2. Критика Васманном естественно-научных оснований эволюционного происхождения человека
Васманн обсуждает зоологическую сторону вопроса о происхождении человека. Спрашивается, как обстоит дело с фактическими доказательствами телесного происхождения человека от животных предков? И Васманн отвечает: очень плохо, крайне неудовлетворительно.
Дарвинисты разсуждают иначе. Видерегейм в 1887 г. выпустил книгу Der Bau des Menschen als Zeugniss für seine Vergagenheit (строение человека, как свидетельство о его прошлом) и в 1902 г. вышло ее третье издание. Если поверить Видерегейму, то человек настоящего – только мозаический образ, составленный из животноподобных частей и рудиментарных органов, которые он наследовал от своих высокоблагородных предков. В человеческом теле не оказывается органа, который по Видерегейму не свидетельствовал бы о животном происхождении человека. До мельчайших штрихов он описывает нечеловеческого предшественника человека. Он знает, каков был у того волосяной покров, какова была его кожная мускулатура, как велики были его двигающиеся ушные раковины; он знает, что наши глаза смотрели тогда не вперед, но помещались по бокам головы и что для восполнения этого их недостатка существовал еще третий глаз на верхней части головы, который мы теперь называем шишковидной железой. Видерегейм нашел и вымерил, что кишечный канал у дочеловеческих предков был гораздо длиннее, чем в настоящее время, и был приспособлен исключительно к перевариванию растительной пищи. Следя за судьбами своего протеже, Видерегейм представляет, как из травоядного он превратился во всеядного и большое число его резцов стало коренными зубами, он стал плотоядным и его кишечный канал укоротился соответствующим образом. Прежде чем рука человека научилась размахивать каменным топором, его оружием было умение кусаться, причем его чудовищные клыки являлись естественными кинжалами. Вместе с этим у предшественника человека развились громадные гортанные мешки, которые сообщили его голосу страшную мощность и силу, и сделали его средством возбуждающим ужас во врагах. Так подробно – черта за чертой – описывает Видерегейм своих или его предков. Гаманн и Ранке („Человек», имеется в русском переводе) показали полную фантастичность этого описания.
Фриц Мюллер установил и Эрнест Геккель потом развил основной биогенетический закон, согласно которому индивидуум в своем эмбриональном развитии проходит в быстром последовательном ряде все те ступени, которые его предки прошли в своей родовой истории. Онтогения отражает в себе филогению. Индивидуальное развитие отражает в себе историю рода. Руководясь этим принципом, Геккель написал антропогению. Одноклеточная стадия человеческого яйца есть повторение жизни одноклеточных монер и амеб (монеры представляют собой лишь кусок протоплазмы, у амебы в протоплазме имеется ядро), дальнейшие стадии отражают в себе жизнь зина- мебиев (несколькоклеточных организмов), планеад (мерцающих существ, снабженных ртом), гастрей, представлявших собой кишечный канал с двумя отверстиями – для приема пищи и ее удаления. Далее человеческий зародыш воспроизводит собой архемнитеса – первочервя (организм с первыми следами нервной системы), потом он воспроизводит тип мягких червей (с кровью и внутренними полостями), после этого он воспроизводит тип своих предков хордоний (организмов, снабженных спинной мозговой струной). Хордониями оканчивается ряд безпозвоночных предков человека. Эмбриология показывает, что далее предками человека были безчерепные, представителями которых в настоящее время является ланцетик (amphioxus lanceolatus), непарноносые (из ныне живущих организмов к ним наиболее близки круглоротые рыбы), зелахии (сходны с теперешними косоротыми), дипневты (плавательный пузырь у них стал преобразовываться в легкие), зоцобранхии (имевшие легкие и жабры), зоцуры (сначала имевшие жабры, но потом их терявшие, как теперешние лягушки), протамнии-первоамниоты (представлявшие собой промежуточное звено между саламандрами и ящерицами). После этого, поучает нас эбмриология, освещенная биогенетическим законом Геккеля, предки наши приблизились к типу млекопитающих. Сначала явились промаммалии – первомлекопитающие (приближающиеся к теперешним птицезверям – к утконосу), от них произошли сумчатые, от сумчатых – полуобезьяны, от полуобезьян – хвостатые обезьяны. За ними последовали человекообразные обезьяны, обезьяноподобные люди и, наконец, явился homo sapiens.
Если бы биогенетический закон существовал действительно, то и тогда приложение его к человеку, по мысли Васманна, было бы произвольным; но существует ли на самом деле этот закон? Представляет ли индивидуальное развитие каждого существа только сокращенное повторение его родовой истории? Нет, исключения из этого закона гораздо многочисленнее, чем осуществление предполагаемого правила. Большая часть стадий индивидуального развития не согласуется с гипотетическими ступенями развития родового. Геккель не совсем забыл об этом, но он вздумал спасти свою теорию, признав два различных элемента в истории индивидуального развития – палингенезию (πάλιν-γένεσις), воспроизводящую родовое развитие, и кеногенезию (χαινή-γένεσις), представляющую отступления от родовой истории. Эта кеногенезия является по Геккелю каким-то обманным элементом в истории развития, допускаемым природой под давлением требований приспособления, которому подчинены семена различных организмов. Но, конечно, говорить Васманн, не природа лжесвидетельствует о своих законах, а эти мнимые законы являются ложью их тенденциозного изобретателя.
На самом деле каждым индивидуальным развитием заправляют три следующие фактора. Во 1) общие законы органического роста (созревание, кариокинезис – процесс состоящий в разделении ядра и клеточки и перераспределении ее элементов, имеющий своим следствием образование из одной клеточки двух, деление клеток). Во 2) специальные пути, которыми определяется рост организма, обусловливаемые его происхождением, т. е. наследственностью. В 3) специальные пути для роста организма, обусловливаемые приспособлением организма к внешним влияниям и равно потом фиксируемые наследственностью. Биогенетический закон есть искусственно изолированный от других второй из этих факторов и провозглашенный независимым законом. Неосновательность этой претензии была указываема неоднократно. Васманн указывает в подтверждение этого на работу J. Reinke-Studien zur vergleichenden Entwicklungsgeschichte der Laminariaceen. Ламинариации – бурые водоросли, обитающие в холодных и умеренных морях, развитие их Рейнке противопоставляет требованиям биогенетического закона.
Васманн не отрицает того, что развитие человеческого зародыша представляет некоторое неопределенное сходство с известными стадиями животной жизни, но он считает это понятным само собой, так как развитие семени по его внутренней природе и по законам роста необходимо должно идти от простого к сложному, от общего к частному. Исходным началом развития организма должна быть одноклеточная стадия и затем зародыш должен проходить различные многоклеточные стадии, постепенно приближающие его к конечной цели развития. Развитие эмбриона в различные моменты должно иметь различные степени совершенства, пока не будет достигнута цель развития. Все эти изменения в развитии могли бы следовать также, если и не предполагать никакой истории развития. Как же можно утверждать вместе с Геккелем, что развитие человеческого зародыша есть очевидная рекапитуляция его родовой истории? Это просто фантазия.
В индивидуальном развитии некоторых животных есть стадии, которые на самом деле могут быть объясняемы лишь как результат родовой истории. Так в индивидуальном развитии придатков брюшка Termitoxenia, принадлежащих к роду термитофильных двукрылых, замечается появление действительных крыльевых жилок, которые объясняются тем, что предки Termitoxenia были действительными двукрылыми. Подобные примеры, только очень редко, можно находить и у высших животных. Кюкенталь сделал интересное открытие, что некоторые виды китов в эмбриональном состоянии владеют зубами, а. во взрослом их лишены. С другой стороны палеонтологические находки показывают, что древнейшие ископаемые киты третичного периода владели зубами. Мы отсюда не только в праве, но обязаны заключать, что данный род китов произошел от зубастых и теперешние эмбриональные зубы их есть только напоминание их родовой истории, не имеющие никакой особенной биологической цели, так как эмбрионы китов также мало могут жевать, как и эмбрионы других млекопитающих. Если бы подобные стадии можно было указать в человеческом развитии, это действительно представляло бы некоторое доказательство вероятности происхождения человека по телу от животных предков. Но доселе подобных явлений не замечено в человеке. Указывают, что в эмбриональном состоянии человек на некоторой стадии имеет подобие плавников и жабр, но эти образования играют важную роль в эмбриональной жизни человека и, следовательно, имеют прямое назначение без того, чтобы мы строили гипотезу о существовании у нас предков с плавниками и жабрами. Если взять род Lernaea – паразитирующих на раках веслоногих, то факт, что в юном состоянии они имеют вид личинок головоногих, между тем как выросшая самка преобразуется в колбасообразный яичный мешок, подсказывает вывод, что паразитический род Lernaea произошел от некогда свободно живших веслоногих, изменившихся впоследствии по причине приспособления к паразитическому образу жизни. Но таких несомненно филогенетических явлений в истории развития человека нет.
Теперь имеются две главные теории животного происхождения человека. Одна из них представляет собой лишь дальнейшее развитие обезьяньей теории Карла Фогта. Ею принимается непосредственное, прямое родство человека с человекообразными обезьянами, так называемыми приматами. Так, например, Фриденталь объявляет, что человек есть настоящая обезьяна. Другая теория, напротив, исключает возможность прямого родства человека с нынешними обезьянами, она допускает косвенное, отдаленное родство обоих, выводя их из общей гипотетической родовой формы, которая должна была существовать в древнетретичное или даже дотретичное время.
Васманн останавливается на двух новых доводах в пользу первой теории. Селенка открыл, что высшие обезьяны подобно человеку в эмбриональном состоянии владеют дискоидальной плацентой, между тем как у низших обязьян плацента бидискоидальная. Плаценты нет у низших млекопитающих – монотремата – однопроходных и она имеется лишь по исключению и в весьма несовершенном виде у сумчатых так, что высшие млекопитающие противополагаются этим обоим подклассам, как плацентарные. Но с другой стороны плацента существует у некоторых акул и даже у членистоногих, именно, у американского peripatus и у индийского скорпиона, что утверждает Полянский. Если по плаценте судить о родстве, то плацентарные млекопитающие, во главе которых стоит человек, должны иметь своим предком индийского скорпиона.
Ганс Фриденталь полагает, что он открыл прямое родство крови человека и приматов. По опытам Фриденталя, опытам, нужно заметить, далеко неполным и несвободным от возражений, человеческая кровь действовала как растворяющее начало на кровяные шарики павианов, но не действовала так на кровь приматов. Опытов было произведено пока немного и они давали неоднообразные результаты. Так кровяная сыворотка павианов в некоторых случаях растворяла красные шарики человеческой крови, в некоторых – нет. Не вполне выяснено еще – безусловно ли кровяная сыворотка человека не растворяет красные шарики крови приматов?
Но если это и будет установлено, то отсюда следует только, что человеческая кровь имеет некоторые общие химические свойства с кровью человекообразных обезьян и что этих свойств нет у павианов и других позвоночных. Но нельзя смешивать сходство химических свойств с тождеством происхождения. По собственным опытам Фриденталя кровь некоторых ракообразных (cancer pagurus) или трубчатых червей (Arenicola piscatorum) не растворяет кровяных шариков серебристой чайки или крыс. Но отсюда безусловно нельзя делать вывода, что крысы происходят от трубчатых червей или серебристые чайки от ракообразных. Нельзя также из этого факта выводить происхождение человека от орангутанга. Можно ведь аргументировать и так: кровь ракообразных и трубчатых червей не растворяет кровяных шариков чайки и крыс, раки и черви неродственны чайкам и крысам. Кровь человека не растворяет кровяных шариков орангутанга, следовательно, они неродственны между собой. Но если можно делать выводы и так, и наооборот, то ясно, что эти выводы имеют очень малую ценность.
Новейшие ультрамикроскопические изследования, по-видимому, доказывают резкое различие между человеческой кровью и всяким видом крови животной. Наконец, по опытам Брумпта сонная болезнь, причиняемая паразитом, живущим в крови, может быть привита всем млекопитающим за исключением обезьяны и свиньи. Можно ли отсюда делать вывод, что эти животные более далеки от человека, чем другие млекопитающие?
Обезьянью теорию подрывает другая теория, которую Васманн считает более допустимой. Согласно этой теории человек и обезьяны являются конечными членами двух независимых родов развития, которые только в своем корне восходят к общей родовой форме, существовавшей вероятно в третичное или даже дотретичное время. Представителем этой теории является гейдельбергский профессор Клаатш. Эта теория выходит из того, что образование тела человека и обезьян обнаруживает два различных направления эволюции млекопитающих, направлений сильно расходящихся в их конечном результате. В некотором отношении обезьяны даже как будто бы превзошли человека: рука человека скорее напоминает руку полуобезьян, чем руку антропоидов, и человеческая нога особенным положением своего большого пальца резко отличается от хватательной ноги обезьян. Совершеннейшее развитие мозга и обусловленный им вертикальный ход, связанный далее с соответствующими особенностями в строении конечностей, вот – главные моменты, которые должны быть приняты во внимание при обсуждении вопроса и которые приводят к заключению, что человек телесно – с чисто зоологической точки зрения – должен быть рассматриваем, как представитель особого порядка млекопитающих. В этом отношении и только в этом Васманн находит допустимым тезис Морица Альсберга (в сочинении Die Abstammung des Menschen. 1902), что ''вообще немыслимо допустить происхождение человека от обезьяны и что о родственных отношениях между человеком и обезьяной можно говорить лишь, поскольку оба соединяются в корне общего родословного дерева, которое, в конце концов, одно и то же для всех млекопитающих''.
Но эта теория вызывает много возражений.
Во-первых. Гипотетическая родовая форма человека и обезьян, жившая в древне-третичное или дотретичное время, есть лишь простой продукт творческого воображения. Свойства, приписываемые этой форме так неопределенны, спутанны, частью противоречивы, что этого предка людей и обезьян можно считать просто за universale a parte, не способного к реальному существованию. Ранке на антропологическом конгрессе в Линдау 1899 г. сказал об этом предке, созданном воображением Клаатша, это – фантазия, а не наука.
Во-вторых. В вопросе о происхождении человека учит не только сравнительная морфология, но решительное слово принадлежит палеонтологии. У этой последней науки мы должны осведомиться, что она может сообщить о предках человека на основании своих ископаемых памятников. И чем далее в раннейшие периоды земной истории отодвигаем мы общую родовую форму человека и теперешних обезьян, тем более палеонтология должна нам показать промежуточных звеньев между этой родовой формой и ныне живущими крайними представителями обоих родов. В уста палеонтологии Васманн влагает такой ответ. Мы знаем очень богатое видами родословное дерево теперешних обезьян, идущее от древнейшего третичного периода до настоящего времени, Grundzüge der Paläontologie насчитывают не менее 30 родов ископаемых обезьян и 18 родов обезьян на протяжении от эоцена до диллювиального времени, но между предполагаемой родовой формой и теперешним человеком не найдено никакого промежуточного звена. Вся гипотетическая родословная человека не знает ни одного ископаемого рода, ни одного ископаемого вида.
Представляют отдельные доказательства животного происхождения человека. На первом месте здесь поставляется Pithecanthropus erectus из Явы. Нашедший его Дюбуа полагает, что он не человек и не обезьяна, но промежуточное звено между ними. Вирхов на лейденском конгрессе 1895 г., где он был почетным президентом, выяснил, что нельзя с уверенностью утверждать, будто найденные кости принадлежат одному индивидууму и что еще менее можно решить – был ли этот индивидуум человеком или обезьяной: бедреная кость говорит как будто за человека, черепная покрышка – за обезьяну. Только в случае если бы был найден полный скелет Pithecanthropus можно бы было произнести решительное суждение о его положении в зоологической систематике. Это разсуждение Вирхова сохраняет всю свою силу доныне.
К этому должно прибавить следующее. Яванский питекантроп жил, по-видимому, или в древне-диллювиальный или в новейший третичный период, но по теории человек и обезьяны должны были разойтись раньше. Затем питекантроп по некоторым своим свойствам действительно представляет как бы промежуточное звено между человеком и обезьяной, но по другим свойствам он является как бы промежуточным звеном между высшими и низшими обезьянами настоящего времени. На это обратил внимание профессор Швальбе, сам заинтересованный в отыскивании доказательств животного происхождения человека. Теперь больше склоняются к тому, чтобы видеть в питекантропе боковую ветвь рода обезьян. Его нужно помещать не в ряду предков человека, а в ряду предков современных обезьян. Рихард Гертвиг склоняется к выводу, что скорее всего останки Яванского скелета принадлежат вымершей гиббонообразной обезьяне, отличающейся от современных необыкновенной величиной и громадной емкостью черепа, заставляющей предполагать относительно большой мозг. Точно также Макнамара пришел к заключению, что питекантроп есть чистая обезьяна большой величины. Он при помощи методов измерения Швальбе произвел сравнение Яванского черепа с черепом шимпанзе. Оказалось, что они различаются между собой почти лишь величиной, но не формой.
Но Pithecanthropus не стоит одиноко, в неандертальском человеке он нашел своего юнейшего молочного брата, о котором говорят, что он не должен считаться ни настоящим человеком, ни настоящей обезьяной, но промежуточным звеном между обоими. Честь этого открытия принадлежит страсбургскому профессору Швальбе. Гений Швальбе вызывает удивление тем, что ему удалось к одинадцати существующим мнениям относительно неандертальского человека прибавить двенадцатое. Но ценность этого взгляда колеблется, раз ему противопоставят другие взгляды. Неандертальца считали то идиотом, то монгольским казаком, то древним германцем, древним голланцем, древним фризом, кузеном австралийского негра, примитивным первочеловеком, примитивным обезьяночеловеком. Эта научная судьба остатков неандертальского скелета показывает, что он принадлежит к числу тех много значущих находок, из которых каждый изследователь извлекает то, что ему нравится. Было бы преступно на основании подобных находок заявлять, что теперь найдено связующее звено между обезьяной и человеком.
Затруднительность дела определения неандертальской находки становится еще большею вследствие того, что невозможно определить ее геологический возраст. Рафф подчеркнул, что никакой компетентный изследователь не видел неандертальского скелета в его первоначальном положении. Когда Фюльрот, открывший его, пришел на место находки, рабочие уже вынули глину с костями и поместили у подножия скалы. Уже Вирхов отметил, что никто не видел – помещались ли кости в дилювиальной глине. А вся слава неандертальского черепа обусловливалась тем, что о нем сначала утвердилось мнение, будто он лежал в дилювиальной глине, которая образовалась ко времени древних млекопитающих. Знаменитый неандерталец мог быть гораздо новейшего происхождения, чем дилювиальная глина пещеры, в которой лежал: он мог быть погребен в ней позднее. С этим падают все утверждения относительно значения черепа для теории развития.
Для полнейшего выяснения взглядов Швальбе на неандертальского человека должно еще заметить, что Швальбе совершенно не допускает прямого родства между питекантропом и неандертальским первочеловеком. Первый представляет собой боковую ветвь рода обезьян, последний – действительного предка современного человека. Клаатш и вместе с ним многие другие антропологи хотят поставить неандертальского человека только в некоторую параллель с питекантропом. Неандертальский человек, по их мнению, будучи представителем первочеловеческой формы, не был ни теперешним человеком, ни теперешней обезьяной, но в некотором отношении он напоминает еще ниже стоящего питекантропа, только принадлежащего совсем к другой ветви. Это воззрение само по себе довольно невинно, хотя то положение Швальбе, что неандерталец не был существом принадлежащим к роду homo, но промежуточное звено между этим родом и гипотетическими животными предшественниками, считаем совершенно неудачным и решительно отвергаем из естественно-научных соображений. Вирхов показал, что теперь некоторые фризы, будучи людьми в полном смысле слова, имеют череп неандертальской формы.
Мы можем спокойно смотреть на будущее. Если будет установлено, что доисторический скелет из Спи, нолетская челюсть, десять доисторических скелетов найденных около Аграма в Кроации действительно имеют характеристические признаки, принадлежащие неандертальскому черепу, то нам должно будет признать в неандертальце и его современиках не животноподобных предшественников людей, а особую древнюю доисторическую расу. Отступления у этой расы от теперешнего типа homo, именно сильнейшее развитие нижней челюсти, удовлетворительно объясняются приспособлением к условиям тогдашнего существования. Человек вел тогда жестокую борьбу за существование. Его челюсть была нужна ему, чтобы есть свой жесткий хлеб и разгрызать крепчайшие орехи, тогда как у его потомков вследствие более благоприятных условий существования образовалась челюсть нежнее и слабее. Так в неандертальском первочеловеке теория животного происхождения человечества не нашла ничего.
Теперь Швальбе не говорит уже, что неандерталец – особенный род человека, он видит в нем некоторый особенный вид, называемый homo primigenius. Но это выделение людей неандертальского типа в особый вид недопустимо. Это – очень обыкновенный тип, который мы находим теперь в деградировавших человеческих расах, например, у австралийцев. Горячий приверженец Швальбе Макнамара совершенно разрушил его гипотетическую постройку, показав, что у австралийцев и тасманцев имеется та форма черепа, которой, говорят, характеризуется homo primigenius.
Когда профессор Бранко, директор геологическо-палеонтологического института берлинского университета держал заключительную речь ''Ископаемый человек'' на V международном зоологическом конгрессе в Берлине 16 августа 1901 г., его слушатели-зоологи с крайним интересом ожидали воспринять взгляды этого специалиста относительно палеонтологических оснований животного происхождения человека. Питавшие дарвинистические надежды скоро увидели себя разочарованными.
Речь Бранко оказалась направленной против разсуждений Геккеля (26 августа 1898 г. на IV международном зоологическом конгрессе в Кембридже) „о наших настоящих знаниях относительно происхождения человека».
Главное положение речи Бранко формулировалось так: человек является перед нами в земной истории по истине, как homo novus, а не как потомок раннейших родов. Между тем как большая часть млекопитающих настоящего времени, оказывается, имеет длинные ряды предков в третичное время, человек является прямо и внезапно в дилювиальную эпоху так, что мы ничего не знаем о его третичных предшественниках. Третичного человека нет, а следы его деятельности в третичное время имеют сомнительную природу. Напротив, остатков дилювиального человека много, но дилювиальный человек выступает как совершенный homo sapiens. Очень многие из этих древнейших людей владели черепом, которым мог бы гордиться каждый из нас. Они также не имели ни длинных обезьяноподобных рук, ни обезьяноподобных зубов. Нет, дилювиальный человек по всякой оценке был действительным человеком.
Как на единственное исключение из этих фактов Бранко указал на неандертальский череп и на скелет из Спи, но эти исключения, прибавил он, слишком спорной и темной природы так, что они не могут изменить выводов из вышеуказанных фактов. Притом подобные исключения довольно часто встречаются и теперь, на что обратили внимание Вирхов и Ранке.
Отсюда на вопрос: кто был предком человека, Бранко дает следующий чисто научный ответ: палеонтология ничего не знает об этом, она не знает предков человека. В этом положении заключается квинтэссенция всей бранковской речи.
Но к этому чисто научному содержанию Бранко сделал спекулятивную прибавку, в которой высказал свое личное воззрение, что человек по зоологическим основаниям, между которыми фриденталевское открытие „родства» крови у человека и приматов занимает первое место, должен быть рассматриваем только как высоко развитое животное. Этому ненужно удивляться. Бранко говорил перед зоологами, которые в большей части привыкли судить о человеке чисто зоологически. Во всяком случае приходится отметить противоположность между научным туловищем бранковского реферата и его десцендентно теоретическим хвостом. В первом Бранко говорил как специалист палеонтологии, и пришел к заключению: мы не знаем предков человека; в последнем он, не будучи специалистом, к ослаблению того содержания прибавил: не смотря на это, мы по чисто зоологическим основаниям должны верить в происхождение человека от обезьяны.
Свое разсуждение Васманн заключает так: „наш окончательный приговор о научных доказательствах животного происхождения человека вместе с Ранке мы можем выразить в следующем положении: с достоинством науки согласно лишь одно – сказать, что она ничего не знает о происхождении человека».