовью смотрит на них как на будущую надежду Церкви, как на будущих пастырей, чуждых того соблазна, который в недавнее время, как ураган, ворвался в нашу Церковь и которому были, к сожалению, причастны многие и многие пастыри. Православный русский народ очень тонко умеет узнавать и ценить истинного пастыря. Его не соблазняют и не вводят в заблуждение драгоценные камни, сияющие на митрах и крестах многих нынешних священников; он желает видеть сияние души пастыря, он желает видеть пастыря – человека высоких духовных достоинств; русский народ желает видеть пастыря-отца, который приникает любовью своей к нуждам паствы; он идет к священнику и ждет услышать от него слово спасения: как спасти душу, как направить свою жизнь, чтобы привлечь на себя благодать Господню, как преодолевать жизненные трудности, как справляться со своими скорбями, недугами, как уберечься от падений греховных. Вот что желает он получить от пастыря. Он не верит громким словам иного пастыря-проповедника, словам, в которых не слышно голоса Священного Писания и святых отцов, но в которых обильно рассыпаны земные слова земных художников слова. Речи таких проповедников не проникают в сердце русского православного человека. Он ищет у пастыря разъяснения слова Божия, ждет, чтобы в проповеди своей указал ему путь, по которому ему надлежит идти; и тогда такому пастырю открывается его сердце»889.
На 1 июня 1951 г. в корпорации Ленинградских духовных школ состояло 4 профессора: Л. Н. Парийский, С. А. Купресов, Н. Д. Успенский и протоиерей А. Осипов, запрещенный в служении из-за вступления во второй брак, тайный, а с 1959 г. явный ренегат и агент госбезопасности; 8 доцентов и 6 преподавателей. В 1948–1952 гг. ректором Ленинградской Духовной Академии и семинарии состоял епископ Лужский Симеон (Бычков), кандидат богословия старой Санкт-Петербургской Академии. Любопытную характеристику мировоззрения преподавателей академии и семинарии дает в своем секретном доносе А. Осипов: «Среди профессуры,– пишет он,– есть лица архиреакционных взглядов (ректор еп. Симеон, Парийский, Углянский, Макаровский, Миролюбов), есть мечтающие о примирении коммунизма и религии (Сергеенко), есть лица, приемлющие современность, но сочетающие с нею наивную веру (Сборовский, Шишкин, Успенский)»890.
В ноябре 1946 г. на базе Богословско-пастырских курсов была открыта духовная семинария в Ставрополе. Ее ректором Священный Синод назначил протоиерея Иоанна Богдановича. В Киеве торжественное открытие семинарии состоялось 18 февраля 1947 г. Ректором семинарии стал священник С. П. Афонский. В семинарию подали прошение о поступлении 48 кандидатов, принято было только 15 человек. В своей речи при открытии Ленинградской Духовной Академии председатель Учебного комитета митрополит Григорий сказал: «Благодаря вниманию и содействию правительства, Русская Православная Церковь с нынешнего учебного года получает возможность иметь три духовные академии»891. Однако разрешение на открытие третьей, Киевской Духовной Академии, получено было только через 45 лет после того, как сказаны были эти слова, в канун распада Советского Союза. Минские Богословско-пастырские курсы при их преобразовании в духовную семинарию были переведены в Свято-Успенский жировицкий монастырь, но по названию это была Минская семинария. Одновременно с этим закрыта была Виленская семинария. В 1946/47 учебном году в семинарии были преобразованы Богословско-пастырские курсы, открытые в Саратове, Одессе, Луцке. Львовские богословско-пастырские курсы, организованные в 1946 г., просуществовали только год. Ходатайства об открытии духовных семинарий в своих епархиях подавали в Совет по делам Русской Православной Церкви правящие архиереи Новосибирской, Краснодарской, Ростовской, Ярославской, Смоленской, Черновицкой и Таллинской епархий. Эти ходатайства поддержал Святейший Патриарх Алексий I, но ответом Карпова на все просьбы было: «Воздержаться»892.
На начало 1950/51 учебного года в 8 семинариях и 2 академиях обучалось 730 студентов. Священнослужителей не хватало, и правящие архиереи вынуждены были рукополагать благочестивых мирян без духовного образования. Чтобы преподать таким священнослужителям хотя бы основные богословские знания, в некоторых епархиях устраивались краткосрочные, чаще всего месячные, пастырские курсы, по окончании которых проводились проверочные испытания. В сентябре 1947 г. под руководством архиепископа Орловского Фотия проведены были занятия со священнослужителями епархии с чтением обзорных лекций по всем основным предметам семинарского курса, подобные курсы были в Гродно; в Минске с 28 сентября по 11 октября 1947 г. были организованы занятия на церковно-певческих курсах для псаломщиков епархии. Проводились также конференции епархиальных священников, которые частично решали образовательные задачи. Так, в декабре 1946 г. в повестке дня конференции, проходившей в Туле, стоял еще и вопрос «Об организации епархиальной библиотеки и читального зала»893.
В конце 40-х гг., в связи с ужесточением режима, в котором существовала Церковь, ухудшилось и положение духовных школ. В 1948 г. арестовали инспектора Московской Академии архимандрита Вениамина (Милова), студентов Дмитрия Дудко и Петра Бахтина. Не удалось, как это было задумано ранее, открыть духовную академию в Киеве, семинарии во Львове и Таллине, но число открытых духовных учебных заведений оставалось неизменным.
Несмотря на то что Церковь была отделена от государства, Министерство высшего образования СССР в 1948 г. внесло изменение в учебные планы духовных школ. Ссылаясь на декрет Совнаркома от 23 января 1918 г., которым «запрещалось преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные дисциплины»894, Министерство удалило из учебных программ духовных академий историю философии, логику, христианскую психологию и христианскую педагогику, а из учебных планов семинарии – основы психологии и обзор философских учений. Такой «творческий» подход к истолкованию декрета имел целью понизить общеобразовательный уровень духовенства, усилить изоляцию Церкви от общества, по возможности свести духовное образование к воспитанию требоисполнителей.
* * *
В середине 50-х гг. удалось заметно увеличить прием в семинарии: среди верующей молодежи заметно возросло стремление к пастырскому служению. «В 1956 г. в духовные заведения было подано 311 заявлений от лиц в возрасте от 18 до 20 лет с образованием 7–10 классов. Среди них есть члены ВЛКСМ»895,– информировал ЦК ВЛКСМ Г. Г. Карпов. Всего в 1956/57 учебном году в духовных школах Русской Церкви обучалось 1522 человека; из них на стационаре в семинариях – 924 и в академиях – 157; кроме того, на заочном секторе при Ленинградских духовных школах занималось 302 семинариста и 139 студентов академии; те и другие были в священном сане. Через два года общее число семинаристов, обучавшихся на стационаре, составило уже 1112; студентов академии 168; увеличилось и количество заочников. Число учащихся выросло во всех духовных школах, за исключением Волынской семинарии, где оно в 1958/59 учебном году составило 138 человек,– на 10 меньше, чем в предыдущем году; в Саратовской семинарии с 1954 по 1958 г. количество учащихся увеличилось почти в три раза: с 41 до 115. Но истинное положение духовной школы обнаруживается только при сравнении приведенных статистических данных с теми, которые относятся к предреволюционной России. В 1912 г. в 4 духовных академиях обучалось 939 студентов, в 57 семинариях – 21 850 и в 185 духовных училищах – 28 883. В 1957 г. духовные семинарии закончило 150 выпускников, а в 1912 г.– 2030, 4 академии выпустили кандидатами богословия и действительными студентами 220 человек.
Восьми семинарий было явно недостаточно для замещения вакантных мест священнослужителей, даже при уменьшившемся в четыре раза в сравнении с предреволюционной эпохой числе приходов. Священноначалие ходатайствовало перед Советом по делам Русской Православной Церкви о разрешении на открытие еще одной – Львовской семинарии, с тем чтобы она готовила пастырей, которые бы совершали служение в приходах Галиции, где в 50-х гг. большинство духовенства составляли лица, присоединенные к Православной Церкви из униатов, и где сохранилось более 3000 церквей, то есть до четверти всех приходов Русской Церкви. Но в 1955 г. уполномоченный Совета по Украине Корчевой дал окончательный отказ, сославшись на то, что для замещения приходов в Галиции вполне достаточно Волынской семинарии, 60% воспитанников которой – выходцы из трех галицких епархий.
В Московских духовных школах, которые, наряду с Ленинградскими, сосредоточили у себя лучшие педагогические силы, обучалось самое большое число студентов: в 1956/57 учебном году – 146 в семинарии и 99 в академии, через 2 года – уже 169 и 106 соответственно. Московскую Академию и семинарию с 1951 г. по 1964 г. возглавлял выпускник дореволюционной Киевской Духовной Академии протоиерей Константин Ружицкий, богословски хорошо образованный педагог и многоопытный администратор. Протоиерей Константин Ружицкий сумел организовать правильный распорядок академической и семинарской жизни, у него сложились добрые отношения с преподавателями и студентами, его ценило священноначалие; благодаря гибкости, дипломатическому таланту, умению найти компромисс ему удавалось успешно защищать интересы духовных школ. Инспектором Московских духовных школ до середины 50-х гг. был протоиерей Сергий Савинский, талантливый преподаватель, человек высокой эрудиции, хороший администратор. С 1957 по 1959 г. должность инспектора в академии занимал архимандрит Леонид (Поляков). В прошлом врач, экстерном закончивший после войны Ленинградскую Академию, он сумел за короткое время расположить к себе студентов своей любовью, заботой и снисхождением к немощным. Нетерпимость к лицам случайным и чуждым академической среде создавала ему репутацию справедливого и мудрого наставника. Среди преподавателей академии особой популярностью пользовались протоиерей Александр Ветелев, выпускник Казанской Духовной Академии, преподававший пастырское и нравственное богословие, и литургист А. И. Георгиевский. Большой потерей для Московских духовных школ стала кончина профессора протоиерея Димитрия Боголюбова, последовавшая на 85 году жизни 22 июня 1953 г. Окончив Московскую Академию еще в XIX в., он стал выдающимся миссионером, принимал участие в деяниях Собора 1917–1918 гг., в 20-х гг. был бесстрашным борцом против обновленчества, узником тюрем и лагерей. В конце своей исповеднической жизни отец Димитрий Боголюбов, прекратив преподавание, нес обязанности духовника академии, писал статьи для «Журнала Московской Патриархии». Его преемником по кафедре сектоведения стал другой миссионер предреволюционных лет, знаток старообрядчества протоиерей Иоанн Козлов.
На жизнь Московских духовных школ благотворно влияло их пребывание в стенах великой святыни – Троице-Сергиевой лавры; в 1953 г. решено было организационно объединить хозяйство обители и духовной школы. Студенты участвовали в монастырских богослужениях как певцы, пономари, чтецы, окормлялись у лаврских духовников. Полумонашеский уклад жизни Московских духовных школ, тесная связь их с обителью углубляли веру воспитанников, многих побуждая к постригу. Поначалу академия и семинария не располагали своим храмом, но в 1956 г. Патриархия и администрация академии добились передачи им той части помещений старой академии, которую ранее занимал Педагогический институт; благодаря этому открылась возможность для устроения в Чертогах, на прежнем месте, академического Покровского храма. Освящение его состоялось 21 мая 1955 г. Святейшим Патриархом Алексием I.
В Ленинградской Духовной Академии в 1956/57 учебном году обучалось 58, через 2 года – 62 студента, а в семинарии – 112 и 126 воспитанников соответственно, примерно в 1,5 раза меньше, чем в Московских духовных школах. В 50-е гг. Ленинградские духовные школы возглавлял протоиерей Михаил Сперанский, выпускник Петербургской Духовной Академии 1913 г. Ближайшим помощником ректора был инспектор академии и семинарии Лев Николаевич Парийский, тоже выпускник старой Петербургской Академии. В 22 года он был приговорен по делу митрополита Петербургского Вениамина к пяти годам лишения свободы. Своей строгой требовательностью инспектор компенсировал великодушную снисходительность ректора, поэтому Л. Н. Парийского любили далеко не все, но все ценили за преданность делу духовного просвещения, за богословскую эрудицию и высокую культуру. Профессор протоиерей Василий Верюжский преподавал в возрожденной академии с 1951 г. до своей кончины, последовавшей 28 августа 1955 г.
* * *
В конце 50-х гг. новые гонения на Церковь подорвали возрождавшуюся систему духовного образования. Уже в 1959 г. был ограничен прием абитуриентов в духовные семинарии и академии. Молодых людей, подавших прошения о принятии в духовные школы, вызывали через военкоматы для беседы с уполномоченными Совета, их не просто пытались переубедить, им угрожали, срочно отправляли на военные сборы на время вступительных экзаменов, комсомольские организации устраивали судилища и разборы; шантажировали и запугивали священников, давших рекомендации абитуриентам.
Не оставляли в покое и уже зачисленных учащихся и студентов. Так, 6 ноября 1959 г. Святейший Патриарх в беседе с Карповым жаловался на то, что в Киевской семинарии воспитанников вызывают на беседы и «они приходят измученные, обессиленные»896. Контролирующие Церковь инстанции беззастенчиво вмешивались в самый процесс обучения в духовных школах. Например, член Совета Сивенков в докладной записке Карпову писал о недопустимости в кандидатских сочинениях на нравственные темы развивать мысль о долге родителей давать детям религиозное воспитание: «Эти сочинения являются прямым нарушением ленинского декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви»897. Совет практиковал выдворение воспитанников из семинарии из-за бывшего членства в КПСС или комсомоле, за первоначальное обучение в институте, исполнение должности завклуба в сельсовете и т. д., и в том числе, что особенно странно, за несоблюдение установленного церковной властью порядка приема, например за отсутствие рекомендации правящего архиерея.
Результатом принятых мер стало резкое сокращение приема абитуриентов в духовные семинарии, что должно было стать, по замыслу властей, удобным предлогом для закрытия духовных школ. 4 мая 1960 г. новый председатель Совета Куроедов рекомендовал Святейшему Патриарху Алексию I закрыть Киевскую, Саратовскую и Ставропольскую семинарии, ссылаясь на незначительное число учащихся и на неудовлетворительные бытовые условия; Патриарх вынужден был подчиниться. Первой жертвой стала Ставропольская семинария, которую слили с Саратовской, при этом из четырех принадлежавших ей зданий было оставлено одно. Протест Патриархии со ссылкой на постановление Совнаркома от 22 августа 1945 г. о предоставлении Церкви частичных прав юридического лица на приобретение и владение имуществом последствий не возымел. Совет разъяснил, что данное постановление предусматривало исключительно целевое владение имуществом, а поскольку семинария закрывалась, то ее здания, купленные Ставропольской епархией у частных лиц или построенные на свои средства, безвозмездно переходят в государственную собственность; заодно конфисковали и семинарский грузовик. Несколько позже закрыли и Саратовскую духовную семинарию. В том же 1960 г. прекратила свое существование Киевская семинария. Минскую и Волынскую семинарии решили брать измором. В 1960 г. Минская семинария не смогла провести вступительные экзамены, потому что власти не допускали абитуриентов в Жировицкий монастырь, где находилась семинария, отказывая им во временном пропуске. В 1963 г. состоялся последний выпуск – 4 курс окончило 5 студентов, больше семинаристов не осталось, и Минская семинария угасла без официального закрытия.
В 1962 г. настала очередь Волынской семинарии, где в канун закрытия оставалось всего 5 студентов, которых никакими способами не удавалось заставить уйти. Из отчета уполномоченного Совета по Волынской области видно, какие усилия предпринимались советскими властями, чтобы не допустить приема новых студентов:
«Всего в семинарию о поступлении в первый класс было подано 12 заявлений со всеми требуемыми документами. Кроме того, было 8 запросов об условиях приема и учебы. Обращает на себя внимание тот факт, что большинство лиц, подававших заявления о поступлении в семинарию, привозили документы лично, причем в самые последние дни, с 29 по 31 июля. Ряд лиц... сразу же после подачи документов в семинарию поспешили сняться с учета по месту жительства и выехать, чтобы их не нашли по указанному адресу. Есть основания полагать, что все это не было случайностью, а делалось по совету руководства семинарии. Из 12 оформленных документов семинария по нашей рекомендации по различным причинам 6 заявлений возвратила обратно. Из оставшихся 6 человек на приемные экзамены прибыли... трое... Обо всех лицах, подавших заявления и обращавшихся с запросами, немедленно информировались уполномоченные Совета соответствующих областей. Волынский обком КП Украины обращался ко всем обкомам партии с письменными просьбами провести соответствующую работу... Однако, несмотря на все усилия, полностью сорвать набор не удалось. Если семинария будет продолжать свою работу, не допустить нового набора будет еще более трудно»898.
Затем у семинарии отняли второй этаж здания, с автомашины, которая использовалась для закупки продовольствия, сняли номерные знаки. К 1965 г. Волынская духовная семинария прекратила свое существование.
У Русской Православной Церкви с ее 100-миллионной паствой осталось 3 семинарии: Московская, Ленинградская и Одесская, которую власти планировали закрыть в ближайшее время; и две духовных академии: Московская и Ленинградская. На начало 1964/65 учебного года во всех духовных школах насчитывалось 752 учащихся: в академиях – 207 студентов стационара и 157 заочников и в семинариях – 211 воспитанников стационара и 177 заочников. При этом в первых классах всех духовных семинарий числилось всего 58 учащихся.
Высшая церковная власть пыталась остановить или хотя бы затормозить процесс разрушения системы духовного образования. Мужественную позицию в защите духовных школ занимал секретарь Учебного комитета протоиерей Николай Никольский, в прошлом узник лагерей, исповедник. В 1963 г. по требованию Совета он был уволен из комитета, потому что, «несмотря на предупреждения, допускал произвольные действия, вносящие дезорганизацию в вопросы, согласованные с Советом». Его сняли с регистрации как священника на 6 месяцев за то, что он «допустил политическую диверсию по отношению к общественным организациям: 9 июня 1963 г. он крестил комсомольца Комарова Юрия, слесаря-механика предприятия коммунистического труда 1-го Московского часового завода»899.
* * *
После спада волны хрущевских гонений у Русской Православной Церкви сохранилось две семинарии – под одной крышей и единым руководством с Московской и Ленинградской Духовными Академиями; выжила и третья Одесская семинария, но борьба с богословским образованием не прекращалась. Правда, действовали уже не наскоком, а методически, с расчетом на длительную осаду. Был найден иной путь к закрытию духовной школы без возбуждения лишнего шума: неуклонное сокращение притока абитуриентов, которым по-прежнему чинились препятствия.
Московские духовные школы в 1964 г. потеряли своего многолетнего ректора протоиерея Константина Ружицкого. Короткое время после него академию и семинарию возглавлял епископ Филарет (Денисенко). 14 мая 1966 г. новым ректором с перемещением на Дмитровскую кафедру назначен был епископ Филарет (Вахромеев), под его руководством протекала вся деятельность Московских духовных школ во 2-й половине 60-х и в начале 70-х гг. Инспектором в эти годы был архимандрит Симон (Новиков). В Московской Академии в 60-х гг. преподавали видные церковные ученые профессора – епископ Питирим (Нечаев), протоиереи Иоанн Козлов, Александр Ветелев, Андрей Сергеенко, а также Дмитрий Огицкий, В. Талызин, А. И. Георгиевский, И. Н. Шабатин. Из преподавателей нового поколения, получивших образование в духовных школах в 50-х гг.,– профессора протоиерей Алексий Остапов, иеромонах, потом игумен Марк (Лозинский) (оба рано скончавшиеся), профессор К. Е. Скурат. Большим тружеником был заведующий академической библиотекой Владимир Македонович Волков, выпускник Тобольской семинарии.
Несмотря на преклонные лета, Святейший Патриарх Алексий I и в 60-х гг. с любовным вниманием покровительствовал духовной школе у Троицы, из стен которой он вышел, посещал академию в актовые дни, на Покров Божией Матери, присутствовал на филаретовских вечерах, ставших по его почину академической традицией. Он проявлял особую заботу о том, чтобы и в крайне неблагоприятных для духовного образования условиях, созданных атеистическим государством, в академии свято хранились традиции старой, дореволюционной школы. Попечением Святейшего Патриарха при Московской Академии был открыт Церковно-археологический кабинет, в фондах которого хранятся русские и византийские иконы, картины известных художников на религиозные сюжеты и другие предметы церковного искусства.
Ленинградские духовные школы в 1952–1966 гг. возглавлял профессор протоиерей Михаил Сперанский, который и после ухода с должности ректора ввиду преклонных лет продолжал преподавательскую деятельность, оставаясь одним из самых любимых младшими коллегами и студентами наставников. С 1966 по 1968 г. ректором в сане епископа Тихвинского был преосвященный Михаил (Мудьюгин), а с 1968 по 1970 г.– епископ Тихвинский Герман (Тимофеев). Видными церковными учеными, которые несли свое педагогическое служение в Ленинградских духовных школах в 60-х гг., были профессора протоиереи Петр Гнедич, Ливерий Воронов, Виталий Боровой, Лев Николаевич Парийский, который до 1967 г. исполнял обязанности инспектора академии и семинарии, Г. П. Миролюбов, скончавшийся в 1964 г., Н. Д. Успенский, М. Ф. Русаков. На жизнь Ленинградских духовных школ и направленность научных интересов преподавателей академии решающее влияние оказывал митрополит Ленинградский Никодим. Ленинградская Академия стала тогда наряду с ОВЦС самым крупным центром Русской Православной Церкви, занимающимся систематическим исследованием проблем, связанных с экуменическим движением. С 1965 г. в академии существовал факультет африканской христианской молодежи, позже преобразованный в факультет иностранных студентов. На нем обучались студенты из восточных нехалкидонских Церквей, а также инославные христиане из Европы, Америки и Азии. В академии проходили многочисленные экуменические встречи, самыми энергичными участниками которых были профессор протоиерей Виталий Боровой и профессор Н. А. Заболотский.
Одесскую духовную семинарию с 1967 г. возглавлял в должности ректора архимандрит Агафангел (Саввин).
Вся деятельность духовных школ протекала под руководством Учебного комитета при Священном Синоде, во главе которого с середины 60-х гг. стоял митрополит Таллинский Алексий. В трудных условиях подневольной церковной жизни комитет прилагал усилия к тому, чтобы сохранить духовную школу, сберечь лучшие традиции дореволюционной системы богословского образования, чтобы, несмотря на режим изоляции, в котором существовали академии и семинарии, в них не погасло духовное горение и любомудрие наставников и студентов.
* * *
В 70–80-х гг. из жизни уходили последние профессора, получившие дореволюционное богословское образование: протоиерей Александр Ветелев, профессор МДА († 1976); и протоиерей Михаил Сперанский, бывший ректор и профессор МДА († 1984). В малом числе оставались уже и те, кто окончил семинарию и академию в первое послевоенное десятилетие, когда среди студентов были высоко интеллигентные люди, которые благодаря самообразованию приходили в открывавшиеся духовные школы с весьма солидным багажом богословских знаний. Такие как профессора Сарычев (монах Василий) и В. Талызин в МДА, протоиерей Ливерий Воронов, пребывавший, правда, послевоенное десятилетие в заключении и завершивший образование уже в 60-х гг. в ЛДА. В это время кафедру литургики возглавлял здесь профессор Н. Д. Успенский, выпускник Ленинградского богословского института 20-х гг. Значительную часть преподавателей составляли уже те, кто учился в академии в крайне ненормальных условиях хрущевских гонений. В 1-й половине 70-х гг., как и прежде, жестко ограничен был прием в духовные школы; в семинарии, за редким исключением, не допускались выпускники светских высших школ. За 1972– 1974 гг. духовные школы смогли направить на приходское служение всего лишь 219 священнослужителей – около 2/3 своих выпускников, в среднем по 4 человека на епархию. Это, конечно, лишь в малой степени покрывало естественную убыль духовенства, поэтому большинство рукополагаемых в эти годы не имели вовсе никакого школьного церковного образования. Тем большее значение приобрел открытый в 1964 г. заочный сектор при Московской Духовной Академии, через который за 10 лет прошла тогда едва ли не основная часть духовенства.
В 70-х гг. произошла замена ректоров во всех трех духовных школах; московским ректором вместо переведенного на должность экзарха Центральной Европы архиепископа Филарета (Вахромеева) 18 апреля 1973 г. был назначен епископ Дмитровский Владимир (Сабодан). В этой должности он оставался до перевода на Ростовскую кафедру в 1982 г. В свою очередь его заменил возведенный в сан епископа Дмитровского Александр (Тимофеев), ранее в течение многих лет исполнявший обязанности инспектора академии. Ректором Ленинградской Духовной Академии вместо уволенного по старости епископа Тихвинского Мелитона (Соловьева) 26 декабря 1974 г. назначили архимандрита Кирилла (Гундяева), через полтора года хиротонисанного во епископа Выборгского. Владыка Кирилл возглавлял Ленинградские духовные школы в течение 10 лет, до тех пор пока в связи с его переводом на Смоленскую кафедру временно исполняющим обязанности ректора не был назначен архимандрит Мануил (Павлов). Ректором Одесской семинарии в 1975 г. стал протоиерей Александр Кравченко, сменив на этом посту архимандрита Агафангела (Саввина), хиротонисанного во епископа Винницкого.
С середины 70-х гг. условия существования духовных школ становятся чуть более сносными, чем ранее. Все три учебных заведения получили разрешение от Совета и местных властей на расширение помещений или строительство новых зданий, поэтому можно было увеличить и прием в семинарии. В 1978 г. при Ленинградской Духовной Академии были открыты регентские курсы; вначале на них учились 16 человек, в основном девушки, а в 1981 г.– уже более 70. В 70-х гг. и при Московской Академии появился регентский класс, преобразованный в 1985 г. в регентскую школу, в которой занималось около 100 воспитанниц. Это была единственно возможная форма женского религиозного образования в то время. Количество учащихся в Московской семинарии к концу 80-х гг. составляло уже около 400, а в Ленинградской и Одесской – более 200 воспитанников в каждой. В семинарии с середины 70-х гг. начали принимать абитуриентов с высшим образованием, в Московской к середине 90-х гг. они составили до четверти всех поступающих. В конце 70-х и в 80-х гг. в Московские духовные школы приняли преподавателей с университетским гуманитарным образованием и основательными знаниями в области церковных наук, полученными путем самообразования. Большинство из них впоследствии в течение нескольких лет сдали экзамены за полный курс семинарии и академии. Благодаря этому качество преподавания в академии удалось несколько поднять. Значительным событием в истории академии стала проведенная в декабре 1985 г. конференция, посвященная 300-летию ее образования, материалы которой вышли в юбилейном выпуске «Богословских трудов».
Большим бедствием для Московских духовных школ явился пожар, случившийся в ночь после Воздвижения Креста Господня в 1986 г. Погибло пять студентов семинарии, сгорела часть зданий, поврежден был и академический храм. Эта беда переживалась всею Церковью как посещение Божие, побудившее православных христиан жертвовать на восстановление разрушенных и ремонт поврежденных помещений. Со своей стороны и государственные власти оказали помощь в восстановительных работах, законченных в основном к юбилею Крещения Руси. Московским духовным школам переданы были примонастырские строения с храмом, занятые прежде под больницу. В этих строениях после завершения восстановительных работ была размещена часть духовной семинарии.
За годы с 1971 по 1987 из стен духовных семинарий вышло 2755 выпускников, учившихся на стационаре; Московская семинария выпустила 1205, Ленинградская – 721 и Одесская – 829 человек. 937 священников и диаконов закончили Московскую семинарию, обучаясь заочно, полный курс Московской Академии прошли 355 выпускников по стационару и 338 – по заочному сектору. Ленинградскую Духовную Академию закончили 202 выпускника. За этот период степень кандидата богословия получили 473 выпускника академий, 20 ученых успешно защитили магистерские диссертации и 9 видным деятелям церковной науки были присвоены докторские степени. Регентские школы при Московской и Ленинградской Академиях закончили 213 выпускников, главным образом выпускниц, 92 человека получили образование на факультете иностранных студентов при Ленинградской Академии. В 1988 г., ко времени Поместного Собора, общее число учащихся трех семинарий приблизилось к 900, а двух академий по стационару – к 200 студентам. На секторе заочного обучения в Московской Духовной Академии обучались 202, а в Московской семинарии – 602 священнослужителя. Преподавательская корпорация Московских духовных школ насчитывала 11 профессоров, 9 доцентов и 63 преподавателя, Ленинградских – 9 профессоров, 6 доцентов и 26 преподавателей. В штатах Одесской семинарии состояло 25 преподавателей.
Давая характеристику состоянию духовного образования в своем докладе на Поместном Соборе 1988 г., председатель Учебного комитета и ректор Московской Духовной Академии и семинарии архиепископ Дмитровский Александр, в частности, сказал:
«Весьма остро стоит вопрос об уровне преподавания в учебных заведениях Русской Православной Церкви, который должен отвечать высоким требованиям современности. Несмотря на несомненные положительные сдвиги последних лет, на то, что научно-богословский уровень преподавательских корпораций, в особенности Московских и Ленинградских духовных школ, заметно вырос, проблема эта не теряет актуальности и продолжает вызывать озабоченность. Особого внимания требует состояние учебных пособий. Обеспечение ими учащихся в должном количестве – основа нормального хода учебного процесса. В перспективе мы должны поэтому подойти к изданию учебных пособий типографским способом»900.
Главной проблемой по-прежнему оставалось ничтожно малое количество духовных школ, которое не могло удовлетворить потребность Церкви в священнослужителях с семинарским образованием.
«Решение этой проблемы за счет заочного сектора обучения,– продолжал докладчик,– нельзя признать лучшим выходом из положения, так как полноценное богословское образование и религиозно-нравственное воспитание будущий пастырь может получить только на стационаре, в стенах духовной школы... В то же время чрезмерное расширение контингента учащихся в уже существующих семинариях имеет и свою негативную сторону, невыгодно отражается на учебно-воспитательном процессе. Оптимальным выходом является открытие новых семинарий в тех районах страны, где ныне особенно велика нужда в священнослужителях – в Сибири и Поволжье, а также на западе Украины»901.
В год 1000-летия Крещения Руси взаимоотношения Церкви и государства начали радикально меняться. В 1989 г. удалось открыть три новых семинарии: Киевскую, Минскую в Жировицком монастыре и Тобольскую, существование которой прекратилось еще в гражданскую войну. Появились духовные школы нового типа – духовные училища, двух- или трехгодичные, предназначенные для подготовки церковнослужителей, но из-за острой нехватки духовенства заканчивающие такие училища канонически правоспособные выпускники, как правило, рукополагались в священнический сан. В октябре 1989 г. были открыты духовные училища в Смоленске и Ставрополе, преобразованные потом в семинарии, в Новосибирске, а также духовное училище в Кишиневе, ставшее впоследствии Ново-Нямецкой семинарией. Открыто было Черниговское духовное училище по подготовке регентов и псаломщиков. При Московской Духовной Академии была создана иконописная школа. В октябре 1989 г. общее число учащихся всех церковных школ составило 2948 человек. На архиерейском Соборе 1989 г. было принято определение о «реорганизации структуры и содержания учебного процесса таким образом, чтобы в ближайшее время обеспечить обязательное высшее богословское образование для пастырей Церкви на базе духовных семинарий»902.
В «ближайшее» после Собора время решить задачу преобразования духовных семинарий в высшие богословские школы не удалось. Церковь столкнулась с кадровыми и финансовыми трудностями, а также с тем обстоятельством, что большинство абитуриентов духовных школ на рубеже 80–90-х гг. не имело достаточной церковной подготовки для того, чтобы слушать лекции в высшей богословской школе. Лишь одна Минская семинария в Жировицком монастыре была преобразована в высшую школу со сроком обучения до 5 лет; дипломы бакалавров, выдаваемые выпускникам этой семинарии, признаются республикой Беларусь.
* * *
30 ноября 1990 г. Святейший Патриарх Алексий II выступил перед преподавателями Московской Академии и семинарии с речью об актуальных проблемах богословского образования в Русской Церкви:
«Одним из непременных условий обучения в духовной школе является призвание учеников. Те беседы, которые проводятся с поступающими, выявляют и настроенность человека, и настроение, с которым он пришел. Призвание необходимо и педагогу, и врачу. Тем более необходимо оно священнослужителю. Всегда ответственно пастырское служение. На протяжении трудных послереволюционных лет возможности пастырской деятельности были ограничены стенами храма... Но все же совершались богослужения, продолжалась литургическая жизнь, проповедовалось слово Христовой Истины. Сегодня ситуация изменилась. Нужно готовить пастырей, которые будут широко вовлечены и в социальную церковную работу. Мы сегодня все ощущаем, что опыт этой работы утрачен. С принятием закона о свободе совести Церкви дано право заниматься и воспитанием детей, и катехизацией. Особенно важна катехизация взрослых... Нужно приучать студентов к катехизаторской работе. Количество крещений в среднем увеличилось в 3 раза. Спрашивают иногда: «Что это? Дань моде?» Я думаю, что нет. Дефицит духовности, который сегодня ощущается в обществе, требует каких-то духовных начал. И люди устремляют свои взоры к Церкви, крестятся. Но мы должны позаботиться о том, чтобы они были не только крещены, но и просвещены»903.
В 90-х гг., при Святейшем Патриархе Алексии II, число духовных школ Русской Православной Церкви выросло многократно. После падения советского режима, после того как в России и других государствах, образованных на территории бывшего СССР, сложились новые правовые системы, уже не требуется предварительных санкций со стороны государственных властей на открытие духовной школы и соответствующие вопросы решаются самим священноначалием. Но сдерживающим фактором в расширении сети духовных школ остаются финансовые и кадровые проблемы. При этом новые семинарии создаются, как правило, через преобразование открытых ранее духовных училищ.
Уже в начале 90-х гг. были созданы семинарии в Саратове, Нижнем Новгороде, Смоленске, в Риге, Луцке и Почаевской лавре. В самое последнее время открылись Калужская и Белгородская семинарии с миссионерской направленностью. Всего в 1996 г. Русская Церковь имела 5 духовных академий – Московскую, Петербургскую, Киевскую, Молдавскую, созданную на базе богословского факультета, и Белорусскую в Минске. Количество семинарий достигло 20. Это уже более трети дореволюционного числа духовных семинарий. Некоторые из них имеют регентские, а Курская и Томская – иконописные отделения. Некоторые семинарии, помимо Московской и Санкт-Петербургской, возглавляются преосвященными ректорами. Так, во главе Одесской стоит митрополит Агафангел (Саввин), временно исполняющим обязанности ректора Ставропольской является митрополит Гедеон (Докукин), Саратовскую духовную семинарию возглавляет архиепископ Александр (Тимофеев), обладающий многолетним опытом руководства духовной школой, временно исполняющим обязанности ректора Калужской семинарии является в настоящее время архиепископ Климент (Капалин), ректором Тобольской – епископ Димитрий (Капалин), ректором Белгородской семинарии – епископ Иоанн (Попов), а Почаевскую возглавляет епископ Феодор (Гаюн). Эти ректоры, кроме епископа Почаевского Феодора, соединяют с руководством духовными школами управление епархиями.
С конца 80-х гг. до 1997 г. было открыто 23 духовных училища, в большинстве случаев это двухгодичные школы, 5 пастырских курсов и духовные курсы в Тамбове. На пастырских курсах обучение продолжается в течение года.
Ведущими учебными заведениями Русской Православной Церкви остаются и ныне Московская и Санкт-Петербургская Духовные Академии, где сосредоточены квалифицированная профессура и лучшие педагогические кадры. Эти две академии имеют возможность принимать наиболее подготовленных абитуриентов, располагают богатыми научно-богословскими библиотеками.
С 1992 по 1995 г. Московские духовные школы возглавлял епископ Дмитровский Филарет (Карагодин), его преемником стал епископ Верейский Евгений (Решетников), соединяющий ректорство с исполнением обязанностей председателя Учебного комитета при Священном Синоде. Первым проректором академии является архимандрит Макарий (Веретенников). В корпорации Московских духовных школ семь профессоров: архимандриты Матфей (Мормыль), Платон (Игумнов), К. Е. Скурат, К. М. Комаров, М. С. Иванов, Б. А. Нелюбов и А. И. Осипов.
Санкт-Петербургскую, ранее Ленинградскую, Духовную Академию и семинарию после перевода архиепископа Кирилла на Смоленскую кафедру на исходе 1984 г. возглавляли последовательно архимандрит Мануил (Павлов), протоиереи Николай Гундяев, Владимир Сорокин и Василий Стойков. В 1996 г. новым ректором академии и семинарии с титулом епископа Тихвинского стал преосвященный Константин (Горянов), в прошлом ректор Минской духовной семинарии, при котором она была преобразована в высшую богословскую школу. Большой потерей для Петербургских духовных школ явилась последовавшая в 1995 г. кончина профессора протоиерея Ливерия Воронова, многолетнего узника ГУЛАГа, высококвалифицированного догматиста, замечательного лектора. В течение двух последних лет прикованный к инвалидному креслу, он не оставлял преподавание. Обязанности проректора Петербургской Академии и семинарии исполняет протоиерей Василий Стойков. В корпорации Петербургских духовных школ в профессорском звании состоят ее бывшие ректоры архиепископ Михаил (Мудьюгин), протоиереи Николай Гундяев, Владимир Сорокин, а также Аркадий Иванов, Георгий Тельпис и Владимир Мустафин. Протоиереи Василий Стойков и Иоанн Белевцев имеют звания заслуженных профессоров. Киевскую Духовную Академию и семинарию возглавляет в должности ректора протоиерей Николай Забуга.
Значительным подспорьем в деле духовного образования явилось начатое в 1994 г. полноценное типографское издание учебных пособий по ряду дисциплин для академий, семинарий и училищ. При подготовке этих учебных пособий было существенно улучшено их качество, в большинстве случаев они написаны преподавателями Московских духовных школ.
Святейший Патриарх и Священный Синод осуществляют руководство духовным образованием Русской Православной Церкви через Учебный комитет, во главе которого, по постановлению Священного Синода от 26 февраля 1994 г., стоит епископ Верейский Евгений (Решетников).
Развитие духовного образования – одна из главных тем архиерейского Собора (29 ноября – 2 декабря 1994 г.), который вынес определение «О задачах Церкви в области богословского образования». Образованная Священным Синодом специальная группа во главе с епископом Верейским Евгением ведет работу над созданием концепции богословского образования. Для священнослужителей, преподавателей и катехизаторов высшее богословское образование должно стать нормой, необходима также и специальная подготовка «для священников, осуществляющих пастырскую работу в Вооруженных Силах и в местах заключения, а также постоянно действующие структуры поддержания и повышения уровня богословских и иных специальных знаний». На базе духовных академий целесообразно создать «систему научно-богословской специализации, включающую подготовку и защиту диссертаций на соискание ученых степеней кандидата и магистра». Другой актуальной задачей является определение места духовных училищ в будущей системе богословского образования, их структура, задачи и соотношение на образовательном уровне духовных школ всех трех ступеней: училища, семинарии, академии. Делом особой важности должно стать постепенное преобразование духовных семинарий в высшие учебные заведения. Для этого необходимо озаботиться разработкой новых программ и учебных планов, подготовкой преподавательского состава. Принимая во внимание все вышеизложенное, Собор определил «считать финансирование системы богословского образования приоритетным при формировании общецерковного бюджета»904.
Состояние духовных школ стало одной из тем, которые обсуждались на архиерейском Соборе 1997 г. В докладе, прочитанном исполняющим обязанности председателя Учебного комитета епископом Верейскии Евгением, приводятся данные, характеризующие систему духовного образования на начало 1997 г.: общее число учащихся духовных школ (без Украинской Церкви) – 3700 человек; на заочных отделениях и экстернате обучается более 2700 священнослужителей; кроме того, в Православном Свято-Тихоновском институте на дневном отделении – 550 человек, на вечернем – 486, на заочном – 659. Во всех филиалах Свято-Тихоновского института в Архангельской, Виленской, Екатеринбургской, Казанской, Кемеровской и Уфимской епархиях обучается 521 человек. Число преподавателей в духовных школах составляет более 800 человек. За период после архиерейского Собора 1994 г. духовные училища окончили 259 человек; духовные семинарии – 791 человек, Московскую и Санкт-Петербургскую Духовные Академии – соответственно 38 и 42 человека (из них со степенью кандидата богословия – по 16 человек). Епископ Евгений доложил Собору о деятельности возглавляемой им рабочей группы по разработке детальной концепции новой системы богословского образования, охарактеризовал «Основные направления концепции богословского образования», утвержденные Священным Синодом 31 декабря 1996 г. «Духовная семинария будет давать основное богословское образование, на завершающем этапе студенты семинарии должны писать дипломные работы, при успешной защите которых им будет присваиваться степень бакалавра. Цель духовной академии – подготовка преподавателей духовных учебных заведений и научных работников. Учебный процесс в академии должен быть ориентирован на подготовку научных специалистов: библеистов, догматистов, церковных историков, канонистов, литургистов и т. д. Это потребует, вероятно, ввести в академиях отделения или факультеты. Академический курс предполагается разделить на две ступени: первая ступень – трехлетняя и вторая ступень – двухлетняя. При этом выпускники первой ступени должны будут писать и защищать диссертации на соискание ученой степени кандидата богословия, а второй ступени – магистра богословия. Квалификация кандидата богословия позволит ему преподавать в духовной семинарии, а магистра богословия – в академии»905.
* * *
Падение советского режима в 1991 г. создало правовые условия для развития системы религиозного образования для детей и взрослых, включающей в себя воскресные школы, факультативное преподавание закона Божия в государственных средних школах, православные общеобразовательные гимназии, преподавание богословских и церковно-исторических дисциплин в некоторых светских высших учебных заведениях, подготовку катехизаторов и преподавателей закона Божия в специально предназначенных для этого высших богословских школах.
Еще в сентябре 1990 г. при одной московской школе в Ясеневе по благословению Святейшего Патриарха Алексия II обществом «Радонеж» была учреждена православная классическая гимназия. Со временем православные гимназии появились и в других районах Москвы, в Петербурге, а затем и в других городах России. В целях координации религиозно-образовательной деятельности в 1991 г. был образован синодальный Отдел религиозного образования и катехизации во главе с игуменом Иоанном (Экономцевым).
В 90-х гг. в Москве, Санкт-Петербурге и некоторых других городах было создано несколько высших богословских школ, которые ставят своей целью подготовку катехизаторов, преподавателей воскресных школ и православных гимназий, ученых богословов и других церковных работников. Наиболее солидной школой такого типа является Московский православный богословский институт имени святого Патриарха Тихона, во главе которого стоит протоиерей Владимир Воробьев. В институте существует несколько факультетов, которые готовят катехизаторов, иконописцев, регентов и других церковных специалистов. Выпускники богословско-пастырского факультета рукополагаются в священные степени. Институт ведет также заочное и вечернее обучение, имеет филиалы в провинции. Председатель Отдела религиозного образования и катехизации игумен Иоанн (Экономцев) основал и возглавил Православный университет имени святого апостола Иоанна Богослова.
Вопросы религиозного образования для мирян обсуждались на архиерейском Соборе 1994 г., который вынес по этому кругу проблем ряд определений. Одно из них устанавливает общецерковную систему религиозного образования для мирян, которая включает воскресные (приходские) школы, детские сады, гимназии, лицеи, катехизаторские курсы, высшие православные учебные заведения для мирян. Особо отмечалась необходимость как можно быстрее расширить эту сеть, обеспечивающую религиозное образование на приходском уровне под руководством настоятеля и клира, при участии образованных мирян. Собор уделил внимание и вопросам устроения православного уклада жизни, возрождению и укреплению семьи, воспитанию детей в духе заповедей Христовых. Важнейшим направлением церковного служения делу просвещения народа должна, по определению Собора, являться подготовка катехизаторских и педагогических кадров из мирян с учетом особенностей работы с детьми и взрослыми, степени воцерковления учащихся, специфики социальных групп; необходимо шире использовать заочную форму обучения. Особо отмечалось, что современная практика преподавания религиоведческих дисциплин в государственных учебных заведениях представляется неприемлемой с церковной точки зрения, ибо зачастую преподавание этих дисциплин превращается в утонченный вариант атеистической пропаганды.
Вопросы религиозного образования обсуждались и на архиерейском Соборе 1997 г. Им уделил внимание Святейший Патриарх Алексий II в своем докладе:
«Несмотря на чрезвычайные трудности – практически полное отсутствие помещений, пригодных для занятий, финансовую необеспеченность, недостаток образованных педагогов из священников и мирян, система религиозного образования значительно окрепла. Духовно-нравственное просвещение охватило многие слои общества... Все шире распространяется свет истины Христовой в простом народе. Глубокую заинтересованность мы встречаем со стороны армии и правоохранителей... Практическая образовательная работа, которую ведет Церковь, наиболее зримо представлена в устроении приходами воскресных школ. Больше всего воскресных церковно-приходских школ в Московской епархии – 286. В Москве – 86 воскресных школ при храмах, в Ставропольской епархии – 70, в Кемеровской – 66, в Ростовской – 60, в Воронежской – 59, во Владимирской – 58, в Краснодарской – 55, в Санкт-Петербургской – 54, в Саранской – 50, в Смоленской – 47, в Пензенской – 44, в Екатеринбургской – 46, в Ивановской – 45. Всего по России на данный момент существует около 1550 воскресных, церковно-приходских и монастырских школ, где воцерковляется и обучается более 72 000 детей и 5000 взрослых. Для расширения системы православного образования и особенно для усиления благотворного влияния Церкви на различные стороны жизни общества необходима подготовка православных специалистов во многих областях знания. Именно такие люди смогут приблизить истины веры к образованным людям, далеким от Церкви, в доступной для них форме. Вот почему особую роль сегодня призвано играть высшее православное образование для мирян»906.
* * *
В условиях советского режима церковная наука могла существовать в России лишь нелегально и полулегально в крайне изуродованных формах. Многие из ее выдающихся деятелей ушли из жизни в первые годы после Октябрьского переворота: профессора Московской и Петроградской Академий Н. Ф. Каптерев († 1918), А. Д. Беляев, П. Н. Жукович († 1919), И. С. Пальмов († 1920). Другие эмигрировали, но немало было и таких, кто, несмотря на происходившее в стране, остался в России. На родине остались оригинальный мыслитель, богослов и философ, крупный специалист в области математики, лингвистики, техники священник Павел Флоренский, расстрелянный в концлагере в 1937 г.; выдающийся патролог И. В. Попов, тоже погибший в лагерях; крупнейший специалист по византийским и южнославянским источникам, посаженный на скамью подсудимых вместе со священномучеником Владимиром Петроградским, тогда оправданный, но впоследствии погибший в застенках ГПУ В. Н. Бенешевич; выдающийся литургист А. А. Дмитриевский, богатое рукописное наследие которого до сих пор остается ненапечатанным. В России остались и такие видные ученые как А. И. Бриллиантов, Н. И. Сагарда, М. М. Тареев, С. С. Глаголев, В. И. Мышцын, С. Т. Голубев, Н. К. Никольский, а также, может быть, самый крупный русский религиозный философ А. Ф. Лосев, которого не сломила советская каторга. Крупнейшими богословами были и такие архипастыри, как Патриарх Сергий, архиепископы Иларион (Троицкий), Василий (Богдашевский). И хотя большая часть статей Патриарха Сергия послереволюционных лет связана с обсуждением актуальных церковных тем, несколько его работ – «К вопросу о западном православии», «Есть ли у Христа наместник в Церкви?» – представляют значительный вклад в экклезиологию и каноническое право.
Отсутствие церковной печати, постоянная угроза репрессий лишали богословов и церковных историков возможности для нормального творчества. Их труды обычно не публиковались, и только отдельные работы по философии, истории, источниковедению помещались в светских научных изданиях. В советскую эпоху отдельные отрасли церковной науки развивались учеными и профессорами в академии наук и университетах. Большую ценность представляют труды по древнерусским литературным памятникам, таких ученых, как академики Д. И. Абрамович, В. П. Адрианова-Перетц, А. С. Орлов, Д. С. Лихачев. Крупным специалистом в области древнерусского церковного права был С. В. Юшков, академик Я. Н. Щапов занимается исследованием общерусских, южнославянских и византийских источников церковного права. Признанным знатоком койне, языка Нового Завета, был известный филолог-византинист А. Ч. Козаржевский. Заслуживают высокой оценки и ряд исследований по византийской и восточной христианской литературе академика С. С. Аверинцева. В области изучения древнерусской иконописи много сделано крупным ученым и верной дочерью православной Церкви О. И. Подобедовой. Знатоком и исследователем византийской и древнерусской иконы с мировым именем был В. Н. Лазарев. Своеобразный характер носят иконоведческие исследования одного из крупнейших деятелей российской науки в области точных наук академика Б. В. Раушенбаха. Сближению светской и церковной науки во многом способствовали конференции, посвященные 1000-летию Крещения Руси, состоявшиеся в Киеве, Москве и Ленинграде, а также конференция, проведенная в 1989 г. в связи с 400-летием учреждения патриаршества на Руси. Доклады показали, что плодотворным оказался союз науки церковной, сохранившей православное мировоззрение, и светской, восполнившей пробелы в истории древнерусской литературы и искусства своими публикациями и исследованиями источников и памятников.
Церковная наука во 2-й половине XX в., вплоть до конца 80-х гг., находилась в еще более трудной ситуации, чем раньше, поскольку из жизни ушли почти все дореволюционные церковные ученые и преемственная связь со старой школой и академической наукой если не вовсе прервалась, то крайне истончилась. И все-таки с именами некоторых церковных ученых, таких как архиепископ Михаил (Чуб), протоиерей Петр Гнедич, протоиерей Ливерий Воронов, профессор Н. Д. Успенский, связаны значительные научные исследования. Серьезным патрологическим трудом, не опубликованным до сих пор, явилась магистерская диссертация рано скончавшегося профессора Московской Академии игумена Марка (Лозинского), посвященная святителю Игнатию (Брянчанинову).
Но в целом русское богословие XX в.– это труды краткого периода расцвета богословия в предреволюционные годы и затем русских эмигрантов, выброшенных из России революционной бурей. К старшему поколению, чьи имена получили известность еще на родине, принадлежали видный богослов и религиозный философ протоиерей Сергий Булгаков, канонист С. В. Троицкий, экзегет и патролог Н. Н. Глубоковский, историк Русской Церкви и публицист А. В. Карташов; религиозные философы Н. А. Бердяев, А. И. Ильин, С. Л. Франк, Н. О. Лосский, Л. П. Карсавин, Г. П. Федотов. К следующему поколению ученых, зрелое творчество и известность которых приходится уже на время эмиграции, принадлежали архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин), талантливый историк и богослов протоиерей Георгий Флоровский, В. Н. Лосский, протопресвитер Николай Афанасьев, епископ Кассиан (Безобразов), архимандрит Софроний (Сахаров). Последнее поколение русской эмиграции, выросшее в диаспоре, представляют протопресвитеры Александр Шмеман и Иоанн Мейендорф, протоиерей Борис Бобринский.
Бульшая часть крупных церковных ученых и религиозных философов русской эмиграции находилась в юрисдикции либо Московской Патриархии, либо экзархата Константинопольской Патриархии, а в годы после второй мировой войны – в Американском митрополичьем округе, преобразованном потом в Американскую Православную Церковь. Но сочинения ряда авторов, принадлежавших к «парижской школе», и даже таких крупных мыслителей, как протоиерей Сергий Булгаков, протопресвитер Николай Афанасьев, не свободны от теологуменов, не совместимых с церковным преданием. Особенно серьезной и в целом справедливой критике подвергались в самых разных церковных кругах софиологические построения протоиерея Сергия Булгакова, тем не менее оказавшего значительное влияние на развитие русской религиозной мысли. О философе Н. А. Бердяеве, который в эмиграции всегда оставался в послушании Матери Церкви, в юрисдикции Московской Патриархии, лишь с большой натяжкой можно говорить как о православном философе – столь очевидно влияние на его философские и исторические построения гностики, манихейского дуализма, религиозного экзистенциализма.
Карловацкая церковная группировка оказалась обделенной большими талантами в области религиозной мысли и церковной науки. Конечно, сам митрополит Антоний (Храповицкий) был выдающимся проповедником, церковным писателем и публицистом, но далеко не бесспорным богословом, к тому же расцвет его богословского творчества приходится на предреволюционные годы. Большое влияние имел и продолжает иметь не только в эмиграции, но и в России архиепископ Серафим (Соболев), в послевоенные годы воссоединившийся с Московской Патриархией. Архиепископ Серафим взял на себя трудную и неблагодарную миссию своего рода богословской цензуры и выполнял ее с великим усердием и строгостью, но, кажется, подчас слишком прямолинейно. Критикуя софианство и сотериологические заблуждения митрополита Антония (Храповицкого), архиепископ Серафим в главном был прав, но, опираясь в своих суждениях на предание Церкви он выражал его не творчески, схоластично, решительно отличаясь в этом от таких богословов, как архиепископ Василий (Кривошеин), В. Н. Лосский, протоиерей Георгий Флоровский. Они сохраняли безукоризненную верность преданию и творчески осмысляли традиции и творения отцов Церкви. Архиепископ Василий (Кривошеин) и В. Н. Лосский принадлежат той ветви русской богословской мысли, которая тесно связана с именем святителя Филарета Московского.
На закате XX столетия русская эмигрантская церковная наука, богословская и философская мысль, пережившие в 20–40-х гг. блестящий расцвет, поблекли, стали явлением глубоко провинциальным, утратили былое влияние на западноевропейскую религиозную философию. Это связано с общей судьбой эмиграции. Поколение первой послереволюционной, белой, волны эмиграции ушло из земной жизни, уходят и их дети, а внуки и правнуки эмигрантов 20-х гг. в значительном большинстве ассимилировались. Последующие волны русской церковной эмиграции уже не имели блестящих умов и талантов, в 90-х гг. церковная наука успешнее развивается в России.
Особую ценность для церковно-исторической науки представляет вышедший уже в двух томах труд иеромонаха Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия», основанный на архивных материалах и на беседах со свидетелями мученических и исповеднических подвигов страдальцев за веру. Событием в церковно-научной жизни 90-х гг. стало переиздание многотомной «Истории Русской Церкви», основанной на знаменитых трудах митрополита Макария (Булгакова) и И. К. Смолича с комментариями современных ученых и многочисленными справочными материалами.
* * *
Одним из средств религиозного просвещения паствы является церковная печать. После Октябрьского переворота, издания декрета об отделении Церкви от государства и введения цензуры невозможно стало легальное существование в Советском государстве каких бы то ни было периодических печатных органов, кроме большевистских. Лишь на окраинах страны, там, где власть еще не принадлежала большевикам, продолжали до окончания гражданской войны выходить местные «Епархиальные ведомости» и некоторые другие периодические церковные издания. До 1925 г. Православная Церковь могла издавать настольные календари. Раскольники и обновленцы выхлопотали у советских властей разрешение на выпуск центральных и некоторых местных газет; они смогли также напечатать брошюры, содержавшие, главным образом, нападки на каноническую Церковь.
С 1931 по 1935 г. вышло 24 номера «Журнала Московской Патриархии» под редакцией Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия. Помимо официальных документов Патриархии в «Журнале» печатались и проблемные, богословские, церковно-исторические статьи, а также материалы по вопросам применения норм канонического права к исключительному положению, в котором находилась тогда Русская Церковь. Митрополит Сергий был не только редактором, но и главным автором «Журнала».
В середине 30-х гг. с церковной печатью в Советском Союзе было покончено. Лишь на территориях бывшей Российской империи, оказавшихся за советскими границами, и в диаспоре издавались церковные журналы и газеты. Одним из самых популярных журналов русского зарубежья стал «Вестник Русского студенческого христианского движения», выходящий с конца 20-х гг. и по сей день, правда, теперь в названии его уже не фигурирует слово «студенческий». Начиная с 60-х гг. экземпляры этого журнала стали хотя и нелегально, но вполне регулярно ввозиться в Россию и внесли свой вклад в дело христианского просвещения русской интеллигенции, однако далеко не все публикации этого журнала были удачными, некоторые грешат церковным либерализмом и своего рода «обновленчеством».
В связи с частичной нормализацией церковно-государственных взаимоотношений в Великую Отечественную войну в 1943 г. возобновилось издание «Журнала Московской Патриархии», а с 1944 г. он начал выходить ежемесячно. Редакционная комиссия, выпускавшая его, в течение многих лет возглавлялась председателем Издательского отдела Патриархии митрополитом Николаем; обязанности ответственного секретаря редакции исполнял протоиерей Александр Смирнов. Издательский отдел и редакционная комиссия ютились при церкви Успения Божией Матери в Новодевичьем монастыре. Все церковные публикации подвергались строгой цензуре в Совете по делам Русской Православной Церкви.
Содержание всех номеров «Журнала Московской Патриархии» располагалось по определенной схеме с незначительными вариациями. Официальную часть составляли переписка с предстоятелями Церквей, Рождественские и Пасхальные послания Патриарха, его выступления на конференциях общественных организаций. Раздел «Церковная жизнь» включал сообщения о богослужениях, совершаемых Патриархом, описание церковных торжеств, информацию о пребывании в нашей стране заграничных церковных делегаций, послания и речи видных архипастырей Русской Церкви, хронику архиерейских хиротоний, назначений и перемещений, некрологи епископов и других известных церковных деятелей. К этой части журнала примыкали такие разделы, как «Православная Церковь за границей», «Из жизни духовной школы», «Награждения». Для пастырей особую ценность представлял раздел «Речи. Проповеди», печатавший в основном слова видных иерархов, обращенные к пастве, особенно часто – митрополита Николая; порой эти проповеди зачитывались с амвона не особенно искусными в этом деле пастырями. Для религиозного образования читателей журнала особую ценность представлял раздел «Статьи», где публиковались материалы богословской, церковно-исторической и церковно-правовой тематики. Особенно плодовитыми авторами журнала первых послевоенных лет были протоиерей А. П. Смирнов, протоиерей Н. А. Харьюзов, Л. Н. Парийский, А. Шаповалова, профессор И. Н. Шабатин, подписывавший свои статьи о русской церковной истории псевдонимом Никита Волнянский, профессор Г. П. Георгиевский. В журнале печатались весьма серьезные работы выдающегося канониста С. В. Троицкого, эмигрировавшего после революции в Югославию. Иногда помещались религиозные стихи.
Первой книгой, которую смогла выпустить Московская Патриархия после перерыва, длившегося более двух десятилетий, явилась «Правда о религии в России», напечатанная в разгар войны, в 1942 г., затем последовала подготовленная Издательским отделом и опубликованная в 1943 г. книга «Русская Православная Церковь в Великую Отечественную войну». В 1947 г. вышел сборник под названием «Патриарх Сергий и его духовное наследство».
В 50-х гг. ближайшим помощником председателя Издательского отдела митрополита Николая стал ответственный секретарь редакции А. В. Ведерников. Родом он был из крестьян Тверской губернии; в 20-х гг. получил высшее филологическое образование, учился в консерватории, самостоятельно изучал богословие, религиозную философию. В годы гонений на Церковь он оставался ее верным сыном, и уже в 1945 г. был привлечен к преподаванию в Богословском институте, потом в духовной академии. Вынужденный оставить академию, он полностью сосредоточился на редакторской и литературной деятельности в издательстве. Среди сотрудников Издательского отдела в 50-х гг. своей разносторонней блестящей эрудицией, знанием языков выделялся И. Н. Хибарин, его называли «живой энциклопедией». Весьма колоритным литературным сотрудником стал вернувшийся из эмиграции видный политический деятель А. Л. Казем-бек; в прошлом – вождь партии младороссов, интернированный немецкими властями во время второй мировой войны. Все номера «Журнала» проходили цензуру в Совете по делам Русской Православной Церкви; более того, существовала четко выработанная, но
«неписаная номенклатурная схема, которую каждый сотрудник репортажного отдела должен усвоить себе с самого начала и соблюдать строже заповедей Божиих. Например: меньше употреблять слово «духовенство». Лучше всего «причт», «клир». Крестный ход упоминать только в пасхальных богослужебных хрониках. Можно упомянуть о чтении Евангелия. «Архиерей благословлял народ» – так нельзя. Колокольный звон упоминать только в хронике пасхальных служений. «Встреча старостой архиерея». Старосту не упоминать. Встречает настоятель и члены церковного совета. Можно упомянуть о мирянах»907.
Соблюдать эти неписаные правила внутренней самоцензуры было нелегко, придирки опытных редакторов, знающих «правила игры», порой смущали авторов статей, но это было необходимо для того, чтобы провести «Журнал» сквозь игольное ушко цензуры. Жертвой обид и упреков особенно часто становился секретарь редакции А. В. Ведерников, который брал на себя печальную обязанность редакционного цензора. Круг реальных литературных сотрудников журнала был значительно шире тех лиц, кому Совет по делам Русской Православной Церкви разрешал ставить свои подписи под статьями. По цензурным соображениям статьи часто подписывались фамилиями сотрудников редакции, а не их авторами. И все-таки, даже пройдя через драконовскую цензуру, покалеченный в Совете, «Журнал» оставался церковным изданием и вносил свой вклад в дело духовного просвещения.
С конца 1954 г. в «Журнале» растет число богословских и церковно-исторических статей, появляются и новые разделы – «Храмы и монастыри», «Из жизни автокефальных православных Церквей», «Библиография». Официальный и информационный материал оставлял в «Журнале» мало места для богословских публикаций. Это обстоятельство подвигло Московскую Патриархию обратиться в 1956 г. в Совет по делам Русской Православной Церкви с ходатайством о разрешении на издание «Богословских трудов». Необходимость такого издания мотивировалось тем, что «дело подготовки пастырских и научно-богословских кадров не может быть полноценным при отсутствии возможности печатать богословские труды наших профессоров. Это ясно не только для нас, но и для зарубежных христианских Церквей, с которыми Русская Православная Церковь вступает в оживленные отношения. Получая от них многочисленные издания богословских трудов, мы оказываемся в крайне затруднительном положении, не имея возможности отвечать им тем же. Такое положение становится тем более нетерпимым, что оно подает повод зарубежным Церквам обвинять Русскую Православную Церковь в беспомощности, чем наносится ущерб не только нашей Церкви, но и престижу нашего государства. Ссылаться же на наш единственный печатный орган, «Журнал Московской Патриархии», не приходится, так как он имеет официальный характер, ограниченный объем и богословские труды помещать не может». Далее следует просьба разрешить издавать сборник «Богословские труды» в объеме 20 печатных листов тиражом в 3000 экземпляров. Положительный ответ Патриархия получила только в 1959 г. Тираж «Богословских трудов» определили в 1500 экземпляров, что было крайне недостаточно на 100 млн. православных, по крайней мере треть из которых сохранила живую связь с Церковью, при этом почти 500 экземпляров высылались за границу.
«Богословские труды», выходившие в среднем по одному номеру в год, представляют собой значительное явление в издательской и научно-богословской жизни Русской Церкви. Особенно большой интерес читателей привлекли те выпуски, где были помещены труды В. Н. Лосского (№ 8), протоиерея Александра Державина (№ 15–16), неизданные ранее богословские лекции священника Павла Флоренского (№ 9, 17), «Исповедь» Блаженного Августина (№ 19). В ряде выпусков помещены литургические труды Н. Д. Успенского, патрологические исследования архиепископа Михаила (Чуба), церковно-исторические и патрологические труды В. С. Вертоградова, Д. П. Огицкого, К. Е. Скурата, архимандритов Георгия (Тертышникова), Макария (Веретенникова), археологические и библиографические статьи архимандрита Иннокентия (Просвирнина). В течение многих лет, до своей кончины в 1986 г., должность председателя редакционной коллегии сборника занимал митрополит Антоний (Мельников). Его преемником стал митрополит Питирим (Нечаев).
Кроме «Журнала Московской Патриархии» Издательский отдел ежегодно выпускал настенные и настольные календари, начиная с 1953 г.– «Богослужебные указания». Этим ведала Богослужебно-календарная комиссия во главе с епископом Афанасием (Сахаровым), который, не имея возможности постоянно жить в Москве, всю эту требовавшую тщательности работу выполнял у себя в Петушках, потом во Владимире.
Издательский отдел изредка выпускал и книги. В 1956 г. был издан на русском и иностранных языках альбом под названием «Русская Православная Церковь, ее жизнь и деятельность». Важнейшим событием явилось предпринятое в 1956 г. первое после восстановления патриаршества издание Библии и отдельно Нового Завета с Псалтирью на русском языке. Библию напечатали в 25 000 экземпляров, из которых почти половину отправили за границу. Столь своеобразное распределение тиража, разумеется, было навязано Советом по делам Русской Православной Церкви. Выпущены были также Молитвослов и другие богослужебные книги.
Серьезным затруднением в церковно-издательской деятельности было отсутствие своей, церковной, типографии. В 1956 г. Патриархия опять просила Совет разрешить устроить типографию в Троице-Сергиевой лавре. Но положительного ответа на это ходатайство не последовало.
Самым значительным достижением церковного издательства, во главе которого с 1963 г. стоял епископ Волоколамский Питирим (Нечаев) (ныне митрополит), стало предпринятое в 1968 г. издание Библии тиражом в 40 000 экземпляров. В 1970 г. с матриц издания 1968 г. дополнительно напечатали еще 30 000 экземпляров Библии. Конечно, такой тираж в христианской стране, где Библия не печаталась 40 лет, был мизерным, но все-таки часть священнослужителей и верующих мирян сумела приобрести Библию и почитала это за великое счастье.
С 1971 г. Издательский отдел начал выпускать «Журнал Московской Патриархии» на английском языке, что способствовало лучшему ознакомлению зарубежной общественности с церковной ситуацией в России. В Киеве с послевоенных лет выходит на украинском языке ежемесячный журнал «Православный висник». Русская Православная Церковь имеет свои периодические издания также в Берлине, в Париже, Нью-Йорке, Будапеште, Эдмонте (Канада).
На Поместном Соборе 1988 г. председатель Издательского отдела митрополит Волоколамский Питирим сказал, что «Журнал Московской Патриархии» не отвечает требованиям, предъявляемым к нему временем и читателями. «Предстоит выработать новый подход к этому единственному пока в Русской Церкви массовому периодическому изданию, выполняющему функции и газеты, и журнала, вынужденного учитывать запросы и духовенства, и учащихся духовных школ, и мирян всех возрастных и образовательных уровней»908. В 90-х гг. Издательский отдел приступил к изданию «Хроники», своего рода красочно оформленному официальному информационному бюллетеню. Освободившийся от текущей информации «Журнал Московской Патриархии» стал публиковать богословские, агиографические, исторические статьи, а также материалы по истории Русской Церкви в советский период. В это же время появились епархиальные периодические издания, журналы и газеты, издаваемые духовными школами, братствами, приходами. Особенно содержательны и популярны из новых церковных журналов «Христианское чтение», «Православная беседа», «Московские епархиальные ведомости», из газет – «Московский церковный вестник», «Православная Москва», «Радонеж».
Нормального церковного книгоиздательства в России в 70–80-х гг. практически не существовало. Правда, Издательский отдел продолжал выпускать богослужебные книги. Так, в 1978–1988 гг. в рамках юбилейных мероприятий издавались богослужебные Минеи. В подготовке Миней к публикации участвовали лучшие научные и литературные силы Церкви; большой вклад в осуществление этого издания внес знаток церковных архивов, библиограф и церковный историк архимандрит Иннокентий (Просвирнин), исполнявший обязанности заместителя председателя Издательского отдела. Весьма солидным изданием Московской Патриархии явилась составившая 8 томов «Настольная книга для священнослужителя», выходившая с конца 70-х до начала 90-х гг. В это же время вышли деяния Поместных Соборов 1971 и 1988 г., книга-альбом «Православная Церковь в России» (1982) и ряд других иллюстрированных изданий.
В 90-х гг. ситуация изменилась радикально: появились издательства при монастырях и братствах, возникли частные фирмы, специализирующиеся на выпуске православной религиозной литературы, в основном репринтов дореволюционных книг. Но уже существуют и такие издательства, которые вполне определили свою тематику. Например, издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, преобразованное в конце 1996 г. в Церковно-научный Центр «Православная энциклопедия». Оно выпускает в основном церковно-историческую и богословскую литературу, в том числе и многотомную «Историю Русской Церкви» митрополита Макария (Булгакова). Одной из задач Центра является объединение усилий церковных и светских ученых в деле возрождения церковной науки. С этой целью и в ознаменование 2000-летия Рождества Христова Церковно-научный Центр готовится к изданию 25-томной «Православной богословской энциклопедии», потребность в которой Церковь ощутила еще 150 лет назад. Издательство Сретенского монастыря и Международный издательский центр православной литературы специализируются на богослужебной литературе, Оптиной пустыни – на житиях святых и подвижников благочестия, издательство Свято-Тихоновского богословского института – на истории Русской Православной Церкви советского периода.
Обстоятельства, связанные с изданием книг, порой изобилующих не только фактическими ошибками, но и вызывающие сомнение с вероучительной стороны, потребовали коренного реформирования организации и управления церковно-издательским делом. Эти актуальные вопросы весьма остро обсуждались на архиерейском Соборе 1994 г., где деятельность Издательского отдела Московской Патриархии подверглась жесткой критике. Более положительной была оценка деятельности Издательства Московской Патриархии, возглавляемого епископом Бронницким Тихоном (Емельяновым) на архиерейском Соборе 1997 г.
В 90-х гг. открылась возможность для священнослужителей проповедовать учение Христа, высказываться с церковных христианских позиций по вопросам, волнующим общество, в средствах массовой информации. Появились и религиозные радиостанции, например «Радонеж», и телепрограммы – «Месяцеслов» и «Канон». Религиозная тематика занимает значительное место в популярной телевизионной передаче «Русский дом».
* * *
О религии и Церкви. М., 1981. С. 115.
Цит. по: Сосуд избранный. История российских духовных школ. 1882–1932. СПб., 1994. С. 234.
Там же. С. 258.
Там же. С. 265.
Там же. С. 259.
Цит. по: Журавский А. В. Казанская Духовная Академия в последний период ее существования // Материалы Казанской юбилейной историко-богословской конференции. 17–19 октября 1995 г. Казань, 1996.
Цит. по: Сосуд избранный. С. 283–284.
Кирилл, архиеп. Богословское образование в Петербурге-Петрограде-Ленинграде // БТ. Сборник, посвященный 175-летию Ленинградской Духовной Академии. 1986. С. 21.
Евлогий. Путь моей жизни. С. 447.
Там же. С. 448.
Там же. С. 451–452.
Там же. С. 450.
Вечерняя Москва. 16 сентября 1994.
ЖМП. 1944. № 7. С. 11–12.
Питирим, архиеп. В единении традиции и актуальности // БТ Московская Духовная Академия. 300 лет. 1986. С. 25.
Цит. по: Гордун. Русская Православная Церковь. № 1. С. 46.
Патриарх Сергий. С. 394.
Цит. по: Питирим. В единении. С. 32.
Там же. С. 33.
ЖМП. 1946. № 10. С. 12.
Там же. 1991. № 4. С. 32.
Настольная книга священнослужителя. М., 1977. Т. 1. С. 719–720.
Цит. по: Шкаревский. Русская Православная Церковь. С. 163–164.
ЖМП. 1946. № 7. С. 8.
Поспеловский. Русская Православная Церковь. С. 271.
Там же. С. 270.
О религии и Церкви. М., 1981. С. 115.
Цит. по: Алексеев. «Штурм небес». С. 219.
Гордун. Русская Православная Церковь. № 2. С. 21.
Поспеловский. Русская Православная Церковь. С. 300.
Гордун. Русская Православная Церковь. № 2. С. 22.
Там же. С. 15.
Поместный Собор 1988 года. С. 361–362.
Там же. С. 391.
ЖМП. 1990. № 1. С. 11.
Там же. 1991. № 4. С. 32–33.
Архиерейский Собор Русской Православной Церкви. 29 ноября – 2 декабря 1994 г. М., 1995. С. 175.
Православная Москва. 1997. Март. № 7. С. 6.
Там же. С. 2.
Степанов В. Свидетельство обвинения. М., 1993. Т. 2. С. 17.
Поместный Собор 1988 г. С. 331.