XI. Религиозность русского народа, как предмет эксплуатации

Не нужно доказывать, что религиозное чувство русского народа, приверженность его к святыне, особенно к святым местам, и, наконец, любовь к религиозным событиям, отличающимся таинственностью, нередко эксплуатируются разными обманщиками и проходимцами. Эксплуататоры указанных прекрасных духовных особенностей русского народа бывают двоякого рода: одни из них направляют свои усилия к тому, чтобы из русской религиозности извлечь, как можно более материальных выгод, причем иные и прямо находят в ней единственный и обильный источник для своего прокормления. К этому роду эксплуататоров относятся разного рода «якобы» выходцы из св. земли, продающие народу разные крестики, камешки и другие вещицы, которые, по их словам, они принесли или из Иерусалима, или с Афона, или еще откуда. Сюда же нужно отнести тех мелких обманщиков, которые рассыпались по Руси святой в виде сборщиков на устройство храмов, на колокола, на созидание иконостасов и пр., которые, без всякого законного позволения, производят свои сборы, остающиеся в их карманах. Таковы же, наконец, все те лица, которые, переходя с места на место, выдают себя за странников, исходивших чуть ли не всю Россию вдоль и поперек; эти без стеснения рассказывают простодушному народу такие подробности о разных монастырях, как будто они в каждом из них прожили не но одному году: рассказывают они о Соловках, о Валааме, о Киево-Печерских угодниках, о Троицкой лавре, о Новом Иерусалиме и пр., – и все это так живо и с такой уверенностью, что неопытный слушатель невольно поддается их обману; многим из них, по их словам, хорошо знаком и Старый Иерусалим, в котором они побывали не однажды, да и еще собираются, если Бог подкрепит силы их, да добрые люди помогут... Таков первый разряд эксплуататоров религиозного чувства народного. Другие эксплуататоры пользуются любовью народа к святыне и таинственным религиозным событиям совершенно с другою целью: они заботятся о том, чтобы рассеять разные ложные рассказы и слухи, идущие, большею частью, в ущерб чистому Православию и дающие пищу разным нелепым верованиям русского народа. Нередко приходится замечать, что вдруг среди народа, где-нибудь в глухой деревне – появится новая молитва, которой прилагают какое-то особенное значение, напр., придают ей свойство предохранять от болезней и несчастий того, кто будет читать ее, а большею частью указывают на нее, как на верное средство ко спасению: только читай эту молитву столько-то раз в день и спасешься, больше ничего не требуется. Кто составители этих молитв, откуда они появляются, большею частью, остается неизвестным, и их появление обнаруживается только тогда, когда они успеют распространиться, а авторы их спрятать концы в воду. Конечно, последнего рода эксплуататоры религиозного чувства ничуть не менее вредны, чем первые: они укрепляют народ в суевериях, посевают в нем холодность к св. церкви, а нередко закладывают основание новому ложному учению и зарождению новой секты. – С очень характерными и любопытными проявлениями того и другого рода религиозного эксплуататорства нам пришлось не так давно столкнуться, а потому и считаем не бесполезным поделиться ими с читателями.

Был я однажды в Успенском соборе знаменитой Троицкой лавры и любовался прекрасной гробницей, устроенной над прахом учёного митр. Макария. Вдруг подходит ко мне мужичек. Добродушное лицо, умный и несколько хитрый взгляд расположили меня в его пользу. И вот он заводит со мною такую речь.

– А что, господин, кто же тут похоронен?

– Ученый и умный митрополит московский Макарий, просто отвечаю я.

– А он был уже после Филарета?

– Да.

– Вот ведь, все так и спрашиваешь; сам-то я, видишь, неграмотный, а узнать-то, ведомо, хочется. Инде монаха спросишь, а инде попадётся такой же господин, как ты, и скажет мне кое-что.

– И ладно, что так делаешь, говорю я.

– Да как же иначе: ведь уже сколько времени я странствую.

Я поинтересовался узнать, где он бывал и сколько лет ходит по монастырям. И он перечислил мне целый ряд русских монастырей, упомянув, что он был и у «Киевских чудотворцев, и у Афанасия сидячего» и пр., и пр. На мой вопрос, сколько времени он странствует, отвечал:

– Да вот уже три года.

– И без перерывов все странствуешь?

– Да, без перерывов; только в одном монастыре месяца полтора был сторожем в саду, – да не понравилось.

– Сам ты откуда?

– Костромич.

– Ну, значит, земляк мне, говорю я, желая расположить его на откровенность; что же тебя заставило по монастырям-то ходить?

– Да что, господин, нужно говорить правду: ведь нужно же чем-нибудь кормиться. Был я в солдатах. Когда возвратился на родину, то там уже не было в живых ни жены, ни детей. Ну, вот и пошел странствовать.

И так, странство для этого человека было в буквальном и теснейшем смысле «ремеслом». И с каким удовольствием и приятностью он говорил о своем ремесле этом.

– Уж очень хорошо у хохлов. Там есть непочатый уголок: и священники, и мужики – все народ добродушный. Придешь к ним, они и мучки дадут, и хлебца, и похлебать положат. А борщ малороссийский – прелесть что такое! Ну, вот, так у хохла-то и поешь всласть. Ведомо, расскажешь ему что-нибудь. О своих-то Киевских-то чудотворцах он кое-что знает; но вот о здешних-то он ничего не знает: говори, – что хошь; ну и говоришь! Конечно, со всячинкой: и правду, и приукрасишь... Ну, а у священников-то все больше молчишь: знают.

– Ну-с, а теперь куда пробираешься?

– Да думаю, на Новый Афон.

– А что, в Сарове ты был, почему-то вздумалось спросить мне?

– Нет, туда не стоит ходить: там для странников скудно, а потому странники туда не ходят. В Соловки тоже, пожалуй, не стоит. Положим, что в Архангельской губернии народ добрый, он рад тебя принять, да у самого-то у него зачастую есть нечего. Тут не разживёшься.

Что существует круг людей, занимающихся странничеством, как ремеслом, –это известно было мне и раньше. Но рассказанный факт интересен вот в каком отношении. Встречали мы раньше странников и подозревали, что они – странники-ремесленники; но, чтобы сами эти люди говорили прямо о себе, что странничество – ремесло для них – этого не приходилось слышать. Все странники стараются представить себя «святошами», для которых монастырь имеет только религиозное значение и больше никакого. Но этот странник прямо заявил, что значит для него в данном случае монастырь. Из этого факта можно заключить, что странничество, как ремесло, – очень распространенное явление; об нем все знают, а потому и самим странникам не стоит больше скрывать того, что они странствуют, чтобы кормиться, потому что этим никого не поразишь.

А вот и другой тип. Пришлось однажды быть в Сергиевом посаде на вокзале железной дороги. Гляжу – идет седой старик с открытым воротом, с выставленным на вид медным большим крестом, с непокрытой головой. Вся фигура его говорила, что он открыл Америку: глаза его блестели и вызывающе глядели на народ. Вот он подходит к одной кучке людей и начинает говорить; выговор его ясно обнаружил в нем вологодца.

– А що, поштенные, хотите ли вы знать, сколки днев, часов, минут и сикунд прошло от сотворения миpa? Да, вот я – неграмотный, а знаю, – Тут он высказал как-то, что кто хочет обладать его «великим открьтем», тот должен дать ему «на хлеб да на лапотки». Я дал ему две копейки. Истово перекрестившись, он сказал:

– Спаси Бог душу твою, твоих родных и семейных, и знакомых, и любимых... и т. д.

– Ну же говори, – сколько днев от сотворения мира?

Вынимает он из рукавицы клочок бумаги, расправляет его на руке и начинает по ней громким, хотя и дов. пискливым, голосом выкрикивать:

– Во имя Отца и Сына и Св. Духа, от сотворения мира, еже есть мироздание, протекло днев – 2 миллиона, теперь пошло на тысячи (не помню хорошо числа тысяч, что-то около 600 т)., во днях часов 62 милл... и т. д., во часах минут (что-то такое ок. 388 милл.), а во минутах секундов (сколько-то тысяч миллионов).

После этого он тщательно сложил бумажку, опять перекрестился и с самодовольством оглядывал окружавших.

– Если ты неграмотный, то откуда же узнал это?

Ловко обойдя этот вопрос, он начал рассказывать, что «с этой самой бумажки», содержащей «сокровенная», сам великий князь Владимир Александрович списывал у него своею рукою... и удивлялся его мудрости. «Да, да, да», заключил он, уходя.

Вот этот Колумб не скажет, что он проделывает эти штуки для того, чтобы кормиться, и эксплуатирует религиозную настроенность народа, в силу которой ему интересно знать, сколько в самом деле прошло «сикундов» от такого важного события, как сотворение Богом мира, а интересуясь этим, народ тащит из своей мошны копейки, которые и переходят в карман хитрого старика.

Очевидно, обе эти личности: странник по ремеслу и вологодский Колумб преследуют одну цель – кормиться и поживиться, эксплуатируя религиозность народа. Но не так давно пришлось нам встретиться и с другим видом эксплуатации набожности, в котором нажива и материальная выгода не имеют никакого значения. Среди простого народа нередко распространяются вымышленные и православной церковью вовсе неодобренные молитвы. Нам случайно в одной глухой местности попал в руки листок, представляющий собой обыкновенный согнутый вдвое лист бумаги: на одной стороне первой четвертки его написано: «сказание», а на другой – «молитва». Вот точная копия с него:

«Сказание»

«В Иерусалимском храме во время Божественной литургии был слышан глас всем людям: «поражу весь мир бедствиями». Cии слова слышал весь народ, бывший в церкви. Потом явилась следующая молитва на гробе Господнем, которая прислана в Воронеж Архиепископу для раздачи народу. Кто сию молитву будет с верою читать три или лишь один раз в день, будет избавлен от всех бедствий, кто имеет сию молитву, должен передать оную девяти человекам⁶², если же сего не сделает, будет подвержен разным бедствиям. Произошло сие 24 сентября 1884 года».

Молитва

«О Иисусе Христе! Молим тя Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный помилуй нас и весь мир твой от всякой погибели, кровью омывший грехи наши. О Боже предвечный яви милосердие Твое великое, молю тя, прости грехи моя, ради пречистыя и пресвятыя Крови Твоея ныне и присно и во веки веков, аминь».

Затем, нам сделалось известным, что молитва эта стала выдаваться за произведение о. Иоанна Сергиева и стала надписываться так: «Молитва о. Иоанна Кронштадтского». Она появилась в обращении в Петербурге и во многих других местах как среди интеллигенции, так и среди простого народа. По этому поводу о. Иоанн принуждён был даже делать в газетах объяснение. Так, в одной из них он писал: «объявляю, что эта молитва – не моя. Эта молитва – одна из тех апокрифических, отреченных невежественных произведений тёмного люда, которые обращаются с давних пор в среде его в том роде, как «Сон Богородицы» и «сказание о свитке небесном, найденном в камне, упавшем с неба в св. граде Иерусалиме. Отрицаю всякую солидарность с этой фальшивой, бестолковой молитвой». Сделавши по поводу этой молитвы еще несколько справок, мы узнали, что она была напечатана в «Московских Ведом.» за 1858 и 1859 г. Здесь, между прочим, сообщалось, что во время Божественной литургии в Иерусалиме слышен был глас с небеси: «поражу весь мир несчастием» и что по этому поводу составлена и выслана (куда?) преосвященным Антонием, епископом Воронежским, вышеприведенная молитва: О Иисусе Христе и т. д. с весьма небольшою только особенностью сравнительно с встреченной нами. За молитвою следует тот же завет читать ее три или хоть один раз в день и передать девяти человекам.

Насколько нам известно, народ безусловно верит всему прописанному в таких «сказаниях» и с любовью читает новоизобретенные «молитвы». А поэтому такие листки распространяются быстро. Когда нам пришлось спросить одного крестьянина, что его заставило так полюбить эту молитву, то он указал на те блага, которые обещаются за чтение ее. Другой же крестьянин, как видно, более свободомыслящий, на те резоны, что в православной церкви молитвы лучше этой, что их там много и они утверждены авторитетом церковным и что, наконец, эта новая молитва – не православна, отвечал нам: те-то молитвы уж нам понаскучили, а эта все-таки новая, отчего ж и по ней не молиться: в ней худого ничего нет»! Не сделал ли этот крестьянин первый шаг по пути отступления от церкви?!

И ясно, что в этом печальном явлении преимущественно повинен автор вышеписанных «сказания и молитвы».