1865 г.

Этот oтчeт по обозрению Мocкoвcкoй Д. Aкадемии препpoвoждeн был мною к преосвяшеннейшему Филapeту, митрополиту Московскому, при следующем представлении:

«На отношении Г-на Товарища Обер-Прокурора Св. Синода к вашему высокопреосвященству от 9-го июня истекшего 1864 г. (№ 3619) о том, что по случаю наступающего окончания учебного курса в Московской Д. Академии, Св. Синод, признавая нужным обозреть сие учебное заведение, определением от 3-го июня возложил исполнением сего на ваше высокопреосвященство, с представлением вам, в случае, если признаете нужным, таковое обозрение поручить кому-либо из подведомственных вам лиц, известных своею опытностью и способностью, последовала такая резолюция вашего высокопреосвященства от 12-го того же июня: «по болезненному состоянию моему, нахожусь в необходимости предоставить сие преосвященному Можайскому. Полагаю, что он начнет истребованием конспектов, для усмотрения порядка и полноты преподанного».

Вследствие сей архипастырской резолюции вашего высокопреосвященства, мною произведено обозрение Московской духовной академии по всем ее частям, как то: учебной, нравственной и экономической.

Составленные мною на основании сего обозрения отчет о состоянии академии, а равно замечания о способности и прилежании лиц, служащих при Академии, почтительнейше при сем представляю на благоусмотрение вашего высокопреосвященства.

Вместе с тем имею честь представить вашему высокопреосвященству журналы внутренних и открытых испытаний».

Haчaлo нoвого 1865 г. oзнaмeнoвaнo было для мeня избpaниeм в звaниe действительного члeнa внoвь oткpытогo в Москве Oбщecтвa Дpeвнe-pyccкогo иcкyccтвa, o чeм уведoмил мeня oфициaльным письмом от 2-го января за № 1 Секретарь Общества, профессор Моск. Унивepcитeтa Ф. И. Бyслaeв²⁷⁸. – Он писал:

«Вменяю себе в ocoбeннyю чecть уведомить Вас oб eдинoглacнoм избpaнiи Вашего Преосвященства в звание действительного члена Общества Древне-русского искусства в заседании этого общества происходившем 29 ноября истекшего 1864 года».

8-го ч. писал я в Петербург товарищу обер-прокурора св. Синода, Кн. С. Н. Урусову, получившему новое назначение²⁷⁹:

«Приношу Вам усерднейшее поздравление с новым годом и желаю Вам в наступившем новом лете милости и помощи Божией.

Примите также мое искреннее приветствие с монаршим назначением Вас на новое служение отечеству: да даст Вам Господь силы и крепость к благоуспешному прохождению сего многотрудного служения.

При сем имею честь возвратить Вашему Сиятельству два номера газеты «Le Monde». Очень совестно, что до сих пор я не мог исполнить Вашего поручения. Сочинение Кардин. Питра, по поводу коего нужно было писать получено мною на сих лишь днях; и как это сочинение составляет огромный том, то рассмотрение его потребует немало времени; а времени свободного у меня к сожалению весьма мало».

В ответ на это Князь писал мне:

«С искреннею признательностью получив от Вашего Преосвященства поздравление со всерадостным праздником Р. Христова и с наступившим новым годом, долгом поставляю обратиться к Вам Милостивый Государь и Архипастырь с взаимным приветствием с сими днями христианской радости.

Усердно желаю, да Верховный Пастыреначальник, Обновитель мира и времен, обновит и укрепит силы Ваши на новые подвиги архипастырского служения Святой его церкви.

Возвращенные Вами два номера газеты «Le Monde» мною получены.

С сим молитвенным желанием и с совершенным почтением и преданностью имею честь быть»....

10-го ч. получил я от Владыки-митрополита краткую-записку следующего содержания:

«По настоятельной надобности прошу ваше преосвященство побывать у меня теперь».

Накануне сего дня Владыка получил от начальника Московской губернии Князя Оболенского²⁸⁰, отношение коим тот просил митрополита сделать зависящие распоряжения относительно съездов духовенства Московской епархии для избрания из среды оного депутатов в временные комитеты по приведению в действие положения о земских учреждениях. Для словесного предварительного объяснения по этому делу Митрополит и посылал Меня к князю, Оболенскому. А в след за тем по этому же делу Владыка обстоятельно доносил Св. Синоду. Вот что, между прочим, он писал в своем донесении от 21-го января:

Земские учреждения основаны на идее самоуправления. Поземельные владельцы исполнять должны земские повинности и платить поземельные налоги: посему они и призываются рассматривать, что нужно сделать и что для сего потребно платить. Есть-ли священники владея церковною землею, свободною от налогов, придут в земские собрания: то они будут действовать не по закону самоуправления, а по закону чужеуправления. Но есть ли сообразно с идею самоуправления и на церковные земли предположить, наложение налога: то является невероятная несообразность, чтобы в то самое время, когда государственная власть: признает духовенство нуждающимся и изыскивает средства помочь ему, положить, вновь поземельные налоги на нуждающихся и требующих пособий.

Церковные правила запрещают духовенству вступать в распоряжение мирскими делами (IV Всел. Соб. пр. 10), принимать на себя мирские и житейские попечения, занимать мирскую должность (VII Всел. соб. пр. 10), принимать на себя мирские начальственные должности или попечения. (Двукр. соб. пр. 11).

Все сие могло возбуждать сомнение и не благоприятствовало решимости действования.

Ho с дpгoй стороны, решить вoпpoc o пpилoжeнии вышeпpивeдeнныx церковных правил пoлoжитeльнoм или oтрицaтeльнoм к случаю новому и пpитoм Государственному – этo выше пpaв Eпapxиального Упрвления.

Гocдaрcтвeнный закон тpeбoвaл пoвинoвeния.

Между пpeдмeтaми действования зeмcкиx учpeждeний пoставлено, между прочим, обеспечение построения церквей и участие в попечении о народном образовании – предметы свойственные участию духовенства.

Но сим уважениям тpeбoвaниe гpaждaнcкогo нaчaльcтвa пpинятo к исполнению и сделаны возможные пo обстоятeльcтвaм pacпоряжения»²⁸¹.

13-го ч. писал мне peктop Московской д. aкaдемии, пpoт. А. В. Горский:

«Исполняя приказание вaшe пpeпpoвoждaю к вaшeму преосвященству послужной список мой на распоряжение ваше.

Bчepa мы чинили пepвoe собрание для paсcждeния o словаре Богословском. Полагаем, что один Библeйcкий дoлжeн занять тoлькo немногих, и потому не так oxoтно на него соглашаются. В oбщeм словаре могли-бы учacтвoвaть более или менее все. Bпpoчeм намеpeвaeмcя пpeдcтaвить Cвятитeлю пpoгpaмму Библeйcкогo cлoвapя, как мы понимаем пределы его oбшиpнocти. Есть голоса за coeдинeниe cлoвapя с настоящим нашим изданием. Bce этo изложим в cвoeй записке и пpeдcтaвим Cвятитeлю нa решение. Утешительно то, что отрицатeльныx гoлocoв нет: вcякий жeлaл бы что-ниб. сделать для oбщегo пpeдпpиятия».

Послужной список o. Гopcкогo, o кoтopoм пoминaeтcя в письме тpeбoвaлcя для пpeдстaвлeния в Cв. Cинoд пo пoвoду ходатайства о вoзвeдeнии его на степень доктора Богословия.

В пepвыx числах янвapя пpeдcтaвлeн был мною пpeocвящ. Митрополиту кpaткий отчет о пpoизвeдeннoй мною в июне 1864 г. ревизии Московской д. академии и замечания о способности и прилежании лиц, служащих при академии. О Ректоре академии и профессоре богословских наук протоиерее А. Горском, сделан был мною такой отзыв: «как главный начальник академии, отличаясь искренним благочестием и высоко-нравственным характером, имеет весьма благотворное нравственное влияние как на наставников, так и на воспитанников академии. В отношении к наставнической должности и вообще к ученым трудам он, при отличных дарованияхв при пламенной любви к науке и при обширных богословских, в особенности исторических сведениях, пользуется вполне заслуженною известностью не только в отечестве, но и за пределами оного. Его многолетние и благоплодные ученые труды приобретают ему законное право на получение высшей ученой степени н на особенное благоволение высшего начальства».

В следствие такого отзыва о нравственных качествах и об ученых трудах протоиерея Горского, Владыка согласился ходатайствовать о возведении его на степень доктора Богословия и поручил мне сочинить проект донесения по сему предмету Св. Синоду. – И вот что изложено было мною в этом проекте:

«Святейшему Правительствующему Синоду.

От члена оного Филарета, Митрополита Московского, с сотрудниками. донесение

На основании §§ 414 и 420 проекта Устава Духовных академий, для получения степени Доктора Богословия, сочинение магистра вносится в Академическую конференцию и рассматривается всею конференциею: но решительные голоса на избрание в Доктора Богословия подавать могут только те, которые сами заслужили уже сию степень. А по силе § 427-го того же проекта, при производстве в степень Доктора Богословия, изъемлются из общих правил касательно письменного и словесного испытаний все духовного звания знаменитые мужи, прославившиеся духовными сочинениями.

Ректор Московской д. академии, магистр протоиерей Александр Горский, в течении свыше тридцатилетней службы при академии в звании профессора церковно-исторических и потом Богословскпх наук, приобрел многочисленными сочинениями по Церковной Всеобщей и Русской истории почетную известность. Сочинения его, коих список и самые сочинения препровождаются при сем особо, отличаются глубокими исследованиями, обширною ученостью основательными суждениями, строго православным направлением и ясным и точным изложением. – Посему присвоение ему высшей ученой степени доктора Богословских наук было бы справедливою наградою за его многолетние ученые богословско-исторические труды.

Подвергать сочинения протоиерея Горского, в настоящем случае, рассмотрению всей конференции как требует 420 § проекта Устава Академии, представляется неудобным, как потому что он главный начальник, академии которому подчинены многие из членов конференции, так и потому, что из членов конференции, за исключением одного, прочие сами не имеют докторской степени, и потому на основании того-же 420 § не могут подавать голоса на избрание в звание доктора.

По сим обстоятельствам к суждению о сем предмете, я пригласил во 1-х преосв. Савву, епископа можайского, могущего иметь участие в суждении о сем предмете, как по его церковному сану, так и потому, что он недавно: обозревал академию, следственно и действование Ректора ее по Богословскому классу; во 2-х, петро-павловского протоиерея Петра Терновского²⁸², как доктора Богословия и члена Академической конференции, и мы единогласно положили благопочтительнейше представить Св. Синоду о возведении Ректора Московской академии, протоиерея Александра Горского на степень доктора богословских наук.

При сем прилагается послужный список протоиерея Горского».

Проект был одобрен и подпнсан митрополитом, мною и протоиереем Терновским.

В приложенном к донесению списке сочинений протоиерея Горского значилось: I, жизнеописаний и исследований, относящихся, до общей церковной истории – восемь номеров: И жизнеописаний и исследований, относящихся до русской церковной истории – двадцать пять и – III, восемь слов (проповедей.

Вследствие сего ходатайства протоиерей Горский удостоен был высшей ученой степении доктора Богословия.

28-го ч. писал мне Ректор академии А. В. Горский:

«Святителю представили мы свои соображения о предпринимаемом издании словаря: но от него не получили еще никакого решения. Вероятно он занят теперь своими благочинническими сношениями; имея нужду лично поговорить о нашем проекте, отлагает беседу до предстоящей свободной недели. В таком случае прошу покорнейше у Вас, Преосвяшеннейший Владыко, дозволения воспользоваться гостеприимством обители Вашей на несколько времени на сырной неделе, чтобы вместе с тем и с Вами сладце побеседовать».

Предприятие Моск. д. академии относительно издания Богословского словаря, к великому сожалению, почему-то не осуществилось.

В январе происходили в Москве дворянские выборы в общественные должности. 3-го января, в церкви кафедрального Чудова монастыря, преосвященный Леониид служил и говорил дворянам речь, в которой, обращаясь к дворянству, между прочим, сказал:… «Господь сохранит тебя, – тебя, именитое потомство славных мужей времен Владимира, Ярослава, Димитрия, Иоанна-Собирателя, Петра, Екатерины, Александра»....

Не знаю, с умыслом или нет, опущено здесь имя Николая; но дворянству, вероятно, недовольному Императором Николаем, это опущение так понравилось, что оно отлитографировало на большом листе портрет оратора и вокруг оного напечатало его красноречивую речь.

Под влиянием современных идей, собрания дворян происходили шумно. Среди них зароилась мысль об учреждении в России конституции. В этом смысле составлен был на имя Государя адрес. Вот его содержание от слова и до слова:

«Всемилостивейший Государь!

Московское Дворянство, в настоящем собрании, не может не высказать В. И. В. чувств глубокой преданности и благодарности за Ваши мудрые начинания всегда клонящиеся ко благу нашего отечества. Мы готовы, Государь, содействовать Вам словом и делом на трудном на великом пути Вами избранном. Мы убеждены, Государь, что Вы не остановитесь на этом пути, и что Вы пойдете вперед, опираясь на Ваше верное Дворянство, на весь Русский народ. – В дружном единстве и цельности – сила нашего отечества. Собрав Вашу разъединенную доселе Россию в одно целое, сплотив ее твердо и заменив права отдельных ее частей одними общими правами, Вы искорените на веки возможность мятежа и междоусобий. – Призванному Вами, Государь, к новой жизни земству при полном его развитии, суждено на веки упрочить славу и крепость России.

Довершите-же, Государь, основанное Вами Государственное здание созванием общего собрания выборных людей от земли русской, для обсуждения нужд общих всему Государству. Назначьте с этою же целью, по вашему усмотрению, лучших людей из вашего столбового Дворянства, этой твердой опоры Русского Престола.

Не считаясь на Государственной службе, не пользуясь сопряженными с нею наградами безвозмездно исполняя свой долг, из рода в род, для пользы Отечества и порядка, они по самым условиям своего государственного положения, будут призваны охранять драгоценный для народа и необходимый для истинного благоустройства нравстенные и политические начала, на которых зиждется Государственный строй. Этим путем, Государь, вы узнаете нужды нашего отечества, в истинном их свете. Вы восстановите доверие к исполнительным властям, вы достигнете точного соблюдения законов всеми и каждым и применимости их к нуждам страны. Правда будет доходить беспрепятственно до Вашего Престола, внешние и внугренние. враги замолчат, когда народ, в лице своих представителей с любовью окружая престол, будет следить постоянно, чтоб измена не могла ни откуда проникнуть».

Но прежде, нежели этот смелый, если не сказать более, адрес достиг Царского Престола, собрания дворян, по высочайшему повелению, были закрыты, а Московский генерал-губернатор М. А. Офросимов за допущение составить такой адрес, получил отставку²⁸³.

28-го ч. писал я ректору Московской духовной академии протоиерею А. В. Горскому:

«Предпринимаемым изданием вашим здесь очень многие интересуются. Да благословит Господь начинание ваше благим успехом!

На сырную неделю усерднейше прошу жаловать ко мне.

Есть слух, что на днях пожалует ко мне мимоездом в свою епархию новый Томский преосвященный²⁸⁴.

1-го февраля писал я в Рим архимандриту Порфирпо:

«Возлюбленнейший о. Архимандрит!

Простите: не утерпел я, чтобы не прочитать и второе письмо ваше первосвятителю; и он с таким же любопытством выслушал и это письмо, с каким было выслушано первое, но удобным для печати не признал оное.

Вы недоумеваете и опасаетесь относительно извлечения из прежнего письма вашего; успокойтесь! опасного для вас там, кажется, ничего не допущено. Извлечение это, как вам уже известно, напечатано в декабрьской книжке Прав. Обозрения. Я слышал, вам эта книжка послана из Москвы. Когда прочтете напечатанное в ней извлечение из вашего письма, прошу написать мне откровенно, чего, по вашему мнению, не следовало бы помещать в этом извлечении. Тогда впредь я буду осторожнее.

Сочинение Питра покорнейше прошу вас выслать мне непременно, чего бы оно ни стоило. У меня теперь в руках академич. экземпляр этого сочинения; по одному уже беглому взгляду на это сочинение, можно видеть, что монсиньор Питра оказал изданием этого сочинения очень важною услугу для науки по нашему Каноническому праву. Так, по крайней мере, думается мне: но я не знаю, какой суд произнесут наши эксперты и специалисты – канонисты об этом ученом труде. При свидании с г. Питрою прошу передать ему мою благодарность за высказанное им в его ученом издании внимание ко мне; но мне совестно пользоваться столь незаслуженным титлом (vir doctissimas), каким ему угодно было почтить меня.

Сообщаю вам следующие московские новости. Александра Васильевича Горского представил, наконец, владыка по моему настоянию к высшей ученой степени – докторской; и вероятно, не замедлять утверждением. Высказанная А. В. в юбилейной речи и возбудившая общее сочувствие мысль об издании Богословского словаря к общему удовольствию, близка к осуществлению. Владыка, никогда не сочувствовавший этому предприятию, внезапно по какому-то вдохновению на святках сам вызвался положить основание этому благому предприятию, предложив А. Васильевичу 5 000 р на издание словаря, ограничив только объем задачи: вместо церковно-богословского словаря приказал на первый раз издать, томах в 4-х библейский словарь. А. Васильевич пишет мне на днях, что они уже представили Святителю свои соображения о предпринимаемом издании. Дай Бог успеха! Другая мысль, высказанная А. В. в той же речи и принятая также одобрительно, мысль об издании комментария на Св. Писание едва-ли скоро можкет быть осуществлена. Между тем, эта мысль, если не вполне, то отчасти может быть и осуществится: есть слух, что св. Синод предполагает согласно с давним мнением покойного Киевского митрополита²⁸⁵, разделяемым и нашим владыкою, издать Библию по примеру западных с кратким означением содержания пред каждою главою. И это уже будет шаг вперед».

8-го числа писал мне ректор академии А. В. Горский: «Прося ныне у Первосвятителя разрешения приехать в Москву снова прошу у вашего преосвященства разрешения, можно-ли будет мне остановиться в моей прежней у вас квартире? Не препятствует-ли ожидаемый приезд Пр. Томского, или что другое? – Я полагал-бы выехать, если ничто не воспрепятствует, в среду утром, и, не заживаясь в Москве, дня через два возвратиться в свою мирную обитель.

Сколько надеюсь на вашу любовь и благорасположение, столько-же уверен, что ваше преосвященство не откажете искренно объясните мне какие-бы то ни было затруднения: ибо любовь и искренность должны быть едино.

В надежде скоро видеться во всяком случае»…

Преосвященный Томский Виталий, о котором упоминается в письме, был рукоположен 10-го января из ректоров Псковской семинарии. Он был мне знаком, когда был на должности инспектора семинарии владимирской. При проезде из Петербурга в Томск он действительно останавливался у меня в Петровском монастыре; но был-ли он помехою для приезда ко мне о. Горского, не помню. Помню только что преосвящ. Виталий явившись ко мне, представил, мне в дар три печатных брошюры своего произведения – одно слово две речи, примолвив: «omnia mea opera».

16-го ч., писал мне из Рима архимандрит Порфирий:

«Весьма ясно намекал я кардиналу Питра о вашем желании иметь его сочинение, но он ответил только, что всего лучше приобретать его книги из Парижа, куда они посланы в большом количестве. Таким образом хотя обычное почтение поручил вам свидетельствовать, но самой книги как бы не догадался дать на ваше имя. Поэтому я купил для вас экземпляр в пропаганде и передал его некоему управителю бывшего когда-то посольского секретаря в Риме г. Мятлева; он надялся быть в Москве в великом посту. Г. Юрий Самарин²⁸⁶ никак не взял на себя этого поручения, хотя также на днях отправился в Россию.

Не знаю за что вы хвалите историю канон. права греческого, составленную Питра; она пропитана папизмом и похвалами папству. Одобряя ее, как сборник памятников церковного законодательства, проверенных рукописями многих библиотек, я о довольно многих его мнениях дерзал спокойно полемизировать и нельзя сказать, чтобы он достаточно решал мои возражения. Особенно не кстати заподозревает древность и подлинность наших литургий В. Великого и И. Златоуста. Не мог, к сожалению, доискаться всех статей об нем в Le Monde; любопытно знать, чем кончилось сделанное вам по сему случаю поручение. Ведь неумение русских пользоваться библиотечными сокровищами в коем упрекает Le Monde, касается главным образом неумения извлекать из всего доводы в защиту папы как делает и сам Питра, кстати похвалив папскую щедродательную помощь его ученому путешествию.

Книжки Правосл. Обозрения я еще не получал, и ничего не могу сказать на ваш вопрос. А вас покорнейше прошу, если поручить вам первосвятитель московский что-ниб. написать по поводу моего вопроса нисколько не замедлить ответом. Еще лучше было бы, если бы сущность. владычнего ответа с возможною прикровенностью передана была через телеграмму. Вероятно, владыка получил уже мое письмо, посланное чрез министерство.

Силы мои не хуже прежних, но пользуясь открывшимися удобствами, я пригласил себе в помощь на великий пост флотского священника; и теперь с приближением весны вновь начинаю дышать надеждою на милость Божию, хотя одно из оснований моей надежды обрушилось; врач мой на днях схватил сильную горячку и помер. Теперь решаю вопрос: кого избрать себе доктором из хвалимых немца или неаполитанца?

У вас начался пост, а у римлян карнавал еше продолжается с одушевлением. По слухам чуть-ли не больше всех чудил на карнавале один русский полковник; он несколько пудов конфет перекидал в катающихся; а предполагал еще в последний. день разбросать римлянам до ста скуди; нелишне, может быть, заметить, что в то-же самое время, как посылал своего слугу менять деньги для этой потехи, поручил слуге сходить к нашему диакону и спросить его что будет стоить служение часов, вечерен и повечерий у него на дому, так как он не может ходить в православную церковь вместе с другими, ибо по болезни встает только в два часа пополудни, и редко в 1-му часу. Ответ, разумеется, был обычный, что в подобных случаях служители церкви никогда не назначают платы и не торгуются. Еще забавнее эта же личность поступила в крещенский сочельник. У всенощной на праздник сей господин не благоволил быть по болезни, но, почувствовав некоторое облегчение около 8-ми часов, послал за билетом для ложи в театр; к несчастью, билета для ложи не отыскалось. Решено в 10 часов вечера послать за диаконом и псаломщиками, чтобы отслужили ему на дому всенощную. Слуга ни у кого из них не достался в квартире, а отыскал только церковного нашего кустода. который подтвердил русскому барину истинность известия принесенного слугой и тем избавил последнего от вторичного похода за нашим клиром.

Премного благодарен вам за известия об академических предприятиях. Подай им, Господи, потребную помощь и желаемое благопоспешение. Не лишите и в будущем ваших известий. Ужели справедливы слухи, что Офросимова по делу об адресе провожали в С.-Петербург с великими опасениями за его участь? Чуть не так, как в древнее время отправляли в орду великих князей?

Третьего дня предполагалось в Риме издать декреты о приглашении епископов на канонизацию Иосафата Кунцевича²⁸⁷ в нынешнем году, но неизвестно почему-то отменено предприятие, по словам моего знакомца-иезуита, до неизвестного времени, едва ли даже не дальше 1866 года.

Примите искреннейшее выражение моего всегдашнего почитания и преданности к вам и подкрепите мою немощь вашею святительскою молитвою.

Кардинал Питра поручил еще свидетельствовать также свое почтение о. ректору академии²⁸⁸, но особенно о. наместнику лавры²⁸⁹; приметно чем-то особенно угодить ему о. Антоний. Аще возможно, передайте это в академии и лавре».

24-го ч писал мне ректор академии А. В. Горский:

«О чем вы столько хлопотали, чего домогались у первосвятителя для меня, то получено, и так неожиданно скоро. Будучи в Москве, я не спрашиивал вас об этом деле, полагая, что оно или подготовляется еще, или ожидает удобного времени, а оно уже было решено в С.-Петербурге.

Приношу вашему преосвященству усерднейшую благодарность за ваше милостивое ходатайство обо мне, хотя и не могу не чувствовать как далеко от имени до существа дела. Мне кажется, что и сослуживцам моим показалось несколько странным наречение меня новым титлом. Ничто ближайшим образом предшествующее не приготовляло к этому. Дай Бог, чтобы и последующее не послужило к обличению моего недостоинства.

Мы начинаем собираться, соображать, толковать о словаре. Задаем себе вопросы, как вести дело, распределяем работы определяем размеры труда, подъискиваем пособия и источники, принимаемся за составление алфавитов и пр. Доколе еще не вошли в настоящее дело, думается, что можем вести его общими силами. Толи будет на опыте?

Позвольте предложить вам, преосвященнейший владыко, вопрос. Креста соответствующего новой ученой степени мне еще не прислано. Но если его пришлют и пришлют прямо в конференцию, а не к святителю, нужно будет просить его о возложении? – Мне кажется это необходимым, хотя меня здесь и уверяют, что дело может быть совершено и иначе. Если бы даже крест и оставался несколько недель без употребления, напр., до известного праздника, когда можно будет приехать в Москву, беда будет невелика. У меня есть по милости святителя, и другие кресты».

24-го ч. писал я ректору Московской духовной академии А. В. Горскому:

«Примите мое искреннее сердечное поздравление с получением вами достойной награды за ваши многолетние ученые труды. Да даст вам ипостасная премудрость Божия паче и паче преуспевать в вашем благом делании к просвещению и умудрению не только юных питомцев духовного учения, уготовляемых, под вашим наблюдением и руководством, на служение духовному просвещению, но и всех чад православной церкви Христовой!

Утешительно видеть, как все, кому становится известным о возведении вас на высшую ученую степень изъявляют о сем искреннее удовольствие».

4-го марта писал я в Рим архимандриту Порфирию:

«Вчера читал я ваше письмо к первосвятителю и на ваш вопрос относительно графини N получил согласно вашему желанию, прикровенный ответ для отправления к вам чрез телеграмму. Сегодня, в 10 часов, отправлена к вам эта телеграмма и сегодня же, чрез два часа, как меня уверили, вы получите ее, если не встретится особенных препятствий. Сначала послал было я текста для телеграммы по-русски, но его не приняли, а сказали, что нужно перевесть его на французский или немецкий язык. Но как не случилось близ меня никого, знающего эти языки, а откладывать надолго мне не хотелось, то я переложил этот текст на латынь и. хотя не без оговорок, однакож принят был этот перевод на телеграфной станции. Вот подлинные слова владыки в русском тексте: «обязанность в том, чтобы добрым советом, по возможности, предохранить лицо могущее предохранить другое». Рассуждая со мною об этом предмете, святитель высказал ту мысль, что вам кроме советов и убеждений матери девицы ничего другого сделать невозможно; и если поступлено будет вопреки вашим советам, вы можете быть спокойны».

Вот латинский перевод телеграммы, изложенной в письме:

«Oflicium est ut bono consilio praeservetur persona, quae aliam personam praeservare potest».

8-го ч. писал мне известный патриот, действительный статский (в последствии тайный) советник С. А. Маслов²⁹⁰:

«Мне очень нездоровится и я не выезжаю, а потому посылаю вашему преосвященству письмо г. Исакова²⁹¹, сейчас полученное о ходе дела по Бородинскому памятнику. Я ничего не хотел и не хочу таить от глубоко чтимого нашего владыки, ни от вас. Если ему будет угодно знать, как смотрят на дело в Петербурге, то благоволите показать письма Исакова и В. Б. Бажанова²⁹². К 2,500 руб. капитала вносимого для вознаграждения служб при памятнике, присоединены еще 500 р., о чем я писал к Ахматову²⁹³.

Да благословит Господь архипастырским благословением дело, по выражению В. Б. Бажанова, возможное, Богу угодное и русскому миру полезное».

В тот же день получил я от преосвящ. Леонида записку следующего содержания:

«Нет ли у вас брошюры о памятнике – часовне для Бородинского монастыря: у меня ее не обретается.

Если есть, то, запечатав ее в конверт на имя владыки, извольте послать ее к нему теперь же. Извините что утруждаю вас неблаговременно».

Две эти одновременные записки требуют некоторого изъяснения.

С. А. Маслов, посетив в августе 1864-го г. Спасо-Бородинский женский монастырь и бывши очевидцем крестного хода, ежегодно совершаемого 27-го августа из села Бородина к памятнику, воздвигнутому в 1839 г на поле знаменитой битвы, а потом к Спасо-Бородинскому монастырю, описал эту процессию и напечатал в № 34 «Современной летоиписи» (издававшейся при Моск. Ведомостях) статью под заглавием: «Воспоминание о Бородинской битве» В статье этой он проводил с свойственным ему энтузиазмом мысль о необходимости воздвигнуть в Москве, близ Кремля, памятник Бородинской битвы в виде часовни, в коей ежедневно совершались бы панихиды о воинах монахами Лужецкого можайского монастыря, а доходы из часовни поступали бы в пользу Спасо-Бородинского монастыря. Издав за тем статью эту отдельною брошюрой, он представил экземпляры этой брошюры некоторым высочайшим особам и разным высокопоставленным лицам в Петербурге и Москве. Министр внутренних дел, по поводу вопроса о постройке в Москве памятника в виде часовни, в память Бородинского сражения, отнесся к обер-прокурору св. Синода, А. П. Ахматову, а этот просил отзыва от московского митрополита. Для составления этого отзыва и понадобилась владыке брошюра, о которой писал мне преосв. Леонид.

Сущность отзыва высокопр: митрополита заключалась в следующем:

«Проект представляет упрек России в пятидесятилетнем забвении почтить великий 1812-й год вполне удовлетворительным памятником. По счастью к чести и достоинству отечества, упрек несправедлив.

На поле Бородинской битвы есть уже государственный памятник, благочеситивейшим Государем Императором Николаем 1-м, воздвигнутый и отбытым с торжеством; церковным и воинским. Есть там же религиозный памятник Спасо-Бородинский монастырь с благолепным храмом, созданный при споспешествовании благотворений от высочайших особ и приношений от частных лпц разных сословий. Есть в Москве еще важнейший памятник религиозный и вместе Царственный, – храм Христа-Спасителя, предпринятый Государем Императором Александром 1-м, воздвигнутый Государем Императором Никалаем 1-м и уже при благополучно царствующем Государе Императоре Александре II-м внутренним устройством приготовляемый к освящению. Наконец, есть еще в Москве священный и величественный живой памятник, с неоскудевающим благочестивым усердием чтимый православным народом, – это крестный ход в день изгнания французов из Москвы, совершаемый, со всею преимущественно чтимою святынею древних храмов, всем собором духовенства столицы с торжественным богослужением и обхождением кругом всего Кремля. После сего нельзя сказать, что чего-нибудь не достает и что-нибудь еще нужно. И конечно излишне и неблаговременно с царским храмом, уже созданным, соперничествовать новым предприятием часовни, которая во всяком случае весьма малое имеет значение в сравнении с храмом».

Относительно того предположения, что часовня привлечет народ для поминовения убиенных на брани, митрополит Филарет замечает, что народ привлекается к часовням по преимуществу верою в совершающиеся от чудотворных в них икон благодатные действия и исцеления.

Что касается до поминовения усопших, оно, по церковному преданию и обычаю, не совершается в часовнях, а в церквах, потому что важнейшая часть поминовения принадлежит литургии, которая в часовнях совершаться не может. В особенности же о положивших живот свой на брани за веру, царя и отечество совершается ежегодно установленное церковное поминовение в день усекновения главы Предтечи 29-го августа.

Предположение чтобы при часовне, предназначаемой в пользу Спасо-Бородинского женского монастыря, жили монахини, для ее охранения и ожидания посетителей, и монахи из Лужецкого монастыря для совершения панихид митрополит Филарет находит неудобным. При Лужецкий монастырь, скудна братиею, с трудом отделяет иеромонахов на служение литургии и в Спасо-Бородинском монастыре. Кроме того, для служащих в часовне потребовались бы келлии, а это сделать едва ли было бы удобно на красной площади, где предполагается устройство часовни, – тем более, что на этой площади есть уже две часовни при Спасских воротах²⁹⁴.

Этим отзывом патриотическая мысль г. Маслова об устройстве в Москве в память Бородинского сражения часовни, наделавшая столь много шуму, была убита в самом зародыше.

Тем не менее энергическая натура С. А. Маслова не хотела допустить, чтобы мысль о памятнике исчезла бесследно. Он энергически протестовал против отзыва митрополита. Вот что он писал ему от 7-го июня:

«По поручению Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича Старшего сообщена мне для сведения копия с представленного ему г. министром внутренних дел отзыва г. обер-прокуррора св. синода относительно постройки в Москве часовни в память Бородинского сражения.

С истинным сокрушением увидел я из этой копии, что мысль о сооружении в Москве отечественного памятника, подобного Бородинскому, низведена до постройки часовни в пользу Спасо-Бородинского монастыря и мне приписаны такие чувства и мысли, каких я не имел и иметь.

Ни в Воспоминании пятидесятилетия Бородинской битвы, напечатанном 1862 г., ни в Воспоминании о ней в 1864 г. нет «упрека России в забвении почтить великий 1812-й год вполне удовлетворительным памятником». Нет потому, что это было бы несправедливо.

Вся Россия знает, что в день изгнания из Москвы французов совершается в ней крестный ход вокруг кремля, что об изгнании их из России совершается благодарственное коленопреклонное моление в день Рождества Христова и что давно сооружается великолепный храм Спасителю Богу, но о кровавой битве Бородинской, которой произошло: изнурение врагов в сожженной Москве, изгнание из нее и бегство их из России, не установлено общенародного молебного воспоминания, а потому естественно было при Бородинском памятнике в 1864 г сделать себе вопрос: многие ли в Москве вспомнили об этом дне? Затем, естественно было современнику 12-го г. пожелать чтобы и в Москве, за которую пролили кровь свою тысячи воинов, сооружен был памятник при коем бы дети, внуки и потомки славных отцов, павших и участвовавших в сражении могли помолиться как бы присутствуя при Бородинском памятнике, куда не все имеют средства и досуг проехать 112 верст. В этом желании нет упрека России.

Что памятник должен выражать религиозно-патриотическое народное чувство одушевлявшее в 12 году всех русских и помогшее воинам выдержать пятнадцатичасовую битву противу непобедимого дотоле Наполеона 1; то таков памятник и на поле битвы с образом Спасителя. Он должен быть величественее поставленного на красной площади Минину и Пожарскому и без соперничества с монументальным собором во имя Спасителя Бога не быть монастырскою часовнею.

Забота о таких часовнях принадлежит настоятелям и настоятельницам монастырей, что доказывают и в недавнее время выстроенные часовни в С.-Петербурге на Невском проспекте и в Москве у Ильинских ворот. Но не таково назначение Бородинского памятника, изложенное мною печатно.

Если к мысли о христианско-патриотическом памятнике я присоединил желание поминовения о воинах на брани убиенных, то единственно по незнанию затруднений, могущих встретится при исполнении этого желания; но чтобы при памятнике жили вместе и монахини для его охранения и монахи для исполнения при нем панихид, такой мысли не было в моем предположении.

Бородинский военный памятник и на поле сражения охраняется двумя инвалидами, также он может охраняем быть и в Москве, а помещение двух инвалидов близ Кремлевской башни и даже в самой башне не испортит ее, а скорее будет напоминать местность самого Бородинского памятника с построенною против него караульнею.

Книжку о памятнике, представленную вашему высоко-преосвященству я разослал к участникам в Бородинской битве А. С. Норову²⁹⁵, графу Д. Е. Остен-Сакену²⁹⁶, П. А. Чертову, командовавшему в битве двумя полками²⁹⁷, С. П. Шилову²⁹⁸ и другим, мне известным, и от всех получил изъявление живого сочувствия к мысли о Бородинском памятнике в Москве. А как в этой битве гвардия и гренадерский корпус покрыли знамена свои бессмертною в истории славою, то послал я книжку и к члену Св. Синода главному протопресвитеру гвардейского и гренадерского корпусов В. Б. Бажанову и получил от него письменное признание этой мысли патриотическою и исполнение ее делом возможным, богоугодным и русскому миру полезным.

Ободренный таким сочувствием я имел счастие представить экземпляр книжки о Бородинском памятнике в Москве Его Императорскому Высочеству Вел. Князю Николаю Николаевичу Старшему, как главному начальнику гвардии, со всепреданнейшею просьбою поднести от меня всеподданнейше экземпляры Государю Императору и Государыне Императрице – и от имени Его Высочества был удостоен извещением о сочувствии этой патриотической мысли, а затем был уведомлен, что Его Высочество препроводил экземпляр книжки и мою записку о памятнике г. министру внутренних дел для доклада Государю Императору.

Из ответа обер-прокурора Св. Синода на запрос г. министра внутренних дел видно, что патриотическая мысль о Бородинском памятнике в Москве сведена на часовню в пользу Спасо-Бородинского монастыря, но такой мысли я не имел и о часовне нет слова в моем печатном проекте.

Я желал и желаю, чтобы и в Москве, в день воспоминания битвы, совершалось при Бородинском памятнике всенародное христианское о ней воспоминание, как о начале сокрушения врагов России в 1812 году. Бородинская битва и последовавшие за ней патриотическое сожжение Москвы, изгнание из нее французов, бегство их из России и взятие Парижа, – вот что должно передаваться потомству при Бородинском памятнике в Москве в годины испытаний народа в преданности вере, царю и отечеству, не щадившей ни жизни, ни достояния.

Благословите, ваше высокопреосвященство, эту мысль, как архипастырь Москвы и патриот благословите и желание героев Бородинских и современных чтителей 1812-го года помолиться в ней в день битвы при Бородинском памятнике. Монастырь на поле битвы и памятник в Москве будут неразлучно вспоминать потомству, что они воздвигнуты по вашему благословению²⁹⁹.

11-го числа писал мне из Рима архимандрит Порфирий:

«Усерднейше прошу сообщить мне все с полною искренностью. Легко может быть, что найдется в записке и достойное неодобрения по его взгляду; я с радостью приму всякое замечание. Печатать же и не стоит, а по местам и неудобно для меня в моем положении.

Жду теперь иезуита Мартынова³⁰⁰. Знакомец мой Пирлинг³⁰¹ уже предварил меня что этот парижский писака на пути в Рим, и что им хочется познакомить его со мной.

Говорят до Москвы достигли жалобные слухи, что я редко или скоро служу обедни. Ужели это правда? Не благоволите ли и о сем сказать мне два-три правдивых слова?

Обстоятельства не дозволяют теперь более писать. Примите уверение во всегдашней моей преданности, а если письмо придет около Пасхи, то и приветствие сердечное с великим праздником, а главное не лишите ваших молитв и благословения, с истиннейшим почитанием всегда к вам пребывающего немощного скитальца».

15-го ч. писал мне преосвящ. Леонид:

«Не хотите-ли чтобы вечером у кого-нибудь из нас собраться для чтения записок Н. В-ча, ибо долго не будет дня более удобного».

Упоминаемый в записке преосвящ. Леонида Николай Васильевич – это в свое время известный поэт и писатель – Сушков – наш общий знакомый. Записки его, для чтения коих приглашал меня преосвященный, касались жизни в Бозе почившего Филарета митрополита Московского. Вскоре после кончины великого Святителя, записки эти были напечатаны в Москве, 1868 г. под заглавием: «Записки о жизни и времени Святителя Филарета митрополита Московского». В кратком предисловии к своей книге Н. В. замечает что в 1863 г вспало ему на сердце непреодолимое желание собрать и сохранить возможно полные сведения о жизни Моск. м. Филарета; а он будучи знаком с почившим архипастырем с 1828 г. и почти каждую неделю посещавший его, особенно в последние годы его жизни, знал многое о нем из уст самого владыки. По мере составления своих записок, Н. В. нередко приглашал нас с преосвящ. Леонидом к себе или к нам приезжал и читал эти записки, прося нас делать на них свои замечания. И мы охотно исполняли его просьбу: исправляли его рассказы о некоторых фактах, которые нам были более известны, чем ему; указывали неточности и неопределенности в словах и выражениях. Наконец, в июле 1866 г., на пути уже моем в Витебск, я должен был по просьбе Н. В. держать последнюю редакцию его любопытных записок. Автор этих записок скончался 7-го июля 1871 года.

На изложенную выше записку преосвященного Леонида я отвечал:

«Сегодня вечером мне нужно будет выехать и потому нельзя ли отложить чтение до другого времени».

17-го числа писал я ректору Московской дух. академии А. В. Горскому:

«Отец архимандрит Порфирий между прочим пишет мне из Рима, что кардинал Питра поручил ему свидетельствовать свое почтение вашему высокопреподобию и о. наместнику Лавры. Исполнение этого поручения о. Порфирий возлагает на меня; а я, извещая вас о сем, прошу принять на себя труд, передать кардинальское, а также и мое почтение о. наместнику.

Мы с преосвяшенным Дмитровским³⁰² рассуждали о том, как вам должно поступить в случае высылки из Петербурга докторского креста на имя конференции и решили, что вы лучше всего сделали бы, если бы приняли сей крест из рук Первосвятителя. Слышно, что этот крест еще не выслан к вам, а между тем приближается великий праздник Христов. Очень будет жаль, если к празднику вы не будете украшены знамением нового вашего звания».

22-го ч. писал мне после продолжительного перерыва письменных между нами сношений добрый друг мой и товарищ по академии священник Григорий Петр Быстрицкйй³⁰³:

«Ваше преосвященство, Преосвященнейший Савва!

Я умираю. Прошу вас, исполните последнюю мою просьбу: устройте сыновей моих на казенный кошт в Заиконо-спасское училище. Попросите ввести там же Свящ. Историю, в пользу сирот семейства.

Искренно любящий вас свящ. Быстрицкий»

Это было последнее дружеское ко мне послание, писанное за несколько часов до смерти. В тот же день не стало моего доброго, кроткого и благочестивого друга. Он оставил после себя молодую вдову и несколько человек детей. Я воздал ему последний христианский долг, совершивши над ним отпевание. Одну половину его дружеского завещания я исполнил, устроивши на казенное содержание в училище его сыновей – мальчиков; а относительно другой половины, т. е. введения в учебное употребление составленной им Свящ. Истории, при всем старании, успеха не имел.

Быстрицким написано и напечатано было в 1859 г. еще сочинение «О загробной жизни», – сочинение очень умное и назидательное³⁰⁴.

Около этого времени совершилось в Московском раскольничьем мире весьма знаменательное событие. Два старообрядческие епископа – Онуфрий браиловский, наместник Белокриницкой митрополии, и Пафнутий коломенский, с тремя другими лицами из раскольничьей иерархии: с белокриницким священно-иноком Иоасафом, архидиаконом митрополита Кирилла Филаретом и белокриницким же иеродиаконом Мельхиседеком, сознавши свои заблуждения, обратились к Московскому первосвятителю, митрополиту Филарету, с просьбою о принятии в лоно православной Христовой церкви. После предварительных словесных объяснений со Владыкою, они, по его требованию, представили каждый порознь письменные о себе записки. – И вот одна из них самая любопытная от бывшего епископа Пафнутия, представленная Его высокопреосвященству 25 марта 1865 года:

«Родился я, – писал Пафнутий, – в 1827 г., Черниговской губ., Стародубского уезда в посаде Воронке. Родитель мой был купец, 3-й гильдии Петр Овчинников; он держался раскола бегло-поповщинской секты. Беглый священник Евфимий крестил меня; в крещении наречено мне имя Поликарп.

С 12-го по 19-й год я занимался торговыми делами, но образовавшаяся во мне с юных лет наклонность к религиозным размышлениям побудила меня оставить торговые и все другие житейские заботы; в 1846 г. испросил я у родителей позволение оставить все занятия и посвятить себя уединенной жизни. В саду при нашем доме устроена была для одного старичка, уклонившегося из православия, небольшая келья, которая нравилась мне своим уединенным положением и совершенной тишиной; здесь с согласия родителей и заключился я на совершенное уединение в котором провел 4 года, занимаясь преимущественно чтением уважаемых старообрядцами книг и разрешением вопросов близко касавшихся старообрядчестна.

Плодом этих уединенных размышлений было совершенное мое отчуждение от беглопоповства; я вполне понял и уяснил для себя всю незаконность и преступность действий священника в самоотчуждении от своего епископа, который при том, по тогдашнему моему убеждению, не мог получить от своего епископа, как находящегося в ереси и действительной благодати священства; да и самое отсутствие в беглопоповщине одного из необходимых чинов богоучрежденной иерархии – чина епископского, – служило для меня ясным указанием ее недостаточности и ложности. Разорвавши все внутренние связи с беглопопвством, я естественным образом обратил внимание на беспоповщину, которая увлекла меня своим решительным и последовательно образовавшимся отрицанием благодати в великороссийской церкви; но от совершенного примирения с беспоповщиной и от уклонения в эту секту удержало меня твердое убеждение в необходимости богоучрежденного священства, без которого церковь Христова существовать не может и которое так решительно отвергла беспоповщина. Итак, отрекшись внутренно от беглопоповсгва, я не нашел себе примирения и в беспоповщинской секте; о православной же церкви по укоренившейся от юности вражде к ней, я не мог тогда и помыслить без отвращения. Борение юной души моей, искавшей и не обретавшей разрешения возникших во мне сомнений относительно старообрядчества, было по истине мучительно³⁰⁵.

В это самое время последовало учреждение. так называемой, австрийской иерархии. В ней, казалось мне, мог я найти разрешение моих тяжких сомнений, и я решился отправиться в Белую Криницу, дабы там, на самом месте учреждения новой иерархии, узнать о ней всю истину. В 1851 г. получил я паспорт и чрез Скулянскую таможню переправился за границу. Но, прежде нежели прибыть в Буковину, не менее года провел в Молдавии, посещая находящегося там раскольничьи млонастыри. В Яссах, чрез посредство литовского протопопа Никифора, первый раз познакомился я с сочинениями инока Павла, слава о котором, как главном деятеле в учреждении Белокриницкой митрополии, гремела тогда во всем старообрядческом мире. Его сочинения произвели на меня сильное впечатление, и мне казалось, что это именно был человек, от которого мог я получить разрешение последних недоумений, какие имел еще относительно новоучрежденной иерархии. Иерархия сия пленяла меня своею полностью и кажущимся удовольствием канонических требований относительно устройства законной иерархии; но никак, не мог я связать в уме своем эту новоучрежденную иерархию с тою законною и единственно православною иерархию, которая, в непрерывной преемственности от апостолов, существа до времени Никонова патриаршества и прекратилась за 200 лет и потом снова вознилкает. Вот какой вопрос в то время занимал меня более всего; он составлял для меня последнлою преграду к полному признанию новой раскольничьей иерархии и его-то решение я надеялся найти у знаменитого инока Павла. Из Молдавии же я действительно отправил к нему и епископу Онуфрию, его сотруднику в учреждении иерархии, для решения следующий вопрос: можно-ли доказать из Свящ. Писания, что церковь может когда-либо пасть, что богоучрежденная иерархия может прекратиться и по истечении определенного времени (как у нас, напр., по истечении 200 лет) восстать и начаться вновь? За получением на этот вопрос решения Павел приглашал меня приехать в Белую Криницу.

Здесь, в частых и продолжительных беседах о предложенным мною вопросе, Павел решение его основывал главным образом на примере церкви ветхозаветной, которая была прообразом новозаветной Христовой церкви. Как ветхозаветная церковь во времена плена Вавилонского находилась в состоянии падения и по окончании плена восстала снова так и церковь Христова, по неисповедимым судьбам Божиим, в соответствие сему прообразу, пала во времена Никонова патриаршества и по истечении 200 лет, при Амвросии митрополите, возвратилась в первое свое святолепное состояние; как в церкви ветхозаветной огонь, неугасимо горевший на алтаре Господни и бывший прообразом того огня божественного, который в виде языков снизшел на апостолов и подал им благодать хиротонии, – как сей жертвенный огонь, при наступлении плена Вавилонского, сокрыт был в безводном кладезе и превратился в противоположную сторону – стихию тучной воды, по окончании же плена, из сей враждебной огню стихии возгорелся снова, так и благодать хиротонии преподанная апостолам в виде огненных языков и непрерывно сохранявшаяся в Церкви Христовой до самых лет Никона патриарха, при сем последнем заключиися в кладезь еретичества и тамо претворися в иную противную стихию, сиречь, в безблагодатную хиротонию еретическую и потом, по прошествии 200 лет, от бездушного камня, си есть еретического рукоположения, чрез обращение митрополита Амвросия, воспламенися снова я произыде великий источник православного священства: такова была сущность доказательства; предложенного Павлом в разрешение моего вопроса относительно новоучрежденной раскольничьей иерархии. В то время я, не имея настолько ясности ума и сведений в Свящ. Истории и догматах православной веры, чтобы понять всю ложь и все нечестие предложенного Павлом доказательства, напротив совершенно увлечен был его новостью и казавшеюся мне основательностью. Оно рассеяло все мои сомнения относительно новой иерархии, вполне примирило меня с нею и с сего времени я посвятил всего себя на служение расколу, в котором думал видеть так. обр. истинную церковь с законной богоучрежденной иерархией.

Свою готовность на полное служение расколу вскоре за сим, я запечатлел вступлением в иночество и принятием первой священной степени. Обряд пострижения совершил надо мною тогдашний белокриницкий архим. Аркадий (ныне архиеп. Васлуйский). В 1853 г. митрополитом Кириллом рукоположен в диакона и в том же году 20 окт. возведен в звание архидиакона; должность сию исполнял я при Кирилле до 1855 г., когда возникшие по смерти о. Павла беспорядки в Белокриницком монастыре побудили меня снова удалиться на безмолвие. В начале 1856 г., испросив увольнение из Белокриницкого монастыря, я отправился за Дунай и потом избрал для пребывания Тийский монастырь в Молдавии, где и прожил в безмолвии до 1857 г. – В конце этого года, вследствие троекратного усиленного приглашения от архиепископа Антония и по благословению Кирилла, Онуфрия и прочей Белокриницкой братии, отправился в Москву. Антонием рукоположен в священника и получил от него в заведование все иерархические дела в России, которые были ему вверены; а 20 сент. 1858 г., Антонием же, при соучастии епископа Казанского Пафнутия, поставлен в епископа на Коломенскую кафедру, при чем в моем заведовании остались, как и прежде, все церковные дела российских старообрядцев. Здесь однако, по долгу справедливости, нелишним почитаю изъяснить, что на принятие епископства решился я после многих и тяжких колебаний; много горьких слез пролил я в ночь пред посвящением, при котором до глубины души потрясло меня одно многознаменательное обстоятельство: в евангелии раскрытом на моей главе, преклоненной для рукоположения, прочтены были следующие слова из притчи Спасителя о блудном сыне: «и шед прилепися единому от житель тая страны: и посла его на села своя пасти свиния» (Лк.15:15). – Слова сии и тогда еще отозвались в моем сердце как глас праведного суда Божия о истинномм значении того служения, на которое я исходил; они так сильно поразили меня что я решился не приступать ни к каким архиерейским действиям, оставить даже всякое участие в духовных делах, и только усиленные и настойчивые просьбы моих рукоположителей советовавших предоставить судьбам Божиим смутившее меня обстоятельство, удержали меня, к моему несчастию, от этого доброго намерения.

С принятием епископства я почел себя обязанным усугубить деятельность в пользу раскола и, с крайним прискорбием и сокрушением сердца, должен, сказать что в продолжении 2-х лет своего мнимоепископского служения, причинил церкви Божией зла гораздо более, нежели кто либо из раскольничьих архиереев.

На церковные службы, когда я совершал их охотно собирались не только раскольники, но даже православные, и ни одного служения не оставлял я без проповеди. Не ограничиваясь Москвой, я распространял свою проповедь и по другим местам России, частью чрез послания частью предпринимая для того нарочитые поездки; главным же местом моей проповеди служила Гуслица, которая была и предоставлена Антонием в мое исключительное заведование. Здесь по преимуществу велик был и успех моей проповеди.

В некоторое утешение себя могу сказать, по крайней мере, что мое столь вредное для церкви Божией служение в звании раскольничьего епископа было непродолжительно. В 1860 г смущенный разными самочинными поступками Антония, от которых не могли удержать его никакие употребленные мною меры, и с другой стороны, чувствуя умножение собственных грехов, о которых громко напоминала мне совесть, я решился оставить свою кафедру и с тех пор, с особенным утешением могу сказать, ни разу не совершил уже многих священнодействий. Впрочем мое служение расколу с этим не прекратилось, оно лишь приняло теперь иной вид. Лично я уже не явился народу с моею проповедью; но в обществе нескольких друзей подобных мне ревнителей раскола, составлял самые широкие планы для его распространения и упрочения; мы предполагали основать училища для воспитывания раскольничьего юношества в разных заграничных городах, основать раскольничье общество и церкви, составлять сочинения в пользу раскола и распространять их в самом большом количестве экземпляров при посредстве заграничной печати. Для всех этих предприятий имелись готовые средства и были открыты уже сношения с нужными лицами, когда милосердому и дивному в судьбах своих Господу угодно было наконец удержать мою дерзкую руку от этих новых святотатственных посягательств на святыню его – Церковь, ниспослав первый луч Своей благодати в темную глубину омраченной расколом души моей.

Сия спасительная церемония десницею Вишнего открылась во мне первоначально в 1862 г. Тогда именно занимало нас предприятие об издании книг для поддержания раскола. Один из ревнителей убедительно просил меня, чтобы для этой цели обратил я всю тщательность и изложил в надлежащем порядке то учение о временном прекращении иерархии церкви Христовой по прообразовательному примеру церкви ветхозаветной, которое передал нам наш уважаемый учитель, которое служило постоянно главным предметом моей собственной проповеди и составляет действительно главную основу для нынешней раскольничьей иерархии. Я не отказывался исполнить его просьбу и чтобы придать труду моему возможную полноту и основательность приступил к тщательному изучению священной истории по руководству самой Библии и составленного вашим высокопреосвященством Начертания библейской истории. Шаг за шагом проследил я историю церкви ветхозаветной от синайского законодательства до явления в мир Христа – Спасителя, и, к великому изумленно моему, не нашел в ней никаких следов того прекращения церкви богоучрежденного священства, о котором проповедовал наш учитель Павел и в след за ним – я с таким усердием; в этой проповеди нашей открылось столько исторических, хронологических и догматических несообразностей, что она по необходимости должна была потерять весь смысл и все свое значение. С невыносимою болезнью сердца заметил я, что в прах рассыпается самое основание, на котором мечтали мы утвердить нашу церковь и иерархию. Уединившись от всего окружающего, много дней и месяцев провел я в усиленном размышлении о возникших с новою силою моих прежних сомнениях и недоумениях и, при помощи спасающей десницы Отца небесного, получил наконец возможность высказать ясное сознание и искреннее убеждение сердца, что доселе содержали мы истину в неправде, что только вне раскола, с его лжеименной иерархией, сохранилась истинная церковь Христова, что должно искать и можно обрести ее только в ограде православия.

Таким образом, то самое учение о двухвековом прекращении иерархии по прообразовательному примеру церкви ветхозаветной, которое некогда, в пору моей юности, окончательно утвердило меня в расколе и сделало самым горячим приверженцем и самым ревностным проповедником его, – оно же в более зрелые лета жизни, привело к убеждению, что необходимо разорвать все связи с расколом и искать спасения в единственной хранительнице истины – св. православной церкви Христовой.

С сего времени мог я с полным беспристрастием и доступной для меня ясностью мысли рассматривать все те существенно важные вопросы относительно старообрядчества, которые занимали меня в прежнее время и которые присущи каждому старообрядцу, не вполне утратившему совесть и чувство истины, каковы вопросы: об употреблении простого масла в таинстве миропомазания о совершении евхаристии на неосвященных антиминсах и пр. Теперь вполне оценил я нечестивую мысль нашего учителя Павла, якобы сила таинства миропомазания заключается не в освященном мире, а в положении печати таинства, – в крестном начертании, будет-ли оно исполнено миром, или водою, или иным веществом. Подвергая таким образом тщательному разбору учение знаменитого основателя новой раскольничьей иерархии, я решился тогда же со всем вниманием рассмотреть и составленный им в 1841 г., по требованию австрийского правительства, устав Белокриницкой митрополии или изложения учения Липованской веры, на котором основана, с утверждения правительства, самая иерархия. Он пользовался таким уважением у старообрядцев и мы усвояли ему такое важное значение, что предполагали издать во множестве экземпляров для употребления в тех училищах, которые намерены были основать. Но в уставе этом много раз с великим благоговением мною читанном, теперь, к моему крайнему удивлению, нашел я много мыслей нечестивых и, по всей справедливости должно сказать, еретических. Внимательный разбор Павлова устава, которому посвятил я много времени и которым занимаюсь доселе, положил последнюю решительную преграду между мною и расколом, между моим настоящим и прошедшим.

Внутренно разорвал я все связи с расколом и не обинуясь говорил о том моим прежним сотрудникам и участниками в планах о распространении старообрядчества; я отдал на их собственный суд все то, к чему пришел трудным и долгим путем беспристрастного искания в темных пропастях раскола истины и если, по их мнению, впал я в заблуждение, искренно просил убедить меня в этом ясными доказательствами. Некоторые из них с огорчением и без гнева оставили меня, не прерывая сношений со мною, и все еще питаются надеждою найти во мне со временем прежнего борца за интересы раскола; но, к утешению моему, нашлись и такие из моих собратий, которые с искренним сочувствием отнеслись к моим убеждениям найдя в них решение своих собственных тяжких и давнишних недоумений.

Время, когда происходила во мне описанная мною внутренняя перемена, было, по справедливости должно сказать, знаменитой эпохой в современной историй раскола. Это было время издания окружного послания, которое признаю я оружием, рассекшим двухвековый смердящий струп раскола. Оно вызвало наружу столько возмутительных и безобразных явлений, таившихся в недрах глаголемого старообрядчества, что многие из самых преданных его почитателей готовы отвергнуться от него с негодованием. Внимательно всматриваясь в эти безобразные явления в расколе, которые выставляла на показ целому миру и самая литература, я находил в них новую пищу для занимавших меня в то время вопросов относительно старообрядчества и новое оправдание для того решения этих вопросов, к какому пришел я; они еще более утверждали меня в мысли, что не в расколе, а в православии и только в нем одном обретается истинная церковь Христова. С другой стороны издатели и защитники окружного послания в моих изысканиях находили поддержку и разъяснение для тех мыслей, которые хотя не вполне решительно и безусловно высказали в послании. Из нас составилось таким образом небольшое общество людей, искавших выхода из удушливой, сделавшейся невыносимой для нас, среды раскола. К этому обществу, кроме меня, принадлежали еп. Онуфрий браиловский, наместник Белокриницкого митрополита, еп. Иустин Тульчинский, белокриницкого монастыря иеромонах Иосааф, архидиакон белокриницкой митрополии Филарет, протодиакон архиеипископа Антония Киррилл Семенов и некоторые другие. После частных и откровенных совещаний мы приняли наконец решительное и непременное намерение, совершенно отказавшись от раскола, искать полного и священного соединения с православною церковью, не предлагая с нашей стороны никаких к тому условий, о чем имели уже счастье письменно и устно заявить вашему высокопреосвященству.

С полной откровенностью нас соблюдением строжайшей истины, изложив пред вами, милостивый архипастырь и отец последовательный ход моего воспитания утверждения и пребывания в расколе, а также совершившегося во мне по благости Божией, внутреннего перерождения, осмеливаюсь еще раз обратиться к вашему высокопреосвященству с сыновнею просьбою о принятии меня в ограду православной Христовой церкви. Приводя себе на память знаменательное событие, поразившее меня при моем незаконном возведении в епископство дерзаю вопиять к тебе, Святитель истинной церкви Христовой, словами раскаявшегося блудного сына: «отче, согреших на небо пред тобою и уже несммь достоин нарещися сын твой, сотвори мя, яко единого от наемник твоих» (Лк.15:18:19)³⁰⁶.

Пока происходили о вышеупомянутых лицах австрийской лжеиерархии официальные сношения с разными светскими властями, они помещены были в кельях Чудова монастыря, где я не раз посещал их и беседовал с ними в особенности с Пафнутием, который отличался даровитостью и начитанностью – Из его бесед я узнал, между прочим, что решительным шагом в деле обращения к православной церкви они обязаны гуманным статьям профессора московской дух. академии Н. И. Субботина³⁰⁷, помещавшимся в Русском Вестнике под заглавием: «Современные движения в русском расколе». – Наконец 23-го июня того же 1865 г помянутые лица торжественно присоединены были к православной церкви на правилах единоверия, за болезнью митрополита, преосвящ. Дмитровским Леонидом в Московской Троицкой единоверческой церкви, а в мае следующего 1866 г открыт был для них единоверческий монастырь на Преображенском кладбище, где на первый раз сделан был, как, старший по летам, Онуфрий. Пафнутий же рассудил остаться в Чудовом монастыре.

Возвратимся назад.

26-го марта писал мне преосвященный Леонид:

«1) Доклада не будет, ибо назначено комитета тюремного собрание.

2) Молитесь о упокоении души девицы – старицы Екатерины. Сегодня в 10 часов отошла ко Господу Екатерина Васильевна Шереметева. Хорошо, если бы вам можно было сегодня вечером совершить панихиду, а я совершил бы завтра дневную, так как вечерняя, кажется, в 8, когда я буду в комитете. Простите; спешу на экзамен».

С удовольствием принял я приглашение отслужить панихиду по отшедшей ко Господу, глубоко чтимой миною старице. Е В Шереметева – родная тетка графа Д Н. Шереметева³⁰⁸, по первой его супруге, отличалась искренним благочестием, приобщаясь чрез каждые две недели Св. Таин и до глубокой старости (ей было 80 лет) сохранила светлый ум и свежую память. Ее беседа всегда была умная и назидательная.

2-го апреля в великую пятницу писал мне ректор академии А. В. Горский:

«Снова обращаюсь к милости вашей не отказать мне в приюте на несколько дней в течении светлой недели.

Благим советом вашим я воспользовался и получил от Первосвятителя разрешение приехать, когда будет удобно.

И с светоносным праздником приветствовать вас отлагаю до личного свидания. Думаю, что обстоятельства позволять мне отправиться отсюда на другой день воскресения Христова».

3-го ч. прислала мне в дар сулок с вензелевым изображением моего имени Настоятельница Московского Страстного монастыря, игумения Антония³⁰⁹ при следующем письме:

«Честь имею поздравить вас с наступающим Светлым праздником Святой Пасхи и желаю вам встретить оный в совершенном здравии и радости о Воскресшем Спасителе!

Прошу вас, преосвященнейший владыко, принять от моего усердия сулок монастырской нашей работы; желая, чтоб оный находился при вашем архиерейском служении во всяком месте вашего пребывания, я изобразила вензель ваш, принадлежащий собственно вашему преосвященству.

Не смею много занимать вас своими ничтожными строками, испрашиваю святительского вашего благословения и святых ваших молитв».

4-го ч., в день Святой Пасхи я удостоен был Высочайшей награды – сопричисления к ордену Владимира 3-й степени.

6-го ч. писал я преосвящ. Леониду:

«Слышно, первосвятитель ожидает нас сегодня с обычным докладом: видно, ему уже соскучилось без консисторских дел.

Покорнейше прошу уведомить меня поедете ли вы на Троицкое подворье и в каком часу?»

В ответ на это получил я следующие строки:

«По совершении литургии к которому готовлюсь, надеюсь с вами видется и переговорить, а пока скажу, что в первые три дня праздника Св. Пасхи, чтобы бывали доклады, этого не помню.

По секрету, если только это еще секрет: помолитесь, владыко Святый, о здравии и спасении Государя Наследника Вчера, в 8 ч. вечера из Ниццы (от 8 ч. утра), получена депеша, что он крайне опасен и просят молиться о нем по всем церквам (чего без Высочайшей воли сделать нельзя).

Если вы слышали об ожидании нас на подворье от Н. В. Сушкова, это, кажется, личное его предположение, сколько я понял его слова».

В след за этою запискою получаю от доброго моего собрата другую:

«Оба мы требуемся на подворье (т. е. Троицкое). Я отписал, что по отслужении литургии прибуду. Поедемте вместе: я заеду за вами. Вероятно, для совещания по депеше из Ниццы».

Действительно нашим первосвятителем получена была из Ниццы телеграмма от Государыни Императрицы с просьбою помолиться о болящем цесаревиче Николае Александровиче.

Вследствие сего мне поручено было владыкою на другой же день совершить литургию в Успенском соборе и за тем молебен на Кремлевской площади против Николаевского дворца. На молебне присутствовал Московский генерал-губернатор³¹⁰ и необозримая масса народу³¹¹.

17-го ч. писал мне преосвящ. Леонид:

«Поручено мне возложить набедренник на о. инспектора Вифанской семинарии³¹², но как мне предлежит завтра служение по приглашению градского общества в домовой церкви Гр. Шереметева где собор составляется по приглашению, между тем о. инспектора задерживать неудобно-то не благоволите ли Ваше Преосвященство взять на себя труд возложения набедренника при завтрашнем Вашем служении.

Дело будет выслано в Вашу канцелярию без промедления».

19-го ч. писал мне из Переславля Залесского дальний родственник мой соборный священник и благочинный Ник. Мих. Доброхотов³¹³:

«Сим честь имею уведомить Ваше Преосвященство, что устройство старшей дочери моей Александры совершилось, я сознаю, по молитвам и благословению Вашему. Дочь свою я выдал в замужество за родного племянника нашего Преосвящ. Феофана студента Ив. Ив. Говорова, с поступлением на мое диаконское место; а я произведен 7 марта во священника в г. Переславль к Преображенскому собору с определением в благочинные. Поэтому нарочито почел долгом отправить их в Москву для получения благословения от Вашего Преосвященства, которого испрашивая на все мое семейство, нижайше прошу удостоить их принять лично».

Доброхотов из окончивших курс семинарии много лет был диаконом при Успенском женском монастыре, во Владимире. Преосвящ. владимирский Феофан, женивши своего племянника на дочери Доброхотова, определил его на место тестя в диакона, а Доброхотова произвел во священника в Гавриловский посад суздальского уезда и тотчас же перевел его к Переславскому собору с назначением на должность благочинного, а затем вскоре возвел его в сан протоиерея. Такое быстрое возвышение о. Доброхотова было поводом к немалому нареканию со стороны владимирцев на Преосвящ. Феофана.

24-го ч. получил я от преосв. митрополита записку такого содержания:

«Прошу Ваше Преосвященство побывать у меня по получении сего, не помедля. Есть надобность, соединенная с расчетом времени».

Надобность эта состояла в том, что его Высокопреосвященству угодно было послать меня вместо себя в дом умершего единоверца богатого Московского фабриканта Ив. Фед. Гучкова, для присутствования при панихиде, по желанию родных.

30-го ч преосвящ. Леонид обратился ко мне с следующим поручением.

«Примите на себя труд, – писал он мне, – доложить Его Высокопреосвященству, что врач решительно воспретил мне выход из дому, так как простуда упорствует. Я заперт в внутренних комнатах и не имею еще разрешения заниматься делами».

Одесское Общество Истории и Древностей, от 30-го апреля, за №113, возложило на меня следующего рода поручение.

В каталоге профессора Маттея: Accurata codicum graecorum manuscriptorum bibliothecarum Mosquensium SS. Synodi notitia el recensio, Lipsiae 1805 a-no, указаны жития первых святых Херсонесских веропроповедников, вписанные в различные кодексы, ныне принадлежащие Московской Синодальной Конторе.

Общество, имея в своей библиотеке жития Херсонеских Святителей по старинной русской редакции, желало-бы иметь списки житий по древней греческой редакции. Посему Общество имеет честь обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшею просьбою о списании: под руководством Вашим, со всею точностью житий нижеозначенных:

1) Pars I. Codex XXVI, pag. 41. Clementis romani discipuli Petri vita. Там же – Ephemi Chersonis.

2) Cod. CLXXI, pag. 103; cod. CLXXII, pag. 104. Βίος τοῦ άγίθ Κλήμενυος.

3) Cod. CLXXXIV, pag. 120. Μαρτύριον τῶν άγίων ὶερομαρτύρβν καὶ ὲπισκόπων Χερςῶνος.

4) Pars. II. Cod. VIII, pag. 267. Βίος τῶ άγίθ ίερομαρτύρθ Κλήμεντος.

и, если где отыщутся в кодексах, жития святых Мартина папы и Стефана Сурожского.

Общество, полагаясь на основательное знание вашего преосвященства всей Синодальной Библиотеки, коей некоторое время изволили быть хранителем и описателем, и убежденное в вашем просвещенном учacтии в деле полезном, позволяет себе обратиться к вам с вышепрописанною просьбою. За труды переписчику Общество полагает 20 рублей, которые по востребованию будут высланы по принадлежности».

Не очень легко было для меня исполнить такое ученое поручение. Сам я, по своим обязанностям и многосложным занятиям, не мог принять на себя труд списывания с рукописей; не скоро мог и найти способного для сего дела человека. Наконец нашел. Но дело все-таки шло не очень поспешно. Прошло более года, и я вот что мог только написать почтенному Обществу 26-го июля 1866 года:

«Отношением от 30-го апреля прошедшего 1865 г (№113) Обществу угодно было поручить мне сделать распоряжение о снятии списков с греческих житий Херсонских Святителей, заключающихся в рукописях Московской Синодальной библиотеки.

Вследствие сего мною приглашен был к сему занятию один из московских священников, основательно знающий греческий язык и знакомый отчасти с греческою палеографиею.

Как труд, и сам по себе нелегкий, и как списывание можно производить не иначе, как в самом помещении Синод. Библиотеки, куда переписчик, при своих приходских и других обязанностях, ежедневно приходить, конечно, не может, то дело это, естественно, не может исполняться с желаемою поспешностью. До настоящего времени, переписчик написать только два из показанных в отношении Общества жития: 1) Св. Ефрема (заключающееся в рукоп. по каталогу Маттеи № XXVI, pag. 162–167) и 2) священномуч. Василия, Капитона и пр (рукоп № CLXXXIV pag. 169–174), каковые списки и имею честь препроводить при сем в Общество.

Как в настоящее время я получил новое служебное назначение вне Москвы, то дальнейшее наблюдение за исполнением данного Обществом поручения для меня невозможно. Не угодно-ли будет Обществу поручить продолжение настоящего дела профессору Московской семинарии Кап. Ив. Невоструеву, занимающемуся описанием славянских рукописей Синод. Библиотеки и имеющему пребывание в Моск. Чудовом монастыре. Думаю что он не откажется от исполнения сего поручения».

Секретарь Московского Археологического Общества К. Герц³¹⁴ препроводил ко мне два экземпляра 1-го выпуска ученых Трудов Общества при следующем письме от 19-го мая за № 145:

«Препровождая от имени Общества первый выпуск его трудов, прошу вас покорнейше уведомить о его получении.

Общество позволяет себе также утрудить ваше преосвященство покорнейшею просьбою представить от его имени прилагаемый при сем экземпляр первого выпуска Трудов Общества на святительское усмотрение г. митрополита Московского. В полной надежде, что вашему преосвященству, как члену Общества и лицу, близкому его высокопреосвященству, не будет неприятно такое небольшое поручение, имею честь быть с глубочайшим уважением»...

В ответ на это писал я от 22-го ч. месяца на имя Археологического Общества:

«Имею честь уведомить Московское Археологическое Общество, что два экземпляра первого выпуска Трудов сего Общества, присланные мне при отношении от 19-го текущего мая за № 145, мною получены, и один из сих экземпляров, согласно возложенному на меня поручению представлен мною высокопреосвященнейшему Филарету митрополиту Московскому.

Его высокопреосвященство, благосклонно приняв представленный мною экземпляр, изволил поручить мне передать за таковой дар Московскому Археологическому Обществу свою почтительнейшую благодарность.

Каковое Архипастырское поручение сим и исполняю».

21-го мая вошел я к преосвящ. митрополиту с докладом следующего содержания:

«В бытность мою в июле прошедшего 1864 г. для обозрения монастырей и церквей в г. Коломне, настоятель Коломенского Новоголутвина монастыря архим. Тихон³¹⁵ представил мне две рукописи в 4-ю д. Листа, из коих в одной содержится опись келейной казны Московская патриарха Филарета Никитича 1631 г., а в другой – опись ризной патриаршей казны 1633 г. При сем он объяснил, что сии рукописи остались после бывшего архимандрита Новоголутвина монастыря Иосифа³¹⁶ и в описи монастырских книг не значатся.

Представляя при сем означенные рукописи вашему высокопреосвященству, долгом поставляю объяснить, что, так как сии рукописи, судя по их содержанию, всего приличнее было бы хранить в патриаршей библиотеке, тем более, что здесь, как мне известно, описей патриаршей келейной и ризной казны помянутых годов вовсе нет, не благоугодно ли будет вашему высокопреосвященству препроводить оные рукописи в Московскую Св. Синода Контору для присоединения их к числу рукописей патриаршей библиотеки».

За такое приношение мне объявлена была чрез Московского архипастыря благодарность Синодальной Конторы. Вот что писал мне по этому случаю владыка от 11-го июня за № 653:

«Ваше преосвященство, Возлюбленный о Господе Брат!

Доставленные от вашего преосвященства 21-го минувшего мая две рукописи, в 4-ю долю листа, заключающие в себе описи келейной казны Московского патриарха Филарета Никитича 1631 г. и ризной патриаршей казны 1633 г., мною предложены были Конторе Св. Синода для зависящего распоряжения о внесении сих рукописей согласно мнению вашему, в патриаршую библиотеку.

Синодальная Контора препроводив сии рукописи в Синодальную библиотеку при указе к Синодальному ризничему, и предписав внести их в опись, предоставила мне объявить Вашему Преосвященству за доставление сих рукописей благодарность Конторы Св. Синода.

Уведомляя о сем с братскою о Господе любовью пребываю»..

Около этого времени в Москве повторилось событие, бывшее в 1860 г. с профессором московской д. академии А. В. Горским и наделавшее большого шума не только в России, но и заграницей. Отставной подполковник Николай Максимов Гайдовский-Потапович, неженатый, имевший боле 60 лет от роду, чувствуя особенное расположение к духовному званию, пожелал, по примеру Горского, принять священный сан и обратился о сем с просьбою к преосвященному митрополиту. Владыка не отверг его просьбы, но предварительно счел нужным испросить на это разрешение Св. Синода. Вот что писал 27/29 Мая за № 274 Св. Синоду:

«У меня хранится выписка, из журнала секретного Комитета по делам о расколе 15-го января 1832 г., подписанная Статс-Секретарем Танеевым, и помеченная рукою блаженные памяти Митрополита Серафима³¹⁷ следующим образом: получ. 2-го февраля 1832-го.

Содержание ее следующее:

Слушана внесенная по Высочайшему повелению записка, в которой, между прочим, предполагается:

При каждом Епархиальном Архиерее определить, по его выбору для особых поручений, по 2 архимандрита или протоиерея, которые могут быть употребляемы миссионерами к раскольникам депутатами при следствиях, а также для осмотра церквей и духовных училищ и наблюдения за духовенством.

Комитет приняв в соображение пример греческой церкви, в которой были перидевты, то есть, визитаторы или миссионеры, и собственноручное Государя Императора Николая 1-го Высочайшее повеление 14-го марта 1829 г.: «стараться должно увеличить число миссионеров, приготовляя таковых заблаговременно», положил: предоставить духовным членам начертать правила о приведении оного, хотя постепенно, в исполнение.

Государь Император на сем журнале собственноручно изволил написать: «согласен».

Исполнение сего затруднялось тем, что для благонадежного опыта нужно было найти лице с преимущественною способностью и ревностью к действованию на раскольников, устроить быть его, и сделать сколько-нибудь менее неудобным, с очевидным неудобством сопряженное, иногда не кратковременное странствование священнослужителя по селениям.

Теперь открывается возможность сделать в сем частный довольно свободный от затруднений, опыт с надеждою пользы, и притом с целью вернее по опыту определить, в какой степени давно предположенное учреждение может быть полезно, и какими правилами должно быть ограничен.

Отставной подполковник Николай Максимов Гайдовский-Потапович, имевший более 60 лет от рождения, но крепкий в силах, бессемейный, вошел ко мне прошением, в котором пишет, что он с детства своего видел пример благочестия в жизни своих родителей, и по вступлении в военно-учебное заведение занимался чтением слова Божия и пользовался руководством законоучителя, иеромонаха Фотия. В настоящее время по долговременном моем испытании, при помощи Божией, имеет искреннейшее желание посвятить себя служению Православной церкви в духовном чине. К сему он присовокупляет, что, имея заслуженный пенсион, имеет возможность содержать себя без, всякого материального пособия, со стороны начальства.

Из довольных с ним собеседований усмотрел я в нем качества, потребные для церковно-служения, и в особенности усердное желание внушать истину православия и чистые правила христианской жизни заблуждающим вне веры и неустроенным в жизни. И посему полагаю: приняв его в духовное звание, произвесть во священника, с причислением к клиру кафедрального собора, занять его в первых совершением и достаточным уразумением церковного богослужения, а потом поручить ему:

1) Миссионерское действование в тех местах, в которых распространен или начинает распространяться раскол.

2) Увещание православных, не исполняющих долга исповеди и причащения Св. тайн, где таковых оказывается много, и увещание местного духовенства, не достигающего цели.

3) Дознание по некоторым доносам и жалобам, касающимся церквей и духовенства в некоторых чрезвычайных случаях.

Для исполнения таковых поручений, по мере потребности, снабжать его из неокладных сумм Московской кафедры.

Как сие предприемлется не в качестве постоянного учреждения, но в качестве частного временного опыта; то не почитаю дело сие требующим законодательного постановления, а нахожу нужным только испросить разрешение на причисление к клиру кафедрального собора и на употребление его для вышеозначенных поручений.

О чем благопочтительнейше испрашиваю, в разрешение указа³¹⁸.

Синод не замедлил дать просимое разрешение. Гайдовский был принят в духовное звание и получил священный сан. Но непродолжительна и не весьма успешна была деятельность о. Гайдовского в звании миссионера. Вскоре он сделался болен и должен был прекратить свою миссионерскую деятельность, которой почти и не начинал. Последние дни своей жизни о. Гайдовский доживал в качестве домового священника у вдовы сенатора С. И. Эристовой, урожденной княжны Путятиной, в селе Бологом Новгородской губернии.

29-го ч., в субботу, выехал я из Москвы по направлению к г. Серпухову, для обычного обозрения церквей. – Путешествие мое продолжалось до 11-го июня. В продолжении этого времени мною обозрено 5 монастырей и 38 церквей, при этом совершено 6 литургий и 2 панихиды.

Опишу в последовательном порядке все, что встретилось мне на пути более примечательного.

К вечеру того дня, как выехал из Москвы, я прибыл в Екатерининскую пустынь.

Пустынь эта, находящаяся в 25 верстах от Москвы, основана была в 1659 г. царем Алексеем Михаиловичем по особенному чудному случаю. На том месте, где ныне пустынь, был царский зверинец. В ноябре 1658 г царь занимался здесь соколиною охотой. Однажды, ночью во сне явилась ему св. великомученица Екатерина и возвестила о рождении у него в эту ночь дочери. На другой день утром гонец принес ему из Москвы радостную весть об этом событии. В ознаменование столь радостного события, благочестивый царь повелел на этом месте построить церковь и основать мужскую пустынь во имя великомученицы Екатерины для престарелых увечных и больных придворных служителей, присвоив, этой пустыни название комнатной. Вместе с тем и новорожденная царская дщерь наименована была во св. крещении Екатериною.

В настоящее время в Екатерининской пустыни церковь каменная четырехпрестольная. Братии в монастыре было при моем посещении около 45 человек. В монастырской, ризнице хранится 9 крестов, из коих один золотой, а прочие серебряные, с частицами мощей разных святых, между прочим пророка Захарии и Илии Муромца. Сверх сего, наперсный крест в золотой оправе, украшенный бриллиантами и разными драгоценными камнями, на золотой цепочке, пожертвован известным архимандритом Новгородского Юрьева монастыря Фотием³¹⁹.

Между достопамятностями монастырскими хранятся два знамени, пожертвованные в 1806 г. Генерал-лейтенантом Дм. Петр. Волконским: оба из шелковой материи, но одно из цельного куска малинового цвета, а другое трехцветной материи – малиновой, бланжевой³²⁰ и черной. На том и другом знамени посредине вышиты изображения двуглавых орлов с надписями наверху: «с нами Бог», а внизу: «за взятие знамен у французов, при реке Требии и Нур, года 1799-го». По углам же вышита серебром буква: А (т. е. Александр 1-й)³²¹.

30-го ч., в неделю всех святых, совершена была мною соборне, в главном монастырском храме, божественная литургия. После обеда осмотрено было мною все монастырское хозяйство и посещены были некоторые братские кельи, которые найдены были не в большой чистоте и опрятности.

На другой день, 31-го ч. после ранней литургии я оставил пустынь и чрез город Подольск, и некоторые села подольского уезда прибыл в тот же день в Давидову пустынь Серпух. Уезда.

Давидова-Вознесенская пустынь на реке Лопасне, в 23-х верстах от уездного гор. Серпухова, основана 1515 г. старцем Давидом, пришедшим из Боровского Пафнутиева монастыря. В ней две главных церкви: 1) соборная двухэтажная, вверху престол Вознесения Господня, а внизу – во имя Успения Пресв. Богородицы с приделом Знамения Божией Матери, где под спудом почивают мощи основателя пустыни, и 2) теплая во имя Святителя Николая; сверх сего, церковь во имя Успения Пресв. Богородицы при покоях назначенных для приездов архиерейских.

1-го ч. июня после литургии совершена была мною соборная панихида по недавно усопшем настоятеле пустыни, игумене Варлааме, моем добром знакомом. На память о нем мне дан был его преемником игуменом Иосифом образ преподобн. Варлаама Хутынского и простая деревянная клюшка. Вечером того же дня совершена была мною всенощная с литиею. и величанием, а на следующий день 2-го ч., литургия с панихидою по блаженно-почившем основателе обители, игумене Давиде.

После обеда в этот день выезжал я из пустыни для обзора некоторых близ лежащих церквей, как то, в селах: Легтищеве и Талеже и в сельце Нерастанном – имении полковника Аркадия Илар. Беклемишева.

3-го ч. после ранней литургии оставил я Давидову пустынь.

По пути к Белопесоцкому монастырю осмотрены были мною церкви в селах: Семеновском-Отраде, Ивановском, Хатуни, Киясовке и Ситне.

Семеновское-Отрада – богатое и красивое по местоположению имение графа Орлова-Давыдова. В нем две церкви и два училища мужское и женское. В училищах с усердием и успехом занимаются преподаванием Закона Божия местные священники; я с утешением слушал бойкие и разумные ответы по этому предмету мальчиков и девочек.

В церкви села Ситни видел я замечательную по древности икону Нерукотворенного Образа Спасителя, 1680 г. Там же в ризнице хранился вне описи деревянный потир века XVI-го.

В 5 часов пополудни приехал я в Белопесоцкий монастырь по глубокому сыпучему песку.

Троицкий Белопесоцкий монастырь основан в конце XV в,. и расположен на левом берегу реки Оки, против г Каширы Тульской губернии. В нем две церкви, братии очень немного, но и те большею частью эпитимисты, т. е. высланные сюда из разных монастырей епархии за нравственные недостатки.

Выслушай с вечера всенощную в настоятельских кельях на другой день, 4-го ч., я совершил соборне литургию при довольном стечении богомольцев не только из окрестных селений Московской епархии, но и из соседнего города Каширы.

После обеда меня приглашали посетить г. Каширу, но я не мог на это решиться, потому что в то время не было дозволено архиереям, без особого разрешения, шагу делать за пределы епархии; и только в октябре того-же 1865 г. епархиальным архиереям дозволено отучаться из своей епархии по уважительным причинам, на срок не долее 8-ми дней, не испрашивая разрешения, но каждый раз донося Св. Синоду во известие, с объяснением причин отлучки.

Вместо г. Каширы я посетил два соседних селения: Середнее и Старую Каширу. В Середнем, осмотрев церковь, я зашел в богадельню, в которой содержатся несколько старух на счет помещицы Е. И. Карповой. В Старой Кашире церковь во имя Знамения Пресв. Богородицы с двумя приделами – высокая, светлая и благоукрашенная с хорами; сооружена тщанием помещика, лейб-гвардии капитана-поручика В. А. Ильина, умершего в 1811 г. и погребенного в правом приделе храма. – Здесь я встретил 80-ти летнего старца заштатного священника И. Полетаева, сверстника и совоспитанника по Коломенской семинарии Митрополиту Филарету.

5-го ч., после ранней обедни, отправился я далее – по направлении к г. Серпухову. Дорога, на протяжении 60 верст, лежала по левому берегу реки Оки. На пути этом встретил я две церкви в селах – Лужниках и Турове, и ничего особенного в них не нашел. Между тем, в Турове встретилось затруднение в лошадях по нераспорядительности станового пристава: почему пришлось мне 1865 г пробыть здесь около 3-х часов. Впрочем я провел это время без особенной скуки в доме помещицы Писаревой, которая радушно предложила мне трапезу.

В 9-м ч. вечера прибыл в г. Серпухов и остановился в Высоцком монастыре, где для приездов архиерейских имеется особое приличное помещение.

Отсюда 7-го ч. я писал Владыке – митрополиту:

«Посетивши три пустынные обители – Екатерининскую, Давидову и Белопесоцкую с окрестными их селениями, 5-го сего июня я прибыл во град обительный – Серпухов, за Вашими святительскими молитвами, благополучно. С утешением могу свидетельствовать пред Вашим Высокопреосвященством, что, за весьма малыми исключениями, везде встречал я добрый порядок и даже там, куда являлся совершенно неожиданно.

Вчера, 6-го ч., по желанию граждан совершена мною литургия в соборе, а завтра, если Бог благословить, намерен совершить служение в Высоцком монастыре? Во Владычнем монастыре, по причине отсутствия настоятельницы, служить почитаю неудобным.

Испрашивая Ваших Архипастырских молитв на дальнейший путь, имею честь быть».

Серпухов расположен на гористом месте по обе стороны реки Нары, в 4-х верстах от впадения ее в Оку и при речке Серпейке, впадающей в Нару. – В первый раз Серпухов упоминается в 1328 г. в завещании Великого кн. Иоанна Даниловича (Калиты). Жителей в Серпухове в 1865 г. было около 14 тысяч д. обоего пола. Церквей 18, в том числе собор; монастырей два – мужской и женский.

Из Серпухова выезжал я в сопровождении соборного протоиерея о Левитского, для обозрения церквей в ближайших подгородных селах; между прочим, были в селе Тишков. Прежде всего приятно поразила меня красивая местность этого села. Оно расположено при устье р. Протвы, впадающей в Оку, на границе трех губерний – Московской, Калужской и Тульской. Церковь в селе Тишкове во имя св. Бориса и Глеба каменная, сооруженная в 1684 г., красивой архитектуры и внутри очень благолепна. Храмовая икона, с изображением равноапостольного князя Владимира и его святых сыновей Бориса и Глеба, весьма древняя и высокого иконописного художества.

Приходский священник Димитрий Орлов 51 год находился тогда при этой церкви, и никогда не видал у себя архиереев, да и сам, кажется никогда не показывался архиереям. Поэтому, когда я вошел в церковь и осматривал ее, он сопровождая меня, то и дело повторял слова: «ныне отпущаеши....» На мой вопрос: что это значит? он отвечал: «теперь я умру спокойно, видевши у себя владыку».

Из церкви мы с о. протоиереем зашли в дом этого почтенного и благочестивого старца и нашли его старушку больною лихорадкой. Он предложил нам угощение поставивши на столь целый штоф красного (вероятно церковного) вина, просил нас выпить. Мы выпили за здоровье болящей его жены. Рассказывая нам о своем житье бытье, он между прочим с старческою наивностью сказал мне: «вот, владыко святый, в каком месте живу я: когда утром запоет мой петух, то его в трех губерниях слышно»... Мы невольно рассмеялись, и затем распростились с гостеприимными старцем.

10-го ч. выслушавши в Высоцком монастыре позднюю литургию, я отправился из Серпухова в обратный путь к Москве.

На этом пути встретил я церковь в Рождествене-Телятьеве. Церковь во имя Рождества Христова с приделом св. Сильвестра, папы Римского. В алтаре на горнем месте помещены библейской картины, писанные на холсте совершенно в италианском стиле, не очень гармонирующем с характером православных церквей. При церкви существует небольшая школа, основанная помещицею графинею Марьею Феодоровною Соллогуб. В ней с ревностью и добрым успехом занимается преподаванием приходский священник П. Флоринский.

Графиня Соллогуб, урожденная Самарина, сестра известных братьев Самариных, и, между прочим, знаменитого Юрия Феодоровича³²².

Графиня, встретивши меня в церкви, пригласила к себе, в дом и радушно предложила мне трапезу. Показывая мне пред обедом свои боярские палаты, она ввела меня в комнату, где в прошедшем 1864 г., брат ее Юрий Феодорович писал свое известное сочинение: «Иезуиты и их отношение к России»³²³

В 7-м часу вечера прибыл я в г. Подольск и тотчас же начата была всеношная с литиею, а на другой день, 11 числа, совершена была в Троицкой церкви литургия.

Вечером, в тот же день, благополучно возвратился в Москву.

14-го ч. писал мне ректор академии А. В. Горский:

«Вот уже год, как вы не видели ни Лавры, ни академии. Прошлогоднее пребывание на старом месте, не смотря на труды, вам порученные, было не неприятно для вас по милостивому отзыву вашему. Пользуемся случаем, т. е. предстоящими публичным испытанием, чтобы просить ваше преосвященство вновь удостоить нас посещением.

Мы надеемся, что посетить нас и старейший первосвятитель, но ваше присутствие прибавить нам утешения, и, может быть, облегчить его труд здесь и в Вифании.

Когда пожалует сюда Архипастырь наш, мы будем просить его о дозволении обратиться к вашему преосвященству с формальным приглашением и надеемся на то получить первосвятительское согласие. Теперь же я решился предуведомить ваше преосвященство, чтобы вы и сами лично могли переговорить с добрым пастырем нашим».

19-го ч. о. ректор снова пишет мне:

«Представляя ныне святителю программу открытого испытания, я прошу у него дозволения пригласить и ваше преосвященство для присутствования при этом, и надеюсь, милостивейший наш архипастырь не откажет нам в сем утешении. В таком случае не премину снова просить ваше преосвященство, чтобы пожаловали к нам и приняли участие в жатве нашей, хотя и скудной.

Преосвященнейший владыко! позвольте нам питаться надеждою, что мы увидим вас у себя, и прошу покорнейше пожаловать в свою прежнюю квартиру».

Не смотря на такое усердное приглашение о ректора, я не мог быть на публичном испытании в родной мне академии: мне поручено было преосвящ. митрополитом присутствовать на Московской семинарии.

23-го ч. писал я ректору Московской дух. академии А. В. Горскому:

«Усерднейше благодарю вас за приглашение; весьма был бы рад видеться с вами и видеть приснопамятную для меня академию, но не имею на сие разрешения и приглашения со стороны высшей власти. Вчера была на Троицком подворье речь о ваших экзаменах: первосвятитель сказал, что ему хотелось бы выехать из Москвы в четверг, так как в пятницу, присовокупил он, назначен экзамен в Академии; но ко мне не сделал по сему случаю никакого обращения; а мне самому завесть речь о поездке в Лавру представилось неудобным и неприличным. Итак всеусердно желаю вам благополучно окончить экзамены, а среди вакации покорнейше прошу посетить меня».

1-го июля писал я в Лавру Его Высокопреосвященству:

«Вашему Высокопреосвященству благоугодно было резолюциею от 29-го истекшего июня, последовавшею на прошении Серпуховского почетного гражданина Соловникова, предписать мне совершить освящение храма в Серпуховском Высоцком монастыре. По взаимному нашему совещанию с настоятелем монастыря и г. Солодовниковым, освящение сие предположено совершить 11-го сего июля, в воскресенье. Выехать из Москвы я предполагаю 9-го числа, в пятницу. При освящении храма необходимо быть протодиакону и певчим. Посему благоволите дозволить мне взять с собою кафедрального протодиакона и несколько певчих из хора Вашего Высокопреосвященства.

По отбытии Вашего Высокопреосвященства из Москвы, мною произведены были публичные испытания учеников Донского и Андрониевского училищ. Удовлетворительнее были ответы учеников Донского училища. В числе посетителей сего училища был К. П. Победонсоцев³²⁴, который также, пo-видимoму, был дoвoлeн oтветами учеников.

В пpaздник Пepвoвepxoвныx Апocтoлoв, по просьбе душеприказчиков пoкoйногo П. И. Kуманина и c согласия Пpeocвящ Дмитpoвcкогo³²⁵, я coвepшил вceнoшнoe бдение и литургию с панихидою в скиту Угрешского монастыря. Это храмовый праздник cкитcкий и день aнгeлa пoкoйногo уcтpoитeля скита. Вceнoщнoe бдение coвepшeнo былo пo чину cкитcкoмv, c чтeниeм 12 пcaлмoв, и c умилитeльным припевом нa кaждoм стихе пcaлмa: aллилуиa.

Принося Baшeмv Bыcoкoпpeocвящeнcтву сыновнее приветствие с исполнением 44 годовщины Вашего пастыреначальственного служения в древле-престольном граде, всеусердно молю Господа, да дарует он Вам силу и крепость еще и еще послужить ко благу вселенской церкви Его».

На это Владыка ответствовал:

«Вашему Преосвященству мир. Благодарю за вспоминание моего времени нового. Но помолитесь, чтобы Господь даровал мне остальное время жития моего в мире и покаянии скончати.

Для ocвящeния xpaмa вoзьмитe aнтиминc нeocвящeнный; и Вы пoдпишетe eгo, чтoбы нe пocылaть его кo мне.

Разумеется что пpoтoдиaкoнa и пoтpeбнoe чиcлo певчих нaдoбнo взять.

Обновителя xpaмa приветствуйте oт мeня блaгocлoвeнием о имени Гocпoдни. Гocпoдь блaгocлoвит и всех тaм cущиx cлужитeлeй aлтapя и пpиcныx чaд пpaвocлaвной Церкви».

Письмо oт нaчaлa дo кoнцa пиcaнo coбcтвeннoю рукою митpoпoлитa, но имени его не пoдпиcaнo, веpoятнo, зa поспешностью.

3-го ч. пиcaл мне из Pимa apxимaндpит Пopфиpий:

«Говopят, чтo Bы нe пoлучили мoero пиcьмa, которое послано было чрез министерство, и которое до Вас должно было дойти никак не позднее Благовещ. Дня. Ужели это правда? К записке моей приложена была тетрадка в 6 или 7 почтовых листов, где говорилось о моих делишках и quasi занятиях, которые хоть не совсем безинтересны, но о которых теперь толковать представляется несвоевременным и тяжелым. Досаднее же всего то, что без этого письма я остался и неверен пред Вами о Пасхе и чуть не обманщиком пред Первосвятителем. Какую винить канцелярию, нашу ли, московскую или СПБургскую министерскую, недоумеваю. Только мне сказано было, что пакет на Ваше имя отправлен был из Рима до Вены с секретарем Испанского посольства для дальнейшей передачи.

Теперь не знаю уже о чем и писать Вам? Из старого разве коснуться только дела о браке? Графиня, по настоянию моему, решительно объявила дочери, что она не согласится на брак ее без венчания в нашей церкви, а при этом исследование о количестве приданого, оказавшегося несколько меньшим, чем предполагалось, послужило для искателя руки решительным побуждением к отказу от брака тем более, что сестры жениха весьма были против этого брака, даже Антонелли, впутавшийся в это дело, под видом благожелательства той и другой стороны, явно расстроил начинавшееся сближение. Только нецыи из наших секретарей за несколько балов или обедов у Бонопарта настоятельно склонили и мать и дочь согласиться на все его условия. Теперь это семейство уже убралось из Рима.

Есть у меня желание привлечь в Рим на диаконское место кого-ниб. из студентов Моск. д. академии. – Не посоветуете-ли кому? Жалованья 770 скуди, по словам теперешнего диакона достаточное количество. Впрочем этот старец неприхотлив. Но не таково молодое поколение. Да и самое дело о перемене диакона зависит от назначения пенсии; без нее нельзя расстаться с ним. а он на службе только 18 лет. К несчастью, при доброте и постоянстве его характера у него такой неприятный голос, что то и дело приходится слышать жалобы на это и на то, что некого избирать в законоучителя для детей. Ему мало доверяют как не академику, а я не берусь по своим причинам. Поэтому, если бы кто-ниб. из новичков академистов захотел явиться в Рим, ему нашлось-бы довольно дела и пищи для любознательности.

Ратует-ли кто в Москве кроме Аксакова³²⁶ по делу о Кунцевиче³²⁷? Мартынове³²⁸ иезуит готовит защиту своему изданию жизни Кунцевича и кажется, защиты этой ищет главным образом 1) в вариациях письма Сапеги, которое будто-бы отыскал в самом лучшем списке и 2) в перемене Мелетия Смотрицкого³²⁹, жизнь которого также издал, и при том с замечательным приложением – письмом Мелетия к папе Урбану о способе обращения русских в унию. Это письмо называет издатель очень редким; правда ли это – не знаю, кажется оно у нас известно на Руси, но, главное, это письмо служит опровержением тенденций Мартынова. Почему-бы, например, не написать о сем г. Евгению Голубинскому³³⁰?

Я живу теперь в деревне Ариччио близ Альбано в palazzo Бонопарта, двух маленьких комнатах, но с окнами к морю, которое впрочем верст за 14-ть отсюда. Надо мной живет папский милостыне-раздаятель Г. Де-Фаллю, и занимает до 14 комнат вверху».

На это отвечал я от 27-го числа:

«Судя по Вашей обычной аккуратности. я ожидал Вашего ответа на мое письмо и телеграмму от 4-го марта не позднее Пасхи, но, не получая ответа ни в апреле, ни в мае, я пришел в недоумение и не знал, чему приписать Ваше молчание. Наконец, в половине июня слышу от Знаменского архимандрита³³¹, якобы Вами послан на мое имя пакет чрез министерство Иностр. дел. Эта весть успокоила было меня, но, до сих пор не получая этого пакета, я снова удивляюсь и недоумеваю, чтобы это значило. Где этот пакет и какая судьба постигла его? – Но вам не верится, что я не получил пакета и в нем тетради: напрасно Вы мучите себя разными догадками и предположениями!... Очень жаль однакож будет, если я вовсе не получу Ваших тетрадей, в которых, судя по Вашим намекам, содержится, вероятно, не мало интересного. Нельзя ли Вам употребить какие-либо меры к отысканию Вашего погибающего пакета?

Благодарю вас за доставление курьезных картинок папских и кардинальских одежд. А еще более благодарен вам за исполнение моего поручения относительно высылки сочинения кардинала Питра. Книгу эту я получил еще на Пасхе, и прошу извинить меня, что до сих пор не уведомлял вас о получении оной.

В начале июня в Москве был Парижский священник о. Владимир Геттэ³³². Приезжал повидаться со владыкою и поблагодарить за дарованную ему, по милости нашего первосвятителя, докторскую степень. К сожалению, я не видался с ним, путешествуя в это время по епархии.

А дошел ли до вас слух о присоединении; к единоверию трех раскольничьих лже-епископов и двоих клириков? Событие в истории русского раскола еще беспримерное».

5-го ч. получил я от преосвящ. Леонида записку такого содержания:

«Если благоугодно вам взглянуть на живопись купола во храме Спасителя, то я ожидаю вас завтра в 12 часу, чтобы в полдень быть уже на месте».

В ответ на это писал я на обороте того же листка:

«Завтра я отправляюсь на Ваганьковское кладбище для отпевания тамошнего старца – священника, и потому, к сожалению, не могу сопутствовать вашему преосвященству».

9-го ч предпринято было мною новое путешествие в г Серпухов, ради освящения храма в Высоцком монастыре.

Прибыв туда в половине 12-го часа ночи, на другой день, 10-го ч., я слушал в монастыре позднюю литургию, и после литургии осмотрел храм, приготовленный к освящению. Главный храм во имя зачатия св. Анны обновлен на счет Серпуховского почетного гражданина, Андроника Андр. Солодовникова, весьма благолепно, везде блистает золото. Обновление храма стоило, как мне сказывали, до 20-ти тысяч рублей.

В 6 часов вечера всенощная с литиею и величанием.

11-го ч., в воскресенье, пред литургиею совершен мною торжественный обряд освящения храма; затем литургия по чину. Все происходило в должном порядке; только от чрезмерной духоты в храме, по причине многолюдного стечения богомольцев, с протодиаконом Шумовым сделалось дурно, так что он не мог докончить со мною литургии.

Когда, по окончании литургии, виновник обновления храма купец Солодовников и другие почетнейшие граждане прошли в мои покои, где предложен был чай, я в слух всех прочитал из вышеизложенного письма ко мне митрополита следующие слова: «обновителя храма приветствуйте от меня благословением о имени Господни»… Милостивые слова архипастыря так тронули сердце старика Солодовникова, что он тут-же спросил меня, чем бы он мог выразить свою признательность за столь милостивые слова владыки. Я предложил ему сделать какое-либо пожертвование в пользу бедных духовного звания, и он вручил мне на другой день 500 рублей.

Торжество освящения храма заключено было приличною трапезою в дом обновителя храма.

12-го ч. совершено было мною, по церковному чиноположению, обновление городского храма во имя Воскресения Христова, и затем литургия. Храм возобновлением своим обязан заботам церковного старосты и городского головы почетного гражданина А. М. Серикова.

13-го ч. служил во Владычнем женском монастыре. После чая, осмотрены были мною все храмы, ризница, больница с аптекою и трапеза, золотошвейное и свечное производство, – и все найдено было мною в отличном порядке. Благоустройством своим монастырь весьма много обязан умной и энергичной настоятельнице игуменьи Митрофании.

14-го ч. числа служил я в новоосвященном монастырском храме литургию и молебен о здравии благотворителя купца Солодовникова.

В 5 часов выехал из Серпухова, и возвратился в Москву.

14-го ч. писал мне из Вятки преосвященный Агафангел³³³.

«Завтра, с высочайшего соизволения, отправляюсь я в Москву для совета с врачом. Радуюсь, что буду иметь удовольствие утешится любовью вашего преосвященства. Думаю ехать на Казань, откуда на пароходе чрез Нижний, Кострому, Ярославль и Сергиеву Лавру. Высокопреосвящ. митрополит теперь, вероятно в Гефсимании. Нужно будет представиться ему. Один из здешних купцов, представлявшийся его высокопреосвященству, сообщил мне, что владыка предложить мне остановиться на Троицком подворье. Предаю себя в его распоряжение, о чем и пишу ему ныне же. В Москве можно мне будет пробыть не более трех суток. К моему возвращению в Вятку накопится здесь множество дел; погода с последних дней июля будет уже осенняя. Здоровье, которое, как я думаю, укрепится от путешествия и теперешней теплоты, надобно будет поберечь. От здешних холодов, длящихся 11 месяцев в году, телесные силы мои весьма упали, особенно в прошедшую зиму».

По прибытии в Москву, преосвященный вместо Троицкого подворья, имел пребывание у меня в Высокопетровском монастыре.

На другой день, 15-го ч., я поспешил довести о результатах своей поездки в Серпухов до сведения первосвятителя находившегося в это время в Троицкой Лавре:

«Долгом поставляю донести вашему высокопреосвященству, что освящение храма в Высоцком монастыре, порученное мне вашим высокопреосвященством, совершено мною 11-го сего июля, при помощи Божией, по надлежащему. Храм, по предварительном освидетельствовании мною, оказался в полном благоустройстве. Особенность торжества и благоприятная погода привлекли, множество богомольцев. По окончании литургии, от имени обители, я благословил обновителя храма иконою Иверской Б. Матери: а затем, когда он и прочие участники торжества пришли в покои, прочитаны были мною те строки из письма вашего высокопреосвященства ко мне, в коих преподается о, имени Господни архипастырское благословение как обновителю храма, так и всем сущим в граде служителям алтаря и присным чадам православной церкви. Строки сии выслушаны были всеми с сердечным умилением и глубокою, признательностью к вашему высокопреосвященству; и в особенности они тронули почтенного благотворителя обители, так что он, в чувстве душевной признательности за ваше архипастырское внимание к его усердию, выразил предо мною желание чем-либо ознаменовать свою признательность к вашему высокопреосвященству; и в след за тем представил мне пакет на имя вашего высокопреосвященства со вложением 500 рублей в пользу открываемого на Заборовском подворье дома воспитания девиц-сирот духовного звания³³⁴. Я долгом почел объявить за сие г. жертвователю от имени вашего высокопреосвященства благодарность. Но как прикажете мне распорядиться относительно этого пакета: препроводить его к вашему высокопреосвященству в Лавру или сохранить его у себя до возвращения вашего в Москву?

В след за совершенным мною нарочитым торжеством монастырским освящения храма последовало на другой день неожиданное для меня другое церковное торжество. Прихожане градской Воскресенской церкви поспешили к моему приезду в Серпухов привести к окончанию начатое ими еще в прошедшем году обновление своего приходского храма. Приходский священник и церковный староста почетный гражданин Сериков обратились ко мне с усердною просьбою совершить по чину церковному обновление их храма, и я не отказался исполнить их просьбу.

Затем игуменья Владычнего монастыря явилась ко мне с неотступною просьбою совершить служение в ее обители. Я не имел достаточной причины отказаться от удовлетворения и этой просьбы, и 13-го числа совершена была там мною соборне литургия».

В ответ на это владыка писал мне от 19-го числа:

«Вашему преосвященству мир.

Благодарение Богу, что путешествие ваше в Серпухов совершилось в благоустроении и к созиданию паствы.

Не пишете, говорили ли вы поучение или поучения. А это желательно. Есть ли время не благоприятствует протяженному слову и краткое может принести пользу. Народ наш еще не довольно настроен к напряженному и продолжительному вниманию: краткое, близкое к разумению и к сердцу слово он берет и, не роняя уносит.

Посылаю вам отношение преосвященного митрополита Литовского³³⁵, которым просит священника для новоустрояемого Мариинского женского монастыря из здешних монахинь. Сего желает и игумения³³⁶. Есть ли не окажется священника, который бы согласился, можно представить из диаконов твердого поведения и рассуждения. Попросите о. Благочинных указать с благонадежностью.

Примечаю, что преосвященный Дмитровский истощает свое здоровье службою: поберегите его, взимая иногда от него и принимая на себя труд³³⁷.

Прошу, сколько можно, без промедления окончить с попечительством дело девического училища. Мы много мудрствуем в деле довольно простом и тратим время, а беспомощные ждут и страждут».

24-го числа писала, я в Лавру преосвященному митрополиту:

«Вследствие резолюции вашего высокопреосвященства от 19-го сего июля последовавшей на отношении высокопреосвященного митрополита Литовского касательно избрания из среды московского духовенства священника для Виленского женского монастыря, немедленно приглашены были мною московские о. о. Благочинные. По выслушании означенной резолюции, они обещались доставить мне без промедления свои отзывы о кандидатах, которые изъявят желание поступить на помянутую священническую вакансию. По получении сих отзывов, я не умедлю представить вашему высокопреосвященству свои соображения по сему делу.

По делу об открытии дома воспитания девиц духовного звания, я двукратно приглашал к себе членов попечительства для окончательного обсуждения некоторых вопросов по сему делу и настоит надобность еще раз пригласить их с тою же целью. Подробный отчет о результатах сих собраний имеет быть представлен мною вашему высокопреосвященству в непродолжительном времени.

По словесному приказанию вашего высокопреосвященства, переданному мне кафедрального о. протоиереем, имею честь препроводить при сем записку о сумме, пожертвованной для дома воспитания девиц духовного звания Серпуховскими почетным гражданином Солодовниковым.

В словах вашего высокопреосвященства побуждающих меня к участию в трудах преосвящ. Дмитровского по совершению церковного богослужения, слышится мне некий упрек. Позвольте в сем случае принести пред вами сыновнее оправдание. Если в последнее время чаще встречалось имя преосвящ. Леонида в газетных известиях о совершении архиерейского служения в Успенском сборе, то в тоже время на мою долю доставалось совершать такие служения, которые не подлежать газетной гласности, как напр., царские панихиды и др. Но и в те дни, когда преосвящ. Леонид служил в Успенском соборе, я не оставался без служения; и для меня равно утешительно совершать богослужение как в соборах, так и в Петровском монастыре между тем как преосвящ. Леонид предпочитает служить в соборах, между прочим, по причине тесноты его домовой церкви; и потому, когда я предлагал ему, чтобы он предоставил мне служить в Успенском соборе 18-го числа, он на сие не согласился. После сего мне ничего не оставалось делать, как служить в Петровском монастыре. Что касается до частных служений, на которые преосвящ. Дмитровского приглашают, по его обширному знакомству, гораздо чаще, нежели меня, то здесь моя помощь для него, очевидно, неуместна.

Простите, владыко Святый, моему дерзновенному объяснению».

В ответ на мое письмо владыка писал от 29 числа:

«Вы оправдываетесь, но я не обвинял. Дело в том, что преосвященный Леонид, как я замечаю, принимает на себя иногда труды не по силам. В сем никто не виноват, но если можно предусмотреть сие и можно заменить его, на такие случаи желал я обратить ваше внимание».

31-го ч снова писал я в Лавру митрополиту:

«По делу об избрании кандидата на священническое место в Виленский женский монастырь, предварительно формального о сем представления вашему высокопреосвященству, долгом поставляю объяснить следующее. Из Московских священников. как отозвались мне о. о. Благочинные, никто не изъявлял желания переместиться в Вильну, но есть желающий поступить туда из диаконов, именно диакон Покровской, в Кудрине церкви Андрей Смирнов. Ему 64 года, окончил курс в семинарии в 1822 г. с званием студента, в сане диакона с 1825 г. По отзыву местного благочинного, рассудителен, сдержан, терпелив и весьма скромен. Вообще поведения весьма трезвого и честного.

Но диакон Смирнов желает перейти в Виленскую епархию не безусловно: ему хотелось бы на своем настоящем месте устроить одну из его дочерей.

Благоугодно ли будет вашему высокопреосвященству удостоить диакона Смирнова священнического сана уволить его в Виленскую епархию с предлагаемым им условием? Если будет на то и другое соизволение вашего высокопреосвященства, нужно ли будет мне упоминать в формальном представлении об условии, с каким желает диакон Смирнов перейти в Виленскую епархию».

На это владыка отвечал мне в тот же день:

«Вильна требует не только назидательного священника, но и законоучителя занимательного и производящего не поверхностное впечатление в детях. Диакон Николо-Покровский довольно, вероятно, ограниченного образования преклонных лет, идет вероятно, не с большим усердием к службе, потому что главная цель его – выдать дочь.

Не найдете ли другого кандидата из диаконов?»

1-го августа пред литургиею я получил от преосвященного Леонида записку какого содержания:

«Чрезвычайное желание совершить освящение воды на реке – врачебнице моей заставило меня обещать совершить в Успенском соборе нынешнее служение, хотя и чувствовал нездоровье. Целодневное лечение, казалось, успокоило меня и я хорошо провел ночь; но утром опять открылась болезнь, с которою ехать из дому очень опасно. Есть ли для вас не составить неудобства и затруднения, то не соизволите ли принять на себя это служение, а приготовившиеся к служению с вами могут придти служить со мною, если мне поможет Бог.

Впрочем, если для вас неудобно, то я пойду на волю Божию, в собор».

Без сомнения, просьба, моего доброго друга охотно была мною исполнена.

В Москву приехал новый обер-прокурор Св. Синода граф Дмитрий Андреевич Толстой³³⁸. По этому случаю, 2-го числа я обращался к преосвященному Леониду с следующими вопросами: «неизвестно ли вам, где остановился новый обер-прокурор, поедете ли вы к нему и когда?»

На это, преосвященный отвечал:

«Граф проездом к Троице остановился в Москве, как он говорил мне сегодня, лишь для того, чтобы познакомиться с Вами и со мною, и я полагал, что от меня он проедет к Вам.

Завтра в час он едет к Троице, где пробудет до четверга, оттуда проедет в рязанскую; деревню, и ко времени прибытия Императора будет обратно в Москву.

Я не могу еще поправиться; выезжал, с разрешения врача, навестить родных и не думаю, чтобы скоро возвратилась обыкновенная сила желудка.

Простите».

Известный поборник мысли о Бородинском памятнике С. А. Маслов продолжал ревновать о сооружении памятника, только уже не у Кремлевской стены, а на Моисеевской площади. 4-го августа он писал, мне:

«В думе на 6 или 7-е число августа назначен доклад о Спасобородинском памятнике на Моисеевской площади. Извещаю о том Вас как Можайского епископа; уверенный, что если в думе известно о том мнение Высокопр. Митрополита и Ваше, то это много поможет благополучному решению вопроса».

Но и этой мечте почтенного Степана Алексеевича не суждено было осуществиться.

5-го ч. писал я в Лавру преосвящ. митрополиту:

«По приказанию Вашего Высокопреосвященства, я снова обещался к о. о. Благочинным и просил их найти из московских диаконов кандидата, достойного занять священническое и законоучительское место при новоучреждаемом женском монастыре в Вильне; но желающих, кроме Покровского в Кудрине диакона, никого не оказалось. И трудно предполагать, чтобы кто либо из московских священнослужителей без особенных личных побуждений, решился оставить древлепрестольный мирный город и идти в страну едва ли еще совершенно умиротворенную. Содержание, какое полагается по штату старшему священнику в Виленском монастыре, т. е. 600 р., не может быть слишком привлекательно для московского диакона, особенно при чаянии быть рано или поздно священником в Москве.

Ожидая дальнейших приказаний и распоряжений Вашего Выскопреосвященства по сему делу, имею честь быть»....

10-го ч. писал мне Ректор академии, протоиерей А. В. Горский:

«Вчера был я утешен надеждою видеть у себя преосвящ. Леонида, но к сожалению скоро должен был от нее отказаться. Сегодня поласкала меня другая надежда – видеть Вас, преосвященнейший Владыко, под кровом своим. Не знаю, даст ли Господь насладиться ее осуществлением. Первосвятитель наш чем то занят к приезду Государя.

Но если изволите пожаловать, то прошу покорнейше прямо на мою квартиру, или лучше на Вашу прежнюю. Я всю вакацию ныне сижу дома, и встречаю да провожаю гостей.

Итак, преосвященнейший Владыко в надежде счастливого свидания с Вами».

Преосвящ. Леонид ездил в Лавру для личных объяснений со Владыкою – митрополитом по делам служебным. – В след за ним думал и я отправиться туда по такой же надобности о чем и просил преосвящ. Леонида доложить Первосвятителю; но вот какой ответ получил от сего последнего Гефсиманского скита от 10-го числа:

«Простите преосвяшеннейший, что я затрудняюсь видеть Вас у себя на сей неделе. Сколько болезнь уступает времени в мое распоряжение, столько едва ли достанет мне для некоторых неотсрочимых дел. Прошу Вас отсрочить путешествие Ваше до дней будущей недели, какие свободными окажутся.

Мир с духом Вашим».

10 ч. писал я ректору Московской д. академии А. В. Горскому:

«Усерднейше благодарю Вас за радушное предложение крова на случай моего приезда в Лавру. Но моя поездка, по воле Первосвятителя, отлагается до будущей недели; и ранее 13 или 20-го числа едва ли я могу предпринять путешествие. Спешу уведомить Вас о сем для того, чтобы освободить Вас от излишней заботы относительно встречи меня на станции железной дороги».

Таким образом моя поездка в Лавру отложена была до 20-го числа.

Между тем Москву удостоил своим посещением Государь Император с новым наследником престола великим Кн. Александром Александровичем. Митрополит, по своей немощи, не в состоянии быв приехать туда для встречи Августейшего гостя и для обычного приветствия его изустною речью: вместо речи он приветствовал Его. Величество письмом, которое вручено было Государю, при вступлении его 15-го числа в Успенский собор, преосвящ. Леонидом³³⁹. Когда же Их Величества прибыли 19-го числа в Троицкую Лавру, митрополит приветствовал Их там изустною речью³⁴⁰.

13-го ч. получено было мною письмо от новой знакомой, Натальи Петровны Киреевской. Вот что писала она мне на первый раз из своей Тульской деревни Долбина от 10-го числа в ответ на мое письмо от 2-го августа:

«Ваше Преосвященство, Милостивый Архипастырь!

Примите выражение искренней моей Вам признательности за приятное доказательство Вашего воспоминания почтеннейшим письмом Вашим от 2-го августа, которое получено, мною вчера вечером, 9-го числа.

Что могу Владыка святый, сказать о себе 24-го июля, неожиданная, грустная весть об опасной болезни достопочтенного старца о. игумена Антония, вызвала меня в Оптину пустынь; 25-го ч. я была возле постели болящего, имела утешение принять его отеческое благословение и слышать любвеобильное назидание. Не имея сил оторваться от св. старца, я пробыла до 1-го августа при нем и не уехала бы, если бы меня по делу не потребовали в Долбино.

Здесь печальная весть о кончине о. игумена Антония, последовавшей с 7-го на 8-е ч. августа, в 12 часов ночи, сильно огорчила меня; хотя нет сомнения, что его праведная душа сподобилась вечного блаженства, но не услышим мы более его слова любви столь утешительного! Вечная ему память! во всех душах глубоко его чтивших.

Но, благодарение Богу, эта святая обитель не оскудевает старцами. Их советы, назидания и утешения пользуют и укрепляют души. Справедливо именуют о. Иллариона столпом утверждения. Его простота святая, разумная, растворенная любовью, его просьба: «имейте мир со всеми», «не замечайте недостатков ближнего», «стремитесь к исполнению заповедей Божиих», «в смирении и твердое имейте упование, что милосердый Бог спасет Вас» – всегда благотворно действовали на душу слушающего. Благодарю Бога, даровавшего мне грешный в старце поддержку и утешение.

Весть, сообщаемая о готовности стен церкви к покрытию колерами, очень мне приятна, как и то, что рисунок умывальника Вам нравится. Желательно, чтобы и трикирии и все остальное было по вкусу Вашего Преосвященства».

Скажу здесь несколько слов о личности г-жи Киреевской и о наших взаимных с ней отношениях.

Наталья Петровна Киреевская урожденная Арбенева, воспитана была в добрых христианских правилах и с детства знакома была с некоторыми монастырскими старцами. Так, с 6-ти летнего возраста она начала посещать известного по своим подвигам Новоспасского иеромонаха Филарета, в схиме Феодора († 28 авг. 1842 г.) вместе с своею благочестивою матерью Е. Н. Арбеневою († 1831 г.), которая под руководством старца научилась понимать евангелие и книги отеческие³⁴¹. А так как старец Филарет был духовником митрополита Филарета, то чрез него Наталья Петровна сблизилась и с сим последним и до конца его жизни пользовалась его особенным вниманием и благоволением.

Наталья Петровна была в замужестве за известных писателем-славянофилом Ив. Вас. Киреевским³⁴². Вот как характеризует его А Кошелев³⁴³: «Ив. Васильевич с ранней молодости страстно занимался философией, был горячим приверженцем Локка, Бэкона, потом Спинозы и, наконец, Канта, Фихте и Шеллинга. Издававши журнал «Европеец», он был ярым западником. Только позднее, т. е. уже в конце тридцатых годов, под влиянием некоторых обстоятельств и отчасти в следствие частных и горячих споров с А. С. Хомяковым³⁴⁴ и И. Васильич перешел к тем богословским и философским убеждениям, которые составляли особенность славянофильского направления… Беседы с некоторыми отшельниками и чтение св. отцов всего более повлияли на изменение его убеждений»³⁴⁵.

В беседы с отшельниками о которых упоминает г. Кошелев, Иван Васильевич введен был своею супругой, как она сама мне передавала. Наталью Петровну очень часто посещал иеромонах (в последствии иеросхимонах) Введенской Оптиной пустыни (Калужской епархии) Макарий, с которым она познакомилась, по всей вероятности, у упомянутого выше новоспасского старца Филарета³⁴⁶. Ив. Васильевич, как философ, иронически относился к частым собеседованиям своей супруги с каким-то неизвестным ему пустынником. – Недовольная насмешками своего мужа, Наталья Петровна не раз просила его познакомиться с посещавшим ее старцем. Наконец, убедила его принять о. Макария и побеседовал с ним. Полюбилась Киреевскому умная и назидательная беседа старца; а надобно заметить что о. Макарий был дворянского происхождения и имел, кроме обширной начитанности духовной, и некоторое светское образование. – Чаще и чаще стали повторяться беседы философа Киреевского с оптинским старцем, и результатом, этих бесед было, как пишет Кошелев, изменение убеждений первого из них.

С Н. П. Киреевскою в первый раз встретился я в августе 1859 г. в Заиконоспасском монастыре, у ректора Моск. дух. академии, архим. Сергия³⁴⁷. В беседе со мною она жаловалась мне на трудность воспитания детей, при тогдашнем направлении русской литературы, и при этом обнаруживала достаточное знакомство не только с литературою, но и с философскими идеями, кои она заимствовала очевидно из бесед с своим мужем-философом.

Спустя год после первой со мною встречи Н. П-на обращалась ко мне, как ректору семинарии ходатайством о принятии в семинарию сына духовника ее двенадцатилетнего ученика Заиконоспасского училища Сергея Борзецовского. Ходатайство ее было уважено, так как мальчик оказался очень способным.

Прошло затем несколько лет, как я нигде почти не встречался с Натальей Петровной. Наконец, в конце января, или в первых числах февраля, 1865 г. я встретил ее на Троицком подворье, у митрополичьего секретаря Н. В. Данилова. Долго не видавшись с нею, я едва узнал ее, но она отнеслась ко мне, как уже старому знакомому. Начался разговор о разных предметах, между прочим, Наталья Петровна спросила меня: «доволен ли я своим положением?» – «Доволен», – сказал я в ответ, – «но мне одного лишь недостает, – прибавил я затем, – недостает домовой церкви, – что особенно ощутительно для меня в зимнее время, при значительном отдалении от моих покоев теплой церкви. Между тем, как есть вблизи моих келлий церковь, именно в колокольне; но она в 1812 г. при нашествии неприятелей, была разрушена, и до сих пор остается в запустении, а восстановил ее нет у меня средств; все суммы, какие были в монастыре, употреблены мною на возобновление и. украшение зимней Сергиевской церкви». – На этом беседа наша и прекратилась. Я простился с Н. Петровной и вскоре забыл о беседе с нею. Между тем, среди великого поста мне докладывает монастырский казначей, что какой-то мастер просит дозволения посмотреть Покровскую церковь, что в колокольне, и вымерить ее, не объясняя, для чего ему это нужно. – Я дозволил. – Наступила светлая неделя. Посещая, по обычаю, своих знакомых и проезжая улицей Остоженкой, я вспомнил, что где-то тут квартирует Н. П. Киреевская. Отыскавши ее квартиру, я велел доложить о себе: она с полным усердием приняла меня. Между разговорами она предлагает мне рассмотреть рисунок иконостаса. Нравится-ли вам этот рисунок», – спрашивает она? – «Очень нравится». «Не угодно ли вам, – продолжает она, – чтобы по этому рисунку сделан был иконостас для вашей домовой церкви?» – Такое неожиданное предложение крайне удивило меня. Без сомнения, я принял оное с сердечною признательностью; но при этом подумал: ведь, для приведения церкви в надлежащий порядок, кроме иконостаса, нужно и еще немало кое-чего; а у меня в распоряжении денежных средств никаких нет. Как бы то ни было, я с благодарностью принял от Н. Петровны рисунок иконостаса и затем обратился к преосвященному митрополиту с просьбою об оказании мне помощи к восстановлению разрушенной Покровской церкви и к обращению ее в домовую церковь. – Владыка согласился дать мне взаимообразно из сумм Николо-перервинского монастыря 5,000 р. без процентов. Немедленно приступлено было к работам, и в августе я уведомлял уже Н. Петровну, что стены в церкви оштукатурены и готовы к раскрытию колерами, а иконостас из орехового дерева с розовым и иконы заказаны Натальею Петровною мастерам Варфоломееву и Сушкину.

Но добрая и почтенная Н. Петровна не ограничилась этим приношением; она сверх того принесла мне в дар серебряные золоченые трикирий и дикирий, а также умывальник с блюдом, которые и до ныне у меня находятся в употреблении. Об этих то предметах Н. П-на и упоминает в своем письме от 10-го августа.

17-го числа получил я письмо из Вятки от преосвященного Агафангела. Вот что писал он мне 10-го числа:

Примите мою сердечную благодарность за братскую любовь и гостеприимство. Дни, проведенные с вами, преосвященнейший владыко, суть одни из лучших дней в моей жизни. Господь Бог да воздаст вам сторицею за искреннее радушие и истинно родственное доброжелательство, которым вы оживляли и успокоивали изнемогшее мое сердце. Во Владимир приехал я в 5 часов вечера, и остановился у преосвящ Феофана³⁴⁸. С ним объяснился я и слава Богу, кажется, возвратил его расположение. На родине провел 4 дня; виделся со всеми родными. Обо всем с ними переговорил, во всем их простил и облегчил бремя, лежавшее на душе моей. В Вятку приехал 7 августа.

Путешествие было благополучное. Особенных приключений не встречал. В Нижнем у доброго преосвящ. Нектария³⁴⁹ опять прогостил сутки. Он получил отсрочку до 30 августа. В Казани провел сутки. Хотя преосвящ. Афанасий³⁵⁰ и просил остаться на Преображение, чтобы служить с ним с преосвящ. Кириллом³⁵¹; но мне надобно было спешить в Вятку; срок отпуска уже истекал; в Казани был я 4 августа.

Благодарю Господа Бога, что он устроил для меня это путешествие. В Вятку приехал я почти новым человеком. Телесные силы мои освежились и укрепились, дух ободрился и утешился; свидание с преосвященными было весьма полезно для меня. Хотя приехавши в Вятку, нашел я три указа, сведение и одно отношение обер-прокурорское, вызывающие опять скорбь и болезнь; но впечатления грустные теперь уже не так сильно трогают меня, как прежде. Бог, создавшей церковь, сам да направляем ее к премудрым целям своим! Наше дело – нести за Христом крест; открывши братиям своим – архиереям скорби сердца своего, я чувствую, что половина бремени сошла с плеч, и самый крест данный мне уже не так тяжел. Дай Бог, чтобы с преосвященными подобные свидания были почаще. Дай Бог, чтобы осуществилось желание преосвящ. Леонида, которому прошу ваше преосвященство передать мою искреннюю благодарность за его ласки».

23-го числа писал я его преосвященству:

«Приношу вашему преосвященству искреннюю благодарность за ваше посещение и душевно радуюсь, что путешествие ваше имело благоприятное действие на укрепление ваших сил.

На прошедшей неделе и я совершил небольшой вояж до Троицкой Лавры. Была надобность лично объясниться о некоторых делах с Первосвятителем. К великому моему утешению, я нашел старца в вожделенном здравии. Между тем, в это самое время пронесли по Москве на счет его самый печальный слух. Москва-старушка, под час, бывает очень легковерна».

21-го ч. получено мною из Рима от архим. Порфирия письмо, в котором он писал мне от 9-го числа:

«Безмолвие ваше заставляет предполагать, что вы не получили моего письма и от 4-го июля. Если еще и настоящее писание не достигнет до вас, это будет значить, что какая-ниб. враждебная сила преграждает путь моей переписке, и что нужно будет искать других средств к письменным сношениям.

Жизнь моя течет без заметных изменений и иногда до того увлекается потоком мрачных раздумий, что с трудом переношу не только безответность моих друзей – приятелей, но и нескорый даже ответ их.

Недавно французский аббат Меснард, ищущий в Риме докторства, но живущий, по случаю прекращения лекций, в Кастель Гадольфо, предложил посмотреть простое папское служение и я по этому предложению охотно отправился на католический праздник вознесения Б. Матери в Кафедральную Кастель-Ганд. церковь.

Папа действительно служил негласную миссу, как простой священник, только с диаконом и иподиаконом; впрочем при этом все-таки присутствовало человек 12 благодарной гвардии и несколько швейцарских вооруженных, несколько прелатов и один кардинал. Не смотря на великость праздника и священнослужителя, из посторонних светских было не более 100 человек, но за то около 30 из них готовились к причащению св. таин; папа сам приобщал их и для сего двукратно обошел около решетки, (близ которой обыкновенно стоят желающие причащаться), преподавая с обычными словами опреснок; между причастниками были три римских или албанскнх сановника, до 20 барынь, а остальные из простых жителей – поселян папского замка. После своей миссы папа благоволил еще слушать другую тайную миссу, которую в след за ним тотчас-же начал совершать местный каноник. Папа во все это время сидел посреди церкви, читая молитвенник; я стоял от него не более как в 3-х или 4-х шагах, и был очевидцем такого зрелища, для созерцания которого желал бы пригласить всех более рьяных наших ревнителей старины. При чтении молитв папа открыто вылоожил на лежавшую пред ннм бархатную подушечку³⁵² довольно большую табакерку, взяв немаленькую из нее щепоть, двумя свободными от табаку пальцами двукратно совершил на себе крестное знамение и, затем в несколько приемов вынюхав весь хранившийся между первыми тремя пальцами прах, вновь начал креститься уже без табаку в руке и шептать прерванную молитву.

Как вы думаете, понравилось ли бы это нашим рогожцам? Но здесь этим, разумеется, никто не соблазняется. Пришедши домой, я стал читать бывшее у меня под руками нравственное богословие, и там нечаянно отыскал рассуждение именно о табаке. Римский моралист толкует, что нюхание и курение табаку пред приобщением св. таин вовсе не составляет нарушения поста (так же, как если бы пришлось кому нечаянно проглотить частицу ногтя, металла или другую какую-нибудь неперевариваемую желудком вещь) и потому не может называется даже легким грехом, а только разве делом не совсем приличным. Соображая прошедшее с настоящим, я подумал только, что, если бы и правду говорил этот казуист римский, все же мудрено предположить; что папа молился от глубины души и во время молитвы вовсе отрешился от мира и земных попечений, когда не мог забыть своей пустой прихоти на 40 только минут, которые требовались для 2-х его мисс.

Известны ли вам ответные письма газеты Le Monde газете S. Pétersbourg об Иосафате Кунцевиче? Мне сильно хвалили их иезуиты, и я на днях отыскал эти – 90, 94 и 101 №№; ответ на них, кажется, незатруднителен; автор русский оказался всего более виновным в искажении или неверном переводе письма Льва Сапеги, но здесь вина падает кажется исключительно на Бантыш-Каменского³⁵³, который вместо слов, приписанных Иосафату: «я властен гнать и рубить головы», должен был будто бы читать: «он дозволил им (сиречь православным раскольникам) топить и обезглавливать униатов»; и еще говорить вместо слов: «должно лишать должностей и изгонять из королевства всех тех, которые не принимают унии» – Иосафат говорил будто бы: «ужели должно оставить сию (т. е. латинскую церковь) и изгнать ее из государства». Мало вероятное и неудобообъяснимое изменение! Но Мартынов иезуит хвалится, что в отысканном им списке письма Сапеги остаются слова также, как пишет его друг Бенедиктинец в Le Monde. Ужели у Кояловича³⁵⁴ нет верного списка? При отьезде из Рима сей друг Аксакова, (Мартынов) объявил мне, что он хочет также писать статью об И. Кунцевиче на русском, французском и итальянском языке, в виде письма на имя русского архимандрита. Я с своей стороны сказал, что я не боюсь мирной полемики, если только здоровье позволить мне писать, но просил его не издавать своего письма на мое имя на итальянском языке, так как православный ответ никогда не может читаться в римской папской области. Еще я поставлял условием, чтобы мне дозволено было читать те рукописи, которые были у него под руками, и из коих он черпал то новые чтения, то новые известия, но сомневаюсь, чтобы он исполнил эту просьбу. Ожесточение его против России и русского правительства очень велико, как видно из частных бесед.

Семилистовое письмо мое к вам, по новым розысканиям оказалось, пошло не чрез Вену, а чрез Париж и не с секретарем, а с курьером Испанского посольства; сие последнее, спасибо, помогает мне в розыскании потери, но жалею, что из министерства из С.-Петербурга ничего не отвечают на мой запрос.

Пока позвольте положить перо, пожалуй и эта хартия затеряется. Аще угодно воззрите на двор папский в прилагаемой фотограф, картинке».

26-го ч. писал я в лавру преосвящ. митрополиту:

«Объявил я монахине Флавиане³⁵⁵ волю Вашего Высокопреосвященства относительно предназначения на священническую вакансию в вверенный ей монастырь диакона Покровской в Кудрине церкви; но она повторила мне свое желание иметь лучше готового, хотя-бы и сельского, священника, нежели вновь произведенного из диаконов.

В бытность мою в Лавре имел я об этом предмете разговор с о. Ректором³⁵⁶ и некоторыми из академических наставников. По этому поводу профессор Сергий Смирнов³⁵⁷ рекомендовал мне товарища своего, по московской семинарии, священника села Подсосенья, что близ Вифании, Петра Некрасова, как, человека благонравного. В след затем явился ко мне священник этот с письмом от проф. Смирнова и объявил, что он желает перейти в Виленскую епархию, но с тем условием, если ему дозволено будет на свое место приискать достойного со взятием его дочери. Я послал его к монахине Флавиане с тем, чтобы она, увидевшись с ним и испытавши его беседою, сказала о нем свое мнение. Священник показался ей удовлетворительным, и она изъявляет желание иметь его при вверенной ей обители.

Свящ. Некрасов, от роду 49 лет, окончил курс в Моск. семинарии с аттестатом 2-го разряда в 1840 г.; в сане священника с июня 1841 г., имеет набедренник; поведения за 1863 г. рекомендован хорошего, в семействе у него жена и 9 человек детей.

Представляя сие на благоусмотрение Вашего Высокопреосвященства, ожидаю Вашего Архипастырского приказания и распоряжения».

На другой же день получил я от его высокопреосвященства следующий ответ:

«Вашему Преосвященству мир.

Видно, надобно согласиться на назначение Подсосенского священника. Пусть ищет преемника. Между тем не излишне было бы мне увидеть священника».

28-го ч. писала мне из Долбина Нат. П. Киреевская:

«Примите выражение искренней признательности моей за внимательное воспоминание, поздравление и благожелание Ваши мне, которые ценю благодарным и преданным Вам о Господе чувством, и от души желаю Вам всех благ и утешения.

Полагаю, что Ваше Преосвященство успешно действуете к изготовлению всего для храма нужного; желательно, чтобы мелкие вещи, потребные к освящению, были все в готовности заранее, а то стеснят о них заботы, когда приблизится день освящения храма. Уверена, что забота о новом храме Вашем не отягощает, а доставляет удовольствие Вашему Преосвященству.

Вероятно, живопись стенная в храме должна скоро быть окончена и скоро будут готовы церковные подсвечники и паникадило. Желаю быть уверенной в исправностии мною рекомендованных художников, работы которых должны быть исполнены все к 15 сентября, когда и иконостас поставится на место.

О себе позвольте умолчать, потому что ни дела мои, ни здоровье не улучшаются и обстоятельства крайне стеснены общим нынешнего года неурожаем; по настоящему недоходу должно было бы нам остаться в деревне; но также дела вызывают в Москву».

1-го сентября писал я в Лавру преосвящ. митрополиту:

«Согласно приказанию Вашего Высокопреосвященства имею честь препроводить при сем к Вашему Высокопреосвященству мои мнения о кандидатах на священническое и причетническое места к церкви при вновь устроенном доме воспитания».

Девицы, обучавшиеся в Горихвостовском доме призрения, по случаю перестроек в сем доме, переведены в новый дом воспитания 29-го истекшего августа. При чем смотрителем дома, протоиереем Капустиным³⁵⁸ совершено было молебствие с водоосвящением.

7-го ч. получил я от преосвящ. Леонида записку такого содержания:

«Если изволите располагаться к служению завтра и не имеете ставленника, то не возмете ли препровождаемого.

Сегодня в Архангельском соборе служения не было; оно перенесено на завтра.

Мне нет труда совершить хиротонию, но светские тяготятся задержками.

Впрочем, снова говорю: труда в этом не нахожу, и Вам себя сколько-либо стеснять не из чего».

Того же числа писал мне из Гефсиманского скита преосвящ. митрополит:

«Московских ведомостей в № 193, 4 сент., в письме Бланка, сказано, что с. Бородина³⁵⁹ священник Смирнов в земском собрании предложил об изъятии церковных земель от повинностей по земству и что г. Архипов это отвергнул. Дайте мысль священнику частным путем, что о сем случае, сделавшемся гласным, надобно донесть начальству, действительно ли это было, и как».

Приказание святителя без сомнения было исполнено.

14-го ч. получил я преосвящ. Леонида записку следующего содержания:

«По архипастырскому изволению старшее духовенство должно приветствовать нового генерал-губернатора. По соглашению с князем прием будет в 12½ часов в доме генерал-губернаторском. Я пригласил старшее духовенство ко мне в полдень.

Почитаю долгом вас о сем уведомить»

Новым московским генерал-губернатором, назначенным на место удаленного Офросимова, был князь Владимр Андреевиич Долгоруков³⁶⁰.

19-го числа писал мне из Вятки преосвященный Агафангел:

«Радуюсь, что и ваше преосвященство оживились несколько поездкою в Лавру. Движение для нас, прикованных письменными делами к столу, совершенно необходимо. Я каждый день чувствую, как благодетельно было для меня путешествие в Москву. Стараюсь и здесь выезжать хотя на полчаса в день за город; а так как погода стоить в Вятке большею частго ненастная и холодная, то начинаю приучаться и к домашней гимнастике по руководству Шребера³⁶¹.

Еще раз благодаря ваше преосвященство за любовь истинно братскую, честь имею быть с совершенным почтением и преданностью»...

24-го ч. писал я преосвящ. Леониду:

«По приглашению обновителя храма и по резолюции первосвятителя, я отправляюсь завтра после литурии, в Бронницы, для освящения храма. Посему покорнейше прошу вас снабдить меня имеющимися при вашей ризнице принадлежностями для освящения храма, и с ними благоволите отпустить вашего иподиакона, как человека сведущего и опытного в настоящем деле».

На другой день, 25-го ч., в час по полудни я отправился в Бронницы, в сопровождении ректора Московской семинарии архимандрита Игнатия.

По прибытии туда, в 6 часов вечера началась всенощная служба с обычною литиею и величанием.

26-го ч. в воскресенье, совершено было, по церковному чиноположению, освящение возобновленного храма во имя Архистратига Михаила. Затем литургия, в конце коей сказано было мною поучение. В поучении этом, обращаясь к гражданам г. Бронниц, я произнес между прочим следующие слова:

«Да будет благословенна и незабвенна, пред Господом и пред вами, братие, память доблестного согражданина вашего, раба Божия Алексия, предначавщего обновление и благоукрашение св. храма сего! Да призовется и выну призывается вами благословение Божие и на благочестивого продолжателя и совершителя богоугодного дела сего!».

В объяснение этих слов должно сказать, что возобновление новоосвященного храма начато было Бронницким почетным гражданином Алексеем Кононовичем Кононовым, но, по причине смерти его, не было доведено им до конца. Начатое доброе дело продолжил и благоуспешно совершил наследник умершего – его племянник и воспитанник Иван Алексевич Кононов. Получивши от своего дяди и благодетеля в наследство около 7-ми миллионов рублей, Иван Алексеевич не щадил издержек для благоукрашения храма Божия. Для одних церковных утварей как-то: подсвечников и паникадил, употреблено более 7-ми пудов серебра, а иконостас сверху донизу блистал золотом; стены и своды храма украшены были очень хорошею живописью. Все украшения эти стоили, как мне сказыывали, около 120 тысяч рублей. Такого благолепия в приходских храмах я почти нигде не видал.

Торжество освящения храма заключено было трапезой.

На следующий день, 27-го ч., совершена была мною соборне панихида по усопшем благотворителе храма. Затем, после завтрака, мы с о. Игнатием отправились обратно в Москву, посетивши мимоездом церковь села Ивани и напившись у церковного старосты купца Владимирова чаю.

Об исполнении возложенного на меня поручения я долгом почел довести до сведения Первосвятителя. Вот что писал я в Лавру его высокопреосвященству 29-го числа:

«По милости Божией и за вашими первосвятительскими молитвами, я совершил путешествие в Бронницы благополучно. Храм освящен, как было предположено, 26-го числа по чиноположению церковному, при чем произнесено было мною и приличное поучение. Стечение народа было очень многочисленно; немало было богомольцев и из Москвы.

На другой день после литургии в теплом храме которую совершал чередной священник, отправлена была мною соборне панихида по усопшем благотворителе храма Алексее Кононович. Вечером того-же дня я возвратился в Москву.

Обновленный и новоосвященный бронницкий храм мне кажется, один из лучших храмов в московой епархии, как по богатству украшений, так и по изяществу отделки. Об одном можно сожалеть, что этот блистательный храм несовсем у места: ему надлежало бы, быть в столице, а не в таком малом и бедном городе, как Бронницы. Здесь не найдется способов и умения сберечь и поддержать такой великолепный храм; разве только сам же обновитель храма примет для сего надлежащие меры. Благоукраситель храма не раз выражал желание, чтобы ваше высокопреосвященство когда-либо воззрели и обратили Архипастырское внимание на возобновленный им храм».

29-го ч. получено было мною письмо из Петербурга от преосвященного Макария, митрополита месопотамского и амидского, который пред тем жил около 2-х лет в Москве ради милостыни: – Он, бывши в Москве, изредка посещал меня и я бывал у него в Богоявленском монастыре, где он имел пребывание. Время от времени он заменял нас с преосвящ. Леонидом в служении, произнося при Богослужении возгласы по-арабски, или по-гречески, так как русского языка, по кратковременности своего пребывания в России, он изучить еще не мог. Вот что писал мне, разумеется, чужою рукою этот досточтимый пришелец – иерарх от 27-го числа:

«Ваше преосвященство, Преосвященнейший владыко, Возлюбленный брат о Христе!

Простясь с вами в Москве, я очень жалею, что. по обстоятельствам, не мог далее оставаться у вас. Помня ваши расположения ко мне и последния ваши: благожелания, я долгом считаю принести вам мою признательность, которую и постараюсь носить всегда в седце своем.

Ваше Преосвященство! позвольте мне надеяться, что Вы поверите искренности моих чувств и не отвергнете выражения их.

Вашего Преосвященства покорнейший слуга и смиренный странник Макарий, митрополит Месопотамский и Амадский».

В конце письма собственноручно подписался старец по-арабски с приложением, своей печати.

30-го ч. обращался я к преосвящ. Леониду с запискою такого содержания:

«Преосвященнейший Владыко!

Я желал бы завтрашний день в первый, а может быть, и в последний раз отслужить в Покровском соборе, если будет на то изволение Вашего Преосвященства.

Завтра же часам к трем я усернейше прошу Ваше Преосвященство пожаловать ко мне – разделить мою скромную трапезу.

Вашего Преосвященства покорнейший послушник Савва Еп. Можайский.

Р. S. Едва лишь я окончил эту записку, как явился ко мне Успенский о. Сакелларий с предложением, относительно завтрашнего служения в Покровском соборе. Я объявил ему свое согласие касательно служения. Позвольте надеяться, что это не будет противно Вашей воле».

И вот какой получил на это братский ответ:

«Вам угодно оказать уважение к моим правам на завтрашнее служение в Покровском соборе; дозвольте мне предпочесть Ваши; Вы как будто хотите уступить служение мне; приимите уступку от меня. Примите, как сердечный именинный дар, и при нем просьбу о молитве за меня в сем храме, да дарует мне непорочно и свято до конца сохранить дар, 20 лет тому, в этом храме, возложением преосвященных рук великого святителя нашего, мне недостойному преданный.

Уже отблаговестила Москва к малой вечерне, поэтому приношу Вам поздравление со вступлением в день Вашего небесного молитвенника и в новолетие монашеского жития.

По приглашению Вашему быть всемирно постараюсь».

30-го же ч. писал мне Ректор академии, А. В. Горский:

«Приношу Вам усерднейшее поздравление со днем ангела Вашего и прошу Господа о сохранени Вашей жизни на долгое время и благословении Вашей Архипастырской деятельности. Прошедший год день этот мы проводили вместе с Вами, но теперь и, в разлуке с Вами также искренно преветствуем Вас и от всей души желаем Вам всех благ от Господа.

Сейчас я от пустынножителя скитского, получив от него благословение праздновать завтра наше ежегодное торжество. Видел святителя в добром здодовье и слышал, хотя не от него, что он к Вам сбирается, как говорят, 10-го числа, а завтра переезжает в Лавру».

1-е октября – день моего ангела. В последний раз праздновал я этот день в Москве, среди моих друзей и знакомых. В следующем году я встречал его вдали уже от родной Москвы, но об этом речь впереди.

3-го ч. писал я ректору Московской д. академии А. В. Горскому:

«Приношу Вам искреннейшую благодарность за ваши приветствия и благие пожелания.

С утешением воспомянули и мы с Преосвященным Дмитровским³⁶² о прошлогоднем академическом торжестве, подобного которому мы нигде не встречали, да вероятно и не встретим.

Слышно, что ваше ученое предприятие относительно Богословского Словаря близко к осуществлению: да благопоспешить Вам в сем благом деле Верховный податель мудрости!

С истинным к Вам почтением и преданностью имею честь быть»....

8-го ч. писал мне из Лавры преосвященный митрополит:

«Вы передали мне правила о училище девиц, когда я не мог войти в рассмотрение их по состоянию здоровья и по другим препятствиям. После, рассмотрев оные, нашел я знаки карандашем, сделанные, вероятно, в означенные сомнения, или неодобрения; но знаки не сказывали, что Вы думали, и чего желали. Как дело очень длится, то я пересмотрел правила, как умел, и назначил к употреблению.

Потом встретил представление Вам от попечительства с одобрением главной надзирательницы, на котором ни слова, ни знака Вашего и нет. Возвращаю Вам представление, прошу лично Ваше мнение».

11-го ч. писал мне преосвящ. Леонид:

«Был у меня сейчас Николоявленский благочинный³⁶³ с приглашением на завтрашнее служение панихиды, литургии и молебна в его церкви по случаю открытия Николаевского братства.

Я послал телеграмму ко Владыке и, как скоро получу ответ, извещу Вас, где служить повелено будет мне и где Вашему Преосвященству: в соборе или в Николоявленской церкви. Во всяком случае нам обоим должно готовиться.

Вообще по причине многнх распорядителей никакого распоряжения не вижу. Никто из членов Комитета меня не пригласил, не уведомил, от Владыки приказания нет; между тем служение, можно сказать, официальное и Владыке известно, что оно должно быть совершено архиереем.

Не войти нам в это дело можно подвергнуться ответственности. Ох, плохо, когда нет хозяина. Кажется, завтра мы будем иметь его.

О. Стефан ожидал, что я буду проповедь говорить; я отказался и поэтому начнет писать. За распоряжениями к Вам явится посему диакон.

Приезд в 9½ утра».

В след за тем преосвященный снова пишет:

«Благословите, преосвяшеннейший Владыко, мне ехать в собор, а Вас да благословить Господь во благо Московской епархии открыть братство».

Братство, о котором здесь речь, учреждено при церкви Николы Явленного, на Арбатской улице, в память почивщего в Бозе Цесаревича и В. Князя Николая Александровича, с целю попечения о нуждах воспитания беднейших детей духовного сословия, обучающихся в духовных училищах московской, а буде представится возможность, то и других епархий³⁶⁴.

12-го ч. писать мне из Петербурга Авраам Сергеевич Норов³⁶⁵, бывший министр народного просвещения:

«Вменяю себе в особенное удовольствие препроводить для библиотеки вашего преосвященства экземпляра изданного Археографическою Коммиссиею под моею редакциею «Путешествия игумена Даниила по св. земле», и другой экземпляр – перевод того же сочинения на французский язык³⁶⁶.

Прося ваше преосвященство не оставить меня святыми молитвами вашими, имею честь быть с истннным почтением и совершенною преданностью».

Получив это почтенное письмо и при нем ученые издания 18-го числа, я на другой же день поспешил поблагодарить его высокопревосходительство.

13-го ч. возвратился в Москву из Лавры, после продолжительного там пребывания, наш архипастырь. По этому случаю писал мне преосвящ. Леонид:

«В 6 часу я надеюсь заехать к вам, чтобы вместе без всяких бумаг, представиться его высокопреосвященству. Облекусь в коричневую рясу при владимирском ордене».

В полночь на 16-е число писал мн опять преосвящ. Леонид:

«Не возьмете ли на себя труд сказать члену (1-й экспед.) консистории, что владыке благоугодно, чтобы: и нашим письмоводителям назначено было увеличение жалованья из 2400 р. назначенных на усиление консисторских канцелярских окладов».

В Московском Обществ древне-русского искусства, коего я состоял действительным членом, возбужден был около этого времени вопрос о происхождении хранящихся в Московском Успенскомм соборе свящ. сосудов, известных под именем сосудов Антония Римлянина³⁶⁷. По этому поводу я сносился с известым ученым профессором К. И. Невоструевым и преосвящ. Аполлосом³⁶⁸ епископом Старорусским, викарием Новгородским.

На мой вопрос по этому предмету г. Невоструев сначала отвечал от 17-го октября:

«Ни в изданном о. Макарием³⁶⁹ житии преп. Антония Римлянина, ни в приложенной вами в Син. библиотеку описи имущества патр. Филарета об Антониевых сосудах не упоминается. О. Макарий, правда, сделал указание на г. Снегирева³⁷⁰, но более ничего».

Затем писал он мне от 11-го ноября:

«Снявши копии с сих документов, самые документы при сем честь имею с благодарностью возвратить вам. Г. Филимонов, как оказалось, по соображению лишь в заглавии книги, из коей заимствовал, документа, поставил 7140 год, и oxoтнo xoчeт переменить на 1627 от Р. Xp., если докажется, что И. M. Снегирев³⁷¹ пpи описании сосудов преп. Антония Римлянина неошибочно выcтaвил этот год coбopнoй описи, в нacтoящee вpeмя впрочем уже не существющей; да и неизвестно пока, справедливо ли он ссылается на нее, не имеет ли он в виду той же caмoй в Оружейной палате книги на которой основывается Филимонов. Во вcякoм случае впрочем без дальних справок возникают сомнения в тожестве сосудов по этой записной книге c соборными пpeп. Aнтония Римлянина».

К пpeocвящeннoму Aпoллocу обращался я с пиcьмoм, от 25-го oктябpя, следующего содержания:

«Преосвященнейший владыко, милocтивый архипастырь!

С coизвoлeния высокопреосвященнейшего Mocкoвcкогo Филapeтa, имею чecть oбpaтитьcя к вашему преосвященству с покорнейшею просьбою.

В настоящее вpeмя в Московском Обществе дpeвнe-pуccкогo искусства, коего я состою членом, поднять вопрос о находящихся в ризнице Моск. Успенского coбopa древних сосудах, по пpeдaнию известных под именем сосудов пpeп. Aнтoния Римлянинa. Желательно было бы устное предание относительно сих свящ. утвapeй подкрепить древними письменными свидетельствами. В Московcкиx apxивax и библиoтeкax тaкиx свдетельств не оказывается. Не сохранились ли какие-либо документы, относящиеся к этим утварям, в apxивax новгородских? Kapaмзин в 210 примечании ко 2-му тому своей Истории Государства Российского³⁷² упоминает о записках Aнmониева мoнacmыpя, в которых якобы значится, что церковные сосуды, положенные в Италии пpeп. Aнтoниeм в делву³⁷³ и вытащенные из p. Boлxoвa в Новгороде, были cepдoликовые, яшмовые и xpуcтaльныe, укpaшeнныe золотом, алмазами и яxoнтaми и чтo царь Иоанн Васильевич взял иx в Москву. Любопытно знать, coxpанились ли эти записки в Антониевом монастыре и к какому времени; он относятся? – И если сохранились, то не благоволите ли, преосвященный владыко, приказать кому-либо сделать из оных выписку касательно упомянутых сосудов и доставить мне? Кроме того, нет ли Антониевом монастыре или в библиотеке Софийского собора каких-либо древних документов (в роде ризничных описей и т. п.), в коих может быть встречаются какие-либо сведения о сосудах преп. Антония? Если бы нашелся где-либо подобного рода документ с сведениями об этих сосудах, то желательно также, чтобы с него снять был точный список и доставлен мне.

Ваше преосвященство очень много обязали бы меня, если бы приняли на себя труд исполнить мою, выше изъясненную, покорнейшую просьбу.

С истинным почтением и братскою о Христе любовью имею честь быть».

Но ответа на это письмо не последовало, или он не сохранился у меня.

Летом 1865 г. профессор богословия в Моск. университете, прот. Н. А. Сергиевский³⁷⁴, по поручению министра народного просвещения А. В. Головина³⁷⁵, ездил во все русские университеты для совещания с тамошними профессорами богословия о лучшем устройстве преподавания этого предмета в университетах. По возвращении из своего путешествия протоиерей Сергиевский составил отчет, в котором, как выражается взвесивши все мнения профессоров богословия, и показавши до какой степени установилось между ним и прочими преподавателями богословия соглашение по предметам совещаний, излагает и свои предположения, насколько они согласны или несогласны с мнениями прочих преподавателей. Отчет этот о. Сергиевский представил митрополиту, а владыка передал его мне для предварительного рассмотрения и заключения. Прочитавши отчет, я сделал и представил 24-го октября его высокопреосвященству следующий краткий отзыв:

«I. Во всех означенных мнениях более или менее изъясняются два предположения:

1) Относительно содержания и направления богословских чтений в русских университетах:

2) О тех или других внешних условиях желательных для успеха университетского преподавания богословия.

II. В рассуждении первого предположения, т. е. относительно содержания и направления университетских богословских лекций, протоиерей Сергиевский, указавши предварительно на сходство и различие в мнениях по сему предмету прочих преподавателей богословия, в основание для оценки этих мнений полагает общее рассуждение о значении богословия в отношении к университетским специальностям и утверждает, что «богословие требуется в ряду каждого специального отдела наук, как такая наука идеальная задача которой поставить религиозную истину в такое отношение к сознанию, чтоб она не теряя своего характера, ни мало не поступаясь своим предметным (объективным) содержанием, представлялась в гармонии с известною суммою человеческих знаний, с прочими научными истинами» (стр. 5). В силу такого значения богословия в университетском образовании, он утверждает далее, что цели сего образования, не может прямо и достатачно удовлетворять преподавание положительного богословия и, соглашаясь отчасти с мненем профессора богословия Киевского университета, протоиерея Фаворова³⁷⁶, а еще более с мнением профессора Харьковского университета, протоиерея Добротворского³⁷⁷, признает наиболее соответствующею условиям университетского образования так называемую апологетику – науку, «исследующую основания религии вообще и веры христианской в особенности, в виду вопросов или ответов, сомнений или отрицаний современной науки», с изъяснением однакож существенных истин вероучения христианского и коренных основ христианского нравоучения.

Но при этом, согласно с мнением всех преподавателей бoгocлoвия в yнивeрcитeтax, кроме профессора Новороссийского университета³⁷⁸, признается благопотребным и необходимым по причине недостаточного знакомства светского общества с библиею, отдельно от апологетики, преподавать чтение о Священном Писании.

Такой план преподавания богословия в университетах, по моему мнению, заслуживает полного одобрения.

III. По второму предположению,относительно внешних условий, желательных для успеха университетского преподавания богословия, составитель отчета, согласно с мнением всех профессоров богословия, кроме профессора протоиерея Павловского, который об этом предмете совершенно умалчивает, представляет следующие соображения:

1) Профессоры богословия теперь же должны освобождены от преподавания церковной истории и церковного законоведения, которые по уставу уже отделены от кафедры собственно богословской.

2) Преподавание богословия во всех русских университетах должно идти непременно на двух курсах, 1 и 2-м, так чтобы на 1-м курсе преподавалось чтение о библии и на 2-м апологетика.

3) Допустив отдельное преподавание «чтения о священном писании», необходимо учредить штатную доцентуру при кафедре богословской с тем, чтобы доцент преподавал чтение о свящ. Писании. При этом протоиерей Сергиевский настаивает, что поставление доцентов, как помощников, хотя и не лицу профессора, но делу преподавания его предмета, должно быть «неизменно обусловлено твердым заверением профессора относительно достоинств лица избираемого».

Но относительно поседнего требования прот. Сергиевского дожно заметить, что, так как предполагаемые доценты будут избираемы, конечно, или из воспитанников дух. академий, или из наставников академий и семинарий, или из приходских священников с академических образованием, то удостоверения о достоинстве избранного кандидата естественнее всего требовать от ближайших начальств.

4) В видах возвышения авторитета богословской кафедры в университетах, желательно, чтобы профессоры богословия, церковной истории и церковного законоведения, с присоединением к ним предполагаемого доцента по богословию, образовали особый комитет, который имел бы свой круг дел и свои собрания, подобно как имеют их факультеты. – Желание основательное и справедливое.

Наконец, 5) как средство к самообразованию профессоров богословия, признается полезною командировка и поездка того или другого профессора заграницу с ученою целью.

В заключение своего отчета, прот. Сергиевский, опытно дознав действительную пользу совещания с своими товарищами по преподаванию богословия, изъявляет желание, чтобы каждый из его товарищей мог воспользоваться тою-же выгодою; чего, по его мнению, и можно достигнуть назначением съезда всех русских университетов в Петербурге или в Москве»³⁷⁹.

26-го ч. писал мне ректор академии Ал. В. Горский:

«Позвольте представить вашему преосвященству и Николаю Васильевичу³⁸⁰ (когда будет удобно) слово о проповедниках евангелия у славян.

Мы теперь хлопочем, как вести дело по изданию словаря. Собираем «источники», собираем материалы, собираем людей; стараемся уяснить себе требование задачи, требования нашей публики духовной и недуховной. Господь ведает, как пойдет это дело.

Слышно, что и у вас дела прибавилось с возвращением святителя в Москву. Он передал вам еще значительную часть своих забот. Так и должно это быть, в облегчение старца».

2-го ноября получил я из Рима от архимандрита Порфирия краткое письмо следуют содержания:

«В письме владыке – первосвятителю я проспл дозволения прислать особо записку о моих занятиях в Риме, так как она тогда еще не была готова. Хотя ее и переписывали другие, но все-таки не вполне разборчиво и ясно; потому я не рещаюсь прямо послать ее к его высокопреосвященству, а опять прибегаю к вашему посредству; если найдете удобным, вы без сомнения, передадите соржание ее или на словах, или в переписанной вновь тетрадке. В объяснение и дополнение нахожу необходимым сказать только одно что цель этой записки одна – уверить владыку в несовершенном моем бездействии, чего видимо опасался он, когда не желал первоначально отпускать в Рим, и когда говорил, что тамошнее служение не соединено ни с какими важными занятиями».

4-го ч. совершено было мною освящение восстановленной и благоукрашенной церкви во имя Покрова Пр. Богородицы, соединенной с моими покоями теплым переходом.

9-го ч. писал мне ректор вифанской семинарии, архим. Никодим³⁸¹.

«Относительно желания Иосифа Трофимовича³⁸² не знаю, что сказать вам. Конечно для меня было бы желаемее, ссли бы мудрость и милосердие начальства указали другие средства к безбедному существованию наставников семинарии. При настоящем же жалованьи особенно в нашей семинарии и особенно семейному наставнику существовать совершенно невозможно. Особенно же тяжело положение г. Сердцева, который не получает классного оклада, не имеет в семинарии никакой вспомогательной должности и не может добыть что-либо посторонним трудом, что возможно для наставников других семинарий. Чтобы иметь понятие о бедственном его положении, нужно обратить хотя немного внимания на его жалованье и расходы. Он получает от семинарии в месяц 35 р. 75 к.; из сих денег ежедневно употребляет рубль на пропитание семейства, что составить по 11 коп. на каждого члена его семейства: содержание очень скудное. Остается от месячного жалованья 5 р. 75 к. на чай и сахар, в чем невозможно ему отказать себе и семейству, а на одежду себе и семейству откуда он возмет что-либо?

Мы надеялись, что подобно наставникам академии и семинарские наставники не оставлены будут милостью начальства; но не знаем, исполнится ли наша надежда.

Всесмиренно испрашиваю у вашего преосвященства благословения архипастырского и памяти обо мне».

13-го ч. совершено было мною освящение храма во имя праведного Филарета милостивого в доме воспитания сирот – девиц духовного звания. Дом для училища каменный и трехэтажный, с двумя при нем каменными же флигелями, построен на бывшем Заборовском подворье, принадлежавшем московской кафедре, на средства, дарованные милостивым и сердобольным Архипастырем московским – Филаретом³⁸³.

Пред выездом из монастыря к освяшению храма получил я от преосвящ. Леонида записку такого содержания:

«Простите, что не во время беспокою.

Потрудитесь на сем листике обозначить с точностью час и минуты приезда Вашего на нынешнее служение, чтобы, если решусь туда ехать, мог не опоздать к началу литургии».

Я ответил на это, что располагаюсь приехать не позднее половины 10-го часа.

Однакож его преосвященство почему-то не был в церкви.

20-го ч. послал я причту села Гориц Шуйского уезда Влад. еп. 250 рублей сериями, на вечное поминовение родителей и сродников, при следующ. письме:

«Так какь село Горицы есть место моего рождения и первоначального воспитания и как на кладбиище при храме сего села погребены останки моей родительницы Стефаниды Ивановны и других близких моих родственников, то мне желательно, чтобы в этом храме совершалось вечное поминовение о моих родителях и родственниках.

Посему препровождаю при сем к вам возлюбленные о Христе братия и служители св. храма, 5 билетов серий на; сумму 250 р. с тем, чтобы ежегодные проценты по четырем из сих билетов получаемы были за поминовение моих родителей и родственников в пользу причта, а проценты по одному билету в пользу церкви. Самый же капитал оставался бы навсегда неприкосновенным и значился в клировых веомостях.

При сем прилагается список имен для поминовения о здравии и за упокой».

О получении этих денег писал мне свящ села Гориц Александр Невский от 3-го декабря:

«Посланные Вашим Преосввященством деньги 250 р. с священнонерковнослужителям села Гориц Рождества-Богородицкой церкви в вечное поминовение Ваших родителей и родственников получены 30-го ноября.

Что воздадим Господу Богу мы, недостойнейшие служители алтаря, за благодеяния и щедроты, посланные Вашим Архипастырским попечением и усердием? Принесем теплые молитвы Господу, положившему в сердце Ваше благое намерение исполнить это святое и вечное воспоминание о Вашем Преосвященстве и родителях Ваших».

22-го ч. писал я в Рим архим. Порфирию, между прочим, в ответ на его письмо от 11-го марта:

«Наконец шестилистовое послание Ваше от 12 февр., посланное при письме от 11 марта, облетевши, вероятно, всю Европу, достигло и белокаменной Москвы: я получил оное 2-го сего ноября.

4-го ч., в присутствии А. Н. Муравьева, читал я Ваш отчет первосвятителю. Владыка со вниманием и любопытством выслушал его и поручил мне благодарить Вас за сообшение интересных сведений. В особенности, внимание Его Высокопреосвященства обращено было на следующие предметы, упоминаемые в вашей записке:

1) На сочинене Молини «О жизни и останках св. ев. Марка»; так как вы, упоминая об этом сочинении между прочим, заметили, что только вопрос о перенесении мощей св. Марка в Венецию исследуется с такою основательностью и подробностью, которая не мало может содействовать к уяснению этой довольно темной (по нашим источникам) истории, то владыка выразиил желание чтобы вы, имея под руками помянутое сочинение, ответ на вопрос этот изложили, сколько можно, подробнее и обстоятельнее, так, чтобы это в виде монографии можно было напечатать в каком-либо из наших журналов. Вообще святителю желательно, чтобы вы и на будущее время, более интересные предметы описывали с большею подробностью, оставляя в стороне предметы, менее заслуживающие внимания: non multa, sed multum.

2) Institutiones Philosophiae – Либератори (Liberatore). Вы пишете, что часть этой философии, известная под названием метафизики, для воспитанников нашей семинарии могла бы быть любопытною и нелишнею книгою. Владыка спрашивает: почему же именно?

3) Хромолитографические изображения Б. Матери – Росси – Владыка желал бы знать, на каком языке пояснительный текст при этом издании и какая цена ему.

4) Типикон – Тоскани. Также неизлишне знать цену и этого издания.

5) Очень любопытным, наконец, показалось святителю ваше описание открытого испытания воспитанников Propagandae fidei.

В заключение, владыка изволил поручить мне сделать из вашей записки извлечение, которое бы можно было напечатать. Имея в виду ваше предостережение, я пригласил на совет А. Е. Викторова: дал ему прочитать вашу записку и просил его сказать, что по его мнению можно допустить в печать, не подвергая вас неприятности, и чего нельзя. Его ответ такой: напечатать все сполна. Но я не разделяю его мнения. Я думаю поступить так: сначала выписать те места, которые не могут подлежать никакому сомнению; о прочих же спросить предварительно вашего собственного мнения. Можно ли, напр., предавать гласности содержание ваших бесед с кардиналом Питра, с Пирлингом и Пальмером? Хорошо бы вы сделали, если бы поспешили написать мне, чего нельзя печатать из вашей записки- черновой текст ее, вероятно, у вас сохранился.

Вы спрашиваете, правда-ли, что до Москвы доходят жалобные слухи, что яко-бы вы редко или скоро служите? что вы, по болезни своей, служите нечасто, это, кажется, известно из ваших же писем; но что скоро служите, об этом я ни от кого не слыхал. Но вот какой слух я не очень давно получил касательно вас: якобы иезуиты не очень благосклонно смотрят на вас и стараются раскидывать пред вами сети, и потому люди, благорасположенные к вам, советуют вам быть осторожнее в сношениях с ними. – На днях получил я от Виленского генерал-губернатора Кауфмана³⁸⁴ в дар книгу, под заглавием: «Сборник документов уясняющих отношения Латинопольской пропаганды к русской вере и народности» (из ист. материалов помещ. в «Вестнике Зап. России»). Здесь, между прочими статьями, помещена следующая: «Тайные постановления общества иезуитов». Неизлишне было бы вам иметь под руками эту книгу.

В письме от 9 августа вы, между прочим, выражаете жалобу не только на безответность своих друзей – приятелей, но даже и на нескорый ответ их на ваши письма. Я не отвечаю за прочих ваших друзей приятелей; но прошу вас Бога ради не сетовать, по крайней мере, на меня, если я не всегда скоро отвечаю на ваши письма. Дела у меня постоянно так много, что решительно не находишь времени для переписки с друзьями и приятелями, недостает иногда досугу и газеты почитать.

Новостей особенных в Москве никаких нет; у меня приятная новость та, что Бог даровал мне утешение освятить 4-го числа, в день третьей годовщины моей архиерейской хиротонии, домовую церковь. Церковь маленькая, но весьма изящная и удобная. Великою благодарностью на этот раз обязан я Н. П. Киреевской (она Вам усердно кланяется и просит ваших молитв): если бы не она, я не имел бы этой церкви».

Помещаю в след за сим шестилистовое послание о. Порфирия от 12-го февраля:

«К избранию тех или других занятий в Риме меня чаще побуждают не столько свои желания, сколько обстоятельства непредполагаемые. Еще на пути к месту своего служения, я предполагал было заняться чтением Ватиканской или других римских библиотеках древних рукописей, по содержанию своему имеющих более близкое соотношение с историею православной Церкви. Но по приезде в Рим оказалось, что для продолижительного чтения и сидения в холодных библиотеках силы мои были недостаточны. Даже к практическому ознакомлению с коллегиями или семинариями и монастырями Римскими, для чего требовались путешествия и беседы, встретил в своей болезни пока также неодолимые препятствия. Пришлось поэтому ограничиться домашним чтением вновь выходящих книг, которые, по отзыву других, обещали лучшее средство к знакомству с современным состоянием Римской церкви и богословской литературы; но при чтении вновь убедился в истине, не безъизвестной впрочем и прежде, что на рецензии римских газет или журналов никак полагаться не следует даже в деле суждения о достоинстве книг.

Так Civilta Cattolica очень расхвалила изданное в прошлом году библиотекарем Барберинской библиотеки сочинение венецианского каноника Молини «О жизни и останках св. ев. Марка», но в биографии автор выдает некоторые недоказанные предположения за достоверные истины, и по тому поводу, что Марк был учеником апостола Петра, очень произвольно рассуждает об отношении последнего к первому. Только вопрос о перенесении мощей св. Марка в Венецию исследуется с такою основательностью и подробностью, которая немало может содействовать к уяснению этой довольно темной (по нашим источникам) истории. Для меня примечательным показалось и решительное, а не предположительное как у других, признание автора, что прежде без всяких оснований выдавали за автограф св. Марка рукопись его евангелия на латинском языке, хранящуюся в библиотеке Венецианского собора. В конце книги приложены даже снимки с миниатюр заглавных листов рукописи, обличающих ее очень недавнее происхождение. – Institutiones Philosophiae – сочннение Либератори (Liberatore) также превознесено похвалами, превышающим и его достоинство. Это собственно система философии Фомы Аквината с дополнительными краткими замечаниями о новейших теориях философии; впрочем часть ее, известная под названием метафизики, для воспитанников наших семинарий, за неимением ничего подобного на русском языке, могла быть бы любопытною и очень нелишнею книгою. Нравственная же философия пропитана уже очень духом папизма, хотя не порицает никаких форм правления, если только они находят для себя поддержку в национальных, особенностях племен или народов. Для лучшего знакомства с началами иезуитской критики я очень доискивался было осужденной иезуитами философии Росмини, но книг его, хотя свящ. конгрегация защитила их от включения в индексе, вовсе нельзя отыскать в Риме. Здесь следовало бы еще сказать об учебниках по каноническому праву, но чтение их идет у меня довольно медленно, отчасти потому что здесь требуются некоторые сличения и справки, а между тем многих книг у меня нет под руками. Мимоходом скажу только, что при сличении учебника, изданного кардиналом Соглия, с замечаниями Питра в его истории греческого канонического права меня особенно поразили великие похвалы последнего Дионисию Малому, первому западному собирателю канонических постановлений, похвалы в ущерб Иоанну Схоластику, патриарху Антохийскому; Соглиа же приписывает Дионисию гораздо меньший авторитет. – Не так давно в Le Monde пришлось прочитать похвальный также » отзыв о хромолитографических изображениях Божией Матери, изданных одним из блюстителей катакомб – кавалером Росси. Автор все сии изображения относить к первым 4-м векам, а одно даже ко 2-му в., но доказательства издателя не приведены в рецензии, я не знаю, насколько они тверды; видно только, что есть одно изображение очень близкое к тому, как у нас пишется Знамение Божией Матери. Роскошность издания на папские деньги затрудняет ею приобретение; в замене этого решаюсь выписывать археологические записки этого же Росси, выдаваемые ежемесячно на итальянском языке. – В конце прошлого года Базилианский иеромонах Тоскани издали сличение 11-ти типиков по рукописям, хранящимся в Ватиканской и Гротсферратской библиотеках. В Analecta juris Pontificii также расхвалена эта книга: она действительно любопытна. Здесь ясно указывается различие между иерусалимскими и студийскими типиками, бывшими в руках автора, но и Базилианец не опустил случая набросить тень на восточное богослужение, именно: в предисловии порицает Афинский недавно изданный печатный устав, где, по словам его, внесены в число святых такие лица, которых канонизация принадлежала только, издателю. На что намекает Тоскани не знаю, я не видал этого типика; видно только, что автору хотелось похвалить римские порядки при канонизации святых.

Доверившись отзыву Correspondence de Rome я сильно домогался также отыскать биографию Иосафата Кунцевича, изданную недавно Мартыновым, который хочет писать жития всех славянских святых для издания Жири (Giry); но сверх ожидания не нашел того, за что хвалила книгу римская газета. Особенно искал здесь решения, чем объяснит автор обвинения, высказанные против Иосафата римским католиком Сапегою; но издатель не считал нужным останавливаться на этом факте.

Эти опыты заставили меня остановиться в покупке книг по резенциям здешних панегиристов. Теперь больше стараюсь у знакомых брать на время для прочтения только те книги, которые по заглавию привлекают внимание. Недавно один немец, крайний рационалист и почитатель Штрауса, дал мне сочинение Мундта: «Рим и Неаполь», написанное в 1862 г. Но этот автор как будто поставил себ за долг отыскивать одни темные стороны в современном Риме, и уже ни в ком из Римлян не видии ничего хорошего, особенно в духовенстве римском предполагает так много стремлений худых и безнравственных, как будто-бы уже ни в одном свящннике нет ни совести, ни сколько-нибудь верного понимания своих обязанностей. Как протестант, он порицает их не только за примесь театральности к богослужению, но и за всякую обрядность и внешнее выражение благоговения пред Мадонной, с особенным же рачением собирает скандалезные анекдоты, в действительности которых впрочем мудрено усомниться, если только они касаются отдельных лиц, а не целого ордена или звания. Таков рассказ о борьбе иезуитов с модницами, носившими нижнюю широкую одежду, осуждаемую и у нас на Руси многими; верно, что их защищал кардинал Антонелли, верно, что иезуиты говорили против этого обычая не всегда приличные и скромные проповеди; верят и тому, что они подкупали некоторых нищих петь на дороге сатирические стишки при встрече подобных модниц с очень обидными для них намеками. Но вместо того, чтобы осуждать здесь только иезуитское средство к истреблению возникавшего зла, он насмешливо и дико рассуждает и о самой цели этой борьбы.

Много верных замечаний передает автор и о неприличных воплях и ругательствах, с какими соединяется моление о воскипении крови св. Ианнуария в Неаполе. Очень многие справедливым почитают даже самое объяснение чуда при помощи спермацета и некоторых красящих веществ. Поэтому неудивительно, что граф Рикарди³⁸⁵ недавно в ратуше неаполитанской подал голос об уничтожении чуда св Ианнуария, подобно тому, как ратуша отказалась принимать участие в стрижении чудесно будто-бы выростающих волос на изваянии Спасителя, хотя прежде чрез каждые три года совершалось это стрижение в присутствии муниципалитета.

Между книгами, которые теперь чаще попадаются мне в руки, первое место принадлежит Civilta Cattolica, иезуитскому журналу, который, хотя в самом Риме читается мало, по своему влиянию на римско-католический мир признается одним из сильнейших. Уверение кардинала Андреа в разговоре с сотрудником газеты Temps, что Civilta Cattolica – главная причина всего настоящего зла в Римской церкви, многими признается совершенно справедливым. Меньше верю я словам моего знакомца иезуита, будто этот их журнал имеет до 10,000 подписчиков, но все же решаюсь попристальнее ознакомиться с этим изданием, начиная с первых его книжек, тем более, что иезуит обещался доставлять мне книжки своего издания за все годы, по мере нужды. Воображаю, судя по заглавиям, найти здесь и дельные статейки против протестантов, рационалистов, коммунистов и других сект.

В конце февраля я решился побывать у кардинала Питра, особенно по вниманию к словам графа Путятина³⁸⁶, который говорил мне, что будто-бы и кардинал собирается посетить меня. Для большого ознакомления с ним я позаботился наперед просмотреть изданную им историю канонического права Греческой церкви; и это сочинение послужило главным предметом и поводом к взаимной беседе. После замечания об ученом достоинстве его труда, я коснулся его личных мнений, неотносящихся к главному содержанию его книги, именно: о литургиях Василия Великого и Златоуста, о перекрещивании еретиков, и каноническом значении святоотеческих посланий. Оказалось, что он отвергает подлинность литургий по недостатку доверия к древним о них свидетельствам, между тем как свидетельства сии не имеют протиив себя никаких сильных возражений, и подкрепляются еще рукописью литургии Василия Великого хранящеюся в Барберринской библиотеке, и несомненно относящеюся к VII в.; впрочем, он обещался об этом поговорить в следующей части своего издания. Особенно дивным показалось мне, что, по поводу речи о соборных постановлениях касательно крещения еретиков, он высказал сомнение в подлинности писем св. Киприана, писанных по этому поводу против папы Стефана, и сослался на одно новое, сочинение по этому предмету. Я признался, что это сочинение неизвестно мне, и что во всяком случае очень мудрено согласиться с мнением такого автора; я попросил самого сочинения. Его еминенция принес на италианском языке книгу «О споре св. Киприана с папою Стефаном», написанную Тициани, профессором церковной истории в Римском университете, епископом Низивийским (in partibus infidelium). Я взглянул на предисловие и увидел, что в первых строках автор говорит о денежных пособиях, какие он не раз получал от папы для издания своих трудов. Уже это одно заподозрило беспристрастность автора, но я изъявил желание прочитать всю книгу, и при этом к удивлению от кардинала услышал признание, что он не согласен с автором этой книги. Действительно, покушение папских приверженцев доказывать неподлинность Киприановых писем очень похоже на усилие протестантов отвергать подлинность посланий Игнатия Богоносца неблагоприятных их учению, и даже чуть ли не превосходить дерзости последних. По поводу разговора о восточных литургиях, я высказывал свое удивление тому, что Римская церковь старается даже в грекоуниатских церквах все более и более вводить западные обряды и дополнения; но кардинал уверял меня, что в последнее время это строго воспрещено. На возражение мое против этого, взятое из позднейшей истории споров за лионскую литургию, он ответил мне: – «поверьте моим словам, я – сын лионской церкви; то, что в лионской церкви выдают за, постановление Иринеево, введено Янсенистами не более, как за 150 лет до нашего времени. Св. Отец (папа) воспрещает эти изменения, хочет только, чтобы сохранялись древние обычаи и обряды». – В таком случае, прибавил я, надобно возобновить и во всей Римской церкви, напр., несомненно древний обычай причащаться под обоими видами. На это он сказал мне, что ему приходилось встречать древние свидетельства о приобщении и под одним видом. Но указание с моей стороны на письмо св. Киприана Цецилию оказалось достаточным к подтверждению общего обычая древней церкви. Замечал я с своей стороны, что в сочинении своем г. Питра с излишнею щедростью жалует восточных христиан., наименованием схизматиков, и что подобная фраза должна служить к усилению только бесполезных распрей, а не вождельнного мира; но это повело к общим рассуждениям о папстве, он стал утверждать ubi Petrus ibi Ecclesia. Представив ему православное объяснение на эти слова, приписываемые св. Амвросию, я пожелал перейти к разговору об Иосафате Кунцевиче, которого они предполагали канонизовать в нынешнем году, и спросил его, какие новые документы отысканы в библиотеке гротоферратской, из которых восполняются будто-бы сведения об этом униатском епископе. Он, к крайнему изумлению, стал отвергать действительность такого открытия. Я объявил, что читал об этом в Le Monde за прошлый год. Это известие, по его словам, совершенно ложное. «Если бы что-нибудь было найдено», говорил он, «это не могло бы от меня укрыться». После этого естественно рождался новый вопрос: чем объяснить ложность такого известия, имеющего, по-видимому, чисто исторический, научный интерес, а не касающегося кого-либо из живых лиц? Ответ на это не затруднил кардинала; он сказал, что подобные вещи часто случаются в эфемеридных изданиях и это не должно казаться удивительным. Не могло быть для меня успокоительным такое объяснение тем более, что эта газета по преимуществу духовного, содержания, или как называют – клерикальная; и я задал другой вопрос: положим, что в ежедневной газете можно извинять некоторые ложные известия, но как же должно судить о клеветах, встречающихся в чисто ученых, также духовных журналах? Напр. Civilta Cattolica уверяет, будто бы в нашей церкви священники приобщают простым благословенным хлебом мирян, когда в случае непредвиденного большего числа причастников заметят, что в чаше для всех недостаточно будет освященных даров. Питра стал уверять, что и это издание можно назвать эфемиридным, и потому легко извинить ошибочное мнение. Но впоследствии я прочитал, что редакторы этого журнала обещались особенно заботиться о достоверности известий даже в отделе, который занимается обзором текущих политических событий.

Что очень легко смотрят на эти лживые известия в Риме, как на дело самое обыкновенное и почти недостойное порицания, я уверился из разговора с Пирлингом и Пальмером. Первый, предлагая мне по моей просьбе несколько номеров Le Monde, счел нужным заметить, что, тут много встречается ложных известий о России; я, в благодарность за такое предупреждение, сначала высказал извиняющее предположение, что вероятно эта лживость происходить от поспешности, с которою редакторы, желая наполнить каждый листок своей газеты новостями, не имеют возможности отличить верное от сомнительного. Но мой знакомец признался довольно прямо, что это зависит от поляков, которые, не понимая собственной своей пользы восстают против России и во вред считают для себя дозволительным всякое средство. Продолжая свою речь, я сказал, что лживые корреспонденции особенно неприятны, когда касаются церкви, и что они особенно вредят делу примирения Восточной и Западной церквей, и что, кажется, римскому правительству и даже вам можно было бы принять против этого какие-нибудь меры, так как, без сомнения, ваше братство имеет довольное влияние на некоторые газеты. Но в ответе своем Пирлинг как-бы забыл свои прежние слова, – стал говорить, что об обращении восточных схизматиков у них каждый год служатся несколько особых литургий, по приказанию папы; а если, не смотря на это, клеветы на восточную церковь продолжаются в литературе и мешают воссоединению церквей, то это значит, что не настало еще время примирения, что это неугодно Промыслу Божию. Не умолчал я при этом, что такое извинение слишком благоприятствует человеческим слабостям, и что после этого можно будет говорить, что всякий грех угоден Богу, потому что попускается провидением в жизни многих на довольно долгое время.

Пальмер также признается, что римскими католиками много распространено лживых известий о восточной церкви, и что для собрания всех клевет, высказанных западными со времени разделения, происшедшего в XI в., недостало бы целой жизни одного человека, если бы даже ничем другим он не занимался; но отсюда выводить только другое толкование, именно, что не путем опровержения подобных клевет должно искать воссоединения церквей, а каким-то другим методом, о котором он впрочем не распространялся. В пример того, что ложные мысли высказываются католиками о восточной церкви ненамеренно, он указал на разговор папы с графом Путятиным, при сем в свою похвалу он сказал, что будто бы в присутствии графа Путятина дозволил себе довольно прямо говорить в опровержение папы что русский государь в настоящее время не почитается главою церкви, хотя бывали времена, что цари самовластно распоряжались делами церковными; но от графа я ничего не слышал об этом.

Разрешение папы приступить к делу канонизации Иосафата Кунцевича, данное 10 января, почему то отложено до неизвестного будущего, а в № 15 Le Monde было уже напечатано, что одно это намерение причинило русскому правительству невыразимый страх, и что посольство русское употребляло все усилия к устранению этого предприятия; даже прибавлено, что канцелярия посольства русского в Риме окружила себя шпионами, чтобы проникнуть в решения конгрегации священных обрядов. Я знаю наверное, что посольство наше не обращало на это вовсе никакого внимания, так как канонизации у Римлян бывают так часто, что дипломаты не придают им большего значения. Правда, было в какой то газете напечатано, что и голландское правительство протестовало против канонизации голландских мучеников; но ничего подобного на самом деле не было, точно также как никто не обратил внимания на то, что в наш чистый понедельник, при посещении иезуитской церкви, папа объявил действительными три чуда, совершенные по предстательству иезуита Иоанна Берхмана, схоластика умершего в 1628 г., а это одно из начальных действий канонизации. Странно было только читать, что после этой визитации и декрета, прямо из иезуитской церкви, папа поехал на открытие какой-то новой табачной фабрики в Транстевери, от которой доходы назначены на приумножение папской казны. Основанием к клевете, что наше окружило себя шпионами, чуть-ли не послужило мое искание вновь изданной иезуитом Мартыновым жизни Иосафата Кунцевича. Не нашедши ее в книжных лавках, как книги новой, известной только еще по одним объявлениям, я обратился с просьбой о ней к своему знакомцу Пирлингу, и он действительно сам приносил мне ее для чтения. Но похоже ли такое действие на шпионство?

Да будет позволено еще мне сказать о моих сношениях с этим вице-провинциалом немецких иезуитов. Это 80-ти летний старец посещает меня довольно частенько, и с нового года начал заговаривать со мною о соединении церквей, снабдивши меня для сего книжкой Князя Голицина, статьей из Civilta Cattolica за 1855 г. в опровержение «Слова кафолического православия римскому католичеству»³⁸⁷, и еще для уверения в своей любви непродажным каталогом иезуитов за 1864 г.,. где исчислено их до 7,724 человек. Последняя книжка мне показалась любопытною более всех, хотя не знаю, верно ли тут исчисление этой папской армии. В ответ на книгу Голицына, я послал обличение, писанное А. Н. Муравьевым, но при возвращении сей книги, Пирлинг стал уверять меня, что она писана вашим высокопреосвященством, это так ему писали из Парижа, впоследствии он показал мне самое письмо Гагарина, писанное по поводу моего разговора с патером Пирлингом. Не касаясь сущности спора, между Голициным и Андреем Николаичем, я заметил, между прочим, что мне кажется странным уверение князя, будто в нашей холодной Сибири везде был бы избыток красного церковного вина, если бы признали папское главенство. В прошедшем году, прибавил я, конгрегация обрядов разрешила бедным церквам северной Франции вместо елея зажигать в лампадках пред св. тайнами petroleum; кажется, легче было бы послать во Францию деревянного масла, чем вина в Сибирь, тем более. что нечто подобное сему требовал Карл Барромео на одном из Миланских соборов, но это не было сделано; зачем, же обольщать несбыточными обещаниями? На это дельного ответа очевидно нельзя было дать моему собеседнику.

В статье против «Слова кафолического православия римскому католичеству» повторяются только обычные обвинения в мертвости и неподвижности восточной церкви, в недостатке посредника для примирения возникающих разногласий напр., по вопросу об образе принятия протестантов в церковь, в небрежении делом миссионерства, от чего путешественники находят много самых странных сект внутри самой империи, и в несправедливости причисления Константинопольского патриарха Григория к лику святых. Затем в конце отражается упрек в гордости за требование папы от восточных патриархов целования его ног, по окончании Флорентинского собора, письмом патриарха Фотия, который будто бы очень восхвалял этот обычай. В отрывке письма найденного кардиналом Анжело Маем не видно, чтобы здесь шла речь об епископах. Фотий жалуется на то, что некоторые из восточных христиан, не имевшие общительных писем, принимались Папою под предлогом гостеприимства и τῶν τιμίων ὰπολαύειν ὶχνῶν, τοῦτο λίαν ὲμὰ προσφιλὲς, καὶ πρ[ο πολλῶν ἂλλων τιμώμενον. По италианскому переводу это читается так: «целуют досточтимые ноги вашей святости». У меня нет под руками Novae patrum bibliothecae³⁸⁸ издания Анжело Мая, и потому не могу сказать ничего решительного о таком объяснении приведенного места. Во всяком случае такое доказательство еще не так малосовестливо, как указание в защиту отступления от древнего обычая приобщаться св. таин под обоими видами на то, будто-бы на Руси богатые люди брезгают приобщаться св. крови Спасителя с одной и той же лжицы, которая была уже в устах многих других причастников.

При открытых собраниях учебных заведений мне приходилось быть только в пропаганде fidei, в день ее праздника (в первое воскресенье после Крещения Господня) – поклонения волхвов Иисусу Христу. Вечернее собрание (от 3 до 6 ч.) это, кажется более рассчитывает на иностранцев, чем на Римлян, которых бывает очень мало и даже из духовенства. Последнее, вероятно, собирается более поутру к миссе совершаемой торжественно кардиналом. В нынешнем году в этом собрании произнесены были речи на 32-х языках; речи, сколько можно видеть из печатного конспекта их, большею частью содержали краткие размышления на пророчественные тексты о лице Иисуса Христа и Его церкви, с возможными применениями к той нации, к которой принадлежал воспитанник, говоривший речь. Так объяснялось значение этих речей и в самой 1-й речи, читанной на латинском языке, где сказано было, что питомцы пропаганды подобно волхвам желают принести в своих речах возможные для них дары славословия родившемуся Спасителю. Мысль сама в себе похвальная и утешительно слышать славословие Господу на разных языках. Большая часть речей сопровождалась еще кантами видимо для ознакомления публики с национальным напевом разных племен. В этом отношении очень выдавалась особенность пения Китайца, Сенегамбийца, и особенно Австралийца, который, казалось, более мурлыкал, чем пел по человечески. Все речи произносились с частыми и сильными жестами, но очень однообразными и по-видимому неравноуместными в каждой речи, а только механически заученными; я не заметил однако такой оживленной декламации в Иллирийце и Болгарине. Больше всего изумило меня в этом собрании рукоплескание публики каждому воспитаннику, даже и тем, которые видимо конфузились среди своих декламаций и вынимали тетрадку из кармана для припоминания, как говорят, первого слова в следующем пункте заученной ими речи. Собрание было в церкви. потому рукоплескания казались мне еще менее приличными; но часто начинал хлопать руками сидевший ближе к воспитанникам какой-то епископ. Впоследствии я узнал, что это в Риме очень обыкновенное дело. В описании торжества по случаю 300-летнего юбилея римской семинарии сказано, что в том собрании, на котором читались речи и диссертации профессоров, авторам часто аплодировали архиепископы и другие высшие сановники»³⁸⁹.

25-го ч. писал мне из Вятки преосвящ. Агафангел:

«Недавно получено несколько благодетельных для духовенства, в том числе и для архиереев, указов из Св. Синода: дозволено на 8 дней отлучаться из епархии, а викариям на 29 дней с согласия местных высокопреосвященных.

Покорнейше прошу ваше преосвященство почтить меня своими, посещением. До Нижнего вам можно бы доехать по железной дороге; от Нижнего до Казани или до Елабуги и Сарапуля, на пароходе; а тут уже Вятская епархия. Здесь прошу погостить среди любви, которая встретить и будет окружать вас. Для меня путешествие в Москву было весьма благодетельно. Теперь я, слава Богу, здоров. Вероятно и для вашего преосвященства дорога и свобода от убийственных денно-нощных занятий были бы не менее полезны. Подумайте, преосвященнейший владыко, и решитесь, а. потом не оставьте меня уведомлением о своем решении. Летнее время есть самое благоприятное для путешествий.

По приезде из Москвы нашел я несколько указов, довольно оскорбительных для меня, по делам епархиального управления. Потом получил еще несколько таких же указов. Ставят архиерея на одну доску с учениками и диаконами, беспутными и негодными. Надобно отписываться и отписываться. Изыскиваюсь какого-либо умолчания фактов; ни на Кормчую ни на прежние указы синодские внимания не обращают, мнением и личным наблюдением архиерея пренебрегают, даже предпочитают ему отзыв какого-ниб. управляющего палатою имуществ – лютеранина. Страшно становится и за себя и за церковь. Уж не земляк ли наш вносит новые воззрения, основанные на статьях Помяловского?

Простите, преосвященнейший владыко, прошу ваших святых молитв и продолжения любви».

27-го ч. получил я письмо из Рима от архим. Порфирия. Вот что писал он от 16-го числа.

«Умоляю вас доставить первосвятителю прилагаемое письмо. Посылать прямо на его имя чрез министерство или без посредства министерства, то и другое равно неудобно. О прежней потере я доискался только, что мой пакет пропал в канцелярии министерства в С.-Петербурге.

В настоящем письме ко владыке я дозволил себе сказать несколько слов о своих хождениях на некоторые лекции. Но полагая, что это не может интересовать старца, я сказал только пообстоятельнее об одной исторической лекции. Вам же, как бы в дополнение, – о лекциях. Побывав на нескольких из них я воображал себе, что не что подобное было и в наших семинариях, когда царствовала у нас латынь; но уверен, что у нас было более жизни в преподавании и меньше схоластики даже в те давние времена. Напр., на догматич. лекции о церкви профессор в иезуитской коллегии самыми сухими силлогистич. формами доказывал тожество церкви, quae dicitur catholica, как он беспрестанно повторял, с первенствующею христианскою. Разбивши это на несколько отдельных положений, против каждого отыскивал obiectiones у протестантов, и каждое возражение решал с неизбежными фразами: distinguo, nego, и в заключение с утомительным единообразием повторял тексты. Между тем большая часть этих возражений перечислялась в самом учебнике, который лежал пред глазами слушателей, так что один из них, когда заметил, что профессор по забвению оставил без разрешения одну объекцию, прочитал ее по книге и услышала желаемый ответ. Здесь слушателей было до 60 или 70 человек. На лекции нравств. богословия было около 250 слушателей, но лекция на мой взгляд была еще скучнее, что впрочем зависело от самого предмета; ибо по порядку печатного конспекта, который был также у всех студентов пред глазами, из трактата о действиях воли вообще нужно было показать профессору различие между volutum, voluntarium и spontaneum и при сем объяснить темные фразы об этом Фомы Аквината. Для возбуждения внимания, чтобы лучше объяснить различаемые понятия, профессор в пример приводил такие факты, которые заключали что-либо смешное, и это вызывало довольно громкий хохот, что уже мало шло к морали; а иногда эту усмешку вызывал перечислением таких глупых определений воли, которых, разумеется, из порядочных людей никто не допускает. Напр., хохотали по поводу замечания профессора, что некоторые на вопрос: что такое воля, отвечают: voluntas est voluntas. Скромнее читает нрав, богословие в Sapienza проф. Кармелитский монах; при мне он рассуждал о служителе таинств, ибо по его программе в нынешний год должен читать о таинствах, только решал такие вопросы, которые решаются и в догматике, и в росписании лекций я видел, что это отделение из догматики предназначено особому профессору. Главная скука и здесь была от частых цитат Фомы Аквината; кажется профессора думают, что без этих цитаций они не могут остаться католич. профессорами и богословами. Слушателей у Кармелита только 14-ть, один из них воспитанник варшавской академии. – Неудовлетворила меня историч, лекция Низибийского архиепископа Тиццани в университете, но в коллегиуме иезуитском, который одаряет лучших из своих студентов также докторскою степенью, я встретил вещь более странную. Здесь примерно церк. историю читают только на предварительных курсах к слушанию высшего богословия. По приходе в класс, профессор стал диктовать конспект своей лекции о Константине Великом, и этот конспект почти все студенты записывали в своих тетрадках. Но к изумлению профессор при этом объявлял, где нужно было в диктуемом конспекте ставить кому³⁹⁰ и где точку. Это меня очень озадачило; на самой лекции впрочем полемизировал и с Гиббоном, рассуждая о побуждениях Константина Великого к принятию христианства. Наслушавшись этих лекций, я теперь вовсе не имею желания заглядывать в коллегии и семинарии, низшие тех заведений в коих был.

Некто желает перевесть на русский язык церковно-исторический роман кардинала Виземана под заглавием «Фабиола», переведенный на все другие европейские и распространенный здесь, особенно в женских учебных заведениях. Пропустить-ли наша духовная цензура, как думаете? Я слегка перелистывал эту книгу и при назидательном рассказе встречал экзальтации, идеализации и мнимопоэтические фантазии. Говорят, кто то представил в духовную цензуру только подражание Виземану. Нельзя ли узнать, как судят об этом труде г. Тур³⁹¹ московские отцы цензоры».

4-го числа писал мне из Рима архим. Порфирий:

«Не мало затрудняют меня ваши вопросы по поводу отыскавшегося мартовского письма. Я и в свое время не предполагал нужными извлечения из него для печати, а теперь, мне кажется, это еше менее уместно, ибо всякое запоздалое известие для читателей, по словам Василия Великого, имеет значение не более, как заплесневшее кушанье. – Какая-нибудь подстрочная заметка, что письмо долго блуждало и поздно получено, немного помогает делу. – Но вас затрудняет более наименование лиц; это в моих глазах меньшее препятствие; с Питра и Пальмером мне не придется водить хлеб-соль, а Пирлиинг, хотя неизвестно с какими целями, мне частенько оказывает услуги, потому его называть в печати прямо очень неловко для меня. Лучше заменять его имя словами: «один из ассистентов иезуиттского ордена», или «один из старших советников иезуитского капитула».:. Гораздо важнее сделать поправку при известии о латинском списке ев. Марка, о чем я писал прежде чрез Ал. Е-ча³⁹², иначе лучше вовсе не говорить о внешнем украшении этого манускрипта.

Вы возлагаете еще на меня обширное извлечение из соч. о ев. Марке, но книгу свою я отослал уже вифанскому о. ректору Никодиму³⁹³, который писал в свое время жизнь сего евангелиста; это ему сподручнее; исследовние о перенесении и открытии мощей св. Марка занимает более половины книги; поэтому, если бы я сам взялся делать извлечения, я не имел бы времени для ознакомления с другими, не менее интересными сочинениями; а главное, уверяю вас со всею искренностью, почти каждую неделю у меня бывают такие дни, в которые не только не могу браться за головоломный труд, но едва, отыскиваю силы для того, чтобы пройтись раза два по своей комнате. Между тем при чтении той или другой статьи из Римских журналов или изданий как многое возбуждает во мне желание или обличить какую-нибудь претензию или же, по крайней мере, подать голосок в родную Москву, чтобы других специалистов вызвать к тому, и побольше познакомить с здешними обычаями и порядками. Напр., мне очень хотелось бы написать что-нибудь в роде обзора 24-х книжек Civilta Cattolica за текущий год, но для сего нужно было бы сходить раз пять в доминиканскую или университетскую библиотеку и провести там часа по 3 в отыскивании разных справок, но и высота библиотек, и холод в них никак не дозволяют решиться на это путешествие, и таким образом легко может случиться, что останусь ни причем, что не успею даже ничего написать по поводу статьи Мартынова, составленной будто-бы на основании «юридического процесса», производившегося пред беатификацией Иосафата. Эту-то, кажется, рукопись и объявляли вновь отысканными документами в Гротта-Феррати, хотя отрицал сие хвалившийся знанием Питра, и к удивлению она теперь хранится в библиотеке коллегии пропаганды, которой Питра членом, следовательно должен бы знать о перенесении этого сокровища.

О метафизике Либератори, помнится, у меня ясно было сказано, в каком отношении она может быть небезинтересна для учеников семинарии, вовсе незнакомых с этою частью философии, но для поправления дела и эту книгу я постараюсь послать в Москву, хоть Вас. Ник. Потапову³⁹⁴: он может произнесть лучший суд. При шести изображениях Богоматери, изданных Росси, говорят, кроме италианского есть французский текст; если это правда и отыщу какой-нибудь экземпляр, в январе постараюсь прислать вам для первосвятителя с княжной Четвертинкой: по почте посылать невозможно. Сочинение о типиках недороже двух скуд; ведь оно уже послано в академическую библиотеку.

Таким образом все ваши вопросы, кажется разрешены, теперь мне позвольте обратиться с своими. 1) Быть не может, чтобы Муравьев слушал мое письмо, не наделав своих едких замечаний; пожалуйста, хотя что-нибудь сообщите из этого. 2) Юго-западного Вестника я читал несколько книжек еще в Москве, и, конечно, он мне неизлишен. Но это должно бы быть выслано начальством чрез министерство. Интересно бы знать, как ныне ратует Православное Обозрение или Киевские Труды? Если бы кто-нибудь прислал мне что-нибудь из сего, хоть с той же княжной Четвертинской, которая в январе предполагает возвратиться из Москвы в Рим, как бы я был благодарен.

Примите сердечное приветствие с приближающимися праздниками и новым годом».

4-го же ч. писала мне из Петербурга графиня Антонина Дмитриевна Блудова³⁹⁵:

«Вашему Преосвященству, конечно, из газет известно, что в этом году во имя первоучителей славянских св. Кирилла и Мефодия, которых имя с наступлением 2-го тысячелетия славянской грамотности сделалось так священно для всей России, образовалось у нас особенное братство под именем Свято-Кирилло-Мефодиевского. Целью его есть воздание подобающей чести приснопамятному имени святых наших просветителей чрез сооружение им достойного храма и чрез распространение в их имя христианского просвещения в народе на началах православия, которого они были такими ревностными распространителями и поборниками при своей жизни.

Так как успех этого дела зависит от удовлетворительности сбора пожертвований, которых правда, и мера для постоянных братчиков назначена самая ограниченная, именно, от 20 к. до 1 р., а для единовременных по произволу, то благоволите ваше преосвященство, как пастырь добрый, знающий своя овцы и глашающий их по имени (Иоан. гл. X), изыскать из среды вашей богоспасаемой паствы в каждом уезде с городом по одному лицу, какого бы звания, и состояния оно ни было, пожелавшему взять на себя обязанность старшего братчика, которому бы могло быть вверено дело сбора для этой святой и общеполезной цели и по изыскании благосклонно сообщить мне обстоятельные адресы избранных вами лиц, дабы я, в качестве главной попечительницы Братства, могла к ним лично обратиться с моею просьбою о принятии на себя этого почтенного труда.

Позволяю себе быть в совершенной увереинности, что ваше преосвященство не поставите себе в труд исполнить мою покорнейшую просьбу, имеющую целью святое общеполезное для всей православной России дело.

При сем препровождаю к вашему преосвященству 12 экземпляров Устава Братства, для ближайшего ознакомления вашей паствы с устройством и целью Братства.

За сим испрашиваю ваших святительских молитв и благословения на меня и на дорогое для меня дело Братства».

Когда я прочитал это письмо митрополиту и спросил его, какой ответ могу я дать графине, владыка сказал, что я, как несамостоятельный архиерей, не могу делать никаких распоряжений относительно приглашения к пожертвованиям. В этом смысле я и отвечал ее сиятельству.

19-го ч. писал мне из Николо-Угрешского монастыря преосв. Леонид:

«Знаю я, что сердобольный брат мой³⁹⁶ просил ваше преосвященство служить за меня 21-го в Успенском соборе. По сему случаю должен сказать вам, что я за особенное утешение приму, если вы службу оставите за мною, ибо здесь мне лучше и я надеюсь отдохнуть и завтра вечером возвратиться. В таком только случае я отказываюсь от служения, если вы по особому усердию намерены служить у мощей Святителя. Если же предпочитаете исполнить долг настоятеля и служить в монастыре, то я вполне готов. Прошу вас сделать решение, а себе оставляю подчиниться оному. Приимите просфору о вашем здравии вынутую. Я пишу с нарочным, который прибыл ко мне из Москвы. Благословите.

Если будете сегодня у владыки, примите труд представить ему просфору. Дорога меня исправила нощная всенощная (в час пополуночи) порасстроила было нервы, но теперь, после литургии, чувствую себя добре».

22-го ч писал мне ректор академии А. В. Горский:

«Принося вам усерднейше поздравление с приближающимся днем Рождества Христова, вместе считаю долгом объяснить, почему сам не являюсь в Москву для исполнения возложенной на меня обязанности. С прошедшего воскресенья страдаю я болезнью в горле;– болезнь довольно обыкновенная, особенно в настоящее гнилое время; но с нею ехать нельзя; наперед нужно вылечить ее. Наш доктор, желая ускорить лечение употребил было, кроме микстур и полосканий, кровопускание посредством пиявок. Но болезнь все еще не поддается. А у меня голосу вовсе нет. По всему этому я и решился представить святителю слово, а сам, по приказанию доктора, остаюсь дома впредь до выздоровления. Простите, что не уведомил вас о том заблоговременно: все еще я полагал, что мне можно будет отважиться на поездку. Но нынешний день показал, что об этом и думать нечего. Что сделает Господь далее?»

30-го ч. писал мне из Рима архим. Порфирий:

«Вероятно, о. Игнатий³⁹⁷ передавал вам о моей просьбе, но я все-таки опасаюсь, чтобы он не замедлил исполнением. Если можно споспешествуйте скорой присылке какого-нибудь помощника. Я от казны ничего не прошу; кажется, препятствий юристика никак придумать не может; а в какой степени мне нужен помощник можно судить потому, что от изнеможения в праздник Рождества Христова я буквально на руках внесен был в мою комнату по приезде из церкви; кроме того, в великий пост, или к карнавалу, или к пасхе обещалась в Рим Вел. Кн. Мария Николаевна и прямо сказали мне, что Ее Высочество желает с нами участвовать в молитвах; и в этом – побуждение к скорейшему прибытию помощника. Если отыщется таковый, отошлите его в дом шталмейстера Четвертинского близ Публичного музея, и там Четвертинские скажут ему все, что нужно для путешествия и когда они оправятся из Москвы. – С сим ожидаемым помощником или Четвертинской не можете ли прислать мне пока хоть свой экземпляр родных Волгодских Епархиальных Ведомостей, сильно хочется взглянуть на них.

Если княжна Четвертинская захочет доставлять посылку владыке сама лично, а не чрез вас, научите ее, когда удобнее это сделать.