1861 год¹²⁷

Январь, 1, воскресенье. Буди, Господи милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя.

Вчера, ложась спать, я думал: куда-то назначат меня наши синодалы, а ночью в просонках слышал голос, сказавший мне: «в Ярославль»; утром же первая мысль моя была мысль о том, что русский народ твердо верует в Бога, благодатно присутствующего в душах, и в святость внутреннюю и потому очень любит молебны и акафисты, а живет не свято и не богоугодно.

В полдень поздравили меня с новым годом секретарь нашего консульства Жáни, синайский архиепископ Кирилл и армянский епископ Гавриил. Последнему я советовал учить детей греческому языку. Он ответил мне, что будет посылать некоторых из них в то училище, которое выстроил г. Абет, русский подданный, родом туземец, и которое скоро будет открыто.

Был у меня консул Лаговский и подтвердил, что Александрийский патриарх Каллиник отказывается от кафедры своей и передает ее архимандриту Евгению с тем условием, чтобы ему производимо было от этой кафедры пожизненное содержание. Сперва он у архимандрита просил капитала в 30000 талеров и, когда Евгений объявил ему, что негде взять их, согласился получить половину этой суммы. Итак, патриаршая кафедра продается и покупается. O tempora! O mores!¹²⁸ Я передал Лаговскому вопросы коптского владыки Кирилла: знает ли государь император, что есть на свете копты? Почему здешний генеральный консул России считает их иноверцами?

2, понедельник. Я нездоров, но принимаю гостей.

Являлся ко мне каирский грек Диаманди, недавно путешествовавший в счастливой Аравии. Он был в Джедде и в окрестностях сего города. По уверению его, греческая община, находящаяся в абиссинском городе Гондаре, просила Александрийского патриарха Иерофея I прислать к ней церковный причт. Но он отказался исполнить их просьбу по безденежью. В самом деле, при нем патриархия была очень бедна.

Теперь от сей общины остались три семейства, да и они поабиссинились.

Потомок древней царской династии абиссинов Джиджач негуш подарил французам небольшой остров Адули́ в Красном море для стоянки кораблей их. Наполеон послал военное судно под начальством Рушеля для занятия сего острова. Но этот капитан прибыл туда, когда негуш, не могши сопротивляться храброму королю Абиссинии Феодору, убежал в горы с войском своим. Сам Рушель попал в плен к сему королю и освобожден был по ходатайству английского консула, живущего в приморском городе Масса́уа. Это было назад тому 7–8 месяцев.

Около сего времени убит английский консул.

Король Феодор не любит французов.

3, вторник. Мне лучше. Погода стоит прекрасная. Тепло, сухо, ясно. Я принялся доканчивать перевод второй беседы Фотия, говоренной им в Константинополе после осады сего города россами.

4, середа. В Каире самые богатые торгаши – евреи.

5, четверток. Простуда моя, полученная в коптской школе во время испытания учеников, усилилась и воспрепятствовала мне обозреть библиотеку коптского владыки и видеть торжественное служение его накануне Богоявления Господня и в этот праздник. Но и он простудился и занемог опасно. У него поражены легкие и явился мучительный кашель.

8, воскресенье. Мне стало легче, и я из гостиницы переехал в каирское подворье Синайского монастыря, называемое Джувания, дабы рассмотреть тамошние замечательные рукописи, а перед отъездом туда позвал к себе так называемого псилла и видел, как он превратил живого змия в палку. Этот араб в мешке принес несколько змей разной величины и, вынув из него одну из них, длинную, но тонкую, опустил ее на пол сеней подле моей затворенной комнаты. Тут она начала быстро ползать туда и сюда; когда же псилл каким-то особым, тихим свистом подзывал ее к себе, подползала к нему и поднимала перед ним свою голову и шею высоко, а он помаванием рук своих и фартучка своего магнетизировал ее. Заметно было, что ей приятно было это магнетизирование. Оно повторялось несколько раз с ощупыванием как будто детородной части змия или змеи. После многократного ползания этого пресмыкающегося по полу и магнетизирования его с сказанным ощупыванием животное начало томиться и дремать. Тогда псилл железными щипцами перехватил змеи горло так, что она разинула пасть и высунула язык свой. В пасть ее он плюнул раза два-три. После этого она растянулась по полу и вдруг заснула и сделалась твердой, как палка. Псилл поднимал ее, клал на пол, шевелил, но она была неподвижна, как жезл. Наконец сей чародей опять начал магнитизировать ее, дотрагиваясь до детородной части, и оживил, так что она опять начала ползать по полу быстро. Я дал ему условленную толику денег и отпустил его, а сам понял, как египетские волхвы состязались с Моисеем, превратили змею в палку, понял и то, что превосходство Моисея перед ними состояло в том, что оживленный им змий пожрал змею волхвов.

10, вторник. Я начал рассматривать джуванийские рукописи.

В шестом часу пополудни в дальних окрестностях Каира шел дождь полосой, а в этом городе упало с неба лишь несколько крупных капель.

12, четверток. Вчера было прохладно. А сегодня, в восемь часов пополуночи, дождь смочил землю, но скоро перестал; в десятом же часу опять накрапывал, но не долее двух минут.

Около полудня навестил меня консул Лаговский и с сожалением показал мне ответное ему письмо нашего в Иерусалиме епископа Кирилла. В нем выражено, что ход дела о воссоединении сирийских униатов, требующий непрестанной переписки, не позволяет отправить ко мне переводчика Фадлаллу Саруфа. В конце письма преосвященный просил консула извинить его передо мною. Оба мы посудили-порядили об этом отказе, и я решился было еще раз письмом просить несговорчивого дипломата оказать мне надобное содействие в моем деле, которое началось так благоприятно, но на другой день раздумал и записочкой уведомил Лаговского, что я по зрелом размышлении об известном отказе не буду писать в Иерусалим. Мне тяжело было иметь дело с дипломатом, у которого нет ста рук, как у Бриарея. Александр Евфимович не торопился домой, и у обоих нас нашелся предмет для собеседования. Я передал ему весть нашего генерального консула в Бейруте г.Бегера о дамасских и бейрутских униатах, воссоединяющихся с Православной Церковью, что первые воссоединяются миропомазанием, а вторые соединились бы без совершения над ними сего Таинства и что плоха надежда на устойчивость тех и других в Православии. А собеседник мой поведал мне свои вести об униатах в египетском городе Мансуре. У них были свой священник и своя церковь в его доме. Но когда французы узнали о переходе их в Православие, то запечатали их церковь, а самого священника захватили и удержали у себя в тот день, в который Саид-паша уехал в Мекку (10 января). «Я, – говорил Лаговский, – узнавши это, телеграфировал в Суэс министру Саида, но ответа от него не получил, вероятно, потому, что он дал слово французскому консулу притеснить воссоединяющихся, хотя Саид-паша и обещался мне не вмешиваться в религиозные дела своих подданных».

Январь, 15, воскресенье. Опасная болезнь коптского владыки Кирилла усилилась. Врачи объявили под рукой, что он скоро умрет. Я поспешил видеть его, сидел подле постели его, щупал пульс его и, надеясь на крепкое телосложение его, пророчил ему выздоровление. Но в этот раз прорицание мое было неверно.

17, вторник. Мне сказали, что он болен отчаянно.

В три часа пополудни дождь шел несколько минут.

18, середа. Наместник больного владыки прислал мне письмецо:

Au Révérend.

Le Révér. Porfirius Missionaire Russe à Caire.

Le procureur de l'archevêque Copte a la douleur de vous annoncer la mort du Révér. archevêque Copte, décédé ce matin, en vous priant de vouloir assister son convoi funèbre qui aura lieu aujourd'hui à l'heure de l'après midi.

Caire, le 18–30 Janvier, 1861. (М.П.) Le procureur de l'archevêque Copte¹²⁹.

Это печальное известие поразило меня. Больно потерять золото, бриллианты, освященные молитвой четки, но несравненно больнее потерять друга, с помощью которого можно было соединить Нил с Невой. Из глаз моих выкатились две слезы, две жемчужины на похоронную фелонь архипастыря египетских христиан.

Я поехал молиться об усопшем вместе с синайским архиепископом Кириллом и с наместником Александрийского патриарха, архимандритом Евгением, и как только увидел его бездыханного, еще раз прослезился. Покойный архиепископ, одетый в штофный подризник и епитрахиль, в штофную мелкотравчатую фелонь красного цвета, и в остроконечную митру, которая сзади и спереди закрывалась пришитым к фелони кукулем из той же материи, и обутый в красные сандалии по сану патриарха, сидел в кресле, приставленном к колонне горницы, немного склоня голову к правому плечу своему и держа крест в правой руке, а в левой архипастырский жезл, подобный армянскому. Против него, на налое, лежало закрытое коптское Евангелие в серебряном переплете и горели свечи. У ног его, по правую сторону, на полу сидели, поджав ноги, коптские священники в фелонях и наместник его, епископ Ливии, в зеленой мантии с золотистыми блестками, смуглый, побитый оспой, угрюмый, недоброжелательный покойному владыке. На лице усопшего отразилось спокойствие отлетевшей в небо души его. Казалось, будто он не умер и даже не заснул, а о чем-то задумался, зажав глаза. Народ безмолвно стоял около своего почившего архипастыря и прощался с ним, целуя крест, десницу и колено его. Певчие долго пели монотонно е-е-е-и стих, начинающийся с этой буквы: Ἐν ὀνόματι Κυρίου εὐλογημένος ὁ ἐρχόμενος, т.е. «Во имя господне благословен грядый». Наконец настал час выноса тела в церковь. Синайский архиепископ в мантии, омофоре и митре, армянский епископ Гавриил в таком же облачении, все греческое, армянское и коптское духовенство в ризах двинулось туда под осенением хоругвей с возженными свечами. За ними шел я, не облаченный и, сходя по той самой лестнице, по которой за 22 дня назад выходил об руку с живым архипастырем коптов, полный надежды на его предприимчивость и сочувствие к нам, часто оборачивался, дабы видеть его, мертвого, сносимого на кресле, заглушая в себе мысль о обманчивости всех надежд земных, молитвенным напутствием его в вечность: «благословен грядый во имя Господне». На дворе его дома у новостроящейся церкви и в переулке близ старого храма, в который несли тело, народу было так много, что мы едва-едва пробивались сквозь густые ряды его. Коптянки плакали. В старом храме усопший, в сидячем положении на кресле, поставлен был на середине, против царских врат, и тут его отпело греческое духовенство по своему обряду и провозгласило ему вечную память. Копты молчали, потому что раньше отпели его дома. После похоронной службы он оставлен был в храме на кресле для того, чтобы христианки, не входившие в его покои, воздали ему последний долг уважения и любви целованием его руки и колена, преклонявшегося в часы молитв о спасении душ их. Предание его земле в том же храме совершено было ночью. Я не видел сего обряда.

Не знаю, где родился и учился коптский владыка Кирилл. А в монашество он пострижен был в монастыре св. Антония Великого и назывался Давидом.

В 1850 году я познакомился с ним в Бушском подворье сего монастыря, находящемся недалеко от города Бенисефа, и оттуда вместе с ним ездил в обители Антония и Павла Фивейского. По возвращении моем в Иерусалим, коптский архиепископ Петр посвятил его в епископа в город Александрию. Бог судил ему быть преемником его. Но люди не скоро узнали в нем человека Божия и народного. Избрание преосвященного Давида на архиепископскую кафедру, по словам армянского епископа Гавриила, сопряжено было с большими затруднениями. Большая часть коптских архиереев и мирян была не на его стороне, имела в виду кого-то другого. Эта сильная партия наклеветала на него Саид-паше, что он по своим прежним связям с абиссинами может быть опасен для его светлости, так что в Египет приведет абиссинского царя Феодора с стотысячным войском. Паша поверил клевете и не хотел признать его владыкой коптского народа. Между тем умнейшие и меньшие числом копты, зная его даровитость и усердие к преобразованию заматорелых в предрассудках соотечественников своих, склонили на свою сторону почетных армян каирских, епископа их Гавриила и английского консула, и через посредство этого епископа подали прошение Саид-паше, в котором выразили, что желают иметь своим архипастырем преданного ему александрийского епископа Давида. Его светлость, особенно по настоянию английского консула, уполномочил преосвященного Гавриила довести это дело до желанного конца и уполномочил так, что дал ему право и власть делать с противниками все, что признает надобным. Тогда все те копты, которые не желали иметь своим архипастырем епископа Давида, ушли в старый Каир и там в православном монастыре св. Георгия избрали другого на вдовствующую кафедру и посвятили его. Но уполномоченный пашей погрозил им, кому ссылкой, кому немилостью правительства, и рассеял соборище их, а избранного и рукоположенного ими архиерея лишил архиепископского достоинства, однако назначил его епископом в городе Миниэ, где он и скончался в прошлом году. В то же время составилась третья партия из нескольких мирян и монахов коптских и избрала одного из иноков монастыря преподобного Павла Фивейского.

Но когда толпа эта пришла туда, дабы взять его в Каир, он так испугался высокой почести, что занемог и через три дня умер. После этого александрийский епископ Давид с помощью своих сторонников провозглашен был патриархом и главой своего народа, а по древнему обычаю переименован Кириллом. Однако многие епископы долго не признавали власти и суда его, но под конец все признали. Когда весть о возвышении его достигла до меня в Иерусалиме, я послал к нему свое приветственное письмо, в котором между прочим сказал, что ежели он не выметет старого сора в патриархии своей, то я пришлю ему веник. Право на такую шутку давала мне дружба с ним. Но эта шутка понята была им очень хорошо. В короткое время своего управления он построил новую патриархию и в связи с нею народное училище, в котором преподаются языки арабский, французский, итальянский и английский, воздвиг великолепную церковь по образцу нашей патриаршей в Каире и подле нее построил типографию для печатания книг на коптском и арабском языках, ежедневно кормил множество бедных и нищих своих, а в дни Пасхи угощал иногда 500, иногда 700 воинов-коптов, увещевая их не изменять вере отцов в магометанских полках, одним словом употреблял богатые доходы своей патриархии в пользу своего народа. Похвальна его хозяйственность, достославна его ревность к просвещению паствы, умилительно его милосердие к бедным; но гораздо похвальнее, достославнее и умилительнее его сближение с нами, православными. Не повторяю тех доказательств этого сближения, кои уже высказаны мною выше, не повторяю того, что он сопровождал Александрийского патриарха Каллиника в путешествие его в монастырь св. Антония, приглашал его к освящению закладки новой церкви своей, начал учить школьников своих греческому пению, домогался покровительства России у нашего министра в Константинополе г.Лобанова, а меня принял с полной доверенностью и надеждой на мое посредничество в большем сближении его с нами, и представляю новые свидетельства его желания быть в союзе с православно-кафолической Церковью и его уклонения от протестантов и католиков.

Он не поддался обаяниям английского консула, а к пресловутому Лессепсу не пустил своих коптов копать Суэсский канал, опасаясь французской ревности к распространению папства, по предостережению нашего консула Лаговского. Замечательны его слова, сказанные патриарху Каллинику. Однажды этот первосвятитель, увидев на ногах его красные башмаки, заметил ему, что непристойно духовной особе носить такую яркую обувь; тогда он, улыбаясь, сказал ему: «Брате! Что ты смотришь на ноги? Смотри ты на голову и думай о том, как бы нам соединиться о Господе».

Блаженнейший Каллиник, в бытность мою в Константинополе в ноябре месяце прошедшего года, говорил мне, что он искренно уступал свою кафедру коптскому владыке Кириллу, но с тем условием, чтобы сам он, духовенство его и паства приняли все обряды, уставы и канонические правила Греческой церкви. Это условие не понравилось мне, потому что оно отзывалось страстью греков еллинизировать всех и все, и я с воодушевлением говорил ему: «Если вы, греки, приходящим к вам во имя Господа коптам, армянам, иаковитам будете навязывать такое условие, то никогда не распространите своей кущи ни направо, ни налево. Да и в праве ли вы требовать от других христиан не одного догматического единства, когда у вас самих были разные богослужебные уставы: палестинский, студийский, афонский, когда в областях патриархов Иерусалимского и Александрийского еще в XII веке кафолические христиане слушали литургии св. апостолов Иакова и Марка, и за то не были запрещаемые архипастырями, служившими литургии Василия и Златоуста? Разве у вас, греков, нет теперь разницы в приемах богослужения? Есть. В Дамаске чин святого лобзания иереев с патриархом после возгласа: «Возлюбим друг друга» совершается посолонь, а в Иерусалиме против солнца. И всегда ли вы были равны сами себе? Не всегда. До 1751 года вы не перекрещивали римско-католиков, а потом увлеклись лжеучением фанатика Авксентия диакона, турками утопленного в Босфоре, и начали перекрещивать их в противность Российской церкви, удержавшей ваши же древние постановления о крещении. Но, несмотря на эту важную разность, ваша церковь и наша состоят в тесном союзе, молитвенном и деятельном. Да притом надобно знать вероучение, богослужение, обряды и канонические правила коптов, чтобы при возобновлении союза их с нами не поступать с ними, как с еретиками или раскольниками. Прочтите вы их утреню, вечерню, полунощницу, часы, литургии Василия Великого, Григория Богослова и Кирилла Александрийского, и вы убедитесь, что они веруют так же, как и мы, и читают даже наши молитвы». Выслушав это, Каллиник сознался в своем неведении коптской церкви и сказал, Бог весть, искренно или учтиво, что он не прочь от такой унии коптов, при которой потребовалось бы от них одно догматическое единение с нами.

Но обращаюсь к покойному владыке Кириллу. У него полное лицо было смуглое и немного побитое оспой, борода малая, рост высокий и ровный, ум здравый, а нрав веселый. Отличительные качества души его были смелость, предприимчивость, осторожность, вкрадчивость и смирение, соединенное с любезностью. Пусть другие считают его отщепенцем от кафолической Церкви, а я признаю его членом ее по вере, по добрым делам, по рвению его к единению с нею и потому, что не без Божией воли вечная память провозглашена была ему, усопшему, служителями сей Церкви, знавшими его душу и сердце.

Суждено мне было возобновить наши сношения с коптами, но не суждено воссоединить их с нашей Церковью. Впрочем, я уповаю, что это важное дело будет продолжено нашим св. Синодом через других просвещенных и ревностных деятелей духовных, и, поощряемый этим упованием, считаю не лишним поговорить о встреченных мною затруднениях с нашей же стороны при исполнении данного мне поручения, дабы впредь не ослаблять нам себя самих разъединенностью наших сил в виду тех, которые желают стать на нашей стороне.

У греков есть замечательное предание о царе их Льве Мудром († 911). Оно гласит, что у него было такое дивное зеркало, в котором он видел все, что делается во всех иностранных государствах, и все, что надобно делать с ними. Понимаю, что это за зеркало. Это – ум светлый, сосредоточивший в себе верные и многосторонние познания об этих государствах.

Есть ли подобное зеркало в нашем министерстве иностранных дел? Есть, но, к сожалению, не целое и по местам тусклое. Ему недостает той части, в которой можно было бы видеть духовную силу разных народов на Востоке, именно, силу веры и учений, подготавливающую там события за событиями. Ему недостает и той части, которая показывала бы начала Православия для руководства в делах политических. Этот недостаток поразителен. Спросишь любого дипломата нашего, хоть главного, хоть подчиненного, в Петербурге или Цареграде, в Бейруте или Каире, спросишь об этих началах или о вере, учениях, о политическом весе несториан, иаковитов, коптов, языдов, курдов, ансариев, друзов, и пожалеешь о напрасной трате своих вопросов. Ибо никто оных начал не знает и не помнит того, что и что смутно или вскользь слыхал о такой диковине, какова вера и учения восточных народов.

Да и откуда про то знать? Разве у нас писал кто-нибудь о началах Православия и о приложении их к духовной и светской словесности, к управлению и политике? Разве умеют отличить их от догматов, преданий и правил канонических? А где церковная статистика? Где философия церковной истории? В наших университетах и лицеях, где учатся и желающие вступить на дипломатическое поприще, более полувека преподается та же скелетная история церкви, которая читается и в духовных семинариях, и академиях. А в этой истории сказано, например, что марониты с XIII века исчезают из виду человеческого рода; о коптах же нет и помину. Эту историю и я долбил во время оно и крайне изумился в 1843 году, когда увидел живых маронитов на Ливане, без вести пропавших в памяти всех русских студентов первого разряда, а в 1845 году узнал, что на этом свете есть христиане копты. Бывший генеральный консул наш Базили давным-давно написал дельный «Опыт духовной статистики Сирии и Палестины» и представил эту рукопись кому следовало. Но она без креста погребена в известном азиатском департаменте, и едва ли кто помнит ее, кроме меня и сочинителя. В 1866 году я составил другой подобный «Опыт» и хотел было передать его, кому он нужен, ранее своих отчетов о Сирии, Синае и Афоне; но меня так пугнули (гр. Протасов) за это «ранее» что я спрятал свою рукопись в темный сундук и потерял охоту передавать чиновникам опыты своих исследований Востока. В 1854–1855 году мне обещали в вышереченном департаменте денежное пособие для издания моих сочинений о Востоке, а когда часть их появилась в свет и на иностранном столе министра, тогда не дали и гроша и не купили их ни для одной посольской церкви, ни для одного консульства. Однако нашему посланнику при Оттоманской Порте довелось же напиться воды из оплеванного колодца, когда надлежало ему отстаивать независимость Синайского монастыря от вмешательства Иерусалимского патриарха во внутренние дела его. Сам он (Лобанов) говорил мне, что с пользой читал мои книги о Синае, кои, Христа ради, выпросил у посольского архимандрита Петра.

В Египте в настоящее время мне пришлось освещать ошибку нашего генерального консула, видевшего в коптах последователей ереси Евтихия, тогда как они преусердно проклинают эту ересь и тогда как в св. Синоде, от которого несколько шагов до министерства иностранных дел, недавно признана близость их к Православию.

К чему же повела эта ошибка? Слушайте, к чему. Владыка коптского народа в Египте и пяти миллионов христиан в Абиссинии и Шое припал было к персям Российской церкви, но его в Каире же оттолкнули от нее, как зараженного какой-то неисследованной, неведомой, непостижимой язвой. Он, прикрываясь общим названием христиан, едва-едва упросил тамошнего дипломата нашего доставить письмо его к нашему посланнику в Константинополе. Но доставлено ли оно? И если доставлено, то уважено ли? Не ошибся ли Лобанов так же, как и Лаговский, и не оставил ли без внимания дело какого-то архиепископа каких-то коптов, дабы не прокладывать новой колеи и спокойно ехать по старой без лишней тяжести, т.е. без ходатайства о коптах и без моей книги о вероучении египетских христиан, увезенной в Афины архимандритом Петром? Коптский архиепископ увидел в Каире прежнего друга своего (меня) и весьма обрадовался, когда услышал от него, что Российская церковь не считает его еретиком, однако задумался, вспомнив наши дипломатические толчки, и хотел сделать очную ставку благовествующему архимандриту и отталкивающему дипломату. Он прав. За смертью его, очной ставки не было. Но будь она, архимандрит еще раз с головой выдал бы дипломата умному архиепископу, показав его преосвященству и книгу о вере коптов, одобренную св. Синодом. Вот к чему приводит духовное невежество министерства иностранных дел и его равнодушие к познанию духовных сторон Востока! Вот какое затруднение встречает там духовный деятель наш! Вместо того, чтобы поливать египетские пальмы с помощью посольского сановника, он должен читать ему уроки о способах поливания. Вместо того, чтобы пожинать вызревшие колосья в земле фараонов, он должен кричать нашим думным и глуховатым боярам: «Не бойтесь! В колосьях нет отравы! Их можно принять на наше гумно».

Но это ли одно затруднение? Наше министерство иностранных дел действует на Востоке через консульства. А каждое консульство имеет переводчиков. Но, к сожалению, эти необходимые орудия мало к чему годны. Кто они? По большей части обыватели тех городов, где находятся консульства, люди без всякой учености, без всякого образования, выкресты из евреев, арабы, армяне (кстати бы и цыгане). В Каире у нашего генерального консула переводчиком служит какой-то плоскодонный армянин. Можно ли было пуститься с ним в извилистую глубь богословских и церковно-исторических рассуждений при переговорах с коптским владыкой? Можно ли было вверить этому наемному чужеземцу такое важное дело, каково возобновление союза коптов с нами? Нельзя было и думать о том. Да и г. Лаговский не предлагал его мне. Александрийского консула нашего, г. Залемана, говорящего по-русски и по-арабски, нельзя было взять в посредники потому, что он как протестант и как чиновник вовсе не посвященный в тайны богословия, заикнулся бы на первом слове, когда бы я попросил его перевести по-арабски следующие предложения: «Два естества во Христе неслитно, нераздельно, неизменно составляют одну ипостась: в Нем два действования, ἐνέργειαι, божеское и человеческое». Наше дело на Востоке – дело веровое. Армяне, иаковиты, копты, униаты увлекаются тяготением к нашей Церкви, как планеты тяготеют к солнцу. С нашей стороны нужно было освещать их лучами, привлекать их силой правдивого слова. Но мы темны для Востока. Мы немы для Востока. Могла бы приготовлять для него живых органов живого слова наша духовная миссия, водворенная там, где апостолам сообщен был дар языков. Но ей велено петь панихиды для поклонниц, т.е. приносить пользу умершим. От того она скучает и в скуке нанимает афонских бродяг прочитывать последования божественной службы, а сама бережет румянец для тех, кому приятно любоваться им. Этим она позорит себя, как еще никто не позорился; ибо кто же нанимает богомольщиков вместо себя? Но я не виню ее. Виноваты те, которые задали монастырское и приходское дело молодым людям, имеющим совсем другие стремления, как будто так же легко образовать из них преподобных и святых, как легко набрать отставных солдат для освещения темных коридоров министерства иностранных дел не ночью, а днем, коридоров, в которых шепотом говорят на всех языках, кроме восточных.

Я знал, что три консульства наши в двух городах Египта, в Александрии и Каире, не могут дать мне, уж не говорю языка, а и язычка, и потому просил начальника помянутой миссии прислать ко мне, на десять дней, давным-давно приготовленного мною к богословским разговорам переводчика Фадлаллу Саруфа. Нo и тут встречено затруднение. Не благовременно-де любить коптов. Да и каким способом можно обратить их в Православие в течение десяти дней? Гораздо лучше помаленьку путешествовать, а не придется, так сидеть дома и поджидать двух униатских попов, миропомазанных в Константинополе, да писать к их последователям, чтобы они не смели и думать о церковной независимости от греков, без которых нет спасения ни болгарам, ни арабам, ни румынам, никому, кроме русских. А для этого нужна скорописная трость драгомана Фадлаллы. При воспоминании о таком отказательном силлогизме невольно приходят в ум слова псалмопевца Давида: προφασίζεσθαι προφάσεις ἐν ἁμαρτίαις¹³⁰, выдумываются предлоги для извинения грехов (мечтательности, нерассудительности, неведения сил действующих и проч.). Благовременно было возобновить наши сношения с коптским духовенством. Этому благоприятствовали заискивание нашего покровительства со стороны коптского архиепископа, моя дружба с ним и благоволение к нему Саид-паши за успешное окончание политического поручения его в Абиссинии. Что касается до десятидневного срока, то наш доктор богословия в св. граде, вероятно, в хлопотах не вспомнил о скорости действий всесовершительной благодати Всесвятого Духа. Но оставим сверхъестественное, небесное, и будем судить о земном по земному, о человеческом по-человечески. Этому доктору и вместе дипломату надлежало бы взвесить два слова в моем письме к нему: возобновить сношения. Тогда он понял бы, что дело идет не о созвании коптов на собор, не о приготовлении ораторских речей для увлечения их на нашу сторону, не о составлении символов веры и т.п., а о первоначальном братском сближении нашем с ними и их с нами; поняв же это, уразумел бы и то, что для такого сближения не требуется долгое время. Я знал ход дела о сирийских униатах, знал, что оно продолжится долго и потому просил выделить мне из многих месяцев только десять дней. Можно было сделать это. Но, к сожалению, тот, кого я просил об этом, не был видящий настоящее и будущее. Он должен был предвидеть, что два духовные представителя униатов в Константинополе, хури Ханна и хури Джебара, помазанные там миром 26 ноября, не скоро воротятся в Бейрут, Иерусалим и Александрию, потому что не скоро Порта даст им поручительные письма к пашам, должен был предвидеть это и отпустить ко мне переводчика на десять дней. Он должен был знать, что в виду французской армии и французских миссионеров на Ливане не скоро можно, по-человечески, воссоединить таких униатов в Александрии, которые при первом отказе нашего консульства выхлопотать им комиссии у Саид-паши, т.е. обокрасть его, воротятся на попятный двор, и таких униатов в Бейруте, которые не хотят помазываться греческим миром, дабы не казаться отступниками от веры отцов своих, и из числа которых 80 семейств ходят в униатскую церковь, 20 – в домашний храм русского драгомана Наума Хури, униата, 100 в разные церкви и 300 никуда; он должен был знать это и уволить ко мне переводчика на десять дней. Мое дело было вернее и надежнее (Джебара и хури Ханна, без которых он ничего не мог предпринять, прибыли к своим местам уже в феврале месяце. А я приехал в Александрию 14, в Каир же 24 декабря). Но что уже искривлено, того не выпрямишь, говорит слово Божие. Быть так! Вперед будем умнее.

В день скорби моей (18 января) о кончине коптского владыки Кирилла, приходил ко мне грек и показывал греческий рукописный «Избор евангельских чтений со дня Пасхи», принесенный ему с острова Сими, лежащего против острова Родоса. Я тотчас рассмотрел эту рукопись. Она черными чернилами написана на тонком бело-желтоватом пергаменте, in 4°, красивым и четким почерком в десятом веке. В ней над строками, между ними и под ними, яркой киноварью намечены знаки для чтения Евангелия нараспев. Владелец этой рукописи, никогда не видавший таких знаков, принял их за перевод Евангелия халдейский. Но я разуверил его в этой ошибке. В конце его рукописи читаются следующие стихи:

† Τὴν βίβλον ἣν στίλβουσαν, ἄνθρωπε, βλέπεις

Τῶν χρυσολαμπῶν ἡ διπλὴ δυὰς γράφει.

Εὐαγγελιστῶν ἡ διπλὴ δυας γράφει.

Τί τοῦτο; διττοὺς ζωγράφουσα τοὺς νόμους,

Τὸν τῆς παλαιᾶς καὶ νέας. πλὴν τὴν χάριν,

Ἣν τῇ νέᾳ δίδωσιν, ἐξαίρει πλέον.

Κοσμῶν ὁ χρυσὸς τῇ γραφῇ τοῦ βιβλίου,

Ἐν ᾧ τὰ πάντα πολλαχῶς ἐσπαρμένα

Εἰς ἓν συνάψας ἐκ πόθου πολλοῦ Λέων

Ψυχαῖς τρυφὴν δίδωσι τὴν καθ᾿ἡμέραν.

Ἀνθ᾿ ὧν ἐκεῖθεν σῆς τρυφῆς γεγευμένος

Βίβλῳ γραφείη τῶν ἀεὶ ζώντων λόγων.

***

Ἔργου τὸ τερπνὸν θερμὸν ἐμφαίνει πόθον

Λέωντος ἀθροίσαντος εἰς βίβλον μίαν

Εὐαγγελιστῶν τῶν σοφῶν θείους λόγους

Τοὺς ἀκροατὰς ἑστιᾶν καθ᾿ἡμέραν.

* Στίχους ἀριθμῶν, τοὺς ἀποστόλους νόει

Τὸ τριπλοτετράριθμον ἅρμα τοῦ Λόγου.

† Сию книгу, которую видишь ты, человече, блестящую,

Потому что она написана золотыми буквами,

Евангелистов двойная двоица написала.

Что же такое? Два закона живописала она, –

Ветхого и Нового завета. Но благодать,

Которую она придает Новому, она возвышает более.

Красна златописаньем эта книга,

В которой все (зачала), там-сям рассеянные,

Во едино собравши с великим усердием, Лев

Душам дает утеху ежедневную.

За то он, сытый твоею утехою тут,

Да напишется в книге словес всегда живых.

***

Работы изящество доказывает теплое усердие

Льва, собравшего в одну книгу

Божественные словеса евангелистов мудрых,

Дабы слушателей питать ежедневно.

* Сосчитав стихи, воображай апостолов,

Это трижды-четыречисленное орудие Слова.

В самом деле, в первой приписке всех стихов двенадцать. Столько их написано, потому что столько было апостолов. Они названы трижды четыречисленными орудиями Бога Слова. Это и арифметично, и поэтично.

Обе эти стихомерные приписки громко гласят, что Лев собрал в одну книгу все зачала чтений, намеченные на многих и многих страницах Четвероевангелия, что этот Избор первоначально написан был золотыми буквами и душам подавал ежедневное утешение, и что изящество сей рукописи доказывало великое усердие Льва к этому делу. Кто же этот Лев? Приписки внушают только то, что он предпринял душеспасительное дело и с любовью исполнил оное изящно, написав золотом общеполезный Избор евангельский для чтения его в церквах; значит, он был человек богатый. А назначение Избора его для церквей доказывает его властную сановность, либо церковную, либо царскую. Он был или папа, или патриарх, или царь¹³¹.

Января 20, пятница. Мой корабль – на мели. Но скоро поднимет его новый прилив и унесет к Афону.

В Каире все дни, начиная с 15, холодны и пасмурны. Облака висят над этим городом. Сегодня в 11½ часов пополуночи пролился здесь крупный дождь с градинами, но скоро перестал.

22, воскресенье. Утром дождь. Днем пасмурно.

24, вторник. В 2½ часа пополудни дождь накрапывает, идет, перестает, опять идет, опять прекращается.

Я рассматриваю греческие рукописи. Читаю их и выписываю из них, что и что мне надобно.

30, понедельник. В Каире проживают русские, молодой князь Гагарин-Стурдза, молоденький князь Манвелов, чахоточный и харкающий кровью, и при нем дядька из ученых, пьяный с утра до вечера, да еще барыня Ольга Чо́лак, о которой Гагарин сказал мне, что она желает исповедаться у меня.

Февраля 2, четверток. В Синайский монастырь из Петербурга присланы 880 рублей 18 копеек серебром. Это – милостыня ему нашего правительства с 1850 года по 1861.

3, пятница. Перед полуднем явилась ко мне вышереченная барыня Чо́лак, молодая, лет 24-х, черноволосая, черноокая, белоликая, миловидная, у которой переносье немножко принижено от рождения. Она не исповедовалась у меня, а рассказала свои похождения по разлуке с мужем-армянином. «Родилась я, – говорила она, – в бессарабском городе Кишиневе и там училась в частном пансионе. По окончании учения меня сманил и увез к себе армянский помещик Чолак. Нас обвенчали в селе Андрушах Кагульского уезда, но тайно от родителей мужа моего. Оба мы два года с половиной жили вместе как законные супруги и имели детей, сына Александра и дочь Марию, кои крещены в православной церкви. Сын мой умер, а дочь жива. Потом между нами произошла размолвка, как это нередко случается в семействах. Муж мой, по настояниям отца его, не желавшего передать право наследства детям моим как православным, выгнал меня из дома своего, ревнуя меня ко всем, и когда я начала защищать свои права судебным порядком, письменно отвечал суду, что он никогда не был венчан со мною и что я была у него служанкой, а рожденных от меня детей признал своими перед судом. Это дело наше сперва производилось в Молдавии, потому что имение Чолака после войны Турции и России перемежевано было к этому княжеству. Так наряжена была следственная комиссия молдавским митрополитом Софронием. Члены этой комиссии, епископ Филарет Скрибан и архимандрит Феоктист, оба молдаване, опровергли все письменные доказательства мужа моего в подтверждение иска моего, а мои письменные доказательства, как то: свидетельство венчавшего нас священника с собственноручной подписью его и с церковной печатью, свидетельство посаженных отца и матери и свидетельства многих других лиц, после повального обыска, признали верными и законными и, наконец, решили, что я была обвенчана с Иваном Чолаком по православному обряду. То же подтвердил и российский в Молдавии консул. А так как я – верноподданная российского императора, то дело мое из молдавской следственной комиссии поступило в кишиневскую духовную консисторию. Но и она признала брак мой действительным. Наконец дело на днях поступило в св. Синод наш для окончательного решения его. Ежели этот Синод решит его согласно с решениями молдавской следственной комиссии и кишиневской консистории, то соблюдет святую правду и неповинной страдалице и невиннейшей дочери моей возвратит честь дворянства и право наследства, а ежели учинит решение противное, то, во-первых, затронет честь молдавского митрополита Софрония, епископа Филарета и архимандрита Феоктиста, окончивших дело на месте в пользу мою, да затронет честь и российского консула, признавшего решение их справедливым, во-вторых, подаст повод как этому митрополиту, так и мне перенести дело в Священный синод Константинопольского патриарха как законного защитника прав и чести молдавского духовенства. Тогда произойдет неприятное столкновение двух равных властей духовных. Между тем дело мое протянется долго, а у меня нет средств для следования в Петербург, потому что не получаю от мужа определенного судом пособия (300 рублей) до окончания дела. Поэтому я прихожу в отчаяние и, исповедуя вам грех свой, просила у лекаря яду, но он сказал мне, что его дело лечить и вылечивать, а не умерщвлять».

После этих слов она горько заплакала. Я сжалился над нею и дал ей 50 полуимпериалов с условием, что ежели она выиграет дело, то возвратит мне эти деньги. Получив их, она поклонилась мне до лица земли и сказала: «Вы спасли мою жизнь». (Потом я увидел ее уже в Петербурге в конце настоящего года).

4. суббота. Пасмурно. Облачно. В 5 часов пополудни пошел дождь и блистала молния, а гром не гремел. Но и дождь был непродолжителен.

5, воскресенье. Сегодня в здешней патриаршей церкви прочитано было письменное отречение блаженнейшего Каллиника от патриаршей кафедры с выражением желания его передать сию кафедру архимандриту Евгению. Но когда христиане услышали имя сего архимандрита, зашумели и завопили: «Не принимаем Евгения! Не люб он нам!». Тогда старшие епитропы патриархии предложили лист для подписей: кто и кто избирает Евгения, и кто и кто не избирает его. За него подали голоса только 16 христиан, а все прочие против него. Решено было запросить о сем и александрийских греков. (Это дело кончилось тем, что патриархом стал не Евгений, а Иаков, назначенный Вселенским патриархом и его синодом. Он 16-го июня настоящего года из Константинополя уведомил наш синод о своем назначении на патриаршую кафедру в Александрии).

Февраля 14, вторник. Лекарь Быковский возвратился с Синая и говорил мне, что там на горе Зербале, в январе месяце, держался снег по грудь человека.

Сегодня я кончил рассмотрение джуванийской библиотеки. Слава Тебе, показавшему нам свет!

17, пятница. Синайский архиепископ отвез меня в каирскую патриархию. Здесь поместили меня в патриарших горницах. А я занялся рассмотрением наилучших рукописей и деловых кодексов.

20, понедельник. В конце 6-го часа пополудни начала блистать молния на южной стороне Каира; в половине 7-го послышался гром и полился дождь с молнией, но не долго. Потом небо очистилось.

21, вторник. Все мои вещи, книги и тетради уложены в чемоданах моих. Завтра утром еду в Александрию.

Il est temps dejà de nous delasser de tous nos travaux¹³².

22, середа. Я в Александрии. Отдыхаю. А дорогой заметил, что ячмень колосится.

23, четверток. Я здоров. День ясен и тепел.

27, понедельник. Ветрено и холодно. Почти во весь день шел крупный дождь.

28, вторник. Ясно. Прохладно. Пора мне быть святым. Спасает Бог, а не книга.

Март, 5, воскресенье. Еще в Каире патриаршие клирики говорили мне, что в Александрии, близ Помпеевой колонны, недавно открыта подземельная христианская усыпальница (катакомба) с церковью в ней, с саркофагами и похоронными ложами для мертвых тел и что это место приобретено патриархией, и не только говорили об этом, но и показали мне найденные тут вещи, как то: 1.медную монету римского императора Септимия Севера, 2.медную монету византийского царя Константина Младшего, 3.сторонку мраморного сосудца, имевшего вид большой рюмки, 4.мраморную плитку с начерченной на ней птицей, 5.небольшую икону св. Мамы, едущего на льве, и 6.напрестольный покровец с вышитым на нем золотыми нитями ликом Иисуса Христа как архиерея великого, возлагаемый на Святые Дары по освящении их. Эту усыпальницу я осмотрел сегодня и начертил ее внутреннее расположение. Самую катакомбу описываю как надобно и высказываю свое мнение о древности ее и принадлежности сперва александрийским иудеям, а потом христианам.

Усыпальница или катакомба, о которой начата речь, глубоко устроена в каменистой выпуклине, или привыси земли, которой ровная поверхность покрыта зеленью, а на поверхности этой видится малая часть мозаического пола; значит, тут было богослужебное здание. В эту усыпальницу ведут две лестницы, одна, узкая и более древняя, в девять ступеней, а другая – в 24 ступени. Обе они иссечены в утесе. Самая середина внутренности усыпальницы состоит из трех отделений: первое длинно и широко, второе короче и немножко шире первого, а третье шире и длиннее второго. В первом, высоком и двуярусном, иссечены в утесе 18 мертвенных лож вверху и столько же под ними, но не вдоль утеса, как в катакомбах римских, а вглубь его. Точно так иссечены в утесах погребальные вертепы иудеев около Иерусалима и в других местах Палестины. Заметив это сходство, я заключил по нему, что и виденные мною ложи сделаны были иудеями, которых десятки тысяч жили в Александрии. К этим ложам вела особая лестница в 9 ступеней. А второе отделение с особой лестницей его служило местом последнего прощания этих иудеев с их покойниками и было отделено от первого глухой стеной (выломанной христианами), так как живые евреи не входили туда, где полагались трупы, дабы не оскверниться мертвечиной. Третье отделение, по мне, иссечено и устроено было уже христианами. Все мертвенные ложа иудейские теперь пусты и даже не облицованы ни мрамором, ни штукатуркой. А внутри их и снаружи я не заметил ни надписей, ни украшений, ни крестов, и потому не знал, с какого века началось устройство этой иудейской катакомбы. Поскольку же в ней найдена монета римского императора Септимия Севера, который самодержавил с 193 года по 198-й, то и приходится заключить, что эта катакомба уже существовала во II веке нашей эры. Но кому она тогда принадлежала? Синагоге? Или богатому и многочисленному семейству еврейскому? Если бы синагоге для упокоения тут раввинов, то едва ли бы от нее досталась она христианам в третьем веке, в котором они, как сейчас узнаем, хоронили тут своих мучеников. Полагаю, что эта усыпальница была иудейская, семейная и что та семья, которой она принадлежала, приняв закон христианский, устроила в ней церковь и смежно с нею – комнату для помещения в ней саркофагов, уцелевших доныне. Полагаю и то, что эта же самая семья создала храм над своей усыпальницей, от которого уцелел лишь кусок мозаического пола. Время же превращения сей иудейской катакомбы в христианскую установляю в первой половине третьего века нашей эры, до гонения Деция (250г.) и Диоклетиана (303г.), и вот почему так полагаю и установляю.

Египет, со времени занятия его римлянами, постоянно считался собственностью их императоров, которые иногда угнетали и умерщвляли христиан, а иногда миловали. С 211 года по 249 египетская церковь наслаждалась миром. В это мирное время число чад ее усотерилось, и тогда, по мнению моему, последовало превращение реченной иудейской усыпальницы в христианскую; тогда и храм над нею построен был новообращенным из иудейства богатым семейством. Потом настало лютое гонение на христиан от императора Деция в 250 году. Во время сего гонения в Александрии замучены были многие и многие христиане обоего пола. Из них известны по именам старец Юлиан, воин Беза, Макарий, сожженный живым, Александр, брошенный в негашеную известь, старица Меркурия, Дионисия, две Аммонарии, Герон, Атер, Исидор, все трое сожженные, и Немисион. В усыпальнице же (В), в углу у звезды с крестом в середине ее, в надписи усматриваются имена мученицы: ΑΝΑΙΡΑ, Анэры, – уменьшительное имя Аммонарии, и мученика (ΙΛΙCΝΟΝ) Нимисиона, если эту попорченную напись исправить вот так: ΝΔΛΙCΗΟΝ. Следовательно, там погребены были эта Анэра и этот Нимисион, пострадавшие за Христа при Деции, и вместе с ними еще два лица, поименованные в той же написи, ΕΠΙΛΓΙΑ мученик и ΕΠΙΚ/ΗCΗ мученица, опущенные в святцах. Помещение их там подтверждается и двумя подле имен символическими очертаниями звезды с четырехконечным крестом в середине ее и умерщвленного змия. Эта звезда напоминает ту звезду, которую видели волхвы, когда родился Спаситель мира, распятый на кресте за грехи его, а мертвый змий означает наше освобождение из-под упраздненной власти искусителя диавола. Кстати, тут же выражено двумя словами и упование христиан на вечную жизнь со Христом: (Χριστια) ΝΩΝ ΕΛΠΙC.

После Деция император Валериан в 257 году указом запретил христианам доступ в их усыпальницы. Тогда префект Александрии Емилиан говорил епископу сего города святому Дионисию: «Ни вам, ни другим не будет дозволено составлять собрания или посещать так называемые у вас усыпальницы»¹³³. Но в 260 году император Галлиен прекратил гонение на христиан и своим указом предоставил епископам свободу совершать свои обычные службы и возвратил им усыпальницы¹³⁴. После Галлиена христиане не были гонимы в течение 16-ти лет, за исключением 274 года, в который император Аврелиан, незадолго до своей смерти в этом же году, воздвиг гонение на них. Начало царствования Диоклетиана (284 года) было благоприятно для христиан. Но в 303 году среди мира и надежд вдруг постигло их ужасное гонение, как черная гроза на ясном небе, и продолжалось при Максимиане до 313 года. В это время в Александрии замучены были весьма многие, верующие во Христа. Число мучеников 122 при Деции и 811 при Диоклетиане и Максимиане обозначено на замечательнейшей мраморной плитке, найденной в александрийской усыпальнице.

Это подобие сделано мною вот как: я на плитку наложил мягкую и тонкую бумагу, намочил ее, и вдавливал в углубления букв и рисунка, потом и буквы, и рисунок прочертил карандашом, от чего и отпечаталась на сей бумаге плитка со всем, что на ней начертано. А начертаны тут вверху буквы:

Я читаю их так: Μάρτυρες Χριστοῦ ἑκατὸν εἴκοσι δύο ὐκτακόσιοι ἕνδεκα, т.е. мученики Христа 122 и 811. Подобным образом число одиннадцати мучеников обозначено на стене у вторых ворот Ватопедского монастыря на Афоне.

Μάρτυρες Χριστοῦ πατέρες ἕνδεκα

Мученики Христа, отцы (числом) 11 (монахи, замученные латинами в 1285 году).

Так как гонение Деция было ранее гонения Диоклетианова, то на оной плитке, около очерка голубя, сделанного ранее 250 года, сперва начертано было число 122 мученика, пострадавших при первом императоре, а потом намечено число 811 их, – избиенных при втором. А что число ΩΙΑ = 811 означает не годы, то это понятно археологу, не видящему при этом числе существительного имени ἔτους, – годы, лета. По мнению моему, плитка с этими числами мучеников была вмазана в стену у какого-либо саркофага или прилеплена к мертвенному ложу, и живые родственники усопшего чертили на ней число мучеников. Что касается до рисунка, то я отношу его к одному из годов между 211 и 249 годами, когда египетская церковь наслаждалась миром. В то время, как известно всякому древлеслову, знакомому с символикой катакомб, христиане иносказательно изображали на гробницах и на стенах катакомб свои верования; например, живописали голубей с масличной веткой в клювах, или без нее, или с венцами в клювах же; и эти голуби означали души умерших, отлетевшие в небо с миром и увенчанные Господом за веру и добрые дела. Так и на плитке нашей изображен голубь, как эмблема души, вознесшейся на небо. На нем видна митра; она означает, что усопший был клирик, так как и в наши дни в Египте архиерейские иподиаконы накрывают голову митрой. Он двумя ножками своими держит у зоба своего треугольник с помещенным на нем оком. Этим выражено верование в Единого в Троице Бога, видящего все мысли и дела человека. Начертание сего ока, как нельзя лучше, доказывает, что плитка изготовлена была в то время, когда новокрещенные египтяне еще живо помнили эмалевое око бога Озириса, которое влагалось в гробницу мумии в первые века нашей эры. На описываемой мною плитке начертаны копье и очерк кувшина на вывеске. Это значит, что усопший был ремесленник, выделывавший копья и кувшины, которые в Египте называются барда́ками и употребляются для очищения Нильской воды, просачивающейся капельками сквозь стенки их. Такой барда́к имел и я в 1845 году, когда путешествовал по Египту. Повторяю, что на александрийской плитке сперва нарисован был голубь, потом начертаны числа мучеников 122 при Деции и 811 при Диоклетиане и Максимиане.

У первой лестницы, что в 24 ступени, ведущей в церковь усыпальницы, в природном утесе иссечены два мертвенные ложа, одно без надписи, а другое с надписью: Ἐκ τοῦ χοῶς ἦλθον καὶ εἰς τὸν χοῦν ἀπῆλθον ὁ ἐν ἱεράρχοις ἰγνάτιος, то есть: «из персти я пришел и в персть возвратился иже во иерарсех Игнатий». Так как в этой епитафии буквы вполне схожи с буквами на вышеописанной плитке, то, судя по этому признаку, я полагаю, что сей Игнатий погребен тут во время гонения Максимиана (ранее 313 года). Кажется, что он был не мученик; а в каком городе святительствовал (только не в Александрии, ибо в числе здешних епископов греческих и коптских не было ни одного с именем Игнатия), это неизвестно. Под епитафией его начертаны три буквы ΑΜΔ с крестом под ними. Они без придаточного слова ἔτος, – лето, не означают 1044 года. Я, достаточно сведущий в греческой криптографии (тайном письме), объясняю их так: Ἅγιος Μάρτυρ Διονύσιος или Διομήδης, т.е. святой мученик Дионисий или Диомид, быть может, распятый на кресте, который начертан под именем его.

В александрийской усыпальнице поныне уцелели три саркофага, глубоко опущенные в землю. Они пусты; а кто и кто в них похоронен был, этого узнать нельзя, потому что не видать наружных боков их. Там же на потолках и стенах церкви и смежной с нею комнаты видны живописные лики святых и одна картина, представляющая Христово насыщение хлебами пяти тысяч людей. Вся эта живопись невзрачна, как и в римских катакомбах, но очень древня, уж никак не позже 313 года. Что же и что такое изображено тут? В полукруглом углублении алтаря изображено реченное насыщение с греческой надписью: Τὰς εὐλογίας τοῦ Χῦ ἐσθίοντες, – «благословенные хлебы Христа ядущие». Направо от сего углубления на стене написан евангелист Марк, а налево – какой-то апостол. В боковой комнате на потолке изображены крылатые существа, кажется, ангелы, а под карнизом над саркофагом – голубь у креста, означающий душу христианина, положенного в этом саркофаге. У другого, противоположного саркофага, очень глубокого, на стенах написаны пророки, Даниил справа и Иезекииль слева, первый как страдалец, однако пощаженный львами, а второй как прорицатель о воскресении и оживлении сухих костей человеческих, и тут же апостол Фома; у третьего саркофага, что против входа в комнату, представлены выше объясненные мною звезда с крестом в середине ее и умерщвленный змий и надпись: Χριστιανῶν ἐλπίς, – «христиан упование»; у четвертого саркофага на стенах видны ангел с посохом и София, вероятно, погребенная в этом саркофаге, александрийская христианка. В этой же катакомбе найден небольшой беломраморный сосуд в виде рюмки, у которой, однако, нижняя часть отбита. Вокруг этого сосуда начертана была греческая надпись, но от нее уцелели только три слова: γονίμου τὴν σάρ(κα), т.е. «родственника тело». Знать, сосудец этот или с мученической кровью, или как причащательный потир, положен был в чье-то мертвенное ложе, каковые сосуды отыскиваются и в римских катакомбах.

Вот все, что замечено и понято было мною в описанной катакомбе. Открытие ее есть новость.

Ах! Забыл! Вспомнил! Ведь я видел найденную там икону св. Мамы. Эта икона, написанная на дске яичными красками, не древнее восьмого века, в который египетские магометане начали угнетать своих подданных христиан. В сей век или следующий александрийская катакомба была заперта, завалена и потом забыта до наших дней. В ней забыта была и икона св. Мамы. Она мала, неизящна, даже невзрачна. Но замечателен на ней лик этого святого. Он едет на льве, держа в руке запечатанное письмо и развевающийся значок. Стало быть, он, как и мученик Зинон, служил в отряде тех воинов, которые скоро развозили всюду царские указы. Четь-минейных сведений о нем я пока не имею.

8, середа. Сегодня в девять часов дня я отправился из Александрии в Константинополь на австрийском пароходе «Италия», а в 14-й день рано утром приплыл в эту столицу Турции. Плавание мое было небурно и благополучно.

Марта 17, пятница. Сегодня отправлена к синодальному обер-прокурору Толстому моя «Записка о воссоединении коптов с Православной Церковью»¹³⁵. Она почти слово в слово заимствована из дневника моего, в котором описано мое пребывание в Египте, и помещена в моем рукописном сочинении под заглавием: «Сношения Александрийских патриархов с Российской церковью»¹³⁶.

25, суббота. В предшествующие дни я думал и думал о своей будущности. Тружусь, собираю многочисленные сведения о Востоке, переплываю моря не по своей воле, а по предписанию начальства, а оно до сей поры не надумало, куда приютить меня и какую дать мне должность. Между тем срок возвращения моего в отечество приближается. Где же там гнездо мое? Чем я буду жить? Что буду там делать? Грусть щемит мое сердце. А как облегчить ее? Напишу всем членам Синода и обер-прокурору письма жалобные и грозные. И написал.

Апрель. С первого дня сего месяца я заболел лихорадкой. Хозяин гостиницы, грек, в которой занимаема была мною одна комната, пригласил ко мне лекаря грека, и он вылечил меня от этой болезни, но, не знаю почему, говорил со мною по-гречески, по-немецки и по-французски. Так он или хвастался предо мною знанием этих языков, или выпытывал, как я образован и учен, или удостоверялся в моем политическом значении на Востоке.

В десятый день я был уже здоров и тогда написал и послал к графу Толстому письмо о рукописной Библии, взятой Тишендорфом из библиотеки Синайского монастыря.

16, воскресенье. В Константинополь приехал посвященный в Риме болгарский патриарх Иосиф Сокольский. Он неучен и глуп, но его окружают умники.

(Тот самый, который впоследствии изменил папе и жил в Киево-Печерской Лавре на покое, получая жалованье от нашего правительства. Я знавал его тут с 1865 года по 1878, когда был викарным епископом в Киеве).

18, вторник. Пословица говорит: «Утопающий хватается и за соломинку». А я, утопая, надумал ухватиться за руль, но и он не спас меня. Это иносказание мое поясняется письмом моим, посланным сегодня из Константинополя к великой княгине Марии Николаевне.

22, Великая Суббота. Что будет, то будет. А мой долг делать свое дело. Сей долг еще раз привел меня на Афон. Сегодня я в два часа пополудни ступил на берег этой горы у пристани русского монастыря Пантелеймоновского. Проведу здесь Пасху и потом отправлюсь в Карею и лавру св. Афанасия Афонского. Sic volo¹³⁷.

Апреля 23, Пасха. Во время вечерни 20 иеромонахов читали уставное Евангелие, растянувшись прямой линией от алтаря до западных дверей храма. У каждого из них было печатное Евангелие в бархатном переплете с серебрянопозлащенными образками. Богаты русские монахи!

29, суббота. Из Руссика я выехал в Карею в одиннадцать часов пополуночи и здесь в час пополудни уже отдыхал в подворье сего монастыря, предъявив поручительное письмо Вселенского патриарха от 27 ноября 1860 года священной общине, управляющей всеми афонскими обителями.

Правительственная община, согласно с этим письмом патриаршим, снабдила меня своим достодолжным и любезным посланием ко всем обителям афонским, прося их принимать меня братски и способствовать моим ученым занятиям. И так во мне прибавилось весу пуда полтора. Толстяк, значит? Да.

30, воскресенье. На Афоне, кроме монастырей и скитов, находится весьма много келий, вроссыпь построенных в Карее и на участках земель монастырских. Во многих из них есть маленькие церкви, даже старинные. Не останешься внакладе, если побываешь в этих кельях. В иной продадут тебе рукопись старинную, даже очень хорошую и надобную для расширения точных знаний; в другой увидишь старинные иконы или снимки со стенных изображений; в третьей посмотришь, как пишут образа афонские иконописцы. Я во время первых двух путешествий моих по Афону бывал в некоторых кельях. Ныне же ходил в карейскую келью иеромонаха Макария иконописца и рассмотрел у него верные снимки с икон и со стенных изображений, находящихся в протатско-карейском соборе, в Ватопеде, Хиландаре и старом нагорном Руссике. Эти изображения отподоблены были на бумаге блаженной памяти учителем сего Макария иеромонахом Вениамином в 1806 и 1816 годах. Всех их лучше:

Снимки со стенных изображений в бывшем соборном храме старого Руссика:

1. с изображения св. великомученика Георгия; он красив;

2. с изображения св. Феодора Стратилата, св. Пантелеймона и св. священномученика Ермолая; все они написаны были отлично хорошо. (Отподоблена одна голова Ермолая).

Снимок с иконы, написанной на дске и представляющей Сретение Господне. Эта очень древняя икона, усвояемая пресловутому на Афоне живописцу Мануилу Панселину, поныне находится в приделе Кириакона ватопедского скита св. великомученика Димитрия. Рисунок хорош, Панселиновский! Симеон, согбенный старец, держит на своих руках Божественного Младенца, а Богоматерь держит правую ручку Его.

Я просил отца Макария передать мне весь сборник виденных мною снимков для воспроизведения их посредством фотографии и обещался пожертвовать в келейную церковь его хорошую утварь и ризницу. Но он не согласился, боясь, как бы не пропал этот сборник его. Быть так! Авось, другие исследователи Афона будут счастливее меня и приобретут Вениаминовы снимки.

Желая знать хорошо, когда жил иеромонах Дионисий Фурноаграфиот, написавший «Ерминию», т.е. руководство к церковной живописи, я спросил об этом отца Макария. Он не вдруг ответил мне, а взял с полки какую-то печатную книгу, в конце которой записано было, что в 7223 году от Адама (в 1715 от P.Х.) умер афонский живописец Давид, родившийся в албанском городе Авлоне, и поведал мне, что сей Давид учил Дионисия писать иконы. Итак, «Ерминия» сего Аграфиота есть произведение недавнее.

От отца Макария я слышал, что в кладбищной церкви Кутлумушского монастыря, построенной на месте древнего монастырька Макри́, находятся иконы Панеслина, запыленные, пренебреженные.

Май, 1, понедельник. Сегодня осмотрена была мною и келья этого ерминиста, находящаяся в Карее недалеко от протатского собора. Ныне она принадлежит монаху Мелетию. В ней есть малый храм во имя св. Иоанна Предтечи. На косяке окна его у правого клироса греческая надпись гласит, что: честный и божественный храм св. Иоанна Предтечи воздвигнут с оснований и расписан ктитором иеромонахом Дионисием, урожденцем из Фурны тон-Аграфон, в 1701 году, а возобновлен (каким-то) митрополитом в 1731 году. Когда я громко прочел эту надпись и год постройки храма, тогда отец Мелетий возразил было мне: «вы неверно прочли 1701 год, мы читаем 1401 ΑYΑ», – но после моего замечания, что в числительной букве Ψ (пси) верхняя продольная черта кем-то выскоблена, но еще усматривается, сказал мне вот что: «Назад тому несколько лет был у меня грек Симонидис и обновил прочтенную вами надпись, попортившуюся от времени, призвав живописца Геннадия. Значит, он велел ему написать год вместо ΑΨΑ. Но почему он это сделал?». «А вот почему, – ответил я встревоженному отцу Мелетию. – Симонидис достал на Афоне «Ерминию» строителя твоей кельи Дионисия Фурноаграфиота, переписал ее и напечатал в Афинах, поставив на ней год 1401, дабы придать ей глубокую древность и дабы она, как древняя, была раскуплена скорее, в чем он признавался и отцу Макарию живописцу и уставщику здешнего протатского собора. А так как замеченная им в твоем келейном храме надпись могла обличить афинский подлог его, то он и переправил в ней год на ΑYΑ., выскоблив из буквы Ψ продольную черту в верху ее. А что строитель кельи твоей Дионисий Фурноаграфиот жил в начале прошлого столетия, то в этом уверит тебя протатский уставщик отец Макарий, верно знающий, что сей Дионисий был ученик афонского живописца Давида, родом авлонца из Албании, скончавшегося в 1715 году». После этого разговора с отцом Мелетием я внимательно осмотрел весь храм его и нашел в нем другие доказательства недавности существования Аграфиота. На местной иконе св. Иоанна Предтечи надпись гласит:

Πρόδρομε Χῦ καὶ βαπτιστὰ Κυρίου,

Λύχνε τοῦ φωτὸς καὶ φίλε τοῦ Νυμφίου

Δέξαι τὴν εὐχὴν Διονυσίου θύτου, δούλου σου πιστοῦ καὶ κτίτορος μονῆς σου, ὅσπερ ἤγειρε ναὸν περικαλλῆ σοὶ καὶ ἐφαίδρυνε ταῖς ἱεραῖς εἰκόσι· ὅνπερ φύλαττε σκέπῃ τῶν σῶν πτερύγων,

т.е. Предтече Христов и Крестителю Господень,

Светильниче света и друже Жениха,

Прими моление Дионисия священника, раба твоего верного и здателя обители твоей, который воздвиг прекрасный храм тебе и украсил его священными иконами; его же храни под кровом крил твоих.

Внизу этой иконы видится испорченная подпись года, месяца и дня:

... В φ... ιω... κς.

Восстановляю ее так: ἔτους ΑΨΒ φευρουαρίῳ ἡμέρᾳ κς, т.е. лета 1702, месяца февраля в день 26, и с негодованием замечаю, что и эту подпись искалечил Симонидис, дабы она не обличила его в афинском подлоге его.

Иоанн Предтеча написан во весь рост с крыльями. Лицо его весьма бледно, как бы набелено. В левой руке своей он держит жезл, увенчанный четырехконечным крестом, и хартию со словами: μετανοεῖτε κ.τ.λ., т.е. «Покайтеся, приближися бо Царствие Божие». Вся одежда на нем беловата. На краях сей иконы историровано житие его. Тут хорош ангел, ведущий маленького Предтечу в пустыню; носы лиц освещены очень ярко; колорит – темно-красноват. Лицо Ирода, пирующего и потешающегося пляской своей дочери, написано удачно.

Местная икона Спасителя написана Дионисием же Аграфиотом. Она хороша и походит на образ Вседержителя в куполе храма.

По этим двум иконам можно судить и о Панселиновой живописи, которую видал сей Аграфиот и которой старался подражать по возможности, что высказал в своей «Ерминии».

Под местной иконой Предтечи на иконостасе написан 1748 год или постановки, или обновления сего иконостаса:

В храме вся стенная живопись нова и не очень хороша. Думаю, что она произведена другим афонским иконописцем, а не самим Фурноаграфиотом, который писал образа лучше.

3, середа. В четвертом часу пополудни шел дождь.

6, суббота. Сегодня я еще раз побывал в келье отца Мелетия и рассмотрел малые иконы, числом 13, уставленные в иконостасе над местными иконами. Все они – вышиной 5½ вершков, а шириной в 4. Фон их темно-красноват. Вот мои заметки о них.

1. Εὐαγγελισμός, – Благовещение. Хорошо сохранилось. Лица архангела и Пресвятой Девы миловидны, но не прекрасны. Архангел написан прецеломудренный, пречистейший. Взор у него – неземной, небесный, чарующий.

2. Πεντηκοστή, – Пятидесятница историрована обычно. Богоматерь сидит на высоком престоле среди апостолов. Лак на этой иконе потрескался.

3. Μεταμόρφωσις, – Преображение написано так, что Господь показан в круге, а ноги его вне круга стоят на темени Фавора. Лицо его хорошо. Десницей Он благословляет как архиерей, а в шуйце держит свиток. Эта икона немного повреждена.

4. Βαϊοφόρος, – Вход в Иерусалим с ваиями. На сей иконе попортился лак.

5. Ἣ γένεσις τοῦ Χῦ, – Рождество Христово написано обычно, уставно, но кистью иной, худшей.

6. Σταύρωσις, – Распятие. Правый бок и бедро распятого слишком много уклонены в сторону. Эта икона немного повреждена.

7. Βάπτισις, – Крещение Господне. Лицо Господа благообразно. Ангелы миловидны. Вся икона очень хороша; она походит на протатскую.

8. Ἡ ἁγία τοῦ Χῦ ἀνάστασις, – Святое Воскресение Христа. Кто-то другой писал эту икону.

9. Ἡ кοίμησις τῆς Θεοτόκου, – Успение Богородицы. Лицо Спасителя сильно оттенено у краев. Около Него хороши четыре ангела и четыре иерарха.

10. Ἡ ἀνάληψις, – Вознесение Господне. Хорошо сохранилось. Прекрасны два ангела, указывающие на небо. Богоматерь стоит боком и смотрит на Возносящегося, простерши к Нему обе руки Свои. Отличная икона.

11. Ὑπαπαντή, – Сретение Господне, написано, как в Протате. Очень хорош лик согбенного Богоприимца. Лицо Богоматери испорчено. На руках Ее Младенец распростер Свои ручки в обе стороны.

12. Ἑπιτάφιος θρῆνος, – Плащаница. Хорошо сохранилась. Хорошо лицо Никодима, просунувшего свою голову между ступенями лестницы.

13. Ἡ ψηλάφησις τοῦ Θωμᾶ, – Осязание Фомы. Хорошо сохранилась эта икона. Хороши лица Андрея Первозванного и подле него другого апостола с бородой¹³⁸. На задке сего образа киноварью подписано:

В этой подписи первые два слова: χεὶρ μανὴλ – «рука Мануила» уцелели вполне и ясно видны, а под ними прозвание сего Мануила полуизгладилось так, что трудно читать оное с уверенностью в правильности своего чтения и сказать, что тут подписался Мануил Панселин. Недостает первых букв этого прозвания: Παν, хотя далее и можно читать Cελληην. Не могу читать Τρικαλήν, хотя и знаю, что в фессалийском городе Трикале, недалеко от родины Аграфиота, жил живописец Мануил в 1684 году, потому что нет первой буквы «T», а в чертах не усматриваются надобные буквы ΚΑ. И так, что с возу упало, то пропало. Ведомо лишь то, что икону Осязание Фомы написал Мануил, но Панселин ли он, Трикалин ли, с иным ли подходящим прозванием, это остается неизвестным.

Дски всех этих образов вытесаны из дерева каштанового, и они не ветхи. Лица старые морщинисты. На выпуклых местах их наложены белила очень ярко. На всех образах в венце Господа видятся буквы

чего не делал Панселин и за то обзываем был еретиком.

Кроме перечисленных икон, я видел в Предтеченском храме малый и узкий образ Богоматери, разговаривающей со Христом и умоляющей Его миловать грешников. Соответствующей этому образу иконы Христа нет. Утрачена. А Богоматерь в рост написана изрядно; но старческое лицо Ее сурово. Фон обложен чеканным серебром с маргаритами и бирюзой. Древен этот образ: существует лет триста. Я выпросил его себе у отца Мелетия и за него и за три иконы из числа вышеописанных мною, именно за Сретение Господне, Осязание Фомы и Вознесение Христово, да еще за превосходную рукопись 1249 года, содержащую Синаксарь или полный месяцеслов, составленный неким Петром в конце десятого века¹³⁹, дал ему 20 полуимпериалов. Он припрашивал у меня утварь и ризницу, и я обещался ему и это, но под условием, когда буду богат.

От отца Мелетия руссиковский монах провел меня в карейскую келью местных иконописцев Иоасафеев. Они уяснили мне значение многих технических названий в греческой «Ерминии» Дионисия Фурноаграфиота и на палитре показали цветность красок, поименованных в этой «Ерминии». А один из них, именно молодой архимандрит Анфим, очень приятно поющий на клиросе тенором, поведал мне, что афонский зограф Никифор, расписавший колоннадную паперть соборного храма в Иверском монастыре 1795 г., имел родного брата Иаосафа, зографа же. Оба они были родом аграфиоты, но жили в фессалийском городе Трикале. Ученики их были Герасим и Митрофан, и по имени Иоасафа назывались Иоасафеями. А у Митрофана учился живописи ныне здравствующий на Афоне Никифор, которому я подарил в его Всесвятскую келью серебрянопозлащенные сосуды: потир, дискос с прибором и кадило (в 300 рублей) за уступленную им мне большую икону, представляющую совершение божественной литургии всеми девятью чинами ангельскими.

Мая 14, воскресенье. Во все предшествовавшие дни многие часы были посвящены самому внимательному рассмотрению стенописи Панселина в протатском соборе и заметкам о ней. А сегодня я письмом просил синодального обер-прокурора выслать мне на Афон тысячу рублей моего жалованья, с 1 мая 1860 года по 1 мая 1861, или препроводить эти деньги в херсонскую духовную консисторию в Одессе для выдачи их мне по прибытии моем в сей город, ежели состоялось какое-либо решение св. Синода касательно моего будущего служения.

16, вторник. Терпение ждет денег. А любознательность продолжает свои изыскания в обителях афонских. Вчера в сумерки она привела меня в Каракалл, а сегодня понудила еще раз осмотреть сей монастырь, виденный мною в первое путешествие мое по Святой горе в 1846 году¹⁴⁰. Что же узнано тут новое?

На налое с узорчатой резьбой на нем видны: 1699-й год и имя: Христофор иеромонах, либо смастеривший этот налой, либо изготовивший его своим иждивением.

В 1767 году покрыта стенописью паперть соборного храма.

С 1852 года поныне игуменствует в Каракалле Досифей. А братий в сем монастыре 50.

Под сводом ворот его к стене прикреплены две длинные-предлинные кости и огромный позвонок морского чудовища, которое, как гласит здешнее предание, было выброшено на берег каракальский.

17, середа. Еще раз Бог сподобил меня помолиться в лавре св. Афанасия Афонского и еще раз пересмотреть рукописи, хранящиеся в библиотеке ее. Этим делом я прилежно занимался в течение двадцати двух дней. Здесь есть рукописи весьма замечательные по древности их и по содержаниям. Мой отчетливый каталог их помещен в статистике Афона¹⁴¹.

Июнь, 8, четверток. Сего дня распростились со мною лаврские рукописи.

10, суббота. А в нынешний день я выехал из древней обители Афанасия Афонского и приехал в монастырь современника, сподвижника и друга его Иоанна Ивера. Дорога оттуда сюда многократно была топтана моими ногами и копытами тех мулов, которые носили меня на спинах своих. В этот раз я обращал свое внимание не на нее и не на окрестности ее, а на потоки, пересекающие ее и впадающие в море. Первый от лавры поток, называемый Микрос (Малый) Велла́с, второй – Большой Веллас, третий – Куфо, разделяющиеся тремя неширокими высотами, получают свои воды из-под чела высочайшего хребта, примыкающего к Афоненку. Далее от них агиазма, т.е. св. вода Афанасия Афонского, вытекает из придорожного утеса по велению Богоматери, явившейся тут сему преподобному мужу. Еще далее разливанная, но мелкая речка Морфо вытекает из-под чела и хребта Малого Афона. А еще далее струятся потоки Каракальский, Милопотамос и Климентийский у стен монастыря Иверского, ныне пересохший. Все эти воды я наметил на путевой тетрадке своей для помещения их на общей карте Афона.

12, Духов день. Сегодня еще раз рассмотрены были мною в кладбищной церкви Ивера те 18 икон, кои видел я тут в 1845 году и описал достаточно¹⁴². Мои тогдашние описания их ныне оказались верными. А костовница под названной церковью грязна по-прежнему¹⁴³.

13, вторник. Отдыхаю в Русском ските св. апостола Андрея Первозванного на Карее.

14, середа. Пишу здесь покорнейшее прошение во Святейший Правительствующий Синод. Вечером получено мною письмо графа Толстого от 28 апреля текущего года. Удивляет меня начальство мое. Обещает оно орла в небе, а в руки не дает и синицы. Господи и Владыко живота моего! Дух уныния не даждь ми. Дух же терпения даруй ми, рабу Твоему.

25, воскресенье. Гощу в карейском подворье Руссика и, вельми обрадованный приобретением панселиновской иконы, представляющей Сретение Господне, той самой, которая находилась в ватопедском ските св. великомученика Димитрия; описываю ее подробно¹⁴⁴.

Эта икона написана на каштановой дске. Вышина ее в 14½ вершков, а ширина – в 10½ вершков. Грунт наложен на дску без полотна. Он тонок. Все края дски выше самого образа.

В середине верхней части иконы на золотом фоне написана сень на четырех колонках багряного цвета с позолоченными капителями, кои не причислишь ни к какому зодчественному ордену, вывершенная полусферической крышей, которой верхушка украшена золотистой бляхой в виде распущенных крыльев. По обе стороны этой сени видны две узкие горницы. Та, что направо, вывершена остроконечной кровлей, а растворенная дверь ее занавешена красной тончицей. Над сенью большими красными буквами написано:

Перед сенью на налое, покрытом шелковой материей красного цвета, лежит книга (Ветхий Завет) в переплете. Она закрыта и застегнута застежками.

По правую сторону сего налоя стоит Симеон Богоприимец, старец седовласый, согбенный, и держит Божественного Младенца на голых руках своих, прикрытых верхней ризой. Волосы головы его – длинны и к низу немного кудрявы, а на маковке нарисованы так¹⁴⁵. Лицо его желто, как льняное масло; глаза оттенены густо; широковатый нос закорючен книзу; нижняя губа – очень красна, борода стелется длинными прядями; ягодица под нижней губой без волос желта, как лицо. Верхняя риза на нем зеленого цвета, ярко освещена белилами на руке, лядвее и на боку. Подризник.

Божественный Младенец, покоящийся на руках Богоприимца, толст и кажется трехлетним. Головка его кругла, как шар; чело велико, не натурально и штриховано белилами поперек; глаза оттенены и у краев штрихованы белилами же, но круглы, велики, черны и весьма зорки, нос короток, щечки румяны. Белая рубашечка на нем, отороченная везде золотистыми узориками и по местам испещренная точками

подпоясана красным пояском, к которому с обоих плечиков спущены нашивки, как ленты красного цвета. Младенец левой ручкой ухватился за ризу Симеона, а правую положил на длань Богоматери. Правая ножка его с длинной стопой обнажена и толста; левой не видать. В венчике Его нет букв: ΟWΝ; а надпись помещена на своем месте.

За Симеоном стоит Анна пророчица. Старческое лицо ее не неблагообразно. Глаза ее оттенены. Под левым оком от переносья проведена косвенная черточка белилами. Старица слегка наклонила голову свою, накрытую длинным платком коричневого цвета. Персты правой руки ее, немного приподнятой и простертой вперед, сложены так, что мизинец и безымянник поджаты, и на них наложен большой палец, а персты указательный и средний приподняты и простерты наклонно. В левой руке пророчица держит хартию с (словами), которых конец осыпался:

τοῦτο τὸ βρέφος ἐποίησε τὸν οὐρανὸν καὶ τὴν γῆν, – сей Младенец сотворил небо и землю. Таково пророчение ее. Верхняя ризница на ней – зеленая, а платье – желтоватое с отливом коринки.

Супротив Симеона стоит Пресвятая Дево-Матерь, и Своей левой рукой держит ручку Младенца, оборотившись лицом к Иосифу обрученнику. Рост Ее высок; лицо миловидно, но выражение Ее задумчиво, таинственно; глаза оттенены; под левым оком проведены белилами три косвенные черточки. (То же видно и на хиландарской иконе Ее, что над гробницей сербского царя Симеона). Нос прям и правилен; щеки румяны; губы полны и сложены очень хорошо, уста малы, только что не говорят; верхняя губа и ягодица бородки освещены белилами; шея освещена двумя полосками белильными же; правая ручка прижата к персям; персты рук длинны и красивы; средний, безымянный и мизинец соединены, а пальцы указательный и большой нарисованы поодаль от них. Омофорион, из-под которого на голове виден повойник, без бахромы, оторочен золотистой каймой, а цветность его – темно-зеленая, платье же одноцветное темно-коричневое.

Позади Дево-Матери стоит обрученник ее Иосиф, старец здоровый и бодрый. Седые волосы на его голове острижены; морщины на челе освещены белилами; глаза – круглы, черны, выразительны; нос, как у Богоприимца, широковат и загнут книзу; усы книзу; нижняя губа красна; борода кругла, коротка и курчава. Все лицо выражает веру после сомнения. Хитон на нем зелен с золотистыми нашивками на правом плече; правый рукав его по местам ярко освещен белилами; иматий – как у апостолов, но красный; лядвея правой ноги ярко освещена белилами, где складки. (Такое освещение видно и на стенном панселиновском изображении Успения Богоматери в Пандократорском соборе на Афоне). Иосиф в руках своих держит сквозную клетку с парой белых голубей.

Вообще, на этой иконе все лица естественны; краски на них утончены у краев так, что тени тут едва видны. Ноги Иосифа, Приснодевы, Богоприимца и Анны осыпались вместе с грунтом так, что видна голая доска.

Эта икона хороша, как икона. Но писавшая ее кисть не художественна.

После вечерни я помолился перед протатской иконой: Достойной, прося у Богоматери благословения на обратный путь в Россию, и еще раз взглянул на стенопись карейского собора. Она лучше лаврской. В алтаре, на правой стене у входа в диаконикон, весьма благообразны Дионисий Ареопагит и Игнатий Богоносец; там же головка св. архидиакона Стефана у входа в проскомидийное отделение очень миловидна. Ус у него еще не пробился. В диакониконе на южной стене выразительна голова св. Григория. В ипиретике, на южной стене храма лик св. Пантелеймона, кажется, подновлен. Вообще, у всех Святых, старых и молодых, написанных на стенах, головки хороши, а уста малы.

26, понедельник. Отдыхаю в Руссике.

28, середа. Пишу письмецо синодальному обер-прокурору:

Надоело мне странствовать по свету; надоело докучать начальству об указании мне пристанища и невыразимо тяжело напоминать ему, что и над ним есть суд верховный, суд первосвятителей восточной церкви.

Теперь я сам не свой. Как бы ни поступили со мною, я готов на все, готов ходить в цепях, погаснуть в затворе, светить миру, наслаждаться свободой духа. Правда, в этой готовности или решимости моей есть нечто жесткое и раскаленное, но эта примесь со временем остынет и размягчится под влиянием благодати и разумной воли, как лава с огнедышущей горы стынет и мякнет под влиянием тепла, света и дождя, так что впоследствии производит из себя мураву, цветы, маслины, грозды, кипарисы.

Здесь с 18-го вечера июня светит огромнейшая комета, похожая на ту, которая стращала робкий люд в 1858 году. Что она предвещает нам? Смерть папы и папства? Падение Турции и ислама? Мучительное перерождение России? Все это вместе? Посмотрим, увидим, испытаем, узнаем. А будет что-то новое? Придется нам, унылым, тянуть заунывную песнь:

Ἔσται τι νέον,

ἥξει τι μέλος γοερὸν γοεροῖς¹⁴⁶.

Июль, 1, суббота. Сижу у моря и жду погоды.

8, суббота. Ни теплые ветры мне не веют, ни красные солнцы меня не греют.

15, суббота. Прощай, благодатный Афон. Более не увижу тебя. Но все лучшее твое уношу с собой.

Еду в Константинополь и оттуда в отечество. Et fumus patriae dulcis est, – И дым отечества сладок.

23, воскресенье. Из Солуня пароход возил меня в Воло и Смирну, а сегодня доставит в Константинополь.

27, четверток. Здесь я посетил Иерусалимского патриарха Кирилла. Он пригласил меня присутствовать при испытании девочек в соседнем с его подворьем училище. Я был тут. Девочки отвечали бойко. Всех их 290. У них три учительницы гречанки и один дидаскал. Это училище содержится иждивением иерусалимской патриархии. Кроме меня, в нем были архиереи: никомидийский Иоанникий и начальник богословского училища на острове Халки, преосвященный Константин Тибалдо.

Блаженнейший патриарх Кирилл, прощаясь со мной, от всей души своей благословил меня на путь в Россию, повторяя несколько раз Καλὸ κατευόδιον¹⁴⁷.

В Константинополе в нынешнем году вышла в свет книжица под заглавием: Φωνὴ τῆς ἀληθείας¹⁴⁸. Перелистывая ее, я заметил, что турки предоставили Вселенскому патриарху право взимать по 12 аспр с души. Но эти деньги не взимаются.

Август, 1, вторник. Я еще в Царьграде. Скучаю, горюю, на Бога уповаю, пою священные песнопения, читаю молитвы, привожу в порядок путевые тетрадки, а в потемках будущности не вижу ни зги. Но ведь будет же на небе какое-нибудь слово о мне. Подожду, что речет о мне Господь¹⁴⁹ и, терпя, потерплю¹⁵⁰.

Однако спрос не беда. Итак, пишу просительное письмо князю Урусову.

13, пятница. Я уже в Одессе и поместился не в архиерейском доме, где не на чем спать, где капли воды не подадут служки и где много других неудобств, а в гостинице Лондон на бульваре. Здесь получено мною письмо гр.Толстого от 15 декабря 1860 года.

21, понедельник. Телеграмма обер-прокурору: «Известите, где мое помещение и какая должность моя. Ожидаю тысячи рублей».

25, пятница. Ему же послано письмо о переводе моей пенсии (1000руб.) в канцелярию обер-прокурорскую для выдачи ее тут родственнику моему чиновнику, служащему в департаменте податей и сборов, Николаю Лапшину.

Сентябрь, 3 день. Получено письмо от князя Урусова от 25 августа.

12 день. Телеграмма князю Урусову: «Прошу выслать деньги или телеграммой предложить херсонской консистории выдать мне заимообразно 1000 рублей».

18 день. Получено в Одессе отношение ко мне князя Урусова от 5 сентября 1861 года.

Так и быть. Плетью обуха не перешибешь. Буду сам трудиться. Долго? Зато синод сбережет у себя 5800 рублей. И это хорошо.

20 день. Сегодня я письмом просил генерал-губернатора графа Строганова дать мне подорожную по казенной надобности на три лошади под собственный мой экипаж.

25 день. Кончено чтение библейского Осмикнижия в русском переводе Павского, изданного в Лондоне. Не знаю, когда мне придется сличить его с греческим переводом 70 толковников.

26 день. Кончены мои путешествия по Востоку. Теперь остается мне привести в порядок все собранные там сведения и напечатать их. Господи! Благослови и это дело мое.

Кончены мои многочисленные плавания по морям Черному, Мраморному, Эгейскому с Архипелагом, Средиземному, Адриатическому и Красному. Сорок шесть раз я садился на пароходы и никогда не страдал так называемой морской болезнью. Морской воздух живил и укреплял мое бренное тело.

Во время плаваний в глазах моих рисовались мальчики греческие, албанские, турецкие, арабские, абиссинские, негрские, валахские, итальянские, французские, английские, немецкие, американские, сербские, болгарские, черногорские. Все виденные мною люди, как и быть, люди, а негры составляют переход к ним от обезьян.

А. По Черному морю

Б. По морям Мраморному и Эгейскому

В. По Архипелагу и Средиземному морю

Г. По морю Адриатическому

Д. По Красному морю

Всех плаваний 46.