198. О настроениях современного юношества и доброе слово законоучителям
И гнилой хлеб иногда кажется свежим, но стоит только разломить его, как зеленая плесень покажет его негодность. Многое, – ах, как многое! – у нас на Руси теперь напоминает этот гнилой, заплесневелый хлеб! Но если преподобный Сергий, после целонедельного поста, с благодарением Богу вкушал такой хлеб от которого летела пыль, то, несомненно, он глубоко скорбел бы душою, если бы жил в наше грешное время и был свидетелем того, что творится в дорогой ему родной Русской земле в наши дни. Да, всеконечно, и видит он, видят и все родные нам по духу угодники Божии, и возносят Богу свои теплые, скорбные молитвы о нашем вразумлении.
На сей раз я хочу сказать слова два-три о настроениях юношества в наших школах – не о тех глупых ребячествах, какие оно позволяет себе, например, по поводу Бейлиса, а о той почве, на какой растут все подобные уродливые явления русской школьной жизни.
Понадобился мне рисовальщик для моих народных изданий. В дорогом художнике не было надобности, ибо материал был готов: надо было только его использовать для цинкографа. Думаю: доставлю заработок кому-нибудь из учащихся в художественных школах: с готового рисунка перерисовать – дело не хитрое. Обращаюсь к начальнику одного такого училища. Он говорит, что рисовальщика найти можно: есть способные юноши. Только вопрос: какого содержания будут рисунки?
Отвечаю: рисунки к житиям святых, к евангельской истории и под.
– Ну, на это едва ли найдется охотник, – говорит начальник.
– Почему же? – спрашиваю я.
Он как-то многозначительно пожал плечами и улыбнулся.
– Да в чем дело? – спрашиваю я.
– А в том, – говорит, – что наша молодежь таких тем недолюбливает: ладаном пахнет.
Из дальнейшей беседы мне стало ясно, что большинство молодежи заражено неверием
и стыдится Христа, что их наставники – конечно, за некоторыми исключениями, – не только не дают примера веры своим ученикам, но в своем поведении в отношении к вере дают печальный пример, а те, в коих еще не погасла вера, боятся и стыдятся напомнить о ней ученикам, чтоб те не считали их отсталыми, ретроградами, мракобесами. И это в так называемых “христианских” школах! Чувствуется, что если бы кто из учащих или начальствующих потребовал от учащихся исполнения христианских обязанностей, то, если не последовала бы немедленно вспышка протеста, то такой “ханжа” был бы подвергнут жестокому бойкоту.
Я представить себе не могу, если бы, например, в университете начальство потребовало бы формально, чтобы православные студенты университета или другого высшего учебного заведения ходили в церковь по праздникам, – что бы произошло тогда. А за университетами потянутся и все средние учебные заведения. “Нет, уж лучше предоставим-де это совести самих учащихся! Ведь религия есть дело совести: зачем в это дело вмешиваться?”.
Так, прикрывая себя выдуманным иудеями софизмом, руководители нашего юношества уклоняются от исполнения своего прямого и первейшего долга – воспитывать добрых христиан в лице вверенных им юношей и закрывают глаза, чтобы не видеть того, как на их глазах отравляется целое поколение будущих русских граждан неверием, как растут плевелы и заглушают последние ростки веры в юных душах.
Не правда ли: это похоже на то, если бы кто, зная, что хлеб заплесневел, не решался бы разломить его, чтобы гнилая пыль не полетела ему в нос или глаза? А ведь скоро или долго, а этого не избежать. Мы закрываем глаза на то, как растет наше молодое поколение; мы видим, чем и как его отравляют духовно, мы знаем, что оно идет на смену нам, а нам будто и горя мало! “После нас – хоть потоп!”. Страшно, непростительно!
Я представляю себе положение добросовестного законоучителя в среде таких учителей и воспитателей. На него смотрят как на какого-то юродивого, как на полуидиота: на его счет сыплются всякие остроты и шутки, ему приходится слышать нередко кощунства, разумеется – лишь бы не вывести человека из терпения, лишь бы он не поднял дела формально. А за учителями туда же идут и мальчишки. Да, мальчишки, даже не юноши! Говорил мне один законоучитель гимназии, как один мальчуган низшего класса, на уроке по священной истории, спросил его: “А правда ли, батюшка, что человек произошел от обезьяны?” Вопрос был сделан с несвойственной ребенку усмешечкой. Батюшка ответил ему: “Поздравляю вас с такой бабушкой”. Общий смех товарищей пристыдил вольнодумца, который хотел поставить законоучителя в тупик. А число таких вольнодумцев, с переходом в высшие классы, растет все больше и больше. Знал я доброго юношу-семинариста; учился он хорошо, был назначен в академию, но, увлеченный примером ветреных товарищей, захотел в университет. Чтобы не обижать отца-священника резким отказом от академии, он нарочито на приемном экзамене провалился по церковной истории, получил чуть ли не единицу и не был принят. А в университет, конечно, поступил беспрепятственно. Прошел год. Встречаюсь с ним. Мой малый начинает говорить не то, что было раньше. Спрашиваю: – Скажи откровенно: да в Бога-то ты веруешь? – Как же, верую, верую, только не по-казенному. – Что это значит? – Да там, в семинариях, многое от нас скрывали. – И понес такую чепуху, что я отказался слушать его бредни. Еще чрез год он был уже обработан совсем по-современному: в Бога не веровал, “режим” разносил, – словом, готов молодец для иудейских услуг. И это ведь не исключение, это – тип современных, ветром гонимых юношей. То же и среди девиц, если они, несчастные, тянутся на разные курсы, начиная с зубоврачебных и кончая философскими. Каких-каких мудростей не наслушаются они там! А основной тон всех этих лекций не новый: их записал, еще задолго до Рождества Христова, мудрый творец книги Премудрости Соломона: “Случайно мы рождены и после будем как небывшие... тело наше обратится в прах и дух рассеется, как жидкий воздух; и имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших. Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностью... и да не пройдет мимо нас весенний цвет жизни” (Прем. Сол. 2:2–7). И грустно бывает, когда встретишься с таким юношей или с такою девушкой: холодом веет от них, смотрят они на тебя как-то свысока, как на “отсталого”, забрасывают мудреными, иностранными словами, а того и не подозревают, что эти слова давным-давно людьми умными изношены и брошены, как ни на что не годные. Но эти несчастные ведь веруют в них, как в аксиомы!
Не знаешь, с какой стороны подойти к такой душе. Сердечно жаль их: случись какая- либо неудача в маленькой сфере их личных интересов, – и крушение готово: “не стоит жить”, “жизнь надоела” и подобные посылки, а заключение – ужасная развязка, и погиб человек! Недавно в “Христианском Содружестве учащейся молодежи” был доклад о школьных самоубийствах: жалею, что не мог быть там.
Но само собою понятно, что все дело заключается в том: верует ли в Бога юноша или девица? Если верует, то есть опора против великого искушения для юной души, если же вера утрачена, то разве особая милость Божия, за молитвы родителей или Церкви, может отвести несчастную душу от края погибели.
В последние месяцы по всей России были съезды законоучителей: нет сомнения, что почтенные отцы ставили и этот больной вопрос и обсуждали, как бороться с школьными самоубийствами. Но и помимо самоубийств, было о чем сговориться батюшкам. Но вот наше горе: поговорить-то мы любим, даже поспорить не прочь, а провести в жизнь то, что подсказал здравый разум и совесть, у нас, большею частью, недостает ни сил, ни уменья. Да, кроме того, необходимо еще и христианское терпенье. Словом – нужен подвиг, личный подвиг законоучителя, чтобы проводить в жизнь, сначала лично свою, а затем и питомцев своей школы, те животворящие начала, которые положены в основе Христова Евангелия и проповедуются постоянно, на протяжении почти 20 веков, Церковью Христовою. Законоучитель как пастырь Церкви, облеченный благодатью священства, должен помнить, что он – не простой учитель, а продолжатель дела Христова на земле, что на это дело он уполномочен в Таинстве рукоположения, что изменять сему святому делу уступками духу времени, малодушничать пред слугами врага Божия, каковыми, в сущности, являются все эти либеральствующие кощуны-учителя, – страшно преступно; что наоборот: если он будет верен заветам Господним, то Сам Господь и будет чрез него делать Свое дело, вразумляя его, укрепляя силы его, посылая ему, иногда даже для него неожиданно, добрых сотрудников.
Благоговейно совершай службы Божии, не опускай случая сказать теплое, от души, хотя и краткое, слово назидания, к жизни учащихся приложимое, особенно же возбуждай в себе благоговение к Слову Божию (читай в классе выдержки из Слова Божия так, как бы ты сам учился у Христа, как бы слушал Его!) и, по мере сил, осуществляй завет любви, наипаче к “малым сим”, коих души тебе Христом вверены, – и ты увидишь, что к тебе потянутся сами собою эти души: сначала поодиночке, как бы украдкой от товарищей и подруг, а затем, Бог даст, эти Никодимы станут привлекать к тебе, лучше сказать – ко Христу, в тебе и чрез тебя действующему, и других. Ведь души юные так отзывчивы!.. Не следует, впрочем, забывать и то, что нет на земле ни одного доброго дела, которое не сопровождалось бы скорбями. Скорби – проба, которую кладет Промысл Божий на все дела наши: чисты ли они, есть ли они чистое злато в очах Божиих? Эта проба и очищает наши добрые дела от всякой пристающей к ним нечисти: тщеславия, самомнения, самоцена. Только подумаешь о себе: “вот я какой, – не то, что другие”, а скорбь-то, в том или другом виде, и тут как тут. Смиряйся скорее в таких случаях, считай себя негодным, немощным, сознавай скорее, что не ты дело-то доброе сделал, а Сам Господь чрез тебя – скорее, говорю, ныряй под набежавшую волну, как делает искусный пловец, и она, эта волна искушения, перекатится чрез тебя, ты снова вынырнешь из под нее, сильный и бодрый и более прежнего опытный – для новой борьбы, если это будет потребно. Кто бы что ни говорил, а юное сердце более нашего чутко к добру, к истине, к свету: твои слушатели, твои ученики, по крайней мере, лучшие из них, сердцем почуют в тебе Христова послушника и пойдут за тобою. И это совершится незаметно, силою Христовою, в тебе действующею. Надобно непременно надобно, чтобы каждый законоучитель воспитал в себе это мистическое чувство – я сказал бы – смиренного послушничества у Христа: не может быть, чтобы более чуткие души не почувствовали этого. А почувствуют и потянутся к тебе: сначала робко, а потом смелей и смелей. О, конечно, враг не оставит тебя в покое; он не простит тебе, если хотя одну душу привлечешь к Церкви, а чрез Церковь – ко Христу: в своей проклятой ревности он найдет себе сотрудников прежде всего в тех, кто должен бы помогать тебе в твоем святом служении. Но не смущайся, храни мир души, помни, что Христос сильнее врага, что они не ведают, что творят, исполняя волю врага, молись о них, чтоб отверзлись их очи душевные и познали они, кому работают; молись о них, как о благодетелях своих, которые не дают тебе любоваться на себя, показывают тебе твои немощи, заставляют тебя почаще заглядывать в свое сердце: нет ли там, не притаилось ли что недоброе, в очах Божиих нечистое? А себя укоряй: не подаешь ли им сам ты повода к недобрым к тебе отношениям? Вини во всем себя самого и говори Господу в молитве своей: покажи мне, Господи, мои немощи, даруй ми зрети моя прегрешения; покажи мне, Господи, их добрые качества, Тебе единому ведомыя, да возлюблю в них образ Твой, да познаю, сколько они выше меня в очах Твоих.
Слава Богу, еще есть на Руси такие идеальные законоучители. Где они? Кто они? Знаю некоторых, верую, что много их рассеяно по весям и градам родной земли, но о живых не подобает говорить, чтобы не навести на них искушения, ибо сказано: “Похвала человеческая хуже бесовской”. А из почивших более ярко рисуется мне светлый облик моего дорогого друга, незабвенного отца Михаила Ивановича Хитрова, бывшего законоучителем в Николаевском институте в Москве. Кто хочет поближе познакомиться с этим законоучителем, этою кристально чистою душою, тому предлагаю прочитать составленный мною очерк его жизни, в предисловии к собранию его назидательных статей, под общим заглавием: “Голос пастырского сердца”. Недолго он был законоучителем в этом институте: его идеальное отношение к исполнению своего законоучительского долга возбудило зависть в тех, кто не думал об идеалах христианского воспитания, и святитель митрополит Сергий взял его оттуда, чтоб поручить ему Филаретовское женское училище с 600 воспитанниц; но его ученицы-институтки приходили к нему и сюда, чтобы поверять ему свои скорби и искать руководства в христианской жизни. В 1898 году он был назначен руководителем курсов для учителей и учительниц второклассных школ. За время курсов, в каких-нибудь полтора месяца, он так привязал к себе курсистов, что они, даже учителя, не говорю уже об учительницах, плакали, прощаясь с ним. На прощанье они поднесли ему икону Спасителя, а его супруге – прекрасный его портрет, написанный одним из курсистов. К сожалению, не долго пожил этот пастырь-законоучитель.
Ныне говорят: надо “христианизировать” общество. Но древний апологет, семнадцать столетий назад, сказал, что “душа человеческая, по природе христианка”. Грех гипнотизирует душу, подчиняет себе волю человека, ослепляет его, порабощает. Надо освободить юную душу от этого гипноза, дать опытом сердца изведать, что такое Христово учение, как оно жизненно, животворно, какое счастье быть христианином, быть живым членом тела Христова – Церкви Православной. К несчастию, нынешние так называемые христиане живут вне Церкви и этого счастья не понимают. В их полухристианских – полуязыческих по духу семьях растет молодое поколение наше. И все дальше и дальше наше интеллигентное общество отходит от Церкви, проникается духом язычества, духовно слепнет и заражается духом непонятной, стихийной вражды к матери-Церкви. Наш святой долг, долг пастырей Церкви, долг законоучителей – уничтожить этот гипноз, вернуть в Церковь уходящих из нее, опытом сердца ввести их в общение с небом, сделать живыми членами тела церковного. А для этого, прежде всего, надо самим нам жить жизнью Церкви: тогда только наше слово будет живою водою, утоляющею жажду души, живым словом опыта духовного. И юные сердца раньше других отзовутся на наш призыв, и начнется, Бог даст, обновление русской жизни на началах святого Православия.