Глава V. Перемены в положении английского духовенства после уничтожения папской власти и утверждение церковной супрематии короля

Такой громадный переворот, как уничтожение папской власти и замена её главенством короля над церковью, необходимо должен был оказать весьма существенное влияние на положение английского духовенства. Это сословие находилось всегда в самых близких отношениях к папству, так как непосредственно подчинялось ему и зависело от него во многом, как от своего главы; оно органически соединялось с ним посредством многочисленных связей, которые росли и крепли в течении многих веков. Резкий обрыв всех этих связей естественно и сам по себе должен был быть весьма чувствительным для духовенства; но переворот, как мы знаем, этим не ограничился. На место прежнего главы теперь поставлен был новый, место папы занял король. Оторванное от своего прежнего главы, английское духовенство поставлено было теперь в новое, необычайное для него, положение: оно должно было подчиниться не первосвященнику, каким был папа, а светской власти короля. Так как новый глава церкви, по самому существу своему, не был похож на прежнего, то и отношения его к духовенству не могли, конечно, установиться вполне по–прежнему, веками сложившемуся образцу. С переменою церковного главы духовенство Англии должно было ожидать неизбежных перемен и в условиях своего собственного существования, при чем не мало было оснований предполагать для него в будущем только лишь худшее. Мы уже видели, что в ряду других сословий английского общества духовенство занимало положение исключительное; оно пользовалось множеством разного рода льгот и привилегий, благодаря которым общее право страны, обязательное для всех других, на него не могло распростирать своего влияния. Главным основанием такого привилегированного положения, его постоянною опорой было папство. Именно потому духовенство Англии устрояло свои отношения не в пример всем других сословиям, что оно имело свою особую власть, независимую от власти государственной. Эта особая власть, т. е. власть папская, руководилась в своих действиях своими собственными соображениями и целями, часто не имевшими нечего общего с тем, во имя чего действовала власть государственная; она именно и постаралась главным образом о том, чтобы поставить служебное себе духовное сословие в положение исключительное; она снабдила его разного рода правами и привилегиями; она же ревниво и охраняла эти привилегии, защищая их против всяких нарушений и ограничений силою своего высокого религиозного авторитета. Опираясь на своего могущественного главу, духовенство Англии несколько веков беспрепятственно пользовалось всеми преимуществами своего положения, но преимущества эти возбуждали зависть и недовольство в среде других сословий страны. Давно уже, как мы видели, в английском народе проявлялось и развивалось стремление добраться как–либо до привилегий духовенства, лишить его независимости и заставить наравне со всеми другими служить общим национальным интересам. Но против такого стремлении духовенство всегда находило себе опору в папстве, громы которого парализовали иногда самые по–видимому энергические усилия правительства или сословий. Теперь же, после произведённого в английской церкви переворота, положение дел должно было измениться самым существенным образом. Папская власть в Англии была уничтожена, а вместе с тем и духовенство лишилось своей главной опоры; его права и привилегии, имевшие своё основание в папском авторитете и им доселе поддерживавшиеся, теперь предоставлены были самим себе и очевидно подвергались весьма сильной опасности, ввиду давнего против них национального возбуждения. Опасность грозила духовенству тем более, что оно не только лишено было своего прежнего главы, по и получило нового в лице короля. Этот новый глава английской церкви не обещал, по–видимому, для духовенства ничего хорошего. Королевская власть, по самому существу своему, должна была быть представительницею государственных национальных интересов, а история веков минувших свидетельствовала, что по отношению к папству и иерархии она действительно почти всегда являлась такою. Король всегда стоял во главе национальной оппозиции против церкви и даже тогда считался с папством, когда нация в большинстве своём ещё вовсе и не готова была его поддерживать. В событиях последнего времени королевская власть выказала себя вполне верною своим преданиям. В уничтожении папской власти король, как мы видели, играл весьма видную роль, он возбуждал и поощрял народную оппозицию против папства и тем довёл её до окончательного разрыва. В борьбе с папством король таким образом, каковы бы ни были его побуждения, обнаружил себя ревностным сторонником тех же национальных интересов, во имя которых всегда ратовали и прежде его предшественники. И вот теперь этот король становится главою английской церкви, непосредственною властью английского духовенства. Весьма естественно было ожидать, что и в новом своём сане он будет действовать во имя тех же национальных интересов, которые, как известно, далеко не всегда мирились с интересами духовенства. Подчиняясь своему новому главе, духовенство должно было заранее приготовиться к неизбежным ограничениям своих прежних прав и привилегий, давно возбуждавших народное недовольство. Как прежде это недовольство одновременно развивалось и обнаруживаюсь против папства и клира, так и теперь, при совершавшемся перевороте, наряду с уничтожением папской власти и утверждением главенства короля, мы видим и целый ряд мер, направленных к изменению положения духовенства.

Намерения королевской власти относительно клира красноречиво высказались, как нам кажется, в заявлении, с которым Генрих обратился к палате общин и к лордам в двадцать четвёртый год своего правления, т. е. тогда, когда даже и папская власть в Англии ещё не была уничтожена. Летописец рассказывает, что 11 мая 1532 г. король призвал к себе спикера палаты общин, вместе с двенадцатью членами палаты и восемью лордами, и обратился к ним с такими словами: „Возлюбленные подданные! Мы думали, что духовенство нашего королевства есть вполне наши подданные; но теперь мы ясно усмотрели, что это подданные нам только на половину и даже почти совсем не подданные, ибо все прелаты, при своём посвящении, приносят присягу папе, явно противоположную той, какую они приносят нам, так что они являются подданными папе, а не нам. Я предлагаю вам теперь копии обеих этих присяг и требую, чтобы вы придумали какой–либо порядок, при котором–бы мы не подвергались таким образом обману со стороны наших духовных подданных“. Заявление короля передано было палате, при чем прочитан был и текст самых присяг. Просматривая формы этих присяг, мы видим, что в первой из них новопоставляемый епископ или аббат клянётся в верности и послушании Римскому престолу, папе и всем его преемникам. Он обязуется не принимать никакого участия в мерах, клонящихся во вред папству; хранить свято те тайны, которые могут быть ему поручены от папы; всеми силами поддерживать, защищать против всех и даже приумножать права, почести, привилегии Римской церкви: сопротивляться, сколько возможно, всякого рода предначинаниям, направленным против них; соблюдать строго все декреты, предписания, приказы, резервации, провизии и т. пд. апостольские распоряжения, побуждая к тому и других: преследовать еретиков, схизматиков и мятежников против святого отца и его преемников: с честью принимать папских легатов и т. д. Во второй присяге тот же епископ или аббат отрекается от всего того, что идёт в ущерб достоинству и привилегиям короля и его наследников. Он клянётся быть верным и послушным королю, жить и умереть за него и его преемников; ревностно исполнять всякие службы для короля, которые будут возложены на него по его способностям, и т. д.. Конечно, по существу своему, эти присяги не были вполне несовместимыми. Можно было одновременно оказывать должное повиновение и папе и королю, не становясь тем в противоречие с самим собою, но это было бы возможно лишь в том случае, если бы области папского и королевского авторитета были ясно разграничены между собою и если бы папа и король в своих притязаниях никогда не приходили в столкновение. Λ этого то вот, как мы знаем, и не было. Англия давно уже знала, что папа часто требует того, что запрещается королём и национальным законодательством, и наоборот, и что нельзя потому в одно и то же время давать клятву в полном повиновении и папе и королю, так как папа напр. издать свои провизии и верный ему должен принимать их, а король требует того, чтобы его подданный сообразовался со статутами of provisors. Требования этих двух властей были часто диаметрально противоположны, а следовательно, приносить присягу в полном повиновении им обеим одновременно значило противоречить самому себе и кого–либо непременно вводить в обман. На необходимость избавиться от такого обмана Генрих и указывал парламенту в своём заявлении. Никаких непосредственных последствий это заявление не имело, так как парламент был отсрочен по случаю начавшейся тогда эпидемии, но оно важно для нас и само по себе, как выражение тех намерений, которыми руководилась в это время королевская власть относительно духовенства. Положение этого сословия по взгляду короля, представлялось очевидно, таким, что его невозможно было оставлять неприкосновенным; оно должно было быть подвергнуто существенной реформе и, конечно, именно в том смысле, чтобы сделать членов клира не полуподданными, какими они были теперь, а полными подданными короля. Уничтожение независимости духовенства от власти государственной – вот что поставляло предмет желаний короля. Со стороны сословий такое желание должно было, как мы знаем, встретить себе несомненное сочувствие, и действительно летописец, заключая свой рассказ о королевском заявлении, прибавляет, что «обнаружение этих присяг послужило одною из причин, почему папа в продолжении двух следующих лет лишился всей своей юрисдикции в Англии» ²⁸¹. Если так, то, хотя парламент и не сделал никаких непосредственных постановлений тотчас же вслед за полученным заявлением, по не зависевшим от него обстоятельствам, мы можем считать известный уже нам статут 25 Генр. VIII гл. 20 именно ответом на королевское желание. В этом статуте, как мы видели, определялся порядок избрания и поставления духовных лиц, занимавших высшие церковные должности, при чем запрещались всякие сношения с Римом и новопоставляемым предписывалось приносить присягу „только королю и его наследникам“. Это постановление, отрывая духовенство от папы, очевидно полагало конец прежнему полуподданству этого сословия и делало его членов полными подданными короля.

Положение духовенства в Англии давало повод к недовольству не только королю, но и всем другим сословиям, а потому мы видим, что для борьбы с ним король и сословия вступают между собою в союз и стараются помогать друг другу. В то самое время, когда король обращается со своей жалобой на полуподданство клира к палатам парламента, общины с своей стороны представляют адрес королю, где также жалуются на духовенство. Этот адрес главным образом изъявляет претензию на то, что духовенство в своей конвокации постановляет различные каноны и определения, не спрашивая при этом согласия светских сословия, а между тем этим определениям присвояются общеобязательное значение; что каноны, постановляемые таким образом духовенством, часто противоречат установленным законам страны, причиняют ущерб королевской прерогативе и посягают на свободу и собственность населения, при чем за неповиновение этим канонам духовенство преследует посредством интердиктов и отлучений и тем поставляет светских подданных короля в необходимость противоречить ему и конституции. Получив эту жалобу, король отвечал общинам, что он выслушает объяснение обвиняемой стороны, и передал документ на рассмотрение духовенства, собравшегося в то время в конвокации. Духовенство очевидно не намерено было легко отказываться от своих прав, и в ответ на жалобу решительно заявило, что его власть постановлять законы основывается на Священном Писании и на правилах св. церкви, т. е. на том, что должно быть основою всякого законодательства, как духовного, так и светского, между которыми и противоречия быть не может. В случае, если какие–либо из канонов не согласуются с этими основаниями, духовенство готово изменить им, но, с другой стороны, оно надеется, что, если какие–либо из светских государственных законов уклоняются от Свящ. Писания или приходят в столкновение с привилегиями церкви, король и парламент позаботятся об их изменении, чтобы таким образом водворилась полная гармония. Духовенство затем умоляло короля не питать предубеждения относительно своих духовных подданных, будто бы они намеренно вторгаются со своими притязаниями в область прерогативы и закона. Такой ответ конвокации не удовлетворил короля, а потому в ней должны были начаться новые рассуждения, результатом которых было назначение комитета из членов нижней палаты для составления нового ответа. Этот новый ответ в принципе был совершенно подобен первому; он также решительно настаивал на том, что духовенство имеет право постановлять свои законы без всякого согласия власти светской; что это право основано на Свящ. Писании и его защищал даже сам король в своей книге против Лютера. Но, при всем том, духовенство, принимая во внимание мудрость, учёность и расположение к церкви короля, и, не желая вступать с ним в какие–либо столкновения, изъявляло теперь готовность сделать некоторые уступки. Эти уступки выражены были, впрочем, в такой неопределённой форме, что допускали в будущем разного рода толкования, а потому король, неудовлетворённый и этим вторым ответом духовенства, послал в конвокацию готовую форму ответа, которую каждый член должен был скрепить своею подписью, при чем заявлено было, что король не намерен ни на шаг отступать от своих требований. В присланной королём форме духовенство обязывалось не постановлять отныне, не обнародовать и не приводить в исполнение никаких новых канонов, без одобрения и согласия на то королевской власти. Прежде поставленные каноны, оскорбительные для королевской прерогативы и тягостные для подданных, не должны быть исполняемы, а потому духовенство обязывалось предоставить все прежние каноны на рассмотрение особой комиссии, в состав которой король назначит шестнадцать человек мирян из членов обеих палат парламента и столько же духовных. Те каноны, которые, по решению большинства этой комиссии признано будет нужным отменить, не должны более иметь никакого значения, а те, которые признаны будут согласными с законами Бога и короля, должны остаться в полной силе. Королевские требования привели конвокацию в сильное смущение; она пыталась отстоять свои права посредством переговоров, предлагала королю некоторые ограничения его требований, изъявляя напр. согласие подчиниться им на время лишь его жизни и т. д., но все было напрасно, король твёрдо стоял на своём и решительно требовал, чтобы духовенство не постановляло и не приводило в исполнение ни новых, ни старых канонов, без его разрешения. После долгих переговоров и рассуждений, наконец нижняя палата конвокации изъявила своё согласие подчиниться требованиям короля без всяких ограничений, но прелаты верхней палаты упорно держались своей оппозиции и соглашались подчиниться лишь относительно новых канонов. Король согласился принять их подчинение в этой форме и документ подчинения, 15 мая 1532 г., был составлен и представлен королю. Этот документ составлен от имени лишь верхней палаты конвокации, так как нижняя палата, изъявившая прежде своё согласие на подчинение королю в более широкой форме, теперь не сочла нужным подтверждать документ более ограниченного содержания. В следующем году и Йоркская конвокация последовала примеру Кантерберийской ²⁸². Документ подчинения имеет такую важность в истории английского духовенства, что не мешает остановиться на нем некоторое время ²⁸³. После обычного вступления, в нем духовенство, в самых смиренных и униженных выражениях, высказывает своё особенное доверие к превосходной мудрости, доброте, религиозной ревности и необычайной учёности короля и надежду, что все эти свойства будут сохраняться и возрастать в нем и на будущее время. Затем, оно обещает in verbo sacerdotii на будущее время никогда не собираться в конвокацию без особенного на то королевского приказания или дозволения; собравшись, не постановлять в конвокации или синоде никаких новых канонов или конституций, не обнародовать их и не приводить в исполнение, без королевского на то разрешения. А так как многие каноны и конституции, постановленные в прежнее время, представляются не только оскорбительными для королевской прерогативы, но и слишком тягостными для подданных, то духовенство изъявляет теперь согласие на то, чтобы, если будет то угодно королю, все прежние каноны предоставлены были рассмотрению его величества и комиссии 32–х, им назначенной из мирян и клира по 16–ти. Те каноны, которые признаны будут королём и большинством комиссии согласными с законом Божественным и государственным, пусть остаются в полной силе и применяются с разрешения короля, а признанные несогласными должны быть отменены. Сокрушив оппозицию духовенства, оставалось теперь только утвердить вынужденное у него подчинение законодательным порядком, что и было сделано парламентом 25–го года. В одном из статутов этого парламента говорилось „так как смиренные и послушные подданные короля, духовенство английского королевства, не только признали, согласно с истиной, что конвокация всегда собирались и должны собираться только по королевскому приказанию, но, подчиняясь королевскому величеству, обещали даже «in verbo sacerdotii» никогда не постановлять впредь новых канонов“ и т. д., то парламент теперь и постановляет, согласно сказанному подчинению и просьбе, с которою духовенство обратилось к королю относительно назначения комиссии 32–х, чтобы на будущее время духовенство, собираясь только по королевскому призыву, не постановляло никаких новых канонов, не обнародовало и не исполняло их, без королевского разрешения; чтобы для пересмотра старых канонов король назначил комиссию 32–х и восполнял её в случае убыли её членов; чтобы комиссия эта решала вопрос об отмене или оставлении в силе прежних канонов; чтобы оставлены были в силе только лишь те каноны, которые не противоречат законам и обычаям страны и прерогативе королевской; не противоречащие–же им могут действовать и теперь пока не будут подвергнуты пересмотру. Тем членам клира, которые станут поступать вопреки определениям этого статута, угрожается тюремным заключением и штрафом по усмотрению короля ²⁸⁴.

Ограничение власти конвокаций было, очевидно, весьма тяжёлым ударом для духовенства. В прежнее время церковные соборы Англии стояли вне всякой почти зависимости от королевской власти. Если иногда конвокация и собиралась по призыву короля, то только лишь в том случае, когда королевская власть считала нужным обратиться к церкви со своими государственными нуждами; но и при этом архиепископ мог или распустить собрание своею властью, или продолжить его заседания для дел церковных. По всем же вопросам, касавшимся нужд и интересов церкви, архиепископ собирал духовенство без всякого отношения к власти государственной и оно обсуждало свои дела и постановляло свои законы вполне самостоятельно ²⁸⁵. Теперь, актом подчинения, эта прежняя самостоятельность духовенства была уничтожена вполне. Конвокация теперь поставлена была в такое положение, что шага не могла сделать без дозволения короля: ни собраться, ни обсуждать что–либо, ни постановить решение, ни применить своё постановление на практике, – одним словом ничего не могла она сделать, без согласия и утверждения королевской власти. Уничтожением всякого самостоятельного значения в области законодательства ещё не ограничилась та реформа, которая выпала теперь на долю духовенства. С предоставлением королю главенства над церковью, духовенство и в исполнении своих обязанностей и во вcей своей деятельности подчинено было контролю и влиянию светской власти. Присвоив себе новый титул, король, как мы видели, наталкивался на разные недоумения и возражения, которые с особенною ясностью выражены были при рассуждениях Йоркской конвокации. Возможному разъяснению этих недоумений король и посвятил особое послание, из которого мы можем видеть, как он сам смотрел на своё главенство над церковью. На основании Священного Писания, говорит он, все подданные обязаны повиновением своему государю и из этого общего правила духовенство отнюдь не исключается. Правда, оно ограничивает это правило по отношению к себе только лишь светскими отношениями (temporal matters), но в Св. Писании никаких таких ограничений не имеется. Забота о поддержания мира в государстве, несомненно, принадлежит королю, а если так, то король имеет власть вразумлять и тех, которые оскорбляют религию и виновны в нарушении Божественных заповедей, потому что не должен же он отдавать своим законам предпочтение пред Божественными, наказывая за нарушение одних и дозволяя другим нарушать безнаказанно. Духовенство утверждает, что проповедь и совершение таинств есть священные функции, право на которые они получили от Самого Спасителя. Этого никто не отрицает; но не следует придавать этому священному элементу более широких размеров, чем такие даются ему Писанием. Спаситель, конечно, имел в Себе характер священный, но Он подчинялся юрисдикции Пилата, равно как и ап. Павел признавал трибунал цезаря. Короли и императоры повинуются епископам и священникам, как посланникам Христа; но, когда их посольство в стороне, они становятся частными людьми, подчинёнными своему государю. Короли суть чада церкви, но это не препятствует им быть верховными главами над христианами. Управление клиром, надзор за его деятельностью и поведением, наказание его членов за преступления – все это принадлежит власти короля и, если в некоторой степени и предоставляется ведению самого клира, то не потому, чтобы король не имел права вмешиваться в дела этого рода. Таинства, как предметы священные, установленные Самим Богом, не имеют на земле никакого видимого главы, кроме Христа; но те, которые совершают таинства, т. е. лица духовные, их законы, их действия, их образ жизни, как вещи временные, имеют и своего временного главу в лице короля. Совершение таинств вполне предоставляется лицам священным; но, если эти лица допускают злоупотребления и беспорядки в своей деятельности, причиняют соблазн, то дело светской власти вступиться и наказать преступление ²⁸⁶. Как ни трудно, на основании королевских разъяснений, составить себе точное понятие о размерах власти короля по отношению к делам церковным; но из них можно, по-видимому, заключить, что желание Генриха состояло в том, чтобы подчинить себе духовенство по возможности во всех отношениях. Правда, в деятельности этого сословия была одна область, посягнуть на которую король не осмеливался; он не отрицал, что право проповедовать и совершать таинства предоставлено духовенству от Самого Бога, но даже и в эту область он все–таки вторгался с некоторыми своими притязаниями и в ней не хотел дать духовенству полной свободы и самостоятельности. Он полагал границу между таинствами и их совершителями; подчиняя себе последних, он считал своим несомненным правом контролировать их действия, следить за их поведением и наказывать их, если они окажутся преступными или небрежными в исполнении своих обязанностей. Известный вам статут 26 года, утверждавший главенство короля над церковью, определял, как мы видели, что королю должны принадлежать все почести, достоинства, привилегии, юрисдикция и доходы, свойственные главе церкви, и прибавлял затем, что король может визитировать церковные учреждения, подавлять и уничтожать, реформировать и исправлять всякого рода заблуждения, ереси, злоупотребления и беспорядки, одним словом делать все то, что может законно делать какая–либо духовная власть или юрисдикция. В силу такого определения, король очевидно получал весьма широкие права над духовенством, которое во всем подчинялось его контролю и влиянию: его притязания получали теперь законодательное утверждение. Но и статут этот не желал, чтобы кто–либо думал, что и священные функции духовенства подчиняются главенству короля. Одновременно с его утверждением, правительство издало особый объяснительный документ, в котором ещё раз подтверждалось, что королю не присвояется священной власти, которая дана лицам духовным ²⁸⁷. В так называемой королевской книге, изданной по приказу короля в 1543 году, под заглавием: „А Necessary Doctrine and Erudition for any Christened Man», мы, между прочим, находим ещё раз разъяснение смысла королевского главенства над церковью. Королю, по этому разъяснению, в особенности принадлежит право защищать христианскую религию, сохранять и поддерживать истинное учение Христа и верных Его проповедников; уничтожать злоупотребления, ереси и идолослужения и подвергать наказаниям тех, которые служат их злонамеренною причиною; надзирать за епископами и священниками, чтобы они верно исполняли свои пастырские обязанности, возложенные на них Христом и апостолами; если они нерадивы в какой–либо из этих обязанностей или исполняют их не с должным прилежанием, заставлять их удвоять своё рвение и восполнять недостаток; если они не обращают внимания на королевские внушения и не исправляются в своих пороках, отрешать их от должности и замещать их другими. Сам Бог предписывает епископам и священникам повиноваться государям со всяким смирением и почтением и не только за гнев, но за совесть ²⁸⁸. Сопоставляя все эти постановления и разъяснения, мы можем очевидно прийти к тому заключению, что духовенство и в пастырской деятельности своей поставлено было в самую тесную зависимость от короля, которому присвоено было право надзора и контроля над ними, а также и соединённая с тем власть делать внушения, подвергать виновных наказанию или отрешать их от должности, одним словом относиться к духовенству в качестве его непосредственного начальника.

Утверждённое таким образом в теории подчинение духовенства непосредственному начальству короля не замедлило получить себе применение и на практике. В 1535 году, Томас Кромвелль, канцлер казначейства и государственный секретарь, назначен был вице–регентом и генерал-викарием короля по делам церковным ²⁸⁹. Побуждением к такому назначению выставлялось то обстоятельство, что король, глава церкви, не имеет возможности сам лично исполнять все обязанности, сопряжённые с его церковным главенством, а потому, имея у себя помощников по другим отраслям управления, создаёт себе теперь такого–же и по делам церковным. Кромвеллю, как вице–геренту была предоставлена вся та власть, которая принадлежала королю, как главе церкви, а именно: власть производить благочестивые реформы; уничтожать заблуждения, ереси и злоупотребления, осуществлять юрисдикцию по делам церковным: производить визитации всякого рода церковных учреждений во всех владениях короля; исследовать образ жизни и поведение всех членов клира, какую–бы степень и какую–бы должность они не имели; виновных в каких–либо пороках или злоупотреблениях подвергать исправлению и наказанию, временному устранению от должности и запрещению, а также налагать секвестр на их имения и доходы; издавать от имени королевской власти предписания, инструкции и т. д., созывать синоды и конвокации для обсуждения церковных вопросов, отсрочивать и распускать эти собрания и председательствовать на них; судить и наказывать преступления церковные, налагая за них церковные наказания, а также применяя и иные удобные средства; председательствовать на выборах прелатов, руководить этими выборами, утверждать их или кассировать и т. под. Как представитель церковного главы, вице-герент поставлен был по своему общественному положению в государстве выше всех других подданных, исключая только принцев крови; статутом 31 года ему предоставлялось право занимать в парламенте место выше всех других лордов и даже выше архиепископа кентерберийского, который таким образом заслонен был новым церковным сановником и в парламенте и в конвокации. Замечательно то, что Кромвелль, ставившийся таким образом во главе всей церкви Англии, не имел никакого церковного сана и даже университетской степени. И не только сам он первенствовал в церкви: он мог передать это первенство кому–либо из подчинённых чиновников, снабдив его своими полномочиями, так что простой светский чиновник мог явиться носителем высоких прав верховного главы английской церкви ²⁹⁰. Такая постановка дела, очевидно, должна была постоянно и самым ясным образом напоминать духовенству Англии о той тяжёлой зависимости, в какую оно было теперь поставлено по отношению к светской власти; но его унижение этим ещё не закончилось.

Двое из агентов Кромвелля, Лэй и Аппрайс, посоветовали вице–геренту приложить к духовенству одну меру, которая, по их мнению, должна была много помочь утверждению королевского главенства над церковью. Если епископы, говорили они в своём письме к Кромвеллю, будут без перерыва пользоваться своею церковною юрисдикцией, как они пользовались ею и прежде, то они станут считать эту юрисдикцию происходящею не от короля, а от какого–либо иного источника. Чтобы заставить их признать короля источником церковкой юрисдикции, благоразумно было–бы наложить на всех них временное запрещение. Свои права они могут производить или непосредственно от Бога, или от епископа римского, или–же от короля. Если они будут держаться первого взгляда, то пусть они докажут это, чего сделать они вероятно будут не в состоянии. Ссылаться на епископа римского им, при настоящих условиях, едва–ли будет удобно; а если они согласятся признать короля источником своей юрисдикции, то пусть они и обратятся к нему с просьбою о прекращении наложенного на них запрещения ²⁹¹. Совет был принят и предложенная мера с успехом приведена в исполнение. В сентябре 1535 года, Крамэр, архиепископ Кентерберийский приказом по провинции извещал всех подведомственных ему епископов, что он получил от короля, как главы церкви, запретительную грамоту, которую теперь и сообщает во всеобщее сведение. В следовавшей затем грамоте Генрих заявлял, что он, в силу своего главенства над церковью, предпринимает всеобщую визитацию монастырей, приоратов, церквей и вообще всех церковных учреждений, а потому и самому архиепископу и всем епископам и архидиаконам его провинции предписывал прекратить на это время осуществление всякого рода юрисдикции, какая доселе принадлежала им относительно церковных учреждений и членов клира ²⁹². Таким образом все епископы Англии подверглись временному запрещению. Цель этого запрещения была достигнута вполне. По прошествии месяца, епископы стали тяготиться своим связанным положением и один за другим начали обращаться с просьбою к королю, чтобы он дозволил им снова пользоваться всеми их правами ²⁹³. В ответ на такие просьбы, король давал каждому из епископов своё особое разрешение, в котором с полною ясностью выставлял на вид то, что составляло главную цель приводившейся теперь в исполнение меры. О содержании королевских разрешений мы можем составить себе понятие по единственному, сохранившемуся до нас образцу, данному на имя Боннера, епископа Лондонского. Всякая власть и всякого рода юрисдикция, говорится в этом документе, как светская, так и церковная, истекает от короля, как от верховного главы и источника всех подчинённых ему властей. Все те, которые прежде пользовались какою–либо юрисдикцией, обязаны были этим единственно милости и снисхождению короля, а потому теперь эта юрисдикция может быть возвращена лишь тем, кто удостоится королевского призвания. Верховный глава английской церкви, продолжает документ, возымел намерение произвести во всех своих владениях всеобщую визитацию, чрез посредство своего вице-герента и генерал–викария по церковным делам, Томаса Кромвеля. Достопочтеннейшему–же отцу, архиепископу Кантерберийскому, Томасу, а чрез него и тебе и всем другим епископам, запрещено было на это время производить визитацию каких–либо церковных учреждений и осуществлять в них какую–бы то ни-было церковную юрисдикцию. Поскольку–же сам Кромвелль имеет так много занятий, что не может лично осуществлять везде свои полномочия, королевская власть и склоняется на твои (т. е. Боннера) смиренные прошения, назначая тебя своим помощником в пределах Лондонского диоцеза. В силу такого назначения, епископу и предоставляется далее в к документе право: давать лицам достойным посвящение в священный сан, по надлежащем их испытании, назначать на церковные бенефиции в пределах своей епархии, утверждать завещания и т. пд. не свыше ста ливров; производить визитации всякого рода церковных учреждений Лондонской епархии; разбирать дела в церковных судах и произносить по ним приговоры; поддерживать дисциплину и налагать наказания за преступления, одним словом делать все то, что относится к власти и юрисдикции епископа. При этом король внушает епископу. что во всех сферах своей юрисдикции он должен действовать именем и властью короля, в качестве его уполномоченного, за исключением лишь того, на что право дано ему Священным Писанием. В заключении документа говорится, что личные достоинства епископа побудили короля дать ему настоящее полномочие и затем следует увещание к ревностному и исправному исполнению возложенных на него теперь обязанностей ²⁹⁴. В молчании принимая от короля такие патенты, епископы Англии тем самым свидетельствовали и о своём согласии с теми мыслями, которые в них высказывались и развивались. Высшие представители английской иерархии признавали следовательно, что король есть источник всякой власти, как светской, так равно и духовной, и что епископы в церкви суть только уполномоченные короля, такие–же чиновники королевские, как и должностные лица всех других ведомств государственного управления, пользующиеся своею властью лишь тогда и настолько, когда и насколько это угодно королю. Епископы даже и не представляют собою необходимых органов церковного управления, требующихся самым существом церкви; бытие их допускается только потому, что глава церкви и его вице-герент настолько обременены занятиями, что не имеют возможности обойтись без помощников, и вот такими–то помощниками, доверенными управляющими в отдельных округах и являются теперь епископы. Подчинять духовенство светской власти ещё более, подвергать его ещё дальнейшему унижению едва–ли было возможно.

Если уже самая независимость духовенства и основные права его подвергались решительным нападениям и ограничениям, то тем менее конечно могли сохраняться за этим сословием его чрезмерные привилегии, часто вырождавшиеся в явные злоупотребления. Мы уже видели, что эти привилегии и злоупотребления, соблазнительные и обременительные для других сословий, давно вызывали против себя общественное недовольство; а потому теперь, когда дошло дело до решительного переворота, первый удар возмутившегося против церкви общества был направлен именно на них.

В начале ноября 1529 года, общины только что собравшегося тогда парламента представили королю большой адрес или петицию, все содержание которой состояло из жалоб на действия духовенства. С сущностью и судьбой первого пункта этого адреса мы уже знакомы; в нем общины жаловались на то, что духовенство постановляет своя законы в конвокациях, и последствием этой жадобы было известное нам подчинение законодательной деятельности конвокаций влиянию короля. Но одним этим пунктом петиция не ограничивалась: в ней было, кроме него, ещё одиннадцать пунктов, в которых собрано было по возможности все то, что доселе, так сказать, накипело в обществе против духовенства. Общины жаловались, что в церковном суде (под арками) заседают только представители и присяжные защитники интересов церкви, так что, если мирянину случается иметь дело в этом суде, он не встречает себе в нем должного беспристрастия. Дела ведутся в церковных судах с такими затруднениями и проволочками, что светским людям, имеющим до них надобность, приходятся терпеть большие неудобства и расходы. Миряне, а в особенности из беднейших, постоянно привлекаются к церковным судам, часто без достаточных оснований, только по злобе и наговорам приставов. Терпя беспокойства и расходы от постоянных призывов, миряне нередко подвергаются и запрещениям, и отлучениям, также без достаточной вины. За каждый шаг, за каждую написанную бумагу, в церковных судах взыскиваются пошлины, часто весьма обременительных размеров. В этих судах множество разного рода чиновников: судей, писарей, приставов и т. д., которые все тянут что–либо в свою пользу, обременяя противозаконными и излишними поборами того, кто имеет с ними дело, что особенно чувствительно при утверждении завещаний. Крайне тяжелы и разорительны действия церковных судов преимущественно в тех случаях, когда светские люди привлекаются к ответу по подозрению в ереси. Без достаточных оснований, подозреваемые заключаются под стражу, где держатся иногда по целому году, не получая потом никакого вознаграждения за прочиненный им ущерб. Дело производится в такой тайне, что обвиняемый не знает ни своих обвинителей, ни самой сущности обвинения, а потому лишается и необходимых средств к своему оправданию. При допросах, судьи предлагают такие тёмные и запутанные вопросы, что обвиняемый, чуждый церковной учёности, легко наговаривает сам на себя. Епископы и другие власти церковные дозволяют приходским священникам и вообще низшим членам клира брать и вымогать взятки за совершение таинств и треб церковных, при чем иногда священники до тех пор и не совершают требуемое, пока деньги не будут им выплачены вперёд. При назначении на церковные бенефиции епископы допускают явную симонию, ибо не только взыскивают с поставляемых большие суммы за ставленые грамоты, но ещё вступают с ними в договоры относительно будущих уплат из первых доходов бенефиции, при чем берут с них достаточное обеспечение. Очень часто епископы дают церковные должности своим якобы племянникам и родственникам, которые не имеют ещё совершенных лет, а потому не способны исполнять те обязанности, которые соединены с обладанием бенефицией: доходы же этих бенефиций епископы удерживают за собою. Очень многие из членов клира, обладая бенефициями, не живут в них и таким образом оставляют свою паству без назидания. Люди необразованные и неспособные к церковному служению владеют часто несколькими бенефициями, а вполне достойные и способные вследствие этого остаются без мест. Члены клира не довольствуются доходами бенефиций и принимают на себя разные посторонние светские должности (stewards, receivers, auditors, bailiffs и др, что отвлекает их от надлежащего исполнения их главных пастырских обязанностей; они берут также земли и имения в аренду, содержат кожевенные и др. заведения, ведут торговлю различными предметами и т. д. ²⁹⁵. В этом длинном ряде жалоб мы видим, очевидно, лишь повторение того, что уже несколько веков высказывалось против духовенства. Теперь наступал удобный момент, когда можно было наконец рассчитывать на удовлетворение этих старинных жалоб. События, последовавшие за представлением королю петиции общин, заслуживают некоторого внимания, так как в них ясно характеризуются те отношения, какие существовали в это время между духовенством и светскими сословиями. По получении петиции, король, как мы знаем, передал её духовенству конвокации, желая получить от него нужные разъяснения и ответ на обвинения; но в то же время он выбрал из неё некоторые пункты, требовавшие, по его мнению, немедленных мероприятий, и возвратил их обратно в парламент с предложением, чтобы составлены были законопроекты, нужные по соображению общин для устранения указанных злоупотреблений, и чтобы законопроекты эти внесены были на обсуждение парламента ²⁹⁶. О характере епископского ответа на петицию мы уже знаем несколько по тому, как защищалось в нем право конвокаций на независимое законодательство. В том–же направлении отвечали епископы и на все остальные обвинения. Они старались прежде всего доказать, что привилегии духовенства, как–бы ни были они тяжелы для других сословий, составляют его несомненное право, предоставленное ему Священным Писанием, законами церкви или законами и обычаями страны. Некоторые из указываемых общинами злоупотреблений они прямо отрицали на том основании, что им ничего не известно о существовании таких явлений. Если–же злоупотребления оказывались несомненными, то епископы отвечали, что это пороки и преступления отдельных лиц, на которые не следует распространять порицания на всё сословие. Никаких практических последствий объяснения, представленные духовенством, не имели: они доказали только, что это сословие не намерено отступаться от своих привилегий и будет защищать их против нападений других сословий. Борьба должна была начаться и действительно началась в палатах парламента. Поддерживаемые сочувствием короля, общины внесли в парламент целый ряд биллей, направленных к ограничению и уничтожению привилегий и злоупотреблений духовенства. Когда эти билли переданы были на рассмотрение палаты лордов, они возбудили здесь целую бурю, так как духовенство, наиболее представленное в верхней палате, решительно выступило против притязаний общин. Престарелый Фишер, епископ Рочестерский, в своей речи к лордам указывал им, что билли, представляемые палатою общин, клонятся к разрушению церкви, а с её падением падёт и слава государства: его постигнет такая же судьба, какая постигла Богемию. Причину таких действий палаты общин он видит в недостатке веры ²⁹⁷. И в парламенте и вне его, духовенство сильно восставало против биллей; оно доказывало, что ересь обыкновенно начинается обвинениями на клир с заявлением претензий на реформацию, ибо ей прежде всего нужно подорвать кредит духовенства. Но как ни силилось духовенство, ему даже и в среде лордов не удалось приобрести себе решительного перевеса. И в верхней палате находились люди, которые резко нападали на духовенство. Когда оно ссылалось напр. в защиту своих действий на силу обычая, один из членов отвечал: «разбойники давно имеют обычай грабить на Чотерсгилле, следовательно это законно?» ²⁹⁸. Так как прения верхней палаты не приводили ни к каким результатам, то король образовал для решения дела комитет в звёздной палате, составив его из шестнадцати человек, по восьми представителей от каждой палаты парламента. Светские лорды приняли сторону общин, а потому епископы, не видя нигде поддержки, вынуждены было наконец уступить и неприятные для духовенства билли получили утверждение ²⁹⁹. Палата общин торжествовала, но возмущаясь, против клира, она вовсе не считала себя неправоверною. Речь епископа Рочестерского, упрекавшего общины в недостатке веры, она привяла за оскорбление и обратилась с жалобою на него к королю, так что Фишер должен был оправдываться, уверяя, что он относил свой упрёк к богемцам, а не к членам палаты общин ³⁰⁰. Антиклерикальные стремления одержали таким образом в парламенте полную победу и нам остаётся теперь посмотреть на те законодательные постановления, которые были результатом этой победы.

Сессия того парламента, который обсуждал петицию общин, была очень недолговременна; она продолжалась всего шесть недель, а потому все жалобы на духовенство не успели быть рассмотренными и получить удовлетворение в её продолжение; начатое теперь дело довершено было парламентом 23–го года, который прибавил ещё несколько статутов против злоупотреблений духовенства. Сопоставляя вместе все то, что было в этом направлении сделано обоими парламентами, мы можем разделить постановленные меры на две категории: к одной из них можно отнести меры против злоупотреблений духовенства в церковных судах, а к другой – меры против злоупотреблений и беспорядков клира в исполнении им его пастырских обязанностей.

По поводу злоупотреблений церковных судов и равного рода взысканий, производимых духовенством с мирян, в статуте 21–го года говорится, что ещё при Эдуарде III и Генрихе V приносимы были жалобы на обременительные поборы, взимавшиеся епископами при утверждении духовных завещаний. И тогда уже придумывались некоторые меры для облегчения сословий, во все эти меры оказывались бесплодными и тяжесть поборов усиливалась все более и более, вопреки всякой справедливости и к великому обеднению подданных короля. Принимая это в соображение, настоящий парламент и постановляет, чтобы с будущего 1–го апреля 1530–го года епископы и их уполномоченные не брали ничего за утверждение завещаний, если сумма завещаемого имущества не превышает ста шиллингов. В этом случае должно быть взыскиваемо только 6 пенсов за работу писцу. Если–же сумма имущества превышает 5 фунтов стерлингов, то за утверждение завещания поборы должны взиматься по установляемой теперь парламентом таксе, начиная с 3 шилл. 6 пенсов и до 5–ти шиллингов. Определённая такса вводится теперь и на взимания за приготовление копий с завещаний и с инвентарей наследуемого имущества. Утверждение завещаний и приготовление копий должно совершаться без всяких затруднений и с соблюдением всей возможной скорости. Если епископ превысит установляемую теперь таксу, он обязуется возвратить лишнее и, кроме того, подвергается штрафу в 10 ф. стерлингов ³⁰¹.

В другом статуте того–же парламента говорится, что много неудовольствий, возникает по поводу «mortuaries», так как духовенство часто взыскивает этот налог в слишком больших размерах, обременительных для населения; взимает его даже с таких умерших, которые вовсе и не имеют собственности, им лично принадлежащей; взимает его наконец и там даже, где умерший вовсе не жил, но где ему случайно пришлось умереть во время путешествия. Для устранения всех этих злоупотреблений парламент теперь постановляет, чтобы члены клира не смели взыскивать mortuary в большем размере, чем сколько определено таксою настоящего парламента, и не привлекали к суду тех, которые станут отказывать им в их незаконных требованиях. Превысившие таксу должны возвратить лишнее и, кроме того, подвергаются штрафу в 40 шилл. Такса, утверждаемая теперь парламентом, гласит, что если имущество умершего не превышает стоимостью 10 марок, mortuary совсем недолжен быть взыскиваем; а если стоимость имущества выше этой нормы, то величина налога определяется от 3 ш., 4–х пенсов до 10–ти шиллингов. И по этой таксе взыскание mortuaries должно быть производимо лишь в тех местах, где налог этот прежде был в обычае. После смерти женщины, ребёнка, человека, не имевшего своего хозяйства, взыскана mortuary запрещается. Если человек умер во время путешествия, налог этот должен браться не в случайном месте его смерти, а там, где умерший имел своё постоянное местопребывание ³⁰².

Один из статутов 23–го года заявляет, что ещё при Эдуарде I и Генрихе IV не раз возбуждался вопрос о судебной привилегии духовенства (benefit of the clergy), но и доселе злоупотребления этою привилегией остаются в прежней силе. Грабители и убийцы, благодаря этой привилегии, и теперь должны быть часто предоставляемы суду епископов, вследствие чего остаются совершенно безнаказанными, так как епископские чиновнике, получив взятку, – отпускают их на свободу, да и сами епископы не желают тратить лишних денег на содержание преступников в своих тюрьмах. Принимая все это во внимание, парламент теперь определяет, чтобы члены клира, виновные в измене, убийстве, святотатстве, разбое, поджоге, вовсе не пользовались benefit of the clergy, если только они не имеют священного сана, начиная с иподиакона и выше. В случае, если виновный в этих преступлениях имеет сан не ниже иподиаконского, он, в силу benefit of the clergy, выдаётся епископу; но последний должен держать его в заключении и не выпускать на свободу до тех пор, пока виновный не представит за себя двоих вполне достаточных поручителей ³⁰³.

В другом статуте того же парламента говорится, что многие из подданных короля очень часто призываются к ответу в суд под арками и в другие высшие церковные суды по делам самого пустого свойства, а иногда даже и совсем без достаточных оснований, а между тем, вследствие таких призывов им приходится совершать далёкие путешествия и терпеть большие убытки. Доставка призывов поручается обыкновенно агентам, часто совсем безграмотным, которые вовсе и не доставляют их по адресу, а лица, не явившиеся вследствие того по призыву, подвергаются церковному отлучению. Чтобы избавиться от такой беды, подданные короля, терпящие ущерб от призывов, должны ещё платить деньги агентам за исправную доставку их. Теперь парламент постановляет, чтобы отныне никто не был вызываем в церковные суды за пределы той епархии, в которой имеет своё постоянное пребывание. Исключения допускаются только лишь в немногих важных случаях, а именно в апелляциях к архиепископскому суду, где епархиальная власть сама является заинтересованною стороною; в делах по обвинению в ереси и т. д. ³⁰⁴.

Но поводу злоупотреблений и беспорядков, допускавшихся духовенством в исполнении его пастырских обязанностей, парламент 21 года делает несколько весьма важных постановлений. Прежде всего, в видах споспешествования должному благочинию в Божественной службе, проповеди и назиданию в Слове Божием, доброму примеру, благотворительности бедным и т. д., он узаконяет, чтобы на будущее время никто из членов клира не брал в аренду земель и имений, на каких бы то ни–было условиях, под страхом штрафа в 10 ливров за каждый месяц арендного держания. Имеющем уже аренды в настоящее время предписывается, также под страхом штрафа, передать их к назначенному сроку лицам светским. В тех же видах, парламент далее запрещает духовным лицам производить торговлю какими бы то ни–было товарами, угрожая в случае нарушения взысканием с виновного суммы, втрое превышающей стоимость его товара. Затем, он запрещает духовному лицу, обладающему бенефицией с 8–ю ливрами годового дохода, приобретать себе другую, если его первая бенефиция „withcure“, т. е. сопряжена с исполнением пастырских обязанностей. В случае нарушения этого запрещения, первая бенефиция объявляется вакантною. Лица, имеющие уже в настоящее время по многу бенефиций, должны отказаться от них и могут удержать за собою только четыре. Некоторым членам клира, а именно капелланам короля и вельмож и т.пд., дозволяется и на будущее время иметь по две бенефиции; но не иначе как по особому королевскому разрешению. Всякому духовному лицу, обладающему какою бы то ни–было церковною бенефицией, парламент вменяет в обязанность непременно пребывать на месте своего служения. Если кто–либо из членов клира, вопреки этому узаконение, будет отсутствовать с места своего служения в течение месяца сплошь, или двух месяцев по частям в продолжение года, он подвергается штрафу в 10 фун. стерлингов. Исключения дозволяются в этом случае только тем духовным, лицам, которые отправляются за море для исполнения королевских служебных поручений, или предпринимают далёкие путешествия в качестве пилигримов, или живут при университетах для усовершенствования своего богословского образования, или служат капелланами у королевской фамилии, архиепископов и др. Тот же парламент запрещает наконец членам клира содержать кожевни и другие заведения ³⁰⁵. Разрешение нонрезиденции, данное теперь парламентом в пользу духовных лиц, живущих для занятий при университетах, послужило вскоре новым поводом к злоупотреблениям. Парламент 28 года жаловался, что многие духовные, пользуясь означенным разрешением, живут в Оксфорде и Кэмбридже вдали от мест своего служения. Учёные занятия служат для них только предлогом, потому что и по возрасту своему они уже не способны к учению, и нет у них к тому никакого желания. Они проводят время в праздности и удовольствиях, оставляя свои обязанности без исполнения и подавая дурной пример учащейся молодёжи. Чтобы устранить такие злоупотребления, парламент постановил, что на будущее время пребывать пря университетах под предлогом учёных занятий дозволяется только тем духовным лицам, имеющим бенефиции, которых возраст не выше сорока лет. Исключения допускаются только в пользу канцлера, вице–канцлера и других должностных лиц университета. Но и те духовные лица, которые имеют менее сорокалетнего возраста, могут пользоваться разрешением нонрезиденции только в том случае, если они действительно будут заниматься науками в университетах, т. е. присутствовать на лекциях, принимать участие в диспутациях и т. д. ³⁰⁶.

Бросая теперь общий взгляд на все то, что было сделано относительно духовенства в эпоху разрыва Англия с Римом, мы должны признать, что в положении этого сословия произошла весьма существенная перемена. В прежнее время, благодаря своему привилегированному положению, духовенство в значительной степени господствовало над другими сословиями, эксплуатировало их в свою пользу, а само вело часто весёлую свободную жизнь; не прилагало особенных забот к исполнению своих пастырских обязанностей. Теперь такому порядку был положен давно желанный конец. Целый ряд законодательных постановлений составлен был для того, чтобы прекратить прежние злоупотребления духовенства и защитить другие сословия от его посягательств. Пренебрегать исполнением своих обязанностей и жить лишь в своё удовольствие духовенству теперь нельзя уже было, не подвергаясь преследованию закона. От светской государственной власти духовенство прежде было почти совсем независимо, теперь же от этой независимости не осталось и следа и члены клира также подчинены были королю, как и другие его подданные. Королю духовенство должно было платить свои подати в форме аннатов и десятин; он назначал на церковные должности и мог отрешать от них; он принимал от духовенства присягу на верность, без его согласия духовенство не могло ни обсудить, ни постановить чего–либо по делам церковным; он контролировал деятельность духовенства и мог карать его и миловать; в его полномочии духовенство исключительно почерпало свою силу и значение; им назначенные светские чиновники начальствовали над духовенством и распоряжались церковными делами. Давнее желание английской нации было таким образом исполнено. Исключительному положению духовенства, соблазнявшему и обременявшему другие сословия, был теперь положен конец.