Слово по выносе плащаницы, на вечерни в великий пяток; сказано в Херсонском соборе в 1865 г.
При виде этой гробницы, напоминающей страдания, крест и смерть нашего Спасителя, приличнее бы нам, братия, не разглагольствовать друг ко другу, а в безмолвии плакать и сокрушаться, по подобию тех из бывших на Голгофе, кои не без слез и ужаса взирали на Распятого, и не без сокрушения сердца возвращались в дома от креста Его – возвращались, биюще перси своя (Лук. 23:48). Но что делать, когда греховное растление так глубоко в падшей природе нашей? Что делать, когда бессилие духа нашего до того доходит в нас, что и плакать не всегда мы можем, особенно тем плачем безмолвным и святым, который, проистекая из печали, яже по Бозе (2Кор. 7:10), привлекает на плачущих милость Божию и благодать спасения.
Между тем, страдания и крестная смерть Господа и Спасителя нашего так много вещают нам, и так многому поучают нас, что из многого не извлечь ничего в свое назидание, хотя бы для того только, чтобы сколько-нибудь размягчить окаменение сердца нашего, – было бы знаком не только крайнего с нашей стороны нерадения о своем спасении, но и крайне-преступной неблагодарности к нашему Спасителю. Что же извлечем из этих вещаний, кои слышатся со креста и несутся во все концы мира? Извлечем, что можем.
Из чтенных в нынешнее утро Евангелий, вы уже знаете, что страдания и крестная смерть нашего Спасителя были безмерны и невыразимо мучительны. Начавшись еще в Гефсиманском саду смертельной тоской и скорбью, они непрестанно продолжались все время истязаний Его, непрестанно возрастая и усугубляясь, по мере возраставшего бесчеловечия истязателей. Жестокие бичевания, срамные оплевания и заушения, ядовитые, саркастические издевки и всякого рода наругания во дворе Пилата и дворце Ирода, непрерывно сменяясь одни другими, непрерывно терзали и душу, и тело Спаса душ и телес.
Но все это, как ни мучительно было, однако же, в сравнении со страданиями последующими, было не более, как начало болезнем. Наилютейшие муки и томления, наибольший позор и бесславие ожидали мучимого Праведника (1Петр. 3:18) под крестом и на кресте. Здесь-то объяли Его те невыразимые скорби и болезни, которые св. Псалмопевец справедливо называет смертными и адовыми (Псал. 113:3): потому что и сам ад не мог ничего изобрести ни лютее их, ни позорнее. Здесь ожидала Его та чаша горести и злостраданий, об удалении которой, с таким воплем и слезами, молился Он в саду, и которую теперь имел выпить, и выпил всю до дна. Здесь, наконец, приложилась к Его язвам сердца и та новая и лютейшая язва, – язва оставления и как бы отвержения Его почти всеми, не только чужими, но и своими, не только землей, но и небом: ибо Сам Отец Небесный теперь как бы заключил перед Ним Свою утробу, и не внимал воплям Сына возлюбленного, видя Его висящим на древе проклятия, посреди беззаконных, яко беззаконника и злодея.
За что же такой позор перед лицом Ангелов и человеков, – за что такие муки ада терпит Голгофский страдалец? За какой грех изречен и выполнен над Ним столь нещадный приговор Бога и человеков? Казнь ужасная; должен быть и грех ужасен. И действительно, грех ужасный, да и не один, а бесчисленное множество грехов, только Ему – Распятому не своих. Кто не знает, что Страждущий, яко всемирный злодей, до того был безгрешен, что не обретеся и лесть во устех Его (1Петр. 2:22). Кому неизвестно, что и тот самый, который осудил Его на пропятие, при самом осуждении, всенародно свидетельствовал о его невинности, говоря: ни единыя обретаю в человеце сем вины (Лук. 23:14)? Кто не знает, что неповинный Иисус Назарей пригвожден был ко кресту, и претерпел всю лютость крестных страданий за весь мир и за всех людей, когда-либо в нем живших и живущих? То есть, братия, Спаситель Христос пригвожден был ко кресту и умер на кресте, для того, чтобы Своими страданиями умилостивить правду Божию, оскорбленную нашими направдами, – чтобы искупить и освободить нас от проклятия, тяготевшего на нас за грех Адамов и наши собственные, – чтобы избавить нас от гнева Божия и огня геенского, который мы возжигаем нашими грехами и нечестивой жизнью, – чтобы наконец, умертвить Своей смертью смерть вечную и духовную, и всем верующим в Него даровать, после этой скорбной и земной жизни, жизнь новую и блаженную в небе: Той язвен бысть за грехи наша и мучен быть за беззакония наша, наказание мира нашего на нем, язвою Его мы вcu исцелехом. Вси яко овцы заблудихом, и Господь предаде Его грех ради наших (Ис. 53:5,6).
Но если наши грехи людские так оскорбительны и тяжки перед величеством Вседержителя и перед лицом правды Его, что милосердый Господь и при бесконечной благости Своей не мог нам простить их без полного возмездия и выкупа, и если этот выкуп так велик, что стоил цены, в собственном смысле, необъятной, – цены крови Единородного Сына Божия: то думаем ли мы об этом, братия, когда увлекаемся греховным прилогом и творим грех по одному лишь легкомыслию и безрассудству? Сколько есть случаев в жизни нашей, когда мы предаемся греху почти без сопротивления, – предаемся или потому, что привыкли к нему, или потому, что считаем его за ничто, или наконец потому, что и другие живут также. Нечистый помысл, страстное воззрение, гнилое, а под час и срамное слово, праздность и нега, роскошь и щегольство, вообще светлая жизнь среди непрерывных наслаждений и увеселений, давно уже перестали считаться грехом, особенно в развитых сословиях христианских обществ. Между тем, посмотрите, каких мук, каких болезней и страданий стоило нашему Спасителю, чтобы в очах правосудия Божия оправдать нас и в этих мнимо-невинных проявлениях нашей жизни? Посмотрите на главу Его: она вся в крови и язвах. Посмотрите на божественный зрак лица Его: в нем нет ни вида, ни доброты. Что же это? Не жертвы ли умилостивления за наше безумие и кичливость, за наши преступные мечты и замыслы, от коих столько терпим и мы сами, и другие? Посмотрите на это уничижение, на это бесчестие, на эту срамоту оплеваний. За что все это терпит наш Спаситель? Не за наши ли срамные слова и речи, оскорбляющие слух и растлевающие душу? А что значат претерпеваемые Им эти ударения тростью, эти биения и озлобления с язвительным хохотом и саркастическим пригибанием перед Ним колен? Не есть ли это очищение и как бы выкуп за наши срамословные песни и потехи, за наши кощунственные шутки и смехотворства, за наши дикие и неистовые пляски, творимые под влиянием пылающих страстей и в разливе вакхического упоения? Но вот Он – наш Спаситель, – связанный и привлеченный на суд, ударяется в ланиту и заушается как раб неключимый. Это за что? Не за нашу ли необузданную свободу и пагубное своеволие и в делах и начинаниях, и в обращении и ответах, и в мыслях и суждениях? Так-то болезненно и невыносимо страдал наш Господь и Спасителя за грехи как бы юности нашей, за грехи нашей беспечности и нерадения, за грехи, которые творим мы потому только, что живем невнимательно, поступаем неосторожно, не якоже премудри, но якоже немудри (Еф. 5:15)! Что же сказать о тех грехах и неправдах, которые, творятся нами не по увлечению, а по расчетам, и которые, вторгаясь в самое небо, вопиют там об отмщении?
Мы коснулись свободы. Да, наш век, по преимуществу, есть век свободы и умственного развития. Но неправильно понимаемая свобода, вводя, в жизнь нашу широким притоком свет научный, чуть ли еще не широким потоком вводит в нас порчу и растление нравов. И если бы какой-либо Пророк явился здесь, подобно как некогда на реке Ховаре, и, прокопав, по повелению Божию, стену, закрывающую внутреннюю клеть нашего сердца, заглянул на ту сторону жизни, которую мы всячески скрываем и утаиваем от взоров людских: то в какой пришел бы ужас, увидев, что и между нами, озаряемыми светом учения земного и небесного, почти тоже амморейское нечестие, под которым изнывал и стонал омраченный безбожием и многобожием древний мир? Как ужаснулся бы, увидев и между сынами света и благодати те же, что и там, мрачные грехи и пороки, тоже пьянство и чревоугодие, тоже сластолюбие и распутство в разных видах, ту же безумную гордость и честолюбие, то же мздоимство и лихоимание, то же явное в прикровенное хищничество, те же взаимные обманы и несправедливости, те же злословия и клеветы, ту же зависть и убийства, ту же ненасытимую алчность мирских почестей и чувственных наслаждений; словом, то же древнее, богомерзкое язычество, скрывающееся в христианстве и в настоящее время возникающее как бы с ъ большей силой и в улучшенном виде, с многосторонним прогрессом, с естественной честностью и гуманными взглядами на всех и вся. Но это еще не все. Пророческое око могло бы, к наибольшему ужасу и скорби, усмотреть между нами, даже более чем в Аммореях, – могло бы усмотреть в нас, верующих во Христа и запечатленных дарами премудрости и разума, извращение многих общечеловеческих понятий, и чуть ли не возведение явных пороков на степень добродетели.
Вот, братия, где бы следовало остановиться и сосредоточить нам наше внимание и спросить себя самих: думаем ли мы, и как думаете о подобной богопротивной жизни? Как думаем об этих грехах и беззакониях, об этих кровавых пятнах, коими так навычно и хладнокровно мараем и скверним христианскую совесть, христианское имя и христианское святое житие? Как думаем, и думаем ли, каких язв и мучений, каких потоков крови и какого истощения стоило Спасителю нашему, чтобы искупить все подобные беззакония и оправдать нас перед правосудием Божиим в том, в чем и сам мир никого не оправдывает перед своим судом, – чтобы очистить и омыть в нас не только потемневшее, но и сделавшееся багряным и червленым, и все это обновить и убелить яко снег и яко волну?
И хорошо еще, если, увлекаясь духом ли мира лукавого, или своей собственной похотью, – увлекаясь и впадая в тяжкие грехи, спешим к алтарю Господню, чтобы там, перед лицом Сердцеведца, излить скорбь души, сетующей о своем увлечении, исповедать содеянный грех и омыть его слезами покаяния. Отец Небесный, не хотяй смерти грешника, конечно, не отринет нашего обращения, и по мере сокрушения и веры нашей в заслуги Искупителя, – примет нас, как блудных сынов, в объятия любви Своей и возвратить утраченную чистоту и непорочность. Но что, если мы, оскверняясь греховными нечистотами, не только не приходим к служителю Христову, чтобы, при его содействии и молитвах, очиститься в слезной бане пакибытия, и примириться с Богом и совестью, но и не считаем сего нужным? Что если стихийный ум наш, мудрствуя вовсе не по Христе, а против Христа, явно восстает на разум Божий, и не тайно только, но и открыто издаваясь над постановлениями Церкви, заповеданными ее Законоположником, силится поколебать и саму Церковь? Как думать о таковых собратиях наших, доселе именующихся еще христианами, но водящихся духом нехристианским?
Голгофское жертвоприношение за спасение мира уже совершено и принято правосудием Божиим в воню благоухания; боготочная кровь Агнца, определенная прежде времен и веков, во искупление грехов человечества, уже пролита и действенна во всех тех, которые, веруя в заслуги Искупителя и утверждаясь духом Его во внутреннем человеце, втайне содевают свое спасение. Но для этих врагов креста Христова, для этих сынов противления дело искупления как бы еще не начиналось. Для них Спаситель Христос еще не приходил на землю; благодать Святого Духа еще не орошала лица вселенной; миры горний и дольний еще не примирены, тем паче не возглавлены крестом Обновителя всей твари. Судя по их верованиям и стремлениям, можно даже подумать, что таковые как бы хотели, если бы только могли, второе низвесть Христа с неба, и второе возвесть Его на Голгофу, чтобы там второе распять Его (Рим. 10:7; Евр. 6:6), но распять не для того, чтобы, стоя при кресте с сотником, и уверившись самолично повторенными там знамениями, исповедать Его Сыном Божиим, а для того, чтобы, возглавив собой толпу голгофских хульников, превзойти их своими язвительными остротами и глумлением над Богом и Христом Его; чтобы Распятому поднести в своем утонченном презорстве еще горчайший оцет и желчь; чтобы новоизмышленной хулой еще глубже вонзить гвозди в язвы рук и ног Его, и чтобы отчаянным ожесточением пронзить не умершее уже, но еще живое, еще дышащее любовью к нам и еще молящееся за них к Отцу сердце Его. Таковы, или почти таковы, отношения ко Христу многих из нынешних врагов креста Христова. Кто не видит здесь полного наругания над кровью завета, полного укорения и хулы уже не на Сына человеческого, тогда еще скрывавшего славу Свою, а на Сына Божия, восставшего силой божества Своего из гроба, восшедшего на небо и сидящего одесную престола величествия на высоких.
Увы! Можно ли не сожалеть о таковых, от нас исшедших, но не от нас бывших (1Иоан. 2:10)? Участь их во всяком случае ужасна и достоплачевна. Это не то, что распинатели голгофские, которые, распиная Господа славы, не ведали, что творили (1Кор. 2:8; Лук. 23:34). Вторичные распинатели вполне знают, что творят. Пребывая во грехе обдуманно, они со сознанием подавляют в себе истину Божию своей личной неправдой (Рим. 1:18.), а действуя так, они грешат сугубо, тяжко, непрощенно, – грешат против себя, произвольно исключая себя из числа спасенных; грешат и против других, увлекая многих и словом, и примером своим в бездну погибели.
Впрочем, братия моя, как бы кто ни казался грешащим преднамеренно и непрощенно: но все это мы говорим не к тому, чтобы ввергнуть камень осуждения на кого бы то ни было. Милосердый Господь, действуя по неисповедимым судьбам Своим, если и предаст некоторых в неискусен ум мыслити и творити неподобная (Рим. 1:28): то Он же и долготерпит на всех, желая всем спастися и в разум истины прийти. Таким образом, доколе безмерная благость Божия щадит и милует всех нас: то, конечно, сообразнее с духом этой благости не осуждать и самих сопротивных в вере, а, напротив, скорбеть о их омрачении и молиться за них, как за братий, тем паче, что если они и неуверовали еще в кровь очищения, пролитую на крестном жертвеннике; то эта кровь все-таки может еще очистить их от всякого греха, как скоро они уцеломудрятся, восчувствуют свое заблуждение и всем сердцем обратятся к Спасителю мира – Сладчайшему Иисусу.
Итак, молитвенно предавая таковых суду Христову и собственной их совести, паче же неисследной бездне милосердия Божия, не хотящаго да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут (2Петр. 3:9), сами, между тем, поспешим, братия, углубиться мыслью в спасительное таинство креста Христова. Приложим всевозможное старание о том, чтобы сколько-нибудь понять нам, и навсегда удержать в памяти цену бесценных и неизобразимых мук и страданий, претерпенных за нас Спасителем нашим. Присное памятование о кресте и непрерывное ношение язв Господа Иucyca не только в уме и сердце, но и на теле, подобно Апостолу (Гал 6:17), и всегда может служить наилучшим укреплением для духа нашего в минуту изнеможения под крестом, но особенно, в минуту греховного искушения и в час борьбы с искусителем. Язвы Богочеловека Спасителя преисполнены благодати спасающей, и по мере веры и сокрушения могут источать всем и каждому жизнь и освящение.
И вот предлежит нам св. лобзание сих язв. Приидите, братия, облобызаем эти святейшие и всеосвящающие язвы, – облобызаем их с полной верой, что в них наше оправдание и наш живот. Облобызаем с сердечным сокрушением и слезами о нашем окаянстве, о том, что не иудеи железом гвоздинным, а мы нашими грехами умучили и убили Неповинного, мы ископали Ему руце, и нозе (Псал. 21:17), мы изъязвили Его главу и тело, мы проболи и само сердце Его, так нас любящее.
Господи, Спасителю наш! Призри на немощь нашу, укрепи в нас веру благодатью заслуг Твоих, – очисти грехи кровью Твоей, и спаси нас. Аминь.