Глава VI. Уничтожение монастырей

В Англии, как и во всех других странах, духовенство не представляло собою сословия, совершенно однородного по своему внутреннему характеру и составу; оно резко распадалось на две половины, нередко враждовавшие между собою, и каждая из этих половин имела и свои специальные интересы, и свои особые формы жизни. Одна из них известна была под названием „the clergy secular“, а другая „the clergy regular“, т. е. иначе сказать, белое духовенство и монашество. Привилегированное положение, в каком стояло духовенство по отношению к светским сословиям, было принадлежностью как белых, так и монашествующих членов клира. И те и другие одинаково пользовались независимостью от власти государственной, подчинялись своему особому начальству, не были подсудны общем судебным установлениям в т. д. Разрыв Англии с Римом, утверждение королевского главенства над церковью и соединённые с тем ограничения прав и привилегий духовенства, были потому одинаково тяжелы как для белого духовенства, так и для монахов; но бедствия последних этим не ограничились. После всех стеснений и ограничений, каким подверглось английское монашество вместе с остальным духовенством, ему, в частности, нанесён был ещё новый удар, который на этот раз был уже для него смертельным. Народная оппозиция против духовенства вызывалась, как мы видели, не только исключительностью его юридического положения, но вместе и его чрезмерным богатством и его соблазнительным образом жизни. В этих двух последних отношениях монахи имели пред белым духовенством несомненное преимущество. Большая часть богатств, принадлежавших духовенству, сосредоточивалась в руках монахов. Из той половины всей обрабатывавшейся в Англии земли, которая принадлежала духовенству, две трети составляла собственность монастырей ³⁰⁷. В руках монахов сосредотачивалась и главная масса движимого богатства, ибо они обладали преимущественно теми святынями, которые привлекали к себе тысячи пилигримов со всех концов Англии и доставляли громадные суммы приношений своим обладателям. Вот почему, если мы видели некоторые попытки со стороны правительства попользоваться церковными имениями ещё в XIII, XIV и XV вв., то эти попытки направлены были именно против тех имений, которые принадлежали монастырям. Вот почему также, если мы слышали разного рода жадобы и обличения на богатство и роскошь духовенства, то при этих обличениях преимущественно имелись в виду аббаты и приоры, т. с. представители монашества. За преимущественным скоплением богатств в руках монахов следовала и их преимущественная деморализация. Не даром же народная сатира именно монаха избрала своим излюбленным героем, оставляя совсем в стороне приходского священника и даже иногда, как делает напр. Чосер, поставляя его на пьедестал, как противоположность монаху. Если так, то, при совершавшемся теперь в Англии перевороте, естественно было ожидать, что анти–клерикальное настроение правительства и парламента, заявившее о себе общими мерами против духовенства, с особенною силою выразится по отношению к монахам. Такой оборот дел, даже и помимо давней оппозиции против монахов, в силу одной логики совершившихся в данное время событий, представлялся, по–видимому, неизбежным. В истории английской реформации, совершавшейся без заранее обдуманного плана, эта логика событий заявляет о себе с особенною ясностью. Из дела о разводе, без всякой преднамеренности со стороны правительства, вышло уничтожение в Англии папской власти. С уничтожением папства необходимо возбуждался вопрос о том, кто должен заменить папу в качестве церковного главы. Как скоро король поставлен был главою церкви, неизбежно требовалось и определить по возможности отношения этого нового главы к духовенству. Каждая мера, таким образом, настойчиво влекла за собою другую, при чем последующая была всегда выводом и продолжением, развитием предшествующей. Эта же логика событий решила теперь и судьбу английского монашества. На монахов смотрели в Англии как на самых ревностных и даже фанатических приверженцев папы, готовых ради, него идти против своего государя, действовать вопреки интересам своего отечества, приносить, одним словом, всякие возможные жертвы ³⁰⁸. Своим образом действий монахи действительно способствовали распространению и утверждению такого взгляда. Можно с уверенностью сказать, что ни в одном классе английского общества уничтожение папской власти и утверждение королевского главенства над церковью не встретило такой энергической оппозиции, как именно в среде монахов ³⁰⁹. Церковный переворот, утверждённый королём и парламентом, не мог даже считаться прочным до тех пор, пока не будут приняты какие–либо меры против монахов, так как они не только лично противились этому перевороту, но даже употребляли все свои силы, чтобы вооружить против него и массу населения, не отступая в этом случае и от мысли об открытом восстании. Если потому сторонники переворота желали по возможности обеспечить за ним прочное существование, они необходимо должны были так или иначе наложить руку на монахов. И тем удобнее было сделать это, что давняя оппозиция народа против монахов в значительной степени облегчала в данном случае задачу правительства. Нужно было только с должным искусством воспользоваться народным настроением и тогда всякие правительственные меры против монахов обещали встретить себе в массах достаточную поддержку. Результатом таких настроений и соображений и является визитация английских монастырей и последовавшая затем их секуляризация.

При назначении Кромвелля вице–регентом и генерал–викарием короля по делам церковным, ему, как мы знаем, между прочим, предоставлено было право производить визитации всякого рода церковных учреждений, при чем исправлять беспорядки и злоупотребления как в религиозно–нравственном, так и в имущественном отношении, и виновников этих злоупотреблений подвергать должному наказанию. Генерал–викарий и не замедлил, как мы видели, воспользоваться предоставленным ему правом, так как прекращение епископской юрисдикции, имевшее такое больше влияние на подчинение духовенства короне, мотивировалось именно тем, что глава церкви желает, чрез посредство своего викария, произвести всеобщую визитацию церковных учреждений. За объявлением намерения тотчас же воспоследовало и приведение его в исполнение. В конце 1535 года началась обещанная визитация. Для производства её назначено было несколько специально для того избранных агентов, которые, снабжённые достаточными полномочиями, должны были объехать все аббатства, приории и другие церковные учреждения во всех частях королевства. В перечне этих агентов–визитаторов мы встречаем имена: Лэя, Лэйтона, Лондона, Аппрайса, Петри, Гэйджа, Биллезиса, Саутвелля и др. ³¹⁰. В их избрании и назначении собственно духовенство, т. е. архиепископ конвокация, не принимало никакого участия. Из письма Лэйтона к Кромвеллю, где он предлагает последнему свои услуги, можно видеть, что искатели должности визитатора, которых, оказывается, было очень много, обращалась с своими прошениями к генерал–викарию и что выбор их и назначение исключительно зависели от Кромвелля ³¹¹. Визитация таким образом вполне была делом нового церковного главы, действовавшего чрез своего полномочного. Подробных биографических сведений о визитаторах мы не имеем, но не видно, чтобы кто–либо из них принадлежал к числу членов клира, обладавших священным саном; это были светские лица, находившиеся большею частью на службе у Кромвелля. Некоторые из них имели, впрочем, университетскую степень и принадлежали к корпорации коллегий, как это известно напр. о Лондоне. Визитация таким образом ясно подтверждала ту зависимость, в какую теперь поставлена была церковь по отношению к власти светской, ибо посылала светских чиновников полномочными ревизорами учреждений, имевших чисто религиозный характер. В нравственном отношения характеристика визитаторов представляется в высшей степени не блестящею. Мы не можем, конечно, давать веру тем рассказам, которые передаются во множестве о безнравственном образе действий визитаторов при исполнении ими их обязанностей, так как эти рассказы составлялись и распространялись людьми, им враждебными и сильно озлобленными против них за монахов. Визитация, по самому существу своему, была такою мерою, которая должна была вызвать и вызывала сильное недовольство всех приверженцев старого порядка, и это недовольство самою мерою естественно выражалось в отношениях к тем орудиям, которые были её исполнителями. Под влиянием озлобления, про визитаторов рассказывали всякие мерзости ³¹², которые мы не можем, конечно, принимать за несомненную истину. Но едва–ли можно сомневаться в том, что некоторая доля правды могла заключаться в этих рассказах, как–бы они ни были преувеличены. Достаточно познакомиться с некоторыми подробностями биографии напр. доктора Лондона, чтобы составить себе понятие о том, к какой категория людей принадлежали по крайней мере некоторые из визитаторов. Этот господин в продолжение своей жизни несколько раз является в разных судебных процессах в роли доносчика и предателя; выставляется к позорному столбу за прелюбодеяние с двумя женщинами, из коих одна была матерью другой; наконец судится за клятвопреступление и, обвинённый, совершает позорную прогулку верхом на лошади, посаженный лицом к хвосту её, с надписью на голове, объявлявшей о свойстве его преступления, после чего умирает в тюремном заключении ³¹³. Если такие личности возможны были в числе визитаторов, то, очевидно, генерал–викарий не был особенно разборчив в выборе орудий для осуществления своего предприятия.

Действиям визитаторов придано было единство, посредством общих инструкций, которыми должен был руководствоваться каждый из них в отдельности. Эти инструкции ³¹⁴, составленные в форме 86 вопросов, подробно указывали визитаторам те пункты, на которые должны они были обращать своё внимание. Подчиняясь их указаниям они должны были исследовать: совершается-ли в монастыре Богослужение по установленному порядку и в назначенные часы; многие–ли присутствуют при службах и не уклоняется ли кто от них без уважительных причин к тому; сколько братии в монастыре и соответствует ли количество её установленному штату; кто был основателем монастыря; не произошло ли приращения в землях монастыря после его первоначального наделения; как велик годовой доход обители; имеет ли монастырь утверждение в своих правах на имения; владеет ли он достаточными документами на свои имения; не пользуется ли он изъятием от юрисдикции епархиального епископа; не имеет ли он каких либо местных статутов и правил, помимо общего устава того ордена, к которому он принадлежит; каким образом избирается настоятель этого монастыря; соблюдены ли все должные формальности при избрании настоящего настоятеля и имеются–ли документы на то, к какому ордену принадлежит этот монастырь; сколько в нем братии и сколько испытуемых и получают–ли последние должное наставление; знает–ли хорошо братия правила своего устава и особенно свои главные обеты: бедности, целомудрия и послушания; не имеет–ли кто либо из монахов в своих кельях собственности в виде денег и драгоценностей, без дозволения настоятеля, или с его ведома; соблюдают–ли монахи обет целомудрия и не имеют–ли сношений с подозрительными женщинами, вне монастыря, или внутри его; не замечен–ли кто–либо из них в невоздержании и сношениях с женщинами; не похаживают–ли женщины в монастырь какими–либо задними ходами и т. д; не спит–ли кто–либо из монахов с молоденькими мальчиками; соблюдают–ли монахи обет послушания; соблюдают–ли они тишину в церкви; придерживаются–ли установленных постов; спят–ли монахи в общих спальнях, или в отдельности; не спят–ли они по двое на одной постели; носят–ли они установленную одежду; часто–ли они отлучаются из монастыря, по долгу–ли пребывают вне его и имеют–ли на то разрешение настоятеля; не допускают–ли переодеваний при выходе из монастыря; нет–ли в монастыре бродяг, совсем покинувших своё местопребывание и происходит–ли это от жестокого обращения настоятеля, или от других причин; не носят–ли монахи длинных волос, вопреки уставу; хорошо–ли обращается настоятель с монахами и поддерживает–ли дисциплину должным образом; оказывает–ли он должную помощь больным монахам; отдаёт–ли он отчёт в делах монастыря старшим членам братии; дают–ли такой отчёт и другие члены монастырского управления и не присвояют–ли они чего–либо себе из общей собственности; не занимает–ли кто–либо из корысти по нескольку должностей в монастыре; все–ли монастырские доходы употребляются соответственно своему назначению; хорошо–ли содержатся здания и имения монастыря; каковы движимые имения обители и существуют–ли инвентари их; нет–ли долгов на монастыре; не проданы–ли какие–либо из монастырских земель; на каких условиях монастырские имения сдаются в аренду и т. д: не распоряжается–ли настоятель в этом случае произвольно, в пользу напр., своих родственников; не злоупотребляет–ли он монастырскою печатью и хранится–ли эта печать в должной безопасности; надёжно–ли сохраняются монастырские документы; соблюдает–ли монастырь обязанность гостеприимства сообразно со своими средствами; не берет–ли настоятель взяток при приёме в монастырь новых членов; не руководствуется–ли кто–либо из братии корыстными побуждениями при принятии монашества; не берет–ли настоятель взяток при раздаче бенефиций, находящихся в распоряжении монастыря; сколькими бенефициями монастырь располагает; назначает–ли настоятель на эти бенефиции людей достойных и способных; если монастырь женский, то имеет–ли он хорошую ограду и хорошо–ли запираются в нем двери и окна; нет–ли каких–либо тайных ходов; хорошо–ли берегутся монастырские ключи; не имеют–ли сестры свиданий с кем–либо из посторонних, без дозволения настоятельницы, в уединённых местах и без свидетелей; не отлучаются–ли сестры из монастыря без разрешения; не допускают–ли переодеваний; чем они занимаются вовремя, свободное от Богослужения; не находится–ли кто–либо из сестёр в близких отношениях с монахом, священником или мирянином, не имеющим с нею родственных связей; не пишет–ли кто–либо из них любовных записочек, не получает–ли таковые, не имеет–ли тайных агентов, передающих вести, записки или подарки; не переговаривается–ли кто из них с кем–либо чрез задние окна и другие тайные места; пользуется–ли репутацией доброй нравственности и учёности духовник сестёр; часто–ли они исповедуются и принимают приобщение? ³¹⁵

Самый искренний почитатель монашества не нашёл–бы в этих инструкциях ничего такого, за что можно было–бы упрекнуть генерал–викария в недостатке уважения к учреждениям церкви. По–видимому, все эти инструкции проникнуты были единственным желанием положить конец тем беспорядкам и злоупотреблениям, которые господствовали в монастырях, и довести эти учреждения до возможно высшей степени совершенства. Нет здесь ни одного намёка, который бы давал нам основание предполагать со стороны правительства намерение не реформы монастырей, а их уничтожения. Ещё менее оснований для такого предположения можно найти в другом документе, который, вместе с инструкциями, дан был в руки визитаторам. На ряду с подробным исследованием состояния монастырей во всех отношениях, визитаторам предписано было обращаться к настоятелям и братии с наставлениями, краткое изложение сущности которых было дано им в особом документе, носившем название „внушений», (injunctions). Этот документ, изложенный в двадцати пяти пунктах, предписывал визитаторам внушать аббатам, приорам и т. д. и братин всех учреждений, имеющих подвергнуться их визитация, чтобы они верно соблюдали свою присягу, данную королю относительно утверждённого порядка престолонаследия; чтобы они в точности исполняли все статуты, установленные для уничтожения узурпационной власти римского епископа и для утверждения власти, юрисдикции и прерогативы короля; чтобы они наставляли и всех других, вверенных их попечениям, в том, что король после Бога есть самая высшая власть на земле, а претензии римского епископа не имеют никакого основания в Священном Писании, утверждаясь лишь на обманах, на честолюбивых канонах и декреталиях, и частью на снисходительности государей, и что папская власть потому вполне справедливо уничтожена в Англии; чтобы они не приносили никакой присяги в повиновении, не давали никаких обязательств римскому епископу или какому–бы то на было иностранному владетелю, а, если такие обязательства ими уже приняты или их обязывает к тому устав их ордена, король, в силу своей верховной церковной власти, разрешает их от всего подобного и они, королевские визитаторы, имеют право уничтожить все относящиеся к тому документы; чтобы ни один монах не выходил за пределы монастыря; чтобы ни одна женщина не входила в монастырь без особого разрешения от короля или от визитатора; чтобы монастырь имел впредь только один вход и чтобы ключи от него строго хранились у особого привратника; чтобы трапеза монахов совершалось в должном порядке, с молитвою и при чтении Священного Писания; чтобы ежедневно приготовлялся особый стол в видах странноприимства; чтобы особый милостынник занимался раздачею пищи и вне монастыря бедным и больным людям, распоряжаясь при этом так, чтобы милостыня не способствовала праздности и бродяжничеству; чтобы и другие дела благотворительности совершалось на средства монастыря без всяких сокращений сравнительно с установлениями и обычаями прежнего времени; чтобы монахи спали в общих спальнях, но на отдельных постелях; чтобы никто из них не держал слишком близко подле себя молоденьких мальчиков; чтобы от монастыря содержалось несколько стипендиатов в университетах, которые, по возвращении, могли бы наставлять других братий и проповедовать Слово Божие; чтобы после богослужения монахи упражнялась в чтении Священного Писания; чтобы монахи соблюдали все предписания своего устава, насколько они согласны с Писанием; чтобы настоятель монастыря ежедневно разъяснял братии те или другие правила устава, показывая основание им в Священном Писании и внушая при этом, что все их церемонии и обряды служат только введением к истинному христианству, и что истинная религия состоит не в ношении известных одежд, не в стрижении волос, не в молчании, посте, пении и т. д., а в чистоте жизни и мысли, в нелицемерной вере во Христа, в братской любви и в поклонении Богу духом и истиною, а потому братия не должны ограничиваться одним соблюдением внешних церемоний, но переходить от них к высшему совершенству; чтобы настоятель отдавал отчёт братии по делам монастыря, не распоряжался произвольно и не расточал монастырского имущества; чтобы никто не допускался к принятию монашества ранее двадцати четырёх лет возраста; чтобы монахи не выставляли на показ никаких мощей и вымышленных чудес ради увеличения своего прибытка, но чтобы убеждали пилигримов отдать в пользу бедных то, что предназначено ими для жертвы мощам и иконам; чтобы не допускали ярмарок в пределах монастыря; чтобы ежедневно молились за короля и королеву; чтобы доносили королю и визитаторам, если кто–либо из них будет нарушителем этих предписаний. В заключение, визитаторам предоставлялось право прибавлять и ещё что–либо к этим внушениям, если они найдут это нужным по требованиям обстоятельств ³¹⁶. Каково бы ни было содержание всех этих внушений, они во всяком случае несомненно предполагают продолжение существования монастырских учреждений. Без такого предположения они не имели бы никакого смысла, так как не было бы, конечно, никакой надобности давать какие–либо руководственные правила на будущее тем учреждениям, которые решено уничтожить. Если таким образом судить о цели визитации только на основании инструкций и внушений, то неизменно составится убеждение в том, что имелось в виду произвести лишь реформу монастырских учреждений, очистить их от скопившейся там массы злоупотреблений и беспорядков и довести их до возможно высшей степени совершенства. Но такое убеждение не может сохраниться в своей полной силе, если обратить внимание на некоторые другие данные, помимо инструкций и внушений. Тотчас после падения кардинала Уользи, т. е. ещё в конце 1529 года, французский посланник писал своему правительству из Лондона, что партия разрушителей так уверена в господствующем духе времени и в настроении будущего парламента, что во всех больших домах Лондона самою обыкновенною теперь темою для разговоров за обедом служит с торжеством ожидаемое разрушение церковных учреждений и конфискация церковной собственности. Благородные лорды воображают, пишет посланник, что, как скоро пал кардинал, они могут немедленно приняться за грабёж церкви и отнять у неё все её богатство. Он прибавляет даже, что нет ему никакой надобности писать теперь об этом в депеше шифрованной, так как повсюду говорят о том совершенно открыто ³¹⁷. Пред назначением визитации, вопрос о монастырях предложен был на обсуждение королевского совета и Герберт сообщает нам те речи, которые произнесены были по этому поводу в совете некоторыми из его членов ³¹⁸. Содержание этих речей ясно показывает, что советники–ораторы не принадлежали к числу безусловных защитников монашества; но в то же время они приводили все возможные доводы в доказательство того, что не следует подвергать монастыри совершенному уничтожению, а нужно лишь ограничить их число, сделавшееся чрезмерным, т. е. уничтожить не все монастыри, а только их излишек. После обсуждений, король заявил совету, что ни один монастырь не будет уничтожен без согласия парламента и затем назначил всеобщую визитацию. Само собою разумеется, что в больших домах Лондона не стали–бы открыто говорить о секуляризации, если бы не были уверены в большей или меньшей степени сочувствия ей со стороны правительства. Ораторам совета не было–бы никакой надобности тратить своё красноречие на защиту монастырей от совершенного их уничтожения, если–бы мысль о таком уничтожении не существовала хотя отчасти в намерениях правительства. Наконец, из писем визитаторов к Кромвеллю можно видеть, что, кроме уже известных нам инструкций, визитаторам даны были ещё другие, тайные, в которых им предписывалось склонять начальство малых монастырей к тому, чтобы оно отказалось от всех своих владений в пользу короля. В случае упорства со стороны настоятелей, визитаторам внушалось, чтобы они старались собрать об этих монастырях такие сведения, которые могли–бы служить вполне достаточным поводом для их уничтожения ³¹⁹. Таким образом в то время, когда предпринята была визитация монастырей, мысль о возможности секуляризации имела уже довольно широкое распространение и отчасти была даже усвоена правительством. Сопоставляя эти данные с тем, что говорилось в инструкциях и внушениях, можно, кажется, прийти к тому заключению, что, предпринимая визитацию монастырей, правительство имело в виду лишь общую цель, – наложить свою руку на эти учреждения, во многих отношениях не соответствовавшие его интересам; но каким образом осуществить эту цель с большим успехом, – это не было, да и не могло быть решено заранее. Совершенное уничтожение монастырей и секуляризация всех их имений, без сомнения, весьма выгодны были для короны и заманчивы. Нисколько не удивительно потому, если правительство не чуждо было мысли о секуляризации, тем более что мысль эта, как мы знаем, зародилась уже очень давно в Англии и не раз проявлялась в предшествовавшие века. Но такая мера была настолько радикальна, что правительство никак не могло быть уверено в возможности её осуществления, а потому оно не осмелилось даже и заявить открыто о секуляризации, как цели задуманного предприятия. Гораздо смелее и решительнее могло действовать правительство для достижения своей цели посредством реформы, но этот путь был, конечно, далеко не так выгоден, как первый, потому что, подчиняя монастыри новым порядкам и поставляя их в зависимость от короны, он оставлял всё–таки их богатства неприкосновенными. Вот почему, предпринимая визитацию монастырей в видах реформы, правительство втайне не отказывалось от мысли об их секуляризации. Тот или другой исход предприятия зависел теперь от тех результатов, к каким приведёт назначенная визитация. Если она покажет, что секуляризация монастырей не представляет особенных трудностей, то, конечно, их судьба решена будет в этом смысле. Если–же препятствия окажутся слишком серьёзными, то дело должно будет ограничиться лишь одною реформой. Некоторые пробы, произведённые ещё задолго до визитации, по–видимому должны были убеждать правительство в том, что особенно сильной оппозиции при уничтожении монастырей ожидать не следует. Ещё в 1524–м, 1528–м, 1532–м и 1534–м годах некоторые религиозные учреждения в Оксфорде, Гринвиче, Кантербури, Ричмонде и др., приория Христовой церкви в Лондоне, были уничтожены, даже иногда с разрешения самого папы ³²⁰. Имения этих учреждений употреблены были или на устройство колледжей, затеянное кард. Уользи, или на учреждение новых епископий, или же даны были в личную пользу канцлера Одлэя, как это случаюсь с приорией Христовой церкви. Конечно, эти единичные попытки секуляризации не имели никакой связи с задуманным теперь широким предприятием; но они были для него выгодными прецедентами и, совершившись почти без всякой оппозиции, давали правительству основание предполагать, что и более широкая секуляризация может быть совершена беспрепятственно.

В октябре 1535–го года назначенные Кромвелем агенты отправились по разным графствам Англии и преступили к исполнению возложенного на них поручения. Руководствуясь своими тайными инструкциями, они очевидно прилагали не мало стараний к тому, чтобы побудить настоятелей и братию монастырей уступать все имения свои учреждений в пользу короля. Результаты их стараний очень скоро обнаружились. В ноябре того–же 1535–го года и в феврале 1536–го состоялось уже несколько так называемых добровольных передач, в силу которых настоятели и братия монастырей предоставляли свои учреждение в полную собственность короля. Такие передачи состоялись относительно семи монастырей, а именно: Лангдена, Фолькстона, Довера, Мертена, Горнбв, Тайльти и Бильзингтона, в округах Кента, Йорка и Эссекса ³²¹. Документы передач подписаны были настоятелями монастырей и монахами, в количестве от двух до десяти человек, и излагали, между прочим, те побуждения, которыми руководились обитатели монастырей, передавая свои учреждения в пользу короля. Настоятель и монахи Лангденского монастыря заявляли напр., в своём документе, что хозяйственные дела их обители находятся в таком крайнем расстройстве и на ней накопилась такая огромная масса долгов, что только быстрая и сильная помощь может избавить её от настоящего положения. Такую помощь, по мнению братии, может оказать только король, которому потому они и решили, по зрелом и прилежном обсуждении дела, передать свою обитель ³²². Но громадное большинство монастырей, очевидно, не желало подчиняться увещаниям визитаторов и не отказывалось от своего самостоятельного существования в пользу короля, а потому их судьба должна была решиться иным способом. По окончании своего дела, каждый визитатор представлял генерал–викарию свой отчёт о состоянии тех религиозных учреждений, которые были им осмотрены и исследованы, и из всех этих отдельных отчётов составилось нечто цельное, которое должно было быть представлено на обсуждение ближайшего парламента. Самый отчёт не сохранился до нашего времени; он был уничтожен впоследствии вместе со многими другими, неприятными для католицизма, бумагами по распоряжению королевы Марии, но некоторое понятие об его содержании можно составить себе на основании частных писем визитаторов к Кромвелю, где они сообщают ему, также как и в отчётах, о том, что найдено ими в монастырях во время визитации. Если верить этим сообщениям, картина состояния английских монастырей того времени представляется весьма неблестящею. Большая часть монахов, по отзывам визитаторов, проводят время в совершенной праздности, а нужные для них и для монастыря работы исполняются наёмными рабочими. Праздность монахов соединяется с глубоким невежеством. Богослужение находится часто в совершенном пренебрежении; оно или вовсе не совершается или совершается кое–как, а монахи предаются кутежам, попойкам и азартным играм, проводя в них целые ночи до самого утра. О братской любви здесь нет и помина, а напротив – везде постоянные ссоры и интриги, переходящие часто в явные стычки, сопровождающиеся и разными варварствами. Монастырские здания оставляются в полом пренебрежении, так что многие из них портятся и разрушаются. Сокровища монастырей часто расхищаются самими настоятелями и монахами и употребляются ими в свою личную выгоду и т. д. ³²³... Но все это ещё далеко не худшее в ряду тех открытий, которые были сделаны визитаторами. Во многих монастырях им пришлось обнаружить ужасающие проявления разврата и множество самых тяжких уголовных преступлений. В письме к Кромвеллю, Лэйтон рассказывает напр. о том, как он прибыл в Лангденское аббатство, в пятницу 22 октября. Тотчас по приезду он отправился прямо с одним из своих служителей к квартире аббата. Несколько времени Лэйтон напрасно стучал в дверь аббата; замок не отпирался и никакого ответа на стук не давалось. Тогда визитатор взломал дверь и вошёл в комнаты аббата, при чем оказалось, что настоятель был не один, а у него находилась в это время одна особа женского пола, которая попыталась было спастись бегством, но была задержана в дверях слугою, приставленным на страже от Лэйтона. При обыске квартиры аббата и костюм этой особы найден был в его сундуке. – Из Мэйден–Брадлэйского монастыря визитатор писал, что обители этой приори – святой человек; он имеет только шестерых детей, прижитых им от незамужних женщин. Этим детям он дал хорошее воспитание, а дочь выдал замуж, снабдив её хорошим приданым на счёт монастыря. – В женском Сионском монастыре духовники сестёр избирались ив числа нищенствующих монахов, которые пользовались исповедью, как средством для самых бесцеремонных проделок. Один из этих духовников так сквернословил во время исповеди, что сочтено было нужным запретить ему исповедовать дам. Монахини сами наконец просили, чтобы он и его товарищ не допускались более к слушанию их исповеди, при чем основанием для их просьбы выставлено было то обстоятельство, что духовник обольстил одну из сестёр. – В Ликфильдском монастыре две монахини оказались беременными. В садах и других уединённых местах женских обителей не раз находили скелеты и трупы новорождённых и убитых младенцев, а в мужских монастырях открывали инструменты для фабрикации фальшивой монеты. В обоего пола обителях господствовали нередко противоестественные пороки ³²⁴. Конечно, сведении, сообщаемые в письмах визитаторов, невозможно принимать за несомненную истину. Агенты Кромвелля не были беспристрастными, потому что их задача состояла в том, чтобы собрать о монастырях такие данные, которые могли–бы служить достаточным поводом к секуляризации. С точки зрения такой задачи, визитаторы, без всякой критики и разбора собирали все, что только представлялось подходящим для их цели, а потому в их рассказах много есть такого, что обязано своим происхождением зависти и ненависти к монастырям, или личной вражде против того или другого монаха, и что в значительной степени представляет собою клевету, или по–крайней мере преувеличение ³²⁵. Мы должны это помнить в применении к каждому отдельному факту, сообщаемому визитаторами; но, что касается общего вывода, то мы едва ли погрешим, если сделаем его на основании именно этих визитаторских сообщений. Как ни тяжелы обвинения, взводимые здесь на монастыри, в них нет ничего не правдоподобного, нет даже ничего и нового сравнительно с тем, что мы уже не раз слыхали про монахов в века предшествующие. Если мы не имеем права сомневаться в истинности того, что говорит против монахов булла Иннокентия VIII или пастырское послание архиепископа Мортона, то нет ничего не вероятного и в том, что сообщают нам письма визитаторов.

В феврале 1536 года открылась сессия парламента, на обсуждение которому представлен был составленный визитаторами отчёт о состоянии обревизованных ими монастырей. Этот отчёт был прочитан в парламенте и разоблачавшиеся в нем тайны из жизни монашествующей братии произвели сильное впечатление на с слушателей. Латимэр в одной из своих проповедей рассказывает, что, когда пред парламентом раскрыты были подвиги монахов, в палатах раздавались лишь крики, прочь их! долой их! ³²⁶. За чтением отчёта предложен был билль об уничтожении малых монастырей и билль этот получил силу закона. В утверждённом таким образом статуте, говорилось, что в малых аббатствах, приориях и других монастырских учреждениях, где количество братии не превышает двенадцати человек, господствует в настоящее время явно–греховный, плотской, порочный и гнусный образ жизни. Настоятели этих монастырей расточают движимые и недвижимые имении своих учреждений, грабят церкви и их украшения, оскорбляя тем Бога и религию и причиняя бесчестие королевскому величеству. Много раз в продолжении двухсот минувших лет предпринимались визитации в видах необходимой реформы; но все эти визитации оказывались бесплодными и пороки монахов не только не уменьшаются, а все более и более возрастают. В силу привычки, пороки эти так глубоки укоренились в монастырях, что большая часть монахов малых монастырей готовы скорее бежать и жить бродягами, чем сообразоваться с правилами своего устава. Единственное средство произвести должную реформацию состоит лишь в том, чтобы уничтожить совсем эти малые монастыри, а братию их расселить по большим обителям, где она могла–бы быть направлена к лучшей жизни. Доверяя отчёту визитации и другим достоверным сообщениям и соображая то обстоятельство, что в Англии много есть больших монастырей, в которых, благодарение Богу, религиозные предписания соблюдаются в точности, а количество монахов не достигает полного установленного штата, король – глава церкви, побуждаемый ревностью о славе Божией и об истреблении греха, предлагает теперь это дело лордам и общинам парламента. После многих, обсуждений лорды и общины пришли к такому решению, что гораздо угоднее будет Богу, если владения всех этих монастырей, расточаемые теперь в службе греху, обращены будут на лучшее употребление, а нерадивые монахи вынуждены будут переменить свой образ жизни. В силу такого решения, парламент теперь и постановляет, чтобы все монастырские учреждения, ежегодный доход которых не превышает сумму в двести фунтов стерлингов, со всеми их владениями и имениям, отныне предоставлены были королю и его наследникам. В дальнейших постановлениях того–же статута парламент утверждает за королём и все те монастыри, относительно которых уже состоялись в минувшем году добровольные передачи. Королю даётся затем право раздавать предоставленные ему учреждения кому–угодно, посредством особых патентов. Все, движимое имение монастырей, их украшения, драгоценности и т. д.: – все это должно поступить в собственность короны. Настоятелям уничтоженных монастырей должна быть назначена пожизненная пенсия или–же даны какие–либо бенефиции, соответствующие их способностям. Монахи этих монастырей должны также получить достаточное обеспечение к тому, чтобы им можно было проводить в мире честную жизнь, или–же должны быть помещены в больших монастырях, где могли–бы жить согласно правилам религии. Долги и другие обязательства, лежащие на уничтожаемых монастырях, должны быть уплачены и соблюдены в точности. Королю даётся наконец право делать и исключения из настоящего статута, а именно давать некоторым монастырям, по своему усмотрению, патенты на продолжение существования, хотя по силе настоящего статута они и должны–бы были подлежать уничтожению. Новые владельцы, которым король предоставит какое–либо из церковных учреждений, обязываются поддерживать хозяйство в нем в прежних размерах и возделывать тоже количество земли, которое возделывалось в последние двадцать лет при монастырском управлении. Нарушение этого обязательства влечёт за собою ежемесячный штраф в 6 ф. 13 ш. и 4 пенса. За исполнением установленных предписаний обязываются следить мировые судьи ³²⁷.

С утверждением этого статута решалась судьба нескольких сотен английских монастырей и нескольких тысяч их обитателей. Ввиду такой важности статута, весьма интересно было–бы проследить самые обстоятельства его обсуждения и утверждения, но, к сожалению, журналы палат не сохранились и потому точного понятия об этом на основании достоверных данных мы себе составить не можем. Бернет утверждает, что, благодаря сильному впечатлению, произведённому чтением отчёта визитаторов, статут легко прошёл в палатах ³²⁸, а по словам Юма не видно, чтобы ему оказана была хотя какая–либо оппозиция ³²⁹; но сочувствующие монахам писатели приводят по этому поводу рассказ Спильмана, пытающийся убедить исследователя совершенно в противном. Если верить этому рассказу, билль встретил в палате общин такую жестокую оппозицию, что никак не мог быть проведён в ней. Раздражённый сопротивлением, король велел депутатам палаты явиться к нему во дворец. Несколько часов ожидали депутаты короля в одной из дворцовых галерей и наконец дождались. Король вышел к ним, бросая гневные взоры во все стороны, несколько раз молча прошёлся по зале и затем обратился к депутатам с такими словами: „я слышал, что мой билль не проходит; но я хочу, чтобы он прошёл, а в противном случае мне нужно пару ваших голов“. Сказав это, король удалялся и билль прошёл в палате ³³⁰. Поверить этому рассказу едва–ли возможно. Самый строй его так сильно отзывается вымыслом, что невольно подрывает доверие к себе, тем более что мы не знаем ни одного случая, когда–бы Генрих в таком оскорбительном тоне говорил со своим парламентом. И тем труднее предположить упорную оппозицию в палате общин, когда мы знаем, как эта палата издавна относилась к клиру и церковным имениям. Но, с другой стороны, не правы и те, которые утверждают, что билль прошёл без всякого противодействия. Этому противоречит самый акт парламента, в котором говорится о „великих рассуждениях“, предшествовавших утверждению. Хотя и не без оппозиции, билль таким образом прошёл в палатах и получил силу закона. В самом изложении статута невольно обращает на себя внимание некоторые странности. В нем говорится, что малые монастыри должны быть уничтожены потому, что они беспорядочны и развращены до последней крайности, при чем становятся невозможною их реформа. Но в то же время статут утверждает, что в монастырях больших поддерживается добрый порядок и строго соблюдаются правила религии. Такое положение дел представляется, по–видимому, не совсем естественным и невольно возбуждается сомнение в справедливости парламентского заявления. Трудно объяснить себе, почему малые монастыри, обладавшие скудными материальными средствами, могли бы превзойти по своим беспорядкам и развращению монастыри большие, где эти средства были в изобилии и где потому было гораздо более поводов и возможности к соблазну. Тем невероятнее такое предположение, что и правительству монастырскому гораздо легче, конечно, было поддерживать порядок в малом количестве монахов, чем справляться с многочисленной братией. У одного из летописцев мы находим свидетельство, которое может нам пролить некоторый свет на это обстоятельство. Он говорит, что аббаты больших монастырей дали своё согласие на уничтожение малых в той надежде, что их учреждениям предоставлено будет продолжать своё существование по–прежнему. Такие слова летописца ³³¹ дают нам некоторое основание предполагать, что именно потому статут и восхвалял большие монастыри, что их настоятели заседали в верхней палате парламента и нужно было расположить их к тому, чтобы они не противодействовали намерениям правительства. Такое объяснение даёт и Фуллер ³³², хотя совершенно независимо от свидетельства летописи.

Итак, парламентским статутом все малые монастыри, годовой доход которых не превышал 200 ф. ст., обречены были теперь на уничтожение. Но в том же статуте постановлялось, что король может особыми патентами избавлять некоторые учреждения от той участи, на которую их осудил парламент. Этою лазейкой, конечно, поспешили воспользоваться, и в приложениях у Бернета мы находим небольшой список тех учреждений, которые выхлопотали себе патенты у короля и таким образом избавились пока от угрожавшей им гибели. В этом списке, перечисляющем 32 учреждения, насчитывается семнадцать женских монастырей и пятнадцать мужских, которые „in perpetuam eleemosynam” получили от короля патенты на продолжение существования. Выдача всех этих патентов относится к 28 году правления Генриха, начиная с августа 1536 года и оканчивая апрелем 1536 ³³³. Может быть, выдавая такие патенты, король руководился иногда и добрыми побуждениями, избавляя от гибели те монастыри, которые по своим внутренним качествам не заслуживали уничтожения. Но, несомненно, и то, что во многих случаях королевские патенты вовсе не были доказательством нравственного превосходства пред другими тех монастырей, которым они выдавались. Большею частью настоятели этих монастырей, желая спасти свои учреждения, обращались к генерал–викарию или его агентам, предлагая им взятку или выкуп за себя. Большинство патентов было потому результатом сделки между монахами и правительством, в силу которой король и Кромвелль избавляли монастырь от уничтожения, а монахи обязывались к известному единовременному или ежегодному взносу ³³⁴. Королевские патенты избавляли от уничтожения только 32 монастыря, а это число не составляло и одной десятой доли всего того количества малых монастырей, которое осуждено было на погибель утверждённым теперь статутом. Для проведения приговора в исполнение над всеми остальными учреждениями тот–же парламент учредил особую палату, под названием: „А court of the augmentation of the revenues of the Kings Crown“. Из статута мы узнаем, что установленная им палата должна состоять из особого канцлера, казначея и тридцати двух подчинённых чиновников. Побуждением к учреждению этой палаты парламент выставляет более верное и лучшее соблюдение интересов короли при осуществлении утверждённой им секуляризации малых монастырей. Деятельность палаты должна состоять в приёме всех движимых и недвижимых имений, имеющих поступить к королю от монастырей, и в аккуратном заведывании всеми этими имениями и делами, до них касающимися. Чиновники палаты должны приносить особые присяги при вступлении в свои должности, а за присвоение чего–либо из королевского имущества в свою пользу подвергаются штрафу в количестве, вдвое превышающем стоимость похищенного ³³⁵.

Теперь, когда нужные орудия были готовы, оставалось только при их содействии привести состоявшийся приговор в исполнение. Каким образом велось это дело, – об этом мы можем составить себе довольно ясное представление по тем инструкциям, какими были снабжены королевские агенты, отправлявшиеся для осуществления секуляризации. Из инструкций этих ³³⁶, составленных от имени короля, мы узнаем, что в каждое графство, где должна была быть произведена секуляризация, отправлялось трое из чиновников палаты of augmentation с присоединением к ним ещё троих особых агентов, назначаемых королём для каждого графства. Когда составленная таким образом комиссия являлась в тот или другой монастырь, подлежавший секуляризации, она прежде всего должна была предъявить настоятелю и братии парламентский статут, состоявшийся относительно малых монастырей, и затем свои собственные полномочия. Потом она должна была привести обитателей монастыря к присяге и том, что они будут отвечать на вопросы комиссии одну чистую правду. После этих предварительных действий, комиссия должна произвести расследование о том, сколько братии в монастыре, и кто из монахов желает совсем прекратить монашескую жизнь, или переселиться в какой–либо из больших монастырей. Она должна отобрать монастырскую печать и все имеющиеся в монастыре документы, составив им точный каталог, произвести подробный осмотр всем драгоценностям монастыря и всему его движимому имуществу, как–то: одеждам, хозяйственной утвари, колоколам и т. д. Документы и драгоценности она должна поместить на хранение в какое–либо надёжное место, а все остальное имущество поручить под надзор настоятелю, составив подробный инвентарь. Произвести расследование о том, как велик годовой доход монастыря, на каких условиях сданы его имения в аренду, нет ли долгов на монастыре и как велики они. Произвести подробное измерение и оценку всех недвижимых имений монастыря. Поручив все имения временному надзору прежнего настоятеля, обязать его не делать никаких особенных растрат, а хозяйство вести в прежних размерах впредь до королевского распоряжения. Если монастырь уже отдан королём кому–либо, то немедленно принять его от настоятеля, отобрав все движимое имущество в пользу короля и распродав, что возможно, на месте. Монахов, которые пожелают продолжать монашескую жизнь, комиссия должна разослать по большим монастырям, снабдив их от себя письмами к настоятелям тех монастырей. А тех, которые захотят идти в мир, она должна отправить в распоряжение архиепископа Кантерберийского или лорда–канцлера, дав им достаточные прогоны. Настоятель монастыря должен обратиться к канцлеру палаты of augmentation, от которого получит обеспечение себе в форме пенсии. По исполнении своего поручения в каждом монастыре комиссары должны представлять немедленно отчёт о совершившемся канцлеру палаты. Снабжённые этими инструкциями, комиссары отправились по разным графствам Англии и секуляризация малых монастырей приведена была в исполнение. По свидетельству летописцев, жертвою этой секуляризации было 376 монастырей, ежегодный доход которых простирался в общей сложности до 32,000 фунтов стерлингов; а все отобранное у них движимое имущество ценилось во 100 тысяч фунтов. Голиншэд прибавляет, что число монахов, пострадавших при этом перевороте, простиралось до 10 тысяч ³³⁷.

Уничтожение малых монастырей представляло собою только лишь первый акт той драмы, которая должна была разыграться относительно всего английского монашества. Удачно положенное начало, первый опыт, совершившийся почти беспрепятственно, послужил для правительства таким сильным поощрением, чти оно тотчас–же решило до конца довести задуманное предприятие. Тем естественнее было такое решение, что некоторые обстоятельства того времени настойчиво вызывали его и ускоряли. В конце 1536 года, в северных графствах Англии вспыхнуло народное восстание и толпы инсургентов, считавшиеся иногда в несколько десятков тысяч, грозили правительству такою серьёзною опасностью, что потребовалось с его стороны весьма немалое напряжение, чтобы восстановить порядок. Оставляя пока в стороне историю этого восстания, мы заметим лишь теперь, что монахи играли в нем весьма видную роль. Настоятели богатых северных монастырей оказывали инсургентам всякое возможное содействие, снабжая их провиантом и деньгами; монахи–проповедники поддерживали своими речами энергию и воинственное настроение мятежников, а иногда и сами брали в руки оружие и становились во главе их отрядов. Такой образ действий монахов, конечно, не остался незамеченным со стороны правительства, которое и поспешило теперь воспользоваться удобным случаем, чтобы нанести монашеству последний удар. Задумываться над приисканием средств для приведения предприятия в исполнение теперь уже не было никакой надобности. Предшествовавший опыт красноречиво доказал, что визитация может в этом отношения сослужить самую верную службу. Оставалось теперь только приложить это средство к большим монастырям в том–же смысле, в каком оно приложено было прежде к малым, и тогда можно было–бы рассчитывать на такой–же успех. Тотчас по подавлении восстания объявлена была новая визитация всех существующих монастырей и королевские агенты немедленно отправились по всем графствам Англии. В списке визитаторов мы находим и много уже знакомых нам имён, как напр. Аппрайса, Лондона, Саутвелля ³³⁸ и др. Прежние заслуги этих лиц, очевидно, не были забыты, и уже самое назначение их в состав новой комиссии с достаточною ясностью свидетельствовало об истинных намерениях правительства. В настоящем случае дело вообще велось с гораздо большею откровенностью. Ни о какой реформе уже не было, по–видимому, и речи. Цель новой визитации ясна была для всех, – и для тех, кто предпринимал её, и для тех, кого она касалась. Задача визитаторов состояла в том, чтобы всеми возможными средствами заставить настоятелей монастырей отказаться от их учреждений и передать их в пользу короля. Для осуществления этой задачи визитаторы пользовались всеми средствами, какие только находились в их распоряжения. Прежде всего, они старались соблазнить настоятелей разными лестными обещаниями. За добровольную передачу они сулили им в награду епископское достоинство или другие какие–либо высокие церковные должности; они обещали им богатые аренды или пенсии пожизненные, как им, так и их монахам. Если обещания не действовали, визитаторы переходили к угрозам. Чтобы запугать монахов, они начали производить самый строжайший осмотр и ревизию всего того, что касалось монастырской жизни и управления. В этом отношении, как мы знаем, почти за всеми монастырями водилось очень не мало грешков; а тем более их должно было оказаться тогда, когда их искали намеренно и когда потому для критической проверки обнаруживавшихся данных не было места. После такой ревизии оказывались, что в хозяйстве монастыря допущены ужасные злоупотребления, его имения растрачены, монастырские здания не ремонтируются, отчётности в управлении не существует, дисциплина в упадке, жизнь монахов преисполнена пороками и т. д. Одним словом, если монастырь добровольно не будет передан королю, ему все равно грозит неминуемое уничтожение. Но самым лучшим средством в руках визитаторов было исследование политической благонамеренности монахов и их настоятелей. В то время существовал целый ряд, так сказать, политических догматов, малейшее уклонение от которых провозглашалось государственной изменой и влекло за собою немедленное возмездие. Такими догматами были напр. утверждённый парламентом развод короля с Катариною и брак его с Анною; новый порядок престолонаследия, уничтожение папской власти, главенство короля над церковью и т. д. Обнаружить каким–бы ни было образом своё не сочувствие этим установленным догматам значило быть виновным в государственной измене. К этому присоединялось ещё северное восстание, малейшее соприкосновение с которым влекло за собою тот–же результат. Владея таким богатым оружием, визитаторы начинали своё расследование с несомненною уверенностью в успехе. Они подвергали монахов самому тщательному допросу, перерывали всю монастырскую библиотеку и непременно находили что–либо подозрительное в показаниях монахов, какой–нибудь старый том в библиотеке, трактовавший о власти папы или о законности брака Катарины, и почему–либо сохранившийся от предписанного уничтожения. Если не было более веских данных, то и этого было достаточно, чтобы подвергнуть сомнению политическую благонамеренность монастыря. Вывод опять оказывался ясным, монахам предоставлялся выбор между добровольною передачей и преследованием за государственную измену. Иногда не требовалось, впрочем, и особенного усердия со стороны визитаторов. Если в это время какое–либо настоятельское место оказывалось вакантным, то король предусмотрительно назначал на него именно такое лицо, которое заранее изъявляло готовность передать свой монастырь в пользу короля. Такое назначение избавляло короля от лишних хлопот и монастырь секуляризировался тотчас–же по вступлении в должность нового настоятеля ³³⁹. Как скоро, так или иначе, настоятель и братия монастыря изъявляли своё согласие на передачу, составлялся формальный акт за подписью всех участвующих и монастырь переходил во владение короля. До нас сохранились весьма немногие из этих актов; но и они представляют большой интерес особенно по тем мотивам, которые излагаются в них в качестве оправдания совершающейся передачи. Аббат и монахи Беттльсденского монастыря заявляют напр. в своём передаточном акте, что весь строй их прежней жизни и та религия, которой они доселе придерживались, состояла дашь из пустых церемоний, с корыстною целью изобретённых епископом римским и другими иностранными начальниками, которые никогда и не приходили в Англию, чтобы следить за их образом жизни и производить в нем реформы, устраняя те злоупотребления, которые стали здесь господствующими. Сознавая теперь, что самый совершенный образец жизни начертан Христом и Его апостолами, и что гораздо лучше быть под руководством верховного главы церкви – короля, братия монастыря и отдаёт теперь себя на милость короля и предоставляет ему свою обитель и т. д. В таком же духе, делают заявление приор и братия монастыря Стамфордского. Они говорят, что совершенство христианской жизни состоит не в пустых церемониях, не в ношении белых или серых одежд странных фасонов, капюшонов, шляп и поясов, покрытых узлами, и не в других каких–либо папистических обрядах, в которых они упражнялись во все прошедшее время, а в истинно–христианской нелицемерной жизни, предписанной Христом и апостолами. Намереваясь теперь следовать такому убеждению, они отрекаются от всех своих прежних суеверных преданий и предают себя руководительству короля. Приор и монахи Нортгэмптонского Ст. Андрьюского монастыря откровенно признаются, что они приняли монашество и облачились в свои одежды вовсе не для того, чтобы совершенствоваться в добродетели, а чтобы жить под их прикрытием в покое и праздности. Суетно, безбожно и соблазнительно расточали они доход своего монастыря на обжорство и уснащение своих телес и на услаждение тех, кои были пособниками их сладострастных плотских похотений. Они оскорбляли Бога и Евангелие, причиняли соблазн народу, обманывая его своим лицемерием, своими мёртвыми иконами и поддельными мощами, придуманными ради прибытка. Чувствуя теперь сердечное раскаяние во всех своих прежних деяниях, они и предают себя и монастырь свой на милость короля. Зная те средства, которые употреблялись визитаторами для того, чтобы побудить монахов к передаче, невозможно определить степень искренности тех заявлений, какие делались монахами в их передаточных актах ³⁴⁰, хотя, конечно, в предположении такой искренности и нет ничего не вероятного.

Деятельность визитаторов сопровождалась самым блестящим успехом. Наученные прежним опытом настоятели монастырей хорошо поняли, что сопротивление не приведёт ни к чему, а потому спешили все изъявить своё согласие на добровольную передачу. В списке, помещённом у Бернета, мы насчитываем более 270 монастырей, переданных таким образов королю в продолжение 1538 и 1539 годов, так что в какие–нибудь два года король сделался обладателем всех английских монастырей ³⁴¹.

Парламенту оставалось теперь только утвердить совершившийся факт и узаконить за королём приобретённые им имения. Такое утверждение и воспоследовало в особом статуте, состоявшемся в тридцать первый год Генрихова правления. С 4 февраля 27 года, т. е. с того времени, как утверждена была секуляризация малых монастырей, многие аббаты, приоры и др. настоятели и настоятельницы разного рода монастырских учреждений, говорилось в этом статуте, по доброй своей воле и без всякого давления и принуждения с чьей–бы то ни–было стороны, законным порядком, посредством документов за печатями и общею подписью, предоставили королю и его наследникам все свои аббатства, приории, колледжи, госпитали и др. учреждения со всеми их владениями, имениями и правами. Настоящий парламент теперь определяет, чтобы все таким образом предоставленные королю имения утверждены были за ним и его наследниками; он утверждает заранее и все те передачи монастырей, которым ещё в будущем состоятся в пользу короля. Все эти имения и все дела, их касающиеся, парламент предоставляет в ведение палаты оf augmentation ³⁴². Статут не встретил в палатах сильной оппозиции, хотя в числе лордов ещё заседали пока аббаты и приоры, в количестве от 26 до 29 человек ³⁴³. Эти в последний раз заседавшие лорды, очевидно, уже настолько примирились со своею судьбой, что не считали нужным противодействовать её узаконению ³⁴⁴. Так подписан был смертный приговор английскому монашеству.

С довершением секуляризации громадные имения должны были перейди в распоряжение короны. Подводя общий итог всем церковным учреждениям, конфискованным при Генрихе, насчитывают: 645 монастырей, включая сюда 28 больших аббатств, 90 колледжей, 110 госпиталей и 2,374 кантории и свободных капеллы ³⁴⁵. Но, конечно, невозможно ручаться за точность этого вычисления. Ещё менее возможности определить тот доход, который ежегодно получался этими учреждениями и который составлял теперь добычу короля. Цифры, представляемые в этом случае разными писателями, часто весьма несходны между собою. Сопоставляя вместе все эти цифры, можно сделать лишь приблизительный вывод, который составит сумму около 150,000 фунт, стерлингов ³⁴⁶. Чтобы наше представление о секуляризации было полным, нам нужно теперь обратить ещё внимание на тот способ, каким она приводилась в исполнение. Этот способ определялся, как мы видели, особыми инструкциями, которыми снабжены были на сей раз королевские агенты. Из некоторых официальных отчётов, а главным образом из писем агентов к Кромвеллю, мы можем составить себе ясное понятие о том, как эти инструкции осуществлялись на практике. Задача агентов состояла в том, чтобы с возможно большею аккуратностью соблюсти интересы короны, следовательно, чем более извлекут они материальной добычи из уничтожаемых учреждений, тем вернее сослужат свою службу королю. Придерживаясь такого взгляда, агенты и ведут своё дело в монастырских учреждениях. Главное внимание обращается конечно на драгоценности, которые прежде всего отбираются в пользу короля. Священный характер этих драгоценностей нисколько не защищает их от грабежа; на церковные сосуды, на украшения икон, на лампады в подсвечниках, на вместилища и раки мощей королевские агенты смотрят лишь как на предметы, имеющие высокую денежную стоимость; а потому, ни мало не стесняясь, забирают все эти предметы, обрывают украшения с икон и мощей, и всю эту добычу складывают в сундуки, чтобы отправить в палату of augmentation. Количество добычи достигало иногда весьма почтенных размеров. Летописец рассказывает напр., что в Кантербури, после ограбления раки Томаса Бекета, золотом и камнями наполнено было два таких больших сундука, что шесть или семь здоровых мужчин едва могли вынести каждый из них из церкви ³⁴⁷. Одними драгоценностями агенты не ограничивались. Они конфисковали одежды, мебель, колокола, посуду и всякую хозяйственную утварь, постели монахов, одним словом, все, что только имело какую–нибудь стоимость. Затем они добирались и до самых зданий, вынимали рамы из оков, снимали двери, обдирали олово с крыш, а иногда ухищрялись даже разбирать по частям и самые строения. Не имея возможности увезти с собою всю эту массу предметов, агенты на месте устрояли публичный торг, при чем очень многое шло, конечно, часто, за бесценок ³⁴⁸. При крайне узком понимании своей задачи, агенты обнаруживали себя ужасными варварами по отношению к памятникам литературы. На богатые монастырские библиотеки они смотрели как на такой товар, которому редко можно найти хорошего покупателя. В книге они ценили не содержание её, а переплёт, и если он обладал какими–либо украшениями, его отрывали, а самую книгу бросали, как вещь негодную. Лэйтон писал Кромвеллю из Оксфорда, что разодранные творения Дунса Скота пущены теперь на самое постыдное употребление и, кроме того, грудами разбросаны по двору, где ветер играет их обрывками ³⁴⁹. В 1549 году Бель свидетельствовал, что книги после секуляризации пошли для нужных мест, на подвертку свеч, на чистку обуви, или проданы были бакалейщикам и мыльным торговцам. Я знаю одного купца, писал он, который за сорок шиллингов купил целых две библиотеки. Вот уже десять лет он употребляет этот материал в качестве обёрточной бумаги, да ещё лет на десять у него имеется в запасе ³⁵⁰. Раскапывая все тайники монастырей, королевские агенты сделали не мало и таких открытий, которые должны были причинить великий соблазн всякому верующему католику. В числе монастырских святынь найдены были напр., уголья, на которых сожжён был св. Лаврентий; пояс (Пресв. Богородицы, показывавшийся в одиннадцати равных местах; три головы св. Урсулы ³⁵¹) и т пд. Такие открытия были весьма выгодны для сторонников секуляризации. Всякая вещь, которая могла унижать монастыри и подрывать их авторитет в народе, содействовала секуляризации и обеспечивала её успех. В этом отношение особенно большую услугу оказало врагам монастырей обнаружение тех обманов, при помощи которых ловкие монахи эксплуатировали народное легковерие. В Глочестерском округе в Гэльсе, показывался стеклянный сосуд, заключавший будто–бы в себе кровь Иисуса Христа. Этому сосуду приписывалось чудесное свойство, а именно: заключавшаяся в нем кровь могла быть видима только людьми достойными; для грешных–же сосуд являлся пустым. Не удостоившиеся узреть святыню, конечно, употребляли все силы, чтобы сделаться достойными, а из такого усилия проистекали часто обильные пожертвования в пользу монастыря. Святыня эта, привлекавшая массу пилигримов, обратила на себя внимание визитаторов. При большом стечения народа, они произвели расследование, после которого оказалось, что в сосуде заключается не кровь, а жидкая смола или мёд, подкрашенный под цвет крови; по другим же известиям, кровь утки, меняемая еженедельно. Чудесное свойство сосуда объяснялось тем, что одна сторона его была так толста, что чрез неё ничего нельзя было видеть. Чудо зависело, следовательно, от того, какою стороною обращался сосуд пред взором верующего. Святыни привезена была в Лондон, где епископ Рочестерский в проповеди разъяснил народу сущность того обмана, жертвою которого он был так долго ³⁵². Не меньшим уважением пользовалось Бокслэйское распятие, известное под именем «the Rood of Grace». Это распятие было также чудотворным. Изображённая на нем фигура Спасителя поднимала и опускала голову, делала движения ногами и руками, вращала глазами и т. д. По исследовании оказалось, что все эти движения производятся посредством скрытых пружин. Распятие привезено было в Лондон, где тот же еп. Рочестерский раскрыл обман народу в проповеди, показал ему и устройство самого механизма, после чего долго чтившаяся святыня подверглась уничтожению ³⁵³. Большие массы пилигримов привлекала к себе статуя Уорчестерской Богоматери. Когда эта святыня лишена была всех её украшений, оказалось, что под именем Богоматери существует статуя, которая изображает одного епископа ³⁵⁴. Печальная участь постигла и самую уважаемую святыню Англии – мощи Томаса Бекета, арх. Кантербирийского, пользовавшиеся такою большою известностью, что на поклонение их стекались иногда массы народа, простиравшиеся за 100,000 чел., при чем немало было тут и иностранцев из католических государств континента ³⁵⁵. Разграблением сокровищ гробницы этого святителя король не ограничился. Он задумал лишить его и того уважения, которым он пользовался в народе, развенчать его и низвергнуть с того пьедестала, на котором стоял он в общественном мнении. Как ревностный боец за привилегии церкви в её столкновении с королевскою властью, даже и жизнь свою положивший в этом бою, Бекет не пользовался, конечно, расположением Генриха, деятельность которого развевалась теперь в направлении, диаметрально противоположном тем идеям, которые отстаивал Бекет. На основании некоторых свидетельств рассказывается, что против архиепископа начат был формальный процесс. На его имя издан был призыв, в силу которого святитель должен бал явиться к суду по обвинению в государственной измене. Так как Бекет, конечно, не встал из могилы, то по истечении назначенного тридцатидневного срока, суд начался в его отсутствии, при чем ему дан был от короны защитник. Приговор состоялся не в пользу Бекета; он обвинён был, как изменник и мятежник, все его имения подверглись конфискации, а прах его был вынуть из гробницы и предан сожжению или, по другим известиям, смешан с останками других умерших. Истинность этого рассказа подвергается некоторому сомнению. В истории Поллини напечатаны два документа, а именно призыв Томаса к суду и приговор суда над ним; но документы эти Фрауд считает, на основании некоторых их внутренних признаков, неподлинными. Впрочем, тот же Фрауд замечает, что нечего невозможного в этом рассказе не заключается, так как и в католической церкви того времени практиковался обычай производить такой суд над мёртвыми, обвеявшимися в ереси. В прокламациях, изданных Генрихом против Бекета, мы не находим ясного упоминания о производившемся суде над ним, но папа Павел 3–й в отлучительной булле своей на Генриха положительно подтверждает истинность рассказа ³⁵⁶. Если, впрочем, суд над Бекетом и не считать за несомненную истину, во всяком случае факт развенчания этого святителя остаётся неопровержимым. До нас сохранились две прокламации, изданные Генрихом, в которых он, вкратце припоминая факты из жизни и деятельности Бекета, объявляет своим любезным подданным, что этот человек вовсе не святой и не мученик, а изменник и мятежник. В силу такого решения король теперь предписывает, чтобы на будущее время никто не называл Бекета святым, чтобы все его статуи и иконы были вынесены из церквей и уничтожены, чтобы никакие праздники в честь его не соблюдались, чтобы все службы ему, песнопения, молитвы и т. д. во всех Богослужебных книгах были уничтожены ³⁵⁷.

С уничтожением монастырей тесно связан был и вопрос о судьбе многих тысяч людей, бывших доселе их обитателями. Намерения правительства в этом отношении были таковы, чтобы дать монахам достаточное обеспечение. Склоняя настоятелей и братию к добровольной передаче, визитаторы, как мы знаем, делали иногда щедрые обещания, особенно в пользу настоятелей. Вследствие сделок с агентами короля многие аббаты и приоры действительно получили после секуляризация вполне достаточное обеспечение и безбедную жизнь. Не могли пожаловаться на свою судьбу и многие из монахов. Из официального отчёта о секуляризации Тьюксберийского монастыря мы узнаем напр., что аббату этого монастыря назначена была пенсия в 266 ф. 13 ш. 4 п., одному приору в 16 ф., двум приорам по 13 ф. 6 ш. 8 п., а остальным монахам от 10 фунтов до 6 ф. 13 ш. 4 п. Такие пенсии не были, впрочем, минимумом. По Страйпу, в период малой секуляризации они не возвышались выше 4 фунтов и нисходили иногда до 53 ш. 4 и. Пенсия монахиням простиралась до 4 ф стерлингов ³⁵⁸. Принимая во внимание тогдашнюю стоимость денег, такие цифры пенсий можно считать вполне достаточным обеспечением. Но назначенные правительством пенсии не всегда были выдаваемы монахам с должною аккуратностью. В самом начале, царствования Эдуарда VI издана была прокламация, из которой можно видеть, что пенсионерам приходилась испытывать множество проволочек и притеснений со стороны чиновников, заведовавших выдачей, вследствие чего нужно было путешествовать в Лондон и тратить на это свои и без того небольшие средства ³⁵⁹. Злоупотребления усилились до такой степени, что потребовался даже особый статут для их пресечения ³⁶⁰. Нельзя, впрочем, сказать и того, чтобы все монахи и монахини получили от правительства пенсии. Рассказывая о малой секуляризации, летописец говорит напр., что визитаторы отпускали многих желающих из монастырей на свободу, давая им при этом весьма не много, а именно: мужчинам священническую одежду и 40 шилл. на дорогу, а женщинам только одну одежду ³⁶¹. Эти люди, пущенные на все четыре стороны без всяких средств к жизни, могли ещё иногда считать себя счастливыми, потому что некоторых из их собратий постигала гораздо более печальная участь. Упорствовавшие в своём противодействии намерением правительства и заподозренные в своей политической благонадёжности не получали и свободы. Какова была иногда участь этих монахов, мы можем составить себе понятие из письма Бэдилля к Кромвеллю ³⁶². В этом письме он извещает своего патрона, что Картезианские монахи, заключённые в Ньюгейтской тюрьме за их изменнический образ действий относительно короля, прибраны уже рукою Божией. Соображая их поведение и все это дело, и не горюю, пишет Бэдилль, а напротив желаю, чтобы и все те, которые не имеют любви к королевскому Величеству, испытали такую же участь. Затем следует поимённый список монахов, из коего видно, что пятеро уже умерло, двое больны и здоров только один.

Как скоро совершилась великая секуляризация, громадное количество движимых и недвижимых имений должно было сосредоточиться в руках короля. Какое–же употребление сделала корона из своих ново приобретённых богатств? В этом отношении переворот сопровождался самыми по–видимому неожиданными последствиями. На первых порах правительство обнаруживало намерения весьма похвального свойства; оно задавалось широкими планами, которые думало осуществить на приобретённые от монастырей богатства, в видах общественного благосостояния. Располагая палаты парламента 31–го года в утверждение секуляризации, правительство заявляло им и о свои намерениях. Из этого заявления мы узнаем, что имелось в виду: 1) не обращать приобретённые имения в частную собственность, но обогатить ими государственное казначейство, чтобы государство могло с успехом поддерживать своё достоинство во внешней политике; 2) чтобы правительство имело возможность постоянно содержать сорок тысяч солдат хорошо вооружённых и с хорошими полководцами; 3) чтобы оно могло на будущее время не беспокоить более подданных никакими требованиями субсидий, податей, займов и т пд; 4) а чтобы честь и достоинство государства не потерпели ущерба от уничтожения двадцати девяти духовных лордов, король восполнит эту убыль назначением достаточного количества лордов светских ³⁶³. В том же парламенте Кромвеллем внесён был билль о том, чтобы королю предоставлено было право учреждать посредством своих патентов новые епархии. В предисловии этого билля, утверждённого парламентом, говорилось, что праздность и безнравственность монахов известна, а потому высказывалось желание, чтобы их учреждения обращены были на лучшее употребление, а именно на поощрение народного образования, на содержание стипендиатов в университетах, на учреждение кафедр еврейского, греческого и латинского языков, на обеспечение престарелых слуг государства, на благотворительные учреждения и т пд. Для достижения этих целей правительство и считало нужным вместо монастырей учредить побольше новых епархий, соборов и т пд., которым и было–бы предоставлено осуществление этих целей ³⁶⁴. Сохранился до нас даже черновой список, писанный рукою короля, в котором перечислялось более двадцати монастырских учреждений, предполагавшихся к превращению в новые епископские кафедры ³⁶⁵. Иногда правительство, в тех-же видах споспешествования государственному благосостоянию, рассчитывало дозволить себе и некоторую роскошь, как напр: учреждение особого института для приготовления дипломатов–посланников ³⁶⁶. Намерения правительства были таким образом весьма похвальны; но большая часть этих намерений осталась без исполнения. Для военного усиления королевства обращено было внимание лишь на некоторые береговые укрепления; из предположенных новых епархий учреждено было только шесть и то с довольно скудным обеспечением, а подданные по прежнему должны были платить короне субсидии, с требованием которых король обращается к парламенту и в 32–м и 34–м и в 37–м гг. своего правления, т. е. тотчас–же после секуляризации ³⁶⁷. Куда–же девались монастырские имения? Почти все_ они перешли в руки частных владельцев, – лордов и дворянства. С самого начала секуляризация нобльмэны начинают осаждать короля и Кромвелля своими просьбами о том, чтобы им дано было то или другое аббатство, тот или другой монастырек, предлагая с своей стороны и некоторые суммы денег, чтобы тем склонить правительство на исполнение своих желаний. Монастырские списки свидетельствуют, что просьбы нобльмэнов большею частью не остались без исполнения. Богатые аббатства со всеми их владениями стали достоянием Кромвелла, Одлэя, Парра, Ченэя, Кельпеннера, Арунделя ³⁶⁸ и др. Такой образ действий, т. е. раздача монастырских владений дворянству, вызван был отчасти практическими соображениями правительства, которое таким способом желало обеспечить себе поддержу дворянства в борьбе с иерархией ³⁶⁹; но то, что предполагалось только отчасти, в конце концов привело к тому, что почти все секуляризованные имения перешли в собственность дворянства, а корона осталась ни с чем ³⁷⁰. Такому невыгодному для короны исходу много содействовала и та безумная расточительность, которую дозволял себе Генрих по отношению к своему новоприобретённому богатству. Если верить Фуллеру, король растрачивал монастырские имения без всякого смысла, проигрывая их в игре в кости, как напр: проиграл он Лондонские колокола Майльсу Патриджу; или раздаривая их по случайному капризу, как он дарил напр: целый монастырь одной даме за то, что она угостила его вкусно приготовленным пудингом ³⁷¹. По свидетельству ревностного протестанта, Беля, большая часть монастырских имений пошла на игру в кости, на маскарады, банкеты и на плату развратницам ³⁷². Если так, то нисколько не удивительно, что первоначальные благие намерения правительства остались без исполнения.

Произнося общий приговор относительно секуляризации, историки обыкновенно рассматривают её с самых разных точек зрения. Иногда они судят её как юристы и рассуждают о том, имело–ли право правительство присвоять себе те имения, которые утверждены были за церковью национальным законодательством, или о том, имели–ли право настоятели, не бывшие частными собственниками своих монастырей, совершать добровольные передачи в пользу короля. Иногда исследователи оценивают переворот с точки зрения общественного блага и рассуждают о том, способствовал–ли он политическому и экономическому процветанию Англии, благоприятствовал–ли развитию в ней наук и искусств, или–же был причиною её унижения, обеднения и огрубения. Имея в виду свою специальную задачу, мы не намерены вдаваться в рассмотрение этих вопросов, как–бы сами по себе они ни были интересны. На секуляризацию мы смотрам как на один из эпизодов в истории развития английской реформация, а потому и при оценке её мы должны разрешать лишь вопрос, на сколько этот переворот благоприятствовал или не благоприятствовал успехам реформы. Стоя на такой точке зрения, мы должны признать за секуляризацией её несомненные заслуги. Все, что доселе сделано было в Англии в смысле реформации с уничтожением монастырей получало гораздо большую прочность и обеспечение. Монастыри были самым твердим оплотом папства, а потому ничто так не способствовало его конечному уничтожению, ничто так не благоприятствовало утверждению королевского главенства над церковью, как секуляризация монастырей. Кроме разрыва с папством, английская реформация обнаруживалась ещё доселе в стремлении подорвать прежнее значение духовенства. Секуляризация монастырей как нельзя более благоприятствовала осуществлению этого стремления, ибо она уничтожала и материальное и юридическое и нравственное влияние большей половины этого сословия, так как отнимала у духовенства его имения, изгоняла из палаты лордов всех, доселе заседавших в ней, аббатов, и выставляла на показ всему народу те нравственные язвы, которые в изобилии скопились в монастырях. Обеспечивая прочность доселе предпринятых мероприятий, секуляризация вместе с тем расчищала путь и для дальнейших успехов реформы. Ниспровержением многих доселе чтившийся святынь, разоблачением тех обманов, при помощи которых монахи эксплуатировали народное религиозное чувство, она воспитывала критицизм в народе и приучала его с сомнением и размышлением относиться к тому, пред чем он доселе в слепой вере привык только лишь благоговеть и преклоняться. Конечно, не много было в Англии людей, подобных Крамэру, т. е. таких, которые–бы более или менее сознательно предусматривали выгодные для реформы результаты секуляризации. Большая часть участников грабежа руководствовалась побуждениями самого незавидного свойства; но от этого результаты переворота, конечно, нисколько не потеряли своего существенного значения для дела реформации.