О тексте главы

Текст книги пр. Иезекииля считают наиболее поврежденным в целом Ветхом Завете (Кор. 4). Находят, что в этом печальном отношении книге Иезекииля не уступают лишь 1 и 2 книги Царств (См. XXLX).

Этим конечно значительно увеличивается и без того непомерная трудность, какую представляет собою изъяснение первой главы книги Иезекииля. Толкователь этой главы не может приступить к своей тяжелой работе с полной уверенностью, что читает то, что писал пророк.

Главным признаком поврежденности какой-нибудь библейской книги в тексте служит разногласие в передаче ее различными сохранившимися списками, изданиями, переводами Библии, так наз. кодексами библейскими. До какой степени разноречиво передается книга Иезекииля различными кодексами, можно судить по следующему обстоятельству: один исследователь текста ее рассказывает, что, пока он читал книгу Иезекииля в еврейском тексте, этот пророк производил на него тяжелое впечатление и он не мог заниматься им; когда он стал читать его в греческом тексте, «туман, который окутывал смысл книги, начал проясняться и изумленному взору предстал текст своеобразной редкой красоты и величественности с могущественно-увлекательной оригинальностью» (Кор. 3).

Но если мы не всю книгу пр. Иезекииля, а только первую главу ее станем читать во всех существующих кодексах, то разница между последними нам не покажется столь значительной и во всяком случае священный мрак, окутывающий эту главу, ни одной из этих редакций ее не рассеется.

Все же изъяснительная работа над 1 главою пр. Иезекииля не может быть начата, прежде чем не будет решен вопрос, насколько хорошо сохранился текст этой великой главы, претерпел ли он существенные повреждения или дошел до нас в более или менее чистом виде.

Западная библейская критика склоняется к тому мнению, что книга Иезекииля дошла до нас в неузнаваемо испорченном виде. Книга Иезекииля, говорит Гитциг, как носящая отпечаток своеобразной индивидуальности и усвоившая язык и представления иноземные, должна была звучать странно и уже во время живого языка была очень трудна для понимания (ХVI). Эта неясность языка, которая в особенно трудной главе и в трудных местах ее еще усиливается, думает западная критика, не могла не побуждать многих, едва не с самого появления книги, еще до перевода LХХ делать объяснительные замечания на полях к различным словам и выражениям пророка, объяснения, подобные тем, которые делались к сочинениям древних римских и византийских писателей и которым схоластика усвоила название глосс. Эти глоссы с полей могли быть невежественными переписчиками внесены в сам текст.

Нечего и говорить, что при таком образе мыслей произволу толкователей трудно положить границу. Все что по мнению того или другого толкователя, не могло быть сказано пророком или просто не подходит к приписываемому этому пророку стилю и мировоззрению без дальнейших рассуждений считается позднейшей вставкой в текст.

В общепринятом тексте 1 главы Иезекииля различные толкователи указывают множество глосс. Вся глава является испещренной глоссами в такой степени, как будто над ней производилась специальная работа глоссаторов, подобная той, какую испытали на себе со стороны средневековых профессоров Болонского университета Юстинианов кодекс.

Если бы подобная работа над 1 гл. Иез. имела когда-либо место, то результаты ее дошли бы до нас в том виде, в каком дошел до нас упомянутый труд Болонских профессоров, т.е. в виде строго отличаемых от священного текста замечаний, какую работу и представляет, собою напр. Таргум. Но предполагать, что эти замечания и целые ряды их попали в текст и стали с течением времени самым текстом священным, значить быть очень обидного мнения о древних читателях и переписчиках священных книг. Те лица, в руках которых в древности находилось высокое и уважаемое дело переписки священных книг, изъяснение и хранение их, отличались может быть даже более основательным знанием их текста, чем современные ученые. Они поражали всех знанием свящ. текста до последних тонкостей и мелочей. А уважение к этому тексту и взгляд на него как на боговдохновенный достаточно охраняли его от привнесения в него чего-либо чуждого.

Когда допускают возможность проникновения в свящ. текст глосс, то рассуждают о библейском тексте по аналогии с текстами древних греческих классиков – Гомера, Гесиода и др. Действительно изучение классич. текста показало, что он значительно пострадал от усердия Александрийских грамматиков, пытавшихся объяснить его своими замечаниями, некоторые из которых попали с течением времени в текст. В древних классических произведениях, которые, как ныне признается большинством исследователей их, создавались путем дополнений и поправок одного певца другим, такое посягательство на текст было возможно и естественно. Но чтобы подвергся такой участи библейский текст, для этого ему нужно было сначала утратить в глазах его хранителей свой священный и боговдохновенный характер, чего с ним никогда не было.

Будучи невероятным, само по себе, предположение о том, что текст 1 гл. Иезекииля сильно испорчен глоссами, это предположение не подтверждается и в каждом отдельном случае. Большинство тех слов и выражений, которые считаются в 1 гл. Иез. теми или другими исследователями за глоссы, не только сами не объясняют ничего в тексте, но являются темнее самого текста. Таков напр. ст. 14, который считается глоссой к 13 ст., но сам гораздо темнее его. Вообще не видно так сказать внутренней необходимости каждой из предполагаемых глосс. Часто мнимая глосса объясняет выражение ясное для всех (напр. в ст. 23 ряд предложений считается глоссой к выражению; «звук крыльев был как голос Божий»). Или, что еще хуже, глосса иногда затемняет выражение вполне ясное без нее (напр. «тридцатый год», о котором неизвестно, откуда пророк его считает, признается глоссой к такому ясному обозначению времени, как «4 год Иехонии»).

* * *

Теперь западная библейская критика уже приходит к убеждению, что для объяснения всех трудных мест книги Иезекииля и особенно 1 гл. ее далеко недостаточно предположения глосс. Автор новейшего толкования на книгу Иезекииля – Кречмар находит в тексте ее другого рода порчу, более радикальную.

Он высказывает предположение, что книга первоначально обращалась в двух очень несходных между собою текстах или рецензиях, из которых более краткая, сохранившая вероятно подлинный текст пророка, была впоследствии восполнена по местам из обширной. Но это соединение сделано довольно неискусно, по местам просто механически; отсюда в книге частые повторения, дополнения прежних мыслей. «Как текст книги Иеремии находился в обращении в двух немало уклоняющихся друг от друга, но в существенном понятно согласных рецензиях, из которых одна дошла до нас в масорет. т., а другая в LХХ, так существовали и два вида для текста книги Иезекииля. Но в то время, как в той книге (Иер.) рецензии существовали друг подле друга несоединимыми, в этой (Иез.) предпринято уравнение обеих в виде переработанного соединения их. И это было уже сделано, когда LХХ занялись своим переводом (Кр. на ст. 1). Подтверждение своему предположению Кречмар находит уже в самом начале 1-й главы: ст. 1-й и 2 представляют собою два начала книги, просто поставленные рядом, каждое со своей хронологической датой; в ст. же 3-м уже два вида текста соединены в один: в сохраненном LХХ тексте этого стиха Иезекииль ведет речь от своего лица; в мас. т. говорится о нем в 3 лице.

Против этой «гипотезы двух текстов» книги Иезекииля нужно сказать то, что вообще говорится защитниками неповрежденности библейских книг против разных теорий их порчи.

Не повторяя этих возражений, мы относительно 1 главы пророка Иезекииля заметим, что такой существенной порчи текста, какую предполагает изложенная теория, на этой таинственной странице Библии можно менее ожидать, чем в каком-либо другом месте Ветхого завета.

В первой главе книги Иезекииля мы имеем дело с описанием явления Божия пророку. Таким образом, это одна из столь же редких страниц Библии, насколько редки были в человечестве случаи непосредственного явления Бога людям. Естественно, что эти случаи должны были с особенной отчетливостью запечатлеваться в исторической памяти человечества, или точнее – той части человечества, в которой они и возможны были (в Израильском народе). И мы видим, что напр., явления Божии Аврааму до времени Моисея, т.е. в течение 400 лет, сохранились в предании с малейшими подробностями. Могла ли в таком случае значительно повредиться подлинная запись очевидца об одном из чудеснейших и наиболее замечательных явлений Божиих? Если между современниками и позднейшими соотечественниками пророка Иезекииля были люди, верившие ему, верившие в то, что ему являлся Бог и что он своими очами видел Его (а таких не могло не быть, ибо в противном случае не для кого было бы и выступать пророку; ср. 3Цар. 19:14), то запись пророка об этом видении могла рассчитывать на лучшее, чем другая часть его книги, сохранение в потомстве. Разве только необычайная странность этого явления Божия могла побудить кого-либо к каким-нибудь переделкам и пояснительным вставкам (глоссам) в тексте первоначальной записи. Но такими необычайностями и странностями до того наполнено все видение, до того оно все загадочно и непонятно, что если б кто-нибудь решился переделывать его в целях большей ясности, то пришлось бы переделать все.

Всем этим объясняется то замечательное и выгодное для исследователя первой главы пр. Иезекииля явление, что эта глава, принадлежа к редким по своей трудности и неясности местам Ветхого Завета, не разделяет общей судьбы таких мест по отношению к их тексту: текст ее передается различными памятниками не так разноречиво, как других трудных мест Библии. В целой главе можно указать только два стиха (14 и 25), не особенно важных, в передаче которых значительно расходятся сохранившиеся списки.

Это согласие покажется поразительным, если составить себе приблизительное понятие о числе древних библейских списков.

Ученый англичанин Кенникот и итал. профессор де-Росси сличили и отметили варианты более 1400 (581 Кенник., и 825 де-Росси) рукописей одного еврейского текста (первый в своем издании; Vetus testamendum hebraice, Oxford, 1776–1780, второй в Clavis seu descriptio coll. editorumque codicum sacri textus. Variae, lectiones Veteris Testamenti, Parma, 1784–1788; Suppelmentum 1798 an.).

До чего согласно передается во всех этих еврейских рукописях первая глава кн. Иезекииля, можно судить по результатам любопытного сличения, сделанного Корнилем. Он сравнил древнейшую из еврейских рукописей книги Иезекииля с издаваемым ныне текстом ее и во всей книге нашел только 16 действительных (влияющих на смысл) вариантов; для первой же главы не оказалось ни одного варианта и только одно незначительное разночтение (именно в 13 ст. вместо מראיהם מראיהן т.е. женский род в местоименном суффиксе вместо мужского. Кор. 8).

Нужно впрочем заметить, что древнейшая из сохранившихся еврейских рукописей Ветхого Завета не старее X века (так называемый codex Babylonicus Petropolitanus, помеченный 916 г. и принадлежащий Петербургской Публичной библиотеке¹⁴. В виду такой неглубокой сравнительно древности еврейских рукописей библейского текста, более важное значение, чем эти рукописи, в качестве памятников библейского текста, имеют древние переводы Библии, каковы греческие переводы: 70, Акилы, Феодотиона, Симмаха, Таргум, Сирийский перевод Пешито, Вульгата и др.

Важнейший между ними для нас, конечно, перевод LХХ, как потому, что он древнейший перевод и от появления самой книги Иезекииля отделяется лишь несколькими столетиями, так и потому, что он представлен множеством очень древних рукописей. Некоторые между рукописями 70 относятся к IV в. по Р. X.; таковы кодексы Александрийский, Ватиканский и Синайский (в котором книги Иезекииля нет).

Всех таких древних (IV–ХIII в.) рукописей, или так называемых кодексов перевода 70 открыто до 30. Свод их вариантов сделан в труде Гольмс-Парсонза: Vetus Testamentum graecum cum variis lectonibus, 1798–1827 г.

В рукописях перевода 70, как и в других древних переводах, 1 гл. кн. Иезекииля передается уже не с таким согласием, с каким она передается сохранившимися до нас рукописями еврейского текста, встречаются довольно значительные разночтения с евр. текстом и между собою (ст. 4, 7, 13, 14, 18, 24). Но между этими вариантами на всю главу едва найдется два-три, влияющих на смысл повествования (ст. 7 и 13). Вообще же и всеми древними переводами эта глава передается с замечательным, сравнительно с другими трудными отделами Библии, согласием как между собою, так и с текстом еврейских рукописей.

Поэтому ищущий назидания в этой главе может без особенного ущерба для дела читать ее по какой угодно Библии. Сличение текстов, оказывающее иногда такие услуги экзегетике, для первой главы пр. Иезекииля дает немного.

* * *

Некоторое несогласие в передаче текста первой главы пр. Иезекииля еврейскими рукописями и древними переводами, особенно переводом такой почтенной древности, как перевод 70, не позволяет исследователю этой главы совершенно обойти вопрос, где ее текст передается вернее. Решение этого вопроса необходимо уже просто потому, что нужно же какой-нибудь текст положить в основу толкования, сделать исходным при объяснении.

Желательнее всего конечно было бы читать эту великую главу на языке еврейском и еврейский текст класть в основу толкования. У западных толкователей это давно принято: в основу экзегетических работ кладется еврейский так называемый масоретский текст, конечно тщательно выверенный по всем сохранившимся еврейскими рукописями. Хотя при этом допускалась возможность, что и в этот текст могли с веками вкрасться ошибки, но до самого недавнего времени все ученые исследователи Ветхого Завета были согласны в том, что еврейский масоретский текст естественнее всего делать исходным и основным при толковании уже по тому одному, что на нем писал и мыслил сам священный автор и что каждый перевод, даже такой древний, как перевод LХХ, не в состоянии так передать все оттенки еврейской мысли, как текст еврейский, хотя бы по местам и поврежденный. С другой стороны, ничто не может сравниться с тем обаянием, которое производит чтение библейских книг, на языке, более других, может быть, заслуживающем название величественного и священного. По крайней мере, что касается таких отделов Ветхого Завета, как 1-я глава Иезекииля, то несомненно, что все свое по истине потрясающее впечатление производят они не иначе, как при чтении их на еврейском языке; всякий же другой язык, особенно столь различный и прямо противоположный еврейскому, как какой-либо из новейших языков, необходимо кладет свой чуждый колорит на священные и древние строки. А из библейских авторов, может быть, никто столько не теряет от передачи его на другом языке, как пр. Иезекииль. Известно, что Шиллер хотел изучать еврейский язык для того только, чтобы прочесть Иезекииля в подлиннике (Берт. XX; Тр. 10).

Так обстояло бы дело, если бы еврейский масоретский текст сохранился неповрежденным или более неповрежденным, чем другие тексты. Так и думали относительно этого текста до недавнего времени и так заставляло думать, как замечательное согласие между собою всех сохранившихся еврейских рукописей, так и то благоговение, с каким древнее иудейство относилось к каждой букве закона. Но это именно согласие еврейских рукописей, согласие во всех мелочах, показалось одному ученому де-Лагарде, подозрительным. Он нашел, что это согласие простирается даже на случайные недостатки текста, что все еврейские рукописи с поразительным согласием повторяют самые явные ошибки. Отсюда следовало заключение, что все еврейские рукописи, между которыми, как сказано, нет рукописи древнее X века, рабски копируют какой-нибудь один экземпляр. Де-Лагарде думает, что при каком-нибудь повсеместном истреблении священных еврейских книг (какое было напр. при Адриане) мог сохраниться лишь один, два экземпляра Библии, которые и легли в основу всех позднейших списков Ветхого Завета. У арабов существует предание, что при одном гонении на евреев был сохранен один только список священных книг (Кор. 10.¹⁵).

После таких разоблачений на счет еврейского текста, естественно, что он потерял в глазах ученых исследователей прежнюю цену и теперь начинают отдавать предпочтение тексту 70. Но к сожалению, перевод, далеко не то, что подлинный текст, особенно перевод свободный. Между тем таков именно перевод 70, по крайней мере некоторых библейских книг.

Перевод, хотя бы то такой древний, как 70, лишь в том случай мог бы заменить собой сколько-нибудь подлинный текст, если б было доказано, что он совершенно точно передает подлинный текст, жертвуя для этого гладкостью и красотою, передает не только мысль, но и слог, каждое слово, каждый оборот подлинного текста, даже в ущерб грамматическим свойствами своего языка. И вот, к счастью для исследователя книги Иезекииля, оказывается, что таков именно перевод этой книги у 70.

Крупные недостатки принятого еврейского текста книги Иезекииля побудили одного немецкого ученого – Корниля предпринять специальное исследование текста этой книги с целью восстановления и критического изучения его. Он изучил все древние переводы этой книги: все греческие переводы как в отдельных кодексах и рукописях, так и в цитатах у отцов и учителей церкви, халдейский таргум, Пешито, латинский древний (Vetus Latina II в), коптские, эфиопские и арабские переводы¹⁶. Это изучение привело Корниля к убеждению, что наиболее точную передачу древнего еврейского текста книги Иезекииля мы имеем у 70. «Широко распространен предрассудок, говорит Корниль, будто перевод 70 с полнейшим произволом воспроизводит свой оригинал и даже передает «наугад». Что Александрийский переводчик пророка Иезекииля ни в коем случай не заслуживает такого обвинения, можно доказать. Кто пишет предложения в роде следующих; «человек в очесех жизни своея не укрепится» (7:13), «не сташа на тверди и собраша стада к дому Израилеву» (13:5; ср. 47:15 и др.); кто слова, которые не умеет объяснить, переписывает просто греческими буквами βεζεχ, θαρσις (в 1 гл.), χορχορ, θεε, αιλευ. (40–42 гл. Иез.) и это несчетное число раз, тот не переводил «наугад». Что стоило вместо последних слов подыскать какое-либо приблизительно подходящее к связи греческое слово или вместо вышеприведенных совершенно непонятных выражений поставить что-либо более удобочитаемое? В отношении словорасположения и всей конструкции едва ли можно представить себе два в такой степени своеобразных и непохожих друг на друга языка, как еврейский и греческий. А между тем греческий переводчик (т.е. кн. Иезекииля) даже словорасположению своего подлинника следует с неизменною верностью» (96–97). В целой книге Иезекииля Корниль находит лишь одно место, где изменено словорасположение, и то, самым незначительным образом.

Необыкновенная близость к подлиннику перевода кн. Иезекииля у LХХ, доказывается затем и употреблением союзов, частиц, местоимений, глагольных форм, различных оборотов и т.п. Союз «ו», означающей в еврейском языке самые разнообразные виды соединения мыслей, иногда даже противоположность их, часто условие, цель, причину, разделение (==ἢ), переведен только 3 раза на всю книгу через ὅτι, один раз через διότι, раз через ἢ, раз через ἵυα, раз через ὃμως, раз через ὃπως (18:10), раз через καὶ ἐάυ (5:7), во всех же остальных бесчисленных случаях он передается через греческое καὶ. Клятвенная частица אם и אם-לא по свойству еврейского языка заключающая в себе отрицательное выражение, хотя буквально значит «если», всегда и переводится через «если» (εἰ ἐὰυ, за исключением 33:11, где οὐ) и т.п. Любимые греческие союзы и частицы, которым нет соответствующих в еврейском языке, употребляются очень редко: δε встречается только 35 раз, ἄυ – 26, οὐδε – 34, μηδὲ – 4, даже γάρ (чему, говорит Корниль, просто едва можно поверить) только три раза, τέ и οὒτε только по одному разу, γέ и πέρ ни разу. Любимый греческий оборот – родительный самостоятельный в целой книге употреблен только 4 раза. Два глагольных времени, которые различает еврейский язык, передаются с неизменною последовательностью. Действительный залог передан страдательным оборотом только 26 раз, – на оборот только 4 раза. Вопреки свойству греческого языка местоимение подлежащее при глаголе не ставится там, где его нет в еврейском подлиннике¹⁷; только в двух случаях сделана уступка для ἐγώ и в двух для οὗτος). Словом, замечает Корниль, греческий язык в книге Иезекииля имеет, благодаря всему этому, какую-то в высшей степени своеобразную физиономию – совершенно негреческую (Рrоl., 97–100).

Но при всей точности перевода LХХ, его нельзя назвать рабским, каков напр., перевод Акилы. Где еврейское выражение в буквальной передаче его, совершенно затемняло бы смысл, там Александрийский переводчик Иезекииля не стесняется заменять его выражением описательным, и более ясным; напр., в 16:55 еврейское לְקַדְמָתָן буквально «нечто прежнее», «прежнее состояние», («возвратятся в прежнее состояние») он переводит целым придаточным предложением: καθὼς ἦσαν ἀπ᾿ἀρχῆς). Но таких случаев Корниль насчитывает на всю книгу едва 14–15. В первой главе книги в качестве примеров такого свободного перевода можно указать на перевод в ст. 7 слова רֶגֶל «нога» через σκέλος (голень), קָלָל через ἐξαστράπτου («блистающая»); а также названия חַשְׁמַל ст. 4 и 27 через ἠλέκτρου. קרח ст. 22 через κρυστάλλος; смысл 2 последних слов (как увидим впоследствии) к этому времени были утерян, но по необыкновенной важности их для смысла, где они употреблены, 70 не решились просто переписать, по обыкновению своему, их греческими буквами, а перевели по догадке первое через ήλεκτρου, а второе через κρύσταλλος, «полагая, что лучше что-нибудь сказать, чем давать загадки читателю» (блж. Иер. на Иез. 3:15). В самых крайних случаях, когда это настоятельнейше требуется ясностью речи, Александрийский переводчик кн. Иезекииля позволяет себе прибавить к подлиннику и целое слово; так обозначение пророком Иезекиилем месяца и числа сделано напр., в 1:1 так: «в четвертый в пятый месяца»; в буквальной передаче на греческий, как и на всякий другой язык, это выражение было бы совершенно непонятным, и переводчик должен был поставить после τετάρτῳ еще μηνὶ.

При такой точности и добросовестности перевода книги Иезекииля у 70, этот перевод может вполне служить для нас представителем текста этой книги, существовавшего во время перевода, т.е. в IV до Р.X. Между тем масоретский текст принял настоящий свой вид (был пунктирован) не ранее VI в. (так как блж. Иероним и Талмуд знают только не пунктированный текст). И дошел до нас текст 70 как мы видели, в гораздо более древних рукописях, чем еврейские: древнейшие греческие кодексы принадлежат IV в. до Р.X., а старейшая еврейская рукопись X века.

* * *

Являясь достойными соперником масоретского, текст 70 для первой главы Иезекииля не может, однако притязать на такое доверие, чтобы все споры его с масор. решать в пользу его. В случаях разногласия этих двух важнейших текстов нужно обращаться к другим древним текстам, каковыми являются Таргум, Пешито, греч. переводы Акилы, Феодотиона и Симмаха и древние латинские.

Первый по древности и важности из этих текстов, – текст, даваемый Таргумом. Представляя из себя вообще большой цены, независимый от масоры и более ее ранний памятник еврейского текста, часто обличающий масоретов в уклонении от первоначального текста, таргум на пророков еще важнее других таргумов своею почтенной древностью. Он принадлежит Ионафану-бен-Узиилу, который считается в еврейском предании главным учеником знаменитого Гиллела Старшего, учеником которого был и учитель ап. Павла Гамалиил. Таким образом этот таргум древнее известного таргума Онкелоса на Пятикнижие. Его можно считать представителем еврейского текста, который употреблялся в палестинских синагогах I в. до Р.X. Передаваясь устно, текст таргума не разделил судьбы еврейских свящ. книг в гонение на них. Но при пользовании таргумом нужно постоянно иметь в виду, что он не есть точный перевод библейского текста, а перифраз его; а таргум на пророков свободнее других в своем перифразе. Что касается 1 гл. Иезекииля, то таргум большею частью согласен с масоретским текстом и только один раз (13 ст.) отступает от него и один раз косвенно подтверждает чтение 70 (ст. 7). Вообще же сличение таргума с 70 показывает, что уже во время составления его все крупные разногласия масор. текста с 70 существовали в 1 гл. Иезекииля (в ст. 9, 11, 13). Но обстоятельство это, можно объяснять не непременно тем, что и тогда уже оба текста разнились, а и тем, что таргум впоследствии мог быть согласован с масор. т. в местах наибольшего уклонения его от последнего (тогда как наименьшие уклонения нетронуты правщиком).

Нужно при этом помнить, что древнейшая с несомненностью датированная рукопись таргума восходит лишь к двенадцатому веку¹⁸.

С еврейского же текста до составления масоры сделан был и сирийский перевод, известный под именем Пешито. Время его появления не установлено точно: сирийское предание относит его ко времени Эдесского царя Авгаря, но несомненные свидетельства о существовании его начинаются лишь с IV в., когда его цитирует сирийский еп. Афраат и св. Ефрем Сирин. Обыкновенно происхождение Пешито относят ко II в. на основании упоминания Мелитона Сардийского о каком-то переводе ὁ Σύρος, а также потому, что значительное распространение около этого времени христианства в Сирии требовало замены непонятной для населения греческой Библии сирийской.

В основу Пешито лег несомненно еврейский текст, близкий к масоретскому, но не вполне тождественный с ним. Пешито нередко уклоняется от масорет. т. и приближается к 70 (так в 1 гл. Иез. отчасти в 13 ст.). Относительно разногласий этих с масор. т., конечно, можно думать, что они обязаны позднейшему исправлению Пешито по 70. Но можно с не меньшим правом заключать, что в основе Пешито лежит еврейский текст, не вполне сходный с нынешним масор. т. Автор его по местам обнаруживает знакомство с палестинско-иудейскими традициями, из чего можно заключать, что он был еврей, но христианские воззрения его отражаются на понимании мессианских мест. За то, что перевод принадлежит христианину, говорит и молчание о нем Талмуда, который упоминает о переводе 70, Акилы и таргуме. В передаче еврейского текста 1 гл. Иез. Пешито не особенно точен: так он уничтожает inf. abs Иез. 1:3, опускает то, что ему кажется излишним – одну из двух рядом стоящих форм одного слова: 1:17, ср. ст. 6; прибавляет, напр. отрицание в 1:14. Посему при восстановлении по нему еврейского текста нужно быть осторожным¹⁹.

С еврейского же текста до составления масоры сделаны были переводы Акилы, Феодотиона и Симмаха. От этих переводов дошло до нас вообще немного. Это немногое дается теми отрывками из экзапл Оригена (где были помещены эти переводы), которые ученым удалось извлечь из разных цитат древних писателей и которые собраны Фильдом в стоившем ему 10 лет работы труде: Originis hexaplorum quae supersunt, Oxford 1845. В отношении к книге Иезекииля к этому труду кое-какие дополнения сделаны Корнилем из проштудированного им одного греческого гекзапларного кодекса (62 Парс., у Кор.).

Те несколько строк, которые сохранились из этих переводов для первой главы Иезекииля, еще раз подтверждают, что во времена этих переводчиков (Акила жил в первой половине II в. по Р.X., Феодотион сделал свой перевод вскоре после Акилы, а Симмах вскоре после Феодотиона), еврейский текст Иез. 1 гл. уже имел почти такой вид, в каком читали его масореты. Все нынешние разногласия еврейского текста с 70 существовали и тогда.

Эти три древние перевода важны для 1 гл. и в экзегетическом отношении: из них узнаем, как понимались в то время трудные слова 1 гл., непонятные уже для 70 (chaschmal, kalal, kerech, tharschisch).

* * *

Будучи вообще надежнее масор. т., перевод LХХ имеет то невыгодное отличие от этого текста, что различными рукописями своими передается далеко не с таким согласием, как масор. т. Можно сказать, нет двух кодексов 70, которые не имели бы в исследуемой главе нескольких крупных разночтений. Есть рукописи, не имеющие из 1 гл. Иезекииля целых стихов (14 ст.) и предложений (в ст. 24 и 25). И толкователю, решившемуся читать 1 гл. пр. Иезекииля по 70, приходится ранее устанавливать самое чтение. Можно не преувеличивая сказать, что сохранившиеся памятники 70 представляют более 30 чтений первой главы Иезекииля.

Само собою понятно, что разногласия между различными кодексами 70 простым большинством голосов решаться не могут. Ряд памятников могут повторять друг за другом одну и ту же ошибку, если эти памятники стоят между собою в зависимости или какой-либо близости. И древность известного памятника сравнительно с другими еще не ручается за правильность даваемого им чтения: в каком-либо позднейшем кодексе случайно могло сохраниться более верное чтение. По странной случайности для исследуемой нами главы оказывается, что соперничающие между собою по древности кодексы 70 наиболее разноречат в трудных местах главы.

Десятки лет упорной работы над сличением различных памятников перевода 70 дали возможность Де-Лагарде ориентироваться в них. Результатами его работы воспользовался, применив их к книге Иезекииля, упомянутый Корниль. Им обоим удалось показать между этими памятниками известную зависимость и связь и по этой зависимости разбить их на несколько групп.

При установлении текста 70 весьма важно принимать во внимание, к какой группе принадлежит памятник, дающий то или другое чтение. Согласное чтение известного места памятниками, принадлежащими к одной группе, считается за один голос в пользу этого чтения, сколько бы памятников этой группы ни давали одинаковое чтение.

Все сохранившиеся памятники перевода LXX подводятся под 3 группы или так называемые рецензии. В III и IV в. разногласие между списками LXX побудило некоторых образованных пастырей христианской церкви предпринять сличение и исправление перевода LXX, благодаря чему явились и получили распространение в церкви три главных чтения или рецензии LXX, получившие название от имени их авторов.

Главная из этих рецензий – рецензия Оригена, данная в его знаменитых гекзаплах и октаплах, дошла до нас из вторых рук: Евсевий и Памфил списали тот столбец гекзапл, который содержал в себе рецензированный Оригеном текст LXX со всеми его критическими знаками. Этот текст оригеновской рецензии и нашел распространение в церкви Палестинской. В других церквах были приняты две другие рецензии LXX: в Антиохии и Константинополе рецензия пресвитера-мученика (†311 г.) Лукиана, а в Александрии современника последнего Исихия.

Существующие кодексы LXX распределяются по этим рецензиям на основании главным образом библейских цитат у св. отцов. Несмотря на возможную неточность этих цитат, все они в совокупности часто указывают, какое чтение известного места было принято в той церкви, в которой жили и действовали тот или другой отец, и рукописи, дающие такое чтение, причисляются к рецензии, господствовавшей в этой церкви. Но кроме греческих кодексов 70, распределению по рецензиям подлежат и древние переводы, сделанные с текста 70, которые являются, такими же памятниками этого текста, как и греческие рукописи его. Таковы переводы коптский, эфиопский, арабский, и готский.

На основании цитат Златоуста и Феодорита, Корниль рецензию, употребительную в Константинопольской церкви (Лукиана), видит в кодексе так наз. Венецианском, Venetus, в Венецианской библиотеке San-Marco под №1 (изданном у Парсонза под № 23) и 5 минускульных, т.е. написанных скорописью кодексах: 1) Ват. библ, № 1794, ок. XI в. in folio; Парс. № 48, 2) Парс. № 51, принадлеж. Медичи во Флоренции ок. XI в. 3) Парс. 231, Ват. библ. IV-XI на Папирусе; содержит отдельные библейские книги; из 1 Иез. нет 1–5 ст. 4) Брит. муз. 1, 13, 11; содержит только 16 пророков. 5) Парс. 36; Ват библ. № 347; перг., в лист; 16 пророков; XI в.

По Лук.–Конст. рецензии сделан и славянский Перевод, вышедший из Константинопольской церкви, что и подтверждается согласием с упомянутыми кодексами древних списков славянского перевода даваемых напр. Толковыми пророчествами Кирилло-Белозерской Библиотеки № 9/134 (рукопись XV), Острожской и отч. Елизаветинской Библиями (в 1 гл. Иез. это согласие обнаруживается в ст. 18–22). По этой рецензии сделан был и готский перевод еп. Ульфилы, но для книги Иезекииля он не сохранился²⁰.

Определить, какие из сохранившихся кодексов и «сыновних» (Кор. «Tochterüberzetzung») переводов 70 относятся к остальным двум рецензиям, труднее.

С рецензии Алекеандрийско-Исихиевской должны были быть сделаны переводы, вышедшие из недр Египетской церкви – коптский, эфиопский и арабский и может быть Vetus Latina²¹.

На основании этих переводов и цитат Кирилла Александрийского (хотя не писавшего о книге Иезекииля, но часто цитирующего ее), Корниль причисляет к этой рецензии ряд кодексов, не имеющих значения для 1 гл. С этими кодексами египетские переводы редко сходятся, а сходятся они, и в 1 гл. Иез. не раз, с знаменитым кодексом Александрийским. По преданию он написан знатной египтянкой Феклой вскоре после Никейского собора. Во всяком случае он весьма древнего происхождения. Он подарен в 1828 г. английскому королю Карлу I Кириллом Лукарисом и с 1753 г. хранится в Британском музее, обществом которого издан фотографически в 1801–3 г.

Что касается египетских переводов, которые для восстановления Исихиевой рецензии имеют наиболее решающее значение и очень часто в 1 гл. Иез. расходятся с еврейским текстом, то каждый из них сохранился в различных видах и памятниках.

Наиболее древние из них коптские переводы, существующие на всех трех коптских диалектах: верхне-, средне- и нижне-египетском. Первые два сохранились в отрывках, а последний сохранился в полном виде в многочисленных рукописях и частно издан. Великие пророки изданы с латинским переводом Н. Tattam, Oxford 1852. Коптский перевод дает более чистую и первоначальную ступень египетской рецензии, чем сам Александрийский кодекс, так как в нем нет большинства проникших в Александрийский кодекс «гекзапларных вставок» (Кор.) из еврейского текста. Но перевод довольно свободен: «сокращения и прибавления не редки» (Кор.).

О древности эфиопского перевода можно судить по свидетельству Иоанна Златоуста, который говорит, что эфиопы читают писание на родном языке. «Но так ли древни немногочисленные дошедшие до нас рукописи его, сомнительно» (Кор.). В этом переводе различают 2 редакции: древнейшую, сделанную по 70, и позднюю, представляющую собою переделку первой по масор. т. Конечно последняя для науки не имеет никакой цены. Но первая часто обличает в 1 гл. Иезекииля Александрийский кодекс в прибавках из масорет. т. так же часто, как коптский перевод. Впрочем, не все одинаково ценят эфиопский перевод; так один старый экзегет по Кор. говорит о его рукописях: codicem alexandrinum presse et κατὰ πόδα sequuntur. Де-Лагарде, на очень спорных, впрочем, основаниях, думает, что эфиопский перевод сделан лишь в XIII веке с арабского. Но тонкость в знании греческого языка, какая дает себя чувствовать в этом переводе, указывает на раннее время и вообще неоспоримо, что весь колорит эфиопского перевода греческий, а не арабский. Для этой тонкости чувства языка особенно характеристичны переводы составных из предлогов и существительных греческих слов: так в ἐξαστράκτον т.е. πῦρ 1:4 эфиопский перевод передает не только понятие молнии, но и предлог εξ, тогда как в коптском и арабском передается одно понятие молнии: «огнь блистаяйся». По мнению Корниля «представленный эфиопским переводом текст 70 принадлежит к лучшим из дошедших до нас и по доброте и первоначальности соперничает с древнейшими и наиболее почетными рукописями».

Варианты эфиопского перевода на книгу Иезекииля в сравнении с другими египетскими переводами и греческими кодексами тщательно собрал Корниль, который изучал этот перевод по рукописи из Франкфуртской городской библиотеки, помещенной в Ruppel, Riese in Assirien II, 407. Рукопись из 64 пергаменных листов in 80, и судя по качеству пергамена рукопись не поздняя (Кор.) Арабский перевод издан в Парижской полиглотте, с которой перепечатан в Лондонскую. Парижский текст основан на одной рукописи, которой владел de Breker, французский посол при Султане. Английские ученые восполнили пропуски Парижского издания по одной Оксфордской рукописи из наследства Seldens. Текст Парижской полиглотты, как показало изучение его, есть перевод для египетских христиан из арабов с 70, Лондонский для сирийских с Пешито. Посему особенно важен 1-й текст. От перевода коптского в отношении первой главы араб. пер. невыгодно отличается тем, что имеет гекзапларные против Александрийского текста прибавки так 1 11:1, 16; 2 1:22. Но им противостоит значительное число пропусков: 1:25; 1:26 и еще в 30 местах книги.

Представителями Палестинской рецензии Евсевия и Памфила служат несколько кодексов, которые у истолкователей 1 гл. Иезекииля находят очень частое применение при восстановлении текста ее, давая в трудных местах ее легкое и удобное чтение. Таков прежде всего Ватиканский кодекс, не уступающий в древности Александрийскому. Отпечатан специально по древнему шрифту отлитными буквами по поручению курии Verzellone, Cozza Sergio 1868 г. К Палестинской рецензии принадлежат за тем кодексы Маршалианский (Marchalianus) и Чизианский (Chisianus). Первый (кодекс пророков), названный от имени одного из бывших собственников его, переменивший несколько владетелей (от имени одного из которых названный) и на некоторое время исчезавший, с 1875 г. находится в Ватикан. библиот. Монфокон относит его к VII веку, Тишендорф к VI или VII. Важен своими гекзапларными знаками и приписками. Чизианский-минускульный, содержащий только великих пророков²²; его относят к XIV, XI или IX в.; все лишнее из еврейского текста в нем прибавлено под астериском (в 1 гл. Иез. ст. 1, 8, 11, 14, 23–25, 22); ἰδού исправлено везде в εἶδού; словом кодекс явно правлен по масор. т. и в отношении правописания χωβαρ, εκαστω вм. εκαστερω. υπεραυω вместо υπερανωθευ; в 13 ст. вставлено εστι.

По сохранившемуся в Кесарии списку, гекзапл Оригена в 617 г. сделан монофизитским епископом Павлом Тельским сирский перевод 70. Этот перевод замечателен 1) своею точностью: передает самые незначительные греческие частицы; 2) рукопись, в которой сохранился этот текст (так наз. codex Ambrosianus), всего на столетие моложе его. Таким образом этот гекзапларный кодекс одно из драгоценнеших сокровищ, которыми мы владеем, и который каждой критике ветхозаветного текста решительно необходим (Кор.). Он издан фотографически Ceriani в 1874 г.

* * *

Из всех перечисленных текстов 70 и переводов с 70 наиболее разногласит с масор. т. Ватиканский кодекс. Вместе с тем кодекс этот дает самый краткий и ясный текст 1 главы Иезекииля. Он совершенно не имеет наиболее темного в гл. 14 ст. и значительно короче и проще передает столь неясные и наполненный по-видимому излишними повторениями стихи 23, 24 и 25.

Тем не менее было бы большою научною неосторожностью считать, подобно некоторым экзегетам, этот кодекс единственно верными представителем перевода 70. Чтению его можно верить лишь тогда, когда оно подтверждается представителями других рецензий, напр. кодексом Александрийским, египетскими переводами или кодексами, сохранившими Лукиана. А это бывает довольно редко. Большей частью чтение Ватиканского кодекса стоит одиноко, поддерживаемое только родственными ему кодексами: Чизианским, Маршалианским и Амвросианским, которые пропуски его большей частью заключают под астериск. При этом невольное внимание обращает на себя то обстоятельство, что такое, расходящееся с другими кодексами чтение дается Ватиканским кодексом в наиболее трудных местах главы, которые в передаче его теряют свою трудность и неясность. Тут является подозрение, что трудности намеренно устранены: silendum putaverunt, ne scandalum legenti tacerent (блж. Иер. на 14 ст.).

После того как установлено чтение известного места у 70 возникает вопрос об отношении этого чтения к еврейскому, когда последнее расходится с первым. Тут тоже новейшие толкователи пророка Иезекииля вдаются в крайность, противоположную старым толкователям. Как те в таких случаях отдавали предпочтение без всяких еврейскому тексту, так эти безусловно верят греческому.

Истина, как и всегда, в середине. Нельзя забывать, что перевод 70 все же перевод. Как ни точен греческий перевод книги Иезекииля, но в нужных случаях самый добросовестный переводчик жертвует буквой духу. Итак, при разногласиях 70 с еврейскими текстами, нужно прежде всего ставить вопрос, не есть ли это разногласие просто свобода перевода, допущенная по какими-либо соображениям или причинам. Таким путем можно объяснить напр. даже такое крупное разногласие LXX с масор. т. в 1 гл. Иезекииля, какое представляет одно выражение ст. 7 (масореты: «и ступня ноги их, как ступня тельца»; 70: «и крылаты ноги их»).

Когда еврейский текст имеет что-нибудь избыточествующее против 70, то было бы слишком большим пристрастием к 70 подозревать еврейский текст в произвольной прибавке на том лишь основании, что перевод 70 вообще очень точен. В таких случаях правильнее предполагать опущение слова со стороны 70, чем прибавку его в еврейском тексте. Внести слово в священный текст было психологически невозможнее, чем опустить при переводе слово, казавшееся лишним неуместным или неудобным. На этом основании мы не решаемся с 70 опускать в 9 ст. «и лица их», в 11 ст. «и крылья их», в 15 ст. hachajjot, в 22 – hannorah как ни трудно объяснимы они, особенно первые два. Трудность для объяснения скорее доказательство в пользу еврейского текста, чем 70: скорее решились бы опустить неясное слово, чем прибавить неясное.

Иначе надо поступать, если у 70 находим избыточествующее против масор. т. слово. Если оно трудно и неудобно, то можно масор. т. подозревать в его пропуске. Доказанная точность 70, дозволяя им по местам свободный перевод и даже опущение неясных слов, никак не могла позволить им вставки слов, вносящих в описание целые новые понятия. На этом основании мы считаем подлинным чтение у 70 в 4 ст. одного слова ἐν αὐτῷ, в 26 ст. ἐπ᾿αὐτοῦ, слов, которые по краткости своей в еврейском языке могли исчезнуть из текста; с меньшей уверенностью мы готовы признать подлинность целого предложения в 7 ст. καὶ ἐλαφραὶ αἱ πτέρυγες αὐτῶν.

Остаются теперь те немногие случаи, когда 70 и масореты положительно противоречат друг другу. На протяжении всей главы можно указать лишь один такой случай. Это ст. 13 (по масор. т. «вид животных был как вид углей»...; 70: «посреди животных были как бы угли»..). Здесь в виду всех изложенных соображений о более благоприятных условиях для сохранения текста 70 чем масоретского, а также по всем внутренним основаниям, приходится отдать предпочтение 70.

Если относительно мест, разноречиво передаваемых масор. т. и 70 возможен вопрос о порче этих мест в том или другом тексте, то относительно мест, согласно передаваемых тем и другими текстом, по-видимому, не должно быть речи о порче. Повреждение известного места в одном памятнике было бы обличено другими, независимыми от него. К сожалению, эти соображения не принимаются во внимание западной библейской критикой. Она находит возможными объяснить 1 гл. Иезекииля при предположении порчи и в местах ее, согласно передаваемых всеми текстами и переводами.

Мы покажем, что все такие места объяснимы без этого тяжелого предположения.