1854 г.

Наступил обычною чередою новый, 1854 г., и с собою принес мне некоторые новые заботы и труды. Указом Московской Св. Синода Конторы от ^{15 июля}/_{16 <…>} 1853 г. я назначен членом Комиссии по составлению новых описей церковному имуществу Синодальной 12-ти апостолов церкви и Патриаршей ризницы по новым, Высочайше одобренным, формам, составленным, как выше было сказано, Московским митрополитом Филаретом. – В состав этой Комиссии назначены были, кроме меня, протопресвитер Успенского собора В.И. Заболотский-Платонов⁵⁴ и протоиерей Казанского собора Александр Ив. Невоструев.⁵⁵ Но главный труд в этом деле, разумеется, возложен был на меня. Предварительно составления описи, надлежало произвесть, чрез присяжных ценовщиков, оценку драгоценных вещей, принадлежащих Синодальной церкви и Патриаршей ризнице. Это потребовало не мало времени. Затем я приступил к подробному и обстоятельному описанию, прежде всего, домашних патриарших утварей, как-то сребропозлащенных кубков, стоп, кружек и проч., так как эти вещи в прежней описи были описаны слишком кратко и необстоятельно. В тоже время мне предписано было исправить некоторые изветшавшие или лишившиеся от времени драгоценных украшений ризничные вещи. К счастью, в ризнице хранился достаточный запас драгоценных камней и жемчуга. Часть из этих драгоценностей употреблена была в дело, в замен утраченных на облачениях и прочих ризничных вещах драгоценных камней или осыпавшегося жемчуга; а другую часть мне велено было продать с аукциона, для покрытия издержек по исправлению ризничных вещей. Но из вырученной от продажи драгоценностей суммы (около 3 тыс. рублей), за покрытием издержек, осталось еще более тысячи рублей.

Частная корреспонденция, между тем, продолжалась у меня своим чередом. Так:

14-го января Ивановский зять мой В.А. Левашев, извещая меня о намерении своем выдать дочь Александру за причетника села Больших Пупок (Шартмы) Андрея Ив. Дунаева, просил у меня на этот предмет денежного пособия. 23-го числа послано было мною 25 р.

18-го ч. писал я в Абакумово свящ. М.Д. Граменицкому: «Приветствую вас с новым годом и душевно желаю вам и вашему семейству всякого благополучия.

Поручения ваши исполнены, если не мною лично, по крайней мере, при посредстве моего келейника,

За грибы благодарю вас: они очень пригодятся в Вел. пост.

У меня всё по-прежнему. Дела много, а развлечений еще больше.

Слышали ли вы об иерархических новостях?

Ярославский преосв. Евгений⁵⁶ уволен, по собственному желанию, на покой. Местом покоя своего избрал он здешний Донской монастырь, где он был некогда и настоятелем. На его место переводится Иркутский Нил,⁵⁷ а на место сего Афанасий⁵⁸ Томский. Кто будет в Томске, еще неизвестно. В Казани открывается викариатство: викарием делают ректора тамошней академии Парфения;⁵⁹ а ректором в академию переводится наш земляк, о. Агафангел,⁶⁰ ректор Костромской семинарии.

О кончине двух преосвященных в Москве, Неофита и Агапита,⁶¹ вероятно, вам известно уже из «Моск. Ведомостей».

29-го ч. писал мне Ивановский священник о. Былинский: «Осмеливаюсь спросить вас об одной новости, привезенной к нам из Москвы; здесь получена выписка из письма, будто бы к преосвященному Филарету митрополиту, с Кавказа, о явлении жены и двух чудных воинов над нашим станом и по нас поборающих. Правда ли это? И если правда, то как это описано высокопреосвященнейшему митрополиту, нельзя ли сообщить?

Вот выписка из письма от экзарха Грузии, о которой идет речь:

«Участвовавший в последнем сражении с турками генерал-маиор князь Багратион-Мухранский сообщил мне сведение весьма замечательное, которое, конечно, не будет публиковано, и которое по тому самому я решился довести до сведения вашего. Пленные турки объявили, что когда сражение под Александрополем сильно разгорелось и все войска были введены в дело, турки увидели сходящую с неба светлую жену с знаменем в руке и двумя воинами по сторонам, и свет от неё так был ярок, что они не могли смотреть на него, как на свет солнца. Это навело ужас на всех и было причиною, что они бежали и проиграли сражение.

Русские ничего не видали, но пленные утверждают, что в турецкой армии каждый это знает и видел. Как бы то ни было, только и наши военные, по окончании сражения, поздравляли своего командира с победою, Богом дарованною, которую, по человеческим соображениям, трудно было ожидать».

В течение февраля месяца не было получено мною ни одного письма. Это очень удивительно.

9-го ч. марта писал мне добрый товарищ, бакалавр Московской духовной академии, отец Порфирий:

«Примите мою усерднейшую благодарность за ваш дорогой подарок; я усильно домогался этой книги, и она очень необходима для меня во многих отношениях. Да вознаградят вас за это столь обязательное и добросердечное памятование обо мне своим молитвенным предстательством у Бога все те святые, о которых говорит посланная вами книга.

Очень бы хотелось и лично засвидетельствовать вам мою благодарность, но обстоятельства мои никак не благоприятствуют моей поездке в Москву. Делишек скопляется более и более. Приходится читать о таких отцах, которые совершенно мне не известны, и которых творения почти вовсе не переложены на русский алфавит. Начинают подчивать и курсовыми. Всё это не оставляет времени для разъездов. Опасаюсь, чтобы и в своем месте не помешали мне делать нужное дело так же, как это случилось о масленице и на первой неделе, а потому думаю отправиться, по предложению Глинковского священника, к одному из его бессемейных родственников в близкое к Лавре село. Очень досадно будет, если и здесь не успею сделать то, что мне нужно. Тогда лето будет для меня хуже зимы и осени.

Нового у нас ничего неизвестно. Говорят, что в Костромск. семинарию в ректора определен какой-то сибиряк Порфирий,⁶² а о Ярославском ректорстве нет никаких слухов. Если для вас интересно наперед знать, что будет помещено в первой книжке Творений св. отцов, то могу сказать только, что кроме последней статьи О единстве человеческого рода,⁶³ и переведенной Иван. Николаевичем⁶⁴ с новогреч. жизни Константиноп. патриарха Григория, по предложению о. ректора,⁶⁵ приготовлены статьи и о. Феодором:⁶⁶ «Объяснение нескольких стихов из посл. к Филипп.», и Никитою Петровичем⁶⁷ «О перстолжении».

Всеусердно желаю в совершенной радости, после окончания великопостных подвигов, встретить и провести всех веселящий праздников праздник, и столько же усердно прошу не забывать в своих молитвах душевно преданного вам иеромонаха Порфирия.

Глубочайшее почтение о. инспектору семинарии,⁶⁸ и Алексею Егоровичу.⁶⁹ Последний что-то замолк; да здоров ли он? Заставьте-ка его написать наприм. о том, правда ли, что преосв. Филарет Харьковский приезжал в Москву для вашей библиотеки и что ему поручено написать историю Русского раскола?

Вам и о. Игнатию кланяется еще о. Феодор и Вас. Иванович, который сейчас отправляется от меня в класс со своим Баконом».

Вас. Ив. Лебедев, от которого о. Порфирий посылает мне с о. Игнатием, инспектором Московск. семинарии, поклон, наш также товарищ по академии; он был оставлен при академии на должности бакалавра Логики и истории философии; затем в 1856 г. выбыл в Москву на священническое место к церкви Николы Заяицкого, где в 1863 году помер, – и мною совершено было над ним отпевание.

12-го ч. писал мне из Ставрополя на Кавказе смотритель д. училища Ив. Б. Акимов:

«В конце декабря месяца минувшего 1853 г., а именно от 22-го декабря я писал к вам письмо, в котором приветствовал вас с наступающими праздниками, выражал вам искренние мои сотоварищеские чувства почтения и уважения и желал вам всего того, чего вы сами желаете и о чём молите Бога. Если это письмо получено вами (в чем, впрочем, я весьма сомневаюсь), то припомните его и теперь, и замените настоящее, а я, чтобы не повторять уже писанного, не буду вновь разглагольствовать, а приступлю прямо к делу: при том письме я послал вам 10 сер. на выписку опять «Моск. Ведомостей». Утруждал вас я этою просьбою не потому, чтобы я не мог выписывать прямо, откуда следует, но мне очень хотелось вновь переписнуться с вами; вновь услышать от вас несколько добрых, дружеских слов о том или другом, а главное о товарищах, которые вам более известны. Но, увы! Я горько ошибся. Я и доселе не получаю ни Ведомостей, ни денег, ни от вас письма. Долго терялся в догадках, – и теперь не знаю, чему приписать это. Одно вероятное заключение то, что вас уже нет или на месте ризничего, или вовсе в Москве. Но куда же девались деньги? – Они бы должны быть возвращены. Решительно не могу понять…

Если этому моему письму суждено дойти до вас, то именем товарищества и дружбы прошу вас, выведите меня из недоумений. До тех пор я не буду беспокоить почтовую контору о расследовании.

Сообщил бы вам кое-что нового из своей жизни, из жизни общественной нашей Кавказской, но право не уверен, чтобы и это письмо дошло до вас. По получении известия, где бы вы ни были, священным долгом для себя почту написать вам. Об этом прошу вашего преемника.

Ваш покорный слуга и друг Иван Акимов».

Преемнику отца Саввы по должности ризничего при Синодальной конторе:

«Возлюбленный о Господе брат!

По получении сего письма, если действительно о. Саввы нет в Москве: то почтите меня уведомлением: где и чем он? Признаюсь, меня сильно страшит и тревожит мысль: уж жив ли о. Савва? Ведь умереть легче, чем переменить место службы. Если же, чего не дай Бог, он скончался, то все-таки уведомьте, и я буду поминать его об упокоении, а вам будет моя душевная благодарность. Адрес мой: Смотрителю Ставропольских дух. училищ Ивану Борисовичу Акимову».

Получив это письмо, я был крайне удивлен и смущен. Немедленно я обратился за разрешением этого дела к корректору Университетской типографии, Як. Егор. Протопопову, которому я, чрез своего служителя, передал присланные Акимовым 10 р. на высылку Московских Ведомостей. Не заставши Протопопова в квартире, я написал ему 27-го числа записку такого содержания:

«Был я на днях в вашей квартире, но, к сожалению, не застал вас дома. Но, вероятно, вам объяснена цель моего приезда. В самом деле, скажите, пожалуйста, как это случилось, что до сих пор не выслано ни одного номера Моск. Ведомостей на Кавказ по адресу доставленному мною чрез вас в первых числах минувшего января, вместе с 10 р. сер. денег, в контору вашей Университетской типографии? Конечно, при бесчисленном множестве подписчиков на нынешний год, объяснить это не очень трудно. Но вот вопрос: что ж теперь осталось мне делать, чтоб разрешить недоумение моего приятеля – Кавказца? Требовать ли обратно деньги, или, есть возможность (что конечно было бы гораздо лучше) типографской конторе вашей выслать за прошедшее время все нумера Московских Ведомостей? – Покорнейше прошу вас подать мне на этот раз добрый совет».

Протопопов, получивший эту записку, велел мне сказать, что он сам будет у меня для личного объяснения. Прошло 3 дня, он не явился. 30-го числа я снова писал ему:

«В ответ на мою записку к вам от 27-го марта я получил ваше обещание пожаловать ко мне и объясниться со мною лично… Но, не получая до сих пор ни личного объяснения, ни письменного ответа на мой вопрос относительно Москов. Ведомостей, я приведен в крайнее недоумение, и даже некоторого рода сомнение. Если вы не удостоите меня ответом и на эту записку, то я вынужден буду лично явиться к г. начальнику типографии, и попросить у него разрешения на возникшее недоумение».

На это Протопопов отвечал мне:

«Я обещался быть у вас и объяснить, почему ваш знакомый не получал до сих пор Москов. Ведомостей, но не имел времени. На неполучение Ведомостей у нас тысячи жалоб. Ни я, ни типография тут не виноваты. Но так как я принял на себя ваше поручение, то уже повремените не много для того, чтобы успел я справиться в газетной экспедиции Москов. Ведомостей, и сказать вам, в чём дело».

После сего я поспешил написать своему приятелю и товарищу Акимову, и вот что писал ему от 1-го апреля:

«Неудивительно, что молчание моё привело вас в крайнее недоумение относительно моей судьбы и даже навело на вас сомнение на счет моего существования: но, благодарение Господу, я и жив, и здоров, и благополучен, и всё тут же, где был и прежде, и ваши письма получаю преисправно, а что касается ответа на них, дело иное; итак вы, не получая ни ответа на первое письмо ко мне ни газет, недоумеваете и конечно негодуете на меня: и по правде. Но я не почитал себя слишком виноватым пред вами, пока не получил второго от вас письма. Я доселе был в том убеждении, что, если я и не отвечал еще вам на первое ваше письмо от 22-го декабря, при котором прислано было 10 р. сер. на Моск. Ведомости, то ответом на него, думаю, послужат самые Ведомости. Но оказывается не так. Вы пишете во втором письме, что и до сих пор не получаете Ведомостей. Это меня очень удивило, – и заставило сейчас же навести справки, где следует. Но я представлю вам дело, как оно было, от начала и до конца. По получении от вас денег 31-го минувшего декабря, я тотчас же распорядился было отправить их по назначению, посылаю с ними служителя в контору Университ. типографии, но он возвращается без успеха, говоря, что по причине множества подписчиков на нынешний год, нет никакой возможности сдать деньги и получить билет. Посылаю в другой раз, – та же история. Наконец я умудрился прибегнуть к посредству одного знакомого мне чиновника, служащего в этой типографии; послал деньги к нему прося его доставить, куда следует. Он, спасибо, не отказал и уведомил меня, что исполнил моё поручение. Теперь, по-видимому, я и спокоен. Но писать к вам я все-таки и должен был, и непременно хотел: но то за тем, то за другим, никак не мог собраться. Между тем получаю от вас вторично письмо, с уведомлением, что до сих пор вы не получили ни одного № Ведомостей. По получении сего письма, я тотчас отправляюсь к упомянутому чиновнику: к величайшей досаде не застаю его дома. На другой день пишу к нему записку, он отвечал, что явится ко мне лично, и не явился. Пишу к нему еще раз, и получаю неутешительный ответ, что у них де в типографии на неполучение Ведомостей тысячи жалоб: впрочем, обещался при сем навести справки в газетной экспедиции Моск. почтамта. Чем дело кончится, еще неизвестно. Оказывается теперь, что гораздо лучше и надежнее было бы вам адресоваться за Ведомостями непосредственно в контору Универс. типографии; тогда и я был бы спокоен, и вы не испытали-бы, может быть, этой неприятности. Вообще, исполнение этих поручений всегда соединено бывает с большими заботами и неприятностями; и это одно из важных неудобств – иметь жительство в столице. Со всех сторон и постоянно адресуют с поручениями разного рода; редкий пройдет месяц, чтоб мне не сделало было откуда-либо какого-нибудь поручения, и, что особенно скучно, делают иногда такого рода поручения, исполнение коих совершенно не прилично моему званию и сану».

26 марта писал мне из Иванова о. Василий Былинский:

«Считаю честным долгом засвидетельствовать вам мою искреннюю благодарность за то, что вы не поставили себе за труд показать священные древности известному вам купцу Дурденевскому. Должно быть вы, показывая эти древности, озаботились объяснить их происхождение и назначение. Из слов Евсигния Ивановича я вижу, что Символ веры, вышитый на саккосе на греческом языке, постарались передать им буквально. Евсигний Иванович, рассказывая мне, что он вам обязан, упомянул потом, что вы объяснили ему даже и то, о чем он вас не просил, т. е. не совсем-то сладко было слышать, что в древнем греческом символе, достоверность которого нельзя оспорить, нет вставки: истинного – (εἰς τὸν ἀληθινόν). Я вполне достиг своей цели, т. е. вы оправдали то, что я посетителям несколько раз говаривал. Хоть люди, наклонные к старообрядству, почти все принадлежат к числу упорных; но удар закоренелому убеждению в уклонении от истины нанесен порядочный. Не знаю, сделаются ли когда-либо лица эти детьми Православной Великороссийской церкви; но, по крайней мере, они знают, где истина – в церкви, или вне оной.

Поступайте, ваше высокопреподобие, так со всеми Ивановцами, даже и принадлежащими Великороссийской церкви. Ибо все они воспитаны так, что очень редко случится встретить такого человека, который бы не отдавал предпочтения книгам и толкам старообрядцев. Только время и дух его обращают в православие, а не религиозные побуждения».

В первых числах апреля предположено было освятить единоверческую церковь на Преображенском кладбище, устроенную из раскольнической моленной. – Высокопреосвященному митрополиту угодно было самому совершить это освящение. Но желая притом сделать приятное новым единоверцам – любителям церковной старины, мудрый архипастырь рассудил употребить при священнодействии некоторые древние священные утвари и облачения; из хранящихся в Патриаршей ризнице. По этому случаю владыкою дана была следующая резолюция:

«Кафедральному ризничему с диаконом Димитрием принять от Синодального ризничего, для освящения единоверческой церкви, саккос митрополита Макария и древний наперсный крест с мощами, мною указанный, и по исполнении возвратить».

Вследствие сего, мною отпущены были из Патриаршей ризницы: Саккос (№ 5) рытого немецкого бархата таусинного⁷⁰ цвета, украшенный жемчугами и сребропозлащенными дробницами и наперсный крест (№ 2), – сребропозлащенный с частицами мощей разных святых.⁷¹

Абакумовский священник о. Мих. Граменицкий письмом от 8-го ч. поздравлял меня с светлым праздником и, между прочим, благодарил за доставление ему «Книги правил» (Кормчей), о чём он просил меня прежде. За тем сообщал следующие о себе вести:

«О себе скажу вам, что начиная с сырной недели до сих пор я нахожусь не очень здоров. Причина сему следующая: в мясопустное воскресение привозили из деревни больного для приобщения Св. тайн, – и я, без осторожности вышедши на улицу – к саням, на которых лежал больной, его исповедовал и читал обыкновенные молитвы; но так как в это время был пронзительный ветер, то и надуло мне сильно в ухо, от чего оно начало болеть и после внутри его образовался нарыв, по разрешении которого недели три шла из уха материя. Благодарю нашего уездного доктора г. Соковнина, который заехав ко мне из дома г. Поливанова, по его просьбе, вразумил меня чем врачевать мне себя и как держать, и, слава Богу, теперь все кончилось, только чувствую сильный шум в голове, – а без наставления докторского, как я соображаю после, мог бы я себя совершению испортить.

Нового в наших краях ничего не случилось. Занятие мое в св. четыредесятницу было обыкновенное – питать хлебом животным духовных чад своих, которые на трапезу духовную приходили неленостно и, благодарение Господу, больше числом прежнего. В часы досуга читаю политические новости в Московских и Петербургских ведомостях: какая суматоха! О, если бы Крепкий в бранех увенчал победою оружие нашего христолюбивого воинства! О, если бы по-прежнему водворился мир и тишина в мире!»

Известно, что в это время Крымская война разгоралась сильнее и сильнее.

В 1854 г. ректор Костромской семинарии архимандрит Агафангел определен был на должность ректора Казанской д. академии. Еще в январе 1851 года митрополит Московский Филарет, делая отзыв, по требованию Казанского архиепископа Григория, о ректоре Московской семинарии, архимандрите Евгении, коснулся в своем письме от 25-го числа и Костромского ректора Агафангела. Вот что владыка писал о нём: «Костромской ректор Агафангел имеет довольно ума, но есть странности в его поступках и отношениях к начальству». Такой отзыв митрополита об архимандр. Агафангеле на время заградил ему путь к ректорству академии. В конце 1851 года на место архимандрита Григория (Миткевича), возведенного в сан епископа Калужского, ректором Казанской академии назначен был ректор Херсонской семинарии, архимандрит Парфений (Попов). – По возведении сего последнего в марте 1854 г. в сан епископа Томского, должность ректора академии предоставлена была уже о. Агафангелу.

Проезжая в Казань, чрез Москву, о. Агафангел останавливался у меня, в Синодальном доме, и так как ему поручено было св. Синодом озаботиться изданием при вверенной ему академии духовного журнала, то он приглашал меня к участию в этом издании, если не личными трудами, то доставлением из рукописей Синодальной библиотеки потребных материалов. Я не мог, конечно, отказаться от такой, возможной для меня, услуги. При этом о. ректор вручил мне «Выписку из отношения к Обер-Прокурору Св. Синода от 17-го ноября 1853 г.» следующего содержания:

«Журнал при Казанской духовной академии предполагаю издавать, по содержанию, догматический, герменевтический, исторический, нравственный и критический, под названием Православный, на первый год по четыре книжки от 8 до 10 листов, в 8 долю листа. Каждая книжка будет выходить в начале каждой четверти года, именно: в генваре, апреле, июле и октябре. Журнал должен начаться с половины следующего или с начала 1855 года, смотря по изготовлению материала.

В первом отделе будут помещаемы статьи прямо догматические, основанные на Св. Писании, по разумению св. отцов Церкви, и на учении св. соборов и св. отцов Церкви, с постоянным опровержением заблуждений, какие окажутся к тому или другому учению в разных сектах русских раскольников.

Во втором отделе будут помещаемы истолкования разных текстов Св. Писания, на основании истолкования их св. соборами и св. отцами Церкви, – текстов, преимущественно заключающих в себе какое-либо православное учение, но ложно понимаемых теми или другими раскольниками; равно и таких ложно понимаемых текстов, на которых раскольники основывают свои заблуждения.

В третьем отделе будут помещаемы:

а) статьи, излагающие и проясняющие разные древние исторические события, служащие основанием чего-либо содержимого православною Церковью, или ложно употребляемые какими-либо раскольниками для доказательства будто бы истины своих ложных мнений. Таково, наприм., жизнеописание Максима исповедника, будто бы принявшего в православие Константинопольского патриарха Пирра, бывшего еретика монофелита;

б) краткие, но верные сведения о разных ересях старого и нового времени, существующие или подновляемые в нашем отечестве в наше время, с основательным опровержением тех ересей;

в) изъяснение соборных правил, употребляемых раскольниками в защищение разных своих заблуждений.

Примечание. Во всех означенных трех отделениях будут помещаемы приличные статьи из творений св. отцов Церкви, смотря по нужде, в старославянском или в нынешнем русском переводе, также статьи из старославянских церковных сочинений писателей православной Церкви, живших до 17 века, а особливо до 1655 г.

В четвертом отделе будет помещаться надлежащий разбор разных, по временам тайно являющихся, раскольнических сочинений.

В пятом отделе будут помещаемы статьи, долженствующие служить для христиан правилом жизни, в изложении ясном, определенном и удобопонятном для всякого простолюдина.

В шестом отделе будут помещаемы объявления о новых сочинениях, касающихся разных сект, находящихся в нашем отечестве с надлежащим о них отзывом.

В седьмом отделе будут помещаемы статьи, неподходящие под означенные отделы».

Известно, что журнал, издаваемый при Казанской академии, называется не: Православный, как назван он в этой выписке, а – Православный Собеседник.

О. ректор Агафангел, прибыв в Казань, не замедлил обратиться ко мне с просьбою относительно выписок из рукописей Синодальной библиотеки. 10-го апреля он писал:

«Честь имею поздравить вас с светлым праздником Воскресения Христова. Дай Бог провесть его в радости и добром здоровье! Воскресший Господь да укрепляет и да утешает вас среди многих ваших трудов.

Приношу благодарность Вашему высокопреподобию за присылку указателей; для справок они не лишни будут. Высокопреосвященнейшего митрополита Московского я действительно просил о присылке рукописей в здешнюю библиотеку, и он милостиво обещал. Теперь, впрочем, мы не имеем таких книг, но готовимся к труду, возлагая надежду на источника истины и мудрости – Господа Бога. Здесь совершены великие и поучительные дела первыми святителями Казанскими – Гурием и Варсонофием! В столице магометанской теперь процветает православие, возвышаются великолепные храмы, и народ Божий благоговейно исповедует истинного Бога!

Не откажите в содействии своем для общего дела!

С истинным почитанием честь имею быть вашего высокопреподобия покорнейшим слугою архимандрит Агафангел.

На первый раз прошу покорнейше заставить списать из великой Четьей-минеи митрополита Макария за месяц август в конце книги – повольную грамоту архиепископа Макария великого Новгорода и Пскова (тут есть указ о трегубой аллилуиа, но нужна и вся грамота). Когда будет переписано, то прошу ваше высокопреподобие принять на себя труд, или поручить кому-нибудь прочитать и проверить, потом прошу прислать ко мне с уведомлением о расходах по этому делу и по пересылке».

Но прежде, чем получено было мною это письмо, я писал о. ректору от 21-го апреля:

«Надеюсь, что вы изволили получить список с алфавитного указателя раскольнических книг и рукописей, хранящихся в Синод. библиотеке. – Теперь честь имею препроводить к вам и другой список с палеографического обозрения Славянских рукописей собственно Патриаршей библиотеки, составленного моим предместником о. Евстафием. – Относительно сего последнего списка нужно заметить вам, что, когда вам придется пользоваться им, в случае требования рукописей из Патриаршей библиотеки, надобно иметь в виду нумера рукописей, значащиеся во второй графе, а нумера первой графы относятся к каталогу, составленному моим предместником и не имеющему официального значения.

Душевно желаю, чтобы моя услуга не осталась для вас бесполезною».

18 ч. писал я в Абакумово о. Михаилу Граменицкому, в ответ на его письмо от 8-го числа:

«Приветствуя вас с радостнейшим праздником Воскресения Христова, душевно желаю вам восстановления вашего здоровья, на расстройство коего жалуетесь вы в своем письме. Приветствуйте от меня с праздником и всё ваше семейство, а крестника моего даже и поцелуйте за меня.

Праздник Христов я встретил и проводил, слава Богу, благополучно, и даже весело в кругу родных моих, братьев – Царевских, по обычаю православному, делал я другим, и взаимно сам получил от других посещения. Но и в ризнице у меня было посетителей столько, что надобно считать их не сотнями, а тысячами; и пыли и грязи оставили после себя столько, что придется не один день вычищать её. Что же делать? Нельзя уже обойтись без этого.

При сей оказии посылаю вам две небольшие книжки: Катехизических бесед выпуск 3-й (первые два, помнится, я высылал вам) и Краткое обозрение Богослужения прав. церкви. Последняя книжка, думаю, тоже не бесполезна будет вам. Книги эти посылаю вам с братьями Царевскими: но им, кажется, будет неудобно доставить их вам лично; и потому, вероятно, вы получите их из Липни или Болдина, чрез какого-либо вашего прихожанина.

Новостей по части духовной особенных никаких у нас нет; все по-старому. Что касается до политических современных событий, то о них так много разных толков, что не только описать, пересказать даже трудно. Впрочем, словесным толкам верить совершенно нельзя: они или ложь, или искажение истины. В настоящую пору можно удовлетворять любопытству и печатными известиями. В наших газетах нынче печатают довольно откровенно: всё почти, что наперед услышишь из иностранных газет, прочитаешь потом, с небольшим разве исключением, в Русских. Да, весьма замечательная эпоха; – какой-то будет исход всех этих движений и потрясений. Будем ожидать его с упованием на Промысл Божий: авось упование не посрамит православной России.

С братскою любовью и почтением честь имею быть»…

17-го мая писал мне из Абакумова о. Мих. Граменицкий:

«Приятнейшее письмо ваше имел счастье я получить прошедшего апреля 20-го дня и с ним две книги. Благодарю вас от полноты души моей за ваше поздравление с праздником и за вашу заботливость в благовременном прислании книг, из коих первая (Катехизические беседы) очень полезна мне для настоящего руководства при составлении поучений, а вторая необходима во всякое время. Из финансового лоскутка – 5 р. с., при сем приложенного, полтора рубля сер. вам следует за оные, а на остальные потрудитесь по своему усмотрению, когда вам будет можно, выслать мне какую-либо книжку⁷² поинтереснее.

У нас теперь идет приготовление по церкви на случай проезда нашим трактом в город Покров владыки; не известно, к нам заедет ли, но все-таки нужно приуготовиться; дай Бог, чтобы он проехал благополучно! Больше сказать нечего: всё по-прежнему.

После Пасхи, по назначению епархиального начальства, я производил в селе Ивановском (в 3-х верстах от г. Покрова) следствие о буйстве дьячков. Сидел в церковной сторожке 4 дня. Сколько тут всякой чепухи! Сколько всякого вздора! Не знаю, сойдет ли с рук по хорошему моя работа?

Наш благочинный отправился в С.-Петербург к высокопреосвященнейшему митрополиту Никанору по билету до 26 мая, – будто бы, что-то на всякий случай нужно перевезти от него; – даже поговаривают, что и он прибудет в Москву: но вам это известнее нашего. Помоги Господи нашему Царю православному отразить натиск вражеский!…»

29-го ч. писал я в Казань ректору академии архим. Агафангелу:

«Препровождая при сем к вашему высокопреподобию выписки из Макариевских Четиих-миней, честь имею объяснить, что я не только исполнил ваше поручение, но, по приказанию высокопр. митрополита, сделал дня вас нечто даже сверх вашего поручения. Именно, когда я испрашивал благословения у его высокопреосвященства касательно выписки из Четией-минеи о трегубой аллилуиа, он изволил приказать мне, кстати, списать для вас повесть и о сугубой аллилуиа, заключающуюся в житии препод. Евфросина, что я с удовольствием и исполнил. Не сделал я тут никакого оглавления: но я выпишу вам здесь полное заглавие означенного жития; вот оно: «Мцⷭ҇а маиѧ в̾ єі҃ дн҃ь житье и жизнь и подвизи и ѿчасти чюдесъ исповѣданѥ препоⷣбнаго ѿца нашего Ефросина новаго чудотворца жившаго надъ толвою рекою. Начин. л. 824: Ижє стое житие пожившихъ… (Макар. Читией-минеи месяц май, ркп. Синод. Библ. № 180).

Извините, что я не скоро исполнил ваше поручение. Это зависело от того, что я не легко мог найти писца, который бы согласился списывать у меня в келье; ибо отпускать рукописей, особенно таких, каковы Макарьевские Четии-минеи, я никак не могу кому бы то ни было. Списанное было перечитано и проверено частью мною, частью же другим. Писцу заплачено за 33½ листа 4 руб. по 12 коп. сер. за лист; в этот счет поступил 1 р., оставшийся от 5 р., врученных вами мне в бытность вашу в Москве».

11-го ч. июня писал мне ректор Казанской академии архим. Агафангел:

«Честь имею препроводить три экземпляра моего Объяснения на послание к Галатам. Один из них, – в атласе с золотым обрезом, покорнейше прошу поднести его высокопреосвященству – митрополиту Московскому;⁷³ из прочих двух один прошу представить преосвященнейшему викарию,⁷⁴ а другой прошу ваше высокопреподобие принять себе в знак истинного моего уважения.

Вместе с сим приношу вашему высокопреподобию благодарность за присылку выписок из Макариевских Четиих-миней.⁷⁵ Обращаюсь теперь к вам с новою просьбою. Из Пращицы Питирима и из «Истории расколов» Игнатия Воронежского⁷⁶ видно, что в Синодальной библиотеке хранится под печатью подлинное деяние соборное на Мартина еретика. – Я имею нужду в доказательствах подлинности этого деяния; ни свидетельств, ни следов исторических существования его до Петра 1-го нет. Посему надобно обратиться, по крайней мере, к самому деянию и рассмотреть, на чём оно писано, на пергаменте, или на бумаге, и притом какой отделки? каким почерком и чернилами ли писано? Какой язык в нём, тот ли, который напечатан Питиримом в Пращице, или другой, а Питирим только перефразировал его? Покорнейше прошу ваше высокопреподобие, испросив благословение владыки, посмотреть на это деяние и, что окажется, сообщить мне. Об этом я пишу и высокопреосвященнейшему митрополиту.

При сем честь имею препроводить долг за письмо – 5 р. сер.»

В ответ па это писал я от ²⁶/₃₀ числа:

«Сейчас имел честь представить его высокопреосвященству вашу книгу. Владыка принял её милостиво, сказав, что он уже был об этом предуведомлен. Вместе с сим, по вашему поручению, я докладывал его высокопреосвященству о рукописи Синод. библиотеки, хранящейся под печатью, в которой заключается соборное деяние на Мартина Армянина. Владыка на сие изволил сказать мне следующее: «ни я, ни ты, не имеем права распечатывать эту рукопись (так как у ней печать Св. Синода); напиши однако-ж о. ректору, что я имел некогда случай рассматривать оную, и нашел, что она, ни по качеству пергамента, ни по почерку письма не может принадлежать к XV веку, и потому я нигде не ссылался на это деяние. Странно, что преосв. Никифор (Феотоки) в своих «Ответах» говорит в одном месте, что он нашел в какой-то греческой хронике указание на это соборное деяние. Я долго искал этого свидетельства по разным греческим хроникам, и не мог найти. Впрочем, и нет большой надобности усиливаться доказывать подлинность и упомянутой рукописи, и вообще действительности самого собора, когда у нас и без того довольно твердых доказательств против раскольников. Надобно даже сожалеть о том, что наши предки, не рассмотрев хорошо дела, решились выдавать за подлинное соборное деяние такую рукопись, которой древность ни чем не может быть доказана». – Вот ответ и совет вам его высокопреосвященства.

Со своей стороны я имел смелость предложить вниманию в. митрополита касательно означенной рукописи то, что подлинность оной некоторые понимают не в том смысле, яко бы эта рукопись была подлинное, современное бытию собора, изложение деяний оного; но подлинною она названа только по отношению к списку, сделанному с неё и препровожденному к Питириму, составителю Пращицы. Так именно понимает это дело автор «Рассуждении о соборном деянии, бывшем в Киеве 1157 г. на еретика Мартина», напеч. в С.-П. 1804 г. – Такое объяснение владыке показалось совершенно новым и неожиданным: впрочем касательно действительности самого собора, он все-таки остался при своем мнении. – Рекомендовал бы я и вашему высокопреподобию принять к сведению и прочитать помянутое рассуждение кандидата богословия И. Лаврова, если только вы еще не читали его. Оно напечатано было в числе трех рассуждений, читанных в публичном собрании С.-Петерб. Александро-Невской академии в 1804 г. Из них первое: «О начале, важности и знаменовании церк. облачений». – Если этой книги нет в вашей библиотеке, или вообще в Казанских книгохранилищах: извольте написать мне, я вышлю её вам; у меня есть собственная.

Что касается до сходства текста печатного деяния с текстом нашей рукописи, в этом можно быть совершенно почти уверенным. В нашей библиотеке имеется другой экземпляр означенного деяния, писанный на бумаге уставом начала XVIII столетия. Текст этой рукописи, по сличении К.И. Невоструевым с печатным изданием соборного деяния, совершенно одинаков.

Еще прежде, нежели высокопр. митрополиту, я имел честь представить ваш дар преосвящ. викарию. Его преосвященство с любовью принял его из моих рук, и поручил мне благодарить вас.

Примите, высокопреподобнейший о. ректор, и от меня усерднейшую благодарность за ваш прекрасный дар. Признаюсь вам откровенно: для меня хорошая книга дороже всяких других подарков. Хоть стыдно, а надобно сознаться, что к книгам я чувствую какую-то манию. У меня редкая пройдет неделя, чтоб я не купил какой-нибудь книги. Я не имел еще времени прочитать до конца ваше сочинение: но и из немногого, что я успел прочесть, я получил ужо некоторое понятие о достоинстве вашего произведения. Дай Бог, чтобы почаще являлись у нас подобные произведения».

24–30 ч. июня писал мне из деревни– «Хороший Колодезь», Ливенского уезда, Орловской губ., не раз упомянутый уже товарищ по академии, чиновник Московского Главного Архива мин. ин. дел, А.Е. Викторов:

«Добрейший, бесценный мой о. Савва!

Вопреки своему обещанию пишу к вам почти спустя месяц после своего отъезда. Простите мне этот грех. Положение моих дел было и есть таково, что, как увидите, почти не могло случиться иначе.

Начну с того, что я далеко не уверен, чтобы даже это письмо прибыло в Москву прежде моего возвращения. Так трудна в деревне пересылка писем! – Но пора же приступить к описанию своего путешествия.

До Орла я доехал очень удобно и без особенных приключений, за исключением разве маленьких неприятностей со стороны дождя и холода. В Орле пробыл 3 дня. Был у архиерея,⁷⁷ у большей части профессоров, у родных новой жены брата и вообще провел время довольно разнообразно и приятно. Останавливался у о. ректора. В Орле, в первый же день я расчел, что взятых мною денег будет мало и потому отправил к Ивану Дм.⁷⁸ письмо с просьбою взять у вас и переслать мне 10 р. с. Деньги эти теперь получены и на днях будут пересланы мне. Не писал я тогда на ваше имя с одной стороны потому, что еще не накопилось материалов для письма, а с другой – потому, что доставка денег на почту – комиссия довольно обременительная и мне не хотелось её налагать на вас. Как я после жалел, что из Орла не послал к вам хоть коротенького письма, когда, приехавши в деревню, увидел, что целые горы отделяют меня от почтовых сообщений! Но буду продолжать описание своего путешествия. К брату в деревню я приехал накануне Троицына дня. Деревня эта называется «Хорошим Колодезем»; она в 50-ти верстах от Ливен и вся состоит из 5-ти мелкопоместных миньятюрных помещиков, немногим чем отличающихся по своему состоянию от брата. Природа наделила её прекрасною местностью, дубовым лесом, кустарником, рекою и, конечно, свежим, благоуханным и здоровым воздухом. Брат переселился в эту деревню нынешним летом, имеет здесь 50 дес. земли и теперь занимается постройкой дома. В ожидании окончания постройки дома, мы живем пока кое-где, – брат с женою в каком-то без окон чуланчике; я с маменькой и племянниками в амбаре, или, так называемой, кладовой. Я по-прежнему питаюсь молоком и яйцами. Прочие члены нашего семейства – одним хлебом и луком. Впрочем, всё это с избытком вознаграждается деревенскою природою, и в первые дни особенно, да я и теперь с величайшим удовольствием расхаживаю по полям, по кустарникам, смотрю на рыбную ловлю, собираю ягоды и пр. и пр. Главное же неудобство деревенской жизни – это отсутствие порядочного человеческого общества. Теперь я на опыте вижу подтверждение известной истины, что сколько бы ни была богата природа, но все-таки она не может заменить собою человека – царя её.

27-го июня. Как я предполагал, так и случилось: в Ливне, решительно, нет случая для отсылки письма. Вероятно, это письмо придется уже отослать тогда, когда я буду в дороге – в переезде через Ливны, или через Орел. В Орле я вероятно пробуду дня 4 или 5-ть. Я везу с собою в Москву маменьку, а для неё нужно брать из консистории свидетельство; боюсь, чтоб это дело не задержало меня еще больше.

Но обращусь к прежнему, – к истории своей жизни в деревне. Самая грустная история: во 1-х, 13 июня со мною был припадок, вследствие чего я и остался еще на две недели сверх срока: во 2-х, я окончательно разошелся с братом. Виною 1-го несчастья был отчасти я сам. Однажды брат увлек меня в гости к одному управляющему. Вы, может быть, знаете хоть по слухам, как в деревнях кутят, особенно управляющие и такие господа, каков мой брат. Меня вынудили выпить до 3-х рюмок водки, а, главное, продержали до 5-ти – часов утра. К 6-ти мы возвратились домой. Потом следовала до 7-го часов мучительная бессонница, а в 10-м увы! припадок. – После этого я 5-ть дней не вставал с постели. За тем, немного оправившись, поехал в Ливны, отослал в архив рапорт и вот, по возвращении оттуда, целую неделю живу опять у брата, будучи занят, поглощен одними неудовольствиями, неприятностями, сплетнями и проч. и проч.

Теперь позвольте попросить вас выслушать и другую грустную повесть. Отношения мои с братом были дурны и прежде, были дурны всегда. Отношения его к маменьке и дочери были еще хуже. В настоящую свою поездку я мечтал все эти отношения уравнять, и устроить, т. е. и отношения его к себе самому и отношения его к семейству. Но, увы!…

И вот теперь, не смотря на то, что жить семейною жизнью для меня будет тяжело, не смотря на то, что в маменьке семейство брата теряет очень много и много, – я все-таки беру её с собою. Оставить её здесь было бы с моей стороны решительно бесчеловечно.

Извините меня, что я так долго занимаю вас описанием моих отношений к брату – изображением положения маменьки. Это единственный живой вопрос, который занимал и занимает меня, особенно в последние три недели. Голова моя до того подавлена, до того наполнена, занята положением брата и его несчастного, совершенно без вины, гибнущего семейства, что я, кажется, ни о чём другом не могу ни думать, ни рассуждать, ни говорить, ни писать.

Прощайте, не знаю, когда доставлено вам будет это письмо. С искреннею любовью и почтением остаюсь навсегда преданный и навсегда благодарный вам А. Викторов».

23-го июля посетил меня ректор Костромской семинарии, архимандрит Порфирий,⁷⁹ переведенный на место архимандрита Агафангела из Тобольска, где он был ректором с 1845 г. Он родной дядя по жене моему шурину, священнику С. Царевскому.

На другой день писал я в Муром теще П.С. Царевской:

«Спешу ответом на ваше письмо. Содействовать, по мере возможности, к устроению счастья кого бы то ни было из родных я всегда почитал приятною для себя обязанностью. С удовольствием готов споспешествовать, сколько могу, и Николаю Васильевичу в поступлении его в академию. Впрочем, главное-то дело заключается в нём самом. Нужно, чтобы он знал, решительно, все науки, какие преподаются в семинарии, начиная со словесности. При том порядок требует, чтобы он предварительно подал прошение в семинарское правление такого рода, чтобы оное выслало в академическое правление свидетельство, как об успехах его в науках, так и о способности его продолжать науки в академии; при чем понадобится внести известную сумму на первоначальное окопирование его, в случае поступления в академию.

Если есть и ваше желание, и Николая Васильевича ревность к продолжению наук: то медлить не надобно ни мало. 15-го или 16-го августа надо быть Николаю Васильичу уже в лавре. Итак, покорнейше прошу жаловать в Москву и вас и Ник. Васильевича.

У меня, слава Богу, всё благополучно. Нового только то, что я, по случаю некоторых исправлений в моей квартире, обитаю на самой высоте патриаршего дома, в так называемой Петровой палате. Впрочем, в половине августа, может быть, опять снизойду в дольняя страны».

Вице-директор Хозяйственного управления при Св. Синоде Мих. Лукиллианов. Каниевский, прислал мне в дар четыре печатных акафиста, переделанные из униатских преосвящ. Иннокентием, архиеписк. Херсонским. 24-го ч. я благодарил его превосходительство за такой дар в следующ. выражениях:

«Присланные мне вами 4-ре акафиста имел я удовольствие получить от А.А. г-на Лопухина 22-го сего июля.

Спешу принести вашему превосходительству мою искреннейшую благодарность за столь приятный для меня дар. Книжки эти будут служить для меня всегдашним напоминанием о вашем посещении П. ризницы».

11-го августа имел я честь получить от его высокопреосвященства – митрополита следующую собственноручную записку:

«Прошу, о. ризничий, показать мне соборный свиток 1667 года, если можно, вскоре по получении сего».

Разумеется, требование это исполнено было немедленно.

Исправив и дополнив разными сведениями и объяснениями, согласно замечаниям высокопреосвящ. митрополита Филарета, составленное мною в 1852 г. краткое описание замечательнейших предметов Патриаршей ризницы и рукописей библиотеки, я снова представлял оное на благоусмотрение архипастыря, и он, одобривши мой труд, благословил представить оный на рассмотрение в Цензурный комитет. Посему я препроводил 14-го августа свою рукопись в Московский комитет для цензуры духовных книг, находящийся при Московской д. академии, при прошении следующего содержания:

«Представляемую при сем, с соизволения его высокопреосвященства, Св. Синода члена, высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита Московского и кавалера, рукопись: Указатель для обозрения Московской Патриаршей (ныне Синодальной) ризницы и библиотеки, покорнейше прошу рассмотреть, и, если не окажется ничего противного правилам цензуры, одобрить к напечатанию».

На другой день, т. е. 15-го чис., писал я по этому случаю, к одному из членов Цензурного комитета, о. инспектору академии, – архимандриту Сергию – моему восприемному отцу по монашеству:

«По сыновнему дерзновению, осмеливаюсь беспокоить вас покорнейшею просьбою. Благоволите принять на себя труд рассмотреть представленную мною, с соизволения высокопреосвященнейшего митрополита, в ваш Цензурный комитет рукопись, под заглавием: «Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы и библиотеки». Это – труд, предпринятый и совершенный мною по воле его высокопреосвященства.

К вашему высокопредобию обращаюсь с моею покорнейшею просьбою о рассмотрении этой рукописи, между прочим, и потому, что, в случае могущих встретиться, при чтении оной, каких-либо недоумений, вам удобнее, нежели кому-либо другому из членов Цензур. комитета, для разрешения этих недоумений, обратиться к достопочтеннейшему А.В. Горскому, к советам коего не раз прибегал я при составлении моего Указателя, и которому известны замечания, какие изволил сделать мне высокопреосвященнейший митрополит, когда я представлял свое произведение на благоусмотрение его высокопреосвященства».

30-го августа писал мне из Московской академии добрый мой товарищ о. Порфирий:

«Примите мою усерднейшую благодарность за ваше истинно-братское радушие в принятии нижеподписавшегося июльского странника. Конечно, поздно это изъявление благодарности, но замедление произошло от того, что доселе не мог отыскать человека, с коим бы мог надежно послать препровождаемую при сем вещь. В бытность мою у вас я не замечал на стенах вашей комнаты портрета владыки. Не найдется ли для восполнения этого пробела места посылаемому при сем произведению лаврских живописцев? Говорят, будто бы по желанию г. президента Академии художеств недавно снят с нашего владыки портрет в Петербурге художником, но я не видал сего произведения искусства. От обитателя св. лавры примите лаврское и изображение.

Нового ничего не знаю. Экзамены еще продолжаются, а между тем одно представление о предстоящих в сентябр. треть занятиях обдает нередко меня каким-то мертвящим холодом».

6-го ч. сентября имел я честь получить от преосвященного митрополита записку следующего содержания:

«Примите, о. ризничий, труд доставить мне соборный свиток 1667 года, который нужно мне иметь пред глазами для исполнения предписания Св. Синода.

Сентября 6. 1854 г. Филарет м. Московский».

Примечание. Соборный свиток 1667 года понадобился митрополиту, конечно, для исполнения указа Св. Синода от 19-го августа (№ 520) относительно обращения, по Высочайшему повелению, одной из моленных, находящихся на Рогожском кладбище, в православную или единоверческую церковь (см. Собр. мнений и отзывов м. Филарета, т. III, № 397, стр. 562 и след. Спб. 1885).

23-го чис. писал мне из Костромы ректор семинарии, архимандрит Порфирий:

«Не имея в Москве близких, к кому бы я мог обратиться с моею просьбою, осмеливаюсь обратиться к вам. Мне очень нужно выписать поскорее книги: l) Cursus completus Theologiae, par J’abbé Migne, и 2) Praelectiones Theologiae, Penke.⁸⁰ Прошу вас покорнейше узнать от книгопродавцев иностранных Московских, нет ли у них этих книг в настоящее время, или не возьмется ли кто из них поскорее выписать эти книги, и какая оным цена в нынешнее время. Первая из этих книг у меня была, но я оставил её в Тобольске, предполагая, что в Костроме она есть в библиотеке семинарии, а вышло иначе. За ваше извещение меня премного буду вам благодарен.

Капитону Ивановичу⁸¹ прошу засвидетельствовать мое почтение. Если у него есть эти книги, то убедите его расстаться с ними; я вышлю ему, чего они стоят».

В ответ на это писал я от 5-го октября:

«По вашему поручению, я обращался к Капитону Ивановичу с вопросом касательно потребных для вас книг: но получил от него отрицательный ответ. Наведывался потом и у иностранных книгопродавцев: но и у них не оказалось на лицо этих книг, а сочинение Penke им даже вовсе и неизвестно. Что же касается до книги: Theologiae cursus completus, – то книгопродавец Готье охотно принимает на себя комиссию выписать её из-за границы, но не раньше трех месяцев. Цену за 27 томов в 8 д. он назначает 55 руб. сер. Значится у него по каталогам и другое, нужное для вас, сочинение Praelectiones Theologicae, и даже не одного автора. Вот полное заглавие этих сочинений: 1) Praelectiones Theologicae quas in collegio romano s. J. habebat Iohannes Perrone, Lovanii, 1838 an. 8 vol. in 8° – 2) Praelectiones Theologicae majores in seminariis sancti Sulpiciihabitae. De justitia et jure, opera et studio Io. Carriere. 3 vol. in 8°. Paris. Meguignon junior, 1839 an. Цена первому 20 руб. cep., – второму 10 руб. – Вот всё, что я мог сделать для вас.

Но мне представляется, не лучше ли было бы вам обратиться с этим поручением в Моск. академию к А.В. Горскому. Он, как библиотекарь, не редко выписывает для академич. библиотеки заграничные книги, и потому для него небольшого стоит труда оказать вам услугу, а между тем, может быть, и книги высланы были бы скорее, и за более умеренную цену. Я слыхал, что за книги, выписываемые из заграницы для учебных заведений, пошлина или вовсе не берется, или берется, но меньшая, нежели какая существует для частных лиц».

11-го октября писал мне из Московской академии бакалавр о. Порфирий:

«Ваша рукопись уж недели с полторы как отослана в Синод, с объявлением, что нет причин, препятствующих к отпечатанию. О. инспектор говорит, что он исправил некоторые только выражения, которые у вас может быть имеют технич. смысл, но которые для благочестивого чувства представляются несколько возмутительными, напр. «Спаситель или апостолы вышиты золотом или серебром». Он отыскал еще неверность в разысканиях ваших о митре будто бы св. И. Златоуста. У Карамзина действительно допускается это мнение. Но в летописи, на которую он ссылается, сделано пояснение, что надобно разуметь монастырь И. Златоустого, а не лице его, или иначе, что она принадлежала Иоанну Новгородскому, а не Иоанну Златоустому. Это сомнение высказано также и в представлении Синоду».

19-го ч. писал мне профессор Вифанской семинарии Г.П. Быстрицкий:

«Другой уже месяц, как мы простились с Москвой, и в это время не редко мне приходило на мысль переслать к вам несколько строк, хотя состоящих из одних благопожеланий, за неимением других предметов.

Но все как-то не приводилось, – то, занятия, то, признаться сказать, леность, мешали мне исполнить желаемое; притом и прошел день вашего ангела, и тут я не воспользовался прекрасным случаем. Простите меня своею обычною снисходительностью.

Но вот совершилось важное событие и в моей жизни. Я не могу не известить вас о своей радости: Господь благословил нас сыном Петром; вот две недели его жизни. Родился в самый день празднования святителям и чудотворцам Московским 5-го ч. в 11 ч. утра; – здесь его рождение сопровождалось колокольным звоном (потому что только что кончился молебен). Видно, будет святителем… Но он родился так слаб, мал и худ, что нечего было взять в руки, потому что недоносок. Мы радовались и радуемся, что явился на свет, по крайней мере, живым. От того и крещение совершено было на другой день. Восприемником был наш о. ректор, а крестною – маменька, которую второпях мы выписали из Москвы. Младенец живет, а, по милости Божией, может быть, и жить будет. Мы надеемся; – говорят живут и недоноски.

К сожалению, у меня классов прибыло; видно, должности будут приращаться с семейством. Прибавка классов, впрочем, дело не важное; а главное, – занятия умножились; составляю теперь лекции по церковной русской археологии. Еще ничего-бы, если бы вдоволь было источников и пособий, а то надо довольствоваться самым малым.

28-го ч. получил я от известного библиогноста, библиографа, библиофила и даже, можно сказать, библиомана, Вукола Михайлов. Ундольского коротенькую записочку следующего содержания:

«Книгу рекомендовал я вам Гаттерера Elementa artis diplomaticae; места издания и времени не припомню; – и без этого легко найдете её в Университетской и Архивной библиотеке».

27– го ч. писал я профессору Московской академии Александру Васильевичу Горскому:

«Позвольте обратиться к вам с покорнейшею просьбою.

На днях был у меня в ризнице с своими знакомыми Андрей Николаевич Муравьев. При рассматривании омофора 6-го вселенского собора, а по преданию приписываемого св. Николаю, Андрей Николаевич сообщил мне о нём новые интересные сведения, сказав, что это облачение принадлежало Александру, еписк. Александрийскому. – Он указал при этом мне и на источник, откуда почерпнуты им такие сведения; именно, он сказал, что эти сведения заключаются в греческой рукописи Паисия Лигарида, которую он привез из Александрии, и которая теперь находится у вас. Помнится мне, вы изволили говорить когда-то, что Андрей Николаевич просил вас перевесть эту рукопись на русский язык. – Весьма много обязали бы меня, если бы сообщили мне прочитать ваш перевод, если он сделан, или, по крайней мере, потрудились бы выписать для меня те строки, где заключаются помянутые сведения касательно омофора».

Обращался я к настоятелю Воскресенского (Новый Иерусалим) монастыря, о. архимандриту Клименту⁸² с вопросом о дне тезоименитства святейшего патриарха Никона, коего память я особенно чтил, как великого и знаменитого иерарха Русской церкви. И вот какой получил ответ от 1-го ноября:

«Честь имею уведомить вас, что день тезоименитства святейшего патриарха Никона празднуется 23 марта, в день священномученика Никона и учеников его.

За Р. S. благодарю. Но напрасно еще не приписали чего-ниб., например, о военных действиях. Дошел до меня темный слух, будто было генеральное сражение, – и наши победили. Давно бы пора. Лучше разом много потерять, да кончить дело, нежели в несколько раз терять больше, – и не видать конца».

Ивановский зять мой В.А. Левашев писал мне, чтобы я, чрез земляка своего, профессора Московской семинарии Еф. Мих. Алексинского, попросил его тестя, благочинного единоверческих церквей, нельзя ли его, т. е. Левашева, определить на причетническую должность к вновь открытой единоверческой церкви на Московском Преображенском кладбище. В ответ на это писал я от 13-го ноября:

«Без сношения с Ефимом Михайловичем я узнал, что ни на Преображенском, ни на Рогожском кладбищах, причетнических мест ни одного нет. Да если бы и были, очень нелегко поступить туда; но если бы и удалось поступить, весьма трудно удержаться там надолго. Новообратившиеся к единоверию слишком строги в суждениях своих о церковном причте и очень многого требуют от служителей алтаря. – Подтверждением этого служит недавно случившаяся история на одном из помянутых кладбищ. Священник с диаконом, совершивши в одном доме какую-то требу, по приглашению хозяина, и может быть, усердному, остались напиться чаю, и, вероятно, не без дополнения. Но, при сей верной оказии, они позволили себе переступить уже и за границу. – В тот же вечер дано было знать об этом митрополиту. На другой день утром, едва только успели раскрыть глаза вечерние требо-совершители, как их уже требуют на митрополичье подворье. Владыка, сделавши тому и другому приличное назидание, священника вскоре после сего удалил от места, возвратив его на прежнее, а диакона, кажется, оставил впредь до усмотрения. – Итак, на что снисходительно смотрят в Иванове и в Дунилове, того отнюдь не терпят в Москве, и в особенности при вновь открывшихся новоблагословенных церквах. Посему я, со своей стороны, нахожу более спокойным и безопасным для вас остаться в Иванове. Тут вас так хорошо уже все знают и, при всех немощах, охотно терпят. Если у вас, как вы пишете, не так велики доходы: то и в Москве, на причетнической должности, не через край же польется золото и серебро. А от долгов и от должников никуда не уйдешь».

21-го числа писал мне из Абакумова о. Михаил Граменицкий:

«Много прошло времени с тех пор, как я ничего не слыхал об вас и не давал знать о себе. Что касается до моего быта: то и теперь за новое сказать нечего, все тоже, что и прежде. Только надобно воссылать благодарение Господу Богу, Который Своею Божественною благодатию хранит и милует нас в благополучии, – да, как я, так и все мои домашние живы и здоровы! Дай Бог, чтобы я услышал и об вас тоже! Но от вас сверх этого надеюсь услышать и еще что-нибудь новенькое: ведь ваша позиция – не моя, и ваша столица – не то, что угрюмое село Абакумово: мы слушаем только налетающих ворон, сорок и галок, – а у вас есть от кого несть что узнать и услышать. Надеюсь, по-дружески и по-прежнему поделитесь и со мною чем можно и сколько можно, – только, чтобы это было вам не в тягость.

Еще до вас просьба покорнейшая. О чём? О том же, о чём утруждал и прежде. Не вышел ли в печати IV-й выпуск катехизических поучений Яхонтова, потрудитесь прислать мне его; и еще не имеете ли в виду каких книг поинтереснее, – и поближе к моему делу, а дело мое теперь остановилось на 8-м члене Символа веры. В следующий год буду писать о Св. Духе и о церкви: не придумаете ли для обличения моего скудоумия чего годного на сии предметы, – не оставьте выслать, – деньги же перешлю вам после нового года.

Благоволите принять сей мед в знак моей к вам признательности. Он был приготовлен для вас в августе еще свежий, – но не удалось переслать доселе, – вкусите хотя уже отвердевшего».

Получив письмо это 24-го ч., я в тот же день отвечал на него:

«Письмо ваше, и при нём от пчел сот, мною получены 24-го сего ноября. За то и другое приношу вам мою благодарность.

IV-го выпуска катехиз. поучений Яхонтова в продаже еще нет: как скоро появится, не замедлю выслать вам. Не помню, посылал ли я вам катехизич. поучения Киевского протоиерея Скворцова; если нет, то извольте получить их; если же вы имеете уже их, то прошу эту книжку возвратить мне: она не излишня и для меня самого.

При сем прилагаю вам брошюру – произведение знаменитого нашего писателя А.Н. Муравьева: примите её от меня в знак искреннего моего к вам расположения.

Спрашиваете меня о новостях? Но что могу сообщить вам нового? – право, не знаю. Из Крыма особенных известий, кроме тех, которые уже сообщены в газетах, не слышно никаких. По части церковной нового то, что открылось недавно два места архиерейских, – одно в Пензе, – другое в Архангельске. Преосвященный Пензенский Амвросий,⁸³ скончался, как это объявлено было уже и в Ведомостях Московских. Преосвящ. Архангельский Варлаам,⁸⁴ как слышно, уволен на покой. Теперь надобно ожидать значительного движения в нашей ученой сфере.

В моей области все мирно и спокойно. В настоящее время я занят преимущественно хлопотами по церкви. Слава Богу, мало-помалу устройство нашей церкви приходит к окончанию. После нового года, может быть, наконец, я буду иметь утешение видеть освящение нашего храма. После трехлетнего беспокойства в отношении к церковному Богослужению, как сладостно и приятно, думаю, будет совершать Богослужение в благолепном храме. Да, церковь наша устроена теперь очень хорошо.

Что вы так давно не бывали в Москве? Или она вам не понравилась? Приезжайте, пожалуйста, да привозите с собою и крестника моего; ведь надобно же его когда-ниб. показать мне. Я очень рад, что он живет у вас и прыгает. Посылаю ему Божие благословение. Матушке Александре Васильевне и всему вашему семейству – мое усерднейшее почитание.

С искреннею любовью и почтением к вам имею честь быть»…

27-го ч. писал мне ректор Вифанской семинарии архимандрит Нафанаил:⁸⁵

«Пользуясь случаем, почитаю долгом засвидетельствовать письменно мое всеусердное и искреннее высокопочитание вашему высокопреподобию.

Яков Ильич⁸⁶ наш не может отправиться к вам за получением книг, назначенных к обременению семин. библиотеки. Просим вас передать оные Ивану Серг. Хитрову для доставления в семинарию. Желательно, чтобы они достаточно были закупорены – в ящики, или коробья, или зашиты в рогожи, так чтобы ямщик, имеющий везти книги, не знал, что везет книги. А то, признаться, я боюсь, как бы раскольники не пронюхали и не отбили на дороге. От них чего не станется? Расписку от Ив. Сергеича можете получить или на копии каталога, или на отношении нашем к вам.

Как поживаете и спасаетесь? При первом свидании скажите от меня, прошу вас, усерднейшие поклоны о. ректору⁸⁷ и о. инспектору⁸⁸ Моск. семинарии.

Простите! Христос посреде нас.

С истинным почтением и совершенною преданностью вашего высокопреподобия покорнейший слуга арх. Нафанаил.

Григ. Петрович⁸⁹ благодушествует с супругою. Птенец их пищит, стараясь доказать, что он жив».

По распоряжению правительства, с некоторого времени стали, чрез полицию, отбирать у раскольников как печатные книги, не согласные с учением православной церкви, так и рукописи сомнительного содержания. И все эти книги и рукописи, отбираемые у раскольников в какой-бы-то ни было епархии, велено было присылать в Москву, для хранения в Синодальной библиотеке. К концу 1853 г. собралось этих сокровищ так много, что их негде было уже и помещать. Не знаю, кому пришло на мысль раздать собранные и хранившиеся в Синодальной библиотеке раскольнические книги и рукописи в учебные заведения. – Вследствие сего, поручено было бакалавру Московской дух. академии, Никите Петр. Гилярову-Платонову, при моем участии, разобрать, описать и распределить их между двумя академиями, Московскою и Казанскою, и двумя семинариями, Московскою и Вифанскою.

7-го декабря писал мне из Ставрополя на Кавказе смотритель дух. училища И.Б. Акимов, между прочим, следующее:

«Мы, живущие, близко к театру войны, каждый раз получаем столько новых слухов о ходе её, о храбрости наших христолюбивых воинов и о мудрой политике князя Меньшикова,⁹⁰ что почти каждый день поем: с нами Бог, разумейте язы́цы и покаряйтеся…

На днях получены следующие известия: шестьдесят два корабля различных наименований и форм погибли от бури, бывшей 2-го ноября. Часть сего упомянута в газетах; более 5000 тел выкинуто из моря на берегах Крымских. Неприятель, будто бы от 19-го ноября снял осаду и спешит удрать, но мудрый военачальник – князь зорко стережет свою добычу и многое множество слухов самых отрадных и утешительных для нас.

Теперь у нас самые большие трусы не трусят уже и не опасаются за Севастополь.

Шамилю тоже недавно сбили рога на Кумыкской плоскости и на Лабинской линии, а то было он начал пакости деяти во многих местах, так что близь Ставрополя таскались его шайки и делали разбои верстах в пятидесяти и даже двадцати от Ставрополя. А в Моздоке увезли двух учеников училища среди белого дня. Они вышли на Терек, саженей 100 от Моздока, рыбы поудить и теперь еще нету.

У нас зимы еще ничуть не было и всё еще зелено, как будто весною, – и вот только теперь идет маленький снежок.

От всей души желаю вам всего лучшего».

9-го числа писал я в С.-Петербург бывшему там на чреде ректору Владимирской семинарии, архимандриту Платону (Фивейскому):

«Не имея в Петербурге близких знакомых, к кому бы я мог адресоваться, осмеливаюсь беспокоить ваше высокопреподобие покорнейшею просьбою. – Просьба моя состоит в следующем. – Помнится мне, некогда я мимоходом писал вам, что я занимаюсь описанием Патриаршей ризницы и библиотеки. – Труд этот мною, наконец, кончен, и рукопись моя под заглавием: Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы и библиотеки, с благословения высокопреосвященнейшего митрополита, представлена в минувшем августе для рассмотрения, в состоящий при Московской дух. академии Цензурный комитет. Цензурный комитет произведение мое к напечатанию одобрил; но, по каким-то резонам, признал нужным представить оное в Св. Синод, куда и представлено оно, как мне писали из академии, еще в первых числах октября. – Для меня было бы очень интересно знать, где скрывается теперь мое произведение и какая участь ожидает его? Весьма много обязали бы меня, высокопреподобнейший о. ректор, если бы приняли на себя труд удовлетворить в этом случае моему любопытству».

21-го ч. писал мне Абакумовский священник М.Д. Граменицкий:

«Приношу мою усернейшую благодарность за присланную вами книжицу против западной церкви г. Муравьева. Чудное изложение! Великие мысли при этом малом объеме! – Благодарю вас всенижайше за сей подарок. А катехизич. поучения Скворцова обращаю вам назад: ибо они, тоже для меня очень интересные и полезные, были вами высланы мне еще в июле месяце, и я пользуюсь ими с усерднейшею к вам благодарностью, очень приятно и полезно. Сей же 2-й экземпляр оных благоволите принять себе обратно.

Если какие книги поинтереснее найдете по своему вкусу полезные для меня, благоволите выслать: в вел. посте поедет наш церковный староста в Москву, и я за оные вышлю вам деньги с моею величайшею благодарностью.

Ужасно хочется мне повидеться с вами лично, но не знаю, когда это случится. Разве не удастся ли побывать мне в Москве следующею весною, но и это еще предположение под влиянием обстоятельств.

Мои домашние все вам свидетельствуют всенижайшее почтение.

Да, позвольте еще вам выразить наши искренние ожидания: пора бы, думаем мы, вам уже получить степень архимандрита, вы давно оную заслужили; от души желаем вам поскорее получить оную, – то-то бы приятно было для меня особенно услышать, что прежний мой искрений друг, и теперь мой любезнейший кум – архимандрит! Но извините меня в излишней откровенности, я пишу как к другу, и надеюсь, что всё прикрыто будет снисходительностью».

Благожелание моего сельского друга относительно сана архимандрита совпало с мыслями моего столичного благожелателя, Успенского протопресвитера В.И. Заболотского-Платонова. Он, как член Синодальной конторы, не раз напоминал высокопреосвящ. митрополиту о представлении меня к сану архимандрита; но владыка медлил этим представлением, выжидая, когда семинарское начальство будет ходатайствовать пред ним о награждении тем же саном его двоюродного внука, моего товарища по академии, инспектора Моск. семинарии, иеромонаха Игнатия.

Получив 19-го декабря от Кохомского зятя, Ив. Ив. Чужинина известие о тяжкой и безнадежной болезни его жены, а моей сестры Анны Михайловны, я писал ему в ответ от 22-го числа:

«Письмо ваше, посланное с г. Чаяновым, получено много 19-го сего декабря. Неутешительную весть сообщаете вы мне в письме своем.

Боже мой! какое тяжкое испытание для человека, когда, при его бедности, в его убогое жилище водворится еще тяжкая болезнь, и при том без видимой надежды исцеления! Где искать ему помощи, – откуда ждать утешения? Искренно сочувствую и состражду вам, добрый мой Ив. Иванович, в вашем затруднительном положении. Но чем помочь вашему горю? Какой совет могу подать вам? – Обратиться к врачебным пособиям? Но знаю, что в вашем положении это дело не весьма легкое; впрочем, если есть возможность и удобность пользоваться советами какого бы то ни было врача: не теряйте времени и употребите для этого все усилия. Какие требуются в сем случае издержки: обратитесь с просьбою от моего имени к Петру Григорьевичу Безянову; он, надеюсь, снабдит вас нужным; а я, при первом же его прибытии в Москву, с благодарностью возвращу ему, что следует.

Но прежде и паче всего обращайтесь почаще с усердною верою и теплою молитвой к небесному Врачу душ и телес, и тогда уповайте, что молитва веры, по обетованию Божеств. Писания, спасет болящую. К вашей усердной молитве потщусь присоединить и я свои грешные мольбы к Господу о даровании здравия болящей сестре.

Во всяком же случае, да будет над нею и над вами всеблагая и премудрая воля Божия!

Приветствуя вас со всем семейством вашим с великим праздником Рождества Спасителя, и усердно желая вам утешения от Господа, остаюсь с братскою к вам любовью».

В тот же день писал я и к Ивановским родным:

«Приветствую вас с праздником Христовым, желаю благополучно встретить его и провести в радости душевной.

Получил я из Кохмы известие, что сестра наша Анна Михайловна крайне нездорова; и, сколько могу судить по описанию признаков её болезни, она должна страдать чахоткой. Опасная и с трудом исцеляемая болезнь, особенно, если она глубоко уже водворилась в тело. Что же остается нам делать с нею? – Конечно, прежде всего, надлежит обратиться с молитвою о помощи к Богу; но за тем, не мешает испытать и земные, врачебные средства. Я знаю, что в Кохме нет ни врача, ни лекарств: нельзя ли найти это в Иванове? Здесь, кажется, есть и доктора и аптека. Употребите, пожалуйста, со своей стороны, какие можете меры; а денежные издержки пусть будут на мой счет. Об этом я пишу в письме к Ивану Ивановичу, которое при сем прилагается и которое прошу переслать к нему без замедления. – Ведь, грешно было бы нам не употребить зависящих от нас средств к возвращению здоровья бедной сестре.

Что до меня, то я, благодарение Господу, здоров и благополучен. Был, правда, не много болен простудою: но эта болезнь не к смерти: стоило только несколько дней посидеть дома, употребив приличные средства, и болезнь миновалась – В положении моем особенного пока ничего нет: но после нового года, может быть, что-ниб. и случится».

27-го ч. писал мне о. Нифонт и, между прочим, по секрету, сообщал следующее:

«О. Феодор, от коего недавно я имел счастье получить письмо, задумал непременно проситься от учительской должности, чтобы жить на покое в Раифской обители, недалеко от Казани. Как бы в этом деле его приостановить? На следующей почте я буду писать к нему, и вас прошу в этом принять участие по любви к нему, – только не давайте вида, что вы об этом получили от меня сведение, – а укажите на кого-либо, хотя на какого странника – или как сочтете лучшим, только не на меня».

Архимандрит Феодор (Бухарев), о котором пишет о. Нифонт, в сентябре 1854 г. был переведен из Московской академии в Казанскую на кафедру Догматического богословия. По пути в Казань, о. Феодор остановился у меня, и я его провожал в дальний путь.

29-го ч. писал мне из Сергиева посада, бакалавр Моск. дух. академии Никита Петрович Гиляров-Платонов, с которым я занимался разбором раскольнических книг и рукописей:

«Вчера только услышал, я о некоторой невзгоде, испытанной нашею работою. Я говорю о случайной ошибке, вследствие которой послана в Вифанию одна книга вместо другой, и на которую так важно посмотрел о. ректор Вифанский. Я полагаю, что это произошло вследствие случайной неправильности в нумерации, означенной в описи, и несоответствия с вашей нумерацией. По справке с черновою моею описью, думаю, окажется, что нужная для Вифании книга – «Житие Иоанна Богослова» осталось у вас в числе нескольких экземпляров, и переменить книгу ничего не значит; тем более, что это будет сообразно с описанием, хотя и не с нумерацией описи.

У меня есть, кроме того, личная просьба к вам. Я уже оставил вам два №№, которые мною были не отысканы. Но по прибытии на место, и по ревизии, сделанной книгам мною обще с Александром Васильевичем,⁹¹ оказалось, что не взяты мною, при поспешной укладке, еще несколько книг, а именно: 1) книга Каноник печатный, значившаяся в библиотеке под № 749. 2) Зерцало Богословия, печатное, – под № 822; – и 3) Служебник старописьменный, под № 1239. Последняя книга у вас, вероятно, записана под другим заглавием, и только в нашей описи получила название Служебника.

Если для вас не составит затруднения посмотреть сии номера, и отложить их для доставления мне, – прошу вас об этом покорнейше. По черновой описи, в должных местах, вы увидите, что эти книги идут в академию.

Еще есть у меня два №, взятые мною, но долженствовавшие остаться в библиотеке, тогда как долженствовавшие идти в академию два № вместо их остались у вас. Но это дело может быть легко устроено при личном свидании; или даже ошибка может быть оставлена без исправления, поскольку как взятые мною, так и оставленные вместо их в библиотеке книги носят общее название, и замешательства произойти от того не может.

Наше начальство снисходительнее Вифанского, и не заводит из ошибок официального дела. Поэтому, обращаясь к вам с вышеозначенными просьбами, не смею просить о поспешности. Когда вам будет угодно, тогда и загляните. Может быть, я пришлю к вам на святках Ивана Александровича Вениаминова;⁹² – и в таком случае, окажите ему доверие в том, что касается меня.

Остальное до личного свидания в Москве, на масленице. Делом завален по горло, и потому, не смотря на пламенное желание, не мог быть в Москве на святках».

Высокопреосвященный митрополит Филарет, сделав представление о возведении в сан архимандрита сверстника моего по академическому образованию, хотя и много младшего меня по летам, инспектора Моск. семинарии иеромонаха Игнатия, предложил Синодальной конторе ходатайствовать пред Св. Синодом о награждении и меня тем же саном. Вследствие сего, Московская Св. Синода контора вошла от 31-го декабря 1854 г. № 1661, в Св. Синод с донесением следующего содержания:

«Московская Св. Синода контора имела рассуждение, что Синодальный ризничий иеромонах Савва, по возведении в Московской духовной академии на степень магистра будучи определен по указу Св. Синода 1850 года августа 22 дня в настоящую должность, в продолжение оной, оказал особенную деятельность и усердие к службе, а именно: 1) по перенесении из прежнего помещения Синодальной библиотеки в новое, привел в совершенный порядок как рукописи сей библиотеки, так и находящиеся в оной во множестве раскольнические книги; 2) отчетливо заведовал значительным денежным сбором с жильцов Синодальных певческих домов с 1850 года по сентябрь 1853 года; 3) при возобновлении Синодальной 12 Апостолов церкви трудился над составлением проектов для написания икон и стенной живописи и за правильным исполнением сего до ныне неутомимо надзирает; 4) по настоящее время составил вчерне описание до 200 греческих рукописей Синодальной библиотеки и 5) составил историческо-археологическое описание замечательнейших предметов, хранящихся в Патриаршей ризнице и библиотеке, под заглавием: «Указатель для обозрения Московской Патриаршей ризницы и библиотеки», – каковое сочинение, как известно, быв одобрено Комитетом цензуры для духовных сочинений при Московской духовной академии, представлено в Св. Правительствующий Синод. Определено: С прописанием сего, и приложением послужного списка о Синодальном ризничем иеромонахе Савве представить донесением Св. Правительствующему Синоду, не благоугодно ли будет, во уважение примерной деятельности и особых трудов его, ризничего, равно честного поведения, возвести его лично в сан архимандрита. О чём Св. Правительствующему Синоду Московская оная контора сим благопочтеннейше и представляет, препровождая у сего и послужной список о Синодальном ризничем.

На подлинном подписали:

Филарет митрополит Московский.

Архиепископ Евгений.

Новоспасский архимандрит Агапит.⁹³

Успенский протопресвитер В. Платонов».

29-го ч. писал я в Муром теще Пр. Степановне Царевской:

«Приношу вам и, в лице вашем, всем родным мою усерднейшую благодарность за приветствие меня с праздником. В свою очередь, поздравляю вас и всех родных с наступающим новым годом. Да сохранись вас Господь в грядущем лете здравыми и благополучными!

После нового года, кажется, случится в моем положении некоторая перемена. Синодальная контора, по предложению высокопреосв. митрополита, представляет меня за 4-х летнюю службу к некоей награде. Но, признаюсь вам откровенно, не столько утешает меня ожидаемая награда, сколько милостивое внимание архипастыря. Он сделал обо мне, в присутствии конторы, такой лестный отзыв, который приятнее для меня всякой награды. Вообще, за милостивое и постоянное ко мне внимание высокопреосв. митрополита, я не знаю, как достойно возблагодарить Господа».