Беседа на слова: „Всех же родов от Авраама до Давида, родове четыренадесяте: и от Давида до преселения Вавилонского, родове четыренадесяте: и от преселения Вавилонского до Христа, родове четыренадесяте» (Матф. 1:17). Св. Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского

Евангелист разделил все родословие (Христа Иисуса) на три части, желая тем показать, что иудеи с переменою правления не делались лучшими (под управлением судей, священников и царей не оказали никакого успеха в добродетели); кстати он упоминает о пленении, показывая, что иудеи и в плену не сделались благоразумнее, так что из всего была видна необходимость пришествия Христова. Начав с Авраама, Евангелист ведет родословие до Давида, потом с Давида до переселения Вавилонского, а с последнего до Самого Христа: как в начале всего родословия обоих – Давида и Авраама он поставил рядом, так точно упомянул об обоих и в конце родословия, потому что им даны были обетования. Когда Евангелист перечислил всех предков, то присовокупил: Иосифа мужа Мариина, показывая, что для Марии он упоминал в родословии об Иосифе. Потом, чтобы ты, услышав о муже Марии, не подумал, что Иисус родился по общему закону природы, смотри, как он устраняет эту мысль дальнейшими словами. Ты слышал, говорит он, о муже, слышал о матери, слышал об имени данном младенцу; теперь выслушай и то, как Он родился.

Иисус Христово рождество сице бе. Евангелист не вдруг стал говорить о рождении, но прежде напоминает нам, которым был Христос (в порядке родов) от Авраама, которым от Давида и от переселения в Вавилон: а этим побуждает слушателя тщательно исследовать время, желая показать, что Он есть Тот Самый Христос, Который предвозвещен пророками. В самом деле, когда исчислишь роды и по времени узнаешь, что Иисус есть точно Христос, тогда без затруднения поверишь и чуду, совершившемуся в рождении. Поскольку же Евангелисту нужно было говорить о великом деле, каково рождение от Девы, то сперва, не приступая к исчислению времени, он с намерением затемняет речь, упоминая о муже Марии, и даже прерывает повествование о рождении, а потом исчисляет уже лета, напоминая слушателю, что рожденный есть Тот Самый, о Котором говорил патриарх Иаков, что Он явится при оскудении князей от Иуды, и о Котором пророк Даниил предвозвестил, что Он придет по истечении многих седмиц. Итак, как Иисус родился? Обрученей бывши Матери Его Марии. Не сказано: „Деве», а просто: „Матери», чтобы речь была понятнее. Но, приведя сперва слушателя в оживление услышать нечто обыкновенное, и удержав его в этом ожидании, Евангелист вдруг изумляет присовокуплением необыкновенного, говоря: прежде даже не снитися има, обретеся имущи во чреве от Духа Свята. Не сказал: прежде нежели приведена была в дом к жениху, Она жила уже у него в доме, так как у древних было обыкновение держать обрученных по большей части в своем доме. (И зятья Лотовы жили в доме у Лота). Итак, и Мария жила в одном доме с Иосифом. Почему же не прежде обручения Она зачала во чреве? Чтобы зачатие до некоторого времени оставалось тайною, и Дева избегла всякого худого подозрения. Тот, которому надлежало ревновать более всякого другого, не только не отсылает Ее oт себя и не бесчестит, но принимает и оказывает Ей услуги во время чревоношения. Но явно, что, не будучи твердо удостоверен в зачатии по действию Св. Духа, он не стал бы держать Ее у себя и во всем услуживать Ей. Притом весьма выразительно сказал Евангелист: обретеся имущи во чреве, – как обыкновенно говорится о происшествиях особенных, случающихся сверх всякого чаяния и неожиданных. Итак, не простирайся далее, не требуй ничего больше сказанного, и не спрашивай: каким образом Дух образовал Младенца в Деве? Если при естественном действии невозможно объяснить способа зачатия, то как можно объяснить его, когда чудодействовал Дух? Чтобы ты не беспокоил Евангелиста и не утруждал его частыми вопросами об этом, он освободил себя от всего, наименовав Совершившего чудо. Ничего больше не знаю, говорит он, а знаю только, что событие совершилось силою Духа Святого. Пусть стыдятся те, кто старается постигнуть сверхъестественное рождение!.. Не думай также, что ты все узнал, когда слышишь, что Христос родился от Духа. Узнав и об этом, мы еще многого не знаем, например: как Невместимый вмещается в утробе? как Всесодержащий носится во чреве Жены? как Дева рождает, и остается девою? Скажи мне, как Дух устроил этот храм? каким образом не всю плоть принял от утробы, но только часть ее, которую потом возрастил и образовал? А что Христос точно произошел из плоти Девы, Евангелист ясно показал это словами: рождшее бо ся в Нeй; и Павел – словами: раждаемого от жены (Галат. 4:4); от них же Христос по плоти, сый над всеми Бог (Римл. 9:5)? Из этих слов и из многих других мест Писания видно, что Христос произошел от нас, из нашего состава, из девической утробы; а каким образом, того не видно. Итак, и ты не разыскивай, но верь тому, что открыто; и не старайся постигнуть того, что умолчано. Иосиф же муж Ея праведен сый, говорит Евангелист, и не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю (Матф. 1:19). Сказавши, что (родившееся от Девы) есть от Духа Святого, он приводит на это еще новое доказательство. Иной мог бы спросить: откуда это известно? кто видел, кто слышал, чтобы когда-либо случилось что-либо подобное? Но, чтобы ты не подозревал ученика, что он по любви к Учителю выдумал это, Евангелист вводит Иосифа, который тем самым, что в нем происходило, утверждает в тебе веру в сказанное. Евангелист как бы так говорит здесь: ежели ты не веришь мне и заподозриваешь мое свидетельство, то поверь мужу. Иосиф, говорит, муж Ея праведен сый. Здесь он называет праведным того, кто имеет все добродетели. Итак, Иосиф, будучи праведным, т. е. добрым и кротким, восхоте тай пустити Ю. Для того Евангелист описывает случившееся еще во время незнания Иосифова, чтобы ты не сомневался в происшедшем по узнании. Хотя подозреваемая не только заслуживала быть опозоренною, а закон повелевал даже наказать Ее, однако Иосиф избавил Ее не только от большего, но и от меньшего, т. е. от стыда, – не только не хотел наказать, но и опозорить. Вы сами знаете, что такое – ревность. Потому-то вполне знавший эту страсть сказал: исполнена бо ревности ярость мужа: нe пощадит в день суда (Притч. 6:34); жестока яко ад ревность (Песн. 8:6). И многие готовы лучше лишиться жизни, нежели быть доведенными до подозрения и ревности. А здесь было уже не простое подозрение: Марию изобличили ясные признаки чревоношения; и однако Иосиф был столько чужд страсти, что не захотел причинить Деве даже и малейшее огорчение. Так как оставить Ее у себя казалось противным закону, а обнаружить дело и представить Ее в суд значило предать Ее на смерть, то он не делает ни того, ни другого, но поступает уже выше закона. Иосиф показал здесь великую мудрость, не обвинял и не порицал Девы, а только намеревался отпустить Ее. Когда он находился в таком затруднительном положении, является ангел и разрешает все недоумения. Здесь достойно исследования то, почему ангел не пришел прежде, пока муж не имел еще таких мыслей, но приходит тогда, когда он уже помыслил? – Чтобы Иосиф не обнаружил неверия, и с ним не случилось того же, что – с Захариею. Не трудно поверить делу, когда оно уже пред глазами: а когда нет и начала его, тогда слова не так легко могут быть приняты. Потому-то ангел и не сказал сначала: по той же причине молчала и Дева. Она думала, что не уверит жениха, сообщив о необыкновенном деле, а напротив огорчит его, подав мысль, что прикрывает сделанное преступление. Если Сама Она, слыша о даруемой Ей такой благодати, судит по-человечески и говорит: како будет сие, идеже мужа не знаю (Лук. 1:34), то гораздо более усумнился бы Иосиф, особенно слыша это от подозреваемой жены. Вот почему Дева вовсе не говорит Иосифу, а ангел является, когда потребовали обстоятельства. Почему же, скажут, не также поступлено и с Девою? почему и Ей возвещено не после зачатия? Надобно было, чтобы не знала смущения Та, в Чью утробу взошел Творец всяческих, – чтобы свободна была от всякого смятения душа, удостоившаяся быть служительницею таких тайн. Вот почему ангел возвещает Деве до зачатия, а Иосифу во время чревоношения Ее. Итак, ангел приходит к смущенному Иосифу. Доселе явления не было как по сказанной выше причине, так и для того, чтобы обнаружилось любомудрие Иосифа. А когда дело приблизилось к исполнению, ангел, наконец, является.

Сия же ему помыслившу, ангел во сне является Иосифу. Примечаешь ли кротость этого мужа? Не только не наказал, но и не сказал никому, даже Самой подозреваемой, а размышлял только с собою, и от Самой Девы старался скрыть причину смущения. Сия же ему помыслившу, ангел является во сне. Почему же не наяву, как является пастырям, Захарии и Деве? Иосиф имел много веры: для него не нужно было такого явления; для Девы нужно было необыкновенное явление прежде события, потому что благовествуемое было весьма важно, важнее, нежели благовествуемое Захарии; а для пастырей нужно было явление, потому что это были люди простые. Иосиф получает откровение по зачатии, когда душа его объята уже была худым подозрением, и вместе готова перейти к благим надеждам, если бы только явился кто-нибудь и указал удобный путь к тому. Для того благовествуется после зародившегося подозрения, чтобы это самое послужило доказательством сказанного ему. О чем никому не говорил, но только помыслил в уме, о том услышать от ангела служило несомненным признаком, что ангел пришел и говорит от Бога, потому что одному Богу свойственно знать сердечные тайны. Видишь, сколько достигается целей! Обнаруживается любомудрие Иосифа: благовременность сказанного помогает ему в вере; самое повествование делается несомненным, так как показывает, что Иосиф был точно в таком положении, в каком следовало быть. Каким же образом ангел уверяет его? Послушай и подивись мудрости того, что сказано. Пришедши, ангел говорит ему: Иocифе, сыне Давидов, не убойся прияти Мариам жены твоея. Тотчас приводит ему на память Давида, от которого должен был произойти Христос, и не дает оставаться ему в смущении, наименованием предков напомнив об обетовании, данном всему роду. Иначе, для чего бы называть его сыном Давидовым? Не убойся. В других случаях Бог поступает не так. Фараон взял к себе Сарру по незнанию, однако же Бог привел его в страх. Но здесь Бог поступает снисходительнее потому, что совершилось дело весьма важное, и большая разность была между фараоном и Иосифом, почему и не нужно было угроз. Сказавши же: не убойся, – показывает, что Иосиф боялся оскорбить Бога, держа в доме подозреваемую в прелюбодействе, потому что, если бы этого не было, он и не подумал бы отпускать Ее. Итак, из всего открывается, что ангел пришел от Бога, обнаруживая и пересказывая все, о чем размышлял Иосиф, и чем был встревожен ум его. Изрекши же имя Девы, ангел не остановился на этом, но присовокупил: жены твоея, каким именем не назвал бы, если бы девство Ее было растлено; а женою называет здесь обрученную: так обыкновенно Писание обрученных еще до брака называет зятьями. Что же значит: прияти? Удержать у себя в доме, потому что Иосиф мысленно уже отпустил Деву. Эту-то отпущенную, говорит ангел, удержи у себя: Ее поручает тебе Бог, а не родители, – поручает же Ее не для брака, но чтобы жить вместе, – вручает, объявляя о том чрез меня. Как Христос после поручил Ее ученику, так ныне поручается Она Иосифу. Потом ангел, намекнув о причине своего явления, умолчал о худом Иосифовом подозрении: а между тем уничтожил его скромнее и благопристойнее, изъяснив причину зачатия и показав что потому самому, почему Иосиф опасался и хотел Ее отпустить, он должен принять и удержать Ее у себя, и, таким образом, совершенно освободил его от беспокойства. Она не только чиста от беззаконного смешения, говорит ангел, но и зачала во чреве сверхъестественным образом. Потому не только отложи страх, но еще возрадуйся: рождшее бо ся в Ней, от Духа есть Свята. Ангел уверяет Иосифа не только прошедшим, но и будущим. Родит же, говорит он, Сына, и наречеши имя Ему Иисус. Хотя родившееся есть от Духа Святого, но не думай о себе, что ты устранен от служения при воплощении. Хотя ты не содействуешь к рождению, и Дева пребыла неприкосновенною, однако же, что принадлежит отцу, то, не вредя достоинству девства, предоставляю тебе, то есть, ты дашь имя рожденному, – ты наречеши имя Ему. Хотя Он не твой сын, но ты будь Ему вместо отца. Итак, начиная с наречения имени, усвояю тебя рождаемому. Потом, чтобы кто-либо отсюда не заключил, что Иосиф есть отец, послушай, с какою осторожностью говорит ангел далее. Родит бо, говорит он, Сына. Не сказал: родит тебе, но выразился неопределенно: „родит», так как Мария родила не ему, а целой вселенной. Для того и имя принесено ангелом с небес, чтобы показать, что чудно рождаемое, потому что Сам Бог свыше посылает имя чрез ангела Иосифу. Поистине, это не просто было имя, но сокровище бесчисленных благ: потому ангел и объясняет его, внушает благие надежды, и тем производит Иосифа к вере. Мы обыкновенно склоннее к благим надеждам, а потому и охотнее им верим. Итак, всем утвердив Иосифа в вере – и прошедшим, и будущим, и настоящим, и честью, ему оказанною, – ангел кстати приводит слова Пророка, который подтверждает все то. Но, не приведя еще слов его, возвещает о благах, какие чрез рожденного дарованы будут миру. Какие же это блага? – освобождение от грехов, и уничтожение их. Той бо, говорит ангел, спасет люди Своя от грех их. И здесь возвещается нечто чудное: благовествуется освобождение не от чувственных браней, не от варваров, но – что гораздо важнее – освобождение от грехов, от которых прежде никто не мог освобождать. Для чего же, спросят, сказал: люди Своя, а не присовокупил – и язычников? – чтобы не изумить вдруг слушателя. Разумному слушателю он дал разуметь и о язычниках, потому что люди Его суть не одни иудеи, а и все приходящие и приемлющие от Него познание. Смотри же, как открыл нам и достоинство Его, назвавши иудейский народ людьми Его. Этим ангел показывает именно то, что рождающийся есть Сын Божий, и что он говорит о горнем Царе, так как, кроме этого единого Существа, никакая другая сила не может отпускать грехи.

Итак, получив таковой дар, примем все меры, чтобы не поругать столь великого благодеяния Если наши грехи достойны были наказания и прежде такой чести, то тем более достойны после такого неизреченного благодеяния. И это говорю теперь не без причины. Многие после крещения живут небрежнее некрестившихся, и даже не имеют никакого признака христианской жизни. Потому-то ни на торжище, ни в Церкви, не скоро различишь, кто – верующий, и кто – неверующий; между тем следовало бы отличаться не по месту, а по нраву. Достоинства внешние обыкновенно познаются по внешним признакам, а наши достоинства надобно распознавать по душе. Верующий должен быть виден не только по дару, но и по новой жизни. Верующий должен быть светильником для мира и солью; а если ты самому себе не светишь, не предотвращаешь собственной гнилости, то почему нам узнать тебя? Величие почести для нежелающих жить сообразно этой почести увеличивает казнь. Верующий должен блистать не тем одним, что получил от Бога, но и тем, что принадлежит собственно ему, надобно, чтобы он по всему был виден – и по поступи, и по взору, и по виду, и по голосу. Говорю об этом для того, чтобы нам наблюдать благоприличие не для показа, а для пользы тех, кто смотрит на нас. Итак, скажи мне, почему можно узнать, что ты – верный, когда все исчисленное мною уверяет в противном? И что говорю – верный? Даже человек ли ты, и того не могу узнать доподлинно. Когда ты лягаешься, как осел; объедаешься, как медведь; злопамятен, как верблюд; хищен, как волк; сердит, как змея; язвителен, как скорпион; коварен, как лисица; хранишь в себе яд злобы, как аспид и ехидна; враждуешь на братьев, как лукавый демон, – как могу счесть тебя человеком, не видя в тебе признаков естества человеческого? Ища различия между оглашенным и верным, подвергаюсь опасности не найти различия даже между человеком и зверем. Как, в самом деле, назову тебя зверем? Ведь у каждого зверя какой-нибудь один из этих пороков; а ты, совокупив в себе все пороки, далеко превосходишь и их своим неразумием. Назову ли тебя бесом? но бес не служит мучительству чрева, не любит денег. А когда в тебе – больше пороков, нежели в зверях и бесах, скажи мне, как можно назвать тебя человеком? Если же нельзя назвать тебя человеком, то как наименуем тебя верным? А что всего печальнее, находясь в столь худом состоянии, мы и не помышляем о безобразии души своей, не имеем и понятия об ее гнусности. Когда ты сидишь у брадобрея и стрижешь волосы, то, взявши зеркало, со всем вниманием рассматриваешь прическу волос, спрашиваешь близ стоящих, и того, кто стриг, хорошо ли они лежат у тебя на лбу? Будучи стариком, ты часто не стыдишься до неистовства предаваться юношеским мечтам. А того, что душа наша не только безобразна, но даже зверообразна, мы нимало не чувствуем, хотя и здесь есть духовное зеркало, которое гораздо лучше и полезнее вещественного, потому что не только показывает безобразие, но даже, если захотим, превращает его в несравненную красоту. Таким зеркалом служит память о добрых мужах, и повествование об их блаженной, жизни, чтение Писания, законы данные от Бога. Если ты захочешь однажды посмотреть на изображения тех святых, увидишь гнусность своего сердца; а увидев, ни в чем другом не будешь иметь уже нужды, чтобы избавиться от своего безобразия. Вот для чего и полезно нам это зеркало: оно делает удобным превращение. Итак, никто не оставайся в образе бессловесных. Если раб не входит в дом отца, то как ты можешь вступить в преддверия дома, будучи зверем? И что говорю – зверем? такой человек хуже всякого зверя. Зверь, хотя по природе дик, но часто посредством человеческого искусства делается кротким. А ты, который природное их зверство превращаешь в несвойственную им по природе кротость, какое извинение будешь иметь, когда свою природную кротость превращаешь в неестественное зверство? Дикого по природе ты делаешь смирным; а себя, по природе смирного, против природы обращаешь в дикого? льва укрощаешь и делаешь ручным; а своему гневу попускаешь быть неукротимее льва? Итак, чем оправдаешься в том, что не владеешь природою? какое можешь представить благовидное извинение в том, что из льва ты делаешь человека, а о себе не заботишься, когда из человека делаешься львом; ему сообщаешь свойства выше его природы, а в себе не сохраняешь и естественных? диких зверей стараешься довести до одинакового с нами благородства, а себя самого низвергаешь с царского престола, и доходишь до зверского неистовства? Представь себе, если хочешь, что и гнев есть зверь, и, сколько другие стараются над обучением львов, столько покажи старания над собою, и необузданный ум свой соделай тихим и кротким; ведь гнев имеет столь страшные зубы и когти, что истребит все, если не укротишь его. Даже лев и ехидна не могут терзать внутренностей с такою жестокостью, как гнев непрестанно терзает железными когтями. Он не только вредит телу, но расстраивает самое здравие души, поядая, терзая, раздробляя всю силу ее, и делая ее ни к чему неспособною. У кого внутри завелись черви, тот не может дышать, потому что все внутренности его изъедены: как же мы можем породить что-нибудь благородное, нося внутри себя такого змия, – разумею гнев, – снедающего внутренности наши? Когда живы страсти, нам невозможно жить, но необходимо должно погибнуть. Если не успеем умертвить их здесь, то они умертвят нас там, вернее же сказать, еще здесь прежде той смерти подвергнут нас жесточайшему наказанию. Каждая из этих страстей жестока, мучительна, ненасытна, и, каждый день поядая нас, ничем не удовлетворяется. Страсти никогда не насыщаются и не отстают, доколе уловленного ими человека не увлекут к диаволу. Тот, кто впадает в плотскую любовь, или сребролюбие, или честолюбие, начинает уже смеяться над геенною и презирать царство, только бы исполнить ему волю тех страстей. Потому и слаба наша любовь ко Христу, что вся наша сила истощается на любовь порочную, и мы – хищники, сребролюбцы, рабы суетной славы. А что может быть ничтожнее этой славы? Если ты сделаешься и в тысячу раз знатнее, ничем не лучше будешь людей неизвестных, напротив, чрез это самое сделаешься даже бесчестнее. Когда те, которые прославляют тебя и выставляют знаменитым, смеются над тобою за то самое, что ты желаешь от них славы, то твое усердие не произведет ли противного твоему желанию? Итак, для чего же ты много заботишься о таком деле, следствия которого всегда противны твоей цели? Если хочешь прославиться, презирай славу, и будешь славнее всех. Чтобы тебе сделаться достойным небесного, презирай настоящее. Тогда и здесь получишь большую славу, и насладишься будущими благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь⁵².